net/readfic/6557382
Белое откровение
Направленность: Слэш
Автор: Bonni. (https://ficbook.net/authors/278326)
Беты (редакторы): Saturn_is_internal (https://ficbook.net/authors/2344384)
Гаммы: Jemand Fremd (https://ficbook.net/authors/1386053)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Мин Юнги/Пак Чимин, Чон Чонгук/Ким Тэхён, Чон Хосок,
Ким Сокджин, Ким Намджун
Рейтинг: NC-17
Размер: Макси, 293 страницы
Кол-во частей: 27
Статус: закончен
Метки: Счастливый финал, Аристократия, Драконы, Волшебники / Волшебницы,
Сказка, Первый раз, Намеки на отношения, Частичный ООС, Магия, Underage,
Романтика, Ангст, Драма, Фэнтези, Философия, Hurt/Comfort, AU, Songfic,
Вымышленные существа, Исторические эпохи, Смена сущности, UST
Описание:
Весь Уотердип поднялся на уши, когда пошла молва о похищении младшего
принца. Но никто даже мысли допустить не мог, что Пак Чимин больше всего на
свете желал быть похищенным.
Посвящение:
Ребятам-боннятам ❤
Примечания автора:
◈ КАРТА КОРОЛЕВСТВА: https://vk.com/doc192380879_569503105
◈ Трейлер №1:
— https://youtu.be/pRZ3TqEUs14
◈ Трейлер №2:
— https://www.youtube.com/watch?v=i_SLxyyjvhg
◈ Трейлер №3:
— https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-rvo
◈ Трейлер №4:
— https://www.youtube.com/watch?v=N22L_tBhk6w
◈ Трейлер №5:
— https://www.youtube.com/watch?v=IbMJYmgnvK4
◈ Лучшие обложки:
#1: https://vk.com/photo-92416378_457244300
#2: https://vk.com/photo-92416378_457244167
#3: https://vk.com/photo-92416378_457243976
#4: https://vk.com/photo-92416378_456241564
#5: https://vk.com/photo-92416378_456241678
#6: https://vk.com/photo-92416378_456241310
Оглавление 2
1. Запретный плод сладок. 3
2. Не заглядывай в замочную скважину. 18
3. Прекрасный акт альтруизма. Часть первая. 27
4. Прекрасный акт альтруизма. Часть вторая. 37
5. Танцы во льдах. 45
6. Куда ведёт отчаяние? Часть первая. 54
7. Территория невинности. 63
8. Куда ведёт отчаяние? Часть вторая. 74
Примечание к части 82
9. Восхитительное осквернение. 83
10. Меридиемы. 95
11. Запретные воспоминания и алмазные замки. 107
12. У каждой ночи свой рассвет. 116
13. Яблоко в карамели. 131
14. По ту сторону маски. Часть первая. 141
Примечание к части 150
15. По ту сторону маски. Часть вторая. 151
16. Перламутровая песнь Астры. 162
Примечание к части 173
17. Проснись! 174
18. Сердце дракона. 184
19. Назови моё имя. 194
20. Сжечь королевство дотла. 205
21. Огонь в воде. 223
Примечание к части 232
22. Слепота. 233
23. Немезида. Часть первая. 246
Примечание к части 259
24. Немезида. Часть вторая. 260
Примечание к части 270
25. Танцуй со мной до конца любви. 271
Примечание к части 283
26. Роман о Розе. 284
Эпилог. Нежно, трагически. 298
Примечание к части 303
Примечание к части Твиттер, в котором я вас очень жду:
https://twitter.com/BOT_TA_BONNI
Юноша, сидящий на лавке за столом, сдув со лба по-мышьи серые пряди волос,
попытался вздохнуть, но из-за пыли, исходящей от свитков, лишь слегка
кашлянул и недовольно забурчал себе под нос.
Принц Пак Чимин и его младшая сестра Пак Сончан стали для него чем-то
большим, чем особами королевских кровей, которых он обучает всему, включая
этикет и положение вещей в Уотердипе. Королевство, расположенное на северо-
востоке и окружённое горно-озёрной местностью, не отличается большим
размером, но вот земли, которыми владеет король Пак Доджи, довольно
обширны и простираются на сотни вёрст.
— Он о драконах.
— Я знаю об этом, поэтому и спрятал его, а читаю только ночью с одной свечой.
Ты ведь не расскажешь отцу? — принц внимательно, но в то же время с немой
мольбой взглянул в глаза учителю.
— Это ладно, — отмахнулся принц, а Хосок по выражению его лица понял, что из
уст грянет что-то не очень хорошее. — Ты ведь помнишь Чонгука?
— Это могли быть гули, накеры или ещё какие-нибудь голодные падальщики. Вы
слишком впечатлительны, — отметил Хосок, аккуратно разворачивая одну из
десятка рукописей о начале Шестилетней Войны.
Пока Хосок слушал Чимина, в его голове на секунду закралась мысль о том, как
сильно принц отличается от своего старшего брата и главного претендента на
трон Пак Минвона. Чимин зарывается в горах из книг и свитков, коротая всё своё
свободное время в королевской библиотеке, ночами напролёт читает под едва
горящей лампадкой, потом зевает на приёмах, тогда как смекалистый, немного
эгоистичный и импульсивный Пак Минвон всего себя отдаёт искусству боя и
постижению военной стратегии вкупе с политикой.
***
— Я могу идти? — склонив голову, услужливо спросил Чонгук. Лицо его походило
на угасающий огонёк свечи, как и у большинства слуг.
◈ Земляной дракон.
◈ Воздушный дракон.
◈ Огненный дракон.
◈ Водный дракон.
Место обитания: Озёрная местность вблизи гор. Гнездится внутри гор при
наличии внутренних водных каналов.
***
8/303
Чимин быстрыми семенящими шагами движется по тёмному длинному коридору,
каменные стены которого освещаются редкими факелами с потрескивающим
слабым огнём. Принц из комнаты прислуги незаметно стащил серую невзрачную
накидку из плотной ситцевой ткани и судорожно пытается сложить её в
маленький свёрток так, чтобы можно было припрятать под своим тёмно-красным
дублетом.
Этот мальчишка начал прислуживать несколько лет назад, когда ему едва
исполнилось пятнадцать. Он не намного младше самого принца, а король, по
настоянию придворных учителей и советников, решил приставить к младшему
принцу ровесника. Для того, чтобы Пак Чимин не забывал о своей королевской
принадлежности и относился к слугам так, как подобает, несмотря на их
возраст.
— Чёрт, — выругался принц себе под нос, решая раскрыть карты. — Да, я стащил
с кухни накидку.
— Что? — густые брови черноволосого поползли вверх. — На кой Вам эта тряпка?
Чимин снял с себя чёрную мятую рубашку, что была надета под дублетом, и в
стопках выстиранной одежды, сложенной на лавках, отыскал серую котту.
— Я хочу сходить в лес, — ответил принц, перед этим тщательно обдумав, стоит
ли посвящать Чонгука в свои планы.
10/303
— Меня не поймают. В дневное время выбраться вообще не представляется
возможным, — возразил принц, перевязывая кожаные шнурки на рубахе.
— Нет, ты можешь…
Приятный влажный воздух окутал лицо принца, потоком проникая в покои через
распахнутые двери балкона. Пламя факелов заколыхалось, пуская по каменным
стенам дрожащие тени.
11/303
— Несомненно, — с неприкрытым страхом ответил слуга, взяв с тумбы свою
масляную лампу.
***
Чимин лишь быстро качает головой, озираясь по сторонам так, что накидка
сползает с головы. Если Чонгук каждый раз вздрагивает, когда под ногой
ломается ветка, или где-то в кустах что-то шуршит (скорее всего, просто ветер),
то принц ровным счётом наоборот. Он не может скрыть во взгляде
неподдельной восторженности, пытается в сгущающейся темноте разглядеть
каждый листик, каждую шишку и насекомое.
— Что?
— Раньше всё было проще: чудовища злые, люди добрые. А теперь… — Чонгук
замолчал на несколько секунд, обдумывая свои слова и почему-то понизив тон
голоса. — Перемешалось как-то всё. На каждом шагу разбойники, готовые
перерезать тебе горло за корочку хлеба. Люди стали мрачными, ленивыми и
голодными, а от голода и злость, и жестокость.
— А твой отец много знал о здешних местах, — Чимин решил поддержать беседу
и успокоить юношу, больше утверждая, а не спрашивая.
Только вот Чонгуку было совсем не до смеха. Слуга замер, отстав на одну кочку,
и уставился куда-то вперёд. Кожа его побелела, точно полотно, а губы сжались.
Лампа, догорая, покачивалась в его застывшей руке.
13/303
— Чонгук? — Чимин развернулся к брюнету, нахмурившись. — Ты чего?
Туманная мгла окутывает болото. В ней очень легко и просто потерять дорогу,
напороться на какие-нибудь скалы. Но всё это просто ничто по сравнению с
чудовищем, которое в ней таится.
— Бегите!
Пак понимает, что слуга мчится следом, слегка подсвечивая масляной лампой
густые колючие кусты, куда оба юноши ныряют, особо не задумываясь, потому
что пронзительный хриплый рёв врезается в спину ледяными стрелами тумана.
14/303
Принц бежит, не разбирая пути, ощущая, как иглы растений впиваются в
подошву сапог, а ветки размашисто ударяют по щекам.
Запах.
Принцу хочется раствориться в этой темноте. Его пульс гулко стучит в висках.
Он смотрит по сторонам, но видит лишь сгустки зловещей темноты. Пытается
понять, где он, но не может. Паника и страх сдавили глотку. Сердце бьётся,
будто готовая к взрыву бомба…
***
15/303
После попытки очухаться, Чимин выслушивает длинную чонгукову тираду о том,
что он был прав, об опасности болот и о том, что они едва не распрощались с
жизнями из-за его «королевского любопытства». А теперь и вовсе скатились в
какую-то пещеру, где могут быть монстры и похуже. В приступе испуга и
обескураженности слуга забывает о формальностях в виде «ваше высочество»,
но, очухавшись от шока, приносит свои извинения и интересуется, что же им
теперь делать.
— Перестань нести чепуху, — принц возвёл очи горе. — Здесь, скорее всего,
обитают скальные тролли. Они подскажут нам, как найти выход.
Чимин, дабы избежать очередной паники, решил не говорить о том, что всё-таки
стоит приготовиться к худшему. Иначе можно угодить прямиком в суп. О том,
что скальные тролли не прочь полакомиться человечиной, Чонгуку знать совсем
необязательно.
Принц проглотил язык, взглянув на место для сна. Это и правда было некое
подобие постели, сооружённой из подручных средств и расположенной прямо на
холодном каменном полу. Где-то рядом журчал ручей. Чимин сделал несколько
шагов и осветил пещеру, обнаружив ещё и деревянный стол, заваленный грудой
каких-то диковинных вещичек. Это были стеклянные бутылки из-под эля,
деревянные кружки, свёртки папируса и прочие предметы человеческого быта,
которые никак не могли принадлежать безмозглому скальному троллю.
— Это неважно, ваше высочество. Нам надо убираться отсюда, потому что мы
неосознанно вторглись на чью-то территорию и…
***
Поток воды несёт к одной из пещер, что на уровень выше той, куда ему нужно.
18/303
Примечание к части второй трейлер: https://www.youtube.com/watch?
v=N22L_tBhk6w
Намджун живёт на нижних склонах горы. В его пещере нет водных каналов, но
зато есть куча ненужного барахла, что он натаскал за долгие годы и, к слову,
продолжает таскать. В его жилище уже почти не осталось места, повсюду
разбросаны вещи людского обихода, книги и прочая ерунда, которой люди
придают какую-то особую важность.
19/303
На щеках Джуна часто выступает чешуя, глаза подсвечиваются, а зубы
заостряются, поэтому нужно быть крайне осторожным, посещая людные места в
виде рынков или трактиров. На протяжении долгого времени Юнги учит
Намджуна контролировать перемену своей сущности. Парень делает это из рук
вон плохо, а если точнее, то практически не контролирует, поскольку ещё
совсем молод. Всего сто двадцать лет отроду, тогда как Юнги в свои сто
восемьдесят почти достиг взросления. Возрастные мерки у них очень
отличаются от людских; взрослыми считаются драконы, достигшие двух с
половиной веков. В среднем они живут от пяти до семи столетий. Точнее, жили.
Юнги, погружаясь в воду, часто задумывается, что же будет с ними дальше. Нет,
не с ним и Намджуном, а с его видом. Из его памяти постепенно стираются
детали, обрывки столетней давности, когда всю его семью, что поселилась на
ничейных землях, истребил сероволосый захватчик. Он создал царство на костях
его сородичей, выстроил королевство и возвёл целую династию, а на гербе
убийцы по сей день красуется обезглавленный дракон.
Они думают, что истребили этот вид. Они думают, что драконы — это
кровожадные монстры, разрушители, которые бездумно изрыгают пламя и
обращают всё в пепел. Они, эти глупые людишки, решили, что у драконов нет
разума, нет чувств и души. Но такие существа, как драконы, имеют свой ритм и
свой собственный набор движений мыслей, чувств и ощущений. В них заложен
уникальный танец, который в принципе можно уловить, только если ты сам
являешься подобным существом с тонкой, но столь мощной душевной
организацией…
Юнги, являясь последним в роду водных драконов, как и подобает этому виду
проводит большую часть времени в воде. Кажется, в королевстве не осталось ни
одного дна или ущелья, которые он не изучил. Найти себе подобного он не смог
и на другом конце мира, в других королевствах, что за тысячи вёрст отсюда.
— Мои ноги ходят по миру без малого восемьдесят лет. С тобой, конечно, мне не
сравниться, — улыбнулся маг, обнажая свои ровные белоснежные зубы. — Но я
путешествовал и видел множество убийств, и разве люди должны испытывать
угрызения совести, когда убивают чудовищ? Гулей? Дриад? — хмыкнул Тэхён,
укладывая в свою корзину белые цветы с синей пыльцой. — Они такие же, как и
вы… Потому что равно верят в то, что они лучше других.
***
22/303
— Пёсья кровь, — выругался сероволосый себе под нос, подсвечивая булыжники.
По коже принца прошла дрожь, когда он понял, что кто-то намеренно замуровал
яму, дабы избавиться от непрошеных гостей. А это означало, что этот «кто-то»
действительно разумен и… невообразимо силён? Камни достигали больших
размеров, ни один человек не поднимет такие громадины, даже если будет
довольно крепко сложен.
Вдруг из кустов полился блеклый голубой свет, и Чимин врос сапогами в траву.
Сердце грохнулось в пятки от страха, но из зарослей лишь выплыл маленький
голубоватый огонёк, чем-то похожий на светлячка. Он воспарил над головой
принца, будто пытаясь что-то ему сказать.
Огонёк настойчиво начал кружить над ним, будто проводя какой-то ритуал или
же возмущаясь. Пак попытался расслабиться и отогнать от себя страх, который
застилает разум похуже королевских вин. Ну, какой-то сгусток света ведь не
сожрёт его, верно? Отмечая про себя, что огонёк по размерам гораздо больше,
чем обычный светлячок, Чимин слегка насторожился, но всё же последовал за
ним. Комок света парил по воздуху, невзирая на лёгкий ветер, так, будто для
эфемерного тела нет гравитации и всё проходит сквозь него. Он будто указывал
Чимину дорогу. Принц засмотрелся на красивые переливы, а голубоватый
чистый свет отражался в его больших глазах.
Парень отметил, что он идёт в обратном направлении, только уже внутри пещер,
а не у подножья горы. Чем ниже он спускался, тем сильнее в воздухе
чувствовался запах сырости и пыли. Звук капающей воды доносился будто
отовсюду: из каждой трещины и щели. Когда из узкого проход превратился в
более широкий, в голове Чимина смутно вырисовывались воспоминания их с
Чонгуком приключения.
Вспоминая резкий всплеск и грохот, Чимин пришёл к выводу, что находится чуть
выше той комнаты, куда они попали с Чонгуком. Звук был именно из этой
пещеры, поэтому юноша, прислушиваясь к каждому шороху, спустился по
«каменному коридору» ещё ниже, отыскав ту самую пещеру с предметами
людского обихода. Чонгук бы уже охал и падал в обморок от страха, но Чимин не
может обозначить свои чувства, как «страх». Скорее, это была помесь страха,
любопытства и интригующей таинственности. Чимин будет копать всё глубже,
пока не утолит любопытство того парня, что сидит внутри.
Чимин окинул взглядом перину, набитую соломой, и чуть присел. Около неё
лежал маленький ножичек и кусок заточенного дерева, дуба или ивы, на первый
взгляд сложно сказать. Но выглядело это так, будто некто пытался выточить из
дерева какую-то фигурку. В прошлый раз парень не заметил деревянный
крепкий стул, придвинутый к столу, и ещё кучу разных вещей. На это не было
времени.
На большом столе стояла посуда, покрытая тонким слоем пыли. Это немного
вводило в заблуждение, потому что зачем она нужна, если не используется?
Также на столе находились какие-то свитки, книги и чернильница с пером.
Чимин взял чернильницу в руку, обнаружив, что та уже давно высохла и пустует.
В подсвечнике стояла новая, едва начатая свеча, затушенная давно, поскольку
совсем холодная. Принц делал ставки на то, что здесь, возможно, живёт маг или
ведьма, но эти предположения сразу отпали, поскольку не было ничего, что они
обычно используют. Ни ступы, ни трав, ни котлов, ни даже кострища.
Внезапно лицо у Чимина стало как у старушки, которая по ошибке вместо кота
погладила крокодила. Не успел юноша осознать действительность, как все его
мышцы разом напряглись, когда из прохода начали доноситься громкие шаги.
Принца одолел омерзительный страх, на секунду даже показалось, что Пак
никогда больше не заставит себя пойти навстречу опасности. Он чуть попятился
назад, роняя со стола фонарь. Стекло на источнике света треснуло, а керосин
масляным пятном растёкся по каменному полу. Чимину почудилось, что он ослеп
от страха, но на деле пещеру сковала темнота. Лишь фитилёк в разбитом
фонаре умирал, догорая слабым огоньком.
Звук одиноких шагов кажется особенно громким в этой зловещей тишине. Они
стихли на несколько мгновений, а потом их звук в разы усилился, быстро
приближаясь к пещере. Каждый шаг — будто громкий пушечный выстрел, что
эхом отдаётся в чиминовой голове. Он сглатывает горькую, мерзкую, словно
глоток невкусного лекарства слюну и зажмуривается.
Шаги всё те же, но тихие, зловещие, звучат уже сбоку. Ждать дольше принц не
может. Холод. Страх… нет, не страх, а леденящий ужас хлынул в его
подсознание потоком, стирая все мысли, все инстинкты, кроме одного — нужно
бежать и спасаться. Немедленно бежать. Куда угодно, лишь бы убежать от этого
страха. И принц срывается с места в кромешной темноте, помчавшись к выходу
из пещеры, слыша за спиной топот, уже громкий и чёткий, как прежде. Чимин
несётся через бесконечный каменный коридор, спотыкается, падает, но
25/303
понимает, что останавливаться нельзя. Ни на секунду.
Ему в спину дышит ледяной ужас, в слепых глазах стоит темнота. Все его
ощущения предупреждают об опасности, заставляя волоски на коже подняться
дыбом. Ему кажется, что сердце сейчас разорвётся, но даже смерть стала бы
сейчас лучшим выходом. Свежая, выжигающая мышцы тела боль сдавливает
горло. Ему будто внушают эту боль. Чимин шумно дышит, ему катастрофически
не хватает воздуха. Продолжает бежать, несмотря на боль в коленях, чувствует,
как острые камни впиваются в его ступни.
Просто исчезает.
— Ваше высочество!
26/303
Голос Чонгука прорезается в сознание. Пак резко поднимает тяжёлые веки,
жадно хватая воздух губами и тут же щурясь от дневного света. На несколько
мгновений ему кажется, что всё это был сон. Ужасный кошмар. Но боль в ногах и
руке будоражит его мысли, заставляя широко распахнуть в недоумении глаза.
27/303
3. Прекрасный акт альтруизма. Часть первая.
— Но…
Он, конечно, не стал упоминать о том, как упал в обморок прямо в лесу, но
неведомое человекоподобное существо каким-то волшебным образом перенесло
его во дворец. Чимин подозревал, что ему всё это почудилось, словно приснился
до жути реалистичный сон, но… Это был не сон. Потому что его одежда была
испачкана, рука разодрана от падения, а испытываемый страх не мог быть такой
реалистичной иллюзией. Чужой голос в голове был настолько реален, что принц,
кажется, мог потрогать его и ощутить, вытолкнуть из собственной головы.
— Я видел то, что не объяснит ни одна пыльная книжка или старинный свиток во
всём Уотердипе, — пониженным тоном ответил сероволосый, от напряжения
начиная пощёлкивать костяшками пальцев. — Это не поддаётся какому-либо
объяснению.
***
Или кто.
— Потому что я подвергну тебя куда большей опасности, — качает головой Пак,
натягивая сапоги. — То, что я видел, не причинило мне вреда в прошлый раз.
Когда Чимин покидает дворец всё тем же путём, Чонгук сгребает подушки,
29/303
укрывая их толстым одеялом, и один за другим тушит настенные факелы.
Брюнет ещё какое-то время топчется на балконе, пытаясь разглядеть в темноте
силуэт принца, а потом осторожно прикрывает двери, отчаянно вздыхая.
В его жизни уже было время, когда всё существование висело на волоске, когда
он не знал, кто друг, а кто враг. И он знает, что это такое — вставать ранним
утром, не представляя, что уготовано тебе судьбой на сегодня: добро или зло.
Ударят тебя или похвалят. Убьют или помилуют.
Опуская ноги с кровати, Чонгук понимает, что не сможет уснуть, как бы сильно
он не устал. Беспокойство за принца окутывает его разум, не давая сомкнуть
глаз, а плохое предчувствие крадётся из самого тёмного угла и пускает по
мыслям свои ядовитые корни. Парень быстро надевает портки и свои потёртые
сапоги, натягивает на крепкое тело рубаху. Кутается в серую накидку,
прихватив свою пострадавшую от прошлого «приключения» лампу.
Было непонятно, чего этот светлячок (или чем бы оно ни было) хочет от него, но,
если не следовать за ним, Чонгуку ничего не останется, кроме как бродить по
тёмному лесу с угрозой наткнуться на стаю гулей или утопцев. Поэтому он
продолжает идти, пробираясь через колючие кустарники и, задыхаясь, просит
огонёк лететь чуть помедленнее.
— У тебя там что, пожар? — ворчит Чонгук себе под нос, когда огонёк улетает
вверх, а ему самому приходится залезать на крутой пригорок, цепляясь
пальцами за мох и торчащие из-под земли корни, при этом пытаясь не раздавить
белый цветок.
В лицо тут же ударяет жар, и брюнет ощущает тепло, которое окутывает с ног
до головы. Он осматривает комнату, в которой оказался, и понимает, что вторгся
на чью-то территорию без разрешения. И отмазка в виде «меня привёл огонёк»
вряд ли сможет оградить его от неприятностей. Парень осматривает
32/303
деревянные стены, отмечая, что повсюду висят какие-то амулеты из камней,
костей и зубов. На полках составлены сухие пучки трав и баночки с
разноцветной пылью, Чонгук счёл бы это какими-то специями или приправами,
если бы рядом грудой не лежали засохшие черепа птиц или ещё чёрт знает
кого.
По коже прошли мурашки, когда ветхие доски под ногами скрипнули. Комната
освещалась расставленными повсюду свечами, а в камине потрескивал слабый
огонь. Чонгук обратил внимание на то, что пахло здесь будто всем и сразу, не
чем-то одним. Запах был похож на аромат той самой цветочной поляны, но
подтравленный чем-то гнилым и горьким.
Чонгук едва не вскрикнул в испуге, когда за его спиной что-то очень громко
зашипело. Он вздрогнул и обернулся, увидев, что из котла, висящего над огнём
камина, начала выкипать синеватого цвета вода. Котёл буквально грозил
взорваться, а вода кипела и выплёскивалась на горящие поленья, образуя
громкое шипение, которое в тишине дома казалось просто оглушительно
громким. До брюнета вдруг дошло, что хозяйка или хозяин дома объявится
прямо сейчас, поскольку его синий суп издаёт шум на весь Уотердип, продолжая
выкипать.
Слуга краем глаза замечает парящий огонёк, что привёл его сюда, а когда
слышит из соседней комнаты скрип, то медленно стягивает со стола лампу и
пятится назад до тех пор, пока не упирается спиной в стену. Амулеты, висящие
на ней, слегка дребезжат и звенят, а у Чонгука душа уходит в пятки, когда он
слышит:
Низкий мужской голос режет его слух, а затем следует какой-то хлопок, будто
кто-то уронил крышку погреба, и она захлопнулась. Резкие шаги в голове
отдаются эхом, а амулеты впиваются в чонгукову спину, поскольку он
максимально вжимается в стену. В комнату из тёмного проёма входит парень.
Точнее, он не входит, а влетает, направляясь к кипящему котлу. Но, спотыкаясь
о валяющиеся на полу плетёные корзины, незнакомец в белой рубахе на худом
теле и с бранным словом на губах грудой валится на пол, и Чонгук аж сам
морщится от глухого болезненного стука.
В один миг Чонгук снова вздрагивает, когда в запотевших окнах видит вспышку
молнии, а затем оглушающий удар грома. Одновременно с этим незнакомец,
сняв котёл с огня, обернулся. Тогда Чону показалось, что он снова готов
обделать свои многострадальческие портки, но нет… Парень лишь взглянул на
него, вжавшегося в стену до такой степени, что там, скорее всего, уже
появилась вмятина. За окном на землю стеной обрушился дождь.
— Как ты…
— Мне очень сильно не хотелось выходить под дождь только из-за лунарии,
поэтому я благодарен тебе и всё такое, — тараторит незнакомец, встав над
столом и будто выискивая из обилия ингредиентов нужный.
— Ой, это всего лишь путеводитель, — возвёл очи горе парень. — А я Тэхён,
которому всё ещё нужна лунария.
До Чонгука, наконец, доходит, о чём говорит этот… человек? Ему нужен этот
белый цветок, а точнее, какая-то «лунария», из-за которой Чонгук вообще
оказался здесь. И он осторожно делает шаг, оставляя цветок на краю стола и
снова попятившись назад, будто бы его могли укусить или вообще отцапать
половину головы.
Чонгук не находит слов, чтобы что-то ответить, поэтому лишь молча наблюдает,
припав к стене. Выходя в город, он много раз слышал о знахарках, живущих
близ деревень. О якобы колдуньях, что варят для горожан всякие зелья и
эликсиры, но мало верил во всю эту брехню. Если и были какие-то старухи,
дерущие с отчаянных девушек и женщин кучи серебряных, то это совсем не
значило, что они обладали какой-то «магией». Магов и чародеек истребили
много лет назад, запрещая даже говорить о них, поэтому Чон ни на секунду не
сомневается в том, что этот незнакомец какой-то обманщик. Но в то же время
брюнет понятия не имеет, как объяснить родимые пятна в виде аккуратных
узоров на его лице и сиреневые, будто слегка подсвеченные глаза.
— Это совсем не то, что ты хочешь знать, — его губ касается настолько мягкая
улыбка, что у Чонгука по рукам бегут мурашки. — Я готовлю кое-что для кое-
кого за кое-какую сумму.
— Ты всё равно не поверишь мне, если я скажу, — качает головой Тэхён, отчего
пряди его светлых волос слегка колышутся. — Поэтому пусть будет «чародей». У
него самое приятное звучание из всего.
— И что ты… Эмн… — брюнет мнётся и складывает руки на груди, потом видит,
35/303
как чародей выуживает из бумажного свёртка прядь каштановых волос.
— Варишь?
— О том, что людям, которым просто хочется жить, плевать на твоё мнение, на
твои доводы и на тебя? — возвращаясь к варке, произнёс светловолосый, а
Чонгук напыжился, пытаясь понять, что до него пытается донести этот чудак.
— Жить в потоке чудес куда интереснее, чем плеваться, искать всему
опровержение и коллекционировать разочарования.
— Плавники келпи, горное масло, — начинает бормотать чародей себе под нос,
погружаясь в своё занятие и будто вспоминая рецепт. — Мускатный орех,
пижма, багульник, махаканская пиявка…
— Но зачем ты отвёл его высочество к пещерам, тогда как мог указать путь куда
угодно? — недоумевал слуга, натягивая на голову капюшон.
— Ну, у меня есть, скажем так, дар, — Тэхён задумчиво уставился в котёл,
наблюдая за цветными переливами в нём.
37/303
Примечание к части Новый трейлер: https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-
rvo
Чимин хорошо запомнил дорогу, по которой его вёл огонёк в прошлый раз. Не то
чтобы принц запоминал каждый поворот, дерево или камень, потому что дорога
пролегала вдоль подножья горы, и не надо быть мудрецом с уникальным
мышлением, чтобы запомнить путь.
В этот раз Чимин не был до конца уверен в своих действиях. Впрочем, как и
всегда. Уверен он был лишь в своих ощущениях. На протяжении нескольких
дней, во время приёмов и бесконечных занятий, принц думал только о том, что с
ним сделает отец, если прознает об этих вылазках. Наверняка его запрут во
дворце. Но это не казалось каким-то изощрённым наказанием, поскольку Чимин
и так провёл почти всю свою жизнь в холодных стенах замка.
То время, когда королева Пак Хёнки была ещё при жизни, начало постепенно
вытравливаться из памяти временем. Чимин был ещё совсем мал для того, чтобы
наслаждаться временем, что они проводили вместе, выбираясь в город или в
леса, безопасные для вылазок.
Его мать была мудрой, доброй женщиной. Несмотря на свою горькую судьбу, она
была добра к слугам, во всём терпима и справедлива. Выдали её замуж за
короля насильно, ради мира между двумя государствами: северным и южным.
Но она, будучи молодой девушкой, совсем не была огорчена своей судьбой,
поскольку знала, что имеет долг перед своей родиной.
Несмотря на то, что дети были рождены от нелюбимого человека, Чимин знал
наверняка, что мать любила всех троих. Она считала, что к каждому ребёнку
нужен индивидуальный подход, поэтому до рождения принцессы проводила
много времени с сыновьями; как со старшим Минвоном, так и с младшим
Чимином. Больше всего она боялась, что сыновья вырастут жестокими, жадными
и властными, каким был её отец, поэтому до рождения дочери занималась с
ними сама. Минвон никогда не имел с королевой особо близких отношений, а
после её смерти почти никогда не говорил о ней.
Чимину было всего пять, когда родилась принцесса Сончан, а когда мать тяжело
заболела и умерла, ему едва исполнилось тринадцать. Он смутно помнит, как
развивались события, поскольку принять её смерть не мог. Принц, несмотря на
свой сознательный возраст, попросту не понимал, куда делась королева,
поскольку поставил в голове барьер. Он видел смерти, видел казни, бывал в
темницах и видел то, как жизнь покидает умирающих от голода и темноты
узников, предателей и преступников. Но его мать ведь была королевой и то, что
она, как и все эти отвратительные люди, могла умереть, казалось априори
невозможным. Куда она пропала? Почему ничего не сказала? Почему трон, на
котором она восседала, теперь пустует?
Он помнит тот леденящий страх, что поглотил его в прошлый раз. Но за эти
несколько дней Чимин впал в ещё большее недоумение, потому что этот страх
казался внушаемым. Он не помнит, почему так сильно испугался и рванул прочь.
Это был всего лишь человек в чёрном плаще и с капюшоном на голове, его голос
был агрессивным и хриплым, но вполне себе человеческим. Тот страх, что Чимин
испытывал во время своего побега, сейчас казался каким-то деревянным и
ненастоящим.
Его тело не могло найти покоя, как и мысли. Эта встреча и это таинственное
сияние жёлтых глаз преследовали Чимина на протяжении этих нескольких дней.
Любопытство любопытством, но теперь принц совсем не мог совладать со
своими догадками и непониманием, вплоть до физического дискомфорта. От
недосыпа болела голова, он начал клевать носом во время приёмов и ужинов, за
что получал подзатыльники от Минвона и недовольный взгляд короля.
Заставив принца охнуть, незнакомец игнорирует его и плавно уходит под воду,
а его волосы приподнимаются и сливаются с ней, погружаясь следом за
макушкой.
Ледяная.
Чимин вдруг подумал, что странные события одно за другим проникают в его
жизнь. За последние пару недель случаев предостаточно: воспоминания,
41/303
которые он, казалось, навсегда позабыл, волшебный огонёк, что указал ему
путь, или голос в его голове, который совсем не принадлежит ему самому. Этот
список можно продолжать и продолжать. Вместе с тем так трудно верить во что-
то, когда ты один и невозможно ни с кем поделиться своими мыслями.
— Тебя не учили, что нельзя трогать чужие вещи? — будто кончиками перьев
врезается в спину хриплый голос, и Чимин резко оборачивается, чуть не
споткнувшись, когда невольно пятится назад.
Застывший на месте Чимин моргнул раз. Потом второй. Существо, кем бы оно ни
было, протягивало ему яблоко. Вот так просто существо, плавающее в ледяной
воде, с голубыми волосами и жёлтыми глазами протягивало ему яблоко.
Кажется, чиминов мир точно пошёл под откос, когда он осторожно ступил
вперёд и перенял фрукт из чужой бледной ладони, стараясь при этом не
соприкасаться.
— Как тебя зовут? — вдруг спрашивает принц, когда на языке крутился совсем
другой вопрос, который должен был прозвучать («кто ты?»).
— На кой тебе вообще давать мне яблоко? — тихо отвечает принц вопросом на
вопрос, опуская глаза. — Ты собирался сожрать меня.
43/303
— Но, несмотря на это, ты снова здесь, — усмехается незнакомец, чуть
отталкиваясь от каменного выступа. — Невзирая на эту угрозу, снова заявился.
Значит ли это, что ты хочешь быть сожранным?
— П-правда?
— Если в другой раз заявишься в моё отсутствие и опять начнёшь лапать мои
вещи — выдерну ноги из королевской задницы и обратно в гузно засажу, —
проворчал парень, следом чуть опускаясь в воду по глаза и пуская носом
пузырьки воздуха.
44/303
— Не уплывай, — тихо попросил Чимин, ощущая, будто что-то ускользает прямо
из его пальцев. — Ты не назвал мне своего…
45/303
Примечание к части ВНИМАНИЕ!
Не проверено бетой, отредактировано будет завтра. Выкладываю сейчас только
потому что вы ждёте. Возможны некоторые глупые косячки, но, надеюсь, вы
меня простите за них.
Если хотите читать более аккуратный текст, то ждите завтра.
И слёзно прошу прощения за такую задержку т.т
5. Танцы во льдах.
— Эта пещера у чёрта на рогах. Зачем ты вообще пошёл за мной? — кряхтя под
нос, Чимин перелез через толстый ствол поваленного дуба.
— Ага, — качнул головой слуга, отчего капюшон чёрной накидки слегка сполз с
угольных волос. — Будто что-то нехорошее должно произойти. Все мои мелкие
страхи слились в одно огромное дурное предчувствие.
— Это ничто иное, как твои страхи, — пожал плечами Чимин, выдохнув пар на
продрогшие ладони. — Давай поторопимся, пока снова не пошёл дождь.
***
Чонгук, подготовив покои принца для сна, долго стоял у балкона, вглядываясь
вдаль. Отсюда было видно огоньки костров на синеватом горизонте, а ветер
едва доносил смех девушек, прыгающих через огонь. Горизонт ночи соблазняет
недосягаемостью, и наблюдая его в этот момент, Чонгук вспоминает времена,
когда он был простым крестьянским мальчишкой. Услышав стук подсвечника,
брюнет вздрогнул и быстро захлопнул двери балкона.
Последние несколько дней Чимин ходил как в воду опущенный. Глубоко в своих
мыслях, намного глубже, чем обычно. Чонгук даже не пытался разузнать, чем
же так встревожен принц. Несмотря ни на что, Чон по-прежнему оставался
слугой и не мог докучать Чимину своими расспросами; его так научили: пока не
спросят — рот не открывать. Возможно, вне стен замка он и может считать
принца своим другом, но здесь, среди этих холодных каменных стен, он в
первую очередь слуга. Чимин и сам бы рассказал, если бы действительно хотел
поделиться с Чонгуком тревогами, что мучают его после последней вылазки из
замка.
Чонгук тушит факелы, желает принцу доброй ночи и вместо того, чтобы
отправиться спать, быстро заканчивает работу на кухне и достаёт со дна своего
сундука единственную праздничную одежду. Надевает тёмно-красный кунтуш,
который стал совсем мал его старшему брату, оттого и перешёл к Чонгуку.
Поправляет волосы и привычным путём покидает дворец.
47/303
Он наслаждается приятным запахом жжёной древесины, который всё
усиливается по мере приближения к деревне. В темноте на перепутье Чонгук
замечает указательный знак с выцарапанными на нём названиями деревень, но
совсем не может ничего разглядеть. Подвыпивший ямщик всё же замечает его
на середине пути, но оказывается вовсе не тупорылым деревенским мужиком,
поэтому не сгоняет Чона с повозки, даже наоборот — дружелюбно болтает с ним
о житейских делах.
Ощущая запах навоза и соломы, Чон ёжится, отмечая, что звук гуляний и искры
от костра исходят из глубины деревни. Немного пройдясь, Чонгук выходит на
небольшую поляну, где веселится много народу. Музыканты, видно, прибыли с
городу и играют задорную музыку, туда-сюда носятся крестьянские дети, играя
в догонялки. На накрытых столах изобилие напитков, овощей и фруктов, в
воздухе плотно засел запах самодельного эля, отовсюду звуки разговоров, смеха
и веселья. Деревенские девушки с венками на головах танцуют с парнями, кто-
то слишком пьяный, кто-то влюблённый, кто-то просто счастливый с румяными
от медовухи щеками.
— Хэй, — хриплый голос парня пустил дрожь по чонгуковой коже. — А что это у
нас тут за бранные словечки?
— Как ты… Что ты… Он… Он живой? — растерялся Чон, судорожно оглядываясь
49/303
по сторонам, но никому не было особого дела до какого-то свалившегося
пьянчуги, здесь такие на каждом шагу были.
Устроившись чуть поодаль у костра, где почти не осталось народу, Чонгук сел
на траву, скрестив ноги, и с характерным звуком откупорил бутылку медовухи.
Светловолосый уподобился ему, совершенно не беспокоясь о своей белоснежной
рубашке, на которой не было ни пятнышка.
— Я тебе тот же вопрос задать могу, — качнул головой маг, устремив свои
сиреневые глаза в сторону догорающего костра. Чонгук сглотнул и отвернулся.
— Ну… Я просто сел на повозку, потому что в городе совсем тихо. Все
празднуют, — неловко пробормотал брюнет, заткнув рот горлышком бутылки.
50/303
— О глазах и метках, — заинтересованно улыбнулся Тэхён уголками пухлых губ.
— Говоришь так, будто видел другие миры, — возвёл очи горе Чон.
— Могу, потому что их нет, — пожал плечами брюнет, будто они говорят о
чересчур очевидных вещах.
Чон снова впал в ступор, но ему удалось поднять свой взгляд и посмотреть на
Тэхёна. Рассмотреть каждый миллиметр его кожи, каждую родинку, каждую
необычную линию тёмных отметин на лице, пересчитать ресницы и заметить
пару вьющихся волосинок на щеках, выбивающихся из прядок.
— Я уверен, что ему пришлось приложить усилия, чтобы стать тем, кем он
является, пройти через множество испытаний, сделавших его сильнее, но не
черствее, — прерываясь, чтобы сделать пару глотков, Тэхён быстро облизал
губы и продолжил говорить: — Его искренность способна растопить самое
чёрствое сердце.
51/303
Чонгук смотрит и думает, что этот странный незнакомец вдруг кажется не
просто умным, образованным и прекрасным во всех смыслах; этот человек
кажется мудрым и невероятно… одиноким? Каждое его слово имело
определённый смысл. Он будто не тратил фраз впустую, его, кажется, вообще
не заботило смущение. Оставаясь непонятным в своих словах, он будто
запутывал людей в своих же мыслях, страхах и желаниях.
Чонгуку кажется, что ещё ни один человек на всём белом свете не смог
разгадать секрет Тэхёна, да и вообще понять его самого, всецело принять
таким, какой он есть. Кажется, словно им восхищаются, боятся, но полюбить его
не осмелился никто. И поэтому он одинок в своём домике посреди глухого леса.
Одинок, но, странное дело, счастлив.
— Я это к тому, что иногда не нужно быть магом или чародеем, чтобы видеть,
кто перед тобой: честный человек или подлец, благородный солдат или
законченный мерзавец, — чуть улыбнувшись, поясняет Тэхён, совсем не
чувствуя вины за вызванный чонгуков стыд. — Для этого достаточно просто
посмотреть в глаза. Говорят, они — зеркало души…
Вокруг вдруг становится слишком тихо. Как никогда. Чонгук слышит чужое
дыхание. Такое ровное, невесомое, совсем рядом. Создаётся впечатление, будто
вот, сейчас он сделает вдох и Тэхён растворится в воздухе, пропадёт, словно он
всего лишь иллюзия и его никогда не существовало вовсе.
И пусть у него не хватит смелости поднять на чародея глаза, Чонгук будет рад
просто побыть рядом, украдкой наблюдая за мягкими жестами тонких рук,
забрасывающих в бурлящий котёл всякие кошачьи глазницы, да селезёнки
летучих мышей.
***
Он уверен.
Засыпая, Чимин в полусне помнил только жёлтые глаза, они висели в тумане
кошмара, как два паука на паутине, и ощупывали его с интересом.
Судорога пробежала по телу, изводя тупой болью и нагоняя ещё больший страх,
словно попытка вернуть сознание в приснившийся кошмар, охвативший каждую
клеточку его тела. Но тут вдруг касание. Будто холодные пальцы проходятся по
его мокрому вспотевшему лбу. Чимин морщится, не различая сон и реальность.
Скулит, сжимает одеяло, оттягивает ткань сорочки, всё ещё погружённый в сон.
Ему снится, что он скован цепями. Ему не выбраться из них больше никогда. И
на каждой цепи красуются прекрасные замки. Мраморный, железный,
сапфирный, изумрудный, янтарный… Их так нестерпимо много, шее больно,
цепь сдавливает грудь, ему нечем дышать, вот-вот он вдохнёт последний раз
и… Но что-то происходит, будто кто-то забирает чиминов кошмар, впитывает,
опустошает сон принца одним движением руки. И Чимин забывает о том, что
замки существуют, переставая метаться на перине. Цепь на его шее трескается,
по ней ползут широкие полосы, звенья опадают, разбиваются о мраморный пол
на тысячи мокрых капель.
Лаская прозрачную ткань штор, свет зари заливает покои, отгоняя мрак,
поселившийся в сознании за ночь, очищая разум и чувства. Впереди его ждал
очередной день, в котором явь, как казалось, была едва ли лучше ночного
кошмара. Но Чимин знал. Знал, что страшный сон вернётся вновь следующей
ночью, если он не попытается что-то с этим сделать.
54/303
Примечание к части если ещё не чекали новый трейлер:
https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-rvo
Но в этот раз приём был какой-то особенный. Беседку в саду украсили сотнями
белых роз, слуги были разодеты так, что их можно было легко спутать с
представителями двора. Чимин мельком оглядел одного из слуг. На рукавах его
одежды были широкие отвороты, декорированые петлями, пуговицами и
вышивкой. Кафтан носился всегда расстегнутым, так что видна была передняя
часть камзола. По какому случаю слугам вдруг выдали такие дорогие наряды?
55/303
— А Вы забыли, милорд? — удивилась она, а её густые ровные брови поползли
вверх. — Сегодня в Уотердип из Ферелдена прибыла королева Ли Руолан со
своей дочерью.
— Что? — слишком громко переспрашивает Чимин, так, что ловит на себе пару
гневных взглядов королевской свиты, тут же тихо извиняясь. — П-почему меня
не предупредили?
Когда Чимин был маленьким, мать часто рассказывала ему о своей первой
любви. Они были прекрасной парой, но совершенно не подходили друг другу.
Она — особа королевских кровей, а он — простой учитель при дворе.
Совершенно разные, ничуть не схожие во взглядах и ценностях, все осуждали
эту любовь и были против их встреч. Но их совершенно не волновало чужое
мнение, всё, что они видели — это глаза друг друга, они любили и были любимы.
Разве этого не достаточно для того, чтобы быть счастливыми?
57/303
Девушка, которую выдали за короля насильно ради союза северных и восточных
королевств, после рождения принцессы Сончан жёстко настояла на том, чтобы
её дети не были обречены повторять её судьбу. Несмотря на благо народа и
долг перед королевством, его мать была сильной женщиной, она добилась того,
чтобы её дети не были обязаны связывать себя брачными клятвами ради блага
королевства. Даже Сончан, младшую принцессу король пообещал не выдавать
замуж без её собственного на то согласия.
«Бракосочетание».
Но её нет.
Чимин даже не заметил, как наступил вечер и небо потемнело. Как беседку
начали освещать десятки свечей, как слуги подавали десерт. Он не заметил, что
принцесса почти не поднимала глаз, созерцая свою тарелку. Как зарумянились
щёки придворных дам, заиграли музыканты. Когда Паку позволили, он ещё раз
поклонился королеве и принцессе, посмотрев в глаза лишь в самом начале, и
поспешно удалился в свои покои.
Пак тут же со звуком захлопнул рот, как только обнаружил на своём пороге
вместо слуги девушку. Принцесса Ли Сонг стояла у дверей, облачённая в
белоснежный шёлковый враппер из дорогой роскошной ткани, украшенный
кружевом, вышивкой и синелью. Её чёрные волосы волнами спускались по
хрупким худым плечам, а кукольные щёки были покрыты румянцем, но скорее
не от смущения, а от страха. Чимин подскочил на ноги, словно его обожгли
горячим паром.
— Ч-то Вы… Т-ты… Вы тут делаете? — заикаясь, принц чуть попятился назад, но
его ноги врезались в постель, отчего он снова чуть не упал.
— Что? — его глаза распахиваются ещё шире, хотя, казалось, куда ещё больше?
— Вовсе нет, В-вы… Вы очень красивы, Ваше высочество, но не… Не нужно,
пожалуйста.
Чимин — не животное.
— Ли Сонг, — перед тем, как выбраться через балкон, Чимин тормозит у его
дверей, тихо окликнув вздрогнувшую принцессу. — Вам не кажется, что это
было как-то по-варварски — отправить Вас почивать сюда?
Чимин на мгновенье замер, понимая, что принцессу точно так же загнали в угол
и, кажется, она очень умна для того, чтобы просто смириться с этим. Он лишь
молча качнул головой перед тем, как покинуть дворец.
***
Он словно несёт в груди неумирающего червя. Казалось, что для Чимина нет
больше надежды, нет утешения. Нет никого, к кому он мог бы обратиться за
помощью. Ни Хосок, ни Чонгук не смогут помочь ему. Никто не в силах ему
60/303
помочь, кроме матери, которой давно нет. Отчаяние проникло в самую глубину
души; в Чимине горел адский огонь, который ничто не могло загасить.
— Я не хочу быть тем, кем мне было суждено стать, — тихим дрожащим голосом
говорит Чимин, опускаясь на колени. — Что мне делать?
— Что мне делать? — вскрикивает Чимин в пустоту, из его глаз льются горькие
слёзы. — Скажи мне.
— Что ты здесь делаешь? — слышит Чимин хриплый голос за своей спиной и тут
же подскакивает на ноги, шмыгая носом.
— Не подходи!
Перед ним снова стоял он. Два жёлтых глаза светились в темноте, а под
рукавами чёрного плаща виднелись длинные когти вместо человеческих ногтей.
Пак ненавидел этот кошмар всеми фибрами души. Это существо с голубыми
волосами вызывало у него страх и отвращение, так, что хотелось поскорее
проснуться. Почему же этот взгляд, эти светлые жёлтые глаза, полные немой
угрозы, кольнули его, заставили встрепенуться? И хоть головой Чимин
осознавал невозможность происходящего, что это лишь плод его фантазии, эхо
вопящих осколков души, однако чувство внутри, дыхание существа, движение
глаз — всё это слишком реально, чтобы быть сном.
— Ты упадёшь, идиот!
Порыв ветра вызвал в Чимине океан эмоций, буря внутри набирала силу, готовая
вырваться в любой момент и закричать от желания проснуться. Чувство,
62/303
пробирающее до костей, вызванное светящимися жёлтыми глазами, словно
побуждало на какие-либо действия, давало внутренние толчки к осуществлению
нарастающих в душе желаний.
Не в силах больше это терпеть, Чимин захотел прервать этот момент, он хотел
вернуться в серую, бледную реальность, которая каждый раз ударяла ему в
затылок ледяным дыханием одиночества.
Принц так сильно хотел проснуться. Хотел, чтобы это существо перестало ему
сниться. Хотел просто поспать. Хотел спастись от кошмара. Ах… Спасение. Такое
забавное слово. Чимин пометил тропинку к спасению светом лампы. Но не
важно, как ослепительно сияет этот свет, тьма в душе сожрёт его заживо, если
он не проснётся. Свет, тьма, а между ними — хаос.
Он сделал шаг назад в надежде, что сейчас распахнёт глаза, лёжа в своей
тёплой постели. Что двери на балкон снова будут открыты, запуская лёгкий
сквозняк. Что Чонгук уже подготовит его одежду для завтрака, прозвенит
утренний колокол, он отправится в библиотеку, где его будет ждать Хосок для
очередных занятий.
Но нет.
Наряду со всем этим он чувствует свистящий в ушах ветер и ощущает, как в его
тело вонзаются длинные когти, замедляя падение. Он едва может дышать и
видеть, его сердце замедляет свой ритм, спина хрустит, её пронизывает
ужасающей болью, принц балансирует на грани сознания. Чувствует, как его
тело хватает что-то огромное, отметает в сторону и подбрасывает вверх. Чимин
не понимает, мёртв он, или всё ещё спит, когда под пальцами ощущает что-то
горячее и похожее на чешую.
63/303
Примечание к части решила разбавить юнминовскую драму и отдать эту главу
вигукам
хочу вам напомнить, что вигуки в этом фанфике такой же полноценный пейринг,
как и юнмины, поэтому весомая часть работы будет уделяться их развитию
а ещё напоминаю про паблик, где вы сможете найти кучу артов и саундтреки:
https://vk.com/by_bonni
много любви хх
7. Территория невинности.
Официальные приёмы всегда были головной болью для слуг, а то, что в этот раз
прибыла сама королева Ферелдена, было втройне тягостно. Любая оплошность
могла стоить слишком дорого, поэтому Чонгук просто на протяжении всего дня
делал то, что ему было велено. Рано утром он, как и большинство слуг, работал
в саду. Перекапывал землю, подрезал цветы, умудрившись уколоть почти все
пальцы о шипы белых роз. Ближе к полудню его отправили работать на кухне. В
связи с приёмом от услужения принцу в этот день его освободили, вокруг того и
без Чона крутилось много народу в виде портных, придворных парикмахеров и
прочих.
Чонгук не мог скрыть факта, что очень переживает за принца. Чимин последние
несколько дней выглядел совсем неважно. На первый взгляд казалось, что ему
нездоровится, но никаких симптомов не было выявлено: ни тебе кашля, ни жара,
Пак не чихал, его даже не знобило. Чонгуково сознание никогда не ошибается в
своих быстрых тайных предчувствиях. Он пришёл к выводу, что принц из-за
предстоящей женитьбы больше болен духовно, нежели физически. Утром Чонгук
заставал его в каком-то полубреду, двери на балкон почти всегда распахнуты, а
чиминова ночная сорочка насквозь мокрая от холодного пота. Чонгук видел по
чиминовым глазам, что в голове у того разместилась тысяча и одна мысль.
Казалось, что живёт принц в выдуманном своим сознанием мирке.
— Что ты…
Казалось, что такой напор мог спугнуть девушку, но нет. Та с охотой отвечала
на чонгуковы действия, запустив тонкие ладошки под потную рубаху, оглаживая
ими твёрдые мышцы живота. Чонгук почувствовал спазм неизведанного ранее
чувства внутри; кажется, это называется возбуждением. Им овладел совершенно
безумный порыв, зародившееся внутри желание еще не было обуздано и
пыталось овладеть Чонгуком, затуманив на некоторое время его рассудок.
Похоть застилает ему глаза. Она выворачивает его желания, пока всё вокруг не
становится не важным, кроме девушки, что так рьяно трётся об него. И под
действием этих обманчивых чар над Чонгуком нависает угроза лишиться своей
невинности, а потом, получив желаемое, обнаружить, что всё оказалось лишь
65/303
иллюзией, не более. Похоть — это путешествие в никуда, в совершенно пустую
землю. Видно, что эта девушка явно любит такие путешествия и совсем не
заботится о цели их назначения.
— Прекрати, говорю, — резко выдаёт Чон, когда шнурки на его портках уже
развязаны, а пронырливые ручки служанки так и норовили залезть в них. Он
берёт девушку за худые плечи и отстраняет от себя одним рывком. — Ты совсем
глухая?
66/303
— И откуда ты тут, спрашивается, взялся? — хмурится Чонгук, на что кот только
в очередной раз уветливо мяукает.
Брюнет поспешно зажёг свечу, что осветила его небольшую лачугу. Чонгуковы
брови поползли вверх, когда он увидел кота, запрыгивающего на свою кровать.
Чонгук вдруг подумал, что люди часто ведут себя, как кошки. Хвост пушат и
шипят, чтобы их боялись, или жмутся в уголок, чтобы их не заметили. А
покажешь им, что ты не боишься, но и не опасен — и они уже мурлыкают у тебя
на груди. В порыве тёплой нежности Чон запускает руку в мягкую шёрстку на
67/303
спине кота, аккуратно перебирает её пальцами, поглаживая. Животное мигом
реагирует, начиная мурлыкать, тычась влажным носом в чонгукову грудь.
Не то чтобы Чон каждую ночь вспоминал этого таинственного парня, вовсе нет,
он слишком устаёт, чтобы погружаться перед сном в грёзы. Но сегодня, когда
Чонгук начинает засыпать, поглаживая мурлыкающего кота, в голову
закрадывается мысль, что он в ту ночь был просто без ума от чародея. Его глаза
цвета аметиста притягивали к себе лучше любого магнита. Его искусные, мягкие
черты лица с таинственной улыбкой, его светлые густые волосы, его руки, его
тёплое ровное дыхание на чонгуковой щеке, его незабываемый сладкий и
дурманящий голову запах — это всё очаровало Чонгука слишком сильно для
того, чтобы не остаться раскалённым клеймом в воспоминаниях.
Чонгук сквозь сон чувствует, что его груди стало холодно. Он открывает
заспанные глаза и обнаруживает, что кота будто и не было. Дрёму словно рукой
снимает, когда он слышит скрип двери, которая приоткрывается на мгновенье, и
в комнату проникает свет из коридора. Всё, что успевает увидеть Чонгук — это
белый хвост, мелькнувший в образовавшемся проёме.
— Тебе нельзя бродить по замку, — тихо говорит Чонгук и делает шаг, — если
тебя найдут, то…
Нет, Чонгук, конечно, знает, что магия существует. А если быть точнее —
существовала, пока всех магов не начали истреблять, сжигать и уничтожать.
Создавались целые группы охотников за магами, которые выслеживали
чародеек и ликвидировали. О магах забыли, их существование ещё пару
столетий назад стёрли в прах ровно так же, как и драконов. Может быть, раз в
десять лет приходили известия из других государств, что якобы был пойман и
уничтожен маг. Но со временем это стало уткой, это списывали на слухи, а
убеждение о том, что магов больше не существует, вкладывали в голову
каждому ребёнку. Маги в понимании и представлении людей всегда были злыми
отродьями, желающими поработить человечество, обречь на вымирание.
— Как ты… Что ты… Какого чёрта, — продолжает судорожно выплёвывать слова
Чонгук, не веря собственным глазам. — Как ты… Кто ты, мать твою, такой?
— Не может быть, — быстро качает Чонгук головой, дабы отогнать мысли или
проснуться. — Ты не можешь быть настоящим магом! Я думал, что ты шутишь!
— О, да брось, — возводит очи горе Тэхён. — Почему вы, люди, такие глупые?
Нельзя просто взять и стереть волшебство из мира, уничтожив магов.
— Вовсе нет, я…
— Меня с детства учили, что маги — это миф, что их больше не существует, —
пылко продолжает Чонгук, глядя на чародея стеклянными глазами; его голос
надламывается, будто он вот-вот готов зарыдать. — А тут вдруг появляешься ты,
такой весь распрекрасный, со своими этими сиреневыми глазами и чарами…
— Всё совсем не так, — тихо отвечает маг, спускаясь с подоконника. Его взор и
голос излучают потоки расслабленного спокойствия, которые будто окутывают
Чонгука с головы до ног. — Я пришёл не за тем, чтобы обижать тебя.
— Ч-что ты т-такое…
Перед его пронзительным взглядом Чонгук вмиг ощутил себя будто полностью
обнажённым, и постыдно опустил глаза, пытаясь заглушить тихий стон в душе,
вызванный неизвестным ему до этого чувством.
— Тебе нужна моя… Слюна? — опешил Чонгук, быстро моргая, чтобы убедиться,
что ему это не показалось.
Чон подходит к парню сзади близко-близко, почти ощущая носом волосы на его
затылке и невесомо соприкасаясь грудью с его спиной. Медленно втягивает
пряный аромат полевых цветов, не решаясь прикоснуться.
Чародей отчего-то опустил голову, будто обдумывая свой ответ, затем легко
повёл плечом, устремив свой взор далеко за горизонт, и о чём-то глубоко
задумался. Когда же он заговорил, его голос звучал отдалённо, словно сейчас он
находился далеко; его отсутствие ощущалось даже физически, хотя Чонгук
может поклясться, что во всех подробностях мог рассмотреть каждый волосок
на тэхёновой голове, которая была так близко к его губам.
— Постой…
Только тьма.
«Почему?»
74/303
8. Куда ведёт отчаяние? Часть вторая.
Медленно раскрывая глаза, принц чуть щурится от света костра и несколько раз
моргает, пытаясь сосредоточить взгляд. Он действительно целый и невредимый,
лежит на какой-то ситцевой серой тряпке возле потрескивающего огня. Когда
осознание бьёт по разуму, словно молотом по наковальне, Чимин резко
подрывается на месте, принимая сидячее положение и осматриваясь. Вокруг
никого, только те же кусты да деревья, завывающий ночной ветер и стрекот
насекомых. Неподалёку виднеется подножье той самой горы, небо по-прежнему
чёрное и усыпанное бесчисленным количеством звёзд. От волчьего воя,
разразившегося где-то вдалеке, принц напрягается.
— Сучьи колючки, только очистил от них свои новые портки, — слышит Чимин
низкий ворчливый голос, что доносился из тех же шебуршащих кустов. — Вечно
ты у чёрта на рогах. Ну тебя в пекло, Юнги. В следующий раз понесёшь меня на
своей спине.
— Так, и кто это тут у нас, — кряхтит блондин, сбрасывая с плеча огромную
сумку и глядя на Чимина. — Да ну? Ты серьёзно?! — импульсивно вскрикивает в
то же мгновенье незнакомец, а Пак краем глаза улавливает на его лице
вьющиеся метки, похожие на родимые пятна, что переплетаются в плавные
узоры. — Какого чёрта лысого здесь забыл королевский отпрыск?
75/303
— Просто заткнись и помоги, — слышит Чимин грубый осипший голос второго
незнакомца, который подбрасывает в костёр хворост, скрывая свой лик под
капюшоном.
— Я заточил этот нож перед ужином и могу побрить им даже паучью задницу,
поэтому давай без резких телодвижений, — хмыкнул Тэхён, заметив
напряжённый взгляд принца на блестящем лезвии. — Младшенький, значит, —
заключил он, раскрывая свою большую сумку из антиванской кожи. — А меня
Тэхён звать.
Чимину нечего было ответить, да и ощущение возникло, будто человек, чьё имя
теперь было ему известно, не нуждался в ответе. Светловолосый выудил из
бездонной сумки две склянки с зеленоватой и чёрной субстанциями, положив
рядом с чиминовой ногой.
— Ну, так что? — ещё шире улыбнулся целитель, вытирая руки о ситцевую
тряпку, а в его сиреневых глазах скакали озорные смешинки, переплетаясь в
своём весёлом танце вместе с бликами огня потрескивающего костра.
— Договорились?
77/303
Принц попытался согнуть ногу, чтобы встать, но боль по-прежнему оплетала
своими щупальцами его колено, пусть и не такая сильная. С ухода целителя
прошло совсем немного времени, а казалось, будто пара веков уж точно. Чимин
громко вздохнул, сплетая пальцы на животе, и осторожно повернулся. Мрачная
фигура по-прежнему находилась поодаль.
— Тебя ведь Юнги зовут, да? — собрав всю свою смелость и приправив её
скукой, спросил Чимин. — Это тебя я видел тогда, в пещере?
Сложно было разглядеть, но, кажется, существо чуть напрягло плечи. Ответа не
последовало ни через минуту, ни через две. Принц цокнул языком и снова
вздохнул.
Чимин не знал, что такого сделал этому существу, что оно не хотело с ним
говорить. Может, он просто не нравился ему или неосознанно сотворил какое-то
зло, даже не подозревая об этом.
— Мне показалось, что этот Тэхён не просто какой-то целитель, — принц уже
перестал надеяться, что ему ответят или даже хотя бы слушают, поэтому просто
рассуждал вслух. — Он похож на самого настоящего мага. Я верю, что они ещё
существуют. Просто прячутся, как и драконы.
Волчий вой где-то в глубине леса снова заставил его чуть встрепенуться, но
больше отдалялся, нежели приближался. Вскоре вой сменился громким свистом
ветра, что блуждал меж качающихся ветвей деревьев. Чиминово тело окутало
каким-то необъяснимым спокойствием, не то чтобы он чувствовал себя в
безопасности, скорее не ощущал угрозы, это не совсем одно и то же. Огонь
начал слабеть, поэтому сероволосый, потянувшись к хворосту, закинул
несколько веток, дабы костёр совсем не потух. Ещё через пару минут он и вовсе
начал забывать, что находится не один.
— Хотя, Тэхён не говорил много о себе, так что может оказаться кем угодно.
Интересно, если он действительно маг, то добрый или злой? — Чимин произнёс
свои мысли вслух, вглядываясь в звёздное небо. — Судя по тому, что помог, то,
наверное, добрый.
— Есть лишь две разновидности магической силы. Это хаос и созидание, — вдруг
послышался чуть шепелявый хриплый баритон, который заставил Чимина
заметно вздрогнуть и резко повернуться. — Их нельзя отнести к добру или злу.
Принц ощутил, как собственное дыхание дрогнуло, потому что это был именно
тот голос, который он знал и помнил. Именно этот голос он так часто слышал в
своей голове, порой даже во снах. Только вот теперь Чимин не знал, радоваться
ему или вновь пугаться.
TENDER — Nadir
— Мой учитель говорил, что дикие псы даже опаснее волков, — вспоминая слова
Хосока, ответил принц. — Потому что волки охотятся, чтобы утолить голод, а
дикие собаки убивают ради забавы.
Чимин сглотнул и поймал себя на мысли, что едва ли не ответил короткое «да».
Сколько он себя помнит, он всегда сочувствовал тем же скальным троллям,
которых заставляют работать в подземельях замка. Или королевским псам,
которых выращивают с присущей жестокостью. Всё, за чем принц наблюдал в
стенах дворца, наталкивало только на одну мысль: люди действительно злые.
— Н-нет.
— Какой звук?
— Ладно, — сдался Чимин, возведя очи горе и сдув со лба пару серых прядей.
— Я голоден, но это не значит, что… Эй! Куда ты?
После трёх съеденных яблок принц случайно икнул и смутился, вытирая лицо
полами своей накидки. Чуть отклоняясь назад и опираясь на ладони, он
уставился на парня. Тот продолжал сидеть напротив и смотреть на костёр, свет
которого падал на его бледное лицо, и белёсая кожа будто немного светилась.
Чимин вдруг поймал себя на мысли, что, будь он каким-нибудь охотником, ему
было бы чертовски страшно даже просто ранить, не то что убить существо
подобной красоты.
Всё это словно ждёт чего-то. Быть может, даже кого-то. Ждёт момента, чтобы
ожить. Чтобы сказать или спеть какую-то другую мелодию, чтобы раскрыться.
Но пока что это только тишина, которая вовсе не молчание, скорее песнь без
слов. Она разливается по сторонам, и нотка ожидания (чего или кого — принц не
знает наверняка) звучит, словно аккорд придворных музыкантов: с нарастанием,
в ожидании вступления определённой мелодии.
— Кто ты? — неожиданно для самого себя бросил Чимин, через секунду моргая,
будто бы проснулся.
— Если я снова, ну… — Чимин неловко опустил глаза, отступив на шаг и не зная,
как сформулировать то, что крутилось в голове. — Если вторгнусь на твою
82/303
территорию опять, то ты, ну… Можешь оторвать мне голову или что-то такое?
Чимин был слишком увлечён собственной неловкостью для того, чтобы с первого
раза расслышать. Когда сказанное достигло ушей принца, чужая широкая спина
уже скрылась за густыми ветками кустарников. Помимо одного вопроса ещё не
меньше дюжины крутились в его голове, пока он хромой измученной лошадью
добирался до замка.
Покои встретили его мраком и тихим посапыванием принцессы, что спала в его
постели. Чимин попытался переодеться бесшумно, хотя на ощупь это было очень
затруднительно сделать. Он стёр с колена вонючую мазь, которая почти вся
впиталась. Спрятал всю испорченную одежду, чтобы потом попросить Чонгука
незаметно её выбросить.
Натянув на грязное тело чистую ночную сорочку, он залез под толстое пуховое
одеяло, приготовленное для него принцессой. Сама девушка укрывалась
вторым; помимо этого она выстроила небольшую баррикаду из подушек между
двумя половинами постели. Пака это нисколько не обижало, а даже наоборот —
радовало. Несмотря на это, принц попытался лечь как можно ближе к краю и,
сложив ладошки под щекой, уставился на светлеющее небо через незапертые
двери балкона.
Примечание к части
83/303
9. Восхитительное осквернение.
Чимин ничего не ответил, лишь отвёл взгляд в сторону. Его лицо снова
окрасилось этим неведомым Чонгуку выражением. Он, как бы сильно ни
старался, не мог прочесть задумчивый взгляд принца, а докучать ему
разговорами и расспросами хотелось меньше всего. В какой-то степени слуга
осознавал всю тягость, что свалилась на плечи Чимина вместе с вестью о
женитьбе, поэтому Чон не спешил осуждать его за ночной побег. Наверняка из-
за плохого душевного состояния принц и вовсе не ведал, что делает, никак
иначе его уход оправдать нельзя было. Какой нормальный человек будет ночью
соваться в лес в полном одиночестве?
И что это, чёрт возьми, должно значить? Он должен испачкать душу? Потерять
чистоту? Заплевать свою невинность? Чонгук слишком много думал и, кажется,
передумал дюжину вариантов, но от этого не становилось легче. Он ненавидел
себя в первую очередь за то, что дал слабину и позволил магу разгадать свои
намерения, позволил увидеть свою слабость, прочитать себя, обнажил перед
ним свои чувства. Это не было сказано вслух, но чародей оказался настолько
проницательным, что, вероятно, заприметил чонгуково неровное дыхание ещё в
первую встречу. До того, как сам Чонгук смог это понять. Но, как правило, это
было ошибкой.
Намывая пол в покоях принца, Чон сдувал с потного лба мокрую чёлку и сыпал
проклятия на себя и вообще всех, на кого только поворачивался язык сказать
плохое слово. Он думал о Тэхёне и сталкивался то с нежностью, что
зарождалась под ключицами, то с непредсказуемыми вспышками ярости, когда
хотелось схватить ведро и разбить его о ближайшую стену. Ничто так не
сбивало с толку и не приводило в растерянность, как эти чёртовы «качели» на
протяжении всего дня. Они создавали необычайное эмоциональное напряжение,
которое Чонгук пытался выплеснуть, выполняя много физической работы.
Он думал о том, что больше никогда не позволит себе слабость говорить первым
о своих чувствах. К сожалению, впоследствии это принесло только боль, к
которой он совсем не был готов. С утра его лицо было похоже на разваренное
тесто, потому что всю ночь напролёт он не мог остановить поток слёз. Чонгук
долго плакал, а потом из-за нагнетающей неизвестности стал злой, как чёрт.
84/303
Он не понимал, что именно должен сделать, прокручивая в голове последний
диалог с магом каждую свободную и даже несвободную минуту. Предаваясь
воспоминаниям, он испытывал целую гамму чувств: растерянность, отчаяние,
испуг, какую-то непонятную надежду. И было бы правильно добавить в этот
список слово «влюблённость», но Чонгук не делал этого, потому что слишком
злился.
— Нет! — резко остановил его принц, но, заприметив свой резкий порыв,
попытался выглядеть расслабленным. — То есть… Нет, не закрывай.
— Не важно, что я сказал, Чонгук, — строго произнёс Чимин, пряча от слуги лицо
за горой подушек. — Оставь, как есть.
Чонгук и не заметил, как уже стоял у одного из борделей, коих в городе было
два. Один, именуемый «Сладкая Аннеке», находился в дорогом престижном
квартале неподалёку от дворца. Туда ходила вся знать, богатые купцы,
предприниматели и прочая шушера, которая могла себе позволить снять девку
за десяток золотых. Другой бордель, что носил название «Фиалка»,
располагался в бедном районе города и предназначался для людей с более
низким статусом. Его посещали в основном солдаты, путники и
среднестатистические горожане.
Чон ни разу не был в публичных домах, поэтому долго мялся, стоя у входа. У
двери на крыльце стояли разноцветные свечи и были разбросаны искусственные
лепестки цветов, будто зазывая и не давая пройти мимо. Он вздрогнул, когда
два пьяных сослуживца, обнявшись, поднялись по крыльцу и зашли внутрь,
громко переговариваясь и смеясь. Опустив руку в карман, Чонгук сжал ладонью
мешочек с монетами и нахмурился.
Качнув головой, брюнет шагнул на первую ступень крыльца, а это значило, что
пути назад у него уже нет. Глуша в себе крики здравомыслия, Чонгук потянул
ручку массивной двери на себя и вошёл, тут же на некоторое время замирая. В
ту же секунду его окружило огромное количество звуков и запахов. Неподалёку
играли музыканты, на круглых деревянных стойках танцевали полуобнажённые
девушки, за столами, уставленными едой и напитками, сидели как мужчины, так
и женщины. В помещении стоял гул от разговоров, пахло различного рода
пряностями и царила атмосфера похоти, которую Чонгук не признавал вовсе.
Чонгук опустил бровь, вспоминая, кто такие наги. Кажется, это такие лысые
слепые зверьки, он видел такого у одной из служанок. Некоторым нравится
приручать нагов и держать в качестве домашних животных. Они послушны и
слишком тупы, чтобы доставлять проблемы своим хозяевам. Вдобавок кому-то
нравится писклявый голосок этих зверьков: они что-то среднее между визгом и
хрюканьем. Чонгук сию же секунду сморщился от отвращения, когда до него
дошёл смысл слов бордельмаман.
— Стало быть, тебе нужна мягкая и нежная особа. Думаю, Ютта или Шеала
придутся тебе по вкусу, — мягко улыбнулась женщина, делая какие-то пометки
в своей книге. — Каждая по двум серебряным, двоих могу уступить за три с
87/303
ограниченным временем.
— Ну чего, хочешь меня нахер послать? Милости просим, сука, давай, — ругался
какой-то пьяный мужик, одетый в солдатскую форму, со своим не менее
хмельным товарищем. Видимо, у них состоялся какой-то спор. — Я тебя тогда
тоже нахер пошлю, понял? Ну и чего? Обнимемся и вместе пойдём?
— Людям для жизни необходимы три вещи: еда, питьё и сплетни, — надула губы
пожилая дама, разодетая во всё чёрное и похожая на вдову. — Эта идиотка
вечно распускает всякую чушь…
— Дубина ты, я тебе так скажу: ежели кто тебе сегодня жопу лижет, завтра за
неё и укусит, — еле проговорил пьяный мужик, похожий на бандита. На его
колене сидела девушка, обнимая за шею и мягко хихикая. Чонгук поморщился. В
голову ему пришло банальное клише «удручённая красавица», он с
разочарованием мысленно покачал головой и вздохнул. Во всяком случае, не
такая уж и красавица, да и особой удручённости незаметно, может лёгкая
растерянность, не больше.
88/303
Девушка поразила его своей красотой в ту же секунду, как только он взглянул
на неё. Локоны светлых волос волнами спускались на плечи, осиная талия
перетянута чёрно-белым корсетом, рюши на шёлковых перчатках, длинные
красивые ноги и уверенное выражение на очаровательном лице, кричащем о
том, что она более опытная, нежели Ютта. Взгляд светлых глаз отдался
болезненным кульбитом в груди, потому что Чон вспомнил важную деталь.
Когда он впервые увидел светло-сиреневые глаза Тэхёна, то был очарован в то
же самое мгновение, как и с этой девушкой. Он качнул головой, пытаясь
избавиться от этих мыслей. Точно не здесь и не сейчас.
— Ну, что же, выбор, кажется, очевиден, — хозяйка растянула губы в лисьей
улыбочке, заприметив на светловолосой девушке продолжительный чонгуков
взгляд.
Когда Чонгук внёс половину платы в виде одной серебряной, девушка уверенно
взяла его за руку и потянула к лестнице на второй этаж, где располагались
комнаты. За две монеты ему полагалось полчаса, за дополнительную он мог
продлить времяпровождение с этой прекрасной особой, но мысль о том, что ему
хватит и десять минут, никак не покидала голову. Что ему делать оставшееся
время? Нервно перебирая ступени, он чувствовал, насколько мягкие её ладони и
совсем не был против ощутить их на своём теле.
Чонгуку стало интересно, как звучало его сердце, когда разбивалось. Возможно,
никак, потому что в ту ночь в библиотеке он ничего не слышал. Не
привлекающий внимания окружающих, совершенно не драматичный звук
падающей банки. Словно ласточка, что совсем выбилась из сил, тихо падала
вниз. Интересно, услышал ли этот звук Тэхён? То, что Чонгук чувствует в своей
душе, никак не умещается внутри. Это не согласуется ограничениями,
наложенными на него природой. Он вдруг в одно мгновенье осознаёт всю свою
ущербность, когда девушка начинает развязывать шнурки на его портках.
Он не хочет, чтобы она касалась его. Он не желает трогать её, не хочет иметь
ничего общего с этой девушкой, тем более сливаться воедино, соединять тела и
обмениваться слюной. Всё, что было раньше, теперь он видит с другой стороны.
Всё вывернуто наизнанку, все его чувства и желания. Слёзы подкрадываются
незаметно, застилая глаза, и Чонгук хватает девушку за запястья, отбрасывая от
себя. Он не хочет отдавать свою невинность едва знакомой бордельной девке,
90/303
потому что это кажется единственной ценной вещью, что у него есть.
Ему было стыдно за своё сердце, что так трепетно и быстро билось при одной
только мысли о Тэхёне. То, что стояло прямо, падает в один миг. Что должно
было быть связанным, освобождается, а что должно быть свободным — теперь
связанное. Чонгук скидывает с себя недоумевающую девушку, шмыгая носом.
Что должно храниться в тайне, теперь выпячивается и вываливается наружу в
виде болезненных толчков под рёбрами. Он выбегает из комнаты, быстро
спускаясь по лестнице. Хозяйка борделя что-то кричит ему в спину, когда он
пробегает мимо стойки и выскакивает на улицу.
Его ноги сводит от боли и усталости, но Чонгук бежит через весь город к
окраине, пытаясь дышать. Сбивает с ног даму с корзинкой, из которой по всей
дороге рассыпаются зелёные яблоки. При беге его разбитое сердце будто
лязгает внутри своими осколками, больно царапая стенки. Когда Чонгук
покидает город, приближаясь к лесу, слёзы не перестают течь из его глаз, падая
и впитываясь в кафтан. В полумраке постепенно сгущается туман, огибая
деревья, он тянется к бегущему Чонгуку, обжигая его ледяным прикосновением.
Сердцебиение замедляется, мир вокруг застывает на мгновение. Полная луна
подсвечивает путь, и ему откровенно наплевать на то, что он может
повстречать гулей или того хуже, — очередного туманника. Ему настолько
безразлична собственная судьба, что даже жаловаться на неё нет никакого
желания.
Чонгук просто утопает в своих отвергнутых чувствах, что имеют две стороны:
91/303
сладкую и горькую, тёплую и холодную, тихую и громкую. Он, вопреки
собственным убеждениям, выбирает путь самопожертвования и преклоняет
колено перед эмоциями, завладевшими его хрупким и треснувшим по краям
сердцем.
92/303
— Ты серьёзно? — взвизгнул маг, ударяя брюнета кулаками по груди. — Как ты
вообще до такого додумался?
— Ну… — Чонгук чуть замешкался, когда Тэхён ринулся к своему столу, сметая с
него куски пергамента и всякие диковинные вещицы в корзину. — Ты ведь сам
сказал, что мы не увидимся, пока я… Ну… Это… Того самого.
— Мало ли, какую ты там заразу подхватил и притащил ко мне в дом, — ядовито
сощурился маг, но не становился крайне серьёзным, поскольку в его сиреневых
глазах играли дьявольские огоньки.
— Но ведь я не… Ну… Не занимался ничем таким, — Чонгук чувствовал, как его
щёки горят огнём тысячи дьявольских костров. — Я же сказал, что не смог и…
— Эт ин нигрэс, сэд эрит тибэ энима туэ манифестум, — договорил Тэхён, резко
отстраняя руку от чонгуковой кожи. Он схватил маленький ножик, полосуя им
свою ладонь и заставляя Чонгука вскрикнуть и дёрнуться.
— Что ты…
У Чона внутри всё заледенело, но он направил все свои силы на то, чтобы
расслабиться. Тэхён сжал руку в кулак над горящей свечой. Тёмно-бордовая
кровь начала сочиться из пореза, медленными каплями падая на горящий
огонёк, но не туша его. У Чонгука перехватило дыхание от увиденного, но диву
даваться не позволило странное ощущение, что зарождалось в его животе. Там
будто всё передвигалось, а органы словно вибрировали.
Тэхён на это лишь мягко усмехнулся, размыкая руку, на которой раны уже и след
простыл. Чонгук слишком устал удивляться, поэтому лишь нахмурился, когда
чародей аккуратно взял из подсвечника чёрную свечу с запёкшейся кровью, и
поднял над Чонгуком.
— Какого…
94/303
Брюнет захлопнул рот в то же мгновенье, когда капля воска упала на его грудь.
Он заметно вздрогнул, не ожидая этого, и растерянно взглянул на Тэхёна. Глаза
чародея были настолько глубокие и скрывали столько секретов, что у Чона
закружилась голова. На лбу выступила испарина, а бёдра начало обдавать
жаром. Кадык на его шее двинулся, и парень заёрзал на столе, снова чувствуя
себя странно.
Когда о его грудь разбилась вторая капля воска, Чонгуку показалось, что у него
едет крыша в прямом смысле этого слова. Потолок над головой чуть поплыл,
взор затуманился, а судорога сковала низ живота. Его тело словно превратилось
в перекрёсток нескольких сильных потоков; чувство осязания, обоняние и
вообще всё восприятие обострилось. Казалось, что в глотке пересохло, тогда
как рот был переполнен слюной.
Но одно Чонгук знал точно — он отравил себя этими чувствами и уже никогда не
сможет вернуться назад.
95/303
10. Меридиемы.
В библиотеке можно многое найти, если знать, что именно искать. Вот и Чимин
был в постоянном поиске. Чаще всего он любил штудировать книги о флоре и
фауне Уотердипа и далёких королевств. Библиотека для принца это гербарий
чувств и знаний, определённый сосуд, где хранились засушенные копии всех
цивилизаций и других миров, которых, может быть, даже не существует. Но
Чимин всегда верил в них, как и в магические силы. После всего, что он видел,
слышал и ощущал за последнее время, вера в драконов только сильнее
укоренялась в его разуме, оплетала цепкими ветками его мысли и росла,
подпитываемая желанием верить.
Королева всегда говорила ему, что «сильная вера способна совершать чудеса».
Да, она прививала ему это с детства — если вместо «невозможно, не бывает»
твердить «возможно» и «бывает», то жизнь сразу приобретает новые краски.
Позднее, повзрослев, принц понял, что в этом неоднозначном тяжёлом мире
вера и надежда связаны и неотделимы, как канат и якорь. Веру нельзя
подвергать сомнению, в ней нужно просто жить.
— Дело в том, учитель… — начал было говорить принц, но в горле встал хриплый
ком, и Пак, кашлянув, продолжил: — Дело в том, что ночью я уходил из дворца
и…
— Милорд…
***
— Это они меня мучают со своими наказами! Сегодня утром я так сильно хотела
яблоко в карамели, а они мне не давали, — надулась принцесса, сложив руки на
груди. — Ну я им и говорю: «Вы вообще няньки или кто? Я просто хочу яблоко, а
не куклу из золота». Так они были готовы найти мне золотую куклу, чем дать
съесть яблоко.
Принц ещё шире улыбнулся, невольно вспоминая наливные красные яблоки. Ему
вдруг невыносимо захотелось принести их сестре и застать удивление на её
лице, потому что таких вкусных яблок нет больше нигде в королевстве. Он
потянулся к лицу девочки, аккуратно заправив серую прядь, что выбилась из
косы, за ухо, и несильно щёлкнул пальцами по лбу. Сончан пуще прежнего
надулась, возмущённо нахмурившись и схватившись за лоб ладонью.
— Лучше быть слугой хорошего человека, чем править вместе с плохим, — едва
слышно проговорила Сончан, прикрывая глаза и сладко зевая. — Так она всегда
говорила.
— Я так скучаю по ней, — прошептала себе под нос Сончан, начиная дремать.
— Так сильно скучаю…
***
Принц дождался, пока Чонгук подготовит его покои ко сну, прежде чем
подняться и рыться в сундуках, дабы отыскать не бросающуюся в глаза простую
одежду без вышивки из драгоценных камней и золотых ниток. Слуга выглядел
как-то иначе и постоянно находился будто глубоко в своих мыслях. Вместе с тем
черноволосый показался Чимину слишком уставшим для расспросов. Отвечал
сухо и нехотя, поэтому принц решил не доставать юношу и приказал
отправляться отдыхать, убедив, что сам подготовится ко сну.
Чистое ночное небо, усыпанное звёздами, украшала огромная полная луна, что
подсвечивала всё вокруг. Пока принц следовал по своему пути, он не мог
100/303
налюбоваться огромным светящимся шаром, повисшим над землёй. Погода в
королевстве почти всегда была тёплой и умиротворяющей, дожди шли очень
редко. На просёлочных дорогах стоял приятный запах горящего сена и стрекот
сверчков. Чимин посильнее натягивал на лицо капюшон, встречая стражников,
солдат или простолюдин, но его сердце, в отличие от предыдущих походов,
чувствовало себя спокойно.
Принц старался идти ближе к окраине леса, не забредая в самую гущу и следуя
по вытоптанным тропинкам. Несмотря на приятный ветерок и шелест
кустарников, разгуливать в одиночку по тёмному лесу было всё ещё боязно и,
как бы Чимин не успокаивал своего учителя, по-прежнему опасно. Монстры,
дикие собаки и прочие лесные обитатели никуда не делись. Первая встреча с
туманником по-прежнему отдавалась в памяти принца болезненным
импульсами, от которых мурашки бежали по спине и рукам.
Значит, что синевласый парень не боялся холода или, может быть, даже не
чувствовал его, кем бы ни был. Принц уселся у водоёма в позе лотоса,
вытаскивая из сумки пергамент, чернильницу и перо. Чуть подумав, он высунул
кончик языка и аккуратным почерком вывел на чистом листе. «Не боится
холода.» Посмотрев на свою запись несколько долгих секунд, принц
перечеркнул её, превратив в кляксу, и заменил на другую. «Не боится холода.
Существу чужд холод.» По крайней мере, это как-то давало объяснение
отсутствию в убежище кострища.
Решив больше не трогать чужие вещи, принц выпил ещё немного воды и
посильнее закутался в накидку, поскольку в пещере из-за сырости и каменных
стен было холоднее, чем на улице. Он взял свою лампу, поставив её рядом с
самодельной периной, присел на край, расположив пергамент поверх одной из
книг у себя на коленях, и принялся вспоминать, попутно делая записи.
Пряди его голубых волос были мокрыми, будто он только вылез из воды и просто
покачал головой, стряхивая мешающие капли. На теле была всё та же чёрная
накидка из плотной ткани, местами более тёмная из-за той же влаги. На плече
он удерживал небольшой мешок, в котором что-то копошилось. Кажется, это
была рыба или ещё какая водная живность, потому что запашок стоял
соответствующий. Чимин невольно поморщился, а парень, заприметив это, снял
мешок с плеча и отбросил в сторону.
103/303
— Так и зачем ты пожаловал? — отдалённо бросил синевласый, вываливая из
мешка кучу живых светящихся осьминогов. — В королевской библиотеке не та
обстановка для чтения?
— Для чего они тебе? — удивился Чимин, увидев гору светящихся осьминогов,
что копошились в расплывающейся по тряпке луже. — Ты что, их ешь?
— Ага, прям так, — цокнул Юнги, возведя очи горе. — Нет, дубина. Я сушу их и
отношу Тэхёну, он платит мне такие штуки, которые монетами называются. На
них я покупаю еду, которую действительно можно есть.
— Да чего ты заладил то: ест да ест. Любишь в чужие рты заглядывать что ли?
— всполошился синевласый, выпрямляясь и встряхивая мешок. — Не ест он их, а
продаёт. Они являются мощным афродизиаком.
Покинув пещеру, они шли по тропе к лесу в молчании. Чимин не мог сказать, что
он думал о чём-то конкретном, скорее его мысли находились в полёте. Мельком
104/303
он наблюдал за походкой существа и мысленно отмечал, что ещё ему следует
прописать в своих наблюдениях. Задавать какие-то вопросы не хотелось, как и
нарушать тишину, разбавляемую шелестом травы под ногами и волчьим воем
где-то в глубине леса.
— Прошу прощения, — тут же извинился Чимин в силу привычки, глядя под ноги,
дабы не споткнуться о ветки. Где-то из-под чёрного капюшона послышалось, как
парень цокнул и, скорее всего, снова возвёл очи к небу.
Несмотря на столь короткие разговоры, Чимин изо всех сил старался быть
искренним. Потому что искренность и была самой большой смелостью и в то же
время его оружием. Сложно сделать что-либо с человеком, который сам с собой
искренен. Ещё сложнее относиться к нему со скептицизмом и проще всего
довериться.
Поляна, словно чёрное небо, усыпанное звёздами, прямо как над головой. И
Чимин будто находился в пространстве между двумя небесами. Ураган,
зарождающийся где-то глубоко-глубоко внутри, в районе сердца, заставил
Чимина шагнуть вперёд. Ещё шаг, второй, третий, он обернулся, огляделся
вокруг, но на светящейся поляне будто никого не было. Только он, загнанный в
лабиринт из больных воспоминаний. Один, брошенный и всеми преданный, без
малейшего права голоса в этой жизни. Вынужденный жить в заточении среди
ледяных каменных стен, окруженный людьми, которые втайне его презирают.
Казалось, у него не осталось ничего, кроме книг, цветов и воспоминаний, в
которых он тонул, как в светящейся неоновым светом трясине.
Вечный заложник того, что связано с памятью. Чем больше Чимин пытается
вспомнить, тем больше приятные светлые воспоминания утекают сквозь его
пальцы, вытравливаются, уходят, даже с позором и страхом сбегают от него.
Чем сильнее он за них цепляется, тем быстрее теряет. Чимину так сильно
хотелось, чтобы хоть кто-нибудь зачерпнул из него накопившегося дёгтя
маленькой ложечкой, и отлил, чтобы он не переполнился. Но вместо этого все
106/303
вокруг опускают в него обе руки по самые локти так, что чёрная густая жижа
плещет наружу через края. И с самого дна поднимается что-то… Вроде бы
забытое, но страшное. То, что в простонародье называют болью от
воспоминаний. Тоской. Не потухшим горем. Время ни черта принца не лечит, оно
просто идёт дальше и никогда не останавливается.
Чимин, стоя посреди горящей голубым светом поляны, закрыл глаза, чувствуя,
как что-то мокрое скатывалось по его щекам. Ему хотелось, чтобы это был всего
лишь сон, как прежде. Но он понимал, что это та самая реальность, в которой
нет матери. Тогда почему её светлый образ так ярко и чётко стоял перед его
глазами?
Чимин шёл туда, где он мог быть или где уже бывал, делал вид, что всё и
вправду хорошо. Но себя он обмануть не мог — на самом деле всё было ужасно.
И очень, очень больно. Мама шептала ему, что нужно выкинуть всё ненужное из
сердца, и тогда станет легче жить на свете. Чимин, захлёбываясь слезами,
почувствовал чужое присутствие рядом, а ещё через секунду мама взяла его за
руку, крепко сжимая в своей хрупкой худой ладошке. Улыбка затронула
припухшие губы принца, потому что ему наконец-то снился не кошмар. Самый
близкий и родной человек — его мать, держала его за руку и обещала, что ни за
что не даст в обиду и защитит от всего на свете. Распахнув покрасневшие от
слёз глаза, чтобы увидеть маму, принц обнаружил перед собой подсвеченный
жёлтым сиянием взгляд синевласого, что крепко держал его руку в своей.
107/303
11. Запретные воспоминания и алмазные замки.
Синевласый заметил, что сон всё не желал покидать его сознание, окутывая
мягкими пушистыми объятиями закоулки мыслей и замедляя их. Двинувшись по
каменному проходу в другую пещеру, Юнги уловил приятный звук капающей
воды, что эхом разносился по каналам. Всё как и всегда. Оказавшись у
небольшого пещерного озера с переливающейся голубой водой, дракон ощутил
шествие мурашек по бледной коже и встрепенулся, одним движением скидывая
с тела рубаху. Не прошло и нескольких секунд, как по холодным закоулкам
логова шустрым зайцем миновал звук громкого всплеска. По воде пошла
крупная рябь, разбиваясь о каменные берега.
Юнги нырнул в воду, погружаясь всё глубже. Вода обволакивала его бледную
кожу, касалась тела и будто любила его. Только в воде синевласый чувствовал
себя тем, кто он есть на самом деле. Когда ледяные потоки несли его по
течению, то ничего больше не имело смысла. Удовольствие было столь
пронзительным, что граничило с болью. В детстве, когда Юнги был ещё мелким
неопытным драконом, будучи самым младшим в семье, он большую часть своих
дней коротал в озёрах и реках, пока его братья и сёстры учились людскому
ремеслу. Сестёр учили шить и готовить, а братьев — охотиться и ковать железо.
Но даже тогда у каждого было право на удовольствие, вот Юнги и сбегал,
погружаясь на глубину и выбираясь только немного подышать.
У каждой семьи есть свои легенды. События, важные слова, поступки, которые
Юнги по сей день хранит в памяти и которые помогают ему не забывать, кто он
такой, чем гордится, за что хватается. Истории, на которых он останавливается,
и эти остановки превращаются для него в точки отсчёта в беге времени, которое
течёт и бурлит, имея неистовую силу и вытравливая из воспоминаний все
108/303
ценные мгновенья.
Он любил свою жизнь до самого конца, до тех самых пор, пока было, что любить.
До того дня, пока небо не окрасилось в тёмно-серый цвет.
***
А этот мало того, что возымел наглость рыться в чужих вещах, так ещё и
прицепился, как колючка к порткам, да и решил, что имеет честь наведываться
в удобное для себя время. Развёл в миновой пещере библиотеку, разбросав свои
книжки, будто во дворце ему рассказы читать не дают. Юнги проявил должную
изобретательность, когда пытался запугать мальчишку, тот даже в обморок
бухнулся, тикая из пещеры. Но вот незадача — Юнги за что боролся, на то и
напоролся. Пришлось утаскивать тельце сероволосого во дворец, ведь если
младший принц канет в лесной чаще, так тут весь Уотердип на уши поднимут в
110/303
поисках. Тогда уж Юнги с Намджуном точно спокойной жизни не видать.
В городе как обычно стоял шум, гам и суета, а на рынке так вообще царил
полный хаос. Все кричали, бранились и торговались, дабы повыгоднее втюхать
товар. Юнги взгромоздил мешок у лавки в ожидании, пока Намджун переговорит
с торговцем. Как выяснилось из короткой беседы, такую шумиху навело
торжественное событие. Во дворце решили провести грандиозный бал-маскарад
в честь какой-то там женитьбы. Юнги не горел желанием вдаваться в
подробности.
Несмотря на свой низкий статус, каждый второй горожанин грезил хоть одним
глазком взглянуть на празднество, что проходило в стенах замка. Отведать
королевские яства, поглядеть на шикарные наряды придворных дам, послушать
королевский оркестр и станцевать с красивой особой в пышном бальном платье,
увести её в тёмный уголок и под аккомпанемент волнительных вздохов и
ласковых комплиментов целовать до самого рассвета. Люди и их примитивные
мечты, что с них взять. Когда они уже не в состоянии вкушать наслаждения, они
начинают их порочить. Намджун как-то зарекался, что не прочь побывать на
балу, но потом вспоминал, что совсем не умеет танцевать, да и кто впустит
простолюдина на бал.
111/303
Возвращаясь домой ближе к вечеру, Юнги дал Намджуну себя уговорить зайти в
пекарню и трактир, дабы на вырученные медяки купить каких-то непонятных
съестных булочек с изюмом и пару бутылей медового эля. Младший любил
набивать живот подобной пищей, тогда как Юнги чаще всего (в особенности от
сладкого) воротил нос. Проведя немного времени в трактире за неспешной
беседой, они обговорили планы на следующий день, решая отправиться вместе
на охоту и словить парочку косуль. На рынке за них давали неплохие деньги.
Тщательно вытачивая из куска дерева что-то путное, Юнги краем глаза заметил
какой-то бумажный свёрток, валяющийся аккурат сундука. Нахмурившись, он
отложил нож и потянулся к свитку, вспоминая, когда он последний раз что-то
читал. Но даже если и читал, это был бы точно не какой-то потрёпанный старый
свиток, их Юнги вообще не любил. Пергамент быстро портился и рвался, книги
были куда надёжнее. Парень невольно хмыкнул, понимая, что это, скорее всего,
оставил принц после своего последнего прихода.
Как и положено у водных драконов, это было один раз и навсегда. Он помнил её
глаза, полные слёз и позднего осознания собственной смерти. Она умирала на
его руках, красивое бледное лицо и дрожащие пухлые губы. Она шептала ему
бежать как можно скорее, прятаться и бороться только за собственную жизнь,
потому что другие уже не спасти. Её белоснежные волосы были опалены огнём
догорающих обломков, среди которых Юнги сжимал подол её платья и просил
жить. Только жить, жить, жить, можно было даже не любить его, не быть его
суженой, не знать его, но только оставаться при этом живой. Драконы могут
влюбляться, но их влюблённость чаще опаснее их ненависти, потому что она не
знает границ.
Юнги захлестнули воспоминания. Это был тот день, когда небо окрасилось в
тёмно-серый цвет, забрав у него всё, что называлось «жизнью», но при этом
оставив в живых. Кажется, на секунду он ощутил привкус крови во рту,
настолько эти воспоминания были яркими. Он помнил, что у него болело горло.
Он не мог дышать. Повсюду был дым и драконья кровь. Откуда-то доносились
крики, и Юнги вспомнил, что горло у него болело, потому что кричал он.
Драконий рёв разносился на полмира и был слышен, кажется, за морем.
113/303
— Ужас какой, пока к тебе доберёшься, все ноги себе переломаешь, — бурчал
Чимин, вваливаясь в чужую пещеру и сдёргивая с головы капюшон.
— Здравствуй, — он в силу привычки склонил голову, но, уловив на себе
совершенно растерянный и в какой-то степени испуганный взгляд жёлтых глаз,
тут же ощетинился и встрепенулся, словно воробей: — Чего это с тобой?
Призрака увидел небось?
— Чего опять припёрся? — мрачно пробурчал он, хватаясь за нож. — Всё тебе на
гузне ровно не сидится.
— Я бы раньше пришел, да вот в замке все будто с ума посходили с этим балом-
маскарадом, — разразился принц, двинувшись ближе. — Я сегодня сменил штук
десять нарядов, а придворные портные всего меня перемерили с головы до пят.
— Ну ты и рюха…
Юнги вдруг замер, понимая, о чем говорит принц. Взгляд невольно направил на
куски разорванного пергамента, разбросанного у сундука. Чимин проследил за
направлением жёлтых глаз парня и в ту же секунду весь окостенел. Его
большие карие очи распахнулись, глядя на столь ценную и, увы, уничтоженную
вещь. Кадык двинулся в сухом глотке.
— А нечего таскать с собой всякую ветхую писанину, откуда мне было знать, —
разразился Юнги, чувствуя себя каким-то малолетним голодранцем, которого
отчитывал знатный господин.
115/303
— О драконах? — переспросил синевласый, напрягаясь пуще прежнего. — Ты
изучаешь драконов?
Но Чимин не мог ничего ответить, продолжая лить слёзы из-за куска, мать его,
старого пергамента. Юнги ничего не шло в голову, поэтому он понятия не имел,
как привести парня в чувства. «Прекрати», — раздалось в чиминовой голове, от
чего дергающиеся в рыданиях плечи застыли. «Перестань рыдать, как сопливая
девка». Принц резко поднял на Юнги ошарашенные глаза, не понимая, откуда в
его голове появился чужой голос.
— Как ты…
— Я не понимаю, это ведь ты? Или… — Чимин совсем оторопел, сжимаясь пуще
прежнего. — Я, наверное, схожу с ума…
— Если этот свиток был для тебя таким ценным, значит ты помнишь его
содержимое, верно? — Юнги попытался переиначить разговор, поставив на
важность, а Чимин был совсем как ребёнок.
Можно было сказать, что синевласый ещё ни разу не встречал такой прыти и
искрящегося энтузиазма в чужих горящих глазах. Он соврёт, если заявит, что
наклонился и продолжил вытачивать фигурку, не заметив улыбку, которая
озарила лицо принца, словно радуга на небе после дождя. И он безусловно
обманет, если скажет, что сам не спрятал улыбку.
116/303
12. У каждой ночи свой рассвет.
Слуга чувствовал себя виноватым. И даже непонятно, перед кем больше: пред
магом или самим собой. Чонгук признавал, что произошедшее пугало его, и он
толком не успел разобраться, что переменилось внутри. А что-то действительно
переменилось: какой-то камень на душе рассыпался в прах и развеялся по ветру
над бурлящей рекой невинности. И это было так прекрасно ощущать. Но Чонгук
толком не отблагодарил мага за что бы то ни было, сбежав так быстро, будто от
какого-то гуля, что так и норовил откусить ему обе руки.
Чонгук всё ждал и надеялся, что Тэхён подаст ему какой-то знак, пришлёт свой
волшебный огонёк и напомнит о том, что они давно не виделись. Чон
сомневался, что маг хочет увидеть его так же сильно, как сам Чонгук. И от этого
было так больно и тяжко, что брюнет всюду был рассеянным и несобранным,
получая болезненные подзатыльники от старших слуг за свои ошибки. Один раз
его вообще чуть розгами по заднице не отходили за то, что он перевернул на
кухне чашу с каким-то пряным дорогим вином.
Чонгук был уверен: они с Тэхёном оба знали, что, сколько бы времени ни
прошло… Сколько бы глупостей Чонгук ни наделал, каждый раз, как чародей его
позовёт, Чонгук прибежит к нему, как прирученная собачка. Маг в полной мере
осознавал, что теперь имеет эту власть над ним. Но хотя бы раз слуга хотел
почувствовать, что Тэхён зовёт его, потому что он действительно нужен, а не
потому, что Чонгук — один из его капризов или увлечений. Хотя бы один раз ему
117/303
так хотелось бежать к магу со всех ног, чтобы услышать, как он говорит ему: «я
скучал по тебе», а не «мне нужна твоя слюна для зелья».
Чонгук злился. Он засыпал, глотая слёзы, потому что ещё ни разу в жизни он так
сильно не скучал по кому-то, ни в ком так сильно не нуждался. Он хотел узнать
мага, хотел понять, что между ними: мимолётная связь или какое-то глубокое
чувство, доселе незнакомое ему самому? И Чонгука больше не пугала та
неизвестность, его не пугало происхождение чародея и его истинная сущность.
Даже наоборот: он хотел знать всё и даже больше. Но один день сменял другой,
ночи тоже не отставали друг за другом, а чародей при всех своих возможностях
не явил ни единой весточки. Будто он был одним большим и столь прекрасным
сном, похожим на сладкое белоснежное забвение.
— Как пожелаете, сир, — чуть склонился Чонгук, завидев на лице принца какое-
то непонятное выражение: то ли он улыбался, то ли мечтал. — Завтра ранним
утром к вам придут портные, чтобы…
— «…потрясают те, кто внизу, а с Олимпа можно лишь метать молнии», — тихо
договорил Чонгук, опуская взгляд. — Да, я помню, как Её Величество говорила
об этом, пока я разводил огонь в камине, а вы уже дремали на её плече.
— А что же тогда для вас желанно? — сощурился слуга, но, заслышав со стороны
входа в чиминовы покои скрип, тут же подскочил на ноги и встрепенулся.
119/303
— Прошу прощения, мне сказали, что вы уже один, милорд, — сделав
аккуратный реверанс, произнесла принцесса.
Он знал только одно: его сердце замирало от одной только мысли о красивых
изящных руках мага, которыми он касался его груди во время ритуала. Его
пышные густые ресницы, обрамляющие глаза цвета фиалки, пухлые персиковые
губы и пронизывающий до косточек взгляд. Чонгук нервно сглотнул, прикрывая
глаза и ощущая во рту сухость. Его сердцебиение участилось, а едкие мысли
затмили голову запахом медовой пахлавы. Если бы звёзды могли рассыпаться
бриллиантовой пылью и смешиваться с запахом сандала, то это был бы Тэхён.
Им сложно перестать дышать.
У Чонгука всё нутро горело и хотело иметь хоть какую-то власть над этим
строптивым чародеем, который вертел им, как желал. Вереница чонгуковых
120/303
желаний сплеталась с блеском тэхёновых ведьмовских чар. В сознании брюнета
так чётко и ясно бездонные сиреневые глаза сияли в свете похотливого огня, и
горели искрами выходящего из кончиков пальцев порока. Воображение рисовало
разного рода картины перед закрытыми глазами, а бурлящая кровь шумела в
ушах. Чонгук чувствовал, как возбуждение пронизывает его кожу мелкими
иголочками, и рука безвольными массирующими движениями спускалась ниже.
Прикусив край сухой губы, брюнет уже особо не ограничивал свои мысли,
представляя сладкие поцелуи на собственном теле и касаясь перевязанных на
поясе шнурков от портков. Из-за гулкого сердцебиения в ушах парень совсем не
расслышал скрип двери и шорохи, расходящиеся по каменному полу холодным
эхом.
— Фш-ш-ш…
Подумать о том, в каком виде и за каким занятием его застали Чонгук не успел,
поскольку яркий белоснежный свет ударил прямо в лицо, заставляя зажмурить
глаза. Шелестящие искры и непередаваемые звуки магии заполнили маленькую
комнатушку, заглушая все внутренние распри брюнета. Тэхён спокойно себе
перевоплотился в свою человеческую форму, сидя на сундуке с закинутыми друг
на друга ногами, покачивая своим кожаным сапогом и блистая разве что
обиженным выражением лица.
— А мне показалось, что это должно быть забавным, — хихикнул маг, оглядев
полуголого раскрасневшегося парня, тем самым смутив того пуще прежнего.
— А это что за тряпка, — чародей вытянул из-под ноги смятую чонгукову рубаху,
благоухающую явно не пионами, а трёхдневной работой на кухне. — Фу, гадость
какая…
— Хм, даже не знаю, — едва удерживая в своём тоне язвительные нотки, Чонгук
натянул чистую серую рубаху. — Что-нибудь связанное с невинностью?
— закатил он глаза.
— Перестань вести себя так, будто это в порядке вещей, — слуга отвернулся,
поджимая в горькой обиде губы. — Будто ты можешь наведываться, когда тебе
становится скучно, и издеваться, будто бы я какая-то…
— С чего это вдруг? — Чонгук уперся руками в бока и уставился на блондина так,
будто тот повинен во всех грехах человечества. — Я не собираюсь…
***
Приятный ветерок щекотал лицо, а большая круглая луна подсвечивала путь без
всяких факелов и ламп. Но Чонгука вовсе не волновала красота окружающей их
природы, его интересовала красота конкретно одного невероятного чародея,
вышагивающего рядом и насвистывающего какую-то ненавязчивую мелодию.
Вдруг брюнет почувствовал, как его волной накрывает спокойствие. Под ногами
шуршала трава, вокруг покачивались и шелестели ветки массивных деревьев.
Чонгук прислушался к природе, а тишина мира не только нагнетала, но и
успокаивала лучше, чем миллионы ненужных слов.
— Того, что ты со мной сотворил, — став мрачнее тучи, Чонгук весь сжался и
напыжился, будто вот-вот его лоб треснет от мыслей, что копошились в голове.
— Я не знал, что и думать.
— Может, и так, — хмыкнул Тэхён, возведя очи горе. — А может, завтра тебя
сожрёт какой-нибудь неведомый зверь, а ты даже не узнаешь, что это за тварь
такая была.
— Твоя взяла, — сдался Чонгук, сделав короткую паузу для нужной тишины.
— Ты много путешествовал по миру?
125/303
— Да, без малого с десяток лет, то тут, то там, — будто о чём-то вспоминая,
ответил чародей. Его будто окружал ореол таинственности и неведомых
приключений. — Но вопреки всему я не ищу приключений, они сами как-то
находят.
***
127/303
— Нет, пойди сюда, — подозвал его блондин и с помощью прихватки поднял
котёл с огня, взгромоздив на стол.
— Что я должен делать? — взглянув на Тэхёна, что стоял позади, через плечо,
Чонгук впал в короткий ступор и боялся лишний раз двинуться или вдохнуть.
По телу прошёлся разряд тока, а сердце грохнулось куда-то в пятки, как только
он почувствовал, как мягкие губы касаются пульсирующей вены на собственной
шее. Это казалось нереальностью, полным и сладким забвением. По коже
табунами ринулись мурашки, с губ сорвался томный выдох, и брюнет прикрыл в
наслаждении глаза. Маг оставил мягкий поцелуй на шее, перемещая губы выше
и прямо за ухо. Тэхёновы персиковые губы коснулись его. Чонгук ослеп, оглох,
онемел. Казалось, он был рождён ради этого мгновенья.
Ощущая эти прикосновения к своему телу впервые, Чонгук уже наверняка знал,
что теперь узнает их из тысячи, нет, из миллионов. Он уже это сделал, узнав
Тэхёна среди всех прочих, когда его светящийся образ приходил к нему поздней
ночью во сне и нежно, с особой мягкостью и вожделением, целовал его губы,
оставляя приятное чувство внутри после тяжелого пробуждения. У Чонгука
получилось, взглянув в эти полные секретов и таинственности глаза, узнать уже
128/303
знакомые черты, которые, казалось, он даже после смерти не сможет забыть.
***
131/303
13. Яблоко в карамели.
— Чтобы научиться жить сейчас, нужно забыть всё, что происходило вчера и
чему суждено произойти завтра, миледи, — тихо проговорил принц, привставая.
— Не забывайте то, что приобретаете с каждым новым опытом. Да, возможно,
всё это происходит с нами слишком рано и так неожиданно, но…
— Для чего вы мне говорите это? — мягкий голос принцессы чуть дрожал, Чимин
не видел её лица, поэтому не знал, в гневе она или же в отчаянии.
— И как долго мне ждать это облегчение? — всхлипнула принцесса. — К вам оно
пришло?
Duan — Skellige
По пути Чимин рассказывал принцессе о том, как пару раз ходил в лес, про
Чонгука, который часто выбирается в город и попадает в неприятности. В тёплой
освещённой атмосфере даже молчать было приятно. Каждая улица
подсвечивалась горящими фонарями, свет лился из каждого окна и закоулка.
Праздник света ощущался настолько сильно, что, казалось, на улице и вовсе был
день. Из каждой подворотни была слышна различная музыка, люди на улицах
улыбались, пили и смеялись. Атмосфера поглощала принца с каждым
пройденным шагом, а глаза Ли Сонг, семенящей рядом, горели и искрились, как
все огни вместе взятые.
— Да это так, никто, — пробормотал Чимин, едва не ударяя себя по лбу, потому
что сначала из его рта вырывались слова, и только после этого он понимал,
135/303
какие. — То есть… Приятель.
— Миледи, — шуточно произнёс шатен, всё ещё чуть склоняясь над ладонью
девушки. — Не желаете пуститься в беззаботный танец со своим новым
знакомым?
136/303
— Иди, — мягко и успокаивающе улыбнулся принц. — Я буду неподалёку, скоро
будут запускать фонари.
— И чего ты тут забыл? — вдруг буркнул Юнги, рассеивая облако мыслей, что
повисло над головой принца.
— Тихо ты, — шикнул Чимин, толкая парня в плечо. — Ещё громче прокричи…
— Потому что они не видят моих волос или когтей, — пожал Юнги плечами. — В
противном случае тут был бы уже не Эмбиль, а охота на чудовище с вилами и
камнями.
137/303
— А ты чудовище? — Чимин поднял блестящие из-за бликов огней глаза на
парня, пытаясь рассмотреть выражение на его лице, которое почему-то замерло,
а глаза будто на секунду стали чуть ярче. Юнги, как и ожидалось, сперва не
ответил, продолжая опустошать бутыль с элем и озираться по сторонам.
— У меня нет вот этих вот, — Чимин указал на свои верхние зубы. — Этих штук
вот таких…
Принц резко вздрогнул, когда прямо над его ухом к общему оркестру
присоединись другие музыканты. Чимина внезапно сбросили с облака на
холодную землю. Его прежде окаменелое сознание накрыла гудящая волна из
музыки, выкриков, смеха и гуляний. Быстро отвернувшись, принц зажмурился от
испуга, переводя дыхание и пытаясь успокоить грохочущее сердце, которое
находилось будто между ключицами и подбиралось к глотке. Его щёки
стремительно обдало краснотой, а глаза в смущении забегали по сторонам.
Тогда как Юнги отвернулся в другую сторону и прокашлялся, качая головой так,
будто пытаясь проснуться или отделаться от какой-то мысли.
Чувствами, что заискрились внутри его сердца, можно было осветить весь
Уотердип и ещё парочку близлежащих государств. Скрестив с Ли Сонг локти,
они кружились в танце, следом меняясь партнёрами. Принцесса перескочила к
Намджуну, и вот уже напротив Чимина на мутном скользком фоне окружающего
мира возникло красивое бледное лицо Юнги. Вселенная вокруг принца
замедлилась, он видел голубые локоны, спадающие на вспотевший лоб,
прекрасные, подсвеченные глаза и мягкую улыбку на розовых сухих губах.
Внутри всё резко сжалось и разжалось. Вместе с осознанностью приходил и
выбор. Чимин мог сказать: «Я позволю этому моменту быть таким, какой он
есть». Потом вдруг там, где раньше было больно и обидно, стало легко и просто.
И оттуда шло облегчение. Всё, как он и говорил принцессе.
— Позовите стражу!
«Ну вот, видишь», — чужой хриплый голос эхом отразился в сознании Чимина, а
Юнги продолжал стоять напротив, глядя ему прямо в глаза нечитаемым
взглядом.
141/303
14. По ту сторону маски. Часть первая.
По большей степени Юнги было наплевать на то, для чего и зачем Тэхёну этот
гриб. Заняться было нечем, весь свой день он провёл, плавая по водным каналам
и размышляя о произошедшем. То ли это были сожаления, то ли сомнения, он не
знал наверняка и не мог прислушаться ко внутреннему голосу своей души. В
этот раз она будто говорила на каком-то древнем языке, который доселе был
Юнги неизвестен. Мысли по-прежнему не покидали его голову, он и не заметил,
как мешок был уже полон, а плащ до нитки вымок. Сосульки голубых волос
спадали на лоб, а по ним стекала вода, разбиваясь о холодные щёки.
Он, конечно, мог закрыть глаза на то, что не хотел видеть и знать, но вот
незадача: он не мог закрыть своё сердце на то, что не хотел чувствовать. Юнги
настойчиво твердил себе, что он не дурак, чтобы совершать подобные
безрассудства, но теперь он имел некие сомнения по этому вопросу. Только
сейчас Юнги ругал себя, что после прихода принца забыл запереть входную
дверь своего разума. Ведь следом за ним явились сомнения, самые непрошеные
и нахальные гости. Первые зародились в тот вечер, когда Чимин заявился к нему
за своим забытым свитком. Когда он уселся в самом тёмном углу миновой
пещеры и с усердием принялся по памяти переписывать свиток заново, Юнги
словил себя на том, что изредка наблюдал за ним. Точнее, почти весь процесс
пялился.
Он делал вид, что с интересом вытачивает фигурку, а сам глядел на то, как
пухлые короткие пальцы сжимают перо, аккуратно макают его в чернильницу и
направляют по пергаменту. Принц делал это с такими старанием, аккуратностью
и заботой, что действительно было видно, насколько для него это важно и
драгоценно. Юнги тогда удивился: как, казалось бы, какой-то старый кусок
пергамента со сказаниями о драконах может быть важен для принца?
В тот раз Юнги побоялся заговорить, а ему так сильно хотелось. Но какое-то
тягостное чувство, зародившееся у него под рёбрами, помешало. То ли это был
страх, то ли всё те же сомнения. Впервые за долгое время Юнги ощутил свою
сырую тёмную пещеру действительно уютной и тёплой. Сидя в полной тишине,
занимаясь своими делами, он почувствовал под кожей ненавязчивую вибрацию и
мягкое чувство удовлетворения. Тяжело признавать, но он давно не чувствовал
такого. Он был не одинок.
Просто раньше Юнги думал, что, если он исчезнет навсегда, то здесь, в этом
мире, никто, кроме Намджуна и Тэхёна даже не заметит его отсутствия. Но
теперь к этим двум именам спустя десятки лет добавилось третье. Кто бы мог
подумать, что этим кем-то станет никто иной, как потомок людей, которые
обрекли весь его вид на вымирание. Как ни странно, но это меньше всего
заботило Юнги. Он знал наверняка, что ни здесь, ни где-либо ещё, дети не
обязаны нести ответственность за грехи своих отцов. Юнги-человек это знал и
принимал, а Юнги-дракон ничего не говорил, лишь напряжённо молчал. Не
отрицал, но и не соглашался.
— Ага, у тебя как всегда на лице всё написано, — заверил маг, вытряхивая
грибы на расстеленную заранее тряпку, дабы просушить. — Да и Намджун утром
заходил, рассказывал о вашей неудачной вылазке. Чего это вы вдруг в город
попёрлись?
— Ты припёрся ночью и протащил меня через весь лес, чтобы я помог этому
парнишке с его покалеченной ноженькой, — начал загибать маг пальцы. — Ты
не сожрал его при первой возможности. Позволил приходить к себе в пещеру,
как к себе домой, тогда как мне не даёшь даже шагу в неё ступить. Пошёл на
городской праздник с надеждой его там встретить…
— Зато ты у нас такой весь из себя, — закривлялся Юнги, явно задетый колкими
словами чародея. — Всё на свете знаешь и понимаешь.
145/303
— Но нравятся ли они тебе? — продолжил синевласый.
— Да, но речь ведь не об этом, — напрягся маг, понимая, что рискует проиграть
дракону в этом нелёгком споре. — Речь конкретно о тебе, а основание твоих
ценностей лежит в глупой мысли, что люди должны жить в одиночестве. Ведь
так ты считаешь, а? — Тэхён взглянул на синевласого, который нахмурился,
отчего между его бровями появилась большая морщина. — Или даже нет, ты
хочешь этого! Изо всех сил стараешься не показываться, никуда не вмешиваться
и не причинять другим неприятности и боль, даже если люди тебе
отвратительны.
— Учитывая то, как давно ты обращался, в этот раз могло вовсе не получиться с
первого раза. Вы оба могли просто разбиться, — Тэхён бил словами не в бровь, а
в глаз, застав парня врасплох. — Всё ещё будешь отрицать важность этого
мальца?
— С чего вдруг такая щедрость? Какая такая услуга тебе понадобилась? — Юнги
закрыл банку, опуская на пол рядом с сапогом, чтобы не забыть.
***
147/303
— Тебя полгорода разыскивает, а если что-то пойдёт не так? — волновался
младший, кидая в сторону синевласого обеспокоенные взгляды.
— Приветик, — Сокджин улыбнулся ещё шире прежнего, так, что его глаза
превратились в полумесяцы, и приподнял ладонь, махая. Только тогда Юнги
смог разглядеть его лицо.
— Итак, что вам угодно? — взгромоздив поднос на ветхий комод, Джин протянул
одну чашку для Юнги, но, получив отрицательный ответ, передал её Намджуну.
— Нужен костюм вот для этого, — шатен качнул головой в сторону синевласого.
— Праздничный камзол в самые кратчайшие сроки.
— Хм-м, — эльф вдруг начал крутиться вокруг Юнги, осматривая его худощавое
тело, скрытое под чёрным плащом. — Могу я попросить вас раздеться?
— Я не…
149/303
— Думаю, ему пойдёт синий в сочетании с белым, — перебил Намджун, не давая
Юнги вставить и слова. — Он в нём просто чертовски неотразим.
— Ты, гад… — хотел было выругаться Юнги, но его потянули в сторону, давая
указание выпрямиться и расправить руки. Вскипающая физиономия старшего
явно веселила друга.
— Я и сам мог…
— Да на кой-чёрт мне…
— Сюда должна была входить ещё белая блуза с жабо, но выглядело это
слишком аляписто, — с гордостью добавил эльф, наблюдая за реакцией
синевласого.
Юнги уставился на камзол, понимая, что ещё ни разу в жизни не носил столь
красивых и дорогих вещей. Он шагнул ближе, касаясь пуговиц на груди и чуть
поглаживая ткань, которая на ощупь была невообразимо мягкой и приятной.
Выглядел костюм запредельно дорого и действительно по-королевски. Казалось,
что в этом камзоле его впустят на бал и без приглашения, щедро подаренного
Тэхёном.
150/303
— А что там по поводу дружеских скидок? — Намджун попытался умаслить
эльфа широкой улыбкой.
На секунду Юнги даже подумал, что лучше бы они с Чимином жили в разных
мирах, которые, несомненно, существовали. А потом всё же решил, что неправ.
Непонятное притяжение, что, несомненно, существовало между их душами, всё
равно лучше, чем ничего. Эта неизвестность между ними меньше, чем дружба,
но куда больше, чем одиночество. Неизмеримо больше.
Примечание к части
151/303
15. По ту сторону маски. Часть вторая.
Daughter — Numbers
— К тому, что вы несёте долг не только пред самим собой, а пред целым
королевством, — с горечью в голосе пояснил учитель. — Пред целым
государством, ваше высочество. Это не какая-то очередная прихоть его
величества, не забавная шутка и не временная обязанность. У нас много врагов
на севере и на юге, не меньше и за океаном, а ваш брак с принцессой соединит
Ферелден и Уотердип нерушимой связью. В ином случае…
152/303
— Куда и к кому бы вы не сбегали по ночам, ваше высочество… Это нужно будет
прекратить, — договорил учитель, переведя тяжелый взгляд на окно. — Я
сделаю всё, чтобы защитить вас, но никто не сделает этого лучше, чем вы сами.
Хосок ни за кого не переживал так сильно, как за принца. По сути своей Чимин
был ещё невинным ребёнком, который не видел мира, не знал любви, не
испробовал власть на вкус. Не знал жестокости, боли и крови, которые по пятам
следуют за властью. На протяжении всего жизненного пути за принцем может
тянуться ниточка крови, которую он не заметит. А она грозит превратиться в
океан. Больше всего учитель опасался, что под этим натиском принц может
просто сломаться, как тростинка. Может потерять себя, попасть в ловушку
собственной неопытности и наивности. Короли иногда обязаны делать страшные
вещи, а короли, не познавшие счастья и любви — вдвое страшнее. Чимину нужно
было учиться не грамматике и арифметике, а власти над самим собой, потому
что неопытность всегда вела к беде.
Чимин вновь отвернулся к окну, глядя с высоты на двор замка, где слуги
принимали гостей, что съезжались с разных концов королевства. Его душа в
самом деле болела, но скрывать эту боль казалось единственным правильным
решением. Он действительно ощутил себя настолько одиноким и отчаявшимся,
что такая же осиротелая, как и он сам, холодная слезинка скатилась по щеке,
падая на воротник белой рубахи. Ощущение, что ещё вчера он был простым
мечтателем, который попусту гонялся за миражами, что были созданы хитрыми
призраками прошлого, но истинная чиминова сущность оказалась парализована.
Она очутилась в глубочайшем одиночестве, безысходности и печали. Никто не
153/303
придёт, чтобы спасти его, потому что Чимин лжёт не только всем вокруг, но и
самому себе.
***
В день бала Чимина подняли ни свет ни заря. Весь день вокруг него крутилось
много слуг и портных, подготавливая наряд, причёсывая и подбирая украшения.
Несчастный, он нуждался лишь в одном: в уединении. Нуждался в тишине и
воспринимал своим усталым ухом беспрерывно и бесконечно всё одни и те же
слова. Именно в этот суетливый день он так сильно хотел спокойствия.
Чимин надел бордовую маску, что прикрывала половину лица и была украшена
маленькими пёрышками под стать костюму. Ему не нравился наряд, который так
долго и тщательно подготавливали придворные портные. Слишком ярко, пёстро
и бросается в глаза. Чимин же предпочитал более спокойные и пастельные
оттенки, но кто бы его слушал. Красный и золотой — цвета Ферелдена, а синий и
белый — Уотердипа, поэтому принцессу Ли Сонг снарядили в белоснежное
платье, украшенное павлиньими перьями. Сказать, что девушка была не совсем
довольна, — ничего не сказать.
Через какое-то время король объявил время танцев. Эту часть бала-маскарада
должны были открыть виновники торжества, в честь которых и устраивался бал.
Чимин взглянул на принцессу, которая заметно нервничала, аккуратно взял
девушку за руку, облачённую в белую ажурную перчатку, и прошептал что-то из
разряда «всё в порядке» и «не переживайте так». Знаменитые в Уотердипе
музыканты пустили инструменты в дело, начиная играть приземлённую
мелодию, под которую Чимин под руку с Ли Сонг начал танцевать, открывая бал-
маскарад, суть которого заключалась в бесконечных танцах.
Когда пустой круг наполнился парами, что кружились в танце, Чимин ощутил в
ногах усталость. Особого настроения продолжать «веселиться» не было,
поэтому он поклонился, поблагодарив невесту за подаренный ему первый танец,
и начал пробираться через большое скопление гостей к своему месту. В одно
мгновение чья-то рука коснулась плеча, заставив принца встрепенуться. Он
155/303
обернулся, увидев незнакомого брюнета, который потянул его за локоть в
сторону, подальше от толпы.
— Что вы…
— Ты… — Чимин всё ещё не мог подобрать правильных слов, чтобы выразить всю
степень своего удивления. — Что ты здесь делаешь? Как тебя впустили?
— Постой, — у Чимина в очередной раз что-то ёкнуло в груди, потому что вся
ложь, по которой он столь успешно лавировал, грозила вылезти наружу. — Как
давно ты явился?
— Только что, — пожав плечами, ответил Юнги. — Тэхён сказал, что начало —
это скучный официоз. Да и пока все эти парадные не обойдёшь, хрен сюда
впустят. Кто вообще придумал эту тягомотину?
— Мне показалось, что тебе дороги эти цветы, — тихо проговорил Юнги. — Тот,
что ты сорвал в прошлый раз, уже, наверное, завял.
Трудная, осторожная, такая недоверчивая. Был ли этот танец тем самым? Рука
Юнги скользнула по чиминовой талии, и он прижал принца ближе к себе,
замедляясь в движениях и сталкиваясь лицом к лицу, заставая врасплох. Вот,
оно ли это? Приблизился, прикоснулся? Огляделся, приобнял, согрел? Пришёл?
Остался? Тёплое, неугасимое чувство пронзило чиминову душу, ну как тут не
задрожать? Как не покраснеть? Чистое, невинное и в ту же секунду постыдное.
Положив руку на плечо Юнги, принц едва не уткнулся в чужую шею,
смутившись. Его тело горело, сердце пылало, рука, что мягко легла на талию,
будто прожигала чиминов камзол огненным прикосновением.
Чимин позволял своим чувствам решать за него самого, а это было самым
плохим решением из всех самых плохих решений. Но и поделать с собой принц
ничего не мог. Прекрасное лицо напротив, лёгкая улыбка на чужих губах,
приятный запах сандала кружили Чимину голову. Ну почему… Почему места в
сердце распределяются вовсе не разумом? Принц не знал и не видел ничего, что
могло привести его в сознание. Он будто оказался по ту сторону зеркала, в
другом мире, где его судьба не столь плачевна, как здесь. Тот мир возродился
за время короткого танца. Из глубины чиминовой души рождалось невиданное
доселе ощущение, на поверхность всплывали все скрытые чувства и самые
тонкие грани эмоций.
Чимин будто делал выбор. И от этого выбора зависело, что он увидит дальше,
что будет чувствовать и как будет жить. Всё его существование вдруг свелось к
цепочке коротких моментов. Смущение — момент, грусть — момент, трепет —
момент, даже стыд — момент. Один момент в танце уходил, и сразу же
приходил другой. Моменты сменялись, словно волны, но продолжали быть. Он
жил в моменте, даже не подозревая этого.
Когда рука Юнги прижала его ещё плотнее, а чужое лицо оказалось в
нескольких нещадных сантиметрах от собственного, Чимин понял, что
задыхается. Температура его тела резко подскочила, а сердце забилось где-то в
глотке, не давая сглотнуть. Колени превратились в вату, ноги подкосились и
ослабли, не гарантируя удерживание тела на ходу. Ещё немного и он мог упасть
в обморок от переизбытка чувств, поэтому не сдержался, уткнувшись пылающим
лицом в шею Юнги, обмякнув и прошептав: «Мне… Нужно на воздух».
— Да, просто я… — Чимин прикрыл глаза, ощущая во рту сухость. — Душно там.
— Короли всё воюют между собой, разделяют и властвуют, но вот что-что, а небо
у человека не может отнять никакая власть, — тихо проговорил Юнги, стоя
рядом с принцем и всматриваясь в черноту. — Оно никому не подвластно и
существует вне времени, вне пространства.
— Пожалуйста, — принц поднял глаза, обнажая перед брюнетом весь свой испуг
и страх. — Прошу, отпусти. Мне правда лучше вернуться, — в его больших
перепуганных глазах дрожал свет, и всё внутри Юнги сжалось. Его бледные
пальцы медленно соскользнули с чиминова запястья, высвобождая. Принц
159/303
громко выдохнул, поднял с пола красную маску и выпрямился, снимая с себя
чужую.
— Что…
И тут вдруг ещё более разрушительный взрыв прогремел в его голове. Память и
сознание вернулись на место, и совесть одним большим укусом сожрала Чимина
со всеми потрохами. Он забыл, кто он и где. Это ведь был бал-маскарад в честь
его свадьбы. Мучительная мысль невыносимо больно ударила прямо в затылок. В
последнее время у Чимина было отнято всё, кроме того, что он ценил в себе
больше всего — чести и совести, но и это теперь ускользало от него, словно
песок сквозь пальцы.
Повисла тяжёлая тишина. Перед тем, как произнести правду вслух, принцу
показалось, что он сможет вынести любые жестокие слова, но ничто не было
способно уничтожить его больше, чем молчание Юнги. То самое молчание,
которое как пушечный залп в непроглядной темноте. Чимин пытался
определить, в кого, тешил себя иллюзией, что выстрелили не в него. Но вот он
уже начинал истекать кровью, а в сердце всё ещё лелеял надежду, что можно
попытаться что-то сделать, но тишина лишь растягивалась и расширяла
границы хаоса, воцарившего в его душе.
Посевы и работа в полях, вера в кровь и землю были всегда чужды Чонгуку. Вся
его семья верила в свой высокий дух, в силу созревающих колосьев, в предков и
воинов, оберегающих их труды и плоды. Пока кто-то ровнял землю, а кто-то
сеял, маленький Чонгук приседал на корточки и наблюдал за муравьями, что
шли друг за другом ровным строем. Куда они шли? Зачем? Каким образом они
тащили семя, в три раза тяжелее их самих? Подобные глупости были интересны
Чонгуку до такой степени, что по ночам он сбегал в лес, чтобы наблюдать за
светлячками, кружащими над кустами сверкающим роем. Но маленькому
необразованному мальчишке из челяди некому было объяснить, откуда в
светлячках берётся свет.
— Это жертва для того, чтобы получить знание, — девочка взглянула на него, и
Чонгук замер, поскольку её глаза были невообразимо светлые, почти
прозрачные, словно бриллианты. — Я уже выяснила, что почти все бабочки
живут по две недели. Но вот, например, королевские, вот эти, — она ткнула,
указывая на огромную чёрную бабочку в банке. — Они живут дольше всего, этой
уже больше месяца.
Все, кого они любили, все, кого знали, все, о ком когда-либо слышали в
сказаниях и все когда-либо существовавшие люди прожили свои короткие жизни
на земле. Чем они отличались от бабочек? Разве что продолжительностью
жизни. Нескончаемые наслаждения и болезни, каждый герой и трус, каждый
кузнец и охотник, каждый крестьянин и король, каждая обручённая пара,
каждая мать и отец, каждый ребёнок, каждый праведник и преступник жили и
живут здесь, на пылинке, подвешенной в солнечном луче. К Чонгуку со
временем пришло понимание, что, кем бы он ни был — хоть крестьянским
мальчишкой, обречённым на вечное услужение короне, хоть представителем
знатного рода. Какая разница, если он тоже человек? Судьба иная, как и у
бабочек: кому-то жить меньше, кому-то больше, но разве это делает его хуже
остальных? Он наблюдал за бабочками вместе с Этери и понимал, что все они
красивые и вовсе не виноваты, что жить им отведено всего пару часов.
Это был единственный раз, когда Чонгук чувствовал свою важность. Они с Этери
проводили много времени вместе, наблюдая за насекомыми или животными,
много разговаривали и постоянно спорили. Чонгук подружился со странной
164/303
нелюдимой девочкой, живущей на окраине деревни, но дружбе не было суждено
продлиться достаточно долго. В один из вечеров Чонгук пошёл в лес, чтобы
наловить каких-нибудь необычных насекомых, что выползают только по ночам.
Он рыскал по лесу, насвистывая себе под нос, как вдруг остановился, услышав
короткий прерванный крик.
Оцепенев, Чонгук застыл на месте, когда с чащи леса донеслось короткое «не
надо». Этот звонкий девчачий голосок был ему до ужаса знаком, поэтому, ни на
секунду не задерживаясь, он рванул через кусты в сторону, откуда доносились
заглушенные крики. Притаившись за большим пнём и пребывая в паническом
пульсирующем страхе, от которого сердце упало в пятки, Чонгук во мраке ночи
разглядел широкие плечи. Высокая тёмная фигура нависала над девочкой с
хрипом. До Чона дошло, почему фигура человека была ему столь знакома. Это
был отец Этери, которого он видел пару раз.
— Долго ты там будешь возиться? — вдруг рядом возникла вторая, более мелкая
фигура, говорящая женским голосом; в ней Чонгук узнал мать девочки.
Неужели люди могли быть столь жестоки к собственному ребёнку? Это были
весь ужас и жестокость этого мира, представшие перед неподготовленным
Чонгуком во всей своей красе. Пусть и семья у него была не столь хороша, но
подобного ужаса никогда в ней не случалось. Все заботились друг о друге,
любили по-своему, по крестьянским чёрствым обычаям. Держа в своей руке
чужую остывающую ладонь, Чонгук будто держал невидимый нож,
перерезающий все его детские иллюзии. И этот скрежет передавал ему
жесткость, холод и ужас. С той секунды он больше не верил в людское
сострадание, замыкаясь в себе на долгие годы.
***
В избушке Тэхёна как и всегда горел свет, а окна были запотевшие. Вздохнув,
Чонгук потоптался на скрипучем крыльце и нерешительно толкнул дверь. Тело
обдало ещё большим жаром, поэтому брюнет развязал шаперон, повесив его на
сгибе локтя. В доме стояла тишина, лишь тихонько потрескивал огонь в камине.
Под ногами скрипел пол, огоньки свечей чуть шелохнулись от сквозняка, а
засушенные птичьи черепа, подвешенные у двери на толстой нитке, словно
специальные колокольчики, издали лёгкий шум.
Уотердипский лес был совсем иным: там не видно, куда поставить ногу. Всё в
трухлявых разлагающихся пнях, проросших огромным диким папоротником.
Везде огромные муравьи, по мху ползают великанские пауки. Даже бабочки
летают столь громадные, мохнатые и толстые, словно воробьи. В этом же лесу
не было обилия насекомых, будто бы чародей создал его специально для себя,
без излишеств, которые сам не любил. Никаких мошек и букашек, что мельтешат
перед лицом и неприятно жалят, никаких чудовищ и монстров, норовящих
откусить тебе ногу, ядовитых растений и ящериц.
168/303
— С каким к чёрту голубем? О чём ты вообще говоришь? — продолжал пищать
Чонгук, топчась на месте и захлёбываясь от стыда. — Не получал я никаких
записок, я вообще-то просто так, а не… Это самое… То есть да, а вообще…
— Что это за место? — задал Чон вопрос, что висел на кончике его языка и до
ужаса хотел быть озвученным. — Это всё настоящее?
— Ага, я мог бы приложить гораздо меньше сил и сделать это всё миражом, но
вот незадача: я терпеть не могу иллюзии, — с твёрдостью заявил маг, взмахивая
волосами, и Чонгук мог поклясться, что от взмаха образовался лёгкий блестящий
шлейф света, в следующее мгновение растворяясь в воздухе. — Фантомная
магия — это опасная штука, потому что следом, когда её иллюзии рассеиваются,
словно дым, а рассеиваются они непременно, становится очень несладко. Так
несладко, что лучше отказаться от той недолгой отрады, что клубится в
иллюзорном тумане.
— Но разве вся магия это не всего лишь иллюзия? — не подумав, ляпнул брюнет,
в следующую секунду жалея о сказанном.
169/303
— Ох, об этом я уж точно уже давно был осведомлён, — хихикнул чародей,
пропуская Чонгука взбираться по лестнице первым. — Не хочу, чтобы ты
заглядывал под мой халат.
***
— Хочу показать тебе одно место, — чародей шагнул ближе, нежно касаясь
чонгуковой ладони пальцами. — Ты ведь доверяешь мне?
— Местные боятся этого озера, потому что о нём ходит много разных легенд, —
проговорил Тэхён, спускаясь с возвышенного берега. — А ты знаешь, когда
легенды перестают быть легендами, Чонгук? — чародей присел на корточки,
тронув воду и всплеском пуская по ней лёгкую рябь с переливающимися в свете
луны бликами. — Когда в них начинают верить.
— Боги отправили на землю звезду по имени Астра. Она упала прямо на город,
сметая всё на своём пути, выжигая существ и обращая их в пепел. Те, кто
остался в живых, в боли от потерь собрали все силы и уничтожили ни в чём
неповинную звезду, превратив в пыль. На месте города образовалась огромная
яма. После затяжных дождей вся вода стекала вниз, смешиваясь со звёздной
пылью и образуя озеро. Иногда, один или два раза в год Астра плачет из-за
несправедливости, а вода становится перламутрового цвета, отпугивая
местных.
Слуга не успел сообразить, как тёплые руки окольцевали его талию, потянув за
собой в самую глубину. Он едва ли успел вскрикнуть от испуга, но вода
заглушила звук его голоса, попадая в глаза и нос, вызывая неприятное жжение.
Быстро моргая и приводя себя в чувства, Чонгук увидел перед собой прекрасное
лицо, изрисованное метками, и понял, что лица прекрасней не видывал ни разу в
жизни. Длинные локоны белых волос скользили в водной глади, закручиваясь в
причудливые узоры. Глаза переливались сиреневым цветом, а гладкую кожу
покрывали маленькие пузырьки воздуха. Вдруг на размазанном поле зрения
Чонгук смог разглядеть, что вода, окружающая их, начала приобретать
перламутровый блеск.
Тэхён был полон робкой страсти пред ним, пропуская меж пальцев мокрые
отросшие пряди чонгуковых волос, тычась дрожащими губами в висок. От
каждого его хриплого стона, касающегося ушных раковин, по телу скатывались
капельки колючих чувств, что провоцировали целый шквал мурашек вкупе с
дрожью. Звезда упала, воткнувшись прямо в сердце Чонгука, разорвавшись
огромным огненным шаром. Из её глубинной светящейся пыли рождалось
сильное чувство, утягивающее на самое дно. Чонгук находился на поверхности
Астры, но ему не нужен был кислород. Он дышал Тэхёном и был готов
уничтожить солнце, чтобы оно никогда не поднималось из-за горизонта.
Примечание к части
https://twitter.com/BOT_TA_BONNI
https://vk.com/by_bonni
174/303
Примечание к части Музыка обязательна к прослушиванию.
17. Проснись!
Ruelle — Rival
176/303
Тихо поднявшись с перины, Чимин коснулся босыми ступнями холодного
каменного пола и присел у сундука, со скрипом отворяя крышку. Принцесса в
постели начала ворочаться, причмокивая во сне губами, и серовласый чуть
притих, дождавшись, когда она снова засопит. Разгребая вещи, принц просунул
руку к самому дну, отыскав свёрток из кожи. Он аккуратно развернул его, глядя
на чуть подсохшую большую чешую, размером с собственную ладонь. Во мраке
она казалась темнее, но на свету была белой в середине, а ближе к краям чуть
прозрачная и почти зеркальная. После находки он проштудировал все
бестиарии, что имелись в огромной королевской библиотеке, но не нашёл
никого, кому эта чешуя могла бы принадлежать.
Накинув поверх ночной сорочки халат и плотно перевязав его на талии, Чимин
приоткрыл дверь и направился вниз по лестнице к комнате Хосока. Сонные
стражники, завидев принца, тут же встрепенулись и выпрямились, заставив
принца закатить глаза. Он постучался в дверь, понимая, что учитель уже давно
странствует по царству Морфея, но дело не терпело отлагательств. Он постучал
ещё настойчивей, после чего услышал по ту сторону возню и удар чего-то
металлического, будто Хосок опрокинул чашу на пол. Через несколько
мгновений взлохмаченный сонный учитель распахнул перед принцем дверь,
глядя сощуренными глазами, а на его щеке красовался красный след от
подушки.
— Не знаю, вроде бы, — пожал принц плечами, отводя взгляд. Он совсем не умел
врать.
Хосок продолжал что-то говорить, но Чимин уже не слышал его, в голове стоял
шум. У него перед глазами яркими импульсивными вспышками начали
проноситься воспоминания. Первая встреча с Юнги. Переливающаяся в голубом
свете ледяная вода, в которой парень чувствовал себя весьма хорошо.
«Единственный вид, который может не только плавать, но и находиться под
водой довольно длительный промежуток времени».
— Кто ты?
— Дракон.
— Если бы драконы умели превращаться в людей, мир бы точно об этом знал.
— Может быть. А может быть и нет.
Пришёл миг, когда принц осознал: то, что он искал в глубине сырой пещеры,
всегда находилось в недрах его собственной души. Он всё слышал. Он всё
видел. Он всё знал. Чимин делил себя на две части, одной из которых был ум, а
второй — осознание. Ум только анализировал и констатировал факты, ясные, как
день, а осознание было тем самым голосом, который говорил не на уровне
разума, а на уровне глубоких и сильных чувств к синевласому. Принц
чувствовал, что умозаключение, к которому он в итоге пришёл, это «так и никак
иначе». У Чимина участилось дыхание и затряслись пальцы. Водяной змей. Или
можно сказать иначе: водный дракон? Он сорвался с места, впопыхах благодаря
Хосока и уже не слыша, как тот ему вдогонку твердит: «ни в коем случае не
возвращайтесь на то место, милорд».
***
— У вас, блядских эльфов, нет чести! Нет уважения! Нет пива! — кричал какой-
то пьяный гном, впадая в перепалку с бедным эльфом, который всего лишь
попросил его отдать один свободный стул из-за стола. — Сейчас бахну ещё одну
и пойду выебу трактирщика!
— В любой другой таверне на тебя уже надели бы оковы и сдали страже за пару
серебряных, — с упрёком напомнил Намджун, отпивая из большой деревянной
кружки. — И не уходи от вопроса. Сколько выпил, пока я провожал Сокджина?
— Чего не знал? Что он чёртов принц? — Юнги уже порядком захмелел и мог
говорить обо всём без той тяжести в груди, которую испытывал каждый божий
день. — Чувствую себя беспросветным идиотом, даже когда думаю об этом.
Юнги одним полушарием мозга понимал, что доля правды в словах младшего
была, но по происхождению и воспитанию он был слишком высоких нравов.
Возлечь с кем-то без чувств для него было подобно кровавому жестокому
преступлению, что наказуемо лишь смертью. В отношении принца Юнги словно
шёл по натянутой нити между тем, что беспрекословно считал правильным и
тем, чего желал, даже когда понимал, что это было ошибкой. Это как свободное
падение. То, что его взбудоражило до самой глубины души, что заставило
выбрать иное направление. Юнги осознавал взаимные чувства принца столь же
ясно, как белый день, и знал, что своим поступком утащит Чимина за собой. Он
обрёк на боль и страдания того, кого больше всего хотел защитить и уберечь от
этого. Принца, который имел право сам выбирать, на что себя обрекать.
— Что ты…
— Я не думал, что такие, как ты, могут быть трусами, — вдруг выдал принц,
заставая Юнги врасплох. — Кошмары вернулись ко мне, но ты не пришёл на мой
зов, как прежде…
Юнги не мог ничего ответить, глядя прямо перед собой и пребывая в глубоком
ступоре. Смысл чиминовых слов дошёл до него лишь спустя несколько долгих
мгновений.
— Тогда я был не в себе, но сейчас мой разум ясен, словно чистый пергамент, —
приподнимаясь и вставая на ноги, Чимин повернулся к Юнги лицом, и всё его
нутро обожгло. Он так скучал. — Я знаю, кто ты.
— Раз так, — улыбнулся Чимин через слёзы и боль, что зияла в его глазах.
— Тогда давай проверим?
Секунда. Вдох. Принц сделал шаг назад, проваливаясь спиной в небо. Ещё одна
секунда. Юнги, не раздумывая, двумя большими шагами последовал за
Чимином, отталкиваясь от обрыва и падая в пустоту. Высота полёта неизбежно
грозила такой же глубиной падения. В следующую секунду Чимин уже парил в
невесомости, летел навстречу к неизбежной смерти, и, несмотря на ветер,
держал глаза открытыми. А перед ними яркая вспышка света, энергия от
которой мощной синеватой волной прошла по всему лесу, качая кусты и ветви
деревьев.
Принц вновь летел прямиком с горы, чувствуя, что ему не за что ухватиться.
Казалось, что вся его идея с падением ничего не стоила, но яркая вспышка,
слепящая глаза, говорила об обратном. Падать ему было не страшно. Страшно
было долететь до земли и разбиться. Время вокруг замедлило свой ход, а Чимин
падал, протягивая руку без надежды на то, что её схватят. Он падал и горел,
будто бы летел в самое чёрное место из своих кошмаров, где свет вызывал боль,
а мрак — наоборот, приносил только облегчение. В место, которое лишало веры
183/303
и обдирало воспоминания, прорастая через них гнилыми чёрными ветками.
Границы между разумом людей и чудовищ стирались прямо на его глазах.
Чимин понимал, что всем телом обхватывает что-то, но этим точно не была
сырая холодная земля. Жар под ним был реальным и обжигал кожу. Принц с
трудом открыл веки, смотря слезившимися глазами на большую белую чешую
ромбовой формы прямо перед своим лицом. Между чешуйками ползли линии
желтоватого света с припухшими на них огоньками, будто куда-то торопились и
явно опаздывали. Всеми силами пытаясь удержать себя в сознании, принц
задрал голову, а по щекам его градом хлынули слёзы. Над его головой
стремглав неслось чистое ночное небо, усыпанное звёздами, и в какой-то миг
действительно было сложно понять, кто движется на самом деле — Чимин или
небо над его головой.
Принц вновь горел и падал, но теперь знал наверняка: это не было кошмаром.
184/303
18. Сердце дракона.
И тут в голове принца эхом прозвенел ужасный вопрос: а что люди вообще знали
о драконах? Забытые чудовища, далёкие, как горизонт. Но вот он, прямо перед
ним — создание из плоти и крови. Неужто вековая история оказалась в
мгновенье ока одной большой ложью, которой пропитаны все рассказы, книги и
свитки? Ложь, словно чёрная липкая слизь, пропитала все мысли и
представления о мире. И драконы — это вовсе не чудовища, а обычные люди,
живущие среди других обычных людей? Быть может, их дети играли друг с
другом и ловили солнечных зайчиков. Или во сне закрывали нос лапами от
ледяного ветра. По ночам кружили над скалами и охраняли людской сон.
Ruelle — Genesis
«Назови имя» — этот голос едва ли принадлежал Юнги. И Чимин вдруг понял: с
ним говорила не человеческая сущность.
А Чимин ощущал, будто алмазная когтистая лапа сдавила его сердце и пыталась
выдернуть сквозь рёбра. И он, прижав к этому месту ладонь, отчаянно пытался
удержать сердце внутри, попятившись назад. Он обидел дракона, разозлил,
сделал ему больно и расплачивался за это. Казалось, будто эта боль была
гораздо хуже той, которой сопровождалась потеря конечностей. Болели не
186/303
только все внутренности и тело, но и душа. Нечто самое драгоценное и скрытое
словно насильно выковыривали наружу, где ему совсем не хотелось быть. Чимин
задыхался от страха и гнева на себя, поскольку виновником этого был он сам.
Мало того, всё это было как если бы он выкрикнул: «Не ешь меня, сожри лучше
моего старшего брата, мне плевать, я не люблю его». И брат словно бы
наблюдал за этим, но притворился, что не слышал, и сам, движимый братской
любовью, предложил себя в жертву вместо младшего. Вот как Чимину было
плохо — хуже просто быть не могло.
— Прости меня! — закричал принц изо всех сил, которые у него только были.
— Прости меня, Юнги!
— Стой, — маг потёр ладони друг об друга и раскинул в сторону, между ними
образовалась мыльная струя белого света. — Слушай мой голос, Юнги.
Дракон резко закачал головой, начиная истошно реветь, так, что Чимин закрыл
уши ладонями и зажмурился. Тело зверя будто ослабевало, и он оседал на
землю, будто плача. Маг, оказавшись рядом и не мешкая ни секунды, рывком
коснулся ладонями груди дракона и зажмурился, словно от боли, а размытая
белая линия света погрузилась в существо, проникая в него сквозь чешую.
Большие чёрные зрачки дракона закатились под веки, он заметно ослаб и с
грохотом повалился на землю. Ещё через несколько мгновений Чимина ослепила
яркая вспышка огненного света, такая, что закололо глаза, словно в них
выдавили половину лимона и кинули песок. Он утопил лицо в сгибе локтя,
заскулив, словно подбитая собака. Шелестящий свет звенел в ушах
продолжительное время, но всё померкло в одно мгновение, будто свеча,
187/303
потухшая от резкого порыва ветра.
Вбирая ртом воздух, Чимин подскочил на ноги и всё ещё ничего не видел,
двигаясь вперёд и протирая пальцами красные глаза. Пред ними сильно рябило,
и на секунду принцу показалось, что он ослеп, пока не начали прорисовываться
расплывчатые силуэты. Он видел, как маг одним резким движением срывает с
себя плащ и присаживается на корточки, словно накрывая кого-то, кто лежит в
траве. Очередной судорожный страх окутал сознание принца, и он медленно
сделал шаг вперёд, затем ещё один и ещё, срываясь на бег. Перед глазами
промелькнула голубая макушка обнажённого Юнги, что лежал на траве без
сознания, свернувшись и поджав ноги. Чиминово сердце треснуло где-то
посередине.
— Юнги! Что с…
— Да как ты…
— Раньше надо было думать, прежде чем провоцировать его, — гаркнул маг,
присаживаясь на корточки рядом с укрытым Юнги, что по-прежнему был без
сознания. Тэхён быстро открыл свою сумку, доставая какие-то баночки, как в
прошлый раз, когда Чимин повредил ногу. Светловолосый начал что-то делать,
нависая над Юнги, а принц безуспешно пытался рассмотреть, но из-за спины не
видел. Через некоторое время маг присел на колени, опуская плечи и будто
раздумывая о чём-то. — Он… — вдруг заговорил Тэхён, чуть успокоившись. — Он
редко обращается к этой своей сущности. Раз в десятки лет, понимаешь?
188/303
Чимин вновь замер и качнул головой, словно самому себе, ожидая дальнейших
слов.
— Я не…
— А он испытывал это во сто крат сильнее, чем ты, — опустил Тэхён глаза,
возвращая внимание к Юнги и откупоривая банку с оранжевой мазью. — Ты
слишком заигрался в сказку, принц. И этот глупый дракон тоже.
— Да, конечно, кто-то же должен спасать даже таких тупоголовых, как ты, — с
брезгливой жалостью пробурчал Тэхён. — И ничего я тебе не собираюсь больше
объяснять. Здравомыслие — пустой звук для тебя по сравнению с
любопытством, глупостью и наивностью. Тебе лучше убраться, потому что с
минуты на минуту сюда прибежит Намджун, который из-за произошедшего
разорвёт тебя на части, — без каких-либо эмоций проговорил чародей,
намазывая лоб Юнги оранжевой субстанцией. — И я не буду его останавливать.