Beloe Otkrovenie

Ссылка на материал: https://ficbook.
net/readfic/6557382
Белое откровение
Направленность: Слэш
Автор: Bonni. (https://ficbook.net/authors/278326)
Беты (редакторы): Saturn_is_internal (https://ficbook.net/authors/2344384)
Гаммы: Jemand Fremd (https://ficbook.net/authors/1386053)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Мин Юнги/Пак Чимин, Чон Чонгук/Ким Тэхён, Чон Хосок,
Ким Сокджин, Ким Намджун
Рейтинг: NC-17
Размер: Макси, 293 страницы
Кол-во частей: 27
Статус: закончен
Метки: Счастливый финал, Аристократия, Драконы, Волшебники / Волшебницы,
Сказка, Первый раз, Намеки на отношения, Частичный ООС, Магия, Underage,
Романтика, Ангст, Драма, Фэнтези, Философия, Hurt/Comfort, AU, Songfic,
Вымышленные существа, Исторические эпохи, Смена сущности, UST
Описание:
Весь Уотердип поднялся на уши, когда пошла молва о похищении младшего
принца. Но никто даже мысли допустить не мог, что Пак Чимин больше всего на
свете желал быть похищенным.
Посвящение:
Ребятам-боннятам ❤
Публикация на других ресурсах:

Разрешено только в виде ссылки
Примечания автора:
◈ КАРТА КОРОЛЕВСТВА: https://vk.com/doc192380879_569503105
◈ Вся музыка из фанфика и бонусные треки в одном плей-листе:

https://vk.com/music?z=audio_playlist-92416378_4/bdde22774d060438f9
Самый новый трейлер: https://www.youtube.com/watch?v=cDbBIP-Cjm0
◈ Трейлер №1:
— https://youtu.be/pRZ3TqEUs14
— https://www.youtube.com/watch?v=i_SLxyyjvhg
— https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-rvo
— https://www.youtube.com/watch?v=N22L_tBhk6w
— https://www.youtube.com/watch?v=IbMJYmgnvK4
◈ Лучшие обложки:
#1: https://vk.com/photo-92416378_457244300
◈ Арты и образы главных героев: https://vk.com/album-92416378_251886695
Осторожно, огромное количество отсылок к "Ведьмаку" и серии игр "Dragon

Age".
Оглавление
Оглавление 2
1. Запретный плод сладок. 3
2. Не заглядывай в замочную скважину. 18
3. Прекрасный акт альтруизма. Часть первая. 27
4. Прекрасный акт альтруизма. Часть вторая. 37
5. Танцы во льдах. 45
6. Куда ведёт отчаяние? Часть первая. 54
7. Территория невинности. 63
8. Куда ведёт отчаяние? Часть вторая. 74
Примечание к части 82
9. Восхитительное осквернение. 83
10. Меридиемы. 95
11. Запретные воспоминания и алмазные замки. 107
12. У каждой ночи свой рассвет. 116
13. Яблоко в карамели. 131
14. По ту сторону маски. Часть первая. 141
15. По ту сторону маски. Часть вторая. 151
16. Перламутровая песнь Астры. 162
17. Проснись! 174
18. Сердце дракона. 184
19. Назови моё имя. 194
20. Сжечь королевство дотла. 205
21. Огонь в воде. 223
22. Слепота. 233
23. Немезида. Часть первая. 246
24. Немезида. Часть вторая. 260
25. Танцуй со мной до конца любви. 271
26. Роман о Розе. 284
Эпилог. Нежно, трагически. 298
Примечание к части Твиттер, в котором я вас очень жду:
https://twitter.com/BOT_TA_BONNI
Вся музыка из фанфика и бонусные треки в одном плей-листе:

1. Запретный плод сладок.
— Ещё раз, — сутулый мужчина, облачённый в широкую котту чёрного

цвета, вывалил на скрипучий библиотечный стол несколько пыльных свитков.
— Ваше Высочество, поторопитесь. Скоро пробьёт вечерний колокол.
Юноша, сидящий на лавке за столом, сдув со лба по-мышьи серые пряди волос,
попытался вздохнуть, но из-за пыли, исходящей от свитков, лишь слегка
кашлянул и недовольно забурчал себе под нос.
— Мне надоело повторять одно и то же, Хосок, — принц отодвинул от себя

толстую книгу с уже подпорченными по краям страницами, на которых одним
сплошным эшелоном была прописана скучнейшая информация о древних воинах
и завоевателях. — Я уже миллион раз говорил, что хочу изучать флору и фауну,
а ты продолжаешь мучить меня этими тоскливыми рассказами о каких-то
Северных Войнах, будь они неладны.
Учитель устало и с лёгким налётом сожаления вздохнул, несколько секунд глядя

на Чимина подобревшими глазами. Чон Хосоку совсем недавно исполнилось
двадцать шесть, но преподаёт при дворе он уже добрых пять лет. Его мать хоть
и была долгое время в услужении у королевы, но благодаря собственному
исключительному уму и смекалке смогла стать хорошей подругой для Её
Величества. Хосок, конечно, привык думать, что смог стать учителем принца и
младшей дочки короля благодаря своим обширным знаниям истории,
арифметики и грамматики, но он не настолько глуп, чтобы исключать дружбу
его матери с королевой и отметать обретённую благодаря ей принадлежность
ко двору.
Принц Пак Чимин и его младшая сестра Пак Сончан стали для него чем-то
большим, чем особами королевских кровей, которых он обучает всему, включая
этикет и положение вещей в Уотердипе. Королевство, расположенное на северо-
востоке и окружённое горно-озёрной местностью, не отличается большим
размером, но вот земли, которыми владеет король Пак Доджи, довольно
обширны и простираются на сотни вёрст.
Вместе с тем результатами нескольких крупных войн стали не только

отвоёванные поля и озёра, но и огромные болота с кишащими на них тварями,
большое количество пещер, где селятся скальные тролли, и массивные тёмные
леса со стаями голодных гулей, пожирающих разлагающиеся останки, не
гнушаясь, однако, и какой-либо свежатинки, например, не прочь полакомиться
странниками из торгового каравана, забредшими в посещаемые гулями
местности. Туда ступит разве что нога пьяного заплутавшего путника, ни один
житель в здравом уме не сунется в леса, болота и пещеры. Задача Чон Хосока —
уберечь мысли двух любопытных королевских детей от того, что таится за
пределами королевства. Если тринадцатилетнюю принцессу и можно
заинтересовать чем-то другим, то мысли младшего сына короля забиты только
существами, что при первой возможности отгрызут ему голову и проглотят
4/303
вместе с его шёлковой серой шевелюрой.
— Вы же знаете, что я не выбираю, чему Вас учить, а следую своду указаний

вашего отца и его советников, — ответил мужчина, переступая через лавку и
усаживаясь напротив юноши.
— Да знаю я, знаю, — вздохнул с крайним отчаянием Чимин, поджимая пухлые

губы. — Но учитель… — его карие глаза блеснули искрящимся интересом, но,
прежде чем продолжить, он несколько секунд подумал, стоит ли, и, приняв
положительное решение, тихо заговорил: — Два дня назад я нашёл один свиток
и спрятал его в своих покоях.
— Почему? — не понял Хосок, опустив одну бровь и попутно стряхивая пыль со

свитков на столе.
Несмотря на пустующее помещение королевской библиотеки, освещаемое

несколькими горящими факелами на каменных холодных стенах, принц
наклонился вперёд и тихо ответил:
— Он о драконах.
— Где Вы его нашли? — вмиг сощурился мужчина, а его лицо подозрительно

вытянулось. — Этого не может быть. Все свитки, страницы бестиариев и книги,
где упоминались драконы и маги, были сожжены. Ваш прадед истребил
последнего.
— Я знаю об этом, поэтому и спрятал его, а читаю только ночью с одной свечой.
Ты ведь не расскажешь отцу? — принц внимательно, но в то же время с немой
мольбой взглянул в глаза учителю.
— Конечно, нет, — тепло улыбнулся Хосок, но всё же попутно размышляя, не

будет ли слишком опасно оставлять эту информацию Чимину. — И о чём же
конкретно эта рукопись?
— О видах, — сероволосый взмахнул пальцем с несколькими блестящими

кольцами на них, явно обрадованный тем, что может с кем-то поделиться
вычитанной информацией. — О земляных, водных, огненных и воздушных. Это
до невозможности интересно.
— Я, помнится, очень давно пытался обнаружить в бестиариях хоть какое-то

упоминание о них, но никакой информации, кроме той, что последний был
водным, не нашёл, — задумался мужчина, всё ещё терзая себя смутными
сомнениями касательно подобных знаний.
— Это ладно, — отмахнулся принц, а Хосок по выражению его лица понял, что из
уст грянет что-то не очень хорошее. — Ты ведь помнишь Чонгука?
— Мальчишка из Вашей прислуги? — опустил учитель бровь, не понимая, к чему

клонит его высочество.
— Да. Он часто выходит в город и на рынок, а потом рассказывает мне, о чём

ходит молва, — пояснил Чимин, склонившись ещё ниже и почти нашёптывая,
будто то, о чём он говорит, карается смертной казнью. — Вчера он разузнал, что
из хлева начал пропадать скот, а один из мальчишек-пастухов видел что-то
5/303
белое и вот такое вот огроменное, — юноша с энтузиазмом и взволнованно
распахнутыми глазами широко раскинул руки, пытаясь изобразить что-то
большое, а пуговка на стеганом камзоле, расшитом золотыми узорами, грозила
вот-вот оторваться.
— Это могли быть гули, накеры или ещё какие-нибудь голодные падальщики. Вы
слишком впечатлительны, — отметил Хосок, аккуратно разворачивая одну из
десятка рукописей о начале Шестилетней Войны.
— Нет, не могли, — с пущей уверенностью возмутился принц, нахмурившись.

— Я изучил все бестиарии вдоль и поперёк. Гуль, учитель, это чудище, которое
пожирает в основном человеческие трупы и встречается на кладбищах, около
курганов, на местах схваток и побоищ, да всюду, где погребают. Никогда
прежде гули не пробирались в хлева, а накеры уж подавно. Они вообще в полях
и лесах гнездятся, и даже если голодные, то не будут приближаться к людям.
Пока Хосок слушал Чимина, в его голове на секунду закралась мысль о том, как
сильно принц отличается от своего старшего брата и главного претендента на
трон Пак Минвона. Чимин зарывается в горах из книг и свитков, коротая всё своё
свободное время в королевской библиотеке, ночами напролёт читает под едва
горящей лампадкой, потом зевает на приёмах, тогда как смекалистый, немного
эгоистичный и импульсивный Пак Минвон всего себя отдаёт искусству боя и
постижению военной стратегии вкупе с политикой.
Хосок, понимая, что слишком задумался, вздрогнул, глядя на то, с каким

интересом об этом рассказывает принц. Как горят его глаза. Подумать только,
юноша рассуждает о монстрах, а лицо его излучает самое настоящее… Счастье?
За длительное время, проведённое с принцем за обучением, Хосок понял, что
для Чимина счастье всегда представляет предвкушение, восторг от чего-то
неизведанного, тайного, превнесение в жизнь чего-то страшного и пугающего с
точки зрения остальных, ноющее чувство в груди, предупреждающее: «Впереди
опасность». Но принц, далёкий от быта простых жителей и находящийся под
стражей, совсем отказывается понимать, что опасности и приключения
выглядят весьма привлекательно, пока с ними не столкнёшься нос к носу. Ведь
одно дело — читать про них или слушать рассказы странников в трактире, а
совсем другое — расплачиваться за них кровью, болью и увечьями.
— Никогда прежде такого не случалось, поэтому я подумал, что, может быть,

это…
— Хватит, — резко оборвал учитель, а лицо его будто грозой омрачилось.

— Думать забудьте о драконах, молва о них запрещена. Вы должны уничтожить
этот свиток, пока абы кто не узнал и не доложил королю.
Принц замер с открытым на полуслове ртом, не успев вымолвить до конца,

поскольку в таком плохом расположении духа видел своего учителя очень
редко.
Зазвенел вечерний колокол.
***
Черноволосый парень, подправляя край большой пуховой перины, отправился

тушить горящие на стенах и над камином факелы. Принц, облачившись в ночную
6/303
белую сорочку и взобравшись на кровать, ожидал, когда Чонгук завершит свою
работу. Спальня освещалась лишь несколькими подсвечниками, когда был
затушен последний факел.
— Я могу идти? — склонив голову, услужливо спросил Чонгук. Лицо его походило
на угасающий огонёк свечи, как и у большинства слуг.
— Да, — лаконично ответил Чимин, натягивая на себя толстое белое одеяло.
— Доброй ночи, Ваше Высочество, — поклонился брюнет, спешно покидая покои

принца.
— Доброй ночи, — тихо пробормотал сероволосый, в нетерпении ожидая, когда

массивная дверь затворится за парнем.
Как только Чимин оказался наедине с собой, он тут же вскочил с кровати,

схватив первый попавшийся медный подсвечник, и полез под перину, выуживая
из-под неё аккуратно завёрнутый старый свиток. Рукопись настолько старая, что
от одного неумелого движения грозилась вовсе рассыпаться, но слова,
прописанные чёрными чернилами, были вполне читабельными.
Взбираясь обратно на кровать и аккуратно держа догорающую свечу, принц сел

в позу лотоса, натягивая на ноги сорочку, и развернул странного происхождения
бумагу, больше походившую на кожу какого-то животного. Удерживая одной
рукой на сложенных ногах свиток, а второй — подсвечник, принц снова
внимательно вчитался в аккуратно выведенные каким-то забытым писцом
красивые буквы с волнистыми закорючками на первой строке: «Трактат о
драконах».
◈ Земляной дракон.
Место обитания: Лесные участки вблизи болот, но гнездится в горных пещерах.
Габариты: От трёх до пяти метров.
Общее описание: Земляной дракон — вид драконов зелёно-бурого окраса, тело

покрыто гладкой чешуёй, на гребне имеются чёрные отметины. Рога короткие,
клыки очень ядовитые. Окрас зависит от возраста особи. Чем старше особь, тем
темнее окрас. Вследствие своей зелёно-бурой окраски этот дракон незаметен
среди лугов своей родины. Несмотря на наличие небольших крыльев, дракон не
способен летать из-за характерных надрезов на них, но благодаря массивным
задним и когтистым передним лапам может цепко взбираться на горные склоны.
Издаёт характерный, на удивление мелодичный рёв. Питается как животной, так
и растительной пищей. Их деятельность в основном приходится на светлое
время суток. Этот вид часто встречался многим странникам, из-за чего многие
делали вывод, что, возможно, это самый многочисленный вид из всех.
◈ Воздушный дракон.
Место обитания: Живёт и гнездится на верхушках гор.
Габариты: От десяти до двенадцати метров.
Общее описание: Самый крупный из всех известных видов драконов. Чешуя

7/303
тёмно-серого цвета с металлическим отливом, многоцветные переливчатые
глаза без зрачков, а когти очень длинные и острые. Вдоль хребта проходит
невысокий, острый, словно бритва, гребень. На конце хвоста имеется
стреловидный шип, а крылья напоминают крылья летучей мыши. Один из
редчайших видов драконов, поэтому известно о нём немного. По драконьим
меркам не слишком агрессивен и редко нападает, если не голоден. Любимая
пища — дикие козы, хотя случается, нападает и на более крупную добычу в виде
ледяных троллей.
◈ Огненный дракон.
Место обитания: В тёплом климате, чаще всего в пустынях. Гнездится

неподалёку от жерл вулканов.
Габариты: От семи до десяти метров.
Общее описание: Считается самым опасным видом драконов. Внешне похож на

ящерицу с алой чешуёй и красновато-коричневыми рогами. Морда тупорылая,
обрамлённая бахромой из золотистых шипов, а глаза навыкате. Особо опасны
из-за усеянного шипами хвоста, которым они действуют как ударным оружием.
Огненный дракон является самым жадным из всех драконов. Он всегда ищет
способ заставить других созданий заплатить ему своеобразную дань. Изрыгает
пламя на расстояние до пятнадцати метров. Питается козами, овцами и, если
выпадает такая возможность, людьми.
◈ Водный дракон.
Место обитания: Озёрная местность вблизи гор. Гнездится внутри гор при
наличии внутренних водных каналов.
Габариты: От пяти до восьми метров.
Общее описание: Пожалуй, самый красивый вид драконов: сверкающие

жемчужные чешуйки и глаза янтарно-жёлтого цвета. Единственный вид, что
может не только плавать, но и находиться под водой довольно длительный
промежуток времени. Драконы этого вида агрессивны, однако к своим
сородичам относятся терпимее, чем большинство остальных драконов, — иногда
могут даже делить территорию с одним или двумя соседями.
Чешуя новорождённого белого дракона имеет практически зеркальную

поверхность. С возрастом блеск исчезает, а к моменту достижения последней
стадии взросления цвет чешуи состоит из смеси белого, светло-серого и светло-
голубого цветов. Ярко-синее пламя, вылетающее у него из ноздрей, способно в
несколько секунд испепелить древесину и кости. Убивает людей реже, чем
другие драконы. Питается практически любыми млекопитающими, хотя
предпочтение отдаёт водным обитателям, что весьма необычно для дракона.
Вид, истреблённый самым последним, поскольку определить местонахождение
существа практически невозможно из-за частого пребывания в воде.
Единственный дракон, способный общаться с другими существами на
телепатическом уровне.
— Невероятно, — заворожённо выдохнул принц, прижимая кусок бумаги к груди.
***
8/303
Чимин быстрыми семенящими шагами движется по тёмному длинному коридору,
каменные стены которого освещаются редкими факелами с потрескивающим
слабым огнём. Принц из комнаты прислуги незаметно стащил серую невзрачную
накидку из плотной ситцевой ткани и судорожно пытается сложить её в
маленький свёрток так, чтобы можно было припрятать под своим тёмно-красным
дублетом.
Стражники непоколебимо несут свою службу, стоя у дверей покоев и не обращая

должного внимания на юношу. А вот любопытные придворные девицы, мимо
которых Чимин старается прошмыгнуть максимально незаметно, бросают
неоднозначные взгляды, стараясь рассмотреть, что от их взора пытается скрыть
принц.
Когда длинный холодный коридор оказывается позади, сероволосый с

облегчённым выдохом прислоняется к массивным дверям своих покоев, вынимая
из-под дублета серую накидку.
— Ваше высочество, — мягкий голос заставляет Чимина резко вздрогнуть и

распахнуть в испуге глаза.
— Матерь Божья, — хватается Пак за сердце. — Чонгук! Ты меня напугал.
— Прошу прощения, ваша милость, — черноволосый чуть кланяется в знак

извинений. — Вы задержались после приёма.
— Д-да, — Чимин неловко бегает глазами по сторонам, вспоминая о накидке в

своей руке и неуклюже пряча её за спину. — М-меня задержал брат. Пристал со
своими военными вопросами.
Принц попытался натянуть на себя возмущённый вид, но растерянность в карих

глазах выдавала его со всеми потрохами. Пока Чонгук подготавливал вещи для
сна, он откинул накидку за ширму для переодевания и принялся отвлечённо
расстёгивать пуговицы на тёмно-красном дублете, расшитом золотыми нитями.
Чимин больше всех не любил именно этот наряд, потому что он был
предназначен для приёмов, а подкладка очень жёсткая на ощупь.
— Знаешь, чем отличается солдат от обычного бандита? — спросил принц, чтобы

уж наверняка не вызвать никаких подозрений.
— М-м-м… — Чонгук отвлёкся, нахмурившись. — Мундиром?
Чимин тихо засмеялся, стаскивая с себя дублет.
— В любом случае, я уже подготовил бадью и чистую одежду, ваше

высочество, — черноволосый указал на деревянную дверь, ведущую в мыльню.
— Д-да, — принц снова поддался растерянности, неловко почёсывая затылок.

— Ты можешь быть свободен.
— Что? — слуга выпрямился, глядя на Чимина через плечо непонимающим

взглядом. — Я не могу уйти, пока вы не отправитесь отдыхать, сир.
— Я же в состоянии помыться и лечь спать без твоей помощи. Ты можешь

9/303
идти, Чон, — пытаясь придать своему голосу мрачности, сероволосый мельком
поглядел в окно, где вечерняя синева медленно поддавалась ночной черноте.
— Я устал.
— Я понимаю, но Вы же знаете, что не могу. Стражники доложат о моём раннем

уходе и я получу наказание, — нахмурился Чонгук, стоя в позе, к которой
приучены все слуги: руки сцеплены в замок на пояснице, а голова чуть
наклонена.
Чимин на самом деле старается не донимать Чонгука своими прихотями, потому

что его лицо всё чаще казалось уставшим и походило на угасающую свечу.
Этот мальчишка начал прислуживать несколько лет назад, когда ему едва
исполнилось пятнадцать. Он не намного младше самого принца, а король, по
настоянию придворных учителей и советников, решил приставить к младшему
принцу ровесника. Для того, чтобы Пак Чимин не забывал о своей королевской
принадлежности и относился к слугам так, как подобает, несмотря на их
возраст.
Но Чимин, конечно же, подружился с мальчишкой, несмотря на его статус,

потому что находиться в четырёх каменных стенах и изучать военную стратегию
— это самое скучное, что может быть на всём белом свете. А Чонгук часто
приносит из города какие-нибудь диковинные вещички, рассказывает
интересные истории, что подслушивает у путешественников в трактирах, и
всегда слушает все чиминовы возмущения. Не потому что он слуга, а потому
что… Друг?
— Я видел, как Вы что-то отбросили за ширму, — вдруг тихо протараторил Чон,

всё ещё склоняя голову.
— Чёрт, — выругался принц себе под нос, решая раскрыть карты. — Да, я стащил
с кухни накидку.
— Что? — густые брови черноволосого поползли вверх. — На кой Вам эта тряпка?
Чимин снял с себя чёрную мятую рубашку, что была надета под дублетом, и в
стопках выстиранной одежды, сложенной на лавках, отыскал серую котту.
— Я хочу сходить в лес, — ответил принц, перед этим тщательно обдумав, стоит
ли посвящать Чонгука в свои планы.
— Вы с ума сошли? — пискнул мальчишка, широко распахнув глаза и выронив из

рук белоснежную чиминову сорочку. — То есть… ваше высочество, что Вы такое
говорите?
— Я вылезу через балкон, — продолжал говорить Чимин, натягивая на себя

котту и не обращая внимания на судорожное состояние слуги. — Ты можешь
посидеть тут и выйти в назначенное время. Чтобы создать видимость, что я в
постели, положи подушки под перину.
— Н-но… ваше высочество, я не понимаю, — Чонгук испуганно наблюдал за

действиями сероволосого, подняв с пола сорочку и помяв её в руках. — Уже
прозвенел вечерний колокол. Если Вас поймают, то…
10/303
— Меня не поймают. В дневное время выбраться вообще не представляется
возможным, — возразил принц, перевязывая кожаные шнурки на рубахе.
— Зачем Вам понадобилось в лес, ваше высочество?
Вопрос, заданный Чонгуком, будто врезался в спину принца, отскочил, ударился

о стены и растворился в воздухе, что пропах горелым маслом настенных
факелов. И правда: зачем принцу в столь поздний час идти в лес, кишащий Бог
знает какими тварями? Чимин насупился, пытаясь произнести ответ сначала в
своей голове. Он понял, что будет выглядеть полным идиотом перед своим
слугой, потому что даже в собственных мыслях этот ответ звучал до одури
глупо. Но в то же время сероволосый не мог с собой ничего поделать.
— На приёме я подслушал двух стражников, — начал принц, поднимая с пола

серую накидку, прежде отброшенную за ширму. — Они говорили о том, что по
дороге к северо-западу их сослуживцы обнаружили огромные следы.
— Я слышал об этом, но ещё не успел рассказать Вам, — подал голос юноша и

качнул головой, давая понять, что продолжает внимать словам Пака.
А Чимина ломало изнутри от любопытства и, кажется, проще было рехнуться,

чем забыть об этом или выкинуть из головы. Он прекрасно знает, что не сможет
удовлетворить своё любопытство, не прикоснувшись к заинтересовавшему его
предмету. Поставь перед Чимином барабан, он обязательно в него стукнет,
подкати к нему мячик — он пнёт, протяни неизвестный фрукт — он, особо не
раздумывая, откусит.
— Я… — принц запнулся и, сдаваясь, выдохнул. — Я знаю наизусть каждый

бестиарий, каждую чёртову страницу, каждое существо, о котором там
написано. Я изучил всё вдоль и поперёк. В книгах нет ни одного создания,
которое так близко подбирается к населённым людьми территориям. По крайней
мере, не с таким огромным размером следов, о котором говорили стражники.
— Вы хотите сказать, что…
— Я просто хочу взглянуть, Чонгук, — перебил юношу Чимин, накидывая на

голову серую ткань. — Взгляну всего одним глазком и сразу вернусь обратно.
— Тогда я отправляюсь с Вами, — твёрдо заявил черноволосый, принимаясь

потуже перевязывать шнурки на своей рубахе.
— Нет, ты можешь…
— Если я останусь, то точно лишусь головы, — нервно усмехнулся слуга. — Не

забывайте, что я не только Ваш слуга, но и верный товарищ. Я знаю
окрестности, а без меня Вы точно заплутаете.
— Да, ты прав, — согласился Чимин, укутываясь в накидку и решительно

распахивая двери балкона. — Мы ведь быстро, да? Туда и обратно.
Приятный влажный воздух окутал лицо принца, потоком проникая в покои через
распахнутые двери балкона. Пламя факелов заколыхалось, пуская по каменным
стенам дрожащие тени.
11/303
— Несомненно, — с неприкрытым страхом ответил слуга, взяв с тумбы свою
масляную лампу.
Ваше любопытство может стоить нам жизни, ваше высочество.
***
Ветер покачивал голые ветви деревьев и тут же разносил жуткий шорох по

воздуху. Небо стягивало чернотой, но чонгукова масляная лампа хорошо
освещала путь, по крайней мере, Чимин мог видеть вытоптанную тропинку на
несколько метров вперёд. Они быстро преодолели стены замка, потому что
Чонгук часто уходит из дворца в город, оставаясь при этом незамеченным.
Конечно, он имеет тайный выход. Чимин думает, что без него и за пределы
замка вряд ли бы выбрался.
Вскоре, преодолев канавы и мостики, они выходят на дорогу, накатанную

торговыми повозками. Так далеко Чонгук никогда не ходил, даже когда жил вне
стен замка. Но, несмотря на сомнения, он решительно качает головой, будто
ответив самому себе, и светит лампой на ещё одну тропинку, только та уже чуть
шире и просторнее.
— Дорога к северо-западу? — уточняет слуга, взглянув на воодушевлённого

принца исподлобья. Чонгук прекрасно помнит, что да, но решает уточнить на
всякий случай.
Чимин лишь быстро качает головой, озираясь по сторонам так, что накидка
сползает с головы. Если Чонгук каждый раз вздрагивает, когда под ногой
ломается ветка, или где-то в кустах что-то шуршит (скорее всего, просто ветер),
то принц ровным счётом наоборот. Он не может скрыть во взгляде
неподдельной восторженности, пытается в сгущающейся темноте разглядеть
каждый листик, каждую шишку и насекомое.
За восемнадцать лет он ни разу не был за стенами замка. Старший брат, Пак

Минвон, постоянно бывает за пределами дворца и даже самого королевства, но
исключительно по военным делам. А Чимину и тринадцатилетней принцессе
Сончан строго запрещено покидать дворец без ведома короля и придворных.
Принцессе — пока не достигнет совершеннолетия, а младшему принцу — пока
не начнёт участвовать в военных вылазках и походах. Учитывая то, с каким
пренебрежением Чимин относится к военному делу, это означает никогда.
А Чимину много и не надо. Для него самым настоящим приключением может

стать и сам процесс его поисков.
— Нам лучше никому не попадаться на глаза, — заговорил брюнет, отвлекая

принца от своих тягучих мыслей. — Вас точно убьёт первый встречный солдат.
— Отчего же? — не понял сероволосый, отодвигая от лица ветку. — Я же

гражданский, безоружный…
— Сапоги, — коротко ответил Чонгук.
— Что?
— Вас за сапоги зарежут, — пожал плечами юноша, указав взглядом на обувь

12/303
принца, расшитую позолоченными нитями.
— Неужели за пределами дворца и правда всё так плохо? — голос Чимина

заметно поник.
— Раньше всё было проще: чудовища злые, люди добрые. А теперь… — Чонгук
замолчал на несколько секунд, обдумывая свои слова и почему-то понизив тон
голоса. — Перемешалось как-то всё. На каждом шагу разбойники, готовые
перерезать тебе горло за корочку хлеба. Люди стали мрачными, ленивыми и
голодными, а от голода и злость, и жестокость.
— Я не покидаю библиотеку, чередую приёмы один за другим и не могу просто

выйти в город, чтобы посмотреть на обычный народ и хотя бы попытаться его
понять, — с толикой сожаления говорил Чимин, отмечая, что тропинка всё
больше сужается, а земля под ногами становится более водянистой.
— На то Вы и принц, ваше высочество, — снисходительно ответил брюнет, но тут

же отвлёкся, когда при следующем шаге его сапог погрузился в лужу грязи.
— Агрх, пёсья кровь, — выругался Чонгук, вытирая подошву о траву. — Кажется,
мы наткнулись на болото.
— Можно пройти по кочкам, — заметил Пак, прищуриваясь и вглядываясь в

тонущую в грязи тропинку. — Кажется, мы почти добрались.
— Ни за что, — брюнет судорожно схватился за край серой накидки принца,

поднимая лампу выше. — Вы чувствуете этот смердящий запах? Тут наверняка
водятся туманники.
— Перестань трусить, Чонгук, — Чимин, усмехнувшись, сделал большой шаг на

кочку, приминая высокие камыши ногами. — Если бы здесь были туманники, то,
соответственно, был бы и сам туман, согласись, трусишка.
— Мой отец всегда говорил: «Если на болотах тебя застанет ночь, то не

двигайся и жди рассвета, хоть бы ты и стоял по пояс в воде и тебя окружали
пиявки», — дрожащим голосом причитал Чонгук, но, несмотря на страх,
последовал за Чимином. — «А самое главное — если увидишь во мгле какие-
нибудь огоньки, ни за что не ходи в их сторону…»
The Witcher 3 — The Sword of Destiny
— А твой отец много знал о здешних местах, — Чимин решил поддержать беседу
и успокоить юношу, больше утверждая, а не спрашивая.
— Да… — Чонгук почесал затылок, перешагивая с кочки на кочку следом за

принцем. — Когда в битве он потерял обе ноги, он сказал, что так даже лучше —
больше не будут болеть.
— Правда? — тихо засмеялся Чимин, приостановившись и взглянув на парня

через плечо.
Только вот Чонгуку было совсем не до смеха. Слуга замер, отстав на одну кочку,
и уставился куда-то вперёд. Кожа его побелела, точно полотно, а губы сжались.
Лампа, догорая, покачивалась в его застывшей руке.
13/303
— Чонгук? — Чимин развернулся к брюнету, нахмурившись. — Ты чего?
— В-в-ваше… в-высочест-тво… — он медленно поднимал трясущийся

указательный палец, заикаясь на каждом слоге и указывая Паку за спину.
Чимин оцепенел, почувствовав, как его затылок оросило холодом. Он опустил

глаза и увидел, как вокруг кочки, на которой он стоит, вьются змейки тумана,
погружая его ноги в растущую молочную дымку. У принца передавило все
внутренности, леденящий ужас прошёл волной по спине. Тиски этого ужаса
ощущались почти физически, давили на диафрагму.
Туманная мгла окутывает болото. В ней очень легко и просто потерять дорогу,
напороться на какие-нибудь скалы. Но всё это просто ничто по сравнению с
чудовищем, которое в ней таится.
Чимин много читал о туманниках, видел корявые зарисовки, но это меркнет с

тем, что он видит, когда медленно поворачивает голову. Два ярко-жёлтых
огонька смотрят на него с довольно близкого расстояния. У этой бестии крепкие
большие руки и ногти острее уотердипских кинжалов. У монстра нет живота,
вместо него торчат косточки рёбер, а вместо внутренностей льётся бледно-
жёлтый искрящийся огонь. Челюсть с острыми зеленоватыми зубами на выкате,
большие заострённые уши, тёмно-зелёная кожа просвечивает чёрные вены и
крепкие связки мышц, а ещё у твари нет носа.
Чимин вдруг вспоминает, что по-настоящему опасной её делают не когти и зубы,

а способность сбить с пути, заманить, помутить рассудок. Иногда, вместо того,
чтобы нападать, туманники доводят свою жертву до безумия или загоняют её в
вязкие топи и терпеливо ждут, пока она утонет в илистой воде. Но, к
сожалению, этот случай не из тех, потому что жёлтые огоньки глаз
растворяются в тумане, а потом появляются снова, но уже гораздо ближе.
Чонгук, кажется, уже обмочил свои портки, потому что Чимин на периферии
слышит его задушенный писк.
Настоящий вкрадчивый ужас подкрадывается бесшумно, на цыпочках, заползает

в душу незаметно, туманит разум. Сердце в груди источает последние удары
перед тем, как взорваться от страха. У Чимина пересохло горло, он уже миллион
раз жалеет о том, что находится не на своей тёплой мягкой перине, когда
слышит ужасающий хриплый рокот почти рядом со своим ухом. Он прощается с
жизнью и со всеми, кто дорог его сердцу, когда Чонгук резко машет лампой,
чтобы отвлечь чудовище, и вопит:
— Бегите!
Принц не успевает понять, как его ноги срываются с кочки. Он спотыкается о

высокий камыш и валится в грязь, впопыхах поднимаясь и со всех ног мчась в
темноту.
— Не оборачивайтесь! Бегите, бегите! — не своим голосом рявкает Чонгук в

чиминову спину.
Пак понимает, что слуга мчится следом, слегка подсвечивая масляной лампой
густые колючие кусты, куда оба юноши ныряют, особо не задумываясь, потому
что пронзительный хриплый рёв врезается в спину ледяными стрелами тумана.
14/303
Принц бежит, не разбирая пути, ощущая, как иглы растений впиваются в
подошву сапог, а ветки размашисто ударяют по щекам.
Запах.
Запах бьёт Чимину в ноздри, вызывая тошноту. Трупный, спёртый запах

чудовища заставляет мышцы сжиматься от напряжения. Запах страха. Тухлый и
вместе с тем невыносимый, резкий, тошнотворный, просто омерзительный. Он
вторгается в чиминово сознание, туманит его. Пак мчится со всех ног и пытается
дышать через раз, но чёртов запах всё равно забирается в ноздри, чёрной
плесенью пожирает лёгкие. В груди сдавливает от боли.
Принцу хочется раствориться в этой темноте. Его пульс гулко стучит в висках.
Он смотрит по сторонам, но видит лишь сгустки зловещей темноты. Пытается
понять, где он, но не может. Паника и страх сдавили глотку. Сердце бьётся,
будто готовая к взрыву бомба…
А потом всё резко отступает, будто помутнение спадает. Принц тормозит,

ослеплённый кромешной темнотой, и где-то за кустарниками слышит шорох,
через ветви пробивается свет лампы, а это значит, что с Чонгуком всё в порядке.
Чимин облегчённо выдыхает и смотрит перед собой, часто моргая, чтобы глаза
привыкли к темноте.
А перед ним простирается большая чёрная дыра. Юноша, пытаясь кое-как

отдышаться, смотрит под ноги и обнаруживает, что стоит прямо на краю
большой дыры, расположенной прямо в скале. Это похоже на нору или что-то в
этом роде. У Чимина совсем не соображает голова для того, чтобы вспомнить,
какие существа селятся в таких местах.
Бежать некуда. Ещё бы шаг — и пиши пропало.
— Чонг… — Чимин не успевает договорить, поскольку Чонгук, что с не менее

леденящим ужасом несся следом, врезается прямо в его спину.
Пак, успевая лишь вскрикнуть, теряет от неожиданности равновесие и

срывается с края, кубарем валится прямо в темноту, брюнет летит следом за
ним. В глазах совсем мутнеет, Чимин понимает, что катится куда-то вглубь или
вниз. Спина и затылок больно прикладываются о камни, а Чонгук, кажется, пару
раз прошёлся по его лицу задницей. Острые булыжники впиваются в спину и
принц вскрикивает, пытаясь уцепиться хоть за что-то: хоть за камень, хоть за
ветку, хоть за ногу Чонгука. Перед глазами мельтешение света лампы и Чимин,
пока катится по груде камней, вовсе перестаёт понимать, где низ, а где верх.
Понимает лишь тогда, когда получает самый сильный удар, с тяжестью

прикладываясь спиной о камни. Чонгука отметает куда-то вбок, и когда на
голову слуги приземляется тяжёлая лампа с громким звякающим звуком, Пак
даже выдавливает сквозь боль улыбку.
— Чёрт побери, — вскрикивает брюнет в немом шоке, лёжа в груде камней с

рассечённой бровью и, кажется, выбитым зубом. — М-мы… Живы? Клянусь
бородой своей матушки, мне, кажется, нужны чистые портки.
***
15/303
После попытки очухаться, Чимин выслушивает длинную чонгукову тираду о том,
что он был прав, об опасности болот и о том, что они едва не распрощались с
жизнями из-за его «королевского любопытства». А теперь и вовсе скатились в
какую-то пещеру, где могут быть монстры и похуже. В приступе испуга и
обескураженности слуга забывает о формальностях в виде «ваше высочество»,
но, очухавшись от шока, приносит свои извинения и интересуется, что же им
теперь делать.
Принц с удивлением отмечает, что масляная лампа особо не пострадала, только

стекло немного треснуло. Он протирает его краем своей разорванной при
падении накидки и освещает пещеру, в которой они оказались. Чимин просит
Чонгука помолчать некоторое время и прислушивается. Где-то за каменными
сводами слышится журчание и плеск воды, в воздухе помимо пыли и запаха
плесени ощущается влажность.
— Погляди, — тихо говорит Чимин, направляя свет лампы на узкий проход.

— Кажется, здесь целая система пещер.
— Ну, здорово, — хлопнул брюнет по ногам, вздыхая. — Мы удрали от

туманника, но теперь всю оставшуюся жизнь будем бродить по пещерам.
— Перестань нести чепуху, — принц возвёл очи горе. — Здесь, скорее всего,
обитают скальные тролли. Они подскажут нам, как найти выход.
— Т… Т-тролли? — брюнет словно побледнел, а его глаз, кажется, задёргался,

белая кожа в контрасте с тёмными волосами выглядела немного пугающе.
— Они не слишком сообразительны, однако разумны, Чонгук, — отмечает Чимин

с важным видом, хотя с испачканным лицом и порванной одеждой выглядит
довольно нелепо. — Они способны говорить, но сильно коверкают слова и
говорят простейшими односложными или безличными предложениями.
Скальные тролли часто контактируют с людьми, вон, даже у нас в подземельях
один охраняет королевскую казну.
— Да? — удивился юноша, следуя за принцем.
— Ага, — качнул головой сероволосый. — Один раз я спрятался и подслушал, как

стражники учат тролля говорить бранные словечки. Это было очень
уморительно.
— А едят они что? — слуга недоверчиво прищурился.
— Они всеядные. А ещё любят камни и играть в загадки, — пожал плечами

Чимин, поднимая лампу повыше, чтобы осветить узкий проход в скале.
— «Скажи загадку. Только простую. А если нет, бум по башке,» — процитировал
принц, пытаясь сделать голос максимально похожим на неотёсанный туповатый
баритон тролля.
Чимин, дабы избежать очередной паники, решил не говорить о том, что всё-таки
стоит приготовиться к худшему. Иначе можно угодить прямиком в суп. О том,
что скальные тролли не прочь полакомиться человечиной, Чонгуку знать совсем
необязательно.
По узким проходам эхом раздавался звук капающей воды. Чимин ощутил

16/303
приятный, но горьковатый запах, когда обнаружил небольшой проход, ведущий
в другую пещеру, что гораздо больше предыдущей.
— Что за… — нахмурился принц, освещая помещение и пытаясь приглядеться.
— Скальные тролли ещё и спят на перинах? — брюнет опустил одну бровь,

указывая пальцем на ткань, набитую, кажется, соломой.
— Что? Конечно, нет, с чего ты…
Принц проглотил язык, взглянув на место для сна. Это и правда было некое
подобие постели, сооружённой из подручных средств и расположенной прямо на
холодном каменном полу. Где-то рядом журчал ручей. Чимин сделал несколько
шагов и осветил пещеру, обнаружив ещё и деревянный стол, заваленный грудой
каких-то диковинных вещичек. Это были стеклянные бутылки из-под эля,
деревянные кружки, свёртки папируса и прочие предметы человеческого быта,
которые никак не могли принадлежать безмозглому скальному троллю.
— Я не понимаю, — обескураженно выдавил Пак. — Это что, подсвечник?
Сероволосый уставился на медную вещицу с цветочными узорами, от свечи там

почти ничего не было. Чимин осторожно шагнул к массивному столу и взял
подсвечник за ручку, с ужасом осознавая, что та всё ещё тёплая.
— Здесь, наверное, живёт какой-нибудь нищий, — не менее испуганно

пролепетал Чонгук, оглядывая пещеру.
— В месте, что кишит чудовищами? — находясь в глубоком ступоре, Чимин

порывался рассмотреть все вещи, но его терзали смутные сомнения и, как ни
странно, страх.
Он уцепился взглядом за что-то светло-серое в груде камней и присел, поднося

источник света ближе. Его спину охватил очередной холод, потому что перед
ним, завалившись за камешек, лежали две скрепленные между собой серые
чешуйки. Это ничего, если бы одна чешуйка не была размером с чиминов
мизинец. Мысли окончательно путаются, не вяжутся и отказываются искать
разумное объяснение находке.
— Это неважно, ваше высочество. Нам надо убираться отсюда, потому что мы
неосознанно вторглись на чью-то территорию и…
Чонгук не успевает договорить, как откуда-то сверху доносится звук сильного

всплеска воды и какой-то грохот. Принц от испуга отпускает ручку медного
подсвечника, и тот падает, звонко ударяясь о камни. Этот звон, кажется,
прозвучал на весь Уотердип. Юноши застывают, широко распахнутыми глазами
глядя друг на друга, а ещё через секунду и вовсе бросаются наутёк.
Перед этим принц успевает схватить чешуйки и засунуть их в карман портков.
***
Голубоватые искрящиеся переплетения потоков воды приносят спокойствие.
Крепкие мышцы передвигаются под белоснежной кожей, когда стройное тело

17/303
отдаётся этому потоку воды, он подхватывает и несёт в неведомом
направлении. В таком состоянии то, что чувствуешь в душе, не согласуется
ограничениями, наложенным физической формой, поэтому он позволяет своим
глазам засветиться приятным оранжевым оттенком и выпускает длинные когти.
Вместе с тем подчиняет себе сущность, не позволяя большего.
Поток воды несёт к одной из пещер, что на уровень выше той, куда ему нужно.
Поднимаясь из-под толщи воды, парень откидывает голубоватые пряди мокрых

волос назад, наслаждаясь влажным запахом водорослей. Им пропиталось всё
тело. Длинные густые ресницы склеились от влаги. Вода приятно обволакивает
бледную кожу, скатываясь маленькими ручейками по крепкой спине, груди,
ягодицам и ногам. На шее вдруг выступает чешуя, но он прикрывает глаза и
вдыхает, издавая лёгкий, вибрирующий рык горлом. Чешуя тут же растворяется
в воздухе, заменяясь той же бледной гладкой кожей.
Ступая босыми мокрыми ногами по острым камням, парень потягивается,

разминая шею и мышцы после долгого плаванья. Сегодня он немного увлёкся и
провёл в воде больше обычного, от этого мышцы приятно покалывает, но жар
медленно возвращается в тело. Даже холод пещеры не позволяет нагому телу
ощутить себя в прохладе.
Острый слух вдруг улавливает звон падающего подсвечника откуда-то снизу.

Юноша напрягается всем телом и быстро преодолевает узкие проходы,
опускаясь на уровень ниже и совсем не стесняясь наготы, потому что эти
пещеры принадлежат ему. Но это утверждение поддаётся сомнениям, потому
что в ноздри ударяет запах масла, человеческой крови и... Обмоченных портков?
Юнги с отвращением морщится и понимает, что здесь действительно кто-то был.

Кажется, в их логово наведались незваные гости.
18/303
Примечание к части второй трейлер: https://www.youtube.com/watch?
v=N22L_tBhk6w
2. Не заглядывай в замочную скважину.
— Сегодня ночью к нам кто-то пробрался, — натягивая на всё ещё

влажное тело ситцевую рубаху, Юнги откинул подсыхающие вьющиеся пряди
волос со лба. — Точнее, ко мне.
— Что? — Намджун выронил из рук небольшой мешок, который, приземлившись

на камни, издал звонкий шум, что эхом прошёлся по всей пещере. Скорее всего,
на этот раз младший приволок из города медную посуду.
— Когда я вылез из воды на верхнем уровне, услышал здесь шум, —

встрепенувшись, Юнги присел на чёрствую перину, набитую соломой, и
потянулся к мешку, чтобы взглянуть. — Ты опять притащил какое-то
бесполезное барахло?
— Может быть, это накеры снова наведались? — парень возмущённо подхватил

свою ношу, закидывая на плечо с немым «не тронь, это моё».
— Нет, запах человеческий, — покачал головой Юнги, возведя очи горе.

— Проверь все входы в своей пещере. Я обнаружил, что неподалёку сильно
обвалилась земля и образовалась большая дыра, через которую мог пробраться
кто угодно.
— Будет сделано, — качнул головой Намджун, попутно стягивая капюшон

чёрной накидки. — Я должен отнести Тэхёну шкуру вервольфа, о которой он
просил.
— Хорошо. Будь осторожен.
В отличие от Юнги, Намджун часто выбирается в город и любит гулять по

окрестностям. На все миновы просьбы об осторожности он лишь закатывает
глаза, а старшему ничего не остаётся, как волноваться и наставлять парнишку
на путь истинный. Ну, что взять с молодого строптивого дракона? В то же время
он правда очень неловкий и до жути стеснительный, вечно попадает в
неприятности, поэтому у Юнги уже выработалось чутьё на «Намджун в беде».
Однажды маленький глупый дракон застрял в болоте и, не сумев выбраться,

начал издавать протяжный рёв, что свойственен только земляным драконам. На
помощь ему пришёл маг, что живёт в домике близ пещер. Этот проныра
вытащил Намджуна с условием, что тот даст ему пару своих чешуек. Юнги с
первого взгляда невзлюбил Тэхёна, несмотря на то, что маг оказался самим
очарованием и не желал ничего плохого двум драконам, что поселились в
пещерах Уотердипа.
Намджун живёт на нижних склонах горы. В его пещере нет водных каналов, но
зато есть куча ненужного барахла, что он натаскал за долгие годы и, к слову,
продолжает таскать. В его жилище уже почти не осталось места, повсюду
разбросаны вещи людского обихода, книги и прочая ерунда, которой люди
придают какую-то особую важность.
19/303
На щеках Джуна часто выступает чешуя, глаза подсвечиваются, а зубы
заостряются, поэтому нужно быть крайне осторожным, посещая людные места в
виде рынков или трактиров. На протяжении долгого времени Юнги учит
Намджуна контролировать перемену своей сущности. Парень делает это из рук
вон плохо, а если точнее, то практически не контролирует, поскольку ещё
совсем молод. Всего сто двадцать лет отроду, тогда как Юнги в свои сто
восемьдесят почти достиг взросления. Возрастные мерки у них очень
отличаются от людских; взрослыми считаются драконы, достигшие двух с
половиной веков. В среднем они живут от пяти до семи столетий. Точнее, жили.
Юнги, погружаясь в воду, часто задумывается, что же будет с ними дальше. Нет,
не с ним и Намджуном, а с его видом. Из его памяти постепенно стираются
детали, обрывки столетней давности, когда всю его семью, что поселилась на
ничейных землях, истребил сероволосый захватчик. Он создал царство на костях
его сородичей, выстроил королевство и возвёл целую династию, а на гербе
убийцы по сей день красуется обезглавленный дракон.
Они думают, что истребили этот вид. Они думают, что драконы — это
кровожадные монстры, разрушители, которые бездумно изрыгают пламя и
обращают всё в пепел. Они, эти глупые людишки, решили, что у драконов нет
разума, нет чувств и души. Но такие существа, как драконы, имеют свой ритм и
свой собственный набор движений мыслей, чувств и ощущений. В них заложен
уникальный танец, который в принципе можно уловить, только если ты сам
являешься подобным существом с тонкой, но столь мощной душевной
организацией…
Драконы спокойно внедряются в человеческие общины по всему миру, потому

что к взрослению полностью подчиняют себе свою сущность. Тяжело
удерживать в маленьком человекоподобном тельце огромную энергию, что в
один момент может разорвать на кусочки и разбросать по всей Вселенной. Но
этим существам всё под силу.
Юнги, являясь последним в роду водных драконов, как и подобает этому виду
проводит большую часть времени в воде. Кажется, в королевстве не осталось ни
одного дна или ущелья, которые он не изучил. Найти себе подобного он не смог
и на другом конце мира, в других королевствах, что за тысячи вёрст отсюда.
Он встречал множество существ, множество таких же, как он и Намджун;

огненных, воздушных, гибридов из двух видов, драконов из самых изощрённых
рас. Он искал, убеждая себя в том, что он не один. Что там, где-то на просторах
каких-нибудь невиданных земель живут драконы, подобные ему. Годы шли,
превращаясь в десятилетия, и надежда найти сородичей угасала, словно
тающая свеча. Наверное, он отставил надежду в самый потаённый уголок своей
души, в самые мрачные закоулки, но всё ещё не избавился от неё совсем.
Поселившись в пещерах, Юнги повстречал Намджуна и решил просто быть.

Просто жить, существовать и душить в себе осознание того, что ты последний в
своём виде. Часто наблюдал за развитием людей, обучал Намджуна
контролировать свою сущность и познавал все тягости жизни полудракона.
В большинстве случаев Юнги серьёзен и мудр, скуп на человеческие эмоции и

чаще всего держит свой ум холодным, как и своё сердце, проводя большую
часть времени в ледяных потоках воды. Выбираясь в город, посещая рынки,
трактиры и всякие народные гулянья он наблюдает за людьми, которые кажутся
20/303
ему слишком примитивными существами. Но в то же время разгадать их душу
ему не по силам, потому что в один момент они могут ненавидеть друг друга, а
уже через мгновенье — восхвалять. Они верят в несуществующих Богов,
подчиняются одному королю и любят есть мясо. Они боятся монстров, тогда как
сами — один из их подвидов.
Несмотря на своё прошлое, Юнги не то чтобы ненавидит людей, как огненные

драконы. Те испытывают истинное удовольствие от страданий или терзаний
людей, как физических, так и духовных, упиваются своим могуществом и
превосходством, ни в грош не ставят человеческую жизнь. Юнги же просто
остерегается, потому что люди жестоки, кровожадны и чрезмерно тупы. Им
проще убить, если они чего-то недопонимают или не знают. Они считают себя
высшей расой, их действительность полна совершенно бессмысленных страстей,
трудна и жестока. Их короткая жизнь строится, как игра.
Людям нравятся их выдуманные страхи, нравятся красиво выписанные на

старых свитках ужасы, их приятно волнует всё фантастически страшное. А вот
Юнги знает и видел действительно страшное, буднично ужасное. Люди для него
живут подлой и грязной жизнью.
— Расскажи мне… — как-то спросил Юнги у очаровательного мага, который

часто ошивался у пещер, собирая какие-то травы. — Как это у людей
получается? Играют тут себе на флейтах, рисуют пейзажики с единорогами во
время войн, строят разные башни с цветочками-завиточками, а потом убивают
ни в чём неповинных существ, даже глазом не моргнув. Безо всяких угрызений
совести. Как?
— Мои ноги ходят по миру без малого восемьдесят лет. С тобой, конечно, мне не
сравниться, — улыбнулся маг, обнажая свои ровные белоснежные зубы. — Но я
путешествовал и видел множество убийств, и разве люди должны испытывать
угрызения совести, когда убивают чудовищ? Гулей? Дриад? — хмыкнул Тэхён,
укладывая в свою корзину белые цветы с синей пыльцой. — Они такие же, как и
вы… Потому что равно верят в то, что они лучше других.
Юнги серьёзен и мудр, но не уверен, что когда-нибудь сможет постичь

человеческую душу. Ему нет нужды показываться людям, они и так его видят.
Юнги тот, чьё существование боятся признать. Тот, кого считают чем-то
забытым, истреблённым, но это только пока. Драконы столь же древние, как
сама Вселенная, а Вселенную просто так уничтожить невозможно.
Драконы терпеливы, они умеют ждать.
***
Чимин смотрит на своё отражение в блеклом зеркале и натягивает на голову

капюшон, вздыхая. Он решил ничего не говорить Чонгуку о своём уходе и
сбежать чуть позже, когда стражники у дверей его покоев начнут клевать
носом. Он не хотел в очередной раз подставлять своего слугу, поскольку
неделей ранее при возвращении в замок их засекли и Чон взял всю вину на себя,
не выдав принца. Парень получил наказание в виде ночной работы на кухне,
поэтому синяки под его глазами стали гораздо больше.
На следующий день после их возвращения на лице принца выступили ссадины и

царапины от падения и ударов веток. Их происхождение было чертовски сложно
21/303
объяснить Хосоку. Мужчина отчитал принца по полной программе и, кажется,
вовсе не принял его глупую отмазку. За занятиями он начал смотреть более
испытующим взглядом, подозревая, что принц что-то скрывает. Чимин не был
готов рассказывать наставнику о своих похождениях, потому что это чревато
большими проблемами. Возможно, когда Пак докопается до чего-то
действительно важного, то непременно посвятит в это своего учителя.
Чимин изучал чешуйки, подобранные в пещере, на протяжении нескольких дней.

Он по четвёртому кругу прошерстил свитки, книги и бестиарии в надежде найти
хоть одно существо с подобной чешуёй. Всё тщетно. Серые, почти белые
чешуйки довольно приятны на ощупь, хоть и кажутся уже подсохшими. Они
имеют тонкое покрытие, чем-то схожее со стеклом, но при этом не являются
таковым, потому что гнутся и не трескаются, в отличие от этого хрупкого
материала.
Принц потерял аппетит и весь свой сон, погружаясь глубоко в мысли и

вспоминая, что же он упустил из виду. По прошествии недели шарик в его
голове лопнул, непонимание и любопытство плотно переплелись в огромную
цепь и взгромоздились на его плечи непосильной ношей.
Чимин не в силах противиться любопытству, а действительность будто играет с

ним, испытывает, подкидывая такие загадки. Знание — это в каком-то роде
власть, а чиминова душа на физиологическом уровне вожделеет этой власти.
Несмотря на своё добросердечие, отзывчивость и мягкую невинную душу, Чимин
всё ещё остаётся особой королевской крови. Одним из сероволосых
представителей королевского рода, истребившего драконов и захватившего
большие земли. Помимо стремления добраться до сути, он умещает в своём
щуплом тельце безудержный интерес к загадкам, а важнее всего то, что некий
запрет только возбуждает его аппетит.
Спустившись с балкона по крепким веткам лозы, принц покидает замок той же

дорогой, что и в прошлый раз. Чимин натянул на голову капюшон накидки,
которую стащил у одного из придворных, поскольку старая накидка пойдёт
разве что на подстилку в королевскую псарню. Каёмка приятной на ощупь
чёрной ткани расшита красивыми цветными нитями, а на груди имеются
кожаные застёжки, и принц искренне надеется, что ему не перережут горло за
такую богатую вещь.
Он хорошо запомнил дорогу, когда они выбрались из пещеры и возвращались

обратно. На этот раз чиминов путь освещался в разы ярче. Он прихватил с собой
более массивный керосиновый фонарь, каких нет за пределами замка, поскольку
столь редкие вещи — удел богатых. Дул лёгкий ветерок с запахом чего-то
жжёного, будто горелая солома или деревья. Чимин озирался по сторонам, дабы
не наткнуться на какого-нибудь местного жителя или разбойника. Стражник,
что стоял на перепутье, припал к указательному знаку и дремал. Принц
проскочил мимо него мышью, оставшись незамеченным.
Обогнув болото и, пробираясь через густые заросли кустарников, что цеплялись

за накидку, Чимин не переставал думать о том, стоит ли это того? Вряд ли он
выберется, если снова встретит по пути какую-нибудь кровожадную тварь. Все
домыслы мигом расползлись по самым тёмным углам разума, когда принц
обнаружил ту самую дыру в земле, по которой они с Чонгуком скатились в
пещеры. Одно «но»: она была завалена большой грудой камней.
22/303
— Пёсья кровь, — выругался сероволосый себе под нос, подсвечивая булыжники.
По коже принца прошла дрожь, когда он понял, что кто-то намеренно замуровал
яму, дабы избавиться от непрошеных гостей. А это означало, что этот «кто-то»
действительно разумен и… невообразимо силён? Камни достигали больших
размеров, ни один человек не поднимет такие громадины, даже если будет
довольно крепко сложен.
Немного осмотревшись и не обнаружив каких-либо следов, принц потоптался у

подножья горы и побрёл вдоль него. Где-то ведь должен быть вход, верно? На
секунду ему показалось, что где-то неподалёку в кустах раздался какой-то
шорох, мелькнул свет фонаря и по ветру донёсся едва слышный мелодичный
смех. По спине побежали мурашки. Парень поморгал, покачал головой и
вгляделся в темноту леса, но ничего не обнаружил. Лишь тонкий шлейф
полевых цветов коснулся обоняния, и принц вдохнул глубже, расслабляясь и
бредя вдоль подножья горы.
Вдруг из кустов полился блеклый голубой свет, и Чимин врос сапогами в траву.
Сердце грохнулось в пятки от страха, но из зарослей лишь выплыл маленький
голубоватый огонёк, чем-то похожий на светлячка. Он воспарил над головой
принца, будто пытаясь что-то ему сказать.
— А ты ещё кто? — нахмурился юноша, выставляя фонарь вперёд.
Огонёк настойчиво начал кружить над ним, будто проводя какой-то ритуал или
же возмущаясь. Пак попытался расслабиться и отогнать от себя страх, который
застилает разум похуже королевских вин. Ну, какой-то сгусток света ведь не
сожрёт его, верно? Отмечая про себя, что огонёк по размерам гораздо больше,
чем обычный светлячок, Чимин слегка насторожился, но всё же последовал за
ним. Комок света парил по воздуху, невзирая на лёгкий ветер, так, будто для
эфемерного тела нет гравитации и всё проходит сквозь него. Он будто указывал
Чимину дорогу. Принц засмотрелся на красивые переливы, а голубоватый
чистый свет отражался в его больших глазах.
Парень шёл в компании неизвестного существа не очень долго, а когда перед

ним в скале распростёрлось огромное ущелье, огонёк проделал игривый
кувырок и растворился в воздухе, оставляя после себя едва заметный блеск.
— Спасибо? — произнёс Чимин в пустоту, давая себе установку поискать в

книгах. Кажется, он где-то встречал что-то о «светлячках-путеводителях».
Пожав плечами, принц огляделся, обнаружив слабо вытоптанную тропинку, что

ведёт к ущелью. Он подсветил себе вход в пещеру и, собравшись с духом и
мыслями, вошёл, глядя под ноги, чтобы в очередной раз не свалиться. Сглатывая
вязкую слюну, что накопилась во рту, Чимин шёл по узкому каменному проходу,
что пролегал вглубь и вниз. Путь был расчищен, под ногами не было острых
камней, а на некоторых спусках можно было разглядеть ступеньки,
выдолбленные в камне.
Чимина не покидало чувство не то чтобы страха, а, скорее, настороженности,

которую породила неизвестность. Ему давно стало ясно, что здесь, скорее всего,
живёт человек. Но насколько этого человека должна была подвести жизнь, что
он поселился в сырой холодной пещере? А ещё та чешуя… Притормозив, принц
выбрал и подобрал камень поострее, спрятав его под камзол. Так, на всякий
23/303
случай.
Парень отметил, что он идёт в обратном направлении, только уже внутри пещер,
а не у подножья горы. Чем ниже он спускался, тем сильнее в воздухе
чувствовался запах сырости и пыли. Звук капающей воды доносился будто
отовсюду: из каждой трещины и щели. Когда из узкого проход превратился в
более широкий, в голове Чимина смутно вырисовывались воспоминания их с
Чонгуком приключения.
Он нашёл вход в большую пещеру и невольно охнул, когда ступил и обнаружил

огромный водоём прямо в каменном полу. Блики воды игривыми солнечными
зайчиками скакали по холодным каменным стенам. Голубая вода шумела и
будто подсвечивалась снизу, слегка дребезжа, а выступ был отлично
приспособлен для удобного погружения, представляя из себя небольшие
ступени. Если не брать в расчёт, что водоём находится в затхлой пещере, это
можно было бы запросто сравнить с королевскими купальнями, потому что такой
чистой кристальной воды принц ещё нигде не видел.
Вспоминая резкий всплеск и грохот, Чимин пришёл к выводу, что находится чуть
выше той комнаты, куда они попали с Чонгуком. Звук был именно из этой
пещеры, поэтому юноша, прислушиваясь к каждому шороху, спустился по
«каменному коридору» ещё ниже, отыскав ту самую пещеру с предметами
людского обихода. Чонгук бы уже охал и падал в обморок от страха, но Чимин не
может обозначить свои чувства, как «страх». Скорее, это была помесь страха,
любопытства и интригующей таинственности. Чимин будет копать всё глубже,
пока не утолит любопытство того парня, что сидит внутри.
Пещера пустовала, ни единого признака, указывающего на хозяина или хозяйку.

Принц заинтриговано и слегка облегчённо вздохнул, освещая большую пещеру
фонарём. Нет, он шёл сюда не с целью встретиться с кем-то, а с целью
разведать и получить больше подсказок. Чимин прошёл дальше и поставил на
деревянный стол свой источник света. Он огляделся и отметил, что с прошлого
раза здесь почти ничего не изменилось. Только на столе появилось больше
вещей, а пахнет чем-то приятным: то ли шалфеем, то ли какими-то специями. В
целом пещера походила на кельи, в которых живут монахи, только с
отсутствием икон.
Чимин окинул взглядом перину, набитую соломой, и чуть присел. Около неё
лежал маленький ножичек и кусок заточенного дерева, дуба или ивы, на первый
взгляд сложно сказать. Но выглядело это так, будто некто пытался выточить из
дерева какую-то фигурку. В прошлый раз парень не заметил деревянный
крепкий стул, придвинутый к столу, и ещё кучу разных вещей. На это не было
времени.
На большом столе стояла посуда, покрытая тонким слоем пыли. Это немного
вводило в заблуждение, потому что зачем она нужна, если не используется?
Также на столе находились какие-то свитки, книги и чернильница с пером.
Чимин взял чернильницу в руку, обнаружив, что та уже давно высохла и пустует.
В подсвечнике стояла новая, едва начатая свеча, затушенная давно, поскольку
совсем холодная. Принц делал ставки на то, что здесь, возможно, живёт маг или
ведьма, но эти предположения сразу отпали, поскольку не было ничего, что они
обычно используют. Ни ступы, ни трав, ни котлов, ни даже кострища.
These New Puritans — We Want War

24/303
Чимина вдруг осенило, когда он поёжился от холода. Если тут живёт человек, то
как же он спасается от ночного холода пещер? Как он разводит тут огонь без
угрозы задохнуться? Ни окон, ни дверей, никакого способа проветрить пещеру.
Принц оглядел жилище на наличие каких-нибудь тёплых вещей, но ничего,
кроме смятой серой рубахи, что валялась на перине, не обнаружил. Каким
образом живущий здесь человек не замерзает насмерть?
Принц крупно вздрогнул в испуге, когда на фонарь, спускаясь по тоненькой нити

паутины сел паук, образуя большую жуткую тень. Чимин смущенно усмехнулся и
отвернулся, вдруг вспоминая пословицу своей матери: «Не хочешь страдать, не
заглядывай в замочную скважину».
Внезапно лицо у Чимина стало как у старушки, которая по ошибке вместо кота
погладила крокодила. Не успел юноша осознать действительность, как все его
мышцы разом напряглись, когда из прохода начали доноситься громкие шаги.
Принца одолел омерзительный страх, на секунду даже показалось, что Пак
никогда больше не заставит себя пойти навстречу опасности. Он чуть попятился
назад, роняя со стола фонарь. Стекло на источнике света треснуло, а керосин
масляным пятном растёкся по каменному полу. Чимину почудилось, что он ослеп
от страха, но на деле пещеру сковала темнота. Лишь фитилёк в разбитом
фонаре умирал, догорая слабым огоньком.
Звук одиноких шагов кажется особенно громким в этой зловещей тишине. Они
стихли на несколько мгновений, а потом их звук в разы усилился, быстро
приближаясь к пещере. Каждый шаг — будто громкий пушечный выстрел, что
эхом отдаётся в чиминовой голове. Он сглатывает горькую, мерзкую, словно
глоток невкусного лекарства слюну и зажмуривается.
У принца перехватывает дыхание. Он судорожно шарит под камзолом, доставая

заострённый, нагретый собственным телом камень. Для Чимина в страхе нет
ничего постыдного, он ведь совершенно естествен для любого живого существа.
Но попытка не поддаться этому чувству, держать его в узде и не позволить
управлять тобой с треском провалилась, когда перед ним образовалась высокая
фигура в чёрных одеяниях.
— Любопытство вкупе с невежеством — это самоубийственное сочетание, ваше

высочество, — голос больше походил на помесь рычания и змеиного шипения,
чёрным эхом расползаясь по пещере. — Маленький любопытный принц, видно,
хочет лишиться своих внутренностей?
И тут Чимин слышит посторонний звук. Негромкий, даже едва слышный, но от

этого ещё более страшный, будто кто-то тихо приближается. Сердце замирает,
а потом колотится ещё быстрее, хотя, казалось бы, это просто невозможно.
Камень выпадает из трясущихся пальцев.
Шаги всё те же, но тихие, зловещие, звучат уже сбоку. Ждать дольше принц не
может. Холод. Страх… нет, не страх, а леденящий ужас хлынул в его
подсознание потоком, стирая все мысли, все инстинкты, кроме одного — нужно
бежать и спасаться. Немедленно бежать. Куда угодно, лишь бы убежать от этого
страха. И принц срывается с места в кромешной темноте, помчавшись к выходу
из пещеры, слыша за спиной топот, уже громкий и чёткий, как прежде. Чимин
несётся через бесконечный каменный коридор, спотыкается, падает, но
25/303
понимает, что останавливаться нельзя. Ни на секунду.
«Беги», — слышит Чимин где-то в своём сознании. Но голос не принадлежит

ему, это не его голос. «Беги, иначе я сожру тебя». Принц ничего не может
понять, но знает одно — это не его голос в голове.
Ему в спину дышит ледяной ужас, в слепых глазах стоит темнота. Все его
ощущения предупреждают об опасности, заставляя волоски на коже подняться
дыбом. Ему кажется, что сердце сейчас разорвётся, но даже смерть стала бы
сейчас лучшим выходом. Свежая, выжигающая мышцы тела боль сдавливает
горло. Ему будто внушают эту боль. Чимин шумно дышит, ему катастрофически
не хватает воздуха. Продолжает бежать, несмотря на боль в коленях, чувствует,
как острые камни впиваются в его ступни.
Волна мерзкого тошнотворного запаха тухлой рыбы едва не выворачивает его

рецепторы наизнанку. Принц не думает ни о чём, силы остаются только на бег.
Он спотыкается и падает на какой-то острый камень, чувствуя, как рассекает
руку. Чимин не знает, откуда в нём берутся силы, но он поднимается на ноги и
снова бежит. Леденящий страх всё ещё застилает разум. Парень бежит через
узкий каменный проход, с руки капает кровь, а из глаз, не замечаемые им
самим, катятся слёзы.
Впереди видно звёздное небо, ночную черноту и покачивающиеся деревья.

Неужели… это выход? Неужели он и правда добежал? В какой-то миг он
начинает обретать надежду, что ему удастся выбраться, но дорогу преграждает
тусклая тень в чёрном одеянии. Чимин вскрикивает, совершенно не ощущая
собственного голоса. Чувствуя себя загнанным, он медленно поднимает голову и
смотрит в лицо своему преследователю.
Чимин видит лишь глаза. Ярко-жёлтые глаза с вертикальным зрачком и

тысячами тёмных вкраплений, словно звёздное небо над головой. Два горящих
огонька в темноте. Они смотрят на него, кровь леденеет в чиминовых жилах и,
кажется, становится синее. Инстинкт самосохранения судорожно нашёптывает
ему бежать, но он не может, не чувствует ног, рук, тела. Только эти глаза,
леденят и одновременно испепеляют его кожу. Это глаза самого Страха.
Тень приближается к нему, кожу вдруг обдаёт успокаивающим теплом. Его

страх свернулся в клубок глубоко внутри, а через секунду он резко вспыхивает с
новой силой. Принц кидается в сторону, бежит, но бледная рука Страха
останавливает его и тянет в противоположном направлении.
Чимин хочет кричать, но не чувствует своих голосовых связок. Не успевает он

сообразить, как на его щеке образуется пылающий воздух, он чувствует горячий
выдох. Мягкое дыхание, но очень горячее, оно в прямом смысле обжигает его
кожу, Чимину больно. Дыхание движется вниз, по скуле, шее и исчезает.
Просто исчезает.
Сероволосый стоит у выхода из пещеры и ничего не чувствует. Смотрит своими

мёртвыми бездумными глазами на руки. Одна из них в крови. Кровь. Тишина
поглощает его, а темнота просто заглатывает. Принц ничего не чувствует, когда
валится тряпичной куклой на землю.
— Ваше высочество!
26/303
Голос Чонгука прорезается в сознание. Пак резко поднимает тяжёлые веки,
жадно хватая воздух губами и тут же щурясь от дневного света. На несколько
мгновений ему кажется, что всё это был сон. Ужасный кошмар. Но боль в ногах и
руке будоражит его мысли, заставляя широко распахнуть в недоумении глаза.
— Почему вы одеты в это, ваше высочество? Что вообще произошло?
Чимин дезориентировано смотрит по сторонам, понимая, что двери его балкона

распахнуты настежь, поэтому в покоях стоит ужасный холод. На нём надета та
же одежда, в которой он ночью покидал замок, а пораненная рука перевязана
куском какой-то ткани, при том что собственная накидка в целости и
сохранности.
В сознание вливается ужасающее понимание того, что, кем бы ни было это

чудовище, оно принесло его обратно во дворец.
27/303
3. Прекрасный акт альтруизма. Часть первая.
— Вы что? — обомлев, учитель выронил из рук книгу о камнях душ,

уставившись на принца во все глаза.
— Хосок, — Чимин устало накрыл лицо руками. — Только не…
— Нет, Вы не понимаете, — вторил учитель, а его лицо, кажется, слегка

побледнело. — Вы хоть представляете, что произойдёт, если его величество об
этом узнает?
— Но…
— Вашего слугу сразу же повесят на городской площади, а вас, Ваше

высочество, запрут в замке до конца жизни, — возвращая голосу былую
строгость, проговорил учитель и приземлился на соседнюю лавку.
— Никто не узнает, если ты пообещаешь хранить это в секрете, — тихо произнёс

Чимин, стыдливо опуская глаза и ожидая, когда на него выльют очередную
тираду о том, какой он плохой наследник и вообще позор ему быть таким
безответственным.
— Служить Вам — это, конечно, в какой-то степени смысл моей жизни, —

сощурился мужчина. — Но лишаться этой самой жизни из-за Вашего упрямства и
безрассудства…
— Пожалуйста, Хосок, — принц поднял глаза, переполненные немой мольбой и

жалостью. — Это всё было не напрасно.
— С чего же? — в выражении лица учителя скользнула лёгкая

заинтересованность; тогда Пак понял, что он на верном пути.
Он, конечно, не стал упоминать о том, как упал в обморок прямо в лесу, но
неведомое человекоподобное существо каким-то волшебным образом перенесло
его во дворец. Чимин подозревал, что ему всё это почудилось, словно приснился
до жути реалистичный сон, но… Это был не сон. Потому что его одежда была
испачкана, рука разодрана от падения, а испытываемый страх не мог быть такой
реалистичной иллюзией. Чужой голос в голове был настолько реален, что принц,
кажется, мог потрогать его и ощутить, вытолкнуть из собственной головы.
На протяжении пары дней Чимин не мог избавиться от увиденного и

ощущаемого, так, словно его душа осталась там, в сырых пещерах, пока тело
находилось здесь, в каменных стенах замка.
— Я видел то, что не объяснит ни одна пыльная книжка или старинный свиток во
всём Уотердипе, — пониженным тоном ответил сероволосый, от напряжения
начиная пощёлкивать костяшками пальцев. — Это не поддаётся какому-либо
объяснению.
— Весь этот Мир не поддаётся объяснению, сир, — заверил мужчина, раскрывая

толстую книгу, чтобы приступить к уроку. — Скажу Вам так: будьте осторожны в
своих желаниях, ведь они могут исполниться. А потом Вы будете бороться с
последствиями.
28/303
Любопытство вкупе с невежеством — это самоубийственное сочетание, ваше
высочество, — звенит в чиминовой голове глубокий рычащий голос.
По коже табуном бегут мурашки, и принц ёжится от странного чувства в теле.

Будто что-то тянет его, словно магнитом. Будто тело пытается взять над
разумом контроль и действовать на своё усмотрение. Он не находит, что
ответить своему учителю, а тот приступает к уроку, особо не зацикливаясь и,
кажется, совсем не поверив словам принца. Чимин глубоко в душе даже рад
этому, поскольку уже сотню раз пожалел о том, что раскрыл рот и не сдержал
язык за зубами.
***
— Я пойду один, — строго отвечает юноша, накидывая на голову капюшон. — Я

должен пойти один.
— Вы точно сбрендили, — Чонгук расправляет кровать принца, думая, что тот

действительно не серьёзно. Но стоит слуге обернуться и взглянуть, как Чимин
плотно перевязывает кафтан, как все сомнения улетучиваются. — Вы серьёзно?
— А похоже, что я шучу? — нервно усмехается сероволосый, связывая тесёмку.

— Ты не понимаешь, Чонгук.
— Чего я не понимаю? — голос парня звучит так, будто он готов разрыдаться в

любую секунду от своего бессилия перед прихотями принца.
— Что-то зовёт меня, — Чимин поднимает голову, убедительно вглядываясь в

глаза своего слуги. — Я должен выяснить, что это.
Или кто.
— Почему я не могу пойти с Вами? — недоумевает брюнет, аккуратно

присаживаясь на край постели, поскольку таким, как он, запрещены подобные
вольности. Но если он продолжит стоять, то наверняка мешком упадёт на пол и
начнёт молить принца не совершать подобные глупости.
— Потому что я подвергну тебя куда большей опасности, — качает головой Пак,
натягивая сапоги. — То, что я видел, не причинило мне вреда в прошлый раз.
— А с чего Вы решили, что и на этот раз не причинит? — возмущённо

вскрикивает слуга. — Что с Вами не так?
Заданный вопрос ставит принца в тупик, поэтому он хмурится и как-то

угнетающе молчит, замерев лишь на пару секунд. Чонгук и правда искренне не
может понять принца, как бы не пытался. Потому что для него любопытство —
это яд, так же, как стремление к плотским наслаждениям. Что возбуждает
людей больше, чем нарушение запретов, смелость зайти туда, куда никто не
ходил? Чонгуку и так неплохо живётся в услужении, а единственное, что у него
есть — это собственная жизнь. Из-за принца он и того лишиться может, поэтому
совсем не понимает его. Чимин же соткан из любопытства. Он готов забыть, что
его обокрали, лишь бы понять, каким образом воры совершили кражу.
Когда Чимин покидает дворец всё тем же путём, Чонгук сгребает подушки,
29/303
укрывая их толстым одеялом, и один за другим тушит настенные факелы.
Брюнет ещё какое-то время топчется на балконе, пытаясь разглядеть в темноте
силуэт принца, а потом осторожно прикрывает двери, отчаянно вздыхая.
Он покидает покои под привычно безразличный взгляд стражников, сообщая им,

что принц, как и всегда, отправился спать и лучше бы им не беспокоить его,
поскольку он слишком устал. Стражники так и так не станут заглядывать в
покои принца, но Чонгук решает подстраховаться на всякий случай.
Он отправляется на кухню, чтобы закончить свои дела в виде перетаскивания

продуктов и уборки. Пока слуга вычищает полы, его не покидает смутное
чувство беспокойства. Но ещё через какое-то время это чувство глушится
усталостью и, закончив работу, парень отправляется в свою каморку, дабы
улечься спать без задних ног. Но, стоит голове коснуться жёсткой тонкой
подушки, как сон тут же отступает, а разум занимают мысли.
Чонгукова каморка ничем не отличается от комнат остальных слуг, даже

несмотря на то, что он прислуживает младшему принцу. Небольшая деревянная
кровать, на которой особо не развалиться. Тонкая перина, от которой иногда
болит спина. Маленькое окошко под потолком, сундук для вещей и деревянная
лавка. Но парню большего и не надо.
Чонгука совсем не страшат условия, в которых он живёт, потому что ничего

роскошного и богатого он и не имел никогда, родившись в семье прислуги. Его
больше страшит будущее, потому что в нём нет ничего надёжного, ничего
конкретного. Для него стала обыденностью жизнь без друзей и родных, без
своего дома. Жизнь, в которой он ничего не значит, не имеет ни имени, ни
положения. Чонгук не хочет зависеть от чужой жалости и доброй воли, но в то
же время понимает, что ему вовсе ничего и не остаётся.
В его жизни уже было время, когда всё существование висело на волоске, когда
он не знал, кто друг, а кто враг. И он знает, что это такое — вставать ранним
утром, не представляя, что уготовано тебе судьбой на сегодня: добро или зло.
Ударят тебя или похвалят. Убьют или помилуют.
Опуская ноги с кровати, Чонгук понимает, что не сможет уснуть, как бы сильно
он не устал. Беспокойство за принца окутывает его разум, не давая сомкнуть
глаз, а плохое предчувствие крадётся из самого тёмного угла и пускает по
мыслям свои ядовитые корни. Парень быстро надевает портки и свои потёртые
сапоги, натягивает на крепкое тело рубаху. Кутается в серую накидку,
прихватив свою пострадавшую от прошлого «приключения» лампу.
Он совсем не знает, куда отправился принц, но тот рассказывал, что обнаружил

яму, в которую они упали, заваленной, а потом какой-то непонятный светлячок
указал ему путь. Чонгук очень надеется, что этот самый светлячок не
поскупится и ему на помощь, если вообще не является плодом богатого
воображения принца.
Чонгук плюётся от собственного безрассудства, когда натыкается на

стражников, но вовремя прячется за углом, оставшись незамеченным. Он давно
отыскал небольшую лазейку в коридорах замка, когда рыскал туда-сюда без
дела. Есть один проход, которым пользуется не только он, а ещё некоторые
девушки из прислуги, что по ночам бегают на свидания с местными. Чонгук
никогда не сбегал на свидания. Что уж тут говорить, если он целовался-то всего
30/303
два раза с одной из служанок, заперевшись в кладовой, где жутко воняло
тухлым мясом и крысиным ядом. Совсем не романтично получилось.
Девушка оттолкнула Чонгука в тот момент, когда он попытался хоть немного

потрогать её за грудь. А то, что они лобызаются в какой-то затхлой кладовой, её
совсем не смущало.
— Как порядочный парень, между твоей худой задницей и пышной грудью я

выбрал последнее, — без чувства смущения заявил Чонгук.
— Как порядочный кретин, — схватила свою косынку и убежала.
Не довелось парню ещё понять, что такое романтика и свидания, поскольку не

влюблялся он ни разу. Чонгук уверен, что романтика — это такие бредни,
которые интересуют его, как махаканский снег. Но если в сердце свою
когтистую лапу запустит штука, называемая «любовью», будет, наверное, ещё
хуже. Он понимает, что «люблю» — куда сильнее, чем «хочу». Это тройное
«хочу» — не только тело, а ещё и разум, и душу. И да, ещё одно «хочу» — это
чтобы второй человек так же сильно желал обладать тобою и всеми твоими
составляющими. Чонгук в силу возраста или же своего положения ещё не
встречал никого, кому можно было сказать хотя бы одно «хочу», не то что
«люблю». Девчонка из прислуги совсем не в счёт.
Connor Youngblood — Monsters
Покинув замок, слуга отправился по накатанной дороге, вспоминая путь, дабы

не очутиться на болотах, где его сожрут, не успеет он глазом моргнуть или
обделать свои портки. Чонгук подсвечивает путь слабым огнём лампы,
сворачивая с тропинки на дорогу, и идёт, отодвигая жёсткие ветки от лица. Он
смотрит на тёмное небо и не видит ни звёзд, ни луны; всё стянуто чёрными
тучами, а где-то глубоко в небе раздаются раскаты грома.
— Ну, отлично, — фыркает Чонгук, от досады шлёпнув по ветке.
Вдруг за спиной он слышит звуки, похожие на шелест листьев, но ветки

деревьев голые. Вздрогнув, слуга оборачивается и замирает. Он чуть размыкает
от удивления губы и распахивает широко глаза, в которых отражается голубой
свет огонька, парящего в воздухе. Кадык на шее парня шевелится, когда он
сглатывает вязкую слюну и рассматривает нечто, парящее в воздухе зигзагами.
Принц назвал это светлячком, но Чонгук тут же понимает, что это совсем не
насекомое, потому что за огоньком тянется шлейф блёсток, которые
растворяются в воздухе.
— Ничего себе, — одними губами произносит брюнет, заворожённо, но

аккуратно поднимает руку, пытаясь прикоснуться к свету.
Но огонёк, видимо, совсем не желает, чтобы к нему приставали с

прикосновениями, поэтому начинает возмущённо летать кругами.
— Понял, — резко отвечает Чон, опустив руку. — И что ты пытаешься мне

сказать?
Огонёк, покружив на месте, начинает лететь вдоль тропинки, но с такой

скоростью, чтобы парень за ним поспевал. Чонгуку ничего не остаётся, как
31/303
пожать плечами и направиться следом за шелестящим сгустком энергии.
Мысленно он ударяет себя по лбу пару раз, потому что решает довериться
какой-то непонятной штуке, даже не зная, одушевлённая она или нет.
Вскоре, когда перед парнем простирается большая поляна, он окончательно

впадает в ступор. Голубая искра перестаёт двигаться дальше и начинает парить
над белыми цветами. Чонгук хмурится и, вышагивая по жухлой траве, освещает
поляну. Нет никаких признаков того, что принц находится здесь или хотя бы
проходил по этой поляне. Ни следов, ни звуков — ничего, кроме поляны с
покачивающимися на ветру красочными цветами разных форм и размеров.
— Ну и куда ты меня привёл? — возмущённо зыркнув на огонёк, буркнул Чонгук.
Сгусток энергии не спешил отвечать, а лишь с ещё большим энтузиазмом начал

наяривать круги прямо над белыми цветами. Чонгук совсем перестал что-либо
понимать, но, слыша возмущённый шелест, чуть присел и надломил стебель.
Огонёк тут же расслабленно воспарил и полетел дальше. Чтобы проверить,
брюнет опустил цветок на траву и выпрямился. Искра тут же вернулась и снова
начала летать над белыми цветами.
— Ну, допустим, — пробормотал слуга и поднял цветок, направившись за

голубым светом.
Было непонятно, чего этот светлячок (или чем бы оно ни было) хочет от него, но,
если не следовать за ним, Чонгуку ничего не останется, кроме как бродить по
тёмному лесу с угрозой наткнуться на стаю гулей или утопцев. Поэтому он
продолжает идти, пробираясь через колючие кустарники и, задыхаясь, просит
огонёк лететь чуть помедленнее.
— У тебя там что, пожар? — ворчит Чонгук себе под нос, когда огонёк улетает
вверх, а ему самому приходится залезать на крутой пригорок, цепляясь
пальцами за мох и торчащие из-под земли корни, при этом пытаясь не раздавить
белый цветок.
Когда брюнет, запыхавшись, забирается наверх и переваливается на спину,

чтобы отдышаться, то не сразу замечает дом, ничем не отличающийся от изб
простых крестьян, живущих в типичных уотердипских деревнях. Чонгук
поднимается на ноги и отряхивает одежду, пытаясь заглушить волнение и некое
подобие испуга. Он теряется в догадках, почему этот небольшой домик
находится так далеко от поселений и деревень, в глухом тёмном лесу. А потом
замечает, что огонёк бездумно бьётся в дощатую дверь, будто пытаясь пройти
сквозь неё.
Слуга хмурится, пытаясь заглянуть в окна, из которых исходит слабый жёлтый

свет. Но ничего, кроме заставленных подоконников, разглядеть не получается,
будто стёкла запотели. Ещё раз вздохнув, Чонгук отодвигает трусливость
подальше и с нажимом толкает дверь. Огонёк, обрадовавшись, что препятствия
больше нет, будто бы с радостью залетает вовнутрь. Чонгук же, внимательно
озираясь по сторонам, осторожно ступает, перешагивая порог.
В лицо тут же ударяет жар, и брюнет ощущает тепло, которое окутывает с ног
до головы. Он осматривает комнату, в которой оказался, и понимает, что вторгся
на чью-то территорию без разрешения. И отмазка в виде «меня привёл огонёк»
вряд ли сможет оградить его от неприятностей. Парень осматривает
32/303
деревянные стены, отмечая, что повсюду висят какие-то амулеты из камней,
костей и зубов. На полках составлены сухие пучки трав и баночки с
разноцветной пылью, Чонгук счёл бы это какими-то специями или приправами,
если бы рядом грудой не лежали засохшие черепа птиц или ещё чёрт знает
кого.
По коже прошли мурашки, когда ветхие доски под ногами скрипнули. Комната
освещалась расставленными повсюду свечами, а в камине потрескивал слабый
огонь. Чонгук обратил внимание на то, что пахло здесь будто всем и сразу, не
чем-то одним. Запах был похож на аромат той самой цветочной поляны, но
подтравленный чем-то гнилым и горьким.
Переминаясь с ноги на ногу, Чонгук поставил лампу на край стола, сжимая во

второй руке стебель белого цветка. Он осмотрел столы, на которых царил
полный беспорядок. Были разбросаны какие-то деревянные приборы, сухая
трава, небольшие весы с двумя чашами, клочки бумаги с какими-то записями,
ножи, колбы, медный черпак, разного размера миски и… ступа?
Чонгук едва не вскрикнул в испуге, когда за его спиной что-то очень громко
зашипело. Он вздрогнул и обернулся, увидев, что из котла, висящего над огнём
камина, начала выкипать синеватого цвета вода. Котёл буквально грозил
взорваться, а вода кипела и выплёскивалась на горящие поленья, образуя
громкое шипение, которое в тишине дома казалось просто оглушительно
громким. До брюнета вдруг дошло, что хозяйка или хозяин дома объявится
прямо сейчас, поскольку его синий суп издаёт шум на весь Уотердип, продолжая
выкипать.
Слуга краем глаза замечает парящий огонёк, что привёл его сюда, а когда
слышит из соседней комнаты скрип, то медленно стягивает со стола лампу и
пятится назад до тех пор, пока не упирается спиной в стену. Амулеты, висящие
на ней, слегка дребезжат и звенят, а у Чонгука душа уходит в пятки, когда он
слышит:
— Агрх, вот, чёрт…
Низкий мужской голос режет его слух, а затем следует какой-то хлопок, будто
кто-то уронил крышку погреба, и она захлопнулась. Резкие шаги в голове
отдаются эхом, а амулеты впиваются в чонгукову спину, поскольку он
максимально вжимается в стену. В комнату из тёмного проёма входит парень.
Точнее, он не входит, а влетает, направляясь к кипящему котлу. Но, спотыкаясь
о валяющиеся на полу плетёные корзины, незнакомец в белой рубахе на худом
теле и с бранным словом на губах грудой валится на пол, и Чонгук аж сам
морщится от глухого болезненного стука.
Чонгук понимает, что остался незамеченным, и хорошо бы ему сделать пару

шагов в сторону и выскользнуть через дверь. Но он врастает сапогами в доски,
когда незнакомец поднимается на ноги и, всё ещё ругаясь, начинает собирать
вещи, которые он при падении случайно смёл со стола. Чонгук буквально
немеет, когда разглядывает светловолосого юношу.
Он недостаточно близко для того, чтобы разглядеть лицо, но даже на

расстоянии может заметить тёмные узоры на подбородке и щеках, будто какие-
то метки или родимые пятна. Его светлые вьющиеся волосы с лёгким медным
оттенком будто находятся в невесомости и буквально парят при каждом
33/303
движении. Они в целом не длинные, но некоторые пряди свисают до скул,
завиваясь в воздушные локоны. Чонгук внимательно наблюдает за действиями
незнакомца, замечая грацию в каждом его движении. Этот парень даже
взвизгнул и упал настолько грациозно, что слуга аж проморгался, пытаясь
понять, настоящее ли это всё.
В один миг Чонгук снова вздрагивает, когда в запотевших окнах видит вспышку
молнии, а затем оглушающий удар грома. Одновременно с этим незнакомец,
сняв котёл с огня, обернулся. Тогда Чону показалось, что он снова готов
обделать свои многострадальческие портки, но нет… Парень лишь взглянул на
него, вжавшегося в стену до такой степени, что там, скорее всего, уже
появилась вмятина. За окном на землю стеной обрушился дождь.
— Ну наконец-то, — жестикулируя руками, вскрикнул маг. — Я уж думал, ты

подвернул ногу или умер, потому что хватило ума понюхать.
— Чего? — не понимает Чонгук, опуская одну бровь и просто утопая в

замешательстве.
Шелестящий огонёк, воспаривший над незнакомцем, вмиг растворяется в

воздухе голубоватым блеском, когда светловолосый поднимает руку с тонким
изящным запястьем и щёлкает длинными пальцами. У Чонгука отпадает
челюсть, гулко ударяется о дощатый пол и катится куда-то к столу, ударяясь об
его ножку.
— Как ты…
— Мне очень сильно не хотелось выходить под дождь только из-за лунарии,
поэтому я благодарен тебе и всё такое, — тараторит незнакомец, встав над
столом и будто выискивая из обилия ингредиентов нужный.
— Ты кто вообще такой? — чуть ли не визжит Чонгук, чувствуя, как подступает

истерика. — Как ты… Огонёк… Он исчез! Как ты…
— Ой, это всего лишь путеводитель, — возвёл очи горе парень. — А я Тэхён,
которому всё ещё нужна лунария.
— Что… — Чонгук не понимает вообще ни черта, а когда смотрит в чужие глаза,

то земля уходит из-под ног, потому что они тёмно-сиреневые и вообще, кажется,
не человеческие. — Чёрт возьми, мама родная…
— Не чёрт и, слава порткам, не мама, — усмехается светловолосый, а Чонгук

следит за его взглядом, понимая, что Тэхён смотрит на цветок в его руке. — Ты
ещё как следует не поздоровался, а уже плетёшь против меня заговор в своей
чернявой башке, верно?
До Чонгука, наконец, доходит, о чём говорит этот… человек? Ему нужен этот
белый цветок, а точнее, какая-то «лунария», из-за которой Чонгук вообще
оказался здесь. И он осторожно делает шаг, оставляя цветок на краю стола и
снова попятившись назад, будто бы его могли укусить или вообще отцапать
половину головы.
— Чего ты такой перепуганный? Я тебя не съем, пока сам не попросишь, —

хихикнул светловолосый, потянувшись и взяв в руки цветок. — Я надеюсь, что
34/303
ты его не нюхал?
— Что? — Чонгук вздрагивает и не перестаёт хмуриться.
— Не нюхал цветок. А то пыльца лунарии вызывает паралич дыхательных

путей, — с лёгкостью пожимает он худыми плечами. — Хорошо, что ты сорвал
почти под корень, а то пришлось бы самому идти под дождь.
Чонгук не находит слов, чтобы что-то ответить, поэтому лишь молча наблюдает,
припав к стене. Выходя в город, он много раз слышал о знахарках, живущих
близ деревень. О якобы колдуньях, что варят для горожан всякие зелья и
эликсиры, но мало верил во всю эту брехню. Если и были какие-то старухи,
дерущие с отчаянных девушек и женщин кучи серебряных, то это совсем не
значило, что они обладали какой-то «магией». Магов и чародеек истребили
много лет назад, запрещая даже говорить о них, поэтому Чон ни на секунду не
сомневается в том, что этот незнакомец какой-то обманщик. Но в то же время
брюнет понятия не имеет, как объяснить родимые пятна в виде аккуратных
узоров на его лице и сиреневые, будто слегка подсвеченные глаза.
Он наблюдает за действиями парня, который очищает лунарию от лишних

листиков и отрезает сам бутон. Разрезает стебель на кусочки и скидывает в
котёл, стоящий на кирпичах у камина. Тот издаёт странные звуки, похожие на
лопающиеся пузыри. В воздухе повисает странный горьковатый запах жжённого
сахара.
— Ты можешь уйти под дождь, если так уж меня боишься, — ухмыляется

светловолосый. — А можешь присесть на лавку и переждать грозу.
Чонгук мнётся, глядя на деревянную лавку неподалёку от себя, потом смотрит в

окно. По стеклу громко барабанит дождь и время от времени мерцает молния.
Вздохнув, слуга осторожно проходит и присаживается на лавку. Он всё ещё не
понимает, какого чёрта именно он должен был принести этот цветок. Откуда
этот парень знал о том, что пойдёт дождь? Каким образом он создал огонёк?
Каким образом избавился от него? Что с его лицом и глазами?
— Что ты делаешь? — вдруг произносит Чонгук, только через пару секунд

понимая, что он действительно произнёс это вслух.
Тэхён поднимает глаза, встретившись с парнем взглядом, и будто читает его

мысли, потому что следом снова опускает взгляд и чуть улыбается. Он был так
красив, что Чонгук время от времени вздрагивал: не снится ли ему всё это?
— Это совсем не то, что ты хочешь знать, — его губ касается настолько мягкая
улыбка, что у Чонгука по рукам бегут мурашки. — Я готовлю кое-что для кое-
кого за кое-какую сумму.
— Ты травник? — хмыкает Чонгук с надменностью. — Или как там… «Чародей»?

«Колдун»?
— Ты всё равно не поверишь мне, если я скажу, — качает головой Тэхён, отчего
пряди его светлых волос слегка колышутся. — Поэтому пусть будет «чародей». У
него самое приятное звучание из всего.
— И что ты… Эмн… — брюнет мнётся и складывает руки на груди, потом видит,
35/303
как чародей выуживает из бумажного свёртка прядь каштановых волос.
— Варишь?
— Если не вдаваться в детали, то это что-то наподобие любовного эликсира, но

не совсем, — на полном серьёзе ответил парень, взгромоздив горячий котёл на
стол. Над чаном начал виться чуть синеватый пар. — Выпив это, человек ощутит
благодать тела и души. У него будут еда и питьё в изобилии, а его движения
будут ловкими, как никогда. Мысли — быстрее молнии, а страсть очарует любую
женщину. Но это всё временно.
— И не стыдно тебе? — сощурился брюнет.
— С чего это? — вскинул брови чародей, отбирая ингредиенты. — Я даю людям

то, что они просят. Можно сказать, что я исполняю желания.
— И заставляешь людей верить в иллюзию, да ещё и деньги за это берёшь, —

осуждающе пробормотал слуга, отведя глаза.
— Это не я, а всего лишь их собственные желания во всей красе. Я честен, —

отбивается светловолосый от нападок в свою сторону. — Я даю людям только то,
что они хотят. Если они желают вещей недостойных, так лишь потому, что
такова их гнилая натура. А тебе хватит гузно просиживать, подай мне кошачью
роговицу.
— Чего? — морщится Чонгук.
— Кошачью роговицу глаза, она у тебя над головой, — чародей указывает

жестом на полку, что висит над головой у слуги.
— Ох, пёсья кровь, — выдыхает парень, поднимаясь и, сморщившись от

отвращения, берёт с полки кошачий глаз, плавающий в стеклянной баночке и
каких-то ошмётках. — Ну и гадость…
— Он настоян в родниковой воде и сушёных измельчённых листьях крыжовника,

аниса и очанки, поэтому никакая это не гадость, а довольно мощный
ингредиент, — заверяет светловолосый с важным видом. — Один этот раствор
даёт возможность видеть в темноте на протяжении двух часов.
— Брехня, — парень возводит очи горе, подавляя рвотные позывы и плюхаясь на

лавку. Дождь за окном немного стихает.
— Чонгук, — вдруг сдержанным мягким голосом произносит чародей, поднимая

глаза. — Даже если ты и прав на счёт иллюзий, ты когда-нибудь задумывался?
— О чём? — морщится брюнет, вдруг резко вспоминая, что он вообще-то не

называл своего имени.
— О том, что людям, которым просто хочется жить, плевать на твоё мнение, на
твои доводы и на тебя? — возвращаясь к варке, произнёс светловолосый, а
Чонгук напыжился, пытаясь понять, что до него пытается донести этот чудак.
— Жить в потоке чудес куда интереснее, чем плеваться, искать всему
опровержение и коллекционировать разочарования.
Брюнет прижимает язык к щеке и задумчиво хмурится, слабо понимая, к чему

36/303
ведёт эта странная беседа. Поэтому в ответ он лишь хмыкает и пожимает
плечами, как какой-то туповатый деревенский оболтус. Чародей не обращает на
это никакого внимания, втянутый в процесс. Чонгук тем временем улавливает
странный солоновато-терпкий запах и морщится.
— Плавники келпи, горное масло, — начинает бормотать чародей себе под нос,
погружаясь в своё занятие и будто вспоминая рецепт. — Мускатный орех,
пижма, багульник, махаканская пиявка…
С каждым добавленным ингредиентом котёл будто бы издавал разные звуки: то

урчал, то булькал; а пар становился то зеленоватым, то красноватым. Вдруг над
ним поднялась слегка поблёскивающая дымка, заставив Чона приоткрыть от
удивления рот.
— Ах, чёрт, чего-то я забыл, — уставившись в котёл, чародей потёр длинным

пальцем висок, вспоминая. — Точно, слюна утопца и тмин на кончике ножа…
Чонгук, приоткрыв рот, продолжал наблюдать, всё ещё скептически морщась, а

когда засмотрелся на вьющийся блестящий пар, то вовсе не заметил, что дождь
за окном стих. Он вдруг вспомнил, зачем вообще покинул замок, и подскочил на
ноги.
— Погоди, — привлекая внимание чародея, он насупился. — Я ведь принёс

цветок и таким образом тебе помог. Теперь и ты мне помоги.
— Ты что, хочешь превратить прекрасный акт альтруизма в дурацкий обмен

услугами? — возмутился светловолосый, выпрямляясь и наблюдая за
озадаченной реакцией своего нового знакомого. — Да шучу я, шучу. Чего ты
хочешь?
— Постой-ка, — вдруг осенило Чонгука. — Получается, что тот огонёк, который

привёл принца к пещерам, тоже ты создал?
— Ага, — покачал головой чародей, возвращая внимание котлу. — Это просто

путеводитель. Все маг… — Тэхён запнулся, но быстро продолжил: — то есть все
чародеи умеют его делать.
— Но зачем ты отвёл его высочество к пещерам, тогда как мог указать путь куда
угодно? — недоумевал слуга, натягивая на голову капюшон.
— Ну, у меня есть, скажем так, дар, — Тэхён задумчиво уставился в котёл,
наблюдая за цветными переливами в нём.
Брюнет попытался заглянуть в чан, но лишь фыркнул, ничего, кроме вязкой

жижи, там не увидев. Он совсем не понимал, к чему клонит чародей.
— Я просто знаю, когда кто-то кому-то предназначен самой судьбой.
37/303
Примечание к части Новый трейлер: https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-
rvo
4. Прекрасный акт альтруизма. Часть вторая.
Massive Attack – Paradise Circus
Чимин хорошо запомнил дорогу, по которой его вёл огонёк в прошлый раз. Не то
чтобы принц запоминал каждый поворот, дерево или камень, потому что дорога
пролегала вдоль подножья горы, и не надо быть мудрецом с уникальным
мышлением, чтобы запомнить путь.
В этот раз Чимин не был до конца уверен в своих действиях. Впрочем, как и
всегда. Уверен он был лишь в своих ощущениях. На протяжении нескольких
дней, во время приёмов и бесконечных занятий, принц думал только о том, что с
ним сделает отец, если прознает об этих вылазках. Наверняка его запрут во
дворце. Но это не казалось каким-то изощрённым наказанием, поскольку Чимин
и так провёл почти всю свою жизнь в холодных стенах замка.
То время, когда королева Пак Хёнки была ещё при жизни, начало постепенно
вытравливаться из памяти временем. Чимин был ещё совсем мал для того, чтобы
наслаждаться временем, что они проводили вместе, выбираясь в город или в
леса, безопасные для вылазок.
Его мать была мудрой, доброй женщиной. Несмотря на свою горькую судьбу, она
была добра к слугам, во всём терпима и справедлива. Выдали её замуж за
короля насильно, ради мира между двумя государствами: северным и южным.
Но она, будучи молодой девушкой, совсем не была огорчена своей судьбой,
поскольку знала, что имеет долг перед своей родиной.
Несмотря на то, что дети были рождены от нелюбимого человека, Чимин знал
наверняка, что мать любила всех троих. Она считала, что к каждому ребёнку
нужен индивидуальный подход, поэтому до рождения принцессы проводила
много времени с сыновьями; как со старшим Минвоном, так и с младшим
Чимином. Больше всего она боялась, что сыновья вырастут жестокими, жадными
и властными, каким был её отец, поэтому до рождения дочери занималась с
ними сама. Минвон никогда не имел с королевой особо близких отношений, а
после её смерти почти никогда не говорил о ней.
Чимину было всего пять, когда родилась принцесса Сончан, а когда мать тяжело
заболела и умерла, ему едва исполнилось тринадцать. Он смутно помнит, как
развивались события, поскольку принять её смерть не мог. Принц, несмотря на
свой сознательный возраст, попросту не понимал, куда делась королева,
поскольку поставил в голове барьер. Он видел смерти, видел казни, бывал в
темницах и видел то, как жизнь покидает умирающих от голода и темноты
узников, предателей и преступников. Но его мать ведь была королевой и то, что
она, как и все эти отвратительные люди, могла умереть, казалось априори
невозможным. Куда она пропала? Почему ничего не сказала? Почему трон, на
котором она восседала, теперь пустует?
Со временем, конечно, понимание пришло. Пришло и горе, и чувство утраты, и

38/303
море детских слёз. Сончан после смерти матери закрылась в себе, по сей день
Чимин видит в лице младшей сестры некую потерю. Не физическую, а
душевную. С принцессой возится целая свита из нянечек, слуг и учителей, но
никто и никогда не заменит ей королеву. А Чимин в какой-то степени смирился с
утратой. Мать всегда учила его, что мир является бездной. Что каждый из
существующих ныне в какой-то момент оказывается лицом к лицу со своей
судьбой, что в итоге нужно просто научиться жить со своей неоднозначностью,
сложностью и сомнениями. Сердце Чимина, ещё не охлаждённое опытом,
доступно для неизведанного. Оно легковерно и нежно. Мало-помалу страх и
непонимание рождают в нём сомнения, чувства мучительные, но
непродолжительные.
Принц пнул камешек носом сапога, углубившись в свои мысли и совсем не

заметив, как добрался до входа в пещеры. Перед тем, как двинуться дальше, он
возвёл взгляд к небу, на котором переливалось бесчисленное количество звёзд.
Что-то внутри него кольнуло, словно кончик иглы вонзили в лёгкое. Он вдруг
вспомнил, как вечерами, сидя на мягких подушках у камина, вымощенного из
резных камней, мать нежно перебирала его пепельные волосы и говорила. Когда
Минвон засыпал, Хёнки продолжала говорить шёпотом. Чимин всегда слушал её
до конца, даже если сам начинал клевать носом.
— Не стоит задерживаться на пороге чужого дома слишком долго. Как не стоит

здороваться, стоя в открытых дверях, или отказываться от предложенного
радушной хозяйкой горячего хлеба, — говорила королева, поглаживая мягкие
детские волосы, а Чимин увлечённо наблюдал за потрескивающим в камине
огнём. — А если не веришь в добрые намерения хозяев, то разворачивайся и
постарайся не оставлять открытой спину. Но никогда не терзайся сомнениями.
Говорят, сквозь порог иногда проступает другая сущность, изнанка, обратная
сторона.
Она привлекала внимание мальчика, делая тон голоса более загадочным и

таинственным, будто рассказывала какую-то страшную сказку.
— Порог — это крохотная щёлочка в потустороннее, способная в определённое

время дня и ночи превращаться в самую настоящую дверь. Но горе тому, кто
рискнёт её обхитрить, — шёпотом говорила женщина, едва сдерживая улыбку
от широко раскрытых в испуге мальчишеских глаз. — Спящие духи-охранники не
любят, когда их тревожат, и нередко забирают к себе неуверенного маленького
мальчишку, не спрашивая на то его согласия.
Чимин, охая, сжимал маленькими пальчиками набитую перьями жёсткую

подушку и утыкался в неё лицом, пока королева, усмехаясь, не приподнимала
его личико за подбородок, убирая со лба серую чёлку, и тихо говорила:
— Никогда не стой на пороге, Чимин. И не стремись прикоснуться к тому, чего

никогда не сумеешь познать.
Чимин с детства был необычным ребёнком. В нём была какая-то трещина,

разлом, который никак не мог зарасти. И после смерти королевы со временем он
смог отпустить тоску, потому что понял, что вовсе не границы держат его на
этой земле, и уж точно не они связывают людей воедино. Существуют узы
гораздо прочнее и глубже.
Принц вдохнул свежий воздух, чувствуя лицом лёгкий ветерок, навевающий

39/303
прохладу. Воспоминания тёплым потоком обняли его разум, поэтому страх
немного отступил и Чимин, приподняв фонарь, двинулся ко входу в пещеру.
Трава под ногами шелестела при каждом шаге. Пак чуть приспустил капюшон
своей накидки, чтобы улучшить обзор.
Он помнит тот леденящий страх, что поглотил его в прошлый раз. Но за эти
несколько дней Чимин впал в ещё большее недоумение, потому что этот страх
казался внушаемым. Он не помнит, почему так сильно испугался и рванул прочь.
Это был всего лишь человек в чёрном плаще и с капюшоном на голове, его голос
был агрессивным и хриплым, но вполне себе человеческим. Тот страх, что Чимин
испытывал во время своего побега, сейчас казался каким-то деревянным и
ненастоящим.
Его тело не могло найти покоя, как и мысли. Эта встреча и это таинственное
сияние жёлтых глаз преследовали Чимина на протяжении этих нескольких дней.
Любопытство любопытством, но теперь принц совсем не мог совладать со
своими догадками и непониманием, вплоть до физического дискомфорта. От
недосыпа болела голова, он начал клевать носом во время приёмов и ужинов, за
что получал подзатыльники от Минвона и недовольный взгляд короля.
Чимин сощурился, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте каменного

коридора. Фонарь тускло подсвечивал проход, а принц внимательно глядел под
ноги, чтобы не споткнуться и не издать лишний шум. На самом деле, он
двигался максимально тихо, дабы не потревожить обитателей пещер в виде
летучих мышей или больших ядовитых пауков. В ноздри начал забиваться сырой
воздух, отдающий водорослями, а звуки капающей воды эхом разносились по
каменным проходам.
Принц, обнаружив в стене проём, спрятал фонарь под накидку и осторожно

подобрался ближе. Из прохода исходили голубоватый свет и переливающиеся
блики воды. Чимин вспомнил о пещере с большим водоёмом и лазурной чистой
водой. Но стоило Паку заглянуть в пещеру, как сердце его упало в пятки, и он
прижался спиной к холодному камню. За несколько секунд он успел взглядом
уловить фигуру, стоящую около воды и облачённую в потёртую тёмную накидку.
Чимин прикрыл глаза и попытался успокоить быстрое сердцебиение, размеренно

вдыхая и выдыхая. Поднабравшись смелости, он чуть выглянул из-за угла,
наблюдая за тем, как некто опускает мешок рядом с водоёмом и принимается
развязывать своё одеяние. У Чимина широко распахиваются глаза, когда
незнакомец сбрасывает с себя накидку. Перед чиминовым взором предстают
голубые вьющиеся волосы, широкая белёсая спина с острыми лопатками и
крепкими перекатывающимися мышцами, округлые ягодицы и крепкие гладкие
ноги. Мгновенно краснея и слишком громко выдыхая, принц снова припадает к
стене и испуганно прикрывает ладонью рот, задерживая дыхание.
Мгновенья в полной тишине, перебиваемой лишь журчанием воды,

растягиваются в сознании на целую бесконечность. Чимин испытывает всё и
сразу: смятение, стыд, страх и испуг. Жар перетекает в уши и шею, и принцу
кажется, что ещё через пару мгновений он и вовсе воспламенится. Юноша
отсчитывает удары своего сердца, вслушивается в тишину и мало-мальски, но
успокаивается, решая, что остался незамеченным.
— И долго ты будешь там стоять? — мягкий баритон касается ушных раковин,

будто поглаживает и проникает внутрь, в самый мозг.
40/303
От очередного испуга Чимин из-под накидки роняет свой фонарь, тот гулким
ударом разбивается о камни, оставляя принца без источника света. Сам Пак
решает, что терять ему, кроме собственной жизни, точно больше нечего, и
осторожно выглядывает из-за угла. Мужчина с голубыми волосами опускается
по вымощенным в камне ступенькам, его бледное обнажённое тело медленно
погружается в воду.
— Постой, — вдруг невольно вскрикивает Чимин, а ноги сами делают шаг в

пещеру. — Подожди…
Заставив принца охнуть, незнакомец игнорирует его и плавно уходит под воду,
а его волосы приподнимаются и сливаются с ней, погружаясь следом за
макушкой.
— Кто ты? — одними губами произносит принц.
Сквозь голубоватую чистую воду несколько первых мгновений видно очертания

чужого человеческого тела, но стоит Чимину подобраться ближе к водоёму, как
оно пропадает в потоках пещерных каналов. На поверхности воды несколько
секунд вихрятся пузырьки и струится красивая рябь, но через некоторое время
возвращается прежняя гладь.
Принц резко выдыхает и подходит ещё чуть ближе, в надежде высмотреть

незнакомца, но тщетно. Тот уплыл, даже хвостиком напоследок не махнув.
Чимин, присев на корточки, едва касается пальцами воды, тут же отдёргивая
ладонь, поскольку та холодная.
Ледяная.
Вопросы в чиминовой голове множатся не на два, а на десять. Он осматривает

пещеру, отмечая, что она точно такая, какой и запомнилась ему в прошлый раз.
С подозрением осматривая накидку, юноша поднимает её двумя пальцами и
трясёт, будто бы та способна ожить и сожрать его. Но нет, простая человеческая
одежда. Положив её на выступ у воды, принц садится на твёрдые холодные
камни и облокачивается спиной о булыжник.
Чимин пытается проанализировать увиденное, которое никак не вяжется в его

голове со всеми знаниями, что он получил, коротая всё своё свободное время в
стенах библиотеки, зарываясь в куче книг и свитков. Он не успел разглядеть ни
жабр, ни хвоста — ничего такого, чем могла бы похвастаться русалка или ещё
какое-нибудь водное существо. А незнакомец определённо являлся существом,
поскольку Чимин точно видел жёлтые глаза и голубые волосы.
Он точно не был утопцем, поскольку не выглядел изуродованным синим

монстром со вздувшимся животом и, что важнее, имел разум. На памяти Чимина
нет ни одного существа с подобным человеческим телом и разумным
мышлением. Щёки принца вдруг снова загорелись, и он покачал головой,
отгоняя смущающее наваждение. Кем бы ни был этот мужчина, ему наверняка
чуждо чувство человеческого стыда, потому что оголился он с ненавязчивой
лёгкостью.
Чимин вдруг подумал, что странные события одно за другим проникают в его
жизнь. За последние пару недель случаев предостаточно: воспоминания,
41/303
которые он, казалось, навсегда позабыл, волшебный огонёк, что указал ему
путь, или голос в его голове, который совсем не принадлежит ему самому. Этот
список можно продолжать и продолжать. Вместе с тем так трудно верить во что-
то, когда ты один и невозможно ни с кем поделиться своими мыслями.
Принц всё сидит и сидит, рассматривая пещеру в попытках что-то отыскать.

Чимин решил, если незнакомец оставил здесь свою одежду и мешок, это значит,
что он должен вернуться именно сюда. Если только в горе нет других пещер с
водоёмами, где он может всплыть и подождать, пока Пак замёрзнет здесь до
смерти. Чимин посильнее кутается в свою накидку и не сразу замечает, как на
каменном потолке загорается голубоватая точка. Он поднимает голову.
Загорается вторая, третья, четвёртая.
Через минуту весь потолок пещеры покрывается маленькими огоньками, словно

россыпью звёзд и созвездий, и Чимин заворожённо приоткрывает рот. Он долго
любуется сотнями светлячков, что подсвечивают пещеру, пока шея не затекает
от такого положения.
Разминая холодной ладонью мышцы, сероволосый краем взгляда замечает

мешок из грязной ситцевой ткани. Чимин осторожно приподнимается, ожидая
увидеть какие-нибудь беличьи тушки или трупы летучих мышей. Он легонько
толкает мешок подошвой сапога, тот заваливается на бок, а по камням
рассыпаются большие красные яблоки. Пак опускает брови, между которыми от
недоумения образуется ложбинка, и поднимает одно яблоко, обтирая его об
грудь от пыли и грязи. Вертит в руках, осматривает. Ничего необычного, это
простые красные яблоки. Спелые и твёрдые, все как на подбор.
— Тебя не учили, что нельзя трогать чужие вещи? — будто кончиками перьев
врезается в спину хриплый голос, и Чимин резко оборачивается, чуть не
споткнувшись, когда невольно пятится назад.
Он роняет яблоко, которое скатывается по камням и падает в воду, издав

громкий всплеск. Незнакомец бесшумно вынырнул из-под воды, складывая руки
и придерживаясь ими за каменный выступ. Принц готов дать руку на отсечение,
что не слышал ни единого звука.
— Кажется, я говорил, что сожру тебя заживо? — проводя широкой ладонью по

лицу, он стирает блестящие капли воды с бледной кожи, откидывает мокрые
волосы назад и внимательно смотрит на принца. — Ваше Высочество.
— От… — у Чимина предательски срывается голос, а в ушах грохочет биение

собственного сердца, когда он видит желтоватые глаза. — Откуда ты знаешь,
кто я?
— Ты не только упрям, но ещё и глуп, — фыркает незнакомец. — Гуляя по ночам,

волосы свои хотя бы прикрывай. Не говоря уже об одежде…
Чимин вспоминает слова Чонгука о своих сапогах и громко сглатывает. Десятки

вопросов вертятся на кончике языка, но он лишь продолжает пялиться на
незнакомца, нагло рассматривая его мокрые голубые волосы и лицо. Принц
отметил про себя, что не может избежать зрительного контакта с существом.
Глаза, несмотря на свой нечеловеческий вид, выглядят очень красивыми и, в
отличие от прошлого раза, не вызывают ни страха, ни ужаса. Чимину совсем не
страшно смотреть в глаза опасности, если они так красивы.
42/303
Глаза, нос и губы — вот, на что Пак обращает внимание в первую очередь, когда
оценивает чью-то внешность, в том числе и свою собственную. Пропорции лица у
незнакомца не идеальные, но очень близки к идеалу, навязанному придворными
учителями с самого детства. Пухлые бледные губы, у носа широкий округлый
кончик, из-за которого не видно ноздрей, и большие, подсвеченные жёлтым
светом глаза. Они похожи на густой свежий мёд, и цвет — по самой своей
природе и сути — несопоставим с цветом никакой другой субстанции.
Принц видел достаточно человеческих глаз в своей жизни. В некоторые хочется

смотреть, как в зеркало, от других хочется с неприязнью оторваться. Глаза
разных цветов. Яркие прозрачные глаза, глянцевые глаза, матовые глаза, глаза
разного цвета, глаза разного размера, отсутствие глаз, разбитые глаза, убитые
горем глаза, глаза с синяками, глаза с красными капиллярами, стеклянные
глаза, глаза мёртвого человека. И всем этим глазам Чимин всегда старался
найти объяснение.
А сейчас, глядя в глаза непонятному существу, он не мог вымолвить и слова,

лишь наслаждаясь красотой и неизведанной тайной.
Вдруг незнакомец прервал зрительный контакт и чуть двинулся, потянувшись к

яблоку, которое Чимин уронил в водоём. Вода зарябила и заплескалась по краям,
блики заиграли, солнечными зайчиками начиная скакать по стенам пещеры.
Красное яблоко, плавающее на поверхности, чуть колыхнулось. Мужчина взял
его в ладонь, окунув ещё раз в воду, и, снова придерживаясь за каменный берег,
медленно протянул принцу.
Застывший на месте Чимин моргнул раз. Потом второй. Существо, кем бы оно ни
было, протягивало ему яблоко. Вот так просто существо, плавающее в ледяной
воде, с голубыми волосами и жёлтыми глазами протягивало ему яблоко.
Кажется, чиминов мир точно пошёл под откос, когда он осторожно ступил
вперёд и перенял фрукт из чужой бледной ладони, стараясь при этом не
соприкасаться.
Через пару секунд до него дошли собственные действия, и он чуть отшатнулся

назад. Незнакомец продолжал смотреть на него, чуть склонив голову набок. В
его взгляде было столько тайны, что принц невольно замер. И снова заглянул в
глаза. Они у него были ясные и светлые-светлые, особенно на фоне мокрых
тёмно-голубых волос. Может, именно поэтому они сейчас так ярко блестели?
— Как тебя зовут? — вдруг спрашивает принц, когда на языке крутился совсем
другой вопрос, который должен был прозвучать («кто ты?»).
— Попробуй, — доносится в ответ, и существо кивает головой на яблоко в

чиминовой руке, проигнорировав вопрос. — Или ты без королевских
дегустаторов ничего не можешь есть?
— А что, если оно отравлено? — сощуривается возмущённо Чимин. — На то и

нужны дегустаторы, вообще-то.
— На кой мне давать тебе отравленное яблоко? — морщится существо.
— На кой тебе вообще давать мне яблоко? — тихо отвечает принц вопросом на
вопрос, опуская глаза. — Ты собирался сожрать меня.
43/303
— Но, несмотря на это, ты снова здесь, — усмехается незнакомец, чуть
отталкиваясь от каменного выступа. — Невзирая на эту угрозу, снова заявился.
Значит ли это, что ты хочешь быть сожранным?
— Т-ты… — заикается принц, распахивая глаза. — Ты ешь людей?
— Ага, до тебя только дошло? — глумится он. — А яблоками закусываю.
— П-правда?
— Нет, идиот, — фыркает незнакомец, хмурясь и качая головой так, будто

подобного бреда никогда и не слышал вовсе. — Не ем я людей, у них мясо
слишком жухлое.
Чимину кажется, что он вот-вот бухнется в обморок. Он совсем не понимает, что

существо издевается и шутит над ним, поэтому проглатывает свой нервный
смешок. Повисает неловкое молчание. Принц смотрит на холодный от воды
фрукт в своей руке и неуверенно поднимает голову.
— Если в другой раз заявишься в моё отсутствие и опять начнёшь лапать мои
вещи — выдерну ноги из королевской задницы и обратно в гузно засажу, —
проворчал парень, следом чуть опускаясь в воду по глаза и пуская носом
пузырьки воздуха.
В поисках ответов всякое случается. Но то, что в итоге повстречал Пак,

превзошло всякие ожидания. Пусть этот незнакомец не спешит отвечать на его
вопросы, но ведь без тайны нет и приключения. Его внешний облик стоял у
Чимина прямо перед глазами, внутренний же, во всей пугающей пленительности
был недоступен. Эта некая странная тайна — смутная, сокровенная, волнующая,
восхитительная в своей необъяснимости. Незнакомец был похож на один из тех
удивительных королевских кристаллов, которые можно увидеть в дорогих
женских украшениях и которые то прозрачны, то через мгновение совсем мутны.
Чимин на несколько секунд установил зрительный контакт, а затем снова

опустил голову, неуверенно поднимая наливное яблоко. Незнакомец продолжал
смотреть на него, чуть прищурившись. Пак не сомневается в том, что делает,
ведь все решения привели его именно сюда. Принц подносит фрукт к губам,
размыкая их и вот-вот собираясь надкусить.
— Ваше высочество? — эхом донёсся юношеский голос из каменного прохода,

заставив Чимина вздрогнуть, а затем в проёме появился лёгкий желтоватый
свет лампы.
— Чонгук? — шёпотом произнёс сероволосый, резко оборачиваясь, а затем снова

обеспокоенно взглянув в сторону водоёма.
Незнакомец выглядел немного растерянным и так, будто ни в чём не уверен. А

затем на его лице скользнули раздражение и злость. Он явно был недоволен
тем, что абы кто бродит тут, и его пещеры превратились в какой-то проходной
двор. Парень вот-вот собирался нырнуть в воду, чтобы снова скрыться, но
опешивший Чимин разглядел некоторое сомнение на красивом бледном лице,
будто бы его обладатель с чем-то боролся внутри себя.
44/303
— Не уплывай, — тихо попросил Чимин, ощущая, будто что-то ускользает прямо
из его пальцев. — Ты не назвал мне своего…
— Юнги, — почти шёпотом говорит незнакомец, следом погружаясь в воду с

лёгким всплеском.
Принц ринулся к воде, снова пытаясь высмотреть существо, но оно исчезло,

заглушив лучшие надежды и поэтические предрассудки чиминовой души.
45/303
Примечание к части ВНИМАНИЕ!
Не проверено бетой, отредактировано будет завтра. Выкладываю сейчас только
потому что вы ждёте. Возможны некоторые глупые косячки, но, надеюсь, вы
меня простите за них.
Если хотите читать более аккуратный текст, то ждите завтра.
И слёзно прошу прощения за такую задержку т.т
5. Танцы во льдах.
После сильного дождя тропу, по которой возвращались принц и его

слуга, сильно залило водой. Чимин хлюпал своими королевскими сапогами по
лужам вперемешку с листвой и грязью, продолжая молчать, поскольку невольно
обозлился на невесть откуда взявшегося Чонгука. Тот спугнул синевласого
незнакомца, заявившись в пещеры нелепым героем в самый неподходящий
момент. Чонгук не прекращал тараторить о каком-то сумасшедшем отшельнике,
что живёт в домике в глубине леса, но слуга при этом сам будто в бреду
находился, рассказывая о чудесах, которые творил якобы «чародей».
Когда между слугой и принцем повисла тишина, Чон напрягся, вслушиваясь в

звук падающих с листьев капель. Он взглянул на сероволосого, прищурившись.
— Что с Вами, сир? — не выдержал брюнет, нахмурив брови. — Вы всё-таки что-

то нашли?
Чимин ничего не ответил, продолжая смотреть под ноги. Он не мог решить,

стоит ли кому-то рассказывать о том, что он видел. Пак, конечно, доверяет
своему слуге, но язык у того порой совсем без костей. Разболтает о
человекоподобном существе, живущем в пещерах — тут же навлечёт на него
опасность. Меньше всего принц хотел подвергнуть этого незнакомца опасности.
— Эта пещера у чёрта на рогах. Зачем ты вообще пошёл за мной? — кряхтя под
нос, Чимин перелез через толстый ствол поваленного дуба.
— Я не собирался, Ваше Высочество. Просто не мог уснуть, что-то мешало, —

честно ответил Чонгук, одним махом перепрыгивая бревно.
— Предчувствие? — взглянул на него принц.
— Ага, — качнул головой слуга, отчего капюшон чёрной накидки слегка сполз с
угольных волос. — Будто что-то нехорошее должно произойти. Все мои мелкие
страхи слились в одно огромное дурное предчувствие.
Чонгука и правда точило что-то неприятное и тревожное — словно он вот-вот

вспомнит то, чего ещё не случилось.
— Это ничто иное, как твои страхи, — пожал плечами Чимин, выдохнув пар на
продрогшие ладони. — Давай поторопимся, пока снова не пошёл дождь.
***
Спустя несколько дней в близлежащих деревнях Уотердипа народ начинал

праздновать Белтейн. Ежегодный праздник, посвящённый теплу и лету, который
отмечали обычно вне города и замка. Городские, желающие как следует
46/303
отметить пришедшее в королевство лето, отправлялись в деревни, кто пешком,
кто на повозках.
В стенах замка этому не придавали особой важности, поэтому Чимин и не знал

даже, чем занимаются простолюдины в этот праздник. Во дворце собирали
обычный приём, в честь праздника подавая свежее вино вместо эля. В то время
как в деревнях разводились костры, из полевых цветов плелись венки, местные
вешали на дверях сухую крапиву и рябину, танцевали, выпивали и праздновали
всю ночь.
Чонгук, подготовив покои принца для сна, долго стоял у балкона, вглядываясь
вдаль. Отсюда было видно огоньки костров на синеватом горизонте, а ветер
едва доносил смех девушек, прыгающих через огонь. Горизонт ночи соблазняет
недосягаемостью, и наблюдая его в этот момент, Чонгук вспоминает времена,
когда он был простым крестьянским мальчишкой. Услышав стук подсвечника,
брюнет вздрогнул и быстро захлопнул двери балкона.
— Что там? — безэмоционально спросил принц, одёргивая на себе ночную

сорочку.
— Засмотрелся на горизонт, Ваше Высочество, — пробубнил Чонгук, опустив

глаза. — Я могу потушить факелы?
— Да, — тихо ответил принц, залезая под толстое одеяло.
Последние несколько дней Чимин ходил как в воду опущенный. Глубоко в своих
мыслях, намного глубже, чем обычно. Чонгук даже не пытался разузнать, чем
же так встревожен принц. Несмотря ни на что, Чон по-прежнему оставался
слугой и не мог докучать Чимину своими расспросами; его так научили: пока не
спросят — рот не открывать. Возможно, вне стен замка он и может считать
принца своим другом, но здесь, среди этих холодных каменных стен, он в
первую очередь слуга. Чимин и сам бы рассказал, если бы действительно хотел
поделиться с Чонгуком тревогами, что мучают его после последней вылазки из
замка.
Чонгук тушит факелы, желает принцу доброй ночи и вместо того, чтобы
отправиться спать, быстро заканчивает работу на кухне и достаёт со дна своего
сундука единственную праздничную одежду. Надевает тёмно-красный кунтуш,
который стал совсем мал его старшему брату, оттого и перешёл к Чонгуку.
Поправляет волосы и привычным путём покидает дворец.
Наслаждаясь приятным теплом, он прогуливается по сонным городским

улочкам, проходя мимо таверн, поскольку денег на выпивку у него совсем нет.
Да и пустуют все корчмы, потому что большинство жителей отправились по
деревням, отмечать Белтейн. Обогнув городскую площадь и пустующий рынок,
Чонгук у конюшен замечает повозку, из которой вот-вот разгрузили сено.
Праздник праздником, а работа у всех по расписанию.
Ямщик, одновременно взбираясь на своё место и допивая эль, совсем не

замечает Чонгука, что запрыгнул на край повозки, свесив ноги. Сено для
лошадей обычно возят из деревень, значит и повозка отправится в ближайшую
деревню. В городе совсем пусто и скучно, а как назад воротиться Чонгук как-
нибудь, да придумает.
47/303
Он наслаждается приятным запахом жжёной древесины, который всё
усиливается по мере приближения к деревне. В темноте на перепутье Чонгук
замечает указательный знак с выцарапанными на нём названиями деревень, но
совсем не может ничего разглядеть. Подвыпивший ямщик всё же замечает его
на середине пути, но оказывается вовсе не тупорылым деревенским мужиком,
поэтому не сгоняет Чона с повозки, даже наоборот — дружелюбно болтает с ним
о житейских делах.
Поблагодарив мужчину, Чонгук спрыгивает у первого попавшегося поселения,

поскольку ямщик отправляется в другую деревню, что гораздо дальше.
Осматриваясь по сторонам, брюнет не может удержать чистой искренней
радости, поскольку вырос он в примерно такой же деревушке. Он уже и забыл,
какая тут царит атмосфера: беззаботности и каждодневной радости таким
простым мелочам, как игрушечный деревянный меч.
Ощущая запах навоза и соломы, Чон ёжится, отмечая, что звук гуляний и искры
от костра исходят из глубины деревни. Немного пройдясь, Чонгук выходит на
небольшую поляну, где веселится много народу. Музыканты, видно, прибыли с
городу и играют задорную музыку, туда-сюда носятся крестьянские дети, играя
в догонялки. На накрытых столах изобилие напитков, овощей и фруктов, в
воздухе плотно засел запах самодельного эля, отовсюду звуки разговоров, смеха
и веселья. Деревенские девушки с венками на головах танцуют с парнями, кто-
то слишком пьяный, кто-то влюблённый, кто-то просто счастливый с румяными
от медовухи щеками.
florence and the machine — which witch
Чонгук сразу проникается этой позабытой атмосферой и, отыскав на дне

кармана пару медяков, покупает бутылку эля у подвыпившего торговца.
Подмечает девушку, что пустилась танцевать и освободила деревянную лавку
недалеко от большого костра. Чон приземляется на неё и начинает попивать
эль, что отдаёт мёдом и горчицей. Вызывается помочь местным парням с
дровами для поддержания костра, заводит пару интересных разговоров и
чувствует взгляды захмелевших деревенских девчонок, невольно краснея.
Музыка на некоторое время затихает, музыканты обговаривают между собой

что-то и снова начинают играть. Чонгук смотрит по сторонам, разглядывая
танцующий народ, и вдруг цепляет взглядом тонкую мужскую фигуру в лёгкой
белоснежной рубахе. Он, как по щелчку пальцев, узнаёт в этом изящном силуэте
своего недавнего знакомого по вьющимся светлым волосам и нежным чертам
лица. Взгляд Чонгука замирает, как и весь Чонгук.
В колыхающемся свете мягких языков пламени костра уверенно шагает тот

самый «чародей». Поднимает высоко голову, на которую надет венок,
сплетённый из полевых цветов, выпрямляет спину и чувствует удовлетворение
от своей гордой осанки. На его устах промелькнула игривая полуулыбка от
неизвестного будущего, и он со звонким смехом начал кружиться в танце со
всеми остальными.
Знал ли он, сколько восторженных взглядов приковал к себе? Чонгуку остаётся

только догадываться. Лёгкая поступь танцора будто выписывает бёдрами в
воздухе ритуальное движение, едва заметное глазам, но которое непроизвольно
и горячо клеймит мысли и нутро Чонгука.
48/303
Будто новая эра жизни началась с глубокого вдоха, который взбудоражил кровь
и наполнил сердце Чонгука необъяснимой радостью. Вокруг Тэхёна будто
закручивались блестящие вихри, которые видел только Чонгук. И
непреодолимое желание движения почти не даёт устоять на месте. Утончённая
грация, мягкие взмахи руками, у Чона буквально кружится голова, но совсем не
от эля. Его щёки становятся горячими, а уши красными, когда искрящийся
взгляд светловолосого в одно мгновение скользит по его лицу. Тэхён блеснул
своими сиреневыми глазами и в странном танце пустился по кругу со всеми,
сверкая в лунном свете коричневыми с высокой шнуровкой сапогами.
Присев на обугленный пень, Чонгук вдохнул и выпил вино, стянутое с какого-то

стола, прямо из горлышка. Он чувствовал, что сердце разрывается от звуков
прекрасной музыки. Какая же может быть в этом радость, думал Чонгук, что
хорошего, кроме разве что возможности заново пережить собственную жизнь в
этом прекрасном месте?
Поистине золотые звуки лились со струн скрипок музыкантов и устремлялись

ввысь, прямо к звёздам. Чонгук откинул назад голову и посмотрел на звёзды.
Звуки музыки окутали его туманной пеленой, и поляна, полная народу,
перестала для него существовать. Остались только звёзды и распахнутое небо.
— Выродок, — услышал он откуда-то сбоку, тут же повернувшись.
Неподалёку стоял какой-то пьяный деревенщина, одной рукой придерживаясь

за деревянный столб, а во второй держа медную фляжку.
— Что ты сказал? — твёрдо произнёс брюнет.
— А? — не сразу расслышал его мужик, чуть покачнувшись. — Выродок,

говорю, — и указал пальцем в сторону Тэхёна. — Такая страхолюдина, что и
палкой ткнуть противно.
— Ещё хоть слово — и ты на свою фляжку гузном сядешь, — прошипел Чон, не в

силах контролировать себя.
Его одолела необъяснимая ярость, а желание заехать деревенщине по

тупорылой грязной морде росло с каждой секундой.
— Чего ты там вякнул, малец? — ощетинился мужик, отбрасывая фляжку и

закатывая рукава рубахи, сильнее пошатываясь, когда пропала точка опоры.
— Я сказал, что сейчас найду какой-нибудь дрын и засуну его тебе в ж…
— Хэй, — хриплый голос парня пустил дрожь по чонгуковой коже. — А что это у
нас тут за бранные словечки?
Чонгук отвлёкся и не сразу успел сообразить, как деревенщина двинулся на

него, замахиваясь и намереваясь въехать массивным кулачищем по лицу, но
Тэхён, подняв руку, щёлкнул пальцами. Мужик, споткнувшись о камень,
повалился на траву, теряя сознание. Брюнет широко распахнул глаза, глядя то
на пьяницу, то на усмехающегося светловолосого.
— Как ты… Что ты… Он… Он живой? — растерялся Чон, судорожно оглядываясь
49/303
по сторонам, но никому не было особого дела до какого-то свалившегося
пьянчуги, здесь такие на каждом шагу были.
— Он спит. Никакой магии, обычные алкогольные фокусы, — пожал беззаботно

плечами светловолосый, будто вообще не при делах. — Хочешь выпить?
— Д-да, наверное, — заикнулся брюнет, от волнения начиная шарить по

карманам. — Только… У меня совсем не осталось денег.
— Я угощаю, — улыбнулся парень, качнув головой в сторону уже дремлющего

торговца.
Устроившись чуть поодаль у костра, где почти не осталось народу, Чонгук сел
на траву, скрестив ноги, и с характерным звуком откупорил бутылку медовухи.
Светловолосый уподобился ему, совершенно не беспокоясь о своей белоснежной
рубашке, на которой не было ни пятнышка.
— И как ты тут оказался? — заговорил первым Чонгук, явно смелея после

нескольких глотков.
— Я тебе тот же вопрос задать могу, — качнул головой маг, устремив свои
сиреневые глаза в сторону догорающего костра. Чонгук сглотнул и отвернулся.
— Ну… Я просто сел на повозку, потому что в городе совсем тихо. Все
празднуют, — неловко пробормотал брюнет, заткнув рот горлышком бутылки.
— Люблю праздновать Белтейн, — спустя несколько секунд тёплой тишины

ответил чародей. — Одна из немногих ночей, когда стираются границы людских
душ.
— В каком смысле? — не понял Чонгук, нахмурившись.
— Я не могу объяснить это простыми словами, — задумался Тэхён, чуть

отклонившись назад и оперевшись ладонью на суховатую, но мягкую траву. — И
показать сейчас, к сожалению, тоже.
Чонгук отчего-то смутился пуще прежнего, хоть и не понимал даже половины из

того, что говорит светловолосый. Он сделал ещё пару глотков, чувствуя
приятные вибрирующие волны по телу.
— А местные как же? — спросил он, разглядывая танцующих девушек. — Не

дивятся твоим глазам и меткам?
— Нет, часто бываю в этой деревне, — бегло бросил Тэхён, но потом со

вспыхнувшим в глазах интересом сразу спросил: — А ты как же?
— Я тут впервые, вообще, давно не был в…
— Нет, я не об этом, — протестующе качнул он головой, не дав Чонгуку

договорить.
— А о чём? — напрягся брюнет, отметив, что цветочный венок на голове парня

чуть сполз набок и перепутался со светлыми прядями воздушных волос.
50/303
— О глазах и метках, — заинтересованно улыбнулся Тэхён уголками пухлых губ.
— А…? А! Ну… Это… — в очередной раз смутившись, парень отвернулся и быстро

поморгал, пытаясь всеми силами отогнать это навязчивое детское чувство и
собрать мысли воедино. — Я думаю, они… Это… Выглядят… Ну, это самое…
Красиво.
— Благодарю, — совершенно не смущаясь, ответил чародей и отвернулся, делая

пару глотков из бутылки и о чём-то ненадолго задумываясь. — Ты ведь знаешь,
как этот мир боится всего необычного. Именно поэтому он и представляет такую
опасность для тех, кто отличается от других.
— Говоришь так, будто видел другие миры, — возвёл очи горе Чон.
— А может и видел, — сощурился возмущённо светловолосый. — Откуда ты

можешь знать?
— Могу, потому что их нет, — пожал плечами брюнет, будто они говорят о
чересчур очевидных вещах.
— Ну ты и ханжа, — ткнул его Тэхён в плечо. — Ощущение, будто у тебя мозгов,

как у конского седла. С таким узким восприятием ты и жизнь всю проживёшь,
как картофельная моль. Будешь сидеть тихо, не бросаться в глаза и жрать
картошку.
— Ау, — возмущённо потирая плечо после болезненного тычка, Чонгук надул

губы и взглянул на профиль парня, возмутившись. — Откуда ты можешь знать?
— Чонгук, милый, — от такого мимолётного лёгкого обращения и секундного

взгляда брюнет вздрогнул. — Ты же не станешь спрашивать орла, почему тот
умеет летать?
Чон снова впал в ступор, но ему удалось поднять свой взгляд и посмотреть на
Тэхёна. Рассмотреть каждый миллиметр его кожи, каждую родинку, каждую
необычную линию тёмных отметин на лице, пересчитать ресницы и заметить
пару вьющихся волосинок на щеках, выбивающихся из прядок.
— Я не бывал в других мирах, но знаю, что есть на свете один хороший

человек, — тихо заговорил парень, не отрывая взгляда от потрескивающего
пламени костра. — Он даже в тёмные моменты своей жизни ищет что-то
хорошее. Не улыбается для виду, но его улыбка озаряет мир вокруг,
воодушевляя и даря надежду каждому, кому посчастливится оказаться рядом.
Чонгук не совсем понимает, о чём говорит парень. Он думает только о том,

какой многогранной кажется его душа. Каким чистым оказался блеск,
излучаемый его глазами. Если в первую встречу он оставил после себя только
испуг и недоумение, то сейчас Чон не мог скрыть восхищения, глядя на профиль
парня.
— Я уверен, что ему пришлось приложить усилия, чтобы стать тем, кем он
является, пройти через множество испытаний, сделавших его сильнее, но не
черствее, — прерываясь, чтобы сделать пару глотков, Тэхён быстро облизал
губы и продолжил говорить: — Его искренность способна растопить самое
чёрствое сердце.
51/303
Чонгук смотрит и думает, что этот странный незнакомец вдруг кажется не
просто умным, образованным и прекрасным во всех смыслах; этот человек
кажется мудрым и невероятно… одиноким? Каждое его слово имело
определённый смысл. Он будто не тратил фраз впустую, его, кажется, вообще
не заботило смущение. Оставаясь непонятным в своих словах, он будто
запутывал людей в своих же мыслях, страхах и желаниях.
Чонгуку кажется, что ещё ни один человек на всём белом свете не смог
разгадать секрет Тэхёна, да и вообще понять его самого, всецело принять
таким, какой он есть. Кажется, словно им восхищаются, боятся, но полюбить его
не осмелился никто. И поэтому он одинок в своём домике посреди глухого леса.
Одинок, но, странное дело, счастлив.
— Я знаю, что он умеет быть добрым и не требовать ничего взамен. Он

прекрасный и замечательный сам по себе, — Тэхён вдруг поворачивается и,
посмотрев Чону прямо в глаза, выдёргивает из мыслей одним рывком. — И этот
человек — ты.
Когда до Чонгука резко, словно разрезающая небо молния, доходит смысл

сказанных чародеем слов, он давится собственным языком и начинает кашлять,
ударяя себя по груди. Щёки заливаются краснотой в мгновение ока, и он
подскакивает на ноги под аккомпанемент тэхёнова смеха.
Что это, чёрт возьми, вообще было?
Стыд заполняет его всего, до самых краёв. Прокашлявшись, Чонгук прочищает

горло и пытается успокоить это чёртово сердце, которое грохочет, как
сумасшедшее.
— Я это к тому, что иногда не нужно быть магом или чародеем, чтобы видеть,
кто перед тобой: честный человек или подлец, благородный солдат или
законченный мерзавец, — чуть улыбнувшись, поясняет Тэхён, совсем не
чувствуя вины за вызванный чонгуков стыд. — Для этого достаточно просто
посмотреть в глаза. Говорят, они — зеркало души…
— Уже поздно, — хрипит Чонгук. — Думаю, мне пора отправляться в… — он

прикусывает язык, едва не произнеся «дворец», хоть Тэхён и наверняка знает,
откуда он. — В город.
— Городской торговец собирает свою повозку, — поднимаясь на ноги и

поправляя цветочный венок на голове, говорит светловолосый. — Он настолько
хмельной, что не заметит и стаю накеров в своей телеге.
Нервно усмехнувшись, Чонгук отводит взгляд в сторону и сглатывает. Чувствует

тэхёнов цветочный сладковатый запах, такой эфемерный и кружащий голову.
Ощущает взгляд на себе, холодный цвет глаз порождает в душе целую бурю
неизведанных эмоций. Поток бессмысленных вопросов проливается в
чонгуковых мыслях. Чонгук понимает, что в молчании не сможет скрыть своего
смущения.
Он поднимает глаза, смотрит на Тэхёна и единственное, о чём может думать —

это то, насколько он красив. Алые губы, фиолетовые поблёскивающие глаза,
мягкого оттенка кожа и линии узоров на ней. Тэхёнова изящность кажется
52/303
Чонгуку чем-то таинственным, магическим, он готов окунуться в эту тайну с
головой и захлебнуться в ней.
Вокруг вдруг становится слишком тихо. Как никогда. Чонгук слышит чужое
дыхание. Такое ровное, невесомое, совсем рядом. Создаётся впечатление, будто
вот, сейчас он сделает вдох и Тэхён растворится в воздухе, пропадёт, словно он
всего лишь иллюзия и его никогда не существовало вовсе.
Тэхён чуть мажет пальцем по внешней стороне чонгуковой ладони, будто

напоминая, что это всё не сон. В этот момент Чонгук наконец-то возвращается в
реальность, понимает, что светловолосый юноша — не плод его воображения,
более того — он стоит совсем рядом, слишком близко.
— Я хочу снова тебя увидеть, — почти шёпотом произносит Чон.
И пусть у него не хватит смелости поднять на чародея глаза, Чонгук будет рад
просто побыть рядом, украдкой наблюдая за мягкими жестами тонких рук,
забрасывающих в бурлящий котёл всякие кошачьи глазницы, да селезёнки
летучих мышей.
— Не волнуйся, увидишь, — оставляя на прощание мягкое, почти невесомое

касание на чонгуковой ладони, полушёпотом ответил Тэхён. — Я ведь уже
упоминал, что знаю, когда кто-то кому-то предназначен судьбой.
***
Daughter — Alone / With You
Чимину кажется, что он сходит с ума. Нет, не кажется, он определённо сходит.

Каждый раз двери балкона, закрытые Чонгуком, к утру оказываются
распахнутыми. Помимо кошмаров, кто-то приходит к нему.
Он уверен.
Засыпая, Чимин в полусне помнил только жёлтые глаза, они висели в тумане
кошмара, как два паука на паутине, и ощупывали его с интересом.
Чимину снятся огромные тараканы, слезающая с рук кожа и жёлтые светящиеся

глаза. Он буквально не может спать, просыпаясь в бреду с чужим именем на
кончике языка. Эта ночь ничем не отличается от нескольких последних. Он
распахивает глаза, ощущая, как по ногам скользит холодок, но телу невыносимо
жарко. Просыпается в полной темноте с чувством обречённости и какой-то
затаённой жаждой. Потерянный. Словно что-то вот-вот должно случиться, что-то
важное, а ему этого не хочется. Вроде бы что-то значимое, нужное, да только
страшно от этого просто нестерпимо.
Он елозит головой по подушке в разные стороны, скулит, зациклившись на

одном движении. Короткие пальцы сдавливают край простыни. Горячее тело
содрогается в лихорадочном вдохе, слепые от мрака, наполненные влагой глаза
широко распахиваются. Ему нужно. Ему что-то жизненно необходимо, но он не
знает, что именно. Принц никогда прежде не испытывал этого.
Тень угловатого страха медленно растворялась в ночной темноте, наполняющей

53/303
просторные покои. Кошмар, только что пережитый Чимином, всё ещё тянул
костлявые пальцы к его красивой шее, не думая расставаться со столь сладкой
добычей. Чёрный мир, неизвестный ему ранее, тот мир, в глубине собственного
сознания, который поглотил его с головой, не желая отпускать в реальность,
казался самым настоящим. Это было сродни агонии.
Судорога пробежала по телу, изводя тупой болью и нагоняя ещё больший страх,
словно попытка вернуть сознание в приснившийся кошмар, охвативший каждую
клеточку его тела. Но тут вдруг касание. Будто холодные пальцы проходятся по
его мокрому вспотевшему лбу. Чимин морщится, не различая сон и реальность.
Скулит, сжимает одеяло, оттягивает ткань сорочки, всё ещё погружённый в сон.
Ему снится, что он скован цепями. Ему не выбраться из них больше никогда. И
на каждой цепи красуются прекрасные замки. Мраморный, железный,
сапфирный, изумрудный, янтарный… Их так нестерпимо много, шее больно,
цепь сдавливает грудь, ему нечем дышать, вот-вот он вдохнёт последний раз
и… Но что-то происходит, будто кто-то забирает чиминов кошмар, впитывает,
опустошает сон принца одним движением руки. И Чимин забывает о том, что
замки существуют, переставая метаться на перине. Цепь на его шее трескается,
по ней ползут широкие полосы, звенья опадают, разбиваются о мраморный пол
на тысячи мокрых капель.
Оставшуюся ночь ему снится голубая, переливающаяся на свету водная гладь.
Лаская прозрачную ткань штор, свет зари заливает покои, отгоняя мрак,
поселившийся в сознании за ночь, очищая разум и чувства. Впереди его ждал
очередной день, в котором явь, как казалось, была едва ли лучше ночного
кошмара. Но Чимин знал. Знал, что страшный сон вернётся вновь следующей
ночью, если он не попытается что-то с этим сделать.
Выражение на лице принца отражало тот непередаваемый момент, когда ты

пробуждаешься от кошмара и понимаешь, что на самом деле не спал. Двери на
балкон покоев вновь оказываются распахнутыми.
54/303
Примечание к части если ещё не чекали новый трейлер:
https://www.youtube.com/watch?v=BjkA5QL-rvo
6. Куда ведёт отчаяние? Часть первая.
Чимин подставил кулак под подбородок, скучающим взглядом

осматривая пышно накрытый стол в одной из самых больших беседок
королевского сада. Приёмы с самого детства стали важной и практически
основной частью жизни принца. Время, которое Чимин не коротал в тёмном углу
библиотеки или за занятиями с Хосоком, он проводил, восседая по левую руку
короля.
С соседними государствами Уотердип поддерживал хорошие, а что ещё важнее,

- деловые отношения. Из соседних королевств чуть ли не каждую неделю
прибывали послы с поздравлениями и дарами от других правителей. Королю
делать было нечего, портить отношения с соседями не хотелось, поэтому
выслушивал он всех. Принцы же, восседая по обе стороны, вынуждены были
присутствовать на каждом приёме, это и не обсуждалось вовсе, а входило в
привычный порядок вещей. Держать ровно спину и приборы Чимина учили с
сознательного возраста, сколько он себя вообще помнит.
Король немного изменил закон, касающийся приёмов: в старом варианте послы и

другие люди должны были всё время стоять на коленях при разговоре с
королём. Чимина это несколько напрягало и доставляло неудобства в виде
какой-то неловкости. Он не мог спокойно смотреть стоящему на коленях
человеку в глаза. Совсем недавно его отец издал указ, гласящий, что отныне
послы могут только стоять перед троном, без всякого коленопреклонения. Это
весомо облегчило Чимину жизнь.
Но в этот раз приём был какой-то особенный. Беседку в саду украсили сотнями
белых роз, слуги были разодеты так, что их можно было легко спутать с
представителями двора. Чимин мельком оглядел одного из слуг. На рукавах его
одежды были широкие отвороты, декорированые петлями, пуговицами и
вышивкой. Кафтан носился всегда расстегнутым, так что видна была передняя
часть камзола. По какому случаю слугам вдруг выдали такие дорогие наряды?
Повсюду были развешены светлые ткани, украшенные драгоценными камнями:

жемчугом, рубинами, сапфирами, изумрудами. Чимину в голову закрадывались
его кошмары с сотнями замков, но он отметал эти мысли, пытаясь разузнать, к
чему весь этот королевский лоск. Это не было похоже на обычный приём в
королевском саду, а больше походило на какой-то официальный визит. Но вот
незадача: Чимина никто не предупредил. Кажется, даже принцесса Сончан,
скучающе подпирающая подбородок кулачком, была в курсе происходящего.
По левую руку от Чимина сидела одна из фавориток его отца, к которой он не

испытывал ни ненависти, ни любви, скорее тотальное безразличие. Так уж было
заведено. Чуть наклонившись к светловолосой женщине и приставив ладонь ко
рту, принц тихо спросил:
— Сегодня какой-то особенный приём? — и в эту же секунду заметил

неподалёку у входа в сад группу людей, одетых в шёлковые чёрно-золотые
костюмы.
55/303
— А Вы забыли, милорд? — удивилась она, а её густые ровные брови поползли
вверх. — Сегодня в Уотердип из Ферелдена прибыла королева Ли Руолан со
своей дочерью.
— Что? — слишком громко переспрашивает Чимин, так, что ловит на себе пару
гневных взглядов королевской свиты, тут же тихо извиняясь. — П-почему меня
не предупредили?
— Об этом уже вторую неделю судачит всё королевство, — с удивлением

поясняет женщина, переводя своё внимание на группу ферелденских солдат,
что выстраиваются в ровную линию перед беседкой. — Ваша женитьба на
принцессе Ферелдена обсуждалась на всех ужинах…
Чимин резким жестом распахивает глаза и плотно сжимает губы, чтобы не

вскрикнуть в ужасе, судорожно дёргается. Глашатай пугает его ещё сильнее,
когда коротко дует в небольшой рог и, передавая его слугам, разворачивает
свиток, чтобы представить королеву. У Пака на лбу выступает испарина, а разум
бьётся в перманентном ужасе. Как он мог настолько сильно погружаться в свои
мысли, что даже не слышал о том, что его хотят женить на какой-то там
принцессе? Кошмары и мысли настолько сильно поедают его разум, что
последняя неделя просто начисто выпала из памяти, оставив только настежь
распахнутый балкон.
Он плохо слышит, что объявляет глашатай, в отличие от ударов своего сердца в

ушах.
— …Её величество, королева Ферелдена и западных земель — Ли Руолан и её

дочь, принцесса западных земель — Ли Сонг, — заканчивает мужчина басистым
голосом, сворачивая свиток и кланяясь.
Чимин, повторяя за окружающими словно сам не свой, приподнимается и

кланяется, обводя взглядом пространство, невольно ищет какой-нибудь путь к
отступлению, чтобы сбежать и по-детски, словно от кошмара, спрятаться в
пыльном углу библиотеки до конца своей жизни. Но тут уотердипский глашатай
начинает представлять королевскую семью сероволосых и единственное, чего
Чимину хочется больше всего на свете — это провалиться сквозь землю. Или
оказаться в сырой затхлой пещере. Одно из двух.
— Его величество, король Уотердипа и северо-восточных земель — Пак

Доджи, — громким глубоким голосом объявлял глашатай, пока чиминов разум
продолжал биться в конвульсиях. Его корона в виде позолоченного обруча с
зеленоватыми изумрудами чуть сползла набок, пока он в непонимании вертел
головой по сторонам словно испуганный зверёк, загнанный в угол сворой
кровожадных охотников, готовых сожрать его заживо. — Его высочество,
старший принц — Пак Минвон.
Чиминов брат, сидящий по правую руку короля, поклонился королеве, а затем,

импозантно поцеловав ладонь принцессы, кинул неоднозначный взгляд в
сторону Чимина. Сглотнув и едва почувствовав ментальный подзатыльник
брата, Пак резко повернулся, чтобы, наконец, взглянуть на королеву Ферелдена
и её дочь.
Перед ним стояла невообразимой красоты женщина. На голове королевы

сверкала золотая корона с сотнями драгоценных камней, волосы собраны в
56/303
аккуратную причёску, из которой не выбивался ни один волосок. Её статная
фигура была облачена в платье кровавого цвета, будто все оттенки войн на
западных землях, о которых читал Чимин, сплелись между собой и были собраны
на платье королевы.
На её открытой белоснежной шее сияло массивное ожерелье, переливающееся в

дневном свете. На пышную багряную юбку будто слетелись осенние листья:
оранжевые, золотые, коричневые, словно всё ещё колышутся на ветру. Верх
платья отделан рубинами и расшит золотыми узорами. Сетка, рюши, оборки из
шёлковых лент, всё подобно лёгкой паутине. Как всем давно известно,
красный — цвет королей, потому что символизирует огонь и, следовательно,
власть, победу и защиту от болезней и злых духов. Взгляд королевы излучает
уверенность, жёсткость, так, что у Чимина дрожь по спине проходит.
А потом он мимолётно окидывает взглядом принцессу, и его сердце сжимается.

Лёгкий стан, волнистые угольные волосы, собранные в причёску, украшенную
драгоценными камнями и бриллиантовой диадемой. Тонкая фигура облачена в
белоснежное платье, символ чистоты, невинности и сострадания. Она не
поднимает глаз, кажется, даже слегка дрожит, а выглядит и вовсе лет на
шестнадцать, не больше. Столь же невинна, как он сам, не менее перепугана
происходящим. В конце концов, в основе любой великой легенды лежит история
расставания с невинностью и наивностью. Кажется, в жизни Пака наступил этот
переломный момент, но он даже не успел его заметить.
— Его высочество, младший принц — Пак Чимин, — услышал он, подскочил на

ноги и поклонился столь резко, что едва не въехал лбом в серебряный кувшин с
вином.
Чиминовы щёки вспыхнули огнём, когда он услышал откуда-то сбоку тихие

смешки придворных. И правда, столь нелепый принц годится только для того,
чтобы женить его на какой-то принцессе ради союза двух сильнейших династий,
никак не для ведения войн и правления целым государством. На эту роль
отлично подходит Пак Минвон, а Чимин… Он так, маленький нелепый принц,
который всю жизнь проведёт в тени своего старшего брата. Но так уж устроен
мир: страдают всегда невинные.
Это отвратное чувство пробирало Чимина до костей на протяжении всего

приёма. Он погрузился в себя, с лёгкостью отдаваясь волнам самобичевания,
плывя по течению своих мыслей и совсем не обращая внимания на
происходящее. Король и королева обсуждали условия брачного договора, где
устанавливались сроки и порядок заключения брака, размер приданого невесты,
порядок его выплаты и так далее. Всё выглядело слишком странно, слишком
нереально. Чимин на протяжении долгого времени своего обучения изучал
династические браки и прекрасно знал, что многие из них начинали
планироваться сразу же после появления на свет ребёнка в королевской семье.
Когда Чимин был маленьким, мать часто рассказывала ему о своей первой
любви. Они были прекрасной парой, но совершенно не подходили друг другу.
Она — особа королевских кровей, а он — простой учитель при дворе.
Совершенно разные, ничуть не схожие во взглядах и ценностях, все осуждали
эту любовь и были против их встреч. Но их совершенно не волновало чужое
мнение, всё, что они видели — это глаза друг друга, они любили и были любимы.
Разве этого не достаточно для того, чтобы быть счастливыми?
57/303
Девушка, которую выдали за короля насильно ради союза северных и восточных
королевств, после рождения принцессы Сончан жёстко настояла на том, чтобы
её дети не были обречены повторять её судьбу. Несмотря на благо народа и
долг перед королевством, его мать была сильной женщиной, она добилась того,
чтобы её дети не были обязаны связывать себя брачными клятвами ради блага
королевства. Даже Сончан, младшую принцессу король пообещал не выдавать
замуж без её собственного на то согласия.
После смерти матери всё совсем переменилось.
Самого Чимина не обрекали на что-то подобное, никогда не заводилось об этом

разговоров, его не готовили к этому, а тут вдруг вот, на тебе — королева
Ферелдена уже сидит напротив него, попивая вино и распоряжаясь его судьбой
так, как душе её королевской угодно. Гляди, едва исполнится Сончан
пятнадцать, как и её очередь наступит. Об этом Чимину было страшно даже
подумать, глядя на маленькую принцессу, что сидит на высоком стуле и
покачивает короткими ножками.
— Думаю, само бракосочетание лучше провести по началу осени, — слышит он

властный тембр королевы. — Доселе я оставлю принцессу при Вашем дворе,
милорд.
«Бракосочетание».
Одно слово сразило Чимина наповал, позволив чувству несправедливости,

наполнявшему его до сего, забурлить в груди, создавая круговорот в океане его
жизни и унося его в самый центр этого безумия. Он, кажется, упал на дно,
больно уколов сердце об осколки воспоминаний о матери, хранившихся на
приличной глубине его души. Будь она жива, то ни за что бы не позволила всему
этому произойти.
Но её нет.
Чимин даже не заметил, как наступил вечер и небо потемнело. Как беседку
начали освещать десятки свечей, как слуги подавали десерт. Он не заметил, что
принцесса почти не поднимала глаз, созерцая свою тарелку. Как зарумянились
щёки придворных дам, заиграли музыканты. Когда Паку позволили, он ещё раз
поклонился королеве и принцессе, посмотрев в глаза лишь в самом начале, и
поспешно удалился в свои покои.
Оказавшись в холодном одиночестве, он сдёрнул с груди белые рюши, которые,

кажется, начинали его душить. На принце было слишком много одежды:
рубашка, камзол, а поверх кафтан. Чимин расстегнул первые две пуговицы
белой рубашки и плюхнулся на кровать, стягивая тёмно-зелёный кафтан с
позолоченными узорами. Странно, что Чонгука всё ещё не было, чтобы
подготовить покои ко сну.
Факелы потрескивали слабым огнём. Чимин взглянул на потолок и всхлипнул,

осматривая обломки старых, иссохших эмоций, смешивающихся с прахом, что
остался от прошлого любимого мира, который когда-то цвёл, беззаботно жил, не
подозревая о предстоящем будущем. Чимин со слезами на глазах,
обессиленный, опал на перину, как осенний лист в ветреную погоду, отдавшись
мягким воспоминаниям о матери и болезненной ностальгии, что пронзила его
вздымающуюся грудь и эхом отразилась от не менее холодных стен его мира,
58/303
разрушенного и опустошённого за один чёртов приём.
Так он пролежал, кажется, битый час. И весь громадный Уотердип по масштабам

не сравнится с хаосом, происходящим в его душе в эти минуты бессильного
отчаяния. Да, он очень вымотался этим днём, спать хотелось — сил нет. Но он
боялся заснуть. Потому что ему снились чёртовы сны. Он даже не знал, что
вообще может быть хуже: жить в этом безумии, или спать, рискуя увязнуть в
ночных кошмарах.
Дверь покоев слегка скрипнула, Чимин с облегчением выдохнул, отгоняя слёзы и

надеясь теперь поговорить о том, что так беспокоит его душу, с Чонгуком.
— Почему тебя так долго не…
Пак тут же со звуком захлопнул рот, как только обнаружил на своём пороге
вместо слуги девушку. Принцесса Ли Сонг стояла у дверей, облачённая в
белоснежный шёлковый враппер из дорогой роскошной ткани, украшенный
кружевом, вышивкой и синелью. Её чёрные волосы волнами спускались по
хрупким худым плечам, а кукольные щёки были покрыты румянцем, но скорее
не от смущения, а от страха. Чимин подскочил на ноги, словно его обожгли
горячим паром.
— Ч-то Вы… Т-ты… Вы тут делаете? — заикаясь, принц чуть попятился назад, но
его ноги врезались в постель, отчего он снова чуть не упал.
— Мне было приказано почивать в Ваших покоях, милорд, — чуть склонившись,

ответила принцесса.
— Что? Н-нет, — лихорадочно качая головой, принц перелез через кровать на

другую сторону, будто бы к нему в покои наведался скальный тролль. — Нет, Вы
не должны…
— Вскоре вы станете моим мужем, поэтому, — её бледные тонкие пальцы, чуть

дрожа, потянули за пушистый шнурок синели, — вы, вероятно, хотите…
— Господи, нет, только не… — Чимин давится воздухом и краснеет, хватая с

перины подушку, чтобы закрыть себе обзор. — Не раздевайтесь, прошу.
— Что-то не так, сир? — виноватый тонкий голос отдаётся эхом у Чимина в

голове. — Я… Н-не нравлюсь Вам?
— Что? — его глаза распахиваются ещё шире, хотя, казалось, куда ещё больше?
— Вовсе нет, В-вы… Вы очень красивы, Ваше высочество, но не… Не нужно,
пожалуйста.
Он слышит тихий выдох, в котором чётко можно прочувствовать облегчение

принцессы. Она запахивает враппер, и Чимин, всё ещё краснея щеками, наконец
может опустить подушку.
— Простите, миледи, но я не… — он смотрит в большие голубые глаза

принцессы, в которых испуг граничит со стыдом, и крупная дрожь проходит по
его коже. — Я не могу вот так.
Подрываясь, принц раскрывает большой сундук с одеждой, начиная рыть его в

59/303
поисках чёрного плаща с капюшоном, который Чонгук принёс ему из города. Он
не может оставаться здесь, а поступок королевы в невинном чиминовом
представлении позиционируется как варварский. Отправлять свою дочь
почивать к принцу, имя которого она узнала несколько часов назад —
варварство. Вот почему Чимину иногда кажется, что он, вероятно, родился не в
той семье. Вот почему слуги, живущие в плохих условиях, остаются людьми.
Абсолютное же богатство делает людей животными.
Чимин — не животное.
Мысли в чиминовой голове проносятся с такой яростью и скоростью, что даже

попытка поймать их кажется нелепой. Он быстро надевает накидку и сапоги с
высокой шнуровкой.
— Вы можете спать здесь, — указывает он жестом на свою большую постель.
— А Вы как же? — обеспокоенно спрашивает девушка, осторожными шагами

ступая через покои.
— А я… — принц осекается, не зная, может ли ей доверять. За личиной

ферелденской принцессы может скрываться кто угодно. — Вернусь утром. Никто
не должен знать, что я уходил. Мы оба застряли здесь.
Под «здесь» Чимин подразумевает не место, а ситуацию, и принцесса, видимо,

не из робкого десятка, поскольку понимает его, положительно качнув головой и
присев на постель. Принц берёт масляную лампу, проверяя, насколько долго она
ещё сможет гореть.
— Ли Сонг, — перед тем, как выбраться через балкон, Чимин тормозит у его
дверей, тихо окликнув вздрогнувшую принцессу. — Вам не кажется, что это
было как-то по-варварски — отправить Вас почивать сюда?
— Варварство — естественное состояние королевских семей, милорд, —

ответила девушка, мрачно взглянув на Чимина. — Всё, что происходит —
искусственное, а наш союз — всего лишь прихоть обстоятельств. Варварство
средь королей будет торжествовать всегда.
Чимин на мгновенье замер, понимая, что принцессу точно так же загнали в угол
и, кажется, она очень умна для того, чтобы просто смириться с этим. Он лишь
молча качнул головой перед тем, как покинуть дворец.
***
MIIA — Dynasty (Official Audio)
Чимин бродит по спящему ночному лесу, вслушиваясь в шорох листьев на

тёплом ветру и треск веток под сапогами. Ему не было страшно, лампа освещала
дорогу и будто ничего и не нужно было. Его голова свободна от мыслей, но в то
же время ему кажется, будто он ищет что-то. Ищет, ищет, всё ищет то, что
невозможно найти.
Он словно несёт в груди неумирающего червя. Казалось, что для Чимина нет
больше надежды, нет утешения. Нет никого, к кому он мог бы обратиться за
помощью. Ни Хосок, ни Чонгук не смогут помочь ему. Никто не в силах ему
60/303
помочь, кроме матери, которой давно нет. Отчаяние проникло в самую глубину
души; в Чимине горел адский огонь, который ничто не могло загасить.
Поёжившись, Чимин почувствовал лёгкий озноб.
Осмотревшись по сторонам, он понял, что забрёл в какую-то глушь. Увидев

узкую тропинку, ведущую к скалам, принц пошёл по ней, особо не задумываясь.
Вскоре, когда кустарники и деревья сменились грудами камней и булыжниками,
он остановился, задрав голову, чтобы в темноте ночи рассмотреть, насколько
высокая скала перед ним. Сердце дрогнуло, стоило Чимину рассмотреть на
одном из выступов голубой огонёк, что моргнул озорным светом.
— Опять ты, — прошептал он себе под нос, сощурившись. — Ну, хорошо…
Собравшись с силами, Чимин уцепился пальцами за каменный выступ и

подтянулся, начиная карабкаться вверх. Фонарь мешал, Пак отставил его на
один из выступов, поскольку глаза привыкли к темноте, а полная луна светила
достаточно ярко.
Он продолжал взбираться по скалистым выступам вверх, прикладывая максимум

усилий. Пальцы уже больно жгло, мышцы так же горели, но что-то там, наверху,
будто ждало его. Силы постепенно покидали его тело, но голубой огонёк, что
скакал с камня на камень и вёл Чимина всё выше и выше, придавал сил. Будто
питал энергией.
Тут, словно очнувшись, Чимин смотрит вниз и взвизгивает, в гипнотическом

состоянии не заметив того, настолько высоко он забрался. Паника окунает его
разум в чан с ледяной водой, а трясущиеся пальцы едва не соскальзывают с
выступа. Но принц, словно получив разряд молнии, резко подтягивается и
взбирается на большой выступ, упав на спину со сбитым дыханием.
Он сухо сглатывает, переводит дух и лежит, глядя на звёздное небо перед

собой, будто можно вытянуть руку и намотать его на кулак. Огонька и след
простыл, он исчез, будто и не было его вовсе, заманил принца на какую-то скалу
и скрылся с места преступления. Отдышавшись, Чимин поднимается на ноги и
осматривается. В скале тёмный проход, куда он совсем не горит желанием идти,
а когда смотрит в другую сторону, застывает на месте. Перед ним в бледном
свете луны простирается лес, а за ним мелкими точками светятся огни города и
деревень, где всё ещё кто-то не спит. У Пака перехватывает дыхание от
осознания того, насколько далеко он ушёл от дворца.
В момент, когда он смотрит на небо, усыпанное сотнями, тысячами звёзд, его

окутывает такая непереносимая тоска. Ему хочется перекричать молчание.
— Я не хочу быть тем, кем мне было суждено стать, — тихим дрожащим голосом
говорит Чимин, опускаясь на колени. — Что мне делать?
Но ему никто не отвечает, лишь потоки тёплого ветра разбиваются о лицо.
Иногда на Чимина находила такая душераздирающая тоска, что он готов был

выть на луну от накрывающих его воспоминаний о матери, раздирающих его
душу и сердце. А на следующий день всё возвращалось на круги своя: он снова
фальшиво улыбался придворным, которых знать не знал, да и, собственно, не
хотел. А вот сейчас, глядя на широкие просторы, он не в силах подавить в себе
61/303
эту тоску по матери, которая была единственным человеком, способным его
понять.
Когда пальцы, дрожа, тянулись к догорающей свече, а мышцы сводило от

приступов страха, прерывистое дыхание отражалось эхом от наполненных
темнотой стен, и веки были не в силах удержать поток солёной воды, королева
приходила, убирала с его лба мокрые пряди серых волос и отгоняла детские
кошмары, обнимая.
А сейчас он тонет в кошмарах каждую ночь и, кажется, будто бы кто-то

приходит. Будто бы кто-то забирает его страхи. Но это не мать, потому что её
нет. Только его мыслей достигло воспоминание о мягком родном голосе, как из
глаз в то же мгновенье хлынул поток солёных, горьких слёз, и Пак погрузился в
отчаяние, не в состоянии сопротивляться этому чувству.
— Что мне делать? — вскрикивает Чимин в пустоту, из его глаз льются горькие
слёзы. — Скажи мне.
Он падает на сложенные руки, вдавливаясь в них лицом и давая волю

беззвучным страданиям, что рвутся прямо из груди. Поток слёз не
прекращается, сердце колотится, разгоняя по венам кровь.
Это всё будто снилось ему, снова. Очередной кошмар.
— Что мне делать, мама?
— Что ты здесь делаешь? — слышит Чимин хриплый голос за своей спиной и тут
же подскакивает на ноги, шмыгая носом.
— Не подходи!
Перед ним снова стоял он. Два жёлтых глаза светились в темноте, а под
рукавами чёрного плаща виднелись длинные когти вместо человеческих ногтей.
Он будто снился Чимину, вновь.
Пак ненавидел этот кошмар всеми фибрами души. Это существо с голубыми
волосами вызывало у него страх и отвращение, так, что хотелось поскорее
проснуться. Почему же этот взгляд, эти светлые жёлтые глаза, полные немой
угрозы, кольнули его, заставили встрепенуться? И хоть головой Чимин
осознавал невозможность происходящего, что это лишь плод его фантазии, эхо
вопящих осколков души, однако чувство внутри, дыхание существа, движение
глаз — всё это слишком реально, чтобы быть сном.
— Осторожно, — обеспокоенно произнёс синеволосый, сделав шаг навстречу, —

отойди от края.
— Я сказал не подходи! — вскрикивает Чимин, пошатнувшись и совсем не

заметив, как оказался на самом краю выступа.
— Ты упадёшь, идиот!
Порыв ветра вызвал в Чимине океан эмоций, буря внутри набирала силу, готовая
вырваться в любой момент и закричать от желания проснуться. Чувство,
62/303
пробирающее до костей, вызванное светящимися жёлтыми глазами, словно
побуждало на какие-либо действия, давало внутренние толчки к осуществлению
нарастающих в душе желаний.
Не в силах больше это терпеть, Чимин захотел прервать этот момент, он хотел
вернуться в серую, бледную реальность, которая каждый раз ударяла ему в
затылок ледяным дыханием одиночества.
Принц так сильно хотел проснуться. Хотел, чтобы это существо перестало ему
сниться. Хотел просто поспать. Хотел спастись от кошмара. Ах… Спасение. Такое
забавное слово. Чимин пометил тропинку к спасению светом лампы. Но не
важно, как ослепительно сияет этот свет, тьма в душе сожрёт его заживо, если
он не проснётся. Свет, тьма, а между ними — хаос.
— Оставь меня в покое! — срывающимся из-за рыданий голосом прокричал

Чимин, не видя ничего перед собой из-за застилающих обзор слёз.
Он сделал шаг назад в надежде, что сейчас распахнёт глаза, лёжа в своей
тёплой постели. Что двери на балкон снова будут открыты, запуская лёгкий
сквозняк. Что Чонгук уже подготовит его одежду для завтрака, прозвенит
утренний колокол, он отправится в библиотеку, где его будет ждать Хосок для
очередных занятий.
Но нет.
Чимин ощутил, что падает. Он не просыпается, но видит перед собой нечто

нереальное. Он видит жёлтые глаза, которые стали вдруг просто огромными,
слышит рокочущий звук и треск одежды. Перед глазами проносится вся его
жизнь, все объятия матери, все нравоучения брата, смех младшей сестры, стук
деревянного детского меча, звон вечернего колокола. Время замедляется, пока
Чимин падает с обрыва воспоминаний в немую пустоту своих кошмаров.
Наряду со всем этим он чувствует свистящий в ушах ветер и ощущает, как в его
тело вонзаются длинные когти, замедляя падение. Он едва может дышать и
видеть, его сердце замедляет свой ритм, спина хрустит, её пронизывает
ужасающей болью, принц балансирует на грани сознания. Чувствует, как его
тело хватает что-то огромное, отметает в сторону и подбрасывает вверх. Чимин
не понимает, мёртв он, или всё ещё спит, когда под пальцами ощущает что-то
горячее и похожее на чешую.
Его окутывает белый кокон, погружая в кромешную горячую темноту, он

несколько секунд парит в невесомости, думая, что всё. Через секунду кошмар
уйдёт. Глухой удар о землю — и сознание покидает чиминов разум.
63/303
Примечание к части решила разбавить юнминовскую драму и отдать эту главу
вигукам
хочу вам напомнить, что вигуки в этом фанфике такой же полноценный пейринг,
как и юнмины, поэтому весомая часть работы будет уделяться их развитию
а ещё напоминаю про паблик, где вы сможете найти кучу артов и саундтреки:
https://vk.com/by_bonni
много любви хх
7. Территория невинности.
Чонгук очень устал.
Официальные приёмы всегда были головной болью для слуг, а то, что в этот раз
прибыла сама королева Ферелдена, было втройне тягостно. Любая оплошность
могла стоить слишком дорого, поэтому Чонгук просто на протяжении всего дня
делал то, что ему было велено. Рано утром он, как и большинство слуг, работал
в саду. Перекапывал землю, подрезал цветы, умудрившись уколоть почти все
пальцы о шипы белых роз. Ближе к полудню его отправили работать на кухне. В
связи с приёмом от услужения принцу в этот день его освободили, вокруг того и
без Чона крутилось много народу в виде портных, придворных парикмахеров и
прочих.
Чонгук не мог скрыть факта, что очень переживает за принца. Чимин последние
несколько дней выглядел совсем неважно. На первый взгляд казалось, что ему
нездоровится, но никаких симптомов не было выявлено: ни тебе кашля, ни жара,
Пак не чихал, его даже не знобило. Чонгуково сознание никогда не ошибается в
своих быстрых тайных предчувствиях. Он пришёл к выводу, что принц из-за
предстоящей женитьбы больше болен духовно, нежели физически. Утром Чонгук
заставал его в каком-то полубреду, двери на балкон почти всегда распахнуты, а
чиминова ночная сорочка насквозь мокрая от холодного пота. Чонгук видел по
чиминовым глазам, что в голове у того разместилась тысяча и одна мысль.
Казалось, что живёт принц в выдуманном своим сознанием мирке.
Предчувствие какой-то неведомой беды каждый божий день вызывало в Чонгуке

тревожное волнение, ведь в глубине души до последней минуты он надеялся,
что, может быть, всё обойдётся. На некоторое время сознание порождает
тягостное спокойствие. Первая стадия подозрения, что с принцем творится что-
то неладное, была уже пройдена; вскоре на смену ей должна прийти стадия
терзаний. Чонгук знал, что так оно и будет. Но знал также и то, что между этими
двумя стадиями временно наступил период мёртвого штиля, напоминающего
мнимое затишье. Чонгук был совершенно спокоен, но понимал, что это
ненадолго.
Приняв решение, что Пак переступит через свою королевскую гордость и

обязательно всё расскажет, когда захочет, Чонгук решил не донимать его
разговорами. В конце концов, Чон никогда не забывает, что он — простой слуга,
хоть Чимин почти всегда смотрит на него как на доброго друга. Забываться —
вовсе не чонгуков удел.
Когда приём начался, кухня порядком опустела. В разгар подготовки к приёму

здесь было не протиснуться и не вдохнуть. Все блюда для подачи выносились в
другое помещение, поэтому на кухне почти не осталось народу помимо Чонгука
64/303
и ещё парочки слуг, что занимались уборкой после суетливой готовки лучших
поваров королевства. Вот и Чонгук переливал натасканную воду в чаны,
загружая в них столовые приборы и тщательно их начищая. В его голове
теплились мысли только о том, что вскоре он закончит и с такой же чистой, как
вымытая посуда, совестью отправится спать в свою коморку.
Когда он вышел в специально отведённый двор, чтобы выплеснуть из ведра

грязную воду, то заметил, что на улице уже темнеет. Он сдул с потного лба
мокрую чёлку и вздохнул, ощущая в теле и мышцах нарастающую усталость. Это
был слишком долгий день. На некоторое время Чонгук задумался, устаёт ли
Чимин так же? От балов, приёмов, встреч, знакомств, чаепитий, всех этих
разговоров. От этой беспрерывной беготни вокруг. От обсуждений, от сплетен,
от того, что всем что-то вокруг надо. Чимин никогда не говорил на эту тему и
даже не жаловался, хотя имеет на это вольность. Не нравится Чонгуку вся эта
королевская жизнь. Ни у кого при дворе нет ясного, спокойного лица.
Возвращаясь по тёмному коридору на кухню, он почувствовал, как хрупкая рука

цепляет его за локоть. От испуга Чонгук случайно выронил из рук пустое ведро,
что с глухим звуком ударилось о каменный пол и покатилось к стене. Моргнув
ещё пару раз, он видит перед глазами румяное лицо одной девчонки из
прислуги. Он, конечно, довольно внимателен, чтобы заметить, как несколько раз
она пялилась на него в последнее время. Но в эти моменты Чон был слишком
уставший, чтобы придавать этому особое внимание.
— Что ты…
Не успевает Чонгук договорить фразу, как светловолосая затыкает его рот

мягким поцелуем, окольцовывая тонкими руками шею. От него ускользает
всякая реальность, когда хрупкое тело жмётся к груди, а маленькие кукольные
губы движутся в деликатном поцелуе. Брюнет широко распахивает глаза, не
совсем понимая, как должен поступить в этом случае. Не то чтобы он очень
против, но если их застанут в этом тёмном углу за подобными
непристойностями, то мало не покажется.
Но тут девушка сдёргивает с головы косынку и, краем глаза завидев волнистые

светлые волосы, Чонгук расслабляется, с выдохом отвечая на поцелуй, одной
рукой обхватывает тонкую талию служанки, прижимая к себе плотнее. Это
непонятное чувство, которое Чонгук никогда не испытывал прежде, пробрало
его до самых костей, пробудило какое-то плотское желание, попытку завладеть
хрупким телом и получить удовольствие. Он вдруг стал сам не свой, позволяя
своим рукам опуститься ниже, плотно сжать мягкие ягодицы, рту приоткрыться
в немом порыве углубить поцелуй.
Казалось, что такой напор мог спугнуть девушку, но нет. Та с охотой отвечала
на чонгуковы действия, запустив тонкие ладошки под потную рубаху, оглаживая
ими твёрдые мышцы живота. Чонгук почувствовал спазм неизведанного ранее
чувства внутри; кажется, это называется возбуждением. Им овладел совершенно
безумный порыв, зародившееся внутри желание еще не было обуздано и
пыталось овладеть Чонгуком, затуманив на некоторое время его рассудок.
Похоть застилает ему глаза. Она выворачивает его желания, пока всё вокруг не
становится не важным, кроме девушки, что так рьяно трётся об него. И под
действием этих обманчивых чар над Чонгуком нависает угроза лишиться своей
невинности, а потом, получив желаемое, обнаружить, что всё оказалось лишь
65/303
иллюзией, не более. Похоть — это путешествие в никуда, в совершенно пустую
землю. Видно, что эта девушка явно любит такие путешествия и совсем не
заботится о цели их назначения.
Чонгук чувствует себя в ловушке собственной похоти.
— Подожди, — лихорадочно шепчет он, когда светловолосая исцеловывает его

скулу, попутно развязывая шнурки на портках. — Остановись, мы не должны
делать этого… Так…
«Мяу», — слышит Чонгук откуда-то сбоку и невольно вздрагивает от испуга.

Девушка, имени которой он даже не знает, продолжает целовать его шею.
Чонгук глядит в сторону и видит кота, что сидит и смотрит на них, чуть склонив
набок голову.
— Прекрати, говорю, — резко выдаёт Чон, когда шнурки на его портках уже
развязаны, а пронырливые ручки служанки так и норовили залезть в них. Он
берёт девушку за худые плечи и отстраняет от себя одним рывком. — Ты совсем
глухая?
— Тебе не нравится? — щурится обескураженная девчонка, поджимая

припухшие покрасневшие губы.
Чонгук смотрит в её затуманенные похотью глаза, и ему вдруг становится до

тошноты противно. Он видит, что пухлые губки этой девушки давно потеряли
способность изгибаться в кокетливой улыбке, а румяные кукольные щёчки
лишились своей первозданной невинности ещё пару слуг назад.
— Твоё тело говорит об обратном, — кивает она на вставший чонгуков член, от

которого топорщилась ткань портков в районе паха. — Не будь идиотом. Все
слуги за спиной смеются над твоей невинностью.
— А ты решила свершить акт альтруизма? — хмыкает Чон, пуще прежнего

отталкивая от себя служанку, которая в один миг для него из красивой девушки
превратилась в омерзительную жабу. — Ты мерзкая, раз можешь лечь с первым
встречным.
— А ты жалкий, — выплёвывает она, поднимая свою косынку. — Не знаешь, от

чего отказываешься.
— От какой-нибудь генитальной болезни? — усмехается брюнет, плотно

завязывая на талии шнурки от портков. — Спасибо, обойдусь.
— Болван, — фыркает служанка, ринувшись в сторону, но, завидев кота, топает

угрожающе ногой: — А ну, брысь отсюда, — и, не дождавшись от животного
ответных действий, убегает прочь.
Чонгук вздыхает, глядя ей вслед, и качает разочарованно головой. Он

поправляет одежду, пока не слышит ещё одно «мяу» и не поднимает голову. Кот
продолжает сидеть, глядя на него большими глазами какого-то непонятного
цвета. Его белоснежная шёрстка аккуратно вычесана, волосок к волоску, словно
это не какой-то уличный кот, залезший через окно, а питомец какой-нибудь
придворной дамы.
66/303
— И откуда ты тут, спрашивается, взялся? — хмурится Чонгук, на что кот только
в очередной раз уветливо мяукает.
Пожав плечами, парень поднимает укатившееся к стене ведро и относит его на

кухню, где воцарилась полная тишина. Не заметив, как животное следует за ним
по пятам, Чонгук продолжает свои дела, пока кот, запрыгнув на один из столов,
вылизывает свои лапы.
— Ох, ты ещё здесь? — удивился парень, выкладывая столовые приборы на

большую тряпку, чтобы просушить. — Думаю, я не смогу найти твоих хозяев
сейчас.
Кот, не обращая на него должного внимания, продолжал умываться, чуть

мурлыча. «Грубиян» — буркнул Чонгук себе под нос, после чего стёр со лба пот.
Вскоре, закончив свои дела, он умылся и отправился в свою комнату, дабы
поскорее лечь в постель и уснуть. Шею и спину немного саднило болью, а разум
затуманился усталостью. Со скрипом приоткрыв дверь в свою комнату, Чонгук
едва успел уловить тень. Что-то прошмыгнуло в его комнату через приоткрытую
дверь.
Брюнет поспешно зажёг свечу, что осветила его небольшую лачугу. Чонгуковы
брови поползли вверх, когда он увидел кота, запрыгивающего на свою кровать.
— Ты чего здесь делаешь? — удивлённо спросил он, подперев бока руками. — А

ну, давай, кыш… — Чонгук приоткрыл дверь, кивком указывая на неё
животному.
Кот несколько секунд смотрел на него, как на дурака, а затем, потоптавшись на

твёрдой перине, несколько раз покрутился вокруг своей оси и удобно устроился
рядом с подушкой.
— Тебе нельзя здесь оставаться, — возмутился Чон, но, почувствовав очередной

укол усталости, вымученно вздохнул и прикрыл дверь, не желая больше
растрачивать энергию попусту. — Ладно, но чтобы утром тебя не было. Я не могу
тебя здесь оставить…
В ответ ничего не последовало, кот лишь положил мордочку на сложенные

лапы, прикрывая глаза, цвет которых Чонгук так и не смог определить.
Поспешно стянув с себя грязную одежду, брюнет сложил её в углу комнаты,
чтобы завтра сдать прачке, потушил свечу и залез под тонкое одеяло, стараясь
уместиться на кровати так, чтобы не потревожить дремлющее животное.
Но стоило Чону улечься поудобнее и начать засыпать, как он почувствовал на

своей груди мягкие касания подушечек кошачьих лап. Глаза привыкли к
темноте, поэтому, раскрыв их, Чонгук увидел, как кот взбирается на его грудь и
немного топчется, дабы устроиться поудобнее. Когда животное ложится, Чонгук
уже хочет начать возмущаться и спихнуть его с себя, но чувствует, как его
обволакивает тепло и вибрирующее мурлыканье. Кот быстро дышит, парень
чувствует это собственной грудью и невольно замирает.
Чонгук вдруг подумал, что люди часто ведут себя, как кошки. Хвост пушат и
шипят, чтобы их боялись, или жмутся в уголок, чтобы их не заметили. А
покажешь им, что ты не боишься, но и не опасен — и они уже мурлыкают у тебя
на груди. В порыве тёплой нежности Чон запускает руку в мягкую шёрстку на
67/303
спине кота, аккуратно перебирает её пальцами, поглаживая. Животное мигом
реагирует, начиная мурлыкать, тычась влажным носом в чонгукову грудь.
Вдруг в чонгуковом сознании на мгновенье проносится воспоминание о больших

сиреневых глазах. Он невольно возвращается в воспоминания о той ночи, когда
сбежал из дворца на праздник в деревню. Его сердце непроизвольно начинает
биться быстрее, когда он представляет лёгкий грациозный стан в широкой
белой рубахе. Парящие локоны светлых волос, вплетённые в них полевые цветы,
изящные взмахи тонких запястий на фоне искр костра, томительную улыбку,
слабое и одновременно сладкое касание на ладони, что Тэхён оставил ему на
прощание.
Не то чтобы Чон каждую ночь вспоминал этого таинственного парня, вовсе нет,
он слишком устаёт, чтобы погружаться перед сном в грёзы. Но сегодня, когда
Чонгук начинает засыпать, поглаживая мурлыкающего кота, в голову
закрадывается мысль, что он в ту ночь был просто без ума от чародея. Его глаза
цвета аметиста притягивали к себе лучше любого магнита. Его искусные, мягкие
черты лица с таинственной улыбкой, его светлые густые волосы, его руки, его
тёплое ровное дыхание на чонгуковой щеке, его незабываемый сладкий и
дурманящий голову запах — это всё очаровало Чонгука слишком сильно для
того, чтобы не остаться раскалённым клеймом в воспоминаниях.
Кот продолжает мурлыкать в его грудь, и в это мгновенье Чонгуку становится

так тепло, спокойно, всё как будто становится на свои места. Похоть ничто по
сравнению с всепоглощающим уютом и спокойствием. Бывает, человек
испытывает такую радость, что ему хочется кричать, но это вовсе не показатель
умиротворения. Чонгуково умиротворение тихое, мирное, доброе, без всяких
криков, без похоти. Он засыпает с лёгкой улыбкой на лице.
Чонгук сквозь сон чувствует, что его груди стало холодно. Он открывает
заспанные глаза и обнаруживает, что кота будто и не было. Дрёму словно рукой
снимает, когда он слышит скрип двери, которая приоткрывается на мгновенье, и
в комнату проникает свет из коридора. Всё, что успевает увидеть Чонгук — это
белый хвост, мелькнувший в образовавшемся проёме.
— Хэй, ты куда? — зачем-то бросает он вдогонку, поднимаясь с кровати.

— Постой…
Всё ещё не очухавшись ото сна, брюнет подскакивает и наскоро натягивает на

себя портки. Он выходит в коридор и видит, как животное скрывается за углом.
— Если тебя найдут стражники, то сразу выкинут, — предупреждает Чонгук,

пуская эхо по холодным каменным стенам коридора. — Пёсья кровь…
У принцессы Сончан и многих дам при дворе аллергия на кошек, поэтому

жителям дворца запрещено выгуливать по замку своих питомцев, если таковые
имеются. Всех животных, что разгуливают по коридорам или проникают во
дворец окольными путями, приказано выдворять любыми способами. Люди злые,
их всегда есть, за что убить, а вот убить кота не за что. Чем больше Чонгук
видел поступки людей, тем больше ему нравились животные. Они честнее, они
не лгут.
Чон спешит за котом, не в силах объяснить своего сонного рвения защитить

животное. С прибытием королевы большинство стражи находится в другом
68/303
крыле замка, там, где расположены королевские покои, по этой удачной
случайности на пути Чону не попадаются стражники. Только один, тот, что
всегда дремлет, опираясь на массивное копьё и пуская длинную слюну на
кольчугу.
Поёжившись от отвращения и прошмыгнув мимо него, Чонгук слышит, как за

углом скрипит дверь библиотеки. Бесшумно выругавшись себе под нос, он
немедля направляется следом. Прикрывая за собой дверь читальни, брюнет
моргает и осматривается. В большие окна проникает голубоватый свет полной
луны, давая хороший обзор не привыкшим к темноте глазам.
— Хэй, где ты? — шёпотом произносит Чонгук, но от тишины получается

довольно громко. — Проблемный кот.
Вышагивая меж столов, он чешет нос, который щекочет от пыли. Тень,

падающая на полку, двигается, слегка пугая Чонгука. Он видит кота, сидящего
на подоконнике.
— Тебе нельзя бродить по замку, — тихо говорит Чонгук и делает шаг, — если
тебя найдут, то…
Он захлопывает рот, когда кот медленно поворачивает морду и пронзительно

смотрит на него. Мурашки проходят по чонгуковым рукам, спине и, кажется,
даже по внутренностям. Теперь он видит, что глаза у кота фиолетового оттенка
и смотрят так, будто это и не кот вовсе. Чон громко сглатывает, почувствовав
подступающий испуг.
А когда тело кота становится больше, у Чонгука перехватывает дыхание. Он

отшвыривается назад, больно врезаясь спиной в книжную полку, и почти
задыхается. Вокруг кота поднимается белая поблёскивающая дымка, змейки
которой расползаются во все стороны. То, что происходит у парня на глазах,
кажется сном. Чон судорожно щипает себя трясущейся рукой, но нет.
Проснуться не получается.
Проходит несколько мгновений, когда шерсть кота начинает светиться бело-

сиреневым светом, превращаясь в один растущий сгусток из переливающихся
потоков.
Нет, Чонгук, конечно, знает, что магия существует. А если быть точнее —
существовала, пока всех магов не начали истреблять, сжигать и уничтожать.
Создавались целые группы охотников за магами, которые выслеживали
чародеек и ликвидировали. О магах забыли, их существование ещё пару
столетий назад стёрли в прах ровно так же, как и драконов. Может быть, раз в
десять лет приходили известия из других государств, что якобы был пойман и
уничтожен маг. Но со временем это стало уткой, это списывали на слухи, а
убеждение о том, что магов больше не существует, вкладывали в голову
каждому ребёнку. Маги в понимании и представлении людей всегда были злыми
отродьями, желающими поработить человечество, обречь на вымирание.
Люди ненавидели магов, потому что те могли оставаться молодыми, могли

подчинять себе разум, перевоплощаться, а самые могущественные могли жить
вечно. Маги славились тем, что были невообразимо красивы, могли околдовать
одним своим видом. Для людей красота — один из методов подчинения друг
друга, даже в какой-то степени запугивания, поэтому маги стали врагами для
69/303
них. Если красота — это ужас, то что же тогда желание? Людям кажется, что
они желают многого, но в действительности они хотят лишь одного. И чего же?
Жить. Жить вечно, чего не могли они, но на что были способны маги.
Мир, полный монстров, нуждался в магах, способных найти способ уничтожить

неведомых чудовищ. Поэтому люди, истребившие магов, сами себе наделали
бед, когда монстры перестали их бояться и поработили большинство земель.
Люди думали, что миру будет лучше без магов и драконов, но в итоге всё
обернулось ровным счётом наоборот.
Чонгук в приступе лихорадочного страха вскрикивает и зажмуривается, за

спиной нащупывает пальцами большую книгу и, схватив её, бросает в сгусток
искрящегося света. Та ударяется о что-то твёрдое и отлетает в сторону.
— Ауч, — слышит Чон через запредельно громкие удары пульса в ушах. — Ты

совсем сдурел? Книгами кидаться…
Когда ушей достигает знакомый глубокий голос, Чон в глубоком потрясении

распахивает широко глаза и видит, как рассеивается свет. Его потоки будто
змейками скользят в разные стороны, распадаясь на блёстки в пыльном воздухе
библиотеки. Перед ним на подоконнике, закинув ногу на ногу, сидит чародей,
потирая лоб, ушибленный запущенной книгой. Он облачён в белую рубаху с
рюшами, высокие сапоги и штаны из чёрной антиванской кожи.
— Какого… — почти пищит Чонгук, пуще прежнего вжимаясь спиной в книжную

полку, так, что та грозит упасть и завалить все предыдущие.
— Не очень-то дружелюбное приветствие, знаешь? — возмущается Тэхён,

хмурит брови и продолжает потирать лоб. — Сам ведь говорил, что хочешь меня
снова увидеть, но вместо «здравствуй» я получаю бестиарий в лоб.
— Как ты… Что ты… Какого чёрта, — продолжает судорожно выплёвывать слова
Чонгук, не веря собственным глазам. — Как ты… Кто ты, мать твою, такой?
— Ах, ты об этом, — мягко усмехается Тэхён, осматривая себя и, заприметив на

плече клочок шерсти, смахивает его одним движением руки. — Ненавижу эти
сучьи трансфигурации, после них долго приходится шерстью харкаться.
— Не может быть, — быстро качает Чонгук головой, дабы отогнать мысли или
проснуться. — Ты не можешь быть настоящим магом! Я думал, что ты шутишь!
— Ну, значит, ты ошибся, — беззаботно пожимает чародей плечами, опираясь на

ладони и покачивая ногами. — Я не намеревался пугать тебя, мне понадобилась
твоя помощь. Иного пути во дворец я не знаю, пришлось импровизировать.
— Погоди, — пытаясь успокоить сбитое дыхание, Чонгук выставляет перед собой

ладони. — Что ещё ты можешь?
— Много чего, — отвечает с беспечностью светловолосый, окидывая Чонгука

нечитаемым взглядом с головы до ног.
Чон, почувствовав это, вспоминает, что он выскочил за котом в одних портках, и

складывает руки на груди, дабы хоть немного прикрыться. А когда он осознаёт,
что мурлыкающим и спящим на его теле котом всё это время был Тэхён, щёки в
70/303
ту же секунду вспыхивают красным пламенем.
— Этого не может быть, — вторит он, качая головой. — Магов не существует.
— О, да брось, — возводит очи горе Тэхён. — Почему вы, люди, такие глупые?
Нельзя просто взять и стереть волшебство из мира, уничтожив магов.
— Я не верю в волшебство, — твёрдо заявляет Чонгук, а чародей тихо смеётся

его нелепому виду. Полуобнажённый, с красными от смущения щеками и
искрящимся возмущением на невинном личике.
— Не ври. Как можно не верить в волшебство? — недоумевает чародей. — Оно

ведь существует. Пусть и не на каждом шагу, но раз в сотню шагов точно.
Магические книги, монстры, колдовские зелья и пыльца лесных фей — всё это
среди вас, людей, но вы будто слепые, — фыркает раздражённо Тэхён, заставая
Чонгука врасплох. — С таким же успехом вы можете не верить в кошек, петухов
или жестоких королей — только какой в этом всём толк?
— Хватит! Что тебе нужно? — в сердцах вскрикивает Чонгук. — Ты прикинулся

котом, пробрался во дворец, обманул меня и залез в мою кровать для того,
чтобы осуждать меня за неверие в то, чего существовать не должно? Маги —
истреблённое зло и, знаешь, если ты действительно тот, за кого себя выдаёшь,
то я начинаю убеждаться в этом…
Каждое слово Тэхёна, ударяясь о своды чонгуковой души, разносилось эхом по

внутренностям. Он, несмотря на бушующие эмоции, старательно подбирал
слова, дабы не сильно обидеть мага, но с каждым мгновеньем это было всё
труднее и труднее делать. Чонгук чувствовал себя потерянным, разбитым и
безнадёжно обманутым. Не Тэхёном. Жизнью.
— Вовсе нет, я…
— Меня с детства учили, что маги — это миф, что их больше не существует, —
пылко продолжает Чонгук, глядя на чародея стеклянными глазами; его голос
надламывается, будто он вот-вот готов зарыдать. — А тут вдруг появляешься ты,
такой весь распрекрасный, со своими этими сиреневыми глазами и чарами…
— Распрекрасный? — шепчет Тэхён себе под нос, едва сдерживая слабую

улыбку.
— И ты думаешь, что я стану терпеть твои осуждения? — выплёвывает Чонгук,

на его лоб спадает прядка чёрных волос и, со злостью её сдувая, он становится
похожим на разозлённого ребёнка.
— Всё совсем не так, — тихо отвечает маг, спускаясь с подоконника. Его взор и
голос излучают потоки расслабленного спокойствия, которые будто окутывают
Чонгука с головы до ног. — Я пришёл не за тем, чтобы обижать тебя.
Demi Lovato — Wildfire
— Не важно, — дёргается брюнет, качнув головой, будто отгоняя это нелепое

наваждение, что овладело им, и складывает руки на груди. — Ты упомянул, что
тебе нужна моя помощь. Я слушаю.
71/303
— Кхм, да, — кашлянул светловолосый, оттолкнувшись от подоконника и ступив
ближе. Чонгук ощутил, как сердце его проделывает кульбит. — Дело в том, что я
работаю сейчас над сильным зельем и мне недостаёт одного очень мощного
ингредиента.
— Не хочу тебя расстраивать, но я не развожу насекомых и не выколупываю

глаза летучим мышам, — фыркает Чонгук, игнорируя трепет в груди, который
разрастается по мере приближения чародея. — У меня нет ничего, что могло бы
тебе понадобиться.
— Ошибаешься, — губы Тэхёна затрагивает таинственная улыбка. — Зелье

кажется простым лишь при одном условии: если ты не знаешь его ингредиентов.
— И что же это за ингредиент такой? — Чонгук в приступе скептицизма возводит

очи горе, не заметив, как в одно мгновенье маг оказался непозволительно
близко.
— Настоящая невинность в наши дни встречается реже, чем дракон, —

потянувшись к чонгукову уху, хриплым шёпотом отвечает Тэхён.
— Ч-что ты т-такое…
Чон судорожно выдыхает, его тело простреливает мурашками, когда тёплая

гладкая ладонь Тэхёна ложится на его щёку. Чонгук смотрит на этот
прекрасный образ перед собой и ощущает, что ему до отвращения болезненна и
удивительно приятна тэхёнова близость, но осознание, что это какая-то
необходимость, настолько сильно ранит, что он впервые настолько сильно
боится смотреть кому-то в глаза. Удивительно и прекрасно, но печально и даже
отчасти неприятно. Если он снова увидит блеск этих прекрасных глаз, которые
невозможно просто так выдворить из головы, то его разорвёт изнутри от
собственной безысходности и омерзительной жалости к себе.
Всякая действительность ускользает от него, когда чародей ведёт пальцем по

его нижней сухой губе. Хочется закричать, но нет сил даже вдохнуть. Чувство
нереальности. Полное отсутствие уверенности в собственном существовании и
шаткое состояние нервной системы.
Чонгук в приступе слабости всё же поднимает глаза и понимает, что до этого

момента ему не доводилось встречать столь прекрасных существ. Он,
заворожённый, застыл посреди библиотеки, с восхищением рассматривая перед
собой лицо невероятной, нечеловеческой красоты, с прекрасной молочной
кожей, с линиями меток и глубокими глазами. Тэхён без колебаний ворвался в
его мир так стремительно, с такой уверенностью, отлично ориентируясь в
коридорах его души.
Перед его пронзительным взглядом Чонгук вмиг ощутил себя будто полностью
обнажённым, и постыдно опустил глаза, пытаясь заглушить тихий стон в душе,
вызванный неизвестным ему до этого чувством.
Тэхён чуть отодвинул чонгукову нижнюю губу подушечкой большого пальца и

быстро прошёлся кончиком указательного по внутренней стороне, собирая
немного слюны. Чонгук от этого действа крупно вздрогнул и широко распахнул
глаза. В ту же секунду чародей поднял вторую руку, и в его ладони из воздуха
72/303
образовался клочок пергамента. Он, делая шаг назад, мазнул пальцем по
пергаменту.
— Тебе нужна моя… Слюна? — опешил Чонгук, быстро моргая, чтобы убедиться,
что ему это не показалось.
— Да, — лаконично качнул головой светловолосый, сжимая клочок бумаги в

руке, после чего он так же испарился. — Только и всего.
— Вот оно что, — пытаясь скрыть в голосе сквозившее разочарование, тихо

проговорил Чон. — Л-ладно…
— Спасибо, — мягко улыбнулся Тэхён, отступая и раскрывая на окне ставни.

— Стало быть, теперь я твой должник.
— Ты уходишь? — шагнул к нему Чонгук, но тут же замер, осознавая, как жалко

выглядит со стороны. — Т-то есть… Почему не через дверь? Там ведь высоко…
— Так быстрее, — пожал Тэхён плечами, взбираясь на подоконник и свешивая с

окна ноги.
Чонгуку показалось, что во взгляде Тэхёна таилась некоторая недосказанность.

Что чародей что-то не договорил, что-то такое, что очень хотелось сказать, было
необходимостью произнести. Что держалось на самом кончике языка. Да чего
греха таить, Чонгук сам не отрицает, что теперь вопросов к нему стало только
больше. Ему стыдно признавать, что он хочет знать больше. Нет, он хочет знать
всё.
— Когда мы увидимся снова? — повторяет он почти ту же фразу, что и в

прошлый раз.
Чон подходит к парню сзади близко-близко, почти ощущая носом волосы на его
затылке и невесомо соприкасаясь грудью с его спиной. Медленно втягивает
пряный аромат полевых цветов, не решаясь прикоснуться.
Чародей отчего-то опустил голову, будто обдумывая свой ответ, затем легко
повёл плечом, устремив свой взор далеко за горизонт, и о чём-то глубоко
задумался. Когда же он заговорил, его голос звучал отдалённо, словно сейчас он
находился далеко; его отсутствие ощущалось даже физически, хотя Чонгук
может поклясться, что во всех подробностях мог рассмотреть каждый волосок
на тэхёновой голове, которая была так близко к его губам.
— Что же сказать? — подал чародей голос. — Ты решил, что магов не

существует, что они — это истреблённое зло, но ты заблуждался. Да, я — маг,
но, думаю, будет лучше, если ты будешь продолжать верить, что я — это
истреблённое зло. Рано или поздно ты осознаешь, что ошибался. Более того, я,
по сравнению с тобой, не галактика, а вселенная. Ты когда-нибудь слышал о
людях, которые смогли покорить океан или завоевать вселенную?
— Я… — Чонгук ищет на дне сознания какой-нибудь ответ, но ему не по силам

вот так сразу понять, о чём говорит этот таинственный парень. — Я смогу стать
первопроходцем.
— Нет, — Тэхён задумчиво усмехнулся, — не сможешь. Пока по-настоящему не

73/303
поверишь. В конечном счёте, я могу проникнуть своими корнями так глубоко в
твоё сознание и сердце, что ты просто будешь задыхаться. Но этого не
произойдет. Нет, не потому что я сомневаюсь в своих силах, — улыбнувшись, он
тяжело выдохнул, — по другой причине. Проще говоря, ты невинен. Силён,
потому что не идеален. Разборчив, потому что часто терзаешь себя сомнениями.
Ты человек. Слишком хороший человек, а магия… Она оскверняет невинные
людские души. Я просто не могу…
— О чём ты говоришь? — Чонгук напряжённо хмурится. — Я ничего не понимаю.
— Мы не увидимся, — коротко отвечает чародей. — Не увидимся до тех пор, пока

твоя душа столь чиста.
— Постой…
Внезапно проливается свет, заставляя Чонгука зажмуриться, закрыть руками

лицо и отступить назад. Свет настолько яркий, что глаза начинают слезиться. В
ушах встаёт трескающийся звук, погружая Чона в какой-то кокон. А когда
брюнет приходит в себя, то перед ним нет ничего, кроме распахнутого настежь
окна. Устремив взгляд в темноту, он на секунду видит взмах белоснежного
птичьего крыла, а потом снова ничего.
Только тьма.
Нежный звук упавшей слезы на подоконник.
Капля за каплей, они не хотят останавливаться, как бы Чонгук ни старался. Его

взгляд устремлён в темноту ночи, полную отвратительной неизвестности и
тошнотворного непонимания. И он стоит на краю, охваченный ураганом эмоций,
в полном непонимании, не в силах удержать стон, слетевший с губ. Закрыв лицо
ладонями, он выпускает всё негодование в хриплые рыдания, прорезающие
тишину и несущие единственный вечный вопрос, ответ на который искали и
будут искать, до Чонгука и после, перед началом и после конца, всегда на
протяжении человеческой жизни.
«Почему?»
74/303
8. Куда ведёт отчаяние? Часть вторая.
Чимин чувствует, как по его спине вибрациями распространяются боль

и холод от земли. Ещё через несколько мгновений он улавливает, что где-то под
ухом потрескивает огонь. Прислушиваясь к своим ощущениям, принц не до
конца может разобраться, жив он или уже мёртв. Возможно, он разбился о
землю, потому что последнее, что отпечаталось в воспоминаниях — звёздное
небо и невесомость. Но когда при попытке пошевелиться его коленку
простреливает болью, Чимин понимает, что он жив. К сожалению или счастью.
Медленно раскрывая глаза, принц чуть щурится от света костра и несколько раз
моргает, пытаясь сосредоточить взгляд. Он действительно целый и невредимый,
лежит на какой-то ситцевой серой тряпке возле потрескивающего огня. Когда
осознание бьёт по разуму, словно молотом по наковальне, Чимин резко
подрывается на месте, принимая сидячее положение и осматриваясь. Вокруг
никого, только те же кусты да деревья, завывающий ночной ветер и стрекот
насекомых. Неподалёку виднеется подножье той самой горы, небо по-прежнему
чёрное и усыпанное бесчисленным количеством звёзд. От волчьего воя,
разразившегося где-то вдалеке, принц напрягается.
Теряясь в панике, Чимин пытается подняться на ноги, но тут же взвизгивает от

резкой боли и валится назад. Его колено больно ноет внутри, а при попытке
согнуть ногу и вовсе пронизывает резким колючим спазмом. Судорожно хватая
ртом воздух, принц хрипит и хватается за ногу рукой, начиная скулить, словно
подбитая собака из королевской псарни. Через мгновение он смыкает губы,
потому что слышит шорох в кустах неподалёку. Сердце замирает, покрываясь
ледяной корочкой, когда тёмный силуэт движется в его направлении. Немой
крик застревает в глотке.
Чимин закрывает глаза, смаргивая подступающие слёзы, и быстро качает

головой, дабы отогнать свой страх. У него в груди что-то громко щёлкнуло; звук,
отдаваясь эхом, распространился по всему пространству ночной темноты. Но
вместо попыток убить и сожрать его, некто в чёрном плаще, скрывающем
половину лица, лишь подошёл к костру и сбросил возле него охапку хвороста.
— Сучьи колючки, только очистил от них свои новые портки, — слышит Чимин
низкий ворчливый голос, что доносился из тех же шебуршащих кустов. — Вечно
ты у чёрта на рогах. Ну тебя в пекло, Юнги. В следующий раз понесёшь меня на
своей спине.
Ничего не понимая, Пак начал вертеть глазами из стороны в сторону, словно

рыбка. Он прикусил кончик языка и сбито дышал, держась за пульсирующую от
боли ногу и наблюдая, как из кустов выбирается и приближается большое белое
пятно. Сощурившись, Чимин понимает, что это не просто пятно, а белоснежная
рубаха, надетая на каком-то светловолосом парне. Он отряхнул свои штаны и
встрепенулся.
— Так, и кто это тут у нас, — кряхтит блондин, сбрасывая с плеча огромную
сумку и глядя на Чимина. — Да ну? Ты серьёзно?! — импульсивно вскрикивает в
то же мгновенье незнакомец, а Пак краем глаза улавливает на его лице
вьющиеся метки, похожие на родимые пятна, что переплетаются в плавные
узоры. — Какого чёрта лысого здесь забыл королевский отпрыск?
75/303
— Просто заткнись и помоги, — слышит Чимин грубый осипший голос второго
незнакомца, который подбрасывает в костёр хворост, скрывая свой лик под
капюшоном.
— А ты чего язык проглотил, красная шапочка? — Пак не сразу понимает, что

белокурый парень обращается к нему, поэтому продолжает молчать и
непонимающе озираться по сторонам. — На кой чёрт этот серый волк притащил
тебя в свою берлогу?
Со стороны второго послышался слабый недовольный рык, похожий на стрекот.

Чимина внезапно ударило осознание, что он слышал этот рык и голос. Они
знакомы ему. У того существа, которое он видел в пещере, был этот голос. Но
сейчас это существо больше походило на человека и не намеревалось его
сожрать, как в прошлый раз.
— Ладно, давай взглянем, — отвлёк принца блондин, опускаясь рядом с его

ногами. Чимин «ойкнул» и дёрнулся, стоило парню коснуться его колена.
— Терпи. Как тебя зовут?
— Ч-Чимин, — тихо ответил принц, внимательно наблюдая за тем, как

незнакомец разрезает маленьким острым ножом его штанину.
— Я заточил этот нож перед ужином и могу побрить им даже паучью задницу,
поэтому давай без резких телодвижений, — хмыкнул Тэхён, заметив
напряжённый взгляд принца на блестящем лезвии. — Младшенький, значит, —
заключил он, раскрывая свою большую сумку из антиванской кожи. — А меня
Тэхён звать.
Чимину нечего было ответить, да и ощущение возникло, будто человек, чьё имя
теперь было ему известно, не нуждался в ответе. Светловолосый выудил из
бездонной сумки две склянки с зеленоватой и чёрной субстанциями, положив
рядом с чиминовой ногой.
— Вы, люди, сотворены из праха, и в прах превратитесь. Но тело, которое вам

дано на время жизни, прекрасно, поэтому нельзя относиться к нему столь
легкомысленно, как это сделал ты, маленький глупый принц, — бурчал
недовольно парень, растирая свои красивые ладони с длинными изящными
пальцами водой из медной фляжки. — Говори, где именно будет больно, —
произнёс он и, не дав принцу толком переварить сказанное, начал ощупывать
его ногу, надавливая в определённых местах.
— Ай-яй-яй, — взвизгнул Пак и схватился за ляжку, когда парень надавил в

районе колена. — Б-больно…
— А ты что, думал, в сказку попал? — усмехнулся язвительно Тэхён, раскрывая

склянку с чёрной мазью. — Подумал, что если прыгнешь с такой высоты, то
отделаешься одними царапинами?
— Я не специально, — затуманенный колкой болью, пробубнил Чимин себе под

нос. — Ты целитель?
— Можно и так сказать, — хмыкнул белокурый, окуная два пальца в вонючую

тёмную субстанцию. — Только деятельность моя не совсем законная. Давай
заключим пакт?
76/303
— Что? — не понял принц, опустив одну бровь, но через секунду вздрогнул,
когда парень начал наносить холодную субстанцию на его счёсанное колено
аккуратными мазками.
— Сделку, говорю, заключим, — мягко улыбнулся Тэхён, будто играл с принцем в

кошки-мышки. — Устную. Я помогу тебе с твоей раной, а ты никому при дворе не
сдашь, что я оказываю незаконные целительные услуги.
— Клоун, — буркнул незнакомец, что опустился на траву поодаль от костра, но

достаточно близко для того, чтобы слышать их.
Чимин попытался разглядеть в ночной темноте широкую фигуру, которая

продолжала что-то ворчать себе под нос, но его внимание снова привлёк к себе
Тэхён.
— Ну, так что? — ещё шире улыбнулся целитель, вытирая руки о ситцевую
тряпку, а в его сиреневых глазах скакали озорные смешинки, переплетаясь в
своём весёлом танце вместе с бликами огня потрескивающего костра.
— Договорились?
— А? Ну, да, — замешкался Чимин, чувствуя, как колено окутывает прохладой, а

боль чуть отступает. — Н-наверное.
— Вот и отлично, — с потехой хлопнул Тэхён в ладоши, быстро собирая баночки

обратно в сумку. — Обожди пару часов, и твоя нога будет как новенькая. Только
обязательно чем-нибудь смой, а то после толчёных жал пятнистых пауков может
остаться некрасивая пежина.
— Чего? — напрягся Чимин, снова не успевая обдумать сказанное, как

светловолосый уже поднялся на ноги, закидывая ремешок сумки на своё хрупкое
по виду плечо.
— Я спешу, у меня ещё есть дела, поэтому провожать не нужно, — закатив

глаза, он обратился явно не к принцу, а к сидящему поодаль незнакомцу. — Ты
знаешь плату.
— Угу, — мрачно отозвалась фигура.
Принц хотел было попрощаться, но почему-то остановил себя, сомкнув губы в

узкую полоску. Тэхён лишь качнул ему головой на прощанье, и его спина,
облачённая в светлую рубаху, начала отдаляться. Чимин наблюдал за ней до тех
пор, пока она и вовсе не растворилась в ночном мраке. Вокруг повисла прежняя
тишина, нарушаемая лишь треском костра и звуками ночного леса.
Чимин откинулся на спину, а тряпка под ним была не настолько большая,

поэтому его затылок лежал на траве. Ощущение, что каждая минута тянулась,
словно вечность. Наверное, это было подходящее время, чтобы подумать о
произошедшем, но принц гнал эти мысли, желая поскорее встать на ноги и
отправиться во дворец, дабы успеть к утру. Если кто-то прознает, что он сбежал
от принцессы в лес, он даже представить не может, что с ним сделает король.
Это будет публичный позор перед всей дворовой знатью, перед королевой
Ферелдена и её дочерью, что спала в его постели.
77/303
Принц попытался согнуть ногу, чтобы встать, но боль по-прежнему оплетала
своими щупальцами его колено, пусть и не такая сильная. С ухода целителя
прошло совсем немного времени, а казалось, будто пара веков уж точно. Чимин
громко вздохнул, сплетая пальцы на животе, и осторожно повернулся. Мрачная
фигура по-прежнему находилась поодаль.
— Тебя ведь Юнги зовут, да? — собрав всю свою смелость и приправив её
скукой, спросил Чимин. — Это тебя я видел тогда, в пещере?
Сложно было разглядеть, но, кажется, существо чуть напрягло плечи. Ответа не
последовало ни через минуту, ни через две. Принц цокнул языком и снова
вздохнул.
— Ты ведь умеешь говорить, — с сожалением отметил он. — Хотя, болтливым

тебя вряд ли можно назвать.
Чимин не знал, что такого сделал этому существу, что оно не хотело с ним
говорить. Может, он просто не нравился ему или неосознанно сотворил какое-то
зло, даже не подозревая об этом.
— Мне показалось, что этот Тэхён не просто какой-то целитель, — принц уже
перестал надеяться, что ему ответят или даже хотя бы слушают, поэтому просто
рассуждал вслух. — Он похож на самого настоящего мага. Я верю, что они ещё
существуют. Просто прячутся, как и драконы.
Волчий вой где-то в глубине леса снова заставил его чуть встрепенуться, но
больше отдалялся, нежели приближался. Вскоре вой сменился громким свистом
ветра, что блуждал меж качающихся ветвей деревьев. Чиминово тело окутало
каким-то необъяснимым спокойствием, не то чтобы он чувствовал себя в
безопасности, скорее не ощущал угрозы, это не совсем одно и то же. Огонь
начал слабеть, поэтому сероволосый, потянувшись к хворосту, закинул
несколько веток, дабы костёр совсем не потух. Ещё через пару минут он и вовсе
начал забывать, что находится не один.
— Хотя, Тэхён не говорил много о себе, так что может оказаться кем угодно.
Интересно, если он действительно маг, то добрый или злой? — Чимин произнёс
свои мысли вслух, вглядываясь в звёздное небо. — Судя по тому, что помог, то,
наверное, добрый.
— Есть лишь две разновидности магической силы. Это хаос и созидание, — вдруг
послышался чуть шепелявый хриплый баритон, который заставил Чимина
заметно вздрогнуть и резко повернуться. — Их нельзя отнести к добру или злу.
Принц ощутил, как собственное дыхание дрогнуло, потому что это был именно
тот голос, который он знал и помнил. Именно этот голос он так часто слышал в
своей голове, порой даже во снах. Только вот теперь Чимин не знал, радоваться
ему или вновь пугаться.
— Тёмной магии, как и светлой, вообще не существует, — продолжил говорить

некто, чуть приспуская капюшон со своей головы. — Есть просто магия и
энергия, а как её использует существо, — это уже совершенно другая история.
— Ты тоже маг? — ненароком вырвалось у принца, когда он отчаянно попытался

вглядеться в лицо, которое больше не скрывалось под большим чёрным
78/303
капюшоном.
— Типун тебе на язык, — самозабвенно хмыкнуло существо. — Не знаю, чему

тебя учат в твоей королевской семейке, но у кого хочешь спроси. Любой за
пределами дворца ответит тебе, что короли умирают, королевства распадаются,
а магия живёт.
Порыв ветра раздул пламень костра, на несколько мгновений давая больше

освещения. Чимин смог разглядеть голубоватые вьющиеся пряди, спадающие на
лоб, большие глаза цвета медового эля и бледное лицо с красивыми плавными
очертаниями. Это было то самое существо, что живёт в этих водных пещерах и
чей покой был нарушен не единожды. В один миг до принца дошло, что они на
пару с Чонгуком вламывались в чужой дом несколько раз. Было даже странно,
что этот незнакомец всё ещё не насадил его голову на какую-нибудь пику и не
вспорол кишки, словно какому-нибудь надоедливому наглому вору.
— Но ты ведь не человек? — принц, заворожённый этим странным общением,

продолжал разглядывать чужое лицо, до которого едва доходил свет костра.
— Не задавай вопросов, на которые и так знаешь ответ. Это выглядит нелепо, —

фыркнул синеволосый, а его голос приобрёл былую враждебность.
TENDER — Nadir
Чимин замолчал, теперь опасаясь сказать что-то не так. Он отвернулся и начал

вслушиваться в звуки леса. Тонкость, прозрачность, звёздный свет и тепло
костра. Восприятие мира вдруг стало таким изощрённым, даже несмотря на боль
в ноге и пощипывание ранок где-то на теле. Ночные оттенки звучания: от тёмно-
кубового до бело-василькового, цвета пульсирующей голубоватой вены на шее.
Когда внезапный вой раздался где-то неподалёку, ощущение тут же сломалось и

разбилось. Не то чтобы он испугался, но в очередной раз напрягся.
— Это не волки, — уведомил его синеволосый, даже не двинувшись с места.

— Дикие собаки.
— Мой учитель говорил, что дикие псы даже опаснее волков, — вспоминая слова
Хосока, ответил принц. — Потому что волки охотятся, чтобы утолить голод, а
дикие собаки убивают ради забавы.
— Совсем как люди.
Чимин сглотнул и поймал себя на мысли, что едва ли не ответил короткое «да».
Сколько он себя помнит, он всегда сочувствовал тем же скальным троллям,
которых заставляют работать в подземельях замка. Или королевским псам,
которых выращивают с присущей жестокостью. Всё, за чем принц наблюдал в
стенах дворца, наталкивало только на одну мысль: люди действительно злые.
Принц из-за отсутствия какого-либо представления сохранил очаровательную

способность удивляться миру, что находился за пределами дворца. Он знал о
его существовании, изучал по книжкам и понимал, что обычно эта способность
присуща в основном детям, неудавшимся несчастным рыцарям и недоумкам, но
ничего не мог с собой поделать. Жизнь — это, конечно, не сказка, но надо ведь
во что-то верить?
79/303
Чимин вдруг понял, что перестал ощущать тишь. Мать всегда говорила, что это
особенное состояние: молчать рядом с кем-то и не чувствовать никакой тишины.
Но тут вдруг его живот издал протяжное урчание, а щёки залились густой
краской от стыда. Принц отвернулся, пряча красное лицо и вспоминая, что во
время приёма из-за внезапной для себя вести о женитьбе кусок в горло не лез,
поэтому в покои он отправился с пустым желудком.
— Ты голодный? — спросил его синеволосый, а Чимин ощутил чужой взгляд на

своём багровом лице, пуще прежнего стараясь его спрятать.
— Н-нет.
— Тогда что это за звук?
— Какой звук?
— Ты дурак? — чужой голос стал более раздражённым.
— Ладно, — сдался Чимин, возведя очи горе и сдув со лба пару серых прядей.
— Я голоден, но это не значит, что… Эй! Куда ты?
Приняв сидячее положение, Пак совсем растерялся, потому что незнакомец,

шурша своей чёрной, на вид тяжёлой накидкой, поднялся с травы и отправился в
сторону, где отдалённо виднелись очертания узкого прохода в пещеру. Надув
губы, Чимин сложил руки на груди и нахмурился. Пошевелил коленом, отмечая,
что боль действительно слабела, а чёрная жижа, что нанёс Тэхён, медленно
впитывалась. Перебарывая дискомфорт, принц с кряхтением чуть приподнялся,
подгибая под себя здоровую ногу, а больную вытягивая и усаживаясь лицом к
костру. Он начал разминать затёкшую шею, когда чуть не взвизгнул от
внезапного голоса, прозвучавшего совсем рядом.
— Я тебе не «эй», понял? — рыкнул парень, кидая большой мешок рядом с

принцем. — Коль уж имеешь честь знать моё имя, то, будь добр, обращайся, как
подобает. Будто не принц, а дурачок с деревенского рынка.
— Я… — Чимин впал в очередной ступор на несколько секунд, наблюдая за тем,

как синеволосый обошёл костёр и сел по другую сторону, но уже не так далеко,
как прежде. — Не хотел обидеть тебя. И-извини…
Ответной реакции не последовало, поэтому внимание принца приковалось к

мешку, что был брошен рядом. Он осторожно потянулся к плетёной верёвочке,
которой был перевязан верх, и потянул за неё. Стоило мешку раскрыться, как из
него посыпались ярко-красные спелые яблоки, все, словно на подбор. Даже во
дворце редко подавали такие спелые и красивые, иногда даже натирали маслом
для вида, это значительно портило вкус. Чимин ощутил, как рот наполнился
слюной, стоило на секунду представить, какие они, наверняка сладкие на вкус.
— Ешь, — буркнул Юнги, плотно перевязывая шнурки своего плаща под

подбородком. — Или не королевское это дело: есть простые яблоки?
Пак, почувствовав укол какой-то нелепой обиды, взглянул на парня с немым

вызовом и взял один из фруктов, быстро протёр об свой кунтуш в районе груди и
громко откусил. Настолько, что, кажется, слышал весь Уотердип. Яблоко
80/303
оказалось слаще, чем он вообще мог себе представить. Сок чуть брызнул в
сторону, а одна капелька не удержалась и сорвалась с края нижней губы,
скатываясь по подбородку. Чимин быстро утёр его рукавом и начал уплетать
фрукт за обе щёки, вызывая короткий тихий смешок.
После трёх съеденных яблок принц случайно икнул и смутился, вытирая лицо
полами своей накидки. Чуть отклоняясь назад и опираясь на ладони, он
уставился на парня. Тот продолжал сидеть напротив и смотреть на костёр, свет
которого падал на его бледное лицо, и белёсая кожа будто немного светилась.
Чимин вдруг поймал себя на мысли, что, будь он каким-нибудь охотником, ему
было бы чертовски страшно даже просто ранить, не то что убить существо
подобной красоты.
— Хватит пялиться, — буркнул Юнги, не отрывая взгляда от языков пламени.
— П-прости, — заикнулся принц, покраснев вовсе не от жара костра.
В одно мгновенье всё вокруг снова приобрело хрупкость и спокойствие. Чимин

всегда обожал тишину и умиротворённость, потому что никогда не мог в полной
мере насытиться этим. Его никогда надолго не оставляли в покое, не позволяя
зарываться в книгах под едва горящей лампадкой так долго, как ему самому
хотелось. Так бывало всегда. Стоило Чимину с великим трудом навести порядок
в своём мире и пытаться в нём жить, как он из-за очередных неприятных вестей
взрывался, рассыпаясь вдребезги.
Дул ветер, потрескивал огонь, а на наливных яблоках, рассыпанных рядом,

играли блики света. Ощущение, что сильные эмоции, будь то страх или злость,
могли потревожить красоту этой нежной действительности. Принцу вдруг
захотелось услышать, как надламывается большой и громкий мир в этом
звучании, какая будет в итоге мелодия? Ему кажется, что это звучание
стеклянное, нежное, заливистое, даже с небольшими металлическими нотками
где-то в середине.
Чимин будто пытается услышать историю, но не слышит. Пытается заглянуть за

бледную прохладу на чужом красивом лице. Там, внутри чужих янтарных глаз,
будто есть какая-то тайная дверца, ещё один спрятанный от посторонних глаз
мир. Ощущение, будто там свет, тёплый и белоснежный. Качается ковыль, на
горизонте теплится закат, трава чуть дрожит на невидимом ветре, тихие птицы
сидят на ветках и изредка поют.
Всё это словно ждёт чего-то. Быть может, даже кого-то. Ждёт момента, чтобы
ожить. Чтобы сказать или спеть какую-то другую мелодию, чтобы раскрыться.
Но пока что это только тишина, которая вовсе не молчание, скорее песнь без
слов. Она разливается по сторонам, и нотка ожидания (чего или кого — принц не
знает наверняка) звучит, словно аккорд придворных музыкантов: с нарастанием,
в ожидании вступления определённой мелодии.
— Я попросил не пялиться, — вторил Юнги, заставив чиминовы мысли чуть

пошатнуться.
— Кто ты? — неожиданно для самого себя бросил Чимин, через секунду моргая,
будто бы проснулся.
— Дракон, — хмыкнул с издёвкой синеволосый, на секунду оторвав взгляд от

81/303
созерцания огня и заглянув прямо в чиминовы распахнутые глаза, похожие на
блюдца.
— Очень смешно, — после короткой паузы прыснул он, с горькой досадой

покачивая головой. — Если бы драконы умели превращаться в людей, мир бы
точно об этом знал.
— Может быть, — пожал плечами Юнги, снова приковывая взгляд к пламени.

— А может быть и нет.
Чимин нахмурился и собирался погрузиться в размышления на эту тему, но

взглянул в сторону леса. Из-за крон деревьев было видно, как немного
посветлел горизонт. К счастью или сожалению приближалось утро.
— Я думаю, что мне пора возвращаться, — встрепенулся сероволосый и, не

дождавшись ответа, попытался согнуть ногу.
Колено поддалось, боль не ушла, но значительно ослабела. Достаточно для того,

чтобы передвигаться. Конечно, он не горел желанием в одиночестве идти по всё
ещё тёмному лесу, кишащему дикими псами, гулями и прочими обитателями
низин, поэтому почувствовал облегчение, когда парень поднялся следом за ним.
— Проведу до окраины города, дальше пойдёшь сам, — коротко оповестил его

синеволосый, двинувшись в сторону леса.
— Не так быстро, — накинув на голову капюшон и надевая сапог на

пострадавшую ногу, возмутился принц, но, уловив в своём тоне толику
неуважения, тихо добавил: — Пожалуйста.
Они шли молча. Чимин старался поспевать за парнем, но в какой-то момент

отставал. И лучше всего были тишь, безлюдье и абсолютное одиночество. Принц
был достаточно взрослым, чтобы понимать, как хорошо порой остаться одному,
да ещё и в глубине леса. Стоило какому-нибудь большому филину с огромными
глазищами зыркнуть в его сторону и с громкой угрозой угукнуть, как Чимин тут
же искал взглядом тёмный силуэт и быстро догонял парня.
Вскоре, оказавшись у одной из просёлочных накатанных дорог, Юнги

остановился и обернулся, давая принцу понять, что не пойдёт дальше.
— Спасибо тебе, наверное, — тихо проговорил Пак, чуть прихрамывая и глядя на

открывшийся вид города, расположенного неподалёку. В некоторых окнах уже
загорались огоньки, а из труб шёл дым.
— Не за что, — коротко отозвался парень и уже было развернулся, чтобы

отправиться в свой путь.
— Постой, — принц невольно ухватился за край чужого плаща, удерживая его

хозяина на месте несколько долгих секунд. — Я хотел спросить.
— Спрашивай, — фыркнул он, одёргивая полы своего одеяния, чтобы вырвать из

цепких чиминовых рук.
— Если я снова, ну… — Чимин неловко опустил глаза, отступив на шаг и не зная,
как сформулировать то, что крутилось в голове. — Если вторгнусь на твою
82/303
территорию опять, то ты, ну… Можешь оторвать мне голову или что-то такое?
— Могу, — хмыкнул с надменностью Юнги, отворачиваясь и тихо добавляя: — Но

будто бы тебя это остановит.
Чимин был слишком увлечён собственной неловкостью для того, чтобы с первого
раза расслышать. Когда сказанное достигло ушей принца, чужая широкая спина
уже скрылась за густыми ветками кустарников. Помимо одного вопроса ещё не
меньше дюжины крутились в его голове, пока он хромой измученной лошадью
добирался до замка.
Покои встретили его мраком и тихим посапыванием принцессы, что спала в его
постели. Чимин попытался переодеться бесшумно, хотя на ощупь это было очень
затруднительно сделать. Он стёр с колена вонючую мазь, которая почти вся
впиталась. Спрятал всю испорченную одежду, чтобы потом попросить Чонгука
незаметно её выбросить.
Натянув на грязное тело чистую ночную сорочку, он залез под толстое пуховое
одеяло, приготовленное для него принцессой. Сама девушка укрывалась
вторым; помимо этого она выстроила небольшую баррикаду из подушек между
двумя половинами постели. Пака это нисколько не обижало, а даже наоборот —
радовало. Несмотря на это, принц попытался лечь как можно ближе к краю и,
сложив ладошки под щекой, уставился на светлеющее небо через незапертые
двери балкона.
— И правда, будто бы меня это остановит, — прошептал он, улыбаясь и

прикрывая глаза.
Примечание к части
А ещё новый трейлер появился, если ещё не видели:

https://www.youtube.com/watch?v=i_SLxyyjvhg
83/303
9. Восхитительное осквернение.
— Вш-ш, — зашипел принц, дёргая ногой, когда Чонгук прислонил

мокрую тряпку к счёсанным ранам на коленях.
— Терпите, — тихо ответил он, усердно обрабатывая царапины. — И как только

Вас угораздило, милорд…
Чимин ничего не ответил, лишь отвёл взгляд в сторону. Его лицо снова
окрасилось этим неведомым Чонгуку выражением. Он, как бы сильно ни
старался, не мог прочесть задумчивый взгляд принца, а докучать ему
разговорами и расспросами хотелось меньше всего. В какой-то степени слуга
осознавал всю тягость, что свалилась на плечи Чимина вместе с вестью о
женитьбе, поэтому Чон не спешил осуждать его за ночной побег. Наверняка из-
за плохого душевного состояния принц и вовсе не ведал, что делает, никак
иначе его уход оправдать нельзя было. Какой нормальный человек будет ночью
соваться в лес в полном одиночестве?
Чонгуков день прошёл в суматохе, присущей и всем предыдущим дням. С

приездом королевы Ферелдена весь дворец поднялся на уши: солдатские латы
начищены, каждый угол в замке вымыт слугами по нескольку раз, а столовое
серебро сверкало ярче солнца. Чонгук подготовил одежду принца для занятий, а
когда Чимин отправился в библиотеку, слуга приступил к своим обычным делам.
Всё бы ничего, но минувшая ночь не давала чонгукову разуму расслабиться. Из
рук всё валилось, он чувствовал себя максимально подавленным. В голове эхом
звучали слова чародея.
«Мы не увидимся, пока твоя душа столь чиста»
И что это, чёрт возьми, должно значить? Он должен испачкать душу? Потерять
чистоту? Заплевать свою невинность? Чонгук слишком много думал и, кажется,
передумал дюжину вариантов, но от этого не становилось легче. Он ненавидел
себя в первую очередь за то, что дал слабину и позволил магу разгадать свои
намерения, позволил увидеть свою слабость, прочитать себя, обнажил перед
ним свои чувства. Это не было сказано вслух, но чародей оказался настолько
проницательным, что, вероятно, заприметил чонгуково неровное дыхание ещё в
первую встречу. До того, как сам Чонгук смог это понять. Но, как правило, это
было ошибкой.
Намывая пол в покоях принца, Чон сдувал с потного лба мокрую чёлку и сыпал
проклятия на себя и вообще всех, на кого только поворачивался язык сказать
плохое слово. Он думал о Тэхёне и сталкивался то с нежностью, что
зарождалась под ключицами, то с непредсказуемыми вспышками ярости, когда
хотелось схватить ведро и разбить его о ближайшую стену. Ничто так не
сбивало с толку и не приводило в растерянность, как эти чёртовы «качели» на
протяжении всего дня. Они создавали необычайное эмоциональное напряжение,
которое Чонгук пытался выплеснуть, выполняя много физической работы.
Он думал о том, что больше никогда не позволит себе слабость говорить первым
о своих чувствах. К сожалению, впоследствии это принесло только боль, к
которой он совсем не был готов. С утра его лицо было похоже на разваренное
тесто, потому что всю ночь напролёт он не мог остановить поток слёз. Чонгук
долго плакал, а потом из-за нагнетающей неизвестности стал злой, как чёрт.
84/303
Он не понимал, что именно должен сделать, прокручивая в голове последний
диалог с магом каждую свободную и даже несвободную минуту. Предаваясь
воспоминаниям, он испытывал целую гамму чувств: растерянность, отчаяние,
испуг, какую-то непонятную надежду. И было бы правильно добавить в этот
список слово «влюблённость», но Чонгук не делал этого, потому что слишком
злился.
Растерянность обычно побуждает к идиотским поступкам, вот и Чонгук пришёл к

выводу: раз его невинность такая огромная помеха для всех, то, наверное,
стоило бы поскорее от неё избавиться. Его намерения всегда были чисты, как
слеза девственницы, поэтому, скорее всего, именно в этом была причина всех
его бед.
Принц слишком вымотался за день, с головой погрузившись в занятия, поэтому

почти не разговаривал с Чонгуком, пока тот подготавливал мыльню и менял
постель после ужина.
— Холодно тут, как у ледяного великана в заднице, — пробурчал Чимин, кутаясь

в толстое одеяло после водных процедур.
— Тогда я закрою двери на балкон, милорд, чтобы…
— Нет! — резко остановил его принц, но, заприметив свой резкий порыв,
попытался выглядеть расслабленным. — То есть… Нет, не закрывай.
— Но Вы же только что сказали, что…
— Не важно, что я сказал, Чонгук, — строго произнёс Чимин, пряча от слуги лицо
за горой подушек. — Оставь, как есть.
— Как пожелаете, — смиренно опустив голову, ответил брюнет, принимаясь

гасить факелы. Спорить с принцем не было ни сил, ни желания, хоть и выглядел
тот крайне подозрительно.
По пути в свою каморку Чонгук заглянул на кухню и умылся, вспоминая,

выполнил ли все свои обязанности, дабы его никто не хватился посреди ночи
или ранним утром. Дела были сделаны и, несмотря на усталость, мысли
продолжали терзать чонгуков разум, не давая расслабиться. Отворив крышку на
своём сундуке, парень достал со дна небольшой кожаный мешочек,
перевязанный короткой верёвкой из овечьей шерсти, и сунул в карман. Сменив
грязную рабочую рубашку на свой простенький тёмно-красный кафтан, он
отправился потайным выходом из дворца в город.
Уотерполь — столица уотердипоского королевства, самый большой город на

северо-востоке. В нём всегда царит такая атмосфера, будто этот город не
подчиняется ничьей власти, а является вольным и растёт, как на дрожжах.
Когда территория была захвачена королевской династией Пак, выгодное
расположение рядом с горами, озёрами и океаном приглянулось первым
людским поселенцам, и вскоре город начал строиться, а жизнь в этой местности
забурлила. Вторая волна поселенцев пришлась на время спустя сто лет, когда на
дальних землях разразилась война между югом и западом. Государственные
запасы, центральное святилище и влиятельные семьи переехали из Ферелдена в
перспективное поселение Уотердипа. Так и образовался этот чудесный город.
85/303
Чонгук всегда любил блуждать по улицам, наблюдать за жизнью вокруг и
изучать город. Несмотря на то, что он исходил огромное количество мест,
каждый раз он открывал что-то новое для себя. Чонгук родился в одной из
близлежащих деревень, поэтому Уотерполь всегда казался ему пупом всего
мира. Почти двадцать пять тысяч жителей, не считая гостей столицы. Каменные
дома, мощёные улочки, морской порт, разные склады, две водяные мельницы,
кузни, бойни, лесопилки, башмачное производство и вдобавок бесчисленное
количество цехов и ремёсел.
Единственный во всём королевстве монетный двор, пять банков и одиннадцать

ломбардов. Дворец и кордегардия — у Чона аж дух каждый раз захватывает. Ко
всему прочему в городе огромное количество развлечений: эшафот,
шестнадцать трактиров, зверинец, театры, два базара и два борделя. И храмы.
Чонгук и не помнит даже, сколько их. Много. Но больше всего он всегда глядел
на девушек в одном из кварталов. Не то, что перепачканные служанки во
дворце, а умытые, ароматные и до одури красивые, бархат и шёлк, корсеты и
ленточки, на каждом углу и под каждым фонарём. Они манят пальцами,
очаровывают густо накрашенными глазами и влекут приятным запахом.
Чонгук и не заметил, как уже стоял у одного из борделей, коих в городе было
два. Один, именуемый «Сладкая Аннеке», находился в дорогом престижном
квартале неподалёку от дворца. Туда ходила вся знать, богатые купцы,
предприниматели и прочая шушера, которая могла себе позволить снять девку
за десяток золотых. Другой бордель, что носил название «Фиалка»,
располагался в бедном районе города и предназначался для людей с более
низким статусом. Его посещали в основном солдаты, путники и
среднестатистические горожане.
Чон ни разу не был в публичных домах, поэтому долго мялся, стоя у входа. У
двери на крыльце стояли разноцветные свечи и были разбросаны искусственные
лепестки цветов, будто зазывая и не давая пройти мимо. Он вздрогнул, когда
два пьяных сослуживца, обнявшись, поднялись по крыльцу и зашли внутрь,
громко переговариваясь и смеясь. Опустив руку в карман, Чонгук сжал ладонью
мешочек с монетами и нахмурился.
«Мы не увидимся, пока твоя душа столь чиста»
Качнув головой, брюнет шагнул на первую ступень крыльца, а это значило, что
пути назад у него уже нет. Глуша в себе крики здравомыслия, Чонгук потянул
ручку массивной двери на себя и вошёл, тут же на некоторое время замирая. В
ту же секунду его окружило огромное количество звуков и запахов. Неподалёку
играли музыканты, на круглых деревянных стойках танцевали полуобнажённые
девушки, за столами, уставленными едой и напитками, сидели как мужчины, так
и женщины. В помещении стоял гул от разговоров, пахло различного рода
пряностями и царила атмосфера похоти, которую Чонгук не признавал вовсе.
Оглядевшись, брюнет попытался взять себя в руки и натянуть более спокойный

вид, отодвигая растерянность. За стойкой он заметил женщину в возрасте,
разодетую в платья из дорогих тканей, лицо замаскировано под толстым слоем
яркой косметики, чёрные волосы с проблесками седины были собраны в
причудливую композицию с перьями и заколками. Чонгук сразу догадался, что
это, вероятно, хозяйка борделя. Заприметив на себе взгляд парня, женщина
посмотрела на него, прищуриваясь и внимательно изучая. На первый взгляд
86/303
Чонгук не был похож на парня из прислуги, его вид говорил о том, что в
карманах имеются деньги, поэтому хозяйка двинулась в его сторону.
— Здравствуй, милый, — чуть улыбнулась женщина, двигаясь вокруг Чонгука и

внимательно его осматривая, будто акула заприметила добычу и кружила
вокруг. — Я впервые вижу тебя в моём святилище.
— А вы всех своих посетителей в лицо знаете? — невольно хмыкнул Чонгук,

чувствуя необоснованный прилив уверенности.
— Грех не запомнить такое сладкое личико, — мягко проворковала женщина,

двинувшись к стойке, и махнула рукой, облачённой в шёлковую перчатку,
призывая Чонгука следовать за собой. — И как такой очаровательный молодой
юноша оказался в месте, где за любовь нужно платить? Разбитое сердце?
Чонгук опустил глаза, припадая к высокой стойке, и не спешил отвечать,

сглотнув ком в горле. Женщина, не дождавшись ответа, чуть надула губы,
окрашенные яркой красной помадой, и открыла огромную книгу, обмакнув
кончик пера в чернила.
— И что же ты предпочитаешь, солнце? — после какой-то пометки она подняла

глаза и уставилась на брюнета. — Девушки у нас все по одной цене. Есть
парочка эльфиек, но они в два раза дороже, да и освободятся не скоро, а ещё…
— она чуть наклонилась, подставляя ладонь ко рту для изоляции, — для совсем
уж извращённых натур у нас есть наги. За отдельную плату.
Чонгук опустил бровь, вспоминая, кто такие наги. Кажется, это такие лысые
слепые зверьки, он видел такого у одной из служанок. Некоторым нравится
приручать нагов и держать в качестве домашних животных. Они послушны и
слишком тупы, чтобы доставлять проблемы своим хозяевам. Вдобавок кому-то
нравится писклявый голосок этих зверьков: они что-то среднее между визгом и
хрюканьем. Чонгук сию же секунду сморщился от отвращения, когда до него
дошёл смысл слов бордельмаман.
— Ах, да, рыжие у нас чуть подорожали, поэтому…
Чонгук задержал дыхание, осознавая, что он на самом деле творит. Он

действительно находился в борделе и собирался заплатить за то, чтобы
провести время с девушкой. Моргнув, парень убедился, что это не сон и впал в
короткий ступор, потому что он действительно, чёрт возьми, делал это. Ему
хватило смелости прийти в чёртов бордель и заплатить за чёртов секс.
— Я… Кхм… Я не уверен, — пробормотал он, вздыхая. — То есть, понимаете… Я

ни разу не был в таких местах, так что…
— Какое очарование, — ахнула женщина, взмахнув руками. — Ты сама

невинность.
— Н-наверное, — заикнулся он, когда уловил слово, которое уже болезненно

отпечаталось у него на подкорке.
— Стало быть, тебе нужна мягкая и нежная особа. Думаю, Ютта или Шеала
придутся тебе по вкусу, — мягко улыбнулась женщина, делая какие-то пометки
в своей книге. — Каждая по двум серебряным, двоих могу уступить за три с
87/303
ограниченным временем.
— Так дорого? — нахмурился Чонгук и буркнул, не подумав, через мгновенье

невольно покраснев.
— Дорогуша, дешевле только девка под фонарём, — сморщилась бандерша. — А

от них, скажу тебе по секрету, можно подцепить вшей. Мои девушки умыты и
разодеты, как куколки, грех жаловаться.
— Учту, — тихо ответил Чон, чуть напрягаясь и отгоняя стыд.
— Подожди за столом, через минуту я приведу их, — проворковала женщина,

громко захлопнув книгу.
Чонгук качнул головой и ринулся от стойки к ближайшему столу, присаживаясь

и стараясь не глядеть на девушек, что изящно двигали бёдрами на высоких
деревянных стойках, извиваясь в мягком зазывающем танце. На секунду ему
захотелось схватиться за голову от осознания собственных поступков, но
отказываться от этого было слишком поздно. Если он незаметно сбежит, то
будет корить себя в разы сильнее, чем за то, что остался. Дабы отвлечь себя от
едких мыслей, брюнет начал рассматривать посетителей «Фиалки». Это были
разные люди, разных возрастов и чинов. Кто-то говорил, смеялся, пьянствовал
или спорил.
— Ну чего, хочешь меня нахер послать? Милости просим, сука, давай, — ругался
какой-то пьяный мужик, одетый в солдатскую форму, со своим не менее
хмельным товарищем. Видимо, у них состоялся какой-то спор. — Я тебя тогда
тоже нахер пошлю, понял? Ну и чего? Обнимемся и вместе пойдём?
— Людям для жизни необходимы три вещи: еда, питьё и сплетни, — надула губы
пожилая дама, разодетая во всё чёрное и похожая на вдову. — Эта идиотка
вечно распускает всякую чушь…
— Дубина ты, я тебе так скажу: ежели кто тебе сегодня жопу лижет, завтра за
неё и укусит, — еле проговорил пьяный мужик, похожий на бандита. На его
колене сидела девушка, обнимая за шею и мягко хихикая. Чонгук поморщился. В
голову ему пришло банальное клише «удручённая красавица», он с
разочарованием мысленно покачал головой и вздохнул. Во всяком случае, не
такая уж и красавица, да и особой удручённости незаметно, может лёгкая
растерянность, не больше.
— Чего пялишься, молокосос? — рыкнул кто-то из толпы, а Чонгук не сразу

понял, что обращались к нему. — Что-то бледный ты, как говно овсяное. Небось
заблудился?
Чонгук не успел толком отреагировать, как из ниоткуда появилась хозяйка

борделя, ведущая за собой двух девушек. Сглотнув, парень поднял глаза,
рассматривая их. Черноволосую и кареглазую звали Ютта. У неё был красивый
овал лица, да и сама она походила на какую-то Богиню из древних книжек.
Лёгкий стан, облачённый в полупрозрачную белую ткань, молочная кожа и
очаровательные веснушки на лице. У Чонгука проскочила мысль, что на вид ей
не больше шестнадцати, поэтому он поспешил рассмотреть вторую девушку,
именуемую Шеалой.
88/303
Девушка поразила его своей красотой в ту же секунду, как только он взглянул
на неё. Локоны светлых волос волнами спускались на плечи, осиная талия
перетянута чёрно-белым корсетом, рюши на шёлковых перчатках, длинные
красивые ноги и уверенное выражение на очаровательном лице, кричащем о
том, что она более опытная, нежели Ютта. Взгляд светлых глаз отдался
болезненным кульбитом в груди, потому что Чон вспомнил важную деталь.
Когда он впервые увидел светло-сиреневые глаза Тэхёна, то был очарован в то
же самое мгновение, как и с этой девушкой. Он качнул головой, пытаясь
избавиться от этих мыслей. Точно не здесь и не сейчас.
— Ну, что же, выбор, кажется, очевиден, — хозяйка растянула губы в лисьей
улыбочке, заприметив на светловолосой девушке продолжительный чонгуков
взгляд.
Когда Чонгук внёс половину платы в виде одной серебряной, девушка уверенно
взяла его за руку и потянула к лестнице на второй этаж, где располагались
комнаты. За две монеты ему полагалось полчаса, за дополнительную он мог
продлить времяпровождение с этой прекрасной особой, но мысль о том, что ему
хватит и десять минут, никак не покидала голову. Что ему делать оставшееся
время? Нервно перебирая ступени, он чувствовал, насколько мягкие её ладони и
совсем не был против ощутить их на своём теле.
Когда девушка прикрыла скрипучую дверь, Чонгук стоял посреди комнаты, не

зная, куда себя деть. Кашлянув, он ощутил прилив неловкости и едва
контролировал себя, чтобы не раскраснеться окончательно. Присев на край
небольшой кровати, он оглядел комнату, которая была не столь большая,
вмещала в себя полку со свечами, небольшое зеркало и ветхий на вид стул с
кроватью.
— Ты заплатил деньги, поэтому, будь добр, обрати внимание на меня, а не на

убранство комнаты, — хихикнула девушка, стоя перед ним. — Давай будем
меньше разговаривать и займёмся делом, да?
Тонкими изящными пальцами она прикоснулась к белой ленточке на корсете,

мягко за неё потянув и ослабив вещь. Чонгук сглотнул, ведь как бы сильно он не
переубеждал себя, но готов к такому всё равно не был. Он вдруг почувствовал
себя в ловушке похоти, но не своей, а чужой, потому что глаза девушки по-лисьи
сощурились, она взглянула так, будто оценила Чонгука, пока стягивала с себя
тугой корсет. Ещё через мгновенье перед ним предстала обнажённая белёсая
грудь без всяких неровностей и растяжек, как у служанок. С нежно-розоватыми
бутонами сосков и округлой формой она была действительно ровная и столь
красивая, что у Чона пересохло в горле, когда он снова попытался сглотнуть.
— А ты действительно мил, — светловолосая прикусила край пухлой губы,

двинувшись ближе. — Кажется, мне нужно взять всё в свои руки?
Digital Daggers — Still Here
По мере приближения Чонгук чувствовал, как приятный цветочный запах

проникает в его ноздри, поражая обоняние. Несмотря на количество своих
предыдущих партнёров, блудница всё равно выглядела так же невинно, её образ
казался светлым из-за привлекательной ангельской внешности. Но стоило Чону
подумать, сколько мужиков побывало между её ног, как от приступа
89/303
отвращения мурашки пробежали по спине.
Очередной приступ растерянности настиг его в тот момент, когда девушка

надавила на его плечи, чтобы он откинулся на спину, и начала развязывать
шнурки на его кафтане, обнажая грудь. Чонгук судорожно выдохнул, прикрывая
глаза. Никто ничего не сказал, никто не объяснил ему, как справляться с этими
взрослыми вещами. Он просто появился на свет, крича и толкаясь, и жил, не
понимая, почему чувствует то, что чувствует. И ещё эта чёртова растерянность,
больше похожая на повязку на глазах, за которой только неописуемая тоска по
едва знакомому чародею и боль от непонимания. И только Чонгук вроде как
начал понимать свои чувства, как оказалось, что он ошибался. И на самом деле
он не понимает ничего.
— Расслабься, ты выглядишь напуганным, — прошептала светловолосая,

взбираясь сверху на его бёдра и делая поступательные движения своими.
Когда Чонгук невольно потянулся к её лицу, чтобы поцеловать, блудница

хихикнула и накрыла его губы ладонью, качая отрицательно головой. Чонгук
почувствовал, насколько мягкая ткань на её перчатках.
— Никаких поцелуев, сладкий.
Он неровно выдыхает, ощущая, как девушка трогает его ладонями,

облачёнными в шёлковые перчатки. Гладит его грудь, шею, пытается
раззадорить мягкими движениями шикарных бёдер, а Чонгук думает только о
своём быстро бьющемся сердце. Нет, оно колотится вовсе не от возбуждения, а
от воспоминаний о мягких узорах и переплетающихся метках на чужом лице.
Выбеленным локонам, струящимся по щекам. Подсвеченных магическим светом
глазах, статной фигуре, облачённой в широкую белую рубаху с длинными
рукавами.
Эмоции, переполняющие чонгукову сущность без остатка, способность к

влюблённости, как и плоды огромного сада, что цветёт лишь благодаря
невинному свету этой частицы его души, никто нынче не ценит. Чувства к магу,
пронзающие сердце копьями, не знают никакой пощады и не дают даже
малейших поблажек, жестоко хватают за воротник и сдавливают лёгкие, и
Чонгук, сталкиваясь с душащей реальностью лицом к лицу, пытается не
сорваться к двери, чтобы хлопнуть ею и сбежать отсюда в слезах.
Чонгуку стало интересно, как звучало его сердце, когда разбивалось. Возможно,
никак, потому что в ту ночь в библиотеке он ничего не слышал. Не
привлекающий внимания окружающих, совершенно не драматичный звук
падающей банки. Словно ласточка, что совсем выбилась из сил, тихо падала
вниз. Интересно, услышал ли этот звук Тэхён? То, что Чонгук чувствует в своей
душе, никак не умещается внутри. Это не согласуется ограничениями,
наложенными на него природой. Он вдруг в одно мгновенье осознаёт всю свою
ущербность, когда девушка начинает развязывать шнурки на его портках.
Он не хочет, чтобы она касалась его. Он не желает трогать её, не хочет иметь
ничего общего с этой девушкой, тем более сливаться воедино, соединять тела и
обмениваться слюной. Всё, что было раньше, теперь он видит с другой стороны.
Всё вывернуто наизнанку, все его чувства и желания. Слёзы подкрадываются
незаметно, застилая глаза, и Чонгук хватает девушку за запястья, отбрасывая от
себя. Он не хочет отдавать свою невинность едва знакомой бордельной девке,
90/303
потому что это кажется единственной ценной вещью, что у него есть.
Ему было стыдно за своё сердце, что так трепетно и быстро билось при одной
только мысли о Тэхёне. То, что стояло прямо, падает в один миг. Что должно
было быть связанным, освобождается, а что должно быть свободным — теперь
связанное. Чонгук скидывает с себя недоумевающую девушку, шмыгая носом.
Что должно храниться в тайне, теперь выпячивается и вываливается наружу в
виде болезненных толчков под рёбрами. Он выбегает из комнаты, быстро
спускаясь по лестнице. Хозяйка борделя что-то кричит ему в спину, когда он
пробегает мимо стойки и выскакивает на улицу.
Его ноги сводит от боли и усталости, но Чонгук бежит через весь город к
окраине, пытаясь дышать. Сбивает с ног даму с корзинкой, из которой по всей
дороге рассыпаются зелёные яблоки. При беге его разбитое сердце будто
лязгает внутри своими осколками, больно царапая стенки. Когда Чонгук
покидает город, приближаясь к лесу, слёзы не перестают течь из его глаз, падая
и впитываясь в кафтан. В полумраке постепенно сгущается туман, огибая
деревья, он тянется к бегущему Чонгуку, обжигая его ледяным прикосновением.
Сердцебиение замедляется, мир вокруг застывает на мгновение. Полная луна
подсвечивает путь, и ему откровенно наплевать на то, что он может
повстречать гулей или того хуже, — очередного туманника. Ему настолько
безразлична собственная судьба, что даже жаловаться на неё нет никакого
желания.
Чонгук спотыкается и ударяется коленями, а громкий болезненный стон

срывается с розоватых губ, но бурлящие внутри чувства заставляют подняться и
продолжить путь. Пока он пробирается через кустарники и торчащие из земли
огромные корни деревьев, то думает о ресницах, в которых будто запутались
миллиарды звёзд. О волосах, в которых танцуют лучи восходящего солнца. Он
хочет увидеть чародея, и плевать, что тот ему наговорил. Чонгукова судьба не
станет ещё хуже, чем была. По крайней мере, он всего лишь слуга.
Из трубы маленького домика к ночному небу медленно вздымаются клубы

светло-серого дыма. Чонгук некоторое время топчется на пригорке, наблюдая за
дрожащим светом в запотевших окнах. Дом выглядит так же, как и в первый
раз: длинные самодельные клумбы с разными цветами и растениями, небольшой
заборчик, лавка у двери, сложенные кучей инструменты наподобие граблей и
тяпок. Чонгук тоже хотел бы так жить, если бы не был отдан в прислугу.
Он неуверенно заходит, поддаваясь очередным бурлящим эмоциям. Грохот

закрывающейся двери эхом расходится по дому. В лицо ударяет тёплый воздух,
и Чонгуку хочется кричать. Он делает осторожный шаг и уже через секунду
видит спину, облачённую в белую рубаху. Маг сидит на корточках у огня,
помешивая что-то в котле. Всё бурлит, шипит и движется, почти так же, как и в
первый раз, только Чонгук ощущает не испуг, а боль, что крошит его
внутренности и не даёт здраво мыслить.
Полы под сапогами Чонгука скрипят, но Тэхён остаётся неподвижным,

прекрасно зная о своём ночном посетителе. Парень не может видеть, но губы
чародея трогает мягкая улыбка, он продолжает помешивать зелье, добавляя
горное масло. Дыхание Чонгука громкое и обрывистое, будто он весь путь
бежал, хотя почти так и было. Его сердце стучит, значит, не разбито.
Чонгук просто утопает в своих отвергнутых чувствах, что имеют две стороны:
91/303
сладкую и горькую, тёплую и холодную, тихую и громкую. Он, вопреки
собственным убеждениям, выбирает путь самопожертвования и преклоняет
колено перед эмоциями, завладевшими его хрупким и треснувшим по краям
сердцем.
— Здравствуй, — хрипит он и видит, как плечи мага напрягаются, стоит его

подавленному голосу разрезать столь уютную тишину. — Я н-не смог…
Чародей медленно выпрямляется, расправляя плечи. Чонгук сжимает руки в

кулаки, пытаясь удержать на опухших глазах солёную влагу, что грозила вот-
вот сорваться и хлынуть этим нескончаемым потоком. В этот момент ему
казалось, что он отдаёт своё сердце в руки человека (а человека ли?), которому
оно не нужно, ещё сильнее зажмуривая глаза.
— Что не смог? — слышит Чонгук прекрасный низкий голос чародея, невольно

вздрагивая и всхлипывая.
— Я пытался, но не смог, — опускает он голову и прикусывает до боли губу, не в

силах удержать слёзы. — Пытался избавиться от невинности, чтобы получить
шанс, но не смог…
Чонгукова боль эхом отразилась от деревянных стен домика, они будто

затрещали от резкого импульса, что вырвался из его груди. Но вместе с этим
Чонгук чувствовал облегчение, потому что до этого ему было так больно и
страшно признаться самому себе в том, что он не хотел в себе видеть и гнал в
самые тёмные углы своей души — туда, где жили такие же монстры, как на
болотах и лесах. Но когда, преодолев боль и страх, он принял правду, то вдруг
стало так легко. Как будто он из последних сил выплыл с самой глубины водной
пучины наверх, вобрал лёгкими воздух и с облегчением дышал, дышал, дышал…
Тэхён медленно повернулся к нему лицом, и мягкая улыбка на его губах
заставила Чонгука взорваться рыданиями, закрывая руками лицо. Он ненавидел
себя.
— Глупый, я говорил о чистоте твоей души, а не тела, — проговорил Тэхён, качая

головой и делая резкие шаги навстречу. — Глупый, глупый маленький мальчик
из прислуги…
Чонгуковых плеч коснулись красивые изящные ладони с разноцветными

массивными кольцами на тонких пальцах, и уже через мгновенье его мягко
обнимали, а внутрь проникал потрясающий сладкий запах, не сравнимый ни с
чем другим. Кажется, биение собственного сердца отдавалось в ушах, Чонгук
уткнулся носом в сгиб шеи чародея, не в силах поверить в происходящее и
ссылаясь на то, что это всё — лишь прекрасный сон, никак не иначе. Он всегда
ждал в своей жизни момент, когда из-за туч выглянет какая-то новая звезда,
которая затмит собою само солнце. Которая заставит иссохшие рудники в его
душе вновь наполниться прозрачной водой. Когда кто-то столь прекрасный
подойдёт ближе, прижмёт к себе и вдохнёт в него жизнь.
— От тебя пахнет какими-то едкими бордельскими благовониями, — проворчал

Тэхён, хватая парня за плечи и отстраняя от себя. — Только не говори, что ты…
Чонгук стыдливо опустил глаза и шмыгнул носом, прикусывая край припухшей

губы.
92/303
— Ты серьёзно? — взвизгнул маг, ударяя брюнета кулаками по груди. — Как ты
вообще до такого додумался?
— Ну… — Чонгук чуть замешкался, когда Тэхён ринулся к своему столу, сметая с
него куски пергамента и всякие диковинные вещицы в корзину. — Ты ведь сам
сказал, что мы не увидимся, пока я… Ну… Это… Того самого.
— Балбес! — разразился маг, быстро перебирая на полке аккуратно сложенные

свитки. — После «того самого» с одной из шлюх Уотерполя сляжешь с гонореей
уже на следующую ночь. Знаешь, сколько таких недоумков приходят ко мне за
помощью каждый сраный день?
— Я не думал, что… — Чонгук продолжал прятать глаза, неловко почёсывая

затылок и вжимая голову в плечи.
— Да я уж понял, чем ты думал, — возвёл очи горе Тэхён, махнув головой в

сторону освобождённого от вещей стола. — Ложись, будем из тебя беса
изгонять.
— Ч-чего? — заикнулся брюнет, поднимая глаза и утирая щёки от высыхающих

слёз, после которых на лице оставалась невидимая неприятная плёнка.
— Мало ли, какую ты там заразу подхватил и притащил ко мне в дом, — ядовито
сощурился маг, но не становился крайне серьёзным, поскольку в его сиреневых
глазах играли дьявольские огоньки.
— Но ведь я не… Ну… Не занимался ничем таким, — Чонгук чувствовал, как его
щёки горят огнём тысячи дьявольских костров. — Я же сказал, что не смог и…
— Твоё либидо потерпело крах, какая разница? Ложись и не выкобенивайся, а то

заряжу тебе сапогом в гузно так, что до дворца вольной птицей долетишь, —
проворчал чародей, начиная копаться на полочках с различного рода
ингредиентами.
Чонгуку ничего не оставалось, как вздохнуть и двинуться к столу. Он

недоверчиво оценил прочность, чуть пошатав его из стороны в сторону.
Скрипучие ножки не внушали вообще никакого доверия, но сопротивляться у
него не было ни сил, ни желания, да и как можно сопротивляться этому магу?
Чонгук запрыгнул на стол, заранее приготовившись к тому, что он в любой
момент может рухнуть под массой тела. Но тот, вопреки ожиданиям, стойко
удержал его, даже когда Чон попытался лечь спиной на твёрдую деревянную
поверхность и сцепить руки на животе.
Он уставился на чародея, который нёс подсвечник с чёрной горящей свечой и

связку из каких-то трав. Тэхёново лицо, исполосованное узорами тёмно-бежевых
меток, излучало только строгость и серьёзность, никакого былого веселья.
Чонгук сглотнул, глядя своими чистыми невинными глазами на чародея.
— Что ты собрался делать? — тихо спросил он, насторожившись.
— Ничего плохого, но и ничего хорошего, — ответил Тэхён, заправляя светлый

локон за ухо и разворачивая один из свитков.
Чонгук заметно вздрогнул, когда длинные красивые пальцы коснулись шнурков

93/303
на его груди и мягко потянули за них. Он опустил в смятении глаза, во второй
раз за ночь наблюдая, как обнажается собственная грудь. Тэхён, чуть
нахмурившись, освобождал чонгуково тело от одежды, распахивая кафтан и
разглядывая крепко сложенные мышцы живота и груди. Теперь же Чон не мог
скрыть от него своего быстрого дыхания.
Чародей ничего не говорил, поджигая травы, которые к большому чонгукову

удивлению не имели вообще никакого запаха. Брюнет крупно вздрогнул, когда
чужая мягкая ладонь коснулась его груди. Очевидно, маг собирался провести
какой-то ритуал, но, судя по всему, не собирался информировать об этом
Чонгука или же разрешение спрашивать. Конечно, Чонгук в любом случае
ответил бы «да», ну хоть ради приличия стоило.
— Привэтур энима сит инносенс, — закончив бегать глазами по содержимому

свитка, начал шептать Тэхён, продолжая удерживать ладонь на чонгуковой
груди. — Итэ энимэ туэ гуаси лутум ут поллиамини.
Чонгук заворожённо наблюдал, как на прикрытых глазах, что находились

совсем-совсем близко, дрожат ресницы. Он отчаянно боролся с желанием чуть
потянуться и коснуться губами век. Ещё через мгновенье он ощутил холод, что
распространялся от ладони чародея по всей грудной клетке.
— Эт ин нигрэс, сэд эрит тибэ энима туэ манифестум, — договорил Тэхён, резко
отстраняя руку от чонгуковой кожи. Он схватил маленький ножик, полосуя им
свою ладонь и заставляя Чонгука вскрикнуть и дёрнуться.
— Что ты…
— Лежи смирно, — резко прорычал Тэхён, вцепившись свободной рукой в плечо

парня, чтобы тот оставался в прежнем положении. — Если сорвёшь процесс,
вместе коньки отбросим. Болезнь можно вылечить, а если играешь с магией…
Найти лекарство практически невозможно.
У Чона внутри всё заледенело, но он направил все свои силы на то, чтобы
расслабиться. Тэхён сжал руку в кулак над горящей свечой. Тёмно-бордовая
кровь начала сочиться из пореза, медленными каплями падая на горящий
огонёк, но не туша его. У Чонгука перехватило дыхание от увиденного, но диву
даваться не позволило странное ощущение, что зарождалось в его животе. Там
будто всё передвигалось, а органы словно вибрировали.
— У тебя целебное прикосновение, — прошептал он невольно, смыкая губы в

узкую полоску.
Тэхён на это лишь мягко усмехнулся, размыкая руку, на которой раны уже и след
простыл. Чонгук слишком устал удивляться, поэтому лишь нахмурился, когда
чародей аккуратно взял из подсвечника чёрную свечу с запёкшейся кровью, и
поднял над Чонгуком.
— Я не могу обещать, что взмахну палочкой и избавлю тебя от всех бед, —

предупреждающе проговорил светловолосый, глядя Чону прямо в глаза. — Но
я…
— Какого…
94/303
Брюнет захлопнул рот в то же мгновенье, когда капля воска упала на его грудь.
Он заметно вздрогнул, не ожидая этого, и растерянно взглянул на Тэхёна. Глаза
чародея были настолько глубокие и скрывали столько секретов, что у Чона
закружилась голова. На лбу выступила испарина, а бёдра начало обдавать
жаром. Кадык на его шее двинулся, и парень заёрзал на столе, снова чувствуя
себя странно.
Когда о его грудь разбилась вторая капля воска, Чонгуку показалось, что у него
едет крыша в прямом смысле этого слова. Потолок над головой чуть поплыл,
взор затуманился, а судорога сковала низ живота. Его тело словно превратилось
в перекрёсток нескольких сильных потоков; чувство осязания, обоняние и
вообще всё восприятие обострилось. Казалось, что в глотке пересохло, тогда
как рот был переполнен слюной.
Кожу обожгла третья капля кровавого воска, и Чонгук прогнулся в спине,

захрустев позвонками. Низ живота сковала сладкая судорога, и он не смог
удержать скулежа, хватаясь ладонями за края стола и сжимая до побеления
пальцев. Зрачки сокращались, Чонгук разомкнул губы, но ничего не мог
произнести вслух, лишь дышал, потому что слова казались мокрыми и кислыми,
собирались потом возле загривка и падали, разбиваясь о деревянную
столешницу.
Наблюдая за чонгуковыми метаниями, Тэхён отставил свечу в сторону,

расслабленно выдыхая. Но стоило ему чуть прижаться бедром к краю стола, как
рука брюнета ухватила его за воротки рубахи и потянула на себя. Не успел маг
понять, как чонгуков рот накрыл его собственный, затягивая в пылающий
мокрый поцелуй, каких никогда ещё не было у Чонгука. Его пухлые розовые
губы хоть и целованные, но столь же невинны, как и душа.
— Не торопись наслаждаться, — шептал маг в поцелуй, не в силах сдержать

улыбку, но продолжая отвечать. — Иногда стоит помучить себя предвкушением.
Быть может, оно окажется самым приятным…
Помимо сердца, что колотилось с невообразимой скоростью из-за сладких,

словно топлёный сахар, губ чародея, внутри происходило что-то невероятное.
Чонгук ощущал, будто что-то происходит, переставляется, переделывается и
уже никогда не будет прежним. Он не знал, что с ним происходит, мягко целуя
губы мага, чуть причмокивая и позволяя своей ладони скользнуть по
невообразимо мягкой щеке. Огладить указательным пальцем линию челюсти и
забыться в упоительных ощущениях от столь желанного поцелуя. Он ничего,
чёрт возьми, не понимал, когда воск застывал на его груди, стягивая кожу.
Но одно Чонгук знал точно — он отравил себя этими чувствами и уже никогда не
сможет вернуться назад.
95/303
10. Меридиемы.
В пыльной мрачной библиотеке всегда всё оставалось по-старому. Но

для Чимина было что-то такое, совершенно особенное в запахе старинных
свитков, в терпком аромате чернил, пергамента и кожаных переплётах
огромных книг; в том, какая пыль в библиотеке, - казалось, она даже вела себя
не так, как пыль в любой другой комнате. Она словно переливалась золотом в
свете лампадок и факелов, оседая, как пыльца фей на поверхности ветхих
дубовых столов и лавок. Иногда принцу казалось, что момент, когда он потерял
мать, был похож на пожар в библиотеке.
В библиотеке можно многое найти, если знать, что именно искать. Вот и Чимин
был в постоянном поиске. Чаще всего он любил штудировать книги о флоре и
фауне Уотердипа и далёких королевств. Библиотека для принца это гербарий
чувств и знаний, определённый сосуд, где хранились засушенные копии всех
цивилизаций и других миров, которых, может быть, даже не существует. Но
Чимин всегда верил в них, как и в магические силы. После всего, что он видел,
слышал и ощущал за последнее время, вера в драконов только сильнее
укоренялась в его разуме, оплетала цепкими ветками его мысли и росла,
подпитываемая желанием верить.
Королева всегда говорила ему, что «сильная вера способна совершать чудеса».
Да, она прививала ему это с детства — если вместо «невозможно, не бывает»
твердить «возможно» и «бывает», то жизнь сразу приобретает новые краски.
Позднее, повзрослев, принц понял, что в этом неоднозначном тяжёлом мире
вера и надежда связаны и неотделимы, как канат и якорь. Веру нельзя
подвергать сомнению, в ней нужно просто жить.
По прошествии нескольких дней принца всё не отпускал короткий, брошенный

синевласым парнем ответ на его вопрос.
— «Кто ты?»
— «Дракон».
Почему он сказал именно так, отодвинув ещё дюжину вариантов для иного
ответа? Неужели, нашёлся человек, который верит в это точно так же, как
принц? А может он знал и видел гораздо больше? Этот вопрос мешал Чимину
засыпать, есть и просто существовать.
— Ваша милость, — раздосадованно буркнул Хосок, взгромоздив толстую книгу

на пыльный стол, тем самым заставив принца чихнуть. — Хватит витать в
облаках, в самом деле. До вечернего колокола осталось всего ничего, а мы и
половину не вычитали.
— Извините, — промямлил принц, почесав раскрасневшийся нос и сложив руки

на столешнице. — Я задумался.
Хосок вздохнул и даже не поморщился от пыли, поскольку давно привык, ведь

проводил большую часть своего времени в стенах библиотеки. Не то чтобы он
был зол или раздражён, скорее, казался уставшим.
— И о чём же? — помассировав переносицу, спросил учитель.
— Могу я взять несколько книг о растениях в свои покои? — осторожно

поинтересовался Чимин, подозрительно отводя глаза в сторону.
96/303
— Для чего? Вы же спокойно можете прочесть их здесь, — чуть потупив взгляд,
учитель громко захлопнул большую книгу о развитии и образовании Уотердипа
как королевства. — Вы же знаете, что Его Величество запретил Вам таскать
книги из библиотеки в покои. Откуда такая нужда?
— Да, помню я, помню, — принц почесал затылок, задев серебряный обруч,

отчего украшение сползло набок. — Просто… Дело в том, что…
На несколько секунд сомнения заполонили чиминово сознание, когда он поднял

глаза и лицезрел на себе проницательный взгляд своего учителя. Принц вдруг
ощутил, что его сомнения — это его же предатели. Они вечно заставляют его
терять то, что он, возможно, мог бы получить, если бы не боялся попробовать.
Чимин будто толкается на одном месте, копошится в страхе осуждения или же
наказания. Ему это слишком надоело.
— Дело в том, учитель… — начал было говорить принц, но в горле встал хриплый
ком, и Пак, кашлянув, продолжил: — Дело в том, что ночью я уходил из дворца
и…
— Чего? — распахнул глаза мужчина, невольно дёрнув рукой и смахнув со стола

чернильницу. Та глухо ударилась о каменный пол, усеяв его брызгами чёрных
капель. — Вы… Что?
— Не кричите так, прошу, — виновато опустил принц голову, снизив звучание

собственного трясущегося голоса. — Я просто… Мне было интересно посмотреть
на мир вне замка, я не… — Чимину было тяжело говорить, когда он ощущал на
себе прожигающий взгляд учителя. — Как я могу быть принцем, если не видел
жизни? Мне было интересно взглянуть, как цветут растения, почувствовать, как
дует ветер, разве я виноват в этом? Разве моя вина в том, что я заточён в этом
дворце, как птица в клетке?
— Милорд…
— Разве я виноват, что хочу чувствовать себя человеком? — Чимин поднял

стеклянный взгляд, а его грудную клетку обдало теплом, когда вместо
осуждения или злости он увидел лишь сочувствие и… Понимание?
— Милорд, — повторил Хосок, опустив брови и потянувшись к чиминовой ладони.

Принц даже не заметил, как с силой сжал в ладони кусок пергамента, на
котором делал записи. — Я не собираюсь никому ничего говорить, потому что
это обернётся для Вас очень серьёзным наказанием, — напряжённо выдохнул
мужчина, тщательно подбирая слова, дабы не вывести принца на слёзы. — Я дал
королеве слово, что буду приглядывать за Вами и сделаю всё, чтобы защитить,
но… — учитель сделал томительную паузу, накрыв чиминову ладонь своей. — Но
Вы подвергаете себя такой опасности, что я не могу…
— Нет, — дёрнулся Чимин, воодушевившись словами о матери. — Вовсе нет, я

максимально осторожен, честное слово, я… — его глаза невольно забегали в
поиске мыслей. — Я скрываю волосы и… И сапоги тоже другие надеваю… То
есть, я не подвергаю себя опасности, честно-честно, никто меня не видит и не
слышит, я…
— Господин, — губы Хосока растянулись в едва заметной улыбке, а в уголках

97/303
глаз появились морщинки, давая принцу понять, что он окончательно сменил
гнев на милость. Ведь столь сумбурное невинное оправдание своих деяний
уносило Хосока на несколько лет назад, когда Чимина можно было удивить
огромной книгой или историей о накерах. Учитель грустно улыбнулся и
медленно похлопал парня по ладони.
— Так уж и быть, — сдался он под напором эмоций, заприметив сияние надежды

в юношеских глазах. Было там что-то ещё, помимо желания покинуть дворец и
прогуляться по городу. В глазах юноши сияли чувства и интерес, какая-то
интрига и… Страх? Там стоял звон ключей от тайны. Принц действительно
боялся, но чего ему бояться, если нечего скрывать? Будто в том месте, куда он
ходил, его что-то ждало. Или кто-то? Эта мысль на мгновенье проскочила в
сознании Хосока до того, как он продолжил говорить:
— Если Вы пообещаете мне, что будете максимально осторожным, я…
Учитель не успел договорить, когда принц подскочил на месте и, потянувшись

через стол, крепко обнял мужчину, закрывая глаза. Хосок некоторое время
держал ладони в воздухе и сомневался, имеет ли он хоть малейшее право
ответить тем же, ведь несмотря ни на что перед ним находился принц. Но через
мгновенье руки уже сами потянулись к плечами, чтобы обнять мальчишку в
ответ, а по лицу безвольно растеклась улыбка.
***
За ужином как обычно кусок в горло не лез. После скучнейшей вечерней

трапезы, на которой все разговоры и беседы крутились лишь вокруг женитьбы
младшего принца на принцессе Ферелдена, Чимин решил посетить покои
младшей сестры. В какой-то момент ему показалось, что он слишком сильно
соскучился по принцессе Сончан, поскольку из-за большого количества
придворных, нянечек и слуг им редко удавалось остаться наедине.
Тихо постучавшись в массивную дверь, принц покосился на хладнокровно

несущего свою службу стражника. Услышав ответ, он вошёл в большие покои,
оглядываясь по сторонам. В камине потрескивал огонь. Одна из нянечек
заплетала серые волосы девочки, сидящей на кровати, в косу. Всюду шныряли
служанки: кто прибирал разбросанные игрушки, кто подготавливал платья, кто
приводил в порядок туалетный столик. Несколько пар глаз устремили взгляды в
сторону принца, вызвав некоторое напряжение.
— Оставьте нас, — отстраненно приказал принц, после чего лица нянечек и

служанок окрасились недоумением. Но холодный тон юноши быстро выжег
сомнения и девушки, впопыхах подобрав длинные юбки, поспешно покинули
комнату.
Broods — Sleep Baby Sleep
— Чимин? — улыбнулась девочка, развернувшись к брату и залезая на перину с

ногами. На ней была надета шёлковая тёмно-серая сорочка с огромным
количеством рюш, а волосы аккуратно заплетены в косу; принцессу
подготавливали ко сну. — Хорошо, что ты их прогнал. Они мне так надоели, —
покачала Сончан головой и поморщила нос. В такие моменты она очень сильно
напоминала Чимину их мать.
98/303
— Надеюсь, ты не слишком их мучаешь своими капризами, — улыбнулся принц,
присаживаясь на край перины. — Тебя же хлебом не корми…
— Это они меня мучают со своими наказами! Сегодня утром я так сильно хотела
яблоко в карамели, а они мне не давали, — надулась принцесса, сложив руки на
груди. — Ну я им и говорю: «Вы вообще няньки или кто? Я просто хочу яблоко, а
не куклу из золота». Так они были готовы найти мне золотую куклу, чем дать
съесть яблоко.
Принц ещё шире улыбнулся, невольно вспоминая наливные красные яблоки. Ему
вдруг невыносимо захотелось принести их сестре и застать удивление на её
лице, потому что таких вкусных яблок нет больше нигде в королевстве. Он
потянулся к лицу девочки, аккуратно заправив серую прядь, что выбилась из
косы, за ухо, и несильно щёлкнул пальцами по лбу. Сончан пуще прежнего
надулась, возмущённо нахмурившись и схватившись за лоб ладонью.
— А это ещё за что? — проворчала она, потянувшись к лицу брата, чтобы

проделать то же самое.
Чимин ловко увернулся от маленькой руки, захохотав и повалив возмущённую

девчонку на перину. Он начал щекотать сестру, на что та закатилась
заливистым детским смехом и начала кататься по толстому белому одеялу, дабы
избежать мучений.
— П-прекрати, — задыхалась Сончан, ударяя принца по рукам и извиваясь,

словно уж. — Ч-чимин-и…
Плюхнувшись рядом с принцессой, Чимин не переставал посмеиваться, понимая,

как сильно ему не хватало общества младшей сестры. До смерти матери они
были довольно близки, проводили много времени вместе, гуляли по садам,
дурачились, играли и учились. Сончан заметно переменилась после ухода
королевы из жизни. Стала слишком отрешённой от придворных детей,
замкнулась в себе и не подпускала никого близко. Чимин переживал это горе по-
своему, а маленькая девочка, не понимающая, куда вдруг подевалась её мама,
чуть иначе. Лёжа на большой перине и глядя на потолок, Чимин ненадолго
задумался.
— Помнишь, что говорила нам мама? — тихо нарушил он тишину, в страхе

получить в ответ лишь молчание. Девочка лежала рядом, их плечи едва
соприкасались, но они были достаточно близко для того, чтобы принц смог
услышать неровный беспокойный вдох.
— Она много чего говорила, — после затяжной паузы ответила Сончан. — Я

забываю, оно куда-то пропадает из головы…
— О власти, — по потолку гуляли блики горящих свечей, привлекая внимание

Чимина. — Что она говорила об этом, когда ты не хотела слушать нянечек?
Принцесса вновь замолчала, закрыв глаза и будто перебирая в своей голове

воспоминания. А их было предостаточно. У всех есть навязчивые воспоминания,
слишком важные, чтобы просто уйти. Бывает так, что воспоминания
возвращаются снова и снова, и приходится делать всё, чтобы сбежать от них.
Чимин не уверен, знакомо ли это его сестре, бежит ли она от своих
99/303
воспоминаний? Или они теплятся где-то в самом тёмном и дальнем углу, как у
него?
— Лучше быть слугой хорошего человека, чем править вместе с плохим, — едва
слышно проговорила Сончан, прикрывая глаза и сладко зевая. — Так она всегда
говорила.
— Да, именно так, — удовлетворённый ответом, принц уподобился сестре и

прикрыл глаза, нащупывая маленькую ладонь на одеяле и крепко сжимая своей.
Он мог бы рассказать ей какую-нибудь сказку, чтобы та заснула, но принцесса
имела иной склад ума. Она не была похожа на придворных детей, которых
интересовали только сладости и игрушки. — Она часто говорила, что власть —
это самая заразная болезнь на свете и сильнее всего уродует людей.
В покоях повисла желанная, наполненная сонливой тоской тишина. Такой

тёплой тоской, когда жаждешь чего-то, но сам не знаешь чего. Оно существует,
это желанное и неизведанное, но его не высказать какими-то словами. Разве что
безмолвием.
— Я так скучаю по ней, — прошептала себе под нос Сончан, начиная дремать.
— Так сильно скучаю…
И Чимин скучает. Это единственное объяснение его необузданной тяги к

воспоминаниям, которые не помогают даже со временем. Можно только
смириться, стараться скучать всё тише и тише в надежде когда-нибудь
научиться просто помнить, а не жить воспоминаниями.
— Я тоже, — тихо ответил принц, поднимаясь с перины и оставляя на лбу сестры

мягкий едва уловимый поцелуй. — Но она всегда рядом с нами.
***
Принц дождался, пока Чонгук подготовит его покои ко сну, прежде чем
подняться и рыться в сундуках, дабы отыскать не бросающуюся в глаза простую
одежду без вышивки из драгоценных камней и золотых ниток. Слуга выглядел
как-то иначе и постоянно находился будто глубоко в своих мыслях. Вместе с тем
черноволосый показался Чимину слишком уставшим для расспросов. Отвечал
сухо и нехотя, поэтому принц решил не доставать юношу и приказал
отправляться отдыхать, убедив, что сам подготовится ко сну.
Lauren Aquilina — You can be king again
Позаимствовав у Хосока ситцевую сумку, в которой учитель носил большие

учебники и словари, Чимин сложил в неё несколько книг, кусок чистого
пергамента, закупоренную чернильницу с пером и, чуть подумав, вынул из-под
перины ветхий свиток о драконах, аккуратно и трепетно укладывая туда же.
Взял припрятанную за сундуками с одеждой масляную лампу и острый нож,
который стащил на кухне. Принц, перекинув лямку сумки через плечо, покинул
замок, спускаясь через балкон и цепляясь за толстые ветви лозы, что оплетала
стены дворца.
Чистое ночное небо, усыпанное звёздами, украшала огромная полная луна, что
подсвечивала всё вокруг. Пока принц следовал по своему пути, он не мог
100/303
налюбоваться огромным светящимся шаром, повисшим над землёй. Погода в
королевстве почти всегда была тёплой и умиротворяющей, дожди шли очень
редко. На просёлочных дорогах стоял приятный запах горящего сена и стрекот
сверчков. Чимин посильнее натягивал на лицо капюшон, встречая стражников,
солдат или простолюдин, но его сердце, в отличие от предыдущих походов,
чувствовало себя спокойно.
Принц старался идти ближе к окраине леса, не забредая в самую гущу и следуя
по вытоптанным тропинкам. Несмотря на приятный ветерок и шелест
кустарников, разгуливать в одиночку по тёмному лесу было всё ещё боязно и,
как бы Чимин не успокаивал своего учителя, по-прежнему опасно. Монстры,
дикие собаки и прочие лесные обитатели никуда не делись. Первая встреча с
туманником по-прежнему отдавалась в памяти принца болезненным
импульсами, от которых мурашки бежали по спине и рукам.
Чувствуя, что он совсем близко к пещерам, принц начал прихрамывать.

Недавняя травма ноги напоминала о себе ноющей болью в колене. Немного
посидев на траве и передохнув, Чимин попил воды, которую очень
предусмотрительно набрал в бутыль, так же стащенный с кухни. После
передышки принц продолжил путь, оказавшись у пещер. Некоторые сомнения
окутали его разум, когда он посветил лампой в тёмный вход и прислушался.
Никаких звуков, кроме отдалённого журчания воды, не было слышно.
Отбрасывая нерешительность, Чимин двинулся вглубь пещер, внимательно

глядя под ноги, чтобы не навернуться и не сломать себе чего. Он старался вести
себя громче, чтобы житель пещеры знал о его приходе и не пугался, а ещё
хуже — не пугал его своей враждебностью. Когда принц добрался до пещеры, в
которой находился небольшой водоём с прозрачной голубой водой, то никого
там не обнаружил. Он подошёл к водоёму, который уходил далеко вглубь,
поставил рядом лампу и опустил руки в воду, которая была по-прежнему
слишком холодной.
Значит, что синевласый парень не боялся холода или, может быть, даже не
чувствовал его, кем бы ни был. Принц уселся у водоёма в позе лотоса,
вытаскивая из сумки пергамент, чернильницу и перо. Чуть подумав, он высунул
кончик языка и аккуратным почерком вывел на чистом листе. «Не боится
холода.» Посмотрев на свою запись несколько долгих секунд, принц
перечеркнул её, превратив в кляксу, и заменил на другую. «Не боится холода.
Существу чужд холод.» По крайней мере, это как-то давало объяснение
отсутствию в убежище кострища.
Погладив пером подбородок, принц кивнул самому себе и, повертев пергамент в

воздухе, дабы чернила высохли, свернул и отправил обратно в сумку. Снова
потянувшись к воде, Чимин смыл с ладоней пятна от чернил. Поёжившись от
прохлады, вытер руки о накидку и встал на ноги, поднимая следом лампу. В
пещерах по-прежнему стояла глухая сырая тишина, нарушаемая эхом капающей
где-то в глубине проходов воды.
Он двинулся дальше по каменным коридорам, отыскав знакомую пещеру с кучей

разных диковинных вещей и сооруженной из соломы койкой. Заприметив на
ветхом деревянном столе свечу, принц зажёг её с помощью своей лампы. Теперь
уже сырая пещера освещалась двумя источниками света и казалась более-менее
пригодной для жизни. Недолго думая, юноша начал осматриваться по сторонам,
пока не вернулся хозяин.
101/303
Чимину казалось, что тут многое поменялось с его последнего прихода, но он не
мог понять, что именно. А может оно так и было, только от страха и мрака принц
не заметил многое в прошлый раз. На столе по-прежнему были свалены книги и
свитки, которые ещё неизвестно как уцелели во влаге и пыли сей берлоги.
Рядом с самодельным спальным местом было много древесной стружки, а на
сундуке, которого, кажется, точно не было в прошлый раз, были выставлены в
ряд деревянные фигурки.
Улыбнувшись, принц снял с плеча сумку, положив рядом, и присел на корточки,

обнимая колени и разглядывая фигурки. Одна была чем-то похожа на большого
человека с маленькой головой. Другая походила на скального тролля, а
следующая на маленького накера с длинными когтистыми руками. За ним
стояла фигурка, похожая на лошадь или корову, сложно было сказать, она
казалась незавершённой. Ещё одну, похожую на собаку, Чимин аккуратно
переставил к большому человеку с маленькой головой. Фигурок было много,
разных размеров и видов. Одни будто выточены со старанием, а другие — на
скорую руку.
Плюхнувшись на край соломенной койки, принц выудил из сумки пергамент и

принялся делать записи. «Занимается тем же ремеслом, что и люди. Вытачивает
фигурки из дерева. Очевидно, многое знает о флоре и фауне.» Отложив записи,
Чимин вновь принялся разглядывать вещи. Открыть сундук и поглядеть на его
содержимое принцу, конечно же, очень хотелось, но он понимал, что
синевласому это будет вовсе не по нраву. Может, принц и привык, что в его
вещах вечно копаются слуги, но эти вещи не были чем-то сокровенным для него,
каким могло быть содержимое этого сундука. Как и резной шкатулки из чёрного
дерева, что смотрела на него с края стола и будто приманивала к себе.
Покачав головой, дабы избавиться от навязчивой идеи, Чимин опустил глаза.

Под столом, приставленная к ножке, стояла лютня. Поднявшись на ноги, принц
аккуратно взял инструмент, оглядывая со всех сторон. Во дворце на таких
играли барды и обычно он очень заслушивался этой чудесной музыкой и
песнями. Коснувшись подушечками пальцев тонких струн лютни, Чимин провёл
по ним, и по пещере эхом прошёл приятный звук. «Играет на лютне.»
Решив больше не трогать чужие вещи, принц выпил ещё немного воды и
посильнее закутался в накидку, поскольку в пещере из-за сырости и каменных
стен было холоднее, чем на улице. Он взял свою лампу, поставив её рядом с
самодельной периной, присел на край, расположив пергамент поверх одной из
книг у себя на коленях, и принялся вспоминать, попутно делая записи.
«Глаза янтарно-жёлтого цвета с тёмно-коричневыми вкраплениями, но в ночи

подсвечивались желтоватым светом. Голубые волнистые волосы сливались с
чистой прозрачной водой. Кожа чрезмерно бледная, как при болезни. Длинные
острые ногти то появляются, то исчезают, чаще всего оно прячет руки под
длинными рукавами. Одежду носит ту же, что и люди. Дважды назвалось
человеческим именем: Юнги. Имеет какие-то магические способности и умеет
перемещать свой голос в головы людей.»
Чимин перечитывает свою писанину несколько раз и на секунду ему кажется,

что подобное он уже находил где-то. В голове все описания перемешались, но
что-то такое он точно где-то уже вычитывал. Принести с собой целую
библиотеку он, конечно же, не в силах, но пришлось довольствоваться тем, что
102/303
есть. Вытащив несколько книг из сумки, юноша принялся листать их, дабы
освежить свою память. За чтением, как это часто бывало, он полностью
отдалялся от реальности, абстрагируясь от звуков, запахов и всего
происходящего вокруг. Принц не услышал, как в глубине пещер раздался
всплеск воды и какие-то шорохи, следом звуки приближающихся тихих шагов.
— Я ведь предупреждал тебя: если заявишься и будешь лапать мои вещи, то я

выдерну из твоей королевской задницы ноги и засажу обратно в гузно, —
хриплый грубый голос застал Чимина врасплох, и тот подскочил на месте, но на
лице, как ни странно, не было даже намёка на испуг или былой страх.
— Здравствуй, — чуть улыбнулся Чимин, поднимаясь на ноги и захлопывая

книгу, чем приводя существо в ещё большую растерянность и недоумение. — Я
ждал тебя!
— Чего? — нахмурился синевласый, стоя в проходе, что вёл из пещеры в

каменные коридоры. — Ты слышал, что я сказал?
— Слышал, — качнул головой принц, от чего капюшон сполз с его волос. — Но я

не доставлю тебе неприятностей, правда. И я не трогал вещи, только взглянул
на лютню, но сразу же вернул на место, — Чимин указал коротким пальцем на
инструмент, что стоял под столом, и лучистыми большими глазами взглянул на
парня.
Пряди его голубых волос были мокрыми, будто он только вылез из воды и просто
покачал головой, стряхивая мешающие капли. На теле была всё та же чёрная
накидка из плотной ткани, местами более тёмная из-за той же влаги. На плече
он удерживал небольшой мешок, в котором что-то копошилось. Кажется, это
была рыба или ещё какая водная живность, потому что запашок стоял
соответствующий. Чимин невольно поморщился, а парень, заприметив это, снял
мешок с плеча и отбросил в сторону.
— Сюда часто забредают скальные тролли, радуйся, что не пошёл им на

похлёбку, — пробурчал Юнги и шагнул в сторону стола, доставая из вещей
какую-то тряпку.
— О, я не боюсь скальных троллей, — с ещё большим энтузиазмом заверил

принц, топчась на месте и зачем-то пряча исписанный пергамент за спиной. — У
нас во дворце один такой охраняет казну. Жуть, какой твердолобый, но добрый.
— Поверь, те тролли, что рыскают по пещерам, ещё тупее, но отнюдь не

добрее, — отвернувшись от принца, синевласый явно скрывал свою
обескураженность, расправляя тряпку и развязывая мешок.
— Учитывая то, что здесь нет ни одного каменщика, ты отлично находишь

общий язык с троллями? — спросил осторожно Чимин, аккуратно собирая свои
книги в стопку.
— Ага, большой опыт, — хмыкнул парень. — Всю жизнь вожусь с идиотами.
Принц тихо засмеялся, но через несколько мгновений ему показалось, что он

тоже входит в это число, и шутка плавно перешла в оскорбление. Он отвернулся,
надувшись.
103/303
— Так и зачем ты пожаловал? — отдалённо бросил синевласый, вываливая из
мешка кучу живых светящихся осьминогов. — В королевской библиотеке не та
обстановка для чтения?
— Для чего они тебе? — удивился Чимин, увидев гору светящихся осьминогов,
что копошились в расплывающейся по тряпке луже. — Ты что, их ешь?
— Ага, прям так, — цокнул Юнги, возведя очи горе. — Нет, дубина. Я сушу их и
отношу Тэхёну, он платит мне такие штуки, которые монетами называются. На
них я покупаю еду, которую действительно можно есть.
— А зачем ему так много осьминогов? — не обращая внимания на глумление,

сквозившее в чужом тоне, поинтересовался Чимин, неосознанно дуя от
любопытства губы и прижимая книги к груди. — Он их ест?
— Да чего ты заладил то: ест да ест. Любишь в чужие рты заглядывать что ли?
— всполошился синевласый, выпрямляясь и встряхивая мешок. — Не ест он их, а
продаёт. Они являются мощным афродизиаком.
— А что такое афродизиак? — пуще прежнего напыжился принц, растерянно

глядя то на лужу из осьминогов, то на парня.
— Ты… — Юнги впал в лёгкое смятение, тут же отворачиваясь, дабы скрыть от

чужих глаз лёгкий румянец, который на бледных щеках можно было разглядеть
очень чётко. Чужая невинность застелила ему глаза. — Забудь. Мне нужно
уходить, и тебе бы тоже следовало поскорее убраться отсюда.
Чимин всеми силами пытался избежать вопроса о том, на кой-чёрт он снова

заявился в чужое логово. Потому что честного обоснованного ответа у него и не
было вовсе.
— А можно… — принц начал впопыхах заталкивать книги в свою сумку. — А

можно мне пойти с тобой?
— Ты ведь даже не знаешь, куда, — пробурчал парень скептичным тоном, всё

ещё пряча от чужака лицо.
— Я хотел пройтись по лесу, чтобы изучить растения, но мне боязно одному, —

на ходу выдумывая, Чимин перекинул лямку сумки через плечо и наклонился за
лампой. — Я не помешаю тебе.
— Валяй, только до города провожать не буду, — отстранённо пробубнил

синевласый, двинувшись к столу и вытащив из-под него плетёную корзину.
— Мне нужно собрать кое-что и отнести Тэхёну.
— Хорошо, я могу помочь, — воодушевлённо качнул головой принц, расправив

плечи, будто отправлялся на какой-то подвиг. Юнги почувствовал, как от парня
волнами исходила необыкновенная страсть к приключениям и опасностям.
Казалось, душа мальчишки могла порвать любые цепи. Он будто был той самой
Евой из древних сказаний, уже отведавшей запретного плода, но ещё не
ощутившей сполна его горечи.
Покинув пещеру, они шли по тропе к лесу в молчании. Чимин не мог сказать, что
он думал о чём-то конкретном, скорее его мысли находились в полёте. Мельком
104/303
он наблюдал за походкой существа и мысленно отмечал, что ещё ему следует
прописать в своих наблюдениях. Задавать какие-то вопросы не хотелось, как и
нарушать тишину, разбавляемую шелестом травы под ногами и волчьим воем
где-то в глубине леса.
— Ты играешь на лютне? — невольно бросил принц, стараясь поспевать за

быстрым шагом парня.
— Ты сказал, что не будешь мешать, — отозвался он, даже не взглянув в сторону

принца. — Вот и не доставай.
— Прошу прощения, — тут же извинился Чимин в силу привычки, глядя под ноги,
дабы не споткнуться о ветки. Где-то из-под чёрного капюшона послышалось, как
парень цокнул и, скорее всего, снова возвёл очи к небу.
Несмотря на столь короткие разговоры, Чимин изо всех сил старался быть
искренним. Потому что искренность и была самой большой смелостью и в то же
время его оружием. Сложно сделать что-либо с человеком, который сам с собой
искренен. Ещё сложнее относиться к нему со скептицизмом и проще всего
довериться.
— И давно ты живёшь в пещере? — не выдерживает принц спустя ещё

некоторое время. — Ты там один?
— Ох, ну и угораздило же меня, — вымученно вздохнул синевласый, качая

головой. — Ты так любишь лясы точить?
— Чего точить? — скуксился Чимин, сжав плечи.
— Слушай, не вынуждай меня сворачивать тебе шею, — взбеленился парень, от

чего его голос стал более хриплым и низким. — Кажется, я дал понять, что не
желаю вести светские беседы с королевским отпрыском.
— Как грубо, — оскорбился и сморщил нос принц, вглядываясь в высокие

деревья, к которым они подходили всё ближе. — Я же не заставляю
рассказывать мне свою родословную, а тебе следовало бы поучиться манерам.
— Какая-то дворцовая сопля меня манерам учить удумала, — хмыкнул надменно

Юнги, качая в руке корзину. — Та самая сопля, которая влезает в чужие дома и
копается в чужих вещах.
— Это не дом, а сырая тухлая пещера, — возмутился Чимин. — И ничего я не

копался, нужно мне больно твоё барахло, грубиян.
— Вот и побеседовали, — заключил Юнги, не скрывая в голосе радость от того,

что разговор наконец-то окончен.
«Жутко заносчивый и грубый болван.» Принц тихонько усмехнулся, мысленно

потирая ладонями. Это, конечно, он не станет писать в своих заметках, но где-
нибудь ещё точно запечатлеет. Они продолжали путь, который из открытого
поля прокладывался в лес. Чимин не заметил, как мельком начал поглядывать
на профиль парня, оставаясь, как ему казалось, незамеченным. «Жутко
заносчивый и грубый болван с чрезвычайно красивыми чертами лица, как у
русалок из бестиариев.» Судорожно покачав серой головой, дабы избавиться от
105/303
мыслей, Чимин постарался думать о чём-нибудь другом, мало ли, это существо
умеет залезать в мысли.
Florence + The Machine — Never Let Me Go
Вскоре чиминово обоняние начало улавливать в воздухе леса какой-то до жути

знакомый запах. Он был чуть сладковатый, вместе с тем горький. В разуме
начали копошиться мысли и воспоминания, как те осьминоги. Но принц всё
никак не мог вспомнить, на что же похож этот запах. Он словно был вычитан в
какой-то интересной книге когда-то очень-очень давно, ещё в детстве. Вскоре
через массивные стволы деревьев где-то вдалеке начали пробиваться
голубоватые лучи какого-то свечения, и Чимину на голову рухнула чугунная
наковальня осознания.
Это был запах меридием. Цветов, которые в темноте загорались голубоватым

свечением. При свете они наоборот сворачивались в бело-голубые бутоны,
потому что под лепестками находились области, которые впитывали в себя и
поглощали солнечный свет. Ночью же эти цветы распускались и начинали сиять,
словно те огоньки в пещере, только гораздо больше.
У Чимина пересохло в горле, сердце волнительно застучало под рёбрами.

Королева часто рассказывала ему об этих волшебных цветах, а как-то перед
сном принесла один такой, оставив на тумбочке у перины принца. Цветок не
вызвал у мальчика никаких эмоций до того момента, пока он не проснулся ночью
от света, бьющего в глаза. Это был распустившийся цветок меридиемы.
Чимин не мог поверить своим глазам, когда поляна со светящимися цветами

была буквально в нескольких шагах, а запах полностью окутал его сознание и
внутренности, затягивая в воспоминания. Он застыл на месте, тогда как Юнги
шагнул на поляну, начал осторожно срывать цветы, которые чуть тускнели,
оказываясь в корзине, но не теряли своего света целиком.
— Это… — у принца в голове громыхали целые эшелоны мыслей, а перед

глазами вырисовывался чёткий образ мамы, что протягивала ему цветок.
— Волшебно.
Поляна, словно чёрное небо, усыпанное звёздами, прямо как над головой. И
Чимин будто находился в пространстве между двумя небесами. Ураган,
зарождающийся где-то глубоко-глубоко внутри, в районе сердца, заставил
Чимина шагнуть вперёд. Ещё шаг, второй, третий, он обернулся, огляделся
вокруг, но на светящейся поляне будто никого не было. Только он, загнанный в
лабиринт из больных воспоминаний. Один, брошенный и всеми преданный, без
малейшего права голоса в этой жизни. Вынужденный жить в заточении среди
ледяных каменных стен, окруженный людьми, которые втайне его презирают.
Казалось, у него не осталось ничего, кроме книг, цветов и воспоминаний, в
которых он тонул, как в светящейся неоновым светом трясине.
Вечный заложник того, что связано с памятью. Чем больше Чимин пытается
вспомнить, тем больше приятные светлые воспоминания утекают сквозь его
пальцы, вытравливаются, уходят, даже с позором и страхом сбегают от него.
Чем сильнее он за них цепляется, тем быстрее теряет. Чимину так сильно
хотелось, чтобы хоть кто-нибудь зачерпнул из него накопившегося дёгтя
маленькой ложечкой, и отлил, чтобы он не переполнился. Но вместо этого все
106/303
вокруг опускают в него обе руки по самые локти так, что чёрная густая жижа
плещет наружу через края. И с самого дна поднимается что-то… Вроде бы
забытое, но страшное. То, что в простонародье называют болью от
воспоминаний. Тоской. Не потухшим горем. Время ни черта принца не лечит, оно
просто идёт дальше и никогда не останавливается.
Чимин, стоя посреди горящей голубым светом поляны, закрыл глаза, чувствуя,
как что-то мокрое скатывалось по его щекам. Ему хотелось, чтобы это был всего
лишь сон, как прежде. Но он понимал, что это та самая реальность, в которой
нет матери. Тогда почему её светлый образ так ярко и чётко стоял перед его
глазами?
Юнги, выпрямившись, отметил, что в корзине достаточно цветов. Повертел

головой, обнаружив принца, стоящего посреди поляны. Вместо того, чтобы
окликнуть парня, синевласый лишь раздосадованно покачал головой и тяжко
вздохнул, двинувшись в его сторону. Лучше не привлекать криками всякую
лесную живность. Но оказавшись рядом с принцем, Юнги не спешил теребить
его плечо, поскольку мальчишка стоял, прикрыв глаза. Парень замер, увидев,
как по чужим красным щекам струятся слёзы, падая с подбородка на тёмную
ткань накидки.
В этот момент Чимин не был похож на особу королевских кровей. На секунду он

показался Юнги всего лишь мальчишкой, который заблудился в лесу. Его
почему-то все бросили за ненужностью или может за отсутствием от него какой-
либо пользы, Юнги, правда, не знал. Он видел перед собой лишь чистую
непорочную душу, которую терзали совсем не детские муки. Принц был
беззащитным, хрупким и будто поломанным не кем-то, а самой жизнью. Он
нуждался в том, чего не существовало и существовать не могло. Глаза
синевласого невольно обдало жёлтым свечением.
Чимин шёл туда, где он мог быть или где уже бывал, делал вид, что всё и
вправду хорошо. Но себя он обмануть не мог — на самом деле всё было ужасно.
И очень, очень больно. Мама шептала ему, что нужно выкинуть всё ненужное из
сердца, и тогда станет легче жить на свете. Чимин, захлёбываясь слезами,
почувствовал чужое присутствие рядом, а ещё через секунду мама взяла его за
руку, крепко сжимая в своей хрупкой худой ладошке. Улыбка затронула
припухшие губы принца, потому что ему наконец-то снился не кошмар. Самый
близкий и родной человек — его мать, держала его за руку и обещала, что ни за
что не даст в обиду и защитит от всего на свете. Распахнув покрасневшие от
слёз глаза, чтобы увидеть маму, принц обнаружил перед собой подсвеченный
жёлтым сиянием взгляд синевласого, что крепко держал его руку в своей.
Ногти на красивых бледных пальцах были обычными, человеческими.
107/303
11. Запретные воспоминания и алмазные замки.
Потягиваясь на чёрством матрасе, что набит шелестящей соломой,

Юнги хрустит шейными позвонками и зевает. Это утро своей пещерной
сыростью и приятным запахом плесени никак не отличается от всех
предыдущих. Глаза чуть слипаются, когда синевласый накидывает на бледные
крепкие плечи ситцевую мятую рубаху.
Всё ещё потягиваясь и пытаясь избавиться от дрёмы, он поджигает свечу,

поскольку в пещеру не пробивается ни единого луча света. В отличие от пещеры
Намджуна, что расположена гораздо выше, у Юнги полностью изолированное
логово, в котором свет можно получить только от свеч или голубых светлячков.
Иногда он ловит их прямо в склянки и большие бутыли, расставляя по углам
пещеры, как горящие факелы. Но светлячки быстро умирают и угасают, давая
свет всего на четверть суток, поэтому Юнги решил, что это гиблое дело. Ему и в
полумраке неплохо живётся.
Синевласый заметил, что сон всё не желал покидать его сознание, окутывая
мягкими пушистыми объятиями закоулки мыслей и замедляя их. Двинувшись по
каменному проходу в другую пещеру, Юнги уловил приятный звук капающей
воды, что эхом разносился по каналам. Всё как и всегда. Оказавшись у
небольшого пещерного озера с переливающейся голубой водой, дракон ощутил
шествие мурашек по бледной коже и встрепенулся, одним движением скидывая
с тела рубаху. Не прошло и нескольких секунд, как по холодным закоулкам
логова шустрым зайцем миновал звук громкого всплеска. По воде пошла
крупная рябь, разбиваясь о каменные берега.
Юнги нырнул в воду, погружаясь всё глубже. Вода обволакивала его бледную
кожу, касалась тела и будто любила его. Только в воде синевласый чувствовал
себя тем, кто он есть на самом деле. Когда ледяные потоки несли его по
течению, то ничего больше не имело смысла. Удовольствие было столь
пронзительным, что граничило с болью. В детстве, когда Юнги был ещё мелким
неопытным драконом, будучи самым младшим в семье, он большую часть своих
дней коротал в озёрах и реках, пока его братья и сёстры учились людскому
ремеслу. Сестёр учили шить и готовить, а братьев — охотиться и ковать железо.
Но даже тогда у каждого было право на удовольствие, вот Юнги и сбегал,
погружаясь на глубину и выбираясь только немного подышать.
Отец подолгу ворчал, сетуя на минову неопытность и то, что им нужно

осваивать земли, учиться быть людьми, а не чудовищами, какими их привыкли
видеть. Юнги никогда не желал притворяться, потому что всегда знал и никогда
не забывал, кто он, пока все остальные пытались избавиться от своей второй
сущности. Все, кого Юнги знал, не любили своё второе «я», толком не осознавая,
насколько они сильны и могущественны. Водные драконы всегда отличались от
других видов тем, что больше всего старались подавить свою сущность, растить
в себе человека и истреблять дракона. Взращивать могущество не только в
силе, но и в разуме.
У каждой семьи есть свои легенды. События, важные слова, поступки, которые
Юнги по сей день хранит в памяти и которые помогают ему не забывать, кто он
такой, чем гордится, за что хватается. Истории, на которых он останавливается,
и эти остановки превращаются для него в точки отсчёта в беге времени, которое
течёт и бурлит, имея неистовую силу и вытравливая из воспоминаний все
108/303
ценные мгновенья.
Несмотря на размолвки и частые свары, Юнги всё равно любил и старого

ворчащего отца, и вредную, но заботливую мать. Жизнь семьи тем и была важна,
что впечатления были постоянными и обыденными, что она действовала
незаметно, укрепляла дух Юнги, как воздух, которым он дышал. Юнги любил
распри с сёстрами и шуточные дурацкие перепалки со старшими братьями. Он
любил шумные ужины, на которые всегда опаздывал, потому что уплывал
слишком далеко. Он любил сталкивать сестёр в озеро и носиться от них по всей
деревне. Он любил пасти лошадей и втайне от родителей сбегать в горы со
старшими братьями, чтобы потренировать обращения или покрасоваться перед
девчонками, которые собирали хлопок. Он любил дразнить скальных троллей и
хохотать над их бранными словечками. Несмотря на всё, он любил то, как отец
отчитывал их, выстраивая в ряд. На Юнги он всегда злился меньше всего —
младшенький же. Но братья потом здорово отыгрывались, сваливая на него всю
работу в полях, и он всё равно любил это.
Их народ, не познавший прелести цивилизованной жизни, какая появилась

сейчас, всегда отличался добротой и открытостью, этому водных драконов
учили с самого детства. Все делились на племена, постепенно называя себя
семьями, охотились, ловили рыбу, строили жилища, осваивали быт… А брачные
узы считались нерушимыми. Водные драконы, в отличие от других видов,
связывались ими только раз в жизни. Поэтому каждый подходил к созданию
семьи ответственно. Драконы не вступали в брак, пока не находили того, с кем
было по пути. А понять это они могли только тогда, когда сами становились
полноценными личностями и видели ясно свой жизненный путь. Юнги не успел
до конца познать это, но любил этот обычай и собирался следовать ему, как и
мать с отцом, которые обручились ещё в юности.
Он любил свою жизнь до самого конца, до тех самых пор, пока было, что любить.
До того дня, пока небо не окрасилось в тёмно-серый цвет.
***
Pat O'Connorly and His Orchestra — Star of Dublin
После пары часов, проведённых в подводных пещерах, Юнги смог взбодриться и

поймать пару жёлто-розовых рыб, чтобы перекусить. В каналах водилось мало
морской живности и водорослей, которыми он обычно питался. Намджун
частенько притаскивал из городских таверн какие-нибудь пироги или просто
печёный хлеб, но Юнги такое совсем не по вкусу. Больше всего он любил лосось,
который в последнее время тяжело было достать, поскольку водился он всего в
нескольких водоёмах, на которые зачастили целые толпы деревенских рыбаков.
А в дозор ходить времени не было, да и желания; вот и питается Юнги, чем
приходится.
Выудив из скрипучего сундука портки и накидку, он быстро натянул одежду на

себя и потушил шандал, отправляясь в нижние пещеры к Намджуну. У того была
очередная работёнка, подкинутая магом. Долго возмущаясь, но всё же
взгромоздив огромный мешок с яблоками (или чем-то очень на них похожим) на
спину, Юнги потащил его в город, ведя с другом неторопливую беседу по пути.
Исходя хриплым смехом, старший потешался над Намджуном, который
рассказывал историю о том, как пару дней назад какой-то скряга ловко
109/303
облапошил его на городском рынке. Юнги научил его считать, но местные
торговцы слишком уж пронырливы.
Юнги почти с самого начала чувствовал ответственность за младшего. Он

наставлял его, учил контролировать перемену сущности и подавлять в себе
драконьи замашки. Как никак, он старше парня на добрую половину века.
Намджун худо-бедно, но справлялся, а давалось тяжело, поскольку провёл он в
облике дракона продолжительное время ещё задолго до встречи с Юнги. Всю
его семью так же истребили, и маленький перепуганный дракон замуровал себя
и всё человеческое в облике чудовища. Так было проще и разумнее в первую
очередь для того, чтобы выжить.
Намджуна сложно было остановить, поскольку тяга к человеческому брала над

ним верх. Ему было интересно изучать людей, становиться на них похожими и
приучать себя к такой жизни. Без Юнги он делал бы это гораздо дольше, а со
старшим чувствовал себя защищённым. Они оберегали друг друга тем, что были
вместе, бок о бок, плечом к плечу ступая навстречу будущему. Ныряя в этот
бурлящий поток времени и жизни, которая продолжалась, несмотря на тягости
кровавого и жестокого прошлого. Оба не достигли взросления, оба одинокие и
одичалые, они научились жить в этом скрипучем полуразрушенном мире.
Коротая вечера у свечи и рассказывая друг другу всякие истории, они
становились семьёй, пусть и не кровной.
Просыпаясь, Юнги, как и простой человек, тоже испытывал обычное чувство

начинающегося дня и привычных занятий, от которых зависел насущный кусок
хлеба. Ему предстояло с раннего утра до ночи охотиться, собирать для Тэхёна
разного рода травы и прочую гадость, учить Намджуна читать и писать,
контактировать с людьми в городе, и при этом постоянно помнить, что
малейшая ошибка разом могла разбить его жизнь, что из-за рассеянности,
невнимательности, незнания или просто недобросовестности он мог попасться.
Замеченные под капюшоном голубые волосы, одна искринка в глазах или
неправильно брошенное слово могли привести его к разоблачению истинного
облика. Местных жителей хлебом не корми — дай поохотиться на неведомое
чудовище.
Подозрительных личностей он обходил стороной, да и вообще частенько избегал

лишних контактов с людьми, в отличие от Намджуна. Не произнося этого вслух,
Юнги принимал на весь день простое решение: «Держись подальше от людей, и
проживёшь гораздо дольше». Он помнил об этом до последнего момента, пока
не засыпал, и напоминал себе сразу после пробуждения. До тех пор, пока в его
пещеру не пробрался один любопытный мальчишка, который ко всему прочему
оказался ещё и королевским отпрыском. Даже челядь с собой притащил. Он
сразу показался Юнги каким-то разбалованным трусливым нытиком, но потом
вдруг заявился во второй и третий раз. К Юнги уже забирались искатели
приключений, но после лёгких запугиваний их след простыл.
А этот мало того, что возымел наглость рыться в чужих вещах, так ещё и
прицепился, как колючка к порткам, да и решил, что имеет честь наведываться
в удобное для себя время. Развёл в миновой пещере библиотеку, разбросав свои
книжки, будто во дворце ему рассказы читать не дают. Юнги проявил должную
изобретательность, когда пытался запугать мальчишку, тот даже в обморок
бухнулся, тикая из пещеры. Но вот незадача — Юнги за что боролся, на то и
напоролся. Пришлось утаскивать тельце сероволосого во дворец, ведь если
младший принц канет в лесной чаще, так тут весь Уотердип на уши поднимут в
110/303
поисках. Тогда уж Юнги с Намджуном точно спокойной жизни не видать.
В какое-то мгновение эта дворцовая катастрофа, что несла за собой хаос и

разрушение, засела в голове Юнги слишком прочно, пуская по закоулкам
сознания свои корни. Он задавался вопросом, почему же этот королевский
отпрыск не казался Юнги злым и кровожадным, как чиминовы предки, что
погубили его семью? Династия Пак прославилась жестокостью и пролитой
драконьей кровью, а знамёна с обезглавленным драконом десятками лет гордо
развеваются на каменных стенах.
Но Чимин походил на предков разве что пепельными волосами и дворцовыми

замашками. Его душа, которую так отчётливо Юнги видел своими жёлтыми
глазами, светилась и переливалась несколькими оттенками белого, серебряного
и золотого. Ни одной червоточины, ни одного прогнившего корня Юнги не смог
разглядеть. А высматривал он очень долго. Поздно ночью дракон проснулся,
промокший до нитки, потому что хрупкий звонкий голосок звал его через
кошмарные сны. И Юнги, словно загипнотизированный, отправлялся во дворец,
потому что ноги сами вели.
Беспокойные сны, которые терзали принца, не давали спать и Юнги. Он мог

заснуть только после того, как вытягивал из серовласой головы всё плохое,
оставляя двери балкона открытыми. Юнги решил прекратить по ночам
наведываться во дворец, потому что это было слишком рискованно, но и заснуть
теперь тоже не мог. Подолгу плавал по пещерным водоёмам и терзался
мыслями, отчего ему так неспокойно на душе и куда подевался прежде крепкий
здоровый сон, но так и не смог найти ответа.
Разгуливая по каменным коридорам во время очередной бессонницы, он так

сильно захотел посмотреть на звёзды, но внезапно обнаружил на крутом
скалистом выступе растерянного плачущего мальчишку, который, кажется,
утонул в своих кошмарах без спасительной руки, которой Юнги рассеивал чужие
сны. Дракон, что ожил внутри, ни на секунду не сомневался, срываясь с обрыва
следом за мальчишкой. Юнги по сей день не мог найти оправдания своим
поступкам, но после того он хотя бы спать начал спокойно.
В городе как обычно стоял шум, гам и суета, а на рынке так вообще царил
полный хаос. Все кричали, бранились и торговались, дабы повыгоднее втюхать
товар. Юнги взгромоздил мешок у лавки в ожидании, пока Намджун переговорит
с торговцем. Как выяснилось из короткой беседы, такую шумиху навело
торжественное событие. Во дворце решили провести грандиозный бал-маскарад
в честь какой-то там женитьбы. Юнги не горел желанием вдаваться в
подробности.
Несмотря на свой низкий статус, каждый второй горожанин грезил хоть одним
глазком взглянуть на празднество, что проходило в стенах замка. Отведать
королевские яства, поглядеть на шикарные наряды придворных дам, послушать
королевский оркестр и станцевать с красивой особой в пышном бальном платье,
увести её в тёмный уголок и под аккомпанемент волнительных вздохов и
ласковых комплиментов целовать до самого рассвета. Люди и их примитивные
мечты, что с них взять. Когда они уже не в состоянии вкушать наслаждения, они
начинают их порочить. Намджун как-то зарекался, что не прочь побывать на
балу, но потом вспоминал, что совсем не умеет танцевать, да и кто впустит
простолюдина на бал.
111/303
Возвращаясь домой ближе к вечеру, Юнги дал Намджуну себя уговорить зайти в
пекарню и трактир, дабы на вырученные медяки купить каких-то непонятных
съестных булочек с изюмом и пару бутылей медового эля. Младший любил
набивать живот подобной пищей, тогда как Юнги чаще всего (в особенности от
сладкого) воротил нос. Проведя немного времени в трактире за неспешной
беседой, они обговорили планы на следующий день, решая отправиться вместе
на охоту и словить парочку косуль. На рынке за них давали неплохие деньги.
По пути до дома Юнги наслаждался тишиной и тлеющим закатом, что догорал

на горизонте за пушистыми розовыми облаками. Сумерки начинали сгущаться,
когда он попрощался с другом и отправился в свою берлогу, вспоминая, что
хотел закончить одну из деревянных фигурок, которую начал вытачивать
несколько дней назад. Скинув с плеч тяжёлую ткань накидки, он зажёг свечу и
заточил нож, устраиваясь поудобнее на соломе. Юнги с лёгкостью мог выточить
любое животное: будь то хоть медведь, хоть волк или гуль. Но сложнее всего
ему давались фигурки человека. Ещё ни разу не получалась идеальная в своих
пропорциях статуэтка, которую можно было с гордостью поставить ко всем
остальным. То руки короткие, то одна нога короче другой, то вообще пол головы
отколется.
Тщательно вытачивая из куска дерева что-то путное, Юнги краем глаза заметил
какой-то бумажный свёрток, валяющийся аккурат сундука. Нахмурившись, он
отложил нож и потянулся к свитку, вспоминая, когда он последний раз что-то
читал. Но даже если и читал, это был бы точно не какой-то потрёпанный старый
свиток, их Юнги вообще не любил. Пергамент быстро портился и рвался, книги
были куда надёжнее. Парень невольно хмыкнул, понимая, что это, скорее всего,
оставил принц после своего последнего прихода.
Отложив свиток в сторону, Юнги продолжил вытачивать фигурку, осознавая, что

мысли о мальчишке теперь поселились в его голове. Прошлой ночью после
светящейся поляны и совершенно безвольного порыва взять принца за руку, они
больше не разговаривали, возвращаясь в глухой тишине и расходясь в разные
стороны без прощаний. Чимин, вероятно, был до жути смущён таким поступком
и своими вновь пущенными на виду слезами. А Юнги… Да чего Юнги, он и сам не
смог понять, на кой чёрт вцепился в крохотную трясущуюся ладонь, оттого и
думал. Если что-то никак не сходилось, стоило посмотреть на ситуацию с другой
стороны. Если хоть на мгновенье попытаться придать смысл совершенно
бессмысленному поступку, то это, вполне вероятно, даст совершенно иной
ответ. Добро может стать злом, а вымысел — реальностью. Из бессмыслицы
явится мысль.
Момент, когда он завидел на чужом лице капли солёных слёз, подсвеченных

сиянием цветов, отпечатался в голове Юнги раскалённой меткой. Он помнит, что
принц показался ему в тот момент заблудшим мальчишкой, потерянным в лесу и
всеми брошенным. Не то чтобы это было поводом проявлять великодушие, но
что-то внутри чёрствой миновой души двинулось. Казалось бы, перед ним стоял
принц, выродок убийцы. Возможно, будущий король великой династии, в скором
времени осквернённая властью душа, рождённая, чтобы убивать и править. Но
воспользовавшись своей драконьей чуйкой, Юнги вновь не смог разглядеть
этого мрака. Чистая и непорочная душа, как у наивного пятилетнего ребёнка,
походила на горящее пламя, готовое сожрать даже самого могущественного
дракона со всеми потрохами.
Paweł Błaszczak — Breakdown

112/303
И Юнги, несмотря на поток мыслей, знал наверняка, что был честен в своих
эмоциях, взяв принца за руку. Он не сомневался и не врал. Напротив — может
быть, первый раз за всё время жизни был по-настоящему честным: до самого
конца, без остатка, без тени неискренности. Вдруг в голове разразилась молния,
и Юнги вздрогнул, выронив из рук нож. Его мысли начало затапливать
воспоминаниями, словно столетнюю дамбу прорвало, и ледяная вода хлынула
безжалостным потоком, отрезвляя сознание. Воспоминания, которые он
закапывал десятками прожитых лет. Он был честен и искренен лишь с одним
человеком, с одной единственной девушкой, чью руку держал так же крепко,
как рукоятку ножа во время вытачивания фигурок.
Как и положено у водных драконов, это было один раз и навсегда. Он помнил её
глаза, полные слёз и позднего осознания собственной смерти. Она умирала на
его руках, красивое бледное лицо и дрожащие пухлые губы. Она шептала ему
бежать как можно скорее, прятаться и бороться только за собственную жизнь,
потому что другие уже не спасти. Её белоснежные волосы были опалены огнём
догорающих обломков, среди которых Юнги сжимал подол её платья и просил
жить. Только жить, жить, жить, можно было даже не любить его, не быть его
суженой, не знать его, но только оставаться при этом живой. Драконы могут
влюбляться, но их влюблённость чаще опаснее их ненависти, потому что она не
знает границ.
Юнги захлестнули воспоминания. Это был тот день, когда небо окрасилось в
тёмно-серый цвет, забрав у него всё, что называлось «жизнью», но при этом
оставив в живых. Кажется, на секунду он ощутил привкус крови во рту,
настолько эти воспоминания были яркими. Он помнил, что у него болело горло.
Он не мог дышать. Повсюду был дым и драконья кровь. Откуда-то доносились
крики, и Юнги вспомнил, что горло у него болело, потому что кричал он.
Драконий рёв разносился на полмира и был слышен, кажется, за морем.
Внезапно Юнги осознал, что мысли о мальчишке натолкнули его на столь

болезненные воспоминания о своей прошлой жизни. О той девушке, которая
была предназначена для него. Он вдруг впал в мимолётное потрясение,
понимая, что посмел смешать совершенно несравнимое. То, о чём он не смел
вспоминать на протяжении десятков лет. Это было страшно больно. Точнее
больно и страшно. Схватив ранее отложенный свиток, Юнги впился в него
отросшими в считанные мгновенья когтями, разрывая на части. Не имело
значения, что было в этом куске пергамента и насколько он важен. Было важно
лишь то, что Юнги посмел придаваться запретным воспоминаниям, которые
долгие годы хранил под алмазным замком.
Из-за рассеянности синевласый не сразу уловил звук едва слышных шагов,

раздавшихся в глубине пещеры. Решив, что на ночь глядя к нему решил
наведаться Намджун, Юнги расслабился и прочистил горло, отбрасывая куски
разорванного пергамента в сторону, а воспоминания опять замыкая на тысячу и
один замок. Но спустя несколько мгновений в нос ударил знакомый
человеческий запах, и парень распахнул глаза, уставившись на тёмный вход в
пещеру, в котором мрак постепенно разбавлялся светом керосиновой лампы.
Вскоре в проёме нарисовалась небольшая низкая фигурка в чёрном капюшоне,
кряхтя что-то себе под нос и переступая через большие камни. И сомнений уже
не оставалось.
113/303
— Ужас какой, пока к тебе доберёшься, все ноги себе переломаешь, — бурчал
Чимин, вваливаясь в чужую пещеру и сдёргивая с головы капюшон.
— Здравствуй, — он в силу привычки склонил голову, но, уловив на себе
совершенно растерянный и в какой-то степени испуганный взгляд жёлтых глаз,
тут же ощетинился и встрепенулся, словно воробей: — Чего это с тобой?
Призрака увидел небось?
Юнги, сидя на матрасе со сложенными ногами, резко опустил глаза,

растерявшись пуще прежнего и в то же время разозлился на себя за это. Он
прокашлялся, с горем пополам натягивая на лицо безразличие, и выпрямился.
— Чего опять припёрся? — мрачно пробурчал он, хватаясь за нож. — Всё тебе на
гузне ровно не сидится.
— Прошу заметить, что я с тобой поздоровался, — принц упёрся одной рукой в

бок, второй удерживая лампу. — А ты, как неотёсанная деревенщина,
продолжаешь ругаться.
— Ты только заявился, а уже мне надоел. Говори давай, чего притащился, —

недовольно сморщился синевласый, отмечая, что по-прежнему не убрал когти,
которые неконтролируемо обострились.
— Я бы раньше пришел, да вот в замке все будто с ума посходили с этим балом-
маскарадом, — разразился принц, двинувшись ближе. — Я сегодня сменил штук
десять нарядов, а придворные портные всего меня перемерили с головы до пят.
— Бедняжка, — возвёл очи горе Юнги, продолжая вытачивать фигурку.
— Вот и не язви, ты бы и дня не продержался на моём месте, умник, — фыркнул

Чимин, бегло осматривая пещеру в каких-то поисках.
— Боже упаси, чур меня, чур меня, — поморщился синевласый. — А чего за

маскарад-то? В городе о нём судачат все, кому не лень.
— Придворным в очередной раз заняться нечем, наскучили им видите ли

приёмы, да чаепития в саду, — отстранёно пожимая плечами, ответил принц, и
принялся осматривать тёмные углы, подсвечивая их лампой.
— А я вроде как слыхал, что у кого-то из королевской семейки свадьба, — дабы

поддержать разговор и не сидеть в тишине, ответил Юнги, и тут же вздрогнул
от громкого шума выпавшей из чиминовых рук лампы.
— Ох, я… Чёрт, — прошипел принц, присаживаясь на корточки, чтобы собрать

осколки разбившейся колбочки из лампы. Выглядел он как никогда
растерянным. — Д-да, женится там кто-то вроде…
— Ну ты и рюха…
— Чего это я рюха? — возмутился принц, сдувая со лба серую чёлку.
— У тебя в семье кто-то женится, а ты и в ус не дуешь, — покачал

раздосадованно Юнги, не понимая, какое ему самому вообще до этого дело.
— Может я просто с тобой не хочу об этом говорить, а то разболтаешь ещё

114/303
чего, — хмыкнул Чимин, поднимая догорающую подбитую лампу. — И вообще, я
пришёл не светские беседы тут с тобой вести.
— Ой-ой, посмотрите-ка на него, распетушил своё королевское гузно, — скривил

Юнги губы, указывая на принца кончиком ножа. — Между прочим это ты
заявляешься ко мне домой, когда твоей душонке угодно, так что попрошу в
стенах этой пещеры язык-то свой королевский прикусывать…
— Чего ты заладил-то: «королевское то, королевское это», — напыжился Чимин,

направив свет лампы прямо на парня. — Я этим никогда не кичился, если что. И
вообще… Вчера я тут оставил у тебя кое-что очень важное, вот и пришёл
забрать.
Юнги вдруг замер, понимая, о чем говорит принц. Взгляд невольно направил на
куски разорванного пергамента, разбросанного у сундука. Чимин проследил за
направлением жёлтых глаз парня и в ту же секунду весь окостенел. Его
большие карие очи распахнулись, глядя на столь ценную и, увы, уничтоженную
вещь. Кадык двинулся в сухом глотке.
— Ты… Что ты… — Чимин бросился к разорванному свитку, упав на колени.

— Нет… Нет…
— Я не думал, что это что-то важное, а ты…
— Что же ты наделал, дурак, — едва вымолвил принц, собирая обрывки

рукописи. — Ты хоть понимаешь… Ты хоть понимаешь, что это… — его голос
совсем охрип, гранича со всхлипами. — Этот свиток… Он… Он единственный в
своём роде, таких больше нет на свете, а ты просто…
— А нечего таскать с собой всякую ветхую писанину, откуда мне было знать, —
разразился Юнги, чувствуя себя каким-то малолетним голодранцем, которого
отчитывал знатный господин.
— Ты хоть читал его? Разворачивал? Ты… — по чиминовым щекам градом

покатились слёзы, он осел на холодные камни, сжимая в руках обрывки
пергамента. — Этот свиток был о драконах. Таких рукописей нигде больше не
найти, ты хоть понимаешь, что… Что ты…
Задыхаясь из-за подступающих слёз, Чимин зажмурился, пытаясь остановить

поток нелепых страданий, но эмоции захлестнули мальчишку с головы до пят.
Он уставился на Юнги блестящими покрасневшими глазами, а через секунду
заплакал, закрывая глаза кулаками, в которых по-прежнему сжимал обрывки.
Юнги сам весь перемёрз, глядя на принца. Он ума не мог приложить, куда себя
самого деть. Жаль, он не умел испаряться в нужный момент, потому что это как
раз был тот случай. Не зная, что сказать или сделать, он глядел на то, как
Чимин плачет, не в силах двинуться с места. Тогда, на поляне, принц так же лил
слёзы, но Юнги к ним не имел никакого отношения. Теперь же оно было самым
прямым.
Только спустя несколько долгих мгновений он одумался. «Свиток о драконах».

Зрачки в жёлтых глазах расширились, поедая медовую радужку, а сердце
заколотилось в грудной клетке, как окаянное. Принц плакал из-за свитка о
драконах, и это никак не укладывалось в голове Юнги.
115/303
— О драконах? — переспросил синевласый, напрягаясь пуще прежнего. — Ты
изучаешь драконов?
Но Чимин не мог ничего ответить, продолжая лить слёзы из-за куска, мать его,
старого пергамента. Юнги ничего не шло в голову, поэтому он понятия не имел,
как привести парня в чувства. «Прекрати», — раздалось в чиминовой голове, от
чего дергающиеся в рыданиях плечи застыли. «Перестань рыдать, как сопливая
девка». Принц резко поднял на Юнги ошарашенные глаза, не понимая, откуда в
его голове появился чужой голос.
— Как ты…
«Вот так», — ответил синевласый, но не на слуху, его губы были сомкнуты. Он

уже проделывал это прежде, чтобы напугать и прогнать принца в их первую
встречу. Помещал свой голос в чужую голову так, чтобы это слышал только он.
Это было похоже на магию, но водные драконы с самого рождения способны
общаться на телепатическом уровне. Ошарашенные глаза принца распахнулись
пуще прежнего. Он покачал головой, не сразу понимая, сон это или явь.
— Я не понимаю, это ведь ты? Или… — Чимин совсем оторопел, сжимаясь пуще
прежнего. — Я, наверное, схожу с ума…
— Это я, — пожал Юнги плечами. — Ты успокоился?
— Да, но как ты… Я не… Подожди-ка, — напыжился принц, приподнимаясь в

спешке.
— Если этот свиток был для тебя таким ценным, значит ты помнишь его
содержимое, верно? — Юнги попытался переиначить разговор, поставив на
важность, а Чимин был совсем как ребёнок.
— Наизусть, — гордо качнул заплаканный принц головой, шмыгая покрасневшим

носом.
— Чернильница на столе, — ткнул Юнги ножом в сторону, — а чистый пергамент

в сундуке. Дерзай...
Можно было сказать, что синевласый ещё ни разу не встречал такой прыти и
искрящегося энтузиазма в чужих горящих глазах. Он соврёт, если заявит, что
наклонился и продолжил вытачивать фигурку, не заметив улыбку, которая
озарила лицо принца, словно радуга на небе после дождя. И он безусловно
обманет, если скажет, что сам не спрятал улыбку.
116/303
12. У каждой ночи свой рассвет.
Во дворце действительно все будто с ума посходили. Чонгук и не

помнит, когда он в последний раз не чувствовал себя настолько уставшим и
вымотанным. Повара на кухне всё придумывали какие-то новые блюда для
искушённых придворных, в бальном зале слуги щётками драили каждую щель и
угол, а портные, бегающие из одних покоев в другие, сбивали Чонгука с ног,
даже не пытаясь извиниться. Да и чёрт с ним, сам Чонгук блуждал по замку с
десятком поручений на поникших плечах: то принеси, это унеси, то вычисти, это
отмой. Под конец дня Чонгук валился с ног на свою чёрствую постель, забываясь
коротким и неспокойным сном, а рано утром всё по новой.
После предшествующей встречи с чародеем, непонятного мрачного ритуала и

того мягкого мокрого поцелуя Чонгуку некогда было даже вспоминать об этом,
потому что во дворце полным ходом шла подготовка к балу-маскараду в честь
свадьбы младшего принца на ферелденской принцессе Ли Сонг. Глядя на своего
принца, Чонгуку и вовсе чудилось, что тот как-то позабыл о своём, казалось бы,
тяжком бремени. Чимин вечно был в своих мыслях и, судя по всему, каких-то до
жути приятных, потому что кроткая улыбочка проскальзывала на лице. Во время
подготовки ко сну Чонгук заметил почти потухший цветок меридиемы на
туалетном столике принца, а это значило, что серовласый уходил, когда дворец
окутывала ночь. Даже принц умудрялся сбегать по каким-то своим делам, пока
Чонгук с нескрываемой завистью застилал его постель.
Слуга чувствовал себя виноватым. И даже непонятно, перед кем больше: пред
магом или самим собой. Чонгук признавал, что произошедшее пугало его, и он
толком не успел разобраться, что переменилось внутри. А что-то действительно
переменилось: какой-то камень на душе рассыпался в прах и развеялся по ветру
над бурлящей рекой невинности. И это было так прекрасно ощущать. Но Чонгук
толком не отблагодарил мага за что бы то ни было, сбежав так быстро, будто от
какого-то гуля, что так и норовил откусить ему обе руки.
На протяжении нескольких дней, проведённых за дворцовыми заботами, Чонгук

не мог отпустить непонятное чувство, что разрасталось у него под рёбрами. Всё
начиналось и заканчивалось в его уме. Иногда, в самый неожиданный момент,
самым неожиданным образом Чонгук оказывался счастлив от одних мыслей о
Тэхёне. А иногда его терзали совершенно необоснованные сомнения, когда,
казалось бы, всё было хорошо.
Чонгук всё ждал и надеялся, что Тэхён подаст ему какой-то знак, пришлёт свой
волшебный огонёк и напомнит о том, что они давно не виделись. Чон
сомневался, что маг хочет увидеть его так же сильно, как сам Чонгук. И от этого
было так больно и тяжко, что брюнет всюду был рассеянным и несобранным,
получая болезненные подзатыльники от старших слуг за свои ошибки. Один раз
его вообще чуть розгами по заднице не отходили за то, что он перевернул на
кухне чашу с каким-то пряным дорогим вином.
Чонгук был уверен: они с Тэхёном оба знали, что, сколько бы времени ни
прошло… Сколько бы глупостей Чонгук ни наделал, каждый раз, как чародей его
позовёт, Чонгук прибежит к нему, как прирученная собачка. Маг в полной мере
осознавал, что теперь имеет эту власть над ним. Но хотя бы раз слуга хотел
почувствовать, что Тэхён зовёт его, потому что он действительно нужен, а не
потому, что Чонгук — один из его капризов или увлечений. Хотя бы один раз ему
117/303
так хотелось бежать к магу со всех ног, чтобы услышать, как он говорит ему: «я
скучал по тебе», а не «мне нужна твоя слюна для зелья».
Чонгук злился. Он засыпал, глотая слёзы, потому что ещё ни разу в жизни он так
сильно не скучал по кому-то, ни в ком так сильно не нуждался. Он хотел узнать
мага, хотел понять, что между ними: мимолётная связь или какое-то глубокое
чувство, доселе незнакомое ему самому? И Чонгука больше не пугала та
неизвестность, его не пугало происхождение чародея и его истинная сущность.
Даже наоборот: он хотел знать всё и даже больше. Но один день сменял другой,
ночи тоже не отставали друг за другом, а чародей при всех своих возможностях
не явил ни единой весточки. Будто он был одним большим и столь прекрасным
сном, похожим на сладкое белоснежное забвение.
Несмотря на своё скверное происхождение, Чонгук всегда знал себе цену. Он

приучил свой разум к сомнению, а сердце к терпению, и мог просто ждать, но
это было больно и тяжело. Забываясь, погружаясь в заботы и уставая, он терял
возможность страдать по магу, хоть и временно. Чаще всего накатывало ночью,
и он бесконечно думал о белоснежных волосах, чётких и плавных линиях меток
на красивом светлом лице. Он думал до тех пор, пока облако сна не затмевало
разум. Чонгуку не снились сновидения, он будто жил в одном долгом и нудном
сне, который никак не заканчивался. В один из таких дней, подготавливая
постель принца ко сну, Чонгук заметил, что цветок меридиемы совсем потух и
начал засыхать. Он уже было потянулся за ним, чтобы выбросить, как невольно
вздрогнул.
— Не тронь, — пискнул Чимин, ринувшись к туалетному столику. — Пусть лежит.
— Но он засох, — нахмурился слуга. — Вам могут принести новый.
— Не надо мне новый, — принц схватил увядший цветок, перекладывая к тумбе

у кровати. — Я не хочу выбрасывать его.
— Как пожелаете, сир, — чуть склонился Чонгук, завидев на лице принца какое-
то непонятное выражение: то ли он улыбался, то ли мечтал. — Завтра ранним
утром к вам придут портные, чтобы…
— Да, я помню, — качнул головой Чимин, одёргивая на себе ночную сорочку.

— Всё не дают мне покоя с этим праздничным кафтаном.
— И как вы себя чувствуете? — поинтересовался Чонгук и ринулся к перине,

отбрасывая край толстого белоснежного одеяла.
— Превосходно, — улыбнулся принц, — а как ещё?
— Как только объявили о вашей свадьбе, вы ходили как в воду опущенный,

милорд, — напомнил слуга, хорошенько взбивая подушки.
— А, ты об этом, — помрачнел Чимин, присаживаясь на край постели. — Всё в

порядке.
По сменившемуся выражению на лице принца Чонгук сразу понял, что одно

лишь упоминание о бракосочетании с принцессой заставило его погрустнеть.
Слуга не знал, может ли он спрашивать и затрагивать эту тему, но принц всегда
относился к нему, как к доброму другу, и Чонгук чувствовал, что может
118/303
поговорить с ним и не быть за это наказанным.
— Извините, если позволяю себе говорить что-то лишнее, но принцесса ведь

безумно красива, — зачем-то протараторил он, зазывая принца лечь под одеяло.
— Но вам она, кажется, совсем не мила?
— Да, она прекрасна и внешне, и внутренне, — согласился Чимин, забираясь на

перину. — Ещё с первого дня разговоры с ней были подобны переживаниям,
которые не забываются.
— В чём же тогда сокрыты ваши сомнения, сир? — нахмурился слуга, укрывая

принца. — Не сочтите за дерзость, я просто…
— Всё в порядке, Чонгук, можешь присесть, — успокоил его серовласый,

улыбаясь и указывая кивком на край постели. — Я и сам не знаю, что не так. В
книгах говорится, что моё сердце должно трепетать при одном её виде, но
ничего такого не происходит.
— Совсем ничего? — нахмурился Чонгук, упершись руками в ноющие после

долгого рабочего дня колени.
— Совсем ничего, — пожал плечами принц, метнув секундный взгляд на цветок.
— Почему вы не скажете об этом брату или Его Величеству? — недоумевал

слуга, почёсывая затылок и глядя, как лицо принца мрачнеет ещё сильнее.
— От этого ничего не изменится, Чонгук, — грустно улыбнулся Чимин. — Я ведь

принц, а это значит, что я обязан. Это мой долг.
— Как тогда вообще быть принцем и повелевать подданными, если вы не

властны над собственной судьбой и сердцем? — совсем забылся Чон, пытаясь
решить в своей голове сложную арифметическую задачу, тогда как он никогда в
жизни не учил арифметику.
— Моя мать всегда говорила: «будь на вершине, но не пытайся потрясти мир», —

задумался Чимин, натягивая одеяло повыше. — «Потому что мир…»
— «…потрясают те, кто внизу, а с Олимпа можно лишь метать молнии», — тихо
договорил Чонгук, опуская взгляд. — Да, я помню, как Её Величество говорила
об этом, пока я разводил огонь в камине, а вы уже дремали на её плече.
— Я следую её советам, — погружаясь в воспоминания, лицо принца вновь

окрасила тоскливая улыбка. — Я не спешу сотрясать мир и не смотрю на трон,
как на что-то желанное…
— А что же тогда для вас желанно? — сощурился слуга, но, заслышав со стороны
входа в чиминовы покои скрип, тут же подскочил на ноги и встрепенулся.
В дверях стояла принцесса Ли Сонг, облачённая в нежно-розовое блио с

множеством рюш, уборок и шёлковых лент. Её длинные чернявые волосы были
аккуратно собраны в плотную косу, обмотанную вокруг головы. На белоснежном
красивом лице девушки проглядывала некая неуверенность и румянец, когда
она завидела слугу в чужих покоях.
119/303
— Прошу прощения, мне сказали, что вы уже один, милорд, — сделав
аккуратный реверанс, произнесла принцесса.
Чонгук мимолётно взглянул на покрасневшего принца, решая в тот же миг

ретироваться, но невольно уставился на не менее смущённую принцессу и
застыл. Девушка вблизи была столь юна и прекрасна, что он невольно сглотнул
и поклонился лишь спустя несколько долгих мгновений. Покинув покои принца,
брюнет покачал головой и стёр испарину со лба, отправившись на кухню, чтобы
закончить свои дела.
Отдраив последствия экспериментов поваров и едва держась на ногах, Чонгук

отправился в свою каморку, на ходу стягивая с тела пропотевшую рубаху. Он
уселся на койку, утирая со лба влагу той же рубахой и откидывая её в сторону
сундука. Он не знал, к какому часу готовить своё сердце, потому что мысли о
чародее приходили сами собой, несмотря на усталость и всё прочее.
Взбив маленькую очерствелую подушку, он подул на догорающую свечу и

комната погрузилась в темноту. Мрак разбавляла лишь тоненькая линия света
из коридора, а пыль в воздухе светилась, словно кто-то рассыпал блёстки. В
последнее время Чонгук редко запирал дверь, не находя этому достойного
оправдания. Пару недель назад он ещё ничего не знал. А теперь уже казалось,
что всё шло как-то медленно. Странно, как всё менялось, когда появлялась
надежда. Когда он опять ждал.
Он поудобнее устроился на небольшой постели, укрываясь тонким покрывалом,

которое к утру всегда путалось где-то в ногах. Когда затылок коснулся подушки,
сон напрочь отказался наведываться к Чонгуку, и парень уставился в потолок,
размышляя о словах принца. Несмотря на столь прекрасный облик принцессы,
Чимин не питал к ней никаких нежных чувств, и это засело у слуги в голове
какой-то навязчивой идеей, которую стоило обдумать. Ведь Тэхён так же
необычайно хорош собой, но в голове засел назойливым жуком совсем не из-за
этого. А может быть именно поэтому — Чонгук совсем запутался.
Он знал только одно: его сердце замирало от одной только мысли о красивых
изящных руках мага, которыми он касался его груди во время ритуала. Его
пышные густые ресницы, обрамляющие глаза цвета фиалки, пухлые персиковые
губы и пронизывающий до косточек взгляд. Чонгук нервно сглотнул, прикрывая
глаза и ощущая во рту сухость. Его сердцебиение участилось, а едкие мысли
затмили голову запахом медовой пахлавы. Если бы звёзды могли рассыпаться
бриллиантовой пылью и смешиваться с запахом сандала, то это был бы Тэхён.
Им сложно перестать дышать.
Облизав нижнюю губу, брюнет коснулся рукой напряжённого живота и невесомо

выдохнул, ощущая, как под кожей начинает вибрировать, а пах обдаёт жаром
мыслей. Внутри зарождалось что-то похотливое и тягуче-кипящее. Поглаживая
покрытую бугорками мурашек кожу, Чонгук тлел на медленном огне, продолжая
удерживать в сознании лёгкий стан и приятный запах. Казалось, чувство своей
неоспоримой красоты жило в Тэхёне столько лет, что ему самому уже даже
наскучило. Он будто любовался собой не как молодая девица, впервые влезшая
в барскую юбку, а как самая первая красавица города: «конечно, я красив,
оставим это, расскажи мне что-нибудь интереснее».
У Чонгука всё нутро горело и хотело иметь хоть какую-то власть над этим
строптивым чародеем, который вертел им, как желал. Вереница чонгуковых
120/303
желаний сплеталась с блеском тэхёновых ведьмовских чар. В сознании брюнета
так чётко и ясно бездонные сиреневые глаза сияли в свете похотливого огня, и
горели искрами выходящего из кончиков пальцев порока. Воображение рисовало
разного рода картины перед закрытыми глазами, а бурлящая кровь шумела в
ушах. Чонгук чувствовал, как возбуждение пронизывает его кожу мелкими
иголочками, и рука безвольными массирующими движениями спускалась ниже.
Прикусив край сухой губы, брюнет уже особо не ограничивал свои мысли,
представляя сладкие поцелуи на собственном теле и касаясь перевязанных на
поясе шнурков от портков. Из-за гулкого сердцебиения в ушах парень совсем не
расслышал скрип двери и шорохи, расходящиеся по каменному полу холодным
эхом.
— Фш-ш-ш…
Чонгук замер и на вдохе распахнул застеленные туманом возбуждения глаза, но

не смог двинуться, чтобы продолжить своё постыдное занятие. Неспокойное
внезапное ощущение, что он не один в комнате, заставило мысли и разум
охладиться от тлеющего костра. Звук, похожий на скольжение, коснулся ушных
раковин, и брюнет нахмурился, намереваясь подняться с кровати, но ещё через
мгновение оцепенел, почувствовав ступнёй что-то прохладное, чешуйчатое и
живое. С губ неосознанно слетело короткое «ох», а Чонгук опустил глаза вниз и
невольно дёрнулся, увидев белоснежную змею, что медленно пробиралась по
его ноге выше.
— К-какого лешего… — едва заикнулся Чонгук, в то же мгновенье

встрепенувшись и приподнявшись на кровати. — Что за…
Его тело встряхнуло от неожиданности и страха, а разум погрузился в ледяную

панику для того, чтобы заметить большие сиреневые глаза рептилии,
направленные прямо на него. В комнате было мрачно, но из-за своей
белоснежной чешуи змея чётко выделялась на фоне тёмной ткани, и Чонгуку
показалось, что это конец. Сейчас эта ядовитая тварь цапнет его и хлынет пена
изо рта, а потом судороги и мучительная смерть. Забившись в перманентной
панике, Чонгук по-прежнему оставался оцепеневшим подобием человека,
переставая дышать и моргать.
— Фш-ш-ш… — змея, преодолевая расстояние от колена до паха, продолжала

ползти по телу брюнета, вскоре достигая живота. От соприкосновения горячей
кожи с прохладной чешуёй у Чонгука по коже побежали далеко не самые
приятные мурашки, а глаза забегали по сторонам в поисках какой-нибудь вещи,
с помощью которой можно было бы скинуть с себя это существо, непонятно как
оказавшееся в его каморке. И тут брюнета осенило. Откуда белоснежной змее
взяться во дворце, если все двери плотно запираются, а через окна могут разве
что птицы залетать, которых он потом сам же по всем коридорам ловит, но
никак не змеи. Да и не водятся в этих местах змеи-альбиносы, он ни разу не
видел таких.
— Т…Тэхён? — прошептал Чонгук едва слышно, опуская взгляд и улавливая, как

змеиные светло-сиреневые глаза сверкнули озорным блеском. — Т-ты…
Придурок!
Подхватывая рептилию на руки, парень подскочил с кровати и быстро

переместил животное на сундук, отмечая всю странность сей ситуации. Он
такими темпами точно разумом двинется. Змея пару раз издала протяжное
121/303
недовольное шипение и даже застрекотала в ответ, пока Чонгук пытался
оклематься. А как это, оказалось, легко — ждать и мечтать. И как это вдруг
стало непросто, когда мечта начала сбываться. У Чона не находилось слов и
подходящих под ситуацию однозначных эмоций, всё было каким-то
двусторонним. С одной стороны он в глубине безумно радовался появлению
чародея, а с другой люто ненавидел за долгое отсутствие и этот нелепый
спектакль.
Подумать о том, в каком виде и за каким занятием его застали Чонгук не успел,
поскольку яркий белоснежный свет ударил прямо в лицо, заставляя зажмурить
глаза. Шелестящие искры и непередаваемые звуки магии заполнили маленькую
комнатушку, заглушая все внутренние распри брюнета. Тэхён спокойно себе
перевоплотился в свою человеческую форму, сидя на сундуке с закинутыми друг
на друга ногами, покачивая своим кожаным сапогом и блистая разве что
обиженным выражением лица.
— И когда же ты перестанешь обзываться при встрече, — надул маг губы,

скучающе разглядывая свои длинные аккуратные ногти. — Ни поцелуев тебе, ни
объятий…
— Я должен целовать и обнимать змею? — разразился Чонгук, подскакивая на

ноги и напрочь забывая о смущении. — Ты совсем с дубу рухнул!
— А мне показалось, что это должно быть забавным, — хихикнул маг, оглядев
полуголого раскрасневшегося парня, тем самым смутив того пуще прежнего.
— А это что за тряпка, — чародей вытянул из-под ноги смятую чонгукову рубаху,
благоухающую явно не пионами, а трёхдневной работой на кухне. — Фу, гадость
какая…
— Дай сюда, — раздражённый Чонгук вырвал из чужой руки вещь, откидывая в

сторону. — Слезь.
Возведя очи горе, Тэхён сполз с сундука, плюхаясь на койку и ужасаясь её

твёрдости. Чонгук тем временем открыл сундук и рылся в нём в поисках чистой
вещи, попутно пытаясь угомонить собственное сердцебиение и
неконтролируемую красноту, проступающую по всему лицу, шее и ушам. Через
мгновение он почувствовал едкий взгляд, что изучал его спину, и попытки не
краснеть окончательно были провалены.
— У тебя столько родинок на спине, — воодушевлённо затрепетал маг. — Они

похожи на одно созвездие. Знаешь, как оно называется в Ферелдене?
— Хм, даже не знаю, — едва удерживая в своём тоне язвительные нотки, Чонгук
натянул чистую серую рубаху. — Что-нибудь связанное с невинностью?
— закатил он глаза.
— Нет, оно немного неприличное, — хмыкнул Тэхён, опираясь на ладони. — Я

мог бы шепнуть тебе его на ухо…
— Прекрати, — нахмурился пуще прежнего брюнет. — Накой явился?
— А ты разве не звал меня? — маг как бы невзначай взглянул на кровать, чуть

поглаживая место, на котором мгновениями ранее лежал Чонгук, а на ткани всё
ещё держалось тепло его разгорячённого тела. — Мне казалось, что ты
122/303
соскучился?
— Перестань вести себя так, будто это в порядке вещей, — слуга отвернулся,
поджимая в горькой обиде губы. — Будто ты можешь наведываться, когда тебе
становится скучно, и издеваться, будто бы я какая-то…
— Мои намерения чисты, как слеза девственницы, — с недовольством возразил

чародей, сдувая длинные волнистые прядки белоснежных волос со лба. — Как
насчёт прогуляться и помочь мне собрать кое-какие травы?
— С чего это вдруг? — Чонгук уперся руками в бока и уставился на блондина так,
будто тот повинен во всех грехах человечества. — Я не собираюсь…
— Хватит строить из себя кисейную барышню, о, Боги милостивые, — тяжко

вздохнул чародей, поднимаясь с койки и щёлкая пальцами, после чего на его
плечах из воздуха хлынули золотистые волны бежевого плаща. — Напяливай
свой нищенский шаперон и пойдём, покажешь мне тайный проход, а то я с этими
превращениями скоро с ума сойду.
Позволив Чонгуку лишь открыть рот, чтобы издать какой-либо возмущённый

звук, Тэхён выскользнул в приоткрытую дверь. Простонав под нос что-то
нечленораздельное, Чонгук ударился лбом об холодную стену, едва
сдерживаясь, чтобы не заскулить во всё горло. Этот маг был просто
невыносимым. Невыносимо красивым, невыносимо приятно пах и невыносимо
сладко говорил. Едва не плача от собственного бессилия перед этим чёртовым
чародеем, Чонгук выудил из сундука чёрный плащ с капюшоном и направился
следом, попутно накидывая на плечи шаперон.
***
Путь проходил в тишине. Они покинули замок окольными путями. Чонгук

бесконечно думал, что же сказать, чтобы не показаться балбесом, коим являлся,
а Тэхён шёл тихо, будто почти невесомо. Но тишина угнетала. Вообще, Чонгук
умел терпеливо переносить всякие превратности судьбы: за плечами десяток
лет в услужении и беспокойная неизменная жизнь. Ситуации вроде этой были не
в новинку. Он жил в замке почти всю жизнь, страдал бессонницей и ночами
часто бродил по городу или деревням — поневоле приходилось видеть всякое и
путь держать с разными людьми. Но Тэхён был исключением из всего, что
Чонгук видел, ощущал и знал. Чародей был синонимом к слову «неизвестность»
и ещё десятку слов, что вертелись на кончике чонгукова языка.
Приятный ветерок щекотал лицо, а большая круглая луна подсвечивала путь без
всяких факелов и ламп. Но Чонгука вовсе не волновала красота окружающей их
природы, его интересовала красота конкретно одного невероятного чародея,
вышагивающего рядом и насвистывающего какую-то ненавязчивую мелодию.
Вдруг брюнет почувствовал, как его волной накрывает спокойствие. Под ногами
шуршала трава, вокруг покачивались и шелестели ветки массивных деревьев.
Чонгук прислушался к природе, а тишина мира не только нагнетала, но и
успокаивала лучше, чем миллионы ненужных слов.
— Милое дело — ночная дорога, — хмыкнул ехидно Тэхён, не поднимая глаз.

— Да со старым другом, да под звёздами, да под хороший разговор, а?
— Не издевайся надо мной, — нахмурился Чонгук, напрягаясь. — Я бы хотел

123/303
поговорить с тобой о нашей последней встрече.
— А чего о ней говорить? — Тэхён наконец-то взглянул на него, чуть улыбаясь.

— Мы могли бы и раньше разговоры разговаривать, но ты упорхнул настолько
быстро, что аж пятки в гуще леса засверкали.
— Я испугался, — честно сознался брюнет, опуская голову и бегая глазами по

сторонам.
— Чего ты испугался? — хохотнул чародей. — Меня?
— Того, что ты со мной сотворил, — став мрачнее тучи, Чонгук весь сжался и
напыжился, будто вот-вот его лоб треснет от мыслей, что копошились в голове.
— Я не знал, что и думать.
— Ну, язык я тебе не откусывал, можно было и спросить, — беззаботно пожал

маг плечами и ухватился за край чонгукова плаща, потянув за собой и ведя в
самую гущу леса. — Это был маленький обманный ритуал, ни больше, ни
меньше.
— Чего за ритуал-то такой? — Чонгук вляпался в паутину, пробираясь через

густые кустарники, и заворчал, пытаясь стряхнуть с себя прозрачные ниточки.
— Чтобы мы могли с тобой видеться, — взглянув на парня через плечо, маг

улыбнулся краем губ и протянул руку, заставив Чонгука окаменеть на месте.
— Ты ведь хочешь со мной видеться?
Чонгук нервно сглотнул, глядя на протянутую ему светлую руку с красивыми

длинными пальцами, изящными углублёнными линиями и аккуратными
пластинами ногтей. Он некоторые мгновенья колебался, продолжая глазеть и
попутно заливаться очередным румянцем. Собственная ладонь дрогнула и
потянулась навстречу к чужой. В сиреневом свете, белокожий, внутренний
демон Чонгука сидел на огромном булыжнике у золотой реки в безразмерном
балахоне и грел ладони о каменную печь, из которой невыносимо как приятно
пахло горячими ржаными лепёшками и зажаривающимися орехами. Вот, на что
было похоже прикосновение к ладони чародея.
Чонгук наслаждался ночным лесом, едва вздрагивая от угуканья огромных сов и

воя диких псов, пока Тэхён собирал какие-то травы и непонятные набухшие
почки, которые ко всему прочему были с колючими шипами. Чонгук наблюдал за
магом и не мог отвести глаз, расспрашивая, для чего и зачем ему нужны те или
иные ингредиенты. Вокруг талии чародея была обвязана сумка из какой-то
прочной светлой кожи с несколькими маленькими кармашками, в неё он
складывал всё нужное, фасуя по нужным отделам. Когда разговор зашёл чуть
дальше трав и шишек, Чон расслабился и начал плыть по течению, слушая
приятный шершавый баритон.
— Несколько поколений моей семьи обречены на такую жизнь, — рассказывал

Чонгук, помогая срывать с куста колючие почки с помощью края плаща, чтобы
не уколоть пальцы. — Мой дед спёр свинью из королевского свинарника, вот вся
родословная и была обречена на услужение короне.
— Ох, хотел бы я рассмеяться, но это вовсе не весело, а весьма скверно, —

отозвался Тэхён из-за куста. — С другой стороны, твой дед пытался накормить
124/303
семью, в этом нет ничего постыдного.
— Да не, — беззаботно махнул Чонгук головой. — На тот кон у него и детей-то не

было, а скотину он спёр, чтобы продать и вернуть карточный долг.
— Но я не вижу смысла сетовать на судьбу, которая оставляет шрамы.

Возможно, она рисует какой-то доселе невероятный узор, — с издёвкой
пробормотал Тэхён, едва сдерживая хохот и получая в ответ хмурый чонгуков
взгляд.
— Я и не сетую, такова моя судьба, я не волен её выбирать, — пожал плечами

брюнет. — Но всё-таки создаётся ощущение, что несправедливость непобедима.
— Непобедима, говоришь? Возможно, — согласился чародей, следом

задумавшись. — Люди, к сожалению, слишком мало уделяют внимания самим
себе. Воюют, потом строят. Снова долго и страшно воюют, опять строят, каждый
раз одно и то же. И в этой вечной спешке всё время упускают многое.
— Что это — «многое»? — спросил Чонгук, заинтересовавшись приятной речью и

увлекательной мыслью чародея.
— Когда я обучался магическому ремеслу на Юге, один из моих наставников

часто повторял древнюю пословицу: «прошлого уже нет, а будущего может и
вовсе не быть», — Тэхён попытался придать голосу баса, чтобы быть
максимально похожим на своего наставника. — А люди-то живут слепым
настоящим. В юности ни у кого опыта нет, его должны давать книги, бестиарии,
свитки, рассказы старых людей. Дают ли? — спросил чародей, взглянув на
брюнета и получив в ответ неловкое пожатие плечами. — То-то же. Когда я
кому-то рассказываю, как мой дядюшка был на седьмом небе, купив себе первые
сапоги и нёс их через плечо, чтобы не испачкать в навозе, на меня смотрят, как
на деревенского дурачка. Но когда говорю о каких-нибудь войнах, то вежливо
слушают. Лишь вежливо, но не более. А когда видят мои метки, глаза всё-таки
становятся иными, напуганными. Мало, слишком мало люди видят магии и то,
что происходит вокруг них на самом деле. А ты говоришь, что справедливость
непобедима, скорее уж монстры, живущие в лесах, непобедимы.
— Люди знают о монстрах, — возразил Чонгук, прервав чужой монолог. — И о

магии тоже знают.
— Но не верят в неё и считают умершим мифом, похороненным под тоннами

лжи, — взмахнул чародей пальцем. — Вы не видите и половины опасностей,
которые существуют в этом хрупком мире.
— Может, так даже и лучше, — задумчиво пробормотал Чонгук. — Может лучше

не знать и не видеть опасности, проживая свою жизнь в спокойствии и
умиротворении?
— Может, и так, — хмыкнул Тэхён, возведя очи горе. — А может, завтра тебя
сожрёт какой-нибудь неведомый зверь, а ты даже не узнаешь, что это за тварь
такая была.
— Твоя взяла, — сдался Чонгук, сделав короткую паузу для нужной тишины.
— Ты много путешествовал по миру?
125/303
— Да, без малого с десяток лет, то тут, то там, — будто о чём-то вспоминая,
ответил чародей. Его будто окружал ореол таинственности и неведомых
приключений. — Но вопреки всему я не ищу приключений, они сами как-то
находят.
— Сколько же тогда тебе лет? — сощурился Чонгук, обходя куст, поскольку

Тэхён начал закрывать карманы сумки на бляшки.
— По нашим меркам я довольно юн, но не хочу тебя пугать, — улыбнулся

чародей, качнув головой в сторону, тем самым давая понять, куда нужно идти.
— У вас, людей, в отличие от нас, очень короткая память. Вы хотите вернуться в
юность лишь когда она уже прошла. Потому что, на самом деле, для вас это
ужасное время, но все говорят, что были очень счастливы, хотя, по правде, были
крайне несчастны.
— Ты переводишь тему, — поправляя капюшон, нахмурился брюнет и начал

отмахиваться от налетевших насекомых. — После встречи с туманником я вряд
ли испугаюсь какого-то возраста.
— Шестьдесят четыре, — выдал Тэхён, отодвигая ветки деревьев на пути.

Чонгук закашлялся, со вдохом хапанув какую-то букашку, вставшую поперёк
горла, а маг захохотал, ударяя парня по спине. — По людским меркам это где-то
двадцать один год.
— Агрх… — ударив кулаком по груди, Чонгук пару раз кашлянул и утёр

выступившие от першения в горле слёзы. — Какие ещё секреты ты от меня
таишь?
— Ох, их бесчисленное множество, — таинственная улыбка коснулась губ

чародея. — Но ты от них умом тронешься, человеческая натура слишком
чувствительна.
***
Скинув с плеч шаперон, Чонгук аккуратно уложил его на скамью, чуть

потягиваясь и зевая. Время было уже позднее, а возвращаться во дворец по
холодному сырому лесу в гордом одиночестве совсем не хотелось. Тэхён зажёг
свечи по всему дому одним щелчком пальцев и копался в своей магической
лаборатории, раскладывая добытые травы, а Чон с интересом рассматривал
полочки с цветными колбами, засушенными косточками птиц и животных,
пузырьками, флаконами, баночками со всякими порошками да снадобьями.
— Можешь вздремнуть на скамье в соседней комнате, пока не рассветёт, —

окликнул его маг, поднимая голову и указывая на дверь. — Более удобное ложе
предложить не могу, редко сплю.
— Ты можешь не спать? — удивился Чонгук, присаживаясь на небольшую лавку.
— Могу, но иногда впадаю в спячку на пару дней, я всё же не Бог, — с досадой

отметил Тэхён, засучивая рукава на шёлковой белоснежной рубахе. — Да и
негде койку поставить, огромное чучело единорога занимает много места.
— Чего? — распахнул брюнет глаза, дёрнувшись в сторону дверного проёма, что

вёл в соседнюю комнату. — Единорога?
126/303
— Ага, представляешь? — усмехнулся Тэхён, качая головой и надевая на себя
потрёпанный фартук, перевязывая на пояснице. — Один влиятельный торгаш
всё пытался меня впечатлить и на ложе своё затащить. Так я ему и говорю:
«достанешь мне единорога, тогда и побеседуем». Он вроде как отстал потом, а
через несколько дней мне это чудо притащили.
Чонгук ринулся в сторону, заглядывая в помещение, и ненароком остолбенел. В

углу стояло огромное, выше него самого на пару голов белое чучело лошади с
рогом на голове, да настолько правдоподобное, что слуга аж поёжился от жути.
В больших искусственных глазах полыхали блики горящих огоньков множества
свечей, и лошадь будто вот-вот была готова подскочить, клацая копытами о
дощатые полы.
— Ну и жуть, — пробормотал он, возвращаясь в душную комнату. — А чего ты

собираешься делать? — с интересом спросил брюнет, пододвигая лавку
поближе к большому столу, заваленному ложками, черпаками, толкушками и
прочей посудной утварью. Сна не было ни в одном глазу, а любопытство —
напротив, росло каждую секунду.
— У меня есть парочка заказов, которые нужно выполнить к завтрашнему

вечеру, — высыпая из маленькой баночки чёрные орехи в ступку, чародей
принялся толочь их пестиком. — А ты не желаешь поспать?
— Можно мне посмотреть? — с наивной жалостью попросил Чонгук, складывая

на столе руки в умоляющем жесте.
— Как я варю средство против бородавок? Тебе это интересно? — с насмешкой

протянул чародей, получив в ответ взгляд больших лучистых глаз с немой
мольбой. — Да пожалуйста, Боже милостивый… Только не отвлекай.
— Я не буду мешать, честно-честно, клянусь бородой своей матери, — Чонгук

воодушевлённо закачал головой, пододвигаясь ещё ближе к столу и подпирая
подбородок ладонью.
Тихонько посмеявшись, маг покачал головой и принялся разжигать камин,

вычищать небольшой оловянный котел и подготавливать ингредиенты. Чонгук с
интересом наблюдал за действиями парня, отмечая, что тот находился словно
рыба в воде. Маг был явно в своей стихии и простыми действиями вершил
волшебство. Высунув кончик языка, чародей отсыпал на весах какой-то желтый
порошок с идеальной точностью вплоть до каждой песчинки. Над вскипающим
котлом по мере добавления всяких панцирей насекомых и осьминожьих глазниц
(у осьминогов были глаза?) вздымался разноцветный пар.
— Это мой любимый завершающий этап, — доставая с полочки огненно-красный

порошок в баночке, заверещал Тэхён.
— Почему? — встрепенулся Чонгук. — Что это?
— Солнечная мука, — с предвкушением ответил чародей, откупоривая крышку.

— Хочешь, покажу?
— А это не опасно? — засомневался Чонгук, приподнимаясь.
127/303
— Нет, пойди сюда, — подозвал его блондин и с помощью прихватки поднял
котёл с огня, взгромоздив на стол.
Чонгук несколько коротких мгновений всё ещё сомневался, но поблескивающая

баночка разжигала его интерес. Парень сдул влажную от жары челку со лба и
двинулся в сторону, обходя стол и вставая у котла, содержимое которого пахло
какими-то сухими травами и чем-то горьким.
Mikky Ekko — Who Are You, Really?
— Что я должен делать? — взглянув на Тэхёна, что стоял позади, через плечо,
Чонгук впал в короткий ступор и боялся лишний раз двинуться или вдохнуть.
— Смелее, — тихо проговорил чародей, по-прежнему стоя за спиной и накрывая

чонгукову руку своей, следом направляя к открытой баночке, что стояла у котла.
— Зачерпни.
Ощутив резкий прилив смятения вкупе со смущением, Чонгук кашлянул и чуть

замер, ощущая приятное прикосновение на запястье. Следуя указаниям, он
зачерпнул тёплый порошок в ладонь. Чародей продолжал направлять его руку,
располагая над котлом. Он провёл ладонью дальше, касаясь пальцев Чонгука и
медленно раскрывая их, прошептав короткое «смотри». Как только солнечная
мука посыпалась в котёл, взаимодействуя с паром, то начала переливаться
всеми цветами радуги и блестеть, словно россыпь бриллиантов под ярким
обеденным солнцем.
— Невероятно, — прошептал Чонгук, продолжая сыпать и любоваться

прекрасным блестящим потоком.
По телу прошёлся разряд тока, а сердце грохнулось куда-то в пятки, как только
он почувствовал, как мягкие губы касаются пульсирующей вены на собственной
шее. Это казалось нереальностью, полным и сладким забвением. По коже
табунами ринулись мурашки, с губ сорвался томный выдох, и брюнет прикрыл в
наслаждении глаза. Маг оставил мягкий поцелуй на шее, перемещая губы выше
и прямо за ухо. Тэхёновы персиковые губы коснулись его. Чонгук ослеп, оглох,
онемел. Казалось, он был рождён ради этого мгновенья.
— Что ты… Что ты делаешь… — дрожащим шепотом отозвался Чонгук, сухо

сглатывая.
Чужие руки уже скользили по его талии мягкими осторожными движениями, а

чародей бесстыдно прислонился к нему сзади, продолжая прокладывать
цепочку мягких поцелуев по шее. Пышущую чонгукову душонку окутало сетью
жарких ласок, и он чувствовал, что тает совершенно бессознательно,
поддаваясь на чародейские уловки этого белоснежного демона, что засел у него
на подкорке, громогласно хохоча на всё нутро.
Ощущая эти прикосновения к своему телу впервые, Чонгук уже наверняка знал,
что теперь узнает их из тысячи, нет, из миллионов. Он уже это сделал, узнав
Тэхёна среди всех прочих, когда его светящийся образ приходил к нему поздней
ночью во сне и нежно, с особой мягкостью и вожделением, целовал его губы,
оставляя приятное чувство внутри после тяжелого пробуждения. У Чонгука
получилось, взглянув в эти полные секретов и таинственности глаза, узнать уже
128/303
знакомые черты, которые, казалось, он даже после смерти не сможет забыть.
Это было волшебно, это было невероятно, это завораживало и на мгновенье

Чонгук забыл, как дышать, когда его совершенно затуманенный страстью разум
после сладких поцелуев озарило позднее осознание, что это был Тэхён. Тот
самый, тот ослепительно красивый, прекрасный, тот особенный и самый
невероятный маг, которого он так долго ждал. Обнажая пред ним не тело, а
собственную душу, Чонгук искренне верил, что ему обязательно воздастся за
все былые страдания, коих и без Тэхёна хватало в его жизни. Но Чонгук вновь и
вновь брал на себя всё более непосильную ношу, давая самому себе клятву
любить как минимум вечность. Выпутываясь из чужих рук, он развернулся и
впился в губы чародея, проявляя напор и давая немое согласие на всё, что тот
только пожелает с ним сотворить. Тэхён, улыбаясь в поцелуй, тоже спешил
проявить напористость, подаваясь вперёд с более пылким энтузиазмом.
Чонгуку не хватало дыхания и уверенности, поэтому он раскрыл губы навстречу

влажному скользкому языку, в порыве страсти покачиваясь и припадая
ягодицами к краю столешницы. Его руки тряслись, зрачки пульсировали, по
вискам одна за другой стекали блестящие капельки пота, а рубаха прилипла к
спине. Тэхён впился пальцами в его талию, наваливаясь пуще прежнего и
углубляя поцелуй. Чонгук, пытаясь удержать равновесие, оперся ладонями на
столешницу. Горячий воздух обжигал лёгкие изнутри. Брюнет не то чтобы не
чувствовал собственного возбуждения, он напрочь перестал ощущать
собственное тело, превращаясь в облако пара над котлом. Чонгуковы глаза
широко распахнулись, когда Тэхён, оставив влажный поцелуй на скуле, одним
движением опустился вниз, вставая на колени и попутно развязывая шнурки на
портках.
— Нет, что ты… Делаешь… Я не… — задыхаясь не столько от страсти, сколько от

смущения, Чонгук зажмурился и чувствовал, как собственные щёки вибрируют
от красноты. Он вцепился пальцами в пояс портков, сильно сжимая.
— Дай мне попробовать тебя, — прохрипел чародей низким голосом, мягким

движением касаясь трясущихся рук Чонгука и заставляя его ослабить хватку на
ткани.
Чон попытался вдохнуть полной грудью и позволил Тэхёну осторожно отвести

собственные ладони за запястья. Ноги сделались ватными, а колени дрожали,
поэтому брюнет снова придерживался руками за стол, не решаясь открыть
глаза. Чародей одним движением длинных пальцев потянул верёвочку на поясе
портков, развязывая небрежно затянутый бантик. Штаны упали с Чона, и перед
Тэхёном предстал весь чонгуков стыд в полной готовности. Сам слуга готов был
взорваться от переполняющего разум и тело стыда, который пульсировал по
венам и каждому сосуду.
Но через мгновение влажный рот, накрывающий его член, заставил Чонгука

протяжно заскулить и дёрнуться. От наслаждения, что окатило его леденящей
волной, тело Чонгука сковала сильная судорога. Он задел какие-то ложки и
баночку с солнечной мукой, скидывая на пол и пятясь назад, словно подбитая
скулящая собака.
— Не дёргайся, — шикнул Тэхён, накрывая чонгуков член мягкой ладонью.
— Я-я… Мн-н-н… Ох… Мх-н…

129/303
Чонгук плотно сомкнул губы в узкую полоску и застонал, не успев выдать какое-
нибудь связное слово, а лишь невнятное мычание. Он снова скидывал со стола
какие-то колбы, что разбивались о дощатый пол, а содержимое разноцветной
жижей расползалось в разные стороны. Открыть на несколько секунд глаза по
мнению Чонгука было самой роковой в его жизни ошибкой. Картина,
представшая перед его взором, яркой вспышкой ударила в центр головы. Тэхён,
любовно вбирающий раскрасневшимися припухшими губами головку чонгукова
члена, был похож на какую-то грешную фантазию, за которую Чонгука не просто
бы наказали, а казнили бы или повесили.
Метаясь из одного угла разума в другой, Чонгук будто впал в потрясающую,

мучительную и в то же время невероятную агонию. Он сдерживался изо всех
сил, но это были тщетные попытки, разбавляемые собственным жалким
скулежом. Тело сковала очередная сладострастная судорога и крупная дрожь,
белёсая струя стрельнула прямо в щеку чародея с внутренней стороны. Чонгук
высоко застонал, задыхаясь оргазмом, а на лице Тэхёна в одно мгновенье
пронеслись целые эшелоны эмоций. В очередном порыве страсти брюнет рукой
задел и скинул со стола какую-то колбу. Перед его глазами стоял густой серый
туман с переливающимися яркими пятнами цветов, которые доселе были
неизвестны Чонгуку.
— Не дыфы, — вдруг смято послышалось снизу.
— Ч-чего? — жадно хватая ртом воздух, переспросил Чонгук, поскольку кровь

шумела в ушах, а перед глазами всё ещё мелькал свет.
— Не дыфы, — повторил Тэхён, плотно прикрывая ладонью рот с носом и

пытаясь подняться. — Ты опфокинул мофное снотфорное, не вдыфай его пары, а
то уснёф.
Чонгук нахмурился, пытаясь переварить поток поступающей в пульсирующий

мозг информации, но перед глазами уже всё предательски поплыло. Рядом с
ним уже почему-то был не один Тэхён, а трое. Разум начало застилать толстым
ватным одеялом. Чародей открывал рот и что-то говорил, но Чонгук уже ничего
не слышал. Тело обмякло и повалилось вперёд, прямо в руки мага. Это было
последним, что отпечаталось в чонгуковой памяти.
***
В холодном поту отрывая голову от подушки и поднимая тяжелые веки, Чонгук

распахнул глаза, подорвавшись на собственной кровати. Он сбито дышал,
судорожно осматриваясь по сторонам. Как ни странно, он находился в
собственной каморке, укрытый одеялом и весь с макушки до пят пропотевший. С
облегчением отмечая, что всё это было ужасным постыдным сном, парень
расслабился и смял одеяло. На теле были те же портки, а грязная рубаха так же
валялась где-то у кровати, как и перед сном.
Чонгук громко сглотнул вязкую влагу, успокаивая быстрое сердцебиение и

замедляя дыхание. Он погладил обнажённую грудь и расслабился на своей по-
прежнему чёрствой постели, подремав ещё несколько коротких мгновений. Но
дела никуда не делись и, к сожалению, не были обычным сном. Откидывая с
тела тонкое одеяло, Чонгук заприметил на портках размазанное сухое пятно
какой-то белой жидкости. Его тело в ту же секунду провалилось в бездонную
130/303
пропасть стыда, а осознание, что всё это не было сном, парализовало разум.
Дёрнув головой, Чонгук обнаружил на сундуке баночку с солнечной мукой и
вымученно застонал, стыдливо накрывая пылающее лицо ладонями.
131/303
13. Яблоко в карамели.
Чимин продолжал вертеться в своей постели, словно уж на

раскалённой сковороде, и нарочито громко вздыхать. На другой стороне
кровати, за выстроенной из подушек баррикадой, тихо сопела принцесса Ли
Сонг. По неспокойному дыханию и шуршанию одеяла было понятно, что сон к
девушке тоже не шёл. Этим вечером принца отправили в покои гораздо раньше,
чем обычно, поскольку рано утром была запланирована конная прогулка. Едва
прозвонил вечерний колокол, за окнами лиловый закат медленно тух,
перевоплощаясь в густые сумерки, а Чимин уже лежал в кровати и пытался
уцепиться хотя бы за краешек сна.
Принцессу отправляли в его опочивальню каждый вечер. Они почти не

разговаривали, а если и перекидывались наборами слов, то исключительно о
чём-то обыденном и скучном: о бале-маскараде, или о том, как глупо и вычурно
одеваются придворные дамы. Они не говорили о свадьбе, о том, что будет
дальше, и делили этот страх на двоих. Девушка казалась то ли напуганной, то
ли растерянной, то ли всё вместе. Она отворачивалась от принца и подолгу
глядела в окно на то, как погибал закат, а между ними будто находилось
огромное лохматое чудовище, которое звали Молчание. Ночь была теплее, чем
все предыдущие, поэтому Чимин в очередной раз попросил Чонгука не
закрывать двери на балкон. Вдалеке переливались тысячи городских огней,
зажжённых обывателями Уотерполя в честь празднования Эмбиля.
— Мне подготовили такую дурацкую маску на бал, — вдруг выпалил Чимин,

глядя на серебристый балдахин, что висел над периной. Принцесса не ответила,
лишь тяжко вздохнула, но вскоре ей и самой наскучила мёртвая тишина.
— А на моём наряде столько разноцветных перьев, будто я наседка, —

пробормотала себе под нос девушка.
— Да? — встрепенулся принц, привставая на локтях. — А на моём павлиньи

перья!
— Неужто? — чернявая макушка принцессы показалась из-за подушечной

баррикады. — Значит из нас решили сделать птичью парочку?
Они переглянулись и спустя несколько коротких мгновений синхронно

захохотали, откидываясь на подушки и разбавляя натянутую атмосферу
непринуждённым смехом. После снова воцарилась тишина, но уже не такая
тяжёлая, как прежде. Из дверей, ведущих на балкон, начал доноситься какой-то
шум, гул и какофония из разных звуков. В городе начались гулянья.
— Что это? — спросила принцесса, глядя на дверной проём.
— Сегодня начался Эмбиль, — пожал Чимин плечами. — Горожане празднуют

его несколько дней.
— А что это? — Ли Сонг нахмурила тёмные густые брови, взглянув на принца

исподлобья.
— У вас в Ферелдене нет такого праздника? — удивился Чимин, подняв на

девушку искренне удивлённые глаза. Получив в ответ отрицательное
132/303
покачивание головой, он пояснил: — В Уотердипе празднуют Эмбиль во время
сбора урожая. Это праздник огня, отмечаемый в свете пламени, факелов и
костров. Огонь для нашего народа символизирует просвещение и вдохновение,
так же как свет и тепло.
— Как много я ещё не знаю об этом государстве, — с тоской улыбнулась

принцесса, приподнимаясь и опуская босые ноги на прохладный каменный пол.
— А уже совсем скоро должна стать его частью.
Принц почувствовал очередное колючее напряжение, что волнами исходило от

девушки. Её спина напряглась, а голова вжалась в плечи. Чимина в какой-то
момент терзали сомнения и неуверенность в собственных мыслях и
назревающих словах, но рано или поздно говорить нужно будет. И лучше
сделать это рано, иначе потом может быть поздно.
— Чтобы научиться жить сейчас, нужно забыть всё, что происходило вчера и
чему суждено произойти завтра, миледи, — тихо проговорил принц, привставая.
— Не забывайте то, что приобретаете с каждым новым опытом. Да, возможно,
всё это происходит с нами слишком рано и так неожиданно, но…
— Для чего вы мне говорите это? — мягкий голос принцессы чуть дрожал, Чимин
не видел её лица, поэтому не знал, в гневе она или же в отчаянии.
— Я это к тому, что вместе с осознанностью придёт и выбор. Вы в любое

мгновение сможете сказать: «Я позволю этому моменту быть таким, какой он
есть», — тихо говорил принц, опуская ноги на пол с другой стороны перины и
пальцами до побеления сжимая простынь. — Потом вдруг там, где раньше было
больно и обидно, станет легко и просто. И оттуда придёт облегчение, а за ним и
правильное решение.
— И как долго мне ждать это облегчение? — всхлипнула принцесса. — К вам оно
пришло?
— Нет, — с горечью качнул головой серовласый. — Но я верю, что оно придёт.
— Я ни разу не была в городе, — вдруг хриплым из-за беззвучного плача голосом

произнесла девушка. — Сводите меня?
Чимин обернулся через плечо, удивлённо глядя на принцессу, утирающую с

румяных щёк едва заметные слезинки. Она шмыгнула носом и уставилась на
принца, в котором в ту же секунду вспыхнул энтузиазм. Он подорвался с
перины, откидывая крышку большого сундука с одеждой.
— Я никогда не видел городских празднеств вблизи, — с предвкушением

пробормотал Чимин, роясь в сундуке. — Только из окон и с балконов. Всегда
мечтал там побывать.
— Только… Моя одежда… — Ли Сонг поднялась с перины и оглядела своё

шикарное ночное блио из бежевого шёлка. — Не подходит для вечерних
прогулок…
— Думаю, я мог бы дать вам один из своих кафтанов, — задумался принц,

оглядывая девушку с ног до головы. — В городе вас не знают в лицо, но лучше
не рисковать и не снимать с головы шаперон.
133/303
***
Duan — Skellige
Лёгкое смущение во время переодевания и спустя короткое время они были

готовы к внезапно назревшей вечерней вылазке. Выбравшись из дворца через
балкон, Чимин помог спуститься принцессе, которая из-за своей неуклюжести и
длинной чёрной накидки едва не свалилась с самого верха. В отличие от принца,
который уходил из замка уже далеко не в первый раз, девушка с любопытством
пятилетнего ребёнка озиралась по сторонам. Чимин видел, что побег будоражит
её, прямо как его самого в тот первый раз.
По тайным тропам обогнув пост с дремлющей стражей, они отправились в самый

центр города, на городскую площадь, где проходили празднования. Чимин и сам
впервые выбрался в город, поэтому не знал, куда конкретно идти. По рассказам
Чонгука он помнил, что площадь находилась сразу за таверной «Деревянные
кружева». Остановив подвыпившую парочку, Чимин поинтересовался, как
добраться до таверны. Захмелевшая девушка с радостью указала ему дорогу,
предлагая пропустить в трактире по стаканчику эля, но он вежливо отказался,
ссылаясь на то, что его с сестрой заждались родители.
По пути Чимин рассказывал принцессе о том, как пару раз ходил в лес, про
Чонгука, который часто выбирается в город и попадает в неприятности. В тёплой
освещённой атмосфере даже молчать было приятно. Каждая улица
подсвечивалась горящими фонарями, свет лился из каждого окна и закоулка.
Праздник света ощущался настолько сильно, что, казалось, на улице и вовсе был
день. Из каждой подворотни была слышна различная музыка, люди на улицах
улыбались, пили и смеялись. Атмосфера поглощала принца с каждым
пройденным шагом, а глаза Ли Сонг, семенящей рядом, горели и искрились, как
все огни вместе взятые.
На городской площади лилась громкая весёлая музыка, повсюду в ограждениях

горели костры, в лавках продавали всякие вкусности, украшения в честь
праздника и разнообразные хмельные напитки. Горожане танцевали под
уличный оркестр в самом центре площади. Принцесса, хлябая чиминовыми
сапогами, предложила пройтись по торговым рядам, но потом с досадой
припомнила, что у них нет с собой денег, чтобы что-то купить. Тогда Чимин,
дразня, выудил из кармана портков небольшой мешочек с серебренниками.
— А вы предусмотрительный, милорд, — хихикнула черноволосая и,

сощурившись, попыталась выхватить мешочек из чужих рук.
— За стенами замка я просто Чимин, — улыбнулся принц, протягивая мешочек

девушке.
— Тогда я просто Ли Сонг, — бледное лицо девушки озарила дружелюбная

улыбка, какой Чимин никогда прежде не видел.
Развязывая шнурок на мешочке, принцесса двинулась вдоль торговых рядов,

разглядывая сверкающие в свете пламени украшения. Она долго выбирала и
выискивала что-то особенное, рыская от одной лавки к другой. В воздухе стоял
приятный запах жжёного сахара, хлеба и жареных орехов. Чимин просто
134/303
наслаждался этим приятным ощущением свободы, наблюдая за принцессой.
Вскоре девушка, ликующе подпрыгивая и хлопая в ладоши рядом с торговцем
бижутерии, расплатилась и двинулась к серовласому.
— Поднимите руку, — скомандовала Ли Сонг, и принц, опустив одну бровь,

недоверчиво протянул ладонь. — Что бы ни случилось, я хочу, чтобы мы с вами…
Кхм… То есть с тобой… Стали друзьями. Пусть это будет символом нашей
дружбы, какое бы будущее не было уготовано нам жестокой судьбой.
Принцесса, растянув тоненькую резинку с янтарными бусинами, продела в неё

чиминову ладонь и натянула на его запястье простой, но красивый шафрановый
браслет. Подняв свою руку из-под накидки, она показала тоненькое белёсое
запястье, которое обрамляло точно такое же янтарное украшение. В это
мгновение Чимин почувствовал искрящееся тепло в груди и непорочную связь с
девушкой. Не ту связь, которая есть между влюблёнными или женатыми, а ту,
которая связывает самых настоящих друзей, пусть даже по несчастью. В какую-
то секунду принц ощутил те же чувства и эмоции, которые он испытывает к
своей младшей сестре Сончан.
— Благодарю, — широко улыбнулся Чимин, чуть склонив голову. — Ой… — он

невольно ухватился за плечи девушки, чтобы не врезаться в неё, поскольку
ощутил сильный толчок в спину. — А нельзя ли смотреть, куда направ…
— обернулся принц, глядя на неуклюжего человека, что врезался в него, но
стоило разглядеть лицо виновника, как Чимин тут же оцепенел. — Ты?
Юнги сощурился и, кажется, едва прорычал что-то нечленораздельное себе под

нос. Он взглянул на Чимина глазами мягкого желтоватого оттенка, а из-за
тёмно-оранжевых вкраплений они казались светло-карими. Его красивого лица
из-под капюшона плаща почти не было видно, одна половина скрывалась под
тёмной тканью, а вторая под её тенью.
— Чего встал прямо посередине улицы, — возмутился Юнги, складывая руки на

груди в каком-то защитном жесте. — Ни пройти, ни проехать…
— И тебе здравствуй, — возвёл очи горе принц, заметно оскорбившись. — Когда

ты уже научишься нормально с людьми здороваться? И что ты вообще тут
делаешь?
— Я тебе тот же вопрос задать могу, — хмыкнул Юнги, но приподнял брови и

впал в короткий ступор, завидев бледное любопытное личико принцессы,
выглядывающее из-за плеча парня. — А это кто такая?
— Это моя… С-служанка, — растерянно выпалил Чимин, совершенно не успевая

обмозговать сказанное, сознание почему-то забилось в какой-то перманентной
панике, не поддающейся какому-либо контролю.
— Чего? — возмущённо пискнула Ли Сонг из-за спины принца, но, получив

незаметный тычок, словила секундное озарение. — То есть… Да…
Приветствую, — в своей королевской манере сделав лёгкий реверанс, она
поклонилась, только потом понимая, что это было лишним. Губы Юнги скептично
искривились, а его аура окрасилась холодным тёмно-синим цветом. — А вы…?
— Да это так, никто, — пробормотал Чимин, едва не ударяя себя по лбу, потому
что сначала из его рта вырывались слова, и только после этого он понимал,
135/303
какие. — То есть… Приятель.
— Приятель? — недоверчиво переспросила принцесса, глядя то на Чимина, то на

странного незнакомца с ледяным выражением на прикрытом капюшоном лице.
— Это его имя?
— Нет, меня зовут Не-Твоё-Чёртово-Дело, — скривив ещё более враждебную

гримасу и сощурив глаза, ответил Юнги. Чимин только собирался открыть рот,
чтобы пресечь нелепую попытку парня оскорбить принцессу, как сзади на Юнги
набросился высокий широкоплечий шатен, явно заставая того врасплох.
— Ты куда подевался, хён? — заверещал юноша, повиснув на чужом плече. — Я

тебя обыскался.
Чимин неловко потоптался на месте, стараясь не пялиться на улыбающегося

парнишку. Ямочки на его щеках и густые чёрные ресницы очень бросались в
глаза. Выглядел он вполне добродушно, а одет был в обычную рубаху и кожаную
жилетку. От него исходил запах медового эля и каких-то пряных специй. Аура
незнакомца показалась принцу тёплой и притягательной в отличие от
синеволосого.
— Отвали, — буркнул Юнги, сбрасывая руку парня со своего плеча. — Ты когда

уже успел захмелеть? Мы же только пришли…
— Да ладно тебе, ханжа, — фыркнул шатен, обращая своё внимание на Чимина и

его почему-то смущённую спутницу. — Ты не собираешься знакомить меня со
своими друзьями?
— Это не друзья, — шикнул Юнги, отводя глаза, а Чимин почему-то почувствовал

болезненный укол совести прямо в затылок. — А так, приятель и его…
— Я Намджун, — шатен протянул свою большую ладонь для рукопожатия,

озаряя собственное лицо ещё более широкой и мягкой улыбкой.
— Чимин, — чуть склонив по привычке голову, принц протянул ладонь и ощутил

крепкое дружеское рукопожатие. — А это…
— Ли Сонг, — продолжила за него принцесса, привставая на цыпочках и глядя

на шатена почти не моргая, медленно протягивая руку.
Чимин нахмурился, неловко наблюдая за тем, как Намджун склонился перед

девушкой и оставил на обратной стороне её ладони лёгкий поцелуй. На щеках
принцессы появился едва уловимый румянец, который она безуспешно
попыталась спрятать под капюшоном.
— Миледи, — шуточно произнёс шатен, всё ещё чуть склоняясь над ладонью
девушки. — Не желаете пуститься в беззаботный танец со своим новым
знакомым?
Девушка впала в короткий ступор, а её глаза от неожиданности забегали по

сторонам. Ещё через мгновение растерянный, полный нерешительности взгляд
достиг лица Чимина и принцесса продолжительно смотрела на него, не зная, что
ей делать и как себя повести. Она, кажется, ждала одобрения или же наоборот.
136/303
— Иди, — мягко и успокаивающе улыбнулся принц. — Я буду неподалёку, скоро
будут запускать фонари.
— Хорошо, — с уверенностью качнула Ли Сонг головой, переключая всё своё

внимание на Намджуна и позволяя ему увести себя от торговых лавок в толпу
танцующих людей.
Чимин наблюдал, как скованно и всё ещё нерешительно движется принцесса,

оборачиваясь и глядя на него с заметной неуверенностью в собственных
действиях. Чтобы подбодрить девушку, он помахал ей ладонью, и черноволосая
заметно расслабилась, через мгновенье уже с чего-то хихикая.
— Ну и сноб, — буркнул Юнги, глядя на своего друга, который по пути что-то

говорил, яро жестикулируя руками и тем самым заставляя девушку смеяться.
— Пара капель эля и уже женский обольститель.
— Это твой друг? — спросил Чимин, переключая внимание на парня, который не

спешил отвечать на его вопрос, а лишь в очередной раз фыркнул и двинулся
вдоль торговых лавок, совершенно не обращая внимания на принца.
Чимину ничего не оставалось, как плестись следом, не упуская из виду

принцессу, которая пустилась в пляс, хохоча. Юнги явно был не в лучшем
расположении духа, а расспрашивать его об этом Чимин не решался. Они
остановились у лавки с персиковым элем, что располагалась подальше от
шумной толпы и музыкантов. Купив наполненную бутыль и расплатившись, Юнги
не проронил ни слова и присел на ближайшую лавку, откупоривая ёмкость.
Принц неловко потоптался на месте, чувствуя подступающее напряжение, но
всё же сел рядом, потому что делать в общем-то и нечего было. Денег у него не
осталось, танцевать он не хотел, а единственная собеседница потешно
отплясывала с каким-то незнакомцем. Уж чего-чего, а почувствовать себя
одиноким в сей обстановке Чимин явно не ожидал.
— И чего ты тут забыл? — вдруг буркнул Юнги, рассеивая облако мыслей, что
повисло над головой принца.
— Я никогда не был на городских празднествах, — чуть обнимая себя за локти,

Чимин продолжал глядеть на танцующий галдящий народ. — Да и по Уотерполю
не гулял.
— Ни разу? — искренне удивился синевласый, следом отпивая из бутыля.

— Какой же ты принц вообще…
— Тихо ты, — шикнул Чимин, толкая парня в плечо. — Ещё громче прокричи…
— Да тут всем на тебя плевать, — покачал Юнги головой. — Если ты не

полуоборотень, эльф или ещё какой-нибудь «выродок», то на тебя даже не
посмотрят.
— Ну, не скажи, — засомневался принц. — Ты же тоже… — он кашлянул,

подбирая правильно слова. — Не человек? И всем на тебя плевать.
— Потому что они не видят моих волос или когтей, — пожал Юнги плечами. — В
противном случае тут был бы уже не Эмбиль, а охота на чудовище с вилами и
камнями.
137/303
— А ты чудовище? — Чимин поднял блестящие из-за бликов огней глаза на
парня, пытаясь рассмотреть выражение на его лице, которое почему-то замерло,
а глаза будто на секунду стали чуть ярче. Юнги, как и ожидалось, сперва не
ответил, продолжая опустошать бутыль с элем и озираться по сторонам.
— А сам как считаешь? — вдруг последовал ответ-вопрос, который застиг

неуверенного Чимина врасплох, и только он собирался подать голос, как Юнги
продолжил: — А… Кхм… Ты… Не голоден?
— Чего? — не понял принц, нахмурившись. — Вообще-то я не…
— На, — парень всучил ему в ладони бутыль, поднимаясь с лавки. — Я сейчас.
— Но я… — Чимин оторопело глядел синевласому вслед, не успевая за потоком

собственных мыслей. — Не договорил же…
Принц вздохнул, с недоверием посмотрел на бутыль в своих руках, повертел,

понюхал горлышко и скривился от резкого запаха забродивших персиков.
Отставив стекляшку, он поёрзал на лавке и принялся высматривать в толпе
чёрный капюшон. В груди разрасталось приятное чувство трепета и
возвращался былой тёплый уют. Чимин вдруг ощутил комфорт и умиротворение,
что редко можно было почувствовать, находясь в обществе синевласого хмурого
парня.
Он так и не смог ответить на вопрос. Считал ли он Юнги чудовищем? Нет.

Считал ли он Юнги невероятно красивым таинственным созданием?
Определённо да. Тайна, покрывающая образ парня, манила Чимина, словно муху
мёд. И вот он вроде бы подошёл слишком близко к тайне, а тайны, как правило,
умеют себя защитить. Это не было притворством или просто любопытством,
удовлетворив которое принц сможет спать спокойно. Он искренне хотел узнать
Юнги. Понять и разгадать ход его мыслей, стать для него другом или хотя бы на
пару шагов ближе.
И с каждым разом, каждой встречей и словом Чимин чувствовал, как пропасть

между ними становится всё меньше и меньше. За ледяной коркой скрывался
человек, а не какой-то бездушный монстр. Рядом с синевласым принц ощущал
себя иначе, но до конца не мог распознать, как именно. Он не чувствовал себя
так рядом с братом или сестрой, он не чувствовал себя так рядом с принцессой
или кем-либо другим. Это было чем-то особенным и единственным в своём роде.
Это то, в чём он должен был разобраться самостоятельно и без посторонней
помощи. Ведь кто разгадает тайну, тому она и будет принадлежать.
— Держи, — Юнги сунул в чиминову ладонь палочку с зелёным яблоком, которое

обволакивал толстый слой карамели, похожей на стекло.
Лакомство выглядело настолько сладко и аппетитно, что у принца во рту

скопились слюни. Он сглотнул, оглядывая яблоко со всех сторон и любуясь, так
как оно было похоже на стеклянную фигурку на палочке. Но стоило открыть рот
и попробовать откусить, как верхние зубы больно клацнули о твёрдый
карамельный слой. Буркнув под нос какое-то бранное словечко, Чимин потёр
верхнюю губу, нахмурившись, как вдруг его ушей достиг чужой лёгкий смех. Он
поднял глаза и уставился на Юнги, который тихо смеялся, качая головой. Чимин
понял, что впервые видел улыбку на чужом бледном лице, поэтому засмотрелся
138/303
и безвольно окаменел.
Florence + The Machine — Cosmic Love
— Ну ты и дилетант, — хмыкнул парень, но не в прежней прохладной манере, а

как-то иначе, по-доброму. — Оно же твёрдое, так и без зубов можно остаться.
Вот, смотри, как надо, — Юнги чуть наклонился к яблоку в чиминовой руке и
впился в него внезапно появившимися острыми клыками, откусывая большой
кусок.
— Эй, ты жульничал, — ощетинился возмущённый принц, с явным протестом

толкая парня в плечо. — Вообще-то это нечестно!
— Как это нечестно? — с довольным выражением лица победителя переспросил

Юнги.
— У меня нет вот этих вот, — Чимин указал на свои верхние зубы. — Этих штук
вот таких…
— В какой момент яблоко в карамели стало соревнованием? — парень скептично

опустил одну бровь, всё ещё улыбаясь. — Ешь давай.
Чимин, осознавая нелепость сей ситуации, тихонько захихикал и, покачав

головой, осторожно предпринял вторую попытку, которая, как ни странно,
оказалась успешной. Он откусил большой кусок, с трудом его пережёвывая и не
упуская возможности простонать о том, как это, на самом деле, божественно
вкусно. Вкус яблока так подходил под сладость карамели, а шкурка под твёрдым
слоем обмякла и почти не чувствовалась. Карамель таяла на языке,
окончательно поражая вкусовые рецепторы. Уплетая яблоко за обе щёки, Чимин
сначала не заметил продолжительного взгляда на себе и вдруг воцарившуюся
вокруг них тишину.
— Чего? — чуть улыбнулся он, исподлобья посмотрев на парня.
— Испачкался, — рука Юнги невольно дёрнулась по направлению к лицу принца.
Чимин не совсем понял, что произошло, но спустя несколько продолжительных

мгновений до него дошло, что синевласый подушечкой большого пальца убрал
осколок прилипшей к его нижней губе карамели. Сердце принца ухнуло куда-то
вниз, скатываясь по рёбрам в бездонную чёрную пропасть. Он застыл, лишь
осторожно поднимая голову и сталкиваясь с парой подсвеченных жёлтым
светом глаз. Чимин вдруг осознал, насколько близко к друг другу они
находились, а взгляд напротив был будто заколдованным.
Сглотнув, принц не сразу понял, что расстояние между их лицами каким-то

магическим образом начало медленно сокращаться. Сердце в груди стучало так,
что начали подрагивать руки. Чимин не мог пошевелиться, не смея разрывать
продолжительный зрительный контакт. Его мысли и тело будто со звучным
щелчком исчезли, испарились, будто маг щёлкнул пальцами и растворил его
сознание.
Спустя несколько протяжных мгновений лицо Юнги было совсем уж близко, а

сознание Чимина где-то далеко-далеко за океаном. Он сбито дышал, разомкнув
139/303
губы в ожидании чего-то неизведанного и совершенно неиспытанного. Ему
вдруг стало жарко и голова пошла кругом. Нещадные сантиметры были похожи
на сотни вёрст, отделяющих его от заветного и желанного сокровища. Рядом с
его губами был запретный плод, который он был готов вкусить с секунды на
секунду.
Принц резко вздрогнул, когда прямо над его ухом к общему оркестру
присоединись другие музыканты. Чимина внезапно сбросили с облака на
холодную землю. Его прежде окаменелое сознание накрыла гудящая волна из
музыки, выкриков, смеха и гуляний. Быстро отвернувшись, принц зажмурился от
испуга, переводя дыхание и пытаясь успокоить грохочущее сердце, которое
находилось будто между ключицами и подбиралось к глотке. Его щёки
стремительно обдало краснотой, а глаза в смущении забегали по сторонам.
Тогда как Юнги отвернулся в другую сторону и прокашлялся, качая головой так,
будто пытаясь проснуться или отделаться от какой-то мысли.
— Я… Д-думаю, нам с Ли Сонг уже пора, — оторопело поднялся Чимин на ноги,

потерянно оглядываясь по сторонам в надежде найти принцессу и поскорее
сбежать к чёрту на рога, лишь бы не испытывать невообразимых размеров
странное чувство, от которого хотелось только бежать, бежать и бежать в
самую чащу леса и потом сброситься с первого попавшегося обрыва.
Он и не заметил, насколько разрослась толпа танцующих людей, именно

поэтому и подключились другие музыканты. Захмелевший народ пускался в
пляс, разрастаясь, словно плесень. Вдруг откуда-то из толпы выплыл Намджун,
хватая протестующего Юнги за локоть. Чимин не успел понять, в какой момент
рядом с ним из ниоткуда возникла принцесса, втягивая и его в эту какофонию
звуков, запахов, света и движений. Сердце в груди по-прежнему грохотало,
когда он взглянул на сдавшегося другу Юнги. Ли Сонг закружила Чимина с
озорным хохотом и просьбами расслабиться, и принц поддался, пускаясь в
танец. Он начал вращаться под мягкую весёлую мелодию, заливаясь смехом и
напрочь забывая о тягостном грузе в виде стыда и смущения от того, чего не
произошло, но вполне могло…
Чувствами, что заискрились внутри его сердца, можно было осветить весь
Уотердип и ещё парочку близлежащих государств. Скрестив с Ли Сонг локти,
они кружились в танце, следом меняясь партнёрами. Принцесса перескочила к
Намджуну, и вот уже напротив Чимина на мутном скользком фоне окружающего
мира возникло красивое бледное лицо Юнги. Вселенная вокруг принца
замедлилась, он видел голубые локоны, спадающие на вспотевший лоб,
прекрасные, подсвеченные глаза и мягкую улыбку на розовых сухих губах.
Внутри всё резко сжалось и разжалось. Вместе с осознанностью приходил и
выбор. Чимин мог сказать: «Я позволю этому моменту быть таким, какой он
есть». Потом вдруг там, где раньше было больно и обидно, стало легко и просто.
И оттуда шло облегчение. Всё, как он и говорил принцессе.
Но в какой-то момент всё разрушил лёгкий порыв ветра, сбросивший с головы

Юнги капюшон. И возникло чувство, что свет всех огней этого города падал
прямо на его голубые волосы и жёлтые глаза. Вопреки всему парень продолжал
смотреть на лицо Чимина, даже когда вокруг все зашептались. Люди, завидев
непонятное существо, начинали сторониться его, расступаясь. Поднялся гул, а
музыка вдруг начала стихать, вызывая недовольные пьяные возгласы горожан.
Народ начал свистеть и возмущаться, а люди, которые видели Юнги, охали и
шугались, как от огня.
140/303
— Это что за выродок?
— Бледный, как говно овсяное…
— Позовите стражу!
— Уберите его отсюда! Ужас какой…
— Что это такое?
— Фу, что это за чудовище?
«Ну вот, видишь», — чужой хриплый голос эхом отразился в сознании Чимина, а
Юнги продолжал стоять напротив, глядя ему прямо в глаза нечитаемым
взглядом.
— Хён, — к спине синевласого подскочил взъерошенный напуганный Намджун,

хватая его за плечо и пытаясь растормошить. — Хён, надо уходить, стража
идёт… Слышишь?
— Да, — Юнги натянул капюшон обратно на голову, обмерзая вокруг толстой

коркой льда. — Уходим.
Чимин врос сапогами в каменную плитку, едва сдерживая подступающие к

глотке слёзы и сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Его голову
будто сковало в тиски осознания собственной беспомощности. Он не мог
сделать ничего, даже шагнуть за синевласым, схватить его за руку и сказать,
что всё в порядке. Принц не мог сделать ничего, чтобы защитить вдруг ставшего
ему дорогим человека, и от этого хотелось глотку разодрать в беззвучных
рыданиях. Юнги кинулся в суетливую гудящую толпу следом за Намджуном,
даже не обернувшись. В затуманенном чиминовом сознании чужим голосом
прозвучало короткое «прости».
В небо начали запускать первые фонари.
141/303
14. По ту сторону маски. Часть первая.
Tartalo Music — The Ballad of the Dragon
На небе сгущались плотные молочно-серые облака, обволакивая вечереющее

небо. Чёрные белки, испугавшись разразившегося грохота, резко встрепенулись,
вытянув шеи в опасении. Через несколько мгновений на лес столбом обрушился
дождь; крупные капли разбивались о широкие листья, создавая целую
какофонию из звуков и ощущений. Мелкие грызуны в панике разбежались по
норам и дуплам, гроза прогремела ещё неистовее прежнего, небо на две части
разрезала молния. Лес окутало мрачным водянистым коконом. Меж корней
деревьев тут же начали образовываться мелкие ручейки, которые стекали в
низменности и канавы, образуя огромные лужи. Запахло дождливой прохладой.
Юнги наступил кожаным сапогом в грязь, оставляя после глубокий след,

который снова медленно наполнялся мутной дождевой водой. Он шёл к дому
мага, отодвигая от лица мокрые ветви деревьев и волоча на спине мешок,
наполненный деревянными грибами. Тэхён пообещал неплохо заплатить, если
Юнги соберёт эти грибы прямо перед дождём, потому что именно в этот момент
они находятся на самом пике своих целебных свойств. На старых деревьях с
трещинами встречались очень плотные с чёрной, растрескивающейся
поверхностью наросты неправильной формы. Они возникали обычно на местах,
поражённых насекомыми или солнцем. Как выяснилось, этот гриб в основном
оказывает временное действие: снимает симптомы, успокаивает боли, в целом
улучшает самочувствие и повышает защитные силы организма.
По большей степени Юнги было наплевать на то, для чего и зачем Тэхёну этот
гриб. Заняться было нечем, весь свой день он провёл, плавая по водным каналам
и размышляя о произошедшем. То ли это были сожаления, то ли сомнения, он не
знал наверняка и не мог прислушаться ко внутреннему голосу своей души. В
этот раз она будто говорила на каком-то древнем языке, который доселе был
Юнги неизвестен. Мысли по-прежнему не покидали его голову, он и не заметил,
как мешок был уже полон, а плащ до нитки вымок. Сосульки голубых волос
спадали на лоб, а по ним стекала вода, разбиваясь о холодные щёки.
Из-за кроны деревьев начал виднеться столб дыма, поднимающийся из трубы

тэхёновой избушки. Юнги стряхнул с лица противные капли дождя, с
раздражением ударяя по ветке и продолжая свой путь. Он всегда знал:
проблема этого мира была в том, что разумные люди полны сомнений, а дураки
полны уверенности. Но в такие моменты Юнги с радостью бы стал дураком,
потому что с уверенностью пришло бы и понимание. Оправданий собственным
поступкам он не находил, как бы сильно ни старался.
Пару дней назад, на праздновании Эмбиля, он едва не коснулся губ

королевского отпрыска, совершенно забывая о том, кто он и что он. В какой-то
момент мир вокруг испарился по щелчку пальцев. Он настолько сильно
чувствовал этот момент, что, кажется, заставил почувствовать и Чимина. Юнги
помнит каждое мгновение до последнего вздоха. Он помнит глаза принца,
переполненные томлённым ожиданием. Собственное обезумевшее биение
сердца. Помнит, как близко они оказались, и как он почувствовал чиминов выдох
на своей щеке. Лицо принца, которое окрасило румянцем и растерянностью. Да
142/303
чего греха таить, Юнги и сам растерялся, словно барышня на первом свидании
со своим суженым. Но это было не свидание, а Чимин был далеко не суженным.
В Юнги бурлил целый океан неведанных чувств и эмоций, в котором он
потерялся, будто в бескрайнем чёрном лесу.
Он, конечно, мог закрыть глаза на то, что не хотел видеть и знать, но вот
незадача: он не мог закрыть своё сердце на то, что не хотел чувствовать. Юнги
настойчиво твердил себе, что он не дурак, чтобы совершать подобные
безрассудства, но теперь он имел некие сомнения по этому вопросу. Только
сейчас Юнги ругал себя, что после прихода принца забыл запереть входную
дверь своего разума. Ведь следом за ним явились сомнения, самые непрошеные
и нахальные гости. Первые зародились в тот вечер, когда Чимин заявился к нему
за своим забытым свитком. Когда он уселся в самом тёмном углу миновой
пещеры и с усердием принялся по памяти переписывать свиток заново, Юнги
словил себя на том, что изредка наблюдал за ним. Точнее, почти весь процесс
пялился.
Он делал вид, что с интересом вытачивает фигурку, а сам глядел на то, как
пухлые короткие пальцы сжимают перо, аккуратно макают его в чернильницу и
направляют по пергаменту. Принц делал это с такими старанием, аккуратностью
и заботой, что действительно было видно, насколько для него это важно и
драгоценно. Юнги тогда удивился: как, казалось бы, какой-то старый кусок
пергамента со сказаниями о драконах может быть важен для принца?
В тот раз Юнги побоялся заговорить, а ему так сильно хотелось. Но какое-то
тягостное чувство, зародившееся у него под рёбрами, помешало. То ли это был
страх, то ли всё те же сомнения. Впервые за долгое время Юнги ощутил свою
сырую тёмную пещеру действительно уютной и тёплой. Сидя в полной тишине,
занимаясь своими делами, он почувствовал под кожей ненавязчивую вибрацию и
мягкое чувство удовлетворения. Тяжело признавать, но он давно не чувствовал
такого. Он был не одинок.
На протяжении долгих лет эта пещера была его обителью одиночества и

самопознания, которое граничило с саморазрушением. Юнги практически всю
свою сознательную жизнь боролся с одиночеством. Каждый день. Потом оно
зашло с тыла и вкралось в его сны, в его сознание и душу. Он привык думать,
что его, наверное, сглазили, заколдовали, приговорив к вечному одиночеству.
Он сутками плавал по каналам, размышляя о том, сколько в мире ещё осталось
ему подобных. О людях, о магии, о сородичах. Но после появления королевского
отпрыска Юнги перестал терзать себя раздумьями. Его обыденные измученные
мысли если не целиком, то хотя бы наполовину, сменились на мысли о
последствиях поступков этого глупого импульсивного мальчишки.
Просто раньше Юнги думал, что, если он исчезнет навсегда, то здесь, в этом
мире, никто, кроме Намджуна и Тэхёна даже не заметит его отсутствия. Но
теперь к этим двум именам спустя десятки лет добавилось третье. Кто бы мог
подумать, что этим кем-то станет никто иной, как потомок людей, которые
обрекли весь его вид на вымирание. Как ни странно, но это меньше всего
заботило Юнги. Он знал наверняка, что ни здесь, ни где-либо ещё, дети не
обязаны нести ответственность за грехи своих отцов. Юнги-человек это знал и
принимал, а Юнги-дракон ничего не говорил, лишь напряжённо молчал. Не
отрицал, но и не соглашался.
Юнги громко постучал в скрипучую дверь кулаком, заслышав тихое «не

143/303
заперто». Он вошёл внутрь, чувствуя, как тело обдаёт теплом. У Тэхёна в доме
всегда стояла дикая жара, как в банях. В отличие от мага, Юнги не любил тепло,
потому что температура его тела, как и у всех драконов, была гораздо выше,
нежели у обычных людей. Он мог стабильно себя чувствовать лишь в
прохладной воде, в остальное время в теле всегда ощущался дискомфорт, к
которому со временем привыкаешь, а потом и вовсе перестаёшь замечать.
— Чего ты там так долго возишься, — начал канючить маг, выплывая из

дверного проёма. — Филонишь, а?
— Ну уж извините, там льёт как из ведра, — возмутился Юнги, с грохотом бросая

мешок у стола. — Я промок до нитки.
— Снимай свою мрачную тряпку, — оттаскивая мешок в угол, ответил Тэхён.

— Рейлана на тебя нет.
— Кого? — не понял синевласый и с сомнениями потоптался на месте, глядя в

окно, за которым дождь только усиливался, как и ветер, качающий деревья.
Пробираться через мокрую холодную чащу к пещерам не особо-то и хотелось,
поэтому он снял с себя насквозь промокший плащ, протягивая магу.
— Как кого? — удивился светловолосый, уставившись на парня. — Рейлана, бога

этого вашего…
— Чего? — опустил Юнги одну бровь, отряхиваясь от воды, которая пропитала

его рубаху.
— Ну ты и чугрей неотёсанный, — запричитал Тэхён, подвешивая промокшую

накидку над печью. — Насколько я помню, Рейланом называют бога драконов.
Как там было? «Давным-давно, когда ещё тьма составляла этот мир, зародился
где-то в глубинах её лепесток огня» и бла-бла-бла…
— Понятия не имею, о чём ты болтаешь, — пожал плечами Юнги, взъерошивая

промокшие голубые волосы, которые из-за влаги стали чуть темнее.
— «И лепесток превращался в настоящий огненный цветок. И обрёл этот огонь

разум, и стал он Великим Абсолютным Пламенем, и нарёк его Верховный бог
Рейланом» и прочая эта историческая драконья галиматья, — договорил маг, с
подозрением обращая внимание на синевласого. — Чего-то ты напряжённый
какой-то, — заметил Тэхён, возвращаясь к мешку с деревянными грибами. — Ну,
сильнее, чем обычно.
— Неужто? — нахмурился Юнги, не подавая виду и присаживаясь на лавку у

окошка, по которому барабанил дождь.
— Ага, у тебя как всегда на лице всё написано, — заверил маг, вытряхивая
грибы на расстеленную заранее тряпку, дабы просушить. — Да и Намджун утром
заходил, рассказывал о вашей неудачной вылазке. Чего это вы вдруг в город
попёрлись?
— Так праздник же, — хмыкнул Юнги, пожимая плечами.
— Я тебя умоляю, — взмахнул руками чародей, закатывая с неверием глаза. — С

каких пор тебя волнуют какие-то людские праздники?
144/303
— В любом случае, это было не лучшей идеей, — почёсывая локоть, ответил
Юнги и задумался.
— Да уж действительно, — раздосадованно согласился Тэхён. — С каких пор ты

дружишь с принцами?
— С чего ты взял, что мы друзья? — с натянутым скептицизмом сморщился

Юнги, понимая, что перед магом это всё равно не сработает; чересчур уж этот
плут проницательный.
— Ты припёрся ночью и протащил меня через весь лес, чтобы я помог этому
парнишке с его покалеченной ноженькой, — начал загибать маг пальцы. — Ты
не сожрал его при первой возможности. Позволил приходить к себе в пещеру,
как к себе домой, тогда как мне не даёшь даже шагу в неё ступить. Пошёл на
городской праздник с надеждой его там встретить…
— Замолчи, — рыкнул Юнги, напрягаясь. — Это не правда.
— Да ладно тебе, кого ты обмануть удумал, — с присущей ему

самоуверенностью возвёл очи горе Тэхён. — Можешь и дальше отрицать, но
рано или поздно для тебя это станет ясно, как день.
— Это не твои проблемы, — опустил Юнги глаза, погружаясь в раздумья. — И не

твои мысли. Я сам толком не разобрался…
— Но и помощи попросить не хочешь, — с осуждением заверил маг, разложив

грибы и встряхивая мешок. — Вроде повзрослевший разумный дракон, а мозгов
как у конского седла.
— Зато ты у нас такой весь из себя, — закривлялся Юнги, явно задетый колкими
словами чародея. — Всё на свете знаешь и понимаешь.
— Почему бы и нет? — пожал плечами Тэхён, подвешивая тяжёлый чугунный

котёл над огнём. — Вот ты уже прожил жизнь, по количеству равную двум, а то
и трём человеческим, а в итоге так и не научился принимать решения, да?
— сощурился с интересом маг, наблюдая, как бледное лицо дракона окрасило
задумчивостью. — Тебе не нравится сам процесс выбора решения. Намджун
говорил о тебе то же самое, и мне кажется, попал точно в яблочко. Ты просто
плывёшь по ледяному течению и ненавидишь всё прояснять. Тебе обязательно
необходимо оставлять какие-то неясности, которые тебя и погубят. И ты об этом
знаешь.
— Не буду с этим спорить, — буркнул Юнги, глядя на полыхающее в кострище

пламя.
— Да, да, спорить не будешь, но и не согласишься ведь, — цокнул Тэхён,

подбрасывая в огонь дров.
— Ты питаешь ненависть к людям? — вдруг спросил Юнги, продолжая глядеть

на языки пламени, блики которого отражались в его глазах, играя в догонялки.
— Да не то чтобы, — после небольшой паузы с лёгкостью ответил маг.
145/303
— Но нравятся ли они тебе? — продолжил синевласый.
— В этом нет нужды, — так же легковесно и коротко пояснил Тэхён.
— Именно, — поднял Юнги глаза, в которых зияло какое-то тяжёлое

умозаключение. — Вот и я об этом. Зачем принимать одну из двух сторон, если
можно не принимать никакую?
— Да, но речь ведь не об этом, — напрягся маг, понимая, что рискует проиграть
дракону в этом нелёгком споре. — Речь конкретно о тебе, а основание твоих
ценностей лежит в глупой мысли, что люди должны жить в одиночестве. Ведь
так ты считаешь, а? — Тэхён взглянул на синевласого, который нахмурился,
отчего между его бровями появилась большая морщина. — Или даже нет, ты
хочешь этого! Изо всех сил стараешься не показываться, никуда не вмешиваться
и не причинять другим неприятности и боль, даже если люди тебе
отвратительны.
— Может и так, — опустил Юнги глаза. — Но это не важно.
— Так уж и не важно, что ты обратился, чтобы спасти какого-то мальчишку от

падения? — осторожно выговорил Тэхён, отворачиваясь к котлу с неким
отголоском волнения в душе.
— Чего? — распахнул синевласый глаза, резко встрепенувшись. — Какого чёрта?

Откуда ты знаешь?
— Ты и правда порой забываешь, что я не какой-то там травник, — хмыкнул

Тэхён с обидой. — А ты не просто скиталец, живущий в горе. Я почувствовал
сильный всплеск энергии, как и добрая половина Уотердипа. Хорошо помню твои
прошлые разы, но этот скачок был такой, что меня едва не подбросило.
— Чёрт тебя побери, — проскулил Юнги, упершись локтями в колени и накрыв

лицо ладонями.
— Учитывая то, как давно ты обращался, в этот раз могло вовсе не получиться с
первого раза. Вы оба могли просто разбиться, — Тэхён бил словами не в бровь, а
в глаз, застав парня врасплох. — Всё ещё будешь отрицать важность этого
мальца?
— Иди в пекло, — сдавленно буркнул Юнги из-под ладоней, продолжая приступ

самобичевания. — Я уже ни в чём не уверен…
— Знаешь, Юнги, — Тэхён подпрыгнул, присев на стол и покачивая ногами.

— Рассудок способен существовать без сердца и наоборот, сердце может жить
без рассудка. Я встречал много безрассудных сердец и бессердечных умов, но в
твоей ситуации это недопустимо.
— И что это должно значить? — Юнги раздвинул пальцы на правой ладони,

глядя на мага одним глазом.
— А значит это, что ты не можешь выбрать одну сторону, — пояснил чародей,

продолжая качать ногами, тем самым нервируя дракона пуще прежнего.
— Поддайся сердцу, но не забывай про разум. Что бы ты не хотел предпринять,
ты должен помнить о последствиях.
146/303
— А я по-твоему не думаю об этом каждую чёртову секунду? — возмутился
синевласый, ощетинившись. — У меня скоро голова взорвётся так, что огни
будет за океаном видать.
— Ты думаешь слишком много, а надо действовать, — щёлкнул Тэхён пальцами.

— Помнится, на днях во дворце пройдёт бал-маскарад.
— К чему ты клонишь? — сощурился дракон, раздвинув пальцы на второй

ладони.
— Ну, я мог бы достать тебе приглашение, например, — Тэхён поднял руку,

разглядывая идеально ровные и аккуратные пластины ногтей. — В обмен на
одну услугу.
— Ты чего такое городишь? — сморщился Юнги, впадая в короткий ступор.

— Какой к чертям бал? Меня там, наверное, уже весь город разыскивает. Даже
если бы я смог туда попасть, на кой чёрт мне так рисковать?
— Ты как обычно не дослушиваешь до конца, — цокнул маг, спрыгивая со стола

и открывая один из шкафчиков с множеством разноцветных склянок. — Ты
ничем не рискуешь, я же сказал, что помогу.
— А что за услуга? — в нетерпении напрягся синевласый, выпрямляясь. — Мне

иногда кажется, что мы говорим на разных языках…
— У меня есть специальная штука из редких ингредиентов, которые у нас не

водятся, — рассказывал Тэхён, выуживая с глубины полочки банку с жижей, что
была чернее самой тёмной ночи. — Намажешь ею свой котелок и твои синявые
патлы на время станут чёрными, — он ловко подкинул склянку в направлении
Юнги, зная, что тот точно её словит.
— Мхм… — синевласый с недоверием откупорил крышку, глядя на чародея и

принюхиваясь. — Фу, что это за гадость?
— Листья горевласки, кервель, бораго, сок черёмухи, измельчённое основание

пера грифона и пятое-десятое, не думаю, что тебе это что-то даст, — кичливо
закатил маг глаза и самонадеянно фыркнул.
— С чего вдруг такая щедрость? Какая такая услуга тебе понадобилась? — Юнги
закрыл банку, опуская на пол рядом с сапогом, чтобы не забыть.
— Со временем узнаешь, — в сиреневых глазах Тэхёна на секунду промелькнули

лукавые искры хитрости и присущей ему пронырливости, что Юнги было совсем
не по душе.
***
— Ты уверен в этом? — уже в третий или четвёртый раз спрашивал Намджун,

запахивая свою накидку, поскольку после дождя ощутимо похолодало.
— Нет, — вторил Юнги, вышагивая по вытоптанной тропе. — Я ни в чём не

уверен.
147/303
— Тебя полгорода разыскивает, а если что-то пойдёт не так? — волновался
младший, кидая в сторону синевласого обеспокоенные взгляды.
— Ты меня ещё больше нервируешь, — буркнул Юнги. — Лучше скажи, далеко

нам ещё переться?
Изъявив Намджуну своё желание попасть на бал, Юнги ни капли не жалел об

этом. Он никогда не скрывал от младшего никаких глобальных секретов, решив
и в этот раз быть честным. Может быть он и не рассказал всей правды, умолчав
о своих истинных намерениях увидеть принца и поговорить с ним. Но совесть
таки оставила его в покое, потому что часть правды была озвучена. Теперь же
младший тащил его к своему знакомому портному, у которого он сам иногда
шил себе одежду. Как сделал вывод Тэхён: «не заявишься же ты туда в своих
оборванных тряпках».
— Сокджин живёт на самой окраине, — пояснил Намджун. — Только там его

оставили в покое.
— Почему? — не понял Юнги.
— Скоро сам узнаешь, — вздохнул младший, сворачивая с тропы на узкую

просёлочную дорогу.
Через некоторое время они добрались до небольшого поселения, которое жило

будто бы отдельно от всего Уотердипа. На улицах было тихо и мирно, в окнах
маленьких каменных домов горел свет, а в воздухе витал успокаивающий запах
сандала. Повсюду были посажены цветы, чистые и аккуратные дворики зияли
пригожеством. Свернув к одному из домов, Намджун скрипнул калиткой низкого
ограждения, пропуская Юнги вперёд. Дверь им распахнул высокий статный
парень с длинными чернявыми волосами, спадающими на широкие плечи.
— Намджун, — улыбнулся он обворожительной улыбкой, не сразу заприметив за

спиной приятеля сжавшегося от смущения Юнги. — Чего-то ты поздновато.
— Извини за столь поздний визит на ночь глядя, — покачал шатен головой,

протягивая руку для рукопожатия. — Но дело не терпит отлагательств.
— Ну, раз так, дорогуша, то милости прошу… — приветливый брюнет

заприметил позади парня хмурого Юнги, приподнимая в удивлении брови. — А
это…?
— Мой друг, Юнги, — Намджун отодвинулся, вытянув синевласого из-за своей

спины за локоть, как пятилетнего ребёнка. — Собственно, весь сыр бор из-за
него.
— Приветик, — Сокджин улыбнулся ещё шире прежнего, так, что его глаза
превратились в полумесяцы, и приподнял ладонь, махая. Только тогда Юнги
смог разглядеть его лицо.
— Твои уши… — он указал на два заострённых уха, которые торчали из чёрных

волос, направленные чуть назад.
— А что с моими ушами не так? — не понял парень, отступая назад и пропуская

гостей внутрь. — Ты имеешь что-то против эльфов? — и Джин насторожился.
148/303
Юнги запоздало понял, как бестактно прозвучало его удивление, и врос
сапогами в крыльцо.
— Извини, он с манерами не в ладах, — пробурчал Намджун, цепляя застывшего

на месте друга за локоть и втаскивая следом за собой.
В доме у портного царило буйство красок, от которого рябило в глазах. Стены

были увешаны разноцветными тканями, повсюду стояли глиняные горшки с
цветами, от чего в воздухе завис плотный цветочный запах. Юнги топтался в
дверном проёме одной из комнат, которая, кажется, была рабочей портного с
кучей тканей, большим зеркалом и множеством разложенных повсюду ниток и
игольниц. Намджун расселся в мягком кресле, словно у себя дома, рассказывая о
том, какой Сокджин профессионал в своём деле. Вскоре в комнату вплыл эльф с
подносом в руках, на котором стояли чашки с какой-то ароматной жидкостью,
похожей на чай с бергамотом.
Юнги за время своих странствий по миру знавал нескольких эльфов, но всё

никак не мог понять, что это и почему так случилось: эльфы, вроде как, высоко
мудрые и бесстрашные существа, а на самом деле напоминают больших детей.
Смотрят на всё так, словно ничего дурного от мира не ждут. Порой, слушая, как
они напевали себе под нос или внезапно смеялись своим мыслям, Юнги думал:
ну, сущие младенцы же.
— Итак, что вам угодно? — взгромоздив поднос на ветхий комод, Джин протянул
одну чашку для Юнги, но, получив отрицательный ответ, передал её Намджуну.
— Нужен костюм вот для этого, — шатен качнул головой в сторону синевласого.
— Праздничный камзол в самые кратчайшие сроки.
— Насколько кратчайшие? — поинтересовался брюнет, поглаживая в раздумьях

подбородок.
— Два дня, — вздохнул шатен, глядя на портного с немыми извинениями. — По

силам?
— Хм-м, — эльф вдруг начал крутиться вокруг Юнги, осматривая его худощавое
тело, скрытое под чёрным плащом. — Могу я попросить вас раздеться?
— Чего? — вздрогнул Юнги, окаменев.
— Плащ сними, дурак, — цокнул младший, вальяжно отпивая из чашки.
— Так, посмотрим, — внезапно, откуда ни возьмись, в руках черноволосого эльфа

появилась синяя измерительная лента, которую он начал быстро прикладывать
к плечами и лопаткам Юнги, заставая того врасплох. — Ага, девять и три, так,
шесть, восемь… Это получается минус это и ага… И одиннадцать плюс здесь…
— забормотал себе под нос Джин, продолжая прикладывать ленту к разным
частям тела Юнги.
— Тип камзола? — спросил эльф, обращаясь явно к Намджуну и ни на мгновение

не отвлекаясь от своего дела. — Предпочтения? Цвета? Жемчуг, перья,
вышивки?
— Я не…
149/303
— Думаю, ему пойдёт синий в сочетании с белым, — перебил Намджун, не давая
Юнги вставить и слова. — Он в нём просто чертовски неотразим.
— Ты, гад… — хотел было выругаться Юнги, но его потянули в сторону, давая
указание выпрямиться и расправить руки. Вскипающая физиономия старшего
явно веселила друга.
— Неотразимость это экстаз, дорогуша, — внимательно осматривая тело

синевласого, ответил эльф, вымеряя руки. — Это не тот образ, что хочется
видеть, и даже не песнь, которую хочется слышать, — констатировал Сокджин,
закинув ленту на плечо и присев на корточки, начал вытягивать портки Юнги из
сапог.
— Я и сам мог…
— Но это образ, который ты видишь, даже если смыкаешь глаза, — продолжил

говорить эльф, вновь перебивая недовольного взъерошенного Юнги. — И та
самая песня, которую ты слышишь, даже если закрываешь уши.
— Символично, — приподнял чашку Намджун. — Так выпьем же за

неотразимость.
— Да, а лучше выпьем за одного скотского господина, который отменил заказ,

тогда как я уже почти закончил, — с ярой пренебрежительностью скривился
эльф, делая быстрые записи в небольшой книге, расположенной на рабочем
столе. — Я смогу перешить за пару дней под нужный размер, но учтите, что
обойдётся это не дёшево. Камзол сшит из дорогих тканей и позолоченных нитей
с вышивками.
— Да на кой-чёрт мне…
— Показывай давай, — махнул Намджун рукой, вновь не давая Юнги сказать, от

чего получая болезненный пинок по ноге. — Ай… Хён! Будто у нас есть выбор, а?
Сокджин принёс из соседней комнаты тканевый манекен на деревянной ножке.

С фигуры свисал на вид тяжелый камзол. На лацканах сюртука красовались
поблёскивающие золотые вышивки в виде листьев. В районе ключиц на
шёлковые шнурки был завязан короткий плащ без капюшона, сшитый
наполовину из синей, наполовину из белоснежной ткани, по краю украшенный
всё теми же золотыми листьями. Сюртук и белоснежные портки соединял
широкий красный пояс, плотно перевязанный на талии.
— Сюда должна была входить ещё белая блуза с жабо, но выглядело это
слишком аляписто, — с гордостью добавил эльф, наблюдая за реакцией
синевласого.
Юнги уставился на камзол, понимая, что ещё ни разу в жизни не носил столь
красивых и дорогих вещей. Он шагнул ближе, касаясь пуговиц на груди и чуть
поглаживая ткань, которая на ощупь была невообразимо мягкой и приятной.
Выглядел костюм запредельно дорого и действительно по-королевски. Казалось,
что в этом камзоле его впустят на бал и без приглашения, щедро подаренного
Тэхёном.
150/303
— А что там по поводу дружеских скидок? — Намджун попытался умаслить
эльфа широкой улыбкой.
— Никаких скидочек, Джун-и, — возвёл очи горе Сокджин, надув губы. — Я

такими темпами начну работать себе в убыток, так что смой эту лыбу, какой бы
обворожительной она ни была.
— Маска, — вдруг буркнул Юнги себе под нос.
— А? — парни синхронно отвлеклись от переговоров, повернувшись в сторону

синевласого.
— Нужна маска, — чуть громче выговорил Юнги, продолжая рассматривать

костюм. — А камзол я беру, сколько бы он ни стоил.
— Чудесно, прекрасно, волшебно, — захлопал Джин в ладоши, упорхнув в

соседнюю комнату со словами: — Один момент.
Юнги поймал себя на том, что больше не сомневается в собственных действиях.

Сомнение вызывало страх, но теперь он действительно желал попасть на бал и
увидеть Чимина. Он знал наверняка, что хочет поговорить и даже примерно
представлял, о чём. И он, безусловно, соврёт, что ему ни капли не боязно. Но
ещё страшнее была мысль, что после случившегося они могут больше никогда
не увидеться. Смесь страха и паники на лице принца отпечаталась в
подсознании Юнги. Он не знал, как выгнать это из своей многострадальной
головы, которая после всего и вовсе могла оказаться на пике. Но впервые за
долгое время Юнги был готов рискнуть, и причина этому — принц.
На секунду Юнги даже подумал, что лучше бы они с Чимином жили в разных
мирах, которые, несомненно, существовали. А потом всё же решил, что неправ.
Непонятное притяжение, что, несомненно, существовало между их душами, всё
равно лучше, чем ничего. Эта неизвестность между ними меньше, чем дружба,
но куда больше, чем одиночество. Неизмеримо больше.
Мысли упорхнули в мгновенье ока, когда в комнату вернулся эльф, держа на

указательном пальце связку разноцветных маскарадных масок. Внимание Юнги
в ту же секунду привлекла одна единственная, что была украшена кусочками
стекла и походила на змеиную чешую. Он осторожно взял её в руки,
рассматривая. Она прикрывала лишь половину лица, но и этого было
достаточно. Зеркальные осколки, из которых она была сложена, и правда сильно
напоминали чешую, было ли это символичным совпадением или же издёвкой над
самим собой — Юнги не знал. Он осторожно прислонил маску к лицу, завязывая
ажурные ленточки на затылке, и взглянул в зеркало. Из отражения на него
глядел будто совершенно иной человек.
Пути назад не было.
Получить приглашение на бал-маскарад вы сможете здесь:

https://twitter.com/BOT_TA_BONNI/status/1173279961043689472
151/303
15. По ту сторону маски. Часть вторая.
Daughter — Numbers
— Вы хорошо спите? — спросил Хосок, глядя на зевающего Чимина.
Принц сидел на каменном подоконнике, удерживая на поджатых коленях книгу

по истории, пока учитель искал в толстом учебнике нужную главу. Внимание
Хосока к состоянию принца в последнее время увеличилось втройне. Чимин на
занятиях выглядел чрезвычайно несобранным, сонным и загруженным
совершенно иными мыслями. Тогда как раньше его интерес к учёбе был гораздо
значительнее: принц тянулся к знаниям, впитывал их, как губка, любил
анализировать и много говорить; но в последнее время совсем потух.
— Бессонница, — вздохнул принц, утерев после зевка слезинку с уголка глаза.
— Вы… — учитель прокашлялся, прежде чем договорить. — Вы всё так же

уходите по ночам?
После провозглашённого в тишине библиотеки чёткого и ясного вопроса Чимин

заметно стушевался, сконфуженный взгляд забегал по сторонам, и принц начал
нервно теребить пальцами краешек страницы.
— Иногда, — честно ответил серовласый, сглатывая образовавшийся от

волнения ком в горле. Разговор клонил к одному, и это совсем не радовало
принца.
— Вы ведь понимаете, что я никогда не желал вам зла? — вдруг спросил

учитель, пытаясь найти зрительный контакт с Чимином. — Доселе я молчал о
ваших побегах, чтобы защитить.
— Да, — качнул головой принц, уткнувшись в учебник. — Я знаю.
— Но сейчас, ваше высочество… — Хосок впервые за долгое время выглядел

столь взволнованным, кажется, даже его голос чуть дрожал. — Вы должны
понимать, что с самого рождения на ваших плечах лежит эта тяжелая ноша.
Долг и совесть нынче не в чести, коль всё имеет свою цену, но только не в
вашем случае.
— К чему ты клонишь? — нахмурился принц, но не в следствие раздражения или

гнева, а скорее в связи с непониманием.
— К тому, что вы несёте долг не только пред самим собой, а пред целым
королевством, — с горечью в голосе пояснил учитель. — Пред целым
государством, ваше высочество. Это не какая-то очередная прихоть его
величества, не забавная шутка и не временная обязанность. У нас много врагов
на севере и на юге, не меньше и за океаном, а ваш брак с принцессой соединит
Ферелден и Уотердип нерушимой связью. В ином случае…
— В каком случае? — поднял голову принц, глядя прямо в глаза Хосоку.
152/303
— Куда и к кому бы вы не сбегали по ночам, ваше высочество… Это нужно будет
прекратить, — договорил учитель, переведя тяжелый взгляд на окно. — Я
сделаю всё, чтобы защитить вас, но никто не сделает этого лучше, чем вы сами.
— Я не знаю, когда окружающие перестанут видеть во мне ребёнка, Хосок, —

печально усмехнулся Чимин. — Потому что я прекрасно осознаю тяжесть этой
ноши. Моя мать бы не допустила…
— Королевы здесь нет, — три коротких слова из уст Хосока полоснули по

чиминовой душе, оставляя глубокие порезы, и он отвернулся к окну, прикусив
губу. — Вас никто не защитит, милорд. Ни я, ни ваша младшая сестра, ни
старший брат. Никто.
— Хватит, — больно сглатывая, проскулил Чимин и прикрыл глаза, чувствуя

подступающие к глотке слёзы и сжимая края учебника до побеления пальцев.
— На завтрашний бал съедутся все лорды, вся уотердипская знать со всего

королевства. О вашем с принцессой союзе объявят на весь Уотердип. Вы должны
быть готовы к этому, — констатировал учитель, так же нервно сжимая учебник в
своих руках. — Я ни в коем разе не хочу давить, но на ваши плечи возляжет
ответственность, что будет тяжелее теперешней в разы.
Хосок ни за кого не переживал так сильно, как за принца. По сути своей Чимин
был ещё невинным ребёнком, который не видел мира, не знал любви, не
испробовал власть на вкус. Не знал жестокости, боли и крови, которые по пятам
следуют за властью. На протяжении всего жизненного пути за принцем может
тянуться ниточка крови, которую он не заметит. А она грозит превратиться в
океан. Больше всего учитель опасался, что под этим натиском принц может
просто сломаться, как тростинка. Может потерять себя, попасть в ловушку
собственной неопытности и наивности. Короли иногда обязаны делать страшные
вещи, а короли, не познавшие счастья и любви — вдвое страшнее. Чимину нужно
было учиться не грамматике и арифметике, а власти над самим собой, потому
что неопытность всегда вела к беде.
— Мать всегда говорила, что истинная честь заключается в другом, — вдруг

заговорил Чимин чуть хриплым голосом. — Человек чести в угоду своим
интересам должен находиться во власти только своего старания и своего ума, —
отчеканил принц с каменным выражением лица, заставая Хосока врасплох. — Я
знаю, что делаю. И в полной мере ощущаю ответственность пред Уотердипом,
пред своим народом и семьёй.
— Я очень рад слышать это, милорд, — скрывая родительскую боль за натянутой

улыбкой, ответил Хосок. — Ваша мудрость и доброта помогут вам остаться тем,
кто вы есть.
Чимин вновь отвернулся к окну, глядя с высоты на двор замка, где слуги
принимали гостей, что съезжались с разных концов королевства. Его душа в
самом деле болела, но скрывать эту боль казалось единственным правильным
решением. Он действительно ощутил себя настолько одиноким и отчаявшимся,
что такая же осиротелая, как и он сам, холодная слезинка скатилась по щеке,
падая на воротник белой рубахи. Ощущение, что ещё вчера он был простым
мечтателем, который попусту гонялся за миражами, что были созданы хитрыми
призраками прошлого, но истинная чиминова сущность оказалась парализована.
Она очутилась в глубочайшем одиночестве, безысходности и печали. Никто не
153/303
придёт, чтобы спасти его, потому что Чимин лжёт не только всем вокруг, но и
самому себе.
***
В день бала Чимина подняли ни свет ни заря. Весь день вокруг него крутилось
много слуг и портных, подготавливая наряд, причёсывая и подбирая украшения.
Несчастный, он нуждался лишь в одном: в уединении. Нуждался в тишине и
воспринимал своим усталым ухом беспрерывно и бесконечно всё одни и те же
слова. Именно в этот суетливый день он так сильно хотел спокойствия.
Теперь же он стоял перед большим зеркалом, одетый в огненно-красный камзол,

украшенный перьями и жемчугом. Чимин представлял нечто большее: что по
другую сторону зеркала он может увидеть нескончаемый другой мир, который
отделялся от него рамой со стеклом. Там, в другой вселенной, была идеальная
копия «его» из этой, но живущая в отдалённом месте и совершенно другой
жизнью. Невероятных размеров противоречие мира, находящегося в чиминовом
воображении.
И не так уж важно, какой из этих миров был настоящим, а какой фальшивым.

Если одна из сторон зеркала была истинной, то другая точно должна быть
ложной, но если реальность на деле была подделкой, то обе стороны одинаково
ничего не стоили. Но как только Чимин протянул свою маленькую руку и
дотронулся до зеркала указательным пальцем, всё, что он почувствовал, —
глухую пустоту. Он не почувствовал ничего, кроме ничего. То, чему принц
позволил произойти, не было позволено произойти кем-то ещё. Более того, то,
чему он позволил произойти, ничего не значило для кого-то, кроме него самого.
И Чимин, наконец, осознал. Без всяких преувеличений, в тот момент в его
разуме целый мир был уничтожен, а по какую сторону зеркала — не столь
важно.
Чимин надел бордовую маску, что прикрывала половину лица и была украшена
маленькими пёрышками под стать костюму. Ему не нравился наряд, который так
долго и тщательно подготавливали придворные портные. Слишком ярко, пёстро
и бросается в глаза. Чимин же предпочитал более спокойные и пастельные
оттенки, но кто бы его слушал. Красный и золотой — цвета Ферелдена, а синий и
белый — Уотердипа, поэтому принцессу Ли Сонг снарядили в белоснежное
платье, украшенное павлиньими перьями. Сказать, что девушка была не совсем
довольна, — ничего не сказать.
Вскоре, когда настало время принимать гостей, принца сопроводили в бальный

зал с огромными окнами; каменные белые колонны были украшены вьющимися
по ним розами. Высокие позолоченные своды переливались в свете тысячи
свечей. В отличие от южных правителей, король Уотердипа на балах не
стремился погружать своих подданных в какой-то сказочный мир. Для
придворных само присутствие рядом с правителем подобно восхождению на
вершину. Принадлежность к высшему свету определялась не благородным
происхождением, а близостью к королю. Проводились большие танцевальные
увеселения при дворе очень редко, поскольку на это уходило много средств из
королевской казны. Для уотердипских балов-маскарадов мало-помалу
выработался определённый церемониал.
Во дворце была отстроена специальная парадная, что располагалась по прямой

154/303
линии. Попадая во дворец во время бала-маскарада, приглашенные становились
участниками своеобразного театрального действия, но, в отличие от обычного
представления, не картины менялись перед ними, а сами гости переходили из
одного зала в другой, словно от одной декорации к следующей. Чимину это
казалось скитанием от одного круга ада к другому. Определённая цветовая
гамма, маскарадная палитра, используемая в отделке парадной, позволяла
создать атмосферу, своеобразную мелодию интерьера. После парадной гости
оказывались на завершающем этапе — большом бальном зале.
Громадный зал дворца, украшенный зеркалами в золотых рамах, бесчисленными

цветами и растениями, был переполнен военными командирами, придворными и
знатными жителями города, которым посчастливилось достать приглашение.
Блестящие кафтаны, шитые золотом и серебром, являлись лишь фоном для
пёстрых нарядов придворных дам. Мерцающее пламя нескольких тысяч свечей
отражалось в зеркалах, наполняя дворец волшебным сиянием.
Король, восседая на троне, принимал лордов. По правую руку от него сидела

королева Ферелдена, а по левую — старший принц. Следом сидел Чимин рядом
со своей невестой, после — принцесса Сончан и знатные дворяне. Самое начало
бала для Чимина было как и всегда скучнейшей частью. Ему были совершенно
безразличны люди, что беспрерывно кланялись. Будь его воля, он бы порядком
упростил и сократил эту официальную часть. Вскоре Чимин потерял счёт
времени, разглядывая столовые приборы, костюмы придворных дам, которые
пестрили красками. Каждая хотела выделиться, поэтому явно перебарщивала с
украшениями. Для записи номера танца и имён своих ангажировавших
кавалеров у каждой под рукой была бальная книжка. Чем больше партнёров в
танце, тем больше поводов покичиться перед остальными. Ажурные длинные
перчатки, узорные маски, светские беседы и столько фальши, сколько Чимин
ещё нигде не видел.
Через какое-то время король объявил время танцев. Эту часть бала-маскарада
должны были открыть виновники торжества, в честь которых и устраивался бал.
Чимин взглянул на принцессу, которая заметно нервничала, аккуратно взял
девушку за руку, облачённую в белую ажурную перчатку, и прошептал что-то из
разряда «всё в порядке» и «не переживайте так». Знаменитые в Уотердипе
музыканты пустили инструменты в дело, начиная играть приземлённую
мелодию, под которую Чимин под руку с Ли Сонг начал танцевать, открывая бал-
маскарад, суть которого заключалась в бесконечных танцах.
Не то чтобы Чимин испытывал яркие эмоции, но в момент танца он ощутил

спокойствие. Тысячи пар глаз, направленные в их сторону, перестали
существовать. Он не думал ни о чём, в голове был вакуум, а тело двигалось по
отточенному на уроках танцев сценарию. Посмотрев в глаза девушке, Чимин
понял, что она испытывала идентичные чувства, переживая лишь о том, куда
ступить на следующей ноте. Он грустно улыбнулся, сильнее сжимая её руку,
когда к танцу начали присоединяться знатные пары, образуя большой круг и
двигаясь по часовой стрелке. Странное ощущение не покидало Чимина на
протяжении всего танца.
Когда пустой круг наполнился парами, что кружились в танце, Чимин ощутил в
ногах усталость. Особого настроения продолжать «веселиться» не было,
поэтому он поклонился, поблагодарив невесту за подаренный ему первый танец,
и начал пробираться через большое скопление гостей к своему месту. В одно
мгновение чья-то рука коснулась плеча, заставив принца встрепенуться. Он
155/303
обернулся, увидев незнакомого брюнета, который потянул его за локоть в
сторону, подальше от толпы.
Принц стушевался и растерялся, из-за маски поле зрения было небольшим,

поэтому он едва не споткнулся о подол платья одной из дам. Незнакомец
продолжал вести его в сторону, вскоре втащив в один из отдалённых коридоров.
Чимин замер на месте, всё ещё не понимая, что этому странному темноволосому
парню от него понадобилось. Первая догадка заключалась в том, что это какой-
то знатный господин хочет познакомить его со своей сестрой или представить
кому-либо. Почему-то чувство тревоги, которое должно было взыграть в самую
первую очередь, даже не спешило просыпаться. Принц не знал, кто это, но был
ужасающе спокоен, даже если бы этим незнакомцем оказался какой-нибудь
заговорщик, что при первом удобном случае перережет ему глотку.
— Что вы…
Чимин не договорил, когда брюнет обернулся, и по ту сторону маски сверкнули

два жёлтых глаза. Всё внутри принца ухнуло куда-то вниз, в самые пятки.
Сердце в груди ёкнуло и, кажется, лопнуло где-то посередине с характерным
звуком, будто бы оно сделано из пластмассы. Перед ним стоял Юнги, разодетый
в шикарный серебряно-синий камзол. На его лице была маска, собранная из
зеркальных кусочков стекла, а волосы на голове были чернее ночи. Помимо
маски на лице Юнги зияла неуверенность в купе с растерянностью, он в попытке
что-то сказать открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на сушу.
— Ю-Юнги? — заикнулся принц, стоя напротив парня, который по-прежнему

сжимал его локоть, будто Чимин вот-вот растворится, и выглядел крайне
потерянным.
— Здравствуй, — подал голос брюнет, глядя Чимину прямо в глаза в попытке

собраться с мыслями.
— Твои… — принц невольно поднял руку, остановив ладонь на уровне чужой

головы и не решаясь коснуться чернявых волос. — Твои волосы…
— Тэхён постарался. Это временно, — коротко ответил Юнги, сконфужено

отпуская чиминов локоть. — Ты в этом костюме похож на общипанного феникса.
— Ты… — Чимин всё ещё не мог подобрать правильных слов, чтобы выразить всю
степень своего удивления. — Что ты здесь делаешь? Как тебя впустили?
— Я в этих тряпках недостаточно хорош для того, чтобы сойти за знатную

деловую задницу? — усмехнулся брюнет с нарочитой обидой, указывая на свой
костюм. — Какая жалость…
— Постой, — у Чимина в очередной раз что-то ёкнуло в груди, потому что вся
ложь, по которой он столь успешно лавировал, грозила вылезти наружу. — Как
давно ты явился?
— Только что, — пожав плечами, ответил Юнги. — Тэхён сказал, что начало —
это скучный официоз. Да и пока все эти парадные не обойдёшь, хрен сюда
впустят. Кто вообще придумал эту тягомотину?
Принц усмехнулся, покачивая головой и глядя на Юнги так, будто вдохнул

156/303
свежего воздуха впервые за долгое время. Его сердце начало отбивать
ускоренный ритм, а ладони почему-то вспотели. Лишь спустя несколько долгих
мгновений Чимин опустил глаза, глядя на вторую руку парня. Юнги неуверенно
поднял ладонь, сжимая в ней стебель чуть светящейся меридиемы, сорванной
совсем недавно.
— Мне показалось, что тебе дороги эти цветы, — тихо проговорил Юнги. — Тот,
что ты сорвал в прошлый раз, уже, наверное, завял.
Дыхание принца приостановилось, а щёки оросило лёгким румянцем. Он

смотрел на цветок, протянутый парнем, медленно поднимая взгляд выше и
сталкиваясь с прекрасными желтоватыми глазами, что светились столь
искренним тёплым огнём. Принимая цветок, Чимин смутился пуще прежнего,
когда где-то неподалёку послышался женский смех. Какая-то парочка
влюблённых сбежала с бала в поисках укромного уголка для уединения и
поцелуев.
— Я пришёл сюда, чтобы поговорить, — шатко начал Юнги, отвлекая принца от

посторонних. — Тогда, на площади…
— Мне… — Чимин встрепенулся, глядя на широкий арочный проём, ведущий в

зал, и заметно забеспокоился. — Мне нужно возвращаться… Я…
— Нет, — твёрдо произнёс брюнет, хватая принца за руку в попытке

предотвратить очередной побег. — В этот раз я тебя не отпущу.
— Что… — пуще прежнего оторопел принц. — Но…
— На Эмбиле нам так и не довелось завершить танец, — непривычно дрожащим

и взволнованным голосом произнёс Юнги, сжимая чужую ладонь. — Могу я
пригласить тебя снова?
— Но… — голос Чимина так же предательски дрожал. Он сглотнул, прежде чем

нерешительно договорить: — Что подумают люди? Нас увидят и…
— Плевать, — не раздумывая, ответил Юнги. — В этой яркой цветастой толпе

едва ли заметят… Но если ты так боишься, — он поднял руки, развязывая
ажурные ленточки на затылке. — Давай поменяемся масками.
Rachel Rabin — Raise the dead
Принц несколько долгих мгновений находился в ступоре, пытаясь взвесить все

«за» и «против», но это выходило из рук вон плохо. Он понимал, что обмен
масками особой погоды не сделает, но заставил себя верить в обратное. В это
время Юнги уже осторожно снял с него маску, всучив в ладонь свою. Чимин
находился в каком-то заоблачном состоянии, толком не осознавая собственных
поступков и их мотивов. Он просто взял Юнги за руку, следуя за ним по пятам.
Не погружаясь в гущу танцующих гостей и оставаясь с краю, Юнги встал

напротив принца, неловко поклонившись. Со стороны было очевидно, что парень
совсем не смыслит в придворном этикете, правильной расстановке ног и
пируэтах. Но Чимин, несмотря на невообразимых размеров смущение,
поклонился в ответ, доверившись и вложив свою ладонь в ладонь Юнги. Пусть
157/303
брюнет и не имел задатков танцора, но присутствовало ощущение, что он всё-
таки смыслит в бальных танцах. Чимину вдруг стало интересно, сколько и на
каких балах он бывал. И бывал ли вообще?
В момент, когда надо было соприкоснуться ладонями, двигаясь по часовой

стрелке друг за другом, Чимин взглянул в чужие глаза, подпитанные живым
интересом и волнением. Музыка, что струилась по обе стороны от них, казалась
совершенной. Она приводила сердце в точно такое же состояние, какое Чимин
испытывал, наслаждаясь присутствием прекрасного существа. То есть, она в
этот момент давала, несомненно, самые яркие эмоции, какие только можно было
ощутить. Потаённые, трепетные, чувственные. Чимин не понимал: неужели оно
сбудется, состоится, произойдёт? В груди у принца возник знакомый трепет,
такая абсолютно непостижимая эйфория.
Трудная, осторожная, такая недоверчивая. Был ли этот танец тем самым? Рука
Юнги скользнула по чиминовой талии, и он прижал принца ближе к себе,
замедляясь в движениях и сталкиваясь лицом к лицу, заставая врасплох. Вот,
оно ли это? Приблизился, прикоснулся? Огляделся, приобнял, согрел? Пришёл?
Остался? Тёплое, неугасимое чувство пронзило чиминову душу, ну как тут не
задрожать? Как не покраснеть? Чистое, невинное и в ту же секунду постыдное.
Положив руку на плечо Юнги, принц едва не уткнулся в чужую шею,
смутившись. Его тело горело, сердце пылало, рука, что мягко легла на талию,
будто прожигала чиминов камзол огненным прикосновением.
Чимин позволял своим чувствам решать за него самого, а это было самым
плохим решением из всех самых плохих решений. Но и поделать с собой принц
ничего не мог. Прекрасное лицо напротив, лёгкая улыбка на чужих губах,
приятный запах сандала кружили Чимину голову. Ну почему… Почему места в
сердце распределяются вовсе не разумом? Принц не знал и не видел ничего, что
могло привести его в сознание. Он будто оказался по ту сторону зеркала, в
другом мире, где его судьба не столь плачевна, как здесь. Тот мир возродился
за время короткого танца. Из глубины чиминовой души рождалось невиданное
доселе ощущение, на поверхность всплывали все скрытые чувства и самые
тонкие грани эмоций.
Чимин будто делал выбор. И от этого выбора зависело, что он увидит дальше,
что будет чувствовать и как будет жить. Всё его существование вдруг свелось к
цепочке коротких моментов. Смущение — момент, грусть — момент, трепет —
момент, даже стыд — момент. Один момент в танце уходил, и сразу же
приходил другой. Моменты сменялись, словно волны, но продолжали быть. Он
жил в моменте, даже не подозревая этого.
Когда рука Юнги прижала его ещё плотнее, а чужое лицо оказалось в
нескольких нещадных сантиметрах от собственного, Чимин понял, что
задыхается. Температура его тела резко подскочила, а сердце забилось где-то в
глотке, не давая сглотнуть. Колени превратились в вату, ноги подкосились и
ослабли, не гарантируя удерживание тела на ходу. Ещё немного и он мог упасть
в обморок от переизбытка чувств, поэтому не сдержался, уткнувшись пылающим
лицом в шею Юнги, обмякнув и прошептав: «Мне… Нужно на воздух».
Схватив растерянного парня за запястье, Чимин на подкошенных ногах

направился к выходу из бального зала. Он повёл Юнги следом за собой,
направляясь вверх по резным золотым ступеням к балконам. На ближайших
было слишком много гостей, поэтому принц направился к самым дальним,
158/303
пытаясь привести собственное дыхание в норму. Распахнув двери на пустующий
балкон, он отпустил чужое запястье и шагнул к каменным перилам, хватаясь за
них так, будто собирался прыгать. Лицо обдало прохладным ветром, а по
разгорячённому телу прошёл озноб.
— Всё в порядке? — Юнги шагнул следом, обеспокоено глядя на принца.
— Да, просто я… — Чимин прикрыл глаза, ощущая во рту сухость. — Душно там.
В прохладном воздухе повисла тишина, но она не казалась неловкой, а скорее

удушающей. В разуме принца пульсировало перманентное волнение, он сжал
пальцами перила, будто боялся, что очередной порыв ветра сдует его с балкона.
За всеми этими эмоциями Чимин и вовсе не заметил красоты звёздного неба и
полной луны, что подсвечивала башни замка магическим светом.
— Она похожа на маленькую монету, — вдруг заговорил Юнги, глядя на луну

любовным взглядом. — Кажется, будто она маленький серебряный цветок. Такая
холодная и целомудренная.
Чимин поднял голову, глядя на небо, и в то же мгновение увидел падающую

звезду. Она скользила одну секунду, две секунды — и всё, нет её больше.
— Короли всё воюют между собой, разделяют и властвуют, но вот что-что, а небо
у человека не может отнять никакая власть, — тихо проговорил Юнги, стоя
рядом с принцем и всматриваясь в черноту. — Оно никому не подвластно и
существует вне времени, вне пространства.
— Зачем ты явился? — произносит Чимин, опуская голову и глядя бездумно

прямо перед собой.
— Я ведь сказал, — напрягся Юнги, уподобившись принцу. — Чтобы поговорить.
— О чём? — внутри серовласого вскипал вулкан собственных противоречий,

слишком громко чувства сталкивались друг с другом, образуя целый ураган.
Превратить чувства в слова… Так тяжело.
— А нам не о чем, по-твоему? — Юнги нахмурил брови, решительно взглянув на

профиль Чимина. — Тогда, на площади, ничего не произошло?
— Я не понимаю, что ты…
— Брось, — сдёрнув с себя чиминову маску, Юнги отбросил её в сторону, явно

раздражённый поведением принца. — Когда ты ел яблоко в карамели, мы…
— Я должен вернуться, — громко выпалил принц, перебивая парня и второпях

поднимая с пола свою маску. — Меня могут потерять и…
— Хватит, — Юнги схватил принца за запястье, одергивая в свою сторону.

— Хватит от меня сбегать.
— Пожалуйста, — принц поднял глаза, обнажая перед брюнетом весь свой испуг
и страх. — Прошу, отпусти. Мне правда лучше вернуться, — в его больших
перепуганных глазах дрожал свет, и всё внутри Юнги сжалось. Его бледные
пальцы медленно соскользнули с чиминова запястья, высвобождая. Принц
159/303
громко выдохнул, поднял с пола красную маску и выпрямился, снимая с себя
чужую.
— Хорошо, — качнул Юнги головой, категорично сглатывая. — Только перед

этим позволь мне украсть ещё кое-что.
— Что…
Чимин не успел договорить, Юнги коснулся рукой чужой талии, надавливая и

притягивая ближе. Спустя несколько коротких мгновений он накрыл чиминовы
губы своими собственными, отчаянно целуя. Маска выпала из рук принца, и сам
он весь сжался, замирая на месте и упираясь ладонями в чужую грудь. Юнги
двинул губами, давая понять, что намерения его как никогда серьёзны, и
отступать он не собирается. Невинный девственный поцелуй для принца
очевидно был первым, поэтому брюнет действовал крайне осторожно.
По чиминовой коже прошла дрожь, а сам принц зажмурился, окаменев на вдохе.

Во время поцелуя наступила тишина, а секунда длилась целую вечность. Он не
мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ощущая лишь тёплое и мокрое скольжение
чужих губ по своим собственным. В какой-то момент в душе у Чимина что-то
надорвалось и щёлкнуло, он почувствовал руки и аккуратно сжал пальцами
лацканы камзола, расслабляясь в руках Юнги и раскрывая губы навстречу. Его
лихорадило, трясло и разрывало. Он не знал, что такое поцелуй, ни разу не
пробовал и не испытывал, но пытался приложить максимум усилий хотя бы для
того, чтобы не развалиться на части.
Чимин напряжённо выдохнул через нос застоявшийся в лёгких кислород. Это

было мягкое и естественное слияние губ, как будто молния, долгое время
таившаяся где-то в глубине, нашла наконец-то проводник, по которому могла
двигаться. Юнги был настолько осторожен в своих действиях, что это было,
скорее, лёгкое дуновение ветра, а не поцелуй. Но в голове Чимина уже всё
взрывалось, а мозг начал разговаривать на тысяче разных языков, ни один из
которых принц не знал.
И тут вдруг ещё более разрушительный взрыв прогремел в его голове. Память и
сознание вернулись на место, и совесть одним большим укусом сожрала Чимина
со всеми потрохами. Он забыл, кто он и где. Это ведь был бал-маскарад в честь
его свадьбы. Мучительная мысль невыносимо больно ударила прямо в затылок. В
последнее время у Чимина было отнято всё, кроме того, что он ценил в себе
больше всего — чести и совести, но и это теперь ускользало от него, словно
песок сквозь пальцы.
— П-постой, — прошептал принц, отстраняясь с закрытыми глазами. Было

слишком невыносимо и тяжело. — Я не могу.
— Что не так? — тихо прошептал не менее раскрасневшийся Юнги, удерживая

принца за талию и не давая отстраниться насовсем.
— А разве не ясно? — Чимин с силой надавил на чужую грудь, чтобы выпутаться

из рук, а голос предательски надломился. — Всё. Всё не так и…
Вдруг со стороны входа послышался лёгкий скрип, и принц резко отступил на

шаг назад, отворачиваясь и вытирая губы тыльной стороной ладони. В дверях
стоял слуга, приближенный к королю.
160/303
— Ваше высочество, вас все ищут, чтобы провозгласить новость о вашей…
— Я буду через минуту, — резко оборвал слугу Чимин, не давая договорить.

Молча поклонившись, он ретировался так же быстро, как появился, оставляя
принца наедине с его персональным кошмаром.
— Ты знаешь, в честь чего устроен этот бал? — поднимая стеклянные глаза,

принц взглянул на Юнги.
— Какая разница? — недоумевал парень, нахмурив брови. — Если ты пытаешься

перевести тему, то…
— Бракосочетание, — выдал Чимин, опустошая свою душу, едва договаривая

одно единственное, до дрожи ненавистное ему слово. — Женитьба. Моя. На
принцессе Ферелдена, которую я представил тебе своей служанкой.
Повисла тяжёлая тишина. Перед тем, как произнести правду вслух, принцу
показалось, что он сможет вынести любые жестокие слова, но ничто не было
способно уничтожить его больше, чем молчание Юнги. То самое молчание,
которое как пушечный залп в непроглядной темноте. Чимин пытался
определить, в кого, тешил себя иллюзией, что выстрелили не в него. Но вот он
уже начинал истекать кровью, а в сердце всё ещё лелеял надежду, что можно
попытаться что-то сделать, но тишина лишь растягивалась и расширяла
границы хаоса, воцарившего в его душе.
— Какой же я дурак, — с разочарованием усмехнулся Юнги, качая головой и

отводя взгляд. — Какой же идиот. Позволил обдурить себя какому-то
дворцовому мальчишке…
— Я пусть не своевременно, но честен с тобой, — дрожащим от подступающих

слёз голосом произнёс принц, не выдерживая приступа несправедливости.
— Тогда как ты…
— Что я? — прорычал Юнги, вид которого переменился в мгновенье ока.

— Утаивание правды не есть ложь. А ты лгал мне с самого начала…
— Но я сказал правду, — вскрикнул Чимин, а из глаз его хлынули непрошеные

слёзы. — А ты? Скажешь мне правду о том, кто ты такой, а?
— Я… — раскрыв рот, Юнги застыл на месте, понимая, что находится на самом

обрыве, в одном шаге от ошибки. Он опустил глаза, сомкнув губы в узкую
полоску и не произнеся больше ни единого звука.
— Ну и вот, о чём ещё тут говорить, — безотрадно усмехнулся принц, попутно

утирая с щёк слёзы. Мир по ту сторону зеркала рушился в считанные мгновения,
и тот, у кого внутри он оставался, был обречён на страдания. И этим кем-то,
конечно, был принц, душа которого настолько чиста и невинна, что он готов
делать всё правильно, хоть это «правильно» и было во вред ему самому.
Собравшись с духом, он отвернулся от парня, выдавив через всхлип
короткое: — Тебе лучше уйти.
И Юнги ушёл, а Чимин, плача, остался на балконе в полосе лунного света —

маленький одинокий страж, которому больше нечего было сторожить.
161/303
162/303
16. Перламутровая песнь Астры.
Чонгук уже и не помнил, когда в последний раз чувствовал себя

нужным. Его воспитали простые крестьяне, а у крестьян в семье нет даже
основных ценностей, которые закладываются в нормальных семьях. Детей
много, все хотят есть и все должны работать. У Чонгука, как правило, было
много братьев и сестёр, имена которых он уже даже и не вспомнит. Всё со
временем стирается из памяти, слуга даже лицо матери помнит с трудом.
Чонгук, даже будучи маленьким мальчиком, всегда чувствовал себя не в своей
тарелке, находясь среди семьи. То, что являлось для них жизненно важным,
ровным счётом ничего не значило для него.
Посевы и работа в полях, вера в кровь и землю были всегда чужды Чонгуку. Вся
его семья верила в свой высокий дух, в силу созревающих колосьев, в предков и
воинов, оберегающих их труды и плоды. Пока кто-то ровнял землю, а кто-то
сеял, маленький Чонгук приседал на корточки и наблюдал за муравьями, что
шли друг за другом ровным строем. Куда они шли? Зачем? Каким образом они
тащили семя, в три раза тяжелее их самих? Подобные глупости были интересны
Чонгуку до такой степени, что по ночам он сбегал в лес, чтобы наблюдать за
светлячками, кружащими над кустами сверкающим роем. Но маленькому
необразованному мальчишке из челяди некому было объяснить, откуда в
светлячках берётся свет.
Однажды он возвращался с поля и на окраине деревни встретил светловолосую

девочку, что была на пару годов младше. Другие дети вечно шарахались и
никогда не звали её играть вместе, потому что лицо её было усыпано тёмными
родимыми пятнами. Она сидела на лавочке у дома и качала короткими ножками,
держа в руках банку с копошащимися в ней бабочками. Чонгуку, несмотря на
усталость после полевых работ, стало интересно, для чего она поймала столько
бабочек.
— Чего это у тебя? — спросил чумазый взлохмаченный Чонгук, взбираясь на

высокую лавку.
— Бабочки, — пожала плечами девчонка.
— А зачем ты заперла их в банке? — не унимался Чон, качая ногами и с

любопытством осматривая насекомых. — Им же там плохо и тесно.
— Это жертва для того, чтобы получить знание, — девочка взглянула на него, и
Чонгук замер, поскольку её глаза были невообразимо светлые, почти
прозрачные, словно бриллианты. — Я уже выяснила, что почти все бабочки
живут по две недели. Но вот, например, королевские, вот эти, — она ткнула,
указывая на огромную чёрную бабочку в банке. — Они живут дольше всего, этой
уже больше месяца.
— Ого, — сложил губы трубочкой Чонгук, с интересом наблюдая. — Так мало…
— Ага, — качнула девочка головой. — А ещё существуют и такие, которые живут

только пару часов. Я назвала их лимонницами, — она ткнула маленьким пальцем
на мёртвую жёлтую бабочку, что покоилась на стеклянном дне.
— Как тебя зовут? — обратился он к незнакомке, с интересом рассматривая

163/303
родимые пятна на её лице.
— Этери, — ответила девчонка, заприметив продолжительный чонгуков взгляд

на своих отметинах. — Не бойся. Это не заразно.
— Я и не боюсь, — мальчишка горделиво выпятил грудь, расправляя плечи. — А я

Чонгук.
— Неужто не боишься? — с подозрением сощурилась она. — Все меня боятся.
— Почему? — не понял Чон, надув губы. — Из-за твоих меток?
— Не знаю, наверное, — с лёгкостью пожала Этери плечами, давая понять, что

это не особо её задевает. — Но меня это не обижает, так даже лучше.
— А можно я буду с тобой дружить? — добродушно улыбаясь, Чонгук с

искренним детским дружелюбием и простотой протянул девчонке руку.
Та, немного сомневаясь, посмотрела на его перепачканную в грязи ладонь, но

спустя несколько коротких мгновений протянула свою в ответ. В следующую
секунду Этери уронила банку с бабочками, крышка отлетела и насекомые
бросились врассыпную. Чонгук смущённо извинился, почесав затылок, на что
девчонка махнула, ответив короткое «ещё наловим». И они действительно
наловили. Так началась их короткая дружба, за время которой Чонгук узнал
больше, чем за всю последующую жизнь.
Именно эта девочка, умная и столь способная не по годам, рассказала ему о

своих наблюдениях за насекомыми и другими существами. Чонгук постоянно
удивлялся, как можно быть таким догадливым и умным? Этери, несмотря на
свой детский возраст, была намного сообразительней других деревенских
детей, с которыми Чонгук тоже иногда водился. Но с ними было не интересно, а
Этери они не любили и не принимали, даже в какой-то степени боялись, потому
что она отличалась. Будто бы у неё были какие-то особенные способности,
благодаря которым она легко делала выводы и анализировала всё вокруг.
Благодаря ей Чонгук понял, что всё вокруг — это их дом. Лес, поле, двор, дорога
или улица, — всё это было в их распоряжении.
Все, кого они любили, все, кого знали, все, о ком когда-либо слышали в
сказаниях и все когда-либо существовавшие люди прожили свои короткие жизни
на земле. Чем они отличались от бабочек? Разве что продолжительностью
жизни. Нескончаемые наслаждения и болезни, каждый герой и трус, каждый
кузнец и охотник, каждый крестьянин и король, каждая обручённая пара,
каждая мать и отец, каждый ребёнок, каждый праведник и преступник жили и
живут здесь, на пылинке, подвешенной в солнечном луче. К Чонгуку со
временем пришло понимание, что, кем бы он ни был — хоть крестьянским
мальчишкой, обречённым на вечное услужение короне, хоть представителем
знатного рода. Какая разница, если он тоже человек? Судьба иная, как и у
бабочек: кому-то жить меньше, кому-то больше, но разве это делает его хуже
остальных? Он наблюдал за бабочками вместе с Этери и понимал, что все они
красивые и вовсе не виноваты, что жить им отведено всего пару часов.
Это был единственный раз, когда Чонгук чувствовал свою важность. Они с Этери
проводили много времени вместе, наблюдая за насекомыми или животными,
много разговаривали и постоянно спорили. Чонгук подружился со странной
164/303
нелюдимой девочкой, живущей на окраине деревни, но дружбе не было суждено
продлиться достаточно долго. В один из вечеров Чонгук пошёл в лес, чтобы
наловить каких-нибудь необычных насекомых, что выползают только по ночам.
Он рыскал по лесу, насвистывая себе под нос, как вдруг остановился, услышав
короткий прерванный крик.
Оцепенев, Чонгук застыл на месте, когда с чащи леса донеслось короткое «не
надо». Этот звонкий девчачий голосок был ему до ужаса знаком, поэтому, ни на
секунду не задерживаясь, он рванул через кусты в сторону, откуда доносились
заглушенные крики. Притаившись за большим пнём и пребывая в паническом
пульсирующем страхе, от которого сердце упало в пятки, Чонгук во мраке ночи
разглядел широкие плечи. Высокая тёмная фигура нависала над девочкой с
хрипом. До Чона дошло, почему фигура человека была ему столь знакома. Это
был отец Этери, которого он видел пару раз.
— Долго ты там будешь возиться? — вдруг рядом возникла вторая, более мелкая
фигура, говорящая женским голосом; в ней Чонгук узнал мать девочки.
Он ничего не понимал, притаившись за трухлявым пнём и даже не дыша. Глаза

предательски застелило слезами, к горлу подкатил ком. Он не понимал. Не знал,
что происходит, но это было чем-то плохим. Чем-то ужасным. Тем, что он не мог
остановить и чему не в силах был помешать.
— Заканчивай с этой ведьмой, — прохрипела женщина, натягивая капюшон на

своё лицо. Этот отвратительный хриплый голос отпечатался в памяти Чонгука
навсегда.
Он был столь холоден и безжалостен, что по спине мальчика прошла дрожь.

Пальцы начали трястись, впиваясь в кору дерева и с силой царапая, раздирая
кожу в кровь. Сквозь шум в собственных ушах он слышал хрип, всхлипы и не
озвученные вслух мольбы. Слёзы градом хлынули по щекам, полностью
перекрывая видимость. Он припал к пню, зная, что происходит что-то ужасное,
но не осознавая, что именно. Понимание, что он ничего не может сделать, ещё
не пришло, но уже разрасталось где-то на подкорке, грозя сожрать все
внутренности. Ему было страшно до трясущихся коленей, все проживаемые
мгновения превратились в одну сплошную агонию, которая, казалось, длилась
бесконечно.
Всё прекратилось в один момент, словно по щелчку пальцев. Вокруг вдруг

образовалась тишина, какой-то вакуум в самой чаще леса, цикады перестали
стрекотать, мелкие грызуны разбежались по норам, ночные птицы перестали
щебетать и разлетелись в разные стороны, даже ветер будто замер. Стало
невыносимо холодно, по земле начал разливаться туман, гробовая тишина в
лесу казалась чем-то нереальным. Два силуэта ещё о чем-то переговаривались,
но Чонгук за биением в ушах собственного сердца не слышал больше ничего и
никого. Пошатнувшись, он наступил на ветку, хруст которой в мёртвой тишине
леса показался особенно громким. Внимание двух людей переключилось на
посторонний звук, но Чонгук, действуя исключительно на подсознательных
инстинктах, осел вниз и закрыл лицо ладонями, судорожно пытаясь прийти в
себя.
Проснись, проснись, проснись… Он твердил себе снова и снова. Опять и опять.
После едва слышного «уходим» мальчик не сразу смог подняться, пребывая в

165/303
лихорадочном состоянии, всё в поле его зрения будто кружилось. Вокруг по-
прежнему стояла тишина. Чонгук кашлянул, выпрямился и заставил себя
поднять опухшие от слёз глаза. Он осторожно выглянул из-за пня, но, увидев
Этери, лежащую у дерева, рванул к ней, падая на колени. Девочка лежала,
укрытая большим чёрным плащом.
— Э-Этери, — Чонгук начал теребить её плечо, сбито дыша и не понимая, что

происходит. — Они ушли, Этери. Что с тобой? Вставай…
Девочка никак не реагировала на его слова, сколько бы он не пытался её

разбудить. За попытками привести её в чувства Чонгук совсем потерял счёт
времени, не замечая собственных трясущихся конечностей и льющихся из глаз
потоков слёз. Лишь набравшись смелости, чтобы взглянуть Этери в глаза, Чонгук
с визгом отскочил, падая назад и понимая, что они открыты. Прежде Чонгуку не
доводилось видеть смерти людей. Он видел, как погибают насекомые, у которых
вроде как и нет глаз, а у животных они всегда были закрыты.
Светлые, почти прозрачные, заплаканные глаза Этери смотрели в никуда, а

слёзы на бледном лице ещё не высохли. Он не мог принять тот факт, что глаза
девочки были мёртвыми. По-настоящему мёртвыми. Чонгук не понимал, потому
что не видел этого прежде. Захлёбываясь слезами, он потянулся трясущейся
рукой к чужой раскрытой ладони и аккуратно коснулся, чувствуя, как она
остывает. На её бледной шее начали проявляться синеватые следы. Взрываясь
всё новыми и новыми рыданиями, Чонгук закрыл лицо рукой, качая головой. В
маленьком детском сознании никак не умещалась громоздкая мысль, что такое
может быть. В какой-то момент действительность казалась ему кошмаром, но
Чон осознавал, что даже в кошмарах не бывает так страшно и больно. Так
реально.
Неужели люди могли быть столь жестоки к собственному ребёнку? Это были
весь ужас и жестокость этого мира, представшие перед неподготовленным
Чонгуком во всей своей красе. Пусть и семья у него была не столь хороша, но
подобного ужаса никогда в ней не случалось. Все заботились друг о друге,
любили по-своему, по крестьянским чёрствым обычаям. Держа в своей руке
чужую остывающую ладонь, Чонгук будто держал невидимый нож,
перерезающий все его детские иллюзии. И этот скрежет передавал ему
жесткость, холод и ужас. С той секунды он больше не верил в людское
сострадание, замыкаясь в себе на долгие годы.
В кустах послышалось шебуршание и рык гулей, которые заставили Чонгука

сбежать в полном беспамятстве. Он не помнил, как вернулся домой и пролежал
в постели с открытыми глазами до самого утра. С тех пор он больше не видел
родителей Этери, а дом на окраине деревни опустел, зарос высокой травой и
сорняками, с годами начал разваливаться, и вскоре местные жители его
разобрали. Несколько следующих лет Чонгук не говорил об этом, не вспоминал
и не думал, обходя место, где стоял дом, стороной. А потом его отдали в
прислугу. Чонгук замуровал эти воспоминания внутри своего сознания, не
позволяя себе даже в самые тяжёлые мгновения вспоминать. Единственное
воспоминание о тех временах, которое он запомнил, это собственное чувство
нужности. Это был первый и последний раз, когда Чонгук имел какое-то
представление о мире, о собственной важности.
Если бы даже он и попытался вспомнить лицо Этери, то вряд ли бы смог. Если бы

он позволил себе вспомнить те ужасающие чувства, которые испытывал каждый
166/303
божий день до того, как смог забыть, то он бы уже, наверное, умер.
***
Бал-маскарад был на самом пике, за Чимином носилось огромное количество

слуг и портных, поэтому в самый разгар до Чонгука никому не было дела. Он
отправился в свою каморку и, одевшись потеплее, покинул дворец окольными
путями. Тэхёна хотелось увидеть просто до ужаса. По пути заглянув в таверну
на окраине города, Чонгук купил корзинку с фруктами, решив, что негоже будет
заявиться к магу с пустыми руками. Подсвечивая дорогу тусклым светом
масляной лампы, слуга понял, что оделся слишком тепло, поскольку ночь была
жаркой. Гул бала-маскарада становился всё тише, и чем дальше слуга
погружался в чащу леса, тем легче ему становилось на душе.
В избушке Тэхёна как и всегда горел свет, а окна были запотевшие. Вздохнув,
Чонгук потоптался на скрипучем крыльце и нерешительно толкнул дверь. Тело
обдало ещё большим жаром, поэтому брюнет развязал шаперон, повесив его на
сгибе локтя. В доме стояла тишина, лишь тихонько потрескивал огонь в камине.
Под ногами скрипел пол, огоньки свечей чуть шелохнулись от сквозняка, а
засушенные птичьи черепа, подвешенные у двери на толстой нитке, словно
специальные колокольчики, издали лёгкий шум.
— Тэхён? — позвал Чонгук.
Его голос словно волной прошёлся по пустому дому. Ответа не последовало,

поэтому слуга чуть встрепенулся, шагнув в глубину и поставив корзинку с
фруктами на рабочий стол мага. Вдруг из соседней комнаты послышался лёгкий
треск, который запомнился Чонгуку чем-то магическим. Когда Тэхён обращался
из кота в человека, свет, который его окружал, звучал так же. Немного
сомневаясь в собственных действиях, Чонгук вытер со лба испарину и
направился на звуки, обнаружив узкую лестницу на нижний уровень дома. Это
было чем-то похоже на погреб, где на бесчисленных полках были составлены
разные посудины со всякой гадостью, похожей на внутренности лесных тварей.
Звук продолжал исходить из глубины погреба, и Чонгук, поднабравшись

смелости, двинулся в темноту. В полу он обнаружил квадратную дверь, будто от
какого-то люка, которая вела ещё ниже. Присев на корточки, брюнет всё ещё
чуть колебался. За этой дверцей он мог увидеть то, что ему не дано было
лицезреть. Магический звук продолжал исходить из-под полов, а чрез щели в
погреб будто проникал чуть синеватый свет. Не вытерпев и сдавшись, Чонгук
схватился за ручку и потянул дверцу на себя, обмирая всем телом. Прямо перед
ним в полу был проход в подсвеченный магический лес. В глотке тут же
пересохло, а ручка выскользнула из пальцев, и дверца люка громко упала на
пол.
От люка вниз спускалась деревянная лестница. Лицо Чонгука обдало лесной

прохладой и запахом хвои. Он прикрыл глаза, пытаясь понять, спит он на своей
чёрствой постели в маленькой комнатушке или же это всё взаправду. Если Тэхён
мог создать целый лес под своим домом, то он, наверняка, очень
могущественный маг, а не какой-то там фокусник. Но это волновало Чонгука в
самую последнюю очередь. Он, заворожённый, двинулся вниз по лестнице,
спускаясь и ступая по сочной сине-зелёной траве. Магический лес будто жил
своей собственной жизнью, а дверь люка, через которую сюда попал Чонгук,
висела в воздухе.
167/303
Лес, окружающий Чонгука, был светлый, загадочный и прекрасный. Деревья
будто сошли со страниц книг, листва переливалась и подсвечивалась
несколькими оттенками синего, зелёного и красного цветов. Повсюду над
высокой покачивающейся травой летали светлячки, стрекотали цикады, а в
кустах шебуршали белоснежные кролики. На ветках сидели птицы с красными
хохолками, каких Чонгук никогда прежде не видел. А деревья шумели и
шептали о зелёной свободе, о прекрасном изобилии чувств. Слуга шагал по
вымощенной из белых камней тропинке, с упоением осматриваясь по сторонам.
В его распахнутых чёрных глазах дрожал свет неподдельного восхищения.
Казалось, это был магический лес, в котором сбывались все мечты. В какой-то
момент настал миг, когда Чонгук осознал: то, что он всегда искал в лесной чаще,
находилось в недрах его собственной души.
Уотердипский лес был совсем иным: там не видно, куда поставить ногу. Всё в
трухлявых разлагающихся пнях, проросших огромным диким папоротником.
Везде огромные муравьи, по мху ползают великанские пауки. Даже бабочки
летают столь громадные, мохнатые и толстые, словно воробьи. В этом же лесу
не было обилия насекомых, будто бы чародей создал его специально для себя,
без излишеств, которые сам не любил. Никаких мошек и букашек, что мельтешат
перед лицом и неприятно жалят, никаких чудовищ и монстров, норовящих
откусить тебе ногу, ядовитых растений и ящериц.
От бальзамических запахов цветов, трав, хвои и коры из чонгукова тела исчезала

усталость. Чаща звала его всё глубже и глубже. И чем дальше Чонгук уходил,
тем светлее горели в глубинной тишине и шёпоте леса его чёрные глаза. Чем
глубже, тем свободнее становилась чонгукова душа, тем меньше у неё
становилось желанья принимать свою судьбу, позволить себе оставаться
игрушкой в чужой холодной игре. Это было странно, ведь он просто находился в
лесу, который, скорее всего, был даже ненастоящим. Но ведь чувства Чонгука
были как никогда настоящими, живыми, пульсирующими в его грудной клетке.
К концу тропинки перед Чонгуком распростёрлась широкая лестница с

обросшими мхом ступенями. На возвышенности стояла круглая беседка, навес
подпирался небольшими колоннами, выстроенными из золота и мрамора. Из-за
высоты брюнет видел только сверкающий шпиль крыши, поэтому начал
подниматься по ступенькам, даже не догадываясь, что поджидало его в конце
пути. Вместо беседки под навесом находилась огромная мраморная мыльня с
голубой водой, от которой исходил густой пар. Чонгук обомлел на месте, увидев
Тэхёна, что сидел и намыливал приподнятую из воды изящную ногу.
— Ох… Чёрт возьми, — пискнул Чонгук, в ту же секунду краснея, словно спелый

томат, и закрывая глаза ладонью.
— Какого лешего? — вскрикнул ошарашенный чародей, отчаянно пытаясь

прикрыть себя руками. — Ты откуда здесь взялся? Разве я не велел тебе ждать
на выезде из города?
— Чего? — не понял Чонгук, неловко пятясь назад и окончательно теряясь в

столь неловкой ситуации. — Когда это мы разговаривали…
— Мы и не разговаривали, придурок, — шикнул Тэхён, после чего послышался

всплеск воды. — Я отправил тебе записку с голубем, ты разве не получил?
168/303
— С каким к чёрту голубем? О чём ты вообще говоришь? — продолжал пищать
Чонгук, топчась на месте и захлёбываясь от стыда. — Не получал я никаких
записок, я вообще-то просто так, а не… Это самое… То есть да, а вообще…
— Вы, наверное, разминулись, — с более снисходительным тоном ответил

чародей, поднимаясь из воды. — Чего тогда припёрся? Поглазеть?
— Нет, я… — Чонгук закашлялся, ударяя себя по груди и извергая наружу весь

бессмысленный поток слов. — Вовсе не это… Можно подумать, мне больше
заняться нечем, кроме как подсматривать за тобой? А… Впрочем…
Действительно нечем… Но… Это не значит, что я подглядывал! Я вообще не
знал, что у тебя мыльня находится в чёртовом магическом лесу! Откуда я мог
знать?
— Ох, мерлинова борода, и как ты только сюда пробраться умудрился, —

бормотал чародей себе под нос. — Отвернись.
— Ах, да, я… Прошу прощения, — прохрипел слуга, резко прокручиваясь на

пятках, словно солдат.
Он лишь успел заметить светящиеся голубоватые искры, покрывающие мокрое

смуглое тело мага. Уже спустя несколько мгновений Тэхён обошёл его,
облачённый в атласный узорный халат с пёстрыми рисунками. Чонгук сухо
сглотнул, на ватных ногах следуя за спускающимся по ступенькам чародеем. Его
чуть влажные белоснежные волосы, обрамляющие лицо, на чонгуковых глазах
становились сухими и завивались в лёгкие локоны.
— Что это за место? — задал Чон вопрос, что висел на кончике его языка и до
ужаса хотел быть озвученным. — Это всё настоящее?
— А так похоже на иллюзию? — ответил чародей вопросом на вопрос, а в его

голосе послышалась едва заметная ухмылка. — Нет, это всё вполне реальное.
— Даже животные и птицы? — с ещё большим восторгом произнёс Чонгук,

озираясь по сторонам. — Невероятно…
— Ага, я мог бы приложить гораздо меньше сил и сделать это всё миражом, но
вот незадача: я терпеть не могу иллюзии, — с твёрдостью заявил маг, взмахивая
волосами, и Чонгук мог поклясться, что от взмаха образовался лёгкий блестящий
шлейф света, в следующее мгновение растворяясь в воздухе. — Фантомная
магия — это опасная штука, потому что следом, когда её иллюзии рассеиваются,
словно дым, а рассеиваются они непременно, становится очень несладко. Так
несладко, что лучше отказаться от той недолгой отрады, что клубится в
иллюзорном тумане.
— Но разве вся магия это не всего лишь иллюзия? — не подумав, ляпнул брюнет,
в следующую секунду жалея о сказанном.
— Ауч, — с иронией буркнул Тэхён, нарочито оскорбившись и приложив ладонь к

груди. — Поосторожней со словами, юноша.
— Извини, я не это имел в виду, — в смущении зажмурился Чонгук, качая

головой. — То есть… Я дурак…
169/303
— Ох, об этом я уж точно уже давно был осведомлён, — хихикнул чародей,
пропуская Чонгука взбираться по лестнице первым. — Не хочу, чтобы ты
заглядывал под мой халат.
— А… — Чонгук открыл рот в попытке что-то ответить, но в итоге открывал и

закрывал его, словно рыба, выброшенная на берег, и чувствовал, как по щекам
распространяется очередной жар.
— Залезай уже, — подтолкнул его Тэхён, посмеиваясь.
***
Чонгук осматривал полочки с разными диковинными статуэтками и

украшениями, а единорог, стоящий в углу комнаты, по-прежнему немного
нагнетал обстановку и выглядел жутковато.
— Тебя не пугает это чучело? — невольно проговорил он свои мысли вслух. — То

есть… Оно выглядит жутковато.
— Да ладно, он же тебе ничего плохого не делает, — цокнул Тэхён, возвращаясь

в комнату и перевязывая на груди шёлковые вязки рубахи. — И чего ты стоишь,
как член на свадьбе? Собирайся.
— Куда? — не понял Чонгук, почесав затылок.
— Хочу показать тебе одно место, — чародей шагнул ближе, нежно касаясь
чонгуковой ладони пальцами. — Ты ведь доверяешь мне?
Больше, чем кому-либо…
— Д-да, — неловко заикнулся Чонгук, в смущении опустив глаза.
Прихватив корзинку с фруктами, они покинули дом мага, пробираясь через

лесную чащу. Тэхён, осторожно взяв парня за руку, вёл за собой в нужном
направлении в полной тишине. Вскоре лес закончился, и мимо двух путников
потянулись широкие, наполненные туманами и влагой равнины, за которыми в
лунном свете тянулась и вздымалась лёгкая и глубокая пустота. У Чонгука же в
голове копошились тысяча и одна мысль, но озвучить их вслух он то ли боялся,
то ли стыдился. Он чувствовал напряжение, которое всё никак не отпускало его
тело и разум, свисая с плеч тяжелым грузом.
— Я хотел принести извинения, — перебарывая смущение, первым заговорил

Чонгук.
— За что? — не понял маг, отодвигая от лица ветви деревьев.
— За нашу последнюю встречу, — едва зажмуриваясь, слуга покраснел и поджал

губы. — Мне совестно, но… Я когда очнулся, даже не понимал, был это сон или
реальность.
— Брось, тебе нечего стыдиться, — улыбнулся Тэхён. — Ты не такой тяжёлый,

каким кажешься.
— К слову, как ты вообще…

170/303
Чонгук потерял мысль, открыв рот и глядя перед собой. Они вышли на
каменистый берег огромного озера, вода которого будто подсвечивалась со дна.
Все мысли и слова выбило из разума Чонгука одним мгновением и вдохом. Он
обомлел, глядя на невообразимую красоту, простирающуюся далеко за
горизонт, на котором зигзагом вырисовывались горы. По небу лениво ползли
пушистые облака, перекрывая россыпь звёзд, а полная луна искажённо
отражалась на водной глади.
— Ты не бывал здесь прежде? — завидев реакцию парня, поинтересовался маг.

— Это озеро Астра.
Чонгук молча покачал головой, не в силах оторвать глаз от прекрасного вида.

Звёздное небо отражалось в озере, их делила пополам тоненькая линия горного
горизонта. У берегов от высокого камыша к гигантским кувшинкам тянулась
нежная молочная мгла, заглатывая реальность. Высокие ивы, напившись
кристально чистой, пьянящей озёрной воды, отражались в ней, слегка
покачиваясь, будто захмелевшие.
— Местные боятся этого озера, потому что о нём ходит много разных легенд, —
проговорил Тэхён, спускаясь с возвышенного берега. — А ты знаешь, когда
легенды перестают быть легендами, Чонгук? — чародей присел на корточки,
тронув воду и всплеском пуская по ней лёгкую рябь с переливающимися в свете
луны бликами. — Когда в них начинают верить.
— Какие легенды? — спросил слуга, в нетерпении сглотнув.
— Астра и правда не простой водоём; он является мощным источником силы, —

рассказывал Тэхён, сбрасывая с плеч свой бежевый плащ и взмахивая им, после
чего в одно мгновенье вещь превратилась в мягкое шерстяное покрывало. — В
давние времена на этом самом месте стоял большой и прекрасный город, где
жили не просто люди, а могущественные существа, — Тэхён начал выкладывать
из камней кострище, чтобы разжечь огонь. — Боги гневались, потому что
жители города получали наслаждение иначе, они опьяняли себя зрелищем
крови, жестокости и смерти. Но в конце концов всё разрушилось. Как я и говорил
ранее, даже самая могущественная магия всегда рано или поздно рассеивается,
а реальность неизменно вступает в свои права…
— Что же случилось с городом? — с любопытством спросил Чонгук, помогая

чародею разжечь костёр.
Blue Foundation — Eyes On Fire
— Боги отправили на землю звезду по имени Астра. Она упала прямо на город,
сметая всё на своём пути, выжигая существ и обращая их в пепел. Те, кто
остался в живых, в боли от потерь собрали все силы и уничтожили ни в чём
неповинную звезду, превратив в пыль. На месте города образовалась огромная
яма. После затяжных дождей вся вода стекала вниз, смешиваясь со звёздной
пылью и образуя озеро. Иногда, один или два раза в год Астра плачет из-за
несправедливости, а вода становится перламутрового цвета, отпугивая
местных.
— Что же это были за существа такие? — не унимался Чонгук, с интересом

171/303
внимая словам мага и поднося ладони к разгорающемуся в кострище огню.
— Что сами Боги обратили на них внимание.
— Не знаю, — пожал Тэхён плечами, выпрямляясь. — В книгах и свитках

написано по-разному. Одни утверждают, что это были драконы, другие — маги.
А третьи и вовсе упоминают людей…
— А ты сам как думаешь? — Чонгук перевёл взгляд на языки пламени, что

поедали друг друга.
— Я много странствовал по миру, — Тэхён отвернулся, шагнув ближе к воде и

обнимая себя руками. — Видел много, ещё больше испытывал. Везде полным
полно монстров, но люди… Люди это самые…
— Жестокие чудовища. Знаю, — перебил его слуга, поднимая глаза и наблюдая

за тем, как плечи чародея дрогнули. — И глупые. И слепые. Слепые к красоте,
слепые к чувствам и волшебству. К таким прекрасным существам, как ты…
Чонгук в смущении замолчал, услышав тэхёнов выдох и наблюдая, как под

белоснежной рубахой напряглись лопатки. Чародей наступил носком на пятку
сапога, стягивая его с ноги и босым ступая по камням к воде. Его изящные
ладони прикоснулись к шёлковым шнуркам на рубахе, мягко потягивая и
развязывая. У Чонгука перехватило дыхание, когда Тэхён взглянул на него
своими бездонными сиреневыми глазами через плечо и, улыбнувшись краем губ,
начал снимать рубашку.
Белая шёлковая ткань заструилась по худым плечам молочным водопадом,

спадая на камни. Утончённый обнажённый силуэт чародея на фоне бескрайнего
озера, подсвеченного полной луной, выбил из лёгких Чона последние остатки
кислорода. И голубое озеро, и величественные горы, и высокое чёрное небо с
ослепительно-яркой луной, и ивы, и озёрные лилии, — всё, казалось, потеряло в
глазах Чонгука красоту, когда он смотрел на Тэхёна.
— Что ты… — сглотнул слуга, теряясь в пространстве и едва не бухаясь в

обморок.
— Сегодня Астра не будет плакать, — едва слышно ответил Тэхён, медленно

развязывая шнурки на чёрных кожаных портках. — Она будет любить.
— У тебя есть одежда кроме чёрной и белой? — спросил Чонгук, выпрямляясь, но

не решаясь и с места двинуться, тело будто закаменело в томительном чувстве
предвкушения, что волной дрожи проползло вниз по спине.
— Хм… Дай подумать. Бельё? — улыбнулся светловолосый, а портки скатились с

худых шикарных ног, полностью обнажая Тэхёна. — Или нет. Упс…
У Чонгука в мгновенье ока покраснели шея и кончики ушей. Он одёрнулся,

надрывно выдохнул и раскрыл пересохшие губы, чувствуя тесноту везде и
повсюду. Маг ступил в воду, вновь обернувшись через плечо и с развязной
улыбкой озвучив короткое «идёшь?». Слугу будто окатило кипятком. Он, дрожа
всем телом и совсем не чувствуя прохладного ветерка, стянул рубаху через
голову, отбрасывая на расстеленное покрывало. Штаны полетели следом. Когда
вода коснулась щиколоток, Чонгук поёжился от её прохлады, тогда как Тэхён
стоял в ней уже по пояс.
172/303
По коже прошла дрожь, но вовсе не от холода. Чонгук разглядывал нежные
изгибы тэхёновой спины, приближаясь кроткими шагами и проглатывая желание
коснуться карамельной кожи, которая на ощупь казалась нежнее, чем самые
дорогие заморские шелка. Едва он приблизился и решился протянуть руку ради
прикосновения, как чародей нырнул, всплеском пуская рябь, что расползалась
по водной глади. Чонгук быстро заморгал, будто очнулся ото сна, и попытался
разглядеть светлую шевелюру. Но о присутствии мага напоминали лишь
пузырьки воздуха, лопающиеся на поверхности.
— Тэхён? — обеспокоено позвал Чонгук, делая несколько шагов и всё глубже

погружаясь в воду. — Это не смешно.
Слуга не успел сообразить, как тёплые руки окольцевали его талию, потянув за
собой в самую глубину. Он едва ли успел вскрикнуть от испуга, но вода
заглушила звук его голоса, попадая в глаза и нос, вызывая неприятное жжение.
Быстро моргая и приводя себя в чувства, Чонгук увидел перед собой прекрасное
лицо, изрисованное метками, и понял, что лица прекрасней не видывал ни разу в
жизни. Длинные локоны белых волос скользили в водной глади, закручиваясь в
причудливые узоры. Глаза переливались сиреневым цветом, а гладкую кожу
покрывали маленькие пузырьки воздуха. Вдруг на размазанном поле зрения
Чонгук смог разглядеть, что вода, окружающая их, начала приобретать
перламутровый блеск.
Его тело превратилось в один обнажённый нерв, душа разлагалась на частицы,

а сознание туманилось. Нехватка воздуха в лёгких стала столь очевидной, и
тогда Тэхён, подплывая ближе, коснулся чонгуковых губ, передавая кислород.
Но Чонгук был готов утонуть, лишь бы это волшебство никогда не
заканчивалось. Притяжение меж двумя телами одержало победу, и Тэхён
оказался ещё ближе, прислоняясь к груди Чонгука и обхватывая крепкие плечи
тонкими руками, превращая передачу кислорода в глубокий мягкий поцелуй.
Слуга, схватив парня за талию, нащупал ступнями каменное дно и оттолкнулся
от него, выбираясь на поверхность в пылающих объятиях мага.
Вода струями стекала с двух разгорячённых тел, мокрые волосы путались и

липли к лицу, но ничто на свете не разорвало бы слияние уст. Чонгук попытался
вобрать воздуха, но всё было тщетно. Тэхён целовал его губы, прижимаясь всё
теснее, жарче, желаннее. Под водой он окольцевал чонгуковы бёдра ногами,
создавая томительное трение, разжигающее огонь внизу живота. В груди
брюнета взрывались тысячи звёзд, сминались целые Вселенные, реальность
вокруг рвалась, словно старый пергамент. Каждое прикосновение мягких губ
будто подбрасывало Чонгука вверх, он падал в небо снова и снова и не мог
поверить в происходящее. В то, что такие чувства и ощущения вообще могли
существовать. Рядом с Тэхёном озеро становилось морем, свеча превращалась в
солнце, бессмысленность перевоплощалась в необходимость.
— Ты так прекрасен, — прошептал в порыве чувств слуга, касаясь ладонью

румяной щеки чародея, который взглянул на него из-под густых слипшихся от
воды ресниц захмелевшим взглядом. Подушечкой большого пальца проводя по
нижней губе мага, Чонгук смотрел в эти пьяные глаза, забывая, кто он.
— Скажи это снова, — прошептал Тэхён, прислоняясь губами к пространству за

ухом, а ладонь протискивая меж двумя сросшимися телами, проходясь пальцами
по напряжённому чонгукову животу.
173/303
— Ты невероятный, — надрывно зашептал брюнет, прикрывая глаза и ощущая,
как чародей выцеловывает пульсирующую на шее голубоватую вену. — Я с ума
по тебе схожу…
— Ещё, — потребовал Тэхён, накрывая твёрдый чонгуков член ладонью.

— Скажи…
Чонгук смог лишь невольно простонать в ответ, забившись в перманентном

наслаждении и зажмурившись. Он ощутил тепло, которое накрыло его, словно
золотым куполом. С силой сжимая пальцами талию чародея, Чонгук отозвался на
постыдную ласку, двинув в нетерпении бёдрами навстречу прикосновению.
— Когда я впервые увидел тебя… — прохрипел слуга, задыхаясь чувствами и

ощущениями. — Я влюбился… — Тэхён продолжал покрывать поцелуями его
шею, причмокивая и под водой нежно лаская твёрдую пульсирующую плоть
ладонью. — А ты… Т-ты улыбнулся…
— Потому что знал, — договорил чародей на выдохе, после чего накрыл

чонгуковы губы своими, свободной ладонью опираясь о плечо и приподнимаясь,
насаживая себя на член.
Чонгук застонал в поцелуй, окончательно выпадая из реальности. Всё тело

лихорадочно пульсировало, кровь в сосудах бурлила, разум бился в
неподдельном наслаждении, какого Чонгук никогда прежде не испытывал.
От макушки до кончиков пальцев ног прошла крупная дрожь, когда Тэхён вновь
приподнялся, опираясь на чонгуковы плечи и двигаясь. Грудь слуги будто
треснула, расколовшись на две части, и из неё вырвался сахарный вопль,
растворившийся в звёздном небе. Он с вожделением в порыве страсти прижал
чародея теснее, обхватывая обеими руками и утыкаясь в сгиб шеи
перекошенным в сладкой судороге лицом. Внутри Тэхёна было горячо, тесно и
до миндального холода приятно. Чонгук ощущал мягкость его ягодиц, что при
движении бились о его бёдра, от чего подсвеченная вода вокруг плескалась.
Тэхён был полон робкой страсти пред ним, пропуская меж пальцев мокрые
отросшие пряди чонгуковых волос, тычась дрожащими губами в висок. От
каждого его хриплого стона, касающегося ушных раковин, по телу скатывались
капельки колючих чувств, что провоцировали целый шквал мурашек вкупе с
дрожью. Звезда упала, воткнувшись прямо в сердце Чонгука, разорвавшись
огромным огненным шаром. Из её глубинной светящейся пыли рождалось
сильное чувство, утягивающее на самое дно. Чонгук находился на поверхности
Астры, но ему не нужен был кислород. Он дышал Тэхёном и был готов
уничтожить солнце, чтобы оно никогда не поднималось из-за горизонта.
https://vk.com/by_bonni
174/303
Примечание к части Музыка обязательна к прослушиванию.
17. Проснись!
Ruelle — Rival
Сон всегда должен быть облегчением для человека, своеобразным перерывом и

отдыхом от тягостной реальности. Это как водопад, который смывает со
странника накопившуюся грязь и изнеможение. Сон нужен всем: людям,
животным, даже монстры в нём нуждаются наравне с остальными существами.
Но иногда вместе со сном приходят кошмары. Они — вечные попутчики сна,
всегда рыщут где-то поблизости, выжидают, что кто-то зазевается и даст им
свободу. Вот тогда-то и наступает самый сладостный миг для осмелевших и
набравшихся силы кошмаров. Они ураганом врываются в сознание, оттесняют
сон и как пиявки впиваются в дремлющий разум. Этот миг настал и для Чимина,
кошмары вернулись к нему, обнимая своими чёрными руками, словно никуда и
не уходили вовсе.
После бала-маскарада каждую ночь он просыпался в холодном поту, пугая

принцессу скулежом и всхлипами. Девушка убирала баррикаду из подушек и
обнимала плачущего принца, что находился в бессознательном состоянии, бился
в конвульсиях и ничего не соображал. Она прижимала к себе и зачёсывала
промокшую серую чёлку, вытирая со лба ледяную испарину и нашёптывая, что
всё хорошо, но вместе с тем понимая, что это не поможет.
Чимину снилось, что он тонет в море из алмазов, захлёбываясь ими. Никто не

приходил на его зов, никто не протягивал руку помощи и не мог вытащить из
пучины кошмаров. Реальность же была так похожа на кошмар, пусть всё было
чуть проще и яснее, но так же тяжело. Даже когда Чимин просыпался, умывался
и шел на утреннюю трапезу его не отпускало тяжёлое чувство тревоги и тоски.
Кажется, что происходящее всего лишь страшный, быстротечный сон, и стоило
щёлкнуть пальцами, как он должен закончиться. Но кошмары преследовали
даже в реальности.
Он упорно пытался сделать вид, что всё действительно хорошо, почему-то

боялся говорить о своих кошмарах, тоске и грусти вслух. Не говорил — их как
будто бы и не было вовсе. Чимин упорно грезил, что если не замечать, то как-
нибудь само решится, пройдёт. Но нет, не проходило, а становилось только
хуже. Если образовывался нарыв, то он обязательно должен лопнуть, как не
прячь его под расшитым золотыми нитями кафтаном. Он был и есть.
Действительность Чимин обмануть не мог.
Какое-то время принц пытался сопротивляться снам, но у него просто больше не

было сил.
Он падал в пропасть снов. Падал и горел. Душевная боль сковывала его тело,
словно физическая, и он не мог шевельнуться, даже когда просыпался в
насквозь промокшей сорочке. Он мог лишь лететь тяжёлым балластом вниз,
зная, что его никто не поймает, и распадаясь пеплом на миллионы частиц. Он
хотел плакать и кричать. Позвать кого-нибудь на помощь. Хотел, чтобы кто-то
просто оказался рядом, взял его за руку и вытянул из этого кошмара. Чтобы кто-
то обнял его и прижал к себе, сказал, что всё будет хорошо. Принцесса делала
175/303
всё это и она правда старалась помочь, но не была кем-то. Поэтому всё, что
Чимину оставалось, это падать и гореть.
— Вам снятся кошмары? — спрашивала принцесса за вечерней прогулкой по

цветущему саду.
— Да, миледи, — тихо отвечал принц, не поднимая глаз. — Но вы не готовы о них

слушать.
— А вы попробуйте, — с грустью просила Ли Сонг, в успокаивающем жесте

касаясь плеча принца. — Станет легче…
— Я не готов ими делиться.
Чимин согласился на уговоры принцессы обратиться к придворному лекарю,

который прописал принцу на ночь принимать по несколько капель снотворного.
Спать стало проще, но на протяжении нескольких последующих дней он
чувствовал себя неважно: постоянная подавленность, разбитость и головные
боли не давали собраться с мыслями. Принц терял счёт времени, которое
тянулось то быстро, то медленно. Вчерашний день (или всё же позавчерашний?)
прошли в какой-то суете, от которой остался серый мохнатый туман ночного
кошмара. Просыпаясь посреди ночи после очередного страшного сна, Чимин
помнил только чёрные глаза монстра, которые висели на этом тумане, как два
таракана на паутине, и ощупывали его с интересом.
Чимин тихо вздохнул, так, чтобы не разбудить сопящую на другой половине

кровати принцессу. Они перестали выстраивать баррикады из подушек, но по-
прежнему соблюдали дистанцию, не нарушая личного пространства друг друга.
Вытерев со лба холодный пот, принц взглянул на девушку, которая спала,
подложив ладони под щёку. Она выглядела умиротворённо во сне, и Чимин
действительно радовался, что хоть кто-то теперь высыпается. Он чуть
приподнялся, сцепляя пальцы в замок на животе и глядя на свисающий
балдахин постели. Нерасторопные думы посещали его голову каждую ночь,
когда сон напрочь отказывался посещать разум.
Принцу просто до ужаса хотелось сорваться с постели, натянуть на ноги сапоги

и отправиться через лес к пещерам. Доселе он не позволял себе вспоминать о
событиях на балу, но в этот раз воспоминания как-то невольно вкрались в
сознание, воссоздавая перед глазами яркие прохладные картинки, из-за которых
всё чиминово нутро сжималось и разжималось. Что-то начинало трепетать
внутри, отдаваясь мурашками по рукам. Он помнил первый поцелуй и чужие
желтые глаза, наполненные грустью и поздним озарением. Сердце в груди
болезненно ускоряло свой ритм при одном воспоминании об этом, и Чимин
жмурился, качая головой в надежде, что мысли выпадут из неё.
Просыпаясь поздней ночью, Чимин любил прокручивать в голове воспоминания о

первой встрече с Юнги, их короткие, но такие важные разговоры. Каждое их
случайное или намеренное столкновение, коих было не так много, но именно это
придавало им такую значимость и ценность. Каждый жест и взгляд были для
Чимина столь драгоценны, но осознал он это слишком поздно. Раздумья об этом
каждый раз успокаивали его. Взглянув на сундук, принц вдруг понял, что забыл
о чём-то очень важном. Он стремился найти причину постигшей его болезни, как
будто это помогло бы ему исцелиться.
176/303
Тихо поднявшись с перины, Чимин коснулся босыми ступнями холодного
каменного пола и присел у сундука, со скрипом отворяя крышку. Принцесса в
постели начала ворочаться, причмокивая во сне губами, и серовласый чуть
притих, дождавшись, когда она снова засопит. Разгребая вещи, принц просунул
руку к самому дну, отыскав свёрток из кожи. Он аккуратно развернул его, глядя
на чуть подсохшую большую чешую, размером с собственную ладонь. Во мраке
она казалась темнее, но на свету была белой в середине, а ближе к краям чуть
прозрачная и почти зеркальная. После находки он проштудировал все
бестиарии, что имелись в огромной королевской библиотеке, но не нашёл
никого, кому эта чешуя могла бы принадлежать.
Накинув поверх ночной сорочки халат и плотно перевязав его на талии, Чимин
приоткрыл дверь и направился вниз по лестнице к комнате Хосока. Сонные
стражники, завидев принца, тут же встрепенулись и выпрямились, заставив
принца закатить глаза. Он постучался в дверь, понимая, что учитель уже давно
странствует по царству Морфея, но дело не терпело отлагательств. Он постучал
ещё настойчивей, после чего услышал по ту сторону возню и удар чего-то
металлического, будто Хосок опрокинул чашу на пол. Через несколько
мгновений взлохмаченный сонный учитель распахнул перед принцем дверь,
глядя сощуренными глазами, а на его щеке красовался красный след от
подушки.
— Ваше высочество? — пытаясь проморгаться, Хосок пропустил Чимина внутрь.

— Что-то стряслось?
— Прости за столь поздний ночной визит, — извинился Чимин, прижимая свёрток

к груди. — Но я не смогу уснуть, пока не покажу тебе кое-что.
— Вы меня напугали, милорд, — выдохнул преподаватель, накидывая на плечи

халат и поднимая с пола упавший подсвечник. — Я уж думал война началась, не
дай Бог…
— Я не отниму у тебя много времени, — присаживаясь у небольшого стола,

заваленного книгами, ответил Чимин.
— Что является настолько важным, что не может подождать до утра? — опустив

одну бровь, Хосок зажёг свечу, озаряя большую комнату светом.
— Вот, — принц выложил на край стола кожаный свёрток, раскрывая его. — Я

нашёл это давно, но всё забывал показать.
— Так, что тут у нас…
Учитель потёр заслезившийся глаз, взял со стола монокль на позолоченной

цепочке и склонился над столом. Он двумя пальцами взял большую чешую за
краешек, приподнимая и поднося ближе к свече, с интересом разглядывая.
Чимин молча наблюдал за взглядом Хосока, который с любопытного сменился на
задумчивый, затем недоумевающий и… Напуганный?
— Где вы это взяли? — твёрдо спросил учитель, нахмурившись.
— В лесу, — соврал Чимин, не понимая, зачем, но ложь сама слетела с языка.
— Поблизости были водоёмы? — кашлянул Хосок, возвращая чешую на место и

177/303
сдвигая стопку книг, чтобы вытащить одну с самого низа.
— Не знаю, вроде бы, — пожал принц плечами, отводя взгляд. Он совсем не умел
врать.
— Я не знаю, кому она принадлежит, но точно видел что-то похожее в какой-то

книге о морских змеях. Кажется, это была сказка, — учитель задумался, быстро
листая толстую книгу в красном переплёте и резко останавливаясь на нужной
странице. — Точно, вот… — ткнул он длинным пальцем на яркую иллюстрацию.
— Ваша сестра, принцесса Сончан, начала плохо спать, поэтому я часто читаю ей
на ночь…
Хосок продолжал что-то говорить, но Чимин уже не слышал его, в голове стоял
шум. У него перед глазами яркими импульсивными вспышками начали
проноситься воспоминания. Первая встреча с Юнги. Переливающаяся в голубом
свете ледяная вода, в которой парень чувствовал себя весьма хорошо.
«Единственный вид, который может не только плавать, но и находиться под
водой довольно длительный промежуток времени».
Его бледная кожа, напоминающая белую чешую, и голубые волосы. «К моменту

достижения последней стадии взросления цвет чешуи состоит из смеси белого,
светло-серого и светло-голубого цветов».
Желтые глаза и невыносимо прекрасное лицо с острой линией челюсти.

«Пожалуй, самый красивый вид: сверкающие жемчужные чешуйки и глаза
янтарно-жёлтого цвета».
Его голос в чиминовой голове. «Единственный вид, способный общаться с

другими существами на телепатическом уровне». Чимин с оглушительным
треском в голове вспомнил о своём падении с обрыва. Что-то большое, горячее и
белоснежное поймало его и не дало разбиться. Кто-то. Но там был только Юнги.
Чимин не глуп. Он совсем не дурак, чтобы помножить два на два.
— Кто ты?
— Дракон.
— Если бы драконы умели превращаться в людей, мир бы точно об этом знал.
— Может быть. А может быть и нет.
Пришёл миг, когда принц осознал: то, что он искал в глубине сырой пещеры,
всегда находилось в недрах его собственной души. Он всё слышал. Он всё
видел. Он всё знал. Чимин делил себя на две части, одной из которых был ум, а
второй — осознание. Ум только анализировал и констатировал факты, ясные, как
день, а осознание было тем самым голосом, который говорил не на уровне
разума, а на уровне глубоких и сильных чувств к синевласому. Принц
чувствовал, что умозаключение, к которому он в итоге пришёл, это «так и никак
иначе». У Чимина участилось дыхание и затряслись пальцы. Водяной змей. Или
можно сказать иначе: водный дракон? Он сорвался с места, впопыхах благодаря
Хосока и уже не слыша, как тот ему вдогонку твердит: «ни в коем случае не
возвращайтесь на то место, милорд».
***
— Сколько ты уже выпил? — облокачиваясь на стол, Намджун подставил руку

под подбородок, глядя на захмелевшего старшего.
178/303
Они отправились в таверну «Серебряная кровь», которую посоветовал им
Сокджин. Это место отличалось от обычных городских трактиров и таверн,
потому что контингент был весьма разнообразным и особенным. «Серебряная
кровь» находилась поодаль от деревень, а доступ к её посещению имели только
существа, отличающиеся от людей. Эльфы, суккубы, виксилинги и фейри, порой
даже гномы заглядывали, но каждый раз это заканчивалось словесной
перепалкой с эльфами.
Суккубы, стройные темнокожие девушки, похожие на демонов в женском

обличье, рыскали в поисках партнёра для спаривания. Одна уже подсаживалась
к Юнги, виляя хвостом, но Джун её отогнал, зная, на что способны эти бестии. В
отличие от прочих чудовищ суккубы не идут на поводу у жажды крови. Они не
нуждаются в убийствах, а часто даже не хотят причинять людям зла. Ими
движет лишь одно: безграничная похоть, которую они безуспешно пытаются
утолить, используя для этого самцов других видов, чаще всего людей и эльфов,
которые, на самом деле, редко когда им сопротивляются.
В таверну частенько захаживали и виксилинги, которые внешне ничем не

отличались от обычных людей. Это были существа, способные принимать форму
любого человека или зверя. Они спокойно внедрялись в города и деревни,
занимались ремеслом и торговлей, проживая спокойную человеческую жизнь.
Это перевоплощение не было иллюзией, которую можно было бы развеять
простым заклинанием. Невероятный интеллект и находчивость могли бы
сделать из виксилингов идеальных воров и убийц, но эти существа по своей
природной доброте и робости стремились избегать кровопролития любой ценой.
Юнги как-то доводилось иметь дело и с другими частыми посетителями

таверны — фейри. Их же отличала неземная красота, омрачённая каким-нибудь
уродством в виде огромных клыков, налитых кровью глаз, больших гниющих
рогов на голове или шрамов, растянутых по всему телу. Фейри всегда можно
отличить от человека по какому-либо телесному недостатку. Они, как и эльфы,
жили в глубине леса и редко вмешивались в людские дела. Время коротали в
развлечениях и празднованиях: охотились, танцевали, а иногда забавлялись,
показываясь на глаза людям и наблюдая их реакцию. Некоторым странникам да
путникам, что натыкались на их хижины, фейри показывали своё волшебство,
дабы поразить воображение и впечатлить, а затем отравить неверующих в их
существование своим ядом. И всё ради забавы.
— У вас, блядских эльфов, нет чести! Нет уважения! Нет пива! — кричал какой-
то пьяный гном, впадая в перепалку с бедным эльфом, который всего лишь
попросил его отдать один свободный стул из-за стола. — Сейчас бахну ещё одну
и пойду выебу трактирщика!
— О, Боже, — покачал Юнги головой, устало протирая глаза, пока хмельных

шумных посетителей пытались выставить за дверь. — Напомни мне, каким
смердящим ветром нас сюда занесло?
— В любой другой таверне на тебя уже надели бы оковы и сдали страже за пару
серебряных, — с упрёком напомнил Намджун, отпивая из большой деревянной
кружки. — И не уходи от вопроса. Сколько выпил, пока я провожал Сокджина?
— Недостаточно, — хмуро ответил Юнги, опрокидывая в себя двумя глотками

добрую половину кружки. — Надо было послушать тебя, Джун, и не соваться
179/303
туда.
— Ты ведь не знал, — друг опустил глаза, разглядывая уже третью

опустошенную бутыль из-под эля.
— Чего не знал? Что он чёртов принц? — Юнги уже порядком захмелел и мог
говорить обо всём без той тяжести в груди, которую испытывал каждый божий
день. — Чувствую себя беспросветным идиотом, даже когда думаю об этом.
— Понимаешь, что влюблён в этого мальчишку, только когда некому сказать об

этом? — задал вопрос Намджун, глядя старшему прямо в пьяные глаза, которые
тот пытался отчаянно спрятать.
— Нет, Джун, просто… — Юнги замолчал, окончательно поникнув, и не смог

ничего ответить, кроме как: — Я не знаю.
Юнги не мало повидал, прожив десятки лет, и впервые за долгое время он

быстренько придумал себе какую-то нерушимую связь и сам же в неё искренне
поверил. Он, видимо, как и принц обладал довольно богатой фантазией, и с
завидной скоростью поверил, что между человеком и драконом может
установиться какой-то контакт. Он с трудом понимал, что происходит, но ему
однозначно это нравилось. Короткие встречи, касания, взгляды и тот отчаянный
поцелуй на балконе. Когда он повстречал принца, то превратился в какого-то
голодного монстра, который начал лихорадочно наедаться столь яркими
искренними эмоциями.
— Может, тебе возлечь с кем-нибудь? — предложил Намджун, в отличие от Юнги

ни капли не смущаясь собственных слов. — Ну, знаешь, как делают это люди,
когда им нужно отвлечься от мыслей о ком-то. Ты давно ни с кем, кроме рыб, не
водился, так может…
— Захлопнись, — рыкнул Юнги в смущении, сжимая кружку до треска. — Уж что-

что, а это я с тобой обсуждать не намерен.
— Ну, как вариант ведь, — пожал плечами друг.
Юнги одним полушарием мозга понимал, что доля правды в словах младшего
была, но по происхождению и воспитанию он был слишком высоких нравов.
Возлечь с кем-то без чувств для него было подобно кровавому жестокому
преступлению, что наказуемо лишь смертью. В отношении принца Юнги словно
шёл по натянутой нити между тем, что беспрекословно считал правильным и
тем, чего желал, даже когда понимал, что это было ошибкой. Это как свободное
падение. То, что его взбудоражило до самой глубины души, что заставило
выбрать иное направление. Юнги осознавал взаимные чувства принца столь же
ясно, как белый день, и знал, что своим поступком утащит Чимина за собой. Он
обрёк на боль и страдания того, кого больше всего хотел защитить и уберечь от
этого. Принца, который имел право сам выбирать, на что себя обрекать.
— В любом случае, — вздохнул Джун, отодвигая пустую кружку. — Ты ведь не

совершишь дважды одну ошибку.
— Нет, — качнул Юнги головой, поднимаясь из-за стола.
Я совершу много новых.

180/303
Юнги ненавидел в первую очередь себя самого. Он прожил сотню лет камнем на
морском дне, но именно сейчас дал слабину, которую не должен был себе
позволить ни в одной из жизней. Это был тот самый момент, когда собственная
чрезмерная наивность казалась Юнги столь чудовищной, что стала ненавистной
до глубины души. Он чувствовал себя обманутым и преданным, но не Чимином, а
самим собой. Он пошёл на поводу у глупых людских чувств и эмоций, которые
доселе замыкал на тысячу замков.
Юнги был слаб, и слабым его делали вовсе не чувства, а собственные

размышления. Твёрдость и уверенность в собственных действиях — совсем не
его конёк. Он не умел действовать быстро, ему всегда было мало времени. Лишь
размышляя, он принимал верные для себя решения, и ему хватало твёрдости и
мудрости следовать им. Когда же Юнги действовал, повинуясь чувствам, это
никогда не заканчивалось хорошо, вот почему он даже не пытался играть в
игру, в которой вовсе не силён. Пока не появился принц, который втянул его,
даже не получив согласия.
По пути домой из таверны Юнги твердил себе: «не нервничай», «успокойся»,

«забудь». Но озлобленность была тем самым сигналом, что его реальность
пошла наперекосяк. По возвращению в свою пустую сырую пещеру Юнги
взглянул на стол, заваленный книгами и свитками, осмотрелся и впал в
необъяснимую ярость. Он вспомнил то самое позабытое чувство: ненависть ко
всему, гневное забвение, гнилую пелену, накрывающую весь его мир. Его душа
переполнилась злостью и чернотой. В приступе сметая всё со стола, он истошно
заскулил, не зная, куда деть это пожирающее изнутри чувство отчаяния и
необъяснимой боли, что накрыла его куполом из мглы. Юнги бы с удовольствием
прямо в это мгновение развернул войну. Выжигал бы целые деревни и одного за
другим убивал королей, не будь он последним водным драконом в этом мире.
Юнги схватил подсвечник с горящей свечой и отбросил; он звонко ударился о

каменный свод пещеры, развалившись на две части. Синие светлячки потухли,
испугавшись столь громкого звука. Гнев, что Юнги испытывал, по своей сути был
разрушителен и не умещался в его человеческом теле. На скулах начала
проступать белая чешуя, скулёж превращался в рык, а из пальцев наружу
полезли когти. Не было больше никакого смысла контролировать своего
монстра, держать его на привязи, затягивать ошейник на чешуйчатой шее. Юнги
не знал, он потерялся в себе, не хотел быть чудовищем.
В отличие от человеческой сущности, сущность дракона не испытывала страха,

слабости и тоски. В какой-то момент Юнги показалось, что быть драконом
намного проще, чем быть человеком. Люди всегда будут верить в то, что
драконы — это всего лишь монстры без души и чувств. Для них это намного
проще, чем признаться в собственных грехах. Ярость спала, словно занавес из
тумана, и уступила место отчаянию и тоске. Юнги не монстр, не чудовище, но,
несмотря на это, и не человек тоже. Он опустился на колени и заплакал, не в
силах контролировать свои чувства. Всё казалось таким неправильным,
неопределённым и столь неясным, что хотелось драть на себе волосы.
В какой-то момент сквозь шум в ушах он услышал какие-то посторонние звуки.

Камни ударялись о камни, будто кто-то бродил по его пещерам. И это был вовсе
не Намджун, который уже давно дрых. Внезапно Юнги уловил знакомый
человеческий запах, и его сердце больно сжалось. Чешуя со скул пропала, как и
когти с пальцев, и Юнги поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли. Ничего не
181/303
понимая, он вытер щёки плащом и ощутил, как звуки и запахи отдаляются, но
уходят не вдаль, а ввысь. Подорвавшись с места, он с недоумением вновь
принюхался и направился за запахом, взбираясь по каменным коридорам всё
выше и выше.
Ощущения привели его к тому самому скалистому выступу, с которого тогда

упал принц. Сердце Юнги ухнуло в самые пятки, когда он разглядел во мраке
тонкий маленький силуэт принца, что сидел, свесив с обрыва ноги. Сверкнувшая
молния зигзагом разрезала небо, а тучи сгущались и неистово гремели,
предупреждая земных жителей о грозе. Порыв ветра развевал плащ и волосы
Юнги, но тело его горело.
— Чимин? — тихо спросил он, делая осторожный шаг.
— Здравствуй, — ответил принц, по-прежнему сидя на краю.
— Что ты…
— Я не думал, что такие, как ты, могут быть трусами, — вдруг выдал принц,
заставая Юнги врасплох. — Кошмары вернулись ко мне, но ты не пришёл на мой
зов, как прежде…
Юнги не мог ничего ответить, глядя прямо перед собой и пребывая в глубоком
ступоре. Смысл чиминовых слов дошёл до него лишь спустя несколько долгих
мгновений.
— Такие, как я? — переспросил он, поставив ногу, но не решаясь сделать шаг.
— Брось, ты думаешь, что я столь глуп? — усмехнулся с горечью принц.

— Доселе я не помнил, что произошло в ту ночь, когда я свалился отсюда. Но
тебе ведь это известно…
— О чём ты говоришь? — по коже Юнги прошла ощутимая неприятная дрожь,

когда он допустил мысль о том, что Чимину, вероятно, обо всём уже было
известно.
— Тогда я был не в себе, но сейчас мой разум ясен, словно чистый пергамент, —
приподнимаясь и вставая на ноги, Чимин повернулся к Юнги лицом, и всё его
нутро обожгло. Он так скучал. — Я знаю, кто ты.
— Не знаешь, — упорно отрицал Юнги, вскипая и сжимая ладони в кулаки. — Ты

ни черта не знаешь, Чимин. Ты ещё ребёнок. Ты наивен. Глупый, пусть для кого-
то это и очаровательно. Но мир жестокий. И он не где-то далеко. Мир здесь. И
ты… Ты его совсем не знаешь.
— Да, пусть я и не знаю мира, — неожиданно для старшего согласился принц.

— Но я знаю тебя и то, к чему ты идёшь.
— Нет, — прорычал Юнги, чувствуя вонзающиеся в собственную кожу когти.
Valerie Broussard, Ray Chen — Awaken
— Очнись! Ты так неколебимо уверен в своей правоте и так сильно отрицаешь

182/303
самого себя, что вот-вот перейдёшь черту, за которой нет пути назад, — говорил
принц, глядя парню прямо в глаза, тогда как в собственных начали блестеть
накатывающие слёзы. — Как же ты не понимаешь? То, что ждёт тебя за этой
чертой… Ужасней всего. Ты останешься совсем один, и от того, кем ты был,
ничего не останется, — Чимин сглотнул, а Юнги, кажется, услышал, как
грохочет сердце в груди принца. Или это было его собственное? А может быть
это была гроза.
— Ты не знаешь, о чём говоришь…
— Замолчи и послушай… Я знаю это: лучшее, что есть в тебе — человеческое, и

оно будет вопить от боли, а худшее только приумножать эту боль с каждым
прожитым годом, — Чимин невольно всхлипнул, утирая рукавом кафтана слёзы с
румяных щёк. — Прошу, очнись… Если ты никому не позволишь узнать свою
тайну, если не раскроешься, то, разорванный пополам внутри самого себя, ты
станешь катиться от ужасного к худшему, понимаешь? — Чимин прикусил губу,
шмыгая носом и качая головой. — Кошмары снятся мне, но проснуться нужно
тебе, Юнги. Потому что именно ты будешь стремиться удавить ту половину себя,
которая ещё жива; и когда тебе это удастся — в пещерах Уотердипа появится
ещё один монстр.
Отрицание, которое Юнги возвёл несокрушимой стеной, повернуло собственные

чувства против него. Правда, прозвучавшая из уст принца, вонзилась в сердце
заточенным лезвием, разрезая каждую вену и сосуд, каждый орган, заставляя
захлёбываться синей кровью. Чувствовать эту боль не только душой, но и телом,
которое Юнги кромсал собственноручно.
— Раз так, — улыбнулся Чимин через слёзы и боль, что зияла в его глазах.
— Тогда давай проверим?
— Нечего проверять, я хочу, чтобы ты убрался отсюда прямо сейчас…

— перебарывая в голосе рык, ледяным тоном произнёс Юнги.
— О, я уйду, — покачал принц головой, а его серые волосы развевались ветром.

— Только после того, как подтвердишь мою правду. Ты ведь поймал меня в
прошлый раз? — Чимин повернулся, глядя вниз с обрыва, но его голос
предательски дрожал. Юнги распахнул глаза. — Значит поймаешь и сейчас?
Секунда. Вдох. Принц сделал шаг назад, проваливаясь спиной в небо. Ещё одна
секунда. Юнги, не раздумывая, двумя большими шагами последовал за
Чимином, отталкиваясь от обрыва и падая в пустоту. Высота полёта неизбежно
грозила такой же глубиной падения. В следующую секунду Чимин уже парил в
невесомости, летел навстречу к неизбежной смерти, и, несмотря на ветер,
держал глаза открытыми. А перед ними яркая вспышка света, энергия от
которой мощной синеватой волной прошла по всему лесу, качая кусты и ветви
деревьев.
Принц вновь летел прямиком с горы, чувствуя, что ему не за что ухватиться.
Казалось, что вся его идея с падением ничего не стоила, но яркая вспышка,
слепящая глаза, говорила об обратном. Падать ему было не страшно. Страшно
было долететь до земли и разбиться. Время вокруг замедлило свой ход, а Чимин
падал, протягивая руку без надежды на то, что её схватят. Он падал и горел,
будто бы летел в самое чёрное место из своих кошмаров, где свет вызывал боль,
а мрак — наоборот, приносил только облегчение. В место, которое лишало веры
183/303
и обдирало воспоминания, прорастая через них гнилыми чёрными ветками.
Границы между разумом людей и чудовищ стирались прямо на его глазах.
Секунда. Удар. Чимин пытался вдохнуть, но не мог, лёгкие проросли колючим

шиповником. В какое-то мгновение принц осознал на долю секунды, что он
падал не вниз, а вверх. Его тело подбросило, а миг, проведённый в невесомости
между небом и землёй, был столь прекрасен и быстротечен. Сознание будто
просеяли через мелкое сито, как муку, но Чимин вдруг смог дышать. От
громкого треска и гула заложило уши, но под пальцами было что-то горячее,
почти обжигало его кожу. Грозовые облака разбивались о его лицо тяжёлыми
каплями, а тело парализовало ядом.
Чимин понимал, что всем телом обхватывает что-то, но этим точно не была
сырая холодная земля. Жар под ним был реальным и обжигал кожу. Принц с
трудом открыл веки, смотря слезившимися глазами на большую белую чешую
ромбовой формы прямо перед своим лицом. Между чешуйками ползли линии
желтоватого света с припухшими на них огоньками, будто куда-то торопились и
явно опаздывали. Всеми силами пытаясь удержать себя в сознании, принц
задрал голову, а по щекам его градом хлынули слёзы. Над его головой
стремглав неслось чистое ночное небо, усыпанное звёздами, и в какой-то миг
действительно было сложно понять, кто движется на самом деле — Чимин или
небо над его головой.
Из-за давления Чимин почти ничего не слышал, но продолжительный драконий

рёв разрезал небо громче, чем сама гроза. Слёзы потекли из глаз принца с
удвоенной силой, но ветер сушил их в то же мгновение. Собравшись с духом
(насколько это было вообще возможно), Чимин на несколько секунд обернулся и
увидел белый хвост, что был вдвое длиннее тела, тонкий и хлёсткий. На конце
была кисточка из длинных волос цвета синего серебра. Облака отдалялись и
становились всё меньше. Этот застывший, громадный, давящий своими
масштабами мир внизу казался принцу лишь пылинкой. Стоило посмотреть на
него с неба, чтобы осознать собственную бесконечную малость.
Казалось, пятипалые перепончатые крылья одним своим взмахом могли смести

целую деревню. Чимина то и дело подбрасывало, когда дракон набирал высоту,
но в какой-то момент это прекратилось и дракон, расправив огромные крылья,
парил по воздуху над пышными облаками, а на горизонте виднелся лилово-
розовый рассвет.
— Я знал, что ты поймаешь, — Чимин прижался щекой к горячей перламутровой

чешуе и сам весь сжался, а собственное сердце разрывало немым счастьем.
Принц вновь горел и падал, но теперь знал наверняка: это не было кошмаром.
184/303
18. Сердце дракона.
Чувствуя тянущую боль в костях и суставах, Чимин, задержав дыхание,

прижимался к перламутровой чешуе щекой. Вскоре он почувствовал, как зверь
приземляется на просторную поляну с громким массивным звуком. От взмахов
больших крыльев трава на поляне колышется из стороны в сторону, а в воздух
поднимаются высокие столбы пыли. Принц, вобрав в лёгкие побольше
кислорода, почувствовал, что грудную клетку больно сдавило от удара. Дракон
встрепенулся, давая понять, что хочет освободится от ноши на своей спине, и
чуть пригнулся, чтобы Чимин мог слезть без ушибов.
Когда сапоги принца опустились на мокрую траву, он пошатнулся вперёд, едва

не свалившись наземь; ноги ощутимо подкосились, а голова шла кругом. Сердце
стучало где-то в глотке, когда он несколькими большими шагами отдалился от
громадного зверя. Чимин по-прежнему не мог поверить своим глазам и
чувствам. Существо, представители вида которого по всем древним сказаниям
уже давно были истреблены, находилось прямо перед ним. Живое, огромное и
красивое. Величественное, легендарное и несокрушимое.
И тут в голове принца эхом прозвенел ужасный вопрос: а что люди вообще знали
о драконах? Забытые чудовища, далёкие, как горизонт. Но вот он, прямо перед
ним — создание из плоти и крови. Неужто вековая история оказалась в
мгновенье ока одной большой ложью, которой пропитаны все рассказы, книги и
свитки? Ложь, словно чёрная липкая слизь, пропитала все мысли и
представления о мире. И драконы — это вовсе не чудовища, а обычные люди,
живущие среди других обычных людей? Быть может, их дети играли друг с
другом и ловили солнечных зайчиков. Или во сне закрывали нос лапами от
ледяного ветра. По ночам кружили над скалами и охраняли людской сон.
В глазах принца вновь застыли слёзы, и он повернулся к дракону, который тихо

рокотал за спиной. Чимин был не в силах оторвать от него своего восхищённого
взора. Это было подлинное и самое искреннее восхищение, на которое только
способен человек. Вероятно, даже в какой-то степени невинное. Принца
восхищало и удивляло, каким таинственным и неожиданным путём может
развернуться собственная судьба.
Два больших змеиных глаза цвета золота с вертикальными чёрными зрачками

светились в сумеречном бархате ночи. Смотрели на Чимина с нескрываемой
обидой и осуждением. Но принц не мог различить этого, рассматривая зверя.
Перед ним был крупный дракон. Перламутровая большая чешуя ромбовидной
формы чуть подсвечивалась полной луной и магической энергией самого
существа. Спина дракона была более тёмная, почти серая, а брюхо белоснежное.
Предплечья передних когтистых лап и коленей переходили в более голубоватый
оттенок. Телосложение у дракона худощавое и изящное, под стать человеку, в
которого он обращается. Чимин на секунду представил, как зверь ловко
рассекает по ледяным потокам воды, и его сердце застучало быстрее.
Передние лапы у дракона пятипалые, а задние четырёхпалые. Крепкие острые

когти тёмно-серого цвета больше походили на орлиные. На тыльных сторонах
лап виднелись волосы цвета голубого серебра, как в кисточке на конце
продолговатого хвоста. На длинной шее были видны прорези, похожие на рыбьи
жабры, каких нет у других видов. Морда похожа на волчью, но длиннее и шире,
а лоб низкий, из-за чего вид у дракона чрезвычайно хмурый. Подбородок и нос с
185/303
широкими ноздрями выступали вперёд. На надбровных дугах и скулах
виднелись костяные наросты, покрытые более мелкой чешуёй белого матового
цвета. На голове пара небольших волнообразно изогнутых назад рогов. С
середины лба начиналась грива голубоватого цвета, которая тянулась до конца
шеи и начала спины.
Ruelle — Genesis
Юнги не был похож на тех драконов, какими их привыкли представлять люди.

Вся его аура будто светилась нежным светом, во внешнем облике были только
мягкие плавные черты, никаких жёстких острых выступов. Этот дракон будто
был создан лишь для восхищения и восхваления, а не для жестокости и
безжалостных убийств. У Чимина в животе всё скрутилось судорогой, когда он
заглянул дракону в глаза и невольно ступил ближе. Зверь начал рокотать
сильнее, будто сжимаясь и остерегаясь. Не хотел подпускать. Принц поднял
трясущуюся ладонь, в страхе сжимая челюсть. Несмотря на всю красоту и свет,
зверь по-прежнему был зверем.
Но желание прикоснуться к прекрасному было сильнее страха, и Чимин сделал

ещё один уверенный шаг. Дракон рыкнул на выдохе, от чего маленькая ладонь
принца вздрогнула и зависла в воздухе, но не опустилась. Серовласый
улыбнулся, смаргивая слёзы, и медленно потянулся к морде дракона, который
отчего-то закрыл глаза. Когда между ладонью Чимина и носом зверя оставалось
с десяток сантиметров, что-то внутри дрогнуло от испуга, и Чимин оцепенел,
зажмурившись. Но дракон сам подался вперёд, позволяя прикосновению
родиться на свет. Земля под ногами принца будто разверзлась, а из трещин
полился яркий белоснежный свет. Но нет, это была душа Чимина. Он чувствовал
под пальцами горячую чешую и движение огромной энергии.
«Произнеси моё имя» — прозвучало в чиминовой голове чужим грубым голосом,

отчего он вздрогнул. Это был глубокий пугающий баритон, под стать зверю.
— Ч-что? — заикнулся принц, в испуге распахнув глаза.
«Назови имя» — этот голос едва ли принадлежал Юнги. И Чимин вдруг понял: с
ним говорила не человеческая сущность.
— Юнги, — несмотря на огромных размеров страх, пульсирующий в груди, принц

выкрикнул в небо чужое имя твёрдо и громко, так, что эхо пронеслось по всей
поляне и едва достигло леса.
Дракон распахнул глаза, в которых отчётливо читался гнев, плотно

переплетённый с болью. Что-то было не так, что-то произошло, что-то
промелькнуло в зверином взгляде, а виски принца резко сдавило. И Чимин тоже
почувствовал, как в собственной груди у него нарастает боль, и, пытаясь с ней
бороться, видел, что дракон, отпрянув, испытывает те же мучения. Отчасти это
было похоже на какую-то внутреннюю борьбу.
А Чимин ощущал, будто алмазная когтистая лапа сдавила его сердце и пыталась
выдернуть сквозь рёбра. И он, прижав к этому месту ладонь, отчаянно пытался
удержать сердце внутри, попятившись назад. Он обидел дракона, разозлил,
сделал ему больно и расплачивался за это. Казалось, будто эта боль была
гораздо хуже той, которой сопровождалась потеря конечностей. Болели не
186/303
только все внутренности и тело, но и душа. Нечто самое драгоценное и скрытое
словно насильно выковыривали наружу, где ему совсем не хотелось быть. Чимин
задыхался от страха и гнева на себя, поскольку виновником этого был он сам.
Мало того, всё это было как если бы он выкрикнул: «Не ешь меня, сожри лучше
моего старшего брата, мне плевать, я не люблю его». И брат словно бы
наблюдал за этим, но притворился, что не слышал, и сам, движимый братской
любовью, предложил себя в жертву вместо младшего. Вот как Чимину было
плохо — хуже просто быть не могло.
Попятившись назад, принц споткнулся о трухлявую корягу и грохнулся спиной

на сырую землю. Он продолжал отползать назад, глядя на взбешенного зверя,
который пред ним яростно взревел, а из ноздрей начали вылетать языки синего
огня. Вдруг дракон оттолкнулся передними лапами от земли, задирая голову с
громогласным рёвом. По его шее под чешуёй от груди к пасти будто поднимался
огненный шар, который существо не в силах было сдерживать. Струя синего
пламени взвилась в воздух. В тёмном небе отчётливо прорисовался его
громадный силуэт, а столб синего огня разрезал небо на две части. Чимин
широко распахнул глаза, задыхаясь и пытаясь отыскать на дне избитого разума
крупицы самообладания.
— Прости меня! — закричал принц изо всех сил, которые у него только были.
— Прости меня, Юнги!
Дракон резко встрепенулся, опуская голову и глядя на принца глазами, полными

ненависти. Когда Чимин заприметил, как зверь набирает воздух через ноздри, то
оцепенел. Кусты неподалёку зашевелились, но шквал ужасающих эмоций,
нахлынувший на принца, не дал ему заметить мага в белоснежном одеянии.
Тэхён выскочил из зарослей, будто давно там прятался и выжидал нужный
момент. Но вид чародея кричал об обратном, он явно бежал сюда: весь
взъерошенный, запыхавшийся и вспотевший.
— Стой, — маг потёр ладони друг об друга и раскинул в сторону, между ними
образовалась мыльная струя белого света. — Слушай мой голос, Юнги.
Чимин замер, по-прежнему лёжа на земле и сжимая сухую траву кулаками.

Тэхён смело ступил ближе, а дракон начал качать головой, переставая вбирать
ноздрями воздух для плевка огнём. В его глазах на несколько секунд появилась
ясность, словно какое-то наваждение или гипноз. Словно человеческая сущность
переборола зверя на пару коротких мгновений.
— Юнги, иди на мой голос, — продолжал громко произносить Тэхён,

приближаясь к зверю. — Ты человек, Юнги. Человек…
Дракон резко закачал головой, начиная истошно реветь, так, что Чимин закрыл
уши ладонями и зажмурился. Тело зверя будто ослабевало, и он оседал на
землю, будто плача. Маг, оказавшись рядом и не мешкая ни секунды, рывком
коснулся ладонями груди дракона и зажмурился, словно от боли, а размытая
белая линия света погрузилась в существо, проникая в него сквозь чешую.
Большие чёрные зрачки дракона закатились под веки, он заметно ослаб и с
грохотом повалился на землю. Ещё через несколько мгновений Чимина ослепила
яркая вспышка огненного света, такая, что закололо глаза, словно в них
выдавили половину лимона и кинули песок. Он утопил лицо в сгибе локтя,
заскулив, словно подбитая собака. Шелестящий свет звенел в ушах
продолжительное время, но всё померкло в одно мгновение, будто свеча,
187/303
потухшая от резкого порыва ветра.
Вбирая ртом воздух, Чимин подскочил на ноги и всё ещё ничего не видел,
двигаясь вперёд и протирая пальцами красные глаза. Пред ними сильно рябило,
и на секунду принцу показалось, что он ослеп, пока не начали прорисовываться
расплывчатые силуэты. Он видел, как маг одним резким движением срывает с
себя плащ и присаживается на корточки, словно накрывая кого-то, кто лежит в
траве. Очередной судорожный страх окутал сознание принца, и он медленно
сделал шаг вперёд, затем ещё один и ещё, срываясь на бег. Перед глазами
промелькнула голубая макушка обнажённого Юнги, что лежал на траве без
сознания, свернувшись и поджав ноги. Чиминово сердце треснуло где-то
посередине.
— Юнги! Что с…
Резкий хлопок пронёсся по поляне оглушительным эхом. Тэхён, стремительно

развернувшись, дал принцу пощёчину, хлёстко залепив по румяной щеке. Чимин,
словно проснувшись, ошарашенно схватился за пришибленное место, на
котором мгновенно вспыхнул красный след от ладони.
— Ты… — зарычал Тэхён, надвигаясь на принца грозным мстителем.

— Тупоголовый, мелкий, слабоумный идиот.
— Да как ты…
— Заткнись, пока я не превратил тебя в патлатую жабу, — проревел маг, сжимая

руки в кулаки, от которых начало исходить недоброе свечение. — Ты хоть
представляешь, что натворил? — продолжал рычать чародей, хватая
перепуганного мальчишку за воротки плаща. — Ты, чёртово королевское
отродье, в очередной раз чуть не лишил его жизни из-за своей глупости.
— Я не… Не понимаю, — всхлипнул принц, растерянно завертев стеклянными

глазами по сторонам.
— Да куда уж тебе, — сощурился маг с презрением. — Ты из-за своей детской

наивности ни черта дальше носа не видишь. Думаешь, это всё сказочки твои?
— О-отпусти, — прохрипел принц, начиная бесконтрольно рыдать и сжимать

трясущимися пальцами запястья чародея. — Я не знал… Н-не хотел.
— Ещё бы ты знал, — Тэхён отпустил воротки Чимина, отталкивая от себя.

— Глупый мальчишка.
— С ним… Что с ним? — перебарывая стыд и страх, принц всхлипнул, прижимая

собственное запястье к груди и не решаясь ступить ближе.
— Раньше надо было думать, прежде чем провоцировать его, — гаркнул маг,
присаживаясь на корточки рядом с укрытым Юнги, что по-прежнему был без
сознания. Тэхён быстро открыл свою сумку, доставая какие-то баночки, как в
прошлый раз, когда Чимин повредил ногу. Светловолосый начал что-то делать,
нависая над Юнги, а принц безуспешно пытался рассмотреть, но из-за спины не
видел. Через некоторое время маг присел на колени, опуская плечи и будто
раздумывая о чём-то. — Он… — вдруг заговорил Тэхён, чуть успокоившись. — Он
редко обращается к этой своей сущности. Раз в десятки лет, понимаешь?
188/303
Чимин вновь замер и качнул головой, словно самому себе, ожидая дальнейших
слов.
— Нет, ты не понимаешь, — с горечью усмехнулся Тэхён, с разочарованием качая

головой. — Вы оба уже во второй раз могли просто погибнуть. Из-за тебя…
— Я не…
— Замолчи, — раздражённо буркнул маг. — Мне не нужны твои оправдания. Да,

я понял, что ты не знал, но незнание закона не освобождает от ответственности.
Разве не так гласят институции твоего отца?
Чимин сглотнул, стыдливо замолчав и отпустив попытки что-то объяснить. Он не

понимал ровным счётом ничего, но в словах мага правда не просто была, она
сияла столь ясно, прописанная чёрными чернилами по белоснежному
пергаменту. Принц не ощутил себя дураком, он понял, что всегда им был.
— Без тренировок и в спешке обращаясь ради тебя, Юнги рискует навсегда

остаться зверем, — хмуро ответил маг на не озвученные вслух чиминовы
вопросы. — Он не выпускал чудовище и контролировал его долгое время, пока
ты не заявился и не вынудил его спасать тебя. Дважды.
— Но… — Чимин сам захлопнул рот, не находя слов.
— Это огромная, несоизмеримая сила, которая растёт годами, понимаешь?

— Тэхён обернулся через плечо, взглянув на принца. — Во время обращения эта
сила волной прошлась по всему Уотердипу. Её почувствовало каждое существо,
каждый зверь и насекомое. А его человеческую сущность могло просто напросто
разорвать на части. Ты же испытывал боль?
— Д-да, — заикнулся принц, быстро качая головой и вспоминая, как минутами

ранее его чуть не разорвало от мучений.
— А он испытывал это во сто крат сильнее, чем ты, — опустил Тэхён глаза,
возвращая внимание к Юнги и откупоривая банку с оранжевой мазью. — Ты
слишком заигрался в сказку, принц. И этот глупый дракон тоже.
— Мне так жаль, — бессильно проскулил Чимин, роняя слёзы на рубаху. — Я

лишь хотел…
— Да, конечно, кто-то же должен спасать даже таких тупоголовых, как ты, — с
брезгливой жалостью пробурчал Тэхён. — И ничего я тебе не собираюсь больше
объяснять. Здравомыслие — пустой звук для тебя по сравнению с
любопытством, глупостью и наивностью. Тебе лучше убраться, потому что с
минуты на минуту сюда прибежит Намджун, который из-за произошедшего
разорвёт тебя на части, — без каких-либо эмоций проговорил чародей,
намазывая лоб Юнги оранжевой субстанцией. — И я не буду его останавливать.
Чимин, сжимая кулаки и впиваясь ногтями в ладони, стыдливо опустил голову и

понял, что бессилен. Его слова впервые за долгое время не имели даже крупицы
важности и ценности. Он, ещё раз шмыгнув и кинув короткое «я сожалею», с
болью собрал последние остатки сил и шагнул прочь, надеясь, что в лесу его
кто-нибудь прирежет или сожрёт.
189/303
***
На следующий день Чимин, сбежав с очередного скучного приёма, сидел на

каменном подоконнике библиотеки, прижимая колени к груди и глядя в окно,
как в воду опущенный. Уотерполь светился россыпью дрожащих огоньков, а
чиминова душа так же дребезжала и не находила успокоения, угрожая и вовсе
рассыпаться. Казалось, его искали всем дворцом, но впервые за долгое время
принцу не было до этого никакого дела. Последние часы его жизни
превратились в одну сплошную агонию. Постоянно хотелось рыдать, уткнувшись
в подушку, но он не мог. Чувство подавленности сковало его разум, обрастая
вокруг тела колючим терновником.
Сдув со лба серую чёлку, он припал лбом к стеклу и шмыгнул носом, прикрывая
глаза. Стоило погрузить себя во мрак, как перед глазами проносились одни и те
же картинки с ревущим драконом. Та боль словно поселилась у него в самых
кончиках пальцев, противно вибрируя и напоминая о собственной
безрассудности и глупости. Чимин всё ещё не мог осознать, какой опасности
подверг себя и, что намного важнее, — Юнги. И ему ничего не оставалось, как
прожевать это и проглотить. Наведываться к дракону не хватало совести и сил,
слишком уж Чимин был перед ним виноват.
В какой-то момент принц позволил себе вспомнить о полёте. Он с уверенностью

мог назвать это лучшим, что случалось с ним в жизни. Но как? Как можно после
полёта на настоящем живом драконе жить согласно дворцовым законам? Как
можно в принципе жить, зная, что в глубине леса, в сырой холодной пещере,
живёт самый настоящий дракон, о котором Чимин всё своё детство слушал
сказки на ночь. Казалось, жизнь принца окончательно потеряла все краски,
стала серой и никчёмной, обязанной кому-то, но после появления Юнги она
разделилась на «до» и «после». Чимин с трудом гнал от себя эти мысли, пытаясь
уткнуться в очередную книгу, но чернила размывались капающими на пергамент
слезами.
Вдруг из-за стеллажей с книгами послышался скрип двери, и выросла линия

света из коридора. Принц уже было напрягся, решив, что его нашли. Шагов за
скрипом не последовало, и Чимин расслабился, когда из темноты деловитой
походкой к нему вышел белоснежный кот. Смахнув с лица остатки слёз,
серовласый приподнялся и отложил книгу.
— Хэй, дружок, — улыбнулся принц, опускаясь с подоконника. — Ты как тут

оказался?
— Мяу, — многозначительно ответил кот, взглянув на Чимина большими

блестящими глазами.
Чимин наклонился и подобрал кота, взбираясь обратно на подоконник и

поудобней усаживая животное к себе на колени. Кот поднял большие глаза,
будто не понимал, что это принц такое делает. «Я тебя не обижу» — прошептал
парень, осторожно перебирая мягкую шерстку между ушами. Кот заурчал и
состроил такую мордочку, будто сам от себя этого не ожидал. Но, стоило Чимину
усмехнуться и почесать за ушком, как животное расслабилось у него в руках,
позволяя себя тискать.
— А ты вот знал, что драконы существуют? — продолжая гладить кота, спросил

190/303
Чимин, от чего животное вздёрнуло голову, глядя на него, как на дурачка. — Вот
и я не знал. Ай, ты чего… — кот начал топтаться лапами по ногам Чимина,
выпуская когти. Шикнув, принц приподнял животное и посадил на подоконник,
прижимая ноги ближе к груди.
— Невежа… — пробурчал принц обиженно.
Внезапно кот выпрямился, глядя на серовласого так, словно всё прекрасно

понимал. Взор не был похож на взор животного, и Чимин напрягся,
настороженно отодвигаясь. Вдруг кот нахмурился и выпрямился, кажется, даже
с недовольством фыркнул. Ещё через мгновение в глаза принцу ударил свет,
плавно переливаясь сиреневыми блёстками. Чимин обомлел, в испуге
прижавшись спиной к стене. Магический свет шелестел, словно стая бабочек
или светлячков.
— Повторишь ещё раз? — донёсся до чиминовых ушей чужой голос прямо из

глубины света, заставив его побледнеть пуще прежнего. — Или кишка тонка?
— Тэхён? — сощурился принц, узнавая хриплый баритон мага и тут же в ужасе

соскакивая с подоконника.
— Ну хоть книгами не кидаешься, как некоторые, — подметил маг, образуясь из

потухающего света. — И на том спасибо.
— Как ты… — Чимин проглотил вопрос, вспоминая недавний инцидент и

напуская на себя грозный вид. В последнюю встречу маг был слишком резок с
ним, а принц не привык к такому обращению, ведь он, в конце концов, принц.
— Не важно. На кой ты здесь?
— Посмотрите на него, весь из себя, — фыркнул Тэхён, усаживаясь на

подоконнике и закидывая ногу на ногу. — А я, между прочим, извиниться
пришёл.
— С чего бы это? — Чимин недоверчиво повёл бровью.
— Я был слишком груб, поддавшись эмоциям. Это на меня совсем не похоже, —

заверил чародей, придавая своему виду мрачной серьёзности. Принц
внимательно оглядел мага, отмечая, что тот действительно необыкновенно
хорош собой.
— Хорошо. Это всё? — лёд со стороны принца всё никак не трогался, и он

отшагнул в сторону с явным недоверием.
— Да ладно тебе, — надулся Тэхён. — Что мне ещё сделать? Официально

понести наказание пред королевским судом за то, что шлёпнул непослушного
ребёнка по попе?
— Так, — Чимин предупреждающе упёрся руками в бока.
— Ладно, ладно, — взмахнул маг руками в примирительном жесте. — Странно,

что ты не кидаешься на меня с вопросами о Юнги. Разве ты не должен
переживать и всякое такое?
Принц заметно погрустнел, возвращаясь к былой подавленности. Его плечи

191/303
опустились, голова поникла и он отвернулся, подступая к подоконнику и касаясь
холодного камня пальцами. Устремив унылый взгляд в окно и всматриваясь в
огни, он молча задумался. Тэхён не мешал ему, выжидая ответа. Он видел, как
Чимин борется с собой, но ничем не мог помочь. С этой внутренней войной
принц должен был справляться самостоятельно.
— Я так виноват перед ним, — вдруг заговорил Чимин, глядя в окно пустым
взглядом, он смотрел прямо перед собой. — Так что, кажется, не имею права
даже говорить о нём вслух.
— Ты оступился и не придал важности серьёзным вещам, которые могли повлечь

крайне неприятные последствия, — согласился Тэхён, но следом
снисходительно добавил: — но всё ведь обошлось, а я действительно
погорячился.
— Нет, ты был прав, — моргнул принц, не удержав холодную слезу на краю

глаза. Она скатилась, оставляя после себя мокрую полосу на бледной щеке.
— Мне не стоило делать этого. Он сделал это не по своей воле, я вынудил его
раскрыть столь важный секрет…
— Ты помог ему, — перебил его маг, застав врасплох.
— Что? — в недоумении поднял голову принц.
— Как бы тебе объяснить, — вздохнул Тэхён, поудобнее усаживаясь на

подоконнике. — Я давно знаю Юнги, и в нём есть мудрость, очень огромная
мудрость, которую он копит десятками лет, — рассказывал чародей, пытаясь
изъясняться понятно. — Но в некоторых вопросах он может положиться только
на слово против слова. И когда тебе приходит в голову одно противоречие —
ему приходит с десяток, но он сам же и опровергает их, — Тэхён взглянул на
принца, который напыжился, пытаясь понять, к чему клонит маг, и усмехнулся
его озадаченному виду. — То, что он пережил, убеждает его в собственной
правоте, и это оправдано. Твоя семья истребила весь его род, понимаешь?
Чимин замер, переваривая поступающую информацию. Его руки чуть дрогнули,

ладони сжались в кулаки, ногтями соскребая с каменного подоконника пыль.
Это означало, что он ещё не думал об этом. Казалось, осознание слишком резко
атаковало его разум, поэтому Тэхён сморщился от собственного невежества и
бестактности. Не стоило ему об этом упоминать, принц бы наверняка додумался
сам. Но слово не воробей.
— Юнги привык доверять своим чувствам, — пытаясь перевести тему, вновь

заговорил Тэхён. — Он привык к тому, что чувства всегда согласованы с разумом.
Дракон всегда солидарен с человеком. Но при тебе разум ему говорит одно, а
чувства — совершенно другое. Человеку ты по душе, а вот дракону…
— И что мне делать? — резко повернулся Чимин, глядя стеклянными глазами на

мага. — Что мне нужно сделать, чтобы добиться милости дракона? Я ведь не в
силах изменить свою родословную.
— Вот именно, — задумавшись, ответил чародей и подтянул к себе ногу. — Но

ты…
— Я понял, о чём ты толкуешь, — отвернулся принц, потянувшись к щеколде на

192/303
окне и одним движением распахивая его. Приятный прохладный ветер разбился
о лицо, разгоняя бумаги и пыль по библиотеке, охлаждая голову и мысли. — Это
всё равно, что видеть яблоко, откусить его, и на вкус почувствовать орех.
— А ты, оказывается, смышлёный, — хмыкнул Тэхён, сощурившись. — Не всё

потеряно.
Усмирив шум внутри себя, Чимин медленно вобрал кислород в лёгкие, так же
медленно выдохнул, глядя на небо, усыпанное звёздами. Ночная тишина
успокаивала ровно настолько же, насколько угнетала.
— Раньше я каждый вечер глядел на звёзды с балкона, это меня успокаивало, —

проговорил Чимин, вздыхая. — Сейчас совсем нет…
— Почти все звёзды над Уотердипом из древнего созвездия дракона, — заверил

маг, разворачиваясь и свешивая ноги с окна в холодную высоту. — Но люди об
этом ни на йоту не осведомлены.
— Расскажи что-нибудь ещё, — вдруг попросил принц.
— По легендам много лет назад землёй управляли лишь драконы. Но когда

появились люди — драконы отказались от власти, поделились с ними знаниями и
поклялись помогать, а люди взамен научили их принимать человеческую
форму, — рассказывал Тэхён, взмахивая изящной рукой; из кончиков его
пальцев начали выходить ниточки света, шелестя и рассекая воздух, образуя
фигурку дракона рядом с фигуркой человека. — Драконы перестали доверять
людям, многие отреклись и зажили вдали от них. А души тех, что остались
верны своим клятвам, превратились в звёзды, образуя одно большое созвездие.
По большей части это были драконы, которые полюбили людей и отреклись от
своей второй сущности. Они до сих пор прямо перед нами, где-то там, светят с
другой стороны неба.
— То есть небо — это драконий эдем? — удивился принц, с интересом внимая

словам чародея.
— Это лишь легенда, но да, всё правильно, — покачал Тэхён головой, а ветер
шевельнул его белоснежные локоны, обрамляющие лицо. — Душа самого
сильного и могучего дракона отправилась туда последней. Он поделился своим
сердцем с королём, который получил тяжёлую рану в бою. И пока дракон жил,
король был непобедимым, сметал всех врагов на своём пути, разделял с
драконом власть и могущество, но в то же время боль и страдания.
— А почему его душа была последней? — спросил Чимин, сдул со лба серую
чёлку и с беспокойством взглянул на мага.
— Дракон должен был хорошо подумать, прежде чем делиться с кем-то

сердцем, — ответил Тэхён, раскрывая ладонь, к центру которой из воздуха
собирались крупицы света, образуя голубой огонёк, который однажды привёл
Чимина в пещеру Юнги. — Если он ошибётся и отдаст часть сердца плохому
человеку, то не сможет попасть на небо. Никогда.
— Поэтому драконы больше не делились сердцами с людьми? — предположил

Чимин и, получив в ответ короткий кивок, пуще прежнего задумался.
193/303
— Не воспринимай это всерьёз, в любом случае, это лишь сказание, — добавил
Тэхён, перекидывая ноги обратно и выпрямляясь, разминая шею.
Принц открыл рот, но тут же закрыл, не зная, что конкретно хотел спросить.
Вопросов было слишком много, а маг явно намеревался уходить. Сердце Чимина
будто забилось с новой силой, ему нужно было многое обдумать. Былая
подавленность чуть отступила, но не исчезла, он всё ещё не понимал себя и ни в
чём не был уверен. Разобраться во всём было тяжелее, чем прыгнуть с того
злополучного обрыва.
— Я знаю, какой вопрос ты хочешь задать, принц, — тихо заговорил маг,

взглянув на Чимина из-под пышных ресниц. — Да, драконы умеют любить, но
такого дракона уничтожить намного проще. По крайней мере, так сперва
кажется. Подумать о чём-то ещё у тебя не хватит времени: твой пепел будет
мило кружиться над травой. Я бы рассказал чего ещё, но мне уже пора.
Тэхён шагнул в темноту, Чимин растерялся, не успев впитать в разум сказанное,

но в следующее мгновенье окликнул мага:
— Постой.
— Чего ещё? — буркнул чародей, взглянув на принца через плечо.
— Он ведь… — Чимин стыдливо умолк, отведя обеспокоенный взор. — Он ведь в

порядке?
— Он перестал быть в порядке, как только встретил тебя.
194/303
19. Назови моё имя.
Над небольшой бочкой, доверху наполненной водой, вздымались густые

клубы пара, заполняя помещение. В душной мыльне, насыщенной тусклым
желтым светом и сильным жаром, повисла успокаивающая тишина,
разбавляемая лишь шипением раскалённых камней. Чимин расслабленно
выдохнул, прижимая ноги к груди и откидывая голову назад. Горячая вода в
бочке едва доставала до его подбородка, ослабляя напряженные мышцы и
внедряя в сознание спокойствие. Чонгук, подсаживаясь ближе к бочке, закатал
рукава пропотевшей рубахи и принялся намыливать голову принца душистым
мылом. Чимин прикрыл глаза, придвигаясь ближе и под водой обнимая колени.
Слуга, тщательно намылив серые волосы принца густой пеной, потянулся за
деревянным ковшом.
В какой-то момент Чимин понял, что не может прогнать навязчивые

размышления о произошедшем. После прихода мага прошло несколько дней, но
для принца каждый из них тянулся, словно столетие. Он поймал себя на мысли,
что уже и не помнит, когда последний раз улыбался. Искренне. Не помнит, когда
с удовольствием обедал, не помнит, какую книгу читал последней и
понравилась ли она ему. Тоска стремительно распространялась по разуму, а
душная тишина вдруг переставала быть спокойной и умиротворяющей.
Безнадёга будто обрушилась на него с мокрых стен и ударила всей своей

мощью, словно подпитываемая огромным двигателем, вырабатывающим
унылость бытия. Она поднималась вверх от залитого водой пола.
Высвобождалась из печи, на которой вскипал котёл с водой и шипели камни.
Тоска вытекала наружу из настенных подсвечников и смешивалась с пустотой и
влагой, что змейками спускалась с потолка, покрытого крупными каплями воды.
Тоска и безнадёжность вдруг начали появляться отовсюду, как будто являлись
единственной составляющей всех материальных предметов в мыльне.
— Милорд, — мягко позвал Чонгук, с трудом решаясь отвлечь принца от

раздумий. — Вас что-то терзает?
— С чего ты так решил? — отстранёно ответил принц, обнимая себя за плечи и

сгибом локтя вытирая со лба пену, которая начала стекать и попадать в глаза.
— Последние несколько дней вы ходите словно в воду опущенный, — тихо

проговорил слуга, зачерпывая ковшом из ведра.
— Скажи, Чонгук, ты когда-нибудь любил? — вдруг неожиданно для слуги

спросил Чимин, заставляя брюнета приподнять в удивлении брови.
Слуга задумался, аккуратно поливая голову Чимина тёплой водой, промывая

волосы и смывая с них пену. Он продолжал молчать и думать, пока принц не
добавил:
— Только честно.
— Не знаю, милорд, — пожал Чонгук плечами после долгой паузы. — Есть один
человек, к которому я питаю сильные чувства, но не могу знать, есть ли это
настоящая любовь.
195/303
— А что, по-твоему, есть настоящая любовь? — не унимался Чимин.
Зная принца, который в первую очередь искал ответы на свои вопросы в книгах,
Чонгук удивился: казалось, он был последним, к кому стоило идти за советом по
таким делам. Но Чимин предпочёл его книжкам и другим, более образованным
умным людям при дворе, и это в какой-то степени польстило Чонгуку, заставив
легко улыбнуться. Принц доверял ему.
— Я думаю, что никто не знает, ваше высочество, — проговорил слуга,

продолжая поливать голову Чимина водой. — Для каждого это ощущается по-
разному, но я убеждён: каким бы могущественным не был человек или даже
зверь, забота нужна всем. Особенно, если этот человек сломлен.
— Забота? — переспросил принц, набирая в ладони прозрачную воду и

задумываясь.
— Да, — качнул головой слуга. — Каждый нуждается в тёплых руках и ласковом

прикосновении. В добром взгляде, в молчаливой защите и доверии. И даже не
стыдно склонить голову пред тем, кому доверяешь. Вот только найти своего
человека дано, наверное, не каждому.
— Это несправедливо, — заключил Чимин, раскрывая ладони и сливая из них

воду обратно в бочку. — Почему всё так сложно? Проще не любить вовсе.
— Да, наверное, — согласился Чонгук, пальцами аккуратно зачёсывая серые

волосы принца назад, которые от влаги стали более тёмными. — Это тяжело,
потому что люди ошибаются. Испытывают боль, а потом из-за страха ощутить её
снова закрываются. Застёгиваются на все пуговки внутри, из-за этого упуская из
виду что-то действительно драгоценное.
— И начинают ненавидеть? — спросил принц, опустив плечи и поникнув.
— Не всегда, милорд, — заверил Чонгук, вытирая со лба влагу и откидывая

влажные из-за жары волосы назад. — Мне кажется, что сама любовь даже
похожа на ненависть и очень близка к ней.
— Как это так? — не понял Чимин, нахмурившись. — Разве так может быть?
— Думаю, да, — покачал слуга головой, раздумывая, как обосновать свой ответ.
— Ну вот, например, когда вы любите кого-то или же ненавидите, то в обоих
случаях вы каждое мгновенье жаждете знать, где он и с кем. Весело ему или
грустно, что он делает, о чём он думает и чего боится. Разве не так?
— Так, — согласился принц, вздыхая. — Но как же тогда различить, настоящая

любовь или нет? Как можно избавиться от того, чего даже не знаешь?
— Вы хотите избавиться от своих чувств? — невольно спросил Чонгук, на

секунду замерев, поскольку Чимин сам весь оцепенел от того, что ляпнул, не
подумав.
В мыльне повисла напряжённая тишина, подпитываемая густым паром, и

растущая, словно плесень. Принц поник пуще прежнего, погружая половину
лица в воду, а слуга не знал, что должен сказать или сделать, чтобы помочь ему
выбраться из лабиринта собственных мыслей. Казалось, Чимин совсем уж
196/303
заплутал и самостоятельно вряд ли сможет выйти. Внезапно принца стало так
жаль, что у Чонгука дрогнуло и сжалось сердце. Казалось бы, он сам-то всего
лишь слуга, никому не нужная челядь и жалеть бы стоило самого себя. Но
подавленный вид принца вызывал куда более сильное сочувствие. Чонгук не
загонял себя в рамки и мысли, он просто любил и знал, что один прекрасный
беловолосый чародей испытывал пусть не такие же, но не менее сильные
взаимные чувства. У Чимина же, казалось, всё было куда сложнее как на душе,
так и в разуме. Полный кавардак.
— Нет, я… — голос принца чуть надломился, и он сглотнул. — Я запутался,

Чонгук. Ведь я, кажется, даже не знаю, что такое…
— Милорд, — слуга позволил себе перебить Чимина. — Если в вашем сердце

поселилась любовь, то вы обязательно поймёте это.
— Но как? — окончательно впадая в уныние, принц шлёпнул ладонью по воде.

— Пока это приносит мне одни страданья.
— Да, но правда лишь в том, что любовь это же не поле для битвы с самим
собой, — заверил Чонгук, принимаясь расчёсывать волосы принца деревянным
гребешком. — Это не луна, не солнце, не небо и не звёзды. Не важно, как она
называется. Это лишь слово, пока не появится кто-то, кто наполнит его
значимостью. Если вы думаете об этом и терзаетесь, представляя кого-то, это
уже любовь.
— Так ли это? — прошептал принц, вновь обнимая себя и глядя на прозрачную

воду. Вопрос был адресован себе, а не Чонгуку, который всё равно не смог бы на
него ответить.
***
Чимин ворочался в постели, переворачиваясь с одного бока на другой. Сна не

было ни в одном глазу, в отличие от принцессы, что тихонько сопела рядом.
Уставившись в потолок, принц обдумывал слова Чонгука, но никак не мог
совладать с мыслями и сделать вывод. Каждый раз он возвращался к одним и
тем же воспоминаниям: к полёту по ночному небу прямо над грозовыми тучами,
что окутывали Уотердип. Чимин был совсем рядом со звёздами, с горящими
душами драконов. Пока его собственная душа парила в воздухе на спине
прекрасного существа, Чимин будто отыскал драгоценные семена и посадил
внутри своих лёгких. Они проросли, но что-то не давало цветам распуститься.
Это было прекрасно, но так быстро закончилось. И теперь Чимин не мог забыть
могучий ветер и это небо. После полёта Юнги покинул его, а вместо него пришёл
кто-то очень свирепый и разгневанный. Был ли это Юнги? Или кто-то другой?
Кем бы ни было это создание, оно являлось неотъемлемой частью Юнги, а может
даже им самим. И, к несчастью, оно ненавидело Чимина. И принц будто
продолжал скитаться там, где уже не было даже тени Юнги. Несмотря на всё
это, время продолжало свой бег, и Чимин полностью растворялся в нём.
Мысленно он возвращался в день, когда встретил настоящего Юнги. Там были
голубоватые блики воды, много светлячков и желтоватые прекрасные глаза.
Было в них что-то совершенно неземное, до неприличия великолепное и
волшебное. Чимин с самого начала это знал.
Вереницу мыслей прервал короткий звук и грохот. Принц напрягся,

197/303
прислушиваясь, как за дверью его покоев появилась какая-то возня и движение,
а затем падение чего-то металлического. Он напрягся, привставая на кровати и
опуская ступни на прохладный пол. Принцесса, сонно причмокнув губами,
проснулась и сощурилась, глядя на Чимина.
— Что такое? — промямлила девушка, быстро моргая.
— Ничего, — прошептал Чимин, вставая с кровати и пытаясь скрыть напряжение.

— Спите, я сейчас вернусь.
Ли Сонг, сонно «угукнув» в ответ, перевернулась на другой бок, закутываясь в

толстое одеяло и через секунду снова отправляясь в царство Морфея. Принц
снял со стула стёганый халат, накидывая поверх ночной сорочки, и
настороженно взглянул на дверь, за которой повисла глухая тишина. Аккуратно
и бесшумно ступая по холодному полу, он надавил на дверь, которая в тишине
громко скрипнула. Сморщившись, принц выскользнул в тёмный коридор, не
обнаружив у покоев стражи. Сердце упало в пятки, а по спине прошёл холод.
Перебарывая страх, Чимин уверенно шагнул вглубь коридора и едва охнул,

когда заприметил стражника, что лежал у стены под потушенным факелом.
Только принц собирался вскрикнуть, как его схватили за плечо и развернули,
прикрывая рот ладонью и заглушая крик. В какой-то момент Чимину показалось,
что он при виде тёмного силуэта вот-вот рухнет в обморок от испуга, пока
незнакомец не сдёрнул с головы чёрный капюшон.
— Не кричи, — прошептал Юнги, по-прежнему прижимая ладонь к чиминову рту.

— Я не хотел напугать…
Два больших глаза перед ним стали стеклянными, и Юнги невольно опустил
ладонь, но не договорил. Принц в то же мгновение кинулся на его шею, крепко
обнимая. Он что-то бессвязно мямлил и, кажется, вот-вот норовил разрыдаться.
Обнял так сильно, как не обнимал ещё никто. Так, что синевласый на несколько
мгновений перестал дышать. У Чимина закружилась голова то ли от счастья, то
ли от резкого наплыва эмоций. Юнги напрягся, не ожидая подобного жеста, но
через мгновенье, невольно улыбнувшись, расслабился в чужих руках, касаясь
ладонью дрожащей спины Чимина.
— Я так беспокоился, — промямлил принц в чужую шею, понимая, что позволил

себе быть слабым, но в то же время не решаясь отпрянуть.
Ему казалось, что стоит хоть на секунду отстраниться — Юнги испарится, словно
мираж, иллюзия. Станет сном, а кошмарным именно потому что был всего лишь
сном. Колени предательски подкашивались, разум забился в перманентной
панике, а на глаза начали накатывать неконтролируемые слёзы. Счастье от
долгожданной встречи плотно переплеталось со стыдом и растерянностью.
— Не мог прийти раньше, — словно читая мысли, прошептал Юнги, прикрывая

глаза и позволяя себе втянуть носом чиминов запах, который отдавал
пряностями и душистым мылом. — После всего…
— Мне так жаль, — резко отстранившись и вцепившись в плечи парня, Чимин

заглянул ему в глаза, ощущая, как гулко сердце ударяется о рёбра. — Так
жаль…
198/303
— Перестань, — прошептал синевласый, аккуратно удерживая чиминову ладонь,
дабы успокоить. — Есть место, где мы смогли бы поговорить?
— Да, но… — принц шмыгнул носом, вытирая его рукавом халата. — Что ты
сделал со стражей? — он обеспокоенно взглянул на крупного стражника, что
припал к стене и, кажется, сопел.
— Не волнуйся, он спит, — усмехнулся Юнги, выуживая из кармана и показывая

баночку с сыпучей смесью. — Сонный порошок. Не обошлось без Тэхёна.
— Слава Богу, — с облегчением выдохнул Чимин, хватаясь за грудь. — Есть одно

место в замке, которое никак не охраняется. Никому, кроме меня и младшей
сестры, нет до него дела.
— Веди, — шепнул Юнги, сжимая чиминову ладонь в своей, от чего по коже

принца тотчас ринулись мурашки.
Нервно улыбнувшись, Чимин огляделся по сторонам и потянул парня к круглой

винтовой лестнице, что вела на этаж выше. Прошмыгнув мимо сонных
стражников, принц остановился у большой двери, невольно замерев. С этим
местом было связано много воспоминаний, которые были столь болезненны.
Сглотнув, он потянул за резную ручку, открывая дверь и ступая в темноту.
Юнги, напоследок оглядывая пустой холодный коридор замка, зашёл следом,
аккуратно и бесшумно прикрывая за собой. В комнате стоял мрак, пока Чимин не
нащупал на столе спички и кусочек наждачной бумаги. Чиркнув, принц зажёг
серничёк, передавая пламя нескольким свечам, расставленным на столе и
полках.
— Здесь холодно, — заметил он, съежившись и вспоминая, что Юнги холод,

скорее всего, чужд. — Можешь разжечь камин?
— Угу, — качнул парень головой, ступая в глубину комнаты и присаживаясь

рядом с массивным каменным очагом.
С этой комнатой у Чимина было связано много детских воспоминаний. Как

правило, все хорошие воспоминания приносят боль, потому что были хорошими.
Ими были пропитаны шкафы, полки, каждая книга и её страница, подсвечники,
раскиданные у камина медвежьи шкуры, которые по-прежнему лежали
нетронутыми. Всё здесь оставалось, как раньше, разве что слуги прибирали
реже, поэтому скопилась пыль. Глядя на озадаченного парня, что укладывал
дрова в камин, Чимин заговорил:
— В детстве, — он любовно провёл по составленным на полке книгам ладонью,

собирая пыль. — В этой комнате мать читала нам с братом.
Юнги на секунду поднял свои жёлтые глаза, одарив принца тёплым

понимающим взглядом, следом возвращаясь к розжигу и внимая чужим словам.
— Прямо вот здесь, — Чимин взглянул на гору мягких шкур и подушек у камина,
аккуратно ступая по ним, ощущая под босыми ногами ворсинки и
разливающееся в душе тепло. — Она читала нам сказки, чтобы мы уснули. Брат
засыпал раньше, а я всегда дослушивал историю до конца.
— Почему? — вдруг спросил Юнги, чиркая спичкой и разжигая пламя.

199/303
— Потому что не смог бы уснуть, пока не узнал, чем закончится история, —
пожал принц плечами, усаживаясь на шкуры и складывая ноги в позу лотоса. Он
вдруг вспомнил, что вышел из покоев в одной сорочке и халате, чуть
смутившись. — Думаю, именно из-за этого я пронёс веру сквозь года.
— Веру во что? — спросил синевласый, глядя на разгорающееся пламя, что

отражалось в его глазах, сплетаясь с жёлтым цветом. Он спросил, прекрасно
зная ответ.
— В доблестных рыцарей, в магию, волшебство и чародеев, — всё равно ответил

Чимин, восстанавливая в памяти обрывки воспоминаний и чуть улыбаясь,
позволяя им проноситься перед закрытыми глазами. — В драконов…
Принц умолк, наблюдая за тем, как напряглись плечи Юнги. Его лицо приобрело
мрачность, скулы заострились. Синевласый стал серьёзен, твёрд, как лёд, и
будто тоже почувствовал холод. Чимин подумал, что драконы, наверное, тоже
мёрзнут. Казалось, что им бывает так холодно, что рядом может замёрзнуть
несколько городов.
— Люди такие забавные существа, — заговорил Юнги, отрывая взгляд от

разгоревшегося пламени в камине и присаживаясь рядом с оцепеневшим
принцем. — Они думали, будто драконы тупые необразованные животные.
Убивают мужчин, похищают женщин, забавляются с ними и потом жрут, —
Чимин, соприкоснувшись с Юнги плечом, почувствовал, как от него исходит
сильное тепло. — Да, конечно, бывало, что они крали и забавлялись, но жрать?
Ни за что, — поморщился парень, заставляя принца тихо усмехнуться. Даже
если бы он и говорил серьёзно, Чимин всё равно не боялся. — Несварение после
вас просто кошмарное. Кости одни, а мяса кот наплакал, — перечислял парень, а
принцу вдруг в красках представлялись все те несчастные. — Да и орёте вы
раздражающе.
— Прекрати, — Чимин легонько толкнул Юнги, едва сдерживая смех. — Ты ведь

шутишь?
— Кто знает, — пожал Юнги плечами.
В комнате повисла тишина, разбавляемая потрескивающим в камине огнём и

лёгким щёлканьем сухих дров. Вместе с этим над принцем будто повисла
грозовая туча, как в тот день. Мысли зароились в голове, одна накатывала на
другую, словно волны. Сердце стучало так сильно и громко, что, казалось, даже
Юнги это слышал.
— Мне так жаль, — вновь повторил принц эту фразу чуть дрогнувшим голосом.
— Если бы я только знал, чем всё обернётся, я бы ни за что…
— Не нужно, — прервал его Юнги, подбирая ноги ближе к себе. — Ты не знал.
— Это не оправдание, — возразил Чимин, начиная злиться на самого себя. — Я

поступил ужасно.
— А я и не пытаюсь тебя оправдать, — ответил синевласый, глядя на огонь так,

будто управлял им. — Я не люблю сожаления. Они бессмысленны. А твой
поступок… — парень взглянул на принца, раздумывая несколько
200/303
продолжительных секунд. — Я ведь не злился, когда ты сделал это в первый
раз.
— Почему? — удивился Чимин, внимательно вглядываясь в задумчивый профиль

Юнги. — Тэхён сказал, что…
— Тэхён любит драматизировать, — отмахнулся парень. — А я давно перестал

верить в то, что добро и зло существуют отдельно. Есть плохие и хорошие
поступки, но не сами люди. Можно ведь назвать поступок добрым, если он кому-
то помог, или злым, если навредил, а люди слишком сложные существа, чтобы
нарекать их злодеями или добродетелями. То, что ты сделал, не говорит о том,
что ты плохой.
— Так ты не ненавидишь людей? — с лёгким отголоском удивления спросил

принц.
— Я? Нет, — фыркнул Юнги. — По крайней мере, половина меня.
— А вторая половина что же? — тихо спросил Чимин, осторожно подступая

лисьими шагами к самому сокровенному. — Ненавидит?
— Чимин, — тихо, словно предупреждающе произнёс Юнги в звенящей тишине,

опуская голову. — Не надо…
— Скажи…
— Я — чудовище, — резко ответил синевласый, исподлобья заглядывая принцу в

глаза. — Чудовище, которое обладает отдельным разумом. Самое опасное. Та
часть меня давно перестала быть человеком, потому что человек не может
иметь силы такого масштаба.
— Нет, — резко ответил принц, касаясь дрожащей рукой плеча Юнги и отвлекая
от мучительных размышлений. — Не надо ненавидеть эту часть себя. Все, кто
нас окружают, внутри чудовища, просто кто-то выпускает своих монстров, а кто-
то нет.
— Ты не понимаешь, — качая головой и горько усмехаясь, проговорил

синевласый.
— Может и так, — согласился Чимин. — Но та часть тебя… — он впился в плечо

парня пальцами, к глазам начали подступать слёзы. — Она так прекрасна.
— Что? — нахмурился Юнги, думая, что ему послышалось. — Ты едва не

превратился в пепел, когда…
— Не важно, — оборвал его принц, понимая, что весь поток слов вот-вот
вырвется наружу. Он нуждался в этом. — Всё это так не важно. Моё мнение не
поменялось. Та часть тебя просто невероятная, и я бы всё отдал, чтобы вновь с
ней столкнуться, потому что не видел в жизни ничего более красивого и
могущественного и, наверное, никогда не увижу.
Chelsea — Fight Like Gods
201/303
— Что ты такое болтаешь, глупый, — глаза Юнги были широко распахнуты и
приобрели лёгкое свечение, когда он взглянул на Чимина, по щекам которого
текли слёзы, а губы были растянуты в широкой счастливой улыбке.
— Я знаю, из-за чего не мил ему, — с горечью добавил принц. — И, вероятно, та

часть ненавидит меня, но я не в силах изменить своё происхождение. Я глупый и
наивный, а ещё я родом из королевской династии и ничего не могу с этим
поделать. Я недостоин даже говорить о…
Чимин замер на месте, когда Юнги, наклонившись вперёд, накрыл его губы
своими, прерывая поток ненужных слов и слёз. Всё было очевидно для обоих. Их
губы сошлись, соприкоснулись, словно две раскрытые ладони, будто небо и
земля. Соединились, как жизнь и смерть плотно сплетаются, сливаясь в единое
целое, но не смешиваясь. Когда каждый становится другим, при этом остаётся
самим собой. Это было явление, которому за долгие века так никто и не мог
найти объяснений. Когда обычное прикосновение даёт невообразимую силу,
когда нежность сбивает с ног, когда «я» растворяется в «ты» и одно не может
существовать без другого.
Ледяные тиски, что сковывали сердце, мигом ослабели, позволяя ему забиться с
удвоенной силой. Прежние чиминовы сомнения, страхи и опасения растворились
в молочной дымке поцелуя. Юнги забрал их. Теряясь во времени и пространстве,
принц тут же обмяк, втягивая носом воздух и раскрывая губы навстречу мягкому
слиянию, притягивая синевласого ближе, обнимая за шею. Огонь в камине начал
потрескивать тише, будто смущаясь и пытаясь спрятаться в дровах, дабы не
мешать. Юнги целовал принца долгим медленным поцелуем, во время которого
казалось, что они созданы друг для друга. Рождены. Предназначены. А может
быть так оно и было.
— Постой, — прошептал Юнги в чиминовы губы, мягко отстраняясь. — Я забыл,

что принёс кое-что для тебя.
Чимин сухо сглотнул, раскрасневшись, и увидел, как парень достал из-за пазухи
светящуюся меридиему, протягивая принцу. Его душу пронзило синеватым
светом любимого цветка, и единственное, что он мог, это прошептать короткое
«спасибо», смущённо опуская глаза.
— Хочу взглянуть на тебя, — низким, чуть хрипловатым голосом произнёс Юнги.
— Я перед тобой, — дрожа, принц сжал стебель цветка.
— Нет. На тебя.
Принц проследил за чужим пытливым взглядом, который был направлен на

вздымающуюся от быстрого дыхания грудь. Чимин покраснел пуще прежнего,
сгорая в пламени смущения. Юнги коснулся пальцем горловины стёганого
халата и зацепил ткань, потянув, тем самым аккуратно расстёгивая клёпки одну
за другой. Громко сглотнув, принц выдал напряжение, и рвано выдохнул, когда
клёпки на халате закончились, и шёлковая ткань поползла по плечам, оставляя
принца в одной сорочке.
Чимин помнил, каким был Юнги в гневе. Там, на поляне, когда он едва не сжёг
его, находясь в обличье дракона, в нём было столько злобы и ярости. Но сейчас,
аккуратно расстёгивая чиминов халат, он был похож на ребёнка, боявшийся
202/303
спугнуть птичку, которая залетела к нему в комнату и села на изголовье
постели. Или даже сам был этой птичкой. Влюблённый дракон был беззащитнее
младенца, снимая с себя не только плащ, но и невидимую броню, что носил под
ним, отрекаясь даже от самого себя. Это давало Чимину власть, которая
действительно могла оказаться страшной, если бы принц решил ею
воспользоваться. Но он не собирался, потому что дракон имел точно такую же
над ним.
Лямка сорочки, отделанная рюшами, медленно соскользнула по плечу,

подцепленная красивым длинным пальцем Юнги. Затем и вторая. Чимин, не
разрывая глубокого зрительного контакта, медленно отклонялся назад,
пропуская меж пальцев мягкие ворсинки медвежьей шкуры. Три верхние
пуговки на сорочке были уже расстёгнуты, когда его спина опустилась. Юнги,
переняв из чиминовых рук меридиему, коснулся цветком щеки принца. По коже
табуном ринулись мурашки, и Чимин поджал пальцы на ногах.
Нежные светящиеся лепестки цветка скользнули по раскрытым дрожащим

губам, двинулись от подбородка к шее, будто наполняя карамельную кожу
принца светом и оставляя за собой волшебную блестящую полосу. Чимин
вытянулся, словно струна, шумно вбирая воздух и откидывая голову назад. Юнги
провёл лепестками по вздымающейся груди, чуть задевая тёмный сосок. Чимин
заметно вздрогнул, а меридиема шла следом за опускающейся тканью сорочки,
задерживаясь на середине живота.
— С-сними, — заикнулся принц, позволяя своим рукам коснуться воротков

рубахи Юнги и чуть сжать пальцами.
— Что снять? — приторно прошептал синевласый, словно играя с солнечными

зайчиками.
— Всё, — приподнимаясь, Чимин коснулся чужих губ своими, вновь утопая в

поцелуе и притягивая Юнги ближе, подкидывая в огонь дров, раздразнивая
пламя, готовое выжечь весь Уотердип.
Нависая над принцем, Юнги раскрыл губы, и от соприкосновения с чужим

языком у Чимина по телу прошёл ощутимый ток. Возникло чувство, будто внутри
него зарождалась целая Вселенная. Руки Юнги, пропав из размытого поля
зрения Чимина, опустились ниже. Комкая пальцами длинную сорочку, он
задирал белую ткань выше, и принц согнул обнажённые ноги в дрожащих
коленях, неловко разведя в стороны. Юнги аккуратно расположился между, не
придавая своим движениям резкости, продолжая целовать горящего в его руках
маленького принца, поспешно стягивая с себя рубаху через голову и вновь
возвращаясь к пухлым покрасневшим губам.
Руки Чимина скользнули по бледным крепким плечам вниз, оглаживая

напряжённые твёрдые мышцы, которые на ощупь были запредельно горячими.
Когда Юнги невольно толкнулся бёдрами вперёд и выдохнул, Чимин услышал
через шум в ушах едва различимый рокот. Он распахнул затуманенные глаза,
разрывая поцелуй и глядя прямо перед собой, фокусируя зрение из-за марева.
Жёлтые глаза Юнги светились, а на скулах проступала белая чешуя, которая то
пропадала, то снова появлялась, волнами скользя от лица к шее.
— Боишься? — прошептал Юнги, опираясь на руку рядом с чиминовой головой.
203/303
Распалённый поцелуями и прикосновениями Чимин мягко улыбнулся, протягивая
руку к чужому лицу и накрывая скулу ладонью. Кожа Юнги была горячей, почти
обжигающей, но принц чувствовал, как сила, пульсирующая под ней,
укрощается и поддаётся контролю. Она будто смирилась, успокоилась и
отступила. Ладонь Чимина скользнула выше, пальцами зарываясь в шелковых
голубых прядях на виске. Мягко надавливая на затылок, принц притянул Юнги
снова, давая понять, что хочет вернуть себе поцелуй.
Несмело окольцовывая ногами талию Юнги, принц почувствовал, как чужая

горячая ладонь медленно скользит от колена к бедру, с силой впивается в кожу.
Разжигает в Чимине какое-то доселе неизведанное ему распутное чувство. Юнги
целует его подбородок, мягко прикусывает кожу клыками, не оставляя следов. И
когда он целует шею и кусает кадык, у принца из глотки вырывается
непонятный звук, похожий на стон, но далеко не от боли. Пугаясь собственных
действий, он замирает, но вихрь проносится по всем органам, побуждая на
второй звук. И третий. Чимин не понимает, что с ним происходит, но точно
знает, что так хорошо ему никогда не было.
— Ю-Юнги, — шепчет он, ёрзая на медвежьей шкуре, сжимая ворсинки

пальцами и сбито дыша. Чимин готов вот-вот захныкать от смущения и стыда,
его трясёт, как при белой горячке, по виску стекает капля пота, когда в комнате
по-прежнему прохладно. — Я никогда не… Я ни разу не делал… Я…
— Знаю, — мягко отвечает Юнги, касаясь румяной чиминовой щеки в

успокаивающем жесте. — Я не причиню тебе боли, — шепчет он, оглаживая
второй ладонью внутреннюю сторону чиминова бедра. — Веришь?
Принц молча кивает головой, обмякнув в чужих крепких руках, нащупывает и

сжимает в ладони стебель меридиемы, прикусывая губу, когда Юнги вновь
касается его шеи, трепетно выцеловывая. Затем накрывает ртом тонкую
косточку ключицы. Его ладонь тем временем продвигается выше, и в какой-то
момент принца прошибает от головы до кончиков пальцев на ногах. Постыдная
ласка отдаётся спазмом внизу живота, когда горячие пальцы поднимают
сорочку и прикасаются к возбуждённому пульсирующему органу. Принц
распахивает глаза, задыхаясь от собственных чувств. Чимин никогда прежде не
касался себя там, не испытывал подобных ощущений, когда дрожь по коже
собирается крупными бугорками, словно роса на траве. Когда зрачки
расширяются, вытесняя карие радужки.
Юнги, опуская ладонь, чуть сжимая и растирая вдоль члена прозрачные

капельки смазки, наблюдает за лицом принца, касаясь его губ, но не целуя.
Эмоции на чиминовом лице меняются со скоростью света. Юнги, конечно, не
дурак, у него есть самообладание. Он прекрасно видит эту яркую невинность,
которая струится из кончиков чиминовых пальцев. Пробует её на вкус —
сладкая, отдаёт персиками и пахнет ромашками. Юнги питается ею, откусывая
по одному маленькому кусочку с каждым движением собственной ладони.
Принц тихонько стонет, почти скулит, выгибаясь. Он чувствует себя пьяным или
в бреду, а может и то, и другое. На кончике языка повисло чужое имя, а тело
словно обливают тёплым вином, натирают мёдом и заворачивают в шёлковую
ткань.
— Скажи, — хрипит Юнги, едва сдерживаясь, когда с уголка раскрытых губ

принца срывается капелька слюны, прокладывая себе мокрую дорожку вниз по
пылающей щеке и за ухо. — Назови имя…
204/303
— Ю… Юнги! — вскрикивает Чимин, изливаясь в чужую ладонь с хриплым
стоном и крупной дрожью в конечностях.
Звук его голоса будто оттолкнулся от каменных сводов потолка, судорожно

распространяясь по всей комнате, наполняя каждый уголок, заставляя пламя в
камине шевельнуться. Это было похоже на ту самую волну энергии, которая
прошла по всему Уотердипу. Юнги съел его стон, заглушая поцелуем. У принца
перед глазами была вспышка света, сияющая, как… Он бы не подобрал нужных
слов.
Пропотевшая сорочка болталась на подрагивающих бёдрах, и Чимин был нагой

не столько физически, сколько душевно. Его обнажённая душа была
нараспашку, тело томилось в шершавой сладкой судороге, а на губах шрамом
застыло чужое имя. Юнги целовал его расслабленное лицо, собирая с пышных
дрожащих ресниц кусочки взорвавшихся звёзд. И едва ли мог различить три
пульсирующих слова, что были произнесены не устами принца, а его сознанием.
205/303
20. Сжечь королевство дотла.
— Не спи, — шикнула младшая сестра, дёрнув Чимина за край кафтана.

— Опять всю ночь читал?
— А… — принц распахнул сонные глаза, не переставая клевать носом в свою

тарелку, но стоило словам девчонки достигнуть его ушей, как щёки тотчас
покраснели, и Чимин отвернулся, прикрывая половину лица воротником.
После ужина вся королевская свита восседала в саду, а Чимин продолжал сонно
озираться по сторонам, наблюдая за красивым вечерним закатом. Ранним утром
он проснулся в той самой комнате в полном одиночестве. За окном рассветало,
камин прогорел и остыл, но шкуры ещё хранили тепло двух разгорячённых тел,
а на чиминовой обнажённой груди, что помнила пылкие поцелуи, лежала
меридиема. Это не было сном, и от этой мысли по спине Чимина каждый раз
пробегали мурашки. Принц знал, что Юнги должен был уйти ещё по темноте,
дабы его никто не заметил. Видимо, он решил не будить Чимина, который спал
впервые за долгое время столь крепким сном.
Сначала принцу казалось, что их могли заметить из-за дыма, идущего из трубы,
но нет, никто и словом не обмолвился. Утром он проскользнул в свои покои
незамеченным. Но поспать ещё пару часов ему не удалось, голову заполонило
мыслями о Юнги и о минувшей ночи. Каждый раз кожу Чимина пробивало
дрожью, сердце в груди ускоряло ритм, а щёки окрашивало румянцем. Из рук
всё валилось, потому что они помнили горячие прикосновения и при
воспоминаниях лишь вздрагивали. Словно зима в его душе сменилась на весну
за одну ночь.
Это было словно какое-то наваждение, потому что принц потерял интерес ко
всему. Он не мог стереть с лица дурацкой улыбки, погружаясь в мысли. Спустя
день и даже два это не прекращалось, а лишь нарастало. Вместе с тем росло и
чувство тревоги, тесно переплетённой с тоской. Он хотел увидеть Юнги, но
самым болезненным был тот факт, что он не знал, когда они смогут встретиться.
После того, как стражники доложили о случившемся с ними, к покоям принца
приставили ещё больше солдат. Он мог сбежать, но решил не рисковать и
переждать в надежде, что этот вихрь в его сердце поутихнет. Но нет, Юнги
ушёл в холодное утро и забрал с собой частичку его души.
Спустя ещё пару дней Чимин понял, что всё в его сознании не так просто, как
казалось на первый взгляд. А хотел ли Юнги тоже увидеть его? Он куда-то
запропастился, будто его и не было никогда. От этой мысли делалось совсем
больно, и принц попытался как-то отвлечься, погружаясь в дворцовые дела. Всё
напрасно, он по десятку раз перечитывал одну и ту же страницу учебника, под
конец и вовсе забывая написанное и начиная снова. Весна в его душе почему-то
превращалась в совершенно иное время года, когда даже ткань его вещей
пропитывалась лёгкой щемящей печалью.
В одну из ночей принц лежал, глядя в потолок. Принцесса тоже не спала,

ворочалась и вздыхала. Наверное, это уныние передалось и ей. Тоска Чимина
была похожа на что-то, c чем он не мог совладать. Серый невзрачный комок
слизи, вставший поперёк горла и не дающий вдохнуть. Возможно, это было то,
что он упустил. То, чего его лишили или же чего он лишил себя сам. Чимин
взглянул на тумбочку, где лежала засохшая за несколько дней меридиема.
206/303
И тут он вдруг понял, что его тоска — это быть не принадлежащим. Он не
принадлежал никому, даже Юнги после всего случившегося не нарёк его своим.
Чимин не стал кем-то. Он чувствовал себя чужим везде, где находился, даже в
собственных покоях. Принц ощущал себя привязанным и в то же время внутри
чувствовал пустоту. Пытался её заполнить, однако, если не знать, по чему
конкретно тоскуешь, то эту пустоту едва ли можно заполнить.
— Не спите? — тихо спросил Чимин, глядя на Ли Сонг.
— Нет, — вздохнула девушка, сдувая со лба прядь чернявых волос, что выбились
из плотной толстой косы.
— Ваше высочество, — принц приподнялся на локтях, изучая бледное лицо

принцессы. — Не сочтите за наглость, но могу я вас кое о чём попросить?
— В чём дело? — брюнетка с интересом сощурилась и приподнялась на кровати.
— Не могли бы вы поцеловать меня? — выпалил Чимин одним предложением,

как ни странно даже не ощутив былого смущения. — То есть… Извините, я не
хотел вас как-либо…
Он замолчал, когда Ли Сонг склонилась ниже, касаясь холодными маленькими

ладонями его щёк и мягко целуя губы. Девушка была осторожна, поглаживала
подушечками пальцев его скулы, двигала чуть влажными губами. Принц поймал
себя на мысли, что они слишком маленькие по сравнению с его. Он прислушался
к себе и своим чувствам, подаваясь вперёд и касаясь рукой её подбородка,
приподнимая и чуть углубляя поцелуй, как делал это Юнги. Но нет. Ничего.
Внутри была абсолютно глухая тишина, он с таким же успехом мог целоваться с
кожаным переплётом учебника или с собственной ладонью. Это было
совершенно сухое слияние частями тел без каких-либо чувств, эмоций и
ощущений. Отстраняясь от губ принцессы, Чимин резко вдохнул, а на выдохе
шепнул короткое «ничего», едва заслышав, как Ли Сонг произнесла то же самое.
— Извините, — вновь пробормотал он, глядя на растерянную девушку, которая

неловко заправила прядь за ухо и кашлянула. — Я просто хотел проверить.
— Да, я тоже, — покачала она головой, откидываясь на подушку. Щёки

принцессы едва покраснели, но не от трепета, а от неловкости. — В какой-то
момент мне показалось, что я чувствую, но нет…
— Вы не злитесь? — опустив глаза, Чимин поджал губы.
— Нет, с чего бы мне злиться? — пожала принцесса плечами. — Думаете, меня

обижает ваше равнодушие? Отнюдь… А в том, что мы не испытываем друг к
другу каких-либо чувств, никто не виноват.
— Да, вы правы, — согласился принц, задумавшись.
— У меня в сердце пусто, но у вас никак нет, — Ли Сонг взглянула на Чимина,

которого явно застала врасплох. — Вы влюблены, милорд?
— Я? — удивился принц, прислонившись спиной к изголовью кровати и на

некоторое время задумавшись. — До этого момента я не знал наверняка, но
207/303
теперь, кажется, могу это так назвать.
— Тогда зачем вы страдаете? — совершенно неожиданно для Чимина

поинтересовалась черноволосая. Её вопросы частенько ставили парня в тупик.
— Может, вы хотели спросить «от чего»? — переспросил Чимин, понимая, что в

этот вечер он действительно страдал, не борясь, а упиваясь своей тоской.
— От чего и так понятно: от мыслей, — заверила Ли Сонг с важным видом. — Я

спрашиваю «зачем»?
— Ну так мысли же появляются не на пустом месте, — с горечью усмехнулся

принц, складывая руки на груди. — Поэтому правильнее будет спросить «от
чего».
— Мысли могут быть разными, — самозабвенно возразила принцесса. — Вы ведь

сами выбираете, о чём вам думать, милорд. Мне не интересно, что вы выбрали,
мне любопытно только зачем вы это сделали? Вот я и допытываю: на кой вы
выбрали то, от чего вам так тоскливо?
— Постойте, — притормозил Чимин девушку, качая головой в попытке понять её

мысль. — То есть… Вы хотите сказать, что я должен думать о чём угодно, только
не об этом? — сморщился он скептически. — Словно безумец внушать себе то,
чего на самом деле нет?
— А вас так сильно волнует, как это назовут другие? — фыркнула Ли Сонг, и во
время спора в ней было больше пыла, нежели во время поцелуя. — Если вы
думаете о хорошем — вам хорошо. А если вам хорошо, то что ещё нужно-то?
Жизнь — это всё, что у нас есть, и если она кажется хорошей, — значит она
действительно хорошая.
— Ну… — Чимин вздохнул, удивляясь, как ещё простота этой принцессы

позволяет ей оставаться тем, кто она есть, и так сочетается с развитым умом.
— Порой не думать о плохом просто невозможно.
— Да, соглашусь, но ведь это тоже мысль, которую вы выбрали сами, милорд, —
заверила девушка, натягивая своё одеяло до подбородка. — Вы решили
размышлять о плохом, выбрали думать, что вам это так же необходимо. Только
забыли, что думать-то можно о чём угодно, — она легко улыбнулась. — Если
думаете о том, как всё хорошо, значит, находитесь в реальности, где всё
хорошо. А если же оцениваете своё существование, как что-то тяжкое, то сами
же и страдаете от своей оценки. Всё у вас в голове, милорд.
— А лучше врать самому себе, что всё прекрасно? — не понял Чимин.
— Зачем врать? — нахмурилась брюнетка. — Мир, в котором мы живём,

совершенно бесстрастен. Всё здесь, — она приложила ладонь к груди, указывая
на сердце. — И здесь, — коснулась пальцем виска. — Захотите — оцените
положительно, и вам будет весело и светло. А захотите — наоборот, будете
страдать и плакать в кромешной темноте. И зачем вы выбираете худшее? Вы
либо счастливы, либо страдаете — вот единственная правда.
— Кто научил вас этому? — спросил Чимин, пораженный до глубины души

рассуждениями принцессы.
208/303
— Жизнь.
***
На следующий день ранним утром Чонгук выглядел весьма подозрительно,

подготавливая ещё не проснувшегося принца к завтраку. Едва ли Чимин хотел
поинтересоваться, в чём же дело, как слуга всучил ему в руки клочок
пергамента, тут же кланяясь и удаляясь. Принц, нахмурившись, развернул
бумажку, где аккуратным почерком с сильным уклоном вправо было выведено
«Встретимся в полночь у северной дороги». Сонливость тут же осела, словно
пелена, и принц растянул губы в широкой улыбке, подскакивая на ноги с таким
чувством, будто он готов совершать подвиги сию секунду.
Он было хотел окрикнуть Чонгука, дабы завалить кучей вопросов, но за слугой

уже закрылась дверь. Наверное, он избегал вопросов. Это было не столь важно;
самым важным было то, что Чимин сразу понял, от кого эта записка. Она не
могла быть от чародея или самого слуги, Чимин знал наверняка. Точнее, его
сердце было в этом убеждено. Весь оставшийся день тянулся чертовски
медленно, и принц не находил себе места. В душе одновременно поселилось
счастье и тревога. Он отсчитывал минуты во время занятий и поскорее доедал
свой ужин, чтобы отправиться в покои.
Стоя перед зеркалом, он чувствовал напряженный взгляд принцессы. Она не

задавала лишних вопросов, пообещав, что никому как и прежде не разболтает.
Чимин был ей искренне благодарен не столь за молчание, сколь за понимание.
Он разгладил на груди белую рубаху, заправляя её за чёрный кожаный ремень
портков, продолжая крутиться у зеркала.
— Будьте осторожны, — вдруг произнесла Ли Сонг, взбивая подушки. — Вы хоть

и одеты, как простолюдин, но ваше королевское происхождение под одеждой не
скроешь.
— Я не снимаю капюшон на людях, — заверил Чимин, накидывая на плечи

длинный плащ и застёгивая в районе ключиц. — Если бы не волосы…
— Дело не только в них, — принцесса обеспокоенно поджала губы. — Плохие

люди за версту чуют запах благородной крови.
— Не беспокойтесь, — проговорил принц успокаивающим тоном, в смущении

опуская взгляд и поправляя ремень на талии. — Я под надёжной защитой.
Принцесса видела, как во мраке комнаты блеснули глаза парня, и заметно

расслабилась, прощаясь. Чимин, спустившись по крепким ветвям лозы,
убедился, что в саду под его балконом пусто, и направился по вытоптанной
тропе. Он покинул дворец, с каждым шагом чувствуя, как трепет в душе только
нарастает. Решив не соваться в город и пойти по окраине, он наслаждался
тёплой ночной погодой, вдыхая свежий воздух полной грудью.
Миновав Уотерполь, принц свернул к лесу на нужную дорогу, решив дойти до

указательного знака. Деревья, словно пробудившись ото сна, начали
перешёптываться в сумраке и глотать тёплый ветер, напоенный влагой
уотердипских озёр. Мимо пару раз проезжали телеги, загруженные разными
товарами. Принц запрыгнул на край повозки с сеном, качая ногами и слушая, как
209/303
пожилой возчик напевает какую-то незамысловатую песенку.
Вскоре предстал знак «Северная дорога», но перекрёсток был пуст. Чимин

спрыгнул с телеги и прикинул, сколько времени добирался, понимая, что уже за
полночь. Он проводил взглядом отдаляющуюся повозку, которая поехала в
сторону деревень, и вновь огляделся по сторонам, обнимая себя за плечи.
Погружаясь в воспоминания о последней встрече, Чимин ринулся к высокому
дереву, обхватив его руками, чувствуя ладонями шершавую кору. Он невольно
вспомнил ту ночь, такие же шершавые руки на собственном теле, и как странно
сочеталась в них жажда обладать с желанием поклоняться. Вдруг его глаза
сзади накрыли чужие тёплые ладони, и Чимин замер на вдохе. Сердце в груди
застучало с утроенной силой, он прикусил губу, не в силах удержать улыбку.
— Нельзя так бесшумно подкрадываться, — заверил принц, не двинувшись с

места.
— А принцам нельзя опаздывать, — прошептал Юнги, проводя ладонями по

чиминовым щекам и зацепляя капюшон, тем самым стягивая с головы. — Где
ваши манеры, милорд?
Тихо засмеявшись, Чимин развернулся, обнимая парня за шею. Он так долго

ждал этого. Так сильно скучал. Юнги, окольцовывая талию принца руками,
уткнулся носом за ухо, глубоко вдыхая приятный черничный аромат парфюма и
прикрывая глаза. Чимин выглядел так, словно источал свет и тепло в тёмном
холодном лесу. Юнги до изнеможения хотелось стать ближе к нему, согреть
руки, укутать в шерстяное одеяло. Изгнать темноту из его мыслей на минуту или
две, а может навсегда. И когда ранним мёрзлым утром Юнги уходил от принца,
он ещё хранил тепло, которое Чимин подарил ему той ночью, и казалось, что в
мире больше света, пусть на одну свечу только. И тогда Юнги понял, что этот
огонь внутри него — не сущность дракона, а то самое тепло, подаренное
принцем. Это и было чудом. Вот так просто.
— Я очень…
— Знаю, — качнул синевласый головой, прижимая крепче. — Я тоже скучал.
— Ты ушёл, — прошептал Чимин, чуть дрожа в чужих руках. Он не знал, какой

тон у его голоса, но, скорее, он походил на обиженный. — Пропал. Я столько
всего передумал…
— Всё в порядке, Чимин, — Юнги чуть отстранился, чтобы заглянуть принцу в

глаза. — Теперь я здесь.
— Да, но…
— Хочу показать тебе одно место, — вновь накидывая капюшон на голову парня,
проговорил Юнги. — Нужно идти.
Чимин нахмурился, оскорбившись, и надул губы, получая в ответ лёгкий смешок.

Синевласый, схватившись за край плаща, потянул его за собой вглубь леса.
Мысли вновь зароились в чиминовой голове, но он покорно шёл за парнем след в
след, пробираясь через колючки, за которые цеплялись полы плаща, к
вытоптанной тропинке. Она была достаточно широкой, чтобы идти рядом, а не
друг за другом. Чимин хотел заговорить, но вместо этого сам того не осознавая
210/303
зачем-то коснулся пальцами костяшек тёплой ладони Юнги. Через секунду его
сердце вздрогнуло, когда синевласый, глянув исподлобья, аккуратно взял
принца за руку. Чимин, покраснев, отвернулся.
— Извини, что ушёл, — тихо заговорил Юнги. — Ты крепко спал, к тому же,
разбудив, я вряд ли бы смог тебя оставить.
— А запропастился куда? — спросил Чимин, чувствуя, как пальцы парня

поглаживают его ладонь. От этого сердце ухнуло в пятки.
— Ты же знаешь, что после Эмбиля меня разыскивают, — напомнил синевласый,

пиная носом сапога небольшой камешек. — После ухода из замка я засветился в
Уотерполе, поэтому решил переждать несколько дней.
— За тобой гнались? — Чимин обеспокоенно взглянул на красивый профиль

парня, чувствуя, как внутри разливается тепло вперемешку с тревогой.
— Я успел скрыться в лесу до того, как выпустили псов, — спокойно пожал он

плечами.
— Псов? — вскрикнул принц, на секунду впадая в ступор и врастая сапогами в

землю.
— Не кричи ты так, всех монстров перебудишь, — усмехнулся Юнги, потянув за

руку.
— Но ты ведь меня защитишь? — вжав голову в плечи, принц вздрогнул, когда

на ветке огромный филин громко «угукнул», враждебно распахнув крылья и
уставившись своими большими глазами.
— А что я получу взамен? — растягивая губы в широкой улыбке, Юнги взглянул

на смутившегося принца.
— Какой мелочный, посмотрите-ка на него, — засмеялся Чимин, легонько шлепая

парня по плечу. — С такими навыками вымогательства тебе надо метить в
мастера над монетой.
— Кстати, уотердипские медяки — хрень, а не монеты, — возмутился Юнги.

— Вот в Ферелдене на монетах перекошенное лицо императора, так можно
сказать, я, мол, друг канувшего Короля Вольфа. За океаном в Гадаре можно
соврать: «сам император за меня поручился», потому что на всех деньгах его
рожа. А тут задница. На уотердипских монетах какая-то дурацкая гора
нарисована. И говорить «я знакомый одной горе» что ли? Бред какой-то, —
закатил парень глаза, незаметно улыбаясь, когда принц залился хохотом.
— Одной горы? — сквозь смех предложил Чимин. — В Уотердипе тебе в любом

случае не поверят.
— Да, люди здесь чрезмерно озлобленные и недоверчивые, — согласился Юнги,

отодвигая ветку от лица.
— А ты много где бывал? — с любопытством поинтересовался принц, переступив

высокий корень, торчащий из земли.
211/303
— Везде, — пожал плечами синевласый. — Ну, новых земель пока никто не
открывал, так что, наверное, могу так сказать.
— Ого, — сложив губы трубочкой, удивился Чимин. — Прямо таки везде? И какой
он?
— Кто? — не понял Юнги.
— Мир.
— Ну, — синевласый нахмурился, подбирая слова. — Безграничный, наверное.

Мир творит всё, что захочет, а если нет, то ко мне это никакого отношения не
имеет, а если бы и имело, — он взглянул Чимину в глаза, — то мне это не
интересно. Я потерял желание стать кем-то, и мне никогда не казалось, что я
должен что-то сделать, — Юнги вдруг затормозил, удерживая руку принца в
своей. — Иногда я задумываюсь, а нормально ли это? Но потом понимаю, что
даже на это мне плевать.
— Что ты такое говоришь? — опустив брови, Чимин ступил ближе, крепко

сжимая чужую ладонь в своей.
— Где-то по дороге в этих странствиях по миру я просто остыл. Нет, не так, —

Юнги поднял чуть подсвеченные глаза, высвобождая ладони из чиминовой
хватки и накрывая ими румяные щёки принца. — Наверное, я высох. Я так долго
был безразличен и апатичен ко всему, пока не появился ты.
— Юнги… — чиминово сердце стучало где-то в глотке, когда он медленно

выдохнул и положил руки поверх горячих ладоней Юнги, мягко поглаживая
пальцами, а в его глазах дрожал свет.
— Вот почему ты для меня словно влага, — шептал синевласый, большими

пальцами поглаживая мягкие щёки принца, который выглядел так, словно вот-
вот свалится в обморок. — Этот мир такой пустой, — Юнги прислонился лбом ко
лбу Чимина. — Слушай, — замолчал. — Он такой тихий, но всех нас всё равно на
него не хватит. Может потому что он бесконечный, совершенно необъятный. А
мы не такие. Мы, наверняка, даже больше, только по-другому. Веришь?
Чимин молча покачал головой, чувствуя, как Юнги касается двумя пальцами его
подбородка и мягко поворачивает в сторону:
— Гляди. Добрались.
Через густые ветви деревьев лился свет и доносились звуки сталкивающихся

кружек вперемешку с музыкой и разговорами. Удивившись, принц поспешил
выйти из-за деревьев и чуть приоткрыл рот от удивления. Перед ним в глухой
чаще леса возвышалась большая двухэтажная таверна с треугольной крышей,
отделанная резными досками. Из больших окон и распахнутых дверей лился
свет, приятный запах жареных орехов и задорная музыка. Над входной дверью
из кованого чугуна находилась вывеска «Серебряная кровь». Схватив Юнги за
руку, Чимин, будто заворожённый, двинулся в сторону таверны, дабы поскорее
попасть внутрь.
— Постой, — притормозил его синевласый. — Это необычная таверна. Сюда

редко приходят люди, а ещё реже выходят отсюда живыми. Им тут не рады.
212/303
— Отчего же? — с досадой спросил принц, но в его глазах не было и толики
испуга. Юнги даже не был этому удивлён.
— Ты веришь в магию, — настороженно нахмурился Юнги. — Но отнюдь не все

магические создания добры и миролюбивы, поэтому…
— Мне это известно, — улыбнулся Чимин снисходительно. — Но я ведь с тобой, а

это значит, что мне ничего не угрожает.
— И то верно, — поджал парень губы. — О чём это я…
— Ну же, — с нетерпением топчась на месте, принц подёргал Юнги за руку,

словно маленький ребёнок возле лавки со сладостями. — Пойдём скорее.
Юнги вздохнул, следуя за Чимином. Этого мальчишку и правда сложно было

напугать. Он знал все бестиарии «от» и «до», готовый бросаться в омут с
головой, и ни капли не страшился последствий. Эта радость Чимина была тем
самым ощущением, когда что-то меняется, что-то происходит в его жизни.
Возможно, это глубокое доверие Юнги было какой-то движущей силой, которая
непременно вела принца туда, куда на самом деле нужно, вне зависимости от
того, какой путь был проделан.
— Если к тебе начнут приставать суккубы, то не обращай внимания, —

проговорил Юнги, ступая по скрипучему крыльцу. — Эти дамы весьма
бесстыдны.
— Чего ещё мне остерегаться? — Чимин чуть нахмурился, прислоняясь плечом к

плечу Юнги.
— Ты можешь снять капюшон, здесь всем плевать на тебя, главное — не ищи

неприятностей и особо не пялься на уродства фейри, они этого не любят.
Гномам так вообще повода даже давать не надо, чтобы кому-нибудь морду
набить, — заверил синевласый, осторожно касаясь ладони принца.
Чимин хихикнул, ступая следом. Стоило ему войти в помещение, как в ту же

секунду возникло чувство, будто он переступил черту, что отделяла мир людей
от совершенно иной реальности. В большом зале стояли продолговатые столы, в
массивном центральном камине полыхали разноцветные языки пламени, а на
вертеле крутились большие куски сочного мяса, истекающие жиром. Барды в
пёстрых цветастых костюмах играли весёлую музыку, под которую танцевали
некоторые уже захмелевшие посетители. Повсюду сновали девушки,
разносящие напитки и еду. Трактирщик за стойкой не успевал выставлять
бутыли с напитками, посетители громко смеялись, обсуждали что-то и
пьянствовали. Оглядевшись, Чимин пришёл в ещё больший восторг, когда не
обнаружил ни одного человека среди посетителей. Чем не новая земля? Он
открывал для себя целый мир.
— Юнги! — вдруг выкрикнул кто-то издалека. — Мы здесь.
Чимин разглядел чародея, что сидел за одним из самых дальних столов и махал
рукой. Впадая в короткий ступор, принц позволил Юнги потянуть себя за руку и
аккуратными шагами приблизиться к длинному деревянному столу с лавками.
Когда у Чимина появилось время оглядеться, он опешил, распахивая глаза.
213/303
— Чонгук? — едва пискнул принц, глядя на своего слугу, что сидел у Тэхёна под
боком. — Какого…
— Милорд? — тут же подорвался брюнет, вскочив с лавки и едва не опрокидывая

на себя кружку с элем.
— Ты что тут делаешь? — побледнев, Чимин вцепился в ладонь Юнги, который

не спешил вмешиваться.
— Я-я… Это… — Чонгук мельком взглянул на смеющегося чародея, что явно не

собирался помогать ему выкручиваться. — Очень долгая и запутанная история.
— Которую он непременно поведает вам за кружкой эля, «ваше высочество», —

съязвил Тэхён, получая от слуги болезненный тычок в плечо. — Ай!
— Простите, милорд, я должен был вам рассказать, но…
— Привет, — громко произнёс шатен, сидящий по другую сторону Тэхёна, тем

самым вклинившись в неловкий диалог. — Я Намджун. Мы встречались на
Эмбиле, — он протянул Чимину руку и чуть смутился, когда принц вместо
рукопожатия по привычке поклонился. — А где вы потеряли свою прелестную
спутницу?
— А у тебя, смотрю, одни девки на уме, — фыркнул широкоплечий эльф с

длинными чёрными волосами, что сидел рядом с Намджуном, следом
представившись: — Ким Сокджин, лучший портной в Уотердипе.
— Ой, не обольщайся! Или сам себя не похвалишь — никто не похвалит?

— сморщился Намджун, пихая эльфа плечом. — Губу закатай, а то уже за океан
распростёрлась.
— Я сейчас допью свою кружку и набью тебе морду. Или думаешь, мои мягкие
нежные ладони предназначены только для шитья? — встрепенулся эльф,
заставляя Чимина тихо засмеяться. Он внезапно почувствовал себя будто в
своей тарелке, и это было странно, ведь он только познакомился с этими
людьми, а уже ощутил какой-то доселе неведанный прилив уюта.
— Так, завязывайте или снимите себе уже комнату, — вмешался в перепалку

Тэхён, указывая Чимину на лавку по другую сторону длинного стола. — Чего
встали? Садитесь, мы как раз собирались заказывать ещё выпивку.
— Сколько вы уже высушили? — нахмурился Юнги, уступая принцу и усаживаясь

рядом.
— Недостаточно для того, чтобы пойти бить морды, — заверил Сокджин, залпом
опустошая кружку.
— Да чего тебя сегодня так на подвиги тянет? — удивился Намджун, подзывая

красивую девушку в бледно-голубом платье-фартуке и с длинной рыжей косой
чуть ниже пояса.
— Ну так халявная выпивка это всегда неизведанное приключение, полное

опасностей, — эльф заправил длинные чернявые локоны за уши, и Чимин
214/303
мельком взглянул на них, стараясь не показаться бестактным.
— Голоден? — тихо спросил у него Юнги, отвлекая от созерцания эльфийских

ушей и пододвигаясь поближе, снимая с себя тяжёлый плащ.
— Неа, — принц покачал отрицательно головой, поздоровавшись с девушкой

официанткой, что подошла к столу.
— Тогда нам три маленьких… — Юнги замолчал, оглядывая всю компанию,

которая смотрела на него щенячьими глазами. — Больших эля. И большую чашку
жареных орехов.
— Поняла, — качнула рыжеволосая головой, удаляясь.
Чимин внимательным грозным взглядом продолжительно смотрел на Чонгука,

который то испуганно прятал от него взгляд, то бегал им по сторонам,
прижимаясь поближе к Тэхёну. Решив отложить разговор на попозже, принц
попытался вникнуть в суть беседы, которая оказалась очередным спором между
Намджуном и Сокджином с огромным количеством ярких эпитетов и
красноречием. С нескрываемым интересом оглядывая соседний стол, за которым
сидела компания фейри и эльфов, Чимин желал как можно лучше всех
рассмотреть. Вскоре трактирщик доставил три больших бутыля с медовым элем
и ещё две деревянные кружки, причудливо изогнутые дугой в форму рога.
— Ну-с, нам нужно выпить за знакомство, — заверил Намджун, разливая эль по

кружкам. — Не каждый день я выпиваю в компании принцев.
— Не ори ты так, тупоголовый, — пихнул его Тэхён. — Не хватало нам ещё тут
всяких.
— Всё в порядке, — отозвался Чимин с простецкой улыбкой, взяв одну из кружек

и приподнимая. — Как вы говорите? «Будем»?
— Будем, — ответили все в один голос, сталкиваясь кружками.
Отхлебнув, принц ощутил приятный медовый вкус, отдающий колючей

горькостью хмеля. К щекам уже через пару минут подступил жар, а на лбу
появилась испарина. Чимин почувствовал, как чужая ладонь ложится на его ногу
чуть выше колена, мягко поглаживая. Посмотрел на Юнги, который продолжал
сидеть и попивать эль, как ни в чём не бывало, и пришёл к выводу, что так,
наверное, и должно быть. Принц подпёр подбородок кулаком, слушая забавную
историю Намджуна о нагах и расплываясь в блаженной улыбке. Вибрации от
прикосновения распространялись по всему телу волнами, перемешиваясь с
хмелем и медовым привкусом эля на губах.
— А я однажды сел голой задницей на муравейник… — признался с грустью

Сокджин.
Шумная компания взорвалась хохотом под возмущения эльфа, мол, это было не
смешно, а больно. Выпивка кончилась быстро, поэтому пришлось заказать ещё
парочку бутылей. Чимин чувствовал себя на седьмом небе от счастья, чокаясь
кружками и начиная хмелеть. Его окутало приятным теплом, ведь принцу ни
разу не доводилось быть в подобной компании, где никто никого не пытался
принизить или оскорбить, как любили это делать люди при дворе. Здесь не было
215/303
фальши, все шутили и веселились без какого-либо подвоха.
— Видишь ли, эльфийская красота как молодое вино из Гадара, — заверил

Намджун, когда речь зашла о длинных волосах Сокджина. — А я как-то больше
по водке…
— Джентельмены, — внезапно возле стола появилась статная высокая девушка,

обращая всё внимание на себя. Все почему-то разом замолчали.
Чимин нахмурился, внимательно оглядывая незнакомку. Эта девушка была

суккубом в весьма откровенном наряде, похожем на куски ткани, что едва
прикрывали её стыд. Она внимательно оглядела всех своими зелёными, слегка
подсвеченными глазами, прикусывая пухлую нижнюю губу. Цвет её кожи
походил на холодный светло-синий бриллиант, в густых чёрных волосах
проглядывали два закрученных рога. Принц читал про суккубов, но никогда вот
так не сталкивался с ними лицом к лицу. Он знал, что при контакте с кем-либо
эти существа всегда выглядели так, как приятно человеку. Суккубы извлекали
из человеческого подсознания идеалы красоты и сексуальности, а затем
перевоплощались в них. Они умели вызывать сильные эмоции, сексуальное
желание, к которому примешивались и другие чувства, от восторга до ужаса.
Чимин испытывал только прилив отвращения.
— Чего тебе? — фыркнул Тэхён, попытавшись незаметно взять Чонгука за руку,

пока слуга сидел, замерев. Чимин невольно проследил за этим жестом, вдруг
резко осознавая, какие отношения связывают его слугу и чародея.
— Я почувствовала очень сильный запах, — она снова очень внимательно

оглядела каждого.
— За нашим столом пока никто не блевал, так что топай отсюда, дорогуша, — с
угрозой сощурился Сокджин, пододвигая кружку.
— От одного из вас исходит сильный запах желания, все мои сёстры в этой
таверне его чувствуют и облизываются, — проговорил суккуб, опираясь бедром о
край стола. — Ты… — она остановила взгляд на Юнги.
Чимин вздрогнул, почувствовав, как синевласый под столом сжимает ладонью

его ногу, впиваясь пальцами, из которых вот-вот норовили вылезти когти. Юнги
молчал, но выражение его лица говорило само за себя. В воздухе повисло
напряжение, все волком смотрели на бесстыжую девку, что позволила себе
коснуться плеча синевласого. Скулы Юнги заострились, он шумно вобрал воздух
носом, сильнее сжимая ногу принца.
— Тебе ведь прекрасно известно, что нельзя сдерживать желание такой силы,
да? — суккуб провела по предплечью Юнги изящной ладошкой, его лицо
помрачнело пуще прежнего, казалось, что он был натянут, словно струна,
которая вот-вот лопнет. — Я вижу, что твоё влечение, как и моё, ненасытно…
Одним телом его не накормить.
Юнги с силой сжал свободной рукой кружку, которая грозила вот-вот лопнуть.
Чимин сухо сглотнул, накрывая его ладонь, что покоилась на ноге, собственной,
и мягко поглаживая. Он очень надеялся на силу своего целебного
прикосновения.
216/303
— А ну-ка, чёртова бестия, иди и оттрахай себя сама, — привстал явно вражески
настроенный и порядком выпивший Сокджин, закатывая на рубахе рукава.
— Или ты со впадиной между своими ногами мозгами поменялась?
Вздрогнув, девушка с опасением стрельнула глазами в сторону эльфа и,

испугавшись, ретировалась так же быстро, как появилась. Все будто
одновременно выдохнули, переглядываясь между собой.
— Ты в порядке? — прошептал Чимин на ухо Юнги, глядя на него с

беспокойством. — Мне немного больно…
— Кхм… Да, — прохрипел синевласый, резко ослабляя хватку на чиминовой ноге.

— Я выйду на воздух.
— А я возьму ещё выпивки, — вызвался побледневший Чонгук, исподлобья

взглянув на принца.
— Кажется, этого пора тащить восвояси, — привлёк внимание парней Намджун,

указывая на эльфа, который успел выйти из-за стола и отправиться на разборки
с не менее выпившим гномом.
— Сойдись со мной в поединке, я тебе все твои патлы с корнем выдеру!
— Сначала со своими сапогами сойдись, недомерок, — вскрикнул Сокджин. — А

до патл моих ты и не дотянешься!
Все разом разбрелись по сторонам, оставляя Чимина наедине с магом, который

спокойно попивал из кружки эль, притоптывал ногой и насвистывал в такт
музыкантам. Принц уставился в кружку, постучал по ней пальцами, размышляя.
Он порядком захмелел, а на языке у него крутилось много вопросов, с которыми
он не мог подойти к кому-либо ещё, даже к Хосоку, к которому всегда шёл за
советом. Он кашлянул, подумав ещё раз, щёки всё равно предательски залились
краснотой.
— Говори уже, — возвёл очи горе Тэхён, делая пару глотков и вытирая губы
рукавом. — Вижу же, что хочешь.
— Да, — качнул головой Чимин, пододвигаясь поближе. — Я хотел спросить… Вы

с Чонгуком… Ну…
— Любовники? — прытко договорил чародей, хмыкая. — Возможно. Тебя так

волнует судьба какого-то слуги?
— Он не какой-то слуга, — возразил принц, нахмурившись. — Я никогда не

считал его просто прислугой. Меня волнует его судьба, как доброго друга, но
речь не об этом…
— Интересно-о, — озорно протянул маг, пододвигаясь ближе и по-лисьи

прищуриваясь.
— Дело в… Нет, не так, — Чимин поджал неловко губы, пуще прежнего

заливаясь краской. — У вас… Было? Ну… Это?
— «Это»? — сощурился чародей, в следующую секунду громко захохотав.

217/303
— Да тише ты, — одернул его принц за рукав. — Я серьёзно. Мне больше не к
кому идти с такими вопросами…
— Какая прелесть, — утирая с уголка глаза невидимую слезу, ответил Тэхён.

— Ты говоришь о сексе?
— Д-да, — заикнулся принц, затыкая рот кружкой эля и сгорая на огне тысячи
дьявольских костров, несмотря на опьянение, стыд всё равно ощущался едва ли
не физически.
— Я так понимаю, Юнги откусил кусочек запретного плода невинности нашего

маленького принца? — усмехнулся чародей, закидывая в рот парочку орехов.
— Прекрати, — Чимин закрыл полыхающее лицо руками. — Лучше помоги…
— А чем я могу помочь? — став более серьёзным, Тэхён нахмурился. — Если ты

готов возлечь с ним, то просто скажи ему об этом. Он всё сделает сам. Но ты
должен понимать, что драконы… — чародей на секунду замолчал, глядя Чимину
в глаза. — Драконы ни за что не возлягут с кем-то просто так. Если это
происходит, значит он нарекает тебя своим до конца собственной жизни. Так уж
у них заведено…
— Это так важно? — напрягся принц, поглаживая пальцами просветы между

досками на столешнице.
— Более чем, ко всему прочему любовь — это ещё не всё, Чимин, — в сиреневых
захмелевших глазах Тэхёна на секунду проскользнуло беспокойство. — Ты всего
лишь человек, а он всего лишь дракон. И хотя вместе вы больше, чем один
человек и один дракон, но вы не больше мира. А мир жесток и беспощаден.
— И чего же мне бояться? — спросил принц.
— Как бы то ни было, не забывай, что драконья любовь несовместима с

обладанием, — чародей тщательно подбирал слова, чтобы донести до Чимина
суть. — Чувство, что дракон стал чьей-то собственностью, равно как и цепи,
превращают его любовь в ненависть. И эта ненависть может иметь ужасные
последствия, — договорив, Тэхён опустошил кружку до дна, пока Чимин пытался
переварить поступившую информацию.
— Но ведь я не претендую на его сущность, — пришёл к выводу принц, словно

проговорив это самому себе.
— Ты уж не пугайся так, а то побледнел аж, — успокоил его маг. — Просто

существуй так, как хочется тебе. Люби и позволяй любить себя в ответ.
Наслаждайся тем, что даёт тебе жизнь и твой любовник…
— У меня нет любовника, — насупился Чимин.
— О, ну да, у тебя есть одержимый тобой дракон, — прыснул чародей. — Это

гораздо серьёзней.
— Тэхён! — с укором воскликнул смущённый принц.
218/303
— Чего? — прыснул маг, наклоняясь ниже. — Хочешь, поведаю тебе одну тайну?
— Какую? — сосредоточился Чимин, наклоняя голову и переходя на шёпот.
— Ты наверняка видел, как у него проступает эта… Бр-р… Чешуя, — Тэхён

указал на свои скулы, скептически поморщившись, словно от плохого запаха.
— В это время он сдерживает свою сущность, но эти участки на теле очень
чувствительные. Он как бы не дракон, но и не человек тоже, поэтому у него это
как эрогенная зона.
— Ч-чего? — стушевался принц, вжимая голову в плечи. — Постой… А ты откуда

это зна-
— О чём болтаете? — Юнги, помогая Чонгуку принести выпивку, громко

поставил бутыль на стол, а два парня, что вели приватную беседу, подскочили
на своих местах от испуга, в один голос буркнув «ни о чём».
— Чонгук-и, — позвал чародей. — Хочу танцевать. Пойдём?
— Но мы же только…
Прерывая слугу на полуслове, Тэхён кокетливо хохотнул и потянул его за собой

в сторону музыкантов, где во всю веселилась целая толпа народу. Чимин
проводил чародея растерянным взглядом, а тот незаметно подмигнул ему,
повиснув на шее брюнета и чмокая его в румяную от алкоголя щёку. Вскоре они
слились с толпой, пускаясь в пляс.
— Всё хорошо? — мягко спросил Юнги, усаживаясь рядом с принцем. — Чего

тебе этот оболтус наговорил? У него язык без костей.
— Ничего такого, — смутился Чимин, придвигаясь поближе.
— Устал? — Юнги осторожно приобнял парня за плечи, позволяя ему

прислониться щекой к собственной ключице.
— Немного, — прошептал принц, утыкаясь носом в шею и вдыхая солоноватый

запах пота, мёда и кедровых орехов.
Чимин за столь короткий вечер так сильно привязался к теплу Юнги, что,
казалось, стоило ему на минуту отлучиться, как он буквально замерзнет. У
принца никогда не было ничего подобного, когда при встрече с кем-то он прямо
вспыхивал радостью. Так вот и несло его к Юнги. Чимину казалось, что он ведёт
себя естественно, совсем обычно, но просто вот так радовался присутствию
синевласого. Запрещено что ли? Но со стороны уже для всех всё было ясно.
Чимин думал, что у него есть восхитительная, его одного будоражащая тайна,
но все вокруг уже в курсе, можно было даже не сомневаться. И всё, что принц
знал, так это то, что его влечёт к Юнги, как к воздуху, когда находишься под
водой.
— Хочешь сбежать? — вдруг тихо спросил синевласый, замечая, как Чимин начал
клевать носом.
— Куда? — насупился принц. — На дворе ночь… Не хочу бродить по холодному

лесу.
219/303
— Я и не собирался в лес тебя тащить, — прыснул Юнги, приподнимаясь и
забирая с лавки свой плащ. — Идём. Им уже не до нас…
Чимин, позволив взять себя за руку, взглянул в сторону бардов, заметив в

тёмном углу Тэхёна, что мягко целовал губы слуги, обнимая за шею.
Смутившись, принц качнул головой и последовал за парнем, который повёл его к
лестнице на второй этаж. Чимин с интересом вертел головой, пока Юнги вёл его
по широкому коридору с ужасно скрипучими полами, останавливаясь у
предпоследней. В конце коридора была тумба с вазой, в которой стояли розы, и
Юнги успел своровать из неё один цветок перед тем, как зайти в комнату.
— Держи, — протянул он розу захмелевшему принцу. — Это не меридиема, но

традиции не нарушаем, так?
— Дурак, — хихикнул Чимин, принимая цветок и оглядывая небольшую комнату.
Убранство даже на толику нельзя было назвать шикарным: справа находился

маленький камин из песчаника, сразу за ним большой высокий подсвечник с
толстой свечой, которая озаряла комнату тёплым светом, что перемешивался со
светом луны из окна. До середины стены были отделаны полированным тёмным
деревом с тоненькими прожилками, а от середины и до потолка — тем же
бежевым песчаником. В одном углу стояла невысокая полка с чашкой, в которой
лежали разноцветные кусочки мыла, словно для красоты. В левом углу
небольшая кровать с толстой периной, заправленной синим покрывалом с
вышитыми на нём белыми квадратами.
— Укладывайся, а на рассвете я провожу тебя до замка, — тихо проговорил

Юнги, закрывая дверь на щеколду.
— А ты? — с беспокойством обернулся Чимин.
— А я разведу огонь, чтобы ты не замёрз, — Юнги положил свой плащ на стул,

потирая ладони друг об друга.
Принц снова огляделся, положил розу на тумбу рядом с кроватью и расстегнул

застёжку плаща на груди, снимая тяжёлую ткань, в которой провёл весь вечер.
В комнате действительно было прохладно, но количество выпитого алкоголя
создавало иллюзию жара. А может чиминово тело и правда источало жар. С
нижнего этажа доносились звуки музыки, но не столь громко, чтобы нарушать
чей-то сон. Принц стянул с себя сапоги, чуть пошатываясь, и залез на кровать,
взбивая подушки и укладываясь. Наблюдая за тем, как Юнги разжигает огонь в
камине, Чимин невольно вспомнил ту ночь, что отдалось дрожью по коже. Пламя
в камине разгоралось, а свет играл в догонялки на бледном красивом лице
Юнги.
— Иди ко мне, — несмело позвал принц, переворачиваясь на бок и подкладывая

ладони под щёку.
Юнги поднял голову, взглянув на Чимина подсвеченными жёлтыми глазами, и

тепло улыбнулся, выпрямляясь и стягивая сапоги. Он улёгся рядом,
пододвигаясь ближе и прижимаясь грудью к подрагивающей спине принца.
Аккуратно обнял сзади, утыкаясь носом в серые взъерошенные волосы на
затылке. Чимин прикрыл глаза, переводя дыхание, его сердце стучало с такой
220/303
силой, что рубаха в районе груди чуть подрагивала. Рука Юнги осторожно легла
на чиминову талию, и принц накрыл его ладонь своей, переплетая пальцы и
поджимая ноги.
Он бы продал свою душу старым или новым Богам, лишь бы вечность вот так
лежать в чужих тёплых объятиях. Чтобы чувствовать, как от соприкосновения
внутрь льётся жидкий огонь, как тает замёрзший после ухода матери комок, как
расцветают застывшие лёгкие, как горячая волна объятий омывает упёртую в
рёбра неудобную ледышку, превращая её в горящее пламя. В сердце. Дрожащее
от предчувствий и замирающее от прилива сильных эмоций — но живое.
— Что с тобой? — с тревогой спросил Юнги, замечая волнение принца. — Твоё

сердце так стучит…
— Потому что ты рядом… — тихо проговорил Чимин, закрывая глаза, на которых

даже ресницы дрожали. — Оно всегда стучит так, когда ты рядом.
— Оно стучит так, будто ты боишься, — прижимаясь ещё теснее, Юнги тычется
носом в чиминово плечо.
— Это так. Я действительно боюсь, — переворачиваясь на спину, он заглядывает

в глаза синевласого стеклянным взглядом. — Больше всего я боюсь потерять
тебя.
— Ты не можешь потерять меня, Чимин, — ответил Юнги так, словно это самая
очевидная вещь на свете. — Думаю, что без тебя теперь не смогу
существовать, — он коснулся щеки принца ладонью, мягко поглаживая большим
пальцем краснеющую кожу. — Пока во мне теплится жизнь, я не оставлю тебя. И
если вдруг случится такое, что между нами кто-то встанет, если жизнь вдруг
разлучит нас, что бы ни произошло, ты должен знать, что мы всё равно едины.
Ничего не бойся, хорошо?
— Юнги… — прошептал принц, смаргивая звёздную пыль. — Поцелуй меня,

Юнги.
Florence + The Machine — Seven Devils
И синевласый выполняет просьбу, накрывая чиминовы губы своими. Чимин

закрыл глаза, а перед веками у него взорвалась яркая вспышка света, словно
дракон отдавал ему часть своей души. Этот волшебный блеск был подобен
всему, что даёт жизнь. Подобен живому пламени, солнцу и звёздам. Он ни на что
не был похож. Чимин никогда в жизни не видел ничего, что могло хотя бы на
секунду сравниться с этим светом. Это было какое-то волшебство, невиданное
чудо. Это было сияние мира, но не этого, а другого; но чем-то до ужаса знакомое
и такое до боли в груди родное. Не видя океана, нельзя было его представить
себе, но, увидев, можно понять, что все озёра, реки и ручейки лишь кривое
отражение океана. Ради этого стоило жить. Ради этого стоило даже умереть.
В Чимина вселился какой-то демон, когда он чуть приподнял голову и поднял

руку, надавливая на затылок Юнги, впиваясь пальцами в мягкие волосы, целуя с
большим напором. Вспоминая слова Тэхёна, Чимин начал притираться задом
теснее, понимая, что готов переступить все грани дозволенного и довериться
Юнги. Кажется, он был готов доверить ему не только своё тело, но и жизнь,
221/303
душу и всё своё существование. Рука синевласого поспешно вытащила
заправленную за пояс рубаху, ныряя под ткань и оглаживая напряжённый живот
Чимина.
Принц шумно выдохнул через нос, отстраняясь и заглядывая в светящиеся глаза.

Юнги наклонился, впиваясь губами в его шею, мягко массируя кожу. Чимин
откинул голову назад, утыкаясь затылком в шею синевласого, раскрывая рот и
едва сдерживая собственный голос в глотке, когда чужая ладонь медленно
поползла по животу ниже, поглаживая. Невольно притираясь бёдрами к паху,
Чимин задыхался от сладких поцелуев, зажмуриваясь. Внутри его живота и под
рёбрами начинало разрастаться необъятное сильное чувство, заглатывающее
все органы.
— Юнги, — судорожно зашептал он. — Юнги… Я так хочу… Мн-х…
Синевласый, приподняв голову, вновь коснулся чиминовых губ, утопая в более

глубоком поцелуе и чуть напрягаясь от такой прыти. Чимин совсем не
чувствовал себя скованно, как прежде, он выглядел уверенным и столь
соблазнительным, что у Юнги искры перед глазами замаячили.
— Ещё немного… — с нечеловеческим рыком произнёс он. — Ещё немного… И мы

не сможем остановиться.
— И не надо… — задыхаясь, принц перевернулся, взбираясь на его бёдра и

поспешно расстёгивая пуговицы своей рубахи. — Не надо останавливаться.
У Юнги больше не было сил, он потянулся к лицу принца, целуя его большие
припухшие губы, попутно снимая с себя рубаху. Чимин прогнулся в спине,
обнимая Юнги за шею и вытягиваясь, словно струна, позволяя целовать свои
ключицы, впиваться в них клыками и любить себя. Перебирая пальцами
голубоватые пряди, он тихо постанывал, делая поступательные движения
бёдрами и чувствуя, как голова совсем идёт кругом.
Вдруг он почувствовал прикосновение длинного холодного когтя между своими

лопатками. Нежно царапая кожу, он двигался вниз, оставляя за собой белый
след на карамельной коже. Опуская глаза, Чимин обомлел, когда увидел лицо
Юнги. На его скулах проступала чешуя, и принц, вспоминая слова мага, резко
наклонился, прислоняясь к ней губами и целуя. Юнги замер на месте, коготь
остановился на ямочке поясницы. Чешуя ринулась ниже по шее, и принц
прокладывал дорожку поцелуев следом за ней, пытаясь догнать и поймать
своими губами, словно солнечного зайчика или пузырьки воздуха под водой.
От каждого прикосновения синевласый вздрагивал, а Чимин целовал везде, где

успевал угнаться. Когда Юнги не смог удержать едва слышный стон,
запрокидывая назад голову, у принца что-то взорвалось внутри. Чешуя на ощупь
была очень горячая и мягкая, особенно удачно получилось поймать её на плече,
наблюдая за тем, как человеческую кожу Юнги оросило крупными мурашками.
Чимин улыбнулся, но тут же охнул, потому что синевласый подхватил его, на
узкой скрипучей перине переворачивая на спину, нависая меж раздвинутыми
ногами и пылко целуя, забирая остатки накопленного кислорода, переплетая
пальцы по обе стороны головы.
Всё было не так, как в прошлый раз. Было в разы желаннее и горячее, в сто крат
развратнее. Принц чувствовал себя словно в бреду, его тело дрожало и, получая
222/303
ласку, просило больше. Теснее. Ближе. Он сгорал в дьявольском огне, потому
что так хотел утонуть в грехах. Он хотел этого так сильно, что сам поспешил
избавиться от остатков одежды, ощущая, что пот на теле скапливается в
большие капли, а жар от Юнги исходит просто неимоверный. Ощупывая тело
принца, Юнги словно пытался запомнить его в мельчайших подробностях,
огладить каждый участок, каждую неровность и шрамик, каждую родинку
запомнить собственными губами. Выгибаясь на влажной перине, Чимин понял,
что руки Юнги вот-вот дойдут до самого главного, и не знал наверняка, что его
ждёт.
— Я… — он сосредоточил внимание синевласого на себе, притягивая за скулы.

— Я готов довериться тебе. П-прошу…
— Чего ты хочешь? — рокочущим голосом спросил Юнги, заранее зная ответ.
— Стать… — принц сухо сглотнул, кадык на его влажной испятнанной

поцелуями шее двинулся. — Стать твоим.
Дракон выжигал королевство принца синим пламенем. Разрушал его, оставляя

после себя лишь руины. Но принцу было абсолютно плевать на своё царство. Ему
нужен был лишь дракон, что сладко целовал его кожу, соприкасался,
подчинялся. Империя рушилась на чиминовых глазах, но ему не было до неё
никакого дела. Он вновь прогнулся, тихое «б-больно» растворилось в горячей
тишине комнаты, проглатываемое губами Юнги. Рывок. Ещё один. Принц тонул в
сладкой боли, полностью нагой, поджимал на ногах пальцы, выстанывая в
пустоту чужое имя. Совершенно опьянённый, он схватился за мокрую шею
синевласого, приподнимаясь и не стесняясь собственных стонов. Словно повис
меж небом и землёй, меж жизнью и смертью. Между солнцем и луной. Между
добром и злом.
В болезненный момент слияния двух тел Чимин словно понимал, каково это —
осознавать каждую звезду на небе, каждую пылинку. Он не знал ни сна, ни
усталости, кажется, он позабыл даже собственное имя. В маленькой комнатке
на втором этаже таверны «Серебряная кровь» происходило нечто, чему не было
объяснения ни в одной книге королевской библиотеки. Происходило слияние
двух душ — души дракона и человека.
Чимин балансировал на тонкой ниточке между болью и наслаждением, кружил

над пламенем, словно мотылёк. Это был чистый инстинкт, желание,
поглощающее его настолько, что не побороть никакой разумностью. Да и на
кой? Это было столь прекрасным явлением, будто бы танец на краю погибели.
Боль и наслаждение — всё становилось неважным, теряло какое-либо значение.
А когда принц приблизился к пламени настолько, что почувствовал жар и
жжение, то осознал, что это и было самым желанным. Было тем, чего он так
хотел. И потому Чимин не свернул, потому бросился в пламя, прекращая всякое
сопротивление и позволяя ему поглотить себя.
Позволяя себе принадлежать Юнги.
223/303
21. Огонь в воде.
В пещере по-прежнему пахло сыростью, плесенью и водорослями.

Чимин снял с головы капюшон и сдул со лба чёлку, хмурясь и поджигая один
единственный подсвечник в логове дракона. Хозяина каменного царства на
месте не оказалось, поэтому принц позволил себе без разрешения покопаться в
отсыревших книжках на большом скрипучем столе, который помимо прочего был
завален и другим хламом. На удивление Чимина, за исключением всяких
интересных историй, в стопке обнаружилась парочка учебников по ботанике.
Представив, как дракон напряжённо вчитывается в книгу и хмурится от
недоумения, принц тихо хихикнул. Аккуратно сложив свитки и книги стопками,
Чимин задумчиво провёл подушечками пальцев по царапинам от когтей на краю
столешницы. Полосы были не глубокие и не частые, будто бы синевласый
взбесился и в порыве гнева случайно царапнул по дереву.
Отвлекаясь, принц осмотрелся и присел на мягкий матрас, набитый соломой,

задумался и провёл по нему рукой, вспоминая события недельной давности.
Таверна «Серебряная кровь», узкая скрипучая кровать и одно дыхание на двоих;
звёздный огонь, заливающий чиминову душу густыми карамельно-медовыми
волнами. Странное это дело — делить ложе с милым сердцу человеком, там
невозможно сражаться, но по‑настоящему может убить одно пламенное
прикосновение к дрожащей коже. Невозможно защититься от мягких поцелуев,
из-за которых подбрасывает на уровень звёзд, но запросто можно разбиться о
сильные руки, сжимающие мокрую талию и удерживающие в своих объятиях.
Это была совершенно иная реальность, которую ему открыл Юнги.
Утром Чимин вернулся в свою скучную дворцовую реальность, и на удивление

она была не менее прекрасной, чем все те, которые он посетил этой волшебной
ночью в маленькой комнатке на втором этаже таверны. На протяжении
нескольких дней после случившегося у принца запредельно кружилась голова
от одних только воспоминаний, по спине бегали мурашки, а пальцы на ногах
сами собой поджимались. И внутри что-то переменилось: он чувствовал себя
сильнее, но не физически. Будто душу Чимина подпитывало что-то извне, от его
сердца протягивалась красная ниточка, ведущая по крутым выступам и
болотистым лесам прямо к пещерам. На дне души принц нашёл что-то, из-за
чего готов быть названным безумным.
Следующим днём, лёжа в покоях на своей перине, с задёрнутыми шторами и

зажжённым прикроватным подсвечником, Чимин мысленно сказал себе: ага,
значит, вот как на самом деле сходят с ума. Раньше, когда он пару раз заставал
за непристойностями слуг, ему казалось, что это должно происходить как-то
иначе. Воображая человека (парня, во многом похожего на себя), теряющего
рассудок, он представлял себе стоны, резкие движения и вопли. Но выяснилось,
однако, что бывает совсем по-другому: гораздо тише и приятнее.
Щёки Чимина вспыхнули огнём, и он поджал губы, сжимая край матраса

пальцами и жмурясь. Воспоминания нахлынули волной, и серовласый качнул
головой, дабы избавиться от навязанных сознанием изображений. Уйти из
дворца долго не получалось, но после небольшой весточки от мага с просьбой
встретиться, принц выбрался сразу после вечернего колокола, попросив Чонгука
прикрыть, как ранее. Тосковать по Юнги каждый день уже вошло в привычку, но
заявляться к нему без предупреждения было не лучшей идеей, поскольку парня
всё не было и не было.
224/303
Успев немного заскучать в ожидании, Чимин спустился на уровень ниже к
небольшому водоёму, где они столкнулись лицом к лицу впервые. От
воспоминаний на кончике языка заиграла сладость того сочного красного
яблока. Принц чувствовал, что в каменных коридорах и пещерах стало теплее,
чем прежде, поэтому стянул с плеч свою плотную чёрную накидку и постелил
рядом с маленькой каменной лагуной. Синие светлячки, россыпью покрывающие
своды пещеры, реагировали на звуки, то и дело сперва загораясь, а потом
потухая. Сложив ноги и усевшись на расстеленный плащ, Чимин снял с плеча
сумку, доставая из неё книгу с историей о девушке с чёрно-белой кожей. Принц
стянул её с чужого стола, надеясь, что Юнги не заметит такой мизерной
пропажи.
Чтиво затянуло с первой строки. Чимин с увлечением прочитывал одну страницу

за другой, отвлекаясь лишь на созерцание голубоватой переливающейся воды.
На поверхность изредка поднимались и лопались пузырьки воздуха, вода
плескалась о каменные бережки, создавая приятное эхо, разносимое по
каменным коридорам. Успокаивало. Принц впитывал интересную историю,
забывая о том, где он, и не сразу чувствуя на себе чужой взгляд. В какой-то
момент Чимин ощутил, что за ним наблюдают, и отвлёкся от книги, поднимая
голову. Голубая макушка выглядывала из-за каменного выступа, а два жёлтых
глаза с интересом следили за принцем. Юнги выплыл на поверхность столь
бесшумно, что принц не мог даже примерно представить, в какой момент это
произошло.
— Здравствуй, — вскрикнул Чимин, озаряя лицо широкой улыбкой, а затем с

обидой щурясь. — И давно ты тут?
— Пару минут, — тихо ответил синевласый, улыбаясь в ответ и приподнимаясь,

складывая руки на краю каменного бережка, плечами оставаясь в воде. — Давно
ты здесь сидишь?
— Да уж половину рассказа как, — показательно приподняв книжку, ответил

принц.
Он взглянул на парня, а сердце в груди сделало несколько кульбитов. Юнги был

до ужаса прекрасен: его голубые вьющиеся локоны, аккуратно собранные на
затылке в короткий хвостик, от влаги стали более тёмными. По открытому
белёсому лбу стекали капельки прозрачной воды, прокладывая себе путь к
длинным слипшимся ресницам, носу и алым губам. То была непостижимая,
дикая красота. Лицо, поначалу удивлявшее, которое, однако, рассмотрев один
раз, потом невозможно было забыть. Глядя на него, Чимин понимал, что жизнь
имеет пределы, но эта красота — нет. Засмотревшись, он не сразу расслышал
вопрос, качая головой, краснея и переспрашивая.
— Не замёрз? — обеспокоенно повторил Юнги, от чего кожу принца обдало

приятной дрожью.
— Нет, совсем нет, — закачал он быстро головой, — очень странно, но мне

кажется, что здесь стало теплее?
— Не кажется, — согласился синевласый. — Эта гора когда-то очень давно была

вулканом. И иногда жерло, которое находится глубоко-глубоко под ней,
начинает подавать признаки жизни, будто напоминая о своём существовании.
225/303
Поэтому в пещерах становится теплее.
— Правда? — удивился Чимин, откладывая книгу и привставая. — Как ты себя

из-за этого чувствуешь? — он встал на колени ближе к краю каменного выступа,
трогая мокрый лоб Юнги. — Очень тёплый…
Перехватывая чиминову руку за запястье, синевласый прикрыл глаза и коснулся

тыльной стороны ладони прохладными губами. Принц замер, тут же краснея
кончиками ушей и вздрагивая, когда Юнги оставил короткий поцелуй на коже,
улыбаясь и доставая что-то из-под языка. После второго короткого поцелуя он
вложил нечто в ладонь Пака своими губами, следом отстраняясь со смущённой
улыбкой на румяном лице. Чимин взглянул на что-то твёрдое и гладкое в своей
руке, медленно сглотнул, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. В его ладони
лежала большая переливающаяся жемчужина.
— Знаешь, как в раковине появляется жемчужина? — спросил синевласый,

скрывая половину румяного лица за выступом и держась за него длинными
бледными пальцами.
— Н-нет, — заикнулся принц, качая головой. Место, где побывали чужие губы
просто огнём горело.
— Туда попадает песчинка, — набрав в ладонь немного воды, Юнги вылил её на

макушку, приглаживая волосы. — У моллюска ведь нет рук, чтобы вытащить
её. А песчинка раздражает, ему очень больно. И он слой за слоем начинает
обматывать её своим перламутром, даже не подозревая, что творит такую
красоту. Он просто хочет избавиться от саднящей боли.
— Ого, — в удивлении вытянув губы трубочкой, Чимин держал большую

жемчужину двумя пальцами, внимательно разглядывая. — Ой, я ведь тоже кое-
что принёс для тебя. Дурья бошка, — принц стукнул себя по лбу, быстро пряча
жемчужину в карман, потянувшись к своей сумке.
Он выудил со дна бежевый резной платок, в который было укутано что-то

прямоугольное и приятно пахнущее. Разворачивая ткань, Чимин отвлёкся всего
на десяток секунд, но, вновь взглянув на любопытного Юнги, задался вопросом:
как тот за двадцать секунд стал ещё красивее?
— Это шоколад, — смущённо пробурчал он, вновь усаживаясь в позу лотоса

поближе к краю.
— Шоко-что? — нахмурился синевласый, заметно принюхиваясь.
— Шоколад. Это сладкий десерт, который доступен только людям при дворе, —
пояснил принц, отламывая кусочек. — Тайный королевский рецепт, за которым
уже полвека охотятся кондитеры других королевств.
— Пахнет приятно. Жасмин? — с любопытством рассматривая тёмно-коричневую

толстую и непропорциональную плитку, спросил Юнги.
— Да. Мой отец… — принц неловко кашлянул. — То есть король… Любит вкус
жасмина, поэтому в шоколад добавляют измельчённые лепестки жасмина,
растущего только в королевском саду. Так же здесь кусочки апельсина и…
226/303
— Но в Уотердипе не растут апельсины, — ощутив цитрусовый запах, вдруг
буркнул синевласый.
— Да, апельсины доставляют из Гадара, — покачал Чимин головой, протягивая

кусочек Юнги. — Попробуешь?
Синевласый несколько коротких секунд глядел на лакомство с подозрением и

толикой сомнения, но потом посмотрел в лучистые глаза принца и открыл рот.
Смутившись, Чимин протянул кусочек ближе, касаясь им чужих губ.
— Гадарские апельсины слишком горькие, поэтому перебивают жасмин, —

пережёвывая сладость, парень сосредоточился на вкусе, от чего его лицо
вытянулось и выглядело слишком забавно.
— Тебе не нравится? — с грустью уточнил принц, поникнув головой и плечами.

— Тогда в следующий раз я принесу что-нибудь дру…
Feist — Fire In The Water
— Мне нравится всё, если это из твоих рук, — перебил парня Юнги, отводя
взгляд и наблюдая, как пальцы принца неловко сминают край платка.
— Ч-что ты такое говоришь? — стыдливо нахмурившись, встрепенулся принц,

затыкая рот большим куском шоколада. — Дурной…
— Хотя, знаешь, стало быть я не распробовал. Дай ещё кусочек, — не внимая

чужому смущению, попросил синевласый и прильнул ближе к берегу,
приподнимаясь и опираясь на локти. Когда Чимин с возмущением потянулся к
плитке, чтобы отломить, Юнги остановил его, взяв за руку и указывая взглядом
на губы принца, между которыми находился желанный ломтик.
Кадык на уже мокрой шее Чимина двинулся, он напряжённо выдохнул через нос
и наклонился к лицу парня, поднося к его рту кусочек шоколада своими губами.
Юнги, непрерывно глядя серовласому в глаза, перенял лакомство из его рта,
следом надавливая на чужой затылок и пылко целуя пухлые трясущиеся губы.
Принц невольно ухнул вперёд, опираясь на руки и прикрывая глаза, на выдохе
ответил на мягкое слияние осторожными движениями. Его благоразумие
сходило на нет, стоило Юнги коснуться прохладной ладонью румяного лица,
трепетно оглаживая.
В пещере уже не пахло сыростью и плесенью, в полутьме пахло чувствами.

Чимин накрыл чужую ладонь своей собственной, пальцы их рук нежно
переплелись, и тёплая волна необъяснимого ничем и никем счастья накрыла
сердце принца, словно обволакивая песчинку перламутром снова и снова. Он
закрыл глаза, между поцелуем и вдохом прошептав дурацкие нежные слова.
«У меня голова от тебя кругом».
И от того, что он произносил это вслух, новая волна необыкновенно прекрасного

чувства накрывала его опять и опять. Чимин сделал глубокий вздох и открыл
глаза. Прямо перед его глазами будто находилось то, о чём он грезил всю свою
жизнь. Его мечта. Дракон, что смотрел на него глазами, полными любви и
преданности. Хотелось плакать и смеяться одновременно, смотреть, видеть и
227/303
жмурить глаза, громко петь песни и тонуть в молчании. Принц понял, что это
вершина его чувств, тот самый эмоциональный пик.
Юнги вновь поцеловал его — горделиво, немного властно. Чимин ответил

совсем-совсем ласково. Чувства были по-особенному густыми и ароматными, не
было той ужасной лихорадки, как в прошлый раз. В них было целомудрие, но в
них и не было абсолютно никаких запретов. Наслаждение словно пролегло от
Востока до Запада воздушной перламутрово-радужной дымкой. Теперь Чимин
знал, какой вкус и окрас у его чувств. Целуя чужие губы, он будто вновь и вновь
опустошал чашу, которая в то же мгновение снова наполнялась сладким
рубиновым вином, похожим на цветок граната. Принц не мог напиться, не в
силах остановить себя.
Чимин пришёл в чувства лишь тогда, когда Юнги потянул его за скулы ниже,
словно русалка заколдованного моряка стягивала с лодки вглубь океана. Сапог
соскользнул с каменного выступа, и через секунду принц уже летел в воду,
зажмуриваясь. На удивление серовласого вода оказалось не ледяной, какой он
её помнил, но и тёплой назвать её было сложно. Зато от Юнги исходил такой
сильный жар, что подогреть можно было парочку озёр. Судорожно хватаясь за
чужие плечи, принц понял, что у водоёма нет дна, а плавать его так и не
научили.
— Ты! Совсем сдурел? — вскрикнул Чимин, откидывая промокшие волосы назад

и в страхе прижимаясь к хохочущему парню. — Моя одежда…
— Мне показалось, что тебе нужно остудить пыл, — смеялся Юнги, держась
одной рукой за выступ, а второй окольцовывая талию принца.
— А тебе нужно головой думать, прежде чем так делать, — ворчал Чимин,
плотнее прижимаясь к горячему крепкому телу, окольцовывая талию ногами и
только через мгновение осознавая, что синевласый совсем нагой. — В чём мне
теперь возвращаться во дворец… — страдальчески простонал принц, утыкаясь
красным лицом в сгиб шеи Юнги.
— Можешь не возвращаться, — пожал он плечами, касаясь губами чиминова

виска. — Не тревожься, возьмёшь что-то из моей одежды…
— Ещё чего? Придётся сушить, — надулся принц, щипая чужое плечо.
— В таком случае её следует снять прямо сейчас? — низким голосом прошептал

Юнги.
Чимин вздрогнул и почувствовал, как ладонь парня под водой аккуратно

вытаскивает заправленную в портки рубаху. Пальцы касаются ямочек на
пояснице и ведут выше по покрытому мурашками позвоночнику, нежно царапая
ноготками карамельную кожу. Наслаждение горячей патокой разливалось по
телу, и принц прикрыл глаза, выдыхая прямо в чужое ухо. Тем самым давая не
озвученное вслух согласие на постыдные прикосновения. Юнги был практически
везде. Он был в каждом уголке пещеры, перед глазами и внутри чиминова
сердца. Целовал шею, когда губы Чимина затряслись от холода, тогда он
почувствовал, как хватка синевласого стала ещё крепче.
— Согрей меня, — попросил принц и обнял за шею, целуя губы.
228/303
Принц не мог сделать вдох, чтобы не ощутить дракона. Чтобы не насладиться
его мягкой улыбкой, которая словно меняла всю чиминову реальность. И в этой
реальности будто бы воскресало всё мёртвое, даже искусственные вещи
наполнялись чувствами и оживали. И в эти мгновения Чимин понимал, что он
влюбился в самого настоящего дракона. Принц словно был свободен и не
свободен одновременно. В каждом прикосновении и поцелуе он находил мысль
о свободе, о жизни в другой реальности где-то там, рядом с Юнги. И если ему
было суждено найти эти мысли в жёлтых глазах парня, то Юнги был скорее
окрыляющим вдохновением, а не тяжёлым бременем. Эти чувства существовали
без примеси пепла.
Луна будто замедлила свой ход и время приостановилось для того, чтобы Чимин
смог как можно дольше наслаждаться красотой жёлтых глаз и вкусом алых губ.
Потом время пропало вовсе, оно провалилось в недра тех головокружительных
чувств. Словно Земля остановилась для того, чтобы исполнить прихоть
маленького принца с округлым личиком и серыми волосами. И всё слилось в
одном молчаливом упоении: и жаркие поцелуи в холодной воде, и пылкие
прикосновения бледных красивых пальцев, и неоновый свет светлячков, и
голубоватые блики, и шелест воды, и светящиеся глаза, похожие на большой
рыжий сон Чимина. И дыхание одного стало дыханием другого. И время
окончательно исчезло. И мир перестал быть.
***
— Чего же ты сразу не сказал, что Тэхён послал за тобой? — бурчал Юнги,

накидывая на плечи парня чёрный плащ.
— Ну уж извини, я не думал, что это так важно, — пожал плечами принц,

подправляя на себе широкую рубашку дракона, которая ему явно была велика.
— Я бы не потащил тебя в воду, если бы знал, что тебе так скоро нужно
уходить, — продолжал возмущаться синевласый, любовно поправляя мокрые
волосы на голове принца. — Ко всему прочему Тэхён ещё пару дней должен
быть в спячке. Если он послал за тобой, значит это что-то действительно
важное.
— В спячке? — не понял принц, накидывая на голову капюшон.
— Да, он, в отличие от людей, очень редко спит, но иногда впадает в магический
сон, который может длиться несколько дней, — объяснил Юнги, дунув и затушив
свечку. — По его словам он должен очнуться через пару дней, но точно не
сейчас.
— Так вот почему Чонгук в последнее время не покидает дворец, — Чимин

моргнул, поскольку глаза не привыкли к мраку, и начал искать чужую ладонь
своей.
— Согрелся? — спросил Юнги, аккуратно взяв принца за руку и потянув в

сторону каменного прохода.
— Я и не замерзал, — легко улыбнулся Чимин, краснея.
Покинув пещеру и выбравшись на свежий воздух, они направились в сторону

229/303
домика мага, что находился совсем не далеко, даже тропа была протоптана.
Молча наслаждаясь тёплым ветром и лёгким покалыванием на румяных щеках,
принц вышагивал по траве, держа синевласого за руку.
— Знаешь, почему жасмин белый? — спросил вдруг Юнги, нарушая мягкую

ночную тишину.
— Нет, — пожал плечами Чимин, глядя на красивый профиль парня. — Почему

же?
— Существует поверие, что когда-то все цветы были белыми, — заверил дракон,
снимая с головы капюшон. — Но однажды из другого мира заявился живописец с
набором ярких и разнообразных красок. Он предложил цветам окрасить их в
различные оттенки, какие им захочется.
— Просто так? — сощурился принц, внимая словам Юнги.
— Нет, в обмен на поклон. Они все выстроились в длинную очередь, — ответил

он, всматриваясь в горизонт, на котором была видна труба, из которой как
обычно валили клубы дыма. — Жасмин хотел быть золотистого цвета, как цвет
волос его любимого солнца.
— Жасмин был влюблён в солнце? — удивился Чимин, вытянув губы трубочкой.
— Это была не любовь, а восхищение. Живописец сперва согласился, но потом

ему не понравилось, что жасмин стоял впереди розы, которая была королевой
цветов. Жасмин, сам того не подозревая, обидел её, и в наказание живописец
оставил его ждать до самого конца, пока не будут раскрашены все цветы, —
рассказывал Юнги, крепко сжимая руку принца и незаметно улыбаясь с
любопытного выражения на его лице.
— Но кто провозгласил розу королевой? — нахмурился с возмущением Чимин.
— Этого я не знаю, — пожал плечами синевласый. — Многие из цветов пытались

льстить живописцу, чтобы он раскрасил их поярче. Когда он красил герберы в
жёлтый цвет, то вспомнил о жасмине, который первым выбрал эту краску. Её
оставалось совсем немного, поэтому живописец сказал: «если хорошенько
попросишь, то я отдам её тебе».
— Он заставил его склониться? — спросил принц.
— А ты видел когда-нибудь жёлтый жасмин? — улыбнулся Юнги, получая в ответ

отрицательные махи головой. — Вот и я не видел. Жасмин ответил: «я лучше
сломаюсь, но не согнусь». Так жасмин и остался белым хрупким цветком, а
попробуй его согнуть — тут же сломается.
— Я встречал жасмин только в королевском саду, — осенило принца. — Он

предпочёл сломаться, нежели склониться, тем самым обрекая всё своё
существование на гибель.
— Откуда он мог знать, что из-за его решения так быстро будут гибнуть другие
жасмины? — нахмурился Юнги, возражая. — Он остался самим собой, таким,
каким создала его природа. Тогда как другие цветы повелись на сладкие речи и
потеряли свой первозданный вид.
230/303
— Да, наверное, ты прав, — согласился Чимин, задумавшись. — Погибнуть куда
проще, чем жить с трещиной в душе.
За разговорами дорога до избы мага оказалась быстрой. Юнги толкнул

скрипучую дверь, впуская принца в душное пристанище чародея. Внутри как
обычно были запотевшие окна, слышалось потрескивание очага и шипение
котла. Принц огляделся по сторонам, с интересом разглядывая разноцветные
склянки и разнообразие амулетов, украшающих стены. Тэхён с корзиной в руках
выплыл из тёмного дверного проёма, не сразу заприметив прибывших гостей.
— А вот и ты… — воскликнул маг, глядя на растерянного Чимина, и плавно

перевёл возмущённый взгляд на синевласого. — А ты чего припёрся? В
королевскую стражу заделался?
— А в чём, собственно, дело? — напрягся Юнги, уставившись на чародея хмурым

взглядом.
— Это касается только его, — Тэхён поставил корзину на стол и ткнул пальцем в
принца. — Нам нужно поговорить с глазу на глаз, так что ретируйся.
— Серьёзно? — синевласый сложил руки на груди, явно не собираясь покидать

помещение.
— Всё в порядке, — Чимин мягко и успокаивающе коснулся его локтя ладонью,

поглаживая. — Подожди меня снаружи. Сам ведь говорил, что это важно. Ты
доверяешь мне?
— Тебе да, а ему, — Юнги недовольно зыркнул в сторону мага, что возвёл очи
горе и фыркнул, — нет.
— Брось из себя доблестного рыцаря корчить, рептилия, — начал бурчать Тэхён,

хватая синевласого за плечи и разворачивая в сторону двери, подталкивая к
выходу. — Упрямый, как баран.
— Следи за языком, — напоследок бросил явно недовольный ситуацией дракон,

прежде чем прикрыть за собой дверь.
— Итак, маленький королевский отпрыск, — чародей взял неуверенного Чимина

за плечи, направляя в сторону лавки. — Присядь. Тебя ещё не вымотал этот
нудный надоедливый дракон?
— С чего это? — смутился принц, пододвигая скамью ближе к столу.
— С того, что он ужасно серьёзен. Морда вечно камнем, — фыркнул Тэхён,

усаживаясь по другую сторону и вытряхивая из корзины сухие травы, от которых
исходил сильный пряный запах. — Можешь не отвечать. От вас ужасно разит
любовными флюидами, а я тебя не постельные дела позвал обсудить.
— А что же тогда? — отбросив смущение, Чимин сосредоточился на разговоре,

поскольку лицо мага, исполосованное метками, стало серьёзным.
— Она хочет, чтобы я рассказал тебе, — ответил маг, подняв сиреневые глаза и
столкнувшись с потерянным недоумевающим взглядом принца. — Тот свиток, в
231/303
котором описывались виды драконов. Ты нашёл его во дворце?
— Д-да, в библиотеке, — нахмурился Чимин, напряжённо сглатывая. — Он лежал

в глубине…
— …Третьего шкафа с позолоченными краями на верхней полке. В восточной

части библиотеки, — договорил маг, заставляя принца замереть. — Там, где я
его и оставил.
— В каком смысле ты? — пуще прежнего насупился серовласый. — Он

принадлежал тебе?
— Тебя ни на мгновение не смутило, что всё чтиво о драконах было очень давно
сожжено, а тут ты внезапно натыкаешься на свиток среди обычных книг?
— сощурился светловолосый. — И что значит «принадлежал»? — переспросил
он.
— Юнги уничтожил его, — пожал плечами принц, наблюдая за тем, как

расширяются глаза чародея. — Но это ничего. Он ведь не знал, что эта вещь
такая ценная. Тем более, что я переписал его, потому что выучил от и до…
— Ох, глупый, — охнул маг, качая головой. — Этот свиток намного ценнее, чем
ты думал до этого.
— Что?
— Он принадлежал твоей матери, — Тэхён опустил глаза, сожалея. — Королеве.
Сердце принца ухнуло куда-то вниз, а по спине прошла трещина, которая,

казалось, затянулась, но нет. Чиминово лицо похолодело от боли. Он сжал
кулаки, впиваясь ногтями в кожу и не веря собственным ушам. Продолжая
нечитаемым стеклянным взглядом смотреть на чародея, Чимин давал понять,
что ждёт каких-нибудь объяснений.
— Дело в том, что она хранила его в особом тайнике и не успела отдать тебе, —
маг запнулся, глядя на лицо принца, от которого волнами исходила тяжёлая
энергия. — Когда я впал в очередной долгий сон, то она связалась со мной и
попросила переложить его из…
— Я не верю тебе, — растерянные глаза принца забегали по сторонам и

заблестели, а голос надломился. — Ты врёшь.
— Хочешь верь, а хочешь нет, но помысла лгать тебе у меня нет. Я, как травник,
умею выслушивать и помогать. Уж поверь, до сих пор ничто в мире не сказало
мне, что я должен делать хоть что‑то сверх того, что я делаю обычно. А в
данном случае я даже очухался раньше положенного, потому что того желала
твоя мать, — заверил Тэхён, набираясь былой уверенности. — Иль ты думал, что
в мире, полном монстров, не существует другой стороны для умерших? У меня,
как у всех магических существ, есть с ней связь. Там появляются трещинки, но
они не являются дефектами, это лазейка на нашу сторону.
— Я не понимаю, — схватившись за голову, Чимин уже не мог контролировать

поток горячих слёз, что покатились из глаз сами собой. — Этого не может быть…
232/303
— Королева долгое время наблюдала за тем, как ты захлёбывался от
безысходности и плутал по аллеям своих кошмаров, пытаясь найти выход. Она
копила силы и энергию, чтобы связаться со мной через мой магический сон,
понимаешь? — Тэхён внимательно глядел на принца, пытаясь распознать,
понимал ли он то, о чём чародей ему распинается.
— Но почему ты говоришь мне об этом только сейчас? — Чимин жалостливо

взглянул в глаза магу, показывая свою боль и тоску по матери, которая
временно притупилась, а сейчас с новой силой разбилась о него мощной волной,
распространяясь по всему телу.
— Она захотела, чтобы я поведал это сейчас, — чародей покачал головой, давая
понять, что не знает об истинных намерениях королевы. — Я мог лишь слушать
её, а не спрашивать.
— Ты хочешь сказать, что всё это время она наблюдает за мной? — шмыгнув
носом и вытирая с припухшего лица слёзы, спросил принц.
— Она ещё не отправилась дальше и застряла, потому что не сделала что-то

важное, как и все умершие на той стороне, — пояснил маг. — Когда она сделает
то, что для неё важно, только тогда и уйдёт.
— Куда? — встрепенулся принц.
— Откуда мне знать? Может быть к Создателю, а может к звёздам. Я ещё не

умирал, — пожал плечами Тэхён. — Она велела передать это, но что тебе с этим
делать уже не моё дело.
— Получается, что она верила, — прошептал принц себе под нос, надрывно
выдыхая и улыбаясь через слёзы. Его осенило головокружительной мыслью.
— Она верила в них. Плевать, что свитка больше нет, дело ведь не в этом…
— О чём ты? — не понял чародей, напрягаясь.
— Об этом, — Чимин коснулся пальцами виска. — О знании.
— Ты хочешь сказать, что…
— Да, — качнул принц головой, задыхаясь от собственной улыбки. — Она хотела,

чтобы я нашёл Юнги.
https://twitter.com/BOT_TA_BONNI?s=09
233/303
Примечание к части глава не бечена, будет отредактирована бетой позже
спасибо за ваше терпение
22. Слепота.
Чонгук не знал, где он находится, но он чувствовал до боли знакомый

запах сандала и жжёного мёда. Оглянулся — темнота. Лишь маленький огонёк
искрился будто где-то далеко и вместе с тем протяни руку — потрогаешь. У
слуги было такое чувство, будто он проснулся с парадоксальным ощущением,
что явью, той самой настоящей явью был именно сон, а то, что он видел сейчас,
открыв глаза, — это только какие-то высохшие тени горькой реальности. В груди
пульсацией отдавалось какое-то неприятное ощущение, но Чонгук никак не мог
понять — что это такое? Тоска? Одиночество? Собственная ущербность?
«Ненужность».
В кромешной темноте он чувствовал собственное исцелованное лицо. Его кожи

касались и оставляли мягкие следы губами, но перед ним никого не было.
Целовала всё та же густая сладкая темнота. Внезапно из искрящегося огонька
показалась тень, Чонгук почувствовал присутствие человека. Скорее он знал,
что перед ним точно стоит некто, но не видел его. Он не видел лица, глаз, носа
и рта, но человек стоял перед ним. Словно бы у того, кто находился напротив не
было имени, происхождения и даже чёткого лица. Безымянный. Это была либо
тень, либо тот самый ненужный никому человек. Кем бы он ни был, он мучился
тоской и отчаянием.
Слуга вздрогнул, когда что-то перед его лицом щёлкнуло. И в этот момент перед
ним стоял он сам, словно отражение в идеально чистом светлом зеркале. Он
оглядел себя с интересом — грязное лицо, чёрные круги под глазами,
испачканные в саже руки, грязь под ногтями, засаленные волосы и рваная
одежда. Чонгук поднял руку, чтобы коснуться своего отражения, но тот Чонгук,
что в зеркале, не двинулся и с места. Сердце упало в пятки. Он был во сне или в
забвении? Слуга резко отступил на шаг назад, испугавшись. Но отражение
смотрело на него мёртвым безэмоциональным взглядом, костяшки его пальцев
были сбиты, с ногтей капала кровь. В районе груди зияла отвратительная дыра с
багровой каймой.
— Слуга, — хмыкнуло отражение, улыбаясь краем болезненно бледных сухих

губ. — Так ты себя привык называть?
— Что тебе нужно? — дрожащим шёпотом произнёс Чонгук, уже не уверенный в

том, что он сам — настоящий, а человек напротив него — иллюзия. А что, если
всё было ровным счётом наоборот?
— Я — это отражение твоей души, её осквернили и сделали… — отражение

будто бы задумалось, правильно подбирая слова. — Пустой? Сухой? В тебе никто
не видит глубины, поэтому ты убеждён, что её нет. Ты думаешь, что в этом
виноват ты. Когда человек заходит в воду, думая, что там неглубоко, и тонет, то
виноватым считают именно его пустоголовость, а не водоём, в котором он утоп.
Так и в твоём случае.
— Я не понимаю, о чём ты гов…

234/303
— Следует отказаться от своего «я» и понять свою никчемность, чтобы осознать
это в реальной жизни и не сожалеть, — хрипло ответило отражение. — Ты
думаешь, что нужен кому-то?
— Хватит, — Чонгук закрыл уши ладонями, но прекрасно слышал, как вокруг

сгущаются звуки и нарастает шипение.
— Ты думаешь, что ты влюблён? — скалясь почерневшими гнилыми зубами,

двойник шагнул к нему, глядя прямо в глаза. — Думаешь, что тебя любят? — он
схватил Чонгука за плечи, впиваясь в них ногтями, а его кожа начала темнеть,
словно он разлагался в считанные секунды.
— Отпусти меня, — срывая голос, вскрикнул Чонгук и зажмурился.
— Жизнь влюблённого — это смерть, — прошипело отражение где-то совсем

рядом с чонгуковым ухом. — «Пока сам не полюбишь, не полюбят тебя?» Это всё
лишь сказки. Ты не сможешь освободиться от всего этого, не отказавшись от
своего «я», от своей никчёмной жизни. Нужно научиться умирать и понимать,
пока не умер. Сдаться действительности, словно мертвец, не имеющий тела и
искушения. Умирают до момента смерти.
Чужие ледяные руки сомкнулись на шее Чонгука, он распахнул рот, пытаясь

вобрать в себя кислород, но не мог. Никто не придёт. Никто не спасёт. Значит, в
очередной раз сам. Всегда сам. Всегда один. Его голосовых связок будто не
стало, тело онемело, и в ту секунду, когда слуга почувствовал себя мёртвым —
открыл глаза. С обеих сторон обдавало жаром, на лбу выступали капли пота.
Чонгук лежал, подложив ладони под щёку. Он медленно выдохнул и моргнул,
пытаясь отделаться от липкого кошмара, посетившего его разум. Странно, ведь
задремал всего на полчаса или меньше.
В теле ощущалась ужасная усталость после тяжёлого трудового дня. На

подоконниках были зажжены свечи, подпитывая комнату мага приглушённым
оранжевым светом. В воздухе парил сладкий фруктовый запах. На чучеле
единорога сидел Тэхён, наблюдая за чужим сном. Он лежал спиной на гриве,
прижав к себе одну ногу, а второй расслабленно пошатывая в воздухе. В
полумраке комнаты его лица почти не было видно.
— Давно здесь? — тихо спросил Чонгук, оставаясь неподвижным на чужой

кровати.
— Я тебе тот же вопрос задать могу, — мягко улыбнулся маг, блеснув в темноте
своими сиреневыми глазами.
— Извини, когда я постучал, то дверь была не заперта. Я не нашёл тебя внутри и

решил подождать, но случайно уснул, — пытаясь оправдать своё внезапное
вторжение, слуга опустил глаза. — Я ждал, пока ты пробудишься от своего
магического сна, и думал, что застану тебя как раз после…
— Почему ты не говорил, что тебе снятся кошмары? — чародей вертел в руках

какой-то маленький керамический ножичек округлой формы. Он был похож на
прибор для разделывания гигантских пиявок, и Чонгуку стало ясно, чем Тэхён
мог заниматься.
235/303
— Мне не снятся кошмары, — соврал слуга, устало улыбнувшись.
— Лгун, — растянув алые губы в лисьей ухмылке, чародей оторвал спину от

гривы чучела и наклонился к хвосту, чтобы его было лучше видно. — Раз уж ты
здесь…
— Не удивительно, что я здесь, — Чонгук привстал, вытирая рубахой пот со лба.

— Я скучал…
— О, мне это доселе было известно, — чародей прикусил губу и выставил руки
вперёд, опираясь на них.
Чонгук заметил на его ладонях белые перчатки в мелкую сетку, а поверх них
несколько перстней с крупными разноцветными камнями. Это было не просто
красиво, это заколдовывало с первого взгляда. Изящность чужих рук,
украшенных драгоценностями и сетчатой тканью, словно попытка скрыть
красивую кожу, дабы распалить ещё большее желание. Чем больше скрыто —
тем желаннее.
— Почему ты не дал знать, что очнулся раньше? — сглотнув, слуга отвёл глаза и
почувствовал, как собственные щёки покрываются румянцем.
— Мне нужно было завершить кое-какие дела, — расслабленно ответил маг,

пошатывая ногами. — Они не терпели отлагательств.
— Не расскажешь? — опустив уголки губ, Чонгук почувствовал неприятный укол,

будто бы ему не доверяли или вовсе не считали нужным доверять.
— Разве ты не сказал только что, что скучал? — Тэхён ловко поднял ноги, друг за
другом стаскивая с них сапоги, подцепив пятки носами. — Или тебе хочется
тратить время на разговоры?
Чонгук сглотнул и не нашёл на дне сознания ничего, чтобы ответить. Он

внимательно наблюдал за чародеем, что продолжал восседать верхом на чучеле
единорога и дразнить своей вкрадчивой улыбкой. Вдруг белоснежная шёлковая
рубашка с кучей вафельных рюш начала расползаться прямо на теле мага. На
ней образовывались светящиеся дырочки, которые становились больше, словно
выгорали и растворялись в воздухе с характерным магическим шелестом. Ткань
рубахи словно горела прямо на Тэхёне, только не обычным огнём, а
волшебством.
У слуги пересохло в глотке, когда рубашка выгорела с тела, и он увидел

блестящую бриллиантовую полоску, окольцовывающую талию Тэхёна. Это был
пояс из маленьких сверкающих камешков, который змейкой окутывал его тело в
районе пупка. Тут до Чонгука внезапно дошла мысль: в этот вечер Тэхён был
наряжен так, словно ждал его. Помимо рук и талии, с его запястий свисали
разные браслеты. В носу красовалось колечко, от которого тянулась серебряная
цепочка к мочке уха. В белоснежные волнистые волосы были вплетены бледно-
розовые цветы, некоторые прядки сплетены в косички и украшены колечками. В
ушах поблёскивали серьги в виде живых капелек росы. Кажется, даже в локонах
его светлых волос затерялись блестящие змеи, переливаясь в бледном свете
огней. Обычно на маге висела парочка амулетов, он не наряжался в кучу
украшений, хоть и всегда выглядел более чем притягательно. Но в этот раз всё
было иначе: Тэхён был похож на древнее божество, на саму Красоту в её
236/303
физическом теле.
Разглядывая метки, покрывающие светлую кожу, Чонгук со свистом выдохнул,

но продолжал сидеть, вцепившись руками в тонкое бархатное покрывало под
собой. Переминая ткань пальцами и ощущая, как в груди разгорается пламя.
— Не н-надо, — заикнулся слуга, когда заметил, как Тэхён собирается

избавиться от перстней на пальцах. — Не снимай их…
— Эти кольца могут поранить тебя, — низким голосом предупредил маг. — Они
острые.
— Плевать, — нервно качнул головой Чонгук. — Если ты думаешь, что я

нуждаюсь в красоте, да будет так.
— Ничто не является таким сильным, как нужда, — заверил Тэхён, подбирая

ногу ближе к себе и касаясь края бежевых штанов около щиколотки — там, где
кончается мягкая ткань. — Потому что она вынуждает всех склонить голову. В
чём же твоя нужда?
Чонгук молчал, наблюдая, как чародей касается своей ступни и ведёт выше.
Следом за его прикосновением ткань штанов начинает гореть, так же, как
рубаха минутами ранее.
— Мы много хотим. Мы хотим всё, — не дождавшись ответа, приглушённо

прошептал Тэхён и мучительно медленно вёл рукой по ткани, оголяя лодыжку.
— Мы своими собственными руками закрываем себя в темнице наших желаний.
Ты склоняешь голову перед владеющим тем, в чём ты нуждаешься. Если ты
нуждаешься в душевном счастье, силе или богатстве, то становишься рабом. Но
самая большая нужда — в свободе.
— Я давно не свободен, — едва находя в себе силы, чтобы мыслить здраво, сухо
произнёс Чонгук. — Но не потому что я слуга, а потому что чувства к тебе
забрали у меня себя. Ты мне нужен… Ты… — брюнет чувствовал, будто его шею
вновь сдавливают, как в минувшем сне. — Я горю каждый день, если не вижу
тебя. Или когда думаю о тебе — тоже горю…
— Знаю, — хмыкнул чародей задумчиво. — Я ощущаю твои чувства. Они

способны убить, погрузить в море ощущений и утопить в нём. Наполнить
изменениями. Они сильны… Даже сильнее нужды в свободе.
— Я, кажется, сошёл с ума, — усмехнулся Чонгук болезненно, ощущая, как

собственные щёки горят огнём, а сердце в груди вот-вот лопнет. Он накрыл
лицо ладонями. — Но это ты превращаешь вчерашнее в день и, кажется, я так
привык за эти недели к волшебному миру, что напрочь позабыл о том, что
однажды придётся вернуться в мир людей. В мир, где нет магии.
— Зачем возвращаться? — ладонь, облачённая в сетчатую белую перчатку,

задержалась у колена, оставляя его обнажённым, но не двигаясь дальше.
— Знаешь, как бы глупо это не звучало, но ты можешь уйти, чтобы не
возвращаться.
— Не важно, что будет. Я очень счастлив, да проклянут меня все Боги, — Чонгук
поднял голову так, словно его осенило. Он подскочил на ноги и схватил Тэхёна
237/303
за талию, нагло стаскивая охнувшего мага с чучела единорога. — Иди ко мне…
— Сумасшедший, — засмеялся светловолосый, вцепившись руками в крепкие

плечи слуги и окольцевав полуобнажёнными ногами его торс.
— Кое-что спрошу, — вновь опускаясь на кровать, Чонгук усадил чародея на

себя, наслаждаясь горячими объятиями и желанными прикосновениями.
Близостью, которая снится ему каждую ночь.
— Что? — Тэхён уткнулся в мокрую шею брюнета и расслабленно прикрыл глаза.
— Если у тебя есть какие-то ужасные тайны, то скажи сразу, чтобы я знал.
— Например?
— Ну… Не знаю, — задумался Чон, поглаживая обнаженную спину мага

подушечками пальцев. — Убийца королей, а может заговорщик? Шпион,
присланный из-за океана? В бегах ли ты от Короны… — сощурился слуга,
размышляя. — Возможно, это последний день перед тем, как тебя бросят в
темницу, или ты просто исчезнешь. Откуда мне знать? Поэтому и спрашиваю.
— Ты бы искал меня, если бы я исчез? — тихо спросил Тэхён, отпрянув. Слуга не

заметил, как дрогнул глубокий шершавый голос мага.
— Конечно бы не искал, мне моя голова больше на плечах нравится, —

усмехнулся Чонгук, широко улыбаясь. — Так значит… Заговорщик?
— Ты действительно сумасшедший, — чародей приблизился к лицу парня,

касаясь его щеки ладонью, облачённой в перчатку. Чонгук почувствовал холодок
от колец и прикрыл глаза, по коже пробежали мурашки, заставляя его тело
подзарядиться новыми чувствами и ощущениями.
— Нет, действительно что-то есть, — покачал он головой. — Всё не может быть

настолько прекрасным. Кое-что спрошу, — он раскрыл глаза, вглядываясь в
прекрасное лицо. — Ты реальный?
— Реальный.
Тэхён неожиданно накрыл чонгуковы губы своими, затягивая в

продолжительный поцелуй. Брюнет с вожделением прижал чародея к себе, но
что-то было иначе. Прошло не так много времени с их последнего поцелуя в
таверне, но Чонгук ощущал, что тэхёновы губы двигались по-другому, манера
поцелуя была иной. Мага словно что-то тревожило, но Чонгук отвечал и пытался
понять, в чём же дело. В ту секунду, как их губы встретились, между ними
произошёл контакт, и Чона словно наполнила ужасающая сила, способная
снести любые стены. Он сразу же ощутил, как сильно Тэхён его хочет, но за этим
желанием крылось что-то ещё. Более могущественное. Что-то очень похожее на
злость. Чонгук не смог это распознать и найти ответы, поэтому удивлённо
отпрянул, удерживая подбородок мага двумя пальцами.
— Ты не хочешь этого делать, — качнул он хмуро головой.
— Это единственное, чего я хочу, — прорычал Тэхён со смесью горечи и желания

в голосе, надавливая на плечи Чонгука, чтобы слуга принял лежачее положение.
238/303
— Тебе это ненавистно, — сказал Чон с внезапным болезненным озарением.
— Что-то случилось?
— Возможно.
— Что? — окончательно растерялся брюнет.
— Беда вожделения в том, — прошептал чародей, проводя губами по

подбородку Чонгука, пока не замер в миллиметре от его рта, — что оно делает
нас зависимыми и слабыми. А я не люблю быть слабым…
Тэхён вновь впился в губы слуги, но с куда более остервенелым поцелуем.

Чонгук почувствовал, как голова совсем пошла кругом. В нос ударил резкий
сладкий запах, от которого сознание помутилось в ту же секунду. Все
рецепторы словно начало выворачивать наизнанку. Даже если бы он оттолкнул
Тэхёна и сказал «не хочу», это всё равно бы произошло. Он всё равно оказался
бы в лежачем положении, потому что его руки были связаны незримой цепью.
Цепью, которая зовётся чувствами к магу. Эти чувства слишком велики, чтобы
сопротивляться. Они топят чонгукову грудь настолько сильно, что одно
неверное движение — и она лопнет. Треснет прямо посередине. Каким бы не
был чародей — нежным, грубым, властным или злым, Чонгук валялся у него в
ногах совершенно безвольной куклой. Можно было брать и втыкать иглы в
любые части тела, он даже не пикнет.
— Хочу, — судорожно шептал Тэхён в перерывах между поцелуями. — Хочу

почувствовать тебя…
Чонгук задыхался, поглаживая волосы чародея за ухом, пока тот метил его
мокрую шею, оставлял длинные влажные полосы языком и чуть прикусывал
пульсирующую вену. Треск. Звук рвущейся ткани. Тэхён одним движением
разорвал рубаху на Чонгуке, чёрные пуговицы разлетелись и посыпались на пол,
гулко ударяясь и прячась по углам и щелям в дощатом полу. Чонгук, находясь в
центре бушующего океана эмоций, резко схватился за бриллиантовый пояс на
талии Тэхёна. Таким же резким движением он дёрнул его, разрывая на части.
Блестящие кристаллики посыпались на его торс, а чародей, воспользовавшись
моментом, прислонился к Чону всем телом, чтобы бриллианты впились в кожу
обоих.
Слуга ощущал, как вся злость Тэхёна просачивается в него самого. Через
прикосновения, поцелуи, через поры на коже и через кончики пальцев. Он сам
наполнялся злостью, словно чашу заполняли гранатовым вином. Это не та
злость, от которой хочется всё крушить и убивать. Это та злость, из-за которой
хочется укусить. Подчинить. Получить то, чего желаешь. Она пьянит настолько,
что не чувствуешь себя. Чонгуком управляет тот, кто его злит. Ощущать это всё
равно, что нести в руках тлеющий уголь, который обжигает только тебя самого.
Так можно злиться только на того, кто доводит тебя до безумия.
Чонгук резко столкнул Тэхёна с себя и ловко перевернул на живот, прижимая к

кровати и подминая под себя.
— Значит… Это тебе ненавистно? — прошипел он, хватаясь за резинку бежевых

штанов, которые были сожжены магом лишь наполовину. — Тебе ненавистно
чувствовать слабость?
239/303
— И что ты сделаешь? — нагло запрокинув голову назад, ухмыльнулся чародей.
Это была не просто наглость, это был вызов.
— Заставлю тебя быть слабым, — прошептал Чонгук, сдёргивая ненавистную

ткань со стройных ног. — Если я просто человек, это не значит, что ты можешь
управлять мною…
— А что же я делаю сейчас? — хмыкнул Тэхён самодовольно.
TENDER — Sickness
Собственная нагота его нисколько не смущала, а даже наоборот. Прижимаясь

щекой к подушке, он приподнял бёдра, вставая на колени и радуясь ужасно
раскрасневшейся физиономии Чонгука. Но слабость и смущение в глазах слуги
проскочили лишь на секунду. В следующее мгновение он прижался торсом к
влажной спине светловолосого, обильно покрывая поцелуями его шею и
исследуя ладонью живот. Выдыхая, Тэхён прикрыл глаза и ощутил, как
прилипшие к животу Чонгука камешки бриллиантов больно впиваются в
собственную спину. Вожделение, которое заставляло дыхание чародея
сбиваться, было ему дьявольски к лицу. Самодовольное выражение просило
одновременно и порки, и ласки. Ему нужен был кнут и пряник. Только от кнута
он становился более послушным, чем когда его тело нежно целовали. Будто бы
язык ласки был Тэхёну недоступным, и он тянулся к неизведанному.
Сбросив с мокрого тела разорванную рубаху, Чонгук быстро развязал шнурки на

поясе портков, хватая чародея за шею в районе кадыка и заставляя
выпрямиться, чтобы прижаться ещё плотнее. Движения слуги не были
уверенными, он никогда и нигде не проявлял грубость. Но его подпитывала
злость и тэхёнова наглость, поэтому вся былая застенчивость отошла на второй
план. Проведя пальцами по мокрому кадыку и подбородку, Чонгук коснулся ими
рта чародея, заставляя разомкнуть губы и взять в рот. Он невольно вспомнил
вечер, когда Тэхён пришёл к нему за слюной и нагло воспользовался его
растерянностью и невинностью. Усмехнулся.
Чародей мягко облизывал подушечки его пальцев, от фаланг к костяшкам

потекла прозрачная склизкая слюна, прокладывая себе путь прямо из уголка
пухлых губ чародея. Внизу живота уже всё сводило и больно пульсировало от
возбуждения. Тэхён не хотел выпускать из своего рта солоноватые чонгуковы
пальцы, пачкая в слюне тыльную сторону ладони и позволяя ей стекать по
собственному подбородку и шее. Не удержавшись, Чон прижался пахом к
обнажённым округлым ягодицами, не в силах больше ограничивать свои
желания. С мокрым хлюпающим звуком он вытащил пальцы из горячего рта,
опуская руку ниже и мягко поглаживая между, не решаясь продолжить начатое
и погрузиться внутрь.
— Боги милостивые, просто вой… Войди, — задыхаясь, взмолился чародей и

рухнул на перину, впиваясь в неё пальцами и ёрзая из стороны в сторону, словно
в лихорадке. — Я знал, что ты придёшь, и я… Я готовился… П-пожалуйста…
Прошу… Просто с-сделай…
Чонгук весь замер, глядя на то, как прямо под ним лежит самый прекрасный
человек, которого он когда-либо встречал, и просит его. Умоляет. Он едва не
хнычет, вызывающе покачивая вкусными солёными бёдрами и выгибаясь. По его
240/303
спине, покрытой метками, стекает капелька пота, и Чонгук, не сдержавшись,
наклоняется, цепляя её языком и направляя вверх. Оставляет мокрую дорожку,
заканчивая коротким поцелуем сразу под затылком. Одним быстрым движением
он хватает чародея, переворачивая его с живота на спину. Охнув, Тэхён
выглядит растерянным, а спустя мгновение победная улыбка окрашивает
припухшие алые губы. Он победил, потому что Чонгук не мог быть тем, кем не
являлся. Не было ничего более хрупкого, чем его чувства и сердце, которое вот-
вот лопнет от них.
Склоняясь над прекрасным лицом, слуга тянется за поцелуем и получает его, но

в тоже время он чувствует, как маг давит кулаками на его плечи. Улыбается.
Острые большие перстни на его пальцах больно впиваются в кожу Чонгука.
Ранят. Он жмурится в поцелуй, но не отстраняется, а лишь сильнее жмётся.
Хватает чародея под коленки, разводит, подминает под себя и погружается
одним плавным тягуче-медленным движением. Тэхён вскрикивает, теперь уже
ногтями впиваясь в истерзанную кожу. Его сиреневые глаза в боли и
удовольствии широко распахиваются, и Чону на секунду кажется, что он видит
прямо перед собой целую Вселенную. Взрывающиеся звёзды в глазах Тэхёна
обжигают его своими искрами, но Чонгуку плевать. Он делает ещё одно плавное
движение бёдрами, не прекращая смотреть в глаза мага. А Тэхён в чонгуковых
руках такой чувственный, податливый, от каждого движения растекающийся по
перине, что для Чонгука всё заранее было кончено. Это было ясно с самого
начала.
Боль сменилась наслаждением ровно в тот момент, когда Тэхён обнял его,
вжимаясь лицом в шею. Либо маг сменил гнев на милость, либо у Чонгука
окончательно поехала крыша. Тэхён шипел, обнимая за плечи, и это всё, что
нужно было Чонгуку. Чтобы во мраке комнаты чародей цеплялся за его шею,
висел на ней, спасаясь от темноты, и выстанывал только его имя. Чтобы он
метался по мокрым простыням, растекаясь от чонгуковых прикосновений и ласк.
Чтобы Тэхён нуждался в Чонгуке так, как сам слуга нуждается в маге.
— Я не могу тобой надышаться, — в перерывах между поцелуями хрипло

прошептал брюнет. — Я не могу без тебя…
— З-замолчи, — прохрипел маг, накрывая чонгуков рот ладонью и запрокидывая

голову назад, он плотно обхватил бёдра парня ногами, вжимая в себя до боли.
— С-сильнее… Только не вынимай, к-когда… Ах-нх…
Прерывая фразу на середине, Тэхён вскрикнул, почувствовав чужую горячую

ладонь на собственном члене. Его стон распространился по комнате, словно
марево над дорогой в жаркую погоду. Кажется, от его голоса даже огоньки
свечей шевельнулись, будто бы от порыва ветра. Чон почти ничего не видел,
поскольку перед глазами всё предательски плыло, края размывались, мыльно
скользили, контрастом выделялись лишь подсвеченные удовольствием глаза
мага. Совершенно пьяные, нуждающиеся лишь в этом чувстве. В балансе между
жизнью и смертью, наслаждением и болью. В обещании или в обмане.
«Я люблю тебя». Такая же размытая фраза на задворках сознания Чонгука.

Маячит снова и снова, но губы слишком дрожат, чтобы произнести. А Тэхён
слишком сильно впивается в его волосы на затылке, оттягивая назад и
нашёптывая короткое «ещё». Просьба любить сильнее или взять глубже — это
уже не важно.
241/303
Нет ничего важнее Тэхёна.
Чонгук мягко улыбнулся, в такт двигая бёдрами и рукой, а второй взяв чародея
за запястье и отведя ладонь от своего рта. Следом касаясь длинных пальцев,
обтянутых мелкой белой сеткой, губами. Тэхён широко распахнул глаза,
наблюдая за тем, как брюнет любовно целует его пальцы, затем обхватывает их,
погружая в рот и посасывая, почти касаясь губами острых перстней. Тело
простреливает судорогой быстрее, чем Тэхён ожидал, и, поджав пальцы на
ногах, он обильно изливается на быстро вздымающийся от сбитого дыхания
живот. Чонгук догоняет его сразу, после двух сильных шлепков испускаясь
внутрь под аккомпанемент сплетённых воедино стонов.
Он ощущает и запоминает всё, будто бы этого никогда больше не повторится.

Его руки бессознательно шарят по мокрому горячему телу чародея, помнят всё:
прикосновения, метки, ласки, поцелуи, но только мысли витают в абсолютном
беспамятстве и забвении самого важного.
«Ты бы искал меня, если бы я исчез?»
***
Чонгук наблюдал, как догорает пламя свечи, растаявшей почти до основания.

Огонь упорно боролся с горячим воском, что желал погасить его, поглотить и
уничтожить. Но огонёк упрямо боролся за своё существование, пока
окончательно не выгорел кончик фитиля. Съеденное пламя потухло, будто его
никогда и не было, оставив после себя такое же угасающее тепло. Чародей
прижимался покрасневшей горячей щекой к его обнажённой груди, мягко
обнимая. Чонгук подушечками пальцев поглаживал его изящную спину,
вырисовывая узоры и повторяя завитки меток.
Воспоминания о первых встречах с Тэхёном разбудили в нём старые мысли.

Мысли о прекрасной недосягаемой мечте, которая есть, она уже существует,
лежит на его груди с румяными после оргазма щеками и млеет от нежных
прикосновений. До встречи с магом этой мечтой были его сны, в которые он
окунался всякий раз, когда лежал в кровати и уносился в своих грёзах очень
далеко. Странно, как один человек мог изменить целый мир другого.
— Это был всего лишь сон, да? — голос Чонгука звучал тихо, а на лице
отразилась то ли усталость, то ли грусть. Он не знал, зачем спросил это.
— Не знаю, что ты имеешь в виду, но, когда я вернулся домой, — Тэхён устало
усмехнулся, — ты спал на моей кровати.
— Так и что нам теперь делать? — застенчиво прошептал слуга.
— Попробовать выспаться, — ответил чародей, касаясь пальцем исцарапанного

в кровь плеча Чонгука.
От испачканных в слюне и семени перчаток пришлось избавиться, поэтому слуга

вздрогнул, ощутив чистое и невинное прикосновение мага. Тэхён, по-прежнему
прижимаясь щекой к груди Чонгука, повёл подушечкой указательного пальца от
плеча к локтю, а следом за ним тянулась полоска света, проникающая в кожу
брюнета. Царапины от перстней и ногтей медленно затягивались прямо на
глазах слуги. Он чувствовал лишь лёгкую щекотку и приятный холодок.
242/303
— Тебе не нужен сон, — напомнил он увлечённому исцелением магу. — И мне не
нужен. Зло никогда не спит, а добро неусыпно.
— Ах, значит я — зло? — усмехнулся чародей, поднимая голову и утыкаясь

подбородком в центр груди Чонгука. — Зло, которое залечивает твои раны.
— Которые сам же и оставил, — поднял брови Чон, улыбаясь.
— Туше, — надул всё ещё припухшие после поцелуев губы Тэхён, прикрывая
глаза, когда брюнет накрыл его румяную щёку ладонью, любовно заправляя
светлый локон за ухо и поглаживая кожу большим пальцем. — Когда наступает
рассвет, становится трудно бороться…
— Бороться с чем? — не понял Чонгук, нахмурившись.
— Не знаю, — пожал плечами светловолосый. — Ты мне скажи, — и замолчал.
Слуга задумался, вспоминая, о чём они говорили до того, как упасть на дно
похоти и предаться страсти. После такой бури эмоций сложно вспоминать, что
было до, но Чонгук нахмурился, взглянув на умиротворённое лицо мага, что
наслаждался его ленивыми прикосновениями.
— Что ты имел в виду под «уйти, чтобы не возвращаться»? — задал он вопрос,

придавая голосу серьёзности.
Лицо чародея едва переменилось в выражении. Он не спешил открывать глаза,

но чуть опустил брови, от чего между ними появилась неглубокая морщинка. В
сердце Чонгука на секунду что-то замкнуло, он почувствовал, будто что-то
упустил. Что-то важное прошло мимо него, и это не принесёт радости.
Беспокойство одолело разум, червь начал разъедать внутренности, а молчание
чародея распаляло пуще прежнего.
— Тэхён? — позвал Чонгук, растерявшись.
— Я ведь упоминал, что не задерживаюсь долго на одном месте, — ответил

чародей, раскрыв глаза, которые словно потемнели на несколько оттенков.
— Скоро должно кое-что произойти, и я собираюсь покинуть Уотердип.
— Ч-что? — заикнулся Чон, не веря собственным ушам и впадая в ступор. — Ты

шутишь?
— Похоже, что я шучу? — твёрдо произнёс маг, приподнимаясь и сползая к краю

кровати. — Сейчас не самое подходящее время, чтобы…
— И… И когда ты собирался мне об этом сказать? — широко распахивая глаза в

немом шоке, Чонгук приподнялся на перине. — То есть… Какого чёрта?
— Раз у человека есть ноги, он должен идти, — пожал Тэхён плечами и взмахнул
рукой, после чего в ней оказался шёлковый халат. — Раз у человека есть глаза,
он должен видеть новое, разве нет?
— Нет, подожди, ты сейчас серьёзно? — всё ещё не понимая, о чём толкует маг,
Чонгук пытался придать этому всему смысл, но ничего не вязалось между собой.
243/303
Полный крах. — После всего, что между нами было… Стой, мы же с тобой только
что… Подожди… То есть ты… Когда ты собирался мне сказать?
— Точно не сейчас, — чародей накинул на плечи халат, опуская босые ноги на

прохладный дощатый пол. — Ты можешь отправиться со мной, если хочешь.
Birdy — Shelter
Звенящая тишина накрыла комнату. Все звуки испарились, стены начали

сужаться, и Чонгука словно отшвырнули в ту самую темноту из его кошмара.
Взяли за шкирку и опустили в омут безмолвия, впиваясь пальцами в затылок, с
силой надавливая и продолжая удерживать его голову в темноте, топить его в
ужасе. Чонгук не мог дышать. Он захлёбывался и не мог поверить.
— Если хочу? — переспросил он дрожащими губами. — Если хочу…
— Послушай, — вздохнул Тэхён, не решаясь взглянуть в стеклянные глаза

Чонгука. — Я хотел сказать, что не имею права заставлять тебя…
— Нет! — вскрикнул брюнет, схватив чародея за плечо и резко развернув к себе

лицом, чтобы взглянуть в глаза и удостовериться, что всё это не одна большая и
до ужаса злая шутка. — Это ты послушай. Как ты вообще можешь так легко
говорить об этом? Тебе чёрт знает, сколько лет, и для тебя это не столь важно,
но Уотердип мой дом, моя родина, я здесь родился и вырос. У меня есть друзья, я
предан Короне, предан Пак Чимину, я не могу просто взять и сбежать, когда
твоей душе угодно…
— Я тебя умоляю, — сморщился Тэхён, сбрасывая чужую руку с плеча. — К

принцу в тот же день подставят нового слугу, он и не заметит разницы. А во
дворце даже не обнаружат твоей пропажи…
Кажется, внутри Чонгука что-то ужасающе больно надломилось и треснуло. Он

смотрел в прекрасные глаза чародея и не понимал, чем заслужил подобные
слова. Вот, что на самом деле Тэхён о нём думал: никто не заметит, если Чонгук
просто исчезнет. Испарится, как тот умирающий огонёк свечи, утонет в горячем
воске и поминай как звали. Всем плевать, его просто заменят новой свечой. Эти
слова резали больнее, чем кухонные ножи, которыми он часто ранил руки. Это
было больнее, чем вывихнуть ногу, поскользнувшись на только что вымытом
полу. Больнее, чем получать розгами по заднице за украденное со стола яблоко.
Больнее всего, что Чонгук когда-либо ощущал.
— Вот как, — опустил он голову, чувствуя, как глаза в полном бессилии

наполняются слезами.
— Нет, Чонгук, я не это имел…
— Да, я всего лишь слуга, — улыбнулся Чон, когда из глаз хлынули слёзы.
— Мальчишка из челяди, который на секунду смог допустить мысль о том, что
имеет право на любовь и счастье, да? Имеет право на место под солнцем…
— Я не это хотел сказать, Чонгук, — Тэхён встрепенулся, пытаясь приблизиться

и прикоснуться, но брюнет дёрнулся, отстраняясь и быстро слезая с кровати.
244/303
— Не приближайся ко мне…
— Послушай же меня. Я не могу заставлять тебя выбирать, поэтому и говорю:

«если хочешь». Перестань быть таким ребёнком, который верит в…
— Во что? — вскрикнул Чон, отвлекаясь от завязывания шнурков на портках

трясущимися руками. — В свои чувства? А может быть мне перестать верить в
магов? Перестать верить в чудовищ? Я ведь не должен быть ребёнком, да?
— Чонгук… — Тэхён вновь потянулся, дотрагиваясь до ключицы слуги, но тот

резко пошатнулся в сторону, зашипев, и чародей отдёрнул руку в испуге. На
месте, где Тэхён коснулся, образовался красный отпечаток его ладони, похожий
на ожог. Но слуга словно не чувствовал физической боли из-за слишком
большого обилия душевной.
— Нет, — он быстро закачал головой, ощущая, как трещина расползается по

всему телу. — Не произноси моего имени. Я на всё готов ради тебя, но ты… Ты
никогда не говорил мне о своих чувствах, а я… Повёлся, как дурак… Какой же я
слепой дурак… — он накрыл глаза ладонью, сильно надавливая пальцами.
— Думал, что имею на тебя право, но ведь… Ведь я даже не знаю тебя.
— Чонгук, я порой не могу коснуться тебя, не поранив. Потому что я маг, —

обнимая себя за плечи, Тэхён наблюдал, как брюнет, шмыгнув носом, подбирает
разорванную рубаху, быстро натягивая на тело. — А ты…
— Слуга, — перебил его Чон, поднимая голову и через взгляд передавая всю
боль, которой пропиталась каждая клеточка его тела.
— Человек, — договорил чародей. Раздражительность, которую лаской можно

было превратить в нежность, уступила место подавленности и сожалениям.
— Стоило подумать об этом до того, как влюбить меня в себя, — болезненно

усмехнулся Чонгук, смахивая с подбородка слёзы.
— Я не отказываюсь от тебя, но ведь я предупреждал. И не единожды…

Скажешь нет? — Тэхён искал зрительного контакта, пытаясь заглянуть в
покрасневшие от слёз глаза слуги. — Я хочу забрать тебя отсюда и отвести туда,
где ты никогда не был и не побываешь, если не откажешься от прошлого. Да, я
знаю, что мгновения пролетают молниеносно, но прошлое оставляет нас очень
медленно. Я не могу говорить о чувствах впустую, в никуда, понимаешь? Но если
я о них не говорю, то это не значит, что их нет…
Чонгук чувствовал, как внутри него всё дребезжит, и он вот-вот рухнет на пол,
разбившись на кусочки. В эти мгновения чувства к магу не были окрыляющей
сладостью, а больше походили на такую тёмно-синюю горечь во рту. И это, на
самом деле, можно было бы назвать красивым, если бы так сильно не тошнило
от боли. Чувства к магу были такими расплывчатыми и эфемерными, такими
привычными, будто их можно было забыть лишь на мгновение и почувствовать,
что жить стало проще. Но нет. Слишком сильные.
Чувства тянули его на дно собственной ничтожности, не давали двигаться,

упорно нашёптывая, что дальше — кромешное ничто. Одиночество, темнота и та
самая ненужность, которой Чонгук так сильно боялся. Точнее: боялся больше
всего на свете. Чувства отдавались физической болью и выливались слезами в
245/303
это самое мгновение, опасно балансируя на грани твёрдой решимости всё
оборвать прямо сейчас. Но эти чувства не те, что можно было бы просто забыть
или же отказаться. Не те, после которых не остаётся никаких следов. И это не
было красивым. Это было отвратительно настолько, насколько было
отвратительно то отражение в зеркале.
— Если ты хочешь, чтобы я говорил о чувствах, ты должен пересилить себя и

принести в жертву своё прошлое и настоящее, — Тэхён поднялся на ноги,
приближаясь к разбитому Чонгуку, застывшему на месте, осторожно накрыл его
мокрые щёки ладонями, контролируя свою силу, чтобы не обжечь. — Ради
нашего общего будущего, которое может существовать, если ты этого захочешь.
Ты должен был думать об этом, прежде чем влюбляться в меня, —
светловолосый соприкоснулся своим лбом с лбом парня, поглаживая кожу и
размазывая по ней солёные слёзы. — Поэтому ты не можешь винить меня…
Просто… Давай сбежим?
— У меня всего одна жизнь, — улыбнулся Чонгук, прикрывая глаза и касаясь

дрожащими ладонями запястий Тэхёна, осторожно отстраняя его руки от своего
лица. Не забирая тепло, а теряя. Прощаясь и запоминая. — И она не настолько
длинная, чтобы я мог посвятить её тому, кто не любит меня всей душой и
сердцем. Точно не тому, кто готов так легко от меня отказаться…
— Чонгук… — чародей вновь потянул руки, но Чон уже отступил, покидая

комнату и хватая свою накидку, оставленную на лавке у двери. — Постой же…
Слуга толкнул дверь, о горячее тело разбилась стена холодного воздуха,

пропахшего хвоей и лесной влагой. Он ощущал, будто его тело из воска, и оно
тает, превращаясь в лужу. Ключица горела огнём, сожжённая кожа
отслаивалась и набухала. Ожог грозил вот-вот лопнуть, оставив после себя
помимо ошмётков один большой шрам. Брюнет чувствовал, как его кожу острой
иглой прошивает странная ненависть. Бывает ненависть слепая, та, что
застилает глаза красной пеленой и заставляет совершать ошибки и глупости. Но
это была не она, чонгукова ненависть — зрячая. Такая ненависть рождена
любовью и разрастается на любви.
Чонгук замер лишь на мгновение.
— В день королевской свадьбы, — выкрикнул Тэхён ему в спину, вцепившись

пальцами в полы халата и не пытаясь остановить. — На западном Мёртвом
перекрёстке. Я буду ждать тебя до полуночи.
Ответом были два шага и хлопок двери, следом лишь звенящая тишина,
окутывающая душу мага. Теперь же, оставшись в одиночестве, можно было дать
себе разбиться. В следующее мгновение за окном на ночной лес стеной
обрушился дождь. Это плакали не небеса, не звёзды и не Боги. Это в глубине
леса в остывшей избе лил слёзы один чародей.
246/303
23. Немезида. Часть первая.
В груди принца роилось волнение, когда его впервые в жизни

пригласили на совет, который был созван уитенагемотом. Люди при дворе
проще называли его «уитен», это собрание мудрых людей, которые
представляли интересы знати. Впервые за долгое время во дворец прибыли все
тэны, герцоги и графы Уотердипа, которые входили в длинный список важных
персон королевства. При решении масштабных задач король опирался на мнение
собрания мудрецов, которое имело большое влияние. Уитен созывал совет
только в крайних случаях, а поскольку принц уже почти вступил в брак и
возложил на себя поистине взрослые обязанности, ему было доставлено
приглашение, больше походившее на требование явиться на совет.
Поначалу Чимин волновался, но, когда посидел за широким длинным столом и

как следует разглядел массивных крупнотелых тэнов, вальяжно развалившихся
на стульях, понял, что ничего интересного в этом «особенном» совете нет.
Первое время говорили о новых законах, утверждённых совсем недавно, и какой
с них был прок. Старший принц Пак Минвон активно участвовал в переговорах, и
Чимин, наблюдая за ним, понимал, что никогда не равнялся на брата. В нём
проглядывалась прыть и даже азарт, с которым он относился к политике
королевства и всему прочему. Он был похож на тех рыцарей из сказаний,
которые рассекали мечами своих врагов и захватывали земли. В карих глазах
брата жил ум, сталь, жестокость и власть. Власть короля, которым он должен
будет стать.
Чимин давно принял то, кем являлся, и не отрицал, что в нём есть частица того
же, ведь они одной крови. Это было очень неприятно и больно: признаваться
самому себе в том, что не хочешь в себе видеть и гонишь с глаз долой в самые
дальние и мрачные углы своей души. Туда, где живут все монстры,
порождённые тобой. Но, преодолев страх, Чимин признался и принял правду о
себе, и стало легче. Как будто из последних сил он выплыл из глубины водной
пучины на поверхность, вобрал лёгкими воздух и с облегчением начал дышать. С
другой стороны, он был сыном чудесной женщины, которая даже после смерти
заботилась о нём. В нём текла её кровь, Чимин был частью матери и имел её
черты, а Минвону достались черты отца.
Чимин знал о всех грязных тайнах, в том числе о том, что фаворитам и
фавориткам, которые ублажают короля речами и гнусными поступками, в
благодарность пишется грамота. На грамоте ставится печать и королевская
подпись. Туда можно вписать любое имя, какое только пожелаешь. Знать и
дворяне, которые радуют правителя, пользуясь случаем, вписывают в эти
грамоты имена кредиторов, у которых берут огромные суммы денег. Ни в чём не
повинных людей, которые занимаются законными делами, бросают в темницу
или казнят, только потому что их имя было вписано в грамоте. И никто не смеет
даже слова сказать, зная весь расклад. Потому что люди любят, когда голова
находится на плечах, а не катится вдоль городской площади на потеху
горожанам.
Чимин исподлобья взглянул на короля, который напряжённо потирал

подбородок. Из-за того, что он постоянно хмурился, на лбу образовались
глубокие морщины. Казалось, принц уже позабыл, когда видел лицо отца более
расслабленным, чего уж говорить об улыбке. Они никогда не были близки, тогда
как с Минвоном, даже с младшей принцессой король проводил очень много
247/303
времени. Чимин ощущал себя каким-то дефектным, нежеланным ребёнком,
будто бы что-то в нём не так. Но он вовсе не печалился тому, что не был в
милости у короля, а даже наоборот. Он не хотел быть похожим на человека,
который рушит жизни одним щелчком пальцев.
Мысли Чимина постепенно углубились в недавнюю ночь, когда Тэхён поведал

ему о матери. В это всё ещё сложно было поверить, но вопросов у принца
накопилось немереное количество. Что же за важное дело, которое должна
была завершить королева? Если они с Юнги встретились, значит ли это, что она
завершила его и ушла? Или она всё ещё здесь, где-то рядом и наблюдает за
ним? От этих догадок по спине проходил лёгкий холодок, а в сердце теплилось
нежное чувство. Чимин ощущал с матерью нерушимую связь, которая не иссякла
даже после её смерти.
Его мысли внезапно прервались от громкого хлопка. Большие двери зала

советов распахнулись, и в них появился высокий статный мужчина с длинными
золотистыми волосами, заплетёнными в косу. Дорогие одежды давали понять,
что он один из высших тэнов. Несмотря на статность и брутальность, на его
бледном лице проглядывалась тень испуга. Весь совет всполошился,
возмутившись внезапному появлению, поднялся галдёж. Чимин невольно прочёл
по лицу тэна, что тот очень обеспокоен, но не похоже, что он переживал из-за
своей задержки.
— Прошу прощения за опоздание, ваше величество, — склонил он колено,

получая от короля кивок и выпрямляясь. — По дороге на нас напала стая гулей…
— Что за вздор, — взмахнул руками один из пожилых капелланов, скривив своё и

без того морщинистое лицо. — В дневное время гули не ведут охоту, а на людей
так и подавно.
— Мне об этом известно, ваше святейшество, — склонил голову тэн. — Однако,

это произошло. Я прибыл из замка Алендор на Востоке. Наш граф слёг с сильной
болезнью и отправил письмо уитену с просьбой созвать всех из-за того, что
происходит в нашем крае.
Совет оживился, все начали перешёптываться, и Чимин ощутил прилив

напряжения, которого доселе не было. Казалось, остальная королевская знать
что-то недоговаривала или же вовсе скрывала.
— Дело в том, что по прогнозам селян надвигается сильная засуха. Мы лишились

всех наших посевов, и это лишь дело времени, когда она настигнет остальные
графства. Торговля в сильном упадке, крестьяне грабят и убивают, граф при
смерти, и мы не справляемся, — едва склонив голову, громко отчеканил тэн.
— Животные бегут из лесов, ваше величество. Не только гули начали нападать в
дневное время, остальные твари тоже всполошились.
В огромном зале повисла тишина, а Чимин ощутил на себе чужой взгляд по

другую сторону стола. Повернувшись, он поймал продолжительный взор
старшего брата. В нём не читались какие-либо эмоции, окрас у взгляда был
задумчивый, словно бы старший принц рассуждал о чём-то, что Чимину было
неизвестно. Минвон будто сомневался, а потом оспаривал что-то в своих мыслях,
продолжая прожигать Чимина тёмными глазами.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? — грубый хрипловатый голос короля

248/303
разрезал тишину, отталкиваясь от каменных сводов. Казалось, все в помещении
задержали дыхание.
— Мы пытались справиться с этой проблемой самостоятельно, не придавая ей

важности, — нервно сглотнул тэн. — Но когда ситуация вышла из-под
контроля…
— Честно сказать, — приподнялся один из виконтов, сидящих неподалёку от

короля. — В нашем графстве тоже происходит что-то странное, ваше
величество. С посевами пока нет беды, но животные… — он сделал паузу,
обдумывая, как преподнести плохие вести. — Покидают леса, будто
предчувствуют беду. Птицы оставляют гнёзда, хотя ещё не время для холодов.
Участились убийства и грабежи среди селян без особой на то причины.
— В поселении рыбаков тоже произошла беда, улова совсем нет…
— В северном графстве Торнтон выгорело несколько деревень вместе с

полями…
— На Чернильных топях затерялся целый караван с провизией для солдат…
В одно мгновенье собрание приобрело иной расклад: поднимаясь один за

другим и в страхе опуская глаза, герцоги и графы признавали, что утаили
плохие новости, надеясь уладить проблемы самостоятельно. Но после вестей из
замка Алендор все поняли, что их, вероятно, может ждать та же участь. К концу
собрания на короле совсем не было лица. Атмосфера вокруг сгущалась и
приобретала мрачный окрас, когда повисла очередная тишина. Чимин доселе не
придавал серьёзности и не особо вслушивался в разговоры, но в это мгновение
даже он насторожился, переживая за королевство.
Погружаясь в свои беспокойные рассуждения, он так и не заметил, как старший

брат пуще прежнего напрягся, вновь прожигая его нечитаемым взглядом.
***
Закончив с вечерними занятиями, Чимин отправился в свои покои, разбирая

сундук с вещами в поисках одежды, в которой он сможет пойти на встречу с
Юнги грядущей ночью. От мыслей о синевласом тепло зарождалось где-то
между ключицами, опускаясь ниже по грудной клетке и распространяясь по
всем внутренностям. Всё волшебство, какое только существовало на белом
свете, творилось этой силой — силой, скрытой внутри Чимина, его собственными
чувствами. Там всё было можно. Там не было никаких границ. Там реальность
обращалась в сон, играя в свою собственную игру с мыслями и желаниями
принца. Это было как смерть, но если Чимин не испугается и не рванёт обратно,
в свои ускользающие обрывки жизни, то с ним непременно случится что-то
необыкновенное.
И, предаваясь сладким размышлениям о Юнги, Чимин задавался вопросом: а всё

это — не сон ли? Воспоминания прошлого отличимы от собственных сновидений
едва ли настолько, насколько вчерашний день от завтрашнего: и того, и другого
в реальности-то нет, но вчера точно было, а завтра — только грёзы, уж очень
похожие на сон. Однако каким-то из них суждено сбыться, и разве это не было
настоящим чудом? Волшебством? Жизнь вообще была таинственной и чудесной,
если поглубже в неё вглядеться. Но Чимин понимал: если это сон, однажды ему
249/303
суждено будет проснуться.
Мысли принца внезапно прервал короткий стук в дверь, и Чимин, сбросив вещи
обратно в сундук, поспешно захлопнул крышку, не успев дать согласие на
вторжение в свои покои. В дверях стоял старший принц, и Чимин удивился:
Минвон никогда не приходил к нему в покои в связи с ненадобностью. Если ему
нужно было что-то сказать, то он передавал через слуг, но по большей степени в
этом не было нужды, потому что они обыкновенным образом не разговаривали.
Чимин уже и не помнил, когда они вели беседы в одиночестве, поэтому его лицо
в удивлении вытянулось.
— Куда-то собираешься? — холодно поинтересовался старший, услышав хлопок

крышки сундука с одеждой.
— Н-нет, — заикнулся Чимин, почёсывая затылок и невольно отводя глаза.

— Просто перебирал некоторые вещи…
— Этим должны заниматься слуги, — скривил Минвон губы, покачав

разочарованно головой, но у Чимина тотчас возникло ощущение, что он не
купился на его оправдание. — Я пришёл задать тебе пару вопросов.
— Что-то случилось? — встрепенулся младший, поднимаясь на ноги и

разглаживая на груди кафтан.
— Когда в последний раз ты покидал дворец? — отчеканил Минвон, внимательно

вглядываясь в растерянное лицо Чимина.
— Эм-н… Это вопрос с подвохом? — опустил одну бровь младший, собираясь с

духом. — Ты ведь знаешь, что никогда.
— Ты ведь знаешь, что ни один смертный не способен хранить секреты? — с

азартом сощурился старший. — Если молчат его губы, то говорят кончики
пальцев: предательство сочится из людей сквозь каждую пору.
— О чём ты говоришь? — нахмурился Чимин, понимая, в какую игру с ним

пытался играть будущий король. Но младший знал наверняка: ни Хосок, ни
Чонгук, ни принцесса не проболтались бы, поэтому Минвон ловко расставлял
словесные ловушки, ожидая, когда глупый маленький принц в них попадётся.
— Ты мне не доверяешь?
— А ты, судя по всему, доверяешь слишком многим, — старший провёл

указательным пальцем по комоду, на котором стояли шкатулки с украшениями,
а рядом с одной из них лежала засохшая меридиема. Чимин вздрогнул, понимая,
что брат не заметил цветок. — Ты никогда не понимал, что уметь читать — вовсе
не главное. Гораздо важнее научиться сомневаться в прочитанном.
— Я не покидал дворец, Минвон, — твёрдо произнёс Чимин и встал у комода,

пока брат осматривался в его покоях, двигаясь медленными шагами. — С чего
ты вообще это взял?
— Тебе случалось подводить тех, кто на тебя рассчитывает, Чимин? — вдруг

задал вопрос старший, хмыкая. — Не оправдывать надежд? Терпеть поражение?
— продолжал он, сцепив руки в замок на пояснице и выпрямившись, расправляя
широкие плечи. — Именно такие моменты закаляют, вынуждают действовать на
250/303
пределе возможностей и принимать сложные решения. А потом платить за них.
— На что ты намекаешь? — сощурился Чимин, прикрывая телом комод и

ощущая, как сильно грохочет в груди сердце.
— Если я получу доказательства, что ты покидал стены замка, то ты горько

пожалеешь и заплатишь за ложь, — резко ответил Минвон, проткнув младшего
острым взглядом чёрных глаз. — Его величество непременно узнает, а все, кто
тебя покрывает, останутся без голов.
— Я больше не желаю слушать этот вздор, — взмахнул руками принц, указывая

на дверь. — Прошу, оставь мои покои и не заявляйся сюда, чтобы обвинять меня
в том, чего я не делал. Я никому не причинял зла, никого не обижал и не сделал
ничего плохого… — Чимин вдруг понял, что его понесло не в ту сторону, и он
невольно начал оправдываться за то, что действительно покидал замок, тут же
добавляя: — …для того, чтобы так безосновательно меня обвинять.
— Я сделаю так, чтобы все лжецы понесли ответственность за своё враньё, —

чуть приглушённо произнёс Минвон. — Но сперва дождусь для этого
благоприятных условий, ибо в этом состоит мудрость правителя. Но тебе, — он
хмыкнул, — никогда этого не понять…
Выплюнув последнюю фразу едва ли не в лицо Чимина, старший развернулся на

пятках и покинул покои, громко хлопнув массивной дверью. Принц резко
выдохнул, расслабляясь и прижимаясь поясницей к комоду. Его пальцы немного
дрожали, а в мыслях зависли два чёрных глаза, налитых необоснованной и
ничем неоправданной злостью. Чимин через плечо взглянул на подсохшую
потухшую меридиему, что тоскливо глядела на него с комода. Он достал из
кармана расшитый по краям синими узорами платок и аккуратно укутал в него
цветок.
— Прости, — прошептал он с грустью, пряча свёрток в самую тёмную глубь

комода.
***
У Чимина в душе расцветали лилии от всего, что было связано с Юнги. Даже от
неспешных вечерних прогулок вдоль лесной тропинки. Стройные деревья
встречали их, лукаво потряхивая своими листочками. Вместе с Юнги они
любовались их природной грацией, чуть опуская головы и держась за руки.
Порывистый ветерок подкрадывался так внезапно, переплетаясь с лунным
огнём. Всё вокруг пронизывало нежным светом. Пьянящая невесомость словно
подхватывала Чимина и кружила вместе со звёздным пухом, летящим с небес.
Принц грезил как можно дольше продлить этот магический момент.
— Это было очень странно, — нахмурился Чимин, крепко сжимая руку

синевласого и следуя за ним шаг в шаг. — Я всё понять не могу, откуда у него
закрались такие подозрения…
— А почему тебе вообще не разрешают покидать дворец? — вдруг спросил

Юнги, качнув головой. Его красивое лицо приобрело отблеск сомнения, когда он
взглянул на принца через плечо. — На это есть какие-то серьёзные основания?
— Знаешь, а я ведь даже не знаю, — невинно пожал парень плечами,

251/303
окончательно растерявшись. — Мне с детства твердили об опасностях, которые
таятся за пределами замка, но после угроз Минвона я уже не могу верить в эту
чепуху… Да и не такой уж этот мир опасный, но…
— Но? — Юнги мягко огладил чиминову ладонь большим пальцем, продолжая

вести принца к окраине Уотерполя по узкой степной тропинке, дабы не
повстречать горожан.
— Но даже мать говорила, что я должен оставаться во дворце, — пуще прежнего

нахмурившись, Чимин загнанно вздохнул, не зная, что и думать. — А она
единственный человек, который никогда мне не лгал и ничего не скрывал.
— Почему ты так в этом уверен? — вновь полюбопытствовал синевласый,

почесав свободной рукой бровь.
— У меня нет причин не быть в этом уверенным, — возмутился принц, сильнее

сжимая руку Юнги.
— Но ты не допускал мыслей, что она могла что-то скрыть из необходимости?

— предположил Юнги, любовно поправляя чиминову растрепавшуюся чёлку, что
торчала из-под капюшона. — Чтобы защитить тебя.
— Может быть, — пожал плечами принц. — В детстве… — он нежно

улыбнулся, — она водила пальцем по моему лбу и говорила, что отдала бы
целую жизнь, чтобы узнать, какие скрывает мысли моя голова, — пытаясь
немного расслабиться, Чимин вздохнул, но вдруг осознал: — Раньше я не мог
говорить о ней: мой голос дрожал, а из глаз слёзы текли, но сейчас…
— Когда делишься своей болью и говоришь о ней вслух, то вместе с тем

отпускаешь, — сделал вывод Юнги. — Ты не сможешь отпустить её насовсем, но
облегчить ношу всегда можно. Именно эти разговоры при звёздном небе и есть
освобождение.
Нечто снова пробуждалось в глубине души, пульсировало в висках, не находя

выхода. Чимин точно не знал, что именно. Однако догадывался — раньше ему
было знакомо это чувство. Он очень дорожил им и боялся потерять, потому что в
ином случае воспоминания о прошлом убили бы его своей изнурительной тоской.
После смерти матери принц выходил из своих покоев в тёмные коридоры замка
и бродил до самого утра одинокой тенью среди других скользких теней. Чимин
взбирался на самую высокую башню и, стоя на балконе, наблюдал за тем, как
неизменно всё вокруг: сияние далёких звезд и луны, тихо несущаяся ночь,
размытые линии домов Уотерполя, окружённые дымом и туманом.
Чимин рассматривал линии своих ладоней в поисках ответов относительно

случившихся с ним бед. Его жизнь была похожа на каменный мост над рекой:
прошлое на одной стороне, а на другой будущее. Эти половины были разделены
между собой настоящим, в котором он не мог найти себе места. Не мог найти
самого себя: он ненавидел своё прошлое и не желал вкушать будущее. Чимин
держался за кованые перила этого моста и ощущал, что его чувства прочно
закованы под замком. Он сам закован. Всматриваясь в глубинную темень под
мостом, принц пытался разглядеть отражение своих чувств. Вода и ночь
тщательно скрывали от него все тайны. Они могли лишь подсказывать, что
когда-то он уже был здесь, на этом самом месте. Чимин долго ждал кого-то.
Того, кто так и не пришёл. Но в итоге принц пришёл к нему сам. Сейчас этот кто-
252/303
то крепко сжимал его ладонь в своей.
— У тебя такие тёплые руки, — невольно прошептал Чимин, только через

мгновение осознавая, что произнёс это вслух.
— Это потому что я хочу, чтобы и тебе было тепло, — подал голос Юнги и,
смутившись от своих собственных слов, опустил глаза и неловко пнул носом
сапога камешек.
Глядя на голубоватые локоны, выглядывающие из-под капюшона плаща, Чимин

улыбнулся и поймал себя на том, как сильно ему хотелось бы гладить пересвет
свободной жизни в этих голубых волосах. Увидеть лицо Юнги при ярком
солнечном свете на фоне тёплого леса в дневное время суток казалось
недосягаемой мечтой. Чимин представил, как красиво переливается его
перламутровая чешуя в объятиях трепещущих солнечных лучей, и его сердце
пропустило несколько ударов.
— До прихода Минвона я много думал, — заговорил принц после короткой паузы.
— О чём? — уточнил синевласый.
— О жизни, — с упоением ответил Чимин. — В последнее время я начал

замечать, что она такая таинственная, как сон, сказка или волшебство. Можешь
снова называть меня наивным ребёнком, но не отрицай, что мы совершенно не
знаем, кто мы такие и что с нами вообще происходит.
— Я и не намеревался, — в бессилии пожал плечами Юнги. — Тебя всё равно не

переспорить.
Чимин рассмеялся и, приподняв их переплетённые в замок ладони, чмокнул

белёсые костяшки руки синевласого. Этот жест был столь невинен и нежен, но
Юнги ощутил чиминово дыхание и подумал об этом тепле. О том, что люди
могут быть настолько тёплыми, тепло идёт изнутри наружу, как оно касается и
исчезает, потом снова здесь, и так оно непостоянно.
— Волшебство пропитывает всё, — выдал Чимин своё умозаключение. — И

секретам нет ни начала, ни конца. Даже сейчас… — он улыбнулся, глядя на
Юнги. — Тайна смотрит нашими с тобой собственными глазами на всё. Просто
все к этому так привыкли, что не задумываются над этим, или не хотят, или не
могут. Но ведь секрет от этого не перестанет быть секретом, а волшебство —
волшебством, верно?
— Верно, — согласился Юнги, качнув головой, тем самым удовлетворив принца

своим ответом. — Мы почти добрались.
— А куда мы, к слову, направляемся? — оживился Чимин, глядя на огни, которые

было видно сквозь полосу деревьев и кустарников.
— Мне всё ещё нежелательно светиться в городе, поэтому пришлось идти

обходной дорогой к окраине, — объяснил синевласый и огляделся по сторонам,
словно пытаясь определить, на каком отрезке пути они находятся.
— На кой? — не понимал принц и забавно хмурился, чем вызывал невольную

улыбку у Юнги.
253/303
Чимин замолчал, когда они наконец-то вышли к городской окраине. Неподалёку
от ручья и каменного моста, который являлся своеобразным пропускным
пунктом в Уотерполь, был раскинут красный шатёр. Принц сразу понял, что это
бродячие артисты, которых стража на мосту чаще всего не пускала в город,
поэтому они давали свои представления в деревнях или же на окраинах
городов. Несмотря на все запреты, жонглёры, шуты и другие бродячие артисты
пользовались большой популярностью. Жизнь зажиточных горожан,
заключённых в своих каменных домах, была достаточно скучной и безрадостной,
поэтому появление бродячих артистов всегда было праздником. Вокруг
распахнутого шатра горело бесчисленное количество огней и толпилось много
народу, несмотря на столь поздний час.
Наиболее привилегированными среди всех являлись барды — поэты, которые

исполняли стихи собственного сочинения под музыкальное сопровождение. Но
они пользовались уважением, и в каждой таверне имелся свой бард, их спокойно
пропускали в город и давали работу, восхищались и любили. Даже при дворе
имелись барды, которых ценила вся придворная знать. Песни, сочинённые
бардами, расходились по ртам, и позже начинали исполняться бродячими
певцами, которые, как правило, для привлечения внимания зрителей
чередовали песни с жонглированием и фокусами, за что их и называли
жонглёрами. Но обычные бродячие песенники не были в почёте, потому что они,
как правильно, были обычными бедняками, которые занимались этим промыслом
ради выживания, а не искусства. Когда нет таланта, то приходится исполнять
ворованные песни, чтобы заработать на кусок хлеба.
Aqualung feat. Kina Grannis — To the Wonder
— Когда я был на маскараде, то понял, что при дворе тебе доводилось видеть
более масштабные представления, — тихо заговорил Юнги, опуская голову.
— Но мне показалось, что тебе будет интересно посмотреть на свободных
людей, которых ничего не держит.
— Ты шутишь? — встрепенулся Чимин, а в его глазах блеснуло отражение огней.

— Я очень много читал про бродячих артистов, но никогда не видел их в
реальности.
— Значит, я не прогадал, — с облегчением выдохнул синевласый, вызывая у

принца короткий смешок. — Что смешного?
— Ничего, — пожал плечами принц, смутившись. — Ты слишком мил, когда тебя

действительно что-то волнует.
— О, довольно телячьих нежностей, — возвёл очи горе Юнги, покраснев и

потянув смеющегося Чимина к шатру.
Удобно устроившись на траве неподалёку, они наблюдали за весёлым

представлением, где шуты высмеивали пороки человека: жадность и зависть.
Юнги невольно засмотрелся, вникая и пытаясь уловить основную суть, как вдруг
почувствовал, что Чимин потрепал его за рукав плаща.
— Погляди, — прошептал он, указывая глазами на свою руку.
254/303
Синевласый опустил взор, увидев, как на указательный палец принца
приземлилась бабочка с перламутровыми крыльями. В свете огней её крылышки
красиво переливались, и она медленно ими двигала, будто бы пыталась о чём-то
предупредить, а может быть просто хотела покрасоваться. Чимин заколдованно
глядел на насекомое, боясь пошевелить рукой и спугнуть, как вдруг одно крыло
бабочки прямо окрасилось в тёмно-синий цвет. Глаза принца невольно
распахнулись в подлинном восхищении.
— Ого, — вытянул он губы трубочкой. — Ты это видел?
— Угу, — нахмурился Юнги, ощущая в груди какой-то болезненный укол.
— Какая красавица. Я никогда не встречал такой вид, — изумлённо шептал

Чимин, глазея на бабочку, одно крыло которой оставалось белым и перламутром,
а второе почернело, став тёмным изумрудом. Тьма постепенно начинала
пожирать и второе крыло, медленно расползаясь по чешуйкам, что только
больше завораживало принца, тогда как Юнги застыл в оцепенении. — Даже в
книгах не видел…
Тут кто-то из-за спины шикнул, делая замечание и требуя быть потише, а ещё
через мгновение толпа разразилась хохотом. Чимин вздрогнул, и бабочка,
отталкиваясь от его пальца, взметнулась в небо, но двигала лишь одним
крылом. Тем, которое оставалось белым. Принц вернул своё внимание
вышедшему на сцену певцу, а Юнги глядел в темноту, куда упорхнуло
насекомое, ощущая в груди неспокойные импульсы, словно какое-то дежавю или
помутнение.
Смутная тревога, внутри что-то неприятно колыхнулось. Его точило тревожное

предчувствие, будто бы он вот-вот должен вспомнить то, чего ещё не случилось.
Никогда прежде Юнги не пренебрегал своим предчувствием,
предупреждающим его об опасности. Даже в тех случаях, когда ему казалось,
что нет никакого основания придавать этому важности. Но стоило взглянуть на
взбудораженного Чимина, у которого горели глаза от восторга, как всё стёрлось
из мыслей, будто бы ничего не было.
***
С Юнги принц каждый раз мечтал, чтобы ночь длилась вечно.
Лёгкое потрескивание костра сплеталось с мягкими звуками поцелуя, потоками

поднимая искры над огнём, выплёвывая их в звёздное небо. Растянувшись на
тёмно-синем покрывале, Юнги прижимал к обнажённой груди распалённого
покрасневшего Чимина. Принц то и дело касался его рта губами, желая
получить тепло от слияния, едва кусая с улыбкой нижнюю губу, будто дразнясь.
Руки Юнги, сжимающие его в объятиях, пахли солнцем и травой. Огонь
потрескивал, бликами играя на красивом бледном лице синевласого, что
отвечал на каждый поцелуй и касание.
Чимин позволял себе с восхищением изучать крепкое тело Юнги, касаясь губами
всех мест, где только ему самому хотелось прикоснуться и до куда можно было
дотянуться. А может быть наоборот: синевласый позволял ему узнавать свою
кожу, ключицы, шею. Он наслаждался мягкими пухлыми губами принца,
который исследовал его без толики смущения, даже с каким-то невинным
любопытством, отнюдь не скрывая этого. Юнги тоже не утаивал своего
255/303
наслаждения, изредка поглаживая затылок Чимина, зарываясь пальцами в
серых волосах и вкушая тепло прикосновений, прикрывая глаза, вкрадчиво
направляя принца.
— Ты так красив, — прошептал Чимин, накрывая губами острую линию челюсти

под ухом синевласого, оставляя влажное касание и вновь отстраняясь, чтобы
поближе рассмотреть каждый миллиметр. По сконфуженному лицу Юнги было
ясно: он не считал оскорблением чиминово бесцеремонное восхваление его
внешности. — Ох, так вот что было роковым упущением с моей стороны, —
осенило принца. — Я ни разу не сказал тебе, как ты красив…
— Умолкни, — пуще прежнего смутившись, Юнги закрыл глаза, отбрасывая тень

пышных дрожащих ресниц на порозовевшие щёки.
От ласк и нежных слов он начинал издавать приглушённый рокот, очень

похожий на кошачье мурчанье. Чимин резко прижался ухом к его груди, чтобы
получше расслышать этот звук, от которого мурашки бежали по спине.
Синевласый немного впал в ступор и приподнял голову, но спустя мгновение
любовно погладил поясницу Чимина, следом аккуратно заводя руку под рубаху и
оглаживая ямочки. Принц наотрез отказался раздеваться, смущаясь, тогда как с
Юнги стянул рубаху в тот момент, когда их губы впервые сошлись в поцелуе. Но
синевласый был отнюдь не против: ему нравилось, когда красивое чиминово
тело пряталось под одеждами, скрывая свою прелесть, удерживая тайну и
невинность. Он знал и видел почти каждый его участок, но это было как
сахарная косточка — сладко и твёрдо.
На поляне неподалёку от пещеры, где они решили уединиться, было немного

прохладно. У них не было ни подушки, ни одеяла, от того два тела жались
ближе, сплетаясь руками и ногами, нежно поглаживая и перебирая пальцами
кожу. Не отбирая, а обмениваясь теплом. Чимин либо в связи с неопытностью,
либо из-за возраста никого и никогда не чувствовал так глубоко и остро, как
Юнги. Он думал, что не умеет. В тот момент, когда его душа впервые
затрепетала по вине синевласого, Чимин испугался. Он побоялся, что существо
осмеёт его за наивную привязанность.
Юнги с первого взгляда показался кем-то совершенным, могущественным и

возвышенным. Он и был таким. Несмотря на своё королевское происхождение,
рядом с ним Чимин ощущал себя ущербным маленьким человеком. Но его мир
перевернулся в тот момент, когда в глазах Юнги он увидел чувства. Настоящие,
сильные, нежные, взаимные, сбивающие с ног, подхватывающие бурным
потоком эмоций, что утаскивали за собой вглубь разноцветного молочного
океана.
— Попробуй поспать, — тихо шепчет Юнги, рассеивая все мысли. — Когда

начнёт светать, то я разбужу и… — он опустил глаза и замолчал, увидев, что
принц уже дремлет, прижимаясь щекой к его груди. Синевласый не может
сдержать улыбку и аккуратно заправляет серую прядку волос за ухо Чимина.
— Я так… — шепчет принц сквозь дрёму и, причмокивая губами, ластится

щекой, — счастлив.
Юнги хмыкает, устремляя свой взор к звёздному небу. В нём теплятся чувства,
да настолько сильные, что по груди бегут светящиеся трещинки, словно
огромная энергия не может держаться внутри. Душевный покой и тепло
256/303
окутывают Юнги с головы до пят. Он, утопая в мягких объятиях принца, что
пахнут крыжовником и душистым мылом, сам не замечает, как проваливается в
пушистый сон.
***
Raign — When It's All Over
Юнги резко распахивает глаза от шума, который заполняет его сознание.

Взрывы, кровь и крики словно отдаляются, а его тело несётся через свет, как
через магический портал. Ветер дует ему в лицо, искры касаются щёк и
обжигают, а вспышки света слепят глаза. Но ещё через несколько мгновений всё
останавливается, мир вокруг замирает, и синевласый распахивает очи. Его
сердце ухает в пятки, когда он видит перед собой небольшой деревянный домик
с крышей из соломы. Над головой раскинулось голубое небо без единого
облачка, ярко светит солнце, где-то вдалеке слышно крики ребятни. Голос
матери, что бранится на маленьких непоседливых драконов, которые опять что-
то учудили. Тёплый ветер покачивает траву, нежно касаясь щёк Юнги. Он
помнит свой родной дом: эти воспоминания не стереть, сколько бы времени не
прошло.
Душевное тепло. Дом, в котором родился и вырос, забыть было невозможно.

Никакое время не сможет похитить эти воспоминания. Там, где всем хорошо и
уютно. Там, где отогреваешься, где тебе спокойно и тебя всегда ждут. Об этом
много слагали барды и поэты, но в жизни… Если когда-то знал это чувство, то
считай, что повезло. Кто-то ошибочно воспринимает его за обычный покой. Кто-
то считает за привычку. Но стоит хоть раз ощутить, какое оно — настоящее, и
заменами родного дома ты уже никогда не вернёшь это чувство. Для Юнги его
очень далёкое детство было не только временем открытий. В эти годы он
собирал и накапливал в душе то самое тепло, которым его окружали родные.
Такие же, как он.
Это всё ушло от него так быстро и рано. Так уходило самое дорогое: близкие
люди, счастливые воспоминания беззаботного детства, унесённого кровью и
смертью. Сначала это пропадало из его снов, а однажды может и вовсе пропасть
из сердца. Но, спустя долгие и долгие годы, Юнги научился засыпать с улыбкой
на губах, и когда он просыпался с нею же, то наступала свобода. Свобода от
каких-либо прошлых горестей и печалей. Его сердце, которое стало каменной
шкатулкой, под воздействием нежного механизма — рук Чимина, превращалось
в хрусталь, вновь раскрывалось. Новым чувствам, людям, жизни, в которой есть
смысл…
Погружаясь в свои воспоминания, Юнги не сразу заметил женщину, сидящую на

крылечке. Её длинные серые волосы были заплетены в косу, украшенную
цветами жасмина. В красивых тонких руках женщина держала ромашку,
медленно отрывая от неё лепестки, словно ожидала чьего-то появления и не
знала, чем себя занять. Он взглянул на лицо дамы и увидел в нём до дрожи в
пальцах знакомый облик. Пухлые губы, округлое личико, мягкие черты лица,
сквозившая через очи доброта: женщина была невообразимо прекрасна. Когда
она подняла голову и легко улыбнулась, то её глаза превратились в полумесяцы:
точно так же, как у Чимина.
— Здравствуй, Юнги, — мягко произнесла королева, опуская руки на колени,

257/303
прикрытые белоснежным платьем с оборками.
— Мы знакомы? — с опасением нахмурился синевласый, осторожно подступая

ближе.
— Ты меня снова не помнишь, но я в твоей компании бываю довольно часто, — с

лёгким налётом таинственности ответила женщина. — Ты уже понял, кто я?
«Снова не помню?»
— Да, вы мать Чимина, королева Ким Хёнки, — не скрывая в голосе изумления,

ответил Юнги. — Но что это за место? — он огляделся по сторонам, точно зная,
что находится в иллюзии своего родного дома.
— Твой сон, — сразу ответила женщина, вздыхая. — И через секунду ты

спросишь, почему я здесь, как и все предыдущие разы.
— Вы уже приходили ко мне? — с лёгкой нервозностью от недопонимания

спросил Юнги, сжимая руки в кулаки.
— Я уже сбилась со счёта, сколько раз приходила в твой сон. Но стоит тебе
проснуться, как воспоминания об этом испаряются, — объясняла Хёнки,
нетерпеливо похлопывая по крыльцу рядом с собой, чтобы синевласый присел.
— Тебе нужно послушать меня внимательно, у нас мало времени. Мне не хватит
накопленных сил, чтобы долго находиться тут, и он не позволит, если…
— Он? — переспросил Юнги, в недоумении опускаясь на крыльцо. Он вздрогнул,

когда королева схватила его за руки, крепко сжимая.
— Дракон, Юнги, — более серьёзным тоном отчеканила женщина, а её красивый

светлый облик помрачнел, глаза суетливо забегали по лицу парня. — Твой
дракон блокирует воспоминания об этом сне. Но сегодня, когда мой сын рядом,
должно всё получиться. Твоя драконья сущность не любит находиться рядом с
Чимином, поэтому ты должен проснуться и вспомнить то, о чём я тебе сейчас
скажу.
— Я н-не понимаю…
— Тш-ш, послушай, — дёрнула она руками, и Юнги ощутил, как пальцы

королевы, сжимающей его запястья, дрожат. — Мы в твоём родном доме не
случайно. Здесь всё началось. Тут погибла твоя семья, весь твой род, — голос
королевы дрожал, но она смотрела Юнги в глаза, ни на секунду не отводя
стеклянный взор. — Твоя возлюбленная, умирая на твоих руках, произнесла
слова.
У Юнги перед глазами начали проноситься воспоминания из далёкого прошлого,

с момента которого прошло больше ста лет. При каждом ударе его сердце
резало, полосовало острыми бритвами. Воспоминания, придавленные временем,
врывались в сознание совершенно беспощадно. Душа Юнги была так ими
переполнена, что он физически страдал от этого и, задыхаясь, невольно прижал
руку к собственной груди в попытке унять мучительную боль. Кадык двинулся
на его шее, когда он сглотнул, а глаза застелила пелена слёз, размывая образ
королевы, которая продолжала говорить:
258/303
— Твоя любимая была одним из самых могущественных драконов, ты и без меня
об этом знаешь. Умирая в твоих руках, от злости и несправедливости она
прошептала: «Если вы, люди, так сильно жаждете наших земель и смертей, то
отныне и навсегда будете запертыми в своих стенах. Если же будете свободны,
то не избежать людскому роду бед и смерти», — быстро говорила женщина,
пытаясь не потерять контакт с обескураженным Юнги, из глаз которого текли
слёзы.
— Нет, этого не может быть, — судорожно закачал он головой.
— Это проклятье, рождаясь, подпитывалось смертями остальных твоих родных,

которые погибли в ту роковую ночь. Позже выяснилось, что раз в сто лет в
королевском роду обязательно будет рождаться проклятый ребёнок с
разрушительной тёмной силой внутри, понимаешь? — голос королевы
надломился, и она опустила голову, не в силах удерживать такую ношу на своих
плечах. — Эту силу могут сдерживать только магические барьеры и печати,
которые находятся внутри дворца. В его стенах, полах… Прадед Чимина
позаботился об этом.
— Так вот, почему его так мучают эти сны... Когда я приходил к нему ночью и
пытался облегчить их, то понимал, что это не обычные кошмары. По силе это
было похоже на видения, но… Почему только сейчас? — хватая ртом воздух,
Юнги не мог поверить тому, что слышали его уши и видели его глаза, он
отчаянно боролся с эмоциями, затопившими его разум.
— Ты видел, что произошло с бабочкой, и твоё сознание отреагировало на это.

Если Чимин покидает дворец, то сила не вырывается мгновенно, понимаешь?
— королева нервно сглотнула, на секунду замирая. — Она, не торопясь,
просачивается через него, и люди погибают медленно, один за другим. Когда
Чимин станет свободным и покинет замок, то сила вырвется наружу, и
случится…
— Мор, — тихо прошептал себе под нос синевласый, глядя прямо перед собой
пустым взглядом. — Кто ещё знает?
— С самого начала это держали в строжайшей тайне, опасаясь, что правда

выйдет наружу, и это поспособствует пробуждению тёмной силы внутри
родословной. Это знание передаётся только от короля и королевы к королю и
королеве. Правителями нарекают тех, на ком точно нет проклятия. Как только в
династии рождается ребёнок, то проводится специальный ритуал и
выявляется… — королева почувствовала что-то и коснулась рукой груди, глубоко
вдыхая. — Я не дала им убить Чимина, когда выяснилось, что на нём лежит
проклятье. Я пообещала, что… — очередная вспышка боли в груди королевы
заставила её сморщиться, и синевласый придержал, помогая оставаться в
сидячем положении. — Он скоро вернётся, нам надо поторопиться. Ты должен
проснуться до прихода…
— Как снять его? — с нетерпением хватая женщину за руки, Юнги сильно их

сжал, зная, что причиняет боль, но не в силах удержать эмоции. — Снять
проклятье? Как?
— Не вздумай рассказывать об этом Чимину, — в глазах королевы зиял страх,

когда она лихорадочно закачала головой. — Он не выдержит такой правды и
может сотворить с собой ужасное. Никто не должен знать. Обещай мне.
259/303
— Я обещаю, но… Молю… — заскулил синевласый, роняя горячие слёзы и
опуская голову. — Скажите.
— Именно поэтому я сделала всё, чтобы вы встретились, Юнги, — с края глаза

Хёнки скатилась слеза, зависая на остром подбородке. — Чимин не виноват. Мой
сын чистый ребёнок, не ведающий, что способен уничтожить весь людской род.
Он ни в чём не виноват и не должен расплачиваться за грехи своих предков. Ты
должен спасти моего сына, Юнги.
— Как? — образ женщины медленно размывался, она словно становилась

прозрачной, возвращаясь к облику призрака. — Скажите же! Как?
— Есть только один способ разрушить проклятье. Король ничего не может

сделать, потому что на это способен только дракон, которых, как он думает,
истребили. Но остался ты, — она с болью улыбнулась, и хватка её рук медленно
ослабевала. — Дракон должен полюбить потомка убийц своего рода. Кем бы он
ни был.
— Но я и так люблю его! — вырвался из глотки крик.
— Не ты, Юнги, — сломлено покачала она головой. — А он.
Сердце синевласого сжалось от отчаяния. Хёнки коснулась рукой груди Юнги и

закрыла глаза, растворяясь. Вскрикнув, он попытался схватить королеву за
плечи, но лишь рассёк ладонями воздух. Юнги резко распахнул глаза, хватая
ртом кислород. Чимин, заснувший на его груди, на секунду потерялся в
пространстве и приподнялся, потирая глаз и зевая.
— Что такое? — заморгал он сонными глазами, обеспокоенно подтягиваясь

ближе к лицу Юнги.
— Н-ничего, дурной сон приснился, — растерянно закачал синевласый головой,

продолжая сбито дышать.
— Кошмар?
— Н-нет.
— Тогда почему ты плачешь?
260/303
24. Немезида. Часть вторая.
— Юнги! Да постой же ты… — Чимин едва поспевал за синевласым,

спотыкаясь носами сапогов о крупные камни, разбросанные вдоль узкой лесной
тропинки. — Ещё ведь даже не светает, к чему такая спешка?
Яркий полумесяц подсвечивал лес, и Чимину казалось, что любое слово могло
упасть в землю и прорасти спустя годы. Принц в спешке поправлял завязки
плаща в районе ключиц, поскольку едва ли успел накинуть одежду. Юнги
крепко сжимал его запястье и тащил за собой почти волоком. Лицо его было от
чего-то мрачным с того самого момента, как он распахнул глаза, из которых
градом катились слёзы. Чимин мало что понимал, но покорно следовал за
парнем, пытаясь выудить из него хоть толику объяснений. Синевласый будто бы
позабыл все слова и повторял одну единственную фразу, которая пугала принца
куда сильнее его слёз:
— Тебе нужно вернуться.
— Может ты всё же объяснишь, в чём дело? — запротестовал пуще прежнего

принц, зарываясь пятками в землю и резко вырывая руку из цепкой хватки
обескураженного Юнги. — Позволь мне хотя бы одеться!
— Извини, я… — Юнги почему-то открывал и закрывал рот, словно боялся

сболтнуть лишнего и не знал, как выразить свои мысли вслух. Чимин с
подозрением опустил одну бровь, внимательно разглядывая лицо парня и
попутно поправляя одежду. — Да, я чего-то задумался, — Юнги потёр двумя
пальцами покрасневшие глаза, массируя переносицу.
— С тобой точно всё в порядке? — принц нежно отнял руку синевласого от лица
и приложил широкую бледную ладонь к своей тёплой щеке, любовно потёрся об
неё и оставил лёгкое прикосновение влажными губами в самом центре. — Это
всего лишь кошмар. И бояться их это совершенно нормально, ты можешь
рассказать и…
— Я не… — Юнги захлопнул рот и закрыл глаза, громко выдыхая через нос и
поглаживая чиминову щёку большим пальцем в попытке успокоить себя. Он тихо
прошептал: — Тебе просто нужно вернуться во дворец.
— И я вернусь, — покачал головой принц, ласково улыбаясь. — Но я не буду

бежать туда сломя голову, потому что… — он обернулся, жестом указав на
тёмный горизонт, — даже рассвета ещё нет, нам некуда торопиться.
— Да, хорошо, — согласился Юнги, всеми силами пытаясь унять бушующий

ураган внутри себя, дабы лишний раз не пугать принца.
— Знаю, что есть вещи, о которых ты не хочешь рассказывать мне, — вдруг

заговорил Чимин себе под нос, чуть смущаясь. — Может даже не можешь
говорить о них.
«Знал бы, насколько ты прав», — невольно подумал Юнги.
— Я никогда не буду заставлять тебя или настаивать на том, чтобы узнать о

вещах, касающихся только тебя, — серьёзно произнёс принц, посмотрел на свои
261/303
рукава и сжал пальцами края. — У меня вот, например, тоже есть вещи, о
которых я не могу тебе рассказать. И не требую от тебя того, чего ты не в
состоянии мне даровать, — Чимин неловко пожевал край губы, поднимая глаза,
— но я прошу лишь об одном: пусть будет правдой то, что ты найдёшь важным
сказать мне, хорошо? — он сделал паузу, но не настолько большую, чтобы
парень успел ответить. — И… Я обещаю тебе то же самое, — Чимин совсем
раскраснелся, добавляя: — то, что я испытываю к тебе, даёт место тайне, но не
лжи.
Юнги смотрел в глаза напротив, несмело качая головой. Десятки вопросов

терзали его сознание, но нельзя было поддаваться ледяной панике, которая
топила разум. Сон чётко прорисовался в воспоминаниях, будто очень долго
находился там, и каждую ночь он видел лишь мутные очертания. Теперь же
перед глазами вся картина предстала максимально ярко и чётко, ослепляя своей
вспышкой. Ширму во время представления скинули, и Юнги совсем не радовало
содержание спектакля.
Он испугался. Впервые за десятки лет своего существования он действительно

испугался слов королевы. Если всё было правдой, то темнота, навеянная
древним проклятием драконов, проникла в чиминову душу ещё с пелёнок. А
теперь же, по мере того, как он покидал дворец, она не только набиралась сил,
но и разрасталась, угрожая проесть его душу насквозь. Юнги невольно сжал
ладонь Чимина сильнее, допуская, что темнота может стать принцу роднее,
ближе крови и плоти. Если поведать ему обо всём, то эта темнота может стать
для него ласковым шёпотом. В попытке понять её любопытный принц начнёт к
ней прислушиваться и утонет. От этих мыслей парень совсем не заметил, как
сильно стискивает чужую ладонь.
— Мне немного больно, — тихо отозвался принц, ступая по тропинке следом за

Юнги, но уже без былой спешки.
— Что?
— Ты сжимаешь, — Чимин показательно покачал рукой. — Мне больно…
— Прошу прощения, — мрачно отозвался синевласый, глядя себе под ноги и

расслабляя хватку. — Задумался…
— Я тоже, — немного нерешительно ответил принц. — На самом деле, я очень

много думал об этом.
— О чём? — пытаясь разбавить свои густые тёмные мысли, спросил Юнги.
— О том, что мы могли бы просто… — Чимин стушевался, словно боялся

показаться дурачком. — Ну, знаешь, просто взять… Всё бросить и… — он
улыбнулся своим мечтам. — И сбежать.
Юнги, расслышав последнее слово, резко остановился, от чего Чимин легонько

врезался в его спину с кротким «ой». Затем принц обошёл его и двинулся по
тропе теперь уже спереди, потянув за собой оцепеневшего парня. Чимин,
ослеплённый своими наивными мечтами, вовсе не заприметил, как лицо Юнги
вытянулось. Он побледнел, сухо сглотнул и пытался правильно подобрать слова,
чтобы остудить чужой пыл.
262/303
— Знаешь, у меня не так много людей, которые действительно мне дороги, — с
горечью проговорил принц, пиная камешек. — Но они поймут… И принцесса
поймёт, это было бы лучшим решением для нас обоих, — рассуждал Чимин,
попутно взвешивая все «за» и «против» прямо на ходу. — Я понимаю, что это
весьма неожиданно, но… Всего лишь мои мысли. Дворец давно перестал быть
моим домом. У меня в голове он связывается с опасностью, поэтому я хочу
обзавестись настоящим домом, но вдали от Уотердипа. Там, где нас с тобой
никто не знает, никто не найдёт, где мы могли бы стать самими собой и…
— Нет, — резко оборвал Юнги, не выдерживая гигантского наплыва мыслей. В

глубине души его очень согревали слова принца, но реальность не была столь
простецкой, вдобавок она сильно омрачилась после встречи с королевой.
— Думать об этом забудь.
— Что? — Чимин обернулся, глядя на парня, что врос сапогами в землю. — Но…
— стушевался он, завертев глазами по сторонам. — Почему?
— Ты не должен покидать дворец, — Юнги сжал зубы, от чего его скулы заметно
заострились. — Ни при каких обстоятельствах. Сейчас, когда ты вернёшься, ты
не ступишь ни единого шага за пределы дворца…
— Да что ты заладил-то? — вспыхнул Чимин и нахмурился, уперевшись руками в

бока. — Дворец то, дворец сё! С чего это вдруг ты превратился в моего брата,
который и шагу мне ступить не даёт?
— Послушай, — Юнги осторожно коснулся плеч парня, чуть сжимая. — Пообещай

мне. Ты не покинешь замок, пока я сам не приду к тебе.
— Нет! — неожиданно для синевласого вскрикнул Чимин, злостно сжав ладони в

кулаки и чуть притопнув ногой. Юнги заметил, как трава рядом с сапогом
принца чуть шелохнулась и начала резко увядать. Сердце ухнуло в пятки.
В голове за долю секунды пронеслись все события из сна. Дитя, проклятие, зло,
мор и смерть. Вся история, каждое слово королевы. Будто что-то изнутри
вскипало, разум поделился на две противоборствующие половины. Одна хотела
молчать, другая яростно требовала, чтобы Юнги рассказал обо всём, что
отчаянно пытался утаить. В какой-то миг парень подумал обо всём сразу, и что-
то внутри подтолкнуло его выдать всё с самого начала:
— Ты, чёрт возьми, ничего не понимаешь, Чимин! Когда твой прадед…
Юнги захлопнул рот, а перед глазами мелькнуло испуганное лицо матери

Чимина. Она просила не обрушивать на плечи сына такую ношу, она просила
спасти и помочь. Если он поведает, то не только нарушит обещание, но и
рискует разрушить хрупкое сознание принца окончательно. Нужно было время,
чтобы подумать и во всём разобраться. Разгадать, снять проклятие и сбежать
вместе. Только вот Чимин, который уловил обрывок фразы, не намеревался
больше ждать.
— Мне надоело, что мне постоянно указывают, что и как я должен делать.
Запирают меня в стенах замка, как какую-то дворцовую собачонку, отказываясь
объяснить, что я такого сделал, чтобы сидеть взаперти? Может быть ещё цепь
на меня наденете? — сощурился Чимин, и Юнги заметил, как больно ему
произносить эти слова. — С самого детства абсолютно все пытаются меня
263/303
«защитить» от этого «опасного и жестокого мира». Но никто не может толком
объяснить, чего я должен опасаться? Вот эту чешуекрылую? — он указал на
ночную мохнатую бабочку, порхающую над кустарниками. — Или меня сожрёт
вот этот пень? — принц пнул трухлявое завалившееся дерево, шикая себе под
нос.
— Чимин, прошу, — в попытке успокоить принца Юнги хотел схватить его за

руки, но тот ловко их отдёрнул, отступая назад. От него вдруг волнами начала
исходить мрачная энергия, которая отдавалась горечью на кончике языка.
— Если ты сможешь назвать мне хотя бы одну причину, почему я должен сидеть
в заточении, то я послушаю, — когда принц заглянул прямо в глаза Юнги, то
внутри синевласого что-то неприятно хрустнуло, ведь в лучистом нежном
взгляде Чимина роилась надежда и немая мольба. Но Юнги растерянно молчал,
поджав губу и опустив глаза. Он не мог выдать тайну, в которой ещё сам не
разобрался.
— Ничего не скажешь? — прошептал Чимин. — Ха, ясно. Тоже за дурачка меня

держишь, — с горечью усмехнулся он, разочарованно покачав головой. Принц
молчал некоторое время, прислушиваясь к стрекоту ночных насекомых, а в
глубине леса глухо ухал филин. — Ты ведь помнишь, что скоро состоится
пышная королевская свадьба. Уотерполь точно пару недель будет
праздновать, — он поджал трясущуюся губу в попытке сдержать слёзы.
— Надеюсь, тебе пришлют приглашение.
Принц развернулся на пятках и двинулся по тропе в сторону города, накидывая

на голову капюшон. Юнги сделал два уверенных шага, чтобы догнать Чимина,
но третий шаг уже подпитывался сомнением, а четвёртый и вовсе оказался
последним. Когда силуэт принца скрылся во мраке меж деревьев, парень
накрыл ладонями лицо и коротко прорычал, едва сдерживая в глотке крик. Он
знал, что, возможно, на поведение Чимина могла влиять сила, которая росла,
стоило ему освободиться от воздействия магических печатей. Но обида и горечь
в глазах принца не были иллюзией или обманом, они были настоящими, от этого
сердце Юнги больно сжалось. Он ещё некоторое время смотрел вглубь леса, а
потом развернулся и сорвался на бег.
***
Чимин тихо шёл по тёмному коридору, почти бесшумно шмыгая носом. Слёзы на
щеках высохли, от чего сухость неприятно стянула кожу. Он хотел лишь умыться
и забраться под толстое тёплое одеяло, чтобы проспать остаток своих чувств и
эмоций. Горькая обида прожигала грудную клетку, и принц понятия не имел,
куда её девать. Конечно, он чувствовал, что Юнги не желал ему зла, но и отказа
тоже не ожидал. Ему хотелось верить, что на то были причины, но Чимин не
знал, какие именно. Как он мог определить степень важности? Всё было так
дьявольски запутано. Принц едва ли не физически ощущал свою внутреннюю
пустоту, бесполезность и незрелость. Если бы он только был более опытен в
любовных делах или хотя бы мог определить нечто главное, к чему бы он
постоянно стремился, пытаясь стать самим собой.
Чимин решил, что ему многое нужно было обдумать, и время даст такую
возможность. Прошмыгнув мимо дремлющих стражников, он аккуратно
приоткрыл двери покоев и протиснулся в узкий проход, дабы не создавать
лишнего скрипучего шума. По спине почему-то прошёлся неприятный холодок. В
264/303
комнатах стоял мрак и тишина, двери на балкон были заперты, но через окна
виднелся кудрявый тёмно-синий рассвет. Вздохнув, Чимин шагнул, но тут же
замер. Кто-то чиркнул в темноте спичкой, и масляная лампа на подоконнике
зажглась, озаряя покои бледным жёлтым светом. Минвон, что находился рядом,
встряхнул рукой, дабы потушить огонёк.
Civil Twilight — Human
Сердце Чимина оборвалось и упало вниз, прокатившись вдоль позвоночника. От

испуга он невольно ступил назад и врезался спиной в запертую дверь,
нащупывая ручку и едва сдерживая себя, чтобы не рвануть обратно в мрачный
коридор. Хотелось бежать, куда глаза глядят, и плевать, что догонят. Его
дыхание замерло, а тело оцепенело на несколько продолжительных мгновений.
— Ай-яй-яй, — покачал головой брат, что стоял, оперевшись поясницей на

подоконник. Чимин развернулся и схватился за ручку двери. — Как же нехорошо
так нагло и бессовестно лгать прямо в глаза. Взять его.
Чимин настолько оцепенел, что не заметил солдат, стоящих по обе стороны от

него. Принца схватили за руки, будто бы он мог начать вырываться. Судорожно
осматривая комнату, младший обнаружил, что кровать была аккуратно
застелена, а принцессы там будто и не было никогда. Злостная едкая усмешка
на губах старшего брата вызвала очередную неприятную дрожь по спине.
— Отпустите меня, — дёрнулся он в руках стражи, словно какой-то преступник.

— Что за спектакль ты тут устроил?
Когда Чимин поднял глаза, то успел заметить лишь чужую широкую ладонь,
занесённую над его головой. Спустя несколько коротких мгновений по комнате
волнами пронёсся звон сильной пощёчины. Лицо и нижнюю губу принца
прострелило острой болью, а в глазах потемнело на долю секунды.
Зажмурившись, он болезненно всхлипнул.
— Кто позволил тебе покидать дворец? — стоя ровно напротив, произнёс Минвон
с каменным выражением на лице.
— А кто запретил мне его покидать? — прошипел Чимин, тут же получая удар по
другой щеке. Из глаз хлынули слёзы как от боли, так и от едкого чувства
несправедливости.
— Кто позволил тебе покидать дворец? — вторил брат, глядя принцу прямо в
глаза. И Чимин не видел там ничего: ни чувств, ни эмоций. Перед ним стоял не
его брат, а будущий король, который жестоко наказывал тех, кто ослушался
приказа.
— Лучше я погибну в бегах, чем в этом смердящем аду, — прохрипел принц,

ожидая третьего удара, который оказался самым сильным.
Разум помутнел, и Чимин пошатнулся, не в силах больше стоять на ногах. Он

чуть обмяк, качнувшись вперёд, но устоял. С края разбитой губы скатилась
капелька крови, её спешно догнала слеза, и они, перемешавшись, сорвались с
подбородка Чимина, разбиваясь о воротник. Лицо горело, щёки пульсировали от
боли, а сердце разрывалось на части, истекая кровью, точно подбитый
265/303
охотниками зверь. Принц невольно заскулил.
— Ты можешь навсегда позабыть о своих ночных похождениях. И шагу из дворца

не ступишь, — прорычал Минвон, схватив младшего за грудки и встряхнув, как
тряпичную куклу. — Мерзкий лжец! Да будь моя воля, я бы тебя… — он
замахнулся кулаком, но остановил и разжал его рядом с лицом Чимина.
Принц хотел зажмуриться, но не хватало сил. Выражение его не излучало каких-

либо эмоций, внутри разрасталась холодная и плесневелая пустота. Ему не
хотелось ничего, кроме как исчезнуть навсегда. Рассыпаться, превратиться в
прах, скользящий по ветру. Дворец был чиминовым домом, но теперь казалось,
что дом — это значит боль. И даже рядом с Юнги ему больше не было места.
Минвон бросил короткое «запереть» и, взмахнув полами золотистого плаща,
метнул последний презрительный взгляд, полный ненависти. Чимина провели на
этаж выше и закрыли в небольшой гостевой комнатке без окон.
Скатившись по двери, он прижал колени к груди, обнимая их. В голове лишь

эхом отдавалась оборванная фраза Юнги: «когда твой прадед…». Теперь принц
понял, что хотел сказать дракон. Чимин даже не подозревал, что в нём живёт
тьма, поэтому не знал, что она могла исказить его восприятие. Мрак, который
подпитывался злостью, болью и страданиями принца, легко затуманивал разум и
додумывал за него. Он опускал кисть в вязкую чёрную жижу, любовно
вырисовывая мысли в чужой голове. У этих мыслей был голос Юнги: «твой
прадед истребил весь мой вид, а ты — родная кровь убийц, я никогда не буду с
тобой».
Чимин правда изо всех сил старался отпустить душевную боль, которая его
калечила. И иногда даже получалось. Но она была словно нелинейной.
Возвращалась неожиданно, от определённых запахов, чувств или звуков, и в
такие моменты принц чувствовал, будто его мир — это расползающееся по швам
одеяло из лоскутков. На глаза навернулись другие слёзы, не от физической
боли. Он плакал не по матери и не по себе, и даже не по тому, что его заперли.
Он оплакивал всех, кто находился в этом затхлом месте, пропитанном гневом и
ненавистью. Вокруг было столько боли, а все, кто жил в стенах замка, просто
закрывали на это глаза. Правда была лишь в том, что все боялись. Все были в
ужасе друг от друга.
***
— Чёрт бы тебя побрал, Юнги! Для начала отдышись, — Тэхён пододвинул

кружку, наполненную элем, к рукам Юнги, который вбежал в его избу с каким-то
отголоском безумия в глазах. Весь взъерошенный и промокший, он опустился на
лавку и, облокотившись на стол, схватился за голову. — Выпей, а потом и
жалуйся.
— Ты куда-то собираешься? — спросил Юнги, хватая кружку и замечая, что

отвлёк чародея.
Тэхён аккуратно укладывал в ящик баночки с разноцветными магическими

порошками. Тогда синевласый огляделся: комната выглядела опустевшей, а сам
маг был какой-то помятый и опухший, словно только вышел из спячки после
долгого пьяного загула. Юнги напрягся, делая пару больших глотков и обжигая
горло крепким элем.
266/303
— Можно и так сказать, — загадочно, но в то же время грустно улыбнулся
чародей, выдавая своё поникшее состояние. — Скорее бегу.
— От чего?
— Понятия не имею, — пожал он худыми плечами. — Меня давно мучает дурное

предчувствие. Это место… — чародей скептически огляделся по сторонам,
обнимая себя. Юнги понял, что под «этим местом» Тэхён имел в виду не своё
уютное гнёздышко, а Уотердип. — Оно высасывает из меня силы, а взамен не
даёт ничего. Никакой услады и покоя, один мрак…
— А как же тот слуга? — невольно выдал Юнги, тут же понимая, что зря это
ляпнул, поскольку чародей помрачнел пуще прежнего и заметно напрягся.
— О чём ты хотел поговорить? — резко перевёл разговор Тэхён, игнорируя

чужой вопрос, отворачиваясь и возвращаясь к сортировке склянок.
— Если ты ничего не знаешь о тёмной стороне, то она ничего не знает о тебе,

верно? — громко поставив кружку на стол, Юнги вытер губы тыльной стороной
ладони и уставился на мага во все глаза.
— Если ты видишь демонов, то они видят тебя, — пожал плечами Тэхён, звякая
баночками. — Не бывает исключений. Ну, а в чём, собственно, дело? Ты
последний раз приходил ко мне за советом, когда... — маг наигранно задумался.
— Никогда! — щёлкнул он пальцами. — Но стоило тебе повстречать
королевского отпрыска, как ты сюда будто по расписанию бегаешь.
— Что? — нахмурился Юнги, насупившись. По стёклам начал барабанить лёгкий

дождь, и только тогда парень заметил, что в избе Тэхёна было прохладно, хотя
прежде в ней всегда стояла сильная духота. Без исключений. — Я пришёл
поговорить не о Чимине.
— Тогда о ком? — чародей поднял голову, усталыми глазами уставившись на

друга.
— О нём, — Юнги коснулся ладонью груди. — О другой своей сущности.

Понимаешь… — он запнулся, поскольку совсем не привык делиться
откровениями, а тем более с Тэхёном. — Как бы это объяснить… — синевласый
поднял голову, глядя на деревянные балки потолка. — Я всегда всё
согласовывал с самим собой и больше сотни лет жил в гармонии. Я подчинил эту
силу, научился ею пользоваться, кормил, развивал и заботился, и всё было в
порядке. Но сейчас… Она отказывается слушать меня. Раньше я был целым, а
сейчас чувствую, будто во мне сидит кто-то другой, противится и… — Юнги
опустил тяжёлые веки. — Пытается взять надо мной контроль. Иногда мне
страшно засыпать, потому что кажется, что я проснусь и буду уже… Ну… Не
собой, понимаешь?
— Как никто другой, — хмыкнул чародей. — И что же?
— Я не могу подчиниться самому себе, что-то внутри сопротивляется. Он

сопротивляется, — Юнги коснулся пальцем виска. — Сегодня ночью произошло
кое-что, о чём я не могу тебе рассказать, — синевласый ощутил, как дрожат его
пальцы и надламывается голос. Он никогда не чувствовал себя таким слабым и
уязвимым. — Если я не сделаю кое-что, то всему придёт конец. Ты даже не
267/303
представляешь себе…
Тэхён вдруг расслабленно выпрямился, разминая длинные пальцы. Его

искренняя безмятежность загнала Юнги в тупик. Чародей поднял спокойный
взгляд на синевласого и спросил:
— Зачем ты врёшь?
— Что? — не понял Юнги.
— Ты солгал.
— Когда это?
— Когда сказал, что пришёл поговорить не о Чимине.
— Ты решил потешиться надо мной? — вдруг разозлился Юнги, громко опустив

стакан на стол. — Ну так мне не весело.
— Понизь тон, всё же за советом пришёл ты, — с прежним холодным

умиротворением ответил чародей, делая акцент на последнем слове.
— Впрочем… Зря припёрся, я ничем не могу помочь. Во-первых: я занят, — пожал
плечами маг. — А во-вторых, даже если бы я не был занят, всё равно бы не
помог.
— Почему? — отчаялся синевласый.
— Потому что никто не способен, — отчеканил Тэхён, захлопывая сундук.
— Но…
— Кроме тебя. Будь ты более наблюдательным, то давно бы уже всё понял. Но

вы, влюблённые, настолько слепните от своих чувств, что великана пред собой
не увидите, он вам размытым пятном покажется, — с каким-то лёгким
отвращением говорил маг, раздражённо отшвыривая баночку с оранжевой
солью. — Ты упорно закрываешь глаза на тот факт, что с тобой начали твориться
странности после встречи с мальчишкой. Ты ходишь по одному и тому же
замкнутому кругу, думая, что тебе кто-то сможет помочь, но нет. Помочь себе
можешь только ты сам, — спокойно договорил Тэхён, выпрямляясь.
Юнги тоже замолчал, не смея нарушать тишину. Он опустил веки, накрывая

ладонями лицо и медленно выдыхая, из груди прокрался едва слышный рык. За
ухом начали проступать белые чешуйки, которые неприятно резали кожу.
— До того, как вы встретились, ты был надломлен и потерян, — вновь подал

дрожащий голос чародей, глядя на догорающий в камине огонёк. В его мыслях
будто бы тоже стоял чей-то образ. — Я стал спокоен, потому что подумал, что
теперь с тобой есть кто-то, кто сможет спасти от одиночества, которое пустило
корни по твоей пещере. Но сейчас я вижу, что это было нечто большее. Нет,
даже не любовь, — покачал Тэхён головой, вновь печально улыбнувшись, и на
секунду Юнги показалось, что сиреневые глаза чародея заблестели от влаги.
— Чимин дал тебе надежду на человечество, которую у тебя когда-то отняли.
Жизнь без неё — пустыня. Вспомни место, где ты впервые почувствовал
надежду.
268/303
Синевласый замер на несколько секунд, а потом подорвался, вскакивая на ноги,
хватая с лавки плащ и накидывая на плечи. Тэхён молча наблюдал за парнем,
по-прежнему сидя на дощатом полу. Мыслями чародей был совсем далеко от
этого места, но когда Юнги накинул на голову капюшон и шагнул к двери, то в
спину прилетело короткое:
— От себя не убежишь.
— Тебе виднее, — замерев на выходе, ответил Юнги и посмотрел на чародея

через плечо укоризненным взглядом. — Не я же постоянно убегаю... Да, Тэхён?
Тот едва открыл рот, дабы возмутиться, но чужая спина уже исчезла за
скрипучей дверью. Тишина избы больше не успокаивала мага, как раньше.
***
Юнги ступал по поляне с аккуратностью, пытаясь не затоптать светящиеся

бутоны меридием. Лужайка светилась нежным голубым светом, как и прежде.
Со стороны топей по ветру доносилось синхронное кваканье лягушек. Больше
никаких звуков не было. Перелесье было похоже на озеро: ветерок покачивал
цветы, и их танец походил на рябь, которая расползалась по поверхности воды,
озарённой ярким лунным светом. С последнего раза, когда они были здесь
вместе с принцем, цветы вытянулись и едва доставали Юнги до колена. После он
приходил ещё несколько раз, чтобы сорвать парочку бутонов перед
долгожданными встречами с Чимином. В груди кольнуло, чувство было похоже
на беспокойство.
— Чего ты от меня хочешь? — прорычал Юнги, стоя посреди поляны из

светящихся меридием. Там, где он однажды взял сломленного принца за руку и
ощутил ту самую надежду, которая окутывала его тёплыми солёными слезами.
Улыбка Чимина была похожа на свет божий. Тогда в груди что-то шевельнулось,
и эта поляна точно была началом чувств синевласого. Теперь же он прикрыл
глаза, сжимая ладони в кулаки и чувствуя, как высвобождаются острые когти.
— Что тебе нужно? — вскрикнул он, пуская эхо, которое достигло леса и
скрылось меж деревьев. — Смирись или оставь меня…
Тело начало обжигать огнём, Юнги сбросил плащ и с треском сорвал с себя
рубаху. Внезапно он вспомнил первый поцелуй на балу. Исключительная
чиминова нежность не была следствием неопытности, скорее она была
проявлением силы, осознающей чувства, но в то же время сдерживающей себя.
Она была для Юнги вызовом и побуждением в том и привлекательным, что в нём
не было никаких требований. «Я твой», как бы говорил Чимин. «Если ты меня
примешь, значит…» И Юнги принимал, когда губы Чимина приоткрылись
навстречу его губам. Да, Юнги принимал от всего сердца и вызов, и
пробуждение собственных чувств.
Вдруг в темноте под закрытыми веками начали прорисовываться картины из

далёкого прошлого. Жалобный драконий рёв, сильный смог едва пропускал
вспышки синего пламени, горящие избы и ручьи крови. Беззащитных драконов
убивали прямо во время обращения. На его руках мёртвая любимая, глаза
которой он давно позабыл. Дым рассеялся, с серого неба медленно опускалась
269/303
сажа, похожая на тёмные снежинки. Прямо напротив жестокая бойня меж
людьми и драконами, среди которой стоял Чимин. Он взглянул Юнги в глаза. По
его щекам текли слёзы, размазывая пепел. Принц настолько не вписывался во
весь тот ужас, но с его опущенных рук капала багровая кровь.
2WEI, Edda Hayes — Warriors
Внезапно с безжизненного тела девушки поднялась мерзкая искажённая тень.

Этот безымянный ужас крался через дым и копоть прямо к Чимину. Как только
беглый взгляд Юнги уловил измождённый силуэт, спину прострелило огнём.
Тень обернулась чем-то живым, разорванная, серовато-мёртвая кожа
растянулась на истощённом теле. Юнги видел, что в одно мгновение у неё не
было руки, но спустя ещё одно конечность уже выросла каким-то уродством. Это
выглядело так, словно когти могли разорвать себе путь через плоть и кости.
Секундой позже оно разбилось о принца, будто проникая в него всем своим
естеством. Улыбка озарила лицо Чимина, но не та нежная и смущённая, какую
привык видеть Юнги. Это был жестокий оскал, перерастающий в хохот. По его
шее к кадыку двинулись чёрные корни, пока принц заходился заливистым
смехом.
— Хватит! — рявкнул Юнги, хватаясь за голову. — Прекрати! Не смей…
Падая на колени, он захватил ладонями несколько меридием, сжимая стебли и

бутоны в кулаки. Из угасающих лепестков начал сочиться синеватый сок, будто
бы они истекали кровью. Дракон подбрасывал в сознание картины жестокой
расправы, среди которых находился Чимин, заражённый проклятием. Душа
Юнги под натиском этой силы словно разгоралась и угасала. Она билась внутри
него, как птица в клетке. Но клетки не было: никто не стеснял её, никто не
удерживал, а она рвалась и томилась. Он не мог освободиться от страданий в
страхе навсегда возненавидеть людской род. Нельзя было дать поглотить себя
целиком.
Юнги боялся.
Он до ужаса боялся стать тем, кто ненавидит Чимина так же сильно, как всех
его предков. Даже при виде герба династии Паков его пробирало до самых
костей такими злобой и жестокостью, что выжечь добрую половину королевства
синим пламенем казалось не такой уж дурной идеей. Теперь же внутренности
пожирал страх, что, поддавшись этой силе, он навсегда сотрёт из сердца того
Чимина, которого успел узнать и полюбить. Ненависть дракона к королевскому
роду затмит все остальные чувства. Не останется ничего. Ни единого
воспоминания, ни единой эмоции и искры трепетных сладких чувств. Останется
только темнота и одиночество. А там и до смерти будет недалеко.
По спине Юнги прошла волна чешуи, и он взвыл от боли, выгибаясь. Сбитое

дыхание перебивалось хрипом, было тяжело вбирать воздух, поэтому он
закричал на выдохе. Вцепившись в собственные плечи когтями, он начал драть
кожу, чтобы прийти в чувства.
— Ты не посмеешь! — с яростью прорычал Юнги. — Пока я не позволю…
Глаза вспыхнули. Чешуя ринулась по скулам, щекам и вискам. Изо всех сил
сдерживаясь, синевласый хватался за мысли о Чимине, как за последний
270/303
спасательный плот. Только принц заставлял его чувствовать. Хорошо это было
или плохо, но Юнги чувствовал всё. Иногда он вёл себя как неотёсанный
грубиян, просто потому что подавлял те чувства, не в силах взять их под свой
контроль. Он не знал наверняка, что в Чимине было такого, но с первой секунды
казалось, будто принц видел его настоящего. В ту секунду, когда Юнги встретил
его на празднике, а рядом была девушка… Юнги потерпел поражение. У него не
было сил больше скрываться от себя.
Воспоминания перебивали друг друга, мерцая в голове яркими вспышками.

Нежный шёпот, робкие взгляды, страстные споры. Мягкие чиминовы руки,
румянец на щеках и шелковистые серые волосы. Мокрая белая сорочка,
прилипшая к потному телу. Заливистый хохот и нелепые привычки. Сморщенный
нос, затуманенные желанием глаза. Обжигающие мокрые губы, хриплые
обрывистые фразы. Ласковые объятия, наивные речи. Любопытные наблюдения
и восторг от нелепых мелочей. Надежда, сияющая в маленьких глазах
полумесяцах. В трясущейся душе Юнги вспыхнуло такое чувство, будто бы они с
Чимином любили друг друга ещё много веков назад, задолго до появления всего
мира.
Волна боли прошла по всему телу, вплоть до кончиков волос и ресниц. Огромная
сила поедала его душу и разум, пальцы на ладонях срастались, превращаясь в
лапы с острыми когтями. Зрачки в медовой радужке задрожали и вытянулись,
став вертикальными. Дыхание окончательно переросло в рык, а над телом
поднималось марево от жара. Он принимал своё «я». Пытался простить самого
себя за то, что не мог прийти в состояние спокойствия с момента появления в
жизни принца. Когда же он сумеет полностью принять отсутствие покоя, это
отсутствие и должно превратиться в покой. Полное осознание чего-либо
возвратит его в состояние гармонии. Но на светящейся поляне не было никакой
войны меж двумя существами. Юнги был один. Он был драконом. И он же был
человеком. Единое целое. Одно существо.
— Н-нет… — зашипел он сквозь сжатые клыки, не переставая метаться от

душераздирающей боли. — Я не буду заставлять тебя полюбить его… — едва
удерживая себя в сознании, продолжал рычать Юнги грубым голосом. — Потому
что его люблю я, а ты… — он болезненно улыбнулся, прежде чем договорить и
выпасть из сознания, — это и есть я.
Юнги закрыл глаза. Невыносимая боль окончательно затопила разум, проникая в

каждую пору острыми иглами. Поляну осветил яркий всплеск света, который
затмевал свечение цветов и самой луны. Ветви деревьев пошатнулись от волны
энергии, а растения вокруг этой вспышки выгорали. Драконий рёв оглушительно
пронёсся по лесу, с верхушек деревьев в панике посрывались птицы.
Дракон расправил крылья и, отталкиваясь массивными лапами, взмыл в воздух.

Синее пламя столбом обрушилось на поляну, оставляя лишь полосу мёртвых
сгоревших меридием.
271/303
25. Танцуй со мной до конца любви.
Чонгук бродил по коридорам замка, проводя подушечками пальцев по

выпуклым холодным камням на стенах. Он бы так хотел рассказать кому-нибудь,
что и где у него болит, но не мог, потому что эта боль будет только расти, если о
ней постоянно говорить и думать. За днём следовала ночь, потом снова день,
время тянулось медленно, а из Чонгука словно вытягивалась тоненькая ниточка
его жизненных сил. Он угасал. Чем сильнее близилась свадьба, тем мертвее себя
ощущал слуга. Проще было заткнуть себе рот и до изнеможения царапать кожу,
чтобы физические ощущения затмили душевные.
Чонгук пытался не думать о Тэхёне, и всё получалось, вот только маг постоянно
приходил к нему во снах. Неосознанно, без разрешения вторгался
изможденными хриплыми стонами и сияющими локонами волос, которых Чонгук
касался своими губами каждую ночь. Он словно засел у Чонгука под кожей или в
лёгких, забирая остатки кислорода и разума. Маг снился ему до тех пор, пока
Чон не перестал спать. Он больше не надевал рубашки, в которых ходил к
чародею, потому что на них оставались белоснежные волосинки и сладкий
тэхёнов запах, который ничем нельзя было выстирать. Ожог, оставленный магом
во время их последней встречи, не заживал и сильно пульсировал. Да так, что
боль отдавалась в запястье и мешала выполнять работу по замку. Чонгуку
пришлось посетить лекаря, тогда уж и выяснилось, что в рану попала инфекция,
от того она загноилась. Никакого скрытого смысла, никакой былой связи с
чародеем. Глухая пустота.
Сколько бы слуга не размышлял, а понять всё равно не мог: зачем Тэхён

улыбался ему так искренне? Зачем излагал все те нежные сладкие речи? Зачем
смотрел так, словно собирался провести с Чонгуком вечность? Зачем вообще
появился в его жизни, заранее осознавая, что покинет и сломает её? И всё вот
это: горячие касания, сплетение пальцев, его истории, улыбки, загаданная
наперёд интимная близость. Это было бессмысленное, пустое и фальшивое?
Тэхёну всё приносило удовольствие, а Чонгуку его собственная любовь
приносила одну только боль. С Тэхёном или без него.
И где-то в этом всём прослеживалась какая-то нелепая закономерность. В какой-

то момент слуга начал сомневаться, что он был единственным, кто посещал избу
чародея. Он вспоминал кучи дорогих подарков и подношений от купцов и даже
знатных дворян, которые желали видеть прекрасного мага на своём ложе, а что
было у Чонгука? Одна только невинность, и ту Тэхён отобрал у него, оставив ни
с чем. Вряд ли Чонгук был кем-то особенным, из обилия претендентов на своё
тело и сердце Тэхён мог выбрать королей и даже Богов, зачем ему какой-то
перепачканный в пыли и грязи слуга? Теперь ещё и лишенный единственного,
что в этом похотливом и утопленном в крови веке было на вес золота — чистоты
и невинности.
Чонгук остановился у приоткрытой двери в подсобное помещение кухни, из

которой в тёмный коридор падала полоска жёлтого света. Заслышав звонкий
смех и разговоры, брюнет со скрипом приоткрыл дверь и заглянул внутрь. На
него устремились испуганные взгляды нескольких слуг, которые убирали по
ночам кухню. До пышной свадьбы оставались считанные дни, поэтому повара
загрязняли свои рабочие места, пробуя для приготовления десятки изысканных
блюд. Многие из прислуги устраивали в каморках ночные посиделки, когда
стража засыпала на своих постах. Чонгук обычно избегал подобных сборищ,
272/303
потому что боялся наказания в случае поимки, а за распитие эля или вина могли
так отходить розгами по заднице, что ходить потом будешь с трудом.
— Оливия, ты не заперла дверь? — рыжеволосый парень с небольшим ожогом на

щеке запустил в девушку чёрствой сухой булочкой, попав прямо в лоб.
Все переполошились, но выдохнули, узнав в Чонгуке приближённого к принцу

слугу.
— Вообще-то Фрей заходил последним, — потирая лоб, служанка схватила булку

и отшвырнула её в курносого парня, что сидел в углу.
— Каюсь, — поднял он руки в примирительном жесте.
— Ты ведь Чонгук? — подала голос светловолосая девушка, вежливо улыбаясь.

Её вид не вызывал негативных чувств, а для служанки она выглядела уж
слишком чистой и опрятной. — Проходи, у нас есть немного вина и хлеба, мы…
— её прервала темноволосая Оливия, толкая локтем, будто бы та забылась. — Да
что?
Осмотревшись, Чонгук понял, что рыжеволосый слуга был в сборище

своеобразным лидером, потому что девушки взглянули на него, ожидая
одобрения или же наоборот. Повисла тишина. Рыжий внимательно оглядел
Чонгука и хмыкнул.
— Мы играем на желания в нищенские тавлеи, — он указал на перевёрнутую

деревянную бочку, на которой лежала старая потёртая доска, криво выточенная
из дерева. На поверхности была выжжена разметка, разделяющая её на
квадраты.
При дворе все очень любили играть в тавлеи, развивая логику и мышление.
Исходя из статуса игры, доски для неё вырезались под стать заказчикам, шашки
делали из янтаря, слоновой кости или рога. Доски инкрустировали
драгоценностями, лопатки для передвижения фигур также нередко делали из
золота или даже цветного стекла — безумно дорогого материала, техникой
изготовления которого владели всего несколько человек со всего королевства. У
слуг же всё было проще — обычная кривая доска, а вместо шашек чёрные и
белые пуговицы, собранные с каждого в равных долях. Кто-то же использовал
ягоды крыжовника и смородины, но от них пачкались пальцы.
— Если желаешь присоединиться к посиделкам, придётся сыграть.
Чонгук среди прислуги всегда был белой вороной, он имел разве что парочку
знакомых или приятелей, с которыми часто работал в паре. Он предпочитал
быть одиночкой. Он считал, что друзья будут вытягивать из него энергию,
которой с тяжёлой физической работой и так не хватает. Да и наличие друзей не
обеспечит ему гарантию того, что он будет чувствовать себя менее одиноким.
Он может быть со всех сторон окружён друзьями, среди которых одиночество
станет ощущаться только ярче. Даже если они будут ему улыбаться, даже если
пообещают вечную дружбу. Чонгук, конечно, может улыбнуться им в ответ, но
он уже заранее знает, что будет молиться, лишь бы чувство ненужности
ощущалось хоть чуточку меньше.
Оставшись с прислугой и сыграв несколько партий, он чувствовал, как женские

273/303
хмельные взгляды изучают его. Чем быстрее пустеет пинта вина, тем смелее
становятся взгляды. Казалось, если Чонгука и дальше продолжат раздевать
глазами, он простудится.
— Я победила, — светловолосая девушка, которую, кажется, звали Мэйлин,

взметнула ввысь сжатые кулачки. — Ты…
— Да-да, проиграл, — в негодующем жесте покачал головой Чонгук, сгребая

чёрные пуговицы и вытирая со лба пот, что выступил после вина. — Твоё
желание?
— Ты не прикидываешься тупым, как выяснилось, — фыркнул рыжий слуга,

переведя взгляд с раскрасневшейся девушки на Чонгука.
— Благодарю, — возвёл очи горе Чон, ощущая явную враждебность от капитана

этого корабля ещё с самого начала.
— Я в том смысле, что уже все давно поняли, какое у нашей милой Мэйлин
желание, — скривился парень, качнув головой и оскалив зубы в похабной
усмешке. — Если гора не идет к Магомету, то Магомет идёт к горе, да, Мэй?
— Заткнись, Шивон, — огрызнулась девушка, протягивая Чонгуку руку и сдувая с

мокрого лба светлую чёлку, выглядывающую из-под косынки. — Идём, Чонгук.
Здесь слишком душно.
— Ага, ещё тесно и людно, — буркнул другой курносый парень, словив на себе
ещё один злостный взгляд светловолосой.
Неуверенно протянув руку, Чонгук позволил увести себя из действительно

душной кладовой. Стоило покинуть помещение, как Мэйлин отпустила его
ладонь и начала поправлять косынку, убирая прилипшие ко лбу светлые пряди.
— Прошу меня извинить за этих шутов, — тихо проговорила она, продолжая

двигаться в сторону кухонь. Чонгук, особо не задумываясь, шёл следом, пытаясь
опустошить свою голову от мыслей. — У всех на уме одна похабщина, а мне
действительно просто захотелось пройтись с милым юношей, разве это
преступление?
— Нет.
Повисла неловкая тишина, разбавляемая лишь едва слышным шорохом шагов.
— А ты немногословен, — заметила девушка, неловко улыбнувшись. — Не болен

случаем?
— Можно и так сказать, — хмыкнул Чонгук, переходя на шёпот.

— Неразделённая любовь это болезнь?
— Ох, ещё как, похуже чумы и холеры, — покачала Мэйлин головой, перевязав
косынку под волосами. — Что бы у тебя не происходило, все дороги всё равно
ведут в Рим, знаешь такую поговорку?
— Слыхал пару раз, но никогда не понимал, — честно признался Чон.
274/303
— Это значит, что ты всё равно приходишь к цели, независимо от выбранного
пути достижения. Любые чувства приносят нам страдания, а неразделённые так
и подавно, идеального ничего не бывает, ты всё равно пришёл бы к этому рано
или поздно, так чего теперь страдать? — взглянула она на Чонгука, проверяя, не
сильно ли задели юношу произнесённые ею слова.
— Может быть ты и права, — безразлично пожал плечами слуга, не пытаясь

переспорить или раскрыть свою душу незнакомке. Он не хотел поддаваться
размышлениям и снова впадать в уныние, слишком устал.
— Ну так и чего ты из себя Дон Кихота строишь? — она потрепала его за плечо.
— Улыбнись. Всем нам тут не сладко живётся, я вот вообще мечтаю бороздить
океан и грабить порты.
— Неужто в пиратки заделаться желаешь? — усмехнулся Чонгук невольно.
— А что, если я на вид хрупкая женщина, думаешь, не смогу по морде дать или
мечом зарубить? — сощурилась светловолосая, легонько ударяя парня по руке.
— Не суди книжонку по обложке.
— Нет, вовсе нет, — опустил Чон глаза. — Уверен, ты ещё успеешь покорить
океан и…
— Ох, — ухватившись за стену, девушка едва удержалась на ногах, а Чонгук

почувствовал, как по спине резко прошёлся холодок, хотя окон по близости
нигде не было. — Что за…
Не успел слуга опомниться, как что-то моргнуло перед его глазами, а Мэйлин
повалилась на пол, на несколько секунд теряя сознание. Ожог на ключице едва
кольнуло болью, но обстоятельства были совсем не те, чтобы слуга обратил на
это внимание.
— Хэй, что с тобой? — он подхватил девушку за талию, облокачиваясь на стену,

чтобы было легче удержать хрупкую служанку.
Тело Мэйлин резко вздрогнуло в его руках и еле забилось в конвульсиях, а

сердце Чона чуть не провалилось вниз, скатываясь по позвоночнику в пятки. От
потока страха и шока, который он испытал за несколько прошедших секунд,
дёрнулся глаз. Спустя несколько мгновений девушка пришла в себя, зашевелила
длинными чернявыми ресницами и распахнула прежде карие глаза, которые
стали заметно светлее. Это ускользнуло от обескураженного Чонгука, который
побледнел от испуга.
— Ты в порядке? — едва выговорил он, всё ещё удерживая Мэйлин за талию. — Я

могу проводить тебя к лекарю или до комнаты.
— Н-нет, не нужно, — улыбнулась растерянно служанка. — Мне просто… — она

осмотрелась по сторонам, словно бы оказалась в этом коридоре впервые в
жизни, тогда как все слуги знали эти помещения наизусть. Прошептала себе под
нос: — Получилось…
— Что? — отступая, брюнет вгляделся в бледное лицо Мэйлин.
— Ничего, я просто… — она опустила голову, оглядывая себя, ещё через

275/303
мгновение широко распахнула глаза и схватилась за свою грудь, смутив Чонгука
пуще прежнего. — Я… Девушка?
— Ну… Да? — брюнет опустил одну бровь и легонько почесал затылок. — С тобой
точно всё в порядке?
— Точно, просто немного… М-м… Переутомился, наверное… То есть ты!

Переутомился. Ну и я тоже. Переутомилась, — чуть улыбаясь, она заправила
прядь светлых волос за ухо.
Когда Мэйлин подняла глаза, их взоры пересеклись, у Чонгука что-то дрогнуло

внутри. Её глаза стали чуть светлее, чем были до этого, и весь облик будто бы
переменился. Даже кроткая улыбка на пухлых вишнёвых губах служанки
заиграла новыми эмоциями. Она словно говорила с Чонгуком на неведомом
языке и манила к себе, заколдовывала одним своим видом. Мэйлин чуть
прикусила край губы, продолжая прижиматься спиной к стене и накручивать
прядь волос на палец.
Неожиданно для себя слуга сглотнул, едва сдерживая порыв поцеловать

прекрасную незнакомку, образ которой стал настолько прекрасным, что стало
больно смотреть. Было в нём что-то родное, до боли ему знакомое, пропитанное
волшебной тягой. Взгляд служанки опустился на его дрогнувший кадык, пополз
ниже и замер. Густые чёрные брови опустились и лицо Мэйлин переменилось,
стало напряжённым. Осторожно коснувшись воротков рабочей рубахи слуги, она
расстегнула две верхних пуговицы. Чонгук замер, заинтересованный
действиями служанки, и удивился, когда бледные худые руки девушки оголили
его ключицы с нарывающим ожогом, который сильно походил на след руки.
— Болит? — тихо прошептала она, вновь заглянув ему прямо в глаза, от чего по
коже табуном прошлись мурашки.
— Откуда ты…
Накрыв его губы указательным пальцем, светловолосая за плечо притянула

Чонгука ближе к себе. Ещё через мгновение она положила свою маленькую
ладонь на ожог, а второй надавила на затылок, затягивая Чона в нежный
поцелуй, от которого по его спине мощной волной пробежала дрожь. Невольно
раскрывая свои губы навстречу поцелую, он ощутил сильную боль в районе
ожога, но сладость от слияния уст заглушала её настолько, что он едва
удержался в сознании, повалившись вперёд и сильнее прижав служанку к стене.
От её губ струились одновременно печаль и такая сильная сладострастная нега,

от которой пальцы на ногах поджимались. Чонгук не мог остановиться,
задыхаясь от вдруг переполнивших его сильных чувств. Не ожидая от самого
себя, он обхватил её талию, будто бы она могла испариться, как иллюзия. Ещё
секунда, две, три, слуга утопал в обилии своих чувств, мыслей в голове не стало,
всем его сознанием овладела непередаваемая эйфория. Чонгук пытался из
последних сил насладиться ей, будто заранее зная, что она вот-вот испарится.
Исчезнет навсегда, оставит его совсем пустым, иссохшим и одиноким.
Вдруг девушка схватилась за его плечи, разорвав поцелуй и прошептав

короткое «сопротивляется» себе под нос. У Чонгука сбилось дыхание, в груди
болезненно сильно барабанило сердце, а в ушах стоял шум. Он растерянно
пытался найти объяснение своему порыву, тогда как Мэйлин сощурилась, словно
276/303
бы ей было больно. Потом распахнула глаза и произнесла:
— Теперь не будет болеть.
И, чуть вздрогнув, повалилась ему на грудь, выпадая из сознания.
***
Тэхён резко вдохнул, словно проснулся от ужасного кошмара, оторвал голову от

пола и принял сидячее положение, хватаясь дрожащей ладонью за грудь. От
жары и исходящего от тела горячего воздуха белоснежные локоны
превратились в мокрые сосульки волос, рубаха насквозь пропиталась потом,
прилипая к телу. Сердце в груди колотилось, как заведённое, едва не
разорвавшись от такой сильной потери энергии. Любой другой чародей,
оказавшись чуть слабее Тэхёна, умер бы от такого мощного ритуала. А вся
абсурдность состояла в том, что маг не собирался переселяться в какую-то
бедную служанку, это получилось совершенно случайно.
Древние шумерские жрецы хорошо обучили Тэхёна обряду урушдаура, когда он

был учеником в одной из деревень алых магов в Южном Междуречье. Урушдаур
позволял перемещаться в тела живых существ на короткое время или же
оставаться в них навсегда, но Тэхён не любил обращаться к этой магии,
поскольку она сильно походила на вуду и требовала много жизненных сил. Весь
обряд был довольно тяжёлой ношей, и обучался ему Тэхён практически
насильно. Чародей родился и вырос в Месопотамии, в величественном городе
Ниппур, что омывался животворящими водами реки Евфрат. Его отец был
сильным жрецом, которые не подчинялись власти царей до тех пор, пока магов
не начали массово истреблять, посчитав, что они слишком долго живут и имеют
очень много могущества.
Отец едва успел сослать его в тайную деревню алых магов, когда в
Месопотамии начали истреблять жрецов. Деревня отделялась сильным
магическим барьером и не была обнаружена смертными, мечтающими истребить
последнего мага и войти в историю, как король Уотердипа, который якобы
истребил последнего дракона. Однако, с магами этого так и не случилось,
потому что подобных тайных поселений в мире было пруд пруди, и Тэхён
побывал в большинстве из них. Он выжимал из этих мест все знания до капли,
желая изучить как можно больше заклинаний и опробовать все виды магии.
Чародей-кочевник добрался и до Уотердипа, пытаясь отыскать заветную

скважину знаний. Но, увы, эта земля была настолько сильно пропитана кровью и
болью сотен убитых драконов, что ни один чародей не смог бы возвести на ней
тайное поселение. Помимо этого землю подпитывало какое-то старое проклятие,
которое набухало внутри и вот-вот грозило разверзнуть землю. Тэхён чувствовал
это каждый божий день, и готов был уйти уже давно, но внезапно встретил двух
драконов, живущих в горах. И одним из них оказался водный — вид, который
даже маги считали истреблённым. Чародею пришлось задержаться, а потом как-
то прижилось.
К урушдауру Тэхён прибегал крайне редко и только по необходимости из-за

сложности ритуала и тёмных воспоминаний, живущих в его сознании по сей
день. Несмотря на то, что прошли уже десятки лет с тех пор, как он ещё юнцом
ступил на путь чародея, Тэхён всё равно помнил всё в мельчайших деталях. Если
ученик был признан древними жрецами подходящим, то следующие три года он
277/303
проводил в так называемом «погружении», целью которого была подготовка
отделения души от тела. Процесс включал сложную технику телесных и
умственных «упражнений», абсолютного послушания его «мастеру», который
истязал его морально и физически. Когда подготовка заканчивалась, то искали
жертву. Именно «жертву», потому что в большинстве случаев действо можно
было едва ли назвать добровольным. Никто не желал, чтобы в его тело проникал
совершенно незнакомый человек.
После обряда ученик считался свободным и мог уйти, чтобы самостоятельно

устроить свою жизнь. «Жертву» обычно похищали из деревень простых
смертных крестьян, «готовили», и доставляли в место, где должен пройти
обряд. В идеале, похищенный человек должен был быть как можно старше, но
не настолько, чтобы смог противостоять волей этой чёрной магии. У молодых
людей сознание было ещё не столь окрепшим и постоянным в теле, а потому
легче подавлялось «гостем», решившим переселиться в тело. Но если «жертва»
была слишком молода, то могла не выдержать длительного периода
«подготовки» с жестоким обращением, необходимым для отделения души от
физического тела. Когда пред Тэхёном с головы перепуганной до смерти
избитой девушки сняли чёрный мешок, по его телу прошла дрожь, и он едва не
заплакал. Но ему было необходимо провести ритуал, чтобы его самого отпустили
и перестали истязать, называя это учением.
В этот раз сильным проводником для ритуала послужила частичка магии,

которую он случайно оставил на теле Чонгука в виде ожога, не сумев вовремя
сдержать свою силу в порыве чувств. Как бы сильно чародей не хотел оставить
Чонгуку что-то на память о себе, он не мог просто уйти. Эта частичка не исчезла
бы и ожог бы не прошёл, пока слуга не перестал бы испытывать чувства к
Тэхёну. И в итоге она рано или поздно могла убить Чонгука. Чародей собирался
внедриться в птичку или даже крупное насекомое, подобраться к спящему
Чонгуку и аккуратно вытянуть из него остатки собственной магии. Кто же мог
подумать, что слуга расхаживал по замку с какими-то девицами поздней ночью.
Девушка оказалась не из робкого десятка, и её сознание сильно взбунтовалось.

Она отказывалась принимать гостя и изо всех сил вытесняла его дух из своего
тела. И когда Тэхён понял, что у него не так много времени, то закрыл глаза и
оставил последний поцелуй, пытаясь вернуть Чонгуку все чувства и эмоции,
которые слуга когда-то заставил испытать самого чародея. Пока он целовал его,
то мог видеть его мысли, трогать их, колоть пальцы об их острые концы. Он
увидел, как слуга проговаривает каждую ночь, закрывая глаза:
— Я не люблю тебя, — глотая слёзы, надрывно шепчет Чонгук. — Я обожаю тебя

навеки. Я не хочу тебя, но просто не могу без тебя теперь существовать.
Кажется, только одна молния могла бы излечить меня от этого, просто
уничтожив, — скулит брюнет в пустоту своей коморки. — Прощай. Оставайся.
Или уезжай, но только не смей думать, что я не страдаю. Что не буду страдать в
будущем и забуду тебя. Только это одно может заставить меня ещё больше
страдать. Моя любовь, моя жизнь, моё сердце. Сбегай, но можешь убить меня
перед уходом.
Поцелуй так вскружил Чонгуку голову, а сам Тэхён балансировал на тоненькой

ниточке над пропастью и, если бы он хоть на секунду ошибся или поддался
чувствам, то сорвался бы и полетел вниз, тем самым навсегда оставаясь в теле
служанки. Сила его чувств была настолько сокрушительной, что сознание
девушки могло не просто уснуть, а лопнуть и раствориться. Но он смог сдержать
278/303
себя и вытянуть из Чонгука свою магию, которая приносила сплошь одни беды
им обоим. Он покинул сознание бедной служанки, миллион раз извиняясь перед
ней, будто бы она хоть что-то сможет понять. Нет, она не вспомнит, как билась в
клетке своего разума, не в силах вернуть контроль над телом. Она ничего не
поймёт, как, наверное, и сам Чонгук, который теперь сможет жить дальше.
Тэхён надрывно вздохнул, потянувшись к кувшину и налив себе ещё гадарского

вина, заранее подготовленного для того, чтобы промочить горло после тяжёлого
ритуала. Он не понимал, что вдруг стряслось с его, казалось бы, беспечной
жизнью. Чародей утратил свою изощрённость, утратил суетную обаятельность,
потерял магическую защитную скорлупу. От страданий того же Юнги (или
своих?) пропало чувство юмора. Ему так сильно хотелось всё это обратно. Пусть
всё приходит к нему так же легко, как и раньше. Но почему-то он заранее уже
знал, что ни шиша не вернётся, по крайней мере — сейчас, пока он не покинул
эти земли. Тэхён и дальше обречён на муки совести и беззащитность, которые
возникли в его жизни вместе с появлением чернявого мальчишки из прислуги.
Чародей отставил бокал, поджал ноги и обнял колени, чуть покачиваясь,

утыкаясь в них и позволяя себе бесшумно пролить три слезинки. Только три.
Первая — за их первую встречу, вторая — за время, проведённое вместе, и
третья — за прощание. Он понял, что Чонгук не пойдёт за ним.
«Сбегай, но можешь убить меня перед уходом».
***
Ближе к церемонии бракосочетания Чонгук начал сильно переживать за Чимина,

потому что внезапно его самого разжаловали от «слуги принца» до «прислуги по
кухне». Особых причин такому приказу не было, да и кто будет всё разъяснять
обычной челяди? Приказали — выполняй.
Волнение возросло в тот момент, когда Чонгук перестал встречать принца в

одиночку. Чимин всегда находился под стражей, которая не позволяла
приближаться, не то, что словом перекинуться. В покоях жила принцесса, а
самого Чимина отводили на несколько этажей выше и запирали в комнате с
одним входом и выходом. Чонгук несколько раз ночевал за углом в надежде, что
стражники задремлют, и он сможет пробраться, дабы поговорить с принцем, но
всё было тщетно. Гвардейцы отличались от обычных тем, что их доспехи были
позолоченные, а это значило лишь одно — особая охрана, которая стережёт
покои самого короля. Но почему их приставили к Чимину? Что такого могло
произойти?
Чонгуку никак не давало покоя и то, как принц выглядел. Он сильно исхудал, на
губах виднелась маскируемая ссадина, под глазами появились синяки, а на лице
растерянность и, казалось, вселенская тоска вросла в его взгляд. За день до
церемонии Чонгук смог договориться со слугой-чашником, что подавал еду на
одном из приёмов. Пришлось отдать свои последние накопления, но Чон
одолжил сюртук прислужника и вышел один раз вместо него. Казалось, всё это
было проделано зря, потому что он находился слишком далеко от Чимина. Принц
же, заметив своего друга, взглянул на него так, словно Чонгук был последней
твердыней спасения в этом мире. Чимин указал взглядом на дверной проём,
ведущий в сторону балконов. Слуга всё понял и, возвращаясь после подачи
блюда, ловко юркнул за угол, прижимаясь спиной к стене.
279/303
— Прошу меня извинить, — отложив столовые приборы, Чимин встал из-за
длинного стола, а ножки громко проскрипели о паркетный пол. — Мне нужно
отлучиться.
Мало кто из придворных обратил на это внимание, продолжая вести светские

беседы. Один из хмурых стражников двинулся следом, но принц притормозил
громилу, что был на голову выше и раза в три шире его самого.
— Я сам в состоянии посетить уборную, — прошептал Чимин так, чтобы услышал

только солдат, нависший над ним огромной тенью. — Или вы хотите, чтобы я
объявил об этом на весь честной народ? Что солдат королевской гвардии меня
на горшок водит?
Гвардеец, явно не желающий слыть пред сослуживцами нянечкой принца,

опустил глаза, едва кашлянув, и отступил, принимая стойку смирно рядом с
пустым местом принца. Нервно усмехнувшись, Чимин быстро засеменил к
коридору, хватая Чонгука за руки.
— Слушай меня внимательно, — проговорил принц, глядя в глаза слуге, точнее

своему единственному верному другу. — Ты должен покинуть дворец, слышишь?
— Что вы такое…
— Перед свадьбой все будто с ума посходили, в том числе «его святейшество»
мой старший брат, — голос принца заметно дрожал, а лицо стало бледнее, чем
обычно. — Он ищет людей, которые знали о моих побегах и помогали покидать
дворец, понимаешь? Тебе грозит опасность, они придут и будут допрашивать
тебя. Они допрашивают всех, а ты мой приближённый слуга.
— Но…
— Нет, — Чимин с силой сжал чонгуковы запястья так, что уже причинял боль.
— Завтра. Будет такая суета, что никто не заметит, как ты пропадёшь, а когда
хватятся — будет поздно. Пожалуйста, Чонгук, — в глазах принца застыли
слёзы. — Он казнит всех, кто мне помогал. Если я увижу тебя на эшафоте, то
мне нет смысла оставаться в живых. Ты мой друг… Единственный, кому я могу
верить.
— Милорд, — Чонгук не заметил, как его голос предательски задрожал. — Н-но…

К-как же вы?
Он заглянул Чимину в глаза, и в них увидел всё ту же доброту, что принц

проявлял по отношению к Чонгуку с самого детства, именно она придавала
смысл чонгукову существованию. Но вместе с добротой — безмерную, тоскливую
усталость. Ту, что означала: утомлено было не тело Чимина, без сил осталась его
душа.
— Ничего уже не изменить, — губы принца сжались в узкую полоску, а по лицу

было понятно — выгорел. Смирился. — Ты ещё можешь быть счастливым, но ты
никогда не будешь счастлив в этом гнилом месте. Не то что счастлив, ты и
живым не будешь. Ты меня понял?
— Д-да, — не удержавшись, Чонгук кинулся на шею принца, крепко прижимаясь

и зажмуриваясь. — Простите мне эту наглость, милорд.
280/303
Благодаря его любопытству Чонгук открыл для себя новый мир. Если бы он не
был слугой этого принца, он бы никогда не познал, что такое дружба, любовь,
волшебство. Всё благодаря Чимину, и у Чонгука надрывалось сердце от своей
беспомощности. Он ничего не мог сделать. Единственное, что он мог пообещать
Чимину — остаться в живых. Он был беспомощен ровно настолько, насколько
беспомощна муха, попавшая в паутину.
— Прощай, друг мой, — прошептал принц, сжимая слугу в объятиях. — Коль не

свидимся больше.
— Я не знаю, как сказать «прощайте», милорд.
Серовласый, заслышав шаги, быстро затолкал в карман друга три серебряных

столовых ложки, которые преждевременно ловко стянул со стола. Затем резко
оттолкнул Чонгука, да так, что тот ойкнул, ударившись спиной о стену и тем
самым еле оклемавшись от нахлынувших чувств. Чимин двинулся из-за угла,
чуть не врезавшись в стражника, которого, видимо, отправили вслед за
принцем. Брюнет, еле удерживаясь на ватных ногах, побежал вглубь коридора,
попутно стаскивая с себя сюртук. Его сердце бешено колотилось, а разум
затмевала паника. Чонгук впадал в истерику и не знал, что с этим делать. Он
вернул чашнику сюртук, натянул свою пропотевшую рубашку и под
подозрительными взглядами стражников стремглав рванул в свою коморку,
запираясь и сползая по двери. Из последних сил пытался привести своё
взбудораженное сознание в порядок.
Не то чтобы Чонгук боялся смерти, ему просто ещё было, для чего жить. Он
очень многого не попробовал, нигде не побывал, не нашёл своего места даже
тут, во дворце, прожив в нём большую часть жизни. Следующая ночь прошла
для него в полном бездумии и белой пелене на глазах. Он не понимал, что ему
делать дальше, потому что покидать дворец не входило в его планы. В голове
зароилась дюжина мыслей, несколько раз он поднимался и открывал сундук,
чтобы собрать свои вещи, но тут же захлопывал его, потому что не мог
позволить себе этого. Чонгук не мог бросить принца, но на кону стояло ничто
иное, как собственная жизнь.
За судорожными размышлениями прошла вся ночь.
На рассвете он попытался обо всём забыть и приступил к работе, в день

королевской свадьбы все окончательно потеряли разум. Оно и ясно было, не
какой-то там бал или приём, а союз двух крупнейших государств, сотни
приезжих гостей с разных уголков мира, пышный праздник и много работы.
Снующие туда-сюда слуги, портные, повара, повсюду крики, недовольные
дворяне, переполошившаяся стража. На кухнях нечем было дышать, а жарко
было настолько, что с Чонгука сходил уже седьмой пот.
В послеобеденное время, поймав момент, когда никто не накидывал ему

поручения, Чонгук ускользнул с кухонь и помчался в свою комнатушку, подпирая
дверь ветхим стулом. Руки предательски дрожали, по спине от страха то и дело
пробегала холодная дрожь. Стерев со лба пот и нервно почесав мокрый затылок,
он принялся заталкивать свои вещи в мешок. В какой-то момент ему казалось,
что он принял решение, но уже спустя некоторые мгновения накатывала
истерика и он хватался за голову, сбито дыша и пытаясь избавиться от липкого
панического страха.
281/303
После того странного поцелуя со служанкой что-то произошло с его разумом.
Ему перестал сниться чародей, ожог на ключице начал быстро заживать, а тело
окончательно стало пустым, словно трухлявый пень. Не хотелось ни пить, ни
есть, ни спать, порой даже жить. Теперь Чонгук не знал, куда себя деть, места
не осталось даже во дворце, куда он всегда мог вернуться. Может быть смерть
на эшафоте была уже и не таким плохим исходом для него? Лишь бы всё это уже
закончилось.
Размазывая по щекам слёзы, Чонгук весь окостенел при звуке громоздких шагов
и звона доспехов. Раздались тяжёлые удары по двери, которые заглушались
ударами сердца в ушах.
Час пробил.
***
Повозка чародея тихонько поскрипывала, белоснежная лошадь взмахивала

гривой и фыркала на потускневшего Тэхёна. Он аккуратно тянул за уздечку, не
слушая распри животного. Сердце тихонько постукивало в груди, но по мере
приближения к заветному Мёртвому перекрёстку ускорялось. До полночи
оставались считанные минуты. Чародей знал, что никого не дождётся, но соврал
бы, если бы сказал, что не было ни единой искры надежды в его душе.
— Тш-ш, милая, — потягивая за уздечку, он притормозил свою вьючную.

— Посидим немного на дорожку, да?
Вытащив из сумы на поясе кусочек сахара, он протянул лакомство лошади. Она с

удовольствием начала им хрумкать, отгоняя хвостом мушек. Тэхён потрепал
животное за ухом, затем обошёл нагруженную повозку и взобрался на край,
подтягивая ногу ближе к себе. Он грыз соломинку и смотрел на тёмно-синий
горизонт: солнце садилось прямо за дворцом, от чего было чётко видно его
контур. Во всех окнах и балконах ярко горел свет сотен свечей, и даже
настолько далеко можно было расслышать гул празднеств как в городе, так и в
самом замке.
Покачивая ногой, Тэхён взглянул на музыкальный инструмент, что давно

пылился у него в вещах. Он раз за разом перевозил его с собой, но так ни разу и
не сыграл. Это была испанская виуэла, которую ему подарил один перекупщик
магических диковинных предметов за океаном. И Тэхён бы уже давно выкинул
этот, казалось бы, никому ненужный хлам. Только вот виуэла была бы явно
против, потому что инструмент имел свою душу. Стоило чуть подпитать его
магией, он начинал сам лить мелодию. Инструмент едва походил на лютню, но
имел совершенно иной звук: обладал тем же резонаторным корпусом, шейкой и
коробкой с колками. Струны, обычно от трёх до шести, крепились к круглому
выступу на нижнем крае корпуса и приводились в колебание пальцами
музыканта.
— Чего в тишине сидеть, — пожал печами Тэхён, касаясь виуэлы и воздействуя

на неё своей магией. — Что скажешь?
The Civil Wars — Dance Me to the End of Love
282/303
Лошадь в ответ лишь фыркнула и в своей обычной манере взмахнула гривой.
Инструмент издал один звук, затем второй, третий. Струны начали двигаться и
складываться в мелодию, которая звучала в голове чародея до этого. Он помнил
эту песню, услышанную в одном из кабаков на пиратском острове. Он помнил,
как две пиратки танцевали под неё, страстно касаясь друг друга и едва не
поедая друг друга взглядами. Тогда он мог только позавидовать такой огненной
любви.
Ноги покачивались в такт мелодии, слова касались губ. Тэхён начал

пританцовывать, сидя на повозке. Воспоминания сами проносились у него в
голове: первое знакомство, яркая невинность, маленькие пухлые губы слуги,
дрожащие при виде чародея. Каждая встреча была особенной, пусть даже Тэхён
скрывал это всеми силами. Чонгук был простым и добрым, он искренне влюбился
в магию и волшебство, увидев, насколько это может быть прекрасным. Он не
злоупотреблял чувствами и знаниями, он просто любил и хотел быть любимым в
ответ.
Маленький одинокий слуга, брошенный всеми, но не растерявший при этом свою

невинность и чистоту. Не только Тэхён показал ему этот волшебный мир, но и
Чонгук открыл глаза чародею на многое. На искренность чувств и внезапность
порывов. Убедил, что слишком рано чародей поставил крест на людях и их
желаниях. Тэхён привык оставаться для всех тайной, приходить и уходить, но
почему же только сейчас он ощущал стыд? Его душу разъедало чувство
несправедливости, неправильности своих поступков. Ему впервые за долгую
жизнь было стыдно оставаться тайной. Уйти, не раскрыв себя настоящего в
ответ на такие глубокие и сильные чувства простого человека.
Он опустил ноги наземь, слезая с повозки и обнимая себя в медленном

покачивающемся танце. В прощальном. Маг закрыл глаза, чувствуя в них влагу,
потому что пробила полночь, но на горизонте никого не было. В этот момент
Тэхён с горечью признавался самому себе: сколько бы ещё не пришлось пройти
миль, преодолеть расстояний, а он уже никогда не сможет забыть Чонгука.
Невозможно забыть того, кто раскрыл новые чувства и эмоции, будто
разноцветный антука над головою.
Летней ночью, когда будет идти тёплый дождь, или суровой зимой, когда
большие пушистые снежинки будут тихо лететь вниз, или в минуты своего
гордого одиночества Тэхён будет понимать: те мгновения любви больше не
повторятся. Ни в его жизни, ни в жизни Чонгука. И всё, что теперь останется от
этого мрачного места и человека — это воспоминания.
Воспоминания ведут и составляют Тэхёна. Ведь жизнь это не только обычная

часть реальности, которую люди и чародеи берут и проживают. Всегда внутри
есть что-то самое сокровенное и ценное, заставляющее испытывать то, что
нельзя подтвердить никакими достоверными взглядами и аксиомами. Пожалуй,
это и была самая глубокая нота внутреннего звучания обычного человека с
короткой жизнью. Нота мага, способного прожить больше двухсот лет, теперь
же была похожа на человеческую благодаря слуге.
Для некоторых людей именно эта нота и воплощала всю жизнь. Эти фантазёры
жили воспоминаниями, своими и чужими, цепко держались за них, как за
единственную опору в своей сырой жизни. Интересно, теперь и Чонгук будет
таким? В чём же была их сила? Кем были они с Чонгуком в прошлом? Были ли
они чьим-то воспоминанием? И станет ли всё, что между ними было, чьей-то
283/303
мечтой, которая изменит жизнь? Но жизнь меняет не время. Люди сами меняют
её — так, как подсказывают их чувства…
Песня подошла к концу, виуэла затихла. Тэхён в тишине окружающего его леса
замер, всё ещё обнимая себя и тихо нашёптывая:
— В танце до конца любви…
Когда слёзы начали срываться с подбородка и падать на воротник, он пришёл в

себя. Шмыгнул носом, вытер лицо полами бежевой накидки и выдохнул.
Двинулся к лошади, хватаясь за уздечку и крепко её сжимая. Чародей словно бы
стоял перед дверью и не мог повернуться назад, тогда как сердце безумно
умоляло о ещё одном взгляде, одном мгновении. Но Тэхён знал, что, не бросив
взгляд назад, он тем самым скажет: «Я никогда тебя не забуду».
Повозка скрипнула. Не справившись с эмоциями, Тэхён на мгновенье обернулся,

вглядываясь в очертания дворца. Ноги подкосились, сердце в груди пропустило
много ударов, из глаз градом покатились слёзы, ноги дрогнули, и он тут же
рухнул на колени, сжимая пальцами траву.
На горизонте мелькал тусклый фонарь, а ещё спустя несколько невыносимо

длинных мгновений появилась чернявая макушка несущегося со всех ног
Чонгука.
SYML — Where's My Love?
284/303
Примечание к части не бечено
26. Роман о Розе.
Я спал, как будто бы хмельной,

Так крепко, что во сне был явлен
Мне мир иной, и им оставлен
В душе моей глубокий след, —
Сон сбылся через много лет.
Картин небесных череда
Передо мной прошла тогда.
Для вас хочу я сон тот вспомнить,
Чтоб радостью сердца наполнить. —
Ведь сам Амур мне приказал,
Чтоб я в романе рассказал,
Что видел. Ваш черед просить
Его названье огласить:
Роман о Розе вы прочтёте,
Любви искусство всё найдёте.
Гильом де Лоррис, «Роман о Розе»
В камине тихо похрустывало пламя, когда Чимин лизнул подушечку

указательного пальца, перелистывая ветхую страницу книги в шёлковом
зелёном переплёте. На обложке позолоченными буквами было выведено
название: «Роман о Розе». Принц настолько увлёкся чтением, что не заметил,
как догорала его одинокая свеча. Переведя взгляд с текста на огонёк, он
наблюдал, как пламя медленно погибало, в точности как его душа. Повинуясь
своим безмолвным страданиям, Чимин попадал под огонь с двух сторон. Одна
его половина шептала: «держись, борись, это твой единственный шанс». Другая
же твердила: «откажись от борьбы, у тебя нет ни малейшего шанса». Но как же
он мог отказаться, если после этого его ожидали только одиночество и смерть?
И в то же время, если он не откажется, то израсходует свою энергию на борьбу,
которая была проиграна ещё до того, как началась, и которая неизбежно
окончится чем-то плохим. Прежде всего для него самого.
Принц аккуратно подносит указательный палец к огоньку и держит над ним,

ощущая жар и прикрывая глаза. То ли ему снилось, что он мотылёк, то ли сейчас
снится, что человек. В тёмной запертой комнате без окон принц вспоминает, как
в ту ночь смущённо шелестело в камине пламя. Как его ладони скользили по
медвежьей шкуре, пропуская меж пальцев крупные ворсинки. Как колотилось
сердце от горячих прикосновений, а внутри всё переворачивалось вверх дном.
Томительные поцелуи и постыдные ласки, хныкающие стоны и удовольствие,
накрывающее тело с макушки до пят сокрушительной волной.
Воспоминания безжалостно несли его по течению, перенося на второй этаж

таверны «серебряная кровь». В маленькую комнатку, из окна которой лился
свет, что был ярче солнца. В ночь, когда Юнги на скрипучей койке доводил
Чимина до исступления, сплетаясь с ним в один поток, соединяя души, давая
немые обещания навсегда быть вместе. Защищать друг друга. Оберегать. Принц
никогда прежде не испытывал ничего подобного и, казалось, не испытает вовсе.
285/303
И что же теперь? Чимин один. В этом дворце. В этом государстве. Во всём мире.
И он не понимал, что пошло не так. Что он не так сделал? Что упустил? Или
наоборот — сделал лишнего? Но ничего не менялось — снова виноват был он и
только он. Опять один. Ест один, спит один.
В голову принца всё чаще начала закрадываться мысль о том, что все вокруг
считают его идиотом. Обводят вокруг пальца, используют в своих целях и нагло
врут прямо в глаза. Можно было называть это как угодно, но теперь Чимин
наконец понимал, что значит быть человеком. Это значит быть вечно одиноким и
растерзанным внутри, быть забытым и постоянно, смотря на звёздное небо,
задавать один и тот же вопрос: «когда же, чёрт возьми, всё это уже
закончится?»
— Вш-ш, — шикнул принц, дёрнув рукой и опрокинув подсвечник с догоревшей

свечой. Капли воска разлетелись по холодному полу, тут же застывая. Он обжёг
палец, которым перелистывал страницы, но боль — это единственное, что ему
теперь оставалось.
Дверь его «темницы» скрипнула, и на пороге появилась принцесса, облачённая в

шёлковую бежевую сорочку с элементами гипюра. Ночные рубашки для мужчин
и женщин имели одинаковый покрой и ничем друг от друга не отличались.
Поверх девушка накинула голубой халат, расшитый серебряными нитями,
поскольку демонстрировать исподнее бельё даже при страже это верх
бесстыдства. Её длинные чернявые волосы красиво спускались волнами по
плечам, и Чимин удивился, поскольку принцесса любила собирать волосы в косу
перед сном.
— Милорд, — чуть поклонилась Ли Сонг, но как только дверь закрылась, скрывая

силуэты крупных гвардейцев, принцесса заметно расслабилась. — Прошу
прощения за столь поздний визит.
— Что-то случилось? — принц обеспокоенно вздёрнул подбородком,

нахмурившись.
— Нет, вовсе нет, просто я… — брюнетка едва запнулась, ступая к небольшой

постели Чимина и присаживаясь на край. — Без тебя ложе совсем холодное, а
камин даже развести некому. Когда тебе позволят вернуться в свои покои?
— Думаю, после бракосочетания нам выделят покои в другой части дворца, —

мрачно ответил Чимин, захлопывая и отодвигая книгу, совсем забывая оставить
отметку на месте, где остановился.
— Было бы здорово, — Ли Сонг выдавила некое подобие улыбки, опуская глаза и

нервно сминая ткань халата на коленях. — Ты тут совсем один. Хочешь
поговорить?
— Нет, — Чимин во мраке комнаты вернул взгляд к подсвечнику, что валялся на

полу, и аккуратно поднял его. — Я не чувствую себя собой. Не в каком-то
извращённом смысле, а в том, что я как будто живу не своей жизнью.
Принцесса качнула головой, но непонятно, для чего: в знак того, что понимала, о
чём говорит Чимин, или потому что просто слушала.
— Порой кто-то смотрит на меня: слуга, подающий ужин, или учитель,

286/303
рассказывающий историю. А я удивляюсь, что кто-то вообще меня видит…
— горько усмехнулся серовласый, следом вздыхая и потирая глаза. — Есть в
этом что-то губительное, нечто убивающее в таком онемении, отстранении от
всего. Ты меня понимаешь?
— Я покинула родину, то место, где жила с рождения и выросла. Меня привезли

сюда: в холодный сырой дворец, где все придворные смотрят волком, я здесь
чужая. Сам-то как думаешь? — хмыкнула Ли Сонг, похлопав по месту рядом с
собой. — Через пару дней я выйду замуж за принца и буду иметь все права,
чтобы возглавить чужое мне государство, а у меня из головы никак не уходит
тот юноша с Эмбиля.
— Намджун? — робко улыбнулся принц, присаживаясь рядом с девушкой.
— Да, — грустно ответила Ли Сонг, вздыхая. — Если бы мы только могли всё

изменить.
— Мы можем, но я пока ума не приложу, как именно, — задумался Чимин.
— Нет, не можем, — покачала она головой, поджимая губы. — Потому что мы не

принадлежим самим себе, мы принадлежим государству. У нас есть долг пред
ним. Я свыклась с этим, потому что рано или поздно жизнь встанет в таком
разрезе, что все неудачи и страдания — это необходимая цепь к той мысли, к
тому пониманию, которое ты, оказывается, обрёл, — пожала девушка хрупкими
плечами. — И ты тоже скоро с ужасом осознаешь, что ничего не понял бы, если
бы не эти твои страдания, если бы не эта боль. Я уже говорила тебе об этом…
— А я повторю снова: это несправедливо, — принц сжал ладони в кулаки,

возмущённо глядя на Ли Сонг. — Или ты думаешь: «стерпится — слюбится»?
Может быть я и не столь умен, как ты, но я человек. Всем сложно воспринимать
жизнь такой, какая она есть. Или ты думаешь мы поженимся и всё? Все
страдания и боль просто — «пуф», и испарятся? Разом пройдут, приведя меня к
истине? Нет, такому не бывать, потому что я тебя не…
Чимин замер, поскольку принцесса чуть подалась вперёд, накрывая его губы
своими. От неожиданности он разомкнул уста, а спустя несколько мгновений
сдался секундной слабости. Он имел все права на эту слабость, потому что
устал. Потерял себя. Не видел больше никакого смысла во всём, что его
окружало. У Чимина не осталось ничего, был только нежный робкий поцелуй
девушки. Она накрыла ладонями его румяные щёки, оказываясь ещё ближе, и
руки принца невольно скользнули по узкой талии.
Мягкий звук поцелуя наполнял комнату под аккомпанемент угасающего в

камине пламя. В какой-то момент Чимину показалось, что сердце в его груди
пропустило несколько ударов. Но потом стало ясно: не от глубоких чувств, а от
стыда пред всем, что его связывало с Юнги. Теперь же он подтверждал свои
слова: он больше не был собой. В тот момент, когда его ладони начали скользить
ниже, чуть задирая ночную сорочку принцессы, внутри что-то затряслось и
неприятно дёрнулось. В ужасе отпрянув от девушки, он отдёрнул руки и широко
распахнутыми глазами глядел на красивое раскрасневшееся лицо, не понимая,
что должен сказать или сделать.
— Тебе лучше уйти, — прохрипел он, вытирая губы тыльной стороной ладони.
— Ничего не выйдет.
287/303
— Но мы ведь можем…
— Как ты не понимаешь?! — он схватил принцессу за плечи, аккуратно

встряхивая, будто это вовсе не он был не в себе, а Ли Сонг потеряла голову. — Я
люблю другого… Человека.
От того, что принц смог впервые произнести эти слова вслух, внутри что-то
больно надломилось. К глазам подкатили непрошенные слёзы, а перепуганная
его действиями девушка растерянно моргала и пыталась что-то сказать.
— Уходи, прошу, — Чимин поднялся на ноги, отдаляясь от принцессы, чтобы та

не увидела его слёз. — Не надо этого всего больше. Я не могу, а ты просто не
должна…
— Да, милорд. Я вас поняла, — отстранённо произнесла Ли Сонг, натягивая на

себя прежнюю холодную маску принцессы Ферелдена. — Прошу меня извинить.
Чуть поклонившись, она покинула комнату, больше не произнеся ни слова.

Оставшись в прежнем одиночестве, Чимин ощутил временное облегчение, после
чего расплакался.
***
Нервно перелистывая одну страницу за другой, Чимин изредка поднимал глаза,

чтобы убедиться, что сопровождающий его на занятия гвардеец всё ещё стоял
на своём месте неподалёку от выхода из библиотеки. От слоя пыли на толстом
учебнике чуть зудело в носу и хотелось чихнуть.
— Если считаете ворон, значит закончили с этим параграфом, милорд? — строго

спросил Хосок, втыкая перо в чернильницу. — Вы прочли то, что я задавал
четыре дня назад?
— «Роман о Розе»? — тихо переспросил принц, получая в ответ короткий кивок.

— Да, прочёл. Как я выяснил из летописей, первая часть романа, которую
написал Гильом де Лоррис, выдержана в куртуазных тонах. Сорок лет спустя его
труд продолжил и закончил Жан де Мен, но уже в совсем противоположном
духе.
— И какая часть вам понравилась больше? — Учитель сплёл длинные пальцы,

подперев ими подбородок, тем самым демонстрируя свою готовность слушать.
— Расскажете?
— С одной стороны сложно сказать, — пожал плечами принц, задумчиво глядя

на перо в чернильнице. — В летописях сказано, что, несмотря на то, что труд
Гильома де Лорриса получил высокую оценку, он совершенно точно был
переплюнут второй частью романа, написанной Жаном де Меном. Мол, он
проявил в ней «выдающуюся образованность и смелость мысли», — скептично
сморщился принц.
— Вы с этим не согласны, милорд? — опустил бровь учитель, сощурившись с

неким азартом. Чимин впервые за долгое время подвергал что-то сомнениям,
обычно он просто соглашался с мнением летописцев. Никогда не спорил, чтобы
поскорее закончить скучное занятие.
288/303
— В корне, — покачал головой Чимин. — Он ведь продолжил труд первого поэта,
и те, кто оценивал, должны были отдать дань уважения. Без первой части не
было бы и второй.
— Если первая часть вам больше по душе, то что вы из неё поняли? — Хосок чуть
откинулся спиной назад, внимательно слушая ученика.
— Гильом де Лоррис рассказывает историю возвышенной и нежной любви, —

вновь задумался принц, сдувая со лба серую чёлку. — Хотя она не была лишена
элемента чувственности, — заключил он, аккуратно потянувшись к чернильнице
с пером и пододвигая ближе к себе. — Когда поэту было двадцать лет, ему
приснилось, что, гуляя по берегу реки, он внезапно попал в сад и увидел там
необычайной красоты Розу. Пока он любовался ею, Амур пронзил его сердце
стрелой, и юноша страстно влюбился в Розу, которую на протяжении всего
времени мечтал сорвать.
Чимин вытащил из своей учебной сумки книгу в шёлковом зелёном переплёте и

открыл, медленно листая.
— Ему взялся помочь в этом деле Привет, но против них выступили Отказ,
Злоязычие, Стыд, Страх. Немалыми усилиями первая атака была отбита. Привет
призвал новых союзников — Великодушие и Сострадание. Но и Злоязычие
пополнило ряды своей армии Завистью, Унынием, Ханжеством, — обмакнув
кончик пера в чернильнице, он начал аккуратно между абзацами выводить
слова, делая вид, что оставляет пометки. — Произошёл ряд стычек, в результате
которых Великодушие и Сострадание были разбиты. Привет заключили в башню
под надзором злой старухи, и юноша пришёл в полное отчаяние. Здесь рассказ
Гильома де Лорриса обрывается.
— Вторая часть как же? — учитель сложил руки на груди, наблюдая за тем, как
Чимин что-то пишет в книге, но под его подозрительным взглядом не торопится
задавать лишние вопросы.
— Продолжая повествование с того места, на котором остановился Гильом де

Лоррис, Жан де Мен рассказывает, что Разум безуспешно убеждает юношу
отказаться от любви, — горько усмехнулся принц, покачав головой. — Потом
ещё и Друг появляется, который дает Юноше советы. И даже наставления
Природы не приводят к цели, — Чимин осторожно отодвигает книгу,
многозначительно указывая на неё взглядом. — И только когда в дело
вмешивается Амур враги побеждены, Юноша срывает Розу и просыпается.
— И что именно вам не по душе? — Хосок аккуратно пододвинул к себе книгу,

прочитав короткую надпись и пытаясь сдержать удивление.
«Нужно поговорить. Наедине»
— Так не бывает, — хмыкнул Чимин с досадой. — Какой прок был Амуру вновь
вмешиваться во всё это? Никто не мог помочь Юноше, это явно вело к плохой
концовке, а хорошие концовки самые скучные. Я в них не верю.
— Всё всегда заканчивается хорошо, — с тихой грустью ответил учитель,

захлопывая книгу. — А если всё закончилось плохо, значит это ещё не конец.
289/303
— Сколько людей — столько и мнений, — безразлично дёрнул плечами принц.
— Что же, кхм… — рассеяно оглядывая стол, Хосок приподнялся. — Пойдёмте,

поможете мне принести несколько томов природоведения, чтобы выписать то, о
чём мы говорили на прошлом занятии.
Молча кивая и вставая с лавки, Чимин старался удержать на лице тень

равнодушия, чтобы гвардейцу не пришла мысль последовать за ними. Миновав
дюжину массивных книжных полок, Хосок остановился, прикладывая палец к
губам и прислушиваясь. Не дождавшись громких шагов стражника, он
вопросительно взглянул на обеспокоенного принца, в глазах которого легко
можно было вычитать суетливый страх.
— Учитель, — прошептал Чимин, убедившись, что они говорят достаточно тихо,

не вызывая эха. — Я должен попросить вас…
Не дав договорить, Хосок обнял принца за плечи, крепко прижимая к себе.

Душевный порыв оказался настолько сильным, что стёрлись все грани
дозволенного.
— Мой мальчик, — прошептал учитель, прикрывая глаза. — Я обещал… Обещал

Королеве, что позабочусь о тебе, как она однажды позаботилась о моей матери.
Я пытался прикрыть тебя во время побегов, и это всё, на что я способен. Прости,
что не смог сдержать этого обещания и защитить тебя от нападок этих…
— Вы можете помочь, — едва сдерживая подступившие слёзы, не дал

договорить Чимин. — Вы должны пообещать мне.
— Всё, что в моих силах, — хватая принца за плечи, Хосок посмотрел ему в глаза
и на мгновенье ужаснулся вселенской тоске, которая заполняла чиминов взор.
Его исхудавшее бледное лицо, истощенная душа и ни единой былой искры в
глазах заставили внутренности мужчины заледенеть.
— Меня спасти вы не в силах, но мою сестру ещё можете, — Чимин сжал

запястья учителя. — Завтра. Если во время свадьбы что-то пойдёт не так, вы
должны пообещать мне, что заберёте Сончан. Выведете её из дворца, даже если
против воли, пусть так… — принц замолчал, но через секунду продолжил
вкрадчиво шептать. — Скажите ей, что я велел. Скажите, что наша мама хотела
бы этого. Она умная, поймёт. Вы должны бежать как можно дальше от
Уотердипа, хоть за океан, хоть на Запад.
— Я не смо…
— Сможете, — оборвал Чимин учителя на полуслове, и тогда Хосок

окончательно убедился в том, что принц больше не являлся перепуганным
маленьким мальчиком. То ли вырос, то ли душевное потрясение оставило
огромный чёрный след, то ли всё сразу. Но ясно было одно: Чимин больше не
тот, кого нужно было оберегать. — Вы знаете, что с ней будет. Вскоре Он
захочет очередной «великий союз», а ей… Ей тринадцать лет, учитель. При
матери никто даже заикаться не смел о раннем замужестве, поэтому её не
готовили к такому. Она ребёнок, — он опустил голову, проглатывая боль в горле.
— Ребёнок, которого никто, кроме вас, не сможет спасти. И вырастить. Вы
должны…
290/303
— Да, — прикрывая глаза и смаргивая влагу, выдохнул Хосок. — Я сделаю всё,
что смогу, но… Что может пойти не так?
— Я не знаю, — судорожно закачал головой Чимин, отступая и хватая массивные

учебники с полки. — У нас нет времени, чтобы это обсуждать. Пока будут
готовить мой свадебный кафтан, я соберу все драгоценности и ценные вещи в
мешочек. Вам нужно будет забрать из моих старых покоев книгу. Вторую часть
«Романа о Розе». Она будет лежать под подушкой.
Чимин замолчал, едва заслышав шелест тяжелых шагов и звон доспехов. Хосок
изо всех сил пытался отодвинуть бушующие внутри эмоции, шмыгнув носом и
потянувшись за учебниками на верхней полке. Из-за трясущихся пальцев книга
выскользнула из ладони, но принц ловко перехватил её, глядя исподлобья.
— Осторожно, учитель, — широкая улыбка, скрывающая боль в глазах

полумесяцах.
«Спасибо, учитель».
***
Свадебный кафтан сидел на Чимине просто идеально.
Светло-бежевая атласная ткань расшита ажурной вышивкой жгутом, а узоры

вышивки чуть темнее, чтобы не сливались с тканью. Пуговицы в виде больших
тёмных жемчужин, тонкую талию охватывал пояс в виде бежевой шёлковой
повязки. Двойной воротник-козырь украшен драгоценными камнями молочно-
бежевого оттенка, на пальцах тяжелые перстни и кольца, лишь один для
обручального свободен. Обруч на лбу с большим голубым бриллиантом, что
отражал свет красивыми переливающимися бликами и пред всеми ознаменовал
титул принца.
Этот наряд нравился принцу гораздо больше, чем тот пёстрый красный кафтан,
в который его снарядили на бал-маскарад. Только вот бледное лицо Чимина
сливалось со светлым кафтаном настолько, что не нужно было даже
припудривать. Слуги пытались придать щекам цвета с помощью розовых румян,
заставляя принца чихать. Кто-то копошился в волосах, пытаясь придать им
идеальный вид: волосинка к волосинке. Третий подбирал аромат, чтобы
надушить Чимина с головы до пят.
— Оставьте меня, — откашливаясь, он указал рукой на массивную дверь и

грозно оглядел большое количество прислуги, что толпилась в прежних покоях.
— Я хочу побыть один.
Поклонившись, все поочерёдно покидали комнату, даже главный портной не

смел возразить принцу в этот знаменательный день. Оставшись в глухом
одиночестве, Чимин устало выдохнул и шагнул к окнам, створки которых были
надёжно заперты, как и двери на балкон. Чёрный чугунный замок висел
неподвижно. Серовласый взглянул через стекло на, казалось бы, такие далекие
очертания города, в котором горели тысячи огней. Все праздновали.
— Надеюсь, ты уже далеко отсюда, — прошептал он, думая о Чонгуке.
Взглянул на подушку, под которой спрятал мешочек с драгоценностями для

291/303
Хосока. Нервно выдохнул. Ещё немного. Совсем чуть-чуть. Впервые за долгое
время ему хотелось остаться в одиночестве. Чтобы никто не прикасался, не звал
по имени, ничего не требовал. Чтобы все оставили в покое. Покой.
Чимину нужен был покой.
— Давным-давно жил был мальчик с серебряными ресницами, — рассказывала

мама, поглаживая серые шелковистые волосы сына, что лежал головой на её
коленях. — Люди постоянно причиняли ему боль, потому что он был не таким,
как они. Люди всегда обманывали или предавали его. В конце концов, он решил
искать место, где жили добрые люди.
— Он нашёл такое место? — с интересом спросил Чимин, переведя взгляд с

пламени камина на мать.
— Нет, — вздохнула королева. — В конце концов, он жил в одиночестве.
— Мне так жаль, — расстроился маленький принц.
— Кого?
— Того мальчика с серебряными ресницами, — с искренней горечью проговорил

Чимин. — Наверное, он был очень одиноким. Ему было очень холодно в
одиночестве?
— Что мы можем сделать для этого мальчика? — улыбнулась Хёнки краешками

пухлых губ, пытаясь скрыть это от сына.
— Мы должны обнять его! — воскликнул принц, вскакивая на ноги и бросаясь на

шею королевы, заливаясь горючими слезами. — Обнять так сильно, чтобы он мог
чувствовать тепло. Мы должны обнять его крепко!
По щеке Чимина скатилась холодная слеза, под конец превращаясь в мутную

розовую воду из-за румян. Дверь скрипнула, он вытер лицо рукавом. На пороге
показалась светловолосая девушка, заикаясь и запинаясь едва выговорила:
— И-извините, милорд… То есть… В-ваше высочество, — криво поклонилась.

— Меня прислали с кухни, чтобы узнать, не желаете ли вы клубники или
персиков, пока ждёте.
— Как тебя зовут? — не глядя на служанку, спросил Чимин.
— М-мэйлин, милорд, — вновь склонив голову, ответила девушка.
— Мэйлин, ты не могла бы мне помочь? — принц посмотрел на неё через плечо с

отблеском мольбы в глазах, чем заметно удивил светловолосую. Ведь он мог
просто приказать. Чимин продолжил говорить тише, получив в ответ короткие
быстрые кивки головой. — Видела того огромного гвардейца у дверей?
— Д-да.
— Не могла бы ты выбежать отсюда с ужасом на лице и сказать, что мне срочно

нужен лекарь? — Чимин отшагнул от окна, сцепив руки на пояснице, как любит
делать Минвон. Это придавало ему ложной уверенности в собственных
292/303
действиях. — Ты окажешь мне огромную услугу, а я… — он приблизился к
служанке, засунул руку в карман портков и достал бриллиантовое ожерелье,
аккуратно опуская его в карман фартука Мэйлин. — В долгу не останусь. Идёт?
Глаза девушки нервно забегали по сторонам. Она начала покусывать сухие губы
и некоторое время колебалась. Но сомнение было столь коротким, что спустя
несколько продолжительных мгновений светловолосая уверенно развернулась
на пятках и кинулась к дверям. Чимин юркнул в сторону и прижался к стене,
вслушиваясь. Возня началась быстро: он слышал короткие истерические
обрывки фраз Мэйлин, которая для обычной служанки имела слишком хороший
актёрский навык. «Срочно», «на это нет времени», «нужен лекарь»,
«поторопитесь»… Когда послышались массивные шаги гвардейца и звон
доспехов, принц выскользнул за дверь и, обнаружив пустой коридор, рванул к
винтовой лестнице.
Он бежал, казалось, целую вечность. Огибал холодные коридоры, которые

ненавидел всей душой и телом. Трясущимися пальцами крепко держался за
каменные перила лестниц, перешагивая по две, а то и по три ступеньки разом.
Мир вокруг проносился с какой-то бешеной нечеловеческой скоростью, будто бы
Чимин был каким-то ловким смертоносным монстром и передвигался с целью
настигнуть жертву. Сердце колотилось в глотке, в ушах стоял шум, углы
коридоров двоились перед застеленными влагой глазами. На секунду принцу
показалось, что он попал в лабиринт, тогда как знал дворец от и до. Каждый
закоулок, факел, все входы и выходы.
Чем выше он поднимался, тем труднее становилось дышать. Воздух вокруг был
холодным и затхлым, а путь словно преграждали невидимые барьеры. В груди
саднило. Чимин будто ударялся в незримые стены, шатаясь из стороны в сторону
и едва удерживаясь на ватных ногах. Ему было страшно подумать, что ожидало
его в бальном зале. Сотни людей, которые съехались со всех государств и
мечтали урвать кусочек его внимания. Прекрасная невеста в пышном
белоснежном платье с оборками, статная и ослепительно красивая, точно
Афродита в своём человеческом виде спустилась с Олимпа. Толпы придворных с
фальшивой радостью, ярко высеченной на серых припудренных лицах.
Безучастное лицо короля, заинтересованного лишь в одном. Никого, кто мог бы
искренне улыбнуться. Просто подарить улыбку без тени лукавства.
Безвозмездно, не требуя ничего взамен.
С каждым шагом Чимин всё сильнее ощущал себя пустой раковиной, ветхим
домом, совершенно непригодным для жилья. Ко всему прочему испытывал
всепоглощающее отчаяние, его гордыня с треском ломалась, самомнение
разлеталось к чертям. Для того, чтобы построить что-то вместо уродливого
ветхого дома, эту халупу надо было сначала снести, но принц был не в силах
сделать это самостоятельно. Конечно, он мог бы стиснуть зубы и выйти в свет.
Пройти к алтарю, взять Ли Сонг за руку и улыбнуться сквозь бесконечный поток
боли и безысходности.
Какой во всём этом был смысл?
Если бы даже Чимин знал, что это так больно. Если бы был осведомлён, что его
сердце разобьётся вдребезги, он бы всё равно сбежал в ту ночь из дворца. Он бы
всё равно попал в пещеру, встретил бы Юнги, открыл для себя волшебный мир.
Он бы всё равно глупо и наивно влюбился, всучил бы в чужие бледные руки свою
невинность, отдал бы первый поцелуй. Даже если бы любой исход сулил
293/303
остаться с растерзанным сердцем и пустым телом, он бы всё равно прошёл
точно такой же путь. Потому что те мгновения любви были лучшими, что Чимин
испытывал за всю свою короткую жизнь.
Холодный ветер разбился о щёки, на которых остались разводы от румян. Принц

выскочил на балкон самой высокой башни во дворце. Пытаясь отдышаться, он
жадно хватал свежесть губами. Смаковал покалывание в лёгких, хватаясь за
каменные перила и царапая ногтями с такой силой, что кожа на крайних
костяшках рвалась и кровоточила. Израненное сердце извивалось в груди,
словно уж, отказываясь замедлять свой ритм. Сухо сглотнув, Чимин одну за
другой перекинул ноги через перила, свешивая над чёрной пустотой. Сидя на
самом краю, принц не ощущал страха, потому что он ни на мгновенье не
покидал чиминов разум прежде.
Иссиня-чёрное небо, усыпанное звёздами, было столь же прекрасно, как и

раньше. В тот вечер во время бала-маскарада на балконе Юнги говорил, что
небо у человека не может отобрать никакая власть. Тогда почему же Чимин не
чувствовал этот простор над своей головой? Почему смотрел на прекрасную
бесконечность, украшенную белыми точками, и видел лишь пустоту? Юнги
соврал? О чём ещё он лгал? О чувствах? О мире? О своём прошлом? О том, кто он
на самом деле?
Чимин с горечью усмехнулся.
— Тебя все ищут, — стрелой воткнулся в спину низкий голос. — А я знал, что
найду здесь.
Из тёмного дверного проёма появилась высокая статная фигура, облачённая в

тёмно-синий праздничный кафтан, расшитый золотыми нитями.
— И всё же, ты хорошо меня знаешь, — равнодушно хмыкнул Чимин, покачивая

ногами и продолжая разглядывать величественные очертания башен и высоких
стен под ним. Интересно, куда приземлится его тело: на крышу бального зала
или прямо во двор для чаепитий? Проломит несколько балок этой вычурной
дурацкой беседки. Её он тоже ненавидел.
— Погляжу, ты совсем отчаялся, — равнодушно произнёс Минвон, расправив

широкие плечи и сцепив руки в замок на пояснице.
— Отчаяние приходит не тогда, когда ты упиваешься страданием, — ответил

Чимин робко, но не так, будто сомневался в своих словах. — Оно приходит,
когда упиваешься весельем.
— Ты не выглядишь весёлым, — сощурился старший.
— Если бы ты хоть на долю мгновения побыл в моей шкуре… — покачал головой

принц.
— П-ха, — надменно усмехнулся Минвон. — Вот уж не думал, что ты столь

вульгарен. До неприличия избитая фраза, — брат старался держаться на
расстоянии, будто бы чего-то боялся. Возможно, самого себя? — Разве ты не
знаешь, что каждый притязает на то, что он страдал больше других?
— Сколько свечей растаяло на твоих глазах? — пропуская слова мимо ушей,

294/303
спросил младший и взглянул на Минвона через плечо.
— Что? — не понял он, нахмурившись.
— Пока я был в заточении, то наблюдал, как таяли свечи, — пояснил Чимин,

отворачиваясь и осторожно поднимаясь на ноги. — Сегодня была сто первая, —
стоя на перилах, он прикрыл глаза, глубоко вдохнул и расправил руки. Ветер
приятно обдувал лицо, играя с волосами. На горизонте расползались чёрные
грозовые облака.
— Ты должен кое-что знать, — брат испуганно сделал шаг навстречу, на секунду

в его глазах проскочило беспокойство, но Чимин этого не мог заметить. — Ты
можешь мне не поверить, знаю. Ты никогда мне не верил, даже в детстве…
— Не нужно сантиментов, Минвон, — улыбнулся младший, а по щекам побежали

слёзы, которые тут же высушивал ветер. — Моя прислуга была мне ближе, чем
ты.
— Это не сантименты, — отрезал старший, не обращая внимания на

оскорбительное сравнение с челядью, за которое в иной ситуации он попытался
бы отрезать язык. — Ты — причина всех бед Уотердипа.
— Ты даже попрощаться со мной не можешь, не обвинив во всех грехах этого

человечества, — задыхаясь от приступа истерического смеха, Чимин стоял на
самом краю пропасти. Никем не любимый, всеми брошенный. — Почему именно
ты последний человек, с которым я вынужден говорить? Чем я всё это заслужил?
— На тебе лежит проклятие, которое может сдержать только этот дворец, —

помедлив ещё несколько коротких мгновений, выкрикнул Минвон. — Ты хотел
знать, почему тебя здесь заточили? Почему держат с самого рождения в этих
стенах? Чтобы Уотердип мог существовать, — едва дрожащим голосом
продолжал старший резать без ножа. — Это не та правда, которую ты хотел
знать?
Чимин молчал, его губы дрожали, а потухший взор прожигал в небе дыру.
— Лжёшь, — прошептал он себе под нос. — Вы все… — развернулся так, чтобы

старший видел его лицо. — Только лжёте.
— Ты можешь спасти нас всех, только если примешь правду такой, какая она
есть, — сделав ещё один осторожный шаг к брату, Минвон затаил дыхание.
— Тебе не нужно больше…
Брат продолжал что-то говорить, но Чимин не хотел слушать. Он только

продолжал нашептывать себе под нос: как же мне быть? Его разбитую сущность
никак не получалось снова склеить: он напрочь позабыл настоящего себя, не
помнил того, кем на самом деле являлся. Как же ему теперь быть, если всё, что
он мог — страдать в темноте дворца, пытаясь найти себе место в этом мире,
выжечь из груди любовь к дракону, который никогда не сможет полюбить в
ответ.
Как же ему теперь быть? Он терял себя и свою последнюю надежду. Чимину
хотелось жить, ему так сильно хотелось жить. Но помимо этого ему нужно,
чтобы его услышали. Хоть кто-то. Чтобы нашёл, поднял, встряхнул, обнял.
295/303
Никого не осталось. Чимин жил совсем немного, но каждый божий день его
теперь преследовало чувство, будто он находится в пугающем своей
бесконечностью вечере. Он чувствует, как темнеет вокруг. Снова и снова. Как
ему быть?
Он хотел бы выдержать и остаться, но…
— Я передам от тебя привет маме.
— Чимин, не…
Расслабляя мышцы и делая шаг, Чимин с улыбкой упорхнул спиной назад,

закрывая глаза. Секунда. Ещё одна. Тишина. Стук сердца. Минвон бросился к
перилам, тут же зажмуриваясь от яркого света, исходившего откуда-то снизу.
Сердце упало в пятки, когда со всех сторон его оглушил душераздирающий рёв.
Florence + The Machine — No Light, No Light
Обрывок фразы брата, затем лишь свист ветра в ушах. Только в это мгновение
принц почувствовал покой. То, в чём он так сильно нуждался. Его тело в
свободном падении, расправленные руки и чистота мыслей. Будто бы из головы
выдувало всю черноту, всю гниль, накопившуюся там за столь длительное
время. Он постигал истину, когда летел камнем с самой высокой башни дворца.
Это было его маленькое откровение. Чистое, непорочное. Никем не тронутое.
Секунды пред смертью, очищающие душу, сбрасывающие с неё оковы всех
возможных проклятий. Чем сильнее страсть в его душе, тем печальнее у неё
конец.
Все демоны покидали его сознание во время полёта.
Удивительно, но за столь короткие мгновения Чимин успел ощутить чувство

дежавю. Падение, полёт, яркий свет. Промелькнувшие перед глазами крылья,
похожие на сгустки перламутра, что играл своими красками и переливался в
отблеске луны. Принц будто мог опустить два пальца в эту волшебную краску,
одним оставить полосу на своём носу, вторым очертить пространство под
губами.
Драконий рёв, заполняющий сознание. Удар и боль, расползающуюся по всему

телу. Но Чимин не выпадал из сознания, скорее потерялся: умер и теперь видит
сон? Разбился, проломив крышу беседки, и попал в столь желанные грёзы?
«Я здесь» произносит Юнги два коротких слова, в которых заключается вся

чиминова жизнь. И становится совершенно неважно, насколько долгой и
тяжёлой она была до этого. Принц пытается пошевелить онемевшими от боли
руками, чувствует горячую чешую под пальцами. Если ему нужно было умереть,
чтобы ощутить под собой передвигающиеся мышцы дракона, то это стоило того.
«Не бойся. Я рядом» нашёптывает голос Юнги в его голове, и словно обнимает
мысли, надежно укрывая от всего, что было до. Весь этот ночной кошмар уходит,
с каждым взмахом массивных крыльев остаётся позади, а Юнги ласково
посмеивается над тем, как Чимин трётся щекой о чешую, укрепляя чувство
бесстрашия. Принц прижимается изо всех сил, ощущая беспрекословное
смирение пред драконом, который спасает его уже в третий раз.
296/303
— Только ты можешь сделать меня уязвимым, это так нежно и в то же время
трагически, — шепчет Чимин, зная, что Юнги слышит каждую его мысль. — И
только ты можешь меня спасти. У всех неуязвимых всегда есть место, до
которого трудно добраться, но одно всё-таки существует. У Ахилла — это пята, у
Зигфрида — пятно на спине, куда прилип кленовый листок, а я, кажется, смог
найти твоё.
«Ты стал им».
Чимин чувствовал, как его образ распадается кусками, отваливается от него по

частям, которые сдувает ветром. Они остаются позади. Уродливыми ошмётками
сползает образ нелюдимого принца, привитый дворцом, вся его ложь, вся
фальшь, всё позорное и жалкое существование у всех на виду. Все его слёзы,
демоны, страхи, вся гниль — всё это было таким очевидным, что хотелось
закрыться, убежать, спрятаться, умереть, никому больше никогда не
показывать. Разбиться и потом собрать себя заново, склеить по кусочкам, снова
стать хорошим учеником, добрым другом, прекрасным братом. Только пришлось
бы снова гореть фальшивым светом, опять врать, снова улыбаться, ломать себя,
потому что дворцу нужна фальшь. Королевство нуждается в игре. Придворные
любят его улыбающегося, но сторонятся его слёз.
Чимин скучал по любви, которой в его жизни было так ничтожно мало. Ему не
нужен трон и королевство, ему не нужна корона, он не имеет нужды в титуле.
Ему нужно только…
«Хочешь откровение?»
— Хочу.
«Любить это всегда значит быть уязвимым» — отдаётся в мыслях Чимина чужой
голос. — «Любовь чревата горем. Полюби — и сердце твоё навсегда в опасности.
Если хочешь его оградить, не отдавай его ни человеку, ни зверю».
— Я отдам его тебе, — шепчет принц, прижимаясь щекой к горячей коже.

— Только с тобой оно будет в безопасности.
«Нам нужно во многом объясниться, поэтому держись крепче и забудь обо всем,
что было. Уотердип больше не твой дом, не твоя родина. Я покажу тебе всё, и
твоим домом станет целый мир».
Грозовые облака расползались над дворцом, сильный ветер обжигал щеки

принца, о которые начали разбиваться крупные капли дождя. Где-то далеко
раздался громкий сигнал тревоги в замке, где весь честной народ стал
свидетелем того, как принца похищает огромный белоснежный дракон. Дамы
падали в обморок, господа хватались за мечи, кто-то радовался, кто-то
гневался. Брошенная у алтаря принцесса едва сдерживала улыбку.
Чимин читал множество сказок, где большой злой дракон защищает огромный
сундук с богатствами. Невиданные сокровища, которые способны превратить
бедняка в великого правителя. Пред ним падут все государства одно за другим.
Но кто теперь напишет сказку о том, как сокровищем дракона вдруг оказался
один маленький любопытный принц? Может, через сотни лет это действительно
произойдёт. Один странник, подслушав эту историю в трактире, напишет об
297/303
этом рассказ, и весь мир узнает, что такое любить нежно. Любить трагически.
Подольше я бы там побыл:

Так в тех местах я счастлив был!
И прежде чем в обратный путь
Из тех краёв мне повернуть,
Сорвал цветок я Розы Красной
Сияющий в листве прекрасной.
День за окошком наступил,
Меня от сна он пробудил.
Закончен здесь Роман о Розе.
298/303
Эпилог. Нежно, трагически.
Здравствуйте, ваше высочество. Хотя, какое там осталось высочество?

Так, разве что на полдюйма или вовсе три четверти?
Объездив с твоим бывшим слугой весь Восток, из Гадара мы отправились

прямиком к Солнечным Водам, поэтому моё послание могло сильно задержаться.
Чонгук просит передать, что у нас всё хорошо и надеется, что и вы находитесь в
добром здравии. А я припас вести поинтереснее.
Между бесконечными сладострастными слияниями душой и телом с моим

прекрасным черноволосым любовником, в древней магической библиотеке
Неаполя я отыскал кое-что весьма любопытное. Это старая книга заклинаний,
принадлежавшая одному из первых магов. Он изучал всё, что связано с
драконами, поскольку его возлюбленная была одной из них. Небольшая
проблема: написана она на мёртвом коптском языке, который даже мне, весьма
опытному магу, поддавался с большим трудом. Но я, как истинный
профессионал в своём деле, прочел её от корки до корки, пока мой прекрасный
черноволосый любовник… Впрочем, заставлять тебя краснеть ещё сильнее я не
посмею.
Спешу отметить, что большинство заклинаний бред сивой кобылы, но есть кое-
что весьма и весьма интересное. Дело в том, что драконы, как правило,
заключали много брачных союзов с людьми. Но прожить долгую счастливую
жизнь было тяжело, поскольку срок людей в несколько раз короче драконьего.
Так и появилось это заклинание. Дракон мог поделиться частью своей души с
человеком и продлить годы его жизни, замедлить старение. Не так сильно, как
хотелось бы, но существенно. Всё прекрасно, только одно «но»: если человек
искренне любит обе сущности без фальши и обмана, без корысти, без жажды
завладеть и подчинить. Заклинание, в котором важны только чувства. Как мы
знаем, ты слюни пускаешь на синевласую рептилию в любом облике, поэтому
заклинание может сработать.
Ты должен положить ладонь на его грудь и произнести: «витам этэрнам амор

эст, эго аутэм хик манэрэ ин этэнум», что на латыни означает «любовь — это
жизнь вечная, но я должен остаться здесь навсегда, чтобы любить». Заклинание
довольно короткое, от этого предельно ясное. Я не могу сказать, что произойдёт
после и есть ли какие-то побочные действия. Одно большое «но»: если не
сработает и ничего не произойдёт, это может значить, что с твоими чувствами
небольшая загвоздка, тогда уж все шишки только на твою голову. Так что не
советую рассказывать об этом Юнги и вносить разлад.
Хотелось бы узнать подробности, поэтому буду ждать от тебя ответного письма

в ближайшее время. Сейчас же мой прекрасный черноволосый любовник
требует моего внимания, поэтому я откланяюсь.
С искренним почтением, странствующий чародей Ким Тэхён и его прекрасный

черноволосый любовник Чон Чонгук
— Что там? — широкие бледные ладони сзади скользнули по обнажённой талии

принца, отвлекая его от письма мага.
Юнги с любопытством заглянул через плечо парня, но слегка обескураженный

299/303
Чимин ловко свернул пергамент, не давая возлюбленному прочесть даже пары
слов.
— Письмо от Хосока, — тихо ответил принц, поджимая губы. Он до ужаса не

любил лгать Юнги, но о письме чародея и его содержимом пока не хотел
рассказывать. Ему нужно было немного времени, чтобы хорошенько обдумать
прочитанное.
— Он же на прошлой неделе присылал весточку, — с подозрением сощурился

Юнги, прижимаясь к парню сзади и притягивая к окошку, вид которого выходил
на озеро, переливающееся в лучах яркого полуденного солнца.
— Да, но сейчас всё писала Сончан, а она болтушка ещё та. У тебя что?
— пытаясь перевести тему, Чимин начал ластиться задом, словно кот,
требующий тепла и ласки.
— Письмо с вестями от Намджуна. В Уотердипе все окончательно с ума

посходили, — хмыкнул синевласый, мягко оглаживая талию принца и оставляя
лёгкие поцелуи на его плечах. — Каждую нору обыскали в поисках дракона,
который украл принца. Ему пришлось оставить нашу пещеру. Народ начал
поднимать смуту, Королю немного осталось трон протирать, он даже при дворе
утратил власть и контроль. Джун поселился в эльфийской деревне временно,
подумывает тоже отбыть из этой клоаки. В остальном же всё идёт своим
чередом, у крестьян дела налаживаются, земля стала плодородной. С торговлей
стало лучше…
— Мне жаль вашу пещеру, — поник Чимин, невольно прерывая рассказ. — Она
мне очень нравилась.
— Из всего сказанного тебя волнует только это? — удивился синевласый, едва

сдерживая глупую улыбку. — Старая сырая пещера?
— Знаешь, да, — чуть помедлив, ответил принц и повернулся передом, обнимая

парня за шею. — В этом королевстве больше нет ничего, что было бы мне дорого.
Твоя пещера была теплее и уютнее моих покоев…
— А знаешь, что ещё теплее? — прошептал Юнги в чиминово ухо, проводя

длинными острыми коготками по обнажённой спине, тем самым пуская мурашки
по коже принца.
— Что?
— Постель, в которую мы сейчас вернёмся.
Сбежать от всего мира оказалось куда проще, чем Чимин мог себе представить.
Да, он хотел этот самый мир посмотреть, но для начала нужно было привыкнуть
к свободе, которая обрушилась на него сильнейшим потоком, какого он сам не
мог ожидать. На деньги, вырученные с продажи драгоценного обруча и
дорогущих перстней, они могли бы снимать шикарные комнаты в трактирах
ближайшие несколько лет. Но вопреки всему Чимин хотел особенное место,
солнечное и яркое, чтобы видеть лицо Юнги в дневном свете и любоваться им
ближайшую вечность. Постоянное, тихое место. Он приобрёл небольшой домик у
озера, где они смогли довольно быстро обосноваться.
300/303
Забот было предостаточно: пока Юнги занимался добычей еды, Чимин собирал
по лесу и полянам саженцы и семена редких растений. Соорудив рядом с домом
небольшой сад, он тщательно ухаживал за ним, постоянно возился в земле и
выращивал чудесные цветы. Срезал в самый пик цветения, собирал красивые
композиции и продавал на рынке в ближайшей крупной деревне. Вместе с тем
растил кукурузу и клубнику. Чимин часто уставал, ему не хватало выносливости
для физической работы. У него впервые в жизни появились мозоли на руках и
ногах, и даже это было для него в радость. Он чувствовал себя живым. Он
чувствовал себя человеком.
Почти все вырученные деньги он тратил на краски и кисти. Коротал свои вечера
за составлением собственного бестиария про драконов и монстров, которых
никому из людей видеть не доводилось. Чимин тщательно вырисовывал
иллюстрации, пока Юнги мягко обнимал его сзади и наблюдал за увлечённой
работой принца. Синевласый рассказывал ему про удивительных созданий,
которых ему довелось повидать за свою длинную жизнь. Эти рассказы и стали
основой для учебника. Чимин очень хотел для уюта завести какую-нибудь
домашнюю живность: кошку или собачонку, но все животные инстинктивно
боялись Юнги, чувствуя в нём его вторую сущность.
В эти дни счастье всё равно было ослепительным, как солнце. Ночью они
купались обнажёнными. Там же в тёплой воде при луне любили друг друга и не
могли расстаться ни на мгновение. Днём Чимин водил Юнги на белоснежную
жасминовую поляну неподалёку. И любовь их продолжалась там. Ночью
танцевали у большого костра выдуманные ритуальные танцы и смеялись. После
жаркой ночи нагишом обнимались, глядя на тёмно-синее небо за пару минут до
рассвета. Как незаметно оно светлело, окрашиваясь в цвета, которые
невозможно было описать. Словно весь мир замер на одно мгновение.
Они не могли насытиться друг другом. Иногда Юнги уходил на рынок в

ближайшую деревню, возвращался ночью, а Чимин уже ждал его среди полыни,
и под звон цикад они устремлялись к озеру. По пути со смехом срывали сладкие
плоды с шелковицы, сразу же ели сочные тёплые ягоды. Иногда воровали
персики на чужой плантации, которая охранялась хмельным старым сторожем.
Они смеялись вместе, дурачились, бежали к озеру и бросались в воду, на
песчаном берегу сбрасывая с себя всю одежду. И любили, любили, любили друг
друга…
***
Birdy — Wings
Чимин критично осматривал своё отражение в маленьком карманном зеркальце,

поправляя волосы, следом аккуратно надевая на голову венок, сплетённый из
ромашек. Юнги, как только начало светать, отправился на охоту, и должен был
совсем скоро вернуться. На берегу озера принц накрыл стол красивой скатертью
с рюшами, расставил много свечей, которые уже следовало зажечь, так как на
улице быстро темнело. Украсил всё цветами, красиво нарезал фрукты и не мог
отделаться от липкого волнения, которое холодом дышало ему в затылок.
Нервно сминая подол своей любимой сорочки в районе коленей, Чимин вдалеке
разглядел меж деревьев свет фонаря, что медленно приближался. Статный
силуэт пересёк поляну, размытая тень превратилась в Юнги, который в одной
руке держал лампу, подсвечивая дорогу, а второй придерживал связку из тушек
301/303
фазанов. С правого плеча поперёк груди была перевязана кожаная широкая
лента, к которой со спины крепились лук и колчан со стрелами для охоты.
Половина верхних пуговиц на рубахе были расстёгнуты из-за жары, придавая
вид на крепкую белёсую грудь. Когда Юнги откинул голубоватые пряди с
мокрого лба, ладонью зачесывая волосы назад, Чимин понял, что откровенно
засмотрелся, и невольно покачал головой, пытаясь избавиться от ступора.
Вновь взглянув на парня, Чимин обнаружил на его лице широкую улыбку. Не

сдержавшись, рванул к нему навстречу, едва не снося с ног своими крепкими
тёплыми объятиями. От Юнги пахло потом и лесом, от чего у Чимина сразу
начала кружиться голова, и он вдохнул сильнее, чтобы целиком заполнить
лёгкие любимым запахом.
— Мы не виделись всего день, — хмыкнул Юнги, обнимая парня за талию и

вспоминая, как утром пытался уйти максимально тихо, чтобы Чимин не
проснулся. Иначе бы точно никуда не пустил. — Каждый раз поражаюсь, как
быстро ты успеваешь соскучиться. А что это тут?
Он оглядел берег, украшенный корзинами и плетениями из цветов,

расставленными повсюду свечами и накрытым разными вкусностями столом.
Чимин невольно опустил глаза, аккуратно взял Юнги за руку и молча подвёл
ближе. Атмосфера быстро сгущалась лиловыми и тёмно-синими цветами. Принц
выглядел немного растерянным и напуганным. Аккуратно снимая с себя лук и
колчан, Юнги оставил их вместе с добычей на траве.
— Что-то стряслось? — обеспокоенно спросил он, подступая ближе.
— Помнишь бал-маскарад? — тихо спросил Чимин, сглатывая и вглядываясь в

водную гладь.
— Каждое мгновение, — прошептал Юнги себе под нос, но так, чтобы принц
точно его услышал.
— Я долго думал и пришел к выводу, что это был тот самый танец, — Чимин
прикусил край губы, вновь поддаваясь волнующим сладким воспоминаниям,
которые, казалось, были совершенно в другой жизни. — Это был именно тот
самый танец, после которого я понял, что не смогу без тебя жить. Ты помнишь
его?
Юнги, стоя позади, ничего не отвечал. Когда молчание затянулось, Чимин

отвлёкся от созерцания чернеющей водной глади и с нетерпением обернулся.
Сердце упало в пятки, когда он увидел протянутую широкую ладонь. Порыв
ветерка всколыхнул голубые волосы Юнги, его глаза были чуть подсвечены
жёлтым светом, на щеках имелся едва уловимый румянец, по скулам
проступали волны белых чешуек, а на протянутой ладони появились небольшие
когти. В этот волнующий момент Чимин поймал себя на мысли, как давно и
безумно он всё это любит. Этот взгляд, наполненный нежностью, ни с чем не
сравнить.
Аккуратно вкладывая свою руку в чужую ладонь, он позволил притянуть себя

ближе и закружить в позабытом со временем танце. Удивительно, но Юнги
помнил каждое движение, каждый разворот, соприкосновение ладонями, от
которого выжигало всё чиминово нутро. Как тогда. Как в первый раз. Щёки
зардели. Земля уходила из-под ног, и принц был бы не против провести в этих
302/303
объятиях пару-тройку жизней.
Прохладная ночь, колючий травянистый запах, свечи, цветы, стрекот цикад и

забытое ощущение лёгкой светлой тоски. В танце подол сорочки развевался
ветром. Чимин испытывал неописуемое, летящее чувство, скучал по прошлому
невообразимо мягко и покорно. По меридиемам, по пещере, по разговорам,
празднествам и томительному чувству предвкушения от встречи. Вспоминал с
тихой нежностью и теплотой в груди, но не стремился вернуть. Испытывал он
это не к человеку, не к какому-то событию, а к чему-то, что всегда было рядом.
Ко всему, что вокруг.
Это бесконечное небо, эти звёзды, запах леса. Всё навевало воспоминания о том,
чего, казалось бы, никогда не существовало. Юнги прижимал к себе. Всё
замирало и растворялось в едином мгновении. Ощущение абсолютного покоя,
чувство защищённости от всего мира. Уверенность в завтрашнем дне,
разрывающая грудь радость.
Это было счастье.
Кружась в танце, Чимин знал наверняка, что в будущем по-прежнему останется

с Юнги. Даже когда узнает его ещё лучше и сможет рассмотреть каждый скол
на его безупречных масках, что дракон мастерил десятками лет, будучи в
одиночестве. Принц будет крошить их медленно, одну за другой. Они уже стали
достаточно близкими для того, чтобы Юнги позволил всей шелухе сползти с
себя. С грохочущим в ушах сердцем Чимин, протягивая руку и накрывая ею
грудь синевласого, обещал себе, что останется рядом навсегда. Он останется
рядом и будет любить его раны и шрамы так же сильно, как любит его сияющие
глаза и улыбки.
— Витам этэрнам амор эст, эго аутэм хик манэрэ ин этэнум, — прошептал Чимин
пересохшими губами, закрывая глаза.
Юнги вдруг остановился, с недоумением глядя на сжавшегося в его объятиях

Чимина. Сердце принца колотилось с каждой секундой всё больнее, потому что
ничего не происходило. Каждое мгновение казалось невыносимым. Неужели его
чувства не настоящие? Неужели не навсегда? Неужели не такие чистые? Всего
несколько мгновений, а у Чимина внутри всё сжалось и разом ухнуло вниз от
страха. Но ещё через мгновение он понял, что уверен в своих побуждениях, в
своих чувствах, в своей любви. И не столь важно, что было не так. Из-за чего не
сработал ритуал не имело никакого значения, потому что Чимин знал наверняка.
Вдруг Юнги отступил, недоумевающе хватаясь за грудь и выдыхая. Распахнув

глаза, принц увидел, что на месте, где была его ладонь, остался светящийся
отпечаток. Чимина окатило волнением с ног до головы, потому что лицо его
возлюбленного исказилось, будто бы от боли. Отпечаток начал расползаться,
покрывая бледную грудь. Пару раз кашлянув, Юнги не удержался на ногах и
присел на траву, всё еще не понимая, что с ним происходит. Из его груди начали
сыпаться светящиеся лепестки, их подхватывал ветер, который тоже будто бы
зажил своей собственной жизнью. Он закручивал лепестки вокруг Чимина,
создавая воронку.
Оглядываясь по сторонам восхищенным взглядом, принц ощутил, как холодок

проходит по спине. Лепестки света разбивались о его кожу, и на этих местах он
чувствовал лёгкое покалывание. Светящиеся глаза Юнги наполнились
303/303
озарением, но от неприятных ощущений он сморщился, сжимая пальцами траву.
Чимин рухнул на колени, касаясь ладонями его щек. Приподнял красивое лицо,
поймал взгляд, утопая в чувствах. Мягко, полностью, целиком. Одним
движением приблизился, поцеловал, удерживая ладони на скулах. Нежно.
Трагически.
Вспышка яркого света озарила песчаный берег.
Приветствую, Тэхён
Спешу сообщить, что ритуал сработал
Теперь стены — пыль, а мы вознеслись на сотни миль
И как ты после сказал, ту быль будем видеть во сне до конца наших дней
Я понял, что счастье — это решение, а ты его автор, а не ловец
Selena Gomez, Marshmello — Wolves

Foreign Air — Free Animal
Freya Ridings — Castles
Selena Gomez — Vulnerable
Вся музыка из фанфика и бонусные треки в одном плей-листе:

Подписывайтесь на мой твиттер:

Пару слов о фанфике скажу там :')

Спасибо, что оставались со мной всё это время.
Спасибо, что дождались.
Спасибо, что оставляли отзывы.
Надеюсь, увижу вас под следующими своими работами <3
304/303

Beloe Otkrovenie

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Beloe Otkrovenie

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Ссылка на материал: https://ficbook.

Публикация на других ресурсах:

◈ Вся музыка из фанфика и бонусные треки в одном плей-листе:

Самый новый трейлер: https://www.youtube.com/watch?v=cDbBIP-Cjm0

◈ Арты и образы главных героев: https://vk.com/album-92416378_251886695

Осторожно, огромное количество отсылок к "Ведьмаку" и серии игр "Dragon

Вся музыка из фанфика и бонусные треки в одном плей-листе:

1. Запретный плод сладок.

— Ещё раз, — сутулый мужчина, облачённый в широкую котту чёрного

— Мне надоело повторять одно и то же, Хосок, — принц отодвинул от себя

Учитель устало и с лёгким налётом сожаления вздохнул, несколько секунд глядя

Вместе с тем результатами нескольких крупных войн стали не только

— Вы же знаете, что я не выбираю, чему Вас учить, а следую своду указаний

— Да знаю я, знаю, — вздохнул с крайним отчаянием Чимин, поджимая пухлые

— Почему? — не понял Хосок, опустив одну бровь и попутно стряхивая пыль со

Несмотря на пустующее помещение королевской библиотеки, освещаемое

— Где Вы его нашли? — вмиг сощурился мужчина, а его лицо подозрительно

— Конечно, нет, — тепло улыбнулся Хосок, но всё же попутно размышляя, не

— О видах, — сероволосый взмахнул пальцем с несколькими блестящими

— Я, помнится, очень давно пытался обнаружить в бестиариях хоть какое-то

— Мальчишка из Вашей прислуги? — опустил учитель бровь, не понимая, к чему

— Да. Он часто выходит в город и на рынок, а потом рассказывает мне, о чём

— Нет, не могли, — с пущей уверенностью возмутился принц, нахмурившись.

Хосок, понимая, что слишком задумался, вздрогнул, глядя на то, с каким

— Никогда прежде такого не случалось, поэтому я подумал, что, может быть,

— Хватит, — резко оборвал учитель, а лицо его будто грозой омрачилось.

Принц замер с открытым на полуслове ртом, не успев вымолвить до конца,

Зазвенел вечерний колокол.

Черноволосый парень, подправляя край большой пуховой перины, отправился

— Да, — лаконично ответил Чимин, натягивая на себя толстое белое одеяло.

— Доброй ночи, Ваше Высочество, — поклонился брюнет, спешно покидая покои

— Доброй ночи, — тихо пробормотал сероволосый, в нетерпении ожидая, когда

Как только Чимин оказался наедине с собой, он тут же вскочил с кровати,

Взбираясь обратно на кровать и аккуратно держа догорающую свечу, принц сел

Место обитания: Лесные участки вблизи болот, но гнездится в горных пещерах.

Габариты: От трёх до пяти метров.

Общее описание: Земляной дракон — вид драконов зелёно-бурого окраса, тело

Место обитания: Живёт и гнездится на верхушках гор.

Габариты: От десяти до двенадцати метров.

Общее описание: Самый крупный из всех известных видов драконов. Чешуя

Место обитания: В тёплом климате, чаще всего в пустынях. Гнездится

Габариты: От семи до десяти метров.

Общее описание: Считается самым опасным видом драконов. Внешне похож на

Габариты: От пяти до восьми метров.

Общее описание: Пожалуй, самый красивый вид драконов: сверкающие

Чешуя новорождённого белого дракона имеет практически зеркальную

— Невероятно, — заворожённо выдохнул принц, прижимая кусок бумаги к груди.

Стражники непоколебимо несут свою службу, стоя у дверей покоев и не обращая

Когда длинный холодный коридор оказывается позади, сероволосый с

— Ваше высочество, — мягкий голос заставляет Чимина резко вздрогнуть и

— Матерь Божья, — хватается Пак за сердце. — Чонгук! Ты меня напугал.

— Прошу прощения, ваша милость, — черноволосый чуть кланяется в знак

— Д-да, — Чимин неловко бегает глазами по сторонам, вспоминая о накидке в

Принц попытался натянуть на себя возмущённый вид, но растерянность в карих

— Знаешь, чем отличается солдат от обычного бандита? — спросил принц, чтобы

— М-м-м… — Чонгук отвлёкся, нахмурившись. — Мундиром?

Чимин тихо засмеялся, стаскивая с себя дублет.

— В любом случае, я уже подготовил бадью и чистую одежду, ваше

— Д-да, — принц снова поддался растерянности, неловко почёсывая затылок.

— Что? — слуга выпрямился, глядя на Чимина через плечо непонимающим

— Я же в состоянии помыться и лечь спать без твоей помощи. Ты можешь

— Я понимаю, но Вы же знаете, что не могу. Стражники доложат о моём раннем

Чимин на самом деле старается не донимать Чонгука своими прихотями, потому