Перед рассветом: работа с метафорическими

картами в гештальт-подходе

Татьяна Демьяненко
© Татьяна Демьяненко, 2019

ISBN 978-5-0050-4866-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
 От автора
Когда-то, очень давно, я узнала о существовании МАК (метафорических
ассоциативных карт). Тот момент был настолько пронзительным, что, пожалуй,
никогда не исчезнет из памяти. Это было во время обучения
в психоневрологическом диспансере. Одна из преподавателей принесла
на очередное занятие карты Persona и провела с группой одно небольшое
упражнение. Впервые за долгие годы я почувствовала себя понятой
и замеченной. После рождения дочки в моей жизни происходил очередной
кризис смены идентичностей, в котором я все глубже уходила в себя и все
меньше могла себя распознавать, не говоря уже о том, чтобы объяснить себя
другим. Мое истинное Я медленно, но верно замещалось списком идей, о том,
как правильно жить, чтобы соответствовать гордому званию «хорошей
матери». В черную дыру этих идей погружалось мое настоящее, человеческое.
Возможно, вам знаком опыт превращения в оболочку – вроде снаружи человек,
а внутри звенящая пустота.
Потеряв контакт с самой собой, я потеряла возможность строить его
и с другими. И тут миг волшебства: кто-то другой трогает струны моей души,
отзываясь на мое видение карт, и я звеню устрашающей смесью радости и боли.
Радости от узнанности и боли несуществования, которая стала тупой, и я
потеряла к ней чувствительность. Испытав эту острую боль, я встала на новую
дорогу самопознания. Дорогу с острыми камнями, по которой я шла босой.
Сначала боль лишь усиливалась, но, благодаря ей, я начинала чувствовать
сначала ступни, потом голени, колени, бедра. Все выше и выше. До того
момента, как со мной заговорило мое сердце. А дальше можно было обуваться:
мне уже не нужно было столько боли, чтобы чувствовать себя живой.
В этой книге я пишу не столько о МАК (метафорических ассоциативных
картах), сколько о своем понимании терапии, инструментом которой они могут
быть в определенные сложные моменты.
Мы люди, а значит, тесно связаны с социумом, с принадлежностью к кому-
то, с взаимодействием, с взаимообменом с другими людьми. Если мы лишены
этого, то жизнь перестает быть переживанием, а становится выживанием –
наращиванием различных способов адаптации к возникающим ситуациям. Это
важная часть жизни, но если она не сопровождается переживанием, то
перестает приносить удовольствие; перестает быть связана с процессом,
а стремится лишь к результату, что довольно бессмысленно, ведь конечным
результатом жизни является смерть. Депрессии, безнадежность, туннельное
видение, черно-белое мышление и аутоагрессивное поведение – это следствие
утраты собственной витальности, состоящей из процесса переживания.
Я смотрю на личность, как на процесс, инициируемый взглядом других
людей, а, следовательно, зависящий не только от сущности того, кого видят,
но и от способности смотрящего. Кого-то хорошо разглядывают в детстве,
замечая его разные грани: нежную, разъяренную, гордую, смущенную,
ранимую, удивленную, восторженную, печалящуюся, напуганную,
возмущенную, негодующую, разочарованную, обрадованную, скучающую,
впечатленную, благодарную, жалеющую, завистливую, покинутую. Этот
список может быть очень длинным. Чем в большем количестве проявлений
маленький человек распознан и принят, тем богаче вырастает личность. Но эта
детская узнанность не является панацеей. В течение жизни мы проходим
кризисы, когда внутри что-то меняется, а узнают нас прежними, так как
привыкают к какой-то нашей картинке. И все существо протестует, либо
сворачивая внутрь себя сегодняшнего и пытаясь соответствовать себе
прежнему, либо ищет новые миры, в котором никто его не знает и, посему,
способен распознать «с чистого листа». Таким пространством для
распознавания является терапия. В терапевтическом процессе человек
знакомится с собой. И чем обширнее это знание о себе, тем больше
возможностей собой управлять и делать себя счастливым. Не в том смысле,
чтобы удовлетворять все свои потребности самому, отвергая внешний мир.
А в том, чтобы понимать, что именно я хочу получить от этого мира.
Язык метафоры хорош на пути самопознания. Я пишу эту книгу для того,
чтобы рассказать о том, как терапевту можно понимать этот язык, как говорить
на нем с клиентом в разных его состояниях и процессах его жизни. Я считаю
язык метафоры более ранним и более понятным, чем язык эмоциональный.
А также более красивым. Но по моим наблюдениям метафора также помогает
развитию эмоционального интеллекта. Более того, связи мира чувств с миром
объяснений. Головы с телом. При помощи метафоры можно из обломков
внутреннего мира создать особенную, неповторимую картину, и вернуть
в свою жизнь впечатленность самим собой, что мне кажется необходимым
условием для возможности впечатляться Другими.
Способность оперировать объектами внутреннего мира – психическое
приспособление, уберегающее от импульсивного поведения. «Проигрывая»
нечто внутри, мы способны предвосхищать результат, а значит, планировать
нашу деятельность, – с одной стороны. С другой же, действие может
замещаться прямым фантазированием или творчески перерабатываться
в метафору. В социуме так обращаются с порицаемым общественными
нормами конкретного сообщества поведением.
У младенца отсутствует «контейнер» – емкость для переваривания
примитивных влечений, для воплощения их в социально одобряемую форму.
Роль этого контейнера выполняет мать, и уже в самом раннем детстве в их
взаимодействие может быть включена метафора – потешки, поговорки,
короткие сказки, содержащие культурный код, становящийся материалом стен
будущего контейнера наряду с объятьями матери, ее молоком, ее заботой, ее
отношением. Если мать «обволакивает» младенца всем этим достаточно
надежно, то «отношенческий кокон» становится атрибутом мира внутреннего,
и, далее, проецируется вовне в виде переживания мира надежным
и безопасным.
Стрессовые события, утраты или появление новых объектов в близких
отношениях влияют на структуру этого контейнера. Они могут стать
проглоченными и переваренными, тем самым помогая убедиться в его
прочности и надежности. Или «размер кастрюльки» может оказаться мал для
того количества ингредиентов, которые одномоментно в ней оказались.
На этом фоне растет беспомощность, неверие в собственную способность
справляться с миром.
Не все, попавшее в контейнер, переваривается. Для размягчения какого-то
опыта достаточно пяти минут, есть же такой, который годы остается в прежнем
виде. И это даже не про то, что требуется больше времени. А про то, что
необходимы специальные условия. Фасоль вряд ли когда-нибудь станет
мягкой, если варить ее в кислом бульоне. Испытываемая ярость вряд ли когда-
нибудь трансформируется, если никто и никогда не принимал ребенка в ярости.
Она может становиться постоянным неиссякаемым источником творчества:
превращаясь в песню, картину или роман, на время приносить облегчение.
Но никогда не перевариваться до конца. Для этого процесса поначалу нужен
другой человек.
Разговор на языке метафор – это, безусловно, детский способ. Собеседнику
требуется прилагать усилие, чтобы перевести это послание на язык «Я—Ты».
Требуется участие и включенность. Метафору другого не всегда просто понять.
Но на свете существует не так много людей, способных объяснить себя
другому, не прибегая к ней. В данном случае наличие этого способа является
возможностью для развития других способов диалога: например, через чувства
и потребности.
Чаще встречается другое: вера в то, что возможно быть понятым другим,
настолько разрушена, что даже метафорического понимания себя у человека
не существует. Возможность проводить аналогии языком метафор –
способность достаточно зрелой психики.
В этом смысле возможность говорить на этом языке информативна для
предполагаемой длительности терапии. Сложность понимания метафор
свойственна для людей, травмированных в раннем, младенческом периоде
развития, или переживших длительный абьюз, эмоционально спустивший их
в младенческий опыт. Ведущие аффекты: ужас и ярость.
Метафоры понимаются, но не создаются о себе. Или не предъявляются
другому. В этом случае речь может идти о «ложном Я» или «нарциссическом
фасаде». Внутренний мир таких людей может быть очень богат, но к нему
отсутствует доступ самого человека, или же «реальное Я» нельзя показывать
никому, чтобы не быть осужденным, обвиненным, осмеянным. Ведущий
аффект: стыд.
Метафоры понимаются, создаются, из них легко складывается творчество,
но практически любые действия производятся лишь во внутреннем мире,
замещая реальность. Остановлены не только потенциально осуждаемые
действия, но деятельность в целом. Расщепление на «ложное» и «реальное» Я
тоже присутствует, но хорошо осознается. Ведущие аффекты: стыд и вина.
В терапии метафорический язык постепенно дополняется разговором «Я –
Ты». По мере знакомства с собой, со своим внутренним миром, увеличиваются
способности его описывать и выражать разными способами. А значит
наращивается и способность опираться на себя: «Если я знаю о своих
свойствах, то знаю, как о себе позаботиться наилучшим образом».
 Предисловие
В этой части я попытаюсь выделить важные особенности этой книги,
которые могут стать опорными точками при чтении.
Во-первых, это попытка расширить количество способов обращения
с разными феноменами в гештальт-терапии. МАК – это всего лишь инструмент,
сами по себе они не работают, важно в чьих руках находятся карты. Существует
уже некоторое количество изданий-сборников техник работы с МАК. Я
считаю, что стандартизированные техники мертвы и не подходят к человеку,
как носителю уникального опыта. Важное отличие консультативной
и терапевтической работы проявляется в этом нюансе: эксперимент
консультанта стандартен и содержит в себе готовую цель, эксперимент
терапевта уникален и цель эксперимента чаще всего предстоит обнаружить
в нем самом. Терапевтический инструмент рождается из особенного контекста,
связанного именно с этим человеком в данный конкретный момент времени.
Важно следовать за своим любопытством, рождающимся прямо «здесь
и сейчас», а не стремиться задать все вопросы по списку.
Во-вторых, это попытка сделать наглядными некоторые понятия гештальт-
терапии, используя метафору.
В-третьих, книга содержит много личного и терапевтического опыта, все
допущения, содержащиеся в ней, проявлялись в практике. Конкретные
примеры работы – это сессии с использованием МАК, проведенные специально
для книги с людьми, не являющимися моими клиентами, некоторые детали
работ изменены, чтобы исключить узнавание.
Структура книги не является жесткой, а возникла из естественного
следования за собственным терапевтическим любопытством. Темы выстроены
в таком порядке, в котором они чаще всего появляются в терапевтическом
процессе: от аутичности и соответствующих этому тем работы с симптомом
или внутренней феноменологией через контакт и темы, связанные
с отношениями, к профессиональному развитию. Я считаю, что любая терапия
в широком смысле является терапией кризисных состояний: прежние способы
уже не работают, а новых еще нет. И потому тема кризиса ярко звучит сквозь
всю работу.
В процессе написания я тоже проходила свой собственный кризис:
от твердого знания КАК работать с картами до сомнения, тупика,
растерянности, отчаяния и обнаружения собственной свободы и вариативности
в использовании этого инструмента. Если в результате прочтения у вас
возникнет больше вопросов, чем ответов, то я буду считать, что работа мне
удалась: у меня нет задачи научить, но есть задача оживить ваше собственное
любопытство к тому, как именно вы (и никто другой) можете использовать
метафору. Я осознаю, что для этого иногда необходимо отталкиваться
от чужого опыта и именно потому я буду им щедро делиться.
Книга пронизана метафорами. Я умею формулировать примерно так: «…
клиент, основными прерываниями которого являются интроекция и проекция,
с фрустрированной потребностью в безопасности, которую он пытается
удовлетворить путем наращивания нарциссических защит, обратился
к идеализированному им терапевту для получения новых, более качественных
интроектов о том, как ему жить дальше, на терапевте проекция компетентного
врача, знающего все о его расстройстве».
Но стану формулировать примерно так: «Человек, выросший в семье
с четкими правилами о том, как надо жить, и продолжающий жить таким
способом много лет, утратил связь с собой: со своими переживаниями,
со своими ощущениями, со своими смыслами. Он отчаялся в механистичности
своей жизни и переживает кризис, в котором очень нуждается в человечности,
которой и ждет от других (в том числе и от терапевта) и, одновременно,
защищается от него, ведь человечность оживляет его замороженную боль».
Одна из ценностей, на которые я опираюсь в своей профессии – это
возможность говорить понятным языком. Язык метафоры для меня является
способом наиболее полно передавать смысл сказанного. Разные слова
у каждого наполняются разными картинками, с образами эти различия менее
очевидны. Возможность говорить на языке метафоры для меня оказалась
шансом быть понятой другими, а значит, менее одинокой. В этой книге будет
много метафор и мало сухих, профессиональных описаний. Возможно, в чем-
то мои метафоры окажутся неполны или неграмотны, и вы дополните их чем-
то своим, добавите им объема. И, значит, я не зря пишу эту книгу.
Итак, в путь….

И все-таки немного сухих фактов

Первая колода (OH-cards) была создана в 1975 Эли Рамоном,

а растиражирована в 1983 (Морис Эгетмейер).
Функции карт:
– Диагностическая. В короткий промежуток времени можно собрать
основную важную информацию о личности человека. О том, что актуальнее
всего сейчас. О непрожитом опыте. О психологическом возрасте.
О прерываниях. О фрустрированной потребности (безопасность,
привязанность, манипулирование). Уточнить запрос.
– Экспериментальная – исследование ситуации наглядно-образным
способом.
Если соотносить МАК с процессом, то можно говорить об эксперименте.
Эксперимент – является одним из инструментов гештальт-терапии,
относящийся к фазе контактирования. Контактирование возможно, если мы
понимаем, зачем это делаем и на этот процесс есть достаточно энергии
клиента. В этом смысле работа с картами может предлагаться терапевтом,
но становится возможной лишь, находя достаточный отклик клиента.
Готовые техники использовать в эксперименте допустимо, но их важно
тщательно подбирать, чтобы сохранить спонтанность. И отклонения
от структуры приветствуются, если они следуют за энергией клиента.
Например, вы работаете с симптомом в теле, пытаясь исследовать его
феноменологию. вы можете попросить вытащить клиента карту,
ассоциирующуюся у него с симптомом, а дальше как следовать за своим
любопытством, формулируя его здесь-и-сейчас в форме вопросов, при этом
замедляясь и обращая внимание на текущие феномены. Важно не только, что
он рассказывает о симптоме, но и как он это делает. Что возникает рядом
с Вами при его рассказе. И следуя именно в те участки, которые наполнены
живой энергией контакта.

– Адаптационная – поиск ресурсов, новых способов действия;

– Ассимилирующая – описание полученного опыта, называние, что делает
его частью жизненной истории;
– Диалогическая —послание терапевту.

Две основные стратегии работы:

– В открытую. Для описания ощущений в теле или чувств.
– В закрытую. Так как это не гадание, то карту можно поменять. Для ответов
на вопросы, ответов на которые еще нет. С невротически организованными
клиентами предпочитаю этот способ, так как при его использовании менее
выражено сопротивление.
Экология работы:
1) Никогда не трактуем карту человека сами – если что-то видно ярко, то
выражаем замеченное в форме любопытства, а не интерпретации. Важна
не карта, а что на нее проецируется. То, что видите на карте вы – это Ваша
проекция, а не материал клиента. Реагируем не на карту, а на сказанное,
увиденное или почувствованное.
2) Как и любой другой инструмент МАК используются только при желании
и интересе клиента, терапевт предлагает, решение принимает клиент
3) Завершение работы – обязательно! Никогда не бросать с картами
на полпути. В конце любой работы человек может изменить что-то что хочется
изменить в раскладе. Карты убираются своими руками. Для меня бросить
работу с картами на полпути, это все равно, что бросить человека во время
операции и оставить его с открытой раной. При помощи карт часто появляется
доступ в глубокие слои психики, завершать такую работу нужно бережно
и неспешно, проясняя все ли сделал клиент, что хотел.
4) Работа с МАК не является гаданием. При работе в закрытую
неподходящую карту можно убрать (даже если вы видите, что у клиента она
вызывает сильные чувства, можно обратить его внимание на это, но выбор
оставить за ним).
По принципу работы светофора я смотрю на правила работы с картами таким
образом.
Зеленая зона (можно и нужно делать):
– реакция чувствами на рассказ – «когда ты говорил это, я чувствовал это»;
– отзеркаливание – «я услышал что»;
– гипотеза – предположение, формируемое в виде вопроса;
– уточнения – вопросы;
 – эксперимент – предложение что-то изменить.
Желтая зона (с осторожностью):
– включение в работу с картами тела и чувств. Если вы умеете работать
с травмой, так как при обращению к телу могут возникнуть достаточно сильные
аффекты.
– вопросы о том, где карта могла бы быть в теле;
– какие ощущение появляются в теле, если смотреть на карту одну минуту?
– что хочется делать прямо сейчас?
В такой работе важна неспешность и внимательность к телесным
проявлениям клиента, особенно дыханию.
Красная зона (категорически нет):
– трогать чужие карты;
– трактовать чужие карты, не рассказ о них (он трактуется в виде гипотезы);
– бросать работу незавершенной, если вы не используете карты в данный
момент в уточняющих целях.

Если ни одна карта человеку не подходит, можно спросить, как выглядела бы

подходящая карта. Это уже будет работа с образом, но можно использовать все
принципы работы с МАК. Одновременно с этим невозможность спроецировать
какой-нибудь материал на 80—96 карт является диагностичной. Возможно,
человеку вообще очень сложно создавать образы и это область ближайшего
развития, которая может говорить о существенных нарушениях ориентации
во внутреннем мире.
Так как мы используем гештальт-подход, то информативным являются
не только и не столько слова клиента, а то, что именно он делает с картами
(доступное наблюдению).
– обращает ли он их к вам или себе?
– быстро просматривает или останавливается подолгу на каждой?
– берет одну карту из лиц или выбирает несколько, если не было такой
инструкции. Вероятна диссоциация
– откладывает просмотренные или удерживает в руке?
– хочет ли поменять уже вытащенные карты?
– если ему не удается выполнить ваше задание, откажется ли он от него или
упорно будет делать то, что сказано
– в какие моменты у человека исчезает, а в какие прибывает энергия. Работа
с картами по сути и есть поиск энергии.
Две основные стратегии работы гештальт-терапевта – это работа
с внутренней феноменологией и работа на границе контакта. При работе с МАК
эти стратегии челночно совмещаются, мы ходим с клиентом в его внутренний
мир, заглядываем в «зеркало» карты, рассматриваем вместе отражение, а затем
исследуем, как все это проявляется в контакте прямо сейчас, рядом с нами.
Таким образом реконструируется прошлый опыт, «застывший гештальт»,
жесткое Personality. Свежий ветер нового контакта может проникнуть внутрь
и повлиять на мир клиента, сделать его более динамичным, гибким. В свою
очередь расширяя репертуар его возможной реакции на мир внешний. Таким
образом из ригидной адаптации возможно переходить к творческому
приспособлению.
 О колодах
За несколько лет МАК стали настолько популярны, что на данный момент
существует несколько сотен колод. Во многом использование колоды – дело
вкуса, при необходимой поддержке даже на колоду игральных карт можно
спроецировать все самое актуальное сейчас. Но я в этом отношении капризная
и доверяю классике.
Мои любимые колоды выпущены немецким издательством Moritz
Egetmeyer, постоянно под рукой Cope, OH и TanDo, реже использую колоды
Morena и Personita. Из отечественных мне нравятся колоды Константина
Довлатова – Portals, Alter Ego, и издательства «Генезис» – «Из сундука
прошлого….». Иногда, если хочется смелых экспериментов, использую
в качестве МАК Таро Манара.
Из того, что хотела бы приобрести еще – Диксит. По-моему, и со взрослыми
и с детьми универсальные картинки. И израильскую Anima.
Все остальное, что попадалось на глаза, в основном вызывает отторжение.
Или картинки чересчур конкретные, или непонятно по какому принципу
созданные, или нарисованы не в моем вкусе, а мне очень важно получать
эстетическое удовольствие, глядя на карту. Я нашла свои колоды и мой голод
утолен. Возможно, в момент очередного кризиса, я вновь отправлюсь
на поиски, либо найду иные способы использования того, что есть в наличии.
В любом случае я предлагаю не фиксироваться на моих предпочтениях,
а искать свою собственную колоду: одну или несколько, с которой будет
интересно работать именно вам. Из тех пятнадцати, что у меня есть, я
постоянно использую три, и, крайне редко, еще четыре. И этот выбор
совершался не меньше года. Недостаточно оказалось один раз подержать карты
в руках, чтобы принять решение.
Если у вас есть коллеги, у которых можно рассматривать их колоды,
воспользуйтесь этой возможностью. Вы непременно узнаете свою колоду.
Возможно, не с первого взгляда, но это будет чувственный процесс,
а не интеллектуальный.
 Немного о принципе составления раскладов
Я достаточно много внимания акцентирую в этой книге на том, что работа
с МАК не является самостоятельным методом, а «вклеивается» в идентичность
специалиста, использующего этот инструмент в своей практике.
В гештальт-подходе мы можем использовать и готовые техники, но если при
этом игнорируем энергию контакта, а двигаемся за какой-то идеей, то этот
процесс перестает быть терапией и превращается в консультирование,
в попытку привести клиента в какую-то определенную точку. В этом много
власти и мало терапии. Поэтому я предлагаю изучать техники, вопросы,
структуру, представления в качестве базы, но позволять себе забывать обо всем
этом, будучи очарованными процессом клиента, любопытством
к происходящему сейчас. Это терапевтическое любопытство, размещенное
в форме интереса, позволяет и клиенту шире увидеть ситуацию или себя в ней,
детальнее увидеть себя. Поэтому я легко отступаю от любой, даже
придуманной мной для конкретного клиента техники и двигаюсь
за происходящим, но при этом в русле некоторых пластов, которые позволяют
и мне самой не зациклиться на одном, пусть даже очень ярко звучащем
проявлении, а то приближаться к деталям, то отдаляться, чтобы рассмотреть
контекст целиком.
В диагностический расклад я стараюсь включать четыре основных блока,
а какими именно вопросами они будут представлены, не имеет большого
значения. Это:
– Блок прояснения ситуации, как ее видит клиент сейчас (контекст
настоящего, на который влияет как прошлый опыт, так и ожидания
от будущего).
– Блок влияния прошлого опыта (контекст опасений) – часто проецируемый
в будущее. Например, клиент очень боится «провалиться перед публикой».
Вполне вероятно, что у него был такой опыт, и он оказался фиксирован на нем.
И тогда все усилия настоящего сфокусированы на том, чтобы избежать такого
провала.
– Блок потребности (контекст будущего) – ради чего я это делаю? Совершая
эти действия (или строя такие планы), что я именно ожидаю получить? После
обнаружения контекста прошлого, будущее может перестать видеться
избегающим. За страхом провала (и избеганием провала) может обнаружиться
потребность в признании. А когда потребность ясна, то…
– Блок ресурсов, возможностей, способов (контекст реальности – три
предыдущих блока словно рисуют карту местности, на которой я могу
получить желаемое или не могу и откладываю это до лучших времен, или ищу
то место, где смогу). Потребность в признании можно удовлетворить разными
способами, не обязательно публичными выступлениями, а чем-то менее сейчас
пугающим.
В примерах раскладов вы сможете хорошо проследить появление этих
блоков в работе. Четвертый блок для меня – это взгляд «сверху» на карту своей
жизни: слева хорошо прорисованное прошлое, справа туманное, нарисованное
легкой акварелью будущее, и я, стоящий посередине чего-то большего,
окружающего меня и влияющего на меня сейчас.
 С чем приходит к нам клиент
Я не люблю обобщать, но сейчас мне очень хочется это сделать в виде
метафоры. Мне часто кажется, что клиенты приходят в терапию со смутным
томлением и тоской. А внутри очень похожий голос мечты, своей мечты…

Из жизни мечты
Откуда я здесь взялась? Это я помню очень смутно. Кажется, я услышала
Зов, услышала мольбу, а потом меня просто понесло как на волнах, все ближе
и ближе. И вот я, как семя, зародилась в тебе.
Ты очень долго отмахивался от меня, тебя щекотали мои
проклевывающиеся всходы, но ты чувствовал лишь кожный зуд, и стал
завсегдатаем аптек, а потом дерматолога. И, хотя ты совсем не удобрял
меня, я потихоньку вырастала все выше и выше. И однажды стало
невозможно не замечать меня.
Сначала ты удивился, потом даже восхитился на какой-то миг, но потом….
Чем больше ты смотрел, чем больше раздумывал, тем сильнее я трепетала.
Я чувствовала твои сомнения, твою обреченность, твои трезвые доводы, и,
самое главное, твой страх… И теряла надежду стать для тебя важной….
Так и случилось. Ты пошел за перчатками, и стал выдергивать меня,
но у тебя не хватило сил. Ты взял тяпку. И она не помогла, и к тому же тебе
было больно. Ты подумал еще немного, посоветовался с другими, и решение
было найдено: раундап! А для верности сверху залить бетоном.
Очень долгое время я и впрямь не напоминала о себе. Ты был уверен, что
убил меня, но это, к сожалению, или к счастью, не так просто. Ты забыл меня.
И свой страх. И свой восторг. И свое удивление. Твоя жизнь стала наполненной
покоем. Режимом. Из нее исчезли неожиданности. Это было очень безопасно
и…. скучно. Ты начал тосковать. Это было непросто, непонятно почему, ведь
именно этого ты и хотел.
Ты стал искать способ оживить себя. Их так много описано в книгах. Ты
пробовал отдых, прыгнуть с парашютом, завести новый роман, и еще,
и еще…. Тебе были доступны все удовольствия: вкусная еда, комфорт, секс,
власть, чужое восхищение. Но тоска лишь усиливалась. Ты будто был
похоронен заживо. Под тем самым бетоном, вместе со мной.
В какой-то момент ты начал поиск в себе, отчаявшись найти что-то вовне.
И обнаружил ровную площадку. Безукоризненную. Совершенную.
Безжизненную.
Тебе нечего было терять, и ты внес хаос и естество в эту бетонную твердь.
Ты кромсал ее, бурил, крошил, топтал. И она поддалась! Ты не помнил, что под
ней, и не сразу обнаружил меня. А, обнаружив, не смог узнать. Я была желтая,
сухая и обезображенная.
Но сердце забилось чуточку сильнее. И еще сильнее, когда ты направил
на меня лампу. И еще, когда полил. И так, шаг за шагом, твое сердце снова
стало биться, как раньше. Трепетать. А я росла. Ты растил меня.
 Я выросла большая-большая, крепкая-крепкая. Теперь мне не нужна была
твоя забота, я сама могла быть твоей опорой. Я сбрасывала с себя то, что
мне было уже не нужно – кору, листья, цветы, плоды. А ты создавал из них
невероятные творения. Когда люди видели их, то в их сердцах что-то кололо.
Некоторым удавалось разглядеть там проклюнувшееся семечко.
 Гештальт-диагностика при помощи МАК
Я использую два основных способа при диагностике:
– более структурированный – это когда мне нужно получить общие
представления о «головах дракона» клиента, их представленности в его жизни,
опираясь на динамическую концепцию личности Д. Хломова: шизоидной,
невротической и нарциссической;
– более свободный – создающий представление о том, с чем мне придется
иметь дело в самое ближайшее время, отражающий взаимодействие фигуры
и фона.
Все техники, представленные в этой книге, можно и нужно модифицировать:
искажать, дополнять, урезать.
– Из колоды карт с лицами (Альтер Эго, Персона, Персонита) достать
в открытую три карты: Я «сам с собой» (шизоидная «голова»), Я «в контакте
с другим» (невротическая «голова»), Я «действующий,
достигающий» (нарциссическая «голова»). Уделить время описанию каждой
карты, какие они? Как взаимодействуют между собой? Что чувствуют друг
к другу? Кто главный среди них, а кого вечно задвигают? Что должно
произойти, чтобы они сотрудничали? А что, чтобы враждовали и превращались
в «лебедя, щуку и рака»? Попробовать идентифицироваться с каждой картой
и поискать телесные феномены, соответствующие этой идентификации,
возраст, на который себя ощущает каждая из «голов»
При помощи этой техники исследуется преимущественно «персонэлити» –
знание о себе. При этом выявляются внутренние конфликты, полярные
тенденции психики, способы удовлетворения мета-потребностей
в безопасности (шизоидная «голова»), привязанности (невротическая
«голова») и манипулировании (нарциссическая «голова»), обнаруживаются
фрустрированные потребности. В процессе терапии это знание будет
разрушаться, дополняться, уточняться. Клиент часто обращается
за терапевтической помощью, когда представления о себе и реальные
проявления себя начинают сильно расходиться. Часто выбор делается
в пользу сохранения представлений путем остановки процесса жизни:
формирования новых потребностей. В терапии происходит обратное –
обретается новое, более актуальное знание о себе, позволяющее лучше
заботиться о себе. Потому изменения «голов» можно периодически
рассматривать в терапии, проводя эту технику с определенной
периодичностью. Она делает наглядной динамику изменений.
– «Одна карта».
Одна карта. Когда она лежит на столе: рубашкой вверх или вниз, это
карта, кем-то нарисованная. Ее кто-то придумал, вложив в нее какое-то
содержание. Но, попадая в руки другого человека, карта перестает быть
фиксацией чьих-то фантазий во времени путем изобразительных средств.
В руках другого она может ожить. Из статичной картинки превратиться
в динамичную.
Карта – волшебная палочка. К картам есть предубеждение, уж очень
у многих они связаны с гаданием, с чем-то мистическим и запретным. Но ведь
сколько знаний о себе были вытеснены, оказавшись запретными для нашего
сознания. Говоря гештальт-языком, «ушли в фон». Предлагая клиенту карту,
мы словно просим разрешения заглянуть в глазок в двери, ведущей в его
внутренний мир, а не грубо ломимся в эту дверь топором.
Удивительно то, что этот мир обычно бывает скрыт и от самого человека.
И если смотреть «внутрь» в одиночку, то минутное озарение очень быстро
вновь скроется в сумерках. И лишь показанный другому человеку мир
присваивается себе. Естественно, если Другой этот мир признает, замечает,
учитывает.
Первоначально это является родительской функцией. Ребенка и знакомят
с собой иносказательно, через метафору. Прибаутки, потешки, поговорки,
сказки, колыбельные – все это огромный культурный пласт, связывающий нас
друг с другом. Родитель выбирает сказки исходя из своих глубинных
убеждений о мире, или выражает какое-то яркое отношение к ним. Так
закладываются первые представления о правильном и неправильном,
допустимом и недопустимом.
На первой стадии развития родитель узнает потребности «за ребенка».
И от того, насколько успешен родитель в этом распознавании, зависит
появление или отсутствие базового доверия к миру. Но все это важно пока
потребности довольно просты и сводимы всего к нескольким, да и средство
их удовлетворение одно – мама.
Дальше и потребности усложняются и средства расширяются. Есть
можно уже не только грудное молоко, а целый мир разнообразных продуктов.
На этом этапе потребность по-прежнему важно узнавать, но также
проявлять любопытство. Прояснять, уточнять, и лишь потом предлагать.
Если родитель ригиден в этом месте и все очень хорошо знает за ребенка:
чего он хочет и какой он, то самого ребенка он видеть не готов, а подменяет
детские потребности своими собственными. Именно на этом этапе
собственный внутренний мир может замереть, скрыться за миром значимого
Другого. Так из поколения в поколения путешествуют семейные миры.
Иногда, фантазируя по карте, рассказывая какую-то историю, человек
обнаруживает, что это история и мамы, и бабушки, и прабабушки. И здесь
возникает растерянность: а существует ли моя, отдельная от них жизнь?
Может ли во мне быть что-то особенное, лишь мое, или я всего лишь клон
своего предка?
Первые метафоры, появляющиеся в терапии, они часто именно такие:
символическое описание жизни рода в большей степени и в меньшей – описание
опыта одного конкретного человека, держащего в руке карту.
Но этот процесс динамичен. И вот уже в той же самой карте появляется
совсем другая история… Для меня это настоящее волшебство.

Это упражнение я часто провожу в обучающем процессе, чтобы отточить

навык терапевтов идти за процессом клиента, а не замещать его собственным.
Карта является привлекательным экраном для проекций и, порой, очень
сложно, глядя на чужую карту, видеть там другого, а не себя. Тут мало образов,
которые мы видим оба, нужны слова, описывающие, как именно их видит
человек напротив. Одна и та же карта создает два совершенно разных
проективных процесса. На карте огонь: для одного это пережитый пожар, для
другого страсть, которой не хватает в отношениях, для третьего – согревающий
очаг, для четвертого – покончить с прошлым. Терапевт «отставляет»
собственный процесс, чтобы войти в дверь карты клиента.
Клиент достает карту в закрытую из любой колоды и не показывает ее
терапевту. В течение 7—10 минут он рассказывает, что именно видит на карте,
все больше «углубляясь в нее». Любопытство терапевта адресовано рассказу
(или внешней феноменологии клиента), а не изображению. Далее терапевт
перефразирует услышанное – «теперь я знаю о тебе, что ты…», пытаясь
перевести метафорический язык в гипотезу о клиенте, с чем клиент может
согласиться или не согласиться. Так очень быстро происходит знакомство
с глубиной клиента и, посему, этот способ стоит применять осторожно:
внезапная обнаженность сулит столкновение с большим количеством стыда.
Но, на мой взгляд, задача и усилия терапевта и состоят в том, чтобы находить
такую форму, в которой клиент одновременно оказывается узнанным в разных
своих проявлениях, и при этом она не является стыдящей, обвиняющей для
него. Иногда, это удается сделать довольно быстро. Иногда, это задача
нескольких лет. Проявление искреннего живого любопытства к клиенту
является опорой на этом пути. Возможно, прежде, человека, сидящего
напротив, замечали лишь чтобы обвинить, наказать, сравнить с кем-то ради
самоутверждения, переделать. Его опыт узнанности будет сильно влиять на его
готовность быть узнанным вами – терапевтом, другим человеком. В терапии
принято называть отсутствие такой готовности – сопротивлением с целью
сохранить прежние способы, с целью «сделать хорошо», ничего не меняя. Я
думаю, что безусловно такой фоновый процесс сопротивления изменениям
часто присутствует, но если человек уже оказался на терапии и сидит перед
вами, вкладывая усилия в свой приход, присутствие, вовлеченность, то вектор,
направленный на изменения в данный момент у него перевешивает. Важно
не форсировать этот процесс существенно, дабы он не превратился в натянутую
со всех сил тетиву. Ускорение полета стрелы – прерогатива коучинга, терапия
про медленные, и, посему, устойчивые изменения. Про процесс, в котором есть
право шагать назад подобно тому, как ребенок бежит назад к матери, когда мир
внезапно оказывается слишком интенсивным для него.
Внутренний мир может казаться хаотичным и запутанным после каких-
нибудь жизненных бурь, но опираясь на карту, можно дать время себе
разглядеть его и учиться жить в этом новом мире. Терапевт участвует своей
включенностью, в его присутствии человек идет через свой собственный
туман, и иногда, может попросить руку для опоры, или воспользоваться
глазами терапевта и поверить или не поверить ему в его видении. Он может
использовать терапевта на этой дороге, точнее, бездорожье, но карту он
способен составить только сам.
В конце этого упражнения можно открыть карту терапевту. Обычно этот
процесс сопровождается сильным удивлением.
Пример работы (карты Cope):
Т: Достань одну карту из колоды и скажи, что ты там видишь.
К: Я вижу толпу людей, которая окружила меня. Я стою в центре, говорю
с ними, они внимательно слушают меня, кивают, но я знаю, что у каждого
из них в одежде спрятан камень. Даже у детей. От гальки до булыжника. Мне
нужно очень внимательно замечать их выражения лиц, пока они не стали
нахмуренными. Будет слишком поздно. Я не успею увернуться от удара.
Стоит полететь одному камню, как толпа станет безумной, и на меня
обрушится град. Мне не выжить. Поэтому мне нужно не пропустить
момент, когда они начинают сомневаться во мне, в моей убедительности,
праведности, честности. На кону моя жизнь.
Сейчас я вижу, что в этом кругу я не одна. Очень близко ко мне стоит
вторая фигура. Так близко, что мы сливаемся в одну. Я не уверена, что толпа
понимает, что нас двое. Теперь мне нужно контролировать еще и ее.
Брошенные камни убьют нас обеих, а она несет невесть что, она бесстыжа,
она не замечает реакции на себя, она не ведает, что творит и не понимает,
что случится в результате ее действий. Она немного безумна, но поплатимся
за это мы обе. Меня тошнит, когда я это рассказываю. Тошнит от ужаса
и беспомощности. У меня нет выхода отсюда
Т: Как ты попала в этот круг?
К: Они сбежались посмотреть на ту, что рядом со мной. Я не могла ее
оставить, я очень боялась за нее, а теперь боюсь за себя…
Т: Что еще есть на этой картинке?
К: Вокруг толпы пустыня, она простирается на сотни километров. Если
нам даже удастся продолжить путь, вырваться из круга, мы умрем
от жажды и солнца. Мы можем выжить только, подружившись с этими
людьми.
Т: Посмотри на людей вокруг, они также угрожающе смотрят на нас
с тобой? (работа происходит в группе)
К: (замирает и становится тише) Мне очень страшно это делать
(набирает воздуха и голос набирает силу) – давай! – разворачивается
и медленно смотрит в глаза каждому из группы, ловит заинтересованные
и сочувственные взгляды, потихоньку выдыхает – смотрит на терапевта.
Т: Что с тобой сейчас?
К: Меня больше не тошнит и мне жарко.
Т: Что это за жар?
К: Это злость!!! Это моя мама часто была пьяной, когда ходила со мной
гулять, она вычурно себя вела, я умирала от стыда рядом с ней. Стыда
и ужаса. На меня смотрели так же как на нее, с отвращением. Ненавижу
тебя, мама (кричит!) Как ты могла??
Т: Здесь на тебя смотрели иначе. Ты не отвратительна и тебе нечего
стыдится.
К: После громкого выплеска чувств потихоньку затихает и смотрит
на терапевта. Происходит встреча глазами. – Спасибо тебе! Я теперь
понимаю, что все время жду от людей этого взгляда, взгляда, наполненного
отвращением. Но понимаю и то, что мама была отвратительной и мне, когда
была такой. Мне так хотелось, чтобы она стала прежней – мягкой, любящей,
участливой, обычной мамой, как у всех.
Т: Посмотри на карту еще раз.
К: Люди в круге собрались здесь потому что им интересно, здесь
происходит что-то новое и захватывающее. Они видят то, что редко удается
увидеть. И они затихают потому что боятся пропустить даже одно слово.
Т: Какое слово?
 К: Наше с тобой.
В этой работе группа выступает усилителем, терапевт не возвращает
услышанное, потому что клиент сам легко связывает свой материал, опираясь
на вопросы. Интересно, что изменяя контекст ситуации: с прошлого
неприятного опыта, на опыт «здесь и сейчас» – приятный и трогательный,
клиентка меняется телесно, выглядит умиротворенной и расслабленной.
Терапевт следовал за клиенткой, за своим любопытством, что именно за опыт
она вспоминает через карту и в чем схожесть с сегодняшним моментом (почему
именно этот опыт вспоминается «здесь и сейчас»), в результате этой работы
оказывается, что не всегда окружающие «носят камень за пазухой», а значит
меняется картина мира с жесткой адаптационной: потихоньку размягчается
и становится гибче. В следующий раз ожидания от окружающей толпы будут
скорее всего не столь катастрофичными, а значит появится больше
возможностей контакта с реальными людьми, а не с фантазиями о них.
 Еще немного о структуре
В первый раздел я включила размышления о кризисах, травмах, ПТСР и их
различных проявлениях: депрессивном, психосоматическом, невротическом,
поведенческом. Что для меня является важной особенностью личностного
кризиса? Это его аутичность. Человек решает задачу собственного развития.
Для этого он может уходить от мира, людей самыми разными способами,
прятаться за маски, замыкаться. Кризис и его успешное разрешение похож
на беременность и роды, поэтому проявления кризиса в данном контексте
выбора, способы работы с ним для меня вторичны. Первично то, что
разрывается связь с миром внешним и происходит фиксация на мире
внутреннем, уход в него.
На мой взгляд, вытягивать человека из кризиса – это проявлять насилие
к нему, вызывать «преждевременные роды». Терапевтической задачей я
считаю создание благоприятных условия для проживания кризиса.
Пишу о личностном кризисе и аутичном периоде терапии (в котором
терапевт воспринимается, скорее, функцией, чем другим человеком)
и понимаю, что остальные разделы тоже посвящены кризисам, но иного
свойства: кризисам отношений и достижений. Иногда эти три кризиса
соединяются в одной точке и получается такой огромный кризис, на первый
взгляд необъятный, наполненный пустотой и отчаянием. И распутывать этот
клубок, на мой взгляд, неплохо бы начинать с личностного. Знание
и понимание себя очень помогают в разрешении кризисов более высокого
порядка.
Терапевтический процесс часто повторяет онтогенез. Если человек приходит
к нам в кризисе среднего возраста, то как матрешкой приносит в нем все
непрожитые прежде кризисы – от младенческого до юношеского. В каком
порядке будет происходить путешествие по ним – непонятно, но скорее всего
они будут затронуты все.
Посему в длительной терапии мы коснемся тем существования, бытийности
(младенческое обнаружение), тем отношений (обнаружение ребенка), тем
навыка, профессии (обнаружение позднего детства), что, на мой взгляд,
соответствует мета-потребностям в безопасности, привязанности
и манипулировании. Разделы книги будут поочередно раскрывать мой взгляд
на эти группы потребностей и способы их удовлетворения, которые возможно
исследовать при помощи МАК. Безопасность в этом ключе я рассматриваю
прежде всего, как знание человека о себе, своих особенностях для того, чтобы
он мог использовать мир в качестве ресурса, а не предмета бесконечной
ретравматизации (что в идеале дает ему «достаточно хорошая мать» в процессе
развития). Чаще всего период «исследования безопасности» или «преконтакта»
в терапии занимает около 2 лет, что соответствует возрасту появления
новообразования Я. Этому периоду будет уделено больше всего внимания
в книге, так как именно глубина понимания себя определяет простоту или
сложность прохождения последующих периодов развития.
Депрессия, ПТСР, яркие сновидения, телесные и невротические симптомы
рассматриваются в первом разделе, как проявления кризиса. Как в той притче
про слона, которого осматривали разные люди и составляли по одной его части
целостное представление, не имеющего ничего общего со слоном. Так и то, что
приносят нам клиенты в кризисе – лишь верхушка айсберга кризиса. Айсберга,
масштаб которого только предстоит увидеть. Мы, как терапевты, не работаем
с темой, а работаем с личностью целиком. Темы, как дороги, по которым сейчас
выбирает идти клиент через туман своего кризиса. И не столь важно почему он
выбрал именно эту дорогу, важно, что сейчас она является опорой. Возможно,
единственным видимом местом в этом тумане.
I Личностный кризис или аутичный период
терапии
 Чем могут быть полезны МАК
Степень ориентации во внешнем мире прямо пропорциональна степени
ориентации в мире внутреннем. Мир младенца ребенка хаотичен,
недиффиренцирован, мир ребенка идеализирован, в нем есть готовые, обычно
цветные и красочные, но сказочные картинки, мир подростка полярен, черно-
бел, ярко поделен на добро и зло.
Далее из него выделяются оттенки и потихоньку ахроматический мир
раскрашивается, возвращаясь к детскому ресурсу, но усложняясь
по наполнению.
Мир зрелого человека сложен, наполнен множеством разных сюжетов, но он
хорошо видит эти внутренние картинки, они не покрыты туманом.
Я пытаюсь изображать сложный процесс взросления метафорами, из-за чего
он упрощается, уплощается, но становится более понятным. Я жертвую
многими деталями ради ясности, но обретая ясность, мне захочется наполнять
ее новыми деталями. Усложнять простоту. Это похоже на приближение
с помощью микроскопа. Сначала глазами мы видим кусочек луковичной
шелухи. Увеличивая ее – клетки. Еще увеличивая – целую жизнь.
Существует ли граница этого процесса? Не знаю, сейчас она обусловлена
исключительно наличием техники, способной производить такое увеличение.
Для исследования луковиц ее уже достаточно, а для исследования людей еще
нет. С микроуровня мы возвращаемся к макроуровню, но взгляд на целую
луковицу меняется. На способы обращения с ней тоже.
Естественно, внутренний мир в свою очередь создается из внешнего.
Но внутренний мир – не отраженный в зеркале мир внешний, а нечто другое,
созданное из материала внешнего мира. Процесс взаимодействия этих миров
продолжается всю жизнь. Внешний попадает во внутренний и изменяет его,
внутренний проецируется на внешний и сверяется с ним. Когда что-то
не сходится, то внешний мир можно вновь впустить внутрь в себя
и подкорректировать себя внутри, или менять внешний мир. Это адаптивные
стратегии. Можно сопротивляться этому вновь открывшемуся знанию или
несоответствию. Это избегающие стратегии.
Человек ориентируется в мире, учась предвосхищать результат своих
действий. Это становится основой ответственности и, в свою очередь, основой
внутренней свободы. «Я готов встречаться с последствиями своих действий
и потому я свободен их совершать».
Таким образом, наличие внутреннего мира служит возможностью
предвосхищения собственных действий в мире внешнем. И одновременно
пространством в котором возможна компенсация социально неодобряемых
действий, импульс на которые возникает. Например, убийства.
Фантазирование может быть уходом от реальности, а может быть очень
здоровым механизмом. Все зависит от степени и целесообразности
фантазирования в данной конкретной ситуации.
Бывает так, что развитие внутреннего мира останавливается. Внешний мир
оказывается слишком опасным, чтобы впускать его в себя, и тогда между
человеком и миром появляется непреодолимая стена. Если это происходит
в раннем детстве, иногда степень ориентации человека во внешнем мире
оказывается настолько слабой, что вырастая (по паспорту) он не способен
заботиться о себе сам. Если это случается в более позднем возрасте, то доступ
во внутренний мир может оказаться закрыт временно.
В терапии возможны две линии: создание внутреннего мира и его
усложнение. Это очень длительная работа. Или восстановление доступа к уже
усложненному внутреннему миру, который был утрачен в результате травмы,
и интеграция травматического события в этот мир.
В результате внутренний мир перестраивается и обогащается, и связь
с внешним миром также восстанавливается и расширяется.
Например, с человеком случилось что-то, что, как он считал не происходит
с хорошими людьми. «Если я буду достаточно хорош, то мир будет ко мне
справедлив». В результате события у него появляется выбор, как обойтись
с этой убежденностью:
– разрушить ее, признать себя «недостаточно хорошим», но сохранив эту
установку или
– вытеснить событие из памяти и, тем самым, «убить двух зайцев»: сохранить
установку и отношение к себе, как достаточно хорошему, но при следующем
столкновении со знанием о том, что мир несправедлив защищаться придется
еще интенсивнее до тех пор, пока доступ к внутреннему миру не окажется
практически полностью утраченным. Это часто описывают метафорой тумана.
Я сейчас пишу об убеждениях, но исследовать убеждения через образы
и интереснее, и удобнее: видна их противоречивость.
Работая с картами, мы можем исследовать, насколько богат внутренний мир
(если беден, на карту очень сложно будет что-то проецировать вообще),
сохранена ли с ним связь (если да, то без карты человек Вам расскажет про себя
все ясно и понятно для Вас; если нет, то при помощи карты может открываться
множество нового и для Вас, и для него самого) и насколько он в нем
ориентируется, насколько он понятен. Может ли он переводить образы в знание
о себе, о мире, о способах обращения с ним.
Одна карта на первой сессии дает огромный пласт материала для дальнейшей
работы или для принятия решения о перенаправлении клиента другому
специалисту.
В терапии, используя в том числе карты, мы открываем человеку его самого,
а он может использовать это знание, как внутреннюю опору.
 Кризис внешний и внутренний
Наша жизнь и чувство витальности в ней рождается в контакте. Реакция
на мир – это процесс, который в норме является непрерывным. Степень этой
реакции может быть разной. Есть факторы, не реагировать на которые очень
сложно или невозможно. Такое происходит только в сложных нарушениях
деятельности организма. Например, существенное изменение температуры
окружающей среды, степени освещенности. Стихийное бедствие или
техногенная катастрофа. В реакцию на такие изменения человек включается
всем собой, потому что происходит угроза физическому выживанию.
От других факторов проще абстрагироваться, и в зависимости от того, какая
потребность сейчас актуальна, человек выбирает из фона, на что именно
реагировать. Голодный – на пищу, одинокий – на людей. И именно в области
этих стимулов, не связанных с потребностью в безопасности, часто процесс
реакции на мир останавливается, замирает. Такое может происходить, когда
человек сталкивается с каким-то из двух типов кризиса: внутренним или
внешним.
Во внутреннем кризисе не замеченной оказывается актуальная на сейчас
потребность. Глубоко внутри, человек жаждет близости, но убежден, что важно
достигать, выше взбираться по служебной лестнице. Вкладывает туда все
больше сил, но остается голодным. И замирает…. Работа больше не приносит
удовлетворения и двигаться дальше нет энергии. А распознать истинную
потребность оказывается сложно. Реакции на мир больше нет. Ступор.
Депрессия.
Во внешнем кризисе потребность не изменяется, но ее привычные пути
удовлетворения разрушаются. Например, из-за потери работы или развода.
Что-то меняется извне, и чтобы вновь свободно реагировать на мир, нужно
сначала пережить потерю. Этот процесс называется гореванием. В рамках этого
раздела я рассмотрю работу с ПТСР (посттравматическим стрессовым
расстройством) и гореванием, как с замороженными, отсроченными
проявлениями внешнего кризиса.
Я попробую рассмотреть кризис пользуясь метафорой вязаного свитера.
Предположим, у Вас есть любимый свитер. А, возможно, даже, единственный.
И вдруг нитки истираются, вслед за маленькой дырочкой очень быстро
образуется большая дыра. Дыра – это то, что утеряно в кризисе. Весь остальной
свитер – это неизменная часть жизни. Проблема кризиса – это взгляд на него
«из дыры», когда важной становится только утерянное, а то, что сохранно,
не замечается. Это называется туннельным мышлением, и такой взгляд может
сохраняться годы. Как фиксация на утраченном. «Хочу, чтобы свитер стал
прежним» – а это невозможно.
В ответ на испорченный свитер обычно происходит ряд цепных реакций.
Сначала, дыра не замечается, нет привычки этот свитер разглядывать так
тщательно каждый день. Но именно поэтому она и расходится все шире,
больше невозможно игнорировать ее. Потихоньку факт наличия дыры
сменяется потребностью обнаружить ее размеры. Сопоставить с остальным
свитером, сохранным. Что делать дальше? Чинить или выбросить? Иногда,
люди, утратив что-то одно, начинают кардинально менять все остальное.
Например, переезжать в другую страну. Обычно это не способствует прожитию
кризиса, а больше похоже на бегство.
«Чинить» свитер – это оценить масштабы потери. Иногда расширить дыру,
чтобы ее эстетичнее залатать. А вот способов починки может быть очень много,
и в этом и проявляется творчество, творческое приспособление. Аппликация?
Штопка? Распустить свитер совсем и связать другое изделие – для меня это
тоже из способов починки, но более масштабной. Правда в том, что после этих
преобразований свитер становится уникальным, единственным в своем роде,
особенным.
Особенности терапевтической работы с кризисом – не стоит создавать
спешку и пытаться чинить дыру за клиента. Важно дать время клиенту заметить
дыру, но не стоит игнорировать и степень сохранности свитера. Терапевт
может видеть свитер целиком, в тот момент, когда клиент ничего кроме дыры
не замечает. И это другое, более объемное видение, может быть ресурсом для
клиента. Но может и вызывать сильный гнев, ведь двинуться в сторону
разглядывания свитера таким, какой он есть – это признать, что все изменилось.
А, значит, встретиться с болью, оживить горе.
Почему я выбрала именно свитер? Потому что разрыв одной нитки, если его
игнорировать, приведет к тому, что все изделие распустится. Иногда совсем
небольшая для стороннего взгляда проблема становится вот таким
катализатором, когда личность начинает разрушаться.
Мне кажется важным помнить, что даже разорванные нитки – это все еще
нитки, изделие может утратить целостность, но никогда не поздно создать
нечто особенное из того же самого. Никогда не поздно, пока мы живы.
В результате кризиса появляется создается идентичность, обретается ответ
на вопрос, кто Я. Идентичность нельзя обрести однажды и навсегда. Мы
меняемся, и, потому, невозможно держаться за прежние знания о себе.
Необходимость кризисов продиктована этими изменениями.
Идентичность может быть и результатом, и процессом. Процесс
идентичности относится к тому, кем я являюсь именно сейчас. С кем я
соотношу себя сейчас. Результат идентичности появляется в итоге некоего
индивидуального для каждого результата числа ассимиляций процессов.
Иногда идентичность надстраивается. Я-гештальт-терапевт. Я-гештальт-
терапевт, использующий метафорические карты в процессе терапии.
Иногда для обретения идентичности прежняя должна разрушиться.
Приобретая идентичность «гештальт-терапевт», я разрушаю идентичность
«обучающегося гештальт-терапии». Нельзя быть одновременно девочкой
и женщиной в результативной идентичности, но в процессе движения
от идентичности «девочка» к идентичности «женщина» можно себя
попеременно идентифицировать то той, то другой. Когда прежняя
идентичность пытается разрушиться ради обретения новой, такие процессы мы
называем «кризисами». Кризисы бывают инициированы внешними
событиями – беременностью. А могут стать результатом внутреннего
процесса – наступлением менструации.
Какими бы причинами не был вызван кризис, в нем возникает два вектора
движения – в развитие (разрушение старого ради строительства нового) или –
в стагнацию (ради безопасности человек пытается оставить все как есть).
Именно попытка остановить развитие в кризисные периоды в основном
и приводит человека в терапию.
В кризисе конкурируют две идентичности. Первая кажется безопасной
в силу изученности и понятности. Вторая пугающей в силу новизны.
Парадоксально то, что чем менее поддерживающая и опорная утрачиваемая
идентичность, тем сложнее совершить переход. Кризис откладывается тем, что
«мне бы еще остаться и дорасти в этом качестве», но среда уже не является
питающей. Чаще всего это невозможно сделать, и надежда «дорасти» приводит
к угасанию.
Ребенок, которого резко перестали кормить грудью, может учиться
пользоваться зубами и поглощать предлагаемую вместо молока пищи. А может
упрямо ждать возвращения прежнего питания, не требующего приложения
усилий, пока не умрет с голоду. Каждый кризисный момент даже во взрослой
жизни чем-то похож на такое вот лишение. Внешний кризис, когда грудь
отняли пока я еще в ней очень нуждался. Внутренний – грудь больше не питает,
в молоке не хватает элементов, необходимых мне для роста.
Если внешний и внутренний кризисы совпадают, то их прохождение, как
правило, значительно проще. Если они расходятся во времени, то внешний
кризис может быть пройден ценой остановки внутреннего. Например, ребенок
начнет есть другую пищу, кроме молока, но большинство веществ из нее
не будет усваиваться, он начнет худеть и остановится в развитии. Или они
станут токсичными для него: еще нет чего-то внутри, способного их расщепить,
и может возникнуть угроза здоровью или жизни.
Чем в эти кризисные моменты «между идентичностями» могут быть полезны
карты (и вообще любая метафора)? Путем метафоры мы можем постепенно
знакомиться с новой идентичностью. До появления психологии, как науки,
люди активно использовали сказки и мифы в качестве таких поддерживающих
средств. Я еще не знаю, как это развернется в моей жизни, но мне уже это
знакомо через опыт предков, концентрированно выраженный в символической
форме. Тревога новизны снижается. Метафора становится новой опорой
в процессе перехода.
При этом терапевту может быть знаком этот кризис на собственном опыте
именно как путь, который был пройден. Но что появится на этом пути
у клиента, в чем будет проявляться его собственная уникальность, мы знать
не можем. Одна единственная карта вызывает массу разнородных проекций
у разных людей. Наша общность в том, что мы все проходим кризисы, но как
именно, и что возникнет в результате, мы не можем знать, можем лишь
предполагать. Есть канва, остов метафоры. Сказка с сюжетом свадьбы.
А вариантов развития этого сюжета великое множество. Пройденный кризис –
это лишь мой сюжет, сюжет моего уникального бытия в этом мире, который
внешне может выглядеть типовым, но именно внутри переживаться особенным
образом.
 Метафора проживания кризиса
Если говорить о кризисе простым языком, то это путь из точки, в которой
меня уже нет в точку, в которой меня ещё нет. Кризис – это «между». Поэтому,
по большому счету вся наша жизнь является непрерывным кризисом. Как
только она таковым быть перестает, то заканчивается. Но в психологии
непрерывность жизни кризисом не считается. Во всяком случае таким, который
выделили бы в отдельную категорию. Давайте разберёмся почему. Например,
я болею ветрянкой первый раз. Это кризис. Организм никогда не встречался
с ней, ему необходимо адаптироваться. Если же далее у меня выработались
антитела и возникает иммунитет, то встреча с ветрянкой (совсем новая) кризиса
уже не вызовет. Хотя сама по себе встреча может случиться совершенно
в других условиях.
А бывает так, что несмотря на болезнь, иммунитет не вырабатывается,
и тогда ветрянка грозит нам снова. Давайте пока запомним этот факт и отойдем
немного в сторону.
Итак, кризис – это пространство «между». Работа уже очень сильно
не нравится, но менять ничего не буду. В браке непереносимо, чувствую себя
очень несчастным. Так как есть не хочу, как хочу, не знаю. Или знаю, но совесть
не позволяет. Или знаю, а этот противный другой со мной не согласен.
Мне кажется, очень важно, на чем именно мы «едем» в кризисе. Я это четко
почувствовала в самолёте и в метро. Я попадаю куда хочу, а ориентация
нарушается. Во-первых, этот путь мне теперь не проделать самой (то есть
не выработать антитела на ветрянку). Во-вторых, я не найду обратной дороги,
не смогу сделать шаг назад.
«На самолёте» кризис проходят люди, когда разрывают связи с прошлым
резко и радикально. Иногда без слов, без объяснений. Сегодня был здесь,
а завтра там. Мне кажется, это не более, чем бегство от кризиса. Тогда в новом
месте он сначала игнорируется, а потом вновь обрушивается на человека.
Не улететь от ветрянки на самолёте. Хотя от жены можно. А от войны так
бежать (чем быстрее, тем лучше) иногда единственный шанс спасти жизнь.
Поэтому все зависит от контекста. Чем больше в нашем кризисе внутренних
факторов, тем целесообразнее его проходить медленнее.
«На метро» проще вернуться назад, пробовать шажочками, по одной
остановке совершать изменения. И вот так, очень нескоро, особенно если
хотя бы иногда ходить и по поверхности тоже, карта метро наложится на карту
земли. Но муторный, я вам скажу, этот путь. Алгоритмичный. Кому-то,
впрочем, он подойдёт хорошо. Тем, кто привык мыслить «если-то-иначе».
Сложность ещё в том, что пока спустишься под землю, пока поднимешься…
Оказывается, что пешком было бы куда быстрее. А человек и не подозревал
об этом. Привык, что все просто и по стрелочкам. «В метро» в кризисе можно
зависнуть надолго, курсируя туда-сюда. В фильме «Долгие проводы» герой так
и остался жить в кризисе в таких вот перебежках. Но в метро можно
передохнуть, когда устал ходить, набраться ресурса.
«Пешком». Самый эффективный способ в том смысле, что очень хорошо
удается рассмотреть, что вокруг. Легко поменять направление или обойти
препятствие. Скорость восприятия того, куда я иду вполне соответствует
скорости движения, даже остаётся время подумать, зачем я туда иду и от чего
ухожу. Все бы хорошо, но уж очень медленный способ. Из Петербурга
в Москву долго придется идти, и тогда это тоже зависание в кризисе. А иногда
ещё и опасно. Одно дело ходить по городу, и совсем другое по темной трассе.
«Наземным транспортом»: от маршрутки до поезда. Его очень хорошо
удается сочетать с пешим способом. И в отличие от метро можно тут же
выскочить из него, и понятно, куда идти назад. Ведь путь проходит той же
дорогой.
На мой взгляд, пройденный кризис характеризует не то, где я оказался
наконец. Не прибытие на вожделенную станцию. Не новая работа, новые
отношения и прочие изменения. А осознавание, как именно я этого достиг, как
поучаствовал в этой ситуации, пользуясь каким транспортном сюда приехал.
Что погнало меня в этот транспорт, чего мне дома не сиделось. И тогда
столкновение с похожей ситуацией уже не будет для меня кризисом. Так как
я знаю дорогу. Если этого не происходит, то внешнее вновь скатывается
во внутреннее. «Работа та, о которой мечтал, но я вновь ее ненавижу. Она
истощает.»
Чаще всего именно внутренний разрыв мы пытаемся «соединить» внешними
действиями. И тогда размеренный пеший шаг подходит не для путешествия
из кризиса. А для его пристального рассматривания. Иду и вдруг вижу яму.
Откуда взялась, что в ней. Заглянуть и потом заделать! Или всю жизнь обходить
ее? Но, когда кризис – это реакция на внешние изменения, то самолёт
оказывается иногда самым адаптивным способом его прохождения.
А ландшафт уже на новом месте будете рассматривать. Пешком.
 О депрессии и жизни
В тяжелом кризисе, в котором я ощущала себя скорее мертвой, чем живой,
меня поразило одно наблюдение: в те моменты, когда ко мне возвращалась
энергия, когда я переставала чувствовать себя выключенной я начинала
ощущать физическую боль. Боль от зажимов в шее, боль от старых травм,
боль от растущего зуба мудрости. Эта боль обрушивалась на меня
одновременно с ощущением жизни, как будто являясь расплатой за то, чтобы
чувствовать себя живой. Позже она притуплялась, ее сигналы уже не были
столь острыми. Но порезанный палец, обожженная рука, ушибленное колено
напоминали о себе довольно долго.
У живой меня легко катятся слезы. Слезы горя или слезы гнева. Слезы обиды
или слезы радости. Иногда я просто задыхаюсь от боли, получив какое-то
известие. Или, даже, при просмотре фильма. Или при чтении книги. Но,
пережив состояние полного бесчувствия, выключенности, отгороженности
от жизни, я ни за что не согласилась бы уже расстаться с той болью,
которую возможно чувствовать.
Слово «депрессия» для меня не просто термин, который используют
психиатры и психологи. Не просто бытовое название апатии. А огромный
отрезок жизни, которой не было. Жизни, заключенной в темнице, в которую я
посадила себя сама и выкинула ключ от двери. Жизни без риска, без ошибок, без
боли, без вкуса, без запаха. «Спокойной жизни», к которой я так стремилась,
не зная, что покой – это удел мертвецов, а удел живых – волнение.
В контрасте с этим отрезком, с этой частью моего пути я особенно ценю
иную жизнь.
Жизнь, иногда наполненную ужасом, бессилием, несправедливостью,
отчаянием, острыми ударами судьбы. Но также жизнь радостную,
скоротечную, пронизанную любовью и удивлением от той человечности,
которая хранится даже в самых истерзанных сердцах.
Я знаю, что в собственной глубокой заморозке только возвращенная боль
способна пробить брешь в этой вечной мерзлоте.
Иногда это происходит через ее разделение с кем-то, кто уже прошел этот
путь, и именно потому знает, что у тебя свой собственный, и можно лишь
быть рядом и терпеливо ждать, а не предлагать свою дорогу.
Иногда через погружение в более глубокие слои этого льда, которые
защищают от мира робкий росток угнетенной души, она набирается сил
и изнутри лед наклевывается словно скорлупа цыпленком.
А иногда внешний мир оказывается столь агрессивным, что вспарывает лед
снаружи, повсюду разводят костры и нет никакой возможности больше
оставаться под его защитой: или дашь отпор, или погибнешь.
Но можно сделать иной выбор: последние силы тратить лишь на то, чтобы
наращивать слои льда. Из страха встретиться с болью, которая когда-то
казалась невыносимой, заморозить себя навсегда. Для возвращения из объятий
Морры требуется вера: эту боль я могу пережить, она конечна.
Для этой веры нет никаких оснований, когда-то пережить ее было
невозможно, так она была сильна. И именно потому потребовалась настолько
глубокая анестезия. Доверять вопреки своему опыту – это почти непосильная
задача. Доверять от отчаяния. Доверять, потеряв все надежды. Отдаться
чему-то высшему и непонятному. Мудрости своей души, которая более всего
на свете хочет быть живой.
Когда лед тает, текут потоки воды. Потоки неимоверной силы, как
весенние горные реки, сметающие все на своем пути. Слезы кажутся
бесконечными, они ворочают острые булыжные громады боли как песчинки.
Но именно в этой точке зима сдает свои права весне. Траве лишь предстоит
зазеленеть. Набухнуть почкам. Запеть птицам.
Начало выхода из депрессии порой столь тяжело: вокруг лишь грязь да
серость, что именно на этом пике отчаяния люди часто расстаются
с жизнью. Именно в тот момент, когда она возвращается. В февральских
окнах чудесное голубое небо, и оно манит куда больше невзрачной земли.
Нужно еще только чуточку веры в то, что так будет не всегда. Весна
близко…..
У боли есть одно важное свойство, которое, на мой взгляд, является ее
основной функцией: она привлекает внимание к тому, что ещё можно спасти.
Обезболивая телесные ощущения, но ничего при этом не делая с источником,
можно лишиться зуба, или жизни. Игнорируя и стараясь анестезировать боль
психическую, люди лишаются чувства витальности и ощущают себя живыми
мертвецами, при этом разрушительный процесс в психике продолжается,
просто незаметно.
Психическая боль сопровождает жизнь, терапия – это попытка услышать ее
сигналы, и принять их во внимание, это сообщение о потребностях, столь
важных для человека, но «неправильных, стыдных, бессмысленных».
Об остановленном горевании. О подавленных талантах, «в которых я все равно
не стану самым лучшим».
Физическая боль помогает выжить телу, психическая – личности, но они
переплетаются между собой, и подменяют друг друга. А бывает, что
единственный способ чувствовать себя, знать, что я есть – это переживание
физической боли, менее слабые сигналы, чем боль, просто не достигают
сознания. И тогда люди (кстати, не только подростки, как часто принято
считать) режут себя, дают себе сумасшедшую нагрузку в спортзале или
работают до седьмого пота, до обезвоживания, до адских мигреней.
Способов почувствовать боль неимоверное множество в отличие от способов
переживать себя живым в полноте. Он лишь один, но часто требует
неимоверных усилий. Впустить в себя жизнь сможет лишь тот, кто однажды
примет скорбный факт, что смерть наступит в любом случае, от нее
не уберечься, избегая жизни.
Очень частым запросом терапии является просьба избавить от боли. Но как
это ни парадоксально звучит, именно оживление боли – одна из задач терапии.
Боль не исчезнет, но вместо смутного тотального отчаяния, в боли появятся
оттенки, она развернется гаммой чувств. Обнаружится, что боль далеко
не всегда связана с условно-неприятными переживаниями: злости, стыда
и вины. Часто (и, на мой взгляд, чаще всего) болит от переполненности
нежностью, которую запрещено выражать другим. Подавленная любовь
разъедает ничуть не меньше подавленного страха.
Боль бывает от избытка, я сейчас переполнен чем-то, но не выражаю это.
Свое любопытство, свою радость, свою злость.
 А бывает от недостатка. Я очень хочу что-то, но хотеть мне этого нельзя или
получать запрещено.
Эти причины боли часто путают. Пытаясь найти того, кто полюбит, когда
самому очень важно любить, проявлять любовь. Пытаясь позаботиться
о другом, когда сам очень нуждаешься в заботе, в ее получении. И тогда боль
усиливается.
Разговор с болью – это разговор с самим собой. Распознавая нюансы боли,
мы становимся хорошей мамой для себя. Вот той самой, которая в нюансах
крика младенца угадывает его потребность. Быть может такой мамы никогда
не было, и реальная мама предлагала ложечку с едой вместо телесного
контакта, или клизму, когда живот болел от голода. Но вырастить хорошую
маму внутри никогда не поздно, и именно ее появление кардинально меняет
жизнь, потому что получить желаемое теперь можно. Потому что теперь
понятно, что именно я хочу, а значит и понятнее, как это достичь. Или пережить
бессилие, разочарование, горевание по этому поводу, и хотеть уже другого:
того, что возможно.
От многих людей, переживших клиническую депрессию я слышала такую
фразу: «Я ни за что больше не расстанусь с болью!». Для меня это звучит, как
выбор жизни даже не вместо смерти, а вместо безжизненности. Выбирая боль,
выбирают и Жизнь.
 Нежить (к работе с депрессией)
Я убеждена, что все мифологические персонажи возникли как попытка
описать процессы нашей психики. Язык психиатрии называет иначе все то, чем
наполнена культура. Особенному, отличающемуся важно найти название,
обозначение. Это делает его понятнее, предсказуемее, и с ним становится
возможно контактировать. В этой статье я хочу порассуждать про нЕжить.
И о том, как присутствуют эти образы в человеческой жизни, как наполняют ее.
НЕЖИТЬ1, жу, жишь; несов., кого-что. 1. Содержать в неге (в 1 знач.),
холить, баловать. Н. детей. 2. Приводить в состояние неги (во 2 знач.).
Нежит ветерок. • Нежить мечту (надежду) (высок.) то же, что лелеять
мечту, надежду. 2. НЕЖИТЬ2, и, ж., собир. В русской мифологии:
фантастические существа (домовые, лешие, водяные, ведьмы, русалки,
кикиморы). Всякая н. / Толковый словарь Ожегова
Корни я начала искать в языке, и с удивлением обнаружила первое значение
слова. Любопытно же, почему всякая нечисть и слово, связанное с заботой и,
вероятно, имеющее общность с «нежность», звучат одинаково? Что их
связывает?
А еще можно поставить ударение иначе, разделить слова и получится
«не жить». Так и хочется поставить запятую и продолжить. Например,
«не жить, а пребывать в фантазийном мире, населенном русалками да домовым,
потешками и сказками, миром, в котором символ и реальность тесно связаны
и переплетены, внутреннее и внешнее нераздельны».
На мой взгляд, в жизни каждого человека могут возникать такие состояния,
когда он нуждается в материнской заботе. Когда ресурсов «справляться
самому» и «быть сильным» недостаточно. И тогда появляется вилка выбора.
Либо об этой заботе и поддержке просить других (таким образом становясь
хорошей, «нежной» матерью для себя). Либо уходить в тот мир, в тот опыт,
в котором это делает мама, замыкаясь внутри. Выстраивая между собой
и другими неприступную крепость или, что больше свойственно нашей
культуре, непроходимый лес. В этом мире человек волен быть кем угодно
и творить, что вздумается. Восстановить утраченную справедливость,
переживать себя всесильным и бесстрашным, создать себе воображаемых
друзей, понимающих без слов, и воображаемых врагов, козни которых не могут
ему навредить. Лишь один подвох существует в таком уходе – капля за каплей
человека покидает чувство жизни. Она становится не переживаемой,
а представляемой. Не ощущением, а мыслью. «Я мыслю, следовательно,
существую» – из этой оперы. Картезианская философия и обсессии
(навязчивые мысли) – две стороны одной медали, ведь мысль, оторванная
от ощущений, от чувств, от канвы жизни, не более чем резонерство. Я могу
здесь обозначить свое невежество, ведь глубоко не изучала, что в понятие
«мышление» вкладывал Декарт. Но я много раз встречала людей, которые
утратили свои ощущения. Точнее, контакт с ними. И поэтому переживают себя
неживыми, нежитью, существами потустороннего мира.
Это сопряжено со стыдом и глубочайшим ощущением одиночества. Они
давно заметили, что люди сторонятся их, называя «резонерами» или
«чудаками», или требуют чувств и оскорбляются на ясный поток мыслей,
рациональных и логичных. Они презирают сентиментальность и проявление
чувств на людях, ведь именно эти процессы бороздят их глубоко упрятанную
боль. Боль упрятанности себя настоящего. За эти высокие, так тесно
переплетенные деревья можно пробраться, лишь орудуя топором. Как
и пытаясь выйти наружу оттуда, что вначале так эффективно защищало
от мира, а теперь превратилось в крепчайшие стены тюрьмы.
Есть ситуации, которые нельзя изменить и принять невозможно пока
не проживешь тонны ярости, ужаса, бессилия, зависти, вины, ненависти,
отвращения. Есть ситуации, в которых любые слова звучат фальшиво, но в них
так важно присутствие другого. Пусть молчаливое, но переживаемое.
Прикосновение к руке. Или просто тянущаяся навстречу рука. Уязвимая. Без
топора.
На Руси к нежити относились с трепетом и заботой, уважали, учитывали,
поминали, старались не злить, памятуя о вредном и обидчивом нраве.
Не переделывали, на светлую сторону не тащили. Нам есть чему поучиться
у наших предков, уважая те состояния, в которых «не жив, не мертв».
 МАК при работе с травмой
ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство) выражается через три
основных синдрома: вторжение, избегание и физиологическое возбуждение,
что можно соотнести с невротическими, поведенческими и соматическими
нарушениями. Человек, подвергшийся травматизации может «провалиться»
в травму в любой момент времени, столкнувшись с «триггером» – звуком,
запахом, прикосновением, словом, связанным с воспоминанием. Наступает
«флешбек» – переживание прошедших событий в настоящем. Синдром
«вторжения» обусловлен синдромом «избегания» – мыслей, воспоминаний,
мест и даже чтения литературы на тему травмирующего события; пережить
событие невозможно, оно словно отрезано от основного опыта и истории
человека. Третий синдром – «физиологическое возбуждение» связан
с частичным просачиванием информации о травме в психику и активации
в связи с этим симпатической нервной системы, отвечающей за реакции «бей-
беги», при этом бить некого и бежать не от чего, энергия выделяется,
но не тратится, человек находится в состоянии хронической тревоги.
Если говорить совсем по-простому, то человек, страдающий ПТСР, живет
в прошлом либо всем собой (например, мумифицируя комнату умершего
и отрицая его смерть) или какой-то своей частью, не испытывая от настоящего
никакого удовольствия, утрачивая чувство присутствия в своей жизни.
Терапия ПТСР – это попытка связать событие (иногда произошедшее очень
много лет назад) с симптомами, беспокоящими сейчас и, более того, сделать
его ресурсом. По мере его проживания психическая энергия, затрачиваемая
на вытеснение, возвращается в настоящее, улучшается качество жизни,
восстанавливаются ощущения тела, появляется утраченное удовольствие.
Терапевтической задачей является восстановление ментальной,
эмоциональной и соматической целостности.
Разговор «через карту» – это общение в иносказательной форме.
Психическая травма и ее хронификация – ПТСР создают феномен «запаивания
переживаний», при этом личность словно раскалывается. Какие-то ее части
стремительно взрослеют. Это реакция, необходимая для выживания.
Выживание – приоритет психики, шок – приспособительная анестезирующая
реакция, позволяющая оставаться голове холодной, человеку бесчувственным.
Далее, переживания впускаются порционно, по мере появления ресурса,
и аффект крайне стрессовой ситуации спускается, словно пар. Еще позднее,
постепенно меняется картина мира и себя в этом мире. Все это происходит
в норме в психике само собой. Но люди очень хорошо научились «справляться»
с аффектами. В попытке быть сильными и достойно пережить события,
вызывающие много ярости, стыда, ужаса, отвращения, мы оставляем себя
в шоковой заморозке. И именно это превращает стресс в травму.
Психика продолжает пытаться переработать информацию, несмотря ни
на что. В снах, флешбеках (навязчивых воспоминаниях) аффект стремиться
прорваться и разрядится. Но, оторванный от события, он осуждается
обществом, на человека ставится клеймо, его начинают избегать, чем
усиливают его стыд. А еще чаще, понимая неуместность силы переживаний
в ситуации, которая со стороны не стоит выеденного яйца, а для него является
триггером (пусковой кнопкой), запускающей травматическую реакцию, он
прячется с ними сам. В одиночку же переварить такие аффекты очень сложно,
внешняя изоляция усиливает диссоциацию внутри. Замкнутый круг.
Наряду с взрослением «частей личности», другие остаются в том возрасте,
в котором получена травма и в момент наступления флешбека могут
неожиданно проявлять себя. Со стороны это выглядит, как стремительный
регресс.
Флешбеки, на мой взгляд, крайне редко сопровождаются воспоминаниями.
Обычно прорываются только чувства, а с чем они связаны совершенно
непонятно. Например, женщина, «отрезавшая» от себя горе ранней потери
матери, начинала громко визжать при виде маленьких котят, если в ее поле
зрения не оказывалось ее мамы-кошки. Она понятия не имела, почему так
реагирует. Предположение о том, что это может быть связано с ее детским
опытом долго вытесняла, а потом внезапно высказала его сама, как
собственную идею. Так психика дозированно впускала информацию внутрь,
усваивала ее и только при появлении готовности переживать, встроила в опыт.
Именно из-за ограниченных ресурсов для переживания невозможно
пережить травму «всю и сразу». А попытка возвращать вытесненное
воспоминание вызывает сильное сопротивление, защиту от боли. При этом,
если не найти форму встречи с этой болью, то человек останется
замороженным, со следами шока, переходящими в депрессию. И в этой точке
МАК являются незаменимым помощником. Реакцию на событие становится
возможным переработать, не называя само событие взрослым языком. Думаю,
многим психологам знаком опыт, когда при разговоре на языке
метафорическом у клиента можно с высокой долей вероятности заподозрить
сексуальное насилие, инцест, но в воспоминаниях нет ничего подобного. Ярче
всего этот феномен выражен у детей.
Чаще всего модификация происходит в таком порядке:
– опираясь на карту клиент рассказывает историю, суть которой спрятана
в символы;
– история становится более прозрачной, но произошедшей с «кем-то
на карте». При этом чувства также отчуждаются, особенно ярость, ужас, стыд
и отвращение. Самому человеку остается бессилие и безнадежность;
– история присваивается в виде воспоминания или подозрения, что вероятнее
всего что-то такое случилось со мной. Аффект ярости становится силой для
внутренних изменений, переоценки взгляда на жизнь. В этом аффекте, как
в пламене сгорают обветшалые ценности, не прошедшие проверки
реальностью, но при этом «обжигаются кирпичи» для постройки новых
ценностей;
– личность реконструируется. Возвращается огромное количество энергии,
прежде тратящейся на удерживание прорывающегося в сознание материала.
Колода Cope – специально создана для работы с травмой. Ее особенность
в том, что основные события, которые обычно приводят к психической травме,
прорисованы таким образом, что события узнаваемы, но могут трактоваться
иначе. В зависимости от ресурса в ответ на карту воспоминание появляется или
старательно избегается (что является маркером для специалиста. Например,
когда на карте, изображающей кладбище, человек видит только камни)
 Также для работы с травмой подходят карты с лицами. При их помощи
можно обнаружить отщепленные (обычно, детские) части, с которыми сам
человек бывает незнаком. И тут работа направлена на их обнаружение,
признание и понимание их реакций. Далее ничего специально делать не нужно,
взросление этих частей происходит автоматически. Эта работа не является
яркой, сопряженной с инсайтами, прозрениями, но именно она, совершаемая
планомерно и бережно, восстанавливает собственные психические ресурсы
человека.

Пример работы (карты Cope)

Использована техника по работе с травмой, представленная в комплекте
с колодой. Я считаю, что ее можно брать за основу во всех ситуациях работы
с непонятными, необъяснимыми переживаниями или поведенческими
нарушениями, доставляющими страдания, нарушающими адаптацию,
но непонятными для самого человека. В раскладе рассмотрено компульсивное
переедание в ситуациях сильной тревоги.
Для расклада необходимо 6 карт, которые клиент достает в закрытую
и трактует сам. Шестая карта выбирается после того, как открыты первые пять
и располагается рядом с одной из пяти карт и связывается с ней путем рассказа.
Я обычно предлагаю в конце расклада переместить карты так, как хочется
(убирать и добавлять карты из колоды тоже можно), в результате событие
переструктурируется во внутренней реальности. В работе я использую
не только карты, но и чувства и телесные феномены, появляющиеся при
рассказе, чтобы поддержать и сформировать фигуру. Данная работа, как
правило, сопровождается сильными чувствами.

Т: Достань и положи рубашкой вверх 5 карт и будешь открывать их

по одной и рассказывать, что видишь там. Это не гадание. Если карта никак
не отзывается, не вызывает отклика, то ее можно заменить.
К: Достает пять карт.
Т: Открой первую карту – ситуация, как я вижу ее сейчас.
К: Здесь нарисована корзина с фруктами, кто-то пришел с ней на пикник,
огрызки валяются вокруг, но корзина еще почти полная. Корзина стоит
на поляне, за поляной лес, он достаточно пугающий и бескрайний (голос
становится очень тихим). Сейчас я вижу, что корзина отбрасывает тень,
а людей на этой картинке нет. Кажется, я одна рядом с этой корзинкой и мне
страшно, я потерялась в лесу, мне хочется забыть о лесе и есть эти яблоки!
Т: Это как-то похоже на твое переедание?
К: Наверное, сейчас я чувствую острый голод точно. И страх….
Т: Открой вторую карту – что в прошлом могло повлиять на мое видение
ситуации?
К: Мальчик с одной ногой сидит на велосипеде, сзади пляж, где полно
велосипедистов, едущих друг за другом. Это явно одна компания. Он
отвернулся от моря и куда-то смотрит. Зачем он вообще взял велосипед, если
у него одна нога??? (возмущенно). Он никогда не сможет на нем кататься!
Он никогда не может быть с ними! Да, в этом и ужас: он хочет быть с ними,
с теми, кто едет, и для этого взял велосипед, но они все равно не обращают
на него внимания (на глазах появляются слезы).
Т: в чем это про тебя?
К: Я чувствую себя очень одинокой, практически постоянно, у меня нет
друзей, с мужем давно нет близости, нет совместного дела, каждый по своим
углам, мы только завтракаем и ужинаем вместе, а дальше снова каждый
сам…. Ну и изредка ходим в кафе (опять слезы, едва заметные).
Т: Ты не одинока, когда ешь с ним?
К: Да, мы разговариваем, мы правда вместе в эти моменты.
Т: Открой третью карту – мои надежды и опасения в этой ситуации.
К: Здесь разъяренный медведь, больше похожий на огнедышащего дракона.
Кажется, он кого-то сожрал, кого-то огромного, а теперь его тошнит, он
переел. Да, теперь я вижу, что это не огонь, а рвота, причем кровью.
Т: В чем это про тебя?
К: я боюсь, что дальше у меня начнется булимия. Я и так уже ем, порой,
так много, что меня тошнит. Это очень стыдно и отвратительно.
Т: Ты говоришь об опасениях, а есть здесь надежда?
К: Надежда в том же самом, я хотела бы избавиться от всей этой лишней
еды хотя бы так, если иначе никак нельзя (на лице отвращение).
Т: Открой четвертую карту – мои ресурсы в данной ситуации.
К: Очень красивый, просто божественно красивый закат. Человек сидит
на песчаном берегу возле своей лодки и смотрит на уходящий день. Нет, он
не смотрит, он закрыл голову руками и погружен в себя. Он не видит никакой
красоты, а видит лишь свое одиночество! А ведь он сам приплыл сюда
на лодке…. Быть может это тот безногий? Без ноги на велосипеде нельзя,
а на лодке можно (выглядит растерянной).
Т: А в чем тут ресурс?
К: В красоте, карта напоминает, насколько красив мир вокруг, но человек
не видит ничего…. Ресурс в том, чтобы обнаружить мир вокруг, перестать
смотреть только в себя.
Т: Если бы он мог заметить этот закат, то….
К: Его просто захлестнуло бы восторгом и любовью, он не был бы одинок,
хотя сейчас один, рядом с такой красотой невозможно быть одиноким
(впервые за весь расклад смотрит на терапевта словно с вызовом).
Т: Кажется, сейчас ты заметила меня?
К: Да (пауза, внимательно смотрит в глаза, словно изучая).
Т: Попробуем продолжить или хочешь остаться пока в этом моменте?
К: Продолжить, очень интересно, что там дальше?
Т: Открой пятую карту – завершение, каким оно видится сейчас.
К: Ужас просто!!! Фу…. (переворачивает карту рубашкой вверх,
отшатывается от нее, а потом решается медленно открыть ее снова) –
человек закрыл глаза, чтобы не видеть, что он прыгает с крыши, словно
в неизвестность, но он же все равно знает, куда летит, чем это кончится,
зачем он закрывает глаза? Дурак!!
Т: Чем это кончится?
 К: Он умрет, разобьется… Но ноги у него неимоверно устойчивы, он вот-
вот улетит, но еще может спружинить и вернуться назад.
Т: А куда летишь ты?
К: К диабету от такого количества сладостей, ну или другим серьезным
проблемам со здоровьем. Если я продолжу в том же духе, то могу умереть
гораздо раньше.
Т: Ты напугана?
К: Очень сильно. Я все время стараюсь об этом не думать, но сейчас очень
остро.
Т: Что ты хочешь сейчас?
К: Хочу перестать убивать свое тело.
Т: Скажи это мне!
К: Я не хочу убивать себя!! (почти кричит)
Т: Достанешь шестую карту?
К: Даа, давай уже скорее.
Т: Она называется «мой путь», ей нужно найти место рядом с одной
из пяти.
К: (вытягивает карту очень дергано и быстро, кладет ее рядом с первой
картой, с корзинкой) – Это салфетка с детскими сокровищами. Именно она
лежит под корзинкой, но не видно, что между ней и корзиной, а теперь видно
(на первой карте действительно именно такая салфетка). Тут вещи для
стороннего наблюдателя не имеющие никакой ценности, а для меня очень
важные – они полны воспоминаний. Вот этот мяч мы с подругой разрезали
и накачивали водой и проводили разные эксперименты довольно хулиганские.
С такой лупой мы бродили и изображали Шерлока Холмса и Доктора Ватсона,
делали друг другу прически именно такой расческой. И там флейта, она мне
подарила такую же на день рождения, а потом нас отовсюду с ней гнали
с нашими концертами, а вот родители пришли послушать, мы им билеты
даже продали.
Т: Что стало с той подругой?
К: Мы так нелепо поругались в подростковом возрасте, из-за мелочи,
а дружили с двух лет…. Я очень по ней скучаю! Нам было так весело вместе!
Это были самые лучшие годы жизни!!
Т: С ней ты была вместе не только во время еды?
К: Нет, у нас было миллион занятий! Мы придумывали и изобретали
бесконечно!! (голос крепнет, появляется воодушевление).
Т: Вместе с ней ты утратила эту способность? Придумывать
и изобретать?
К: Пожалуй, да. Я понятия не имею, что мне делать рядом с другим
человеком. Мне и хочется чего-то и очень скучно. Хочется быть вместе и я
не знаю как!!!
Т: А ты была сейчас вместе со мной?
К: (задумалась) – Да, но это потому что ты была весьма изобретательна!
И эти карты они как детская игра….
Т: Да, но ты решилась в нее поиграть и тоже была изобретательна в связи
картинок и себя. Кажется, у тебя практически не возникало с этим
трудностей.
К: (удивленно) – Да, это так
 Т: Что сейчас с твоим аппетитом?
К: Его нет, я сыта. Я съела что-то другое, не еду.
Т: Что?
К: Твое внимание, мои захватывающие воспоминания, какую-то игру
вместо.
Т: Ты это точно умеешь, но позволяешь ли себе такую открытость
с другими? Например, с мужем?
К: Я подумаю об этом.
Т: Хочется ли тебе изменить что-то в раскладе? Можно делать все, кроме
физического уничтожения карт.
К: Берет паузу, а затем перемещает карты. Убирает карты 3 и 5.
Из остальных создает историю, перемещая их. Однажды человек сидел у моря
и любовался закатом, и вспоминал прошлые закаты в его жизни, часто рядом
с другими людьми. Сначала он восторгался, а потом почувствовал насколько
сейчас одинок. Сначала он подумал, что неплохо бы повторить прошлое
веселье. Например, покататься на велосипеде. Но вспомнил, что у него нет
ноги. И отчаяние уже готово было настигнуть его, как он подумал, что у него
есть что предложить другим – что он может рассказывать и слушать
истории, он может изобретать, он может замечать неочевидные вещи,
и использовать их самым необычным образом.
Ой, а я же именно так готовлю? Особенно, по-своему, неповторимо. И муж
очень любит есть то, что я придумала! Когда-то я мечтала быть поваром,
но родители взбунтовались…. А ведь раньше я собирала приятелей
и устраивала им «тест-драйв» своих блюд! Кажется, я очень скучаю по тем
временам и хочу вернуть их.
В результате этой работы клиентке удалось встретиться с собой, с той собой,
которая прячется за симптомом. Нуждающейся в другом, в признании,
во внимании, в игре, в удовольствии. И в этой работе было очень много энергии,
которая словно порционно вбрасывалась в контакт, а потом куда-то исчезала.
Очень важно обнаружить свои вытесняемые потребности, после их
обнаружения уже достаточно просто искать способы их удовлетворения:
старые, давно забытые или изобретать новые. Данная работа скорее относится
к работе с кризисом, чем к работе с травмой: в результате ее не было
обнаружено события, расколовшего мир на «до и после», хотя ссора с подругой
при определенном фокусе внимания может считаться таким событием.
Психическая травма является понятием с широкими границами, травма – это
реакция на раздражитель, который со стороны внешнего наблюдателя может
быть очень слаб, для самой клиентки же эта ссора в ее внутренней реальности
могла быть наполнена настолько сильными чувствами, что одновременно
с разрывом отношений отчуждается сама потребность в дружеских
отношениях, которые исчезают из ее жизни. При этом фактически потребность
остается, но не осознается, частично удовлетворяясь при помощи симптома.
 ПТСР (метафора)
Постравматический синдром – это карцер, стены которого состоят из ужаса,
ярости и вины. На первый взгляд лишь из этого…
Нет прошлого, нет будущего, есть день сурка: что бы я не делал, как бы
не пытался с этим обойтись, забыть, стереть, бороться, бежать, замещать,
я вынужден проживать это вновь и вновь! Как я снова оказался в этом
карцере? Что способствовало мгновенному перемещению туда?
Надвигающаяся годовщина? Схожие обстоятельства? Да просто мое
счастье, на которое я не имею права? Попробуй пойми! Я просто снова там.
Стены крепки, не докричишься, дверь плотно закрыта.
И я, положив на это все свои силы, рою подкоп. На волю. Из непонятно
откуда берущейся искры жизни. И когда откуда-то снаружи врывается
свежий воздух, у меня появляется надежда и второе дыхание. Я рою
интенсивнее. Или со всей дури зову на помощь. Меня слышат. Я снова
на свободе. Я брожу по красивым улицам и жадно пью жизнь. У меня нет
времени на формальное скучное общение, важна лишь подлинная близость,
по которой я изголодался там, в одиночестве. И вот, когда я почти уверен,
что срок отмотан. Что позади ужас долгих лет. Что у меня, наверняка, есть
ключ. Или карцер занят. Как я снова там. Внутри. Один. В заключении…
Да, я уже мастерски рою, я знаю, как быстро позвать на помощь. Я освоил
азбуку Морзе, и могу просто молотить в дверь. Я научился выбираться
из заключения в максимально сжатый срок. Но вне моих сил лишь одно, самое
желанное – никогда не оказываться в этом карцере!
Я бы хотел, чтобы со мной этого никогда не происходило, не иметь этого
опыта!
– Ты не всесилен, а мир несправедлив!
– Нет, нет, мир справедлив, просто надо быть хорошим человеком
и мыслить позитивно. Не думать плохо ни о ком! Я был плох, плох, и получил
наказание!
– Ты всего лишь был бессилен, как и я когда-то
– И я….
– И я…..
– Но если это так, то может произойти что угодно?! Со мной может
дальше случится что угодно???
– Да, но тебе уже не нужно больше тратить силы, чтобы от этого
защититься…
– Так вот зачем мой карцер? Я не только отбываю там наказание, я
спасаюсь там! Там нет людей, и никто не причинит мне боли. Там толстые
стены, его непросто разрушить.
– Ты бежишь туда от ужаса, это твое убежище, а не тюрьма.
– Да, и ключ есть только у тебя.
– Но я не помню, где он!
– Когда-нибудь ты станешь достаточно доверять, что покажешь свой
карцер кому-то еще. Ты с гордостью расскажешь ему, как научился находить
выход. Расскажешь, как выл в этих стенах, но при этом чувствовал себя
защищенным и укрытым от мира. Расскажешь про каждую неровность стен,
которые ты ни раз ощупывал. Ведь тот, кому ты столько лет учился
доверять, знает цену твоему рассказу. Даже если ты отдашь ему ключ, он
не войдет без стука и разрешения

Психогомеопатия (метафора исцеления травмы)

«Что не убивает нас, то делает нас сильнее!», – весьма спорный принцип для
меня. Делают ли сильнее человека ампутированные руки? Если только в том
смысле, что ему приходится прилагать гораздо больше усилий для жизни, чем
человеку с сохранными конечностями. И сил на эти усилия может
действительно не хватить, все обладают разным потенциалом.
Важным различием для адаптации является внезапность наступившего
изменения и его обширность. Об этом много лягушачьих иллюстраций:
лягушка, брошенная в кипяток, выпрыгивает из него; лягушка, нагреваемая
постепенно, будет сварена.
Хорошо, если условный кипяток жизни является местом изменения.
Например, это конфликтные истощающие отношения. На первый взгляд:
прыгай из них и строй новые, прекрасные (кто имел такой опыт, знает, что
об этом проще говорить, чем делать). Чаще же «кипяток» является частью
самого человека – опытом, который он не смог когда-то пережить и везде носит
с собой (тогда, неудивительно, что он все время оказывается в кипятке, даже
если шел в морозный лес). Выпрыгнуть из такого вот «кипятка» можно только
в мир иной. Но наша психика достаточно чудесный феномен, она обладает
свойствами самоисцеления. И вот тут я предлагаю вернуться к гомеопатии:
лечению подобного подобным, но малыми дозами.
Опыт, который очень сложно пережить, чаще всего относится к детскому.
Но также может быть связан со сложными длительными стрессовыми
событиям во взрослом возрасте. Я буду писать о детском опыте, так как это
встречается гораздо чаще. Например, ребенка очень рано и резко отдали в сад,
не позволив постепенно (используя принцип гомеопатии) адаптироваться
к этому событию. Психика переживает шок, некую ампутацию той части
в которой содержатся чувства, пережить которые просто нет ресурса в таком
возрасте. Шок – это выключенный предохранитель, отрезание части системы
ради сохранения жизни всей системы. Это некий кипяток этого конкретного
маленького человека, который временно укутали в термос с чрезвычайно
высокой термоизоляцией. Он будет закупорен ровно до тех пор, пока
не появится достаточно ресурса, чтобы охлаждать его и не обжигаться при
этом. Но человек очень хорошо помнит, как больно от ожога и открывать такие
крышки не спешит, даже в перчатках.
Вот психика и пытается обхитрить волевые защиты, ибо ей эта энергия
кипятка очень даже на пользу, человек именно без нее сейчас мерзнет
и мучается. И уже очень сильно зависит от чужого тепла, а сам все остается
тем младенцем, отданным в сад, несмотря на паспортные 25, или даже 45.
И тогда сознательно он избегает сада, системы или крепкой привязанности,
в которой Другой – раз и пропал, чтобы не проживать все те самые чувства
(из избегания боли), а бессознательно такие ситуации ищет или даже
выстраивает (из попытки исцелиться).
Всем, кто работает с приемными детьми, известен этот феномен: как
оказавшись наконец в семье и в готовности начать доверять, дети начинают
проверять своих приемных родителей всеми доступными способами:
а не откажетесь ли и вы от меня? Доверие крепнет, а поведение становится все
ужаснее, все невыносимее. На первый взгляд проверяются только родители,
а на более глубокий —и я сам. Смогу ли я это пережить теперь? Разрушит ли
меня сейчас кипяток отвержения? Или этот термос еще немножечко опустеет,
и я сам пойму, что немножко стал сильнее. Не как тогда, когда пережить это
было просто невозможно.
Травма отыгрывается многократно, и каждое открытие крышечки этого
термоса – это риск. Риск, что я опять не смогу, что кипятка в этом термосе
станет только больше, что я однажды разорвусь на части от давления в этом
термосе. Каждый раз, чувствуя непереносимость, человек вновь и вновь плотно
закрывает крышку. Каждый раз, немного передохнув, он вновь и вновь идет
туда, где она откроется. Понимая, что не умер. Снова не умер.
В терапии это обычно происходит быстрее и экологичнее, чем в жизни. Если
терапевт знает о том (не на словах знает, а на таком же опыте, как у клиента),
что у него есть свой кипяток, и термос. И он просто много раз открывал свою
крышечку, и знает, что это больно, но не смертельно.
«Что не убивает, дает нам шанс обнаружить свою силу!» – для меня так
точнее.
 МАК при работе с телом
Я решила выделить это в особый подраздел, как частную задачу возвращения
контакта с самим собой – восстановления связи с ощущениями, которая часто
утрачивается в кризисные периоды.
Хорошо, если клиент, приходящий в терапию ощущает сигналы своего тела,
связывает их с переживаниями, и использует для осознания потребностей.
В моей практике это скорее исключение, чем правило. Чаще всего люди
приходят как раз затем, чтобы научиться это делать.

Письмо
Это письмо – крик отчаяния, последний шанс до тебя достучаться, ведь я
так хочу жить….
Я знаю про тебя все. Я помню, как мама уходила в другую комнату
и не разговаривала с тобой пока не извинишься за любые проявления злости в ее
адрес. Я помню, как ты, следуя за своим природным любопытством, оказался
в ловушке детской жесткости. Я помню капельницы, кипятящиеся шприцы,
зонд для промывания желудка, унизительные школьные медосмотры. Горькие
порошки, жгучие горчичники, обжигающий пар ингаляций, мерзкий люголь
на гландах.
Я помню твои падения с велосипеда и твой ужас, не позволяющий выйти
из своей комнаты даже в туалет, когда отец ввалился домой с пьяной
компанией, не зная о твоем присутствии.
Я помню напряженное тяжелое пристальное внимание за твоей спиной,
когда ты сидел за уроками. Помню, как ты резко перестал чувствовать меня,
когда твоя мать внезапно попала в больницу, а про тебя все забыли.
Я помню холодную кроватку в роддоме, тогда было принято приучать
детей к самостоятельности с рождения. Я помню запертость в тугих
пеленках. Я помню противные руки нянечки, царапающе моющие тебя в яслях.
Я помню твои прыжки «на спор» с крыши сарая.
Больше всего я помню бесконечные нотации о том, каким надо быть,
отрывающего тебя от меня по ниточке, создающие стены между тобой
и мной.
Теперь ты знаешь, что ко всем надо относиться так, как хочешь, чтобы
относились к тебе. А твой желудок не может безболезненно переварить
ничего кроме протертых нежирных блюд.
Теперь ты знаешь, что на маму никогда нельзя злиться, и «что других людей
у тебя будет много, а мать одна и самая важная» и твои легкие никак не могут
выдохнуть все содержимое, в них всегда остается немного воздуха, и тебе все
кажется, что ты не можешь вдохнуть, и скоро вовсе задохнешься.
Теперь ты знаешь, что любить без взаимности унизительно, а сексуальное
возбуждение – грязно, а твоя щитовидка сходит с ума, пытаясь втиснуть
в моральные нормы сигналы твоего тела гормональной регуляцией.
Теперь ты знаешь, что переживания опасны и когда они захлестывают
тебя, ты сжимаешь их изо всех сил, сдавливая даже сосуды, а твое сердце изо
всех сил пытается вырваться из этих пут, но это также невозможно, как
некогда тебе было невозможно сбросить с себя так туго затянутые пеленки.
Теперь ты знаешь, что ноги могут занести тебя черти куда, и твои колени
каменеют от боли при каждом лишнем шаге.
Теперь ты знаешь, что такой, какой ты есть на самом деле – мерзкий
и отвратительный, и даже твоя кожа нуждается в содержимом десятка
баночек, чтобы не выглядеть столь уродливо, как кожа новорожденного
брошенного младенца.
Теперь ты знаешь, что когда тебе одиноко и холодно, нужно искать
отдельную кровать, сжиматься там в калачик, и выходить «в люди» сильным
и устойчивым.
Ты стал таким, каким тебя хотели видеть, каким ты надеялся стать
любимым, но разучился любить сам, а также ощущать, проявлять
любопытство, впечатляться, включаться, просто жить. Ведь, став таким,
каким тебя пытались сделать, ты потерял главное, что у тебя есть – меня!
И еще немного, и эта потеря может стать необратимой.
Твое тело.

Тело, точнее его ощущения вместе с рождающимися в нем потребностями

отчуждается не случайно. Ребенок в процессе развития соотносит со своим
телом стыд, перенесенный из отношений. Именно поэтому привлечение
внимания терапевта непосредственно к телу, к его процессам, скорее усиливает
это отчуждение. В сознание даже не успевает поступить мгновенно
проносящийся мыслительный процесс: «Меня всегда за это осуждали,
наказывали, высмеивали люди, передо мной человек и сейчас произойдет то же
самое», и тело ощущается еще меньше. Карта в таком процессе отличный
посредник. Мы ведь говорим не обо мне, а о человеке на картинке.
Не о покалывании в сердце, а об этой странной картинке, где кто-то кого-то
провожает на перроне. Терапевт успевает получить информацию о симптоме,
которую клиент никогда не скажет прямо, и вернуть в форме предположения.
Живя, мы часто забываем о том, что психика в сущности возникла для того,
чтобы нашему телу лучше жилось, то есть для адаптации. И с этой задачей
она успешно справляется. То, что кому-то кажется странным, для другого –
лучшее приспособление в данной ситуации. Симптом – это интегративный
ответ на уникальную ситуацию в жизни конкретного человека, учитывая его
ресурсы на данный момент. Вот только то, что является очень хорошей
адаптацией в конкретной ситуации тело может запомнить, зафиксировать
в виде условного рефлекса и применять в ситуациях, лишь отдаленно
напоминающих исходную. И то, что было когда-то адаптивным, становится
дезадаптивным. Например, единственным способом получить родительское
внимание для ребенка было сильно болеть. Ребенок вырос, родители умерли,
а способ «болеть, чтобы получить заботу» сохраняется, при этом может
игнорироваться реальный ответ среды – отсутствие такой заботы. Когда-то
способ был настолько хорош, что все остальные просто атрофировались
за ненадобностью.
 Терапия в этих случаях проходит несколько этапов. Сначала приходит
понимание, в каких же ситуациях у меня возникает вот это (чувство, ощущение,
симптом, болезнь), затем можно попробовать осознавать, что я так пытаюсь
добиться, смысл симптома, затем пробовать новые способы удовлетворения
этой потребности и уже если они окажутся удовлетворительными, то
нарабатывать их. Поддерживать преждевременно отказ от симптома – это все
равно, что забирать костыли у человека, у которого еще не срослись кости.
Отказ от прежних неудачных форм происходит автоматически при наличии
лучшей формы на данный момент времени.
Итак, вернемся к картам. Используя этот инструмент, мы можем, обходя
сопротивление, много узнать о той истории, в которой возник этот симптом
и для чего он нужен сейчас. Для этого можно доставать в открытую карту
в момент возникновения симптома. Например, на сессии возникает ощущение
покалывания. При просьбе достать карту, похожую на это ощущение, клиент
достает «муравейник». Предлагаю рассказать все, что приходит в голову, глядя
на этот муравейник.
К: Здесь большая семья, все трудятся, все обязанности поделены, каждый
знает, что ему делать в конкретный момент и не в силах противиться этому,
один отдельный «муравей» без муравейника никто, ничтожество.
Т: В чем это про твой симптом?
К: Как только я обнаруживаю желания, которые считались моим отцом
дурацкими, я ощущаю себя рабом такого муравейника.
Т: Что с твоим покалыванием сейчас?
К: Оно усиливается! (но тут же усиливается голос, энергии
контактировать достаточно).
Т: Что если позволить ему жить и понаблюдать за ним?
К: Тогда мне хочется топать (топает ногами) и кричать, что будет
по моему! Я вообще никакой не муравей, а скорее, жук-навозник….
Материала для работы, опираясь на одну карту может быть очень много.
В данном диалоге клиент самостоятельно идет к осознаванию, пользуясь
небольшой поддержкой терапевта. Но если поддержки нужно еще больше, то
это можно делать, наблюдая, на какую часть карты симптом изменяется
(ослабевает или усиливается), можно спрашивать, как изменится картинка,
если симптом разыграется в полную силу, вводить туда людей, отношения
из текущей жизни клиента, спрашивать о месте терапевта на этой карте.
Основная задача такой работы сделать симптом из ригидного,
фиксированного, и не очень внятного, выраженным и понятным для самого
клиента, имеющим связь с его опытом. С этой точки появляется точка выбора,
продолжать ли мне пользоваться симптомом, или он является тем, что «владеет
мной». Это еще не значит, что в этой точке всегда возможно этот выбор
совершить, но постепенно, наблюдая за ней, все больше влияния появляется
у самого человека.
Пример работы с симптомом (варикозное расширение вен). Карты Cope.
Т: Чего бы ты хотела про симптом?
К: Я хотела бы понять, о чем он мне говорит. Разгадать шифр. Пока я
в этом непонятном состоянии нерешительности, я не могу определиться, что
мне с ним делать. А он ухудшается и ухудшается. Мне кажется, если бы я
поняла, о чем он мне говорит, я решилась бы на операцию.
 Т: Хорошо, давай попробуем. Достань в закрытую карту: «мой симптом».
К: (достает карту) У меня возникло сначала отвращение. Я сначала увидела
это, как эту вену набухшую, корявую. А сейчас я вижу руку, ноги какие-то.
И настроение меняется. Сначала это было кровяное, набухшее,
изуродованное, а сейчас я вижу руку и меня это как-то успокаивает.
Т: Можешь посмотреть на эту картинку еще какое-то время и говорить
все, что приходит тебе в голову?
К: Непонятно, что с ногами. Не могу никак увидеть законченность смысла
картинки. И поэтому для меня это какая-то интрига или загадка, или
попытка что-то разгадать, что меня заинтриговывает, не оставляет
равнодушной.
Т: Любопытство?
К: Да.
Т: А одновременно с любопытством что-то сглатываешь?
К: Сглатываю? Я этого не замечаю. Не пойму грудь это или не грудь. Мне
хочется увидеть грудь красивую. На руке. Хочется опять какого-то
благостного состояния, что рука поддерживает женское тело, которое
лежит на ней. А я его не вижу. Я не могу никак его увидеть. То есть я ноги
вижу, а все остальное в каком-то хаосе. Как будто тоже кровь. И именно
на этой ноге, на левой у меня варикоз, где нарисована кровь.
Т: А улыбаешься сейчас от чего?
К: Совпадение. Я увидела как будто себя. Меня это радует, что я саму себя
могу где-то увидеть.
Т: А какой ты себя видишь?
К: Какая-то беззащитная. Вроде хочется доверять, а столько крови я вижу,
что как насилие.
Т: Насилие от руки?
К: Не пойму пока. Она с одной стороны добрая, а с другой ранящая.
Т: Ты, как женщина лежишь на руке, которая с одной стороны добрая,
а с другой ранящая?
К: Да.
Т: А сейчас твои чувства меняются?
К: Страдание какое-то, боль.
Т: Я заметила, что ты стала сгибаться.
К: Да.
Т: Сгибаться, чтобы что?
К: Хочется закрыть живот и грудь. Сердце.
Т: Ты прячешь живот, грудь, сердце, а что при этом остается уязвимым?
К: Гениталии. Я начинаю отдаляться. Становлюсь бесчувственной.
Т: Что в этом состоянии привлекает внимание на карте сильнее всего?
К: Злюсь я на эту руку. Пытаюсь ногами ее пинать.
Т: С какими словами?
К: Иди на хрен! Отвали! Не трогай меня! Достала меня тебя твоя
показушная доброта.
Т: Знаешь, чья это рука?
К: Мужа. Как будто я говорю и говорю про наши отношения.
Т: А как давно у тебя варикоз?
 К: С тех пор, как мы с ним встретились. Я тогда была замужем, мы с ним
познакомились на работе, и он стал за мной ухаживать. Роман закрутился.
И он был настойчивый, но терпеливый. Долго ждал. Первый секс произошел
через полгода. И вот тогда я пошла на йогу и стала замечать, что стала
появляться первая вена. Тогда начались проблемы с первым мужем. Я
забеременела и долго не могла признаться первому мужу. Не знаю почему.
И долго продолжалась эта жизнь. У меня стоял ком в горле. Я рыдала,
истерила, плакала, но ничего не могла сказать. И мой первый муж узнал о моей
беременности только на шестом месяце. Он сказал, что примет ребенка, и мы
продолжали жить.
Т: А у вас общих детей не было?
К: Нет, мы долго старались и чуть ли не до ЭКО дошли, у нас не получалось.
Потом выкидыш произошел. И через год встретила второго мужа. И вот
такая непонятная ситуация, было сложно завершать отношения. Потом
ребенок родился, и я поняла, что не могу так жить, и мы расстались.
Т: Мне сейчас немного понятнее, что я слышала в твоих словах, когда ты
описывала карту сразу: «…кровь, а мне кажется там ребенок». У меня была
ассоциация с абортом. И сейчас не очень понятно, говоришь ли ты про
рожденного ребенка или про выкидыш.
К: Выкидыш был с первым мужем.
Т: На каком сроке?
К: Три месяца.
Т: А как это произошло?
К: Лето было очень жаркое, я стояла и закатывала закатки. Кондиционеров
не было. У меня начались боли в животе, пошла кровь, поехала
на консультацию. Оттуда на скорой меня повезли в больницу и долго ждали,
может это все прекратится. Но она у меня идет и идет. Уже кусами стало
выходить и тогда сказали, чтобы я шла в палату. Почистили.
Т: Когда ты об этом говоришь я перестаю чувствовать руки, а ноги звенят.
К: А у меня напряженный живот. Как будто все в животе.
Т: Хочу предложить достать еще одну карту – что сейчас с тобой
происходит?
К: Как матка. Болезненная, кровоточащая. (начинает плакать) Я тогда
тоже очень много плакала, в больнице. Мы так долго пытались, чего только
не делали. Это был долгожданный ребенок. Мы делали подсадки. Потом я
ездила к какому-то знахарю. И потом я забеременела. Но, видимо не судьба.
Т: Много усилий было приложено. С тобой кто-то был? Держал кто-то
за руку?
К: Мама. Она все время была со мной. Потому что первый внук. Тоже
долгожданный. Папа тоже очень ждал, но не дождался….
Т: А папа умер?
К: Да. 40 дней не дождался рождения старшей.
Т: Как будто есть какая-то вина перед папой, что ты не успела?
К: (начинает плакать сильнее) Я очень хотела порадовать его… Много вины
потому что перед этим выкидышем у меня были еще отношения, до второго
мужа, и там у меня было два аборта. Которые я осознанно сделала потому
что не хотела с этим человеком связывать свою судьбу.
Т: А для тебя выкидыш и аборт как-то связаны?
 К: Не знаю, может быть, как наказание за то, что приняла такое решение.
Я себе так объяснила. Я не связывала это с папой! Папа год болел, было что-
то с мозгом. Я хотела его как-то вытащить. Мне казалось, что я все смогу.
Т: Бессилие?
К: Да. Перед смертью.
Т: А в вене ты продолжаешь носить ребенка?
К: (большая пауза) Да, которые не родились. У меня такая картинка почему-
то. Она мне попалась, я ее отсканировала, и она долго висела у меня
в телефоне. Там женское тело, а из тела как детские маленькие головы
и кричат. И их много. Ну да, это желание быть мамой всем. Всех опекать,
о всех заботиться. И даже видимо о тех, кого нет.
Т: Кто-то заботиться о тебе?
К: Мама помогает мне с детьми. Муж заботится, но тут у меня странные
ощущения. Вроде он заботится, но мне не верится. Массирует мне ноги,
говорит, что я его богиня. Но слишком это обожествление. Только я слышала,
когда что-то не получалось, как он отошел от меня и выругался на меня.
А рядом себе этого не позволяет, а я все равно это чувствую.
Т: Что заботу в твой адрес он позволяет, а злость нет?
К: Сейчас хоть изредка дает своей злости место. Раньше вообще нет.
Выпивал. Периодически ловлю себя на том, что он очень похож на папу. В его
щедрости, во внешнем виде.
Т: Попробуй достать карту, на которой то, что ты не договорила папе.
К: С папой странные были отношения, потому что на моей первой свадьбе
он плакала. А потом, когда приезжали в гости, чуть-чуть посидит пять
минут и все, ушел. Как будто избегал. Я к нему тянулась по-старому, а он
от меня отгораживался. Мне это жутко не нравилось. И чуть что говорил,
что у меня есть муж, и чтобы я шла к нему.
Т: Он тебя ревновал?
К: Кажется, да. На карте мне про корни. Я хотела бы ему сказать, что
без разницы, есть ли у меня муж, но отношения с ним мне никто не заменит.
И это как опора моя, корни. Он является моими корнями и моей опорой на всю
жизнь. Какая разница, есть ли муж?? Сейчас злюсь!
Т: А ноги – это твоя опора?
К: (очень тихо) Ну да, ноги – моя опора. Ты имеешь в виду, что не папа моя
опора, а ноги.
Т: Я немного не это имела в виду, но твоя версия нравится мне. Похоже,
папа долго был опорой.
К: Да, заботливый, поддерживал, любил….
Т: У внутреннего ребенка может быть такая фантазия, что если я сейчас
лишусь ног вместе с венами, то папа снова станет моей опорой?
К: У меня были такие мысли, что я могу лишиться ног. Не знаю откуда.
Т: Нас же держат вот так (как на карте), когда нас самих еще ничего
не держит.
К: Да. Как ребенка.
Т: Злишься на папу, что оставил?
К: Нет.
Т: Никогда не злилась?
 К: Я себя виню. Я видела, как он мучился целый год. Мне хотелось знать
почему это произошло, искала виноватых. К ясновидящей ездила. Хотела
узнать. Она сказала, что лучше не лезь туда, тебе это не надо.
Т: Ты себе что-то объяснила и злиться не на что?
К: Да. На похоронах я всех успокаивала. Я всем говорила, что ему там будет
лучше.
Т: Как будто было много заботы о папе и совсем не было заботы о себе.
К: У меня в этот год слишком много всего было. Год болел папа. Я
беременна, носила дочку, непонятно что с мужьями, страдания, не могла
сказать, расстаться. Рушится работа, полностью. Меня спасло лишь то, что
в декрет отправили.
Т: Все привычные опоры?
К: Я жила у дедушки, похоронила папу, через 40 дней родилась дочка, через
18 дней умирает дедушка. Я с ним жила десять лет и за ним ухаживала.
Начинается дележка наследства, хотя изначально было оговорено, что мне
отойдет. И дом, и дедушка, и собака любимая умерла перед дедушкой.
Т: Все происходило на такой скорости, что переживать было просто
некогда.
К: Да, одно за одним, а я беременна и пыталась быть более сохранной.
Т: Похоже, сейчас доступ к горю появляется. Сколько лет этому
симптому?
К: 12, как дочке.
Т: Достань последнюю карту: если бы симптом мог говорить, что он сейчас
тебе сказал бы?
К: Ух ты! Я люблю рисовать руками красками со своими детьми (плачет).
Не пойму, про что это….
Т: Не спеши. Когда ты с детьми рисуешь, ты какая?
К: Беззаботная.
Т: Симптом говорит….
К: Что я слишком много на себя беру!
Т: Что ты нуждаешься в заботе?
К: Да, только своей собственной.
Т: А как ты о себе заботишься?
К: Начала немножко. Приобрела карту в фитнес-клуб. Буквально вчера. Мне
хотелось танцевать. Я думала, что хочу дом, а обнаружила, что моя душа
хотела, чтобы я танцевала! Вчера зашла спросить, есть ли там танцы, а там
как раз скидки. Вдвое дешевле, чем раньше и можно еще в рассрочку!
(появляется энергия в голосе). Вот так я забочусь о себе! С подругой недавно
хорошо погуляли. Не знаю, что со мной произошло в тот вечер, не надо было
никого кормить, спать укладывать, весь вечер я была себе предоставлена. Мы
нагулялись, потом рисовали. Не руками, но все равно с удовольствием. У меня
аж как будто сердечный приступ был. Ноги слабые, дрожат, не могу понять,
что со мной.
Т: А что сейчас с твоими ногами, когда вспоминаешь, как заботишься
о себе?
К: Я чувствую в них покалывание, твой ковролин, подошва аж горит
Оживают. Чувствую рельефность. (появляется энергия).
Т: Попробуй в качестве завершения подвигать карты, как тебе хочется.
 К: Отставляет одну карту: в ней появилось синее пятно, раньше его
не было, пятно индиго, люблю синий цвет.

В этой работе энергия переживания, отчужденная двенадцать лет назад,

свернутая в симптом, потому что не было возможностей с ней встречаться,
стала прорываться. Работа с симптомом модифицировалась в работу
с хроническим горем. В результате этой работы у клиентки появилось
понимание, о чем сообщает ей симптом, а также какие темы свернуты в нем.
В результате сессии улучшилось эмоциональное и соматическое состояние.
Процесс переживания был запущен и дальше предстоит работа горя.

Пример работы с симптомом. Карты Oh-cards. Мужчина, 40 лет. Симптом:

многолетняя боль напряжения в шее, распространяющаяся на спину и голову.
Попытка исследовать смысл симптома.
Т: Достань карту «мой симптом».
К: Тут машина, сидят два человека, зеркало заднего вида, какой-то знак
на улице за стеклом, два кресла какие-то странные.
Т: Чем они странные?
К: Широкие слишком и слишком близко стоят друг к другу для автомобиля.
Т: Неправильный автомобиль?
К: Может быть и неправильный.
Т: Что твое внимание привлекает на ней сильнее всего?
К: Наверное, знак этот желтый.
Т: Чем?
К: Загадочный, что написано?
Т: Какие у тебя фантазии?
К: Кажется, что yellow потому что желтый, ну, наверное, так и есть. Я
правда не помню, как это пишется правильно.
Т: А для чего знак на этой карте?
К: Это как дорога и он что-то сообщает тем, кто по ней едет?
Т: Может ли быть так, что симптом тоже знак?
К: Да, может быть, конечно.
Т: Ты когда на карту смотришь, ты шею чувствуешь?
К: Трудно сказать. У меня этот симптом стал уменьшаться последнее
время. Даже больше спина стала. А недавно проявился. И сейчас я тоже
чувствую. Могу связать с тем, что по жаре сюда дошел….
Т: Что если ты попробуешь говорить не про то, что там, а какое-то время
смотреть на карту и наблюдать за напряжением мышц и рассказывать, что
происходит с твоим телом, когда смотришь на нее.
К: Сонливость. Легкое головокружение. Жарко. Ощущение скованности.
Пить хочу. Раньше я не замечал даже, когда пить хочу. Прогрессирую.
Т: Если дать себе время понаблюдать.
 К: Странно, что потолок с креслами одного цвета. Сначала мне показалось,
что это кабриолет, потому что ракурс такой: из-за машины. В голове
неприятное что-то: кружится, побаливает.
Т: Есть на этой карте что-то неприятное?
К: Она вся неприятная. Обилие грязно-коричневого цвета. Мне не нравятся
нечеткие контуры: головы – не головы. Что-то красное, непонятное.
Т: Тебе не нравится, что она непонятная?
К: Ну да, ясности нет, меня это немного раздражает.
Т: Можно опять же то же самое сказать про симптом, что он неясен,
непонятен, раздражает.
К: Да, но тут раздражает в первую очередь.
Т: А что сильнее всего на этой карте раздражает?
К: Головы и что-то посередине цветом и размытостью.
Т: Давай попробуем дальше. Достань карту, на которой ты.
К: Символично. Бегун, как видно на короткую дистанцию, а я скорей
на длинную. Я ассоциируюсь с бегуном, который не может замедлиться.
Т: Не может или ему нельзя?
К: Какая-то моя часть хочет, а какая-то боится.
Т: А ты куда бежишь сейчас?
К: Что-то успеть, самореализоваться. Причем с одной стороны я бегу,
а с другой лежу и ничего не делаю.
Т: Что означает самореализоваться для тебя?
К: Заниматься тем, чем мне было бы интересно.
Т: Сейчас это не так?
К: Нет. Причем обязательное условие, чтобы деньги приносило. Чтобы
не думать параллельно, где деньги зарабатывать.
Т: Сейчас ты занимаешься чем-то, что неинтересно, но приносит деньги?
К: Да.
Т: И в этом ты бежишь?
К: И в этом я бегу и я пытаюсь еще сворачивать туда, чтобы найти, где
интересно и деньги есть.
Т: То есть ты бегаешь в поисках?
К: Пожалуй, да. И еще и при этом подрабатываю где-то параллельно.
Т: Ты устал?
К: С одной стороны, устал, с другой стороны – лежу, лежу и мне надо
бежать – побежал. Набегался и мне снова надо лежать. Но мне это радости
не доставляет, что я лежу.
Т: А как ты понимаешь, что пора бежать?
К: Внутреннее, что я должен.
Т: А кто это «должен» говорит?
К: Мама говорит. Копали туда уже много раз, но видимо недокопали.
Т: Можешь эту фразу продолжить? «Тебе надо бежать, а то….»
К: Надо бежать, даже не то что бежать. Надо вставать, а то все
проспишь.
Т: Что именно?
К: Вообще все! (появляется энергия в голосе). Кто рано встает, тому Бог
дает. Так мне говорили. То есть что я имею в виду? У меня есть слово «успех»,
которого я хочу, а дальше внятности нет. Но все равно могу сказать, что
пропущу успех.
Т: А что тогда такое неуспех?
К: Проспать успех. Успех – это много денег и какая-то власть.
Т: Власть над чем?
К: Начиная с того, что над собой, над своей жизнью. Не делать того, что
я не хочу, а делать то, что я хочу. Сейчас я вынужден делать то, что не хочу
и власти получается над моей жизнью у меня нет. Плюс власть управления
каким-то коллективом. Бизнес, в котором я руководитель.
Т: Но первично в этом то, что «я не могу руководить собой»?
К: Да, мне это только сейчас в голову пришло. Над собой власти даже нет
у меня.
Т: А у меня была идея, что у тебя нет власти над своим временем: когда
тебе лежать, а когда бежать.
К: Да, можно и так сказать.
Т: А что если совместить эти две карты: симптома и себя. Что их может
объединить?
К: Фантазия такая приходит в голову, что это дорога, по ней я бегу. А эта
машина едет по дороге. И чтобы быстрее успеть надо ехать на машине. Вот
только это симптом и как он мне быстрее позволяет ехать, я не очень
понимаю.
Т: Не спеши.
К: Я вообще стараюсь успеть…. О! Кстати, успех от слова успеть же.
Т: Могу я тебя замедлять?
К: Да.
Т: Ты говоришь о том, что быстрее доехать на машине, чем добежать
к какой-то цели. И вроде как симптом тебе не позволяет бежать быстрее.
К: Он мне и не мешает.
Т: Давай заглянем с другой стороны. А что если он усилился? Нажал на газ
и ускорился. Как это выглядит в теле?
К: Ну у меня такое было. Сильно дискомфортно, все сковано, начинает все
болеть, голова болеть, страдание прям.
Т: А если еще ускорится?
К: Плохо будет.
Т: У меня шея тоже не самое здоровое место и если усиливается боль, то
меня такой симптом надолго укладывает.
К: Нет, меня не укладывает.
Т: А может быть так, что у тебя и симптома разные цели: твоя – куда-
то бежать, а у симптома – лежать?
К: (задумывается) – Если симптом брать не шею, а в общем, то да, у меня
уже хроническая усталость.
Т: Если ты лежишь столько, сколько тебе нужно, что случается?
К: Меня жена начнет доставать, что денег нет, иди работать.
Т: А как на это реагировать будешь?
К: Раздражение будет, потом злость.
Т: Ты боишься себя разозленного?
К: Не знаю, я не помню себя разозленным. Может я таким не бываю, потому
что боюсь, а может и нет.
 Т: Попробуй достать карту – каким ты себя чувствовал, когда мама тебе
говорила: «Вставай, а то все проспишь?»
К: Первое, что приходит, что если я немедленно что-то не делаю,
не тружусь, как ишак, то я как бабушка с дедушкой, сижу на лавочке.
Немощный.
Т: Можешь немного рассказать про своих бабушку и дедушку?
К: Дедушка был трудоголик.
Т: Мамин папа?
К: Да. Активный. Даже, радиоактивный. И в чем-то он меня этим заразил.
Мы много общались в детстве. Бабушка не была такой, была строгая.
Неродная бабушка, жена дедушки.
Т: А куда делась мама мамы?
К: Они развелись с дедушкой, когда маме было 3—5 лет и дедушка забрал
маму к себе. И бабушку вытеснили, «плохая женщина». Мама очень
тревожная. А я рос под этой тревожностью.
Т: Что с твоей шеей?
К: Сжата. Уже даже спереди.
Т: На какую из этих трех карт усиливается сжатие?
К: Только логикой могу вот эту (показывает на третью). Я не хочу быть
немощным. Мне сейчас интересная фишка вспомнилась. Я не хотел видеть
папу немощным. Он такой спортивный был мужик.
Т: Он умер?
К: Да. Три года назад. Он был спортивный, не как я. Активный. И я 5—10 лет
назад, когда увидел, что он стареть начинает и мне представлялось, что мне
неприятно видеть будет, как он дряхлеет. И он умер, не подряхлев.
Т: А от чего он умер?
К: Непонятно. Вроде рак. Ирония судьбы. Я не хотел и не увидел.
Т: Что с тобой сейчас?
К: Грустно. Я еще не допереживал.
Т: А почему ты не хотел, чтобы он дряхлел?
К: Он для меня был сильным, и с детства я его не догоняю. И фактически он
умер более сильным, чем я. Физически я имею в виду. Я не получил фору из-за
его старости и так его и не догнал. Очевидно, он для меня был символом силы.
Я не хотел, чтобы он дряхлел, потому что символ будет угасать.
Т: Не с кем будет соревноваться?
К: Может быть. Меня не радует то, что символ перестает быть символом
не потому что я становлюсь сильнее, а потому что он слабее.
Т: А что сейчас, когда говоришь про папу? Что прячется под мышечным
сжатием? Можешь достать карту.
К: Я даже не соревновался, не люблю соревноваться, когда я проиграю.
(достает карту) Картинка напоминает что-то религиозное. Тут арка. Люди
в балахонах с капюшонами. Я по жизни закоренелый материалист, отвергаю
религию, отношусь к ней свысока. Но за этой броней я скрываюсь духовным,
душевным, уязвимым, открытый какой-то.
Т: Если ты таким будешь, то что случится?
К: Мной могут манипулировать, причинить мне какой-то вред. Одно
из событий, которое дало мне об этом подумать – это взгляд на своего
1,5 годовалого сына. Он идет и смотрит на тебя таким открытым
открытым взглядом. Я на него смотрю и вспоминаю, что я тоже таким был,
а жизнь заставила меня закрыться. И у меня возникло убеждение, что тот,
кто так смотрит на мир, какой-то лошара, над ним будут издеваться,
использовать его. А смотрю на него и думаю, что здорово, что он такой есть
и как бы это не закрыть, как это случилось у меня.
Т: Я сейчас слышу про крайности. Будто сын тотально открыт в силу
возраста, а ты тотально закрыт. Словно у тебя нет выбора, где быть
открытым, а где нет.
К: Раньше да, так и было. Сейчас я немножечко открываюсь.
Т: Ты мне кажешься вполне открытым.
К: Все относительно. По сравнению с моим ребенком точно я закрытый,
закрытый, закрытый.
Т: А я сравнивала тебя лишь с тобой самим в той части, где ты говорил
про симптом, ты по моим ощущениям был очень закрытым. А когда стал
рассказывать про семью и отца, открытым.
К: Тут моя скептическая часть говорит: «Ну да, это связано
с протяженностью нашей встречи, это логичный ход событий»
Т: Я думаю про то, насколько ты замечаешь свою открытость?
К: Я замечаю свою открытость. Дурацкий пример. Для меня маркер того,
что я стал открытым. Я был в одном государственном учреждении, и меня
обслуживал молодой человек и я смотрю на его руки и мне они нравятся.
А у меня есть гомофобская часть, очень ярко выраженная. А тут я смотрю,
рука мне его нравится, и я хотел бы его потрогать. И это совершенно
не значит, что я хочу с ним сексом заняться. Для меня удивительным было то,
что моя гомофобская часть отступает. Это про открытость.
Т: Ты говоришь о том, что сначала ты был как ребенок совершенно открыт,
потом тотально закрылся в результате какого-то опыта при помощи
мышечного напряжения, но потихоньку начал выходить. Броня не нужна
в том объеме, но еще ты ей пользуешься. Словно симптом регулирует степень
открытости.
К: Нет. Я не пойму механизм, как симптом может это регулировать,
поэтому не откликается. Может это и так, а может и не так.
Т: Ну это лишь моя гипотеза, она может быть мимо. А если поискать,
от чего усиливается симптом?
К: Закрывается руками. Вот так усиливается.
Т: А когда усиливается, то чего хочется?
К: Лечь полежать. Но я и так много отдыхаю!
Т: А кто определяет много или нет?
К: У меня уже стало появляться ощущение, что я часто много чего делаю,
чтобы убежать от себя, не быть с собой наедине. Я часто к себе подбираюсь,
подбираюсь, а потом стоп, туда мы не идем!

В этой работе для меня симптом символизирует какую-то, прежде

отвергаемую часть клиента – открытую и уязвимую. Много говорится
о полярностях: бежать, лежать, основанных на требованиях мамы
и подражанию дедушке. Появляется тема отца и переживания, связанные
с конкуренцией с ним, которая не была проявлена из страха проиграть. Темы
намечаются, обозначаются, но не развиваются вглубь. Заданный темп
действительно напоминает бег. Возможно, бег по кругу. В дальнейшей работе
возможно исследовать полярности лежать-бежать, обнаруживая в них
промежуточные значения и соотнося с жизнью клиента, со способом ее
организации.
В финале появляются слова, что бег – это способ убегать от себя,
не встречаться с собой. И если вспоминать метафору автомобиля, как
символизирующую симптом, то возможно он появляется в тот момент, когда
от себя уже непросто убежать. Работа скорее диагностическая, намечающая
дорожки и тропинки, куда можно пойти далее во внутренний мир клиента,
но это вполне ожидаемо. Телесный симптом – это годами вырабатываемая
защита от сильных переживаний и сделать с ним что-то в рамках одной или
нескольких сессий редко представляется возможным. Эта сессия – начало
исследовательской работы, которую можно продолжать при встречах, а также
между ними при помощи дневника о «жизни симптома». В каких ситуациях он
заявляет о себе громче, а когда отступает.
 Дыхание
Когда мы дышим, и дыхание остановилось, то неважно в какой момент. При
вдохе, или выдохе. Это все равно угроза жизни.
Опираясь на физиологический витальный процесс – дыхание я хочу
раскрыть тему жизни как антипода выживанию.
Наша реакция на мир – это вдох. Точка, в которой я впускаю мир в себя. Я
и мир соприкасаемся, взаимодействуем, совершаем обмен энергиями. Подобно
тому, как впуская в легкие воздух, мы способствуем газообмену. Но его мало
для продолжения жизнедеятельности. Углекислый газ важно выдохнуть, чтобы
освободить место для нового кислорода. Снова и снова.
Реагируя на мир, мы наполняемся эмоциями. Если «зажимать» их,
не выделять в мир, не быть свободным в своей реакции, то происходит
интоксикация от удержанных эмоций – это раз; и не освобождается место для
новой встречи с миром – два.
Удерживая чувства, мы замираем. В этом процессе мы не живем, если
понимать жизнь, как присутствие в мире во всей своей полноте. Удерживание –
это бушующее море, внезапно скованное льдом. Оно все равно застынет
в форме волны, лед не снизит амплитуду волн, не сделает море ровным, он
просто остановит их движение. Именно поэтому, когда при длительном
подавлении чувств, начинается процесс размораживания, то под этим
волнующееся. Да нет, бушующее море. Открывается то, что было скрыто.
Что такое свободная реакция на мир? Здесь есть чему поучиться у животных.
По большому счету это эмоция, наполненная телесной реакцией. Эта реакция
сообщает другим, что эти эмоции я сейчас переживаю – мимика, пантомимика.
Так как в процессе социализации естественность обычно подавляется стыдом,
то человек нуждается в дополнительных инструментах – осознавании
испытываемых эмоций. Это помогает выбирать форму выражения
в зависимости от ситуации. И не только демонстрировать чувства, но еще
и понимать, что именно он испытывает в данный момент.
Полный эмоциональный выдох – это печаль, наполненная слезами
и замедлением тела; радость с улыбкой, смехом и пружинящим телом; злость
с рыком, оскалом и приливом сил в основном в верхние конечности; страх –
затихание, замирание, холод; волнение – дрожь всего тела. И так далее. Если
телесных зажимов нет, то в проживание эмоции вовлечено все тело.
Полный эмоциональный вдох – возможен только после выдоха. Если человек
испытывает сложную смесь переживаний гнева, радости, удивления и страха,
а выделяет лишь радость и удивление, то и объем его «эмоциональных легких»
сейчас оказывается уменьшенным за счет удержанного гнева и страха.
И полной грудью уже не вдохнуть.
И так день за днем пространство для свободного дыхания все меньше
и меньше, если с каждым контактом удерживается еще частичка реакции, то
наступает тот день, когда «дыхание» останавливается. Это состояние именуют
депрессией. Если вернуться к физиологическому процессу, то в состоянии
депрессии люди на самом деле перестают дышать глубоко, дыхание становится
поверхностным и зажатым.
 В терапии запускается обратный процесс. Но, чуть глубже, чем обычно,
вдыхая, клиент встречается со своей болью. Сконцентрированными, сжатыми,
спрессованными чувствами. Это нелегко. Наверное, если и возможно было бы
вернуть полноту вдоха быстро, то чувств оказалось бы так много, что психика
была бы неспособна их переварить. Но шаг за шагом в медленном
поступательном движении это становится возможным. Через дыхание жизнь
возвращается в человека, а он в жизнь. В ту, в которой дышат жадно, как
новорожденный. И это позволено.
 МАК при работе со сновидениями
Сон. Параллельная реальность, в которой возможно все. Разные подходы
рассматривают сновидения по-разному. Включают их в работу в разной
степени: от игнорирования до сверхценности. В психодинамических
направлениях сновидения передают бессознательные и предсознательные
процессы, к которым в состоянии бодрствования нет доступа. Сон – это
измерение «вулканической активности» в тот момент, когда снаружи вулкан
не подает никаких признаков жизни.
Гештальт-подход также не исключает сны из процесса терапии, но, на мой
взгляд, часто им придается пониженное значение. Основной способ работы
со сном, как с проекцией, требует фиксации на сновидении, реконструкцией
его, что часто является ускользающим, ушедшим в фон. Метафорические карты
содержат множество сюжетов, которые можно наполнить разными смыслами
сновидца, в некоторых колодах эти сюжеты основаны на архетипах, и они
особенно хорошо подходят для работы со сновидениями.
Попробую описать несколько возможных способов использования карт, если
клиент приносит на сессию сновидение.
– Сон, как интегративный процесс. Во сне (особенно сопряженном с сильным
аффектом) проявляются части, стремящиеся к интеграции. При помощи карт
можно обнаружить все эти части и «отношения» между ними. Например,
клиент увидел краткий, но эмоционально насыщенный сон, в котором над
спокойным морем парила чайка, и вдруг стремительно откуда-то появился
коршун, на этом появилось чувство ужаса и сон оборвался. Можно попросить
достать карту моря, чайку и коршуна, а дальше работать с ними, как
с внутренними объектами. Предложить рассказать от Я сюжет сна («я море…»,
«я чайка…», «я коршун…»). Прояснять попутно, что части чувствуют друг
к другу, искать энергию и работать с той картой, которая сейчас вызывает
сильные чувства. В конце работы можно предложить расположить карты так,
как чувствует сейчас. Это реконструкция застывшего гештальта.
– Сон, как проявление «непереваренных» интроектов. Выбрать от одной
до нескольких карт, ассоциирующихся у клиента со сном (не с элементами сна,
а со сном в целом). Искать на каждой карте послание клиенту, а дальше
работать, как с интроектами, проясняя с каким опытом в жизни клиента связано
это послание
– «Противосон». Работа с полярностями. В случае если энергия сна
пропадает при разворачивании в сессии. Найти карту, противоположную сну.
Важно, чтобы инструкция была открытой, противоположностями для
терапевта и клиента будут совсем разные вещи. Вернемся к сну про море.
Противоположным здесь может быть сон, связанный с вечным покоем
(который не нарушает ястреб). Или, наоборот, море может быть не спокойным,
а, например, это будет карта урагана. Или природа уйдет в фон, а появятся
люди. А дальше работать с картой «противосна», связывая ее с опытом. «Про
что это в твоей жизни?»
– Сон, как послание терапевту. Если не хватает энергии сформировать это
послание напрямую, и клиент склонен приносить его через сны или говорить
иносказаниями, то можно к картам, отражающим сон, ввести карту терапевта
(или из колод с лицами, или также в виде метафоры). Как это меняет ощущение
от сна? Что происходит? На каком расстоянии от сна находится терапевт? Что
хочет сказать ему каждая карта из сна?
– Динамика снов. В ситуации, когда клиент долго видел аналогичные,
повторяющиеся сны и вдруг их сюжет меняется. Можно выстраивать мостик
из карт между «теми» и «этим» сном. Что было «между» ними? Что позволило
этой динамике произойти? В терапии могут наступать весьма благоприятные
изменения, но оставаясь неосознанными, стремятся связываться с терапевтом,
при этом вклад клиента обесценивается, и совершенно непонятно, как
пользоваться этим опытом дальше. Если опыт удается сделать осознанным,
вернуть вклад клиента в совершившееся, то это меняет образ Я. Так потихоньку
клиент может двигаться от выученной беспомощности к обнаружению своей
силы.
– Сон, как ретрофлексированные действия. Бывает, что клиенты приносят
преимущественно сны, практически не рассказывая ничего про жизнь вне сна.
И на сессиях жизнь избегается. Например, сны наполнены многими
действиями, а клиент всю сессию сидит замерший, в одной позе и практически
не дышит. Если такие сны не содержат сильно заряженного травматического
содержания, их можно пробовать разворачивать в действия прямо на сессии.
И карты тоже могут быть посредником. Во сне клиент пассивный участник
действия (сон снится мне), в картах активно фантазирующий о процессе (я это
представляю). Представление является предвосхищением действия,
в представлении совершается выбор предпринимать мне действие или нет,
и можно рассмотреть то, что влияет на этот выбор. Например, во сне клиент
постоянно бегает. Вместо того, чтобы ему предлагать попробовать побежать
на сессии (что может вызывать много стыда), можно предложить достать карту
«а что было бы, если бы так много стал бегать здесь» и исследовать, что
за фантазии появляются у клиента, сопровождая этот процесс. В этот процесс
также можно включать терапевта, уточняя, а как он в фантазии клиента будет
реагировать на совершаемые действия.
Действия ретрофлексируются потому что когда-то были сильно
фрустрированы средой, при помощи сновидения и карт мы можем обнаружить
этот контекст. Если эти тенденции разрушительные, то таким образом
нарабатывается способность не совершать их импульсивно, а рассматривать,
что за потребность за этим прячется. Например, в желании бежать может
скрываться «а если я смогу убежать, когда мне хочется плакать, то мне
захочется вас убить, потому что никто никогда не должен видеть моей
слабости», важно связать, что за желанием бегства скрывается вовсе
не желание проявлять агрессию, а потребность (и одновременно страх)
оказаться слабым в присутствии другого.
Для меня сновидения и процессы, наблюдаемые при помощи МАК, вообще
очень близки. Заглядывая в карту клиент фантазирует рядом с терапевтом,
в некотором роде это совместно создаваемый сон, базирующийся на прошлом
опыте, на Personality клиента, и модифицируемый Ego-функцией терапевта.
Тем самым, клиенту становится возможно тоже более свободно реагировать,
обращая внимание не только на явные признаки сна, но и на целостные
картинки и соединяя это со своей жизни. Вынося из фона в фигуру,
перерабатывая и отправляя обратно в фон, но уже в другом качестве. Карта –
это ведро, направляемое в колодец клиента, наполненный застоявшейся водой,
вода, выливаемая назад, чище и прозрачнее.
Пример работы со сновидением. Колода Oh. (диалог сокращен и упрощен)
Клиентке в небольшой промежуток времени (неделя или две) снятся два
близких по сюжету сна, в которых в качестве действующих лиц присутствуют
она сама и дочь-подросток.
Сон1: «Моя дочь приходит с прогулки с обрезанными волосами под очень
короткое каре. Я запрещала ей стричься. Я разозлилась, начала кричать
и пыталась побить, при этом руки опускаются, чувствую бессилие, бесплодно
машу ими. Дочь смеется и говорит: „что ты мне можешь сделать?“. Проснулась
с яростным возмущением – как она могла, как посмела?»
Сон 2: «Откуда-то я узнала о курении дочери. Скандал. Машу руками,
пытаюсь побить, а дальше все как в прошлом сне»
Клиентка говорит о том, что ее пугает собственная агрессия. Что во сне ведет
себя так, как не свойственно ей в жизни. Терапевтом выбран способ работы
«со сном целиком», так как сон отражает существующую реальность клиентки
и может говорить о послании «отщепленных частей психики». Цель работы:
перевод неосознанных переживаний в осознанные.
Т: Поищи карты, которые могут перекликаться со этими снами.
К: (достает 6 карт) Пока не понимаю, что это значит, вот эти две выпали
сами, но я их оставлю.
Т: Расскажи в любом порядке.
К: На первой карте мать с младенцем. Они очень близки и это чистая
нежность.
Т: Ты это чувствовала к маленькой дочери?
К: Да. Вторая карта – это женщина, красивая, надменная и высокомерная,
холодная, отстраненная. Достала ее потому что стрижка такая же
короткая, как у дочери во сне.
На третьей карте загончик, овцы и пастух. Ему важно вовремя закрыть
загончик, иначе они все разбегутся.
Т: И что будет?
К: Они потеряются.
Т: Ты боишься потерять дочь?
К: Да, очень, у нас неблагополучный район. Она внешне вполне оформлена,
а внутри ребенок.
Т: Что на четвертой карте?
К: Лицо и рука. Сначала я думала, что рука замахивается, но теперь я вижу,
что она ощупывает лицо, как ощупывают слепые.
Т: Чтобы узнать, кто перед ним?
К: Чтобы познакомиться.
Т: Это означает то, что дочка из девочки превращается в женщину, и ты
эту женщину совсем не знаешь?
К: Она слишком быстро превращается, это слишком рано.
Т: А как это было у тебя?
К: Я сейчас думаю о том, что у меня совсем отсутствовал этап «девушка»:
чистый, наполненный девичьими грезами.
Т: Ты резко повзрослела?
К: Да, очень.
 Т: Что на пятой карте?
К: Сначала кажется, что это танец, но я присматриваюсь и… тут борьба.
Надо отстоять себя и не приближаться.
Т: В чем это про твое взросление?
К: Это изнасилование…. Я не смогла отстоять себя.
Далее появляются травматические воспоминания, а также переживания
оставленности, выключенности из семьи после пережитого опыта.
В подрастающей дочери клиентка видит себя, пытаясь оградить себя от того,
что уже случилось путем остановки взросления. Одновременно с этим
осознаются амбивалентные желания в адрес дочери: желание ее обнять
и желание ее оттолкнуть.
Т: Что на шестой карте?
К: Мужчина, бросающий семена в землю. Они все равно вырастут сами, ему
нужно только создать условия. Он больше ничего не может сделать.
Т: В чем это про твои отношения с дочерью?
К: Она тоже уже растет сама, я мало могу повлиять на этот процесс.
В результате этой работы присваивается проекция, видимая в дочери,
возвращается в сознание вся полнота пережитого с комплексом чувств,
включая бессилие, ужас, отвращение, подавленную ярость. Всех тех, что
прорываются в сон, как часть травматического материала.
Если размышлять о продолжении этой работы, то далее возможно поискать
ресурсы – что именно помогло клиентке пережить ту ситуацию? Что
необратимо изменилось в ней в результате этого опыта? Есть ли связь между
ее детской и женской частями? Насколько непрерывной она ощущает себя?
Работа со сновидением оказалась в основном диагностической,
вскрывающей глубинные психические процессы.
 МАК в работе с проживанием горя
Тема «горевание» является переходной к следующему разделу. Горюя
не по чему-то утраченному, а по кому-то важному, мы переходим в область
отношений.
Смерть – естественная часть жизни, а горе – процесс, которого невозможно
избежать в течение жизни. Горе – это не всегда про смерть физическую, это
спектр переживаний, являющихся реакцией на потерю. В зависимости
от ценности утраченного будет меняться сила и составляющая процесса
горевания.
М. Мамардашвили считал, что личность рождается дважды: первый раз, как
существо биологическое, а второй – социальное. И именно второе рождение
связано с гореванием, с «плача по умершему». Человеком с этой точки зрения
может считаться лишь тот, кто познал привязанность во всей ее полноте.
Принадлежность – потребность по силе равная, а иногда и превосходящая
потребность в выживании.
Как бы это парадоксально не звучало бы, но именно потребность
в принадлежности часто делает горе патологическим, останавливает его.
Вокруг горевания крутятся множество убеждений, передаваемых из поколение
в поколение и, порой, доходящих до абсурда. Например, не сообщать ребенку
о смерти родителя, чтобы «не переживал». Культура ценности переживания
является утрачиваемой в обществе, сохраняясь лишь в обособленных
национальных или религиозных сообществах. Я живу в Адыгее – анклаве
Краснодарского края, и нахожу огромной национальную разницу
в переживании жизни. Смерть близкого у адыгов сопровождается
оплакиванием, переживаемым как норма, вне зависимости от качества
отношений на похороны собираются многочисленные родственники, распри
отступают перед лицом чего-то сакрального и неизбежного. В результате никто
не остается без поддержки. Незавершенные процессы горевания у этой нации
чрезвычайно редки. У русских картина обратная. Очень часто, оказываясь
в моем кабинете с самыми различными симптомами: от панических атак
до диссоциативной симптоматики или хронического заболевания, люди
обнаруживают в опыте утрату, плакать о которой было стыдно. Даже
на похоронах часто звучат призывы взять себя в руки и не смаковать свое горе.
Совершенно жуткие, на мой взгляд, слова. Естественные процессы
останавливаются, саморегуляция организма искажается, замещаясь неврозом,
поведенческими или соматическими нарушениями.
При описания этапов горевания чаще всего пользуются моделью Э. Кюблер-
Росс, содержащей следующие фазы: отрицание, гнев, вина, депрессия,
принятие. Но я в работе с такими клиентами использую концепцию О.
Немиринского (2017):
– шок и отрицание, непринятие реальности утраты,
– переживание вины,
– восстановление способности отталкиваться,
– восстановление отдельности.
Стадии не следуют четко друг за другом, накладываясь одна на другую, но их
логическая последовательность такова. МАК позволяют экологично подходить
к этим темам, позволять им появляться в терапевтическом поле по мере
накопления ресурса для переживания. Горевание часто заставляет нас
регрессировать, переживая свою беспомощность, возвращает в детский опыт.
Разговор с «детской частью» на языке символов – самая прямая дорога к сердцу.
Итак, я попытаюсь проиллюстрировать концепцию О. Немиринского МАК-
инструментарием. Отвечая на вопрос, когда завершается проживание горя, он
говорит о том, что с одной стороны этот процесс не имеет финальной точки,
оживляя грусть, а с другой – его завершением можно считать точку, когда
переживание горя перестает быть самым сильным переживанием человека. Эту
информацию мы можем использовать в диагностике. Например, предлагая
достать карту, как клиент видит свою проблему. Даже если он не находится
в остром процессе горевания, то через метафору маркеры потери могут
проявиться очень быстро и затмить собой все. Это значит, что на любой карте
может видеться прощание, расставание, брошенность, оставленность, смерть,
разрыв. Задача этого терапевтического этапа связать переживания с фигурой,
если они оторваны от нее.
Здесь я хочу сделать небольшое отступление в сторону острого горевания,
если с этой темой обратится клиент. Я убеждена, что в этом процессе не нужны
и являются вредными любые дополнительные инструменты кроме присутствия
(включенности) и выслушивания, движения за процессом клиента. МАК я
предлагаю использовать при работе с хронифицированным, подавленным
горем. В данном случае это инструмент «мягкой хирургии», когда переживания
для вас, как для специалиста очевидны, но старательно избегаются, и это
избегание создает симптом клиента. Поднятое на поверхность горе вновь
не требует специального инструментария, и лишь «ушедшее в фон очень
глубоко» делает необходимым его использование.
Затмевание всего у пришедших в терапию часто выглядит реактивной
депрессией, приступами паники, обсессиями, компульсиями,
функциональными нарушениями в работе органов, нарушениями сна,
зависимостями. Если симптом удается связать с первопричиной не уровне
переживания – это уже огромная проделанная работа.
На этом этапе, диагностическом мы можем использовать любой набор карт-
символов (например, Oh, Cope, Ecco), чтобы исследовать суть симптома. При
обнаружении остановленного горя, важно постадийно разворачивать его.
– Стадия шока и оглушенности. Переживания подавлены. В теле следы шока.
Депрессивная реакция. Безнадежность. Утрата интереса к миру живых.
На этой стадии при помощи карт мы можем восстановить переживание
и вместе с этим возвращается память. Любую карту («выбери карту своего
состояния сейчас») можно соотносить с телом, обнаруживая в нем живые
(ресурсные) и оглушенные (замершие, с вытесненным материалом) участки.
Для этого можно задавать вопросы: где в твоем теле была бы эта карта? Что бы
она там делала, как влияла бы на общее состояние? Карты здесь являются лишь
вспомогательным активатором телесного процесса, с которым и происходит
основная работа.
Анестезия этой стадии, длящейся в норме от нескольких минут
до нескольких дней, избавляет от сильной душевной боли. Поддерживая
процесс переживания, мы возвращаем боль в контакт, при этом анестезия
оказывается вовне, в другом человеке, способном присутствовать рядом с этой
болью.
У людей, застрявших в этой фазе, может сохраняться убеждение, что своими
переживаниями они разрушают других, в том числе и терапевта. Карты можно
использовать в разворачивании видения Другого горюющим. Для этого
используются карты с лицами (Persona, Alter Ego). Процесс горевания
восстановится лишь тогда, когда его безопасно будет переносить рядом
с другим человеком.
– Непринятие реальности утраты. Отрицание произошедшего хотя бы
в фантазии. В глубине души человек верит, что потери не было. Избегаются
походы на кладбище и в места, в которых часто проводили время вместе.
Вытеснены воспоминания о покойном.
Жизнь может житься как «если я буду достаточно хорошим, все вернется
назад». Переживания уже разморожены, но человек все еще стоит во временной
точке «до события». Метафорически можно сказать, что лед на реке активно
тает, но ледоход еще не начался, несмотря на огромное количество воды надо
льдом.
На этом этапе мы поддерживаем рассказ о событии, о том, как человек узнал
о смерти, как проходили похороны, что он вообще помнит об этом. МАК можно
использовать, если воспоминания не восстанавливаются, или являются
бессвязными, противоречивыми.
Лучше всего для этой работы подходят специально созданные для этого
карты – Cope, но также можно использовать любые универсальные колоды.
Можно предложить человеку выбрать время, с которого у него утрачена память
и вытягивать карты «на каждые 24 (10, 2, 1) часа» событий острой
интенсивности. Количество карт и время, необходимого на восстановление
связности зависит от обстоятельств утраты, ее внезапности, а также
возможностей непосредственного переживания в момент прощания. Часто
бывает так, что первые две стадии человек проходит нормальным
естественным образом, а «замирает» на последующих, так как именно тогда
начинает оглядываться на социум и стыдиться собственных переживаний.
Не стоить спешить и тянуть человека вперед, даже если для вас очевидно
произошедшее, предлагая связывать события при помощи карт, не стоить
настаивать. Важно озвучивать свое видение и предположения, объяснять, что
вы пытаетесь сделать и в чем видите пользу такой работы. Решение принимает
клиент. Повторюсь, что главный принцип работы с гореванием – это
присутствие и способность выдерживать темп (даже очень медленный)
клиента.
Поднимая энергию переживания, мы наблюдаем изменения от стадии
к стадии, и, замечая признаки наступления следующей, можем менять свою
тактику. Но не меняем тактику для того, чтобы вытащить клиента
на следующую стадию.
– Переживание вины. На мой взгляд, одна из самых тяжелых и длительных
стадии, в некоторых случаях продолжающаяся всю жизнь. О. Немиринский
предполагает, что суть этой стадии – пребывание в связности с умершим. Мне
нравится эта идея. Сепарация от матери проживается сама собой, когда мать
достаточно насытила, когда оказывается менее привлекательной, чем
окружающий мир. Умерший тоже удовлетворял какую-то потребность в жизни
горюющего и, скорее всего, не одну. Признание этого факта, возвращение
в воспоминания, в интимные моменты ушедшего, у которых остался лишь один
свидетель, словно наполняет какой-то сосуд внутри. «Сосуд пронзительного
опыта». Вспоминая, человек словно перебирает шкаф со старыми вещами: эти
на выброс, а эти аккуратно на полочку. Очень важно, что делает он это
не в одиночестве, а в присутствии другого – терапевта. Именно делясь с другим
своим хорошим опытом, одиночество замещает связность, но связность
с миром живых, который выбирается вновь, отказываясь от связи с умершим.
На этой стадии хорошо работают карты «Из сундука прошлого», если горе
связано с детским опытом, особенно утратой дедушек, бабушек, домашних
животных. А также Tandoo (при утрате партнера), Morena. Кусочки жизни,
свойственные так или иначе всем людям, создают ощущение сопричастности
к роду человеческому, мир перестает видеться таким, «в котором никто
не в силах принять меня». Появление вины – маркер для нас попросить
в очередной раз рассказать о покойном, каким он был, что за истории проживал,
какой след оставил в душе людей. Успешно пройденная стадия – покойник
не воспринимается идеализированным объектом, а обычным неидеальным
человеком.
В конце этой стадии можно искать карты-послания (пожелания) от умершего
живому, и карты-послания от живого умершему, восстанавливая их
незавершенный диалог, необходимый для отпускания.
– Восстановление способности отталкиваться. Основой для этого и является
появляющаяся способность на прошлой стадии видеть Другого
несовершенным. В признании его разности возвращается и право клиента быть
разным в жизни, в других отношениях.
Здесь мы вновь можем использовать карты с изображением лиц, но уже
в отношении самого клиента. «Каким ты был рядом с умершим?», «Что
за ситуации вспоминаются, когда ты видишь себя таким?», «Где и с кем сейчас
тебе удается быть таким?». Часто именно на этой стадии начинает осознаваться
не только позитивный утраченный опыт, но и облегчение, связанное
со смертью. Не только горе потери, но и радость продолжения жизни. Это
весьма амбивалентная стадия и на ней то и дело происходят откаты обратно
в вину. Возвращаясь к параллелями с сепарацией: ребенок отходит от матери
в мир, но бдит, чтобы она была рядом. Исчезновение матери в этот период –
путь в зависимость. Исчезновение возможности переживать вину (а значит
и связанность) – путь в патологическое горе. Человек словно челнок движется
между временем планов и надежд и временем утрат и потерь. Между прошлым
и будущим он только начинает щупать настоящее, осознавать себя в нем.
Поэтому вдобавок к перечисленному встречу на этой стадии можно начинать
с карты: «а как я сейчас?»: телесно, эмоционально и ментально.
– Восстановление отдельности. «Я есть, его нет, но он точно был в моей
жизни, я помню его и испытываю благодарность за то, что он был в моей
жизни». Умерший описывается в глаголах прошедшего времени. Слезы
наполнены светлой грустью. Способность любить возвращается человеку
и адресуется умершему в том числе, в виде переживания, а не в виде действия.
МАК на этом этапе не необходимость, а один из возможных инструментов.
Можно поискать карты: «за что я ему благодарен». Пустота от утраты
становится пространством, наполненным воспоминаниями, но они
не замещают собой текущее, не являются подменой жизни, а резонируют
в ответ на нее. Человек словно становится «больше» за счет признания
ценности. Так уж мы устроены, что именно теряя, только проживая утрату,
часто обнаруживая, насколько же важен был для нас человек, жизнь с ним.
Иногда в точке отпускания умершего приходит и время прощания
с терапевтом, и карты тоже могут сыграть свою роль. Клиент может доставать
карты про «жизнь здесь» и встречаться с реакцией терапевта на их совместный
опыт. Это то горевание, которое не связано со смертью, и если прощание
организовано должным образом и своевременно, то часто это точка очень
большого ресурса для нового этапа жизни.

Проживание горя чем-то похоже на роды. В этих «родах», одновременно,

я и мать, и ребенок.
Спазмы отчаяния, от которых тело скручивает физически, хочется
свернуться в кокон, но при этом так нужна поддерживающая рука рядом,
дарующая связь с миром живых.
«Схватка боли» сменяется расслаблением. Можно немного передохнуть
и набраться сил перед ещё более мощным движением, которое можно
поддерживать дыханием, а можно останавливать им же, каменея изнутри.
«Замершая беременность» может случиться с нашей душой в этом
процессе. Или понадобиться «хирургическое вмешательство» (думаю, помощь
психолога как раз и относится к нему). Не всегда хватает собственных
ресурсов на проживание этого вполне естественного процесса. Проживая
горе, мы рождаем нового себя.
Родить-ся. Интересно, что этот глагол имеет ретрофлексивную,
возвратную форму. Роды – контактный процесс. Мать рождает, ребенок
рождается. Чтобы быть рождённым необходимо отдаться неизвестному,
довериться среде целиком.
Горюя, мы тоже или позволяем себе быть унесенными в неизвестность
и родить-ся в новом качестве, или пытаемся остаться в привычном, и потому
якобы безопасном. Но если возвращаться к реальному физиологическому акту
рождения, то оставаясь в матке излишнее время, ребенок подвергается
смертельной опасности. Да и мать тоже.
Родившись, ребенок может питаться от матери новым способом, и расти
дальше. До тех пор, пока не будет готов покинуть ее окончательно.
Оставшись в уютном некогда материнском теле, он умирает.
Суть горевания – позволить себе лишиться опоры, чтобы жизнь могла
продолжаться.
 II Кризис в отношениях. Стадия диалога
В результате длительной кропотливой работы я теперь много знаю о себе.
Я есть! Определенно есть. Я уже не нуждаюсь в Другом исключительно как
в зеркале, или как в объекте удовлетворения потребностей, и что мне теперь
делать с этим человеком рядом?! Да, мне определенно от него чего-то хочется,
меня тянет к нему (а может, наоборот, отталкивает, потому что я не имею
представления как к нему подойти и чем все это кончится), но я не понимаю
до конца… Мир Другого такой непонятный и такой пугающий. Я ничего о нем
не знаю (и хочу ли?), я не знаю, как он относится ко мне и как нам будет вместе,
я не знаю готов ли открывать ему все то, что узнал о себе.
 Немного рассуждений про отношения
Некоторые отношения похожи на любимые туфли, которые прекрасно
смотрятся. И именно потому с ними невозможно расстаться, но ногу
растирают до кровавых ран.
И вот момент, когда даже лейкопластырь не спасает. И измученные ноги
получают в свое пользование мягкие мокасины или хотя бы кроссовки.
Но пусть они не обольщаются! Стоит ранам затянуться, и туфли вновь
на ногах, тут как тут!
Другая обувь оказывается нужна лишь для того, чтобы возможно было
ходить. А душа лежит именно к тем, особенным. Причиняющим адскую боль.
Иногда по прошествии времени эти туфли таки садятся по ноге. Или нога
стирается до них. Или мозоль становится такой грубой, что теперь их
можно носить постоянно. Часто именно к этому времени туфли теряют
товарный вид, и отправляются на мусорку.

Отношения это ведь так прекрасно! Или нет? Так хочется любви и близости,
а появляются почему-то слова «стыд», «отвержение», «брошенность»… Я бы
разделила все отношения на две большие группы: вертикальные,
иерархические (напоминающие, детско-родительские) и горизонтальные
(супружеские). Первые больше основаны на страхе быть оставленным,
долженствовании и власти, вторые – на свободном выборе и любви.
Если человек строит отношения по вертикальному типу, то это вновь
возвращает нас в первый раздел, к личностному кризису. Скорее всего,
ценность такого человека достраивается за счет отношений, или за счет
ценности партнера, при этом переживается собственная ущербность,
наполненная большим количеством стыда.
Горизонтальный тип отношений основан, как на моей ценности, так
и на ценности Другого для меня. Мы разные, но не в системе координат
«лучше – хуже», а каждый из нас обладает неповторимым набором черт, и если
мы хотим быть вместе, то прилагаем усилия для того, чтобы создать такие
условия, в которых обоим будет хорошо, в которых будут условия для
личностного развития каждого и достаточно личного пространства. Здесь
происходит постоянный поиск дистанции: ближе-дальше (в вертикальных
отношениях попытка найти дистанцию выражается в сравнении: выше-ниже).
«Чистых» отношений не бывает. Все отношения (взрослых людей) содержат
в той или иной степени элементы и вертикальных, и горизонтальных. Деление
условно, чтобы описать и продемонстрировать яркие феномены отношений,
и области возможной несвободы в них.

Пример работы с парой потенциальных ко-терапевтов. Карты TanDoo.

Имена изменены.
Т: Попробуйте создать какой-то запрос, что важно прояснить.
 Ира: Я хотела бы понять, в чем остановка. Интереса много, но мы почему-
то даже начать не можем. Вроде пытаемся что-то начать, встретимся,
поговорим и после этого у меня энергия как будто остается внутри.
Т: Хочешь понять что-то про эту остановку.
Оля: У меня очень похожее состояние, но я думаю, что даже понимаю про
свою остановку. Мне очень ценны отношения с тобой. И у меня есть какой-
то страх, что если мы ввяжемся в ко-терапевтическую работу, то может
нарушиться то, что есть. Может быть из предыдущего опыта. И я боюсь
этого риска. Хотя энергии очень много. И много совместных тем.
Т: У меня есть примерный список вопросов, посмотрим, как пойдет. Суть
процесса такова: каждый из вас достает по карте на один вопрос.
Договоритесь, кто будет первый и по очереди открывайте. Старайтесь
обращаться друг к другу.
Оля: Я могу быть первой.
Т: Первая карта – какой я тебя вижу?
Оля: Я вижу здесь женственную, довольно женственную, где-то даже
кокетливую и вижу, что мужчина что-то держит над ней. Зонтик или мачта
корабля.
Т: Какой в этом смысле ты видишь Иру?
Оля: Ира, я тебя вижу очень женственной и очень нуждающейся в чьей-то
защите, покровительстве, какой-то уязвимой.
Т: Ира, ты согласна с этим видением себя?
Ира: Из сегодняшней точки да.
Т: Тогда открой свою карту в адрес Оли.
Ира: Я вижу здесь троих. Как будто бы в центре пожилая женщина,
представительница какого-то рода, бабушка. Перед ней стоит молодая
женщина, сложив руки, как будто бы ей дают наставления, как она должна.
Входит мужчина, а ей как будто бы что-то объясняют. Она послушная,
что ли. Не столько послушная, сколько вынуждена выслушать эту пожилую
женщину.
Т: Кто из них у тебя ассоциируется с Олей?
Ира: У меня это про молодую женщину. Оля, я тебя вижу слишком
прислушивающейся что ли…
Т: К кому?
Ира: К семье.
Оля: Чем-то отзывается, для меня важность семьи всегда на первом месте,
но не совсем отзывается, что я прислушиваюсь. Как будто это мой выбор.
Надо подумать.
Т: Вторая карта – что тебя привлекает в Ире?
Оля: Они здесь пара, плечом к плечу. А меня привлекает в тебе партнерство,
наше сотрудничество по кабинету. Про возможность договориться. Про
поддержку.
Ира: (смеется) У меня чувства неоднозначные эта карта вызывает. Юмор
вроде. Обнаженная женщина, от нее убегает мужчина. То ли она его
подталкивает, то ли пытается остановить. У меня больше про женщину.
Мне в тебе нравится твоя легкость управления мужем. Уверенность позиции
жены.
Т: Чем тебя это привлекает?
 Ира: Я у тебя учусь, прислушиваюсь, смотрю, как ты в семье. Мне нравится
твоя женская уверенность и легкость.
Т: Следующая карта – что пугает, настораживает?
Оля: Карта у меня навевает ужас. А то что меня в тебе пугает – это
огромное количество сложностей, жизненных проблем, которые отзываются
у меня ужасом.
Т: Чем тебя пугают ее проблемы?
Оля: Встречей со своим чувствам ужаса. Когда я слышу про
обстоятельства небезопасности в твоей жизни я пугаюсь. И еще какая-то
невозможность помочь тебе, включиться. Растерянность, переживания
за тебя и невозможность.
Т: Ты сталкиваешься с бессилием?
Оля: Да.
Т: И оно тебя пугает?
Оля: Да, есть.
Ира: Что меня пугает в Оле… Меня пугает риск остаться одной. Что ты
в какой-то момент оставишь профессию из своего благополучия в других
областях. Я стараюсь об этом не думать, но мысли такие проскакивают. Что
ты выберешь семью, а не профессию. Для меня очень важно то, что есть.
Т: Попробуйте поговорить друг с другом об открытом.
Ира: Мне сразу хочется отозваться на карту ужаса. Она тоже для меня
веет ужасом. Но для меня в моих отношениях важно, что ты не сбегаешь,
что выслушиваешь. Для меня ценно именно это. У меня нет ожиданий
в конкретной помощи, но присутствие со мной в таком состоянии очень
важно.
Оля: Мне сейчас важно это слышать. У меня все время есть сомнение, что
достаточно того, чтобы тебя выслушать. Как будто всегда есть чувство
вины, что видя это твое состояние я не помогаю тебе его решить. Я точно
могу быть рядом…
Ира: А у меня страх, что я всем этим вызову чувство вины.
Оля: Мне сейчас приятно слышать, что ты ничего от меня не ждешь, что
достаточно выслушать. Я это точно могу и от этого точно не сбегу.
Ира: А карта, где двое у меня откликается человеческой внимательностью
друг к другу.
Оля: А мне очень любопытно про эту карту, когда ты говорила, вдруг я куда
то сбегу. Мне предыдущий терапевт постоянно говорила, вдруг ты сбежишь.
Я сейчас удивлена от чего в контакте со мной у людей возникают такие
ощущения. Что я такое транслирую?
Т: Ты можешь сказать про свои планы?
Оля: Да. Точно сбегать сейчас никуда не собираюсь, был период сомнений,
а сейчас все устаканилось. Если вдруг что-то и случится, то будем
предупреждать друг друга очень заранее. Точно не сбегу внезапно и не подведу.
Т: Замечаю, что вы фокусируетесь на страхах друг друга и практически
проигнорированы слова о том, что нравится друг в друге, о признании. Как
будто про страхи говорить проще, про то, что останавливает, чем про то,
что друг к другу тянет.
Попробуйте достать следующую карту – как я вижу нашу совместную
работу?
 Оля: (крайняя степень удивления) Я вижу здесь двух человек. Один
не понимаю, какого пола, а второй – женщина. У него связаны руки и насильно
его кормят чем-то.
Т: Как это связать с вашим взаимодействием?
Оля: Это про несвободу. Я, вступая в близкие отношения, теряю свободу.
Видимо, с этим и связаны опасения.
Т: Откуда сейчас такие ожидания?
Оля: Из прошлого опыта. Бывали эпизоды, что мы обоюдно распределяем
роли. И мне кажется, что я списываюсь в формат договоренности, а партнер
мне потом говорит, что меня было много. Я не замечаю, как я вступаю
в конкуренцию. А из страха потерять отношения начинаю с собой что-то
искусственно делать, чтобы не напугать партнера. И проскакиваю место
баланса.
Т: Словно этот баланс нужно найти в одиночку и заранее?
Оля: Да, да. Почему-то у меня такая фантазия.
Т: То есть ты опасаешься, что в работе с Ирой возникнет такая ситуация?
Оля: Да, я готова прояснять, но с прошлым ко-терапевтом был целый
скандал. Я не проглотила это, спросила, зачем ты в процессе работы копила
столько напряжение и не подала мне никакого знака. Меня взбесила эта
ситуация, словно я должна угадывать.
Т: Что ты из этой фантазии хотела бы у Иры спросить сейчас?
Оля: Есть ли у тебя впечатления? У нас ведь тоже была очень похожая
ситуация. Мне казалось, что мы распределили роли. И там был эпизод, что
мне казалось, что я что-то не договорила, а ты потом сказала, что если бы
не выхватила у меня микрофон, то меня понесло.
Ира: Ну да, была такая ситуация. Когда вроде как договорились по времени,
а потом по моим ощущениям все эти границы… И мне казалось, что ты
видишь, что я над тобой вишу. И на публичном выступлении я не нашла форму
остановить. И злилась, и подсобирала. И когда начала говорить оторвалась
на аудиторию.
Т: Что из этого опыта осталось непроясненным?
Ира: Мы говорили об этом в том ключе, как быть дальше в совместном
проекте с этим. Для меня тогда важно договориться про некие формы
остановки, притормаживания друг друга. Стоп-слово волшебное. Я понимаю,
что и меня может нести на волне вдохновения с публикой. Заткнуть меня
бывает сложно.
Оля: И я тоже понимала, что там от волнения мы друг с другом не были
в контакте. А потом я тебе благодарна, когда мы здесь устраивали процесс.
И ты готовила одно упражнение, я другое.
Т: Тебе достаточно сейчас про эту карту?
Оля: Да.
Ира: Тогда я. Для меня эта карта про связь, про связанность. Что земля
она не сама по себе, она в космосе. Что еще есть земное притяжение. И свет
тут идет от города к городу. Как магнитное поле земли. Соединение чего-то
с чем-то. Эта связанность возможна.
Т: Связанность чего с чем?
Ира: Оля, моя с тобой, как возможность слышать друг друга. Обратная
связь.
 Т: Последняя карта – чем я могу быть тебе полезна в наших отношениях?
Оля: Я могу совместно наблюдать за каким-то процессом. Делить это
с тобой. Еще у меня есть опыт длительных отношений с мужем, это может
быть полезно в теме участников, мастерских, групп, которые мы можем
с тобой организовывать. И про опору. Я устойчива в границах по поводу
организации, обязательств, которые мы можем с тобой делить, я
ответственно подхожу к этому. Можешь опираться на меня.
Ира: Я думала как раз про то, что ты женщина, прожившая в одном браке
всю жизнь. А я женщина, которая прошла два развода и знаю, что такое
разрыв отношений.
Оля: Для меня это тоже ресурс, потому что я вообще не представляю, как
жить без мужчины.
Т: Откроешь свою карту?
Ира: Генеалогическое дерево практически. Странно, мне с одной стороны
карта очень нравится, а с другой я не могу связать, как это про меня. Если
только про мою личную историю. Как в моей жизни нашелся другой род.
Может это про то, что я сейчас говорила. Здесь везде пара, пара, пара, а один
человек стоит на своих ногах… Много фантазий, а сказать сложно.
Т: Чем она тебе нравится?
Ира: Объединением. Способностью удерживать внимание на многом.
Т: Ты это способна делать?
Ира: Да.
Т: А на чем именно?
Ира: Если про эту карту, то одновременно удерживать внимание
на феноменологии и процессах, происходящих сейчас. Я знаю точно, что ты
больше тактик, а я стратег. Я могу организовать форму процесса, а ты
внутри его структуру. Присутствие во всех процессах… Не знаю, будто я
не могу сформулировать.
Т: Сейчас очень сильно падает энергия. Как в черную дыру.
Ира: Она у меня поднялась, а сейчас непонятно…
Т: Оля, а у тебя есть отклик, который ты сейчас останавливает?
Оля: Для меня звучит что-то очень размытое и мне сложно понимать.
А мне важно конкретное. За что я могу отвечать. Например, за то, что я
могу приходить вовремя, и ты можешь на меня опираться в этой теме, я могу
писать текст или могу делать. А твои слова мне пока непонятны. Я пытаюсь
понять, про что ты и не могу.
Ира: А я тогда сама пытаюсь понять и чем я могу быть тебе полезной
в этом.
Т: Ты словно что-то про себя знаешь, но чем в этом ты можешь быть
полезна конкретно для Оли словно нет твоего понимания, и тогда
и предъявить нельзя.
Ира: Действительно, вроде и понимаю, чем полезна, а предъявить это
не могу. И сейчас точно падает энергия, словно в этой точке ничего
не хочется.
Т: В этой точке ты совершенно одна остаешься. А здесь есть Оля. Она как-
то реагирует на такую тебя. Тебе важна ее поддержка в этой остановке?
Или важнее остаться наедине с собой.
 Ира: Поддержка Оли? (энергия растет) Слушай, можешь ответить, чем
я тебе полезна.
Оля: Да!!! Мне даже жаль, что ты сидела здесь в тупняке. Когда мы
придумывали идеи, оформляла их точно ты. Я опираюсь на твою
чувствительность, когда я что-то вижу, а ты видишь больше, объемнее. Меня
поразил опыт нашей с тобой совместности, как ты публику удерживаешь,
заинтересовываешь. Я вижу в тебе напарника, партнера. Если
из личностного, то я восхищаюсь твоей женственностью, умением
кокетничать. Если бы группы были разнополыми, я опиралась бы на тебя. Я
побаиваюсь мужчин, а ты их не боишься.
Т: Это про тебя?
Ира: Да! Я удивляюсь, насколько я сваливаю и не верю, что в этом месте
вот так можно обратиться к другому. Про страх предъявления.
Т: Будто в этом пока нужно много внешней поддержки, но и просить ее
тоже нельзя.
Ира: Это странная точка. Иногда этого страха нет, а иногда он очень
силен.
Т: Попробуй оформить в просьбу.
Ира: Оль, если я вот так начинаю сливаться, хотя бы обозначь мне, что
может быть так, что я опять в этой точке.
Оля: Попробую. И буду благодарна, если из этого состояния будешь ко мне
обращаться. Не обещаю, что могу заметить всегда. Если замечу, то спрошу,
что с тобой.
Т: Пять минут вам на завершение.
Ира: Я обнаружила свою непростую точку остановки. Я растеряна
и удивлена. И что я могу так сливаться. И что я очень нуждаюсь быть
замеченной.
Оля: А у меня, если из моего запроса, что отношения могут испортиться,
что в близости я могу нарушить границы и испортить отношения. У меня это
не подтверждается потому что сейчас нам удается про это говорить….
Ира: Я сейчас подумала, что может и на группе есть страх остаться рядом
с тобой незамеченной и лучше заранее слиться, чтобы ничего
не случилось. Ого!
Оля: Думаю, что важно нам с тобой друг друга заметить для начала.
Т: Словно способы комплиментарные. Для тебя, Ира, важно быть
замеченной, но сложно просить об этом, а для тебя, Оля, замечать без
просьбы – это становиться агрессором и нарушать границы.
Ира, Оля: Да.
Т: А сейчас вы друг друга замечаете?
Ира: Я в удовольствии со страхом. А что так можно? Но тогда
и искренности больше. И это удивительно и непривычно. Телесная дрожь
Оля: У меня чувство нежности, возбуждения, предвкушения. Сейчас был
третий, а получится ли вдвоем. Но точно я свое самое страшное опасение
проверила и есть желание.
Ира: А я впервые обнаруживаю и предъявляю то, что мне так важно быть
замеченной. Ты теперь об этом знаешь.
 Метафора зависимых отношений
Когда говорят про зависимые отношения, то подразумевают, что человек
пытается удовлетворить все свои потребности при помощи единственного
Другого. Этот Другой приобретает сверхценность, существование без него
кажется невозможным. Сейчас мне хочется немного расширить взгляд
на это.
Зависимые отношения, по большому счету, – это симптом, это проявление
того, как выстраивает отношения зависимая личность.
Зависимые отношения – это воспроизведение того опыта, который
каждый из нас переживал в младенчестве, опыта реальной зависимости
выживания от значимого взрослого. Если именно в этом раннем периоде
развития (как правило, от рождения до 2 лет) потребности ребенка
игнорировались, то произошла фиксация на нем. Поэтому попытка такого
человека приближаться всегда строится по принципу подстройки снизу.
Другой в фантазии представляется, как большой и сильный, а Я, как маленький
и нуждающийся.
Утверждение, что зависимые отношения выстраиваются с одним
объектом, поэтому, не совсем верно. Точнее будет сказать, что один объект
(родительская фигура) проецируется на каждого, к кому удается
приблизиться. Если на этом пути наступает отчаяние, то роль каждого
начинает играть алкоголь, еда, игры или наркотики. То есть то, наличие чего
можно контролировать, в отличие от других людей.
Я попробую проиллюстрировать зависимую личность при помощи вот
такой метафоры: это люди льда и пламени. С одной стороны, лед, а с другой
пламя. В отношениях они то приближаются слишком близко (или слишком
быстро), заходят на чужую территорию, обжигают. То, будто
съеживаются, замораживаются, пропадают из контакта. В детском опыте
с ними себя чаще всего вели также непоследовательно: то закармливали едой
и лаской, то пропадали и полностью игнорировали их плач и нуждаемость. Они
научились не плакать, а замораживаться. Так можно дольше продержаться.
Эта двусторонняя медаль содержит и другие или-или: или люблю, или
ненавижу; или хорошо или плохо; или радостно или печально; или черное или
белое.
Это пламя и лед разделены достаточно прочной внутренней стеной.
Не позволяющей перемешаться обжигающему и ледяному. Не позволяющей
быть просто теплым. Теплые люди не испытывают столь острых чувств,
как пламенно-ледяные, их не бросает из полюса «все прекрасно» в полюс «все
ужасно». В большинстве ситуаций они находят и плюсы, и минусы. Объем их
переживаний создается за счет множества чувств, за счет богатой
палитры. А не за счет интенсивности одного, очень яркого цвета.
Переход из этого температурного расщепления, на мой взгляд, непрост,
но возможен. Другой опыт – это пережить отделение и обнаружить, что
жив. Что уход другого не убивает меня. Но решиться на такое отделение
чудовищно непросто, ужас сопровождающий даже фантазии о нем,
не позволяет оказаться одному. Тем более единожды пережитый такой опыт
«не перекрикивает» детский. В терапии это обнаружение человек совершает
снова и снова, пока крик внутреннего ребенка не обнаруживает себя, а потом
не становится все тише, все переносимей.
И тогда отношения начинают строиться качественно иначе. Между мной
и другим появляется пространство «между», в которое я могу выходить или
не выходить. В зависимости от своего желания прямо сейчас. Встреча
случится, если мы оба примем решение «выйти из домика». И если оба будем
уважать границы другого, его калитки, или железные двери, или даже ветхие
заборы.

Вступая в отношения, оказываясь в ситуации привязанности, каждый из нас

приносит в них множество незавершенных ситуаций из собственной истории
отношений. И реакция на партнера, на его проявления, очень часто
продиктована прошлым опытом. Не только мужско-женским, но и детско-
родительским.
Мы вырастаем, знакомимся с множеством людей, к некоторым чувствуем
близость, интерес, к другим равнодушие или даже раздражение.
Но не подозреваем о том, что во взрослом возрасте очень часто мы лишаемся
того самого, первого взгляда. Возможности смотреть на что-то безоценочно, а,
следовательно, видеть ясно и непосредственно.
Наш мозг устроен так, что когда мы встречаемся с чем-то, обладающим той
или иной степени новизны, он в первую очередь пытается ответить на вопрос:
«Когда и при каких обстоятельствах с нами случалось подобное?» Наш опыт
позволяет себя чувствовать в большей безопасности, имея больше готовых
решений, некогда приобретенных из опыта. Но одновременно является
и нашим огромным ограничителем. В новом ищется знакомое, отличия же
нивелируются. Мозг – отличный систематизатор.
Вступая в новые отношения, мы ищем, неосознанно конечно, их варианты
развития в тех сценариях, которые уже пройдены. Знакомое – безопасно.
Большую часть своей жизни мы лишь проигрываем, как заезженную
пластинку, несколько значимых отношений из опыта нашего детства. Папа,
мама, бабушки, дедушки, сиблинги, няня, дяди и тети обычно составляют весь
арсенал этих сценариев. Внезапно возникшая близость, неожиданная
и необъяснимая сегодняшним днем ненависть черпаются из прошлого.
Конечно, человек, в котором видят совсем не того, кем он является,
со временем начинает протестовать. И, когда не замечать различия с тем, кого
мы «поместили» в нового знакомца уже невозможно, то приходит, даже,
буквально обрушивается злость, гнев, ярость. «Как это ты не такой, каким я
тебя придумала?!» Часто за этими гневными чувствами прячется обычная
растерянность от того, что теперь историю нужно творить самому. Что впереди
нет никаких гарантий, никакой определенности.
В этот момент псевдоблизость может стать настоящей близостью. Если
растерянность уступит место интересу. Если смотреть в глаза покажется более
волнующе, чем внутрь себя. Если тревога новизны не погубит только
появляющуюся энергию для встречи с Другим.
К сожалению, часто бывает иначе. «Если я тебя придумала, стань таким, как
я хочу!» В том случае, если такие фантазийные отношения сохраняются, то они
распадаются на фазы: фантазия о другом, встреча с реальностью, гнев, вновь
уход в фантазию. Цикл замыкается. Очень ярко эти фазы можно проследить
в отношениях созависимых. В какой-то момент они очень ясно видят своего
партнера. Тот момент, который очень сложно игнорировать. Например, запоя.
Но стоит этому пройти, и будто память о том, что человек рядом бывает и таким
тоже, пропадает.
Быть может, мы все приближаемся к зависимым, когда мы лишаемся вот
этого самого: первого взгляда? Как минимум зависимыми от своих фантазий.
Чем меньше партнеры соответствуют ожиданиям друг друга, тем больше
шансов, что они заметят уникальность именно этой встречи и этих отношений.
Проверить это можно лишь в диалоге.
Диалог – это то, с чего могут начаться настоящие отношения. Для диалога
необходима некоторая степень доверия партнеру, способность переносить
отвержение. Пока этой готовности нет, то проявиться собой настоящим
невозможно, очень рисково. Тогда люди начинают ловить скрытые сигналы,
повествующие о том, каким ты будешь принят. И приближаются, встраиваясь
в мир другого, как функция.
Контакт, встреча, близость – все это возможно лишь в разности, в отличиях,
в непохожести. Разность будоражит и вызывает интерес. В разности между
двумя рождается энергия процесса. Радуга – это взаимодействие воды и света.
А из двух капель воды может возникнуть лишь капля большего размера.
Энергия покидает те отношения, где есть негласное правило, что никаких «я»
не существует, а есть только Мы. Отличаться запрещено. Хотеть разного –
преступно. Порой, люди живут вместе всю жизнь, но случайный попутчик
знает о каждом из них больше, чем они друг о друге.
В таком пространстве возникает много тайн и случайных связей, на которые
оба закрывают глаза. Или один начинает пить, а другой спасать. Люди готовы
на многое, чтобы вернуть энергию в отношения. На многое, но только не на то,
чтобы заметить другого, его отдельность, его желания. При этом невозможно
обнаружить другого пока не идентифицируешь себя самого. Фиксация
внимания на других – это бегство от себя самого.
Депрессии, панические атаки, суицидальное поведение, психосоматика,
зависимости – все прелести, описанные в предыдущем разделе – все это формы
отношений с самим собой. Такие, в которых я «самодостаточный»
и не нуждаюсь ни в ком.
Обнаружить себя и показать другому во всех проявлениях – это риск.
Но именно в этом риске жизнь продолжается непрерывно. Отношения с одним
и тем же человеком изменяются за счет изменений каждого из них. И это
волнительно, интересно, грустно, злобно, радостно, трепетно. В общем всегда
по-разному и непредсказуемо. Волшебно.
 Стадии близости
Э. Бэйдер, П. Пирсон выделяют пять стадий близости. Я приведу их
с собственными комментариями о том, какие подвохи могут встречаться
на каждой из стадий и какой аффект является доминирующим.
1. Симбиоз: исключительная связь
Романтическая стадия, стадия влюбленности. «Мы» на этой стадии является
доминирующим, при этом «я» уходит на второй план. Эта стадия бывает
похожа на сказку, превозносится поэтами. Главный механизм, который
участвует в ее протекании: механизм проекции. «Я вижу в тебе только то, что
привлекает меня в себе (или то, в чем я остро нуждаюсь) и души наши поют
в унисон».
На этой стадии отыгрывается блаженный утробный период существования.
Мне даже не нужно заявлять о нуждаемости в чем-то. Мой партнер «чувствует»
меня и нам не нужны слова. Желание сохранить для себя уютную колыбель
таких отношений может приводить либо к бегству в виртуальный мир, мир
фантазий, либо к качелям из идеализации и обесценивания.
2. Дифференциация: совладание со страхом перед различиями.
После некоторого времени вместе становится все сложнее отрицать тот факт,
что мой партнер в чем-то отличается от меня и во многом отличается от моих
ожиданий. Становится очевидным, что иногда у нас бывают разные желания.
«Я» начинает намечаться в отношениях и выделяться все сильнее. Это, как
правило, вызывает сильную злость (практически, ярость) у тех, кто не готов
выходить из слияния. Агрессивные чувства в данном случае являются
защитной тенденцией, если исследовать их, то можно обнаружить за ними
ужас. Ужас отдельности. В онтогенезе эта стадия соответствует периоду 0—
2 года, которой связан с базовому доверием-недоверием к миру. И если
в процессе развития на этой стадии были проблемы, то они ярко отражаются
сейчас на отношениях.
«Я хочу, чтобы ты всегда был рядом со мной. Только так я буду чувствовать
себя в безопасности».
Благополучно же пройденная стадия возвращает нам некое личное
пространство, одновременно оставляя зону слияния.
3. Исследование: от «мы» обратно к «я»
Индивидуальность становится доминирующей. «Мы» на этой стадии вовсе
не ощущается, потому она является благоприятной для разрыва. И так как «я»
отдельный, то мой партнер может разглядеть меня настоящего и со всех сторон.
Ужас сменяется стыдом. Стыд, как вы уже догадались, является
доминирующим аффектом возраста 2—4 лет. Стыд маркирует возникшее «я»:
Я есть, Я отдельный, но какой именно Я сейчас зависит от оценки меня
значимыми людьми. Травма, если она была получена в этом периоде жизни,
активируется и на этой стадии отношения и стыд буквально захлестывает:
«Таким, какой я есть, я никому не нужен, никто не сможет меня полюбить».
Если со стыдом справиться не удается, то бегство является лучшим выходом.
Проще бросить самому, чем оказаться брошенным, отвергнутым. Чем вновь
пережить мучительный детский опыт.
 Но если стыд оказался не столь интенсивным или поддержки партнера
хватило для того, чтобы справиться с ним, отношения продолжаются.
И за отдалением следует новое сближение.
4. Повторное соединение
Именно здесь возникает истинная близость и полнота взаимоотношений.
При поддержке «мы», опираясь на зону слияния, которая обязательно
существует в близких отношениях, партнеры начинают свободнее
удовлетворять и индивидуальные потребности. И вот тут может поджидать
ложка дегтя в тех случаях, когда эти потребности противоречат
договоренностям в паре или угнетают потребности другого партнера. Один
из партнеров может обижаться, а другой чувствовать себя виноватым.
Впрочем, вина может возникать и вовсе без обиды другого, а просто
возвращать к стадии жизни 4—6 лет, если на ней не была достигнуть
автономия. Тогда прошлый, непрожитый кризис наполняет эту фазу и снова
может подвергать отношения риску обрыва или возвращения на предыдущие
стадии.
5. Взаимодействие двух индивидуальностей: независимость
и взаимозависимость.
На этой стадии подлинной и полной близости также нет абсолютного
счастья. Кризисы, затрагивающие партнеров: переезд, рождение ребенка,
тяжелая болезнь, финансовое неблагополучие то и дело возвращают к уже
пройденным благополучно стадиям. Но именно этот опыт: столкнуться
с сильными чувствами, и удержаться в отношениях, становится ресурсом для
их укрепления и развития.
На этой стадии, как и на первой, нет доминирующего аффекта. Но если
стадию симбиоза можно охарактеризовать стадией благополучия, и благодаря
этому, сделать акцент на удовольствии. То при взаимодействии партнерам
доступен весь спектр эмоций. Они не прячутся, если их застанет ужас, стыд,
вина и проживая их, приходят к радости, интересу, любопытству, нежности.
Именно потому любовь для меня – это радуга чувств. Сотри один цвет
из радуги – и она станет менее яркой, убери эмоцию из отношений – и они
станут на шаг ближе к серости.
Отношения – это всегда риск. И, даже, достигнув последней стадии, мы
рискуем потерять партнера. Но опыт отношений с ним навсегда останется
нашим, как и способность выстраивать их, а значит, жить полной жизнью.

Близость – это волшебство. Она не возникает в затхлом воздухе помещения

с закупоренными окнами и заколоченными дверьми. Она не приходит туда, где
вечный сквозняк, и дверь сорвало с петель. Она, как свободная кошка, любит
иногда свернуться у теплого камина и замурлыкать, но потом вновь уйти
«гулять сама по себе». Близость – это вклад каждого, кто живет в этом
«доме».
Если один вешает занавесочки, расставляет горшочки, а другой лишь
приходит сюда как гость, потоптал, бросил на столе грязную посуду, и побрел
по своим делам, возможно, в новый дом с занавесочками, близость
рассыпется. Если один бережно собирает в шкатулку самые пронзительные
моменты, а другой кипой выносит их из дома и перебирает с первым
встречным, близость рассыпется. Если один раздевается, входя в дом,
а другой тайком носит бронежилет, близость рассыпется. Если один
не выпускает другого из дома без нашлепки на лбу: «Он мой!», близость
рассыпется.
Близость очень хрупкая вещь, она не терпит суеты, торопливости, сильных
аффектов. Разбив ее, можно очень больно порезаться и навсегда останутся
уродливые шрамы. И тогда близость может быть названа опасной, никому
не нужной, отвратительной, ненавистной, и быть изгнана на долгие годы
из замороженного сердца, для верности запертого на семь замков.
Но если научиться обращаться с ней бережно, то она становится тем
очагом, который не тухнет даже в самые лютые годы. Тем трепетом,
который похож на взмахи крыльев тропической бабочки. Тем рассветным
лучом, который не оставляет сомнения – еще одна ночь прошла. Мостиком
из глаз в глаза через бездну одиночества. И пусть он случится на короткое
мгновение, но, случившись, оно будет длиться вечно.

Пример работы с парой. Карты TanDoo. Виталий – мужчина, 24 года.

Надежда – женщина, 31 год, ребенку 4,5 года, не живет с мужем более 2 лет,
но формально замужем. Имена изменены.
В отношениях около 2 лет. Столкнулись со сложностями
во взаимопонимании и дистанцировании, хотели бы лучше понять друг друга.
Т: Вы будете доставать каждый по карте в закрытую и открывать
по очереди. Опираясь на карту, отвечать на вопрос. Старайтесь обращаться
друг к другу, а не ко мне. Первая карта – Каким я тебя вижу?
Виталий: Я вижу, какие у тебя отношения в семье. С родителями
и с родственниками. И ты знаешь мою семейную ситуацию, что мне в корне
в этой ситуации не нравится, от чего я стараюсь, как можно быстрее
отойти. Мне нравятся, как строятся отношения в твоей семье…
Т: Что именно в ней нравится в том, как она строит отношения в семье?
Виталий: Ты очень семейный домашний человек. Ты всех своих
родственников любишь, у меня же такого нет с моими родственниками.
Надежда: Я вижу тебя заботливым, семейным. Вижу в тебе крепкий тыл.
Знаю, что смогу на тебя положиться в любой ситуации. Что, если будут
какие-то сложности, ты сможешь их решить. Ты извернешься весь, ты
сделаешь все, чтобы решить какую-то проблему. Я вижу, какой ты
заботливый и внимательный. Я получаю от тебя те качества, которые я
действительно хотела бы видеть в мужчине рядом с собой.
Т: Вторая карта – Что я к тебе чувствую?
Виталий: (смеется). Было бы удивительно, если бы попалась другая
картинка. Я чувствую к тебе сильное сексуальное влечение. У меня все внутри
будоражится. Зажигаюсь, как спичка. И то, что происходит после, есть
ощущение какого-то уюта. И мне это нравится.
Надежда: Тут что-то совсем все мрачно.
Т: Что видите там?
 Надежда: Человек закрывается от каких-то страхов, что-то его пугает –
далее обращается к Виталию – Что меня пугает в тебе? Твои тараканы. Я
не могу уследить ту нить, которая проходит в твоей голове. Когда возникает
конфликт, и ты у себя в голове начинаешь это прокручивать, я не понимаю,
что происходит. Наверное, это сравнимо с торнадо. Ты уходишь в себя,
с тобой невозможно вести диалог. Пока ты не выйдешь из этого состояния
мне становится страшно с тобой разговаривать.
Т: Чего вы боитесь?
Надежда: Реакции, я не знаю, чего ожидать.
Т: Когда непонятно, что ждать, вы чего ждете в этот момент?
Надежда: Я стараюсь переждать бурю. Я почему-то уверена, что будет
буря, что ты взорвешься, что-то произойдет, но что именно я не могу
предположить. Наверное, меня пугает неопределенность. Не знаю, как
подступиться, как себя вести.
Т: А К1 взрывался? Был такой опыт?
Надежда: Взрывался в плане повысить голос, но больше ничего не было.
Т: Вы что-то знаете, откуда эти ожидания?
Надежда: Предыдущие отношения. Я боюсь того, что может произойти
то же, что было в прошлых отношениях.
Виталий: Мне не нравится, что ты меня с ним сравниваешь! Я наблюдаю,
что это сравнение присутствует в жизни всегда.
Надежда: Но это где-то уже на подкорке, затаившиеся страхи в моей
голове. Я неконфликтный человек и проявление агрессии неважно в чью
сторону в восторг меня не приводит.
Т: Вы боитесь мужской агрессии? Вообще агрессии?
Виталий: Ты боишься, что я тебя ударю? Что я сделаю?
Надежда: Я боюсь, что ты можешь ударить в стену.
(пытаются засмеять тему)
Т: (обращаясь к Надежде) – у вас есть страх проявления агрессии.
(обращаясь к Виталию) – а у вас раздражение в связи с тем, что вас с кем-
то сравнивают и ждут того, что вы не делали в этих отношениях?
Виталий: Да, да, мне это очень не нравится.
Т: А какая форма бы вам подошла, чтобы Надя могла и сказать о своем
страхе и ни с кем не сравнивать вас?
Виталий: Зачем меня в принципе с кем-то сравнивать? Я такой, какой я
есть. Я не такой, как твой муж! То, что у нас есть похожие черты характера
не делает нас одинаковыми! Я не такой, как он, я неоднократно тебе это
говорил и ждать от меня чего-то такого же… это неприятно.
Т: хотите что-то ответить?
Надежда: Пока нет…
Виталий: Она переваривает, вижу по ее глазам.
Т: Попробуйте тогда достать третью карту – Мои действия
по отношению к тебе….
Виталий: В начале отношений я много раздумывал над моментом… ребенок,
взрослая уже девушка, соответственно и запросы более взрослые, а мне
на тот момент было 22. И меня не пугала сама ответственность в наших
отношениях, я пытался понять, смогу ли я сделать так, чтобы вы ни в чем
не нуждались. И я стараюсь делать все, чтобы вам было проще: много
работать, развиваться. Я уверен, что будет больше и больше. Я закладываю
сейчас хороший фундамент для этого, чтобы ни ребенок, ни ты ни в чем
не нуждались. Я то ладно…
Надежда: Я сделаю все возможное, чтобы у тебя было желание
возвращаться домой. Чтобы домой ты приходил с ожиданием маленького
чуда. Чтобы тебе было комфортно, тепло, уютно. Чтобы все проблемы,
которые окружали тебя в работе и жизни, дома отступали, и ты мог
отдохнуть морально и психологически. Чтобы в один прекрасный момент ты
не захотел бы собрать свои вещи и уйти.
Т: Как вам слышать друг друга?
Виталий: Я уверен, что ты сможешь создать семейный очаг. И мне этого
хочется.
Надежда: У меня тоже. Я верю в то, что ты говоришь. Я знаю, что через
относительно небольшой промежуток времени у нас все наладится, и мы
будем независимы в финансовом плане. В этом плане я тебе всецело доверяю.
Т: А вам это важно?
Надежда: Да, для меня это очень важно. Мне важно доверие мужчине,
с которым я нахожусь. На своем опыте я поняла, что самый уязвимый
момент – это декрет и рождение ребенка. И когда я не смогла найти
поддержки в психологическом, в финансовом плане, в плане бытовой помощи,
то для меня это был шок, что и повлияло на дальнейшее решение прекращения
отношений. С тобой я понимаю, что таких проблем не будет. Если я попрошу
купить хлеба и молока после работы, то ты это точно сделаешь. Я точно
знаю, что если у нас будет последняя тысяча, а я буду в декрете, то ты
найдешь способ, чтобы нам не пришлось идти по свету. Я вижу в тебе опору.
Т: Похоже, вы друг другу доверяете и пытаетесь сделать друг для друга
именно то, в чем он нуждается. Можете достать от одной до трех карт –
наши отношения выглядят сейчас для меня вот так?
Виталий: Мы друг от друга отстраняемся, и я понимаю, что это связано
с занятостью, с загруженностью. Связь между нами все равно есть, но я
вижу, что это расстояние растет.
Т: Что вы в связи с этим чувствуете?
Виталий: Грусть, боль. Желание сделать так, как хотелось бы. В то же
время понимаю, что это происходит в силу обстоятельств?
Т: А какие опасения в связи с этой отстраненностью?
Виталий: Разрыв. Я боюсь разрыва отношений, для меня это всегда была
больная тема. Мне даже в голове это держать страшно?
Т: Боитесь, что они как именно разорвутся?
Виталий: В силу прошлых отношений у меня тоже «тараканы» в голове. Я
жду того, что ты соберешь вещи и уедешь к бывшему мужу. Тем более, что
уже была ситуация – долгая поездка, июнь прошлого года. Мне эта ситуация
очень сильно в душу нагадила…
Надежда: Я тебе точно могу сказать, что к бывшему мужу я не вернусь ни
при каких обстоятельствах. Почему я была вынуждена так долго прожить
у него, ты знаешь. Я занималась лечением ребенка…
Виталий: Мы с тобой обсуждали этот вопрос, и это был эгоизм… Когда
человек делает, как ему удобно, невзирая на то, что будет со мной… Как
на это отреагирую я.
 Надежда: Пойми, я это делала еще и из-за ребенка. Она хотела находиться
там, хотела общения…
Виталий: Мы с тобой прекрасно знаем, что можно придумать пятьсот
причин. Если хочешь, ты сделаешь.
Т: Вы о своей реакции говорите, а важна вам реакция Надежды и ее
интерпретация?
Виталий: Мы обсуждали неоднократно с тобой этот момент. Мне проще
забыть и не вспоминать, чем разбираться до конца, потому что я все равно
не вижу правоты. Можно было сделать миллионами способов по-другому: я их
видел, я их называл.
Т: Если про сейчас, я же не знаю всей вашей истории, но сейчас похоже
не даете ей сказать, как она это видит.
Виталий: Я начинаю закипать, злиться. Это смежное чувство со злостью
и обидой и мне сложно ее слушать….
Т: Вы обижены на нее в прошлой ситуации?
Виталий: Да.
Т: (обращаясь к Надежде) – Вы знаете про эту обиду?
Виталий и Надежда: отвечают одновременно – Да.
Виталий: Я догадываюсь, что ты обижен, но на тот момент я
руководствовалась интересами ребенка….
Т: А что вы чувствуете сейчас, когда слышите о его обиде?
Надежда: Я начинаю обижаться тоже, мне становится горестно и еще
немного и мне захочется даже заплакать. От обиды.
Т: А обида в связи с чем?
Надежда: Ты рассматриваешь только свою точку зрения, свои чувства. Да,
я понимаю, что это было очень тяжело для тебя, но я….
Т: Вы можете попробовать сказать то же самое в виде просьбы?
Надежда: Мне хотелось бы, чтобы ты попытался рассмотреть мои
доводы, почему я сделала именно так. Я ни в коем случае не хотела тебя
обижать, причинить тебе боль и сделать это умышленно. Для меня ребенок
очень важен, в том числе ее удобство и комфорт. И в той ситуации это было
удобно и комфортно для нее….
Виталий: Мы с тобой обсуждали эту тему. Я бы придумал, я бы наше
деньги, можно было решить миллионов способов….
Т: Позвольте, я вас замедлю. Что если попробовать услышать, что говорит
Надежда о том, что она хотела бы, чтобы вы ее чаще слушали и входили
в ее положение, пока не затрагивая именно эту ситуацию, а отреагировать
в целом на просьбу? Готовы вы на это или нет?
Виталий: Я готов рассматривать и твою точку зрения, я согласен с тем,
что это правильно. Но когда это глупые доводы….
Т: Для меня это звучит, что я не всегда готов тебе верить….
Виталий: Да, это так…
Т: А от чего зависит, когда готовы?
Надежда: Мне кажется, что если это касается моих прошлых отношений,
он не готов.
Виталий: Я готов, когда это действительно аргументировано, когда я
понимаю, что так сделать правильно. Когда ты даешь мне информацию,
чтобы решить этот вопрос, а не, когда ты одна решаешь… как удобно тебе.
 Т: Я готов, когда мы решаем вместе?
Виталий: Когда мы решаем вместе и учитываем желания, понимание
и отношение друг друга к друг другу. Когда думаем не только за себя.
Т: Я буду чуть переводить, а вы поправляйте, если я перевожу неправильно.
Хорошо?
Виталий: Да.
Т: Я готов, когда ты принимаешь решение не в одиночку и когда ты
учитываешь и мои доводы. Это вы имели в виду?
Виталий: Да. И прислушиваешься к ним.
Надежда: Я стараюсь.
Часть диалога опущена, она касается конфликта, который разворачивается
по принципу заезженной пластинки, терапевт обозначает точку напряжения,
к которой возможно будет вернуться, а сейчас предлагает пойти дальше.
Надежда: Достает карту – как я вижу отношения сейчас. Сейчас мне легче,
чем полгода назад. Может действительно точки кипения остались
в прошлом, и мы больше смотрим вперед, чем назад. Мы стали меньше
копаться друг в друге, поднимая былое. Но, возможно, это моя ошибка, если
ты говоришь, что проглотил это, чтобы не накалять ситуацию. Ведь у нас
действительно складывается так, что мы меньше друг с другом проводим
времени. Но при этом мне кажется, что стало больше доверия. Поправь меня,
если я не права. И какая-то нейронная связь. У меня нет съедающей ревности.
Виталий: Отношения просто стали второстепенны…
Надежда: Для меня это не так. У нас нет времени, чтобы предъявлять друг
другу старые обиды…
Т: То, что этого времени сейчас здесь осталось мало, это не значит, что
его нет в ваших отношениях. Похоже, эта ситуация для обоих очень обидна.
Похоже, из-за нее вы отстраняетесь друг от друга.
Виталий: Это как техника, которая сломалась. Как сломанный
автомобиль. Если не починить сломанное, то дальше будет еще хуже. Может
наступить фатальная поломка. Если за автомобилем ухаживать, то он
дольше ездит… А откладывать на потом….
Т: Вам хотелось бы сейчас это обсудить?
Виталий: Мне бы хотелось обсуждать, когда ситуация только произошла
и вынести свои уроки.
Надежда: Но мы не можем из этой ситуации ничего вынести. Ты
не слышишь меня, а я говорю, что вот так уже вышло, ты не можешь меня
понять.
Виталий: Я уеду на месяц, будет у нас совместный ребенок. Я с ребенком
уезжу в Питер на месяц, а ты сидит там и жди…
Т: А может Надя что-то сделать с вашей обидой?
Виталий: Если человек хочет что-то исправить, надо что-то предпринять!
Т: А как?
Виталий: Я сам не знаю, как. Не надо было делать!
Т: Но это уже сделано. А что сейчас могло бы облегчить вашу обиду?
Виталий: Стереть память и забыть этот месяц.
Т: Это вряд ли возможно сделать что-то с ситуацией, но что-то можно
сделать с обидой.
Виталий: Меня может обидеть только близкий мне человек.
 Т: С обидой что-то можно сделать или она уже на всю жизнь и конец?
Виталий: Я злопамятен, если так смотреть. Да, я запоминаю. Я, если
честно, бью ответно. Чтобы в отношениях, такого еще не было.
Но в подростковом возрасте, когда меня сильно избили втроем. Я запомнил, я
пошел и с каждым по отдельности разобрался.
Т: И все-таки… Может ли Надя как-то повлиять на вашу обиду или
уже все?
Виталий: Мне кажется, уже все!
Т: Попробуйте сказать ей это прямо: «Я буду обижен до конца своих дней
на это!»
Виталий: (с усмешкой) – Я буду обижен на это до конца своих дней, а когда
буду старым и ворчливым (смеется), то лучше будет, если на стройке уйду
на тот свет, потому что жизни, наверное, не дам. Да нет, к тому времени это
все забудется уже… Это просто время… Мне нужно время. Я и тогда просил:
«Дай мне время!» Я понимаю, что это свершившийся факт и нужно в себе это
уложить, чтобы я мог сказать: «Это случилось, ну и ладно!». Сейчас это еще
не так, хотя я давно об этом не вспоминал.
Т: Здесь есть какая-то просьба или пожелание к Наде?
Виталий: Не допускай таких ситуаций впредь в будущем и прислушивайся.
Т: Вы готовы на это?
Надежда: Да. Хотя мне сложно будет. Я как самостоятельная личность,
если считаю, что хотела бы так сделать, то мне сложно слышать доводы
других людей, чтобы смотреть на это с другой стороны и менять решение.
То есть пока я не приняла решение, я слушаю, я прислушиваюсь…
Виталий: Сложно или не хочешь?
Надежда: Сложно. То есть именно грань между принятием решения и тем,
пока я думаю. Когда я приняла решение, мне сложно его изменить….
Виталий: …потому что я хочу и все….и хоть ты тресни.
Т: Давайте мы попробуем разобраться, про какие именно решения идет
речь? Насколько я понимаю, та ситуация касалась обоих. Готовы ли вы, это
вопрос к обоим, ситуации, касающиеся пары обсуждать друг с другом или
такой готовности нет?
Часть диалога, касающаяся обсуждения, какие ситуации относятся
к касающимся пары, а какие нет, опущена. Нагнетается напряженность.
Т: Я здесь хочу немного подытожить: у вас в паре сейчас существует
неопределенность по поводу того, какие решения касаются обоих, а какие нет.
Вы решаете задачу, как оставаться собой в этих парных отношениях. Что
является только моим решением, а что затрагивает другого. Вы столкнулись
со сложностью того, что действия одного относительно себя самого
вызывают напряжение другого. И вы в процессе поиска, как с этим
обходиться. И из того, что я услышала, выбираете в основном про это
молчать.
Виталий: Она да, ей так проще.
Т: Похоже, у вас нет тут единого способа. Такая проблема есть и с этим
связано отчуждение. Можете ли вы достать от одной до трех карт о том,
как вы видите развитие ваших отношений?
Виталий: Я вижу наши отношения дальше так, что мы сможем прийти
к общему знаменателю, понимать друг друга чуть лучше, уровень
взаимопонимания у нас поднимется. Не обязательно друг за друга заканчивать
фразы. Но чтобы мы держали в голове, как один человек может отнестись
к поступкам другого. И решали сообща, не додумывая, а зная, как примерно
могут идти размышления на этот счет.
Меня позвали попить пива, я умолчал, в итоге пришел домой, выпивший пива.
Я знаю, как ты к этому отнесешься и у меня стоит выбор: я хочу пойти
с парнями или я не хочу, чтобы у тебя заиграли «тараканы» на эту тему о том,
что раз в четыре дня выпить пива – это алкоголизм.
Я стараюсь не делать то, что тебе не будет по нраву. Я бы не хотел, чтобы
в будущем у нас остались проблемы с недопониманием.
Надежда: Я не против того, чтобы ты встречался с друзьями. Мне
относительно алкоголя не нравится, что ты приходишь вечером и пьешь сам
с собой. Я только не хочу, чтобы у тебя приоритете стояли компании друзей.
Я хочу, чтобы я была для тебя в приоритете. От себя взамен я не буду
выносить мозг за каждую встречу с друзьями…
Виталий: Взамен мне хотелось бы точно такого же приоритета. Это ни
в одну сторону игра, и над этим надо работать.
Надежда: Да, меня это устраивает.
Т: Что на вашей карте про развитие отношений?
Надежда: У меня тут все весело. Рио-де-Жанейро. Танцы. Веселье. Что нас
ждет?
Т: Что бы вы хотели, чтобы вас ждало?
Надежда: Я бы хотела легкости отношений. Когда улавливаешь друг друга,
понимаешь желания. Если я вижу, что тебе действительно необходимы
встречи с друзьями, то конечно идти! Отдыхай, расслабляйся. То же самое,
если мне захотелось. Наши с тобой отношения это все замечательно, и я беру
много сил из них, но в то же время я эмоционально отдаю очень много,
разряжаюсь энергетически. И таблетку энергетическую мне приходится
брать извне. И хотелось бы, чтобы мы чувствовали друг друга, когда нам
нужен заряд извне.
Виталий: Очень интересно….
Т: А вы что-нибудь поняли?
Виталий: Слабо понимаю. Общую суть я понял, что ты хотела бы иметь
личное пространство. Чтобы ты беспроблемно могла сходить с подругами
или сама.
Т: Она или вы оба?
Виталий: Она. Ей это иногда нужно. Я не совсем это понимаю, у меня другие
способы зарядки, перезарядки.
Надежда: Я не говорю об отдыхе только отдельно. Я безумно хочу
и совместного времяпрепровождения: совместного отпуска, эмоций.
Но также и свою свободу тоже. Чтобы потребность в ней не выливалась
в конфликт.
Виталий: Я хочу, чтобы ты уже понимала, что с июня прошел год, и видишь
эта ситуация до сих пор желчью лезет, не до трясучки конечно, но меня это
злит. Снова просыпаются те чувства, эмоции, которые я не хочу
испытывать, которые мешают в принципе в жизни. Я думаю, что это тоже
отпечатывалось на другие моменты, ты должна это понимать, что у меня
действительно рвало планку, но я сам по себе такой человек. Я долго это в себе
держал и держу. Я еще не забыл.
Надежда: Я не понимаю, что с этим делать.
Виталий: То, что произошло в ситуациях встреч с подругами и еще что-то,
еще что-то. Когда мое я начало возникать в твоем хочу, это было, наверное,
от внутренней обиды все-таки, которая до сих пор не прошла. Ранее, до этой
ситуации все было нормально. А потом все резко поменялось. Видимо, у меня
еще гормоны играют, а у тебя уже все успокоилось. И да, там была ревность,
зачем подруги, когда есть я.
Надежда: И что с этим делать?
Виталий: Видишь, сейчас я успокаиваюсь в этих моментах. Я хочу, жду
встречи с тобой, но это не так сильно в голове играет, чтобы пелена на глазах.
Понимание какое-то стало появляться. И в своей жизни общаюсь с более
взрослыми адекватными людьми. Я сейчас попал в ту среду, в которой мне
комфортно, перестал находиться там, где мне было противно. Я думаю, это
все решаемо. И ты сможешь ходить, куда хочешь. Я к этому более спокойно
буду относиться.
Т: Как вам важно завершить эту работу, памятуя с чем вы пришли?
Виталий: Мы знали о том, что эта ситуация есть, но она ее сразу хотела
отложить в ящик, а мне это далось с большим трудом. То, что мы ее сейчас
всковырнули, это не значит, что все плохо. Сейчас мы эту тему пообсуждали,
и уже более спокойно.
Надежда: А у меня другое немного. Его что-то разозлило, рассердило, он
на это обиделся, я это относительно короткий промежуток времени
промусолила, переболела. И я быстро отхожу, мне проще забыть. Я делаю
выводы и иду дальше.
Виталий: Я уже бороться с некоторыми моментами перестал. И она тоже
к этому прислушивается. Нам надо еще своего рода приработаться друг
к другу, мы обсуждали это, садились и выписывали какие-то моменты,
но ничего лучшего, чем так сесть и поговорить, нет.
Надежда: Особенно, когда рядом есть человек, который все это
«переводит». И человек на другом проводе услышал.
Виталий: И иногда мне кажется, что ты говоришь какие-то вещи: «Вот
стол, стул, девять, поэтому собака…». Давай еще раз внятно, медленно и по-
русски.
Надежда: А что мне понравилось именно в картах, это что в ответе
на вопрос вроде появляется ответ на одну тематику, как ты видишь, а тут
попадается совершенно другая карточка и ты уже начинаешь заходить
совершенно с другого угла. То есть оказывается все не так гладко и прекрасно,
как ты себе это представил.
Виталий: Вы мне иногда «переводили», и это правда нужно. Мы иногда
говорим об одном и том же, но друг друга не понимаем.
Т: Мне кажется у вас разные языки и темпераменты, но есть сильное
стремление к диалогу и готовность слышать друг друга.
 В данном случае вышла на поверхность подавленная ситуация в отношениях,
нагруженная аффектом, и скорее всего о ней пара еще не раз будет говорить,
пытаясь пережить непростой для себя опыт, но конкретно в этой работе при
помощи карт и посредничества терапевта вырастала способность пары
к диалогу.
 Возвращаясь к терапии…
Если решение выйти к Другому принято, то возникает много любопытства.
А как я веду себя рядом с ним? Чего от него хочу? Способствует ли мое
поведение достижению желаемого или отдаляет меня от него? Как он
относится ко мне? Могу ли я влиять на это? Можно ли быть вместе и оставаться
собой или надо отказываться от себя ради близости и принадлежности?
На этом этапе клиент замечает терапевта. В его не идеальности, в его
человечности. Оказывается, что терапевт что-то может чувствовать и как-то
относиться к клиенту в разных его проявлениях. И, более того, клиент тоже как-
то относится к терапевту в разных его проявлениях. Мир отношений клиента,
способ строить их, способ организации контакта в полную громкость начинает
звучать в терапии.
И в этом смысле терапия не пытается избавить от каких-то ригидных: когда-
то очень полезных, а сейчас, скорее мешающих способов. Она пытается
увеличить их количество. Не забирать костыль, а проверить, не научился ли
человек ходить. Или иногда ему хочется ползать, прыгать к другому или
танцевать с ним, а его что-то останавливает в этих желаниях.
В работе с картами появляется все больше диалогичности, завуалированных
посланий к терапевту, которые пока сложно размещать напрямую.
– что сказала бы мне эта женщина (метла, пила) на картинке? – становится
более уместной интервенцией, чем ранее. Отношения сначала опосредуются
картой, через проекцию, и это некая проверка на безопасность, наблюдение
со стороны: «а не буду ли я отвергнут?», «а как отреагирует терапевт на то или
это?». Это еще не использование нового способа, а примеривание к нему.
Помимо терапевтических отношений на этой фазе могут исследоваться
отношения клиента с кем-то другим (часто это вызывает меньше
сопротивления), а терапия пары, как правило, начинается с этой стадии.
Основные ограничения в отношениях – это семейные сценарии, которые
бессознательно человек часто воспроизводит. Успешно пройденная сепарация
повышает «успешность» в отношениях: чем больше возможностей замечать
себя, как себя, а не как носителя семейных ценностей, тем больше
возможностей выбора, творчества момента, способов организации отношений.
Тема отношений уводит нас в тему привязанности.
Теория привязанности появилась в 50х гг XX в с трудов Боулби. В результате
его экспериментов, а также экспериментов его последователей было выделено
4 типа детско-родительской привязанности, каждый из которых определяет
построение близких отношений во всей последующей жизни.
Из того, что переведено на русский язык, подробнее всего теория
привязанности рассмотрена в книге К. Бриш «Терапия нарушений
привязанности», а в отчественной литературе у Л. Петрановской в книге
«Тайная опора: привязанность в жизни ребенка».

Итак, существует:
 – Надежный тип привязанности. Когда ребенок в присутствии матери
с интересом исследует мир, и вступает в контакт с незнакомцем. На уход матери
реагирует беспокойством, позже плачем. А встречает ее с радостью.
– Тревожно-амбивалентный. При уходе матери возникают сильные чувства,
вплоть до истерики. На ее возвращение ребенок реагирует обидой, яростью,
ненавистью, отвержением.
– Тревожно-избегающий. Уход и приход матери внешне не вызывает
у ребенка никакой реакции. При этом реакция кожной чувствительности
и другие психофизиологические характеристики указывают на реакцию
сильного стресса.
– Дезорганизующая привязанность. Не подходит ни под один из трех типов,
но от надежной отличается включением эпизодов или реакций
из амбивалентного или избегающего типа. Или соматическим реагированием
на разлуку с матерью. Например, сильным мышечным напряжением.
В терапевтическом процессе непременно развернется тип привязанности
клиента. На мой взгляд, помимо получения иного опыта – надежной
привязанности в терапии – неплохо восстанавливать историю клиента о том,
как именно сформировался его тип. Когда становится возможным отделить «то
что со мной проделывали» от «того, кем я являюсь», с этим возможно
обращаться иначе, через выбор. Мы можем потихоньку исследовать историю
клиента, историю его отношений через мини-расклады карт. Ожидания
клиента от терапевта могут быть исследованы, например, таким способом.
А достань (в открытую) карты, которые у тебя связаны с таким опытом,
расскажи об этом историю. В данном случае картинка является мягким
триггером по возвращению в какие-то излучины реки жизни, которые
заболочены, засорены или засыпаны камнями. Для того, чтобы вместе
с терапевтом восстановить свободное движение потока в ее русле.
Мне кажется, на этом терапевтическом этапе вовсе не нужны сложные
техники. Волшебства «одной карты» вполне достаточно. Мы уже достаточно
честны, чтобы у нас получался Диалог. Но на этом пути возможно появление
тупиков, областей тумана, аффектов. Любого регресса. Причем не только
у клиента, но и у терапевта. «Одна карта» – с одной стороны дефлексивный
уход от контакта, а с другой – возможность взять паузу и увеличить дистанцию
в попытке быть услышанными друг другом.
Если сложно, если совсем непонятно, если по каким-то причинам тяжело
выдерживать напряжение, если на этом месте возникает эффект заезженной
пластинки, то «а хочешь взять карту того, что не удается до меня донести? Или
карту моей ожидаемой реакции на твои проявления?», а дальше, потихоньку,
возвращаться к контакту. Часто достаточно минутной опоры на карту
(в нужный, «вызревший» момент времени), чтобы энергия вернулась в контакт
и появилась возможность шагнуть в сложную, избегаемую тему.

Пример работы с парой. Карты TanDoo. Василий – 40 лет, Светлана – 38 лет.

В отношениях 19 лет. Запрос: рассмотреть ожидания друг от друга, понять про
что напряжение в отношениях.
 Т: Вы будете доставать карты и отвечать по очереди. Первая карта – как
вы видите друг друга. Старайтесь говорить, обращаясь к партнеру.
Василий: Беременной. В переносном смысле, наверное. Идеями. То есть,
постоянно что-то в себе рождаешь, выносишь на свет, а я смотрю в сторону:
что там делается?
Светлана: Я тебя вижу вечно летающим в небесах. Твои мысли далеко,
непонятно где. Телесно вроде есть, но вообще то где-то витаешь.
Т: Следующая карта: «Я думаю про тебя, что….»
Василий: Ты агрессивная, злая. Кармен. Быка за рога заломала и все.
Светлана: Что в этом злого?
Василий: Агрессивная.
Светлана: А я про тебя думаю, что ты двуличный: думаешь одно,
предъявляешь другое. Явно что-то на уме есть, но ты об этом никогда почти
не говоришь.
Т: «Я чувствую к тебе….»
Василий: Это не подходит. Я такое не чувствую. (берет другую карту)
Т: Расскажи, что ты видишь на карте. Не спеши связывать.
Василий: Вижу, что люди вместе что-то делают. Не знаю, как это связать,
что я к тебе чувствую. Наверное, это единение. Семья. Это я чувствую. Хотя,
наверное, и та (отложенная) карта тоже подойдет. Как бы мы не смотрели
в разные стороны, я чувствую, что ты где-то рядом всегда.
Светлана: Здесь стоит женщина. Даже девушка. Перед ней мужчина.
Сначала мне казалось, что он машет руками, а теперь, что что-то измеряет.
За ней шкаф. Словно он измеряет, насколько она еще вырастет. Сложно про
чувства. Больше про мысли. Я считаю, что ты технически соединяешь,
можешь примерить, что к чему подходит, как-то спрогнозировать…
Т: А что чувствуете в связи с этим?
Светлана: Ничтожность собственную (смеется). Не, ну уважение
чувствую, доверие. Но одновременно не нравится. Словно вижу тебя в каком-
то только функциональном ключе. Можно я еще достану?
Т: Да, конечно.
Светлана: Во! Вот тут я чувствую грусть, много чего чувствую. Здесь пара
такая уже, старая, танцует. Я чувствую с одной стороны нежность.
В наших отношениях было что-то, в чем можно провести параллели
с танцами. Что-то про свободу, про веселость, про что-то такое взаимное,
рождающееся. Но грустно потому что этого все меньше и меньше. И я
чувствую отчаяние. Потому что мне хочется танцевать с тобой во всех
смыслах. Не только танцами заниматься, а просто, когда ты делаешь
движение души, мне хотелось бы за ним следовать, и наоборот. В этом
смысле мне бы хотелось танца.
Т: Следующая карта: «В твой адрес я делаю…»
Василий: Вообще все понятно. Все делаю! Все, чтобы ты была сытая,
довольная, добрая, а ты злая…
Светлана: Ну я тебя ношу на руках. Действительно в прямом смысле такие
ощущения, когда ты становишься беспомощным. Все у тебя сыпется,
рушится, кризисы, здоровье. У меня ощущение, что несу тебя, как ношу,
а у меня сейчас руки отвалятся.
Василий: Ты так думаешь?
 Светлана: Да, я так часто думаю. И, наверное, это какой-то страх. Я
боюсь, что ты совсем повиснешь на моих руках, а я просто вообще
рассыплюсь.
Т: Поговорите немного друг с другом об услышанном.
Светлана: Интересно, что ты карты ко мне обращаешь, а я к себе.
Василий: По-разному, я же тебе их отдаю (чтобы показать), а ты сама их
так кладешь.
Светлана: Я слышу, что ты все для меня делаешь, а я такая неблагодарная
и не ценю тебя.
Василий: Да, да.
Светлана: Я может не хочу, чтобы ты для меня столько делал. Я может
хочу, чтобы ты со мной танцевал.
Василий: И ничего не делал?
Светлана: (смеется) Не, ну не совсем ничего. Но так много не обязательно
для меня делать. Тем более, что так много, как ты рассказываешь
и не делаешь.
Василий: Я так считаю.
Светлана: Я думаю, что ты много про это думаешь, как сделать, чтобы я
была довольна. Только меня невозможно сделать довольной.
Василий: Здесь (на карте) ты вполне довольная.
Светлана: Это лишь карта. Ты много усилий вкладываешь, чтобы сделать
меня довольной, а меня довольной может сделать совсем другое, на что тебе
начхать и во что ты усилия вкладывать не готов.
Василий: (с энергией) Я вот вижу, понял, что ты реально считаешь, что я
без тебя вообще ни на что не гожусь.
Светлана: Я так не говорила….
Василий: При этом ты мне не доверяешь и не считаешь меня способным
на серьезные какие-то вещи.
Светлана: Как ты это услышал?
Василий: Я несерьезный, летаю в облаках. Недоверие, двуличный.
Светлана: Первая карта означала не несерьезность, а отстраненность.
Василий: Это не одно и то же? Как можно отстраненному человеку
доверить что-то серьезное.
Светлана: Нет, это не одно и то же. Я не считаю тебя несерьезным. Я
считаю, что ты часто бываешь отстраненным. А двуличным, что часто
бываешь нечестным со мной.
Василий: Почему нечестным?
Светлана: Мне кажется, что ты говоришь не все, что думаешь.
Василий: А я и не обязан. Человек, который говорит все, что думает – дебил.
Светлана: Значит, я – дебил. Потому, что я говорю все, что думаю.
Василий: Значит, да.
Светлана: Ну вот мне бы хотелось, чтобы ты говорил, что думаешь…
Василий: … и танцевал с тобой (с иронией).
Светлана: Да, мне этого бы хотелось!
Т: Попробуйте достать карту: «Как отношения выглядят сейчас?».
Василий: Вот и выглядят. Смотри. Волшебство. Ты злая и орешь. А я молча
терплю.
Светлана: А зачем ты это терпишь?
 Василий: Потому что это иррационально, невозможно не понять,
не изменить.
Светлана: Когда я на тебя последний раз орала?
Василий: Да ты постоянно орешь!
Светлана: А ты нет?
Василий: Я вот нет, видишь (показывает на карту), молчу.
Светлана: А на мой взгляд это в обе стороны. Только я не молчу.
Василий: А так ты хочешь, чтобы я тоже на тебя орал?
Светлана: Я хочу диалога!
Василий: Как с такой рожей можно диалог вести? Вот посмотри на нее!
Светлана: Слушай, это на карте нарисовано.
Василий: Это очень хорошо отражает. Прям волшебство какое-то.
Светлана: Я не так часто ору. То есть ты исключительно так видишь наши
отношения? И больше никак?
Василий: Да, это самое острое, пик какой-то.
Т: Хотите ли достать еще карту?
Василий: Ну хорошо. (достает карту) Какие-то мужики страшные. У меня
ничего не отзывается?
Т: А чем они страшные?
Василий: Какой-то тут вообще леший. Стоит один дед и один молодой
человек, и передает знания свои, или мудрость. Понятия не имею, в чем это
про наши отношения.
Светлана: Теперь я уже злая. Давай я расскажу. Здесь люди занимаются
сексом, друг друга любят. В общем-то я так про наши отношения и думаю.
Что мы друг друга любим. Что у нас какая-то страсть осталась. Я так это
вижу.
Василий: Видишь как мы по-разному видим!
Светлана: То есть ты не согласен с моим видением?
Василий: Бывает и так.
Светлана: Но я не говорю, что твоего не бывает… Но я больше помню вот
это (показывает на свою карту).
Василий: Хорошо. А я больше это (показывает на свою).
Т: Достаньте карту: «Какими бы вы хотели, чтобы были отношения?»
Василий: Ну это было бы идеально… Здесь гармония. Энергетические поток
совпали и наступило просветление и вечное блаженство. Это когда люди
настолько друг друга понимают, находятся на одной волне, в одной энергии
всегда. Это, наверняка невозможно. По крайней мере постоянно. Но иногда,
когда у нас совпадают энергии с тобой: мы разговариваем о чем-то, даже
спорим. Но не зло спорим, когда ты начинаешь взрываться: «Ты не прав, ты
дурак!», а именно конструктивно, обсуждаем, скорее, а не спорим.
Светлана: Ты хочешь сказать, что такого не бывает никогда?
Василий: Ну, редко.
Т: А от чего зависит, чтобы это случалось?
Василий: Не знаю, как-то волну ловить надо. Мы слишком заряженные
бываем по-разному. Каждый на своем, на своей волне. Ты пришла, тебя одним
зарядили. Я другим зарядился. И каждый свое думает, каждый пытается
вылить друг на друга, а тот, другой, не хочет это слышать.
 Т: Можете достать карту – что можно сделать, чтобы это было
возможно?
Василий: Подождать…
Т: Чего?
Василий: Может быть какой-то мудрости, возраста.
Светлана: (достает карту) А я бы хотела больше страсти, больше
телесного контакта, больше жизни, динамики, драйва.
Василий: По-моему, они дерутся…
Она: Ну почти, побороться там. Страсти мне не хватает очень!
Василий: Видишь, мы совершенно противоположны, здесь страсти
совершенно нет… (показывает на свою карту).
Светлана: Я еще не собираюсь умирать, вот так, в одной позе!
Василий: Сейчас мы додумаемся до того, что вообще несовместимы.
Светлана: Тебе вообще моя картинка не импонирует?
Василий: Нет! Мне что пятнадцать лет? Я уже спокойный, размеренный,
взрослый, солидный мужчина. Зачем мне это?
Т: Попробуйте поискать в открытую в колоде карту или карты, способные
объединить ваши картинки отношений.
Василий: Нужно вместе что-то делать или вместе отдыхать. В эти
моменты у нас бывает и то и другое, и это более менее гармонично.
Светлана: У меня много вариантов. Можно сидеть в твоей позе, тебя
самого через время затошнит, ты начнешь меня отталкивать и начнется
страсть. Можно начать танцевать: медленные и гармоничные танцы.
Можно заняться каким-то совместным творчеством: в этом есть
и страсть, и гармония. Можно ходить в походы, энергию там сливать,
но в этом есть опасность: когда там сильно страшно, то потом гармонии
нет вообще. А это про то, что с одной стороны близко и гармония, но если
есть сонастройка в этот момент друг на друга, то это и есть страсть.
Только когда я говорю все это, я вижу, что ты отстраняешься.
Василий: Я не отстраняюсь, у меня глаз чешется… Да, я понял тебя. У меня
в общем то все про то же.
Светлана: То есть у нас есть что-то общее.
Василий: Да, конечно. Просто мне хотелось бы, чтобы ты менее резко
и категорично реагировала на все потому что я это не воспринимаю как
страсть, а воспринимаю, как нападение.
Светлана: А я хотела бы, чтобы ты более вовлеченно на все реагировал,
потому что я не воспринимаю твое спокойствие, как гармонию,
а воспринимаю, как отстраненность.
Василий: Ну видишь, это неправильно.
Светлана: И ты тоже меня неправильно воспринимаешь.

В этой работе удалось за разностью и противоречиями увидеть желаемую

совместность и «ошибки восприятия» друг друга. Когда движение
к совместности, реализуемое разными способами, воспринимается каждым,
как движение друг от друга. Вопрос в поиске формы.
 Как умирают отношения
Жизнь некоторых отношений обрывается скоропостижно: еще вчера они
фантазировали о выводке детишек, а сегодня – растворение в воздухе и бан
в социальных сетях. Только второй факт помогает понять, что погибли
отношения, а не человек.
Другие впадают в кому. Можно ли назвать это жизнью? Хотя всегда
остается призрачная надежда на чудо определенности. Мне кажется, в коме
отношения могут жить очень долго. Десятилетиями. Прямо, как некоторые
люди.
Отношения могут болеть гриппом – в них много жара, которое в забытьи
можно принять за страсть, но интоксикация очень быстро ставит все
на свои места. После гриппа отношения могут умереть с бурными стонами
или, даже, судорогами, а могут перейти в вялотекущую хроническую
инфекцию с обострениями при падении иммунитета.
Отношения могут закончить свою жизнь от тяжелого перелома,
несовместимого с жизнью. Обычно этому предшествуют изменения
в плотности костей, которые никто не замечает.
Потеря крови часто останавливает жизнь отношений. Поначалу они
бледнеют, мерзнут и теряют силы. А потом вновь становится тепло, просто
очень хочется спать. Рану некому перевязать, потому что никак нельзя
заметить, что раны в принципе существуют во вселенной.
Иногда отношения задыхаются, чаще всего от попавшего внутрь
инородного тела.
В отношениях может случиться инфаркт. Такое происходит у очень
трудолюбивых, ответственных и соответствующих всем правилам
отношений.
Отношения гибнут от онкологии, когда в них растет что-то бурное, очень
энергичное и стремительное. Даже непонятно, почему такая сила жизни
убивает отношения.
Смертельным для отношений может стать обезвоживание или голод. Это
когда они крепко спрятаны от мира в доме с толстенными стенами,
в котором прохудился водопровод.
Иногда отношения угасают от детских болезней, от которых их кто-то
старательно уберегал в начальной фазе их жизни. Например, от острого
разочарования.
Некоторые отношения сходят с ума и остаются живыми лишь до тех пор,
пока их принуждают к жизни в специально отведенных для этого местах.
Ходят слухи, что некоторые отношения умирают во сне. Но, мне кажется,
необходимым условием для этого является их рождение в том же самом сне.
Я хотела бы, чтобы мои отношения умерли от старости. Говорят, такую
смерть непросто заслужить.
 III Кризис деятельности. Тупики развития
Этот раздел будет довольно краток и посвящен профессиональному
развитию, так как деятельность человека в основном представлена
в профессии. Но ее можно рассматривать, как и более широкий спектр
проявлений. Открытия, полученные в этих темах, могут вновь обращать
клиента к вроде бы уже прожитым кризисам в отношениях или личностному
кризису.
Также человек может прийти в терапию с конкретным запросом и в процессе
исследования запроса обнаружить реальные корни проблемы, лежащие в русле
предыдущих двух кризисов. Это место для проживания разочарования, ведь
ожидания были направлены на краткосрочную работу, а пласт, который
открылся за принесенной верхушкой айсберга, оказался очень неожиданным.
Такие люди гораздо чаще принимают решение не продолжать пока терапию,
у них достаточно ресурса, чтобы закрыть глаза на глубинные переживания,
пока еще громко о себе не заявляющие. Если же они остаются, то часто
встречаются с видимым ухудшением: хорошо запрятанная и анестезированная
боль становится острой. И как бы это парадоксально не звучало,
но субъективно переживаемое ухудшение является терапевтическим
прогрессом, то есть появившейся возможностью с этой болью соприкасаться.
И все, что здесь можно добавить – это см. раздел I.
Терапия не линейный процесс, а достаточно хаотичный. Кризисы
не проживаются строго в определенной последовательности, а скорее
просачиваются в психику по мере появления ресурса. И вот уже хорошо
видимая картинка снова уходит под воду, вновь непонятно, ее надо
разглядывать заново. Я просто умею делать это все лучше и лучше. Все меньше
времени мне на это нужно. Моя способность переживать боль растет, что вовсе
не делает мою жизнь проще (скорее, сложнее), но в этой сложности я чувствую
себя гораздо более свободным. Теперь моя жизнь принадлежит мне.
Что может скрываться за профессиональным кризисом

Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте,

а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее! /Л.
Кэрролл/

«Оставаться на месте» и «быть на своем месте» – это по-вашему одно

и то же? Если да, то цитата Кэрролла не про Вас, несмотря на то, что вы –
такой же представитель современного мира. А если ответ отрицательный,
то предлагаю вместе со мной нырнуть внутрь этой фразы, точно
иллюстрирующую гонку за достижениями, внутри которой нарциссические
черты, нарциссическая акцентуация или нарциссическое расстройство
личности.
У многих из нас есть такой опыт, когда нас признавали только через призму
достижений. «Я вижу тебя только отличником, победителем, воспитанным
человеком; вижу тебя лишь таким, которым можно гордится!» Если это
послание исходит от тренера, учительницы, да, даже воспитательницы, это
вполне можно пережить, формируя в себе здоровый нарциссизм, который
также необходим в структуре личности. Ведь его полное отсутствие
блокирует потребности в развитии, в признании, в уважении, в восхищении.
Но если послание создается одним из родителей, или, что еще страшнее,
всей семьей сразу, то «когда я побеждаю, когда я соответствую ожиданиям,
когда мной можно гордиться, то я есть, а для другого меня (слабого,
проигравшего, уставшего, просто нежелающего) в этой семье нет места».
И это место надо заслуживать, все силы тратя только на это.
В семье, ориентированной на отношения, место принадлежит ребенку
просто по праву его появления на свет. Только благодаря этому он получает
заботу, любовь, уважение, принятие, безопасность, близость.
В нарциссической семье главный смысл рождения ребенка – удовлетворить
потребность в родительском признании. Их непрожитая жизнь, или их
убежденность в том, что успех – это двое детей, загородный дом и собака.
Он еще не родился, но ожидания, сваленные на него, отняли у него место,
принадлежащее ему по праву рождения. Теперь он всегда обречен искать свое
место. Но с какой бы скоростью он не бежал, внутренний голос (микст
голосов родителей) никогда не скажет: «Довольно!». Ужас в том, что этого
места нет, не существует, и именно потому ни остаться на месте
невозможно, ни достичь другого, более хорошего места, тоже.
В терапии люди создают себе место. Сначала этим местом становится
место встречи с терапевтом. Очень важно, чтобы оно было стабильным
по времени и по расположению. Именно это создает базовую безопасность.
Во внешнем месте потихоньку можно вырастить место внутреннее.
Для этого придется плеваться, кусаться и, простите за грубость,
отрыгивать. Только так порой можно рассмотреть голоса, которые давно
стали внутренней реальностью, внутренним голосом. И вернуть их тем, кто
наполнил ими. А свой голос, который будет вести теперь по жизни, можно
выбрать. Да, да. Стоит только расчистить место, и он сам зазвучит! Вы
сразу его узнаете, он больше не будет отнимать силы, он не будет толкать,
приказывать, оценивать, и даже призывать. Он скажет: «Ты есть, и ты сам
и твое место, и ты носишь его с собой, куда бы не отправился»

Пример работы – супервизия – какой я специалист? В чем состоит тупик

моего развития сейчас? Карты Oh
Я использовала заранее созданный ориентировочный список вопросов
(какой я пришла в эту профессию, какая я в ней сейчас, мои достоинства, мои
ограничения, в каком направлении я хочу развиваться, ради чего я в ней
остаюсь). В этой и остальных работах терапевт не следует жестко списку
и порядку вопросов, ориентируясь на изменения энергии, позы, голоса,
переживаний клиента, а также свою чувствительность и рождающееся
любопытство. В примерах я осознанно не привожу изображения карт (они
совершенно неважны), а описываю то, как видит их клиент.
Т: Попробуй достать карту – какой я пришла в эту профессию?
К: Как будто я была переполнена и мне нужно было «слить» лишнее.
Поделиться. Очень знакомо. В тот момент я была переполнена различными
переживаниями: я уехала из города, ушла от мужчины в терапию и во все это
сразу влилась….
Т: Достань вторую карту – какая я сейчас в этой профессии?
К: О, Боги!
Т: Что видишь?
К: Терпеть не могу клоунов.
Т: Клоун, он какой для тебя?
К: Показной, ненастоящий, неправда это.
Т: Ты себя такой чувствуешь в работе?
К: Да, я шла и думала, что я иногда не соответствую тому, что я
предъявляю клиентам. Как будто я лучше, или показываю, что у меня все
хорошо, но у меня все по-другому, я более глубокая. Не такая.
Т: То есть ты закрываешься каким-то образом?
К: Да. Есть какое-то представление об успешном специалисте.
Т: А можешь его развернуть? Какой он?
К: Он конечно к клоуну никак не подходит. У которого все хорошо жизни, он
состоявшийся уже и в профессиональном плане, и в семейном, и в денежном.
То есть у него по всем фронтам все закрыто и тогда он может вещать.
Т: Совершенный?
К: Знаешь, не совершенный, но приближенный к совершенству. Тогда он
эксперт. А вот если не достиг, то нечего называться экспертом.
Т: То есть для тебя профессия терапевта она про экспертность, про
экспертную позицию?
К: Не только, еще про право на такую позицию. Что если ты не достиг, то
не надо…
Т: А экспертная позиция в терапии она для чего? Что она дает? Или от чего
защищает?
К: Имеешь право других наставлять или быть примером.
Т: Я сейчас слышу идею, что терапевт – это человек, который наставляет.
К: Ну как бы своим примером…
Т: Еще и своим примером.
К: Не то, что он говорит, что надо это и это, а, скорей, своим примером,
что у него все хорошо. Тогда он имеет право…
Т: На что?
К: (растерянно) На помощь.
Т: Ты сейчас с каким чувством говоришь?
К: Какое-то несоответствие. Это мои мысли, а знание то совершенно
о другом. Что это неправда. Не так. Я понимаю, что это все картинка.
Картинка, о которой я думаю, что так надо.
Т: Давай попробуем развернуть дополнительной картой – ты как об этом
узнала? Как эта картинка в тебя проникла? Откуда эта идея?
К: Ой, мама, опять стаканы… я ее приобрела… наверное, это какие-то
детские воспоминания. Человек, который что-то транслирует, он должен
иметь это в жизни, а не просто картинку. А у меня постоянное разочарование.
Т: А в твоей жизни, кто был таким человеком?
К: (выдыхает) … Ой, наверное, про папу.
Т: Папа, что транслировал, таким и был или наоборот?
 К: Нет, транслировал, но не был. У него была какая-то картинка классного
специалиста. Он и правда классный специалист, но никогда не был таким дома.
Для меня он был неудачником в этом. Я такой быть не хочу! Я не хочу это
несоответствие нести, хотя я похоже сейчас так и делаю.
Т: Давай еще одну карту – если ты не будешь создавать эту картинку, то
что случится?
К: Очень странная картинка….
Т: Говори все, что приходит в голову.
К: Тогда я не знаю, какой я буду…. У меня нет другой идеи.
Т: Тогда ты попадаешь в то, что ты себя не знаешь?
К: Да, я себя не знаю (голос крепнет).
Т: Ну давай дальше попробуем заняться узнаванием тебя. Достань карту –
мои достоинства.
К: (смеется) Библиотека? Я, наверное, умная, начитанная, образованная,
интеллектуальная.
Т: Почему наверное?
К: Потому что как-то они спиной сидят (на карте), мне не нравится. Нет
красок. Скучно. Поэтому, наверное, мне это скучно.
Т: Хочешь достать еще одну карту?
К: Да. О, эта поярче! Вот…. Еще я люблю быть в движении, изменении.
Путешествие, путь. И мне нужен другой, кто едет со мной рядом. То есть
мне не нравится, что на прошлой карте все по одиночке.
Т: То есть с образованным терапевтом скучно и одиноко, а с динамичным
иначе?
К: да, и тогда мне самой проще. В динамике. Статичность меня угнетает
саму. А если я куда-то еду, что-то делаю. На природу. И не компанией,
а вдвоем. Мне нравится познавать так. Картинка очень четкая.
Т: То есть ты и с клиентом любишь путешествовать в метафорическом
смысле?
К: Да. Куда-то идти, в какой-то путь…
Т: В какой?
К: В тот, что изменит состояние, доставит живое удовольствие.
Т: А если вернуться к клоуну. Он динамичный или статичный?
К: Он статичный, скучный (лицо корчится).
Т: То есть ты к нему чувствуешь отвращение?
К: Да, они пугают…
Т: Чем?
К: Неискренностью.
Т: А какая из картинок привлекает больше всего твоего внимания? Куда
тебе самой хочется?
К: Последняя….
Т: То есть то, что ты выбрала своим достоинством, туда тебе и хочется?
К: Да.
Т: А какой ты себя сейчас чувствуешь?
К: У меня там азарта много, интереса много. Там нет этой экспертности,
потому что я не знаю, куда идет путешествие, но мне интересно быть
с клиентом…. Рядом.
Т: А как ты путешествуешь в жизни? По плану или куда фишка ляжет?
 К: У меня есть примерный план. Например, куда. Но в процессе я свободна.
Т: А в терапии ты так себе позволяешь?
К: Мне кажется, нет. Есть у меня какое-то представление «как надо»:
экспертность, начитанность, знания. То есть «с травмой ходим туда».
И когда я в это углубляюсь, мне тошно. Понимаю потихоньку, что ни мне это
не надо, ни клиенту это не в пользу (ходить по схеме).
Т: То есть ты в профессиональном кризисе? Когда было понимание, как
надо, и оно сейчас ломается, но ты до конца не признаешь ресурс живой части
и свободы…
К: У меня вообще сейчас кризис, так как я не хочу работать так, как я
работала, я не могу найти формат, как я могла бы в этом путешествии
и работать и жить самой. Мне нравится моя работа, но мне так не нравятся
эти ограничения….
Т: Самое время достать карту – мои ограничения.
К: Странная карта… какая-то закрытая коробочка стенами со всех
сторон. Даже выхода нет. Тут какое-то окно, маленькое. Меня смущает эта
ограниченность.
Т: Ты на этой карте где?
К: (оживляясь) Меня тут нет! Я просто ее вижу. Про каких-то взрослых,
которые знают, как надо или как они ходили раньше.
Т: Ограничения в том, что нельзя использовать неизвестные способы?
К: Непроверенные…
Т: И ты не рискуешь и в этом твои ограничения?
К: (с усмешкой) Это моя боль. Я не могу себе этого позволить.
Т: А что случится, если позволишь? – достань карту.
К: Я буду изгнана….
Т: Откуда?
К: Из общей стаи
Т: Кто конкретно тебя изгонит?
К: Не знаю, собирательный образ.
Т: Может тебя правда откуда-то выгоняли за непохожесть?
К: Это с мамой была такая тема. У меня были свои способы учиться, что-
то делать, куда-то ходить, а у нее такое четкое, как надо.
Т: То есть сообщество для тебя проекция мамы?
К: Ну да.
Т: Если собирать сделанное сейчас, то у тебя есть большое желание
свободы, экспериментировать, проверять, ты в этом жива, но это
останавливается прошлым опытом: если я рискну в это пойти, меня изгонят
или осудят.
К: Да, я буду лишена…
Т: Ты в этой точке способна сейчас разделять сообщество и маму?
К: (задумчиво, с паузой) Способна.
Приведена часть работы, в которой проявляется суть кризиса между
желанием новизны и развития своим собственным путем и ожиданиями
отвержения со стороны профессионального сообщества, если этим путем
двигаться. Ожидания проективны и связаны с материнской фигурой.
Переведенные в зону осознавания они доступны для проверки, для сверки
с текущим положением дел.
 Пример 2 – какой я специалист – карты Oh
Т: Вытащи карту – как я пришла в эту профессию.
К: (крайняя степень удивления) Через совращение я пришла в эту
профессию, через вопрос, зачем люди занимаются сексом, что там такого?
Т: Ты сейчас с какими чувствами?
К: Я в шоке, от того, как это в точку попало. Ну и радость. Похоже,
подхожу к благодарности ко всей этой истории.
Т: Телесно сжимаешься.
К: Пока не пойму, про что это. Но не сжимаюсь, а сдерживаюсь. Какие-то
яркие проявления. И, похоже, это про мою жизнь. Как будто эту яркость я
только сейчас начала проявлять. Я ее еще пока придерживаю, чтобы
не рвануло.
Т: Достань вторую карту – какая я в своей профессии сейчас?
К: Вижу двух женщин… пауза… вообще картинка, как я встречала закаты
у моря, но тут две женщины. В этих закатах были размышления,
размышления про что-то уходящее. Тогда и в профессии в размышлениях про
уходящее…
Т: Про что именно?
К: Про то, что сколько можно сидеть и смотреть на закат, пока уже
смотреть на рассвет!
Т: А в чем сейчас твой рассвет?
К: Я еще не знаю…
Т: Достань карту – в чем бы ты хотела рассвета?
К: Я вижу мужчину, который сеет семена. Оплодотворяет. Вот, я хочу
такого мужчину.
Т: А в чем ты оплодотворяющая?
К: (задумчиво) В танце (голос очень энергичный!), в контейнировании,
в слушании, в принятии, в вдохновении.
Т: Что чувствуешь, говоря об этом?
К: Такое маленькое признание.
Т: Где оно в теле?
К: Вот тут (показывает на солнечное сплетение).
Т: Что если достанешь карту – что могло бы подпитать посеянное
признание?
К: Убийство (очень удивленно!).
Т: Кто кого убивает? За что?
К: Не знаю…. Убийство со спины, как предательство, нож в спину.
Т: Ты на этой карте где?
К: Я та, кому нож в спину….
Т: А что с тобой тогда?
К: Может признать, что в моей жизни всегда было это и всегда будет?
Т: От этого нельзя уберечься?
К: Ну да, такая реальность.
Т: Тебе как в этой реальности?
 К: Ничего, грустно. Будто я это уже признаю, а принимаю не до конца,
в этом есть такое «бе».
Т: Это реальность чего?
К: В целом жизни. Но долгое время на сообщество профессиональное у меня
была позитивная проекция, что там такого нет. В жизни я смогла
отгородиться, а как отгородиться в сообществе пока не понимаю. Но я,
похоже, уже отгородилась. От кого-то отгородилась, а кому-то открыла
двери. Я присматриваюсь и медленно приближаюсь.
Т: Могут ли они влиять на место, где растет признание?
К: Думаю, могут, идет сжатие в желудке.
Т: Сжимаешь, чтобы что: чтобы не забрали, не разрушили?
К: Чтобы не обсмеяли, не оболгали…. Давай еще чего-нибудь вытянем.
Т: А как можно защитить это место?
К: (достает карту) Создать свою паству, свою стаю, свой загончик.
Т: Ты это делаешь?
К: Ну я умею это делать. Люди, которых именно я буду вдохновлять.
Клиенты. Пока этих людей мало.
Т: Для меня паства звучит больше про учеников.
К: Ну это одно и тоже. Пока же я не обучающий тренер.
Т: У тебя может быть такое желание.
К: У меня есть такое желание (голос крепнет).
Т: Когда признаешь желание, что с местом, куда засеяно признание?
К: Там остается напряжение, но нет резкого схлопывания, а сама эта зона
напряженная, но напряжение не про защиту, а про ориентировку.
Т: Достань карту – мои достоинства
К: (напевает) Сквозь огонь и ветер мы придем к рассвету!
Т: Что для тебя это значит?
К: Травма: молния, шторм, обрыв, стихия, ливень.
Т: Ты этого не боишься?
К: Нет, я этого не боюсь. Я это выдерживаю.
Т: Достаточно одной карты?
К: Еще хочется конечно (достает еще) – рассвет. Вижу успокоившееся
море, наступил рассвет, но присутствует одиночество. Никого нет (берет
еще карту) – ясная ночь. Ночь влюбленных.
Т: В чем это про тебя, как про специалиста?
К: Единение с природой. И наполненность. Самые мои яркие впечатления,
когда я лежала в траве, она касается моего тело, я вижу травинки и небо…
Т: А ты можешь быть такой природой с клиентом: травинками, небом,
рассветом?
К: Не знаю. Над этим надо думать. Я с мужчинами такая бываю…
Т: А сейчас ты такая?
К: Такая.
Т: А что тебе позволило быть такой?
К: Возбуждение, которое сейчас поперло в моей жизни…
Т: Это связано с первой картой «совращение»?
К: Да, но сейчас это не совращение, а восхищение.
Т: Это тоже про соединение с природой внутри себя.
 К: Я пока не пускала эту метафору, что я такая, а картинка для меня очень
ресурсная, я в деталях помню этот опыт.
Т: Тебе есть зачем понаблюдать… Семена, которые можно рассмотреть.
К: А она кстати лежит под семенами! А я говорю одиночество, вот же их
тут двое! Ну да, хорошая метафора… Быть самой такой природой.
Т: Достанешь карту – мои ограничения?
К: Да. Что это? Магия какая-то. Свечи. Мандала. Иероглифы.
Т: В чем это может тебя ограничивать?
К: Не ожидайте от меня магических действий!
Т: А что такое магические действия в терапии?
К: Что я сниму порчу, или выпишу рецепт «как сделать так, чтобы он
вернулся».
Т: Как ты себя чувствуешь в связи с тем, что у тебя нет рецепта?
К: Злюсь. И на тех, кто ждет рецепта. И на себя. Наверное, я завидую этим
экстрасенсам, как они могут. А еще это про структурированность
и схематичность.
Т: Это про то, что ты такой быть не хочешь?
К: Хочу. Мне бы добавить схем и структуры.
Т: Выбери карту – в каком направлении я хочу развиваться?
К: Я вижу тройку или семью (растерянно). О! группа соратников мне нужна
(с энергией). И это принесет мне развитие.
Т: Последняя карта – ради чего я остаюсь в профессии?
К: Творчество. Крутая профессия. Ради музыки и поэзии моей души.
В этой работе терапевт обнаруживает свои терапевтически ресурсы в травме,
а также свою способность работать с этим «всей своей природой», обнаружение
ресурсов в творчестве и нуждаемости в коллегиальном пространстве для
развития. Острого кризиса терапевт не демонстрирует, скорее делает
«остановку в пути» для пересмотра направления, убеждаясь, что двигается
в нужном.

Пример работы с запросом. Клиентка находится в точке выбора между

«остаться в своей профессии» или «выбрать профессию, в которой она только
начинает развиваться». Расклад можно использовать, как базу при работе
с запросами, связанными с выбором. Колода Emotions.

Т: На каждый из вариантов предлагаю выбирать по карте (в закрытую)

и открывать по очереди. Первый вопрос – какая я в этом сейчас?
К: Я в бухгалтерии – смеется – что-то есть. Я сейчас работаю
в организации и первый раз столкнулась с тем, что я главбух филиала. Я всегда
была главбух просто организации, а тут филиала, и у меня получается есть
«голова» в Питере и мне это совершенно непривычно.
Т: Какие у тебя отношения с этой «головой»?
 К: Я даже не рассматриваю их, как отношения, потому что они
достаточно обособленные и трогают нас только в момент какой-то
отчетности.
Т: А как ты относишься к тому, что эта «голова» есть?
К: Мне это некомфортно. Непривычно, директор мне подписывал
отчетность, не читая. А тут кто-то меня контролирует.
Т: Этот дискомфорт про страх? Про стыд? Что-то другое?
К: Мне не нравится, что меня оценивают. Не просто у вас тут ошибка,
надо исправить, а манера подачи. Там есть зам. главного бухгалтера, который
любит кричать. Меня это коробит, как страх оценки.
Т: можешь достать еще одну карту, с чем это связано в прошлом?
К: Я вообще вижу влюбленных. У меня мало это связывается.
Т: Не спеши. Скажи, что видишь.
К: Я вижу два дерева. Мужчина и женщина. Дерево-мужчина более крепкое,
фундаментальное и он держит дерево-женщину. Она более гибкая и изящная.
Светит солнце, зелень. Приятная карта.
Т: Что на этой карте вообще связано со словом «оценка»?
К: (задумалась) Я не знаю, насколько это будет уместно здесь….
Т: Говори все, что идет сейчас.
К: У меня была история в детском садике. Мы с мальчиком показывали друг
другу свои половые органы и были застуканы за этим занятием воспитателем
и мне жутко влетело по этому поводу, не помню, влетело ли от воспитателей,
но мне очень запомнилась реакция родителей, была очень отрицательной,
мама меня поставила в угол, так как ей надо было уйти, она меня закрыла
в туалете, дальше я не помню, но она мне рассказывала, что когда вернулась,
я спала на коврике возле унитаза.
Т: Стыдная для тебя история?
К: Скорее всего меня стыдили в тот момент.
Т: Ты просто рассказываешь о том, что тебя застукали в процессе,
не предназначенном для чужих глаз, и как-то назвали этот процесс. И перед
взрослыми был стыд. Если рискнуть провести параллель с работой, то ты
тоже рулила каким-то процессами, скрытыми от чужих глаз. А сейчас в них
в любой момент могут заглянуть, и в этом есть схожесть.
К: Возможно да, это ведь тоже вышестоящие.
Т: То есть тоже может быть ожидание чувств с той детской ситуации
и это может создавать существенный дискомфорт. И это точка не совсем
связана с работой, а больше с прошлым опытом.
К: Да, да.
Т: Про бухгалтерию немного понятно. Открой карту – я в коучинге.
К: Боже мой! Я себе не нравлюсь такой!
Т: Какой ты там себя видишь?
К: Какая-то очень закрытая, очень строгая, официальная.
Т: А ты такая там?
К: Периодически я, наверное, бываю. Типа гуру. Но, скорее, не в коучинге,
а просто съезжаю на роль учителя, так как много лет на руководящей
позиции.
Т: Давай дальше. Чего я достигла в этой профессии?
 К: В бухгалтерии – ключик и замочек. У меня первая аналогия – я всегда
нахожу подход и к руководителю, и к коллективу, то есть мне достаточно
комфортно общаться внутри коллектива. Ко мне испытывает доверие
руководство. Не вижу глаз, меня это несколько смущает… Я люблю глаза.
Т: Ты сыта тем количеством встреч глазами, которые есть в бухгалтерии?
К: Да, но больше через общение с коллективом.
Т: Чего ты достигала в коучинге?
К: Смеется – прям близнецы-братья (с первой картой). О, нет! Я вижу
какого-то надсмотрщика над людьми, над их процессами. Контролирует.
Т: Ты чувствуешь себя такой?
К: Мне конечно очень интересно наблюдать за процессами, но такой для
меня это перебор…
Т: А каким ты его видишь?
К: Ну он очень далек от народа, вообще с ними не коммуницирует. И темные
очки, закрывается.
Т: А ты?
К: Я закрытая в принципе. Даже не в позиции коуча.
Т: А как относишься к своей закрытости?
К: Мне это очень не нравится. Мне не нравится, когда возвышаешься над
человеком. И мне не хотелось бы возвышаться над кем-то. Я надеюсь, что
у меня нет такого качества.
Т: А коучинг про возвышение?
К: Нет, коуч это человек, который задает вопросы, сопровождает на пути
к цели, мечте. Из вороха говорения он вычленяет красную нить, которая
тревожит. Для меня сейчас необычна моя проекция на коучинг про
закрытость и оторванность.
Т: А ты как коуч от чего становишься оторванной и от чего закрытой?
Можно взять карту для помощи.
К: (берет карту) Пригорюнилась старушка. Она совсем грустная и ночь
на дворе…
Т: О чем она горюет?
К: Может быть это связано с тем, что с тех пор, как я пришла в коучинг,
у меня получился большой разрыв с прежним окружением. Мы стали
не понимать друг друга.
Т: Ты про это горевала?
К: В какой-то степени да. Я консервативный в общении человек…
Т: Боишься еще кого-то потерять?
К: Меня это волнует в плане новых знакомств. Потому что мне сложно
теперь подбирать общение. Не все и не всегда понимают, что это… Мне
сейчас хочется эту тему закрыть! Не знаю, как донести, объяснить.
Т: Я тоже сейчас не понимаю, как те люди.
К: Может быть мне не нравится, что меня могут спросить об этом, и я
не смогу аргументировать. И тогда пострадает моя экспертность. Если я
не могу объяснить, это про оценку меня…
Т: Про оценку тебя, как коуча или человека?
К: Про зависимость от чужого мнения… Что я недостаточно хороший
специалист…. Но «может просто вы не можете понять?» (энергия
возвращается в голос)
 Т: Третья карта – что привлекает в этой профессии?
К: В бухгалтерии: огонь, пожар, мужчина и женщина горят, как минимум
третья карта здесь с мужчиной и женщиной. Я не скажу, что эта пара
страдает в этом огне. Они скорее танцуют на углях
Т: А бухгалтерия чем-то похожа на танец на углях?
К: Да.
Т: Тебе это нравится?
К: Я испытываю удовольствие, когда движуха, когда надо придумать новую
схему. Это мне нравится. У меня был интерес к этой профессии, пока я
осваивала разные направления деятельности. А сейчас стало скучно и надоели
рамки с 9 до 18.
Т: Что привлекает в коучинге?
К: Та неужели? Инструменты, наверное. Тут много запоров, причем они
на человеке. И интересно их открывать. Мне действительно интересно,
почему человек поступает так или иначе. И что им движет, что руководит
и как, зная, что-то про себя на первый взгляд нелицеприятное, это можно
перевести в ресурс и этим пользоваться. Мне это все очень интересно.
Т: Давай дальше, четвертая карта – что пугает?
К: Бухгалтерия – много-много книг, список дел (вздыхает), как раз у меня
сейчас отчетный период, корпеешь чуть ли не по ночам.
Т: Коучинг…
К: Бабушка с котиком. Для меня это про одиночество и нет никого, кроме
котика рядом
Т: Линия, похоже, продолжается. Ты говоришь о том, что в бухгалтерии
есть отношения, а коучинг связан с одиночеством и угрозой разрыва
с привычным кругом связей.
К: (резко меняет позу, словно выныривая) А может я боюсь, что у меня там
не будет финансов, ведь чисто логически я больше всего из-за этого боюсь…
Т: (прерывает) Можно ли бояться логически? Похоже, ты от чего-то
уходишь. Мои слова про одиночество какую реакцию у тебя вызвали?
К: Вроде как все, кто мог уйти, уже ушли… как то я не подразумеваю, что
эта профессия про одиночество..
Т: Про коучинг не знаю, а профессия терапевта достаточно одинока, если
не находить себе коллегиальную поддержку…
К: Я с такой позиции даже не рассматривала…. Я бы не хотела быть
одинокой.
Т: Пятая карта, но одна, попробуй почувствовать ее к бухгалтерии
положить или к коучингу.
К: Первый порыв был положить сюда (коучинг). Я вижу группу мужчин,
туристов, они в походе с рюкзаками, лес, им нужно на другую сторону
перебраться по дереву.
Т: Ты сейчас улыбаешься чему?
К: Мне было бы страшно. Я не уверена, что туда бы ступила.
Т: Как этот образ может быть связан с профессией коуча?
К: То, что мне страшно идти одной в плавание. У меня прямо руки
задрожали. Может быть это и есть страх того одиночества, что здесь
(в бухгалтерии) я в коллективе, я в команде, а здесь я буду единственным
каким-то игроком.. Без поддержки…
 Т: А что для тебя могло бы быть поддержкой в профессии коуча?
К: (не дышит, замерла, напряглась шея). Групповые не хочу вести, нравится
индивидуальная работа. Есть круг общения из терапевтов, с кем можно
разобрать сложную ситуацию, накидают идей, но это не про опору.
Т: Что было бы для тебя про опору?
К: Команда для меня про опору… Вот у меня есть прям идеальная мечта,
чтобы я была внутренним коучем компании!!
Т: Ты говоришь с энергией.
К: Потому что мне это очень нравится.
Т: А что тебя останавливает? Можно достать карту, что могло бы быть
ресурсом на этом пути?
К: (смеется). Зал народа и на сцене кто-то что-то вещает и причем для
меня этот человек, достаточно мелкий по комплекции, по масштабу
огромный.
Т: Ты в себе тоже распознаешь такой масштаб?
К: Пожалуй, да.
Т: Что тебе нужно, чтобы эту масштабность разместить?
К: Мне нужна вера в меня.
Дальнейший разговор, приводить который я здесь не буду, выявляет
прежний устойчивый способ продвижения клиентки в профессии за счет
выбранности другим, вышестоящим, который наделял ее кредитом доверия.
Она справлялась, но сейчас этот способ не подходит, чтобы двигаться туда,
куда она хочет сама. Кризисный момент состоит в точке выбора: продолжать
жить прежним способом и погружаться в скуку, так как профессия перестала
вызывать интерес. Или предпринимать конкурентные шаги движения именно
в желаемом направлении. Клиентка осталась с вопросом, но и ясным видением
вилки этого выбора

Пример работы. Профессиональный кризис. Женщина, 39 лет. Карты Cope.

Использована методика «Мой путь» из приложения к картам.
Желание разобраться, оставаться в своей старой профессии, в которой
ощущает тупик развития, или рискнуть заняться совершенно новым,
но интересным для себя делом.

Т: Достань пять карт и положи рубашками вверх. Открой первую карту –

Ситуация, как я ее вижу сейчас – и скажи, что видишь.
К: Какая-то женщина с головой лошади с красными волосами сидит
на корточках и ковыряется в земле. Рядом кто-то лежит, вижу руку и трусы.
Т: Как тебе кажется, что здесь происходит?
К: Это какой-то пикник, пляж, сзади лес. Красная земля – это летний
теплый солнечный день. Почему голова лошади? Или собаки? Собаки. Похожа
на мою собаку.
Т: Где твое место на этой карте?
 К: (Показывает на женщину) Для меня поза странная, непонятная мне,
на корточках. Как блатные сидят.
Т: Я представляю, как я бы сидела на корточках, и думаю о том, что
на корточках долго не усидишь.
К: Мне кажется, она просто присела, что-то она делает на земле,
ковыряется. То есть она недолго сидит.
Т: А в чем ты так недолго сидишь? В какой части своей жизни?
К: Это во многих вещах я так себя чувствую. И в семье, и с мужем. Я с ним
живу и не уверена, что буду с ним жить до старости. Я в гостях. Я
не приземляюсь.
Т: А в работе у тебя сейчас тоже такой выбор: или приземлиться или
дальше куда-то идти гостить?
К: Да. У меня сейчас такой период жизни, в котором я заканчиваю заказы,
а дальше могу не продолжать.
Т: Вторая карта – Что из прошлого может влиять на мое видение ситуации
сейчас?
К: Женщина стоит перед окном. За окном городской пейзаж – заводы,
трубы, не лес. Светлый серый туманный день. И она смотрит в зеркало. Ну
я так тоже делаю. Я крашусь, а зеркало стоит на окне, чтобы себя лучше
видеть. Смотрит на себя.
Т: Как это связано с прошлым?
К: Мы учились в колледже, я сидела поздно вечером у себя на квартире,
смотрела на себя в зеркало, разглядывала лицо и думала: «Боже мой, что
будет дальше?!».
Т: Было много неопределенности?
К: Да! Думала про свою жизнь, как все раскроется. Был такой период
в жизни, когда я в дальнейшем не видела ничего интересного, радужного. Как
в темноту смотрела. Это было тревожно, страшно, непонятно.
Т: С чем это было связано?
К: Тогда был такой период. С мальчиком эти все ситуации были связаны.
В отношениях. Мы с мужем тогда уже встречались, но там были такие
качели. Это у меня и сейчас присутствует в жизни. Мы с ним не говорим
по душам, с ним очень тяжело потому что человек каменного века, пещерный.
У него нет такого, что ты думаешь, какие у тебя эмоции и впечатления.
У него все просто, он брутальный. В этом плане у меня с ним нет душевного
контакта. Раньше меня это беспокоило, только я этого не понимала. Сейчас я
уже понимаю его как человека, что он такой, и я его таким принимаю. И уже
считываю информацию не с того, что он мне сказал, а по его поведению,
по настроению. Как за собакой смотрю.
Т: А тогда только начинались ваши отношения?
К: Ну да.
Т: И тогда ты его не знала и не понимала.
К: Мы, когда с ним познакомились в первый вечер, жили по соседству. Мы
с ним в первый вечер сидели, разговаривали. Я на него вот так смотрела
и думала, что я от этого мужчины хочу ребенка. Я своего добилась… Хотя я
тогда встречалась с другим.
Т: А как ты поняла, что хочешь от него ребенка?
К: Он такой был человек: душа компании, заводила, веселый, балагур, умный.
 Т: Ты им восхитилась?
К: Да! (растет энергия)
Т: Открой карту – Мои надежды и опасения?
К: Во-первых, руки. У человека закатаны руки. Поэтому он работает
руками, работящий, трудоголик. Я себя к таким причисляю. Достает
из клетки маску. У человека лицо взрослое. Маска ребенка. Он достает либо
свою маску из детства. Либо свое продолжение – своего ребенка. У этой маски
пустые глазницы, но все равно ощущение, что она смотрит прям на этого
человека. Ты из прошлого на себя в будущее не смотришь, а твой ребенок
на тебя смотрит. Я склоняюсь к ребенку. Твой внутренний ребенок.
Т: Внутренний?
К: Да, я не хочу, чтобы это был сын. Потому что у этой маски лицо ребенка,
а выражение и взгляд взрослый.
Т: Ты была таким ребенком?
К: Нет.
Т: А когда ты повзрослела?
К: Пять лет назад. Я в 25 лет работала с девочками, которым тогда было
37—38, они для меня были тети! Тогда я их тетями считала, а себя сейчас
такой тетей не считаю.
Т: Правильно я тебя слышу, что пять лет назад ты сняла с себя маску
ребенка?
К: Да. Я ходила к психологу. У меня был кризис. И сейчас мне стало
интересно. Я задаю себе вопросы, что вокруг происходит, что мне интересно,
что мне надо, а надо ли мне оно?
Т: Ты прожила личностный кризис, а сейчас оказываешься
в профессиональном?
К: Возможно.
Т: Следующая карта – Мои ресурсы.
К: Картина П. Пикассо «Лошадь ржет от удовольствия» (смеется).
Дофига ресурсов. Ярко, красочно. И это все правда, ресурс есть, потенциал
есть. Но так как лошадь составлена из каких-то простых фигур:
треугольников, овалов. Все разбросано. То есть эти ресурсы есть, но я не знаю,
как их собрать в кучу. Я сейчас думаю про то свое новое дело.
Меня это дело пугает тем, что оно большое в масштабах, и я боюсь
не справиться, взвалить на себя тяжелую ношу, а на полдороге сказать, что
не смогла.
Т: Не сможешь почему?
К: Я по жизни перфекционист. Я не могу делать тяп-ляп. Я хочу, чтобы
идеально было.
Т: Та я, которой я сейчас являюсь, не могу сказать, что я не потяну?
К: Да, я этого боюсь.
Т: А если не потянешь, что случится?
К: Я вижу красивую картинку, положительного результата,
а отрицательного результата я даже представить себе не могу. Темнота…
Я боюсь попасть в кабалу. Сейчас я контролирую то, чем занимаюсь. Я боюсь
попасть в такую кабалу, что буду как загнанная лошадь. Я боюсь упахаться.
Т: Ты была в такой кабале?
К: Да.
 Т: А что тебе позволило оттуда уйти?
К: Рождение ребенка. И те годы, когда я работала вот так, я их сейчас
расцениваю, как на девяносто процентов впустую проведенное время.
Т: А почему ты там оставалась?
К: Там был хороший доход. Для меня это было основополагающим. У меня
была паника остаться без денег, без средств к существованию. Я была
зависимой от этой работы.
Т: У тебя же был мужчина?
К: Ну у нас такие отношения. Он меня не содержит. Я не могу быть
зависимой от мужчины в материальном плане.
Т: Пока звучит ярко про образы себя. Я – независима от мужчин, я –
перфекционист. И тогда новый опыт, в который ты пытаешься двинуться
может эти образы разрушить.
К: Для меня это идеальный образ женщины.
Т: Достань карту – решение, каким я его вижу сейчас?
К: Первая спонтанная фраза – лапка с подвывертом. Это как игра
«Твистер». Выигрывает тот, кто выполнит все задания и скрутится в три
узла. Фигура атлетическая, костюм спортивный. Спортсмен, должно
получиться. Но тяжело. Нормальный человек на одной ноге и одной руке так
долго не устоит.
Т: Первая и последняя карта про равновесие. Первая на корточках, а тут
в непростой позе.
К: Но если брать эти две карты, то здесь интереснее. Здесь наклоненная
голова, поникшая (на первой карте). Тут действие закончено. А на второй
карте лицо смотрит вверх, вдаль, в будущее.
Т: Достань шестую карту – Мой путь – и найти ей место где-то среди
этих пяти.
К: (кладет ко второй карте) Мальчик-школьник. Едет навстречу машина,
светит фарами, он ее пытается остановить.
Т: Для него это опасно?
К: Не столько опасно, сколько надо для чего-то. Не очень приятная карта
по цветовой гамме. Из всех этих карт самая неприятная. Тревожно на нее
смотреть. Не мое! Там какая-то ситуация: сзади стоят какие-то люди. У них
тревога, напряг, заботы какие-то. Им надо решать какие-то проблемы.
В общем ничего радужного и светлого там в будущем нет, поэтому мне это
неинтересно.
Т: Интересно, что будущее позади. Ты и карты раскладывала задом-
наперед, словно из настоящего в прошлое.
К: Я левша.
Т: А! Тогда понятно. Давай попробуем немного вернуться к вышесказанному.
Мы пришли к тому, что может разрушиться образ тебя. А как может
измениться твоя жизнь от неудачи?
К: Вплоть до развала семьи. Это будет делаться семьей. Если это
не получится, то повлияет на наши отношения. Муж меня обвинит во всех
неудачах. Я об этом не думала в таком ключе.
Т: Что с тобой, когда думаешь об этом?
К: Пустота, безысходность. Я допускаю, что в старости мы не будем
жить вместе, но не через эту дорогу. У нас сейчас такие отношения,
переплетенные за двадцать лет корни, что это будет очень болезненный
разрыв для нас обоих.
Т: То есть это не просто про работу?
К: Сейчас та работа, которой я занимаюсь маленькая, компактная, моя,
но не очень мне интересна.
Т: Хочешь что-то изменить в этой композиции?
К: (перемещает карты) Вот так! Мне кажется, это по порядку от более
неприятного, тревожного к более интересному.

В результате этой работы становится ярким и видимым переплетение двух

кризисов: развития и кризиса отношений. Страх больше связывается
с новизной развития, но мало осознается степень страха, связанная
с изменением отношений, а также возможным разрушением образа себя. Карта
«мой путь», точнее то, как ее трактует клиентка как раз передает суть
внутреннего конфликта. Несущаяся на нее новая деятельность грозит людям
сзади (целостности семьи), поэтому она в виде мальчика пытается остановить
ее. Расклад отражает видение клиентки в данный момент времени, ее
ожиданий. Повлияют ли ее решения относительно собственного развития на ее
отношения на данный момент является неоднозначным, больше основанным
на фантазиях знанием.
 Приложение. Метафоры терапии

Психохирургия
Приходит мужик к хирургу. – Доктор, у меня
болит живот. – Ничего, сейчас отрежем вам
уши. Мужик испугался и пошёл к терапевту. –
Доктор, я сейчас был у хирурга, у меня болит
живот, он сказал, что надо отрезать уши… –
Ох уж эти хирурги, всё бы им резать, сейчас
таблеточку дадим, сами отвалятся.

Анекдот

Мои размышления родились из двух наблюдений. За клиентами, которые

приносят «проблему», которая им мешает жить, и хотели бы, чтобы ее из них
«вырезали, отсекли». И за постулатами некоторых направлений, которые
относятся к психотерапевтическим, но я бы их назвала психохирургическими.
Я говорю о черно-белом мышлении, когда что-то называется однозначно
плохим в личности клиента и вместо исследования места этой «плохости», его
пытаются устранить.
У кого-то из аналитиков я читала историю о том, как был излечен
руководитель предприятия, страдающий обсессивно-компульсивным
неврозом, позволившим стать ему очень успешным в своей профессии, за этим
последовала социальная дезадаптация и психоз. Симптом, «проблема»,
невротическое поведение не существуют в безвоздушном пространстве, они
возникли в ответ на жизнь человека, как попытка адаптироваться к ней. И если
они причиняют больше вреда, чем пользы, то это лишь на сторонний и очень
поверхностный взгляд.
«Убрав» что-то из психики, не осознав до конца смысла наличия этого
феномена, мы действуем как некоторые родители, которые учили детей
плавать, бросая с моста в воду. Наверное, под воздействием такого стрессора,
организм действительно начинает работать на выживание. И кто-то
действительно поплывет (но убеждена, что не все), вот только какой ценой.
Возможно ли будет использовать этот навык потом, в спокойной,
а не экстремальной ситуации? Будет ли плавание приносить удовольствие или
окажется сопряжено с панической реакцией?
Очень часто в терапию люди приходят через несколько лет после
экстремальных жизненных событиях, в которых они выжили «рептильным
мозгом», для которого главное это продолжающееся биологическое
функционирование. И это правильно. С точки зрения выживания. Но для
жизни, для последующей адаптации к жизни спокойной, безопасной,
удовлетворительной, которой она тоже иногда бывает, необходимо
ассимилировать, переварить опыт того, что фактически прошло, но связь
с переживанием остается. В этом смысле от частей психики не избавляются,
а стараются срастить их. Боль – это реакция на утрату целостности,
на временную разорванность между изменившейся и субъективно прежней
реальностью. Попытка отрезать окончательно ту часть, которая создает это
расщепление, на мой взгляд, бесполезна. Так как она уже утрачена, но эта
утрата не пережита. Это как фантомная боль в ампутированной конечности.
Очень странно, пытаться снова отрезать то, чего уже нет. Зато возможно
принять факт утраты, оплакать его, испытав боль возможно куда более
сильную, но конечную.
«Хирургическая психология» хронифицирует проблему так как пытается
создать новые и новые способы игнорирования реальности клиента, роли боли
в его конкретном и единичном мире, про который специалист ничего пока
не знает и долго не будет знать.
Психиатрия, в том виде, в котором она существует сейчас, это большей
частью психохирургия. Когнитивное направление, в котором работают
по протоколам, воспринимая людей, как набор психических функций,
психохирургия. «Гарантированная быстрая и эффективная помощь» –
психохирургия.
Мне кажется, есть ситуации, когда нет выбора «резать» или нет, но их
меньшинство, как в хирургии, так и в психологии. Когда речь идет об угрозе
жизни. В остальных случаях психотерапия – это, скорее, про «пришивать»,
«сращивать», «держать под УФЧ-лампой», про участливую заботу, а не про
вторжение под эгидой помощи.
 Ремонт
На Кубани много разных домов: саманные, турлучные, кирпичные, блочные.
А сейчас появилось множество современных материалов. Даже если дом
построен по типовому проекту, он по-своему уникален. Все равно будут
различия во внутренней отделке, обогреве, освещении. А, следовательно,
и изнашиваемости.
Встречаются дома с конструктивными недочетами. Или с неудачным
воплощением этой конструкции. В некоторых домах недостает нужных
материалов, прибранных к рукам по предприимчивости строителей. В других
страдает само качество работы.
И очень редко, практически никогда, особенности дома видны с первого
взгляда.
А если дом достался в наследство, в котором жило несколько поколений
до него, то и информация об уникальности дома давно потеряна. О его слабых
и важных элементах. Все это скрыто под слоем штукатурки, бетона, известки.
И вот хозяин дома решает сделать ремонт. Косметический. Чтобы красиво
было. Приводит в порядок комнату за комнатой. И вдруг в одной сверлит стену,
чтобы повесить полочку, а из стены воды потоком! Откуда?! Ведь в проекте
ничего такого, никаких труб в этой стене!
Иногда, конечно, навел красоту и живет спокойно еще одно поколение.
Но чаще ремонт бывает экстренным. Например, крыша стала разрушаться.
Или трубы сгнили. Или мыши прогрызли сто один ход в бетонном полу. Или
стены стали уползать подобно Пизанской башне.
В таком случае даже разобраться, что за факторы послужили причиной,
бывает непросто. Это только время? Или землетрясение? Или влажность в этой
местности? Потом окажется, что не все найденные причины можно устранить.
И, тем более, предупредить. Что в каком-то случае достаточно устранить
последствия: поменять трубы. И жить спокойно. А в каком-то нужно вносить
серьезные конструктивные изменения.
Чем уникальнее дом, чем больше там закоулков, тайных ниш и подземных
сооружений, тем длительнее процесс его изучения. Стены домиков трех
поросят все как на ладони. А попробуй разберись в копях Мории
или английском замке.
Попытка «подшаманить» фасад и оставить, как есть, может привести
к разрушению дома. Да и подлатанные трубы и крыша долго не прослужат.
Иногда, гораздо разумнее их заменить.
Я думаю, вы уследили за моим ходом мыслей и уже сами провели параллели
между консультированием и косметическим ремонтом. Терапией
и капитальным ремонтом.
Если продолжать эту метафору на примере моего собственного пути, то
в терапии я открыла, что мой дом гораздо богаче, чем я думала. В нем я
обнаружила тщательно укрытую не только от посторонних глаз, но даже
от хозяина, пещеру с сокровищами, которые несколько потускнели, но я верю,
что солнечный свет даст им вновь заиграть яркими красками. А в пещере
сооружу гардеробную.
 Трудности перевода
Интересно, что разговаривая на одном языке, мы почти убеждены в том, что
этот факт сам по себе является взаимопониманием. И там, где говоря
с иностранцем, проясняли бы незнакомое слово и, тем самым, понимали бы,
что этот конкретный человек в него вкладывает, но слова родного языка мы
часто наделяем единым смыслом с собеседником.
Безусловно, верный смысл помогает считывать контекст. Вряд ли мы
спутаем «молнию» на небе с «молнией» на куртке. Но с переживаниями все
немного (или намного) сложнее.
И тогда я говорю «я злюсь», а ты слышишь «я тебя обвиняю»
Я говорю «мне грустно», а ты слышишь «порадуй меня»
Я говорю «я завидую», а ты слышишь, что «я бессовестная».
И может быть ты слышишь верно, а может и нет. Важно помнить, что
искажения происходят не только при воспроизведении, но и при восприятии.
Терапевты – немного переводчики)
 Золотой песок
Некоторые клиенты приходят на прием с песочницей и говорят: «Поглядите,
какой здесь грязный и противный песок, в нем окурки, его кошки использовали
в качестве туалета, из него дети когда-то лепили куличики, но теперь это
невыносимые отвратительные отбросы»
А терапевт достает сито, поток жизни в кабинете становится очищающей
рекой. И отвечает: «а давайте поглядим!»
И вот в лотке золотой песок, сияет и переливается. Все наносное ушло,
унесено рекой и настойчивостью, с которой руки клиента и терапевта
удерживали этот лоток, несмотря на течение.
 Оттаивание
Не знаю, как вы, а я люблю зиму прежде всего за снег. Удивительно, когда
утром исчезает привычная грязь. Да вообще все исчезает под слоем воздушной
бесконечной белизны! В этом есть особая прелесть и притягательность для
меня. И неважно, что все живое замирает под этим снегом.
И вот он тает! Мне всегда сложно понять, правда ли, что столько грязи было
и раньше? Есть ощущение, что снег ушел, а мусор разросся. На самом деле все
осталось по-прежнему, но я отвыкла от этой обнаженности. От того, что все,
что на поверхности, оказывается на виду, бросается в глаза.
И точно есть промежуточный этап, когда снега уже нет, а жизнь в виде
зеленеющей травы еще не пробудилась. И тогда видно только грязь, и мусор.
Ничем не скрашиваемые. Угнетающие.
Я подумала, что этот процесс очень похож на тот, который запускается после
тяжелых депрессий. Депрессия – это и есть заморозка на уровне тела. Холод
притупляет непереносимые чувства. И за эту притупленность приходится
платить и исчезновением всех остальных, то есть жизни. Жизнь погребена под
слоем снега, анестезирована. Нет чудесных цветов, но ведь и несовершенств
в виде грязи и мусора тоже на обнаружить!
И вот процесс сдвинулся с мертвой точки, источник жизни подогрел
снежный покров, и он стал стремительно таять, проливаясь слезами. Эти слезы
могут быть похожи на бурные речные потоки ранней весны. И, кажется, что
нет им конца.
Наконец снег растаял, но и трава еще не начала пробиваться. Вокруг только
серость и отчаяние. Человек понимает, что ему стало хуже. То, что есть сейчас,
не стоило потери снежного покрова. Это сложный момент. Пугающая точка.
Суицидально напряженная. Когда потеря смысла переживается еще острее,
но сил уже достаточно для того, чтобы с жизнью распрощаться.
Но если вернуться к погоде, то я твердо знаю, что трава будет, что птицы
запоют, и что мой отклик будет волнительным. И я перестану замечать грязь!
Да и станет ее поменьше. И что мусор легко собрать и выбросить в контейнер.
Если его теперь видно.
Для человека, выходящего из депрессии, это знание, порой, единственная
ниточка, связывающая с жизнью. Вера словам другого человека, что трава
будет непременно, и стоит только подождать, выдерживая грязь. И, быть
может, иногда вновь вызывая снегопад. Они и весной не редкость, но это совсем
другая история. «Зима недаром злится, прошла ее пора!»
 Живопись
Клиент приходит и приносит с собой картину. Она состоит из нескольких
слоев. В процессе развития что-то, однажды нанесенное, он сохранял, оттенял,
а что-то старательно закрашивал. Он сам про то, что картина состоит из слоев,
не знает. Но также и не видит ее такой, какой она открывается взглядам других.
И вот терапевт вместе с клиентом начинает эту картину рассматривать.
И если клиент постоянно повторяет, что вот тут у него зеленая трава, а терапевт
видит выжженную землю, то именно это место они рассматривают вместе уже
пристальнее. И клиент может или стереть землю, и открыть траву под ней. Или,
если травы никакой не оказывается, то покрыть землю травой. Нанести новый
мазок.
Или в представлении клиента картина занимает десятую часть полотна,
а терапевт видит, что полотно закрашено целиком, но есть лишь небольшие
пробелы, то тут тоже можно присмотреться. Иногда одними глазами, своими
собственными ничего не было видно, а после взгляда терапевта клиент будто
прозревает на какую-то, прежде скрытую часть полотна.
А еще терапевт может показать свою картину клиенту, и они могут
порадоваться сходству, и полюбопытствовать про отличия.
Терапевт может дать краски, а мазки все равно будет наносить клиент.
Возможно, краски с собой он забрать не сможет, они останутся в кабинете,
но их присутствие на полотне полностью изменят впечатление от него.
И вот тут есть две серьезные ловушки, которые в некоторых случаях (пустое
полотно; или краски-хамелеоны) оправданы, но чаще анти-терапевтичны. Это,
когда терапевт пишет картину за клиента. То есть переносит словесное
описание клиента на холст, становится «кистью» клиента.
А еще, когда терапевт точно знает какой должна быть картина, чтобы его
устроила. Или какой она точно быть не должна.
И если вы действительно учитесь живописи, то скорее всего будете искать
проводника в этот мир, опираясь на эстетические чувства. Любитель Шишкина
вряд ли пойдет к авангардистам. И в терапии то же самое. Терапевта,
подходящего именно вам, не всегда просто найти. Того, которого
заинтересовала именно ваша картина. Быть может, она очень похожа на его
полотно, а быть может, напротив, сильно отличается. И именно тем ценна
и интересна.
Не отчаиваетесь, если вашу картину сразу не оценят по достоинству. Ведь,
скорее всего, вы и сами не подозреваете, какой это шедевр на самом деле.
А потому скрываете. Под слоем аляповатых мазков или заводской штамповки
хранится уникальное произведение, вызывающее восторг, трепет и нежность.
 Оазис
Человек, переживший травму развития, так голоден по любви, что похож
на умирающего от жажды в пустыне. Стоит ему заметить оазис, из последних
сил доползти до него и прикоснуться в воде, быть может успев сделать один
глоток, как оазис пересыхает.
Открыв эту нужду, люди часто предпринимают отчаянные попытки напиться
из разных оазисов, отдохнуть в их тени.
Беда, пожалуй, в том, что несколько лет может уходить лишь на обнаружение
этой жажды.
Терапевт может стать тем оазисом, в котором всегда есть вода. И который
тонко чувствует, когда у человека появляются силы искать новые оазисы
самому. А пока их нет готов предоставить доступ к своему.
 Тихая охота
Так, как я не только терапевт, но и грибник с огромным стажем, то я
напоследок грибная метафора терапии.
Я, как терапевт, хожу с клиентом в его лес. Там растет множество грибов.
Первое, что я сделала, став грибником, так это изучила смертельно ядовитые
грибы. Если человеку вздумается их попробовать, я буду очень убедительна
в предъявлении своих знаний. Но все равно, есть или не есть, решать ему.
Если я точно знаю, что гриб ядовит, но не смертельно, то буду выяснять,
чем же он притягателен для клиента и постараюсь связать последствия
употребления с предметом. Скорее всего, раньше это было не очевидно.
Если клиент кричит о ядовитости всех мухоморов, а я знаю, что серо-розовый
выбивается из этой линейки и вообще деликатес, то я могу предъявить свой
опыт. Как шла к этой пробе и сколько удовольствия получаю теперь.
Иногда они пробуют неизвестные для меня грибы, и я уже бесстрашно
прикасаюсь к ним.
Иногда они отказываются кусать даже самые привлекательные, а любуются
ими издалека. Это безопасно, но потихоньку становится скучно.
Иногда они открывают новые способы употребления и использования
грибов, не знакомые мне в силу гурманства.
Иногда они берут целиком руководство на себя и сами ведут меня через свой
лес, ведь знакомых грибов вокруг больше, чем незнакомых. И любопытство
перевешивает ужас.
Я так люблю ходить в леса других, что все реже хожу в лес настоящий
 В качестве послесловия
Жизнь условно можно разделить на две части: в первой половине жизни
перевешивают потребности в поглощении (брать), во второй – в выделении
(давать). В итоге развивается сам индивид (сохранение себя) и его потомство
(сохранение вида).
Потребность в поглощении и действие «брать» используется для роста,
развития, взросления. Однажды в нашей (и не только) стране все перевернулось
с ног на голову. Женщины стали кормильцами семьи, а дети ведущими
хозяйство часто обслуживающие эмоциональные потребности этих женщин. Я
считаю, что это не общая вина, а общая беда, которую оплакать бы до конца,
а не размахивать лозунгами а-ля «давайте повторим!».
В итоге вырастает поколение крайне голодных детей, не сколько физически
(хотя и таких немало), сколько эмоционально. Им никто не дал безусловной
любви по праву рождения, им необходимо было с раннего детства жить совсем
не детской жизнью. В фильме А. Тарковского «Иваново детство» есть
пронзительная сцена, передающая то, что ребенок остается ребенком всегда,
даже в тех условиях, где он старательно изображает из себя взрослого. Что его
ведущая потребность в игре стремится быть удовлетворенной, несмотря ни
на что.
Ребенок, лишенный детства, затаивается, он прячется внутри взрослого тела
и ждет «хорошего времени», которое часто наступает в декрете. Теперь можно
покупать огромное количество игрушек «для новорожденного» и быть с кем-
то связанным всегда всегда, с кем-то, кто конечно «не огорчит мамочку и будет
любить ее вечно». «Брать» перекочевывает во вторую половину жизни, ведь
«давать» приходилось активно в первой, причем давать даже то, чего не было.
В крайних случаях таких отношений живут вместе две женщины: непросто
разобрать, где там мать, где дочь. Обе крайне одиноки, но при этом связаны.
В книге Э. Елинек «Пианистка» очень ярко проиллюстрирован пример таких
отношений.
В более легких случаях у женщины, выросшей у такой голодной матери
появляется своя семья, но все ресурсы отдаются маме, она не первом месте,
словно птенец в гнезде с вечно открытым клювом, у которого намного больше
сил, чтобы растолкать других, более истощенных. Дети снова заброшены
и ходит эта песенка по кругу из поколения в поколения: давать, а потом брать.
Но иногда кто-то из этой системы поддается чему-то мощному, Id-овскому.
Иногда, это бабушка, уже давно похоронившая мужа, к ужасу дочери
отказывается посвящать свою жизнь внукам взамен эмоциональной кормежки
и отправляется путешествовать… автостопом.
Или дочь, доведенная до ручки, «внезапно» вычеркивает из жизни свою мать.
Или внуки осваивают внятный язык болезней, чтобы добрать свое внимание,
несмотря ни на что.
Кто-то делает что-то, что невозможно игнорировать, что-то, совершенно
безумное на первый взгляд. Но с этой точки что-то меняется. Вовсе не малой
кровью, происходит взрыв в системе, но видимо поставить «брать» и «давать»
на свои места невозможно более мягкими способами. Во всяком случае так
кажется мне сейчас. Ведь для этого надо разрушить то, что выстроено на века.
Ужаснуться. Оплакать потерю. И строить новый дом из песка…
 Благодарности
Когда я пришла в эту профессию у меня были сложные отношения
с благодарностью. Я не умела выражать ее иначе, чем чувствовать себя
должной. Я очень радуюсь тому, что сейчас могу обращаться иначе с этим
очень трепетным для меня чувством, наполняющим отношения и жизнь
в целом ценностью. В создании этой книги прямо или косвенно участвовали
много людей.
Спасибо моему первому терапевту, а, теперь, коллеге – Алине Едрышовой –
за инициацию в профессии. За то, что хрупкое, едва уловимое желание выросло
в мощную жизненную энергию.
Виктории Куцевой – за многолетнее сопровождение в самых разных
чувствах и процессах, за появившуюся у меня способность к участливому
любопытству.
Спасибо людям, которых я считаю своими учителями. Светлане Мигачевой –
за умение структурировать и связывать, видеть в объеме. Михаилу Кирееву –
за человечность, за атмосферу, в которой я смогла принять и признать свое
несовершенство и сделать его ресурсом собственной жизни и собственной
философии. Наталии Кедровой – за способность превращать «ужас-ужас»
в «похоже, ты рассержена», за конкретность в потоке неопределенности
и умение быть рядом в этом, за «Азбуку эмоций», когда-то купленную для
дочки и открывшую передо мной новый неведомый мир. Дмитрию Гладкову –
за восстановившуюся веру в то, что мужчины способны на очень разные
чувства, которые ранее я считала лишь прерогативой женщин. Ольге
Семеновой – за умение ценить момент и то, что случилось. Лене Калитеевской –
за пронзительную искренность и восстановленную веру в женщин, в женское.
Даниилу Хломову – за право рассуждать «собой» даже если это противоречит
авторитетным мнениям, за умение быть рядом с Другим.
Спасибо Алексею Смирнову и Александре Соболевой – за энергию пары,
за такое поле, в котором может происходить торжество жизни.
Алене Юдиной – за «инициацию» в теме кризисов. Возможно, мой взгляд
на кризис совсем другой, но он случился благодаря тебе.
Галине Каменецкой – за проникновение в суть психотического страдания,
за метафору психических заболеваний, за возможность найти за ужасом
сочувствие и интерес.
Денису Копытову – за честность, формы этой честности, право быть
неудобным и метафору моей практике, как библиотеки, которая открыла новый
этап в моей профессии. Этап, в котором есть место самым разным сюжетам.
Зине Березиной – за трогательное сочетание непосредственности
и профессионализма, за подлинность.
Инге Бадальян – за опорность и мудрость, благодаря твоим реакциям многое
из того, что казалось мне прежде совершенно ужасным, стало вызывать гамму
других чувств и желание смотреть в это.
Денису Хломову – за эстетику и взгляд, рядом с которым слова трепещут, как
бабочки, соединяясь все в новые и новые красочные образы.
Кате Волковой – за коллегиальную поддержку, за опору в сложных
ситуациях, за ощущение «спины» в профессии.
 Спасибо Анне Федосовой, Елене Леонтьевой и Алене Швец за ваше
писательское мастерство, оно придало мне решимости для последнего шага –
создания бумажной книги. У нас не было Встреч в гештальтистском смысле,
но через Ваши тексты что-то оживало во мне.
Татьяне Адамовой – за присутствие в жизни, окрашенной совсем разными
тонами. За редактуру и интерес к моему творчеству.
Я благодарю моих друзей, коллег и соратников – Наталью Яцуру, Ирину
Крижановскую, Дениса Визера, Яну Рознер за участие, тепло,
профессиональное признание, интерес к моей работе, редактуру и правки.
Рядом с вами я много лет изучаю границы коллегиальности и очень рада, что
делаю это именно с вами. Для меня вы больше, чем коллеги.
Огромное спасибо моему мужу – Вячеславу Демьяненко. За чтение
бесконечных количеств разрозненных вариантов, за обсуждения, в которых
рождались новые главы и, даже, за резкую критику. Без тебя бы не случилось
этой книги и, скорее всего, меня в профессии.
Моей дочери – Полине Демьяненко за чудесную обложку и терпимость
к запойному увлечению книгой, за твой писательский и художественный
талант, который помог достать глубоко упрятанный мой.
Спасибо моим родителям, одаренность которых передалась мне. Спасибо
за детство «в библиотеке», за ростки, которые в моей душе стали могучим
лесом, за «терапевтичность», которой наделили меня.
Спасибо людям, которые щедро откликнулись в ответ на просьбу о наборе
практического материала для этой книге. Я оставлю вас анонимными, но мы
то с вами знаем!
Спасибо моим клиентам за совместно пройденные пути. Благодаря этому
опыту я все больше захвачена интересом к неповторимым внутренним мирам
и их отражениям в зеркале карты.
Спасибо участникам моих обучающих программ, посвященных волшебству
МАК: за доверие и искреннее предъявление без масок. Рядом с вами я
рисковала использовать этот инструмент в разных ипостасях, в результате
этого опыта зародилась книга.
Спасибо коллегам, с которыми за все эти годы встретились единожды или
движемся «в одном табуне». Я удивлена, какое же количество Встреч хранит
мое сердце. Сколько же людей повлияли на мой терапевтический стиль! Это
радостно и удивительно!
 Список использованной литературы
Аксельсен Э. Д. Симптом, как ресурс/ пер. с норв. – Самара: Ид «Бахрах-М»,
2018.
Берн Э. Люди, которые играют в игры. Екатеринбург: ЛИТУР, 1997.
Биркхойзер-Оэри С. Мать: архетипический образ в волшебной сказке/ пер.
с англ. – М.: Когито-центр, 2008.
Бриш К. Х. Терапия нарушений привязанности: от теории к практике/ пер.
с нем. – М.: Когито-центр, 2014.
Булюбаш И. Д. Я тебя слышу. Феномены языка и речи в практике гештальт-
терапевта. – Самапа: Издательский дом «БАХРАХ-М», 2014.
Булюбаш И. Д. Руководство по гештальт-терапии. – М.: Психотерапия, 2011.
Бьюдженталь Дж. Искусство психотерапевта. СПб.: Питер, 2001.
Ван дер Харт О., Нейенхэюс Э. Р. С., Стил К. Призраки прошлого:
структурная диссоциация и терапия последствий хронической психической
травмы/ пер. с англ.: – М.: Когито-центр, 2013.
Винер Д. Терапевтические отношения: Перенос, контрперенос и обретение
смысла/ Пер. с англ. – М.: Когито-Центр, 2014.
Виртц У. Убийство души: инцест и терапия/ пер. с англ. – М.: Когито-центр,
2014.
Волкан В., Зинтл Э. Жизнь после утраты: психология горевания/ пер. с англ. –
М.: Когито-центр, 2014.
Вудман М. Опустошенный жених: женская маскулинность/ пер. с англ. – М.:
Когито-центр, 2013.
Гингер С., Гингер А. Гештальт-терапия контакта. СПб.: Специальная
литература, 1999.
Гингер С. Гештальт: искусство контакта/ пер. с англ. – М.: Академический
проект, 2014.
Гингер С., Гингер А. Практическое пособие для психотерапевтов/ пер. с фр. –
М.: Академический проект, 2014.
Грани гештальт-терапии. – М., 2018/ Под ред. О. Немиринского
Джойс Ф., Силлс Ш. Гештальт-терапия шаг за шагом: навыки в гештальт-
терапии. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2017.
Дыхне Е. А. Гештальт-терапия в клинической практике. Работа с тяжелыми
личностными расстройствами. – М.: Центр практической психологии
«Гештальт Подход», 2018.
Елинек Э. Пианистка. – М.: АСТ, 2015.
Инина Н. В. Испытание детством. На пути к себе. – М.: Никея, 2016.
Зинкер Дж. В поисках хорошей формы. М.: Класс, 2000.
Кадыров Р. В. Посттравматическое стрессовое расстройство: учебное
пособие. – СПб.: Речь, 2012.
Калшед Д. Травма и душа: духовно-психологический подход
к человеческому развитию и его прерыванию/ пер. с англ. – М.: Когито-центр,
2015.
Кернберг О. Ф. Отношения любви: норма и патология/ пер. с англ. – М.:
Независимая фирма «Класс», 2017.
 Лебедева Н. М., Иванова Е. А. Путешествие в гештальт: теория и практика. –
СПб; М.: Речь, 2015.
Лэнгле А. Дотянуться до жизни. Экзистенциальный анализ депрессии/ пер.
с нем. – М.: Генезис, 2018.
Маац Х. Комплекс Лилит: темная сторона материнства/ пер. с нем. – М.:
Когито-центр, 2017.
Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры
личности в клиническом процессе. М.: Класс, 2012.
Макдугалл Дж. Театры тела: психоаналитический подход к лечению
психосоматических расстройств/ пер. с франц. – М.: Когито-центр, 2013.
Мамардашвили М. К. Лекции о Прусте. Психологическая топология пути. –
М., 1995.
Масколье Г. Выбери свою жизнь. Гештальт сегодня/ пер. с фр. – М.:
Академический проект, 2017.
Мацлиах-Ханох С. Сказки обратимой смерти: Депрессия как целительная
сила/ пер. с иврита. – М.: Когито-центр, 2016.
Миллер А. Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я/ пер. с нем. –
М.: Академический проект, 2014.
Моховиков А. Н. Болевые точки психотерапии: принимая вызов. – М.:
Смысл, 2018.
Никольская И. М. Кризисная психологическая помощь в совладании
с переживаниям утраты близкого: учебное пособие. – СПб.; М.: Речь, 2016.
Оклендер В. Окна в мир ребенка. Руководство по детской психотерапии. М.:
Класс, 2010.
Оклендер В. Скрытые сокровища: путеводитель по внутреннему миру
ребенка. – М.: Когито-центр, 2014.
Олифирович Н. И., Малейчук Г. И. Сказочные истории глазами
психотерапевта. – М.: Академический проект, 2018.
Патнем Фрэнк В. Диагностика и лечение расстройства множественной
личности/ пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2004.
Петрановская Л. В. Тайная опора: привязанность в жизни ребенка. – М.:
Издательство АСТ, 2016.
Перлз Ф. Гештальт-подход и свидетель терапии. М.: Либрис, 1996.
Перлз Ф. С. Эго, голод и агрессия. М.: Смысл, 2000.
Польстер И., Польстер М. Интегрированная гештальт-терапия. М.: Класс,
1997.
Румянцев П. Р. В поисках нормы. Размышления психиатра. – М.: Генезис,
2016.
Седжвик Д. Раненый целитель: контрперенос в практике юнгианского
анализа. – М.: Добросвет, КДУ, 2014.
Свиридкина Т. Л. Шагни из прошлого: руководство по психотерапии
травмы. – М.: ИД «Городец», 2017.
Сидоров П. И., Парняков А. В. Клиническая психология: учебник. – М.:
ГЭОТАР-Медиа, 2010.
Симптом и контакт: клинические аспекты гештальт-терапии. – М.:, 2015 /
Под ред. О. Немиринского.
 Спаниоло Лобб М. Сейчас-ради-потом в психотерапии: гештальт-терапия,
рассказанная в обществе эпохи постмодернизма. – Ростов н/Д: Феникс, 2015.
Стайнер Дж. Психические убежища. Патологические организации
у психотических, невротических и пограничных пациентов/ пер. с англ. – М.:
Когито-центр, 2013.
Столороу Роберт Д. Травма и человеческое существование.
Автобиографические, психоаналитические и философские размышления/ пер.
с англ. – М.: Когито-центр, 2016.
Уилер Г. Гештальттерапия постмодерна: за пределами индивидуализма. М.:
Смысл; ЧеРо, 2005.
Франчесетти Дж. Панические атаки: гештальт-терапия в единстве
клинических и социальных контекстов. – М.: 2014.
Фромм Э. Искусство любить. – М.: АСТ, 2017.
Хирш М. Это мое тело… и я могу делать с ним, что хочу:
психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела/ пер. с нем. –
М.: Когито-Центр, 2018.
Хломов Д. Н. Динамическая концепция личности в гештальттерапии//
Гештальт-96. Сб. материалов МГИ, М.: МГИ, 1996.
Холлис Д. Грезы об Эдеме: в поисках доброго волшебника/ пер. с англ. – М.:
Когито-центр, 2013.
Холлис Д. Душевные омуты: возвращение к жизни после тяжелых
потрясений/ пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2014.
Холлис Дж. Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать
по-настоящему ввзрослым/ пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2017.
Холлис Дж. Перевал в середине пути: как преодолеть кризис среднего
возраста и найти новый смысл жизни/ пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2016.
Холлис Дж. Под тенью Сатурна: мужские психические травмы и их
исцеление/ пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2014.
Холлис Дж. Призраки вокруг нас: в поисках избавления/ пер. с англ. – М.:
Когито-центр, 2015.
Шварц-Салант Н. Пограничная личность: видение и исцеление/ пер. с англ. –
М.: Когито-центр, 2013.
Шефов С. А. Психология горя. – СПб.: Речь, 2007.
Шрайбер Ф. Р. Сивилла: роман. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2013.
Эстес К. П. Бегущая с волками: Женский архетип в мифах и сказаниях. М.:
София, 2014.
Юнг К. Архетип и символ. М.: Renaissance, 1991.
Ялом И. Как я стал собой. Воспоминания: М.: Эксмо, 2018.
Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Класс, 1999.