трактат «Тускуланские беседы» – одно из величайших произведений Цицерона: пять философских бесед, которые посвящены Марку Бруту

всесторонне раскрывают проблему достижения счастья – «эвдемонии». Как сохранять стойкость и силу духа, несмотря на жизненные неурядицы?
Как не бояться смерти, утешиться в горе? Как достичь спокойствия и ясности? Что же на самом деле значит быть счастливым? Глубокий
философский подход, точность аргументации, вневременная мудрость делают книгу настоящей классикой, которая, без сомнения, должна быть в
каждой домашней коллекции.
Трактат был закончен, по-видимому, осенью 45 до н. э. Формально относится к жанру философского диалога, но отличается от обычной его
формы, которую Цицерон использовал в предыдущих сочинениях, и скорее представляет собой серию из пяти докладов или лекций, где
собеседник выступает в роли ученика, который не спорит с учителем, а лишь ставит тезис, а потом задает вопросы. Такую форму изложения,
восходящую к стилю Карнеада, Цицерон позаимствовал у Филона Ларисейского, и называет греческим термином «школа» (scholae).[3].
Благодаря блестящему стилю изложения «Тускуланские беседы» всегда считались одним «из самых прекрасных и влиятельных» [4] произведений
Цицерона.
Трактат, посвященный Марку Бруту, состоит из пяти книг, в которых представлены пять воображаемых бесед, происходивших
на тускуланской вилле Цицерона.

Книга первая[править | править код]

В первой книге разбирается вопрос о страхе перед смертью, и о том, следует ли вообще считать смерть злом. Для Цицерона, потерявшего в том
году любимую дочь, и очень о ней скорбевшего, это был вопрос не праздный. Поскольку для ответа на него надо было определиться с тем, что из
себя представляет человеческая душа, и какова может быть её участь в посмертии, Цицерон кратко описывает мнения основных философских
школ о природе души (§ 18—22), и выбирает точку зрения Платона (наиболее оптимистичную), считающего душу вечной и бессмертной. Так как
это мнение отнюдь не было общепринятым, он также рассматривает взгляды главы стоической школы Панетия, отрицавшего идеи Платона о
нерожденности и предсуществовании души, и утверждавшего, что души рождаются, как и тела, и, как и все, что рождается, обречены смерти (§ 79
—81). Поскольку, если прав Платон, то добродетельную душу после смерти ждет блаженство, а если прав Панетий, то после смерти просто не
будет ничего, Цицерон делает вывод, что бояться не стоит ни в одном из этих случаев.
Третий вариант, при котором души обречены после смерти влачить призрачное существование в загробном мире, Цицерон отвергает на том
основании, что, если
...даже мертвые несчастны, то поистине мы рождаемся на вековечное несчастие. Ведь тогда несчастны даже те, кто уже сто тысяч лет
как умерли, да и вообще все, кто когда-либо был рожден на свет.
— Цицерон. Тускуланские беседы. I, 9.
По его мнению, все это «дикие выдумки поэтов и художников» , между тем, как именно эта точка зрения господствовала в античной религии.
[5]

Книга вторая[править | править код]

Во второй книге разбирается вопрос о том, является ли боль наибольшим злом. Это мнение Цицерон отвергает сразу, поскольку для него
очевидно, что позор, стыд или бесчестье являются для достойного человека куда большим злом, чем боль (§ 14). Затем он рассматривает
взгляды философов на этот вопрос, высмеивая лицемерие эпикурейцев и стоиков (§ 15—18). Основная часть книги представляет собой сборник
примеров из литературы и жизни, иллюстрирующих стойкость героев, мудрецов и обычных людей — легионеров, кулачных бойцов и гладиаторов.
Жестоки гладиаторские зрелища, многим они кажутся бесчеловечными, и пожалуй, так оно и есть — по крайней мере, теперь; но когда
сражающимися были приговоренные преступники, то это был лучший урок мужества против боли и смерти, — если не для ушей, то для
глаз.
— Цицерон. Тускуланские беседы. II, 41.
Вывод из всего этого достаточно прост — философ должен мужественно переносить боль, не теряя при этом лица:
Стенать мужчине иногда позволительно, хоть и редко; вопить непозволительно даже и женщине.
— Цицерон. Тускуланские беседы. II, 55.
Если же телесные страдания станут воистину невыносимы, ничто не мешает мудрецу прекратить их в любое время вместе с жизнью (§ 67).

Книга третья[править | править код]

В третьей книге разбирается вопрос об утешении при нравственном страдании. Цицерон излагает точку зрения стоиков (§ 14—21), затем прочих
школ. По его словам, философия — есть «наука об исцелении души»[6], но процесс этого исцеления будет постепенным и нескорым. В этой книге
Цицерон в основном опирается на стоические взгляды, и язвит по поводу эпикурейцев, считающих (по его мнению), что надо стремиться к
удовольствию, а закалять свой дух мыслями о возможности предстоящих бедствий не стоит, поскольку это отравит нынешние удовольствия, а
судьба все равно сумеет нанести такой удар, какой человек не в силах предусмотреть. Если уж случилось горе, то мудрец должен утешаться
воспоминаниями о прошлых удовольствиях и надеждой на будущие. Вопреки этому мнению, Цицерон вместе со стоиками считает, что мудрец
способен достичь высокой степени бесстрастия, которая сделает его недоступным горю, а постоянное размышление приучит к мысли о
неизбежности потерь.
Из этих слов явствует, что несчастья горьки для тех, кто их не предвидел. Несомненно, все, что считается злом, от неожиданности
делается ещё хуже. И хотя не одним этим усиливается скорбь, все же при смягчении боли многое зависит от подготовленности души и от
общей готовности — пусть же человек всегда помнит о своей человеческой участи. И поистине замечательно и божественно — заранее
держать в мысли и понимании удел всех людей, ничему происходящему не удивляться и не мнить, будто чего нет, того и быть не может.
— Цицерон. Тускуланские беседы. III, 30.

Книга четвёртая[править | править код]

В четвёртой книге, продолжающей тему предыдущей, рассматривается вопрос о том, как преодолеть действие прочих страстей, мешающих
достичь невозмутимого спокойствия и ясности духа, потребного для счастья.
...если горе не властно над душой мудреца, то и ничто другое не властно. Что ещё может его тревожить? Страх? Но страх — это то же
горе, только причиняемое не тем, что есть, а тем, чего ещё нет. Освободиться от горя — значит освободиться от страха. Остаются
ещё две страсти: буйная радость и желание; если и для них недоступен мудрец, то душа его будет всегда спокойна.
— Цицерон. Тускуланские беседы. IV, 8.
Цицерон приводит стоическую классификацию страстей (§ 14—21), критикует мнение перипатетиков о том, что страсти душе необходимы, и нужно
лишь, чтобы они не преступали положенные им границы (§ 38—46). Затем он цитирует определение страсти, данное Зеноном:
...страсть есть движение души, противное разуму и направленное против природы; или, короче, страсть есть сильнейший порыв —
сильнейший, то есть далеко отступающий от постоянной меры природы.
— Цицерон. Тускуланские беседы. IV, 47.
Далее рассматриваются способы преодоления страстей и страха. В основном они сводятся к тому, что следует выработать взгляд на страсти, как
на ложные представления (§ 60—81).

Книга пятая[править | править код]

Пятая беседа посвящена основному для Цицерона вопросу моральной философии — достаточно ли совершенной добродетели[7] (достигнутой в
первых четырёх книгах) для того чтобы обрести блаженную жизнь. Эта книга является ответом на присланное Цицерону сочинение Брута «О
добродетели», в котором тот, ссылаясь на Антиоха Аскалонского, утверждает, что хотя духовного совершенства достаточно для счастливой
жизни, но помимо добродетели существуют и некоторые другие блага (§ 21).
Казалось бы, справедливость утверждения Брута настолько очевидна, что не нуждается в доказательствах, но, поскольку с ним не согласны
стоики и эпикурейцы, а академики прибегают к уловкам, чтобы уйти от прямого ответа (§ 22—24), Цицерон с большим литературным талантом
разоблачает их заблуждения, а затем, будучи опытным полемистом, меняет аргументацию, чтобы доказать их же правоту.
Он обращается к сочинению Теофраста «О блаженной жизни», где тот
...подробно доказывает, почему не может быть блажен человек под муками и пытками. Это там он будто бы говорит, что на колесо (есть
такая казнь у греков) блаженная жизнь никогда не всхаживала.
— Цицерон. Тускуланские беседы. V, 24.
Следом за этим Цицерон вновь высмеивает Эпикура и его последователей.
«Судьба не властна над мудрецом», — что может быть лучше сказано? Но говорит это человек, считающий боль не только высшим, но и
вообще единственным злом; что он скажет, если острейшая боль согнет ему все тело, как раз когда он будет на словах торжествовать
над Судьбой?
— Цицерон. Тускуланские беседы. V, 26.
После он критикует мнение Зенона и его школы о добродетели.
Затем Цицерон доказывает, что настоящим благом можно считать лишь то, что нравственно (§ 43), ибо в противном случае слишком многие вещи,
не только богатство и славу, но даже белизну зубов и приятный цвет кожи придется объявить благами (§ 46).
Из этого следует, что «добродетели достаточно, чтобы жить мужественно, а значит — блаженно»[8].
Далее приводятся яркие примеры из жизни людей, достигших богатства, высших почестей и власти, но при этом осквернивших себя пороками и
преступлениями: Цинны (в сравнении с Лелием), Мария (в сравнении с Катулом) и Дионисия Сиракузского (в сравнении с Архимедом) (§ 54—66).
Там же рассказывается и знаменитая притча о Дамокловом мече. С помощью этой демонстрации моральных контрастов Цицерон показывает,
насколько праведная жизнь мудреца предпочтительней жизни тирана, страдающего от собственных пороков.
Поскольку представление о блаженной жизни предполагает, «чтобы наш блаженный человек был неуязвим, защищен от всех опасностей, окружен
стеною и укреплениями, чтобы в нём не было даже малого страха, а только совершенное бесстрашие» [9], а никакая философия таких условий
обеспечить не может, то чтобы объявить добродетель достаточной для достижения блаженства, следует изменить представление о предельном
благе, исключив из этого понятия все блага внешние и телесные (§ 76).
При этом условии добродетель становится самодостаточным благом (так как все прочие исключены), и обладающий ею пойдет (теоретически, по
крайней мере) на любое страдание, и даже на смерть, лишь бы не изменить себе и сохранить это благо. Такова позиция стоиков, к которой, по
словам Цицерона, ему добавить нечего (§ 80—82).
Затем Цицерон пытается согласовать с этим учением стоиков доктрины остальных школ, и находит, что это вполне возможно (§ 83—96), даже в
отношении Эпикура, которого немного ранее сам Цицерон называл «человеком, который только притворялся философом, сам себе присваивая
это имя» и «рассуждал почти как животное»[10].
Заключительная часть пятой книги посвящена доказательствам того, что мудреца, достигшего предельного блага, не одолеют никакие страсти и
не сломят никакие удары судьбы (§ 96—117), а если все-таки судьба соберется с силами, и в придачу к нищете, всеобщему презрению, изгнанию
из отечества обрушит на мудреца слепоту, глухоту и «самые тяжкие телесные недуги» [11], то у него остается выход, рекомендованный ещё в конце
второй книги.
Мне в нашей жизни очень уместною кажется греческая застольная поговорка: «Или пей, или уходи скорей». В самом деле: нужно или вместе с
остальными разделять наслаждение выпивки, или уйти прочь, чтобы не пострадать трезвому в буйстве пьяных. Вот каким образом даже
если ты не в силах сносить удары судьбы, то можешь уйти от них.
— Цицерон. Тускуланские беседы. V, 118
Tuskulan gepleşikleri" traktaty Siseronyň iň uly eserlerinden biridir: Mark Brutusa bagyşlanan bäş filosofiki söhbetdeşlik bagt gazanmak meselesini "eudaimoniýa"
barada giňişleýin açýar. Durmuşdaky kynçylyklara garamazdan çydamlylygy we berkligi nädip saklamaly? Ölümden gorkmaly däl, gaýgyda teselli bermeli?
Arkaýynlygy we aýdyňlygy nädip gazanmaly? Bagtly bolmak hakykatdanam nämäni aňladýar? Çuňňur filosofiki çemeleşme, jedelleriň takyklygy, wagtlaýyn paýhas
kitaby hakyky nusgawy edýär, şübhesiz, her öý kolleksiýasynda bolmaly.

Traktat, beöň 45-nji ýylyň güýzünde tamamlandy. e. Resmi taýdan filosofiki gepleşik reanryna degişlidir, ýöne Siseronyň öňki eserlerinde ulanan adaty görnüşinden
tapawutlanýar, has dogrusy, söhbetdeş mugallym bilen jedel etmeýän okuwçy hökmünde çykyş edýän bäş hasabatyň ýa-da leksiýanyň tapgyrydyr. ýöne diňe tezis
goýýar, soň bolsa sorag beriň. Karneadleriň stiline gaýdyp gelýän Sisero, Larisanyň Filosyndan karz alyp, grek dilini "mekdep" (scholae) diýip atlandyrýar. [3]

Ajaýyp görkeziş stili sebäpli Tuskulan gepleşikleri elmydama Siseronyň “iň owadan we täsirli” eserleriniň biri hasaplanýar.

Mark Brutusa bagyşlanan traktat bäş kitapdan ybarat bolup, onda Siseronyň Tuskulan villasynda bolup geçen bäş sany hyýaly söhbetdeşlik bar.

Birinji kitap [redaktirle | kody üýtgetmek]

Birinji kitapda ölüm gorkusy we ölümi asla erbet hasaplamalymy diýen sorag bar. Şol ýyl söýgüli gyzyny ýitiren we oňa gaty gynanýan Sisero üçin bu boş sorag däldi.
Oňa jogap bermek üçin adamyň ruhunyň nämedigini we ahyretdäki ykbalynyň nämedigini kesgitlemek zerurlygy sebäpli, Sisero esasy pelsepe mekdepleriniň ruhuň
tebigaty baradaky pikirlerini gysgaça suratlandyrýar (§ 18-22) we ruhy baky we ölmez-ýitmez hasaplaýan Platonyň (iň optimist) nukdaýnazaryny saýlaýar. Bu pikir
umuman kabul edilmeýänligi sebäpli, Platonyň ruhuň dogulmazlygy we barlygy baradaky pikirlerini inkär eden we ruhlaryň beden ýaly dogulýandygyny öňe sürýän
stoik mekdebiniň müdiri Panetiusyň pikirlerine-de seredýär. dünýä inen hemme zat ölüme höküm ediler (§ 79-81). Platon dogry aýdýan bolsa, onda bagt ölümden
soň ýagşy bir adama garaşýar we Panetius dogry aýdýan bolsa, ölümden soň hiç zat bolmaz, Sisero bu hadysalaryň hiç birinde gorkmaly däl diýen netijä gelýär.

Ölümden soň ruhlaryň ahyretde aljyraňňy ýaşamak üçin hökmany boljak üçünji warianty, Tsitsero, eger şeýle bolsa, ret edýär.

... hatda ölülerem bagtsyz, soň hakykatdanam baky betbagtlykda doguldyk. Galyberse-de, ýüz müň ýyl mundan ozal ölenlerem, hakykatdanam dünýäde dünýä
inenleriň hemmesi bagtsyz.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. Men, 9

Onuň pikiriçe, bularyň hemmesi "şahyrlaryň we suratkeşleriň wagşy oýlap tapyşlary" [5], hut şu nukdaýnazardan gadymy din agdyklyk edýär.

Ikinji kitap [redaktirle | kody üýtgetmek]

Ikinji kitap, agyrynyň iň erbet ýamanydygy baradaky soraga seredýär. Sisero bu pikiri derrew ret edýär, sebäbi masgaraçylygyň, utanjyň ýa-da biabraýlygyň
mynasyp adam üçin agyrydan has erbetdigi äşgärdir (§ 14). Soňra filosoflaryň epikurlylaryň we stoikleriň ikiýüzliligini masgaralap, bu mesele boýunça garaýyşlaryny
öwrenýär (§ 15-18). Kitabyň esasy bölegi gahrymanlaryň, akyldarlaryň we ýönekeý adamlaryň - legionerleriň, ýumruk söweşijileriň we gladiatorlaryň çydamlylygyny
görkezýän edebiýatdan we durmuşdan mysallar ýygyndysydyr.

Gladiatorial tomaşalar rehimsiz, köpler üçin adamkärçiliksiz ýaly bolup görünýär, belki-de şeýledir - iň bolmanda häzir; emma söweşijiler jenaýatçylar ýazgarylanda,
gulak üçin däl-de, göz üçin agyry we ölüme garşy gaýduwsyzlyk üçin iň gowy sapak boldy.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. II, 41.

Bularyň hemmesiniň netijesi gaty ýönekeý - filosof ýüzüni ýitirmän batyrgaýlyk bilen çydamaly:

Käte erkek adam seýrek bolsa-da, iňňildeýär; gygyrmak hatda aýal üçinem haramdyr.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. II, 55.

Beden azaplary hakykatdanam çydap bolmajak bolsa, akyldaryň durmuş bilen birlikde islendik wagt olary saklamagyna hiç zat päsgel bermez (§

Üçünji kitap [redaktirle | kody üýtgetmek]

Üçünji kitapda ahlak taýdan ejir çeken ýagdaýynda teselli bermek meselesi gozgalýar. Tsitsero stoikleriň (§ 14-21), soňra beýleki mekdepleriň nukdaýnazaryny
düşündirýär. Onuň sözlerine görä, pelsepe "ruhy bejermegiň ylmy" [6], ýöne bu bejeriş prosesi kem-kemden we haýal bolar. Sisero bu kitapda esasan stoik
garaýyşlara daýanýar we hezil etmek üçin ymtylmalydygyna ynanýan epikurlylar hakda ýaňsylaýar we ýakyn geljekdäki betbagtçylyklaryň ähtimallygy barada
pikirleri bilen ruhuňy sowatmagyň gadyry ýok. bu häzirki lezzetleri zäherlär we ykbal henizem adamyň öňünden görüp bilmeýän şeýle zarba urup biler. Eger hasrat
eýýäm bolup geçen bolsa, akyldar geçmişdäki lezzetleri ýatlap, geljege umyt etmeli. Bu pikiriň tersine, Tsitsero stoikler bilen bir hatarda akyldaryň ýokary derejä
ýetip biljekdigine ynanýar, bu bolsa ony hasrat çekip bilmez we yzygiderli oýlanmak ony ýitgileriň gutulgysyz pikiri bilen öwrenişdirer.

Bu sözlerden betbagtlyklaryň öňünden görmedikler üçin ajydygy aýdyňdyr. Şübhesiz, erbet hasaplanýan zatlaryň hemmesi garaşylmadyk ýagdaýda hasam
erbetleşýär. Bu hasraty güýçlendirýän ýeke-täk zat bolmasa-da, agyryny ýeňletmekde köp zat ruhuň taýynlygyna we umumy taýýarlyga baglydyr - adam hemişe
adam ykbalyny ýada salsyn. Adamlaryň köpüsine pikirlenmek we düşünmek üçin öňünden durmak, bolup geçýän zatlara geň galmazlyk we ýok zadyň bolup
bilmejekdigini göz öňüne getirmezlik hakykatdanam ajaýyp we ylahydyr.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. III, 30.

Dördünji kitap [redaktirle | kody üýtgetmek]

Öňki kitabyň mowzugyny dowam etdirýän dördünji kitap, adamyň bagt üçin zerur bolan rahatlygy we ruhuň aýdyňlygyny gazanmagyna päsgel berýän beýleki
hyjuwlaryň hereketini nädip ýeňip geçmelidigi baradaky sorag bilen baglanyşykly.
... eger hasrat akyldaryň kalbyna güýji ýok bolsa, başga hiç zadyň güýji ýok. Ony başga näme biynjalyk edip biler? Gorky? Fearöne gorky şol bir hasratdyr, diňe
nämäniň däl-de, entek ýok zadyň netijesinde ýüze çykýar. Gaýgydan halas bolmak gorkudan halas bolmak diýmekdir. Moreene iki höwes galýar: zorlukly şatlyk we
isleg; bir akyldar olar üçin elýeterli bolmasa, onuň ruhy hemişe köşeşer.

Tsitsero hyjuwlaryň stoik klassifikasiýasyny berýär (§ 14-21), peripatetikanyň ruh üçin höwesleriň zerurdygy baradaky pikirini tankytlaýar we diňe kesgitlenen
çäklerden aşmaly däldir (§ 38-46). Soňra Zenonyň hyjuw kesgitlemesini sitata getirýär:

... hyjuw, akylyň tersine we tebigata garşy gönükdirilen ruhuň hereketidir; ýa-da gysgaça aýdylanda, hyjuw iň güýçli itergi - iň güýçli, ýagny tebigatyň hemişelik
ölçeginden daşlaşýar.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. IV, 47.

Aşakda höwesleri we gorkyny ýeňmegiň ýollary bar. Esasan, hyjuwlara ýalan pikirler hökmünde garaýşy ösdürmegiň zerurdygyna düşünýärler (§ 60-81).

Bäşinji kitap [redaktirläň | kody üýtgetmek]

Bäşinji çykyş, Tsitseronyň ahlak pelsepesiniň esasy soragyna bagyşlanýar - mübärek durmuş gazanmak üçin ýeterlik ajaýyp häsiýetdir [7] (ilkinji dört kitapda
gazanyldy). Bu kitap Brutusyň Tsitserona iberen "Sypaýylyk" atly eserine jogap bolup, ol Askalonyň Antiokusyna salgylanyp, ruhy kämillik bagtly durmuş üçin
ýeterlik bolsa-da, fazyletden başga-da käbir peýdalaryň bardygyny öňe sürýär (§ 21) .

Brutusyň aýdan sözleriniň dogrulygy, subutnama mätäç däldigi äşgär, ýöne stoikler we epikurlylar onuň bilen ylalaşmaýandygy sebäpli, akademikler göni jogap
bermezlik üçin hileleri ulanýarlar (§ 22-24), Sisero, uly edebi zehin bilen olaryň aldawlaryny paş edýär, soň bolsa tejribeli polemist bolmak bilen, dogrydygyny subut
etmek üçin argumenti üýtgedýär.

Teofrastusyň "Bereketli durmuş hakda" eserine salgylanýar

... gynamalara we gynamalara sezewar bolan adamyň näme üçin bereketli bolup bilmejekdigini jikme-jik subut edýär. Hut şol ýerde-de bagtly durmuş hiç haçan
tekeriň üstüne çykmady öýdýän (grekleriň arasynda şeýle jeza bar).

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. V, 24.

Ondan soň, Sisero ýene Epikury we onuň yzyna eýerijileri masgaralady.

"Ykbalyň akyldaryň güýji ýok" - has gowy näme aýdyp bolar? Emma muny agyry diňe bir ýokary däl, umuman ýeke-täk ýaman hasaplaýan adam aýdýar; Ykbalyň
üstünden dilden ýeňiş alşy ýaly, iň ýiti agyry tutuş bedenini egse, näme diýer?

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. V, 26.

Zenonyň we mekdebiniň ahlaklylyk baradaky pikirini tankytlandan soň.

Soňra Sisero diňe ahlakly zadyň hakyky gowulyk hasap edilip bilinjekdigini subut etdi (§ 43), ýogsam gaty köp zat, diňe baýlyk we şöhrat däl, hatda dişleriň aklygy
we ýakymly deri reňki hem haryt hökmünde yglan edilmeli ( § 46).

Munuň netijesinde “ahlaklylyk batyrgaý ýaşamak üçin ýeterlikdir we şonuň üçin bagtly bolar” [8].

Aşakda baýlyga, iň ýokary hormata we güýje eýe bolan, ýöne şol bir wagtyň özünde erbetlikler we jenaýatlar bilen hapalanan adamlaryň durmuşyndan aýdyň
mysallar bar: Cinna (Lelius bilen deňeşdirilende), Mary (Katulus bilen deňeşdirilende) we Dionisius Sirakuzadan (Arhimed bilen deňeşdirilende) (§ 54-66).
Damoklesiň gylyjy baradaky tymsalyň şol ýerde-de aýdylýar. Ahlak taýdan gapma-garşylyklaryň bu görkezilmegi bilen, Sisero akyldaryň dogruçyl durmuşynyň öz
erbetliklerinden ejir çekýän zalymyň durmuşyndan nä derejede artykmaçdygyny görkezýär.

Bagtyýar durmuş ideýasy “bagtly adamymyz eldegrilmesiz, ähli howplardan goralmaly, diwar we berkitmeler bilen gurşalan bolmaly, şonuň üçinem onda azajyk
gorky bolmaz, diňe kämillik gorkusy bolmaz” [9 ], we şunuň ýaly şertleriň hiç bir pelsepesi üpjün edip bilmez, belki, bagt gazanmak üçin ýeterlik ahlaklylygy yglan
etmek üçin, daşarky we beden önümleriniň hemmesini (§ 76) hasaba almazdan, ahyrky gowulyk düşünjesini üýtgetmeli.

Bu şertde, fazylet öz-özüne ýeterlik ýagşylyga öwrülýär (beýlekileriň hemmesi hasaba alynmaýar) we oňa eýe bolan adam (teoretiki taýdan iň bolmanda) islendik
jebir-jepalara, hatda ölüme-de geçer, diňe özüni üýtgetmese we gorap saklamasa. Bu gowy. Bu, stoikleriň pozisiýasy, Siseronyň pikiriçe, goşjak zady ýok (-8 80-82).

Soňra Tsitsero beýleki mekdepleriň taglymatyny stoikleriň bu taglymaty bilen utgaşdyrmaga synanyşýar we bu mümkin bolup biler (§ 83-96), hatda Tsitseronyň özi
biraz öň "diňe özüni görkezen adam" diýip atlandyran Epikura degişlidir. filosof bolmak, özüne bu at dakmak "we" haýwan ýaly diýen ýaly pikirlenmek "[10].

Bäşinji kitabyň ahyrky bölümi, ahyrky ýagşylyga ýeten akyldaryň haýsydyr bir hyjuwdan ýeňilmejekdigini we ykbalyň zarbasy bilen bozulmajakdygyny (§ 96-117) we
ykbal güýç toplasa subutnamalara bagyşlanýar. garyplykdan başga-da, ähliumumy äsgermezlik, watandan kowulmak akylyň körlügini, kerligi we “iň agyr beden
kesellerini” azaldar [11], şonda-da ikinjisiniň ahyrynda maslahat berilýän çykalga bar; kitap.

Durmuşymyzda grek içýän nakyl maňa gaty laýyk görünýär: “Içiň, ýa-da basym gidiň”. Aslynda: serhoşlaryň arasynda içgysgynçlyk çekmezlik üçin ýa-da galanlar
bilen içmegiň lezzetini paýlaşmaly ýa-da gitmeli. Ine, ykbalyň zarbasyna çydap bilmeseňizem, olardan daşlaşyp bilersiňiz.

- Tsitsero. Tuskulan gepleşikleri. V, 118