Как русские пишут на русских

доносы в советском стиле

Робин Диксон, The Washington Post, 27 мая 2023 года

Прихожане осуждают российских

священников, которые выступили за мир
вместо победы в войне с Украиной. Учителя
теряют работу после того, как дети рассказали,
что они против войны. Соседи, годами таившие
банальную обиду, настучали на давних врагов.
Рабочие сдают друг друга начальству или
напрямую в полицию или ФСБ, ФСБ.

Это враждебная, параноидальная атмосфера

русских, воюющих с Украиной и друг с другом.
Пока режим президента России Владимира
Путина расправляется с критиками войны и
другими политическими инакомыслящими,
граждане преследуют друг друга в духе самых
мрачных лет репрессий Иосифа Сталина: с
расследованиями, уголовными обвинениями,
судебными преследованиями и увольнениями
с работы.
Частные разговоры в ресторанах и транспорте
привлекают подслушивающих, которые
вызывают полицию для ареста «предателей» и
«врагов». Посты и сообщения в соцсетях —
даже в закрытых чатах — становятся
компроматом, который может привести к стуку
в дверь сотрудников ФСБ.

Эффект пугающий: разоблачения активно

поощряются государством, а новости об
арестах и судебных преследованиях
распространяются комментаторами-
пропагандистами на федеральных телеканалах
и в Telegram-каналах. В марте прошлого года
Путин призвал нацию очиститься, выплюнув
предателей «как комаров». С тех пор он
неоднократно предупреждал о внутренних
врагах, утверждая, что Россия борется за свое
выживание.

По данным правозащитной группы ОВД-Инфо,

с начала вторжения за оппозицию войне было
арестовано не менее 19 718 человек, в
отношении 584 человек возбуждены
уголовные дела, а в отношении 6 839 человек
возбуждены административные дела. По
словам организации, многие другие
столкнулись с запугиванием или
преследованием со стороны властей, потеряли
работу или подверглись преследованию (они
сами или их родственники). По данным
правозащитной группы «Мемориал», в России
содержится 558 политзаключенных.

«Эта волна доносов — один из признаков

тоталитаризма, когда люди понимают, что
хорошо — с точки зрения президента — и что
плохо, поэтому «кто против нас, того надо
преследовать», — говорит Андрей Колесников.
политический аналитик Фонда Карнеги за
международный мир из Москвы, который, как
и многие россияне, был признан властями
«иностранным агентом».

Колесников описывает путинский режим как

все более авторитарный, «но с элементами
тоталитаризма», и предсказывает трудные
годы впереди. «Я уверен, что он не вернется к
нормальной жизни», — сказал он, имея в виду
Путина. «Он не сумасшедший в медицинском
смысле, но он сумасшедший в политическом
смысле, как и любой диктатор».

Поток доносов сделал общественные места

опасными. Одними из самых опасных мест
стали школы, особенно во время
санкционированных государством занятий под
названием «Разговоры о важном», которые
проводятся по понедельникам. Учителя читают
студентам лекции о войне в Украине,
милитаристском взгляде России на историю и
других темах, установленных государством.

Когда в этом месяце я обедал с друзьями в

московском ресторане, один друг осторожно
спросил официанта, есть ли в ресторане
камеры. Так и было.

В кабинете, где никого не было, другой друг

почти неслышно шептал свои антивоенные
взгляды, нервно бегая глазами.

Когда недавно бывшие одноклассники

собрались вместе со своим учителем-
пенсионером на ежегодную встречу, все были
напряжены, деликатно выслушивали взгляды
друг друга, прежде чем постепенно осознали,
что все они ненавидят войну и поэтому могут
говорить свободно, рассказал житель Москвы,
знакомый с этим учителем.

Полиция в московском метро, у которой есть

мощная система распознавания лиц, активно
обрабатывает сообщения.

Камилла Мурашова, медсестра детского

хосписа, была задержана в метро 14 мая после
того, как кто-то сфотографировал значок с
сине-желтым цветом флага Украины на ее
рюкзаке и сообщил о ней. Мурашовой
предъявили обвинение в дискредитации
военных.

17 марта 40-летний менеджер по продажам

Юрий Самойлов ехал в метро, когда попутчик
заметил фон экрана его телефона, символ
украинской воинской части «Азов», и сообщил
о нем. Согласно судебным документам,
Самойлов был осужден за демонстрацию
экстремистских материалов «неограниченному
кругу лиц».

В советское время существовало леденящее

кровь словечко для сдачи сограждан:
«стучать». Гражданин стучится в дверь
полицейского, чтобы составить протокол.
Немым жестом, означающим «Будьте
осторожны, у стен есть уши», был безмолвный
стук.

В современной России большинство

сообщений о нарушениях, по-видимому,
посылают «патриоты», считающие себя
защитниками своей родины, полагает
Александра Архипова, социальный антрополог,
которая проводит исследование на эту тему, —
после того как в прошлом году она подверглась
критике за слова, сказанные в эфире
нидерландского независимого русского
телеканала «Дождь».

Архипова и ее коллеги-исследователи выявили

более 5500 случаев доносов.
Например, мать из Санкт-Петербурга,
идентифицированная в полицейских
документах как Е. П. Калачева, думала, что
защищает своего ребенка от «морального
ущерба», когда она сообщила о плакатах возле
игровой площадки с изображением украинских
квартир, разрушенных российскими войсками,
со словами: «И дети?» В результате студенту
третьего курса вуза было предъявлено
обвинение в дискредитации военных.

Архипова сказала, что доносы на нее и

нескольких коллег по университету были
отправлены с адреса электронной почты,
принадлежавшего Анне Васильевне
Коробковой, поэтому она написала на этот
электронный адрес. Человек, назвавшийся
Коробковой, утверждал, что является внучкой
информатора КГБ советских времен, который
большую часть времени писал доносы. Она
сказала, что идет по его стопам.

Коробкова не предоставила удостоверение

личности, когда The Washington Post связалась
с ней по адресу электронной почты, что
сделало невозможным проверку ее истории.

Автор электронного письма утверждал, что это

незамужняя женщина 37 лет, проживающая в
крупном российском городе, которая в
прошлом году начала писать массовые доносы
на российских оппозиционеров. Она
утверждала, что отправила в ФСБ 1046
сообщений об оппозиционерах, которые
комментировали независимые СМИ,
заблокированные в России с начала войны до
23 мая, — примерно по два доноса в день.

«В каждом интервью я ищу признаки

уголовных преступлений — добровольную
сдачу в плен и распространение заведомо
ложных сведений о деятельности
Вооруженных Сил Российской Федерации», —
сказала она. «Если военнопленный говорит,
например, что сдался добровольно, то я пишу
на него два доноса — в ФСБ и в военную
прокуратуру». Она хвасталась, что ее донос
привел к ликвидации в январе старейшей в
России правозащитной организации –
Московской Хельсинкской группы.

«В основном объектами моих доносов были

ученые, учителя, врачи, правозащитники,
юристы, журналисты и простые люди», —
отметил автор письма. «Я испытываю
огромное моральное удовлетворение, когда
человека преследуют по моему доносу:
увольняют с работы, подвергают
административному штрафу и так далее».

Посадить кого-то в тюрьму «было бы очень

приятно», — написала она, добавив: «Я также
считаю успехом, когда человек уезжает из
России после моего доноса».

Архипова сказала, что Коробкова потратила

много усилий, чтобы написать несколько
ответов на свои вопросы, и видела свою цель в
том, чтобы удержать аналитиков от разговоров
с независимыми СМИ о войне. «Таких людей
можно найти где угодно, — сказала Архипова.
«Они чувствуют, что отвечают за моральные
границы. Им кажется, что они поступают
правильно. Они помогают Путину, они
помогают своему правительству».

Прошлым летом Коробкова осудила

учительницу из Московской области Татьяну
Червенко, у которой двое детей, после того,
как она выступила против войны в интервью
немецкому новостному агентству Deutsche
Welle.

«В доносе говорилось, что я занимался

пропагандой в классе. Она выдумывала факты.
Она меня не знает. Она весь отчет выдумала»,
— сказал Червенко.

Первоначально администрация школы

отклонила донос. Но Коробкова написала
второй доклад путинскому уполномоченному
по правам ребенка Марии Львовой-Беловой,
которой Международный уголовный суд
вместе с Путиным предъявил обвинения в
похищении украинских детей.

После этого руководство школы направило

учителей и администраторов следить за ее
занятиями, особенно за «Беседами о важном».
Они вызвали полицию в школу. Родители,
близкие к администрации школы, написали
жалобы с требованием ее увольнения. К
моменту увольнения в декабре, по словам
Червенко, она почувствовала только
облегчение. Она даже не пыталась найти
другую работу.

С Коробковой она не связывалась. «Я не хочу

кормить этих демонов. Я могу сказать, что она
была так горда, что меня уволили. Это было ее
целью», — сказала она. «Но что меня
поразило, так это реакция властей. Ведь кто
она? Никто не знает, кто она. И все же она
подала заявление с доносом на меня, и в ответ
меня уволили».

Как и в советское время, некоторые доносы

маскируют обиду или материальный мотив. На
выдающегося российского политолога
Екатерина Шульман, у которой более
миллиона подписчиков на YouTube и которая
сейчас живет в Берлине, соседи написали
донос властям – после того, как она покинула
страну в апреле прошлого года и была
объявлена «иностранным агентом».

Они назвали Шульман и ее семью давними

«подрывными» элементами, «действующими в
интересах своих западных кураторов, чья цель
— расколоть наше общество». Но на самом
деле суть жалобы заключалась в 15-летнем
имущественном споре.

«Это не политический донос, а старый

экономический конфликт, в котором люди
пытаются воспользоваться моментом, как они
его видят, пока без особого успеха», — сказал
Шульман.

В школах десятки доносов: учителя сообщают о

детях, дети сообщают о учителях, директора
сообщают о детях или учителях, о подрыве
воспитательной работы и сеянии разногласий,
страхе и недоверии в школьных учительских,
рассказал Даниил Кен, глава Альянса учителей,
небольшой независимой ассоциации учителей,
покинувших Россию из-за войны.
«Сосуществовать очень сложно, потому что,
как и в любой группе, все в школе знают, что
думают другие», — сказал Кен.

По словам Архиповой, использование

государством доносчиков и многочисленных
случайных арестов служат мощными
инструментами социального контроля.

«Вас могут арестовать в любой момент, но

никогда не знаешь, арестуют тебя или нет. Они
нацелены на нескольких учителей в нескольких
местах, просто чтобы каждый учитель знал:
«Молчи», — говорит она. «И смысл в том,
чтобы заставить всех чувствовать страх».