Vopr - Econ - 2018 1

Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 5—25.
Voprosy Ekonomiki, 2018, No. 1, pp. 5—25.
Вопросы теории
А. В. Белянин
Ричард Талер и поведенческая экономика:

от лабораторных экспериментов
к практике подталкивания
(Нобелевская премия по экономике 2017 года)
В статье рассматриваются вклад Ричарда Талера, нобелевского лауреата

по экономике 2017 г., в развитие современной поведенческой экономики, ее
связь с экспериментальными результатами и эмпирическими исследованиями,
а также использование поведеческих моделей для объяснения различных
феноменов индивидуального принятия решений, группового взаимодействия,
поведения на финансовых рынках и др. Особое внимание уделяется практи-
ке применения знаний об особенностях восприятия, суждения и поведения
в целях «подталкивания» (nudging) людей к общественно оптимальным
решениям (либертарианский патернализм), а также месту поведенческих
наук в системе экономического знания.
Ключевые слова: поведенческая экономика, либертарианский патерна-
лизм, Нобелевская премия по экономике.
JEL: C91, C92, D91, E7, G41, I12.
Премию имени А. Нобеля по экономике 2017 г. присудили Ричарду

Талеру из Чикагского университета «за вклад в изучение поведенческой
экономики». За этой простой формулировкой стоит целая эпоха в эко-
номической науке, которую можно описать двумя простыми историями.
Первая. Профессора Чикагского университета и Нобелевского лауреата
1982 г. Дж. Стиглера спросили: почему из всех гуманитарных и обще-
ственных наук Нобелевские премии, пусть и мемориальные, получают
только экономисты — а как же социологи, психологи, историки, фило-
логи? Ответ Стиглера был вполне в духе времени: для всех остальных
есть Нобелевская премия по литературе. И это предельно ясный аргу-
мент: ведь даже если признать, что нобелевские лауреаты Б. Рассел,
А. Камю, А. Бергсон, Э. Канетти или сэр У. Черчилль все же не только
Белянин Алексей Владимирович (icef-research@hse.ru), PhD, доцент, заместитель

директора Международного института экономики и финансов Национального
исследовательского университета «Высшая школа экономики»; с. н. с. Нацио
нального исследовательского института мировой экономики и международных
отношений имени Е. М. Примакова Российской академии наук (Москва).
5
. В. елянин / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 5—25
литераторы ( ), — то, с точки зрения Стиглера, из всех гуманитарных

дисциплин только экономика является полноправной наукой, поскольку
только в ней возможны математически строгие утверждения.
Но времена меняются — и в наши дни эти утверждения, очевидно,
нуждаются в серьезной коррекции. Вопервых, политологи и социоло-
ги, психологи и историки, антропологи и филологи освоили и матема-
тические модели, и статистические методы анализа данных на уров-
не, местами не уступающем принятому в современной экономической
науке. Вовторых, экономисты многому научились у представителей
этих дисциплин, сами отчасти переняли их исследовательские про-
граммы и во многом перестали смотреть на них свысока. В результате
менее чем через 20 лет, в 2002 г., Нобелевскую премию по экономике
получили В. Смит, отецоснователь экспериментальной экономики1,
и Д. Канеман, который по всем меркам не просто ученый с мировым
именем, но к тому же чистый психолог. Канеман и А. Тверски, его
многолетний соавтор, пожалуй, самые известные, хотя далеко не един-
ственные представители социальных дисциплин, не только занимались
вопросами, которые традиционно принято было относить к «экономи-
ческим» (своего рода ответ на миссию «экономического империализма»
Г. Беккера), но и убедили экономистов в пользе своих дисциплин для
экономической науки (Белянин, 2003). В 1960е годы большинство
экономистов, вероятно, подписались бы под утверждением: «Если вы
верите в рынки, то вам не нужны данные»2, — но в наши дни на это
нельзя пойти, не рискуя прослыть конченым ретроградом, ископаемым
из в. Подобная эволюция научных стандартов, наверное, пра-
вильна: наука становится наукой только тогда, когда ее утверждения
подвергаются непредвзятым и строгим эмпирическим тестам и когда
она способна менять старые теории на новые, обладающие большей
объясняющей способностью и предсказательной силой.
Другая история связана с работами Ар. Рубинштейна, которого
весь экономический мир знает как одного из самых глубоких эконо-
мистовтеоретиков и как критика современной экономической науки.
Критика его настолько содержательна, что ее, безусловно, слышит
вся профессиональная аудитория, но она же успешно ее замалчивает,
причем в основном потому, что не находит убедительных ответов.
Рубинштейн (2008), в частности, утверждает, что многие модели эко-
номической теории хотя и основаны на наблюдениях ученыхэконо-
мистов (людей уж, во всяком случае, образованных и не глупых ), —
на деле далеко не всегда пригодны для тестирования, то есть поро-
ждены, по сути, чистой игрой разума. В ряде дисциплин, например,
в математике, этот подход вполне легитимен, но едва ли то же самое
справедливо для конкретных приложений математики, призванных
описывать «окружающий мир». Это обстоятельство, однако, не мешает
экономистам — даже осознающим ограниченность и неприменимость
моделей для практических целей — давать рекомендации для нужд
1
Сам Стиглер позднее, по словам Смита, «стал поклонником экспериментальной эконо-
мики» (http://www.econtalk.org/archives/2007/05/vernon smith on.html).
2
Там же.
6
экономической политики, относя наличие последних к числу безуслов-

ных добродетелей теории. Доходит до того, что такое требование и в
наши дни нередко выступает критерием грантовой поддержки иссле-
довательских проектов, оценки квалификационных работ студентов
и пр. Однако оторванность таких моделей от предмета исследования
и даже их очевидная несоразмерность не может не порождать сом-
нений в пригодности экономической теории для описания реальных
процессов. Но если это верно, то как можно на их основе давать
серьезные практические рекомендации Экономическая наука в целом
не доказала свою предсказательную силу и практическую полезность
именно тогда, когда она была нужнее всего: не были спрогнозированы
ни кризис 2008 г., ни появление криптовалют, ни крах крупнейших
компаний (вроде LTCM). Экономисты не успевают осмыслить такие
глобальные феномены, как появление наднациональных регулирующих
органов (ср. греческий долговой кризис), международный терроризм
или Интернет и соцсети, не могут подтвердить универсальную эффек-
тивность даже таких правильных механизмов, как аукционы (Neeman,
1999; 2003). В тех областях, где теория традиционно используется как
инструмент обоснования экономической политики, — макроэкономика,
налоговая политика, банковское и финансовое регулирование, — она
оставляет много пространства для дебатов, а нередко и порождает их.
Но если все это верно, то экономической теории както не очень
к лицу претендовать на лавры чемпиона по общественной значимо-
сти среди общественных наук, а то и «спасителя человечества» от
социальноэкономических проблем, за решение которых экономисты
так смело берутся. Все, что экономическая наука на самом деле может
предложить человечеству, — это картина мира, в котором мы живем,
вероятно, существенная для понимания природы общественных отно-
шений. Задача, конечно, достойная, но не более священная, чем миссия
остальных социальных наук, с куда более скромными амбициями,
зарплатами, грантами и пр.
С этими тезисами, вероятно, не согласятся представители специаль
ностей, в которых фундаментальный аппарат экономической теории
и эконометрики используется для анализа экономических явлений
и механизмов. И посвоему они, конечно, будут правы: сложно всерьез
оспаривать такие экономические принципы, как закон спроса и пред-
ложения, искажающее воздействие налогов или закрытие арбитражных
возможностей на эффективных рынках. Однако применение таких
принципов на практике почти всегда опосредовано конкретными допу-
щениями моделей и спецификой конкретных ситуаций — и это снова
делает прогнозы не универсальными, а значит, принципиально оспа-
риваемыми.
Отчасти по этой причине у экономистов (не только поведенче-
ских, но и всех вообще) есть повод и основание выдохнуть с облег-
чением и положительно воспринять новость о том, кому присужде-
на Нобелевская премия 2017 г. Профессор икагского университета
Ричард Талер — один из классиков поведенческой экономики, который
более всех других способствовал тому, чтобы эта дисциплина стала
полноправной областью исследований — в одном ряду с макроэконо
7
микой, эконометрикой или экономикой труда. Однако Талер не только

способствовал включению поведенческой тематики в исследователь-
скую парадигму современной экономической науки, но и был пионе-
ром в использовании научных знаний о том, как принимают решения
реальные люди при выработке мер экономической политики.
Нынешний Нобелевский лауреат — человек, несомненно, столь
же заслуженный, сколь и везучий, но везучесть эта закономерна.
Свыше 20 лет он работает в университете икаго — ведущем интел-
лектуальном центре современной экономической науки и безоговорочно
ведущем по числу нобелевских лауреатов — 13 действующих про-
фессоров на момент вручения премии (и это, кстати, единственный
из ведущих мировых научных центров, где нобелевские лауреаты
по экономике составляют большинство среди всех нобелевских лау-
реатов). Знаменитая чикагская школа, уверенность которой в могу-
ществе рыночных сил вошла в поговорку3, казалось бы, не должна
допускать компромиссов в том, что касается методического принципа
всемогущества рынков. Однако вера в силу науки в икаго еще силь-
нее, и поэтому здесь нашлось место и такому «неортодоксальному»
экономисту, как Талер (справедливости ради следует отметить, что
место его работы — всетаки не экономический факультет, осененный
традициями М. Фридмена, Р. Лукаса, Стиглера и Беккера, а бизнес
школа Booth). Талеру суждено было стать одним из тех, кто внедрял
и успешно внедрил в сознание современной экономической науки пони-
мание того, что модели — это еще не все, что люди могут быть далеко
не такими рациональными, какими они представлены в стандартных
учебниках и моделях, и что знание об отклонениях от рациональных
стандартов может служить не только предметом академических изы-
сканий и описанию экспонатов в «кунсткамере» человеческой глупости,
но и инструментом экономической политики — причем такой, которая
практически бесспорно повышает общественное благосостояние.
Талер, наряду с Тверски и Канеманом, был одним из тех, кто
положил начало современной поведенческой экономике как меж
дисциплинарной области исследований, посвященных особенностям
человеческого восприятия и суждения, формирования предпочтений
и поведенческих эвристик и влияния этих особенностей на принима-
емые нами решения. Впрочем, он был не единственным экономистом,
который обратил внимание на поведенческие отличия реальных людей
от homo oeconomicus: только из числа нобелевских лауреатов в этом
ряду стоят такие ученые, как М. Алле, Р. Зельтен, Дж. Акерлоф,
М. Спенс, Д. Макфадден, Дж. Хекман, Р. Шиллер, . Тироль. исто
поведенческими экономистами следует считать Дж. Катону (Catona,
1975; 1977), создателей Общества развития поведенческой экономики4
в начале 1980х (Tomer, 2015; 2017) и, конечно, Г. Саймона (Simon,
1955), исследования которого хотя и были отмечены Нобелевской
3
Достаточно привести широко известную экономическую шутку: «Сколько чикагских
экономистов нужно, чтобы заменить перегоревшую лампочку Нисколько: если бы она пере-
горела, рыночные силы ее бы уже заменили».
4
Society for the Advancement of Behavioral Economics (http://sabeconomics.org/).
8
премией 1978 г., по большому счету еще добрых два десятилетия

оставались на периферии самосознания экономической науки. Однако
научная мода — материя тонкая и капризная: пионерами в науке при-
знаются не просто те, кто первыми предложили идею, а те, кто первы-
ми донесли ее до широкой общественности и ввели в научный оборот.
И с этой точки зрения пальма первенства в отношении поведенческой
экономики по праву принадлежит Канеману, Тверски и Талеру. Именно
они обнаружили такие общепризнанные явления, как несклонность
к потерям (loss aversion), точку отсчета (reference point), эффект на-
деленности (endowment effect), ментальный учет (mental accounting)
и многие другие. И все эти понятия стали известны не только узкой
аудитории специалистов, но и широкой читающей публике. Вот как
отметили Нобелевскую премию Талера в Твиттере:
Здесь примечателен не только конкретный намек на два явления,

ключевых в поведенческой экономике (в первом твите — эффект на-
деленности, во втором — неприятие потерь5), но и количество людей,
которым он понятен и интересен. И такая известность — следствие
работы Талера и его коллег. Книга «Nudge» (Талер, Санстейн, 2017)
прочно вошла в ряд глобальных экономических бестселлеров, наряду
с такими изданиями, как «Фрикономика» С. Левитта и С. Дабнера,
« hy nations fail» («Почему одни страны богатые, а другие бедные»)
Д. Аджемоглу и Дж. Робинсона, «Предсказуемая иррациональность»
Д. Ариели и «Thinking, fast and slow» («Думай медленно… решай
быстро») Канемана. В современном учебнике C. Дами (Dhami, 2016)
на 1800 страницах (по сведениям от автора — в самой толстой книге,
5
«Теперь, получив Нобелевскую премию, Талер оценивает ее гораздо выше, чем раньше»;
«но гораздо ниже, чем оценивал бы, если бы мы ее у него забрали».
9
когдалибо выходившей в Oxford University Press) именно на этих ав-

торов приходится больше всего ссылок. В этом ряду стоят и другие,
не менее авторитетные исследователи — прежде всего, К. Камерер,
М. Рабин, Дж. Ловенштейн, Э. Фер. Но Талер среди поведенческих
экономистов — первый среди равных, как по возрасту так и по общим
заслугам и авторитету, неспроста именно он был экономическим со-
ветником бывшего американского президента Б. Обамы. Так что его
Нобелевская премия — это признание как его собственных заслуг,
так и вклада поведенческой экономики как научной дисциплины в по-
нимание того, как мы принимаем решения.
История становления современной поведенческой экономики и ее
рецептов хорошо описана в книге Талера «Misbehaving: The making
of behavioural economics» (Thaler, 2015)6. Талер, будучи еще молодым
исследователем, сразу заметил и оценил значение парадигмы «эври-
стик и сдвигов», основы которой были заложены Канеманом и Тверски
в начале 1970х (Kahneman, Tversky, 1979; Tversky, Kahneman, 1974;
1981; 1991; 1992 и др.), и уже в начале 1980х начал показывать эко-
номистам, как можно применить поведенческий подход в формальных
экономических моделях.
В своей ранней работе (Thaler, 1980) он наглядно демонстрирует,
как классическая теория перспектив первого поколения (Kahneman,
Tversky, 1979) может применяться для описания и объяснения целого
ряда решений, не вписывающихся ни в какие канонические теории
рационального экономического выбора. Такова, к примеру, история
о человеке, живущем за городом и получившем в подарок билет на
интересный ему спектакль в городе. Спектакль, однако, оказался не
настолько интересен, чтобы ради него пойти на все: в день спектакля
случилась снежная буря, и человек, немного подумав, решил никуда
не ехать, заметив при этом, что если бы он заплатил за этот билет сам,
он, вероятно, поехал бы. Такое сочетание решений выступает приме-
ром «ошибки невозвратных издержек» (sunk cost fallacy): прошлые
события и решения (в данном случае — был билет получен даром
или же за него были заплачены деньги) не должны оказывать ника-
кого влияния на принимаемое сейчас решение о поездке. Однако по
факту они оказываются важны — и это явление можно объяснить при
помощи теории перспектив.
Одна из ее основных составляющих — функция ценности, кото-
рая, в отличие от полезности фон Неймана—Моргенштерна, является
не индексом полезности лотерей, измеряемой по интервальной шкале,
а мерой психологического удовлетворения индивида от различных
достающихся ему исходов. Для нее характерны три основных свойства.
1) Она определена не относительно нуля, а относительно субъ-
ективного ощущения человека, или точки отсчета (reference point).
В качестве таковой естественно принять уровень богатства индивида,
но могут быть и другие определения — например, плановый расход
некоторой суммы денег (K szegi, Rabin, 2006).
6
Перевод на русский язык, к сожалению, оказался неудачным, в отличие от книги «Nudge»,
достойно переведенной издательством «Манн, Иванов и Фербер» в 2017 г.
10
2) Она вогнута по выигрышам (лотерея с выигрышами хуже, чем

сумма денег, равная ее математическому ожиданию, но полученная
наверняка) и выпукла по проигрышам (лотерея с проигрышами лучше,
чем потеря, равная ее математическому ожиданию наверняка).
3) Кривизна функции ценностей в области потерь выше, чем в об-
ласти выигрышей. Это свойство неприятия потерь (loss aversion) озна-
чает, что человек, которого лишили некоторой суммы денег, испытает
большее по своей абсолютной величине изменение «испытываемой
полезности» (experienced utility, см.: Kahneman, 2000), чем даст ему
прибавление такой же величины. При этом, естественно, приращение
дохода считается со знаком «плюс», а вычитание — со знаком «ми-
нус». Традиционный и простейший способ задать такую функцию
ценности — кусочнонепрерывная степенная функция вида v(x) = xa,
x > 0 и v(x) = ( x )b, x < 0, где в общем случае 0 < a < b и > 1.
Пример такой функции представлен на рисунке 1.
ункция ценности в теории перспектив
Источник: составлено автором.

Рис. 1
Эту функцию ценности можно использовать для объяснения приве-

денного выше примера следующим образом. Пусть билет на спектакль
стоит 10 денежных единиц, ценность спектакля в денежном выраже-
нии — 15 единиц, а поездка в город в снежную бурю, как сопряженная
с большой опасностью, соответствует издержкам в 20 единиц. Пусть
параметры теории перспектив таковы: a = b = 0,33 и = 2. При таких
параметрах полезность спектакля составляет 150,33 = 2,44 (обозначена
пунктирной линией D, а полезность от поездки на него в ураган рав-
на 2 × 20 0,33 = 5,37, что, очевидно, больше по абсолютной величине.
Разность между этими полезностями обозначена стрелкой на уровне
20). Если человек не тратил свои деньги на билет, то сравнивать нужно
только эти две величины, которые показывают, что понесенные потери
окажутся выше выигрыша и поэтому ехать на спектакль не нужно.
Пусть теперь человек купил билет сам. В этом случае положи-
тельный выигрыш в случае поездки на спектакль останется тем же,
а отрицательный сложится из двух величин: цены билета и издер-
11
жек поездки в снежную бурю. Несклонность к потерям, заложенная

в функцию ценности, означает, что человек всегда будет стремиться
минимизировать свои потери. Как следует из выпуклости функции
ценности в отрицательном квадранте (и видно на графике), это достига-
ется, если объединить (интегрировать) оба компонента издержек в один,
поскольку 2v( 20 10) = 2v( 30) = 6,14 2v( 20) 2v( 10) = 9,64.
Содержательно это означает, что человек как бы мысленно говорит
себе: ну хорошо, посмотрю я этот спектакль — и даст он мне положи-
тельную полезность 2,44, но что ради этого мне придется претерпеть
За билет я деньги платил, и в снежную бурю еще ехать — стоит ли
игра свеч при такихто издержках (обозначены на рисунке 1 сплошной
линией E на уровне 30) А что, если я не поеду Тогда придется про-
сто потерять билет, за который деньгито уже уплачены, и полезность
составит 2 × 10 0,33 = 4,27, что обозначено стрелкой С на уровне 10.
Оптимально ли нести такие издержки, если альтернатива — поехать на
спектакль — принесет чистую потерю 6,14 (общие издержки посещения
спектакля) плюс 2,44 (удовольствие от его просмотра, заданное пунктир-
ной линией D) — в сумме 3,70 Эта величина обозначена стрелкой B,
которая, очевидно, короче правой стрелки C, то есть в случае посещения
спектакля совокупные потери будут ниже, чем в случае, когда остаешься
дома. Таким образом, в этом смысле у человека есть прямой интерес
минимизировать свои общие потери и поехать на спектакль.
Этот пример показателен как образец «мысленной бухгалтерии»
(mental accounting) — понятие которой ввел именно Талер. Согласно
этой концепции, у человека, принимающего экономические решения,
в сознании присутствует несколько «счетов», на которых учитываются
рациональные в основном аргументы за или против принятия того
или иного решения. В приведенном выше примере таковым был бы
счет преимуществ и издержек, связанных с посещением спектакля.
В случае если билет достался бесплатно, решение принимается про-
сто по балансу издержек и преимуществ; если же билет покупался,
то на этот счет будут мысленно занесены расходы на покупку билета,
и решение окажется другим, даже несмотря на то что человек в этом
случае оказывается подвержен ошибке невозвратных потерь.
Еще один пример использования мысленных счетов, перекочевав-
ший из той же статьи (Thaler, 1980) в другие источники, — с ценителем
и коллекционером вина R (профессор Ш. Розен, научный руководи-
тель Талера в аспирантуре университета Рочестера), который никогда
не продавал вина из своей коллекции, даже если на них находились
другие ценители, готовые заплатить в несколько раз выше того, что он
сам платил за самую дорогую бутылку. С формальноэкономической
точки зрения и вина в собственном погребе, и вина на рынке — это
всего лишь товар, который рациональный человек должен исполь-
зовать для максимизации своей совокупной полезности. Если вино
из его коллекции с возрастом стало стоить больше, чем его затраты
сейчас на покупку новых вин, — разумно было бы продать чтото из
коллекции и купить новые вина. Говоря экономическим языком, по-
дорожание вина на рынке увеличивает альтернативные издержки его
коллекционирования, поэтому их хранение у себя становится менее
12
рациональным — точно так же, как нерационально держать большие

суммы денег в банке на текущем счете, если можно без дополнитель-
ного риска и затрат вложить их под процент. С экономической точки
зрения перевести вино из категории «коллекционного» в категорию
«товар» не сложнее, чем переложить деньги из правого кармана в ле-
вый, однако в сознании владельца между ними стоит ментальная
«перегородка», преодолеть которую, то есть убедить себя распродать
часть столь дорогой своему сердцу коллекции, — задача совсем не
тривиальная, даже для (или тем более для ) профессора экономики.
Стандартные постулаты экономики снова не срабатывают: человек
в жизни ведет себя не так, как учит студентов
Последний пример служит хорошей иллюстрацией знаменитого
«эффекта наделенности», раннюю версию которого Талер излагал все
в той же работе и который был вскорости подробно исследован экспе-
риментально (Knetch, Sinden, 1984; Knetch, 1989). Людям свойственно
ценить вещи, которые у них уже есть, существенно выше точно таких
же, но которыми они пока не обладают. В типичных экспериментах,
демонстрирующих этот эффект, участники случайным образом раз-
биваются на две группы, равнозначные по своим начальным харак-
теристикам. Одна группа получает в подарок некое благо — напри-
мер, кружку с логотипом университета, а другая — денежную сумму,
соответствующую розничной цене этого блага. Участников, которые
получили в подарок конкретное благо, просят назвать минимальную
цену продажи этого блага (willingness to accept, TA). Тех же, кто
получил деньги, просят назвать максимальную цену, которую они
готовы заплатить за это благо (willingness to pay, TP). Поскольку
изначальное распределение участников по группам было случайным,
то следовало бы ожидать, что эти цены окажутся сходными, однако
на практике цены покупки оказываются существенно (в несколько
раз) ниже, чем цены продажи. В эксперименте (Knetch, Sinden, 1984)
цена изначального блага (кружки) составляла 6 долл., медианная цена
TP — 2,87 долл., а медианная TA достигала 7,12 долл.
Идеи для этого эксперимента, вероятно, уже были позаимство-
ваны из работ Талера, в частности, пример про принятие решений
в медицине — из его докторской диссертации в Рочестере в 1974 г.
(Thaler, Rosen, 1976; Thaler, 1980). Речь идет о некотором смертельном
заболевании, которым человек может заразиться с вероятностью 1 1000,
и экспериментальный вопрос заключается в том, сколько человек готовы
заплатить за вакцину от такого заболевания ( TP). Альтернативный
сценарий состоит в том, что человека приглашают за деньги поуча-
ствовать в испытании вакцины от этого заболевания, которым он
не заболел бы естественным образом, но от которого может умереть
в случае вакцинации с вероятностью 1 1000. Сумма денег, которую че-
ловек запрашивает в этом случае за участие в вакцинации в качестве
испытуемого ( TA), оказывается значительно выше, чем в первом,
и это различие снова описывается эффектом наделенности. В данном
случае объектами, которым может быть наделен человек, оказываются
собственная жизнь и здоровье. В экономической теории они также мо-
гут ( ) рассматриваться как товары, за приобретение которых в первом
13
случае можно чтото заплатить; во втором человек изначально обладает

этим товаром, и за его продажу будет запрошено гораздо больше денег.
Эмпирическое подтверждение и объяснение собственно эффекта
наделенности, однако, нуждалось в дополнительном подкреплении, что
и сделали Талер с соавторами (Kahneman et al., 1990; 1991). Прежде все-
го, если выборки участников велики, то готовность платить для предель-
ного продавца должна была бы совпадать с готовностью продать у по-
следнего покупателя, а при равновероятном изначальном распределении
ресурсов блага должны были бы в конце распределиться поровну, как это
следует из теоремы Коуза. В экспериментах наблюдалось примерно вдвое
меньше сделок, то есть существенный перекос конечного распределения
в пользу тех, кому блага достались изначально. Следовательно, неоклас-
сическая теория не работает так, как ожидалось, а сам факт наделенно-
сти, повидимому, служит самостоятельным источником ценности для
обладаемого блага. Авторы показали, что этот общий вывод справедлив
не только в отношении кружек ( TA 5,25 долл., TP 2,50 долл.), но
и в отношении других благ — например, ручек или абстрактных това-
ров (жетонов), причем работает не только в попарных сделках, но и по
сравнению с рыночными ценами. Все эти (и последующие) проверки
убедительно подтвердили реальность эффекта наделенности, в том числе
в полевых условиях (Caromon, Ariely, 2010). Наконец, авторы предложи-
ли объяснение этого явления — как сочетание несклонности к потерям,
когда благо предлагается продать, и смещения в сторону обладания
(status uo bias) (Samuelson, eckhauser, 1988).
Идея неприятия потерь активно используется и в других поведен-
ческих контекстах. Ш. Бенарци и Талер (Benartzi, Thaler, 1995; 1999)
обратились к такой известной проблеме, как загадка премий по акциям
(Mehra, Prescott, 1985). Проблема заключается в том, что рисковая
премия за покупку акций по сравнению с безрисковыми ценными бу-
магами (облигациями) оказывается слишком большой для тех значений
коэффициента несклонности к риску, которые предполагаются в стан-
дартных экономических моделях. Согласно американским историческим
данным, многолетняя премия за риск по акциям S P500 над облига-
циями составляет около 6%, а стандартное отклонение этой премии не
превышает 17% (Mankiw, eldes, 1991). При таких соотношениях стан-
дартные модели ценообразования финансовых активов показывают, что
соответствие рыночных цен за облигации и за акции достигается лишь
при очень высоких уровнях отношения к риску, доходящих до 30. Такие
уровни следует признать запредельными для экономической теории.
Они, в частности, означают, что инвестор с функцией полезности CRRA
(u(x) = (x1 r)/(1 r), где r — коэффициент относительной несклонности
к риску), который вкладывается в пакет акций, чья будущая стоимость
составит 50 000 или 100 000 долл. с равной вероятностью, будет без-
различен между такой лотереей и 51 209 долл. наверняка. Эта сумма
лишь символически (менее чем на 3%) отличается от нижнего выигры-
ша — и представляется крайне маловероятным, что какойто реальный
инвестор в подобном случае согласится на такую рисковую премию.
В чем здесь подвох В оценках волатильности активов по историче-
ским данным, а не по ожиданиям инвесторов В логике моделей цено-
14
образования в финансах В параметре отношения к риску, применение

которого чревато и другими проблемами (Rabin, 2000) Талер и Бенарци
предложили поведенческое объяснение, сочетающее неприятие потерь
и зауженный временной горизонт (narrow bracketing): инвесторы, даже
крупные, с одной стороны, очень не любят закрывать длинные позиции
по ценам ниже текущих рыночных, а с другой — редко когда способны
или желают держать такие позиции в достаточно длительной перспек-
тиве, чтобы вкусить плоды долгосрочного роста активов. А раз так —
сочетание нетерпения и неприятия потерь (или близорукое неприятие
потерь — myopic loss aversion) способствует восприятию акций как
избыточно рискованных, что и объясняет завышенные рисковые премии.
Эта модель, как и подавляющее большинство других в поведенче-
ской экономике, не претендует на «истинность» — речь здесь идет об
использовании более общей, но при этом достаточно компактной пове-
денческой модели, способной описать и объяснить явления, которые не
получалось анализировать при помощи стандартных неоклассических
моделей. Не предлагается в этой литературе и эмпирической стратегии
тестирования новых теорий, независимого от самой модели (Binmore,
Shaked, 2010). Талер нигде не выходит за рамки своей профессии —
он был и остается современным экономистом по профессии и образу
мышления. Кроме того, значительная часть идей и экспериментов была
либо реализована им в соавторстве, либо (см., например: Thaler, 1980)
просто позаимствована у других, о чем он сам аккуратно упоминает.
Но именно в его исполнении поведенческие модели стали работать —
объяснять то, что другим не под силу, причем в разных экономиче-
ских контекстах, а поведенческая экономика получила полные права
гражданства в ряду экономических дисциплин. И неспроста, наверное,
Канеман в своем нобелевском интервью первым в списке создателей
поведенческой экономики как научной дисциплины называет именно
Талера, а не себя и Тверски7.
Эта работа Талера была оценена по заслугам, причем разными спо-
собами: так, неспроста именно ему было предложено вести в «Journal
of Economic Perspectives» рубрику «Аномалии», посвященную раз-
личным отклонениям от предсказаний классической экономической
теории и их поведенческим объяснениям. В 1987—2006 гг. в серии
вышло 20 статей, и все они — при непосредственном участии Талера,
который внес тем самым заметный вклад в популяризацию поведен-
ческих знаний в экономическом сообществе. Об успехе этой работы
некоторым образом свидетельствует прекращение серии после 2006 г.,
о чем Талер отзывается с некоторым неудовольствием (Thaler, 2015).
Однако сам этот факт можно интерпретировать и как решающий успех
серии, благодаря которой такие феномены, как эффект наделенности,
загадка премии за риск или проклятие победителя, были переведены
из разряда «психологических аномалий» в число общепризнанных
и легитимных исследовательских тем в экономике. то это, как не
свидетельство успеха программы поведенческой экономики
7
https://www.nobelprize.org/nobel prizes/economicsciences/laureates/2002/kahneman
interviewtranscript.html
15
С другой стороны, даже самые фундаментальные поведенческие

модели отнюдь не бесспорны, хотя бы в силу уже упомянутой слож-
ности тестирования их предсказаний. В классической поведенческой
экономике нет способов выявлять истинную функцию полезности и ее
параметры для заданного человека в конкретных условиях. Такие
попытки предприняты, и не без успеха, представителями смежных
дисциплин — когнитивными психологами (Kahneman et al., 1997)
и нейроэкономистами (Glimcher et al., 2005), хотя и они остаются не-
бесспорными. Экономисты решают более скромные задачи: они умеют
лишь оценивать параметры возможных функций полезности на масси-
вах данных (Harless, Camerer, 1994; Hey, Orme, 1994; Moffatt, 2015)
и выносить суждение о (не)противоречивости между этими данными
и моделью. В ряде случаев — таких, например, как эффект наделен-
ности и загадка премий по акциям — простой поведенческой модели
оказывается достаточно, чтобы предложить убедительное объяснение
наблюдаемого явления.
В других — ситуация сложнее, как, например, в случае с точ-
кой отсчета. Ее принципиальное присутствие в процессе принятия
решений интроспективно вполне очевидно, однако ее обнаружение
на практике весьма не тривиально. Самой, пожалуй, известной по-
пыткой придать этому понятию операциональный смысл стала статья
Б. Кесеги и Рабина (K szegi, Rabin, 2006), в которой была предложе-
на функциональная спецификация и аксиоматизация точки отсчета,
но не метод ее выявления на практике. Теория перспектив третьего
поколения (Schmidt et al., 2008) также основана на спецификации
точки отсчета, которая может быть переменной в зависимости от кон-
текста задачи,— но и она, вообще говоря, оценивается не однозначно
(Blondel, 2017).
Эти примеры показывают, сколь тесна связь между поведенческой
экономикой и экспериментами, — и вклад Талера с соавторами в раз-
витие этого взаимодействия сложно переоценить. Пожалуй, самым ха-
рактерным его вкладом следует признать разработку игры в диктатора,
опятьтаки совместную с Канеманом и Дж. Кнетчем (Kahneman et al.,
1986). В ставшей знаменитой ультимативной игре В. Гюта с соавторами
(Gü th et al., 1982) участвуют два игрока, первый из которых («лидер»)
распоряжается фиксированной суммой денег (пирогом), который он
должен разделить между собой и другим игроком («последователем»).
Первый игрок предлагает некоторую пропорцию дележа, с которой
второй либо соглашается (и тогда она реализуется), либо нет (и тогда
оба игрока не получают ничего). Поскольку игра эта динамическая,
решение методом обратной индукции предсказывает, что равновесие
по Нэшу, причем единственное и совершенное по подыграм, состоит
в том, что первый игрок передает второму минимально возможную
сумму денег, на что второй соглашается, поскольку это больше, чем
ничего. Это предсказание, однако, радикальным образом не сбывается
в экспериментальной практике (Forsythe et al., 1994): лидеры в сред-
нем предлагают от 40 до 50% «пирога», а последователи принимают
эти доли. Напротив, предложение очень скромных долей (менее 20%)
в подавляющем большинстве случаев отвергается.
16
У этой аномалии могут быть разные причины, начиная со спе-

цификации функции полезности реальных участников экспериментов
и заканчивая самой концепцией равновесия Нэша. Большинство пове-
денческих теорий (Rabin, 1993; Fehr, Schmidt, 1999; Bolton, Ockenfels,
2000 и многие другие) объясняют подобные явления общественно
ориентированными предпочтениями: людям на самом деле важна не
столько максимизация собственного выигрыша, сколько соблюдение
социальных норм и этических стандартов. Верно ли, что первым иг-
роком, который делает главное предложение, движет именно желание
поделиться со вторым, а не, допустим, опасение того, что его собст-
венное предложение будет отклонено и сам первый игрок лишится
выигрыша тобы проверить эту гипотезу, Канеман, Кнетч и Талер
предложили усеченную версию ультимативной игры, в которой у вто-
рого игрока вовсе нет права голоса: он просто присутствует в игре
и получает то, что ему оставил первый. Это и есть игра в диктатора,
которая тем более предсказывает нулевую передачу и позволяет напря-
мую проверить, диктуется поведение первого игрока в двусторонних
динамических торгах интересами второго игрока или опасениями
за свой собственный доход. Как следует из почти 200 экономиче-
ских экспериментов и анализа свыше 20 000 решений, в этом случае
предложения первых игроков вторым оказываются менее щедрыми
(в среднем от 20 до 30% пирога), но все равно значимо отличными
от нуля, а в ряде случаев даже более щедрыми, чем предсказывается
и в большинстве поведенческих теорий (Engel, 2011; рис. 2). В тех
же исследованиях Талера и соавторов была использована идея на-
блюдателя за участниками двусторонних торгов, который оценивает
их действия, что положило начало исследованиям наказания третьей
стороной (third party punishment; Fehr, Fischbacher, 2004).
Экспериментальные и эмпирические исследования Талера обшир-
ны и многочисленны: это и первые эксперименты на непоследователь-
ные межвременные предпочтения и гиперболическое дисконтирование
(Thaler, 1981), и экспериментальные и полевые оценки отношения
к честности (Kahneman et al., 1986), и влияние поведенческих «якорей»
ередачи второму игроку в игре в диктатора
Источник: Engel, 2011.

Рис. 2
17
на принятие рисковых решений (Thaler, Johnson, 1990), и последствия

поведенческих сдвигов для финансовых рынков (De Bondt, Thaler,
1985; Lamont, Thaler, 2003).
Но все же самым заметным его личным достижением останутся
не собственно научные работы, а применение их результатов в реаль-
ной экономической практике — в первую очередь при проведении
публичной политики, направленной на подталкивание людей к при-
нятию оптимальных решений. еловек — не совершенная машина
для принятия решений, именно поэтому он может совершать ошибки,
действовать неоптимально и даже себе во вред. Казалось бы, это се-
рьезная проблема, но Талер был действительно первым экономистом,
кто придумал и предложил, как эту слабость можно поставить на
службу человеку и обществу. Если человек подвержен разным страстям
и эмоциям, не идеально обрабатывает информацию, то его мышление
инерционно, его решения не всегда подстраиваются под собственные
предпочтения. Понимая особенности нашего поведения, поведенческая
экономика может подсказать, каким образом надо сконфигурировать
среду для принятия решений, чтобы эти решения были оптимальны
для самого человека, даже если он изначально не склонен их при-
нять. Это нетривиальное заключение привело к идее подталкивания
(nudging) к принятию индивидуально и общественно оптимальных
решений. Концепция подталкивания стала основой ряда конкретных
предложений и мер общественной и частной политики, многие из
которых описаны в книге «Nudge. Архитектура выбора. Как улуч-
шить наши решения о здоровье, благосостоянии и счастье» (Талер,
Санстейн, 2017).
Например, в Великобритании есть налог на автомобиль. тобы
побудить автовладельцев заплатить его в срок, можно написать уни-
версальное письмо: «Заплатите налог, или вас оштрафуют». Можно
пытаться подтолкнуть людей позитивным образом: «В прошлом году
большинство ваших соседей заплатили налог вовремя» — и когото это
заставит платить налоги аккуратнее, поскольку люди склонны к просо-
циальному поведению и не любят выделяться из толпы. Можно конкре-
тизировать угрозы: машины владельцев, не заплативших налоги, могут
быть эвакуированы и арестованы — и приложить фото эвакуатора.
Эта мера будет действенной, поскольку запустит механизм неприятия
потерь (loss aversion). Но лучше всего cработает комбинация методов,
когда автовладельцу присылают фотографию его машины с коммен-
тарием: «Вашу машину арестуют, если вы не заплатите налог».
Механизм такого приема очень прост: он в полной мере задейст-
вует эффект наделенности. Ведь это не абстрактная машина, а своя
собственная, родная, в известном смысле — продолжение меня самого.
Поэтому психологическая цена утраты этой своей машины ( TA),
скорее всего, будет настолько велика, что перекроет любые издержки
по своевременной уплате налога, включая субъективные издержки
заполнения налоговой декларации.
Идея мысленной бухгалтерии очень важна для принятия широкого
класса мелких решений, которые в совокупности значат очень много.
Так, динамическая непоследовательность и предпочтение настоящего
18
потребления будущему (Thaler, Shefrin, 1981; Thaler, 1985) приводят

к тому, что работающие люди систематически склонны потреблять
почти все свои доходы и неоправданно мало откладывать на пенсию.
Повышение нормы пенсионных сбережений в странах, где развита
система добровольных пенсионных вкладов, — важная социальная
проблема, поскольку повышение числа бедных пенсионеров чревато
снижением общественного благосостояния, приводит к социальному
расслоению, повышенным расходам бюджета и пр. Как можно по-
будить (именно побудить, а не заставить) людей добровольно повы-
сить норму пенсионных сбережений Базовое решение, предложенное
Талером и его коллегами (Thaler, 1994; Benartzi, Thaler, 2001), оказа-
лось очень простым: надо подсказать человеку, какой должна быть его
норма сбережений. Например, в форме, которую работник заполняет
при приеме на работу, графа о пенсионных сбережениях не остается
пустой, а заполняется по умолчанию — например, ставится число 7%
от заработной платы, а ниже остается место для галочки — если вы
не согласны с этой величиной, впишите свою. Работника никто не
заставляет выбрать именно 7%, но это решение за него уже принято.
Он может, конечно, принять и другое, но чтобы это сделать, ему надо
понять, каким это решение должно быть, а для большинства людей,
не имеющих веских причин сберегать иную долю своих доходов, это
дополнительные усилия, которые они просто не захотят предпринимать.
В результате внедрения в США системы автоматического согласия
с пенсионными сберегательными планами доля работников, сберегаю-
щих на свою пенсию, повысилась с 49 до 86% (Madrian, Shea, 2001).
Аналогичный механизм задействован в еще более ярком приме-
ре — политике по добровольному донорству органов. Еще в 1990е
годы исследователей и политиков изумлял тот факт, что доля лю-
дей, согласных на использование после кончины их здоровых органов
для пересадки другим людям, очень сильно отличается по странам.
Скажем, в Нидерландах на добровольное донорство соглашается 27,5%
населения, а в Бельгии — 98%; в Германии добровольными донорами
готовы стать лишь 12% жителей, а в соседней Австрии — 99,8%, то
есть практически каждый Неужели между этими соседними страна-
ми так велики культурные различия и социальные нормы Разгадка
оказалась простой и снова поведенческой: смещение в сторону обла-
дания. В одних странах — таких, как Нидерланды и Германия —
в медицинской политике превалировало представление о человеке как
безусловном «хозяине» своего тела — соответственно и после смерти
его органы нельзя было использовать для донорства без явного со-
гласия (explicit consent). В других — таких, как Бельгия и Австрия,
а также Франция, Польша, Венгрия и др. — исходили из постулата
общественного интереса, поэтому в медицинских завещаниях опция по
умолчанию — «я согласен быть донором органов». Тут снова в обоих
случаях человек принимает опцию по умолчанию, если у него нет
веских причин думать иначе — например, религиозных (этого права
человека в любом случае никто не лишает, поскольку в бланке согла-
сия можно вписать свою опцию). Простая смена бланка завещания
с галочкой «согласен» по умолчанию подтолкнула к принятию имен-
19
но этого решения и значительно повысила добровольное донорство

в «диссидентских» странах.
Еще один очень хороший пример — поведение автомобилистов за
рулем. Загородные дороги бывают красивы и живописны, но в некото-
рых случаях, например, по берегам водоемов, очень извилисты и круты,
что чревато серьезными авариями. Как побудить людей уберечь себя
от опасностей и снизить скорость на таких дорогах Понятно, что мож-
но ввести штрафы, развесить знаки и камеры, разместить «лежачих
полицейских», но эти меры либо работают ex post, когда аварии уже
произошли, либо очень затратны. А простое и эффективное решение
(Thaler, 2015) таково: достаточно взять ведро и краску и нарисовать
зауженные полосы движения: скажем, вместо 3,5 — всего 2,9 м. Любой
автомобилист за рулем инстинктивно вписывается в полосу — эта при-
вычка выработана у каждого с годами и закрепляется с каждой мину-
той, проведенной за рулем. А вписаться в более узкую полосу сложнее,
чем в широкую, значит, чтобы это сделать, водитель автоматически
снизит скорость. Снижение аварийности и смертности на дорогах — это
ли не положительный эффект экономической политики
Знание особенностей вынесения суждений людьми позволяет по-
мочь принять правильное решение и в других случаях, например, при
проблемах с соблюдением взятых на себя обязательств по срокам (self
commitment). Талер (Thaler, 2015) приводит такой пример: его молодой
коллега по университету икаго, уже принятый на работу, никак не
мог собраться с силами и завершить подготовку своей докторской дис-
сертации. В самом деле — чего стараться, если и так уже работаешь
в лучшем университете мира Это, конечно, ирония — человек сам
страдал от собственной несобранности, но баланс жизненных соблазнов
и обязательств склонялся в пользу первых. Талер предложил ему очень
простой контракт: в начале каждого месяца этот человек выписывает
на имя доверителя (в данном случае самого Талера) чек на 100 долл.
Если в конце месяца человек предъявляет своему доверителю готовую
главу диссертации, чек ему возвращается без последствий. Если главы
нет — доверитель забирает чек, организует на эти деньги вечеринку
с вином и сыром для всего департамента, кроме того человека, который
задолжал ему работу. еловек подумал и согласился на эти условия.
Стоит ли говорить, что ровно через столько месяцев, сколько в диссер-
тации было глав, она была завершена Подобный прием добровольно
взятых на себя обязательств, конечно, ограничивает свободу выбора
человека, — но ради его же собственного блага. Именно поэтому такие
условия и приемлемы, и действенны — причем, разумеется, не только
в икагском университете.
У всех этих примеров «поведенческого подталкивания» (behavioural
nudges) есть несколько общих черт. Первое, конечно, то, что в этих
механизмах используется знание об экономическом поведении людей,
которые реагируют на стимулы, с одной стороны, и подвержены пове-
денческим искажениям и сдвигам — с другой. Вовторых, они общест
венно полезны: вряд ли ктото будет спорить, что спасение жизней
именно таково, и в этой бесспорности — отличие и преимущество по-
литики подталкивания от многих других (да практически всех ) видов
20
экономической политики. Втретьих, они не требуют существенных

бюджетных издержек: достаточно правильно понять, какие стимулы
действуют на человека, принимающего решения в конкретном контексте.
И самое, возможно, главное: в них не используются механизмы прямо-
го принуждения, такие как санкции или штрафы за «неправильные»
решения. Все решения человек принимает сам, просто в тех условиях,
в которые он поставлен дизайнером общественного механизма, его реше-
ния, скорее всего, будут оптимальными с общественной точки зрения.
Эти принципы составляют методическую основу доктрины «ли-
бертарианского патернализма» (Thaler, Sunstein, 2003): вмешатель-
ство в процесс принятия индивидуальных решений допустимо, если
решения принимаются человеком на добровольной основе и воздей-
ствие на эти решения применяется ради его блага. Такая политика
минимального вмешательства, повидимому, сулит обществу прямые
выгоды, однако она не свободна от ряда проблем, которые порождают
в ее отношении не только восторженный оптимизм, но и изрядную
долю скепсиса (Mitchell, 2005; Rebonato, 2014; Капелюшников,
2013a; 2013b). Вопервых, то, что называется подталкиванием, мож-
но назвать и манипулированием, то есть использованием знания
о человеке для ограничения его воли. С либертарианских позиций,
подобное манипулирование, мягко говоря, нежелательно: в конце
концов, общественная эффективность обеспечивается там, где все
действия экономических агентов конкурентны и автономны. Иными
словами, если какойто нерациональный человек совершает неопти-
мальное для себя самого действие — например, не откладывает на
пенсию, а пропивает свой доход, — это его личный выбор, за кото-
рый он будет нести ответственность сам, и с какой стати общество
обязано в это вмешиваться Вовторых, где гарантия, что решение,
предложенное общественным планировщиком, действительно опти-
мально с точки зрения самого человека Не присваивает ли этот
планировщик себе часть личных свобод, причем без ведома самого
человека, от имени и в интересах которого (якобы) принимается это
решение Втретьих, распространение и применение поведенческих
знаний может использоваться не только в общественных интересах,
но и в эгоистических частных. Например, продавцы могут повысить
цены на товар, затем быстро вернуть их на прежний уровень и на-
звать это распродажей, что с формальной точки зрения будет чистой
правдой — однако, по сути, представляет собой манипулирование
«мысленными счетами» своих потребителей. Повышенная цена за-
дает для них новую точку отсчета, относительно которой распро-
дажа означает выигрыш, и стимулирует даже те покупки, которые
в противном случае человек никогда бы не совершил. Аналогичным
образом распространение кредитных карт делает покупки легкими,
даже в тех случаях, когда у человека нет реальных доходов, что сти-
мулирует перерасходование средств и накопление избыточных долгов
(Kahneman et al., 1991). Наличие такого частного манипулирования
и их осознание требуют новой общественной реакции: например,
разработки новых мер государственного контроля, развития про-
грамм финансовой грамотности и прочих инструментов, на которые
21
требуется тратить дополнительные общественные ресурсы. В целом

либертарианский патернализм не только открывает новые возможно-
сти, но и потенциально порождает проблемы, которые в ряде случаев
могут оказаться весьма серьезными и даже перевесить преимущества.
Несомненно лишь одно: система подталкивания работает, и соблазн
корректировки неоптимальных решений слишком велик, чтобы от него
отказываться «на берегу». Поэтому, невзирая на либертарианские
опасения, в современных обществах почти сложился консенсус в от-
ношении того, что подталкивание — это правильная вещь, которая
облегчает жизнь людям. И как институциональный ответ, с начала
2000х годов возникают государственные и окологосударственные ор-
ганизации, известные как «Центры подталкивания» (Nudge units),
созданные специально для разработки технологии поведенческого
подталкивания в разных ситуациях. Один из самых известных та-
ких центров — британский Behavioural Insights Team8 — возник при
правительстве Т. Блэра в Лондоне в 2004 г., при поддержке самого
Талера, который продолжает следить и за его работой, и за развитием
подобных центров по всему миру, которых насчитывается свыше 30,
включая таких наших соседей, как Украина, Белоруссия и Молдова.
В целом поведенческие методы применяются для проведения публич-
ной политики более чем в 150 странах ( hitehead et al., 2014). Нет
сомнений, что в обозримом будущем эти методы получат распростра-
нение и в России.
В наши дни уже можно с определенностью утверждать, что докт
рина либертарианского патернализма, разработанная и внедренная
в публичную политику с подачи Талера, привела к системной и гло-
бальной трансформации наших представлений о публичной политике
в начале I в. Сам по себе тот факт, что это результат деятельности
экономиста из икаго, выглядит достаточно парадоксально, однако
практически несомненно, что именно это обстоятельство внесло если не
решающий, то очень существенный вклад в присуждение Нобелевской
премии 2017 г.
Премия Талера — первая награда, присужденная собственно
за поведенческую экономику, и этот факт сам по себе знаковый по
нескольким причинам. Он знаменует сдвиг парадигмы современной
экономической науки в направлении междисциплинарных исследова-
ний. Открываются новые исследовательские горизонты, на повестку
дня ставятся такие вопросы о природе человеческих предпочтений,
представлений и поведения, о которых исследователиобществоведы
ранее даже не задумывались. Наконец, присуждение Нобелевской
премии Талеру обнаруживает новое измерение и дает новый импульс
для использования знаний о человеке и обществе при проведении
экономической политики. По этим причинам речь идет не только об
оценке личных заслуг, но и о повышении престижа поведенческой
экономики как области исследований. Все это позволяет смотреть
в будущее если не с безусловным оптимизмом, то, по крайней мере,
со все возрастающим интересом.
8
http://www.behaviouralinsights.co.uk/
22
Список литературы / References

Белянин А. (2003). Дэниел Канеман и Вернон Смит: экономический анализ чело-
веческого поведения: Нобелевская премия за чувство реальности // Вопросы
экономики. № 1. С. 4—23. [Belyanin A. (2003). Daniel Kahneman and Vernon
Smith: Nobel Prize for the feeling of reality (economic analysis of human behavior).
Voprosy Ekonomiki, No. 1, pp. 4—23. (In Russian).]
Капелюшников Р. (2013a). Поведенческая экономика и «новый» патернализм.
асть I // Вопросы экономики. № 9. С. 66—90. [Kapeliushnikov R. (2013a).
Behavioral economics and new paternalism. Part I. Voprosy Ekonomiki, No. 9,
рр. 66—90. (In Russian).]
Капелюшников Р. (2013b). Поведенческая экономика и «новый» патернализм.
асть II // Вопросы экономики. № 10. С. 28—46. [Kapeliushnikov R. (2013b).
Behavioral economics and new paternalism. Part II. Voprosy Ekonomiki, No. 10,
pp. 28—46. (In Russian).]
Рубинштейн Ар. (2008). Дилеммы экономистатеоретика // Вопросы экономики.
№ 11. С. 62—80. [Rubinstein Ar. (2008). Dilemmas of an economic theorist.
Voprosy Ekonomiki, No. 11, pp. 62—80. (In Russian).]
Талер Р., Санстейн К. (2017). Nudge. Архитектура выбора. Как улучшить наши
решения о здоровье, благосостоянии и счастье. М.: Манн, Иванов и Фербер.
[Thaler R., Sunstein C. (2017). udge: mproving decisions a out health wealth
and happiness. Moscow: Mann, Ivanov and Ferber. (In Russian).]
Benartzi S., Thaler R. H. (1995). Myopic loss aversion and the e uity premium puzzle.
uarterly Journal of Economics, Vol. 110, No. 1, pp. 73—92.
Benartzi S., Thaler R. H. (1999). Risk aversion or myopia Choices in repeated gambles
and retirement investments. anagement Science, Vol. 45, No. 3, pp. 364—381.
Benartzi S., Thaler R. H. (2001). Naive diversification strategies in defined contribution
saving plans. American Economic Review, Vol. 91, No. 1, pp. 79—98.
Binmore K., Shaked A. (2010). Experimental economics: here next Journal of Eco-
nomic ehavior rgani ation, Vol. 73, No. 1, pp. 87—100.
Blondel S. (2017). here is the reference point Unpublished manuscript.
Bolton G., Ockenfels A. (2000). ERC: A theory of e uity, reciprocity, and competition.
American Economic Review, Vol. 90, No. 1, pp. 166193.
Caromon ., Ariely D. (2000). Focusing on the forgone: How value can appear so different
to buyers and sellers. Journal of onsumer Research, Vol. 27, No. 3, pp. 360—370.
Catona G. (1975). Psychological economics. New ork: Elsevier.
Catona G. (1977). Psychological analysis of economic ehaviour. estport, CT: Greenwood
Press.
De Bondt . F. M., Thaler R. H. (1985). Does the stock market overreact Journal of
inance, Vol. 40, No. 3, pp. 793—805.
Dhami S. (2016). oundations of ehavioral economic analysis. Oxford etc.: Oxford
University Press.
Engel C. (2011). Dictator games: A meta study. Experimental Economics, Vol. 14,
No. 4, pp. 583—610.
Fehr E., Fischbacher U. (2004). Thirdparty punishment and social norms. Evolution
and uman ehavior, Vol. 25, No. 2, pp. 63—87.
Fehr E., Schmidt K. (1999). A theory of fairness, competition, and cooperation. uarterly
Journal of Economics, Vol. 114, No. 3, pp. 817—868.
Forsythe R., Horowitz J. L., Savin N. E., Sefton M. (1994). Fairness in simple bargain-
ing experiments. ames and Economic ehavior, Vol. 6, No. 3, pp. 347—369.
Glimcher P. ., Dorris M. C., Bayer H. M. (2005). Physiological utility theory and
the neuroeconomics of choice. ames and Economic ehaviour, Vol. 52, No. 2,
pp. 213—256.
Gü th ., Schmittberger R., Schwarze B. (1982). An experimental analysis of ultimatum bar-
gaining. Journal of Economic ehavior rgani ation, Vol. 3, No. 4, pp. 367—388.
Harless D. ., Camerer C. F. (1994). The predictive utility of generalized expected
utility theories. Econometrica, Vol. 62, No. 6, pp. 1251—1289.
23
Hey J. D., Orme Ch. (1994). Investigating generalizations of expected utility theory
using experimental data. Econometrica, Vol. 62 No. 6, pp. 1291—1326.
Kahneman D., Tversky A. (1979). Prospect theory: An analysis of decision under risk.
Econometrica, Vol. 47, No. 2, pp. 263—291.
Kahneman D., Knetsch J.L., Thaler R.H. (1986). Fairness and the assumptions of eco-
nomics. Journal of usiness, Vol. 59, No. 4, Part 2, pp. S285—S300.
Kahneman D., Knetsch J.L., Thaler R.H. (1990). Experimental tests of the endow-
ment effect and the Coase theorem. Journal of Political Economy, Vol. 98, No. 6,
pp. 1325—1348.
Kahneman D., Knetsch J. L., Thaler R. H. (1991). The endowment effect, loss aversion,
and status uo bias. Journal of Economic Perspectives, Vol. 5, No. 1, pp. 193—206.
Kahneman D. (2000). Experienced utility and ob ective happiness: A momentbased
approach. In: D. Kahneman, A. Tversky (eds.). hoices values and frames
(pp. 673—692). New ork: Cambridge University Press.
Kahneman D., akker P. P., Sarin R. (1997). Back to Bentham Explorations of ex-
perienced utility. uarterly Journal of Economics, Vol. 112, No. 2, pp. 375—406.
Knetsch J. L. (1989). The endowment effect and evidence of nonreversible indifference
curves. American Economic Review, Vol. 79, No. 5, pp. 1277—1284.
Knetsch J. L., Sinden J. A. (1984). illingness to pay and compensation demanded:
Experimental evidence of an unexpected disparity in measures of value. uarterly
Journal of Economics, Vol. 99, No. 3, pp. 507521.
K szegi B., Rabin M. (2006). A model of referencedependent preferences. uarterly
Journal of Economics, Vol. 121, No. 4, pp. 1133—1165.
Lamont O. A., Thaler R. H. (2003). Can the market add and subtract Mispricing in
tech stock carveouts. Journal of Political Economy, Vol. 111, No. 2, pp. 227—268.
Madrian B.C., Shea D.F. (2001). The power of suggestion: Inertia in 401(k) participation
and savings behavior. uarterly Journal of Economics, Vol. 116, No. 4, pp. 1149—1225.
Mankiw N. G., eldes S. P. (1991). The consumption of stockholders and nonstockholders.
Journal of inancial Economics, Vol. 29, No. 1, pp. 97—111.
Mehra R., Prescott E. (1985). The e uity premium: A puzzle. Journal of onetary
Economics, Vol. 15, No. 1, pp. 145—161.
Mitchell G. (2005). Libertarian paternalism is an oxymoron. orthwestern niversity
Law Review, Vol. 99, No. 3, pp. 1245—1277.
Moffatt P. (2015). Experimetrics. New ork: Palgrave Macmillan.
Neeman . (1999). The effectiveness of simple auctions. Unpublished manuscript. http://
econweb.ucsd.edu/ decent/99N UConf/neeman.html
Neeman . (2003). The effectiveness of English auctions. ames and Economic ehavior,
Vol. 43, No. 2, p. 214—238.
Rabin M. (1993). Incorporating fairness into game theory and economics. American
Economic Review, Vol. 83, No. 5, pp. 1281—1302.
Rabin M. (2000). Risk aversion and expectedutility theory: A calibration theorem.
Econometrica, Vol. 68, No. 5, pp. 1281—1292.
Rebonato R. (2014). A critical assessment of libertarian paternalism. Journal of onsumer
Policy, Vol. 37, No. 3, pp. 357—396.
Samuelson ., eckhauser R. (1988). Status uo bias in decision making. Journal of
Risk and ncertainty, Vol. 1, No. 1, pp. 7—59.
Schmidt U., Starmer C., Sugden R. (2008). Thirdgeneration prospect theory. Journal
of Risk and ncertainty, Vol. 36, No. 3, pp. 203—223.
Simon H. A. (1955). A behavioral model of rational choice. uarterly Journal of
Thaler R. H. (1980). Toward a positive theory of consumer choice. Journal of Economic
ehavior rgani ation, Vol. 1, No. 1, pp. 39—60.
Thaler R. H. (1981). Some empirical evidence on dynamic inconsistency. Economics
Letters, Vol. 8, No. 3, pp. 201—207.
Thaler R. H. (1985). Mental accounting and consumer choice. arketing Science, Vol. 4,
No. 3, pp. 199—214.
24
Thaler R. H. (1994). Psychology and savings policies. American Economic Review,

Vol. 84, No. 2, pp. 186—192.
Thaler R. H. (2015). is ehaving: The making of ehavioral economics. New ork:
Norton.
Thaler R. H., Sunstein C. R. (2003). Libertarian paternalism. American Economic
Review, Vol. 93, No. 2, pp. 175—179.
Thaler R. H., Johnson E. (1990). Gambling with the house money and trying to break
even: The effects of prior outcomes on risky choice. anagement Science, Vol. 36,
No. 6, pp. 643—660.
Thaler R. H., Shefrin H. M. (1981). An economic theory of selfcontrol. Journal of
Political Economy, Vol. 89, No. 2, pp. 392—406.
Thaler R. H., Rosen S. (1976). The value of saving a life. In: N. H. Terlecky (ed.).
ousehold production and consumption (pp. 265—302). New ork: National Bureau
of Economic Research.
Tomer J. (2015). ntegrating human capital with human development: The path to a more
productive and humane economy. New ork: Palgrave Macmillan.
Tomer J. (2017). Advanced introduction to ehavioral economics. Cheltenham: Edward
Elgar.
Tversky A., Kahneman D. (1974). Judgment under uncertainty: Heuristics and biases.
Science, Vol. 185, No. 4157, pp. 1124—1131.
Tversky A., Kahneman D. (1981). The framing of decisions and the psychology of choice.
Science, Vol. 211, No. 4481, pp. 453—458.
Tversky A., Kahneman D. (1991). Lossaversion in riskless choice: A referencedependent
model. uarterly Journal of Economics, Vol. 106, No. 4, pp. 1039—1061.
Tversky A., Kahneman D. (1992). Advances in prospect theory: Cumulative representa-
tion of uncertainty. Journal of Risk and ncertainty, Vol. 5, No. 4, pp. 297—323.
hitehead M., Jones R., Howell R., Lilley R., Pykett J. (2014). udging all over
the world: Assessing the glo al impact of the ehavioral sciences on pu lic policy.
Economic and Social Research Council, UK.
ichard haler and eha ioral economics

rom the la experiments to the practice of nudging
o el emorial ri e in conomic ciences
Alexis . elyanin
Author affiliation: 1 International College of Economics and Finance,
National Research University Higher School of Economics (Moscow, Russia);
2
Primakov National Research Institute of orld Economy and International
Relations (Moscow, Russia).
The paper considers the contribution of Richard Thaler, Nobel Memorial Prize
in Economic Sciences winner — 2017, to contemporary behavioural economics as
an independent area of economics research. It covers the interactions of behavioural
economics with experimental and empirical research, and the use of behavioural
models to explain various phenomena of individual decisions, group interactions,
financial market behaviour etc. Specific attention is paid to the practice of behav-
ioural “nudging and its methodological foundations (libertarian paternalism), as
well as the role and place of behavioural research in modern economics in general.
Keywords: behavioral economics, libertarian paternalism, Nobel Memorial
Prize in economics.
JEL: C91, C92, D91, E7, G41, I12.
25
С. Р. Моисеев
«Ренессанс» монетаризма: чем жила

знаменитая теория в 2000—2018 годах
Классический монетаризм ушел в прошлое. Однако на смену ему
пришла новая школа, которая возникла в 2005—2010 гг. под названием
«новый» монетаризм. Новое направление достаточно молодо, и область его
влияния ограничивается моделированием. На практике в денежно-кредит-
ной политике используются идеи «старого» монетаризма: например, прави-
ла денежно-кредитной политики, таргетирование денежного предложения
в развивающихся странах и сохранение денег как экономической переменной
в денежно-кредитном анализе. Ряд важных принципов монетаризма сохра-
нился в современном макроэкономическом анализе. В частности, обеспечение
ценовой стабильности выступает главной, хотя и не единственной целью цент
рального банка. Для поддержания доверия к денежно-кредитной политике
ключевая роль отводится публичным обязательствам ЦБ. Денежно-кредитная
политика (а не налогово-бюджетная) рассматривается как главное средство
краткосрочной макроэкономической стабилизации.
Ключевые слова: монетаризм, новый монетаризм, денежно-кредитная
политика, центральный банк, модели.
JEL: E31, E52, E58.
Как официальный представитель ФРС, я хотел бы сказать

Милтону [Фридмену] и Анне [Шварц] насчет Великой депрес-
сии. Вы правы, мы [центральный банк] в ней виноваты. Мы
очень сожалеем. И благодаря вам мы не ошибемся вновь.
Б. Бернанке, член Совета управляющих ФРС США
на праздновании 90-летия М. Фридмена
в Чикагском университете, 2002 г.
Мы встречаемся сегодня в связи с мировым финансовым кризи

сом после первого потерянного десятилетия в 1860‑х годах…
Тогда злодеями были капиталисты. Они и сегодня должны
возглавлять центральные банки? Их полеты фантазии спо-
собствуют стагнации и неравенству? Призрак монетаризма
преследует наши экономики?
М. Карни, управляющий Банка Англии на лекции
в Ливерпульском университете им. Дж. Мурса, 2016 г.
Моисеев Сергей Рустамович (msr@mail.cbr.ru), д. э. н., советник первого за-

местителя Председателя Банка России (Москва).
26
С. Р. Моисеев / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 26—
В 2002 г. в журнале «Вопросы экономики» вышла статья «Взлет

и падение монетаризма», которая подводила черту под развитием тео
рии к началу I в. (Моисеев, 2002). Монетаризм оставил гигантское
теоретическое наследие и наложил неизгладимый отпечаток на разви
тие денежнокредитной политики (ДКП). Когда М. Фридмен скончал
ся в 2006 г., его заслуги были широко признаны как в Соединенных
Штатах, так и в Европе. Идеологические противники ученого, П. Кругман
и Л. Саммерс, относились к лауреату премии Шведского национального
банка по экономическим наукам памяти А. Нобеля с глубоким уваже
нием. Однако за пределами научного мира, среди антиглобалистов,
социалистов и политиков, оценка результатов его работы часто противо
положная. Экономист предстает в образе крестного отца мафиозной
банды чикагских мальчиков, которые воспользовались дезориентацией
общества, связанной с катастрофами и политическими кризисами, для
навязывания большей части мира идеологии свободного рынка (Klein,
2007). Более того, в профессиональных кругах ярлык монетаризма стал
nomen appellativum нарицательным именем, которым пугают широкую
аудиторию. Даже управляющий Банка Англии М. Карни, чьи слова вы
несены в эпиграф, назвал свою лекцию в Ливерпульском университете
«Призрак монетаризма» (Carney, 2016), хотя в самом выступлении мы
не найдем отсылки к Фридмену или к постулатам монетаризма.
Собственно, в настоящей статье мы не ставим цель обелить моне
таризм или вбить очередной гвоздь в его гроб. Напротив, за прошед
шие со времени упомянутой публикации 15 лет монетаризм пережил
своеобразное возрождение. Научное сообщество не стоит на месте:
лавры великих экономистов прошлого не дают покоя современникам.
Монетаризм оказался слишком привлекательной доктриной, чтобы
у Фридмена не нашлись активные продолжатели в I в. Для на
чала резюмируем, с какими тезисами монетаризм подошел к новому
столетию (De Long, 2000; illiamson, right, 2010a):
— деньгами считается любой объект, который служит в качестве
средства обращения, независимо от того, какого рода эти денежные
обязательства: частные или государственные — для ДКП их характер
вторичен;
— несовершенства (frictions), мешающие быстрой и непрерывной
адаптации цен и заработной платы к номинальным шокам, выступают
основной причиной колебаний занятости и выпуска продукции в те
чение делового цикла;
— номинальные жесткости объясняют отсутствие краткосрочной
нейтральности денег, однако в долгосрочном периоде не играют роли
для ДКП;
— изменения выпуска продукции в ходе делового цикла лучше
всего анализировать как колебания относительно некоторой устойчивой
долгосрочной тенденции;
— текущая инфляция и неопределенность будущей инфляции
приводят к значительным потерям национального благосостояния;
— в нормальной экономической среде ДКП — более эффектив
ный инструмент краткосрочной макроэкономической стабилизации,
чем налоговобюджетная политика;
27
— ДКП может основываться на количественной теории денег

и функции спроса на деньги, имеющей стабильные параметры;
— ДКП рассматривается как процесс формирования денежно
го предложения, а оптимальная политика центрального банка (ЦБ)
должна состоять в минимизации вариации темпов прироста некоторых
денежных агрегатов;
— ДКП необходимо проводить по предопределенному правилу,
действующему в долгосрочном периоде (economic policy rule), а не
как изолированный набор мер в одно или многопериодной модели
принятия решений;
— ДКП имеет пределы эффективности, связанные с продолжи
тельными и изменчивыми лагами, а также с неопределенностью бу
дущего.
Коллизии монетаризма или очему монетаризм

л списан на свалку истории
Фридмен и его последователи скептически относились к методам

и средствам центрального банка, которые легли в основу его современ
ной стратегии и инструментария. Их критическое отношение можно
проследить в работах Федерального резервного банка СентЛуиса,
экономисты которого, несмотря на смену политики ФРС США, про
должали развивать монетарный анализ, или общественного «теневого»
комитета операций на открытом рынке, созданного в 1973 г. профессо
рами К. Бруннером из Рочестерского университета и А. Мелцером из
Университета Карнеги—Меллон для формирования альтернативного
взгляда на ДКП ФРС США. Тем не менее идеи монетаризма глубо
ко проникли в сферу денежнокредитной политики. Для достижения
ценовой стабильности монетаризм рекомендовал управлять денежным
предложением. Однако его практические советы по таргетированию де
нежных агрегатов потерпели неудачу. В интервью газете The Financial
Times в 2003 г. Фридмен признался: «Использование количества денег
в качестве цели не имело успеха… я не уверен, что сегодня предложил
бы его, как я однажды это сделал» (London, 2003).
Монетаристы настаивали на том, что ДКП должна быть ориен
тирована на долгосрочный результат. Хотя деньги не обладают кратко
срочной нейтральностью, ЦБ не должен использовать номиналь
ные жесткости изза продолжительных и изменчивых лагов ДКП.
Напротив, ему надо сосредоточиться на долгосрочной инфляции
и следовать заранее известным правилам денежнокредитной полити
ки, желательно, закрепленным на законодательном уровне. Решения
в сфере ДКП необходимо принимать на основе относительно простых
моделей, имеющих эмпирическое подтверждение. В этом смысле моне
таристы наследуют стиль работы Фридмена, предпочитавшего строгим
научным изысканиям простой эмпирический анализ.
то произошло с монетаризмом в конце в. Он достиг интел
лектуального и прикладного триумфа во второй половине 1970х годов.
В макроэкономической теории пределом развития оказалось принятие
28
гипотезы «естественной» нормы безработицы, не влияющей на инфля

цию (nonaccelerating inflation rate of unemployment), которая стала «об
щим местом» в журналах и учебниках. Прикладной триумф произошел
благодаря проникновению монетаризма в стены центральных банков.
Таргетирование денежного предложения было взято на вооружение ЦБ
ведущих стран. Его пытались реализовать ФРС США (1972—1993 гг.),
немецкий Бундесбанк (1974—1998 гг.), Национальный банк Швейцарии
(1974—1999 гг.), Банк Канады (1975—1982 гг.), Банк Англии (1973—
1987 гг.), Банк понии (1978—1989 гг.). За границами развитых стран
Народный банк Китая с 1998 г. продолжает придерживаться парадиг
мы монетаризма. Среди других развивающихся стран таргетирование
денежного предложения использовали Банк Кореи (до 1995 г.), Банк
Индонезии (до 2002 г.), Центральный банк Турции (до 2001 г.) и др.
На практике центральные банки отказались от ряда ключевых идей
монетаризма, включая общественные институты и его политическую
экономию. Фактически монетаризм, взятый на вооружение денежными
властями, не был монетаризмом в своем классическом виде. В теории
он был чемто другим, отличным от практики, и не утверждал, что
скорость денежного обращения в отсутствие шоков может быть ста
бильной. Однако идея была сведена к постоянству скорости обращения
и тому, что для прогнозирования совокупного номинального спроса
достаточно анализировать динамику денежных агрегатов. В результате
ЦБ могли «закрыть глаза» на остальную статистику, полагая доста
точными мониторинг и контроль за денежными агрегатами, поскольку
они отражают изменение других макроэкономических величин. Когда
немецкий Бундесбанк и Национальный банк Швейцарии в начале
1970х годов первыми в Европе установили целевые ориентиры денеж
ных агрегатов, новая стратегия ДКП была объявлена «экспериментом».
С подачи немецких властей монетаризм на практике получил название
«прагматичный монетаризм» (pragmatic monetarism) (Beyer et al., 2009.
P. 12—13). Однако «медовый месяц» с монетаристами скоро закончился.
«Прагматичный» монетаризм потерпел фиаско изза невозможности
управлять денежным предложением со стороны центрального банка
в силу неустойчивости денежного мультипликатора, наличия финансо
вых инноваций, несовершенства финансового сектора и других проблем.
Таргетирование денежного предложения отклонялось от теоретичес
ких установок монетаризма по нескольким направлениям. Вопервых,
в качестве цели политики были выбраны широкие денежные агрегаты,
менее контролируемые, чем денежная база. ФРС США выбрала агре
гаты М1 и М2, немецкий Бундесбанк — М3, Национальный банк
Швейцарии — М0 и М1, Банк Канады — М1, Банк Англии — М0 и М3,
Банк понии — агрегат М2 CDs. Вовторых, управление денежным
предложением осуществлялось не напрямую, а опосредованно. Вместо
операций на открытом рынке, как предлагали монетаристы, оно происхо
дило через процентные инструменты и обязательные резервные требова
ния, которые влияли на процентную ставку денежного рынка. Втретьих,
центральные банки никогда не декларировали, что будут и могут достигать
объявленные цели политики. Эти цели носили среднесрочный характер,
и ЦБ мог произвольно отклоняться от них в краткосрочном периоде. Это
29
обесценивало их как номинальный якорь и удаляло денежные власти от

правил ДКП. Дефакто так и происходило: цели в большинстве случаев
не достигались ни в кратко, ни в среднесрочном периоде.
В официальном годовом отчете за 1996 г. немецкий Бундесбанк
заявил, что он «никогда не рассматривал таргетирование денежного
предложения как механистическую систему автопилота» и что денеж
ный агрегат M3 был лишь начальной точкой для внутреннего анализа
и публичного представления денежнокредитной политики (Deutsche
Bundesbank, 1996. P. 72—73). Он, как и другие центральные бан
ки Европы, придерживался «прагматичного монетаризма» вплоть до
1998 г., когда начался переход на евро. Хроническое несоблюдение це
левых ориентиров денежных агрегатов в 1980е и 1990е годы привело
к признанию провала таргетирования денежного предложения. «Мы
не отказывались от денежных агрегатов — они отказались от нас» —
выражение, приписываемое главе Банка Канады в 1973—1987 гг.
Дж. Бои, характеризует досаду и разочарование того времени. Провал
привел к потере монетаризмом репутации и к изгнанию его с научного
Олимпа. В ответ на публичную критику один из основоположников
монетаризма, К. Бруннер, раздраженно комментировал это пораже
ние: «Мы признаем окончательную и постоянную неудачу монетаризма
в том смысле, что лица, принимающие решения, не ограничили себя
соблюдением его принципов» (Brunner, 1983. P. 58).
о дение нового монетаризма
На современном этапе развития, в 2005—2010 гг., монетаризм по

лучил название «новый» (New Monetarism, New Monetarist Economics,
New Monetarist Approach). Его апологетами стали академические ис
следователи в ФРС США, прежде всего С. Уильямсон и Р. Райт.
Кроме того, отдельные оригинальные идеи были предложены про
фессором Нью оркского университета Р. Лагосом, ранее проводив
шим исследования в Федеральном резервном банке Миннеаполиса,
и профессором Калифорнийского университета Г. Рошето, до того
работавшим в Федеральном резервном банке Кливленда. Корни
«нового» монетаризма прослеживаются в конференциях по теме мо
делей монетарной экономики, проведенных в Федеральном резервном
банке Миннеаполиса в конце 1970х годов. Его название отражает как
наследование идей «старого» монетаризма, так и введение в теорию
ряда микроэкономических новаций.
С одной стороны, «новый» монетаризм сохранил приверженность
поздним монетаристским моделям 1980х годов, включая модель пере
секающихся (перекрывающихся) поколений и расширения модели
общего равновесия с включением в них в явной форме переменной
денег (Kareken, allace, 1980). «Строительную площадку» для новой
теории подготовил Н. Уоллес из Университета штата Пенсильвания,
который в молодости писал диссертацию под руководством Фридмена,
а позднее выступил научным руководителем Райта. Изпод его пера
в соавторстве с коллегами из ФРС США вышло большое число работ,
30
включая «неприятную монетаристскую арифметику», исследования

роли налоговобюджетной политики при проведении ДКП, интеграции
монетаризма с теорией финансов и государственного сектора (Sargent,
allace, 1984; allace, 1981; Bryant, allace, 1979; 1984).
С другой стороны, главной отличительной чертой «нового» монета
ризма выступает моделирование микроэкономических основ денег, опи
сывающих их обмен на товары. Кроме того, возрожденный монетаризм
предстает в новом свете как интегральная теория. Микроэкономические
основы денег внедряются в смежные научные области — банковское
дело (модель Даймонда—Дибвига) и финансовое посредничество (мо
дель делегирования мониторинга финансового положения заемщика,
в котором финансовый посредник — эндогенный феномен). «Новый»
монетаризм также породил самостоятельное теоретическое направле
ние, представленное моделями платежей. По ним изучают платежные
и клиринговые системы, в которых участвуют банки и центральный
банк (Nosal, Rocheteau, 2011). Особое внимание в монетаристской тео
рии платежей уделено роли кредитов центрального банка в урегули
ровании клиринговых и платежных обязательств, а также системному
риску, который возникает в платежных системах в результате внутри
дневного кредитования.
«Новые» монетаристы принципиально отвергают подход, согласно
которому экономические агенты держат деньги только потому, что они
учитываются в функции полезности или производственной функции.
Напротив, деньги играют самостоятельную, а не вспомогательную
роль, поскольку владение ими позволяет преодолеть несовершенст
ва, мешающие обмену. тобы ввести деньги как инструмент обмена,
«новый» монетаризм использует микроэкономическую теорию поиска
(search theory). Ее модели предполагают, что заключение сделки зави
сит от того, встретятся ли агенты друг с другом (найдет ли продавец
покупателя, который захочет купить его товар, и наоборот). Деньги
необходимы, поскольку благодаря им оказывается успешным поиск
нужного контрагента1. Кроме того, деньги и их субституты в форме
ликвидных финансовых активов играют ключевую роль в банковском
секторе. «Новый» монетаризм воспользовался ранее разработанными
микроэкономическими моделями банков и финансового посредничест
ва, основанными на теории информации (information theory).
В целом «новые» монетаристы декларируют несколько принципов
своей школы экономической мысли ( illiamson, right, 2010b):
— макроэкономический и монетарный анализ должен иметь микро
экономическое обоснование, что предполагает наличие реалистичной
и внутренне непротиворечивой теории (в качестве «подручных» инст
рументов выступают теория общего равновесия, теория поиска, теория
информации и теория игр);
1
Наиболее подходящей исторической иллюстрацией проблем обмена без денег служит
проект National E uitable Labour Exchange британского социалиста Р. Оуэна (1771—1858).
В 1832 г. он организовал в Лондоне биржевую торговую систему, где обмен товаров должен был
происходить без посредничества и денег, исходя из временной стоимости товаров (трудозатрат).
Проект закрылся на следующий год, когда торговая площадка распродала ликвидный товар
и осталась с залежалыми товарами, не имеющими спроса.
31
— деньги играют решающую роль: чтобы понимать денежный

феномен и денежнокредитную политику, нужно использовать моде
ли, в которых деньги вводятся в явной и не примитивной форме для
решения проблем рыночных несовершенств;
— финансовые посредники также играют важную роль: хотя фи
нансовые обязательства банков и наличные деньги выполняют функ
цию средства обращения, обе категории не идентичны;
— при моделировании несовершенств рынка, которые преодоле
ваются посредством денег и финансовых посредников, необходимо
использовать такие абстракцию и интерпретацию, чтобы получать
правдоподобные ответы на поставленные вопросы, предпочтение от
дается простым моделям;
— ни одна модель не может быть универсальной для решения
каждой экономической задачи, необходимо иметь класс моделей, ис
пользующих схожие предположения и инструментальные средства для
решения множества задач.
«Новый» монетаризм делает ставку на большую правдоподоб
ность и непротиворечивость своих моделей, что, на взгляд его сторон
ников, должно отличать эту теорию от кейнсианского направления.
Краеугольным камнем для «нового» монетаризма выступает концепция
номинальных жесткостей (nominal rigidity) как в ценообразовании,
так и в формировании заработной платы. Модели ценообразования
Кальво (Calvo staggered contracts) или жесткой информации (sticky
information) Мэнкью и Рейса кажутся «новым» монетаристам дале
кими от реальности. Они отказываются их воспринимать как микро
экономическое обоснование, поскольку номинальные жесткости для
них — не самостоятельное явление, а лишь отражение проблем обмена
денег и товаров. Номинальные жесткости — это проявление несовер
шенств механизма обмена, а не постоянная характеристика поведения
экономических агентов; их можно обойти, изменив механизмы обмена.
«Новые» монетаристы предлагают модели, которые описывают несовер
шенства обмена и их возможные решения ( illiamson, right, 2010c).
В частности, введение в модель элементов теории поиска превращает
номинальную жесткость из заданного допущения в эндогенный ре
зультат взаимодействия агентов.
Модели «нового» монетаризма прошли три этапа развития. Так
называемые модели первого поколения, датируемые 1980ми годами,
опирались на набор упрощений, включая неделимость денег и това
ров, а также случайные двухсторонние сделки между экономическими
агентами. Это позволяло исследователям сосредоточиться на механиз
ме обмена, не уделяя внимания условиям торговли. Вывод первых
моделей состоял в том, что по сравнению с бартером институт денег
обеспечивает определенные преимущества. Они позволяют достигать
равновесия, более высокого уровня благосостояния, чем при бартерной
экономике, и способствуют специализации экономических агентов.
Главная заслуга первых моделей — описание торговли с использова
нием денег. Как иронично высказываются «новые» монетаристы, у них
«экономические агенты торгуют друг с другом, а не только против
бюджетного ограничения» (Kiyotaki et al., 2016. P. 2).
32
В середине 1990х годов появились модели второго поколения,

в которых товары выступают делимыми и несохраняемыми, а деньги
остаются неделимыми. Их первыми разработчиками были А. Трехос из
Института экономического анализа Барселоны и Райт из Федерального
резервного банка Миннеаполиса (Tre os, right, 1995). Достижением
этих моделей считается моделирование условий торговли, в которых
цены стали эндогенными, а также торговли/переговоров при заклю
чении сделки (bargaining).
Монетарные модели третьего поколения 2000х годов рассмат
ривают и товары, и деньги как несохраняемые и делимые. Кроме
того, в моделях появляются активы, распределение которых может
задаваться эндогенным образом. Классической моделью третьего
поколения стала разработка Лагоса и Райта (Lagos, right, 2005).
Их достижением считается создание механизма ценообразования не
вальрасовского типа, обоснованного на микроэкономическом уровне.
Значимость денег определяется сосуществованием бартера и денежного
обращения, а также разделением экономики на централизованный (без
проблем обмена; например, институт семьи) и децентрализованный
(проблемы с поиском и обменом) рынки. Введение в моделирование
централизованных/децентрализованных рынков позволяет добавлять
элементы, которые трудно описывать в моделях поиска,— капитал
и рынок труда, налоговобюджетную политику и т. д. Как полагают
«новые» монетаристы, модели третьего поколения приближаются к реа
листичному описанию экономической деятельности. Предложенный
подход позволяет сформулировать альтернативный кейнсианскому
механизм номинальных жесткостей, которые выступают не исходным
допущением, а эндогенным результатом моделирования. Обзор моделей
«новых» монетаристов можно найти в сборниках их работ по итогам
конференций (Kocherlakota, right, 2008).
лияние нового монетаризма

на дене но кредитну политику
Прикладные выводы «нового» монетаризма (пока) достаточ

но скупы. В основном они посвящены битвам, которые отгремели
в прошлом. «Новый» монетаризм приходит к выводу, что, хотя деньги
нейтральны (рост денежного предложения в долгосрочном периоде
не оказывает воздействия на экономический рост и занятость, а ве
дет лишь к увеличению общего уровня цен), тем не менее деньги
не обладают супернейтральностью. Следствием этого стала субопти
мальность правила постоянного темпа роста денежного предложе
ния, предложенного Фридменом (табл. 1). Отклонение центрального
банка от следования правилу Фридмена увеличивает избыток де
нежных средств покупателей и интенсивность поиска контрагентов,
что повышает благосостояние. Отклонение от правила также может
положительно влиять на выпуск продукции. Причины, по которым
в моделях «нового» монетаризма правило Фридмена оказывается
субоптимальным, связаны с наличием экстерналий в процессе поис
33
Т а б л и ц а 1
Свойства правила ридмена в моделях нового монетаризма
Макси Макси Особенности
Механизм мизация мизация
Исследование механизма поиска
торговли благо выпуска контрагента
состояния продукции
Lagos, right Торговые переговоры —
(2005) (bargaining)
Торговые переговоры
Покупатель не влияет
на цену (price taking) Свободный вход
Rocheteau, на рынок
right (2005) Конкурентный поиск (для продавцов)
наилучшей цены
(competitive search)
Торговые переговоры
Lagos, Rocheteau Дорогостоящий поиск
(2005) Соглашение на цену без (для покупателей)
переговоров (price posting)
Hiraguchi, Покупатель не влияет Дорогостоящий поиск
Kobayashi (2014) на цену (для покупателей)
Источник: Hiraguchi, Kobayashi, 2014. P. 58.
ка и с отсутствием конкурентного рынка для агентов, находящихся

в интенсивном поиске2.
Фридмен в «Программе денежной стабилизации» высказывал
ся за введение 100процентных, то есть полных, обязательных ре
зервных требований для банков (fullreserve banking) (Friedman,
1960). Это означало бы, что банки обязаны весь объем привлеченных
средств вкладчиков хранить на счетах в центральном банке (в аль
тернативных версиях полных резервов — в наличных деньгах или
государственных ценных бумагах). В случае оттока средств клиен
тов они всегда смогут воспользоваться своими высоколиквидными
активами и погасить панику вкладчиков. На практике это привело
бы к появлению группы узкоспециализированных или ограниченных
банков (narrow banking), которые, кроме платежных услуг за комис
сионное вознаграждение, не смогли бы ничем заниматься, поскольку
ни кредиты, ни операции на финансовых рынках не оказались бы
для них доступными. В настоя щее время ни в одной юрисдикции
нет полного резервирования банковских обязательств. «Новые» мо
нетаристы, принимая во внимание роль финансовых посредников
в экономике и выполнение ими функции трансформации сбережений
в инвестиции (краткосрочных ликвидных обязательств в долгосроч
ные неликвидные активы), не поддерживают идею 100процентного
резервирования. Они справедливо полагают, что это снижает эффек
тивность финансового посредничества, приводит к неоптимальному
2
Альтернативное объяснение, предложенное «новыми» монетаристами, опирается на
структуру рынка. Расширение денежного предложения за счет покупок на открытом рынке
государственных облигаций рано или поздно сталкивается с ограничением его емкости. Изъятие
части облигаций с рынка приводит к реализации «эффекта неликвидности». Предложение
ценных бумаг сокращается, реальная процентная ставка снижается, и банки вынуждены
переключаться на рынок кредитов. Общее равновесие в условиях ловушки ликвидности может
быть достигнуто, когда ДКП отходит от правила Фридмена (см.: illiamson, 2012).
34
распределению финансовых ресурсов и, как следствие, не максими

зирует национальное благосостояние.
«Новый» монетаризм предлагает свою версию кривой Филлипса,
описывающей связь между инфляцией и безработицей (New Monetarist
Phillips curve). «Старый» монетаризм рассматривал кривую Филлипса
с учетом адаптивных инфляционных ожиданий: в краткосрочном пе
риоде между инфляцией и безработицей существует обратная связь,
однако под влиянием адаптивных ожиданий дилемма между двумя
переменными в долгосрочном периоде исчезает. В новой классической
кривой Филлипса инфляционные ожидания рациональны. Как следст
вие, выбор между инфляцией и безработицей отсутствует или возмо
жен только при определенных обстоятельствах. В новой кейнсианской
кривой Филлипса инфляция зависит не только от инфляционных
ожиданий, но и от отклонения предельных издержек от долгосрочно
го устойчивого уровня. Причины номинальных жесткостей в новой
кейнсианской кривой Филлипса не объясняются, хотя они приводят
к возникновению реальных эффектов.
«Новый» монетаризм решает старую задачу путем введения на
микроэкономическом уровне переменной денег (Berentsen et al., 2011).
Экономика представляется разделенной на рынки (труда и товаров),
на которые ДКП оказывает разное влияние. Фирмы и домохозяйства
находятся в поиске друг друга и осуществляют торг при заключении
сделки. ЦБ может расширить денежное предложение и таким обра
зом увеличить ликвидность фирм, которые, в свою очередь, могут
оплатить дополнительные услуги домохозяйств и выходят на рынок
труда в поиске сотрудников. Если расширение денежного предложе
ния в долгосрочном периоде становится постоянным, то проявляется
нейтральность денег, и избыточная ликвидность фирм сходит на нет.
Поскольку цены будут следовать за денежным предложением, «новый»
монетаризм приходит к выводу, что между инфляцией и безработицей
в краткосрочном периоде существует обратная связь. Однако в долго
срочном периоде она попрежнему может быть положительной. Таким
образом, выводы те же, однако объяснение отличается от традицион
ных макроэкономических версий.
Говоря о вкладе «нового» монетаризма в экономическую науку
в целом, отметим, что основные силы наследников Фридмена брошены
на разработку теоретических моделей, учитывающих институт денег
и поведение экономических агентов при заключении денежных сделок.
Цель введения в моделирование новых элементов заключается в объ
яснении на микроэкономическом уровне несовершенств рынка и номи
нальных жесткостей, обоснование которых в новой кейнсианской теории
в полной мере отсутствует. «Наши принципы и наши подходы к мо
делированию обладают отличным потенциалом объяснения аномалий
ценообразования на активы, роли ликвидности при заключении сделок,
залогового обеспечения и связи между деньгами и кредитом», — отме
чают Уильямсон и Райт ( illiamson, right, 2010a).
Некоторые российские экономисты проявляют интерес к этому но
вому направлению. Считается, что оно позволит глубже анализировать
явления, ранее скрытые от исследователей, включая причинноследст
35
венные связи денежного обращения и функционирования финансового

сектора (Кавицкая, 2013). Однако необходимо признать, что нетради
ционный анализ сосредоточен исключительно на теоретическом моде
лировании — «вещи в себе», слабо связанной с решением прикладных
задач ДКП. Несмотря на то что в «помолодевшем» монетаризме тон
задают академические исследователи ФРС США, центральные банки
считают представителей новой школы экономической мысли, по боль
шей части, сектой схоластиков, далеко ушедшей от Фридмена с его
прикладными исследованиями. Возможно, что в процессе развития
«новый» монетаризм обретет практическую значимость, однако в на
стоящее время его достижения не выходят за рамки моделирования.
Что сохранилось от монетаризма

в дене но кредитной политике в е год
В современной денежнокредитной политике продолжают нахо

дить отражение, хотя и в неявном виде, идеи «старого» монетариз
ма. Речь идет о правилах денежнокредитной политики, применении
«количественного смягчения», монетарном анализе и классическом
таргетировании денежного предложения. Традиция предлагать простые
модели, описывающие поведение ЦБ, возникла в икагском универ
ситете в 1940—1950е годы. икагская школа ратовала за определен
ные, стабильные и законодательно закрепленные «правила игры» для
денежных властей (Tavlas, 2015). Ранние примеры правил предлагали
Г. Саймонс и М. Фридмен. К числу наиболее известных правил, на
званных по именам их авторов, относятся правило Фишера (зависи
мость денежного предложения от отклонения инфляции от целевого
ориентира), правило Маккаллума (зависимость денежного предложе
ния от деловой активности, скорости денежного обращения и целевого
ориентира инфляции) и, конечно, правило Фридмена.
Ранняя экономическая литература, посвященная правилам ДКП,
основывалась на управлении денежными агрегатами или резервами
банков. Краткосрочная процентная ставка оставалась на периферии
внимания. Это объясняется тем, что, вопервых, количественная тео
рия денег подчеркивала связь между денежным предложением и ин
фляцией. Вовторых, пик популярности правил пришелся на период
расцвета монетаризма в 1970—1980е годы. Втретьих, считалось, что
правила для процентной ставки могут вести к неопределенности уровня
цен. В 1981 г. Фридмен писал: «Используя ставку по федеральным
фондам как операционную цель, ФРС балансирует на лезвии ножа…
Управляя денежной базой напрямую и позволяя рынку определять
процентные ставки, можно обеспечить устойчивый и предсказуемый
рост денежного предложения… Убеждение, что ФРС может управлять
процентными ставками, является мифом» (Friedman, 1983).
Тем не менее, когда эпоха «прагматичного» монетаризма прошла,
в условиях плавающего валютного курса и распространения режима
инфляционного таргетирования наибольшую известность получило
правило Тейлора (Taylor rule), названное по имени автора — профес
36
сора Стэнфордского университета Дж. Тейлора. Правило описывает

функцию зависимости номинальной краткосрочной процентной ставки
ЦБ от изменения инфляции и деловой активности. На правиле Тейлора
и его модификациях основаны решения по операционному таргетиро
ванию процентной ставки.
Несмотря на то что правила формулируют лишь рекомендации для
комитета денежнокредитной политики центрального банка и парамет
ры правил следует регулярно пересчитывать, они выступают одним из
наиболее популярных, простых и прикладных средств анализа. Таким
образом, хотя правило Фридмена потеряло актуальность, сам подход
предопределенных «правил игры» для денежных властей сохранился.
Как выразился экономический историк Б. Делонг из Калифорнийского
университета, идеи монетаризма выжили, но под другим именем. Они
стали незаметны как воздух, которым дышат современные макроэко
номисты (De Long, 2000).
Другое важное наследие старого монетаризма — частичный воз
врат в экономически развитых странах к денежным переменным в ка
честве операционных и промежуточных целей ДКП. Изза угрозы
дефляции и околонулевых процентных ставок центральные банки ока
зались заложниками «ловушки ликвидности» (li uidity trap), когда
макроэкономическое равновесие через дальнейшее снижение процент
ной ставки ДКП невозможно или чревато рисками финансовой стабиль
ности. Для выхода из «ловушки ликвидности» некоторые ЦБ прибегли
к нетрадиционным инструментам, таким как таргетирование отдель
ных компонент баланса центрального банка и введение количествен
ных ориентиров выкупа активов с рынка ценных бумаг (как правило,
государственных и ипотечных облигаций, табл. 2). Широкомасштабные
программы покупки финансовых активов получили название «количест
венное смягчение» ( uantitative easing) и были реализованы Банком
Англии (в 2009—2016 гг.), Банком понии (в 2008—2017 гг.), ФРС
США (в 2008—2014 гг.), Европейским центральным банком (ЕЦБ)
(в 2008—2016 гг.) и шведским Риксбанком (в 2015 г.). Фактически
произошел переход от процентной ставки в качестве операционной цели
к цели по денежному предложению.
Индикатор количественного смягчения
дене но кредитной политики на г
ФРС Банк Банк
Индикатор ЕЦБ Риксбанк
США понии Англии
Избыточные резервы банков, 11,8 16,6 28,5 25,1 22,1
% госдолга
Гособлигации на балансе 13,4 16,8 38,9 21,4 14,2
центрального банка, % госдолга
Гособлигации на балансе централь
55,1 38,8 84,5 70,0 29,9
ного банка, % его активов
Прочие облигации на балансе 39,8 8,1 3,9 1,9
центрального банка, % его активов
Госдолг, % ВВП 98,9 89,3 201,3 90,0 41,7
Источник: BIS, 2017. P. 72.
37
Тем не менее представители центральных банков не любят связы

вать введение количественных ориентиров программ выкупа активов
с монетаризмом. Вицепрезидент ЕЦБ В. Констанцио, выступая с лек
цией в Высшей школе экономики и управления в Лиссабоне в 2017 г.,
подчеркнул, что «когда центральные банки в 1980е годы отказались
от монетаризма и приспособили процентные ставки в качестве основ
ного инструмента политики… их денежная база стала формироваться
под влиянием спроса банков на резервы при заданной краткосрочной
процентной ставке... Эта традиционная концепция драматически изме
нилась после мирового финансового кризиса в 2008 г. ...изза того, что
ЕЦБ, как и многие другие центральные банки, начал использовать свой
баланс в качестве дополнительного инструмента денежнокредитной
политики, во внимание стали приниматься другие трансмиссионные
каналы в экономике вне монетари ма или эффектов процентной став
ки» (курсив мой. — С. М.) (Constâ ncio, 2017).
Третье важное наследие — сохранение денег как экономической
переменной в денежнокредитном анализе (Klö ckers, illeke, 2001).
Некоторые «гуру» экономики продолжают верить, что денежное пред
ложение все еще может и должно играть не последнюю роль в ана
лизе центральных банков. В 2016 г. лауреат Нобелевской премии по
экономике Р. Лукас совместно с коллегами из Бернского университета
и ФРС США на данных по 31 стране с 1851 г. продемонстрировали, что
супердолгосрочный спрос на деньги остается устойчивым (Benati et al.,
2016). Они изучали связь между номинальной краткосрочной ставкой
и отношением агрегата М1 к номинальному ВВП (инвертированной
скоростью денежного обращения). Авторы обнаружили значительные,
продолжительные и устойчивые отклонения спроса на деньги от долго
срочного тренда. Хотя эти отклонения не были объяснены, в работе
подчеркивается, что спрос возвращается к долгосрочной тенденции.
Как полагают исследователи, полученные доказательства свидетельст
вуют о том, что в конечном счете инфляцию можно контролировать,
управляя должным образом денежными агрегатами. На их взгляд,
в условиях «ловушки ликвидности», когда центральные банки не могут
продолжать эффективно применять процентные инструменты, управ
ление денежными агрегатами должно вернуться на авансцену ДКП.
Несмотря на отсутствие устойчивой кратко и среднесрочной связи
между денежным предложением и инфляцией, динамика денежной
массы продолжает оставаться в фокусе центральных банков. Так, два
ведущих центральных банка — ФРС США и ЕЦБ — продолжают
уделять внимание денежным агрегатам и денежному предложению,
хотя и с разных точек зрения. Для ФРС денежные агрегаты представ
ляют одну из множества экономических категорий, которые участвуют
в макроэкономическом анализе. Для ЕЦБ денежный агрегат М3 наря
ду с инфляцией служит одной из опор денежнокредитной политики
(Kahn, Benolkin, 2007). Анализ его динамики и компонент можно
встретить как в регулярных бюллетенях, так и в годовом отчете ЕЦБ.
В настоящее время денежные агрегаты рассматриваются как сум
марная информация о развитии детерминант спроса на деньги. Кроме
того, динамика денежных агрегатов дает дополнительную информа
38
цию о будущем изменении цен, которая расширяет анализ других

макроэкономических переменных. ФРС США, ЕЦБ, Банк понии,
Швейцарский национальный Банк, Банк Италии и др., хотя и не счи
тают денежные агрегаты операционной переменной, рассматривают их
как информационный индикатор. Таким образом, денежные перемен
ные продолжают присутствовать в анализе, даже не играя структурной
или причинной роли в инфляционном процессе или трансмиссионном
механизме ДКП. В то же время отсутствие целей денежного предложе
ния или явной роли денег в моделях монетарного анализа не означает,
что последние упущены из внимания ( oodford, 2007).
Многочисленная группа центральных банков развивающихся
стран продолжает придерживаться традиционного таргетирования де
нежного предложения. По оценкам МВФ, на 2017 г. 24 юрисдикции
декларируют приверженность классике монетаризма. Это достаточно
устойчивая группа (см. рисунок), где выбор режима ДКП определяет
ся макроэкономическими характеристиками. Все они имеют общие
отличительные черты: малые развивающиеся экономики со слабораз
витым финансовым сектором, состоящим преимущественно из бан
ков. Исключение составляет Китай — крупная открытая экономика.
Однако у него «монетаризм с китайским лицом»: Народный банк
Китая контролируется Государственным советом, финансовый сектор
состоит из государственных банков, действуют планы по кредитно
му предложению, процентные ставки директивно устанавливаются,
отсутствуют конвертируемость юаня и плавающий валютный курс
(Dorn, 2017).
Банковский сектор в рассматриваемой группе стран служит ос
новным каналом влияния денежнокредитной политики. Кроме того,
немало центральных банков воздействуют на валютный курс, то есть
придерживаются смешанной стратегии ДКП, или не допускают полную
конвертируемость национальной валюты. Только 29% стран выборки
придерживаются плавающего валютного курса. Переход к таргетирова
Число стран сторонников таргетирования инфляции

и дене ного предло ения гг

Рис.
39
нию денежного предложения, как правило, происходит под влиянием

валютного кризиса. Если денежные власти не могут использовать пла
вающий валютный курс и таргетирование инфляции, они выбирают
в качестве цели денежное предложение.
Конечной целью ДКП центральных банков, проводящих тар
гетирование денежного предложения, выступает, как правило, под
держание ценовой стабильности, или стабилизация стоимости денег.
Процедура таргетирования проводится в несколько этапов. Учитывая
плановый рост номинального ВВП, ЦБ устанавливает целевой ориен
тир прироста денежного агрегата M2. При допущении о стабильности
денежного мультипликатора рассчитывается объем денежной базы
(резервных денег), необходимый для обеспечения целевой динамики
M2. На ежедневной основе денежная база корректируется за счет
процентных инструментов ДКП. При необходимости значительно из
менить величину денежной базы в действие вводятся обязательные
резервные требования. Если ЦБ вмешивается на валютном рынке,
то устанавливаются дополнительные целевые ориентиры по чистым
международным резервам и внутреннему кредиту (табл. 3). По мере
развития институциональной среды и финансовых рынков централь
ные банки переходят от таргетирования денежного предложения
к таргетированию инфляции. Тем не менее среди малых экономик
всегда будет группа стран, не имеющих развитого процентного кана
ла денежнокредитной политики, где финансовый сектор состоит из
нескольких банков.
Исторические уроки монетаризма
Хотя в настоящее время большинство экономистов отвергают

следование монетаризму, ряд его важных принципов присутствует
в современном макроэкономическом анализе. В результате размылась
граница между монетаризмом и кейнсианством, которая представ
лялась четкой еще в конце 1990х годов. Можно назвать несколько
важнейших уроков монетаризма, которые продолжают оставаться ак
туальными. Их игнорирование означало бы забвение опыта 1960х
и 1970х годов и возврат к «винтажному» кейнсианству до эпохи
Фридмена. Многие забыли (возможно, и не знали), что официальной
целью центральных банков в 1920е годы было расширение кредитно
го предложения в «производственных», а не «спекулятивных» целях.
В 1940е годы целью было удержать процентные ставки по государст
венному долгу на низком уровне для финансирования дефицита гос
бюджета военного времени. В 1950е и 1960е годы, помимо сохране
ния фиксированных валютных курсов, — содействие производству
и максимальной занятости. Кривая Филлипса считалась «ошибкой»
теоретиков (Rotemberg, 2013). Все это обернулось галопирующей ин
фляцией в развитых странах в 1970е годы. Таким образом, первый
ва ней ий урок монетари ма: долгосрочная инфляция зависит от
денежного предложения и ее стабилизация находится в руках эми
тента денег.
40
Стран придер ива иеся таргетирования дене ного предло ения
по состояни на г
Страна Режим Операционная цель Промежуточная цель
Азербайджан С Валютный курс и денежная база
Афганистан Д Резервные деньги
Агрегат M2, внутренний
Бангладеш Д Резервные деньги кредит
Белоруссия Д Денежная база Агрегат M2
Бурунди Д Денежная база Агрегат M2
Денежные агрегаты М1,
емен Д Агрегат M2
квазиденьги (депозиты)
истые международные резервы
Кения С и чистые внутренние активы
Денежная база, процентная Агрегаты М1 и M2, совокупный
Китай С ставка банковский кредит
Валютный курс, компоненты
КостаРика С денежной базы
Мадагаскар Д Денежная база Агрегат M3
Резервные деньги, чистые
Малави С внутренние активы, чистые Агрегат M2
международные резервы
Кредит частному сектору,
Мозамбик Д Денежная база агрегат M2
Монголия Д Денежная база агрегат M2
Денежные агрегаты М1,
Мьянма Д M2
квазиденьги (депозиты)
Агрегаты M1 и M2, совокупный
Нигерия Д Денежная база банковский кредит, банковский
кредит частному сектору
Руанда Д Денежная база Агрегат M2
Сейшельские ова Д Резервные деньги Агрегат M2
СьерраЛеоне Д Резервные деньги Агрегат M2
Танзания Д Резервные деньги Агрегат M2
Реальный эффективный ва
Тунис С Агрегат M3
лютный курс, денежная база
Уругвай Д Денежный агрегат M1
Прогноз инфляции и денежный
ШриЛанка С Процентная ставка агрегат M2
Эфиопия Д Резервные деньги Агрегат M2
истые международные резер
майка С
вы и незаемные резервы банков
Режим ДКП: смешанный (С) или таргетирование денежного предложения (Д).
Источник: составлено автором по отчетам центральных банков.
Обеспечение ценовой стабильности должно быть главной, хотя

и не единственной целью ЦБ. Благодаря монетаризму возник со
временный институт центрального банка, ответственный за низкую
и устойчивую инфляцию. Это не всегда было расхожей истиной.
В 1950е и 1960е годы ранние кейнсианские модели рассматривали
общий уровень цен как экзогенную переменную, независимую от ДКП.
Даже в 1970е годы, когда стало очевидно, что инфляция выросла,
в том числе под влиянием мягкой денежнокредитной политики, эко
номисты продолжали полагать, что цены находятся под влиянием
монополий и профсоюзов. В интервью либеральному изданию The
41
American Prospect Фридмен за год до своей смерти отметил: « верю

в то, что мы сделали… Мы все трудились над разработкой правил,
моего правила и других, полагая, что сохранение стабильности цен
будет трудной работой. Прошли 1980е годы и центральные банки во
всем мире таргетируют ценовую стабильность. вижу, что в основ
ном все они добиваются успеха... Таким образом, это оказалось легче
сделать, чем мы думали... Основная задача центральных банков со
стояла не в том, чтобы поддерживать полную занятость — это было
неправильной целью. Она [занятость] была их главной целью с 1945 до
1980 г. Как только они [центральные банки] действительно поняли, что
предотвращение инфляции, сохранение стабильности цен является их
реальной целью, их целью первого порядка, [они] сделали ее превыше
всего остального» (Kuttner, 2005). В чем монетаристы и ошибались,
так это в средствах достижения цели: управление денежными агрега
тами — не единственный способ, позволяющий центральному банку
достигать низкой и устойчивой инфляции.
Второй урок — ключевая роль публичных обязательств ЦБ по
достижению цели ДКП. икагская школа оказалась первой, кто под
черкнул важность (адаптивных) инфляционных ожиданий и правил
денежнокредитной политики. Управление инфляционными ожида
ниями через публичные обязательства и подотчетность ЦБ обществу
необходимы для успешного поддержания макроэкономической ста
бильности. Применение правил ДКП вне зависимости от их специ
фикации или обоснование любой пассивной экономической политики
основываются на заключениях Фридмена о временн х лагах. Правило
Фридмена было простым, понятным и легко проверяемым. Однако
это не единственная (и далеко не эффективная) форма публичных
обязательств. Современные форматы установления публичных целевых
ориентиров инфляции, которые можно найти в отчетах Банка Англии,
шведского Риксбанка или Банка России, выступают более подходящим
инструментом управления инфляционными ожиданиями.
Третий урок — сегодня ни у кого не вызывает сомнения, что
денежнокредитная, а не налоговобюджетная политика служит глав
ным средством краткосрочной макроэкономической стабилизации.
Однако и здесь экономистам нужно оставаться осторожными. У по
литиков всегда найдется стимул воспользоваться быстрым, легким
и удобным способом обеспечить занятость и экономический рост.
Однако временные средства не могут подменять долгосрочную по
литику правительства.
В заключение уместно привести слова Констанцио на конференции
в икагском университете: «Некоторые экономисты утверждают, что
денежнокредитная политика почти всесильна, даже если она потребует
применения очень отрицательных процентных ставок, — или потому
что они выступают „против“ налоговобюджетной политики, или по
тому что они искренне верят в некоторую форму нового монетаризма.
Главам центральных банков следует избегать такой переоценки и при
знавать, что для содействия инвестициям и совокупному предложению
необходим вклад налоговобюджетной, регуляторной и конкурентной
политики» (Constâ ncio, 2016).
42

Кавицкая И. Л. (2013). Институциональный подход к макроэкономическому
анализу // урнал институциональных исследований. № 4. С. 78—88.
[Kavitskaya I. L. (2013). Institutional approach to macroeconomic analysis. Journal
of nstitutional Studies, No. 4, pp. 78—88. (In Russian).]
Моисеев С. (2002). Взлет и падение монетаризма // Вопросы экономики. № 9.
С. 92—106. [Moiseev S. (2002). The rise and fall of monetarism. Voprosy
Ekonomiki, No. 9, pp. 92—106. (In Russian).]
Benati L., Lucas R., Nicolini J.P., eber . (2016). International evidence on long
run money demand. ER orking Paper, No. 22475.
Berentsen A., Menzio G., right R. (2011). Inflation and unemployment in the long
run. American Economic Review, Vol. 101, No. 1, pp. 371—398.
Beyer A., Gaspar V., Gerberding C., Issing O. (2009). Opting out of the great infla
tion: German monetary policy after the breakdown of Bretton oods. eutsche
undes ank iscussion Paper Series 1: Economic Studies, No. 12.
BIS (2017). 8 th Annual report, 25 June.
Brunner K. (1983). Has monetarism failed Cato Journal, Vol. 3, No. 1, pp. 23—62.
Bryant J., allace N. (1979). The inefficiency of interestbearing national debt. Journal
of Political Economy, Vol. 87, No. 2, pp. 365—381.
Bryant J., allace N. (1984). A price discrimination analysis of monetary policy. Review
of Economic Studies, Vol. 51, No. 2, pp. 279—288.
Carney M. (2016). The spectre of monetarism. The speech at Liverpool John Moores
University, 5 December.
Constâ ncio V. (2016). hallenges for future monetary policy frameworks: A European
perspective. The speech at the 19 th Annual International Banking Conference
“Achieving financial stability: Challenges to prudential regulation . Chicago.
4 November.
Constâ ncio V. (2017). The future of monetary policy frameworks. The lecture at
the Instituto Superior de Economia e Gestгo, Lisbon, 25 May.
De Long B. (2000). The triumph of monetarism Journal of Economic Perspectives,
Vol. 14, No. 1, pp. 83—94.
Deutsche Bundesbank (1996). Annual report.
Dorn J. (2017). Monetarism with Chinese characteristics. AT orking Paper, No. 42.
Friedman M. (1960). A program for monetary sta ility. New ork: Fordham University
Press.
Friedman M. (1983). A memorandum to the Fed. In: . Allen (ed.). right promises
dismal performance: An economist s protest. New ork: Harcourt Brace Jovanovich,
pp. 244—247.
Hiraguchi R., Kobayashi K. (2014). On the optimality of the Friedman rule in a new
monetarist model. Economics Letters, Vol. 125, No. 1, pp. 57—60.
Kahn G., Benolkin S. (2007). The role of money in monetary policy: hy do the Fed
and ECB see it so differently ederal Reserve ank of Kansas ity Economic
Review, No. 3, pp. 5—36.
Kareken J., allace N. (1980). odels of monetary economies. Minneapolis: Federal
Reserve Bank of Minneapolis.
Kiyotaki N., Lagos R., right R. (2016). Introduction to the symposium issue on money
and li uidity. Journal of Economic Theory, Vol. 164, pp. 1—9.
Klein N. (2007). The shock doctrine: The rise of disaster capitalism. Toronto: Knopf
Canada.
Klö ckers H.J., illeke C. (2001). onetary analysis: Tools and applications. European
Central Bank.
Kocherlakota N., right R. (2008). Introduction to monetary and macro economics.
Journal of Economic Theory, Vol. 142, No. 1, pp. 1—4.
Kuttner R. (2005). Agreeing to disagree: Robert Kuttner speaks with Milton Friedman.
The American Prospect, December 19.
43
Lagos R., Rocheteau G. (2005). Inflation, output, and welfare. nternational Economic
Review, Vol. 46, No. 2, pp. 495—522.
Lagos R., right R. (2005). A unified framework for monetary theory and policy
analysis. Journal of Political Economy, Vol. 113, No. 3, pp. 463—484.
London S. (2003). Lunch with the FT: Milton Friedman. inancial Times, June 7.
Nosal E., Rocheteau G. (2011). oney payments and li uidity. Massachusetts: MIT Press.
Rocheteau G., right R. (2005). Money in search e uilibrium, in competitive e ui
librium, and in competitive search e uilibrium. Econometrica Vol. 73, No. 1,
pp. 175—202.
Rotemberg J. (2013). Shifts in US Federal Reserve goals and tactics for monetary policy:
A role for penitence The Journal of Economic Perspectives, Vol. 27, No. 4, pp. 65—86.
Sargent T., allace N. (1984). Some unpleasant monetarist arithmetic. In: B. Griffiths,
G. ood (eds.). onetarism in the nited Kingdom. London: Macmillan.
Tavlas G. (2015). In old Chicago: Simons, Friedman, and the development of monetary
policy rules. Journal of oney redit and anking, Vol. 47, No. 1, pp. 99—121.
Tre os A., right R. (1995). Search, bargaining, money and prices. Journal of Political
Economy, Vol. 103, No. 1, pp. 118—140.
allace N. (1981). A Modigliani—Miller theorem for open market operations. American
Economic Review, Vol. 71, No. 3, pp. 267—274.
illiamson S. (2012). Li uidity, monetary policy, and the financial crisis: A new moneta
rist approach. The American Economic Review, Vol. 102, No. 6, pp. 2570—2605.
illiamson S., right R. (2010a). New monetarist economics: Models. In: and ook
of monetary economics, Vol. 3, pp. 25—96.
illiamson S., right R. (2010b). New monetarist economics: Methods. ederal Reserve
ank of inneapolis Staff Report, No. 442.
illiamson S., right R. (2010c). New monetarist economics: Models. ederal Reserve
ank of inneapolis Staff Report, No. 443.
oodford M. (2007). How important is money in the conduct of monetary policy EPR
iscussion Paper, No. 6211.
onetarism s renaissance
o the ell no n theor li ed in
Sergey R. oiseev
Author affiliation: The Bank of Russia (Moscow, Russia). Email: msr@mail.cbr.ru
The classical monetarism passed away. However it was substituted by a new

school that rose in 2005—2010 under the name of “new monetarism. The new
direction is rather young and its area of influence is limited to modeling.
Several ideas of “old monetarism are used in the practice of monetary policy:
for example, monetary policy rules, monetary targeting in developing economies
and using of money as an economic variable in the monetary analysis. Some
important principles of monetarism have remained in the modern macroeconomic
analysis. In particular, price stability is the ultimate, but not uni ue goal of any
central bank. The public commitment of the central bank is the key for confi
dence to monetary policy. Monetary policy (but not fiscal policy) is considered
as the main tool of shortterm macroeconomic stabilization.
Keywords: monetarism, new monetarism, monetary policy, central bank,
models.
JEL: E31, E52, E58.
44
Региональная экономика
Г. А. Борщевский
Ex-post оценка региональных

программ развития бюрократии*
В статье предложена модель ретроспективной (ex-post) оценки докумен-
тов планирования в условиях ограниченности исходных данных, апробиро-
ванная на эмпирическом массиве 67 региональных программ развития госу-
дарственной службы за период 2003—2016 гг. Рассчитанная в соответствии
с показателями этой модели эффективность региональных программ в их
совокупности соответствует динамике социально-экономического развития
регионов. Выявлено, что в регионах с кризисным состоянием экономики
эффективного развития госслужбы не происходит. При этом передовые пози-
ции региона в экономике не приводят автоматически к сопоставимо высоким
показателям развития госслужбы. Предложены меры по совершенствованию
программно-целевого планирования в России.
Ключевые слова: программно-целевое планирование, оценка программ,
ex-post анализ, эффективность, государственная служба, субъекты РФ.
JEL: D73, O21, R58.
Оценка программ как область научных исследований
Программно-целевое планирование прошло в своем развитии ряд

этапов. На первом, по классификации Х. Вольманна (2010), охва
тившем 1940—1960-е годы, применение механизмов комплексного
народно-хозяйственного планирования в СССР позволило реализо-
вать масштабные проекты. На Западе планирование применялось для
реализации мегапроектов, в основном в оборонной сфере. С точки
зрения критерия эффективности все программы того времени объеди
няет стремление точно следовать заданному алгоритму. Технологии
оценки эффективности программ — анализ эффекта от отказов (Failure
Mode and Effects Analysis, FMEA), изучение угроз работоспособности
(Hazard Operability, HAZOP), анализ критических контрольных точек
(Hazard Analysis and Critical Control Points, HACCP), «дерево» отказов
Борщевский Георгий Александрович (ga.borshchevskiy@migsu.ranepa.ru), к. и. н.,

доцент РАНХиГС (Москва).
* А втор выражает признательность анонимному рецензенту за ценные рекомендации,

позволившие усовершенствовать методику данного исследования.
45
. . ор евский / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 5— 0
(Fault Tree Analysis, FTA) — строились на минимизации отклонения

функционирования системы от заданных показателей.
На втором этапе в 1970—1980е годы при разработке программ
и оценке их эффективности основной акцент был сделан на оптими-
зации издержек. Общеэкономический кризис на Западе привел к воз-
никновению теории нового государственного менеджмента (New Public
Management, NPM), предполагавшей перенос в бюджетную сферу ме-
тодов управления коммерческого сектора. Опыт применения концеп-
ции NPM в разных странах показал, что бюджетная эффективность,
понимаемая как снижение расходов, не универсальный критерий эф-
фективности программ и политик.
На третьем этапе в 1990—2000е годы программные инстру-
менты были внедрены во все сферы публичного управления, необхо-
димость разработки и оценки программ была закреплена юридичес
ки. В рамках концепции общественногосударственного управления
(Good Governance) эффективность отождествляется с открытостью,
подотчетностью и устойчивым развитием. Эффективность управления
характеризуется теперь внешними по отношению к системе управления
социальноэкономическими эффектами, для оценки которых приме-
няют количественные и качественные индикаторы.
Государственная программа в общем смысле предназначена для
достижения приоритетов в одной или нескольких отраслях экономи-
ки путем реализации взаимосвязанных мероприятий, обеспеченных
необходимыми ресурсами, согласованных по срокам и ответствен-
ным исполнителям (Тихомиров, Френкель, 2017)1. Оценка программ
(Programs and Policies Evaluation) представляет собой аналитический
инструмент для измерения непосредственных и конечных эффектов
реализации программы, уровня ее результативности и воздействия на
регулируемую сферу (Аверьянова, 2015).
С распадом СССР внимание к научным основам планирования
в России резко уменьшилось. Но Китай продолжил разработку меж
отраслевых народнохозяйственных планов, дополненных эксперимен-
тальными методами (Heilmann, Melton, 2013). На Западе индикативное
планирование осуществляется с помощью механизмов программного
бюджетирования (бюджетирование, ориентированное на результат).
Примерами применяемых методик выступают рейтинговая оценка про-
грамм (Program Rating Assessment Tool, PART) в США и управление
проектным циклом (Pro ect Circle Management, PCM) в странах ЕС
(EPAO, 2007).
В последнее десятилетие в России также стали использовать
программное бюджетирование и трехлетний бюджетный цикл; от-
четы о деятельности распорядителей бюджетных средств привязаны
1
Федеральный закон от 28.06.2014 № 172ФЗ «О стратегическом планировании в Рос-
сийской Федерации» определяет государственную программу как документ, содержащий ком-
плекс планируемых мероприятий, взаимоувязанных по задачам, срокам осуществления, ис-
полнителям и ресурсам, и инструментов государственной политики, обеспечивающих в рамках
реализации ключевых государственных функций достижение приоритетов и целей государст
венной политики в сфере социальноэкономического развития и обеспечения национальной
безопасности РФ (ст. 3).
46
к мероприятиям программ; принят закон о планировании; форми-

руется единая система стратегического планирования2. Возродился
исследовательский интерес к данному направлению. Им занимаются
А. Г. Аганбегян (2017), А. А. Аузан (2015), В. М. Полтерович (2017),
С. Ю. Глазьев (2016), А. Д. Некипелов (2014), Р. С. Гринберг (2016),
В. А. Мау (2017), . И. Кузьминов (2013), В. Л. Тамбовцев (2017) и др.
Сопоставление позиций данных авторов заслуживает отдельной статьи.
Обобщая, можно отметить родство их взглядов относительно несо-
вершенства действующего законодательства о планировании, избыточ-
ной и формальной структуры документов планирования при слабой
проработанности вопроса о целеполагании и оценке эффективности.
Выявление эффекта от управления попрежнему остается исключи-
тельно сложной прикладной задачей, так как часто трудно установить,
достигнут тот или иной эффект благодаря деятельности органов управ-
ления, независимо от нее или даже вопреки ей.
В настоящее время наблюдается переход к скользящему плани-
рованию, построенному на сочетании плановых документов различ-
ного уровня и возможности их корректировки с учетом потребностей
экономики ( угуевская, 2016). Имеются исследования, посвященные
методам оценки государственных программ (Шаш, 2015) и практике
их реализации в регионах (Перфильев и др., 2013). Методологически
важен тезис В. Н. Южакова о том, что при оценке программ «данные
о динамике показателей позволяют сформировать системное в дение
тенденций развития сферы управления» (Южаков и др., 2015. С. 83).
Это подтверждается и зарубежными исследованиями (Tatham, Bauer,
2016). Различные подходы к оценке программ обобщены в таблице 1.
Как следует из таблицы 1, все многообразие подходов можно свести
к нескольким ключевым, в зависимости от времени проведения и цели
оценки. Данные виды оценки используются не только в отношении про-
грамм, но и для решения широкого круга задач макроэкономического
анализа (Клименко и др., 2015). В общем виде различают прогноз-
ную (ex-ante) и ретроспективную (ex-post) оценку. Прогно ная о енка
предполагает построение вероятностных моделей, базирующихся на
теоретических концепциях развития некоего процесса, на выявлении
причинноследственных связей между переменными. Ретроспективная
о енка применяется для определения фактического развития процес-
са, как правило, с использованием статистических (реже опросных)
методов. Очевидно, что ретроспективную оценку можно использовать
для верификации прогнозов после наступления событий.
Мы предприняли попытку осуществить ретроспективную оцен-
ку программ субъектов Российской Федерации на примере программ
развития государственной гражданской службы. Институт госслужбы
(бюрократии) служит инструментом реализации приоритетов государст
венной политики. К настоящему времени накоплен большой опыт со-
циологических, политических и правовых исследований госслужбы,
2
Постановление Правительства РФ от 27.11.2015 № 1278 «О федеральной информацион
ной системе стратегического планирования и внесении изменений в Положение о государст-
венной автоматизированной информационной системе „Управление“».
47
48
ипология оценки программ
Вариант названия Этап Задача Субъект Метод
.
Предварительная оценка До утверждения Определение соответствия про- Разработчик Экстраполяция данных о прошлом
(preassessment) программы граммы приоритетам политики программы опыте для оценки последствий
.
прогнозная оценка оценка выполнимости программы агрегирование

(ex-ante assessment) оценка рисков расчет корреляции между экзоген-
формирующая оценка определение круга вовлеченных ными и эндогенными переменными
(formative assessment) лиц выявление закономерности
оценка регулирующего воздейст- выработка индикаторов эффек- в потоке событий
вия (impact evaluation) тивности программы
Сопровождающая оценка В ходе реализации Корректировка с учетом Исполнители Систематический сбор данных
(accompanying assessment) программы промежуточных результатов программы, органы по индикаторам программы
процессная оценка оценка степени достижения госконтроля и над-
(process evaluation) поставленных задач зора, привлеченные
технологическая оценка оценка эффективности использо- ими эксперты
(technological evaluation) вания финансирования
мониторинг, текущая оценка
(ongoing evaluation)
Итоговая оценка После завершения Оценка конечных результатов Исполнители Анализ затраты—выгоды
(summative evaluation) программы программы программы, органы и затраты—эффективность
ретроспективная оценка подготовка отчета госконтроля и над- сравнение средних
(ex-post evaluation) с рекомендациями о продлении, зора, привлеченные построение регрессии
суммирующая оценка прекращении или изменении ими эксперты подбор контрольной группы и др.
оценка фактического воздейст- программы
вия (outcome evaluation)
Метаоценка (metaevaluation) Вне связи с конкрет Оценка оптимальности существую Орган в сфере Разработка стандартов оценивания
ной программой щей системы оценки программ планирования
Источник: составлено автором по: Todd, olpin, 2005; Coryn, Scriven, 2008; CobbClark, Crossley, 2013.
ор евский / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 5— 0
однако с позиций экономической науки данный институт изучен мало.

Вопросы планирования развития госслужбы, реализации соответствую
щих программ пока находятся на периферии внимания исследователей.
Это странно, учитывая, что «влияние государства на экономику осу-
ществляется, прежде всего, через механизмы функционирования госу-
дарственной службы» (Кушлин, Устенко, 2015. С. 42); «гражданскую
службу субъектов Российской Федерации можно рассматривать в ка-
честве мощного административного рычага воздействия на социально
экономическое развитие региона» (Овчаренко, 2012. С. 45).
Программный этап реформирования государственной службы начался в нашей

стране в 2002 г. с принятием первой Федеральной программы, рассчитанной до
2005 г. и впоследствии продленной до 2007 г. 3 Реализация следующей программы
на 2009—2013 гг.4 была досрочно прекращена изза кризисных явлений (Barabashev,
Klimenko, 2017). Однако реализация этих программ дала определенные положитель-
ные результаты (Барабашев, Киндрась, 2014). В 2015 г. был опубликован проект
новой программы5, которая, однако, не вступила в действие, и в настоящее время
развитие федеральной гражданской службы регулируется указами Президента РФ
«Об основных направлениях совершенствования системы государственного управ-
ления» (2012 г.) и «Об основных направлениях развития государственной граждан-
ской службы» (2016 г.)6. Мероприятия указов не встроены в работу по достижению
социальноэкономических приоритетов, то есть развитие госслужбы рассматривается
как самостоятельный процесс.
Согласно действующему законодательству, организация госслужбы

в регионах относится к полномочиям субъектов РФ, которые вправе
принимать соответствующие программы и финансировать их из своих
бюджетов7. Практика реализации подобных программ еще не стала
предметом детальных исследований. В публикациях (см., например:
Наумов, Масленникова, 2009) рассматриваются примеры программ
отдельных регионов в краткосрочной перспективе, но нет развернутой
дискуссии о применении программ развития государственной службы
в субъектах РФ и об уровне их эффективности. Необходимость воспол-
нить указанные пробелы определила задачи настоящего исследования.
Методология и данн е
Мы исходим из того, что программы развития государственной

службы могут иметь различную структуру, но их главными елями вы-
ступают повы ение эффективности функ ионирования госслу бы
3
Указ Президента РФ от 19.11.2002 № 1336 «О федеральной программе „Реформирование
государственной службы РФ (2003—2005 гг.)“».
4
Указ Президента РФ от 10.03.2009 № 261 «О федеральной программе „Реформирование
и развитие системы государственной службы РФ (2009—2013 гг.)“».
5
Указ Президента РФ «О федеральной программе „Развитие государственной службы
РФ (2015—2018 годы)“ и плане мероприятий по развитию государственной службы РФ (2015—
2018 годы)» (проект).
6
Указ Президента РФ от 11.08.2016 № 403 «Об основных направлениях развития го-
сударственной гражданской службы РФ на 2016—2018 гг.».
7
Федеральный закон от 27.07.2004 № 79ФЗ «О государственной гражданской службе
РФ».
49
и ее ориента ия на ре ение адач со иально экономического ра ви-

тия. Данная гипотеза проверяется на эмпирических данных субъектов
РФ. Прежде всего мы хотели выяснить, в какой степени программно
целевое планирование способствует повышению эффективности регио
нальной государственной гражданской службы.
а первом этапе мы выявили и проанализировали программные
документы в сфере государственной службы субъектов РФ в рамках
Центрального федерального округа (ЦФО). Это обосновано большой вы-
боркой (21% регионов относятся к ЦФО), дифференциацией по уровню
экономического развития при отсутствии значимых особенностей в сис
теме управления регионами ЦФО. Программные документы изучены
с 2003 по 2016 г., то есть с начала применения программных методов
развития госслужбы. Источниками данных были официальные ресурсы.
а втором этапе собраны данные, характеризующие процессы
развития государственной службы субъектов в период реализации про-
грамм, включая: численность государственных служащих субъекта, их
средний возраст, стаж, уровень образования и оплаты труда, число
реализуемых государственных функций. Источником служили данные
официальной статистики8. В качестве позитивной тенденции учитыва-
лись увеличение доли лиц с высшим образованием среди госслужащих,
их среднего стажа и числа функций в пересчете на число служащих,
а также снижение среднего возраста и доли в общей численности насе-
ления, соответствие уровня оплаты труда среднему уровню оплаты лиц
с высшим образованием в соответствующих регионах. Данные показате-
ли, как правило, находят отражение в программах развития госслужбы
и в статистических наблюдениях. Использование универсального набора
показателей позволяет проводить межрегиональные сравнения.
Мы предлагаем рассчитывать индекс ра вития госслу бы Ipa для
каждого субъекта РФ по формуле (1):
1 1 i aXt,i
Ipa = t i , (1)
T I i Xt,i
где: а — регион; I — число показателей, характеризующих развитие

госслужбы; Xt,i — значение показателя i за год t; T — общее число
лет исследования.
Данный индекс позволяет обобщить динамику всех анализируемых
показателей для каждого региона и выразить ее в процентах. Расчет
индекса возможен за любой период времени. Ранее мы апробировали
методику оценки тенденций развития федеральной госслужбы в кон-
тексте социальноэкономического развития России (Борщевский, 2017).
Здесь мы проверяем ее применимость на региональном уровне.
На третьем этапе исследования мы рассмотрели показатели
социальноэкономического развития субъектов ЦФО: численность
и среднюю продолжительность жизни населения; число занятых
8
См., например: О численности и оплате труда государственных гражданских и муни-
ципальных служащих на региональном уровне за 2016 год: справка // Россия в цифрах 2017.
М.: Росстат, 2017.
50
в экономике региона; средний уровень заработной платы; соотноше-

ние доходов и расходов регионального бюджета; среднедушевой вало-
вой региональный продукт (ВРП). Данные показатели используются
правительством РФ в ежегодном рейтинге эффективности органов
исполнительной власти субъектов РФ9, поэтому целесообразно при-
менять их для целей настоящего исследования. Региональный индекс
со иально экономического ра вития Ia предлагается рассчитывать по
формуле (2):
( )
N
Xr,i
i=1 X
– 1 × 100
b,i
Ia = , (2)
N
где: а — регион; r,i — значение показателя i в отчетный год; b,i —

значение показателя i в базовый год; N — число учитываемых пока-
зателей.
Используемый метод позволяет агрегировать большие массивы дан-
ных, имеющих разную размерность. Взаимное соотношение индексов
дает возможность оценить особенности динамики внутреннего развития
госслужбы и социальноэкономического развития региона. Связь в ди-
намике индексов носит статистический, а не причинноследственный ха-
рактер, так как влияние органов управления на социальноэкономичес
кое развитие нелинейно. Позитивный тренд социальноэкономического
развития можно объяснить хорошим управлением, и наоборот: эффек-
тивная система госслужбы создает условия для успешного развития
региона. Нисходящую динамику развития, в свою очередь, можно
объяснить неэффективной работой госаппарата, которая затрудняет
развитие региональной экономики, в результате возникает порочный
круг неэффективности.
На четвертом этапе мы оценивали эффективность анализируе
мых программных документов. Методика оценки государственных
программ утверждена правительством РФ10. Она предполагает соче-
тание оценки: влияния на об ество через социальноэкономические
показатели; ре ультативности через показатели деятельности испол-
нителей; качества через показатели удовлетворенности населения;
экономичности через финансовобюджетные показатели программы.
На практике оценка обычно осуществляется в период реализации
программы через показатели результативности (в международных тер-
минах — формативные показатели). Итоговое оценивание (ex-post) не
распространено. Для оценки используют индикаторы, установленные
в самой программе, а не статистику, характеризующую социально
экономическое развитие.
В рассматриваемые годы система программного планирования
в России только складывалась, и единых требований к документам
не было. Публичные отчеты об их реализации чаще всего отсутство-
9
См.: Указ Президента РФ от 14.11.2017 № 548 «Об оценке эффективности деятельности
органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации».
10
Постановление Правительства РФ от 02.08.2010 № 588 «Об утверждении Поряд-
ка разработки, реализации и оценки эффективности государственных программ Российской
Федерации».
51
вали. Развитие бюрократии регулируется не только программами, но

и документами других типов, для которых существуют различные
методики оценки. Поэтому мы предлагаем другой способ оценки —
коэффи иент эффективности программны документов (Кi), кото-
рый рассчитывается по формуле (3):
Ki = ( a и,ф,п,с,о wa,i)( Ia > 0, Ipa > 0 + Ia > 0, Ipa < 0 + Ia < 0, Ipa > 0 + ),
Ia < 0,Ipa < 0 (3)
где: i — программный документ; а — показатели, характеризующие
для i наличие ответственного органаисполнителя (и), наличие и объем
финансирования (ф), соответствие групп мероприятий документу феде-
рального уровня (п), наличие мероприятий, не предусмотренных доку-
ментом федерального уровня (с), наличие опубликованного отчета (о);
Wa,i — нормированный коэффициент для показателей а программы i:
0 wи,ф,п,с,о,i 0,2; —коэффициент, отражающий соотношения (4):
Ia > 0, Ipa > 0 = { 1, если Ia > 0, Ipa > 0,

0, иначе;
Ia > 0, Ipa < 0 = { 0,7, если Ia > 0, Ipa < 0,

0, иначе;
Ia < 0, Ipa > 0 = { 0,5, если Ia < 0, Ipa > 0,

0, иначе;
Ia < 0, Ipa < 0 = 0. (4)
Выбор показателей обусловлен их релевантностью, сопоставимо-

стью, объективностью и доступностью. Ограничение данной модели
состоит в вынужденном использовании лишь формативных показате-
лей. Для оценки программы важны не столько наличие финансиро-
вания, сколько его объем и особенности распределения; не наличие
отчета, а его содержание, и т. д. Однако указанные показатели пока
отсутствуют в практике регионального управления. Таким образом,
главная дилемма состоит в том, отказаться от попыток оценить про-
граммы до накопления полных и достоверных данных (что может
занять десятилетия) либо в условиях a priori ограниченных данных
апробировать модель количественной оценки программ и в дальнейшем
актуализировать ее по мере накопления данных.
Используемые показатели призваны оценить соответствие доку-
ментов принципам программного планирования: взаимосвязанные
мероприятия, обеспечение ресурсами, согласованность по срокам
и исполнителям. Для решения специфических задач регионов пред-
полагается использовать мероприятия, отсутствующие в документах
федерального уровня. После 2013 г. мероприятия субъектов РФ срав-
ниваются с программными указами президента РФ ввиду отсутствия
федеральных программ развития госслужбы. Оптимальна ситуация,
когда в региональном документе отражены мероприятия, соответст-
вующие федеральному документу, а также включены специфические
мероприятия, отсутствующие в федеральных документах. Это свиде-
тельствует о комплексном и нешаблонном подходе к развитию бюро-
52
кратии в регионе. Напротив, если в региональном документе лишь

переписаны мероприятия из федерального, то в нем не учитывается
местная специфика, а если мероприятия не согласуются с указанными
в федеральном документе, то это указывает на отсутствие системности
в развитии госслужбы. Наличие опубликованного отчета предполагает
возможность сопоставить запланированные и достигнутые результаты.
Отсутствие источника финансирования в программном документе
рассматривается как признак неэффективности. При наличии финан-
сирования определяется его доля в среднем объеме финансирования
программных документов в сфере госслужбы в расчете на один год
реализации по всем регионам ЦФО. Если эта доля ниже средней, то
программный документ оценивается ниже, чем при объеме финанси-
рования выше среднего уровня.
Нормированный коэффициент Wa,i получен экспертным способом
и равен максимально 0,2 для каждого показателя при его наличии. Таким
образом, значение Wa,i по всем показателям может достигать 1, или 100%.
Соотношение индексов Ia и Ipa отражает конечный результат плани-
рования — развитие госслужбы на фоне динамики социальноэкономи-
ческого развития региона. Коэффициент Кi 0 только при позитивной
динамике хотя бы одного индекса Ia или Ipa. Соотношение индексов
характеризует коэффициент . Несмотря на ограничения, неизбежные
в пилотном исследовании, полагаем, что полученные выводы дополнят
картину реформирования государственной службы и позволят выявить
эффективные практики государственного планирования в регионах.
рограмм развития
государственной слу су ектов
Мы выявили 67 программных документов в сфере государствен-

ной службы в субъектах ЦФО, принятых в 2003—2016 гг. (перечень
см. в Приложении). К программным документам в сфере госслужбы
мы относим следующие.
1. Отдельные государственные программы развития бюрократии
(39 программ, или 58% всей выборки).
2. Подпрограммы в иных государственных программах, специаль-
но не посвященных государственной службе (11 документов, или 16%).
Изучение тематики госпрограмм позволяет оценить, как развитие
госслужбы вписывается в общий контекст регионального развития.
Представлены следующие программы:
— «Обеспечение реализации полномочий высшего исполнитель-
ного органа государственной власти» (Брянская область, 2012—2015,
2014—2020 гг.);
— «Совершенствование институтов государственного управления
и местного самоуправления» (Ивановская область, 2016—2019 гг.);
— «Эффективное государственное управление и развитие муни-
ципальной службы» (Липецкая область, 2014—2020 гг.);
— «Открытое Правительство» (г. Москва, 2012—2018 гг.);
— «Эффективная власть» (Московская область, 2014—2018 гг.);
53
— «Повышение эффективности государственного и муниципаль-

ного управления, поддержка институтов гражданского общества»
(Орловская область, 2013—2020 гг.);
— «Экономическое развитие и инновационная экономика»
(Тамбовская область, 2014—2020 гг.);
— «Государственное управление и гражданское общество»
(Тверская область, 2014—2019 гг.);
— «Повышение эффективности и результативности деятельности
органов исполнительной власти» ( рославская область, 2010—2011 гг.);
— «Развитие кадровой политики» (Белгородская область, 2014—
2020 гг.).
Разделы по развитию госслужбы в последние годы присутствуют
в программах, касающихся бюджетной реформы, противодействия кор-
рупции, развития государственных и муниципальных услуг, открытого
правительства, реформы местного самоуправления. Это может указывать
на то, что руководство субъектов РФ начинает воспринимать реформи-
рование госслужбы не как самоцель, а как инструмент достижения более
широких политических и социальноэкономических целей развития.
3. сновные направления (план мероприятий, «дорожная кар-
та») — это документ нижнего уровня планирования, направленный
на детализацию программ. В отличие от них, основные направления
не имеют паспорта, часто не обеспечены финансированием и не пред-
полагают публичной отчетности, отсутствует утвержденная методика
разработки документов данного типа. Однако такие документы сегодня
нередко заменяют программы. Их выявлено 17 (25% выборки).
Различается правовой статус документов. В большинстве субъек
тов их вводят в действие постановлениями губернатора или прави-
тельства11. В ряде случаев программы утверждаются областными
законами12. Планы мероприятий чаще всего утверждаются замгубер-
натора или распоряжениями правительства области13. Максимальное
число таких документов (шесть) отмечено в Калужской области, ми-
нимальное (два) — в Костромской, Тверской и рославской областях.
В большинстве регионов действовало по три программных документа,
сроки которых в основном соответствуют аналогичным документам
федерального уровня.
В 2003—2007 гг. принято 28% общего числа документов. На этом
этапе применения программного метода развития госслужбы участвова-
ли не все регионы. Программы отсутствовали в Костромской, Тверской
и рославской областях. Во второй период (2009—2013) было раз
работано уже 45% программных документов, охвативших все субъекты
ЦФО. В третий период (2014—2016) принято 27% документов во всех
11
Постановление Правительства рославской области от 27.01.2014 № 55п «Об областной
целевой программе „Развитие государственной гражданской службы в рославской области“
на 2014—2016 годы».
12
Закон Московской области от 19.11.2009 № 137/2009ОЗ «О Программе развития
государственной гражданской службы Московской области (2009—2013)».
13
Распоряжение Губернатора Рязанской области от 4 июля 2011 г. № 285рг «Об утверж
дении Плана мероприятий по развитию государственной гражданской службы Рязанской об-
ласти на 2011—2013 годы».
54
Сравнительная статистика показателей региональн х программ

в
Источник: здесь и далее составлено автором.
Рис. 1
регионах, за исключением Рязанской и Тульской областей. Основные

параметры программных документов представлены на рисунке 1.
Как можно видеть, более половины всех документов составляют
программы, 49% программ действовали в 2009—2013 гг. Большая часть
(64%) всех подпрограмм принята в 2014—2016 гг., а 53% основных
направлений — в 2003—2007 гг.
Важную роль в реализации программ играют органы исполни-
тели. В качестве таковых выступают региональные органы управле-
ния государственной слу бой. Такие органы чаще всего действуют
в составе администрации высшего должностного лица или аппарата
правительства региона. Кроме основного исполнителя, в реализации
программ участвуют соисполнители, количество которых варьирует
от 37 в Курской области (2014—2018 гг.) до 1 (в 7 программах).
Исполнители не указаны в четырех программах, а в десяти в качест
ве соисполнителей, напротив, названы все органы власти субъекта.
Наибольшее число исполнителей отмечено в документах 2014—2016 гг.,
а наименьшее — 2009—2013 гг.
Срок реали а ии программны документов варьирует от 9 лет
(Орловская область, 2013—2020 гг.) до 1 года (Тульская область,
2008 и 2009 гг.), а в среднем составляет 3,8 года. Срок реализации
в 2009—2013 и 2014—2016 гг. (3,9 года) больше, чем в 2003—2007 гг.
(3,2 года). Наиболее длительный горизонт у подпрограмм (4,1 года).
Срок реализации госпрограмм непосредственно связан с бюджетным
процессом: чем ниже финансовые возможности субъекта, тем короче
горизонт планирования. По этой причине в кризисные годы многие
регионы перешли на краткосрочные 1—2летние программы. При ста-
билизации в экономике срок реализации госпрограмм удлиняется.
Наибольший об ем финансового обеспечения имеют программы
Липецкой области (157 млн руб. в 2014—2020 и 125 млн в 2009—2013 гг.),
55
минимальное финансирование выделено в Тамбовской области (200 тыс.

руб. на 2010—2013 гг.). Среднее финансирование составило 53 млн руб.
в 2003—2007 гг., 74 млн в 2009—2013 и 49 млн руб. в 2014—2016 гг.
Финансирование росло на втором этапе и снижалось на третьем.
Отметим, что 42% общего числа документов в принципе не име-
ли финансового обеспечения (63% документов в 2003—2007 гг., 43%
в 2009—2013 и 17% в 2014—2016 гг.). Не имели финансирования 28%
программ, 9% подпрограмм и 100% основных направлений. Это озна-
чает, что развитие госслужбы часто предлагается осуществлять за счет
текущих средств органовисполнителей. Получается, что госслужба не
только реформирует сама себя, но и делает это «бесплатно». Это, на
наш взгляд, объясняет скромные результаты подобных реформ.
В пересчете финансирования на ка дый год реали а ии программ-
ных документов наиболее высокие показатели в Рязанской (43,5 млн руб.
в 2003—2005 гг.), наименьшие — в Тамбовской (50 тыс. руб. в 2010—
2013 гг.) областях. В 2003—2007 г. среднегодовое финансирование со-
ставляло 16,5 млн руб., в 2009—2013 — 13,8 млн, в 2014—2016 гг. —
9,4 млн руб. Увеличение среднего срока реализации программных до-
кументов в 2014—2016 гг. и их финансовой обеспеченности, как видно,
не приводит к росту среднегодового финансирования. Не наблюдается
и корректировки расходов с учетом инфляции, поэтому реально они
снижаются. Выявлена значимая корреляция (р 0,1) между количеством
мероприятий программ и объемом их финансирования (21%), а также
между объемом финансирования и сроком реализации (23%).
Количество программны мероприятий варьирует от 111 (Владимир
ская область, 2014—2016 гг.) до 2 (Брянская область, 2012—2015 гг.),
а в среднем равно 24. В 2003—2007 гг. количество мероприятий было
минимальным (в среднем 18).
Так как мероприятия программ субъектов разнообразны, требо-
валось структурировать их по неким универсальным критериям. Для
этого все мероприятия аналогичных федеральных программ были
разделены на 9 тематически групп:
1) совершенствование нормативноправовой базы госслужбы;
2) повышение профессионального уровня служащих;
3) развитие системы управления государственной службой;
4) регламентация и оценка результатов служебной деятельности;
5) обеспечение открытости государственной службы;
6) повышение эффективности кадровой политики, оптимизация
численности государственных служащих и структуры органов власти;
7) предотвращение конфликта интересов, противодействие кор-
рупции;
8) улучшение материальнотехнических условий, развитие госу-
дарственных гарантий, повышение престижа государственной службы;
9) обеспечение связи государственной и муниципальной службы.
Содержательный анализ региональных программ показывает,
что в 2003—2007 гг. 66% мероприятий соответствовало аналогич-
ным тематическим группам федеральных программ, а в 2009—2012
и 2014—2016 гг. — лишь 47%. аще всего присутствовали мероприятия
по правовому регулированию и дополнительному профессионально-
56
му образованию госслужащих, отмеченные почти во всех документах

регионов, реже — по взаимосвязи государственной и муниципальной
службы. За весь период выявлено лишь 10 подобных документов (15%).
Со временем повышалась доля мероприятий региональных программ
по предотвращению коррупции. Значительная часть мероприятий была
связана с развитием государственных гарантий и повышением прести-
жа госслужбы, а также с обеспечением ее открытости. Доля мероприя-
тий по регламентации и оценке деятельности служащих, оптимизации
структуры и численности госслужбы снижалась. Примерно в половине
документов включены мероприятия по развитию системы управления.
Интерес представляют оригинальные мероприятия не представ-
ленные в федеральны программа . В 2003—2007 гг. они присутст
вовали в программах 56% субъектов ЦФО (11 мероприятий), а в
последний период их доля снизилась до 33% (так, в 2009—2013 гг.
в документах всех регионов выявлено 6 подобных мероприятий).
Стабильно присутствуют такие мероприятия в программах Брянской,
Владимирской и Ивановской областей.
Классическая методика оценки эффективности программ предпола-
гает сравнение значений целевых показателей с достигнутыми, указан-
ными в отчете о реализации программы. Однако нам удалось выявить
лишь 7 подобных документов (10% числа анализируемых программ):
в 2003—2007 гг. нет ни одного отчета, в 2009—2013 гг. пять (по два
в Калужской и Московской областях и один в Тамбовской области),
в 2004—2016 гг. два отчета (Владимирская и рославская области).
Все отчеты представлены по областным программам развития гос-
службы; отчетов о выполнении подпрограмм и основных направлений
развития госслужбы не выявлено. Изучение отчетов показало, что:
1) в некоторых отсутствуют данные о достижении целевых индикато-
ров; 2) результаты часто описаны не в количественном виде; 3) значи-
тельная доля выделенных средств на реализацию программ не освое
на. Однако главная проблема в том, что госслужба упоминается как
фактор повышения эффективности социальноэкономического развития
(СЭР) в программах многих областей (Белгородской, Воронежской,
Ивановской, Калужской, Московской, Орловской, рославской), од-
нако в отчетах о реализации этих программ не предпринимается по-
пыток о енить влияние мер по ра витию госслу бы на дости ение
приоритетов С Р соответствующего субъекта.
инамика регионального развития

и развития рократии
Рассмотрим динамику процессов на гражданской службе субъектов

ЦФО и выявим их связь с реализацией программ развития госслужбы.
Для этого проанализируем динамику его основных показателей.
исленность государственны слу а и субъектов существенно
различается: от 847 человек в Тульской области до 21,6 тыс. человек
в г. Москве (2016 г.), то есть в 25,5 раза. Динамика числа госслужащих
в регионах противоположная (в Московской области в 2010—2016 гг.
57
оно выросло на 17%, а в Тульской снизилось на 34%), поэтому сравни-

вать данный показатель в абсолютных значениях некорректно, и мы
рассчитываем его долю в численности населения региона14. При таком
подходе максимальная доля госслужащих отмечена в среднем за все
годы в Костромской области (0,22%), минимальная — в Воронежской
(0,07%), а среднее значение по всем регионам составило 0,12%. Рост
показателя наблюдался в 2003—2009 гг., а в целом с 2003 по 2016 г.
доля госслужащих в численности населения незначительно снизилась.
Распределение госслу а и суб ектов Ф по полу было стабиль-
ным: примерно 75% составляли женщины, а доля мужчин несколько
снизилась. Выявлена прямая связь в соотношении доли мужчин и жен-
щин на госслужбе и среди всего населения. Выше доля женщин на гос-
службе Ивановской области, ниже — в Москве и Московской области.
В первый (2003—2007 гг.) и второй (2009—2013 гг.) периоды
наблюдалось снижение среднего во раста госслу а и с 40—45
до 38—42 лет, а в третий период (2014—2016 гг.) — увеличение
до 39—43 лет. Наиболее высокий средний возраст госслужащих
в Костромской и Тверской областях (свыше 40 лет), минимальный —
в Москве и Московской области (около 35 лет).
ровень обра ования госслужащих выше среднего по стране. Если
в 2003—2016 гг. доля лиц с высшим образованием среди всех заня-
тых в экономике, по данным Росстата, увеличилась с 23 до 34%, то
среди госслужащих — с 83 до 92%. Снизилась доля лиц со ста ем
госслу бы 1—5 лет (с 30 до 22%) и выросла — со стажем свыше
15 лет (с 17 до 20%). Таким образом, процесс кадрового омоложения,
начавшийся в 2000е годы, сегодня затормозился.
плата труда госслу а и , как и их численность, сильно
варьирует по регионам. Так, в 2015 г. средняя оплата госслужащих
в Москве составляла 71 тыс. руб., а в Костромской области — 29,4 тыс.
Сопоставлять динамику оплаты по годам в абсолютных значениях
также некорректно изза инфляции. Поэтому мы рассчитываем
долю оплаты госслужащих от средней заработной платы по региону.
Значение этого показателя по всем регионам ЦФО снизилось с 216 до
188%. Наиболее высокая доля оплаты госслужащих в Воронежской
и Липецкой областях (более 240%), минимальная — в Москве (136%).
Оплата чиновников была выше средней зарплаты в регионе минимум
на 1 3, рост средней зарплаты работников сопровождается снижением
доли оплаты госслужащих.
Агрегирование показателей позволило рассчитать индекс ра вития
госслу бы субъектов ЦФО по формуле (1). В целом по всем регионам
индекс снизился со 114 до 109%. Минимальные значения индекса были
в 2008—2010 гг. Улучшились показатели развития госслужбы в Тульской
( 34%), Владимирской ( 33%), Ивановской ( 11%) и Тверской ( 8%) об-
ластях. Наибольшее снижение индекса отмечено в рославской ( 25%),
Орловской, Липецкой ( 24%) и Калужской ( 20%) областях.
14
Здесь и далее статистические данные приводятся по материалам официальной стати-
стики Росстата за 2003—2016 гг. (см., например: «Российский статистический ежегодник»;
«Регионы России. Социальноэкономические показатели»).
58
На следующем этапе исследования мы изучали динамику пока-

зателей СЭР анализируемых регионов.
исленность постоянного населения в регионах ЦФО сильно
различается (так, в 2016 г. в Москве проживало более 12 млн человек,
а в Костромской области — менее 655 тыс.). Динамика данного пока-
зателя возрастает в 6 регионах (Москва, Белгородская, Воронежская,
Калужская, Липецкая, Московская области) и снижается в остальных
12. Наиболее сильная депопуляция в Орловской области ( 46 тыс. за
14 лет при населении около 800 тыс. человек). исленность аняты
в экономике снижается во всех регионах ЦФО, кроме Московской об-
ласти. Особенно трудное положение в Липецкой и Тверской областях,
где снижение отмечено на протяжении всего периода.
Средний уровень аработной платы в субъектах различается от
18,9 тыс. руб. в Ивановской области до 56 тыс. в Москве (2016 г.),
поэтому динамику оплаты труда оцениваем как долю средней зарпла-
ты в субъекте от средней оплаты по стране. Здесь лидируют Москва
и Московская область, где оплата выше средней на 83 и 22%. Самая
низкая оплата в Брянской области (60% средней по РФ). Динамика
показателя позитивная в Москве ( 12%), Брянской ( 5%) и Калужской
( 4,5%) областях, негативная — в Московской области ( 8%).
Аналогичным образом среднеду евой ВРП по регионам оценен
относительно ВВП по стране. В среднем по субъектам ЦФО отноше-
ние ВРП к ВВП улучшилось на 4,5%. Наибольший рост наблюдался
в Белгородской ( 36%), Калужской ( 32%) и Воронежской ( 31%)
областях, снижение — в рославской, Орловской ( 19%) и Липецкой
( 13%) областях.
тобы компенсировать различие экономических потенциалов ре-
гионов и эффект от инфляции при оценке эффективности бюд ети-
рования, мы рассчитали доли расходов в доходах бюджета каждого
региона. В целом по субъектам ЦФО отмечена оптимизация соот-
ношения доходов и расходов на 8%. Успешно боролись с дефицитом
бюджета Московская, Костромская, Курская и Воронежская области,
в Липецкой и Рязанской областях расходы превышали доходы.
Анализ социальноэкономической динамики субъектов представлен
в ежегодных докладах Минэкономразвития России15. В число лидеров
среди субъектов ЦФО входят Белгородская, Воронежская, Курская,
Липецкая, Московская, Тамбовская и Тульская области. Ниже все-
го эффективность власти в Брянской, Ивановской, рославской,
Орловской, Смоленской и Тверской областях. Остальные занимают
промежуточное положение.
С учетом этих данных и собранных статистических показателей
были рассчитаны индексы со иально экономического ра вития по
формуле (2) для каждого региона. В целом по ЦФО индекс снизился
15
Оценка эффективности деятельности руководителей федеральных органов исполни-
тельной власти и глав субъектов Российской Федерации по созданию благоприятных условий
ведения предпринимательской деятельности по итогам года (ежегодный доклад). М.: Минэко-
номразвития России, 2013—2016; Комплексная оценка эффективности деятельности органов
исполнительной власти субъектов РФ: ежегодный доклад Минэкономразвития России. http://
economy.gov.ru/minec/about/structure/deposobeczone/201411112
59
с 103 до 101%, наибольший спад был в 2008—2009 гг. (92%). Рост

социальноэкономического развития наблюдался в девяти областях:
в частности, в Белгородской ( 27%), Калужской ( 16%) и Московской
( 13%); снизился тоже в девяти: в том числе в Орловской ( 25%),
рославской ( 19%), Смоленской ( 14%) и Костромской ( 11%). Состав
регионовлидеров и аутсайдеров в обоих случаях в основном совпа-
дает, что указывает на корректность предложенной нами методики.
Расхождения с данными Минэкономразвития объясняются тем, что
наше исследование охватывает данные за 14 лет, а доклады министерст
ва — лишь за последние 3 года.
енденции и в вод
Рассмотрим взаимосвязь динамики индексов социальноэкономи-

ческого развития и развития государственной службы в анализируе
мых регионах. В обобщенном виде эти процессы представлены на
рисунке 2 на фоне динамики индексов, полученных на федеральном
уровне с применением аналогичных методов. Видно, что:
— индексы социальноэкономического развития и развития гос-
службы субъектов ЦФО изменяются в близком диапазоне, однако
значимой статистической связи между ними не обнаружено;
— динамика индексов социальноэкономического развития и раз-
вития госслужбы на федеральном уровне в основном совпадает (поло-
жительная корреляция 73% при p = 0,003);
— развитие госслужбы на федеральном и региональном уровнях не
согласовано (в индексах развития госслужбы РФ и субъектов ЦФО вы-
явлена умеренная корреляция 38% при маргинальном значении р = 0,17).
Теперь оценим эффективность программ развития государствен-
ной службы анализируемых субъектов по формуле (3). Оценка про-
инамика индексов социально кономического развития

и развития госслу на федеральном уровне
и на уровне су ектов О в
Рис. 2
60
изводится по периодам, соответствующим программным документам

федерального уровня.
В первом периоде (2003—2007 гг.) оценивались 19 документов
в 15 регионах. В 8 регионах динамика индекса СЭР снижалась при
спаде индекса развития госслужбы, поэтому, согласно предложенной
методике, коэффициент эффективности программ для них равен нулю.
Ненулевые значения эффективности имеют программы пяти субъектов,
при этом среднее значение составляло 10%, а наивысшее имела програм-
ма Московской области (50%). Отметим, что средняя эффективность
программных документов развития госслужбы была очень низкой.
Во втором периоде (2009—2013 гг.) оценивались 30 документов
в 18 регионах. Одновременное снижение индексов СЭР и госслужбы
наблюдалось в Московской и Липецкой областях. Среднее значение
коэффициента составляло 28%, ненулевые значения эффективности
имели 16 регионов. Высшее значение коэффициента эффективности
(60%) демонстрировали программы Тамбовской и Брянской областей.
Как средняя, так и максимальная эффективность повысились по срав-
нению с предыдущим периодом. Это связано, в частности, с большим
количеством опубликованных отчетов, лучшим финансированием про-
грамм и, главное, с более позитивным соотношением динамики индек-
сов госслужбы и СЭР.
В третьем периоде (2014—2016 гг.) оценивались 18 документов из
16 регионов ЦФО (кроме Рязанской и Тульской областей). Динамика
обоих индексов снижалась в семи регионах. Среднее значение коэффи-
циента эффективности составило 17%, то есть существенно снизилось
по сравнению с предыдущим периодом. Лидером по эффективности
стала программа Владимирской области (70%).
Соотношение эффективности программ представлено на рисунке 3.
Как можно видеть, каждый из регионов хотя бы в один период имел
ненулевые значения коэффициента эффективности программных до-
кументов развития госслужбы. Позитивную динамику в двух перио
Эффективность программ развития государственной слу

200 —2016 гг. в
Рис.
61
дах имели семь субъектов, а за весь период с 2003 по 2016 г. — три

региона: Белгородская, Владимирская и Тульская области. Белгородская
и Тульская области относятся к числу регионов — лидеров по экономи-
ческому развитию, а Владимирская область имеет средние показатели.
Подчеркнем, что среднее значение коэффициентов эффективности
программных документов варьирует от 10 до 28%. Эти низкие зна-
чения указывают на значительные проблемы в развитии государст
венной службы субъектов РФ. Расчет аналогичного коэффициента
для федеральных программных документов (50% в 2003—2007 гг.,
80% в 2009—2013 и 30% в 2016—2018 гг.) позволяет утверждать, что:
— эффективность документов в 2009—2013 гг. была наиболее
высокой за все рассматриваемые годы как на федеральном, так и на
региональном уровне;
— эффективность федеральных документов выше, чем в субъектах
РФ;
— значения коэффициентов далеки от оптимальных, что указы-
вает на наличие резервов повышения эффективности программно
целевых механизмов реформирования госслужбы.
Выявлена значимая корреляция 23% между объемом финанси-
рования документов развития госслужбы и местом региона в рейтин-
ге субъектов РФ по эффективности органов исполнительной власти.
Однако не только объем финансирования обеспечивает эффективную
реализацию программы развития госслужбы. Важнейшую роль в этом
играет сбалансированное развитие управляющей системы (аппарата ор-
ганов власти) и управляемой сферы (экономики и социальной сферы ре-
гиона). Именно к этому должны стремиться субъекты реформирования.
В заключение отметим ряд аспектов, которые следует учитывать
при применении программноцелевого планирования в России.
1. Видны тенденции к увеличению срока реализации программ-
ных документов, обеспечению их стабильным финансированием, более
четкой регламентации целевых индикаторов. Наблюдается переход от
регулирования приоритетов развития госслужбы на уровне отдельных
программ к интеграции этих мероприятий в более широкие програм-
мы, связанные с повышением эффективности власти и ее открытости.
Развитие госслужбы протекает в тесной связи с бюджетной, адми-
нистративной и кадровой реформами. На этом фоне объем финанси-
рования программных документов по госслужбе не увеличивается.
2. Если в 2003—2007 гг. регионы отражали в своих программах до
70% мероприятий федеральных программ, то к 2014—2016 гг. эта доля
опустилась ниже 50%. Приоритетными направлениями реформирования
выступают мероприятия по улучшению правовой базы, материально
технических условий, открытости, а также оценке эффективности гос-
службы. Снижается доля мероприятий в региональных программах,
соответствующих мероприятиям из документов федерального уровня.
Это указывает на то, что регионы в условиях недостаточного финан-
сирования добровольно отказываются от многих направлений рефор-
мирования государственной службы.
Представляется целесообразным дополнить конкурс Минтруда
России «Лучшие кадровые практики на государственной гражданской
62
и муниципальной службе»16 анализом положений программных до-

кументов в части развития гражданской службы. Это позволит в бу-
дущем популяризировать не только лучшие кадровые практики, но
и передовые технологии регионального управления.
3. Отсутствие комплексной методики оценки эффективности про-
грамм осложняет сопоставление результатов различных субъектов.
Предложенная методика основана на сочетании оценок непосредст-
венного результата реализации программ и конечного внешнего ре-
зультата реформирования. Отмечена зависимость между тенденция
ми социальноэкономического развития, измеряемыми динамикой
соответствующего индекса, и развитием госслужбы региона.
Выяснено, что в региона с кри исным состоянием экономики эф-
фективного ра вития госслу бы не проис одит. При этом передовые
позиции региона в экономике не приводят автоматически к сопоставимо
высоким показателям развития госслужбы. Важны не абсолютные
значения показателей, достигнутые в конкретный период, а длительное
сбалансированное развитие, которое может происходить в регионах
с не самым высоким потенциалом и уровнем развития экономики.
4. Реформирование государственной службы нельзя сводить
к внутренним кадровым процессам. Государственная служба — это
институт, имеющий целью решение проблем общества. Эффективность
программ развития госслужбы должна измеряться не только по внут
ренним, но и по внешним показателям, характеризующим развитие
соответствующей территории. В настоящее время основными недостат-
ками региональных программ выступают разобщенность ожидаемых
результатов и форм их достижения, сложность оценки экономической
эффективности и отсутствие показателей, позволяющих контролиро-
вать степень достижения поставленных целей.
Для обеспечения действенной оценки эффективности программ
важно наличие опубликованных отчетов. Невозможность сравнивать
запланированный и достигнутый результаты представляется одним
из наиболее проблемных моментов применения программноцелевого
планирования в России. Преодоление этого недостатка позволит не
только оценивать эффективность имеющихся программ, но и более
реалистично подходить к разработке новых программных документов.

Аверьянова Н. Н. (2015). Сущность и назначение документов государственного стра-
тегического планирования в современной России // Законодательство. № 7.
С. 23—25. [Averyanova N. N. (2015). The essence and purpose of documents of
state strategic planning in modern Russia. Zakonodatelstvo, No. 7, pp. 23—25.
(In Russian).]
Аганбегян А. Г. (2017). Какой комплексный план до 2025 года нужен России //
Экономическая политика. Т. 12, № 4. С. 8—29. [Aganbegyan A. G. (2017).
hat kind of comprehensive plan does Russia need before 2025 Ekonomicheskaya
Politika, Vol. 12, No. 4, pp. 8—29. (In Russian).]
16
Указ Президента РФ от 07.05.2012 № 601 «Об основных направлениях совершенст-
вования системы государственного управления».
63
Аузан А. А. (2015). «Эффект колеи». Проблема зависимости от траектории пред-

шествующего развития — эволюция гипотез // Вестник Московского унта.
№ 1. С. 3—17. [Auzan A. A. (2015). “The effect of the rut . The problem of path
dependence — the evolution of hypotheses. ulletin of the oscow niversity,
No. 1, pp. 3—17. (In Russian).]
Барабашев А. Г., Киндрась А. А. (2014). Об эффективности программноцелевого
метода реформирования государственной службы: опыт России // Вопросы го-
сударственного и муниципального управления. № 2. С. 7—27. [Barabashev A. G.,
Kindras A. A. (2014). On the effectiveness of the programtarget method of re-
forming the civil service: The experience of Russia. Voprosy Gosydarstvennogo
i unitsipalnogo pravleniya, No. 2, pp. 7—27. (In Russian).]
Борщевский Г. А. (2017). Оценка тенденций развития государственной службы:
вопросы методологии // Вопросы государственного и муниципального управ-
ления. № 1. С. 103—128. [Borshchevskiy G. A. (2017). Assessment of trends in
civil service: Methodological issues. oprosy osydarstvennogo i unitsipalnogo
pravleniya, No. 1, pp. 103—128. (In Russian).]
Вольманн Х. (2010). Оценивание реформ государственного управления: «третья
волна» // Социологические исследования. № 10. С. 93—99. [Volmann H.
(2010). Evaluation of public administration reforms: “Third wave . Sotsiologicheskie
Issledovaniya, No. 10, pp. 93—99. (In Russian).]
Глазьев С. Ю. (2016). Прикладные результаты теории мирохозяйственных укла-
дов // Экономика и математические методы. № 3. С. 3—21. [Glazyev S. u.
(2016). Applied results of the theory of world economic structures. Ekonomika
i atematicheskie etody No. 3, pp. 3—21. (In Russian).]
Гринберг Р. С., Гринин Л. Е., Коротаев А. В. (ред.) (2016). Кризисы и прогнозы
в свете теории длинных волн. М.: ИЭ РАH. [Grinberg R. S., Grinin L. e.,
Korotaev A. V. (eds.) (2016). rises and forecasts in the light of the theory of
long waves. Moscow: Institute of Economics, RAS. (In Russian).]
Клименко А. В., Королев В. А., Двинских Д. Ю., Сластихина И. Ю. (2015). О гармони
зации документов государственного стратегического планирования: препринт. М.:
НИУ ВШЭ. [Klimenko A. V., Korolev V. A., Dvinskikh D. u., Slastikhina I. u.
(2015). n the harmoni ation of documents of state strategic planning. Moscow:
National Research University Higher School of Economics. (In Russian).]
Кузьминов . И., Семенов Д. С., Фрумин И. Д. (2013). Незавершенный переход:
от Госплана — к мастерплану // Отечественные записки. № 4. С. 85—98.
[Kuzminov a. I., Semenov D. S., Frumin I. D. (2013). Incomplete transition:
From Gosplan — to the master plan. techestvennye apiski, No. 4, pp. 85—98.
(In Russian).]
Кушлин В. И., Устенко В. С. (2015). Реформирование государственной службы
как фактор управления социальноэкономическим развитием (опыт развитых
стран) // Современные технологии управления. № 5. С. 42—47. [Kushlin V. I.,
Ustenko V. S. (2015). Reforming the civil service as a factor in managing social
and economic development (The experience of developed countries). Sovremennye
Technologii pravleniya No. 5, pp. 42—47. (In Russian).]
Мау В. (2017). Уроки стабилизации и перспективы роста: экономическая политика
в России в 2016 году // Вопросы экономики. № 2. С. 5—29. [Mau V. (2017).
Lessons of stabilization and prospects for growth: Economic policy in Russia in
2016. Voprosy Ekonomiki, No. 2, pp. 5—29. (In Russian).]
Наумов С. Ю., Масленникова Е. В. (2009). Итоги реформ и перспективы развития
государственной гражданской службы субъектов Российской Федерации //
Власть. № 10. С. 4—8. [Naumov S. u., Maslennikova E. V. (2009). Results of
reforms and prospects of development of the state civil service of the sub ects of
the Russian Federation. Vlast, No. 10, pp. 4—8. (In Russian).]
Некипелов А., Ивантер В., Богомолов О., Глазьев С. (2014). В продолжение разра-
ботки альтернативной стратегии социальноэкономического развития России
учеными секции экономики Отделения общественных наук РАН // Российский
экономический журнал. № 2. С. 1—12. [Nekipelov A., Ivanter V., Bogomolov O.,
64
Glazyev S. (2014). In the continuation of the development of an alternative strategy

for socioeconomic development of Russia by the scientists of the section of eco-
nomics of the Division of Social Sciences of the RAS. Rossiyskiy Ekonomichekiy
hurnal, No. 2, pp. 1—12. (In Russian).]
Овчаренко Р. К. (2012). Становление системы управления государственной граждан-
ской службой субъекта РФ // Власть. № 1. С. 45—48. [Ovcharenko R. K.
(2012). Formation of the management system of the state civil service of the sub ect
of the Russian Federation. Vlast, No. 1, pp. 45—48. (In Russian).]
Перфильев С. В., Логинов И. Н., Горбова О. Ю., Дудукина О. И. (2013). Про
граммноцелевое управление региональным развитием. Рязань: Рязанский го-
сударственный радиотехнический университет. [Perfiliev S. V., Loginov I. N.,
Gorbova O. u., Dudukina O. I. (2013). Program oriented management of regional
development. Ryazan: Ryazan State Radio Engineering University. (In Russian).]
Полтерович В., Дмитриев М., ковлев А., Гурвич Е., Аузан А. (2017). Судьба
экономических программ и реформ в России // Вопросы экономики. № 6.
С. 22—44. [Polterovich V., Dmitriev M., akovlev A., Gurvich E., Auzan A.
(2017). The fate of economic programs and reforms in Russia. Voprosy Ekonomiki,
Тамбовцев В. (2017). Планирование и оппортунизм // Вопросы экономики. № 1.
С. 22—39. [Tambovtsev V. (2017). Planning and opportunism. Voprosy Ekonomiki,
Тихомиров Б., Френкель А. (2017). О единой социальноэкономической политике и стра-
тегическом планировании // Экономическая политика. Т. 12, № 4. С. 82—117.
[Tikhomirov B., Frenkel A. (2017). On unified socioeconomic policy and strategic
planning. Ekonomicheskaya Politika, Vol. 12, No. 4, pp. 82—117. (In Russian).]
угуевская Е. С. (2016). Концептуальные основы формирования системы документов
стратегического планирования регионального развития. М.: Минэкономразви-
тия России. [Chuguevskaya E. S. (2016). onceptual foundations for the formation
of a system of strategic planning documents for regional development. Moscow.
(In Russian).]
Шаш Н. Н. (2015). Управление эффективностью государственных программ: мето
дологические основы разработки программного бюджета // Управленец.
№ 1. С. 4—15. [Shash N. N. (2015). Managing the effectiveness of state pro-
grams: The methodological foundations for the development of a program budget.
pravlenets, No. 1, pp. 4—15. (In Russian).]
Южаков В. Н., Добролюбова Е. И., Александров О. А. (2015). Как оценить
результативность реализации государственных программ: вопросы методоло-
гии // Экономическая политика. Т. 10, № 6. С. 79—98. [ uzhakov V. N.,
Dobrolyubova E. I., Alexandrov O. A. (2015). How to evaluate the effectiveness
of the implementation of state programs: The methodology issues. Ekonomichekaya
Politika, Vol. 10, No. 6, pp. 79—98. (In Russian).]
Barabashev A. G., Klimenko A. V. (2017). Russian government changes and performance.
hineese Political Science Review, Vol. 2, No. 1, pp. 22—39.
CobbClark D. A., Crossley T. (2013). Econometrics for evaluations: An introduction
to recent developments. New ork: Economic Record.
Coryn C. L. S., Scriven M. (eds.) (2008). Reforming the evaluation of research. ew
directions for evaluation. San Francisco: JosseyBass.
EPAO (2007). sing the program assessment rating tool as a management control pro-
cess. ashington, DC: U.S. Environmental Protection Agency Office of Inspector
General.
Heilmann S., Melton O. (2013). The reinvention of development planning in China,
1993—2012. odern hina Vol. 39, No. 6, pp. 580—628.
Tatham M., Bauer M. . (2016). The state, the economy, and the regions: Theories of
preference formation in times of crisis. Journal of Pu lic Administration Research
and Theory, Vol. 26, No. 4, рр. 631—646.
Todd P. E., olpin K. I. (2005). Ex ante evaluation of social programs. Philadelphia:
University of Pennsylvania.
65
П р и л о ж е н и е
66
Основн е характеристики программ развития государственной слу су ектов
входя их в ентральн й федеральн й округ гг
исло Финан Количество
.
Регион Наименование документа Вид документа Период исполни- сирование меро

.
телей (млн руб.) приятий

Реформирование государственной службы Областная программа 2004—2005 4 — 7
Областная
Развитие государственной гражданской и муниципальной службы 2008—2010 7 74,7 53
целевая программа
Долгосрочная
область
Формирование и развитие системы региональной кадровой политики 2011—2015 Все 32,6 15
Белгородская
Развитие государственной гражданской и муниципальной службы Подпрограмма 2014—2020 34 32,7 3
План основных мероприятий по реформированию государственной План основных 2006—2007 3 — 17
гражданской службы мероприятий
Ведомственная
Реформирование и развитие государственной гражданской службы 2009—2013 7 8,3 22
Реформирование и развитие государственной гражданской службы 2009—2014 3 102,4 21
область
Брянская
Реформирование государственной гражданской службы и формирова-
Подпрограмма 2012—2015 3 8,9 2
ние резерва управленческих кадров
Реформирование государственной гражданской, муниципальной Подпрограмма 2014—2020 4 10,4 21
службы, формирование резерва управленческих кадров
Реформирование государственной службы Областная программа 2004—2005 3 4,4 17
Областная
Развитие государственной гражданской службы 2009—2011 2 9,8 16
Развитие государственной гражданской службы 2010—2012 Все 10,8 7
область
Развитие государственной гражданской службы и муниципальной Государственная
Владимирская
2014—2016 7 25,3 111
службы программа
Развитие государственной гражданской службы и муниципальной Государственная 2017—2019 1 24,9 16
службы программа
П р о д о л ж е н и е П р и л о ж е н и я

.
План мероприятий по реализации Указа Президента РФ от

.
План мероприятий 2006—2007 3 — 23

12.12.2005 № 1437
Развитие государственной гражданской службы План мероприятий 2011—2013 10 — 68
область
Развитие государственной гражданской службы Программа 2015—2018 Все — 37
Воронежская
План мероприятий по реализации Указа Президента Российской План мероприятий 2003—2005 5 — 24
Федерации от 19.11.2002 № 1336
Областная
Развитие государственной гражданской и муниципальной службы 2007—2009 4 9,4 46
План (программа)
область
Развитие государственной гражданской службы 2009—2014 3 — 15
мероприятий
Ивановская
Развитие государственной гражданской службы Подпрограмма 2016—2019 28 0,52 8
План мероприятий по реформированию государственной службы План мероприятий 2004—2005 10 — 25
в органах исполнительной власти
Областная
План мероприятий по реформированию государственной граждан-
План мероприятий 2007—2008 — — —
ской службы
область
Развитие государственной гражданской службы 2009—2013 Все 38,1 40
Калужская
Развитие государственной гражданской службы 2014—2016 — 21,0 25
Программа развития государственной гражданской службы Программа 2009—2013 Все — 17
область
Кадровая стратегия исполнительных органов государственной власти Стратегия 2017—2018 Все 2,4 27
Костромская
67
П р о д о л ж е н и е П р и л о ж е н и я
68
.
Реформирование государственной службы Областная программа 2003—2005 5 — 5

.
Развитие государственной гражданской службы Областная программа 2009—2013 10 10,2 51
область
Курская
План развития государственной гражданской службы Областная программа 2014—2018 37 9,0 30
Реформирование государственной гражданской службы и подготовка, Областная программа 2006—2010 4 176,3 20
переподготовка государственных и муниципальных служащих
Областная
Совершенствование государственной гражданской службы 2009—2013 1 124,6 16
область
Липецкая
Совершенствование государственной гражданской и муниципальной Подпрограмма 2014—2020 2 157,2 7
службы
Реформирование государственной службы Городская программа 2004—2005 — — —
Развитие государственной гражданской службы Программа 2009—2013 2 — 55
Москва
Развитие кадрового потенциала государственной службы Подпрограмма 2012—2018 1 0 62
Реформирование государственной службы Программа 2004—2005 5 10,1 17
область
Совершенствование государственной гражданской службы Подпрограмма 2014—2018 1 3,9 13
Московская Город
Реформирование государственной службы Программа 2003—2005 — — —
План мероприятий по развитию государственной гражданской служ- План мероприятий 2010—2011 7 — 14
бы
область
Развитие государственной гражданской и муниципальной службы областная 2012—2014 5 5,3 13
Орловская
План мероприятий
Реформирование государственной службы 2003—2005 3 130,6 4
(программа)
Развитие государственной гражданской службы План мероприятий 2009—2010 Все — 12
область
Рязанская
Развитие государственной гражданской службы План мероприятий 2011—2013 Все — 18
О к о н ч а н и е П р и л о ж е н и я

.
Реформирование государственной службы в органах исполнительной

.
План мероприятий 2004—2005 7 — 22

власти
Развитие государственной гражданской службы Программа 2008—2013 3 13,5 25
область
Реформирование государственной службы в исполнительных органах План мероприятий 2004—2005 7 — 11
государственной власти
Областная
область
Тамбовская Смоленская
Совершенствование государственного и муниципального управления Подпрограмма 2014—2020 5 636,6 9
Создание условий для эффективного функционирования системы Подпрограмма 2014—2019 4 1,8 7
область
исполнительных органов государственной власти
Тверская
Реформирование государственной службы в органах исполнительной План мероприятий 2003—2005 7 — 13
власти
Развитие государственной гражданской службы в органах исполни- План мероприятий 2008 5 — 8
тельной власти
Развитие государственной гражданской службы в органах исполни-
область
План мероприятий 2009 8 — 11
Тульская
тельной власти, подразделениях аппарата администрации
Развитие государственной гражданской службы в органах исполни- Программа 2010—2013 5 — 8
тельной власти и аппарате правительства

Областная
область
рославская
Все органы исполнительной власти субъекта РФ.
69
x post e aluation of regional ureaucrac

de elopment programs
eorgiy A. orshchevskiy
Author affiliation: Russian Presidential Academy of National Economy and Public
Administration (Moscow, Russia). Email: ga.borshchevskiy@migsu.ranepa.ru
e study the influence of the programtargeted planning mechanisms on

the civil service efficiency in the sub ects of the Russian Federation. Our hypoth-
esis is that the criteria for assessing effectiveness of civil service development
programs are to increase the efficiency of its functioning and focus on solving
problems of socioeconomic development. The research methodology is based on
the generalization of statistical data on the regions of the Central Federal District
(CFD) of Russia in 2003—2016, and on the construction of some indices for
civil service and socioeconomic development. e have analyzed 67 programs of
civil service development. Due to lack of financing Russian regions are forced to
abandon many measures of the civil service reform. The average values of effi-
ciency coefficients do not reach 30%, which indicates the existence of significant
reserves for increasing the civil service development programs effectiveness. e
have revealed that a crisis condition of socioeconomic development resists the
effective civil service development in the regions. At the same time, the region’s
advanced positions in the economy do not automatically lead to a comparable high
level of civil service development. This conclusion is important for extrapolating
to regions of other federal districts and to the federal level in Russia.
Keywords: programtarget planning, evaluation, expost analysis, efficiency,
civil service, sub ects of the Russian Federation, reform.
JEL: D73, O21, R58.
70
Е. Н. Тимушев
Доходы, гранты и фискальные

стимулы: оценка и причины
эффектов децентрализации
бюджетной системы РФ
В статье анализируются фискальные стимулы на уровне бюджетов субъек
тов РФ, создаваемые при предоставлении нецелевых федеральных грантов.
Расчеты за 2005—2015 гг. показали отсутствие «эффекта липучки», при кото
ром такие гранты повышают локальные общественные расходы на величину
больше аналогичных частных вложений. Федеральный грант даже способст
вует понижению совокупных расходов бюджетов субъектов РФ, порождая
негативный фискальный стимул и потерю благосостояния, демонст рируя
отрицательный эффект межбюджетных отношений в текущем устройстве бюд
жетной системы РФ. В зависимости от параметров оценки эффект липучки
выявлен для бюджетов субъектов Южного и Северокавказского федеральных
округов, отсутствовал в Северо-Западном, Уральском и Дальневосточном
федеральных округах. Вертикальная несбалансированность и использование
дотаций на сбалансированность исключены как предполагаемые факторы
появления эффекта липучки. Подтверждено влияние неэластичности рас
ходов бюджета-получателя и косвенного налогообложения на возникновение
эффекта.
Ключевые слова: нецелевой межбюджетный трансферт, дотации, потреб
ление общественных благ, эффект липучки, спрос и предложение общест
венных благ, двухшаговый МНК.
JEL: H72, H77.
Межбюджетные трансферты в многоуровневой налогово-бюджет

ной системе используются для повышения экономической эффектив
ности и нейтрализации негативных последствий децентрализации
расходных обязательств, но одновременно негативно влияют на само
стоятельность бюджета-получателя. Особенности налогово-бюджет
ной системы РФ — высокая децентрализация расходов с большим
Тимушев Евгений Николаевич (timushev@iespn.komisc.ru), м. н. с. лаборато

рии финансово-экономических проблем Института социально-экономических
и энергетических проблем Севера Коми научного центра Уральского отделения
Российской академии наук (Сыктывкар, Республика Коми).
71
Е. . Тиму ев / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 1— 0
объемом и нечетким разграничением полномочий в совместном ведении;

снижение абсолютной суммы трансфертов, перечисляемых бюджетам
субъектов РФ; приоритет целевых грантов по сравнению с нецеле
выми — придают актуальность теме конструирования системы рас-
пределения ме бюд етны трансфертов способны свести к ми-
нимуму и негативное влияние на самостоятельность получателя.
Перераспределение средств играет важную роль, поэтому необходима
методика изучения последствий распределения гранта для обществен
ного сектора (параметров налоговобюджетной системы на локальном
и вышестоящем уровнях) и влияния механизма перераспределения на
частный сектор экономики. В исследовании межбюджетных отношений
необходимо оценить, как выделение трансферта бюджетомдонором
влияет на фискальные стимулы бюджетаполучателя в отношении соб
ственных доходов и расходов.
Один из способов анализа межбюджетных отношений, позволя
ющий оценить характер отношений публичноправовых образований
в сфере общественных финансов, — сравнительная оценка реакции
бюджета на изменение параметров частного сектора соответствующей
территории (частных доходов) и его взаимоотношений с бюджетом
другого уровня (межбюджетный грант). Феномен нетождественных
последствий прироста трансферта и эквивалентного прироста част
ных доходов для расходов бюджета называется эффектом липучки
(«flypaper effect» или «incomeaid asymmetry»; Turnbull, 1998).
Концепция ффекта липучки как форма

анализа ме д етн х отно ений
С концептуальной точки зрения эффект липучки — это при

рост расходов бюджета после получения межбюджетного трансфер
та (как правило, нецелевого), превышающий прирост, который мог
быть вызван аналогичным по величине приростом частных доходов
на данной территории, с учетом величины предельной склонности
к потреблению местных общественных благ со стороны населения
(Filimon et al., 1982; yckoff, 1991; Hines, Thaler, 1995; Becker,
1996; Roemer, Silvestre, 2002; Inman, 2008; Кадочников и др., 2002).
Методологически эффект липучки — это инструмент анализа системы
межбюджетных отношений, в ходе которого оценивается примени
мость предлагаемых в теории объяснений появления эффекта для
данной системы. Цель анализа — обнаружить фискальные стиму
лы, возникающие у бюджетаполучателя в отношении собственных
доходов и расходов в рассматриваемых условиях; или, формулируя
кратко, — понять процесс локального производства общественных
благ ( yckoff, 1991. P. 328).
Анализ эффекта липучки составляет элемент исследования опти
мальной величины предложения общественных благ в экономической
системе. Предоставление межбюджетного трансферта снижает величи
ну общефедеральных благ (расходы донора), чтобы расширить пре
доставление локальных общественных благ. Считается, что «потеря»
72
первых превышает производство вторых в стоимостном выражении

(Logan, 1986), но более эффективно в масштабе экономики в целом
(в силу аргументов об эффективности децентрализации расходов,
распределении налоговых полномочий и менее искажающем влиянии
общефедеральных налогов). Идентификация эффекта липучки сви
детельствует о «компенсации» этой потери за счет сектора производ
ства частных благ и об удовлетворении интересов бюджетадонора.
Отсутствие эффекта свидетельствует о более гибкой (с потенциалом
сокращения нагрузки) налоговой политике бюджетаполучателя и по
тенциально большем учете с его стороны интересов местного налого
плательщика, однако при этом финансовые ресурсы возвращаются
обратно в частный сектор на величину, превышающую эффективный
уровень. Результаты анализа в рамках эффекта липучки позволяют
оценить последствия выделения трансферта, возникающие фискальные
стимулы и целесообразность его выделения.
Феномен эффекта липучки рассматривается как часть феномена
фискальной иллю ии — разновидности асимметрии информации в об
щественных финансах, связанной с неведением потребителя (налогопла
тельщика, избирателя) о действительной цене расходов бюджета (цене
производства общественных благ)1 (Oates, 1988). Фискальную иллюзию
можно понимать как недостаточную информированность населения не
только о межбюджетных отношениях, но и о потреблении местных
общественных благ2. Были выявлены и изучены пять источников фи
скальной иллюзии: сложность налоговой системы, распространенность
косвенного налогообложения (renter illusion), высокая эластичность
бюджетных расходов по валовым доходам, долговая иллюзия (debt
illusion) и эффект липучки (Oates, 1988; Dollery, orthington, 1996).
Фискальная иллюзия методически может входить и в число причин эф
фекта липучки: при получении трансферта предельная цена предостав
ления общественных благ неизменна (доходы донора формируются за
счет налогоплательщиков), но так как средняя цена изза роста средств
и неизменной налоговой нагрузки сокращается, появляется дополнитель
ный спрос на общественные блага (Courant et al., 1979; Logan, 1986).
Традиционно считается, что эффект липучки — непропорцио
нально высокий прирост расходов в ответ на трансферт по сравнению
с частным доходом — это аномалия, так как противоречит постулату
теории бюджетного федерализма о соответствии интересов и поведе
1
Считается, что со стороны индивида (но не общества в целом) рационально миними
зировать издержки получения информации относительно параметров фискальной системы,
что ведет к неспособности децентрализованного ценового механизма обеспечить производство
общественных благ (разновидности провала рынка) (Samuelson, 1954). А. Рубинштейн (2007)
приводит обзор взглядов на субъектность потребности в общественном благе, способов выявле
ния предпочтений и ценообразования и предлагает оригинальную концепцию существования
институциональной среды для учета общественных предпочтений, не сводимой к институцио
нальной среде рыночной экономики.
2
Речь идет о включении фактора неопределенности в мотив поведения налогоплатель
щиков не только по линии «грант—расходы», но и по линии «налоговые доходы—расходы».
Неопределeнность для налогоплательщика возникает при оценке необходимой налоговой на
грузки (сколько следует платить за дополнительные блага) и ожидаемого эффекта от потреб
ления благ (эффект от роста расходов) с учетом разницы между номинальными расходами и
воспринимаемым эффектом от их осуществления (Turnbull, 1998).
73
ния субнациональных властей интересам и индивидуальным предпоч

тениям их медианного избирателя (предполагается, что все субъекты
действуют в условиях полной информации) (Inman, 2008; Hines,
Thaler, 1995; Hamilton, 1983). Однако эмпирически показано, что
если прирост расходов бюджетаполучателя в результате единичного
прироста частных доходов оценивается примерно в 0,1 ед. (Gamkhar,
Shah, 2007; ampelli, 1986; Oates, 1988), то диапазон изменения
расходов на единицу трансферта может варьировать от 0,25 до 1,06
(Hines, Thaler, 1995). Для нецелевых трансфертов стимулирующее
влияние на расходы менее выражено (0,4—0,5; см.: Oates, 1988),
поэтому анализ эффекта липучки при их использовании представ
ляет особый интерес.
радиционн е метод анализа ффекта липучки
Вывод о наличии эффекта липучки формируется на основе срав

нения оценок коэффициентов регрессионного уравнения (1) (Gamkhar,
Oates, 1996; Brennan, Pincus, 1998; Идрисова, Фрейнкман, 2010)3.
Вывод положителен в случае высокого значения частной производ
ной по переменной трансферта, превышающего оценку предельной
склонности к потреблению общественных благ (примерно 0,1), либо
превышения частной производной по трансферту ( E P/ TRANSFER)
производной по переменной дохода ( E P/ Y) (Brennan, Pincus, 1998;
Becker, 1996):
EXPit = f(Yit, TRANSFERit, Structit), (1)
где: EXPit — расходы iго бюджета; Yit — переменнаязаменитель

(proxy) дохода территории; TRANSFERit — величина трансферта;
Structit — набор переменных, учитывающих индивидуальные осо
бенности территории.
Состав переменных почти идентичен функции спроса на местные
общественные блага (Rubinfeld, 1987), с тем различием, что перемен
ную трансферта в функции спроса заменяет индивидуальная цена
единицы расходов (соотношение налоговой нагрузки и величины рас
ходов с учетом или без учета трансферта)4.
По данным за 1996—2006 гг. сделан вывод о наличии эффекта
липучки при выделении финансовой помощи со стороны федерального
бюджета РФ (Идрисова, Фрейнкман, 2010). Использовалась линейная
регрессия в соответствии с (1), ВРП выступал в качестве перемен
нойзаменителя дохода, а демографические показатели — в качестве
вспомогательных переменных.
3
Спецификация зависит от используемого вида функции полезности бюджетаполуча
теля, для которой находится экстремум. Обычно используется функция полезности Стоуна
(Stone—Geary utility function) (Logan, 1986) или данная функция в сравнении с альтернативой
(например, «translog indirect utility function» в: Slack, 1980).
4
В ряде работ при анализе эффекта липучки используется фактор цены (Gamkhar, Shah,
2007; Logan, 1986; Becker, 1996).
74
В другом исследовании оценивалось, насколько общие расходы зависят от част

ных доходов физических лиц, нецелевых трансфертов и нагрузки софинансирования
целевых расходов (Becker, 1996):
1 fung
E it = A × (RitL) 1 × (G it ) 2 × PRICEit 3 × it , или (2.1)
1 L fung
lnE it = 0 + 1 × lnRit + 1 × lnG it + 1 × lnPRICEit + it , (2.2)
1
где: E — расходы получателя (в целях данной работы — бюджета субъекта РФ);
L
R (local resources) — располагаемые частные доходы территории (средняя величина
fung
заработной платы); G (fungible grants) — нецелевые гранты, включая часть целе
вых, направленных на финансирование расходов, которые получатель самостоятельно
fung
профинансировал бы в отсутствие целевых грантов, G =Д Т (С С ИМТ);
PRICE — цена расходов, софинансируемых целевыми трансфертами, для получателя (3).
Цена производства со стороны получателя софинансируемых общественных
благ может выступать индикатором желания нести данные расходы:
Gcat
PRICE = 1 (1 )× 1 , (3)
E
где: Gcat (categorical grants) — целевые гранты с софинансированием (в целях данной
работы — сумма субсидий и иных межбюджетных трансфертов); — вероятность,
что получатель осуществил бы соответствующие расходы и без целевого софинанси
рования (level of fungibility, показывает соответствующую долю гранта)5.
Изменения расходов в ответ на изменение факторов дохода и гранта равны:
1
E fung ( 1)
L = exp( 0) × (G ) 2 × PRICEit 3 × 1(R L) 1
, (4.1)
R
1
E fung ( 1)
fung = exp( 0) × (R L) 1 × PRICEit 3 × 2 (G ) 2
. (4.2)
G
Оригинальн е метод анализа
Результаты количественной оценки на российских данных за

1996—2000 гг. показали, что не только вид гранта, но и особенности
механизма его распределения создают различные фискальные сти
мулы (Кадочников и др., 2002). Использовалась система одновре
менных уравнений, в которой прирост расходов зависит от прироста
трансферта и значений прошлого периода. Большая часть прироста
гранта финансировала расходы, негативные фискальные стимулы не
обнаружены6.
Л. Фрейнкман и А. Плеханов (2008) идентификацию эффекта
липучки приравнивают к снижению децентрализации нижестоящих
бюджетов:
5
= 0,7 в: Becker, 1996.
6
Однако доля объясненной вариации в регрессии была крайне низкой. Строго говоря,
тестировалось не наличие эффекта липучки, а гипотеза о вытеснении трансфертом собствен
ных доходов получателя (наличие негативного с точки зрения донора фискального стимула).
По определению, эффект липучки может не фиксироваться даже при значительном приросте
расходов в ответ на прирост трансферта (в случае высокой склонности к потреблению общест
венных благ). Главный критерий наличия эффекта — превышение индикатора влияния гранта
над индикатором влияния частных доходов на прирост расходов.
75
DECi = + ( × FUELi + × TRANSFERi + × SUPPLi)

+ × DEMDi + × HOUSEi + i, (5)
где: DECi — доля нижестоящих бюджетов (по отношению к бюджету
получателю) в расходах консолидированного бюджетаполучателя;
FUELi — доля сектора добычи полезных ископаемых в общем промыш
ленном производстве; TRANSFERi — доля безвозмездных поступлений
в расходах консолидированного бюджетаполучателя; SUPPLi — иные
факторы предложения децентрализации (например, индекс демократии
на территории бюджетаполучателя, структура его доходов); DEMDi —
факторы спроса на децентрализацию; HOUSEi — доля расходов на
КХ в расходах консолидированного бюджетаполучателя.
Была протестирована и подтвердилась гипотеза об отрицательном
влиянии трансфертов и доходов от сектора добычи углеводородного
сырья — при постулате о положительном влиянии децентрализации на
местную экономику. В данной модели у бюджетаполучателя есть три
способа действий: увеличить прямые расходы, увеличить трансферты
или сократить налоговую нагрузку. Эффект липучки идентифицирует
ся в первом случае, отвергается в третьем. При выборе второй опции
результирующая переменная DECi вырастет, но в случае роста целе
вых грантов децентрализации не произойдет. Другой недостаток ме
тодики (как и подхода в: Кадочников и др., 2002) — невозможность
количественно сравнить влияние факторов, решающее с точки зрения
идентификации эффекта липучки7.
Схожий подход ( ushkov 2015) с использованием аналогичной
формы связи, но другого ряда вспомогательных переменных, привел
к выводу, противоположному исходному тезису (Фрейнкман, Плеханов,
2008): показано отрицательное влияние децентрализации на рост эко
номики. Эффект липучки на уровне отношений федерального и бюд
жетов субъектов РФ идентифицируется косвенно в форме возможного
объяснения основных результатов.
Условия и предел использования количественн х оценок
К объектам критики в работах, показывающих ограниченность количественных

оценок эффекта липучки и выводов на их основе, относится, вопервых, экономе
трический инструментарий.
Спе ифика ия в аимосвя и — форма уравнения. Использование нелинейной
функции (в частности, логарифмической) вместо линейной лучше отражает реальную
связь и приводит к значительному снижению коэффициента при трансферте (Becker,
1996). ем менее «линейна» реальная форма связи и чем меньше реальный коэф
фициент при трансферте, тем более смещены оценки при использовании линейной
формы в сторону завышения коэффициента.
Спе ифика ия в аимосвя и — состав уравнения. Невключение вспомогатель
ных факторов завышает коэффициент при трансферте (Becker, 1996).
словие эк огенности факторов. Эндогенность и ее недоучет при расчетах может
быть решающим фактором (не)достоверности выводов (Becker, 1996; Slack, 1980).
7
С практической точки зрения недостаток обсуждаемых методик (Фрейнкман, Плеханов,
2008; Кадочников и др., 2002) в том, что получены статистически ненадежные уравнения
регрессии, особенно при применении на уровне субнациональных бюджетных систем РФ.
76
Показано, что при наличии эндогенности фактора применение МНК даже к логлиней
ной модели приводит к ложному выводу о наличии эффекта липучки (Megdal, 1987).
Оценка склонности бюджета генерировать расходы после получения гранта становится
искусственно завышенной. Вывод был получен при анализе целевого софинансируемого
лимитированного гранта (ломаная линия бюджетного ограничения). В подобном случае
следует использовать метод максимального правдоподобия. В содержательном смысле
бюджетдонор в реальности может софинансировать расходы, инициированные полу
чателем, тогда как исходный посыл анализа предполагает обратную связь: получатель
перераспределяет собственные расходы после получения гранта8.
Вовторых, критикуются способы отбора вида изучаемого трансферта, направ
ления расходов или объектов анализа (бюджетовполучателей) (Hines, Thaler, 1995).
Например, нецелевой грант для востребованного вида блага или части бюджетов из
общего пула дефакто становится целевым, что влечет рост расходов. Выводы для
ряда расходов/бюджетов могут ошибочно распространяться на всю их совокупность.
редлагаемая методика
Мы предлагаем оценивать наличие эффекта липучки, используя

коэффициенты пары множественных регрессий:
n
j
Pit = A × Income it1 × Grant it2 × PRICEit 3 × (Xit) j × , (6.1)
it
j=4
n
j
С СТВ.Рit = B × Income it 1 × Grant it 2 × PRICEit 3 × (Xit) j × it , (6.2)
j=4
где: Рit — расходы бюджета субъекта РФ (регионального бюдже

та); С СТВ.Рit — собственные расходы бюджета субъекта РФ
(общие расходы минус трансферты); Income = GDP; Payroll ;
fung
Grant = Д Т(iv); Д Т (iv); G (iv); A(iv) ; PRICE — цена рас
ходов, софинансируемых целевыми трансфертами, воспринимаемая
получателем (по аналогии с: Becker, 1996); XJ = U; R(Pu l.Empl.);
R(Elderly); Road. ens .
Рас ифровка переменны 9: GDP — валовая добавленная стои
мость субъекта РФ в основных ценах; Payroll — годовая начисленная
заработная плата работников организаций; Д Т(iv) — дотации. Здесь
и для других показателей грантов используются оценки с помощью
инструментальных переменных (iv). Данные вычислены по уравнениям
в Приложении; Д Т (iv) — дотации на выравнивание бюджетной
обеспеченности; Gfung(iv) — нецелевые гранты (по аналогии с «fungible
grants» в: Becker, 1996); A(iv) — сумма дотаций, субсидий и иных меж
бюджетных трансфертов (по аналогии с: Logan, 1986); U — уровень
безработицы, в среднем за год; R(Pu l.Empl.) — доля занятых в орга
низациях государственной формы собственности; R(Elderly) — доля на
8
Низкая самостоятельность в сфере расходных полномочий чревата методической не
возможностью анализировать эффект липучки.
9
Величина показателей взята в расчете на одного жителя в ценах 2015 г. Показатели
GDP и Payroll приведены в сопоставимый вид путем корректировки на индекс физического
объема ВРП соответствующего субъекта. Остальные показатели — после корректировки на
годовой индекс потребительских цен. Нивелирование межрегиональных различий в стоимост
ных показателях произведено с помощью индекса бюджетных расходов (ИБР), используемого
в федеральной методике распределения дотаций на выравнивание (кроме PRICE).
77
селения региона старше трудоспособного возраста; Road. ens — плот

ность автомобильных дорог общего пользования с твердым покрытием.
Линеаризация приводит к регрессиям, которые анализируются
с помощью обычного МНК10:
lnPit = 0 1 lnIncomeit 2 lnGrantit
n
3 lnPRICEit ∑ j
j
(Xit) it , (7.1)
j=4
lnС СТВ.Рit = 0 1 lnIncomeit 2lnGrantit

n
3 lnPRICEit ∑ j
j
(Xit) .
it (7.2)
j=4
Вклад факторов вычисляется через частные производные.

Разделение показателя гранта по видам (Д Т(iv) Д Т (iv))
и составу (G (iv) A(iv)) обусловлено акцентированием внимания
fung
на роли дотаций и неодинаковым влиянием различных видов грантов

на расходы11. Интерес представляет поведение бюджета в ситуации,
когда он вправе самостоятельно решить, как проводить бюджетную
политику в части расходов.
Статистическая незначимость переменной Grant в уравнении (6.2)
означает отсутствие негативных фискальных стимулов у получателя.
В содержательном смысле под критерием их отсутствия понимается
неизменность прикладываемых усилий по формированию доходов (со
бираемости), в том числе неизменность структуры налоговых льгот,
без изменения элементов налогообложения.
Гипотеза и подход к оценке
В анализе эффекта липучки на данных бюджетной системы РФ

исследуется его наличие и причины появления. Наиболее очевидная
из них — дисбаланс между налоговым потенциалом и оценкой рас
ходных обязательств («vertical fiscal gap») (Кадочников и др., 2002;
Идрисова, Фрейнкман, 2010); менее выраженные и в той же степени
дискуссионные причины — использование дискреционных трансфертов
(преимущественно в форме дотаций на сбалансированность12), относи
тельная эластичность спроса на расходы в сочетании с неэластичным
предложением (как следствие вертикального дисбаланса), фактическое
софинансирование целевых расходов ближе к концу года и распро
страненность косвенных налогов13 (Тимушев, 2017).
10
С учетом использования инструментальных переменных для показателей трансферта
Grant уравнения (7.1) и (7.2) решаются двухшаговым МНК.
11
Целесообразность выделения «собственной» части бюджета отмечена, например, в:
Кадочников и др., 2002.
12
Доля данного трансферта в сумме основных видов трансфертов выросла с 5% в 2005—
2006 гг. до 10—12% в 2008—2012 гг., затем снизилась до 8—9% в 2013—2015 гг.
13
К косвенным налогам как налогам на созданную стоимость (налогам на продукты),
помимо НДС и акцизов, можно отнести налог на добычу полезных ископаемых и, в некоторой
степени, страховые взносы (как «налоги» на продукт труда в стоимостном выражении). В таком
случае косвенные налоги составляют около 70% всей налоговой нагрузки в РФ.
78
Анализ эффекта липучки на уровне отношений федерального бюд

жета и бюджетов субъектов РФ осуществляется по всем субъектам за
2005—2015 гг., в разрезе федеральных округов14 и по всем субъектам
за разные периоды. По всем субъектам отдельно оцениваются коэффи
циенты в расчетах с аномальной величиной показателей15 и без них,
в том числе регрессии с исключительно аномальными значениями.
Результаты по нелинейной форме связи сравниваются с результатами
по линейной. Отдельный объект анализа — субъекты с высокой долей
дотаций на сбалансированность16.
Предлагаемая методика учитывает рекомендации количественного анализа:
— использование логарифмической функции связи с широким набором вспо
могательных факторов;
— для учета эндогенности используется метод инструментальных переменных
(двухшаговый МНК для линеаризованных уравнений);
— разнообразие видов трансфертов и групп бюджетовполучателей;
— расчеты с включением событий с аномальными значениями и без, также
в течение подпериодов.
Особое внимание уделяется условию отсутствия автокорреляции ошибок —
неэффективность оценок чревата отказом от статистически значимых факторов
уравнения регрессии. аще наблюдалась положительная автокорреляция, и для ее
корректировки в каждом случае использовался обобщенный МНК.
езультат анализа
В качестве критерия наличия эффекта липучки использовалась

разность между приростом расходов на единицу дохода и приростом
расходов на единицу гранта (разность частных производных по доходу
и гранту с найденными коэффициентами регрессии и средними зна
чениями факторов; далее — разность влияния дохода и гранта). Это
асимметрия между реакцией общих расходов на частные доходы и грант.
Отрицательная величина означает идентификацию эффекта липучки.
нали по всем суб ектам
Расчеты по всем субъектам РФ за 2005—2015 гг. вне зависимости

от параметров оценки показывают отсутствие эффекта липучки. Доля
объясненной дисперсии и статистика Дарбина—Уотсона незначитель
но выше, чем при анализе, проведенном нами по методике Э. Беккер
(Becker, 1996) на аналогичных данных, благодаря включению вспо
могательных переменных.
инейная модель характеризуется низкой объясняющей способ
ностью и по сравнению с логарифмической формой связи не показывает
14
Применяется общепринятое обозначение федеральных округов РФ: ЦФО — Централь
ный, СЗФО — СевероЗападный, ЮФО — Южный (кроме Республики Крым и Севастополя),
СКФО — Северокавказский, ПФО — Приволжский, УФО — Уральский, СФО — Сибирский,
ДВФО — Дальневосточный.
15
Величины, не входящие в диапазон «среднее 3 × станд. откл.».
16
См. онлайнприложение: https://www.researchgate.net/publication/322049967 Revenues
grants and fiscal incentives evaluation and the causes of decentralization effects in the
budgetary system of Russia
79
дестимулирующий эффект дотаций, но демонстрирует более сильный

стимулирующий эффект частных доходов.
При сохранении аномальны начений заметнее влияние дохо
дов на расходы — это объясняется включением в расчет территорий
с относительно более высоким уровнем социальноэкономического
развития либо большей величиной параметров бюджета. На пове
дение таких бюджетов также сильнее влияет фактор цены (кроме
уравнений с дотациями на выравнивание) — возможно, эластич
ность предложения благ по цене здесь выше. Если теоретическое
предположение верно, то эффект липучки здесь должен быть менее
выраженным. Действительно, при анализе для расширенных не
целевых грантов (Gfung(iv)) и совокупных грантов (A(iv)) разность
влияния дохода и гранта выше, то есть эффект липучки здесь менее
вероятен (по наборам без учета аномальных значений — ниже). Это
свидетельствует в пользу гипотезы о неэластичности предложения
общественных благ по цене (что более свойственно субъектам, не
попавшим в число аномальных наблюдений) как о факторе, вызы
вающем эффект липучки.
Для расчетов бе аномальны начений стимулирующий эффект
частных доходов чуть меньше, дестимулирующий эффект грантов —
больше. астные доходы оказывают слабое положительное влияние
на общие и заметно большее — на собственные расходы. На общие
расходы нецелевые гранты имеют отрицательное воздействие, превос
ходящее по модулю влияние доходов, что приводит к отсутствию эф
фекта липучки. На собственные расходы нецелевые гранты (особенно
расширенные) оказывают сильный дестимулирующий эффект, то есть
создают негативные фискальные стимулы.
С точки рения бюд ета донора, преимущества совокупны гран-
тов — наибольшее стимулирующее воздействие частных доходов на
оба вида расходов и вероятность эффекта липучки, недостатки —
наибольшее дестимулирующее воздействие грантов на собственные
расходы. Преимущества дота ий на выравнивание — наименьшее
дестимулирующее воздействие грантов на собственные расходы, недо
статки — наименьшее стимулирующее воздействие частных доходов на
собственные расходы и вероятность эффекта липучки. В то же время
с точки рения бюд ета получателя, у дотаций на выравнивание
нет недостатков. Таким образом, для федерального бюд ета РФ ис-
поль ование грантов отличны от дота ий на выравнивание более
выгодно в силу их положительного влияния на рост предложения
благ со стороны получателя, частично за счет сокращения исполнения
собственных расходных обязательств.
Однако применять выравнивающие трансферты целесообразно,
поскольку базовые общественные блага финансируются без замет
ного влияния на прирост расходов (как результат роста местной на
логовой базы). Вопервых, дотации оказывают меньшее негативное
воздействие на собственные расходы по сравнению с расширенными
нецелевыми грантами (fungible grants). Вовторых, эффект дотаций
для общих расходов сопоставим с эффектом расширенных нецелевых
грантов. Втретьих, положительное воздействие частных доходов на
80
расходы при контроле на дотации меньше, чем в регрессии с участием

расширенных нецелевых грантов.
Федеральные округа РФ
Анализ в разрезе федеральных округов показал, что эффект липучки:

— выявлен для ЮФО (при комбинации GDP и расширенных
нецелевых грантов) и СКФО (Payroll и общие дотации);
— вероятен в ЦФО, ПФО и СФО;
— отсутствует в СЗФО, УФО и ДВФО.
Положительное влияние гранта на фискальные стимулы получателя
в отношении его собственных расходов характерно только для ЮФО,
для грантов в адрес СКФО и СФО свойственно нейтральное влияние.
Ни по одному из федеральных округов при анализе дотаций на
выравнивание не был обнаружен эффект липучки: данные трансферты
негативно влияют на общие расходы по сравнению с частными дохода
ми и не имеют стимулирующего эффекта. Наименьший дестимулирую
щий (чаще — нейтральный) эффект приносят расширенные нецелевые
гранты. Таким образом, отрицательное воздействие нецелевых грантов
на рост местной экономики (индикатор последнего — состояние пара
метров бюджета) не подтверждается, что совпадает с результатами
другого исследования ( ushkov, 2015), если их распространить на
нецелевые трансферты.
Если использовать GDP как переменнуюзаменитель дохода, то
наибольшее различие влияния дохода и гранта фиксируется при ана
лизе дотаций на выравнивание (за счет отрицательного влияния гран
та на общие расходы). Наибольшая дифференциация между ФО по
различию влияния дохода и гранта присутствует для расширенных
нецелевых грантов (фиксируется эффект липучки для ЮФО), наи
меньшая — для общих дотаций.
При использовании Payroll (средней зарплаты) в качестве переменной
заменителя дохода наибольшее различие влияния дохода и гранта фикси
руется при анализе общих дотаций. Наибольшая дифференциация появ
ляется для общих дотаций, наименьшая — для дотаций на выравнивание,
а эффект липучки фиксируется для СКФО в части общих дотаций.
При оценке по Payroll для всех ФО и видов грантов по сравне
нию с оценкой по GDP различие влияния дохода и гранта больше,
а ее вариация — меньше. Использование показателя зарплаты вместо
валового дохода приводит к выводу о меньшей дифференциации ФО
и меньшей вероятности выявления эффекта липучки.
Сугубо выравнивающие трансферты (дотации на выравнивание)
исполняют одноименную функцию, «связывая» местную экономику
(GDP) и расходы бюджета. увствительность результатов к выбору
средней зарплаты (Payroll) как переменной дохода показывает, что
иные дотации содержат значительную часть ресурсов на оплату труда
в бюджетной сфере.
Оценки по предлагаемой методике почти идентичны оценкам по
методике Беккер (Becker, 1996) и примерно совпадают с оценками
по методике Р. Логана (Logan, 1986), кроме результатов по СЗФО
81
азность прироста расхода на единицу дохода ( P/ Income)

и прироста расхода на единицу гранта ( P/ Grant)
по трем методикам в разрезе федеральн х округов ед.
Примечание. Положение федеральных округов ранжировано по убыванию показателя

по предлагаемой методике, в рамках которой величина сформирована как простое среднее из
шести найденных значений разности влияния дохода и гранта в зависимости от видов оценки
(см. онлайнприложение). На аналогичных данных выполнены расчeты по методикам Логана
(Logan, 1986) и Беккер (Becker, 1996). Для всех трех методик «All» означает результаты оцен
ки по регрессии, включающей данные по всем округам, в рамках соответствующей методики.
Источник: расчеты автора.
Рис. 1
и ПФО (рис. 1). Оценки по Логану чаще показывают наличие эф

фекта липучки. Возможно, это связано с оцениваемым в рамках его
методики снижением воспринимаемой цены предоставления местных
благ в результате получения гранта. Для ЦФО, СЗФО, ЮФО и ПФО
снижение цены оказывается существенным, для СКФО, УФО, СФО
и ДВФО эффекта снижения цен после получения гранта нет. Для
СЗФО характерна чувствительность к исключению аномальных зна
чений (бюджеты СанктПетербурга и Ненецкого АО), где, вероятно,
бюджеты менее восприимчивы к изменению цен.
Все суб екты РФ периоды 2005—2008 200 —2010

2011—201 201 —2015 2011—2015 гг.
Расчеты по подпериодам подтверждают выводы общего анализа

об отсутствии эффекта липучки за 2005—2015 гг. Эффект наиболее
вероятен при позитивном макроэкономическом фоне, как в 2005—2008
или 2011—2013 гг. (минимальное различие между коэффициентами
при доходах и гранте). Это обусловлено малым дестимулирующим
воздействием гранта на общие расходы (влияние частных доходов
во всех наблюдениях чуть выше нуля). Напротив, на этапе кризиса
(2009—2010, 2014—2015 гг.) негативное влияние нецелевого гранта
на расходы по модулю максимально. Отрицательное влияние гранта
на собственные расходы с 2011 г. стало заметно больше по модулю,
82
а в 2005—2010 гг. оно было мало вне зависимости от макроэкономиче

ских условий. Важность позитивных условий для появления эффекта
липучки подтверждают расчеты по методике Логана (не приводятся):
в подавляющем числе случаев, когда возможно оценивание, эффект
фиксируется за 2006—2008 (кроме СЗФО) и 2011—2013 гг.
собые случаи. Расчеты по субъектам РФ — бенефициарам по
дотациям на сбалансированность показывают, что их выделение не
приводит к появлению эффекта липучки. Применение дискрецион
ных трансфертов, вопреки теоретическим предпосылкам, не вызывает
«привязанности» расходов получателя к решениям донора. Гранты
продолжают негативно влиять как на собственные расходы, так и, что
более важно, на общие расходы получателя. Последнее, с учетом при
мерно нулевого влияния на расходы традиционных нецелевых грантов,
свидетельствует о генерировании дискреционными грантами сильного
негативного фискального стимула у получателя.
Включение аномальных данных в регрессию также уменьшает
вероятность возникновения эффекта липучки (увеличивает асиммет
рию факторов в сторону большего влияния доходов на расходы). Для
«аномальных» субъектов РФ отсутствие эффекта липучки более вы
ражено за счет отчетливого положительного влияния частных доходов
на общие расходы, а также более дестимулирующего влияния гранта.
В то же время собственные расходы заметно слабее подвержены не
гативному влиянию нецелевых грантов — налоговое стимулирова
ние местной экономики не является острой необходимостью (Москва,
СанктПетербург) либо замещение расходов грантом нежелательно
(наименее обеспеченные субъекты РФ из СКФО).
О су дение
Полученные эмпирические результаты отвергают гипоте у о на-

личии эффекта липучки в бюд етной системе РФ. Дисбаланс между
налоговыми полномочиями и величиной расходных обязательств не
вызывает повышенного отклика расходов получателя на нецелевые
гранты. Возможно, текущую ситуацию правильнее интерпретировать
как малое количество полномочий и в части доходов, и в части рас
ходов. Применение дискреционных трансфертов в форме дотаций на
сбалансированность не выступает реальной предпосылкой возникнове
ния эффекта. В то же время фактор цены играет роль в формировании
поведения получателя (кроме случая дотаций на выравнивание), и при
его высокой количественной оценке эффект липучки менее вероятен
(большая эластичность предложения благ означает меньший эффект).
Распространенность косвенных налогов чревата недооценкой уров
ня эффективной налоговой нагрузки, что приводит к занижению пре
дельной склонности к потреблению общественных благ, в свою очередь
увеличивающему вероятность эффекта липучки. При сравнении аль
тернативных способов финансирования предпочтение часто отдается
повышению косвенных налогов вместо прямых изза спорного мнения
о меньшей обременительности и меньшем искажающем влиянии первых.
83
оля в о ей сумме по всем О исчисленного к уплате Н С

и доля в чета по реализации о лагаемой ставкой
в о ем в чете по О в
Примечание. Показаны средние простые значения за 2007—2016 гг. ЦФО, СЗФО

и УФО без учета г. Москвы, г. СанктПетербурга и ХМАО и НАО соответственно. При
интерпретации результатов в части УФО данные по ХМАО и НАО не исключаются, так как
в выборке за 2005—2015 гг. по своему ФО их показатели не вышли за пределы допустимых
значений по признаку «аномальности», в отличие от Москвы и СанктПетербурга для ЦФО
и СЗФО соответственно.
Источник: ФНС РФ, расчеты автора.
Рис. 2
Доля налогового вычета по НДС по операциям реализации, обла

гаемым по нулевой ставке, в общей сумме налогового вычета обратно
пропорциональна вероятности возникновения эффекта липучки (рис. 2).
ем больше экспортных операций осуществляется на определенной тер
ритории, тем больше различается влияние дохода и гранта на расходы
бюджета субъекта РФ (меньше вероятность эффекта липучки). Степень
ориентированности экономики на внешних потребителей (экспортная
ориентация субъекта РФ) или на внутренний рынок влияет на пове
дение бюджета территории: возмещение НДС занижает действитель
ную налоговую нагрузку на первую группу по сравнению со второй.
Смещение нагрузки на территории внутреннего рынка может вызывать
идентификацию эффекта липучки — недооценка уровня эффективной
налоговой нагрузки ведет к занижению потребности в расходах бюд
жета (предельной склонности к потреблению общественных благ), что
увеличивает вероятность эффекта липучки.
Совпадение состава регионов с высокой долей «нулевого» НДС
и регионов с отсутствием эффекта липучки в отношениях их бюджета
с федеральным бюджетом означает, что этот эффект наименее вероятен
на территориях, где:
— развита промышленность с низкой (относительно других подотрас
лей) степенью переработки, в частности добывающая промышленность;
— функционируют потребители инвестиционных промышленных
товаров большой стоимости, претендующие на возмещение НДС.
84
Здесь органы власти более склонны предоставлять налоговые льго

ты в силу структуры экономики (менее диверсифицированная эконо
мика, меньшее число производителей с большей величиной налоговых
обязательств), удовлетворять интересы налогоплательщиков. Органы
власти территорий с преобладанием льготируемых через возмещение
НДС отраслей (экспортоориентированные регионы17) склонны пример
но одинаково реагировать на прирост доходов частного сектора и при
рост федеральных нецелевых трансфертов, не отдавая преимущество
вторым при принятии решения о росте расходов бюджета. Возмещение
НДС при экспорте — источник инвестиций (Кимельман, Андрюшин,
2007) и фактор роста ценовой конкурентоспособности фондоемких
организаций. В СЗФО, УФО и ДВФО наибольшая величина средней
начисленной заработной платы по федеральным округам РФ в среднем
за 2006—2015 гг. Здесь более гибкая налоговая политика, с опре
деленным потенциалом стимулирования экономического роста через
снижение налоговой нагрузки.
Если гипотеза о неэластичности расходов по цене и доходам как
факторе эффекта липучки верна, то эластичность предложения об
щественных благ относительно больше в экспортоориентированных
регионах, чем на территориях с меньшей величиной удельных доходов.
Так как выделение дотаций на сбалансированность не относится к фак
торам эффекта липучки, их получение бюджетом такого субъекта18 не
приводит к зависимости расходов получателя от трансфертов донора.
Благодаря льготам по НДС и дотациям, эффективная цена расхо
дов бюджета (отношение налоговой нагрузки к величине расходов)
в субъектах с относительно большой долей экспортных производств
становится ниже, в субъектах с относительно низкой долей — выше.
Эффект липучки наиболее вероятен на территориях
— с промышленностью относительно высокой степени переработки
(ЦФО, ЮФО);
— зависящих от нецелевых трансфертов и процедуры межбюд
жетного вертикального выравнивания (СКФО).
В этих регионах органы власти менее склонны устанавливать высокую
налоговую нагрузку изначально (вероятно, опасаясь потери конку
рентоспособности частного сектора), но и не сокращают ее при росте
финансовых ресурсов, при этом более склонны рассчитывать на феде
ральные трансферты в финансировании местных общественных благ.
Склонность относительно больше полагаться на гранты при фи
нансировании расходов бюджета на территориях с более сложной про
мышленностью/развитым сектором услуг означает, что существует
прямая зависимость между долей торгуемого сектора в экономике ФО
и разным влиянием дохода и гранта: чем больше в экономике доля
отраслей сервиса, тем вероятнее появление эффекта липучки (рис. 3).
17
В частности, на территории ДВФО аккумулируется 3,2% общей величины экспортного
налогового вычета по БС РФ, хотя здесь формируется менее 1% общей суммы доходов по НДС
в БС РФ.
18
Экспортоориентированным регионам (Тюменская область, укотский АО, Республика
Коми) выделяется относительно большая величина дотаций на сбалансированность.
85
оля торгуемого сектора в
Примечание. Торгуемый сектор — сумма валовых добавленных стоимостей в отраслях

сельского хозяйства, рыбоводства, добычи полезных ископаемых и обрабатывающих произ
водств (кроме инфраструктурных отраслей). Показатель по РФ: 32—34% за 2008—2015 гг.,
максимум 36% в 2006 г.
Источники: Росстат; расчеты автора.
Рис.
Дискутируемый рост ставки НДС, помимо увеличения налоговой

нагрузки, предположительно ослабит связь между налогоплательщи
ком и органом власти, снизит потенциал налоговой политики в ре
гионах с преимущественно внутренне ориентированной экономикой.
В экспортоориентированных регионах он снизит эффект воздействия
федерального трансферта на рост бюджетных расходов и потенциально
увеличит эффект налоговой политики как инструмента стимулирова
ния региональной экономики.
* * *
Исследование показывает отсутствие эффекта липучки во

взаимоотношениях федерального и бюджетов субъектов РФ (за
2005—2015 гг.). Это противоречит первоначальному представлению
об отечественной бюджетной системе, результатам ряда более ранних
исследований, а также теоретическим предпосылкам. Ряд факторов
появления эффекта — относительная неэластичность расходов по
цене и косвенное налогообложение — подтверждены, предположения
о значимости других факторов — вертикальной несбалансированности
в силу дисбаланса между налоговыми полномочиями и расходными
обязательствами, использования дотаций на сбалансированность —
опровергнуты.
За некоторым исключением органы власти субъектов РФ в сфере
межбюджетных отношений действуют в собственных интересах (одно
временно — в интересах местных налогоплательщиков), не стремясь
86
увеличить или сохранить местную налоговую нагрузку и предложе

ние общественных благ, полностью используя нецелевой грант для
роста частного спроса за счет снижения общественных расходов. Более
того, федеральный грант снижает не только собственные, но и общие
(с учетом трансфертов) расходы бюджета субъекта РФ, порождая не
гативный фискальный стимул и потерю благосостояния (при данном
спросе на общественные блага).
В то же время интерпретация результатов усложняется, если
учитывать роль долгового финансирования — рост грантов может
быть причиной сокращения заимствований, что и оказывает понижа
тельное воздействие на расходы. Однако при тенденции к снижению
нецелевой помощи более вероятна другая ситуация: при уменьшении
нецелевых грантов рост расходов может быть опосредован ростом
заимствований со стороны бюджетов субъектов РФ в условиях жест
ких расходных полномочий и негативных процессов в экономике.
Учет фактора заимствований и источников финансирования дефици
та в контексте фискальных стимулов бюджетовполучателей требует
дальнейших исследований.
От баланса отрицательных и положительных эффектов межбюд
жетных трансфертов как инструмента финансовой политики, а также
в целом от параметров децентрализации налоговобюджетной системы
(особенностей полномочий на уровнях системы) зависит эффективность
финансов общественного сектора РФ. Подобные качественные выводы
требуют количественных оценок.
Идрисова В., Фрейнкман Л. (2010). Влияние федеральных трансфертов на фискаль

ное поведение региональных властей // Научные труды № 137Р. М.: Издво
Института экономики переходного периода. [Idrisova V., Freinkman L. (2010).
Influence of federal grants on the fiscal behavior of regional authorities. Scientific
papers No. 137R. Moscow: Gaidar Institute Publ. (In Russian).]
Кадочников П., СинельниковМурылев С., Трунин И. (2002). Система федеральной
финансовой поддержки регионов в России и ее влияние на налоговую и бюджет
ную политику субъектов Федерации. М.: Институт Гайдара. [Kadochnikov P.,
SinelnikovMurylev S., Trunin I. (2002). System of Federal financial support
of regions in Russia and its impact on fiscal policy of the Federation. Moscow:
Gaidar Institute Publ. (In Russian).]
Кимельман С., Андрюшин С. (2007). Сырьевая составляющая региональной экономи
ки России // Вопросы экономики. № 6. С. 116—132. [Kimelman S., Andr ushin S.
(2007). Resource component of the Russian regional economy. Voprosy Ekonomiki,
No. 6, pp. 116—132. (In Russian).]
Рубинштейн А. (2007). Общественные интересы и теория публичных благ //
Вопросы экономики. № 10. С. 90—113. [Rubinshtein A. (2007). Public interests
and the theory of public goods. oprosy Еkonomiki, No. 10, pp. 90—113.
(In Russian).]
Тимушев Е. (2017). Эффект липучки: причины и проявление в бюджетной системе
РФ // Финансовый журнал. № 5. С. 60—70. [Timushev E. (2017). Grouping
the Сauses of the Flypaper Effect with the Application to the Budgetary System
of Russia. Finansovyj Zhurnal, No. 5, pp. 60—70. (In Russian).]
87
Фрейнкман Л., Плеханов А. (2008). Децентрализация бюджетной системы в регионах

рентополучателях // Экономическая политика. № 1. С. 103—123. [Freinkman L.,
Plekhanov A. (2008). Decentralization of the budget systems in the regionsrent
receivers. Ekonomicheskaya Politika, No. 1, pp. 103—123. (In Russian).]
Becker E. (1996). The illusion of fiscal illusion: Unsticking the flypaper effect. Public
Choice, Vol. 86, No. 1, pp. 85—102.
Brennan G., Pincus J. J. (1998). Is vertical fiscal imbalance so inefficient? Or: The fly-
paper effect is not an anomaly ( orking Paper No. 986). The University of
Adelaide, Department of Economics.
Courant P. N., Gramlich E. M., Rubinfeld D. L. (1979). The stimulative effects of
intergovernmental aid: Or why money sticks where it hits. In: P. Mieszkowski,
. H. Oakland (eds.). Fiscal federalism and grants-in-aid (pp. 5—21). ashington,
DC: Urban Institute.
Dollery B., orthington A. (1996). The empirical analysis of fiscal illusion. Journal of
Economic Surveys, Vol. 10, No. 3, pp. 261—297.
Filimon R., Romer T., Rosenthal H. (1982). Asymmetric information and agenda control:
The bases of monopoly power in public spending. Journal of Public Economics,
Vol. 17, No. 1, pp. 51—70.
Gamkhar S., Oates . (1996). Asymmetries in the response to increases and decreases in
intergovernmental grants: Some empirical findings. National Tax Journal, Vol. 49,
No. 4, pp. 501—512.
Gamkhar S., Shah A. (2007). The impact of intergovernmental transfers: A synthesis
of the conceptual and empirical literature. In: R. Boadway, A. Shah (eds.). Inter-
governmental fiscal transfers: Principles and practice. Pu lic sector governance
and accountability (pp. 225—258). ashington, DC: orld Bank.
Hamilton B. . (1983). The flypaper effect and other anomalies. Journal of Public
Hines J. R., Thaler R. H. (1995). The flypaper effect. Journal of Economic Perspectives,
Vol. 9, No. 4, pp. 217—226.
Inman R. P. (2008). The flypaper effect. NBER Working Paper, No. 14579.
Logan R. (1986). Fiscal illusion and the grantor government. Journal of Political
Economy, Vol. 94, No. 6, pp. 1304—1318.
Megdal S. B. (1987). The flypaper effect revisited: An econometric explanation. Review
of Economics and Statistics, Vol. 69, No. 2, pp. 347—351.
Oates . E. (1988). On the nature and measurement of fiscal illusion: A survey. In:
G. Brennan et al. (eds.). Taxation and fiscal federalism: Essays in honour of Russell
Mathews (pp. 65—82). Sydney: Australian National University Press.
Roemer J.E., Silvestre J. (2002). The “flypaper effect is not an anomaly. Journal of
Public Economic Theory, Vol. 4, No. 1, pp. 1—17.
Rubinfeld D. (1987). The economics of the local public sector. In: A. J. Auerbach,
M. S. Feldstein (eds.). Handbook of public economics (Vol. II, pp. 571—645).
Amsterdam: Elsevier.
Samuelson P.A. (1954). The pure theory of public expenditure. Review of Economics
and Statistics, Vol. 36, No. 4, pp. 387—389.
Slack E. (1980). Local fiscal response to intergovernmental transfers. Review of
Economics and Statistics, Vol. 62, No. 3, pp. 364—370.
Turnbull G.K. (1998). The overspending and flypaper effects of fiscal illusion: Theory
and empirical evidence. Journal of Urban Economics, Vol. 44, No. 1, pp. 1—26.
yckoff P.G. (1991). The elusive flypaper effect. Journal of Urban Economics, Vol. 30,
No. 3, pp. 310—328.
ushkov A. (2015). Fiscal decentralization and regional economic growth: Theory,
empirics, and the Russian experience. Russian Journal of Economics, Vol. 1, No. 4,
pp. 404—418.
ampelli E. (1986). Resource fungibility, the flypaper effect, and the expenditure impact
of grantsinaid. Review of Economics and Statistics, Vol. 68, No. 1, pp. 33—40.
88
П р и л о ж е н и е
Оценка факторов основн х уравнений регрессий
Инструментальные переменные (IV) для величины дотаций (Д Т(iv)) (объяс

ненная нормированная вариация R2 adjusted: 0,78):
Д Т(iv) = exp[2,45 —3,00 × 0 + 5,69 × D(Pu l.Empl.) –
(0,14) (0,09) (0,57)
– 0,25 × D(0,8) – 0,37 × D(12) – 0,21 × D(13) + 0,17 × D(14) +
(0,07) (0,07) (0,07) (0,07)
+ 0,26 × D(СКФ ) + 0,56 × D(ДВФ ) + 0,13 × D(СФ )]. (П.1)
(0,09) (0,09) (0,07)
Для дотаций на выравнивание (Д Т (iv)) (R2 adjusted: 0,86):

Д Т (iv) = exp[4,57 —5,23 × 0 + 0,30 × D(09) – 0,29 × D(12) – 0,59 × D(13) –
(0,08) (0,11) (0,07) (0,06) (0,06)
– 0,29 × D(СКФ ) + 1,07× D(ДВФ ) + 0,17 × D(СФ )]. (П.2)
(0,08) (0,07) (0,06)
Для цены (PRICE(iv)) (R2 adjusted: 0,58):

PRICE(iv) = 0,86—0,09 × D(Pu l.Empl.) + 0,08 × D(СТСВ) +
(0,01) (0,01) (0,02)
+ 0,07 × D( ород) – 0,00004 × Road. ens. 0,51 × D( б . бра .) +
(0,01) (0,00) (0,07)
+ 0,03 × D(05) + 0,03× D(06) + 0,01× D(07) + 0,01× D(10) +
(0,00) (0,00) (0,00) (0,00)
+ 0,01 × D(13) + 0,01 × D(14) + 0,01× D(15) + 0,003 × D( Ф ) +
(0,00) (0,00) (0,00) (0,00)
+ 0,01 × D(С Ф ) + 0,01× D( Ф ) + 0,01× D(ДВФ )], (П.3)
(0,00) (0,00) (0,00)
где: «Город» — доля городского населения в общей численности населения (%);
«Общ.Образ.» — доля обучающихся в общеобразовательных организациях в числен
ности населения (%).
fung
Для нецелевых трансфертов по Беккер ( ecker 1 6) (G (iv)) (R2 adjusted: 0,76):
fung
G (iv) = exp[3,20 —1,32 × 0 + 2,16 × D(Pu l.Empl.) –
(0,18) (0,06) (0,43)
– 5,17 × D(СТСВ) + 0,0008 × Road. ens. – 0,5 × D(07) + 0,9 × D(09) +
(0,45) (0,00) (0,06) (0,06)
+ 0,7 × D(10) + 0,9 × D(11) + 0,7× D(12) + 0,7× D(13) + 0,8× D(14) +
(0,06) (0,06) (0,06) (0,06) (0,06)
+ 0,6 × D(15) – 0,2 × D(СКФ ) + 0,7× D(ДВФ )]. (П.4)
(0,06) (0,08) (0,06)
Для нецелевых трансфертов по Логану (Logan 1 86) (A(iv)) (R2 adjusted: 0,76):
A(iv) = exp[4,12 —1,49 × 0 + 1,93 × D(Pu l.Empl.) –
(0,18) (0,06) (0,41)
– 5,69 × D(СТСВ) + 0,0009 × Road. ens. – 0,8 × D(05) + 0,8 × D(06) +
(0,46) (0,00) (0,05) (0,05)
+ 0,3 × D(07) + 0,2 × D(09) + 0,2× D(11) + 0,1× D( Ф ) –
(0,05) (0,05) (0,05) (0,04)
– 0,2 × D(СКФ ) + 0,1× D(СФ ) + 0,7× D(ДВФ )]. (П.5)
(0,08) (0,05) (0,06)
89
e enues grants and fiscal incenti es

e aluation and the causes of decentrali ation effects
in the udgetar s stem of ussia
Evgeny . Timushev
Author affiliation: Institute for SocioEconomic and Power Problems of the North,
Komi Scientific Center, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences
(Syktyvkar, the Komi Republic, Russia). Email: timushev@iespn.komisc.ru
The concept of the flypaper effect is used in analyzing fiscal incentives of

the budgets of sub ects of the Russian Federation receiving nonearmarked federal
grants. The calculations for 2005—2015 revealed an absence of the flypaper
effect in general. A federal grant produces downward pressure even on aggregate
spending of a recipient budget, reflecting negative fiscal stimulus and loss of
wellbeing, and demonstrating the negative effect of intergovern mental relations
in the current arrangement of the budgetary system of Russia. Depending on
the evaluation parameters, the flypaper effect was identified in the budgets of
the sub ects of the South and NorthCaucasian federal districts and was absent
in North est, Ural and Far East districts. Vertical imbalance and the use of
discretionary balancing grants are ruled out as factors of the flypaper effect.
At the same time, the effect of inelasticity of budget expenditures and indirect
taxation are confirmed to generate the flypaper effect.
Keywords: intergovernmental transfer, consume public goods, flypaper
effect, supply and demand of public goods, twostep OLS.
JEL: H72, H77.
90
А. А. Михайлова, В. В. Климанов, А. И. Сафина
Влияние межбюджетных трансфертов

на экономический рост и структуру
региональной экономики*
В статье изучается влияние различных видов межбюджетных трансфер-
тов на экономический рост в России. С использованием эконометрического
аппарата показано, что российская практика свидетельствует о воздействии
некоторых типов межбюджетных трансфертов на экономический рост. Кроме
того, подтверждается гипотеза о трансформации структуры региональной
экономики под влиянием трансфертов, передаваемых на конкретные цели.
В частности, об этом говорит пример отрасли «Сельское хозяйство, охота
и лесное хозяйство».
Ключевые слова: межбюджетные трансферты, гранты, региональный
рост, финансовые стимулы, структура экономики.
JEL: E62, H71, H77.
Согласно теории государственных финансов, межправительственные

гранты (трансферты) ориентированы на улучшение состояния общест-
венного сектора в целом. Одним из частных направлений этого процесса
выступает трансформация структуры экономики регионов за счет сти-
мулирующих межбюджетных трансфертов. В то же время во многих
работах, посвященных анализу предоставления межправительственных
грантов, во-первых, изучается их влияние на общий объем доходов регио
нов, а не на структурные изменения; во-вторых, рассматривается влия-
ние таких грантов на благосостояние населения; в-третьих, исследуется
вклад межбюджетных трансфертов в развитие региональной экономики.
Михайлова Анна Александровна (aam@irof.ru), к. э. н., начальник отдела

прикладных экономических исследований Автономной некоммерческой орга-
низации «Институт реформирования общественных финансов» (ИРОФ), до-
цент кафедры государственного регулирования экономики Института общест
венных наук (ИОН) РАНХиГС (Москва); Климанов Владимир Викторович
(vvk@irof.ru), д. э. н., завкафедрой государственного регулирования экономи-
ки ИОН РАНХиГС, директор ИРОФ (Москва); Сафина Алия Ильдаровна
(ais@irof.ru), эксперт ИРОФ (Москва).
* Статья подготовлена в рамках реализации гранта Российского гуманитарного науч-

ного фонда (Проект 16-02-00592 «Механизмы финансового стимулирования трансформации
структуры экономики регионов»).
91
. . Ми айлова и др. / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 1—10
В современной России, несмотря на множество видов межбюджет-

ных трансфертов и иных форм поддержки регионального развития,
значимых изменений в структуре экономики субъектов РФ не проис
ходит. Все попытки изменить существующую систему, в том числе
сократить виды субсидий и консолидировать их, в определенный мо-
мент сталкиваются со сложностями администрирования со стороны
федеральных органов управления, что обусловливает фактическую
консервацию сложившейся системы трансфертов. Более того, во время
кризиса количество видов субсидий лишь увеличилось.
В то же время для перехода на модернизационные «рельсы» и сме-
ны сырьевой ориентации на инновационный путь развития требуется
скорректировать финансовые инструменты поддержки региональной
экономики. Поэтому основной гипотезой исследования выступает пред-
положение о том, что действующая система распределения финансовой
помощи регионам приводит к консервации существующей структуры
экономики, затрудняя ее модернизацию, а потому требует кардиналь-
ного пересмотра.
О зор литератур
Теоретические основы финансовых механизмов стимулирования

экономики и социальной сферы описаны в трудах классиков теории
общественных финансов (Масгрейв, Масгрейв, 2009; Oates, 1999;
2008; Shah, Boadway, 2009; Tiebout, 1956). Так, теорема о децентрали-
зации, сформулированная У. Оутсом, гласит, что децентрализованное
принятие решений в отношении поставки локального общественного
блага эффективнее централизованного, если бюджетная децентрали-
зация не влияет на уровень издержек (Oates, 1999). Отметим, что тео
рема основана на предположении об отсутствии вторичных эффектов
между регионами государства и однородности его центрального прави-
тельства по отношению ко всем регионам. В соответствии с гипотезой
Тибу наличие многочисленных административнотерриториальных
образований и интенсивной миграции населения способствует Парето
улучшению бюджетной децентрализации, создающей предпосылки
для выявления предпочтений относительно локальных общественных
благ (Tiebout, 1956).
В Российской Федерации за последние 20 лет проведен ряд ис-
следований, отражающих отдельные аспекты данной темы. При этом
рассматривались как чисто теоретические вопросы ( huravskaya, 2010;
Пчелинцев, 2004), так и аспекты, связанные с прикладным характером
межбюджетных трансфертов (Христенко, 2002; Климанов, Лавров,
2004; Лавров, 2005). Ряд работ посвящен изучению влияния форм
финансовой поддержки регионов на управленческие решения полу-
чателей трансфертов и институциональные изменения по отдельным
направлениям предоставления грантов, например на реформирование
системы управления в регионах (Бараховский и др., 2005).
В отечественных исследованиях прослеживается определенная
эволюция в понимании системы финансовых отношений центра и ре-
92
гионов в целом по мере формирования нормативноправовой базы,

закрепляющей на практике разработку теоретических положений.
В частности, описанные в конце 1990х — начале 2000х годов меха-
низмы сочетания выравнивающих и стимулирующих функций предо
ставления межбюджетных трансфертов регионам, их разделение на
целевые и нецелевые были закреплены как в Бюджетном кодексе РФ,
так и в различных подзаконных актах, утверждающих порядок и мето
дику распределения грантов1.
Общепризнанное направление исследований в сфере региональной
экономики — анализ экономической структуры региона в разрезе как
отраслей (секторов), так и конкретных показателей, характеризую-
щих структуру доходов населения, степень инновационности и др.
Традиционно изучаются меры государственной политики в данной
сфере (Зубаревич, 2015), а также финансовые механизмы в регио-
нальной экономике.
В мировой литературе много работ, авторы которых стремятся вы-
явить детерминанты экономического роста в регионах. Исследования,
посвященные процессам конвергенции, агломерационным эффектам,
распространению инноваций, показывают, что в разных регионах фак-
торы роста различаются. При рассмотрении кейсов стран Организации
экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) выявлено, что
ключевые элементы экономического роста и регионального развития,
а также основные факторы, препятствующие этому, различаются для
разных стран и регионов (OECD, 2012).
В целом региональное развитие определяется комбинацией различ-
ных факторов. К наиболее важным можно отнести: развитие инфра
структуры и человеческого капитала, инновационную активность, рост
производительности труда, позитивное использование агломерационных
эффектов и развитие межрегиональных связей.
В ряде исследований изучалось влияние государственных рас-
ходов, особенно госинвестиций, на региональный рост. Также пред-
принимались попытки выявить зависимость экономического роста от
процессов децентрализации, которая, в свою очередь, понималась как
степень фискальной независимости бюджетов нижестоящего уровня от
бюджетов вышестоящего уровня. Согласно некоторым теориям, усиле-
ние децентрализации может негативно сказываться на экономическом
росте после определенного периода.
Таким образом, на экономический рост влияют два разнонаправ-
ленных фактора. С одной стороны, предоставление блага потреби-
телю на максимально близком к нему уровне ведет к повышению
экономической эффективности, так как наблюдается рост предель-
ной полезности экономических агентов. С другой стороны, усиление
децент рализации обходится экономике страны все дороже за счет
эффекта масштаба. В одном из вариантов данная гипотеза представ-
1
Постановление Правительства Российской Федерации от 22 ноября 2004 г. № 670
«О распределении дотаций на выравнивание бюджетной обеспеченности субъектов Российской
Федерации»; Постановление Правительства Российской Федерации от 30 сентября 2014 г.
№ 999 «О формировании, предоставлении и распределении субсидий из федерального бюджета
бюджетам субъектов Российской Федерации».
93
лена в виде эффекта снижения капитальных инвестиций в общем

объеме расходов региональных (местных) органов власти. Это свя-
зано с ростом децентрализации изза необходимости предоставлять
все больше услуг населению и расходовать все больше средств на
текущую деятельность: услуги образования, здравоохранения и проч.
В зарубежных исследованиях подтверждаются гипотезы об обратной
связи между степенью децентрализации и капитальными инвестиция
ми региональных бюджетов. При этом эластичность инвестиций по
децентрализации оказывается низкой (Gonzales Alegre, 2010). В ис-
следованиях на данных по российским регионам подтверждается
положительное влияние уровня децентрализации на экономический
рост (Юшков и др., 2017).
Основн е тенденции
в сфере ме д етн х трансфертов
получаем х российскими регионами
Цель данной работы — выявить влияние межбюджетных транс-

фертов в федеративном государстве (Российской Федерации) на рост
и структуру региональной экономики. Основные тенденции в сфе-
ре финансов общественного сектора России можно сформулировать
следующим образом. Сохраняется высокая степень централизации
финансовых ресурсов на федеральном уровне, что обусловлено спе-
цифической структурой доходов федерального бюджета, связанной
с рентой от природных ресурсов. В 2012—2014 гг. на нефтегазовые
доходы приходилось более половины доходов федерального бюджета.
До 2005 г. Бюджетный кодекс РФ содержал норму (в ст. 48), в соот-
ветствии с которой налоговые доходы бюджетов субъектов Российской
Федерации должны были составлять не менее 50% суммы доходов
консолидированного бюджета РФ. Но эта норма была отменена,
так как реальное разграничение доходов между бюджетами разных
уровней не соответствовало указанному нормативу (Христенко, 2002;
Михайлова, 2016).
Уровень дифференциации доходов до предоставления дотаций
на выравнивание бюджетной обеспеченности различается в десятки
раз для регионов и в сотни раз для муниципалитетов. При этом за
последние десять лет такие дотации не получали только 25 регионов,
остальные выступают регионамиреципиентами, а в ряде дотацион-
ных регионов доля безвозмездных поступлений в доходах консоли-
дированных бюджетов стабильно превышает 60% (республики Алтай,
Дагестан, Ингушетия, Калмыкия, Карачаево еркесия, Тыва, ечня,
а также Камчатский край) (Климанов, Михайлова, 2016). Кроме того,
федеральный бюджет предоставляет региональным бюджетам около
100 видов различных целевых субсидий2, что усиливает зависимость
социальноэкономической политики субъектов РФ от федерального
центра и усложняет для них отчетность.
2
В 2015 г. — 103 вида, в 2016 г. — 91 вид, в 2017 г. — 88 видов.
94
В настоящее время в Российской Федерации существует три ос-

новных вида межбюджетных трансфертов: субсидии, субвенции и до-
тации. Кроме того, в номенклатуру попадают «Иные межбюджетные
трансферты» и «Прочие безвозмездные поступления», но так как их
доля в структуре трансфертов не велика, а смысл идеологически не
определен, эти виды в данной работе отдельно не рассматриваются.
Межбюджетные трансферты выполняют две основные функ-
ции: выравнивающую и стимулирующую (Бухарский, Лавров, 2017).
Субсидии выступают целевым видом трансфертов, направляемых на
софинансирование конкретных расходных обязательств получателя,
определяемых вышестоящим уровнем. Субвенции направляются в бюд-
жеты нижестоящих уровней на реализацию полномочий вышестоящих
уровней и не предполагают софинансирование.
В Российской Федерации существует два основных вида дотаций:
на выравнивание бюджетной обеспеченности и на сбалансированность.
Первые предоставляются на основе ежегодно утверждаемой методики,
цель которой — приблизить фактическую бюджетную обеспеченность
субъекта Федерации к «расчетной». При этом для ее определения
используют показатели индекса налогового потенциала региона и ин-
декса бюджетных расходов, который характеризует стоимость оказа-
ния бюджетных услуг в регионе по сравнению с другими регионами
в зависимости от специфических природногеографических и прочих
характеристик. Дотации на сбалансированность предоставляются на
основании слабо формализованной методики, которая не всегда имеет
ся в открытом доступе.
Структура межбюджетных трансфертов и доля безвозмездных
поступлений в региональных доходах представлены на рисунке 1.
Наибольший вклад межбюджетных трансфертов в доходы консолиди-
рованных бюджетов регионов наблюдался в кризисном 2009 г., после
чего их роль стала снижаться.
В 2015 г. уменьшилась доля межбюджетных трансфертов в дохо-
дах бюджетов субъектов РФ, хотя объем межбюджетных трансфертов
из федерального бюджета в регионы в условиях кризиса сократился
незначительно. Несмотря на рост дефицита бюджетов большинства
регионов, неформализованные дотации на сбалансированность были
значительно сокращены в пользу расчетных дотаций на выравнивание
бюджетной обеспеченности.
Структура распределения трансфертов по видам с 2008 г. пре-
терпела значительные изменения. Удельный вес основных категорий
трансфертов в 2008 и 2015 гг. представлен на рисунке 2.
В рассматриваемый период вырос удельный вес дотаций в общей
структуре межбюджетных трансфертов; параллельно доля субсидий
снизилась на 13,6 п. п. Несмотря на политику, направленную на сни-
жение объема трансфертов, распределяемых вне основных видов меж-
бюджетных трансфертов (иных, прочих и т. д.), их удельный вес вырос
более чем на 4 п. п. В государственной политике предпочтение отдается
выравнивающей функции по сравнению со стимулирующей. На всем
рассматриваемом периоде в структуре безвозмездных поступлений пре-
обладала доля дотаций.
95
оля ме д етн х трансфертов по видам

в региональн х доходах гг в
Источник: здесь и далее — составлено авторами по данным Федерального казначейства.
Рис. 1
Структура распределения ме д етн х трансфертов МБ

и гг в
Рис. 2
Значимость трансфертов для бюджетов субъектов РФ существенно

отличается. На рисунке 3 субъекты сравниваются по двум параметрам:
объему безвозмездных поступлений и их доле в доходах региональ-
ных бюджетов. Субъекты РФ значительно отличаются как по объему
финансовой поддержки в виде межбюджетных трансфертов, так и по
роли последних в доходах их бюджетов в рассматриваемый период.
96
Сравнение су ектов по о ему езвозмездн х поступлений

и их доле в доходах региональн х д етов
Рис.
Так, одновременно большой объем безвозмездных трансфертов и их

сверхвысокая доля в доходах бюджетов характерны для еченской
Республики. Республика Дагестан и Камчатский край также имеют
высокие показатели по этим двум параметрам. Республики Ингушетия
и Тыва получали небольшие объемы безвозмездных трансфертов, но их
доля в доходах регионов составила 86 и 79% соответственно. Некоторые
субъекты РФ получили большие объемы трансфертов, однако их доля
в собственных доходах менее 20% — г. Москва, г. СанктПетербург,
Московская область, Красноярский край.
При этом среди регионов с высокой зависимостью от финансо-
вой поддержки много таких, где большую роль играют безусловные
трансферты. Представленное распределение безвозмездной поддержки,
скорее всего, не отвечает требованиям территориальной справедли-
вости; кроме того, подобная зависимость некоторых регионов — при
отсутствии мотивации к повышению эффективности управления регио
нальными финансами — не приводит к диверсификации экономики
и не способствует формированию устойчивого социальноэкономичес
кого положения в регионах.
Экономический рост в регионах оссии

и ме д етн е трансферт
Для дальнейшего эконометрического анализа на основе данных

Федерального казначейства, Минфина России и Росстата за период
2006—2014 гг. была составлена база данных о всех получаемых рос-
97
сийскими регионами межбюджетных трансфертах, а также о доходах

консолидированных бюджетов субъектов РФ и значении их валового
регионального продукта (ВРП) на душу населения в ценах 2006 г.
Затем были рассчитаны средние за период значения соотношения меж-
бюджетных трансфертов из федерального бюджета (в целом и от-
дельно по дотациям, субсидиям и субвенциям, а также инвестициям
федерального бюджета) и ВРП каждого из рассматриваемых 80 ре-
гионов. (В силу технических причин не были учтены Ненецкий АО,
малоНенецкий АО, ХантыМансийский АО — Югра, Республика
Крым и г. Севастополь 3.) Аналогично были рассчитаны доли соот-
ветствующих показателей в доходах консолидированных бюджетов,
но при моделировании с использованием их в качестве независимых
переменных модели давали менее значимые результаты. Поэтому было
решено использовать отношение трансфертов к ВРП.
В качестве зависимой переменной использован логарифм накоплен-
ного темпа роста ВРП на душу населения с 2006 по 2014 г. в ценах
2006 г. В таблице 1 приведены шесть построенных моделей с участием
данной зависимой переменной. В качестве независимой переменной
в каждой модели использован логарифм ВРП на душу населения
в 2006 г. Данная переменная характеризует наличие процессов кон-
вергенции между российскими регионами, которые подтверждались
в ранее проведенных исследованиях (см.: Дробышевский и др., 2005;
Зубаревич, Сафронов, 2013). Если первая модель описывает ситуацию
безусловной (абсолютной) конвергенции, то модели 2—6 отражают
ситуацию, когда в качестве условия сходимости добавляются пока-
затели, характеризующие объемы межбюджетных трансфертов и их
отдельных видов в ВРП или доходах консолидированного бюджета
субъекта РФ (Михайлова, 2017).
Согласно полученным результатам, tстатистика для коэффициен
та перед переменной «Логарифм ВРП на душу населения в 2006 г.»
статистически значима во всех моделях, кроме пятой, а сам коэффи-
циент имеет отрицательный знак. Отрицательный знак перед данным
параметром означает, что мы не отвергаем гипотезу о наличии условной
конвергенции между регионами России. Таким образом, можно сделать
вывод, что регионы, в которых в 2006 г. ВРП на душу населения был
ниже, в период с 2006 по 2014 г. росли быстрее — это можно объяс-
нить эффектом низкой базы. Все модели были оценены с поправками
на гетероскедастичность, и R2 в них составил от 0,21 до 0,29.
Исходя из построенных моделей видно, что межбюджетные транс-
ферты (и их отдельные виды) положительно влияют на региональный
рост. Более того, можно сделать вывод, что влияние субсидий на
экономический рост сильнее, чем дотаций и даже инвестиций феде-
рального бюджета в регионы. Это подтверждает нашу теоретическую
предпосылку, согласно которой субсидии, в отличие от дотаций, боль-
ше ориентированы на стимулирование экономического развития, а не
на укрепление социальной справедливости.
3
Для моделей без использования разбивки межбюджетных трансфертов по видам ис-
пользованы данные по 83 регионам, без учета Республики Крым и г. Севастополь.
98
лияние различн х видов ме д етн х трансфертов МБ
на региональн й рост
Зависимая переменная: логарифм накопленного темпа роста ВРП
Независимая на душу населения с 2006 по 2014 г. в ценах 2006 г.
переменная
Модель 1 Модель 2 Модель 3 Модель 4 Модель 5 Модель 6
Константа 1,9059 1,3906 1,2376 1,8058 1,3918 1,4838

[3,604]*** [2,650]*** [2,255]** [4,211]*** [1,987]* [2,267]**
Логарифм ВРП 0,1342 0,0935 0,0847 0,1279 0,0945 0,1027
на душу населения [ 2,915]*** [ 2,069]** [ 1,833]* [ 3,497]*** [ 1,577] [ 1,836]*
в 2006 г.
Среднее отношение
МБТ из федераль 0,4529
ного бюджета к ВРП, [2,121]**
2006—2014 гг.
МБТ из федерального 0,3194
бюджета к доходам [2,173]**
федерального бюдже-
та, 2006—2014 гг.
дотаций из федераль- 0,5281
2006—2014 гг.
субсидий из федераль 2,0738
2006—2014 гг.
инвестиций из феде 1,2721
рального бюджета [2,188]**
к ВРП, 2006—2014 гг.
Скорректирован 0,209864 0,257824 0,248528 0,263215 0,288982 0,283813
ный R2
Рзначение 0,004604 0,001166 0,001388 0,000003 0,000355 0,001050
исло наблюдений 83 83 83 80 80 80
Примечание. p 0,1, p 0,05, p 0,01. В квадратных скобках — значения
tстатистики.
Источник: расчеты авторов.
Структура кономики регионов оссии

и ме д етн е трансферт
Мы предприняли попытку рассмотреть, каким образом субсидии,

направляемые в определенные отрасли, влияют на структуру регио
нальной экономики. Отраслевая структура добавленной стоимости
по рассматриваемым в рамках исследования отраслям представлена
в таблице 2. На основании статистических данных с 2005 по 2014 г.
можно сделать вывод о сокращении в ее структуре доли таких отрас
лей, как сельское хозяйство, охота и лесное хозяйство, добыча полез-
ных ископаемых, обрабатывающие производства, транспорт и связь,
и о повышении доли образования.
Рассматривались гипотезы о том, что объем и динамика межбюджет-
ных трансфертов, направляемых в конкретные отрасли, в исследуемый
99
Отраслевая структура до авленной стоимости по некотор м отраслям
в теку и ена в
Отрасль 2005 2010 2011 2012 2013 2014
Сельское хозяйство, охота 5,2 4,3 4,7 4,2 4,2 4,8
и лесное хозяйство
Добыча полезных ископаемых 12,8 10,4 11,2 11,2 10,8 10,6
Обрабатывающие производства 18,5 17,7 17,8 17,3 17,2 17,4
Транспорт и связь 10,6 10,5 10,1 10,2 9,6 9,3
Образование 2,8 3,0 2,9 3,1 3,4 3,3
Источник: Росстат. Стат. сб. «Регионы России. Социальноэкономические показатели»
за соответствующие годы. http://www.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat main/rosstat/ru/
statistics/publications/catalog/doc 1138623506156
период должны повлиять на структуру экономики регионов. Мы соста-

вили базу данных, в которой экспертным путем из всех наименований
межбюджетных трансфертов отобрали виды и соответствующие объемы
бюджетных средств, выделенных каждому региону в период с 2005
по 2014 г. на поддержку секторов «Сельское хозяйство, охота и лес-
ное хозяйство», «Транспорт и связь» и «Образование». Сформировать
аналогичную базу для отраслей «Добыча полезных ископаемых»
и «Обрабатывающие производства» не представлялось возможным.
В качестве зависимых переменных мы предприняли попытку использовать пока-
затели изменения доли валовой добавленной стоимости (ВДС) отраслей «Сельское
хозяйство, охота и лесное хозяйство», «Транспорт и связь», «Образование» в ВРП
с 2006 по 2014 г. В качестве независимых переменных мы пробовали использовать
логарифм ВРП на душу населения в 2006 г., средние за 2006—2014 гг. показатели
отношения уровня межбюджетных трансфертов из федерального бюджета в рас-
сматриваемые сферы к ВРП, динамику доли в ВДС смежных отраслей, а также
удельный вес организаций, осуществлявших технологические, организационные,
маркетинговые инновации, в общем числе обследованных организаций (%), и степень
износа основных средств (%).
Полученная в результате эконометрического моделирования статис

тически значимая модель представлена в таблице 3. Зависимая пере
менная модели — изменение доли ВДС отрасли «Сельское хозяйст
во, охота и лесное хозяйство» в ВРП с 2006 по 2014 г. Независимые
переменные: логарифм ВРП на душу населения в 2006 г., среднее
с 2006 по 2014 г. отношение уровня межбюджетных трансфертов из
федерального бюджета в сферу сельского хозяйства к ВРП и степень
износа основных фондов. Показатели tстатистики для коэффициентов
при константе и показателях, характеризующих процессы конверген-
ции и влияние межбюджетных трансфертов, значимы на уровне 1%,
показатель, характеризующий степень износа основных фондов, — на
уровне 10%. Коэффициент при переменной, характеризующей влияние
межбюджетных трансфертов на сельское хозяйство, имеет, как и ожи-
далось, положительный знак. Это говорит о позитивном воздействии
межбюджетных трансфертов (в основном субсидий) на формирование
сельскохозяйственной специализации региона. В модели с поправкой
на гетероскедастичность Rквадрат составил 0,38.
100
лияние ме д етн х трансфертов в сельское хозяйство
на динамику С отрасли Сельское хозяйство
охота и лесное хозяйство в
Зависимая переменная:
Независимая переменная изменение доли ВДС, 2006—2014 гг.
57,8062
Константа [ 4,7549]***
4,4019
Логарифм ВРП на душу населения в 2006 г. [4,2583]***
Среднее отношение уровня межбюджетных 437,8150
трансфертов из федерального бюджета в сферу [3,2082]***
сельского хозяйства к ВРП, 2006—2014 гг.
0,07156
Степень износа основных фондов [1,8509]*
Скорректированный R2 0,376130
Р значение 0,000047
исло наблюдений 80
Примечание. p 0,1, p 0,05, p 0,01. В квадратных скобках — значения
tстатистики.
Источник: расчеты авторов.
При попытке оценить влияние межбюджетных трансфертов в дру-

гие рассматриваемые отрасли («Транспорт и связь», «Образование») на
их динамику построить значимую модель не удалось. Соответственно
в качестве зависимых переменных мы использовали изменение доли
ВДС отраслей «Транспорт и связь», «Образование» в ВРП с 2006
по 2014 г. В качестве независимых переменных мы пробовали ис-
пользовать логарифм ВРП на душу населения в 2006 г., средние за
2006—2014 гг. показатели отношения межбюджетных трансфертов из
федерального бюджета в данные сферы к ВРП, динамику доли в ВДС
смежных отраслей. Подобный результат можно объяснить структу-
рой расходных обязательств между уровнями бюджетной системы
Российской Федерации. Так, расходы на транспорт в основном идут
через дорожные фонды, а на образование в значительной степени
приходятся на региональные бюджеты.
* * *
На основе проведенного исследования можно сделать вывод:

гипотеза о наличии безусловной конвергенции в России на регио-
нальном уровне подтверждается. Мы выявили положительную связь
между объемами получаемых межбюджетных трансфертов в структу-
ре ВРП и темпами экономического роста. При этом из всех рассмот
ренных видов трансфертов максимальный стимулирующий эффект
имеют субсидии. На примере отрасли «Сельское хозяйство, охота
и лесное хозяйство» показано, что в регионах, получавших субсидии
в данной сфере, структура региональной экономики (отраслевая
структура добавленной стоимости) изменялась в пользу сельского
хозяйства.
101

Бараховский A. C., Бусарова A. B., Ваксова Е. Е., Ефимов И. Л. (2005). Мони-
торинг качества управления субнациональными общественными финансами.
М.: ЛЕНАНД. [Barakhovsky A. C., Busarova A. V., Vaksova E. E., Efimov I. L.
(2005). onitoring of the uality of su national pu lic finance management.
Moscow: LENAND. (In Russian).]
Бухарский В. В., Лавров А. М. (2017). Оценка выравнивающего и стимулирующего
эффектов межбюджетных трансфертов субъектам РФ // Финансовый журнал.
№ 1. С. 9—21. [Bukharsky V. V., Lavrov A. M. (2017). Impact evaluation of the
e ualizing and stimulating effects of intergovernmental transfers to the sub ects
of the Russian Federation. inansovyi hurnal, No. 1, pp. 9—21. (In Russian).]
Дробышевский С., Луговой О., Астафьева Е. и др. (2005). Факторы экономического
роста в регионах РФ. М.: ИЭПП. [Drobyshevsky S., Lugovoi O., Astafieva E.
et al. (2005). actors of economic growth in the regions of the Russian ederation.
Moscow: IEP Publ. (In Russian).]
Зубаревич Н. В., Сафронов С. Г. (2013). Неравенство социальноэкономического раз-
вития регионов и городов России 2000х годов: рост или снижение // Общест
венные науки и современность. № 6. С. 15—26. [ ubarevich N. V., Safronov S. G.
(2013). Ine uality of socioeconomic development of regions and cities of Russia
in the 2000s: Growth or decline shchestvennye auki i Sovremennost No. 6,
pp. 15—26. (In Russian).]
Зубаревич Н. (2015). Региональная проекция нового российского кризиса // Вопросы
экономики. № 4. С. 37—52. [ ubarevich N. (2015). Regional dimension of the new
Russian crisis. Voprosy Ekonomiki, No. 4, pp. 37—52. (In Russian).]
Климанов В. В., Лавров А. М. (2004). Межбюджетные отношения в России на со
временном этапе // Вопросы экономики. № 11. С. 111—125. [Klimanov V. V.,
Lavrov A. M. (2004). Intergovernmental fiscal relations in Russia at the present
stage. Voprosy Ekonomiki, No. 11, pp. 111—125. (In Russian).]
Климанов В. В., Михайлова А. А. (2016). Бюджеты высокодотационных субъектов
Российской Федерации: меры по обеспечению сбалансированности // Вестник
АКСОР. № 1. С. 76—83. [Klimanov V. V., Mikhaylova A. A. (2016). Budgets of
highlysubsidized sub ects of the Russian Federation: Measures to ensure a balance.
estnik AKS R, No. 1, pp. 76—83. (In Russian).]
Лавров А. М. (2005). Бюджетная реформа в России. От управления затратами
к управлению результатами. М.: КомКнига. [Lavrov A. M. (2005). udget reform
in Russia. rom cost management to results management. Moscow: KomKniga.
(In Russian).]
Масгрейв Р. А., Масгрейв П. Б. (2009). Государственные финансы: теория и практи-
ка. М.: Бизнес Атлас. [Musgrave R. A., Musgrave P. B. (2009). Pu lic finances:
Theory and practice. Moscow: Business Atlas. (In Russian).]
Михайлова А. А. (2016). Расходные обязательства, доходные полномочия и обеспе-
чение сбалансированности в условиях федеративного государства // Вопросы
федеральной поддержки социальноэкономического развития регионов: Сбор-
ник статей / Ред.сост. Н. А. ернышева. М.: ИРОФ. [Mikhaylova A. A.
(2016). Expenditure commitments, revenue powers and providing balance in
a federal state. In: N. A. Chernysheva (ed.). ssues of federal support for
socio economic development of regions: ollection of articles. Moscow: IROF.
(In Russian).]
Михайлова А. А. (2017). Межбюджетные трансферты как механизм стимулиро-
вания роста экономики регионов // Финансовый журнал. № 3. С. 9—21.
[Mikhaylova A. A. (2017). Interbudgetary transfers as a stimulation mechanism of
regional growth. inansovyi hurnal, No. 3, pp. 9—21. (In Russian).]
Пчелинцев О. С. (2004). Региональная экономика в системе устойчивого развития.
М.: Наука. [Pchelintsev O. S. (2004). Regional economy in the system of sustain
a le development. Moscow: Nayka. (In Russian).]
102
Христенко В. Б. (2002). Межбюджетные отношения и управление региональны-

ми финансами: опыт, проблемы, перспективы. М.: Дело. [Khristenko V. B.
(2002). ntergovernmental fiscal relations and management of regional finances:
Experience pro lems prospects. Moscow: Delo Publ. (In Russian).]
Юшков А., Одинг Н., Савулькин Л. (2017). Судьбы российских регионовдоноров //
Вопросы экономики. № 9. С. 83—97. [ ushkov A., Oding N., Savulkin L. (2017).
The tra ectories of donor regions in Russia. Voprosy Ekonomiki, No. 9, pp. 83—97.
(In Russian).]
Gonzales Alegre J. (2010). Decentralization and composition of public expenditure in
Spain. Regional Studies, Vol. 44, No. 8, pp. 1067—1083.
Oates . (1999). An essay on fiscal federalism. Journal of Economic Literature, Vol. 37,
No. 3, pp. 1120—1149.
Oates . E. (2008). On the evolution of fiscal federalism: Theory and institutions.
ational Tax Journal, Vol. L I, No. 2, pp. 313—334. Available at: http://www.
ntanet.org/NTJ/61/2/nt v61n02p31334evolutionfiscalfederalismtheory.pdf
OECD (2012). Promoting growth in all regions. P.: OECD Publ.
Shah A., Boadway R. (2009). iscal federalism: Principles and practices of multiorder
governance. Cambridge: Cambridge University Press.
Tiebout C. M. (1956). A pure theory of local expenditures. Journal of Political Economy,
Vol. 64, No. 5, pp. 416—424.
huravskaya E. (2010). Federalism in Russia. In: Russia after the glo al economic crisis.
ashington, D.C.: Peterson Institute for International Economics, pp. 59—77.
he impact of intergo ernmental fiscal transfers

on economic gro th and the structure of
the regional econom
Anna A. ikhaylova * ladimir . Klimanov Aliya . Safina
Authors affiliation: Institute for Public Finance Reform (Moscow, Russia).
Corresponding author, email: aam@irof.ru
The article studies the influence of various types of intergovernmental

fiscal transfers on economic growth in Russia. ith the help of econometric
models, the authors show that the Russian practice testifies to the influence
of certain types of intergovernmental fiscal transfers on economic growth; in
addition, the hypothesis about the effects of transfers for specific purposes on
the transformation of the regional economy structure is confirmed. In particular,
this conclusion is put forward by the example of the industry “Agriculture,
hunting and forestry .
Keywords: intergovernmental fiscal transfers, grants, regional growth,
financial incentives, economic structure.
JEL: E62, H71, H77.
103
Экономика Социальной сферы
Е. Д. Слободенюк, В. А. Аникин
Где пролегает «черта бедности»

в России?*
В статье рассматриваются проблемы относительной «черты бедности»
и границы высоких рисков бедности, выявления факторов бедности в совре
менной России. Сравнительно новый относительный подход к бедности при
меним и в России, однако при установлении относительной черты бедности
на уровне 0,5 и 0,75 медианы среднедушевых доходов выделяются иные по
специфике группы бедных, нежели при классическом абсолютном подходе,
основанном на сопоставлении доходов с величиной прожиточного минимума.
В случае 0,5 медианы в России выделяется глубокая бедность, связанная
преимущественно с незанятостью трудоспособного населения, а при исполь
зовании 0,75 медианных доходов — бедность пожилых, выпадающих из
поля зрения государственной статистики после доведения размеров пенсий до
уровня прожиточного минимума. Показано, что в определении относительной
бедности «плохие» рабочие места более значимы, чем «плохой» человеческий
капитал. Абсолютная бедность, напротив, больше зависит от человеческого
капитала и локальных рынков труда.
Ключевые слова: абсолютная бедность, относительная бедность, уровень
доходов, стратификация по доходам, черта бедности, работающие бедные,
социальная политика.
JEL: I32, J17, P36.
По мере выхода России из экономического кризиса 2014—

2016 гг. и вступления ее в новую фазу экономического развития,
Слободенюк Екатерина Дмитриевна (eslobodenyuk@hse.ru), к. с. н., научный

сотрудник Центра стратификационных исследований Института социальной по
литики Национального исследовательского университета «Высшая школа эконо
мики» (НИУ ВШЭ, Москва); Аникин Василий Александрович (vanikin@hse.ru),
к. э. н., доцент Факультета экономических наук, старший научный сотрудник
Центра стратификационных исследований Института социальной политики НИУ
ВШЭ; старший научный сотрудник Института социологии Федерального научно-
исследовательского социологического центра Российской академии наук (Москва).
* Исследование проводилось в рамках коллективного исследовательского проекта РФФИ

№ 17-03-00290 «Динамика модели доходной стратификации российского общества в социологи
ческом измерении (1992—2017)». Авторы благодарят Н. Е . Тихонову, а также анонимных
рецензентов за ценные комментарии при подготовке финальной версии статьи.
104
Е. Д. Слободенюк В. . никин / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 10 —12
которая может характеризоваться низкими темпами экономического

роста и непростой экономической обстановкой в целом, вновь стала
актуальной задача комплексной оценки масштабов, характеристик,
структуры и динамики группы российских бедных. Однако ввиду
дискуссионного характера различных концепций бедности эта задача
носит не только содержательный, но и методологический характер.
Поэтому цель нашего исследования — выявить относительную
монетарную черту бедности применительно к условиям современ-
ной России и на основе проведенного анализа определить ключе-
вые риски бедности, требующие особого внимания при разработке
комплексных мер социальной политики в ее широком понимании
(Baldock et al., 2011).
В науке к настоящему моменту сформировалось три ключевых
теоретикометодологических подхода к пониманию бедности — абсо
лютный, относительный и субъективный, в рамках каждого из которых
разработаны как монетарные, так и немонетарные методики выделения
группы бедных. В основу исследования для достижения поставленной
задачи были положены монетарные линии абсолютной и относительной
бедности1. Напомним суть этих теоретических подходов.
В рамках абсолютного подхода бедность понимается как от
ношение к некоему абсолютному, экспертно заданному стандарту
уровня жизни. Этот подход к бедности позволяет выявить адресатов
социальной политики, по этой причине «черта бедности» во мно
гом определяется бюджетными возможностями государств, а также
тем, какой группе населения предполагается предоставлять помощь.
Основа абсолютного подхода к бедности была заложена Б. Роунтри
(Rowntree, 1901; Rowntree, Kendall, 1913). Впоследствии методика
расчета абсолютной бедности (прожиточного минимума) на осно
ве потребительской корзины была утверждена на международном
уровне Конвенциями МОТ № 82 и № 117, в соответствии с кото
рыми при установлении прожиточного минимума принимаются во
внимание такие основные потребности семей работников, как про
дукты питания и их калорийность, жилище, одежда, медицинское
обслуживание и образование (ILO, 1947, 1962). В нашей стране
аналогичная методика была введена в 1920е годы и впоследствии
неоднократно адаптировалась к изменяющимся социальноэкономи
ческим условиям. Именно на основе абсолютного подхода в рамках
государственной социальной политики в нашей стране десятилетиями
определялась категория «малоимущих», имеющих право претендо
вать на особые трансферты и льготы от государства. Этот подход
чаще всего используется для оценки масштабов и специфики бед
ности в научных исследованиях (Тихонова, 2003; Можина и др.,
1
Так как решение поставленной задачи не было сопряжено с социальнопсихологическими
аспектами бедности (оценкой индивидом своего положения в обществе, уровня собственного
благосостояния и успешности в жизни, способов адаптации к изменяющимся социальным и эко
номическим условиям и пр., влияющим на социальное самочувствие населения в целом), в дан
ной статье сюжеты субъективной бедности не будут затрагиваться. О соотношении субъективной
и объективной бедности в современной России, а также о специфике субъективной бедности
в целом см.: Слободенюк, 2016.
105
1998; Всемирный банк, 2004; Овчарова, 2012; Карабчук и др., 2013;

Абанокова, Локшин, 2014).
тносительный под од к бедности позволяет выделить часть
населения, которое не имеет возможности поддерживать типичный
для данного сообщества образ жизни, претерпевает лишения, и пото
му осознается всеми представителями данного общества как группа
«выпадающих» по своему уровню жизни из некоей принятой в нем
нормы. Основы относительного подхода были заложены П. Таунсендом
в 1970—1980х годах (Townsend, 1979; 1987), а первые методики в рам
ках этого подхода были основаны на немонетарных показателях —
индексах лишений, которые первоначально формировались на основе
экспертного подбора ключевых деприваций, а затем — путем опроса
населения о типичных маркерах бедности (Mack, Lansley, 1985).
Эмпирическая апробация использованного подхода подтвердила его
надежность, так как ключевые маркеры бедности оказались типичными
в представлениях всех членов конкретного общества вне зависимости
от их уровня жизни, в том числе и в России (Тихонова, 2003; Можина
и др., 1998). Впоследствии немонетарная относительная черта бедности
была оценена в денежном эквиваленте, который для развитых стран
составил от 0,4 до 0,6 медианы душевых доходов.
Относительный подход к бедности позднее был положен в осно
ву построения стратификации доходов в различных обществах, так
как позволял обосновать нижнюю границу среднего класса, пред
ставители которого должны иметь доходы, страхующие от обедне
ния. В результате применения относительного подхода к концеп
ции доходной стратификации в большинстве исследований границы
бедности составили 0,4—0,6 медианы душевых доходов, а граница
высокой уязвимости к бедности — 0,75 медианы душевых доходов
(Blackburn, Bloom, 1985; Davis, Huston, 1992; Thurow, 1984; Birdsall
et al., 2000; Chauvel, 2013; Pressman, Scott, 2009; Grabka, Frick, 2008;
Peichl et al., 2010; Eisenhauer, 2011; Smeeding, 2006; Kangas, 2001;
Atkinson, Brandolini, 2013; Ólafsson, Krist ánsson, 2013; Vanneman,
Dubey, 2013)2. Определение точной относительной черты бедности для
каждого конкретного общества остается сложной методологической
задачей. Еще более сложная задача — определить зону «плавающей»
бедности, то есть высоких и воспроизводящихся рисков. В качестве
метода ее решения было предложено верифицировать эту границу
на уровне доходов, при котором риски обеднения превышают 10%
(LópezCalva, OrtizJuarez, 2014). Для этого необходимо определить
черту абсолютной бедности, если исходить из предположения, что
размер прожиточного минимума (черта бедности, выделенная в рам
ках абсолютного подхода) также отражает представление общества
о наборе лишений, который соответствует отклонению от характерного
для него «нормального» уровня жизни, с понижающей коррекцией на
бюджетные возможности.
2
Подробнее о теоретикометодологических подходах к построению стратификации до
ходов и эмпирических результатах их применения в различных странах мира, в том числе
в России см.: Anikin et al., 2016.
106
Задача верификации относительных границ высоких рисков

бедности применительно к России заключалась в ответе на вопрос
о том, какой доход (доля медианы распределения доходов) страхует от
перехода за черту установленного в России прожиточного минимума
с вероятностью 90% и каковы характеристики части россиян, которые
имеют доходы ниже этой относительной черты. Для верификации
относительных границ высоких рисков бедности мы использовали
базу РМЭЗ НИУ ВШЭ, позволяющую анализировать панельные дан
ные. Так как доходы населения нестабильны и связаны с внешни
ми экономическими и социальными условиями, мы выбрали четыре
(22—25я) волны исследования, охватывающие как благополучные
предкризисные годы (2012—2013 гг.), так и начало экономического
кризиса 2014—2016 гг. (опросы 2014—2015 гг.). Риск бедности опре
делялся как вероятность включения представителей разных групп,
выделенных на основе соотношения их доходов с доходами других
респондентов (с медианой среднедушевых доходов), в группу бедных
по абсолютному подходу (имеющих среднедушевые ежемесячные до
ходы в домохозяйствах ниже уровня прожиточного минимума). Это
позволило сопоставить абсолютную и относительную черту бедности
в условиях современной России, а также оценить границы высоких
рисков бедности в рамках стратификации населения по доходам3.
Анализ специфики групп, относительно и абсолютно бедных с точ
ки зрения их состава, основан на данных третьей волны мониторинго
вого проекта, выполненного в Институте социологии РАН с 2014 г. по
настоящее время (см.: Горшков, Тихонова, 2016)4. Опросы с выборкой
4000 человек, проводимые в рамках этого исследования дважды в год,
репрезентируют население страны по территориальноэкономическим
районам согласно районированию Росстата, а внутри них — по типам
поселения, полу, возрасту и профессиональному статусу.
Для достижения максимальной сопоставимости наших оценок
в рамках абсолютного подхода с данными статистики выбрана ме
тодика, приближенная к используемой Росстатом: абсолютная черта
бедности рассчитывалась индивидуально для каждого домохозяйства
путем суммирования относившихся к нему нормативов прожиточно
го минимума в зависимости от региона проживания домохозяйства
и состава последнего (количества детей, пенсионеров и людей трудо
способного возраста)5. Полученная величина соотносилась с сово
купным доходом домохозяйства, который указывали сами респон
3
Особенности распределения доходов в России, а также сравнительный анализ страти
фикации по доходам в России и других странах, проведенный на основе данных исследований
РМЭЗ НИУ ВШЭ, ИС РАН, ISSP, см. в: Anikin et al., 2016; Тихонова, 2017.
4
«Динамика социальной трансформации современной России в социальноэкономическом,
политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах». Авторы выражают свою
благодарность руководству ИС РАН за возможность использовать данные этого проекта.
5
При выделении группы абсолютно бедных на основе данных РМЭЗ НИУ ВШЭ
использовались данные прожиточных минимумов за IV кв. каждого года (поскольку эмпирические
данные опроса РМЭЗ НИУ ВШЭ в подавляющем большинстве собираются именно в IV кв.), а при
выделении аналогичной группы на основе данных исследования ИС РАН — величины
прожиточных минимумов за III кв. 2015 г., так как данное исследование было проведено
в октябре 2015 г.
107
денты6. К числу бедных в результате этой процедуры были отнесены

все домохозяйства, совокупный доход которых оказался меньше рас
считанного индивидуально для каждого из них совокупного прожиточ
ного минимума. Использование региональных значений прожиточного
минимума обусловлено тем, что величина прожиточного минимума
в России определяется для каждого региона отдельно и может до
статочно сильно различаться7. Рассмотрим результаты проведенного
анализа.
ерификация относительной черт едности

в современной оссии
Как мы отмечали выше, к высоким относятся риски бедности

свыше 10% (LópezCalva, OrtizJuarez, 2014). В данном исследовании
под «риском» бедности для разных доходных групп понимается ве
роятность представителей этих групп перейти в группу населения,
имеющего доходы ниже прожиточного минимума в регионе прожи
вания8. Для решения этой задачи сначала было необходимо опреде
лить, в какой группе (процентиле) относительно общестрановой ме
дианы душевых доходов вероятность перехода в бедность начинает
резко расти и число бедных превышает 10%. тобы оценить риск
бедности в каждом календарном году для четырех групп россиян, мы
рассчитали различные медианы среднедушевых доходов: региональ
ную (как показатель, в большей степени соответствующий абсолют
ной методологии выделения бедных службами государственной ста
6
Отметим, что в обоих использованных исследованиях вопрос о доходах подразумевает сум
мирование респондентом всех источников доходов (доходы по основному и иным местам работы,
межсемейные и иные трансферты, доходы от натуральных поступлений и пр.). Оба исследования
содержат предваряющие вопросы о доходах, позволяющие вспомнить все источники поступлений
и предоставить максимально объективный и достоверный ответ о совокупном доходе в расчете
на 1 члена домохозяйства. Формулировка вопроса в исследовании Института социологии РАН
следующая: «Каков примерный среднемесячный доход на каждого члена Вашей семьи В доход
включаются все виды доходов семьи, перечисленные в предыдущем вопросе, и исключаются вы
плачиваемые алименты и налоги. Для расчета надо просуммировать все доходы и разделить их
на число членов семьи, включая детей». Формулировка вопроса РМЭЗ НИУ ВШЭ: «Скажите,
пожалуйста, каким был денежный доход всей Вашей семьи в течение последних 30 дней Вклю
чите сюда все денежные поступления всех членов семьи: заработную плату, пенсии, стипендии,
любые другие денежные поступления, в том числе и в валюте, но валюту переведите в рубли».
Таким образом, расчет среднедушевых доходов учитывает доходы от натуральных поступлений,
в том числе исследование ИС РАН учитывает сезонный характер поступлений, что важно при
анализе сельского населения.
7
Так, если говорить о соотношении этой величины со средними по стране показателями,
то наибольший прожиточный минимум наблюдается в таких регионах, как Ненецкий авто
номный округ, Камчатский край, Магаданская область, укотский автономный округ, мало
Ненецкий автономный округ, Республика Саха ( кутия) и г. Москва, где он составлял в 2015
г. соответственно 18711, 18427, 17469, 16845, 15752, 15515 и 14413 руб. Минимальный размер
прожиточного минимума в Курской, Воронежской, Тамбовской областях, а также в республиках
Мордовия и Татарстан составлял в IV квартале 2015 г. 7916, 7884, 7834, 7863 и 7775 руб.
8
Величина прожиточного минимума устанавливается на региональном уровне, равно
как и оценка масштабов бедности на государственном уровне производится Росстатом с ис
пользованием именно региональных показателей прожиточного минимума. По этой причине,
с учетом ограничения данного подхода для определения перехода в число бедных с позиций
«абсолютного» подхода, мы сравнивали среднедушевые доходы с этим показателем.
108
тистики9), общероссийскую, а также медиану по типам поселений. На ос

нове полученных показателей в каждом из трех вариантов расчетов были
сформированы группы по доходам, 20 из которых имели доходы ниже
медианы, а 20 — выше медианы. Во всех этих группах была оценена доля
россиян, доходы которых ниже прожиточного минимума, рассчитанного
исходя из состава домохозяйства, в котором они проживали, а затем эти
группы для удобства визуализации были укрупнены (табл. 1).
Как видно из таблицы 1, бедные по абсолютному подходу со
ставляют большинство в группах с доходами от 0,5 до 0,66 общерос
сийской, от 0,55 до 0,66 региональной и от 0,5 до 0,6 (включительно)
поселенческой медианы. Таким образом, традиционные для развитых
стран границы бедности по относительному подходу 0,5—0,66 медиан
ных распределений применимы и в нашей стране.
Менее тривиальная задача — определить зону высоких рисков бед
ности, которые гораздо больше зависят от экономической ситуации, чем
собственно абсолютная черта бедности. Как свидетельствуют данные
(см. табл. 1), переход от рисков иметь доходы ниже прожиточного ми
нимума, превышающих 10%, к рискам бедности меньше 10% возможен
в интервале медианных значений от 0,60 до 0,90, однако точное значе
ние колеблется в зависимости от календарного года (приходящегося на
разные годы экономического цикла) и выбранного показателя медианы
среднедушевых доходов (региональной, общероссийской, поселенче
ской). При этом показатель порогового значения доходов, «страхую
щих» от бедности с вероятностью 90%, в наибольшей степени зависит
от экономической обстановки, в которой проводилось исследование. Это
не удивительно, так как на выбранный временной интервал пришлись
начало экономической рецессии и экономический кризис с сопутство
вавшим им падением покупательной способности российского рубля,
а также сокращением/задержками заработной платы, с чем чаще всего
сталкивались бедные и малообеспеченные россияне. По этой причине
в условиях кризиса доходы россиян сокращались, медиана доходов все
больше приближалась к прожиточному минимуму, а относительная
черта бедности соответственно повышалась. В итоге в экономически
стабильные годы уровень высоких (более 10%) рисков бедности со
ставляет 0,65—0,70 общероссийской медианы среднедушевых доходов,
а в годы экономической рецессии и кризиса — 0,70—0,75. Таким обра
зом, граница 0,5 медианы душевых доходов отсекает не всех бедных,
а только их наиболее неблагополучную часть. Граница 0,75 медианы
действительно определяет как собственно бедных, так и тех, для кого
характерны высокие риски оказаться в числе бедных и близкий к ним
уровень жизни, или кто подвержен «плавающей бедности».
Учет пространственной неоднородности России несколько кор
ректирует эти оценки. Применение медианы среднедушевых доходов,
рассчитанных для различных типов поселений (города различной
численности, поселки городского типа и села), повышает эти оценки
9
Несмотря на то что выборки исследования РМЭЗ НИУ ВШЭ по региональному принци
пу не репрезентативны, мы не могли обойти стороной региональную специфику распределения
дохода, так как оценки масштабов бедности в России напрямую связаны с региональными
значениями прожиточного минимума.
109
110
оля едн х россиян в доходн х группах в деленн х на основе медиан распределения доходов в
1,26
0,25
1,11—1,15
1,01—1,05
1,06—1,10
1,21—1,25
1,16—1,20
0,71—0,75
0,61—0,65
0,41—0,45
0,51—0,55
0,81—0,85
0,91—0,95
0,96—1,00
0,31—0.35
0,66—0,70
0,76—0,80
0,46—0,50
0,56—0,60
0,36—0,40
0,26—0,30
0,86—0,90
б ероссийская медиана среднеду евы до одов
Е. Д. Слободенюк В.
2012 100 100 100 100 97 86 72 33 22 10 9 6 2 2 2 0 0 0 0 0 0 0

.
2013 100 100 100 100 98 93 71 39 19 12 8 4 1 2 3 0 0 0 0 0 0 0

2014 100 100 100 100 99 95 86 51 17 20 9 7 3 1 3 0 0 0 0 0 0 0
2015 100 100 100 100 100 98 96 86 56 31 18 11 6 6 4 3 3 4 1 0 0 0
Региональная медиана среднеду евы до одов
2012 100 100 100 98 95 88 72 55 37 25 18 16 5 6 2 2 1 2 0 0 0 0
2013 100 100 100 97 97 89 67 57 42 34 20 13 14 7 4 2 2 0 0 0 0 0
2014 100 100 100 99 97 93 73 62 48 34 23 15 12 9 7 9 5 2 3 2 0 0
2015 100 100 100 100 100 99 93 75 62 47 38 25 18 12 8 7 2 2 1 3 0 0
Медиана среднеду евы до одов по типам поселений
2012 100 100 100 99 94 81 70 49 32 27 15 7 4 2 2 3 3 0 0 0 0 0
2013 100 100 100 99 96 63 68 53 40 28 20 14 4 4 3 1 1 0 0 0 0 0
2014 100 100 100 100 99 87 69 59 37 37 21 16 8 3 4 2 0 0 0 0 0 0
2015 100 100 100 100 100 97 78 73 50 45 40 23 21 14 7 3 5 1 0 2 0 0
Примечание. Полужирным шрифтом выделены доходные группы населения, доля бедных в которых превышает 10%.
Источник: расчеты авторов на основе данных РМЭЗ НИУ ВШЭ.
никин / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 10 —12
до 0,75—0,80 в 2012—2013 гг. и 0,80—0,85 в 2014—2015 гг. Отчасти

это повышение границ объясняется тем, что величина прожиточного
минимума в России не дифференцирована по типам поселений. Это
означает, что в типах поселений, где ниже уровень жизни, установлен
ный в ценах всего региона прожиточный минимум ближе к медиане
среднедушевых доходов, чем в крупных городах того же региона.
Использование региональной медианы повышает черту относитель
но высоких (более 10%) рисков бедности до 0,80—0,85 в докризисные
и 0,85—0,90 в кризисные годы, что объясняется высокой долей регио
нов, медианный уровень доходов в которых ближе к величине прожи
точного минимума (см. Приложение 1). (В развитых странах в качестве
относительной черты бедности обычно используют 0,4—0,6 величины
медианы среднедушевых доходов.) В четверти регионов, входящих
в выборки РМЭЗ НИУ ВШЭ, прожиточный минимум составляет не
более 60% региональной медианы, а в каждом пятом регионе медиана
доходов настолько низкая, что прожиточный минимум составляет от
нее не менее 80%. Это свидетельствует о большей, чем за рубежом,
близости официально установленной черты бедности к норме жизни
в некоторых регионах России. Последнее следует понимать не как
завышение прожиточного минимума в нашей стране (неадекватность
заложенного в нем стандарта жизни существующим социальноэко
номическим реалиям и бюджетным возможностям), а как занижение
медианных доходов во многих регионах страны, вызванное высоким
неравенством в доходах. Об этом говорят россияне, когда называют
наиболее острые, на их взгляд, проблемы неравенства, существующие
сегодня в нашем обществе (Мареева, Тихонова, 2016).
Сравнительно высокие (более 10%) риски перейти в абсолютную
бедность (опуститься ниже черты прожиточного минимума) в отдельный
момент времени характерны для россиян с до одами до 0 5 медианы,
хотя в кризисные годы эта величина может приближаться к 0,9 медианы
доходов (в отдельных регионах даже превосходить ее). Порогом бе -
условной бедности выступает до од 0 5 медианы распределения душевых
доходов, при котором риски перейти в группу бедных превышают 75%.
В октябре 2015 г. бедные с доходами менее 0,5 медианы составили
6% всех россиян, а бедные с доходами менее 0,75 медианы и с доходами
менее величины прожиточного минимума — по 25%, и последние две
группы частично пересекались между собой. При этом практически
все (99%) россияне с доходами менее 0,5 медианных имели доходы
ниже величины прожиточного минимума, а среди тех, чьи доходы
составили менее 0,75 медианных, таких было 73%.
Определим россиян с доходами менее 0,5 региональной медианы
как представителей глубокой относительной бедности (для упроще
ния восприятия в тексте будем далее называть их глубоко бедными ),
с доходами менее 0,75 региональной медианы — как «относительно
бедны , а с доходами менее 1 прожиточного минимума — как аб-
солютно бедны . В чем специфика жизни и причины обеднения
этих групп россиян Уделим особое внимание глубокой бедности, так
как черта бедности, соответствующая 0,5 медианы душевых доходов,
применяется в международных исследованиях.
111
актор глу окой едности и а сол тной едности
тобы понять, насколько схожи факторы глубокой и абсолютной

бедности, мы провели эконометрический анализ вероятности оказаться
в числе бедных на основании бинарной логистической регрессии. С опо
рой на исследования разных лет (Горшков, Тихонова, 2014; Можина
и др., 1998; Тихонова, 2003; Akerele et al., 2012; Bhalla, Lapeyre, 2004;
Chow, 2015; Green, Hulme, 2005; Marsh, 2013; Rodriguez, Smith, 1994;
Thorat et al., 2017; Townsend, 2013; Tikhonova, Slobodenyuk, 2015),
а также с учетом ограничений имевшихся эмпирических данных мы
оцениваем 14 основных социальноэкономических факторов бедности,
сгруппированных в четыре категории.
Факторы и дивенческой нагру ки, то есть наличие в домохозяйст
ве хотя бы одного иждивенца из числа 1) трудоспособных, не имеющих
работы; 2) неработающих пенсионеров или инвалидов 1 или 2 группы;
3) несовершеннолетних детей10.
Факторы обусловленные спе ификой места индивида на рынке
труда и его места в системе отно ений анятости (Goldthorpe,
2002), в том числе: 4) образование индивида (среднее специальное
и ниже); 5) характер занимаемой им профессиональнодолжностной по
зиции, не требующей высшего образования, или статус рабочего; 6) тип
собственности предприятия, на котором он работает (негосударственное
предприятие)11; 7) отсутствие официального оформления на работу по
решению работодателя или выплата части заработной платы неофи
циально (Chen et al., 2006; Kallenberg et al., 2000; Standing, 2011)12;
а также 8) отсутствие у индивида властного ресурса на рабочем месте
( right, 1997).
Факторы обусловленные индивидуальными арактеристиками:
9) приверженность индивида (или членов его семьи) вредным привыч
кам (включая алкоголизм и наркоманию); 10) признаки материальной
депривации, индикатором чего может быть отсутствие собственности на
квартиру или дом, в котором проживает домохозяйство респондента13.
10
В опросе участвовали россияне в возрасте 18 лет и старше.
11
Примечательно, что до недавнего времени в отечественной литературе по факторам
бедности не уделялось должного внимания типу собственности предприятий как специфиче
скому фактору бедности, на что указывали зарубежные коллеги (Kazuhiro, 2016).
12
Отметим, что в последние годы усилился риск так называемой постиндустриальной
бедности, связанный с расширением среди российской рабочей силы процессов прекаризации
(Слободенюк, 2017; Шкаратан и др., 2015). Поэтому в анализ были включены факторы бедности,
связанные со спецификой трудовых отношений россиян (факт неофициального оформления на
работу, «серой» заработной платы, а также отсутствия у россиян властного ресурса на работе).
13
Оговоримся здесь, что, несомненно, отсутствие собственности на жилье может быть
признаком стилевого потребления (например, в случае сознательного отказа от покупки жи
лья молодыми профессионалами), тем не менее оно сопряжено с постоянными расходами на
проживание, что при низких доходах домохозяйства может быть существенной проблемой,
увеличивающей риски бедности. Не случайно отсутствие собственности на жилье более ти
пично для представителей низкодоходных слоев населения, чем обеспеченных россиян. Так,
среди россиян с доходами менее 0,75 общероссийской медианы доля респондентов, у которых
отсутствует собственность на жилье, составляет 16%, а среди россиян с доходами свыше
0,75 медианы — лишь около 10%. Депривационная версия относительного подхода к анализу
бедности традиционно включает отсутствие собственности на жилье в перечень лишений, учи
тывая, что этот показатель при прочих равных является значимым индикатором финансово
экономических рисков домохозяйства (Слободенюк, 2014; Горшков, Тихонова, 2014).
112
Тради ионные демографические факторы: 11) тип населенного пунк

та, в котором проживал индивид (сельская местность, включая поселки
городского типа); 12) пол респондента (женский); 13) возраст и 14) воз
раст в квадрате для учета нелинейной формы связи в случае ее наличия.
В качестве зависимых переменных в обоих случаях выступал би
нарный индикатор бедности. Все указанные переменные, за исклю
чением переменной возраста, также имели бинарную размерность.
Логистическая регрессия на указанном наборе факторов оценивалась
методом максимального правдоподобия. В качестве статистического
критерия качества модели использованы глобальные экстремумы логи
стических функций максимального правдоподобия, а также основанные
на них критерии: коэффициент детерминации Макфаддена, модифи
цированный байесовский информационный критерий (BIC′, подробнее
см.: Long, 1997) и информационный критерий Акаике (AIC), а также
данные теста Хосмера—Лемешоу на объяснительную силу модели. Все
оценки эффектов, детерминирующих вероятность перейти в состав аб
солютно бедных, приведены в таблицах 2—3 (см. модель 4). Показатели
качества моделей приведены в Приложениях 2—3.
Как видно, абсолютная бедность в России имеет сложную социе
тальную природу, включающую как социальноэкономические, так
и демографические причины. Переход в число бедных возможен вслед
ствие не только «плохих» рабочих мест (изза невозможности влиять
на процесс принятия решений и нарушения трудового законодательства
в части неофициального оформления на работу или «серой» заработной
платы), но и низких показателей человеческого капитала работников
(физический труд и соответствующий ему уровень формального обра
зования — среднее специальное и ниже). Причем это имеет место как
на государственных предприятиях, так и в коммерческих фирмах (как
видно из моделей, влияние типа собственности предприятия статисти
чески не значимо при определении вероятности перехода в абсолютную
бедность). Получается, что в зоне риска как минимум половина рос
сийских работников, занятых в реальном секторе. Это подтверждает
существующие оценки российской модели бедности как «бедности экс
плуатируемого труда», которая обусловлена низкими доходами рабочих
(Anikin, Tikhonova, 2016). В целом полученные данные заставляют
задуматься о перспективах реиндустриализации страны и технологи
ческого переоснащения российской промышленности.
Проблема осложняется еще и тем, что с ростом социальной на
грузки семьи в смысле наличия иждивенцев, которые не приносят
доходы даже в виде трансфертов, и проживания с неработающими
трудоспособными и/или несовершеннолетними детьми (наличие в семье
инвалидов 1 или 2 группы или неработающих пенсионеров оказалось
незначимым) увеличивается риск абсолютной бедности, особенно если
у семьи нет своего жилья. В среднем вероятность пополнить ряды абсо
лютно бедных среди женщин и представителей старших возрастов14
14
Графические иллюстрации влияния некоторых ключевых основных и совместных эф
фектов на вероятность абсолютной бедности в разных возрастных когортах опубликованы в:
Anikin, 2017.
113
актор перехода в число а сол тно едн х
данн е логистической регрессии логит = 25
Фактор бедности Модель
(регрессор) 1 2 3 4 5
1. Наличие в семье нерабо 1,509*** 1,545*** 1,532*** ***
1,538***
тающих трудоспособных (0,165) (0,165) (0,165) (0,165)
2. Наличие в семье инва
0,0942 0,0908 0,0804 0,0737
лидов 1 или 2 группы или
(0,146) (0,145) (0,145) (0,145)
неработающих пенсионеров
3. Наличие в семье 0,962*** 1,007*** 1,022*** ***
1,033***
несовершеннолетних детей (0,111) (0,112) (0,113) (0,113)
4. Образование среднее 0,460** 1,637*** 1,681*** ***
1,754***
специальное и ниже (0,186) (0,309) (0,315) (0,320)
5. Физический характер 0,470** 0,554** 0,534** **
0,467**
труда (0,207) (0,234) (0,235) (0,229)
6. Негосударственное 0,125 0,127 0,120 0,105
предприятие (0,117) (0,118) (0,118) (0,118)
7. Неофициальное
0,202* 0,189* 0,182* *
0,188*
оформление на работу или
(0,107) (0,108) (0,108) (0,109)
«серая» заработная плата
8. Отсутствие властного
ресурса на работе (какого 0,488*** 0,508*** 0,503*** ***
0,492***
либо влияния на рабочем (0,116) (0,116) (0,116) (0,116)
месте)
9. Наличие вредных при 0,144 0,153 0,116 0,104
вычек у коголибо в семье (0,237) (0,243) (0,244) (0,243)
10. Отсутствие собствен 0,333** 0,349** 0,341** **
0,346**
ного жилья (0,150) (0,152) (0,150) (0,150)
11. Проживание в сельской 1,132*** 0,467 0,512*
местности (0,114) (0,301) (0,301)
0,233** 0,402*** 0,399*** ***
0,358***
12. енский пол
(0,103) (0,123) (0,123) (0,119)
0,116*** 0,123*** 0,103*** ***
0,102***
13. Возраст
(0,0381) (0,0384) (0,0392) (0,0392)
14. Возраст 0,00164*** 0,00173*** 0,00173*** ***
0,00171***
(квадратичный) (0,000482) (0,000485) (0,000493) (0,000491)
15. Совместный эффект
1,422*** 2,495*** ***
2,532***
образования и профессио
(0,363) (0,590) (0,590)
нальной позиции
профессиональной позиции 1,105*** 1,055*** ***
1,484***
и проживания в сельской (0,296) (0,295) (0,169)
местности
0,498** 0,490** *
0,329
проживания в сельской
(0,228) (0,228) (0,210)
местности и пола
0,0284** 0,0273**
профессиональной позиции,
(0,0125) (0,0124)
образования и возраста
5,061*** 5,263*** 4,531*** ***
4,464***
Константа
(0,741) (0,751) (0,796) (0,794)
Примечание. В скобках указаны робастные ошибки соответствующих оценок коэффи
циентов. *** p 0,01; ** p 0,05; * p 0,1. Полужирным шрифтом выделена модель 4, которая,
согласно критериям качества, представленным в таблицах приложения П2 и П3, наиболее
соответствует используемым данным.
Источник: расчеты авторов на основе данных ИС РАН, 2015.
114
статистически выше, что нужно учитывать при разработке мер социаль

ной поддержки россиян в старости, в частности реформы пенсионной
системы и таких непопулярных в стране мер, как повышение пенсион
ного возраста. Особую группу риска составляют материодиночки или
семьи с большой иждивенческой нагрузкой.
Проживание в сельской местности имеет значение лишь в связи
с реалиями рынка труда, что подтверждает оценки экспертов о фраг
ментированности рынка труда в современной России. Это проявляется
в низкой возможности зарабатывать в сельской местности физическим
трудом.
Похожая ситуация характерна и для глубоко бедных, выделенных
в рамках относительного подхода к стратификации, то есть имеющих
среднедушевые доходы менее 0,5 региональной медианы распределения
доходов (табл. 3 и Приложение 3).
Как и в случае с моделями абсолютной бедности, эффект про
живания в сельской местности оказывается очень нестабильным.
Исключение его из модели и учет наряду с низким уровнем образо
вания позволяет добиться более высокого статистического качества
модели (модель 4), что отражено в Приложении 3. С содержательной
точки зрения это свидетельствует о том, что тип поселения сам по
себе не является самостоятельным фактором перехода в бедность, но
скорее выступает как контекстная переменная, которая усиливает фун
даментальные показатели (низкий профессиональный статус в случае
относительной глубокой бедности и неразвитый человеческий капи
тал — при абсолютной).
Влияние иждивенческой нагрузки в части проживания с детьми
и неработающими трудоспособными на вероятность перехода в число
глубоко бедных, по аналогии с абсолютной бедностью, статистически
значимо, причем эти эффекты распределены пропорционально во всех
возрастных когортах. Применение относительного подхода позволяет
избежать локализации бедности среди россиян старших возрастов.
Сравнивая два подхода, мы можем заключить, что глубокую бед
ность объясняет лишь половина всех ключевых факторов абсолютной
бедности. Основное различие между этими типами бедности в том,
что для абсолютной бедности существенно более значимы факторы,
обусловленные образованием человека, его положением на рынке труда
и характеристиками рабочего места, а при объяснении глубокой бед
ности последние оказываются не значимыми либо значимы в меньшей
степени. Так, из всего списка возможных социальноэкономических
индикаторов статистически значимое влияние на вероятность перехода
в число глубоко бедных оказывают отсутствие властного ресурса на
рабочем месте и физический характер труда.
еловеческий капитал в чистом виде (формальный уровень обра
зования, рассматриваемый вне его связи с неэкономическим неравен
ством, например, с типом поселения) оказывается незначимым для
вероятности перехода в число глубоко бедных. Это свидетельствует
о том, что пере од в глубокую бедность практически не ависит от
усилий человека а обусловлен его ни ким со иально экономическим
статусом существенным атрибутом которого выступает высокая сово
115
купная социальная нагрузка семьи. Получается, что в случае глубокой

бедности — которая распространена гораздо меньше, уровень доходов
гораздо ниже15, а дефицит доходов, напротив, выше, — наибольшее
значение имеет соотношение работающих членов семьи и иждивенцев.
актор перехода в число глу око едн х
данн е логистической регрессии = 25
Фактор бедности Модель
(регрессор) 1 2 3 4
1. Наличие в семье нерабо 1,514*** 1,500*** 1,532*** ***
тающих трудоспособных (0,227) (0,225) (0,227)

2. Наличие в семье инва
0,282 0,280
лидов 1 или 2 группы или
(0,240) (0,242)
неработающих пенсионеров
3. Наличие в семье 1,194*** 1,236*** 1,202*** ***
несовершеннолетних детей (0,214) (0,207) (0,216)

4. Образование среднее 0,0601
специальное и ниже (0,322)
5. Физический характер 0,730* 0,754*** 0,597** **
труда (0,397) (0,256) (0,278)

6. Негосударственное 0,235 0,228
предприятие (0,199) (0,202)
7. Неофициальное
0,282 0,287
оформление на работу или
(0,193) (0,195)
«серая» заработная плата
8. Отсутствие властного 0,626*** 0,657*** 0,607*** ***
ресурса на работе (0,218) (0,222) (0,223)

9. Наличие вредных при 0,306 0,312
вычек у коголибо в семье (0,343) (0,348)
10. Отсутствие собствен 0,632*** 0,630*** 0,652*** ***
ного жилья (0,226) (0,224) (0,228)

11. Проживание в сельской 0,740*** 0,738***
местности (0,189) (0,187)
0,725*** 0,752*** 0,742*** ***
12. енский пол
(0,192) (0,192) (0,193)
0,0662 0,0693
13. Возраст
(0,0578) (0,0571)
14. Возраст 0,000842 0,000877
(квадратичный) (0,000711) (0,000706)
0,952*** ***
образования и проживания
(0,207)
в сельской местности
6,789*** 5,555*** 6,718*** ***
Константа
(1,178) (0,334) (1,160)
Примечание. В скобках указаны робастные ошибки соответствующих оценок коэффи
циентов. *** p 0,01; ** p 0,05; * p 0,1. Полужирным шрифтом выделена модель 4, которая,
согласно критериям качества, представленным в таблицах приложения П2 и П3, наиболее
соответствует используемым данным.
Источники: расчеты авторов на основе данных ИС РАН, 2015.
15
Так, в расчете на 1 члена домохозяйства в группе абсолютно бедных в среднем прихо
дится 7726 руб., в группе относительно бедных — 8139 руб., в то время как в группе глубоко
бедных — 4990 руб. (то же можно сказать и о медианных показателях душевых доходов в этих
группах, которые составляют 8000, 8000 и 5000 руб. соответственно).
116
Рассмотрим ключевые особенности «относительной бедности» (с по

рогом 0,75 региональной медианы) в сравнении с двумя рассмотренными
группами. Остановимся на наиболее значимых характеристиках.
ри вида едности
в сравнении с не едн м населением
Как показали результаты регрессионного анализа, одним из клю

чевых факторов бедности для всех ее видов выступает и дивенческая
нагру ка. Однако хотя характер иждивенческой нагрузки в группах
бедных идентичен, глубокая бедность имеет значимое отличие: в со
ставе этих домохозяйств в 1,5 раза выше доля неработающих членов
семей, находящихся в трудоспособном возрасте. Относительная бед
ность отличается повышенной (в 1,3 раза по сравнению с глубокой
и абсолютной бедностью) долей неработающих пенсионеров (табл. 4).
Это значит, что широкое представительство пенсионеров не относится
к особенностям группы с доходами ниже прожиточного минимума
и глубоко бедных, но большинство из них находятся на границе про
житочного минимума, близко к черте бедности и не переходят ее только
в силу более низкого уровня прожиточного минимума пенсионера, чем
установленный для трудоспособных россиян.
Наличие и дивенцев в домохозяйствах
едного и не едного населения г в
Небедное Бедное население
население
Тип иждивенцев доходы доходы
доходы выше доходы менее менее 0,5 менее 0,75
1 ПМ 1 ПМ региональной региональной
медианы медианы
Безработные 5 20 32 19
Инвалиды 1 или 2 группы 6 6 7 8
Хронические больные 1 3 3 3
Неработающие пенсионеры 29 23 24 33
Неработающие студенты 15 19 19 18
Несовершеннолетние дети 34 59 62 53
Нет никого из них 28 11 6 9
Примечание. Здесь и далее ПМ — прожиточный минимум. Полужирным шрифтом
выделены наиболее характерные (статистически значимые) отличия рассматриваемых групп.
Уровень значимости a 0,05.
Источник: здесь и далее в таблицах — расчеты авторов на основе данных ИС РАН, 2015.
Если говорить о специфике домохозяйств бедного и небедного

населения, то главные их отличия — высокая доля домохозяйств с не
работающими в трудоспособном возрасте и детьми у представителей
домохозяйств всех типов бедности и значительно более высокая доля
домохозяйств без иждивенческой нагрузки среди небедных.
Самооценки доровья у всех бедных довольно близки: каждый
пятый оценивает свое здоровье как плохое (23% у глубоко бедных
117
и 21% — у представителей двух других групп бедных), а среди не

бедных россиян таких в 2 раза меньше (13%). Таким образом, плохое
состояние здоровья выступает одним из ключевых рисков перехода
в бедность любого типа, однако не дифференцирует три типа бедности
между собой.
Важное место среди социальнодемографических особенностей
бедных занимает ра мер и домо о яйств. Как видно из рисунка 1,
для всех бедных характерны большие (более четырех человек) домо
хозяйства, причем для глубоко бедных это характерно даже в боль
шей степени: каждое четвертое относительно бедное домохозяйство
состоит минимум из пяти человек, а среди абсолютно бедных —
уже каждое пятое. Относительно бедные чаще проживают малыми
домохозяйствами, чем глубоко и абсолютно бедные. В то же время
для небедного населения проживание широкими семьями в принципе
нетипично (8%).
Из представленных данных можно сделать вывод, что крупным
семьям тяжелее поддерживать типичный уровень жизни для регио
на их проживания. И это не удивительно: детальный анализ рас
ширенных семей, проведенный в предшествующих исследованиях
(Слободенюк, 2014), показал, что они наиболее часто представлены
азмер домохозяйств едного и не едного населения г в
Рис. 1
Место про ивания едного и не едного населения г в
Рис. 2
118
проживающими в сельской местности семьями, либо семьями с боль

шим количеством детей, либо широкими многопоколенческими семья
ми с детьми. Таким образом, к относительной бедности приводит не
сам по себе большой размер таких домохозяйств, а факторы, которые
чаще этому сопутствуют, — иждивенческая нагрузка и проживание
в сельской местности, где вероятность оказаться в числе бедных от
носительно больше. Риск оказаться за чертой бедности в селах и по
селках городского типа объективно выше, чем в городах (рис. 2), за
счет специфики их рынка труда.
Как видим, все три группы бедных схожи по ключевым социально
демографическим характеристикам, однако все социальнодемографи
ческие особенности бедных проявляются у глубоко бедных ярче, чем
у абсолютно бедных, а у относительно бедных — несколько слабее.
Проявляется ли эта закономерность применительно к работающим
представителям анализируемых групп бедных
Как уже отмечалось выше, в России доминирует индустриальная
бедность, или «бедность эксплуатируемого труда», связанная с низ
кой зарплатой российских работников, прежде всего лиц, занятых
физическим трудом. Двумерный статистический анализ профессио-
нально дол ностны по и ий, которые занимают представители трех
рассматриваемых групп бедного населения, не только подтверждает
данное наблюдение, но и существенным образом дополняет его. Так,
лица, занятые физическим трудом, составляют большую часть среди
работающих из всех трех групп бедных — 46% в составе абсолютно
бедных, 41% среди находящихся в глубокой бедности и 45% среди
относительно бедных (табл. 5). Для сравнения: в состав небедного
населения входят 35% рабочих. Любопытно, что состояние глубокой
бедности для рабочих значимо связано с уровнем их квалификации.
Так, относительная доля низко и неквалифицированных рабочих
(1—2 разрядов и без разряда), находящихся в глубокой бедности, со
ставляет 19%, а их доля среди абсолютно бедных — 13% (14% среди
относительно бедных).
Из таблицы 5 следует, что бедность связана с низкими требова
ниями рабочих мест к человеческому капиталу работников. Поэтому
россияне, занимающие рутинные позиции в сфере нефизического
труда (рядовые работники торговли и сферы бытовых услуг), стати
стически чаще, чем их коллеги с более высоким профессиональным
статусом, оказываются бедными. При этом важно отметить, что при
менение относительного подхода позволяет выявить более высокую
долю линейного персонала организаций (19%) среди бедного населе
ния. В нашей классификации речь идет о служащих, работающих на
должностях, не требующих высшего образования. Этот очень важ
ный результат показывает, что проблема бедности в России свя ана
с ограниченным доступом к более сло ным и следовательно более
ресурсным рабочим местам.
Как было показано выше, пло ие рабочие места ва нее в де-
термина ии бедности чем пло ой человеческий капитал. Примерно
каждый четвертый из числа бедных имеет образование ниже среднего
специального (при 14% у небедных), а каждый второй — среднее
119
рофессионально дол ностная композиция
ра ота их представителей едного и не едного населения
г работаю и
Небедное Бедное население
население
Профессионально доходы доходы
должностная позиция доходы выше доходы менее менее 0,5 менее 0,75
1 ПМ 1 ПМ региональной региональной
медианы медианы
«Самозанятые», имеющие 1 1 2 1
чисто семейный бизнес
и а анятые нефи иче-
ским трудом в том числе:
Предприниматели, имеющие
наемных работников 2 1 0 0
Руководители, заместители
руководителей организации 6 3 2 2
Специалисты, работающие
на должностях, предполага 30 14 15 14
ющих высшее образование
Служащие, работающие на
должностях, не требующих 14 16 16 19
высшего образования
Рядовые работники торговли
и сферы бытовых услуг 12 18 22 18
Рабочие, в том числе:
от 5 разряда 15 16 12 14
3—4 разряда 12 17 10 17
1—2 разряда и без разряда 7 13 19 14
Примечание. Полужирным шрифтом выделены наиболее характерные (статистически
значимые) отличия рассматриваемых групп. Уровень значимости a 0,05. Сходимость на
100% по столбцам.
специальное или неоконченное высшее (54% среди абсолютно бедных,

57% в составе россиян, находящихся в состоянии глубокой бедности,
и 56% — относительной бедности, а среди небедного населения их
46%). Поэтому россияне, находящиеся в ситуации глубокой бедности,
чаще занимают позиции на вторичном сегменте рынка труда с ме
нее защищенным (прекарным) характером их трудовых отношений
с работодателем. Так, они в 1,5 раза чаще заключают временные
письменные договоры: 25% (против 17 и 18% у россиян, находящих
ся в абсолютной и относительной бедности, соответственно). Как
следствие, в пик кризиса 2014—2015 гг. глубоко бедные чаще теряли
свое рабочее место (13%), среди бедных, выделенных по двум другим
критериям, таких оказалось не более 8%, а среди небедного населе
ния — всего 3%. Более того, значительно чаще потерявшие работу
среди россиян, находящихся в глубокой бедности, не могли потом
найти ее — в 2 раза чаще, чем абсолютно бедные, и почти в 7 раз
чаще, чем небедные. Это касается и степени реальной защищенности
трудовых прав этой группы бедных. Так, 14% из них сообщили о за
держках заработной платы более чем на месяц, 8% были отправлены
120
в неоплачиваемый отпуск, а 42% сказали о значимом сокращении

дохода изза трудностей, с которыми столкнулось их предприятие
в кризисном 2014 г. Для сравнения: цифры по этим ключевым по
казателям сферы трудовых отношений среди других групп бедных
и небедного населения значимо ниже (8%, 5 и 29% среди абсолютно
бедных, 10%, 7 и 33% среди относительно бедных, а также 5%, 5 и 27%
среди небедного населения соответственно).
Россияне, оказавшиеся в состоянии глубокой бедности, как самая
неблагополучная категория российских бедных, характеризуются не
только меньшей вероятностью занятости, но и гораздо худшим каче
ством занимаемых ими рабочих мест даже в случае наличия у них
занятости. И это проявляется не только в особенностях их отношений
с работодателями и уровне зарплаты (зарплата глубоко бедных в сред
нем примерно в 1,2 раза ниже, чем у абсолютно бедных16), но и в том,
что трудности в российской экономике в последние годы наиболее
сильно сказываются именно на их доходах.
Кл чев е результат исследования
Проведенный анализ позволяет сделать ряд выводов. Относи

тельный подход — в его монетарной версии — применяется для
выделения бедных в современном российском обществе и выделяет
группы россиян, низкое социальноэкономическое положение которых
не вызывает сомнений. Наличие доходов менее 0,75 медианы доход
ного распределения позволяет отделить россиян, риски обеднения
для которых достаточно высоки (превышают 10%), а наличие дохо
дов менее 0,5 медианы доходного распределения — часть россиян,
бедность которых неоспорима и особенно глубока. Полученные ре
зультаты демонстрируют ключевую особенность российской бедности
и доходной стратификации: бедность, определенная через абсолютное
значение (в том числе через прожиточный минимум), может отражать
не выпадающий из нормы, а довольно типичный для широких слоев
населения некоторых регионов уровень жизни, что характерно для
современной России. Полученные нами на основе анализа рисков
бедности относительные границы практически идентичны относи
тельным границам, характерным для развитых стран, хотя несколько
сдвинуты по отношению к ним «вверх» в неблагоприятных условиях
экономических кризисов.
По сравнению с развитыми странами, в которых группа населения
с доходами 0,5—0,75 медианы объединяет уязвимых к бедности, но
в подавляющем большинстве все же не бедных, в России к такой груп
пе относится значительная часть бедных, в том числе неработающие
пенсионеры. Последние преимущественно выпадают из поля зрения
16
По данным ИС РАН 2015 г., средний уровень заработной платы в группе абсолютно
бедных составлял в 2015 г. 14 420 руб., в группе относительно бедных — 14 434 руб., в то
время как в группе глубоко бедных — 11 977 руб. (медианные показатели душевых доходов
в этих группах составляют 12 000, 12 000 и 10 000 руб. соответственно).
121
государства, так как их среднедушевые доходы выше прожиточного

минимума для пенсионера, не учитывающего их реальные расходы.
Таким образом, использование границы в 0,75 медианы душевых до
ходов позволяет выделить россиян, бедность которых обусловлена
преимущественно не формальной нехваткой денежных средств, а ха
рактером претерпеваемых ими лишений.
Использование относительной черты бедности на уровне 0,5 ме
дианы душевых доходов в условиях современной России позволяет
выделить значимо меньшую долю бедных (6% населения), чем при
применении абсолютной методологии, опирающейся на показатель
прожиточного минимума (25%). По сути, это россияне, находящие
ся в состоянии глубокой бедности. Среди них больше распростране
ны незанятость трудоспособных взрослых и высокая иждивенческая
нагрузка. Бедность среди работающих обусловлена характером ра
бочих мест, в меньшей степени гарантирующих их трудовые права.
Вследствие такого положения на рынке труда в условиях кризиса они
чаще теряют работу, а в случае сохранения рабочего места сталкива
ются с вынужденным выходом в неоплачиваемый отпуск, сокращением
(или задержкой) заработной платы и т.п. Отчасти такая ситуация
объясняется, видимо, концентрацией глубокой бедности в сельской
местности с характерным для нее узким рынком труда. Все это позво
ляет утверждать, что методика относительного подхода, опирающаяся
на 0,5 региональной медианы душевых доходов как критерий черты
бедности, позволяет в условиях современной России выделить наиболее
уязвимую часть бедных россиян.
Среди факторов бедности к главным для любых групп бедных
относятся недостаточные аработки работаю и членов семьи для
содер ания про иваю и в ни и дивен ев. то же касается ра
ботающих бедных, то главными факторами их бедности выступают
специфика производственных позиций, не позволяющих претендовать
на большую зарплату, а также ограничения локальных рынков труда,
на которых они ищут себе работу. Причем «плохие» рабочие места
важнее в детерминации относительной бедности, чем «плохой» чело
веческий капитал.
Главной задачей социальной политики борьбы с бедностью вы
ступает рас ирение спектра мер направленны непосредственно на
рынок труда и поддер ку семей с детьми и пенсионеров. Отметим,
что в данном случае мы придерживаемся широкого понимания со
циальной политики (Baldock et al., 2011). Оно включает политику
занятости (расширение предложения рабочих мест в малых и средних
поселениях, контроль за уходом занятости на частных предприятиях
«в тень» и т. д.), политику налоговых льгот, повышение пособий по
безработице, повышение размера минимальной заработной платы до
соответствия прожиточному минимуму (возможно, лишь применитель
но к официальной занятости), расширение мер защиты работающего
населения в области социальных гарантий в рамках трудовых дого
воров и возвращение практики исключения размера прожиточного
минимума ребенка из совокупных поступлений от оплаты труда ро
дителей при определении объема соответствующих налоговых выплат
122
(что объясняется высокими рисками бедности, связанными именно

с иждивенческой нагрузкой).
Абанокова К. Р., Локшин М. М. (2014). Влияние эффекта масштаба в потреблении

домохозяйств на бедность в России // Экономический журнал Высшей школы
экономики, Т. 18, № 4. С. 620—644. [Abanokova K. R., Lokshin M. M. (2014).
The effect of ad ustment for economies of scale in household consumption on pov
erty estimates in Russia. SE Economic Journal Vol. 18, No. 4, pp. 620—644.
(In Russian).]
Всемирный банк (2004). Информационный бюллетень Представительства Всемир
ного банка в России «Сотрудничество», Вып. 39—40. М.: Алекc [ orld Bank.
(2004). nformation ulletin of the orld ank regional office, Vol. 39—40,
Moscow: Aleks. (In Russian).]
Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.) (2016) Российское общество и вызовы вре
мени. Книга третья. М.: Весь мир. [Gorshkov M. K., Tikhonova N. E. (eds.)
(2016). Russian society and the challenges of time. ook Three. Moscow: Ves
Mir. (In Russian).]
Горшков М. К., Тихонова Н. Е. (ред.) (2014). Бедность и бедные в современной
России. М.: Весь мир. [Gorshkov M. K., Tikhonova N. E. (eds.) (2014). Poverty
and the poor in contemporary Russia. Moscow: Ves Mir. (In Russian).]
Карабчук Т. С., Пашинова Т. Р., Соболева Н. Э. (2013). Бедность домохозяйств в Рос
сии: что говорят данные РМЭЗ ВШЭ // Мир России. Т. 22, № 1. С. 155—175.
[Karabchuk T. S., Pashinova T. R., Soboleva N. E. (2013). Poverty of the Russian
households: hat we know about it from the RLMS database. ir Rossii, Vol. 22,
No. 1, pp. 155—175. (In Russian).]
Мареева С. В., Тихонова Н. Е. (2016). Бедность и социальные неравенства в России
в общественном сознании // Мир России: Социология, этнология. Т. 25. № 2.
С. 37—67. [Mareeva S. V., Tikhonova N. E. (2016). Public Perceptions of poverty
and social ine uality in Russia. ir Rossii: Sotsiologiya Etnologiya. Vol. 25.
Можина М. А. и др. (1998). Бедность: альтернативные подходы к определению и из
мерению. Вып. 24. М.: Московский центр Карнеги. [Mozhina M. A. et al. (1998).
Poverty: Alternative Approaches to the definition and measurement, Vol. 24.
Moscow: Carnegie Moscow Center. (In Russian).]
Овчарова Л. Н. (2012). Теоретикометодологические вопросы определения и изме
рения бедности // SPERO: Социальная политика: экспертиза, рекомендации,
обзоры. № 16. С. 15—38. [Ovcharova L. N. (2012). Theoretical and methodological
uestions of poverty definition and measurement. SPER : Sotsialnaya Politika:
Eksperti a Rekomendatsii ory, No. 16, pp. 15—38 (In Russian).]
Слободенюк Е. Д. (2014). Особенности и структура социальной группы бед
ных в современной России // Terra Economicus. Т. 12, № 4. С. 153—154.
[Slobodenyuk E. D. (2014). The structure of social group of the poor in modern
Russia. Terra Economicus, Vol. 12, No. 4, pp. 153—154. (In Russian).]
Слободенюк Е. Д. (2016). Факторы абсолютной и субъективной бедности в современной
России // Вестник общественного мнения. № 3—4. С. 82—92. [Slobodenyuk E. D.
(2016). Factors of the absolute and sub ective poverty in contemporary Russia.
estnik shchestvennogo neniya, No 3—4, pp. 82—92. (In Russian).]
Слободенюк Е. Д. (2017). Последствия кризиса 2015 года: обеднение или прекариза
ция // урнал исследований социальной политики. Т. 15. № 2. С. 183—200.
[Slobodenyuk E. D. (2017). Conse uences of the 2015 crisis: slipping into poverty or
precarity hurnal ssledovaniy Sotsial noy Politiki, Vol. 15, No. 2, pp. 183—200.
(In Russian).]
123
Тихонова Н. Е. (2017). Стратификация по доходам в России на фоне других стран //

Общественные науки и современность. № 3. С. 26—41. [Tikhonova N. E. (2017).
Income stratification in Russia compared to other countries. shchestvennye auki
i Sovremennost № 3, рр. 26—41. (In Russian).]
Тихонова Н. Е. (2003). Феномен городской бедности в современной России. М.:
Летний сад. [Tikhonova N. E. (2003). enomen gorodskoy ednosti v sovremen-
noy Rossii. Moscow: Letniy sad. (In Russian).]
Шкаратан О. И., Карачаровский В. В., Гасюкова Е. Н. (2015). Прекариат: теория и эм
пирический анализ (на материалах опросов в России, 1994—2013) // Социоло
гические исследования. № 12. С. 99—110. [Shkaratan O. I., Кaracharovskiy V. V.,
Gasiukova E. N. (2015). Precariat: Theory and empirical analysis (polls in Russia,
1994—2013 data). Sotsiologicheskie ssledovaniya, No. 12, рр. 99—110. (In Russian).]
Akerele D., Momoh S., Adewuyi S. A., Phillip B. B., Ashaolu O. F. (2012). Socioeco
nomic determinants of poverty among urban households in South est Nigeria.
nternational Journal of Social Economics, Vol. 39, No. 3, pp. 168—181.
Anikin V. A. (2017). Russia in posttransition: New frontiers. Journal of omparative
Economic Studies, Vol. 12, pp. 79—100.
Anikin V. A., Lezhnina . P., Mareeva S. V., Slobodenyuk E. D., Tikhonova N. E. (2016).
ncome stratification: Key approaches and their application to Russia ( orking
Paper No. P BRP 02/PSP/2016). Moscow: NRU HSE.
Anikin V. A., Tikhonova N. E. (2016). Poverty and ine uality in BRICS countries.
Sociological Research, Vol. 55, No. 5, pp. 305—341.
Atkinson A., Brandolini A. (2013). On the identification of the middle class. In: J. Gornick,
M. Jäntti (eds.). ncome ine uality: Economic disparities and the middle class in
affluent countries (pp. 77—100). Stanford, CA: Stanford University Press.
Baldock J., Mitton L., Manning N., Viskerstaff S. (eds.) (2011). Social policy. 4th еd.
London: Oxford University Press.
Bhalla A., Lapeyre F. (2004). Poverty and exclusion in a glo al world. 2nd rev. ed.
New ork: Palgrave.
Birdsall N., Graham C., Pettinato S. (2000). Stuck in tunnel: s glo ali ation mud-
dling the middle ( orking Paper No. 14). ashington, DC: Center on Social
and Economic Dynamics.
Blackburn, M., Bloom D. (1985). hat is happening to the middle class American
emographics, Vol. 7, No. 1, pp. 1825.
Chauvel L. (2013). elfare regimes, cohorts and the middle classes. In: J. Gornick,
M. Jäntti (eds.). ncome ine uality: economic disparities and the middle class in
affluent countries (рp. 115—141). Stanford: Stanford University Press.
Chen M., Vanek J., Heintz J. (2006). Informality, gender and poverty: A global picture.
Economic and Political eekly, Vol. 41, No. 21, pp. 2131—2139.
Chow N. . (2015). My experience researching poverty over the past 35 years. hina
Review, Vol. 15, No. 2, pp. 9—21.
Davis J. C., Huston J. H. (1992). The shrinking middleincome class: A multivariate
analysis. Eastern Economic Journal, Vol. 18, No. 3, pp. 277—285.
Eisenhauer J. G. (2011). The rich, the poor, and the middle class: Thresholds and intensity
indices. Research in Economics, Vol. 65, No. 4, pp. 294—304.
Goldthorpe J. H. (2002). Occupational sociology, yes: Class analysis, no: Comment on
Grusky and eeden’s “research agenda . Acta Sociologica, Vol. 45, No. 3, pp. 211—217.
Grabka M., Frick J. (2008). The shrinking German middle class — signs of longterm polari
zation in disposable income erlin eekly Report, Vol. 4, No. 4, pp. 21—27.
Green M., Hulme D. (2005). From correlates and characteristics to causes: Thinking
about poverty from a chronic poverty perspective. orld evelopment Vol. 33,
No. 6, pp. 867—879.
ILO (1947). C082 — Social policy (nonmetropolitan territories) convention, No. 82.
Geneva: International Labour Organization. URL http://www.ilo.org/dyn/normlex/
en/f p=NORMLE PUB:12100:0::NO::P12100 INSTRUMENT ID:312227
124
ILO (1962). C117 — Social policy (basic aims and standards) convention, No. 117.
Geneva: International Labour Organization. URL http://www.ilo.org/dyn/
normlex/en/f p=NORMLE PUB:12100:0::NO:12100:P12100 INSTRUMENT
ID:312262:NO
Kallenberg A. L., Reskin B. F., Hudson K. (2000). Bad obs in America: Standard and
nonstandard employment relations and ob uality in the United States. American
Sociological Review, Vol. 65, No. 2, pp. 256—278.
Kangas O. (2001). For better or for worse: Economic positions of the rich and the poor
1985—1995. Luxem ourg ncome Study orking Paper No. 248.
Kazuhiro K. (2016). Research on poverty in transition economies: A metaanalysis on
changes in the determinants of poverty. Journal Transition Studies Review Vol. 23,
No. 1, pp. 37—59.
Long J. S. (1997). Regression models for categorical and limited dependent varia les.
California: SAGE Publications.
LópezCalva L., OrtizJuarez E. (2014). A vulnerability approach to the definition of
the middle class. Journal of Economic ne uality, Vol. 12, pp. 23—47.
Mack J., Lansley S. (1985). Poor ritain. London: George Allen and Unwin.
Marsh K. (2013). The causes of poverty and ine uality in the united states: Towards
a broader view. In: R. S. Rycroft (еd.). The economics of ine uality poverty
and discrimination in the 21st century (Vol. 1: Causes). California: ABCCLIO.
Ólafsson S., Krist ánsson A. S. (2013). Income ine uality in boom and bust: A tale from
Iceland’s bubble economy. In: J. Gornick, M. Jäntti (eds.). ncome ine uality:
Economic disparities and the middle class in affluent countries (pp. 416—438).
Stanford: Stanford University Press.
Peichl A., Schaefer T., Scheicher C. (2010). Measuring richness and poverty: A micro
data application to Europe and Germany. Review of ncome and ealth, Vol. 56,
No. 3, pp. 597—619.
Pressman S., Scott R. H. (2009). ho are the debt poor Journal of Economic ssues,
Vol. 43, No. 2, рр. 423—432.
Rodriguez A. G., Smith S. M. (1994). A comparison of determinants of urban, rural and
farm poverty in Costa Rica. orld evelopment, Vol. 22, No. 3, pp. 381—397.
Rowntree B. (1901). Poverty — a study of town life. London: Macmillan.
Rowntree B., Kendall M. (1913). ow the la orer lives. London: Thomas Nelson and
Sons.
Smeeding T. (2006). Poor people in rich nations: The United States in comparative
perspective. Journal of Economic Perspectives, Vol. 20, No. 1, pp. 69—90.
Standing G. (2011). The precariat: The new dangerous class. London: A C Black.
Tikhonova N. E., Slobodenyuk E. D. (2015). The heterogeneous character of Russian
poverty through the prism of the “deprivation and the “absolute approaches.
Sociological Research, Vol. 54, No. 1, рр. 20—40.
Thurow L. (1984). The disappearance of the middle class. ew ork Times, February 5,
p. F. 3.
Townsend P. (1979). Poverty in the nited Kingdom: A survey of household resources
and standards of living. Berkeley, CA: University of California Press.
Townsend P. (1987). Deprivation. Journal of Social Policy, Vol. 16, No. 2, рр. 125—146.
Townsend P. (2013). nternational analysis of poverty. New ork: Routledge.
Thorat A., Vanneman R., Desai S., Dubey A. (2017). Escaping and falling into poverty
in India today. orld evelopment Vol. 93, pp. 413—426.
Vanneman R., Dubey A. (2013). Horizontal and vertical ine ualities in India. In:
J. Gornick, M. Jäntti (eds.). ncome ine uality: Economic disparities and the
middle class in affluent countries (pp. 439—458). Stanford: Stanford University
Press.
right E. O. (1997). lass counts: omparative studies in class analysis. Cambridge:
Cambridge University Press.
125
П р и л о ж е н и е 1
Соотно ение про иточного минимума
в регионе про ивания на ду у населения в кв г
и региональной медиан среднеду ев х доходов
Соотношение Региональный Региональная
ПМ и расчетного
Регион проживания (РМЭЗ) ПМ на душу медиана доходов
значения регио населения (РМЭЗ)
нальной медианы
Республика Татарстан 0,50 7775 15 567
Город елябинск 0,52 9038 17 500
Московская область 0,52 10 460 20 000
Ленинградская область 0,53 8722 16 327
Город СанктПетербург 0,56 10 043 18 000
Липецкая область 0,58 8008 13 764
Нижегородская область 0,59 8382 14 167
Тульская область 0,63 8626 13 767
Приморский край 0,63 12 535 20 000
Томская область 0,63 10 387 16 400
Смоленская область 0,66 9918 14 950
Ростовская область 0,67 9109 13 500
Тамбовская область 0,68 7834 11 500
Оренбургская область 0,69 8053 11 667
Республика увашия 0,70 8071 11 551
Пермский край 0,70 9582 13 664
Курганская область 0,70 8793 12 500
Город Москва 0,72 14 413 20 067
Республика Удмуртия 0,72 8473 11 750
Калужская область 0,72 8958 12 420
Новосибирская область 0,73 10 117 13 800
Тверская область 0,75 9427 12 583
Ставропольский край 0,80 8027 10 000
Волгоградская область 0,87 8669 10 000
елябинская область 0,89 9038 10 136
Республика КабардиноБалкария 0,97 9366 9667
Пензенская область 0,98 8120 8250
Амурская область 1,24 11 555 9333
Примечание. Данные отсортированы в порядке возрастания соотношения ПМ и расчет
ного значения региональной медианы. Данные по елябинской области указаны по Красно
армейскому району.
Источник: расчеты авторов на основе данных РМЭЗ НИУ ВШЭ.
езультат проверки качества построенн х моделей
факторов а сол тной едности
Модель McFadden’s LogLik BIC′ Hosmer— χ2

AIC Prob
Ad R2 Full Model Lemeshow χ2
1 0,142 1204,002 328,380 0,963 5,34 0,7208
2 0,151 1187,808 337,251 0,952 8,39 0,3967
3 0,150 1184,924 335,180 0,954 14,59 0,0676
4
5 0,150 1186,252 340,364 0,953 18,34 0,0188
Примечание. См. Приложение 3.
Источник: расчеты авторов на основе данных ИС РАН.
126
езультат проверки качества моделей
факторов относительной глу окой едности
Модель McFadden’s LogLik BIC′ Hosmer— χ2

AIC Prob
Ad R2 Full Model Lemeshow χ2
1 0,111 476,622 42,931 0,388 4,95 0,7626
2 0,118 479,673 91,700 0,384 17,24 0,0277
3 0,118 473,981 56,052 0,385 8,35 0,4003
4
Примечание. Вариация модифицированного байесовского информационного критерия, пред
ложенная С. Лонгом (Long, 1997), измеряется по формуле: BIC′ = 2ln[L( 0)/L( k)] dfk′ lnN,
где: L( 0) — логправдоподобие так называемой «пустой» модели, содержащей только константу;
′
k — модель с включенными регрессорами; dfk — количество регрессоров в модели. В литерату
ре принято считать, что «положительные основания» для выбора в пользу той или иной модели
имеют место, когда абсолютная разность между двумя сравниваемыми BIC′ 2. Если разность
превышает 6, то основания можно считать «сильными», а если более 10, то «очень сильными».
Опираясь на эти критерии, мы выделили полужирным шрифтом модель с наилучшими статисти
ческими показателями качества.
Источник: расчеты авторов на основе данных ИС РАН.
ocating the po ert threshold in ussia

Ekaterina . Slo odenyuk* asiliy A. Anikin
Authors affiliation: National Research University Higher School of Economics
(Moscow, Russia). Corresponding author, email: eslobodenyuk@hse.ru
The present paper focuses on identification of relative “poverty line and

a threshold of high poverty risks. The paper also studies key poverty factors
in contemporary Russia. It demonstrates that the relative approach to poverty
which is widely used in estern countries is applicable in Russia too. However,
the relative poverty thresholds set at 0.5 and 0.75 medians per capita family
income identify uite different groups of the poor. The threshold of 0.5 median
income indicates deep poverty happened mostly to the unemployed workforce.
The relative poverty threshold e ual to 0.75 median income identifies the poverty
of the elderly who are not considered as the poor by the absolute approach because
pensions of Russians have been recently e ualized to the subsistence level. Above
all, the paper provides econometric estimates of socioeconomic determinants of
both absolute and relative poverty. It was revealed that the relative deep poverty
of the working population was primarily caused by “bad obs rather than by
“bad human capital. Absolute poverty of workers is more or less determined
by both factors.
Keywords: absolute poverty, relative poverty, income stratification, working
poor, social policy.
JEL: I32, J17, P36.
127
И. В. Розмаинский, А. С. Татаркин
Неверие в будущее
и «негативные инвестиции» в капитал
здоровья в современной России*
В статье предпринята попытка объяснить низкую продолжительность
жизни в России, особенно мужчин. Показано, что «негативные инвестиции»
в капитал здоровья, в частности курение и отказ от занятий спортом, высту-
пают основной причиной этого явления. Проверяется гипотеза о том, что
важнейшей причиной курения и пренебрежительного отношения к занятиям
спортом становится массовое нежелание людей просчитывать долгосроч-
ные последствия принимаемых ими решений. Такое нежелание описывается
с помощью понятия инвестиционной близорукости — исключения из рассмот
рения будущих результатов, начиная с некоего порогового момента времени.
Инвестиционная близорукость рассматривается как важнейшее следствие
неверия в будущее, которое, в свою очередь, может порождаться пессимизмом,
неуверенностью или укоренившейся психологией «временщика».
Ключевые слова: капитал здоровья, неверие в будущее, инвестиционная
близорукость, курение.
JEL: С33, I12, I19.
Негативными инвестициями в капитал здоровья принято называть

сознательные действия людей, которые наносят вред их здоровью, то
есть потребление крепких спиртных напитков, курение, пристрастие
к наркотикам, а также отказ от занятий физкультурой (Рощина, 2008).
Соответственно позитивные инвестиции — спортивные занятия и отказ
от вредных привычек — оказывают противоположное воздействие.
Поскольку здоровье человека представляет собой то, благодаря чему он
может в течение более длительного времени успешно использовать свои
навыки и квалификацию, то есть человеческий капитал, и поскольку
Розмаинский Иван Вадимович (irozmain@yandex.ru), к. э. н., доцент департа-

мента экономики Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента Нацио
нального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Санкт-
Петербург); Татаркин Алексей Сергеевич, интернет-маркетолог ООО «Индинс»
(Санкт-Петербург).
* Выражаем благодарность Е. А. Александровой и анонимным рецензентам за критику и цен-

ные замечания, большинство из которых было учтено при подготовке финального варианта статьи.
128
И. В. Ро маинский . С. Татаркин / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 128—150
он своими решениями может как улучшать состояние своего здоровья,

так и ухудшать его, современные экономисты предпочитают исполь-
зовать понятия капитал доровья и инвести ии в капитал доровья.
Здоровье может рассматриваться как капитал, «только если оно
обеспечивает чистый выигрыш, то есть оказывает влияние на зара-
ботки» (Скоробогатов, 2010. С. 28) в качестве условия эффективного
применения другого типа капитала, а именно человеческого капитала —
навыков, знаний, квалификации, полученных за счет усилий человека.
Феномен негативных инвестиций в капитал здоровья представляется
важным в свете попыток объяснить одну из загадок социальной жизни
постсоветской России — чрезвычайно низкую, по меркам даже слабо-
развитых стран, среднюю продолжительность жизни россиян, особенно
мужчин. Уже многие годы Россия, наряду с Белоруссией, Украиной
и прибалтийскими странами, лидирует по разрыву в продолжительности
жизни мужчин и женщин. В таблице 1 приведены показатели средней
продолжительности жизни населения в разных странах в 2015 г. Эти
данные позволяют сделать следующие выводы. Средняя ожидаемая про-
должительность жизни (СОП ) россиян не только ниже, чем в странах,
где живут самые здоровые на земле люди, но и в странах Восточной
Европы, Прибалтики, в Белоруссии и Украине, близких нам по экономи-
ческим институтам в целом и социалистическому прошлому в частности.
При этом российские мужчины живут значительно меньше, чем женщи-
ны. Последняя особенность сохраняется и при сравнении с африкан
скими странами, где продолжительность жизни самая низкая в мире.
В 2015 г. Россия занимала 110е место по продолжительности жизни
(в 2005 г. 122е место), отставая от своих восточнославянских соседей
(Белоруссия на 98м, Украина на 104м месте)1.
СО населения в разн х странах г лет
Страна Всего СОП мужчин (1) СОП женщин (2) (1) (2)
пония 83,7 80,5 86,8 6,3
Швейцария 83,4 81,3 85,3 4,0
Германия 83,1 80,0 86,1 6,1
Эстония 77,6 72,7 82,0 9,3
Польша 77,5 73,6 81,3 7,7
Венгрия 75,8 72,3 79,1 6,8
Румыния 75,0 71,4 78,8 7,4
Латвия 74,6 69,6 79,2 9,6
Болгария 74,5 71,1 78,0 6,9
Литва 73,6 68,1 79,1 11,0
Белоруссия 72,3 66,5 78,0 11,5
Украина 71,3 66,3 76,1 9,8
Россия 70,5 64,7 76,3 11,6
ЦАР 52,5 50,9 54,1 4,2
Ангола 52,4 50,9 54,0 4,1
СьерраЛеоне 50,1 49,3 50,8 1,5
Источник: HO (2015).
1
Показатели ожидаемой продолжительности здоровой жизни в России, учитывающие
именно продолжительность жизни при нормальном или хорошем уровне здоровья, также
очень низки: 63,4 в среднем, 59 для мужчин, 67,8 для женщин. См. http://www.who.int/gho/
mortality burden disease/life tables/hale/en
129
Согласно данным ВОЗ за 2015 г., коэффициент смертности в России

равен 13,7 смертей на тысячу населения, при этом средний общий ко-
эффициент смертности во всем мире составляет 8,6 смертей. Несмотря
на положительную динамику (в 2006 г. коэффициент был равен 15,2),
смертность продолжает оставаться выше по сравнению не только с евро
пейскими странами, но и со многими странами «третьего мира». Так,
уровень смертности в Уганде равен 10,7 смертей на тысячу населения,
а в Зимбабве — 10,1. Все эти данные указывают на чрезвычайную
остроту и актуальность проблемы низкой продолжительности жизни
россиян, особенно мужчин.
Низкая продолжительность жизни может трактоваться как следствие
низких, падающих или негативных инвестиций в капитал здоровья в дан-
ной стране. Это означает, что мы рассматриваем суммарный капитал здо
ровья, накопленный обществом, как основной фактор, определяющий сред-
нюю продолжительность жизни граждан этого общества. Таким образом,
«проедание» такого капитала вследствие негативных инвестиций в здо
ровье может существенно снижать среднюю продолжительность жизни.
В данной статье проверяется выдвинутая ранее (Розмаинский,
2011) гипотеза о том, что важнейшей причиной негативных инвестиций
в капитал здоровья выступает массовое не елание людей просчиты-
вать долгосрочные последствия принимаемы ими ре ений. Такое
нежелание можно описать термином «инвести ионная бли орукость»,
под которой понимается исключение и рассмотрения буду и ре-
ультатов с некоего порогового момента времени2 . Таким образом,
инвестиционная близорукость означает, что при выборе тех или иных
активов длительного пользования, включая капитал здоровья, ин-
дивиды учитывают только ближайшие краткосрочные последствия
и полностью (или почти полностью) игнорируют последствия в бо-
лее или менее отдаленном будущем. Поскольку как позитивные, так
и негативные инвестиции в капитал здоровья приводят к какимлибо
результатам лишь по истечении длительного временного интервала,
люди, страдающие инвестиционной близорукостью, не будут учитывать
последствия таких решений и не смогут, например, учесть опасность
рака легких изза пристрастия к курению или цирроза печени изза не-
умеренного потребления крепких спиртных напитков. Таким образом,
люди, учитывающие более отдаленные последствия своих действий,
живут дольше, чем те, кто учитывает только ближайшие последствия.
Инвестиционная близорукость может рассматриваться как важ-
нейшее следствие неверия в буду ее. Такое неверие может быть свя-
зано и с пессимистическими настроениями вследствие общей неудов-
летворенности жизнью, и с неуверенностью по поводу будущего, и с
укоренившейся «психологией временщика», то есть привычкой ориен-
тироваться при принятии решений исключительно на краткосрочные
результаты. Все эти феномены могут быть тесно взаимосвязаны.
В общем, пессими м неуверенность и елание иметь все сра у
формируют неверие в буду ее которое в свою очередь приводит
2
Возможно, впервые такое определение данного термина предложено в: Juniper, 2000;
см. также: Bellais, 2004; Розмаинский, 2011.
130
к инвести ионной бли орукости. Далее мы попытаемся показать,

почему все эти феномены распространены среди современных росси-
ян. Грубо говоря, мы представим обоснование того, почему в России
высока доля пессимистов и почему многие современные россияне стра-
дают от инвестиционной близорукости, в частности в сфере здоровья.
Следует отметить, что предлагаемая нами концепция близка к кон-
цепции вложений в здоровье, которой придерживался Р. Фукс (Fuchs,
1982). Этот ученый исследовал межвременные предпочтения, связав их
с решениями относительно времени, которое индивид тратит на полу-
чение образования, и с состоянием здоровья. Основная идея его работы
заключалась в том, что индивиды, которые сильнее ориентируются на
будущее, отдают обучению больше времени и сил. По этой причине
они больше инвестируют и в здоровье. Кроме того, само обучение
может снижать ставку дисконтирования, повышать «терпеливость»
и тем самым способствовать увеличению вложений в здоровье. Однако
у Фукса нет идеи инвестиционной близорукости как радикального
исключения из рассмотрения будущих переменных, начиная с некоего
порогового момента времени, и нет концепции неверия в будущее как
явления, лежащего в основе этой близорукости.
еоретический фундамент анализа
И вложения в основной капитал — в здания, сооружения, машины

и оборудование, и вложения в капитал здоровья приносят выгоды лишь
в очень длительной перспективе, часто спустя десятилетия. Мы пола-
гаем, следуя Дж. М. Кейнсу (2002) в особенности и посткейнсианской
традиции в целом (Davidson, 1972; Carvalho, 1992), что подобные ин-
вестиционные решения осуществляются в условиях неопределенности.
еопределенность — в трактовке, восходящей к Ф. Найту и Кейнсу
(Keynes, 1937; Hodgson, 2011), — означает ситуа ию при которой
в отличие от риска не и вестны ни количество во мо ны буду-
и ис одов ни вероятность ка дого и ни . Подобная ситуация
характерна для любых вложений в активы длительного пользования
и для любой экономической системы, основанной на использовании
таких активов.
Вот почему предлагаемый здесь подход отличается от теории
М. Гроссмана (Grossman, 1972). С его точки зрения, будущие вы-
годы от вложений в здоровье известны индивиду либо достоверно,
либо с той или иной вероятностью. С нашей точки зрения, вложения
в здоровье осуществляются в ситуации, когда инвестор не знает ни
количество возможных будущих исходов, ни их вероятность. Он на-
ходится в ситуации неопределенности, если ее понимать так, как Найт
и Кейнс, и не может вести себя расчетливо3.
3
По этой же причине наш подход отличается от теории рационального привыкания
Г. Беккера и К. Мерфи (Becker, Murphy, 1988). В этой теории некоторое благо, например си-
гареты или наркотики, может вызывать привыкание, если увеличение потребления в прошлом
периоде приводит к повышению потребления в настоящем. Учитывая, что индивид макси-
мизирует межвременную полезность, он может привыкнуть потреблять вредные для его здо
131
Как писал в 1937 г. Кейнс, «под „неопределенным“ знанием я не

имею в виду просто разграничение между тем, что известно наверняка,
и тем, что лишь вероятно. В этом смысле игра в рулетку или выигрыш
в лотерею не выступают примерами неопределенности; ожидаемая
продолжительность жизни также является лишь в незначительной
степени неопределенной… употребляю этот термин в том смысле,
в каком неопределенными будут перспектива войны в Европе, или
цена на медь и ставка процента через 20 лет, или устаревание нового
изобретения, или положение владельцев частного богатства в социаль-
ной системе 1970 г. Не существует научной основы для вычисления
какойлибо вероятности этих событий. Мы этого просто не знаем»
(Keynes, 1937. P. 213—214). Здесь логично добавить, что точно так
же (или еще в большей степени) не существует научной основы для
вычисления какойлибо вероятности того, насколько, к примеру, отказ
от потребления алкоголя в 20летнем возрасте или регулярные занятия
физкультурой в этом же возрасте повлияют на работоспособность перед
выходом на пенсию или раньше. Мы «этого просто не знаем». Хотя
истины о вреде курения, алкоголя и пользе от умеренных занятий
спортом считаются общеизвестными, каждый конкретный человек,
принимая решения, курить или не курить, употреблять спиртное или
нет, не в состоянии просчитать вероятность того, как это решение по-
влияет именно на его здоровье через несколько лет или десятков лет.
Осуществляя инвестиции в активы длительного пользования,
люди не в состоянии просчитать, в течение какого периода времени
они будут получать финансовые поступления и какой окажется ве-
личина этих поступлений. Вот почему, как отмечал Кейнс в главе 12
«Общей теории занятости, процента и денег», «лишь немного в боль-
шей степени, чем экспедиция на Южный полюс, предпринимательство
основывается на точных расчетах ожидаемого дохода. Поэтому, когда
жизнерадостность затухает, оптимизм поколеблен и нам не остается
ничего другого, как полагаться на один только математический расчет,
предпринимательство хиреет и испускает дух — даже если опасения
потерпеть убытки столь же неосновательны, какими прежде были на
дежды на прибыль» (Кейнс, 2002. С. 154). Под и нерадостностью
(animal spirits) можно понимать «самопроизвольный оптимизм», «спон-
танно возникающую решимость действовать», «уверенность в буду-
щем», «созидательный дух». изнерадостность очень трудно точно
определить и тяжело измерить, но она, согласно Кейнсу, составляет
более важный фактор инвестиционной активности частных фирм, чем
процентные или налоговые ставки.
ровья блага. Как и в концепции Гроссмана, в теории Беккера и Мерфи полностью игнори-
руются неопределенность и то обстоятельство, что при принятии решений индивид может не
учесть вредные последствия этих решений, наступающих в некоем будущем периоде. Кроме
того, в теории рационального привыкания курильщики и наркоманы рассматриваются как
счастливые, соответственно эта теория не позволяет учесть чувство угнетенности, которое
может охватить таких людей. Наконец, теория Беккера и Мерфи не отражает роль социаль-
ных норм и процессов как факторов, влияющих на привыкание к «аддиктивным благам»,
поскольку в данной теории курильщики и наркоманы делают свой выбор исключительно
индивидуально и рационально. Об этих и других недостатках теории рационального привы-
кания см. в: Рыжкова, 2007.
132
С посткейнсианской точки зрения в тех случаях, когда экономиче-

ские субъекты сталкиваются с повышенной степенью неопределенности,
они предпочитают активы с наибольшей ликвидностью и/или с самым
коротким сроком окупаемости (Davidson, 1972; Carvalho, 1992). Как
правило, подобные активы (деньги, предметы коллекционирования,
драгоценности, старый фонд недвижимости, предметы финансовых
и валютных спекуляций) не носят производственного характера и/или
не способствуют расширению производственного потенциала общества.
Предпочтение таких активов, реализуемое в ущерб вложениям в прочие
активы, может в краткосрочной перспективе спровоцировать кризис,
а в долгосрочной перспективе понизить темпы экономического роста.
При этом мы полагаем, что написанное применительно к инвес-
тиционным решениям бизнеса может сохранять свою силу и приме-
нительно к инвестиционным решениям домохозяйств. Одна из сфер
таких решений — позитивные или негативные инвестиции в капитал
здоровья. Мы полагаем, что негативные инвестиции в капитал здо-
ровья могут быть обусловлены ни кой степенью и нерадостности,
то есть «спонтанным пессимизмом» или «неуверенностью в будущем».
Не связанное с какимилибо расчетами неверие в будущее приводит
к инвести ионной бли орукости4.
Насколько для современных россиян характерны пессимизм, не
уверенность и неверие в будущее Одним из косвенных их индикато-
ров в нашей стране может служить сравнительно высокая склонность
к суициду (Аминов, 2016), хотя по сравнению с «лихими девяностыми»
наблюдается положительная динамика.
Каковы же причины пессимизма и неверия в будущее Некото
рые мыслители, например М. Берг (1990), ищут корни этих явлений
в историческом прошлом России, в географических характеристиках
нашей страны, в ментальности россиян и их бытовых установках.
Другие исходят из негативного влияния экономической трансформации
(ДзисьВойнаровский, 2013).
Мы же полагаем, что неверие в будущее и порождаемая им инвес
тиционная близорукость, в свою очередь, могут быть следствием неспо-
собности институтов на его об ества эффективно сни ать нео-
4
В теории межвременного выбора предполагается полная рациональность или расчетли-
вость индивидов, даже если они используют высокую ставку дисконтирования, а концепция
инвестиционной близорукости указывает на то, что эмоции, вызванные пессимизмом, неуверен
ностью или «психологией временщика», отбивают у людей желание рационально учитывать
отдаленное будущее. Можно провести очевидные параллели между излагаемым здесь подходом
и концепцией гиперболического дисконтирования, разработанной в рамках поведенческой
экономики (Rubinstein, 2003; Prelec, 2004). Согласно этой концепции, агент, предпочитающий
получить 100 долл. через 6 лет, а не 90 долл. через 5 лет, в то же время может предпочесть
получить 90 долл. сейчас, а не 100 долл. через год. Таким образом, неоклассическая теория
межвременного выбора, предполагающая постоянную ставку дисконтирования, перестает ра-
ботать. Однако в отличие от концепции гиперболического дисконтирования, мы не считаем,
что социальный пессимизм и неверие в будущее коренятся всецело в человеческой психологии
и носят универсальный характер; скорее они обусловлены в первую очередь неэффективными
институтами, о чем речь ниже. Кроме того, в типовой версии концепции гиперболического
дисконтирования не рассматривается неопределенность в трактовке Найта и Кейнса, когда
переменные какихто периодов времени вообще исключаются из рассмотрения. Соответственно
эта концепция в обычной версии не позволяет анализировать неверие в будущее как продукт
неэффективных институтов и как причину негативных инвестиций в капитал здоровья
133
пределенность (Розмаинский, 2011)5. Например, в тех случаях, когда

институты не обеспечивают адекватную защиту прав собственности
и контрактов, включая, скажем, небольшие торговые точки или жилую
недвижимость, экономические субъекты становятся менее уверенными
в будущем. С этой точки зрения, и «ночь длинных ковшей» (произо-
шедшая в Москве в январе 2016 г. ликвидация ларьков и павильонов),
и проект «реновации» жилья (расселения признанного ветхим жилья
без должного согласования с его собственниками) могут усилить не-
верие в будущее и соответственно повысить степень инвестиционной
близорукости.
Пессимизм, «психология временщика», неверие в будущее и ин-
вестиционная близорукость — поведенческие характеристики, прису-
щие людям, живущим в условиях очень высокого уровня коррупции
(Герасин, 2006), незащищенности прав собственности и контрактов,
чиновничьего произвола, отсутствия независимой судебной системы,
полицейского беспредела и прочих подобных институциональных ха-
рактеристик. Такие характеристики приводят в конечном счете к не-
гативным инвестициям в капитал здоровья.
На наш взгляд, влияние неверия в будущее в условиях неопре-
деленности применительно к сфере вложений в здоровье даже более
важно, чем для вложений в сооружения и оборудование. Дело в том,
что физический капитал, как правило, приобретают «профессионалы».
Как собственники небольших компаний, так и менеджеры крупных
корпораций, осуществляя вложения в основные средства, составляют
приблизительные планы того, на какую величину должны увели-
читься денежные поступления при покупке тех или иных станков
или машин. Они занимаются такими планами, по меньшей мере, на
том основании, что им известна специфика бизнеса, в который они
вовлечены. Поэтому ориентировочные оценки влияния инвестиций на
потоки будущих доходов основаны, хоть и в небольшой степени, на
базе, порожденной специализированным знанием.
С вложениями в капитал здоровья все сложнее. Связь между ин-
вестициями в этот капитал и увеличением количества дней, в течение
которых инвестор не будет болеть, не очевидная и трудно выявляемая.
«В какой степени я буду меньше болеть, если с сегодняшнего дня нач-
ну бегать по утрам (или принимать такието и такието препараты) »
Вряд ли можно дать точный ответ на этот вопрос.
Кроме того, в еще большей степени, чем в случае с физическим
капиталом, «прирост дохода» вследствие инвестиций носит очень от-
даленный во времени характер. «Если с сегодняшнего дня я начну
бегать по утрам (или принимать такието и такието препараты), то до
какого возраста я буду чувствовать себя работоспособным человеком,
у которого нет потребности в выходе на пенсию по состоянию здо-
ровья » И на этот вопрос трудно дать четкий и обоснованный ответ.
5
В работе М. Маццукато и Л. Р. Рэя (Mazzucato, ray, 2015) показано, почему ориен-
тация на краткосрочные результаты становится все более распространенной в США и других
странах в связи с таким процессом, как финансиализация (financialization). Таким образом,
изменения в институтах — и в финансовой сфере, и в области защиты прав собственности —
могут влиять на предпочтения людей.
134
Здесь следует подчеркнуть, что когда мы говорим о негативных ин-

вестициях в капитал здоровья, речь не идет о том, что здоровье как
таковое не рассматривается в качестве значимого блага. Речь идет о том,
что люди не видят быстрой отдачи от занятий физкультурой, регулярных
посещений врачей или отказа от алкоголя. В результате могут происходить
негативные инвестиции в капитал здоровья в виде курения и пьянства.
О зор литератур
и о су дение переменн х заменителей prox
Российский мониторинг экономического положения и здоровья

населения (РМЭЗ, RLMSHSE)6 используется для исследования вло-
жений россиян в капитал здоровья. Как известно, РМЭЗ представляет
собой практически единственное в России репрезентативное социально
экономическое обследование домохозяйств, имеющее значительную
панельную составляющую. Таким образом, возникает возможность
отслеживать повседневную жизнь одних и тех же домохозяйств в те-
чение длительного периода времени. При этом большое количество
вопросов, относящихся к тем или иным аспектам здоровья, дает хоро-
шую эмпирическую базу для анализа инвестиций в капитал здоровья.
В качестве переменныхзаменителей для негативных инвестиций в капитал здо-
ровья можно использовать ответы на следующие вопросы: «Какой из вариантов опи-
сания лучше всего соответствует Вашим занятиям физкультурой » («Физкультурой
не занимается»); «Вы курите в настоящее время » («Да»). Также можно использовать
различные варианты ответов на вопрос: «Сколько примерно штук сигарет или папи-
рос Вы обычно выкуриваете за день ». Аналогичные рассуждения можно применить
к ряду вопросов и ответов, относящихся к потреблению алкоголя.
Одним из первых известных трудов в области экономического ана-

лиза здоровья на основе РМЭЗ стала работа О. Кузьмича и С. Рощина
(2007). В ней с помощью самооценки своего здоровья, наличия функ-
циональных ограничений, хронических заболеваний и т.п. выводится
статус здоровья индивида, а затем рассматривается влияние этого ста-
туса на занятость, заработки и часы работы. В то же время проверяется
ряд гипотез: статус здоровья не влияет значительно на занятость, но
воздействует на часы работы и положительно влияет на заработки.
Кроме того, учитывается наличие гендерных различий, влияющих на
предложение труда и заработки. Основной вывод этого исследования
состоит в том, что существует положительная зависимость между здоро-
вьем и заработками и что в значительной степени занятость и заработки
подвержены влиянию плохого здоровья по сравнению с его нормальным
состоянием. А вот более хорошее здоровье — по сравнению с нормаль-
ным — значимого влияния не оказывает. Иными словами, инвестиции
6
«Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ
(RLMSHSE)», проводимый Национальным исследовательским университетом «Высшая школа
экономики» и ООО «Демоскоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной
Каролины в апел Хилле и Института социологии РАН (сайты обследования RLMSHSE:
http://www.cpc.unc.edu/pro ects/rlms и http://www.hse.ru/rlms).
135
в здоровье дают отдачу с точки зрения сохранения нормального здо-

ровья, а не увеличения экономических выгод от хорошего здоровья.
. Рощина (2008) исследовала, как различные позитивные и нега-
тивные инвестиции в здоровье влияют на его состояние у респондентов,
причем воздействие таких инвестиций анализировалось с временным
лагом один период. Оценка предложенных автором эконометрических
моделей показала высокую степень влияния на состояние здоровья
позитивных инвестиций в виде занятий спортом и отказа от вредных
привычек. Данное исследование подтвердило гипотезу о том, что низ-
кая продолжительность жизни мужчин в России может быть следст-
вием их негативных инвестиций в свое здоровье.
В. Ким и Рощин (2009) анализировали влияние потребления
алкоголя на заработную плату. При некоторых спецификациях по-
строенной ими эконометрической модели умеренное потребление алко
голя положительно сказывается на заработной плате женщин. Таким
образом, речь может идти об Uобразной зависимости между потреб
лением алкоголя и уровнем заработной платы. Однако применительно
к мужчинам эта зависимость ни в одной из разновидностей модели не
была подтверждена.
С. Ермаков исследовал влияние курения на заработную плату
и производительность труда в России. Автор пришел к выводу о том,
что у мужчин (но не у женщин ) между фактом курения и заработной
платой связи нет (Ермаков, 2010), подтвердил гипотезу о негативном
влиянии курения на производительность труда и заключил, что в мас-
штабах России пристрастие к курению наносит ущерб национальной
экономике в размере 183,6 млрд руб. (Ермаков, 2011).
Во всех этих исследованиях инвести ии в капитал доровья рас-
сматривались как эк огенная переменная; не делалось попыток объяс-
нить, почему, например, люди делают негативные инвестиции в здоровье.
Кроме того, на основе данных РМЭЗ не было исследований воздействия
неверия в будущее на такие негативные инвестиции, даже не предпри-
нимались усилия найти подходящие переменныезаменители для него.
Мы попытались подобрать ряд таких переменных для неверия
в будущее. Подбирая переменныезаменители, мы использовали сле-
дующие вопросы и варианты ответов.
1. «Скажите, пожалуйста, Вам приходилось в течение послед-
них трех месяцев обращаться в медицинское учреждение или просто
к специалисту не потому, что Вы заболели, а для профилактического
обследования » Отказ от профилактических обследований может
свидетельствовать и о нежелании думать о будущем как проявлении
инвестиционной близорукости, и, следовательно, о неверии в него.
2. «А теперь представьте себе, пожалуйста, лестницу из 9 ступеней,
где на нижней ступени стоят совсем бесправные, а на высшей — те,
у кого большая власть. На какой из девяти ступеней находитесь сегодня
Вы лично »; «Представьте себе, пожалуйста, лестницу из 9 ступеней,
где на нижней, первой ступени стоят нищие, а на высшей, девятой —
богатые. На какой из девяти ступеней находитесь сегодня Вы лично »
Люди, считающие себя бесправными и нищими, очевидно, также долж-
ны быть склонны к пессимизму и не верить в будущее.
136
3. «Скажите, пожалуйста, насколько Вы удовлетворены или не

удовлетворены условиями Вашего труда » «Насколько Вы удовлетво-
рены своей жизнью в целом в настоящее время » Здесь мы исходили
из того, что неудовлетворенность условиями труда и жизнью в целом
порождает пессимизм и, значит, неверие в будущее.
4. «Вы получили пластиковые карты…» — вариант ответа «что-
бы пользоваться деньгами с вкладов в банках» может указывать на
наличие уверенности в будущем и интерпретироваться как фактор
и нерадостности: индивид готов не тратить часть своих денег в те-
кущем периоде и рассчитывает на доход либо их сохранение в буду-
щем. Иными словами, у такого индивида спрос на деньги по мотиву
предосторожности чрезвычайно низок, если вообще не равен нулю.
ем меньше интенсивность мотива предосторожности, тем, при про-
чих равных условиях, больше уверенность и оптимизм в отношении
будущего (Runde, 1994).
5. Вопрос о семейном положении — вариант ответа «живете вме-
сте, но не зарегистрированы». Отказ от регистрации брака при совмест-
ном проживании может указывать на общую неуверенность в будущих
перспективах, а значит, на неверие в будущее.
Также причины выбора переменной, характеризующей наличие гражданского
брака, можно объяснить с помощью опросов студентов, в ходе которых было выяв-
лено, что среди опрошенных 65% супружеских пар находятся именно в гражданском
браке. Относительно откладывания регистрации брака в качестве причин все студенты
назвали отсутствие собственного жилья, высокооплачиваемой работы и нестабильное
финансовое положение. Как юноши, так и девушки основной положительной стороной
подобного союза назвали «возможность разойтись без формальностей» (55,4%). В то
же время большинство юношей (75%) отметили отсутствие обязательств, необходи-
мости адаптироваться друг к другу (16,6%), «так принято» (8,3%) (Галяутдинова,
Ахмадеева, 2015). Подобные выводы свидетельствуют о том, что люди, находящиеся
в сожительстве, скорее всего не желают брать на себя ответственность, более легко-
мысленны и, следовательно, у них меньше сила воли и незначительная ориентация
на будущее. С другой стороны, в исследовании приводятся причины пессимизма
и неверия в будущее молодых людей, вызванные невозможностью обеспечить себя
жильем и работой и достичь финансовой стабильности.
6. «За последние 12 месяцев Вы сидели на какойнибудь диете

Диетой мы считаем любое изменение в Вашей обычной еде именно
для того, чтобы сбросить вес, похудеть, сохранить или улучшить здо-
ровье». Индивиды, которые придерживаются диеты, так или иначе
преодолевают себя, что сигнализирует о наличии у них силы воли
( hang, Rashad, 2007). Поскольку параметр силы воли выступает
в качестве переменнойзаменителя для ориентации на будущее, отказ
от диеты может восприниматься как отказ от «вложений в будущее»
и, следовательно, как проявление неверия в него, и наоборот.
7. «Скажите, пожалуйста, Вы владеете какимлибо иностранным
языком, помимо языков бывших республик СССР » — отрицательный
ответ на этот вопрос указывает на неверие в будущее, поскольку, в усло-
виях информационного общества объяснение незнания иностранных
языков ссылкой на пренебрежение будущим выглядит правдоподобным.
8. «Собираетесь ли Вы продолжить образование на курсах, в тех-
никуме, вузе в течение ближайших трех лет » — отрицательный от-
137
вет на этот вопрос также может интерпретироваться как проявление

инвестиционной близорукости и соответственно неверия в будущее.
Подбирая эти переменные, мы в определенной степени ориентировались на
работу Л. ана и И. Рашада ( hang, Rashad, 2007), в которой исследована взаимо
связь здоровья и межвременного выбора. В качестве зависимой переменной выступает
индекс массы тела (ИМТ), а независимыми — уровень образования, переменная
для силы воли, статус брака, цвет кожи и т. д. Вообще говоря, метод определения
силы воли в качестве переменной выглядит спорным. Дело в том, что этот показа-
тель основан на вопросе о том, что составляет наибольшее препятствие к снижению
веса для тех, кто хочет похудеть. Таким образом, для данной фиктивной переменной
в качестве 1 учитываются те, для кого сила воли является решающим фактором. Тем
не менее, забегая вперед, отметим, что результаты схожи с выводами нашей модели.
Действительно, параметр силы воли значимо влияет на ИМТ, а также уровень образо-
вания, доход и даже статус брака. А поскольку параметр силы воли может выступать
в качестве переменнойзаменителя для ориентации на будущее, выводы подтверждают
идею Фукса о значимой роли «терпеливости» для вложений в здоровье.
Описание независим х и зависим х переменн х
Первоначально для проверки гипотезы учитывались данные РМЭЗ

всех доступных волн опроса на настоящий момент (с 5й по 24ю),
проводившихся с ноября 1994 г. по январь 2016 г., однако ввиду но-
визны некоторых вопросов в итоговую модель попали данные только
с 2009 г. Таким образом, наш анализ охватывает почти исключительно
2010е годы. Расчеты проводились в пакете Stata 11. В конечной модели
используются 14 независимых переменных, в состав которых, помимо
контрольных (возраст, образование, пол, доход), входят переменные,
сигнализирующие о наличии или отсутствии неверия в будущее у опро-
шенных индивидов (табл. 2—3). В рамках этого исследования в каче-
Кодировка переменн х
№ Переменная Описание
1 Age Возраст респондента (количество лет)
2 Educ Образование (количество лет)
3 Male Пол (1— для мужчин, 0 — для женщин)
4 ln inc Логарифм дохода
5 card dep Наличие банковской карты для вкладов (1 — есть, 0 — нет)
6 civ mar ивете вместе, но не зарегистрированы (1 — да, 0 — нет)
7 satsf cond 1 Удовлетворенность условиями труда (1 — да, 0 — нет)
8 satsf life 2 1 Удовлетворенность жизнью (1 — да, 0 — нет)
9 Diet За последние 12 мес. придерживались диеты (1 — да, 0 — нет)
10 ladd powrf Лестница власти (1 — бесправные, 9 — те, у кого большая власть)
11 ladd rich Лестница богатства (1 — нищие, 9 — богатые)
12 prev insp Показывались с целью профилактики в течение 12 мес. (1 — да, 0 — нет)
13 for lang Владение иностранным языком (1 — да, 0 — нет)
14 cont educ Индивид собирается продолжить образование (1 — да, 0 — нет)
15 Phys cult Индивид занимается физкультурой (1 — да, 0 — нет)
16 Smoker Индивид курит (1 — да, 0 — нет)
17 cigs dly ct Количество выкуренных сигарет в день
(0 — не курит, 1 — 1 20, 2 — 21 40, 3 — 41 60, 4 — 61 80)
138
Описание переменн х
исло Стандартное
Переменная Среднее Min Max
наблюдений отклонение
Smoker 24 6698 0,3172421 0,4654035 0 1
phys cult 22 3133 0,2443072 0,4296766 0 1
cigs dly ct 24 6236 0,3380131 0,5247884 0 4
Male 24 7299 0,4270418 0,4946495 0 1
Age 24 7274 43,4050900 18,6268800 14 104
ln inc 20 3237 9,0632940 1,6709250 1,609438 16,81124
Educ 24 6327 11,1418400 2,8812810 0 18,5
card dep 68921 0,1676557 0,3735630 0 1
civ mar 24 6267 0,0939996 0,2918288 0 1
cont educ 12 4035 0,1960576 0,3970142 0 1
Diet 12 6905 0,0799968 0,2712894 0 1
for lang 12 6253 0,1942449 0,3956198 0 1
ladd powrf 23 9093 3,5825520 1,6893880 1 9
ladd rich 24 1752 3,8846170 1,4863140 1 9
prev insp 24 6998 0,1834630 0,3870464 0 1
satsf cond 1 10 5384 0,7850717 0,4107745 0 1
Satsf li 2 1 24 5238 0,6209152 0,4851603 0 1
Источник: здесь и далее — расчеты авторов по данным РМЭЗ.
стве зависимых переменных выступает «smoker» и «cigs dly ct», ко-

торые характеризуют пристрастие индивида к курению, и «phys cult»,
отражающая склонность к занятиям физкультурой.
Прежде всего, из выборки были удалены индивиды младше 14 лет,
поскольку рассмотрение их в модели нецелесообразно. Так как в мо-
дели преимущественно представлены фиктивные переменные, а пере-
менная образования входит в число контрольных наряду с возрастом,
полом и доходом, необходимо было перекодировать данную перемен-
ную и переформировать ее из категориальной в количественную на
основе вопроса об уровне образования. Изначально переменная содер-
жит 23 категории, где категории от 0 до 9 характеризуют число лет,
проведенных в школе, поэтому они не изменены. Изменение остальных
категорий происходило на основе допущения, что если в вопросе мы
сталкиваемся с некоторым неопределенным периодом образования, то
берем среднее значение количества лет образования между возмож-
ными. В то же время, принимая во внимание возраст респондентов,
большинство из них столкнулось с 10летней системой образования
в школе, поэтому если, например, респондент закончил 11 классов,
то ему «присваивается» 10 лет (табл. 4).
Судя по средней переменной «male», женщин в выборке больше,
чем мужчин, что соответствует нормальной демографической ситуации.
Переменная дохода была логарифмирована.
Иногда мы сталкивались с категориальной переменной, включа-
ющей по характеру противоположные значения. Например, удовлет-
воренность жизнью «satsf life 2 1» изначально имела пять категорий
ответа — от «полностью удовлетворены» до «совсем не удовлетворены».
В таком случае для перекодирования в фиктивную переменную созда-
валось две версии этой переменной, где срединный ответ «и да, и нет»
139
Кодировка уровня о разования
Количество лет
Категория Уровень образования образования
10 7—9 классов школы (незаконченное среднее) ПТУ без диплома 8,0
11 7—9 классов школы (незаконченное среднее) ПТУ с дипломом 9,0
12 10 и более классов школы без аттестата о среднем образовании 9,5
7—9 классов школы (незаконченное среднее) и менее 2 лет
13 8,0
в техникуме
14 среднее образование — есть аттестат о среднем образовании 10,0
10 и более классов школы и какоелибо профессиональное
15 10,25
образование без диплома
10 и более классов школы и какоелибо профессиональное
16 11,0
образование с дипломом
17 10 и более классов школы и техникум без диплома 11,25
18 техникум с дипломом 13,0
19 1—2 года в высшем учебном заведении 11,5
20 3 и более лет в высшем учебном заведении 14,0
21 Есть диплом о высшем образовании 14,5
22 Аспирантура и т. п. без диплома 17,0
23 Аспирантура и т. п. с дипломом 18,5
включался то в 1, то в 0. В данном случае последний индекс 1 перемен-

ной «satsf life 2 1» означает, что срединный ответ перекодирован в 1.
остроение конометрических моделей
Поскольку исследуемые модели основаны преимущественно на

фиктивных переменных за счет специфики данных из опросника
РМЭЗ, здесь и далее построение стандартных линейных регрессион-
ных моделей для таких переменных теоретически некорректно. Эта
некорректность связана с тем, что условное математическое ожидание
таких факторов равно вероятности того, что зависимая переменная
примет значение 1, а в рамках линейной регрессии допускаются и от-
рицательные значения, и значения выше 1. Принимая во внимание
указанный аспект, как правило, используют некоторые интегральные
функции распределения. Наиболее популярны нормальное (пробит)
и логистическое распределение (логит).
В модели probit с зависимой переменной «smoker» (табл. 5) зна-
чимы все независимые переменные, за исключением «card dep», кото-
рая характеризует использование банковских карт с целью сбережений.
Поэтому интерпретировать данный показатель нецелесообразно. то ка-
сается остальных переменных, то прежде всего можно заметить снижение
склонности к курению по мере увеличения числа лет, инвестированных
в образование. Существование такой связи подтверждает концепцию
Фукса (Fuchs, 1982). Это также согласуется с рядом работ, где отра-
жены различия в отношении пристрастия к курению среди мужского
населения: было выявлено, что курение более популярно среди менее
образованных, нежели среди более образованных мужчин (Perlman et
al., 2007). Данные за 2006 г. показывают, что в Москве курили 64,7%
140
егрессионная модель ro it
pbt.smoker Коэффициент Стандартная ошибка P z
male 0,9102596 0,0155994 0,000
age 0,0104622 0,0007557 0,000
ln inc 0,1282389 0,0109253 0,000
educ 0,1326791 0,0038670 0,000
card dep 0,0251133 0,0194121 0,196
civ mar 0,3512199 0,0205773 0,000
cont educ 0,0722306 0,0210837 0,001
diet 0,0784223 0,0286069 0,006
for lang 0,0946081 0,0190876 0,000
ladd powrf 0,0275598 0,0058064 0,000
ladd rich 0,0114163 0,0067840 0,092
prev insp 0,0446171 0,0172197 0,010
satsf cond 1 0,0918267 0,0211170 0,000
satsf li 2 1 0,1200822 0,0193898 0,000
cons 0,3037660 0,1056609 0,004
менее образованных мужчин, в то время как доля более образован-

ных курящих мужчин составила 48,5% (Герасименко и др., 2007). Эта
ситуация наблюдалась по всей стране в течение длительного времени.
Этот вывод можно сделать, опираясь на национальные исследования
распространенности курения (Gilmore, McKee, 2005). Среди женщин
разница между показателями курения в зависимости от уровня образо-
вания со временем возрастает, и хотя в период между 1992 и 2003 гг. во
всех группах был отмечен рост распространенности курения, наименее
образованная группа имела наивысший показатель (Perlman et al., 2007).
Кроме того, анализ данных указывает на связь между пристрастием
к курению и возрастом. Если эту связь интерпретировать буквально,
то получится, что наиболее склонны к курению 14летние; однако,
конечно, такой вывод сомнителен. Следует отметить, что в моделях,
посвященных исключительно курению, как правило, более успешно
используются квадрат возраста либо квадратный корень, что указывает
на нелинейную зависимость. Мы не пытаемся исследовать детально
параметр возраста и его связь с курением, поэтому здесь и далее дан-
ная переменная не модифицируется.
Знак коэффициента перед переменной пола «male» указывает на
то, что для мужчин склонность к курению выше, чем для женщин, что
не вызывает сомнений и обосновано исторически. Рост дохода также
приводит к увеличению потребления сигарет. Результаты исследований
Всемирного банка, основанные на Опросе по мониторингу жизненного
уровня, демонстрируют, что в абсолютном значении в семьях с высоким
уровнем доходов расходы выше, но в менее обеспеченных семьях более
значительная часть расходов связана с приобретением табачных изделий.
Кроме того, семьи, у которых основными статьями денежных затрат
выступают расходы на табак, предрасположены к более значительным
расходам и на алкогольные напитки (D ibuti et al., 2007).
Но больший интерес представляют не контрольные переменные,
а те, что характеризуют неверие в будущее. В результате мы видим,
141
что при наличии оптимизма, более высокой самооценке, удовлетворен-

ности жизнью, планировании будущего и существовании признаков
заботы о здоровье склонность к курению снижается. В то же время
переменная состояния индивида в гражданском браке «civ mar» сви-
детельствует о нежелании узаконивать отношения; положительный
знак перед коэффициентом регрессора указывает на положительную
связь со склонностью к курению.
В модели logit с той же зависимой переменной и набором регрессо-
ров (табл. 6) знаки коэффициентов остались прежними, а переменная
«ladd rich», характеризующая финансовую самооценку респондента,
практически потеряла значимость даже на уровне 10%.
егрессионная модель logit
lgt.smoker Коэффициент Стандартная ошибка P z
male 1,5127500 0,0264697 0,000
age 0,0176564 0,0012779 0,000
ln inc 0,2080901 0,0188243 0,000
educ 0,2227468 0,0065442 0,000
card dep 0,0410220 0,0329165 0,213
civ mar 0,5904102 0,0345801 0,000
cont educ 0,1297815 0,0360822 0,000
diet 0,1559548 0,0505710 0,002
for lang 0,1699636 0,0326578 0,000
ladd powrf 0,0472172 0,0098332 0,000
ladd rich 0,0187264 0,0114866 0,103
prev insp 0,0709785 0,0292423 0,015
satsf cond 1 0,1549920 0,0354881 0,000
satsf li 2 1 0,2045211 0,0327249 0,000
cons 0,6029126 0,1811561 0,001
Далее рассматривается probitмодель с зависимой переменной

phys cult (табл. 7), результаты которой свидетельствуют о причинах
проверки одинакового набора регрессоров на двух противоположных
по смыслу зависимых переменных. Как мы видим, при смене пере-
менной со «smoker» на «phys cult» независимые переменные неверия
в будущее поменяли свой знак, при этом значимость улучшилась,
в частности, переменная «card dep» стала значимой. А значит, сни-
жение степени неверия в будущее повышает склонность к занятиям
физкультурой, что свидетельствует в пользу выдвинутой гипотезы.
По аналогии для сравнения строится logitмодель с тем же набором
факторов и зависимой переменной, знаки и значимость сохранились
(табл. 8).
Для дальнейшего исследования необходимо определить, будут
использоваться logit или probitмодели. С этой целью были выведены
информационные критерии Байеса (BIC) и Акаике (AIC). В результате
в соответствии с обоими критериями для переменной «smoker» целе-
сообразно использовать logit, а для переменной «phys cult» — probit.
Но поскольку нам важно продемонстрировать все модели, используя
одну разновидность регрессии, было решено применить probitмодель.
142
егрессионная модель pro it
pbt.phys cult Коэффициент Стандартная ошибка P z
male 0,2005515 0,0161681 0,000
age 0,0053562 0,0007671 0,000
ln inc 0,0852580 0,0107282 0,000
educ 0,0868421 0,0040340 0,000
card dep 0,1277887 0,0189600 0,000
civ mar 0,0442442 0,0216645 0,041
cont educ 0,2783360 0,0200645 0,000
diet 0,5289784 0,0255079 0,000
for lang 0,2710518 0,0179680 0,000
ladd powrf 0,0304750 0,0058781 0,000
ladd rich 0,0124584 0,0068914 0,071
prev insp 0,1296333 0,0169385 0,000
satsf cond 1 0,0822336 0,0224914 0,000
satsf li 2 1 0,0467261 0,0203048 0,021
cons 2,9680080 0,1063819 0,000
егрессионная модель logit
lgt.phys cult Coef. Std. Err P z
male 0,3444677 0,0275168 0,000
age 0,0094692 0,0013145 0,000
ln inc 0,1437799 0,0183845 0,000
educ 0,1480411 0,0069593 0,000
card dep 0,2132986 0,0316558 0,000
civ mar 0,0743160 0,0370069 0,045
cont educ 0,4615547 0,0332289 0,000
diet 0,8771050 0,0418725 0,000
for lang 0,4456486 0,0297167 0,000
ladd powrf 0,0519883 0,0099702 0,000
ladd rich 0,0211906 0,0117117 0,070
prev insp 0,2200778 0,0286322 0,000
satsf cond 1 0,1468078 0,0390613 0,000
satsf li 2 1 0,0853069 0,0351261 0,015
cons 4,9995320 0,1836022 0,000
Построив модель с предельными эффектами по средним, мы мо-

жем судить о величине влияния того или иного фактора (табл. 9). Так,
наибольшее влияние на склонность к курению, разумеется, имеет пол
индивида. В данном случае, если индивид мужчина, то его склон-
ность курить на 39% выше, чем у женщины. Увеличение дохода на
1% увеличивает склонность к курению на 4,6%. Дополнительный год
образования снижает эту склонность на 4,8%. Если индивид находится
в гражданском браке, то он на 12,7% вероятнее станет курильщиком.
Если он собирается продолжить образование, то склонность к курению
снижается на 2,6%, и т. д.
В случае переменной, характеризующей занятия физкультурой,
влияние факторов несколько отличается (табл. 10). Мужчины также
более активны в занятии спортом, но всего на 6%. Наибольшее влия
143
редельн й ффект для pro it smo er
dy/dx Std. Err. P z
male 0,3297211 0,0056274 0,000
age 0,0037897 0,0002736 0,000
ln inc 0,0464517 0,0039540 0,000
Educ 0,048060 0,0013994 0,000
card dep 0,0090967 0,0070316 0,196
civ mar 0,1272215 0,0074534 0,000
cont educ 0,0261639 0,0076374 0,001
Diet 0,0284067 0,0103619 0,006
for lang 0,0342697 0,0069137 0,000
ladd powrf 0,0099829 0,0021032 0,000
ladd rich 0,0041353 0,0024573 0,092
prev insp 0,0161615 0,0062372 0,010
satsf cond 1 0,0332622 0,0076487 0,000
satsf li 2 1 0,0434971 0,0070225 0,000
редельн й ффект для pro it ph s cult
dy/dx Std. Err. P z
male 0,0639754 0,0051545 0,000
age 0,0017086 0,0002446 0,000
ln inc 0,0271970 0,0034209 0,000
educ 0,0277024 0,0012818 0,000
card dep 0,0407642 0,0060480 0,000
civ mar 0,0141138 0,0069106 0,041
cont educ 0,0887884 0,0063984 0,000
diet 0,1687426 0,0081436 0,000
for lang 0,0864647 0,0057355 0,000
ladd powrf 0,0097214 0,0018748 0,000
ladd rich 0,0039742 0,0021983 0,071
prev insp 0,0413526 0,0054016 0,000
satsf cond 1 0,0262323 0,0071738 0,000
satsf li 2 1 0,0149055 0,0064767 0,021
ние оказывает регрессор «diet», то есть если респондент в течение

12 месяцев соблюдал диету, то склонность к занятиям увеличивается
почти на 17%.
Далее мы построили probitмодели с предельными и фиксирован-
ными по времени эффектами (табл. 11—12). Следует отметить, что
модели с фиксированными эффектами опираются на структуру панель-
ных данных, что позволяет учитывать неизмеримые индивидуальные
различия объектов. Именно эти отличия называются эффектами. В дан-
ных моделях эффекты интерпретируются как «шумовой» параметр,
и оценка направлена на их исключение. В первой модели, оценивающей
склонность к курению, все переменные времени значимы и демонстри-
руют увеличение отрицательного влияния из года в год. Во второй
модели значимы первый и последние три года. Наибольшее влияние
оказывает последний 2015 г., наименьшее — предыдущий 2014 г.
144
редельн й ффект для pro it smo er
dy/dx Стандартная ошибка P z
male 0,3269356 0,0056413 0,000
age 0,0036370 0,0002755 0,000
ln inc 0,0541308 0,0040894 0,000
educ 0,0485925 0,0014040 0,000
card dep 0,0069927 0,0070428 0,321
civ mar 0,1281905 0,0074566 0,000
cont educ 0,0290514 0,0076528 0,000
diet 0,0281937 0,0103671 0,007
for lang 0,0365146 0,0069242 0,000
ladd powrf 0,0089462 0,0021094 0,000
ladd rich 0,0055690 0,0024667 0,024
prev insp 0,0166420 0,0062435 0,008
satsf cond 1 0,0331953 0,0076517 0,000
satsf li 2 1 0,0419307 0,0070320 0,000
year
2010 0,0335118 0,0131139 0,011
2011 0,0397816 0,0124649 0,001
2012 0,0503478 0,0123604 0,000
2013 0,0628404 0,0123791 0,000
2014 0,0703411 0,0126190 0,000
2015 0,0873949 0,0126323 0,000
редельн й ффект для pro it ph s cult
dy/dx Std. Err. P z
male 0,0648632 0,0051704 0,000
age 0,0016964 0,000246 0,000
Ln inc 0,0252235 0,0035121 0,000
educ 0,0277945 0,0012842 0,000
card dep 0,0399319 0,0060537 0,000
civ mar 0,0143178 0,0069123 0,038
cont educ 0,0894755 0,0064084 0,000
diet 0,1691011 0,0081459 0,000
for lang 0,0869952 0,0057421 0,000
ladd powrf 0,0092998 0,0018797 0,000
ladd rich 0,0044983 0,0022042 0,041
prev insp 0,0412478 0,0054059 0,000
satsf cond 1 0,0263772 0,0071760 0,000
satsf li 2 1 0,0147223 0,0064851 0,023
year
2010 0,0294012 0,0110615 0,008
2011 0,0030775 0,0103960 0,767
2012 0,0153709 0,0103577 0,138
2013 0,0239187 0,0104497 0,022
2014 0,0200669 0,0106553 0,060
2015 0,0327227 0,0108749 0,003
В таблице 13 представлены результаты оценки упорядоченной

probitмодели (ordered probit) с зависимой переменной «cigs dly ct»,
разбитой на категории, где 0 означает, что респондент не курит, 1 —
курит от 1 до 20 сигарет в день, 2 — от 21 до 40 сигарет и т. д. Анализ
145
редсказанная вероятность после ordered pro it cigs dl ct
dy/dx (0) dy/dx (1) dy/dx (2) dy/dx (3) dy/dx (4)
male 0,3316676*** 0,3029038*** 0,0281596*** 0,0005775*** 2,67e 05
age 0,0024957*** 0,0022792*** 0,0002119*** 0,0000044*** 2,01e 07
ln inc 0,0435919*** 0,0398114*** 0,0037011*** 0,0000759*** 3,51e 06
educ 0,0448381*** 0,0409495*** 0,0038069*** 0,0000781*** 3,61e 06
card dep 0,0065928 0,0060211 0,0005598 0,0000115 5,31e 07
civ mar 0,1169184*** 0,1067787*** 0,0099267*** 0,0002036*** 9,43e 06
cont educ 0,0211094*** 0,0192787*** 0,0017923*** 0,0000368** 1,70e 06
diet 0,0244210** 0,0223031** 0,0020734** 0,0000425** 1,97e 06
for lang 0,0292174*** 0,0266835*** 0,0024806*** 0,0000509*** 2,36e 06
ladd powrf 0,0087405*** 0,0079825*** 0,0007421*** 0,0000152*** 7,05e 07
ladd rich 0,0039961* 0,0036495* 0,0003393* 0,0000070 3,22e 07
prev insp 0,0170795*** 0,0155983*** 0,0014501*** 0,0000297** 1,38e 06
satsf cond 1 0,0380762*** 0,0347740*** 0,0032328*** 0,0000663*** 3,07e 06
satsf li 2 1 0,0407686*** 0,0372329*** 0,0034614*** 0,0000710*** 3,29e 06
*
p 0,1, **
p 0,05, ***
p 0,01.
некурящих в столбце dy/dx (0) показывает, что все переменные зна-

чимы и те, которые характеризуют более значительную ориентацию
на будущее, положительно влияют на данную категорию, и наобо-
рот. Для респондентов категории dy/dx (1), то есть тех, кто курит
от 1 до 20 сигарет, знаки коэффициентов, в отличие от некурящих,
поменялись; переменные значимы, что указывает на отрицательное
влияние и подтверждает выдвинутую гипотезу. Важно отметить, что
главным объектом внимания выбранной модели в данном исследовании
выступает не величина вероятности влияния регрессоров на зависи-
мую переменную. (Хотя она тоже представляет интерес, но это тема
отдельного исследования.) Здесь цель показать, что происходит при
переходе к категории dy/dx (1): за счет разграничения курильщиков
и некурильщиков на разные категории эта модель позволяет наглядно
продемонстрировать, что характер влияния одних и тех же факторов
действительно меняется на противоположный при смене категории
респондентов, сохраняя при этом значимость.
По мере возрастания категории склонность курить больше сигарет
снижается и стремится к нулю, для четвертой категории переменные
вовсе теряют значимость.
Учитывая российские реалии, мы предположили, что недоста-
точно разбивать респондентов только на тех, кто курит, и тех, кто
занимается физкультурой, и строить соответствующие модели. Вполне
возможно, что очень много людей могут одновременно осуществлять
и негативные, и позитивные инвестиции в капитал здоровья, то есть
и курить, и заниматься физкультурой. тобы исследовать данный
аспект, создана категориальная переменная «sm phys», которая как
бы «пересекает» эти два класса респондентов: 1 — те, кто не курит,
но занимается физкультурой, 2 — курят и занимаются физкультурой,
3 — курят и не занимаются, 4 — не курят и не занимаются спортом.
Мы построили мультиномиальную probitмодель, отражающую влия
ние нашего набора регрессоров на каждую из категорий (табл. 14).
146
Мультиномиальная pro it модель для sm ph s
sm phys Coef. (2) Coef. (3) Coef. (4)
Male 0,7074229*** 0,7549959*** 0,5535468***
Age 0,0082071 0,0052255*** 0,0101306***
ln inc 0,1006372*** 0,0463740*** 0,1413946***
Educ 0,1311026*** 0,2405548*** 0,0789508***
card dep 0,0557459 0,1658301*** 0,1730727***
civ mar 0,3258931*** 0,4288020*** 0,0372435
cont educ 0,0320802 0,3966073*** 0,3156808***
Diet 0,2084583*** 0,6585137*** 0,7063967***
for lang 0,1109485*** 0,3959705*** 0,3308564***
ladd powrf 0,0308590*** 0,0653229*** 0,0350300***
ladd rich 0,0034052 0,0237766** 0,0083110
Prev insp 0,0569291 0,1969401*** 0,1634634***
Satsf cond 1 0,0678322 0,1923347*** 0,0764538**
Satsf li 2 1 0,1370668*** 0,1927181*** 0,0400887
cons 0,3294033 3,5699810 3,4627730
*
p 0,1, **
p 0,05, ***
p 0,01.
В результате 1я категория — те, кто не курит и занимается физ-

культурой, — базовая, и на ее основе сравниваются остальные катего-
рии. Переходим ко 2й категории: по основным коэффициентам знаки
отрицательные, что вполне разумно, поскольку в эту категорию входят
курильщики; почти половина переменных не значима, и интерпрети-
ровать данную категорию довольно сложно, как и 4ю, в которую вхо-
дят большинство респондентов. Но ценность представляет сравнение
именно с 3й категорией, так как в нее входят люди, осуществляющие
только негативные инвестиции в капитал здоровья, то есть курильщики
и те, кто не занимается физкультурой. Как и ожидалось, коэффициен-
ты имеют противоположный знак по сравнению с первой категорией;
более того, все переменные значимы на уровне 1%.
* * *
В данном исследовании мы задались целью обосновать и про-

верить гипотезу о том, что негативные инвести ии в капитал до
ровья — в виде привычки курить и отказа от занятий спортом — по-
рождаются неверием в буду ее.
На основе обычных probitмоделей, применяя один и тот же
набор регрессоров, мы продемонстрировали влияние неверия в бу-
дущее на склонность к курению и отказ заниматься физкультурой.
Посредством применения предельного эффекта по средним выявлена
амплитуда влияния каждого фактора. Построив модель с предель-
ным и фиксированным эффектами, мы исключили эффекты как
«шумовой» параметр и оценили влияние каждого года на зависимую
переменную. Создание категориальной переменной по количеству
ежедневно выкуренных сигарет и дальнейшее ее включение в упо-
147
рядоченную модель probit в качестве зависимой позволило отследить

изменение влияния набора регрессоров на склонность к курению по
мере увеличения дневной нормы выкуренных сигарет. А пересечение
групп курильщиков/некурильщиков и занимающихся/не занимаю-
щихся физкультурой и включение их в качестве зависимой перемен-
ной в мультиномиальную модель probit наглядно показывает разное
влияние факторов на тех, кто курит и не занимается физкультурой,
и на тех, кто, наоборот, не курит и занимается физкультурой. Все
эти модели отражают тот факт, что проверяемая гипоте а о влиянии
неверия в буду ее на инвести ии в капитал доровья по мень ей
мере не отвергается.
Дальнейшие направления исследования могут быть связаны
с включением в модель потребления крепкого алкоголя в качестве пере
меннойзаменителя для негативных инвестиций в капитал здоровья.
Также важен поиск более точных переменных, описывающих неверие
в будущее. Кроме того, большую роль в понимании закономерностей
динамики капитала здоровья могут сыграть межстрановые эмпириче-
ские исследования. Более того, доказательства именно такой причинно
следственной связи — влияние пессимизма на капитал здоровья, а не
наоборот,— требуют дополнительных исследований7. На данном этапе
мы ограничиваемся логикой принятия решения не курить или зани-
маться спортом.
Аминов И. (2016). Самоубийства в России // Демоскоп eekly. № 705—706. [Aminov I.

(2016). Suicides in Russia. emoscope eekly, No. 705—706. (In Russian).]
Берг М. (1990). Истоки русского пессимизма. URL: http://mberg.net/istoki [Berg M.
(1990). The sources of the Russian pessimism. (In Russian).]
Галяутдинова С. И., Ахмадеева Е. В. (2015). Подготовка к семейной жизни современ-
ной молодежи в условиях проекта «Школа семейного искусства» // Вестник
Башкирского университета. Т. 20, № 3. С. 1109—1113. [Galyautdinova S. I.,
Ahmadeeva E. V. (2015). Preparing for family life in the modern youth pro ect
“School of family art . estnik ashkirskogo niversiteta, Vol. 20, No. 3,
pp. 1109—1113 (In Russian)]
Герасименко Н. Ф., Заридзе Д. Г., Сахарова Г. М. (ред.) (2007). Здоровье или
табак: Цифры и факты. М.: Материалы Форума «Здоровье или табак ». [Gera-
simenko N. F., aridze D. G., Sakharova G. M. (eds.) (2007). ealth and to acco:
acts and figures. Moscow: Proceedings of the Forum “Health or Tobacco .
(In Russian).]
Герасин А. Н. (2006). Теневые процессы в экономике современной России. М.:
Московский государственный индустриальный университет. [Gerasin A. N.
(2006). The shadow processes in the economy of contemporary Russia. Moscow:
Moscow State Industrial University. (In Russian).]
ДзисьВойнаровский Н. (2013). Россия, когда ты перестанешь ныть Slon.ru, 9 апреля,
https://republic.ru/economics/kogda rossiya perestanet nyt i nachnet zhit
928769.xhtml [Dzis’Voynarovskiy N. (2013). Russia when do you cease to lament
Slon.ru, April 9. (In Russian).]
7
Можно возразить, что курение связано со снятием негативных эмоций (Brown, Carpenter,
2011). Однако опрошенные курильщики не чувствуют риска получить проблемы со здоровьем
в связи с этой привычкой, что также свидетельствует о низкой оценке будущего.
148
Ермаков С. А. (2010). Влияние интенсивности потребления табака на заработные

платы в России (Препринт P15/2010/04). М.: ГУ ВШЭ. [Ermakov S. A.
(2010). Estimates of macroeconomic effects of smoking on productivity in Russia
( orking Paper P15/2010/04). Moscow: National Research University Higher
School of Economics. (In Russian).]
Ермаков С. А. (2011). Оценка макроэкономических последствий влияния курения
на производительность в России (Препринт P15/2011/01). М.: НИУ ВШЭ.
[Ermakov S. A. (2011). The impact of smoking intensity on wages in Russia
( orking Paper P15/2011/01). Moscow: National Research University Higher
School of Economics. (In Russian).]
Кейнс Дж. М. (2002). Общая теория занятости, процента и денег. М.: Гелиос АРВ.
[Keynes J. M. (2002). The general theory of employment interest and money.
Moscow: Gelios ARV. (In Russian).]
Ким В. В., Рощин С. Ю. (2009). Влияние потребления алкоголя на заработную
плату (Препринт P15/2009/01). М.: ГУ ВШЭ. [Kim V. V., Roshchin S. u.
(2009). The influence of alcohol use on wages ( orking Paper P15/2009/01).
Moscow: State University Higher School of Economics. (In Russian).]
Кузьмич О. С., Рощин С. Ю. (2007). Влияние здоровья на заработную плату и за-
нятость: эмпирические оценки отдачи от здоровья (Препринт P15/2007/02).
М.: ГУ ВШЭ. [Kuzmich O. S., Roshchin S. u. (2007). The impact of health on
wage and employment: Empirical estimates of the returns to health ( orking
Paper P15/2007/02). Moscow: State University Higher School of Economics.
(In Russian).]
Розмаинский И. (2011). Почему капитал здоровья накапливается в развитых странах
и «проедается» в постсоветской России (опыт посткейнсианского анализа) //
Вопросы экономики. № 10. С. 113—131. [Rozmainsky I. (2011). hy does health
capital increase in the developed countries and decrease in Post Soviet Russia .
oprosy Economiki, No. 10, pp. 113—131. (In Russian).]
Рощина . М. (2008). Отдача от позитивных и негативных инвестиций в здоровье
(Препринт P3/2008/05). М.: ГУ ВШЭ. [Roshchina a. M. (2008). The return
on positive and negative investments into health ( orking Paper P3/2008/05).
Moscow: State University Higher School of Economics. (In Russian).]
Рыжкова М. В. (2007). Теория рационального привыкания: современное состояние
и перспективы развития // Известия Томского политехнического университета.
Т. 311, № 6. С. 105—110. [Ryzhkova M. V. (2007). The theory of rational ad-
diction: contemporary state and perspectives of development. svestiya Tomskogo
Politechnicheskogo niversiteta, Vol. 311, No. 6, pp. 105—110. (In Russian).]
Скоробогатов А. С. (2010). Зависимость между человеческим капиталом и само
сохранительным поведением // Terra Economicus. Т. 8, № 4. С. 20—36.
[Skorobogatov A. S. (2010). Dependency between human capital and selfcorrecting
behavior. Terra Economicus, Vol. 8, No. 4, pp. 20—36. (In Russian).]
Becker G., Murphy K. (1988). A theory of rational addiction. Journal of Political
Economy, Vol. 96, No. 4, pp. 675—700.
Bellais R. (2004). Post Keynesian theory, technology policy, and longterm growth.
Journal of Post Keynesian Economics, Vol. 26, No. 3, pp. 419—440.
Brown A. E., Carpenter M. J. (2011). Occasional smoking in college: ho, what, when
and why Addictive ehaviors, Vol. 36, No. 12, pp. 1199—1204.
Carvalho F. J. C. (1992). r. Keynes and Post Keynesians. Principles of macroeconomics
for a monetary production economy. Aldershot: Edward Elgar.
Davidson P. (1972). oney and the real world. London: Macmillan.
D ibuti M., Gotsadze G., Mataradze G., oidze A. (2007). Influence of household de-
mographic and socioeconomic factors on household expenditure on tobacco in six
new independent states. Pu lic ealth, No. 7.
Fuchs V. R. (1982). Time preference and health: an exploratory study. ER orking
Paper, No. 539.
Gilmore A., McKee M. (2005). Exploring the impact of foreign direct investment on to-
bacco consumption in the former Soviet Union. To acco ontrol No. 14, pp. 13—21.
149
Grossman M. (1972). On the concept of health capital and the demand for health. Journal
of Political Economy Vol. 80, No. 2, pp. 223—255.
Hodgson G. M. (2011). The eclipse of the uncertainty concept in mainstream economics.
Journal of Economic ssues Vol. 45, No. 1, pp. 159—175.
Juniper J. (2000). A genealogy of shorttermism in capital markets ( orking Paper
No. 200003). University of South Australia, Division of Business Enterprise,
Centre of Business Analysis and Research.
Keynes J. M. (1937). The general theory of employment. uarterly Journal of Economics,
Vol. 51, No. 2, pp. 209—223.
Mazzucato M. ray L. R. (2015). inancing the capital development of the economy:
a Keynes Schumpeter insky synthesis ( orking Paper No. 837). Levy Economics
Institute of Bard College.
Perlman F., Bobak M., Gilmore A., McKee M. (2007). Trends in the prevalence of
smoking in Russia during the transition to a market economy. To acco ontrol
No. 16, pp. 299—305.
Prelec D. (2004). “Decreasing impatience: a criterion for nonstationary time preference
and “hyperbolic discounting. Scandinavian Journal of Economics, Vol. 106, No. 3,
pp. 511—532.
Rubinstein A. (2003). “Economics and psychology : the case of hyperbolic discounting.
nternational Economic Review, Vol. 44, No. 4, pp. 1207—1216.
Runde J. (1994). Keynesian uncertainty and li uidity preference. am ridge Journal of
Economics, Vol. 18, No, 2, pp. 129—144.
HO (2015). Life expectancy. Data by country. Geneva: orld Health Organization.
hang L., Rashad I. (2007). Obesity and time preference: the health conse uence of dis-
counting the future. Journal of iosociological Science, Vol. 40, No. 1, pp. 97—113.
is elief in the future and negati e in estment

in health capital in contemporar ussia
van . Ro mainsky 1,* Alexey S. Tatarkin 2
Authors affiliations: 1 National Research University Higher School of Economics
(St. Petersburg, Russia); 2 Indins Inc. (St. Petersburg, Russia).
Corresponding author, email: irozmain@yandex.ru
The article attempts to explain the low life expectancy in Russia, especially
among men. It is shown that negative investments in health capital, in particular,
smoking and refusal to exercise, are the main reason for this phenomenon. A hypothesis
is being tested that the most important reason for smoking and neglecting sports is
the people’s reluctance to calculate the longterm conse uences of their decisions.
This reluctance can be described by the concept of investment myopia. This term
is understood as the exclusion from consideration of future results, beginning with
a certain threshold moment of time. Investment myopia is considered as the most
important conse uence of disbelief in the future, which, in turn, can be generated
by pessimism, uncertainty or ingrained psychology of the “provisional ruler .
Keywords: health capital, disbelief in the future, investment myopia, smoking.
JEL: С33, I12, I19.
150
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
С. Е. Трофимов
О государственном регулировании
нефтегазового комплекса
В статье анализируются вопросы совершенствования механизма госу-
дарственного регулирования отечественного нефтегазового комплекса, опре-
делены задачи и выявлены основные недостатки его функционирования.
Предложена методика расчета ренталс как инструмента государственного
регулирования, способствующего повышению эффективности недропользова-
ния и экономически устойчивому развитию нефтегазового комплекса России.
Ключевые слова: государственное регулирование, нефтегазовый комп
лекс, ренталс, нефтегазовые доходы.
JEL: E6, H11, L51, O1, Q43, Q48.
Для повышения качества государственного регулирования нефтегазо-

вого комплекса (НГК) необходимо разработать научно обоснованные нацио
нальные программы, согласовать действия отдельных ведомств, демонстри-
ровать прагматизм при заключении международных нефтегазовых контрак-
тов, отстаивать национальные энергетические интересы на международной
арене и др. По мнению А. Л. Кудрина и Е. Т. Гурвича, «нельзя сказать, что
значительные ресурсы, направленные на модернизацию экономики (в виде
госинвестиций, расходов на создание институтов развития, предоставления
различных субсидий и т. п.), дали осязаемые результаты, поскольку ха-
рактеристики международной конкурентоспособности не улучшились. Это
ставит под сомнение возможности „ресурсного подхода“ создавать условия
для долгосрочного роста экономики» (Кудрин, Гурвич, 2014. С. 16—17).
Сложившаяся в России до кризиса 2014—2016 гг. хозяйственная прак
тика привела к высокой ресурсной зависимости отечественной экономики,
жесткой привязке национальной валюты к мировым ценам на нефть, что
дает основания говорить о «ресурсном проклятии» страны (см., например:
Хамфрис и др., 2011; Кудрин, 2013; Фетисов, 2006). В результате любые
кризисные явления на мировом энергетическом рынке сказывались на эко-
номическом состоянии России.
Внешнеполитические вызовы и угрозы делают объективно необходимой
структурную перестройку отечественного производства. Ключевую роль
в этом может сыграть государственное регулирование, в том числе за счет
использования нового инструментария или новых экономических доктрин.
Трофимов Сергей Евгеньевич (tennisist91@mail.ru), к. э. н., ассистент кафедры

экономики и управления бизнесом Байкальского государственного университета
(Иркутск).
151
С. Е. Трофимов / Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 151—160
Отметим, что среди ученых нет единства мнений относительно сущно-

сти государственного регулирования экономики. Такое регулирование долж-
но рассматриваться в качестве институционального средства, дополняющего
действие рыночного механизма, который в чистом виде уже не может решить
всех производственных задач, стоящих перед национальной экономикой.
Исходя из этого, государственное регулирование экономики представ-
ляет собой деятельность государственных институтов, направленную на
принятие, реализацию и контроль за выполнением нормативных актов
с применением специфических методов, форм и инструментов воздействия
на структуру производства. Цель этой деятельности — устранить или смяг-
чить недостатки рыночного механизма (market failures) и найти источники
устойчивого развития экономики.
Государственное регулирование экономики, в том числе НГК, с пози-
ций системнофункционального подхода осуществляется посредством мето-
дов, форм и инструментов воздействия на хозяйствующие субъекты. Под
методами государственного регулирования мы понимаем способы прямого
(административного) или косвенного (экономического) воздействия на пред-
приятия с целью создать условия для устойчивого развития национального
производства, повысить эффективность его функционирования и уровень
жизни населения. Однако данная классификация содержит определенную
долю условности, так как многие элементы регулирования в той или иной
степени относятся как к прямым (административным), так и к косвенным
(экономическим) методам, например налоговая политика.
В отличие от методов государственного регулирования, разграничение
по формам носит менее условный характер и представляет ключевые на-
правления централизованной экономической политики в различных сферах
воздействия на хозяйствующие субъекты на микро, мезо и макроуровне.
Все формы государственного регулирования тесно взаимосвязаны. Однако
значение каждой из них может существенно меняться в зависимости от кон-
кретных макроэкономических целей.
Инструменты государственного регулирования содержатся в норма-
тивноправовой базе. Она предоставляет конкретные административные
и экономические рычаги, с помощью которых можно непосредственно или
опосредованно централизованно воздействовать на хозяйствующие субъекты,
чтобы они в принудительном порядке или добровольно функционировали
в соответствии с общенациональными интересами. Так, в качестве инстру-
ментов денежнокредитной политики выступают не только ключевая ставка
Банка России или объем денежной массы, но и в определенной степени при-
вязка российского рубля к мировым ценам на нефть, а таможеннотарифное
регулирование связано со специфическими инструментами, к числу которых
относятся квоты и таможенные пошлины, в том числе на вывозимое угле-
водородное сырье.
Государственное регулирование НГК
Эффективное государственное регулирование НГК должно способст-

вовать росту социальноэкономических показателей страны, повышению
уровня и качества жизни населения, улучшению инвестиционной привле-
кательности России. Однако его масштабы не могут быть одинаковыми на
различных этапах социальноэкономического развития страны и зависят от
конкретных обстоятельств, в том числе геополитического характера.
152
Государственное регулирование НГК РФ направлено на решение сле-

дующих задач:
— контроль за выполнением основных хозяйственных решений ведущих
нефтегазовых компаний, включая заключение международных соглашений
о строительстве производственных и инфраструктурных мощностей, фор-
мирование и отслеживание транспортнологистических цепочек крупнейших
маршрутов поставок;
— обеспечение энергетической безопасности страны;
— регулирование системы сбыта на основе принятия решений, обеспе-
чивающих полное снабжение населения страны углеводородным продуктом;
— контроль за необоснованным завышением цен на продукты нефте
и газопереработки на внутреннем рынке;
— обеспечение населения необходимой информацией о производимом
углеводородном продукте и его качестве;
— регулирование денежнокредитной системы для обеспечения бес
перебойного доступа компаний НГК к свободным финансовым ресурсам;
— повышение эффективности функционирования отечественного НГК
за счет содействия его инновационному и инвестиционному развитию;
— совершенствование законодательной базы регулирования нефтегазо-
вой отрасли;
— повышение стандартов качества производимой углеводородной про-
дукции для потребления на внутреннем рынке и увеличения удельного веса
конечной продукции в экспортных операциях;
— совершенствование налоговобюджетной политики, позволяющей стиму
лировать производственный и инвестиционный потенциал компаний НГК.
В целом механизм государственного регулирования НГК, на наш взгляд,
можно представить в виде взаимодействия трех блоков (рис. 1):
— блок планирования, включающий деятельность государственных
институтов, направленную на изучение нефтегазового рынка (в том числе
внешнего), разработку федеральных и региональных энергетических про-
грамм с последующим их согласованием с нефтегазовыми предприятиями;
— блок регулирования, с помощью которого осуществляется прямое или
косвенное воздействие на предприятия НГК с применением определенных
форм и инструментов государственного регулирования;
— блок контроля и корректировки, призванный проверять добывающие
предприятия на соответствие лицензионным, нормативным и экологическим
требованиям, а также при необходимости вносить изменения в формы и ин-
струменты государственного регулирования НГК.
Механизм государственного регулирования НГК после распада СССР
претерпел значительные изменения: произошел переход от полной государст
венной монополии в рамках всего энергетического комплекса к созданию
государственной монополии в газовом секторе в виде ОАО «Газпром»
и к передаче значительной части активов нефтяной отрасли в руки частного
капитала. На современном этапе механизм государственного регулирования
отечественного НГК, на наш взгляд, имеет ряд недостатков:
— монополизация производства и низкий уровень внутриотраслевой
конкуренции;
— научнотехническое и технологическое отставание отечественного нефте
газового сектора от нефтедобывающих стран с развитой рыночной экономикой
и соответственно более низкий уровень производительности труда;
— низкий коэффициент извлечения углеводородного сырья по сравне-
нию с развитыми нефтедобывающими странами;
153
Механизм государственного регулирования

нефтегазового комплекса

Рис. 1
— высокий уровень лоббирования интересов финансовопромышленных

групп, связанных с НГК;
— в отдельных случаях неэффективное инвестирование накопленных
нефтегазовых доходов;
— недостаточная гибкость налогового регулирования;
— относительно слабые экологозащитные мероприятия, особенно в райо
нах Сибири и Дальнего Востока.
Одной из основных проблем функционирования российского НГК
выступает более низкая, чем в развитых нефтедобывающих странах, нефте-
отдача пластов. В настоящее время отечественные компании практически не
154
заинтересованы в добыче углеводородов на этапе истощения месторождений,

то есть для бизнеса намного выгоднее «снимать сливки» с действующих
месторождений, при этом постоянно разрабатывая новые перспективные
участки. В частности, Ю. А. Станкевич отмечает: «Сегодня мы наблюдаем
отставание России от таких лидеров нефтяной отрасли, как США и Норвегия,
по коэффициенту извлечения нефти. В США этот показатель составляет
43%, в Норвегии — свыше 50%, а в России — около 20%. Только увеличение
коэффициента до уровня 43% могло бы дать российским нефтяникам около
4 млрд т извлекаемых запасов традиционной нефти»1.
Методика расчета ренталс
Для повышения эффективности разработки месторождений полезных

ископаемых в механизм государственного регулирования НГК России, на наш
взгляд, следует включить такой инструмент, как ренталс, который успешно
используют в развитых нефтедобывающих странах, в частности в Норвегии,
США и др. Ренталс — это ежегодный платеж инвестора за пользование
единицей площади участка недр, выплачиваемый на определенных условиях
собственнику участка, в качестве которого обычно выступает государство,
получающее в течение срока действия контракта или договора доход, как пра-
вило не зависящий от объема добытого сырья и рентабельности производства.
В США действует дифференцированная система ставок ренталс в зависимости от
природноклиматических и естественных условий извлечения углеводородов: чем слож-
нее условия добычи, тем ниже ставки ренталс, и наоборот. При этом средний размер ста-
вок составляет около 10 долл./акр. Данный инструмент государственного регулирования
сохраняет за собственником право пользования участком недр и обеспечивает допол-
нительные поступления в федеральный бюджет (Панчева, 2015. С. 29). Аналогичная
дифференцированная система ставок ренталс существует в Великобритании.
В России ренталс не применяется, и его значение с точки зрения по-

вышения эффективности производства в нефтегазовом секторе экономики
недооценивается. Это связано, на наш взгляд, с несовершенством механизма
государственного регулирования отечественного НГК, а также с игнорирова-
нием передовых зарубежных методов управления производством, доказавших
свою эффективность в течение длительного времени. Мы предлагаем перейти
к использованию ренталс на практике и представляем методику его расчета
для нефтегазовых предприятий, занятых разведкой и разработкой углеводо-
родных запасов. Для этого следует применять регрессивную ставку ренталс
до полного промышленного освоения месторождения, которое предполагает
вывод нефтегазового предприятия на проектную мощность2.
По расчетам специалистов, геологоразведочные работы в Арктике занимают
в среднем два года, промысловое обустройство месторождения длится около пяти
лет, то есть промышленная добыча углеводородного сырья возможна только спустя
примерно семь лет и достигает пика еще через четыре года (Базалева, Казначеев,
2015. С. 117). Следовательно, полное освоение нефтегазового месторождения на
арктическом шельфе происходит в среднем за 10—11 лет.
1
www.burneft.ru/main/news/9284
2
Под проектной мощностью месторождения мы понимаем определенную проектом
максимально возможную добычу полезных ископаемых установленного качества в единицу
времени. Для ее определения требуется независимая внешняя экспертиза.
155
Для расчета ренталс мы предлагаем использовать максимальную

100процентную ставку с момента получения лицензии нефтегазовым пред-
приятием на разработку углеводородного месторождения и до конца его
промыслового обустройства. В дальнейшем ставка жестко привязывается
к объему извлекаемых углеводородов: с начала промышленной добычи
должно происходить ее ежегодное регрессивное снижение обратно пропорцио
нально росту объема извлекаемого сырья. На этапе полного промышленного
освоения месторождения ставка ренталс устанавливается на нулевой отметке.
Если руководство нефтегазовых корпораций поймет, что разработка каждо-
го нового лицензионного участка автоматически приводит к необходимости
уплачивать дополнительные платежи в течение длительного периода, то воз-
никнет мощный стимул для повышения нефтеотдачи на уже используемых
углеводородных участках. Кроме того, вывод нефтегазовых месторождений
на проектную мощность будет происходить быстрее. При этом обратно про-
порциональная зависимость между объемом добываемого углеводородного
сырья и размером ставки ренталс, на наш взгляд, оптимальна, так как она
не только стимулирует рост эффективности производства в НГК, но и су-
щественно упрощает экономические расчеты.
Кроме того, следует учитывать, что добыча углеводородов ведется на
обширных территориях и акваториях, в различных природноклиматических
и естественных условиях, на неодинаковой глубине залегания, а в отношении
шельфовых месторождений должны приниматься во внимание также расстоя
ние до береговой линии, ледовая обстановка и другие факторы. Поэтому
относительное равенство возможностей функционирования достигается
только за счет дифференцированного подхода к добывающим предприятиям.
В связи с этим в зависимости от условий добычи углеводородного сырья мы
предлагаем все предприятия НГК разделить на три группы:
— предприятия, функционирующие на арктическом шельфе и в усло-
виях Крайнего Севера (экстремальные условия добычи);
— предприятия, функционирующие в труднодоступных районах Сибири
и Дальнего Востока, а также на континентальном шельфе, не относящемся
к арктическому (сложные условия добычи);
— все оставшиеся предприятия (относительно благоприятные условия
добычи).
Нефтегазовые предприятия, желающие добывать углеводородное сырье,
в том числе в экстремальных условиях, нельзя полностью освобождать
от уплаты ренталс до вывода месторождений на проектную мощность.
В противном случае они будут стремиться «захватить» как можно больше
лицензионных участков, разработка которых может быть отложена на дли-
тельный срок.
Поскольку отечественные предприятия НГК добывают углеводороды на
территории от Каспийского моря до Арктики и от Балтики до Охотского моря,
введем в методику расчета ренталс дифференцирующий коэффициент (Кдиф),
который будет носить не фиксированный характер, а иметь определенный
вариационный размах в пределах вышеуказанных групп3. Мы предлагаем
устанавливать максимальное значение Кдиф для нефтегазовых предприятий,
осуществляющих свою деятельность в относительно благоприятных условиях
3
В данной статье мы не ставим задачу рассчитать дифференцированные коэффициенты
ренталс в зависимости от условий добычи углеводородного сырья, так как это тема отдельного
исследования, которое предполагает не только экономические, но и природноклиматические,
геологические и технические обоснования.
156
добычи, а по мере их усложнения данный коэффициент должен снижаться.

Общий размер ренталс для n лицензионных участков составит:
n n
∑ Рентi = ∑ Si × Стрент i
× Kдифi, (1)
i=1 i=1
где: Рентi — величина ренталс iго лицензионного участка; Si — площадь

iго лицензионного участка; Стрентi — ставка ренталс iго лицензионного
участка; Kдифi — дифференцирующий коэффициент iго лицензионного участ-
ка, учитывающий природноклиматические, естественные и другие условия
производства; n — общее количество лицензионных участков.
В целом экономический алгоритм взимания ренталс на отдельно взятом
лицензионном участке представлен на рисунке 2. Согласно данному алгорит-
му рассмотрим условную ситуацию определения динамики годовых ставок
ренталс для нефтегазовой компании.
Экономический алгоритм взимания ренталс

на отдельно взятом лицензионном участке

Рис. 2
157
Предприятие по итогам аукциона получило в долгосрочную аренду лицензион

ный участок. Проведенные ранее в его пределах геологоразведочные и научно
исследовательские работы привели к открытию нефтяного месторождения, которое
можно осваивать в промышленных масштабах. С момента получения государственной
лицензии на право пользования участком недр и приобретения статуса недропользо-
вателя нефтегазовая компания обязана уплачивать ренталс по 100процентной ставке
(Стрент). После проведения предприятием дополнительных геологоразведочных
работ и уточнения разведанных запасов углеводородов на данном месторождении
проектная мощность, в обязательном порядке сертифицируемая государством, соста-
вила: ПМi тыс. т/год.
Во время проведения геологоразведочных и буровых работ, а также промысло-
вого обустройства месторождений предприятие продолжает уплачивать ренталс по
100процентной ставке. Учитывая стимулирующий характер ренталс и регрессивный
характер снижения с момента начала добычи нефти до полного промышленного
освоения месторождения, годовые ставки ренталс будут изменяться по формуле:
Стрентi,j = Стрент × Kдифi × (ПМi – ФДi, j)/ПМi, (2)
где: Стрентi,j — ставка ренталс iго нефтегазового месторождения в jом году освоения;
ПМi — среднегодовая проектная мощность добычи нефти на iом месторождении;
ФДi,j — фактическая добыча нефти на iом месторождении в jом году освоения.
Следовательно, при выходе предприятия на проектную мощность, то есть когда
ФДi,j = ПМi, ставка ренталс устанавливается на нулевой отметке.
Ренталс дает дополнительную налоговую нагрузку для нефтегазовых

предприятий, на балансе которых стоят значительные по площади нераз
рабатываемые или освоенные в неполном объеме лицензионные участки, что
стимулирует их скорейший вывод на проектную мощность. Принципиальные
отличия нашей методики расчета ренталс от налога на дополнительный доход
(НДД) заключаются в следующем:
— вопервых, ренталс выступает дополнительным платежом, призван слу-
жить альтернативой НДД и носит обязательный, а не добровольный характер;
— вовторых, предлагается ввести регрессивные ставки ренталс до
полного промышленного освоения нефтегазовых месторождений, что сти-
мулирует повышение нефтеотдачи пластов и научнотехнический прогресс
в нефтедобывающей сфере. В свою очередь, в пилотном проекте НДД для
новых месторождений предусмотрены льготные налоговые условия: льготный
период по уплате НДПИ, перенос убытков текущего периода на будущие
периоды, а также учет исторических убытков для новых месторождений
новых регионов нефтедобычи;
— втретьих, при расчете ренталс предлагается использовать для всех
месторождений дифференцирующий коэффициент, позволяющий учитывать
различные условия добычи углеводородов, с целью повысить эффективность
недропользования. В настоящее время НДД распространяется только на
4 группы месторождений (новые месторождения в Восточной Сибири с выра-
ботанностью менее 5%; месторождения, пользующиеся льготой по экспортной
пошлине; действующие месторождения в Западной Сибири с выработанно-
стью от 10 до 80% (квота не более 15 млн т в год по фактическим заявкам
компаний); новые месторождения в Западной Сибири с выработанностью
менее 5% с совокупными запасами не более 50 млн т в год)4;
4
Доклад министра А. Новака по вопросу введения НДД на совещании «О развитии
нефтяной отрасли в Российской Федерации» под руководством Председателя Правительства
РФ Д. А. Медведева. www.minenergo.gov.ru/node/9897
158
— вчетвертых, при расчете дополнительных доходов бюджета от вве-

дения ренталс предлагается использовать инвестиционную льготу при уве-
личении добычи на континентальном шельфе за счет внедрения новейших
технологий, что приобретает особую актуальность в условиях санкционной
политики западных стран в отношении России;
— впятых, если для исчисления ренталс базой служит площадь ли-
цензионного участка, то для НДД — расчетная выручка от операционной
и инвестиционной деятельности по разведке и добыче углеводородного сырья
на лицензионном участке, уменьшенная на величину фактических расходов,
НДПИ, экспортной пошлины, транспортных расходов и др. при налоговой
ставке 50%.
* * *
Внедрение регрессивной ставки ренталс в механизм государственного

регулирования НГК в России, на наш взгляд, позволит:
— ускорить вывод нефтегазовых месторождений на проектную мощ-
ность;
— повысить коэффициент нефтеотдачи пластов, способствуя более пол-
ному извлечению углеводородов на существующих месторождениях;
— стимулировать научнотехнический прогресс, участие нефтегазовых
предприятий в новых наукоемких инвестиционных проектах;
— уменьшить коррупционную составляющую, связанную с лоббирова
нием интересов добывающих компаний при получении лицензий на разра-
ботку новых месторождений;
— снизить экологическую нагрузку, содействовать более бережному
отношению к окружающей среде в районах добычи, особенно к северной
природе;
— в течение срока полного промышленного освоения месторождения
получать дополнительный источник бюджетных поступлений.
На современном этапе развития рыночных отношений в России требуют
ся новые подходы к государственному регулированию экономики. Внедрение
ренталс в механизм государственного регулирования НГК не только будет
способствовать повышению эффективности энергетического сектора страны, но
и станет существенным источником дополнительных бюджетных поступлений.
Базалева Р. В., Казначеев П. Ф. (2015). Освоение арктического шельфа (Регу

лирование и налогообложение нефтяных компаний в США, России и Норве-
гии) // Экономическая политика. Т. 10, № 2. С. 110—132. [Bazaleva R. V.,
Kaznacheev P. F. (2015). Arctic offshore exploitation (Regulatory and tax regimes
for oil companies in the USA, Russia and Norway). Ekonomicheskaya Politika,
Vol. 10, No. 2, pp. 110—132. (In Russian).]
Кудрин А. (2013). Влияние доходов от экспорта нефтегазовых ресурсов на денежно
кредитную политику России // Вопросы экономики. № 3. С. 4—19. [Kudrin A.
(2013). The influence of oil and gas exports on Russia’s monetary policy. Voprosy
Кудрин А., Гурвич Е. (2014). Новая модель роста для российской экономики //
Вопросы экономики. № 12. С. 4—36. [Kudrin A., Gurvich E. (2014). A new
growth model for the Russian economy. Voprosy Ekonomiki, No. 12, pp. 4—36.
(In Russian).]
159
Панчева В. С. (2015). Совершенствование налогообложения добычи нефти и газа

в России: дис. … канд. экон. наук: 08.00.10. Москва. [Pancheva V. S. (2015).
The enhancement of the taxation of oil and gas extraction in Russia: Cand. Sci.
(Econ.) dissertation: 08.00.10. Moscow. (In Russian).]
Фетисов Г. (2006). «Голландская болезнь» в России: макроэкономические и струк-
турные аспекты // Вопросы экономики. № 12. С. 38—53. [Fetisov G. (2006).
The Dutch disease in Russia: Macroeconomic and structural aspects. Voprosy
Хамфрис М., Сакс Дж., Стиглиц Дж. (ред.) (2011). Как избежать ресурсного прокля-
тия. М.: Издво Института Гайдара. [Humphreys M., Sachs J., Stiglitz J. (eds.)
(2011). Escaping the resource curse. Moscow: Gaidar Institute Publ. (In Russian).]
On state regulation of the oil and gas complex

Sergey E. Trofimov
Author affiliation: Baikal State University (Irkutsk, Russia).

Email: tennisist91@mail.ru
The article analyzes the issues of enhancement of the state regulation

mechanism of Russian oil and gas complex, determines the tasks and reveals
the main shortcomings of its functioning. The method of calculating rentals
as an instrument of state regulation that promotes the increase in efficiency of
subsoil use and economically sustainable development of Russian oil and gas
complex is proposed.
Keywords: state regulation, oil and gas complex, rentals, oil and gas income.
JEL: E6, H11, L51, O1, Q43, Q48.
Технический редактор, компьютерная верстка — Т. Скрыпник

Корректор — Л. Пущаева
Учредители: НП «Редакция журнала „£Вопросы экономики“»; Институт экономики РАН.
Издатель: НП «Редакция журнала £Вопросы экономики“». Журнал зарегистрирован
в Госкомитете РФ по печати, рег. № 018423 от 15.01.1999. Адрес издателя и редакции: 119606,
Москва, просп. Вернадского, д. 84. Тел./факс: (499) 956-01-43. E-mail: mail@vopreco.ru
Индекс журнала: в каталоге агентства «Роспечать» — 70157; в Каталоге российской прессы —
10788; в Объединенном каталоге — 40747. Цена свободная.
Подписано в печать 29.12.2017. Формат 70 × 108 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 14,00. Уч.-изд. л. 12,4. Тираж 1030 экз.
Отпечатано в АО «Красная Звезда». Адрес: 123007, Москва, Хорошевское шоссе, д. 38.
Тел.: (495) 941-34-72, (495) 941-28-62. www.redstarph.ru. Заказ № 60-2018.
Перепечатка материалов из журнала «Вопросы экономики» только по согласованию с ре-
дакцией. Редакция не имеет возможности вступать с читателями в переписку.
© НП «Вопросы экономики», 2018.
160

Vopr - Econ - 2018 1

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Vopr - Econ - 2018 1

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Вопросы экономики. 2018. № 1. С. 5—25.

Voprosy Ekonomiki, 2018, No. 1, pp. 5—25.

Ричард Талер и поведенческая экономика:

В статье рассматриваются вклад Ричарда Талера, нобелевского лауреата

Премию имени А. Нобеля по экономике 2017 г. присудили Ричарду

Белянин Алексей Владимирович (icef-research@hse.ru), PhD, доцент, заместитель

литераторы ( ), — то, с точки зрения Стиглера, из всех гуманитарных

экономической политики, относя наличие последних к числу безуслов-

микой, эконометрикой или экономикой труда. Однако Талер не только

премией 1978 г., по большому счету еще добрых два десятилетия

Здесь примечателен не только конкретный намек на два явления,

когда­либо выходившей в Oxford University Press) именно на этих ав-

2) Она вогнута по выигрышам (лотерея с выигрышами хуже, чем

ункция ценности в теории перспектив

Источник: составлено автором.

Эту функцию ценности можно использовать для объяснения приве-

жек поездки в снежную бурю. Несклонность к потерям, заложенная

рациональным — точно так же, как нерационально держать большие

случае можно что­то заплатить; во втором человек изначально обладает

образования в финансах В параметре отношения к риску, применение

С другой стороны, даже самые фундаментальные поведенческие

У этой аномалии могут быть разные причины, начиная со спе-

ередачи второму игроку в игре в диктатора

Источник: Engel, 2011.

на принятие рисковых решений (Thaler, Johnson, 1990), и последствия

потребления будущему (Thaler, Shefrin, 1981; Thaler, 1985) приводят

но этого решения и значительно повысила добровольное донорство

экономической политики. В­третьих, они не требуют существенных

требуется тратить дополнительные общественные ресурсы. В целом

Список литературы / References

Thaler R. H. (1994). Psychology and savings policies. American Economic Review,

ichard haler and eha ioral economics

«Ренессанс» монетаризма: чем жила

Как официальный представитель ФРС, я хотел бы сказать

Мы встречаемся сегодня в связи с мировым финансовым кризи­

Моисеев Сергей Рустамович (msr@mail.cbr.ru), д. э. н., советник первого за-

В 2002 г. в журнале «Вопросы экономики» вышла статья «Взлет

— ДКП может основываться на количественной теории денег

Коллизии монетаризма или очему монетаризм

Фридмен и его последователи скептически относились к методам

гипотезы «естественной» нормы безработицы, не влияющей на инфля­

обесценивало их как номинальный якорь и удаляло денежные власти от

о дение нового монетаризма

На современном этапе развития, в 2005—2010 гг., монетаризм по­

включая «неприятную монетаристскую арифметику», исследования

— деньги играют решающую роль: чтобы понимать денежный

В середине 1990­х годов появились модели второго поколения,

лияние нового монетаризма

Прикладные выводы «нового» монетаризма (пока) достаточ­

ка и с отсутствием конкурентного рынка для агентов, находящихся

распределению финансовых ресурсов и, как следствие, не максими­

венные связи денежного обращения и функционирования финансового

Что сохранилось от монетаризма

В современной денежно­кредитной политике продолжают нахо­

сора Стэнфордского университета Дж. Тейлора. Правило описывает

Тем не менее представители центральных банков не любят связы­

цию о будущем изменении цен, которая расширяет анализ других

Число стран сторонников таргетирования инфляции

Источник: составлено автором.

нию денежного предложения, как правило, происходит под влиянием

Исторические уроки монетаризма

Хотя в настоящее время большинство экономистов отвергают

Обеспечение ценовой стабильности должно быть главной, хотя

когдалибо выходившей в Oxford University Press) именно на этих ав-

случае можно чтото заплатить; во втором человек изначально обладает

экономической политики. Втретьих, они не требуют существенных

Мы встречаемся сегодня в связи с мировым финансовым кризи

гипотезы «естественной» нормы безработицы, не влияющей на инфля

На современном этапе развития, в 2005—2010 гг., монетаризм по

В середине 1990х годов появились модели второго поколения,

Прикладные выводы «нового» монетаризма (пока) достаточ

распределению финансовых ресурсов и, как следствие, не максими

В современной денежнокредитной политике продолжают нахо

Тем не менее представители центральных банков не любят связы

Рассмотрим взаимосвязь динамики индексов социальноэкономи-

Регион Наименование документа Вид документа Период исполни- сирование меро

исло Финан Количество

исло Финан Количество

e study the influence of the programtargeted planning mechanisms on

Межбюджетные трансферты в многоуровневой налогово-бюджет

Тимушев Евгений Николаевич (timushev@iespn.komisc.ru), м. н. с. лаборато

С концептуальной точки зрения эффект липучки — это при

ния субнациональных властей интересам и индивидуальным предпоч