Оцифровка «4 Империя»

Рудольф фон Зеботтендорф

ДО ПРИХОДА
ГИТЛЕРА

ТАМБОВ • 2018
 Все права на книгу находятся под охраной издателей.
Ни одна часть данного издания не может быть воспроизведена
каким-либо способом без согласования с издателями.

Перевод с немецкого - Ирина Глебова.

Под редакцией издательства «Ex Nord Lux».

Зеботтендорф Р.
До прихода Гитлера. - Тамбов: Ex Nord Lux, 2018. - 190 с.

Данная книга - почти единственный источник как по биографии самого

Зеботтендорфа, так и по истории общества «Туле» и «Германского ордена». Написанная в
стиле личного дневника, она подкреплена вырезками из прессы тех времен, публикациями
правительственных заявлений и рядом других документов. Не без иронии описанные
злоключения народнического подполья в занятом советским правительством Мюнхене:
обыски, аресты, убийства - позволяют ощутить дух тревожной эпохи, изнутри раскрывая
недолгую и кровавую историю Баварской советской республики.
Барон Рудольф фон Зеботтендорф, известный прежде всего оккультными штудиями в
области медитации, нумерологии, алхимии и астрологии, здесь предстает как решительный
и деятельный политик, один из зачинателей народнического движения в Германии.
Как говорит исследователь Николас Гудрик-Кларк: «Похоже, что без этого человека и
"Германский орден", и ариософия были бы преданы забвению».

© Ирина Глебова,
перевод с немецкого, 2018
© Издательство «Ex Nord Lux»,
издание книги на русском языке, 2018
 Содержание

Мемориальная страница..........................................6
Политический обзор.................................................7
Истоки движения......................................................22
«Германский орден» и Общество «Туле»..............25
Общество «Туле» и газета «Мюнхенский обозреватель» до революции 1918 года 34
Боевой союз и кружки при Обществе «Туле».......54
Политическая деятельность и агитация «Туле» до убийства Эйснера 67
«Туле» в период советской власти.........................76
Боевой союз «Туле» и контрреволюция 1919 года 98
Вступление добровольческого корпуса «Оберланд» в Мюнхен 116
Время потерь для «Туле».......................................125
Общество «Туле» после убийства заложников...154
Организации, вышедшие из Общества «Туле»...162
Становление газеты «Народный обозреватель»..180
«Туле» в отсутствие основателя и обновление Общества 183
 Эта книга посвящена памяти семи членов Общества «Туле», казненных в гимназии Литпольда;
памяти членов Общества и Боевого союза «Туле» - участников добровольческих отрядов,
погибших в боях за освобождение Мюнхена; а также всем, помогавшим в тяжелые времена
подготовки к восстанию.
Книга охватывает период от зарождения национал-социалистического движения в разгар
мировой войны до появления вождя, Адольфа Гитлера - на что и указывает ее название.
Наконец, теперь можно вслух произнести то, о чём прежде говорить не смели, чтобы не
накликать гнев системы на первопроходцев. Сегодня уже не нужно скрывать, что семеро членов
Общества «Туле» погибли не как заложники. Нет, они были убиты - за антисемитизм. Они умерли
за свастику, пали жертвой иудея, желавшего в зародыше пресечь национальное восстание.
Сегодня исполнилось то, чего жаждали те семеро и всё Общество «Туле», к чему стремились
горячие сердца и трезвые умы, ради чего рисковали жизнью и шли на верную смерть.
Мы признаем заслугу, величие и могущество Адольфа Гитлера. Он повел нас, сплотившихся, и
достиг цели наших устремлений.
Нас осмеивали, когда более пятнадцати лет назад мы заговаривали о социализме и
пангерманизме. Гитлер объяснил немцам единство этих двух начал.
Нас поднимали на смех и когда мы говорили о чистоте крови. Гитлер возродил эту мысль в
миллионах немцев.
Нас отказывались понимать, когда мы мечтали о древнем германском укладе, говорили о
необходимости свержения римских законов и возвращения права германского. Благодаря Гитлеру
эта мысль, наконец, стала достоянием всего немецкого народа. Но и наша тогдашняя работа была
не напрасна; мы стали началом, мы выковали инструменты, которыми мог и должен был
действовать Гитлер после прихода к власти.
Эта книга описывает события, предшествовавшие появлению вождя.
Здесь показаны родники, позже слившиеся в поток, чтобы смыть с немцев всё чуждое.
Именно к Обществу «Туле» обратился еще никому не известный Гитлер, и мы стали его первыми
союзниками.
Орудием пришедшего вождя был и вышедший из «Туле» «Немецкий рабочий союз», основанный
Карлом Харрером, и возглавляемая Гансом Георгом Грассингером «Немецкая социалистическая
партия», печатным органом которой являлась наша газета «Мюнхенский Обозреватель» 1, ставшая
позднее «Народным обозревателем»2. Вот три источника, из которых Гитлер создал NSDAP,
«Национал-социалистическую немецкую рабочую партию».
Мы обращаемся к нашему вождю Адольфу Гитлеру с приветствием «Да здравствует победа»!
9 ноября 1933

Мемориальная страница
Первыми мучениками пробуждающейся Германии, погибшими от пуль большевистских убийц
30 апреля 1919 года в мюнхенской гимназии Литпольда, были следующие члены Общества
«Туле»:
Секретарь Общества графиня Хейла фон Вестарп
Принц Густав Франц Мария фон Турнунд-Таксис
Старший лейтенант барон Франц Карл фон Тойхерт
Художник, барон Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц
Секретарь министерства путей сообщения Антон Дауменланг
Художник-график Вальтер Дейке
Скульптор Вальтер Наухауз

Политический обзор
Осуждая мировую войну и сокрушаясь о ее последствиях, сожалея о том, как на смену первому
пришел второй Германский рейх, скорбя об утратах немецкого народа в эти ужасные времена,
нужно помнить одно: не будь всех этих тягот, Германия никогда не стала бы единой. Получается,
и поражение в войне, и второй рейх, и разрушение всего жизненного уклада были нации
1
«Münchener Beobachter» - еженедельная газета, первоначально спортивной тематики, выкупленная в 1918 году для нужд Общества «Туле» фон
Зеботтендорфом - прим, перев.
2
«Völkischer Beobachter» - газета, ставшая печатным органом NSDAP - прим, перев.
необходимы.
Ледниковый период создал арийскую расу: владеющих мудростью людей, создателей культуры.
Везде, где они проходили, оставался их знак, колесо всепобеждающего солнца. Легко забывая о
принадлежности к своему народу, зачастую отвыкая говорить на родном языке, кочующий ариец
всё же распространял свою культуру, пусть и порой изуродованную почти до неузнаваемости
низшими расами.
Бедствия войны, послевоенные тяготы создали немцев! Вновь возвеличивается знак Солнца,
свастика забытых времен; древний священный арийский знак подхвачен новой Германией!
Отныне немец будет твердо помнить: каждый соотечественник - кровь его крови, все немцы -
братья и сестры, великая священная семья!
Нельзя не высказать сомнение: действительно ли необходимо было пережить все ужасы разрухи?
Почему высокая цель достигнута только сейчас, ведь над ее достижением трудились сотни и
тысячи немецких мужей?
Видимо, вначале должно было быть повержено и усмирено то, что в немцах является главным
злом: завистливость, подверженность чужому влиянию, чудаческое упрямство.
Одна судьбоносная битва уже была проиграна, когда вожди алеманнов пожелали отправиться в
бой верхом. «Слезайте с коней!», вскричали дружинники - и римляне одержали победу 3. Таковы
плоды зависти, и следует избегать всего, что может ее пробудить.
Подверженность чуждому влиянию - второй наследственный порок немцев. Ничто не бесило
вражеские генштабы сильнее, чем пангерманизм, ни до, ни во время войны. Немец же, вместо
того, чтобы поразмыслить: «Что мой враг ругает, то мне должно быть полезно», соглашался с
бранными выкриками. То же было поначалу и с гитлеровским движением.
Третье же зло - упрямство, чудаческая страсть пререкаться по ничтожному поводу. «Немецкие
распри», - так француз назовет яростный спор о мелочах.
Немец не хочет видеть общую цель, ему интересна только дорога к ней! Он будет требовать,
чтобы все шли именно его путем: тем, который он считает верным и единственно возможным. Он
забывает, что высокая, всеобъемлющая цель, требует для своего исполнения любых средств.
Немцу нужен вождь, который поведет его! Заставит оторвать взгляд от дороги под ногами и
всмотреться в саму цель. Для этого вождю необходима власть. Власть он может или унаследовать,
получить извне, либо же сам народ даст ее в свободном выборе, наделив вождя властью изнутри.
То, что приходит извне, точно так же подвержено и внешним изменениям, переиначиваниям,
разрушению. То, что гармонично возникает изнутри, что было однажды, - то и пребудет! Первый
способ можно назвать материалистическим: он подразумевает внешнее воздействие на материю,
которая сама себя формировать не может. Материя - то преходящее, из которого непреходящий
дух вечно творит новое. Материализм желает взрастить достойных людей, создав для них
достойные условия. В предвоенное время мы видели, насколько это нелепо.
Вероятно, никогда и нигде условия не были лучшими, чем в то время у немецкого народа. С
Германией при кайзере Вильгельме II считались: ее флаги реяли надо всеми морями, торговля
процветала, промышленность достигала всё новых высот. Хорошо оплачиваемой работы было
вдосталь, так что если рабочего что-то не устраивало, он всегда мог найти лучшее место. Каждый
работник был сознательным и знал свое дело, потому его принимали везде. Иногда говорят, будто
зарплаты в то время были ниже - но умалчивают о низких ценах на продукты и аренду жилья, о
невысоких налогах и сборах. Только в то время сберегательные кассы, потребительские
кооперативы, профсоюзы и партийные кассы действительно могли собирать приличные суммы, и
если они существуют сегодня, то благодаря предвоенному времени, позволившему заложить
прочный фундамент. Деньги находились на всё необходимое, деньги были у каждого. И вот, сама
возможность легко зарабатывать деньги, вновь взрастила материалистическое мировоззрение и
образ мыслей. Возобладал вещизм. Рабочий думал о себе, забывая о товарищах. Ему было
достаточно состоять в профсоюзе, оплачивать взносы, читать партийную газету и бастовать по
требованию профсоюза - а в остальное время он жил как ему самому хотелось. Свою работу он
исполнял так хорошо, как только мог: это была его обязанность и долг, иначе он не умел.
3
Очевидно, автор имеет в виду сражение при Аргенторате 357 года, в котором объединенные силы алеманнов, после первоначальных успехов,
понесли всё же сокрушительное поражение. Перед началом битвы Хнодомар и другие алеманнские вожди, подчинившись требованию своих
воинов, спешились и встали в общий строй, что не оставило возможности командующим видеть ход сражения и правильно реагировать на
возникающие угрозы - прим. ред.
 Но его научили видеть врага в буржуазии, в чиновниках, даже в государстве.
Буржуазия же - либеральная, в лучшем случае национал-либеральная - жила собственной
жизнью. Рабочий представлялся не то, чтобы врагом, скорее был неприятен, поскольку создавал
враждебность и нарушал покой. Всё, что мешало спокойному размеренному быту, то угрожало и
доходу - а барыш для буржуазии был всем, и своего она не упускала. Ненависть буржуазии была
адресована не рабочему, а чиновнику.
Жалование чиновник получал небольшое. В то время придерживались мнения, что чиновник
будет достаточно вознагражден содержанием по выходу на пенсию. Не имея возможности
присоединиться к увеселениям праздных буржуа, чиновник должен был существовать как-то
иначе, так что, в конце концов, служащие образовали собственную касту.
Таково было положение народа в целом. Но при кайзере Вильгельме II появилось и нечто
особенное. Всё возрастающие состояния предпринимателей побуждали их к новым
капиталовложениям. Буржуазия сделалась классом, оторванным от национальных корней, и эту
потерю стремилась скрыть размахом роскоши. Аристократия и чиновничество не желали
отставать в показном блеске, к чему нередко понуждались и пышнейшими придворными
торжествами Вильгельма II. Так начиналось разложение элит, и, конечно, ему сопутствовало и
брожение низов.
Конфессиональные противоречия в Германии начала XX века не были сколько-нибудь
значимыми: обеим церквям, католической и протестантской, с трудом удавалось хотя бы просто
сохранять положение. Вера в бога уже считалось пережитком, отсталостью. Даже те, кто оставался
в церковной общине, делались к ней безразличны. С одной стороны на церковь нападал рабочий с
издевательскими насмешками, с другой - вооруженный знанием ученый. В то время «Сила и
материя» Бюхнера, «Мировые загадки» Геккеля расходились сотнями тысяч экземпляров, делаясь
новыми «библиями материализма».
Именно в то время еврейство сумело занять теперешнее господствующее положение, которого
веками домогалось с жестоким упорством. Но решение продвинуться так далеко стало крупным
тактическим просчетом: ведь теперь положение евреев стало привлекать внимание. То, что прежде
замечали лишь немногие, теперь сделалось очевидным. Народ и раньше чисто интуитивно был
настроен против еврея, теперь же для вражды появились веские причины.
«Ферментом разложения» назвал евреев даже Моммзен 4, которого, конечно, уж никак нельзя
назвать антисемитом. Теперь будто ожили романы Ретклиффа5 семидесятых годов. Описанное
одним из авторов «Новой прусской газеты»6, путешествующим надворным советником
Шнайдером, в то время осмеянным, - теперь стало реальностью. Новыми красками заиграла
грандиозная сцена на Пражском еврейском кладбище или история франкфуртского банкира.
С изумлением читалось признание доктора Вальтера Ратенау 7: «Историей континента управляет
общество из трехсот человек, хорошо знакомых друг с другом, и назначающих преемников из
собственного окружения» (венская газета «Новая свободная пресса»8 от 25 декабря 1909 года).
Антисемитское движение на закате XIX века неизменно ширилось и набирало силу. Ненависть к
евреям существовала во все времена; «антисемитизм» сам по себе - борьба против чуждой расы,
чуждого народа. Антисемитизму столько же лет, сколько еврейству: давление со стороны всегда
будет вызывать противодействие. Если давление еврейства росло, то росло и национальное
сопротивление коренного народа, и рано или поздно это приводило к взрыву. Коренной народ
либо погибал в борьбе, либо изгонял евреев, если был достаточно силен. А иудей шел дальше,
рождая тем самым легенду о вечном жиде. Исход евреев из Египта, который в школе
преподносился нам, как пример заботы Божией, в действительности был одним из таких
насильственных изгнаний. Исторически, исход сынов Израиля соответствует изгнанию гиксосов -
бедуинского племени, вторгшегося в Египет и царствовавшего сотню лет. И мы с отвращением
4
Теодор Моммзен, немецкий историк, юрист и филолог, среди прочих наград, заслуживший Нобелевскую премию по литературе в 1902 году -
прим ред.
5
Германн Гёдше (псевдоним: «сэр Джон Ретклифф») - немецкий писатель, автор исторических любовных романов. «На еврейском кладбище в
Праге» - одна из глав художественной книги «Biarritz» - описывает полуночную сходку раввинов, представителей «12 племен Израиля», где они
отчитываются в успехах: приобретении имений, превращении ремесленников в заводских рабочих, проникновении в учреждения власти, контроле
над печатью и т. д. Председатель Левит выражает надежду полностью завладеть миром в следующие сто лет - прим. ред.
6
«Neue Preußische Zeitung», известная также как «Kreuzzeitung».
7
Либеральный политик, крупный промышленник, до убийства в 1922 году пять месяцев занимал пост министра иностранных дел Германии.
Еврей - прим. ред.
8
’ «Neuen Freien Presse».
читаем в «Библии», как еврейский бог подстрекает своих детей к воровству, чтобы они ушли не с
пустыми руками9. Так на некоторое время Египет очистился от евреев. Так же и царь Кир повелел
евреям возвращаться в Палестину из «вавилонского плена», но они остались при водах Вавилона и
продолжали обделывать свои делишки - лишь несколько тысяч людей последовали за Эзрой и
отстроили Иерусалим. Неправда, будто плененные евреи рыдали при реках Вавилона: устроились
они весьма неплохо, и обладали такой силой, что смогли убить 30 000 арийцев - это событие они
еще и сегодня чествуют праздником «пурим». А когда примерно в 300 году до н. э. Эзра
возвратился в Иерусалим, было положено начало великому обману, определившему все
последующие пороки христианства: фальсификация текстов «Библии», в которую были внесены
полученные в Вавилоне арийские знания, а прежние родословные согласованы с соображениями
нумерологии. Именно тогда возникло иудеохристианство, основанное на знании рун, дошедшим
из Микен и к народам Востока.
Исторически, еврей всегда предприниматель, делец, торгаш; вместе с походами Александра
Македонского еврейство распространилось повсеместно, и уже во втором веке до н. э. мы
обнаруживаем его на всех торговых площадях Средиземноморья, в частности, в Риме.
Возникновение демократии можно приписать влиянию еврейских интересов. Великий Сулла
сумел один раз отсрочить гибель римского народа, но крах уже был неизбежен. Стекавшиеся в
Рим богатства привлекали и множество народов, способствуя расовому смешению, что, в свою
очередь, облегчило становление христианства, объявившего братьями всех принявших крещение.
К началу эпохи переселения народов, когда юные германцы сломали прогнивший остов Римской
империи, весь европейский юг уже был христианским.
Полвека неутихающих битв - свидетельство сопротивления германцев христианству. Королю
франков Карлу пришлось убить тысячи саксов, чтобы оставшиеся в живых убедились в
христианском дружелюбии. Обращение германцев сделалось возможным лишь тогда, когда
церковь приспособилась к их нравам и обычаям, исподволь подменив содержание германских
праздников христианскими догмами.
Арабы в период возникновения ислама преследуют евреев, и целые главы «Корана» говорят о
безнравственности сынов Израиля.
В Германии евреи появляются одновременно с монахами и образованием городов, оседают в
городах по Рейну, а оттуда распространяются на восток.
В Средние века гонения на евреев были постоянными и повсеместными. Однако, в виду
разделенности германских земель на множество самостоятельных государств, преследование
никогда не могло принять достаточного размаха. Еврей всегда мог найти, где отсидеться и
переждать бурю, а после возвращался, чтобы с прежним бесстыдством выжимать из народа соки.
Особое покровительство оказывала иудею церковь. Даже несмотря на то, что антисемитизм
Средневековья будто бы произрастал из неприязни христиан к евреям, всегда подверженная
иудейскому влиянию церковь оставалась убежищем и щитом еврейства. Крещеные евреи могли
занимать здесь самые высокие посты, и не однажды даже избирались Папами.
Ситуация изменилась, когда официальной церковью в северных странах стала протестантская.
Лютер был убежденным антисемитом, хотя и только с религиозной точки зрения. Чтобы иметь
влияние в протестантских странах, евреи переизобрели масонство. Изначальное масонство в
первую очередь подразумевало сохранение цеховых тайн строителей и каменотесов, возводивших
готические соборы. В учениях алхимиков и розенкрейцеров, примкнувшим к цехам каменщиков,
обнаруживается кладезь арийской мудрости. С упадком готической архитектуры перестали
существовать и цеха, а арийская мудрость сохранялась немногими посвященными. По завершении
Тридцатилетней войны, в которой протестанты и католики убивали друг друга в спорах о верном
богопознании, евреи приступили к преобразованию масонства. В конце XVII века были
образованы первые ложи, объединенные в 1717 году в Великую ложу. Таинство древних,
изначальных каменщиков, подразумевало работу каждого человека над собой, - став достойным,
он сам будет излучать в мир достоинство, подобно Солнцу. Каждому предписано сделаться своим
собственным солнцем. Мудрость древних арийцев говорила о том, что если один из них, вождь, -
совершенен, то и всё подверженное его влиянию исполнится совершенством. Учение же
реорганизованного евреями масонства вывернуло суть наизнанку, провозгласив: мы создадим
9
* В синодальном переводе - «Исход» 11 ;2; 12:35-36 - прим. ред.
благоприятные обстоятельства, чтобы люди сделались лучше. В подражание трем степеням
строительных цехов: ученика, подмастерья и мастера, были созданы три одноименных масонских
степени, символику церемоний заимствовали из «Ветхого завета» - деятельность лож теперь
символизировала строительство Сионского храма. Из членов последней, третьей степени,
формировались всё более высокие степени, и около 1780 года в масонстве была учреждена
система высших степеней - но и на этот раз их занимали евреи. Глупые немцы позволили себя
обмануть болтовней о всемирном братстве, равноправии и свободе. «Натан Мудрый» Лессинга 10 -
плод влияния масонских лож. Принятый в Брауншвейгскую ложу Фридрих Великий, став
королем, основал в Пруссии великую ложу «Ройял Форк». Французская революция была
подготовлена ложами. После окончания национально-освободительных войн масонство пустило
корни по всему миру. Сравнивая еврейское масонство с арийским мировоззрением, в №7 журнала
«Руны» (от 21 июля 1918 года) Зеботтендорф отражает наскоки масонских лож, опубликованные
ранее в «Мюнхенско-аугсбургской вечерней газете» и «Баварском курьере»11:
Что отличает нас (германские ложи) от масонства, так это наше мировоззрение. Мы
рассматриваем мир - окружающую среду - как детище человека. Масоны говорят, что человек суть
продукт обстоятельств.
Мы не признаем никакого интернационального братства, только интересы нации, мы не
признаем всеобщего братства людей, только братство по крови.
Мы хотим быть свободными, но не свободой стадного животного, а свободой долга.
Мы ненавидим избитый лозунг о равенстве. В борьбе рождается всё сущее, в равенстве - гибнет.
Мы хотим жить, долго и счастливо жить. Мы воспринимаем равенство как равенство долга. Мы
хотим сделать каждого из нас настолько достойным, насколько возможно, чтобы он воспринимал
долг не как груз повинности, а как счастье и часть самого себя. Тогда мы выдержим битву,
которая начнется, должна начаться, битву между арийцами и евреями. Выявленный враг не так
опасен, мы хотим открыть глаза нашему народу на угрозу: врага, что ведет с нами войну на
уничтожение.
Мы отрицаем масонские теории о том, что человека формирует внешняя среда; эту теорию взял
на вооружение марксизм, с ее помощью он угождает людям: ведь, если личность предопределена
обстоятельствами, то человек, вождь свободны от ответственности.
Подобное материалистическое мировоззрение ведет к краху.
Кроме того, в наших обрядах нет ничего общего с масонством, хитро возведенным к закону
Моисееву: «С мечом в одной, деревянным молотом в другой руке» масон строит Сионский храм.
Мы же владеем железным мечом и железным молотом и возводим немецкий Хальгадом.
Мы не желаем больше быть наковальней, мы желаем стать молотом. Мы не молимся: «Даруй,
чтобы Земля стала единой, чтобы род человеческий стал братской цепью», потому что знаем, что
это невозможно. Такие мольбы - пыль в глаза глупцам, которые никогда не переведутся.
Мы трудимся ради своей нации и знаем, что делаем гораздо больше для прогресса человечества,
чем все ложи мира. Из истории нам известно, что ариец строит, а еврей разрушает.
Евреи по своей сути косны и бескомпромиссны, евреи не могут изменить свою суть, с давних
пор они грабили доверявшие им коренные народы, пока те не исчезали из истории. Масонство
также косно и бескомпромиссно, любой масон должен признать, что оно не может претерпевать
содержательных и структурных изменений. Поэтому масонство также исчезнет: уцелеет лишь то,
что способно к органичному развитию, что живет и меняется.
Мы не демократы, мы абсолютно отрицаем демократию. За демократию ратуют евреи, за любой
демократической революцией стоят евреи.
«История евреев» Греца12 провозглашает лозунг: «Революция - путеводная звезда иудея».
Мы аристократы, мы хотим каждого осознающего свою национальную принадлежность немца
сделать благородным - тогда мы все станем равны. Так мы понимаем наше равенство.
Мы называем благородным каждого германца, осознающего свою обязанность действовать
мечом и молотом.
Мы не культивируем гуманистических мечтаний. Мы защищаем слабость там, где она является
10
«Натан мудрый» - пьеса масона Готхольда Лессинга, в которой он воплотил свои мечтания о веротерпимости. Сюжет описывает дружбу
крестоносца-тамплиера, еврейского купца и султана Саладина. При жизни Лессинга постановка пьесы была запрещена церковью - прим. ред.
11
«München-Augsburger Abendzeitung», «Bayerischen Kurier».
12
Генрих (Хирш) Грец, «История евреев от древнейших времен до настоящего» (русский перевод издан в 1906 году).
частью природы, но не подставляем другую щеку тому, кто ударил нас по одной. Мы бьем в ответ
и гордимся честью ответить ударом на удар, ударить так, чтобы противник остался лежать на
земле. Таким же было и воззрение нашего Спасителя: он пришел дать нам меч.
Мы жестоко сражаемся с духом, которым пронизан призыв Миланской ложи: духом алчности,
стремящимся повсюду создать республику, чтобы воцариться в ней. Действительно, этот дух
создаст свободную от трона и алтаря эпоху, но она не станет райским садом народов; нет, там, где
властвует масса, там властвует иудей и его тирания будет ужасна.
Согласно уставу, членом масонской ложи может стать любой свободный человек с чистой
репутацией. В действительности надо быть еще и обеспеченным, так как взносы высоки;
масонский союз охватывал предпринимателей, торговцев, ученых, чиновников и военных. Этого
было достаточно иудею, чтобы суметь к середине XIX века возобладать над народами. В это
время начали выкристаллизовываться два новых сословия: сословие чиновников низшего и
среднего рангов и служащих, и сословие фабричных рабочих.
Сбруя для первой группы, мещанства, была найдена быстро. Был создан особый орден,
опиравшийся на масонские обряды: Odd Fellow Orden («Орден чудаков»), Его ложи в большей
мере, нежели масонские, были нацелены на взаимную поддержку своих членов. Но для того,
чтобы еще крепче держать масонство в узде, был создан «Орден Бней-Брит». Bne Briss означает
«сыны веры»: членами могли быть лишь иудеи. Но братья из «Бней-Брит» должны были состоять
во всех ложах Европы, их так быстро продвигали, что почти все руководители некоторых лож
одновременно состояли в «Бней-Брит» и черпали свои сведения оттуда. Таким образом, масонство
во всем мире, руководимое институтом в Женеве, подчинялось на самом деле приказам «Бней-
Брит».
Четвертое, рабочее сословие, не годилось к приему в ложи. Для него была изобретена
международная социал-демократия. Выше уже было сказано, что масонство и социал-демократия
придерживались одинаковых принципов, представлявших собой поставленные с ног на голову
арийские учения.
В германских странах и в восточной Европе обстоятельства существенно отличались от
существовавших во Франции и Англии. В обеих этих странах уже была сильна демократия и
действительно направленная на национальные интересы социал-демократия. Индустриализация в
обеих странах шагнула далеко вперед. В Германии до конца XIX столетия всё еще царили
патриархальные отношения между наемным работником и работодателем - их необходимо было
разрушить. Наемных работников следовало одурманить тремя основателями социал-демократии,
тремя евреями: Марксом, Энгельсом и Лассалем. Работодатели были ослеплены капитализмом.
Цель состояла в стравливании классов. В соответствии с немецким характером, социал-
демократическая доктрина для немецкого рабочего была представлена в виде «всемирного
братства». Его лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Во Франции вначале социал-
демократия была настроена на объединение латинских рас, позже большинство стало
национально-ориентированным, а левое крыло коммунистическим; примером тому будет
восстание коммуны 1871 года. В Англии социал-демократия не играла роли, а там, где всё же была
значима, была национально-ориентированной. В Англии и так руководство предприятиями было в
руках евреев, так что это было не важно: требовалось лишь упрочить власть, а не украсть ее, как в
Германии. Поэтому именно в Германии были напряжены все силы. Здесь использовались любые
средства: была велика опасность объединения немецких родов в немецкое государство. Врагом
евреев главным образом была Пруссия, ее считали реакционной. Выражение «прусский юнкер»
стало нарицательным. Между аристократией и королем был вбит клин. С упадком аристократии
богатые евреи получали дворянство, роднясь с кровной аристократией, стремившейся польстить
королю роскошью. Наконец, гибкую личность кайзера Вильгельма II смогли привлечь на свою
сторону, окружив его своими людьми.
Второй клин был вбит иудеем между наемным работником и работодателем. С одной стороны,
международный капитализм перешел к действиям и превратил частные предприятия в
акционерные общества. Так предприниматель потерял заинтересованность в своих людях. Не
являясь уже собственником завода, он более не думал о своих людях, не стремился удержать их
достойным заработком и хорошим отношением. Напротив, чем больше он из них выжимал, тем
выше была прибыль. Работодатель и наемный рабочий сделались противниками.
 В конце девяностых годов, в самом начале нашего столетия, была создана профсоюзная
организация; каждый рабочий был вынужден вступить в профсоюз. Тот, кто поступал на работу
учеником, должен был вступить в союз «Рабочей молодежи».
Там, где католикам случалось обладать властью, они действовали так же, как и социал-
демократы. От колыбели до могилы духовенство руководило немецкими католиками и опекало их,
оказывая влияние на их политическое мышление.
Бисмарк распознал опасность. Он пытался бороться с обоими течениями и потерпел поражение,
потому что Максимилиан Харден, еврей из его окружения, помешал ему распознать единый
источник «Центра»13 и социал-демократии: евреев.
Таким образом, мы видим, что в начале столетия все немецкие партии находились под еврейским
влиянием и руководством. Они буквально господствовали при дворе, Вильгельм был настолько
зависим от них, что сделал Баллина, Ратенау, Фридлендера-Фульда своими советниками, и, желая
узнать настроения своего народа, ехал в Берлин, в магазинчик кожаных изделий Катценштайна на
Унтер ден Линден, и спрашивал своего верного Катци, чего же хочет народ. Этот самый Катци
был единственным гражданином рейха, имевшим право поднести дары Его Величеству ко Дню
рождения.
В последние годы XIX столетия два человека выступили против еврейства, оба были оклеветаны
и вынуждены отступить. Альвардт, «ректор немцев», как язвительно называла его еврейская
пресса, был обвинен в подлогах и вымогательстве, и, таким образом, с ним было покончено.
Выразитель крайнего антисемитизма граф Пюклер был объявлен невменяемым. Труднее было
переманить на свою сторону придворного проповедника Штёкера, он имел вес, за ним стояла
«Христианско-социальная партия». Штёкер, свергнутый прусским правительством, был вынужден
уйти.

Истоки движения
На рубеже нового столетия появился человек, которого не смог устранить иудей, потому что тот
был независим: Теодор Фрич из Лейпцига. Когда его арестовали, было слишком поздно: тюремное
заключение не опорочило его, а наоборот, придало уважения. Фрич выпускал ежемесячный
журнал «Молот», читатели которого образовали «Союз молота». Фрич первым рассмотрел вопрос
с научной точки зрения. Его книги и сегодня составляют классическую библиотеку
антисемитского движения.
Фричу посчастливилось увидеть зарю нового времени, дожить до расцвета движения. Лишь
перед самым концом, из-за преклонного возраста, он оставил свой труд - и всё же, можно сказать,
умер на посту.
Гутенберг сформировал фронт против «Интернационала», на основе которого советник юстиции
Класс создал «Пангерманский союз». К сожалению, возглавляемый группой выдающихся авторов
ежемесячный журнал не попадал в руки рабочих, оседая в высших слоях общества.
«Пангерманист», как и «юнкер» - эти слова до, во время и после мировой войны были настоящими
проклятьями на языке клеветников.
В начале текущего столетия в антиеврейский строй встали три австрийца. Первым был Гвидо
фон Лист, книги которого, даже будучи, может быть, чрезмерными в мистицизме, остаются
ценным источником ариогерманской мудрости и не подлежат забвению. Прославившийся своей
книгой о рунических домах Филипп Штауфф объединил последователей старого мастера в
«Общество Листа». Вскоре после войны Гвидо фон Лист умер в Берлине.
Вторым был Ланц фон Либенфельс, по сей день живущий в земле Рейнланд. Его «Остара»,
журнал для блондинов, была издана в виде ряда брошюр. Либенфельс попытался восстановить
изначальный текст «Нового завета» на основе трудов отцов церкви, его книги были конфискованы
и уничтожены.
Третьим был барон Виттгенберг, автор книг «Семи-готы», «Семи-альянсы» и «Семи-кюршнер» 14,
изданных всё тем же Филиппом Штауффом. В трех фундаментальных трудах он раскрыл
проникновение евреев в среду немецких аристократии, искусства и науки. В 1920 году барон
13
«Партия Центра» (нем. Deutsche Zentrumspartei) - одна из самых влиятельных политических партий в период Германской империи и
Веймарской республики. Выражала интересы католической части населения - прим, перев.
14
«Semigotha», «Semialliancen», «Semikürschner» - генеалогические указатели, имеющие целью опознание евреев в среде немецкой аристократии-
прим, перец.
Виттгенберг покончил с собой от позора: его жена и дочь попали в руки еврейского банкира. В
результате, переиздать его книги сегодня юридически невозможно, а прежний тираж почти
полностью выкуплен евреями.
Не случайно, что в прорыв бросились именно австрийцы, на собственном опыте испытавшие
иудаизацию своей страны: они увидели наступающую угрозу раньше имперского немца, у
которого в то время дела шли еще слишком хорошо.
Среди ученых, боровшихся за просвещение в немецком духе, следует назвать Вильзера, Муха,
Пенку. Они выковали оружие, послужившее крушению распространенных легенд о
происхождении всех культур с Востока. Они указали, что любая культура пришла с Севера и была
создана только ариями.
Из «Союза молота» вышел «Немецкий народный союз обороны и наступления», боровшийся
против евреев в деловых сферах. Наряду с этими группами и союзами существовало большое
количество более мелких объединений, таких как антисемитская ложа в Магдебурге, «Союз
борьбы против господства евреев» в Берлине и множество других.
Из этой среды в 1912 году сформировался «Германский орден», первой акцией которого в мае
1914 года было проведение съезда народных союзов в городе Тале района Гарц. Активисты
«Германского ордена» создали первую антисемитскую ложу: тайный союз, сознательно
противостоящий аналогичному союзу еврейства. Были разработаны следующие положения:
1. Членом «Германского ордена» мог стать только немец, доказавший чистоту своей крови
вплоть до третьего колена. Это должно было помешать проникновению потомков евреев
(полукровок и лиц с примесью еврейской крови) в орден. Кроме того, поскольку на этом же
условии принимались и женщины, поощрялись знакомства чистокровных немцев с целью
заключения брака.
2. Особое значение требовалось придавать пропаганде расового учения. Эксперименты,
проведенные на животных и растениях, следовало перенести на человека и показать, что в основе
любой болезни, любого бедствия лежит расовое смешение.
3. Принципы пангерманистов следовало распространить на всю германскую расу; положить
начало объединению всех народов, в чьих жилах течет германская кровь.
4. Борьба против всего чуждого немцам, против «Интернационалов», против еврейского в
немецкой культуре, должна быть продолжена со всей энергией.
Руководство орденом находилось в Берлине. Были созданы региональные отделения, быстро
пустившие корни во всех важных городах Германии. К началу войны орден насчитывал несколько
тысяч членов и более ста лож. Правление состояло из руководителей отдельных групп. Публично
от лица ордена выступали только Филипп Штауфф (Грослихтерфельде) и Поль (Магдебург) -
остальные оставались неизвестными.

«Германский орден» и Общество «Туле»

Когда началась война, члены ордена в абсолютном большинстве взялись за оружие, ложи
прекратили деятельность, общество было распущено, члены разъехались кто куда. Задача ордена
добиться единства казалась достигнутой: никогда Германия не была столь единой, как в те дни
начала войны 1914 года. Но, в то время как немцы мечтали о прекрасном будущем и боролись за
него, не бездействовал и иудей. Используя всенародное воодушевление, он побудил
правительство провозгласить так называемый «гражданский мир». Тем самым пресекалась любая
деятельность, любая агитация и пропаганда пангерманистов, и открывалась дорога иудейской
пропаганде.
Постепенно, мужчины, оставшиеся дома по причине старости или болезни, стали сознавать
обман. Руководимая немецкими вождями социал-демократия, вначале шагавшая плечом к плечу,
вновь впала в зависимость от евреев. Ратенау стал «диктатором» экономики, во всех военных
обществах заседали евреи, всё новые потоки восточных евреев попадали в Германию через
польскую границу и оседали там.
Первой ласточкой стал мятеж матросов в 1917 году, затеянный профсоюзами. Он показал врагам,
где нужно сосредоточить агитацию, и те ухватили намек. Затем последовал «кинжальный удар»:
восстание рабочих военных заводов в январе 1918 года. Теперь вражеский союз мог перевести
дух: как уже часто бывало в истории, немец вновь нанес немцу удар в спину. Вместо того, чтобы
сразу поставить зачинщиков к стенке, их освободили после нескольких месяцев тюрьмы.
Предательство осталось без возмездия и даже поощрялось. 20 октября 1918 года газета «Вперед»15
писала. «Германия должна, таково наше твердое убеждение, навсегда спустить свой военный
флаг, оставив его на фронте, и вернуться домой без него». В общем, что еще требуется, чтобы
обнаружить ужасный обман народа, задуманный и последовательно осуществленный черно-
красно-желтым «Интернационалом»?! Все страдания Германии последних 14 лет вызрели из тех
семян. Но в то время нельзя было ничего возразить: это считалось бы выступлением против
народа. Тем не менее, в конце войны, начиная с 1917 года, против «Интернационала» велась
энергичная кампания.
Чтобы показать, как деятельность евреев постепенно достигла поставленной цели, приведем
статью из «Обозревателя», которая даже сегодня вызывает интерес:

Еврейское хозяйничанье в Бельгии

История Политического управления в немецком генерал-губернаторстве Бельгии является
классическим примером того, что происходит, когда в руководстве появляется хотя бы один
еврей.
Руководителями Бельгии были военные генерал-губернаторы: бароны фон дер Гольц, затем фон
Биссинг и, наконец, фон Фалькенхаузен. Им подчинялись управления:
Управление по гражданским делам (Его Превосходительство ван Зандт). Позднее это управление
было разделено на два Административных управления: Фландрии в Брюсселе и Валлонии в
Намуре.
Политическое управление с пресс-центром, отделом цензуры и политической службой.
Новые министерства, управлявшие Бельгией.
Загубил дело уже первый руководитель, Барон фон дер Гольц. Мало того, что он разрешил
дюжину французских газет, он также назначил шефом политического управления барона фон дер
Ланкен-Ваккенитца, женившегося в Дармштадте на госпоже фон Гюнтерсхоф: еврейке Ренате
Фриденталь, дочери Карла Рудольфа Фриденталя и Леи Розенберг. Одновременно с этим бароном
появился его зять: тоже Фриденталь, но позволял называть себя он только бароном фон
Фалькенхаузеном. Ведь один из Фалькенхаузенов женился в 1887 году на еврейке Эльсбет
Фриденталь и стал называть себя и своих детей «фон Фалькенхаузен-Фриденталь». Фриденталь
получил звание лейтенанта, хотя за всю войну ни секунды не был на фронте. Он по-родственному
делил стол и кров с находящимся под его постоянным влиянием мужем сестры, бароном фон
Ланкеном.
Руководителем пресс-центра Ланкен и Фриденталь назначили еврея, совладельца
«Франкфуртской газеты», доктора юридических наук Симона. Советник посольства Кемпф
оставался официальным руководителем, но дела вел Симон. Когда в свое время «Немецкая
ежедневная газета»16 раскритиковала такое положение, Симону пришлось уйти. Но отсутствовал
он всего восемь дней, после чего вернулся и перешел в дипломатическое управление фон дер
Ланкена, приобретя здесь еще большую влиятельность. Позднее с помощью Фриденталя и
Ланкена в дипломатическое управление в качестве доверенного лица попал еврей Ульрих Раушер,
сотрудник социалистического журнала «Март»17. Он сразу же издал брошюру о Бельгии.
Цензура бельгийских газет была поручена еврею д-ру Эбштейну, которому удавалось пресекать
любое упоминание о скандальных событиях. Кроме Эбштейна был принят на работу еврей
Шоттхёфер, бывший корреспондент парижской газеты «Фигаро». Его жена, естественно, такая же
брюссельская еврейка, шпионила в пользу Франции, имея, таким образом, возможность получать
сведения из самых прямых источников.
Кроме этой пары еще одна еврейка, госпожа Эбштадт, муж которой находился на фронте,
работала служащей пресс-центра (впрочем, почти все служащие младшего звена вышли не из
немецких кругов). Госпожа Эбштадт вступила в отношения с арийским бароном фон С. и
оказалась в интересном положении, поэтому была вынуждена покинуть Брюссель. Барон С. ушел
на фронт, где вскоре погиб. Иудей мстит за любое посягательство на его женщин, в то время как

15
«Vorwärts»
16
«Deutsche Tageszeitung».
17
«März».
сам он безнаказанно может совершать насилие над немецкими женщинами и девушками («2-я
книга Царств», 11:15).
За бельгийскую пропаганду отвечал еврей д-р Освальдт. Вначале он находился в Антверпене,
там у него вышел конфликт с вышестоящим военным начальником, и вскоре после этого он был
переведен в Брюссель. «Склочный» арийский офицер ушел на фронт и вскоре там погиб.
Деятельность Освальдта заключалась в том, чтобы чинить препятствия германофильским
толкам, его правой рукой была еврейская стенографистка Блох.
Когда информационное агентство «Телеграфное бюро Вольфа» открыло филиалы в Брюсселе,
пост там получил еврей Юлиус Вертхаймер из «Берлинской газеты о государственных и ученых
делах»18. Руководителем бюро Вольфа в Антверпене и одновременно руководителем
политического управления там стал назначенный Ланкеном еврей Шифф.
Официального юридического представителя еврея д-ра Шауера барон Ланкен привез из
Франкфурта. Ранее Шауер работал адвокатом в Париже. Госпожа Шауер, опять французская
еврейка, работала в отделе цензуры, несмотря на то, что не знала ни единого слова по-немецки.
Можно себе представить, насколько она была полезна.
Доверенным лицом Кемпфа был назначен коммивояжер Розенбаум, ранее работавший на модные
журналы. Розенбаум получил газету «Брюсселец» 19 от немецких властей даром. Он, у которого в
то время не было ни гроша, благодаря деньгам немецкого правительства, за четыре года стал
мультимиллионером.
Кроме этого, Ланкен вызвал еврея Хауенштайна, который уже весной 1914 года как агент
французских служб работал на раскол между Баварией и Пруссией, ему досталась газета
«Бельфрид»20.
Каждая немецкая контора в Бельгии кишела евреями: все машинистки, все служащие младшего
звена были евреями.
Среди служащих высшего звена стоит упомянуть: д-ра Маркуса Хюбнера, сидевшего в отделе
цензуры наряду с д-ром Освальдтом; брюссельского еврея Дриссена, еврейского ротмистра
Беренса.
Все тыловые крысы из кабинетов Политического управления, естественно, получили Железный
крест, который кроме того носило множество иудеев. Иудеев, которые никогда не были в окопах.
Пособствовал евреям барон фон Штремпель, занимавший должность главного
правительственного советника и позднее получивший звание капитана. Сегодня он майор и
адъютант генерал-губернатора, господина фон Фалькенхаузена.
Руководителем пресс-центра был Риттер фон Маркс, в котором уже издалека можно было узнать
чистокровного еврея. Маркс, владея дворцом в Бад-Хомбург-фор-дер-Хёэ, мог часто принимать у
себя за завтраком кайзера. Он - важное звено еврейской цепи, затягивающейся на шее кайзера.
Юрист Штоки - крещеный еврей, и в таковом качестве пришелся ко двору в бельгийской
администрации.
Личный секретарь двух арийцев: господина фон Зандта и его преемника Шайбле - был и есть
еврей Кемпнер, сын известного еврейского адвоката и предводителя либералов Кемпнера из
Берлина.
Еврейская камарилья во всех кругах парализовывала деятельность замечательного господина
фон Биссинга и во вред Германии очень затягивала дела. Биссинг просто не имел возможности
навести порядок. К великой радости евреев, Биссинг вовремя умер и его преемником стал
господин фон Фалькенхаузен, приведший с собой своего личного врача Фюрстенберга. Без
Фюрстенберга было невозможно встретиться с Фалькенхаузеном.
Это та же самая тактика, которую используют Баллин, Ратенау, Фридлендер-Фульд, Жюль
Симон, Гольдшмидт: они окружают кайзера плотным кольцом, и тот слышит только то, что
угодно этим господам.
То, что здесь описывается на примере запада, происходило и на востоке. Вспомним только
позорный Брестский мир Кюльмана, женатого на Фридлендер-Фульд. Как представитель
Германии, Кюльман заключил мир с Румынией, при этом поставив немецкие интересы далеко
позади еврейских, что заставило Болгарию отвернуться от нас и восстановило против Германии
18
«(Königlich privilegierte) Berlinische Zeitung von Staatsund gelehrten Sachen», чаше просто «Vossische Zeitung».
19
” «Bruxellois».
20
«Beifried».
болгарский народ, который даже во время войны был настроен к немцам вполне доброжелательно.
На севере на видных постах также сидели евреи, а о Турции следует вообще умолчать, там иудей
был на коне: младотурки, Джавид-бей, Талаат-паша и т. д. - евреи-дёнме21.
Все эти факты привели к тому, что мужчины, оставшиеся на родине, объединились и вновь
возродили «Германский орден». На рождественском съезде 1917 года были торжественно открыты
новые отделения.
Там же было решено продолжить ведение пропаганды. Зеботтендорф взял на себя
финансирование информационного бюллетеня «Орденские ведомости» для посвященных и
журнала «Руны» для внешних друзей братства. Также Зеботтендорф был назначен управляющим
баварским отделением ордена. Это был важный выбор, благодаря которому Бавария стала
колыбелью национал-социалистического движения. Два южных германских племени, баварцы и
швабы, более подвижны, сплочены и общительны по сравнению с немцами-северянами. Они не
так склонны к критиканству и разобщенности. Господам, начавшим работу в центральной и
северной Германии, было труднее. В то время как на юге орден быстро приобретал сторонников,
на севере продвижение его было замедлено.
В первую очередь Зеботтендорф устроил личные встречи с некоторыми господами, ответившими
на объявления. Большой удачей было встретить в Мюнхене брата «Германского ордена» Вальтера
Наухауса, бывшего в то время учеником профессора Вакерле. Они решили действовать раздельно
для достижения общей цели: Наухаус должен был сплотить молодежь, а Зеботтендорф - создать
костяк движения из пожилых людей. Первыми членами кружка стали трое: волонтер Красного
креста и чиновник «Баварского общества защиты птиц» д-р Георг Гаубатц, школьный советник и
председатель «Союза немецких школ» Ромедер, и Иоганн Геринг, сделавший себе имя в «Союзе
молота»: он пропагандировал учения Муха, Пенки и Вильзера.
Подобно тому, как от брошенного в воду камня расходятся всё более широкие волны,
первоначальный тесный кружок вскоре разросся. Можно было подумать о том, чтобы снять для
проведения собраний квартиру на Цвайгштрассе. Сам Зеботтендорф с женой переехал в дом в Бад-
Айблинге.
Пропаганда велась примерно следующим образом: в различных газетах Зеботтендорф помещал
объявления, приглашая вступить в народную ложу. Эти объявления стали причиной упомянутых
нападок со стороны масонов, заявивших в прессе, что речь может идти только о самозваной ложе,
поскольку настоящие масоны не имеют обыкновения прибегать к публичной агитации.
Ответивший на объявление получал листовку, кратко излагавшую расовый вопрос. Объявлялось,
что для пропаганды этих идей необходим тайный союз. Желавший вступить в него должен был
дать «исповедь крови» на прилагающемся листе:
Нижеподписавшийся правдиво и ответственно заявляет, что ни у него самого, ни у его жены нет
еврейской или цветной крови, как нет евреев и цветных среди предков и членов семьи.
Кандидат, поклявшийся таким образом, получал вторую листовку со свастикой и изображением
Вотана. Теперь предлагалось заполнить анкету и выслать свою фотографию, по которой судили о
расовой чистоте и назначали дополнительные условия. Справившегося кандидата приглашали
явиться на заседание. После определенного испытательного срока он возводился в степень друга.
Посвящение на эту ступень состояло в торжественной клятве абсолютной преданности магистру.
Это символизировало возвращение заблудшего ария в немецкий Хальгадом. В первую степень
посвящались также женщины и девушки.

Общество «Туле» и газета «Мюнхенский обозреватель» до революции 1918 года

Вскоре Зеботтендорфу стало ясно, что маленькая квартира на Цвайпптрассе не отвечает нуждам
общества. К счастью, представилась возможность арендовать в гостинице «Четыре времени
года»22 помещения спортивного клуба, способные вместить три сотни человек. Вот здесь уже
можно было проводить общие собрания, прививая всё более широким кругам интерес к идеям
«Германского ордена». Однако открыто устраивать встречи было невозможно: «гражданский мир»
их прямо запрещал; а даже будь они разрешены, их, без сомнения, срывали бы гвалтом и руганью.
Как раз в то время привлекалась на военную службу молодежь, впоследствии совершившая
революцию. Это было время наибольшей нетерпимости между классами, время, когда Эрцбергер
21
Иудейская секта среди мусульман, члены которой, принявшие ислам, продолжали тайно исповедовать иудаизм - прим. ред.
22
«Vier Jahreszeiten».
и Шайдеманн посеяли то, что созрело к 9 ноября 1918 года, когда ни один военный не решился
выступить против социал-демократии и «Партии центра». В таких условиях мы не могли
действовать, не подготовив почву: нам предстояло укорениться в возможно более широких
общественных кругах. Поскольку обращаться к публике напрямую было незаконно, живое слово
следовало заменить печатным. Новую газету основать было нельзя: это было запрещено
правительством из-за страшного дефицита бумаги. Однако представилась возможность
заполучить действующую газету, выходившую со 2 января 1887 года: умер Франц Эхер, издатель
«Мюнхенского обозревателя», бывший клиент адвоката д-ра Гаубатца. За 5000 марок
Зеботтендорф выкупил права на издательство у вдовы Эхера. Газета не имела подписчиков и
распространялась только уличными торговцами.
В качестве владелицы газеты была зарегистрирована сестра «Германского ордена» Кетэ
Бирбаумер, происходившая из бургенландских крестьян: одной из тех семей, что отправились
восстанавливать опустошенный турецкими войнами восток. Редактором стал Зеботтендорф.
«Обозреватель» поначалу был спортивной газетой, чтобы привлечь молодежь. Была и другая
причина такой маскировки: поскольку еврею спорт интересен лишь при возможной выгоде,
спортивная газета могла вести пропаганду незаметно.
Позднейшая неистовая злоба евреев к «редактору спортивной газеты», как они всегда называли
Зеботтендорфа, показала, насколько верен был расчет: иудей пришел в бешенство, проглядев
несущественную спортивную газетенку.
Приведем некоторые статьи Зеботтендорфа из первых номеров:

Блюди чистоту своей крови

Британский министр Дизраэли-Биконсфилд писал в романе «Эндимион» 23 в середине прошлого
века:
«Расовый вопрос является ключом к мировой истории, и только потому история часто бывает
такой запутанной, что ее пишут люди, не владеющие расовым вопросом и столь же мало знакомые
с относящимися к нему обстоятельствами».
Замечание Биконсфилда абсолютно верно, он должен был знать это, ведь он был евреем.
Например, значение мировой войны пытались истолковать через ее характер и первопричины,
рассматривая в качестве таковых второстепенные обстоятельства. Большинство экспертов еще не
нашли разгадки. Здесь она также таится в расовом вопросе.
Собственно говоря, борьбу ведут представители двух противоположных мировоззрений, двух
противоположных рас. С одной стороны, творческой германской, а с другой - паразитирующей
расы крупного капитала.
Могут возразить, что ведь англичане и американцы также имеют германское происхождение.
Это верно, но не это важно, главное - кто правит этими народами, кто ими руководит, кто ими
управляет. Без сомнения, тайным властелином наших противников является крупный
международный капитал, стремящийся к мировому господству. Представители этого крупного
капитала - отъявленные враги нашего народа. Это евреи.
Столетиями они ведут борьбу против нашего народа, скрываясь под разными обличьями,
выискивая всё новые способы. К сожалению, слишком часто самых могучих союзников они
находили среди самих германцев. Германец - фаустовская натура. Владение собственностью его
не удовлетворяет. Часто, как настоящий безумец, он устремляется к мнимым ценностям, к
фантомам идеалов, навязанным ему извне, смертельными врагами, под видом «высшей
цивилизации», «важнейших культурных ценностей». На самом деле, идеалы эти - яд и дурман,
служащие только закабалению и порабощению.
Наши предки еще умели чуять врага нутром, имели понятие о расовом вопросе и понимали цену
кровного родства, ценность чистой крови. Они знали, что доверия достоин только соплеменник,
только от него можно ждать надежности. Полукровка или человек чужой расы считался
лицемерным чужаком.
К сожалению, здоровый инстинкт во многих сферах был заглушен или вовсе искоренен.
Вальфатер лишился трона, и верования наших отцов заместила новая вера, причем в формах, не
отвечающих германскому чувству сверхъестественного. Даже целиком и полностью признавая
23
Benjamin Disraeli, «Endymion» (Лондон, 1880).
христианство, способ, каким оно было внушено германцам, никак нельзя оценивать однозначно
положительно. Сегодня как никогда необходимо разоблачить и отвергнуть течение, под покровом
религиозности тайно готовящее крах нашего народа.
Дело не ограничилось свержением былой германской религии: утрачена древняя народная
мудрость, германские правовые обычаи уничтожены или задушены римским законом. Даже наш
язык осмеивали и пытались уничтожить, называя вульгарным наречием темных деревенщин!
Одновременно с этим, проводилось и очевидное политическое давление, направленное на
ослабление и полное уничтожение нашего народа. Но вражеские планы разбивались о
внутреннюю силу народа, всегда способного породить возвышенных мужей - вождей, величие
духа которых, согласно Божьей воле, спасало и широкие массы.
Но теперь, когда враги, наконец, достигли своей цели, нужно признать, что немецкий народ
совершенно ослеп.
Человек чуждой ему природы предложил способ сковать кандалами «непорочного простака»
Парцифаля. Учение о всеобщем равенстве, с одобрения христианства, распространилось повсюду.
Подумать только! Цыгане и готтентоты, ботокуды и германцы - абсолютно равны!
Но природа, великая наставница, учит иному: подобное равенство является нелепостью! Эта
величайшая ложь, когда-либо внушенная человечеству, служит уничтожению германцев. Расы не
равны и имеют различную ценность!
Приравнять благородную арийскую породу к чандалам расовых помесей - значит совершить
преступление против всего человечества. Человечеству необходимы вожди, благородные народы,
указывающие путь к высшему развитию. На всей Земле именно германской расе, в силу ее
способностей, принадлежит ведущая роль. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что именно
человек германской крови выступает создателем и хранителем культуры.
Нам пытались внушить, что прародина культурных народов - Междуречье или
Восточноазиатское нагорье. Собственно говоря, мир и сегодня разделяет это заблуждение: свет
якобы пришел с Востока. Новейшие исследования выявляют несостоятельность этого
предрассудка. Северная Европа, север Германии - вот исходный очаг всей цивилизации, родник, с
незапамятных времен питающий плодотворные потоки германской крови, отсюда волна за волной
расселялись по всему миру народы-носители культуры.
Классическая греческая культура - дитя германского духа. Хетты, шумеры, какие народы ни
назови, - все имеют арийское происхождение.
Французы, испанцы и итальянцы, бахвалящиеся своей культурой, не должны забывать, что
обязаны ей германской крови. Растворение арийской крови всегда сопровождается культурным
измельчанием, вырождением. Причина краха Греции и Рима - не падение нравов, не угасание
религиозности, это лишь последствия. Их гибель была предопределена расовым смешением.
Подобная участь грозит всей германской расе: с одной стороны, евангельская проповедь
всеобщего равенства, с другой - господство международного крупного капитала, мощь которого
обеспечена состоявшимся расовым смешением.
Оружие чандал в войне против благородных - деньги. Опасность велика: голос инстинкта
заглушен евангелием, а сообщение между народами всё более упрощается.
Наше правительство в предвоенное время имело некоторое представление об угрозе: был принят
закон, направленный на то, чтобы воспрепятствовать связям немцев с цветными. Кто же был
против такого закона“? Немец, слушай внимательно, ибо я укажу тебе твоих врагов: против
высказались «Партия центра», социал-демократы, «Христианско-социальная партия» и либералы.
Здоровье народа - в расовой чистоте. Когда все поколения сознают ее значение, тогда
разрешается и теряет остроту и социальный вопрос: каждый, видя в соотечественнике брата,
поддерживает его. Вновь оживают древнегерманская религия, знания и мудрость народа.
Таких разговоров в Мюнхене раньше не слышали. Пять тысяч экземпляров газеты были
распроданы, от номера к номеру тираж только рос. Наряду с важнейшими вопросами,
затрагивались и менее значительные, газета выступала со злободневными критическими
заметками. Приведем в качестве примера еще несколько публикаций.
На довыборах в рейхстаг члены «Независимой социал-демократической партии» выдвинули
еврея Эйснера. «Обозреватель» отреагировал:
 Русский еврей - кандидат в рейхстаг
Как нам стало известно, «Независимая социал-демократическая партия» в Мюнхене на довыборы
в рейхстаг выдвинула кандидатом от второго округа писателя Курта Эйснера. Эйснер, конечно же,
избран не будет, но уже сам тот факт, что партия отважилась выдвинуть кандидатом русского
еврея, осужденного за государственную измену - должен вогнать рабочего в краску!
Через четыре месяца Эйснер, ставший премьер-министром Баварии, осуществил революцию.
Летом 1918 года в народе ходили кривотолки, будто бы молоко стали отправлять из Баварии в
Пруссию, короля называли «молочным фермером» и выставляли главным виновником всех бед. С
другой стороны, на севере Германии были убеждены, будто бы их мука и овощи вывозятся в
Баварию. Каждый, испытавший нужду, должен понимать, что даже такой сам собой
разумеющийся товарооборот уподобляется сухому пороху, если кто-то пожелает раздуть вражду
между отдельными сословиями или землями.
Холодную голову сохранил лишь «Обозреватель», в № 18 от 5 октября 1918 года прямо
заявивший:

Лобтштеттен и прусская листовка

Вряд ли мы имеем полное представление о средствах, какими пользуются наши враги, чтобы
посеять раздор и усилить недовольство. Дело нынче зашло так далеко, что мы уже не
отваживаемся вслух произнести слово «победа». Миллионы предательских листовок ежедневно
сбрасываются над нашим фронтом и в тылу: этот пропагандистский дождь помогает всходам,
посеянным прессой злонамеренных партий. В виду отсутствия противодействия правительства,
нам остается только пожинать плоды.
Раздор между севером и югом попыталась посеять листовка, целиком воспроизведенная
«Берлинским24 ежедневником» - и, насколько нам известно, эта изменническая публикация никак
не была наказана, пощечину просто проглотили.
Получается, что нам, баварцам, интересен только хлеба кусок! То шепчемся, как король
отправляет молоко в Берлин, то заводим разговоры о полных вагонах телят, вывозимых по ночам
в северную Германию. Бесполезно возражать, что лойтштеттенское молоко сдается в детские
приюты чуть ли не по себестоимости. Люди просто не верят, что наш король сдает молоко по 28
пфеннигов, хотя мог бы получать 80!
Еще раз категорически заявляем: лойтштеттенское молоко ни разу не покидало пределов
Баварии - всё оно направляется в Мюнхен, Нюрнберг, Вюрцбург и Фюрт, в тамошние больницы и
детские приюты.

О чём умалчивают
Пресса будто взорвалась, перепечатывая одно и то же сообщение: «В связи с обнаруженной в
Наухайме нелегальной скотобойней арестованы многие уважаемые граждане, среди которых
религиозный учитель и владелец известного отеля. Последний за свое срочное освобождение из-
под ареста обязался выплатить залог в размере 50 000 марок. Скотобойня находилась в сарае
неподалеку от железной дороги. Многочисленные подготовленные к отправке ящики были уже
подписаны - по адресам и были выявлены покупатели. К делу оказался причастен и один из
лучших врачей Наухайма».
Всегда подозрительно, если пресса избегает называть имена, так что, расследовав дело,
«Обозреватель» установил: арестованный религиозный учитель - благочестивый мясник
Оппенгеймер, тайно забивавший скот, предназначенный для употребления в кошерном отеле
«Адлер». Один из покупателей - врач, профессор и тайный советник доктор Грёдель, тоже еврей,
владеющий в Наухайме первоклассным санаторием. Врач императрицы и лейб-медик болгарского
короля, - он и есть тот стыдливо замалчиваемый «первый врач Наухайма». Другие получатели -
евреи из Франкфурта и Берлина, те же самые люди, которыми организована клеветническая
кампания о вывозе продовольствия.

Господин Гольдштейн из Эссена как представитель «Баварского союза общин»

Наисвежайшая новость! Один из друзей нашей газеты из Эссена прислал нам следующее
24
«Berliner Tageblatt».
объявление, вырезанное из «Кёльнской газеты»25:
«Баварский союз общин купит различные овощи. Р. Гольдштейн, Эссен, Визенштрассе, 83».
Что за странный союз общин, желающий закупить овощи для Баварии именно в прусском
промышленном районе? Нет ли тут для господина Гольдштейна интереса большего, чем
комиссионные и вознаграждение? Совершенно невероятно, чтобы перенаселенный
промышленный район мог без причины сдавать овощи. Может, целью было внесение разлада
между севером и югом? Вероятно, в Пруссии хотели добиться той же реакции, которую уже
получили в Баварии: «Ну да, вот и дожили! Теперь баварцы скупают у нас еще и овощи!».
Эти примеры в достаточной мере раскрывают характер борьбы, которую вел «Обозреватель».
Руководство газетой официально располагалось по адресу Пфаррштрассе, 5; а в
действительности - в гостинице «Четыре времени года».
Само общество уже было довольно многочисленным. Можно было подумать о посвящении в
ложу. Наухаус предложил название «Туле», Зеботтендорф согласился: звучало достаточно
таинственно, но было сразу понятно посвященному. 17 эрнтинга (августа) 1918 года были
освящены помещения ложи. На празднества из Берлина явились оба председателя «Германского
ордена». Назначив Зеботгендорфа своим представителем и магистром, выбрали руководство и
провели первое настоящее заседание. На следующий день, в воскресенье, тридцать братьев и
сестер, съехавшихся в Мюнхен на церемонию со всех уголков Баварии, были торжественно
посвящены в первую степень. Уже через неделю, в следующую же субботу, состоялось
посвящение новых членов, когда в ложу был принят и Наухаус. С тех пор третья суббота каждого
месяца была днем посвящения в ложу, в оставшиеся субботы читались лекции.
Украшением помещений ложи занялся магистр Гриль, поместивший во всех комнатах эмблему
«Туле»: победное солнечное колесо. Госпожа Риманн-Бухерер взяла на себя руководство
певческим кружком. Барон Зейдлиц и Геринг продемонстрировали умение играть на фортепьяно и
фисгармонии. Фройляйн Карл пела сложенные ею песни.
Каждый член ложи носил бронзовую брошь, изготовленную фирмой Экклёха в Люденшайде.
Знак изображал два скрещенных копья и щит со свастикой, прообразом которой послужила
гравировка на найденном в Силезии древнегерманском топоре. Знак сестер Общества представлял
собой ту же свастику из золота.
1 ноября 1918 года «Германский орден» имел около 1500 членов по всей Баварии, в Мюнхене
около 250. Вступительные взносы передавались в Берлин на нужды дальнейшей агитации.
Каждый член Общества получал журнал «Руны» и газету «Мюнхенский обозреватель». Обе ветви
ордена в рейхе достигли больших успехов, но такого размаха, как в Баварии, не было больше
нигде.
Революция нанесла обществу огромный урон. Большинство баварских членов пропали из виду.
Как выяснилось, за личный состав можно было ручаться только там, где вождь сохранял с ним
постоянный прямой контакт.
В последнем, двадцать третьем номере «Обозревателя» от 9 ноября 1918 года, помещалась
статья:

Беда Германии
Каждый день к нам приходят письма: нас спрашивают, что делать? За что Германия
расплачивается такими бедствиями? Каждый день наши приверженцы спрашивают: что можно
сделать, чтобы дать отпор пришедшей беде?
Мы можем только ждать, продолжая работу!
Спокойно и неуклонно мы должны работать над обновлением Германии. Собраться с силами и
сойти глубоко вниз по полуразрушенным ступеням, к полноводному источнику германских
духовных наук. Никто из вас даже не подозревает, насколько высок был уровень знаний древних
германцев, насколько развитой была их культура, оплодотворившая весь мир.
Шесть тысяч лет назад, когда над Индией, Египтом и Междуречьем еще царила глубокая ночь,
наши предки считали звезды в каменных кругах Стоунхенджа и Удри, определяли длину года и
наступление праздничных дней. Они высекали руны, ставшие основой для теперешних букв.
Арийскую культуру мы обнаруживаем и в Уре Халдейском, а в Палестине, до переселения туда
25
«Kölnischen Zeitung».
евреев - германские племена. Троянская и микенская культуры - германского происхождения,
греческая культура - кровь нашей крови! Индия и Персия отмечены влиянием германской
культуры, и всё, что позже вернулось к нам из стран Востока, от нас и получено.
Все достижения Средневековья - плод немецкой крови. Франция обновлена кровью норманнов.
Италия обязана Ренессансом немецкой крови и немецкому духу.
Нам нужно сохранять достоинство, в будущем нас ждет неустанный упорный труд.
Не зная того, что уготовано нам судьбой, мы уверены, что пройдя юдолью скорбей, обретем
новый расцвет!
Вся культура, возникает и крепнет лишь в борьбе. Плоды борьбы одарят нас стократно.
Мы вынуждены сегодня бороться за существование, за саму жизнь!
Но пусть это не станет причиной отчаяния. Мы должны стоять прямо, поддерживая друг друга.
Пусть немец держится немца, пусть они будут «друзья не разлей вода»!
Мы должны выждать, так как время немцев еще вернется. Мы должны ждать и трудиться,
хранить надежду, горячо желать возрождения, ничего не забывая.
Нужно исторгнуть чужаков, отвергнуть тех, кто нам расово чужд. Наши судьи, адвокаты, врачи,
наши вожди - должны быть немцами.
Чужая кровь достаточно навредила нам! От Бетмана до Эрцбергера тянется семитский душок,
ищущий нашей гибели, - этому должен быть положен конец.
Мы знаем, что значительная часть социал-демократического движения движется в
народническом фарватере, - укажем хотя бы на речь Эрхарда Ауэрса на баварском партийном
съезде. Во что выльется это течение, зависит от нас. Народное движение, стремящееся освободить
области Германии от чуждых рас, нам необходимо!
Австрийские немцы уже обрели свободу, и будто забрезжило исполнение давно лелеемой мечты:
объединение немцев в собственном государстве. Беда у германцев всегда была началом нового
подъема.
Сегодня мы в большой беде, и именно потому судьба заставит нас быть непреклонными, придаст
решимости, которой нам не хватало.
Потому смотрите прямо, с чистым сердцем. Погибнет лишь тот, кто признает себя погибшим.
Но мы хотим жить, жить долго и счастливо. Пусть всё живое должно погибнуть, уступая место
новой жизни: мы умрем, но дадим жизнь нашим детям и детям их детей. Беда для нас -
предисловие к новой жизни.
Так пусть же Господь пошлет нам лишения, которые сделают нас немцами!
И еще одна статья из того же номера:

За кайзера!
Бушующее море требует новой жертвы! Вильгельм II должен отречься от престола! Как
удивительно много появилось людей, бывших угодливо-счастливыми, когда им в петлицу вдевали
прусский орден, а сегодня носящихся с «Мюнхенскими известиями» 26 в руках и восклицающих:
«Да как он еще не ушел?».
Никакая трезвая рассудительность в эти дни невозможна, все ратуют за новых вождей.
Стойкость и верность? Бог свидетель: прошли времена, когда мужчины были стойкими. Теперь
они гнутся во все стороны, лебезят и норовят лягнуть умирающего льва пресловутым ослиным
копытом. Раньше мы знавали иное. Когда-то говаривали вслух о германской верности! Но это
было давно. Верность и клятва больше ничего не значат на ярмарке жизни.
Проблема кайзера - это не проблема личности. Она сотрясает основы рейха и народа. Проблема
кайзера возникла не сегодня. Война 1914 года была начата международным еврейством,
международным масонством, международной плутократией - и велась с очевидной целью
уничтожения власти немецкого императора! Определенно, что по уходе императора, будет
покончено и с другими вождями Германии.
Подойдя к проблеме беспристрастно, мы должны будем отметить, что Вильгельм II никогда не
желал войны, - надеясь на чудо, он бесконечно оттягивал ее начало, пока время Германии не было
упущено.
Мы ставим ему в упрек, что он упустил момент, когда меч должен был покинуть ножны.
26
«Münchener Post».
 Мы ставим ему в упрек, что он окружил себя представителями чуждых рас, поддался чуждому
влиянию, и тем самым навлек на свой народ бедствия.
Но эти проблемы в настоящий момент уже не важны: речь идет не о личности, речь идет о
принципе.
Германии необходима монархия, необходим вождь! Без него она распадется!
Наш враг хорошо это знает, не осознаём этого мы.
Не приходится удивляться, что и «Партия центра», прежде всегда поддерживающая монархию,
оказалась теперь причастной к требованию отречения. Самую верхушку церкви дергает за
ниточки международное еврейство, заклятый враг монархии.
А если в этих словах нет смысла для того множества, кому золотая мошна важнее чести, то мы
добавим еще и то, что стоимость президентских выборов во Франции равна трехлетнему бюджету
всего Германского рейха.
7 ноября 1918 года, в ходе демонстрации, состоявшейся во второй половине дня на площади
Терезиенвизе, член «Независимой социал-демократической партии Германии» Курт Эйснер и
социал-демократ Эрхард Ауэр сообща приступили к революционным действиям. Эйснер, Ауэр,
Унтерлейтнер и Симон обратились к демонстрантам, требуя отречения кайзера Вильгельма II и
немецкого кронпринца. После 16 часов вечера началась инсценировка революции. Эйснер,
полоумный Гандорфер и их сторонники проникли в Мюнхен. Солдаты в казармах быстро перешли
на сторону революционеров. Командир II Баварского армейского корпуса генерал Крафт фон
Дельмензинген был арестован в отеле «Баварский двор» 27. Король Людвиг III покинул резиденцию
и вместе с королевой Терезой и принцессами отправился в опасное и полное испытаний изгнание.
Помещения издательств дневных газет, центральный вокзал, главпочтамт, в общем - все
общественные здания были захвачены сторонниками Эйснера. В зале «Пивной Матхэзера» 28
открылось заседание совета рабочих и солдат, ночью переместившееся в здание ландтага на
Праннерштрассе - здесь Эйснер был избран председателем совета, провозглашена Баварская
республика, и низложена династия Витгельсбахов.
Мюнхен, проснувшись в пятницу 8 ноября, увидел республику уже как свершившийся факт.
В некоторых учреждениях творилось невообразимое: любой, предъявив марксистский партбилет,
сразу же получал должность. Некоторый отбор всё же был: члены «Независимых социал-
демократов» получали высшие должности.
В обращении к народу Эйснер обещал созыв национального собрания на основе нового
избирательного права, а также скорый мир и полную свободу. В еще одном обращении того же
дня баварцам было обещано, что с этого момента их дела пойдут на лад. Эйснер обеспечит мир,
убережет от разрушений и восстановит порядок.
Революция распространялась и вширь: 9 ноября к ней присоединился Берлин - а в Мюнхене
появились первые матросы, стервятники революции 1918 года.
В субботу 9 ноября в «Туле» Зеботтендорф обратился к собравшимся:
Братья и сестры!
Вчера мы пережили гибель всего, что было нам дорого, близко и свято.
Вместо принцев германской крови у власти наш смертельный враг: иудей.
Чем грозит нам этот хаос, мы ещё не знаем, но можем догадываться.
Время грядущее будет временем борьбы, горьких утрат, опасности!
Все мы, принимая вызов, подвергаем себя опасности: враг ненавидит нас бесконечной
ненавистью еврейской расы. Око за око и зуб за зуб - никак иначе!
Тот, кто не желает вступать в эту битву, сейчас может свободно уйти, и мы обязуемся никому не
раскрывать его участия в ложе. Мы не будем держать зла на того, кто уйдет сейчас. Сегодня
каждый должен осознать: мы не рассчитываем на снисхождение в этой борьбе; я клянусь не
щадить врага и никогда не просить пощады!
Я клянусь вести «Туле» в бой, пока держу железный молот магистра.
Тот, кто не может последовать за мной, кто принес мне клятву верности, но в этот момент не
может с радостным сердцем остаться ей верным - тот может уйти, и я не буду держать на него зла!
Но тот, кто останется со мной, должен сознавать, что дороги назад не будет: выход только один -
наша победа!
27
«Bayerischer Hof»
28
«Mathäserbräu».
 От тех, кто останется, я потребую клятвы в верности до самой смерти!
И я клянусь вам на этом святом для нас символе, пусть услышит меня всепобеждающее Солнце,
что буду хранить верность вам. Верьте мне, как вы до сих пор мне верили!
Наша решительная борьба будет вестись на обоих фронтах. На внутреннем: мы должны стать
упорными и стойкими! На внешнем: мы должны да отпор всему, что чуждо немцам!
Наш орден - германский, преданность наша - германская.
Наш бог - Вальфатер, его руна - Ааг, руна орла.
И триединство: Вотан, Вили, Be - единство в тройственности, осознать которое не под силу
разуму низшей расы.
Вили и Be - полюса Вальфатера, Вотан - неизменный, безусловный божественный закон.
Руна Ааг означает арийца, первобытный огонь, Солнце, орла. Орел - символ арийцев. Красный
цвет указывает на готовность к самопожертвованию, потому орел называется также Rütelweih.
Друзья мои, с сегодняшнего дня, красный орел - наш символ: чтобы выжить, мы должны быть
готовы броситься в самую пасть смерти.
Еврею слишком хорошо известно, что орел представляет для него угрозу, о чём прямо указано в
его писании: «Пошлет на тебя Господь народ издалека, от края земли: как орел налетит народ,
которого языка ты не разумеешь» («Второзаконие», 28: 49).
Что еще может отстоять друг от друга дальше, чем образ мыслей немца и еврея? Что может быть
для еврея непонятней, чем речь германца?
Будьте бдительны, друзья мои, немецкий орел в смертельной опасности! Мы же хотим навсегда
сделать его нашим символом, символом воли к действию. Где поэт лишь надеялся, мы обретем
уверенность:
Разгорись, пожар, взметнись, В очищенье мир ввергая!
Рейха птица, взвейся ввысь, О победе возвещая!
Гейне, поливавший ядом и желчью всё арийское, сказал однажды:
Ужасная птица, если б хоть раз
Ты в руки ко мне попала,
Я б выдрал все перья тебе тотчас,
Без когтей бы тебя оставил!
Вчерашняя революция, осуществленная людьми низших рас, чтобы навредить немцам, станет
началом очищения. Только от нас самих зависит, будет оно долгим и мучительным или
решительным и молниеносным. Мы должны осознанно работать над собой, чтобы каждый из нас
стал пламенем, согревающим друга и испепеляющим врага!
Но внутренняя работа не должна отрывать нас от реальной борьбы! Братья и сестры, сейчас не
время мечтательных речей, рассуждений и празднеств! Мы должны сражаться, я хочу и буду
сражаться! Пока не увижу триумфального восхода свастики над Фимбульвинтер!
Говорят, будто революция дала нам свободу. Что ж, так и есть: у нас снова есть свобода, отнятая
четыре года назад! Теперь мы вольны заговорить в полный голос о Германском рейхе, теперь мы
возвестим, что нашим смертельным врагом всегда был иудей, с сегодняшнего дня мы начинаем
действовать.
Я хотел бы дать вам восемь дней, братья и сестры, восемь дней на раздумья. Но нет, друзья,
решение вы должны принять уже к завтрашнему дню. Тот, кто завтра здесь не появится, будет
считаться покинувшим наши ряды, заявив тем самым: «Я боюсь и не хочу идти с вами».
Пусть не будет ни слова, ни мысли о возможности компромисса и терпеливого ожидания - будь
проклят тот, кто захочет склонить меня к этому!
Завтра, десятого ноября - день рождения Лютера, Шиллера и Шарнхорста! На 8 часов
завтрашнего вечера я назначаю заседание ложи. Всякий не явившийся без уважительной причины
будет исключен.
Не подходите ко мне с вопросами после собрания, я не буду давать советов, каждый должен
разобраться с собой сам.
Итак, я завершаю это собрание:
Мой Бог, я знаю, что я Твой навек,
А Ты во мне безмерно пребываешь.
Единственным желаньем ценен человек:
 Сражаться за Тебя, Тебе свой дух вверяя.
Благослови! Чтоб подлость тёмных сил
Мечом изгнали мы и мужеством исторгли бы отраву.
Пусть в чистоте германской крови зазвенит
Песнь светлого орла, к Тебе взлетая.

Боевой союз и кружки при Обществе «Туле»

Великолепные строки Филиппа Штауффа закрыли заседание ложи 9 ноября 1918 года.
Солнечный орел ожил и воспрянул: на заседании 10 ноября отсутствующих не было. Магистр,
которого еще с пятницы лихорадило, подхватил опасный грипп и чувствовал себя всё хуже, так
что теперь пришлось вернуться в квартиру в пансионе Дёринга. А в это время стальные жернова
жестокого рока, который Германия уготовила сама себе, продолжали вращаться. Отдельные земли
рейха были почти независимы друг от друга и проводили политику на свой страх и риск. Эйснер,
совместно с безрассудным Гандорфером провернувший революцию 8 ноября, стал премьер-
министром, в Мюнхене был созван временный национальный совет. Евреи уже расцветали в нём:
Толлер, Левин, Аксельрод, объявивший войну Швейцарии д-р Липп, называвший себя некогда
пангерманцем, а теперь яростный коммунист д-р Вадлер, вместе со многими другими
сформировали новый политический ландшафт. Выборы в германское национальное собрание и
баварский ландтаг были назначены на начало нового года. В Спаа велись переговоры о продлении
перемирия, морские и сухопутные маршруты были блокированы, день ото дня Германия всё более
нуждалась в самых насущных продуктах.
На съезде 10 ноября были приняты важные решения. Общество «Туле» должно было продолжать
существование в новых условиях, не вступая в открытую борьбу. Члены внутри Общества должны
были вести работу над собой, внешний же фронт должен был сформировать Боевой союз «Туле»,
руководство которым Зеботтендорф оставил за собой. Боевой союз очень быстро разрастался:
революция лишила крова почти все народные объединения, хозяева отказывали собраниям в
аренде помещений. Зеботтендорф пригласил их к себе - и вскоре все важные народнические
собрания проходили в стенах «Четырех времен года». Нужда обернулась благом: разрозненные
группы вступали в близкое общение, часто получалось так, что два или три собрания происходили
одновременно.
Общество «Туле» стало местом встреч: здесь заново формировалась «Национал-либеральная
партия» под руководством Ганса Дана, здесь заседали пангерманцы под руководством издателя и
книготорговца Леманна, а также «Союз немецких школ» под руководством Ромедера,
«Странствующие подмастерья», «Союз молота», чьим активнейшим членом был Даниель, - в
общем, в Мюнхене не было ни одного представлявшего какие-либо национальные интересы
союза, который не нашел бы приюта в «Туле». Это здесь дипломированный инженер Готтфрид
Федер впервые представил обществу план слома процентной кабалы.
Наибольшую активность и остроту мысли проявлял издатель и книготорговец Леманн,
предлагавший и осуществлявший всё новые планы. Имея в Мюнхене репутацию ярого
пангерманца, Леманн был ненавидим всеми партиями. На всякий случай он собрал оружие, и
главный склад мы устроили в «Туле».
Этот схрон стал причиной истории, которую стоить рассказать. Зеботтендорф с женой и
фройляйн Бирбаумер были приглашены на обед. Когда должны были подать кофе (ставший в то
время редкостью), Зеботтендорф, охваченный внезапным беспокойством, встал и поспешил в
бюро на Маршталлштрассе. Всё было спокойно, секретарша Анни Мольц на месте, никого
чужого. Вдвоем они достали спрятанное под трибунами оружие и переупаковали, замаскировав
под рулоны писчей бумаги. Несколько пакетов положили у входной двери: так, чтобы она прятана
их, будучи открытой.
Едва закончили работу - раздался звонок и показался владелец типографии Штигелер,
попросивший несколько маузеров. Штигелера в народническом движении знают как автора книги
«Становление Германии» и предводителя союза «Урда». Зеботтендорф сложил в его портфель два
пистолета и патроны к ним, взял два пистолета сам, отпустил фройляйн Мольц и покинул «Туле».
Не успели Зеботтендорф со Штигелером свернуть с Маршталлштрассе на Максимиллианштрассе,
как мимо них промчался грузовик «Республиканской обороны». затормозив перед входом в
Общество «Туле».
- Это ко мне, - сказал Зеботтендорф, - пожалуйста, господин Штигелер, возьмите мой портфель, я
должен вернуться и узнать, что происходит.
- Неужели же Вы сами броситесь в пасть к этим извергам!
- Я должен знать, в чём дело, господин Штигелер. Возьмите, пожалуйста, портфель и будьте
сегодня в десять вечера в пивной «Пауланер» 29. Если к этому времени я не объявлюсь, идите к
адвокату Дану или доктору Гаубатцу - и сообщите им, где я!
Сказано - сделано.
Поднимаясь по лестнице, Зеботтендорф слышал, как дверь пытаются открыть ключами.
- Что вы здесь делаете?
- А тебе чего надо?
- Позвольте, я владелец этих помещений.
- Ну, так у нас приказ искать здесь оружие.
- В таком случае, входите.
Зеботтендорф открыл дверь, начался дотошный обыск. Заглядывали всюду: в камин, под крышки
рояля и фисгармонии, переворачивали трибуны. Как счастлив был Зеботтендорф, успевший
только что перепрятать оружие! Незваные гости так ничего и не нашли, а Зеботтендорф
потребовал справку о том, что обыск не дал результата, и получил ее. Тем не менее, его самого
попросили проехать в полицейское управление, где расспросили о том, что представляет собой
«Туле». Выдав его за спортивное общество, Зеботтендорф предъявил документы, удостоверяющие
его турецкое подданство, так что вскоре полицейские потеряли к нему интерес. В «Пауланере»
были Штигелер и пришедший с ним Дан.
Ничем не кончилась и другая история: попытка схватить Эйснера. 4 декабря 1918 года
Зеботтендорф направлялся в Бад-Айблинг, чтобы навестить жену. На вокзале его встретил
лейтенант Зедльмайер, сын владельца термального комплекса «Терезиенбад» в Бад- Айблинге и
сообщил, что Эйснер будет выступать в курзале 30, а с ним - Ауэр и Тимм. Представлялась
возможность схватить Эйснера и выбрать президентом Ауэра. Дело представлялось исполнимым:
против Эйснера уже тогда обозначилась сильная оппозиция, в частности, многие социалисты были
оскорблены стремлением Эйснера примазаться к Антанте и обвинить Германию в развязывании
войны. И всё же, социалисты в правительстве не могли открыто выступить против, поскольку на
деле всем заправляли Эйснер, Фехенбах и Унтерлейтнер. И всё же, выкради мы Эйснера, Ауэр мог
бы перехватить инициативу. Нам нужно было присутствие в курзале достаточного количества
крепких крестьян, чтобы прикрыть похищение и выиграть для нас время. Зедльмайер собрал
примерно пятнадцать решительно настроенных молодых людей. В типографии газеты
«Мисбахерский вестник»31 (управляемой в то время Клаусом Экком) были отпечатаны обращения
- их мы планировали раздать среди присутствующих в последний момент, когда Эйснер уже будет
на трибуне. Зедльмайер должен был спровоцировать Эйснера на выступление и остаться на сцене
возле него. Зеботтендорф должен был пробиться с другой стороны сцены. Вдвоем они схватили
бы Эйснера, а поджидавший наготове автомобиль увез бы пленника в горы, где его можно было
держать, пока не сформируется новое правительство. Всех владельцев велосипедов разослали по
деревням: они должны были намекнуть крестьянам, что «кое-что затевается», чтобы их собралось
на выступлении как можно больше.
План провалился из-за двух обстоятельств. Во-первых, Эйснер явился на выступление не с
Ауэром, а с Хоффманном и Гандорфером, «министрами» культуры и сельского хозяйства. Во-
вторых, зал был полон рабочими из Кольбермора, почти поголовно коммунистами, и, кроме того,
работники «Розенхайм санирунг» плотной стеной окружили сцену, так что Зеботтендорф и его
люди не смогли даже приблизиться к ней. Но даже это было еще не так плохо. Опаснее всего была
сама речь Эйснера - мы не могли подумать, что он и Гандорфер смогут привлечь рабочих на свою
сторону.
Выступление Эйснера стало шедевром еврейского искусства перекручивания фактов. Он начал с
покаяния в трех грехах. Во-первых, он еврей: принадлежит-де к тому под несчастной звездой
рожденному народу, что столетия жил в рабстве, ненавидимый и угнетаемый, лишенный
29w
«Paulaner».
30и
Курзал, курхауз - курортный зал, место проведения увеселительных культурных встреч - прим. ред.
3151
«Miesbacher Anzeiger».
возможности трудиться. Именно потому, мол, евреи, испытавшие невыразимое бесчестие и
абсолютное несчастье, сделались теперь повсеместно борцами за настоящую свободу и настоящее
равенство. Во-вторых, он пруссак: «прусская свинья», как говорят в Верхней Баварии. Но он
выступает против критического прусского мышления, против господствующего там прусского
юнкерства! И потому уже долгие годы живет в любимой Верхней Баварии, переехав сюда при
первой возможности. В-третьих, он социал-демократ - за чем последовали избитые фразы о
международной социал-демократии, которая одна только и может построить новую Германию,
исполненную красоты и величия.
Речь Эйснера встретили яростным ликованием. Мы поняли, что похищение провалилось -
бессмысленно было даже пытаться после того, как еще и Гандорфер рассказал крестьянам, о том,
что они все вскоре приобретут.
Зедльмайер забрался на сцену, и попытался было затеять диспут: «Соломон Космановски, в
просторечии Курт Эйснер, сказал... » , - но тут поднялся ужасный гвалт, двое охранников
бросились к щуплому лейтенанту. Фехенбах тоже стал протискиваться к нему, когда сзади вдруг
возник здоровенный кузнец из Айблинга, кулаками разогнал толпу и, схватив Зедльмайера за
ворот, выдернул его из рук врагов и спрятал за своей спиной, позволив уйти.
Позднее, после убийства Эйснера, Зедльмайеру припомнили старую обиду. Под руководством
адвоката Эллера, некогда одного из столпов «Партии отечества», а впоследствии коммуниста,
вооруженный отряд вытащил спящего Зедльмайера из постели. Его заставили влезть на крышу
автомобиля, где под прицелом двадцати пяти взведенных ружей он должен был повторять за
инженером Хербстом: «Я прошу прощения за то, что оскорбил премьер-министра. Мне стыдно,
что его убил офицер, представитель моего сословия». Эллер был назначен на пост бургомистра
вместо смещенного Руфа.
Была и третья история, также не имевшая особых последствий, но всё же важная для истории
Боевого союза «Туле».
Три министра: правые социалисты Ауэр, Тимм и Галлер - выдали бывшему депутату доктору
Бутгманну разрешение организовать гражданскую оборону для обеспечения порядка на
приближающихся выборах. Доктор Бутгманн наверняка имел иные планы, но умело их скрывал.
Члену «Туле» оберлейтенанту Курцу удалось заинтересовать Буттманна Обществом: тот пришел к
Зеботтендорфу и попросил большой зал для вечернего собрания, что и было ему обеспечено.
Собрание состоялось вечером. Чтобы не раскрывать инкогнито отдельных присутствующих,
гостей досматривали не слишком тщательно - так что на собрание проник лейтенант Кранольд из
военного министерства, прознавший таким образом обо всей затее: подполковник Хаак в тот вечер
давал указания о мерах обороны Мюнхена при попытке путча, обозначив, какие позиции следует
занять и где расставить посты. На собрании в будущую среду было решено сформировать отряды.
Присутствие всех прочих было необходимо, так что первоначальной вербовкой занимался
Зеботтендорф в рекламном бюро на улице Рюбоген, арендованном доктором Буттманном.
На утро после расклейки плакатов более 300 мужчин подали заявления на вступление в
гражданскую оборону, взяв на себя обязательство противодействовать любой попытке путча, будь
то со стороны правых или левых. Их имена и адреса были внесены в список.
В полдень Зеботтендорф закрыл бюро и направился в «Четыре времени года», где от надежного
портье Зелля узнал, что 35 человек из списка уже арестованы «Республиканской обороной» и
доставлены в полицейское управление. Никто их причастных к «Обозревателю» арестован не был.
Во второй половине дня Зеботгендорф добился приема у Эйснера, и получил от того письменный
приказ к полиции не тянуть и немедленно начать допрос арестованных. В полицейском
управлении Зеботгендорф, кроме приказа, продемонстрировал и агитационные плакаты, пояснив,
что люди были набраны для отпора возможной попытке путча, неважно, правых или левых.
К девяти часам вечера 33 человека уже были допрошены и ожидали освобождения, коротая
время за сосисками, пивом и сигаретами, которыми их снабдил Зеботгендорф. Под арестом
оставались издатель и книготорговец Леманн, у которого нашли оружие, и оберлейтенант Хаак,
выступавший с упомянутым планом. Кранольд дал против них ложные показания. Леманн и Хаак,
конвоированные в тюрьму Штадельхайм, несколько недель оставались в предварительном
заключении. Доктор Бутгманн сумел скрыться через указанный ему запасной выход из помещения
«Четырех времен». Все освобожденные из-под ареста молодые люди (среди них Курц, инженер
Вёрнер, лейтенант Паркус, Аренс и Швабе) присоединились к Боевому союзу.
Через несколько недель «Обозреватель» написал о предателе Кранольде:

От Баварии и Рейха
«Баварский курьер» опубликовал приказ военного министра Росхауптера от 17 ноября 1918 года:
«В последние дни переворота группа мужественных людей решительно встала на сторону добра.
Самоотверженно, презирая опасность, они по собственной воле включились в непрекращающуюся
борьбу за становление молодого государственного образования. Я считаю своим долгом
вознаградить всех, кто делом помог министерству. Оберлейтенанту Штрайту и лейтенанту Шёпфу
- по 200 марок, лейтенантам Кранольду и Розенфельду - по 300 марок, лейтенанту Эдельманну -
1000 марок...» и так далее.
Именно ложные показания награжденного лейтенанта Кранольда стали причиной ареста членов
гражданской обороны.
Этот арест вплоть до Нового года был главной темой споров в национальном совете. Тимм, Ауэр
и Халлер постоянно подвергались нападкам со стороны членов «Независимой партии» и
коммунистов, искавших возможности обвинить их в подготовке свержения революционного
правительства.
Вместе с постоянно пополняющимся «Боевым союзом», росло и «Туле». Хотя революция и
отрезала Общество от всей области, но в самом Мюнхене постоянно находились новые
сторонники. Набирал силу и «Обозреватель». Газета ходила из рук в руки, избегая конфискации, и
никогда, даже в худшие времена власти советов, не подвергалась цензуре, и не выполняла
предписаний революционного правительства.
Приведем некоторые статьи того периода, важные и для современной истории:

Мир, свобода, хлеб

Эти три вещи были обещаны нам утром 8 ноября 1918 года, когда мы проснулись и увидели
свершившуюся революцию.
Выдвигавшийся тогда в кандидаты господин Эйснер пообещал мир в течение 24 часов с
момента, как он получит власть. У власти он уже два месяца.
Два месяца назад господин Эрцбергер просил полчаса переговоров с Ллойд Джорджем, чтобы
заключить мир.
Наверное, пришло время подвести некоторый итог двухмесячного правления этих господ.
Мир! Он еще далеко, и если правительство в Берлине будет и дальше бездействовать, мы
получим новую войну. Разве Радек-Зобельзон не сказал во всеуслышание, что русские войска
совместно с немецкими большевиками разгромят крупный капитал на Рейне? А заключенное на
основе 14 пунктов Вильсона перемирие? Были ли смягчены хоть какие-то его условия? Нет,
Антанта только ужесточила их в одностороннем порядке: мы имеем блокаду Балтийского моря и
окруженный Рейнланд.
Наши братья, до сих пор томящиеся в плену, невыразимо страдают, - никто пальцем о палец не
ударит, чтобы помочь им, у правительства есть другие, более важные дела.
За два месяца существования Баварской республики мы ни на шаг не приблизились к миру.
Свобода! Свобода у нас как в той поговорке: «Раз не хочешь быть мне братом, проломлю тебе
башку». Свободы нет, есть повсеместная враждебность. Рабочий глядит волком на буржуа, солдат
- на рабочего, матрос - на солдата. Нет согласия между министерствами, вопреки красивым словам
о единстве. Недоверие царит в отношениях между городом и деревней, в связях между
отдельными свободными государствами. Повсюду надувательство, телефонные разговоры
прослушивают, письма вскрывают, выступления публикуют обрывками и перевирают. Захват
австрийского посольства, арест членов гражданской обороны, речи Мюзама и Зонтхаймера
наглядно показывают степень нашей свободы.
Хлеб! У нас уже нет угля - с 9 ноября рабочие бастуют. Запасы подходят к концу, и мы уже не
надеемся, что их хватит до 1 марта. Будто сироты, перебиваемся подачками. Хлеб! Что ж, пока
еще есть, что положить на зуб. Но запасы, на которых мы при благоразумном распределении
могли бы дотянуть до июля 1919 года - растрачены, разворованы, разбазарены.
Мир, свобода, хлеб! Всё обещано, ничего не исполнено. Страшный рост безработицы, упадок
производства, промышленность на грани развала.
Правительство опубликовало недавно письмо к рабочим, одинаково трогательное и бесполезное.
Что толку в обращениях, когда колеса судьбы катятся по нам! У нас нет воли к действию! Мы
позволяем собой управлять!
Мы надеемся на чудо будто дети, как азартный игрок надеется урвать большой куш.
Немец! Рабочий! Гражданин! Соотечественник! Пробудись!
Одумайся!
Еще есть время, начни с себя! Научись думать головой!
Только тогда, когда Германия пробудится, ты сможешь обеспечить себе мир, свободу, хлеб!

Откуда приходят и куда уходят деньги

Когда газеты сообщили, что Блейхрёдер выделил на большевистскую газету два миллиона марок,
многие только недоверчиво покачали головами. Не поверили, потому что забыли: революция
всегда была путеводной звездой иудея. Коммунистическое восстание, бушевавшее в 1871 году в
Париже, не затронуло одного Ротшильда, поддерживавшего обе стороны, снабжая золотом и
правительственные войска, и коммунистов.
Деньги русского правительства расходятся по стране, приближая нас к большевистскому раю.
Даже трогательно видеть, как свободно перемещается по Берлину Радек-Зобельзон, а
правительство, не решаясь арестовать и привлечь его к суду, строчит бумажные протесты. А вот в
Мюнхене с этим проблем не возникает. Здесь высокопоставленных людей запросто берут под
стражу. Только для Зобельзона, Зонтхаймера, Толлера, Мюзама, открыто агитирующих за
правительство советов, видимо, не существует судебной власти.
Да и сам господин Радек-Зобельзон приносил в страну миллионы, за что его и приветствовали,
со смешанными чувствами. На что же эти миллионы расходуются? Во-первых, основываются и
финансируются новые газеты, а все уже существующие обязуются передать им половину своих
запасов бумаги. Всё принадлежит всем: по крайней мере, на бумаге и благодаря бумаге. Во-
вторых, вербуются сторонники партии: ведь 15 марок в день - довольно приятно, особенно если к
ним добавить соответствующие побочные партийные доходы. Затем идет содержание партийных
руководителей и их свиты. О, там все живут в свое удовольствие, не считаясь с расходами. Там
всего вдосталь - не то, что у бедняков, пролетариев, уволенных служащих, солдат и офицеров.
Отправляемые в Берлин делегаты селятся в лучших отелях: в конце концов, могут себе позволить
на суточные в 30 марок.
Так тратятся деньги.
Лекции Готтфрида Федера позволили вызреть плану, давно не дававшему Зеботтендорфу покоя:
нужно было привлечь на свою сторону рабочих. «Туле» поручило брату Карлу Харреру
организовать кружок рабочих, а инженер Готтфрид Федер согласился читать для них лекции.
Еще один кружок, посвященный вопросам геральдики и генеалогии, организовал Антон
Дауменланг. Наухаус продолжал расширять круг любителей нордической культуры. Иоганн
Геринг собрал вокруг себя увлеченных древнегерманским правом, позже среди них появился
Франк, студент права, обеспечивший кружку дальнейшее развитие.
«Боевой союз» продолжал вести пропаганду посредством «Обозревателя», распространяя газеты,
отдельные оттиски и листовки, подготовленные, в частности, Даниелем. Кроме того, в газете
стали появляться рисунки - здесь особым умельцем проявил себя Хальбриттер.
Накануне Рождества 1918 года Зеботтендорф поехал на заседание ложи в Берлин с проектом
воззвания к немецкому народу.

Политическая деятельность и агитация «Туле» до убийства Эйснера

Рождество и канун Нового года собрали в «Туле» большое число гостей; двум праздникам было
суждено надолго остаться последними счастливыми поводами для встреч.
Новый год начинался мрачно: десять погибших и множество раненых в Мюнхене, в Берлине
ужасные уличные бои, в Дюссельдорфе коммунистический путч - так что англичане даже хотели
занять город.
Беспорядки в Берлине продолжались до середины января, и когда, наконец, с помощью
добровольческих корпусов правительственный контроль был восстановлен, город потерял 200
человек погибшими, раненых было около тысячи. Карл Либкнехт и Роза Люксембург,
предводители коммунистического мятежа, кончили расстрелом. Выборы в баварский ландтаг
были перенесены на 12 января, выборы в национальное собрание - на 19 января. Впервые к
голосованию были допущены женщины.
7 января в Мюнхене прошла демонстрация безработных, во время которой два человека были
убиты пулеметной очередью, четверо тяжело ранены. Несколькими днями позже в долине
вспыхнул и был подавлен путч, там также были убитые и раненые.
На выборах Эйснер потерпел сокрушительное поражение: за него проголосовало только 2% всех
баварских избирателей. Мюнхен ожидал, что Эйснер, Яффе и Унтерлейтнер, трое избранных
членов «Независимой партии», сложат свои полномочия в правительстве.
Заседание ландтага под различными предлогами было перенесено на 21 февраля. Эйснер и Яффе
уехали в Берлин на переговоры по разработке конституции.
Эрцбергер смог продлить перемирие, согласившись на новые тяжелые условия, Германия
вынуждена была уступить неслыханным требованиям.
В феврале должно было пройти заседание национального собрания в Веймаре, где
предполагалось принять конституцию рейха.
По Мюнхену ходили страшные слухи о том, что может произойти на открытии заседания
ландтага, назначенном на 21 февраля: коммунисты хотят взорвать здание, Эйснер не желает
являться - и прочее подобное.
Намечались некоторые подвижки в народническом движении. На съезд в Бамберге
«Пангерманский союз» пригласил дружественные организации, было решено начать всеобщую
подготовку к созданию «Союза обороны и наступления». Поскольку союз должен был работать с
широкими массами, была предусмотрена всеобщая «исповедь крови»: отныне во всем рейхе
следовало начать открытую борьбу против евреев. В Лаузитце и Тюрингии подобные союзы уже
существовали.
В это время вышли две книги о масонстве, достойные упоминания: «Масонство Антанты» Карла
Хайзе32 и «Всемирное масонство» Вихтля33. Обе книги наделали шума, впервые изложив не
осторожные подозрения, а конкретные факты.
В Мюнхене вновь вырос интерес к Штайнеру, известному антропософу, предсказателю из
Дорнаха. Штайнер хотел стать министром финансов в Вюрттемберге и пропагандировал свою
систему троичной организации.
Его зловещая фигура приобрела значительное влияние. До войны он работал в Берлине на
Кёрнерштрассе, с будущей ясновидящей Лизбет Зейдлер. Зейдлер и Штайнер имели
беспрепятственный доступ к генералу Мольтке; оба они повинны в поражении в битве на Марне 34
- по их настоянию не были введены своевременные резервы35.
Зеботгендорф и раньше выступал против Штайнера и Зейдлер, за что последняя, будучи агентом
полиции, отомстила доносом. Теперь страницы «Обозревателя» служили и разоблачению этих
двоих.
Кроме «Мюнхенского обозревателя», открыто антисемитскую позицию занимала и уже
упомянутая газета «Мисбахерский вестник».
Следует упомянуть еще один печатный орган: журнал «На хорошем немецком» 36 Дитриха
Эккарта, впервые вышедший 7 декабря 1918 года. Через брата «Туле» Кнейля Эккарт обратился к
Зеботтендорфу с просьбой финансировать его издание. Зеботгендорф, несший бремя расходов
«Туле» и «Обозревателя», отказал, вызвав неприязнь Эккарта. Необходимые 10 000 марок дал
тогда владелец «Мюнхенской газеты». Особый интерес представляют следующие выпуски
журнала Эккарта: первая полоса из «Еврейского номера» и номер «Время советов в Венгрии».
Ведущим автором журнала был Альфред Розенберг37.
Дитрих Эккарт преследовал в политической борьбе те же цели, что и Общество «Туле», что
32
Karl Heise, «Die Entente Freimaurerei und Weltkrieg».
33
M Friedrich Wichtl, «Die Weltfieimaurerei, Weltrevolution, Weltrepublik».
344
Одно из решающих сражений Первой мировой войны. Преодолев французские оборонительные рубежи на реке Марне, немецкая армия
широчайшим фронтом вторглась на территорию Франции с севера (из Бельгии), намереваясь охватить французскую армию еще и с запада, образуя
котел. В случае успеха, операция сразу же вывела бы Францию из войны. После всех героических усилий, численности немецкой армии оказалось
всё же недостаточно для фронта такой протяженности. Впрочем, провалом операции не смогли воспользоваться и союзники - прим. ред.
35
Gregor Schwarz-Bostunnitsch, «Doktor Steiner - ein Schwindler, wie keiner» (Мюнхен, 1930).
36
«Auf gut Deutsch».
3757
Впоследствии - идеолог NSDAP, один из влиятельнейших членов партии, автор книги «Миф XX века» - прим. ред.
видно, кроме прочего, в статье из № 42:

Крушение рейха
У нас часто бранят Берлин или Пруссию. На заседании «Немецкого союза», основанного
господином Баллерштедтом, принятое обращение начинается с подписи еврейки Анниты
Аугшпург, затем следует ряд других еврейских имен, между которыми затесался еврейский
прихвостень Франц Карл Эндрес. Господин Хельд, вождь тамошних «Независимых» тоже тут как
тут. В общем, настоящий «немецкий» союз. На этом заседании, во время речи Баллерштедта
раздались лихие призывы объявить войну Пруссии - пока, слава Богу, не вмешался Франц
Даниель, сумевший вовремя открыть толпе глаза.
Приведем еще несколько статей того времени из «Обозревателя»:

Еврей
Когда пытаешься объяснить сущность евреев как расы, часто слышишь в ответ: «Но, позвольте, я
знаю многих евреев - все они очень любезные люди».
Говоря о еврейской расе, мы имеем в виду не отдельные личности, но всю ее в целом.
Послушаем, что говорит Теодор Фрич в книге «Ложный бог» 38: «Именно эта пресловутая
любезность и есть их характерная уловка. Проявляя повсюду свою глубочайшую ненависть к нам,
как смогли бы они существовать в обществе, вести торговлю? Мы нужны им, чтобы нас
использовать, и своих целей они достигают тем быстрее, чем искусней скрывают свои подлинные
намерения».
«Ведь, узнай они, что мы говорим против них, - писал несколько лет назад один еврейский
журнал из Лемберга, - разве не истребили бы они всех нас?». Скрывать свои истинные намерения
для еврея стало жизненной необходимостью, и неустанная практика сделала его мастером в
искусстве лицемерия. Как сказано в «Талмуде»: «Еврей умеет выдрать кому-нибудь зубы и
притвориться, будто ласково потрепал его по щекам».
Это еврейское умение всё переврать действует на людей со слабым интеллектом почти
гипнотически: внушает, что чувствовать и что делать. Известны случаи, когда евреи обманом
обдирали доверчивых граждан как липку, и всё-таки оставались в их глазах благодетелями. Еврей
умеет придать любому жульничеству вид непреднамеренности. Всегда, причиняя вред, он
изображает, будто это происходит против его воли, под влиянием обстоятельств, к его будто бы
глубокой печали. Подобные сцены мастерски живописал Вильгельм фон Поленц в романе
«Крестьянин»39.
Еврей действительно гипнотизирует людей, слабых рассудком и волей, - будто опутывает
демоническими чарами. Мы не будем здесь рассматривать возможной роли половых чувств;
укажем только, что создание, напрочь лишенное понятий стыда и порядочности, проявляет свои
желания неотразимо обольстительным для неустойчивого разума образом. Здесь нужно
предостеречь от катастроф наивные души. Женщины и девушки, находящиеся у евреев в
услужении, или просто тесно общающиеся с ними, абсолютно лишаются правильного мышления и
интуиции, воспринимая испытываемое унижение почта как благодеяние и милость. Им внушают,
что евреи во всех отношениях принадлежат к избранной, превосходящей расе - они чувствуют
себя даже польщенными возможностью общаться с евреями. Понятия стыда и порядочности еврей
умеет оспорить и выставить глупыми предрассудками.
Обман простаков - особый талант еврея, достигшего совершенства в умении втираться в доверие.
Его неправедная профессия понуждает к изворотливости и лести. И если, по утверждению Гёте,
немец неискренен, когда не груб, - то еврей и тут является полной противоположностью.
Определенно, еврейское хитроумие разбивается о сильные и внутренне чистые характеры, таких
людей еврей предусмотрительно обходит. Как небезосновательно сказано: «Каждый народ
заслуживает своих евреев!». Лишь там, где сходятся вместе и заученные пустые фразы, и суетное
тщеславие, и другие низменные стремления, где исчезло ощущение духовной чистоты, там еврей
катается как сыр в масле. Люди, семьи, общества, народы смиряются с отношениями,
навязанными им еврейством. Коршуны слетаются туда, где падаль!
Удовольствовавшись этими отрывками, продолжим:
” Theodor Fritsch, «Der Falsche Gott» (Лейпциг, 1916).
38

” Wilhelm von Polentz, «Büttnerbauem» (1895).

39
 18 января 1919 года в помещениях Общества «Туле» был создан «Национал-социалистический
немецкий рабочий союз». Первым председателем был писатель Карл Харрер, вторым - токарь по
металлу Антон Дрекслер. Число участников еженедельных собраний колебалось от десяти до
тридцати человек.
Вследствие конфликтов, возникавших у Эйснера с властями Германского рейха, Баварии было
отказано в создании сухопутных войск - даже запрещено. Поэтому генерал фон Эпп собирал
добровольцев за пределами Баварии, в лагере возле Ордорфа в Тюрингии. Туда Зеботтендорф
отправил большую часть членов «Боевого союза».
Долгожданное открытие ландтага было назначено на 21 февраля 1919 года.
16 февраля Эйснер организовал на площади Терезиенвизе собрание, агитируя за идею власти
советов. Шествие демонстрантов, которое должно было придать собранию ощущение
завершенности, возглавил сам Эйснер в кузове грузовика. Участники шествия несли плакаты с
требованием правительства советов: десять тысяч человек, враждебных к репортерам, поскольку с
прессой у Эйснера за день до этого вышел серьезный конфликт. В результате мюнхенские газеты
о шествии не упомянули вовсе.
В то время как сторонники коммунистов подстрекали людей делом, умеренная социал-
демократия боролась словами. Ауэр нападал на вождя крестьян Гандорфера, уличая его в
коррупции и карьеризме.
20 февраля советы покинули здание ландтага, заняв здание немецкого театра, при этом
произошла стычка между Эйснером и Максом Левиным: у второго на следующий день здесь была
назначена лекция «Спартак, освободитель рабов». Лекция, впрочем, не состоялась: в пятницу 21
февраля, без четверти десять, Эйснер по пути в ландтаг на углу улицы Променаденштрассе был
застрелен графом Антоном фон Арко ауф Валлей, в жилах которого, со стороны матери
(урожденной Оппенгейм), текла еврейская кровь. Полукровка, не принятый ни в Общество
«Туле», ни в Боевой союз, он хотел доказать, что даже полуеврей способен на поступок.
Часом позже вместо Эйснера заседание ландтага открыл Ауэр, произнеся трогательный
некролог. Едва он закончил речь, распахнулась дверь, и убежденный коммунист, мясник Линднер
открыл огонь, тяжело ранив Ауэра. Одновременно начали палить с трибуны, где обосновались
советы рабочих и крестьян - этими выстрелами были убиты депутат Озель и присутствовавший
майор Ярайс. Заседание ландтага было сорвано, члены правительства панически бежали. Была
спровоцирована вторая революция. Чернь заняла все властные эшелоны.
Центральный революционный совет выпустил следующий бюллетень:
Освободитель пролетариата, премьер-министр народного государства Баварии, Курт Эйснер,
сегодня в 10 часов был злодейски убит представителем буржуазии графом Арко-Циннебергом 40,
вдохновленным на преступление клеветнической травлей в прессе.
Перед лицом этого злодеяния пролетариат обязан защитить революцию, захватив издательства.
Мы призываем рабочих немедленно начать забастовку и собраться в 4 часа на площади
Терезиенвизе.
Да здравствует память Курта Эйснера!
Да здравствует вторая революция!
Да здравствует советская республика!
Мюнхен, 21 февраля 1919 года
Первым делом была объявлена всеобщая забастовка. Все магазины закрылись, транспорт встал,
появились плакаты, призывавшие к мести имущим классам. В час дня все башни города загудели:
священников заставили бить набат.
Около 4 часов утра были захвачены все издательства, рулоны бумаги выброшены на улицу и
сожжены. Повсюду выстрелы, мародерство и грабеж.
На месте, где был застрелен Эйснер, поставили его портрет, украшенный цветами, а двое
постовых следили, чтобы каждый прохожий отдавал честь. Это, однако, продлилось недолго, был
применен старый охотничий трюк: перед портретом рассыпали пакет с мукой, смешанной с потом
двух течных сук - вскоре сюда сбежались отметиться все окрестные псы. Портрет исчез вместе с
постовыми.
Безумный поступок Арко нарушил все планы. Эйснер, уже почти сверженный, обрел ореол
40
Правильнее всё же будет называть его графом Антоном фон Арко ауф Валлей - прим. автора.
мученика. Глубокая ненависть к юнкерам вспыхнула вновь, ведь убийца был юнкером.
В те дикие дни Боевой союз и само Общество в целом, остались нетронутыми благодаря тому,
что помещения «Туле» находились на тихой улице Маршталлштрассе, в непосредственной
близости от Музея армии, где обосновалось верховное командование. На собрания «Туле»
входили через запасной вход «Четырех времен года» - он был предназначен для служащих отеля,
потому не очень бросался в глаза.
Воскресным вечером 22 февраля был готов к печати новый номер газеты, но, чтобы не подливать
масла в огонь, выпуск был отложен на несколько дней.

«Туле» в период советской власти

В целом, в рейхе с февраля по апрель 1919 года было относительно спокойно. Всевозможные
восстания коммунистов из «Союза Спартака» были подавлены, власть советов сохранилась лишь в
Брауншвейге. Неспокойно было в Верхней Силезии, где коммунисты пользовались вероятностью
восстания поляков41, чтобы спровоцировать революцию. В Венгрии Бела Кун создал советское
правительство. В Веймаре заседало национальное собрание, разрабатывавшее конституцию
республики.
Но в Мюнхене всё шло кувырком. Первым делом был сформирован центральный совет в лице
следующих: Гандорфер, Хоффманн, Утцендорфер, Заубер, Симон, Гольдшмидт, Никит, Крёпелин,
Эйзенхут, Левин, Хагемейстер. Все газеты были запрещены, вместо них выходил
информационный листок центрального совета. Советом рабочих депутатов руководил Якоби,
советом солдатских депутатов - Эрхардт.
Вышеупомянутая коллегия из одиннадцати членов приняла решение о трехдневном
национальном трауре по Эйснеру, были закрыты все гражданские увеселительные заведения.
Постановили упразднить дворянское сословие и отнять феодальные имения.
24 февраля окончилась всеобщая забастовка, в среду 26 числа кремировали тело Эйснера.
Никит 25 февраля собрал советы в Немецком театре, где Крёпелин подстрекал к захвату
заложников: «И если сегодня хоть один революционер падет от руки реакционного предателя, мы
сразу же расстреляем десять Крессов фон Крессенштайнов». Издатель и книготорговец Леманн,
Кресс фон Крессенштайн и многие известные деятели были схвачены и доставлены в тюрьму
Штадельхайм. На том же съезде Ландауэр начал спор о возможности приравнять советы рабочих
депутатов к национальному собранию. Левин, сообщив, что в «Пивоварне Вагнера» 41 непрерывно
заседает революционный совет рабочих депутатов, потребовал, чтобы ландтаг больше не
созывался: вся власть должна перейти к советам.
6 марта между коммунистами, «Независимой партией» и умеренными социалистами состоялись
переговоры: был найден некий компромисс, но придерживаться его не торопились. Баварское
правительство уже готовилось к эвакуации в Бамберг, но всё еще тянуло время, надеясь мирно
разойтись со «спартаковцами». Вместо решительных действий принимались полумеры, хотя за
законное правительство стояли солдаты тогда еще надежного гарнизона Северной Баварии.
Третий армейский корпус распространил в Мюнхене следующее заявление:

Ко всем солдатам и рабочим!

Ситуацию, создавшуюся после гнусного убийства Эйснера, использует кучка преступников для
захвата власти в Мюнхене. Против них решительно борются 42 рабочие и солдаты Амберга,
Байройта, Зульцбаха, Регенсбурга, Штраубинга, Эрлангена, Ингольштадта, Графенвёра,
Нюрнберга и Фюрта. Все осуждают действия горстки преступников, ведущей Баварию к гибели,
требуют социалистического правительства и немедленного созыва ландтага. Все хотят демократии
и отвергают диктатуру. Соратники и товарищи в Мюнхене! Вы проявили волю, чтобы дать отпор
преступной власти доктора Левина и его вооруженной свиты. Все солдаты третьего армейского
корпуса готовы поддержать вас силой оружия.
С 17 по 19 марта ландтаг заседал в Мюнхене, не имея уже никакой власти, перешедшей к
депутату Аксельроду, российскому эмигранту; советы подчинялись Левину и Левине-Ниссену.

41
Поляки Силезии действительно подняли восстание в 1921 году для присоединения области к Польше, несмотря на то, что на референдуме
большинство населения пожелало остаться в составе Германского рейха - прим. ред.
42п
«Wagnerbräu».
Официальное правительство сформировали Хоффманн43 (президиум), Эндрес (внутренние дела),
Зегитц (финансы), Фрауэндорфер (транспорт) - но это было просто видимостью, временно
необходимой, пока правительство советов не будет готово придти на смену. Пример Венгрии
показывал, что лозунги о мировой революции - не шутки. Премьер-министр Хоффманн назначил
государственным комиссаром австрийского еврея, доктора Нойрата. Нойрат, став руководителем и
президентом Центрального экономического управления, должен был обобществить все баварские
предприятия.
Центральный совет объявил, что будет противодействовать попыткам созыва ландтага. Всё же,
съезд состоялся - без Хоффманна, под руководством военного министра Шнеппенхорста, 4 апреля
1919 года, в нём приняли участие все социалистические партии. Левине-Ниссен снова предлагал
созыв правительства советов. Съезд закончился ничем.
6 апреля Клингельхёфер собрал советы солдатских и рабочих депутатов в «Пивной усадьбе» 44 - в
тот же день они провозгласили в Мюнхене советскую республику. Характерно, что коммунисты
Левина не приняли в этом участия, сформировав собственный отряд. Никиш взял на себя общее
руководство, доктор Липп стал народным уполномоченным по иностранным делам, доктор
Нойрат остался президентом Центрального экономического управления, еврей Рет Марут стал
руководителем обобществления прессы, Сильвио Гезелль отвечал за финансы.
Официальное воззвание звучало так:

К народу Баварии!
Выбор сделан, Бавария теперь - советская республика. Рабочий народ хозяин своей судьбы.
Революционные рабочие и крестьяне Баварии, а также все наши братья-солдаты, более не
разделенные партийными противоречиями, сошлись во мнении, что любой эксплуатации и
угнетению должен придти конец. Ставшая реальностью диктатура пролетариата ставит своей
целью построение настоящего социалистического общества, в котором каждый рабочий человек
должен участвовать в общественной жизни, социалистической и коммунистической экономике.
Ландтаг, бесплодное детище устаревшей буржуазно-капиталистической эпохи, распущен,
назначенное им министерство подало в отставку.
Назначенные советами трудового народа, ответственные перед народом доверенные лица,
будучи народными уполномоченными, наделяются чрезвычайной властью в определенных
сферах. Их помощниками станут проверенные люди из всех революционных социалистических и
коммунистических течений. Многочисленные знающие дело работники из числа служащих,
особенно низшего и среднего звена, привлекаются в новой Баварии к активному сотрудничеству.
Бюрократическая система будет незамедлительно в корне уничтожена.
Пресса будет обобществлена.
Для защиты Баварской советской республики от реакционных нападок извне и изнутри
немедленно создается Красная армия. Любое покушение на советскую республику будет
немедленно караться революционным судом.
Баварское советское правительство следует примеру русского и венгерского народов и
незамедлительно наладит с ними дипломатические связи. Напротив, любой контакт с достойным
презрения правительством Эберта, Шайдеманна, Носке, Эрцбергера - невозможен: под флагом
социалистической республики они продолжают империалистическое, капиталистическое и
милитаристское дело покрытого позором германского кайзерства.
Баварское советское правительство призывает все немецкие братские народы пойти тем же
путем. Всем пролетариям, где бы они ни боролись за свободу и справедливость, за
революционный социализм, в Вюртемберге или Рурской области, во всем мире, Баварская
республика шлет привет.
Вместе с этим, в знак надежды на счастливое будущее всего человечества, 7 апреля
провозглашается государственным праздником. В знак прощания с проклятым капитализмом, в
понедельник 7 апреля 1919 года во всей Баварии прекращается работа, в тех случаях, когда она не
обязательна для обеспечения жизнедеятельности трудового народа, о чём своевременно будут
43
Йоханнес Хоффманн - премьер-министр Баварской республики. После убийства Эйсмана противоборствующие группировки вынуждены были
взаимно согласовывать легитимность формируемой власти. «Правительство меньшинства» во главе с Хоффманном было избрано ландтагом -;
прим. ред.
44
«Hofbräuhaus».
изданы более подробные распоряжения.
Да здравствует свободная Бавария! Да здравствует советская республика! Да здравствует
мировая революция!
Мюнхен, 6 апреля 1919 года Центральный революционный совет Баварии

В Аугсбурге советская власть была объявлена уже в субботу, в понедельник за ним последовали
Розенхайм, Штарнберг, ближайшие окрестности Мюнхена. Социал-демократическая партия и
правительство Хоффманна выразили протест и в северной Баварии сумели пресечь отдельные
попытки провозглашения советской республики.
Указ правительства Хоффманна гласил:
Правительство свободного государства Баварии не подало в отставку. Резиденция была
перенесена из Мюнхена. Правительство было и остается единственным обладателем высшей
власти в Баварии и лишь оно одно уполномочено отдавать имеющие законную силу распоряжения
и приказы. Следите за дальнейшими публикациями.
Нюрнберг, 7 апреля 1919 года
Премьер-министр Хоффманн
Советы планировали захватить всю Баварию: это позволяло взять в клещи Австрию, поскольку
Венгрия уже была советской. Надеялись и на успехи в Вюртемберге, но население северной
Баварии не поддержало революционеров, и вюртембергское восстание было быстро подавлено.
В начале апреля 1919 года Баварская советская республика представляла собой небольшой
островок: граница шла от Дахау через Шляйсхайм до Розенхайма, затем в Верхнюю Баварию; на
западе проходила между озерами назад к Дахау. Для республики Дахау имел большую ценность,
не только обширными складами боеприпасов. Там были и запасы бумаги, а значит, возможность
печатать бумажные деньги. Высказывание министра финансов Мэннера стало крылатым:
«Завладей мы бумажной фабрикой в Дахау, надежная финансовая ситуация была бы обеспечена на
четыре-пять недель».
В самом Мюнхене была создана Красная армия, верховным главнокомандующим которой стал
Толлер. Было роздано 24 000 ружей, а также оружие из казарм и складов.
Таково было общее положение.
В последующие тягостные дни значение Общества «Туле» приобретало всё большую
политическую окраску. Последнее посвящение в ложу состоялось 21 марта, в советский период
собрания не проводились.
Чтобы обеспечить «Туле» прочным статусом и получить возможность выступать публично, было
решено официально зарегистрировать Общество. Для этого требовалось принять внутренние
уставы, тем самым отказавшись от принципа вождизма: жюри в регистрирующих органах
принимало к рассмотрению только заявки объединений с выборным руководством.
Зеботгендорф перестал справляться с растущими финансовыми требованиями, так что с 1 марта
вынужден был просить членов Общества уплачивать взносы. Казначеем стал Кнейль. Прочие
союзы, проводившие заседания в «Четырех временах года», теперь также должны были
оплачивать аренду зала.
В этот период Общество «Туле» было потревожено двумя происшествиями. Вначале начальник
полицейского управления Паллабене явился с обыском на предмет антисемитских листовок.
Зеботтендорф был заранее предупрежден бароном Витттенбергом, который знал Паллабене еще
австрийским офицером: встретившись в Швабинге, они разговорились о «Туле». Ритцлер, будучи
членом одновременно и «Республиканской обороны» и «Туле», подтвердил запланированный
обыск, указав даже точное время: около десяти утра. Чтобы отразить вторжение, Зеботтендорф
попросил госпожу Риманн-Бухерер назначить на утро урок пения и собрать всех сестер Общества.
Явившегося начальника полицейского управления приветствовали песней: «Beglückt darf nun dich,
о Heimat, ich schauen»45. На немедленный вопрос о сущности общества, Графиня Вестарп, вторая
секретарша, заявила господину Паллабене:
- О, это общество сохранения чистоты германской расы.
- Что-о-о?
- Общество сохранения чистоты германской расы, господин начальник управления.
45
«Я счастлив, что могу видеть тебя, о Родина» - финальный хор паломников из оперы Вагнера «Тангейзер» - прим, персе.
 - Так, и чем же вы в нём, собственно, занимаетесь?
- Поём, как слышите.
- Вы ведете антисемитскую пропаганду, господа, я знаю это наверняка! Вы смеетесь надо мной!
Я прикажу арестовать Вас и всех ваших сторонников! Я пришел с обыском!
- Разумеется, - сказал Зеботтендорф, - помешать я Вам не могу, но позвольте объяснить,
господин начальник управления. Моя власть простирается несколько дальше, чем Вы думаете.
Видите ли, я руковожу Обществом «Туле» уже шесть месяцев и буду заниматься этим впредь. Вы
же, господин начальник управления, в должности два дня - и, может быть, задержитесь еще на
два-три дня, потом Вас заменят другим. Если Вы, господин начальник управления, арестуете меня,
одного из моих людей или даже всех, то другие люди, о которых Вам ничего не известно, схватят
первого попавшегося еврея и протащат по улицам, громогласно объявляя, что тот украл гостию.
Тогда, господин начальник управления, Вы получите погром - который сметет в том числе и Вас.
- Но это ужасно, это безумие!
- Может быть, но мое безумие в некотором смысле последовательно.
- Вы не сделаете этого - Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение.
- Вовсе не имел в виду морочить Вас, но действительно нет смысла заходить так далеко. Видите
ли, мы с Вами, в общем, стремимся к одной цели, хоть и разными путями. Что мешает нам
отнестись друг к другу терпимо?
- Да, пожалуй, мы могли бы объединить усилия.
- А вот это невозможно. Вы идете к цели, полагаясь на интернационализм, я - на национальное,
народное движение. Время покажет, кто первым достигнет цели.
- Хорошо, господин барон. Я дам Вам знать, если против Вас будет что-то затеваться.
- Очень Вам признателен. Если что-то будет затеваться против Вас, господин начальник
управления, я Вам сообщу.
Паллабене ушел, с ним и его сотрудники, двое из которых были членами Боевого союза «Туле».
Второе происшествие могло бы кончиться плачевно, если бы не счастливое стечение
обстоятельств. Один из членов «Туле», пойманный за распространением «Красной руки» (крайне
злободневной сатирической листовки), спасался от преследователей бегством. Когда он добрался
до Маршталлштрассе, за ним неслась уже целая толпа, мгновенно наводнившая помещения
«Туле». К счастью, там проходила лекция для нескольких членов Боевого союза, перешедших к
нам из коммунистических кружков, но продолжавших носить красные нарукавные повязки:
оценив ситуацию, они тут же вскочили и самым решительным образом выпроводили непрошеных
гостей. С тех пор двое членов Боевого союза под видом коммунистов постоянно несли караул у
«Четырех времен».
В марте Зеботтендорф принял в редакцию «Обозревателя» раненого на войне Ганса Георга
Мюллера. 5 мая Зеботтендорф поручил Гансу Георгу Грассингеру отпечатать «Обозреватель» в
улучшенном оформлении и увеличенном формате. Грассингер, член оппозиционной Эйснеру
партии в Ландтаге, попал в «Туле» через Витцгалля.
С № 16 от 17 мая 1919 года, Ганс Георг Мюллер был единственным ответственным за
«Обозреватель» лицом. Спортивную часть вел Валентин Бюхольд, первый уполномоченный
Академического студенческого объединения и член «Туле». 24 мая 1919 года, № 17
«Обозревателя» вышел в новом оформлении тиражом в 10 000 экземпляров; с № 22 от 28 июня
1919 года выходил еженедельно; с №23 от 2 июля 1919 года - дважды в неделю на восьми
страницах. 9 августа 1919 года с № 34 «Мюнхенский обозреватель» впервые вышел под названием
«Народный обозреватель».
Из статей «Обозревателя» того периода нужно привести следующие:

Израильский фронт в Германии!

«Немецкая» революция вывела на ключевые посты множество евреев:
Арндт, заведующий отделом печати прусского военного министерства,
Эдуард Бернштейн, казначейское ведомство рейха,
д-р Оскар Кон, юридическое ведомство рейха,
Эйснер, премьер-министр Баварии,
Фульда, министр внутренних дел Гессена,
 Футран, начальник отдела в прусском министерстве культуры,
д-р Макс Грюнвальд, заведующий отделом печати экономического управления рейха,
Д-р Гаас, министр внутренних дел Бадена,
Гаазе, управление рейха по внешним делам и колониям,
Профессор д-р Яффе, министр финансов,
Д-р Герц, председатель комиссии по делам юстиции,
Хейман, председатель народного совета в Берлине,
Хейман, министр культуры Вюртемберга,
Гирш, премьер-министр Пруссии,
д-р Лёве, демобилизационное управление рейха,
д-р Лауфенберг, председатель гамбургского совета рабочих депутатов,
д-р Ландсберг, председатель совета народных депутатов,
д-р Хуго Пройс, госсекретарь по внутренним делам,
Розенфельд, государственный советник в Берлине,
д-р Курт Розенфельд, прусский министр юстиции,
Шлезингер, уполномоченный военного министерства,
Симон, директор управления внешних дел,
Симон, прусский министр торговли,
Зинцхеймер, начальник полицейского управления Франкфурта-на-Майне,
Штадтхаген, депутат от района Липпе,
Тальхеймер, министр финансов Вюртемберга,
Вель, министр в Гессене,
Вурм, министр продовольствия.
Что же! Прекрасная, немецкая компания.
Кроме того, тот период освещают следующие короткие заметки:

Воспитание большевика
В местные комендатуры постоянно обращаются молодые люди, желающие вступить в
пограничную охрану. Наше мудрое правительство не желает поручить этим добровольцам какое-
либо полезное занятие, вместо этого их приписывают к местным полкам, где они получают паек за
государственный счет, страдают от безделья, и, в таких условиях, конечно, не могут не подхватить
заразу большевизма. Вот так наше правительство воспитывает своих солдат.
Д-р Левин - один из коммунистических вождей. В лагере военнопленных в Пуххайме он убедил
русских, что скоро станет президентом Баварии, в Мюнхене снова начнется свистопляска - тогда
русские смогут урвать и себе достаточно территории. Коммунисты, мол, перешли в наступление, и
теперь нужно всемерно помогать им на местах. После такого выступления сифилитик д-р Левин
сфотографировался с русскими военнопленными.

Комитет по обобществлению
Профессор Яффе, бывший министр финансов, теперь председательствует в означенном
комитете. Сложно вообразить, что будет, если он продолжит применять те же методы, какими
довел до краха наши финансы.
Может быть, господину Яффе будет лучше поскорей отправиться в Иерусалим и попытаться
заслужить какой-нибудь пост там? Было бы чудесно, если бы он прихватил с собой и своего друга
Бонна, чья деятельность в Высшем коммерческом училище так же бесполезна.
О том, насколько «Обозреватель» был популярен, и как точно в цель била его пропаганда, можно
судить по следующему случаю, получившему широкую огласку.
Однажды в «Обозреватель» позвонил владелец известного отеля в Фюссене, и, представившись,
сообщил: несколько дней назад в Фюссен прибыли на машине из бывшего дворцового автопарка
госпожа Эйснер с господином Ландауэром, намереваясь поселиться в замке Хоеншвангау.
Госпожа Эйснер подхватила насморк, а вызванный врач отсоветовал Фюссен в качестве
постоянного места жительства: климат тут неподходящий... равнинная местность, как в
Нюрнберге, подойдет лучше.
На следующее утро горничная обнаружила Ландауэра и госпожу Эйснер в постели в
недвусмысленном положении.
Надо сказать, что еврей Эйснер первую жену оставил в Нюрнберге в горчайшей нужде. Вторая
жена, а ныне вдова, получала солидную пенсию, а при живом Эйснере была секретаршей, активно
вмешиваясь в политические дела - о чём «Обозреватель» рассказывал в заметке Зеботтендорфа
«Революция!».
В понедельник, сразу же после выхода свежего номера «Обозревателя», Зеботтендорф на
площади Карлсплатц в Мюнхене услышал выкрики газетчика: «Пангерманец клевещет на госпожу
Эйснер! Зеботтендорф оскорбляет умершего президента!». Зеботтендорф приблизился к
раздававшему свежий номер «Республиканца»:
- Ну-ка, что у тебя там?
- О да, господин, это стоит прочесть.
На второй странице под заголовком «Вдова Курта Эйснера гнусно оклеветана пангерманцем»
помещалось заявление Лейба, владельца газеты «Республиканец»:
Время еще не притупило боли, причиненной всем странам мира трусливым убийством
незабвенного друга и сторонника счастливого мира во всём мире, еще глубок траур по
презиравшему смерть основателю Баварской республики, а уже пангерманский фанатик
осмеливается подлым образом марать честь тяжело пострадавшей вдовы великого покойного.
Всем известный Рудольф Зеботтендорф, который еще совсем недавно мог называть себя
Рудольфом фон Зеботтендорфом, в мюнхенской газете, редактором которой он является,
выдвигает против госпожи Эйснер унизительнейшие обвинения с очевидным намерением
приписать ей нравственные и моральные проступки.
Госпожу Эйснер в оскорбительной форме связывают с известным левым социалистическим
вождем, имя которого названо, и вдобавок утверждают, что вместе с последним она в бывшем
дворцовом автомобиле предприняла развлекательную поездку в Фюссен.
А как обстоит дело в действительности?
Согласно наведенным мной справкам, госпожа Эйснер во время своей поездки домой в Мюнхен
внезапно заболела. Несколько дней она пролежала в отеле Фюссена, так как лечащий врач
посчитал опасным продолжать поездку на поезде. В таком беспомощном состоянии госпожа
Эйснер обратилась к другу своего покойного супруга, который помог ей, отвезя в мюнхенский
дом на арендованном автомобиле.
Так выглядела развлекательная поездка госпожи Эйснер!
То, что является просто долгом благовоспитанного человека, с истинно пангерманской любовью
к правде ловко выдано за подлость.
Этот случай ярко характеризует соглядатаев контрреволюционного общества: сброд, который не
теряет надежды, что однажды ему повезет.
Клеветническая заметка Зеботтендорфа (датированная 9 лензинга 1919 года) озаглавленная как
«Революция!», утверждает, будто госпожа Эйснер активно вмешивалась во внешнюю политику.
Последнее утверждение столь же вымышлено, как феерическая развлекательная поездка. То есть,
без сомнения, трагический пангерманский герой таким образом хотел сознательной ложью задеть
революцию, при этом не побоявшись облить грязью незапятнанную репутацию женщины, сильно
пострадавшей в результате недостойного деяния трусливого убийцы, а кроме того, еще навлечь
гнусные подозрения на политического противника, который по-рыцарски позаботился о вдове
друга. Госпожа Эйснер твердо намерена привлечь к суду трусливого хулителя своей репутации, но
невозможно отделаться от неприятного чувства, будто реакционные элементы имеют полное
основание чувствовать себя в Баварской республике уверенней, чем когда-либо, настолько
уверенно, что полагают. будто могут себе всё позволить. До каких пор это будет еще
продолжаться, и известной дневной газете опять будет позволено беспрепятственно открывать
шлюзы нечистот и обливать грязью всё, что как-либо может быть связано с революцией?
- Да, что же это такое, мой дорогой, такая статья о госпоже Эйснер - просто свинство. Что же
будет с этим Зеботтендорфом?
- Сегодня вечером мы его схватим.
- Хотел бы я быть там! Где живет эта продувная бестия?
- Должно быть, у Триумфальной арки.
- Господи Боже, да это же мой район! Тогда дай мне еще 10 номеров «Республиканца» для
соседей, пусть все знают.
- Вот это правильно, сегодня в шесть его схватят, в газете кое-что про него написано.
В действительности в «Республиканце» имелась и другая статья о Зеботтендорфе:

Пангерманец, русский и «Республиканец»

Русский большевизм торжественно вступил в Мюнхен! Даже у Мюнхенского ребенка 46 от этого
известия по коже побежали ледяные мурашки: опасное чудовище устраивало свои вакханалии
совсем рядом с ратушей, гнездом мудрости наших «отцов города», на площади Мариенплатц.
Безусловно, в этом виноват «Республиканец»! Вот какую неслыханную тайну обнаружил
единственный пангерманский орган Мюнхена, руководимый инженером Рудольфом
Зеботтендорфом, и предостерег наш любимый Мюнхен от смертельного краха такой заметкой:
«Русский большевизм и немецкий республиканец. Позорно известный “Республиканец”, чьи
методы борьбы мы не хотим обсуждать, с некоторых пор продает на самой большой площади
города русский. Благородные души находят друг друга».
Это правда, что «Республиканец», несмотря на всего четырехмесячное существование, известен
не только в Мюнхене, но также в Баварии и по ту сторону бело-голубых пограничных столбов. То,
что пангерманец назвал газету позорно известной, только делает ей честь. Что касается русского,
то речь идет о военнопленном, выгнанном из лагеря голодом и желающем честно заработать свой
хлеб: неделями ранее продажей других газет, а теперь и «Республиканца». То, что я дал ему такую
возможность - поступок человечный, но, несомненно, никак не антигерманский.
Если Зеботтендорф увидел настоящий гуманизм в том, что сдал в полицию безоружного
военнопленного под видом большевика и лишил его куска хлеба, за то, что по вине продажного
милитаризма тот вынужден прозябать вдали от своей родины, то прискорбно, что этот
единственный немец по имени Зеботтендорф не пал на поле «чести», в высшей степени
прискорбно, что за подобную «немецкость» миллионы людей вынуждены были отдать свои
жизни. Не тот вредит немцам, кто видит в иностранце человека - гораздо больше вредит безумство
furor teutonicus, ставящее национальную нетерпимость выше человечности. От этого в
пангерманском сознании могут возникнуть воспалительные очаги, так что в безобидном
военнопленном разглядят опасного большевика. Я охотно бы нашел для главного редактора не
имеющей хорошей репутации газеты смягчающее обстоятельство, однако он относится к тем
глубоко несчастным скитальцам, у которых только несколько дней назад отняли гордое словечко
«фон». Без сомнения, вместе со словечком «фон» Зеботтендорф потерял и разум.
Лейб
Дело выглядело гораздо серьезнее. Обе статьи были очевидно направлены на то, чтобы
взбудоражить людей. Безо всякого повода, из крошечной заметки, вовсе не имеющей в виду сдать
того русского военнопленного полиции, раздули статью и выставили «юнкера» к позорному
столбу.
- Так значит, в шесть вечера вы хотите схватить его?
- Ага, сегодня в шесть.
Возвратившись в пансион Дёринга у Триумфальной арки, Зеботтендорф попросил у владельца
гостиницы Хорнштайна ключ от задней двери здания.
- Сегодня вечером ко мне придут, господин Хорнштайн, люди из «Союза Спартака». Хотят меня
схватить. Не пугайтесь, если увидите, что у меня обыск.
- Только не делайте глупостей, господин барон.
- Нет-нет, их я больше не делаю.
Ровно в шесть прикатили два грузовика «Республиканской обороны», а также несколько человек
из части в Швабинге. Зеботтендорф затесался между ними. Было конфисковано несколько листов
рунических рукописей, пара малозначащих писем. Обыскав кабинет, заодно осмотрели и смежные
комнаты, в одной из которых жила баронесса Микуш. Сын ее во время войны был комендантом
вокзала у Хайдар-паши, и теперь его портрет в турецкой униформе стоял у матери на письменном
столе. Зеботтендорф знал, что капитан Микуш далеко: в Чехословакии. Солдаты заинтересовались
портретом, один воскликнул:
- Так это ж Зеботтендорф!
46
В качестве неофициальною герба Мюнхена часто используется «Мюнхенское дитя» (Münchner Kindl) - прим перев
 - Точно, он же турок, - поддакнул второй. Третий добавил.
- И он носит монокль.
- Знаете что, конфискуем портрет! Он должен быть в кармане у каждого, чтобы мы наконец,
поймали его, - подытожил Зеботтендорф.
- Верно, забираем портрет! - объявил предводитель.
Скоро копии фотографии раздали отрядам: теперь любой мог сразу узнать и арестовать
Зеботтендорфа.
Госпожа Эйснер так никогда и не выдвинула обвинение в клевете. Ландауэр был схвачен
позднее, при освобождении Мюнхена, попытался бежать по пути в полицейский участок, и был
застрелен.
№13 «Обозревателя» от 5 апреля 1919 года - последний из вышедших до освобождения Мюнхена
от власти советов. № 14, подготовленный 12 апреля 1919 года, так и не был выпущен: в этот день
«Обозреватель» был запрещен.
В такой ситуации в следующую субботу Бюхольд выпустил исключительно спортивный номер
«Обозревателя». посвященный соревнованиям по бегу в Дагльфинге - что привлекло внимание
надворного советника Шюлейна к Валентину Бюхольду, уполномоченному Академического
студенческого объединения. Оказав давление на его отца, Шюлейн добился того, что Валентину
Бюхольду было запрещено продолжать обучение.
«Немецкий народный союз обороны и наступления» возвестил о себе таким объявлением:
Арестовывайте евреев - тогда в стране воцарится спокойствие!
Евреи призывают к спартакизму.
Евреи подстрекают народ.
Евреи всюду протискиваются в первые ряды.
Евреи мешают немцам понимать друг друга.
Потому: долой еврейских дельцов и возмутителей спокойствия!
Германия для немцев, - таков наш лозунг. Мужчины и женщины германской крови,
объединяйтесь в рядах «Союза обороны и наступления».
№ 68 газеты «Народный обозреватель» от б декабря 1919 года сообщил о первом публичном
заседании «Союза обороны и наступления»:

О движении. Доклад Готтфрида Федера

В понедельник 1 декабря 1919 года «Немецкий народный союз обороны и наступления» провел
первое публичное заседание. Дипломированный инженер, господин Готтфрид Федер, выступал
перед полным концертным залом мюнхенского отеля «Вагнер» с темой: «Всемирная эпидемия
маммоны и победа над ней через слом процентной кабалы». Безупречно точными сводками
цифровых данных оратор раскрыл чудовищный обман немецкого народа, ввергнувший нашу
общественную жизнь в нравственный упадок. Господин Федер подробно проанализировал
уровень национального богатства с точки зрения значимости не для финансового капитала, но для
народа. Национальное богатство выражается не только в произвольно взятых цифрах, но и в
работоспособности, воле к труду, возможности трудиться. Неверно приписывать деньгам
внутреннюю стоимость: деньги - не товар, а вознаграждение за выполненную работу.
Оратор рассмотрел вопрос оборота свободных денег, о чём мы еще подробно поговорим.
Допущение самоценности денег - роковая ошибка деятельного и творческого человечества. Идея
процента по кредитам питает маммону, золотой «Интернационал», создавая бесконечный приток
доступных товаров, и желание приобретения, само по себе здоровое, искажает до чудовищных,
разрушительных пропорций. Неприкрытая страсть даже не к деньгам, а к ссудному проценту -
демоническое стремление к неограниченной эксплуатации народных рабочих сил. Политическая
обстановка привела к мировой войне. Весь мир был втянут в кровопролитие, чтобы завершить
дело, на пути которого стояла Германия.
Далее оратор подробно рассуждал о проблеме ссудных процентов. Выдача кредита одного
человека другому не рождает проблемы процентов. Ссудный процент не имеет никакого
отношения и к бережливости. Решающим является тот факт, что у немецкого народа из года в год
вымогают 15 000 миллионов, большей частью в виде налогов, чтобы государство смогло
выплатить проценты ссудному капиталу. Вновь и вновь приходится повышать стоимость
производительного труда, вся продукция должна подорожать в цене настолько (об этом
позаботятся косвенные налоги), чтобы покрыть любые убытки, - таким образом, весь народ
вынужден нести ужасное бремя выплаты ссудных процентов. Может быть, народу подбросят
малую толику, которая тут же вновь будет поглощена косвенными налогами. Четко и ясно оратор
давал определения ссудному и промышленному капиталу, приводя реальную ошеломляющую
статистику, и делал из этого выводы. Гнет подобных ужасающих обстоятельств должен быть
устранен: вот вывод Готтфрида Федера, основанный на аргументах, не оставляющих места
сомнениям. Оратор был награжден долгими аплодисментами. Убедительной наглядностью и
необычайной ясностью он обрисовал спасительную перспективу, к которой наш народ сегодня
страстно стремится. Собрание прошло без происшествий и может считаться успехом
народнического движения.

Боевой союз «Туле» и контрреволюция 1919 года

Боевой союз, начавший формироваться сразу же после революции 1918 года, проявил себя
только после убийства Эйснера: до тех пор еще оставалась надежда на противодействие
правительству изнутри, консолидацию правых партий в мощное народническое движение,
сплочение фронтовиков в народническую партию. Был провозглашен призыв к созданию такой
партии. Социал-демократы, особенно баварские, начинали прозревать, что во всём бедламе
виноваты «чужаки», «инородцы» - как называли евреев. О том, как оценивали ситуацию
фронтовики, ясно говорит упомянутое выше воззвание, распространенное третьим армейским
корпусом по всему Мюнхену.
И всё же, убийство Эйснера и последовавшие события не оставили другого пути, кроме
вооруженной борьбы. В короткое время Боевой союз был окончательно сформирован: каждый
член беспрекословно явился в указанное место.
Поначалу существовало два отделения, которые действовали независимо и члены их даже не
были знакомы друг с другом.
Первое отделение под началом оберлейтенанта Хайнца Курца занималось вербовкой в корпус
Эппа. Вербовка была запрещена правительством, ищущим доверия левых социалистов: они
боялись, что если в корпусе окажется слишком много баварцев, Эпп в один прекрасный день
вступит в Мюнхен. Правительственная публикация гласила:
В целях поддержания общественного порядка настоящим на территории Баварии запрещаются
организация пунктов вербовки в добровольческие объединения, объявления о вербовке в дневных
газетах и агитационные плакаты. Нарушения будут караться тюремным заключением на срок до
одного года (если законом не предусмотрены более суровые наказания), при наличии смягчающих
обстоятельств - содержанием под арестом или денежным штрафом до 1500 марок.
Вышеизложенное распоряжение вступает в силу с момента публикации в газете «Баварский
государственный вестник»47.
Подписана она была Симоном от баварского совета солдатских депутатов и военным министром
Шнеппенхорстом от правительства.
Пока правительство Хоффманна не переехало в Бамберг, нетрудно было перевозить людей через
границу под видом путешественников; но когда в Бамберге ужесточился пограничный контроль,
людей стали заворачивать назад. Они собирались в Мюнхене и наведывались в помещения
Общества. Собирать такую толпу было опасно, она привлекала внимание. Кроме того, людей
нужно было обеспечить делом. Зеботтендорф решил расквартировать их в пригородах Мюнхена:
здесь они были достаточно близко на случай столкновений, но не настолько близко, чтобы
красные обратили на них внимание.
Оберлейтенант Курц, знакомый с крестьянами из Эхинга, договорился, что его люди осядут там
в деревнях и возьмут на себя защиту местности от разграбления красными. Командование принял
капитан Рёмер.
Второе отделение, служба разведки, поступило под командование лейтенанта Эдгара Крауса,
сына главного прокурора Аугсбурга, позднее сделавшего себе имя в баварских фемических судах.
Семнадцатилетним курсантом Краус прошел мировую войну от начала до горького конца, снискал
горячую любовь подчиненных, и теперь они снова были рады служить под его началом.
47
«Bayerischen Staatsanzeiger».
Начальник первого эскадрона тяжелой кавалерии был одновременно и командиром кавалерии
красных. Эгетемайер со своими людьми установил связь с правительственными войсками;
донесения он вначале доставлял Боевому союзу, после доработки их отправляли дальше. Такая
связь дала возможность непосредственно влиять на солдат и военные объединения.
В каждую коммунистическую секцию проникли люди Боевого союза, чаще всего в роли писарей
или секретарей: каждый вечер они докладывались на Маршталлштрассе. Все полученные таким
образом сведения с последним поездом отправлялись в Аугсбург, а оттуда в Бамберг. Срочные
известия передавались по телефону из Аугсбурга.
Правительство Хоффманна обратилось к Зеботтендорфу через известного аугсбургского
адвоката, предложив выполнить некоторые правительственные поручения. Зеботтендорф выехал
на переговоры в Аугсбург, остановившись в небольшой гостинице «Золотой ягненок» 48, чтобы не
попасться на глаза никому лишнему. Было условлено, что Зеботтендорф будет тиражировать и
распространять в Мюнхене правительственные публикации. Ему было поручено любыми
средствами организовать контрреволюцию, чтобы правительство Хоффманна могло вернуть
власть в Мюнхене в ближайшее время. Таким образом, все действия Боевого союза получили
поддержку законного правительства.
В Аугсбурге вновь вышла история с утечкой информации. Матросы, каким-то образом
прознавшие о пребывании Зеботтендорфа в «Золотом ягненке», заявились спозаранку,
рассчитывая захватить его врасплох. Вышло так, что Зеботтендорф выехал в Мюнхен с первым же
поездом, так что телефонный звонок с предупреждением из Аугсбурга застал его уже в конторе
Общества «Туле».
Свобода действий Боевого союза была, таким образом, обеспечена, - однако, отсутствовали
средства. Барон Мальзен и Вернер фон Хаймбург организовали сбор необходимых денег среди
граждан Мюнхена. Казначейскими вопросами до отъезда Зеботтендорфа ведал Иоганн Отт
(квитанции по понятным причинам не выдавались, да и не требовались).
Люди в Эхинге вооружились, перекупив оружие у красноармейцев. За одно ружье с патронами
платили примерно 60-80 марок, за пистолет Маузера с патронами - 10 марок, гранаты-лимонки
шли по 1 марке, ручные гранаты с рукояткой стоили 3 марки. Оружие доставляли в Эхинг два
студента, Витцгалль и Штехер. Попадались оба неоднократно, но всегда умели сочинить историю
и выкрутиться.
Благодаря службе разведки Крауса Боевой союз узнавал обо всём, что планировали советы,
потому не раз удавалось помешать масштабным действиям Красной армии. Трижды
автомобильный парк был выведен из строя подменой магнето. Самолеты на аэродроме
Шляйсхайм привели в негодность, пробив топливные баки. Удавалось предупреждать деревни,
которым угрожала «продразверстка».
При всём энтузиазме положение оставалось критическим. В частности, людям, шпионившим в
коммунистических секциях, часто умели запудрить там мозги, так что от Зеботтендорфа
требовалась вся сила убеждения, чтобы вернуть колеблющихся.
Поскольку мюнхенское правительство пыталось помешать отъезду всех мужчин между 16 и 60
годами, мы распечатали бесплатные железнодорожные билеты, подписанные министром
транспорта - наши курьеры ездили под видом мюнхенских железнодорожных служащих.
Найденные при ликвидации Общества «Туле» печати как раз и служили для этих целей.
Общество обвиняли в подделке печатей. На самом деле, нужды в подделках не было, печати
просто покупались. Столь же небрежно коммунисты относились к своим членским билетам и
справкам о предоставлении отпуска: всё продавалось. Каждый член Боевого союза имел
подлинный членский билет «Союза Спартака» (разумеется, выданный на другое имя). Поскольку
руководство коммунистическими группами быстро сменялось, для защиты наших людей
покупались факсимиле.
В Мюнхене образовались и другие небольшие объединения. Так, капитан Майер заново
организовал гражданскую оборону. Союз унтер-офицеров, уволенные полицейские создали
собственные объединения, руководимые людьми Боевого союза. Теперь мы были достаточно
сильны, чтобы дать бой.
Председателем солдатского совета и комендантом города был Зейффертитц, за которым стоял
48
«Goldenen Lamm».
весь гарнизон, за вычетом придворного полка и нескольких небольших соединений, явно
коммунистических. Зейффертитц собирался провозгласить военную диктатуру, и правительство
Хоффманна пообещало ему неограниченную власть. Двое представителей правительства должны
были в Вербное воскресенье выдать Зейффертитцу доверенность, которую он предъявил бы
съезду советов солдатских депутатов. Сигналом к бою послужили самолеты, разбросавшие по
городу правительственный плакат, отпечатанный Зеботтендорфом:

Жители Мюнхена!
Во всей стране кипит возмущение тиранией в Мюнхене. У вас правят инородцы и прожектеры.
Вас сбили с толку и лишили мужества. Очнитесь, возьмите себя в руки!
Вся страна поднимается на борьбу. Вся Северная Бавария поддерживает правительство
Хоффманна- Зегитца. От часа к часу положение улучшается. В Вюрцбурге в среду подавлен
коммунистический путч, заложники освобождены, спартаковские главари, в том числе Заубер и
Хагемейстер из Мюнхена, а также все их сторонники - арестованы.
Не считая ничтожного количества обманутых, рабочие с воодушевлением поднялись на борьбу с
большевизмом. Крестьяне всех областей встают на защиту социалистического правительства.
Солдаты беспощадно разрушают логова анархии.
Южная Бавария также кипит.
Швабские и коренные баварские крестьяне мобилизовались против мюнхенского бардака.
Утверждение, будто добровольческий корпус Эппа направлен на свержение правительства в
Бамберге - гнусная ложь. Бавария не нуждается в помощи извне.
Как долго вы, жители Мюнхена, будете еще только наблюдателями? Вставайте! Долой тиранию!
Ура свободному государству Бавария! Ура правительству Хоффманна-Зегитца!
Бамберг, 10 апреля 1919 года
Социал-демократическая партия земли Бавария
8 апреля Зеботтендорф отправил в Бамберг члена Общества «Туле», железнодорожного
служащего Кнауфа, с подробными предложениями, касающимися государственного переворота.
Кнауф показался правительству недостаточно надежным, под разными предлогами его
задерживали и не дали возвратиться до полудня субботы, когда в Мюнхене уже прошли все
назначения - это помешало члену социал-демократической партии адвокату Эвингеру немедленно
войти в правительство.
Было условлено в ночь на Вербное воскресенье арестовать главарей коммунистов и немедленно
конвоировать в Эйхштетт. Одновременно Шнеппенхорст должен был выдвинуть из Ингольштадта
артиллерию, пехоту и кавалерию - чтобы на утро воскресенья эти части могли войти в Мюнхен.
Армия насчитывала 6000 надежных людей, и была призвана стать боевой частью особого
назначения: гарнизон обязан был нести караульную службу, пока законное правительство снова не
обоснуется в Мюнхене. Размещенным в Эхинге отрядам при вступлении правительственных войск
надлежало вооружиться и занять аэродром Шляйсхайм.
Зейффертитц собрал гарнизон и ожидал полномочий от правительства. Вместо доверенных лиц в
11 ночи пришло сообщение, что комендант придворного полка задержал уполномоченных;
доверительные документы направлены в исполнительный комитет. Несмотря на это, приступили к
исполнению плана: был отдан приказ арестным командам. Задержания удались лишь частично -
жена арестованного Мюзама смогла предупредить по телефону большинство активистов.
Фешенбаха, Мюзама и около двадцати других главарей удалось задержать и доставить на главный
вокзал, где командовал Ашенбреннер. С главного вокзала арестованных доставили в Эйхштетт,
где содержали под стражей.
Утро Вербного воскресенья Мюнхен встретил будто свободным: коммунисты исчезли, советы
попрятались.
Радость была велика, по улицам текла река возбужденных людей. На улице Людвигштрассе
утренние прихожане остановили автомобиль, пассажиры которого распространяли
коммунистические призывы. Красных избили, листовки с автомобилем сожгли.
Но Шнеппенхорст не сдержал своего слова: войска в город не вошли.
К обеду положение вновь стало критическим. Грузовики коммунистов с пулеметами носились по
улицам, были убитые и раненые.
 Повсюду появлялись сборища, по громкоговорителю Бамберг обещал, что войска вот-вот войдут
в Мюнхен.
Зеботтендорф рассылал своих людей небольшими группами, их заворачивали: «Нельзя, чтобы
воевали офицеры и студенты, наши же люди начнут бастовать». Попытка привлечь к участию
размещенные в казармах армейские отряды провалилась.
В такой ситуации случилось неизбежное: путч потерпел крах, любое дальнейшее действие было
бесполезно. В 6 часов вечера Зейффертитц освободил Музей армии, ему удалось
беспрепятственно отойти. В 9 часов пал главный вокзал, удерживаемый Ашенбреннером в
надежде на появление правительственных войск. Коммунисты пустили в ход множество тяжелых
минометов, но Ашенбреннер с людьми также сумел уйти без особых потерь.
Попытка путча привела не только к полному роспуску «Республиканской обороны», но даже
разоружению полиции. Сформированную «Рабочую самооборону» вооружили в казармах и
поставили нести караул. Уже в воскресенье вечером «Рабочая самооборона» заняла главпочтамт и
пресекла всякую телефонную связь с внешним миром. Советы снова заняли Аугсбург и
Розенхайм.
Позднее Шнеппенхорст утверждал, что приказы были отданы им заблаговременно, и войска
непременно должны были войти в Мюнхен к назначенному времени. Провал объясняется рядом
случайностей: грузовики застревали, не могли проехать и т. д. Наверное, это правда: операция
была сорвана саботажем.
Войска вышли к Дахау только к вечеру понедельника, вступив в столкновение с красной
гвардией Толлера. «Битва при Дахау», которой еврей Толлер так бахвалился, ограничилась
несколькими выстрелами, один человек получил касательное ранение. Капитан Рёмер из отряда
Эхинга, заняв позицию, пулеметным огнем прикрыл отступление правительственных войск,
бывшее скорее бегством. Сам он был схвачен и заперт в пожарном депо, но сумел бежать и даже
раздобыл велосипед, так что в 4 утра уже представил Зеботтендорфу полный отчет. Позже
правительственная кавалерия беспрепятственно вошла в Дахау, где их встретил обозленный
народ: женщины оскорбляли солдат и пытались стащить с лошадей. Когда красные открыли
огонь, главные силы вынуждены были уйти.
- Что же будет? - закончил свой отчет Рёмер. - Что теперь делать людям в Эхинге? Долго мы не
выстоим: не то вооружение. А про нас точно знают, что мы в Эхинге - завтра или послезавтра
начнут наступление. Кстати, в плену со мной был некто Клёппель, он утверждал, что от Вас, у
него с собой было много денег.
- Клёппеля с деньгами к вам действительно послал я, он должен был доставить деньги и в
Фрайлассинг тамошним егерям.
- Об этом он не сказал, но честно говоря, я ему не доверяю. Показался болтливым и
растерянным. Вероятно, заодно с красными. Если так, мы в еще большей опасности.
- Дайте мне немного подумать, капитан. Сможете Вы со своими людьми добраться до
Эйхштетге? Да? За какое время?
- Будем там через три дня!
- Хорошо, капитан. Утром Вы будете в Эхинге, вернее сегодня после обеда. Если выступите
завтра, то не позднее чем в субботу будете в Эйхштетге. Сможете Вы по моему приказу занять
казарму в Эйхштетге, вооружиться там и ждать, пока я не отправлю Вам донесение?
- Что Вы собираетесь делать, господин барон?
- Я отправлюсь в Бамберг и получу разрешение на формирование добровольческого корпуса. Вы
и ваши люди станете костяком.
- Дайте мне письменное распоряжение, и я выступлю в Эйхштетт сегодня же.
Такое распоряжение было написано в двух экземплярах: для надежности капитан Рёмер хотел
другим путем отправить в Эхинг своего брата. Было условлено в первую очередь занять
железнодорожную станцию Тройхтлинген под Мюнхеном, чтобы обеспечить прибытие
подкреплений в Эйхштетт.
Занятие Тройхтлингена Зеботтендорф поручил лейтенанту Краусу. Краус выехал в среду утром,
взяв добровольцев из Боевого союза. Ему было поручено удерживать железнодорожный узел и
перенаправлять прибывающие части в Эйхштетт. В Тройхтлингене он лично должен был провести
вербовку добровольцев в местный отряд. Уже в полдень Краус смог отправиться в Бамберг с
приказом ожидать там прибытия Зеботтендорфа.
Отъезд столь многих «железнодорожных служащих» мог привлечь лишнее внимание, но
умелыми распоряжениями удалось переправить всех людей из Мюнхена. Задержали только
лейтенанта Арндта, выглядевшего слишком молодо для управляющего железными дорогами, -
однако, ему хватило дерзости вернуться и, взяв новый проездной, выехать под видом обычного
железнодорожника. Вечером в среду 16 апреля почти все члены Боевого союза покинули Мюнхен.
Однако требовалось защитить «Туле». Кнауф и Деби взялись спрятать картотеку Общества, а
также два армейских чемодана, помеченные «Р. ф. 3.»: бумаги Зеботтендорфа и документы
«Туле». Оставшихся в Мюнхене и пожелавших продолжать работу предупредили какой опасности
они подвергнутся, если в Мюнхене прознают, что Зеботгендорф формирует добровольческий
корпус.
Графиня Вестарп, Иоганн Отт, Валентин Бюхольд, наряду со многими другими, вызвались
продолжать работу под началом Кнауфа и Деби. Когда Зеботтендорф отдавал последние
распоряжения, появился бывший член «Республиканской обороны» Ритцлер. Он сообщил, что
сможет на 8 часов задержать отданный приказ арестовать Зеботтендорфа, - но после тот уже не
должен появляться ни в помещениях «Туле», ни у себя на квартире.
Оставаться в Мюнхене Зеботгендорф не мог и потому, что люди в Эхинге и Тройхтлингене
зависели от него. Еще раз призвав к осторожности, он посоветовал работать раздельно, меняя
места, попросил срочно обеспечить сохранность чемоданов и отбыл. В пансионе Дёринга
уведомил госпожу баронессу Микуш и фройляйн Бирбаумер о грозящей им опасности, попросил
незамедлительно собрать необходимое, и не позднее 7 часов быть в гостинице «Немецкий двор»49,
где заказаны номера.
Служащий гостиницы Зигфрид был предупрежден, что Зеботгендорф переночует под именем
железнодорожника-администратора Калленбаха.
Ночью гостиницу дважды обыскивала «Рабочая самооборона». Номер Калленбаха пропустили,
но обеим дамам нанесли визит. Фройляйн Бирбаумер сказалась венгерской коммунисткой, вскоре
их с баронессой оставили в покое.
Поезд отправлялся в 6 часов утра, после последнего обыска о сне уже нечего было и мечтать.
Было решено, что Зеботтендорф попытается пронести на вокзал свой портфель и багаж дам, а они
пройдут следом налегке.
Спускаясь с чемоданами по гостиничным лестницам, он увидел в вестибюле подозрительных
людей. Вовремя вышедший навстречу служащий разрядил обстановку:
- О, господин железнодорожный администратор, Вы уже желаете отправляться на вокзал?
- Да, Зигфрид, я должен ехать: моя теща в Нюрнберге при смерти, я наживу себе проблем, если
не приеду.
- Хорошо, господин администратор, я сопровожу Вас.
- Не стоит, Зигфрид, ведь у Вас есть гости.
- Не гости, а господа из «Рабочей самообороны»: ищут какого-то Зеботтендорфа.
- Вот как? Ну, желаю господам успеха в поимке субъекта.
Вокзал был утыкан постами: никто не мог пройти без разрешения коменданта. Когда
Зеботтендорф предъявлял постовому проездной билет, в зал вошел железнодорожник, дежурный
по станции.
- Уважаемый коллега, - окликнул его Зеботтендорф. - Подойдите-ка. Посмотрите, мне нужно
сегодня в Нюрнберг, вот мой билет, а постовой не хочет меня пропустить.
- Верно, на служащих железных дорог приказ не распространяется, позвольте господину пройти:
это мой коллега.
Так Зеботтендорф попал в зал, где позже к нему присоединились обе дамы, купившие билеты.
Поезд был набит битком: протьма красногвардейцев ехала в Аугсбург. Пассажиры в купе
взволновались, радуясь счастью покинуть Мюнхен. Одним из попутчиков оказался редактор
газеты «Новейшие мюнхенские известия»50, д-р Хоенштеттер. Зеботтендорф свел с ним
знакомство, а в Аугсбурге им пришлось пережить небольшое приключение. Поезд остановился в
Аугсбурге, все вышли. Дальше ехать нужно было только четверым: Зеботтендорфу (со служебным

49
«Deutscher Hof».
50
«Münchener Neuesten Nachrichten».
проездным), обеим дамам и доктору Хоенштеттеру. Служащий советовал ждать в ресторане на
привокзальной площади: он даст знать, если появится возможность пустить поезд.
После того случая с «Золотым ягненком» Аугсбург для Зеботтендорфа был местом особой
опасности: здесь его ищут и следят за соответствующими местами. К счастью, оставаться в нём
пришлось недолго, служащий сообщил, что «пруссаки требуют назад свои вагоны» - через
несколько минут пустят скорый, но если дамы и другой господин тоже желают ехать, им следует
немедленно получить разрешение у бургомистра. Всё прошло гладко, и троица в последний
момент попала в отъезжающий поезд.
В Бамберге Зеботтендорф встретился с оберлейтенантом Курцем. Также бывший там
Зейффертитц настаивал на срочном созыве совета министров, где Зеботтендорф мог бы в тот же
вечер доложиться. Здесь ничего не знали о столкновении у Дахау и отходе правительственных
войск. В этот вечер совет министров решил просить помощи рейха, а точнее - добровольческого
корпуса Эппа, за что энергично выступал, в частности, профессор Штемпфле. Зеботтендорф
получил необходимое разрешение, подписанное 19 апреля 1919 года министром Шнеппенхорстом
и советом солдатских депутатов земли Бавария. Одновременно ему были выданы и другие
полномочия: так, третий армейский корпус в Нюрнберге получил указание оказывать ему
всяческое содействие.
У нотариуса в Бамберге изготовили срочные копии, была выдана требуемая доверенность
капитану Рёмеру. Кроме того, соответствующие уведомления были высланы в Регенсбург,
Вюрцбург и другие города. 19 апреля Зеботтендорф вернулся в Нюрнберг и поселился в гостинице
«Княжеский двор»51, организовав там штаб-квартиру.
Далее необходимо рассказать о положении в Мюнхене: о быстро выветрившихся из памяти
вещах, ясно показавших, чем обернулась бы для Германии победа большевизма. Мы слишком
быстро забыли ужасы мюнхенских зверств. Нигде в Германии советская власть не продержалась
так долго, нигде не нарушила жизни так, как в Мюнхене.
Как уже говорилось, город с широкими окрестностями оставались в рейхе островком
коммунизма. Красногвардейцы на границе досматривали въезжающих и выезжающих, проверяли
ввоз и вывоз товаров.
Крестьяне областей, не занятых красными непосредственно, не делали поставок в Мюнхен -
недостаток продовольствия был неописуемый. Молока в городе почти не было, смертность
младенцев была высока. Комиссия, обратившаяся с жалобой к Левине-Ниссену, получила ответ:
«Да пусть передохнут дурные дети буржуев: с каждым умершим у пролетариата меньше врагов!».
Под предлогом выявления контрабанды члены «Рабочей самообороны» врывались в дома и
выносили всё, что находили. Постоянно разграблялись госпитали, больницы, монастыри.
Достаточно было донесения о спрятанных товарах, чтобы накликать на дом бандитов.
Кроме грабежей, граждан запугивали постоянными захватами заложников. Стоит привести два
отчета о подобных происшествиях. 23 апреля 1919 года «Новейшие мюнхенские известия»
сообщали:
В Пасхальный вторник в 6 часов в районе Бавария Ринг появился грузовик с 10 вооруженными
солдатами и рабочими, начавшими хватать людей. Ворвавшись в случайные дома, они объявили
арестованными в общей сложности 13 человек, среди которых - больные и старики. Задержание
иногда проводилось в грубейшей форме. Приказа на арест люди предъявить не могли, постфактум
солдат показал клочок бумаги: «Предъявитель уполномочен арестовывать заложников»,
подписанный революционным старостой округа Вестенд.
По всей видимости, арестовывали по списку старой адресной книги: подлежал аресту и главный
правительственный советник фон Грундхерр (позже начальник полицейского управления),
умерший в 1917 году. Арестовали также 68-летнего школьного советника 52, страдающего нервным
заболеванием; рантье с заболеванием мочевого пузыря; капитана в отставке; протестантского
священника; главного правительственного советника из министерства транспорта. Последний
имел удостоверение народного уполномоченного Паулюкума, гарантировавшее ему защиту
советской власти. Солдат сказал только: «Видали мы такие фокусы».
В двухградусный мороз заложников в открытом грузовике доставили в школу Гульдайн и

51
«Fürstenhof».
52
Учитель полной высшей школы, имеющий высшее образование - прим. ред.
заперли в неотапливаемом спортивном зале. В 10 часов утра переправили в полицейский участок
на Ашталлерштрассе, в две камеры для преступников. Может быть, они не могли пожаловаться на
обращение здесь, но им пришлось выслушивать дикие угрозы: их, мол, расстреляют, поставят к
стенке. Один из солдат сообщил, что в Мюнхене схвачено полторы тысячи заложников: в случае
приближения правительственных войск их погонят им навстречу. Ближе к вечеру заложники
узнали о прибытии члена исполнительного комитета. Улестив охранника взяткой, сумели
получить разрешение переговорить с ним. Тот назвал арест самоуправством, и, благодаря его
вмешательству, заложники в тот же вечер были освобождены. Последним выходил из камеры
протестантский пастор - тюремщики захотели оставить хотя бы его, солдат сказал: «Вы
священник, а советское правительство видит в священнослужителях опасность: церковная система
против советского правительства». Всё же, к половине восьмого вечера был освобожден и пастор.
Сообщение о готовящемся расстреле 1400 или 1500 заложников основано на протоколе
комендатуры: внесено и отклонено 6 голосами против 7 предложение собрать заложников на
Терезиенвизе и расстрелять из пулеметов, если правительственные войска начнут наступление.
В № 2 от 1929 года «Газеты объединения»53 житель западного берега Рейна в воспоминаниях об
арестах заложников рассказывает:
Среди различных форм правления, с которыми в то время вынужден был мириться Мюнхен,
существовал так называемый центральный совет, подразделявшийся на подчиненные
организации, в которых более или менее сомнительные элементы сплотились, чтобы повести
массы к красивой и достойной жизни - ну и самим половить рыбку в мутной воде. Эти господа
чувствовали себя на высоких постах не вполне уверенно и испытывали потребность защитить себя
от возможных нападок. Подходящим для этого средством им казался захват заложников из
влиятельных кругов.
Это было утром, весной 1919 года. Мы сидели в пивной «Новый кошель»54- несколько
великовозрастных студентов с только что выданными бесполезными аттестатами зрелости - как
вдруг от председателя президентского корпуса пришло сообщение, что мы должны срочно явиться
на внеочередное собрание студенческого объединения. То, что мы там узнали, было весьма
неожиданно. Центральный совет потребовал от вооруженных студенческих групп Мюнхена
заложников...
Крестьянский совет занимал множество лучших номеров в гостинице «Баварский двор», где жил
на общественные деньги совсем не по-крестьянски. Добившись там приема, мы узнали, что
центральный совет в своем решении непоколебим: к этому его вынуждают слухи о предстоящей
акции студентов.
Далее автор, Макс Шмитт, рассказывает о переговорах и о походе в Штадельхайм, где будущий
начальник полицейского управления Пёнер сообщил, что многого для заложников сделать не
сможет, поскольку сам находится под постоянным надзором; всё же пообещал сделать возможное.
Далее рассказчик попадает в камеру, где встречает, в том числе, четырех однокашников. За
ужином они знакомятся с другими заложниками:
Следует отдать должное господам из центрального совета: выбирая заложников, они проявили
смекалку и разборчивость в титулах. С нами за тюремным столом оказались генералы фон Ф. и
фон Л., полковник К. фон Кр., государственный советник фон А., фанатичный националист,
книгоиздатель Леманн и некоторые другие высокопоставленные лица, имена которых по
прошествии лет я забыл. Все они находились в непрерывном заключении уже 14 дней...
Кто теперь вспомнит о таких «мелочах», как лекция Зонтхеймера: в залах пивной «Мюнхенское
дитя»55 тысячам школьников он демонстрировал диапозитивы, объясняя, как предотвращать
зачатие. Кто вспомнит, как во всех комендатурах, во всех караульных помещениях бесстыдно
слонялись особого сорта женщины и девушки; как в присутственном месте на коленях у ведущего
допрос сидела девка!
Начало апреля 1919 года было очень снежным. Снег так и пролежал до Пасхи, убирать было
некому и незачем: каждый третий день бастовали.
Если кому случалось поднять плакат из разбросанных правительственной авиацией, того в
наказание заставляли чистить туалеты в ставших казармами школах и караульных помещениях.
53
«Korpszeitung».
54
«Neuen Börse».
5553
«Münchner Kindl».
 Когда деньги подошли к концу, принялись вскрывать банковские сейфы. Золото Рейхсбанка и
посольства Пруссии с помощью Боевого союза уже удалось перевезти в Берлин. Кроме того,
Боевой союз уберег хранившиеся в Резиденции ящики.
Улицы не убирались теперь вовсе. Поистине, буквально и образно, Мюнхен стал настоящим
свинарником. Пора было навести порядок.

Вступление добровольческого корпуса «Оберланд» в Мюнхен

В пасхальное воскресенье 1919 года Зеботтендорф появился в комендатуре третьего армейского
корпуса, предъявив документы, подтверждающие его полномочия. В соответствии с заранее
оговоренными мерами предосторожности, местом расположения добровольческого корпуса
«Оберланд» стал Эйхштетг.
Постановление правительства за подписями председателя баварского солдатского совета Симона
и военного министра Шнеппенхорста гласило:
Согласно решению совета министров и солдатского совета Рудольфу фон Зеботтендорфу
предоставляются полномочия на формирование добровольческого корпуса «Оберланд» в
Тройхтлингене.
Бамберг, 19 апреля 1919 года
К штабу Зеботтендорфа были прикомандированы два казначея. По предложению оберлейтенанта
Курца был привлечен майор Риттер фон Бек, взявший на себя военное руководство корпусом.
Пришлось позаботиться и о некоторых неприятных моментах: уже упоминавшийся Клёппель
вдруг объявился, пытаясь собирать с частных лиц деньги на нужды корпуса. По распоряжению
Зеботтендорфа он был помещен под стражу в Эйхштетте, где и оставался до освобождения
Мюнхена. Корпус не взял ни пфеннига наличных денег от частных лиц, хотя штаб принимал
сигареты и другие пожертвования для бойцов.
Арендовав бюро и гостиницу, во второй половине дня собирались посетить Ротенбург-об-дер-
Таубер с агитационным собранием. Тогдашний обербургомистр Зиберт заявил, однако, что нужды
в таком собрании нет, поскольку всё уже сделано. И действительно, благодаря его стараниям,
пополнение из Ротенбурга было наиболее многочисленным и уже в пасхальный четверг
приступило к работе.
В тот же день состоялись агитационные собрания в Аусбахе и Гунценхауфене, были
оборудованы вербовочные пункты. Такая же задача в пасхальный понедельник была поставлена
другим городам. Добровольцы, успевшие приехать до полудня, в тот же день направлялись в свои
отряды. Прибывающим во второй половине дня предоставлялось место в гостинице, выдавались
суточные - и на следующий день они отправлялись дальше.
В пасхальный вторник Зеботтендорф посетил Вайсенбург и Тройхтлинген, где положение Крауса
было уже весьма шатким: он действовал нелегитимно, но всё же сумел продержаться. Его группа
из десяти надежных людей завербовала и переправила в Эйхштетт немало добровольцев.
В Эйхштетте Зеботтендорф сообщил капитану Рёмеру: майор фон Бек, принявший командование
формируемым добровольческим корпусом, до своего прибытия поручает ведение дел капитану.
Корпус должен был занять Тройхтлинген; лейтенант Краус со своими людьми должен был
вернуться в Нюрнберг. Обязанности штаба, ставшего теперь центральным управлением,
расширились: кроме вербовки, нужно было заниматься доставкой оружия в отряды. Специальные
поручения для этого выдавались Зеботтендорфом.
Центральное управление было устроено так: оберлейтенант Курц занимался документами и
работой с личным составом, лейтенант Краус организовывал транспортировку оружия. Ему
помогали лейтенанты Карл Швабе, Арндт и фон Фейлицш. Техническое обслуживание
транспортного парка лежало на водителе Шеделе.
С Купфером, адъютантом майора фон Бека, начались трения: он порывался перевести людей из
Тройхтлингена в Эйхштетт, и отступил только после самого энергичного отпора. Потом ему
показался подозрительно скудным приток добровольцев в «Оберланд»: якобы штаб направляет
людей в другие корпуса. Как позже выяснилось, происки Купфера были вызваны его
недовольством антисемитской позицией Зеботтендорфа.
К корпусу был приписан третий казначей.
Курьер доктор Куммер, член «Германского ордена», принес плохие новости из Мюнхена: там
началась полная неразбериха, в том числе открытые столкновения с советским правительством.
Эти известия подтвердил и курьер машинной фабрики «Аугсбург-Нюрнберг». 24 апреля, во время
выступления добровольческого корпуса, Зеботтендорф посещал Эйхштетт и на обратном пути,
недалеко от Тройхтлингена, попал в аварию. Комендант вокзала приказал остановить для него
поезд-порожняк, где Зеботтендорф обнаружил также курьера, конвоировавшего арестованного
Райхерта - унтер-офицера Красной армии.
Утром курьер был уже у Кнауфа на Маршталлштрассе. Тот поднял на смех все предостережения,
чувствуя себя в полной безопасности. По словам курьера, в то утро было выдано не менее сотни
поддельных служебных проездных, и что происходящее недолго еще будет оставаться
незамеченным: «Туле» в любой момент может засыпаться. Проездные выдавались лейтенантом
Оттом после того, как лейтенант Рудольф Гесс производил предварительную проверку - как раз
сегодня Гесс отбыл в добровольческий корпус Регенсбурга.
Эти известия побудили Зеботтендорфа отправить в Мюнхен прибывшего в тот вечер с
донесениями принца Турн-унд-Таксис, поручив ему немедленно призвать к осторожности, и
прежде всего, убедиться в надежной сохранности двух армейских чемоданов.
Судьба распорядилась так, что движение поездов в тот день было остановлено, принц добрался в
Мюнхен только 26 апреля, когда несчастье уже произошло. Самого принца арестовали в «Парк-
отеле», бюро в «Четырех временах года» было разгромлено, секретаршу графиню Вестарп взяли
под стражу.
Обо всём этом штаб добровольческого корпуса «Оберланд» ничего не знал.
26 апреля во второй половине дня Зеботтендорфа потребовали из комендатуры, где сообщили: в
Нюрнберге уже известно о начавшемся наступлении правительственных войск - «Союз Спартака»
замышляет путч, на улицах собираются толпы. К сожалению, из Бамберга пришел приказ ни в
коем случае не применять оружие, и сброду известно и о нём.
Приказ необходимо было отменить, для чего годился Зеботтендорф, немедленно выехавший в
Бамберг. Там, несмотря на сопротивление майора Паулюса, адъютанта Шнеппенхорста, удалось
убедить совет министров, что нельзя допустить восстания в тылу наступающих войск. Поставив к
стенке десять человек сейчас - спасут тысячи жизней.
Как раз в момент, когда части собирались отступить, Зеботтендорф вернулся с приказом,
разрешавшим открывать ответный огонь.
Следуя точным распоряжениям верховного главнокомандующего генерала фон Мёля, которому
подчинялись все добровольческие корпуса, все прусские и вюртембергские войсковые части и
корпус Эппа, окружение Мюнхена должно было полностью завершиться ко 2 мая 1919 года. В
любом случае, начинать наступление 1 мая, в праздник рабочих, было нельзя.
Штаб «Оберланда» еще должен был отправить транспорт с оружием: 29 апреля полученные в
Ингольштадте оружие, ручные гранаты и одеяла перевозились в Розенхайм и Тёльц. К сожалению,
войска задержались из-за плохого транспортного сообщения и затянувшейся подготовки в
Ингольштадте, затем последовало сражение при Кольберморе, так что в Мюнхен штаб прибыл
только 3 мая, где узнал о зверском убийстве семерых членов «Туле» и двух гусар. В мюнхенских
уличных боях погиб и Карл Штехер из Боевого союза «Туле». Штаб «Оберланда», совместно со
штабом генерала Эппа, разместились в «Четырех временах года». Добровольческий корпус
«Оберланд» под началом майора фон Бека отличился, без потерь вступив в город со стороны
Максимилеанеума56. «Оберланд» стал костяком сегодняшнего штурмового отряда «Хохланд» и
вообще первых немецких штурмовых отрядов.
Добровольческий корпус Химгау, также руководимый штабом «Оберланда», был основан
окружным головой Р. Канцлером. Получив полномочия из Бамберга, самыми энергичными
усилиями он добился того, что уже 27 апреля корпус начал наступление при Хааре, заняв и
удержав вокзал: в результате военное руководство справилось с окружением Мюнхена на два дня
раньше - не потребовалось идти окружным путем через Мюльдорф-Вассербург. В этом
наступлении погиб лейтенант Видеманн, до 14 апреля бывший членом Боевого союза «Туле».
О взятии Мюнхена скажем следующее:
Наступление при Хааре позволило завершить окружение Мюнхена уже 30 апреля. Первого мая
соблюдалось перемирие, а на второе был запланирован штурм города - если советское

Максимилеанеум - историческое здание баварского парламента - прим. трее.

56
правительство и Красная армия не капитулируют, на что возлагались некоторые надежды.
Убийство членов «Туле» перечеркнуло возможность мирной сдачи власти и стало поводом к
тому, что отдельные отряды окружения вступили в бой уже 1 мая, так же как и антисоветские
группировки в самом городе.
2 мая уличные бои разгорелись повсеместно, стрелки вели огонь со всех крыш, в сражениях
принимало участие и множество женщин. Оказываемое сопротивление всё больше ожесточало
военных. Всё же, уже в первый день наступления удалось занять очень многие правительственные
здания.
В субботу 3 мая в районе железнодорожного вокзала еще шли ожесточенные бои, стихнувшие к
воскресенью 4 мая, хотя рассеянные банды продолжали атаковать войска. Вплоть до 10 мая было
очень неспокойно: почти еженощно происходили нападения на патрули и отдельные посты. С
крыши стреляли в генерала Эппа, но, к счастью, промахнулись.
Желая воздать за смерть членов «Туле», Зеботтендорф сразу же привлек отдел разведки под
началом Крауса. В преступлении подозревали, главным образом, трех евреев: Аксельрода, Левина
и Левине-Ниссена.
Вскоре стало известно, что Аксельрод бежал еще 29 апреля, с помощью начальника
полицейского управления Майргюнтера. Всё же, 16 мая агент службы разведки «Оберланда»
опознал Аксельрода и двух сопровождающих в Ахентале. Аксельрод, схваченный полицией, был
приговорен к 15 годам каторги военно-полевым судом Мюнхена. Но уже 20 сентября 1919 года (в
день, когда расстались с жизнью семеро штадельхаймских рабочих, обманутых его речами),
Аксельрод в вагоне первого класса прибыл в Берлин и был выдан советской России по
требованию правительства Эберта- Шайдеманна. которому Хоффманн подчинился.
Левин, сумевший перейти через границу, позже был арестован в Вене. Избежав высылки,
сегодня он имеет чин в советской России.
Третий, Левине-Ниссен, был схвачен службой разведки центрального штаба. Краусу стало
известно, что университетский профессор Зальц из Гейдельберга порекомендовал Левине-Ниссена
архитектору Циммеру. Циммер привел того к художнику Шмитту (дом 20 по
Шнекенбургерштрассе), которого озадачил оформлением новых удостоверяющих личность
документов. Краус уговорил полицейское управление выдать Шмитту запрошенные документы, а
Отту приказал следить за Циммером. За Оттом в реквизированном автомобиле следовали
Витцгалль и Шедель, сообщившие Краусу, куда направился Шмитт.
Краус связался с адъютантом Купфером из добровольческого корпуса «Оберланд» - но тот
отказался провести арест. Краус обратился к фон Эппу, и генерал немедленно отдал приказ о
задержании. В полночь дом был окружен, весь квартал оцеплен. После долгих звонков дверь
открылась. Шмитт утверждал, будто в доме больше никого нет, а на вопрос Крауса о
местонахождении Левине-Ниссена, насмешливо ответил: «Вам видней». В мастерской нашли
сбритую бороду и волосы разыскиваемого, а самого его чуть погодя сняли с крыши. Отт
обнаружил в доме большой склад товаров: новые ботинки, костюмы и другие вещи,
напоминавшие о кражах и конфискациях.
Военно-полевой суд приговорил Левине-Ниссена к смертной казни, приговор был приведен в
исполнение.
Вскоре после вступления в город, майор фон Бек передал управление добровольческим корпусом
«Оберланд» майору Петри, то есть, в подчинение рейхсверу. Генерал Риттер фон Эпп обещал
Зеботтендорфу, что название добровольческого корпуса перейдет первому батальону Баварской
стрелковой бригады. Позднее корпус отличился в боях за Рурскую область, а затем, под началом
майора Горадама, - в бою за Аннаберг в Силезии. Незадолго до расформирования корпуса,
Мюнхен в его честь поставил в Садовом театре «Летучую мышь».
Штаб «Оберланда» был расформирован еще раньше, но прежде отдел разведки провел еще один
арест: лейтенант Краус с позволения итальянских властей выдернул из Инсбрука пресловутого
члена красного солдатского совета Будича и передал его корпусу Люттвитца в Берлине.
Переходя от трагедии к сатире, отметим, что во дворе казармы «Оберланда» адъютант Купфер
торжественно сжег газету «Мюнхенский обозреватель» и отдал распоряжение главному
командованию схватить Зеботтендорфа за антисемитскую деятельность. Зеботтендорф, мол,
распространял среди бойцов добровольческого корпуса антисемитский «Обозреватель», нарушив
тем самым главный принцип: держать солдат в стороне от политики. При всех огромных заслугах
Зеботтендорфа в формировании организаций, от него потребовали прекратить антисемитскую
пропаганду.
Расскажем известное о дальнейших судьбах сотрудников штаба:
Оберлейтенант Курц изучал филологию, получил докторскую степень и руководящую
должность в SS.
Лейтенант Краус после расформирования корпуса уехал и проявил себя на Балтийском
побережье, позже работал в Берлинской полиции и по распоряжению начальника полицейского
управления Пёнера переведен в Мюнхен для создания отряда особого назначения. Сегодня он
капитан полиции порядка.
Лейтенант Карл Швабе - известный летчик Африканского корпуса.
Лейтенант Паркус провел жизнь в приключениях, описав их в книге «Шигги-шигги».
Карл Витцгалль несколько лет спустя погиб в автомобильной аварии.
Иоганн Отт с 1919 года руководит изданием «Мюнхенского обозревателя», и сегодня он -
бухгалтер-ревизор.
Шедель стал владельцем фабрики велосипедов в Эрлангене.

Время потерь для «Туле»

Как уже было сказано, представители Зеботтендорфа на Марпггаллштрассе активно работали и в
его отсутствие. Но слишком часто они полагались на присущую лично ему удачу, а, кроме того, не
обладали навыком бросаться навстречу опасности, когда требовалось решительное действие.
В период с 18 апреля 1919 до разгрома «Туле» - было выдано более 500 проездных билетов,
причем имена всех уезжающих вносили в лежащий на виду в главном зале список. 26 апреля во
второй половине дня революционная полиция приступила к действию, направив команду
«Рабочей самообороны» и нескольких матросов на разгром Общества «Туле», то есть
находившегося в его помещениях вербовочного пункта. Застав на месте только секретаршу
графиню фон Вестарп, допросили ее на месте, забрали в полицию, но после освободили. Пока в
конторе «Туле» шел допрос, посетителей, которых было немало, задерживали, но вскоре
освобождали.
Первым задержали Гриля: он пришел в «Туле» встретиться с Кнауфом и Дитрихом Экхартом,
чтобы ехать в Штадельхайм. Через два часа, не найдя его имени в упомянутом списке, Гриля
отпустили.
Эккарт и Кнауф приехали на машине, но, заранее заподозрив неладное, смогли уйти. Кнауф,
очевидно, вовсе не мог правильно оценить опасность: в тот же день он пытался открыть
вербовочный пункт по новому адресу. Не забудь он тогда забрать из бюро армейские чемоданы,
всё еще могло бы обойтись.
Экономиста Общества Вебера с женой в вестибюле гостиницы предупредил портье Зелль, они в
свою очередь, предупреждали других приходящих, в том числе племянницу Даниеля, явившуюся
с набитым листовками рюкзаком. Та сделала вид, что пришла в прачечную, но ошиблась
лестницей. Даниель предупредил всех остальных. Офицера, выдававшего с Оттом проездные
билеты, не стали задерживать, когда он сказал, будто пришел дать оплеуху редактору
«Обозревателя» за то, что тот продолжает присылать ему свою бульварную газетенку: матрос,
сетуя, что типа до сих пор не поймали, пожелал офицеру всего хорошего.
Из всего этого, и особенно из освобождения графини фон Вестарп следует, что полиция имела
намерение только разгромить вербовочный пункт, и сделанным удовлетворилась. Но тут
вмешались два события, повлекшие тяжелые последствия.
В полицейское управление были доставлены оба армейских чемодана, а с ними - антисемитские
плакаты и листовки, где их просмотрел Аксельрод, представитель советской России. Он понял,
что нашел, наконец, источник раздражающей антисемитской пропаганды. И будто дьявол
подстрекал его к действию: баварские рабочие были сыты по горло еврейским хозяйничаньем, на
конгрессе советов Левина в глаза назвали «проклятым жидовским разбойником», «обманувшим
рабочих жиденком» - и заставили сняться должности. Отойти от дел вынужден был и Левине-
Ниссен. Оба еврея были исключены из исполнительного комитета, но не лишились еще всей
власти: в военном министерстве заседал их лучший друг комендант Эгельхофер, которому
непосредственно подчинялся Зайдель, комендант гимназии Литпольда, где стояло примерно 800
красногвардейцев.
Левин и Левине-Ниссен, узнавшие от Аксельрода об антисемитской пропаганде «Туле», которой
они приписали свою неудачу, родили план: члены «Туле» должны умереть. А поскольку уже 26
апреля они достаточно точно оценивали незавидное для мюнхенских красных положение, то, в
своей одержимости властью, догадывались, что смерть членов «Туле» сделает их чрезвычайно
популярными. Правительство советов и Красная армия действительно были склонны
капитулировать - это был бы конец для еврейских заговорщиков. Им непременно нужно было
сделать военное столкновение неизбежным, ожесточить противоборствующие стороны - а для
этого должна была пролиться жертвенная кровь. Если Красная армия не желает дать бой
окружающим Мюнхен войскам, защищая власть советов, - надо заставить красноармейцев драться
за -спасение собственных жизней. Нужно так спровоцировать противников, чтобы они сами
набросились друг на друга: пролить кровь гражданских. Исходя из этого, были распределены
роли: Левин и Левине-Ниссен взялись обеспечить арест членов «Туле» и убить приговоренных к
смерти рабочих, находившихся в гимназии Литпольда. Аксельрод должен был сообщить войскам
о совершенном преступлении. План удался. Эгельхофер приказал коменданту города Мереру
провести аресты по регистрационным спискам, изъятым в «Туле». Зайдель и его свора бросились
вынюхивать, и если схвачены были всего семеро, то только потому, что большинство членов
Общества уже были предупреждены и смогли обеспечить свою безопасность: в розыск не была
объявлена только малая часть из более чем двух сотен членов. Сыщики побывали на каждой
квартире. Адвокат Дан избежал ареста лишь благодаря осторожности своего домовладельца.
Риманн, Гаубатц, Гриль - разыскивали всех, кто был в списках.
Риманн предупреждал графиню за несколько дней до ареста: «Сестра, ситуация сейчас крайне
острая, это не женское дело. Пусть мы сложим свои головы, но Вы должны уйти». Она дала ответ:
«Как немецкая женщина, я исполню свой долг». В день ареста, 25 апреля, Бюхольд сказал ей:
«Сестра Хейла, с тех пор, как уехал Зеботтендорф, здесь почти нечем дышать... Будет лучше, если
завтра утром Вы не придете. Дело выглядит очень опасным. Сам я уйду с одним из
добровольческих отрядов». Графиня Вестарп рассказала это Грилю, тот тоже советовал уйти.
Поскольку он сам на следующее утро отправлялся на Маршталлштрассе, в присутствии там
графини не было необходимости. Но из чувства долга графиня всё же пришла на работу. После
повторного задержания и освобождения она вернулась в квартиру, чтобы взять немного белья, а за
приготовлением ужина ее арестовали в третий раз и доставили в городскую комендатуру - вместе
с ней здесь оказались члены «Туле», не задействованные в текущих делах, а потому не
предупрежденные. Вальтера Наухауса и Вальтера Дейке схватили в квартире Наухауса, барона
Зейдлица - в мастерской. За капитаном Утчем привели и Антона Дауменланга.
Утч, не имевший членства в «Туле», а просто гость Общества, был освобожден, остальных
доставили в полицейское управление. Очень важный момент: на проводимом Эгельхофером
допросе присутствовал Левин, - который еще утром должен был покинуть исполнительный
комитет.
В эту ночь с 26 на 27 апреля план убийства членов «Туле» стал принимать четкие очертания:
дьявольский план, состоявший в том, чтобы пролитием крови вновь получить власть,
продержаться, чего бы то не стоило. Немцы-братоубийцы должны были стать исполнителями.
Левин знал, как надо обращаться с немцами. Ведь и Шикльхофер на процессе по делу об убийстве
говорил, насколько впечатлен был речами Левина - слова его переходили из уст в уста, им верили:
«Око за око, зуб за зуб, выстрелом на выстрел, раной за рану».
Эгельхофер выпустил пресловутый плакат, изображавший членов «Туле» мародерами, ставший
важным звеном в готовящемся убийстве:

Реакционные воры и мародеры схвачены!

В субботу 26 апреля во второй половине дня в аристократичнейшей гостинице «Четыре времени
года» органами советского правительства была схвачена и заключена под стражу общественно
опасная банда преступников и преступниц. Всё это были «дамы» и господа из так называемого
добропорядочного общества, среди которых - оберлейтенант и графиня.
Эти люди копировали и подделывали военные печати, широко используя их для краж и грабежей
во время проведения конфискаций.
Они изъяли огромное количество вещей всякого рода, а в деревне у крестьян по-разбойничьи
угоняли скот.
Это преступники и махровые реакционеры, агенты и подстрекатели белой гвардии, агитаторы
против советской республики, которая беспощадно борется с незаконной торговлей и смертельно
ненавидит спекулянтов и наживающихся на военных поставках.
Конечно, сами они называли советскую республику подстрекателем и исполнителем этих
грабежей - и им верили, ведь не могли же ограбленные знать, что преступники морочили их
поддельными печатями.
Имя Эгельхофера использовали в преступных целях, подделывая его факсимиле, с явным
намерением изготовить фальшивые удостоверения, чтобы от имени Эгельхофера и правительства
совершать преступления и одновременно лично обогащаться, умалить престиж и заставить
ненавидеть советское правительство.
Факсимиле и печать с фамилией Эгельхофера отныне недействительны. Действительна лишь
выполненная от руки чернилами подпись. Тем самым перечеркиваются и предотвращаются
дальнейшие планы преступников и предателей.
Мюнхен, 27 апреля 1919 года
Р. Эгельхофер
Оставалось только доставить арестованных членов «Туле» в гимназию Литпольда - единственное
место, где спланированное злодеяние могло быть совершено. Командующий в гимназии Зайдель
встретил арестованных в полицейском управлении и пешком погнал их в гимназию. Дауменланг,
пытавшийся сбежать, был пойман и избит в кровь.
Членов «Туле» вместе с другими арестованными заперли на ночь в подвале, а днем заставили
чистить картофель. Графиня Вестарп вынуждена была убирать камеры и спать в чулане
караульного помещения.
28 апреля кольцо окружения всё теснее охватывало город. 29 числа после короткого боя был взят
Штарнберг, Фюрстенфельдбрук уже был занят правительственными войсками. Заговорщики
должны были немедленно исполнить задуманное преступление.
Аксельроду в этот день помог сбежать начальник полицейского управления Майргюнтер, - но не
прежде, чем три еврея встретились вечером в гимназии Литпольда. Спустившись в подвал, при
свете свечей они увидели членов «Туле».
Теперь тут оказался и принц Турн-унд-Таксис, арестованный Зайделем в «Парк-отеле».
29 апреля разъезд добровольцев Регенсбурга схватил барона Тойхерта, и, поскольку его имя
значилось в списках Общества, из городской комендатуры его также доставили в гимназию
Литпольда, где теперь томились уже семеро членов «Туле».
Требовалось разбудить в людях ярость, для чего использовали двух белогвардейцев: схваченных
на фронте гусар. Сброд провоцировали, распространяя дичайшие небылицы. Угрозами Зайдель
добился от обоих гусар ложных показаний, которые сразу же отправил в печать и приказал
вывесить.
Так осуществлялась спланированная провокация. 30 апреля в 10 утра гусар поставили к стенке.
Далее мы приведем полицейские объявления, официальное сообщение агентуры премьер-
министра . Йоханнеса Хоффманна, сообщение из фотоотчета Хайнриха Хоффманна «Один год
баварской революции в фотографиях»57 и обвинительную речь главного прокурора Хайнца
Хоффманна.

Объявление 1
Зверское преступление потерявших человеческий облик злодеев, расстрел заложников в
гимназии Литпольда, должно повлечь заслуженную кару. Полицейское управление считает
священной обязанностью предать всех участников заслуженному наказанию. Чтобы детально
установить обстоятельства, сопутствовавшие преступлению, под угрозой наказания все лица
обязаны дать относящиеся к делу показания. В частности, следует назвать по именам всех солдат,
служивших под началом коменданта гимназии Литпольда, чтобы создать полноценное
представление об этих извергах. Письменные и устные показания ежедневно принимаются в
57
«Photobericht Hoffmann. Ein Jahr Bayrische Revolution im Bilde» (Мюнхен, 1919 г.) - фотоальбом авторства Хайнриха Хоффманна, позднее
ставшего личным фотографом Гитлера - прим. ред.
здании полиции на Этгштрассе, комната 365.
Мюнхен, 3 мая 1919 года Начальник полицейского управления Фолльнхалъс

Объявление 2
Установлены имена расстрелянных в гимназии Литпольда заложников, кроме двух членов
гвардейской стрелковой дивизии.
Это были:
Вальтер Наухаус из Мюнхена
барон Карл фон Тойхерт из Регенсбурга
Вильгельм фон Зейдлиц из Мюнхена
Вальтер Дейке из Мюнхена
Графиня Хейла фон Вестарп из Мюнхена
Принц Густав Мария фон Турн-унд-Таксис из Мюнхена
Антон Дауменланг из Мюнхена
профессор Бергер из Мюнхена
Из официальной корреспонденции Хоффманна общественность сразу получит подробнейший
отчет об умышленных убийствах. Достоверно установлено, что заложники были расстреляны без
какого-либо предварительного допроса. Оба солдата были убиты в 10 часов утра, остальные
заложники - во второй половине дня между 16 и 17 часами во дворе гимназии Литпольда. Все
осужденные, включая графиню Вестарп, в последние минуты вели себя храбро и достойно. Кроме
барона фон Тойхерта, смотревшего смерти прямо в глаза, все были убиты выстрелами в спину.
Ужасные раны на головах троих убитых причинены ружейными выстрелами с близкого
расстояния. Убитые не были изуродованы. Грабеж и мародерство имели место уже с
наступлением ночи. Приказ о расстреле отдал комендант Фриц Зайдель из Хемнитца и его
заместитель Вилли Хаусманн из Мюнхена. Не установлено, действовали ли оба по приказу
верховного командования. Вчера, во время попытки ареста, Вилли Хаусманн покончил с собой в
собственной квартире. Все остальные участники будут сурово преследоваться. Используются все
средства, чтобы задержать виновных и привести к ответственности.
Мюнхен, 4 мая 1919 года Начальник полицейского управления Фолльнхалъс
Имена убитых вместе с членами «Туле» мужчин: Ефрейтор гусарской дивизии Фриц Линнебрюг-
гер из Билефельда, был женат. Гусар Вальтер Хиндорф из Вайсенфельс-ан-дер-Заале. Профессор
Бергер из Мюнхена, еврей.

Официальная публикация корреспонденции Хоффманна

В вечерние часы 30 апреля по Мюнхену как лесной пожар распространился слух о
расстрелянных в гимназии Литпольда заложниках, и об осквернении их тел. Полицейское
управление, к тому времени принявшее отставку коммуниста-начальника управления
Майргюнтера и занятое несколькими храбрыми служащими военной полиции под руководством
Фолльнхальса, ставшего новым начальником управления, первым делом предприняло
расследование обстоятельств расстрела десятерых заложников. Утром 1 мая трупы были
доставлены в судебно-медицинский институт, где были проведены тщательные исследования для
их опознания. Шиллерштрассе целиком простреливалась спартакистами: огонь орудия и двух
тяжелых пулеметов не позволил служащим попасть в судебно-медицинский институт. Ночью
предпринимались попытки небольшими силами занять подъездной путь к Шиллерштрассе. В
условиях отсутствия подкреплений продвижение оказалось невозможным. С рассветом
спартакисты оставили улицу. Специалисты тотчас приступили к опознаниям. Тем временем,
показания многочисленных свидетелей были зафиксированы протоколом, пролив свет на
обстоятельства преступления. Согласно совпадающим показаниям, расстрел заложников
происходил следующим образом:
На ночь заложников заперли в подвале, 28 апреля к ним попали и два солдата гвардейской
стрелковой дивизии, чьи имена пока не установлены. Они были избиты и извещены о
предстоящем расстреле. Угнетенное состояние заложников только усугубилось, когда за день до
этого из полицейского управления, находившегося под руководством коммунистов, были
доставлены арестованные в гостинице «Четыре времени года» Вальтер Наухаус, Вальтер Дейке,
Мак Аумиллер, Хейла фон Вестарп, Антон Дауменланг, которым еще в полицейском управлении
объявили о готовящемся расстреле. Люди пребывали в ужасном волнении. Секретарь Дауменланг
горько плакал, и все были потрясены его словами о том, что он совсем ни в чём не виноват и не
понимает, почему оказался здесь, у него жена и ребенок и он очень хочет выйти на свободу.
Дауменланг был весь в крови, когда его доставили - по дороге он пытался сбежать, потому с ним
обращались особенно жестоко. Видимо, намерение расстрелять заложников существовало уже
тогда.
30 апреля в 10 часов утра были убиты двое задержанных красногвардейцами солдат, один из
которых, по его словам, был отцом семейства и жил в Берлине, а второй был холостым парнем 19-
20 лет.
Молодой солдат был ужасно избит и изуродован. Обоих солдат вывели во двор и, поставив к
стене, скосили ружейным залпом. Остальных заложников заставили смотреть, давая понять, что
им уготована та же участь. Заложники написали прощальные письма, а во второй половине дня
узнали о приезде Левина. Что он там делал, до сих пор не установлено. Комендант Фриц Зайдель
уже отдал своему заместителю Вилли Хаусманну приказ отобрать среди заложников
предназначенных к расстрелу. Хаусманн с писарем спустился к заложникам и на свое усмотрение
выкрикнул отдельные имена. Назвав восьмерых, он подчеркнул их имена красным карандашом,
приписав: «расстрелять». После этого заложников вывели во двор. По сигналу тревоги во дворе
собралось примерно 200 солдат, из окон также выглядывали 150-200 солдат. Во дворе находились
еще 8-10 человек: солдаты, матросы и один гражданский в кожаной шоферской куртке.
Гражданский смеялся, предвкушая казнь. Жертвы стояли, прижавшись друг к другу, в углу между
двумя деревьями. Присутствовали также Хаусманн с писарем. Как утверждают свидетели, Зайдель
вначале тоже был во дворе, но перед расстрелом поднялся наверх, где в канцелярии отсчитывал
наградные расстрельной команде. В караулке у входа солдаты играли на губной гармонике.
Были объявлены имена приговоренных, убийцы выстроились примерно в восьми метрах от
стены. Жертв принудили отдать все ценности и прощальные письма командовавшему солдату.
Первым, выстрелами в спину, был убит секретарь Антон Дауменланг. Перед смертью он молился.
Выстрелы производились беспорядочно. Пока не установлено, была ли дана команда. Секретарь
Антон Дауменланг был назван перед войсками мародером.
Личность расстрелянного вторым пока не удалось доподлинно установить. Череп его сильно
раздроблен, поскольку уже после убийства присутствующий гражданский выстрелил в голову
трупа с близкого расстояния.
Третьим был лейтенант Тойхерт, не пожелавший отвернуться, но, выпрямившись во весь рост,
сказавший солдатам: «Я смотрю смерти в глаза».
Тем временем принца Турн-унд-Таксис отвели в сторону, поскольку он утверждал, что он не тот
разыскиваемый Турн-унд-Таксис, а другой. Солдаты же не желали убивать невиновных. Зайдель,
сидевший с женщиной на письменном столе, просто сказал: «Кончайте с ним, у нас не
переговоры, или да или нет». Возможно, следующим был расстрелян профессор Бергер, при этом
предположительно использовались разрывные пули, поскольку верхняя половина лица была
полностью раздроблена. Пятым, вероятно, был Вальтер Наухаус, также расстрелянный со спины.
Шестым был убит Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц.
Седьмой жертвой стала графиня Вестарп, которой позволили написать еще одно прощальное
письмо. На спине солдата она писала примерно 10 или 15 минут, после чего сказала солдатам: «Я
невиновна, не лишайте меня жизни». Отдав записку писарю, закрыла лицо руками и, сраженная
несколькими пулями, упала на трупы остальных. Тогда подошла очередь принца Турн-унд-Таксис.
Очень сосредоточенный и спокойный, он просил других заложников, в случае, если кто-нибудь из
них будет отпущен, сообщить о произошедшем в «Парк-отель». Принц Турн-унд-Таксис также
был расстрелян разрывными пулями: верхняя часть лица полностью размозжена.
Один из свидетелей сообщает, что примерно в 16 часов в гимназии Литпольда был вывешен
плакат, на обратной стороне которого карандашом было написано: «Расстреляйте 22 человека, но
найдите самых благородных» за подписью Эгельхофера.
То, что приказ поступил от верховного командования, следует из прощального письма
покончившего с собой Вилли Хаусманна. Секретарша Эгельхофера утверждает, что сам
Эгельхофер ничего об этом не знал, а другая машинистка поясняет, что, узнав о расстреле,
Эгельхофер со слезами на глазах сказал: «Я этого не хотел». Достоверные обстоятельства до сих
пор не установлены. Надежные характеристики Зайделя, Хаусманна и сообщников описывают их
как нечеловечески грубых и жестоких. Солдаты не уродовали и не грабили тела. Возможно, ночью
убитые были ограблены мародерами.
Новость об ужасном деянии с быстротой молнии распространилась по городу. Вероятно, именно
это стало причиной того, что все горожане взялись за оружие, а небольшие отряды
правительственных войск вошли в город и заняли отдельные его районы преждевременно:
раньше, чем это было предусмотрено военным планом.
О судебном процессе пока сказать нечего, все дела в руках прокурора. Все преступники
объявлены в розыск и будут со всей возможной быстротой привлечены к суду.
Предварительное расследование и разбирательство, начавшееся 1 сентября 1919 года,
обнаружило неописуемо отвратительную жестокость палачей. Фотографии убитых вызывают
ужас, и потому не могли быть опубликованы. Расследование обнаружило один снимок, несколько
отличный от прочих: он и вошел в фотоотчет Хоффманна, альбом «Один год баварской
революции в фотографиях».

Вывесить флаг! Началось!

4 часа пополудни. В камере сидят арестованные заложники. Одни читают, другие играют в
карты. Дауменланг плачет по жене и ребенку. Вошедший с двумя писарями Хаусманн диктует
имена: «Сначала те из “Четырех времен года”». Хессельманн составляет группы: «Сначала эти,
потом те, потом те».
Все понимают, что дело идет к гибели. Только не профессор Бергер - он не член «Туле»,
напротив, он еврей. Остальные заложники пытаются его задержать, но он протискивается вперед,
думая, что его вызывают на допрос. Постовые одергивают его: «Тебе не сюда». Но тот упрямо
идет навстречу смерти.
Постовые уводят первую группу. Впереди Дауменланг со связанными руками. Вся гимназия
наполняется гвалтом. Когда процессия осужденных на смерть проходит по коридору, кто-то в
комнате кричит: «Вывесить флаг! Началось!» - и за несчастными жертвами шагают с кроваво-
красным знаменем - что за дьявольское искусство режиссуры. Двор кишит солдатами. Их
шестьсот или восемьсот. Ищут стрелков.
Хаусманн проявляет гуманность: приговоренные к смерти могут написать еще пару строчек
любимым. Писем, впрочем, никто никогда не получит. Во двор выводят уже вторую группу. Сред
них - графиня Вестарп. «Негодяйка!», «К стенке потаскуху!», разражается криками солдатня.
«Дайте мне еще час пожить, - умоляет графиня Вестарп, - не убивайте меня». И ей оказывают
милость, разрешая написать письмо на спине писаря. Поэтому первым гибнет Дауменланг. С
молитвой идет он навстречу смерти.
За ним следуют лейтенант фон Тойхерт и Наухаус, они храбро смотрят убийцам в лицо.
Дрожа всем телом, графиня дописывает прощальное письмо. Зрители начинают выражать
нетерпение: «Она там стенографирует что ли?», «К стенке ее!», «Пора кончать!». Санитар со
знаком Красного креста на рукаве грубо хватает ее и тащит. Графиня падает без чувств. Ей дают
несколько минут, чтобы прийти в себя. Пронзительно звенят тревожные колокола, гудят сирены:
сценарий злодеяния достигает кульминации. В окнах появляются смеющиеся «дамы». В столовой
официантка зовет гостей к окнам. Все жутко возбуждены. Играют на гармони и танцуют.
Вот приводят последнюю группу, здесь принц Турн-унд-Таксис и наивный профессор Бергер,
который всё еще верит, что его ведут на допрос. Он спотыкается, когда видит лежащие трупы,
хочет вырваться. К нему тянутся две дюжины рук и вырывают у него, у старика, половину
бороды.
Тем временем графиня Вестарп вновь приходит в себя. Еще на секунду она прислоняется к
дереву, плача, потом решительно выпрямившись, идет к стене. Звучат выстрелы. Одна из пуль
разрывает несчастной сердце.
В этот момент появляется помощь: адъютант из военного министерства, художник Зейлер. Он
видит, как бьют кулаками известного ему профессора Бергера. Но пока он пытается понять
происходящее, Бергера ставят к стенке. Залп!
Зейлер бросается к группе, в центре которой принц Турн-унд-Таксис клянется в своей
невиновности: «Я хочу, чтобы меня еще раз допросили, я не тот, кто вам нужен». Зейлер
выхватывает его из толпы и вбегает с ним в гимназию. Там встречает Зайделя, трясущегося всем
телом.
- Как Вы посмели? Кто отдал приказ?.. Я адъютант из военного министерства!
- Убирайся, у нас сегодня пули дешевы, - рявкает Зайдель.
Зейлер бежит: «Ни секунды больше в этом аду!».
Турн-унд-Таксиса опять приводят к Зайделю, тот выплачивает вознаграждение.
- Я сейчас занят. Сколько уже расстреляли?
- Семерых.
- Должно быть восемь.
Через минуту с принцем покончено.
Напряжение спадает. Рассматривают убитых. Кто-то плюет графине в лицо и обнажает ей ноги.
В отдельной комнате собирается расстрельная команда, им выдают дополнительно вино и
сигареты. Всё еще играет гармонь. Десять часов. С нижнего этажа в комнату коменданта
доносится топот танцующих. Зайдель закончил выдачу вознаграждения. Сегодня было много
работы.
Остается 60 000 марок. Зайдель делит их между собой и остальными:
- Деньги на побег.
Далее следует обвинительная речь по тексту главного прокурора Хайнца Хоффманна, за
исключением нескольких малозначащих фрагментов:
Когда теперешние беспокойные дни станут историей, правнуки нашего поколения поразятся
геройству и титанической силе, с какими немец четыре года подряд вел бой против повсеместного
гнета враждебного мира.
Битва окончена, война проиграна.
Но ужаснейшая изо всех войн, война братоубийственная, и теперь продолжает терзать нашу
бедную Родину, обойденную войной, ужасами и зверством фронтовых боев.
Мы проиграли. Трусливая кровожадная стая исподтишка сделала нашу Родину сценой
злодеяния, описать которое мы, немцы, сумеем, разве что, позаимствовав иностранное выражение
о животном мире: шакалы на поле боя.
На ваш суд вынесено преступление, имеющее, кроме прочего, признаки мародерства и
осквернения: убийство заложников в мюнхенской гимназии Литпольда 30 апреля 1919 года.
Прокурор подтвердил правомочия и законность народного суда, оспоренные некоторыми
адвокатами, и продолжил:
Требуется вынести приговор по делу об убийстве. На месте его совершения не шли бои, были
убиты совершенно безоружные люди, в этой казни отсутствует даже видимость законности.
Злодеяние совершили мятежники и кровожадный сброд, которым вопросы закона были
совершенно безразличны. Ни настоящего допроса, ни расследования, ни доказательства вины, ни
объявления приговора.
«Срать на трибунал», - сказал комендант Зайдель. Невозможно яснее выразить его презрение к
закону. Были убиты заложники! Представители буржуазии, солдаты рейхсвера. Вероятно,
понимая, что никакое немецкое слово в качестве обличающего ярлыка не заставило бы немца
согласиться с необходимостью кровопролития, изобрели, нет, позаимствовали, так как не хватило
собственной фантазии, французское слово «буржуазия». Для настоящих провокаторов и
подстрекателей это слово, вероятно, значит то же самое, что для французов прекрасное слово
«бош58».
С какой чудесной интонацией произносил это слово тот, кто из члена правления вестендского
отделения коммунистической партии Германии превратился в «человека радикальных фраз», как
он сам себя называл. Тот, кто за шнапсом как котят хватал за горло заложников, тот, кто счел
почетным поручение переправить трупы из гимназии к реке Изар, тот, кто принял помощь
красногвардейца, пошедшего с ним, чтобы украсть для своего друга-дворника одежду погибших.
Шакалы-мародеры!
Господа, вам, вероятно, будут в красках доказывать опасность членов «Туле». Обратите
внимание, что лично господин прокурор Либкнехт не без известной торжественности в пятницу
58
Бош (фр. boche) - презрительное прозвище немцев во Франции. Из французского языка проникло в другие: русский, английский, португальский
и т. д. Особенно популярным слово становилось во время франкогерманских военных конфликтов - прим, перев.
объявил: он абсолютно далек от того, чтобы стремиться доказать вину погибших, или вообще
утверждать о существовании такой вины.
В любом случае, в процессе, смыслом которого является справедливое воздаяние за смерть
убитых - какое значение имели бы рассуждения о предполагаемых преступлениях оставшихся в
живых собратьев погибших? Ведь даже не все заложники были членами «Туле»!
Есть ли после проведенных допросов такой человек, который осмелится говорить о смертельной
вине престарелого профессора Бергера или полицейского Ниса, ставшего свидетелем казни?
Барон Тойхерт, принц Турн-унд-Таксис, графиня Вестарп, князь Зейдлиц, были убиты, скорее
всего, по причине их благородного происхождения, а не из-за принадлежности к «Туле».
«Принц - бриллиант в наших руках», - так сказал один из красногвардейцев. Скорее всего, принц
был арестован не как член «Туле», а именно как принц! Барона Тойхерта взяли на улице, не как
члена «Туле»! Графиня не имела за собой никакой вины, что подтвердили даже Эгельхофер с
Левином!
Кажется, в мотиве преступников уже нельзя усомниться: «Найдите самых благородных» - так
предписывала подстрекающая к убийству записка Эгельхофера к Зайделю. Перед казнью членов
«Туле» объявили пресловутыми грабителями и аферистами из «Четырех времен года», но что это
доказывает? Мы рассматриваем дело об убийстве - и только это важно.
В гимназии не шел бой, не было никаких видимых оснований для убийства людей. Фронт, на
котором убийство еще могло быть как-то оправдано, был бесконечно далек. Деяние представляло
собой убийство безоружных заложников.
Был совершен расстрел заложников! Виновных или невиновных - это к делу не относится так же,
как вопрос о том, были они пожилыми или молодыми, мужчинами или женщинами.
Непосредственным исполнителям - а обвиняются только они - были безразличны как
антисемитизм членов «Туле», так и еврейство Бергера.
30 апреля во дворе учреждения, возведенного для воспитания молодежи в духе гуманизма,
совершено зверское убийство. Утром два гусара. После полудня еще восемь заложников!
Навозная куча в углу на месте казни! Какая жестокость!
Разве не превратилась вся гимназия в одну отвратительную преисподнюю, где ни в одной из
сотен людских голов не промелькнула мысль о недопустимости происходящего? Мелкие
нарушители, тунеядцы, кравшие еду и питье, одежду и жалованье, всё усердие которых сводилось
к тому, чтобы избегать работы. Другие считали своим служебным долгом запугивание буржуазии
кражами и грабежами. Некоторые были слишком ленивы, чтобы вредить буржуазии: они воровали
у своих же, прямо в гимназии.
О, ирония! Жестокое поведение коменданта и его подчиненных в гимназии объясняют тем, что
только унтер-офицерским тоном можно было худо-бедно поддерживать порядок. Что же еще
ненавистники могут вменить в вину прилежному немецкому офицеру, как не «рабовладельческий
тон»!
Революционеры, свободные люди, обещая уважение и равноправие, между собой вынуждены
прибегать к казарменному тону.
И кто же говорил в таком тоне? В высшей степени интересно, с психологической и
криминальной точки зрения, приглядеться к этим господам. Главнокомандующий Эгельхофер,
возникший в Кёльне арестант, когда-то служил в морском флоте. Зайдель никогда не был
солдатом. Интересно свидетельство о том, как господин Зайдель посреди исполнения им
командирских обязанностей вымолил себе отпуск по причине подорванных на рабочем месте
нервов, оформил его мошенническим путем; добавим к этому признание самого Зайделя в
подделке расчетных листков. Этот чужеземец прибыл к нам на мутных волнах мировой войны из
порта в Триесте. Теперь же, в предварительном заключении, он вновь сказался больным и был
перемещен в лазарет. Второй комендант Хаусманн, также по причине расстроенных нервов, был в
тот день вдали от рабочего места. Пфистер в утро расстрела получил тяжелый нервный срыв.
Шикльхофер, командовавший I взводом - бывший грузчик угля, в многочисленных поездках
повидавший мир, обзаведясь сифилисом и тягой к алкоголю, подтачивающих теперь его тело и
дух и угрожающих полным разрушением. Хессельманн, замещавший коменданта старший писарь,
ходивший в заношенном офицерском платье, представлявшийся киноактером, разоблачен нами
как брачный аферист, ранее судимый за повторную кражу. Видимо, Фемеру, ранее судимому за
сутенерство, особенно подходил ответственный пост начальника службы продовольственного
снабжения. Бродяжничество - таково правонарушение Губера, бывшего мастера по ремонту
зонтов. Фёлькль имеет две судимости за кражу, Пюрцер - психопат, и даже господин Шмиттеле,
привратник коменданта, лишь недавно освобожден из полевой исправительной колонии.
Действительно, выдающаяся компания для исполнения командных функций!
Господа, еще немного криминологической статистики по рассматриваемому делу. Семеро из
шестнадцати обвиняемых рождены вне брака; двое, Хессельманн и Шикхофер, живут в
расстроенных семейных отношениях; трое - неполноценные психопаты; Эгельхофера одна из
свидетельниц описала как страдающего манией величия. На момент начала войны из всех
шестнадцати «героев» только четверо достигли совершеннолетия.
С таким руководством не приходится удивляться, что в гимназии всё пошло кувырком. Каждый
делал, что хотел, или вернее будет сказать: все избегали того, чего делать не хотели, - за
исключением разве что позаимствованного у старой Отчизны грубого начальственного тона.
Вспомним здесь и о трогательной жалобе фельдфебеля Шикльхофера, скромно называющего
себя не иначе как унтер-офицером: он, дескать, по причине своей незаменимости, как и другие
командующие, так часто вынужден был отвечать отказом на приглашения к престольным
праздникам. Потому, мол, работники гимназии и подделывали сотнями подписи на отпускных
билетах и расчетных листках.
Для тех, кому всё еще мнится призрак черного как ночь предательства буржуазии - то есть,
приписываемых «Туле» мародерства и подделки - заметим, что их компании вполне хватало
мужества все «черные дела» проделывать лично.
Что говорят директор и сторож гимназии? Ничего достоверного! Как говорит Хессельманн?
Камеру обокрали! Почему возлюбленная этого высокопоставленного господина, сестра Красного
креста, выполняет свою «общественную работу», лежа на письменном столе? Какое единодушие в
бардаке и аморальности. Мерзость на мерзости, преступление на преступлении!
Любопытный боец из числа Красной армии захотел увидеть заложников, ему показали трех
породистых свиней: те заложники, мол, выглядят так же. Наверное, эта грубая шутка проливает
свет на происхождение тех свежих внутренностей, найденных в кровавой гимназии, что в
первоначальной панике были приняты за человеческие.
Ах, пресловутый грубый тон! Звенело эхо пощечин; арестованным с самого начала заключения
угрожали смертью; родне, женам и детям сказали: «Их песенка спета». Во время пребывания в
гимназии, они только и слышали: «Ваша жизнь кончена, вы обречены на смерть!».
Жестоко и подло обращались с двумя гусарами, бедной графиней, пожилым профессором:
оскорбляли, бесстыдно глумились до последнего момента. Безвинно павшие мученики
буржуазности на последнем пути слышали в свой адрес: «дряхлый голодранец», «старая
проститутка», «негодяй»!
В гимназии были и «дамы»: таковой называла себя и одна из наглых циничных хулительниц
графини, настоящей дамы. Если слова свидетеля правдивы, эти дворянки даже протискивались к
месту ужасного деяния. Вот благоверная супруга радостно восклицает: «И мой тоже там!» - и
подзадоривает своего Ганса стрелять в представительницу своего класса, которую совсем не знает,
которая ничем ее не обидела. Вот какое благородство женщин гимназии описывает осужденный
Ханнес на примере «дамы», бывшей артистки, пожелавшей служить официанткой коммунистам в
гимназии Литпольда. И когда ее Ганс не целится, она проявляет свое настоящее подлое нутро!
Какая бездна жестокости!
Можно ли предположить, что свидетели опишут еще более ужасные, более отвратительные
вещи? Но вот начинает говорить та самая «дама». Она отправляется на кухню за обедом, и
мимоходом, надо полагать, ради аппетита, разглядывает трупы несчастных убитых солдат. Она
становится на стул в столовой, чтобы рассмотреть получше! А после эта «дама» отправилась еще
раз полюбоваться зрелищем. Об этих изувеченных телах эксперт, видавший виды фронтовик,
сказал, что никогда не видел ничего более ужасного!
Бедная графиня! Обидчики не давали ей пощады ни при жизни, ни после смерти. Вынужденная
выслушивать постоянный поток брани, запертая в подвале, принужденная под страхом смерти
убирать комнату господина Шикльхофера! Ее грубо прервали, не дав дописать прощальное
письмо, никогда не нашедшее адресата. Рывками и пинками, с непристойной руганью, ее гонят
вперед, и уже мертвую - страшно становится от такой подлости - мерзавцы поднимают за ноги,
пинают и плюют в ее благородное лицо. Настоящая мученица!
Никогда Шляйер не признается о причинах той подозрительной заботы, оказанной даме
господами командирами взвода. Они заставили графиню - по их словам, «позволили ей» - спать в
их комнате! Но вот господин Шикльхофер, поклонник Левина, намекает на ужасное. Как ему
показалось, в соседней комнате, куда ему было запрещено входить, за закрытыми дверями бедную
графиню допрашивали! О, несчастнейшая из несчастных!
Другой несчастный бьется в агонии, его добивают выстрелом. «Пусть бы сам сдох, зачем это
милосердие!», - так комментирует толпа. Еще один присматривается к сапогам расстрелянного. Я
снова повторюсь: всюду здесь шакалы, мародеры!
А теперь о самом преступлении. Касаемо ареста и конвоирования арестованных я ссылаюсь на
обвинительное заключение, получившее полное подтверждение в ходе судебного разбирательства.
Отмечу сразу, что в оценке деяний буду следовать предположению господина председателя,
рассматривающего оба расстрела как единое групповое убийство.
Здесь я должен еще раз со всей настойчивостью подчеркнуть, что судебное разбирательство не
установило вины ни одного из убитых, на что обращает наше внимание и ответственное заявление
господина адвоката Либкнехта.
Почему же было совершено это братоубийство? Красногвардейцы жаждали крови. Агитаторы на
собраниях не жалели подстрекательств.
И всё же, во всём Мюнхене не нашлось места столь же беззаконного, как гимназия Литпольда.
«Зайдель со своими радикалами опасен», - так говорили руководители советов, которых Зайдель
называет своими начальниками.
Руководство гимназии Литпольда желало получить заложников, - и еще более высокие
инстанции позаботились о надежной тюрьме. Гнусное преступление вызревало постепенно,
затрагивая вначале мелких сошек в отрядах обороны: Нис едва избежал казни, единственное
преступление «опасного человека», коммуниста Юнга состояло в несогласии с безумным
решением отправить на верную смерть две тысячи мюнхенских рабочих. Члены рейхсвера и
общества «Туле» замыкали список, как самые ценные заложники.
Зачем же всё это было нужно? Вопрос был полностью прояснен в ходе судебного
разбирательства. С циничным фарисейством в последние дни существования советов тайная
группа предателей хотела удержаться у власти. Ложь громоздилась на ложь, клевета на клевету.
Из-за кулис действом дирижировали чужеродные клеветники и подстрекатели, последовательно
разжигавшие кровожадные инстинкты!
Зайдель и Эгельхофер, сторонники Левина, преданы ему, готовы на любой гнусный поступок.
Таков же и Хаусманн! Левин присутствовал на допросе членов «Туле». Левине-Ниссен и Левин
тайно посещали заключенных, особенно членов «Туле», по обыкновению предателей, не выдавая
себя!
Тайные совещания и собрания проходили в гимназии Литпольда! От допроса до финального
ночного спектакля в освещенных факелами коридорах гимназии - постоянная фарисейская грааля.
Да мы же сами всё это пережили. Плакаты в городе: «Мародеры расстреляны!» - о невиновном,
убитом в Висбадене. Убитом из подозрения в предательстве Красной армии, но плакаты
изобразили убийство законным наказанием за мародерство!
Разве не мародерствовал сам коммунист Зайдель? Так называемая «конфискация» пяти
серебряных приборов для бритья - мародерство с использованием фальшивого служебного
положения.
По городу распространили листовку: «Реакционные воры к мародеры, высокопоставленные
изготовители фальшивок и грабители найдены!» ни словом не коснувшуюся ни господина фон
Зеботтендорфа, ин прочих не арестованных членов «Туле». Кровожадная клевета посягала только
на честь и достоинство захваченных и уже приговоренных к смерти заложников.
Никогда не видели большей низости!
Клевета на невинную графиню! Именно графиню, а не члена «Туле», хотели убить!
Обратите внимание, господин адвокат Заутер, что благородное происхождение барона фон
Зеботтендорфа в тот момент не подвергалось сомнению, наоборот, к плакату размашисто
дописали: «Поймали и барона!».
 Бойцов Красной армии натравливали на мнимых мародеров. Адская машина была заряжена,
требовался только фитиль!
Нм стало убийство гусар! Их допрос даже не пытался установить правду. Револьвер Зайделя
выуживал самооговоры, необходимые для подстрекательства. Каждый щелчок револьвера
вымогал очередное «да», комендант Зайдель лично вел тщательный протокол, собственноручно
доставил его в типографию и ночью отпечатал листовку. Провокационный листок был разбросан
среди объятых ужасом мюнхенских рабочих!
И вот уже раздут пожар, делающий возможным убийство членов «Туле»! Без сомнения,
убийство в гимназии спровоцировано этим подстрекательством. После убийства гусар некий
гражданский спрашивает Зайделя: «Есть ли у Вас свидетельства того, что расстрелянные были
людьми Носке и убийцами Либкнехта?». Только тогда господин Зайдель приказывает искать
документы с подобными доказательствами, но их нет. Бесконечный поток лицемерной лжи! А
потом эти люди бесстыдно клеймят собственных подчиненных: «Да они были так жестоки и
подлы мы не могли их остановить! Убивали они, мы пытались пресечь это!».
Зачем прокурор перешел к отдельным обвиняемым. Для вынесения обвинения ему требовалось
три условия:
1. Чтобы обвиняемый был в гимназии красноармейцем или кем-то, владеющим оружием.
2. Чтобы он присутствовал там в момент убийства,
3. Чтобы он имел прямое или косвенное отношение к убийству заложников.
Защите не удалось доказать, что в списке обвиняемых присутствуют лица, которым нечего
вменить в вину, кроме неосторожного слова. Речь шла только о вынесении притвора по самому
убийству, и вина всех осужденных была доказана.
На пятнадцатый день разбирательства суд приговорил шестерых обвиняемых к смерти,
остальных - к длительному тюремному заключению. После утверждения приговора
министерством, осужденные были расстреляны во дворе тюрьмы Штадсльхайм.
Спустя 14 лет, когда можно открыто творить об убийцах, следует учитывать: настоящими
преступниками были те три еврея, что незаконно удерживали власть и желали се сохранить. В их
мозгу возник дьявольский план уничтожения противников. Непосредственными исполнителями
были одураченные жертвы.
На подобных же заявлениях адвокаты Заутер и Либкнехт строили защиту осужденных но быть
последовательными не могли, поскольку, доведенная до финальных выводов, такая логика
компрометировала господствовавшие партии. Потому последовала попытка сфабриковать вину
общества «Туле». Чтобы ясно видеть картину, нужно знать о масштабах травли, развернутой
после освобождения Мюнхена против Зеботтендорфа, как основателя Общества - вели ее снова
сплошь евреи. От евреев же Заутер и Либкнехт получили документы, использованные в процессе
по делу об убийстве заложников.
Соответствующая статья из № 45 «Обозревателя» от 17 сентября 1919 года:

Подстрекатели
Другие газеты уже опубликовали пространные рассуждения. Только мы до сих пор молчали, -
может быть, потому, что для нас на процессе решается всё. Либо мы - решительные борцы за
свободу, либо - бессовестные подстрекатели. Мы всегда указывали на связь еврея и большевизма,
всегда оспаривали байку о том, что деятели мюнхенской и всех остальных советских республик -
евреи лишь по случайности. Евреи, якобы из чистого идеализма поднявшие борьбу за братство
людей, и с болью вынужденные идти по трупам. Нас высмеивали как глупцов, приписывали
личные мотивы. Россия захлебнулась в крови, но немецкие рабочие в это не поверили. Венгрия
превратилась в дымящиеся развалины, а немецкие рабочие не захотели этого видеть. Произвол и
убийство бушевали в Мюнхене: тут уже приходилось жмуриться изо всех сил.
Встает всё более острый, всё более безотлагательный вопрос: кто виновен в смерти и
несчастье многих тысяч?..
Открыт процесс по делу об убийстве заложников. Развернута потрясающая картина
нескончаемой подлости и дьявольской низости. Мир как завороженный взирает на следы
ужасного представления. И медленно, слишком медленно, но с тем неизбежно, мнения сходятся:
Хаусманн, Зайдель и многократно оклеветанный Эгельхофер - только приспешники настоящих
палачей. В свете всех полученных доказательств, два имени пылают адским светом: Левин,
Левине-Ниссен. Подпавший под их влияние Толлер избежал наказания. Именно в их руках
танцевали безвольные куклы. Они были источником всех зверств. По их приказу члены Общества
«Туле» были осуждены на смерть, по их приказу жертв бросили в сырой загон как скот на убой.
Ими совершена мерзость, которая будет взывать к небу, пока есть люди немецкой крови: они
опозорили невиннейшую, телесно и морально убили Хейлу вон Вестарп задолго до ее физической
смерти. С низостью и беспощадностью, достойными преисподней, они сделали ее игрушкой
азиатской похоти. Нужно считать счастьем, что мученица погибла. Жизнь ее была бы уже
разрушена, обречена на неуклонное угасание.
И для чего же было совершено злодеяние? Запомни, немецкий рабочий: не в наказание за якобы
хулу на святой дух советской республики. Они желали уничтожения и опустошения всему, что
чуждо их сути, всему, что препятствовало их жажде господства: всему немецкому. Как в России
лили они благородную кровь, как в Венгрии с беспощадной жестокостью уничтожали все чуждое
еврейству, так и среди нас стремились разрушить и сломить всё, что достойно еще называться
немецким.

Общество «Туле» после убийства заложников

Графиня Хейла фон Вестарп пришла в Общество «Туле» в феврале 1919 года и была принята
второй секретаршей. Она родилась в 1886 году; уйдя из семьи, сама зарабатывала себе на жизнь.
Выслушав художественно-прикладной курс, работала модисткой и была довольна и благодарна,
получив скромное место на раздаче хлебных карточек. В январе начальство узнало об ее титуле,
что стало основанием для увольнения.
Родившийся 20 сентября 1892 года в Бочабело (Трансвааль) Вальтер Наухаус был сыном
суперинтенданта-миссионера, в начале войны зарегистрировался добровольцем и в первых же
боях на западе получил тяжелейшее ранение. Оправившись к 1916 году, был признан негодным к
продолжению строевой службы. Поступил в Берлине в школу профессора Вакерле, желая
выучиться на скульптора. В 1917 году состоялось его знакомство с «Германским орденом».
Вместе с профессором Вакерле приехал в Мюнхен.
Вальтер Дейке, друг Наухауса. Родился в 1894 году в Магдебурге. Также доброволец, также
тяжело ранен в первых боях 1914 года, был признан инвалидом. Дейке посещал в Мюнхене
художественную школу, вошел в группу Наухауса в июле 1918 года.
Фридрих Вильгельм, барон фон Зейдлиц, родился в 1891 году в Лангенбилау (Силезия), правнук
известного генерала кавалерии в армии Фридриха Великого. Также участвовал в войне с самого ее
начала и перенес множество ранений. В «Туле» вступил в сентябре 1918 года. Зейдлиц был
художником, человеком искусства до мозга костей. На дружеских вечеринках виртуозно играл на
рояле и фисгармонии.
Антон Дауменланг, секретарь Министерства путей сообщения, родился 16 сентября 1870 года в
Кёнигсхофене. Женился в 1898 году, оставив по смерти жену и дочь. Страстно любил геральдику
и генеалогические изыскания. В «Туле» вступил в январе 1919 года.
Густав Франц Мария, принц фон Турн-унд-Таксис, родился в 1888 году в Дрездене и
присоединился к Обществу «Туле», не получая членства. Участвовал в полевых сражениях и
переселился в Нюрнберг из-за постоянных арестов, вызванных его происхождением. Вернулся в
Мюнхен, чтобы предупредить других членов «Туле».
Франц Карл, барон фон Тойхерт, родился 20 июля 1900 года в Марбурге (Штайермарк). В начале
войны стал вольным стрелком, а по ее окончании приехал в Регенсбург на учебу, где вступил в
добровольческий корпус. В «Туле» с января 1918 года.
Наверное, нет нужды напоминать, что все семеро членов «Туле» знали, почему осуждены на
смерть.
Возможно, они боролись за жизнь, пока еще имели надежду. А увидев, что надеяться не на что, с
гордо поднятыми головами вышли к одураченным рабочим, наемным убийцам Иудеи. Члены
«Туле» первыми приняли мученическую смерть за свастику.
Едва увидев на допросе в военном министерстве Левина, они поняли, что спасти их теперь может
только чудо. Увидев трех евреев во главе театрализованного жертвоприношения, они знали, что
смерть окончательна и неизбежна.
 Но одно дело - пасть в открытом яростном бою, и совсем другое - четыре дня ждать своей казни!
Говоря о своей невиновности, они имели в виду возложенное на них обвинение в мародерстве.
Каждый из них наверняка должен был знать, что их ждет, знать, что ненависть иудея к ним
безгранична. Наухаус не строил иллюзий: старше всех возрастом в Обществе, он не единожды
выказывал желание встретить смерть на боевом посту. Дейке тоже всё осознавал. Впечатление об
их малодушии у художника Зейлера, адъютанта Эгельхофера из военного министерства,
наверняка сложилось по недоразумению. Оба должны были сознавать, что попали в когти к еврею.
Зеботтендорф, предостерегавший на прощание графиню, услышал в ответ: «Вы уезжаете, брат?
Оставьте меня на месте, я хотя бы буду есть свой хлеб заслуженно». 25 апреля графиня
поделилась мыслями о смерти с братом Грилем, и всё же, на следующее утро вышла на службу.
Зейдлиц по пути домой, прощаясь у Триумфальной арки, сказал:
- Поверьте мне, магистр, из нашего движения что-то выйдет лишь тогда, когда еврей не
сдержится и поставит некоторых из нас к стенке.
- А если это будем мы с Вами?
- По меньшей мере, мы бы знали, за что и почему.
Принц Тургг-унд-Таксис точно не был убежденным антисемитом, как остальные. Будучи
несколько мягкотелым, он всё-таки собрался с силами и отправился предупредить братьев: «У
меня есть удостоверение, которое меня защищает; а если что и случится, жалеть будет не о чем -
мы же знаем их мотивы».
Нет, члены «Туле» отважно и сознательно пошли на смерть. Они умерли за свое дело как герои,
как мученики.
Свой последний путь они приняли решительно, отважно встали под пули. Дауменланг - молясь, с
мыслью о жене и ребенке. Наухаус, Зейдлиц и Тойхерт смотрели убийцам в глаза. Дейке, принц,
графиня приняли смерть отважно и с достоинством.
Десятеро смельчаков могли бы разогнать толпу и спасти их - но таковых не нашлось, а тот, на
кого они в тайне продолжали надеяться, ничего не знал. Он пришел слишком поздно, ему осталась
только месть.
Членам «Туле» не приготовили общей могилы. Зейдлиц, Турн-унд-Таксис и Тойхерт погребены в
семейных склепах на родине. Дейке и Наухаус похоронены рядом. Через два дня после похорон
графини, в «Туле» состоялось траурное заседание ложи. Трибуну оратора завесили трофейным
знаменем коммунистов, вместо серпа и молота рукой одной из сестер была пришита свастика на
белом поле, украшавшая все стены ложи - символ, за который члены «Туле» пошли на смерть.
Зеботгендорф не оправдывался, заявив, что жертва не напрасна, что движение будет черпать в
произошедшем всё новые силы. Последовавшие серьезные внутренние распри означали конец
Общества: выполнив свое предназначение, оно должно было исчезнуть, чтобы освободить дорогу
чему-то новому, уже стоявшему на пороге. Через несколько недель после отъезда Зеботтендорфа,
в помещениях Общества «Туле» появился Адольф Гитлер, принявший участие в грандиозной
кампании, когда под руководством Даннеля весь Мюнхен был оклеен листовками и плакатами.
Зеботгендорф ушел не столько из-за денежных неурядиц, их можно было пережить; пусть
большая часть состояния и его, и жены, была отдана движению, пусть всё меньший месячный
доход уже не позволял обеспечивать три организации. Но уйти его вынудили нападки евреев,
нападки социал-демократической партии: Зеботтендорф был основателем движения, он был
уязвим, его можно было и необходимо было затравить.
Можно предположить, что мотив был двояким. С одной стороны - попытка сгладить остроту
предстоящего процесса по делу об убийстве заложников, отвлечение общественного внимания на
процесс, связанный с оскорблением личности. Тот же маневр с успехом применялся позже:
инсценированные самосуды отвлекали внимание общества от финансовых скандалов. С другой
стороны, обеспокоенное антисемитской пропагандой еврейство могло прекратить финансировать
социал-демократов, предпочтя им «Независимых»59. Первое предупреждение Зеботтендорф
получил из Франкфурта-на-Майне: им стала публикация в берлинской «Немецкой газете», № 291
от 1919 года. Советник юстиции Тиммерманн, синдик государственного союза, взял дело в свои
руки: на переговорах о субсидиях, проводимых им с «Независимыми» в Веймаре, он потребовал
законодательного ограничения антисемитской агитации, если «Независимые» придут к власти.

’«Независимая социал-демократическая партия Германии», выступавшая за введение власти советов - прим. ред.
59
Ради этого иудей был готов оказать любую финансовую и прочую помощь. Таким образом,
социал-демократы, не желая быть оттесненными от щедрого денежного потока, вынуждены были
придумывать, как вернуть себе расположение еврейства.
Действовать нужно было в Мюнхене: центре всё более опасного движения, и здесь была такая
возможность. Против Зеботгендорфа стали собирать «дело». Первые материалы предоставил
надворный советник Шюлейн, брат тайного советника коммерции Шюлейна.
Заводы «Сафирверк», учредителями которых выступали Шюлейн и его брат, были подвергнуты
Зеботтендорфом критике на страницах «Обозревателя». Посредник, явившийся к Зеботтендорфу
со взяткой за опровержение, был выставлен за дверь. Шюлейн связался с известным в Берлине
адвокатом Альсбергом, другом Лизбет Зейдлер. Альсберг был заинтересован в деньгах
Зеботтендорфа, однако тот, женившись на госпоже Иффланд, лишил еврея права на управление
своим имуществом - после чего Альсберг попытался расторгнуть брак с помощью полицейского
советника Хайндля из Дрездена, будущего советника в Министерстве внутренних дел.
Зеботтендорф был слишком легковерен и непредусмотрителен. Не задаваясь вопросом о
возможных последствиях, он просто действовал, как считал правильным, следуя не закону, а своей
совести.
Через неотменяемую доверенность он отдал свое состояние и состояние жены в руки свояка:
крещеного еврея, судьи по торговым делам. Пользуясь такой доверенностью, этот последний
осуществлял принудительное управление имуществом, а позже из-за растрат добился признания
Зеботтендорфа недееспособным.
В 1911 году Зеботтендорф имел турецкое гражданство. Рожденный в Хойерсверде в буржуазной
семье, он, согласно турецким законам, был усыновлен бароном Генрихом фон Зеботтендорфом.
Позднее это усыновление, прежде недействительное в Германии, было оформлено повторно
обоими последними членами семьи Зеботтендорфов. Зигмунд Зеботтендорф фон дер Розе был
признан приемным отцом в 1914 году, а его жена после смерти мужа повторно оформила
усыновление у нотариуса в Баден-Бадене.
Эти документы попали в руки большевиков вместе с секретными бумагами Общества. Перед
освобождением Мюнхена ими завладел приемный сын Ауэра, известный социал-демократ
Бюиссон, впоследствии отказавшись вернуть владельцу: то есть, преступно присвоив.
С такими материалами уже можно было действовать. Под заголовком «Странные истории»
газета «Мюнхенские известия» опубликовала памфлет, упрекающий Зеботтендорфа в следующем:
Он носит ненастоящее имя.
Он трусливо бросил «Туле» в беде.
Он принял турецкое подданство, чтобы уклониться от военной службы.
Он брал деньги и не считал их.
Он признан недееспособным.
Так Зеботтендорфа пытались спровоцировать на иск в деле об оскорблении личности. Были и
другие выпады.
Благодаря влиянию вышеупомянутого Шюлейна, действовавшего совместно с судьей по
торговым делам Шпитцером, советником юстиции Тиммерманом, адвокатом Альсбергом из
Берлина и советником полиции Хайндлем, было состряпано удивительное дело, резонанс которого
наверняка стал бы убийственным. Под шумок нового скандала процесс по делу о заложниках
можно было бы перенаправить в желаемое русло.
Итак, травля Зеботтендорфа началась: пусть он скорей начнет процесс об оскорблении личности.
Но он не сделал такого одолжения. Семеро членов «Туле» погибли за идею, Зеботтендорф должен
был пожертвовать репутацией ради движения. Он должен был отойти от дел, чтобы раздутый
вокруг его имени скандал не задушил нежный росток. Может, ему и удалось бы отстоять свою
невиновность, но шум, поднятый правящими партиями, перекрыл бы всё: «Туле», «Обозреватель»,
партия могли быть уничтожены.
И что самое ужасное, раскрылись имена других членов Общества. Нападению мог подвергнуться
каждый, сотни жизней могли быть уничтожены.
Своим преемником на посту руководителя «Туле» Зеботтендорф назначил адвоката Ганса Дана,
утвержденного «Германским орденом». К сожалению, оппозиция младших членов вскоре
вынудила Дана оставить пост. На его место пришел Иоганн Геринг.
 Организации, вышедшие из Общества «Туле»
Ряд организаций зародился в среде Общества, чтобы позднее стать самостоятельными. Таковы
«Немецкий рабочий союз», ставший позднее «Немецкой рабочей партией» (DAP, Deutsche
Arbeiterpartei) и «Немецкое объединение социалистических рабочих партий», в дальнейшем
«Немецкая социалистическая партия» (DSP, Deutsche sozialistische Partei), печатным органом
которой была газета «Мюнхенский обозреватель» (позднее «Народный обозреватель»).
На рождественском съезде 1918 года «Германский орден» принял воззвание к немецкому народу,
опубликованное внутренним информационным бюллетенем «Орденские ведомости» в
декабрьском пятнадцатом номере, в поворотной точке «четырехлетней зимы». Воззвание было
передано ложам для дальнейшего распространения:

К немецкому народу!
Позади мировая война, переворот и мятеж! Мы выстояли посреди нищеты, убийства и унижения,
чтобы вернуться к тому, с чего начинали. Ситуация грозит стать даже худшей. Сменилось
правительство, сменились руководители, но демократия допустила и невиданное укрепление
капитализма и еврейства. Тебя, немецкий народ, как и прежде будут грабить, использовать в
корыстных целях, обрекать на бедствия. В чём причина? Неужели так будет вечно? Мы потерпели
неудачу потому, что вели борьбу с двумя враждебными силами по отдельности, при том, что они
неразрывно связаны.
Социал-демократия может создавать только видимость борьбы против капитализма, поскольку
ее руководители - евреи-капиталисты!
С другой стороны, антисемитское движение опирается на капиталистическое государство, - и,
таким образом, оба фронта обречены на поражение.
В такой ситуации сдвинуть дело с мертвой точки, и, в конце концов, принести подлинную
свободу немецкому народу может только основание Немецкой социалистической партии:
социалистической, но при этом этнически германской.
Основатель немецкой социал-демократии Лассаль, будучи евреем, должен был хорошо знать
своих соплеменников. Он говорил: «Народническое движение должно быть чистым от
капиталистов и евреев. Выступая его лидерами, они всегда преследуют собственные цели».
Новая социалистическая партия принимает в свои ряды только немцев по крови. Естественно,
она нацелена на политическое преобразование и не станет расшатывать демократию, стремясь при
этом, однако, не к демократии западного образца с еврейской плутократической верхушкой, а к
свободному народному государству, в котором капитализм и еврейство равным образом
повержены.
Партию не устраивает чистый парламентаризм, при котором исполнительная власть
принадлежит только депутатам. Партия всегда требует всенародного референдума по
принципиально новым законам, исключая тем самым опасность партийных разногласий.
Главные требования новой партии носят фундаментальный характер, она не смирится с
имитацией реформ. Она воздействует на коренные причины народного и социального бедствия.
До сих пор, путь к настоящим реформам закрывали капитализм и еврейство. Все наши партии в
большей или меньшей степени сознательно или несознательно состояли в услужении то одной, то
другой, а то и обеим враждебным силам. Именно поэтому любая деятельность оказывалась
бесполезной, порождая лишь видимость реформ. Новая партия не знает предрассудков: она
абсолютно антикапиталистична и свободна от евреев. Она руководствуется лишь общим благом и
стремится к более равноправному распределению жизненно необходимых богатств, а также к
оздоровлению и пробуждению столь пострадавшей творческой силы народа. При этом, новое
должно возникнуть не в перевороте и внезапных изменениях, что привело бы к самым
нежелательным результатам, - а законным путем, через постепенный разбор завалов прошлого и
возведение новых прочных основ.
Главная причина наших бедствий - в ошибках земельного законодательства, социального права и
финансовой системы.
В соответствии с этим мы требуем:
1. Свободного землевладения, поскольку корень зла для народного хозяйства, а также подсобного
и заводского хозяйства, как и для отдельно взятого соотечественника налог на землю. Следствием
долга по немецким землям (100 миллиардов марок до войны) являются все социальные и
экономические пороки: густонаселенные дома, жилищный кризис, детская смертность, эпидемии,
бедность, преступность, грабежи и разложение народа.
Проблему можно решить, объявив переход права собственности на немецкую землю к
государству: то есть, исключить возможность продажи землевладений частным образом из рук в
руки. Земля перестает быть товаром. Земля невосполнима, а товаром может выступать только то,
что можно восполнить. Пожелавший или вынужденный продать землю, сможет продать ее только
общине. И уже община передает землю заинтересованным лицам во временную или
наследственную аренду. Таким образом, земля перестанет служить накоплению частного
капитала. Она будет объявлена свободной от налогов. В соответствии с этим, необходимо
заменить сегодняшний кредит под залог реальных ценностей кредитом без вещественного
обеспечения. Все текущие ипотеки будут объявлены не подлежащими востребованию,
краткосрочными погашаемыми ипотеками со снижением процентной ставки. В этом случае
немецкая земля постепенно станет свободной и рационально заселенной. Простой человек вновь
сможет жить на своей земле, в собственном доме. Сверхкапитал возникает из частной торговли
землёй и закладывания земли под кредит. Свободная земля делает появление сверхкапитала
невозможным.
2. Замены теперешнего римского права германским. Наше сегодняшнее земельное
законодательство основано на римском праве. Потому, все проблемы жизни общества - проблемы
права. Римское право введено четыре века назад князьями и высшим духовенством, при упорном,
но безуспешном сопротивлении народа, предчувствовавшего, что чужеродное право лишит его и
земли и других возможностей, которые ранее разумелись сами собой. Крестьянские войны -
кровавое восстание против чужеродного права. Вновь и вновь крестьяне требовали
восстановления древнегерманской законности.
Сегодня мы вновь повторяем то же требование. От тебя, немецкий народ, зависит, будет ли оно,
наконец, услышано. Этот вопрос гораздо важнее, чем может показаться многим. На самом деле, он
- краеугольный камень нашего будущего. Антиобщественное римское право, возникшее во
времена падения наводненного евреями Рима, поощряет личное обогащение за счет общества. Это
закон хитрецов и пройдох. На такой чуждой правовой почве немец всегда оказывается
подчиненным еврею-крючкотвору. Потому немецкий народ должен обладать правом, близким его
собственному характеру и образу мыслей, соответствующим древнему принципу: всеобщая
польза важнее личной. Глубоко укоренившееся корыстолюбие, недобросовестность,
аморальность, распространившиеся в ведении дел и в повседневной жизни, иудаизация нашего
народа - всё предопределено римским правом, также как и превращение нашей экономики в
процентную, под руководством еврейской расы принесшую миру войну и нужду последних лет.
3. Национализации финансовой системы. Наша финансовая система находится в частных
руках, в том числе евреев и представителей других наднациональных образований. Глупо считать
деньги кровью в организме нации. В действительности, государство, как представитель народа,
может править только имея возможность распоряжаться деньгами и финансовой системой.
Сегодня деньги перестали выполнять свое предназначение: быть удобным средством обмена
между производителем и потребителем, уравнением труда и оплаты, товара и цены. Сегодня
деньги служат тому, чтобы «делать новые деньги» посредством банковских и биржевых
махинаций, минуя труд, производящий реальные ценности.
Для большинства: живущего своим трудом народа - деньги и сегодня являются средством
обмена. Нельзя за счет масс трудящихся превращать деньги в средство нездорового обогащения
незначительной части народа, капиталистов и спекулянтов. Только настоящий труд должен быть
вознагражден и оплачен.
Наши теперешние сберегательные и кредитные учреждения должны стать
национализированными банками с условием исключения огромных прибылей акционеров,
царских зарплат директоров и дополнительных вознаграждений членам наблюдательных советов.
Вновь образованные банки и предприятия необходимо с помощью требуемого нами
экономического совета проверять на предмет реальной необходимости в них и способности
обеспечить благосостояние общества. В будущем, кредитоспособность будет определяться скорее
не имуществом, а репутацией. Отсюда следует, что сделка, как и ранее, будет строиться на
усердии, надежности и порядочности, вследствие чего наступит нужное спокойствие и органичное
врастание личных капиталов в нашу экономику.
Игра на бирже должна быть искоренена, как бесполезная и приносящая убытки: торговля
богатствами запрещена. Необходимо заново создать нашу валюту. Вечный процент - аморальная
хитрость, обосновывающая бессмертие капитализма - должен быть отменен в пользу
постепенного замещения выплатой процентов по займу. Тем самым раз и навсегда будет положен
конец пришедшему с Востока процентному рабству.
Таковы три основных пункта и три основных требования новой партии. Так в пользу всеобщего
блага мы разрешим проклятые вопросы сверхкапитала и еврейства.
Тот, в ком течет немецкая кровь, кто признает эти требования и идеи - вставай в наши ряды! Кто
продолжает закрывать глаза, тем самым поддерживая сегодняшнюю систему обмана, кто слишком
наивен, чтобы видеть правду, тот пусть остается в своей партии.
Победа наших идей неминуема, правда всегда побеждает ложь! Процентная экономика
обрушится, люди воспрянут для естественной жизни в счастливом единении любви к своему
народу.
Три основных требования логично рождают ряд второстепенных:
4. Последовательное преобразование нашей экономики в подлинно народную.
5. Сокращение крупных землевладений, в зависимости от производительности конкретной
местности, с целью заселения. Государственную собственность необходимо распределить,
запущенные земли - заселить.
6. Справедливое распределение налогов, препятствующее возникновению сверхкапитала.
7. Рациональная н наглядная организация нашей торговли: товар от производителя к
потребителю должен попадать кратчайшим и самым дешевым путем. Должна остаться только
честная посредническая торговля, все ненужные промежуточные инстанции, плодящие надбавки
на прибыль и приводящие к удорожанию товаров, должны исчезнуть. На наших жизненных
потребностях, особенно продуктах питания, не должны наживаться тысячи бездельников.
8. При введении основных законов и конституционных изменений парламент имеет лишь
совещательную функцию, решение «за» или «против» принимает народ посредством
референдума.
9. Создание экономического совета, призванного определить место всей нашей экономике,
руководствуясь только благосостоянием страны. Люди в этом совете - не капиталисты и не евреи -
должны быть практиками и проявить себя на службе обществу.
10. Создание действительно независимой немецкой прессы. Коренные изменения необходимы:
90% теперешних издании принадлежат еврейским капиталистам, управляются евреями или
зависят от еврейских указаний. Сегодня пресса не отражает настроения народа, а воспроизводит
искусственную атмосферу, нацеленную на удовлетворение интересов капиталистов и евреев,
скрывая их корыстолюбивые планы от народа. Мы требуем: немецким изданием может считаться
только возглавляемое немцами и служащее немецким интересам. Заголовки всех прочих газет
должны отмечать их принадлежность еврейству.
11. Коренное изменение отношения немцев к евреям. Изучение законов и религии евреев.
Сегодняшнее гражданское равноправие основано на заблуждении о евреях, как о религиозном
меньшинстве. Доказано фактами и несомненно: еврейский вопрос - расовый, и не имеет
отношения к вероисповеданию. В сущности, вопрос этот таков: позволят ли и дальше немцы в
вопросах политики, экономики и религии властвовать над собой ничтожному расово чуждому
меньшинству, сознательно и намеренно изолирующему себя посредством собственных закона и
религии? Это вопрос о достоинстве и чести немцев. Сегодня и последнему простаку ясно, как
врожденное еврейское властолюбие и жажда наживы разрушает любой народ.
Мы требуем: новая Германия для немца, не для еврея! Евреи нам совершенно чужды. Сохраняя
право пользоваться защитой государства, они никогда более не должны быть допущены к роли
представителей, вождей, учителей народа. Еврейское меньшинство, сообразно своей численности,
может направлять представителей в немецкий парламент. К еврейскому народу причисляются
крещеные евреи и потомки смешанных браков.
12. Защита немецкого рабочего от иностранной рабочей силы, наём которой снижает зарплаты и
жизненный уровень. В целом, национальная экономика должна быть ориентирована на
наибольшую степень самообеспечения.
Центром всей нашей политики, управления и экономики должен стать не товар, как было
раньше, а немецкий человек. Наш народ - это наше богатство.
Мы не хотим растить капитал и роскошь земных благ, принадлежащих лишь немногим. Мы
хотим богатеть многими счастливыми, сильными, имеющими постоянный доход и собственный
земельный участок людьми. Принципы и требования, отстаиваемые нашей партией, свободной от
любой зависимости и влияния, могут окончательно победить процентную экономику и еврейство,
ведущие народы к погибели. Исполнение наших требований, уже с первыми шагами в
постепенном упразднении сегодняшней процентной экономики, позволит немецкому народу
вздохнуть с облегчением. Вместо разделения народа на горстку накопителей всё большего
богатства, и множество пожизненно обреченных на нужду, будет обеспечено более равномерное
распределение всех жизненных благ. С исчезновением сверхкапитала, процентной кабалы и
бессмысленной роскоши, исчезнут бедность и безработица. Честность и порядочность вытеснят
фальшь, обман и хитрость.
Теперешние завышенные цены на землю, рост арендной платы, постоянное удорожание уровня
жизни - все эти следствия процентной экономики - исчезнут сами собой, национальное богатство
перераспределится правильно и справедливо, не накапливаясь более в руках бессовестных
дельцов. Вся наша жизнь обретет необходимое упрощение, станет дешевле и лучше; вместо суеты,
волнения и вечных забот, в сердцах многострадального немецкого народа поселятся спокойствие,
довольство и стабильность.
Немецкая социалистическая партия - партия незажиточных народных масс: рабочих,
служащих, клерков, ремесленников, мелких промышленников и крестьян, учителей, поселенцев,
инженеров. Кто ясно видит суть вещей, присоединится к нам без промедления. Ложный еврейский
социализм и процентная экономика рассеются как пыль на ветру.
Вскоре после возвращения Зеботтендорфа принципы Великой ложи были еще раз обсуждены с
Харрером. Харрер считал нежелательным называть движение «партией»: это звучит слишком
вызывающе для многочисленных противников; на «рабочий союз» обратят меньше внимания.
Харрер продолжил руководство, перенеся бюро на Херрнштрассе.
События, последовавшие за убийством Эйснера, сильно ограничивали любую политическую
деятельность. С оздоровлением обстановки 10 мая 1919 года вновь начал выходить
«Обозреватель». Примерно в это же время было основано «Немецкое объединение
социалистических рабочих партий», позднее ставшее «Немецкой социалистической партией» с
«Обозревателем» в качестве печатного органа, опубликовавшим политическую программу в № 18
от 31 мая 1919 года. Тогда же «Немецкая социалистическая партия» установила связи с
«Национал-социалистической партией Австрии». 9 августа того же года наряду с «Мюнхенским
обозревателем» впервые выходит в виде общенационального издания газета под названием
«Народный обозреватель», тиражом в 10 000 экземпляров. Уже в октябре 1919 года, начиная с
№50, тираж увеличился до 17 800 экземпляров, газета выходила дважды в неделю на восьми
страницах.
Председателем «Немецкой социалистической партии» был Ганс Георг Грассингер, секретариат
располагался на Тиршштрассе, 15 (Издательство «Франц Эхер и наследники»). С помощью газет
«Мюнхенский обозреватель» и «Народный обозреватель» партия развернула активную
пропаганду движения. «Мюнхенский обозреватель» распространялся в Мюнхене, «Народный
обозреватель» - по всему рейху, знакомя многие тысячи бойцов с основными национал-
социалистическими положениями. С этой рискованной задачей газета справлялась даже во время
всеобщей стачки, следствием которой стал Капповский путч 60 (март 1920 года) - в то время ее
набирал и печатал в подпольном помещении Грассингер, с помощью редакторов Зессельманна,
Мюллера, Визера и Лафорса.
Членами «Туле», сотрудниками газеты и партии в то время были известные люди, позже

60
Фрайкоры, недовольные требованиями Версальского мира, под предводительством Каппа и Лютвица фактически захватили власть в Берлине,
вынудив правительство Веймарской республики бежать вначале в Дрезден, а после в Штутгарт. Регулярная армия отказалась воевать против
фрайкоров Собственного правительства путчистам сформировать не удалось. Против них восстали рабочие, образовав Рурскую красную армию. В
тупиковой ситуации генералитет попросил фраикоры сложить оружие. После окончания путча правительственными войсками была разогнана и
Красная армия. Власть Веймарской республики была восстановлена - прим. ред.
занявшие высокие посты в NSDAP. Карл Харрер из «Немецкой рабочей партии» также был
сотрудником «Обозревателя»; он умер 6 сентября 1926 года в Мюнхене от последствий тяжелого
ранения, полученного на Западном фронте.
Когда осенью 1919 года тигельные печатные машины типографии И. Г. Вайса перестали
справляться с растущими тиражами «Обозревателя», Грассингер обратился к ряду крупных
типографий, имевших ротационные машины. Все фирмы, кроме типографии М. Мюллера и сына,
отказались печатать «Обозреватель». С № 53 от 14 октября 1919 года «Обозреватель» печатается в
типографии «М. Мюллер и сын».
Отметим и то, что свою первую политическую брошюру, «Мое политическое пробуждение: из
дневника немецкого рабочего-социалиста»61, Дрекслер посвятил Карлу Харреру: «основателю
„Немецкой рабочей партии“ и неустанному борцу за право и свободу».
В то время «Немецкая рабочая партия» не имела большого влияния, действуя, главным образом,
в границах Мюнхена. Лишь когда судьбоносное стечение обстоятельств привело в весьма
немногочисленные ряды партии Адольфа Гитлера - осенью 1919 года - наметился перелом,
имевший огромное политическое значение для всего немецкого народа.
О первом тематическом вечере «Немецкой рабочей партии» «Народный обозреватель» сообщает
в № 55 от 22 октября 1919 года:

Новости движения
Местная организация «Немецкой рабочей партии» в Мюнхене в четверг 16 октября организовала
в зале ресторана «Пивоварный погребок» 62 тематический вечер, посещенный большим
количеством гостей, прошедший оживленно и без неприятных происшествий. Заменив не
явившегося докладчика, д-р Эрих Кюн, редактор ежемесячного издания «Обновление
Германии»63, прочел лекцию на тему «Вопрос еврейский - решать немцам». Во вступительном
слове председатель встречи предостерег от того, чтобы антисемитизм стал просто веянием моды,
обосновав крайнюю необходимость возможно более глубокого изучения еврейского вопроса для
каждого немца в отдельности. Четкое личное суждение о вопросе позволит прибегать к верным
средствам в его решении. Цитированием множества признаний об их расе выдающихся еврейских
государственных деятелей, политиков, ученых, поэтов и философов, докладчик обосновал
справедливость немецкого антисемитизма. Еврейство предстало без покровов: тысячелетиями
изолированная общность, враждебная всем другим народам, культурно и морально чуждый
элемент, носитель материалистического мировоззрения. Пора сделать правильные выводы и
подойти к решению вопроса.
Процитируем следующее заявление:
«Каждого, кто способен справиться с “диалектическим талантом и умением убеждать’’; каждого,
кто умеет противостоять соблазну материалистического благополучия; каждого, кто не изменяет
своей натуре под влиянием модных словечек, псевдо-науки и тенденциозного искусства; каждого,
кто словом и делом стремится защитить соотечественников от развращенности, вырождения и
гибели - того еврей называет антисемитом».
Лекцию приветствовали аплодисментами.
Дискуссия проходила очень оживленно. Господин Гитлер из «Немецкой рабочей партии» в
пламенной речи призвал к сплочению народа против общего врага, особенно настаивая на
создании немецкой прессы: немецкий народ должен узнать то, о чём молчат еврейские газеты.
Господин Келлер из «Союза обороны и наступления» потребовал от собравшихся усиления
агитации перед референдумом по недопущению в страну восточных евреев, коснувшись процесса
об убийстве заложников: согласно показаниям Зайделя, распоряжение об освобождении
профессора Бергера уже было подписано - а потому кивать на то, что еврей Бергер, дескать, тоже
был расстрелян, бессмысленно. Господин Зессельманн из «Немецкой социалистической партии»
кратко обрисовал цели антисемитизма, потребовал всесторонней экономической поддержки и
призвал к единству.

61
Drexler, «Mein politisches Erwachen, aus dem Tagebuch eines deutschen sozialistischen Arbeiters» (издательство «Франц Эхер и наследники»,
Мюнхен; переиздана в 1919 году в Мюнхене издательством «Deutschen Volksverlag»). Именно ее имеет в виду Адольф Гитлер, рассказывая в «Моей
борьбе» о первой встрече с «Немецкой рабочей партией» - прим. автора.
62
«Hofbräukeller».
63
«Deutschlands Erneuerung».
 В заключительном слове председатель предостерег от проявлений воинственности. Мы должны
достичь цели настойчивостью и упорной работой по всестороннему просвещению народа.
№ 63 «Народного обозревателя» от 19 ноября 1919 года рассказал о втором тематическом вечере
«Немецкой рабочей партии»:

Новости движения
Мюнхенское отделение «Немецкой рабочей партии» 11 ноября организовало в верхнем зале
«Пивного погребка Эберля»64 тематический вечер. С докладами выступили господин Гитлер на
тему «Брест-Литовск и Версаль» и господин И. Майер на тему «О военных и революционных
впечатлениях немца, живущего за границей». После короткой приветственной речи, председатель
предоставил слово господину Гитлеру. Оратор искусно сравнил Брест-Литовский мирный
договор, называемый большей частью немецкой (!) прессы «позорным и насильственным», с
Версальским «миром взаимопонимания», которого лживо и бессмысленно требует теперь та же
самая пресса. Условия обоих мирных договоров, которые господин Гитлер наглядно обрисовал
внимательным слушателям, резко отличались друг от друга и заставили взволноваться многие
сердца. Одобрительные выкрики подтвердили согласие слушателей с рассуждениями весьма
темпераментного оратора. С восхищением встретили его уподобление немецкой республики
свободному государству Антанты, чья свобода внутри собственных границ состояла в позволении
ростовщикам, спекулянтам и контрабандистам самым подлым образом безнаказанно
эксплуатировать народ. Убедительные аргументы господина Гитлера встретили горячую
поддержку публики.
После сердечных слов благодарности председатель подробно рассмотрел ближайшие цели
партии, особо подчеркнув необходимость устранения евреев со всех общественных постов, слома
процентного рабства планом Федера и непримиримой борьбы с ростовщичеством и спекуляцией.
Зал ответил оживленными аплодисментами. В заключение господин Франц Даннель из Общества
«Туле» зачитал выдержки из газеты «Революционер» (издающейся евреем Ледерер-Маннхеймом):
невероятно, что такую подлую ложь и клевету печатать в Германии разрешено - в то время как
подлинно народные листки, как «Народный обозреватель», правдиво описывающие события и
стремящиеся указать введенному в заблуждение правительству путь к пробуждению немецкого
народа и освобождению от внутренних мучителей - запрещены как «воинствующе-реакционные».
Безобразные высказывания Ледерера встречали бурей негодования.
В последовавшем втором докладе господин Майер в тоне весьма юмористическом, однако, не
упуская серьезных моментов, живописал свои невероятные приключения, сопровождавшие
бегство из Барселоны с приходом мировой войны. После бурных аплодисментов началось
оживленное обсуждение. В заключение собравшиеся приняли два постановления: касательно
запрета газеты «Народный обозреватель» министром Носке и деятельности парламентской
комиссии по расследованию.
А вот статья о первом большом народном собрании «Немецкой рабочей партии» из № 17
«Народного обозревателя» от 28 февраля 1920 года:

Новости движения
Во вторник 24 февраля 1920 года «Немецкая рабочая партия» впервые вышла к общественности.
В переполненном зале «Пивного двора»65, в качестве гостя партии выступил д-р Иоганн
Дингфельдер с темой «Что нам необходимо». Простым языком оратор объяснил слушателям
причину народного несчастья, рассмотрев распространенные заблуждения с точки зрения
благородного врача и филантропа.
Мы потеряли связь с силами природы, презираем порядок законов Вселенной, на почтении к
которым зиждется творческий труд человека. Труд (Arbeit)=Arbot - это божественная заповедь,
означающая создание солнечных ценностей: вещей, служащих облагораживанию человечества и
потому жизненно необходимых. Мы презрели и закон движения, заразившись чужеземной
жаждой наслаждений и любовью к нетрудовым доходам. Есть еще закон любви, наиболее
презираемый большевизмом. После стольких заблуждений, трусливо и бесчестно было бы ждать
помощи со стороны. «Помоги себе сам» - так возвещает необходимость: отказавшись от
64
«Eberlbräukeller».
6545
«Hofbräuhaus».
общемировых заблуждений, мы должны думать по-народному, о народе и его подлинных вождях.
Вот горькая правда великолепного доклада, встреченного бурными аплодисментами.
Выступление Гитлера («Немецкая рабочая партия») представило вниманию слушателей
выверенные политические принципы, заслужившие горячий прием, хотя и вызвавшие возражения
со стороны многочисленных предвзятых противников. Программа «Немецкой рабочей партии» в
ключевых моментах близка к программе «Немецкой социалистической партии». В заключение
было принято единогласное решение: более двух тысяч немцев из всех трудящихся сословий,
собравшихся во вторник 24 февраля 1920 года в зале «Пивного двора», самым категорическим
образом протестуют против отправки 40 000 центнеров пшеничной муки еврейской общине. Это
недопустимо в то время, как десяти тысячам немецких тяжелобольных не хватает хлеба.
Дискуссия была очень оживленной. Собрание оставило впечатление зарождения движения,
которое при любых обстоятельствах добьется своего.
С расцветом «Немецкой рабочей партии» благодаря Гитлеру «Немецкая социалистическая
партия» всё более отступала на второй план. Юлиус Штрайхер развернул в Нюрнберге движение,
объединившее местных членов «Германского ордена», «Туле» и «Немецкой социалистической
партии», присоединив их к Гитлеру.
4 ноября 1921 года боевые отряды марксистских социалистов и коммунистов проникли на
собрание в зале мюнхенского «Пивного двора». Переполненная пивная была окружена полицией.
Полтора часа, затаив дыхание, зал слушал Гитлера. Внезапно, с гневными выкриками вскочил
человек, и, прорычав в зал: «Свобода!», швырнул в завершившего речь Гитлера пивной кружкой,
просвистевшей у самой головы фюрера. Это был сигнал к схватке. Полетели другие кружки,
загремели выстрелы, потекла кровь. Отряд штурмовиков, в то время немногочисленный, бросился
на противников, выдворяя их из зала одного за другим - те бросились бежать. Зал остался за
бледными, взмыленными, израненными штурмовиками. Организатором марксистского
террористического акта оказался господин Бюиссон, пасынок Эрхарда Ауэра, - того человека из
полицейского управления, что присвоил бумаги Зеботгендорфа. Гитлер оставался за трибуной
оратора. Поднявшийся председатель собрания Германн Эссер воскликнул: «Собрание
продолжается! Слово имеет докладчик». Подготовительная работа была завершена: первая битва
выиграна. NSDAP под руководством Гитлера перешла в наступление. Движение родилось.
Приветствие членов Общества, «Heil und Sieg!», Гитлер превратил в общее для всех немцев «Sieg
Heil!».
Газету «Народный обозреватель» фюрер сделал боевым листком национал-социалистического
движения Великой Германии.
Свастика «Туле» стала символом победной партии Гитлера.

Становление газеты «Народный обозреватель»

Участники движения сегодня часто задаются вопросом: как вышло, что у «Народного
обозревателя» такой давний год регистрации, при том, что NSDAP всего 14 лет?
Обратившись к торговому реестру, на стр. 63 третьего тома мы найдем запись под номером 125:
протокол местного общего суда Мюнхена от 6 декабря 1901 года. Редактор Франц Эхер объявляет
себя собственником и издателем газеты «Мюнхенский обозреватель», выпуская ее с середины
1900 года. Регистрация и запись о внесении в реестр сделаны в один день. До внесения в реестр
«Мюнхенский обозреватель» был отраслевым органом гильдии мясников.
Следующая запись датируется 1918 годом: при посредничестве адвоката д-ра Георга Гаубатца
издательство и газета «Мюнхенский обозреватель» были выкуплены у вдовы Франца Эхера.
Основание новых газет в то время не допускалось, что обосновывалось дефицитом бумаги. В
качестве владелицы издательства была зарегистрирована сестра «Германского ордена» фройляйн
Кетэ Бирбаумер. Запись от 31 июля 1918 года кратко сообщает: «Франц Эхер, умерший 22 июня,
оставил единственной наследницей вдову, которая продала издательство фройляйн Кетэ
Бирбаумер».
14 сентября 1918 года: «Госпожа Эхер, лично предъявившая свидетельство о праве на
наследство, подтвердила продажу издательства фройляйн Кетэ Бирбаумер, проживающей в Бад-
Айблинге на Паркштрассе, 335».
17 сентября 1918 года: «Фройляйн Кетэ Бирбаумер, удостоверив свою личность паспортом,
расписывается во владении издательством “Франц Эхер и наследники»».
«Обозреватель» на момент покупки имел всего двух подписчиков. Ответственным редактором
первого номера, вышедшего 1 июля 1918 года, значится Рудольф фон Зеботтендорф. В марте 1919
года Зеботтендорф принял в редакцию писателя Ганса Георга Мюллера, и № 17 от 24 мая был
подписан в печать уже им
После изгнания правительства советов и восстановления порядка, в мае 1919 года Зеботтендорф
полностью отделил «Обозреватель» от «Туле». На Тиршштрассе, где издательство находится и
поныне, Грассингер снял помещение в подвальном этаже (бывший трактир павильона
«Ганзейский дом»66). Отт взял на себя коммерческое управление издательством. Лафорсу достался
отдел объявлений.
В марте 1919 года Зеботтендорф, в поисках красноречивого рабочего, способного представлять
движение, познакомился с пекарем Максом Зессельманном. Перед отъездом Зеботтендорфа дела
издательства были урегулированы следующей записью от 15 июля 1919 года:
Фройляйн Кетэ Бирбаумер сообщает, что передает коллективную генеральную доверенность
проживающим в Мюнхене господам Гансу Георгу Мюллеру, Вильгельму Лафорсу, Максу
Зессельманну, Иоганну Отту.
9 августа 1919 года в день выхода №34 «Мюнхенского обозревателя» некоторая часть тиража
вышла уже под заголовком «Народный обозреватель».
Как оказалось позднее, доверие к Зессельманну и Мюллеру было ошибкой. Их работа и
отношение к сотрудникам не соответствовали ожиданиям как Зеботтендорфа, так и владелицы
издания, фройляйн Бирбаумер. Начались трения. С целью устранения фройляйн Бирбаумер,
сочинили небылицу о ее якобы еврейском происхождении, распускали слухи о Зеботтендорфе и
его «еврейской подруге». Ужаснее всего, что эту подлейшую клевету распространяли
соотечественники. Возобновилась травля и самого Зеботтендорфа: в заверенных советником
юстиции д-ром Фёрстом копиях множилась статья «Странные истории», распространившись по
всей Германии, в том числе и в народнических кругах. Источник статьи указан не был, так что ей
верили. Фройляйн Бирбаумер пришлось покинуть Мюнхен.
Зессельманн, теперь возглавляющий издательство, неоднократно вынужден был ехать за
деньгами в Констанцу к Зеботтендорфу. В конце концов, стало ясно: слишком много денег
приходиться тратить на судебные процессы, в которые редактор оказывается втянутым из-за
документов, оформленных ненадлежащим образом.
Чтобы разрешить ситуацию и исключить лишних людей, Зеботтендорф вызвал в Констанцу свою
сестру, госпожу Дору Кунце, и фройляйн Кетэ Бирбаумер. 30 сентября 1919 года уполномоченным
нотариусом издательство «Франц Эхер и наследники» было преобразовано в общество с
ограниченной ответственностью. После внесения в реестр 17 декабря 1920 года, все
имущественные права, кроме долей фройляйн Бирбаумер и госпожи Кунце, приобрел Антон
Дрекслер.
Начиная с № 63 от И августа 1921 года руководителем газеты «Народный обозреватель»
становится Дитрих Эккарт.
Запись регистрационной палаты местного общего суда Мюнхена от 16 ноября 1921 года
объявляет удостоверившего свою личность паспортом Адольфа Гитлера, проживающего на
Тиршштрассе, 15, собственником всего имущества газеты в качестве председателя «Национал-
социалистической немецкой рабочей партии». Гитлер назначил Йозефа Пикля управляющим
делами. Макс Аманн, руководивший в то время издательством, теперь - генеральный директор
партийного издательства.

«Туле» в отсутствие основателя и обновление Общества

Письмо Иоганна Геринга, датированное 1926 годом, полученное Зеботгендорфом в Стамбуле,
проясняет дальнейшую судьбу «Туле»:
Как Вы вероятно помните, после ухода Дана я долгое время был председателем «Туле». Позже
передал пост профессору Бауэру, ставшему образцовым председателем, не только выступавшим с
продуманными литературными и политическими лекциями, но и умеющим привлечь отличных
ораторов и замечательных сотрудников.
66
«Hansahaus».
 Бауэр - достойный политический деятель, заслуживший депутатский мандат от развивающейся
немецкой националистической партии. Под его руководством оживились связи с обществом:
устраивались концертные вечера, поэтические выступления, дважды состоялись театральные
представления.
...На место Бауэра пришел привлеченный Вами в «Туле» Макс Зесселъманн, также ставший
депутатом ландтага. Но для «Туле» у него было недостаточно времени.
Кроме того, нас выгнали из наших помещений, и после нескольких мероприятий в отеле
«Франконский двор»67 Общество закрылось. После того мы собирались лишь дважды: на
торжественном мероприятии 30 апреля в гимназии Литпольда и на возложении венков к могилам
на Праздник всех святых - экономический советник Бухерер прислал венки с черно-бело-
красными лентами для могил на Лесном и Западном кладбищах... Деби еще какое-то время был
вторым председателем...
Еще лишь однажды в Обществе «Туле» закипела напряженная работа, когда 9 ноября 1923 года
NSDAP потерпела крушение68. Под руководством Филера, сегодняшнего обербургомистра
Мюнхена, большинство членов партии вошли в Общество, чтобы продолжать вести пропаганду.
Вернувшийся из Ландсберга Гитлер вновь собрал людей вокруг себя.
В 1925 году «Туле» еще насчитывало 25 членов. Зессельманн внес изменения в устав, устраняя
принцип вождизма. В 1926 году в Обществе оставались лишь пятеро. Когда несколько позднее
регистрационный суд назначил Зессельманну штраф за непредставление отчета по нескольким
годам, Зессельманн и второй председатель Вагнер сообщили, что в «Туле» больше нет ни одного
члена. Распоряжением регистрационного суда от июня 1930 года Общество «Туле» было
распущено.
В последние годы прекратились и торжественные мероприятия «Туле» в гимназии Литпольда.
Всё же, в 1933 году 75 прежних членов «Туле» собрались во дворе собора, чтобы
поприветствовать бывшего магистра. Было решено возродить «Туле» и отменить
регистрационную запись о роспуске Общества.
Под председательством назначенного судом управляющего, советника юстиции д-ра Гаубатца,
состоялось всеобщее собрание, на котором Зеботтендорф вновь был избран руководителем, а
инженер Риманн - его заместителем. Кроме того, внесением изменений в устав был восстановлен
принцип вождизма.
Благодаря любезности братьев Вальтершпиль, владельцев гостиницы «Четыре времени года»,
Зеботтендорф вернул Обществу его исторические помещения: 9 сентября 1933 года состоялось
празднование 15-летней годовщины основания. Открыл заседание артист императорских театров,
брат «Туле» Макс Байрхаммер, Зеботтендорф выступил с торжественной речью. Профессор
Штемпке зачитал забавные отрывки старых документов «Туле», среди прочего - письмо
Зеботгендорфа к школьному советнику Ромедеру от 1920 года, в котором первый заявлял, что
вернется в Мюнхен не раньше, чем поднятая на знамена свастика оповестит о победе движения в
Германии. Профессор Штемпке впервые предложил воздвигнуть в Мюнхене достойный мемориал
первым жертвам пробуждавшейся Германии. Господин Филер, обербургомистр и почетный член
Общества «Туле», предложение принял.
31 октября 1933 года в канун Праздника всех святых, Общество «Туле» организовало торжество
в память о погибших. Мероприятие началось с торжественных звуков «Клятвы в верности»
Кистлера, исполненной оркестром NSDAP под управлением Георга Фестнера. Зеботтендорф
выступил с поминальной речью. Артист императорских театров Макс Байрхаммер прочел
патриотическое стихотворение «Зимней ночью» Д. фон Лилиенкрона. В заключение выступил
брат «Туле» доктор Хайнц Курц с докладом «Величие в смерти». В этот день возобновилось
издание «Вестника Туле». Печатный орган Общества выходил в мюнхенском издательстве
«Дойкула», и за 1-40 рейхсмарки в месяц его можно было выписать на любой почте.
На Праздник всех святых члены «Туле» возложили венки на могилы в славную память о своих
погибших.
Общество «Туле» было воссоздано: каждый субботний вечер члены вновь собирались в
памятных «Четырех временах года». Позднее Зеботгендорф передал руководство Обществом

67
«Fränkischen Hof».
68
Провал «Пивного путча», арест и тюремное заключение Гитлера и прочих лидеров партии - прим. ред.
брату Францу Даннелю. Заместителем руководителя был назначен д-р Хайнц Курц, а Ганс Георг
Грассингер - руководителем пропаганды.
Как поет Вала, что требуется от каждого?
Почитай божественное! Избегай низкого! Люби братьев!
Защищай Отечество! Будь достоин своих предков!

www.nordlux.org
vk.com/ex_nord_lux
shop@nordlux.org

Данная книга - почти единственный источник как по биографии самого Зеботтендорфа, так и по
истории общества «Туле» и «Германского ордена». Написанная в стиле личного дневника, она
подкреплена вырезками из прессы тех времен, публикациями правительственных заявлений и
рядом других документов. Не без иронии описанные злоключения народнического подполья в
занятом советским правительством Мюнхене: обыски, аресты, убийства - позволяют ощутить дух
тревожной эпохи, изнутри раскрывая недолгую и кровавую историю Баварской советской
республики.