Download ebook pdf of Полковник Грулёв 1St Edition Крылов Евгений Андреевич full chapter

■■■■■■■■■ ■■■■■■ 1st Edition
■■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■■■■■■

Visit to download the full and correct content document:
https://ebookstep.com/download/ebook-43092558/
More products digital (pdf, epub, mobi) instant
download maybe you interests ...
Aula Internacional Plus 4 B2 1 1st Edition Difusión
https://ebookstep.com/product/aula-internacional-plus-4-b2-1-1st-
edition-difusion/
Edito B2 4e édition 4th Edition Myriam Abou-Samra
https://ebookstep.com/product/edito-b2-4e-edition-4th-edition-
myriam-abou-samra/
L eredità B1 B2 Primi Racconti 1st Edition Luisa Brisi
https://ebookstep.com/product/l-eredita-b1-b2-primi-racconti-1st-
edition-luisa-brisi/
Ritorno alle origini B1 B2 Primi Racconti 1st Edition

Valentina Mapelli
https://ebookstep.com/product/ritorno-alle-origini-b1-b2-primi-
racconti-1st-edition-valentina-mapelli/
1000 Questions 1000 Answers angol középfok B2 Némethné
Hock Ildikó
https://ebookstep.com/product/1000-questions-1000-answers-angol-
kozepfok-b2-nemethne-hock-ildiko/
Nagy Origó nyelvvizsgakönyv Angol középfok B2 Horváth

Miklós Zsigmond Ildikó
https://ebookstep.com/product/nagy-origo-nyelvvizsgakonyv-angol-
kozepfok-b2-horvath-miklos-zsigmond-ildiko/
■■■■■■■■■■ ■■■■ ■■■ ■■■■■■■■■■■ B1 B2 3rd Edition ■

■■■■■■■■■
https://ebookstep.com/download/ebook-29840068/
Let s Discuss It B2 1st Edition Kész Zoltán Stanley A

Ward
https://ebookstep.com/product/let-s-discuss-it-b2-1st-edition-
kesz-zoltan-stanley-a-ward/
Civilisation progressive du français B2 C1 Avancé

Corrigés 1st Edition Jacques Pécheur
https://ebookstep.com/product/civilisation-progressive-du-
francais-b2-c1-avance-corriges-1st-edition-jacques-pecheur/
Крылов Евгений Андреевич
Полковник Грулёв
вой кино
ШМК
ро
едев ы ми
др
аматурги
р
Ш
Москва
2018
УДК 821.161.1-293.7
ББК 84(2Рос=Рус) 6-6
К 85
Издание осуществлено на средства автора.

Исключительное право публикации и экранизации
принадлежит автору.
Выпуск произведения в печать и производство фильма
без письменного разрешения автора преследуется по закону.
Печатается в авторской редакции.

К 85 Полковник Грулёв. (Шедевры мировой кинодраматур-
гии). — М., 2018. — 216 с.
Литературный киносценарий «Полковник Грулёв» является художествен-

ным произведением. Киносценарий охватывает события, связанные с русско-
японской войной 1905 года.
Прочитав воспоминания полковника Грулёва М.В. «В штабах и на полях
Дальнего Востока», Санкт-Петербург, 1908 год, в главе № 7 Бенсиху-Ляоян, я
увидел превосходнейший материал для развития сюжета литературного кинос-
ценария. В этой главе полковник Грулёв указывает, что именно его полк сдержи-
вал неприятеля в течение дня и не позволил противнику перерезать железную
дорогу, по которой в тыл шли эшелоны с войсками. В этой главе полковника
Грулёва обвиняют в невыполнении приказа, исходящего от вышестоящего
по должности лица. Я позволил себе вольное художественное сочинение, ос-
новываясь на исторических фактах. Я описал финал мукденовского побои-
ща — отступления по мандаринской дороге на Телин. В сражении под Мукде-
ном Российская армия понесла тяжёлые потери. С точки зрения художествен-
ности и коммерческого потенциала шансы у киносценария «Полковник Грулёв»
велики. В нём есть оригинальная идея. Я являюсь соавтором песни «Катюша».
В своих воспоминаниях полковник Грулёв пишет правду о трагических
днях забытой войны. Войны, в которой Российская армия потеряла двести ты-
сяч солдат и офицеров, офицерский корпус действовал весьма успешно, бле-
стяще.
Пятое переиздание, дополненное и переработанное.
ISBN 978-5-9906249-3-1
© Е.А. Крылов, 2018
Я посвящаю эту книгу героям,
павшим в забытой войне
1904—1905 годов
Об авторе

Родился в 1954 году в Тверской области.
Вырос в Москве. Окончил среднюю вечернюю школу,
профессионально-техническое училище.
Это третья крупная работа в области кинодраматургии.
Предыдущие крупные киносценарии также относятся к

исторической теме. Это и «Великокняжая корона» о борь-
бе за великое княжение в начале XIV века между Тверью и
Москвой, и «Освобождение Иерусалима».
В любом историческом киносценарии есть документаль-
ные факты, а вот как автор интерпретирует эти факты в ху-
дожественном произведении, зависит от его мастерства.
Глава 1
Санкт-Петербург. 1903 год. Квартира четы Грулёвых.
В комнате овальный стол и четыре венских стула. В углу
на тумбочке статуя. Рядом шкаф. На окнах белые шелковые
шторы. На стене механические часы. Красные обои — лилия в
ромбе. На стене висит картина. Рядом книжный шкаф. На пол-
ках книги. Около двери на стене висит канделябр. На кухне ке-
рамическая белая плитка. На столе таз для мытья посуды. Над
столом висит сковородка. На круглом столе на медном подносе
стоит самовар. Большая люстра на лампадном масле освещает
кухню. В другой комнате стоит рояль, маленький стол с двумя
креслами, в углу — сервант. На серванте ваза с цветами. В сер-
ванте посуда из хрусталя и фарфора. В спальне две железные
убранные кровати стоят рядом. Зеркало на тумбочке из красно-
го дерева, рядом кресло. На большой тумбочке стоит дамская
шкатулка. Рядом подсвечники. Из спальни через дверь кабинет
полковника Грулёва.
Полковник Грулёв в домашнем халате читает только что
принесенную почтальоном газету. Газеты лежат на большом
письменном столе, за которым сидит полковник.
Большое арочное окно освещает комнату.
Раздается звонок. Полковник отрывается от чтения. Из
противоположной комнаты выходит супруга полковника —
Зоя, молодая женщина тридцати пяти лет.
Она подходит к входной двери с массивными ручками и
открывает ее. Перед ней предстают два солидных господина
в возрасте.
— Извините за беспокойство, мадам, мы к господину Гру-
лёву по срочному делу, всего на несколько минут, — говорит
тот, что постарше.
— Извините, господа, мой муж прием на дому не ведет, а
адвокат Грулёв этажом выше, — говорит Зоя и хочет закрыть
дверь.
— Одну минуточку, мадам. Ваш муж — офицер Грулёв
Михаил Владимирович, — говорит все тот же господин.
5
Крылов Е.А.
— Да, — отвечает Зоя.

— Мы именно к нему, — подключается к разговору второй
господин.
— В таком случае, господа, приходите к нему в полк. Ка-
зармы полка находятся на Васильевском острове, — коротко
отвечает Зоя.
— Почему в казармы? Как нам известно, полковник Миха-
ил Владимирович Грулёв служит в генеральном штабе царской
армии, — удивленно говорит старший из них.
— Служил, теперь получил назначение командиром полка.
Так что, господа, приходите к нему на службу и решайте все
вопросы там. Странно, господа, кто вам дал адрес господина
полковника? — спрашивает Зоя.
— Господин полковник знает кто. Передайте ему только
одно слово «Режица», — вежливо говорит незнакомец.
— Хорошо, я передам, а там как он решит, — произносит
Зоя и закрывает дверь.
Зоя подходит к кабинету супруга, открывая дверь, говорит:
— Мишель, пришли каких-то два странных типа, передали
тебе слово «Режица», это что — пароль?
— Похоже, что эти незванные гости из далекого прошлого.
Зоя, впусти их, — просит полковник Грулёв.
— Хорошо, Мишель, но я не могу понять, что им нужно от
благонадёжного престолу офицера?! — говорит Зоя.
—Ты догадалась, кто они? —протягивает полковник Гру-
лёв.
— Похожи на журналистов. Связь с ними нежелательна,
прошу тебя, Мишель, порви с ними, — говорит Зоя и идет от-
крывать дверь.
Полковник встает из-за стола и подходит к окну. Стук
в дверь.
— Войдите, — приглашает полковник Грулёв.
В комнату входят два незнакомца.
— Здравствуйте, — говорит тот, что постарше.
— Здравствуйте, — отвечает полковник.
6
— Позвольте представиться, Иосиф Давидович Рабино-

вич — член социалистической партии. Этого господина зовут
Ефим Янович Грановский, — говорит господин Рабинович.
— Полковник Грулёв Михаил Владимирович. Прошу, гос
пода, присесть на диван.
Полковник показывает рукой на диван, который стоит воз-
ле стены. Сам садится за стол. Гости присаживаются на диван.
— Чем обязан, господа, столь неожиданному визиту? —
спрашивает полковник Грулёв.
— Не волнуйтесь, Михаил Владимирович, речь о политике
не пойдет, — успокаивает полковника господин Рабинович.
— Господа, я принял вас только потому, что вы назвали го-
род моего детства. Я думаю, что вы пришли ко мне по вопросу,
каким-то образом связанному с моими родственниками или я
ошибаюсь? — спрашивает полковник Грулев.
— Я, муж вашей двоюродной сестры Наины. Адрес мы
взяли у вашей родной сестры Исвирь. У нас беда, и кроме вас
нам некому помочь в Санкт-Петербурге, — волнуясь, говорит
господин Грановский и делает минутную паузу.
— Мою дочь, полиция решила выслать из Санкт-
Петербурга. Ваша племянница — талантливая музыкантша,
учится в консерватории. У нее закончился срок действия гу-
бернского паспорта. Саре осталось доучиться всего год, а
пристав ни в какую: «Закон Российской Империи нужно ува-
жать!», и вынес вердикт — высылка на родину, то есть в Режи-
цу, — тяжело вздыхает господин Грановский.
— Исвирь переписывается с Наиной? — спрашивает пол-
ковник Грулев.
— Да, господин полковник, они дружили и дружат до сих
пор, несмотря на то что живут в разных городах, — утверди-
тельно отвечает господин Грановский.
— Губернский паспорт можно продлить. Вам надо поехать
в Витебск с прошением к губернатору. Я не вижу здесь про-
блем, — говорит полковник Грулёв.
— Дело в том, что в Витебске сейчас новый губернатор,
известный юдофоб. Он может продлить Саре губернский
7
Крылов Е.А.
паспорт только в том случае, если Сара примет христиан-

ство, — вздыхает господин Грановский.
— Многие евреи приняли христианство, чтобы получить
образование, устроится в Санкт-Петербурге. Таковы законы
Российской Империи, с этим надо считаться, — говорит пол-
ковник Грулёв.
— Я говорил об этом Саре, но она очень религиозна, не-
смотря на свою молодость. А как она играет на фортепьяно,
да и скрипкой отменно владеет, — тяжело вздыхает господин
Грановский.
— Ей предписание о высылке выдала городская полиция
или департамент полиции? — интересуется полковник Грулёв.
— Городская, — с надеждой отвечает господин Гранов-
ский.
— Завтра в двенадцать часов я пойду к градоначальнику на
прием, попытаюсь помочь, — говорит полковник Грулёв.
— Одна надежда на вас, — выдавливает из себя господин
Грановский.
— Где сейчас Сара? — спрашивает полковник Грулёв.
— Мы прячем ее в надежном месте, если ваш поход к гра-
доначальнику окажется бесполезным, ей придется уехать в
Америку, а жаль, здесь преподаватели хорошие, и стоимость
обучения намного дешевле, — говорит господин Грановский.
— Губернатор Фулон — человек пожилой и не такой жест-
кий как предыдущий губернатор, так что луч надежды есть.
Дайте мне адрес, куда бы я мог приехать в случае положитель-
ного исхода дела, — говорит полковник.
— Пожалуйста, вот визитка.
Господин Рабинович достает визитку из кармана пиджака и
протягивает полковнику. Полковник берет ее и кладет на стол.
— Да, вот ещё что, более ко мне не приходите. Я не желаю
иметь дело с полицией. Надеюсь, что вы меня понимаете, —
сказал полковник Грулёв.
— Да, конечно. Чтобы приехать к вам, мы сменили два эки-
пажа, долго ездили по окраинам Санкт-Петербурга и, только
тогда, когда убедились, что за нами нет слежки, приехали к
8
вам. Мы прекрасно понимаем, что малейшее недоразумение,

связанное с нами и с вами, может повлиять на вашу военную
карьеру. И ни в коем случае не допустим этого и не дадим по-
лиции ни малейшего повода по отношению к вам. Политиче-
ские события, которые надвигаются, могут принести народу,
то есть народам Российской империи свободу, пусть иллюзор-
ную, но все-таки свободу, — вдохновенно произнес господин
Рабинович.
— Политика — это не для меня. Перед вами полковник
императорской армии, который своим трудом и знанием вы-
бился из низов. Вы прекрасно осведомлены из каких низов я
вышел в люди. В царской империи неплохие законы, которые
надо улучшать и изменять эволюционным путем, а не рево-
люционным. Этот путь труден, но он необратим и дворянское
сословие это понимает, — возразил полковник Грулёв.
— Часть дворянства, Михаил Владимирович, только про-
грессивная часть, так сказать интеллигенция и еже с ними.
Остальные не хотят понимать, что наступил двадцатый век.
Читают «Вишнёвый сад» и не хотят понимать. Немецкие со-
циалисты сообщили нам, что японский флот всю зиму 1903
года провёл в открытом море, производя манёвры и практи-
ческие стрельбы. На английских верфях построены военные
корабли с учётом новейших достижений в военном корабле-
строении, — проинформировал господина полковника госпо-
дин Рабинович.
— Эта информация устарела, государь об этом уведомлён,
и, надеюсь, примет соответствующие меры, а сейчас, господа,
прошу меня извинить, служба превыше всего. Я не распола-
гаю более временем, — говорит он и встает.
Затем проходит к двери комнаты и открывает ее:
— Прошу, господа.
Гости выходят в коридор квартиры. Полковник подходит к
входной двери квартиры. открывает ее и произносит:
— В понедельник непременно буду у Вас.
— До свидания, — говорит господин Рабинович и одевает
шляпу.
9
Крылов Е.А.
— До свидания, — прощается полковник.

— До свидания, Михаил Владимирович, — говорит госпо-
дин Грановский и одевает шляпу.
— До свидания, Ефим Янович, — произносит полковник и
закрывает за гостями входную дверь с золочеными металличе-
скими ручками.
Слышен голос Зои из кухни:
— Мишель, ты будешь чай?
— С удовольствием, во рту пересохло от воспоминаний
давно минувших лет, — отзывается полковник и проходит в
кухню.
— Что им было надо, Мишель? — спрашивает Зоя.
— Помощь, — говорит полковник и садится за стол.
— И ты решил оказать помощь бедным родственникам? —
произносит Зоя и подвигает чашечку с блюдцем и сахарницу с
ложечкой супругу.
— Дочь моей двоюродной сестры оказалась в затрудни-
тельном положении. Я должен помочь ей. Наши матери были
родные сестры, а память о матери для меня священна. Сколько
лет прошло, и вот он, звонок из прошлого, — задумчиво гово-
рит полковник.
Он берет ложечкой сахарный песок, кладет его в чай и раз-
мешивает. Слышен звон серебряной ложечки о фарфор.
Глава 2
Ноябрь 1903 года. Северная Маньчжурия. Харбин. Глав-
ное интендантское управление маньчжурской армии. 3ал. 3а
большим дубовым столом сидит генерал-лейтенант Феликс
Яковлевич Ростковский. На столе мраморная чернильница с
ручкой, которая стояла в стеклянном пузырьке, наполненном
чёрными чернилами. Позади генерал-лейтенанта на ровной,
белого цвета стене, висит портрет государя-императора Нико-
лая Второго. Главный интендант армии читает ведомственные
дела.
10
Входит подпоручик Краснопольский и докладывает:

— Ваше Высокопревосходительство, пришёл Николай
Иванович Тифонтай.
Генерал-лейтенант закрывает папку со сводками по снаб-
жению и произносит:
— Проси.
Подпоручик повернулся и вышел. Генерал-лейтенант вста-
ет из-за стола и обходит его. Дверь открывается, в зал входит
крупный предприниматель Цзи Фэнтай.
— Здравствуйте, дорогой Николай Иванович, рад вас ви-
деть, я как раз просматриваю документацию по снабжению
маньчжурской армии. Какие новости? — интересуется гене-
рал.
— Здравия желаю, Феликс Яковлевич. Почти все, когда
начинают со мной разговор, спрашивают у меня новости. Не-
ужели я похож на журналиста? — широко улыбается Николай
Иванович Тифонтай.
Высокий подтянутый генерал-лейтенант Ростковский в
ладно скроенном мундире с золотыми эполетами и низенький,
хорошо упитанный, в синем шёлковом халате с жёлтыми дра-
конами, Тифонтай стоят в центре зала.
— Ну что вы, Николай Иванович, вы похожи на капитали-
ста. Многие знают, что ваши капиталы разбросаны по всему
Дальнему Востоку, Сибири и в Китае, потому и спрашивают.
Сегодня вы здесь, завтра там. В каждом крупном городе у вас
есть дом. А вы, оказывается, Николай Иванович, многожё-
нец, — шутливо произносит генерал-лейтенант.
— Я буддист. В каждом городе где расположении мои кон-
торы, я выбираю молодую женщину из бедных, не для того,
чтобы с ней развлекаться, а для того чтобы после работы отдо-
хнуть. Построив дом, приобретя всё необходимое для жизни,
я избавил её от страданий. Она благодарна мне, что я избавил
её от страданий и лишений, которые преследовали несчаст-
ную, — мягко говорит Тифонтай.
— Вы читали записки о правилах благопристойности? —
любопытствует генерал-лейтенант.
11
Крылов Е.А.
— Конфуций подчёркивал значение морального порядка и

соблюдения традиций патриархальной семьи, а также обще-
ственных отношений, основанных на авторитете старшего, по-
слушании и взаимном уважении, — показывает начитанность
Тифонтай.
— Нет плохих народов, есть плохие люди. Прошу, Нико-
лай Иванович, присаживайтесь, —генерал-лейтенант показал
рукой на стул.
Тифонтай сел на обитый чёрной кожей стул. Ростковский
обошел стол и опустился в кресло.
— Феликс Яковлевич, хочу у вас спросить? — говорит Ти-
фонтай.
— Спрашивайте, мой друг, если знаю отвечу, — диплома-
тично отвечает генерал-лейтенант.
— Почему русское военное командование обеспечение
продовольствием войска считает делом второстепенным? —
задаёт вопрос Тифонтай.
— В русской армии обеспечение продовольствием войска
всегда считалось делом второстепенным. На заготовку продо-
вольствия и фуража всегда выделялись ассигнований меньше,
чем требовалось, но почему вас, Николай Иванович, это беспо-
коит? Вы наш партнёр, мы довольны сотрудничеством с вами,
или у вас появился конкурент? Не может быть! Кто осмелился
бросить вызов вам, — теряется в догадках генерал-лейтенант.
— В воздухе пахнет грозой, из верных источников, хочу че-
рез вас, Феликс Яковлевич, донести до наместника на дальнем
Востоке, что японский флот в феврале тысяча девятьсот чет-
вёртого года нападёт на российскую эскадру на рейде Порт-
Артура. В какой день — неизвестно, а это означает начало бое-
вых действий на море и на суше. Безусловно, мне не составило
бы труда зайти к Евгению Ивановичу в Порт-Артуре, но я хо-
тел бы, чтоб это сделал военный человек, а мой лучший друг
в армии это вы, Феликс Яковлевич. Ко мне иногда приходит
интересная мысль: ”Если бы Россия и Китай были бы вместе,
то им ничего не было бы страшно”, — произносит Тифонтай.
12
— Я с вами, Николай Иванович, полностью согласен, но

окружение Государя думает иначе. Однако, этой новостью о
войне вы меня огорошили. Напряжение есть, но не до такой
степени, чтобы воевать. Боюсь, что Евгений Иванович не по-
верит, даже если я назову ваше имя как источник информации.
Наместник отказывается верить, что Япония начнёт войну. Ви-
це-адмирал не верит, а я верю, что Япония может начать войну
без объявления по дипломатической линии. На днях я поеду
в Порт-Артур и доложу наместнику о надвигающейся войне.
Ведь я имею запасы, рассчитанные на небольшое количество
солдат, всего на восемь-девять месяцев. В случае войны, а это
мобилизация резервистов из Сибирского и Приамурского во-
енного округа, продовольствие быстро израсходуется на них.
Николай Иванович, ваш источник действительно имеет надёж-
ные сведения?— спрашивает генерал-лейтенант.
— Да, Феликс Яковлевич, самые точные, — отвечает Ти-
фонтай.
— Если Япония начнет войну, то нам потребуется миллио-
ны пудов ржи, овса, сотни тысяч пудов муки, да, вы, Николай
Иванович сказочно обогатитесь, — произносит генерал-лей-
тенант.
— Или сказочно разорюсь. В Алтайском, в Приамурском
округе, а также в Томске, я скупаю рожь, муку, овёс и постав-
ляю в армию. В мирное время армия со мной расплачивается,
а будет ли она расплачиваться в военное. Придётся мне за свой
счёт поставлять продовольствие. С вами я нажил миллионное
состояние, с вами и спущу, — печально произносит Тифонтай.
— Может быть, Япония пойдёт на попятную, не стоит рас-
страиваться, Николай Иванович, раньше времени, — успокаи-
вает Тифонтая генерал-лейтенант.
— Не пойдёт. Японская армия знает, за что она будет во-
евать. Поэтому, пока есть время, я предлагаю организовать
сеть тайных агентов по всей Маньчжурии. Для этого надо три
миллиона рублей. У меня везде есть надёжные люди, которые
в мгновение ока превратятся в тайных агентов, но им надо пла-
тить. Япония денег на разведку не жалеет. В Инкоу японцами
13
Крылов Е.А.
организована разведшкола. Мой человек обучается в ней. В

одном из посещений портового кабака, он услышал разговор
японских военных моряков, что будет нападение на русскую
эскадру на рейде Порт-Артура в феврале тысяча девятьсот чет-
вертого года. Услышав эту важную информацию, мой агент по-
кинул разведшколу и прибыл в Харбин, — говорит Тифонтай.
— Ваш агент — образованный человек, раз знает японский
язык, — делает комплемент Тифонтаю генерал-лейтенант.
— У него мать японка, отец китаец, вот откуда знание япон-
ского языка, — поясняет Тифонтай.
— Ваше предложение, Николай Иванович, заслуживает
внимания, но методы разведки в армиях мира разные. Как
только армейские офицеры услышат про тайных агентов, сра-
зу заявят, что разведкой должны заниматься жандармы. Отсю-
да и презрительно-пренебрежительное отношение к ведению
разведки с помощью тайных агентов, слишком много тайного
было в прошлом веке в Санкт-Петербурге: тайная полиция,
тайное общество, тайные агенты, а они были всюду, в каждом
департаменте, в каждом министерстве, в комитетах, в штабах
и так далее. Им кажется, что доносить это постыдное дело.
Одно дело доносить на своего, но совершенно другое доно-
сить на врага о его коварных замыслах. Работа тайного аген-
та в тылу врага очень рискованная и ответственная, но наших
армейских офицеров трудно в этом переубедить. Если у нас и
создадут разведотдел, то возглавит его, безусловно, полицей-
ский чин, однако я не исключаю участие некоторых армейских
офицеров в работе разведотдела. Испытанный метод разведки
в русской армии — это лихой казак на быстром коне, с острой
шашкой и метким глазом. Увы, полевая разведка была и будет.
Тайных агентов, работающих на русскую армию, японцы ло-
вить не будут. Они издадут указ о том, что во время боевых
действий китайцам будет запрещено покидать свои деревни и
города, где они проживают. Нарушителям этого закона будет
грозить казнь на месте без суда и следствия. И таким образом
связь между агентами лёгко прервётся, — произносит генерал-
лейтенант.
14
— Возможно, но связь между коммерсантами никогда, —

возражает Тифонтай.
— Я попытаюсь донести до Евгения Ивановича ваше пред-
ложение, а там как выйдет, — произносит Феликс Яковлевич
и встаёт из-за стола.
Поднялся и Тифонтай.
Генерал-лейтенат обошёл стол:
— У меня к вам большая просьба: везите всё, что у вас
есть, деньги получите сразу, а сейчас у меня столько дел, да вы
и сами видите, — генерал показывает рукой на стол, на кото-
ром лежат кипы документов.
— Такая уж у нас работа: читать и считать, — улыбается
Тифонтай.
Они подходят к двери.
— До свидания, Николай Иванович, — прощается генерал-
лейтенант.
— До свидания, Феликс Яковлевич, — произносит Тифон-
тай, и они пожимают руки.
Тифонтай поворачивается и выходит, закрывая за собой
инкрустированную дверь.
Глава 3
Синее небо. Звучит колокольный звон. Из церкви с откры-
той головой, держа фуражку в руках, выходит полковник Гру-
лёв. Он спускается по ступеням, поворачивается лицом к церк-
ви крестится и одевает фуражку. Увидев, извозчика, полковник
подает ему знак. Подъезжает извозчик.
— К дому губернатора, — говорит полковник и садится в
пролетку.
— Будет исполнено, господин офицер, — говорит извоз-
чик.
Пролетка трогается с места. Мелькают нарядные дома
Санкт-Петербурга. Полковник Грулёв сидит с задумчивым ли-
цом.
15
Крылов Е.А.
Пролетка подъезжает к подъезду здания, в котором распо-

лагается губернатор и администрация города. Полковник схо-
дит с пролетки и говорит извозчику:
— Жди.
Он направляется к входу. Открывает дверь и входит в ве-
стибюль. Из-за стола выходит дежурный офицер.
— Командир 11-го Псковского полка — полковник Грулёв.
Мне нужно срочно попасть на прием к губернатору, — обра-
щается к дежурному офицеру полковник.
— Присядьте на скамейку, я доложу о вас, — говорит де-
журный офицер и удаляется.
Полковник садится на скамейку возле стены, оглядывает-
ся: охрана на входе, гардеробщик в раздевалке, механические
часы на стене. Полковник снимает фуражку. В это время воз-
вращается дежурный офицер.
— Вас примут, сдайте фуражку в гардероб, — говорит он.
Полковник встает, подходит к гардеробу, отдает фуражку,
взамен получает жетон. Затем подходит обратно к скамейке и
садится.
По лестнице спускаются чиновники и выходят на улицу.
Идет время, тикают часы. Входная дверь открывается, вхо-
дит полицейский чин. Дежурный офицер вскакивает и отдает
честь.
Офицер полиции отдает честь, бросает мимолётный взгляд
на армейского офицера, поднимается по лестнице. Наконец,
появляется секретарь губернатора и объявляет:
— Полковник Грулев.
Полковник встает.
— Прошу следовать за мной.
Полковник следует за секретарем. Офицер и чиновник под-
нимаются по мраморной лестнице. Пройдя по коридору, они
останавливаются у больших резных дверей, секретарь откры-
вает дверь и приглашает войти:
— Прошу пройти, господин полковник.
Полковник входит в просторный зал. Дверь за ним закры-
вается. За столом у окна сидит губернатор Фулон.
16
— Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство! —

здоровается полковник Грулёв.
— Здравствуйте, господин полковник, присаживайтесь, —
вставая, отвечает губернатор.
Полковник проходит через весь зал и садится на стул с вы-
сокой спинкой. Сели и губернатор.
— Ваш полк произвёл на меня неизгладимое впечатление.
Я немец, и когда звучит немецкий марш, моя душа парит. Треу-
гольник, ксилофон придают маршу магическое звучание. Кто
начальник оркестра? — спрашивает губернатор.
— Подпоручик Штакельберг, — отвечает полковник Гру-
лёв.
— Не родственник ли генералу? — осведомляется губер-
натор.
— Однофамилец, ваше превосходительство, — отвечает
полковник Грулёв.
— Господин полковник, вы не возражаете, если я переведу
вашего капельмейстера в столичный военный оркестр, а к вам
пришлю капельмейстера Хромова? — спрашивает губернатор.
— Не возражаю, ваше превосходительство, — отвечает
— Капельмейстер Хромов серая посредственность, а ка-
пельмейстер Штакельберг — виртуоз, я-то знаю толк в воен-
ной музыке, поверьте. Приказ о переводе подпоручика Шта-
кельберга в столичный оркестр, а также на себя, привезет
капельмейстер Хромов, — произносит губернатор.
— Главный инспектор столичного гарнизона генерал-майор
Столица Федор Иванович предложил к осмотру именно ваш
полк и не ошибся, — говорит довольный губернатор Фулон.
— Так значит главный инспектор и здесь руку прило-
жил? — осторожно задает вопрос полковник Грулёв.
— Господин полковник, скоро война. В Санкт-Петербурге
социалисты развернули революционную агитацию, а меня это
больше беспокоит, чем война за рынки. Военная музыка успо-
каивает мои нервы, когда маршируют солдаты, я чувствую
себя в своей тарелке.
17
Крылов Е.А.
Вот я и попросил Федора Ивановича устроить праздник

души моей. Как вам удалось так блестяще подготовить полк к
строевому смотру? — интересуется губернатор Фулон.
— Ваше превосходительство, это не моя заслуга. Я в полку
недавно. Полк муштровал командир первого батальона под-
полковник Маркус, — отвечает полковник Грулёв.
— Молодец, передайте ему мою устную благодарность.
Япония, что за страна? В нашей прессе о ней мало пишут. Мо-
жет быть вы, господин полковник, что-то знаете, — спрашива-
ет губернатор Фулон.
— Я был в Японии в августе тысяча восемьсот девяносто
пятого года. Писал отчет о вооруженных силах Японии. Япо-
ния очень серьезный противник. У них есть заводы, фабрики,
верфи, механические мастерские. Японская промышленность
за короткий срок перешла на выпуск оборонных заказов. Стро-
ительство железной дороги до Порт-Артура означает одно —
вызов Японии, и она на этот вызов обязательно ответит, потому
что считает, что Россия может напасть, когда хорошо укрепит-
ся в Порт-Артуре и в Квантуне. Если бы наше правительство
конечным пунктом железной дороги утвердила Мукден и да-
лее Маньчжурии не стало бы распространять своё влияние, то
мир на Дальнем востоке был бы обеспечен, — кратко говорит
— Перед Безобразовым, перед его волей преклонились ми-
нистр иностранных дел Ламсдорф, министр финансов Витте
и генерал-адъютант Куропаткин. У них не хватило мужество
заставить царя сделать официально выбор между собою и
Абазой, Безобразовым и Вогаком, выбор между миром и во-
йной. Из-за тех или других участков Кореи, не имеющих для
России сколько-нибудь серьёзного значения, начнётся борьба
по усилению своих сил и средств на Дальнем востоке в ущерб
нашей боевой готовности на западе и в ущерб интересам на-
родонаселения, — произносит Губернатор.
— Как пишут «Губернские ведомости» ещё в тысяча во-
семьсот девяносто седьмом году на совещании министров
в царском селе было принято решение занять Порт-Артур.
18
Один лишь министр финансов Витте высказался против этого

шага, — поддерживает мысль губернатора полковник Грулёв.
— Что у вас за дело ко мне? — неожиданно спрашивает
губернатор.
— Дело в том, что моя родственница учится в консерва-
тории и в силу определенных обстоятельств не имеет права
проживать в столице. Пристав вынес решение о высылке ее
на родину. Я пришел просить за нее, — взволнованно говорит
полковник.
— Ваш родственница — иудейка? — спрашивает губер-
натор.
— Да, Ваше Высокопревосходительство, — сознается пол-
ковник.
Губернатор молча смотрит на полковника, потом что-то со-
образив, улыбается и говорит:
— Понимаю, все прекрасно понимаю, сам был молодой.
Скажите, полковник, где вы служили до назначения на долж-
ность командира полка, — спрашивает губернатор.
— В генеральном штабе армии в Санкт-Петербурге, — от-
чеканивает полковник.
— Чин полковника получили в генеральном штабе? —
спрашивает губернатор.
— Совершенно верно, — подтверждает полковник Грулёв.
— Стало быть, вы ученик члена государственного совета
генерала от инфантерии Драгомирова Михаила Ивановича? —
предполагает губернатор.
— Совершенно верно, Ваше Высокопревосходитель-
ство, — четко произносит полковник Грулёв.
— Я с Михаилом Ивановичем состою в приятельских от-
ношениях. Да... В мирное время получить должность коман-
дира полка весьма проблематично, и вы сами знаете почему.
Как только почувствовали приближение войны — пожалуйста,
просим, вакансия свободна. Еще не объявлена война как на-
чалась импровизация в отношении командного состава в деся-
том и семнадцатом корпусах, предназначенных в Маньчжурию
в первую очередь.
19
Крылов Е.А.
В этих двух корпусах почти полностью меняется команд-

ный состав. Все эти титулованные подполковники и полковни-
ки не преминули сорвать с казны перед уходом все денежные
выдачи, которые положены при мобилизации, точно они и в
самом деле отправляются на войну. А пособия для старших
офицеров исчисляются несколькими тысячами. Об этом мне
поведал Михаил Иванович. Зачем вам должность командира
полка в предвоенное время? — спрашивает губернатор откро-
венно.
— Я служил в Сибири, на Дальнем Востоке, был в Мань-
чжурии, в Корее, в Японии. Знаю немного китайский язык.
Считаю, что мои знания необходимы в действующей армии, в
будущей войне, — произносит полковник Грулёв.
— Храбрые офицеры всегда в спросе, Наместник на Даль-
нем Востоке адмирал Алексеев в сегодняшней газете пишет,
что у нас не предвидится никакой тревоги, — отвечает губер-
натор.
— Если бы уступили Корею Японии, то действительно, не
предвиделось бы никакой тревоги в ближайшее время, но мы
Корею не уступили. Японии нужен корейский лес и она вы-
нуждена начать войну для того, чтобы строить дома, города,
деревни, промышленные здания и так далее, — умозаключает
полковник.
— А, собственно говоря, почему мы не можем пойти на-
встречу заслуженному офицеру, вы же не собираетесь идти с
иудейкой под венец, — спрашивает губернатор.
— Ни в коем случае, — отвечает полковник.
— Такая ситуация с инородками практикуется в армии. Вы
берете ее как содержанку? — спрашивает губернатор.
— Да, Ваше Высокопревосходительство, — отвечает пол-
Губернатор выдвигает ящик стола. Достает оттуда печат-
ный бланк с гербом, кладет на стол, задвигает ящик обратно и
спрашивает:
— Как зовут вашу родственницу?
— Сара Ефимовна Грановская, — отвечает полковник.
20
Губернатор берет ручку с письменного прибора и начинает

писать. Затем кладет ручку на чернильный прибор, вновь вы-
двигает ящик стола, достает оттуда печать, ставит ее на справ-
ку и убирает обратно в ящик. Ящик задвигает в стол. Берет
справку со стола и протягивает ее полковнику. Полковник бе-
рет справку.
— Пользуйтесь девицей на здоровье. Теперь она может
продолжать учебу в консерватории. А если кто из приставов
будет задавать вопросы, ты мне его фамилию и околоток, где
он служит, сообщи, я его на место быстро поставлю, — гово-
рит губернатор.
Полковник встает.
— Благодарю вас, Ваше Высокопревосходительство, честь
имею, — произносит полковник с благодарностью, отдает
честь и выходит из кабинета губернатора.
Пройдя по коридору, спускается по лестнице, подходит к
гардеробу, подает жетон гардеробщику. Тот снимает с вешал-
ки фуражку и подает полковнику. Полковник одевает фуражку
на голову и выходит на улицу. Подходит к пролетке, садится в
нее, достает из кармана кителя визитку и , протягивая ее извоз-
чику, говорит:
— Вези меня по адресу, указанному в визитке.
— Будет исполнено, господин офицер, — отвечает извоз-
чик. Трогает лошадь. Пролетка несется вперед.
Глава 4
Посольство Японии в Санкт-Петербурге. Кабинет военно-
го атташе полковника Мотодзиро Акаси. На стуле за столом в
военном мундире сидит полковник. На столе папки с бумага-
ми, чернильница, ручка, пресс-моше. С противоположной сто-
роны стола на стуле сидит человек в штатском. Это лейтенант
военной разведки Уедо Сентаро. На стене висит портрет япон-
ского Императора Мутсухито.
— Сентаро-сан, вы заметили, что за вами ведется наблюде-
ние, — спрашивает полковник Акаси.
21
Крылов Е.А.
— Да, Акаси-сан, заметил. Наблюдение ведется за мной

постоянно, но зная хорошо улицы Санкт-Петербурга и имея
быстрые ноги, я всегда оставляю русских сыщиков с носом.
Им нужно бросить курить, пить, и меньше есть, только тогда,
может быть, они за мной и успеют. Я хорошо говорю по рус-
ски и это меня всегда выручает. Уроки госпожи Сперанской не
прошли даром, — отвечает лейтенант Сентаро.
— Может быть, вам сменить улицу, район проживания? —
спрашивает полковник Акаси.
— Не вижу смысла, на Пушкинской улице живут зажиточ-
ные горожане, да и вообще, Московский район по сравнению
с другими — спокойный. В квартире напротив живет хозяин
мастерской по ремонту швейных машинок фирмы «Зингер» —
господин Цукерман. С расспросами не лезет, только «здрав-
ствуйте» и «до свидания», меня это устраивает, а на новом
месте из-за моей азиатской внешности могут быть недораз-
умения, — говорит лейтенант Сентаро.
— Вы думаете, что господин Цукерман не доносит на вас в
полицию? — спрашивает полковник Акаси.
— Я не даю ему повода для доноса, в квартиру никого не
приглашаю, кроме домработницы, — отвечает лейтенант Сен-
таро.
— Сентаро-сан, сумели-ли вы познакомиться со студента-
ми, которые по убеждению близки к социалистам? — спраши-
вает полковник Акаси.
— Как вы знаете, Акаси-сан, правительство Японии и пра-
вительство России на переговорах стоят на разных полюсах,
поэтому ректор университета вызвал каждого студента и про-
вел с ними патриотическую беседу, вокруг меня стена отчуж-
дения, но это не помешало мне выйти через одного студента,
сочувствующего революционным идеям социальной справед-
ливости на финскую оппозицию, которая подпольно суще-
ствует в Санкт-Петербурге, — говорит лейтенант Сентаро.
— Поздравляю, Сентаро-сан, — произносит полковник.
— Рано, Акаси-сан, рано, здесь в городе только первичные
ячейки социалистической партии Финляндии, то есть рабо-
22
чие — финны, которые трудятся на верфи, почти все видные

деятели финской оппозиции находятся в Стокгольме, — отве-
чает лейтенант Сентаро.
— Вы сказали — почти, значит кто-то из руководителей
финской оппозиции находится в Санкт-Петербурге? — задает
вопрос полковник Акаси.
— Этого господина зовут Конни Циллиакус, он имеет сре-
ди финских рабочих большой авторитет, личность весьма ода-
ренная, — сообщает лейтенант Сентаро.
— Вы с ним встречались? — спрашивает полковник Ака-
си.
— Да, на тайном собрании, туда привел меня один из фин-
ских рабочих, там я с ним и познакомился, — говорит лейте-
нант.
— Господин Циллиакус дал вам адрес, где вы могли бы с
ним встретиться? — спрашивает Акаси.
— Господин Циллиакус дал мне адрес в Стокгольме, а
Санкт-Петербурге он находится нелегально, рабочие прячут
его в пригороде, — говорит Сентаро. Достает из кармана сло-
женный листок бумаги и протягивает его полковнику. Полков-
ник берет листок, раскрывает и говорит:
— Хорошо, очень хорошо.
— Совершенно случайно мне удалось завербовать австрий-
ского инженера Балога-де-Галатна, работающего на Путилов-
ском заводе, — говорит лейтенант.
— Интересно, — отвечает полковник.
— Интересно было в начале, потом наступило разочаро-
вание. Сведения, которые поставлял австрийский инженер, не
являлись для нас ценными. Я предложил ему войти в контакт с
представителями оппозиции на заводе. После этого предложе-
ния инженер на связь больше не вышел, — докладывает лей-
тенант Сентаро.
— Испугался, что потеряет место на заводе. Поведение
инженера Балога-де-Галатна объяснимо, решил немного под-
заработать на промышленном шпионаже, но нас в данный мо-
мент интересует только оппозиция, которая имеет влияние на
23
Крылов Е.А.
массы. Когда начнется война с Японией — пропаганда против

войны среди рабочих промышленных центров России — наша
основная цель. Мы должны вовремя выявить недовольство ра-
бочих и направить его в нужное русло. Страх за самодержавие
заставит царя и его окружение увидеть главную опасность для
себя не в Японии, а в разрастающейся революции, — говорит
полковник Акаси.
— Акаси-сан, господин Циллиакус просит денег на изда-
ние революционных брошюр и листовок, — говорит Сентаро.
— Деньги для финской оппозиции я передам лично в Сток-
гольме, куда мы вскоре переедем. Как звучит речь господи-
на Циллиакуса перед аудиторией? — спрашивает полковник
Акаси.
— Говорит умно, взвешенно, держится достойно, заводит
рабочих с полуслова, — дает характеристику Циллиакусу лей-
тенант.
— Такой человек мне необходим. Мне предстоит активи-
зировать деятельность в Швеции и Европе по созданию бла-
гоприятной обстановки для оппозиционных революционных
российских партий, организовать конференцию в Париже с
целью объединить революционеров-социалистов, выработать
совместный план действий. Задача не из легких. Что касает-
ся вас, Сентаро-сан, вас отзывают в Маньчжурию. По данным
разведывательного отдела генерального штаба Японии ликви-
дирована крупная разветвленная сеть русской агентуры, состо-
ящая из китайцев в Маньчжурии, благодаря двойному агенту
Сю-Ван-Ю, с которым, возможно, вы встретитесь в Маньчжу-
рии. Это ваше самое ближайшее будущее. Теперь поговорим
о вашем предстоящем задании в Санкт-Петербурге. вы полу-
чили прекрасное военное образование, в ваших жилах течет
благородная кровь, у вас отличные аристократические манеры,
правильные черты лица, будто выточенные. Это задание за-
ключается в следующем: вам, Сентаро-сан, надлежит найти в
борделях Санкт-Петербурга красивую молодую неглупую жен-
щину с аристократической внешностью и завербовать ее. Забе-
рете ее к себе горничной, потом вместе с ней переправитесь в
24
Стокгольм, а оттуда в Китай. Она будет владелицей ресторана,

в том городе, где будет располагаться штаб главнокомандую-
щего войсками. От перемены мест сущность бытия не меня-
ется. Русские офицеры будут пьянствовать и в Маньчжурии.
Остается только внимательно слушать и запоминать. Этим и
будет заниматься хозяйка ресторана. Как говорится «черт не
поможет — бабу пошлет», — заключает полковник Акаси.
Выдвигает ящик стола, достает из него список элитных
борделей Санкт-Петербурга, протягивает его лейтенанту. Лей-
тенант берет список.
— Удачи вам, Сентаро-сан, — произносит Акаси.
Оба встают.
— До свидания, Акаси-сан, — говорит лейтенант и делает
поклон.
— До свидания, Сентаро-сан, — отвечает Акаси и также
делает поклон.
Лейтенант поворачивается и выходит из кабинета военного
атташе.
Глава 5
Открытый манеж на ипподроме. Звучит марш 108-го пе-
хотного Саратовского полка. Господа и дамы одетые в костю-
мы для верховой езды, сидят на оседланных лошадях. Полков-
ник Грулёв на жеребце серой масти настигает молодую даму
в френче и галифе цвета хаки в высоких черных сапожках на
каблуках. Он замечает неправильные движения молодой осо-
бы, и, когда ее лошадь останавливается, подъезжает к ней.
— Извините, мадемуазель, вы, наверное, недавно в сед-
ле? — интересуется он.
— Вы угадали, господин полковник. А вы из драгун буде-
те? — весело отвечает наездница.
— Нет, пехота, но в верховой езде толк знаю, поэтому и
обратил внимание на ваши погрешности, мадемуазель, — го-
ворит полковник.
25
Крылов Е.А.
— Княгиня Елизавета Николаевна Оболенская, —пред-

ставляется наездница.
— Полковник Грулёв Михаил Владимирович, — кивает го-
ловой полковник.
— Управлять лошадью требуется физическая сила и лов-
кость, сила у меня есть, а ловкость придет со временем, —
произносит княгиня.
— Генерал-майор свиты Его Величества Николай Дмитри-
евич Оболенский не ваш ли родственник? — любопытствует
полковник.
— Это мой отец, — быстро отвечает княгиня.
Пауза.
— Хотите посмотреть, как слушает меня мой верный
конь? — спрашивает княгиня.
— Нет, в следующий раз, — произносит полковник.
— Не бойтесь за меня, представьте, что я амазонка, — бро-
сает княгиня и подает удила.
Рысак бежит трусцой. Полковник пускает коня следом. Их
лошади поравнялись.
— Ну как? — спрашивает княгиня.
— В основном хорошо, чувствуется, что вы прошли курс
обучения верховой езды, — отвечает полковник.
— А как насчет погрешностей, — спрашивает княгиня.
— Погрешности есть, чтобы их исправить нужно время и
только время, — замечает полковник.
— Я хочу их знать, — настойчиво говорит княгиня.
— А вы их знаете, — произносит полковник и пускает ло-
шадь шагом.
Княгиня придерживает своего коня. Они идут вровень.
— Ну, Михаил Владимирович, обучайте меня, иначе я рас-
сержусь, — улыбаясь говорит княгиня.
— Исправляем погрешности, итак смотрите на меня и по-
вторяйте. Корпус назад, шенкель плотнее, повод короче, пятку
вниз. Кисти рук держите вертикально, большой палец прижат
и смотрит вверх. Плечи расправьте, коленями придерживайте
корпус лошади, чтобы колени не болтались.
26
— Повторите, — произносит полковник.

Княгиня повторяет.
— Вы это знаете, но расслабляетесь, а вы не расслабляй-
тесь, — советует полковник.
— Для этого нужно заниматься серьезно, а серьезно вер-
ховой ездой я заниматься не хочу, для меня прогулка верхом
на лошади — времяпровождение, удовольствие и не более. Я
люблю этих благородных животных на расстоянии, так они
лучше смотрятся. Ну скажите, Михаил Владимирович, права
я или не права? — произносит княгиня.
— Ваша позиция мне ясна, и я нахожу, что вы правы, — со-
глашается полковник Грулёв.
— Признайтесь честно, Михаил Владимирович, просто вы
хотели со мной познакомиться, а погрешности — это повод
для знакомства? — интересуется княгиня.
— Я как-то об этом не подумал, вы одна на ипподроме? —
спрашивает полковник Грулёв.
— Нет, меня сопровождает генерал Столица, он сидит на
трибуне, — отвечает княгиня.
— Федор Иванович? — уточняет полковник.
— Вы его знаете? — удивленно спрашивает княгиня.
— Вместе академию генерального штаба окончили, вот не
ожидал, — говорит полковник Грулёв.
— Как штабной офицер оказался в пехоте? — спрашивает
княгиня.
— По собственному желанию, — отвечает полковник.
— Ищите славы? — лукаво спрашивает княгиня.
— Бытует мнение, что офицеры генерального штаба избе-
гают окоп, я решил доказать, что это не так. Чувствуя неиз-
бежность войны с Японией, счел необходимым быть на посту
командира полка, — говорит Грулёв.
— Федор Иванович тоже в армии по собственному жела-
нию, как и вы. Я могу позволить вам провести со мной два-три
часа в этот вечер. Выбирайте сами: или ресторан, или театр,
это мой каприз. Вы хотите, чтобы я вам в чём-то посодейство-
вала? — говорит княгиня.
27
Крылов Е.А.
— Отчасти, да, — неожиданно признается полковник.

— В чём ваша просьба, полковник? — осведомляется кня-
гиня.
— Псковский 11-й пехотный полк, куда я назначен коман-
диром, находится в чужих казармах. Моя просьба заключается
в том, чтобы мой полк направить на Дальний Восток в первую
очередь, — просит полковник Грулёв.
— Это нетрудно, считайте, что ваша просьба удовлетворе-
на. В шесть часов у входа в Летний сад, — говорит княгиня.
Генерал Столица наблюдает за княгиней и офицером в би-
нокль. Разглядев офицера, восклицает:
— Полковник Грулёв!
— Кто он? — спросил рядом сидящий приятель генерала
полковник Нестеров.
— Офицер генерального штаба, не ожидал я его здесь уви-
деть. Что ему нужно от княгини? — задумчиво говорит гене-
рал и опускает бинокль.
Музыка смолкла.
— Федор Иванович, вы его знаете? — спрашивает полков-
ник Нестеров.
— Знаю, и в тоже время, не знаю. Я с ним учился в акаде-
мии генерального штаба в одной группе. Знаю, что он книжный
червь, но не знаю откуда он, его родословную, корни. Язык за
зубами этот офицер умеет держать. После выпуска из акаде-
мии наши дороги разошлись, он попал в генеральный штаб, а
я в столичный гарнизон. Прошло восемнадцать лет и вот сно-
ва встреча. Единственное что мне известно, то что он из обе-
дневших то ли дворян, то ли мещан. В деньгах он был очень
ограничен. Ни в ресторан, ни на пикник его не дозовешься.
Все время отказывался, в тоже время потихонечку выпивал, но
умно, голова у него всегда была на месте, — отвечает генерал.
— Порядочный офицер, не имея за собой капитал, не будет
кружить голову фрейлине государыни-императрицы, — под-
черкивает полковник Нестеров.
— Офицер он порядочный, но и карьерист он тоже поря-
дочный, — подмечает генерал.
28
— Ревность к полковнику Грулёву может перерасти в нена-

висть, — предупреждает приятеля полковник Нестеров.
— Если он даст мне повод, несомненно так и будет, — за-
ключает генерал.
Неожиданно звучит марш Лейб-гвардии Гусарского Его
императорского Величества полка, и на беговой дорожке иппо-
дрома появляется оркестр Лейб-гвардии Финляндского полка.
— Что такое? Оркестр Лейб-гвардии на ипподроме в буд-
ний день? Кто разрешил? — возмущенно произносит главный
военный инспектор столичного горнизона.
— Федор Иванович, оглянитесь назад, — тихо проговари-
вает полковник Нестеров.
Генерал оглядывается и видит великого князя Бориса Алек-
сандровича с красивой молодой дамой элегантной внешности.
— Великий князь Борис Александрович развлекает новую
пассию но если он сейчас навеселе, то встанет, и тогда вста-
вать придется и нам, — поясняет вслух генерал Столица.
— Не дай Бог, если этот Дон Жуан будет командовать каза-
чьими войсками во время боевых действий. Не дай Бог, — пе-
чально произносит полковник Нестеров.
— Я думаю, что государь-император не допустит этого, —
уверенно говорит генерал Столица.
Музыка действует на Великого князя. Он встает. Приходит-
ся вставать всем офицерам, присутствующим на трибуне.
Музыканты ровными рядами проходят мимо стоящих на
трибуне ипподрома. Великий князь Борис Александрович и
молодая аристократка улыбаются.
Глава 6
Санкт-Петербург. В ротонде летнего сада. Военный ор-
кестр играет вальс. Малиновые рубашки сидящих на стульях
музыкантов бросаются в глаза. На головах барашковые шапки
черного цвета. Звучит вальс композитора В. Беккера «Лесная
сказка». По аллее сада идут полковник Грулёв и княгиня Ели-
завета Николаевна Оболенская.
29
Крылов Е.А.
— Михаил Владимирович, вы читали статью Сергея Юлье-

вича Витте в утреннем выпуске «Губернских ведомостей»? —
спрашивает княгиня.
— Читал. Вы считаете, что нужно пустить японский капи-
тал в Корею? — отвечает полковник вопросом на вопрос.
— Япония наша союзница, так зачем же делать из нее вра-
га. По сути нам нужна железная дорога в Маньчжурии и Порт-
Артур для торговли и не более. Недоразумение может возник-
нуть из-за лесных разработок в Корее. Зачем России корейский
лес, когда Россия вся в дремучих лесах, а Япония бедна лесом.
Советник государя-императора по Дальнему Востоку госпо-
дин Безобразов вместо того чтобы охладить пыл наших лесо-
заводчиков, поддержал их перед государем. Господин Безобра-
зов убедил государя не уступать японцам концессию на лесные
разработки, а чтобы это звучало более убедительно, добавил
от себя, что в реке Ялу много золота, в котором нуждается Его
Императорское Величество, — говорит княгиня.
— Наш государь-император слушает того, кто ему докла-
дывает о положении дел на Дальнем востоке, — подмечает
полковник.
— Неужели, дело только в алчности, неужели господин
Безобразов не видит дальше своего носа? — возмущенно про-
говаривает княгиня.
— Алчность, Елизавета Николаевна, человеческая черта,
а у тех лиц, кто имеет доступ к материальным ценностям, она
развита даже очень. Господин Безобразов всё отлично понима-
ет, но к сожалению, жажда личного обогащения у некоторых
особ превыше всего. Прекрасная музыка, ухоженные дорож-
ки, тенистые аллеи, античные скульптуры, цветы в клумбах —
здесь не только красиво, но и романтично, — восхищенно про-
износит полковник, меняя тему.
— Особенно осенью. Унылая пора! Очей очарованье! При-
ятна мне твоя прощальная краса. Люблю я пышное природы
увяданье, в багрец и в золото одетые леса. Кстати, Пушкин лю-
бил осенью прогуливаться по аллеям летнего сада. Мне кажет-
ся, что Санкт-Петербург — самый красивый город на свете.
30
Музыка в камне, булыжные мостовые, скульптуры, фонтаны,

ажурные мосты через каналы. Напоминает Венецию, хотя я
там и никогда не была, — восторженно молвит княгиня.
— Город поражает воображение, — соглашается полков-
ник.
— Вы женаты? — спрашивает княгиня.
— Да, но всегда рад полезному знакомству. Как говорят му-
дрые: «Лучше иметь сто влиятельных друзей в солидном об-
ществе, чем сто рублей». Конечно, лучше иметь и сто друзей, и
сто рублей, так надежней, — галантно произносит полковник.
— Вид у вас представительный, интересно, что скрывается
за такой романтичной внешностью? Состояние, капитал или
древний дворянский род? — с некоторым любопытством ин-
тересуется княгиня.
— Придется мне вас, Елизавета Николаевна, разочаровать.
Я не имею ни заводов, ни рудников, ни мануфактуры, ни име-
ния. Имею лишь то, что заслужил военной службой на благо
империи, — откровенничает полковник.
— А вы смелый человек, Михаил Владимирович, любите
рисковать, — прищурив глаза, произносит княгиня.
Полковник видит продавщицу цветов.
— Елизавета Николаевна, я вас покину на некоторое вре-
мя, — молвит полковник и направляется к продавщице.
— Букет алых роз, — говорит он, подойдя.
— Это будет вам стоить тридцать копеек, — говорит про-
давщица.
— Пожалуйста.
Полковник вынимает из кармана кошелек, отсчитывает
тридцать копеек и кладет на столик. Продавщица протягивает
букет роз. Он берет цветы и подходит к княгине.
— Прошу. Эти розы идут к вашему платью, — говорит пол-
ковник и протягивает цветы.
Княгиня берет розы.
— Благодарю вас, Михаил Владимирович, за чудесные
цветы. Здесь всегда продают очень красивые букеты. Жизнь
полна желаний и неожиданностей. Сегодня неожиданность
31
Крылов Е.А.
для меня — это вы, неизвестный полковник, который жела-

ет получить известность, — немного язвительно благодарит
княгиня.
— Для вас, Елизавета Николаевна, жизнь полна желаний,
а мне желать нечего, к чему я стремился — того достиг, — от-
вечает полковник Грулёв.
— Ничего в жизни не совершается без желаний, — возра-
жает княгиня.
— Есть люди, чьи желания безграничные, и они легко осу-
ществляются, потому что эти люди имеют неограниченные
возможности, а тем кто имеет ограниченные возможности, не
остается ничего, кроме того как обуздать свои желания, — рас-
судительно произносит полковник.
— Обуздать желание — лишить сердце радости, зачем тог-
да душа? — спрашивает княгиня.
— Душа дана для веселья и страдания, — кратко излагает
свою точку зрения полковник.
— Ваша душа больше веселилась или страдала? — прямо-
линейно спрашивает княгиня.
— И веселилась, и страдала. Многие люди постигли жизнь
тогда, когда она почти уже прожита, я же научился жить в мо-
лодые годы. Слабые — поддаются страстям, и только сильные
взлетают над ними. Елизавета Николаевна, я приглашаю вас в
ресторан, — приглашает княгиню полковник.
— В какой именно? — спрашивает княгиня.
— В «Контан». Говорят, что в этом ресторане самый луч-
ший шеф-повар в Санкт-Петербурге. Не знаю, правда это или
нет, но то что в «Контане» отменно готовят блюда русской и
европейской кухни — это факт и факт неоспоримый, — заве-
ряет княгиню полковник Грулёв.
— Я с вами согласна, Михаил Владимирович, и довольна
вашим выбором. Идемте, — говорит княгиня.
Они выходят из летнего сада, подходят к свободному эки-
пажу. Полковник открывает дверь и галантно произносит:
— Прошу, Елизавета Николаевна.
32
Княгиня ставит ножку на ступень пролетки, опирается на

руку полковника, поднимается в нее и садится. Полковник сле-
дует за ней. Закрывает дверцу пролетки и распоряжается:
— Извозчик! В «Контан» по набережной!
Извозчик в синем кафтане, с низким цилиндром с пряжкой
впереди, — тронул пролетку.
Она неторопливо катится мимо нарядных каменных домов.
Миновав набережную, пролетка останавливается около входа
в ресторан «Контан».
Полковник сходит с нее и помогает сойти Елизавете Нико-
лаевне. Достает из кармана монету, дает ее извозчику.
— Благодарю, ваше высокоблагородие, — благодарит тот.
Извозчик трогает пролетку. Тяжелую дверь из темного де-
рева открывает швейцар в ливрее с бакенбардами, стоящий у
входа в ресторан. Полковник и княгиня входят в вестибюль. На
пороге зала их встречает метрдотель. Он вежливо предлагает:
— Господа, прошу пройти за мной в зал.
Полковник и княгиня входят за метрдотелем в полупуст-
той зал. Солист цыганского хора, аккомпанируя себе на гитаре,
поет романс «В час роковой». Скрипач и другие гитаристы по-
могают ему, и когда звучит куплет, весь хор присоединяется к
солисту:
В час роковой, когда встретил тебя
Трепетно сердце забилось в груди.
Страстно, безумно тебя полюбил,
Весь я горю, как во сне.
Сколько счастья, сколько муки

Ты, любовь, несешь с собой,
Час свиданья, час разлуки
Дышит все тобой одной.
Снятся мне милые глазки твои,

Чудный твой стан, твоя красота.
Вся создана ты для знойной любви
Вся ты любовь, вся мечта.
33
Крылов Е.А.

Резвой птичкой, воздушна как тень

В вальсе беспечно носишься ты
Мне же назавтра тоска целый день,
Ночью — все те же мечты.

— Где вам будет угодно расположиться? Около сцены или

вам будет мешать шум? — обращается к полковнику метрдо-
тель.
— Подальше от шума, — отвечает полковник.
— Вас понял, прошу следовать за мной, — тактично гово-
рит метрдотель и направляется в глубину зала. Полковник и
княгиня следуют за ним.
Метрдотель останавливается около мраморной колонны и
вежливо произносит:
— Господа, вот ваш столик, прошу располагаться, прият-
ного отдыха в нашем ресторане.
Полковник и княгиня садятся на стулья с мягкой обивкой.
метрдотель берет меню со стола и подает полковнику, при этом
почтительно произносит:
— Прошу ознакомиться с меню.
Полковник берет меню, быстро пробегает его глазами и де-
лает заказ:
— Бутылочку «Прованса; шампанское «Абрау-Дюрсо»;
осетрину с лимоном две порции; фрукты: мандарины, груши,
красный виноград; конфеты «Трюфель» и на десерт мороже-
ное.
34
Метрдотель записывает в книжечку заказ, услужливо го-

ворит:
— Сию минуту, — и быстро удаляется.
— Неужели, судьба России на Востоке? — задумчиво про-
износит княгиня.
— Интересуетесь политикой, Елизавета Николаевна? —
четко говорит полковник.
— Хочу понять, что происходит на этом свете, — отвечает
княгиня.
— Хотите вы этого или нет, Елизавета Николаевна, но Вос-
ток — наша судьба, то есть судьба России, — мудро изрекает
полковник.
— Позвольте, Михаил Владимирович, с вами не согласить-
ся, я имела в виду военную судьбу России в Маньчжурии. Сла-
вяне исторически связаны с Европой. Полабские славяне до XI
века жили между Эльбой и Одером, да и внешне мы похожи,
зачем христианской Руси связывать свою судьбу с Восточной
Азией, — проговаривает княгиня.
— Вы очень правильно заметили, Елена Николаевна, что
полабские славяне жили до XI века, а потом под натиском сак-
сов исчезли в небытие. Я не желаю подданным Российской
Империи участи полабских славян, — подметил полковник.
В этот момент солист цыганского хора, тронув струны ги-
тары, начинает петь следующий романс:
Прости-прости! Настало время,

Расстаться должно нам с тобой,
Белеет парус мой и звезды
Зажглись в тверди голубой.
О, дай усталой головою

Еще на грудь твою прилечь,
В последний раз облить слезами
И шелк волос, и мрамор плеч.
А там расстанемся надолго,

Когда же мы сойдемся вновь,
35
Крылов Е.А.
Дитя! В сердцах, быть может, холод

Заменит прежнюю любовь!
Быть может, вместе все былое

Тогда мы дерзко осмеем,
Хотя украдкой друг от друга
Слезу невольную прольем!
Прости же, друг! Полна печали

Душа моя, но час настал
И в путь нетерпеливый плеск
Зовет меня сердитый вал.
К столику подходят два официанта с подносами. На них

одеты черные фраки, белые рубашки, белые перчатки. Один
официант ставит поднос на стол, переставляет с него на стол
бутылку вина, бутылку шампанского, два бокала. Убирает под-
нос со стола. Другой официант также ставит поднос на стол,
переставляет с него на стол вазу с фруктами, вазу с конфета-
ми. Затем забирает два подноса и удаляется. Первый официант
открывает шампанское, разливает его по бокалам и отходит в
сторону.
— Елизавета Николаевна, отведайте мандаринчик, — пол-
ковник берет из вазы мандарин и протягивает княгине.
— Мандарин — после осетрины с лимоном, — возражает
княгиня. Берет мандарин из рук полковника и кладет его на
тарелочку.
— Голубчик, ты слышал, что сказала княгиня? — обраща-
ется полковник к официанту.
— Сию минуту, — любезно молвит официант и поворачи-
вается.
— Постой, — останавливает его полковник.
Официант останавливается.
— Принеси еще шоколад с вишневым ликером, — добав-
ляет полковник.
— Будет исполнено, — произносит официант и удаляется.
Зал постепенно заполняется публикой.
36
— Почтеннейшая публика спешит в «Контан», для нее

вечерняя еда после театра в роскошном ресторане высшего
разряда — второй акт удовольствия, и третий, завершающий
акт — это сладкий сон. И так изо дня в день. Скучно... — про-
износит полковник.
— Скучно, если не любить искусство. Вам больше нравит-
ся опера или балет? — спрашивает княгиня.
— Опера. Обожаю Римского-Корсакова, он своими про-
изведениями «Садко», «Сказание о граде Китеж» вернул нам
средневековую Русь. Какие декорации, их живопись пленяет
воображение. А какие костюмы! На женщинах длинные каф-
таны с висящими рукавами. Одежда бояр поражает разноцве-
тием парчи, блеском украшений. Ведь что такое Китеж-град?
Это тоска по сказочной архитектуре средневековых городов.
Византийцы, бывавшие на Руси до нашествия монгол, диви-
лись белокаменными палатами князей и резными хоромами
бояр. Остались лишь церкви и монастыри, — вздыхает пол-
— Вы не один, есть в Москве господин архитектор, кото-
рый мечтает построить средневековый город в Ростове Вели-
ком, убрать деревянные покосившиеся домишки, выстроить
жилые каменные дома-теремки, с черепичной крышей, дома-
терема со стрельчатыми башенками, переходами, куполами,
с сенями стекольчатыми, с сенями решётчатыми, с медными
маковками, с латунными коньками. Глубокая старина в архи-
тектурном плане волнует его до глубины души, он живет этим,
— выдает информацию княгиня.
— Откуда вам это известно, Елизавета Николаевна? —
спрашивает полковник.
— Дома за обедом отец рассказывал, что господин Шех-
тель подал прошение на имя государя-императора о финанси-
ровании строительства Ростова Великого как средневекового
города с мощеными улицами. Идея понравилась, но денег в
казне нет, так ему и ответили. Тогда этот господин написал
статью в газете, что деньги на строительство Ростова Великого
есть, надо прекратить строительство железной дороги в Мань-
37
Крылов Е.А.
чжурии по причине, что Россия ее потеряет, а сказочный город

принесет реальную пользу империи, — говорит княгиня.
— А что за польза? Надеюсь, Фёдор Осипович разъяснил?
— спрашивает полковник.
— Доход от путешественников, любителей сказочной ар-
хитектуры. Белокаменные терема для состоятельных поддан-
ных, — отвечает княгиня.
— Господин Шехтель — зодчий мирового уровня, созда-
ющий архитектурные шедевры. Ему действительно под силу
превратить захудалый старинный городишко в город-сказку,
который стремились бы посетить не только подданные Рос-
сии, но и путешественники из-за рубежа, посозерцать на кра-
сивые терема и церкви. А сейчас решается вопрос — кто в
Маньчжурии будет хозяин, — протягивает полковник.
— Россия, и не иначе! — убеждённо изрекает княгиня.
— Хотелось бы, Елизавета Николаевна, но всё зависит от
обстоятельств и государя-императора, — подчеркивает пол-
— Скажите честно, Михаил Владимирович, не ожидали
познакомиться с придворной дамой? — спросила княгиня.
— Не ожидал. Быть замеченным в обществе придворной
дамы, состоящей в штате женских особ Императорской Фами-
лии — престиж. Многие знатные люди мечтают иметь протеже
среди лиц, приближённых к его Императорскому Величеству.
Мне улыбнулось счастье встретиться с вами на ипподроме,
что я могу ещё желать, — деликатно произносит полковник.
— Так громче музыка играй победу, мы одолели и враг бе-
жит. Вот что вы желаете, Михаил Владимирович, — подмети-
ла княгиня.
— Совершенно верно, Елизавета Николаевна. Подымем
бокалы за будущую победу, — произносит полковник.
— С удовольствием, — отвечает княгиня. Они берут бока-
лы, наполненные шампанским и медленно с перерывами пьют.
Цыгане уходят.
За столиком в противоположной стороне зала сидели два
морских офицера и дама в великолепном вечернем платье.
38
Один из офицеров обернулся в сторону княгини Оболенской

и полковника Грулёва, поднялся и направился к ним. Высо-
кий, худощавый, с чертами лица как у боксёра. Блестящие от
брильянтина русые волосы с пробором. Офицер устремил на
княгиню свои серые холодные глаза.
— Елизавета Николаевна к нам сейчас подойдёт морской
офицер. Он ваш знакомый? — спросил полковник Грулёв.
— Да. Это барон Рихард Викторович Ферзен. Я с его женой
училась в институте благородных девиц. Наверное, он что-то
хочет мне передать от Аделины, — предположила княгиня.
К столику подошёл офицер.
— Добрый вечер Елизавета Николаевна, — офицер перевёл
взгляд на полковника, — капитан второго ранга барон Ферзен.
Полковник встал и представился:
— Полковник Грулёв. Присаживайтесь за столик, господин
барон.
— Благодарю господин полковник. Я подошёл передать
приглашение княгини, — офицер перевёл взгляд на княги-
ню, — Елизавета Николаевна я приглашаю вас на день рож-
дения жены. Прошу в четверг, в четырнадцать часов быть у
нас, — известил барон Ферзен.
— Почему Аделина не прислала приглашение через Про-
хора как обычно, — обидчиво произносит княгиня.
— Аделина приедет из имения только в среду. В среду Про-
хор принесёт вам художественную открытку с приглашением.
Вы уж извините меня, что я волею случая передал вам устное
приглашение, но было бы неприлично с моей стороны не пере-
дать его вам. Позвольте откланяться, — барон кивнул полков-
нику, нагнулся, взял ручку княгини, поцеловал, выпрямился,
повернулся и направился к своей компании.
Полковник Грулёв сел за стол.
— Первая эскадра, имеющая боевой опыт, знакомая с мест-
ными условиями плавания оказалась запертой в Порт-Артуре,
как в западне, то что, ждёт тех, кто пойдёт к ним на помощь, —
задумчиво протянул полковник Грулёв.
39
Крылов Е.А.
— Неизвестность. Рихард Викторович — комендант Крон-

штадта. После училища попал на службу в гарнизон. Он счи-
тает, что на выручку тихоокеанской эскадре нужно немедлен-
но послать черноморский и балтийский флот, — произносит
Елизавета Николаевна.
На сцену зала выходит оркестр смычковых и духовых ин-
струментов. Музыканты рассаживаются. Дирижер, постукивая
палочкой по пюпитру, объявляет:
— Композитор Вальдтейфель, вальс «Конькобежцы».
Дирижер взмахивает палочкой и мелодичная музыка зазву-
чала перезвонами в ритме вальса.
— Какая мелодичная музыка, — с восхищением произно-
сит полковник.
— Мне тоже нравится, — очарованная певучей последова-
тельностью звуков, говорит Елизавета Николаевна.
— Елизавета Николаевна, пока господа хорошие заказыва-
ют ужин, есть возможность свободно повальсировать, вы не
возражаете, если я приглашу вас на фигурный вальс? — пред-
лагает полковник Грулёв.
— Не возражаю, но вести вас в вальсе буду я, — твердо
говорит она.
— Согласен, мы с вами поменялись ролями, — улыбаясь,
произносит полковник.
— Вот именно, это вам не ипподром, держитесь, Михаил
Владимирович, теперь я буду вас учить, — наигранно сурово
говорит княгиня.
— Я в ваших руках, княгиня, — говорит полковник.
Они встают, проходят по залу к свободному пространству
перед оркестром и кружатся в вихре вальса.
— Алекс, обернись, посмотри, как вальсирует княгиня
Оболенская с тем офицером, который был рядом с ней на ип-
подроме, — говорит баронесса София Карловна Буксгеведен.
Полковник Нестеров оборачивается и тихо восклицает:
— О, полковник Грулёв! О-ля-ля! Боюсь, что такое продол-
жение знакомства не понравится генералу Федору Ивановичу
Столице.
40
— Алекс, а вы не говорите, вы же знаете, что никаких се-

рьезных отношений между княгиней Оболенской и полковни-
ком Грулёвым быть не может. К тому же, у Фёдора Ивановича
серьёзные взгляды на княгиню Оболенскую, он мучительно
жаждет владеть ею, — просит баронесса.
— Согласен, что серьезных отношений между ними быть
не может, согласен, что ревность может превратить Фёдора
Ивановича в зверя, но не скажу я — скажут другие, мы не одни
в этом ресторане, — подмечает полковник Нестеров.
Княгиня и полковник превосходно танцуют вальс, публика
поневоле смотрит на изящную пару.
Глава 7
Пролетка останавливается возле четырехэтажного краси-
вого дома, только что построенного. С пролетки сходит че-
ловек среднего роста в черном костюме, в белой рубашке, на
голове цилиндр, в руках трость. Он открывает парадную дверь
и входит в подъезд. На стенах вестибюля парадного подъезда
лепнина на античные сюжеты. Навстречу молодому человеку
азиатской наружности из-за стола встает швейцар.
— Милейший, на каком этаже находится салон легкого
платья мадам Кико? — на чисто русском языке спрашивает
лейтенант Сентаро.
— Поднимитесь на второй этаж и налево, — говорит де-
журную фразу швейцар могучей наружности.
Лейтенант достает три копейки и кладет на стол швейцару.
— Благодарю вас, господин, — говорит швейцар.
Лейтенант поднимается по мраморной лестнице на второй
этаж и звонит. Через минуту открывается дверь и он видит
красивую женщину лет сорока в элегантном платье.
— Вы мадам Кико? — спрашивает лейтенант.
— Да, проходите, — приглашает мадам Кико.
Лейтенант входит в гостиную.
Интерьер и роскошная обстановка бросаются в глаза во-
шедшему.
41
Крылов Е.А.
— Рада вас приветствовать, господин, — осекшись, гово-

рит мадам Кико.
— Господин Сентаро, — представляется лейтенант.
Лейтенант оглядывает большую квартиру и видит длинный
коридор с номерами.
— Какой необычный гость, — с нескрываемым любопыт-
ством разглядывая посетителя, говорит мадам Кико.
— Главное, мадам Кико, чтобы костюмчик хорошо сидел и
ботиночки были со скрипом, — улыбается лейтенант Сентаро.
— Вас интересует ассортимент? — спрашивает мадам
Кико.
— Да, — вежливо отвечает лейтенант.
— Предупреждаю, у нас очень дорогие коллекции, в основ-
ном наши покупатели — это элита Санкт-Петербурга. Вас это
не смущает? — спрашивает мадам Кико.
— Сколько стоит показ одной модели, — спрашивает лей-
тенант Сентаро.
— Сеанс одной модели стоит десять рублей, — произносит
мадам Кико. Она открывает лежащую на тумбочке металличе-
скую коробочку, достает сигару, берет спичку из коробка, за-
жигает её, закуривает. Потухшую спичку кладет в пепельницу.
— Рабочему человеку за один сеанс нужно полмесяца ра-
ботать, — удивленно протягивает лейтенант.
Лицо мадам Кико расплывается в улыбке.
— А вы, однако, шутник, господин Сентаро. Рабочие сюда
не ходят. Нашими моделями исключительно интересуются
только платежеспособные господа, — поясняет мадам Кико.
— А полиция? — интересуется лейтенант.
— Господин Сентаро, в нашей стране полиция на службе у
капитала, а люди, имеющие капитал и солидное положение в
обществе — наши постоянные посетители. Понятно? — успо-
коительно произносит мадам Кико.
— Вы меня успокоили, теперь я уверен, что порядок в ва-
шем салоне гарантирован, — говорит лейтенант.
42
— Интересно, откуда иностранец знает, сколько получает

русский рабочий? Вы, случаем, не социалист? — полушутя
спрашивает мадам Кико.
— Из газет, только из газет. Социалист — это революци-
онер, а я против революции. Я томим беспросветной тоскою,
печаль овладела мной, вскипает любовь в моем сердце к той,
что вижу во сне. Может быть, среди ваших моделей есть та-
кая? — тактично спрашивает лейтенант.
Мадам Кико подходит к шкафу, открывает его, берет с пол-
ки альбом с фотографиями и подает лейтенанту. Лейтенант бе-
рет альбом.
— Не исключено, что вы найдете в альбоме фотографию
модели, от которой вскипает любовь в вашем сердце, присажи-
вайтесь на диван, — предлагает мадам Кико.
Лейтенант садится на диван и внимательно разглядывает
фотографии девушек и молодых дам. Идет время.
Мадам Кико тушит о пепельницу остаток сигареты, кла-
дет окурок в пепельницу.
— Пожалуй, вот эта модель мне подойдет, — говорит
лейтенант и встает с дивана. Мадам Кико подходит к нему и,
взглянув на фотографию, произносит:
— У вас хороший вкус, эта модель новенькая. Предупреж-
даю, господин Сентаро, правила у нас строгие. За нарушение
правил вас заберут в полицию. Вам ясно?
— Ясно, мадам Кико. Только вот что... Я беру ее на всю
ночь, — заявляет лейтенант.
— Это вам будет стоить пятьдесят рублей, не считая ужи-
на, а, возможно, и завтрака. Вас это устраивает? — выдвигает
условие мадам Кико.
— Я согласен, — отвечает лейтенант.
— Деньги вперед, — резко произносит мадам Кико.
Лейтенант вынимает портмоне из кармана пиджака, отсчи-
тывает пятьдесят рублей, кладет на стол и весело говорит:
— Как говорят русские люди — деньги на бочку!
Мадам Кико берет деньги и с саркастической усмешкой за-
мечает:
43
Крылов Е.А.
— Так говорят те, кто эти бочки разгружает с баржи, —

вскинув глаза на господина Сентаро, с любопытством спраши-
вает, — откуда вы так хорошо знаете русский язык?
— Учусь на курсах госпожи Сперанской в Санкт-
Петербургском университете, — объясняет лейтенант Сента-
ро.
Мадам Кико подходит к сейфу, открывает его ключом, кла-
дет туда деньги, закрывает и спрашивает:
— Ужин будете заказывать сразу.
— Да, самое лучшее, да поразнообразнее, на две персоны,
обязательно две бутылочки сухого красного марочного вина и
гитару, — заказывает лейтенант Сентаро.
— Пойдемте со мной, господин Сентаро, — приглашает
лейтенанта мадам Кико.
Они идут по коридору, останавливаются перед белой две-
рью. На двери висит бронзовый жетон с цифрой восемнадцать.
— Одну минуточку, господин Сентаро, — любезно произ-
носит мадам Кико и исчезает за дверью.
Проходит несколько минут, мадам Кико выходит из комна-
ты и приглашает лейтенанта:
— Прошу, господин Сентаро, пройти в комнату, гитару я
сейчас принесу.
Лейтенант входит в комнату и видит сидящую на красном
диване красивую девушку.
Она встает и представляется:
— София Торбачева.
— Господин Уедо Сентаро, — представляется лейтенант.
— Господин Сентаро, садитесь на синий диван, — пригла-
шает София.
— Нет, госпожа София, прошу Вас первой сесть, а уж по-
том я, — почтительно говорит лейтенант.
— Хорошо начинаете, господин Сентаро, посмотрим, что
будет дальше, — произносит София и садится.
На синий диван, который стоит напротив красного дивана,
садится лейтенант Сентаро и говорит:
— Я хотел бы с вами поговорить по душам.
44
Another random document with
no related content on Scribd:
by fumigation (see page 60), the other by driving (see page 84).
Whichever plan may be resorted to, have the bees confined in the
old hive on their stand until you are quite ready to admit them into
the bar and frame hive. Have in readiness all the necessary
appliances: these consist of a large knife for cutting the hive, a good
sized table on which to lay the brood combs, a basin of water—for
washing off honey which may besmear the hands,—tape or cotton
string to fasten the combs in their frames, a pair of honey cutters for
cutting out the combs, jars to hold the honey that runs out, and a
feather for brushing off any bees that may remain. It is necessary
that the operator should have on his bee-dress, and India-rubber
gloves. Then begin by slicing off a piece of the hive with a sharp
table knife; carefully cut out the working combs—cut them large, so
that they will squeeze into the frames; and to be more secure, wind
some of the tape round to keep them in position until made fast by
the bees. After a few days, these fastenings may be removed. Care
should be taken that the combs occupy the same position in the
frames as in the hive from which they were extracted. Having thus
prepared the hive, the bees may be let into it. It may be as well to
keep them confined a few hours, giving them water at the top, until
they make the combs secure; the new hive will then be less likely to
offer an attraction to bees from other hives who, if feloniously
inclined, might come to rob. This transfer should be made when the
weather is such that the bees can fly about; when not warm enough,
it should be done in a room at a temperature of about 70 degrees.
An expert apiarian could perform the operation in less than three
quarters of an hour, and with little loss. A week or so after a swarm
has left the old stock is perhaps the very best time for such a
removal. Should the operation be performed in the open air, the bees
from surrounding hives will be sure to come in great numbers to
obtain a share of the honey necessarily exposed, for they delight in
plunder. In order, therefore, to avoid annoyance to the operator, and
the excitement which is certain to be induced in surrounding hives, it
is better to conduct the dissection in some building with closed
doors. In some instances a routing of this kind has a beneficial
effect; old stocks of hives that have previously appeared to be
dwindling, are often aroused to activity by their removal into a fresh
domicile.
WEIGHING HIVES, &c.

One of the most effectual modes of ascertaining the condition of
a hive is by weighing it. Such knowledge is most important at the
close of the gathering season, in order that the bee-keeper may
determine whether he ought to give his bees artificial food to enable
them to live through the dreary winter. A knowledge of the numerical
strength of the colony is also useful, in enabling the bee-keeper to
decide which hives will be benefited by being joined together, which
may be done on the plan explained in the articles on "Fumigation"
and "Driving."
A hive can very easily be weighed, if a Salter's Spring Balance be
suspended near the apiary. The hive, having a strap or cord passed
under and over it, and crossing at right angles on the top, may be
hooked on to the balance, so that the weight will be indicated on the
dial. The weight of the hive should be marked on it when empty, so
that the exact amount of its contents may at any time be ascertained.
A colony of bees at Michaelmas ought to weigh from 20 to 24
pounds, that is, exclusive of the hive; if falling short of that weight,
the hive should be made up to it by the artificial means before
recommended.
Experienced apiarians are able to judge of the weight of a hive by
lifting it a few inches from the stand; or by looking in at the windows
of a stock hive, a conclusive opinion may be formed as to the state
of the colony. If the combs within view be well filled and sealed, it will
be safe to consider that the hive contains sufficient stores to carry
the bees through the winter.
V. MISCELLANEOUS INFORMATION.
STINGS: THEIR PREVENTION AND

CURE.
Some of our readers may deem us neglectful in having, as it
were, left them to struggle through their bee-keeping novitiate
without informing them how to avoid being stung by their docile but
well armed flock. Of course, having described the bee-dress, we
have supposed that the apiarian was clad, if not "in complete steel,"
at least, in the head-gear and gloves, which will render him
invulnerable. The best safeguard from the anger of bees—as indeed
from the malice of men—is a quiet and peaceable spirit. The apiarian
will learn to handle his bees not only as "if he loved them,"—as the
quaint angler says—but as if he fully believes that the bees love him.
This they will do whenever he approaches and treats them gently.
There are some cases of exception to this generally peaceable
disposition of the bee; sometimes a few bees are dyspeptic, and
refuse to be pacified—let their master seek to bribe them never so
wisely. Then, too, sometimes the bee-master himself may be
dyspeptic, which the unerring olfactory sense of the bees speedily
detects, and their anger is immediately aroused. Some few persons,
owing to constitutional peculiarities in their breath or insensible
perspiration, are objects of constant animosity with bees, who by
driving them from the apiary, are giving a physician's advice without
charge for a fee. Some of the choicest perfumes used by ladies are
offensive to bees: and one may feel very certain that the "fine puss
gentleman," who disgusted the brave Hotspur with his "pouncet box"
and praise of "'parmaceti for an inward bruise," would have been
speedily driven from an apiary in ignominious flight. Occasionally,
even a skilful apiarian may inadvertently crush a single bee; such a
mischance is detected by the community with much more facility
than by any "crowner's quest," and their prompt verdict decrees the
summary punishment of the offender. There would be much less fear
of stings if it were always remembered that bees are never
aggressive. "Defence, not defiance," is their motto. They scarcely
ever attempt to sting when away from the hive, and very seldom
indeed at the time of swarming, for then they are gorged with honey.
When molested by angry bees, the safest and best retreat is a green
bush. Thrust your head into this, and the bees will soon leave you.
Yet some people appear to think they must inevitably be stung if
they meddle with bees; and for their sakes it is needful to explain
why it is that a sting is painful, and how the wound inflicted by the
bee may be cured. Those familiar with the usual microscopic objects
will know how marvellously delicate, and yet effective, is the
mechanical structure of a bee's sting. This weapon as we see it with
our naked eye—finer than a needle's point—is only the sheath,
which lengthens or contracts like the tubes of a telescope. From the
sheath is projected the dart, which is double, each half of it piercing
alternately deeper into the wound made by the sheath. The dart is
barbed on each side, so that the bee when very angry is scarcely
ever able to withdraw it:—
"Deems life itself to vengeance well resigned;

Dies on the wound, and leaves the sting behind."
If the patient who receives the sting could only take it patiently, it
would not prove half the inconvenience to him that often is the case.
There are indeed some happy mortals whose "blood such an even
tenour keeps," that a bee-sting is to them simply a puncture, and
nothing more. Dr. Bevan has suggested that lovers should subject
themselves to the ordeal of a bee-sting, in order to prove, we
suppose, that their temper is proof against "the stings and arrows of
any outrageous fortune" that matrimony can bring.
It is the homœpathically minute tincture of poison injected by the
bee which causes inflammation. The first thing to do is to remove the
sting, which, even when detached from the bee, will continue to
penetrate still further into the wound. Next, press the hollow point of
a watch-key exactly over the place stung; this will express a
considerable portion of the virus. Then dip the hand or bathe the part
with cold or tepid water, for the poison is volatile, and will thereby be
dissipated to a great extent. On no account whatever should the part
affected be rubbed; to do that will diffuse the poison, and increase
the inflammation. The specific remedy for a bee-sting is taught us by
chemistry: the venom is an acid, which an alkali will immediately
neutralize when brought into contact with it. Spirits of hartshorn will
generally be found effectual for the purpose, and should always be
kept in an apiary. There are also several other remedies, more or
less effectual, according to the special constitution of the patient. A
strong infusion of tobacco water applied to the wound after the sting
has been extracted, is a specific for many persons; others find relief
from the application of a sliced onion.
We have heard the remark from several who have kept bees for
years, that the poison from a sting has little or no effect on them;
after receiving many inflictions, their flesh appears to become so little
affected that the swelling and pain at one time experienced no longer
trouble them.
POLLEN; OR, FOOD FOR INFANT

BEES.
Bees, when fully grown, feed almost wholly on honey; but the
larvæ require for their development a more substantial kind of
nourishment. Such solid fare is found by the bees in the pollen of
flowers, a farina which contains some of those nitrogenous elements
in which honey is deficient. The body of a worker-bee is covered with
hairs, to which the pollen adheres when, by contact with the bee, it is
rubbed from the anthers and stamens of flowers. The bee with its
fore legs then brushes it off, and moulds it into the pellet shape
suitable for carrying it in the "baskets" or grooves on its thighs. Dewy
mornings or humid bowers suit the bees for the gathering of the
pollen. If the atmosphere be too dry for kneading it into pellets, they
roll themselves in the blossoms, and trust to the good offices of the
bees at home, who, on their return, brush off the farina into the cells
intended for it, A portion of this "bee bread" is taken at once by the
"nursing bees," which are supposed to subject it to some change
before offering it to the larvæ; but the greater part of the pollen is
stored away, and sealed over in the cells for future use. In April and
May the bees are frequently busy "all the day" in gathering pollen,
and often one community of bees will collect about twenty pounds
weight of "bee bread" in one season.
One of the objects of the apiarian is to assist the bees in
providing for the nurselings of the hive. A German pastor, Heer
Dzierzon, first suggested the plan of providing the bees with
"unbolted rye meal" as a substitute for the farina of flowers. He had
observed that, in early spring before the flowers were open, his bees
had entered a neighbouring corn mill, from whence they returned
laden with rye flour. Since his discovery, most bee-keepers in early
spring place either rye or wheat meal near the apiaries; to this
artificial store the bees repair by thousands, and seem to rollick in
the enjoyment of so much plenty, many of them returning to the hive
as dusty as millers. The object in thus supplying them is, that the
brood may be rapidly brought forward and early swarming induced.
In this way, a few pounds of rye meal at one penny per pound may
tend to the production of very many pounds of honey of twelve times
the price.
In gathering pollen from flowers, bees are doing more than
merely providing for their own community. Whilst humming through
our gardens they are assisting to propagate our flowers, and their
merry buzz in our orchards indicates that the blossoms of spring will
in autumn fulfil their promise by abundance of fruit. In Mr. Darwin's
remarkable work, "The Fertilization of Orchids," the mystery of the
fructification of flowers is scientifically explained; but before the
subject was so fully understood, it was quite believed that bees in
passing from flower to flower performed some important service.
Owners of fruit trees have noticed, in a season generally
unfavourable for the orchard, that if during only one fine forenoon the
bees had spread freely amongst the blossoms of a particular tree,
that it would prove more fruitful than its fellows. On this account the
orchard is a good place for an apiary, for it seems—more abundant
the honey, more plentiful will be the fruit. Bees bear the fructifying
matter from one sex of flowers to the other, but they confine their
attention to one kind of flower during each excursion: and the careful
observer may see how the colour of the pollen on the bodies of the
bees will vary from yellow to red and brown, according to the kind of
flowers from which it has been gathered. The gathering of pollen, its
use by the nursing bees, and the storing of it in the cells, afford to
the bee-keeper opportunity for observations of exceeding interest.
PROPOLIS; OR, BEES' CEMENT.

The old notion that wax is gathered by bees from flowers as they
gather honey, has long since been set aside by the discoveries of
Hornbostel and Huber. Wax is an oily substance secreted from the
honey in the bodies of the bees, on which it forms in thin flakes. But
there is "a resinous substance, very tenacious and semi-
transparent," which is indispensable for the bees as a cement
wherewith to fix their combs and fortify their hives against intruders,
and this is "propolis." The bees, in working the propolis, often soften
it by blending it with a portion of wax; but they have to extract it in its
natural state directly from the bark and buds of certain trees. The
bark of the willow, the leaf buds of the poplar and alder, and the
unopened blossoms of the hollyhock, are very usual sources of
propolis. In the case of a new swarm, as bees must have this glue
before they can begin to build their combs, they will resort to most
unlikely places to obtain it. Sometimes they will enter a paint shop
and attack the varnish, and it is said they have been seen to obtain
propolis from the pitch and rigging of a ship. These circumstances
afford intelligible hints to the apiarian, who, if his bees have not easy
access to firs, poplars, or willows, will provide some glutinous or
resinous matter which may serve for a substitute. The extracting of
the propolis costs the bees very considerable labour, which they
should be relieved of as much as possible, in order to facilitate their
great work of honey gathering. Bees choose the warmer part of the
day during which to gather propolis, as then it does not so rapidly
stiffen. Frequently when they arrive at the hive it has become so
hard that the other bees are scarcely able to gnaw it from their
thighs.
With propolis bees fasten down their hives, stop up crevices to
exclude moths and ants, and sometimes use it to narrow the
entrance of their hive against the invasion of wasps. Extraordinary
anecdotes are told of the prompt and ingenious use they make of
this substance. Reaumur relates that a snail having been observed
by the bees on the window of the hive, they proceeded to glue the
shell to the glass, and there sealed down the intruder in hopeless
durance. In another case, that of a slug, or snail without a shell, the
bees having slain it with their stings, were quite unable to remove it
from the hive. With wonderful foresight, they then proceeded to
secure their community from the noxious effects likely to arise from
the decay of the carcase; and this they did by completely enveloping
it with a coating of impervious varnish. Huish relates a similar
occurrence in the case of a mouse caught in a hive by bees. Propolis
yields benzoic acid, and contains some aromatic properties.
PASTURAGE FOR BEES.

"Bees work for man; and yet they never bruise
Their master's flower, but leave it, having done,
As fair as ever, and as fit for use"
Apiarians generally agree in the opinion that very little can be

done in the way of providing any special forage for bees. Yet bee-
fanciers are always interested in observing which the flowers are that
the bees prefer; and there are certain well established conclusions
as to the kind of district and season which are the likeliest to produce
a good honey harvest. There is an old saying that a country which
produces the finest wool also yields the best honey; and a pastoral
district is decidedly better than one under tillage. The principle of the
matter is, that the bees are best suited with a long dry season—an
early spring, a hot summer, and a late autumn. As not one of these
blessings can be commanded by the apiarian, his art must be
applied to provide some mitigation of the injury suffered by the bees
when the season is short or wet. For early spring, the crocus, the
blue hepatica, and the violet, all afford good supplies of honey, and if
cultivated near the apiary, will be of great service when the wild
flowers are backward. All varieties of the willow and poplar furnish
early supplies of honey, as well as of the propolis of which we have
spoken; the blossoms of the gooseberry and currant are very useful
for the bees in May. Wet, when it enters flowers of any kind, prevents
the proboscis of the bee from reaching the secret source of honey.
On this account, it is well to know, as does the bee, that the drooping
blossoms of the raspberry escape the effect of the showers, and
honey is gathered from them when other flowers are drenched within
as well as without. For a similar reason, the borage (borago
officinalis) is valuable for bees; and, also, because that plant
continues to flower until the frosts set in. The honey both from
raspberry blossoms and borage is very superior. Mr. Langstroth says
that "the precipitous and rocky lands of New England, which abound
with the wild red raspberry, might be made almost as valuable as
some of the vine-clad terraces of the mountain districts of Europe."
The "golden rod," and also asters, afford superior honey for autumn
gathering. Dzierzon strongly recommends buck-wheat being sown in
the winter stubbles on behalf of the bees, and he tries hard to
persuade farmers that it is to their interest to cultivate it. It should be
named that all the ordinary fruit blossoms, especially those of the
apple, supply abundant store for bees.
It is, however, to wild or field flowers that the bee-master must
chiefly look for the raw material on which his myriad artisans shall
exert their skill. The white clover of the pasture—the wild thyme on
the hill—the heather on the moors—the furze and the broom on the
sandy waste—offer exhaustless stores for a greater number of bees
than can ever be located near them. There are also two or three
peculiar sources of honey which one would not have suspected, as,
for instance the blossoms of the onion plant, of turnips, and in still
greater degree, the flower of the mustard plant. In those districts of
England where mustard seed is cultivated so extensively, it would be
well worth while for the farmers to keep large colonies of bees.
Another, but a very uncertain source of honey, is the "honey-dew,"
which in some seasons appears in large quantities on the leaves of
the oak, the lime, and some other trees.
It is important to mention that bees in the principal breeding
season require a plentiful supply of water. Owing either to their
carelessness or eagerness, they are frequently drowned when
drinking from any large quantity of water; the bee-keeper should,
therefore, place near the hives shallow vessels of water containing
pebbles, on which the bees may alight to take frequent but
temperate draughts.
THE LIGURIAN OR ITALIAN ALP-BEE.

A new, or rather a re-discovered, variety of bee has recently been
brought into practical use amongst apiarians in Germany and
America, as well as in this country. The ordinary bee is the Apis
Mellifica of naturalists; the new kind is the Apis Ligustica. It was also
named "The Ligurian Bee" by the Marquis de Spinola, who found it in
Piedmont in 1805; and he considered it to be the principal species
known to the Greeks, who speak of the "best kind" of bee as being of
a red colour. Leading apiarians agree in pronouncing these bees to
be justly entitled to the high character given to them. Their special
advantages are—greater fecundity of the queens, less irascibility,
and a more handsome appearance, for being of a golden colour,
they are prettier than our black bees.
Our own experience with the Italian Alp-bee enables us to
corroborate the statements which have been made in favour of this
new variety. We find the queens more prolific than those of the
common kind, and the quantity of honey produced is greater. These
two facts stand as cause and effect; the bees being multiplied more
quickly, the store of honey is accumulated more rapidly, and the
Italian bees consume, if anything, less food than the common kind.
When of pure Italian blood, these bees are by some apiarians
thought to be hardier than our own. That they forage for stores with
greater eagerness, and have little hesitation in paying visits to other
hives, we can testify from our own observation. The following
anecdote will illustrate their intrusive propensities. Another bee-
keeper living in the neighbourhood of our apiary, when inspecting our
hives, observed the yellow bees; he exclaimed, "Now I have found
out where those strange-looking bees come from; for," said he,
"these yellow-jackets are incessant visitors to my hives. I thought
they were a species of wasps that had come to rob, and until now I
have been unable to account for their appearance at the entrance of
my hive, so that I have killed them by hundreds." This was not at all
pleasing intelligence for us, and we trust that our neighbour has
been more lenient to "the yellow-jackets" since his visit. We are
inclined to believe that more visiting takes place amongst bees of
different hives than bee-keepers have been accustomed to suppose;
where the Italian and black bees are kept near each other, the
foreigners being conspicuous by their lighter colour, there is less
difficulty in identifying them when at the entrances of other hives.
This season (1864) we have had more honey from a Ligurian
stock than from any one of our colonies of black bees. From this
Ligurian hive we have taken a glass super containing 40 lbs. nett of
honey, besides having drawn from it an artificial swarm; and, after
all, it remains the strongest hive in our apiary.
The Baron Von Berlepsch and Pastor Dzierzon, who are probably
the two most intelligent and skilful bee-keepers of Germany, award
to the Italian a very decided preference over the common bees. The
Baron says that he has found:—1. That the Italian bees are less
sensitive to cold than the common kind. 2. That their queens are
more prolific. 3. That the colonies swarm earlier and more frequently.
4. That they are less apt to sting. 5. They are more industrious. 6.
That they are more disposed to rob than common bees, and more
courageous and active in self defence. They strive, whenever
opportunity offers, to force their way into colonies of common bees;
but when strange bees attack their hives, they fight with great
fierceness, and with incredible adroitness.
It is said, that the Italian bee can extract honey from some
flowers which the common bee is unable to penetrate. For instance,
the blossom tubes of the red clover being too deep for the proboscis
of the common bee, that flower is useless to them, although so
plentiful; but, says Mr. Langstroth, the American apiarian, the Italian
bee visits the red clover assiduously, and draws large quantities of
honey from it.[7]
[7] This opinion is not held by the closest observer of Italian
bees in England.
The introduction of this new variety of bee into England was
through our agency. M. Hermann, a bee cultivator at Tamins-by-
Chur, Canton Grison, Switzerland, wrote to us on the 5th July, 1859,
offering to supply us with Italian Alp queen bees. This letter, or an
extract from it, appeared in the current number of the Journal of
Horticulture, (then called the Cottage Gardener,) a periodical that
regularly opens its columns to apiarian subjects. Prior to this the
Italian Alp, or as it has been named the "Ligurian" bee, was
unknown in this country, except to a few naturalists. The letter
referred to attracted the attention of that intelligent apiarian T. W.
Woodbury, Esq., now so well known as the "Devonshire Bee-
keeper." On the 19th of July, that is a fortnight after Mr. Hermann's
offer, we received a consignment of Italian Alp bees, being the first
imported into England, with these, Mr. Woodbury also received one
queen-bee and a few workers, which he introduced into a hive of
English bees from which the queen had been taken. His efforts were
very successful, and "the spring of 1860 found him in possession of
four Ligurianized stocks." His subsequent experience with the Italian
Alp bee he has fully described in a communication to The Bath and
West of England Agricultural Journal.
Subsequently Mr. Hermann sent us a copy of his pamphlet
entitled "The Italian Alp Bee; or, the Gold Mine of Husbandry," with
the request that we should have it translated from the German, and
that copies of it should be printed in the English language. The
pamphlet was speedily published by us, and although singular as a
literary production, it may be useful for the advanced apiarian.
Certainly the bees are partially of an orange or golden colour, and
if one could believe the golden anticipations indulged in by Mr.
Hermann respecting them, it would be sufficient to identify the Italian
Alp bee as the species described by Hood in Miss Kilmansegg;—
those which dwelt in
"A golden hive, on a golden bank,

Where golden bees, by alchemical prank,
Gather gold instead of honey."
Poor Hermann himself did not profit by the discovery of the mine.
His enthusiasm for the culture of the Alpine bee instead of wafting
him to El Dorado appears to have driven him to the prosaic retreat of
a debtor's prison. By the latest accounts we learn that—his ardent
spirit chafing against his incarceration,—he had made an attempt to
escape, and in doing so, fell from the prison walls and broke both
legs. We understand that he has since died.
In the pamphlet referred to, Mr. Hermann gives the following
description of what he insists on designating as Apis Helvetica:—
"The yellow Italian Alp-bee is a mountain insect; it is found between
two mountain chains to the right and left of Lombardy and the
Rhetian Alps, and comprises the whole territory of Tessins, Veltlin,
and South-Graubunden. It thrives up to the height of 4,500 feet
above the level of the sea, and appears to prefer the northern clime
to the warmer, for in the south of Italy it is not found. The Alps are
their native country, therefore they are called Yellow Alp-bee, or
tame house bees, in contra distinction to the black European bees,
whom we might call common forest bees, and who, on the slightest
touch, fly like lightning into your face.(?)
"As all good and noble things in the world are more scarce than
common ones, so there are more common black bees than of the
noble yellow race, which latter inhabit only a very small piece of
country, while the black ones are at home everywhere in Europe,
and even in America."
Notwithstanding the death of M. Hermann, we shall in future be
able to supply all bee-keepers, who may wish to possess stocks of
the genuine yellow Alpine bees.
The Italian varies but little from the common bees in its physical
characteristics. The difference in appearance consists in the first
rings of the abdomen, except the posterior edge, and the base of the
third—being of an orange colour instead of a deep brown. These
orange coloured parts are transparent when closely examined with
the sun shining on them. The Italian bees are more active than
common bees when on the wing.
During the summers of 1859 and 1860 we had over from the
Continent a great number of Ligurian queens; these were sent to all
parts of the kingdom. We regret to say that but few were successfully
united to English stocks. It requires a considerable amount of
apiarian skill to accomplish the union, so that we find by experience
it is best to send out complete Ligurian stocks. This is particularly
desirable now that the packing of whole hives is so easily
accomplished by us with the aid of bars and frames. We have sent a
great number of stocks to all parts by rail.
Mr. Woodbury, owing to his knowledge and skill in bee-keeping,
was eminently successful in propagating the Ligurian bees first
imported into this country; and we would recommend all who may be
interested in the subject, to peruse the interesting articles written by
him in the Journal of Horticulture. He has shown great patience and
energy by his labours in the rearing of queens and the multiplication
of stocks, for which he merits all praise. On the other hand, Mr.
Woodbury has to thank the Ligurian bees for the development of his
own skill, for although prior to this he was a valued correspondent to
the before named Journal, his commencement of scientific bee-
keeping must be dated from the time of their introduction.
We now add to the other testimonies already cited, that of Mr.
Woodbury as to the superior qualities of the Ligurian bees. The
following is extracted from a paper contributed by him to the Bath
and West of England Agricultural Journal:—"From my strongest
Ligurian stock I took eight artificial swarms in the spring, besides
depriving it of numerous brood-combs. Finding in June that the bees
were collecting honey so fast that the queen could not find an empty
cell in which to lay an egg, I was reluctantly compelled to put on a
super. When this had been filled with. 88 lbs. of the finest honey-
comb,[8] I removed it, and as the stock-hive (a very large one) could
not contain the multitude of bees which issued from it, I formed them
into another very large artificial swarm. The foregoing facts speak for
themselves; but as information on this point has been very generally
asked, I have no hesitation in saying that I believe the Ligurian
honey-bee infinitely superior in every respect to the only species that
we have hitherto been acquainted with."
[8] This super was exhibited at our stand in the International
Exhibition of 1862.
After such decided testimony as this, corroborated, as it is, by
many other observers, there seems every reason to expect that the
Ligurian bee will gradually supersede the common kind throughout
the United Kingdom.
LIVING BEES AT THE

INTERNATIONAL EXHIBITION OF
1862, SENDING BEES TO AUSTRALIA,
&c.
The engraving represents our stand in the Agricultural
Department of the International Exhibition of 1862. The space
granted us in the World's great Fair was somewhat limited; but we
were able to exhibit a tolerably complete stock of apiarian apparatus
and all the more important bee-hives. Amongst these was a
Unicomb Hive stocked with the Yellow Alpine or "Ligurian" bee. This
was an object of great attention, and daily hundreds of visitors
flocked round our stand in order to watch the movements of the
Italian queen with her gay and busy subjects. The entrance way for
the bees being in the "Open Court," to which all visitors had access,
it was necessary to place the hive in an elevated position, so as for it
to be beyond the reach of incautious passers by, and to obviate any
chance of annoyance to the vast crowds of people continually
around.
Among others who took a deep interest in our exhibition, was Mr.
Edward Wilson, President of the Acclimatisation Society of Victoria.
This gentleman requested us to pack four stocks of the Ligurian
bees for conveyance to Melbourne. With the assistance of Mr.
Woodbury—whose aid was, indeed, essential—these stocks were
sent off on the 25th of September, 1862, by the steam ship
Alhambra, so as to arrive at the colony during the Austral summer.
The hives were Woodbury-frame hives, having ample space and
ventilation, as well as the means of supplying water to their inmates
during the voyage; there was, also, a sufficient store of honey to last
until the following March. The bees arrived at Melbourne, where they
were released after an imprisonment of seventy nine days, and have
since rapidly multiplied, the climate and pasturage of Australia
greatly favouring the increase of this superior variety of the bee.
Mr. Wilson was so well pleased with the careful manner in which
these stocks were fitted out for their voyage across the seas, that he
subsequently instructed us to prepare him three more hives, which
were sent out in a sailing vessel. Owing to the mismanagement of
the water supply during the voyage, only one stock survived in this
instance.
Upwards of twenty years ago, we sent a Nutt's Hive stocked with
bees to New Zealand. We then adopted the plan of fixing the hive in
a meat safe, so that the bees could fly about a little, and also
cleanse the hive of their dead, for bees are very attentive to sanitary
arrangements; they always remove the dead ones from their midst,
and do not void excrement within the hive.
When bees are shut up in their hives too long, they are apt to be
attacked by a disease called by apiarians—dysentery. Sometimes
when confined by the unfavourableness of the weather in winter or
the lateness of spring, this disease produces serious mischief
amongst the bees. Various remedies have been recommended; but
we believe the best is to see that there is wholesome food within the
hive, and plenty of it, and when fine weather returns, the health of
the bees will return with it. Dampness of the hives, and too late
feeding in the autumn, are also frequent causes of this disease.
BEE-KEEPING IN LONDON.
There are many persons now in this noisy city pent, who
frequently remember the days of childhood when, among pastures of
clover or amidst flowery heath and woodlands, they listened to the
cheerful hum of bees. Partly from a desire to revive those old
associations, and also from a natural liking for the tendance of living
creatures, such persons would be glad to keep bees if they thought it
possible to do so in London or its suburbs with any chance of
success. We do not wonder that many should doubt even the
possibility of bees feeding themselves amidst such an "endless meal
of brick;" but we can easily prove that bees, if not placed too near to
smoky chimneys, are able to produce honey, both for themselves
and for their masters. To make this plain, we will mention some
special instances of metropolitan bee-keeping.
About ninety years ago, a Mr. Wildman kept a bee-house and
honey warehouse near to Middle Row, Holborn. He was not only a
tradesman, but was also the apiarian of his day. He kept hives of
thriving bees on the roof of his house in Holborn, and many of the
nobility and gentry used to mount thither in order to inspect the
apiary. At that period, St. Pancras was a "village two miles north-
west of London," and what is now the Regent's Park was open
country. It was then much easier for London bees to find their
favourite forage, but Mr. Wildman believed that his hives were filled
with stores from a considerable distance. Whilst enjoying his country
rambles on Hampstead Heath, he had a shrewd suspicion that many
of the bees he there observed gathering honey were Labourers from
his own apiary. In order to identify his own flock amongst the rest, he
hit upon a homely but very effective expedient. Having borrowed
Mrs. Wildman's "dredging box," he stationed himself near the
entrance of his hives, and gently dusted his bees with flour as they
issued forth. He then betook himself to Hampstead, where he found
his previous surmise confirmed, for there were numbers of his bees
in their livery of white.
Wildman became noted for the remarkable control he obtained
over his bees, many instances of which he exhibited before the
public. Many of his operations with them were regarded as feats of
legerdemain by the uninitiated, as when he appeared before the king
George III. with a swarm of bees hanging in festoons from his chin,
or suspended in a cluster at arm's length. The Journal of Horticulture
recently, in alluding to Wildman, gives the following particulars as to
his performances:—
Near the "Three Hats," Islington, was a place of popular
entertainment called "Dobney's Tea Gardens," kept by
Mrs. Ann Dobney. These gardens occupied the ground
between White Lion Street and Winchester Place, and
were established as far back as 1728. In 1771 the
house was taken for a short time as a boarding school;
but it was soon changed to its original purpose as a
place of amusement, for in 1772 Daniel Wildman
exhibited bees here. This is a copy of the
advertisement:—
"June 20, 1772. Exhibition of bees on horseback! at the
Jubilee Gardens, Islington, (late Dobney's), this and
every evening until further notice (wet evenings
excepted.)
"The celebrated Daniel Wildman will exhibit several new
and amazing experiments, never attempted by any
man in this or any other kingdom before. The rider
standing upright, one foot on the saddle and one on the
neck, with a mask of bees on his head and face. He
also rides standing upright on the saddle with the bridle
in his mouth, and by firing a pistol, makes one part of
the bees march over the table, and the other swarm in
the air and return to their hive again, with other
performances too tedious to insert. The doors open at
six; to begin at a quarter before seven. Admittance:—
Box and gallery, 2s.; the other seats. 1s."
The secret of Wildman's skilful manipulation is well understood
now; it consisted in a careful holding and disposal of the queen,
together with confidence in the generally inoffensive disposition of
bees. Dr. Evans, whom we have often quoted for his correct
information in apiarian matters, thus speaks of his feats:—
"Such was the spell which, round a Wildman's arm.

Twined in dark wreaths the fascinated swarm;
Bright o'er his breast the glittering legions led.
Or with a living garland bound his head.
His dextrous hand, with firm yet hurtless hold,
Could seize the chief, known by her scales of gold,
Prune, 'mid the wondering train, her filmy wing.
Or o'er her folds the silken fetter fling."
To recur to our subject. After the days of Wildman, our own

establishment in Holborn became widely known for bee hives and
honey. Although we never attempted to start a London apiary at all
approaching in extent that of our predecessor, we have occasionally
kept bees on the house top both in Holborn and Regent Street. At
both those situations, we have noticed that the bees bring "pollen" as
well as honey into their hives. Last summer there was brought under
our notice an illustration of the acuteness of the scent of bees, and of
their diligent search for food, proving too that if sweets can be
obtained even from unusual sources, the bees will find them out. A
poor woman who, at the corner of an adjacent street vends "brandy
balls," "toffee," "rock," and other saccharine compounds—all well
known to and appreciated by most juveniles,—used to receive
frequent visits from our bees. Their visits to the old dame's domain
were at first rather interesting, and if the few pioneers who had the
sagacity to find such a store had kept the secret only to themselves,
their company would not have been objected to. Such selfish policy
does not, however, accord with the social instinct of bees, and these

Download ebook pdf of Полковник Грулёв 1St Edition Крылов Евгений Андреевич full chapter

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Download ebook pdf of Полковник Грулёв 1St Edition Крылов Евгений Андреевич full chapter

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

■■■■■■■■■ ■■■■■■ 1st Edition

■■■■■■ ■■■■■■■ ■■■■■■■■■

Aula Internacional Plus 4 B2 1 1st Edition Difusión

Edito B2 4e édition 4th Edition Myriam Abou-Samra

L eredità B1 B2 Primi Racconti 1st Edition Luisa Brisi

Ritorno alle origini B1 B2 Primi Racconti 1st Edition

Nagy Origó nyelvvizsgakönyv Angol középfok B2 Horváth

■■■■■■■■■■ ■■■■ ■■■ ■■■■■■■■■■■ B1 B2 3rd Edition ■

Let s Discuss It B2 1st Edition Kész Zoltán Stanley A

Civilisation progressive du français B2 C1 Avancé

Издание осуществлено на средства автора.

Печатается в авторской редакции.

Крылов Евгений Андреевич

Литературный киносценарий «Полковник Грулёв» является художествен-

Крылов Евгений Андреевич

Предыдущие крупные киносценарии также относятся к

— Да, — отвечает Зоя.

— Позвольте представиться, Иосиф Давидович Рабино-

паспорт только в том случае, если Сара примет христиан-

вам. Мы прекрасно понимаем, что малейшее недоразумение,

— До свидания, — прощается полковник.

Входит подпоручик Краснопольский и докладывает:

— Конфуций подчёркивал значение морального порядка и

— Я с вами, Николай Иванович, полностью согласен, но

организована разведшкола. Мой человек обучается в ней. В

— Возможно, но связь между коммерсантами никогда, —

Пролетка подъезжает к подъезду здания, в котором распо-

— Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство! —

Вот я и попросил Федора Ивановича устроить праздник

Один лишь министр финансов Витте высказался против этого

В этих двух корпусах почти полностью меняется команд-

Губернатор берет ручку с письменного прибора и начинает

— Да, Акаси-сан, заметил. Наблюдение ведется за мной

чие — финны, которые трудятся на верфи, почти все видные

массы. Когда начнется война с Японией — пропаганда против

Стокгольм, а оттуда в Китай. Она будет владелицей ресторана,

— Княгиня Елизавета Николаевна Оболенская, —пред-

— Повторите, — произносит полковник.

— Отчасти, да, — неожиданно признается полковник.

— Ревность к полковнику Грулёву может перерасти в нена-

— Михаил Владимирович, вы читали статью Сергея Юлье-

Музыка в камне, булыжные мостовые, скульптуры, фонтаны,

для меня — это вы, неизвестный полковник, который жела-

Княгиня ставит ножку на ступень пролетки, опирается на

Сколько счастья, сколько муки

Снятся мне милые глазки твои,

Сколько счастья, сколько муки

Резвой птичкой, воздушна как тень

Сколько счастья, сколько муки

— Где вам будет угодно расположиться? Около сцены или

Метрдотель записывает в книжечку заказ, услужливо го-

Прости-прости! Настало время,

О, дай усталой головою

А там расстанемся надолго,

Дитя! В сердцах, быть может, холод

Быть может, вместе все былое

Прости же, друг! Полна печали

К столику подходят два официанта с подносами. На них

— Почтеннейшая публика спешит в «Контан», для нее

чжурии по причине, что Россия ее потеряет, а сказочный город

Один из офицеров обернулся в сторону княгини Оболенской

— Неизвестность. Рихард Викторович — комендант Крон-

— Алекс, а вы не говорите, вы же знаете, что никаких се-

— Рада вас приветствовать, господин, — осекшись, гово-