АКАДЕМ ИЯ НАУК СССР

Г. В. Колшанский

КОНТЕКСТНАЯ
СЕМАНТИКА

Издательство «Наука»
 АКАДЕМИЯ НАУК СССР
Институт языкознания

Г. В. Колшанский

КОНТЕКСТНАЯ
СЕМАНТИКА

И ЗДА ТЕ Л Ь С ТВ О «НАУКА»

Москва 1980
 В книге рассматриваются вопросы контекстной обусловлен­
ности значений слов, словосочетаний и предложений; анализиру­
ются способы снятия многозначности указанных языковых еди­
ниц в реальных коммуникативных актах; дается характеристика
формальных и смысловых факторов, участвующих в создании
однозначного смысла как в рамках слов и словосочетаний, так
и в рамках целого текста. Наряду с элементами правил смысло­
вой сочетаемости лексических единиц рассматриваются также
правила функционирования грамматических конструкций в рам­
ках смысловых связей текста (импликации, пресуппозиции и
т. д.). Работа насыщена примерами, взятыми из произведений
различных стилей, на основе которых выдвигаются рекоменда­
ции использования контекстных условий для адекватной пере­
дачи мысли.

Ответственный редактор
доктор филологических наук
Ю. С. СТЕПАНОВ

© Издательство «Наука», 1980 г.

 ПРЕДИСЛОВИЕ

В настоящее время лингвистика все более интенсив­

ными методами занимается исследованием содержатель­
ной стороны языка, независимо от того, какая область
языка, какой уровень его изучается и какова направлен­
ность самого исследования. Представление о языке как
о семантической системе, хотя и весьма сложной, но тем
не менее системе, в которой элементарные знаки функ­
ционируют по определенным правилам, оказалось на­
столько односторонним, что даже весьма тонкая формаль­
ная, логическая и математическая ее обработка, хорошо
вписывающаяся в общее русло попыток формализации
гуманитарных наук, не могла спасти языкознание от яв­
ного срыва ввиду опоры на концепции языка, искажаю­
щие его действительную природу.
Материалистический взгляд на язык как на материаль­
ное воплощение человеческого сознания должен нацели­
вать науку о языке прежде всего на описание того меха­
низма, который безупречно выполняет свою функцию
вербальной передачи информации в человеческом об­
ществе.
Поверхность языка, акустическая или графическая, не
могла рассматриваться как обычное физическое, субстан­
циональное явление, а сложнейшие переплетения всевоз­
можных его элементов не могли бы быть объяснены ис­
ходя только из чисто релятивных закономерностей связей
элементов в рамках обычной семантической системы.
Особенность языковой субстанции заключается именно
в том, что она является продуктом человеческого созна­
ния и предназначена для материализации идеального
мира человека, другими словами, для материализации его
познавательной абстрагирующей деятельности. Гносеоло­
гический характер языковой субстанции превращает ее
в уникальный материально-идеальный объект, изучение
которого должно неукоснительно сохранять эту его дву­
стороннюю сущность.
3
 Изучение языка в аспекте его гносеологического со­
держания — одна из важнейших задач языкознания, ко­
торая определяется в наше время как общая задача изу­
чения семантики языка. Понятие семантики языка явля­
ется, пожалуй, для лингвистики наиболее абстрактной
категорией, что объясняется, видимо, объединением всех
звеньев системы и структуры языка на основании некото­
рого идеального наполнения, которое характеризуется как
обозначение соответствующей языковой формой предметов
и явлений объективного мира. Проблема номинации, зна­
чения, смысла, сигнификата, информативности языковых
единиц, исторического развития значений, логические свя­
зи в структуре языка, стилистические функции и т. д. обра­
зуют тот семантический фокус, который стал особенно ак­
туальным для теоретической и прикладной лингвистики
в последние годы.
Проблемы семантики стоят в центре внимания совре­
менной лингвистики не только потому, что через этот
аспект раскрывается коммуникативная сущность языка,
но и потому, что содержательная сторона языка непо­
средственно связана с познавательной деятельностью че­
ловека и представляет собою поле деятельности многих
смежных наук — философии, гносеологии, литературове­
дения, информатики и др., изучающих процессы форми­
рования и передачи знания в языковой системе.
Семантика по своему существу не может замыкаться
в сфере изучения изолированных единиц независимо от
того, будет ли этой единицей слово или даже целый аб­
зац. Содержательная ткань языка представляет собою
теснейшее переплетение смысловых денотативных и кон­
нотативных нитей.
Естественно, лингвистика с момента ее становления
как самостоятельной науки всегда занималась семантикой
языковых единиц — первоначально с главным упором на
семантику слова (лексикография), позже семантикой вы­
сказывания, семантикой грамматических форм, затем осо­
бенно семантикой предложения (синтаксическая семан­
тика) и в последнее время — семантикой текста (линг­
вистика текста). Однако эта работа велась, как правило,
в сфере семантики самостоятельных единиц в их изоли­
рованном состоянии (семантика отдельных слов, отдель­
ных форм, отдельных видов предложений). Изучение
языка в качестве системы, характерное прежде всего для
современной лингвистики, начиная с первых десятилетий
4
XX в. потребовало включения всех содержательных свя­
зей слов и предложений соответственно через словосоче­
тание и периоды. Именно эта необходимость изучения се­
мантики единиц только в их отношениях, образуемых при
формировании коммуникативных единиц, выдвинуло на
повестку дня изучение всех видов окружения этих еди­
ниц, другими словами, всех контекстных связей, что по
существу и привело к созданию важнейшего аспекта линг­
вистики — контекстной семантики.
Контекстная семантика в значительной степени свя­
зана поэтому с исследованием действительных коммуни­
кативных единиц, составляющих относительно цельные
фрагменты общения — тексты различного размера. Усло­
вия адекватного восприятия отдельных высказываний, от­
дельных слов могут быть определены лишь в пределах,
гарантирующих однозначность функционирования этих
единиц, другими словами, в пределах некоторого текста.
Эти условия должна исследовать семантика. В этом слу­
чае она является частью теории текста.
Далее, вопросы интерпретации текста, стилистических
особенностей языка вообще и языка художественной ли­
тературы, языка конкретного автора в частности — все это
нераздельно связано с изучением особенностей семантики
языковых единиц в их естественном коммуникативном
окружении. Можно предполагать поэтому, что контекст­
ная семантика займет надлежащее место в современной
лингвистике на всех уровнях исследования языка.
Настоящая работа посвящена изучению тех сторон се­
мантики языковых единиц, которые проявляются в их
взаимодействии при формировании смысловых отрезков —
высказываний; в ней делается попытка интерпретации
этого взаимодействия как общей категории контекста —
неотъемлемой существенной характеристики языка.
 КОММУНИКАТИВНАЯ ФУНКЦИЯ
ЯЗЫКА

Язык как коммуникативная система представляет со­

бой в материальном плане довольно ограниченный меха­
низм — и по объему лексикона и по грамматическим фор­
мам, — на основе которого строятся речевые высказыва­
ния. В содержательном плане, однако, язык позволяет
практически выразить бесконечное количество мыслей,
идей, используя каждый раз минимальный набор слов,
словоформ и грамматических средств. Реальные отноше­
ния любого языкового высказывания покрывают собою
всю сеть познанных человеком предметов, процессов и
явлений — всего многообразия окружающего мира.
Коммуникация представляет собой не простой физи­
ческий процесс передачи некоторого сообщения, а про­
цесс, благодаря которому эта передача из индивидуаль­
ного одновременно становится общественно осознанным
продуктом, порождаемым гносеологической установкой
человеческого сознания.
Коммуникация опосредует индивидуальное содержание
через индивидуальную речь и превращается в социальное
явление, демонстрируя тем самым абсолютное единство
коммуникативной гносеологической и социальной функций
языка.
Языковой знак в этом аспекте не есть знак или мет­
ка вещи или явления, а есть лишь элемент, входящий
как составная часть в вербальную коммуникативную си­
стему. Коммуникация есть процесс порождения языковых
единиц, и в целом он представляет собой не сумму зна­
ков, а средство реализации мыслительного содержания.
Объяснение этой способности языка должно основываться
не на строении самого знака, а на той когнитивной пред­
посылке, которая образует информативную основу самой
коммуникации.
Строение знака, его материальная организация явля­
ется внешним признаком, или, можно сказать, физиче­
ским параметром коммуникации и, следовательно, второ­
степенным для ее функционирования. Объяснение способ­
6
ности словесной коммуникации передавать идеальное
содержание должно основываться на объяснении способ­
ностей материальных, физических, акустических единиц
и всей языковой структуры закреплять идеальную сущ­
ность вещи, представлять ее в сознании и превращать в
интерсубъективный общественный феномен. Другими сло­
вами, языковая структура должна быть рассмотрена под
углом зрения ее способности в субъективной человеческой
материальной форме передавать адекватно саму реаль­
ность. Нельзя избежать той прямой презумпции, что язы­
ковая структура в ее форме, совершенно отличной от фор­
мы самой вещи, все-таки репрезентирует эту вещь и дает
возможность человеку оперировать ею в практическом и
теоретическом познании.
Элементы этой языковой структуры должны быть
в данном случае пригодны для того, чтобы вне самой
вещи представлять ее в человеческом общении и позна­
нии, т. е. создавать в своей организации второй мир —
идеальный мир, в котором существуют зафиксированные
в языковой структуре сами реальные предметы. Указан­
ная способность языкового элемента (в этом смысле мож­
но сказать языкового знака) реализуется только благода­
ря тому обстоятельству, что в языковом знаке воспроизво­
дится не сама вещь, а те отличительные признаки, на­
именованием которых становится языковой знак.
Языковое означивание, представленное в отдельном
языковом элементе — знаке — и осуществляемое по зако­
нам номинации, есть вторичное существование вещи, по
своему существу адекватное отражение этой вещи, объяс­
няющее, таким образом, вторичный характер человече­
ского познания. Именно в языковом знаке и осуществля­
ется предпосылка познания вещи как отражение ее в
субъективной человеческой форме. Языковой знак, таким
образом, является человеческой формой гносеологического
освоения вещи, ее отчуждения и, следовательно, ее при­
своения в сознании и одновременно практического овла­
дения ею. Языковой знак может быть определен поэтому
как человеческий способ отчуждения вещи, включаемой
в ее идеальной сущности в систему взаимоотношений в
языковой структуре сообразно тем реальным соотноше­
ниям, которые свойственны каждой конкретной вещи, яв­
лению, процессу в реальной картине мира.
Роль языкового знака состоит не в том, чтобы быть
просто меткой вещи, а в том, чтобы представлять ее в со­
7
знании, замещать ее в качестве отчужденной вещи и
участвовать во всей познавательной мыслительной дея­
тельности человека. Как справедливо пишет М. Б. Храп­
ченко: «В науке знаки и знаковые системы создаются,
однако, не с целью заменить познание действительности,
основанное на отражательной способности человеческого
сознания, неподвижной системой конвенциональных сим­
волов, а для того, чтобы непрерывно развивать и совер­
шенствовать его» 1.
Исходным пунктом коммуникации в принципе должна
рассматриваться такая единица, которая структурно орга­
низована и способна выражать сущность явлений в их ми­
нимальных отношениях с другими явлениями. Основой
структуры такого высказывания является отношение эле­
ментов, а не сами элементы, составляющие лишь детали,
из которых строится цельное высказывание.
Реальной единицей языка должна быть фраза — выска­
зывание, — а не слово как только ее часть. Лексический
знак действительно выступает в качестве элементарной
номинативной единицы, но номинация сама по себе не
составляет содержания высказывания, если под номина­
цией иметь в виду то ее свойство, что она только обозна­
чает некоторую вещь или явление. Высказывание не обо­
значает отдельную вещь, а обнаруживает в адекватной
субъективной форме истину существования вещи, т. е.
ее бытие в отношении к другим вещам.
Естественно, чтобы выразить некоторое отношение,
нужно располагать теми элементами, между которыми
устанавливаются данные отношения. В высказывании
устанавливаются отношения между словами как элемен­
тарными номинативными единицами, представляющими
отдельные вещи и явления, но обнаруживающими свою
истинную природу только на уровне высказывания, в
структуре которого реализуются условия для выражения
объективных закономерностей взаимосвязей реальных ве­
щей и явлений. Поэтому высказывание может составлять
основной элемент коммуникации, так как только на ос­
нове высказывания человек может ориентироваться в ис­
тинности или ложности его определенных суждений, оце­
нок.

1 Храпченко М. Б . Природа эстетического знака. — В кн.: Кон­

текст 1976. Литературно-теоретические исследования, М.,
«Наука», 1977, с. 7.

8
 Языковой знак, имеющий в качестве второй стороны
некоторые значения, реализует их как конкретное значе­
ние непосредственно в речевом произведении. Все учение
о многозначности слова, таким образом, опиралось на ка­
тегорию языкового значения и его реализацию в речи.
Такой подход в какой-то степени изменил известное по­
ложение о языке, а именно о языке, существующем толь­
ко в коммуникации, представив результаты лингвисти­
ческого описания языкового знака, например вокабуляра,
в качестве второго уровня самого языка. Если же пред­
ставлять себе функцию языкового знака не как простое
наименование предметов, а как участие в образовании
реального высказывания, то необходимо признать первич­
ным для языкового знака не уровень языкового значения,
а уровень реального конкретного значения в составе ком­
муникативного отрезка. В этом смысле значение и значи­
мость любого языкового знака создают неразрывное един­
ство, поскольку сам знак является не принадлежностью
словаря, а принадлежностью конкретного высказывания2.
Абстрактный характер отражательной сущности знака
(его значения) позволяет ему участвовать в бесчисленных
вариациях высказываний только при том условии, что
во всех этих высказываниях сохраняется основное свой­
ство знака — в отчужденной форме представлять саму
реальную вещь (явление), в каких бы аспектах и ситуа­
циях они ни раскрывались в коммуникативном акте.
Высказывание, как было уже отмечено выше, может
быть признано однозначным молекулярным элементом
коммуникации на том основании, что только оно в своей
структуре раскрывает истинную сущность бытия вещи,
а именно ее существование в взаимосвязях с другими
предметами. Субъектно-предикативная структура выска­
зывания для того и предназначена, чтобы отразить в ка­
честве минимального звена эту взаимосвязь. Можно ска­
зать, что только это минимальное звено способно обнару­
2 В этом отношении интересно меткое замечание Т. Слама-Ка-
заку: «Мы рассматриваем знак как „образ" объекта действи­
тельности, которую, однако, он не отражает во всей ее пол­
ноте, конкретной и специфической, до тех пор, пока этот
знак не станет соотноситься со всем ансамблем выразитель­
ных средств, который уточняет его „стоимость" в соответствии
с актуальной ситуацией» (Slama-Cazacu Т. Language et context.
Le probleme du language dans la conception de l’expression et
de l'interpretation par des organisations contextuelles. The Ц#-
gue, Mouton, 1961, p. 194).

9
живать смысл сообщения, заключающегося в том, что
коммуникант формирует в нем свое понимание конкрет­
ного кусочка действительности и передает его в процессе
коммуникации. Смысл высказывания можно определить,
таким образом, как отражение относительной самостоя­
тельности существования вещи, в котором обнаружива­
ется «смысл» вещи как ее истинное место в цепи вещных
взаимосвязей. Если для лексического знака характерно
лишь обозначение, именование вещи, то для высказыва­
ния существенно не само именование, а установление
связей между обозначаемыми вещами. Естественно, что
лексический знак и все ему подобные языковые обозна­
чения типа номинативных словосочетаний обеспечивают
лишь статический элемент бытия, т. е. ту или иную вещь
или его свойства в качестве признака вещи (денотат),
в то время как высказывание обеспечивает отражение
связи денотатов (ситуация) в качестве предмета своего
содержания. Реальность расчлененности и одновременно
взаимосвязанности элементов получает свое идеальное
существование в языке в коммуникативных единицах
высказывания, передающих каждый раз конкретную ис­
тину — ситуацию бытия, создавая тем самым предпосылка
для общения людей, в процессе которого передаются до­
бытые знания о мире и формируется общественное созна­
ние.
Отдельные высказывания о ситуациях связываются за­
тем в процессе коммуникации в закономерные тематиче­
ские фрагменты, из которых в итоге создается ткань че­
ловеческого знания, зафиксированного в языковых зна­
ках. Язык действительно фиксирует в своих формах мир
таким, каким его отобразил человек, однако это не озна­
чает, что нарисованная языком картина мира представ­
ляет собой новый мир по сравнению с объективным ми­
ром в том смысле, что закономерности языкового мира
свойственны только языку и человеку, который как бы
не познает мир, а накладывает на него свои внутренние
знания, свою сетку отношений и таким образом создает
новый, языковой мир. На самом деле знание, фиксируе­
мое в языке, представляет собой лишь вторичный мир,
закономерности которого адекватны исходному, хотя и
субъективны по форме своего существования. Вторичность
же не означает нового мира, а говорит лишь о том, что
конструкции этого вторичного мира есть подлинное отра­
жение первичного и реального, доказательством чего слу­
10
жит практика человека, овладевающего закономерностями
мира и доказывающего тем самым адекватность своего
познания3. Вербальный мир есть, собственно, не мир,
а способ человеческого представления реального мира, де­
терминированный в итоге его законами.
Если рассматривать язык как систему, которая при­
звана адекватно реализовывать человеческое знание, то
в этом случае контекстуальные условия, будь они экстра­
или интралингвистические, полностью согласуются с объ­
ективной реальностью в содержании информации и в ито­
ге не могут преобразовываться в особые языковые фак­
торы, свойственные только языку. Гипотеза о влиянии
языка на восприятие мира представлена, как известно,
в науке во многих разновидностях, причем некоторые фи­
лософы, опирающиеся на теорию отражения, считают, что
эта гипотеза имеет основания в том смысле, что «язык
оставляет свой специфический след на знании» и что
«. .. результат отражения окружающей нас действитель­
ности преломляется через призму языка» 4.
Задача лингвистического исследования при таких ис­
ходных позициях в соответствии с такой концепцией
должна состоять в том, чтобы попытаться скорректиро­
вать специфический, а следовательно, и искажающий ис­
тину объекта «языковой эффект», другими словами, по­
пытаться найти тот коэффициент поправки, который сни­
мал бы собственный языковой момент и корректировал,
таким образом, отношение языка к действительности. Од­
ним из способов такой корректировки и может рассматри­
ваться, по мнению представителей этой точки зрения,
контекст, подтекст и другие моменты5.

3 Ср. следующ ее высказывание: «В наших рассуж дениях рече­

вая деятельность фигурировала отвлеченно от деятельности
предметной, в действительности ж е она выступает как ком­
понент предметной деятельности. И в этом своем качестве
она может интериоризоваться не только как инструментальная
сущность, языковой знак, но и как данность денотата, аб­
страктный предмет с фиктивным существованием, вступаю­
щий в сознание как некоторая реальность» (Горелов И. Я.
О функциональном базисе речи. — Изв. Северокавказского
научного центра высшей школы, сер. обществ, наук, 1977, № 3,
с. 56).
4 Брутян Г. А. Языковая картина мира и ее роль в п озн ании.—
В кн.: Методологические проблемы анализа языка. Ереванск.
гос. ун-т, 1976, с. 57.
5 Там же, с. 62.

11
 Надо прямо сказать, что несостоятельность подобного
подхода к языку объясняется прежде всего тем, что за­
ставляет признать в том или ином виде существование
третьего мира — языкового сознания как промежуточного
сознания, своего рода звена, а это нарушает основопола­
гающий принцип материалистической теории — принцип
адекватности отражения в сознании объективной действи­
тельности.
Диалектическая природа языка пронизывает весь его
механизм и требует поэтому учета всех его противоречи­
вых сторон. Сущность языкового знака, с одной стороны,
состоит именно в том, что он в качестве отчужденной ма­
терии реализует абстрактную сущность реальных предме­
тов через идеальное содержание, с другой стороны, сам
знак в широком смысле привязан к конкретному явле­
нию, а следовательно, и к конкретному отрезку комму­
никации. Если в животном мире всевозможные сигналы,
определяемые поведением особей или сообществ, построе­
ны на рефлекторной основе и жестко привязаны к конк­
ретной ситуации, вследствие чего они имеют значения
только в период сохранения или действия определенной
ситуации, то языковой знак, наоборот, вследствие своей
обобщенности свободно передвигается в любой конкрет­
ной ситуации, так как вобрал в себя наиболее общие свой­
ства тех или иных реальных условий. Однако примеча­
тельно, что, несмотря на абстрактный характер языкового
знака, связанного с абстрагирующей деятельностью чело­
веческого познания, в реальной коммуникации вновь
объединяются конкретность и абстрактность содержания
вербальных актов вследствие привязанности любой ком­
муникации к конкретным условиям общения, другими
словами, вследствие неизбежного включения любого ком­
муникативного акта в контекст общения. На этом основа­
нии контекст надо рассматривать не только как необходи­
мое условие существования коммуникативного процесса,
но и как сущностную характеристику языка и его внут­
реннее качество, благодаря которому реализуется адек­
ватность познания.
Естественно, что функционирование языка практически
было бы невозможно в случае, если бы речевой аппарат
не мог быть однозначно соотнесен каждый данный раз
с соответствующим конкретным предметом — «разовым»
объектом и т. д. Такое явление могло бы создать ситуа­
цию, при которой человек действовал бы лишь в сфере
12
абстракции и не мог ориентироваться в мире конкретных
вещей (что практически означает, естественно, парадокс).
Соединение обобщающего, абстрактного и одновременно
конкретного значения любой языковой формы, как лекси­
ческой, так и грамматической, и должно образовывать
тот механизм языка, который выступает в качестве про­
тивовеса изолированной отвлеченности и многозначности
языковых единиц и который можно называть контекст­
ным механизмом. Если бы язык представлял собой набор
изолированных слов или грамматических форм (в виде,
например, перечисления слов, даваемых в обычном сло­
варе), то коммуникация не была бы возможной не только
в силу того, что она состояла бы из хаоса знаков, но и по­
тому, что многозначная единица не могла бы быть соотне­
сена с конкретным реальным предметом. Вполне естест­
венно для языка, например, употреблять слово машина
для огромного ряда технических устройств. Так же впол­
не естественно для языка информативно однозначное со­
держание высказываний одного грамматического типа:
Я встретил на улице студента; Я увидел друга на улице;
Я написал письмо и т. д.
Так называемое явление многозначности, присущее
всем языкам, не может рассматриваться как ущербность
языка, порожденная каким-либо случайным обстоятель­
ством, которое язык как бы должен стремиться постоянно
устранять. Наоборот, необходимо признать, что многознач­
ность как в сфере лексики, так и в сфере грамматики
является необходимым качеством языка, обусловливаемым
самой сущностью его материального устройства, а также
биологическими предпосылками мышления человека.
Необходимость ограниченного объема лексикона и на­
бора правил связана, с одной стороны, с качественными
особенностями физиологического механизма человеческого
мозга (память), а с другой стороны, с самой природой
человеческого языка, а именно с обобщающим характе­
ром языкового знака — слова и абстрактной сущностью
грамматических категорий. Особенностью словесного зна­
ка является прежде всего то, что он всегда приложим
к ряду однотипных, однородных или аналогичных явле­
ний.
Неизбежность полисемии в языке можно объяснить ан­
тиномией непредельности/предельности в языке: с одной
стороны, бесконечность содержания сознания и, с дру­
гой — ограниченность языковых знаков, в силу чего один
13
и тот же звуковой комплекс (фиксированная единица тек­
ста от пробела до пробела), обладающий достаточно раз­
вернутой семантической структурой, оказывается много­
функциональным. Отдельные элементы его семантической
структуры попеременно участвуют в акте коммуникации,
а выбор их определяется речевой ситуацией6.
Так называемое прямое значение слова (дом, стол,
путь и т. д.) обозначает непосредственно класс соответст­
вующих предметов, а переносное значение маркирует
класс аналогичных предметов по какому-либо признаку
(смежность, часть, целое, функция; например, путь —
жизненный путь).
Этот факт, естественно, давно отмечен в лингвистике,
признавшей взаимосвязанность всех элементов языка как
на формальном, так и на содержательном уровне. Взаи­
мосвязанность единиц языка в семантическом плане и
определяет контекст как необходимое условие организа­
ции и функционирования языка. «В связанном тексте
знаменательные слова вступают в определенные синтак­
сические сочетания соответственно своим грамматиче­
ским и семантическим особенностям. Для прилагатель­
ных, сама грамматическая сущность которых состоит в
назывании различных свойств и качеств предметов, обо­
значаемых существительными, наиболее распространен­
ным является их сочетание (в функции определения) с
определяемым существительным. Оба компонента сочета­
ния, как правило, многозначны, и уточнение их значений
происходит в результате взаимодействия семантики опре­
деления и определяемого. При этом в роли „индикатора"
значений7, реализуемых в каждом конкретном случае,
может выступать как прилагательное, так и существи­
тельное» 8.

6 Чистович Е. П. Реализация лексических значений в контексте.

Полисемия и контекст. — В кн.: Реализация значения и кон ­
текст. Л., 1975, с. 102.
7 Об индикаторах значений, например, английских качествен­
ных прилагательных см.: Никольская Л. А. Опыт типизации
контекстных характеристик, разрешающих лексическую не­
однозначность имен прилагательных. Автореф. канд. дис. Л.,
1971.
8 Смолянская Т. Я . Роль микроконтекста в реализации значе­
нии полисемантического слова (на материале сочетаний су­
ществительных с прилагательными-определениями). — В кн.:
Реализация значения и контекст, с. 145.

14
 Употребление любой языковой единицы немыслимо
вне связи с другими единицами или формами. Так,
Ю. Найда считает, что если говорить о практическом
(поисковом) контексте, то в данном случае важно знать,
какие обстоятельства сопоставляются в коммуникации
(другими словами, что является стимулом), какие отно­
шения существуют между коммуникантами и т. д. Од­
нако имеется и чисто лингвистический контекст. Боль­
шинство семантических единиц находится в связи с дру­
гими единицами, и поэтому значения этих единиц часто
могут раскрываться только благодаря связи с другими
единицами 9.
Сущность языка и состоит именно в том, что он пред­
ставляет собою не простой набор единиц, а систему, су­
ществующую реально только в виде множества высказы­
ваний, другими словами, язык есть прежде всего процесс
коммуникации, бесконечный процесс построения фраз.
Например, отдельное слово как таковое никогда не может
быть соотнесено с каким-либо конкретным предметом,
если оно не будет включено в коммуникативный акт, ко­
торый заранее предполагает построение и передачу неко­
торого сообщения.
Само же по себе сообщение есть уже сложная еди­
ница, в которой как минимум существуют две категории:
то, о чем сообщается, и то, что сообщается. Эта универ­
сальная конструкция любой коммуникации является пер­
вым условием обмена мыслями в человеческом коллекти­
ве, и оно есть первое условие, которое квалифицирует
положение и семантику языковой единицы как момент
некоторой цепи, контекста. В этом смысле понятия «ком­
муникация» и «контекст» совпадают, если учитывать
дискретный характер как самой коммуникации, так, сле­
довательно, и контекста 10. Если коммуникация создается
только на основе относительно законченных в смысловом
и формальном отношении отрезков речи, то функциони­
рование каждой единицы в этом отрезке определяется

9 См.: Nida Е . A. Componential analysis of m eaning. Research Cen­

ter for the Language Sciences Indiana U niversity. The Hague—
Paris, Mouton, 1975, p. 195.
10 Ср. высказывание В. И. Кодухова: « . . . к о н т е к с т ы со­
здают л ю д и (разрядка наша. — Г. К.) для того, чтобы
выражать и передавать сц>ои мысли и настроения, чувства и
волю» (К одухов В . И. Контекст как лингвистическое поня­
т и е .— В кн.: Языковые единицы и контекст. Л , 1973, с. 21).

15
именно тем контекстом, который устанавливает однознач­
ность соответствующей единицы, например слова или сло­
восочетания, или целого предложения. «. . . Общий смысл
высказывания — результат действия некоего целого, в
которое входят и слова и, в конечном счете, собеседники.
Это целое, "общая ситуация", в которой осуществляется
коммуникация и где значения вступают в контакт с част­
ными случаями и превращаются в "смысл" ; это целое,
это и есть контекст» 11.
В связи с тем, что контекстно-коммуникативный ас­
пект возникает лишь тогда, когда наличествует некото­
рый отрезок связанных каким-либо образом единиц (на­
пример, словосочетание), становится ясным, что контекст
по своей природе всегда может быть реализован только
в системе, что вполне закономерно, так как любая реаль­
ная коммуникативная единица представляет собой нераз­
ложимое единство лексики и грамматики.
Одно из кардинальных положений современного язы­
кознания заключается в том, что язык представляет со­
бою не простую совокупность форм и категорий, а дей­
ствительную систему, в которой по вертикали и горизон­
тали скреплены все звенья, хотя и с определенной сте­
пенью свободы их взаимоотношений.
Любая языковая единица в этом плане имеет свое
определенное место в этой системе, например, слово как
элемент класса, слово как элемент типа словосочетаний,
как элемент семантического поля, как элемент определен­
ного жанра, как синтагматический и парадигматический
член в координатах речевого акта и т. д. — грамматиче­
ская форма как элемент определенной оппозиции в син­
хронном и диахронном разрезе, как элемент грамматиче­
ской и иерархической структуры и т. д. Естественно ожи­
дать поэтому, что любая изоляция или сепаратизация
языковой единицы не может разрывать все эти связи, а,
наоборот, должна фиксировать эти отношения. Наиболее
доступными для такого анализа, безусловно, являются не­
посредственно наблюдаемые формы (грамматическая ка­
тегория, морфологические показатели и т. д.). Более
сложными явлениями оказываются семантические связи,
проистекающие из характера лексического или грамма­
тического значения языковой единицы. Трудность этого
явления заключается в том, что содержание языковой
11 Slamar-C azacu Т. Op. cit., р. 148.

16
единицы не всегда поддается точному определению, на­
пример значение многозначного слова во всех семанти­
ческих пересечениях весьма сложной картины связей
значений единиц в высказываниях в текстах.
Однако при всей трудности разрешения этой пробле­
мы в качестве категорического императива для лингви­
стики сохраняется установка на то, чтобы элементы язы­
ка в формальном и семантическом планах пребывали в
определенной системе, не допускающей никакого иска­
жения, ибо в этом случае адекватность описания поведе­
ния языковых единиц в коммуникации немедленно раз­
рушается. В связи с этим необходимо еще раз указать
на то, что прямым проявлением системных связей в се­
мантике является контекст как мера, вывешивающая и
балансирующая минимально необходимое, относительно
определенное звено в общей семантической системе языка.
Контекст не может рассматриваться как способ по­
рождения или преобразования значений тех или иных
единиц. Контекст есть свойство этой системы и форма ее
существования. В этом смысле контекст не может высту­
пать в роли, отличающейся от роли самой языковой си­
стемы, и не может находиться поэтому вне самой систе­
мы. Фактором, который может рассматриваться как по­
рождающее начало для любого текста в глобальном ас­
пекте, является поэтому не контекст, а сама система.
Нельзя говорить о том, что контекст порождает некоторое
содержание в определенном речевом отрезке, так же как
нельзя говорить и о том, что этот отрезок формирует сам
контекст, ибо в такой интерпретации контекста кроется
опасность того, что контекст может быть превращен в
чисто имманентное начало языка, граничащее с таким
уже явлением, которое не поддается рациональному уп­
равлению, другими словами, превращается в «вещь в се­
бе». Единственно возможным объяснением истинной роли
и сущности контекста может быть только указание на
его диалектический характер, имеющий две взаимосвя­
занные стороны: существование его как свойства всей си­
стемы языка и реализация его в конкретном речевом
фрагменте, в котором проявляется одно из звеньев этой
системы; другими словами, само построение какого-либо
высказывания одновременно реализует и общесистемные
связи и конкретные связи наличествующих в этом вы­
сказывании единиц и форм. Именно эта вторая сторона
и представляет интерес прежде всего для языковедческих
17
исследований, поскольку анализ контекста всегда имеет
определенные границы и привязан к конкретным комму­
никативным актам — от единичного высказывания до це­
лого текста.
Реализация тех или иных значений отдельных единиц
в рамках относительно законченных коммуникативных
актов есть, следовательно, одно из звеньев реализации
всей языковой системы, а специально для состава данно­
го акта — материальный минимум контекстуальных свя­
зей, строго фиксирующих семантику единиц и создающих
необходимую однозначность речевого акта. В конечном
итоге контекстуальные реализации суть лишь те действи­
тельные реальные связи, которые отображаются в том
или ином высказывании. Только в этом смысле контекст
детерминирован, но уже не языковой системой, а, как и
все познавательное содержание человеческого мышления,
объективным миром. При всей свободе и «фантазии» кон­
текста он всегда удерживается в границах, доступных
пониманию здравого смысла, другими словами, определен­
ной «разумностью» реального мира.
Одной из задач лингвистики и является поэтому воз­
можно полное представление семантики любой языковой
единицы — от слова до высказывания — во всех их се­
мантических контекстуальных связях, обнимающих в ито­
ге весь объем так называемой многозначности языковых
явлений как обобщенной категории реальных контексту­
альных проявлений. В итоге лингвистика может получить
определенный набор типизированных контекстов, встре­
чающихся в речевом употреблении, и определить даже
те довольно свободные границы контекста, которые вы­
ходят за рамки типовых и становятся индивидуальными.
Типизированные контексты могут быть увязаны с типи­
зированными номинативными ситуациями для слова и
высказывания и могут быть вследствие этого даже нор­
мированы, а индивидуальные контексты могут быть опи­
саны как пример использования многозначных ситуаций
в авторской речи. Если первый вид контекстов окажется
свойственным так называемому общему языку, то второй
вид может оказаться лишь характеристикой языка худо­
жественной литературы. Понятия жесткости контекста
и свободы вряд ли могут быть строго ограничены одной
линией, так как переход из контекста одного типа в дру­
гой может иметь тончайшие связи и их сканирование для
языкознания практически невозможно, однако эта труд­
18
ность не снимает действенности общего тезиса о том, что
контекст, реализующий всю семантическую систему язы­
ка в ее конкретных фрагментах, может быть в опреде­
ленной степени типизирован в категориальном и индиви­
дуальном плане. Например, для обычных слов типа
конъюнктура, положение всегда возможно определение
через типичный контекст, как экономическая конъюнкту­
ра, международное, внутреннее положение и т. д. В прин­
ципе вопрос о типовых номинативных ситуациях реша­
ется выбором словосочетаний как минимального звена
контекста, что отражается, как правило, в толковых сло­
варях или в специальных словарях словосочетаний. К со­
жалению, типовые контексты при статистическом или
словарном обследовании весьма ограниченны, так как рас­
пространяются максимум на высказывание, а главным
образом — на словосочетание и не выходят в микро- и
макротекст. Однако даже фиксация в пределах предло­
жения дает большой материал как грамматического, так
и лексического порядка, поскольку этот способ представ­
ляет по меньшей мере словарный состав языка не как
элементарную совокупность, а как закономерную систе­
му связей слов, имеющих коммуникативную значимость.
Это обстоятельство особенно важно для практического
использования типовых контекстов (ситуаций) в учебных
материалах при преподавании родного и иностранных
языков.
Следует еще раз подчеркнуть, что цельность комму­
никативного акта, а следовательно, и его структуры, его
контекстуальной обусловленности не уничтожает той са­
мостоятельности входящих в каждый коммуникативный
фрагмент элементов — слов и словосочетаний, — на суб­
станции которых и строятся лексические и грамматиче­
ские отношения. В данном случае при соблюдении прин­
ципа диалектического подхода к указанным выше явле­
ниям нет никакой опасности растворить субстанциональ­
ные элементы контекстной структуры и лишить их номи­
нативной самостоятельности, именно самостоятельности, а
также одновременно и взаимосвязи с другими такими же
самостоятельными элементами (словами) 12.
Система языка, складывающаяся из всей совокуп­
ности синтагматических и парадигматических отношений,

12 См.: Будагов Р. А. Борьба идей и направлений в языкознании

нашего времени. М., «Наука», 1978, с. 94.

19
является потому системой, что она скреплена отношения­
ми между субстанциональными единицами, каждое звено
которых — пучок конкретных отношений и можно опре­
делить как контекст.
Все значимые единицы языка, начиная от слова и
кончая группой предложений, входят как составные эле­
менты в ту или иную структуру высказывания, опреде­
ляемую коммуникативным заданием, в котором место и
смысл единицы заранее предопределены общим замыс­
лом сообщения. Контекст поэтому необходимо рассматри­
вать как реальный языковой статус вербального общения
людей, без которого немыслима однозначная коммуника­
ция как предпосылка прагматического эффекта словес­
ного высказывания. В этом плане правомерно говорить не
только о коммуникативной грамматике, но и о коммуни­
кативной лексике, поскольку все единицы этих уровней
подчинены законам образования словесных единиц, фор­
мируемых не на основе линейного сцепления слов и
предложений, а на основе выбора единиц, значение ко­
торых задается не реестровым местом в системе языка,
а каждый раз семантическими параметрами конкретного
коммуникативного отрезка. Именно эта существенная осо­
бенность естественного языка как четко организованной
системы и обусловливает контекстное функционирование
языковых единиц. Как справедливо пишет В. Н. Ярцева:
«... приходится учитывать, что свойства языкового эле­
мента связаны с его местом в системе языка и даже
уже — с его местом в языковом ряду и, следовательно,
зависят и от свойств коррелирующих с ним „соседей" по
этому ряду» 13.
В языке не существует ни одной единицы независимо
от уровня, на котором она функционирует, которая была
бы абсолютно изолированной как в формальном, так и
в содержательном плане. Как минимальная семантиче­
ская единица, из которых составляется слово (корни и
аффиксы), так и максимальная языковая единица —
текст, характеризующийся сочетанием множества выска­
зываний, непременно входит в состав некоторого опреде­
ленного семантического микрополя, создающего условия
для однозначного формирования той или иной информа­

13 Ярцева В . Я. Взаимоотношение грамматики и лексики в си­

стеме языка. — В кн.: Исследования по общей теории грамма­
тики. М., «Наука», 1968, с. 13—14.

20
ции в семантически законченном отрезке коммуникации
(от предложения и выше). Семантическая подсистема
(сфера поля) способна разрешить любую многозначность
языковых единиц на основе корректировки значения атом­
ных единиц, складывающихся в организованную, так на­
зываемую молекулярную семантическую единицу.
«Мы уже упоминали тот факт, что некоторые лингви­
сты эксплицитно или имплицитно исключают контекст из
сферы изучения семантики. Действительной причиной это­
го положения, безусловно, является то, что существуют
колоссальные теоретические и практические трудности в
удовлетворительном описании контекста... Лингвисты вы­
двигают ту причину, что любое предложение, в том числе
и двусмысленное, должно быть понято независимо от
контекста, поскольку любой говорящий на языке должен
знать значение предложения, причем его высказанность.
Однако этот аргумент содержит в себе много неясностей,
например, что значит знать значение предложения неза­
висимо от контекста... Нет доказательства того, что зна­
чение значения предложения не должно включать знания
контекста, в котором оно употребляется»14. « ...К примеру
предложение Бирвиша „Моя машинка имеет злые наме-
рения“ (аномальное предложение) и John was looking for
the glasses ' Джон искал очки, искал стаканы’ (двусмыс­
ленное предложение), и для распознавания аномальности
и двусмысленности мы должны иметь соответствующую
информацию как о машинке, так и о типе glasses» 15.
Место каждой семемы, безусловно, определено в этой
молекулярной структуре языка, отражающей в конечном
итоге упорядоченный характер самих вещных отношений.
Эта семантическая инфраструктура образует, в свою оче­
редь, базу, на которой строится связь более высокого по­
рядка вплоть до общей семантической системы всего язы­
ка. Совершенно очевидно, что эта общая семантическая
система есть уже не что иное, как совокупность всех по­
нятийных элементов человеческого знания, отражающих
реальный мир. Упорядоченный характер семантической
системы зиждется поэтому на закономерностях существо­
вания объективного мира, исключающих хаос в своем
действительном бытии. Аналогично этому и язык функ­

14 P alm er F. R. Semantics, a new outline. Cambridge—London—

New York—Melbourne, 1976, p. 43—44.
15 Там же, с. 45.

21
ционирует как форма выражения системных знаний че­
ловека о реальности, в которых, следовательно, все со­
держательные единицы занимают строго определенное ме­
сто (включая и варианты), обусловленное всей семанти­
ческой системой языка.
Нельзя принципиально согласиться с утверждением
внутренней имманентности организации языка, исклю­
чающей сводимость взаимосвязей языка в конечном ито­
ге к объективным взаимосвязям: «Мое мнение, в истин­
ности которого я почти уверен, состоит в том, что су­
ществует также автономная система формальной грам­
матики, которая в принципе может быть детерминирова­
на языковой способностью и ее коммуникантом как часть
универсальной грамматики» 16.
Ср. также смелое заявление Р. Кемпсона: «Я прини­
маю следующее основание: синтаксическое поведение
предложения, или его структура, не детерминировано или
необязательно детерминировано синтаксическими свойст­
вами; члены синтаксической структуры не корреспонди­
руют с экстенсивными элементами семантической струк­
туры; семантические категории не могут быть описаны
такими же формальными синтаксическими категориями;
синтаксические категории в принципе могут быть опре­
делены и описаны безотносительно к семантике, а семан­
тический анализ предложения автоматически не может
быть перенесен на синтаксическую структуру предложе­
ния» 17. Такое понимание языка в итоге разрушает язык
как всегда смыслонаполненное средство реальной ком­
муникации.
Контекстная семантика и есть та категория, которая
связывает воедино все поля и сферы различных уровней
языка и должна рассматриваться как предварительное
условие содержательной интерпретации коммуникатив­
ных единиц18. Связь каждой единицы с целым текстом
по иерархии, от первой ступени до целой семантической
16 Chomsky N. R eflections on language. New York, Pantheon Books,
1976, p. 43.
17 Kem pson R. M. Presupposition and the delim itation of sem an­
tics. Cambridge—London—N ew York—Melbourne, 1975, p. 4.
18 Ср.: «Контекст рассматривается нами как один из уровней
системы языка, поскольку он связан с определенными моде­
лями и корреляциями моделей, которые позволяют идентифи­
цировать поведение человека как языковое» (Gregory М Car­
rol S. Language and situation. Language varieties and their so­
cial contexts. London, 1978, p. 89).

22
системы, представляет собой закон семантической орга­
низации языка, который можно назвать законом семан­
тической комплементарности системы языка.
Понимание коммуникации как общения, использую­
щего не только чисто вербальные, но и те подсобные сред­
ства, которые подключаются в реальном общении людей
к чисто языковым факторам (так называемые паралинг-
вистические средства), логически требует включения
в контекстную семантику всех условий коммуникации и
интерпретации, таким образом, контекста как глобального
явления, другими словами, как комплекса языковых и не­
языковых знаний, получающих свое выражение на вер­
бальном и невербальном уровнях. Адекватное описание
языка в силу этого может быть достигнуто при условии,
когда учитывается не только языковой закон семантиче­
ской комплементарности, но и существо глобального кон­
текста, сопровождающего коммуникативный акт.

КОНТЕКСТНАЯ
ОДНОЗНАЧНОСТЬ ЯЗЫ КА
В КОММУНИКАЦИИ

Прогресс в языкознании в идеале может привести к

сравнительно полному описанию действующей системы
языка лишь в том случае, если будут описаны не только
все звенья взаимодействия на уровне формы (грамматика
языка), но и зарегистрирована вся сеть семантических
отношений между единицами языка, что в итоге и соста­
вит содержание всеобъемлющей теории языка — гносео-
лингвистики.
Одной из фундаментальных проблем исследования
значения языковых единиц как на лексическом, так и на
грамматическом уровне является проблема определяю­
щего характера соответственно самого значения единиц
или их контекстного окружения. В так сказать обнажен­
ной формулировке эта проблема может быть представлена
как альтернатива — или значение рождается в контексте,
или сам контекст определяется значением входящих в него
элементов. На первый взгляд эта альтернатива весьма
23
четко определяет суть проблемы и как бы требует от ис­
следователя категорического признания ее первой или вто­
рой части. Не говоря уже о том, что по этому поводу при­
ходится высказываться каждому лингвисту, затрагиваю­
щему вопросы семантики, и несмотря на кажущийся про­
стым однозначный ответ, нельзя признать прежде всего
правомерной саму альтернативу.
На первый взгляд само понятие контекста как бы
предполагает признание в качестве предварительного ус­
ловия правильного восприятия значений той или иной
единицы фактора необходимости развертывания фразы
в конкретном окружении, снимающего многозначность
целого высказывания или его части. Но, отмечая неоспо­
римый факт линейного построения высказывания, нельзя
одновременно говорить о том, что контекст неизбежно
предопределяет значение языковых единиц, по той при­
чине, что контекст не рождается до формирования выска­
зывания, а, наоборот, он является производным от линей­
ной организации коммуникации.
Контекстуальная реализация смысла фразы начина­
ется не с момента завершения фразы, в которой значение
каждой единицы входит в общую структуру фразы и тем
самым в этом микроконтексте осуществляет свое то или
иное смысловое задание. Контекст появляется на самом
деле в момент формирования фразы, ибо выбор той или
иной лексемы или грамматической формы на каждом
этапе формирования фразы должен быть задан всем кон­
текстом будущей фразы. На этом основании можно утвер­
ждать, что контекст участвует в порождении фразы как
равноправная семантическая единица наряду со значе­
ниями лексем и грамматических форм. Порождение фразы
не есть процесс развертывания какой-либо ядерной струк­
туры или процесс перевода семантического категориаль­
ного смысла в разряд конкретного поверхностного смысла.
Порождение фразы есть осуществление всех семанти­
ческих условий реализации значений отдельных слов,
форм и смысла фразы в целом. Вот поэтому надо считать,
что контекст предопределяет вместе со смысловой уста­
новкой, или, другими словами, коммуникативным зада­
нием, всю смысловую структуру высказывания. Возьмем
предложение: Сейчас меня облаком радости и сознания
возможности сделать великую вещь охватила мысль на­
писать психологическую историю романа Александра и
Наполеона (JI. Толстой). После слов сейчас и далее меня
24
в принципе никакие правила развертывания ядра не мо­
гут предписать постановку словосочетания облаком радо­
сти после меня, а конструкция меня охватила мысль как
грамматический стержень всего высказывания, располо­
женный в середине фразы, не может непосредственно
диктовать дальнейший набор — писать психологическую
историю. Если даже и признать, что данная фраза была
построена на основе первоначального ядра меня охватила
мысль, то развертывание этого ядра имеет тысячу вари­
антов, выбор которых определен не конструкцией — на­
писать нечто, — а семантическим правилом формирования
данного сообщения, рождаемого соответствующим контек­
стуальным окружением всего отрезка (рассуждения
JL Толстого о плане романа «Война и мир»). Часть фразы
меня охватила мысль написать психологическую историю
романа Александра и Наполеона имеет своим основанием,
следовательно, не заполнение элементов структуры неко­
торыми единицами, а контекстуально обусловленное зна­
чение этого отрывка с соответствующим выбором необхо­
димых лексем и форм.
Как ни странно, но эта ситуация напоминает триви­
альную альтернативу «о яйце и курице». Эта альтерна­
тива еще может быть оформлена как утверждение о ди­
намическом или статическом характере контекста: явля­
ется ли контекст простым состоянием — окружением ка­
ких-либо элементов — или он есть в некотором роде за­
кон развертывания соответствующего высказывания? Как
в первом, так и во втором случае решение проблемы надо
искать в самой сущности коммуникации.
Исходным тезисом при решении проблемы о сущности
контекста должно быть, безусловно, утверждение того
факта, что коммуникация может быть осуществлена лишь
на базе определенности и однозначности всех элементов
высказывания, создающих предпосылку для выполнения
языком его гносеологической роли.
Возможен и такой подход к определению контекста,
который выводит сам контекст из языковой структуры и
отводит ему роль интерпретатора высказывания, опреде­
ляемого объемом неязыковых знаний коммуниканта. Дру­
гими словами, понятие контекста должно рассматриваться
как возможный круг знаний коммуниканта, воспринимаю­
щего тот или иной текст в соответствии с этими значени­
ями и на их основе, а не на основе непосредственно язы­
ковых данных.
25
 Контекст в этом смысле есть некоторое ситуационное
значение текста или его фрагмента, его глубинное значе­
ние, стоящее за языковой формой. Контекст в этом смысле
есть, таким образом, как бы второй уровень знания языка,
ориентированный на знание внеязыковых фактов, реалий
и т. д., компетенция второго уровня. Приведем здесь рас­
суждение Ф. Палмера:
«Дж. Ферс весьма приветствовал мнение Малинов­
ского, но упустил из виду, что понятие контекста ситуа­
ции у Малиновского было абсолютно недостаточным для
лингвистического исследования проблемы. Для Малинов­
ского контекст ситуации был отрезком социального про­
цесса, который мог рассматриваться изолированно или
как звено в серии событий. Ферс же предпочитал рас­
сматривать контекст ситуации как часть лингвистического
аппарата в таком же плане, как грамматическая катего­
рия. Он рассматривал ситуацию как семантический конст­
рукт и в соответствии с этим выдвинул следующие кате­
гории:
а) особенности участников коммуникации: лицо, лич­
ность, вербальная деятельность участников, невербальная
деятельность участников, б) соответствующие объекты,
в) эффективность вербальной деятельности» К
Такое широкое понимание контекста имеет свои поло­
жительные моменты прежде всего в том плане, что учи­
тывает живое, реальное окружение языка, а не просто его
внутренний механизм, но оно же таит опасность раство­
рить действительный контекст в социально-культурном
медиуме.
Широкое понятие контекста в смысле Малиновского —
Ферса как самых общих социальных условий протекания
вербальной коммуникации мало способствует, на наш
взгляд, собственно лингвистическому изучению контекста,
но дает простор наблюдению и описанию различных осо­
бенностей языка: его лексики, грамматики, стиля, жар­

1 См.: P alm er F. P. Sem antics, a new outline. Cambridge—London—

New York—Melbourne, 1976, p. 49. Идею о контексте в широ­
ком смысле — как коммуникативной компетенции, т. е. знания
правил употребления языка в конкретных ситуациях в смысле
Ферса—Малиновского, обсуж дает Дж . Лайенс (см.: Lyons J.
Sem antics, vol. 2. Cambridge—London—New York—Melbourne,
1977 (chap. «Communicative com petence»), p. 573—591).

26
гона — в зависимости от разных социальных групп и ре­
гионов 2.
Контекст есть внутреннее свойство языка, а не его ан­
тураж. В этом плане весьма справедлива мысль Д. Ку­
пера: «Ассоциации, возбуждаемые той или иной языко­
вой единицей, совпадающие представления индивидуума,
обладающего определенной компетенцией в знании слов,
не могут быть отнесены ни к самому значению языковой
единицы, а значит, и ни к такому явлению, которое бы
зависело от контекста. Контекст ограничивается лишь чи­
стым языковым окружением и, следовательно, взаимодей­
ствием тех или иных сем, а различные ассоциации явля­
ются вторичными наслоениями, образуемыми опытом (че­
ловека. — Г. К.) и знанием контекста, но не языковой си­
стемой. Любые ассоциации, связанные с такими словами,
как „казак“, „землетрясение", „вакх“, „мелисса4*, „ад“
и т. д., не могут быть описаны в терминах тех или иных
ассоциаций, вызываемых, например, словом „землетрясе-
ние“ относительно человека, пережившего когда-либо по­
добное стихийное бедствие, и т. д.» 3
Важно, однако, подчеркнуть, что коммуникативный
аспект семантики единиц не равнозначен таким катего­
риям, как реляционное и субстациональное содержание
языковых единиц. Последние категории, скорее всего, свя­
заны с проблемой отношения словарных единиц и рече­
вых отрезков. Коммуникативный же аспект семантики
языковых единиц означает утверждение изначальной
предпосылки существования данных языковых единиц
только в коммуникации. Вот почему понятие контекст­
ной семантики несколько иное, чем понятие лексической

2 См., например, одну из последних работ в этой области: Gre­

gory М.у Carroll S. Language and situation. Language varieties
and their social contexts. London, 1978, в которой излагается
следующ ая позиция по этому вопросу. Контекст, в котором
следует понимать и описывать языковые различия, связан
с постоянными чертами возникающих в зависимости от об­
стоятельств языковых явлений, которые могут быть последо­
вательно связаны с разнообразием я зы ковы х текстов. Эти
черты распадаются (подразделяются) па две основные группы:
одна группа связана с постоянными характеристиками гово­
рящего в языковых явлениях, другая — с тем, как говорящий
использует язык в подобных явлениях; эго обусловливает два
главных типа языкового различия, которые будут рассмот­
рены в настоящем исследовании, — диалекты и жаргоны.
3 См.: Cooper D. Philosophy and the nature of language. London,
1973, p. 18.

27
и синтаксической семантики, если под последними Нбйй-
мать отношение конкретного значения той или иной еди­
ницы к экстраполированному разряду значений этих еди­
ниц, зафиксированных в разных речевых отрезках. В ком­
муникации не создается какого-либо нового значения
языковой единицы, не детерминируется оно отношением
с другими единицами (субстанция и реляция), не реали­
зуется одно из значений слов (актуально и виртуально).
Коммуникация есть тот первичный процесс, в котором
существует мысль как эксплицитная информация, и если
приходится иногда говорить о том, что не все условия
коммуникации соблюдаются на каком-либо ограниченном
ее отрезке (многозначность отдельного высказывания),
то в данном случае речь может идти лишь об адекватном
определении речевого отрезка коммуникации, в котором
реализуется ее свойство однозначности.
Лингвисты постоянно обращались к изучению условий
протекания коммуникации, рассматривая их не как по­
сторонние характеристики языка, а как неотторжимые
качества общения. Характерной в этом смысле является
работа Т. Слама-Казаку. По ее мнению, «речевой смысл
формируется единственно глобальным контекстом (Le
contexte total), однако в целях анализа возможно расчле­
нение глобального контекста в следующей стратифика­
ции: 1) комплексная связь, единство ситуации, в которой
участвуют собеседники, с актом коммуникации (глобаль­
ный контекст); 2) само выражение во всей полноте вместе
с его „коррелятами44— словами, жестами, направленными
непосредственно на данную конкретную ситуацию (экс­
плицитный контекст, характерный в особенности для зву­
ковой речи); 3) текст, произнесенный или написан­
ный, — явление сугубо лингвистическое (вербальный, или
дискурсивный, контекст)» 4. С позиции слушателя, сюда
прибавляется еще имплицитный контекст, содержащий
все, что слушатель знает о говорящем. Однако это все
для анализа (т. е. для операционного контекста). В дей­
ствительной же коммуникации «существует единственный
реальный контекст: это глобальная ситуация, которая
включает в себя не только языковые средства, но и все
корреляты ситуации. Контекст образуется не только

4 Slama-Cazacu Т. Language et contexte. Le probleme du language

dans la conception de 1 expression et de In terp reta tio n par des
organisations contextuelles. The Hague, Mouton, 1961, p. 215—216.
28
всеми средствами выражения — языковыми и внеязыко-
выми (слова, жесты и т. п.), — но и всей целиком ситуа­
цией, которая окружает слово и определяет его смысл» 5.
Проблема контекстной семантики состоит в том, чтобы
вычленить языковые и смысловые параметры релевант­
ных коммуникативных единиц однозначной информации.
Некоторые авторы6 пытаются более детально предста­
вить вид контекста по различным признакам, чем достига­
ется, безусловно, более глубокий анализ самого контек­
ста, хотя надо признать, что основания для классифика­
ции контекста пока еще весьма четко не определены.
В. Я. Мыркин, исходя из принципиального обоснова­
ния языка как явления коммуникации, выдвигает шесть
оппозиций: 1) вербальный и ситуативный контексты;
2) физический и психологический контексты; 3) контекст
культуры и психологический контекст; 4) лингвистиче­
ский и паралингвистический контексты; 5) линейный и
структурный контексты; 6) операционный и коммуника­
тивный контексты. Его определение коммуникативного
контекста: «Коммуникативный контекст — это организа­
ция средств, организация контекстов и опора на контек­
сты, вербальные и невербальные, для передачи (и вос­
приятия) смысла сообщения. Смысл отличается от значе­
ния актуальным, творческим и личностным характером» 7.
Коммуникативный контекст, служащий для выражения
смысла высказывания (слова) в речи, образуется сово­
купностью подчиненных ему контекстов: 1) лингвисти­
ческим, 2) паралингвистическим, 3) ситуативным, 4) куль­
турным, 5) психологическим.
Верификация смысла высказывания может проходить
двумя путями: первый путь — это путь контекстного уточ­
нения значения элементов высказывания слов и слово­
сочетаний — от омонима до раскрытия реалий; второй —
интерпретация смысла высказывания в зависимости от
окружающего контекста.
Предварительным этапом интерпретации является пер­
вый этап — выяснение субстанционального (дополнитель­
ного) смысла высказывания, т. е. снятие неопределенности
в значении слов и словосочетаний. Интерпретация может

5 Мыркин В. Я. Типы контекстов. Коммуникативный контекст.—

Филолог, науки, 1978, № 1, с. 97.
6 См.: Slama-Cazacu Т. Op. cit., р. 216.
7 Мыркин В . Я. Указ. соч., с. 97.

29
начинаться только с того момента, когда установлен дей­
ствительный смысл предложения как относительно закон­
ченного высказывания. Так, для предложения Давление
резко упало контекст сначала определяет тип явления —
атмосферное, артериальное и т. д. Высказывание Завод
был построен в срок на первом этапе имеет свой опреде­
ленный смысл. Можно утверждать, что смысл этого пред­
ложения как относительно законченного отображения не­
которой действительной ситуации зафиксирован. В дан­
ном случае даже не требуется уточнения смысла отдель­
ных лексем или реалий. Однако коммуникация состоит из
связей ряда высказываний — текста, и только в рамках
текста можно интерпретировать коммуникативный смысл
приведенного выше высказывания. В тексте будут содер­
жаться данные о характеристике завода (например, ме­
таллургический) и данные о том, что, например, несмотря
на трудности и угрозу срыва введения в эксплуатацию
этого завода, он был пущен тем не менее в срок и т. д.
Коммуникация в объеме текста, как видно, придает
контексту не только роль снятия многозначности какой-
либо языковой единицы, но и роль завершающего звена
в определении смысла некоторого относительно закончен­
ного этапа коммуникации.
Любое высказывание имеет содержание, отражающее
какие-либо фрагменты действительности. Это, так ска­
зать, субстанциональный (онтологический) смысл выска­
зывания. Однако высказывание всегда помещается в рам­
ки какого-либо коммуникативного акта, где субстанцио­
нальный смысл высказывания вступает в определенные
отношения со смыслами окружающих высказываний и
получает свою реляционную характеристику.
Любое высказывание обращено как бы в две стороны:
к отображаемым фактам и к смыслам других высказыва­
ний. Это обстоятельство еще раз говорит о том, что под­
линное содержание высказывания в коммуникации может
быть раскрыто только при учете всего контекста. В неко^
тором плане можно говорить, что содержание предложе
ния в принципе полисемантично.
Контекстная многозначность содержания предложе­
ния, однако, связана не с тем, что сама по себе его струк­
тура может вмещать больше чем одно содержание-значе­
ние. Лексическая многозначность имеет в этом плане дру­
гую природу, а именно многозначность как свойство
самой номинации. Многозначность же предложения зиж­
30
дется не на его субстанциональной сущности, а на реля­
ционной; другими словами, его многозначность определя­
ется возможностью различных интерпретаций этого содер­
жания в рамках коммуникативного акта на основе соот­
ветствующих интра- и экстралингвистических факторов.
Элементарное предложение У меня болит голова имеет
совершенно четкое субстанциональное значение (как пря­
мое, так и переносное), но если поместить это предложе­
ние в некоторый коммуникативный контекст, то оно мо­
жет быть интерпретировано в различных направлениях
в зависимости от данных самого контекста (например,
Я не пойду на работу; Я в плохом настроении; Оставьте
меня и т. д.). Как видно даже из этого примера,значение
самого предложения остается неизменяемым, но его ин­
терпретация меняется в зависимости от контекста. На
этой основе можно было бы предложить считать для
предложения в качестве содержательной категории зна­
чение как субстанционально-отражательное явление,
а в качестве контекстуальной — смысл как явление реля­
ционного плана (интерпретация).
Если не придерживаться терминологических строго­
стей, все-таки надо учитывать это обстоятельство и поль­
зоваться понятием «смысл высказывания» больше для
случаев, когда в это понятие вкладывается элемент кон­
текстной обусловленности предложения в конкретном ком­
муникативном акте.
Еще раз необходимо подчеркнуть, что полисемия
лексики как совмещение ряда значений в одной форме
или как возможность обозначения одной словесной фор­
мой ряда разнородных явлений есть полисемия номина­
ции, а полисемия предложения-высказывания есть, если
можно так выразиться, плюрализм интерпретации смысла
в условиях контекста.
Так или иначе, полисемантичность, будь она лексиче­
ской или грамматической, должна быть снята в процессе
коммуникации в целях обеспечения осмысленного и до­
стоверного общения. Полисемантичность на уровне лекси­
ки надежно разрешается достаточно ограниченными
средствами контекста, интерпретация же значения пред­
ложения в тексте, т. е. достижение истинного смысла вы­
сказывания, обеспечивается сравнительно большим набо­
ром контекстных средств, строгое описание которых
в наше время является целью многих лингвистических
исследований.
31
 Поиски в лингвистике последних лет в области уста­
новления параметров интерпретации смысла высказыва­
ний в коммуникации направлены на выяснение как
интра-, так и экстралингвистических факторов — дейкти-
ческих и просодических средств в тексте, смысловых свя­
зей частей текста, импликаций и пресуппозиции, илло­
кутивных характеристик и различного рода прагматиче­
ских факторов8. В дальнейшем эти вопросы будут рас­
смотрены более подробно.

ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
КОНТЕКСТ

Говоря о роли контекста в его глобальном плане, как

интралингвистическом, так и экстралингвистичегком
(сумма окружений, ситуация), нельзя утверждать, что
этот контекст порождает то значение, которое затем вос­
принимает коммуникант. Язык остается во всех этих слу­
чаях внутренне организованной структурой, смысл кото­
рой не формируется вне ее, но одновременно, и только
одновременно, с экстралингвистическим контекстом. Край­
няя точка зрения на роль ситуативного контекста как
естественного окружения была высказана в Лондонской
школе, наиболее выдающиеся представители которой —
Малиновский и его последователь Ферс — утверждали, что
любое высказывание получает смысл не в рамках своей
структуры, а лишь в отношении этой структуры к сумме
ситуаций.
Естественным следствием такой концепции было ут­
верждение о том, что все единицы языка — слова, слово­
сочетания, предложения и группы предложений — прак­
тически не имеют собственного значения, а каждый раз
его получают в новой ситуации, которая, таким образом,
становится и сама как бы новым языковым образованием.
8 См.: Van D ijk Т. V. Textgrammar and textlogic. T extlinguistik
und Pragmatik. — Beitrage zum Konstanzer Textlinguistik-K ollo-
quium 1972. Bd 3. Hamburg, 1974; K em pson R. Presupposition
and the delim itation of sem antics. Cambridge—London—New
York—Melbourne, 1975; Manfred T. Structurale textanalyse. Theo-
rie und Praxis der Interpretation. M iinchen, 1977; Тезисы VI Все­
союзного симпозиума по психолингвистике и теории к о м м у ­
никации. М., 1978.

32
 Контекст, как уже говорилось, не рождает сам какого-
либо значения языковой единицы; он лишь реализует,
другими словами, дает статус существования подлинного
значения соответствующей языковой единицы. Невольно
напрашивается вывод о том, что и само значение языко­
вой единицы может быть описано как сумма всех контек­
стных ее окружений. Идея о том, что значение, например,
слова есть сумма его употреблений, однако, ложна в том
своем основании, что здесь употребление слова становится
условием возникновения значения языковой единицы, в то
время как ее значение определяется в системе номинации
языка ее способностью отражать реальные денотаты. Упо­
требление, например, слова есть следствие субстанцио­
нального характера его значения. Сумма же контекстов
в употреблении есть лишь поверхностная реализация де­
нотативной природы семантики языка. Только в специ­
альных процедурах можно использовать понятие контек­
ста как суммы языкового окружения, например, для фор­
мального описания значения слова, для ввода, скажем,
в электронную машину. В данном случае контекст в каче­
стве суммы употреблений слова будет лишь фиксировать
некоторые формальные границы словосочетания, но не
может по своей сути рассматриваться как интерпрета-
ция самого значения слова или словосочетанияг.
Мы уже говорили о том, что экстралингвистический
контекст должен быть квалифицирован как паралингви-
стические условия, имеющие для обозначения смысла ком­
муникации лишь вспомогательный и второстепенный ха­
рактер. Что же касается внутрилингвистического контек­
ста, то идея, например, Ферса о том, что любая единица
языка должна рассматриваться не изолированно в комму­
никативном процессе, а по меньшей мере как составная
часть определенного, относительно законченного отрезка
коммуникации, каковым является текст2, в целом спра­
ведлива.

1 См.: Vorkel Я. Algorithm us zur Abarbeitung des Kontextes von

«sprechen» als Modell der sem antischen Bestim m ung. — Zeit-
schrift fur Phonetik Sprachw issenschaft und Kom munikations-
forschung (B erlin), 1978, H. 1 (Bd 31), S. 3 4 -4 9 .
2 Firth J. R. A synopsis of lin gu istic theory. Studies in linguistic
analysis. Oxford, 1957, p. 1—32. См. по этому поводу: Николь­
ская Jl. А. О теории контекста в работах современных линг­
вистов Лондонской школы. — Труды ЛГУ, сер. филолог, наук,
ч. 1, 1970, с. 80.

33
 Надо сказать, что экстралингвистические взгляды Ма­
линовского и Ферса послужили явным толчком к более
пристальному изучению текста и роли экстралингвистиче-
ских факторов, типа ситуации как условий, имманентно
присущих самому языку как способу собственной внут­
ренней организации языка и осуществлению его роли
точно передавать замысел коммуникантов3.
Развитие этих идей в трудах Халлидея, Синклера
и др. о контекстуальном изучении значения, прежде всего
лингвистических единиц, вернули лингвистике собствен­
ный объект исследования и послужили основой для все­
стороннего изучения семантики слов в системе и контек­
сте 4.
Известные направления в лингвистике, особенно став­
шие популярными после труда Дж. Серла5, рассматрива­
ющего язык не просто как словесное произведение, а как
результат творческого речевого акта, делают особый упор
на те обстоятельства, в которых протекает сама коммуни­
кация и производится речевой акт. При том условии, что
сам речевой акт есть акт двусторонний, в котором участ­
вуют говорящий и слушающий, естественно, значение
каждого высказывания должно определяться не только
интенцией самого говорящего, но и восприятием смысла
слушающим. Более того, в согласии с такой концепцией,
например, вторая фаза речевого акта, а именно понима­
ние, и составляет его значение, хотя это значение и по­
рождается в высказывании определенным языковым пра­
вилом. Так называемый речевой эффект есть для комму­
никации совокупность условий производства высказыва­
ния (говорения).
Практически эти условия означают не что иное, как
осуществление коммуникативного процесса в конкретных
контекстуальных условиях. Интересно, что Серл приводит
пример из JL Виттгенштейна с известным выражением —
Тепло\ — при абсолютно обратном смысле, вкладываемом
в это высказывание говорящим, а именно: Холодно\ Он
приводит также пример воображаемой ситуации, когда
американский солдат, оказавшийся в плену у итальянцев
во время второй мировой войны, пытается убедить их

3 См. об этом: Никольская Л. А. Указ. соч., с. 90—91.

4 Там же, с. 90—97.
5 Searle /. R. Speech acts. An essay in the philosophy of language.
London, 1969; 1976.

34
в том, что он немец, использовав известную строчку Гете
«Kennst du das Land, wo die Zitronen bluhen».
По мнению Серла, фраза из известного стихотворения
Гете должна была быть понята слушающим в условиях
речевого акта не как строчка из стихотворения, а как вы­
сказывание, означающее для слушающего, что этот солдат
якобы немец. Такое толкование значения высказывания
в речевом акте может быть признано правомерным только
при одном условии: здесь будет четко различаться дейст­
вительное значение высказывания и его контекстуальное
значение, основанное на определенной пресуппозиции
(если некто говорит по-немецки, он должен быть немцем).
Можно считать, что пресуппозиция обратного смысла на­
кладывает совершенно другое значение на некоторое вы­
сказывание и речевой эффект становится в этом случае
совсем иным, нежели внутреннее значение самой фразы.
Это, по Серлу, есть доказательство того, что значением
обладает высказывание только в том случае, когда оно
объединяется с определенным пониманием слушающего.
Для выражения хелло Серл считает настоящим речевым
эффектом, осуществляемым говорящим, понимание слу­
шающим этого обращения и понимание того, что оно оз­
начает в определенной ситуации приветствие6.
Серл правильно подметил одну важную сторону язы­
кового общения, а именно значение высказывания, не
только основанного на некоторой внутренней структуре,
но и определяемого всеми условиями коммуникативного
процесса. Эти условия есть контекст. Необходимо еще раз
подчеркнуть, что сам контекст не абсолютный хозяин
в коммуникации, а лишь составной элемент значения, ко­
торый заложен в каждом высказывании (в данном слу­
чае даже и в высказывании, как будто бы абсолютно не
подходящем для конкретных условий) (имеется в виду
пример с немецким языком).
Особый интерес представляет контекст в тех случаях,
когда язык осуществляет прямую функцию речевого воз­
действия, так называемую перлокутивную функцию, или
роль, основанную на семантике фразы, требующей выпол­
нения того или иного действия, например, при таких обсто­
ятельствах, когда, скажем, при указании на открытую
дверь требуется определенное физическое действие — за­
крыть дверь. Действие основано на том контекстном пред-

6 Searle J. R. Op. cit., p. 49.

35
положении, что дверь открыта; естественно, в противном
случае фраза не имела бы перлокутивного смысла (рече­
воздействующего начала). Фраза Не высовываться из окна
также построена на том контекстном условии, что окно
в данных случаях открыто. Психолингвистика в настоя­
щее время довольно подробно занимается изучением рече­
воздействующего фактора различных видов высказываний
(прямых действий, ложных действий и т. д.). Во всяком
случае, речевоздействие (перлокуция) тесно связано
с контекстом и имеет прямой выход даже в психотерапию
и суггестологию.
Обратным явлением по отношению к перлокуции явля­
ются случаи не активного, а пассивного речевого воздей­
ствия, базирующегося таким же образом на соответствую­
щем контексте. Это случай открытых иллокутивных вы­
сказываний. Например, во фразе Здесь шумно не содер­
жится какого-либо указания на какое-либо действие, тем
не менее контекстная пресуппозиция, безусловно, содер­
жит интенцию «поменять место, где не было бы шумно».
При внимательном рассмотрении языка действительно
скрытый иллокутивный контекст сопровождает бесчислен­
ное количество высказываний в реальной коммуникации
и также требует своего изучения.
Контекст, обусловленный собственными языковыми
средствами, так или иначе закреплен в речевом узусе и
в принципе может быть фиксирован в лексическом и грам­
матическом тезаурусе. Одним из способов фиксации та­
кого к ^текста является, например, раскрытие многознач­
ного слова через словосочетания в словаре, стилистические
пометы, указания на ситуацию общения и т. д. Однако
надо иметь в виду, что языковое общение осуществ­
ляется не только языковыми и не только паралингвисти-
ческими средствами, но и такими фоновыми знаниями,
которые практически не укладываются в какие-либо же­
сткие рамки правил коммуникации. К этим условиям мо­
гут быть отнесены всевозможные импликации, связанные
с культурно-социальными нормами, свойственными не
только коллективу, но и отдельным группам и имеющими
поэтому большое количество разнообразных вариантов.
Например, выражение Окно открыто? в определенной си­
туации и в конкретных условиях действия норм вежли­
вости может заключать в себе смысл: «Закройте, пожа­
луйста, окно», хотя собственное значение фразы должно
быть понято только как вопрос и побуждение к ответу
36
в форме «да» или «нет». Конечно, такие контекстные
условия не должны входить в круг собственно лингвисти­
ческого исследования и быть предметом изучения в общей
психологии, или уже — в психологии коммуникации, или
еще уже — в психолингвистике.
Роль языка в регулировании человеческого поведения,
или, другими словами, речевого воздействия «вербальной
иптеракции» при общении людей, в настоящее время все
больше и больше привлекает внимание в аспекте иссле­
дования вопроса так называемой прагматической функ­
ции (прагмалингвистика) 7.
В наше время эта область исследования именуется
как прагматика языка и ставит своей задачей изучение
и описание так называемого прагматического значения
языка, включающего прежде всего эти важнейшие кате­
гории:
1. Перформация (речевая деятельность), описываю­
щая намерения говорящего строить фразу в качестве во­
проса, повеления и т. д.
2. Пресуппозиция, т. е. особые условия контекста, бла­
годаря которым высказывание понимается однозначно.
3. Постулаты общения (диалога) — совокупность пре­
суппозиций, например диалога8.
В принципе прагматика определяется как наука о
языковых факторах, которые могут быть интерпретиро­
ваны только в том случае, когда они употреблены. Само по
себе описание этих факторов и их значения, естественно,
невозможно, поскольку они располагаются вне языка.
Прагматика может описывать лишь правила соотношения
языковых факторов и контекста, в котором может содер­
жаться то или иное значение9.
Прагматический контекст, безусловно, важен для тео­
рии коммуникации, но, как было сказано выше, он опре­
деляется другими параметрами, а прагмалингвистика
имеет общее с психологией вербальной коммуникации, осо­
бенно в области иллокуции и перлокуции10.

7 Bates Е. Language and context. The acquisition of pragmatics.

New York, Academic Press, 1976, p. 6.
8 См.: Киселева Jl. А. Вопросы теории речевого воздействия. JT.,
1978, с. 96—100.
у Там же, с. 3.
10 См., например: W etterstrom Т. Intention and comm unication.
An essay in the phenom enology of language. [Sweden,] 1977.

37
 Рассмотрение вопроса об общем понятии контекстА
приводит к заключению прежде всего о том, что в на­
стоящее время в науке существуют два понятия контек­
ста: 1) более широкое, включающее в себя все факторы,
сопутствующие вербальной коммуникации, начиная от
конкретной ситуации, в которой протекает общение, и
кончая всей совокупностью культурных и социальных
условий, определяющих весь смысловой и языковой ком­
плекс коммуникативных актов; 2) более узкое, имеющее
в виду собственно лингвистический контекст, ограничи­
ваемый рамками чисто языкового воплощения содержа­
ния коммуникации и детерминируемый конкретной язы­
ковой системой и закономерностями формирования лек­
сических и грамматических значений речевого акта.
Надо признать, что не всегда удается четко разграни­
чить оба этих понятия контекста, что, на наш взгляд, и
послужило одной из причин появления попыток создания
контекстной лингвистики в виде прагматической тео­
рии — прагмалингвистики, включающей в себя как линг­
вистический, так и экстралингвистический контекст и
комплекс факторов речевого воздействия в процессе вер­
бальной коммуникации. Однако при решении вопроса о
статусе языкового контекста необходимо иметь в виду
то главное обстоятельство, что язык является средством
воплощения всего мыслительного содержания человече­
ского сознания, культурных, социальных, исторических,
эстетических и других ценностей, и поэтому привнесение
указанных содержательных моментов в само понятие
лингвистического контекста практически ликвидирует
границу между языком, его внутренней системой и струк­
турой и тем содержанием, которое проецируется на ре­
альный мир с помощью языковых средств.
Факторы, создающие так называемый культурный и
социальный фон языковой коммуникации, вряд ли могут
быть отнесены непосредственно к образованию того или
иного конкретного текста; они лишь косвенно, опосредо­
ванно участвуют в языковой коммуникации в силу того,
что сама коммуникация осуществляется людьми, аккуму­
лирующими конкретный духовный и материальный опыт
того или иного социума. Однако функционирование соб­
ственных языковых единиц должно рассматриваться в
рамках языковых отрезков, достаточных для однознач­
ного восприятия конкретных языковых единиц, требую­
щих лишь знаний, непосредственно относящихся к данно­
38
му речевому акту. Вопросы же воздействия и прагматиче­
ского эффекта языкового общения являются второй сторо­
ной языкового содержания, вторичным результатом рече­
вых актов, уже сформированных и организованных с уче­
том системной и контекстной организации конкретного
языка.
Если четко проводить принципиальную разграничи­
тельную линию между языком и сознанием или мышле­
нием как системой понятий, воплощающей опыт чело­
века, то, безусловно, необходимо вычленить из всей
суммы условий, сопровождающих языковое общение че­
ловека в реальной ситуации, те собственно лингвистиче­
ские факторы, которые включаются в механизм со­
здания текста, устного или письменного, как звено в бес­
конечной цепи речевого общения людей. Лингвистический
контекст имеет свои специфические закономерности, опи­
сание и изучение которых помогает создать теорию, аде­
кватно описывающую язык не в статике (в виде модели),
а в динамике речевого общения.

ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
КОНТЕКСТ

В связи с тем, что коммуникация происходит в дис­

кретных текстовых единицах и это является изначальным
свойством языковой коммуникации, вполне логично пред­
полагать, что место каждого отдельного языкового эле­
мента, имеющего относительно номинативную самостоя­
тельность (слово, словосочетание), должно определяться
прежде всего тем окружением, в котором оно встречается
в речевой цепи. Речь в данном случае идет не о статисти­
ческой дистрибуции как вероятном окружении этой еди­
ницы, а об актуальном существовании каждой единицы
как зависимого элемента текстового фрагмента. Не го­
воря о том, что сам синтаксис упорядочивает и опреде­
ляет место и функцию каждого языкового элемента в вы­
сказывании, семантика этих единиц раскрывается лишь
в этих коммуникативных отрезках.
В связи с тем, что грамматическая структура пред­
ставляет собой более обобщенный вид организации ком­
муникативных единиц языка, вполне естественно, что
39
количество конкретных, семантически разнообразных
единиц может объединяться одной и той же грамматиче­
ской структурой или формой. Из этого факта вытекает
такая же неизбежность полисемии грамматических форм,
как и для лексического уровня полисемии слов. Источ­
ники этой полисемии различны: если для лексики
многозначность обусловлена ограниченным набором лек­
сем и обобщающим характером слова, то для грамма­
тической структуры действует закон абстрактности ка­
тегории отношения как свойства субстанциональных эле­
ментов.
Структура языка есть прежде всего грамматическая
организация, следовательно, упорядоченное отношение
словесных элементов структур. Абстрактность граммати­
ческих форм имеет как следствие существенную ограни­
ченность количеством форм в противоположность лексике,
значительно более многочисленной по своему составу и
разнообразию.
Понятно, что в коммуникации грамматическая поли­
семия не может выступать как организующее начало
конкретного высказывания; и снятие этой полисемии
происходит по тем же законам контекста, как и снятие
лексической полисемии. Однако в отличие от лексической
полисемии гла[вной пружиной, как бы отбрасывающей по-
лисемические моменты в грамматике, является здесь не
простое окружение, а глубинные семантические взаимо­
действия значения грамматических форм и семантики
конкретных словесных единиц. Поэтому наиболее распро­
страненная — грамматическая полисемия, как, например,
полисемия атрибутивных словосочетаний, устраняется
только внутренним значением самих слов {ср. угольный
комбайн — угольная свеча).
Многозначность определенной конструкции типа во­
дяной насос настолько распространена, например, в рус­
ском языке, что без минимального контекста такие кон­
струкции не могут восприниматься адекватно. Выраже­
ния снежные пушки и снежные городки весьма близки
по своей семантике, однако только в предложении можно
расчленить эти структуры: в одном случае как структуры
с качественным определением (снежные городки), а в дру­
гом — как функциональные (снежные пуш ки), напри­
мер: Арсенал технических средств горнолыжного спор­
та — канатные дороги, новое снаряжение, машины для
утрамбовки снега и т. д. — наполнился снежными пуш-
40
Ками (Техника молодежи, 1965); К Новому году в каж­
дом микрорайоне шахтерского города выросли снежные
городки с разукрашенными елками; или: Бумажный вок­
зал. В связи с приближением Нового года в Южноураль-
ске готовят очередное письмо. А автовокзала нет: из бу­
маги его не выстроишь (Лит. газ., 1978).
Грамматическая полисемия свойственна всем струк­
турным конституентам высказывания — словосочетанию,
предложению и сложному предложению. Удельный вес
ограничивающих полисемию фактов для каждой соответ­
ствующей единицы различен и диктуется статусом грам­
матических форм. Так, например, форма атрибутивного
словосочетания, как было упомянуто выше, расшифровы­
вается в основном на базе семантики слов, а такая струк­
тура, как эллипс всего предложения, расшифровывается
главным образом на основе семантики окружающих вы­
сказываний.
Одной из самых употребительных структурных форм
живого процесса коммуникации является эллипс, высту­
пающий как грамматическая конструкция, состоящая из
неполного набора необходимых для завершенности вы­
сказывания языковых элементов. Такая неполнота вы­
сказывания определяется прежде всего условиями эко­
номии в развертывании высказывания, экономии, которая
по существу снимает лишь избыточность завершенной
конструкции как обособленной единицы. В связи с тем,
что коммуникация представляет собой, как правило, цепь
связанных высказываний, как бы целый (устный, соот­
ветственно письменный) текст, наличие ряда взаимосвя­
занных высказываний создает уже условие для сокра­
щения или элиминации каких-либо знаков, повторяю­
щихся в некотором цельном фрагменте (отрезке). Вполне
естественно, что единство некоторого фрагмента текста
при устном или письменном общении создает некоторую
единую семантическую базу, на основе которой возможно
удержание в памяти или восстановление при восприятии
высказывания знаков, опускаемых в последующем выска­
зывании на основе ранее зафиксированных структур.
Для восполнения недостающих звеньев в эллипсных
(сокращенных) конструкциях решающим фактором оста­
ется семантика контекста. Сама по себе грамматическая
форма никогда не дает оснований не только для воспол­
нения опущенных звеньев, но и вообще для восприятия
смысла высказывания. В грамматических эллипсах вос-
41
полйеййе смысла происходив именно на основе семан­
тики всего высказывания, а не на основе чисто грамма­
тических показателей. Так, в простейшем предложении и
ответе на него Вы утверждаете это? — Да, где типичная
вопросительно-утвердительная форма построена по за­
кону эллипса с полным отсутствием цельного звена пред­
ложения — Я утверждаю это, — смысл подтверждения
обозначается лишь минимальным средством, к тому же
весьма многозначным субститутом да. Если представить
себе ситуацию восприятия абсолютно изолированного по­
казателя да вне всякой контекстной связи, то можно без­
оговорочно утверждать, что сам по себе показатель да не
имеет никакой коммуникативной, а следовательно, и
смысловой ценности. Этот элементарный пример лишь
свидетельствует о значимости семантического фактора
в коммуникации — фактора, распространяющего свое дей­
ствие практически на все виды высказывания и на все
языковые единицы — от слова до сложного предложения.
* * *

Категория контекста имеет прямое отношение не

только к восприятию и однозначному пониманию выска­
зываний, но и к логической сфере определения истинно­
сти высказываний. Причем в данном случае языковой
контекст выполняет свою роль не как элемент формаль­
ных правил высказываний, а именно как содержатель­
ный фактор.
Многочисленные дискуссии относительно статуса ис­
тинности тех или иных высказываний могут быть пред­
ставлены совершенно в другом свете, если их аргументы
будут связаны прежде всего с понятием контекста, вос­
прещающим анализ смысла высказывания, взятого безот­
носительно к выражаемой в коммуникативном отрезке оп­
ределенной и конкретной референции.
Выражение Король Франции болен в аспекте комму­
никативной функции вряд ли может быть признано за­
конченной смысловой единицей, хотя и грамматически
«оформленной, к которой могут быть приложимы различ­
ные операции по установлению действительной семан­
тики, а следовательно, и критерия истинности и ложно­
сти. По существу к любой сепаратной, изолированной
грамматической единице может быть поставлен такой же
вопрос, как и к вышеприведенному высказыванию: су­
42
 ществует ли король Франции в настоящее время? Такие
вопросы в случае того или иного ответа о возможной пре-
дикции через приписывание различных признаков ко­
ролю, естественно, отпадают в случае помещения этого
высказывания в достаточно определенный коммуникатив­
ный каркас.
Подобная фраза с точно таким же грамматическим по­
строением в фрагменте исторического текста получает
свою единственную референцию, при которой остается аб­
солютно определенным не только само существование ко­
роля Франции, но и его персональная характеристика и
все другие атрибуты французского правителя соответ­
ствующей эпохи. Естественно, что при таком коммуника­
тивном ограничении текста теряют всякий смысл сами
вопросы о том, существует ли и какой король Франции
и в каком состоянии он находится. Вопросы истинности
или ложности, правильности и неправильности смысла
и бессмысленности снимаются через единственную воз­
можную для данного отрезка референцию, и становится
излишней дискуссия о логической природе подобного вы­
сказывания.
Практически отдельное предложение — Король Фран­
ции лыс — должно быть квалифицировано скорее как
модель, несмотря на лексическую наполненность, так как
лексика здесь коммуникативно не имеет полного набора,
а грамматика абстрактна и, следовательно, многозначна
в силу своей природы, что и дает право обсуждать эту
модель вне контекста, а значит, и вне параметров реаль­
ной истинности.
Дело в том, что вообще естественный язык не есть
сумма, или конгломерат, изолированных фраз, а сам про­
цесс общения не только не образует какой-либо двусмы­
сленности, а определяется единственно целью установле­
ния взаимопонимания коммуникантов (в том числе и
взаимопонимания на предмет установления двусмыслен­
ности в определенных условиях).
Именно контекст есть производное условие от ком­
муникации, и это обстоятельство запрещает строить
предположение об амбигитивном характере того или
иного высказывания и разрешает лишь в строго ограни­
ченных пределах с соответствующей целевой установкой
семантическую анатомию изолированных и, следовательно,
не составляющих арифметическую сумму отдельных
фраз вне рамок естественной коммуникации. Если мы
43
можем уже с уверенностью говорить о том, что так назы­
ваемые грамматические модели типа «глокая куздра»
или «пироты карулируют элатично» не являются при­
надлежностью естественного языка (Р. Будагов), по­
скольку они не только не имеют какой-либо объективной
референции, но вообще лишены маркированного содер­
жания, то естественные модели языка вышеописанного
типа Король Франции лыс, Король Франции болен и т. д.
за пределами контекстного окружения также не состав­
ляют действительной единицы языка, а представляют со­
бой лишь препарированную часть цельного коммуника­
тивного отрезка, вне которого эти высказывания лиша­
ются своего адекватного логического содержания, внутри
которого оно функционирует как абсолютно однозначная
единица, как относительно законченная ячейка осмыс­
ленного сообщения. Понятие контекстной семантики
в этом плане вообще переносит любое логическое и линг­
вистическое исследование единиц естественного языка
в плоскость реальной коммуникации и заставляет прово­
дить четкую границу между реальными контекстуаль­
ными единицами языка и всевозможными искусствен­
ными предложениями (псевдофразы и модели чисто
формальной грамматики, логического синтаксиса, логиче­
ской семантики и т. д.), в которых предметом исследова­
ния являются сконструированные по формальным прави­
лам языка и с использованием языковых знаков внеком-
муникативные символические единицы, но не высказы­
вания реального вербального общения.

ЯЗЫКОВЫЕ ЕДИНИЦЫ
И КОНТЕКСТ

В принципе контекстные условия языка могут быть

подразделены на два разряда. К первому разряду должны
быть отнесены случаи раскрытия однозначности собст­
венно внутренних факторов языка на лексическом и син­
таксическом уровнях. Явления полисемии* омонимии и
синонимии раскрываются сигнификативным окружением,
создаваемым рамками словесного окружения и *текста.
44
Этот разряд может быть назван сигнификативным кон­
текстом. Второй разряд составляют факторы, относящи­
еся к самим предметам и явлениям, точнее к знаниям
контекстов о соответствующих предметах и явлениях.
К ним должны быть отнесены знания реалий и неологиз­
мов, суть которых может быть расшифрована не внут­
ренним контекстом, а, так сказать, материальным контек­
стом, к которому могут быть причислены демонстрации
самих предметов, их изображения, схемы и графики и
различные описания, относящиеся к самому денотату.
В связи с тем, что в системе языка все элементы сцеп^
лены как синтагматической, так и парадигматической
связью, то, естественно, контекст есть прежде всего
грамматически организованное единство, в котором реа­
лизуется семантика единиц всех уровней. Этот грамма­
тический, синтаксический контекст в пределах отдельных
законченных единиц предложений образует первый вид
контекстной семантики. Там, где начинается связь яе
в пределах предложения, а между самими предложени­
ями, возникает условие для семантического контекста,
образуемого текстом; Как в грамматическом, так и
в текстовом контексте (или, для терминологического
удобства, в микро- и макроконтексте) реализуются: все
свойства контекстной семантики. Эти основные свойства
следующие: ограничение объема значения (класс —
предмет, род — вид); прямое и переносное значения; связ­
ное фразеологическое значение; опосредованное грамма­
тическое значение {семантика слова через опосредован­
ную связь); пресуппозиционная семантика (семантика
слова через информацию, не наличествующую в данном
высказывании) . Например, семантика слова при контекст­
ном анализе может быть даже строго определена, если
добавить к нему простейшую логическую процедуру:
«Заметим, что иногда в процессе исследования мы ц
не ставим себе задачи отыскания конкретного значения
того или иного имени, но стремимся выяснить лишь вид
семантического значения, т. е. область применения цадени*
В Последнем случае вряд ли можно говорить о неод­
нозначности контекстуального определения, коль скоро
перед нами стоит задача выяснения области применения
незйакомого имени.
Если бы нам удалось однозначно выделить на основе
анализа соответствующего контекста индивида, носящего
имя Тар, то наше контекстуальное определение могло
45
быть сформулировано в виде дескриптивного определения
с оператором: Тар = хР(х). Здесь сказано, что Тар и есть
тот х (т. е. тот человек), которому присуще какое-то
свойство Р. Для того, чтобы подчеркнуть, что наша опре­
деленная дескрипция не вводит в рассмотрение нового
объекта, а лишь выделяет его в результате анализа кон­
текста К и по отношению к нему, это определение можно
записать так:
Тар = К (хР/х),
где К — переменная для контекстов, в которых встреча­
ется слово „Тар*4» 1.
В пределах микроконтекста слово превращается из
словарной единицы в единицу языка благодаря связям
с другими словами в рамках некоторого осмысленного
высказывания.
Термин Эрхарда Агриколы «дизамбигивация» вклю­
чает в себя процедуру установления значений слова, на­
пример синонимичности, через исследование контекста,
к примеру, способом субституции. Перепроверка одно­
значности часто производится на основе более широкого
контекста, или экстралингвистической информации2.
В связи с тем, что слово содержит значение только
обобщающего характера и приложимо всегда к целому
классу явлений (включая и собственные имена как при­
ложимые к классу людей, животных, планет и т. д.), лю­
бые операции человеческого мышления над конкретным
предметом и явлением могут осуществляться только
в связных единицах, которые по существу и образуют не­
обходимый семантический контекст.
«.. .не нужно полисемию преувеличивать, как это де­
лают многие, предлагая четко различать собственное зна­
чение слова и несобственное значение слова, или его ос­
мысление в различных речевых контекстах»3, под кото­
рым имеется в виду «не только окказиональное, но и
всякое производное значение слова, кроме узуального или
ведущего его значения, на их взгляд не зависящего от
условий контекста»4. Контекст при осмыслении любого

1 Горский Д. Н. Определение. М., «Наука», 1974, с. 52—53.

2 См.: Agricola Е. Sem antische Relationen im Text und im System .
H alle/S., 1975, S. 72.
3 Сорокин Ю. С. Материалы дискуссии по вопросам омонимии. —
В кн.: Лексикографический сборник, IV. М., 1960, с. 64.
4 Там ж е, с. 62—63.

46
значения полисемантичного слова играет в принципе оди­
наковую роль: в данном значении слово выступает прак­
тически только в контексте, оно не может быть употреб­
лено в другом, и наоборот. Каждое значение слова зара­
нее ориентировано на строго определенные условия его
употребления. Разнообразие контекстов покрывает все
случаи, требующие уточнения значения слова. Как спра­
ведливо устанавливает А. А. Уфимцева: «Системный се­
мантический контекст, реализующий то или иное значе­
ние полисемантичного слова, не однороден и включает
следующие компоненты:
1) семантически реализуемое слово; 2) лексически со­
четающееся, так называемое ключевое слово; 3) модель
лексической сочетаемости; 4) модель синтаксической со­
четаемости» 5. Каждое слово имеет характерный только
для него контекст, который предопределяется им, но не
наоборот, как это принято считать. Само выделение зна­
чения, в том числе и производного, есть признание его
закрепленности за данным словом как за регулярным его
носителем на лексико-семантическом, а не на синтакси­
ческом уровне» 6. Слово машина только тогда может не­
что обозначать, когда оно будет включено в подобный
контекст в пределах систематической связи как на
уровне словосочетания, так и на уровне предложения —
сложная машина, машина работает хорошо, машина дви­
жется по улице и т. д.
Необходимо, однако, заметить, что и уровень словосо­
четания не является самостоятельным для языка, по­
скольку словосочетание образует лишь фрагмент цель­
ного высказывания и самостоятельно существует лишь
условно — как фрагмент словаря, но не в языке-речи. Пе­
ревод, например, общего значения слова машина возмо­
жен только путем образования цельного высказывания,
минимумом которого можно считать предложение. Атри­
бутивное словосочетание Эта машина получает свою за­
конченность только в предикации — Эта машина мне нра­
вится. Значение слова метр как абстрактной единицы
измерения становится конкретным только в таком соче­
тании, как, например, 4 млн. кубических метров газа и
5 Уфимцева А. А. Слово в лексико-семантической системе языка.
М., 1968, с. 221; см. также: Neubert A. Word and T e x ts.—
In: L inguistische Studien, Reihe A, N 55. Berlin, 1979, S. 16—29.
6 Юлдашев А. А. Об одном специфическом типе лексического
значения. — ВЯ, 1976, № 4, с. 94.

47
 т. д. В данном случае семантический контекст для слова
метр обозначается как сочетанием кубический метр, так
и сочетанием со словом газ, составляющим объект изме­
рения объемным метром (кубический метр). Без этих
определений слово метр не могло бы быть полнозначной
единицей высказывания (например, 4 млрд. метров газа).
Когда мы утверждаем, что ни одна номинативная еди­
ница не существует вне контекста, то из этого ни логи­
чески, ни фактически не следует вывода о том, что зна­
чение слова определяется лишь его реляционной струк­
турой, или, другими словами, что номинативная единица
не имеет своей субстанции и что контекст выполняет
лишь роль системообразующего фактора, в котором каж­
дая единица маркируется как единица значимости (va-
leur), а не единица значения.
Подобный релятивизм мог бы иметь основания, если
бы контекст существовал сам по себе как особая суб­
станция, отдельно, например, от слова, или вместо слова,
или до слова. Суть же отношений значения слова и кон­
текста, например, состоит в том, что по своей природе
абстрактная семантика номинативной единицы предпо­
лагает свою обязательную конкретизацию в рамках ком­
муникативного целого, и эта диалектика отношений кон­
кретного и абстрактного исключает для языка реляти­
визм на всех языковых уровнях, а контекстный фактор
лишь еще раз подтверждает такую объективную органи­
зацию языка, которая адекватно отображает диалектику
его функционирования.
Анализ подобных факторов широко представлен в
лингвистике7. Одним из аспектов анализа контекста как
фактора, играющего решающую роль в определении мно­
гозначного слова или многозначной конструкции, лекси­
ческой и грамматической омонимии, надо рассматривать
так называемые функциональные варианты значения
лексем и грамматических конструкций. Предполагается,

7 Например, в статье JI. В. Сахарного «„Контекстное" и „некон­

текстное" в восприятии лексико-семантической стороны слова»
рассматривается вопрос однозначного восприятия значения
слова в контексте и вне контекста на основе типовых комму­
никативных ситуаций (холодный — зимний день) при соответ­
ствующей коммуникативной ситуации «зима» и т. д. (см.:
Смысловое восприятие речевого сообщения в условиях массо­
вой коммуникации. М., 1976, с. 107— 114).

48
 что любое языковое явление имеет своё стандартное й
постоянное содержание независимо от окружения, а в ре­
чевом употреблении этот стандарт приобретает тот или
иной вариант, нюанс, стилистический оттенок. Этот кон­
текстуально обусловленный вариант значения языковой
единицы не является как бы строго фиксированным, а
факультативным и привязанным лишь к определенному
окружению. Контекст в этом случае наделяется ролью
преобразователя некоторого стандарта в его разновидно­
сти, благодаря чему каждый конкретный речевой отрезок
получает, так сказать, свое звучание в новом стилистиче­
ском ракурсе.
Здесь необходимо заметить, что в принципе, как было
сказано выше, любая языковая единица имеет свое дей­
ствительное существование только в реальной коммуни­
кации, поэтому расчленение ее значения на компоненты,
один из которых как бы независим от контекста, а дру­
гие — второстепенные, определяемые конкретным конте­
кстом, смещает представление о действительной сущно­
сти как самого значения, так и роли контекста. Больше
оснований полагать, что категория нюанса, или стилисти­
ческого варианта, есть не что иное, как ординарный слу­
чай реализации конкретного значения языковой еди­
ницы, получающей затем свое обобщенное, абстрагиро­
ванное описание на основе всех случаев реального кон­
кретного употребления в языковой системе8.
Значение слова, раскрывающее денотативное содержа­
ние в прямой и нейтральной позиции, фиксируется кон­
текстом всегда четко и простейшим путем. Значительно
сложнее обстоит дело с такими значениями слова, кото­
рые связаны с так называемыми оттенками, подобными
значениями, входящими в общую сферу коннотации. По
замечанию В. Фляйшера, «вся непрямая информация в
слове обозначается термином „коннотация44» 9. Выраже-

8 Ср.: « . .. системные условия разграничения лексико-семантиче­

ских вариантов слов выступают в качестве указателей кор­
ректной сочетаемости слов, речевой контекст способен снять
лексическую двузначность слов путем расширения указатель*
ного минимума. Если системный контекст представляет собой
минимальные лексические сочетания, то речевой контекст мо­
ж ет включать в себя целые фразы, синтаксические синтагмы,
предложения» (Уфимцева А. А. Указ. соч.).
9 Fleischer W. Konnotation und Ideologiegebundenheit in ihrem
V erhaltnis zu Sprachsystem und Text. — W issenschaftliche Zeit-
schrift (L eipzig), 1978, N 5, S. 543.

49
ние «коннотация» имеет широкое толкование в лингви­
стической литературе 10. Однако в целом под коннотацией
понимаются те «оттенки», которые возбуждают у чита­
теля ассоциации различного характера — эмоционально
положительные, эмоционально отрицательные и т. д. Ес­
тественно ожидать, что коннотативные ассоциации будут
самым тесным образом увязаны с контекстом, объем ко­
торого будет колебаться в зависимости от типичности или
индивидуальности соответствующих ассоциаций. Диапа­
зон контекстной связанности коннотативных значений по
существу простирается от почти жесткой текстовой оп­
ределенности до весьма свободной и даже неоднозначной
ассоциации. В указанной работе В. Фляйшер классифи­
цирует коннотации следующим образом:
а) коннотации, связанные с типичными ассоциаци­
ями, фиксированные в самой языковой системе, т. е. в ти­
пичных текстах, как, например, ассоциации, легко укла­
дываемые в стандартный контекст в случае восприятия
таких слов, как лев, обезьяна, герой, трагедия и т. д.;
б) коннотации, требующие достаточно широкого кон­
текста для однозначного восприятия с соответствующими
ассоциациями (например, для слова демократия в за­
падной прессе, где в зависимости от того или иного тек­
ста в определенной контекстной социальной ситуации и
идеологической направленности оно может получать ис­
каженное содержание);
в) коннотации субъективного свойства, не регулиру­
емые каким-либо контекстом и, следовательно, не входя­
щие ни в систему языка, ни в модели экстралингвисти-
ческого порядка. Так, ассоциации со значением самых
обычных слов, например двор, всегда весьма индивиду­
альны и ограничиваются контекстом в минимальной сте­

10 Ср. определение Е. И. Шендельс: «Термин „коннотативный“

суммарен, он охватывает всю информацию, которую содержит
форма сверх своего денотативного содержания. Коннотация —
это субъективные наслоения разного рода: экспрессивность или
интенсификация каких-то значений, грамматическая образ­
ность (метафоричность), эмоциональный эффект и др.» (Шен­
дельс Е. И. Многозначность и синонимия в грамматике (на
материале глагольных форм современного немецкого языка).
М., 1970, с. 35); см. также: Bochmann К. Zum theoretischen Sta­
tus und operativer W ert der Konnotation. — L inguistische Ar-
beitsberichte. Karl Marx-Universitat. Sektion Theoretische und
Angewandte Sprachw issenschaft, 1974, N 10, S. 24—38.

50
 пени, хотя и сохраняют при этом свои основные систем­
ные значения;
г) текстовые коннотации — наиболее распространен­
ный вид контекстного разрешения их однозначного смы­
сла, требующий тонкого анализа и грамотного подхода
при создании самого текста, особенно в переводческой
деятельности.
Приведем выдержки из работ Ю. Найды: «.. .в Новом
завете слово tapeinos, обычно переводимое на английский
язык как humble (смиренный) или lowly (низкий),имело
в греческой культуре совершенно определенные эмоцио­
нальные коннотации, где оно имело значение „низкий44,
„униженный44, „подлый44, „низменный44. Однако христи­
ане, происходящие в основном из низших слоев общества,
стали употреблять это слово, ранее употреблявшееся пре­
зрительно по отношению к низшим классам, как символ
важной христианской добродетели. В переводах Нового
завета на английский язык невозможно передать все эти
скрытые оттенки эмоционального значения греческого
слова.. .Такие эмоциональные оттенки значения не сле­
дует связывать только с областью теологии. Они встре­
чаются на всех уровнях словаря. Например, во француз­
ском языке нет названия, точно соответствующего анг­
лийскому home (домашний очаг), в отличие от house
(дом), а в английском нет слова, которое бы соответст­
вовало французскому foyer, по многим оттенкам совпада­
ющего с английским home, но означающего также „очаг44,
„камин44, а также „центр44 и „фойе театра44. С точки зре­
ния эмоциональности английское слово home близко
французскому слову foyer, но референционно home обыч­
но является эквивалентным французскому maison (дом),
habitation (жилище) и chez (предлог „у44 с последующим
местоимением)» п .
Явление коннотации — весьма интересная и перспек­
тивная область лингвистического исследования в плане
контекста, поскольку здесь решаются не только вопросы
многозначности слова и их реализации в коммуникатив­
ных актах, но и вопросы стилистические и психологиче­
ские, связанные с нормами грамотного словоупотребле­
ния и текстообразования.

11 Найда Ю. А. К науке переводить. Принципы соответствий. —

В кн.: Вопросы теории перевода в зарубеж ной лингвистике.
М., 1978, с. 135.

51
 Важную роль приписывают контексту в установлении
синонимичности значений слов и целых словосочетаний,
получающих в определенных условиях — контекста —
идентичное содержание, или — по другой терминоло­
гии — одинаковую функцию. Иванов убыл, выбыл, по­
кинул, уехал. .. из города рассматривается как контек­
стуальная синонимия на том основании, что в данном от­
резке все слова, имеющие самостоятельные, разные зна­
чения, нивелируются в данном контексте по какой-либо
одной семе (в этом случае сема Иванов не находится в го­
роде). Однако вряд ли контекст предназначен в этих слу­
чаях для уравнивания значений разных слов; скорее
всего, роль контекста в данном случае сводится к обыч­
ной его роли — выявлению конкретного значения неко­
торого абстрактного содержания слова, экстраполирован­
ного, как правило, в словарях; например, для указанных
выражений:убыть, имеющем значение «покинуть»,
уехать — значение «переселиться в другое место» и т. д.
В приведенной фразе контекст обнаруживает для них
одну сему (для определенного, случая— «не находиться
в каком-то месте»), что создает иллюзию появления си­
нонимии, в то время как в основе этого явления лежит
не уравнивание значенийу а реализация заложенных в
них Конкретных значений. Контекст не создает синони­
мии, а создает прежде всего возможность выявления оди­
наковых значений разных слов в конкретном языковом
окружении.
Одно из самых ёмких явлений многозначности опреде­
ленных конструкций есть широко распространенный слу­
чай стяжейных определений, когда определяющее слово
по существу не относится к обозначению предмета име­
нования, содержащемуся в определяемом слове, и только
контекстуальные условия дают возможность однозначно
воспринимать соответствующую конструкцию. Так, в пря­
мом значении определительного словосочетания деревян­
ный молоток содержится непосредственное определение
молотка через материал — деревянный (молоток, сделан­
ный из дерева) в отличие от желеэный молоток, пласт­
массовый молоток и т. д. Однако выражение с идентичной
структурой угольный комбайн не означает, естест­
венно, что комбайн сооружен из материала — угля, а оз­
начает комбайн, применяемый для добычи угля. Таких
примеров мощно привести множество в широком семан­
тическом диапазоне типа родильный дому газовая тур­
52
бина, овощная база, свеклоуборочный комбайн, но песоч­
ные часы. Все подобные случаи представляют собою
норму языка, где многозначность снимается только по
заданному семантическому контексту и содержит зача­
стую определенные трудности для прямого понимания по­
добных выражений.
Эти случаи образуют микроконтекст прямого харак­
тера, связанный с непосредственным выражением значе­
ния слова. В рамках микроконтекста можно выделять
разные виды, например микроконтекст дистантного ха­
рактера. В нем расшифровка слова происходит через
опосредованные связи слов, однако в пределах предложе­
ния. Возьмем, например, фразу: Инженеры осматривают
доменные печи, которые снабжены установками для ох­
лаждения французского производства. Здесь значение
слова производство, несмотря на его ближайшее опреде­
ление французский, не может быть понято непосредст­
венно через слова, стоящие рядом (охлаждение француз­
ского производства), а должно быть соотнесено, естест­
венно, со словом установка, однако определение для ох­
лаждения при слове установка переходит на словосоче­
тание французского производства. В данном случае ни
порядок слов, ни форма образования атрибутивных син­
тагм сами по себе не выявляют зависимости. Лишь
только семантический контекст может однозначно опре­
делять место слов французского производства при слове
установка. В рамках предложения эти два вида — пря­
мой и дистантный — семантического контекста практиче­
ски исчерпывают возможности для адекватного понима­
ния фразы.
Лексико-семантическая многозначность, связанная С
абстрактной сущностью соответствующих лексических
или грамматических категорий, никогда не является пре­
пятствием к пониманию, поскольку элементарный тема­
тический контекст поддерживает коммуникацию в том
или ином ключе. Так, в предложении В Вильнюсе открыт
первый в стране специализированный магазин по про­
даже всех видов обуви и сопутствующих ей товаров из
тары-оборудования словосочетание товары из тары, есте­
ственно, не воспринимается как определение (товары,
сделанные и з...), а словосочетание из тары-оборудования
соотносится с соответствующим выше словом продажа.
Даже такие случаи, когда однородные формы могут ак­
тивно сбивать читателя е толку, тем не Менее в контексте
53
получают однозначные решения. Например, понимание
фразы: . . . ученые и промышленные предприятия ФРГ по-
прежнему услужливо исполняют все желания оказав­
шихся в международной изоляции белых господ на мысе
Доброй Надежды — не может быть построено на вос­
приятии, в котором ученые как форма, близкая к про­
мышленности по своему морфологическому оформлению,
будет восприниматься как однородное определение к слову
предприятие. То же самое во фразе: Он гулял и катался
на байдарке.
Например, для фразы Запасные, доставленные на ман­
чжурский фронт, с ходу скученными массами шли
в бой... не требуется никаких усилий, имея в виду пре­
дыдущий контекст, понимать слово запасные, имеющее
к тому же и морфологическую форму прилагательного,
как «солдаты, призванные из запаса».
Интересно, что даже довольно устойчивое словосоче­
тание может благодаря наличию ясного контекста транс­
формироваться без всякого ущерба для смысла фразы.
В следующем предложении устойчивое метафорическое
словосочетание военный театр без нарушений смысловых
связей употреблено в дистантном контексте: Сказалась
в ходе войны и удаленность театра от центральной Рос­
сии. ..
Отдельный разряд многозначных конструкций, не
поддающийся расшифровке в пределах самой языковой
единицы, составляют такие способы формирования сло­
восочетаний и предложений, в которых снятие амбиги-
тивности происходит уже в пределах макроконтекста,
т. е. в пределах окружения пе внутри фразы, а вне ее.
Предложение Иногородним мужчинам, одиноким и неза­
мужним женщинам предоставляется общежитие может
быть понято как объявление о том, что только иногород­
ним мужчинам предоставляется общежитие или также
и иногородним женщинам. Без макроконтекста нельзя
разрешить вопроса о действительном смысле этого выска­
зывания. Этот разряд конструкций является довольно
распространенным во многих языках и особенно в рус­
ском, что может быть продемонстрировано еще раз изве­
стной конструкцией — молодые сотрудники и читатели
библиотеки.
Типичная конструкция Капитан возвратился из ко­
мандировки в Латинскую Америку, где лексическая и
грамматическая форма многозначна и может быть ком-
54
ыуникйтивйо одйозйачно определена (в смысле «возвра­
тился в страну» или «из командировки в страну»), тре­
бует элементарного микроконтекста даже без какой-либо
дополнительной пресуппозиции. Подобная конструкция
является обычной формой общения, например, в русском
языке, но ее появление всегда обусловлено предваряю­
щим контекстом.
Контекстуальная разрешимость многозначности мо­
жет в некоторых случаях сводиться к утверждению самой
многозначности, где эта многозначность констатируется
всем смыслом высказывания. В таких выражениях, как
кто-то пришел, контекст не обязан расшифровывать зна­
чение кто-то, а, наоборот, должен сохранить эту неопре­
деленность в качестве значения языковой единицы. Языки
располагают большим арсеналом средств выражений
подобной многозначности типа русских кто-то, что-то, не­
что и т. д., и контекст как раз способствует сохранению
такой реальной многозначности в коммуникативном акте,
ибо многозначность подобных слов входит в систему
языка (в качестве лексических или грамматических зна­
чений) .
Как видно из этого краткого обзора различных еди­
ниц языка, слова, словосочетания и предложения имеют,
с одной стороны, разный характер полисемантичности,
а с другой — и разные условия снятия своей многознач­
ности в коммуникации. Реальное общение всегда соизме­
ряется рамками микро- или макроконтекста как доста­
точное основание и правильное восприятие речевых актов,
поэтому для лингвистики существенно анализировать се­
мантику языковых единиц различных уровней не только
в пределах словаря и грамматических конструкций, но
прежде всего в пределах того коммуникативного окру­
жения, которое неизбежно сопровождает любой реальный
фрагмент общения.
 ГЛУБИННЫЙ СМЫСЛ
И МНОГОЗНАЧНОСТЬ

Семантические исследования последнего времени

(Н. Хомский, Ч. Филмор, Д. Фивегер, В. Моч, О. Дюкре,
JI. С. Бархударов, В. М. Солнцев, Н. Д. Арутюнова,
Ю. С. Степанов, А. А. Уфимцева) все более и более свя­
зывают так называемый глубинный смысл предложения
не с принципом порождающей грамматики, а по суще­
ству с методом раскрытия содержания, свойственного
в обобщенном виде некоторому ряду конкретных выска­
зываний. Если в генеративной грамматике глубинная
семантика играет роль первоначального содержательного
ядра, которое затем получает то или иное поверхностное
звуковое (морфолексическое) выражение, то в общем се­
мантическом анализе глубинных структур (и в анализе
семантики поверхностных форм высказываний) ставится
цель раскрыть возможную двузначность и тем самым
снять двусмысленность некоторых семантических струк­
тур. Это направление, занятое отысканием способов об­
наружения многозначности синтаксических структур с по­
мощью трансформационных преобразований и достиже­
ния конечной изоморфности поверхностной и глубинной
структур, по существу есть не что иное, как способ кон­
текстного диагноза высказывания. В изолированном пред­
ложении или словосочетании типа приглашение писателя
или flying planes с помощью трансформации создается
определенный ряд предложений с различным значением
безотносительно к его статусу в конкретном высказыва­
нии. Практически трансформация дает абстрактное опи­
сание многозначности того или иного синтаксического яв­
ления и становится, таким образом, формально-структур­
ным методом описания ряда возможных значений той
или иной синтаксической единицы. По существу преобра­
зование такого типа не связано органически с механиз­
мом образования конкретного высказывания из некото­
рого единого глубинного содержания. Сама по себе про­
цедура остается на поверхности языка.
Многие исследователи, например Иммлер, возражают,
что глубинные структуры представляют семантику. Он
ставит под сомнение возможность адекватности представ­
56
ления семантики в глубинных структурах и их перевода
по соответствующим правилам в поверхностные струк­
туры *.
Иммлер считает, что трансформационный синтаксис
может решить только ограниченные задачи, т. е. вскрыть
двусмысленность на поверхностном уровне, а объясни­
тельная сила трансформационной семантики в этом плане
весьма низкая, по его мнению2.
«Трансформационная грамматика ложно представ­
ляет сущность речепроизводства, когда она интерпрети­
рует трансформации как процессуальные динамические
формы. В действительности трансформация есть не что
иное, как отношение в связи подобия и различия между
предложениями конкретного языка»3. Трансформацион­
ная грамматика рассматривает случаи неоднозначности
высказывания как поверхностное проявление разных глу­
бинных структур, другими словами, как высказывание,
имеющее два или более грамматических описания, на­
пример: The man looked up the street. The professor is
easy to understand (for somebody to understand the pro­
fessor is easy). The professor is anxious to understand (is
anxious for the professor to understand something) 4.
Многочисленные примеры двусмысленностей, порож­
даемых грамматической конструкцией, давно уже обсуж­
дались в лингвистической литературе, и, как было ука­
зано выше, трансформационная грамматика построила на
этих случаях своего рода учение о глобальных структу­
рах, лежащих в основе некоторой ядерной конструкции,
получающей в синтаксическом выражении различные
формы. Приведем еще примеры из Дон Нильсена:
— We were excluding totally inconditioned athletes.
— She didn’t stay home from the party because of the
entertainment.
— John built a very large house.
— John built a mansion.
Обычно процедура снятия двузначности подобных вы­
ражений сводится к преобразованию этих фраз в соот­
ветствующие структуры, выявляющие различные смыс­

1 Jmmler М. Generative Syntax—Generative Sem antik. D arstellung

und Kritik. Miinchen, 1974, S. 213—214.
2 Там же, .с. 206—207.
3 Там же, с. 33.
4 Helen S., Cairns Ch., Cairns E. Psycholinguistics. A cognitive
view of language. Holt, USA, 1976, p. 25—26.

57
лы. Но снятие двусмысленности вряд ли есть вопрос про­
цедуры восприятия текста. Скорее всего, трансформация
есть процедура лингвистического описания, восприятие
же подобных выражений основано не на построении раз­
личных деревьев зависимостей, а на основании коптекст-
ного окружения, которое в процессе понимания снимает
любую неадекватную возможность интерпретации подоб­
ных грамматических структур. Об этом в последнее время
достаточно убедительно говорят лингвисты (см., напри­
мер, работу Дон Нильсена5).
Предполагается, что благодаря компетенции коммуни­
канта неоднозначность фразы расшифровывается просто
на основе знаний языка. На самом же деле решающую
роль при распознавании многочисленных фраз играет не
только знание правил языка, а прежде всего языковой
статус высказывания. Многозначность высказывания по­
рождается не поверхностной структурой, а абстрактностью
грамматических категорий, и снимается не процедурой
описания, а контекстным окружением.
Контекст не может быть причислен к глубинным
структурам; он есть также поверхностная структура, ес­
ли выражаться в терминах генеративной грамматики, но
само взаимодействие поверхностных структур запрещает
вычленение изолированных фраз и делает излишним по­
этому процедуру описания дерева зависимостей на грам­
матическом уровне. Исключение семантики, свойственное
в целом генеративной грамматике, является той причи­
ной, которая заставляет производить эту постпроцедуру,
в то время как реальное семантическое контекстное ок­
ружение с самого начала предопределяет однозначность
высказывания, поэтому проблема амбигитивности реша­
ется не преобразованием и описанием истории фраз, а
реальным контекстом. Для получения однозначности
фразы не требуются отдельные правила, регулирующие
поверхностную структуру высказывания, а от компетен­
ции коммуниканта в данном случае требуется не просто
знание правил, а уяснение и понимание смысла кон­
текста.
Дело в том, что нельзя рассматривать грамматику язы­
ка как конечный набор правил, порождающих предложе­
ние (в понимании Н. Хомского). Сами правила не по­
рождают высказывания ни на поверхностном, ни на глу­

5 Don Nilsen L. F. Sem antic theory. [USA,] 1975, p. 47,

58
бинном уровне, й так как источййк порождения выска^
зывания, его смысла, в том числе и многозначного, кро­
ется не в самих правилах, то и раскрытие неоднозначного
смысла в итоге базируется на гносеологической, а не на
лингвистической компетенции человека. Решающее звено
здесь — знание мира, теоретический и практический
опыт, получающий свое отражение и выражение в язы ке6.
Креативная сила языка заключается не в соблюдении
грамматических правил, а в порождении смысла в соот­
ветствии с конкретным опытом и прагматическими усло­
виями коммуникации на основе лингвогносеологического
механизма, адекватного реальным процессам мира7.
Понятие контекста не есть процедура раскрытия зна­
чения языковых единиц; оно есть сама языковая реаль­
ность. Процедура преобразования синтаксических конст­
рукций, например получение трансформ, есть лишь лин­
гвистический прием статического описания полисеман-
тичности самой конструкции. Сам же по себе контекст
в реальной коммуникации не прерывается какими-либо
процедурными операциями, а действует одновременно
с созданием самой коммуникативной единицы. Вряд ли
поэтому правомерно понимание контекста как внешнего
наслоения на языковые данные, как бы второго уровня
самого языка, поддающегося операционным преобразова­
ниям. Контекст есть свойство языка, его органическая,
составная часть, так как первоначальное существование
лексических и грамматических единиц уже предопреде­
лено как существование в сетке системных контекстпых
условий.
Завершенность этой операции достигается уже не
преобразованием на пути глубина — поверхность, а детер­
минацией того или иного значения синтаксической струк­
туры в зависимости от контекста. Именно контекст дик­

6 Ср. интерпретацию глубинной структуры как реального мира

и языка в целом как поверхностной структуры в работе: Don
Nilsen L. F. Op. cit.
7 Идея Декарта, воспринятая H. Хомским, интенсивно обсуж ­
дается сейчас в американской лингвистике, отошедшей от
чисто генеративной концепции языка. Ср.: «Отличительной чер­
той человеческого языка является его креативность.. . Если
нам удастся описать креативный аспект языка, то мы тем
самым откроем дверь в научное изучение того аспекта твор­
ческой деятельности человека, который отличает нас от осталь­
ного мира (Helen S., Cairns Ch., Cairns E. P sycholinguistics.
A cognitive view of language. Holt, USA, 1976, p. 5).

59
 тует однозначность структуры, а возможность многознач­
ности создается в речи не единой глубинной семантикой,
а определенным поверхностным смысловым заданием вы­
сказывания. Так как само до себе высказывание пред­
ставляет смысловую целостность, то формирование его
всегда предопределено соответствующим коммуникатив­
ным заданием, которое не нуждается каждый раз в соот­
несении некоторого общего глубинного содержания с по­
верхностным для необходимого его конкретного наполне­
ния в речи. Смысл высказывания формируется и опреде­
ляется коммуникативно-познавательной установкой го­
ворящего, решающим условием формирования которой
является сообщение точно заданного смысла, реализуе­
мого в пределах определенного текста (от предложения
и выше).
«.. .Кодирование речевого сообщения проходит слож­
ный путь от мысли к развернутому высказыванию. Он
начинается с возникновения мотива, рождающего потреб­
ность что-то передать другому человеку; эта потребность
воплощается в замысле, или мысли, которая представ­
ляет собой лишь самую общую схему сообщения. С по­
мощью механизма внутренней речи мысль и ее семанти­
ческое представление перекодируются в глубинно-синта-
ксическую структуру будущего высказывания, которая
далее превращается в поверхностно-синтаксическую
структуру и, наконец, в линейно упорядоченное развер­
нутое высказывание» 8.
Вот почему глубинная семантика как показатель ка­
кой-то общности содержания между разными предложе­
ниями должна рассматриваться как результат контекст­
ного обнаружения смысла высказывания, а не как еди­
ный знаменатель изолированного ряда высказываний.
В значительной степени понятие глубинной семантики
в аспекте контекста лишается своего основания, а кор­
ректная коммуникация в полной мере находит себе ос­
нование в системно упорядоченных «поверхностных» се­
мантических связях — языковом контексте.

8 Л у р и я А . Р. Основные проблемы нейролингвистики. М., 1975,

с. 51.

60
 ТЕКСТ И КОНТЕКСТ

Контекст как условие однозначности коммуникации

теоретически должен совпадать с текстом как конкрет­
ным фрагментом коммуникации, представляющим в свою
очередь длительный и всегда незавершенный процесс,
расчленимый, однако, на определенные отрезки, служа­
щие минимальным контекстом не для отдельных значе­
ний слов и отдельных предложений, а для реализации
цели коммуникации: «.. .в настоящее время существует
лингвистика, ориентированная на изучение текста, пред­
ставляющая собой самый передовой фронт плодотворных
языковых исследований, расширяющая диапазон интере­
сов в лингвистике и открывающая, таким образом, об­
ласть, в которую входят все лингвистические идеи — ста­
рые, более новые, новые и новейшие как бы в снятом
виде и предмет исследования которой по существу от­
крывает новые перспективы для лингвистических иссле­
дований» 1.
Каждый раз определение того или иного фрагмента
коммуникации как достаточного для реализации цели
сообщения может строиться на разных признаках текста,
включая формально-грамматические и смысловые.
«Наиболее существенным для лингвистической теории
нам представляется выделение двух основных уровней
понимания: 1) языкового (первичного кодового), в из­
вестном смысле буквального и поверхностного значения
текста, выводимого на основе чисто языковых фактов и
закономерностей из значений отдельных его составляю­
щих (формальных языковых единиц, как сегментных, так
и суперсегментных; 2) глубинного и неязыкового, ситу­
ационного (вторичного кодового) значения текста, т. е.
того содержания, которое вкладывал в данный текст ав­
тор и которое он выразил через языковое значение, функ­
ционирующее как форма выражения ситуационного зна­
чения. Для выявления последнего требуются не только
языковые, но и неязыковые знания и ассоциации и учет
разнообразных факторов речевой ситуации (специфики
предметной области, с которой связано высказывание, ус­

1 Hartmann P. Texte als lin gu istisch es Objekt. — In: Beitrage zur

T extlinguistik. Miinchen, 1971, S. 9—29.

61
ловий коммуникации, особенностей автора, его представ­
ления о реальных или потенциальных реципиентах
И т. д.) » 2.
В настоящее время можно утверждать, что основной
единицей коммуникации является текст, ибо только в тек­
сте развертывается цельная конкретная коммуникация,
а само общение приобретает законченный информацион­
ный акт (будь это в форме диалога или монолога) . Одна­
ко признаком текста являются не только его объем и
смысл в их единстве, определяющем текст как дискурс, но,
безусловно, и его внутренняя организация представляет
собою тот или иной вид грамматической структуры. Грам-
матичность текста есть прежде всего последовательность
сцепления высказываний, объединенных некоторой общей
темой, идеей, предметом обсуждения. Поиски строгих
формальных критериев организации текста привели пока
к установлению грамматического единства самого элемен­
тарного вида текста — абзаца, где наличествуют одно­
значные маркеры типа указательных местоимений, повто­
ров и т. д.3
Выход за рамки абзаца заставляет лингвистов боль­
ше склоняться к тому мнению, что роль жестких грамма­
тических средств в организации текста уменьшается в
обратной прогрессии в зависимости от объема текста, и
вынуждает признать основным стержнем, на котором дер­
жится вся конструкция текста, категорию семантики4.
Конечно, в этом случае нуждается в объяснении само по­
нятие смысла применительно к такому большому отрезку
коммуникации, как текст, начиная от простейшего диа­
лога и кончая солидной монографией. В настоящее время
нельзя с определенностью еще говорить о том, что смыс­
ловые параметры текста стали ясными для лингвистов;
скорее всего, это задача будущих совместных исследова­
ний логики и языкознания (сцепление мыслей в раз­
вернутом рассуждении от сложного умозаключения до

2 Лейкина Б. М. К проблеме взаимодействия языковых и не­

языковых знаний при осмыслении речи. — В кн.: Лингвисти­
ческие проблемы функционального моделирования речевой дея­
тельности, вып. 2. Л., 1974, с. 98.
3 См.: Чикваишвили К. Проблема определения текста в совре­
менной лингвистике. — В кн.: Язык и коммуникация, вып. 124.
М., 1977.
4 См.: Agricola Е. Sem antische Relationen im Text und im System .
H alle/S., 1975.

62
совокупности идей, связанных единой темой). Во всяком
случае, сейчас можно уже говорить о том, что при изуче­
нии языка в его живой коммуникации текстовые единицы
будут играть все большую роль, а среди них главнейшее
место займет, безусловно, понятие контекста.
Если в пределах текста определяющим для однознач­
ного восприятия любого высказывания будет смысл, то
этот смысл скрывается в тех контекстуальных условиях,
которые предшествуют или следуют за этим высказыва­
нием. Грамматическая и смысловая интерпретация тек­
ста практически будет выливаться в исследование контек­
стуальных условий функционирования языковых единиц,
и если окажется верным правило обратной зависимости
роли грамматических факторов и объема текста, то кон­
текст должен стать неотъемлемым условием формирова­
ния текста. Смысл любого ограниченного текста настолько
тесно взаимодействует с контекстом, что в принципе мож­
но говорить просто о двух сторонах одного и того же яв­
ления.
Например, в следующем отрывке: «Брюссель. Конфис­
ковали наркотики. Одна из самых крупных партий кока­
ина за всю историю контрабанды конфискована бельгий­
ской полицией. Ее вес составляет почти 20 килограммов,
а стоимость по цене черного рынка достигает 4,5 млн.
долларов. В ходе операции арестовано 12 человек». Грам­
матические показатели оказываются нерелевантными для
понимания фразы «за всю историю контрабанды» (име­
ется ли в виду мировая история контрабанды или только
бельгийская, что вообще существенно для оценки явле­
ния). Только весь текст (и знание других текстов) мо­
жет дать опору для правильного понимания фразы (имен­
но бельгийская история). Здесь отдельные фразы жестко
связаны между собой, и только эта общая связь — кон­
текст — создает целый и однозначно понимаемый смысл.
Вот почему одним из критериев текста и может являться
контекстно-смысловая завершенность, т. е. определенная
совокупность атомарных смыслов-фраз, достаточная для
установления семантической определенности каждой из
них.
В известной книге Яноша Петефи5, построенной как
небольшой комментарий к хрестоматии по теме «Текст»,

5 Petofi J. S. Transform ationsgram m atiken und eine kontextuelle

Texttheorie. Grundfragen und Konzeptionen. Frankfurt a. M-, 1971.
63
также делается акцент на необходимость прежде всего
семантических критериев текста. В упоминаемой в этой
хрестоматии работе А. Коха6 обосновывается принцип
дискретации текста по следующим единицам: сюжет (to-
pik), тема, параграф, дискурс, текст, группы текстов, уни­
версум текстов7.
Ван Дейк считает, что стержнем любого текста дол­
жен быть его макрокомпонент, который он определяет как
глубинную структуру текста, другими словами, значение,
семантика текста, а микрокомпонент — как его поверх­
ностную структуру, прежде всего структуру предложений
и их связь8. Категория глубинной структуры в примене­
нии к тексту заставляет исследователя, конечно, не толь­
ко обращаться к семантике текста и его смыслу, а вы­
ходить за рамки этой понятийной стороны в его субстан­
цию, которая отражается на глубинном уровне текста.
Этот путь ведет, безусловно, к необходимости определе­
ния таких внелингвистических факторов, как тема, си­
туация, предмет, являющихся уже по существу объектом
анализа не лингвистики, а логики и гносеологии. Фунда­
ментальной проблемой лингвистики текста в настоящее
время остается определение дифференциальных признаков
как текста в целом, так и его отдельных видов.
Понятие текста, включающего в себя образование от
нескольких предложений до многолистовых фрагментов,
требует прежде всего четкого ограничения собственно
синтаксических конструкций в предложениях, сложном
предложении или в крайнем случае в абзаце и собственно
текста, состоящего, в свою очередь, также или из группы
предложений, или из более крупных и каким-то образом
оформленных частей.
Естественно, что наука не может дать в распоряжение
лингвистики какой-либо другой критерий, кроме адекват­
ных языку критериев, а именно грамматических и семан­
тических. Вот почему дискуссия по проблеме определения
текста в основном вращается вокруг релевантности тех
или иных семантических или грамматических признаков
текста. Так, Ван Дейк считает, что грамматика текста
может быть построена прежде всего на семантической

6 Koch N. A. Einige Probleme der Textanalyse. — Lingua, 1969,

N 16.
7 Petofi h S. Op. cit., S. 214.
8 Там же.

64
базе9. Его оппоненты полагают, однако, что лингвистика
текста в основном должна опираться на грамматические,
другими словами, чисто формальные признаки, хотя и
признают, что эти признаки должны быть дополнены
формальной семантикой и прагматикой 10.
Изучение построения текста связано с выяснением
прежде всего таких вопросов, как границы цельного тек­
ста и его внутренняя связность. Естественно, что текст
представляет собою не аморфное языковое образование
как некоторое хаотическое соединение различных выска­
зываний или их групп, а, безусловно, спаянное единым
смысловым заданием и грамматически членимое на
звенья, жесткие соединения которых и образуют опреде­
ленный текст. В этом плане примечательно, что в настоя­
щее время лингвисты предпочитают называть такой отре­
зок коммуникации дискурсом, видя в нем прежде всего
единую смысловую и формальную единицу общения. Как
мы уже говорили, именно внутренняя организация текста,
реализующая системно-семантические связи в определен­
ном отрезке, и создает предпосылки для однозначного по­
нимания высказывания или текста в рамках определен­
ного контекста.
Текст и контекст составляют неразрывное единство,
регулируемое прежде всего гносеологией .мышления, реа­
лизующего в смысловом наполнении текста систему языка
в формальных и семантических связях его составляю­
щих единиц (слов и словосочетаний). Построение текста
находится в прямой зависимости от смыслового содержа­
ния любого масштаба и довольно жесткой системы не­
прерывного контекста, в рамках которого осуществляется
изложение той или иной темы, другими словами, в рам­
ках которой развивается дискурс.
Закономерности в построении текста во всем его
объеме, с одной стороны, зависят от интенции и ресурсов
автора (коммуникантов), а с другой — они предопреде­
лены, естественно, объективными нормами, действующими
как на уровне сознания, так и на уровне языка. Все­
возможные виды текстов — от примитивно-бытовых до

9 Van Dijk Т. Some aspects of text grammars. — In: Papiere zur

T extlinguistik. Probleme und Perspektiven der neueren Textgram-
m atischen Forschung. Bd 5. Hamburg, 1974.
10 Cm.: Rieser H W i r r e r I. Вступительная статья. — В кн.: Papiere
zur T extlinguistik. Probleme und Perspektiven der neueren
Textgram m atischen Forschung, Bd 5. Hamburg, 1974.

65
классических художественных — свидетельствуют как о
специфике мышления и позиции автора, так и о субъек­
тивных потенциях в использовании необъятных ресурсов
языка.
В связи с этим обстоятельством лингвофилологическое
изучение текста в рамках коммуникативной лингвистики
имеет и свою прагматическую направленность в изуче­
нии стилей и школ художественного литературного твор­
чества, а также разумного регламентирования в построе­
нии текстов типичных деловых ситуаций (начиная от
официальных бумаг и кончая, например, научным опи­
санием патентных формул и структурой научных моно­
графий) п.
Непременным условием раскрытия значений языковых
единиц должен рассматриваться контекст на уровне всего
текста, причем текста, представляющего собою некоторую
завершенную коммуникацию (например, вплоть до моно­
графии, в художественной литературе — законченного
рассказа, новеллы, романа, а в более простых случаях —
текста, построенного в соответствии со строгими прави­
лами, например в фольклоре — текст-сказка, а в науке —
текст-патент и т. д.).
Некоторые авторы понимают под контекстным анализом
по существу макроконтекстный анализ текста в целях
раскрытия латёнтного содержания коммуникации через
изучение «манифестаций последнего в структуре текста и
вне текстовых социальных процессов и явлений на ос­
нове фактов собственно текстовой реальности» 12.

11 Примечательны в этом отношении конкретные исследования

различных текстов. См., например: Яшинский Г . И. Струк­
турно-синтаксическая характеристика патента как типа текста.
Автореф. канд. дис. М., 1978; Пасхалова Н. А. Взаимодействие
контекстуальных единиц как средство конструирования текста
художественного произведения и показатель индивидуального
стиля писателя (на материале современного английского
языка). Автореф. канд. дис. Киев, 1978. Ср.: «С понятием
текста соотносится и понимание контекста как совокупности
формально фиксированных условий, при которых однозначно
реализуется содержание языковых структур, точное содерж а­
ние мысли писателя. Контекст тем самым своеобразно выяв­
ляет художественную значимость, специфику смыслового на­
полнения и структурного оформления языковых единиц
в тексте» (Пасхалова Н. А. Указ. соч., с. 4—5).
12 Алексеев А. Н Д у д ч е н к о В. С. Контекст-анализ как специфи­
ческий способ «прочтения» текстов. — В кн.: Смысловое вос­
приятие речевого сообщения. М., «Наука», 1976, с. 142,
66
 Контекстная роль текста должна быть признана хотя
бы на том основании, что он является более высокой еди­
ницей, а следовательно, и семантически более важной,
чем входящие в него элементы. Вот как об этом, напри­
мер, пишет X. Плетт: «Текст как синтаксическая консти-
туирующая основа обладает минимальным размером из
двух друг с другом связанных и коррелирующих предло­
жений. Максимальные размеры текста не могут быть
определены. Текст является макрознаком, по отношению
к которому все другие языковые знаки являются частич­
ными знаками (1, 2, 3-й ступени)» 13.
Текст как единица коммуникации является результа­
том дискретного характера вербального общения; его
границы подвижны в зависимости от целевой установки
сообщения, информации об определенной теме или ситу­
ации, например о строении атомного ядра или о теме
«Происхождение жизни», или о теме, сформулированной
JL Толстым в заголовке романа «Война и мир».
Ван Дейк выдвигает следующие положения: «Макро­
компонент текста — глубинная структура текста — значе­
ние семантики текста. Макроструктура — поверхностная
структура — структура предложения» 14.
Теоретически речь аппроксиматически может быть
бесконечной, а практически — от одного высказывания до
многотомных сочинений. Идеальный контекст в этом слу­
чае должен бы совпадать с полным текстом, например
монографии «Физика атомного ядра» или для упомяну­
того произведения JI. Толстого — с содержанием всего
романа. Подобный текст раскрывал бы значение всех еди­
ниц сообщения, включая и сообщения, содержащиеся
только в одном высказывании (например, война и мир),
если при этом учитывать, что данный контекст раскры­
вает не только ближайшее окружение словосочетаний, но
и всю пресуппозицию как лингвистического, так и экстра-
лингвистического характера.
Возьмем, например, текст: «В Вашингтоне американ­
ские официальные представители заявили, что слова пре­
зидента Картера были рассчитаны на то, чтобы изложить
возможную основу для компромиссного соглашения
между Египтом и Израилем. В августе госсекретарь

13 P lett Н. F. T extw issenschaft und T extanalyse. H eidelberg—Stutt­

gart, 1975, S. 5 8 -5 9 .
14 Cm.: Van Dijk T. Op. cit., S. 41, 109.

67
С. Вэнс приватно предложил согласиться на самоопреде­
ление в качестве одного из принципов, но Израиль отверг
эту идею». Здесь слово самоопределение может означать
только контекстное «самоопределение Палестины», что
явствует только из всего текста (пре- и посттекста).
Возьмем еще один пример: «На одном из островов США
построили военно-воздушную базу для охраны Панамского
канала». Грамматическая многозначность этой фразы не
может быть разрешена в пределах предложения. Только
весь текстовой контекст дает основания понимать ее в том
смысле, что одним из островов является не территория
США, а один из островов Эквадора — Санта-Крус.
Текстовые факторы лежат в основе правильного вос­
приятия смысла речевых актов (устных и письменных).
Лексическая и грамматическая полисемия не существует
в рамках текста (коммуникация), в конкретной речи, так
как речевой акт аккумулирует в себе смысл текста и кон­
текста одновременно. Приведем иллюстрацию, построен­
ную на комическом эффекте сочетания прямого и перенос­
ного значений слов, фигурирующих в одном тематически
заданном тексте (рассказ Г. Рыклина «Опасные пасса­
жиры».— Лит. газ., 1972, 12 апр.). Кукрыниксы вместе
с другими членами жюри художественной выставки отби­
рали и развешивали картины. После бурного заседания
они поздно вечером возвращались домой в такси, обсуж­
дая события дня. Обменивались репликами типа: —
К оля... а Федотыча мы зря зарезали, з р я ... Нет, с та­
ким «другом» невозможно работать! Смотрите, скольких
он сегодня угробил... даже того старика с периферии не
пощадил! — Старика разве тоже зарезали? — И как! Мгно­
венно! Я лично стоял за то, чтобы его обязательно пове­
сили. — Да, если так подряд будем резать, то и вешать
некого будет. — А в общем, сегодня мы кучу хороших
вещей отобрали! Беседа пассажиров насмерть перепугала
шофера, и тот выскочил из машины и привел милицио­
нера, крича: «Держите их! Вешали, грабили, резали! Дер­
жите!» 15
Текст и контекст представляют собою основные кате­
гории языка, если рассматривать его в функциональном
(реальном, коммуникативном) процессе. Можно отметить
три основные функции текста в установлении семантики
слов в контексте:
15 Приводится также в работе: Лейкина Б. М. Указ. соч., с. 99.

68
 1. Объяснение содержания того или иного слова (тер­
мин) при его однозначном употреблении в предложении.
Эта пояснительная функция раскрывается в пре- и пост­
тексте, что создает основу для понимания не только
отдельного выражения, но и относительно законченного
участка текста.
Текстовой контекст по существу является как бы нот­
ным ключом, задающим определенное значение словам и
выражениям, многозначность которых весьма обширно
представлена в словарных статьях, но однозначно реали­
зована в конкретном контексте, например фраза: «Орга­
низация колонии в Альтенберге стоила мне большого
труда» 16. Значение слова колония в тексте, написанном
известным этологом К. Лоренцем, уже не требует ника­
кой расшифровки. Все дальнейшие многозначные выра­
жения подобного типа воспринимаются уже только
в этом контексте: «С того момента, когда невеста при­
знала превосходство своего кавалера, она становится са­
моуверенной и агрессивной по отношению ко всем другим
членам колонии» (речь идет о галках) 17.
Еще пример: предложение Жилье и транспорт
не единственные причины текучести содержит слово те­
кучесть, достаточно многозначное для употребления; оно
дано в этом отрезке в виде своеобразного эллипса (теку­
честь кадров). Восполнение этого эллипса, другими сло­
вами, понимание этого выражения, возможно только в тек­
стовом окружении (мешает закреплению кадров и то, что
завод расположен за городом, добираться сюда и днем не­
просто. Не все благополучно и с условиями труда на про­
изводстве), которое совершенно однозначно указывает
на сему слова текучесть — «изменение кадров». Хотя это
явление надо принимать наиболее распространенным для
текстового восприятия, нельзя сказать, что тексты не со­
держат семантически завершенных самостоятельных вы­
ражений, понимание которых не требует непосредствен­
ной отсылки к текстовому окружению, например: «Мно­
голетний опыт работы на заводе позволяет утверждать:
в создании ритмичного производства, в повышении его
эффективности малосущественных проблем не бывает»;
или: «В институте сейчас начала действовать первая
в стране комплексная технологическая линия автоматизи­

16 Лоренц К. 3. Кольцо царя Соломона. М., 1970, с. 160.

17 Там же, с. 170.

69
рованного проектирования строительных металлокон­
струкций».
Наиболее трудные случаи восприятия текста состав­
ляют, видимо, заголовки, где понимание сущности дела
практически зависит от последующего текста, а не от са­
мого заголовка. Особенно велико это участие текста в раз­
личного рода нестандартных метафорических употребле­
ниях, например в выражении многоэтажные лепестки:
«Заложен фундамент первых шестнадцатиэтажных домов
в новом жилом микрорайоне Каунаса. Эти многоэтажные
дома будут отличаться не только высотой, но и формой,
которая сверху напоминает цветок с тремя лепестками».
В самом же предложении даже ясное значение «много­
этажный» еще не создает достаточных условий для по­
нимания слова лепестки.
2. В тексте могут раскрываться не только усеченные
(эллиптические) значения слова, но и обычные его значе­
ния, составляющие часть некоторого законченного текста.
Например, предложение: «Весь цикл делится на три
этапа», естественно, требует понимания в последующем
изложении понятия три этапа, что далее абсолютно одно­
значно и раскрывается — «Весь цикл делится на три
этапа. Во-первых, надо „Союз“ перевести на „питание41
от „Салюта"...» и т. д.
3. Общее смысловое содержание текста, служащее не
целям снятия многозначности, а пониманию значения
слова или выражения, заданного, как правило, его
абстрактным характером. Объем текста в этом случае, не­
обходимый для понимания его содержания, не может
быть заранее задан как некоторое количество пре- и пост­
предложений. Возьмем, например, следующий отрезок:
«Сокращается рождаемость. Самый низкий уровень рож­
даемости за последние двенадцать лет — 15 человек на
каждую тысячу — зарегистрирован в Японии в прошлом
году. Об этом сообщило министерство здравоохранения и
социального обеспечения Японии». Восприятие смысла
текста через заголовок «Сокращение рождаемости», отно
сящегося только к одной стране — Японии, а не вообще
к миру, фактически основано на последующем смысле
всего отрезка— «в стране».
Насколько важно контекстное единство любого текста
для обеспечения достоверной коммуникации, свидетель­
ствуют многочисленные случаи некорректного оформле­
ния статей, затрудняющих или делающих невозможным
70
понимание сути высказывания. Например, смысл заго­
ловка в одной из газет — «Повысил сменность работы» —
даже по прочтении всей статьи не выявляется достаточно
четко, так как основное содержание публикации сводится
к обсуждению вопроса о создании нормальных условий
на производстве в целях снижения текучести кадров.
Говоря о контекстуальной обусловленности не только
слова, но и самого предложения в рамках того или иного
текста, нельзя считать, что степень сцепления всех пред­
ложений в контексте одинакова и едина для любого вида
коммуникации. Естественно, что смысловая линия развер­
тывания той или иной информации может строиться как
на основе самого жесткого сцепления типа логической
энтимемы, где за одной посылкой следует вывод, на основе
которого строится очередная энтимема или умозаключе­
ние, образующие цельный текст, пропуск одного звена
которого может разрушить все коммуникативное здание
(например, текст — доказательство теоремы), так и на
цепи предложений, сцепление которых или последова­
тельно, или параллельно, но покоится в целом на описа­
нии какого-либо объекта, а также скрепленных одной
темой, что не может рассматриваться как жестко органи­
зованный текст, фрагменты которого поэтому могут при­
обретать относительную самостоятельность, другими сло­
вами, функционировать как законченная смысловая
единица вне рамок всего текста. Подобное исследование
было проведено, например, на типах текста, образуемых
рядом отдельных предложений — сентенций, где автор
совершенно справедливо заметил, что в целом изучение
текста должно учитывать «необходимость установления
градации зависимостей предложений от контекста» 18.
Изучение влияния контекста на организацию смысла
высказывания должно быть связано с коммуникативной
направленностью всех уровней языка, в том числе и грам­
матического. Язык в этом плане представляет собой еди­
ный объект, насквозь пронизанный коммуникативным

18 Гальперин И. Р. К проблеме зависимости предложения от кон­

текста. — ВЯ, 1977, № 1, с. 55. В качестве иллюстрации при­
водится отрывок из сонета Шекспира (с. 51):
«Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чуж ое мненье».

71
характером. Разграничение как разделение различных
уровней языка с точки зрения разной степени влияния
контекста на организацию смысла высказывания вряд ли
будет оправданно, так как оно по существу приводит к по­
стулированию самостоятельных уровней язы ка19. При­
знавать, например, что контекст в рамках предложения
может затрагивать, скажем, только коммуникативный
уровень и не затрагивать синтаксический (например,
в случаях так называемого коммуникативного членения
предложения), — значит прежде всего признать разно-
направленность коммуникативной и грамматической
структур высказывания, что для языка вряд ли реле­
вантно 20.
Ни одна часть цельного коммуникативного акта не мо­
жет практически существовать и рассматриваться изоли­
рованно от интра- и экстраконтекста. Вычленение же, на­
пример, отдельного высказывания должно поэтому сопро­
вождаться всей суммой оговорок относительно того
окружения, к которому принадлежало данное высказыва­
ние. Анализ изолированного высказывания есть в опреде­
ленном смысле анализ модели, хотя и при участии того
фактора, что сама модель реализована в конкретном вы­
сказывании. Анализ изолированных фрагментов коммуни­
кации в этом смысле всегда есть ограниченный анализ, и
степень его ограниченности находится в прямой зависи­
мости от выбора минимального или максимального
отрезка.
Естественно предполагать, имея в виду единство фор­
мальной и содержательной сторон коммуникации, что
наиболее адекватный анализ языка может быть достигнут
только на уровне текста и то при условии, что размер
текста в соответствии с конкретными условиями не смо­
жет свести до минимума возможные погрешности в иска­
жении характера коммуникации. Практически можно ана­
лизировать только текст определенного размера, и в зави­
симости от цели исследования достаточными могут быть
минимальные размеры от абзаца или законченного диа­
лога до цельного произведения. Такой анализ практи­
чески и осуществляется в литературоведении, где в на­

19 Я щук П. П. К вопросу о коммуникативном контексте. — В кн.:

Проблемы языкознания и теории английского языка, вып. 2.
Мм 1976, с. 271—278.
20 Там же.
72
стоящее время тесно объединяются лингвистический, ху­
дожественный и идейный аспекты исследования творче­
ства какого-либо автора.

ПАРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ
КОНТЕКСТ

В лингвистических работах зачастую можно встретить

употребление понятия «контекст» как родственного поня­
тию «ситуация» К Выражение «это слово (или эту фразу)
в данном контексте (в данной ситуации) необходимо по­
нимать так» стало настолько распространенным в языко­
ведческой литературе, что создалось впечатление тожде­
ственности категорий «контекст» и «ситуация». Дело,
однако, в том, что в грубом приближении действительно
можно согласиться с тем, что многозначные выражения
получают свой определенный смысл в конкретной ситуа­
ции общения, т. е. в некотором языковом отрезке — кон­
тексте. Однако категории контекста и ситуации в этом
случае содержат явную контаминацию, поскольку они ха­
рактеризуют две различные сферы языкового общения2.
Ситуация есть совокупность реальных условий протека­
ния коммуникации, в то время как контекст относится
непосредственно к языковой материи. Можно указать на
аналогию отношения контекста и ситуации и отношения
между предметом и понятием, денотатом и сигнификатом
и т. д., т. е. отношений, отражающих связь материаль­
ного и идеального.
Сложившиеся к моменту реального речевого акта си­
туативные условия интра- и экстралингвистического ха­
рактера задают психологическую и мыслительную уста­
новку общения партнеров и неизбежно влияют не только
на предэтап формирования высказывания, но и на после­

1 См., например: «Символическое поле языка в связном тексте

образует конструктивные и рецептивные подпорки, которые
можно называть контекстом. Ситуация и контекст г - это те
два источника, которые дают возможность в любом случае
точно интерпретировать языковое высказывание» (ВйЫег К .
Sprachtheorie. Stuttgart, 1965, S. 149).
2 См.: Fries U. Studien zur T extlinguistik. W ien—Stuttgart, 1975.

73
дующие этапы, в связи с тем что значение определенных
языковых единиц может раскрываться в следующих за
конкретным высказыванием речевых актах. Правда, и
для устного общения вполне естественна ситуация, когда
вслед за определенным речевым действием коммуникация
может быть продолжена в плане разъяснения или уточ­
нения неадекватно воспринятого адресатом содержания
высказывания. Так как в целом коммуникация охваты­
вает текст достаточной полноты и завершенный в смысле
его информативности, то, видимо, для устного и письмен­
ного общения сохраняет свое действие закон целостности
контекста на всех его этапах развития — в стадии пред-
и посттекста. В пределах интралингвистического контек­
ста необходимо различать вербальные факторы, непосред­
ственно включаемые в языковые структуры (слова и
словосочетания в определенном значении, структура пред­
ложения и т. д.), и факторы, выходящие по своему каче­
ству за аппарат языка человека.
Как пишет Т. Слама-Казаку, эксплицитный кон­
текст— словесный, вспомогательный (ср. жесты и др.) —
самое главное. И в этом контексте языковая обстановка —
слова, которые окружают определенный термин, — счита­
ется всегда главным фактором для понимания речевого
факта. Лингвистический контекст (дискурсивный или вер­
бальный) — это самый узкий контекст, образуемый вы­
страиванием слов в ряд, их группировкой и пр. Но этот
контекст входит как часть более высокого, который сосу­
ществует с ним и включает в себя все другие вспомога­
тельные средства — мимику, интонацию и т. п. Это и есть
эксплицитный контекст в целом3.
Знания и опыт коммуникантов, попадающих в опреде­
ленную конкретную среду, служат не только основой соб­
ственно речевой деятельности (владение языковыми нор­
мами, осознание цели коммуникации, мотивов и конеч­
ного эффекта), но предопределяют также и характер са­
мих речевых актов в смысле передачи с помощью языка
такой информации, которая дополняет, но, как правило,
не повторяет уже имеющуюся у коммуникантов инфор­
мацию о соответствующих предметах и явлениях. Дру­
гими словами, сама по себе коммуникация не может быть
3 См.: Slama-Cazacu Т. Language et context. Le probleme du lan­
guage dans la conception de I’expression et de In terp reta tio n
par des organisations contextuelles. The Hague, Mouton, 1961,
p. 212—213.

74
тавтологичной для ее участников, а должна быть эффек­
тивной и развивать и добывать необходимые сведения,
служащие целям усвоения новых знаний, а следовательно,
в широком смысле — целям познания реальности. По­
этому сциентарный аппарат играет активную роль в архи­
тектонике речевой деятельности и должен рассматри­
ваться как фактор контекста речи.
Ниже будут рассмотрены элементы, составляющие
этот фоновый тезаурус, в который входят, следовательно,
предварительные знания предмета коммуникации, сведе­
ния о самих коммуникантах, запас конкретных целей и
мотивов конкретного речевого общения и др. (опыт, зна­
ния, пресуппозиции, импликация и т. д.). Так как рече­
вое общение протекает в конкретной естественной среде,
создаваемой обстановкой, антуражем и всеми физиче­
скими характеристиками самих коммуникантов, то пара-
лингвистический контекст также включается в общение и
служит существенной опорой при обмене информацией,
дополняющей информацию, содержащуюся непосред­
ственно в вербальной единице. Физические характери­
стики коммуникантов, свойства голосовой модуляции, ки-
несика, мимика, предметное окружение и т. д. образуют
паралингвистический контекст, в котором языковые еди­
ницы получают свое однозначное содержание только при
учете роли указанных обстоятельств. «Широкий контекст
не представлен вовне определенным знаком, но он мар­
кирует каждый знак, который был выбран и смодулиро­
ван в соответствии с контекстом. Всеобщий (total) кон­
текст равен в конечном счете всей системе координат ре­
чевой деятельности, результатом которой является выска­
зывание, и эта реальная обстановка обрабатывается вос­
принимающим, который включает в нее конкретное вы­
сказывание» 4.
Результаты коммуникации, а именно достижение абсо­
лютной однозначности в говорении и понимании, есть,
следовательно, итог взаимодействия лингвистических
(интра- и экстрафакторов) и паралингвистических факто­
ров. Анализ содержания языковых единиц не может огра­
ничиваться ни в каком случае только анализом каких-
либо языковых моделей или структур, а должен быть на­
целен на анализ всего коммуникативного комплекса реаль­
ного языкового общения, что и выдвигает требование для

4 ISlama-Cazacu Т. Op. cit., р. 227—228.

75
лингвистики объяснить содержательную реальную модель
коммуникации. Эту задачу должна решать коммуникатив­
ная лингвистика.
Адекватное понимание коммуникации предполагает
при анализе языковых единиц учет всей суммы не только
чисто лингвистического окружения (интралингвистиче-
ского контекста), но и всей совокупности реальных усло­
вий, в которых протекает сама коммуникация5. Реализа­
ция всех информационных потенций языковых единиц
всегда связана с конкретными обстоятельствами общения,
в которое входят, как справедливо замечает Т. Слама-Ка-
заку 6, три уровня контекста: субъектно-языковое окру­
жение, локальные условия коммуникации и тотальный
контекст, связанный не только с данными условиями, но
и с суммой знаний и опыта коммуникантов. Конечно,
наиболее доступным для изучения остается собственно
языковой контекст, однако уже ясна необходимость вы­
хода за рамки отдельных высказываний по меньшей мере
в текст в целях описания функций всех факторов, влия­
ющих на однозначность коммуникации.

КОНТЕКСТ
И ПРЕСУППОЗИЦИЯ

Язык не представляет собой суммы отдельных выска­

зываний, а реализуется через цепь рассуждений любой
длины — от нескольких предложений до сотен тысяч фраз
(например, монографический текст); естественно, и
«жизнь» любой единицы языка практически осуществля­
ется в пределах целого дискурса. Но контекст в рамках
дискурса (макроконтекст) по своей природе существенно
отличается от микроконтекста. Если для микроконтекста
основным механизмом служит конкретизация слов в со­
ответствующих группах словосочетаний, то в макрокон­
тексте решающим фактором являются предварительные
знания возможного значения как отдельных слов, так и

5 Hennig Huth L. Kom munikation als Problem der Linguistik.

Gottingen, 1975, S. 40—54.
6 Cm.: Slama-Cazacu T. Op. cit., p. 227—228.

76
словосочетаний. Предварительное знание есть не что иное,
как явление пресуппозиции, как бы программирующее
соответствующее однозначное понимание как отдельных
слов внутри фразы, так и, следовательно, всей фразы 1.
Семантический контекст через пресуппозицию, несом­
ненно, присутствует в любом тексте, и в некоторой сте­
пени он маркирует границы текста, связи в котором при­
обретают уже не формальный характер, а смысловой.
Если в пределах микроконтекста предложения определя­
ющим является совокупность синтаксических средств
(управление, согласование, порядок слов и т. д.), то
в макроконтексте — заданность смысла отрезков высказы­
вания, предопределяющая понимание последующей
фразы.
Д. Купер, анализируя концепцию исследовательницы
Р. Лаков в связи с давно дискутируемым понятием пре­
суппозиции, пишет, что, «в общем, предложение может
быть истинным или ложным только в том случае, если
все его пресуппозиции истинны». Предположим, что два
предложения, S и S', проходят через определенный текст;
тогда истина (Truth) и степень ценности (Value) каж­
дого из них вступают в такие отношения, что S может

1 Ср. идею Д. Купера о том, что лексика и грамматика в зна­

чительной степени сами по себе у ж е предопределяют некото­
рую пресуппозицию (Cooper D. Е. Presupposition. The Hague,
Mouton, 1974, S. 18). О пресуппозиции см.: Арутюнова Н. Д.
Понятие пресуппозиции. — Изв. АН СССР, CJIH, 1973, т. 32,
вып. 1, с. 84—89; Власова Ю. Н. О пресуппозиции. — В кн.:
Проблемы семантического синтаксиса. Пятигорск, 1975, с. 65;
Головенко Ю. А. О лингвистическом статусе пресуппозиции. —
Там ж е, с. 53; Иртеньева Н. Ф. О лингвистической пресуппо­
зи ц и и .— Там же, с. 10— 17; Лазарев В. В. Некоторые аспекты
теории пресуппозиции. — Там ж е, с. 3; Шлейвис П. И. О пре­
суппозиции. — Там ж е, с. 23; Родиче в а Э. И. О пресуппозицион-
ном аспекте. — В кн.: Исследования по структурной и при­
кладной лингвистике, вып. 7. М., 1975, с. 152; Hausser R . R.
Presupposition in M ontegne grammar. Theoretical lin g u istic s.—
Bil. N. Т., B erlin—New York, 1976, vol. 3, N 3, p. 245; Kat z J. /.,
Langendoen D. T. Pragm atics and presupposition. — Language
(B altim ore), 1976, vol. 52, N 1, p. 1; Lakoff G. On generative
sem antics. — In: Sem antics: An interdisciplinary reader in philo­
sophy, linguistics, and psychology. Cambridge U niversity, 1971,
p. 235; Stechow A . von. Zur Theorie der P resu p p osition .—
Munchner Papiere zur Linguistik, I, 1971, A ugust 1—18; Stalka-
ker R. Presupposition. — In: Contemporary research in philo­
sophical, logic and lin gu istic sem antics. Dordrecht—Boston, 1975,
p. 31.

77
обладать недостаточной степенью ценности, несмотря на
то что S' истинно. Далее кажется, что Лаков принимает
положение, согласно которому одно предложение пресуп-
понирует другое только в том случае, если они прошли
через текст. Ее пример, конечно, безупречен, но и весьма
прост: «. . . Педро отказался быть норвежцем пресуппони-
рует Педро был норвежцем» 2.
И. Хенниг исследует вопрос о предпосылках, ведущих
к правильной коммуникации, т. е. к правильному вос­
приятию текста в более широком аспекте. Его пример
«Бутылка стоит на столе» рассматривается со стороны
всевозможных пресуппозиций и контекстуальных импли­
каций, например: «Карл говорит, что бутылка. . .»; «Карл
полагает...» В этом случае он спорит с Б. Расселом
о пресуппозиции предложения «Валленштейн вел перего­
воры со шведами». Эта фраза может быть точной по Рас­
селу, если существовал Валленштейн, и т. д. Однако Хен­
ниг увязывает пресуппозицию вообще с миром дискурса
и считает, например, что во всех фразах типа «Рейхканц-
лер Бисмарк вел часто переговоры с Виннету относитель­
но соглашения о флоте» дискурс предполагает знание того,
кем является Виннету, и если знать, что Виннету — это
фигура из одного романа, ничего общего не имеющего
с делами Бисмарка, то весь дискурс становится ложным,
в то время как фраза «Бисмарк вел переговоры с Глад­
стоном» приобретает реальный смысл.
Понимание любого текста (если специального, то для
профессионально подготовленного читателя, если художе­
ственного, то для культурного, образованного читателя)
незримо опирается на знание содержания соответству­
ющих языковых единиц, на тезаурус читателя, что и обу­
словливает функционирование их только в определенном
семантическом контексте.
Контекст как совокупность условий понимания выска­
зываний связывается и с так называемым фоновым зна­
нием как необходимым фактором корректного речевого
общения3. Фоновое знание определяется, например, в ра­
боте О. С. Ахмановой в отличие от собственно языкового
контекста (горизонтального) как вертикальный контекст.
Определяя фоновые знания как «совокупность сведений

£ Cooper D. Е. Op. cit., р. 105.

3 Hennig Huth L. Kom munikation als Problem der Linguistik.
Gottingen, 1975, S. 40—54.

78
культурно- и материальйо-йсторического, географиче­
ского и прагматического характера, которые предполага­
ются у носителя данного языка», автор замечает, что «без
него невозможно языковое общение»4. Как особый вид
этого знания Ахманова выдвигает филологический аспект,
связанный с адекватным восприятием всех видов аллю­
зий, «т. е. образов, метафор и других видов высказыва­
ний, предполагающих у читателя знание определенного
историко-филологического материала» 5.
Естественно, что фоновые знания такого порядка по­
могают расшифровать соответствующий контекст, но они
непосредственно упираются в знания «реалий» и не имеют
поэтому своей особой структуры, отражающей построений
соответствующей методики декодирования текста.
Фоновые знания как условия контекстного (верти­
кального — по О. С. Ахмановой) восприятия текста ха­
рактеризуют семантическую структуру языка как «нечто,
относящееся к объективному контексту данного выска­
зывания» 6. Это обстоятельство определяет лингвистиче­
ский статус пресуппозиции, нацеленной не на выяснение
истинности или ложности суждения, а на раскрытие ос­
новного смысла того или иного высказывания. Лингви­
стическая пресуппозиция не предполагает какой-либо
строгой процедуры, а является вспомогательным средством
организации и восприятия текста на основе правильно
построенных предпосылок о знании предмета коммуни­
кации. Лингвистическая разработка этой категории нахо­
дится в настоящее время в самой начальной стадии7.
Конструктивная организация пресуппозиции весьма
разнообразна в языке, но она едина по своему принципу
функционирования, нацеленному на точпое восприятие

4 См.: Ахманова О. С., Гюббенет И. В . «Вертикальный контекст»

как филологическая проблема. — ВЯ, 1977, № 3, с. 49.
5 Там же, с. 47.
6 Ахманова О. С., Гюббенет И. В . Указ. соч., с. 54. О. С. Ахма­
нова возражает против использования термина «пресуппози­
ция» в лингвистическом смысле в связи с опасностью чисто
философского толкования этого термина (с. 53, 54). Однако
в языкознании в настоящ ее время широко используется тер­
мин «пресуппозиция» в чисто лингвистическом плане, и мы
сохраняем его в работе в значении «совокупность фоновых
знаний».
7 См., например: Van DijJc Т. V. T ext grammar and text logic.
T extlinguistik und Pragmatik. — Beitrage zum Konstanzer Text-
linguistik-K olloquium 1972, Bd 3. Hamburg, 1974.

79
текста на основе тех или иных языковых показателей,
дающих возможность, с одной стороны, говорящему их
правильно использовать для выражения своей мысли,
а с другой стороны, слушающему воспринимать текст
во всей его смысловой полноте и точности.
Большое распространение имеет пресуппозиция, по­
строенная на корректном соотнесении элементов смысла
некоторого текста, построенного с помощью указательных
местоимений, где значение для местоимения само по себе
пресуппонирует определенную консистенцию мысли.
Более сложный вид пресуппозиции образует сцепле­
ние предложений, где по смыслу предыдущего предложе­
ния в порядке логического следствия воспринимается по­
следующее и где, таким образом, пресуппозиционное
сцепление высказываний образует довольно жесткое
единство. Так, например, в тексте Было холодно. Мы
должны были спешить высказывание мы должны были
спешить получает свой однозначный смысл на основании
пресуппозиции того, что в период холода какие-либо про­
волочки с делом могут обернуться неуспехом. Никакое
другое значение этого высказывания невозможно при ука­
занной пресуппозиции.
Более сложным, но действительно ингерентным для
языка является пресуппозиция, скрывающаяся в более
или менее широком контексте и построенная на ряде до­
вольно сложных умозаключений на основании как пред­
шествующих, так и последующих высказываний. Кон­
текстные примеры для этого вида пресуппозиции приве­
дены ниже.
Языковая коммуникация, протекающая в конкретных
ситуативных условиях между конкретными партнерами,
принадлежащими соответственно к определенной соци­
альной группе и должностной и возрастной категориям,
также создает основу для пресуппозиции о соответ­
ственно правильном построении и восприятии высказыва­
ний. Например, языковая форма пожелания в устах на­
чальника по отношению к подчиненному содержит пре­
суппозицию повеления или приказания.
Наиболее емкий вид пресуппозиции и менее четкий
в своей организации представляет собой пресуппозиция,
основывающаяся на всей сумме знаний коммуникантов,
используемых как для прямого, непосредственного пони­
мания высказывания, требующего фоновых знаний, так
и для последующего уточнения смысла высказываний пу­
80
 тем обращения к предварительным знаниям широкого
плана. Ниже мы более подробно рассмотрим основные
способы контекстного восприятия текста на основе пре­
суппозиций.
Рассмотрим пресуппозицию, заключенную вне самого
предложения, но действующую в пределах окружающего
текста. Понимание соответствующего фрагмента в этом
случае обеспечивается предварительной расшифровкой
значений соответствующего слова или грамматической
формы в предшествующем отрезке коммуникации, на­
пример: «Ленинградские тракторостроители ответили на
призыв партии выпуском нового трактора-богатыря К-701.
Его серийное производство налажено в объединении «Ки­
ровский завод». Десятки новых машин сходят ежедневно
с главного конвейера тракторосборочного цеха объедине­
ния» (Известия, 1978). Значение слова машина здесь мо­
жет быть однозначно понято только в связи с предшест­
вующим уточнением — трактор К-701. Этот вид пресуп­
позиции встречается наиболее часто, на нем строится
повседневная коммуникация устного или письменного ха­
рактера. Для коммуникантов она представляет собой са­
мый удобный и экономичный прием построения выска­
зываний.
Разновидностью этой пресуппозиции является весьма
распространенное употребление указательных местоиме­
ний, определенный смысл которых может быть понят
лишь через связь слов с содержанием предыдущего тек­
стового фрагмента. Причем эта связь именно пресуппо-
зиционного характера, а не прямая грамматическая, по­
скольку между указательным словом и соответствующим
его наполнением нет никаких прямых контактов, а есть
связь, которую нужно восстановить только через знание
ситуации. Так, в предложении: Девушка не видела те­
перь ничего, кроме его почти отталкивающе-красивого
лица. Она словно с ужасом внимала этим странным чер­
там, так часто снившимся ей в ветреные петербургские
ночи (А. Н. Толстой, Хождение по мукам) — сочетания
красивое лицо и эти странные черты наполняются опре­
деленным содержанием в окружающем тексте, где идет
речь о том, что за столом, за которым собрались члены
общества «Философские вечера», появился модный петер­
бургский поэт с необыкновенно красивой внешностью —
Алексей Бессонов, которого Даша разглядывала с боль­
шим вниманием. Несмотря на элементарность способа
6 Г. В. Колшанский 81
 Ёосст&новления значения указательного местоимения, по
существу весь процесс строится на принципе пресуппо­
зиции; более того, восстановление смысла какого-либо от­
резка требует определенного умственного напряжения и
построения целой цепи рассуждений, когда нужно по­
нять, например, выражение эти странные черты в приве­
денном примере. Странные черты в данном случае можно
понять только через дальнейшее описание автором
«странного чувства Даши», в котором «смешались влюб­
ленность, ревность, неприязнь». Можно с уверенностью
сказать, что всякая коммуникация насквозь пронизана
такими ситуациями, словесное выражение которых одно­
значно понимается коммуникантом только на основе пре­
суппозиции, т. е. знания, почерпнутого из данного текста,
из данного фрагмента.
Приведем еще пример: «Во время пуска завода в Гол­
ландии еще не было атомных электростанций, поэтому
вся продукция комплекса Алмело отправлялась в ФРГ»
(Известия, 1978). Это типичный пример важной роли
текстового контекста, когда структура фразы, безупреч­
ная по нормам языка, не может быть понята или, более
того, существенно искажена, если не будет учтен кон­
текст-пресуппозиция. Речь в данном случае идет не о том,
что некий завод должен быть сдан в производство в Гол­
ландии, а о том, что к моменту пуска некоего завода
в самой Голландии еще не было атомных электростанций
(имеется в виду завод по обогащению урана). Это и есть,
собственно, та пресуппозиция, суть которой может быть
сформулирована следующим образом: «.. .пресуппозиция
в действительности представляет собой посредничающее
звено между моделью лингвистической компетенции и
моделью коммуникативной компетенции» 8.
Второй вид пресуппозиции — это владение знаниями,
не заключенными в предшествующем для данного выска­
зывания отрезке, а накопленными коммуникантом до
момента образования соответствующего конкретного вы­
сказывания.
Надо подчеркнуть также, что понятие контекста у раз­
личных авторов имеет существенные отличия или в сто­
рону ограничения, или соответственно расширения кате­
гории языкового контекста. Так, Р. Лаков вообще пола­

8 Звегинцев В. А. О предмете и методах социолингвистики. —

Изв. АН СССР, СЛЯ, 1976, т. 35, № 4, с. 319.

82
гает, что некоторые аспекты контекста имеют универсаль­
ное лингвистическое значение и действительны для всех
языков. Другие же контекстные условия проявляются
лишь в определенных речевых ситуациях или в условиях
определенного культурного фона9, где действуют пра­
вила соответствующих пресуппозиций. Так, она конкрет­
но рассматривает вопрос о контекстуальном выражении
в языке понятия вежливости и уважения к собеседнику
на материале английского языка в сравнении со многими
другими (японский, немецкий и т. д.). Рассматривая са­
мые разнообразные ситуации трех выражений: You must
have some of this cake. You should have some of this cake.
You may have some of this cake, она устанавливает воз­
можность большого количества ситуаций, в которых при
различной пресуппозиции (отношения по возрасту, долж­
ности, общественному положению) все эти выражения
могут обозначать различную степень вежливости при об­
ращении к тому или иному лицу в той или иной ситуа­
ции. Аналогичные языковые выражения приводятся ею
для следующих случаев: Come in won’t you? Please, come
in. Come in. Come in, will you? Get the hell in here.
Автор, безусловно, правильно подметил на этих кон­
кретных примерах роль контекста в организации' и вос­
приятии высказывания, получающего свою различную
коммуникативную ценность в соответствующих пресуп­
позициях. Из этих примеров видно, что контекст не про­
сто выполняет свою роль, а является неотъемлемым ка­
чеством любого речевого акта и неразрывно связан
с лексическим и грамматическим значением высказы­
ваний.
Читатель редко отдает себе отчет в том, что понима­
ние той или иной фразы фактически основывается на
пресуппозиции, образуемой, так сказать, возможным те­
заурусом его знаний. Этот тезаурус используется сразу же
по настроенности читателя на определенную тему. Напри­
мер: «Болгарский бас Николай Гяуров (Филипп) выгля­
дел необычно молодым, но это ощущение исчезло, как
только он запел. Ровным по силе было выступление Ев­
гения Нестеренко из Большого театра. Его Великий Инк­
визитор потряс публику поистине гранитным басом»

9 Lakoff /?. Language in context. — Language. Journal of the Lin­

guistic S ociety of America. December 1972, vol. 48, N 4.

83 6*
(Известия, 1978). В этом абзаце замечание о молодости
Гяурова, снимаемое затем фразой, начинающейся с про­
тивопоставления но, вообще не может быть понято без
той пресуппозиции, что роль Филиппа, исполняемая Гяу­
ровым в опере Верди «Дон Карлос», должна соответство­
вать, естественно, возрасту отца Родриго. Значение упо­
мянутой фразы, содержащей намек на ролевое соответ­
ствие голоса Гяурова статусу персонажа, подкрепляется
затем и последующими строчками, приравнивающими
превосходное исполнение Гяуровым роли Филиппа испол­
нению советским басом Нестеренко роли Инквизитора.
Некоторые авторы справедливо подчеркивают, что
лингвистическая глубинная структура включает массу де­
талей, без которых слушающий может спокойно обойтись
и оставить незатронутыми в определенном случае; не­
смотря на это, те детали, которые он непосредственно за­
трагивает, должны соотноситься с глубинной структурой,
т. е. в противном случае слушающий не понимает пред­
ложения 10. Этот момент лучше всего подтверждается
примером, приводимым указанным автором:
«Джон подумал про себя: „Мэри только что вошла на
кухнюи. Если бы слушающего интересовало только, где
была «Мэри, он проигнорировал бы пресуппозицию „во-
шла“, так как Джон мог быть в кухне (Филлмор 1967),
а выявил бы „вошлаи в значении „двигаться**.
Но если слушающего интересовало, где был Джон, он
не мог бы выявить эту пресуппозицию; ему пришлось бы
представить „войти41 как „двигаться*4 плюс его пресуппо­
зиция, т. е. как двигаться в направлении к Джону.
Трудно предвидеть, что слушающий будет всегда вы­
являть пресуппозицию „войти44, так как легко предста­
вить слушающего, который не в состоянии сказать, где
был Джон, даже если информация была в первоначаль­
ном предложении, которое слушающий прочел и „понял44
совсем недавно. Предполагается, однако, что как бы слу­
шающий ни выявлял пресуппозицию глагола „входить*4,
он будет делать это путем соотнесения с лингвистической
репрезентацией „входить4* в его контексте» и.

10 См.: Clark Н. Sem antics and comprehension. The Hague, Мои-

ton, 1976, p. 13.
11 Там же, с. 14.
84
 Знаменитое выражение акад. Д. Лихачева «открывать
литературу в литературе» является весьма показатель­
ным примером возможностей контекстуального истолко­
вания такого признака, который построен на широкой
пресуппозиции понятия литературы, и задачи литерату­
роведов в анализе того или иного литературного произве­
дения — в раскрытии его сущности для читателя.
К этому виду контекста относится прежде всего зна­
ние реалий. Данный вид пресуппозиции требует большей
культуры коммуникантов, особенно в письменном обще­
нии, и играет важнейшую роль в переводческой деятель­
ности. Так, например, в предложении: The proposed plan
is a Metrical Program for Latin America — ни один чита­
тель газеты, в которой помещена выдержка из речи аме­
риканского конгрессмена, не может уловить значения
всей фразы, если не обладает знанием, выходящим за
рамки целого текста. Только пресуппозиция, имеющаяся
у читателя, знающего, что слово Metrical обозначает таб­
летки, употребляемые человеком, соблюдающим голодную
диету, может помочь ему раскрыть смысл этой фразы
(Американский план «голодного пайка» для Латинской
Америки).
Вся ирония следующего отрывка строится на пресуп­
позиции абсурдности самого мероприятия:
«РАНЬШЕ СРОКА.
ЖКУ, руководимое тов. Кузовкиным П. К., сообщило,
что в связи с ремонтом горячая вода будет отключена
19 июня. Однако отключение было произведено уже
16 июня, то есть на три дня раньше срока» (Лит. газета,
1978).
Восприятие любого текста в реальной коммуникации
настолько увязано с длинной цепью пресуппозиции, что
прерывание ее в отдельных звеньях практически раз­
рушает сам акт общения, в котором аккумулируется
весь опыт, включая и лингвистический, и знания че­
ловека.
Важную роль пресуппозиция играет, например, в со­
ставлении дипломатических документов, где за каждой
фразой скрываются не только простые контекстуальные
варианты значений, но даже и определенные докумен­
тальные подтверждения в виде так называемых прото
кольных записей. Даже для таких выражений, как до­
стигнут баланс интересов сторон, в каком-либо диплома­
85
тическом документе возможна самая широкая, но одно-
временно и однозначная пресуппозиция.
Пресуппозиция как один из способов построения
устного алгоритма восприятия текста действует в грани­
цах определенной связи цепи относительно законченных
высказываний, где смысловая завершенность фразы зави­
сит от другой в пределах некоторого семантического поля.
Это семантическое поле в процессе коммуникации фор­
мируется как тема общения между коммуникантами
(устно или письменно); это поле представляет собой в его
инфраструктуре некоторый дискурс, т. е. логически и се­
мантически связанное рассуждение, в котором каждое
звено последовательно или рекурсивно связано с другим
(диалог, доказательство, рассказ, изложение, повествова­
ние, монолог и т. д.). В связи с тем, что дискурс имеет
определенную внутреннюю сетку связей, понимание каж­
дой ячейки этой семантической сетки возможно только
при учете всех контекстуальных взаимодействий текста
дискурса. Пресуппозиция есть поэтому не что иное, как
способ семантического анализа текста, раскрывающий
указанные связи между высказываниями и основываю­
щийся на определенных предположениях и прогнозирова­
нии семантики слов, словосочетаний и предложений, вхо­
дящих в текст. Подобное прогнозирование задается
прежде всего темой дискурса, а однозначное восприятие
каждого конкретного высказывания строится по прин­
ципу понимания звена в некоторой цельной завершенной
конструкции (текст).
Логическая структура любой пресуппозиции едина и
укладывается в формулу обычной импликации: если... то
(если темой рассуждения является то-то, то значение,
проявляющееся в тексте слов, должно быть то-то). Од­
нако при единой логической структуре пресуппозиции
основанием для заключения могут служить не только
чисто языковые данные, доступные в целом каждому
коммуниканту, но и данцые, связаные с фактическими,
научными, культурными, эстетическими и т. п. знаниями,
что и дифференцирует правильность и глубину понима­
ния текста коммуникантов в зависимости от их компе­
тенции. Компетенция коммуниканта распространяется от
наиболее низкой степени знания элементарных жизнен­
ных реалий до специальных научных знаний.
Логический подход к пресуппозиции оказывается для
естестведного языка весьма узким, так как язык, и прежде
86
всего конкретные контексты, позволяет допускать многие
импликации в большом диапазоне вероятности между
естественностью и ложностью.
П. Стросон пишет о том, что тезис «не может быть
найдена противоречивая интерпретация для традицион­
ной системы категорических суждений» ложен: «Я хочу
показать, что этот тезис ложен, и ложен в некотором су­
щественном смысле. Ибо, постигая то, в чем его лож­
ность, мы замечаем некоторую важную общую особен­
ность обычного употребления языка, которой системати­
чески пренебрегают в современной формальной логике.
Для собственных целей данной логики такое пренебре­
жение не является существенным; оно становится важ­
ным, только когда это затрудняет наше понимание обыч­
ной речи» Ч
Этой важной особенностью Стросон считал понятие
пресуппозиции, которое он раскрывает в своем «практи­
ческом решении» (realistic solution). Практическое реше­
ние «проясняет некоторые общие черты (особенности)
нашей обычной речи», а как раз в рамках этого решения
Стросон развивает теорию пресуппозиции. Отсюда и его
практическое изучение логики обычной речи (realistic
study of the logic of ordinary speech) 13, для которого не­
обходимо намного большее количество измерений, чем то,
которое определяется как логическое следование, мыс­
лить намного большим количеством изменений, чем теми,
которые даны как логическое следование и противоречие,
и использовать намного больше инструментов анализа
в дополнение к тем, которые принадлежат формальной
логике.
В. Селларс пытается реинтерпретировать теорию
П. Стросона, формулируя отношение пресуппозиции
в терминах «веры» (beliefs) говорящего—слушающего.
Та мысль, которая пресуппонируется в высказывании
Король Франции лыс, выступает как вера говорящего
в то, что король Франции существует, и, более того, гово­
рящий верит, что слушающий полагает то же самое. Пре­
суппозиция при этом противопоставляется по определе­
нию тому, что говорящий утверждает при произнесении
данного предложения. Такой подход к пресуппозиции со­
вершенно отличен от логического подхода. По Селларсу,

12 Strawson P. Introduction to logical theory. London, 1952, p. 164.

13 Там ж е, с. 213.

87
пресуппозиция не имеет отношения к условиям истинно­
сти, но относится прежде всего к условиям успешной
коммуникации 14.
В последних работах, особенно в рамках прагматиче­
ской концепции пресуппозиции, понятие пресуппозиции
как условий успешной коммуникации (или «условий
удачи» — happiness conditions) получает все большее рас­
пространение, хотя «сфера» этих условий предельно рас­
ширяется и уже не ограничивается «состоянием веры»
говорящего — слушающего, а содержит перечень комму-
никативнО'релевантных условий для эффективного пони­
мания при речевом общении. Поэтому появилась тенден­
ция в современном языкознании расширить понятие пре­
суппозиции, толковать ее как один из способов правиль­
ного применения высказывания на основе тех или иных
контекстных данных. Поэтому наиболее распространено
понимание пресуппозиции как суммы знаний (фоновых)
коммуниканта, способного однозначно воспринимать
смысл высказывания. Что касается пресуппозиции, по­
строенной на экстралингвистической основе, на знании
ситуации, то она является наиболее доступной для всех
коммуникантов.
Пресуппозиция «работает», можно сказать, постоянно
в беспрерывном процессе общения, она может быть более
простой или более сложной, но присутствует практиче­
ски в каждом коммуникативном акте. Процесс построе­
ния пресуппозиции настолько быстротечен, что при
обычном общении как бы невидимо сопровождает любой
текст и не создает никаких помех для установления взаи­
мопонимания. Однако в случаях восприятия сложного
специального текста пресуппозиция эксплицитно развер­
тывается в виде целой цепи умозаключений, нацеленных
на установление истинного смысла соответствующего вы­
сказывания. Семантический анализ текста в рамках ком­
муникативной лингвистики еще требует дальнейшего
уточнения характера и видов пресуппозиции как одного
из главнейших моментов речевого общения.

14 См.: Sellars W. Presupposing. — The Philosophical Review, 1954,

vol. 63, N 2, p. 197—215.

88
 НОРМЫ КОНТЕКСТУАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ

Контекстуальные связи в определенном тексте создают

жесткую ткань, в которой каждый элемент не только
привязан к определенному месту в формальной языковой
и смысловой структуре, но и исключает вообще какой-
либо вариант перемещения без влияния на однозначное
восприятие текста. Приблизительность смысла или веро­
ятностное его истолкование в некотором смысловом диа­
пазоне должны быть, скорее, причислены к некорректно­
сти организации текста, а следовательно, к его ущербно­
сти, отнюдь не к оригинальности (в положительном
смысле) автора соответствующего текста. Наиболее на­
глядно это явление может быть продемонстрировано на
художественных пли поэтических текстах, где так назы­
ваемые языковые вольности иногда скрывают просчеты и
недостатки автора. Приведем несколько примеров из од­
ной критической статьи (Лит. газ., 1977, февр.), посвя­
щенной анализу поэтического текста:
А ночью плакала сова.
И шум дож дя,
И плач совиный
Внезапно ветер в клочья рвал
И гнал, как облако, в долины.
И слышен был в ответ ему
Деревьев скрип
И лай собачий.
И я смотрел в сырую тьму:
К чему бы лай (?!)
И что он значит?

Критик справедливо пишет, что, увлеченный поисками

созвучий в стихе, автор не замечает, как складывается
пародия, после которой философически значительное
окончание стихотворения («А по утрам, дитя равнин, Я
видел отголоски бури И слышал ясно из теснин Про­
зрачный голос саламури, И понимал — я у черты, Где
жить не могут на потребу, И не выносят суеты, И гово­
рят на равных с небом») воспринимается облегченно, «не
срабатывает».
На наш взгляд, в критической статье верно подмечено
несоответствие двух контекстов, в которых развиваются
89
фактические пародийные и философские мысли, не свя­
занные между собой ни значением слов, ни значением
фраз и создающие поэтому контекстуальную коллизию,
в которой однозначная контекстуальная направленность
из текста улетучивается.
Подобный контекстуальный разрыв отмечается в сле­
дующем стихотворном произведении, где снимается смыс­
ловая связь с эпиграфом, выступающим в роли контек­
стуального программатора, задающего уже заранее смысл
высказывания, другими словами, то необходимо однознач­
ное восприятие и выбор словесных единиц, на кото­
рые должны бы распространяться смысловые программы
эпиграфа: «Стихотворение „Белолунье“. К нему взяты
эпиграфом строки Тютчева .. И нет преград меж ей и
нами — вот отчего нам ночь страшна14.
Светло-то к а к ... Все отступает
Взошла луна. В тишину.
И стал огонь Ничто
Уже не нужен. Не всполошит округу —
Но бабочки, Дворняги
Как листья, Отошли ко сну,
Кружат Успев все высказать
И затухают у окна. Д руг другу.
(Лит. газ., 1977)

Если в первой части стихотворения обращают на себя

внимание проходные слова, случайные сравнения, баналь­
ности („бабочки, как листья кружат44; „все отступает
в тишине44), то во второй уже совершенно не к месту зву­
чит упоминание о наговорившихся дворнягах. Юмор? Но
вряд ли он соответствует задаче, определенной эпиграфом.
Одно из двух: или здесь неуместен эпиграф, или непроду­
манно, небрежно в деталях стихотворение» (Лит. газ.,
1977, февр.).
Как бы ни был сложен замысел автора, одно из усло­
вий доведения его замысла до читателя заключается
в том, чтобы языковая форма соответствовала тем семанти­
ческим системным закономерностям, которые диктуются
прежде всего темой произведения. Истолкование этой
темы может быть самым причудливым, но и в этом слу­
чае должна ясно проступать определенная связь, другими
словами, контекстная связь, реализующая идею автора.
Как крайний случай разрушения подобных связей надо
90
рассматривать словесный хаос и нагромождение фраз, за­
ключающих в себе лишь одну семантику — бессмыслен­
ность. Соблюдение контекстных связей — одно из прояв­
лений собственно знаний языка, и можно сказать, что
владение практически неограниченным числом этих свя­
зей может быть даже одним из показателей литератур­
ного мастерства.
Особый характер имеет контекст, связанный с пере­
ключением семантики высказываний, осуществляемой
программой, заданной в заголовке текста. Заголовки к тек­
стам выполняют настолько значительную семантическую
функцию, что по существу составляют единое целое для
восприятия содержания коммуникативного отрезка. При­
ведем, например, следующие строчки А. Ахматовой:
Это — выжимки бессонниц,
Это — свеч кривых нагар,
Это — сотен белых звонниц
Первый утренний у д а р .. .
Это — теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это — пчелы, это — донник,
Это — пыль, и мрак, и з н о й .. .
(Про стихи)

Это стихотворение никогда не может быть однозначно

понято, если игнорировать заголовок, создающий основа­
ние для понимания сложных метафорических выражений
этого стихотворения. Сам заголовок — «Про стихи» — соз­
дает единственно возможную интерпретацию в данном
случае.
Как уже упоминалось выше, определенные значения,
например, стихотворных фраз могут быть заданы смыс­
лом, вынесенным в строки заголовка. Однако если эта
пресуппозиция подкрепляется таким выбором языковых
единиц, которые соответствуют содержанию заголовка, то
в целом текст от заголовка до последней строчки состав­
ляет единую контекстную связь, а поэтическое произве­
дение приобретает однозначную завершенность. В слу­
чае же, когда нарушаются закономерности этой связи,
текст не может быть в какой-то мере совершенным, что
дает обильную пищу для критического восприятия таких
явно недоработанных стихов, свойственных, естественно,
как правило, еще не сложившимся мастерам слова. При­
91
ведем пример этого явления (стихотворение однбго из
молодых авторов):
Как узнать, что ж е там, за душ ой переулков его
И окоп в глубине незнакомых домов?
Как увидеть влюбленным оком тайны всех его тайников?
Как пойму я — щепотка глины — этот замысел, этот итог,
Что лежит посреди равнины у слияния рек и дорог,
Все смешав — эпохи и судьбы,
Все скрепив и спаяв в о д н о ...

И вот оп — наконец-то! — ответ:

Город мой
У ж е не подсуден
Никому.
И давным-давно.

«Не будь у этого стихотворения названия, вряд ли

читатель связал бы все эти необязательные словеса с на­
шей столицей», — справедливо выразился один критик
об этом стихотворении.
Контекст не во всех случаях может быть всесильным
средством, позволяющим адекватно воспринимать смысл
фраз или слов даже при неограниченных размерах факти­
ческого текста. Мастерство слова отчасти состоит и в том,
что автор соблюдает, а не нарушает связи между общим
контекстом и значением отдельных языковых единиц, свя­
зи, допускающей любое авторское истолкование темы,
однако реализованное в пределах общих закономерностей
языка. Такие фразы, как, например: Всего полтора года
назад здесь, в сосновом бору, шумела безлюдная тайга
(Амурская областная газета, 1977); В таком «лесном»
лесу никому не удалось побывать, не могут быть оправ­
даны ни художественной вольностью, ни оригинальностью
автора.
Часто многие выражения и смысл целых фраз «пови­
сают в воздухе» от того, что читателю не обеспечено до­
статочно соответствующего контекстного окружения для
адекватного понимания авторского смысла, вложенного
в тот или иной текст, например: «При всей фактологи­
ческой, эмоциональной, философской насыщенности ро­
мана в нем чувствуются пространство и воздух, позволяю­
щие читательскому воображению активно вторгаться в ху­
дожественную ткань книги». В этом абзаце значения слов
пространство и воздух не обусловлены жесткой контек­
92
стуальной связью и не г&ранТируют опрбдблён&остн вос­
приятия текста. Или, например: «. . . корабль дагестанской
поэзии, обнаруживая признаки холостого хода, частенько
в последнее время стал предпочитать большой воде тихую
гавань апробированных ценностей, одномерной, бескры­
лой упорядоченности...» Выражение одномернойу бескры­
лой упорядоченности также оставляет читателю простор
для домысливания всевозможных оттенков значения, ко­
торое, может быть, автор и не имел в виду, строя эти
фразы (примеры взяты из «Лит. газ.», 1978).
Надо заметить, что художественное произведение до­
пускает больше всего вольных толкований, что частично
связано и с неоднозначной оценкой различных текстов,
так же как и их литературоведческий анализ допускает
довольно значительные отклонения в оценках, зависимых
от восприятия текста автора рецензентом. Это одно из
качеств художественных текстов, отличающих их от так
называемого научного жанра, где всевозможные контекс­
туальные коллизии запрещаются не потому, что они обед­
няют язык научного изложения, а потому, что могут при­
вести к искажению картины описания того или иного
объекта, процесса или явления. Оправданием для воль­
ностей в художественных текстах может служить лишь
тот факт, что различная интерпретация контекстов, как
правило, остается в сфере эстетического или этического
пространства, в котором не должны проступать явствен­
но физические черты какого-либо материального объек­
та, как это необходимо в естественных науках, и где мо­
гут быть лишь приблизительно очерчены чувства, пере­
живания, эмоции и т. д. героев.
В текстах научного жанра, естественно, или исключа­
ется, или сводится до минимума возможность многознач­
ности выражения, в связи с тем что адекватность восприя­
тия текста фактически определяет точность и целенаправ­
ленность действий (проверка, эксперимент, доказатель­
ство, опровержение и т. д.). Если взять даже элементар­
ное выражение горячий свет сваривает пластмассу, то го­
рячий свет, воспринимаясь на первый взгляд как мета­
фора, на самом деле является прямым значением слова
и не допускает никакого искажения при понимании сущ­
ности выражения (именно свет с мощным тепловым излу­
чением). Дальнейшее разъяснение в тексте не оставляет
в этом никакого сомнения. В промышленности ГДР все
более широкое применение находит световая сварка пласт­
93
масс. Суть метода в том, что на свариваемых деталях
фокусируется свет мощной кварцевой лампы с галогено-
вым циклом. Такие лампы при большой силе света отли­
чаются малыми размерами, экономичностью и длительным
сроком службы. Для фокусировки удобнее использовать
не линзу (линзы тяжелы и требуют осторожности в об­
ращении), а металлический рефлектор. Наилучшим мате­
риалом для рефлектора оказался алюминиевый сплав, хо­
рошо поддающийся полировке (Наука и жизнь, 1977,
№ 1 2 ).
Несоразмерность того или иного выражения с общим
контекстом текста, свойственная художественной речи,
способна возбудить лишь приблизительное восприятие и
ассоциации, различающиеся в весьма значительном диа­
пазоне в зависимости от подготовки и воображения чита­
теля. Возьмем такие выражения, как, например (из статьи
Евг. Евтушенко в «Лит. газете» за 1978 г.), «бестактное
вдохновение», «крестьянки с корзинами и сумками, на­
битыми священным мусором столичных покупок». Для
этих выражений оказывается беспомощным любой кон­
текст в смысле однозначного их понимания, так как рас­
шифровка смысла выражения «бестактность вдохновения»
может быть свободной, так же как и свободное понимание
выражения «священный мусор столичных покупок». Мож­
но предполагать, что значение «мусор» включает в себя
всякие бытовые мелочи, необходимые для жизни горожа­
нина, но определение «священный мусор» может настраи­
вать читателя уже на сумму невероятных ассоциаций.
Речь не идет о том, что то или иное образное выражение,
выбранное автором на основе переноса значений, не мо­
жет быть в принципе однозначным (об этом будет сказа­
но ниже). Здесь можно только заметить, что любое пере­
носное значение в достаточном контексте абсолютно иден­
тифицируется любым читателем. Ср., например, абзац из
статьи Евг. Евтушенко (Лит. газ., 1978): «Большое искус­
ство не должно стесняться быть выставкой на вокзале.
На вокзале нашей жизни, набитом страданиями и надеж­
дами, о котором Пастернак писал: „Вокзал, несгораемый
язык разлук моих, встреч и разлук.. . “ »
Не только прямое значение слова или словосочетания,
но и непрямое, любой троп при всей широте диапазона
всевозможных связей лексических значений зиждется в
итоге на материальном фундаменте, т. е. на тех реальных
связях денотатов, которые образуют источник словесной
94
ткани. Поэтому контекст есть лишь ограничитель и своего
рода контроль, не допускающий абсолютного произвола и
хаоса «ревизии языковых норм».
Одним из показателей грамотности и чистоты языка,
не ущемляющих свободы художественного слова, явля­
ется сохранение таких связей в компоновке текста, кото­
рые отвечают требованиям здравого смысла. Критический
анализ языка художественной литературы всегда подме­
чает подобное своеволие в качестве неграмотности, осо­
бенно у писателей, начинающих свой творческий путь.
Автор одной из критических заметок с полным основа­
нием возражает «против кокетливой легковесности, полу­
знания и дешевых сенсаций. Против энтээровской тара­
барщины и суматошного опережения прогресса, против
лексической вседозволенности, клонящейся к вседозволен­
ности смысловой и этической...» (Лит. газ., 1978). Язы­
ковая грамотность, безусловно, включает в себя контекст­
ную уместность всевозможных выражений того или иного
автора, и правы те критики и литераторы, которые не
соглашаются признавать творческую оригинальность за
авторами, чей язык начинен «словесными кульбитами»
и всяческой «словесной кособокостью» (например, заголо­
вок «Взгляд 74, или колесо обозрения»), не оправданным
контекстом словоупотреблением («образная вакханалия»),
что затрудняет восприятие текста.
Приведем высказывание одного критика по поводу сти­
хов А. Вознесенского (Вопросы литературы, 1975, № 3):
«. . . Не столько человек, сколько созданный цивилизацией
прибор — то ли оптическое устройство, то ли магнит, об­
ладающий поразительной способностью вытягивать, вы­
дирая из причинно-следственных „гнезд" и наследственно­
родовых „пазухи все, что помечено „роковою печатью"
этой цивилизации...» (Лит. газ., 1978). Сравнение че­
ловека в этом отрывке, повествующем о силе поэтического
видения, с магнитом мало оправдано семантическим окру­
жением и связями других слов, так как дистрибуция
слова магнит маркирует его значение скорее как «притя­
гательная сила» в прямом и переносном смысле, а не как
«избирательная сила».
Сочетаемость слов должна отражать некоторые дейст­
вительные связи вещей и явлений, причем эта закономер­
ность относится как к прямому, так и к переносному зна­
чению слов. Выход далеко за пределы даже свободных ас­

95
социаций разрушает нормальное контекстное восприятие
текста, а языковые конструкции подобного типа практи­
чески выпадают из норм языка.
Нормы контекстуальных связей совсем не означают
исключения самых фантастических связей при условии,
что эта фантазия является «отлетом» от реальности, но
не ее искажением. Одним из удивительных примеров
свободы словосочетаний являются так называемые оксю­
мороны, реализующие такие парадоксальные объединения
значений, как радостная печаль, сладкое горе и т. д.
Поэтому оксюмороны широко используются в художест­
венной литературе.
Примечательно, что критический анализ языка худо­
жественной литературы, нацеленный на соответствующее
языковое воплощение автором того или иного образа,
справедливо подмечает нарушение подобных норм и вы­
носит осуждение неоправданному словотворчеству. Осно­
вой для подобного осуждения служат различного рода
проявления разрывов контекстных связей, определяемых
естественным взаимодействием выражаемых в словах по­
нятий. Сошлемся в этом случае на дискуссию о литератур­
ном языке (Лит. газ., 1978, 23 авг.) и приведем весьма
справедливое замечание критика М. Синельникова по по­
воду такого «стиля» языка: «Иной раз прямо-таки ро­
беешь перед таинственной изощренностью очередной сло­
весной конструкции. Вот скажите, например, что это та­
кое — „пахари зеленого океана"? Уверен, вне поясняюще­
го контекста никому и никогда не догадаться, что так
поименованы работники лесной промышленности... А что
такое „голубая страда"? Оказывается, работа по разведе­
нию в озерах рыбы. Я понимаю, приятное это дело — пи­
сать красиво. Но придет ли она, столь страстно желае­
мая красота, если сберкассу назвать „кладовой сбереже­
ний", а мороженое „сладким холодом" или „холодным
лакомством"?» Еще пример: «...порой плоско осуществ­
ляемое стремление разнообразить газетный лексикон при­
водит к достаточно серьезным смысловым ошибкам. Хе­
мингуэй „долгие годы прожил на острове Свободы", — пи­
шет журналист, не желая второй раз подряд употребить
слово „Куба". — Но Хемингуэй поселился на Кубе задол­
го до того, как там свершилась народная революция...
Прекрасный сам по себе образ — остров Свободы — при­
обретает в данном случае черты абсолютно неуместного
штампа» (Лит. газ., 1978).
96
 Значительное место в речевой деятельности человека
занимает использование различного рода каламбуров, по­
строенных на многозначности грамматических или лекси­
ческих явлений. Надо сказать, что применение каламбура
возможно только при соответствующем контекстном окру­
жении, отсутствие которого снимает вообще какое-либо его
понимание, а изолированная от контекста соответствую­
щая фраза получает или прямой смысл, или превращается
в некорректное высказывание. Так, выражение брак по
расчету (производственный брак из-за ошибки в расчете)
вполне закономерно и в приведенном ниже смысле, хотя
само изолированное выражение брак по расчету привяза­
но в употреблении к стандартному контексту, связанному
со смыслом «бракосочетание по расчету».
В следующем абзаце: «Яйценоскость птичниц падает,
так как они халатно относятся к своим обязанностям...»
(Лит. газ., 1978), на первый взгляд даже неграммати­
чески составленное словосочетание яйценоскость птич­
ниц в соответствующем контекстном окружении (деловой
доклад о продуктивности фермы) становится курьезом
лишь в том случае, если контекст не восстанавливает
понятие «яйценоскость» как показатель продуктивности
фермы.
Даже такие примитивные каламбуры, которые обыгры­
вают элементарные грамматические категории вроде мно­
гозначности предложного управления, и те, в зависимо­
сти от таланта автора, пробуждают чувство удовлетворе­
ния в случае остроумного словоупотребления в необыч­
ном контексте. Во всяком случае, решающую роль в выра­
жениях такого типа играет создание ситуации, разрушаю­
щей привычное контекстное употребление того или иного
выражения:
«Два ковбоя разговаривают в баре:
— А ты играешь на каких-нибудь музыкальных инст­
рументах?
— Конечно. И на пианино, и на аккордеоне, и на
органе, даже перечислить тебе все затрудняюсь.
— И на скрипке? — недоверчиво спрашивает первый.
— Пробовал, ничего не получается. Маленькая очень,
и карты с нее все время падают» (Крокодил, 1978).
Типичный случай многозначности предлога использу­
ется в весьма посредственной шутке, достойной ковбой-
ркого репертуара. Первая фраза, если исключить ее из
! / 27 Г. В. Колшанский 97
контекста последней фразы, является совершенно нор­
мальной коммуникативной единицей, не возбуждающей
у читателя абсолютно никаких эмоций смеха, и только
представление о музыкальном инструменте как подставке
для выкладки карт (значение предлога на) дает ключ
к пониманию ковбойской шутки.
В следующем отрывке обычное значение слова риско­
вать, абсолютно однозначно воспринимаемое в пределах
полной фразы, в последующем контексте превращается
уже «в горький юмор», не претерпевая при этом никаких
трансформаций в собственно лексическом значении:
«Два старика вспоминают свою молодость.
— Ради меня одна прелестная девушка рисковала
своей жизнью, — говорит со вздохом один.
— Как это?
— Она сказала, что скорее прыгнет в Дунай, чем вый­
дет за меня замуж» (Крокодил, 1978).

ТРОПЫ И КОНТЕКСТ

Живая человеческая коммуникация настолько разно­

образна в использовании контекста, что практически об­
щение человека складывается не из безупречных с точки
зрения грамматики фраз, свойственных, скорее, письмен­
ному языку, а из норм живой народной речи. Такие яв­
ления, как многозначность лексических и грамматических
категорий, омонимия, синонимия, различного рода пресуп­
позиции, вплоть до пресуппозиции обратного смысла (на­
пример, риторические вопросы), авторское использование
слов и словосочетаний не в нормативных границах их
значений (творчество художников слова), нестандартные
авторские тропы, каламбуры и т. д., — все это составляет
действительный язык, который выполняет свою цель толь­
ко в условиях определенного контекста, выступающе­
го главным фактором при взаимопонимании коммуни­
кантов.
Особенно широко распространенным явлением кон­
текстного употребления языковых единиц надо считать
использование различного рода переносных значений слов
и выражений — метафоры и метонимии.
98
 Метафора, как закономерное явление в языке, связа­
на с расширением значения слова путем переноса его на
какие-либо смежные предметы и явления. Естественно,
при таких условиях, а именно при переносе значения,
метафора может быть понята исключительно в контексте,
даже если эти метафорические выражения приближаются
к устойчивым словосочетаниям. Использование вторичной
номинации как непрямой не только широко распростра­
нено в языке, но стало одним из явных законов разви­
тия языка, прежде всего на уровне лексико-семантиче­
ской системы в связи с очевидным ограниченным набором
лексем любого языка и необходимостью обходиться этими
лексическими ресурсами при именовании большого коли­
чества вновь возникающих или открываемых явлений1.
Элементарный пример: «Аномалии, вызванные удвоением
расходов на капиталовложения, стали очевидными еще
в начале 1975 года, но приведенные в движение колеса
продолжали крутиться. Хотя на тормоза нажали еще в
начале 1976 года, когда резко снизились доходы от неф­
ти, перемены в самом подходе к проблеме стали заметны
только к октябрю прошлого года. Тогда-то и были вве­
дены более жесткие условия предоставления коммерче­
ского кредита, и, поскольку ряд проектов заморозили
либо урезали ассигнования, заметно уменьшился импорт»
(Известия, 1978). Выражения колеса продолжали кру­
титься, заморозить проект, урезать ассигнования в своем
вторичном значении привязаны к конкретным контекстам,
допускающим в определенных границах аналогии пони­
мания переносного значения на базе исходного, первич­
ного (ср. ряд: заморозить, охладить, остудить).
Метафора вследствие своих возможностей охватывать
и называть явления, далеко отстоящие друг от друга,
хотя и связанные какими-либо ассоциативными нитями,
естественно, занимает большое место в поэтическом язы­
ке, где она служит одним из ключевых звеньев развития
полисемантизма слова. Такое широкое использование ме­
тафоры в художественной литературе по существу пра­
вильно отражает основной закон непрямой номинации,
как об этом пишет Е. В. Ермилова: «Это, в сущности,

1 См.: Языковая номинация. — В кн.: Виды наименования. М.,

«Наука», 1977 (гл. 3).

99 7*
теоретическое разграничение: „влияние одного предмета
на другой" и есть основа метафорического принципа, ко­
торому противостоит прямое называние явлений, лишь
предполагающее их многообразные отношения»2.
Использование троп самого разнообразного характера
(метафора, метонимия и т. д.) в принципе вообще невоз­
можно без контекстного ограничения, ибо переносное зна­
чение гораздо слабее фиксировано, чем какое-либо прямое
значение многозначного слова. Если многозначное слово
имеет определенные дистрибутивные характеристики, то
переносное значение в широком диапазоне от более или
менее употребительных до окказиональных (авторских)
может выполнять свою коммуникативную функцию лишь
в строго определенном контексте 3.
Высказывание типа роман — это компот без достаточ­
ного контекста никогда не может быть воспринято одно­
значно не только в силу многозначности слова компот
(прямое и переносное), но в силу самого сочетания раз­
нородных денотативных категорий (литературное произ­
ведение и кулинарное блюдо). В последующем контексте —
«я же предпочитаю есть фрукты свежими» (В. Катаев,
Алмазный мой венец) — указанные выражения приобре­
тают свой смысл с явно переносным значением как опре­
деление романа с точки зрения его жизненности и непри­
крашенного изображения в нем реальных событий.
Если сравнить устоявшиеся метафоры типа легкие го­
рода: «Чтобы город дышал легко и свободно, ему нужны
огромные легкие... — пригородные леса и парки», и сво­
бодные метафоры, например лохматые отшельники Се­
вера: «В Америке, в Канаде с 50-х годов проводятся опы­
ты по приручению лохматых отшельников Севера (овце­
быков)», и даже авторские, но тем не менее прозрачные

2 Ермилова Е. В. Метафоризация мира в поэзии XX века. —

В кн.: Контекст 1976. Литературно-теоретические исследова­
ния. М., «Наука», 1977, с. 161.
3 См.: «Метафора возникла как реакция на многозначность
слова. Прямой образ предполагает возможность бесчисленных
смыслов, метафора стремится погрузить слово в такой кон­
текст, где многозначность уничтожается, заменяясь „двузнач-
ностью“» (Ермилова Е. В. Указ. соч., с. 176). Метафора — за­
кономерный прием расширения значения слова, связанный
с увеличением потенциала многозначности и одновременно
с усилением роли контекста в этом процессе.

100
метафоры типа пруд застеклен в смысле «покрыт проз­
рачным льдом»:
Еще нигде не вьюжится
И всходы — зелены,
Но все пруды и лужицы
У ж е застеклены.
(М< Исаковский)

или, например, моховой ковер («Ближе к горам ледяную

землю тундры уже застеклил сплошной ровный моховой
ковер»), то необходимо еще раз подчеркнуть, что любое
метафорическое употребление слов воспринимается толь­
ко в данном контексте. Возьмем, например, слово космо­
навт в следующем контексте: «Мы все космонавты, все
до одного. Мы летим на космическом корабле под назва­
нием Зем ля...» (примеры взяты из статей в «Известиях»
и «Правде» за 1978 г.), или слово улов в элементарном
выражении улов получился отменным в контексте, опи­
сывающем облаву на преступников, — вне широкого кон­
текста понимание значения этих слов невозможно, ибо
только контекст восстанавливает их истинное значение.
Речевая коммуникация редко обходится без употребле­
ния слов в переносном значении, поэтому роль контекста
в этих условиях не только велика, но и имеет решающее
значение, так как контекст создает условия и, следова­
тельно, порождает исходную возможность употребления
соответствующих языковых единиц.
Известно, что различные школы символизма практи­
чески осуществляли свои творческие замыслы с помощью
словесной метафоры. Приведем здесь высказывание
Е. В. Ермиловой: «Можно сказать, что символизм делает
основным художественным принципом и доводит до пре­
дела естественное свойство стихового слова — его „поли­
семантизм". .. Исходный принцип „бытие — метафора" и
определяет все метафорические уподобления человече­
ского и природного мира в современной поэзии. Как
будто об этом говорят и стихи Тютчева:
Не то, что мните вы, природа —
Не слепок, не бездушный лик.
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
Вы зрите лист и цвет на древе,
Иль их садовник приклеил?

101
 Иль зреет плод в родимом чреве
Игрою внешних чуж ды х сил? ..
Они не видят и не слышат,
Ж ивут в сем мире, как впотьмах.
Для них и солнцы, знать, не дышат.
И ж изни нет в морских волнах» 4.

В этом стихотворении все антропоморфические значения

слов привязаны к контексту, связанному с понятием
«природа».
Можно сказать, что роль контекста настолько всемо­
гуща, что он может даже творить значение слова, неизве­
стного, скажем, читателю, но создаваемого (и зачастую
ложно) контекстными условиями. Известный пример
в этом случае — строчка из песни о Байкале: «Эй! баргу­
зин, пошевеливай вал», которую, как правило, прочиты­
вают в смысле «некто управляет лодкой», поскольку
окружение для слова баргузин, пошевеливай вал, дает
основание по обычному контексту приписывать имени при
глаголе в такой позиции функцию деятеля (баргузин —
рулевой) при действительном значении «баргузин — вид
ветра» 5.
Контекст способен не только помогать выбирать дей­
ствительные значения из множества словарных значений
языковой единицы, но и воздействовать на образование
нового значения слова только по словесному окружению
без обращения к действительному значению — к номина­
ции и денотату слова. Этот крайний случай свидетель­
ствует, безусловно, лишь о роли контекста, но не говорит
о том, что подобная функция является нормой для языка;
скорее наоборот, он является исключением, подтвержда­
ющим общую закономерность контекстной реализации
всех языковых единиц.
Другая крайняя позиция, в которой контекст высту­
пает как необходимое условие понимания текста, заклю­
чается в том, что индивидуальные словоупотребления,
особенно метафорические, могут получить свой реальный
смысл и таким образом оправдывать само языковое во­
площение смысла только тогда, когда широкий контекст
дает возможность улавливать, хотя и не всегда опреде­

4 Ермилова Е. В. Указ. соч., с. 163, 173.

5 См., например, об этом: Норман Б. Синтаксис речевой дея­
тельности. Мпнск, 1978, с. 63; см. далее его пример из стихо­
творения В. Луговского «Пока не качнулась манерка».
ленно, действительные значения той или иной фразы.
Естественно, что это обстоятельство характерно прежде
всего для поэтического языка. Собственно, восприятие
поэзии может осуществляться только на основе контек­
ста всего произведения (от отдельного стихотворения до
поэмы), в противном случае само произведение остается
просто непонятным набором слов (крайность, присущая
многим направлениям поэзии абстракционистского толка).
Даже простейшие фразы с абсолютно прозрачной семан­
тикой в поэтическом обличии требуют, безусловно, только
контекста для уразумейия смысла фразы (типа «Весна
качает голубой фонарь»).
Надо, однако, заметить, что недостаточный контекст
в отдельных поэтических произведениях, не могущий во­
брать в себя все необходимые факторы для расшифровки
смысла фразы и даже не по замыслу автора, а в силу ог­
раниченности форм и размеров произведения, предостав­
ляет читателю много простора для домысливания, фанта­
зии, неоправданно субъективного восприятия того или ино­
го стихотворного произведения, выступающего в разных
ракурсах для читателя. Например, строчка из стихотворе­
ния С. Есенина «Из кустов косматый ветер взбыстрил и
рассыпал звонистую дробь» может быть воспринята со­
вершенно по-иному в зависимости от индивидуальных
ассоциаций читателя, знания им духовного мира Есенина,
его поэтической манеры и т. д., поскольку словесное кон­
текстное окружение не может в данном случае детерми­
нировать единое восприятие текста; это относится к та­
ким выражениям, как косматый ветер, взбыстрить дробь,
звончатая дробь. Такая ситуация характерна вообще для
поэзии. Еще пример из Есенина: «Желтый хвост упал
в метель пожаром, на губах — как прелая морковь».
Надо одновременно признать, что поэтические формы
языковой деятельности скрывают в себе начало эстетиче­
ского наслаждения именно по той причине, что читатель
вынужден «сопереживать» мысли и чувства поэта ввиду,
как обычно выражаются, недосказанности в самом тексте,
что в чисто лингвистической интерпретации означает:
ввиду индивидуальности употребления многозначных слов
и умышленно недостаточно раскрытого контекста для их
однозначной реализации.
Интересным явлением оказывается также расшиф­
ровка таких слов, которые образуются непосредственно
автором данного текста, — так называемых универбов.
103
Можно априори предположить, что универбы вообще мо­
гут быть поняты только в контексте, поскольку в языко­
вой норме они не фиксируются и не даны носителю языка
в качестве предварительных знаний (например, такие
слова, как датка, вольники, политикиада и т. д.). Вполне
естественно, что они живут только в определенном кон­
тексте, и каков бы ни был их удельный вес в языке во­
обще, они жестко связаны только с заданным определен­
ным контекстным условием6.
Контекстуальные законы сочетания слов являются
в итоге лишь отображением реальной сочетаемости и
связи предметов, свойств и качеств. Широко распростра­
ненное явление переноса значения слова также определя­
ется реальными связями как существенного, так и поверх­
ностного порядка (всевозможные аналогии по сходству
материала, функции и т. д.). Закрепленное в словарном
составе каждого языка, генетически и этимологически
оправданное номинативное значение слова может выпол­
нять свою функцию в коммуникативном задании лишь
в пределах, ограниченных этими реальными связями пря­
мого и переносного характера. Грубое нарушение этих
достаточно пространных связей может привести лишь
к словесной абракадабре как крайнему случаю словоупо­
требления или к неадекватному пониманию смысла как
словосочетания, так и целого отрезка, несмотря на нали­
чие полного контекста всего словесного произведения.
Возьмем для примера следующий отрывок из статьи,
весь контекст которой отмечен литературоведческим на­
правлением (обзор литературы, посвященной жизни со­
временной Сибири и А лтая): «Колесо нашей жизни на­
вязчиво беспокоит слово „стремительность". Мы нередко,
как в старой механике, хотели бы распространить его
6 См.: Сахарный Л. В. Структура слова-универба и контекст. —
В кн.: Словообразовательные и семантико-синтаксические про­
цессы в языке. Межвузовский сборник научных трудов Перм­
ского гос. ун-та им. М. Горького. Пермь, 1977. Приведем не­
сколько примеров из этой статьи (с. 31—33): Зачем эта взятка
Калашниковой, понять нетрудно. Но вот зачем была Нарыш­
киной ее, так сказать, «датка»? (Известия, 1973, 10 окт.); Со­
ветские любители спорта уж е привыкли к успехам сборной
страны по вольной борьбе. Очень приятно сознавать, что
в большинстве случаев «вольники» не разочаровали любите­
лей спорта (Правда, 1971, 16 авг.); Спекулировали на несчастье
некоторые политиканы. Противники улучш ения обстановки
в Европе пытались организовать в дни Олимпийских игр свою
«политикиаду» (Лит. газ., 1972, 13 сент.) (ср.: «олимпиада»).

104
во все и на все стороны жизни» (Коме, правда, 1978).
Выражение навязчиво беспокоит ассоциативно связыва­
ется у читателя с состоянием души. Перенос этого зна­
чения слова на выражение колесо нашей жизни трудно
воспринимается однозначно, и только взятое в кавычки
слово «стремительность» помогает читателю домысливать
и создавать собственное представление о смысле этой
фразы, характеризующей темп современной жизни свой­
ством «стремительный». Подмена значения «темп» значе­
нием слова «колесо» в сочетании с выражением беспокоит
слово явно выходит за рамки реальных ассоциативных
связей и поэтому остается лишь индивидуальным автор­
ским выражением, коммуникативная ценность которого
снижается за счет амбивалентности смысла. Последующая
фраза со словами в старой механике вообще выпадает из
ассоциативного ряда, так как старой механике не свой­
ственна была категория стремительности (это качество
принадлежит явно новой механике), а возможность рас­
пространения этого качества на все стороны жизни вряд
ли связана также с понятием старой механики. Следую­
щая за этим фрагментом группа фраз может быть одно­
значно понята даже без этого предыдущего высказыва­
ния и, видимо, только потому, что смысл связи одного
фрагмента контекстуально малоубедителен и не создает
опоры для понимания текста (вот продолжение отрывка:
«Хотя совершенно очевидно, что скорости ракет и само­
летов не исключают глубину мысли, долгий, кропотливый
труд, а жизненные темпы измеряют созиданием и твор­
чеством, достижениями социального, социалистического
преобразования»).
Формирование языковых текстов в принципе всегда
придерживается правил рутинных контекстуальных свя­
зей, выработанных человеческим сознанием коллектива,
что, собственно, и создает предпосылки для нормальной
коммуникации. На фоне этого языкового стандарта инди­
видуальное словоупотребление, особенно в области худо­
жественной литературы, и в частности в области поэтики,
воспринимается действительно как авторское использо­
вание языка. Контекстуальные связи речи, несмотря на
их безграничные возможности, всегда удерживают автора
в определенных границах, задаваемых самими реальными
связями явлений.
Закон комплементарности в языке проявляет себя во
всех позициях и варьируется в случаях, когда тот или
8 Г. В. Колшанский 105
иной тип значения требует выполнения контекстных
условий в соответствии с особенностями семантики. Так,
например, одним из видов проявления этого закона может
рассматриваться правило отношения значения и контекста
в зависимости от широты значения слова или выражения:
чем шире значение слова, тем больше должен быть кон­
текст для установления его однозначности. Обратный ва­
риант этого правила: несочетаемые слова не могут иметь
и контекста, или, другими словами, нулевой контекст
(отсутствие контекста) диагностирует незначимость слов,
т. е. факт нарушения правил семантических связей, вос­
ходящих в своей основе к объективным условиям — отсут­
ствию подобных денотативных отношений (например,
звонкая планета).
Далее, раскрытие значения слова, употребляемого
автором в особом «индивидуальном» смысле, неизбежно
требует и особого индивидуального контекста. В против­
ном случае индивидуальные значения слова оказываются
нераскрытыми, свидетельствующими лишь о нарушении
норм языка. Особенность художественной литературы и
словесного художественного творчества и заключается
в том, что художественная установка автора реализуется
при соблюдении закона о соотношении слова и контекста
применительно к его индивидуальности как в выборе
слова, так и в выборе контекста (например, васильковое
слово, соль мороза) 7.
Возникновение и существование переносного значения
в языке настолько тесно связано с контекстными усло­
виями его употребления, что можно с полным правом го­
ворить о том, что тропы — это родное дитя контекста.
Границы ассоциативных связей, на которых зиждется пе­
ренос значения (независимо от основания переноса), их
понимание и точность авторской смыслопередачи, цели­
ком зависят от структуры контекста, с одной стороны,
как сдерживающего начала при формировании той или
иной ассоциации — близкой и далекой, а с другой сторо­
ны, как механизма, разрешающего в определенных пре­
делах выбор сходного слова для создания образности зна­

7 Ср.: «Метафоризация в худож ественной литературе — это плод

индивидуальных осмыслений. Поэтому для понимания мета-
форы необходим широкий контекст, демонстрирующий неповто­
римый процесс рождения метафоры» (Брагина А. Л. Мета­
фора — стандарт — штамп. — Вестн. МГУ, сер. журналистики,
1977, № 2, с. 69).

106
чения. Контекст удерживает эту образность на уровне
одного денотата и маркирует ту границу, где истончен­
ные связи между прямым и близким значениями, дове^
денные до разрыва, образуют уже омонимы, что и за­
крепляется затем историческим развитием языка.
Вторичная номинация настолько тесно связана с кон­
текстными условиями, что она практически полностью
не может быть смоделирована и зафиксирована в словар­
ных статьях. Вот почему в образовании переносного зна­
чения первостепенная роль принадлежит прежде всего
отдельному автору, нежели общему узусу. Вторичная но­
минация — неисчерпаемый резервуар развития значения
слов, поскольку неисчерпаемы ресурсы контекстообразо-
вания.

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ с и н о н и м о в
В КОНТЕКСТЕ

Особенно важна роль контекста в синонимизации слов,

т. е. в таких условиях, когда в определенных случаях из
множества значений слов реализуется такое значение, ко­
торое в других условиях близко или равно значению со­
вершенно другого слова, зафиксированного в этом упо­
треблении в узусе и словаре. В лингвистике принято счи­
тать, что контекст помогает слову выступать в значении,
присущем и другому слову, создавая тем самым основу
так называемой выразительности языка и обогащения сло­
весной палитры художника.
Дальнейшее исследование лексических значений и лек­
сикографическая практика внушили мысль о том, что сло­
варь языка в значительной степени располагает синони­
мичными рядами, что якобы и создает само богатство
языка. Приведем элементарные примеры словарных сино­
нимов: понять, уяснить, уразуметь, осознать, осмыслить,
постигнуть (постичь), разгадать, раскусить. . . взять
в толк; множество, масса (разг.), уйма (разг.), бездна
(разг.), пропасть (разг.), прорва (прост.), гибель
(прост.), сила (прост.) 1.

1 Словарь синонимов русского языка, т. 1, 2. Под ред. А. П. Ев-

геньевой. JL, 1970—1971.
107 8*
 Нет необходимости приводить примеры даже целых
словосочетаний или высказываний, где так называемые
нюансы значений этих синонимов будут маркировать
практически разные значения (смыслы), как бы близки
ни были их свойства.
Представление о распространенности синонимии
в языке, хотя и со всевозможными оговорками (стилисти­
ческими пометами), могло бы быть намного точнее выве­
рено, если бы тщательный анализ коммуникации подтвер­
дил положение о том, что все приводимые в словарях си­
нонимы являются абсолютно равнозначными, а не просто
близкими в обозначении широкого понятийного поля но­
минации некоторого объективного явления. На самом
деле любой лексикограф согласится в принципе с тем, что
синонимы есть те слова, которые выражают все-таки раз­
ные, но близкие, сходные значения, признавая тем самым
тот факт, что коммуникативная ценность синонимии зиж­
дется не на их тождестве, но, наоборот, на их различии,
а это уже другой аспект в понимании синонимии.
В целом можно сказать, что интерпретация синонимии
как тождественных лексических значений представила бы
язык как сплошной набор слов-дублетов, что, в свою оче­
редь, определило бы коммуникацию в значительной сте­
пени как тавтологию. Естественно, язык не может разви­
ваться по этим законам, а следовательно, требует со сто­
роны лингвистов анализа действительно тех семантиче­
ских нюансов, которые и составляют каждый раз особое
значение той или иной лексемы в реальных высказыва­
ниях. Эту задачу может выполнить лишь лингвистика,
опирающаяся на постулат о коммуникативном назначе­
нии языка и контекстном существовании языковых еди­
ниц2.
Только ничтожная часть слов может быть обозначена
как абсолютная синонимия типа я зы козн ан и е Я зы кове
— ­

2 Ср.: «Для правильного истолкования синонимов представляется

целесообразным учитывать взаимодействие слова и понятия,
соотношение понятия и синонимического ряда, соотношение
значения и употребления слова, роль контекста в синонимиза-
ции слов, особенности стилевых и стилцстических различий,
возможность включения в синонимический ряд словосочета­
ний, удельный вес синонимов в разных частях речи, роль па­
радигматических и синтагматических отношений, амплитуду
колебания в значениях синонимов и данные словарей (от об-
щеязыкового^ до индивидуального употребления), роль образно­
ассоциативных связей» (Брагина А. Л. Синонимы и их истол­
кование. — ВЯ, 1978, № 6, с. 73).

108
дение. Что же касается всех других, то их так называе­
мое относительное тождество практически снимает вопрос
об их синонимии. Иллюзия синонимии создается только
благодаря весьма приблизительной упрощенной оценке
значений слов, не выдерживающей никакой критики при
строгом их определении. Синонимия оказывается действи­
тельным богатством языка, но не роскошью, если под си­
нонимией понимать многочисленные лексические дуб­
леты. Язык вряд ли смог бы быть такой расточительной
системой, в которой для обозначения действительно
одного и того же явления имелся целый ряд слов, употреб­
ление которых практически должно было быть чистой
прихотью, если иметь в виду полное их тождество.
Правильная интерпретация контекста в функциониро­
вании синонимов существенно важна для языкознания,
так как контекст не дает оснований говорить о синоними-
зации, поскольку в этом случае роль контекста заключа­
лась бы лишь в том, чтобы уравнивать значение слов,
другими словами, подтверждать в некотором смысле тав-
тологичность языковых выражений. Определять цель ком­
муникации как выбор контекста с возможной нейтрали­
зацией особого значения слова и утверждения его сино­
нимичности с возможным другим словом — значит иска­
жать роль контекста. Такая роль контекста, видимо, про­
тивоестественна для языка, так же как противоесте­
ственна и сама синонимия, понимаемая как полное отож­
дествление значений разных слов. Цель коммуникации
состоит не в том, чтобы дублировать значения слов,
а в том, чтобы адекватно выразить соответствующую
мысль. Именно для точного выражения нетавтологичных
мыслей требуется как раз контекстуальное подтвержде­
ние различия значений так называемых синонимов, или,
как говорят обычно, установление их оттенков и нюансов.
Реализация же оттенков значения в определенном языко­
вом окружении есть естественная роль контекста, так как
в этом случае контекст указывает лишь на возможное
сходство значений разных слов, но это сходство он не до­
водит до отождествления, а, наоборот, контрастирует их
и тем самым превращает оттенок значения в полноценное
значение соответствующего слова3. Поэтому роль контек­

3 По этому вопросу см.: Брагина А. Л. Синонимы в стиле х у ­

дожественной метафоры. — НДВП1. Филолог, науки, 1977, № 6.
В статье детально анализируются «оттенки» значения в упот-

109
ста в сипонимизации слов было бы правильно определить
как роль десинонимизации слов.
Синонимия как категориальное семантическое явление
в языке в принципе может рассматриваться только на
уровне контекста, ибо адекватность сигнификативного со­
держания слов и выражений определяется в рамках всего
высказывания, а не выбором отдельных слов, встреча­
ющихся в различных контекстах и имеющих некоторую
общность значения. Построение синонимического ряда
в словарной статье есть лишь результат наблюдений над
функционированием различных слов, их комбинациями
в пределах соответствующего понятийного поля, элементы
которого объединяются вокруг смыслового ядра.
Дело, однако, в том, что реальная речь не формиру­
ется по модели, скажем, семантического поля, а значение
каждой единицы в высказывании в зависимости от ближ­
него и дальнего окружения является особым и фактиче­
ским только в рамках конкретного контекста. Если, ска­
жем, словарь может указывать на ряд синонимичных
слов, хотя и имеющих свои смысловые оттенки, например
друг, товарищ, приятель, то даже в простейших мини­
мальных окружениях в реальных высказываниях эти
оттенки превращаются в самостоятельные лексические
значения и тем самым контекстно преобразуются в пол­
ноценные лексемы. Возьмем примеры из Словаря синони­
мов русского языка (т. 1): «Имя, название, кличка...
По сцене мое имя Сверчков-Заволжский. .. как это
обидно — потерять имя» (с. 433); «Друг, товарищ, прия­
тель. . . Приятелей у Гаврика было много, а настоящих
друзей всего один — Петя» (с. 310). Здесь не требуется
какого-либо тонкого анализа, чтобы констатировать явное
лексическое значение в употреблении так называемых си­
нонимичных слов, и решающим фактором для такого
утверждения служит очевидный контекстный смысл фраз,
дифференцируемый любым человеком, владеющим рус­
ским языком.
В связи с тем, что при рассмотрении языка в комму­
никативном аспекте контекст включается как определен­
ный фактор для смыслообразования, естественно, что во­
прос о синонимии слов и целых грамматических конст-

реблеппи таких слов, как карие, коричневые глаза; глаза, очи.

См. также: Брагина А . Л. Нейтрализация на лексическом
уровне. — ВЯ, 1977, № 4, с. 71.

110
рукций не может выноситься за пределы речевого кон­
текста. Составление синонимических рядов в отрыве от
контекста есть лишь способ грубого моделирования и
классификации лексем языка, играющий лишь вспомога­
тельную роль в лингвистических исследованиях как один
из путей системного представления языка. Синонимия в
условиях контекста, таким образом, разрешается в прин­
ципе совершенно по-другому, нежели синонимия в сло­
варных моделях. Изучение лексической семантики, в том
числе синонимии, омонимии и антонимии, в контекстном
аспекте создает предпосылки для решения общей проб­
лемы языковой номинации, в частности лексической, для
объяснения стилистических различий в словоупотребле­
ниях разных жанров, для построения идеографических
словарей и т. д.

ПЕРЕВОД И КОНТЕКСТ

Наиболее наглядно и предельно убедительно роль

контекста выступает при переводе текста с одного языка
на другой. Полное смысловое соответствие перевода и
оригинала достигается лишь при выполнении условия
передачи тождества смысла (в идеальном случае) языко­
вых единиц, достигаемой благодаря сохранению контек­
стуальных значений всей совокупности фраз текста. Любая
многозначность языковых единиц, фразеология, реа­
лии поддаются переводу не в силу некоторого абстракт­
ного соответствия отдельных словарных единиц, а благо­
даря раскрытию всех контекстных смысловых связей эле­
ментарных единиц, образующих целый коммуникативный
отрезок. Можно сказать, что при переводе учет контекста
есть не только обязательный элемент переводческой дея­
тельности, но и предварительное условие творчества пере­
водчика, выступающего в роли настоящего интерпрета­
тора текста в его лингвистическом, культурном, художест­
венном, научном и т. д. аспектах. Эти аспекты практиче­
ски суть те невидимые контекстуальные условия, которые
сопровождали порождение текста и которые должны вновь
проявить свою силу при воспроизведении текста на языке
перевода.
111
 Перевод как один из важнейших видов коммуникатив­
ной деятельности ориентируется прежде всего на полную
и адекватную передачу языка-оригинала, содержащего
всю совокупность импликаций языкового, социального и
культурного плана. Естественно, что при такой целевой
установке адекватность может быть достигнута только
при переводе не изолированных единиц, а достаточно пол­
ных частей текста или всего текста, способных обнару­
жить все пресуппозиции автора.
Современная литература по переводу рассматривает
поэтому перевод не как процедуру, ориентированную на
передачу голой информации, а как процедуру, осущест­
вляющую языковую коммуникацию между языком ори­
гинала и языком перевода в полной степени вплоть до
абсолютной адекватности, хотя практически и редко до­
стигаемой (особенно в художественной литературе). При­
ведем в этой связи слова В. Вилса: «Изменение взглядов
в современной теории перевода позволяет сейчас сделать
заключение о том, что в ней становится преобладающей
концепция, постулирующая положение о теснейшем вза­
имодействии между текстом, переводчиком и адреса­
том и имеющая своей целью достижение такого перево­
да, который лишен всяческих субъективных момен­
тов» К
Совершенно очевидно, что понятие текста в теории
перевода, как и в современной лингвистике, полностью
совпадает с понятием контекстуально-ситуативной интер­
претации языковых фрагментов 2.
Контекст является фундаментальной опорой в пере­
водческой деятельности именно потому, что перевод вы­
ступает в качестве лакмусовой бумажки адекватного вос­
приятия, а следовательно, и воспроизведения текста, в ко­
тором сама адекватность порождается только учетом всего
контекстного окружения. Более того, в современной тео­
рии перевода совершенно ясно определено положение, со­
гласно которому перевод возможен не в силу каких-либо
регулируемых или системных отношений между едини­
цами соответствующий языков, а только потому, что пере­
вод имеет дело с текстом, вмещающим в себя все кон­

1 Wills W. tfbersetzungsw issenschaft. Probleme und Methoden.

Stuttgart, 1977, S. 135.
2 Там же, с. 137.

112
текстные факторы (интра- и экстралингвистические), на
основе которых перевод может быть в идеале вторым су­
ществованием оригинала 3.
Интерпретация изолированных фраз и слов в прин­
ципе невозможна, а потому и невозможен сам перевод,
как бы ни были полны пословные и фразовые соответ­
ствия в языке оригинала и перевода. Только контекст мо­
жет раскрывать значение языковых единиц, причем кон­
текст, распространяющийся на все произведение, на весь
текст, именно такой контекст и оправдывает отказ от
буквализма при переводе и разрешает самые разнообраз­
ные способы восполнения значения единиц (от простых
слов до слов, обозначающих реалии) 4. Более того, кон­
текст, включающий в себя не только текстовые факторы,
но и все моменты, обусловливающие само художествен­
ное творчество того или иного автора, создает предпо­
сылки для перевода, приближающегося в идеале к «звуча­
нию» подлинника.
Перевод есть процедура, которая может снять неопре­
деленность, свойственную языку как совокупности вариан­
тов соотношений значений языковых единиц, в рамках
полного соответствия языка оригинала и языка перевода.
Интересно в этом отношении высказывание Гельмута
Шнелля: «Теория истинности совершенно явно и прин­
ципиально связана с переводом, и для нее остается в силе
положение о неопределенности перевода, о котором
еще говорил В. Квайн5, — выражение одного языка мо­
жет быть в принципе и по существу передано в различ­

3 Бархударов Л. С. Язык и перевод. М., 1975, с. 14— 15.

4 Ср. высказывание JI. С. Бархударова: « . . . Следует иметь
в виду, что для перевода сущ ественной является эквивалент­
ность значений не отдельных слов и даж е не изолированных
предложении, но всего переводимого текста (речевого произ­
ведения) в целом по отношению ко всему тексту п ер ев ода...»
(Бархударов Л . С. Указ. соч., с. 15). Ср. также: «При всей
важности информации, которая передается значениями от­
дельных слов, она не исчерпывает содерж ания высказывания
в целом. В процессе коммуникации источник порождает не ряд
изолированных знаков, а связное высказывание, состоящ ее из
связанных м еж ду собой компонентов и обладающ ее собствен­
ной структурой. Структура высказывания.. . во многом опре-
деляет ту часть содержания знаков, которая воспроизводится
в конкретном акте коммуникации...» (Комиссаров В. Н. Слово
о переводе. М., 1973, с. 121).
5 Quine W. Word and object. Cambridge (M ass.), 1960, p. 216—221.

113
ных выражениях языка перевода, т. е. не синонимич­
ными, а даже противоречащими выражениями.
Однако так как в языке перевода может быть только
одна точная и адекватная интерпретация, то необходимо
идти на компромисс между семантической структурой
выражений языка оригинала и адекватностью передачи
в языке перевода.
Эта неопределенность в принципе присуща каждому
языку»6.
Далее Г. Шнелле дает следующее определение пере­
вода: «Структурное соположение выражений различных
языков с утверждением, что их значение является се­
мантически тождественным, есть не что иное, как пере­
вод языка объекта на метаязык в определенной комбина­
ции языков» 7.
Контекстуальный перевод, как мы уже говорили, есть
пробный камень правильного сопоставления семантиче­
ских систем языков, в которых каждая смысловая еди­
ница занимает свое определенное место. Проиллюстри­
руем это положение сравнением переводов одних и тех
же слов в разных контекстах, обусловливающих тем не
менее при всем различии словарных соответствий адекват­
ную передачу смысла выражений (в примерах эти слова
выделены разрядкой): . .. jeder neue Gedanke traff nur
dumpf wie durch ein dickes Sieb in ihren innern S i n n
\ .. все новое лишь с трудом, как сквозь густое сито,
просачивалось в ее с о з н а н и е ’; «... Denn sie ging kei-
nem zu, antwortete auf Befehle bloB mit dumpfen „Woll,
w o ir, oder, wenn s i e andern S i n n e s Avar, mit einem
stutzigen Aufbocken der Schultern» '. . . она ни к кому не
ходила, в ответ на распоряжения хозяйки только бурчала
«ладно», «ладно», или, в случае н е с о г л а с и я , норовисто
вскидывала плечи’; «Diese ungefiige, klobige kleine Truhe
war das ganze Beheimnis, der S i n n ihres Lebens» 'Этот
деревянный немудреный ящичек был ее самой сокровенной
тайной, с м ы с л о м всей ее жизни’ (Стефан Цвейг, Но­
веллы. М., 1959); «In seinem Munde haben diese Worte
einen besonderen K l a n g » 'To, что эти слова произнес
Уолкер Сислер, придает сказанному особый с м ы с л ’
(Новое время, 1978).

6 Schnelle Н. Sprachphilosophie und L inguistik. Munchen, 1973,

S. 192.
7 Там ж е, с. 193.

114
 Из этих примеров со всей очевидностью следует, что
разный перевод немецкого слова Sinn обусловлен не свое­
волием или вкусом переводчика, он абсолютно закономе­
рен и определен микро- и макроконтекстом.
Одна из особенностей перевода как вида коммуника­
тивной деятельности состоит именно в том, что он наце­
лен не на абстрактные сопоставления языковых единиц
соответствующих языков, а на адекватное воссоздание со­
держания подлинника. Словарь, например, является наи­
худшим помощником переводчику в том плане, что он,
как правило, никогда не дает необходимых контекстуаль­
ных соответствий, а в лучшем случае перечисляет неко­
торые номинативные значения слов и выражений.
Контекстуальная зависимость значений языковых еди­
ниц как отдельных предложений, так и всего текста пред­
ставляет собой то необъятное поле творческой деятель­
ности переводчика, которое дает основание многим фило­
логам относить процесс перевода скорее к искусству,
нежели к науке. В самом деле, элементарные примеры,
приводимые ниже, свидетельствуют о том, что даже микро­
контекст настолько властно диктует особенности перевода
фрагмента, что ни одно словарное сопоставление не мо­
жет дать хотя бы приблизительно точного соответствия.
И только «неточности» перевода, вызванные контексту­
альными условиями, создают ту точность, которая тре­
буется всем смыслом текста. Приведем для иллюстрации
следующие примеры из журн. «Новое время» (1978):
Становление L’ a f f i r m a t i o n The m o u l d i n g
нового человека, de l ’homme nou­ of the new man,
рост уровня его veau, l’élévation the growth of the
сознания — про­ de conscience est level of his aware­
цесс сложный и un processus com­ ness is a complex
длительный plexe, de longue and lengthy pro­
haleine (франц. cess (англ. яз.)
яз .)

Словарные же статьи дают в качестве первого значения:

во франц. яз. — devenir, в англ. яз. — formation.
И с т и н н а я без­ Une sécurité G e n u i n e secu­
опасность может a u t h e n t i q u e ne rity can be achie­
быть достигнута peut être réalisée ved only through
лишь путем уста­ que par l’instau­ peace.
новления мира ration de la paix
115
Словарные статьи дают первое значение: во франц. яз. —
veritable, veridique, в англ. яз. — true, veritable.
П е р е п а л к а на La q u e r e l l e a T h e b a t t l e on
страницах газет и defraye la chroni- the pages of news-
журналов долго que pendent long- papers and maga-
не утихала temps zines went on
unabated for a
long time.
Словарные статьи дают значения: во франц. яз. — dispute,
в англ. яз. — skirmish.
Трудности перевода связаны по существу не со зна­
нием языка, а со способностью переводчика находить в
языковых системах те лингвогносеологические закономер­
ности, которые определяют место каждой языковой еди­
ницы в соответствующем семантическом окружении смыс­
ловой ситуации языков переводимых оригиналов, т. е.
которые диктуют единственную контекстную возможность
адекватной передачи содержания текста. Перевод поэтому
может быть определен в плане интерпретации контекста
как способ сопоставления семантических систем языков
или как способ построения контекстной системы коорди­
нат адекватных смысловых соответствий разных языков.
Практически перевод осуществляет тот всеобщий принцип
единой организации всех конкретных языков, в основе
которого лежит сущность языка как формы отобрая^е-
ния реальной действительности.
В связи с тем, что семантическая система любого языка
универсальна, перевод в принципе не может быть кор­
рективом к своеобразию и самобытности каждой языко­
вой системы; он может быть только практическим осу­
ществлением закона комплементарности семантической
системы языков, в которой, с одной стороны, действуют
законы внутренней организации конкретного языка, с
другой — всеобщие законы человеческого мышления.
При наложении семантических систем языков ячейки
каждой конкретной сетки не могут совпадать друг с дру­
гом, но комбинации этих ячеек различных размеров и
форм (лексического, грамматического и семантического
уровней) в итоге совпадают и тем самым способствуют
установлению однозначных соответствий смыслов текстов
различных языков. Законы организации ячеек семантиче­
ской сетки языков есть построение определенной сово­
купности контекстных условий, в рамках которых каждая
116
единица занимает свое действительное место. При пере­
воде эта заданная контекстная сетка реализуется как сов­
падение ячеек двух систем, а сам перевод в идеале де­
монстрирует это гносеологическое единство языков.

ПОЛИСЕМИЯ И КОНТЕКСТ

Языковая система — взятое в гносеологическом аспекте

явление, т. е. как материально зафиксированное отобра­
жение мышления, представляющего собой понятийное су­
ществование мира в процессе познания действительности
человеком, в силу своей абстрактности организованное по
закону диалектического единства противоречий как на
уровне лексики, так и на уровне грамматической струк­
туры, единства, позволяющего ограниченному арсеналу
языковых средств функционировать в сфере безгранич­
ного человеческого познания.
Однако, с одной стороны, языковая система является
абстрактной в силу своего гносеологического начала, с
другой стороны, языковая организация является одновре­
менно конкретной в силу единичности каждого коммуни­
кативного языкового акта. Именно этой сущностью язы­
ковой системы обусловлена полисемичность языковых
форм от морфемы до текста, являющаяся одновременно и
моносемичностью в процессе осуществления языком его
коммуникативной функции. Полисемия и моносемия —
два взаимосвязанных полюса, в пространстве между ко­
торыми •постоянно продуцируются бесконечные цепи вы­
сказываний — текстов, утверждающих всегда свою опре­
деленность в конкретном речевом акте. Полисемия явля­
ется субстанциональным признаком языковой системы,
она органически присуща ей, так же как самой коммуни­
кации органически присуще свойство моносемии как не­
обходимого условия осуществления содержательной ком­
муникации.
Функционирование языка не подчинено имманентным
законам формирования его структуры, а определяется не­
обходимостью выражения конкретного опыта, отклады­
вающегося в конкретной информации, т. е. в факте фор­
мирования определенного сообщения об определенном
117
явлении1. Определенность же явления складывается из
конкретных условий его существования, а следовательно,
и познания. Как в целом вербальное общение, так и в
частности формирование любого единичного высказыва­
ния в процессе общения с самого начала вписано в рамки
некоторого звена из бесконечной цепи высказываний, и
поэтому адекватное понимание этого звена всегда требует
указания на обозреваемую и доступную для познания
сферу его потенциального окружения. Это условие вы­
полняется в языковом общении посредством преемствен­
ности опыта членов определенного языкового коллектива*
выражающейся в конгруэнтности языковых и материаль­
ных условий конкретного общения. Любая коммуникация
может состояться лишь при том условии, когда внутрен­
няя организация коммуникативного акта отображает
объект сообщения во всем его многообразии, другими
словами, адекватно передает всю совокупность условий
существования этого объекта. Взаимное понимание в про­
цессе коммуникации достигается на этой основе адекват­
ностью описания и восприятия данной материаль­
ной базы, на фоне которой протекает вербальное
общение.
Неотъемлемой характерной чертой этой конкретности
коммуникации является совокупность языкового и неязы­
кового окружения, сопровождающая каждый речевой акт.
Совокупность языковых условий есть прежде всего при­
обретенный языковой опыт, в который включается как
знание самого языка, так и знание правил пользования
им; совокупность же неязыковых условий есть сумма всех
реальных обстоятельств, в рамках которых протекает об­
щение. Эти две стороны коммуникации в принципе могут
быть обозначены как контекст в широком смысле, т. е.

1 Ср.: «Речевой смысл (в рамках данной работы — смысл выска­

зывания) — это та информация, которая передается говоря­
щим и воспринимается слушающим на основе содержания,
выражаемого языковыми средствами в сочетании с контек­
стом и речевой ситуацией, на фоне сущ ественных в данных
условиях речи элементов опыта и знаний говорящего и слу­
шающего. Таким образом, источниками речевого смысла яв­
ляются: 1) план содержания текста и вытекающий из него
смысл (смысл текста), 2) контекстуальная информация, 3) си­
туативная информация, 4) энциклопедическая информация»
(Бондарко А. В. Грамматическое значение и смысл. JL,
«Наука», 4978, с. 95).

118
контекст, обращенный к языковому опыту, который явля­
ется условием однозначного решения многозначных язы­
ковых средств (снятие полисемии через существующее
лексическое и грамматическое окружение).
Контекст, обращенный к внеязыковой ситуации, слу­
жит основанием для снятия полисемии с помощью пара-
лингвистических факторов (начиная от тематической
заданности общения, его физических условий и кончая ло­
гическими пресуппозициями, отталкивающимися от поня­
тийных и материальных условий, включаемых в акт об­
щения). Здесь важно подчеркнуть, что именно вся сово­
купность условий коммуникации должна рассматриваться
как важнейшее средство реализации коммуникативной за­
дачи.
Взаимодействие вербального и невербального контек­
стов построено на внутренних соответствиях значения
языковых средств в их грамматической организации (со­
держание высказывания) и значения материальной си­
туации общения как некоторой семиотической системы,
сохраняющей свою внутреннюю структуру и имеющей
определенное значение в организации смысла конкретного
высказывания. Если бы не сохранялась эта внутренняя
изоморфность, то любой коммуникативный акт утратил
бы свою информативную ценность2.
В последнее время в лингвистической литературе все
чаще и чаще находят свое отражение идеи комплексного
подхода к описанию контекстной обусловленности комму­
никации. Так, в одной из работ упоминаются вербальный,
ситуативный, физический, психологический, лингвистиче­
ский, паралингвистический, линейный, структурный, опе­

2 «Текст — только один из компонентов акта коммуникации. По­

следний объединяет определенный круг участников — носите­
лей каких-то социальных и коммуникативных ролей, происхо­
дит в определенной обстановке, отнесен к определенному фраг­
менту действительности (реф еренту), реализует определенные
намерения, цели, мотивы и волеизъявления коммуникантов
(и преж де всего автора текста), использует определенные
средства, причем в некоторых случаях и из разных языков,
а также средства не только собственно языковые, но и такие,
как жесты, мимика и т. п. в устном общении, рисунки, фото­
графии, схемы, таблицы, графики, карты и т. п. в письменном
общении» (С у со в И . П. Семантические функции основных
лингвистических объектов. — В кн.: П редложение и текст в се­
мантическом аспекте. Межвузовский тематический сборник Ка­
лининского гос. ун-та. Калинин, 1978, с. 135).

119
рационный, коммуникативный, культурный и другие
виды контекста3.
Например, Б. М. Лейкина пишет: «Наиболее сущест­
венным. .. представляется выделение двух основных уров­
ней понимания: 1) языкового (первичного кодового), в
известном смысле буквального и поверхностного значения
текста, выводимого на основе чисто языковых фактов и
закономерностей из значений отдельных его составляю­
щих (формальных языковых единиц, как сегментных, так
и суперсегментных), и 2) «глубинного», или надъязыко-
вого, ситуационного (вторичного кодового) значения тек­
ста, т. е. того содержания, которое вкладывал в данный
текст автор и которое он выразил через языковое значе­
ние, функционирующее как форма выражения ситуацион­
ного значения. Для выявления последнего требуются не
только языковые, но и неязыковые значения и ассоциа­
ции и учет разнообразных факторов речевой ситуации
(специфики предметной области, с которой связано вы­
сказывание, условий коммуникации, особенностей автора,
его представления о реальных или потенциальных реци­
пиентах и т. д .)» 4.
Только благодаря равновесию в этом взаимодействии
всех перечисленных выше факторов каждый речевой акт
реализует свое коммуникативное назначение и создает,
таким образом, предпосылки для взаимопонимания ком­
муникантов, осуществляющих совместно свою практиче­
скую и теоретическую деятельность.
Явление изоморфности присуще контексту в языко­
вом общении; оно в итоге создает однозначное соответст­
вие плана содержания и плана выражения не в абстракт­
ной языковой модели или в изолированных от контекста
единицах, а в плане реальной коммуникации, где соблю­
дение изоморфности содержания и выражения является
предварительным условием самого общения5. В этом

3 Мыркин В. Я. Типы контекстов. Коммуникативный контекст. —

НДВШ. Филолог, науки, 1978, № 1.
4 Лейкина Б. М. К проблеме взаимодействия языковых и неязы­
ковых знаний при осмыслении речи. — В кн.: Лингвистические
проблемы функционального моделирования речевой деятель­
ности, вып. 2. Д., 1974, с. 98; см. также: Бондарко А. В. Указ.
соч., с. 97—98.
5 Отрицание изоморфности смысла и коммуникативной языковой
формы в речевом акте, на наш взгляд, вряд ли возможно, если
не иметь в виду каких-либо ограничивающих факторов. См.:
«Мы не отрицаем важности контекстуальной и ситуативной,

120
смысле можно говорить о законе достаточности контекста
в процессе вербальной коммуникации, намеренное или
интуитивное соблюдение которого требуется самой целью
общения. Предложенное понимание изоморфности в ас­
пекте контекстной семантики выдвигает вопрос и о воз­
можной многозначности самого контекста, другими сло­
вами, проблему отношения многозначности высказывания
и множества контекстов.
В принципе можно утверждать, что полисемия на лю­
бом языковом уровне (лексика, грамматика) настолько
тесно связана с каждым конкретным коммуникативным
актом, что это обстоятельство порождает существование
также множества контекстов, число которых определяется
числом значений самих языковых выражений. Ограни­
чивающим фактором выступает здесь только опосредо­
ванная ситуацией общения обусловленность языкового
контекста, где тип ситуации влияет на тип контекста,
а тип контекста предрешает выбор того или иного значе­
ния языковой единицы.
Множество реальных ситуаций и множество типов
языкового контекста в итоге создают достаточное осно­
вание для правильного восприятия речевых единиц, по­
этому в принципе нет оснований говорить о размытости
или об осцилляции контекста в процессе коммуникации,
а следует лишь говорить о правильном выборе типа кон­
текста, соответствующего определенной ситуации.
Достаточность контекста каждый раз определяется
актом понимания, освобождающим коммуникантов от
дальнейшего наращивания контекста как в чисто языко­
вом, так и в паралингвистическом плане. Верным показа­
телем корректности контекста является утверждение
коммуниканта о том, что высказывание понято адекватно
с полным языковым выражением в виде Я вас понял

а также энциклопедической информации как источников и ком­

понентов речевого смысла (чем, действительно, в значитель­
ной мере обусловлена его нетождественность плану содерж а­
ния текста). Вместе с тем мы хотим подчеркнуть, что и неза­
висимо от этих источников информации, внешних по отноше­
нию к данному тексту, имеются сущ ественные внутренние
различия м еж ду планом содерж ания текста и тем компонен­
том речевого смысла, который базируется на содержании
текста. Эти различия обусловлены неизоморфностью языковой
структуры содержания текста и смысловой структуры той
информации, которая вытекает из плана содерж ания текста»
(Бондарко А. В. Указ. соч., с. 99— 100).
g Г. В. Колшанский 121
(в различных видах коммуникаций с помощью средств
связи — радио, телефона — такие подтверждения в прин­
ципе необходимы и не только по причинам влияния фи­
зических помех, но и по существу передаваемой инфор­
мации). В реальной коммуникации практически не встре­
чаются случаи, когда для правильного понимания необ­
ходимо беспредельно увеличивать контекст и тем самым,
естественно, «затягивать» саму коммуникацию. В этих
обстоятельствах вступает в силу закон минимальной из­
быточности языковых условий, гарантирующий коррект­
ность коммуникации. Надо только подчеркнуть, что осо­
бенности темы, объекта, личности и других условий ком­
муникации влияют на характер и размер самого кон­
текста.
Можно предполагать, что границы контекста колеб­
лются вокруг средней величины текста — дискурса, охва­
тывающего собой определенное количество абзацев-пе­
риодов. И можно одновременно утверждать, что изоли­
рованные фразы не составляют закономерности языковой
коммуникации, так же как коммуникации не свойствен
и громоздкий контекст. Нижний полюс внеконтекстуаль-
ного высказывания — полное понимание изолированной
фразы, верхний полюс — абсолютно зависимое понимание
высказывания от глобального контекста, связанного с
большим текстом, с совокупностью ряда дискурсов (мо­
нография, повесть, роман и т. д.). Такое предложение,
как Защита Отечества есть долг каждого гражданина го­
сударства, однозначно без дальнейшего языкового окру­
жения, а такие выражения, как грамматика и прагматика
дейксиса (союз и может быть понят как объединение
слов дейксис и грамматика) или аналогичное логика и
структура языка, молодые сотрудники и читатели библио­
теки и т. д., требуют глобального контекста6.

6 Приведем пример из работы В. Скалички: «Как известно, опи­

сание значения (der B edeutung) текста — самая легкая задача.
Труднее описание смысла (des S in n es), т. е. всего того, что
содержит текст + ситуация». Анализируя предложения Es reg-
net и Zweimal zwei ist vier, Скаличка пишет: «Значение текста
возникает благодаря комбинации значений слов. Но этим еще
не все сказано о содержании обоих предложений. Каков смысл
(der Sinn) первого предложения, т. е. что передается от го­
ворящего к адресату? Это сказано не только в тексте, этому
нас учит ситуация. В зависимости от ситуации первое пред­
ложение имеет, например, следующ ий смысл: „Идет дождь,
так что экскурсия не состоится14, или „Идет дождь —

122
 Типичным примером глобального контекста, необхо­
димого для правильного восприятия отдельных фраз, яв­
ляются заголовки к текстам независимо от их размера.
Текст в пределах абзаца-периода или в крайнем случае
нескольких абзацев есть наиболее типичный случай кон­
текста, в котором формируются значения фраз как в по­
вседневной коммуникации, так и в специальных ее ви­
дах, начиная от письменного текста и кончая шифрован­
ными документами. Элементарная фраза Я приду в 12 ча­
сов вне какого-либо абзаца не может быть понята хотя
бы потому, что значение этого предложения многозначно
в силу отсутствия указаний на место, цель и обстоятель­
ства прихода. Коммуникация строится как связный
текст, создающий непрерывность коммуникации в силу
поступательного процесса понимания смысла отсутствую­
щих фраз. Возьмем простейший абзац:
— А это другое дело! Понять этого нельзя, но оно
так. Должно быть, что-нибудь там у них произошло.
Струну слишком натянул — она и лопнула (И. Тургенев,
Рудин). Ни одно предложение из этого абзаца само по
себе в смысловом отношении не закончено.
Еще пример. Ни одна строчка приводимого ниже сти­
хотворения никогда не донесет до читателя его смысла:
Для нас горело пламя
И нам служил азарт
Мы были королями
В любой колоде карт.
(С. Наровчатов, Короли)

Контекст есть одно из проявлений семантического за­

кона организации языка, согласно которому все элемен­
тарные смыслы, участвующие в выражении какой-либо
идеи с помощью языка, настолько связаны между собой,
что их сепаратное и изолированное существование в
принципе невозможно. Механизм языка устроен именно
так, что его связи, прежде всего в сфере лексики и грам­
матики, настолько целесообразны и одновременно эко­
номны, что, опираясь на всевозможное пересечение смыс­
ловых связей, язык способен с помощью минимального

прогноз был неверный", или „Идет дождь — урож ай спасен“

и т. д.» (Skalicka V. Die Situation und ihre Rolle in der
Sprache. — In: Omagiu lui Alexandru Rosetti la 70 de ani. Bucu-
re?ti, 1965, p. 841).

123 9*
контекста не искажать, а однозначно передавать любую
информацию, что является залогом успеха любой мате­
риальной и духовной деятельности человека7.
Выход контекста за границы языка в область пара­
лингвистики и материальных ситуаций восполняют ре­
сурсы собственно языкового характера; они образуют во­
обще безграничные возможности участия языка в про­
цессе познания человеком реального мира. Семантиче­
ская организация контекста есть внутренне необходимое
качество языка и универсальный закон функционирова­
ния любого языка.
Необходимо одновременно подчеркнуть, что контек­
стуальные связи в словосочетании, высказывании, в тек­
сте создают лишь естественные условия проявления грам­
матических и лексических значений отдельных слов, ус­
тойчивых словосочетаний, отдельных фраз, но не порож­
дают значения и смысла языковых единиц.
Все номинативные единицы языка — от слова до
предложения — являются субстанцией коммуникативных
фрагментов и той материальной основой, на узлах и сты­
ках которой образуются связи в полнозначном коммуни­
кативном отрезке. Именно эти связи в широком смысле
и образуют контекст. Четкое признание этого диалекти­
ческого единства субстанции и ее отношений предупреж­
7 Ср.: «Можно выделить (в порядке предварительной гипотезы)
следующие основные этапы формирования речевого смысла
в процессе речемыслительной деятельности говорящего: 1) пер­
воначальный замысел речевого смысла — самое общ ее представ­
ление о теме, содержании будущ его высказывания (в усло­
виях данной речевой ситуации, включающих определенные
предпосылки участия контекстуальной, ситуативной и энцик­
лопедической информации в формировании .и передаче
смысла); 2) структурирование и начинающаяся языковая се­
мантическая интерпретация первоначального замысла речевого
смысла — вычленение основных дискретных элементов смысла
(реализаций понятийных категорий и их комплексов), рече­
мыслительная предикация, выбор средств языкового выраже­
ния элементов смысла, преобразование первоначального за­
мысла речевого смысла в смысловую структуру, лежащ ую
в основе формирующегося текста, начало преобразования этой
структуры в структуру плана содержания текста (все это —
в соотнесении с контекстуальной, ситуативной и энциклопеди­
ческой информацией с точки зрения говорящего); 3) завершен­
ное преобразование речевого смысла, прошедшего ряд стадий
формирования и реализации, в план содержания текста (со­
отнесенный с контекстуальной, ситуативной и энциклопедиче­
ской информацией, воспринимаемой говорящим)» (Бон-
дарко А. В. Указ. соч., с. 125—126).

124
дает скольжение к той экстремной позиции, при которой
возможно абсолютизировать одни лишь реляции и при­
менительно к контексту выхолостить истинную его сущ­
ность, превратив его в демиург всех языковых значе­
ний 8. Контекст — это не реляционная сетка языка, кото­
рая наполняется пустыми моделями, смысл которых со­
здается лишь этими реляциями; контекст не может быть
определен просто как условие, или окружение, или ди­
стрибуция той или иной языковой единицы. Контекст
есть естественное состояние языковой коммуникации,
в которой и по содержанию и по выражению субстанцио­
нальные единицы вступают в определенные связи — по­
следовательные и иерархические, передавая тем самым
в конечном итоге реальные связи объективных вещей и
явлений 9.
Если определить природу контекста как существен­
ную характеристику языковой системы, одним из призна­
ков проявления которой является взаимосвязанность всех
единиц и уровней языка, без которой не может быть
сформирована ни одна коммуникативная единица, то
признание этого факта не позволяет одновременно ума­
лять значение контекста, сводя его до роли простого
уточнителя значений или смысла языковых единиц, вы­
ступающих в речевом общении. Понятие уточнения только
в том случае может быть правомерным для языка,
когда контекст будет включен как необходимый и пер­

8 Р. А. Будагов точно и кратко выразил эту мысль: «Превра­

щая частичную релятивность языковых категорий в релятив­
ность абсолютную, вторая концепция тем самым становится
концепцией неприемлемой» (Будагов Р. А. Борьба идей и на­
правлений в языкознании нашего времени. М., «Наука», 1978,
с. 121).
9 Справедливо пишет И. П. Сусов: «Каждое слово получает еди­
ничную денотативно-референтную соотнесенность только как
конституент целого, в рамках которого оно в данном случае
употребляется. И, напротив, предложение и текст лишь по­
стольку являются номинациями каких-то конкретных ситуаций
действительного мира, поскольку любая такая единица высту­
пает как словесное произведение. Сами по себе ни предлож е­
ние, ни текст, если их взять в абстракции от лексического на­
полнения, ничего не именуют» (Сусов И. Я. Указ. соч., с. 129).
Дж. Лайенс большое внимание уделяет рассмотрению кон­
текста как необходимого условия коммуникации и считает,
что в принципе «референция высказывания всегда зависима
от контекста» (Lyons J. Sem antics, vol. 2. Cambridge—London—
New York—Melbourne, 1977 (Chap. «Conversational im plicatures
and presupposition»), p. 602).

125
востепенный фактор, способствующий реализаций Соот­
ветствующих значений и смыслов единиц. Если бы кон­
текст только уточнял нечто, то в принципе и без него
могла бы состояться информация в процессе общения,
хотя в некоторых пределах и неточно, однако в действи­
тельности такого положения в языке нет, ибо контекст
фиксирует, а не уточняет те или иные значения слов,
словосочетаний и т. д. Когда мы говорим о многозначно­
сти слова, то имеем в виду, что понятие оттенков и вто­
ростепенных значений слова столь же важно для форми­
рования однозначной коммуникации, сколь оно важно и
для передачи так называемого основного значения. Для
установления точного взаимопонимания в процессе язы­
ковой коммуникации партнерам практически безразлично,
является ли то или иное значение общим или частич­
ным, главным, стержневым или побочным» Решающий
фактор функционирования языка — его способность оп­
ределенно и однозначно передавать содержание, смысл,
информацию в языковых структурах. Совершенно ясно,
что отличить основное значение слова от его второстепен­
ного (оттенка) нет никакого другого средства, кроме
контекстной диагностики.
Нельзя отрицать того, что полисемия и полифункцио­
нальность являются неотъемлемой характеристикой лю­
бого конкретного языка, и поэтому именно контекст пред­
назначен для снятия любой полисемии, другими словами,
для утверждения того или иного действительного зна­
чения или смысла единицы. Контекстуальная реализация
того или иного монозначения не может быть поэтому
строго названа как уточнение значения, а должна быть
квалифицирована как совокупность условий формирова­
ния однозначных коммуникативных единиц 10. Другое дело,
что реализация того или иного значения в каких-либо

10 Ср. следующ ее высказывание Р. А. Будагова: « . . . каж дое слово

любого естественного языка сохраняет свою известную само­
стоятельность независимо от других слов того ж е языка, со­
храняет свое общее (основное) значение. Вместе с тем кон­
тексту тоже принадлежит важная роль: слова уточняются
в контексте, приобретают дополнительные акценты и оттенки.
И в этом нет ничего удивительного, если постоянно помнить
о полифункциональности любого естественного языка, в осо­
бенности языка с богатой исторической и литературной тра­
дицией» (Будаг ов Р. А. Указ. соч., с. 94).

126
случаях может способствовать реализации близких зна­
чений или вариантов значений и т. д., но все эти свой­
ства значения в принципе для контекста являются не
объектом уточнения, а объектом выявления именно дан­
ного значения или смысла.
Так называемые варианты значений в коммуникатив­
ном акте весьма определенно заявляют о своей безуслов­
ной самостоятельности и способствуют, таким образом,
осуществлению процесса корректного обмена мыслями.
Возьмем для примера многозначное слово быт (Словарь
современного русского литературного языка, т. 1. M.-—JL,
1950, стб. 724):
Б ы т . .. 1. Общий уклад жизни; совокупность обычаев
и привычек, присущих определенному народу, классу,
социальной среде, прослойке и т. д.
Женщина в колхозе превратилась в великую силу, ак­
тивно строящую новую, колхозную жизнь, новый совет­
ский быт. . .
Поверь, и мне мила природа
И быт родного нам народа.. .
В Русской Правде отразился быт торговый, охотни­
чий и земледельческий.
Быт пролетарский, крестьянский, буржуазный, дво­
рянский и т. п.
«Мне скоро щегольство и весь графинин быт: шум,
пышность, мотовство... так опротивели...»
Быт домашний, семейный...
«Чем наполнится его (Штольца) жизнь в домашнем
быту?»
«В начале следующего лета произошло много перемен
в семейном быту Кирилла Петровича».
Быт городской, деревенский.
«Сцены из сельского быта».
2. Стар. Имущество... (Оттенок этого значения —
хозяйство. — Г. К .). В домашнем быту все пригодит­
ся.. .
Контекстуальное различие в значении этого слова
особенно заметно проступает в сопоставлении с другим
языком, например при переводе на немецкий, где только
из некоторой микросистемы языка приходится извлекать
при переводе такие сочетания, которые не имеют ника­
ких прямых словарных соответствий в сравниваемых язы­
ках. Возьмем, например, немецкий перевод понятия

127
 «служба быта» как Dienstleistungen, и далее (Русско-не­
мецкий словарь. М., 1976):
Б ы т... 1. (уклад) Lebensweise /., Lebensgewohnheiten
pi., Lebensformen pi.; Sitten und Brauche; борьба за но­
вый быт der Kampf um neue Lebensformen; 2. (повседнев­
ная жизнь) das alltagliche Leben; домашний 6brrdashaus-
liche Leben; новый быт die neue Lebensweise. . . это прочно
вошло в быт ist aus dem Leben nicht wegzudenken; das
hat sich eingebiirgert.
Вычленение приводимых в словаре значений, полу­
ченное в результате обработки большого числа контекст­
ных проявлений этого слова, свидетельствует о невоз­
можности сведения всех значений этого слова в какое-
либо одно общее, о наличии ряда его оттенков, доказывает
действительную абстрактность семантики данного слова
и необходимость его контекстного ограничения при
формировании того или иного смысла.
Еще один пример со словом обстановка (Словарь со­
временного русского литературного языка. М.—JL, 1959,
с. 445):
О б с т а н о в к а . . . 1. Совокупность условий, обстоя­
тельств, в которых что-либо происходит. Международная
обстановка. Военная обстановка. Мирная обстановка.
У нас для каждого поколения меняется задача жизни,
као/сдое поколение видит себя в новой обстановке, в но­
вых условиях деятельности. .. В углу зажгли маленькую
лампу. Комната — пустая, без мебели. Таинственность
обстановки приятно волнует меня. ..
2. Убранство, меблировка жилища, помещения. .. Об­
становка с претензией на изысканную роскошь: бархат­
ная мебель, цветы, статуи, ковры, телефон.
При сравнении, скажем, с английским и немецким
языками следуют такие контекстные метаморфозы (нем.
и англ.):
О б с т а н о в к а . . . 1. (мебель и т. п.) Moblierung /.,
Einrichtung /.; Ausstattung 2. (окружение) Umgebung
M ilieu... (франц. . . . ) . . . 3. (положение) Lage /., Si­
tuation / . .. Verhaltnisse pi., Bedingungen. . . современная
обстановка die gegenwartige Lage [Situation]; в офици­
альной обстановке in einem offiziellen Bahmen; в обста­
новке большого политического подъема in einer Atmo-
sphare reger politischer Aktivitat.
О б с т а н о в к а 1. (мебель и т. д.) furniture; театр.
set-up; 2. (обстоятельства) — conditions pi.; (положение)
128
situation; международная обстановка — international si­
tuation. ..
Эти примеры подтверждают незыблемость положения
о контекстной связанности семантики любой языковой
единицы.
Совокупность значений слов, приводимых в словарном
гнезде, есть лишь лингвистическая абстракция, т. е.
обобщение и свод тех реальных значений, которые свой­
ственны слову в процессе общения и которые всегда
скрывают в себе это единство конкретного и абстрактного,
где сама абстракция удерживает слово в границах
единой лексемы, не переводя его в какой-либо омоним.
Полисемия слова характерна только для того случая, ко­
гда его значение образует некоторую единую семантиче­
скую категорию, в которой лишь сохраняются все так на­
зываемые основные и второстепенные значения, практи­
чески они образуют относительно самостоятельный эле­
мент смыслового целого.
Системная и структурная организация языка предпо­
лагает взаимосвязанность всех его субстанциональных
элементов; без этой взаимосвязанности язык должен был
бы представлять собой хаос. Внутренняя же его законо­
мерность есть одно из проявлений закономерности все­
общей связи явлений, а способом выражения этой связи
в сфере функционирования языка является неизбежная
контекстуальная обусловленность языковых единиц,
скрепляющих языковые элементы в относительно само­
стоятельные и цельные структуры, познавательная пол­
ноценность которых определяется передачей определен­
ного смысла, имеющего свою логическую завершенность
и информационную цельность.
Контекст взаимодействует со значениями языковых
единиц как в период становления языка, так и в течение
всего периода его исторического развития. Это объясня­
ется тем, что по своему существу языковой знак несет
в себе абстрактное содержание в силу отражательного
характера человеческого познания, хотя и в большем диа­
пазоне степеней этой абстрактности. Можно утвер­
ждать, что степень зависимости полисемантической язы­
ковой единицы от контекста в процессе выявления того
или иного ее значения сильно варьируется в зависимости
от функционирования и семантической насыщенности
той или иной единицы как на протяжении всей истории

129
развития значения слова, так и особенно на определен­
ном историческом этапе и .
При всем разнообразии степени зависимости полисе­
мантичных единиц от контекста в разные исторические
эпохи все-таки незыблемым остается закон, который
можно сформулировать как закон прямой зависимости
контекста и значения: чем шире значение слова, тем
больше его зависимость от контекста. Даже чисто теоре­
тически можно предполагать, что только абсолютно одно­
значная единица как в синхронном, так и в диахронном
срезе может функционировать без помех для коммуника­
ции вне зависимости от контекста, т. е. в любом кон­
тексте. Абсолютная однозначность предполагает полную
свободу языковой единицы в отношении выбора контек­
ста, или, другими словами, является абсолютно индиффе­
рентной к любому контексту. Такое явление возможно
лишь при том условии, что точно определено значение
этой единицы и подтверждена ее инвариантность во всех
встречавшихся контекстах. Исследовательская работа
в этом плане еще не была всесторонне проведена, и по-

11 См. по этому поводу: «Степень зависимости значения слова

от системы языка — это, таким образом, не только проблема
актуального членения синтаксического целого, но и проблема
уровня исторического развития литературного языка» (.Буда­
гов Р. А. Указ. соч., с. 108). Р. А. Будагов утверждает, что
«. . . в современном русском литературном языке сущ естви­
тельное позор в значении „бесчестье44 сущ ествует совершенно
объективно и совершенно независимо от тех или иных кон­
текстов» (там ж е, с. 96), но рассматривает тем не менее на
примере анализа этого слова в историческом развитии его
значения от «зрелище» до «бесчестье», вводя при этом ограни­
чивающие обстоятельства для вышеприведенного положения,
понимая под независимостью значения слова от контекста са­
мостоятельное существование основного значения слова для
определенного этапа развития языка, как, например, для слова
«позор» в современном русском языке в его основном значе­
нии «бесчестье» (Будагов P . А. Указ. соч., с. 96). См. также
утверждение Д. Н. Шмелева: «Значения слов, так ж е как и
соотношения м еж ду значениями одного и того ж е слова и
м еж ду значениями различных слов, обусловлены, конечно,
историей языка, связанной с историей народа. Однако самые
эти значения и соотношения выступают в каждый отдельный
момент развития языка независимо от их истории в том
смысле, что для языкового общения важна не история тех или
иных элементов языка, а результаты истории, т. е. самые эти
элементы в их отношении друг к другу» (Шмелев Д. Н. Про­
блемы семантического анализа лексики. М., 1973, с. 22).

130
этому можно только гипотетически утверждать, что такое
явление для любого языка или крайне редко, или состав­
ляет исключение, или просто невозможно.
Мы уже говорили о том, что контекст является есте­
ственным проявлением системности языка; его роль не мо­
жет быть переоценена, если не иметь в виду утверждения
о его абсолютности, снимающей саму предпосылку суще­
ствования контекста, а именно — наличие субстанцио­
нальных номинативных языковых единиц, связь которых
создает (как в языке в целом, так и в отдельном речевом
акте) определенную коммуникативную единицу. Абсолю­
тизация контекста в этом смысле есть обратная сторона
релятивизма, отрицающего по существу материальный
субстрат языка. Полисемия и контекст — это единая
основа системной организации и функционирования
языка. Они имеют свою материальную основу в виде су­
ществования относительно самостоятельных субстанцио­
нальных единиц — слов, словосочетаний, предложений и
их реального языкового окружения в границах от выска­
зывания до текста.
Соотношение полисемии и контекста весьма много­
слойно и разнообразно и зависит как от характера значе­
ния, например, слова, так и от общего числа его значе­
ний, включая основные (стержневые) и второстепенные,
наличие омонимов, этимологии, функциональных стилей
его употребления (художественный, научный и др.), ав­
торских особенностей и т. д.
Существенной особенностью каждого конкретного
языка является совокупность установившихся норм кон­
текстуальных употреблений того или иного слова или вы­
ражения, определяемая в конечном итоге всеми вышеука­
занными факторами, сложное переплетение которых не
всегда поддается научной классификации. Более того, кон­
текстуальная сетка создает своеобразие каждого конкрет­
ного языка, ею определяется его национальная самобыт­
ность. Здесь, однако, сразу следует ввести уточнение отно­
сительно того, что так называемая самобытность языка
не может рассматриваться как его абсолютная замкну­
тость, возникающая на базе глобальной контекстуальной
зависимости от внутренних элементов и превращающая
каждый язык в самостоятельную систему не просто
языка, а в особое представление мира через этот язык
(известная теория относительности Э. Сепира—Б. Уорфа,
концепция JL Вайсгербера).
131
 Так называемое языковое видение мира держалось,
как правило, на той явно ложной гипотезе, в соответ­
ствии с которой значения слов представлялись изолиро­
ванными, а при сравнении всевозможных языков явно не
совпадающими (как правило, со ссылкой на материал
двуязычных словарей). Источник этой гипотезы следует
искать именно в той концепции языка, согласно которой
язык разлагался на свои составные части, разрушалась
его внутренняя системность, в то время как реальным
проявлением этой системы как раз и является совокуп­
ность контекстуальных связей всех единиц в речевой ком­
муникации.
Контекстная семантика требует поэтому полного при­
знания контекстуальной организации всех языковых еди­
ниц и запрещает прямое сопоставление изолированных,
хотя и субстанционально определенных, элементов раз­
личных языков путем их простого наложения вне их свя­
зей с другим элементом, т. е. вне их контекста. Не только
теоретически, но и практически легко доказывается аде­
кватность отображения в разных языках того или иного
познавательного содержания сознания человека, если со­
блюдать закон системности и контекстуальной определен­
ности коммуникативных единиц независимо от их разме­
ров, достаточность которых гарантируется арсепалом
средств любого конкретного языка для адекватной пере­
дачи смысла. Контекстная семантика требует поэтому
всестороннего изучения языка не только при его сопо­
ставлении с другими, но и при корректном описании дей­
ствительного значения и значимости соответствующих
единиц в самой языковой системе. Действительная при­
рода языка скрывается как бы в недействительности су­
ществования изолированных единиц языка, а абсолютная
способность языка передавать всю полноту содержания
независимо от конкретных форм, но во взаимодействии
всех этих форм на всех уровнях языка обеспечивается
адекватностью отражения содержания человеческого со­
знания в любом национальном языке познанной реальной
действительности, т. е. свойством, присущим сознанию че­
ловека как элементу материального мира.
В связи с тем, что одно из важнейших свойств систем­
ности языка материализуется в контекстуальных законо­
мерностях функционирования языковых единиц, можпо
сделать вывод о том, что не только исследование языка
в сравнительном и типологическом планах должно учиты­
132
вать любую минимальную системную, т. е. контекстуаль­
ную, связь соответствующих единиц, но и прикладное
использование этих особенностей языка должно лежать
в основе любой специальной дисциплины.
Это обстоятельство должно стать ключевым прежде
всего для методики преподавания иностранных языков,
совершенствование которой в лингвистическом аспекте
(в данном случае речь не идет о психологических и обще­
дидактических положениях) должно строиться на основе
усвоения как лексических, так и грамматических явле­
ний в их минимальном контекстуальном окружении.
С данных позиций невозможно себе представить мето­
дику, которая ограничивалась бы простым словарем
к определенному тексту, не раскрывая всех контекстуаль­
ных и ситуационных значений лексем12. Учебный сло­
варь по меньшей мере должен выявить на каждом этапе
усвоения языка не количество единиц, а количество тех
словосочетаний и даже целых блоков, в которых высту­
пает то или иное слово иностранного языка. Учет этого
фактора в значительной степени снимает основное проти­
водействующее начало при изучении иностранного
языка — интерференцию, так как у учащегося не будут
откладываться в памяти прямые словарные соответствия,
а будет закреплено действительное значение любой поли­
семантической лексемы в соответствующих окружениях.
Усвоение иностранного языка на основе подобных линг­
вистических рекомендаций будет способствовать значи­
тельному качественному улучшению владения языком
(оно исключает наиболее распространенный недостаток
владения иностранным языком, а именно употребление
прямых словарных соответствий значений слов родного
и иностранного языков в речи вне адекватных ситуаций).
Подытоживая изложенное, можно еще раз подчерк­
нуть, что полисемия как естественное свойство языка на­
столько неразрывно связана с его лексической и грамма­
тической организацией, что эта зависимость в форме кон­
текста пронизывает любое языковое образование, любую
коммуникативную единицу и в целом всю живую ткань
языка.

12 См., например: Stetnmiiller U. KommunikatiOHFtheorte- Stutt­

gart, 1977, S. 103-115.
133
 ИЗУЧЕНИЕ КОНТЕКСТА
В КОММУНИКАТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ
-J

Контекст реализует в языке то диалектическое проти­

воречие конкретности и абстрактности, однозначности и
многозначности, которое является существенной характе­
ристикой системы языка. Контекст выступает не как спо­
радическое и факультативное явление в коммуникации,
а как глобальный феномен, пронизывающий все единицы
и уровни языка. Коммуникация не может существовать
вне контекста, а следовательно, ни одно явление языка
не может рассматриваться вне этих условий.
Во всеобщей категории контекста могут выделяться
особые стороны и аспекты, среди которых прежде всего
надо отметить экстра- и интралингвистические контек­
стные факторы, постоянно сопровождающие языковую
коммуникацию.
В сфере экстралингвистических факторов следует раз­
личать обстоятельства, вообще не имеющие языкового ха­
рактера, а представляющие собою совокупность объектив­
ных условий осуществления коммуникации. Этот аспект
внешних экстралингвистических факторов в целом покры­
вает понятие речевой ситуации. К внутренним экстра-
лингвистическим факторам необходимо отнести всю
сумму фоновых знаний коммуникантов, определяющих
интенцию и выбор информационных элементов для фор­
мирования конкретного высказывания. К этим фоновым
знаниям относится прежде всего тезаурус коммуникантов,
колеблющийся от знания терминов самого предмета сооб­
щения до, знания соответствующих реалий. Это непосред­
ственные фоновые знания, включаемые в восприятие
речи. К фоновым знаниям подключаются также и все
виды опосредованного декодирования сообщения на базе
возможных видов умозаключений и пресуппозиций, осно­
ванных на тех или иных языковых маркерах текста.
К интралингвистическим факторам контекста следует
отнести все единицы вербального окружения, другими
словами, внутриязыковое окружение соответствующего
фрагмента высказывания — словосочетание, предложение,
текст.
По своему существу контекст — это область семантики
языка, поскольку он определяется познавательной сущ-
134
ностыо языка, его непосредственной связью с созна­
нием — мышлением. Контекст является одним из факто­
ров, который разрешает противоречие конечности языка
и бесконечности познания мира благодаря универсальной
комбинации всех языковых и неязыковых средств, уча­
ствующих в общении людей. Тем самым контекст закреп­
ляет фундаментальное свойство языка — быть адекватным
способом выражения сознания, а следовательно, и аде­
кватным отображением объективного мира.
Лексическая и грамматическая многозначность явля­
ется существенной и неотъемлемой характеристикой си­
стемы языка не в силу того, что представляет собой в не­
котором смысле восполнение органических недостатков
языкового механизма (например, ограниченный набор
словаря), а в связи с тем, что по своей природе язык есть
продукт отражательной деятельности человека, основан­
ной прежде всего на абстрактном характере мышления
человека. Однако если бы языковая система обладала
лишь этими свойствами, то язык не смог бы выполнить
свою коммуникативную функцию из-за существенных по­
мех в общении, возникающих по причине неоднознач­
ности лексических и грамматических форм. Эта теорети­
чески мыслимая возможность существования языка прак­
тически уничтожила бы сам язык в связи с его непригод­
ностью как средства общения. Язык, безусловно, должен
был восполнить этот, условно говоря, «недостаток», при­
чем на той же естественной основе, на которой зиждется
и сама многозначность. Компенсирующим противовесом
языковой многозначности и выступает как раз контекст
как существенная характеристика языка, его природное
и изначально данное качество, призванное постоянно под­
держивать точный баланс многозначности и однознач­
ности через контекстные условия, сопровождающие в ка­
честве обязательного элемента коммуникации любой акт
общения.
Соотношение этих двух факторов языковой системы —
многозначности и контекста — можно назвать законом
комплементарности языка, и его необходимо рассматри­
вать как одно из важнейших условий существования и
функционирования языка.
Изучение контекста поэтому не есть изучение явле­
ний, чуждых внутренней системе языка, или изучение
внешних второстепенных признаков языка, т. е. элемен­
тов и факторов, лишь сопутствующих языку. Изучение
135
контекста есть изучение самой системы языка, поскольку
оно неизбежно должно быть увязано с описанием дей­
ствительной функции любой лексической и грамматиче­
ской формы.
Результаты теоретических исследований в области кон­
текста должны непосредственно влиять на все практиче­
ские приложения языкознания, включая, в частности, мо­
делирование языка, описание лексической и грамматиче­
ской семантики, лексикографию и методику обучения
иностранным языкам.
Контекстная семантика должна являться обязательным
аспектом теоретического и практического языкознания,
на основе которого могут строиться как адекватное опи­
сание коммуникативных структур, так и практическое
овладение языком (например, преподавание языка в учеб­
ных заведениях).
Лингвистика, построенная на органической увязке
интра- и экстралингвистических факторов, к которым
относятся контекстные и паралингвистические средства,
будет направлена на изучение структуры языка в аспекте
выполнения им всех социальных функций, т. е. явится
коммуникативной лингвистикой.
Развитие различных направлений в современном язы­
кознании характеризуется прежде всего одной главной
линией, а именно охватом языка в его целостности с уче­
том его реального функционирования в обществе. Экс-
тремные концепции, имевшие широкое распространение
в недавнем прошлом, страдали прежде всего явной одно­
сторонностью рассмотрения языка как средства общения.
Отыскание отдельных аспектов языка или рассмотрение
языка в целом как объекта для построения формализо­
ванных моделей для изучения языка в лингвистическом,
гносеологическом или позитивистском, концептуальном
плане, поиски формализации семантического плана, со­
циолингвистические исследования вплоть до чистой праг­
матики, изучение языка в социальном плане и ряд дру­
гих направлений продемонстрировали еще раз несостоя­
тельность любого одностороннего исследования языка как
в его видимой целостности, так и в его отдельных кон­
кретных единицах.
Язык представляет собой действительно уникальный
объект, диктующий не только методологическую, но и ме­
тодическую необходимость сохранения его интегрально-
сти во всех конкретных исследованиях. В принципе за­
136
даче изучения языка как первоосновы человеческого
общения может отвечать только лингвистика, не упуска­
ющая из виду его тотальность на всех уровнях и в лю­
бых конкретных проявлениях. По существу такая лингви­
стика должна быть направлена на изучение языкового
коммуникативного процесса, поскольку она обязана исхо­
дить из единственной существенной характеристики
языка как средства человеческой коммуникации.
Лингвистика, исследующая все условия протекания
вербальной коммуникации как процесса двустороннего —
говорения и слушания, формирования высказывания и его
понимания, — может воспроизвести язык в его реальности
и построить адекватное описание языковой системы. Это
и есть задача коммуникативной лингвистики, а поле ее
деятельности — весь контекстный мир, в который включа­
ется язык в процессе общения людей. Контекст оказыва­
ется не поверхностной характеристикой языковой комму­
никации, а ее существенным качеством, определяющим
способность языка функционировать в качестве полноцен­
ного средства общения, снимающего все теоретически и
практически мыслимые варианты многозначности ситуа­
ции и закрепляющего в процессе общения полное соот­
ветствие мыслительного содержания и формальной струк­
туры языка.
Коммуникативный подход к языку диктует своеобраз­
ный путь интегрального анализа языка. В связи с тем,
что коммуникация осуществляется минимум на уровне
высказывания, которое способно выражать некоторое
утверждение относительно чего-то, высказывание стано­
вится основной единицей языка. Структура высказывания
по существу должна вскрывать весь механизм функцио­
нирования языка, поскольку все существенные черты со­
знания как идеального мира человека должны адекватно
отображаться в построении этой языковой единицы. Уро­
вень высказывания должен быть признан поэтому первой
точкой отсчета для структурирования языка вообще.
Лингвистика — это прежде всего теория высказыва­
ния. Поведение высказывания в рамках некоторой сово­
купности текста открывает для исследователя путь опи­
сания вербального общения. Составляющим элементом
общения будет высказывание, а сама коммуникация
должна быть определена как текст; единицы же, входя­
щие в само высказывание, должны рассматриваться как
составляющие компоненты минимальной смысловой еди­
10 г. в. Колшанский i 37
ницы1. Словосочетания и отдельные слова получают ста*
туе в этом случае не единиц, образующих высказывание,
а единиц как результата разложения самого высказыва­
ния. В коммуникации человек формирует первоначально
высказывание, а поэтому целостность высказывания есть
предварительное условие вхождения в него тех или иных
слов и словосочетаний. Другими словами, высказывание
не складывается из слов с их значениями, а, скорее, на­
оборот, слова с их значением получают свое реальное су­
ществование только в рамках высказывания. Само выска­
зывание есть продукт синтезирующей мыслительной дея­
тельности, направленной не на отображение разрознен­
ных элементов деятельности, а на отображение их лишь
как звена во взаимосвязанной цепи событий, процессов
и т. д. Семантика высказывания доминирует, естественно,
над дискретным смыслом слов и словосочетаний и скреп­
ляет отдельные значения в единый смысл. Лексические
значения словарного типа являются продуктом аналити­
ческой деятельности сознания, т. е. деятельности, вычле­
няющей из цельной единицы высказывания его части.
Многие концепции лингвистической семантики, в той
или иной форме затрагивающие вопрос о семантической
организации высказывания, и прежде всего концепции
интерпретирующей и порождающей семантики, безогово­
рочно исходят из того тезиса, что семантическое наполне­
ние высказывания происходит на базе синтаксической
структуры, и как бы ни были тесны связи между лекси­
кой и синтаксисом, тем не менее лексика лишь специфи­
цирует значение членов синтаксической конструкции, за­
полняя определенное место в синтаксическом дереве, на­
чиная с работ Каца и Фодора и кончая работами Хом­
ского, Лакова, Маккоули2 и др. Основной упор в объяс­

1 Ср.: «Предложение — образование неопределенное, неограни­

ченно варьирующееся: это сама жизнь языка в действии.
С предложением мы покидаем область языка как системы
знаков и вступаем в другой мир, в мир языка как средства
общения, выражением которого является речь» (Бенвенист Э.
Уровни лингвистического анализа. — В кн.: Бенвенист Э. Об­
щая лингвистика. М., 4974, с. 139).
1 Katz ]. J. Sem antic theory. New York, 1972; Katz J. F e­
dor /. A. The structure of a sem antic theory. — Language, 1963,
N 39, p. 170—210; Chomsky N. Aspects of the theory of syntax.
Cambridge (M ass.), 1965; Lakoff G. L inguistics and natural lo­
gic. Studies in generative sem antics. Univ. of M ichigan, 1970,
N 1; McCawley L D. P relexical syntax. — Monograph Series on

138
нении содержательного плана высказывания делался все-
таки на то обстоятельство, что общая синтаксическая
структура (пусть даже и в чисто формальном плане как
экстремальный случай синтаксической теории) диктует
смысл фразы (например, на основе глубинной структуры
или логических падежей), детерминирует конкретное се­
мантическое наполнение структуры, которое определяется
классом лексем, занимающих место в узлах синтаксиче­
ского дерева. В данном случае нам важно подчеркнуть
не явно слабые стороны всех видов семантико-синтакси-
ческих теорий, а лишь тот момент, что лингвисты схо­
дятся чаще всего в том мнении, что механизм языкового
порождения нацелен прежде всего на формирование це­
лых высказываний, а не на алгоритм простого сложения
слов3. Другими словами, коммуникативная направлен­
ность высказывания и его структура предопределяют се­
мантическую структуру и включают ее в общий коммуни­
кативный аспект, задавая тем самым разнообразные связи
и отношения с семантической системой определенного
языкового фрагмента.
Если даже не касаться вопроса о том, существует ли
довербальная стадия формирования смысла, то в общем
гносеологическом плане можно оспаривать то положение,
что смысл образуется многоэтапным путем — от значения
слова и далее через сложение его в блоки до уровня цель­
ного высказывания4.

Languages and L inguistics (W ashington), 1971, N 24; см. также:

Fodor J. A. Sem antics: theories of m eaning in generative gram­
mar. Univ. of Connecticut, 1977.
3 Соболева П. А. Семантика в трансформационной грамматике. —
В кн.: Словообразовательные и семантико-синтаксические про­
цессы в языке. Пермь, 1977, с. 100— 121.
4 См.: «В советской психолингвистике давно и сразу после
JI. С. Выготского утвердилась мысль, что речь, будучи ф азо­
вым процессом „от смысла к слову", формируется по про­
грамме, начальный этап которой ответствен за семантические
процессы; последующ ие ж е этапы формируют синтаксические
схемы и конкретную лексическую наполняемость будущ их вы­
сказываний (А. А. Леонтьев, Е. М. Верещ агин). И один из
виднейших афазиологов, М. Критчли (см.: Критчли М. Афазио-
логия. Пер. с англ. М., 1974, с. 131), и современный американ­
ский лингвист У. JI. Чейф (см.: Чейф У. Л. Значение и струк­
тура языка. Пер. с англ. М., 1975. См. послесловие С. Д. Кац-
нельсона) определенно высказываются в поддерж ку тезиса
о наличии „семантических44 (М. Критчли называет формирова­
ние смысла этапом „превербитум“, т. е. ,,предговорением“)
и „постсемантических", т. е. языковых, речевых процессов.

139* 10 *
 Можно предполагать за отсутствием каких-либо экс­
периментальных данных, что по меньшей мере смысл вы­
сказывания образуется, исходя из некоторой интенции
говорящего, т. е. из некоторой глобальной установки на
смысл будущего высказывания. В этом случае домини­
рующим для самого содержания высказывания все равно
оказывается тотальный смысл, а не алгоритм сложения
слова и словосочетаний в единую фразу. Если бы су­
ществовал этап составления некоторого смысла из раз­
розненных слов, то эта процедура была бы безрезультат­
ной, поскольку связывание слов потребовало бы так или
иначе наличия некоторого цельного содержания, в звенья
которого должны были бы войти отдельные слова. Смысл
высказывания является изначально цельной единицей,
поэтому отражение фактов в человеческом сознании адек-
ватно действительности только потому, что оно охваты­
вает цельность любого фрагмента действительности.
Семантическое единство высказывания является пред­
посылкой функционирования отдельных языковых еди­
ниц, начиная от слова, входящего в словосочетание и
предложение, и кончая самим предложением, входящим
в определенный текст. Вся совокупность окружений лю­
бой языковой единицы образует тот контекст, который
в микро- или макроразмерах определяет смысловое содер­
жание конкретного фрагмента коммуникации. Вот почему
контекстные факторы высказывания являются единствен­
ным условием, релевантным для исследования семантики
языка вообще. Языковая семантика начинается только на
уровне высказывания, лексическое же значение можно
рассматривать лишь как продукт классифицирующей дея­
тельности человеческого сознания, как предварительный
этап формирования адекватного отображения той или
иной вещи. На этом основании контекст должен рассмат­
риваться как необходимое условие концептуальной при­
роды языкового общения5. Высказывание есть интеграль-
Существует мнение, согласно которому „этап внутренней речи
непосредственно отвечает только за смысловую организацию
высказывания, т. е. что любая грамматическая (в широком
смысле) организация высказывания появляется лишь во внеш­
ней речи“ (Ахутина Т. В. Нейролингвистический анализ дина­
мической афазии. М., 1975, с. 123)» (Горелов И. II. О функ­
циональном базисе речи. — Изв. Северокавказского научного
центра высшей школы, сер. обществ, наук, 1977, № 3, с. 49).
* Ср.: «Контекст не есть идеальная „форма", „категория". Он
также и не „субъективные" жернова, которые перемалывают
140
ное формальное и смысловое единство, членение которого
дает в итоге лишь номинативные единицы, а не единицы
коммуникации, объединение которых образует текст как
законченную единицу коммуникации.
Коммуникация есть реализация языковой системы, но
не в том смысле, что некоторая абстрактная языковая
система получает свое реальное выражение в конкретном
коммуникативном отрезке. Коммуникация реализует си­
стему языка в том смысле, что сама коммуникация есть
существование языка, и она насквозь пронизана языко­
вой системой, как и любое явление, неразрывно сочетаю­
щее в себе индивидуальное и общее, конкретное и абст­
рактное. Именно эта диалектика конкретного и абстракт­
ного и позволяет рассмотреть любой коммуникативный
фрагмент только в его цельности как в плане формаль-
ных категорий, так и в плане смысловой структуры.
В конечном итоге любое конкретное высказывание отоб­
ражает в себе всю систему языка, его организацию и
одновременно все возможные его связи в бесконечной
цепи потенциальных речевых актов. На этом основании
еще раз необходимо подчеркнуть, что контекст есть внут­
ренняя характеристика коммуникации, т. е. такие его
свойства, которые диктуют анализ любого звена цепи вы­
сказываний только при учете всех его прямых, непосред­
ственных и опосредованных окружений. На высшем
уровне абстракции любая единица языка как в плане со­
держания, так и в плане выражения контекстуально обус­
ловлена не только наличествующей совокупностью еди­
ниц, но и всей лексико-грамматической и семантической
системой языка.
В связи с тем, что семантическое взаимодействие всех
без исключения языковых единиц, включая знаменатель-
реальность как физическую „форму", наложенную на психи­
ческую, которая представляется пассивным элементом. Кон­
текст не есть также ситуация, которая сама по себе создает
значение; специфический факт, лежащ ий в основе контекста,
есть употребление объективных данных с постоянным значе­
нием, каковыми являются знаки определенного языка. Кон­
текст — это самый эффективный способ понимания именно
потому, что он выражает законы организации действитель­
ности. Благодаря ему научный язык получает инструмент,
который позволяет ему в то ж е время лучше познать дей­
ствительность и выразить ее» (Slama-Cazacu Т. Language and
context. Le probleme du language dans la conception de l’expres-
sion et de In terp reta tio n par des organisations conte^tuelles,
The Hague, Moyton, 1961, p. 210).

141
ные и сложные слова, осуществляется в пределах неко­
торого цельного коммуникативного отрезка, т. е. текста,
категория семантики должна быть отнесена прежде всего
к уровню текста.
Развитие языкознания в последнее десятилетие ясно
показало тенденцию к исследованию языка прежде всего
в его первородной функции — в функции общения со всеми
вытекающими отсюда последствиями для конкретного
изучения языковых единиц, их семантики и структуры.
Характерна следующая констатация С. Шмидта: «Имея
в виду создание всеобъемлющей теории языка, необхо­
димо самым энергичным образом поддержать новые тен­
денции в развитии языкознания; эти тенденции знаме­
нуют собою новый шаг по пути лингвистики, ориенти­
рующейся на языковую реальность, на язык, осущест­
вляющий социальную коммуникацию и образующий
в этом аспекте центральную область исследования; эти тен­
денции, другими словами, означают шаг от систематизи­
рующей лингвистики к теории текста как теории языко­
вой коммуникации» 6.
Объектом изучения коммуникативной лингвистики яв­
ляются не структуры и схемы словосочетаний и предло­
жений, а структура и функция той единицы, которая
выступает в реальном общении смыслонесущей единицей.
Так, С. Шмидт определяет поворот в современной линг­
вистике как поворот «от грамматики предложения к грам­
матике текста» или как путь «от исходного предложения
до действительно коммуникативной единицы — высказы­
вания» (vom Satz zur sprachlichen AuBerung).
Смыслы высказываний и смысл текста представляют
собой единство и цельность, в рамках которого семантика
отдельных языковых единиц составляет лишь часть этого
целого. Семантическая дискретность текста есть поэтому
его смысловое структурирование, а не сумма отдельных
значений единиц. Семантика не может быть понятием
арифметического характера, т. е. результатом деления или
сложения элементарных значений в некоторый цельный
смысл; наоборот, элементарные значения отдельных еди­
ниц есть результат структуирования тотального смысля
высказывания (текста). Понятие сочетаемости значений
не может покрывать собою способность некоторого, на­

6 Schmi dt S . /. Texttheorie. Probleme einer L inguistik der sprach­

lichen Kommunikation. Munchen, 1973, S. 10.

142
пример, слова соединяться с другим словом, образуя
осмысленное сочетание типа высокий дом, длинная до­
рога, ударить мяч и т. д.
Так называемая валентность слова есть перевернутая
категория смысла высказывания, т. е. категория, которая
на самом деле причастна к единому смыслу коммуника­
тивного акта. Даже нормы возможных словосочетаний
могут рассматриваться как результат текстовых смысло­
вых ситуаций, но не как формальная заданность строгой
избирательности той или иной языковой единицы, т. е. ее
валентности. Текстовая семантика поэтому есть исходная
величина для любого семантического анализа, основываю­
щегося в конечном итоге на гносеологических предпосыл­
ках мышления. Текстовая семантика регулирует поэтому
все конкретные семантические связи любого высказыва­
ния и определяет место каждой единицы в контексте
коммуникативного акта.
Коммуникативный характер языка означает прежде
всего наличие единой структуры языковых единиц обще­
ния, скрепленных неразрывной связью содержательной
и формальной сторон. Если при построении различных
моделей языка вычленяется то или иное качество, свой­
ство, сторона языковой единицы, то презумпцией анализа
языка по таким моделям остается строго заданная огра­
ниченность цели. Представление любой языковой единицы
как элемента реальной коммуникации, однако, требует
в итоге не разложения этой единицы на ее элементы
и свойства, а, наоборот, интегрального определе­
ния, нацеленного на раскрытие единой сущности комму­
никативного акта. В этом плане накопленные традицион­
ной лингвистикой представления о языке в значительной
степени отличаются или атомарностью подхода к языку
(младограмматизм), или односторонней формально-грам­
матической (морфологическая концепция языка) либо
явно психологической установкой, включая и социально­
психологический аспект, или узкологической и чисто фор­
мальной его интерпретацией (математическое моделиро­
вание языка, символическая логика).
В соответствии с той или иной установкой элементы
языка рассматривались в плане или системы языка и речи,
или субъективного языкового волюнтаризма, или зна­
ковой комбинаторики. В качестве результата подобных
методологических воззрений на язык лингвистика полу­
чила широко распространенные оппозиции типа: сущест­
143
вование предложения в языке и высказывания в речи;
наличие грамматической и логической структур предло­
жения, образующих два особых, хотя и связанных, уровня;
наличие предложений с их подлежагцно-сказуемост-
ной грамматической структурой и коммуникативных
центров высказывания; наличие структурного ядра и его
трансформационных разветвлений; наличие цепочки свя­
занных единиц слов как поверхностное выражение не­
которого глубинного семантического уровня предложения,
соединение знаков и т. д. — все эти точки зрения на
язык восходят к принципам и философским положениям
о сущности языка, и поэтому их обсуждение затрагивает
фундаментальные вопросы о языке и не должны недо­
оцениваться как чисто методические приемы анализа
языка.
Концепция языка, нацеленная на его изучение в ре­
альном функционировании, наиболее враждебна широко
распространенному взгляду о дихотомическом строении
языка, другими словами, о существовании двух форм,
двух уровней — языка и речи. Начиная от Ф. де Соссюра
с его тезисом о языке и речи (системе и узусе) и кончая
современной интерпретацией этой дихотомии во всех ее
разновидностях — от философской, формальной до психо­
лингвистической, признанием в генеративной лингвистике
двух сфер языковой деятельности — знания и исполнения
(competence, performance), эти идеи утверждались не
только в теории языка, но и в широчайшей практике пре­
подавания языка — в методике. Эта на первый взгляд
удобная версия структуры языка исходит из основного
положения о том, что языковая система есть прежде
всего совокупность правил и лексикон, а общение — ис­
пользование этого арсенала средств на основе знаний о
нем (приобретенных или врожденных) в процессе обще-
ния. -v . :3йЗ И Ь
J

В лингвистике создалась такая картина, аналогия ко­

торой в естественных науках, например в минералогии,
могла бы вылиться в утверждение о том, что особо су­
ществует минерал как определенная закономерность раз­
мещения молекул и атомов веществ, а любой кусок мине^
рала есть проявление этого общего закона, который сви­
детельствует о такой физической категории, как минерал.
Для естествоиспытателей, однако, никогда не было воз­
можным раздельное существование минерала при описа­
нии «минеральности», так как эта «минеральность» всег­
144
да исследовалась в конкретных породах. Языкознание же
не только стало создавать свой идеальный язык в качест­
ве набора правил, моделей и т. д., но и признало эти
модели в качестве самостоятельного объекта, причем за­
частую объекта высшего порядка — внутренне строго ор­
ганизованного, системного, социального и т. д. (Соссюр),
низведя реальное словесное общение до уровня индиви­
дуального использования этого идеального объекта со
всеми погрешностями, присущими говорящему субъекту
(ошибки, отклонения от нормы и т. д.).
На самом же деле различение языка и речи есть эле­
ментарный, на наш взгляд, вопрос диалектики — единич­
ного и общего, в соответствии с которым любое индиви­
дуальное, конкретное явление обладает и абстрактным
категориальным свойством, определяющим его принад­
лежность к тому или иному классу явлений («минераль­
ный минерал»). Язык человека есть именно средство обще­
ния, и любая единица, фрагмент или акт общения и есть
его конкретное и дискретное существование, которое
одновременно определяет любую единицу как элемент
категориальной принадлежности к человеческому языку
(«речевой язык»). Количественный момент, а именно
ограниченность единичного высказывания" или их суммы,
не может служить основанием для утверждения о том,
что каждое речевое исполнение есть лишь часть некото­
рой особой системы. Наоборот, эта цельная система, а
именно язык, каждый раз находит свое конкретное во­
площение в единицах речевого общения. Лишь теорети­
ческое моделирование имеет право абстрагировать ту или
иную черту или свойство реальной речевой единицы и
вписывать ее в существующую абстрактную теоретиче­
скую модель7.
Иллюзорное представление о том, что эта модель ста­
новится самым реальным объектом, привела языкознание
к тому, что серьезному обсуждению подвергся вопрос о
языковых моделях как способах создания языкового ме­
ханизма. Крайность этого взгляда проявилась в том, что
языковая модель превратилась в модель чистой формы,
отображающей лишь физическую (грамматическую, лек­
7 См. по этому поводу: Норман Б. Ю. Синтаксис речевой дея­
тельности. Минск, 1978, с. 9. В его понимании два уровня
это — отвлечение, модель, схема, речь — реализация. Он видит
соответственно два обозначения: структурную схему предлож е­
ния (модель) и высказывание (фраза, речевое общ ение).

145
сическую, фонетическую) сторону языка. На самом же
деле реальное моделирование, насколько оно возможно
для такого уникального объекта, как язык, должно было
бы основываться не на чистой форме, а на функциональ­
ной динамике самого языка. Другими словами, эта мо­
дель должна была бы отобразить вербальное общение во
всей его цельности (обмен мыслями в определенной кон­
кретной ситуации), что уберегло бы лингвистику от яв­
ного экстремизма.
Коммуникативный аспект языка требует глобального
описания относительно самостоятельных единиц комму­
никации, начиная от предложения и кончая текстом в
неразрывном единстве его содержательной и материаль­
ной сторон. Здесь уместно напомнить слова В. И. Ленина
о том, что в любом предложении, как в клеточке, отра­
жается вся диалектика язы ка8. Именно единство вопло­
щения конкретных и абстрактных черт в любом выска­
зывании запрещает разрывать язык на две сферы —
язык и речь — и требует возвращения к теоретическому
и практическому исследованию языка, освобожденному
от иллюзий двухобъектности, двупредметности языковой
онтологии. Онтология языка включает в себя его функ­
цию, в этом смысле представляя уникальное качество
языка, служащего одновременно предметом исследования
и средством изложения результатов этого исследования.
Это свойство лингвистического объекта выделяет языко­
знание из ряда естественных и гуманитарных наук (за
исключением наук, занимающихся изучением вербаль­
ного процесса общения). Коммуникативная лингвистика
в этом смысле нуждается в последовательном монизме на
всех уровнях анализа языка, что существенно важно для
решения таких фундаментальных вопросов, как диалек­
тика единичного и общего применительно к человече­
скому средству общения — языку.
Определение коммуникативной лингвистики не совпа­
дает с понятием функциональной лингвистики. В понятие
коммуникативной лингвистики включаются прежде всего
существенные определения всех языковых категорий,
структуры и системы в аспекте выполнения ими комму-
8 См.: « . . . в любом предложении можно (и долж но), как
в „ячейке44 („клеточке4), вскрыть зачатки всех элементов диа­
лектики, показав таким образом, что всему познанию чело­
века вообще свойственна диалектика» (Ленин В. И. Поли,
собр. соч., т. 29, с. 321).

146
ййкаТивный задач всем налйчйым арсеналом средств.
Если подходить к языку с точки зрения его полифунк­
циональности и каждый раз расчленять язык в зависи­
мости от предполагаемой его функции — экспрессивной,
стилистической, эмотивной, побудительной, апеллятивной
и т. д., то можно создать ложную картину функциони­
рования языка как такого механизма, различные детали
и части которого выполняют свои собственные функции
в зависимости от того, образно говоря, какая деталь об­
рабатывается, другими словами, с какой целью формиру­
ется то или иное сообщение. Если же рассматривать язык
в полном согласии с исходным тезисом о его сущности
как материализации общественного сознания и един­
ственной материи мышления, то следует неизбежно при­
знать, что языку свойственна лишь одна функция — ком­
муникативная, охватывающая все слагаемые информаци­
онного содержания, передаваемого средствами языка.
Монофункциональность языка требует не расчленения,
а объединения всех аспектов общения в единое содержа­
ние, служащее объектом общения. Рассмотрение языка
с той или иной — но одной — стороны может раскрывать
только поверхностную сторону языка, а именно его воз­
можные особенности, диктуемые целями и стратегией
коммуникативных действий (коммуникация в деловой об­
становке; коммуникация в процессе общения (обучения);
коммуникация в массовой аудитории; коммуникация с по­
мощью средств связи, например телефона, телеграфа;
коммуникация двух партнеров с соответствующими воз­
растными особенностями и т. д.). Такое изучение языка
по существу есть область внешней лингвистики, и фор­
мируется оно как направление лингвистической прагма­
тики 9.
Сама же коммуникативная лингвистика предполагает
не описание функционирования языка в определенных
условиях, а исследование собственно языковых категорий
как предназначенных для выполнения коммуникативных
функций. Структура высказывания, соотношение глав­
ных и второстепенных членов, способы сцепления пред­
ложений в абзацы и формирование текста, виды выска­
зывания, многозначность и однозначность языковых еди­
9 Относительно монофункциональной концепции языка см.: Па-
зухин Р. В. Учение К. Бюлера о функциях языка как попытка
психологического решения лингвистических проблем. — ВЯ,
1963, № 5, с. 103.

147
ниц, синонимия и омонимия, соотношение так называе­
мого коммуникативного, грамматического и логического
плана предложения, варианты и стилистические нюансы
высказывания и т. д. могут предстать совершенно в ином
свете с позиции лингвистики, имеющей исключительно
монистическую установку на тотальное единство языко­
вого коммуникативного аспекта.
Изучение контекста в современном языкознании зна­
менует собой не простое обращение к одному из языковых
явлений, а по существу несколько иной подход к объ­
яснению сущности языка в его реальном функциони­
ровании, где форма и содержание, лексика и грамматика,
структура и система предстают в таком диалектическом
единстве, которое требует уже не просто аналитического
подхода, свойственного описательному языкознанию,
а прежде всего подхода интегрирующего, при котором язык
изучается на основе коммуникативных единиц, неразрывно
соединяющих в своей смыслозавершенности все звенья
целого дискурса. Этот подход вызвал к жизни обширную
литературу по проблемам текста, обнаружившую необхо­
димость несколько пересмотреть статус отдельных языко­
вых единиц от фонемы до предложения. Категории тек­
ста и контекста становятся поэтому первостепенным объ­
ектом современного языкознания, открывающим новые
перспективы совместных лингвистических, логических,
психологических и социологических исследований вер­
бальной коммуникации человека.
 СОДЕРЖАНИЕ

П р еди сл ов и е...................................................................................... 3
Коммуникативная функция я з ы к а ...................................... 6
Контекстная однозначность языка вкоммуникации 23
Экстралингвистический к о н т е к с т ......................................... 32
Лингвистический к о н т е к с т ...................................................... 39
Языковые единицы и к о н т е к с т ............................................. 44
Глубинный смысл и м н огозн ач н ость ................................ 56
Текст и к о н т е к с т ......................................................................... 61
Паралингвистический к о н т е к с т ............................................ 73
Контекст и п р е с у п п о з и ц и я ................................................... 76
Нормы контекстуальных связей ......................................... 89
Тропы и контекст ...... ............................................................... 98
Функционирование синонимов в к о н т е к с т е ................... 107
Перевод и к о н т е к с т ................................................................... 111
Полисемия и контекст ............................................................. 117
Изучение контекста в коммуникативной лингвистике 134
 Геннадий
Владимирович
Колшанский
КО Н ТЕК С ТН А Я
СЕМАНТИКА

Утверждено к печати
Институтом языкознания А Н СССР

Редактор издательства В . С. М а т ю х и н а
Художник В . С. Поплавский
Художественный редактор Т. П. Поленова
Технический редактор З . Б. Павлюк
Корректоры М. Б. Ворткова, Л . И . Кириллова

ИБ № 18118

Сдано в набор 25.04.80.

Подписано к печати 25.11.80.
Формат 8 4 x l0 8 1/32
Бумага типографская № 1
Гарнитура обыкновенная
Печать высокая
Уел. печ. л. 8,0. Уч.-изд. л. 8,5
Тираж 3700 экз. Тип. зак. 1393
Цена 85 коп.
Издательство «Наука»
117864 ГСП-7, Москва, В-485, Профсоюзная ул., 90
Ордена Трудового Красного Знамени
Первая типография издательства «Наука»
199034, Ленинград, В-34, 9 линия, 12
 ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ГОТОВЯТСЯ К ПЕЧАТИ:

Зильберман Л. И. Структурно-семантический анализ текста (по­

собие по обучению чтению английской научной литературы).
14 л. 1 р.
Пособие предназначается для обучения чтению английской науч­
но-технической литературы специалистов различных профилей.
В книге приводится большой материал для практической ра­
боты — предложения, микротексты и связные тексты, взятые из
оригинальной английской литературы, дается их анализ.
Для научных работников, аспирантов, студентов.

Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производ­

ного слова.
13 л. 1 р. 30 к.
Монография представляет собой оригинальное исследование в об­
ласти теории словообразования и общей семасиологии. Подробно
рассмотрены семантические аспекты производного слова и про­
цессов словообразования.
Для лингвистов — научных работников, преподавателей, аспиран­
тов, студентов.

Телия В. Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова

в языке.
15 л. 2 р.
Монография открывает качественно новый этап в развитии совет
ской фразеологии в той ее части, которая посвящена исследова­
нию связанного значения слова. Она намечает целый ряд ори­
гинальных путей в лексикологических исследованиях.
Для специалистов по общему языкознанию и для всех интере­
сующ ихся лексикологией, фразеологией и общими вопросами се­
мантики.
85 коп.