Коллектив авторов Элисон Джордж Кэролайн Уилльямс

Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга

New Scientist. Лучшее от экспертов журнала –
 «Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга / [под ред. К. Уилльямс]»: ООО «Издательство АСТ»; Москва; 2019
ISBN 978-5-17-110783-3
Аннотация
Сознание – удивительный феномен и одна из еще не разгаданных загадок науки. Но что это такое? Как и почему оно появилось? Как
сложные переплетения нейронов создают ощущения, мысли, воспоминания и эмоции? Есть ли сознание у животных? Как на нас действует
гипноз? Существует ли свобода воли? Какие бывают расстройства сознания?
В этой книге собраны лучшие статьи ведущих авторов журнала New Scientist, проливающие свет на тайны нашего разума.

Мозг и сознание. Разгадка величайшей тайны человеческого мозга

(под ред. К. Уилльямс)
Your Conscious Mind. Unravelling the greatest mystery of the human brain

© New Scientist, 2017

© Оформление, ООО «Издательство АСТ», 2019

***

Авторы-составители
Редактор: Кэролайн Уилльямс – научный журналист и редактор из Великобритании. Консультант журнала New Scientist и автор книги
«Мой продуктивный мозг: Как я проверила на себе лучшие методики саморазвития и что из этого вышло» (Scribe , 2017).

Редактор серии: Элисон Джордж – редактор серии книг Instant Expert журнала New Scientist .

В книгу вошли доклады, прочитанные на мастер-классе по сознанию, организованном журналом New Scientist в 2016 году, а также
статьи экспертов, ранее публиковавшиеся в журнале New Scientist .

Авторы научно-популярных статей

Марк Бекофф – почетный профессор экологии и эволюционной биологии Колорадского университета в Боулдере, исследующий
поведение и когнитивные функции животных. Он написал раздел в главе 10, в котором утверждает, что животные обладают сознанием и люди
должны относиться к ним соответствующим образом.
Патрик Хаггард – профессор когнитивной нейронауки в Университетском колледже Лондона. Его исследования фокусируются на
субъективном переживании произвольных действий и на образе тела в мозге. Он написал статью о свободе воли в главе 4.
Николас Хамфри – психолог-теоретик из Кембриджа, который изучает эволюцию интеллекта и сознания. Автор книги «Сознание.
Пыльца души» и соавтор раздела «Изобретение сознания» в главе 3.
Дж. Кевин О’Риган – бывший директор Лаборатории психологии восприятия в Университете Париж Декарт, предложивший новый
подход к пониманию сознания, автор книги «Почему красный не звучит как колокольчик: Как понять чувство сознания» (Oxford University
Press , 2011). Он написал в главе 6 раздел о том, возможно ли создать «чувства» у машин.
Лиз Пол – старший научный сотрудник в Бристольском университете, исследует эмоциональные и познавательные способности
животных разных видов. В главе 10 она пишет о сознании животных.
Анил Сет – соруководитель Центра наук о сознании им. Терезы Саклер при Университете Сассекса в Великобритании, автор
готовящейся к изданию книги «Приемный зал» (Faber & Faber , 2019). Он исследует понимание биологических основ сознания, о чем
пишет в главе 2.
Макс Тегмарк – профессор физики Массачусетского технологического института, специализируется в области космологии. В своей
книге «Наша математическая Вселенная» он исследует физику сознания. В главе 3 его авторству принадлежит раздел «Является ли сознание
состоянием материи?».
Адам Земан – исследователь в области когнитивной и поведенческой неврологии, включая неврологические расстройства сна,
профессор медицинского факультета Университета Эксетера, автор книги «Сознание: Руководство пользователя». В главе 5 он пишет о
расстройствах сознания.

Благодарим также следующих журналистов и редакторов:

Анил Анантасвами, Селест Бивер, Майкл Брукс, Линда Геддес, Хэл Ходсон, Валери Джемисон, Дэн Джонс, Кирстин Кидд, Грэм Лоутон,
Тиффани О’Каллаган, Шон О’Нилл, Дэвид Робсон, Лора Спинни, Кайт Сукель, Хелен Томсон, Прю Уоллер.

Предисловие
Из всех тайн человеческого существования самыми загадочными, должно быть, являются эти вопросы: «Что такое сознание? Реально ли
оно или это просто иллюзия? И в любом случае, как оно работает?»

Люди задумывались над этими вопросами задолго до того, как узнали, что «органом» мышления является мозг. Пока Гиппократ в V веке
до н. э. не заметил, что у людей с травмами головного мозга нарушались различные аспекты сознания, никто и не подозревал, что сознание
имеет к мозгу какое-то отношение.
Но вопросы на этом не прекратились. Как может мягкая, похожая на тофу ткань мозга дарить нам такое богатство переживаний? Как мы
можем утверждать, что мои переживания подобны твоим? Что происходит в бессознательном и как оно влияет на наши представления о
свободе воли?
Пока у нас нет всех ответов, и эти вопросы продолжат обеспечивать работой ученых и философов в течение еще нескольких веков.
Что у нас есть, так это некоторые увлекательные гипотезы, многие из которых кажутся невероятнее вымысла. Для навигации в глубинах
философии и нейронауки мы собрали представления величайших исследователей сознания и объединили их с опытом авторов New Scientist .
Мы признаем, что следующие страницы не содержат всех разгадок тайн нашего разума, но они точно вызовут новые захватывающие вопросы.
Они даже могут заставить вас переосмыслить все, что, как вы думали, вы знаете о реальности.

Кэролайн Уилльямс, редактор

Глава 1. Введение в трудную проблему сознания

В мире существует множество сложных проблем, но лишь одна из них заработала право называться той самой «трудной проблемой».
И это проблема сознания – каким образом приблизительно килограмм нервных клеток порождает непрерывный калейдоскоп ощущений,
мыслей, воспоминаний и эмоций, заполняющих каждую секунду бодрствования.

Загадка сознания

Спросите себя: ощущаете ли вы сознание? Сам факт, что вы даже способны рассматривать такие вопросы, предполагает ответ «да».
Наше собственное сознание кажется такой очевидной деталью нашей жизни, что бо́льшую часть времени мы даже и не задумываемся об этом.
А теперь взгляните в глаза ближайшего к вам человека. В сознании ли он? На этот раз будет гораздо труднее ответить на вопрос с
уверенностью. Неважно, смотрите ли вы в глаза своего любимого или совершенного незнакомца; нет никакого способа достоверно узнать, в
сознании ли они. И даже если так, невозможно узнать, отличается ли их переживание сознания от вашего. Начните задаваться подобными
вопросами о животных и даже машинах, и все еще больше усложнится.
Постижение базовых аспектов сознания веками заставляло философов ломать головы. Еще в XVII веке Рене Декарт задал тон
современным обсуждениям проблемы, провозгласив, что тело и сознание сделаны из разного теста. С точки зрения Декарта, тело и мозг
созданы из материи, как и любой другой физический объект: столы и стулья, камни и растения. Сознание же, с нашими мыслями,
убеждениями, воспоминаниями и всей внутренней жизнью, нематериально – его невозможно увидеть, потрогать или непосредственно
пронаблюдать. С тех пор это замечание определяло тон большинства дискуссий о сознании.

Трудная проблема

В 1995 году философ Дэвид Чалмерс из Нью-Йоркского университета модифицировал точку зрения Декарта, дав ей название «трудной
проблемы». Чалмерс утверждал, что понимание работы мозга ничего не говорит нам о сознании, поскольку, в то время как мозг существует
физически, содержание пребывающего в сознании ума нельзя наблюдать или измерить.
С точки зрения Чалмерса, понимание мозга – «легкая проблема». Например, мы можем сказать, что мозг состоит примерно из
килограмма связанных между собой нейронов, некоторые из которых созданы для выполнения определенных функций. Мы также можем
сказать, что сообщения между нейронами передаются с помощью электричества и химии. Но, хотя мы можем объяснить, например, каким
образом наши глаза передают мозгу информацию о длине волны света, которая относится к цвету, это ничего не говорит нам о том, каково это
– видеть красный цвет. С этой точки зрения, даже понимание каждой детали функционирования мозга не поможет узнать природу сознания,
потому что оно ничего не говорит о том, как люди переживают красный цвет. Или, как сформулировал Томас Нагель в 1970-х годах, вы могли
бы узнать каждую деталь физических аспектов работы мозга летучей мыши, но все равно не поняли бы, каково это – быть летучей мышью (см.
«Квалиа»).
Другой пример. Расположите эту книгу перед вашими глазами. Прямо сейчас вы испытываете сознательное переживание видения бумаги
(или экрана), слов и изображений. То, как вы видите эту страницу, индивидуально для вас, и никто не сможет точно узнать, как вы это
переживаете. Именно так и определяется сознание: это ваши собственные, личные и глубоко субъективные переживания, и нет никакого
способа объяснить кому-то другому, каково это для вас.

Квалиа
В философских терминах наш опыт – «каково это» – называют квалиа. Это субъективные, личные свойства чувственного опыта:
прохладность воды, краснота красного цвета, чувство счастья. Сторонники трудной проблемы утверждают, что никакое понимание
физиологии мозга не будет правильно описывать квалиа, потому что вариантов квалиа столько же, сколько людей в мире, и нет никакого
способа их сравнить. Более того, есть предположения, что в рамках нашего текущего понимания законов физики постичь квалиа в принципе
невозможно.

Итак, если сознание не физический объект, что же оно такое? Радикальная версия заключается в том, что сознание является
фундаментальной составляющей Вселенной, существуя наряду с материей и обладая свойствами, которые нельзя объяснить при нашем
нынешнем уровне понимания физики. Если довести до крайности, утверждает Чалмерс, эта идея может привести к панпсихизму ,
представлению о том, что всякая материя – даже неодушевленные предметы, такие как камни, – в некоторой степени наполнена сознанием.

Зомби
Другая проблема заключается в том, что невозможно узнать, переживает ли другое существо квалиа вообще. Вполне возможно, все
остальные люди – «зомби». «Зомби» не как в фильмах ужасов, а в том смысле, что встречается в философских мысленных экспериментах. Это
люди, которые ведут себя почти так же, как и все остальные, за исключением одного принципиального отличия: они не обладают сознанием.
Уколите такого зомби булавкой, и он воскликнет «Ой!» и отпрянет. Но это всего лишь рефлекс – он не чувствует боли. На самом деле у этого
зомби нет вообще субъективных чувственных переживаний, или квалиа. Никто пока еще не нашел способ убедиться наверняка, что люди
вокруг нас не зомби.

Не такая уж трудная проблема

На другом полюсе шкалы такие «материалисты», как философ Дэниел Деннет из Университета Тафтса в Медфорде (Массачусетс),
настаивают, что не существует никакой трудной проблемы, и в конечном итоге мы сможем понять сознание. Может быть, мы даже найдем
способы измерить квалиа и распознавать зомби – когда узнаем достаточно о том, как работает мозг.
Для Деннетта нет никакого таинственного процесса, необходимого, чтобы способности мозга к обработке информации перешли в
сознание. По сути, он называет идеи Декарта «одной из величайших ошибок в истории мышления».
Деннетт утверждает, что сознание является непосредственным продуктом работы мозга. С этой точки зрения, мозг – это своего рода
машина для создания гипотез, постоянно выдвигающая все новые «гипотезы» относительно того, что происходит в мире, и совершенствующая
их на ходу. В таком случае сознание не является неким загадочным внетелесным опытом, а представляет собой побочный продукт
информационных потоков в теле и мозге. Иными словами, это очень убедительная иллюзия.
Более того, мозг создает не только иллюзию сознания, но и ощущение того, что существует отдельное нематериальное «я», обладающее
сознательным опытом. Его также можно рассматривать как загадочное «другое» состояние, не поддающееся объяснению, или как еще одну
иллюзию, сотканную из нашего жизненного опыта и наших отношений с другими.
Хотя простых ответов на любой из трудных вопросов сознания не существует, с научной точки зрения материалистическая теория имеет
два преимущества.
Во-первых, нет никакой необходимости объяснять непонятные взаимодействия между материальными и нематериальными явлениями,
поскольку с материалистической точки зрения то, что кажется нематериальным, не более чем мыльный пузырь. И, во-вторых, такой подход
устраняет трудную проблему и замещает ее стремлением объяснить, как мозг этот мыльный пузырь создает.
В последние два десятилетия эту проблему стали изучать в рамках нейробиологии. В следующих главах вы узнаете, чему эта линия
исследований научила нас.

Глава 2. Биологические основы сознания

Нейробиологи добились невероятного прогресса в понимании биологических основ сознания и благодаря технологическим достижениям
могут даже наблюдать за тем, как оно действует в мозге.

Первичный материал сознания

Мозговые основы сознания загадочны, но это, по крайней мере, доступная загадка. Как недавно заметил Марк Хэддон, первичный
материал сознания не находится в другой части Вселенной, не произошел 14 миллиардов лет назад, и он не спрятан где-то глубоко внутри
атома. Он расположен прямо здесь, внутри вашей головы.
Фактически, если отбросить философский вопрос о том, почему сознание вообще существует, мы можем начать исследовать мозг с точки
зрения физических и электрических паттернов его активности – так называемых нейронных коррелятов сознания .
К сожалению, мозг не уж так просто открывает свои секреты. По последним подсчетам он содержит около 90 миллиардов нейронов с
таким количеством связей между ними, что если бы вы стали подсчитывать их со скоростью одна связь в секунду, на полное их перечисление
вам потребовалось бы три миллиона лет. Но даже это не отражает всю сложность мозга. В действительности поражает не столько его
структура, сколько пронизывающие ее паттерны взаимосвязей, которые каким-то образом лежат в основе всего, что делает вас – вами.
Как эти паттерны взаимосвязей в итоге складываются в сознание – огромный вопрос. Так с чего же мы должны начать в наших попытках
понять, как все это работает? Один из подходов состоит в том, чтобы разбить проблему на поддающиеся решению фрагменты и исследовать
биологические основы различных аспектов сознания по отдельности.
Так, мы можем дифференцировать уровень сознания (различие между отчетливым состоянием бодрствования и осознанности и
состоянием под общей анестезией), содержание сознания (то, что мы чувствуем и на что реагируем) и чувство собственного «я»
(таинственное, но в то же время совершенно знакомое ощущение, что все переживается целостным «мной»).

Уровень сознания

Что в мозге обуславливает наличие или отсутствие сознания? На самом примитивном уровне в мозге есть, по крайней мере, один
переключатель «вкл./выкл.» – интраламинарные ядра таламуса , часть таламуса , расположенного в самом центре головного мозга над его
стволом. При повреждении этой части мозга сознание полностью отключается. По-видимому, важную роль в том, находимся ли мы в сознании
или же бодрствуем, но без сознания, также играет ограда (клауструм) , тонкая пластинка серого вещества глубоко внутри мозга (см. далее).

Зона наилучшего восприятия для сознания?

В какой-то момент вы в сознании, а в следующий – уже нет. Может ли в реальности существовать такой переключатель сознания в мозге?
Похоже, так оно и есть. В 2014 году исследователи смогли включить и выключить сознание женщины, стимулируя одну небольшую область ее
мозга.
Пациентке, которой проводилась эксплоративная операция с целью локализации источника эпилептических припадков, ввели электрод
рядом со скрытой глубоко внутри мозга тонкой пластинкой серого вещества, называемой оградой. Данную область мозга никогда ранее не
стимулировали.
Когда исследователи стали стимулировать эту область высокочастотными электрическими импульсами, женщина потеряла сознание. Она
перестала читать и безучастно смотрела в пространство, не отвечала на слуховые или зрительные команды, а ее дыхание замедлилось. Как
только стимуляция прекратилась, она сразу же пришла в сознание без малейшего воспоминания о произошедшем.
Несмотря на то что эксперимент пока был проведен только на одном человеке, это открытие свидетельствует, что ограда играет важную
роль в поддержании уровня сознания. Сторонник этой гипотезы Кристоф Кох из Института по изучению мозга им. Пола Аллена в Сиэтле
считает, что ограда работает как своего рода проводник сознания, объединяя информацию, поступающую в разное время из разных областей
мозга. В 2017 году эта теория получила дальнейшее подтверждение: в мозге мыши были открыты три длинных нейрона, тела которых
расположены в ограде, а дендриты опутывают почти весь мозг, пронизывая на своем пути множество важных областей.
 Рис. 2.1. Ограда расположена глубоко в мозге и может связывать наши ощущения в единое целое

Однако все согласны, что для сознания характерно нечто большее, чем простое различие между включением и выключением. Мы знаем,
например, что человек может спать, переживая состояние, аналогичное нормальному бодрствованию. С другой стороны, человек в постоянном
вегетативном состоянии может физически бодрствовать без каких бы то ни было признаков сознания.
Складывается картина, что несмотря на наличие некоторых важных областей мозга и типов клеток, вовлеченных в работу сознания,
общее состояние зависит от того, как согласовывается деятельность всего мозга в пространственных и временны́х координатах.
Итак, как же количественно измерить уровень сознания? Одно очень перспективное решение предложил Марчелло Массимини из
Миланского университета. Он и его коллеги разработали метод, при котором мозг стимулируют электромагнитным импульсом (с
использованием так называемой транскраниальной магнитной стимуляции, или ТМС), а затем измеряют, как волны активности
распространяются по мозгу. Это делают с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ) – измерения электрической активности мозга,
регистрируемой электродами на поверхности кожи головы. Импульс действует как удар в колокол, и нейроны по всему мозгу продолжают
«звенеть» с определенным волновым паттерном, который зависит от активности связей между отдельными клетками мозга.
Проанализировав сложность этих волновых паттернов реакции мозга, Массимини и его команда предложили число от нуля до единицы,
которое они назвали индексом сложности пертурбаций (ИСП). У людей в вегетативном состоянии, которые не реагируют на импульс и,
вероятно, не находятся в сознании, показатель ИСП близок к нулю. По данным одного исследования, уровень ИСП = 0,3 является порогом, по-
видимому, отделяющим состояния наличия сознания от его отсутствия.
В последующих исследованиях использовали только измерение ЭЭГ – без электромагнитной стимуляции – чтобы понять, можно ли
отдельно применять показатели сложности для определения уровня сознания. Если упростить, эти показатели количественно измеряют,
насколько импульсы мозга разнообразны, или непредсказуемы. Как оказалось, показатель спонтанной сложности также последовательно
снижается от уровня, наблюдаемого при бодрствующем отдыхе, через мягкую седацию и до полной общей анестезии. Схожим образом
исследования пациентов с электродами, имплантированными в мозг для локализации источника эпилептических припадков, показали общее
снижение сложности при засыпании. Интересно, что во время быстрого сна (или фазы быстрого движения глаз – БГД), когда люди видят сны,
сложность динамики работы их мозга соответствует таковой при нормальном сознательном бодрствовании – а значит, эти показатели
сложности отражают именно специфические уровни сознания, а не просто физиологические изменения в работе мозга.
Что касается «высших» состояний сознания, то в некоторых недавних исследованиях с помощью магнитоэнцефалографии (МЭГ –
измеряет магнитные поля, возникающие во время активности мозга) изучали динамику работы мозга при употреблении психоактивных
веществ, таких как ЛСД, псилоцибин и кетамин. В сравнении с исходным состоянием эти вещества, по-видимому, действуют как полная
противоположность анестезии или засыпанию. Похоже, что они повышают уровень сложности мозговой активности – такое наблюдается
впервые. Может ли это быть признаком достижения некоторой «вершины» сознания? Повышенного уровня сознания? Говорить об этом с
уверенностью слишком рано, однако это многообещающая область для будущих исследований.
Все эти способы измерения уровня сознания связаны с набирающей популярность теорией сознания, называемой теорией
интегрированной информации , или ТИИ, которую разработал нейробиолог Джулио Тонони из Висконсинского университета (см.
«Интеграция порождает осознанность?»). Однако существующие сегодня методы, подобные вышеупомянутым, дают лишь грубые
приближения к теории. А для любой реальной системы измерение интегрированной информации во всей ее полноте пока что практически
невозможно.

Интеграция порождает осознанность?

Наши переживания, связанные с восприятием цвета, формы и звука, существуют не по отдельности, а как полностью интегрированное
целое. Джулио Тонони, нейробиолог из Висконсинского университета в Мэдисоне, выдвинул теорию, описывающую этот процесс. Он
утверждает: для того, чтобы система обладала сознанием, она должна интегрировать информацию таким образом, чтобы целое несло в себе
большее количество информации, чем сумма его частей. Для сознания интегрированная информация не может быть редуцирована до более
мелких составляющих. Когда вы воспринимаете красный треугольник, мозг не может запечатлеть этот объект как бесцветный треугольник в
совокупности с бесформенным пятном красного цвета.
Показатель способности системы интегрировать информацию Тонони назвал Фи. Согласно его теории, эта способность является
ключевой характеристикой сознания. Цифровая камера обладает потрясающим объемом памяти, но все миллионы ее пикселей никогда не
«видят» фотографию, в то время как ваше сознание способно «увидеть», поскольку ваш мозг активно интегрирует информацию, чтобы
придать смысл полученным данным.
Один из способов вычислить Фи – разделить систему на две части и сравнить, как отличаются прогнозы будущего состояния у частей и
целой системы. Наиболее радикальное деление будет давать две наиболее независимые части. Если эти части будут полностью независимыми,
так что «целое» не превысит их суммы, тогда Фи будет равняться нулю, и система не будет обладать сознанием. Чем выше же созависимость
частей при наиболее радикальном делении, тем бо́льшим будет значение Фи и, соответственно, уровень сознания системы.
Подход Тонони позволяет объяснить некоторые любопытные аспекты сознания. Почему мы утрачиваем сознание, когда ложимся спать?
Тонони ответил бы, что во время сна информация из специализированных сетей мозга не интегрируется. Почему эпилептические припадки
связаны с потерей сознания? Возможно, потому что припадки перегружают сеть, блокируя сложный процесс обмена информацией.

В контексте конкретных областей мозга, участвующих в поддержании уровня сознания, в последнее время внимание было приковано к
«горячей точке» задней коры, расположенной в теменной и затылочной долях коры больших полушарий головного мозга . По всей
видимости, активность в этой области является очень надежным отличительным признаком наличия и отсутствия сознания, что было показано
в исследовании Франчески Сиклари и ее коллег из Висконсинского университета в Мэдисоне. Вместо того чтобы сравнивать бодрствование со
сном – сравнение, которое включает в себя, помимо потери сознания, еще множество изменений в мозге и теле,  – исследователи наблюдали за
мозгом только во время сна. Они будили испытуемых много раз в течение каждой ночи и спрашивали их, видели ли те сны. Это позволило им
сравнить активность мозга при сновидениях и отсутствии каких бы то ни было сознательных переживаний. В данном случае общее состояние
мозга и тела было одинаковым, так что любые найденные различия должны были быть связаны именно с сознанием. Как оказалось, задняя
«горячая точка» играет настолько заметную роль в работе сознания, что исследователи смогли предсказывать, сообщит ли испытуемый о
сновидениях еще до его пробуждения, основываясь только на активности этой зоны.

Есть ли сознание у младенцев?

У взрослых осознание того, что они что-то ощутили, увидели или услышали, связано с двухэтапным характером деятельности мозга. Так,
сразу же после предъявления визуального стимула активируются области зрительной коры, а спустя приблизительно 200–300 миллисекунд
активируются и другие области, включая префронтальную кору, которая отвечает за когнитивную деятельность более высокого уровня.
Некоторые исследователи полагают, что осознание появляется только после того, как активность нейронов на втором этапе достигает
определенного порога.
Исследовать этот процесс у взрослых достаточно просто, потому что они способны сообщить, когда осознают что-то. Но задать те же
самые вопросы младенцам, чтобы узнать, осознают ли они что-либо происходящее в окружающей среде, и если да, то как осознают,
невозможно.
Сид Куидэ и его коллеги из Высшей нормальной школы в Париже решили эту проблему так. Они надели шапочки для ЭЭГ на группы
младенцев в возрасте 5, 12 и 15 месяцев и фиксировали активность их мозга в ответ на предъявляемую серию быстро меняющихся
изображений. Как и взрослые, все младенцы реагировали на человеческое лицо, демонстрируя ожидаемый двухэтапный паттерн. Но на втором
этапе – этапе деятельности, связанной с осознанием, – ответ был намного медленнее.
Самая медленная и наименее выраженная реакция была зарегистрирована у пятимесячных младенцев: задержка перед началом второго
этапа составила более секунды. У 12-месячных младенцев второй этап регистрировали в период от 800 до 900 миллисекунд после
предъявления изображения. 15-месячная группа показала очень схожий результат.
По-видимому, младенцы обладают тем же механизмом сознательной регистрации происходящего в окружающем их мире. Им просто
требуется для этого немного больше времени.

Содержание сознания

Хотя нам кажется, будто то, что мы видим, слышим и чувствуем, очень реально, есть веские доказательства: наше восприятие –
своего рода «контролируемая галлюцинация» – «лучшая догадка» мозга относительно того, что вызывает входящую сенсорную
информацию.

Подумайте об этом: мозг заперт внутри костного черепа. У него нет прямого доступа к окружающему миру. У него нет прямого доступа
даже к собственному телу. Все, что мозг получает, – это электрические сигналы от разных органов чувств: глаз, ушей и так далее. Эти сигналы
зашумлены и противоречивы, но, тем не менее, мозг должен каким-то образом решить, что все это значит.
Еще в XIX веке немецкий физиолог Герман фон Гельмгольц выдвинул гипотезу, что мозг как бы делает предсказание. Он объединяет
сенсорную информацию, поступающую из окружающего мира, с предварительными предположениями (или ожиданиями) относительно того,
каков этот мир. Это приводит к «лучшей догадке» о том, что вызвало сенсорные сигналы, – вот что мы и воспринимаем сознательно.
Поначалу эту концепцию непросто принять на веру, но ее довольно легко проиллюстрировать с помощью простой зрительной иллюзии –
иллюзии с тенью на шахматной доске (иллюзия тени Адельсона) (см. рис. 2.2).
На первый взгляд клетки, обозначенные A и B , выглядят как разные оттенки серого цвета. Однако в действительности они одинаковы.
Дело в том, что мозг использует свое прежнее знание о том, что тень, падающая на поверхность, делает эту поверхность темнее. В сочетании с
тем фактом, что мы ожидаем, что клетка B будет того же цвета, что и все остальные клетки по диагонали, мозг прогнозирует, что в «реальном
мире» клетка B должна быть светло-серой. В результате мозг воспринимает ее как светло-серую, но слегка затемненную тенью. Этот эффект
настолько силен, что даже демонстрация иллюзии не меняет восприятия.

Рис. 2.2. Иллюзия с тенью на шахматной доске (иллюзия тени Адельсона)

 Подобные воззрения круто меняют наше понимание работы мозга. С этой точки зрения, представление о том, что чувства достоверно
записывают происходящее извне и информируют об этом мозг, неверно; на самом деле наиболее тяжелую часть работы по восприятию
осуществляют связи, идущие от мозга обратно к сенсорным поверхностям. Другими словами, содержание нашего осознанного восприятия в
значительной степени сконструировано мозгом: это своего рода «контролируемая галлюцинация», в которой наши перцептивные гипотезы
постоянно корректируются сенсорными сигналами, поступающими из внешнего мира.
Если говорить о физических основах этих процессов, растет число доказательств того, что перцептивные гипотезы и нисходящие связи
оказывают большое влияние на сознательное восприятие. Еще в 2001 году нейробиологи Винсент Уолш и Альваро Паскуаль-Леоне попросили
испытуемых следить за движущимися точками, в то время как экспериментаторы препятствовали деятельности мозга с помощью
транскраниальной магнитной стимуляции (ТМС). При воздействии на нисходящие связи (идущие сверху вниз или изнутри наружу) они
обнаружили, что испытуемые больше не видели движение точек. Следовательно, чтобы понимать, что происходит во внешнем мире, мозгу
нужны его внутренние «предсказания».
Недавно Ларс Мукли и его коллеги из Университета Глазго показали, что функциональную МРТ (измеряет метаболическую
активность, или кровоток в мозге) можно использовать, чтобы «декодировать» тип изображения, на которое смотрит человек. Что особенно
важно, они смогли декодировать эту информацию даже из области зрительной коры, которая не получала никаких входящих сенсорных
данных, а это значит, что информация должна основываться на нисходящих прогнозах, приходящих из других частей мозга.
Другое недавнее исследование связало перцептивные гипотезы с так называемым альфа-ритмом в мозге. Это заметное колебание
мозговой активности (мозговая волна) частотой примерно 10 герц (10 колебаний в секунду), особенно выраженное в затылочных отделах
мозга, где расположена зрительная кора. Исследование, проведенное в Центре им. Терезы Саклер при Университете Сассекса, показало, что
влияние перцептивных предсказаний на восприятие зависит от фазы альфа-цикла: на пике волны влияние больше, чем в ее низшей точке.
Какие возможности дает нам сознание чего-либо? Это может показаться очевидным, но когда мы что-то сознаем, мы можем вести себя
очень гибко. Если я вижу чашку кофе, я могу игнорировать ее, взять или бросить ее в стену – все, что только захочу. Как утверждает
влиятельное направление исследований под названием «теория глобального рабочего пространства» , эта гибкость возникает благодаря
тому, что все содержание нашего сознания в каждый отдельный момент широко «транслируется» в различные области мозга, позволяя
человеку реагировать всеми возможными способами (см. «Модель глобального рабочего пространства сознания»). Фактически многие
сторонники этой теории утверждают, что процесс «трансляции» и является самим сознанием.
Для изучения связи между сознательным восприятием и глобальной «трансляцией» можно сравнить активность мозга, вызванную
осознанно видимым стимулом (например, буквой «А», четко предъявляемой на экране), с активностью, вызванной тем же стимулом, но не
доходящим до сознания. Существует множество способов осуществления этого, например с помощью метода маскировки , при котором
целевой стимул предъявляется очень кратко и сразу же сопровождается пустым стимулом. Многие эксперименты, где использовали этот метод,
показали, что, когда испытуемые сообщают о сознательном восприятии, большая область коры – так называемая лобно-теменная сеть –
активируется. Это свидетельствует в пользу теории глобального рабочего пространства, в которой лобно-теменную сеть связывают с рабочим
пространством. Тем не менее, некоторые недавние открытия, в том числе упомянутая ранее «горячая точка» задней коры головного мозга,
бросают вызов этой теории.

Модель глобального рабочего пространства сознания

Содержание нашего сознательного опыта постоянно претерпевает изменения. Модель глобального рабочего пространства, которую в
1988 году предложил Бернард Баарс из Института нейронаук в Сан-Диего (Калифорния), пытается описать, как происходят эти изменения.
Баарс предполагает, что неосознаваемые переживания обрабатываются локально в отдельных участках мозга, при этом мозг также
отслеживает происходящее в теле и в памяти. Различные аспекты наших постоянно меняющихся переживаний осознаются только тогда, когда
эта информация передается в сеть нейронов, распределенных по многим разным областям мозга – «глобальное рабочее пространство». Это
отражается в мгновенной скоординированной активности мозга, и наши переживания становятся содержанием сознания.
 Рис. 2.3. Транслирующееся сознание: глобальное рабочее пространство предполагает, что сознание рождается из высоко
координированной и широко распространенной деятельности мозга

В поддержку этой теории говорят результаты так называемых экспериментов по бинокулярной конкуренции, которые служат хорошим
доказательством того, что мозг действительно активно выбирает, какую информацию отправить в наше сознание. Обычно оба глаза видят одну
и ту же картину, поэтому мозг легко объединяет два монокулярных изображения в целостную картину. Но если правому и левому глазу
предъявить различные изображения, мозг разрешит этот конфликт, позволив вам видеть только одно изображение в один момент времени.
Иными словами, вы будете осознавать либо изображение от левого глаза, либо изображение от правого глаза, но не оба изображения
одновременно.

Что действительно происходит в мозге, когда мы осознаем нечто, все еще выясняют, и нам предстоит многое узнать. Но кажется все
более вероятным, что наше переживание «реальности» на самом деле является своего рода контролируемой галлюцинацией, генерируемой
мозгом и обновляемой на лету.

Придержите эту мысль

Похоже, что в случае сознания мозг делает именно это – как бы на время придерживает мысль. Недавние исследования показали, что
осознанное восприятие требует устойчивой активности мозга в течение сотен миллисекунд. Эту отличительную характеристику мозговых
волн можно использовать, чтобы различать уровни нарушения сознания у людей с черепно-мозговыми травмами.
Нейробиологи считают, что для сознания необходимо, чтобы нейроны возбуждались, продуцируя устойчивый паттерн мозговой
активности. Точный характер паттерна зависит от характера сенсорной информации, но, как только информация вошла в обработку, мозг
должен сохранять стабильный паттерн в течение короткого периода времени – как будто ему нужно мгновение, чтобы считать информацию.
В 2009 году Аарон Шургер из Федеральной политехнической школы Лозанны проверил эту теорию, просканировав мозг 12 испытуемых
методом фМРТ. Испытуемым показывали два изображения одновременно, по одному для каждого глаза. Один глаз видел красную линию на
зеленом фоне, а другой – зеленую на красном. В результате этого смешения испытуемые иногда осознанно воспринимали рисунок, а иногда
нет.
Когда люди сообщали, что видят рисунок, сканирование в среднем показывало, что их мозговая активность стабильна. Когда же они
говорили, что ничего не видят, активность была более вариабельна. Шургер и его коллеги повторили эксперимент, используя
электроэнцефалографию и магнитоэнцефалографию, измеряющие электрические и магнитные поля, генерируемые деятельностью мозга. Эти
методы обеспечивают более высокое временно́е разрешение, чем фМРТ, что позволило исследователям увидеть, как в течение нескольких
миллисекунд в пределах одного мозга изменяется паттерн активности.
Основываясь на предыдущем эксперименте, исследователи ожидали, что активность мозга испытуемых стабилизируется и останется
таковой в течение сотен миллисекунд в случае, если они сообщат, что видят рисунок, а иначе будет изменчивой.
Затем ученые опробовали свой метод на 116 пациентах с нарушениями сознания. Пациентам в состоянии минимального сознания, в
вегетативном состоянии и только что вышедшим из комы проигрывали звуковой тон, при этом регистрировалась активность их мозга.
Оказалось, что чем выше была степень осознанности пациента, тем выше была степень устойчивости их мозговой активности.
Данная работа подтверждает и дополняет теорию нейронного глобального рабочего пространства сознания.

Соединительные детали сознания

Важный ключ к происхождению сознания обнаружили почти столетие назад.

Когда Константин фон Экономо в 1926 году заглянул в объектив своего микроскопа, он увидел группу нейронов, длинных,
веретенообразных и намного более крупных, чем окружающие их клетки. Они выглядели настолько неуместно, что сначала он подумал,
будто эти клетки – симптом какой-то болезни. Но чем большее количество мозгов он рассматривал, тем больше этих необычных клеток он
встречал – и всегда в тех же двух небольших областях мозга, связанных с процессами обработки запахов.

Какое-то время фон Экономо пытался понять, что эти «стержне- и винтообразные клетки», как он их назвал, могли бы делать, но в
отсутствие технологий, которые позволили бы углубиться в этот вопрос, вскоре фон Экономо перешел к более перспективным направлениям
исследований.
Почти 80 лет спустя Эстер Нимчински и Патрик Хоф, работавшие в то время в Университете Маунт-Синай в Нью-Йорке, так же
наткнулись на группы этих странно выглядящих нейронов, и на этот раз технологии позволяли изучить их более подробно. Сейчас, спустя
более чем 10 лет функциональной визуализации и патологоанатомических исследований, растет число доказательств того, что эти клетки
могут иметь некоторое отношение к богатой внутренней жизни, которую мы называем сознанием.
Эти гигантские клетки мозга, которые теперь известны как веретенообразные нейроны (или нейроны фон Экономо ), как минимум на
50 %, а иногда и на 200 %, больше типичных нейронов человека. В то время как большинство нейронов имеют пирамидообразное тело с
обильно разветвленным деревом отростков, называемых дендритами , на каждом конце клетки, тело клеток у нейронов фон Экономо более
длинное и веретенообразное, с единичным апикальным аксоном на одном конце клетки и единичным дендритом с очень низкой ветвистостью
на другом (см. рис. 2.4). Они составляют лишь 1 % нейронов, встречаясь всего в двух небольших областях человеческого мозга: передней
поясной коре (ППК) и фронтоинсулярной коре .

Их расположение в этих областях свидетельствует о том, что веретенообразные нейроны могут быть центральной частью механизмов
человеческого сознания, ведь и ППК, и фронтоинсулярная кора в значительной степени вовлечены во многие сложные аспекты нашей
внутренней жизни. Обе области активируются, когда мы получаем социально значимые сигналы, будь то хмурое лицо, гримаса боли или
просто голос любимого человека. Когда мать слышит плач ребенка, обе зоны сильно реагируют. Также они активируются, когда мы
испытываем эмоции, например любовь, похоть, гнев и горе.
 Рис. 2.4. Нейроны фон Экономо могут играть важную роль в нашем самосознании

Похоже, что ППК и фронтоинсулярная кора играют ключевую роль и в сети «значимости», которая неосознанно регистрирует
происходящее вокруг нас и направляет наше внимание на самые актуальные события, а также контролирует телесные ощущения, чтобы
распознать любые изменения. Помимо этого, обе области активируются, когда человек распознает свое отражение в зеркале, что позволяет
предположить, что эти части мозга лежат в основе нашего самосознания, чувства собственного «я» – ключевого элемента сознания.
В совокупности это можно приравнять к постоянно обновляемому чувству «как я себя ощущаю сейчас»: ППК и фронтоинсулярная кора
соединяют телесные ощущения с социальными сигналами, мыслями и эмоциями, чтобы быстро и эффективно изменять наше поведение.

Сенсомоторная теория сознания

Одна из теорий, касающихся биологических основ сознания, концентрируется не на мозге, а на том, как мы телесно взаимодействуем со
средой. По мнению Кевина О’Ригана из Университета Париж Декарт, наше переживание, квалиа, не генерируется каким-то особым мозговым
механизмом, а скорее просто состоит из всего того, что мы делаем, когда взаимодействуем с миром посредством наших чувств.
Когда мы ощущаем шершавую поверхность, точная природа ощущения состоит из всех вещей, которые происходят, когда наши пальцы
двигаются по поверхности: например, специфическим образом меняется вибрация на кончиках пальцев, когда мы двигаем пальцами быстро
или медленно, когда сильно или легко нажимаем ими на поверхность. Чувство шероховатости состоит именно из всех этих возможных
паттернов взаимодействия.
Глядя на поверхность, мы можем представить себе ее шероховатость, но это представление не будет обладать таким же качеством
реальности, поскольку в действительности мы не взаимодействуем с поверхностью физически. Помимо этого, О’Риган утверждает, что
недостаточно просто взаимодействовать с миром, нам также необходимо обращать внимание на стимулы и обрабатывать содержащуюся в них
информацию. В противном случае, хотя поверхность и красная, и шероховатая, мы никогда не осознаем, что ощутили это. Подробнее об этом
читайте в главе 6.

Чувство собственного «я»

 Оно здесь, когда мы просыпаемся, ускользает, когда мы засыпаем, и, возможно, возвращается в наших снах. Это чувство, что мы
привязаны к телу, которым обладаем, управляем и изнутри которого воспринимаем окружающий мир. Это чувство личностной
идентичности, которое простирается во времени от наших первых воспоминаний, через здесь и сейчас, к воображаемому будущему.
Самосознание – это особое переживание бытия самим собой, и оно существует в различных ипостасях.

Мы можем думать о себе как о трех составляющих:

– физическое «я» (которое возникает из нашего чувства телесности);
– психологическое «я» (которое включает нашу субъективную внутреннюю позицию, наши автобиографические воспоминания и
способность различать себя и других);
– и высший уровень – чувство субъектности, которое приписывает действия физического «я» психологическому «я» (см. подробнее в
главе 4).
Пытаясь понять, каким образом все это складывается в единое «я», как и при описании многих других свойств сознания, современная
нейронаука склоняется к следующему объяснению: это иллюзия, возникающая из-за других, более универсальных процессов. Иными словами,
наше переживание интегрированного «я» также является лучшей догадкой мозга о причинах сигналов, которые поступают из нашего тела,
окружающей среды и общества.
В пользу этого находят доказательства в различных источниках. Например, в знаменитой иллюзии резиновой руки (см. также главу 11)
экспериментатор поглаживает кисточками руку испытуемого (скрытую из вида) и расположенную перед ним видимую резиновую руку.
Экспериментатор водит кисточками по обеим рукам с одинаковой скоростью, дотрагиваясь одновременно до одних и тех же мест. Через
несколько минут большинство людей сообщают, что чувствуют прикосновения кисточки к резиновой руке, как будто она принадлежит им. Это
говорит о том, что наше чувство собственного «я» достаточно гибко, чтобы добавить к понятию «себя» что-то совершенно инородное. Наше
«я» постоянно обновляется на основе лучших догадок мозга об источнике поступающих сигналов.

Чувство физического «я»

Описанный выше эффект в дальнейшем изучали в усовершенствованных версиях эксперимента с использованием виртуальной
реальности. Одно из исследований показало, что испытуемый с большей вероятностью ощущал виртуальную руку как свою собственную,
когда она мигала в такт с биением его сердца, чем когда она мигала асинхронно. Это показывает, что чувство физического «я» зависит не
только от сигналов, поступающих снаружи (ощущение поглаживания), но и от внутренних измерений «я», таких как ритм нашего сердца.

На вопрос о том, где же расположено «я», ответить сложно. Есть некоторые манящие указания на то, что отдельные типы нейронов могут
хорошо соответствовать требованиям молниеносной интеграции, которая лежит в основе самосознания (см. выше «Соединительные детали
сознания»), однако пока эти идеи остаются спекулятивными. В целом вопрос местонахождения «я» выглядит как неблагодарная задача
связывания «я» с какой-либо одной единственной частью мозга.
Более того, «я» постоянно меняется. Каждый раз, когда мы вспоминаем какой-нибудь эпизод из нашего прошлого, мы вспоминаем детали
немного по-разному и тем самым изменяем нашу личную историю. Ваше сегодняшнее собственное «я» может казаться прочным и
устойчивым, но оно построено на зыбучих песках.
В целом в том, как мозг и тело порождают внутреннюю вселенную каждого из нас, по-прежнему много загадок.
Биологические основы сознания остаются одной из величайших тайн мироздания, разгадывать которую придется следующему
поколению ученых. Эти знания не только помогли бы нам понять, каково это быть человеком, но и пролили бы свет на природу психических
расстройств и способов их коррекции, что в свою очередь протянуло бы спасательный круг тем, кто страдает от тяжелых нарушений сознания.
В одной только Великобритании десятки тысяч людей находятся в коме, вегетативном состоянии или минимальном сознании. Недавние
открытия, касающиеся мозговых механизмов сознания, не только приближают нас к пониманию, в каких случаях пациент обладает хотя бы
мимолетными проявлениями сознания, но также открывают возможность общения с ними. И если есть хоть одна вещь, которая делает
человеческую жизнь достойной того, чтобы жить, – то это способность выражать ваши сознательные переживания и быть понятым.

Проливая свет на природу сознания: хронология

1641
Французский философ Рене Декарт разделяет материальное «я» (тело) и нематериальное «я» (сознание).

1690
Философ Джон Локк определяет сознание как «восприятие человеком того, что происходит в его собственном уме», задав тон
дальнейшим исследованиям.

1838
Чарльз Дарвин наблюдает за самкой орангутанга, которая смотрит на себя в зеркало, и размышляет о том, есть ли у нее самосознание.
Позднее это вдохновило на создание «зеркального теста» на самосознание.

1890
Философ Уильям Джеймс публикует «Принципы психологии».

1915
Зигмунд Фрейд заявляет, что бессознательное является движущей силой человеческого поведения.

1924
Изобретение электроэнцефалографии (ЭЭГ), которая измеряет электрическую активность мозга в реальном времени, открывая окно в
наше сознание.

1950
Алан Тьюринг создает тест Тьюринга в качестве стандарта для машинного сознания.

1960-е
Роджер Сперри проводит первые исследования пациентов с «расщепленным мозгом» и описывает необычные нарушения самосознания и
восприятия.

1968
Открытие четырех стадий сна, в которых мы движемся через разные уровни бессознательного.

1970
Гордон Гэллап-младший разрабатывает зеркальный тест на самоузнавание.

1974
Томас Нагель публикует эссе «Что значит быть летучей мышью?», поднимая проблему субъективности в понимании сознательного
опыта.

1977
Первая магнитно-резонансная томография (МРТ) человека. Позднее метод произвел революцию в прижизненном изучении мозга.

1985
Изобретение транскраниальной магнитной стимуляции, которая позволяет «выключать» на время определенные области мозга для
исследования их функции.

1991
Даниэль Деннет публикует книгу «Объясненное сознание», в которой излагает свою материалистическую теорию сознания.

1995
Дэвид Чалмерс дает определение «трудной проблеме» понимания сознания.

1998
Иллюзия резиновой руки доказывает, что наше чувство собственного «Я» более гибкое, чем мы думали ранее.

2011
Адриан Оуэн использует ЭЭГ, чтобы создать для пациентов, которые, как считалось, находились в вегетативном состоянии, возможность
реагировать на стимулы.
 2014
Кристоф Кох выдвигает гипотезу, что сознание является фундаментальным свойством сетей.

2014
Искусственный интеллект проходит тест Тьюринга.

Глава 3. Что все это значит?

Хотя некоторые особенности сознания можно понять, заглянув в мозг, более широкие философские проблемы требуют иного подхода.
Обращаясь к более теоретическим областям, таким как квантовая физика и философия, мы находим другие способы постановки больших
вопросов.

Почему в ходе эволюции возникло чувство сознания

В продолжающихся дебатах между считающими, что сознание можно понять, и думающими, что это невозможно, есть то, с чем мы
все можем согласиться: сознание чудесно. Мы прекрасно осознаем жар и потрескивание костра, кислый вкус лимона, ласку руки любимого.
Эти сознательные ощущения лежат в основе нашего бытия, и без них мы были бы потускневшими существами, живущими в обедневшем
мире. Если бы нам пришлось выбирать, никто не предпочел бы быть «зомби».

Мы также можем согласиться, что сознанию в настоящее время нет объяснения. Проблема заключается не в том, что мы вообще не
понимаем сознание. Некоторые его аспекты относительно легко объяснить в терминах нейронаук, как мы увидели в главе 2.
Но у всех основанных на мозге подходов к пониманию природы сознания есть одна проблема. Они не учитывают то, что большинство из
нас находит невероятно сложным и вместе с тем глубоко волнующим: то самое трудноуловимое сверхъестественное чувство «каково это» быть
сознательным – «квалиа». Они также не могут объяснить, почему у нас вообще есть это качественное измерение; какое значение могло бы оно
иметь для биологического выживания?

В чем смысл квалиа?

Некоторые утверждают, что квалиа ни для чего не нужны, что в мозге у них нет никакой специфической задачи. Да, конечно, это особое
качество есть не у всех психических состояний. Нет никакого специального чувства , связанного, скажем, с мыслью о том, что сегодня четверг.
Нет никакого «каково это» – полагать, что скоро пойдет дождь, или вспоминать, куда вы положили свою шляпу. Но если квалиа не являются
необходимой характеристикой высших когнитивных процессов, почему они вообще у нас есть?
Ключевой момент заключается в том, что качество сознания «каково это» возникает только на более животном уровне, главным образом,
а возможно и исключительно, при переживании телесных ощущений. Боль от укуса пчелы, соленый вкус анчоуса, голубизна неба – без
таинственного дополнительного измерения все эти состояния просто не были бы тем, чем являются.
Непостижимая природа этих переживаний привела к тому, что поколения ученых просто обходили эту проблему стороной. В 1998 году
когнитивист и философ Джерри Фодор сказал: «Это, несомненно, одна из предельных тайн метафизики; я бы ни за что не поставил на то, что
кто-то когда-либо решит ее». Тем не менее, в последние годы появляется консенсус, по крайней мере, в том, как очертить границы проблемы.
Сейчас большинство теоретиков признают, что есть только два варианта, которые можно воспринимать всерьез. Мы можем быть реалистами
по поводу квалиа и считать, что они реальны, но наша физическая картина мира пока недостаточна, чтобы их описать (см. ниже «Сознание –
это четвертое состояние материи?»), или же мы должны быть «иллюзионистами» и считать, что, хотя квалиа ощущаются как реальные, на
самом деле это только трюк разума, иллюзия.
Неважно, реалистами или иллюзионистами, но квалиа должны быть объяснены. В конце концов, мы не можем игнорировать те моменты,
когда в наших сознательных переживаниях содержится что-то еще. Наука о сознании, которая не учитывает квалиа, не замечает не соринку в
глазу, а целое бревно.
Даже без каких-либо новых законов физики способ охарактеризовать квалиа можно найти, если по-новому взглянуть на то, как
ощущения могли эволюционировать.

Эволюция внутреннего мира

 Для начала представьте себе очень древнее и примитивное существо, плавающее в море и реагирующее на раздражители, рефлекторно
поворачивая тело к раздражителю или от него. Эти ответные реакции отточены эволюцией и имеют значение, потому что содержат
информацию о том, какого рода стимул достигает тела, какую часть тела затрагивает, и какое влияние он оказывает на биологическое
благополучие. Конечно, поначалу нет никакого «я», чтобы в дальнейшем обдумать эту информацию.
Вскоре в мозге возникает специальный модуль, своего рода прото-«я», задача которого – извлекать смысл двигательных команд,
управляющих телесными ответами. Это всего лишь начало ощущения, и на этом этапе нет ничего необычного или волшебного, как нет и
связанных с ощущением особых чувств.
Поскольку в ходе эволюции строение потомков этих примитивных существ все больше усложняется, открытая телесная реакция может
оказаться неудобной – вряд ли вы захотите крутиться, если это может выдать ваше укрытие хищнику. Таким образом, существо сталкивается с
проблемой: как отказаться от поведенческих реакций на телесном уровне, но сохранить информацию о значении стимула?
Решение заключалось в том, чтобы перевести реакцию во внутренний план, так, чтобы двигательные команды больше не достигали
фактической поверхности тела, а направлялись назад к карте тела в мозге, где поверхности органов чувств проецируются на мозг. Так форма
реакции изменилась с внешней телесной на виртуальную (воображаемую), но все равно осталась реакцией, которую животное могло
использовать в качестве информации.
Эти изменения привели к появлению петли обратной связи между двигательной и сенсорной областями мозга, информация по которой
способна снова и снова циркулировать по кругу. Это означает, что деятельность мозга может растягиваться во времени, создавая «плотный
момент» сенсорного опыта. Возникает то, что в математике называется «аттрактором», точкой притяжения: активность мозга продолжает
реверберировать вокруг цикла обратной связи после того, как действие стимула уже прекратилось.
Может ли быть так, что, глядя на голубое небо или нюхая розу, мы ощущаем это нейронное эхо? Являются ли квалиа переживаниями,
которые произошли от чувств, но затем стали жить своей собственной жизнью, превратившись в нереальное состояние, которое кажется очень
реальным для человека, испытывающего их?
Эта теория недавно получила подтверждение в экспериментах, показавших, что сознательное переживание видения связано с
активностью в петле обратной связи между первичной сенсорной корой и областями, передающими информацию дальше по мозгу. Когда
зрительную кору стимулируют, у человека возникает зрительное ощущение. Но если вы заблокируете активность петли обратной связи в
районе обратного пути от передних областей мозга, люди сознательно ничего не увидят.
Таков ответ на вопрос о том, что возникло в ходе эволюции. Можем ли мы сделать еще один шаг и ответить на вопрос, почему оно
возникло? В чем заключалась эволюционная цель реалистичности этих иллюзий?
Некоторые утверждают, что квалиа ничем не способствуют познанию, что они не влияют на биологическое выживание, и что все, что
может делать наш сознательный разум, он мог бы делать так же хорошо и не будучи сознательным. Разумеется, это означало бы, что квалиа не
могли появиться в результате дарвиновского отбора. Но, возможно, кое-что здесь упущено. Возможно, вместо того, чтобы давать нам
когнитивные преимущества с точки зрения прироста интеллекта или продуктивности внешней деятельности, роль квалиа заключается в том,
чтобы сделать наши сенсорные переживания чем-то бо́льшим изнутри ? Другими словами, что если квалиа существуют не для того, чтобы
просто поддерживать в нас жизнь, но чтобы сделать жизнь достойной того, чтобы жить? Может быть, природа создала квалиа для того, чтобы
мы могли изумлять самих себя и стремились жить, чтобы изумляться еще больше?
Как эти переживания становятся более «реальными», чем любые другие? Возможно, они возникают перед внутренним взором как своего
рода голограмма – двумерное изображение, создающее впечатление трехмерного объекта. Эта идея приводит нас в область теории струн , где
голографический принцип описывает то, что происходит с информацией, которая, на первый взгляд, теряется в черных дырах. Этот принцип
гласит, что двумерная поверхность может содержать всю необходимую информацию для построения трехмерного мира. Так, быть может,
четырехмерный мир сознательных квалиа аналогичным образом является иллюзией, созданной поверхностью трехмерного мозга?

Почему только одно «я»?

Какими бы чудесными ни были наши сознательные чувственные переживания, это не объясняет еще одну загадку сознания. Почему наш
опыт переживается не более чем одним «я»? В любой момент времени мы можем испытывать самые разнообразные психические состояния, от
боли в спине до воспоминания о лице матери, но нет никаких сомнений в том, что все это – переживания одного и того же «я».
Можно вполне убедительно представить, что ваш мозг мог бы разместить несколько независимых «вас», каждый из которых представлял
бы различные аспекты сознания. В действительности это раздробленное состояние, возможно, является тем, с чего мы все начинаем при
рождении. В течение первых месяцев жизни переживания ребенка могут состоять из одного «меня», который шевелит пальцами, другого
«меня», который видит, третьего «меня», который испытывает голод, и так далее. Поначалу между ними мало пересечений, но по мере того,
как ребенок начинает взаимодействовать с внешним миром, эти отдельные переживания начинают сливаться в единое «я».
Это слияние различных «я» не обязательно должно быть генетически запрограммировано, оно может автоматически возникать из
взаимодействия различных систем в теле. Что-то подобное уже давно известно в отношении неодушевленных предметов. В XVII веке
Христиан Гюйгенс, изобретатель часов с маятником, заметил, что, когда пара или более его часов были подвешены на одной и той же балке,
колебания их маятников спонтанно синхронизировались. В более поздней демонстрации пять метрономов помещают на доску, лежащую на
двух банках пива, и вскоре метрономы так же синхронизируются. Это объясняется тем, что каждый отдельный метроном, воздействующий на
общую опору, при этом испытывает воздействие других метрономов. Возможно, что отдельные части новорожденного сознания,
взаимодействуя посредством единого тела, так же каким-то образом ощущают воздействие друг друга.
Это «единство» приносит новые преимущества любому существу, которому посчастливилось его испытать. Оно создает то, что
когнитивист и пионер в области искусственного интеллекта Марвин Минский назвал «Обществом Разума». Когда информация из разных
модулей попадает на одну и ту же почву, она создает эффективное психическое пространство для планирования и принятия решений,
контролируемое встроенным автопилотом, который мы называем «я».
Мы можем представить, что этот «автопилот» работает аналогично автоматизированным системам, которые помогают самолетам
держаться в небе и которые разрабатывают для управления автомобилями без водителя. В кабине самолета размещены различные независимые
приборы, которые контролируют внутренние и внешние параметры: скорость, высоту, запасы топлива, координаты, заданный курс и т.  д.
Задача пилота – интегрировать всю эту информацию, чтобы решить, что нужно сделать для достижения определенных целей. Сначала он
наблюдает, потом думает и затем действует. Самому пилоту даже не обязательно обладать сознанием: современные технологии автопилота
более чем способны интегрировать различные источники информации, чтобы безопасно добраться из точки А в точку В, записывая при этом
важные данные в черный ящик.
Инженеры работают над беспилотными автомобилями, которые могут предсказывать движение других машин на дороге. Если такие
системы можно установить даже в машины, не удивительно, что и мозг способен на это. То, каким образом мозг достигает этого, объясняют
некоторые из ведущих теорий сознания, в частности теория нейронального глобального рабочего пространства и модель интегрированной
информации Джулио Тонони. А, например, Кристоф Кох и Фрэнсис Крик определили небольшую структуру в мозге, называемую оградой ,
как «конферансье» (см. главу 2).
Важным побочным эффектом наличия единого надзирающего «я» является то, что оно позволяет осмыслить и отрефлексировать ваш
собственный опыт. Оно поддерживает еще одну важную функцию сознания – оценку работы нашего собственного разум. Наблюдая за тем, как
ваши убеждения и мечты порождают желания, которые приводят к действиям, вы начинаете понимать, почему вы поступаете так, а не иначе.
Это означает, что вы можете объяснить себя и свое поведение другим людям – и, что не менее важно, у вас появляется модель, чтобы
объяснять поведение других самому себе (см. «Дело не в тебе»). Таким образом, сознание закладывает основу того, что психологи называют
«моделью психического состояния» : знание и понимание того, что у другого человека есть собственная точка зрения.
Соедините две эти вещи: единое «я» и порожденные изнутри переживания квалиа – и что вы получите? Сознательное «я», осознающее,
насколько удивителен его внутренний мир, и способное создавать мир вокруг себя (см. «Создает ли сознание реальность?»). И все это
начинается с квалиа, уберите этот замечательный источник связи, лежащий в основе человеческого общества, и все начнет рассыпаться.

Дело не в тебе
Хотя наш сознательный опыт и кажется нам очень личным, психологи Питер Халлиган из Университета Кардиффа и Дэвид Оукли из
Университетского колледжа в Лондоне утверждают, что он существует для защиты более широкой социальной группы, а не только отдельной
личности.
По их мнению, сознание появилось наряду с другими усовершенствованиями в деятельности мозга, которые в совокупности обеспечили
нам выгодную способность делиться своими мыслями и переживаниями с другими.
Чтобы это произошло, необходимо было создать индивидуальную конструкцию «себя» и приписать ей основные познавательные
способности осознания и субъектности, а также сделать ее ответственной за порождение внутреннего восприятия мира. С этой точки зрения,
сознание – это наша способность сообщать другим о содержании нашего сознания, которая дарует нам эволюционное преимущество, а не
только опыт сознания сам по себе.
Почему эта способность должна быть выгодной? Что ж, она позволяет вам делиться с другими людьми выбранным содержанием вашего
сознания, в том числе убеждениями, предрассудками, чувствами и решениями. Это, в свою очередь, способствует разработке таких
адаптивных стратегий, как прогнозирование поведения других, что может быть полезно для выживания вида.
Такой обмен бессознательно порожденными и сознательно переживаемыми личными повествованиями также допускает, что содержание
психики человека может быть изменено под внешним влиянием, таким как образование и другие формы социализации. Это важно для
распространения идей, касающихся норм и ценностей. И более того, Халлиган и Оукли утверждают, что ни одна из социальных систем, от
которых зависят человеческие общества, не была бы возможна без нашего чувства самосознания.
Это новое понимание сознания как служащего потребностям социальной группы, а не отдельной личности, позволяет нам перейти от
рассмотрения себя как индивидуумов к «дивидуумам», чьи интересы и личные качества разделены с другими. Как заметил немецкий философ
Фридрих Ницше, «сознание в действительности является лишь сетью связей между людьми… Сознание не принадлежит собственно
индивидуальному существованию человека, а относится скорее к его общественной или стадной природе». Таким образом, сознание
обеспечивает мощное эволюционное преимущество за счет совместного общения и расширения понимания мира каждого человека.

Создает ли сознание реальность?

Безусловно, мы чувствуем реальность нашего сознания, но может ли оно на самом деле быть тем, что создает окружающую
реальность? Именно так считают некоторые физики.

В квантовой физике частица вроде электрона или фотона может существовать как «суперпозиция» многих состояний одновременно.
Однако при любой попытке пронаблюдать эти состояния мы видим только одно из них.
Почему и как это происходит – центральный вопрос квантовой механики, породивший множество предложений и интерпретаций.
Наиболее популярная копенгагенская интерпретация гласит, что ничто не является реальным до тех пор, пока оно не подвергнуто наблюдению
или измерению.
О том, что именно представляет собой наблюдение, копенгагенская интерпретация умалчивает. Джон фон Нейман нарушил это молчание
и предположил, что наблюдение является действием сознательного разума. Эту идею также выдвинул Макс Планк, основатель квантовой
теории, который в 1931 году заявил: «Я считаю сознание первичным. Я рассматриваю материю как производную от сознания».
Этот тезис основывается на убеждении в том, что в сознании, особенно человеческом, есть нечто особенное. Сознательный разум каким-
то образом способен выбрать одну из предложенных квантовых возможностей, делая ее реальной – по крайней мере, для этого разума.
Генри Степп из Национальной лаборатории им. Лоуренса в Беркли, Калифорния, является одним из немногих физиков, кто
подписывается под этой точкой зрения. Он утверждает, что мы – «участвующие наблюдатели», чьи разумы и являются причиной исчезновения
суперпозиции. Прежде чем появилось человеческое сознание, существовала мультивселенная потенциальных вселенных, говорит Степп.
Возникновение же сознательного разума в одной из этих потенциальных вселенных – в нашей вселенной – придает ей особый статус:
реальность.
С этой точкой зрения многие не согласны. Одна из проблем заключается в том, что значительное число рассматриваемых явлений плохо
изучены. Многие философы, включая Мэттью Дональда из Кембриджского университета, замечают, что мы даже не знаем, существует ли
сознание вообще, поэтому выдвижение его в качестве необходимой предпосылки для реальности только добавляет путаницы.
Дональд предпочитает, возможно, еще более причудливую интерпретацию «многих разумов», связанную с мультимировой интерпретацией
квантовой теории, в которой каждый исход квантового решения реализуется в другой вселенной. В этой концепции человек, наблюдающий
квантовую систему, видит все множество состояний, но каждое из них – в отдельном разуме. Все эти разумы порождены физическим
веществом мозга и имеют общее прошлое и будущее, но не могут сообщить друг другу о настоящем.
Хотя это звучит малоправдоподобно, этот и другие подходы к осмыслению роли разума в нашем восприятии реальности все чаще
принимаются всерьез. Понимание сознания вполне может открыть совершенно новый философский ящик Пандоры.

Сознание – это четвертое состояние материи?

«Твердое тело, жидкость, газ, сознание: все это про взаиморасположение атомов», – говорит физик Макс Тегмарк.
Представьте себе всю пищу, которую вы съели в своей жизни, и подумайте о том, что вы – это просто некоторое количество этой пищи, но по-
новому переструктурированное. Ваше сознание также не просто производная от «съеденных» вами атомов, а зависит от сложных паттернов их
взаимного расположения.
Представьте также других существ, обладающих сознанием, скажем, инопланетян или сверхразумных роботов из будущего, состоящих из
различных типов атомов. Можно предположить, что сознание является «эмерджентным явлением», высокоорганизованное поведение которого
возникает из множества простых взаимодействий. Сходным образом поколения физиков и химиков исследовали, что происходит при
группировке огромного количества атомов, и обнаружили, что их совокупное поведение зависит от паттернов их взаимного расположения.
Например, ключевое различие между твердым телом, жидкостью и газом заключается не в типах атомов, а в их расстановке. Кипячение или
замораживание жидкости просто иначе располагает атомы, переструктурирует их.
Тегмарк надеется, что в конечном итоге сознание можно будет понять как еще одно состояние материи. Существует много типов сознания, как
и типов жидкостей. Однако это многообразие не должно мешать нам определять, измерять, моделировать и понимать характерные свойства,
которые являются общими для всех жидких или сознательных форм материи. Возьмите для примера волны, которые не зависят от субстрата в
том плане, что они могут встречаться во всех жидкостях, безотносительно их атомного состава. Подобно сознанию, волны – это эмерджентное
явление в том смысле, что они живут своей собственной жизнью: волна может пересечь озеро, в то время как отдельные молекулы воды
просто качаются вверх и вниз. Движение же волны (и сознание) можно описать математическим уравнением, для которого не важно, из чего
эта волна состоит.
Если усилия на этом пути приведут к успеху, это сыграет роль не только в нейробиологии и психологии, но и в фундаментальной физике, где
многие из самых ярких проблем отражают наше непонимание того, как относиться к сознанию. Многообещающие перспективы обоснования
сознания просматриваются в фундаментальной физике. Тем не менее, остается по-прежнему много работы, и никто не знает, удастся ли нам
добиться успеха.

Глава 4. Свобода воли

Когда мы принимаем решение, будь то простое решение согнуть палец или гораздо более сложное – вступить ли в брак, нам нравится
думать, что командуем здесь именно мы. Так как же это сочетается с тем, что мы знаем о мозге? И, что еще важнее, каким образом
сознание связано с этим процессом?
Как мы изучаем свободу воли?
Достаточно легко определить действия, у которых со свободой воли нет ничего общего. Хороший пример – рефлексы, допустим, когда вы
отдергиваете руку от горячего предмета. Вы не решаете убрать руку, она движется в любом случае, спровоцированная контактом вашей кожи
с горячим. Мозг в это даже не вмешивается. Однако есть множество других видов действий, у которых нет явного внешнего инициирующего
фактора, и похоже, что они полностью генерируются нашим собственным «я». Мы можем действовать или решить не делать этого – выбор
полностью зависит от нас. Или, по крайней мере, так кажется. Но как только вы начинаете следить за тем, что происходит в мозге, когда мы
принимаем решение сделать что-либо, все становится намного менее однозначным.
Для изучения свободы воли ученые используют своего рода метод обратного проектирования, начиная с самого действия и затем пытаясь
найти самые ранние признаки решения. Уже более ста лет, с момента публикации работы нейробиолога Чарльза Шеррингтона, мы знаем, что
всеми нашими произвольными физическими движениями управляет мозг. Всякий раз, когда мы решаем задействовать любую из мышц нашего
тела, движению предшествует определенная мозговая активность. Например, единственный способ переместить вашу правую руку – это
сначала активировать двигательную кору левого полушария головного мозга.
Мы можем измерить изменения активности мозга с течением времени с помощью электроэнцефалографии (ЭЭГ), неинвазивного метода
визуализации работы мозга, при котором с помощью электродов, отводимых от поверхности кожи головы, регистрируют малейшие изменения
в электрических сигналах, проходящих через нейроны мозга. Это позволяет нам отслеживать деятельность мозга до, во время и после
принятия решения.
В 1965 году нейрофизиологи Ганс Гельмут Корнхюбер и Людер Декке впервые использовали этот метод, чтобы отслеживать активность мозга
у людей, которым сказали нажимать на кнопку, когда им захочется. Эксперимент показал, что мозг демонстрирует постепенное нарастание
активности в двигательной коре за секунду до начала движения. Это явление получило название «Berehischaftspotential», или «потенциал
готовности», поскольку все выглядело так, будто мозг готовится нажать на кнопку.
Кто решает?
Это открытие подняло вопрос о том, является ли потенциал готовности частью осознанного сознания. Если нет, значит ли это, что решение о
движении принимается до того, как мы узнаем, что мы собираемся это сделать? И если да, то кто принимает это решение?
Чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно знать точное время принятия сознательного решения и сравнить его со временем потенциала
готовности. Раннюю попытку решить этот вопрос предпринял Бенджамин Либет, который поставил эксперимент в изучении свободы воли,
ставший классическим (см. далее).

Эксперименты Либета
В 1983 году нейробиолог Бенджамин Либет провел эксперимент, чтобы проверить, обладаем ли мы свободой воли. Участников эксперимента
попросили произвольно нажимать на кнопку, наблюдая за часовым циферблатом с вращающейся световой точкой. Как только они осознавали
свое намерение нажать на кнопку, они должны были отметить положение точки в этот момент. В это время Либет регистрировал их мозговую
активность с помощью электродов ЭЭГ, прикрепленных к поверхности кожи головы.
Как и Корнхюбер и Декке, он обнаружил, что всплеск активности, «потенциал готовности», регистрировался за секунду до самого движения.
Что еще более важно, он начинался за 350 миллисекунд до того, как испытуемые осознавали свое намерение действовать (см. рис. 4.1).
По интерпретации Либета, полученные результаты означают, что свобода воли – иллюзия. Но мы не являемся полными рабами наших
нейронов, рассуждал он, поскольку между осознанием нашего намерения и началом движения был 200-миллисекундный разрыв. Либет
утверждал, что это достаточное количество времени, чтобы сознательно наложить вето на действие или проявить нашу «свободу неволи».
Хотя интерпретации Либета остаются дискуссионными, это не останавливает ученых, проводящих свои вариации его эксперимента. Помимо
прочего, было установлено, что у людей с синдромом Туретта, страдающих от неконтролируемых тиков, более короткое «окно вето», тогда как
у здоровых и у людей с шизофренией высокие показатели по стандартизованной шкале импульсивности.

Рис. 4.1. Кто тут главный? Эксперимент, по-видимому, бросающий вызов понятию свободы воли

Самое удивительное в результатах Либета – это то, что, похоже, существует период времени, когда мозг уже готовится что-либо сделать, но вы
сами еще не знаете, что вы собираетесь это сделать. Это очень сильно противоречит нашему повседневному представлению о том, что мы –
наши собственные сознательные «я» – решаем, что мы будем делать и когда.
Чтобы объяснить это, некоторые психологи указывают на другую точку зрения относительно произвольных действий, согласно которой,
бессознательная деятельность мозга заставляет тело двигаться, но затем, поскольку вы получаете сенсорную обратную связь о движениях
своего тела, вы можете ретроспективно вставить вашу волю обратно в поток сознания. С этой точки зрения, наше чувство свободы воли и
наше чувство контроля над собственными действиями – чистый вымысел. Как и многое в нашем сознательном опыте, свободная воля – это
просто иллюзия.

Что если у нас нет никакой свободы воли?

Наше нравственное чувство основано на настолько фундаментальном предположении, что оно кажется неопровержимым: мы хозяева своей
собственной судьбы. Но что если нейронаука считает иначе?
Одним из результатов может быть ослабление морали. Эксперименты показали, что люди ведут себя более эгоистично и нечестно, если их
заранее убеждают в том, что свобода воли в значительной степени является иллюзией. Они также склонны более снисходительно относиться к
правонарушителям, предлагая гипотетическому преступнику более короткий тюремный срок, чем обычно. В конце концов, приписывать вину
автомату гораздо сложнее. Но эти изменения в поведении длятся только до тех пор, пока мощное ощущение собственной субъектности вновь
не заявляет о себе.
С другой стороны, вера в свободу воли, как правило, усиливается при рассмотрении сценария, в котором кто-то действует безнравственно.
Джошуа Кноб из Йельского университета и его коллеги утверждают, что наша сильная вера в свободу воли связана с фундаментальным
желанием сделать других ответственными за их вредные действия. Иными словами, вера в свободу воли нужна для оправдания наказания. И
есть некоторые свидетельства того, что страх наказания удерживает общество от разрушения.
Отказались бы мы от наказания за преступления без свободы воли? Одно из исследований предполагает, что нет. Философ-экспериментатор
Эдди Намиас из Университета штата Джорджии в Атланте рассказал 278 добровольцам историю о гипотетическом будущем, в котором
нейровизуализация позволила в совершенстве предсказывать решения на основе активности мозга человека. В этом будущем мире у женщины
по имени Джилл на голове есть специальная шапочка, которая позволяет ученым предсказывать все, что она сделает, со стопроцентной
точностью. Тем не менее, 92 % добровольцев по-прежнему считали, что решение Джилл, за кого проголосовать, было продиктовано ее
собственной свободой воли. В другой версии истории ученые не просто предсказывали, как проголосует Джилл, но также манипулировали ее
выбором через шапочку на голове. В этом сценарии большинство людей говорили, что Джилл голосовала не по собственной воле.
Кажется, даже если бы нейронаука могла показать нам, что не мы сидим за рулем собственного разума, веру в нашу собственную свободу воли
было бы очень тяжело пошатнуть. Может быть, оно и к лучшему. Сильная убежденность в собственной субъектности связана с бо́льшим
чувством удовлетворения и большей личной эффективностью, большей преданностью в отношениях и бо́льшим смыслом жизни.
С практической точки зрения потеря свободы воли может иметь меньшее значение, чем мы, вероятно, опасаемся. Может оказаться, что у нас
нет свободы выбора, но мы по-прежнему будем выбирать, как нам действовать, – как если бы эта свобода у нас была.

Если идея, что свобода воли – иллюзия, вызывает у вас тревогу, есть и некоторые доказательства обратного. Их получили в экспериментах, в
которых в мозг пациентов в ходе операции по излечению эпилепсии вводили электроды.
Во время операции нейрохирург пытается воздействовать на источник судорог, не повреждая соседние области мозга. Чтобы обнаружить
нужную часть, хирург вставляет сеть электродов в мозг и стимулирует их, чтобы определить, что делают разные области мозга. Крайне важно,
чтобы во время процедуры пациент бодрствовал и был в полном сознании, а значит, при стимуляции определенных частей мозга пациент
может с точностью рассказать вам, что он переживает.
В таких экспериментах нейрофизиолог Ицхак Фрид стимулировал часть мозга, называемую дополнительной моторной областью, которая
участвует в физической активности тела. Он обнаружил, что при стимуляции с низкой интенсивностью пациент сообщал о сильном желании
подвигать конечностью, контролируемой соответствующей зоной мозга, но на самом деле конечность не двигалась. Однако при стимуляции
той же области с более высокой интенсивностью конечность начинала двигаться. Значит, что бы ни отвечало за порождение побуждения, оно
является частью того же самого пути, благодаря которому движение все-таки производится.
Что же все это означает для свободы воли? Одно из объяснений – что наши желания и намерения никакие не трюки разума, а реальные
психические состояния, берущие свое начало в электрической активности мозга. Вопрос в том, является ли «готовность к действию» свободой
воли, или это нечто совершенно другое?
В 2012 году Аарон Шургер из Национального института здравоохранения и медицинских исследований в Сакле (Франция) нанес удар всей
области исследований потенциала готовности, поставив под сомнение общепринятую идею, что потенциал готовности является признаком
планирования и подготовки мозга к движению.
Предыдущие исследования показали: когда испытуемым позволяли решить, нажимать ли на кнопку или нет, потенциал готовности
регистрировался вне зависимости от их решения.
Шургер объясняет это тем, что потенциал готовности – это вообще не специфический вид активности мозга, а следствие случайных помех,
шума такого рода, который постоянно присутствует в мозге. Так, когда мы должны принять решение на основе зрительной информации,
группы нейронов начинают накапливать данные в пользу различных возможных результатов. Решение инициируется, когда данные в пользу
одного конкретного результата становятся достаточно сильными, чтобы преодолеть порог.
По гипотезе Шургера, что-то подобное происходит в мозге во время эксперимента Либета. Чтобы выяснить это, он с коллегами повторил
эксперимент Либета, но на этот раз, если испытуемые в ожидании спонтанного действия слышали щелчок, им приходилось действовать
немедленно. Исследователи прогнозировали, что самый быстрый ответ на щелчок будет наблюдаться у тех, у кого накопление нейронного
шума приблизилось к порогу – что-то, что проявилось бы в их ЭЭГ в виде потенциала готовности. Именно это исследователи и обнаружили: у
тех, кто реагировал на щелчок медленнее, потенциал готовности в записях ЭЭГ отсутствовал.
Поэтому, в то время как Либет утверждал, что потенциал готовности является признаком бессознательного решения, лежащего вне свободы
воли, работа Шургера предполагает, что потенциал готовности является всего лишь проявлением ненаправленной активности мозга.
Дальнейшие исследования показали, что существует ощутимая разница в активности мозга при осознанном выборе (сделанном по нашей воле)
и когда человеку сказали сделать что-то.
Итак, возможно, наши произвольные действия не просто случайным образом всплывают, как пузыри в кипящем супе. У нас есть своя
собственная воля, и мы можем наблюдать ее в мозге. Однако, поскольку на этом этапе она не является частью сознания, вопрос, можем ли мы
нести ответственность за наши действия, остается открытым для обсуждений.
Чувство субъектности
Причина, по которой свободу воли так горячо обсуждают и в философии, и в нейробиологии, заключается в том, что все мы чувствуем, будто
она у нас есть. Мы четко ощущаем, когда что-то происходящее вокруг нас вызвано нашими собственными действиями. Как это убеждение
возникает в мозге?
Чувство субъектности сложно изучать с научной точки зрения, поскольку мы даже и не помним себя без него. Будучи детьми, мы узнаем, что
если уронить игрушку на пол, она произведет шум, и мы учимся сопоставлять события, вызванные чем-то, что составляет наше «я». Очень
быстро это перерастает в чувство нашего собственного «я».
Мозг продуцирует переживание контроля в том числе с помощью корректировки при восприятии наших действий и их результатов. В одной
серии экспериментов участникам предложили нажимать на кнопку, из-за чего через 250 мс возникал звуковой сигнал. Когда они нажимали на
кнопку или слышали сигнал, то отмечали это, используя вращающуюся стрелку часов, как в эксперименте Либета (см. выше). Действия,
которые приводили к появлению звуков, казались участникам эксперимента происходящими позднее, чем действия в контрольной сессии,
после которых звук не появлялся. Таким образом, сознание сжимает интервал между действием и результатом, подчеркивая их связь. Если
произвольное нажатие на кнопку заменить непроизвольным движением, вызванным, например, прямой стимуляцией мозга, этот эффект
сжатия исчезает и заменяется эффектом отталкивания, как будто мозг пытается отделить во времени непроизвольное движение от
последующего сигнала.
Что касается источника чувства субъектности в мозге, две области кажутся особенно значимыми: передняя островковая доля и угловая
извилина, расположенная в теменной коре.
В одном исследовании методом фМРТ испытуемые с помощью джойстиков перемещали изображения на экране компьютера. Когда
испытуемые чувствовали, что действие инициировали они сами, активировалась передняя островковая доля, но когда они приписывали
действие экспериментатору, подсвечивалась кора правой нижней теменной доли.
Интересно, что другие исследователи, проводя различные эксперименты, выявили еще большее количество областей мозга, которые, по-
видимому, ответственны за чувство субъектности.
Об истинной природе свободы воли предстоит узнать еще многое, и многое из того, что мы уже знаем, открыто для обсуждения. Тем не менее,
сейчас нейробиологи согласны, что, когда мы совершаем произвольные действия, это происходит не благодаря какому-либо «призраку в
машине» или некоему разуму, независимому от мозга. Существуют мозговые процессы, которые сознательный опыт просто сопровождает, так
же как зрительное восприятие является продуктом деятельности зрительной области мозга. Эти специфические мозговые процессы дают нам
чувство контроля и наше чувство ответственности за наше тело и нашу жизнь.
Без этого и без ощущения, что именно вы контролируете свои действия и через них внешний мир, не было бы никаких технологий, никакой
морали и, пожалуй, никакого общества.
Традиционный философский вопрос о свободе воли – это вопрос о том, откуда проистекают наши действия. Размышление о чувстве
субъектности переворачивает этот вопрос. Возможно, способность понимать и представлять, каковы последствия наших действий, гораздо
важнее их происхождения. Если вы знаете о последствиях своих действий, вы можете, по крайней мере, заметить в окружающей среде
определенные сигналы, которые могут рассказать вам, был ли результат вашего действия положительным или нет, а следовательно, нужно ли
вам это действие повторить.

Имплантат, который направит нашу свободу воли?

Представьте мир, в котором вы думаете о чем-то, и это происходит. Например, в тот самый момент, когда вы понимаете, что хотите чашку чая,
чайник закипает.
Теперь, когда разработан мозговой имплантат, способный декодировать намерения человека, это становится возможным. И уже позволило
человеку, парализованному ниже шеи, контролировать роботизированную руку с беспрецедентной плавностью.
Но возможные последствия выходят далеко за пределы протезирования. Поместив имплантат в область мозга, ответственную за намерения,
ученые изучают, может ли деятельность мозга принимать будущие решения – даже прежде, чем человек осознает их. Результаты этих
исследований могут изменить наше понимание свободы воли.
Ричард Андерсен из Калифорнийского технологического института Пасадены разработал имплантат для Эрика Сорто, который не мог
пошевелить своими конечностями после травмы спинного мозга, произошедшей более десяти лет назад. Идея заключалась в том, чтобы дать
ему возможность управлять автономной роботизированной рукой, регистрируя активность в его задней теменной коре – части мозга,
задействованной при планировании движений.
Два крошечных электрода, имплантированных в заднюю теменную кору Эрика Сорто, фиксировали активность сотен отдельных нейронов.
После некоторого обучения компьютер смог сопоставить паттерны активности с намеренными движениями Сорто. Как только эту
информацию о нейронах собрали, компьютер перевел намерения Сорто в движения роботизированной руки. Это позволило ему
контролировать скорость и траекторию движения руки, чтобы он мог пожать руку, сыграть в «камень, ножницы, бумага» и выпить пиво в
своем собственном темпе.
Этот прорыв порождает соблазн использовать декодирование мозгового эквивалента других намерений для управления окружающей средой.
Например, можно ли идентифицировать паттерн, соответствующий желанию посмотреть фильм, чтобы затем включился телевизор?
Исследуя осуществимость этого, команда Андерсена попросила человека с аналогичным имплантатом сыграть в версию дилеммы
заключенного, где игроки могут либо сотрудничать, либо предавать друг друга. Команда смогла предсказать решение испытуемого,
основываясь на нейронной активности, зафиксированной имплантатом. Это показало, что даже более абстрактные решения, в данном случае –
такие как намерение донести на гипотетического партнера, действительно можно декодировать по активности задней теменной коры.
Андерсен верит, что с течением времени парализованный человек сможет представить себе, как делает чашку кофе, и гуманоидный робот
автоматически выполнит это действие. Он также надеется, что однажды этого смогут достичь с использованием неинвазивных методов, таких
как регистрация активности мозга с помощью гарнитуры ЭЭГ, а не вживляя в мозг электроды.

Глава 5. Расстройства сознания

Уже сейчас чудеса сознания должны быть совершенно очевидны. Но горькая правда заключается в том, что все, что может идти хорошо,
также может и пойти не так. Исследования предлагают новое понимание природы нарушений работы сознания, которое может
способствовать лечению самых тяжелых ментальных расстройств.
Что идет не так?
Сложность устройства нашего сознания приводит к разным формам расстройства сознания. В некоторых случаях они могут быть связаны с
переменами в уровне сознания – это так называемые измененные состояния сознания, например расстройства сна, когда грань между сном и
бодрствованием размывается. Или гораздо более тяжелые, при которых вследствие травмы головного мозга полностью пропадает
сознательный контроль. В других случаях расстройства обусловлены нарушениями в организации содержания сознания: наших знаний, опыта
или воспоминаний. Иногда же проблема – связать эти ощущения и воспоминания в единое физическое и психическое чувство собственного
«я».
Понимание того, что именно «идет не так» в каждом из этих случаев, может помочь нам не только лучше постичь природу сознания, но и
научиться выходить из таких состояний сознания, каких никто из нас себе не пожелал бы.
Нарушения уровня сознания
Хотя со стороны бывает сложно выяснить содержание чужого сознания, обычно мы считаем, что способны достаточно надежно судить о
состоянии сознания другого человека – проще говоря, различать, все ли «дома» или нет. В медицине же врачи используют шкалу комы Глазго
для количественного измерения сознания, определяя степень, в которой пациент способен реагировать и отвечать на стимулы.
Состояния сознания и основные его расстройства очень различаются по наличию/отсутствию поведенческих признаков бодрствования и
наличию/отсутствию осознанности. Так, например, вегетативное состояние отличается от комы большей степенью бодрствования, а у легкого
сна, в отличие от глубокого, выше оба этих параметра.
Расстройства сна
Возможно, самым известным и захватывающим расстройством сна является нарколепсия, которую в конце XIX века впервые описал
французский доктор Жан-Батист Эдуард Желино. Нарколепсия – это расстройство бодрствования, характеризующееся двумя основными
симптомами. Во-первых, это чрезмерная дневная сонливость, приводящая к неконтролируемым приступам засыпания в самые неожиданные
моменты (во время еды, экзамена, беседы и даже секса). Во-вторых, катаплексия – наиболее часто вызываемое смехом состояние, при
котором человек теряет мышечный тонус и может даже упасть. Среди других симптомов сонный паралич – неприятное переживание
пробуждения с осознанием невозможности пошевелиться, а также гипнагогические галлюцинации – яркие, подобные сну, образы,
возникающие при засыпании.
Это необычное сочетание симптомов, по-видимому, связано с недостатком нейромедиатора гипокретина, открытого в 1998 году. Это
синтезируемое в гипоталамусе, небольшой области в центре мозга, химическое вещество передается к скоплениям нейронов, регулирующих
цикл сна – бодрствования. Недостаток гипокретина приводит к неустойчивому состоянию сознания, при котором мозг неконтролируемо
переключается между сном и бодрствованием. Кроме этого, при нарколепсии, характеризующейся наибольшим количеством сновидений,
быстрый сон (REM-фаза) готов выстрелить в любой момент, внезапно и неожиданно наступая в течение дня. В норме во время быстрого сна
тело парализовано, что препятствует двигательной активности во сне. Катаплексия – это REM-паралич, вторгающийся в бодрствование, в то
время как сонный паралич является его продолжением в бодрствовании.
Некоторые другие расстройства сна можно понять с точки зрения аномального перекрытия трех основных состояний сознания: бодрствования,
быстрого сна и медленного сна (см. главу 8, чтобы узнать больше о сне).
Потеря сознания
Другие расстройства уровня сознания могут полностью лишить человека человеческих переживаний.
Кома – это расстройство, которое затрагивает как бодрствование, так и осознанность. У человека в коме отсутствуют цикл сна –
бодрствования, признаки осознания себя и окружающей среды, а также движения, помимо рефлекторных. Различные виды комы могут
возникать либо из-за диффузных нарушений работы обоих полушарий мозга, как при черепно-мозговой травме, либо при очаговых
повреждениях центральной активирующей системы мозга, верхних отделов ствола мозга и таламуса.
Вегетативное состояние представляет собой один из исходов комы. Это состояние «бодрствования без осознанности», при котором цикл сна –
бодрствования восстановлен, однако нет никаких признаков функционирования психики. Вегетативное состояние может быть жутким для
близких, поскольку человек в этом состоянии все еще может в определенной мере реагировать, например поворачивая голову к внезапному
звуку. Он также может проявлять признаки эмоций, которые не связаны с тем, что происходит вокруг. Тем не менее, у действительно
находящихся в вегетативном состоянии людей уровень метаболизма мозга крайне снижен, доходя до уровня, наблюдаемого под общей
анестезией, а также низка активность основных областей коры, из чего, в сущности, следует, что «дома» никого нет.
Выход из комы или вегетативного состояния зачастую включает период состояния минимального сознания («бодрствующей комы») с
воспроизводимыми, но неустойчивыми проявлениями осознанности. Отличить одно состояние от другого без очень тщательного мониторинга
может быть крайне сложно (см. далее в этой главе интервью «Покажи мне, что ты там: Этические дилеммы минимального сознания»).

«Перезагрузка» мозга из состояния минимального сознания

В конце 2016 года случилось нечто поразительное. Человек, застрявший в состоянии минимального сознания, очнулся после стимуляции мозга
ультразвуком.
25-летний мужчина, перенесший тяжелую черепно-мозговую травму после дорожно-транспортного происшествия, продвинулся от лишь
мимолетной осознанности внутреннего мира до способности отвечать на вопросы и даже попытки ходить.
Он стал первым человеком в мире, который подвергнулся экспериментальной процедуре Мартина Монти в Калифорнийском университете в
Лос-Анджелесе, при которой таламус, находящийся в глубине мозга, возбуждают импульсами ультразвука. Монти и его команда искали способ
помочь людям с черепно-мозговыми травмами, повлекшими нарушения сознания, для которых существует очень мало методов лечения.
Находясь в состоянии бодрствующей комы, человек проявляет неустойчивые признаки осознанности, но не может общаться.
Эксперименты на животных позволили предположить, что стимуляция таламуса может способствовать активации мозга. Таламус – это своего
рода хаб, «центральная релейно-трансформаторная станция» мозга, которая действует как реле между множеством других областей.
Воздействуя на таламус, например, можно быстрее разбудить крыс после наркоза. В 2007 году 38-летний мужчина, который провел шесть лет в
бодрствующей коме, продемонстрировал некоторые признаки восстановления после глубокой стимуляции мозга в области таламуса, однако
эта процедура включала вживление электродов в мозг, что было сопряжено с риском повредить другие участки мозга.
Вместо этого команда Монти решила использовать ультразвук низкой интенсивности, который может безопасно воздействовать на ткани в
глубине мозга, не нанося вреда окружающим областям.
Они опробовали этот метод на пациенте, находившемся в состоянии минимального сознания почти три недели. Монти поместил устройство,
генерирующее ультразвук, на висок пациента, под которым, семью сантиметрами ниже, расположен таламус. Затем они стимулировали
таламус в течение 10 минут, чередуя 30 секунд ультразвука и 30 секунд отдыха.
На следующее утро пациент начал издавать звуки и жестикулировать в ответ на вопросы, что не обнаруживалось до лечения. В течение
следующих трех дней мужчина стал отвечать на вопросы, кивая или качая головой. Он даже смог поднять руку, чтобы поприветствовать
доктора Монти. Неделю спустя пациент попытался ходить.
Безусловно, это впечатляет, но, поскольку процедура была проведена только на одном пациенте, пока слишком рано говорить, что коренным
образом изменил ситуацию именно этот метод лечения. Пациент был молод, а потому есть вероятность, что его мозг мог восстановиться как с
помощью, так и без нее.
Сейчас команда надеется протестировать процедуру на 10–15 пациентах с нарушениями сознания и испытать ее на здоровых людях, чтобы
пронаблюдать эффекты стимуляции и подавления таламуса в норме.
До сих пор неясно, ответственен ли таламус за фундаментальные аспекты осознанности сознания, или же он помогает пациентам проявить в
поведении признаки того, что они осознают окружающий мир. Возможно, эту тайну раскроют дальнейшие исследования.
Синдром «запертого человека»
Для многих наиболее пугающее расстройство сознания – синдром «запертого человека», при котором человек находится в полном сознании,
но не способен донести это до внешнего мира.
Технически, это вообще не расстройство сознания, поскольку пациент вполне осознает происходящее, но со стороны это состояние тяжело
отличить от комы. Как правило, оно возникает, когда инсульт, произошедший в стволе головного мозга, препятствует нормальному управлению
конечностями и голосовым аппаратом. В таких случаях ключом к диагнозу является способность пациента общаться, смотря вверх-вниз или
закрывая и открывая глаза, поскольку эти функции контролируются отделами мозга, лежащими выше уровня инсульта. Однако можно быть и
полностью парализованным – например, парализующим препаратом – и все же оставаться в полном сознании.
К счастью, сейчас существуют способы заглянуть в мозг, чтобы измерить уровень сознания и бодрствования, если человек не в состоянии
сообщить об этом сам. Около десяти лет назад британский нейробиолог Адриан Оуэн, в настоящее время работающий в Университете
Западного Онтарио в Канаде, обнаружил, что когда здоровых людей просят представить игру в теннис, они демонстрируют специфический
паттерн мозговой активности, который отличается от паттерна, регистрируемого, когда они воображают прогулку вокруг дома. В группе из 20
пациентов, казавшихся вегетативными, Оуэн обнаружил пациентку, которая демонстрировала тот же паттерн мозговой активности, что и
здоровые испытуемые, и сделал вывод, что она находится в сознании. И в самом деле, через несколько недель она начала проявлять признаки
сознания.
С тех пор было установлено, что от 10 до 20 % людей, которые, как кажется, находятся в вегетативном состоянии, демонстрируют этот паттерн
мозговой активности, когда им предоставляется такая возможность. Это означает, что вегетативное состояние легко могут диагностировать
ошибочно.
Другим показателем является так называемый индекс сложности пертурбаций (ИСП), подробно описанный в главе 2. ИСП для сна, под общей
анестезией и в вегетативном состоянии увеличивается при состоянии минимального сознания и имеет нормальное значение при синдроме
«запертого человека». С помощью этих методик становится легче отличить одно расстройство сознания от другого и, следовательно, лечить
пациентов.
Расстройства содержания сознания
Оценить уровень сознания другого человека сложно, но получить доступ к содержанию его внутренней жизни куда более проблематично.
Отчасти потому, что трудно объективно измерить происходящее в чужой голове, но также потому, что содержание нашего сознания постоянно
меняется – переходя от текущего момента к воспоминаниям прошлого, а от них к планам на будущее.
Тем не менее, нам известно, что сбои в работе структур мозга, отвечающих за восприятие и память, могут привести к нарушениям
определенных видов содержания сознания.
Например, при редком состоянии, называемом гемихроматопсия, человек видит половину мира в черно-белых цветах. Причиной этого
является повреждение зоны V4 – области зрительной коры, которая добавляет переживание цвета к информации, приходящей от первичной
зрительной коры.
В мозге есть и другие области, которые специализируются на определенных видах зрительной обработки; их повреждение может
избирательно поражать содержание сознания. Так, область веретенообразной извилины активируется, когда вы смотрите на лицо знакомого
человека. Повреждение этой области приводит к прозопагнозии – состоянию, при котором человек не узнает людей по лицам, а иногда и
собственное лицо в зеркале. Исследования показывают, что у некоторых людей прозопагнозия может быть врожденной, однако часто они даже
не осознают ее наличие, поскольку различают людей по походке, манере говорить или прическе. Выключение одного компонента содержания
сознания заставляет мозг компенсировать это с помощью остальной поступающей информации.
Повреждение областей мозга, которые отвечают за память, может иметь серьезные последствия для нашего осознания. Американскому
пациенту Генри Молисону, вплоть до своей смерти в 2008 году известному под инициалами Г.М. (англ. H.M.), в юности удалили оба
гиппокампа, чтобы вылечить эпилепсию. В результате он потерял способность помнить о своем прошлом и думать о будущем, что свело его
сознательный опыт к моменту здесь и сейчас до конца его дней. Эпилепсия прилегающих к гиппокампу областей мозга может вызывать
дежавю – нарушение временной перспективы психики, или же сбой в матрице нашего разума.
Болезнь Альцгеймера также начинается в гиппокампе и окружающих его областях, а ее первый симптом – потеря памяти – намекает на
последующую утрату собственного «я». Гиппокамп тесно связан с рядом структур головного мозга, в совокупности известных под названием
сеть пассивного режима работы мозга (СПРРМ). Эти области мозга особенно активны, когда мы находимся в состоянии покоя, и участвуют
в воспоминании о прошлом, прогнозировании будущего и постижении мыслей других людей – иными словами, в том, что составляет
содержание внутренней жизни. На раннем этапе болезнь Альцгеймера также затрагивает эту сеть, что и приводит к характерному нарушению
памяти.
При других видах деменции поражаются другие участки мозга и соответствующие им аспекты психической деятельности. Так, при
семантической деменции (известной также как первичная прогрессирующая афазия) изменения выявляются в латеральной височной
коре, которая находится примерно за ушами и хранит нашу базу данных о языке и мире. Повреждение этой области приводит к трудностям в
подборе слов и утрате знаний, в то время как память о происходящих событиях, особенно сильно страдающая при Альцгеймере, остается
сохранной.
Расстройства воображения
Бо́льшая часть того, что мы знаем о расстройствах сознания, относится к нарушениям ежеминутного осознания окружающего мира, однако это
не единственное направление, в котором что-то может сломаться. В последние годы начали выявлять расстройства нашего «расширенного
сознания». Сознание человека существенно обогащают его способности вспоминать прошлое, мысленно путешествовать в будущее и
погружаться в виртуальный мир художественного романа или научной теории. Значительная часть нашей жизни протекает в воображении,
поэтому неудивительно, что его тоже можно повредить.
Около десяти лет назад человек, известный в научных исследованиях как MX, после операции по устранению закупорки артерии утратил
способность к мысленному представлению (см. далее). У большинства людей, когда они смотрят или мысленно представляют что-либо,
активируются одни и те же области мозга, однако функциональная визуализация мозга MX показала, что в его случае при попытке что-то
представить соответствующие зоны мозга не активировались.

Точка зрения. Каково это – потерять свой «мысленный взор»?

Человек, известный в научных статьях под инициалами MX, после операции потерял способность к зрительному представлению. Он
рассказал свою историю Адаму Земану.
MX: Я полагаю, что впервые заметил это через несколько недель после моей ангиопластики. Я заметил, что ночью, когда я ложился спать, я не
мог сделать то, что я обычно делал раньше – перед сном я думал о своей семье, о моих детях и внуках и представлял себе их. Они просто не
появлялись перед моим внутренним взором. И, кроме того, у меня был особый метод: когда я не мог уснуть, я отсчитывал в обратную сторону
от 99, представляя себе цифры – либо черные на белом фоне, либо белые на черном. Я никогда не доходил до единицы, я всегда засыпал
раньше.
АЗ: Могли ли Вы представить себе места, которые посещали ранее?
MX: Нет. Я ничего не мог представить. Я мог вспомнить их, но не мог зрительно вообразить.
АЗ: Повлияло ли это на Вашу память?
MX: Насколько я могу судить, на память это никак не повлияло, она все так же хороша, как и раньше.
АЗ: И даже память на зрительные детали?
MX: Да. Я знаю, это звучит немного странно, но даже память на зрительные детали – я не могу мысленно увидеть их, но могу вспомнить. Я
просто знаю о них, но не могу их увидеть. Я не могу объяснить это.

Описание этого случая получило широкую огласку и привело к установлению того факта, что значительное число людей – возможно, 2 %
населения – лишены этой способности. Это расстройство было названо афантазией («фантазия» – термин Аристотеля для мысленного взора,
приставка «а» обозначает ее отсутствие).
У некоторых людей, сообщающих о пожизненной неспособности визуализировать, оказываются затронуты все виды чувств – иными словами,
у них нет также и «мысленного уха» или «мысленного языка» – в то время как у половины страдает лишь зрительное воображение. Часть
людей с этим расстройством описывают трудности с автобиографической памятью, что, вероятно, не должно удивлять, поскольку для
большинства из нас зрительное воображение является очень важным компонентом автобиографической памяти. И действительно, многие
области мозга, которые активируются при воспоминании о прошлом, также активируются и при зрительном представлении. Некоторые
художники и писатели также сообщают о неспособности к представлению, тем не менее, они очень творчески одарены, что делает очевидным
тот факт, что неспособность к представлению не то же самое, что неспособность к воображению. Крейг Вентер, первым расшифровавший
геном человека, давно признался в отсутствии способности к представлению, и, по его мнению, это только способствовало эффективности его
работы.
Интересно, что многие люди с афантазией знают, что такое зрительные образы, поскольку они видят сны и гипнагогические образы при
засыпании, однако они не могут вызвать зрительный образ произвольно. Это может быть связано с тем, что, по существу, сновидение – это
восходящий процесс, обусловленный активностью в стволе мозга, и мозговая активность во время сна и бодрствования очень различается.
Когда мы принимаем произвольное решение представить что-либо, мы запускаем нисходящие процессы, в которые вовлечены совершенно
иные мозговые структуры, с особым участием лобных и теменных долей.
На другом конце шкалы находятся люди с недавно обнаруженной способностью к необычайно яркому зрительному представлению –
гиперфантазией. Сравнение этих двух групп должно пролить свет на то, каким образом мы выстраиваем нашу внутреннюю реальность.

Интервью. «Покажи мне, что ты там: Этические дилеммы минимального сознания»

«Что если часть людей, находящихся в, казалось бы, вегетативном состоянии, на самом деле пребывают в сознании?» – спрашивает
Джозеф Финс, профессор медицинской этики и медицины медицинского колледжа Корнеллского университета в Нью-Йорке и соруководитель
Консорциума по углубленному изучению травм головного мозга (CASBI).
– Ваша работа затрагивает трудные вопросы, связанные с нарушениями сознания после травм головного мозга. Почему эта проблема
так важна для Вас?
– Мы только недавно стали понимать, что определенная подгруппа людей, которым был поставлен диагноз вегетативного состояния, вовсе не
были вегетативными. Они не были без сознания постоянно; на самом деле они были в сознании. Сейчас мы называем это «состоянием
минимального сознания». Это указало мне на проблему прав человека, поскольку эти люди, обладающие способностью к взаимодействию и на
каком-то уровне осознающие происходящее, были изолированы в домах-интернатах для престарелых и инвалидов.
– И, таким образом, в Вашей книге «Право берется за ум» («Rights Come to Mind»), Вы решили рассказать их истории.
– Я опросил более 50 семей пациентов, приехавших в Корнеллский и Рокфеллеровский университеты, чтобы поучаствовать в нашем
исследовании того, как мозг восстанавливается от расстройств сознания. Я почувствовал огромное моральное обязательство дать голос этим
безмолвным людям и их семьям, которые боролись, потрясенные горем, зачастую в полной изоляции.
– Эти дилеммы Вы проиллюстрировали историей Мэгги Уортен. Расскажите о ней.
– Мэгги была старшекурсницей, когда после инсульта в стволе мозга она оказалась, как тогда считалось, в постоянном вегетативном
состоянии. Два года спустя ее мать вышла на нас в надежде понять, нет ли у Мэгги хотя бы каких-то признаков присутствия сознания. Нам
удалось продемонстрировать, сначала на поведенческом уровне, а затем с помощью нейровизуализации, что она действительно пребывала в
состоянии минимального сознания. Однажды мой коллега Николас Шифф указал на мать Мэгги и спросил: «Это твоя мать?» После долгой
паузы взгляд Мэгги опустился – что означало «да». Мать Мэгги начала рыдать у меня на плече. Это был поворотный момент.
– Мы знаем о состоянии минимального сознания с 2002 года. Почему ошибочный диагноз все еще остается проблемой?
– Проблема с состоянием минимального сознания заключается в том, что поведенческие проявления неустойчивы, а поэтому не всегда могут
быть воспроизведены. Это усложняет диагностику, и уровень ошибок по-прежнему высок. Одно из исследований показало, что 41 %
пациентов с травмами головного мозга, у которых было диагностировано вегетативное состояние, на самом деле пребывали в состоянии
минимального сознания.
Я считаю, что мы должны подготовить общество к последствиям достижений в области нейронауки, которые поставят перед нами новые
проблемы, но вместе с тем предоставят и возможности для поиска новых решений.
– Какие из научных достижений изменят картину?
– Нейровизуализация может способствовать пониманию того, находятся ли эти люди в сознании. Нейробиология заставила нас осознать эту
проблему, но, возможно, она поможет нам с ней справиться, используя нейропротезирование, глубокую стимуляцию головного мозга, другие
устройства и препараты. Но по своей сути это социальная проблема, потому что сейчас у нас есть пациенты, которые заслуживают большего,
чем мы традиционно предлагали им.
– Каково это – быть частью команды, впервые испытавшей глубокую стимуляцию мозга, чтобы повлиять на сознание пациентов с
травмами головного мозга?
– Эта работа началась благодаря моему сотрудничеству с Николасом Шиффом, моим коллегой по колледжу Вейл Корнелл. Нас интересовал
разрыв между тем, что видно снаружи и что происходит внутри, и у Николаса была идея использовать при состоянии минимального сознания
глубокую стимуляцию, чтобы восстановить функциональные связи. Это выявило огромную этическую проблему: как исследовать кого-то, кто
не может дать на это согласие? Я потратил бо́льшую часть десятилетней работы, размышляя над этической формулировкой, которая сделала
бы такую работу возможной. В итоге проект опубликовали в журнале Nature в 2007 году. Мы обнаружили, что глубокая стимуляция мозга
может привести к улучшению внимания, управления конечностями и устной речи. Благодаря этой процедуре участник исследования, после
нападения находившийся в состоянии минимального сознания, смог достичь достаточной координации, чтобы питаться через рот.
– Вы говорите об этих проблемах в очень обнадеживающем ключе, однако многое из того, что переживают люди, которых Вы
описываете, звучит просто ужасно.
– Я не пытаюсь романтизировать эти состояния. Никто бы не выбрал такой путь. Но после травмы мозга семья пациента поначалу надеется,
что их близкий выживет и очнется. Потом они надеются, что, когда он очнется, он будет в сознании. Затем они надеются, что это сознание
будет чем-то бо́льшим, чем минимальное сознание – но, в конце концов, они оказываются там, куда вряд ли ожидали попасть. Мы пытаемся
помочь таким людям восстановить как можно больше функциональных возможностей. Недавнее исследование показало, что 22 % пациентов с
расстройством сознания могут восстановиться в степени, достаточной для самостоятельной жизни. Большинство людей эта цифра шокирует.
– В чем заключается упомянутый вами парадокс, касающийся помощи, которую пациенты получают в начале лечения и потом?
– Люди, получившие травматические повреждения головного мозга, изначально получают первоклассную медицинскую помощь, которая
спасает их жизни. Но после этого они часто оказываются в учреждениях для хронических больных, поскольку их не считают способными к
реабилитации. Однако, попав туда однажды, часто они уже не возвращаются.
– Таким образом, Вы говорите, что упускается шанс улучшить их состояние?
– Да. Кто-то может быть в вегетативном состоянии, когда его выписывают из больницы. Он может оказаться в доме-интернате, а затем начать
эпизодически демонстрировать признаки реакций; врач приходит, но признаки не воспроизводятся. Если врач не в курсе новейших научных
открытий, он может приписать это семейному отрицанию, в то время как на самом деле это биология состояния минимального сознания.
В книге я описываю подобные случаи. Например, Терри Уоллис заговорил спустя 19 лет с момента травмы. Его семья думала, что они видели
что-то такое в течение этого времени, но только когда он очнулся и начал говорить, люди поняли, что бо́льшую часть этих 19 лет он провел в
состоянии минимального сознания.
– Могут ли люди, которым удалось восстановиться, помочь изменить представление о том, что это значит – жить с такого рода
повреждениями головного мозга?
– Проблема состоит в том, что люди, восстановившиеся после состояния минимального сознания, не помнят это время. Все хотят знать, что же
происходило в их голове. Но они не помнят этого, потому что гиппокамп, в котором «находится» память, является одной из самых
чувствительных к повреждению частей мозга – поэтому у них нет воспоминаний. Но их истории становятся прекрасными примерами того,
почему мы должны быть обеспокоены.

Глава 6. Сознательные машины

Когда в человеческом сознании еще столь многое остается непонятым, каковы шансы создать нечто подобное у роботов?
Встроить «чувства» в машины
Мы сможем многое узнать о сознании, если подумаем о том, что бы это значило для робота – осознавать самого себя, чувствовать и мыслить.
В 2016 году группа немецких исследователей заявили, что они создали роботизированную руку, которая могла чувствовать боль. И в самом
деле, когда по роботу жестко ударяли, он реагировал сильнее, отодвигаясь быстрее, чем если бы к нему мягко прикоснулись. Но то же самое ли
это, что и чувство боли? Большинство людей, вероятно, сказали бы «нет»: они бы сказали, что робот запрограммирован по-разному
реагировать на разные стимулы, но в действительности он ничего не чувствует.
Будучи людьми, мы не просто ощущаем и реагируем, мы действительно чувствуем; испытывая богатые и яркие ощущения, бо́льшие, чем
просто реакции на стимулы. Пока что наука не смогла выдвинуть убедительное объяснение, почему ощущения чувствуются так, как они
чувствуются. Некоторые даже настаивают на том, что понимание природы ощущений выходит за пределы науки. Учитывая это,
соблазнительно думать, что создание чего-то вроде ощущений у робота должно быть невозможным.
Самые влиятельные объяснения «квалиа», т. е. конкретных свойств чувственного опыта, предполагают, что появление разных чувств может
вызывать некоторые малопонятные и сложные мозговые процессы. Но такой подход порождает больше вопросов, чем ответов. Представьте
себе, будто мы обнаружили, что разница между переживаниями красного и зеленого обусловлена каким-либо мозговым процессом, скажем,
различными частотами колебаний в зрительной коре. Тогда вы могли бы задаться вопросом, что такое есть в этих разных частотах, что
заставляет вас чувствовать красное, а не зеленое? Загадка останется. Действительно, независимо от нейробиологического объяснения разницы
между красным и зеленым, вы всегда можете задать аналогичный вопрос: что в этом конкретном мозговом механизме дает вам переживание
красного, а не зеленого? Как представляется, причина затруднений – отсутствие общего языка, связывающего качество переживания, которое
мы не можем даже описать словами, и возможные физические или неврологические механизмы.
 Размышляя о «чувстве»
Тогда, возможно, настало время подумать о «чувстве» иначе. Сенсомоторная теория сознания (см. главу 2) описывает опыт «чувствования» не
как таинственный побочный продукт работы мозга, но как способ взаимодействия с окружающим нас миром.
Например, представьте, как вы нажимаете на губку. Где рождается чувство, ощущение мягкости? Традиционный подход будет искать
ощущение в мозге, но если вы надавите на ближайший мягкий объект прямо сейчас, то станет очевидно, что мягкость находится вовсе не в
мозге: она находится в конкретных характеристиках действия нажатия на мягкий объект. Сенсомоторная теория предполагает, что все
«чувства» представляют собой что-то подобное. Красный цвет, запах лука и звук колокольчика – все это разные способы взаимодействия с
миром. Если это так, то чувство – это то, что робот определенно может испытать – этого, безусловно, проще добиться, чем неких ощущений,
таинственным образом возникающих вследствие сложной работы мозга.
Сенсомоторная теория лишает «квалиа» загадочности. Она объясняет, что такое красное, что такое видеть и слышать, теми же словами, что мы
используем для описания того, что мы делаем, взаимодействуя с миром. И, что принципиально важно, роботы также должны быть способны
так взаимодействовать.
Итак, какие же факторы необходимы, чтобы создать переживания, подобные человеческим? Одна из важнейших особенностей наших
ощущений заключается в том, что они обладают «сенсорным присутствием» (sensory presence): они кажутся происходящими извне и реально
существуют физически по сравнению с другими процессами, происходящими в нашей нервной системе, такими как мышление, воображение
или память.
Телесность
Одна из причин такого сенсорного присутствия наших ощущений – «телесность». Сенсорная информация, приходящая от одного из пяти
органов чувств, очень зависит от движений нашего тела. Если вы смотрите на что-либо и двигаете глазами или телом, то информация,
поступающая в вашу нервную систему, немедленно меняется. Сравните это с мышлением: когда вы думаете о чем-то и двигаетесь, никаких
изменений не происходит. Мысли не обладают «телесностью», и потому они не переживаются как поступающие из внешнего мира.
В дополнение к нашему телу внешний мир также играет активную роль в нашем чувственном опыте: на поступающую в нервную систему
информацию влияют не только движения нашего тела, но и изменения в окружающей нас среде. В сенсомоторной теории это называют
«неподвластностью» внешнего мира (insubordinateness), поскольку в любой момент внешний мир может вмешаться и занять центральное
место.
Это указывает на еще одно отличие ощущений от других видов активности мозга, таких как мышление и память. Внезапное изменение
информации на сенсорных входах сразу же привлекает наше внимание. Причина ее «назойливости» в том, как эволюция подключила наши
сенсорные системы: текущую когнитивную обработку может немедленно прервать внезапное событие в окружающей среде.
Итак, если бы мы встроили телесность, «непослушность» и «назойливость» в сенсорные системы робота, появилось ли бы у него сознание?
Не обязательно. Чтобы сознательно испытывать чувство, субъект должен не только ощущать его, но и обращать внимание на то, что он
ощущает. Например, вы можете управлять автомобилем во время разговора с пассажиром, останавливаться на красном свете и совершать все
правильные повороты, но когда вы вернетесь домой, вы можете не вспомнить ни одной детали из этой поездки. Таким образом, осознание
чего-то также требует от вас и внимания.

Аппаратное обеспечение – это то, что нам нужно, чтобы решить трудную проблему?
Большинство компьютеров и роботов, созданных до сих пор, работает на программном обеспечении. Пентти Хайконен, инженер-электрик и
философ из Иллинойсского университета в Спрингфилде, утверждает, что именно поэтому они никогда не смогут переживать боль или цвета
так же, как мы. Программное обеспечение – это язык, и поэтому для интерпретации ему требуется дополнительная информация. Если вы не
говорите по-русски, слова «боль» или «красный», например, не несут для вас никакого смысла. Но если вы видите красный цвет, это имеет
значение независимо от языка, на котором вы говорите.
Хайконен создал робота под названием XCR, или Экспериментальный Когнитивный Робот (eXperimental Cognitive Robot), который хранит
входящую сенсорную информацию и управляет ей не с помощью программного обеспечения, а посредством физических объектов – в данном
случае это провода, резисторы и диоды. Ощущения, такие как «красный» и «боль», являются для мозга непосредственным опытом, без какой-
либо интерпретации по пути.
«XCR устроен таким образом, что, если его ударить с достаточной силой, полученный электрический сигнал разворачивает его в обратном
направлении – это реакция избегания, соответствующая боли, – говорит Хайконен. – Робот также способен примитивно обучаться». Если в
момент удара в поле зрения робота оказался синий объект, робот будет ассоциировать синий цвет с болью и отступит, произнося «Мне больно,
синий плохой». Попробуйте снова подтолкнуть его к синему объекту, и он даст задний ход. “Синий, плохой”».
С развитием достижений в робототехнике обучение избеганию синих объектов не является чем-то сверхвыдающимся: с этим справляются и
обычные роботы на базе программного обеспечения. Но тот факт, что XCR обходится без программного обеспечения, храня сенсорную
информацию непосредственно в своем аппаратном обеспечении, делает его первым шагом на пути к осознанию, утверждает Хайконен.
Если он прав, и мы не можем создать чувствующую машину на основе программного обеспечения, тогда какой бы большой не была сеть, она
никогда не сможет стать разумной. Но мозг в колбе, подключенный к симуляции суперкомпьютера, – классический мысленный эксперимент из
философии – может.

Итак, если бы мы создали процессор, управляющий вниманием в роботе, могли бы мы теперь сказать, что он может чувствовать, как и мы? И
снова чего-то не хватает. Здоровые люди обладают самостью, собственным «я»: у них есть «я», переживающее некое чувство. Если бы робот
был способен обращать внимание на то, что необходимо обработать, при этом по-прежнему не зная о своем собственном существовании, он,
несомненно, ничего бы не испытывал.
Создание чувства собственного «я» у робота может быть достижимее, чем вы думаете. Существует много уровней знания о себе. Амеба
способна не есть саму себя, иными словами, на базовом уровне она может отличить себя от других вещей. На более высоком уровне белка
прячет свои орехи так, чтобы другие белки не смогли их найти. Это показывает, что белка с точки зрения своих собственных целей отличает
себя от других белок. И, наконец, люди – и, возможно, собаки, дельфины, приматы – имеют более высокий уровень знаний о себе, который
можно назвать знанием о знании себя, что порождает более сложные явления, такие как эмпатия, убеждения, желания и мотивация. Создание
всего этого в роботах ближе, чем может показаться (см. далее).

Нау, робот с самосознанием

В 2015 году в лаборатории робототехники на восточном берегу реки Гудзон, штат Нью-Йорк, трем маленьким человекоподобным роботам
задали головоломку.
Им сказали, что двум из них дали «таблетку немоты», лишившую их возможности говорить. В реальности нажатие специальной кнопки
лишало их дара речи, но никто из них не знал, какой робот все еще может говорить. Это и было той проблемой, которую они должны были
решить.
Неспособные решить задачу, все роботы попытались сказать: «Я не знаю». Но только один из них при этом издал звук. Услышав свой
собственный голос, он понял, что он не был лишен возможности говорить, и произнес: «Прошу прощения, теперь я знаю! Я смог доказать, что
мне не дали “таблетку немоты”». Затем он вывел формальное математическое доказательство и сохранил его в своей памяти, чтобы доказать,
что понял.
Это первый случай, когда робот смог пройти классический тест, известный как загадка мудрецов. Тест похож на простой, и это действительно
так. Но демонстрация того, что роботы – в данном случае, серийные модели Нау – могут решать логические головоломки, требующие
элемента самосознания, стала важным шагом для создания машин, которые будут понимать свое место в мире.
Проводивший эксперимент Сельмер Брингсйорд из Политехнического института Ренсселера в Нью-Йорке утверждает, что, пройдя через
множество испытаний такого рода – пусть и ограниченных, – роботы создадут репертуар способностей, которые станут полезными. Вместо
того чтобы мучительно раздумывать над тем, смогут ли машины когда-нибудь обладать человеческим сознанием, Брингсйорд стремится
продемонстрировать конкретные, ограниченные образцы сознания.
Для решения загадки мудрецов нужны некоторые очень человеческие черты. Робот должен уметь слушать и понимать заданный человеком
вопрос «Какую таблетку ты получил?». Затем он должен услышать свой собственный голос, говорящий «Я не знаю», понять, что говорит
именно он, и связать это с идеей о том, что он не получил таблетку молчания.
В этом конкретном случае роботы Брингсйорда могут казаться сознательными, оценивая свое собственное состояние и делая вывод. Но более
широкий и глубокий интеллект, которым мы, люди, обладаем, здесь полностью отсутствует. Роботы Нау способны решить загадку мудрецов,
но неспособны узнать собственные ноги.
Брингсйорд говорит, что одна из причин, по которой роботы не могут иметь более широкое сознание, состоит в том, что они просто не могут
обработать достаточное количество данных. Хотя камеры могут захватить больше данных о сцене, чем человеческий глаз, робототехники не
могут понять, как объединить всю эту информацию в связанную картину мира.
Тест также проливает свет на то, что для человека значит быть сознательным. По мнению Брингсйорда, то, что есть у человека и чего никогда
не будет у робота, это «феноменальное» сознание; «непосредственное переживание сознательной мысли», как это называет Джастин Харт из
Университета Британской Колумбии в Ванкувере. Тест демонстрирует тонкую разницу между действительным переживанием восхода солнца
и простым наличием зрительных нейронов коры, активирующихся для отображения восхода солнца. Без этого роботы – всего лишь
«философские зомби», способные имитировать сознание, но не обладающие им в действительности.

Однако даже обладающий всеми этими качествами, умный, чувствующий робот с самосознанием был бы по-настоящему сознательным, если
бы смог убедить нас, что у него есть собственные внутренние переживания. Даже у людей представление о собственном «я» можно
рассматривать как когнитивный или социальный конструкт. Философ Дэниэл Деннет называет это нарративом (рассказом, создаваемым
человеком): мы рассказываем истории о нашей собственной внутренней жизни и о жизни других. Почему же это представляется таким
реальным? Рассмотрим другие виды культурных конструктов, например деньги. Деньги – это история в том смысле, что мы все согласились
относительно ценности определенных листков бумаги и определенных кусочков металла. Если бы мы не согласились с тем, что они имеют
ценность, они бы ничего не стоили. То же самое касается и чувства собственного «я»: хотя это всего лишь история, для нас она совершенно
реальна.
То же самое можно сказать и о чувствующем, осознающем себя роботе. Поскольку роботы умнеют и все больше и больше становятся частью
нашего – и, возможно, своего собственного – общества, они также смогут сказать о себе, как и о нас, что они обладают сознанием. И в этот
момент они будут чувствовать себя так же, как и мы. Конечно, будут и различия, потому что у них другие тела, другие способы
взаимодействия, но их «чувства» будут так же реальны для них, как и наши – для нас. Чувствующие роботы будут жить среди нас, и,
возможно, раньше, чем мы думаем.

Вы, в силиконе
Представьте себе, что вам никогда не придется по-настоящему умереть. Представьте, что когда ваше человеческое тело уже больше не сможет
функционировать, вы сможете загрузить все ваши воспоминания в компьютер и жить в теле человекоподобного робота.
Это фантазия, которая пока еще далека от реальности, но несколько компаний предпринимает первые шаги в этом направлении.
Первоначальная цель состоит в том, чтобы позволить вам создать реалистичную цифровую репрезентацию себя, или аватар, который сможет
существовать еще долгое время после смерти вашего биологического тела. Этот оцифрованный «близнец» мог бы преподать ценные уроки
вашим правнукам, а также создать у них хорошее представление о том, каким был их предок.
В конечном счете, однако, они нацелены на создание персонализированного, сознательного аватара, воплощенного в роботе, фактически
позволяя вам или некоторому подобию вас достичь бессмертия.
Доступные пока что опции немногим превосходят присутствие в социальных сетях с искусственно оживленной фотографией, но несколько
компаний работают не только над совершенными копиями лиц, но и над захватом уникальных выражений лица и естественной речи.
Остается еще множество проблем, и не в последнюю очередь это время и деньги, связанные с созданием реалистично выглядящего аватара,
который знает все о вашей индивидуальности и вкусах. Создание действительно жизнеспособной репрезентации потребовало бы обучения
длиною в целую жизнь, и давайте смотреть правде в глаза: большинство из нас слишком заняты своей собственной. Но в будущем – кто знает.
Сельскохозяйственная революция в огромной степени расширила представление о том, чего люди могут достичь совместными действиями, в
то время как промышленная революция привела к переходу власти от сельской знати к городскому бизнесу. Революция цифровой
идентичности в свою очередь может трансформировать представления людей о себе и своей жизни – и о том, что значит быть человеком.
Следите за новостями.

Глава 7. Измененные состояния сознания

Что необычные состояния – от внетелесных переживаний до психоделических галлюцинаций – могут рассказать нам о том, как сознание
работает?
Погружение: как гипноз меняет наше сознание
Среди ученых у гипноза сложилась неоднозначная репутация, но это не помешало нескольким исследователям изучить его как возможное
окно в природу сознания.

Дэвид Оукли, почетный профессор Университетского колледжа Лондона, использует гипноз, чтобы вызывать у здоровых людей необычные
состояния сознания. Его идея состоит в том, чтобы создать «виртуальных пациентов» с симптомами, которые можно буквально включать и
выключать по щелчку пальцев, что облегчает изучение вызывающей их ненормальной активности мозга.
Вместе с Питером Халлиганом, нейропсихологом из Университета Кардиффа, они сосредоточились на ряде редких и необычных состояний,
при которых нормальная осознанность нарушается.
Эти состояния включают истерическую слепоту, при которой человек не может сознательно видеть, однако не имеет ощутимых повреждений
глаз или мозга, а также одностороннее пространственное игнорирование, при котором человек не осознает половину зрительного поля.
Сюда входит и истерический паралич – невозможность двигать какой-либо частью тела, несмотря на отсутствие физической травмы, –
представляющий собой расстройство свободы воли, при котором страдают произвольные движения. Та же самая конечность при этом может
двигаться без каких бы то ни было проблем, пока человек спит. Синдром чужой руки — еще одно расстройство свободы воли, при котором
человек чувствует, будто его рука или нога действуют сами по себе (см. далее).

Свобода неволи: когда ваша конечность живет своей собственной жизнью

Люди с так называемым синдромом чужой руки страдают из-за того, что их рука тянется и берет предметы без их собственного на то желания.
Они могут попытаться удержать ее другой рукой, а если это не срабатывает, иногда им приходится привязывать ее.
Причиной этого является повреждение головного мозга – обычно в области, известной как дополнительная моторная область (ДМО).
Исследование с обезьянами показало, что другая часть мозга, премоторная кора, бессознательно порождает некоторые из наших действий в
ответ на то, что мы видим вокруг нас. Затем в действие вступает ДМО, позволяя движению осуществиться или останавливая его, но
повреждение ДМО может разрушить этот контроль – отсюда и рука-«анархист», реагирующая на каждый зрительный стимул.
Некоторым людям не везет настолько, что у них повреждаются ДМО обоих полушарий мозга, и обе их руки не подчиняются контролю. «Они
находятся во власти стимулов окружающей среды», – говорит Серхио Делла Сала, невролог из Эдинбургского университета, который изучает
данное состояние.
Все это звучит как противоположность свободе воле – Делла Сала называет это «свободой неволи». Полученные данные показывают, что, хотя
нам кажется, будто наши действия всегда находятся под нашим сознательным контролем, на самом деле многие решения принимаются
бессознательно.

Оукли и Халлиган считают, что с использованием гипноза можно воссоздать у здоровых людей эти состояния, что потенциально способно
пролить свет на их причины. Исследователи надеются ускорить наше понимание этих состояний, трудных для изучения в силу того, что они
встречаются крайне редко и часто сопровождают другие расстройства, такие как депрессия или шизофрения.
Может ли деятельность мозга под гипнозом действительно имитировать то, что происходит при настоящем расстройстве? Оукли и Халлиган
убеждены, что у их виртуальных пациентов наблюдаются некоторые из тех же изменений деятельности мозга, что и у пациентов с истинными
расстройствами. Халлиган рассказывает, что однажды они вызвали одностороннее пространственное игнорирование у испытуемого, сказав
ему, что левая сторона его зрительного поля перестанет существовать. Затем они попросили его скопировать изображение с дюжиной
предметов, разбросанных по всему листу. Большинство людей под гипнозом, получивших такую инструкцию, копируют объекты только с
правой части листа. Но этот испытуемый, как и настоящие пациенты, нарисовал на листе правую сторону каждого объекта.
По его словам, сходства доходят и до работы мозга. Халлиган и его коллеги ввели в состояние гипноза двенадцать высоковнушаемых
студентов, а затем либо говорили им, что их левая нога парализована, либо говорили им просто притворяться, что их левая нога парализована,
с обещанием вознаграждения, если им удастся обмануть исследователя. Исследователи, не зная о том, к какой группе принадлежат участники,
не могли понять, кто из них имитирует паралич – пока не увидели сканы мозга испытуемых. В активности их мозгов наблюдались явные
различия. У тех испытуемых, кто был гипнотически парализован, была высокоактивна правая орбитофронтальная кора – область мозга,
которая принимает участие в подавлении эмоций и которая также активна при истерическом параличе.
Данное исследование показало, что области мозга, в норме связанные с намеренным торможением движений, при истерическом параличе и
гипнозе неактивны. Значит, такие состояния действительно связаны с расстройством свободы воли. Проблема заключается не в том, что люди
не хотят двигаться, но в том, что они не могут этого сделать.
Помогут ли подобные исследования разработать новые методы лечения, пока еще только предстоит выяснить. Возможно, самым важным
шагом будет простое убеждение врачей и пациентов в том, что эти состояния реально существуют.

Невосприимчивость к гипнозу
Если гипноз на вас не действует, вините в этом «проводку» вашего мозга. Похоже, что люди, в большей степени чувствительные к гипнозу, с
большей вероятностью будут демонстрировать дисбаланс в работе полушарий мозга.
Примерно 15 % людей считаются чрезвычайно восприимчивыми к гипнозу, в то время как еще 10 % почти невозможно загипнотизировать.
Остальные из нас находятся где-то посередине. Скептики утверждают, что некоторые из нас просто более внушаемы и потому склонны скорее
играть роль загипнотизированного, нежели впадать в подлинный транс. Однако недавние исследования выявили, что во время гипноза между
различными областями мозга обнаруживается меньшее количество связей, активность в левом полушарии мозга понижается, а в правом –
повышается. Эти данные свидетельствуют о том, что гипноз – нечто большее, чем просто игра.
Чтобы узнать, наблюдаются ли также различия между мозгами восприимчивых и невосприимчивых к гипнозу испытуемых вне состояния
транса, Питер Нейш из Открытого университета в Милтон-Кинсе, Великобритания, использовал стандартный тест на восприимчивость к
гипнозу (гипнабельность), сочетающий двигательные и когнитивные задачи, чтобы выявить по десять испытуемых каждого типа. Затем он дал
каждому испытуемому пару очков со светодиодами, установленными на левой и правой стороне оправы. Светодиоды быстро загорались один
за другим, и испытуемые должны были сказать, какой из них загорелся первым. Нейш повторял это задание, пока интервал между вспышками
не стал настолько коротким, что испытуемые больше не могли вынести суждение об их правильном порядке.
Нейш обнаружил, что восприимчивые к гипнозу испытуемые лучше справлялись с заданием, когда первым загорался правый светодиод, чем
когда первым был левый. Это показало, что левое полушарие их мозга работает более продуктивно (зрительные пути перекрещиваются в
мозгу, поэтому левое полушарие управляет правым глазом и наоборот). В то же время невосприимчивые к гипнозу испытуемые одинаково
справлялись с заданием независимо от того, какой светодиод загорался первым.
Эти различия в балансе эффективности работы мозга сохранялись, когда Нейш попытался загипнотизировать обе группы. Во время гипноза
мозг испытуемых из восприимчивой группы, казалось, переключал «состояния», выполняя задачу быстрее, когда первым загорался левый
светодиод. Между тем у невосприимчивых испытуемых продуктивность полушарий оставалась относительно одинаковой. Они не входили в
транс, но их выполнение задачи стало ухудшаться.
Нейш предполагает, что успешный гипноз требует временного доминирования правого полушария мозга, и это состояние намного легче
вызвать у тех, кто уже склонен к дисбалансу в работе полушарий, даже в состоянии бодрствования. Это согласуется с теорией о том, что
гипноз предполагает передачу господства от левого к правому полушарию. Золтан Дьенеш из Университета Сассекса в Брайтоне,
Великобритания, использовал для временного снижения активности в левом полушарии транскраниальную магнитную стимуляцию и
обнаружил, что это повышает восприимчивость к гипнозу.

Внетелесный опыт
Однажды утром один молодой человек проснулся с чувством головокружения. Он встал и обернулся, только чтобы увидеть самого себя, все
еще лежащего в постели. Он закричал на свое спящее тело, встряхнул его и запрыгнул на него. Следующее, что он увидел – он снова лежал,
но теперь видел себя, стоящего у кровати и трясущего свое спящее тело. Объятый ужасом, он выпрыгнул из окна своей комнаты на
третьем этаже. Позднее его нашли сильно травмированным.

То, что пережил этот 21-летний человек – это внетелесный опыт (или внетелесное переживание), одно из самых своеобразных и необычных
состояний сознания. Вероятно, его спровоцировала эпилепсия. Позднее он сказал врачам, что не пытался убить себя, он выпрыгнул в
отчаянной попытке воссоединиться со своим телом.
Со времени этого драматического происшествия ученые, в том числе Питер Брюггер, нейропсихолог, занимавшийся с этим молодым
человеком в Университетской клинике Цюриха в Швейцарии, прошли долгий путь к пониманию внетелесных переживаний. Они сузили
возможные причины до дисфункции в работе определенной области мозга и теперь пытаются понять, как это приводит к почти
сверхъестественному опыту покидания собственного тела и наблюдения за ним со стороны. Также они используют внетелесный опыт для
решения давней проблемы: как мы создаем и поддерживаем чувство собственного «я».
Такие авторы, как Достоевский, Уайльд, де Мопассан и По (некоторые из которых знали, о чем пишут, не понаслышке), как нельзя более
сгустили краски, описывая в своих произведениях внетелесные переживания, благодаря чему их обычно связывают с эпилепсией, мигренями,
инсультами, опухолями головного мозга, употреблением наркотиков и даже околосмертными опытами. Однако ясно, что люди без явных
неврологических нарушений также могут пережить внетелесный опыт. По некоторым оценкам, около 5 % здоровых людей в какой-то момент
своей жизни испытывали нечто подобное.
Ваш двойник
Так что же это такое – внетелесный опыт? Недавно появившееся определение включает в себя множество странных ощущений. Наименее
серьезное из них – ваш двойник: вы ощущаете присутствие или видите человека, который, как вы знаете, является вами, хотя вы сами
остаетесь в своем теле. Часто это переходит во вторую стадию, когда ваше чувство собственного «я» перемещается туда и обратно между
вашим настоящим телом и вашим двойником. Это как раз то, что испытал пациент Брюггера. Наконец, ваше сознание полностью покидает
ваше тело и наблюдает за ним со стороны, часто с возвышенного положения вроде потолка.
Некоторые внетелесные переживания включают только одну из этих стадий, некоторые – все три по нарастающей. Удивительно, но многие
люди, пережившие подобное, сообщают об этом как о приятном опыте. Итак, что может происходить в мозге, порождая такое, казалось бы,
невозможное ощущение?
Первые существенные ориентиры появились в 2002 году, когда нейрофизиолог из Федеральной политехнической школы Лозанны Олаф Бланке
и его команда наткнулись на способ вызвать полноценный опыт выхода из тела. Они выполняли эксплоративную операцию на мозге у 43-
летней женщины с тяжелой эпилепсией, чтобы определить, какую часть ее мозга нужно удалить, чтобы вылечить. Когда они
простимулировали область вблизи задней части мозга, называемую височно-теменным узлом, женщина сообщила, что она парит над
собственным телом и смотрит вниз на себя.
В этом есть некоторый неврологический смысл. Височно-теменной узел обрабатывает зрительные и тактильные сигналы, информацию о
равновесии и положении тела в пространстве от внутреннего уха, а также проприоцептивные ощущения от суставов, сухожилий и мышц,
которые говорят нам, где находятся части нашего тела относительно друг друга. Его задача – объединить все это вместе, чтобы создать
ощущение телесности: ощущение того, где находится ваше тело и где оно заканчивается, а весь остальной мир начинается. Бланке и его
коллеги предположили, что внетелесные переживания возникают, когда по какой-либо причине височно-теменной узел не справляется со
своей работой должным образом.
Перемещая собственное «Я»
Впоследствии появилось еще больше доказательств того, что в основе внетелесных переживаний лежит дисфункция височно-теменного узла.
Так, в 2007 году Дирк Де Риддер из Университетской больницы Антверпена в Бельгии пытался помочь 63-летнему мужчине справиться с
неподатливым звоном в ушах. В последней отчаянной попытке заставить звон в ушах утихнуть команда Риддера имплантировала электроды
рядом с височно-теменным узлом пациента. Это не вылечило его, но привело к тому, что он испытал что-то близкое к внетелесному опыту: он
почувствовал, что его собственное «я» сдвинулось примерно на 50 сантиметров назад и влево от его тела. Чувство длилось более 15 секунд,
достаточно долго, чтобы провести ПЭТ-сканирование его мозга. И, разумеется, команда обнаружила, что во время этих переживаний был
активен височно-теменной узел.
Пока что прорыву в знаниях способствуют только внезапные находки в ходе операций на головном мозге или при лечении неврологических
расстройств, не в последнюю очередь из-за редкости подобных случаев. Требуются более масштабные исследования, и для достижения этого
Бланке и другие используют методику, называемую «задачи на трансформацию собственного тела», чтобы заставить мозг делать то, что он, по-
видимому, делает во время внетелесных переживаний. В этих экспериментах испытуемым показывают последовательность из кратких
появлений карикатурных фигур с перчаткой, надетой на одну руку. Некоторые фигуры стоят лицом к испытуемому, другие повернуты спиной.
Задача состоит в том, чтобы представить себя на месте фигуры и определить, на какую руку надета перчатка. Чтобы сделать это, вам придется
мысленно поворачивать свое тело по мере того, как одно изображение сменяет другое. Пока испытуемые выполняли эти задачи, исследователи
регистрировали деятельность их мозга с помощью ЭЭГ и обнаружили, что височно-теменной узел активировался тогда, когда испытуемые
представляли себя в положении, отличном от их фактического положения, – в положении вне тела.
Команда также воздействовала на височно-теменной узел с помощью транскраниальной магнитной стимуляции, неинвазивного метода,
который позволяет временно «отключать» части мозга. При этом деятельность височно-теменного узла нарушалась, и выполнение задачи по
трансформации собственного тела у испытуемых занимало значительно больше времени.
Стимулировались и другие области мозга, в том числе близкие к височно-теменному узлу. Результаты показывают, что, пока эти области
работают хорошо, мы чувствуем себя единым целым с нашим телом. Но стоит их работе нарушиться, и наше чувство телесности может
улетучиться.
Однако это не объясняет наиболее поразительную особенность внетелесных переживаний: почему большинство людей, находясь вне тела,
видят не только собственное тело, но и окружающие их предметы и других людей. Откуда приходит эта информация?
Сонный паралич
Один из источников данных относится к состоянию, известному как сонный паралич, при котором здоровые люди обнаруживают, что их тело
неподвижно, как во сне, несмотря на пробуждение. Опросив почти 12 000 человек, испытавших сонный паралич, Аллан Чейн из Университета
Ватерлоо в Онтарио, Канада, обнаружил, что многие люди сообщили об ощущениях, схожих с внетелесными переживаниями: они выплывали
из собственного тела и оборачивались, чтобы посмотреть на него.
Чейн предполагает, что это может быть результатом конфликта информации в мозгу. Во время сонного паралича возможно войти в состояние,
подобное быстрой фазе сна, в которой вы видите сон, где вы движетесь или летаете. При таких обстоятельствах вы осознаете ощущение
движения, но ваш мозг осознает, что ваше тело двигаться не может. В попытке разрешить этот сенсорный конфликт мозг отпускает чувство
собственного «я». Возможно, подобные сенсорные конфликты вызывают и классические внетелесные переживания.
Как кто-то может видеть, даже если глаза закрыты? На этот счет у Брюггера есть предположение, связанное с одним из его пациентов,
сообщивших о внетелесном опыте. По словам отца этого пациента, который сидел у постели, его глаза были закрыты. Тем не менее, позже
пациент рассказал, что из положения над своей кроватью он видел, как его отец идет в ванную, возвращается с мокрым полотенцем и вытирает
ему лоб.
По-видимому, пациент слышал, как его отец идет в ванную и включает воду, а затем, должно быть, почувствовал прикосновение влажного
полотенца к своему лбу. Брюггер считает, что его мозг сконвертировал эти стимулы в зрительный образ подобно тому, что происходит при
синестезии. Тем не менее, это все еще не объясняет внешнюю точку наблюдения.
На этот счет у Томаса Метцингера из Университета имени Иоганна Гутенберга в Майнце, Германия, есть свои соображения. Представьте себе
эпизод какого-нибудь недавнего праздника. Вы визуализируете его с точки зрения первого или третьего лица с самим собой на сцене?
Удивительно, но большинство из нас делает именно последнее. Если мозг реконструирует воспоминания подобным образом, то точка зрения
со стороны может иметь место и в процессе восприятия.
Какими бы ни были механизмы, исследование внетелесных переживаний обещает помочь ответить на принципиальный вопрос нейробиологии
и философии: как появляется самосознание? Нам совершенно очевидно, что у нас есть чувство собственного «я», которое чаще всего
находится в нашем теле. Тем не менее, из внетелесных переживаний нам также ясно, что чувство собственного «я» может отделяться от
нашего физического тела. Итак, как же связаны «я» и тело?
Чтобы ответить на этот вопрос, Метцингер объединился с Бланке и его коллегами в эксперименте, в котором у здоровых испытуемых
индуцировали внетелесные переживания. Они снимали каждого испытуемого на видеокамеру со спины и проецировали изображение на
дисплей, который испытуемый надевал на голову, так что он видел изображение самого себя, стоящего в двух