Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
2 5260303707362297443 PDF
2 5260303707362297443 PDF
Ю Несбё
Часть 1
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Часть 2
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Часть 3
Глава 40
Глава 41
Глава 42
Глава 43
Глава 44
Глава 45
Глава 46
Глава 47
Глава 48
Глава 49
Глава 50
Часть 4
Глава 51
Глава 52
Глава 53
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
Ю Несбё
Нож
Jo Nesbø
KNIV
***
Часть 1
Глава 1
Рваное платье развевалось на ветке гнилой сосны. Старику
невольно вспомнилась песенка времен его молодости – про платье,
сохнущее на веревке. Правда, этот предмет женского гардероба, в
отличие от того, о котором говорилось в песне, колыхался не под
порывами южного ветерка, а в потоках ледяной талой воды. На дне
реки было совсем тихо. Часы показывали уже пять часов вечера, но на
дворе стоял март, так что еще не стемнело. Если верить прогнозу
синоптиков, то небо там, над поверхностью реки, должно было быть
безоблачным, однако внизу солнечный свет, прошедший через слой
льда и четыре метра воды, казался рассеянным, и поэтому сосна и
платье скрывались в загадочной зеленоватой полумгле. Старик точно
установил, что это летнее платье, синее в белый горошек. Возможно,
когда-то этот наряд имел другой цвет, трудно сказать, все зависит от
того, как давно он зацепился за ветку. И теперь платье барахталось в
нескончаемом потоке воды, который полоскал его, то поглаживая
спокойным течением, то дергая и утягивая за собой, когда река
бурлила. И в результате от материи постепенно отрывался кусочек за
кусочком. Старик подумал, что в этом отношении платье было похоже
на него самого. Когда-то оно явно имело значение для какой-нибудь
девушки или женщины, на него бросали взгляды мужчины, его
касались детские руки. Но теперь платье, так же как и он сам, было
потеряно, утрачено, не имело никакой функции, угодило в ловушку,
где и томилось, безъязыкое и неподвижное. Оставалось только ждать,
когда течение и время унесут последний лоскут того, что некогда
было красивым нарядом.
– На что вы смотрите? – услышал он голос позади.
Превозмогая мышечные боли, старик, сидевший на своем стуле,
повернул голову и посмотрел вверх. Перед ним стоял новый клиент.
Теперь старик не все удерживал в памяти, но никогда не забывал лиц
людей, заходивших в магазин «Сименсен: всё для охоты и рыбалки».
Этому посетителю не нужны ни оружие, ни боеприпасы. Немного
потренировавшись, можно научиться по взгляду клиентов определять,
кто из них относится к жвачным животным, этой навсегда утратившей
охотничий инстинкт половине человечества, не знакомой с тайной
другой половины: человек чувствует себя по-настоящему живым
только тогда, когда всадит пулю в большое и теплое млекопитающее.
Старик полагал, что этот мужчина пришел за блеснами или удочками,
развешанными вокруг большого телевизионного экрана на стене
напротив. А может, за одной из фотоловушек, выставленных в другом
конце магазина.
– Он смотрит на реку Хаглебюэльва, – ответил его зять Альф,
подходя к ним. Альф остановился рядом и раскачивался на каблуках,
засунув руки в большие карманы длинной кожаной охотничьей
жилетки, которую всегда носил на работе. – В прошлом году мы
вместе с производителем установили в реке подводную камеру, так
что теперь у нас прямая круглосуточная трансляция из-под
лестничного рыбохода у водопада Нурафоссен, и мы увидим, когда
рыба начнет подниматься по реке.
– И как скоро это будет?
– Некоторые экземпляры появятся уже в апреле-мае, но большое
движение начнется только в июне. Форель нерестится раньше лосося.
Посетитель улыбнулся старику:
– Рановато вы начали смотреть, да? Или уже заметили рыбу?
Старик открыл рот, продумал слова – их он не забыл, но, так
ничего и не сказав, вновь сомкнул губы.
– Афазия, – сообщил Альф.
– Что? – не понял клиент.
– После инсульта он не может говорить. Вы ищете рыболовные
снасти?
– Фотоловушку.
– Значит, вы охотник?
– Охотник? Нет, боже упаси. Просто я обнаружил какие-то
странные, абсолютно ни на что не похожие экскременты прямо перед
дачным домиком в Сёркедалене. Я их сфотографировал, выложил в
«Фейсбук» и спросил, может, кто знает, чьи они. Горцы сразу
ответили: медвежьи. Можете себе такое представить, а? Медведь! В
лесу, в двадцати минутах езды и в получасе ходьбы от Осло!
– Но это же потрясающе.
– Ну не знаю, лично я не в восторге. У меня, как я уже говорил,
там дачный домик. Я вывожу туда семью. И хочу, чтобы кто-нибудь
убил этого зверя.
– Я охотник и прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Но
знаете, даже в Норвегии, где не так уж давно этих зверей водилось
множество, за последние пару сотен лет едва ли был зарегистрирован
хоть один случай нападения медведя на человека со смертельным
исходом.
«А вот и неправда, – подумал старик. – Начиная с 1800 года таких
случаев было одиннадцать. Последний произошел в 1906-м».
Возможно, он утратил речь и пальцы плохо его слушаются, но с
памятью все в порядке. И мысли его были по-прежнему ясными. По
большей части. Время от времени он путался и, заметив, как его зять
Альф и дочь Метте обмениваются многозначительными взглядами,
понимал, что свалял дурака. В первое время, после того как дети
начали управлять магазином, который он сам основал и содержал
целых пятьдесят лет, старик приносил много пользы. Но теперь, после
очередного удара, он просто сидел в зале. Нельзя сказать, что это ему
не нравилось. Нет, после смерти Оливии старик по большому счету не
предъявлял особых требований. Много ли ему осталось? Вполне
достаточно находиться рядом с близкими, каждый день получать
горячий обед, сидеть на стуле в магазине и смотреть по телевизору
бесконечную беззвучную программу, которая демонстрируется как раз
в его темпе, и самым драматичным событием этой передачи станет
появление на лестничном рыбоходе первой готовой к нересту рыбы.
– С другой стороны, это вовсе не означает, что подобное не
может произойти вновь, – услышал старик голос Альфа,
провожавшего клиента к стенду с фотоловушками. – Этот зверь вряд
ли похож на милого плюшевого медвежонка, а убийство у хищников в
крови. Так что, ясное дело, вам нужна камера, чтобы понять,
поселился ли он рядом с вашим домиком или же просто проходил
мимо. Кстати говоря, бурые медведи как раз сейчас выходят из
спячки, и они голодные. Установите камеру там, где нашли
экскременты, или у самого дома.
– Значит, камера находится внутри этого скворечника?
– Этот скворечник, как вы его называете, защищает ее от ветра и
осадков, а также от зверей. Вот это недорогая камера, самая
простенькая. В нее встроена линза Френеля, фиксирующая
инфракрасное излучение, незаметное для людей и животных. Как
только объект появляется в зоне видимости, камера реагирует на
исходящее от него тепло и автоматически включается.
Старик вполуха слушал их разговор, но его внимание привлекло
кое-что другое, на телеэкране. Он не видел, что именно это было, но
зеленый полумрак внезапно проре́зал свет.
– Запись сохраняется на карте памяти, вмонтированной в камеру,
ее потом можно воспроизвести на своем компьютере.
– Ну надо же, как далеко зашел прогресс!
– Минус в том, что вам необходимо приехать на место, чтобы
проверить, произвела ли камера запись. Если вы приобретете вот эту
модель, которая стоит чуть дороже, то каждый раз при включении
камеры будете получать смс-уведомление. Есть и еще один вариант –
вот эта супермодель, которая не только записывает изображение на
карту памяти, но, кроме того, отправляет его прямо на ваш телефон
или электронный адрес. В этом случае ваше присутствие необходимо
лишь изредка, чтобы поменять батарейки, а так можете спокойно
сидеть в своей гостиной.
– А что, если медведь заявится ночью?
– У камеры есть светодиодные лампы. Это невидимый свет,
который не спугнет зверя.
Свет. Теперь старик видел его. Яркий поток лился справа, сверху
по течению. Он пробуравил толщу зеленой воды, попал на платье, и
на какой-то ужасный миг старику показалось, что девушка в платье
пробудилась к жизни и танцует от радости.
– Ну, это уже просто из области фантастики!
Старик изумленно открыл рот, когда увидел, как в кадре
появляется космический корабль. Он светился изнутри и парил на
расстоянии около полутора метров от речного дна, а потом наткнулся
на большой камень и, как при замедленной съемке, начал вертеться
вокруг него, а исходившие спереди лучи света заскользили по дну и на
мгновение ослепили старика, попав в линзу камеры. Толстая ветвь
сосны поймала крутящийся автомобиль и остановила его. Старик
слышал, как колотится сердце у него в груди. Автомобиль! В салоне
горел свет, и он видел, что машина наполнилась водой почти до
самого верха. В салоне кто-то был. Человек полусидел-полустоял на
переднем сиденье, отчаянно стараясь дотянуться до воздуха,
скопившегося под крышей. Одна из гнилых веток, удерживавших
автомобиль, сломалась и уплыла вниз по течению.
– Правда, изображение будет не таким резким и отчетливым, как
при дневном свете, да вдобавок еще и черно-белым. Но если линза не
запотеет от росы и ничто не загородит обзор, то вы увидите своего
медведя.
Старик затопал в попытке привлечь внимание Альфа. Казалось,
человек в автомобиле сделал глубокий вдох и нырнул. Его короткие
щетинистые волосы пошли волнами, а щеки раздулись. Он ударил
обеими руками в боковое стекло, находившееся прямо напротив
камеры, но вода, заполнившая салон автомобиля, ослабила силу удара.
Старик уперся в подлокотники стула и попытался встать, но мышцы
не желали его слушаться. Он отметил, что средний палец на руке
мужчины в салоне автомобиля был серого цвета. Бедняга перестал
наносить удары и прижался лбом к стеклу. Как будто сдался. Еще одна
ветка сломалась, течение все тащило и тащило автомобиль, стараясь
высвободить его, но сосна не желала отпускать свою добычу. Старик
уставился на лицо, прижимавшееся к окну изнутри. Мужчина был
уже не первой молодости. Выпученные голубые глаза. Шрам,
прочертивший багровый полукруг от уголка рта до уха. Старик
поднялся со стула и, пошатываясь, сделал два шага в сторону прилавка
с фотоловушками.
– Простите, – тихо сказал зять покупателю. – Что случилось,
папа?
Старик жестами указывал на телеэкран у себя за спиной.
– Правда? – недоверчиво произнес Альф и быстро прошествовал
мимо тестя к телеэкрану. – Неужели рыба?
Старик помотал головой и повернулся к экрану. Автомобиль
пропал. И все опять стало как раньше. Речное дно, мертвая сосна,
платье, зеленый свет, струящийся сквозь лед. Как будто ничего и не
случилось. Он снова топнул и показал на экран.
– Успокойся, папа. – Альф дружески похлопал его по плечу. –
Еще рано для нереста. – И он вновь вернулся к фотоловушкам.
Старик смотрел на двух мужчин, стоявших к нему спиной, и
чувствовал, как его сердце наполняют отчаяние и ярость. Как
объяснить им, что он сейчас видел? Врач говорил, что при некоторых
видах инсульта нарушается общая способность коммуницировать, в
том числе письменно или жестами. Старик проковылял обратно к
стулу и снова уселся. Он смотрел на бегущую без остановки реку.
Невозмутимая. Равнодушная. Неизменная. И через пару минут он
почувствовал, как сердце его успокаивается. Кто знает, может, на
самом деле ничего и не было. Вдруг это всего лишь следующий шаг в
сторону полного мрака? Или же, в его случае, в сторону наполненного
яркими красками мира галлюцинаций. Он посмотрел на платье. На
мгновение, когда, как ему показалось, платье осветили фары
автомобиля, бедняге привиделось, что это танцует Оливия. А за
оконным стеклом в освещенной кабине автомобиля он разглядел лицо,
которое видел раньше. Которое помнил. А единственными лицами,
что он пока еще помнил, были лица тех, кого он видел здесь, в своем
магазине. Этот мужчина заглядывал к ним дважды. Голубые глаза,
багровый шрам. Оба раза он покупал фотоловушки. Совсем недавно
сюда приходила полиция и спрашивала о нем. Старик мог бы
рассказать, что тот мужчина высокий. И что у него особый взгляд.
Взгляд человека, посвященного в тайну. Человека, который не
принадлежал к жвачным животным.
Глава 2
Свейн Финне склонился над женщиной и положил руку на ее
мокрый от пота лоб. Смотревшие на него снизу вверх глаза были
широко распахнуты от боли. Или оттого, что она слишком громко
кричала. Скорее второе, решил он.
– Ты боишься меня? – шепотом поинтересовался Финне.
Женщина кивнула и сглотнула. Он всегда считал ее красивой:
когда смотрел, как она входит в дом и выходит из него, занимается в
спортклубе, когда усаживался в метро напротив – чтобы она знала: он
тут, рядом. Но она никогда не казалась ему более прекрасной, чем
сейчас, лежащая здесь, абсолютно беспомощная, вся в его власти.
– Обещаю все сделать быстро, любовь моя, – прошептал он.
Женщина проглотила слезы. Как же она боится! Финне
задумался, не поцеловать ли ее.
– Нож в живот, – продолжил он, – чик, и все кончится.
Она сжала веки, и из-под ресниц показались две прозрачные
слезинки.
Свейн Финне тихо рассмеялся:
– Ты знала, что я приду. Ты знала, что я не смогу оставить тебя в
покое. Я же обещал.
Он провел указательным пальцем по смеси пота и слез на ее
щеке. Он видел ее глаз сквозь большую, зияющую в ладони, в крыле
орла, дыру, которую оставила пуля тогда еще молодого полицейского.
Свейна Финне осудили на двадцать лет за восемнадцать эпизодов
сексуального домогательства, и он не отрицал самих действий, но
выступал как против формулировки «домогательство», так и против
того, что за подобные действия мужчину вроде него вообще
необходимо наказывать. Но судьи и присяжные, очевидно, сочли, что
законы Норвегии выше законов природы. Таково было их мнение.
Через кратер в ладони на Финне смотрел глаз женщины.
– Ты готова, любовь моя?
– Не называй меня так, – проскулила она, скорее умоляя, чем
приказывая. – И не говори про нож…
Свейн Финне вздохнул. Ну откуда этот извечный страх? Нож,
между прочим, первый инструмент, который появился у наших
далеких предков, и у человечества было два с половиной миллиона
лет, чтобы к нему привыкнуть, но кое-кто тем не менее до сих пор не
способен разглядеть красоту в предмете, позволившем хомо сапиенс
спуститься с деревьев. Охота, хозяйство, земледелие, пища, оборона.
Нож забрал столько же жизней, сколько и спас. Одно невозможно без
другого. Только тот, кто понимает это, осознает последствия
принадлежности к роду человеческому, принимает свое
происхождение, способен любить нож. Бояться и любить. Ведь это же
две стороны одной медали.
Свейн Финне поднял глаза и посмотрел на готовые к
употреблению ножи, разложенные на столе рядом с ними. Можно
выбирать. Важно уметь выбрать подходящий инструмент для каждого
вида работы. Эти ножи хороши для его цели, все они превосходного
качества. Но ясное дело, им не хватает того, что Свейн Финне всегда
искал в ноже. Личность. Дух. Магия. А ведь до того как высокий
молодой полицейский с жесткими короткими волосами все испортил,
у Свейна Финне имелась замечательная коллекция из двадцати шести
экземпляров.
Самым красивым был нож с Явы – длинный, тонкий и
асимметричный, этакая извивающаяся змея с рукояткой. Красота в
чистом виде, ну прямо как у женщины. Возможно, такой нож не
самый удобный в использовании, но зато обладает гипнотическим
действием, присущим змеям и очаровательным женщинам, и
заставляет людей делать именно то, чего ты от них хочешь. Самым
эффективным орудием убийства в коллекции был нож рампури,
излюбленное оружие индийской мафии. От него веяло холодом,
словно он сделан изо льда, и еще этот нож был завораживающе
некрасив. Керамбит, имевший форму тигриного когтя, сочетал в себе
функциональность и красоту. Хотя его красота, возможно, и выглядела
немного нарочито, как у слишком ярко накрасившейся проститутки в
слишком обтягивающем платье со слишком глубоким вырезом. Свейну
Финне керамбит никогда не нравился. Он предпочитал невинные,
девственные и по возможности простые инструменты вроде своего
любимого пуукко – финского ножа. Рукоятка из дерева орехового
цвета без всякой гарды, короткое лезвие с долом и загнутым вверх
острым концом. Этот пуукко Свейн купил в Турку, а через пару дней
воспользовался им, чтобы доходчиво объяснить сложившуюся
ситуацию пухлой восемнадцатилетней девчушке по имени Маалин,
которая совершенно одна работала на АЗС «Несте» неподалеку от
Хельсинки. Уже тогда, как обычно в предвкушении секса, он начал
слегка заикаться. Это не признак потери контроля над ситуацией,
скорее наоборот, результат выброса адреналина. И еще подтверждение
того факта, что, прожив на свете семьдесят семь лет, Свейн Финне по-
прежнему полон сил. Ровно две с половиной минуты прошло с того
момента, как он открыл дверь, и до того, как он вышел обратно на
улицу. За это время Финне успел прижать Маалин к прилавку, содрать
с нее штаны и оплодотворить девчонку, а затем взять ее удостоверение
личности и переписать себе фамилию и адрес. Две с половиной
минуты. Сколько секунд заняло само оплодотворение? Половой акт у
шимпанзе длится в среднем восемь секунд, восемь секунд две
обезьяны остаются совершенно беззащитными в мире, полном
страшных хищников. Горилла, у которой меньше врагов в дикой
природе, может растянуть удовольствие на минуту. Но
дисциплинированный мужчина во вражеском стане должен принести
удовольствие в жертву более высокой цели: репродукции. Поэтому
точно так же как ограбление банка не должно превышать четырех
минут, так и оплодотворение в общественном месте не должно
длиться более двух с половиной. Эволюция докажет его правоту, это
всего лишь вопрос времени.
Но здесь и сейчас они в безопасности. Кроме того, никакого
оплодотворения не ожидалось. Нельзя сказать, что у Финне не было
желания, оно было. Но сегодня у нее произойдет соитие с ножом. Нет
никакого смысла в том, чтобы пытаться оплодотворить женщину, если
в результате у нее не появится потомства. В этом случае
дисциплинированный мужчина сбережет свое драгоценное семя.
– Мне можно называть тебя любимой, мы же помолвлены, –
прошептал Свейн Финне.
Она смотрела на него черными от ужаса глазами. Невероятно
черными, словно бы уже угасшими. Как будто в них больше не
осталось света.
– Да, мы же помолвлены, – тихо засмеялся он, прижимаясь
своими толстыми губами к ее, после чего автоматически вытер
женщине рот рукавом фланелевой рубашки, чтобы не оставить там
следов своей слюны. – Ну а теперь я сделаю то, что обещал… – сказал
Свейн и резко провел зажатым в руке ножом между ее грудями вниз к
животу.
Глава 3
Харри проснулся. Что-то явно было не так. Понятное дело, он
скоро вспомнит, в чем именно заключается проблема, и несколько
благословенных секунд неведения – это все, что у него есть, прежде
чем кулак реальности нанесет ему безжалостный удар. Он открыл
глаза и сразу пожалел об этом. Казалось, солнечный свет, который
пробивался сквозь грязное, в подтеках окно, освещая маленькую
пустую гостиную, беспрепятственно проник прямо к болезненной
точке позади глаз. В поисках убежища Харри снова зажмурился. Он
успел вспомнить, что ему снился сон. О Ракели, конечно же. Первую
часть этого сна он видел неоднократно: было утро, много лет назад,
вскоре после того, как они познакомились. Она лежала, положив
голову ему на грудь, а Харри спросил, правда ли то, о чем все говорят:
якобы у него нет сердца? И Ракель рассмеялась тем смехом, который
он так любил. Чтобы вызвать у нее этот смех, он был готов совершать
самые идиотские поступки. Ракель подняла голову, посмотрела на
него теплыми карими глазами, унаследованными от матери-
австрийки, и ответила, что люди правы, но это ничего – она отдаст
ему половинку своего сердца. А ведь на самом деле все, считай,
именно так и произошло. Сердце Ракели оказалось огромным, оно
гоняло кровь по его телу, помогало ему оттаять, вновь делало его
настоящим человеком. Любящим мужем. И заботливым отцом Олега,
погруженного в себя серьезного парнишки, которого Харри со
временем полюбил, как собственного сына. Харри был буквально на
седьмом небе от счастья, и в то же время все это страшно его пугало.
Он понимал, что это как-то неправильно, ведь он не создан для
блаженства. И он до смерти боялся потерять Ракель. Потому что одна
половинка сердца не может биться, если не бьется другая, это
прекрасно известно всем, в том числе ему и Ракели. Но если Харри не
может без нее жить, почему же он сбежал от нее в сегодняшнем сне?
Он толком не помнил, как это произошло, но Ракель явилась,
чтобы потребовать назад свою половинку сердца, она услышала
слабеющие удары сердца в груди Харри, нашла его и позвонила в
дверь.
И занесенный кулак реальности настиг его. Вот она, жестокая
правда жизни.
На самом деле он уже потерял Ракель.
И это не он сбежал, а она сама выгнала его.
Харри принялся хватать ртом воздух. В уши настойчиво
проникал какой-то звук, и он понял, что голова его буквально
разрывается от мигрени. Этот же самый звук ворвался, причинив боль,
в его сон перед самым пробуждением. А ведь кто-то на самом деле
звонит в дверь. И у него невольно опять появилась эта идиотская,
мучительная, неослабевающая надежда.
Не открывая глаз, Харри протянул руку к бутылке виски,
стоявшей на полу рядом с диваном, опрокинул ее и, услышав
громыхание катящегося по вытертому паркету сосуда, понял, что тот
пуст. Он заставил себя открыть глаза и увидел руку, жадной клешней
свисающую над полом, и титановый протез, заменяющий средний
палец. Рука была в крови. Черт! Он понюхал пальцы, пытаясь
вспомнить, чем закончился вчерашний вечер и присутствовали ли там
женщины. Харри откинул одеяло и оглядел свое 193-сантиметровое
тело – длинное, голое и тощее. Вот, пожалуйста, физические следы
того, что он опустился на дно. Если и дальше вести такой образ
жизни, то мышечная масса начнет уменьшаться неделя за неделей, а
кожа, которая уже приобрела сероватый оттенок, побледнеет еще
больше, он превратится в призрак и в конце концов исчезнет
полностью. Но в этом-то и заключается весь смысл употребления
алкоголя, разве нет?
Издав стон, Харри привел себя в сидячее положение и огляделся.
Он вернулся туда, где находился перед тем, как снова стать человеком,
только теперь стоял ступенькой ниже. Он не знал, ирония ли это
судьбы или простое совпадение, но двухкомнатная сорокаметровая
квартира его молодого коллеги из полиции, куда его сначала пустили
пожить и которую он со временем снял, находилась этажом ниже той,
где Харри обитал до того, как переехал в бревенчатую виллу Ракели в
Хольменколлене. Поселившись здесь, Харри купил в «ИКЕЕ»
раскладной диван. Этот самый диван, забитая виниловыми
пластинками книжная полка в спальне, журнальный столик, зеркало,
до сих пор прислоненное к стене гостиной, и комод в коридоре – вот и
вся обстановка новой квартиры. Харри и сам толком не знал, почему
не обустраивает жилье: то ли в силу инертности, то ли в глубине души
надеется, что Ракель все-таки позовет его обратно.
Харри прислушался к себе: не надо ли ему проблеваться? М-да,
вот вопрос. Похоже, за две недели организм постепенно
адаптировался к яду и стал не только лучше переносить алкоголь, но и
даже требовать увеличения дозы. Харри посмотрел вниз на пустую
бутылку из-под виски, остановившуюся между его ступнями. «Питер
Доусон спешиал». Прямо скажем, не самый лучший выбор. То ли дело
«Джим Бим»: прекрасный виски, да к тому же его выпускают в
прямоугольных бутылках, которые никуда не укатятся. Но зато
«Доусон» стоит дешево, а томимому жаждой алкоголику с зарплатой
полицейского и пустым банковским счетом особо привередничать не
приходится. Харри взглянул на часы. Без десяти четыре. До закрытия
винных магазинов оставалось два часа десять минут.
Он сделал вдох и поднялся. Голова вот-вот взорвется. Он
покачнулся, но устоял на ногах. Харри посмотрел на себя в зеркало и
решил, что сильно смахивает на донную рыбу, которую вытащили на
поверхность так быстро, что, казалось, глаза и внутренности вот-вот
вывернутся наружу, да еще с такой силой, что прорвали ей крючком
щеку, оставив серповидный розовый шрам от левого уголка рта до уха.
Он пошарил под одеялом, но трусов не нашел, натянул лежавшие на
полу джинсы и вышел в коридор. На неровном стекле входной двери
вырисовывался темный силуэт.
«Это Ракель, она вернулась!» Точно так же он думал, когда в
дверь позвонили в прошлый раз. Но тогда это оказался сотрудник
энергетической компании «Хафслюнд Стрём». Он обходил квартиры,
предлагая жильцам заменить старые счетчики на новые, современные,
которые измеряют расход электричества каждый час: дескать, очень
удобно, всегда можно самому удостовериться, в какое время ты
включал электроплиту или настольную лампу. Харри ответил, что
плиты у него нет, а если бы даже и была, ему бы не хотелось, чтобы
все вокруг знали, когда он пользуется ею, а когда нет. И выпроводил
агента.
Но силуэт, который он видел сейчас, был женским. Ее рост, ее
фигура. Интересно, как Ракель проникла в подъезд?
Он открыл дверь.
На пороге стояли две гостьи. Абсолютно незнакомая женщина и
девочка, такая маленькая, что просто не доставала до стекла. Харри
заметил кружку для сбора пожертвований и понял, что сначала они
позвонили в домофон и кто-то из соседей впустил их в подъезд.
– Благотворительная акция по сбору средств на нужды Красного
Креста, – сказала женщина. Поверх курток у них обеих были надеты
оранжевые жилеты с соответствующей эмблемой.
– А я думал, она проводится осенью, – ответил Харри.
Женщина и девочка молча смотрели на него. Сначала он принял
это за враждебность, как будто он обвинил их в обмане. Но потом
понял, что это презрение, вызванное, возможно, тем, что он был кое-
как одет и от него разило спиртом, и это в четыре часа дня. Кроме
того, Харри не знал о благотворительной акции, проходящей,
вероятно, по всей стране, о чем наверняка сообщали по телевидению.
Харри задумался, не испытывает ли он чувство стыда. Да, есть
немного. Он засунул руку в карман брюк, где обычно хранил
наличность, когда уходил в запой, зная по опыту, что банковскую
карту в таких случаях лучше с собой не носить.
Он улыбнулся девочке, которая широко раскрытыми глазами
смотрела на его окровавленную руку, опускающую свернутую купюру
в щель опломбированной кружки. Перед тем как купюра исчезла в
кружке, Харри заметил усы. Усы Эдварда Мунка[1].
– Черт! – воскликнул он, вновь опуская руку в карман. Пуст, как
и его счет.
– Прошу прощения? – произнесла женщина.
– Я думал, это двести крон, но по ошибке дал вам тысячную
купюру.
– Бывает.
– А можно… э-э-э… получить ее обратно?
Посетительницы молча переглянулись. Девочка осторожно
подняла кружку повыше, чтобы ему лучше была видна пломба поверх
логотипа благотворительной акции.
– Понятно, – прошептал Харри. – А как насчет сдачи?
Женщина улыбнулась, как будто услышала шутку, и он тут же
улыбнулся в ответ, чтобы заверить ее, что она права, но его мозг
отчаянно продолжал искать решение проблемы. Необходимо
раздобыть 299 крон и 90 эре до шести часов. Или хотя бы 169 крон и
90 эре, этого хватит, чтобы приобрести маленькую бутылку.
– Утешайтесь тем, что ваши деньги пойдут нуждающимся, –
сказала женщина и потянула девочку за собой в сторону лестницы и
следующей квартиры.
Харри запер за ними дверь, прошел в кухню, смыл с руки кровь и
почувствовал жгучую боль. Вернувшись в гостиную, он огляделся и
заметил на пододеяльнике отпечаток кровавой ладони. Он опустился
на четвереньки и достал из-под дивана мобильный телефон.
Сообщений нет, только три пропущенных вчера вечером звонка: один
от Бьёрна Хольма, криминалиста, родом из Тутена, и два от
Александры, эксперта из Института судебной медицины. Они с Харри
близко познакомились совсем недавно, после того как Ракель выгнала
его из дома, и, судя по тому, что он помнил, Александра была не из
тех дамочек, кто считает менструацию причиной для отмены секса.
В первый раз, когда она приволокла сюда его, пьяного, и они оба
безуспешно шарили по его карманам в поиске ключей, Александра
подозрительно быстро и ловко вскрыла замок, уложила Харри на
диван и сама устроилась рядышком. А когда он проснулся, ее уже и
след простыл, осталась только записка, в которой она благодарила его
за прекрасную ночь. Так что это вполне могла быть кровь
Александры.
Харри зажмурился и попробовал сосредоточиться. События
последних недель вообще виделись ему как в тумане, а что касается
вчерашнего вечера и минувшей ночи, то здесь его память не
сохранила абсолютно ничего. Серьезно, в голове была полная пустота.
Он открыл глаза и посмотрел на правую руку, которая сильно болела.
Кожа с костяшек трех пальцев ободрана, по краям ран запеклась
кровь. Скорее всего, он кого-то ударил. А то, что пострадали три
пальца, означало, что ударов было несколько. Теперь он заметил кровь
и на брюках тоже. Много крови, столько не могло натечь из ран на
руке. И она вряд ли была менструальной.
Харри вытряхнул одеяло из пододеяльника, одновременно
набирая номер Бьёрна Хольма. В трубке раздались гудки, и Харри
знал, что где-то там, вдалеке, звучит мелодия одной из песен Хэнка
Уильямса[2], в которой, по утверждению Бьёрна, рассказывалось о
криминалисте вроде него самого.
– Как делишки? – раздался добродушный тутенский говорок
Бьёрна.
– Так себе, – ответил Харри, заходя в ванную. – Можешь
одолжить мне триста крон?
– Сегодня воскресенье, Харри. Винные магазины закрыты.
– Воскресенье? – Харри выскользнул из брюк и запихал их вместе
с пододеяльником в переполненную корзину с грязным бельем. – Черт
бы его побрал.
– Еще что-нибудь?
– У меня пропущенный звонок: оказывается, ты звонил мне вчера
около девяти вечера.
– Да, но ты не ответил.
– Угу. Судя по всему, мой телефон последние сутки пролежал под
диваном. Я был в баре «Ревность».
– Так я и подумал, поэтому позвонил Эйстейну, и он сообщил
мне, что ты там.
– И?..
– Ну и я тоже заявился туда. Ты что, серьезно – ничего не
помнишь?
– Да что случилось, черт возьми?
Харри услышал, как его коллега вздохнул, и представил, как
слегка выпученные рыбьи глаза Бьёрна закатились на круглом и
бледном, как луна, лице, обрамленном кепкой и самыми густыми
рыжими бакенбардами во всем Полицейском управлении Осло.
– Что именно тебя интересует?
– Только то, что, по-твоему, мне следует знать, – произнес Харри,
обнаруживший в корзине для белья кое-что интересное. Там среди
грязных трусов и футболок торчало горлышко бутылки. Он рывком
достал ее. «Джим Бим». Пустая. Или?.. Он открутил пробку,
приставил горлышко ко рту и закинул голову назад.
– Хорошо, тогда слушай короткий отчет, – сказал Бьёрн. – Когда я
прибыл в бар «Ревность» в четверть десятого, ты был пьян, а когда я в
половине одиннадцатого повез тебя домой, ты мог связно говорить
только на одну-единственную тему. Вернее, только об одном человеке.
Угадай о ком.
Харри не ответил, он тряс бутылку, следя за каплей, стекающей
вниз.
– О Ракели, – пояснил Бьёрн. – Ты с трудом добрался до машины,
а потом я запер тебя в квартире, вот и все.
По скорости движения капли Харри понял, что у него еще много
времени, и отнял бутылку ото рта.
– Мм… Правда?
– Это краткая версия.
– Мы дрались?
– Ты и я?
– Ясно. Судя по твоей реакции, дрался только я, причем явно не с
тобой. А с кем?
– Ну, новый владелец «Ревности» точно получил затрещину.
– Всего одну? Я проснулся с тремя ободранными костяшками на
руке, да и брюки у меня тоже в крови.
– Сперва ты стукнул Рингдала по носу, причем с такой силой, что
брызнула кровь. После этого он уклонился, и ты попал в стену.
Причем несколько раз подряд. Думаю, на стене остались твои
кровавые следы.
– Неужели Рингдал не защищался?
– Решил не связываться. Честно говоря, Харри, ты так надрался,
что твои действия не могли считаться оскорбительными. Нам с
Эйстейном удалось остановить тебя до того, как ты нанес себе
повреждения.
– Черт возьми, ничего не помню. А за что я бил Рингдала?
– Ну, одну-то затрещину этот тип точно заслужил. Он проиграл
всю пластинку «White Ladder»[3] и решил поставить ее сначала. Но
тут ты принялся орать, что он разрушает добрую репутацию
заведения, созданную, по твоему мнению, тобой, Эйстейном и
Ракелью.
– Но ведь так оно и есть! Этот бар был золотой жилой, Бьёрн. И
Рингдал получил все хозяйство за бесценок, я потребовал лишь
одного: он не станет крутить всякое дерьмо, а только настоящую
музыку.
– То есть такую, которую выбрал ты?
– Которую выбрали мы, Бьёрн. Ты, я, Эйстейн, Мехмет…
Никакого Дэвида Грэя, черт побери!
– Возможно, тебе надо было объяснить это более доходчиво…
Ой, Харри, малыш заплакал.
– Да, конечно. Спасибо тебе, Бьёрн. И прости за вчерашнее. Черт,
я сейчас выгляжу словно клоун. Все, отбой. Привет Катрине.
– Она на работе.
Харри дал отбой, и в тот же миг в голове у него словно бы
взорвался фейерверк, и он, как при вспышке молнии, увидел какую-то
картину. Правда, все произошло так быстро, что он не успел толком
понять, что именно увидел, однако внезапно сердце его бешено
заколотилось. Он сел и тяжело задышал.
Харри смотрел на бутылку, которую по-прежнему держал вверх
ногами. Виски вытек. Он взглянул вниз. Коричневая капля мерцала на
грязном, некогда белом кафельном полу.
Харри вздохнул и, как был голый, скользнул на пол, ощутив
коленями холод кафеля, высунул язык, втянул воздух и нагнулся вниз,
лбом к плитке, словно бы для молитвы.
Й
– Дагни Йенсен, – прочитал он. – Улица Торвальда Мейера.
Хороший район. Я буду тебя периодически навещать. – Он протянул
ей бумажник, склонил голову и внимательно посмотрел на нее. –
Помни, Дагни, это наша тайна. С этого момента я буду следить за
тобой и защищать тебя, как орел, которого ты не видишь, но знаешь,
что он там, наверху, и наблюдает за тобой. Никто и ничто не поможет
тебе, потому что я дух, который невозможно изловить. Но и с тобой
ничего плохого тоже произойти не может, потому что мы помолвлены
и длань моя простирается над тобой.
Он поднял руку, и она только сейчас поняла: посреди ладони у
него зияла самая настоящая дыра.
Этот страшный человек ушел, и Дагни Йенсен, захлебываясь
слезами, бессильно опустилась в сырой снег у ограды. Сквозь слезы
она видела спину старика с косичкой, спокойными шагами
направлявшегося к северным воротам кладбища. Раздался
пульсирующий писк: это сработал таймер. Мужчина остановился,
поднял рукав и нажал на запястье. Писк прекратился.
– Как дела?
– Нормально, – сказал Олег.
– Нормально?
– То получше, то похуже.
– Ясно. – Харри плотнее прижал телефон к уху, как будто хотел
сократить расстояние между ними, между своей квартирой на улице
Софиес-гате, где Брюс Спрингстин в вечернем мраке протяжно пел
«Stray Bullet», и находящимся в двух тысячах километрах отсюда
домом Олега, из окна которого открывался вид на военный аэродром и
на залив Порсангер-фьорд. – Я звоню, чтобы попросить тебя
соблюдать осторожность.
– Осторожность?
Харри рассказал ему о Свейне Финне.
– Если Финне мстит мне за то, что я убил его сына, то ты тоже
можешь оказаться в опасности.
– Я приеду в Осло, – решительно заявил Олег.
– Нет!
– Как это – нет? Если этот мерзавец убил маму, то я что же, по-
твоему, буду сидеть здесь и…
– Во-первых, отдел убийств и близко не подпустит тебя к
расследованию. Подумай, какие доводы адвокат может выдвинуть
против следствия, в котором ты, сын жертвы, принимал
непосредственное участие. Во-вторых, вероятно, Финне выбрал твою
мать, а не тебя, потому что ты находишься вдали от его охотничьих
угодий.
– Я приеду.
– Послушай, Олег! Если он придет за тобой, я хочу, чтобы ты
оставался там, где сейчас находишься, по двум причинам. Во-первых,
он не поедет две тысячи километров на машине, а значит, полетит на
самолете и прибудет в маленький аэропорт, сотрудникам которого ты
заблаговременно раздашь его фотографии. В любом случае Свейн
Финне не тот человек, который может легко затеряться в маленьком
городке. Если ты будешь на месте, у нас повышаются шансы поймать
убийцу. Ясно?
– Да, но…
– Причина номер два. Представь себе, что тебя не будет там в тот
момент, когда Финне приедет и застанет Хельгу дома одну.
Молчание. Только Спрингстин и пианино.
Олег кашлянул.
– Ты же будешь постоянно держать меня в курсе событий?
– Ну конечно. Значит, договорились?
После того как они закончили разговор, Харри сидел и смотрел
на телефон, лежащий на журнальном столике. А Брюс Спрингстин по
прозвищу Босс запел следующую песню, которая также не вошла в
альбом «The River», – «The Man Who Got Away»[26].
Ну уж нет, черт возьми! В этот раз Финне от него не сбежит.
Телефон был холодным и безжизненным.
В половине двенадцатого Харри не выдержал.
Он натянул сапоги, взял телефон и вышел в коридор. Ключей от
машины на комоде, куда он обычно их клал, не было. Обшарив
карманы всех брюк и курток, он наконец обнаружил их в
окровавленных джинсах, лежавших в корзине с грязным бельем.
Харри отыскал «форд-эскорт», уселся в машину, отрегулировал
водительское сиденье, повернул ключ в замке зажигания и
автоматически протянул руку к радио, но передумал. Его приемник
был настроен на «StoneHardFM», потому что на этой станции не
разговаривали, а только круглые сутки играли безмозглый
обезболивающий хард-рок, но сейчас ему не требовалась анестезия.
Харри хотел испытывать боль. И он поехал в тишине по сонным
ночным улицам центра Осло, потом вверх по холмам, где дорога,
извиваясь, проходила мимо Морской академии и бежала дальше, в
Норстранн. Он съехал на обочину, достал из бардачка карманный
фонарик, вышел из машины и посмотрел на купающийся в лунном
свете Осло-фьорд. Он был черным и блестел, как медь, там, где
уходил на юго-запад, в сторону Драммена и открытого моря. Харри
достал из багажника фомку и постоял некоторое время, изучая ее.
Что-то не укладывалось в общую картину, у него вроде как мелькнула
какая-то мимолетная мысль, но тут же ускользнула. Он укусил протез
на пальце и вздрогнул, когда зубы соприкоснулись с титаном. Но это
не помогло: мысль исчезла, как сон, безвозвратно уплывающий из
объятий памяти.
Харри прошел к краю холма и направился по снегу к старым
немецким бункерам, куда он, Эйстейн и Треска обычно приезжали,
чтобы напиться втроем, пока их ровесники отмечали окончание
учебного года, День Конституции, Ночь святого Ханса, или что они
еще там праздновали.
После фоторепортажа, появившегося в одной из столичных газет,
местные власти повесили замки на двери бункеров. Дело не в том, что
ответственные сотрудники администрации не знали, что ими
пользуются наркоманы и проститутки, да и фото тоже было отнюдь не
первым: газеты и раньше публиковали снимки молодых людей,
вкалывающих героин в израненные руки, и иностранок в вульгарных
костюмах на дырявых матрасах. Общественность заставила
встрепенуться всего лишь одна фотография. Она даже не была
слишком жестокой. На матрасе сидел молодой парень, рядом с ним
лежали наркотик и шприц. Он смотрел прямо в объектив камеры
взглядом усталой собаки. Шок вызывало то, что он выглядел как
совершенно обычный молодой норвежец: голубоглазый, в свитере с
национальным узором, с коротко подстриженными, ухоженными
волосами. Такая фотография вполне могла быть сделана во время
пасхальных каникул на семейной даче. На следующий день местные
власти повесили замки на все двери и расклеили объявления о
наказании за проникновение внутрь и о том, что бункеры будут
регулярно патрулироваться. Харри знал, что последнее было пустой
угрозой: у начальника полиции не было лишних людей и средств,
чтобы этим заниматься.
Харри вставил фомку в щель.
Замок поддался только после того, как он навалился на фомку
всем телом.
Харри вошел внутрь. Тишину нарушало лишь эхо от капающей
где-то вдалеке воды: у Харри этот звук ассоциировался с пульсацией
сонара на подводной лодке. Треска рассказывал, что загрузил из
Интернета такой трек, поставил его на повтор и использовал в
качестве снотворного. Ощущение нахождения под водой дарило ему
покой.
В ударившей в нос вони Харри смог различить только три
составляющие: мочу, бензин и мокрый бетон. Он включил фонарик и
двинулся вперед. Луч света отыскал деревянную скамейку, которую
наверняка украли в одном из ближайших парков, и черный от влаги и
плесени матрас. Перед горизонтальной бойницей, выходящей на
залив, были прибиты деревянные доски.
Как он и думал, место было идеальным.
И он не смог удержаться.
Харри выключил фонарик.
Он закрыл глаза. Ему хотелось заранее почувствовать это.
Он попытался представить, что будет, но видения не приходили.
Почему? Возможно, ему надо подкормить свою ненависть.
Он подумал о Ракели. Вообразил Ракель на полу в гостиной и
склонившегося над ней Свейна Финне. Подкормить ненависть.
И видение пришло.
Харри закричал во мраке и открыл глаза.
Что, черт возьми, случилось, почему его мозг создает такие
странные картинки? Он увидел себя самого, всего окровавленного.
Ничего не происходило.
Харри открыл глаза и снова начал дышать.
Он читал газетные вырезки.
Некоторые из них уже пожелтели, другие были сравнительно
свежими. Репортажи об изнасилованиях. Имена женщин не
упоминаются, только возраст, место преступления, приблизительный
ход событий. Осло. Восточная Норвегия. Один случай в Ставангере.
Бог знает, как Бору удалось раздобыть снимки, но Харри не
сомневался, что на них были изображены жертвы насилия. А
напротив – фотографии мужчин. Что это? Некий рейтинг худших –
или лучших – насильников Норвегии? Источники вдохновения для
Руара Бора, люди, на которых он может равняться?
Харри повернул замок и открыл дверь:
– Бьёрн! Здесь все чисто!
И тут он увидел фотографию, прикрепленную к стене возле
двери. Прищуренные от яркого солнца зеленые глаза, изящная рука,
убирающая с лица медового цвета пряди, белый жилет с красным
крестом, а в качестве фона – пустынный пейзаж. Кайя Сульнес
улыбается, обнажив острые зубы.
Харри посмотрел вниз и увидел те же самые черные армейские
сапоги, что стояли в коридоре городской квартиры Боров.
Куча камней. Воины талибана, ждущие, когда второй человек
выйдет из пуленепробиваемого автомобиля.
– О господи, Бьёрн, только этого еще не хватало!
Позвоню завтра.
Глава 31
Харри лежал на спине поверх одеяла, почти полностью одетый.
Ботинки «Доктор Мартенс» стояли на полу у кровати, куртка висела
на стуле. Кайя клубочком свернулась под одеялом, прижавшись к
Харри и положив голову на его руку.
– Ты совершенно такой же, – сказала она, проведя рукой по его
свитеру. – За прошедшие годы совершенно не изменился. Это
несправедливо.
– От меня начинает вонять по́том, – сказал он.
Она уткнулась лицом ему в подмышку и вдохнула:
– Глупости, ты хорошо пахнешь: ты пахнешь Харри.
– Это слева. А проблемы у правой подмышки. Наверное, старею.
Кайя тихо засмеялась:
– Между прочим, исследования показали: то, что старики плохо
пахнут, – это миф. По данным японских ученых, пахучее вещество
два-ноненаль действительно вырабатывают только организмы людей
старше сорока, однако тесты вслепую показали, что запах пота у
пожилых лучше, чем у тридцатилетних.
– О господи! – сказал Харри. – Сейчас ты подвела теоретическую
основу под тот факт, что я воняю, словно жеребец.
Кайя засмеялась. Мягким смехом, по которому он так скучал.
Своим особым смехом.
– Рассказывай, – велела она. – Что там насчет Бора?
Харри получил сигарету и подробно все изложил. Он рассказал,
что́ они с Бьёрном обнаружили в загородном доме Бора, о том, как тот
внезапно напал на него в гостиной Кайи. Харри поведал ей о
пробуждении в заброшенном помещении Е14 и о долгой беседе,
которая у них там состоялась. Харри пересказал все более или менее
подробно, за исключением того, что Бор предложил себя в качестве
палача.
Странно, но Кайя совершенно спокойно восприняла новость о
том, что этот человек казнил в Афганистане одного из своих солдат. И
не выказала изумления, узнав, что Бор следил за ней – как в Кабуле,
так и здесь, в Осло.
– Я думал, ты хоть немного удивишься, – сказал Харри.
Она покачала головой и взяла его сигарету.
– Я никогда не замечала слежки, но порой что-то такое
чувствовала. Ты понимаешь, когда Бор узнал, что я потеряла старшего
брата, так же как он потерял свою младшую сестру, он начал со мной
обращаться как с некоей суррогатной сестрой. Просто мелочи:
например, меня охраняли чуточку лучше, чем других, когда я
выезжала по работе за пределы зоны безопасности. Я делала вид, что
ничего не замечаю. А к слежке человек привыкает.
– Неужели?
– Да, представь себе, – подтвердила она, вставляя сигарету между
губами Харри. – Когда я работала в Басре, то там в составе
коалиционных сил, дислоцированных вокруг отеля, где жили мы,
сотрудники Красного Креста, были в основном англичане. А англичане
другие, понимаешь? Американцы работают в открытую и с размахом,
они зачищают улицы и используют так называемую snake-
procedure[43] при охоте за кем-нибудь. Они идут прямо вперед и
буквально взрывают стены, которые мешают их проходу. Они считают,
что так быстрее и к тому же в большей мере устрашает, а этот фактор
тоже нельзя недооценивать. А вот англичане… – Кайя провела
пальцами по его груди, – они крадутся вдоль стен, оставаясь
невидимыми. После двадцати ноль-ноль наступал комендантский час,
но, случалось, мы выходили на крышу отеля перед баром. Мы никогда
их не видели, но, бывало, я замечала пару красных точек на человеке,
рядом с которым стояла. А он видел точно такие же на мне. Это такое
вежливое напоминание от англичан, что они на посту, а нам надо
зайти в помещение. И благодаря этому я чувствовала себя в большей
безопасности.
– Хм… – Харри затянулся сигаретой. – И как его звали?
– Кого?
– Того парня, на котором ты видела красные точки.
Кайя улыбнулась, но глаза ее стали грустными.
– Антон. Он работал в МККК – Международном комитете
Красного Креста. Люди в большинстве своем об этом не знают, но
существуют две организации с похожими названиями. Есть
Международная федерация обществ Красного Креста – это мы,
рядовые солдаты здоровья, действующие под эгидой ООН. И есть
Международный комитет Красного Креста, он состоит в основном из
швейцарцев, а их штаб-квартира находится в Женеве. Это, так сказать,
эквивалент десантников и спецназовцев. О них редко говорят, но эти
люди приходят первыми и уходят последними. Они делают все то,
чего не делает ООН из-за недостатка безопасности. Именно
сотрудники МККК ходят по ночам и, скажем так, считают трупы. Эти
люди не выставляли себя напоказ, но их легко было узнать по чуть
более дорогим рубашкам и по тому, что от них исходило чувство
легкого превосходства над всеми нами.
– Потому что они действительно превосходят прочих?
Кайя затянулась.
– Да. Но и они погибают от осколков мин.
– Мм… Ты его любила?
– Ты ревнуешь?
– Нет.
– А вот я ревновала.
– К Ракели?
– Я ненавидела ее.
– Вообще-то, Ракель не сделала ничего плохого.
– Ну, наверное, именно поэтому, – засмеялась Кайя. – Ты бросил
меня ради нее, а женщине не требуется иная причина для ненависти,
Харри.
– Я не бросал тебя, Кайя. Мы оба с тобой были людьми с
разбитыми сердцами, которые какое-то время могли утешать друг
друга. И, уехав из Осло, я уехал от вас обеих.
– Но ты сказал, что любишь ее. И когда ты во второй раз вернулся
в Осло, то вернулся ради нее, а не меня.
– Я вернулся из-за Олега, он попал в беду. Но да, я всегда любил
Ракель.
– Даже когда она не хотела тебя?
– Особенно когда она не хотела меня. Так уж мы, люди, устроены.
Или нет?
– Любовь – сложная штука, – вздохнула Кайя, придвинулась еще
ближе и положила голову ему на грудь.
– Любовь – корень всего, – сказал Харри. – Хорошего и плохого.
Да, хорошего и плохого.
Она посмотрела на него:
– О чем ты вспомнил?
– А что, это так заметно?
– Ага.
Харри покачал головой:
– Да так, одна история о корнях.
– Давай. Твоя очередь рассказывать.
– Хорошо. Ты слышала о Старом Тикко?
– Нет. А кто это?
– Это ель. Однажды мы с Ракелью и Олегом поехали в Швецию,
на гору Фулуфьеллет, потому что Олег в школе узнал, что там
находится Старый Тикко, самое древнее в мире дерево, которому
скоро исполнится десять тысяч лет. В машине Ракель рассказывала о
том, что это дерево появилось в те времена, когда люди только начали
заниматься земледелием, а Великобритания еще была частью
континента. Однако, взобравшись на гору, мы с разочарованием
обнаружили, что Старый Тикко – неказистая, кривая и довольно
маленькая елочка. Лесник рассказал нам, что самому дереву всего
несколько сотен лет и оно лишь одно из нескольких, а десять тысяч
лет – это возраст корневой системы, из которой произрастают все эти
деревца. Олег расстроился, он так радовался возможности рассказать
своим одноклассникам, что любовался самым старым деревом в мире.
А корней этой ободранной ели мы даже не видели. И тогда я сказал
ему, что он может поднять руку и поведать учителю, что корни – это
еще не дерево и поэтому самое старое из известных деревьев
находится в Белых горах в Калифорнии и ему пять тысяч лет. Тут Олег
прямо весь просиял, он бежал перед нами вприпрыжку всю обратную
дорогу – настолько ему не терпелось вернуться домой и триумфально
продемонстрировать свое превосходство в знаниях. Когда мы тем
вечером легли спать, Ракель прижалась ко мне и сказала, что любит
меня и что наша любовь похожа на ту корневую систему. Дерево
может сгнить, в него может ударить молния, мы можем поссориться, я
могу напиться. Но с тем, что находится под землей, ни мы и никто
другой ничего поделать не в силах, корни всегда будут там, и из них
всегда будут расти новые деревья.
Некоторое время они лежали молча.
– Я едва слышу, как бьется твое сердце, – сказала Кайя.
– Потому что это ее половинка, – ответил Харри. – Она должна
перестать биться, если второй половинки нет.
Внезапно Кайя очутилась сверху на нем.
– Хочу понюхать твою правую подмышку, – сказала она.
Харри позволил ей сделать это. Она лежала, прижавшись щекой к
его щеке, и он ощущал ее тепло через Кайину свежую пижаму и свою
одежду.
– Может быть, тебе стоит снять свитер, чтобы я почувствовала, –
прошептала она, касаясь губами его уха.
– Кайя…
– Нет, Харри. Тебе это нужно. Как ты и говорил. Утешение. – Она
подвинулась, чтобы высвободить руку.
Он перехватил ее:
– Слишком рано, Кайя.
– Думай о ней, когда будешь делать это. Я серьезно. Просто
думай о Ракели.
Харри сглотнул.
Он отпустил ее руку и закрыл глаза.
Это было все равно что опустить тело в теплую ванну прямо в
одежде и с телефоном в кармане: чудовищная ошибка, чудовищно
прекрасная.
Кайя поцеловала его. Он поднял веки и посмотрел прямо ей в
глаза. Секунду казалось, что они следят один за другим, как два зверя,
наткнувшиеся друг на друга в лесу, которым необходимо решить,
враги они или друзья. А потом он вернул ей поцелуй. Она раздела его
и себя и уселась на Харри верхом. Она взяла в руку его член, ее рука
не двигалась, она просто крепко держала его. Может быть, ее
заворожило биение крови в эрегированном члене, потому что Харри
тоже чувствовал это. А затем, без лишних проволочек, она направила
его член в себя. Они быстро нашли ритм, вспомнили его. Медленно,
сильно. Харри видел, как она взлетала над ним в бледном красном
свете электронных часов. Он провел рукой по тому, что сначала
показалось ему подвеской в виде какого-то символа или знака, но
оказалось татуировкой: буквой «S» с двумя точками снизу и еще чем-
то, напоминающим машину Фреда Флинстоуна. Стоны Кайи
становились все громче, она хотела ускорить темп, но Харри ей не
позволил. Она что-то гневно выкрикнула, но разрешила ему вести в
этом танце. Он закрыл глаза и стал искать Ракель. Он нашел
Александру. Нашел Катрину. Но не мог найти Ракель. Вплоть до того
момента, когда Кайя замерла и перестала стонать. Он открыл глаза и
увидел, как у нее по лицу и туловищу струится красный, похожий на
кровь свет. Ее остекленевший взгляд был направлен в стену, рот
открыт, словно в беззвучном крике, а влажные острые зубы блестели.
И его половинка сердца забилась.
Глава 32
– Хорошо спал? – спросила Кайя, протягивая Харри одну из двух
дымящихся чашек кофе.
Она заползла в кровать и устроилась рядом с ним. Свет бледного
утреннего солнца пробивался сквозь шторы, которые легко колыхались
перед открытым окном. Утренний воздух был все еще наполнен
холодком, и Кайя задрожала от удовольствия, просунув свои ледяные
ноги между его ногами.
Харри задумался. А ведь, черт возьми, он действительно хорошо
спал. Кошмаров не было, насколько он помнил. Да и сейчас тоже ни
похмельного синдрома, ни каких-либо внезапных видений или
признаков приступа паники.
– Вроде да, – ответил Харри, принял сидячее положение и
глотнул кофе. – А ты?
– Как убитая. Похоже, тактика, которую я тебе предложила,
неплохо сработала. Да?
Харри посмотрел перед собой и кивнул:
– Ну что, попробуем еще раз? Начнем с чистого листа.
Он повернулся и по удивленному выражению ее лица догадался,
что Кайя неверно истолковала его слова.
– Итак, в нашем списке подозреваемых опять никого нет, –
быстро продолжил он. – В каком направлении будем действовать?
Ее лицо напряглось, на нем был написан невысказанный вопрос:
«Ты не мог бы не думать о Ракели хотя бы пять минут после того, как
мы проснулись вместе?»
Он увидел, как Кайя собралась, потом прокашлялась и ответила:
– Ракель рассказывала Бору об угрозах, которые поступали в ее
адрес из-за твоей работы. Но как известно, если убийство совершено в
доме жертвы, то в девяти случаях из десяти преступник входит в ее
круг общения. То есть это был знакомый Ракели. Или же твой.
– В первом случае список окажется длинным, а во втором –
коротким.
– С кем еще из мужчин она была знакома, за исключением Бора и
других коллег по работе?
– С моими сослуживцами. И… об этом я не подумал.
– Что такое?
– Ракель помогала мне, когда я владел баром «Ревность».
Рингдал, который купил у меня бар, хотел, чтобы она продолжала там
работать. Но этот тип явно тут ни при чем.
– Можем ли мы предположить, что ее убила женщина?
– Если верить статистике, то вероятность этого составляет лишь
пятнадцать процентов.
– И все-таки подумай. Ревность?
Харри помотал головой.
Они услышали, как завибрировал телефон. Кайя свесилась со
своей стороны кровати, выудила мобильник из кармана Харри,
посмотрела на экран и нажала «ответить».
– Он тут немного занят в постели у Кайи, поэтому, пожалуйста,
будьте кратки.
И протянула телефон остолбеневшему Харри. Он посмотрел на
экран.
– Да?
– Конечно, это не мое дело, но кто такая Кайя? – Тон Александры
был ледяным.
– Случается, я сам себя об этом спрашиваю, – ответил Харри и
увидел, как Кайя выползает из кровати, сбрасывает пижаму и
направляется в ванную. – А в чем дело?
– В чем дело? – передразнила Александра. – Вообще-то, я
собиралась проинформировать тебя о последних данных анализа
ДНК, которые мы отправили следственной группе.
– Да?
– Но теперь я уже не уверена, что хочу это сделать.
– Потому что я лежу в кровати у Кайи?
– Так ты это признаёшь! – воскликнула Александра.
– «Признаю» – не совсем подходящее слово, но суть от этого не
меняется. Прошу прощения, если огорчил, но для тебя я ведь всего
лишь booty call[44], так что ты довольно скоро утешишься.
– Больше не будет никаких booty calls от меня, pretty boy[45].
– Ну что ж, попробую пережить это.
– Мог хотя бы постараться изобразить сожаление.
– Послушай, Александра, я несколько месяцев только и делал, что
сожалел, и сейчас я не могу играть во все эти игры. Ты расскажешь
мне об отчете или нет?
Пауза. Харри слышал доносящийся из ванной шум душа.
Александра вздохнула:
– Мы проанализировали каждую мелочь с места преступления,
которая теоретически могла содержать следы ДНК. Конечно, мы
получили множество совпадений с полицейскими из нашего регистра.
Ты, Олег, криминалисты, которые там работали.
– Им что, и правда удалось загадить место преступления?
– Не будь так строг, Харри, мы проводили доскональное
исследование улик из всего дома, даже из подвала. У нас было так
много материала, что следственная группа прислала указания
относительно того, чем надо заняться в первую очередь. Вот почему
это обнаружилось только сейчас. Невымытые стаканы и столовые
приборы из посудомойки находились ближе к концу списка.
– И что же именно обнаружилось?
– ДНК неизвестного в засохшей слюне на краю стакана.
– Мужчины?
– Да. Они сказали, что на стакане также были отпечатки пальцев.
– Отпечатки пальцев? Значит, у них есть фотография. – Харри
свесил ноги с кровати. – Александра, ты настоящий друг, спасибо
тебе!
– Друг! – фыркнула она. – Кто хочет быть другом?
– Позвонишь, когда у тебя будет еще что-нибудь интересное?
– Я позвоню, когда в моей кровати будет лежать здоровенный
мужик, вот что я сделаю. – И она отключилась.
Харри оделся, взял чашку кофе, спустился в гостиную, открыл
ноутбук Кайи и вошел под своим паролем на страницу расследований
Полицейского округа Осло. Он отыскал фотографию стакана в
приложении к последнему отчету. Там имелась также фотография
содержимого посудомойки. Две тарелки и четыре стакана. Это значит,
что стаканами наверняка пользовались совсем незадолго до убийства.
Ракель не оставляла посуду в посудомойке больше чем на два дня, и
если за это время машина заполнялась меньше чем наполовину,
случалось, она вынимала из нее содержимое и мыла все вручную.
Стакан с отпечатками пальцев был из тех, что Ракель купила в
маленькой стеклодувной мастерской в Ниттедале. Она принадлежала
одной сирийской семье, прибывшей в Норвегию в качестве беженцев.
Ракели нравились светло-голубые стаканы, и она хотела помочь
беженцам, поэтому предложила закупить у них партию посуды для
«Ревности». Она считала, это придаст бару еще больше своеобразия.
Но прежде чем Харри успел обдумать это ее предложение, он вылетел
как из дома в Хольменколлене, так и из числа совладельцев бара.
Ракель хранила эти стаканы в шкафу в гостиной. Вряд ли преступник
отправился бы туда искать посуду, чтобы утолить жажду после
убийства. В отчете было написано, что на стекле имелись также
отпечатки Ракели. Значит, она сама дала этому человеку попить,
протянула ему стакан. Наверняка воды, ибо в отчете говорилось, что
следов других напитков обнаружено не было. И кстати, сама Ракель
ничего не пила, в посудомойке стоял только один стакан из голубого
стекла.
Харри вытер рукой лицо.
Значит, к ней пришел человек, которого она знала достаточно,
чтобы впустить в дом. Но почему, когда он попросил воды, Ракель
просто не взяла из кухонного шкафчика над раковиной купленный в
«ИКЕЕ» стакан, а отправилась в гостиную? Она явно хотела
произвести на гостя впечатление. Ради кого она так старалась?
Неужели любовник? В таком случае их отношения начались совсем
недавно, поскольку он не бывал здесь раньше. Харри внимательно
просмотрел предыдущие записи на карте памяти: судя по ним, в дом
входила и выходила из него только хозяйка, у Ракели за все время не
было ни одного посетителя. Вплоть до ночи убийства. Наверняка это
он пил из стакана. Харри думал о человеке, увидев которого Ракель,
казалось, в первый момент удивилась, но спустя всего лишь пару
секунд впустила его в дом. В отчете значилось, что совпадений в базе
отпечатков пальцев не найдено. Значит, это не один из действующих
полицейских – во всяком случае, не один из тех, кто работал на месте
преступления, и не преступник, известный полиции. Этот человек
недолго находился в доме, потому что больше нигде его отпечатки не
обнаружены.
Эксперты, которые работали с уликами, пользовались старым
методом: цветной порошок нанесен на поверхность при помощи
кисточки. Харри четко видел отпечатки пяти пальцев. Четыре
посередине, короткий мизинец повернут влево. На донышке стакана –
отпечаток большого пальца. Ракель протянула ему стакан правой
рукой. Взгляд Харри пробежал по отчету и нашел подтверждение
тому, что он уже знал: на стакане отпечатки правой руки Ракели и
левой руки неизвестного. Внезапно мозг Харри забил тревогу,
поскольку услышал точно такой же скрип половицы, как и вчера
вечером.
– Ты вздрогнул! – рассмеялась Кайя, пришлепавшая босиком в
гостиную. На ней был синий потертый махровый халат слишком
большого размера. Наверное, он раньше принадлежал ее отцу. Или
брату. – У меня продуктов в обрез, но мы можем пойти
позавтракать…
– Не беспокойся, – сказал Харри, закрывая ноутбук. – Мне надо
домой – переодеться.
Он встал и поцеловал ее в лоб.
– Кстати, у тебя красивая татушка.
– Правда? – Она улыбнулась. – Ты говорил, что мы, люди, по
определению глупцы-незнайки, поэтому нам нельзя делать надписи
на камнях или на коже, а можно использовать только
водорастворимые краски. Что нам нужна возможность смыть
прошлое, забыть, кем мы были.
– Господи, неужели я такое говорил?
– Ну да: чистый лист, свобода, возможность стать кем-то новым,
лучшим. Татуировки ограничивают человека, заставляют его
придерживаться старых убеждений. Ты говорил, что если, допустим,
наколешь на груди изображение Иисуса, то потом станешь волей-
неволей крепко держаться старых суеверий, потому что такая
татуировка будет выглядеть совершенно по-идиотски на груди у
атеиста.
– Неплохо. И я впечатлен, что ты все это помнишь.
– Ты был рефлексирующим мужчиной со множеством странных
мыслей, Харри.
– Раньше я был лучше, надо было вытатуировать эти мысли. –
Харри почесал шею. Сигнал тревоги не пропадал, как старая
сигнализация, визжащая под окном спальни в ожидании, когда кто-
нибудь выйдет и отключит ее. Может, дело не только в скрипе
отошедшей половицы?
Кайя проводила его в коридор. Он надел ботинки.
– Знаешь что? – сказала она, когда Харри, уже полностью одетый,
стоял в открытых дверях. – Теперь ты выглядишь так, словно решил
выжить.
– Не понял.
– Когда я видела тебя в церкви, мне показалось, что ты только и
ждешь первой возможности умереть.
Дагни ушла из парка тем же путем, что и пришла. Вот теперь она
поняла, что чувствует на самом деле. Она сидела слишком далеко, для
того чтобы разобрать подробности происходящего на другой стороне
пруда, но увидела достаточно. Да, Дагни в очередной раз позволила
гипнотической воле Харри Холе управлять собой, но на этот раз он ее
не обманул. Свейн Финне действительно исчез из ее жизни. Дагни
Йенсен вспомнила глубокий хриплый голос Холе в телефоне, как он
объяснял ей, что произойдет и почему она никогда, никогда не должна
никому об этом рассказывать. И несмотря на то что она уже тогда
почувствовала удивительное возбуждение и поняла, что не сможет
ему сопротивляться, Дагни все-таки спросила инспектора, по какой
причине он приглашает ее туда, уж не потому ли, что считает, будто
она принадлежит к тому типу людей, которые восхищаются
прилюдными казнями.
– Дело вовсе не в этом, – возразил он. – Просто, помнится, вы
сказали, что вам недостаточно увидеть Финне мертвым и знать, что
он не придет к вам домой. Вы должны увидеть, как он умирает. Я в
долгу перед вами после всего, что произошло. Так что воспользуйтесь
этой возможностью или откажитесь от нее.
Дагни вспомнила похороны мамы, молодую женщину-
священника, которая сказала, что ни у кого нет точного ответа на
вопрос, что находится по другую сторону смерти, и все, что мы знаем:
никто из переступивших этот порог не вернулся обратно.
Да, теперь Дагни Йенсен знала, как она себя чувствует на самом
деле. Финне мертв, она убедилась в этом собственными глазами.
Не сказать чтобы она чувствовала себя превосходно.
Но ей определенно стало лучше.
notes
Примечания
1
Норвежский художник Эдвард Мунк был изображен на купюре в
1000 норвежских крон старого образца. – Здесь и далее, кроме особо
оговоренных случаев, примеч. перев.
2
Уильямс Хэнк (1923–1953) – американский автор-исполнитель в
стиле кантри.
3
Четвертый музыкальный альбом британского певца и
композитора Дэвида Грея; вышел в 1998 году.
4
Конец (англ.).
5
Редланд Турбьёрн (р. 1970) – знаменитый норвежский фотограф и
художник.
6
«Бердс» – американская рок-группа 1960-х годов.
7
Разрушитель (англ.). Имеется в виду герой одноименного
боевика.
8
«Анатомия ангела» (англ.).
9
«Ласточка» (фр.).
10
Прекрасно (англ.).
11
Крипос – специальное подразделение полицейской службы
Норвегии, которое занимается организованной преступностью и особо
тяжкими уголовными преступлениями. – Примеч. ред.
12
Никкей – сокращенное название индекса Japan’s Nikkei 225 Stock
Average, взвешенного индекса цен на акции или ценные бумаги
наиболее крупных, ликвидных и надежных японских компаний. –
Примеч. ред.
13
Игра слов: фамилия Винтер (Winter) переводится с английского
как «зима».
14
«ВГ» (VG, Verdensgang) – одна из крупнейших ежедневных газет
Норвегии. – Примеч. ред.
15
Продолговатый мозг (лат.).
16
Решетчатая пластинка (лат.).
17
МССБ (Международные силы содействия безопасности) –
возглавляемый НАТО международный войсковой контингент,
действовавший на территории Афганистана с 2001 по 2014 год.
18
Имеется в виду операция «Решительная поддержка» – небоевая
миссия НАТО по обучению и оказанию помощи правительственным
силам Афганистана.
19
Плохой (англ.).
20
«Мне остаться или уйти?» (англ.).
21
Лично (лат.).
22
Дело закрыто (англ.).
23
«Я осложню тебе задачу, тебе дорога…» (англ.)
24
«…в полымя!» (англ.)
25
Корпорация РЭНД (англ. RAND – аббревиатура от «Research and
Development» – «Исследования и разработка») – американская
некоммерческая организация, которая выполняет функции
стратегического исследовательского центра, работающего по заказам
правительства США, их вооруженных сил и связанных с ними
организаций. – Примеч. ред.
26
«Человек, который сбежал» (англ.).
27
Гора Торгхаттен, расположенная на острове Тургет, знаменита
природным туннелем, находящимся в ее центре. – Примеч. ред.
28
Моя вина (лат.).
29
Максимальная дальность прямого выстрела (англ.).
30
Просто плохие и злые (англ.).
31
Как таковой (лат.).
32
Сеинт Томас (1976–2007) – норвежский рок-музыкант.
33
То же дерьмо в той же упаковке (англ.).
34
Ни подтвержденных, ни предполагаемых убийств (англ.).
35
Паколь – традиционный головной убор афганцев, мягкая шапка с
круглой вершиной.
36
Цифровое радиовещание убило звезду эфира (англ.); по аналогии
с названием песни «Video Killed the Radio Star» («Видео убило звезду
эфира») группы «Багглз».
37
В скрытой форме (англ.).
38
Ленсман – государственный служащий в сельской местности
Норвегии, обладающий как полицейскими, так и административными
полномочиями. – Примеч. ред.
39
Имя собственное Руар (норв.); рев (англ.).
40
Зеленая миля (англ.).
41
Букв.: грехом против кожи (англ.).
42
Волочение и потрошение (англ.).
43
Тактика змеи (англ.).
44
Телефонный звонок с предложением встречи ради секса (англ.).
45
Красавчик (англ.).
46
Национальный праздник Норвегии, День Конституции.
47
«Так говорил Заратустра» (нем.).
48
Сверхчеловек (нем.).
49
Сэойнагэ – прием в дзюдо; букв. «бросок со взваливанием
противника на спину». – Примеч. ред.
50
Норвежская писательница Сигрид Унсет была изображена на
купюре в 500 норвежских крон старого образца.
51
«Приятное оцепенение» (англ.) – песня британской рок-группы
«Пинк Флойд» из альбома «The Wall».
52
«Большое спасибо» на смеси французского и немецкого языков;
распространенное в Швейцарии выражение благодарности.
53
«Поймай и отпусти» (англ.).
54
«Чем дальше, тем больше мы узнаём…» (англ.)
55
«Пройдет время, и мы поймем почему» (англ.)
56
«Бодрись, брат мой» (англ.).
57
«Живи в лучах солнца. Мы всё поймем когда-нибудь» (англ.).
58
В конце концов (англ.).