Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Невский Дозор
Дозоры –
текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?
art=25097567
«Никита Аверин, Игорь Вардунас. Невский Дозор»: АСТ; Москва; 2017
ISBN 978-5-17-103739-0
Аннотация
Странные дела творятся в городе на Неве. Невидимый грифон свил гнездо на башне в
центре Аптекарского квартала. Загадочно улыбается статуя Сфинкса на невской
набережной. Чьи-то заветные мечты исполняются на Крыше Желаний. Таинственные
похищения и древние джинны, исчезновения детей и могущественные ведьмы – все, что
является вымыслом для обывателей, для Степана Балабанова, штатного фотографа
Ночного Дозора Санкт-Петербурга – обычная рутина. Специальные фильтры в камере
позволяют ему отличать футбольных хулиганов от ведьмаков, а байкеров от
перевертышей. Но сможет ли он сам отличить Добро от Зла и сделать единственно
правильный выбор?
***
История первая
Ребус для фотографа
Пролог
Глава 1
Как я планировал провести свои законные выходные? Вечером, сразу после доклада
шефу, заехать в ближайший супермаркет и выйти из него с тележкой, доверху заполненной
продуктами. Закинуть разбухшие от пачек пельменей и упаковок пива полиэтиленовые
пакеты в багажник своего старенького «Форда Фокуса», где с понедельника томятся две
пачки ломондовской фотобумаги. Из магазина – прямой дорогой к подвальчику,
расположенному в доме на углу Попова и Каменностровского. В несколько заходов
разгрузить багажник, забив чрево двухкамерного холодильника спиртным и
полуфабрикатами, а лоток фотопринтера – стопкой резко пахнущих белых листов бумаги.
Открыть первую банку хмельного нектара и с головой погрузиться в обработку фотографий.
И я почти осуществил свой план, ровно до того момента, как открыл банку пива. Глядя
на вырывающуюся из недр банки белую пену, я внезапно почувствовал необходимость
опустить руку во внутренний карман висящего на спинке стула пиджака и достать оттуда
мобильный телефон.
Поднеся дисплей мобильного поближе, я уставился на него так, словно увидел впервые.
И лишь спустя несколько секунд дисплей вспыхнул всеми цветами радуги, а царившую в
фотостудии тишину разорвала залихватская мелодия. Конечно, я уже знал, кто именно мне
звонит в столь неурочный час, и, распираемый праведным негодованием, честно хотел
нажать «отбой». Но, понимая, что для звонившего это не преграда, я все же решил не
усугублять и не оттягивать неизбежное. Так как на другом конце виртуального провода был
мой шеф, Драгомыслов, занудный, но в целом нормальный мужик.
– Да, Геннадий Петрович, слушаю вас.
– Степан, прости, что отрываю тебя от… – собеседник деликатно откашлялся, – от
пятничного жертвоприношения Дионису… хотя нет, ты же больше пиво уважаешь, а не вино,
так что логичнее будет предположить, что Бахусу, но того потребовали срочные
обстоятельства.
– Ничего страшного. – Я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал как можно
жизнерадостней, при этом мысленно прощаясь как с пивом, так и с планами разобрать
накопившиеся за месяц необработанные фотоснимки. – Что-то случилось?
– Пока ничего. – Голос Драгомыслова звучал глухо, словно он разговаривал, стоя в
подземелье или бункере. Скорее всего шеф звонил из архива, располагавшегося на минус
первом этаже нашего офиса. – Но скоро может и случиться. У тебя на завтра нет планов?
Конечно, планы у меня были. И Геннадий Петрович об этом прекрасно знал, для этого
не нужно обладать способностями Иного. Вопрос он задал чисто из вежливости, так как
старался поддерживать среди подчиненных иллюзию неприкосновенности личной жизни. Но
ни для кого из немногочисленных сотрудников петербургского Ночного Дозора не было
секретом, что шеф в курсе наших дел и мыслей, даже тех, что мы порою и сами не осознаем.
Скорчив мину своему отражению в экране компьютерного монитора, я обреченно
ответил:
– Нет, ничего такого не планировал. В принципе я завтра весь день свободен.
В который уже раз за последнее время я задумываюсь над тем, что мне следует
научиться отстаивать свое мнение перед начальством. Когда-нибудь, Балабанов, мысленно
отвечаю я себе, когда-нибудь ты это сделаешь.
– Добро. – Я услышал, как на другом конце виртуального провода кто-то отчетливо
хлопнул в ладоши. – Тогда не мог бы ты выполнить одну мою маленькую просьбу? Кстати,
Степан, ты футбол любишь?
– Если честно – не фанат, – искренне ответил я, – исключения делаю лишь для
чемпионатов мира или Европы, да и то если играет сборная Германии, а в остальном…
– А почему именно Германия? – В голосе Драгомыслова послышалось неподдельное
удивление. – Почему не за нашу сборную болеешь? Как-то это не патриотично, Степа, и не в
духе времени. К тому же у немцев на воротах Темный Иной стоит! Впрочем, дело хозяйское.
Я хотел попросить тебя завтра сходить на Петровский, на матч «Зенита».
– Зачем? – На этот раз настал мой черед удивляться.
– Как зачем? Ты же у нас вроде как фотографией увлекаешься. – Геннадий Петрович не
спрашивал, а утверждал. – Вот и сходи на матч, пофотографируешь там в свое удовольствие.
Если вдруг что-то необычное заметишь – сразу же сообщи мне.
– А что там может быть необычного? – Если честно, то меня уже стали утомлять эти
загадки и недомолвки. Какого черта я не только должен в свой законный выходной переться
на переполненный стадион и толкаться там среди шумной толпы футбольных болельщиков,
но еще и искать там неизвестно что?
– Степан, не кипятись, – успокаивающе проговорил Геннадий Петрович, словно
прочитал мои мысли. Хотя скорее всего именно что прочитал, я не удивлюсь. – За это ты
можешь не выходить на работу в понедельник.
Понимая, что иного варианта у меня нет, я сдался.
– Конечно, Геннадий Петрович, без проблем.
– Ты же сейчас в своей фотостудии, да? Тогда завтра днем в пятнадцать ноль-ноль к
тебе приедет Павел, передаст пропуск на стадион и удостоверение фотокорреспондента… –
Голос шефа на несколько мгновений стал едва слышен, похоже, он отдавал кому-то
соответствующие распоряжения. – Степан, ты слушаешь?
– Да.
– Завтра после матча наберешь меня и расскажешь, как все прошло.
– Подождите, Геннадий Петрович! – От волнения я слегка повысил голос. – Так что
именно мне завтра искать на Петровском?
– Что-нибудь необычное. Я не исключаю и такой вариант, что матч пройдет без
происшествий. По крайней мере без происшествий, подпадающих под нашу юрисдикцию.
Возможно, у меня просто разыгралось воображение. Но проверить не помешает.
– Хорошо, я все сделаю. – Поняв, что подробностей мне из Драгомыслова не вытянуть,
я решил покориться судьбе и просто выполнить его поручение. Хотя все указывало на то, что
ничего не будет так просто. Да и всегда, если честно, не любил большие скопления людей.
– Договорились. – Драгомыслов повесил трубку, оставив меня наедине с моими
мыслями, которые, словно дурные щенки, наскакивали друг на друга, сбивались в кучу-малу
и не хотели вести себя прилично. Мне бы прикрикнуть на них, успокоить. Но мои отношения
с собаками не заладились с самого детства. Чего уж тут ждать от управления собственными
мыслительными процессами?
Поняв, что ничего путного мне сейчас в голову не придет, я решил все же потратить
несколько часов на то, ради чего приехал сегодня в студию. Пригубив наконец пиво, я
щелкнул «мышкой» на папку с фотографиями.
Фотография, конечно, великое изобретение. Мы ей доверяем, пожалуй, самое главное,
что есть у каждого человека, – свои воспоминания. И с момента, как нас на мгновение
ослепляет яркий свет фотографического аппарата, мы начинаем жить другой, иной жизнью,
на листах пропитанной растворителем плотной фотобумаги, словно отдавая ей частичку
своей души.
И даже когда мы с естественным бегом времени неизменно старимся и умираем, наша
история продолжает жить в многочисленных снимках. Веселая или грустная. Важная или не
очень. Знакомые лица родных и близких, любимых и друзей, домашние питомцы, пейзажи
запомнившихся путешествий.
Не это ли есть бессмертие?
Говорят, я неплохой фотограф. Хотя основной моей работой является должность
штатного сотрудника петербургского Ночного Дозора. Но я все же умудряюсь выкроить
немного времени между дежурствами и снимаю свадьбы, дружеские посиделки, красивых
моделей на портфолио в одежде или без, да и вообще просто что нравится.
Работа в Дозоре наложила специфический отпечаток на мое творчество.
Экспериментируя, я пробовал фотографировать на первом слое Сумрака, но почему-то, кроме
привычного синего мха, живущего на нескольких верхних уровнях и питающегося
человеческими эмоциями, на пленку не хотело ничего ложиться.
Любопытно, что на черно-белом снимке мох получался цветным. Этот феномен я не
могу понять до сих пор. Изучая эту особенность, я сделал особую серию снимков в местах
больших скоплений людей, где уровень человеческих эмоций достигал предела. Проспекты,
церкви, свадьбы, похороны, больницы. Несколько неплохих зарисовок со мхом все-таки
получилось, и ради забавы я как-то вечерком сторговал их на Невском. За что впоследствии
получил нагоняй от Драгомыслова, вкрадчиво и с расстановкой объяснившего, что играть с
такими вещами не стоит. Нечего простым людям лишний раз напоминать о себе. Люди ведь
чувствуют магию, а кошки так и вообще способны видеть на всех слоях Сумрака.
На мои расспросы о странном фотоэффекте старшие и более опытные Иные лишь
разводили руками в недоумении. Даже Драгомыслов не смог (или не захотел, что тоже весьма
вероятно) дать ответ на мой вопрос, посоветовав не забивать голову всякой чепухой, а
работать.
Кстати, о работе. Взглянув на часы в углу компьютерного монитора, я привычно
обнаружил там повторяющиеся цифры: 06:06.
– Все, Балабанов, – обратился я к самому себе, – пора баиньки.
После чего сладко зевнул, сохранил последние изменения и выключил компьютер. Не
нужно быть Иным, чтобы предугадать тот факт, что завтра меня ждет тяжелый день.
* * *
* * *
Я просыпаюсь. В панике ощупываю свое тело. Горячее, липкое от пота, но, слава
Сумраку, целое. Никаких ожогов или кусков паленого мяса. Лишь через несколько секунд я
понимаю, что это был всего лишь сон. Ночной кошмар, мучающий меня вот уже несколько
дней подряд. И что самое неприятное – каждый раз сюжет повторяется в точности до
мельчайшей детали. Хорошо, что я не предсказатель и не пророк, а простой Светлый маг
четвертого уровня. Иначе все эти сны могли обернуться весьма неприятным геморроем.
Возможно, мне следует поговорить об этом с шефом? Но стоило только представить,
какими словами меня приласкает Геннадий Петрович за то, что я беспокою его по подобным
пустячным поводам, всякое желание даже заикнуться об этом как рукой сняло. В конце
концов, я уже взрослый мальчик, сам могу с ночными буками разобраться.
Немного придя в себя, я не глядя нашарил рукой на тумбе рядом с диваном мобильный
и взглянул на время. До появления курьера оставалось еще два часа. Как раз успею принять
душ и позавтракать.
Арендованный мной несколько лет назад подвальчик можно было условно разделить на
два сектора: жилой, в котором располагались крохотная кухня и спальня, и рабочий, где я
обрабатывал, проявлял и хранил фотографии. Небольшая фотолаборатория, места вроде и
немного, но мне хватало. Хотя, по большому счету, для создания фотографий мне не были
нужны ни бумага, ни прочее оборудование. Но, даже будучи магом, я все равно всегда
печатал и проявлял вручную, просто потому, что до безумия любил это дело. Мне нравился
сам процесс. Нравилось некое таинство, когда на бумаге, опущенной в раствор, начинали
медленно проступать очертания города или чьи-то лица. Рождался свой особый, маленький
мир.
Дядя Саша, глава нашего оперативного отдела Ночного Дозора, рассказывал мне в свое
время не то байку, не то быль о том, что одним из первых фотографов если не в мире, то в
России-то точно был Светлый Иной. Именно Светлый маг показал Прокудину-Горскому
чертежи фотоаппарата собственной конструкции, опираясь на которые он создал свои первые
цветные фотоснимки1.
Глава 2
5 Скам – так на сленге фанаты называют мусор, который они бросают в соперников.
лишь чудом успел отскочить в сторону, увернувшись от летящего в меня пластикового стула.
Только бы наши успели.
Глава 3
6 Об этом периоде в истории петербургского Ночного Дозора вы можете узнать из рассказа Н. Желунова
«Неофициальное расследование».
8 Подробнее о событиях в Царском Селе вы можете узнать в третьей части романа С. Лукьяненко и
А. Шушпанова «Школьный Надзор».
Но дозорные даже и не думали ни о чем подобном. Хотя кое-какие хулиганские выходки
себе позволяли. После переезда в новый офис у сотрудников появилась своеобразная
традиция. Чтобы дежурство прошло спокойно, Светлые Иные, прежде чем отправиться
патрулировать улицы спящего города, входили на первый слой Сумрака и разрисовывали
башню цифрами. Цифры на кирпичах башни постоянно менялись, то появляясь, то исчезая.
Недоумевающие жильцы дома лишь пожимали плечами и списывали все на причуды
молодежи. Драгомыслов на проделки подчиненных смотрел неодобрительно и наверняка
надавал бы по шее, если бы застал кого-то из сотрудников за этим занятием, однако поймать
кого-то на горячем пока не смог.
Естественно, таинственные символы тут же вдохновили обывателей на создание новой
городской легенды, которая гласила, что в определенные моменты цифры выстраиваются в
код счастья. И если человек окажется перед башней в счастливый момент, его желание
сбудется. Скоро в легенде появилось уточнение, что страждущему следует быть аккуратным
со своими желаниями. Ведь тот, кто придет к башне со злыми намерениями, пожалеет о
своих мечтах, потому что код счастья влияет только на судьбу того, кто просит. Скорее всего
эта оговорка появилась с подачи сотрудников Дозора.
В конце концов Драгомыслову надоело тратить время на постоянный отвод глаз
любопытствующим туристам. И дабы избежать возможного недовольства со стороны
московского руководства, Геннадий Петрович позаботился о том, чтобы свободный проход к
их офису был закрыт не только для посторонних Иных, но и для людей. И теперь во дворе
аптеки Пеля можно было встретить лишь жильцов и их гостей. А парадный вход охранялся
не только магией, но и суровыми сотрудниками ЧОПа.
Как раз мимо этих охранников сейчас и проходили оперативники, возвращающиеся с
неудачного задержания.
– Привет, бойцы! – браво гаркнул дядя Саша охранникам.
– И вам не хворать, – ответили хмурые чоповцы, провожая вкатившийся во двор
«уазик», за рулем которого сонно зевал Кирилл Батурин, штатный водитель Ночного Дозора.
На самом деле Кирилл не зевал, просто таким образом он активировал дежурное заклятие,
отводившее взгляды охранникам и одновременно стирающее воспоминания о том, что они
пропустили не числящийся среди местных автомобиль. После чего Батурин ловко
припарковался у башни в центре двора и выбрался наружу. Вслед за ним из кабины выбрался
дядя Саша, и они вместе распахнули задние дверцы кузова.
К машине уже спешили Осип Валерьянович и Женька, не забывшие прихватить с собой
брезентовые носилки.
– Как он? – озабоченно спросил Гранкин целителя, наблюдавшего со стороны за тем,
как оперативники аккуратно и сноровисто перемещают все еще бессознательного Илью из
недр «уазика» на носилки.
– Жить будет, не переживайте, – поспешил успокоить коллег Осип Валерьянович,
сканирующий ауру Золотухина. – Несите его в мой кабинет, дальше я сам справлюсь.
Гранкин, дядя Саша, Батурин и Женя взялись за ручки и в мгновение ока занесли
носилки в дом. Шедший следом целитель остановился и посмотрел в одно из окон на третьем
этаже. Света в окне не было, но Осип Валерьянович и без этого прекрасно видел замершего с
другой стороны оконной рамы Драгомыслова.
– Не волнуйтесь, Геннадий Петрович, – тихо произнес целитель, – он парень крепкий,
выкарабкается.
Темный силуэт в окне слегка кивнул в знак благодарности.
Глава 4
Глава 5
10 Историю написания энциклопедии «Все об Иных, именуемых вампирами» вы можете узнать в романе
С. Лукьяненко «Шестой Дозор».
– Отчасти он был одной из причин. Но Иных тогда волновал весь технический
прогресс. Понимаешь, в тот момент люди с помощью научных достижений вплотную
приблизились в своих возможностях к магам и ведьмам. Радио, синематограф, автомобили и
аэропланы. Постепенно люди получали в свои руки власть над окружающим пространством,
сопоставимую с нашей. И это особенно не нравилось Темным. Говорили, что они пытаются
использовать открытия людей в своих целях. Поэтому за Теслой так пристально следили. Но
хватит исторических справок. Чего ты там копаешься? – заворчал вдруг Драгомыслов. –
Разучился быстро читать? Ничего ты, Степан, без заклятий своих не можешь! Шестая
страница, второй абзац снизу.
Я лишь рассеянно кивнул в знак благодарности и прокрутил колесико «мышки»,
отыскивая нужный фрагмент.
«Незадолго до своей смерти Тесла принял заказ, присланный ему через подставных лиц
от Дневного Дозора. Результатам этого заказа стал своеобразный гибридный артефакт,
сочетающий в себе индукционную катушку и амулет для сбора и длительного хранения
человеческих эмоций. Но за несколько дней до сдачи проекта тело Николы Теслы было
обнаружено горничной и директором отеля «Нью-Йоркер». На двери его номера висела
специальная табличка, требующая не отвлекать изобретателя от работы. До сих пор остается
неизвестным, выполнил ли гениальный ученый свой последний заказ. Так как представители
Дозоров и Инквизиции не смогли обнаружить прибор ни в гостиничном номере, ни среди
вещей в мастерской».
Я оторвался от экрана ноутбука и посмотрел на начальника.
– А куда же делась «катушка»?
– Долгое время, Степан, это была одна из загадок истории. Большинство считало
«катушку Теслы» мифом. Признаюсь честно, до сегодняшнего дня я был в числе скептиков и
полагал, что ученый попросту не смог изготовить столь сложный прибор. – Геннадий
Петрович хитро улыбнулся. – А теперь промотай в самый конец файла, там есть черновые
наброски чертежа «катушки».
Поспешно выполнив указание начальника, я буквально не поверил своим глазам.
Фотография – хотя, скорее, это был отсканированный рисунок – отличалась не только
хорошим качеством, но еще и тем, что чертеж был выполнен в цвете. Я с недоумением
смотрел на рисунок, точь-в-точь изображающий предмет, который я заметил в руках Темного
Иного на стадионе.
– Дела… – протянул я, глядя то на рисунок, то на шефа.
– Ага! – кивнул тот в ответ. – Ядрена копоть, как любит выражаться наш коллега.
– И какие наши дальнейшие действия?
– Нам следует проявить осторожность, – шеф даже понизил голос, – у нас на руках есть
и мыслеобразы оперативников, столкнувшихся с футбольным хулиганом на
«Адмиралтейской». Есть твои фотографии, но мы ими воспользуемся только в
исключительном случае, если прижмет. Как я уже говорил, светить твой маленький талант
перед Дневным Дозором я не собираюсь.
От этих слов мне сделалось не по себе. Почему шеф так старательно хочет укрыть от
Темных мою способность фотографировать в Сумраке и запечатлевать на снимках
остаточные проявления магии? Надо будет подумать над этим на досуге.
– Подумаешь, Степан, обязательно подумаешь. – Драгомыслов явно читал мои мысли. –
Ой, делать мне больше нечего, в голове у тебя постоянно копаться. Не имею такой привычки,
не Темный. У тебя и так все на лице написано вот такими буквами.
Шеф широко развел руки в стороны, демонстрируя высоту гипотетического шрифта.
– В общем, у нас есть чем прижать этого гада. Осталось дело за малым. Поймать и
задержать. Ну а после предъявим претензию Дневному Дозору и стрясем с них воздействие
первого уровня. Слышишь, Степа? Все будет хорошо. Только для этого нужно поработать.
Уяснил?
– Уяснил, – кисло ответил я.
– Все, задачу я тебе поставил. Марш с глаз моих долой.
Забрав протянутую шефом карту памяти, я поднялся и поспешно покинул кабинет
начальника.
– Не вышло? – с сочувствием посмотрела на меня Ляля, разбиравшая файлы в
глянцевых папках, когда я закрыл за собой дверь.
– Не вышло, – согласился я.
– А хочешь, чаю попьем? – Видя мое настроение и оживившись, девушка вскочила из-
за стола. – У меня перерыв как раз, только чайник поставила, а Юлька из аналитического
печенье сегодня принесла, с клюквенным джемом. А?
Чаю не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
– Ты хорошая, Ляля, – улыбнулся я. – Но не сегодня, ладно? Уверен, печенье вкусное.
Вы лучше с девчонками посидите, больше достанется.
Девушка зарделась румянцем, проступившим на густо напудренных щеках.
Комплимент явно пришелся ей по душе. Хоть кому-то сегодня я сделал приятное.
– Не грусти, – сказано это было с таким лицом и таким тоном, с каким обычно
сюсюкаются с карликовыми собачками.
– Не буду, – соврал я. – Пока.
– Увидимся, Степа.
В голову будто налили свинца. Спустившись по лестнице, никого на этот раз не
встретив, я тяжело навалился на массивную парадную дверь и вышел на улицу.
Пошарив, нащупал в кармане полупустую пачку сигарет. Несмотря на нервозность,
курить не хотелось. Неужели бросаю?
Смежив веки, я глубоко вдохнул. Легкие наполнил влажный осенний городской воздух
с примесью бензина и запахом листвы. Немного полегчало, но на душе все равно было
тяжело. Я сделал несколько шагов по улице, но куда идти, так и не придумал. Неуклюже
переступив ногами, я чуть не вступил в широкую лужу и посмотрел вниз.
– Не грусти, – будто бы сказало колеблющееся небо в мутной воде.
– Не получилось, – сам себе ответил я и, перешагнув лужу, пошел по проспекту.
* * *
* * *
Первое странное предчувствие я ощутил проснувшись. Непонятное, но очень сильное.
На вампирский зов не похоже. Да и кто бы стал охотиться на Светлого мага моего уровня, да
еще утром. Но какая-то тревога все равно ощущалась.
Чтобы отогнать мрачные мысли о маме, да и раз уж камера была с собой, я решил пойти
в город.
День выдался погожий, и я просто брел по улице с плеером в ушах, подыскивая что-
нибудь для съемки.
Странное ощущение, которое я испытал утром – что что-то должно было случиться,
снова прокралось в мысли и не хотело отпускать. Непонятная тревога, предчувствие чего-то
нехорошего. В Сумраке тоже все вроде бы было спокойно.
Да что же такое, в самом деле. Иные особо не отличаются всяческими суевериями, но к
предчувствиям относятся внимательно. На вампирский зов это не было похоже, да и никакой
манящей мелодии, кроме гремевших в наушниках «Ступеней», я не слышал.
Тут было что-то еще.
11 Группа «Немного Нервно» и А. Чеширский, песня «Восхождение». Автор слов Екатерина Гопенко.
привлеченный необычными узорами покрывавшего ее мха, досыта напитанного эмоциями.
Хорошо же тут разрослось.
Счастье, грусть, зависть, обида или ревность… Привычная палитра эмоций и
ощущений, которые испускали смертные. Обычные ауры самых обычных людей, которые по-
прежнему верили в чудеса.
Будучи практически бессмертными, Иные не признавали никаких богов ни одной из
мировых религий. Какой смысл выдумывать кого-то для своего спасения, если и так живешь
вечно. Но Иные к причудам смертных относились с пониманием. Пусть верят. Надеются.
Выйдя из Сумрака, я устроился в сторонке, установил штатив и, взглянув на мечеть
через объектив, сделал несколько фотографий.
Вид не испортили даже быстро идущие мимо здания молоденькая девушка в легком
полупальто, держащая за руку карапуза, грызущего карамельку. Наоборот, они выглядели по-
особому трогательно, дополняя композицию. Мать и сын. В этом было что-то
умиротворяющее.
Ну, добро пожаловать в кадр.
Еще немного постояв и глянув, как последняя молельщица, закутанная в хиджаб,
скрылась в мечети, я снял фотокамеру со штатива и, положив ее в сумку, направился дальше.
В кармане зазвонил мобильник.
– Не дал? – сразу спросила Света, когда я нажал кнопку ответа.
– Не дал.
– Ладно, не грусти, может, образуется.
– Как она?
– Спит. Я на кафедру побежала. А ты?
– Так, мотаюсь.
– Не кисни.
– Ты тоже.
– Пока.
Я сбросил вызов и засунул трубку в карман пальто. Светкин оптимизм придал мне
уверенности.
Я еще долго гулял по городу и много снимал, а вернувшись в свой подвальчик, стал
печатать фотографии, терпеливо ожидая, пока они с жужжанием ползли через фотопринтер.
И сразу понял, что хочу вернуться к мечети, чтобы попробовать снять ее еще раз через
Сумрак, полностью окутанную мхом. Уж больно сюрреалистично выглядело это здание с
иной стороны мира. Может получиться пара хороших фотографий, которые можно будет где-
нибудь выставить, выдавая за авангард.
Никаких звонков не было, и вечер прошел спокойно.
Глава 6
13 Хорошо (арм.).
официантка.
– Ты умеешь выбирать персонал, – с ноткой зависти признал я.
– То-то. И дело делает, и глаз радуется, – хохотнул армянин.
Закусив горячей хашламой с телятиной и овощами, выпив бокал легкого пива, я еще
немного поболтал с Вельдикяном и направился в студию. Интересно было посмотреть, как
получился в Сумраке синий мох, полностью облепивший мечеть на первом слое.
На черно-белом снимке мох упрямо получался цветным. Этот феномен я не мог понять
и при случае решил поподробнее его изучить, хотя сам мог запросто раскрасить любую
фотографию всего лишь одним простеньким заклинанием.
Сиреневые оттенки мха и его форма чем-то напоминали психоделические картины
известного перуанского художника и шамана Пабло Амаринго.
Загрузив несколько снимков в принтер, я некоторое время занимался цветокоррекцией,
играясь с палитрой. Работая в своей мастерской, я забыл о времени, проявлял и проявлял,
пока наконец не заметил одну деталь, на которую раньше не обращал внимания.
Забравшись в архив и открыв папку, где хранил старые снимки, я отыскал те, которые
были сделаны тем самым фотографом-Иным, чье имя почему-то не сохранилось в архивах,
помогшим в свое время Прокудину-Горскому. Как оказалось, мой неизвестный
предшественник тоже экспериментировал с Сумраком во время праздника Арафата еще в
тридцатых годах.
Бабушка и ребенок. И у меня, и у него.
Совпадение? Много ли таких людей ходит каждый день по улице?
Я взял увеличительное стекло и присмотрелся. А вот последняя сегодняшняя съемка.
Бабушка с внуком. В Сумраке это была ветхая старушка, а в реальности миловидная
студентка лет двадцати. Короткое полупальто, на голове смешные розовые наушники. И так
на всех моих фотографиях, сделанных за два дня. Что за черт…
Я задумался. Ну подумаешь, совпало, мать каждый день ходит на прогулку с ребенком в
один и тот же час. Иная? Но почему я не вижу ауры?
Поглощенный съемкой мечети, я совсем не обращал внимания на прохожих. Просто
старался, чтобы они гармонично попадали в кадр, и все.
Я обескураженно держал рядом две свои фотографии мечети – с одной и той же
девушкой, но с разными детьми.
На меня вдруг нахлынуло резкое чувство дежа-вю, словно все это уже со мной было.
Достав мобильник, я набрал номер офиса.
– Алло, Женька ты? Это Балабанов, у меня тут есть кое-что интересное.
Я вкратце пересказал свои наблюдения.
– Ну и что с того, Балабанов, – с зевком отозвался на другом конце диспетчер Женька. –
У тебя сегодня выходной, а ты все с фотками возишься. Баб бы голых лучше щелкал, всяко
поинтереснее развлечение. Заснимался уже, вот и мерещится, или техника глючит. Выйди на
улицу, продышись. С девушкой погуляй, наконец.
– Я в себе уверен, – твердо ответил я. – На вчерашнем снимке девушка, на сегодняшнем
тоже. А в Сумраке ветхая старуха. Дети разные, а одежда на ней та же самая.
– Ты в кабаке у Вельдикяна пиваса, что ли, натрескался? – недоверчиво отозвалась
трубка.
Понимая, что пустыми разговорами с ерничавшим диспетчером ничего не добиться, я
сбросил вызов и снова вернулся к проявке.
Вот, получается, откуда шла непонятная аура, которая манила меня туда. Действительно
зов, только не вампирский. Страшнее.
Обычные кровососы просто чуть выпивали крови согласно выданной лицензии, а с
только что инициированными девушками даже было интересно, так как в тот момент они
испытывали сильнейший оргазм. Хотя это, как говорится, по слухам.
Но тут… Ведьма. Сомнений быть не могло.
Вот тебе и прогулялся по городу, нечего сказать. Собрав снимки, по-прежнему
хранившие часть ауры пространства, в котором были сделаны, я помчался в офис Дневного
Дозора.
По пути к Очаковской улице, на которой расположился новый штаб Темных, я
вспомнил о том, что хотел проверить кое-какую информацию. Просмотрев линии
вероятности, я быстро достал мобильный и, поставив на громкую связь, позвонил в наш
офис.
– Городской морг номер девять, – раздался в салоне автомобиля голос Васнецова.
– Жень, шуточки у тебя каждый раз все более плоскими становятся, – привычно
пожурил я Евгения. Тот лишь фыркнул в ответ. – Слушай, пробей мне по нашей базе
«вампирской лотереи», не выдавалась ли лицензия на охоту в последние три недели?
Конечно, в силу малого возраста Петр Яковлев, пропавший мальчик, не должен был
попасть в список потенциальных жертв «лотереи». Но поиски следовало начинать хоть с
чего-нибудь конкретного. И если в Питере есть вампир, имевший на руках разрешение на
охоту, то почему бы не проверить сперва его или ее? Ведь Темные всегда остаются Темными.
– Секунду, – послышалось клацанье клавиш, затем непонятное бурчание Васнецова, –
нет, Балабанов, в последний раз мы выдавали лицензию два месяца назад. Подробности
нужны?
– Наверное, нет, – задумчиво протянул я, – хотя скопируй мне файл и пришли по
электронной почте, вдруг пригодится.
– Не вопрос, отправляю! – бодро отозвался дежурный, а потом торопливо добавил: –
Ой, Степан, тут письмо от шефа пришло, с просьбой передать тебе сообщение.
Я удивленно хмыкнул. Судя по всему, Драгомыслов уже в курсе, куда именно я
направляюсь.
– Что там?
– Всего два слова: «Будь осторожен». – Голос Васнецова сразу стал серьезным. –
Степан, все нормально? Может, дяде Саше позвонить, чтобы подстраховали тебя?
– Да все нормально, Жень, не парься. – Я постарался отвечать как можно более
уверенно и спокойно. – Все под контролем. Спасибо.
– Ну ладно… – неуверенно раздалось в ответ. – Тогда отбой.
– Отбой.
Я постарался успокоить нервы. Ничего страшного не случилось. Если бы Геннадий
Петрович всерьез опасался моей поездки в офис Дневного Дозора, он бы лично позвонил мне
и запретил соваться в логово Темных. А так он просто рекомендовал быть осторожней,
значит, в принципе Драгомыслов был не против моей идеи.
И все же к штабу Темных я приехал в легком смятении и, прежде чем выйти из
машины, несколько минут просто сидел за рулем, глубоко вдыхая и выдыхая. Помогло.
Заперев замок и поставив автомобиль на сигнализацию, я быстрым шагом поднялся по
лесенке в несколько ступенек и потянул на себя кованую решетку, за которой притаилась
дверь в офис конкурирующей фирмы.
На площадке передо мной возникли две двери.
Одна, видимая обычным людям, вела в известнейший в городе эзотерический центр, в
котором помимо называющих себя экстрасенсами людей работали несколько настоящих
Темных ведьм. Подобное соседство было довольно сомнительным, на взгляд Светлых Иных,
но чрезвычайно выгодным для Темных. Буквально каждый день к ним приходили люди,
переполненные негативной энергией. От кого-то ушел любимый человек, кому-то хотелось
приворожить предмет давней страсти, кто-то жаждал богатств или роста по карьерной
лестнице. Следить за тем, чтобы настоящие ведьмы из числа Темных не воспользовались
соблазном отчерпнуть от этих эмоций лишнего или, что еще хуже, оказать воздействие, было
невероятно сложно. А то, что такие воздействия, хоть и самые незначительные, имели место
быть, в нашем офисе даже не сомневались. У Драгомыслова буквально руки чесались
разогнать этот ведьмовской коган. Но пока нам не удалось поймать Темных с поличным, они
продолжали свою деятельность под видом эзотерического салона.
Вторую дверь можно было увидеть только сквозь Сумрак. Убедившись, что на меня
никто не смотрит, я поднял свою тень…
Первое, на что сразу же обращаешь внимание в Сумраке, это стерильная чистота. Ни
единого пятнышка мха, так как Темные не желали делиться даже малой крохой дармовой
энергии с сумеречным паразитом. На том месте, где висела видимая лишь обычным людям
самодельная табличка «Косая аллея», в стене появилась массивная железная дверь,
украшенная коваными фигурками летучих мышей и пауков, с вывеской «Дневной Дозор
Санкт-Петербурга. Часы приема – круглосуточно».
Я решил не отказывать себе в удовольствии немного пошутить и пасом левой руки
направил небольшой поток силы в сторону кованых фигурок. В результате чего самый
здоровый паук развернулся на сто восемьдесят градусов и вонзился железными жвалами в
крыло ближайшей летучей мыши. Мышь захлопала крыльями, издав тем самым невероятный
металлический грохот. Дверь тут же распахнулась, и на меня уставился взъерошенный
ведьмак Руссов.
– Балабанов, ты что себе позволяешь! Зачем хулиганишь?
– Спокойней, Сергей, спокойней. Чего ты такой нервный? – довольно улыбнулся я.
– Да шмыгают тут всякие Светлые, – ответил ведьмак, – потом тапочки пропадают.
– Ты не путай, Сергей. Тырить тапки – это удел Темных, – парировал я. – Ну что,
пустишь внутрь или так и будешь мариновать меня на пороге? Я не в гости пришел, а по делу
вообще-то.
– Заходи, – буркнул Руссов в ответ, на чем наша словесная пикировка и закончилась.
Проходя через распахнутую дверь, я ощутил легкое сопротивление, а перед взглядом
возникла и тут же пропала прозрачная стена с радужными разводами, больше всего
напоминающая стенки мыльного пузыря. Все это было вполне ожидаемо. Входя на
территорию Темных, я оказался под колпаком их защитных заклинаний. Так что в случае
необходимости я не то что сбежать с помощью портала, хотя мне и так было пока не по
силам их прокладывать, но даже сигнал о помощи моим коллегам передать не смогу. А о том,
чтобы попытаться применить боевые заклятия, и думать не стоит, бесполезно.
Меня успокаивало лишь то, что шеф знал, куда я отправился. И что я являлся
сотрудником Ночного Дозора. Но при этом прекрасно понимал, что это офис Темных, и тут
можно ожидать любой гадости или провокации. Говорят, первый глава петербургского
Дневного Дозора, Великий Темный маг Харальд, имел привычку пополнять свою коллекцию
охотничьих трофеев не только черепами животных и людей, но даже и черепами Иных. И
мне очень не хотелось стать очередным экспонатом данной коллекции, которая, все по тем же
слухам, досталась в наследство нынешней руководительнице Темных14.
– Ну, чего надо-то, Светлый?
Я хорошо знал Сергея Руссова. Высокий, плечистый парень с модной стрижкой,
смазливый, как и многие Темные. Ведьмак четвертого уровня, в открытом бою мог запросто
размазать меня по стенке. Приехал он, как и большинство сотрудников новых петербургских
Дозоров, относительно недавно. Это мы со Светой были местными, родившимися в
Ленинграде после исхода Иных в конце семидесятых годов. Все остальные в Ночном были
приезжими, собранными со всей России. Аналогичная ситуация сложилась и у Темных. В
свое время пресветлый Гесер проследил за тем, чтобы в состав обновленного Дневного
Дозора не попал ни один из членов секты Черных. На это было много причин. И теперь за
соблюдением Великого Договора со стороны Темных следили ведьмы, оборотни и ведьмаки,
переведенные в северную столицу из областных офисов.
И хотя по уровню силы Руссов мог легко потягаться с дядей Сашей или даже с
Драгомысловым, руководил питерским Дневным Дозором не он, а ведьма Наталья. Хоть
ведьма и была пониже рангом, зато жизненного опыта у нее было больше, чем у всех ее
подчиненных, вместе взятых. И властвовала Наталья железной рукой, чем вызывала
Музыка смолкла.
– Меня предупредили о вашем визите, Светлый. Садитесь. Хотите воды?
Конечно, в сам архив меня не пустили, оставив сидеть в небольшом закутке, где стоял
стол с компьютером, пара стульев и кулер, от предложения воспользоваться которым я счел
благоразумным отказаться.
Попить воды во время ожидания мне предложила красивая рыжеволосая ведьмочка,
представившаяся Земфирой, с короткой стрижкой, облаченная на первый взгляд в простое, но
явно дорогое дизайнерское платье.
– Что именно вас интересует, Светлый? – Поняв, что заигрывать со мной бесполезно,
Земфира сразу же перешла на деловой тон.
– Я… – Я осекся, так как чуть было не произнес на автомате фразу «был бы вам
признателен». Прав был Драгомыслов, расслабился я, полез в логово пауков. А стоит хоть на
секунду потерять бдительность, ляпнуть что-нибудь не подумав – и окажешься в долгу у
Темной. И я не испытывал иллюзий касательно ангельского личика сидящей напротив меня
девушки. Она в первую очередь ведьма, Темная Иная. И не преминет воспользоваться моей
оплошностью ради совершения какой-нибудь подлости в будущем. – Я хотел узнать, нет ли у
вас информации вот по этой женщине.
Я протянул Земфире специально захваченные мною из фотостудии снимки бабушки с
ребенком. Ведьма задумчиво посмотрела на снимок, потом бросила быстрый взгляд в мою
сторону и вернула фотографии.
– А зачем она вам, Светлый? Ее в чем-то подозревают?
– Так вам известно, кто эта Иная?
И вновь остекленевший на мгновение взгляд собеседницы дал мне понять, что сейчас
она получает указания от своей начальницы.
– Искать в архивах нет необходимости. Ее зовут Азалия Карипова. Копия ее личного
дела уже направлена на адрес вашего офиса.
– Вот как? – От удивления я невольно хмыкнул. Быстро они сдали свою товарку. Но
почему так легко, без обычных препон и возражений? Подозрительно это все, ох как
подозрительно.
– А что вас удивляет, Светлый? – насмешливо ответила мне девушка. – Мы делаем с
вами общее дело, следим за соблюдением Великого Договора. И если кто-то его нарушает,
мы его наказываем. Порой жестоко наказываем. Если нарушителем является Светлый,
например.
Земфира рассмеялась, а мне сразу же захотелось покинуть офис Дневного Дозора как
можно скорее. И принять душ, чтобы смыть с себя всю налипшую за время моего
непродолжительного здесь пребывания мерзкую ауру Темных.
Сухо поблагодарив ведьму за помощь, я пулей выскочил из архива и устремился вверх
по лестнице. В спину меня толкал неприятный заливистый смех Земфиры, от чего голова у
меня закружилась, а в ногах и руках я почувствовал слабость.
На середине лестницы я столкнулся со здоровенным бугаем, шагавшим мне навстречу с
ведром воды и шваброй. Все видимые участки кожи на теле бугая украшала причудливая вязь
татуировок.
– Аккуратнее, Светлый! – рявкнул татуированный, когда я чуть не снес его на узком
лестничном проеме. Взглянув на него сквозь Сумрак, я с удивлением обнаружил, что надо
мной возвышался оборотень шестого уровня.
– Простите, – промямлил я в ответ, протискиваясь мимо бугая. И уже на самом выходе я
вновь встретил Руссова.
– Уже уходишь, Светлый? У тебя еще есть двадцать минут, – ехидно произнес ведьмак.
Глава 7
Сразу после возвращения из офиса Дневного Дозора меня, мои вещи и даже мой «Форд
Фокус» подвергли тщательному осмотру на предмет обнаружения следов чужой магической
силы. Меня даже во двор аптекарского дома не пустили! Дядя Саша и Кирилл Батурин
тормознули мой автомобиль за две сотни метров от нашего штаба и в четыре руки принялись
сканировать служебными амулетами меня и машину. Но, слава богу, ничего не обнаружили.
Затем у нас с шефом был продолжительный разговор, во время которого он детально
изучил мои мыслеобразы о посещении офиса конкурентов и внимательно выслушал мои
предположения о том, почему Темные так легко согласились нам помочь. Хотя, если говорить
по правде, никаких особенных предположений у меня пока не было.
– А вот о том, что у них оборотень в офисе прописался, этого даже я не знал, – вздохнул
Драгомыслов. После чего придвинул к себе поближе мои фотографии и открыл ноутбук. –
Так, давай почитаем, чего они нам прислали. Азалия Рамазановна Карипова. Смотри-ка,
возраст не указан, хм… – Сверив фотографии с данными, которые прислали из Дневного
Дозора, Драгомыслов тяжело выдохнул и положил их на стол перед собой. – Фу-ух… А
раньше как-то не наблюдалась. Видать, совсем осторожничала, а тут вон сила стала слабеть.
Красота увядать. Есть захотелось. Вот бдительность и потеряла, стала в одном районе
охотиться. Странно-странно. Они ведь недолго на холостом ходу могут, это как наркоманы.
Ломка начинается. Так, читаем… Из Татарстана еще аж в тысяча восемьсот шут знает каком
году переехала. Да и не проходила у нас раньше нигде.
– Она этих детей… – сглотнул я. – Совсем?
– По всей видимости, да. – Геннадий Петрович немного подумал. – Но мне кажется, это
не совсем ведьма, Степа, а, возможно, ламия.
– А кто это? – Термин был мне не знаком.
– Полуведьма-полувампир. Кровососущая. Странно, что она у нас значится как ведьма,
а не кровопийца.
Драгомыслов остановился и пожевал губами.
– Такая вот структура момента. Для простой ведьмы это вообще скорее исключение,
чем правило, – они вполне могут тянуть Силу из людей и без кровопийства. А в нашем
случае по-другому выходит. Сколько ж малышей выпила, что столько прожила. Ворожила их.
Глаза матерям отводила. Ведь детская кровь особенная. Другая, – с усталым вздохом ответил
начальник и потер нахмуренный лоб. – Ох, Балабанов. Ну и кашу же ты мне принес…
Потом странным взглядом посмотрел на меня и снял трубку телефона.
– Так, готовьте наряд. Я предупрежу Темных, хотя уверен, что они уже в курсе. На
Кронверкский. Рамазанова. По серийному! Дети. Да! Подберите ребенка, мальчика, снабдите
защитными заклятиями и оставьте на улице возле соборной мечети. – Окончив разговор, он
снова посмотрел на меня и неожиданно заключил: – Тоже поедешь.
– Но зачем? – растерялся я.
– Раз дело твое, вот и доводи до конца. Боевое крещение у тебя будет, считай. Надоело,
поди, в студии своей штаны протирать, – покачал головой Геннадий Петрович. – Да и с
детьми между Дозорами всегда щекотливый вопрос. Неинициированные иные либо слишком
юные. Кто первый успеет к себе забрать. Борьба. Короче, нам могут потребоваться снимки
непосредственно с места, чтобы потом было что предъявить Темным. Кстати, может, это и
есть твой шанс получить разрешение на вмешательство.
От неожиданности я сглотнул. Драгомыслов тем временем продолжал:
– Ты же любишь снимать, вот хобби и пригодилось. Только не дрейфь. Если увидишь
там чего, все равно снимай.
– Хорошо, поеду. – Я с готовностью кивнул, внутренне ощутив, как во мне просыпается
охотничий азарт, ведь я впервые поучаствую в настоящей охоте на ведьму! Да и упоминание
о вмешательстве придало сил. Хотя напутствие начальника все равно вызвало мурашки. Кто
знает, что ждет меня там? Какими возможностями обладает женщина, убившая стольких
детей?
– А что я могу там такого увидеть, чтобы бояться какой-то старухи? – выходя из
кабинета Драгомыслова, обернувшись и уже догадываясь об ответе, все-таки спросил я.
– Детские кости, Степа, – из царившего в помещении полумрака мрачно откликнулся
тот. – Детские кости. Ведьмовская красота на них одних держится.
Я остался в офисе, от нетерпения не зная, чем себя занять до начала операции.
Пробовал позвонить Свете, но она не брала трубку.
Когда приказ пришел сверху, наспех поднятая бригада из немногочисленных
оперативников петербургского Ночного Дозора, на ходу натягивая кожанки, шумно побежала
на цокольный этаж, где располагался гараж, разогревать штатный «уазик».
Вечером специально подобранного мальчика снабдили защитными заклятиями и
оставили на улице возле мечети.
Сидя в машине с группой захвата, я не находил себе места от нетерпения. Мужики
были хмурые. Илья незаметно клевал носом. Сказывалось нараставшее напряжение.
Устроившийся напротив меня друг Миша Гранкин, он же Бизон, сцепив пальцы,
неприятно хрустел костяшками. Крепкий, с короткими волосами и не сходящей щетиной,
маг-перевертыш четвертого уровня. Я первый раз шел с ним на дело и очень надеялся, что в
непредвиденной ситуации друг прикроет мне спину.
Ожидание затягивалось.
– А если не придет? – нарушил молчание Илья.
– Ждем, – не поворачивая головы, буркнул Миша.
Но ведьма не появлялась, вместо этого мальчик сам неожиданно куда-то пошел.
– Что за… – удивился Илья.
– Зазывает, – ответил водитель, заводя мотор. – Перестраховывается.
Держась на расстоянии, чтобы не спугнуть, наш «уазик» отправился следом за
ребенком.
Несколько раз я спрашивал себя, не ловушка ли это. Не грамотная ли западня,
расставленная Темными. Слишком уж странно выглядела вся эта ситуация.
Мальчик, идущий в нескольких метрах впереди, уверенно двигался вперед.
Вскоре мы оказались на месте неподалеку от Кронверкского в тихом и уютном сквере.
Но так казалось только на первый взгляд. Машина остановилась неподалеку, и мы выбрались
наружу. Оперативники сразу рассредоточились кто куда.
Окружившие территорию Светлые были напряжены, в воздухе висела густая аура
смерти и давно наложенного проклятия.
Двор не хотел пускать. Давил на нас. Боялся.
Даже подоспевшие к началу операции Темные, отрядившие для операции всего трех
слабеньких Иных во главе с Сергеем Руссовым, вели себя необычно смирно и не пытались
поцапаться, провоцируя Светлых на нарушение Договора.
– Ну что, хлопцы, – задумчиво покусав ус, начальник оперативной группы, бывший
военный, инициированный сразу после Афгана, которого давно звали просто дядей Сашей, а
те, кто постарше, Батькой, оглядел нас, – пошли, ядрена копоть!
Я достал из сумки камеру. Начали двумя Дозорами одновременно, войдя через Сумрак.
Дом с другой стороны реальности поразил меня. Страшный, скособоченный. Мох здесь был
выморожен полностью. В таком месте безраздельно царствовала смерть, ею пах даже
сумеречный воздух.
Лифт, конечно же, не работал. Я бежал по лестничным пролетам за остальными
оперативниками, судорожно пыхтя и придерживая сумку с фотоаппаратом. А если все? Если
опоздали…
В голове метались мысли. Почему я так долго мурыжился со снимками, а не сразу же
забил тревогу? Сколько пропавших детей можно было бы еще спасти? Была ли в этом моя
вина? Что, если мы не успеем сейчас и добровольно отправленный в жертву колдунье
ребенок уже не дышит…
Но мы успели.
Первым в помещение влетел дядя Саша, в руке у него уже полыхало ярким пламенем
заклятие «белого меча». Вслед за ним устремились Руссов и один из его помощников.
Стоявший рядом Миша упал на четвереньки, перекидываясь в огромного, два метра в
горбатом загривке, серо-бурого бизона, с кучерявой шерстью и выступающими над черной
челкой внушительными рогами. Сверкая большими темными глазами, Бизон стоял рядом со
мной и нетерпеливо бил коротким хвостом с длинной густой кисточкой волос на конце по
вздымавшимся бокам, ожидая команды.
Я и стоявшие на площадке перед дверью в квартиру ведьмы Иные услышали грохот и
крики.
– Азалия Рамазановна, немедленно…
Что именно дядя Саша велел сделать ведьме «немедленно», мы не узнали, так как
Светлый маг умолк на полуфразе, а окружающий нас Сумрак содрогнулся от возмущения.
– Ходу-ходу-ходу! – скомандовал пританцовывающий на месте от нетерпения Илья и,
оттолкнув меня в сторону, поспешил на выручку нашему начальнику. – Ночной Дозор, выйти
из Сумрака! – пройдя через несуществующую на первом слое дверь, с порога заорал Илья и,
осекшись на полуслове, замер, пораженный установленным заклинанием «фриз».
Зашедший вслед за мной Темный накинул на нас двоих «сферу отрицания», и я
инстинктивно укрылся за его спиной, осматривая развернувшуюся перед нами картину
побоища.
Ведьма и мальчик находились на небольшой кухоньке, и старуха уже приближала к
зачарованному ребенку свое хищно оскаленное лицо с неестественно широко
раскрывающимся ртом, наполненным двумя рядами острых как клинки зубов.
С одной стороны от входа на кухню в напряженных позах замерли Темные, с другой –
дядя Саша. Вся мебель в реальном мире была разбросана и переломана, а мох на первом слое
Сумрака был выморожен заклятием ведьмы.
Появление Ильи, замершего сейчас неподвижной статуей в коридоре напротив кухни,
на секунду отвлекло ведьму. Воспользовавшись этой заминкой, дядя Саша ударил Азалию
подчиняющим заклятием «доминанта». В тот же миг мимо меня и Темного мага скользнула
серо-бурая тень перевертыша. Громыхая, словно локомотив поезда, Миша нацелил
вооруженную острыми рогами голову на ведьму. Но та успела вовремя поставить щит.
«Доминанта», срикошетив, перевернула взорвавшийся деревянной трухой кухонный
стол. Бизона отшвырнуло к окну, где он запутался в занавеске, которая, извиваясь подобно
змее, обвилась вокруг его мощного тела и принялась душить, медленно сжимаясь. Миша
взревел, яростно сверкая налившимися кровью глазами. Кронштейны не выдержали, и
извивающийся перевертыш рухнул на пол.
Меня вновь пронзило резкое, как вспышка, ощущение того, что я все это уже видел.
Чувствуя, как холодеют руки, я вцепился в камеру и огляделся по сторонам.
Для человека типичная питерская двушка была бы самой обычной и скучной. Опрятная,
терпеливо убранная с извечной старушечьей кропотливостью. Салфеточки, трюмо, стеллаж
со старинным фарфором и даже тульский самовар. Несколько аккуратно убранных в рамки
портретов.
Но в Сумраке…
Пространство сразу заметно расширилось. Иначе отброшенный Бизон копытами снес
бы и ведьму, и всех дозорных.
И кости. Все из костей. Стены, утварь из тщательно отмытых детских черепов, двери и
даже фитиль у светильника в прихожей, оканчивавшийся согнутым детским пальцем.
Ведьма жила давно, о чем говорили паутина, плесень и растущие отовсюду светящиеся
сумеречные грибы. Ела много. Костей было столько, что некоторые фрагменты квартиры
сливались в единое сплошное пятно.
Маленьких, хрупких…
Детских.
У старухи начали сдавать силы, и ей необходима была подпитка. Дядя Саша попытался
ударить «Морфеем», но промазал. Ведьма увернулась и издевательски захохотала.
В этот момент мне показалось, что я очутился в страшном, психоделическом кошмаре
художника Ганса Гигера.
– Пожаловали, супостаты, – выпрямившись, проскрипела ведьма. – На живца ловите!
Красивая на фотографиях в жизни, страшная в Сумраке, старуха подняла взор, и я
понял, что цепенею.
– Пламя пущу черное, да на кости пустые, – забормотала она. – Пляши-танцуй, дикий
огонь! Что было живо – уничтожь, упокой!
– Дневной Дозор! – превозмогая чары, заорал Руссов, чувствуя, как ведьма
концентрируется для удара. – Отойдите от мальчика!
– Тропки лунные, травы темные, – зачаровывая оперативников обоих Дозоров, ведьма
медленно свела ладони, продолжая произносить заклинание:
На высокой ноте прокричав последнюю фразу, Азалия, собрав все последнее, что у нее
было, звонко хлопнула в ладоши. Комнату обдало холодом. От плеснувшей заклинанием
ударной волны оперативников раскидало в разные стороны. Взорвались осколками стекла
оконные рамы. Дрогнули массивные напольные часы, отозвавшиеся похоронным
перезвоном, вязко замедлявшимся в Сумраке.
Я налетел спиной на старинный комод и хлопнулся об пол, осыпаемый градом
бьющихся блюдец, в ужасе думая, что разбил камеру. Где-то снаружи надсадно взвыла
полицейская сирена, и послышался глухой удар.
Жалобно кричал захлебывающийся слезами мальчишка, который не был Иным и, по его
мнению, находился в пустой квартире, но эмоционально чувствовал, что вокруг него
творилось что-то нехорошее.
Миша боролся с занавеской.
– Что, черти? Добрались? Выкусили? – издевательски хохотала Азалия, снова поднимая
трясущиеся руки, по которым было видно, как она стара. – Чего так долго не жаловали-то, а?
– Отвод, мать, умелый был, – прохрипел дядя Саша, поднимаясь с пола. – По
фотографиям вычислили.
– Какая я тебе мать, солдатик, – презрительно бросила ведьма и не без гордости
добавила: – Это меня бабка научила.
– Все, Азалия Рамазановна, это конец. Никакого волшебства. Опустите руки и пройдите
с нами.
– Чтобы меня на Инквизицию отвели!
– Ядрена копоть! Детей пила за милую душу? Пила! Выйти из Сумрака, кому говорю! –
еще раз потребовал дядя Саша. – Покажи личико, Гюльчатай!
– Ненавижу, – оскалив гнилые зубы, гортанно проревела ведьма, когда дядя Саша и
Бизон, догадавшийся принять человеческий облик и вырваться из объятий зачарованных
занавесок, вместе налетели на нее и наконец обездвижили.
Я медленно поднялся с пола, усыпанного костями и осколками посуды. Сердце
судорожно колотилось.
Отчаянно ревел не понимающий происходящего ребенок.
– Все, – устало отвернувшись от уже не сопротивлявшейся ведьмы, подытожил дядя
Саша. – Выходим, ребята. Пацаном займитесь кто-нибудь. И Илюху из «фриза» вытащите.
Матерящийся Миша, уже перекинувшись в человека, отстранился от ведьмы, брезгливо
стряхивая с себя ломкие детские кости.
– Мы забираем ведьму. – Дядя Саша напряженно взглянул на Сергея и его
подчиненных, которые так и не поучаствовали в задержании. – Вопросы?
Стоявшие за спиной Руссова Темные маги слегка дернулись, но их начальник жестом
приказал не вмешиваться.
– У Дневного Дозора нет вопросов, – улыбнулся командир Темных. И эта улыбка мне
очень не понравилась, от слова «совсем». Что это, просто желание сохранить хорошую мину
при плохой игре или радость от того, что соперник совершил ошибку и угодил в очередную
ловушку Темных? Вот и гадай.
– Ну и ладненько! – оскалился, в свою очередь, дядя Саша и махнул рукой в сторону
сникшей Азалии. – Миша, Илья, грузите эту ядрену копоть. Степан, ты тоже поторапливайся.
Я с удовольствием шагнул прочь из Сумрака. Он выпил слишком много сил, но и
угрозы для детей теперь больше не было. Обливаясь холодным потом, я стал переходить из
одного помещения в другое, щелкая фотоаппаратом и фиксируя обстановку. В большой
комнате, распахнув дверцы антресоли, я наткнулся на ворох детских вещей. Куртки, шапки,
джинсы и платьица. Для чего ведьма оставляла себе одежду своих маленьких жертв?
Трофеи? Все может быть.
И тут я заметил в этой куче предмет, при взгляде на которой внутри меня что-то
оборвалось. Черный рюкзак с логотипом Бэтмена. Такой же, какой был у Пети Яковлева…
Все сфотографировав для протокола и выйдя во двор, я с трудом отыскал во внутреннем
кармане куртки полупустую пачку и достал сигарету. Снимки, которые сейчас находились в
моей камере, действительно были ужасны.
Затяжка помогла. Выпустив из ноздрей сизый дым, я задрал голову и посмотрел на окна
квартиры ведьмы, где заклинанием были выбиты все стекла.
Вообще ничего не хотелось. Только если пива или шоколада, чтобы восстановить силы,
которые выпил Сумрак.
Зазвонил мобильник. Это был Драгомыслов.
– Да, Геннадий Петрович.
– Как прошло? – поинтересовался шеф.
– Взяли, – отрапортовал я.
– Ребенок?
– Цел. С ним работают.
– Поздравляю с крещением. Да, я только что разговаривал с Натальей Владимировной и
представителем Инквизиции. Пока еще официального подтверждения у нас нет, но за
раскрытую ведьму нам полагается вмешательство четвертого уровня. Так что срочная
необходимость в поимке хулигана пока отпала. Радуйся.
У меня заколотилось сердце.
– Осипа Валерьяновича я предупрежу.
– Спасибо, Геннадий Петрович! – радостно выпалил я. – Спасибо большое!
– Добро, – отключился шеф.
Не дожидаясь, пока оперативники закончат изучать логовище Азалии и ставить
охранные заклятия, я сунул руки в карманы и, отодвинув скрипнувшую решетку кованой
арки, вышел из двора.
Сразу при выходе вопящая женщина и два матерящихся мужика вытаскивали из
врезавшейся в газетный киоск перевернутой полицейской машины окровавленного парня в
форме, с которой со звоном осыпалось стекло.
Да, хорошо же Азалия приложила, в последней схватке выложив все свои силы.
Я посмотрел на низкое серое небо. Оно раскатисто пророкотало в ответ, и по
разбросанным ветром, словно подпаленным алым листьям, нарастая, все сильнее зашуршал
осенний дождь.
Я посторонился, когда мимо меня Илья и Миша повели плененную ведьму и посадили в
«уазик». Дело было сделано, дети могли теперь гулять спокойно, не рискуя быть
съеденными. И тут на меня вновь накатила волна узнавания, вызвавшая сильное
головокружение. Я знал, что ведьму посадят в салоне «уазика» с правой стороны, что позади
нее грузно осядет на сиденье Гранкин, а дядя Саша повернется ко мне и спросит, поеду ли я с
ними в офис.
– Нет, спасибо, дядь Саш, я пешком. – Глава нашего оперативного отдела посмотрел на
меня в недоумении. И я понял, что ответил на его вопрос раньше, чем он успел его задать. –
Мужики, со мной фигня какая-то происходит. У меня уже не первый раз возникает дежа-вю.
Такое ощущение, что вся эта история повторяется со мной, только с небольшими
отклонениями. Как будто я все это уже видел в каком-то сне16. Но ведь это просто фантазия
разыгралась, да?
Дядя Саша посмотрел на меня внимательным взглядом, выбрался из «уазика» и встал
рядом.
– Степан, а других проблем со снами у тебя нет?
На секунду я даже опешил от вопроса старшего коллеги, после чего собрался с духом и
рассказал о преследующем меня в последнее время кошмаре о доме с каменной саламандрой.
По мере того как я говорил, лица дяди Саши и прислушивавшегося к нашему разговору
из салона «уазика» Гранкина вытягивались все больше. Когда я закончил свой рассказ, они
многозначительно переглянулись.
– Ядрена копоть, Степа, – протянул дядя Саша, – мы с Мишей знаем, что это за дом.
– В смысле? – воскликнул я.
– На коромысле! – передразнил в ответ старший оперативник. – Помнишь Темного, что
мы после футбольного матча по твоей наводке ловили? Ну вот. Мы шли по его следу. Он с
Петровского рванул через Тучков мост на стрелку Васильевского, а там по Дворцовому мосту
в сторону «Адмиралтейской». Не знаю, почему он на «Спортивной» сразу в метро не
спустился, видимо, по дороге еще с разгоряченных футбольных фанатов сливки силы
снимал. В общем, на «Адмиралтейской» мы с ним и схлестнулись. И пока суд да дело, он и
там потасовку между фанатами устроил. Полиция и ОМОН станцию оцепили. И нам с
Бизоном пришлось идти до служебной машины аж до Гороховой.
– Дядь Саш, давай ближе к делу! – не выдержал я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и я
буквально взорвусь от нетерпения.
– Ядрена копоть, так я к тому и вел, что на Гороховой тот самый дом из твоих снов и
стоит. Ну, скорее всего, потому что по твоему описанию очень похожий. Правда, пока мы там
были, я ничего особенного в нем не приметил.
Глава 8
16 О каких отклонениях идет речь, вы сможете узнать из рассказа И. Вардунаса «Ребус для фотографа»,
входящий в сборник «Мелкий Дозор».
Дождь. Горячий болезненный ливень. Я пытаюсь укрыться от внезапного ненастья,
задрав над головой полу куртки, но все бесполезно, порывы ветра гонят потоки воды почти
параллельно земле. Пара мгновений – и я промокаю до нитки. Но мне не холодно, наоборот,
все тело ноет от нестерпимого жара, будто я стою не под проливным дождем, а под струями
душа с выкрученным на максимум краном горячей воды.
Пытаясь прервать эту нестерпимую боль, я мечусь в разные стороны, пока не замечаю
сквозь водяную завесу крыльцо, на котором я смогу укрыться. Сделав пару шагов в сторону
спасительного навеса, я понимаю, что вновь угодил в опостылевший кошмар.
И как всегда, я вижу каменную ящерицу, тело которой начинает извиваться и осыпать
на землю кусочки фасада. Словно хлыст в руках погонщика, хвост саламандры хлещет ее
каменные бока, зрачки наливаются багрянцем, а из распахнутой пасти вырываются языки
пламени:
– Он придет за тобой с юго-востока…
Я застываю точно соляной столп и безропотно смотрю на каменное чудовище,
прекрасно осознавая, что в следующий миг меня окутает горячее пламя. Но вместе с
потоками огня из пасти саламандры доносятся слова:
– Он принесет спасение…
Жгучие огненные струи ниспадают на меня словно водопад, и я пытаюсь закричать. Рот
мой беззвучно, словно у выброшенной на берег рыбы, открывается и закрывается, но из
пересохшего горла не раздается ни звука.
– Он обманет тебя… – рокочет надо мной саламандра, но я не придаю этим словам ни
малейшего значения. Судорожно пытаюсь уловить мельчайшие тени между обуявшими мое
тело сполохами огня, чтобы ухватиться за них и укрыться в спасительном Сумраке.
И как всегда, тело мое превращается в пепел, смываемый через мгновение потоками
ливня.
* * *
Эпилог
В штабе нас со Светой отправили в лазарет. Ранение у меня было несильное, железку
вытащили, а вот сестру Осип Валерьянович оставил на какое-то время в палате. Она уже
пришла в сознание, но поговорить нам не дали.
Вместо этого меня вызвал к себе Драгомыслов.
– Иди поговори, а потом поедем к маме, – сунув руки в карманы белого халата, сказал
врачеватель.
Начальник был очень сильно не в духе.
– Ну и что ты на все это скажешь? – требовательно спросил он.
Я пожал плечами.
– Степан, ты сам-то понимаешь, какая это была авантюра с твоей стороны? –
продолжал горячиться Геннадий Петрович. – Нет, ты, конечно, правильно поступил,
придумал, как не нарушить клятву и спасти сестру. Но какой ценой, ты об этом подумал?
– А что мне еще было делать, Геннадий Петрович? К вам я обратиться не мог. Свой
Дозор тоже подставлять желания никакого. И к тому же я не преступника в первую очередь
хотел наказать, а спасти Свету.
– Какой же ты еще пацан, Степа, – тяжело выдохнув, протянул Драгомыслов. – Эх,
ладно, придумаем, как минимизировать ущерб от данного тобою Наталье обещания. Вот ведь
плутовка, она же точно знала, где прятался этот Темный, только нам сообщать не спешила.
– Вы тоже думаете, что она специально все так подстроила, чтобы заполучить меня в
должники?
– Да кто знает, что там в ее голове творится, какие у нее мысли и планы на твой счет, –
покачал головой Геннадий Петрович.
– Но для чего ей может потребоваться слабый Светлый маг седьмого уровня?
– Бред какой-то получается. – Драгомыслов постучал ручкой по столу. – Ладно, иди.
Будем разбираться. Денек у тебя сегодня еще тот выдался.
С этим я был полностью согласен. Главное, обошлось. Еще раз заглянув в медпункт и
убедившись, что Светлана в порядке, я забрал Осипа Валерьяновича, и мы пошли к моей
машине. Захотелось позвонить маме, но было уже поздно, к тому же мой телефон остался в
фотостудии, хорошо, что хоть сменная одежда в офисе нашлась.
Ну и плевать. Мы и так все сделаем. Прямо сейчас. Пора было применять полученное в
сегодняшнем бою воздействие.
Ехать было не ближний свет, но у меня не оставалось выбора, метро давно закрыто.
Вцепившись в руль, я гнал служебный «уазик» через ночной город. Рядом вжался в кресло
пристегнутый Осип Валерьянович.
– Да не гони ты так, Степан, – время от времени нервно приговаривал он.
Я послушно сбрасывал скорость, но через некоторое время все равно притапливал
педаль.
Домчавшись до больницы, я кое-как припарковался и помог выйти кряхтящему Осипу
Валерьяновичу. Миновав пост дежурного в Сумраке, мы направились по пустынным
коридорам. Светлый целитель едва поспевал за мной. Остановившись у нужной двери, я
отдышался и осторожно заглянул внутрь.
Свет не горел, а кровать оказалась пуста.
Я растерянно замер на месте.
– Может, перепутал палаты? – предположил Осип Валерьянович.
Я посмотрел на табличку на двери, нет, все верно. Двести шестнадцатая. В сердце
холодными щупальцами стал просачиваться страх.
– Мужчины, сюда нельзя, и почему не в бахилах? – Я обернулся на голос и тупо
посмотрел на стоявшую у меня за спиной медсестру, назначенную следить за мамой. – А, это
вы…
– Что-то случилось? – сипло спросил я.
– Мы вам звонили. – Голос, каким она это сказала, мне не понравился.
– Я телефон дома оставил. Где она? Перевели?
– Сядьте.
Я послушно опустился на диван у стены, медсестра присела рядом, и дальше ее слова
вбивались в мой мозг обрывками, словно осколки битого стекла.
– Два часа назад… резкое ухудшение… кровоизлияние в мозг… врачи делали что
могли… Я и Светлане звонила, но у нее тоже вне доступа.
Кровоизлияние, кровоизлияние, кровоизлияние – страшно, как зацикленная пластинка,
стучало у меня в голове. Как же хрупка и несовершенна человеческая жизнь, способная, как
полет бабочки, оборваться в любую секунду. И почему мы начинаем ее по-настоящему
ценить только тогда, когда все уже кончено…
Осип Валерьянович снял свою шерстяную кепочку и тяжело вздохнул. Мы не успели.
– Она уже в морге, – тихо сказала медсестра. – Документы будут готовы завтра.
– Завтра, – автоматически повторил я и, посмотрев на нее, беспомощно спросил: – А
что теперь делать?
– Больше ничего. Идите домой.
– Степа, мне очень жаль, – тихо проговорил Осип Валерьянович.
Я медленно поднялся на негнущихся ногах. Силы покинули меня, словно в мгновение
ока я постарел на много десятков лет.
– Я подожду в машине, – сказал Осип Валерьянович и неторопливо пошел по коридору
назад. Я смотрел ему вслед.
– Соболезную, – произнесла медсестра.
– Да, – тупо ответил я.
– Вас проводить?
– Спасибо. Дойду.
Но на улицу идти не хотелось. Даже Осип Валерьянович, силы которого не
пригодились, вылетел у меня из головы.
Найдя в недрах коридоров пустую курилку, я закрыл за собой стеклянную дверь. Тело
била дрожь.
Грузно, тяжело, со всей силы накатило ощущение бесконечного одиночества и тоски.
«Это же мама!» – хотелось заорать во все горло.
Как сказать Свете? Как теперь изменится наша жизнь? У мамы была небольшая
квартира в доме девятнадцатого века, в которой они жили вместе с сестрой, и пока она
училась, за жилье платила мама. Теперь у девушки не хватит средств выделять на
коммуналку из стипендии. Значит, мне придется помогать. Я теперь вообще остался
единственным для нее защитником.
Да и волокита с правами на квартиру предстояла еще та, хоть мне и было известно, что
мама предусмотрительно оставила завещание. От в одночасье навалившихся проблем
хотелось выть и хвататься за голову.
Я машинально вытащил сигарету.
Совершенно неожиданно зазвонил старенький дисковый телефон, стоявший на
подоконнике. Я тупо смотрел на дребезжащий пластиковый аппарат, осознавая, что торчащие
из его корпуса огрызки проводов намекают на тот факт, что звонить и работать он не должен.
На расстоянии оживить неработающий кусок пластика мог только один маг, которого я знал.
– Мои соболезнования, Степан, – сказал Геннадий Петрович.
– Не успели, – чувствуя подкативший к горлу ком, с запинкой сказал я. – Ее ведь можно
было спасти. Если бы вы не тянули с поисками хулигана, если бы эта чертова ведьма сдала
нам его логово сразу…
Драгомыслов некоторое время молчал, словно обдумывая, что сказать.
– Ты еще молодой, Степка, – наконец со вздохом сказал он. – Терять – удел и смертных,
и Иных. Ничего не поделаешь.
Я слышал в динамике его тяжелое дыхание. Он был прав.
– Не мы придумали эти законы, Степа. Но нам по ним жить. Отгул бери на сколько
потребуется, – переходя на деловой тон, сказал шеф. – Да и премию на непредвиденные я
тебе выпишу.
– Спасибо, Геннадий Петрович, – мусоля между пальцами так и не закуренную
сигарету, почти шепотом поблагодарил я.
– Держись там. – Драгомыслов нажал отбой.
Хороший все-таки мужик. Осознав, что плачу, я сломал сигарету и бросил ее в урну.
К черту законы! К черту всех!
Иные не верят в Бога. Он им не нужен. После развоплощения мы уходим в Сумрак.
Единственный параллельный мир, с которым мы живем и который принимает нас в час, когда
приходит время уйти.
А мама верила. Ходила в церковь, носила крестик и хранила дома иконки с
изображениями святых. Это была ее спасительная ниточка в этом дурацком, неправильном,
кем-то и когда-то зачем-то придуманном мире. Я это уважал. У каждого должна быть своя
надежда. Каждому нужно во что-то верить. Для нее, как и для большинства смертных,
существовали Ад и Рай, четко разграниченные Тьма и Свет, описанные в многочисленных
книгах, куда обычные люди должны были отправиться после смерти каждый кто куда. И
воздастся каждому по делам его – так когда-то, крестясь, говорила моя суеверная бабушка.
Свет и Тьма были и у Иных. Но они не ждали нас за неведомым Стиксом, а являлись
нашей реальностью, после которой наступала неизвестность. Наш мир был антиподом этому.
Хотя, по сути, все было одно и то же.
Я прижался горевшим лбом к холодному, запотевшему от моего дыхания стеклу и
посмотрел на спящий подо мной город, которому было все равно. В голове моей всплыли
строчки из песни любимой курьером Пашей «Метлы»:
Мы – Иные.
Мы служим разным силам,
Но в Сумраке нет разницы между отсутствием Тьмы и отсутствием Света.
Наша борьба способна уничтожить мир.
Мы заключаем Великий Договор о перемирии.
Каждая сторона будет жить по своим законам.
Каждая сторона будет иметь свои права.
Мы ограничиваем свои права и свои законы.
Мы – Иные.
Мы создаем Ночной Дозор,
Чтобы силы Света следили за силами Тьмы.
Мы – Иные.
Мы создаем Дневной Дозор,
Чтобы силы Тьмы следили за силами Света.
Время решит за нас.
История вторая
Ловушка для фотографа
Пролог
Глава 1
Глава 2
Кофе был горячим, а главное, вкусным. С карамелью, мятой и ноткой корицы, которая
приятно щекотала язык.
Нечасто мне доводилось посещать подобные заведения. Да и не очень-то я их и любил,
если честно. В основном, если хотелось кофе, я варил его у себя дома, в студии. В старой
турке, неторопливо, как положено. С наслаждением вдыхая медленно разливавшийся по
комнате густой аромат. Ну или на крайний случай брал уже сваренный из магазина домой.
Было у меня несколько облюбованных мест.
Выбранное Дарией место мне понравилось. Высокие арочные потолки, удобные
посадочные места, уютная обстановка. Не «Коньяк», конечно, но нормальное заведение для
центра, куда могут заглянуть туристы, чтобы перекусить.
Мы устроились у окна с видом на Невский и некоторое время молчали. Дария
рассматривала меня, ложечкой размешивая в чашке сахар, а я не знал, с чего начать разговор.
То ли давно вот так не сидел в кафе с девушкой, то ли смущал факт, что я в компании Темной.
Когда между мной и моделью был объектив, я был художником, творцом, а она моей глиной,
из которой я мог лепить все, что захочу.
Дурак ты, Балабанов, одернул я себя. Тебе тридцать лет, ты постоянно находишься в
цветнике, как частенько с иронией говаривал Миша, выбирай не хочу. Однако постоянной
девушки у меня не было уже давно. По крайней мере на долгие отношения меня редко
хватало. Да и, признаться, я сам не знал, хочу я этого или нет. Привык к одинокой жизни.
Но сидя напротив Дарии, я чувствовал совершенно другие эмоции. Теперь я был точно
уверен, что девушку для «Музы» я точно нашел. Может, изюминка как раз в том, что она
должна быть Темной.
– Давно снимаешь? – Видя, что я все не начинаю разговор, Дария перестала мешать
кофе и сделала осторожный глоток. – М-м-м, вкуснятина.
– Да сравнительно, – ответил я и, прикинув, пожал плечами. – Лет пятнадцать уже.
– Немало. А что? В основном моделей?
– Да по-разному. – Я внутренне обрадовался, что разговор наконец завязался. –
Моделей, разные портфолио, частенько на показы зовут, но в основном люблю снимать
город, природу.
– Пейзажист?
– Можно сказать и так. – Я поймал себя на том, что откровенно любуюсь ею. – А ты? Я
слышал о тебе кое-что.
– И что же? – Она снова отпила, и над фарфоровым краем кружки с любопытством
сверкнули ее большие глаза.
– Только хорошее. – Я попытался сделать комплимент.
– Неужели? А ни разу не встречались.
– Бывает, – улыбнулся я. – Дария. Необычное имя.
– Грузинское. Ну, что про меня. – Слизнув с верхней губы пенку, она поставила кружку
на звякнувшее блюдце. – Путешествую, снимаюсь. В общем, и платят неплохо. Зарабатываю.
Кастинги, просмотры, несколько наших и заграничных глянцев, иногда ню, по подиуму хожу.
Может, видел?
– Нет, – честно признался я. – Но верю. Ты красивая.
Наивно вышло, но ничего лучше я к месту придумать не смог.
– Спасибо. – Она усмехнулась. – А я-то думала, что у всех фотографов глаз
профессионально замылен.
Ну конечно, Темная. Без колкостей никак.
– Не обижайся. Так иногда кажется. Но с тобой мне понравилось. Ты какой-то… – Она
помолчала, подбирая слова. – Не черствый, что ли. А то только и слышишь «встань сюда»,
«сделай то», «макияж не тот», «разжирела». Отношение как к обезьяне, бесит. Поэтому и
парня нет.
Вот это откровенность. При ее данных даже не верилось, что такая девушка может быть
одна. Хотя я знал много таких примеров. Красивая модель – это всегда ревность, деньги,
интриги, а уж Темная с внешностью Дарии могла запросто вертеть мужиками, как ей
вздумается. Длительные отношения ни к чему, когда вокруг столько заманчивых
приключений.
– Хорошо, что я теперь сама фотографов могу выбирать.
Я решился.
– Слушай, у меня давно зреет одна идея. Называется «Муза Петербурга», не хотела бы
попозировать?
На эту работу меня однажды вдохновила проходившая в «Рахманиновом Дворике»
выставка удивительно талантливого фотохудожника Ильи Рашапа. В какой-то мере я
испытывал к нему профессиональную зависть, поскольку он был человеком и при этом умел
так тонко чувствовать ткань и пространство снимка.
Вдохновленный, я долго вынашивал свою идею, перебирал всевозможные варианты, и
вот наконец что-то могло реально случиться.
– В чем суть?
– Если кратко, есть некая девушка, – начал рассказывать я. – В пейзажах города разных
лет и эпох. Она словно путешествует сквозь пространство и время.
– Сложно. И дорого. – Дария оценивающе посмотрела на меня. – Костюмы, декорации.
А как ты собираешься это сделать? Есть спонсор?
Конечно, я прекрасно видел, что она понимает, как я хочу это сделать, но виду не подал.
– Бюджет есть, – уклончиво ответил я. – Долго готовлюсь уже. Просто подходящей
фактуры все никак не мог подыскать.
– И тут вдруг нашел.
– Да, – уверенно сказал я. – Это должна быть ты. Я это вижу.
– Хорошо, я подумаю, – ответила она, собирая ложечкой со дна чашки остатки пенки. –
Но после того как с этим проектом разберемся. Нам еще несколько дней снимать, помнишь?
– Конечно, – согласился я. – Все доделаем, а там видно будет. Если надо, я подожду.
– А ты со всеми девушками такой быстрый?
Я смутился.
– В смысле?
– Только познакомились, а уже в музы записываешь.
– Ты мне подходишь, вот и все, – прямо ответил я. – У тебя очень редкий типаж.
– Ну, раз подхожу, значит, не зря встретились! – улыбнулась Дария.
Мы еще немного посидели, болтая о ерунде, а потом, расплатившись (это сделал я, как
и обещал), вернулись к моей машине.
– Тебя подвезти? – предложил я.
– Спасибо, но мне тут недалеко, прогуляюсь, – ответила Дария.
– Ну, тогда до завтра, – попрощался я, открывая дверь «Форда».
– Пока.
Сев за руль, я некоторое время смотрел, как она удалялась по улице. Вот тебе и
познакомились, Балабанов. Темная модель. Хотя какая разница, снова повторил я себе. В
кармане пальто лежал конверт с приличной суммой, и это было еще начало. Завтра мы
увидимся вновь.
Интересно, что бы сказал на это Миша, улыбнулся я, заводя мотор.
* * *
Глава 3
Атмосфера Питера и Ленинградской области – это два разных мира. Даже ехать далеко
не надо. Всего каких-то тридцать километров, и вы попадаете в умиротворяющую,
неторопливую жизнь садовых участков и кооперативных хозяйств, выданных когда-то еще
бабушкам и дедушкам.
Этот маленький и такой знакомый, ограниченный шестью сотками участок детства,
который должны были помнить все мои ровесники, подростки поколения 90-х, каждый год на
время летних каникул отправляемых родителями на дачу к бабушке.
Такими были мы со Светой. Веселые, шебутные. Еще не инициированные, обычные
дети. Я на правах старшего брата во всех играх всегда брал над ней шефство. Сестренка,
конечно, бузила, но слушалась. Мы были хорошей командой.
Послушно помогали по хозяйству. Собирали малину и прочие ягоды, черную и красную
смородину, крыжовник и маленькие китайские яблочки. А пока я копал картошку или
помогал деду в парниках, ломившихся от всевозможных помидоров и огурцов всех сортов,
бабушка со Светой крутили маленькой мясорубкой из них восхитительное варенье, которым
мы потом намазывали свежевыпеченные домашние пироги прямо из печки.
В моем детстве на участке было все. Обычные люди, без колдовства и магии
прошедшие блокаду, бабушка и дедушка во всем привыкли полагаться на себя и на шести
сотках умудрились создать настоящую ферму, которая в непростые, часто голодные
девяностые нередко зимой выручала две семьи.
Потом стариков не стало. От мамы ушел отец. И пришло время больших перемен. Мы
со Светой повзрослели, интересы стали меняться, и дача, как и воспоминания о детстве, сама
собой отошла на второй план.
Время… Оно течет без конца и края, и ему на самом деле плевать на нас.
Думая так, я сидел на низкой, грубо сколоченной из трех ошкуренных колобашек
сидушке, найденной в захламленном гараже возле бочки, над которой с гулом металось
пламя. Изредка просовывал в прорезанное в железе отверстие сучковатую палку, шевеля
проседающие под давлением огня, чадящие сизым дымом опавшие с яблонь листья. С
удовольствием вдыхал терпкий, коптящий одежду запах.
Сейчас на участке ничего не было, кроме нескольких постаревших, прогнивших
изнутри деревьев, почерневшими, переплетающимся скелетами тянущихся к понурому
низкому небу. Раньше их было тринадцать. На шести сотках! Но дед как-то умудрился
вырастить. Урожайных, выбеленных, старательно ухоженных заботливой старческой рукой.
Дававших разносортные, сахарные и безумно вкусные яблоки.
Теперь осталась только пожухлая, примятая осадками выцветшая сырая трава; чтобы
пройти по ней, приходилось надевать резиновые сапоги. Да еще несколько кустов, давно не
21 Группа «Ступени», песня «Небо, полное звезд». Автор слов Настя Макарова.
плодоносящих и куцыми пучками торчащих из земли.
Участок запустел. Но после смерти матери мы со Светой решили его не продавать.
Мало ли что еще будет. Земля, какая бы ни была, все равно пригодится.
За все пока платил я. Благо денег хватало. Построил новый высокий забор с широкими
двойными воротами. Отремонтировал баньку. До дома только руки не доходили, но если
протопить старенькую, еще дедом сложенную печку, ночевать можно было даже сейчас.
Приятно ощущать знакомое тепло, идущее от нагретых огнем кирпичей. Уютно.
Впервые за несколько дней я выспался. За окнами стояла тишина, которую никогда не
услышишь в городе. Это был особый, словно отделенный от всего остального мир.
Настала суббота.
Накинув старый ватник, я все утро тщательно сгребал опавшие листья вперемешку с
гнилыми яблоками и сразу сжигал пахучие охапки в железной бочке. И к обеду почти
управился, заодно решив позвонить Мишке.
Он оказался не занят. Ну так пусть приезжает. Вместе веселее.
Пока Миша добирался, я еще повозился в огороде и часа через полтора услышал
приближающийся знакомый рокот мотоциклетного двигателя. Я открыл ворота, и на участок
заехал Миша на своем «Кавасаки».
– Субботник? – Ставя мотоцикл на подножку рядом с моим «Фордом», Миша кивнул в
сторону дымящей бочки и принюхался. – Хорошо.
Я подкинул в огонь последнюю охапку листьев.
– Ну и видуха у тебя, – хмыкнул Миша. – Чистый дворник.
Я улыбнулся, осмотрев свой наглухо застегнутый ватник, старые джинсы, заправленные
в сапоги, и грабли, которые держал в руках.
– Видели бы тебя твои девицы. – Миша вылез из седла и стал открывать кожаные
сумки, прикрепленные по бокам заднего колеса. По очереди он извлек несколько пакетов. В
одном из них что-то звякало.
– В баню же пойдем? – подтвердил мою догадку Миша. – Самое оно. А то сезон уже
заканчивается, скоро байк на прикол ставить. Надо гульнуть напоследок.
Я был не против. Баня осенью – это хорошо.
– Ты вовремя меня набрал. Дядя Саша только хотел на меня какую-то дичь повесить, а я
деру дал. – Миша дошел до садового столика и стал раскладывать привезенную снедь. – Я бы
быстрее приехал, трасса-то пустая. Но в магазине очередь – это песец.
– Главное, что не из «Макдоналдса».
– Обижаешь. Да и остыло бы по дороге. Блин, хотел вечером еще на концерт «Какой-то
Band» в «Moto BARRR» заскочить, да ладно уж, переживу. Не в последний раз.
– Да у них же одно и то же.
– Понимал бы ты в роке, Степа, я бы с тобой поговорил. Они ведь к тому же живьем
играют.
Из пакетов появились две упаковки сырых стейков, пара контейнеров с магазинными
салатами, нарезка хлеба и дюжина пластиковых литрушек пива. Сегодня нас ждал
правильный мужской вечер.
– Не лопнем?
– Самое то, – успокоил Миша, копаясь в последнем пустом пакете. – Блин, вилки забыл.
– У меня тут все есть.
– Тогда к труду и обороне готов! – Миша снял байкерскую куртку, под которой была
черная футболка с надписью «Slayer». – Куда ее?
– В прихожей повесь и пиво заодно в холодильник кинь.
– Ага.
Взяв палку, я пошевелил тлеющую золу на дне бочки и пошел в гараж за стареньким
мангалом.
Пока я там ворочался, гремя накопившимся за годы хламом, Миша нашел в сарае топор
и начал колоть дрова.
Вечерело.
Мы затопили баню и принялись жарить мясо, попутно откупорив по бутылочке и с
удовольствием вдыхая идущий от мангала аромат.
– Правильно сделал, что приехал, – сказал я.
– Я за любую движуху, кроме голодовки, ты же знаешь, – ответил Миша. – Ну, давай.
Мы чокнулись и сделали по паре глотков. Пиво было вкусным.
– Слушай, у тебя брезент есть или пленка какая? Байк закрыть. – Он с подозрением
посмотрел на низкие тучи. – А то вдруг ночью ливанет.
– Придумаем, – успокоил я. – В гараже наверняка что-нибудь найдется.
Конечно, каждый из нас запросто мог укрыть байк простеньким заклинанием, и тогда
железному скакуну не были бы страшны ни плохие погодные условия, ни угонщики, ни что-
либо еще. Но так поступают Темные. Нам же не следовало тратить силу в тех случаях, когда
проблему можно было решить обычными человеческими методами. Драгомыслов строго
вбивал эту науку в мою голову, а я, в свою очередь, втолковал ее Бизону. Причины для
перестраховки со стороны шефа вполне понятны. После случая с алхимиком Пелем он не
хотел рисковать и давать даже малейшей возможности Дневному Дозору обвинить нас в
нарушении Договора.
Эти мысли невольно напомнили мне о том, что я уже несколько недель плотно сидел на
крючке у Натальи Владимировны. Но думать об этом сейчас не хотелось.
Дожарив мясо, мы с аппетитом поужинали прямо на воздухе и, прихватив еще пива из
холодильника, пошли париться.
После бани я ощутил себя другим человеком. Посвежевшим и полным сил.
На улице было уже темно. В оставленном мангале таинственными огоньками тлели
угли. В дальнем конце участка что-то шебуршнулось под кустом и послышался странный
звук. Скорее всего соседский кот опять пролез через лаз под забором, который я все никак не
мог найти, но Миша, да еще после пива, насторожился:
– Что это?
– Гномы, – решив подшутить над другом, как можно безразличнее ответил я. – Норы к
зимовью готовят.
– А они колеса байку не проткнут?
– Не. Сначала покатаются по окрестностям, а уж потом…
– Да иди ты.
Я засмеялся.
– Ладно, идем. Пора на боковую.
Накрыв «Кавасаки» большим куском полиэтилена, обнаруженного в гараже, мы
засобирались спать. Определив Мишу на тахту в одной из комнат, поближе к печке, я лег на
свою кровать и почти сразу уснул.
Миша разбудил меня посреди ночи.
– Степа, подъем…
Я посмотрел на часы, было полчетвертого утра.
– Ты чего? – Я включил ночник.
Миша был серьезный и хмурый.
– Всех срочно вызывают в офис. У нас еще одно убийство. В центре.
Вылезать из теплой кровати и ехать куда-то мне в тот момент хотелось меньше всего.
– А это обязательно? – спросонья пробормотал я. – У меня камеры с собой нет.
– Всех, – каким-то странным голосом повторил Миша. – Собирайся, выезжаем.
Послушно одевшись и заперев дачу, я сел в машину и поехал за байком Бизона в
сторону города. Питер не отпускал надолго. Он снова приманивал смертью.
* * *
* * *
Глава 4
* * *
Глава 5
* * *
Глава 6
Глава 7
* * *
Очередь в Эрмитаж, как всегда, была чудовищная. И это с утра, в будний день. И вроде
бы сезон закончился. Но все равно в искривившейся во дворе музея пестрой змее из
человеческих тел были заметны и группы школьников, и оживленно балаболящие японцы, во
все стороны щелкающие своими камерами, и просто скучающие парочки, и даже бабушки с
дедушками.
– Издеваешься, – уныло протянул Миша, когда мы пристроились в самом конце
очереди. – Минут сорок простоим. Еще и деньги платить.
Я его понимал, но прилюдно входить в Сумрак было нельзя.
– А что ты предлагаешь?
– Идем. – Он направился в сторону служебного входа.
Отведя глаза охране, мы без проблем миновали арку металлоискателя и оказались
внутри.
– Ну, мы вошли. Что дальше? – спросил Миша, когда мы вышли в главный вестибюль,
наполненный людьми.
Я огляделся. Здесь входить в Сумрак тоже было нельзя. Установленные повсюду
камеры наблюдения в принципе нам не мешали. Исчезновение двух людей на мониторе
можно было списать на глюк техники. Но вот люди… Нужно было найти укромное место.
– Есть идея. – Подумав, я поманил друга за собой. – Пошли.
Мы спустились в гардероб. Очереди в мужской туалет не было. В отличие от женского.
– Логично, – согласился Миша.
Камер в туалете уж точно не было. Зайдя внутрь, я быстро огляделся. У тихо журчащих
водой писсуаров никого, за дверью одной из кабинок кто-то шелестел бумагой. Найдя пустую
кабинку, мы втиснулись в нее и шагнули на первый слой. Окружающее пространство
привычно потеряло краски.
– Ну? – Миша указал пальцем в пол.
– Давай искать. – Я кивнул, и мы провалились на этаж ниже.
Подвал был ярко освещен подвешенными под потолком тусклыми в Сумраке палками
галогеновых ламп. Помня изученный план, мы двинулись вперед, проходя мимо
угадывающихся силуэтов многочисленных дверей, складов и реставрационных мастерских.
Я инстинктивно посторонился, увидев спешащие навстречу две человеческие тени, несущие
картину, хотя, естественно, ничего бы не произошло.
Выходить из Сумрака было нельзя, камер и систем охраны, как мне показалось, здесь
было еще больше, чем наверху. Немудрено. В запасниках хранились бесценные экспонаты,
выставляемые на общее обозрение только по особым случаям. Скульптуры, полотна, изделия
древних цивилизаций, чем больше я размышлял об этом, тем яснее понимал, в какую
невероятную авантюру вписываюсь, вдобавок затащив в нее и Мишу.
Мха было очень много. Он лепился к стенам, лиловыми нитями свисал с потолка,
напитанный эмоциями людей и энергией полотен, которые еще хранили на себе отпечатки их
создателей.
Время шло. Мы бродили по коридорам, но так ни разу и не натолкнулись на что-то
необычное. Наконец, когда я уже отчаялся, на глаза Мише попались очертания неприметной
двери с еле угадываемой надписью «Хозблок».
– Похоже, это и есть твоя подсобка. Посмотрим, раз уж пришли, – сказал Миша, и мы
прошли через несуществующее на первом слое препятствие.
За дверью было темно. Отсутствие света усиливал Сумрак. Мы огляделись. Мха не
было тоже. Вообще.
– Порядок, камер нет, – сказал Миша, и мы вышли с первого слоя, синхронно зажигая
на ладонях самое простое осветительное заклинание «светлячок».
Ничего необычного. Хлам, сложенный вдоль стен коридора, швабры, пустые рамы,
какие-то коробки… Несколько запыленных картин на стенах.
Тихо ругнувшись, я достал из кармана пару шоколадных батончиков, один протянул
напарнику. Сумрак поглощал силу Иных, высасывал ее каждую минуту. Чем глубже в Сумрак
уходил Иной, тем больше энергии ему приходилось отдавать взамен. А сахар отлично
восстанавливал силы.
Взглянув на протянутое мною угощение, Гранкин состроил недовольную гримасу.
– «Сникерс»? Ты чего, Балабанов, жертва маркетинга, не мог батончики фабрики
«Крупской» взять? Не патриот ты все-таки, Степа, не патриот. Еще и в футбол за немцев
болеешь…
– Мишань, заткнись, ладно? Жуй что дают и не ворчи.
– Извини, – криво улыбнулся Миша, снимая упаковку с батончика, – это у меня от
нервов.
– Ладно, проехали, – отмахнулся я.
Подсвечивая себе дорогу, мы двинулись вперед. Я поглядывал по сторонам. Зачем здесь
висели эти полотна? Я их раньше никогда не видел, ни в альбомах с репродукциями, ни в
самом музее. Правда, и бывал-то я здесь не так уж и часто. Какая-то давно забытая или
утерянная экспозиция? Но почему не в запасниках…
Внезапно я остановился. Пучок света на моей ладони выхватил из темноты картину с
изображением мужчины и женщины, сидящей в кресле. Мужчина был в парадном мундире и
при шпаге, на женщине – длинное платье и кружевная накидка. Но задержало меня не это.
«Графъ Петр Алексеевич Коробовъ с супругой Елизаветой Ивановной. Царское село.
1834 годъ».
– Ты чего? – Ушедший немного вперед Миша вернулся и, встав рядом, тоже посмотрел
на картину. – Коробов?
Я разглядывал тонкое, аристократичное лицо с острыми чертами, ухоженной щеточкой
усиков и приглаженными светлыми волосами. Но взгляд был какой-то жесткий, недобрый.
Картина хорошо сохранилась. Лицо женщины, напротив, было миловидным. Пухлые губки,
большие глаза, правильный овал лица…
Покушение на жену. Взорванная карета, стремительный побег из города…
Никакой вуали. Да она была бы здесь и неуместна.
– Думаешь, это тот самый?
– Не знаю, – ответил я, на всякий случай глянув на полотно через Сумрак. Ничего. –
Мало ли людей с такой фамилией.
Но год под картиной примерно попадал в промежуток, о котором рассказывал
Владимир Вацлавич.
– Ладно, пошли. Мало ли чего тут у них развешено.
Я последовал за другом, обдумывая неожиданную находку. Коридор оказался
неожиданно длинным, мы прошли метров четыреста, как вдруг дорогу нам преградила
гладкая монолитная стена от пола до потолка.
– Что за… – пробормотал Миша, когда мы остановились.
– Тупик, – сказал я.
– Подожди. – Миша достал телефон и открыл карту подвала. – На чертежах ее нет.
Коридор продолжается…
Мы переглянулись и шагнули на первый слой.
Все такая же стена, только ее оттенок чуть изменился, став темнее. Вдобавок теперь
было видно, что препятствие выходит за рамки существующих в реальности стен, теряясь
где-то во мраке, куда не доставал наш «светлячок». У меня забилось сердце.
– Давай глубже, – предложил Миша и буквально втащил меня на второй слой, где мы
увидели дверь. Массивную, монолитную, вроде бы сделанную из металла, абсолютно
четкую, имевшую даже ручку.
– Вот он, брат, – сказал Миша, указывая на большую, переливающуюся голубоватым
свечением руну, заслонявшую не только дверь, но и приличную часть стены по обеим
сторонам от нее.
Я смотрел на печать Инквизиции, чувствуя, как внутри что-то радостно
переворачиваться.
Тайник Инквизиции. Мы нашли его!
Внезапно мне захотелось протянуть руку, коснуться ручки, повернуть ее и войти.
– Спокойно. – Миша словно прочитал мои мысли. – Без эмоций. Мы увидели что
хотели. Теперь уходим. Так же, как и пришли.
Но я медлил. Вот тут, всего в нескольких метрах, находилось средство, способное
вернуть Свету. На мгновение мне показалось, что все на самом деле очень и очень просто.
Достаточно открыть дверь и забрать артефакт…
Хорошо, что мы пошли вместе. Миша, твердо держа меня за руку, вывел нас из музея.
Оказавшись на улице, я еще некоторое время не мог прийти в себя.
– Ничего у тебя не выйдет, – сказал Миша, пока мы шли через площадь к арке Главного
штаба, где оставили машину и мотоцикл. – За печать ты вряд ли попадешь, а уж как оттуда
выбираться, я вообще не представляю.
Я думал. Задача казалась невыполнимой. Но сдаваться не хотелось.
Вернувшись в офис, я сел за свой компьютер. Допустим, внутрь я каким-то образом
попаду, но Миша был прав, как выйти обратно из тайника Инквизиции? Амулет такой
мощности без лишних вопросов я вряд ли достану. Не красть же у своих, в конце концов, к
тому же это сразу заметят.
Провесить портал прямо в хранилище, минуя защиту и опять же не наследив, у меня не
хватит силы.
Так, минуточку. Владимир Вацлавич упоминал во время разговора еще один артефакт,
одолженный Инквизицией для выставки в Эрмитаже. Я полез в наш электронный архив и
уже через минуту жадно вчитывался в текст на экране.
«Минойская сфера.
Один из самых загадочных и редких артефактов. Происхождение неизвестно. Также
утеряны знания, необходимые для его создания. На сегодня существует около десятка
Минойских сфер, и все они находятся в спецхранах Инквизиции. Артефакт позволяет даже
самым слабым Иным провешивать порталы. Как индивидуальные, так и групповые. Причем
без ориентиров на той стороне. Главное, четко представить место конечного назначения.
Эти порталы отличаются одной особенностью – их невозможно проследить.
Еще одно отличие Минойской сферы – возможность выставить мощную защиту от
поисковой магии. Возникшая десятиметровая слепая зона надежно укроет от магического
поиска, от технического прослушивания и подглядывания.
Артефакт необходимо регулярно подзаряжать ».
Ну, допустим, мне одного раза хватит, подумал я и стал читать дальше.
«Сам артефакт представляет собой костяной шар диаметром пять сантиметров,
испещренный рунами и прочими магическими знаками. Артефактом может
воспользоваться любой Иной – хоть Светлый, хоть Темный ».
Я еще дочитывал, но план в голове был уже практически готов.
Так, вопрос, как покинуть тайник Инквизиции в Эрмитаже, чисто теоретически я
решил. Оставалось решить, как попасть внутрь. Откинувшись в кресле, я постучал пальцами
по краю стола. Без посторонней помощи мне не обойтись. Но кого позвать? Кроме Миши и
Дарии, я особо не мог ни на кого положиться. Девушка обещала помочь, но вот чем?
Посмотрим. Чем черт не шутит.
Достав телефон, я поочередно набрал сначала Мишу, а потом Дарию.
Пришла пора действовать.
Глава 8
Глава 9
Эпилог
Когда я проснулся, было около двенадцати. Я повернул голову. Диван рядом со мной
был пуст. Одежда, выданная Дарии Мишей, тоже исчезла.
– Дария? – позвал я.
Ответа не последовало. Может, она пошла в душ или готовит завтрак на кухне?
Нашарив ногами тапки, я обошел фотостудию.
Никого.
– Дария…
Я вошел в кухню. Банки из-под пива по-прежнему валялись на полу, на столе рядом с
улиткой, которую я снял с одежды, лежал шарик Минойской сферы.
Шкатулки с клыками не было.
Неужели меня нашла Инквизиция?! Но они не могли просто так забрать артефакт, без
меня… К тому же Минойская сфера заметает все следы.
Дария…
В студии на клавиатуре компьютера лежал раскрытый альбом с моими последними
работами, который я как-то показывал Дарии. Там в основном были собраны снимки и
пейзажи пригородов и областей Ленинградской области. Открыт он был на странице с
изображением Выборгского вокзала. На свободном участке, там, где уместился кусочек неба,
красной помадой было выведено:
«18:00».
Ничего не поняв, я вышел из комнаты.
Порывшись в куче тряпья и вытащив из подпаленных джинсов уцелевший мобильник,
я порылся в записной книжке и нажал вызов. Может, это какая-то ошибка? Может, я ночью
что-то пропустил и теперь не помню…
– Набран несуществующий номер…
Опустившись на стул, я тупо смотрел на деревянный шарик, еще не в силах поверить в
произошедшее. Не желая принимать его.
Упрямо набрал снова.
– Набран несуществующий номер… – отчужденно повторил телефон.
В этот момент я вспомнил, что Дария упоминала о своем знакомстве с Земфирой,
ведьмой, работающей в архиве питерского Дневного Дозора. Сдерживая проклятия, я с
отвращением набрал номер конкурирующей конторы и, дождавшись ответа Темного
дежурного, попросил соединить меня с архивом.
– Минутку, – как всегда ледяным тоном бросил мне Темный, и следующие пять минут я
потратил на ожидание, вынужденно слушая повторяющийся по кругу отрывок какой-то
попсовой американской песенки. Наконец-то я услышал женский голос:
– Земфира Аксымова у аппарата.
– Земфира, доброе утро. Вы меня, наверное, не помните, меня зовут Степан Балабанов,
я недавно заходил к вам.
– А, – разочарованно протянула Темная, – это вы. Помню, к сожалению.
Я вновь подавил внутри себя приступ неприязни и продолжил как можно более
дружелюбным тоном:
– Рад слышать. Не могли бы вы помочь мне найти одну нашу общую знакомую…
– Вот Светлые дают, ни стыда, ни совести! – фыркнула Земфира. – Дай им палец, так
они всю руку откусить норовят! Что, хотите, чтобы мы вам еще одну ведьму сдали? Совсем
обленились в своем Ночном Дозоре, решили нас на побегушках содержать?
– Земфира, послушайте, это совсем другое дело! Личное. Пропала одна наша с вами
общая знакомая, и я хочу ей помочь.
На какое-то время в трубке воцарилось молчание.
– И кто же это у нас с вами затесался в общие знакомые, Светлый дозорный
Балабанов? – Ведьма даже не пыталась скрыть нотки сарказма.
– Дария Элиава.
– Кто? – удивленно воскликнула Земфира. – Дозорный, вы что-то напутали. У меня нет
знакомых с таким именем.
– Но!.. – попытался возразить я, но Темная не захотела продолжать разговор.
– Всего вам хорошего, Светлый.
И повесила трубку.
Осознание жестокой правды сковало голову в тиски. На глаза навернулись упрямые
слезы. Ведь я же… Ведь мы… Неужели… Нет.
Зачем ей клыки? Они ведь предназначались для Светы… Мы знали это. Она это знала.
Но как… Почему… Зачем?!
Правда наотмашь била в лицо.
Меня обокрали.
Она предала меня. Нет, наверное, даже использовала… Рисковала, понимая, что в
тайник Инквизиции не сможет войти сама. Прикрываясь участием, подсунула артефакт. Для
чего?! Не связано ли это с убийствами девушек? Со смертью Светы… Не в клыках ли с
самого начала было дело?
А получив искомое с моей помощью, Дария просто исчезла.
Я, Светлый Иной седьмого уровня, все-таки попался на удочку, думая, что нашел в
слабенькой Темной друга, любовницу, музу, наконец.
В конце концов, мы не те, кем кажемся на самом деле, я вспомнил слова Вельдикяна,
чувствуя, как внутри поднимается чудовищная обида, на смену которой приходит злость.
Я заигрался с огнем, словно ослепленный мотылек, и он смертельно обжег меня. В
самое сердце.
Чувствуя, что вот-вот сорвусь на крик, я треснул кулаком по столу, и Минойская сфера,
подпрыгнув, глухо упала на пол и покатилась по ковру.
История третья
Выбор для фотографа
Пролог
Валере это все с самого начала не нравилось. Хотя, казалось бы, никакого подвоха
ждать не следовало. Хорошие деньги, да и работа, в общем, непыльная. Но дело было не
только в деньгах. Возможностей заработать даже у самого слабенького Темного мага и без
того достаточно. А вот возможность поработать на Дневной Дозор – и даже не местный, а
большой, московский, – выпадает нечасто. Может быть, раз в жизни. И такой шанс Валера
упускать не собирался. Конечно, никто ему ничего пока не обещал – но намек он понял
однозначно. Если все пройдет гладко, Валере найдется место в Дневном Дозоре самого
Завулона.
Едва ли в этом мире в принципе могло существовать что-то, чего Валера желал больше,
чем работа в Дневном Дозоре. Желал давно, страстно… и безнадежно. Пятый уровень с
невнятными перспективами вырасти до четвертого. Не так уж и плохо. И все же ему
отказали.
Проблемы с самоконтролем или что-то в этом роде – в подробности Валера не вдавался.
Первым делом ему захотелось как следует шарахнуть Сергея Руссова, этого невозмутимого
руководителя оперативного отдела питерского Дозора, чем-нибудь вроде «тройного лезвия»
или банального файербола. За вот эту дежурную улыбочку и за приторное «если у нас
освободится вакансия, мы вам перезвоним». Не перезвонят. Разве кто-нибудь по своей воле
уйдет из Дозора? Это ведь даже круче, чем работа какого-нибудь шпиона или суперагента.
Настоящая власть! Настоящая Сила Иного, а не жалкие фокусы, которые только и мог
позволить себе Валера. Разве не мечта?
Мечта. И все-таки Валере было неспокойно. Не нравилось ему, что никаких деталей
предстоящего дела им, по сути, не сообщили. Не нравилось, что еще двух человек ему
пришлось искать самому, и уж тем более не нравилось, что, кроме Пашки и Кати, позвать ему
было, в общем, и некого. И сам заказчик Валере тоже не нравился. Петр Алексеевич –
фамилию он назвать не потрудился. Высокий, худой, с тонкими усиками – вылитый
аристократ из какого-нибудь фильма про дворян. И ходит так же – будто бы лом проглотил,
морда вверх. В общем, неприятный мужик, гнилой. Зато Темный маг то ли второго, то ли
даже первого уровня Силы – точно разобраться Валера так и не смог. Хоть это хорошо. Петр
Алексеевич, сам Валера, оборотень Пашка и слабенькая ведьма Катя. Должны справиться. Но
откуда тогда взялось это тягостное и поганое ощущение, которое с каждой минутой все
сильнее и сильнее давило на плечи? Сворачивая с Каменноостровского проспекта на Попова,
Валера уже жалел, что вообще согласился работать.
– Тормози, – коротко скомандовал Петр Алексеевич. – Вот он, видишь?
– Ага. – Валера прищурился и посмотрел сквозь Сумрак. Проведя рукой по своим
волосам, выкрашенным в ядовито-зеленый цвет, Темный боязливо протянул: – Вот тот
здоровяк в косухе?
Аура у рослого мужика в мотоциклетной кожаной куртке была непонятная. Вроде бы
обычный Светлый маг – посильнее самого Валеры, но ненамного. Но чем-то странный
цветастый рисунок, плескавшийся в Сумраке, напоминал… да хоть того же Пашку!
Непонятно.
– Блин, – недовольно проворчал устроившийся на соседнем с водителем сиденье
татуированный детина, тот самый оборотень Пашка. – Я его, кажется, знаю. Бизон из
Ночного Дозора, перевертыш. Петр Алексеевич, вы не го…
– Не говорили, что это дозорный. – Катькина голова просунулась между передними
сиденьями. – С нас за такое шкуру снимут.
– Еще по две тысячи каждому. – Тонкий ус Петра Алексеевича презрительно
дернулся. – Еще вопросы?
– Долларов? – на всякий случай уточнил Пашка.
– Да хоть евро, – усмехнулся Петр Алексеевич, но тут же строго прибавил: – Но брать
живым.
– Мать-перемать… – тяжело вздохнул Пашка. – Это же Бизон. Наши говорят, он совсем
на голову отбитый. Отморозок. За полгода троих порвал – в смысле, затоптал насмерть.
– Пятерку сверху на троих. – Петр Алексеевич явно начинал терять терпение. – И
никакой импровизации, все строго по плану.
Глаза у оборотня алчно заблестели. Он, как и Валера, пытался в свое время устроиться
в Дневной Дозор, но, получив смехотворную должность уборщика, уволился через несколько
дней. А деньги Темному оборотню были нужны. И чем больше сумма, тем лучше.
– Помню, – убито отозвался Валера и взялся за ручку двери. – Я первый, потом
остальные.
Чутье выло, скреблось изнутри, и даже обещанные деньги, которыми так легко
разбрасывался Петр Алексеевич, уже нисколько не радовали. Валера на мгновение
зажмурился и представил, как сам Завулон пожимает ему руку и благодарит за службу делу
Тьмы. Помогло – но не сильно. К мотоциклисту, которого Пашка называл Бизоном, Валера
подходил на подгибающихся от страха ногах.
– Уважаемый, – кое-как выдавил он заученную фразу, – закурить не…
И тут все пошло к черту. Бизон поднял глаза. Карие, налившиеся кровью, уже не
человеческие. Валера понял – но понял слишком поздно. Они два часа стояли на низком
старте у «Петроградской» – Петр Алексеевич запретил даже глушить двигатель. Ждали. Но и
их ждали тоже. Валера не успел заметить движение Бизона. Никакого всплеска Силы,
никаких красочных спецэффектов, которыми обычно сопровождались боевые заклинания.
Что-то негромко свистнуло в воздухе, влажно плюхнуло, и Пашка завалился на бок, хватаясь
за живот. Валера выругался и рванул из кармана заряженный Петром Алексеевичем жезл.
Уже понимая, что не успевает.
Зато успел сам Петр Алексеевич. Из его ладони вырвалось огненное лассо,
захлестнувшее плечи Бизона. Тот рванулся, но магия держала крепко.
– Я тебя в лепешку расплющу, – глухо промычал перевертыш. Самым страшным
казалось то, что он не кричал. Говорил тихо, будто бы не угрожал, а просто информировал о
том, что собирается сделать. И сделает, если Петр Алексеевич хоть на мгновение ослабит
хватку заклинания, если даст Бизону перекинуться или провалиться в Сумрак.
Но и в человеческом обличье Светлый оказался немыслимо силен. Он дернулся назад,
натягивая сверкающий поводок, и Петр Алексеевич повалился на колени. Катя заверещала и
швырнула в Бизона какое-то заклятье. Слабенькое, что-то из ведьминского арсенала. Тот
даже не заметил. Валера дрожащей рукой поднял жезл.
Раз! Первый заряд вспорол куртку на широкой груди, но Бизон упрямо продолжал
переть вперед, наступая на согнувшегося Петра Алексеевича. Два! В ноздри Валере ударил
запах подгоревшей плоти. Три! Брызнула кровь. Бизон не должен был, не мог оставаться на
ногах! Но все же оставался. И только когда Валера попятился назад и в упор влепил в
перевертыша два оставшихся в жезле заряда, тот не выдержал. Карие глаза в последний раз
полыхнули бессильной яростью и потухли. Светлый рухнул на асфальт.
– Готов, – выдохнул Петр Алексеевич, с явным трудом поднимаясь на ноги. – Дышит
хоть?
– Должен. – Катя с опаской приблизилась к неподвижному телу и пощупала пульс на
шее. – Живой. Что ему, скотине такой, будет.
– Пашка, ты как? – Валера склонился над распростертым на земле оборотнем. – Чем он
тебя? «Лезвием»?
– Да какое там… – Пашка вымученно хихикнул, выплевывая изо рта кровь. – Просто
какую-то железку кинул. Стащи с меня шмотки, перекинусь, само минут за двадцать
зарастет.
– Я так не думаю. – Петр Алексеевич поднял руку. – Прости, но времени у нас нет.
Пашка коротко вскрикнул, выгнулся дугой… и тут же затих. А потом его тело зарябило,
пошло волнами, осыпаясь в прах. Валера непонимающе вытянул руку, пытаясь зачерпнуть
то, что мгновение назад было Пашкой. В ладони ничего не осталось. Налетевший ветер
приподнял прах, немного протащил вдоль улицы, будто бы играя, и развеял.
– Сука, – прошептала Катя. – Ты что натворил?
– Заткнись, – устало бросил Петр Алексеевич. – Деньги на двоих поделите. Валера,
подгоняй свое корыто и давай этого в багажник.
Валера не ответил. Отшвырнул уже бесполезный разряженный жезл и молча поплелся к
машине. К черту. Все – к черту. И Петра Алексеевича, и его баксы и евро. И самого Завулона.
Внутри было так хреново, как никогда еще не бывало.
Иногда даже слабые маги могут увидеть будущее. Пусть не четкую картинку, а образы,
размытые пятна, ощущения. Но на этот раз не было ничего. Пустота.
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
23 Группа «Немного Нервно», композиция «Дело идет к декабрю». Автор слов Екатерина Гопенко.
Неужели меня уже окончательно списали? Или просто у этого конкретного чоповца
память на лица плохая? Да и черт с ним.
Стремительно миновав пункт охраны, я практически вбежал в такой знакомый и родной
для меня внутренний двор аптекарского дома. За то недолгое время, что мне довелось здесь
проработать, я успел изучить повадки и характеры практически всех жильцов и работников
аптеки.
А вот и мои бывшие коллеги. Во двор спустились все сотрудники питерского офиса.
Вот Кирилл Батурин разогревает двигатель служебного «уазика». Вот на крыльце
мнется с ноги на ногу Осип Валерьянович, смешно подергивающий своей чеховской
бородкой. Наши милые девушки, Юля и Ляля, с красными от слез глазами, кутающиеся от
холода в осенние куртки. Вся немногочисленная бригада оперативников, Илья, Миша и,
конечно же, дядя Саша. Даже Женька Васнецов и курьер Павел вышли проводить нас.
Геннадий Петрович сидел в салоне «уазика». За прошедшие пару дней лицо его заметно
осунулось, а под глазами появились синяки. Похоже, что в отличие от меня, продрыхшего
полтора дня на узком диване в фотостудии, Драгомыслов спать не ложился в принципе. Мне
даже как-то совестно стало, но что я мог поделать. Я уже ничего изменить был не в силах.
Все, что мне оставалось, так это двигаться навстречу своей судьбе.
– Привет! – поздоровался я сразу со всеми.
В ответ ребята чуть ли не задушили меня в радостных объятиях. Каждый стремился
пожать руку, хлопнуть по плечу, а девушки осторожно чмокнули меня в щеку. Не знаю,
сколько бы еще продолжалось это спонтанное проявление эмоций, но тут из салона машины
раздался властный голос Драгомыслова:
– Хватит вам! Вот вернемся с заседания, тогда и веселитесь. А сейчас пора ехать.
Инквизиторы ждут…
Во дворе вновь воцарилось тягостное молчание. Дозорные сгрудились, словно стайка
пристыженных школьников, у крыльца нашего офиса и бросали на нас с Мишей
жалостливые взгляды. У меня появилось ощущение, что нас с Бизоном провожают в
последний путь.
Гранкин же был неестественно весел, улыбался и подмигивал Ляле с Юлей.
– Девчонки, когда мы вернемся, с каждой по поцелую. И не по такому чопорному,
какими вы Степу угощали. А чтобы от души!
– Да иди ты, Мишка! – фыркнули на перевертыша девушки, но в глазах их читались
волнение и тревога.
Гранкин зычно рассмеялся и пошел. Но не к машине, а в противоположном
направлении, к Башне грифонов. Остановившись напротив старинной кирпичной кладки, он
оглянулся и посмотрел на Драгомыслова.
– Геннадий Петрович, разрешите? На удачу.
Драгомыслов нахмурил брови, а потом махнул рукой:
– Делайте что хотите, – и отвернулся.
Тогда Гранкин подмигнул мне и, прошептав заклинание, поводил руками перед башней.
Сумрак чуть слышно отозвался, и цифры на кирпичах подернулись пеленой, смазались, а
затем и вовсе исчезли, чтобы через секунду появиться вновь. Порядок их изменился,
символы поменялись местами.
Я, повинуясь импульсу, подошел к другу, поднял с земли кусочек угля и нарисовал на
одном из кирпичей башни двойку, а затем на другом тройку.
– На удачу, – повторил я слова Миши и хлопнул его по плечу.
– Балабаныч, ты чего творишь! У тебя же руки грязные! – притворно возмутился
Гранкин и принялся стряхивать с плеча несуществующую угольную пыль.
– Так, все, хватит паясничать, ядрена копоть, – на этот раз обратился к нам дядя Саша. –
В машину, живо!
Мы поняли, что оттягивать момент отправки больше нельзя, и быстро загрузились в
салон «уазика». Фыркнув выхлопом, автомобиль выехал за ворота аптекарского дома и бодро
покатил в сторону стрелки Васильевского острова, свернул на Дворцовую набережную. Нас
уже ждали в Михайловском замке, служившем штаб-квартирой Инквизиции в Санкт-
Петербурге.
Конечно, сам замок был отдан в распоряжение обычных людей, а Инквизиция занимала
подвалы и подземные ходы, хотя официально этих помещений вообще в природе не было.
Нижние уровни замка были доступны лишь Иным. Поговаривали, что у резиденции серых
было еще и несколько сумеречных уровней, но так это или нет, в нашем офисе никто
доподлинно не знал.
Да и на этот раз узнать нам бы не удалось. Встретившие нас у служебного входа
Инквизиторы многословностью не отличались. Облаченные в официальные серые балахоны
стражи равновесия показали Кириллу, где можно припарковать автомобиль, после чего молча
указали на дверь, ведущую в подземелье.
– Так, структура момента следующая, – обратился к нам Драгомыслов, выбираясь из
салона «уазика». – Кирилл, ты останешься здесь. Вы трое следуете за мной. Шутки не
шутить, руками ничего не трогать. Я доступно объясняю?
– Ясно-понятно, – кивнул я в ответ и посмотрел на Гранкина. От недавнего веселья не
осталось и следа, Миша выглядел сосредоточенно и серьезно. Как и дядя Саша. Впрочем,
старый вояка выглядел так всегда.
– Степан, ты принес то, о чем мы говорили? – обратился ко мне Драгомыслов. Я кивнул
и протянул Геннадию Петровичу два предмета: картонную коробку, внутри которой что-то
глухо позвякивало, и небольшой мешочек из черного бархата. Мой бывший начальник
кивнул, спрятал предметы в карманах своего пальто и махнул рукой, командуя тем самым
следовать за ним.
Дальше нас повели по коридорам офисного типа с искусственным освещением. Но уже
через несколько поворотов гипсокартон на стенах сменился на каменную кладку, а вместо
электрических ламп появились факелы. Судя по всему, мы как раз подобрались вплотную к
тем самым сумеречным уровням подвалов Инквизиции.
Наконец нас привели в просторный зал с каменными сводами и трибуной в центре, за
которой я разглядел Тамару Анатольевну и еще двух Инквизиторов в традиционных серых
балахонах. Судя по остаточным тонам в их аурах, один из них раньше был Светлым Иным,
другой Темным.
Перед трибуной было установлено несколько рядов сидений с мягкими спинками,
составленных таким образом, чтобы образовать полукруг, в центре которого находился
небольшой подиум с перилами.
Представители Дневного Дозора уже прибыли и заняли левую часть своеобразных
трибун. При нашем появлении Темные оглянулись, и я увидел, что на заседание пришли
Сергей Руссов, рыжая ведьмочка Земфира Аксымова, малознакомый мне Темный маг и,
конечно же, Наталья Владимировна. Невысокая, довольно красивая шатенка, которой на
взгляд я мог дать не больше тридцати пяти лет. Но мне было прекрасно известно, что
руководительница питерского Дневного Дозора гораздо старше, возраст ее перевалил за пару
сотен.
Наши взгляды пересеклись, и Наталья Владимировна одарила меня нежной улыбкой.
Зря старается. Я знаю, кто такие Темные и на что они способны. Разве что только Дария…
От грустных мыслей меня отвлек дядя Саша, грубо пихнувший меня в бок и взглядом
указавший на ряды кресел с правой от трибуны стороны.
Когда мы заняли свои места, Тамара Анатольевна коротко кивнула собравшимся и
торжественно произнесла:
– Заседание специальной инквизиционной комиссии объявляется открытым. Первый
вопрос на сегодняшней повестке дня – дело Азалии Рамазановны Кариповой, Темной Иной.
Слово предоставляется руководителю Ночного Дозора Санкт-Петербурга Геннадию
Петровичу Драгомыслову.
Драгомыслов коротко кивнул и, взойдя на подиум перед трибуной, устало уперся
ладонями в перила.
– Ночной Дозор Санкт-Петербурга обвиняет Азалию Карипову, Темную Иную, в
многочисленных случаях нарушения Договора, повлекших за собой смерти
несовершеннолетних людей, – все это Геннадий Петрович произносил суровым казенным
тоном, словно выступал на партсобрании. – По оперативным данным и в ходе допроса
подозреваемой было установлено как минимум пятьдесят два убийства ради получения
Силы. Все материалы и доказательства переданы в руки Инквизиции. Ночной Дозор требует
в качестве наказания для Кариповой развоплощение. По этому вопросу у меня все.
Закончив, Драгомыслов вновь кивнул восседавшим за трибуной Инквизиторам и
вернулся на свое место.
– Ответное слово предоставляется руководителю Дневного Дозора Санкт-Петербурга
Наталье Владимировне Храмовой.
Темная ведьма грациозно поднялась, но не стала, подобно Драгомыслову, вставать на
подиум.
– Хотя Ночной Дозор уже не только стребовал за поимку ламии право на воздействие
вплоть до четвертого уровня, но еще и воспользовался этим правом, по предложенному ими
варианту наказания Дневной Дозор претензий не имеет.
И села. Вот так просто Темные сдавали своих. Нет, конечно, ламия заслужила самое
строгое наказание. Но будь на ее месте Светлая, мы хотя бы для порядка попытались бы
частично оправдать ее действия. Впрочем, Светлого Иного никогда не станут обвинять в
массовой смерти детей, он раньше реморализуется от осознания ужаса своего поступка. Ну,
по крайней мере мне так кажется. Но каковы Темные? Закрыли дело таким образом, будто
сделали нам большое одолжение.
– Приговор утвержден и будет приведен в исполнение немедленно, – абсолютно
безэмоциональным тоном подытожила Тамара Анатольевна.
– Один-ноль, ядрена копоть, в нашу пользу, – тихо произнес сидевший рядом со мной
дядя Саша.
– Переходим к следующему вопросу. Дело Артема Тузуева, Темного Иного.
И вновь на подиум входит Геннадий Петрович и начинает зачитывать казенным тоном
факты о наших поисках футбольного хулигана. Я даже немного заскучал и отвлекся,
встрепенувшись лишь тогда, когда Драгомыслов заканчивал свое выступление:
– И поскольку Артем Тузуев погиб во время задержания, Ночной Дозор смог получить
разрешение на массовое воздействие вплоть до третьего уровня, дабы компенсировать
нанесенный этим Темным урон во время беспорядков на Петровском…
– Возражаю, – заявила со своего места Наталья Владимировна. – Не много ли вам
воздействий, господа Светлые? Всех обвиняемых развоплотить, за каждого разрешение на
воздействие получить, а артефакт между делом себе оставить решили?
Геннадий Петрович выдержал эффектную паузу, после чего лишь слегка обернулся в
сторону ведьмы и ответил:
– Наталья Владимировна, вы не дали мне закончить. – Повернувшись обратно к
трибуне, Драгомыслов невозмутимо продолжил: – Также Ночной Дозор передает в руки
Инквизиции считавшийся ранее не существующим артефакт «катушка Теслы».
С этими словами Драгомыслов извлек из кармана принесенную мною коробочку и
протянул ее в сторону трибуны. Сидевший слева от чародейки Инквизитор поднялся со
своего места, забрал у Геннадия Петровича коробку, открыл и достал из нее «катушку».
Изучив предмет через Сумрак, Инквизитор удовлетворенно хмыкнул и вернулся обратно за
трибуну.
– Инквизиция благодарит Ночной Дозор за проявленную инициативу и с радостью
примет на хранение данный артефакт. Учитывая тот факт, что в рамках предыдущего дела мы
уже выдали вам авансом разрешение на воздействие, а обвиняемый по делу о беспорядках на
Петровском погиб, мы видим возможным выдать вам разрешение на индивидуальное
воздействие вплоть до четвертого уровня.
– Благодарю, – кивнул Драгомыслов, сходя с трибуны. Темные недовольно заворчали, а
дядя Саша вновь прошептал:
– Два-ноль в нашу пользу.
Потом рассматривались дела трех подручных графа Коробова. Оправившаяся к этому
времени ведьма Катерина была единственной, кто смог предстать перед судом Инквизиции,
так как ее подельники погибли. Один от рогов и копыт Гранкина, второй от рук самого графа.
Драгомыслов настаивал на развоплощении. Храмова опять не возражала. Тамара
Анатольевна приговор утвердила. Тихо всхлипывавшую Катерину увели из зала суда, и все
присутствующие понимали, какая участь ее ждет в ближайшие минуты.
– Пять-ноль, – чуть слышный шепот дяди Саши.
– Как-то все слишком гладко идет, – наконец подал я голос, обращаясь к старшему
коллеге. – Вам так не кажется?
– Это пока разминка, Степан, – прошептал в ответ оперативник. – Так сказать,
аперитив, чтобы аппетит нагулять. Скоро пойдут основные блюда…
И как в воду глядел. Когда Тамара Анатольевна объявила о начале рассмотрения дела
Темного мага графа Коробова, представители Дневного Дозора как один напряглись. Всякая
вальяжность разом исчезла.
Геннадий Петрович прокашлялся и стал перечислять факты нарушения Договора
графом Коробовым и его подопечными.
– Убийство Светлых и Темных Иных. Неоднократные нападения с попыткой покушения
на жизнь сотрудников Ночного Дозора. Попытка проведения запрещенного ритуала.
Создание угрозы для жизни пассажиров поезда номер…
Список был очень долгим. Если бы граф остался в живых, отмазать его от
развоплощения не смог бы даже Завулон.
Когда Драгомыслов закончил обвинительную речь и вернулся к нам, Наталья
Владимировна впервые за все время заседания не только встала со своего кресла, но и
поднялась на подиум. Лениво облокотившись на перила, она сказала:
– Прежде чем высказать официальную позицию моей организации касательно дела
графа Коробова, я хотела бы выразить от лица всего Дневного Дозора искренние
соболезнования Светлому Иному Степану Балабанову в связи с ужасными трагедиями,
постигшими его семью.
От подобного заявления в зале воцарилась мертвая тишина. Думаю, в этот момент
челюсти отвисли даже у Инквизиторов. Наталья Владимировна, насладившись
произведенным эффектом, продолжила:
– Но вернемся к нашему делу. Дневной Дозор считает абсолютно справедливыми все
обвинения в адрес Петра Алексеевича Коробова, Темного Иного второго уровня. Именно на
нем висит вся тяжесть вины и главная ответственность за произошедшие недавно в нашем
городе и области события. За все события за исключением одного.
Наталья Владимировна вновь сделала паузу.
– А вот и основное блюдо, – выдохнул дядя Саша.
– Будучи не при исполнении, двое сотрудников Ночного Дозора Санкт-Петербурга, а
именно Михаил Викторович Гранкин, Светлый маг-перевертыш четвертого уровня, и Степан
Александрович Балабанов, Светлый маг седьмого уровня, совершили ограбление тайного
хранилища Инквизиции в государственном музее Эрмитаж и похитили оттуда два артефакта,
известные как Минойская сфера и Сумеречные клыки. В качестве наказания мы требуем
исключить упомянутых Иных из числа сотрудников Ночного Дозора и лишить их магических
возможностей сроком на пятьдесят лет. Я закончила.
По спине у меня потекли капельки холодного пота. Полвека без магических
способностей. Старение, болезни и никакого больше Сумрака с его возможностями. Вот чего
добиваются Темные.
Но по всему было видно, что чего-то подобного Драгомыслов и ожидал. Ни капли не
изменившись в лице, он занял место на подиуме и сказал:
– Да, мы не будем отрицать тот факт, что двое сотрудников Ночного Дозора, один из
них, кстати, уже уволился из нашей организации в связи с упомянутыми вами, Наталья
Владимировна, семейными обстоятельствами, действительно проникли в тайник
Инквизиции. Да, они унесли из него два предмета. И со стороны это может показаться
вопиющим правонарушением. Но как любят говорить мои коллеги из числа Темных, дьявол
кроется в деталях.
– Я попрошу вас рассказывать ближе к сути, – прервал Драгомыслова Инквизитор,
сидевший слева от Тамары Анатольевны.
– Конечно, – улыбнулся Евгений Петрович. – А суть такова, что в тайник мои
подчиненные забрались отнюдь не с целью грабежа. В ходе расследования Гранкин и
Балабанов выяснили, что убийства низкоуровневых девушек-Иных совершает джинн
Маймун. И что пойти на эти убийства джинна заставил не кто иной, как все тот же, простите
за игру слов, Темный Иной Коробов. И кто знает, сколько еще смертей удалось предотвратить
моим подчиненным благодаря их инициативе? Также не стоит забывать о том, что Маймун не
делал разницы, у кого отнять жизнь, и вытягивал Силу как у Светлых, так и у Темных. И мне
кажется, что Дневному Дозору следует не обвинять, а наоборот, выразить благодарность
Гранкину и Балабанову.
– Ага, в письменном виде с гербовой печатью! – скривился в ответ Сергей Руссов, но
тут же смолк под взглядом своей начальницы.
– Возвращаясь к вопросу об артефактах. Минойскую сферу бывший дозорный
Балабанов унес не специально. Просто во время побега от джинна он упал на пол и
инстинктивно схватился рукой за предмет, оказавшийся у него перед глазами. Откуда он мог
знать, что это артефакт, который телепортирует его из тайника?
– Так уж и не знал? – вновь подал голос Руссов.
– Может, и догадывался, но оставлять его себе он точно был не намерен. Поэтому он
честно пришел ко мне, сдал артефакт и уволился. Сомневаюсь, что в аналогичной ситуации
Темный Иной Руссов принес бы Минойскую сферу Наталье Владимировне и покинул ряды
Дневного Дозора.
– Да пошел ты, Светлый! – взорвался Руссов, вскакивая со своего места.
– Тишина! К порядку! – повысила голос Тамара Анатольевна. – Госпожа Храмова, я
прошу вас лучше контролировать поведение ваших подчиненных.
– Конечно, Тамара Анатольевна, я прослежу. – В голосе Темной ведьмы звучал лед. –
Прошу прощения.
– Да ведь эта гнида Светлая сам меня спровоцировал! – не унимался Руссов и тут же
умолк, застыв, словно восковая фигура. Наталья Владимировна оценила результат своего
заклинания и довольно хмыкнула.
– Еще раз прошу прощения за недостойное поведение моего коллеги. Подобное больше
не повторится.
– Будем надеяться, – бесстрастно отозвалась Тамара Анатольевна.
На губах Драгомыслова я заметил довольную улыбку. Черт, а ведь он этого и добивался.
Спровоцировав Темного, тем самым он, конечно, не отвел удар по мне и Гранкину, но как
минимум снизил жесткость последующего наказания. И сразу становилось понятно, почему
в тот день, когда к нам в офис нагрянула Инквизиция, он так легко и спокойно меня уволил.
Он просто заранее просчитал все варианты и старался минимизировать ущерб. Не для себя и
не для Дозора, как я тогда решил, а в первую очередь для меня.
– Я могу продолжить? – невозмутимо поинтересовался Евгений Петрович у
Инквизиторов и, дождавшись утвердительно кивка, достал из кармана бархатный мешочек. –
Вот, кстати, и сама Минойская сфера, в целости и сохранности. Если желаете, то можете
проверить, Степан Балабанов пользовался ею всего один раз.
Передав мешочек с укрытой в нем Минойской сферой Инквизитору, Драгомыслов
вновь заговорил:
– Что же до текущего месторасположения Сумеречных клыков, об этом уважаемой
Инквизиции известно гораздо больше, чем мне.
– Ложь! – на этот раз не выдержала сама Наталья Владимировна. – Драгомыслов, куда
ты спрятал клыки? Сознайся!
– Спокойнее, Наталья Владимировна, – окликнула ведьму Инквизиторша. – Иначе мне
придется применить к вам то же заклинание, которым вы воздействовали на своего
подчиненного. Геннадий Петрович говорит правду, ему действительно неизвестно, где сейчас
находится артефакт Сумеречные клыки.
Руководительница Дневного Дозора смерила Тамару Анатольевну уничижительным
взглядом, но быстро взяла себя в руки и уже через секунду вновь приветливо заулыбалась.
– К чему это я? – Драгомыслов почесал переносицу. – А, вспомнил. В свете упомянутых
фактов или, если угодно, деталей я считаю необоснованным наказывать Светлых Иных
Балабанова и Гранкина, так как они действовали в рамках Договора. К тому же они спасли
немало жизней – как обычных людских, так и жизней Иных. Такая вот структура момента.
Шагнув с подиума, он повернулся, посмотрел в глаза Храмовой и сказал с улыбкой:
– Я закончил.
Эпилог
Санкт-Петербург
2014–2016
24 Группа «Немного Нервно», композиция «Дело идет к декабрю». Автор слов Екатерина Гопенко.