Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Антропологическая физиогномика
А. П. Богданов
СОДЕРЖАНИЕ
При такой своей задаче антропологическая физиогномика будет иметь и свой своеобразный
характер, и свои особенные приемы. Во-первых, для нее физиологическое значение
физиогномических данных будет представлять очень незначительный интерес. Способность
понимать ощущения и впечатления, выражаемые в физиогномических явлениях, в главнейших
своих выражениях одинаково присуща всем племенам, и не только им, но и животным. Никто
из людей не ласкается с рычаньем, свирепым выражением лица, взмахивая кулаками и
стараясь укусить; никто не станет драться с умиленным и восторженным лицом или выражать
свое удовольствие скрежетом зубовным и трагическим плачем. Бывают правда слезы радости,
но кто не отличит их по выражению лица от проявлений горя и боли? Рычат животные, когда
ласкаются, но предмет их ласки хорошо понимает всю сентиментальность и умиленность этого
рычания. Если бы было иначе, то люди разных стран не понимали бы по физиогномическим
данным душевных проявлений в чуждых для них пришельцах. Но дикари, мучающие белых,
легко отличают человека храброго от трусливого, сильного волей от малодушного. Что же
может найти себе, говоря вообще, антрополог в этих общих выражениях ощущений для своих
специальных целей? Конечно очень не много, и потому-то он ставит их на второй план и если
интересуется ими, то только тогда, когда или вследствие какой-либо особенности племени,
или усвоенного ими свойства, эти выражения становятся племенными, но и в этом случае они
по большей части являются только этнографическими подспорными данными, а не
антропологическими, т. е. другими словами: они здесь в большинстве случаев являются
своеобразными и видоизмененными под влиянием общественных и бытовых условий,
результатом предания и переимчивости, а не изменения организации. Поэтому
антропологическая физиогномика и берет главнейшую и существеннейшую часть материалов
для своих выводов из анатомических или морфологических данных строения лица и тела, как
такие, кои укоренились наследственно, передаются естественным образом, составляют
прирожденные племенам отличия. Для своих целей антропологическая физиогномика ставит
иногда на значительно видное место при своих заключениях такие признаки, кои не важны
для физиогномиста вообще, как, например, цвет волос и глаз.
Как это важно во многих случаях - показывает ежедневно повторяющийся опыт при
раскопках. Мало-мальски значительный череп, вынутый из кургана, а в особенности кости
конечностей, признаются неспециалистами обыкновенно принадлежащими, если не
великанам, то особенно большим особям, тогда как сравнение показывает, что здесь нет
ничего, выходящего из обыкновенного уровня. Как неверен глазомер и как подвержены
личным различиям взгляды на размеры предметов известно каждому. Если принять в
соображение, что наблюдения над племенами в значительном большинстве случаев делаются
не медиками и анатомами, а путешественниками, имеющими только общие научные сведения,
то введение схем для физиогномических наблюдений, уяснение приемов точного определения
значения наблюдений и правильная регистрация их имеют значительную важность. Малые
успехи антропологической физиогномики, не по отношению собирания фактов, а по
возможности выводов из них, и объясняются тем, что только в самое последнее время было
положено начало к выработке однообразных приемов наблюдений и исследований по
антропологической физиогномике.
Когда кто захочет изучить тип физиогномий француза, немца или англичанина, то он,
конечно, не возьмет первую парикмахерскую физиогаомию, первого встретившегося
колбасника, а выберет тех представителей, которые воплощают в себе все, что
представляется особенно замечательным в характере данной нации. Мы составляем себе
понятие о народе не только с культурной стороны и с художественной точки зрения, но и со
стороны физиогномических особенностей по тем величайшим, наиболее типическим
представителям, которые вышли из известного народа. Мы берем физиогаомию Кювье и Клода
Бернара для французов, Гете, Шиллера и Гумбольда для немцев, Дарвина, Оуэна и Милля для
англичан. И мы правы в этом случае. Мы не судим о каком-либо растении по едва заметной,
безразличной почке его, а по вполне распустившемуся цветку, по вполне созрелому плоду.
Таких особей мало, как гениальные и наиболее типические представители, но зато каждый из
них концентрирует в себе то, что слабо, бесцветно, мельчайшими долями разбросано в
народе, не только со стороны его умственных проявлений, но и со стороны физической, в
особенности развития и восприимчивости нервной системы и ее физиогномического
отражения в складе головы, лица, выражения ощущений. Такое изучение ведет нас к
исследованию того нового антропологического типа, который вследствие смешения бытовых и
территориальных условий вырабатывается в народе, составляет новый зарождающийся или
зародившийся тип, новый вид, могли бы мы сказать, если бы мы в антропологии
придерживались того же узкого определения, которое по преимуществу господствует в
зоологии, в которой всякий малейший признак, кажущийся нам постоянным, считается нами и
видовым.
II
Вопрос этот для нас имеет особый интерес, хотя мы по своему обыкновению не только не
особенно занимались им, но склонны были заранее, на основании наших поверхностных
наблюдений и предвзятых идей, решить его отрицательно. Жизнь, однако же, решает его в
положительном смысле и не дожидаясь специального исследования антропологов. Мы сплошь
и рядом употребляем выражения: «это чисто русская красота, это вылитый русак, типичное
русское лицо». Может быть, при приложении к частным случаям этих выражений и встретятся
разногласия между наблюдателями, но, подмечая ряд подобных определений русской
физиогномии, можно убедиться, что не нечто фантастическое, а реальное лежит в этом общем
выражении «русская физиогномия, русская красота». Это всего яснее выражается при
отрицательных определениях, при встрече физиогномий тех из родственных племен, кои
исторически сложились иначе, например: малоруссов и белоруссов, а еще более инородцев, и
при сравнении их с русскими. В таких случаях, «нет, это не русская физиогномия», звучит
решительнее, говорится с большим убеждением и с большей определенностью. В каждом из
нас, в сфере нашего «бессознательного», существует довольно определенное понятие о
русском типе, о русской физиогномии; что же это, мираж, устроенный нашим воображением
или отражение действительно чего-то существующего, не только исторически и
этнографически русского, но и антропологически русского?
К этому вопросу совершенно естественно должен был прийти всякий, кто выбрал себе для
собственного получения исследование вопроса о краниологических особенностях
народонаселения Средней России, составляющего более удобный материал для изучения
русских, чем окраины ее. Уже несколько лет меня занимал этот вопрос, и я, насколько
позволяли средства, собирал для него материал. Еще в 1867 году по моей просьбе в Русской
фотографии составлен был антропологический альбом русских, фигурировавший на
Этнографической выставке и затем в копиях переданный мною Лондонскому
Антропологическому Обществу, Парижскому Антропологическому Обществу и Музеуму
Естественной Истории в Париже. Цель выставления этого альбома, а равно и передачи его
иностранным антропологическим собраниям, была та, чтобы вызвать мнения о физиогномике
русских. Портреты я старался собирать без какой-либо предвзятой идеи, отыскивая с одной
стороны те лица, кои мне казались наиболее подходящими к обыкновенно признаваемым за
более чисто русские, а с другой те, кои наиболее часто встречаются, хотя и носят следы
инородческой помеси. Не особенно легко собирать подобные портреты, особенно чисто
русских физиогномий, даже мужских. Относительно женских я потерпел вполне неудачу и
возбуждение в настоящее время мною вопроса о русских физиогномиях вызвано между
прочим надеждою, что уяснение цели портретов облегчит их получение. Если встретится
физиогномия, вполне интересная как выражение русского лица, то получить с нее портрет в
99 случаях из ста бывает невозможно, вследствие отказа в позволении снять с себя портрет в
фас и профиль. Такой отказ почти постоянно встречался у мужчин, а относительно женщин он
был безусловен. Приходилось ограничиваться весьма тесным кругом более знакомых лиц,
которые в виде одолжения соглашались удовлетворить странному требованию, от коего они
не ожидали ничего путного, но соглашались из желания не противоречить безвредной мании
знакомого и близкого человека. Затруднения встречаются, кроме того, и материальные:
снятие с каждого лица двух портретов в значительную величину сопряжено со значительными
расходами при большом числе фотографий, а до последнего времени только одна русская
фотография Н. М. Аласина, во время управления ее М. А. Зыковым, охотно помогала своим
трудом и старанием ученым целям. Только со времени начала деятельности по
Антропологической выставке условия изменились более благоприятно, и явилась надежда
собрать в Москве и других местах порядочный материал по антропологической физиогномике
русских.
Великоруссы, так же как и вся Россия, представляют такое разнообразное сочетание самых
разнородных явлений, что по отношению фактов, касающихся их, можно подобрать материал
для каких угодно выводов, в особенности в такой еще неустановившейся в своих частных
методах науке, как антропология. Верных числовых данных, годных для антропологического
изучения отдельных местностей России, не существует, а только подробное изучение частных
и местных специальных явлений в области антропологии может повести к чему-либо
положительному. Недаром Ворсо на одном из международных конгрессов доисторической
археологии и антропологии высказал справедливую мысль: успех конгрессов и обеспечение
их серьезных результатов он видит в том, что они оставили на втором плане обсуждение
общих теорий исследуемых ими наук, и из широкой области общих обозрений перешли к
частному изучению антропологических и археологических задач в каждой стране в
отдельности, даже в отдельных областях каждой страны. Уже a priori можно дознать, что
результат смешения русских и их взаимные антропологические соотношения будут иные на
Севере, Юге, Западе и Востоке России. Кому захочется провести теорию урало-алтайского
происхождения русских, тот пусть подберет черепа из тех местностей, в коих в русское
народонаселение вошли обрусением племена сказанного происхождения. Для ищущего своего
благополучия в туранском происхождении русских тоже найдутся подходящие местности и
подходящий материал, который на первый взгляд будет даже казаться неподтасованным
нарочно. Если это возможно, и действительно представляется, то первым условием
антрополога, an und fur sich, т. е. действующего под единственным желанием составить себе
по возможности наиболее верное представление о великорусском племени, должно быть
обсуждение и оценка значения того материала, которым он желает обусловить свои выводы,
выделение всех тех элементов, кои, помимо его желания, могли бы влиять односторонне на
его выводы. Но, прежде всего ему, конечно, нужно уяснить себе, берется ли он за
разрешимую задачу, старается ли он определить нечто существующее, нечто созданное самою
природою, а не одним преданием, одним историческим влиянием языка, религии, нравов. В
частном, занимающем нас вопросе, такому предварительному исследованию должно
подвергнуться изучение влияния смешения племен в России по тем данным, коими мы можем
располагать. Если мы ясно определим значение смешения, степень его в русском
народонаселении различных местностей, то мы выясним себе некоторые основания для
освещения пути исследования, мы более прочно и точно поставим вопрос, а хорошая
постановка его есть уже половина решения.
Если мы какой-либо народ озаглавим просто термином «смешанный», то этим скажем еще
очень мало. Смешение народонаселения может быть чисто механическое, может быть и
физиологическим. Оно может совершаться в различных степенях напряженности, зависящих,
как от относительной численности особей каждой из смешивающихся групп, так и от
физиологической устойчивости рас в отношении передавания своих свойств и признаков. Без
предварительного уяснения себе этих данных мы вряд ли можем с ясностью судить об
отрывочных фактах, получаемых из наших наблюдений. Все говорят, что великоруссы
смешанное народонаселение, и, изучая их с антропологической точки зрения следует
спросить себя, прежде всего, как происходило это смешение, основываясь, по крайней мере,
на письменных памятниках и на происходящем ныне перед нашими глазами.
Все данные говорят нам за то, что с юго-запада и северо-востока России шел приток тех
колонизаторов Средней России, которых история называет славянами. Путь их шел
преимущественно по водным большим дорогам и по большим торговым и междуплеменным
трактам. На первобытные племена, занимавшие центральную Россию, постоянно был наплыв в
течение веков пришельцев, представителей высшей культуры и племени. В какой же
относительной численности встречались друг с другом эти два различные антропологические
элемента, как могли действовать они друг на друга кровным путем? Если в густонаселенную,
местность, представляющую более или менее компактную массу, однородную по своему
кровному составу, попадает незначительное число переселенцев иной расы или если они
выше по культуре, то оставляют несомненные следы своего прихода в языке, в нравах и
обычаях, но с кровной токи зрения они совершенно исчезают в первобытном населении.
Замечательно, что призвание варягов имело большое бытовое и государственное значение,
оставило свой след в истории народа, но не оставило никакого антропологического заметного
следа. Иное дело бывает, если в редко разбросанное, малочисленное население попадает
сравнительно значительное число новых колонизаторов. Если от прикосновения с ними не
исчезнет племя, не уйдет в другие места, не будет перебито или не вымрет от отнятия у него
единственно возможных условий для его существования, то оно подчиняется новым
колонизаторам земли, и притом не в смысле политическом или бытовом исключительно, а в
смысле антропологическом, если только оба племени при соединении могут давать плодущие
поколения. Известно, что кровные связи европейцев с некоторыми дикарями оказываются
бесплодными в результате: особи смешанной крови не выживают и удаляются самым
естественным путем - неживучестью, ранней смертностью, или просто вследствие отсутствия
плода. Известно также, что смешения тех инородцев, коих можно считать за остаток или за
представителей племен, первоначально населявших Среднюю Россию, с русскими плодовиты
и вовсе не вызывают уменьшения приплода. Если мы возьмем Среднюю Россию еще за очень
немного лет тому назад и обратим внимание на то, какое раздолье для расселения
существовало еще тогда, посмотрим на обилие лесов, возьмем факты из распространения
звериных промыслов и обилия диких зверей, находивших себе приволье и бывших во многих
местностях более многочисленными, чем люди; если, наконец, мы соберем сведения об
имевшейся в прежние времена густоте населения, насколько они для нас доступны, то,
соединяя все эти данные, мы можем смело сказать, что новые пришельцы встретили
сравнительно очень редкое народонаселение, по отношению к численности которого и их
небольшое число было уже заметным, тем более, что это число увеличивалось постоянно как
прибытием новых пришельцев, так и в их кровных сувенирах, оставленных в семьях
первобытных жителей. При раскопке курганов в Богородском уезде мне помогал своими
советами и влиянием один очень умный, много видевший и хорошо знавший свою местность,
священник. Передавая мне сведения об имеющихся в уезде курганах и присутствуя при
раскопке одного из наиболее многочисленных курганных кладбищ, он заметил: «А нужно
признать, что мало было на свете вашего курганного народа. Если взять все известные мне в
уезде курганы, если даже предположить, что они уменьшились в значительной степени с
течением времени, то все-таки удивительна их малочисленность. Прежде здесь были лесные
местности, и курганы может быть обворовывались, но не уничтожались; распахивать, да
раскапывать их и сносить насыпи стали уже на моей памяти. Мы здесь на самом обширном
курганном кладбище, так как здесь и теперь за полсотни курганов, да по местности видно, что
оно могло быть раза в четыре или в пять больше. Не в десяток лет их здесь насыпали, а в
столетия, тем не менее, их куда много меньше того, что я перехоронил на своем веку в одном
этом фабричном селе».
Таким образом мне кажется вероятным, что обрусение инородцев было не исключительно
бытовым и государственным, а также кровным, антропологическим. Для тех племен, для коих
представлялось больше легкости к такому способу обрусения, этот процесс кончился давно и
они вошли мало-помалу в состав русских. А для коих это было по чему-либо не легко, для тех
осталась возможность сохраниться и до наших дней в большей или меньшей
антропологической чистоте. Новгородские и киевские колонизаторы, постоянно, в массе,
берегли чистокровность своей семьи, влияя на инородческие. Как долго в антропологическом
отношении может передаваться кровь пришельцев более устойчивого племени, показывают
малороссы. Их расположение к полякам и их племенное и историческое соперничество
известны, а, тем не менее, в чертах лица малороссов поляки оставили по себе значительное
число явственных памятников своего прохождения и пребывания. Это объяснить себе можно
тем, что малороссиянки шли скорее на случайные капитуляции перед поляками,
отличающимися действительно теми свойствами, которые делают их привлекательными в
обществе, в женском кругу. Такие же сувениры оставить должны были и новгородцы, и другие
славянские пришельцы в Средней России в инородческих племенах. За трагедиями и драмами
истории, за великими факторами жизни народов, скрывается много романов, имевших
значительное влияние на ход всех событий, а особенно антропологических и
физиогномических.
Подтверждение этому взгляду на ход обрусения можно найти и в народных песнях. Отчего
красная девица всегда с русою косою, а добрый молодец с черными кудрями? Мне случилось
просмотреть сборник песен Сахарова с этою чисто антропологической целью. Я давно уже
обращался к некоторым собирателям русских песен и знатоков их с целью получить от них
разрешение вопросов: как в песнях и народных сказаниях характеризуется физическая
красота, физические признаки народонаселения той местности, или того племени, которое
сложило песни? Не воспевает ли народ в своих песнях известный определенный тип, который
можно явственно дознать, если сравнить песни различных племен? Если существуют народные
сказания, выразившиеся в песнях и былинах, о пришельцах и чужеземцах, то так ли они
характеризуются, как свои богатыри, как представители своего племени? К сожалению, на эти
убедительные просьбы я не получил положительных ответов, т. е. никто, по-видимому, из тех,
к кому я обращался, не считал возбужденных мною вопросов, стоящими того, чтобы потратить
на них время, подыскивая материал, необходимый для их решения. Пришлось, хотя и с
полным сознанием своего малого знакомства с литературой, приняться за это самому. Я
сделал выписки из всех песен, помещенных у Сахарова, в коих указываются признаки
антропологические; затем просмотрел изданные Этнографическим Отделом Общества
Любителей Естествознания Латышские песни и старался на основании этого материала
убедиться, хотя несколько, в возможности получить какие-либо антропологические данные о
русском населении этим путем. Не много было у меня под рукою материала, а уже кое-что
наметилось. Так, когда в былинах говорится о Чуди, то она называется белоглазою: «Вырублю
чудь белоглазую, перекрошу сорочину долгополую». Латыш в своих песнях воспевает
златовласых дев. Малорусе тоскует о черных очах: «Засыпано сырой земли на груди мои,
склеилися черные очи на все ночи». У русского тип красоты выражался в том, чтобы была
«молодая, разумная, без белил лицо белое, без румян щеки алые». «Ростом она повыше меня,
краше ее в тереме нет, умнее и в городе нет». У девушек в песнях встречается только русая
коса, которую по песням девушки так охотно расчесывают «и чрез поле идучи, русу косу
плетучи» и дома: «под окном девица сидела, буйну голову чесала, свою русу косу заплетала».
По народному идеалу красна девица должна быть «тонка, высока; тонешенька, белешенька»,
и, следовательно, толстота вовсе не в народном идеале красоты. Про старух говорится: «Ты
старушка стара, не под силу молода, ты станом коротка, ты плечами широка». Впрочем, народ
не отнимал своего рода прелести и у девушек небольшого роста; девица могла быть и
«невеличка, круглоличка, румяное личко». Можно сомневаться только в постоянной
естественности одного признака, воспеваемого песнями то черных бровей: «очи ясны, брови
черны, личиком беленька», «лицом она и бела и румяна, бровью она почернее меня». В
просмотренных нами песнях у женщин всегда воспевается русая коса, а у мужчин только
иногда русые кудри. «Черны кудри за стол пошли, русу косу за собой повели». «Уж как мой
милый идет, что ясен сокол летит, белыми руками помахивает, черными кудрями
потряхивает». «Уж как ты ли, русая коса, иссушила меня молодца. Потускнели черны очи,
позавял румянец на лице». Но если для черных кудрей всегда попадались русые косы в
желаемом количестве и они исключительно водили только русых кос за стол, то наоборот этим
косам приходилось воспевать и русые кудри мужчин, хотя в утешение себя они выбирали их с
черными бровями, напоминающими хотя несколько заветный тип с черными кудрями:
«Приглядывали красны девицы за румяным молодцем. Русы кудри по плечам лежат, брови
черные, что у соболя». «Прилегали кудри русые к лицу белому, румяному». «Хорошо его
матушка родная убирала, гребешком кудри русые чесала». Замечательно, что чернокудрявый
молодец в песнях только чешет да встряхивает своими кудрями, а русые кудри завиваются:
«Перед зеркалом хрустальным, чесал кудри черные, чесал, сам приговаривал: завивайтесь
кудри, завивайтесь черные». Только раз из многих упоминаний песня говорит: «Не сами
кудри завивалися, завивала ему красна девица, по единому черному волосу». Но то же самое
встречаем и относительно русых: «Завивала красна девица по единому русому волосу», так
что можно в первом случае принять слово «черные» за произвольную случайную вставку. Но
русые кудри требуют завития, иначе поистреплются: «А к тебе-то посол пришел, буйная
голова, нечесаная, русы кудри не завиты»; «Уж я встану скорешенько, причешу буйную
голову, я завью кудри русые». Таким образом для антрополога песни дают указание на то, что
женщины русые, а молодцы их чернокудрые или русоволосые, причем черным кудрям как-то
просвечивает больше сочувствия. Не объясняется ли это тем, что туземным красавицам часто
попадались и попригляделись-таки свои туземные кудри и для них черные кудри пришельцев
представляли больше новизны и привлекательности. У северных женщин южный тип красоты
мужчин имеет большую привлекательную силу: стоит только для убеждения в этом вспомнить
овации, делаемые приезжим итальянцам, благосклонность какою пользовались гувернеры-
французы, даже победы восточных человеков и овации туркам, чтобы, по крайней мере,
счесть за возможное существование предпочтения у первобытных обитательниц русской
земли к новгородским колонистам или пришлым людям, переданного ими по наследству и
многим современным женщинам. Нужно обратить внимание также на то, что обрядовые песни
поются обыкновенно женщинами, складываются ими, сохраняются в их памяти от забвения и
потому почти исключительно могут служить выражением женского народного взгляда на
физическую красоту мужчин.
Кроме песен существуют еще и другие источники для составления себе понятия о русском
типе; это древние исторические изображения и сказания иностранцев. Не имея опять-таки
возможности лично заняться этим по недостатку специальных сведений, требуемых для этого,
я обратился к знакомым специалистам этого дела, кои дали мне некоторые указания.
Особенно благодарен я в этом отношении Е. В. Барсову, который доставил мне несколько
древних изображений русских. При отыскивании подобных материалов физиогномики
русских, я руководился следующей мыслью. Обыкновенно люди, находящиеся в
соприкосновении с каким-либо явлением ежедневно и ежечасно, теряют способность
подмечать его характеристические черты. Кто не знает, что иногда приезжий, коему
показывают какую-либо местность или предмет, обратит внимание и наметит такое его
свойство, которое до того ускользало от внимания, хотя предмет или местность по видимому
знакомы как пять пальцев. Зоологу часто случается, особенно при осмотре зоологических
садов, от простого охотника или неученого посетителя выслушать такое замечание о свойстве
животного или о впечатлении, производимом им, которого у него ускользало, так как он
невольно привыкает смотреть на предмет только с известных рубрик своей системы. То же
бывает с антропологом и с местным жителем по отношению к окружающему его
народонаселению. Эккер справедливо заметил в одной своей статье, что мы менее всего
обращаем внимание на анализ того, что нас ежедневно окружает. За границей иностранцы
легче отличают русского в толпе, чем сами русские. Мне казалось, что иностранные
путешественники могли подметить такие физиогномические особенности, кои могли от нас
ускользать. Отсюда значительный интерес, возбуждаемый описанием иностранцами русских с
физиогномической стороны, конечно только в том случае, когда они не являются в Россию
подмечать только одно отрицательное, карикатурное, в чем впрочем, нельзя греха таить, с
особенным каким-то наслаждением помогают и многие русские, служащие им чичероне.
Конечно, здесь нужно принимать во внимание не мнения таких обруселых иностранцев, какие
иногда появляются только у нас в России. Не могу не привести в пример одного
замечательного факта характеристики физиогномий русских, сделанной сравнительно
недавно в Москве одним из таких иностранцев. Показывали сонму чиновных иностранных по
происхождению, русских по чинам и служебному величию, посетителей одну из московских
больниц еще в то время, когда русских персонал допускался в больницы только в качестве
второстепенных деятелей. Один из таких цивилизованных и ученых посетителей удостоил
обратить внимание и на антропологическую физиогномику больных. «Как легко отличить
русских больных, - сказал он, обращаясь к предстоящим. - Посмотрите, если глупое лицо, то
непременно русский». К чести иностранцев нужно сказать, что не все они так скоро и легко
решают вопросы антропологической физиогномики русских, и многие из них старались
собрать данные для серьезной характеристики ее, насколько она была доступна им. Мне
казалось, что в подобных описаниях можно найти указания на многие частности
физиогномики русских, не говоря уже о том, что всегда интересно сделать поверку
собственных воззрений наблюдением свежих, посторонних людей, если только они не
предубеждены какою-либо предвзятою идеей. В числе материалов, доставленных мне Е. В.
Барсовым, была серия портретов русского посольства, посланного к «Римскому Императору» в
1626 году, отпечатанная в Праге у Михаила Петерле. На одной стороне картины изображено
русское богослужение и здесь представлены весьма приличные русские лица, в которых нет
ничего ни туранского, ни финского. Лица эти не особенно типичны, но зато и не представляют
никакой предвзятой идеи. На другой стороне нарисовано самое посольство, в котором
татарщина преобладает. Можно, впрочем, между фигурами отличить и такие, коим художник
старался придать русский и польский тип лица. Но все подобные изображения в древних
рисунках и древних сказаниях могут только тогда служить надежным материалом для
антропологических выводов, когда они будут собраны систематично и полно, когда они будут
представлены сравнительно и критически. Этого можно ожидать как результата готовящейся
антропологической выставки в Москве, благодаря подготовляемому труду Е. В. Барсова и В. Е.
Румянцева.
Чтобы идти далее в затронутом нами вопросе о физиогномике русских с чисто специальной
антропологической точки зрения, следует уже перейти к языку чисел, к сравнению измерений
лицевых частей, к результатам сравнительной краниологии. Такие данные уже частью
собраны, но вряд ли было бы удобно останавливаться в этом очерке на рассмотрении их. При
частном исследовании вопроса фактические данные, основанные на изучении двух, трех
сотен черепов, имеют интерес как вносящие, хотя не много, нового материала, относительно
коего именно особенно желательно увеличение численности фактов. В очерках, подобных
настоящему, пришлось бы не специально разбирать отдельные факты, а обобщать выводы,
придавать им таким обобщением более несомненное и более непреложное значение, чем они
могут иметь в действительности. С такими выводами картина стала бы полнее и первое
впечатление от сказанного лучше, но вряд ли она не явилась бы в несколько утрированном и
искусственном освещении. Поэтому я считаю лучшим отложить частные факты измерений для
тех заметок, кои уже подготовляются и имеют чисто специальный краниологический интерес.