ГРИГОРИЙ ПЕТРОВ

2
3
ИНСТИТУТ РОССИИ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ
ХЕЛЬСИНКИ, ФИНЛЯНДИЯ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ
РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

ГРИГОРИЙ ПЕТРОВ

ЕВРОПЕЙСКИЙ ДОМ
Санкт-Петербург
2004

4
Григорий Петров. Финляндия, страна белых лилий. Пер. М. Витухновской
«Европейский Дом», Санкт-Петербург — 2004, 184 с., илл.

Серия «Финляндия в России»

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ:
Валдемар Меланко (главный редактор)
Виктор Плешков
Сеппо Лаллукка
Евгений Калыциков
Аннели Виртанен
Светлана Коренева

ISBN 5-8015-0164-9
© М.Витухновская, перевод, 2003
© М.Витухновская, статьи, составление,
комментарии, послесловие, 2003
© Европейский дом, 2004

5
 ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Восемнадцатого июня 1925 года недалеко от Парижа, в клинике

Maison de Sante скончался русский эмигрант Григорий Спиридонович
Петров. Эмигрантские газеты скупо откликнулись на его кончину — лишь
в парижских «Последних новостях» появилась небольшая заметка о дея-
тельности Петрова в Югославии, где он провел последние пять лет жизни.
О том, кем он был в России, упоминалось в нескольких словах — «извест-
ный журналист и публицист», «бывший священник».1
Между тем, всего за десять лет до кончины имя Григория Спиридо-
новича Петрова гремело по всей России. На его лекции во всех уголках
страны собирались толпы почитателей, его статьи и книги расхватывались
в книжных лавках. Легендарная биография, ореол героя, незаслуженной
жертвы режима, страстные проповеди и пламенный облик — все вместе
взятое сделало из Петрова народного кумира. «Будет помнить русский на-
род попа Петрова, пока русским народом он зваться и чувствовать себя
будет»,2 — писал ему один из его почитателей.
Кончина Петрова поставила точку в его феерической биографии,
полной взлётов, падений и неизменной народной любви, будь то в России
или в Югославии. Однако незадолго до смерти он успел выпустить в свет
книгу, которой суждено было вновь, и уже посмертно, прославить его имя
в разных странах. Это прогремевшая в Югославии, Болгарии и особенно
Турции книга о Финляндии «В стране белых лилий», которую читатель
впервые видит опубликованной на русском языке — родном языке автора
и языке оригинала. Вышедшая в 1923 году на сербском языке под назва-
нием «Зидари живота» («Созидатели жизни»), она была переведена на
болгарский и издана на нем в 1925 г., уже после смерти автора. Болгар-
ское название книги — «В страната на белите лилии» («В стране белых
лилий») — было использовано в дальнейшем при ее переводе на другие
языки, а сейчас, нами — для этого, русского издания.
Старая книга забытого автора... Что заставило нас через столько лет
обратиться к ней, приложить усилия к поиску рукописи, обрабатывать,
комментировать, готовить к публикации? Для кого она может сейчас
представлять интерес — наивное и слегка сентиментальное сочинение о
маленькой, мало чем знаменитой северной стране? Чем она может заинте-
ресовать нынешнего российского читателя?
Ответ на этот вопрос требует более или менее пространных объяс-
6
нений, которые мы и представим в этой вступительной статье. Нам кажет-
ся, что и сама книга, и ее удивительная судьба, и ее роль в жизни несколь-
ких балканских государств, и, без сомнения, личность и судьба ее автора
не должны более прозябать в забвении. Возвращение и автора, и книги на
родину, в Россию, представляется нам восстановлением исторической
справедливости. Нам кажется также, что главная идея автора — о том, что
каждый человек должен быть «строителем жизни», его страстный граж-
данский пафос, самозабвенная вера в грядущее совершенство мира — все
это не может остаться невостребованным нынешней Россией.
М. Витухновская

7
 О ГРИГОРИИ ПЕТРОВЕ
Григорий Спиридонович Петров родился 26 января 1866 года в
3
Ямбурге. Сам он определял свое происхождение лаконично — «сын
мещанина, в детстве — пастуха».4 Из других источников известно, что
отец его был мелким торговцем, содержателем постоялого двора.
М.Горький, хорошо знакомый с Петровым, сообщал о его детских годах
так: «сын кабатчика или буфетчика, и в детстве ничего, кроме матер-
щины, не слыхал, ничего, кроме пьяных, не видел».5
Свое образование Петров начал в Нарвской гимназии, потом, пе-
реехав в Петербург, окончил здесь сначала духовную семинарию, а
вслед за этим, в 1891 году, — духовную академию. Став священником,
он избрал преподавательское поприще, его лекции звучали в Михай-
ловском артиллерийском училище, Пажеском корпусе, Александров-
ском лицее, Политехническом институте, нескольких петербургских
гимназиях. Постепенно молодой, одаренный батюшка стал модным и
почитаемым столичным проповедником. Его блестящие проповеди и
публичные лекции славились по всему Петербургу. Ораторское мастер-
ство, ясность мысли, животрепещущие темы выступлений — все при-
влекало к нему внимание, делало его народным любимцем.
Философ Василий Розанов, присутствовавший на нескольких пуб-
личных лекциях Петрова, написал о нем восхищенную статью, в кото-
рой, в частности, говорил: «Образованный, просвещенный, и притом
европейским просвещением, а не одною академическою схоластикой,
он имел мужество убрать из своих тем, из своих оборотов речи все «ин-
теллигентное», все сколько-нибудь затруднительное для понимания
простецов ...Для него быть христианином — значит в малом и слабом
виде, в миниатюре сил человеческих повторять Христа. Но что Христос
творил? Больных исцелял, слабым помогал, с грешниками был, все бла-
гое творил, от всего злого удерживал. И вот, быть христианином — для
священника Петрова и значит, как бы идя посреди улицы народной, на-
право и налево кидать мешочки с добром».6
Среди множества восхищенных поклонников мастерства Петрова
обнаруживаем и всесильного, влиятельнейшего министра финансов
России, графа С.Ю. Витте. В своих воспоминаниях он рассказывает,
как, решив посетить основанный им Петербургский политехнический
институт, он отправился на лекцию Петрова. Правда, Витте не собирал-
ся идти на лекцию по богословию, но ему сказали, что «когда Петров
читает свою лекцию, тогда никто больше не читает, потому что все сту-
8
денты, бросив другие лекции, идут слушать Петрова». «Это, — про-
должает Витте, — положительно одна из самых лучших лекций, кото-
рую я когда-нибудь в жизни слушал».7 Восхищенный министр финан-
сов рассказал о выступлении Петрова Николаю II, и выяснилось, что
царь тоже уже слышал о молодом проповеднике. Григорий Спиридоно-
вич даже был приглашен в качестве воспитателя детей великих князей
Павла Александровича и Константина Константиновича.
Дар оратора сочетался в Петрове с литературным талантом. Его
просто и эмоционально написанными книгами зачитывались самые раз-
ные слои населения. Розанов свидетельствует: «Один мой родственник,
приезжавший из провинции, сказал мне: «Я устал возить на родину тю-
ки его книг: так велико и непрерывно требование». Можно без преуве-
личения сказать, — продолжает Розанов, — что вовсе не Толстой и
Максим Горький одни царят на книжном рынке, но и священник Петров
— любимейший в Петербурге проповедник, любимый и черным наро-
дом...»8
В чем состоял секрет популярности Петрова, магнетизм его лич-
ности? Конечно, во многом именно его ораторский дар определял ту
огромную популярность, которой пользовались его выступления. Раз-
очаровавшийся позже в нашем герое Розанов все же отмечал, что «тай-
на его успеха лежала в чарующем тембре голоса, одновременно власти-
тельного, великолепного и что-то шепчущего вот лично Вам...» «Я ду-
маю, — продолжал Розанов, — таков был Авессалом».9 Важно было и
то, что он говорил с простым народом на понятном ему языке. Однако
никакими внешними ухищрениями невозможно было бы добиться той
всенародной любви, которую снискал Петров. И дело было, конечно,
прежде всего в том, о чем он говорил. В своих выступлениях Петров
призывал вернуться к изначальным евангельским идеалам, горячо осу-
ждал косность российской жизни, сетовал на тяготы народного житья,
призывал интеллигенцию посвятить себя народному благу и возвыше-
нию родины. «Он верит в приложимость Евангелия к современной жиз-
ни, — писал один из биографов Петрова, — и мучительно пытается
убедить всех в необходимости немедленного перестраивания жизни».10
В своих статьях, книгах и выступлениях Петров неустанно повторяет:
российская жизнь нехороша, народ прозябает в невежестве и нищете,
все сознательные силы страны должны неустанно трудиться на ее бла-
го. В одной из книг он писал: «И вы снова всматриваетесь в жизнь род-
ной страны и видите прорухи, недочеты, общую отсталость, вялую ра-
боту, несоответствующую силам народа-великана. ... И вы говорите, вы
кричите: «Давно уже день! Пора за работу! Надо учиться, надо учить!

9
Необходимо звать больше и больше работников! Дела много, рабочих
рук мало. Зовите к работе новые силы.
И с мучительною болью души, со щемящим сердцем вы указывае-
те на народную нищету, на его вековую тьму, на заброшенность, на си-
ротливую детскую беспомощность. Не таким рисуется вам в мечтах
любимый народ».11
Все эти идеи — о необходимости учить народ, просвещать его,
«звать к работе новые силы», мобилизовать образованные слои общест-
ва для народного пробуждения — остались с той, ранней поры деятель-
ности Петрова самыми для него важными, любимыми, выстраданными.
О чем бы он ни говорил или писал (а тематика его выступлений и пуб-
ликаций была обширна — от истории и политики до литературы и ис-
кусства) — в центре его внимания всегда была одна тема, которую мы
сейчас, используя формулу автора нашей эпохи, назвали бы: «Как нам
обустроить Россию». Рецепт Петрова, сложившийся в эти ранние годы
жизни, оставался впоследствии неизменным. Именно к этим идеям он
обратился вновь, задумывая «Страну белых лилий».
В том, о чем думал, что предлагал Петров, как мы знаем, не было
ничего нового, — большая часть российского общества того времени
бурлила и требовала перемен, либеральная интеллигенция жаждала ра-
ботать на благо народа. Но страстность проповеди, необычность ее в
устах православного священника, а главное — искренние, неподдель-
ные боль и страдание за страну, звучавшие в этих речах, — все это де-
лало почти каждого слушателя горячим почитателем Петрова. Розанов
приводит в своей статье слова некоего генерала, взволнованного высту-
плением священника: «Еще немного лет назад Русь в свободный час
сидела по трактирам, горланила пьяные песни. Священника нигде не
было видно, кроме как в церкви за службой. А теперь?! Ведь народ бе-
жит сюда, ведь он вот второй час стоит. Не присядет. Не волнуется, не
ропщет. И это чтобы услышать несколько поучительных слов, — вовсе
не поразительных, — слов обыкновенных».12
Уже в начале поприща Петрова церковное начальство стало следить
за его необычными проповедями с неудовольствием. В 1903 году, как
вспоминает он сам, «эти лекции, по требованию К.Победоносцева,13 были
взяты под особую цензуру. Тогда в отпор этому полузапрету публичных
выступлений я отказался и от законоучительства во всех учебных заведе-
ниях, и от настоятельства в храмах. Вышел за штат и до 1907 года, нося
рясу, не служил нигде».14 С этого момента, скорее всего, и начался перма-
нентный конфликт священника с официальной церковью, долго тлевший,
разгоравшийся и приведший в конце концов к лишению его сана в 1908 г.

10
 Особую роль в этом сыграла его книга «Евангелие как основа
жизни», вышедшая впервые в 1898 году, выдержавшая в России 20 из-
даний и переведенная на многие языки. Это произведение снискало ав-
тору всероссийскую славу. С восторгом писал о книге М. Горький в
своих письмах к Чехову: «... в ней много души, ясной и глубоко верую-
щей души... ее написал поп и так написал, как вообще попы не пи-
шут».15 Основная мысль сочинения, которую автор утверждает со всей
присущей ему страстью, — необходимость вновь обратиться к Еванге-
лию, руководствоваться его идеалами в реальной жизни. По мнению
биографа Петрова, книга была выдержана в духе протестантизма и
сближалась с религиозными проповедями Л.Толстого.16 Такого сочине-
ния, да еще написанного священником, официальная церковь потер-
петь, конечно, никак не могла.
В конфликте Петрова с Синодом важную роль сыграло его уча-
стие во внутрицерковном либерально-обновленческом движении в ка-
честве одного из его лидеров. Современный исследователь С.Л. Фирсов
отмечает, что «роль Г.С. Петрова в деле церковного обновления начала
века трудно переоценить: являясь блестящим публицистом и хорошим
оратором, Петров в течение революционных лет стяжал себе славу
крайне «левого»...»17 «Обновленчество» Петрова, конечно же, подлило
масла в огонь и ускорило официальное разбирательство и изгнание его
из рядов священства.
Из протокола Священного Синода следует, что Петров обвинялся
«в распространении воззрений, несогласных с учением православной
церкви и заключающих в себе пренебрежительное отношение к Богом
установленным властям...»18 В свою защиту обвиняемый написал ми-
трополиту Антонию (Вадковскому) письмо, которое впоследствии было
опубликовано отдельной брошюрой, широко прогремевшей по всей
стране. В письме Петров выразил давно назревшее, наболевшее в Рос-
сии недовольство официальной церковью — ее косностью, подчинен-
ностью властям, отрешенностью от евангельского идеала. Он писал, что
у нынешней церкви «основы, стены, сущность — Иисус Христос и Его
Евангелие, но как это глубоко вросло у нас в землю, как загромождено
всякого рода надстройками и пристройками, синодом, синодальными
конторами, консисториями, циркулярами и предписаниями. С трудом, с
громадными усилиями сквозь эту наносную толщу доберешься до жи-
вого Христа».19 В этом «замутнении» истинного евангельского духа
Петров обвиняет высшее духовенство, которое «сузило широкую правду
Христову, измельчило, засорило русло евангельского потока жизни».20
Особенное негодование автора письма вызывает союз церкви и госу-

11
дарства, безропотное одобрение церковными властями всех тех жестоких
мер, которыми подавлялось революционное движение 1905—1907 годов.
«Молчание Церкви в данное время, — пишет Петров, — есть тяжкое пре-
ступление. И то, что сейчас делает духовенство России, особенно духовен-
ство высшее, монашествующее, одобряя все удары властей, это может быть
и есть преданность существующему самодержавному строю, но это, несо-
мненно, измена задачам церкви, измена правде Христа, презрение к нуждам
родины, принесение народных страданий в жертву правящим властям».21
Чем больше подвергался Петров гонениям, тем громче становилась
его слава. Когда в начале 1907 г. он был «за вредную публицистическую
деятельность» сослан на три месяца в Иоанно-Богословский Череме-
нецкий монастырь Лужского уезда «на клиросное послушание», на Вар-
шавском вокзале его провожала толпа почитателей. «Проводы его пре-
вратились в грандиозную манифестацию», — писал биограф.22 За время
нахождения Петрова в монастыре туда рекой текли его горячие сторон-
ники чтобы выразить ему сочувствие и получить его благословение.
Общее настроение благоговения выразил в своей записи в монастырской
гостинице некий студент Нейман, который писал: «Приехал, видел, го-
ворил, счастлив».23 А после лишения Петрова сана его репутация борца и
жертвы поднялась на недосягаемую высоту. Один из корреспондентов
писал ему: «Выдержали Вы завет богатырский — «а стоять нам за прав-
ду до последнего». Презренные клятвы Синода могут иметь только один
результат: превратят Вашу биографию в «житие» и наполнят Россию на
много лет вперед красивою и полезною легендою. У Вас закал, темпера-
мент и сила протопопа Аввакума,24 но дело-то Ваше во сто раз умнее,
глубже и важнее Аввакумова. Этакий Вы молодец».25
Подавляющее большинство деятелей русской культуры поддержи-
вали Петрова в дни его ссылки — и триумфа. Василий Розанов, Максим
Горький, Василий Немирович-Данченко и многие, многие другие разны-
ми способами выражали ему свое восхищение и поддержку. Одно из наи-
более ярких свидетельств этому — портрет Григория Петрова, выполнен-
ный Ильей Ефимовичем Репиным*. С 1899 года художник постоянно жил
в финском курортном местечке Куоккала (ныне — Репино Ленинградской
области), где в его доме, Пенатах, собирались и гостили друзья. Одним из
них был Григорий Петров, к которому мастер относился с восхищением и
уважением. Об этом свидетельствует единственное сохранившееся пись-
мо Репина Петрову, написанное уже в годы эмиграции. В разгар «дела»
Петрова и его травли, в 1907 году Репин написал его портрет,
*
Портрет Григория Петрова работы И.Репина хранится в художествен-
ном музее г. Пензы.

12
отражающий прежде всего «аввакумовские» черты гонимого священни-
ка — пламенный взор, глубокая убежденность, страстность и вера.
На пике своей популярности Григорий Петров был в 1907 г. из-
бран во II Думу, однако заключение в монастыре помешало ему при-
нять участие в ее деятельности. Лишение сана повлекло за собой за-
прещение на семь лет въезда в Москву и Петербург и проживания в
них. С 1908 г. Петров меняет места жительства, — живет то в Финлян-
дии, то в Крыму, часто бывает за границей и неустанно ездит по стране,
читая лекции в разных городах и весях вплоть до Владивостока.26 Ос-
новной деятельностью его становится публицистика — почти в каждом
номере газеты «Русское слово» публикуются его статьи на самые раз-
нообразные темы.
Все время вплоть до революции Григорий Петров находился под
неусыпным полицейским надзором. В Государственном архиве Россий-
ской Федерации (ГАРФ) хранится несколько объемистых папок с доне-
сениями жандармских управлений различных губерний в Департамент
полиции о его лекционной деятельности. Полицейские чины прилежно
излагают содержание лекций Петрова и единодушно признают их «аги-
тационный», «противоправительственный» и «противоцерковный» ха-
рактер. Каждый раз появление его в том или ином городе сопровожда-
ется общественным подъемом, лекции вызывают бурный интерес. Вот,
например, фрагмент из отправленного в марте 1914 г. донесения на-
чальника Саратовского жандармского управления, которое очень ярко
воспроизводит ту атмосферу всеобщего возбуждения и даже экзальта-
ции, которая царила на лекциях Петрова:
«В заключение Петров обратился с горячим призывом к молоде-
жи, убеждая их бороться со злом, не покладая рук и, пользуясь настоя-
щим переходным временем, создать лучшие формы жизни. "Россия бу-
дет такова, какими будете Вы". «Начинайте с самих себя, а потом
стройте здание. Наследие крепостничества — рабство, нас давит, мы
задыхаемся, нет вдохновения, мы хотим достигнуть ничего не затрачи-
вая, ничем не рискуя. Если мы хотим строить, то с голыми руками ни-
чего не сделаем».
Лекция Петрова, — продолжает полицейский полковник, — ска-
занная им с большой экспрессией с массой примеров из жизни и управ-
ления в иностранных государствах, в виде параллели, все время держа-
ла публику ...в каком-то приподнятом настроении и стоило только
представителю полиции сделать предупреждение Петрову, когда по-
следний стал восхвалять Горького, ...как тотчас же раздались громкие
протесты публики и даже свист. ...По окончании лекции, публика, уст-

13
роившая овации лектору включительно до качания его на руках, снова
стала громко выражать протест против полиции, видимо, будучи очень
возбуждена»27
Нет сомнения, что в речах Петрова не содержалось ничего рево-
люционного, никаких призывов к ниспровержению существующего
строя, никакой крамолы. Весь набор его идей не выходил за рамки об-
щелиберальных идеалов того времени, связанных с просветительством,
промышленно-экономической модернизацией, ориентированной на
пример западных стран, «очищением» народной жизни (недаром одной
из важнейших тем публицистики Петрова была борьба с пьянством).
Главной причиной его успеха стало удивительное «созвучие» всего, что
он говорил и писал, общей атмосфере, царившей в России в то время.
Петров, как морская раковина, будто вбирал в себя «гул времени», ак-
кумулировал в своих речах всеобщее ощущение удушья, бессилия, не-
нависти, жажды обновления. Во всем, что писал и говорил Петров, пуб-
лика узнавала свои думы и чувства.

***

О личной жизни Григория Спиридоновича известно немного. Со-

всем молодым он женился на сестре умершей своей невесты, Марии
Капитоновне (1874—1948; девичья фамилия нам неизвестна). Их се-
мейная жизнь, судя по некоторым воспоминаниям, не очень ладилась,
хотя своего сына, Бориса, Петров очень любил (огромной трагедией
стала для него гибель сына, служившего в годы гражданской войны в
армии Деникина). Трудно сказать, к какому моменту точно относится
окончательное взаимное охлаждение супругов, но, очевидно, уже после
снятия с Петрова сана супруги жили раздельно. Мария Капитоновна за-
нялась медициной, в 1908 г. закончила Петербургский женский меди-
цинский институт и впоследствии стала профессором, ближайшей со-
трудницей и сподвижницей академика И.П.Павлова.28
Уже намного позже, перед самой революцией, в Нарве Петров
встретил свою вторую жену, Зинаиду Ивановну Краснову (1899-1975),
совсем юную девушку. Поскольку развод с первой женой не был
оформлен, Григорий Спиридонович и Зинаида Ивановна жили вместе
невенчанными. Уже после революции и перед самой эмиграцией Пет-
рова, осенью 1919 года в Киеве родилась его дочь, Марина. Марине
Григорьевне Петровой, в замужестве — Конрид, проживавшей с 1950-х
годов до 2002 года в Мюнхене, автор этих строк обязана многими жи-
выми и яркими рассказами об отце, его биографии, более всего, конеч-

14
но, об эмигрантских годах его жизни.
Судя по некоторым сведениям, Петров связал свою судьбу с Доб-
ровольческой армией. В мае 1920 г. большевистская газета опубликова-
ла маленькую заметку «Григорий Петров на службе у белых».
В ней говорилось: «Накануне отступления белых на северном
Кавказе и на Кубани выступал с белогвардейскими лекциями известный
Григорий Петров».29 Одним из промежуточных мест его пребывания
стал Киев, где и родилась дочь. Когда стало ясно, что Киев падет под
ударами большевиков, Петров расстался с семьей и отправился в Крым,
следом за армией Деникина, как вспоминает дочь — после настоятель-
ных уговоров жены, которая опасалась репрессий со стороны больше-
виков. Зинаида Ивановна и маленькая Марина отправились из Киева в
Нарву к родственникам.
Эмигрировал Петров в конце 1920 г., когда белые войска покидали
Крым. В воспоминаниях болгарского друга и переводчика Петрова Ди-
ньо Божкова рассказывается, что он был извещен об отходе Белой ар-
мии из Крыма в последний момент и бежал "гол и бос", без каких бы то
ни было средств к существованию и даже без запасной одежды. На па-
роходе он доплыл до Константинополя, откуда попал в беженский ла-
герь в Галлиполи, а оттуда — в Триест.30 Там им заинтересовались юго-
славы, читавшие его работы, и наконец югославское правительство
пригласило Петрова в Белград. Так началась вторая, эмигрантская часть
жизни Григория Петрова.31
Сохранилось несколько открыток, которые Григорий Спиридоно-
вич посылал жене и дочери в Нарву, где они ожидали разрешения пере-
ехать к нему. Вот текст самой первой открытки: «Зинуля, около 1-го ян-
варя 1921 г. приехал в Белград нищим, без денег, без белья, в рваных
сапогах. 26 янв. 1921 читал по-русски 1-ю лекцию во 2 гимназии. До-
был 300 динар и с того пошел в люди. Директор II гимназии милейший
человек, великий педагог».32
С этой первой лекции началось новое восхождение Петрова. По-
терявший во время бегства все, что имел, — имущество, накопления,
дачу в Крыму, а главное — поистине всероссийскую славу, свою ауди-
торию, своих читателей, — он вновь совершил «путь наверх», почти
столь же молниеносно, как и в России. Но теперь перед ним был другой
читатель и слушатель. Петров решительно обратился к югославской и
болгарской аудитории, отринув всякую возможность сотрудничать с
эмигрантской средой.
Несомненно, одной из важнейших причин нежелания Петрова
принимать участие в эмигрантской культурной и политической жизни

15
было ощущение им себя в ней неким чужеродным телом. Он, кажется,
не видел рядом с собой единомышленников, людей, оценивавших тра-
гедию России с близких позиций. Особенно чуждыми себе он ощущал
монархистов, составлявших основной костяк югославского эмигрант-
ского сообщества.
Характерный отзыв об эмигрантах-монархистах находим в неза-
конченной статье Петрова «Корни болезни», посвященной причинам
русской революции. Здесь он, в частности, пишет: «Я не буду много го-
ворить о русских монархистах, которых здесь, в Сербии, главном гнезде
их, можно насчитать тысяч двадцать. Это в смысле понимания событий
— люди совершенно безнадежные. По отношению к идее монархии
«сербские» монархисты являются друзьями, о которых сказано: «из-
бавь, Боже, меня от друзей, а с врагами я сам управлюсь». ...Люди, вы-
дающие себя за русских монархистов, винят кого угодно, только не се-
бя, не свои былые хищничество и помпадурство. Винят интеллигенцию,
евреев, масонов, жидо-масонов, наконец, даже антихриста. Если бы я не
слышал лично самого любимого оратора русских помпадуров, я не по-
верил бы, что публично, в стенах белградской Академии наук можно
два часа говорить об антихристе, как виновнике русской революции.
Очевидно, русские не монархисты, а помпадуры русской монархии ду-
мают обмануть общественную мысль. Навести ее на ложный след и тем
скрыть главных виновников крушения России, свое хищное и самодур-
ное помпадурство33.
Причиной октябрьского переворота Петров считал прежде всего
крайнее озлобление народа, доведенного всеми предшествующими со-
бытиями до точки кипения. Петров писал: «Ленин и большевизм — не
причины русской трагедии, а проявление больной народной души. Не
самозванец породил Смутное время, а смуты русской государственно-
сти тех дней породили самозванца. Так и эта тупая голова и темная ду-
ша, Ленин. Народные массы пошли за ним, потому что в нем увидели
воплощение бушевавших в них темных, злых, мстительных сил. Ленин
и ленинство — это злокачественная сыпь на теле и на душе русского
народа».34
Отношение Петрова к случившемуся в России было окрашено
чувством безнадежности — он не верил в скорейшее «выздоровление»
Родины. Зато почти все, написанное и высказанное им на чужбине,
проникнуто новой надеждой — надеждой на расцвет приютившей его
страны, Югославии, и близкой ему духовно Болгарии. Идеалы Петрова
не изменились — изменился лишь объект их приложения. Он обращал-
ся со своей проповедью к новым «строителям жизни» — югославам и

16
болгарам.
Между тем, жить Григорию Петрову оставалось лишь немногим
больше четырех лет. И за это время он успел сделать необычайно мно-
го. Разъезжая по всей Югославии, Петров прочел в общей сложности
около 1500 лекций. Он читал их сначала на русском, а потом, выучив
язык — на сербском языке, адресуясь к самым различным аудиториям
(в частности, неоднократно — к мусульманским женщинам, с которыми
говорил о роли женщины в мире и обществе). Залы, где читались лек-
ции Петрова, по свидетельствам очевидцев, всегда были переполнены.
Марина Григорьевна Конрид вспоминает: «Отец почти не бывал дома,
разъезжал на лекции. Супруга Зинаида Ивановна и я ребенком в боль-
шинстве ездили с папой». Она вспоминает также необычайный успех,
который сопровождал лекции отца, — однажды после лекции его под-
няли на руки, и она, маленькая девочка, очень испугалась — что делают
с папой, куда его несут?
Как и в России, популярность Петрова объяснялась тем, что он
трогал самые наболевшие струны в душах слушателей и читателей. Он
говорил о том, как сделать действенной любовь к своей стране, как
стать «созидателем жизни», лекарем общественных язв, просветителем
народа. Он воспламенял души надеждой на реальность перемен, уве-
ренностью, что улучшение жизни страны — в руках каждого ее граж-
данина.
Семья Петровых воссоединилась в конце 1923 г. Живший до этого
в Белграде Григорий Спиридонович предпочел переехать с женой и до-
черью в расположенный неподалеку городок Панчево, чтобы ребенок
мог расти и развиваться на свежем воздухе. Марина Григорьевна, его
дочь, свидетельствует о неизменно теплой атмосфере, царившей в их
семье, о множестве друзей и почитателей, находивших в их доме ласко-
вый прием.
Петров продолжал публицистическую деятельность. Это были уже
в основном не газетные публикации, а книги, издававшиеся на сербском
и болгарском языках. Часть этих изданий представляли собой записан-
ные и отредактированные тексты лекций. Рукописи отправлялись в
Болгарию, где давний друг Петрова Диньо Божков переводил их на
болгарский язык и издавал. Он рассказывает в воспоминаниях, что все-
го издал около пятидесяти книг Петрова.35 Рукописи этих работ, издан-
ных на болгарском, но никогда не издававшихся на русском языке, до
сих пор хранятся в собрании внучки Божкова в Софии.
«В стране белых лилий» — одна из последних книг Петрова. Он
закончил ее в 1923 году, и почти сразу она была опубликована на серб-

17
ском языке. Пока готовилось к выходу болгарское издание, Григорий
Спиридонович серьезно заболел. Его состояние стремительно ухудша-
лось, и на семейном совете было решено отправить больного во Фран-
цию, в клинику Maison de Sante, где практиковал его давний друг, про-
фессор Иван Павлович Алексинский. Перед самым отъездом Григорий
Спиридонович пытался сначала писать, а потом — диктовать письмо
«Болгарской молодежи» — последнее, что вышло из-под его пера.
Письмо заканчивается так:
«Дорогая молодежь, о многом и много хотел бы с Вами говорить,
но я сейчас тяжело, почти смертельно болен, — на днях еду в Париж на
опасную операцию». И далее Петров обращается к Божкову: «Дорогой
друг, не могу даже диктовать далее... Посылаю Вам еще на русском
языке мою книжечку "Черный Моисей" с большими дополнениями, она
только что вышла здесь и имеет большой успех. ... Я не получил "Ли-
лии". Прошу, вышлите "Лилии" немедленно мне в Париж. Ваш сердцем
Г.Петров. 3/VI. Панчево».*
Даже если Диньо Божков и выслал экземпляр «В страната на бе-
лите лилии» во Францию — Петров увидеть его не успел. Он скончался
сразу после операции, выявившей у него неизлечимую раковую опу-
холь. Прах Г.С.Петрова был, по его завещанию, кремирован на кладби-
ще Пер Ла-шез в Париже и отправлен вдове в Панчево. Зинаида Ива-
новна, переехавшая через некоторое время в Новый Сад, похоронила
прах мужа там же на Успенском кладбище.
Уже после войны, в 1950-х годах вся семья — Зинаида Ивановна,
Марина и ее муж Павел Конрид — оказались в Мюнхене, куда они бе-
жали из Югославии от коммунистического режима. Семья тяжело вста-
вала на ноги. Марине и Павлу пришлось открыть филателистический
магазин в центре Мюнхена, который они содержали на протяжении не-
сколько десятилетий. В 1975 году скончалась Зинаида Ивановна. В 1981
году Марине сообщили, что администрация Успенского кладбища в
Новом Саде хочет осуществить его перепланировку, и участок, где на-
ходилась могила Петрова, будет снесен. Марина Григорьевна перевезла
останки отца в Германию. Сейчас прах Григория Петрова покоится в
Мюнхене на кладбище Остфридхоф.

*
Оригинал письма хранится среди рукописей Г.Петрова в Софии у
Э.Божковой.

18
 ГРИГОРИЙ ПЕТРОВ И ФИНЛЯНДИЯ
Книга «В стране белых лилий» посвящена Финляндии. В ней рас-
сказывается о том, как этой маленькой стране, расположенной среди
болот и скал, бедной полезными ископаемыми, удалось подняться из
нищеты, создать идеально экономически, политически и культурно уст-
роенное общество. Это произошло, по мысли Петрова, благодаря безза-
ветному энтузиазму жителей страны, «созидателей жизни», неустанных
работников и просветителей. Собственно говоря, вся книга исполнена
восхищения этими людьми, финскими гражданами и патриотами.
У читателя может возникнуть законный вопрос — почему именно
Финляндия? Разве не было в мировой истории других стран, проделав-
ших такой же внушительный путь, добившихся процветания, благопо-
лучия? Сам Петров в своей дореволюционной публицистике неодно-
кратно апеллировал к опыту других государств — Голландии, Чехии,
Германии, приводя эти страны в качестве примера для России. И все же
в своей наиболее проникновенной, выстраданной книге он обращается
именно к финляндскому опыту. И это вполне объяснимо. С одной сто-
роны, Григорий Спиридонович знал Финляндию лучше других стран,
ибо подолгу жил в ней и изъездил ее вдоль и поперек. Но другая, может
быть, самая важная причина — искренние восхищение, тепло и симпа-
тия, с которыми Петров неизменно относился к Финляндии. На чем ос-
новывалось это особое отношение к Суоми, нам необходимо объяснить
читателю.
Не только Григорий Петров, но и вообще вся либеральная русская
интеллигенция начала XX века испытывала к маленькой финляндской
автономии неизменную симпатию. Финляндия с 1809 года была частью
Российской империи, но частью автономной, сохранившей старую
шведскую конституцию и самоуправление. К концу XIX века Великое
княжество Финляндское стало по сути дела государством в государстве,
скроенным по западноевропейскому образцу, обладавшим собственной
валютой, гражданством, таможней, системой управления. Для россий-
ских либералов это была Европа в миниатюре, то просвещенное, зако-
нопослушное, удобно устроенное общество, к созданию которого в Рос-
сии, по их мнению, нужно было стремиться. Как точно сформулировал
исследователь, «автономная Финляндия с ее всеобщим избирательным
правом, сравнительно большими экономическими успехами, достигну-
тыми в трудных природных и исторических условиях, была живым от-
рицанием Российской империи ...»36
Обсуждение «финляндского вопроса» достигло в российском об-

19
ществе особой остроты, когда в конце ХIХ — начале XX века властные
круги в несколько приемов попытались разделаться с финской автоно-
мией. Эти мрачные для финнов годы получили в финской историогра-
фии название «периоды угнетения».37 В это время империя вела насту-
пление на финляндские права по нескольким направлениям: законода-
тельство Финляндии было подчинено общегосударственному, понижа-
лась роль финского парламента, были предприняты шаги по уничтоже-
нию финской армии. В самой Финляндии эти действия властей вызвали
бурный протест, наивысшим выражением которого стало убийство ге-
нерал-губернатора Финляндии Н.И. Бобрикова, активно проводившего
русификаторскую политику в крае.38
В российском обществе произошло резкое размежевание по фин-
ляндскому вопросу. Крайне правые, националисты и октябристы спло-
тились в «антифинляндский» лагерь. Важнейшим его представителем
стал премьер-министр и министр внутренних дел в 1906-1911 годах
Петр Аркадьевич Столыпин. Правая пресса ежедневно публиковала ед-
кие антифинские материалы, националисты развили бурную деятель-
ность в Государственной думе. Им противостоял «профинский» лагерь,
включавший в себя левые партии, кадетов и наиболее реально мысля-
щее чиновничество. Главную роль в «защите» финской автономии иг-
рали российские либералы. Предреволюционная либеральная россий-
ская пресса изобиловала доброжелательно-восторженными публика-
циями о Финляндии.
Григорий Спиридонович Петров не был в этом смысле исключе-
нием В защиту Финляндии им было написано несколько статей и не-
большая книжка «Страна болот».39 Выразительны уже названия статей
— «Пигмалионы Севера», «Культурный уголок», «Край культурного
труда». Статьи Петрова любовно описывают Финляндию, с восхищени-
ем повествуют о ее просвещенности, благоустроенности, организован-
ности, чистоте, честности ее жителей. Он, например, пишет: «И, вот, эта
горсть наших сограждан, составляющая одну пятидесятую часть всего
населения России, в самом неблагодарном уголке нашей родины, уст-
роилась так, что, глядя на нее, зависть берет.
В стране все маленькое: и города маленькие, и достатки края ма-
ленькие, но благоустройство большое. О наших русских неустроенно-
сти, разрухе, неприбранности, нечесанности, распущенности здесь нет и
помину. Начиная уже с Выборга, в трех с половиною часах езды от Пе-
тербурга, вы чувствуете себя в каком-то особом крае».40
Особенное восхищение автора — как и большинства российских
либералов — вызывало конституционное устройство Финляндии. В

20
«Стране болот» Петров пишет: «В самой, так сказать, передней России,
у дверей самого Петербурга, в двух часах езды от берегов Невы начина-
ется живой конституционный соблазн для русского обывателя. Стоит
бодро крепыш-Финляндия и под ней, как в объявлениях, объяснение:
— Я ем Геркулес.
— Имею самоуправление. У меня сам народ чрез своих выборных
является хозяином своего маленького края.
И рядом с таким цветущим, завидным внутренним благоустройст-
вом Финляндии, как захудалый, заброшенный больной, тянется Россия,
обнищалая, чумазая, растрепанная, ободранная, неученая, поротая, за-
битая умственно, с пригнетенною волею. На бодрое заявление Финлян-
дии:
— Я ем конституционный Геркулес.
Старая, бесправная, доконституционная Россия грустно может
сказать только:
— А меня кормили березовую кашею».41
Петров приводит несколько аргументов в защиту финляндской ав-
тономии. Они в общем просты — страна слишком мала, чтобы хотеть
отделиться от России; ничто не указывает на желание Финляндии отде-
литься; антифинская кампания только озлобит финляндцев и возбудит в
них ненависть к метрополии. Но главные опасения Петрова — как и
большинства либеральных интеллигентов — были связаны с тем, что
этот конституционный оазис может быть разрушен, и плоды «культур-
ного труда» финляндцев будут сведены на нет. А этого допустить ни в
коем случае нельзя, ибо Финляндия — живой пример для России, обра-
зец для подражания. Петров пишет: «... следует помнить, что насадить и
возрастить культуру в таком крае, как Суоми, как страна камней среди
болот, страшно трудно, но опрокинуть все очень легко, а наша, хотя и
великая, Россия как на окраинах, так и в центре до слез бедна культур-
ными уголками. Поэтому как при постановке, так и при решении фин-
ляндского вопроса мудрее всего быть осторожным, неторопливым, семь
раз примерить и тогда еще не отрезать.
Финляндия в сравнении с Россией — слишком малая величина,
чтобы в каком бы ни было случае она могла быть опасною России...»42

***

Сохранилось совсем немного подлинных свидетельств о пребыва-

нии Петрова в Финляндии. Кроме нескольких разрозненных архивных
материалов43 и, конечно, статей самого Петрова, в нашем распоряжении

21
есть только воспоминания его болгарского друга Диньо Божкова. Из
них мы узнаем, что, лишенный возможности жить в столице, Григорий
Спиридонович выбрал в качестве места своего жительства Выборг как
наиболее близкий к Петербургу культурный центр. Сюда и приезжал
навестить его из Петербурга сам Божков.
Гость был потрясен тем, как глубоко и многосторонне Петров зна-
ет Финляндию. Он часами рассказывал Божкову об истории страны и ее
сегодняшнем дне, о финском народе и его национальном характере, о
литературе и живописи Финляндии. Показывал музеи, театры, картин-
ные галереи. В Атенеуме, художественном музее Хельсинки, Петров
давал пространные комментарии к каждой картине, повествуя как об
истории произведения, так и о судьбе художника. Божков не уставал
удивляться феноменальной памяти Петрова — все, что тот рассказывал
о Финляндии, перечисляя и излагая бесконечно многие имена и факты,
он помнил наизусть!44
Сам Петров сообщает в книге, что он изъездил Финляндию вдоль
и поперек, и об этом, бесспорно, свидетельствует ее содержание. Чита-
тель встретится на ее страницах со множеством имен деятелей финской
истории и культуры, с изложением исторических событий и реалий, с
рассказом о городах, памятниках архитектуры, школах, музеях, карти-
нах... Большая часть этих сообщений, взятых, как правило, Петровым из
его предыдущих публикаций, абсолютно соответствует действительно-
сти, — читатель увидит подтверждение этому в наших комментариях к
тексту. Однако есть в книге события и факты, которым нет аналогий в
реальной финской предреволюционной истории. Петров, по всей види-
мости, покинул Финляндию около 1914 года, после начала Первой ми-
ровой войны и за прошедшее после этого бурное, трагическое десятиле-
тие многое изгладилось из его памяти.
Так, например, мало соответствует действительности нарисован-
ный Петровым образ Снельмана. Конечно, его роль в финской истории,
в становлении финской национальной государственности понята и обо-
значена автором книги абсолютно верно, но реальная деятельность
Снельмана, черты его личности были в действительности совсем дру-
гими. То же происходит и с другими действующими лицами книги. Ку-
пец Ярвинен, раскаявшийся преступник Карокеп, священник Макдо-
нальд — фигуры, явно придуманные Петровым, а точнее — собира-
тельные образы, воплотившие в себе черты нескольких исторических
персонажей. Хотя автор книги и стремится придать своему повествова-
нию характер документального, по сути дела жанр его книги совсем
другой. В «Стране белых лилий» реальная Финляндия, которую Петров

22
хорошо знал и в которой он подолгу жил, изменена подчас до неузна-
ваемости.
В повествовании смешиваются истинные события и фантазии ав-
тора, черты реальной финской истории расплываются, лица персонажей
превращаются в театральные маски. Перед нами, по сути дела, руко-
творный миф, в котором, как и в каждом мифе, реальность сплетается с
вымыслом, приобретая порой неузнаваемые черты. Миф, сотворенный
Петровым, имеет реальную основу, но она, как в волшебном зеркале,
неузнаваемо преобразилась.
И дело здесь, как нам кажется, не совсем в аберрации памяти. Ко-
нечно, за десять лет Петров мог многое забыть из финских реалий, но с
трудом верится, чтобы на основе полузабытых фактов он мог создать
столь цельную, продуманную, убедительную картину. Дело в другом —
изображенная им Финляндия являет собою некое идеальное государст-
во, «страну обетованную», прекрасную утопию, к которой во что бы то
ни стало следует стремиться. Все сюжеты, из которых составлена книга,
должны дать представление о том, как чистые, светлые, исполненные
любви к родине и ее народу люди самоотверженно борются за ее про-
цветание. Ради того, чтобы нарисовать столь безупречную картину, ав-
тор решительно видоизменяет действительность, а точнее — формирует
ее в соответствии со своими собственными задачами.
И все же основа мифа о «стране белых лилий» — правдива. Ибо
общий абрис исторического развития Финляндии нарисован Григорием
Петровым верно. Картина финского национального возрождения, опи-
сание беззаветной борьбы тысяч финнов за процветание своего отечест-
ва имеют в своей основе действительные события. И, конечно, чистая
правда то, что финские «созидатели жизни», ее граждане, своим каждо-
дневным упорным трудом создали то цветущее, свободное, благопо-
лучное государство, которое с восхищением описывает в своей книге
Григорий Петров. О том, как этот процесс выглядел в реальности, рас-
скажет читателю следующая глава.

ФИНЛЯНДИЯ
Целых шесть веков Финляндия существовала в составе Швеции.45
При шведской власти финляндская провинция не имела автономии.
Здесь действовали шведские законы, шведская администрация, швед-
ские органы управления. Единственным официальным языком был
шведский, финский язык считался языком простонародья. Не существо-
вало ни финских газет, ни светской литературы на финском языке;

23
строго говоря, не сформировался окончательно и финский литератур-
ный язык. Шведская культура была в стране доминирующей.
После присоединения к Российской империи в 1809 году Финлян-
дия стала Великим княжеством, управлявшимся по особым законам. У
нее были свои законодательный (Сейм46) и исполнительный (Сенат) ор-
ганы, решавшие вопросы экономического и общественного развития.
Представителем русского императора был генерал-губернатор, имев-
ший своей резиденцией новую столицу Гельсингфорс.47 Финские вой-
ска на несколько десятилетий были распущены. Сохранялась созданная
при шведах судебная система, и даже шведские деньги имели хождение
до 1840 года — наряду с русским рублем.
Для Финляндии и ее обитателей — финнов и шведов — настало
новое, психологически сложное время. Привыкшие на протяжении сто-
летий ощущать себя частью шведского королевства, они внезапно ока-
зались в совершенно новой ситуации, встали перед необходимостью за-
ново осмыслить свою идентичность. Особенно сложная задача встала
перед финнами: хотя они никогда и не считали себя шведами, все же
национальное самосознание их еще не было сформировано. Очень точ-
ную характеристику сложившейся ситуации дал ведущий деятель так
называемого «первого национального пробуждения» Адольф Ивар Ар-
видссон.48 Он писал: «мы не шведы, русскими стать не хотим, так будем
же финнами». Однако для того, чтобы «стать финнами», единой нацио-
нальной общностью, следовало проделать огромную работу.
Активисты «первого национального пробуждения» с самого нача-
ла понимали, что свойством, цементирующим нацию, должен стать
язык. Арвидссон писал: «Прежде всего нам нужно чтить и беречь наш
родной язык; только пока он сохраняется, мы будем чувствовать себя
народом. Если исчезнет язык отцов, исчезнет и пропадет народ».49 Но
язык следовало не только сохранять, но и развивать, более того — под-
нимать его статус, делать его официальным языком Великого княжест-
ва. Эта задача встала перед деятелями «второго национального пробуж-
дения», которых, собственно, и следует считать создателями финской
национальной общности и государственности.
Символично, что в том же самом 1822 году, когда несколько ве-
дущих деятелей «первого национального пробуждения» были изгнаны
из университета Турку, в этот же самый университет поступили не-
сколько студентов, которым было суждено продолжить и довести до
конца начатое ими дело. Это были Элиас Лёнрот, Юхан Людвиг Руне-
берг и Юхан Вильхельм Снельман. Конечно, группа «творцов» финской
нации была намного шире, она постоянно росла, и в нее вливались все

24
новые и новые люди, но именно эти три человека — Лёнрот, Рунеберг и
Снельман — и поныне почитаются в Финляндии как ведущие деятели
национального возрождения. Поэтому прежде, чем мы сосредоточимся
на жизни и деятельности Юхана Снельмана, необходимо представить
читателю двух его единомышленников и сподвижников.
Элиас Лёнрот родился в 1802 году и был ненамного старше
Снельмана и Рунеберга. Финн по рождению, он со студенческих времен
был очарован народной поэзией своей страны и посвятил жизнь ее со-
биранию и изданию. Как всякий национально мыслящий человек он по-
нимал, что формирование нации не может происходить без осознания
ею своих исторических и культурных корней. Незаменимой основой
для этого должен был стать национальный эпос. Именно Лёнроту выпа-
ла честь собрать, обработать и опубликовать знаменитые руны «Кале-
валы».50
Медик по образованию, Лёнрот работал окружным врачом городе
Каяни, расположенном в Восточной Финляндии, и совершал оттуда
ежегодные поездки для сбора народного эпоса. Первый сборник народ-
ной поэзии, «Кантеле», он издал в 1831 году на свои деньги, затем по-
следовала «Калевала», впервые вышедшая в 1835 и переизданная в 1849
году. Без преувеличения можно сказать, что «Калевале», сборнику об-
работанных Лёнротом рун, посвященных древней истории финского
народа, было суждено стать главным звеном, объединяющим нацию. С
самого начала появление народного эпоса было воспринято финнами
как событие огромного национального масштаба. Финский народ обрел
свою общую историю, единые культурные корни, его язык стал языком
культуры, искусства. Эту мысль выразил в 1836 году председатель фин-
ского литературного общества Й.Г. Линсен, сказавший в одной из своих
речей: «Наша отечественная литература не только стала безгранично
богаче, но получила чуть ли не европейское значение. Так, без преуве-
личения можно сказать, что она вышла теперь из своей колыбели. Об-
ладая этими рунами, Финляндия может... сказать себе: «И у меня есть
история!»51
«Калевала» была важнейшим, но не единственным творением
Лёнрота. На протяжении своей жизни (Лёнрот скончался в 1884 году)
он издал еще сборник финской лирической поэзии «Кантелетар», опуб-
ликовал множество финских пословиц, составил большой финско-
шведский словарь. Труды Лёнрота позволили финскому языку, литера-
туре и культуре в целом сделать огромный рывок вперед. Сами финны
осознали, что их язык и культура имеют полноценные права гражданст-
ва и в их стране, и в мире.

25
 Поэт Юхан Людвиг Рунеберг (1804-1877), в отличие от Лёнрота и
Снельмана, финном не был и финского языка не знал, но это не поме-
шало ему стать одним из активных деятелей финского национального
возрождения. В этом смысле Рунеберг совсем не был исключением —
многие представители шведской элиты Финляндии были профински
мыслящими людьми и понимали, что только становление финского на-
рода как нации может стать основой национальной государственности в
этой стране. Большая часть финских «строителей жизни» времен
Снельмана были шведами, считавшими Финляндию своим отечеством.
В своих произведениях Рунеберг создавал романтическую картину
Финляндии, воспевал ее простой народ. Именно в его стихах впервые
получил «права гражданства» финский крестьянин, основа и опора
страны. Рунеберг сделал его полноправным героем литературы. Наибо-
лее известное стихотворение поэта — «Пааво из Саариярви» — посвя-
щено крестьянину-землепроходцу, образ которого вобрал в себя луч-
шие черты финского народа — трудолюбие, честность и благочестие.
Однако, пожалуй, наибольшим успехом пользовались вышедшие в 1848
году «Рассказы прапорщика Столя», посвященные войне Швеции с Рос-
сией 1808-1809 годов. Война, в целом позорная для Швеции, итогом ко-
торой стало отторжение от нее Финляндии, показана в «Рассказах» ро-
мантизировано; особенно идеализирует Рунеберг ее финских участни-
ков, солдат и простых крестьян. Идеально-романтические образы по-
эзии Рунеберга, далекие от действительности, но яркие и выразитель-
ные, сыграли огромную роль в развитии и укреплении финского нацио-
нального самосознания, национальной гордости. Национальная иден-
тичность финнов оказалась густо замешана на народном эпосе «Калева-
ла» и патриотических образах поэзии Рунеберга.
Лёнрот, Рунеберг и многие другие интеллигенты создавали в об-
ществе особую атмосферу, углубляли веру в необходимость формиро-
вания нации, усиления национального духа, развития экономики и
культуры страны. Юхан Вильхельм Снельман воплотил эти идеи и чая-
ния на государственном, политическом уровне, дал национальному ро-
мантизму обрести твердую почву под ногами. Его многолетняя, после-
довательная и страстная деятельность на ниве финской государственно-
сти была высоко оценена современниками, и поныне Снельман является
одним из самых почитаемых исторических деятелей Финляндии.

ЮХАН ВИЛЬХЕЛЬМ СНЕЛЬМАН

Юхан Вильхельм Снельман родился в 1806 году в коренной фин-

26
ской семье. Как это зачастую происходило в Финляндии при шведах,
изначальная финская фамилия рода была шведизирована, и семья Вир-
ккуненов превратилась в семью Снельманов. Отец будущего «созидате-
ля жизни» был капитаном, и очень символично, что родился Снельман
на финском корабле «Patience» во время его стоянки в Стокгольме. В
этом символе смешалось все — и будущее бурное, штормовое плавание
Снельмана по жизненному морю, и его «лоцманская» роль в финской
истории, и укорененность в шведскую культуру. Повседневным языком
семьи был шведский, и всю последующую жизнь Снельман считал его
родным и владел им существенно лучше, чем финским.
Первые семь лет жизни маленький Юхан провел в Стокгольме, и
теплые чувства к шведской столице навсегда сохранилось в его душе.
Когда позже его бранили за антишведские настроения, он отвечал: «Как
могу я питать недобрые чувства к Швеции, когда я плакал, увидев
Стокгольм впервые после того, как покинул его ребенком».52 После
присоединения Финляндии к России многие финские семьи, связанные
со Швецией, решали для себя, какая из этих стран станет для них роди-
ной. Снельманы выбрали Финляндию, и в 1813 году переехали в ма-
ленький городок Гамла-Карлебю53 на северо-западном побережье стра-
ны.
После окончания школы, в 1822 году Снельман поступил в уни-
верситет города Або,54 тогда единственный в Финляндии. Как уже го-
ворилось, одновременно с ним туда поступили Рунеберг и Лёнрот. Все
трое были незнатного происхождения, семьи были небогаты, и учеба не
была для них легким делом. Снельман, стремившийся поначалу к бого-
словской карьере и получавший богословскую стипендию, тем не менее
был вынужден все время давать частные уроки. Постепенно нарастало
разочарование в богословии, и Снельман избрал новую профессию —
он решил стать философом.
В 1827 году город Або пережил сильный пожар, университет сго-
рел и после этого был переведен в Хельсинки. Сюда же переехал, в чис-
ле других студентов, и Снельман, и здесь, в Хельсинки в 1832 году он
стал магистром философии. Однако ни он, ни его друзья и единомыш-
ленники не хотели ограничиваться спокойной академической деятель-
ностью — все они стремились проводить в жизнь свои идеи о нацио-
нальном становлении Финляндии, активно влиять на события в стране.
Как воплощение этих стремлений приблизительно в 1830 году возник
так называемый «Субботний кружок», членами которого стали наибо-
лее одаренные молодые ученые. Здесь сходились и дискутировали фи-
лософ Снельман, языковед Кастрен, ботаник Тенгстрем, врач Шеман и

27
многие, многие другие молодые люди, в будущем составившие славу
финской науки. Здесь велись дискуссии о политике, культуре, литера-
туре. Здесь рождались и практические идеи, отчасти воплотившиеся в
жизнь.
Например, именно в «Субботнем кружке» возникла идея создать
учебное заведение нового типа; так появился Гельсингфорсский лицей,
в котором были впервые апробированы новые методы преподавания,
ставшие затем образцом при проведении школьной реформы. Важной
инициативой «Кружка» была организация в 1831 году «Финского лите-
ратурного общества», которое стало центром работы по формированию
новой финской литературы.55
Снельман не прекращал своих академических занятий. Увлекшись
философской ситемой Гегеля, он пишет и защищает диссертацию, раз-
вивающую его философское учение, и становится доцентом универси-
тета. Вдохновленный новыми возможностями, он читает множество
курсов лекций по философии, которые, однако, отличались такой слож-
ностью, что мало кто из студентов мог вполне уразуметь их содержа-
ние. К этому периоду относятся и первые публицистические опыты
Снельмана — вместе с Рунебергом и Фредриком Сигнеусом56 он от-
стаивает в журнальных статьях право литературы Финляндии на само-
стоятельное развитие.
Характер Снельман имел бойцовский, и если считал себя правым,
на компромиссы никогда не шел. Это с самого начала внесло диссонанс
в его отношения с университетским начальством. Нравы в университе-
те, да и в целом в финском обществе были в этот период весьма застой-
ные (напомним читателю, что то была эпоха Николая I, установившего
в стране полицейский режим), никаких либеральных идей не дозволя-
лось, во всех областях интеллектуальной деятельности свирепствовала
цензура. Снельман, находившийся в оппозиции и подчас просто прово-
цировавший неудовольствие начальства, был лишен на полгода долж-
ности доцента и даже должен был выплатить за непослушание денеж-
ный штраф. В конце 1839 года он уезжает из Финляндии — до 1842 го-
да местом его обитания становится Стокгольм, откуда он совершает по-
ездки в Данию, Германию и Швейцарию.
В Швеции Снельман активно вливается в тамошнюю оживленную
политическую, общественную и литературную жизнь. Здесь же он ос-
мысливает ситуацию, сложившуюся на родине, и формирует, по сути
дела, программу своей будущей деятельности. Эта программа, изло-
женная лаконично и четко, содержится в одном из его писем к друзьям
из Швеции. Он, в частности, пишет:

28
 «Образованная часть его (отечества; под «образованной частью»
Снельман имеет в виду шведскую элиту — М. В.) не имеет ни малейше-
го интереса к духовному и физическому преуспеянию необразованной
части народа (финнов). Оглянись кругом и найди, кого из правящих лиц
трогает материальная нищета населения... или кто из университетских
деятелей станет сушить свои мозги, работая над просвещением финско-
го крестьянства. Я не говорю уже о легионе тех, у кого не оказывается
совести, когда приходится выбирать между интересами родины и жало-
ванием, орденами etc.
...Народная масса никогда не выйдет из своего подневольного по-
ложения, пока язык суда и преподавания останется шведским. Вот, ме-
жду прочим, почему не может быть патриотов в образованном классе:
они должны выйти из среды народа и не могут исходить из равнодуш-
ной к его судьбе чужой расы. ...Аксиома, которую нужно отсюда вывес-
ти, гласит: Финляндия ничего не может взять насильно; сила образова-
ния — ее единственное спасение».57
Снельман активно публикуется в шведских изданиях, приобретает
известность в философских кругах, заканчивает и издает в Стокгольме
трактат «Учение о государстве», который он считал лучшей своей рабо-
той. Однако, несмотря на комфортность существования и реальную
возможность продолжения академической карьеры — перспективу за-
нять кафедру в Лундском университете, — Снельман возвращается до-
мой. В 1842 году он прибывает в Гельсингфорс и начинает предприни-
мать новые попытки утвердиться на родине. Однако и на этот раз ни
популярность его среди молодежи, ни громкая известность как ученого
и публициста не может повлиять на решение университетского началь-
ства. Его по-прежнему считают опасным либералом и не дают ни пуб-
ликоваться в газетах, ни занять принадлежащее ему по праву место в
университете. Снельман вынужден принять место ректора средней
школы в захолустном провинциальном городе Куопио, куда он отбыва-
ет в 1843 году.
Примечательно, что именно в этом крошечном городишке, насчи-
тывавшем во времена Снельмана две-три тысячи жителей, отрезанном
от остальной страны отсутствием дорог, куда почта приходила раз в не-
делю, наш герой развернул столь бурную деятельность, что его имя
прозвучало на всю Финляндию. Мало того, что по его инициативе в
Куопио открылось несколько новых школ, в том числе первая финская
народная школа с преподаванием на финском языке, здесь, в этом го-
родке Снельман начал издавать две общефинские газеты. Одна из них,
«Друг земледельца», выходила на финском языке, — в то время это бы-

29
ла единственная финская газета в стране. Издавалась она «для простого
народа», с целью его просвещения, и печатались в ней статьи по осно-
вам знаний, земледелию и т.п. «Друг земледельца» стала образцом для
начавших выходить следом за ней газет на финском.58
Однако гораздо большее влияние на умы приобрела издаваемая
Снельманом шведоязычная газета «Сайма». Ее аудиторией был образо-
ванный класс, публика, читающая по-шведски. Это был первый орган в
стране, посвященный открытому обсуждению общественных вопросов.
Не было, пожалуй, проблем финской жизни, которой не касалась бы
«Сайма», — на ее страницах шла речь о промышленности, торговле,
земледелии, лесном хозяйстве, просвещении, культуре... Более всего
волновали Снельмана — а, соответственно, и издаваемую им газету —
вопросы развития финской национальной промышленности, организа-
ции национально-финского образования и статуса финского языка.
Именно этим проблемам было посвящено большинство публикаций
«Саймы».
Газета Снельмана стала рупором его идей. Именно через «Сайму»
финское общество впервые познакомилось со Снельмановской про-
граммой строительства национального государства. Несмотря на не-
большое по нынешним временам количество подписчиков (чуть более
800 человек), идеи Снельмана доходили до каждого образованного че-
ловека, вызывали бурные дискуссии, а главное — внедрялись в умы,
порождали желание действовать. Публицистическая деятельность
Снельмана в этом смысле была бесценна — она вдохновляла новых и
новых «созидателей жизни», ковала следующее поколение национально
мыслящих людей.
Конечно, и на публицистическом поприще Снельман наживал вра-
гов и недоброжелателей. Даже среди его друзей, людей одного круга, у
него находились идейные противники, утверждавшие, что финнам ни-
когда не подняться до положения культурной единой нации, не сохра-
нить свой язык и не создать свою литературу. Но идейные противники
были гораздо меньшим злом, чем власти предержащие, по-прежнему
относившиеся к Снельману подозрительно и недоброжелательно. Эпоха
застоя продолжалась, и, после нескольких цензурных предупреждений,
в декабре 1846 года «Сайма» была запрещена.
Последующие десять лет были, наверное, самыми мрачными в
жизни Снельмана. Переезд в Гельсингфорс не дал ему ожидаемых жиз-
ненных и карьерных перемен, он опять не был утвержден на кафедру
философии университета, не получил и других должностей, которые
соискал. Между тем, у него уже была семья, которую нужно было обес-

30
печивать. Известному всей стране публицисту и философу пришлось
устроиться в купеческую торговую контору на должность помощника
заведующего. В течение двух лет Снельман вел торговую переписку,
занимался, по сути дела, работой конторщика. Вплоть до второй поло-
вины 1850-х годов, когда как в России, так и в Финляндии произошли
кардинальные перемены, Снельман вел тихую и замкнутую жизнь, не
занимаясь общественной деятельностью.
2 марта 1855 года умер Николай I. Молодой царь Александр II,
приверженец либеральных идей и сторонник реформ, вступил на пре-
стол. Его воцарение ознаменовало начало нового, светлого периода в
истории как России, так и Финляндии. «Царь — освободитель», изба-
вивший Россию от позора крепостного права, освеживший и реформи-
ровавший ее жизнь, оказал множество благодеяний и Финляндской ав-
тономии. Именно во время его правления начал вновь собираться и ре-
шать проблемы страны финляндский сейм, финский язык получил ста-
тус государственного, национальная экономика и культура получили
толчок к своему развитию. Благодарность финнов не имела пределов.
После мученической кончины Александра II 1 марта 1881 года, в самом
центре Гельсингфорса, на Сенатской площади ему был воздвигнут па-
мятник на собранные всенародно деньги.
Еще в бытность свою цесаревичем, наследником престола, Алек-
сандр неоднократно посещал Финляндию и хорошо был знаком с ее
проблемами. Знал он и жизнь Гельсингфорсского университета, читал
некоторые труды Снельмана. Одним из первых его деяний была либе-
рализация университетской жизни (аналогичные процессы происходи-
ли, конечно, и в России). В январе 1856 года Снельман был назначен на
Должность профессора философии. В честь этого события студенты
устроили грандиозный праздник, пригласив поэта Рунеберга в качестве
почетного гостя.
Положение Снельмана в Финляндии резко меняется. Из опальной,
неугодной властям, потенциально опасной фигуры он превращается в
почитаемого студентами преподавателя, ведущего публициста, идеоло-
га и вдохновителя нововведений в финской жизни. К каждой его публи-
кации в «Литературном листке» внимательно прислушивались, многое
из того, о чем он писал, постепенно воплощалось в жизнь. Снельман
был активным сторонником строительства в Финляндии железных до-
рог — и в итоге железнодорожное строительство развернулось по всей
стране. Он посвятил ряд статей воспитанию юношества, развитию на-
родных школ — и они постепенно подверглись реформированию. Во
многих публикациях Снельман поддерживал появлявшиеся произведе-

31
ния литературы и первые исторические исследования на финском язы-
ке.
В 1863 году по личному желанию Александра II Снельман был на-
значен сенатором. Это событие почти совпало по времени с открытием
заседаний финляндского сейма, который не собирался с 1809 года, —
так самоуправление Великого княжества возродилось в полном объеме.
Снельман занял должность начальника финансовой экспедиции Сената
и в этой роли успел сделать для своей страны многое.
Им была разработана важнейшая из реформ — реформа языка, в
соответствии с которой, после двадцатилетнего переходного периода,
финский язык получал, наряду со шведским, статус официального. 1 ав-
густа 1863 года постановление о реформе языка было подписано Алек-
сандром II и встречено ликованием финнов. Помимо этого, к 1865 году
Снельманом была разработана и проведена денежная реформа, в ре-
зультате которой Финляндия получила собственную денежную едини-
цу. Активное участие принял Снельман в разработке сети финских же-
лезных дорог, в проведении либерального закона о печати. По его ини-
циативе Сенат начал вручать литературные премии за лучшие произве-
дения на финском языке.
Конечно, было бы неверно представлять Снельмана неким одино-
ким бойцом за процветание Финляндии — прежде всего, это неспра-
ведливо по отношению к его единомышленникам и сподвижникам. Бо-
лее того, настоящий экономический и духовный подъем в стране начал-
ся уже после выхода Снельмана в отставку из Сената в 1868 году.
Именно тогда, в 1870-х годах земледелие, промышленность и, главное,
лесозаготовительное дело развились необычайно быстро и составили
основу процветания страны. Во многом способствовало этому новое за-
конодательство о свободе предпринимательства и свободе передвиже-
ния, принятое в 1879 году, в результате которого финские граждане
стали беспрепятственно заниматься различными промыслами. В том же
году были приняты новые законы, заложившие основы социального
обеспечения и здравоохранения страны. Развитие Финляндии ускоря-
лось, и, конечно, роль Снельмана в подготовке этого развития невоз-
можно переоценить.
После увольнения из Сената Снельман не отошел от обществен-
ной деятельности — просто формы его занятий изменились. С 1869 го-
да он занял место председателя правления Общества поземельного кре-
дита и вывел его из тяжелого положения. С 1870 года он четыре года
был председателем Финского литературного общества и, кроме того,
как депутат сейма и публицист постоянно принимал участие в обсуж-

32
дении многих экономических и политических вопросов.
Финское студенчество установило традицию ежегодно чествовать
Снельмана в день его именин, 6 апреля, пением и речами, на которые он
всегда отвечал. Эти речи — и обращенные к Снельману, и его самого —
публиковались и с глубоким вниманием и почтением воспринимались
читающей публикой. В своих — по сути дела, последних, — выступле-
ниях он обращался к молодежи с призывами серьезно готовиться к дея-
тельности на пользу родины, советовал, какими путями двигаться
дальше или рассказывал о своей молодости, исполненной борьбы. Эти
речи, обращенные к молодежи, можно считать прощальным напутстви-
ем будущим «созидателям жизни», которых так мечтал и так старался
вырастить Снельман усилиями всей своей жизни.
Юхан Вильхельм Снельман скончался 1 июля 1881 года. Его отпе-
вание и похороны привлекли многие сотни скорбящих. Надгробную
речь произнес писатель Закариас Топелиус, один из немногих остав-
шихся в живых сверстников и единомышленников Снельмана. Вот
фрагменты из этой речи:
«То был народный воин, павший у своего знамени. Жизнь его с
юных лет была борьбою, — за успех знания, за прогресс, за свободу, за
родину, за право и справедливость! ...Не подлежит... сомнению, что
провидение послало нам этого человека с ясною мыслию и твердою во-
лею в такой именно исторический момент, когда подобные люди были
особенно нужны. В момент борьбы и ломки, неизбежной в жизни наро-
да, выросшего из прежних форм своего существования, был нам послан
этот сильный дух. Юность его совпала с началом пробуждения народ-
ных сил, зрелость с дальнейшим развитием этого движения, а старость с
порывистым вторжением идей нового времени. Только сильный дух
мог приспособиться к запросам быстро текущего времени и стать во
главе идейного движения.
...Нам нужен был этот человек, этот бесстрашный боец, всегда
стремившийся вперед, всегда во всеоружии знания и таланта боров-
шийся не только с неправдой, ложью и низостью в жизни, но также и с
равнодушием, столь губительно действующим на волю человека. Нам
нужна была его сильная воля, его громадная энергия, не знавшая пре-
пятствий, не боявшаяся поражений, чтобы провести в наше сознание
основную идею нашего национального существования — идею само-
бытной, верной себе и своим традициям родины.
...Прощай же, честный боец за право и правду, за родину и славу
народную, за прошлое и грядущее! ...Благословляю твою память от
имени объединенного финского народа, от лица единой Финляндии...

33
 ...Жизнь человеческая слишком кратка и преходяща, а дела твои
будут жить на пространстве столетий!.. Прощай!..»59
Так попрощалась Финляндия с Юханом Вильхельмом Снельма-
ном. Попрощалась — но не забыла. У финнов длинная, благодарная па-
мять, и в сознании нескольких поколений граждан этой страны продол-
жает жить образ Снельмана — активнейшего борца за финскую госу-
дарственность, единую финскую нацию, ее самобытную, цельную куль-
туру. Памятник Снельману стоит перед зданием Финского националь-
ного банка — одного из символов независимости страны, одного из
творений Юхана Вильхельма Снельмана.
Григорий Петров был, несомненно, вдохновлен фигурой Снельма-
на. Он понимал, что именно такие, беззаветные, не боящиеся препятст-
вий и риска «строители жизни» должны стоять во главе преобразований
в каждой стране. Он мечтал о таких людях, — сначала для России, но,
поняв безнадежность ситуации на родине, — для Югославии и Болга-
рии. Конечно, в книге Петрова фигура Снельмана идеализирована, из-
менена, превращена в некоего пламенного народного трибуна и пропо-
ведника — кем Снельман никогда не был. Нам кажется, что в вообра-
жении Петрова реальные черты его героя сплавились, соединились с его
собственными чертами, что образ Снельмана в «Стране белых лилий»
— в большой степени автопортрет самого Петрова. Но в итоге это и не
важно. Мы говорили уже о том, что в своей книге Григорий Петров
создал утопию, миф о Финляндии и о ее главных героях, создателях
этой страны. И удивительно то, что созданный Петровым миф обрел
самостоятельную плоть и кровь, ожил и, как немногие из мифов, стал
действовать. О том, как миф «страны белых лилий» стал руководством
к действию в Югославии, Болгарии и Турции, мы расскажем читателю.

«СТРАНА БЕЛЫХ ЛИЛИЙ» НА БАЛКАНАХ

Сразу после перевода и публикации книга «В стране белых ли-
лий» получила огромную популярность в Болгарии.60 Тогдашний ми-
нистр просвещения М. Йовов в предисловии к книге писал о том, что
финская модель — пример идеального решения общественных про-
блем. В своих воспоминаниях Диньо Божков пишет о том, что «С 1925
до 1930 г. ... Болгария стала Григ.-Петровской».61 В 1926 г. в стране бы-
ла создана «культурно-общественная группа "Григорий Петров"», в ус-
таве которой значилось, что своей задачей она считает «распростране-
ние и воплощение идей Григория Петрова» в жизни своей страны.62 Са-
ма книга переиздавалась в Болгарии 14 раз и считалась своего рода

34
учебником, с которым должен ознакомиться каждый гражданин.63
Поколение болгарской интеллигенции 1920—1930-х годов дейст-
вительно находилось под обаянием книги Петрова. По свидетельству
исследователя, пожилые болгары «и до сих дней очарованы этой кни-
гой».64 В беседе с автором этой статьи болгарский журналист Цанко
Живков с нежностью вспоминал первое знакомство со «Страной белых
лилий» и то незабываемое впечатление, которое она на него произвела.
Цанко Живков — журналист и писатель, и по сей день многие его пуб-
ликации посвящены идеям и фигуре Петрова.
Похожим было воздействие книг и идей Петрова в Югославии. Об
этом свидетельствует, например, издание в начале 1941 г. югославским
молодежным союзом «Сокол» книги «Григорий Петров — апостол си-
лы творения».* В письме, адресованном вдове писателя, «соколы» пи-
сали: «Главной причиной, побудившей наш Союз издать эту книгу, бы-
ло желание распространять великие мысли и благородное учение Гри-
гория Петрова в широких слоях общества и, прежде всего, среди моло-
дежи».65
Однако наиболее захватывающие события в связи со «Страной бе-
лых лилий» разворачивались в Турции. Книга была переведена на ту-
рецкий язык с болгарского и появилась в стамбульском книжном изда-
тельстве в 1928 г. В это время страна переживала процессы ломки и мо-
дернизации, идейным вождем которых был «отец турок» — Кемаль
Ататюрк. Неизвестно, как он познакомился с книгой Петрова, но, про-
чтя ее, он пришел в такой восторг, что приказал включить ее в про-
грамму учебных заведений страны и особенно — армейских училищ.
Многие годы турецкие офицеры в обязательном порядке изучали
«Страну белых лилий» как руководство к «обновлению жизни» в своей
стране. В Турции книга была переиздана как минимум 16 раз количест-
вом экземпляров от 12 до 25 тысяч. В предисловии к одному из изданий
говорится, что «Страна белых лилий» — наиболее читаемая в Турции
книга на новотурецком языке.66
В предисловии к финскому изданию «Страны белых лилий» (оно
вышло сравнительно поздно, в 1978 г.) приводится характерный при-
мер. В 1960 г. в Турции был совершен государственный переворот под
руководством генерала Кемаля Гюрселя. Через пару месяцев после это-
го события среди офицеров участников переворота проводился опрос с
целью выяснения их мировоззрения и уровня образованности. В числе
вопро-

*Григорий Петров — апостол стваралаштва. Београд, 1941.

35
сов был и такой — какая книга произвела на вас самое большое впечат-
ление? Большинство ответили: «В стране белых лилий».67
Как видим, в разных странах к сочинению Петрова относились с
благоговением, как к некоему точному рецепту, которым следует руко-
водствоваться при строительстве национального, развитого, модерни-
зированного и культурного государства. Мы почти уверены, однако,
что в реальности идеи Петрова сами по себе «не работали», поскольку
для экономического и культурного «рывка» в пределах страны нужна
прежде всего грамотная и продуманная государственная политика. Без
этого усилия отдельных энтузиастов будут уходить, как вода в песок,
что история и показывает нам в бесконечном разнообразии вариантов...
И все же значение книги Петрова велико. Неустанный пропаган-
дист, пламенный и убежденный оратор, талантливый публицист, Гри-
горий Петров умел внушить своим читателям и слушателям важную
мысль: подъем и «делание» их страны не может осуществиться, пока
они сами не осознают свою личную ответственность за ее будущее. Ка-
ждый должен стать гражданином, «созидателем жизни» — вот пафос
почти всех работ Петрова. В одной из своих дореволюционных статей
он писал, еще не теряя надежду на преобразование России: «Старая
Россия со старыми порядками, со старою русскою ленью, русскою рас-
пущенностью и косностью, изжила себя. Грядущая новая Россия требу-
ет общенародной работы, общенародного ученья, перевоспитания всей
страны и самой бодрой, кипучей, напряженной работы всех и каждого,
кто хочет и сам жить полною жизнью, и чтобы Россия проявила свои
силы и дарования во всем блеске и во всей красоте».68
В эмиграции пафос его работ сохранился, но теперь надеждой
Петрова стала молодежь Югославии и Болгарии. Его последняя работа
так и называется — «Болгарская молодежь». В ней говорится: «Как
очевидец небывалого в истории мира землетрясения, провала великой
страны и провала великих мечтаний, я... говорю вам, будущие строите-
ли вашей родины:
— Будьте строителями.
— Строителями народного богатства.
— Строителями народного ума.
— Строителями совести народа.
Чем и кем вы хотите быть и будете в жизни: профессором, врачом,
работником, ученым, торговцем, офицером, священником, чиновником,
крестьянином, министром, — то зависит от ваших способностей, от ус-
пеха или неудачи, но помните одно:

36
 — Вы должны дать вашей родине и вашему народу все силы ва-
шего тела, ума и духа!»69
Прошло почти восемьдесят лет со времени написания и первого
выхода в свет «Страны белых лилий». Изданная на болгарском и серб-
ском, турецком и курдском, арабском и финском языках эта книга на-
конец пришла к русскому читателю. У нас нет сомнений, что об этом
мечтал ее автор, хотя и не надеялся на свое возвращение к российскому
читателю при режиме большевиков. Времена изменились, и мы полу-
чили счастливую возможность вернуть и память о самом Григории
Петрове, и его книгу на родину.
Нужна ли сейчас эта книга российскому читателю — решит он
сам. Конечно, «новое время — новые песни...» Но разве так уж устарела
пламенная вера Петрова в грядущее благополучное устройство России?
Разве несвоевременна его мысль о создании в стране гражданского об-
щества, где каждый житель считал бы себя ответственным за судьбу
своей страны, ощущал бы себя «созидателем жизни»? Разве закрыты
перед Россией те пути, которыми шла Финляндия, а наряду с ней — и
многие другие страны мира?
Пусть многое в этой книге устарело, подчас наивен ее пафос, но,
нам кажется, ее ядро, смысл, поиск путей, ведущих к благоденствию и
процветанию страны не устаревают. Недаром благодаря Петрову идеа-
лизированная им Финляндия стала для многих стран некой путеводной
звездой, прекрасным, продуманно устроенным обществом, почти зем-
лей обетованной. Недаром болгары, сербы, турки годами повторяли и
пытались воплотить в жизнь призыв Григория Петрова — «будьте
строителями жизни!» Нужны ли эти идеи нынешней России, или их
судьба — пылиться на архивных полках истории, об этом судить чита-
телям книги.
М. Витухновская

ПРИМЕЧАНИЯ
1
«Последние новости», 27 июня 1925 г., № 1582, с. 2.
2
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф.102(00), 1908
г., Д.98, л.4.
3
Ямбург — так до 1922 г. назывался г. Кингисепп (Ленинградской обл.).
4
Архив российского литературного института (ИРЛИ), ф.377, оп.7,
№28/15, л.1
5
Письмо А.Чехову от 5 мая 1899 г. — цит. По кн.: М.Горький и А. Чехов.
переписка, статьи и высказывания. М.-Л., 1937, с. 27.

37
 6
В.В.Розанов. Около стен церковных. М., 1995, с. 304.
7
С.Ю.Витте. Воспоминания. Т.1. М, I960, с. 82.
8
В.В.Розанов, с. 304.
9
Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ),
ф.249
М 3874, л.1. Авессалом — в Ветхом Завете сын царя Давида, отличав-
шийся особенной красотой — «Не было во всем Израиле мужчины столь кра-
сивого, как Авессалом, и столь хвалимого, как он». (2 Цар. 14:25). Авессалом
восстал против своего отца, возбуждая недовольство им в народе и прельщая
израильтян лицемерными сладкими речами («...и вкрадывался Авессалом в
сердце Израильтян» — 2 Цар. 15:25)
10
А.В.Р(уман)ов. Священник Г.С.Петров, член Государственной Думы.
Биография и история ссылки в монастырь. М., 1907, сб.
11
Г.С.Петров. Лампа Аладина. СПб., 1905, с. 64-65
12
В.В.Розанов, с. 305.
13
Победоносцев, Константин Петрович (1827-1907) — государст-
венный деятель, юрист. В период, о котором идет речь, был обер-прокурором
Синода и имел значительное влияние на церковную политику государства.
Придерживался консервативных взглядов, был для российских либералов
знаковой фигурой, символизировавшей реакционную политику царствования
Александра III и Николая II.
14
Архив ИРЛИ, ф.377, оп.7, № 28/15, л.3.
15
М.Горький и А.Чехов. Переписка, статьи, высказывания. М., 1951,
с. 41.
16
С.М.Гучков. Петров Григорий Спиридонович. — Русские писатели,
1800-1917: Библиографический словарь / Гл. ред. ПА.Николаев. М.-СПб., 1999,
т. 4, с. 576.
17
СЛ.Фирсов. Священник Григорий Спиридонович Петров. — В сб. Рос-
сийская интеллигенция на историческом переломе. Первая треть XX века. Те-
зисы докладов и сообщений научной конференции. СПб., 19-20 марта 1996 г.
СПб., 1996.
18
ГАРФ, ф. 102, Д.4, 1907 г., д.110, ч.15, л.40, об.
19
ГАРФ, ф. 102, Д.4, 1907 г., д.110, ч.15, л.41-41, об.
20
Там же, л.41, об.
21
Там же, л.42.
22
А.В.Р(уман)ов, с.17.
23
ГАРФ, ф.102, д.4, 1907 г., д.110, ч.15, л.4, об.
24
Протопоп Аввакум (1620 или 1621-14.4.1862) — священник, один
из основателей и наиболее пламенных проповедников русского старообрядче-
ства. Резко выступал против церковной реформы патриарха Никона, за что не-
однократно был сослан. В 1666 году был расстрижен, и в 1667 году сослан в
Пустозерский острог, где 15 лет просидел в земляном срубе. Вместе с бли-
жайшими сподвижниками сожжен заживо.
25
ГАРФ, ф.102(00), 1908 г., д.98, л.4.
26
По свидетельству самого Петрова, только с февраля 1911 по февраль
38
1916 года он прочел 500 публичных лекций «на темы о литературе, об искусст-
ве и о строительстве жизни на началах красоты, которая, по словам Достоев-
ского, спасет мир» (Архив ИРЛИ, ф.377, оп.7, № 28/15, л.4.)
27
ГА РФ, Ф102 , д.4, 1907 г., д.110 ч.15, л.124, об., 125.
28
См.: Большая советская энциклопедия, 2-е изд., т. 32, М., 1955, с. 602. В
энциклопедической статье сообщается, что Мария Капитоновна была заслу-
женным деятелем науки РСФСР, лауреатом Сталинской премии (1946 г.) и
премии И.П.Павлова (1940 г.).
29
Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депута-
тов, 14 мая 1920, с. 61. Дочь Петрова Марина сообщила нам, что, по словам ма-
тери, В.И.Ленин предлагал Григорию Спиридоновичу принять участие в созда-
нии обновленческой церкви, но тот отказался.
30
О подробностях беженской эпопеи Петрова читаем в заметке
М.Беляева «Памяти Г.Петрова». Автор заметки вспоминает, как они вместе до-
бирались «в трюмах парохода "Владимир"... до гостеприимной Юго-Славии»,
где они попали «в одну... колонию русских беженцев «Винковцы». «Здесь, —
продолжает мемуарист, — Г.С. было сделано очень многое, в смысле улучше-
ния внутреннего и внешнего быта и жизни беженцев» («Последние новости»
27 июня 1925 г., № 1582, с. 2).
31
Диньо Божков. Съприкосновения с личности на духа и перото. София,
с. 190-191.
32
Почтовая карточка Г.С.Петрова жене. Временно в пользовании авто-
ра статьи.
33
Рукопись Г.Петрова «Корни болезни». Временно в пользовании ав-
тора статьи, л.1-4.
34
Рукопись Г.Петрова «Корни болезни», л.7.
35
Диньо Божков. Съприкосновения с личности на духа и перото. с. 194.
36
АЯ.Аврех. Столыпин и Третья дума. М., 1968, с. 45.
37
Первый «период угнетения» датируется 1899-1905 годами, второй — с
1908 по 1917 годы.
38
Николай Иванович Бобриков был смертельно ранен 16 июня 1904 года
в здании сената Финляндии 29-летним чиновником Эугеном Шауманом. Убий-
ца здесь же, на месте покончил жизнь самоубийством. В его кармане обнару-
жили письмо, адресованное императору, в котором он расценивал свой посту-
пок как «средство насильственное, но единственное», и заклинал царя обратить
внимание на несправедливость, царящую в Великом княжестве.
39
Г.С.Петров. Страна болот (Финляндские впечатления). М., 1910.
40
Г.С.Петров. Страна болот, с. 13-14.
42
Г.С.Петров. Страна болот, с. 62-63.
43
Личный архив самого Г.С.Петрова, скорее всего, не сохранился. Наи-
более «информативным» источником о жизни Григория Петрова в Финляндии
являются, по иронии судьбы, донесения жандармов и секретных полицейских
агентов, под чьим неусыпным надзором он находился все время вплоть до ре-
волюции. Жандармские донесения содержат сведения о посещении Петровым
рабочих клубов Гельсингфорса и чтении им там лекций, о посещении им города
39
Тавастгуста (ныне — Хямеенлинна), о его хлопотах по поводу заграничного
паспорта... Несмотря на то, что, как говорится в донесении, за Петровым было
«установлено неотступное наблюдение» — собранные жандармами сведения
оказались незначительными, никакого «криминала» за ним не наблюдалось.
44
Диньо Божков. Соприкосновения с личности на духа и перото, с. 186.
45
Присоединение территорий, на которых обитали финны, к
Швеции произошло в результате крестовых походов 1155-1293 годов. Уже в
1216 году Папа Римский признал право шведского короля назначать епископов
в Финляндию, что фактически означало признание того факта, что
Финляндия стала частью Швеции.
46
Финляндский сейм в период российского правления был созван впер-
вые в 1809 году, но далее на протяжении более чем пятидесяти лет не
собирался. Он был вновь созван только при Александре II, в 1863 году.
47
Гельсингфорс (швед. — Helsingfors, фин. — Helsinki (Хельсинки))
был объявлен столицей Великого княжества в 1812 году. До этого главным го-
родом Финляндии считался Або (Abo) — Турку по-фински.
48
Адольф Ивар Арвидссон (1791-1858) — историк и писатель,
доцент университета Турку. За активную публицистическую деятель-
ность в 1822 году уволен из университета без права восстановления в должно-
сти, в 1823 году эмигрировал в Швецию, где служил в королевской
библиотеке в Стокгольме и продолжал писательскую и публицистическую дея-
тельность.
49
Цит. по: Suomen kulttuurihistoria. IV osa. Industrialismin ja kansal-
lisen nousun aika. Juvaskyla-Helsinki, 1936, c.372.
50
Эпические руны начал собирать еще до Лёнрота финский врач Сакари
Топелиус-старший (1781-1831), записывавший их в исполнении карельских
крестьян-коробейников, ведших разносную торговлю в Финляндии. Именно он
понял, что богатства народной поэзии сохранились главным образом в карель-
ских районах Финляндии и России. Его идеями руководствовался Лёнрот, со-
биравший руны по большей части в карельских районах России, которые носят
в Финляндии название «Восточная Карелия».
Полное название вышедшего в 1835 году эпоса было: «Калевала, или ста-
ринные руны Карелии о древних временах финского народа». Собранные им
руны Калевалы Лёнрот обрабатывал, соединял сюжетно, создавай единую ком-
позицию. Так появилась Калевала, соединившая в себе фольклорную первоос-
нову и литературную обработку. Эпос состоит из нескольких разделов, в пер-
вом из которых рассказывается о сотворении мира, открытии огня, происхож-
дении животных, а во втором, который называется «Героические руны», — о
подвигах героев. Одна из важнейших частей «Калевалы» — цикл о Сампо,
мельнице счастья, за которую сражаются герои эпоса.
Калевала — один из древнейших эпосов мира. Уже в XIX веке он
получил мировую известность и был переведен на основные европейские язы-
ки.
51
Цит. по: Suomen kulttuurihistoria. IV osa. Industrialismin ja kansal-
lisen nousun aika. Juvaskyla-Helsinki, 1936, с. 381-382.
40
 52
Цит. по: Т.Рейн. Иоганн Вильгельм Снельман. Историко-
биографический очерк. T.I, СПб., 1903, с. 5.
53
Ныне — Карлебю (швед) или Коккола (фин.)
54
См. прим. 46.
55
Первоначально Финское литературное общество было создано для то-
го, чтобы помочь Элиасу Лёнроту продолжить издание финских рун. Для этого
девять членов «Субботнего кружка» объединились в Финское литера-
турное общество, а позже к ним примкнули многие другие. День основания
Финского литературного общества — 16 мая 1831 года.
56
Фредрик Сигнеус (1807-1881), поэт, историк литературы и кри-
тик, профессор Хельсинкского унивеситета, блестящий оратор. Активный
сторонник и участник процесса развития финской национальной литературы в
19 веке.
57
Цит. по: Т.Рейн. Иоган Вильгельм Снельман. T.I, с. 85-86.
58
В 1845 году в Выборге стала издаваться газета «Kanava», в 1846 г. вы-
шла газета «Suomalainen», а следом за ней, в 1847 году — «Suometar».
59
Цит. по: Т.Рейн. Иоган Вильгельм Снельман. Т. II, с. 354-356.
60
Сведения о роли книги «В стране белых лилий» в Болгарии автор по-
черпнул частью из лиценциатской диссертации Лилии Сииберг «Финский миф
в Болгарии: культурные и литературные отношения между Болгарией и Фин-
ляндией до 1945 г.» Ювяскюля, 2000. (Рукопись), частью из интервью с болгар-
ским публицистом Цанко Живковым.
61
Диньо Божков. Съприкосновения с личности на духа и перото. с. 187.
62
Устав на културно-обществената група «Григорий Петров». София,
1926.
63
Rae Murhu. Suomalaisille lukijalle. — Grigori Petrov. Valkoliljojen maa —
Suomi. Oulu, 1972, all.
64
Лилия Сииберг, с. 77.
65
Подлинник и перевод письма находится временно в пользовании автора
статьи.
66
Rae Murhu, c. 7.
67
Rae Murhu, c. 11-12.
68
Г.Петров. Русская лень. — Русское слово, 9 июня 1910 г., с. 1-2.
69
Г.Петров. Болгарская молодежь. Рукопись. Из собрания рукописей
Г.Петрова, хранящихся у Э.Божковой.

41
 ГРИГОРИЙ ПЕТРОВ
ФИНЛЯНДИЯ,
СТРАНА БЕЛЫХ ЛИЛИЙ

I
МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ПЕРЕС
Несколько лет тому назад на стенах Императорского Большого те-
атра в Москве неожиданно появились большие трещины. Эти трещины
протянулись от фундаментов до самой крыши, и возникла опасность,
что всё огромное здание обрушится и погребет под собой людей, нахо-
дящихся в театре или близ него. Стали искать причины этих трещин,
рыть ямы в нескольких местах у фундаментов и установили: огромное
здание Императорского театра, каменное строение, стоит на ветхом де-
ревянном основании.
Сто лет тому назад при постройке этого огромного театра в землю
вбивали большие толстые сваи, на которые укладывали ряды толстых
дубовых бревен, а уже на них возводили высокие каменные стены. По
тогдашним временам такой фундамент считался достаточно прочным.
И театр простоял сотню лет, но время взяло своё. Толстые бревна
прогнили, а стены стали прогибаться, трескаться. Появились щели, воз-
никла опасность, что стены обрушатся. Что делать? Снести здание?
Инженеры приняли иное решение. Они по частям, постепенно, начали
заменять прогнившие брёвна большими гранитными блоками и так за-
менили весь фундамент. Огромное здание Императорского театра ока-
залось на новом, устойчивом основании. Прочно стоит и ныне.
История государств, жизнь народов напоминают нам историю
Императорского театра в Москве. Ветхие фундаменты государственно-
го строя, старые формы управления народами, которые имели смысл в
былые времена, ныне утратили силу, стали недееспособными. Мудрая
пословица гласит: «Новое время — новые песни». Поколения людей
меняются. Обновляются. Приносят с собой новые понятия, новые уст-
ремления, новые требования. И этим новым поколениям людей уже
нельзя насильственно привить давно изжитые формы правления, в ос-
нову жизни новых поколений необходимо положить разумный, спра-
ведливый и прочный фундамент государственного управления.
В некоторых странах государственные умы так и поступают. Спо-
койно, без каких-либо ломок, вовремя вводят мудрые и справедливые
42
формы управления народными массами. Однако в других странах не
понимают или не хотят понять необходимости постепенного и непре-
рывного улучшения управления народом и народного воспитания. Сте-
ны государственной жизни ломаются, появляются трещины, трещины
становятся длиннее и шире, но на них не обращают внимания. Зато не-
удивительно, что старые, даже мощные, государства не только дают
трещины, но и рушатся. Рухнула старая Персия. Рухнула старая Турция.
Рухнула старая Австрия. Наконец, рухнули и старая великая Россия, и
старая Германия, Германия Бисмарка и Вильгельма.1
В Библии есть притча, как некогда на стенах дворца одного могу-
щественного, но сурового и немилосердного царя появились огненные
письмена: Мене, Текел, Перес.2
Мудрый Даниил разъяснил смысл и значение этих слов. Он ска-
зал: — Эти слова — грозное предзнаменование. Они говорят о том, что
старое государство утратило свою жизненную силу и приговорено к не-
избежной гибели.
Плачевны судьбы Древнего Рима, великой испанской монархии
Филиппа и герцога Альба, французской монархии Людовиков XIV и
XV, трагедия России Романовых, Германии Гогенцоллернов и Австрии
Габсбургов3 — всё это огненные письмена истории: Мене, Текел, Пе-
рес. Не будьте легкомысленными! Не копошитесь, как черви, в гуще
ваших мелких, частных дел и забот! Думайте об упрочении фундамен-
тов вашей державы! О новом, дальнейшем и высшем воспитании своего
народа.
И по мере того, как на плачевной судьбе некоторых государств и
народов история пишет свои суровые приговоры, так на примере дру-
гих держав история даёт нам поучительные примеры, показывает, как и
какими средствами укрепляется общественная жизнь и как воспитыва-
ются народные массы, чтобы не превратились они в стадо двуногих жи-
вотных или в большой прилежный муравейник, но чтобы стали великим
художником, творцом умной и радостной жизни.

43
II

ГЕРОИ И МАССА

И жалкие примеры разрухи или великих потрясений одних стран,

и светлые примеры осмысленной гармонии и устройства жизни других
народов относятся не только к отдельным государственным умам: ми-
нистрам, королям или депутатам парламента. Они касаются и человека,
вышедшего из народа, каждого гражданина:
— Мужчин и женщин;
— Пожилых и молодых;
— Горожан и крестьян;
— Тех, которые работают головой, и тех, кто трудится мозоли-
стыми руками.
Сила или слабость стран, процветание или увядание народов не
зависят только от праведности или от ничтожности правителя. Прави-
тели — какими бы они ни были, добрыми или злыми, героями или зло-
деями — всегда являются плотью от плоти своего народа. Они — ко-
пия духа народа. Они — порождение своего народа. Они всегда такие,
каков сам народ. Поэтому давно сказано, что любой народ имеет такую
власть и таких правителей, каких заслуживает.
Для того, чтобы развить и доказать эту важную истину, которую, к
сожалению, плохо понимают, разрешите напомнить вам один старый
философско-исторический спор.
Вопрос: Кто творит историю народов? Кто движет крупнейшими
событиями государственной жизни и всего человечества? Кто им дает
направление? Отдельные личности, то есть отдельные великие люди,
герои, как их называет английский мыслитель Карлейль? Или общие
устремления всего народа, бурный дух или пассивность народных масс?
Карлейль в своей интересной книге «Герои и героическое в исто-
рии» проповедует культ и культуру героя.4 Карлейль говорит, что на-
родные массы — это груды мёртвой глины, которые без скульптора ле-
жат и лежат без движения. Но появляется художник, великий человек,
герой — Цезарь, Наполеон, Петр Великий, Сократ, Мухаммед — и бе-
рет глину в руки и придает ей ту или иную форму. Лепит из людей, из
44
масс, всё что хочет.
Чингисхан собирает в азиатских степях миллионы монголов и ве-
дет, и завоёвывает Китай, Индию, Персию, Древнюю Русь.
Пётр Амьенский поднимает всю католическую Европу на освобо-
ждение Иерусалима от мусульман.5 Лютер творит Реформацию. Нероны
и Каракаллы губят Древний Рим.6 Политика Бисмарка и Гогенцоллерна
приводит Германию к ужасным потрясениям.7
Одним словом, по мнению Карлейля, историю народа и даже всего
человечества творят отдельные личности, крепкие духом и гениальные
люди, герои: Рамзесы, Ромулы, Фемистоклы,8 Лютеры, Бисмарки и так
далее.
Лев Толстой утверждает противоположное. Он считает, что не от-
дельные люди, не Наполеоны, а народные массы творят жизнь, направ-
ляют, задают направление, характер и тон всем событиям.
Карлейль говорит, что народные массы — это солома, которая ле-
жит и, может быть, сгорит или станет удобрением, а великие люди, ге-
рои — это молния, которая падает с небес и зажигает её.
Лев Толстой даёт другую картину. Он говорит:
— Вообразите себе плывущий по морю большой-большой ко-
рабль. Передвигаясь, корабль гонит перед собой мощную струю.
— Найдется ли кто-нибудь, кто скажет, что эта струя тянет за со-
бой корабль? Всем понятно, что корабль порождает и гонит перед со-
бой струю. Движущая сила здесь корабль, а струя — результат, некая
форма, в которой выражается мощь плывущего корабля.
— Так и с народом, — поучает Лев Толстой. — Как только в на-
роде зародится и накопится сила движения, он сам устремится вперед,
сам двинется и погонит перед собой струю. Выделит из собственной
среды вождя, который будет выражать его чувства и стремления. 9
Если бы Лев Толстой узнал, что Карлейль сравнивает героя с мол-
нией, автор «Войны и мира» сказал бы: — Воистину, герой, великий
человек — это молния, но народные массы не груды глины, не стога се-
на. Они — туча, из которой сверкает молния. Если туча насыщена элек-
тричеством, молния сверкнёт. Если в туче нет электричества, молния
совсем не появится... Туча останется только концентрацией водяных
паров. Так и народ: если в нем живет дух величия и героизма, из него
смогут выйти великие люди, герои. Если народные массы — один хо-
лодный туман, то никакая сила не вызовет из них сверкания молнии.
На первый взгляд кажется, что эти два мнения о героях в истории
(личность-герой или народ-масса) никак не могут быть приведены к со-
гласию. Можно подумать, что они исключают друг друга и сделать вы-

45
вод: прав либо Карлейль, либо Лев Толстой.
Однако противоречие между мыслями Карлейля и Толстого лишь
кажущееся. Карлейль и Лев Толстой не противоречат друг другу, а до-
полняют один другого. Тут следует говорить не «или — или», а «и-и».
Прав Карлейль, прав и Толстой. Оба они две стороны одной моне-
ты. Они две половины единой великой истины. Герои зажигают, оду-
шевляют массу, но зажигают её огнем, добытым из массы своего наро-
да.
Возьмите оптическое, увеличительное стекло. Оно отшлифовано
по-особому, благодаря чему собирает в одну точку разрозненные тёп-
лые солнечные лучи. Получается Германия дала Кантпркая точка, в ко-
торой соединяются в одном фокусе тепло тысяч и тысяч отдельных лу-
чей. Эта яркая точка может зажечь дерево, камень, железо.
Каждый великий человек, выходец из народа — увеличительное
стекло, которое зажигает. Он соединяет в своей личности все лучшие
силы, всю гениальность своего народа и этим зажигает миллионы лю-
дей своего и чужого народа. Однако, если небо пасмурное, если в атмо-
сфере нет солнечных лучей, никакое стекло не будет в состоянии рас-
топить снежные хлопья, согреть капли воды.
Швейцарский сыр изготовляется из молока лишь тех коров, кото-
рые питаются горной травой, а голландский сыр — из молока коров,
которые пасутся на богатых голландских пастбищах. Они — благоуха-
ние своего народа. Наполеон мог родиться во Франции, но не в миро-
любивом Китае. Англия дала Дарвина с его учением об основном зако-
не природы — борьбе за выживание. Россия дала Льва Толстого, кото-
рый проповедовал, что не нужно сопротивляться злу. Иначе не могло и
быть.
И так повсюду и всегда. Не Вильгельм II подтолкнул Германию к
Мировой войне, а грубый, хищный дух Германии нашел свое выраже-
ние в лице Бисмарка, Вильгельма, Гинденбурга и Рорбаха.10 Не Нероны,
Каракаллы, Комоды разрушили Древний Рим,11 а нищий духом в ре-
зультате длительных разбойничьих войн развратный римский народ мог
поставить на вершину власти развратных тиранов и палачей. Страстная
во всём Испания дала Лойолу и инквизицию,12 а Германия дала Канта с
одной стороны, и Круппа — с другой.13
Каждый народ рождает либо великих людей, либо ничтожеств и
ставит их во главе власти в зависимости от того, каково духовное со-
стояние народных масс. Существует ли что-нибудь ценное в народе?
Или нет? Развиваются ли народный ум, народная воля, народная со-
весть? Или они загнивают, отравляются? Или расходуются на жалкое,

46
постыдное существование?
Здесь таится вопрос о характере жизни и труда всех нас. Чем мы
занимаемся в нашей стране? Какую роль играем в судьбе своего наро-
да?
В южных странах существуют коралловые острова. Кораллы —
своеобразные отложения камней. Крошечные полипы выделяют из себя
мелкие частицы, которые незаметно растут, и в результате получаются
целые вереницы островов, на которых могут жить люди. С другой сто-
роны, в южных странах живут мелкие муравьи, являющиеся настоящим
бичом для жителей. Они пожирают целые дома, всю мебель. Вынужда-
ют людей бежать из тех мест.
Каким станет наш труд в нашей стране — созидательным или раз-
рушительным?
Лучшим и самым наглядным примером того, что благосостояние
страны, мощь государства и доблесть народа зависят не от воли отдель-
ных людей, правителей, а от воли самих граждан, может стать малень-
кая, бедная страна с двумя миллионами жителей.
Эта страна расположена на крайнем севере Европы. Климат там
суровый: частые дожди, вечные туманы, поздние заморозки весной,
ранняя зима в августе. Земля неплодородна: либо голый камень, гранит,
либо низкие болотистые долины. Полезных ископаемых почти нет.
Земледелие сопряжено с огромными трудностями. Сами жители нико-
гда не жили в самостоятельном государстве. Были под властью то од-
ного, то другого соседнего народа.
Эта страна называется Финляндией, землей финнов, а сами финны
свою холодную, но горячо любимую родину называют «Суоми», что в
переводе с финского языка значит «Страна болот».14

47
III

«ИКУЙНЕН ТАЙСТЕЛУ»
В течение многих лет я побывал во многих местах Финляндии.
Бывал летом и зимой, весной и осенью. Бывал в богатых торговых го-
родах. Бывал и в глухих деревнях, затерявшихся средь озер и лесов. Ви-
дел жизнь финнов со всех сторон. Видел их ежедневный труд, видел их
праздники, развлечения. Я изучал их музыку, литературу, живопись, те-
атр, архитектуру. И скажу откровенно: всем восторгался. При каждом
новом посещении Финляндии я ценил ее все выше и выше, все больше
уважал и любил этот молчаливый, на вид печальный, выносливый в
труде, малочисленный северный народ.
Помню, раз оказался я в Гельсингфорсе и прочёл, что в городском
театре идет четырёхактная драма «Икуйнен тайстелу» («Вечная борь-
ба»).
Действующими лицами на афише значились Адам, Ева, Каин,
Авель, их жены, Люцифер и сотня дьяволов. Садясь на свое место, я,
признаться, думал, что обречен на скуку созерцания благочестиво-
пасторской стряпни. Оказалось совершенно иное. Это была глубоко
философская, в высокой степени культурная пьеса.
Автор «Тайстелу», Линнанкоски, талантливый финский писа-
15
тель, проявил себя и сильным, оригинальным мыслителем. Он взял
Каина не в обычном, принятом освещении: Каин-де полузверь, грубый
злодей, изверг, братоубийца.
У Линнанкоски в его «Борьбе» Каин — своеобразный Прометей,
вечный протест против всякого гнета, неукротимая непримиримость с
давящей действительностью. Каин неспособен быть жалкою овцою, ко-
торая на все удары жизни только жалобно блеет и покорно подставляет
свою голову под побои.
Каин чувствует в себе могучие творческие силы, верит в себя и го-
тов бороться за лучшее будущее человека и земли со всеми силами ми-
ра.
Когда гремит гром, от которого дрожит земля, и когда от блеска
молнии горит, кажется, всё небо, — все в страхе и трепете падают ниц.
Один Каин твёрдо стоит, вызывающе подняв голову.
48
 Авелю, сестрам, даже отцу с матерью Каин уверенно кидает:
— Маленькие, жалкие черви земли, вы можете только ползать,
дрожать и пресмыкаться. Сами — дети страха, вы и религию понимае-
те, как вечный испуг, как вечное дрожанье, вечные жалобы и стоны,
вечное клянченье. Если бы вы и духом были, действительно, дети
Творца, вы сами бы творили жизнь, росли бы, тянулись вверх, а не ло-
жились бы ниц, не клонили бы свои головы к земле.
И Каин, один, непонятый своими, пугаемый ими, испуганными,
страдает, мучится, борется со своими сомнениями, неудачами, насе-
дающими лишениями. В то время, как его домочадцы, лишённые рая,
только вздыхают о светлом былом, Каин весь в думах о светлом буду-
щем. Он добывает огонь и как ребёнок рад и счастлив своему откры-
тию. Прыгает, скачет, поёт. Слагает гимн огню:
— Теперь я не один. Теперь со мною ты, могучая сила. Ты нам
осветишь мрак ночи, отгонишь от нас стужу, расплавишь нам твёрдую
руду.
И Каин мечтает, грезит о будущем. Ему видятся картины торжест-
ва культуры. Он горд, твёрд, силён и несокрушим. Готов на всё. Бросает
вызов всем силам природы. Он принимает и понимает жизнь, как веч-
ную культурную борьбу. Борьбу и с грубыми силами природы, и с гру-
быми порывами в самом себе.
Во время одного страстного спора с Авелем о понимании Бога и
религии как силы страха и рабского преклонения или как силы светлого
творчества, Каин, не сдержавшись, убивает брата. От убийства он сам в
ужасе. Но это убийство только показывает ему, какой разносторонней
— и внешней, и внутренней — должна быть культурная борьба. Борьба
бесконечная. Вечная борьба света культуры с тысячами мрачных клу-
бов и внешней, и внутренней некультурой тьмы.

***

Не место и не моя задача сейчас входить в художественную оцен-

ку образа Каина, как он выведен у Линнанкоски в его «Икуйнен тайсте-
лу». Насколько правдоподобно можно представить именно Каина отцом
всей человеческой культуры и вечной культурной борьбы — это вопрос
в данную минуту для нас сторонний. Важна основная мысль пьесы, вы-
разителем которой могло бы быть, помимо Каина, иное — историческое
или вымышленное — лицо. Мысль, что человек ни перед чем и никогда
не должен падать, пресмыкаться. Мысль, что жизнь человека есть не-
прерывное культурное творчество, вечная борьба с грубыми силами и в

49
себе, и вне себя.
Эта мысль «Вечной борьбы», как и герой Йохана Линнанкоски
Каин, вам становятся особенно понятны, когда вы внимательно пригля-
дитесь к жизни и к условиям быта финляндцев. И.Линнанкоски в своей
пьесе отразил дух именно Финляндии. Дух упорной, ожесточенной
культурной борьбы за каждый луч светлого будущего, за каждый вер-
шок культуры в крае.
В Або,16 в маленьком и скромном приморском городке Финлян-
дии, на голом гранитном кряже, стеною опоясывающем город, красует-
ся новый художественный музей. Здание большой архитектурной кра-
соты, где как внутри, так и снаружи каждая линия, каждый камень, пе-
рила лестницы, косяк окна приковывают к себе внимание и ласкают
глаз.17
В музее собраны произведения исключительно финляндских ху-
дожников. Их немного, но художественное достоинство произведений
делает несомненную честь финскому искусству. Как живопись, так и
скульптура говорят о высокой внешней технике и о глубокой внутрен-
ней работе финляндских художников. И здесь, среди других скульптур-
ных работ, особенно выделяется большая статуя г. Викстрема — «Фин-
ляндия».18 Образ взят обычный: молодая, сильная, рослая женщина,
финка. Но в этот образ, что бывает редко со статуями подобного рода,
художником вложено много внутреннего смысла и чувства.
Вся фигура «Финляндии» полна глубокой-глубокой и серьезной
Думы о чём-то важном, большом и далёком. Одна рука, левая, опущена.
Другая погружена в пышные волосы и как бы подпирает голову, гото-
вую иначе склониться на грудь под тяжестью думы. На лице "Финлян-
дии» — не страдание, не скорбь и даже не грусть, а как бы загар былого
горя.
В лице «Финляндии» г. Викстрема тонкий, едва уловимый осадок
былых страданий. Это лицо женщины, которая сейчас и счастлива, и
сильна, и в будущем может быть уверена, но которая в ранней молодо-
сти пережила много тяжёлых, мучительных и страшных

50
 Здание художественного музея в Турку (Або)
(архитектор Густаф Нюстрём, 1904)

В Або, в маленьком и скромном приморском городке Финляндии, на го-

лом гранитном кряже, стеною опоясывающем город, красуется новый художе-
ственный музей. Здание большой архитектурной красоты, где как внутри, так и
снаружи каждая линия, каждый камень, перила лестницы, косяк окна приковы-
вают к себе внимание и ласкают глаз.
51
дней. И эти дни пусть даже забыты, но они были пережиты. Они обожг-
ли душу страны. Наложили на жителей её свой отпечаток.
Финляндские художники Эдельфельдт, Гебхарт, Энкелль, Вес-
терхолм, Халонен19 и другие, как все финляндцы страстно любящие
свой маленький, бедный край, с нежной любовью зарисовывают красо-
ты финской природы, но и они зорким оком художников не в силах
найти пейзажей, приковывающих внимание зрителя.
Много сиротливой тихой грусти в финляндской природе, скорбно-
го одиночества, но нет ни сурового величия, ни пьянящей яркости.
Камни, поросшие мхом. Гранитные глыбы. Ельник и сосна. Унылые бо-
лота. Бледно-зелёная даль озёр под бледно-зелёным небом. Куда вы ни
поедете по Финляндии, вы всюду если и видите какие дары природы, то
один лес да камни. Всюду рвут каменные глыбы, тешут искрящийся как
сахар гранит. Тянутся без конца сложенные сажени дров, высятся горы
брёвен и досок. На пристанях тысячи бочек смолы.
Край бедный. Бедный всем, кроме одного. Кроме энергии, упорст-
ва в труде. Кроме любви к своей скудной почве.
В Гельсингфорсе, в «Атенеуме»,20 в хранилище финляндского ис-
кусства, вы найдёте ряд картин Ярнфельда, Халонена, Бломстедта и
Риссанена,21 которые наглядно покажут вам, каких усилий, трудов и
лишений стоит финляндцам жизнь в их краю. Ряд полотен передаёт од-
ни и те же картины. Крестьяне семьями расчищают участки земли под
пашню. Рубят и валят деревья. Корчуют и выжигают пни. Выворачива-
ют из земли тяжёлые камни. На голые скалы гранита привозят землю.
Каждый клок земли требовал работы целых поколений. Казалось,
природа хотела посмеяться над человеком: бросила его среди болот и
озёр на голые камни. Но человек посмеялся над природою. Принял вы-
зов и победил природу.
В целом ряде городов Финляндии вы, бродя по улицам, то и дело
видите голый гранит, выпирающий снизу. Каменный кряж тянется на
целый квартал, представляет собою груды навороченных камней. Кто
повидал голые холмы Герцеговины, тот представит себе труд финнов. У
нас в России, в Новгородской и Псковской губерниях попадаются такие
груды каменных глыб. Там их называют: «Чёртова сахарница». Фин-
ляндцы обратили «Чёртовы сахарницы» в сады и парки. На камни на-
таскали плодородной земли, засадили деревьями, развели цветы.

52
 — Дайте мне Каина, — сказал автор «Икуйнен тайстелу» Й.Лин-
нанкоски, — и я своим вдохновением и его переработаю в стойкого
бойца за вечные начала культуры.
— Нам достались болота и камни, мы обратили и их в культурный
край, — сказали финляндцы. Сказали своим вековым трудом, своею
упорною работою.
И всё это сделано маленьким народом, областью с населением
около трёх миллионов: два миллиона триста тысяч финнов и четыреста
тысяч шведов.22

***

Знакомясь с Суоми, можно и позавидовать. В стране всё малень-

кое: и города маленькие, и достатки края маленькие, но благоустройст-
во большое. О наших славянских неустроенности, разрухе, не-
прибранности, нечёсанности, распущенности здесь нет и помину.
Начиная уже с Выборга, в трёх с половиною часах езды от Петер-
бурга, вы чувствуете себя как в каком-то особом крае. И Выборг, и
Куопио, и Улеаборг, и Васа, и Тавастгус23 — всё это города, которые,
кажется, уместятся на хорошей широкой ладони, но все они — словно
красивая игрушка. Как будто все эти домики наклеены на картоне для
выставки.
Улицы широкие, чистые, хорошо мощёные. Во дворах чистота. В
домах уютность. В гостиницах и на почтовых станциях, при остановке
— безупречная опрятность, свежая пища, все удобства и общая деше-
визна. При этом поражающая каждого иностранца добросовестность.
О Гельсингфорсе, главном городе края, уже и говорить нечего.
Для нас, славян, этот город может служить предметом наглядного обу-
чения. Никакой роскоши, ни следа швыряния денег, ни намёка жизни
напоказ, но всё домовито, деловито, красиво и чисто. Начиная с нового
вокзала. Он на главной площади, в центре города. Тут же рядом и На-
циональный финский театр, и «Атенеум», с школою искусства, и здание
народного сейма.24
Внешний вид вокзала с площади поражает красотою благородной
простоты. Ни одной вычурной линии и в то же время ни тени ящичной
казёнщины. Внутри всё под рукою: и почта, и телеграф, и багаж, и би-
летные кассы.
Национальный финский театр — творение новой финской архи-
тектуры. Финляндские города теперь положительно щеголяют архи-

53
 Здание Железнодорожного вокзала в Хельсинки
(архитектор Элиэль Сааринен, 1914)

Вид вокзала с площади поражает красотою благородной простоты. Ни

одной вычурной линии и в то же время ни тени ящичной казёнщины. Внутри
всё под рукою: и почта, и телеграф, и багаж, и билетные кассы.
54
тектурою своих новых зданий. Новые жилые дома, банки, театры, му-
зеи, храмы, даже фабрики и пожарные части строятся так, что каждое
здание является произведением искусства.
В этом отношении, без преувеличения и совершенно серьёзно,
можно сказать, что финляндцы сейчас напоминают средневековых фло-
рентинцев. Только во Флоренции вы часто, в самой даже глухой улице,
натыкаетесь на фасад старого дома такой красоты, что можете час про-
стоять перед ним. То же и у финляндцев.
Откуда бы, кажется, у этого племени, живущего среди унылых и
однообразных камней, болот и лесов, быть сильному чувству красоты, а
смотрите, как оно у них быстро и «крепко» растёт.
Художественные музеи Гельсингфорса и Або заслуживают самого
серьёзного внимания. Они не очень богаты числом, но что есть, то хо-
рошо, художественно ценно. Хороша живопись, ещё лучше скульптура,
а выше всего — архитектура. Финляндец, как северянин, начинает, оче-
видно, с внешних стен, а затем уже переходит к убранству внутри дома.
Со мною в Гельсингфорсе был болгарский писатель.25 Он остано-
вился перед финским театром и долго любовался им с середины площа-
ди. Подошёл ближе, осмотрел со всех сторон и с невольной завистью
сказал:
— Да, это я понимаю: есть своё лицо. И сейчас приятно смотреть,
и после не забудешь. Не то, что у нас, в Софии: Построили народный
театр, деньги убили большие, а здание — большой сундук.
Театр — не единственный образец. Финляндцы, если бы захотели,
могли бы издать большой альбом высокохудожественных зданий, вы-
растающих по всей стране. В Або, например, — художественный музей,
в Таммерфорсе — новый протестантский храм.26 Не оторваться. Не
только художественно прекрасны здания в целом. Прелестна каждая
отдельная часть. Каждое отдельное окно, двери, башенка, желоб, каж-
дые линии угла и карниза. Видимо, каждый камень снаружи положен
рукою не рабочего, а большого художника.
К музею, в Або, на вершину холма ведёт лестница, около храма в
Таммерфорсе по углам небольшие ограды. Куски каменного забора и
каменных перил лестниц длиной в три, пяти саженей, высотою — в
полтора-два аршина, но как опять всё это сделано, как камни положены,
как покрыты черепицею! Каждый кусочек ограды просится, чтобы его
зарисовать или снять на фотографию.
Внутри музея, кажется, ещё больше красоты высшего искусства,
соты художественной простоты. Каждая ступень деревянной лестницы,
обивка стен, картинные рамы, самая нежная зелень в крохотных горш-

55
ках по перилам лестниц — всё, всё, всё прекрасно в отдельности и пре-
красно в целом.
И заметьте, что всё это рождается и растёт при самых скромных
достатках края. Больших богатств ни во всей Финляндии, ни у частных
лиц нет. Да и грядка, на которой можно собирать таланты, небольшая:
население менее трёх миллионов. И всё-таки всю Финляндию можно
рассматривать как один общий музей завидного благоустройства.

***

В чем здесь секрет? В особой талантливости местного населения?

Ну, этого не скажет ни один самый ярый финляндский патриот. Ни по
способностям, ни по трудолюбию славянское население не уступает
финнам, да и никому на свете. Секрет разницы в другом.
Есть труд и труд. Труд грубый, труд вола и битюга, труд надо-
рванной клячи — и труд разумный, труд просвещённый. Труд, усилен-
ный знанием в десять, в сто и в тысячу раз.
Есть ещё труд скованный, крепостной, труд безвольный, труд чу-
жеголовый, труд из чужих рук. Труд гнетущий. И есть труд бодрый,
бодрящий. Труд свободный, самодеятельный. Труд живой, творческий.
Труд с орлиными крыльями. Тут, в характере труда, между финляндца-
ми, за всё время их присоединения к России, и нами до самых послед-
них дней — большая разница Скудные, каменистые и редкие поля Фин-
ляндии никогда не могли давать своим обитателям достаточно хлеба
для прокормления. "Финляндия спокон веку живёт покупным хлебом, и
в настоящее время ввоз хлеба составляет почти треть всего её ввоза. Но
Финляндия не знает ни голодовок, ни нищенства.
Зато в ней, на пространстве Боснии или Далмации, имеется один
Университет, один политехникум, 51 гимназия, 23 реальных училища, 8
учительских семинарий, 7 морских училищ, 9 коммерческих, 10 техни-
ческих, 24 земледельческих и т.д., не считая женских. Впечатление ещё
более усиливается, когда вы побываете сами на местах и увидите во-
очию, каковы школы и как они рассеяны по стране.
Школы щеголяют не только внешним видом, но чистотой и гигие-
ничностью: высокими классными комнатами с громадными окна-

56
 Здание Национального театра в Хельсинки
(архитектор Онни Тарьянне, 1902)

Национальный финский театр — творение новой финской архитектуры.

Финляндские города теперь положительно щеголяют архитектурою новых зда-
ний.

57
ми широкими коридорами, прекрасной вентиляцией, рациональной и
удобной мебелью, чистыми и просторными дворами для подвижных
игр, хорошо устроенными гимнастическими залами.
И так по всей Финляндии. В Выборге находятся русская, шведская
и финская женские гимназии, русское и шведское реальные училища,
шведский и финский лицеи, а также неполный реальный лицей, фин-
ская школа совместного обучения молодёжи, русская и финская народ-
ные школы, навигационное, коммерческое и высшее ремесленное учи-
лища, женские дополнительные курсы, шведское и два финских подго-
товительных училища и низшее ремесленное училище.
В Куопио на 15 тысяч жителей имеются семинария, лицей, техни-
ческое училище, училище для глухонемых и слепых, промышленная
школа, женская гимназия, торговая школа, несколько народных школ,
девятиклассная шведская и семиклассная финская школы для юношей и
девиц, обучающихся совместно.
В Тавастгусе жителей около шести тысяч. На вид это совсем глу-
хой провинциальный городок. С часами в руках я прошёл его вдоль в 7
минут и поперёк в 8 минут. На весь город одна гостиница и один ресто-
ран («Театральный»), где в большом зале иногда бывают и спектакли.
Зато школ, как говорится, целая охапка. Имеются: восьмиклассная муж-
ская гимназия, учительская семинария, высшая школа ткачества, две
женские гимназии (финская и шведская), две высшие народные школы
(для мальчиков и девочек), низшая школа, воскресная школа для рабо-
чих, воскресная «Свободной церкви» исправительная школа, пригото-
вительная, тюремная и русские школы.
Найдите у нас шеститысячный городок, так богато снабжённый
школами!
В Або из миллиона полутораста тысяч рублей городского годово-
го дохода около двухсот тысяч рублей расходуется на школы. И как об-
ставлена самая школа!
В молодости много лет я преподавал в петербургских гимназиях.
Помещения тесные, классные комнаты переполнены. После двенадцати
в классах уже нечем дышать. Воздух отравлен выдыханием. Ученики не
могут слушать. Внимание отупело, преподаватели сердятся. Школьники
поминутно просятся выйти из класса. И это в столице.
Лицеи в Выборге, Тавастгусе, женские гимназии в Гельсингфорсе
— это по внешнему виду маленькие дворцы. Школьные здания

58
 Аксель Галлен-Каллела «Первый урок» (1889)
(Центральный архив изобразительных искусств, Хельсинки)

... бедная изба рыбака. Старик-дед плетёт, чинит сети... семилетняя пи-
чужка, внучка, с трудом разбирая слова, читает деду. Дома двое — старый да
малый, и оба они при книге.

59
служат украшением финляндских городов. Например, в Або высоко над
городом, на горе, над берегом канала, красуется дом-замок, дом-башня.
То — школа мореплавания.27 Пойдёте в другую сторону, по направле-
нию к красавцу музею, — встретите светлый особняк. Думаете, дом ка-
кого-нибудь богача с художественным вкусом. Это также школа, торго-
вая.28
В Выборге школы как-то собрались вместе и составили особый
квартал зданий с высокими потолками, с широкими окнами, с залами в
два света.
Занятия в школах распределяются по особому порядку. Два часа
утром, с восьми до десяти, и два часа после обеда, с двух до четырёх.
Поэтому ученики никогда не утомлены долгим сидением в спёртом
воздухе. Классные помещения всегда хорошо проветрены.
В свободное время финляндская молодёжь зимою часами катается
на коньках, бегает на лыжах. Летом борется, купается, играет в мяч, бе-
гает взапуски. Развивает грудь, мышцы, лёгкие, руки, ноги, приучается
к выносливости, закаляет здоровье.
С ранней весны вы увидите на улице много мальчуганов, разгули-
вающих босиком. Хороший остальной костюм показывает, что бо-
соногость объясняется не бедностью. Зато на школьников приятно по-
смотреть. Заморенности, чахлости, зелени на лицах, как у наших детей,
нет и следа. Ребята растут крепышами, как белые грибки, или словно
они слеплены из самого крутого теста.
— Школа — наше главное богатство, — говорят финляндцы. — У
нас нет ни ваших русских уральских рудников, ни сибирских золотых
россыпей. Природа своими дарами нас не осыпала. Нам приходится на-
вёрстывать на собственной энергии. Требовать от своих граждан всё,
что они могут дать. Мы и куем в школах молодёжь, как на заводах зака-
ливают английскую сталь. Со школою мы и на наших камнях среди бо-
лот создали жизнь относительного довольства, до какой населению ос-
тальной России пока ещё не близко. Отнимите у нас школу — и мы
пропали. Опадём, как тесто без дрожжей.
Вследствие такого широкого распространения по стране образова-
ния, население приучено к чтению, тянется к книге, к газете.
В музее в Або есть прелестная картина Акселя Галлена.29 Пред-
ставлена бедная изба рыбака. Голые стены, голые скамьи вокруг стен,
деревянный стол. На полу старые сети. Под потолком на палке висят
сухие ржаные лепешки, вместо хлеба. Старик-дед плетёт, чинит сети.
Подле на лавке, в одной рубашонке, семилетняя пичужка,

60
внучка, с трудом разбирая слова, читает деду. Остальная семья на рабо-
те. Дома двое — старый да малый, и оба они при книге.
Газет в стране, как и школ, насыпано густо. В каждом городке
имеются свои газеты. В Выборге на восемнадцать тысяч жителей — че-
тыре газеты: две финских и две шведских. Газету выписывают чуть не в
каждую семью в деревне.
Я знаю такой пример. В одной деревне две убогих, но, по обыкно-
вению, чистых хибарки. Хозяин одной — безногий старик, одинокий
пень. Хозяйка другой — слепая старуха с десятилетнею внучкою. И эти
две убогих старости в складчину между собою выписывают газету.
Причём внучка, сбегав на почту за газетою, каждый день ведёт свою
слепую бабку к безногому старику и там им прочитывает всю газету.
Поэтому здесь и на самых низах народа мысль не спит непробуд-
ным сном, не гниёт валежником. Люди не мирятся со своим убожест-
вом. Не полагаются на чужую волю: — Что, мол, будет, то и будет.
Нет, как свежая и живая трава в лесу, все и каждый здесь силятся
выбиться из-под насевших на них старых опавших листьев. Край живёт.
Живёт весь, сверху донизу.
Недавняя кухарка Миина Силланпяя30 образовывает себя так, что
пишет статьи, создаёт сильное рабочее женское движение, подымает
ряд крупных общественных вопросов, играет видную роль в политиче-
ской жизни края, избрана депутатом парламента.
В Финляндии не только всё мужское население края участвует в
выборах в народный сейм, но и женщины избираются представитель-
ницами народа.31 И с ними в кругу народных законодателей начинают
звучать речи о вопросах, с которыми обыкновенно не хотели считаться,
на которые закрывали глаза.
Пересматриваются вопросы о семье, о браке, о положении жен-
щины. По всей Финляндии, как нигде пока ещё в Европе, изгнана уза-
коненная торговля женщиною. Нет ни одного узаконенного притона.
Против народного пьянства открыт ожесточённый поход. По при-
роде финляндцы склонны к алкоголю, но этой склонности здесь совер-
шенно не склонны потакать. В Финляндии не казённый сундук напол-
няют доходами с водки, а самую водку прячут как можно дальше от со-
блазна народа в сундук, под замок. По всей Финляндии водку можно
покупать только в крупной посуде, каннами, по три с половиною бу-
тылки, ценою по пяти марок. Такую посудину не ско-

61
 Кафедральный собор в Тампере (Таммерфорсе)
(архитектор Ларе Сонк, 1907)

... в Таммерфорсе — новый протестантский храм. Не оторваться. ... Каждый

камень снаружи положен рукою не рабочего, а большого художника.
62
ро купишь. Мало того, в прошлом году финляндский сейм выработал и
провёл закон о полном воспрещении продажи спиртных напитков, даже
пива, по всей Финляндии. Закон этот пока ждёт утверждения.32
Так прекрасно устроена, устроена и экономически, и политически,
и социально, и интеллектуально жизнь финляндского народа. Честность
жителей Финляндии, или «Суоми», как сами финляндцы называют
свою родину, — особая статья. Кто сам не побывал в Финляндии, в
Суоми, тот едва ли поверит и поймет финскую честность. Ничего по-
добного, кроме Финляндии, вы нигде не встретите.
И всё это достигнуто упорством сравнительно молодой Финлян-
дии, за каких-нибудь 70—80—90 лет.
Высокий уровень их культуры — дело всего народа.

63
IV

СУОМИ

Финляндцы заселяют крайний угол северо-запада России. За Фин-

ляндией, по другую сторону, расположена Швеция. До 1811 года фин-
ляндцы находились под властью Швеции.33 Взаимоотношения между
Швецией и финляндцами были подобны отношениям между Австрией
и сербами в Воеводине или в Боснии и Герцеговине. Вся власть, вся
торговля и ремесло, школа, даже Церковь, всё было в руках шведов. Вся
администрация и вся интеллигенция — судьи, чиновники, врачи, офи-
церы, священники, учителя — все были шведы. К финляндцам шведы
относились свысока, как люди высшей расы относятся к людям низшей
расы. Хотя финляндцы пользовались теми же политическими свобода-
ми, что и шведы, интеллектуально, экономически и даже морально они
были в подчинении.
Это отражалось на культурном развитии финляндского народа. До
конца восемнадцатого века, а точнее — до сороковых годов девятна-
дцатого века финская культура, как нежное растение в мрачном погребе
без воздуха, была бледной и хилой. Не продвигалась вперед дальше
элементарной грамотности.
Однако в 1808 году, в ходе войны России со Швецией, русский
царь Александр I, заняв со своей армией половину Финляндии, созвал в
финском городе Борго собор представителей всей Суоми и спросил их:
— Желаете ли оставаться, как ранее, под властью шведов? Или со-
гласитесь объединиться с Россией при условии, что все прежние права
финского народа относительно внутреннего самоуправления будут со-
хранены и под властью России?
Представители финского народа согласились на соединение Фин-
ляндии с Россией,34 а император Александр I от своего имени и за своих
наследников дал клятву, что точно будет соблюдать конституцию, ко-
торую финляндцы имели при власти шведов.
Объединение Финляндии с Россией было выгодно обеим странам.
Сама по себе Финляндия и не была нужна России. Финляндия страна
бедная. Это не то, что Индия или Египет для Англии. И не то, что рос-
64
сийский Крым, Кавказ или Туркестан. От соединения с Финляндией
Россия не имела и не могла иметь материальной выгоды. Финляндия
была нужна России по другим причинам.
Дело в том, что граница с Финляндией проходит недалеко от рос-
сийской столицы, поблизости от Петрограда. Два часа езды по желез-
ной дороге. Ясно, что в случае войны хоть с кем неприятель легко бы
мог взять Финляндию, а оттуда угрожать и самому Петрограду.
Поэтому России было необходимо иметь власть над Финляндией,
чтобы отодвинуть границу от Петрограда. Финляндцы же благодаря
объединению с Россией получили возможность свободного развития
своей самобытной культуры. Много шведов осталось в Финляндии под
властью России, но они уже не были политическими хозяевами страны.
Теперь финляндцы могли сами создавать и свою интеллигенцию, и
свою администрацию. И они старательно принялись за культурную ра-
боту.
Вначале силы были малые. Считанное количество финляндцев-
учителей, финляндцев-священников, финляндцев-интеллектуалов. Гор-
сточка людей. Но это не ослабило, а наоборот — усилило их энергию.
Еще при жизни Александра I предводителем апостолов финской
культуры стал Снельман.35

65
V

СНЕЛЬМАН

Снельман был лучшим представителем новой молодой финской

интеллигенции. Несколько молодых учителей, священников, адвокатов
и чиновников Финляндии начали проповедь крестового похода за про-
свещение народных масс. Они постоянно твердили:
— Быть интеллигентом — не значит носить господскую одежду
или иметь накрахмаленный воротничок на шее и модную шляпу на го-
лове. Интеллигенция — это мозг народа. Народ вас воспитал не для то-
го, чтобы, получив образование, вы могли получать хорошее жалованье
и по вечерам сидеть по ресторанам, играть в карты и домино в так на-
зываемых читальнях. В таком случае вы не интеллигенция, вы интелли-
гентская плесень. Вы же обязаны будить народный ум, народную волю
и энергию, народную совесть. Будить народную мысль. Учить народ —
крестьян, рабочих, низшие слои общества как им жить лучше, как соз-
давать лучшую жизнь.
— Учите его, как нужно работать. Учите его, как устроить свой
бедный, но здоровый быт. Научите его, как сохранять здоровье своё и
своих детей. Учите его, как обустроить счастливую семейную жизнь:
как мужу обходиться с женой, как жене поступать с мужем, как нужно
воспитывать детей.
— Приучайте народ к точности, к порядку, к дисциплине. Разви-
вайте в народе совестливость. Учите его ценить порядок. Уважать свои
и чужие права.
— В этом будьте народу добрым примером.
— Вашим отношением к народу, словом и делом покажите, что вы
его воспитатели.

66
Юхан Вильхельм Снельман (1806-1881)

67
 — Помните, что вся наша Суоми — одна большая семья, а весь
финский народ, будь то бедный дровосек или любой рабочий, овдо-
вевшая прачка — ваши младшие братья и сестры.
— Ваша должность их воспитывать. Ввести их в семью старших,
культурных народов.
— Помните, что необразованность вашего народа, его грубость,
его разгульное пьянство, его болезни, его нищета — это ваш позор, ва-
ше преступление.
Так думали, так говорили и писали многие молодые народные
учителя, священники, врачи. Снельман среди них выделялся особой
страстностью и энергией.
Снельман зимой на лыжах, а весной и летом в лодке или даже
пешком объезжал один за другим районы Финляндии.36 Встречался с
разными людьми: с крестьянами, которые от природы были особенно
одарены, с рабочими в лесах и на шахтах. Знакомился с лучшими пар-
нями и девушками. Разговаривал с ними. Давал им книги. Узнавал их
адреса и переписывался с ними.
— В темных углах я зажигал живые светильники. Доливал в них
масло, чтобы лучше горели, — любил говорить сам Снельман.
— Из одной, двух, трех пусть и больших рек нельзя напоить жите-
лей всей страны, — говорил Снельман. Каждая глухая деревня должна
иметь свой источник — озеро, ручей, ключ или колодец. То же и с ду-
ховной жаждой народа. Каждая местность нуждается в своих людях,
своих живительных колодцах. Таким людям Снельман писал письма,
которые затем пересылали из одного места в другое. Снельман в этих
письмах (апостольских посланиях, как их в шутку называли его прияте-
ли) одних подбадривал, духовно укреплял. Других корил. Третьим да-
вал советы, ставил новые задачи, указывал на добрые примеры.
— Даже находясь где-то проездом, он собирал людей, занимаю-
щихся народным просвещением, на дружескую встречу. Говорил им:
— Вы знаете, как из конопли изготавливают канаты. Сначала это
клочки пеньки, из которой прядут тонкие нити; их сплетают в веревки,
а несколько таких верёвок сплетаются вместе и получаются толстые ка-
наты, которыми привязывают огромные океанские суда. Так и с нашей
работой. Мы из разрозненных добрых намерений можем и должны
свить, создать мощную просветительную силу нашего двухмиллионно-
го народа.
Во время летних каникул, летом, Снельман в разных местах на
две-три недели собирал учителей со всей округи. Собиралась сотня и

68
более человек. Сначала на эти сборы шли с неохотой. В своем захолу-
стье, уставшие от работы зимой, многие сетовали на свою тяжёлую
учительскую долю. Некоторые говорили:
— Что за новая фантазия! Какие курсы? Нас, учителей, и учить?!
Снельман знал все это, понимал и не обижался. Он смотрел на людей,
как врач на больных: их нужно лечить. На первом летнем сборе учите-
лей Снельман говорил народным учителям:
— Дорогие друзья, я знаю, как тяжела ваша работа. Знаю, каково
вам живётся в захолустье, где необразованные жители не ценят вашего
труда. Понимаю и ваше тяжелое материальное положение. Однако, что
делать?! Помните: мы только начинаем великий труд пробуждения на-
рода. Мы подобны пионерам в новой стране. Мы на своих плечах обя-
заны нести всю тяжесть борьбы с народной непросвещенностью. И за
это нас ждут не похвалы, не сочувствие, а тяжкие жертвы. О них я вам и
говорю. Об их необходимости. Об их неизбежности.
— Призываю вас к жертве! Зову не всех. Зову тех, кто согласен на
жертву и кто на неё способен. Простите, откровенно скажу вам: я знаю,
что, как и в каждой профессии, среди учителей есть много тех, кто по
духу совсем не педагоги. Они даже не ремесленники. Они — батраки,
не любящие, а проклинающие свой учительский труд. Им я дружески
советую: оставьте школу! Ищите другое занятие. Идите в конторы.
Становитесь торговцами. Занимайтесь любой работой, но не занимайте
те места, на которых нужны люди живого духа и великих знаний... На
мою прежнюю просьбу откликнулись самые культурные люди нашего
народа, финские ученые. Они обещали прочесть вам каждый по пять,
шесть, десять лекций, чтобы показать, пусть и издалека, всю красоту
всевозможных знаний, чтобы затем жажду к наукам вы смогли передать
своим ученикам.
Народные учителя в большинстве были воодушевлены Снельма-
ном. Пожелали стать его помощниками. Стали самостоятельно и много
учиться, самосовершенствоваться. Со временем каждый из них стал
видным культурным деятелем.
В стране появились десятки, затем сотни больших и малых Снель-
манов.

69
VI

ЦЕРКОВЬ

Не только с народными учителями вел беседы Снельман для про-

буждения своей горячо любимой Суоми. Где бы ни были собрания чи-
новников, врачей, священников, купцов, учителей, офицеров — Снель-
ман всегда и повсюду вдохновенно говорил:37
— Помните о народе. Вы все вышли из народа. Кем вы станете?
Отдалитесь ли от ваших непросвещенных братьев? Или задумаетесь о
том, как лучше обустроить жизнь вашего народа? Что вы сделали для
культурного пробуждения народных масс?
Священникам Снельман говорил:
— Уважаемые отцы, пастыри Церкви! Не как враг ваш, а как сын
Церкви, как человек религиозной души прошу вас: будьте действитель-
но пастырями вашего народа! Священники не церковные чиновники.
Ваша задача не только совершать обряды и богослужения. Ваша задача
не состоит только в исправлении церковных служб. Иисус Христос
прежде всего учил народ чистой, доброй, праведной жизни. Пробуждал
в людях совесть. Пробуждал в них любовь к ближнему. Учил их, как
творить добро. Учил их, как из людей-животных, людей-зверей сделать
сыновей Божьих. Идите к народу с живой проповедью живой истины.
Не говорите вашим скучным, гадким до отвращения поповским языком,
на котором сотни лет, подобно мертвым лицемерам, вы повторяете
мертвые слова. Говорите так, как говорил бы сам Иисус Христос ваше-
му народу, явись он сейчас в Суоми.
— Отцы, пастыри стада Христова, от имени двухмиллионного
финского народа со слезами прошу вас: стряхните толстый слой вашей
мёртвой схоластики с живого Христа и научите народ понимать Хри-
стову истину. Пробудите у стариков и детей, у молодежи и взрослых
живую волю и живите так, как учит Евангелие.38
В Гельсингфорсе, финляндской столице, был собор епископов.
Обсуждались вопросы:
— Отмирание религии в народных массах;
— Равнодушие к Церкви и неуважение к духовенству;
70
 — Меры, которые следует предпринять в борьбе с этим. Снельман
просил разрешения выступить на соборе со своим докладом39 . Сначала
ему отказали. Сказали:
— Это собор епископов, мирянам на нём не место. Да и что может
Снельман, человек не богословского звания, сказать высшим иерархам
Церкви?
Тогда Снельман отправил открытое письмо собору:
— Я не намерен поучать вас. Я, мирянин, хочу лишь сказать вам,
почему нам, мирянам, холодно в ваших просторных и богатых храмах.
Вы утверждаете, что народ охладел к религии и Церкви, а я хочу вам
сказать, почему это произошло. Я вас прошу — «выслушайте меня как
голос из народа!», а вы не хотите, не пускаете меня на собор. Как вы
можете лечить больного, предварительно не выслушав его?
После этого Снельмана пригласили на собор. И он сказал еписко-
пам:
— Я не намерен ни обвинять вас, ни обличать. И без меня много
таких, которые обвиняют священников. Я не виню священников. Я ви-
ню себя, виню общество, виню весь народ. Священники не падают с не-
ба, их не приносит ветер с болот. Наше духовенство — тело от нашего
тела и кость от нашей кости. Наше духовенство — каким бы оно ни бы-
ло, хорошим или плохим — это мы сами. Оно вышло из нашей среды.
Поэтому, когда я слышу, как осуждают духовенство, я спрашиваю тех,
кто осуждает:
— А сколько среди вас честных, совестливых купцов? Есть ли
среди вас честные поварихи, совестливые каменщики, зодчие, кузнецы?
Представители какой профессии устраивают вас? Ваши адвокаты, ваши
члены парламента, ваши журналисты — можно ли их считать солью
страны? Чего вы хотите? Если меж собой не можете отыскать честных
свинопасов, то почему тогда удивляетесь, что среди вас нет пастырей
Церкви? А ваша Церковь — это вы сами. И ваши священники — это вы
сами. Они выпечены из вашего теста.
Поэтому я пришел сюда, — не для того, чтобы вас обвинять, —
говорил Снельман собору епископов всей Финляндии, — я сам пришел
к вам, как больной приходит к врачу. Пришел сказать вам: — Народ
груб. Народ суров. Народ лжив. Народ алчен. Народ не почитает никого
и ничего. Народ никому не доверяет. Подозрительно глядит на всех и
всё. Где тут место для религии? Какая тут может
быть религия? В народе укоренились некоторые древние церков-
ные навыки, отрывки суеверий.
— Разве это — вина народа? Кто и где, когда и как говорил народу

71
о религии? Иисус Христос, а за ним апостолы сами шли в народ. Гово-
рили ему просто, ясно. С примерами. С притчами. Возбуждали души и
сердца.
— И тысячи пошли за Христом, шли к Иоанну Пророку в пусты-
ню... А сейчас в дни великих праздников храмы пусты! Люди бегут с
церковных проповедей. Почему? Да потому, что мёртвые люди произ-
носят мёртвые слова, которые ничего не говорят ни уму, ни сердцу на-
рода. Задумайтесь, как и чем помочь этой беде. Это ваша задача.
Ваша обязанность.
— Я говорю вам, — продолжал Снельман, — народ тяжело ду-
шевно болен. Опасно болен. Религия — это чувство связи человека с
миром, с людьми, с каждой травинкой в поле. Если такой связи нет, не
может быть ни государства, ни общества, ни семьи, ни даже человека.
Недостаток религиозности в народе — это не церковный вопрос. Это
угроза государству. Равнодушие масс к религии может стать опасней-
шей болезнью народа. Легкомысленная молодежь, как и нищие умом
либеральные мыслители напрасно считают, что безбожие — признак
свободомыслия. Безбожие — это убожество души, болезнь духа. Без-
божие — это отмирание всего святого, заложенного в народе, и как ре-
зультат имеем людей-животных, безнравственность, аморальность, гру-
бый эгоизм, грабёж, дерзкую моральную распущенность.
— И я, мирянин, говорю вам, пастырям Церкви: Бог умирает в
душе народа. Что может быть страшнее этой смерти? И если вы хотите
быть честными перед собой, перед Богом и перед своим народом, не
ищите виновников вокруг себя. Не вините ни науку, ни философию, ни
интеллигенцию, как до сих пор поступали и ныне поступают фарисеи
всех вероисповеданий.
— Вините себя!
— Лечите себя!
— Учитесь сами тому, как учить народ!
— Сами ищите Бога. В себе. Для себя. А потом покажите народу
путь божьей жизни!
— Повторяю, без Бога в душе нет спасения народа. Я заканчиваю
свое обращение к вам, иерархи Церкви, призывом о помощи:
— Спасайте наш народ! Дайте ему Бога. Не мёртвые формулы ве-
ры, а живое чувство Бога в душе.
Окончив, Снельман низко поклонился собору. Его речь произвела
на всех разное впечатление. Одних она разозлила. Они вслух ворчали:
— Безобразие! Дерзость! Это оскорбление Церкви! Насмешка над
нами!

72
 Другие — к чести собора, их было большинство — молчали, и
молчание их было лучшим признанием правдивости слов Снельмана.
Они устыдились своего прошлого и одновременно радовались будуще-
му. Один из самых пожилых епископов, участвовавших в соборе, зако-
ноучитель Снельмана в его детские годы, подошел к оратору, крепко
обнял его и сказал:
— Спасибо тебе! Ты обрадовал своего старого учителя. Теперь я
могу сказать: ныне отпусти слугу Твоего с миром, ибо узрели очи мои
спасение народа моего. Господь тебе в помощь! Поднимай народ, со-
вершенствуй его! Спасибо тебе!
Некоторые епископы после собора собрали священников своих
епархий. Они долго, от всего сердца говорили о том, как оживить цер-
ковную проповедь, как приблизить духовенство к народу. Как им самим
стать подлинными пастырями.
Священники во многих местах и сами устраивали встречи. Вместе
читали Евангелие. Глубже вникали в смысл великих истин. На свои
встречи они приглашали верующих мирян. Говорили с народом новым
языком. О новых темах и новых вопросах. Они собирали молодёжь, де-
тей. Влияли на них. Не проклинали ни ум, ни науку, ни радости жизни,
но просили всегда во всё вкладывать чистоту детской души, тепло
юношеского идеализма.
Воспряли и народные массы. Стали стремиться к лучшей жизни. У
многих полегчало на душе. Сердца смягчились. Глаза смотрели более
открыто, приветливо.
Снельман и его друзья радовались. Говорили:
— В нашем полку прибыло. Мы обрели новых, самых ценных со-
трудников на ниве народного просвещения.

73
VII

АДМИНИСТРАЦИЯ

В 1816 году, согласно договору о присоединении Финляндии к

России, была принята новая конституция, содержащая новые положе-
ния о парламенте.40 Александр I еще раз подтвердил то, что было про-
возглашено в царском манифесте: «... мы ... утвердили на всегдашние
времена данное Нами обещание о святом хранении особенной консти-
туции края сего под державою Нашею и наследников Наших».
На открытие вновь устроенного парламента в Гельсингфорс съе-
хались государственные чиновники со всей Финляндии. Снельман там
присутствовал и прочел доклад.41 Он начал его с истории чиновничест-
ва Финляндии во времена шведов:
— Шведы прекрасный народ: умный, честный, благородный, при-
ветливый, жизнерадостный и культурный. Я уважаю шведов. Среди них
у меня много близких друзей. Искренне желаю Швеции всяческого до-
бра. Но я счастлив, что наша бедная, запущенная страна больше не на-
ходится под властью шведов. Я приветствую освобождение нашего на-
рода не от шведского государства, но от шведских чиновников.
Чем были шведские администраторы в Финляндии? Они были
двойным злом: злом для нашего народа и злом для шведской власти.
Это было зло для любой власти. Чиновники в Швеции — умные, чест-
ные и трудолюбивые люди, но, к сожалению, у нас такими они не были.
Шведское правительство повторяло опасные ошибки многих властей.
Внимательно подбирая чиновников внутри страны, оно в провинцию
назначало отребье, подонков общества.
— Как и у всех народов, в шведских богатых и знатных семьях
были и плохие дети: ленивые, озорные, глупые, дегенераты, пьяницы,
порченные молодцы.
Их выгоняли из всех школ. Их не принимали ни на какую службу
— ни в канцелярии, ни в торговые конторы. Они не были в состоянии
самостоятельно справиться ни с каким делом: не хотели работать, а ку-
тили и легкомысленно транжирили деньги.
Что делать с такими невежами и лентяями? Родители и родствен-
74
ники, если среди них были влиятельные особы, устраивали эту развра-
щенную молодежь чиновниками в Финляндию.
Можете представить, что натворила тысяча, а возможно, и две ты-
сячи таких чиновников! С образованием в два-три класса гимназии, ле-
нивые, морально испорченные, они в Финляндии больше времени про-
водили в богатых ресторанах и всевозможных развлекательных заведе-
ниях, чем на службе.
Они не желали, да и не умели работать. Были грубыми, необразо-
ванными. В службе неряшливы. К местному населению относились вы-
сокомерно. На службу являлись поздно, уходили рано. На службе, как
правило, распивали кофе, курили, читали газеты, болтали с приятелями.
Пришедшие к ним с делом всегда долго дожидались приема. Грубые
помощники орали людям: — Начальник занят. Ждите!
Если и удавалось добраться до такого «начальника», то он с по-
хмелья, часто с глупым и невыспавшимся лицом принимал посетителя,
как надутый индюк. Обычно он прерывал, не дослушав до конца, и гру-
бо бросал:
— Приходите завтра! Сегодня я занят.
— Выслушайте меня, я приезжий.
— Завтра! — еще громче орал индюк.
— У меня нет денег дожидаться...
— Сказано вам: завтра! Вон!
В ночных притонах вино текло рекой. Вокруг них роились дорого
оплачиваемые женщины. Всё это стоило много денег. В этих притонах
происходило такое, от чего порядочные люди приходили в ужас. Гово-
рили:
— Что это? Как Стокгольм допускает такое?! Доколе это будет
продолжаться?
Население страдало. Жаловалось. Негодовало. Было озлоблено.
Само становилось безнравственным, подлым. Говорило:
— Если власти так поступают, не упущу и я подвернувшегося
случая!
— Сейчас, слава Богу, не так, — продолжал Снельман.
— Мало-помалу, постепенно мы всюду назначаем своих финских
чиновников или избираем лучших людей из местных шведов. Мы мо-
жем вливать новое вино в новые бурдюки. Цените новое время. С само-
го начала трудитесь, как нужно. Изгоняйте старый дух, пока от него не
останется ни следа. Создавайте новую, нашу финскую традицию. Пусть
население увидит, что вы слуги, радетели народа, а не его паразиты. Не
смотрите на тех, кто к вам обращается, как на назойливых мух, а ста-

75
райтесь, по мере возможностей, всегда и каждому пойти навстречу.
Пускай народ знает, что если что и не было сделано, то не потому, что
вы не хотели, а потому, что не могли, не было возможности. Помните,
что вы, чиновники, одновременно и воспитатели народа, как священни-
ки и народные учителя.
— Известно ли вам, кто главный учитель несправедливости? — с
глубокой иронией говорил Снельман. — Чиновники! Представители за-
кона! Они учат народ не соблюдать законы. Поэтому от имени
новой Финляндии я прошу вас, люди закона, помогите нам воспи-
тать в наших гражданах чувство законности. Или ещё больше —
чувство глубокой внутренней справедливости.
Эта речь Снельмана не была одинокой. По всей стране само насе-
ление стало строже, но с большим доверием относиться к своим чинов-
никам. Через одно-два поколения финское чиновничество перероди-
лось. Стало более умным и моральным. Могло служить примером. На-
селение ими гордилось и уважало их.

76
 VIII

КАЗАРМА

По конституции Финляндия ещё при шведах имела и собственную

почту, и свою денежную систему. Имела и собственную армию.42
Так осталось и тогда, когда Финляндия перешла под власть Рос-
сии. Денежная система, почта, позднее железные дороги, областное и
местное самоуправление — всё это осталось финским. Сохранилась и
немногочисленная финская армия.43
С той разницей, что при шведах всё было фактически в шведских
руках, по духу было шведским. Финляндцы были не чем иным, как жи-
вым удобрением, предназначенным для удобрения шведской государст-
венной власти и шведской культуры.
С переходом Суоми под власть России финляндцы постепенно, но
прочно стали занимать места, принадлежащие им по праву как хозяевам
своего края.
Началось с низов. В народных школах, затем — в средних и выс-
ших места учителей-шведов стали занимать учителя-финляндцы. Ста-
новилось все больше священников-финляндцев, и судей, и врачей, и
чиновников.
Финской по духу стала и маленькая финская армия. Большинство
солдат в этой армии ещё во время шведского правления были финлянд-
цами, однако это была лишь финская кожа для шведского военного са-
пога. Высшее командование, его дух, отношение офицеров к солдатам
— всё было шведским.
Шведы — храбрый народ. Шведский король Густав-Адольф во
время Реформации, как и Карл XII в эпоху Петра Великого в России,
прославил шведскую армию на всю Европу.44 Но военная власть Шве-
ции, как, впрочем, и в других странах, была аристократической, некой
особой, привилегированной кастой. Офицеры смотрели свысока и на
чиновников, и на купцов, и на интеллигенцию. Народ — низшие слои,
солдаты — был пушечным мясом, которое нужно было держать в гру-
бой, суровой дисциплине. Кроме фронта, парадов и казарм, офицеры ни
о чем другом не желали знать. Всё свободное время проводили в по-
77
пойках, за картами, в лучшем случае — в танцах.
Большинство их было малообразованно. Они почти ничего не чи-
тали. Не имели никаких общественных, а еще менее — народных инте-
ресов. Любили бряцать и угрожать оружием. Были великими франтами.
Наряжались в парадные мундиры. Были великими салонными кавале-
рами, завзятыми танцорами. Однако охотнее всего они пили и играли в
карты. С солдатами были грубы, часто просто суровы. Презирали «ка-
зарменный скот», как они называли солдат.
Молодая финская интеллигенция со Снельманом во главе обрати-
ла серьезное внимание на положение в своей армии, на воспитание сол-
дат. Многие лучшие выпускники гимназий и даже университетов, окон-
чив учебу, поступали в военные училища, затем шли в армию и служи-
ли там пять, шесть, даже десять лет, одновременно занимаясь своими
науками.
Снельман был выразителем их мыслей и чувств и на встречах с
учениками и молодыми офицерами говорил и писал в газетах:
— Армия может стать самой лучшей, самой благодарной и самой
ответственной школой для народа. Помните: из всего населения страны
часто из самых захолустных мест выбирают тысячи самых здоровых
людей в лучшую пору их жизни.
— Отрывают их от семьи, от их обычного дела и тысячами соби-
рают на долгий срок в казармах. Здесь их кормят, одевают, дают полное
обеспечение. Если и заставляют работать — часто пусть и сверх меры,
то после возвращения домой эти навыки им не приносят никакой поль-
зы.
— Даже самые культурные народы, к сожалению, всё еще не уме-
ют жить в мире, — говорил Снельман. — Старая злоба и страсть к раз-
бою внезапно выплескиваются из них, как бушующее море, быстро за-
топляющее берег. От наводнений нужно защищаться дамбами. Любая
армия — дорогостоящая живая дамба, которая грудью тысяч своих ге-
роев охраняет границы родины. За своей спиной она обеспечивает сво-
ему народу мир и свободный труд.
— Армия — особый жертвенный монашеский орден, — говорил
Снельман. — А мы, штатские, недостаточно умеем ценить и уважать
свои живые дамбы, где каждая песчинка — живой человек. И тысячи
этих песчинок, если будет нужно, пойдут и погибнут за нас, за нашу
мирную жизнь.
— Если где-либо — на улице, в поле, в лавке, даже в трактире — я
встречаю офицера или солдата, у меня возникает желание с ними веж-
ливо поздороваться. Мне хочется обратиться к ним с ласковой улыбкой:

78
 — Милые! Родные! Дорогие! Из-за нас, из-за меня вы посвятили
себя тяжелой службе — охране родины. Да хранит вас Господь!
— Подумайте сами, — продолжал Снельман: — каждый солдат в
казарме — это живой драгоценный камень. И таких живых драгоценно-
стей ежегодно набирается много тысяч. Их долго держат вместе... Было
бы не только обидно, но и грешно, если бы после своего пребывания
при нас эти живые брильянты возвратились домой поцарапанными или
даже разбитыми.
— Наша новая финская армия должна стать новой и по духу, и по
нравам, и по развитию, и по результатам службы солдат в казармах, —
вдохновенно говорили новые молодые офицеры, финляндцы, духовные
ученики Снельмана. — Солдаты не казарменный скот. Солдат — наш
младший, недостаточно образованный брат, которого мать-родина по-
слала мне на воспитание. И когда он после окончания службы вернется
домой, родина спросит меня:
— Кого ты подготовил? Какими выпустил сотни и тысячи моло-
дых, зеленых парней, которых я тебе доверила?
— Офицер солдату не только брат. Не только его старший това-
рищ на войне. Офицер — учитель солдата. Его воспитатель. На совести
офицера и тело солдата (его здоровье), и голова солдата (его ум, его
мозг), и сердце солдата, его душа (его характер), его совесть, его пони-
мание жизни, отношение к людям, к родителям, к жизни.
И молодые финские офицеры, труженики новой финской армии,
которые так понимали свои обязанности, не устрашались тягот службы,
а восхищённо, пламенно говорили:
— Ну что же? Не только на войне мы можем быть полезны своей
родине. Мы можем служить народу всё время пребывания в казармах. В
постоянном соприкосновении с каждым солдатом. Раньше зачастую са-
мо слово «казарма» считалось ругательным:
— Ведите себя прилично: вы не в казарме!
— Пахнет казармой.
— Казарма его испортила...
Ныне казарма может, и должна, стать другой, — считали моло-
дые офицеры-финляндцы. — Мы превратим казарму в народную шко-
лу. Сделаем народным университетом. Солдаты с радостью будут
вспоминать казарму. Люди с гордостью станут говорить о казарме:
— Казарма его исправила.
— Это казарма его воспитала: развила его, научила быть ловким,
честным, прилежным, вежливым, услужливым, опрятным.
Так финляндцы-офицеры усердно приступили к своей великой

79
апостольской миссии в казарме. Они много работали и над собой. Сле-
дили за каждым своим шагом. Переустроили всю свою жизнь в казарме.
Раньше, во времена шведов, в казармах было грязно, неуютно. В
них царил дух мертвечины. Воздух был спертый, кислый. Солдаты бы-
ли одеты неопрятно. Голодали. Часто болели от плохого питания.
Старшие по чину обкрадывали их во всём: в еде, в одежде, в обуви, в
отоплении, даже в оборудовании помещений. С ними обращались гру-
бо. Самые циничные ругательства были частью службы. Сейчас всё в
корне изменилось. Казармы убираются. Их постоянно проветривают. В
свободное время вокруг зданий, во дворах сеют траву, разводят цветы.
Цветы в горшках стоят в казармах. На окнах занавески. На полах ковро-
вые дорожки, у дверей — половички. У входа тщательно вытирают но-
ги. Обувь и одежда также чистятся. Солдаты раз в неделю отправляют-
ся в баню.
Вместе с внешней чистотой заботятся и о чистоте внутренней. Со
старых времен сохранились поговорки о пьянстве и грубой ругани шве-
дов. Говорилось:
— Пьян, как швед.
— Матерится, как шведский солдат.
Действительно, при шведах в казармах ужасно много пили и по-
стоянно звучал отвратительный мат. Ругались солдаты, ругались офи-
церы, ругались генералы. Ругались в припадке гнева, ругались в ходе
дружеской беседы. Гадко ругались. В отвратительной ругани не щадили
ни мать, ни Бога, ни Христа, ни солнца, ни неба. Изливался поток са-
мых мерзких ругательств.
Молодые офицеры-финляндцы начали употреблять в казармах
мыло. Научили своих солдат утром, вечером и перед каждой едой мыть
руки. Ввели полотенца, зубные щетки. Научили их чистить зубы. Когда
научили солдат держать рот в чистоте, им стали говорить о чистоте
языка, о чистоте речи. Прежде всего, ни один из них не ругался. Были
строги. Не давали солдатам поблажек. Требовали строгой дисциплины,
но без солдатской брани.
Прежде не только солдаты, но и офицеры, часто выходцы из при-
личных семей, считали эту отвратительную ругань проявлением свое-
образной доблести, элегантности, непременной принадлежностью во-
енной службы. Появились своеобразные специалисты уличной брани:
они хвалились, что могли грязно браниться до бесконечности, на все-
возможный манер.
Молодые офицеры-финляндцы энергично ввели в жизнь новую
моду. Они говорили:

80
 — Казарма — это наш общий семейный дом. Это наша кафедра.
Что для священников церковь, то для нас казарма. Здесь нужно вести
себя пристойнее, чем в обществе женщин.
Так эти молодые офицеры и словом, и примером поучали солдат-
скую массу:
— Не превращайте казарму в пьяный кабак или в нужник. Не
плюйте на пол, поддерживайте чистоту пола. Не плюйте в воздух гру-
бой руганью, блюдите чистоту своего языка и чистоту ушей ваших то-
варищей. Грубая ругань хуже собачьего лая. Это признак умственной и
общей нравственной некультурности. Если вам хочется продемонстри-
ровать свою доблесть, находите другой путь, благородный и красивый:
— Занимайтесь спортом. Учитесь красиво и долго плавать. Быстро
кататься на коньках. Ловко состязаться в борьбе. Прыгать в высоту и в
длину.
— Учитесь петь, играть на том или ином инструменте. Учитесь
красиво танцевать.
— Учитесь вести себя в обществе. Старайтесь быть интересным
собеседником. Читайте и слушайте советы. Запоминайте их.
Так молодые офицеры стали самыми заботливыми педагогами.
Одновременно с военными занятиями каждый из них выделял час-
другой на воспитание солдат. Устраивали военные игры, вечеринки,
развлечения. Учили солдат, как создавать певческие и музыкальные
кружки, курсы танцев, кружки рисования.
С теми, кто был слаб в грамоте, поступали как с учениками. Зани-
мались по вечерам чтением. Вели с ними беседы. Читали лучшие
рассказы разных народов, занимательные рассказы о приключени-
ях и подвигах героев. Показывали на экране туманные картины из оте-
чественной и мировой истории. Показывали города и красивые пейзажи
Суоми и других стран.
Многие часто говорили о том, как каждый солдат, по возвращении
домой, сможет послужить на пользу родине. — Там люди живут, как
кроты в норах. Что они видят и что слышат? И вы тоже станете, как
кроты в норах: вам будет стыдно, если вновь, как кроты, вы вернётесь в
кротовые норы. Станьте вестниками новой жизни. Ступайте и будите
усыплённый ум в вашей глуши. Будьте новой гвардией. Гвардией мир-
ного культурного труда.
В каждой армии есть особенно заслуженные полки. Полки героев.
И они сами себя, и другие называют их «полками смерти». Гусары
смерти, драгуны смерти, стрелки смерти и так далее. Это значит, что
они в случае необходимости готовы умереть в бою, все до одного. Они

81
— настоящие герои. Но умереть за родину — не меньшее геройство,
чем жить за родину. Учить, работать для процветания родины, для про-
цветания своего народа.
— Как у вас возделывают землю, как сеют, убирают хлеб?
— Как у вас производят молочные продукты, как заготавливают
лесные плоды?
— Как занимаются ремеслами?
— Как у вас относятся мужья к женам?
— Как родители воспитывают детей?
А вот как все делают в странах, где народ разумно мыслит. Поче-
му все хвалят и дорого платят за английское сукно, чешское стекло,
голландскую рыбу, ирландских овец, французское вино, датское масло,
брюссельское кружево, швейцарских коров, американскую лозу, рос-
сийскую пушнину и кожу, шведский картон и шведские спички?
Потому, что там все эти товары делают лучше, красивее.
— Приложите все усилия, чтобы так было и у нас, — непрестанно
советовали молодые офицеры-финляндцы своим солдатам. Объясняли
им, учили их, как этого добиться в Финляндии. — Кто же это сделает?
Кто же научит ваших необразованных отцов и братьев в деревне? Кто
доберётся в глухие места посреди болот и дремучих лесов? — спраши-
вали эти благородные педагоги своих солдат и внушали: Вы! В первую
очередь — вы! Тогда ваши села, ваше отечество ничего не потеряют от
того, что вас долго держали в казармах. наоборот, вы вернетесь к ним с
драгоценной добычей. Принесете с собой большие проценты. Вы при-
шли в казармы как дрова, а возвращаетесь как живой свет, как мощное,
чудодейственное тепло.
И так молодые офицеры финской армии стали одной большой
культурной силой в их дикой, лишенной природных богатств Суоми. В
стране, как на большой фабрике, заработали тысячи умных машин.
Солдаты ценили своих старших товарищей в армии. Полюбили их.
Во время службы старались не огорчать их; брали на себя заботу о по-
ведении своих несдержанных, распущенных товарищей. Вернувшись в
родные края, солдаты часто писали офицерам. С благодарностью вспо-
минали службу в армии. Сообщали им, что сейчас иначе, другими гла-
зами смотрят на жизнь. Писали о своих планах, замыслах. Ждали от них
советов. Просили помочь в приобретении книг, газет.
По всей стране вплоть до самых глухих мест возникли прекрас-
ные, теплые духовные связи между обитателями казарм и населением.
Казарма стала большой ткацкой мастерской, где создавалось полотно
новой, культурно-прочной и культурно-красивой народной жизни.

82
 Казарма перестала быть пугалом для народа. Казарму начали це-
нить. По городам и сёлам можно было слышать, как родители говорили
легкомысленному, озорному или невоспитанному сыну-юноше:
— Когда, наконец, придет срок идти тебе в армию? Может, тебя
казарма исправит?
— Казарма воспитает молодца, — говорили и соседи. — И из
худших негодяев там делают людей. Вспомните Пекку Юксена, по-
смотрите на Рудью Атонена: казалось, они совсем пропащие. А когда
они вернулись из армии, оба стали примерными парнями. Мы бы хоте-
ли, чтобы и наши сыновья стали такими. Выходит, казарма воспитывает
молодых людей лучше, чем мы, чем наша семья.
— Да, да, да, — соглашались старшие.— Действительно, мы были
слепыми. Мало что понимали. Жили плохо. Слава Богу, новые люди
начинают жить по-новому: лучше, умнее, красивее устраивают свою
жизнь.
Казарма и сама повзрослела умственно и морально. Умственно и
морально поднимала народ, как хорошие дрожжи поднимают тесто.

83
 IX

ФУТБОЛ

С приходом Наполеона к власти во Франции война в Европе не

прекращалась. Наполеон воевал буквально со всеми европейскими
странами, его главной задачей было победить мощную Англию. Зато и
Англия стремилась разгромить Наполеона.
Наполеон угрожал войной и России. Поэтому в 1808 году Россия
поспешила окончить войну со Швецией, чтобы развязать себе руки на
случай войны с Наполеоном.45 И она грянула. Наполеон собрал два-
дцать народов против России, дошел до Москвы и там пропал. Смер-
тельно разбил свою голову и грудь о грудь русского народа.
Возвратился он во Францию совершенно поверженным. Правда,
стремился еще восстановить свои силы и славу, но Англия подняла всю
Европу против Наполеона, и его окончательно разгромили. Заточили
его на острове Св. Елены.
Уставшие от непрерывных войн с Наполеоном европейские наро-
ды были счастливы, что Англия усмирила виновника стольких бедст-
вий. Они с благодарностью поклонялись великой энергии Англии. Вос-
хищались Англией и стремились ей подражать. Старались быть подоб-
ными англичанам. Всё английское стало модным.
Но, как бывает у детей и у незрелой молодежи, стремящихся под-
ражать старшим, всё начинается с ошибок, даже пороков: начинают ку-
рить, пить низкопробный алкоголь, разговаривать басом, браниться по-
следними словами. Так было и с малыми, культурно-молодыми, умст-
венно-незрелыми народами. Они принимали все внешние, часто смеш-
ные и уродливые черты англичан.
Становились плохими копиями извращенного английского образа
жизни.
Взрослые, состоятельные люди тратили много денег на бега, как
англичане. По-английски пили виски с содовой. Носили костюмы анг-
лийского покроя. Брились и делали на голове «английский пробор».
Молодежь стала увлекаться английскими видами спорта, в основ-
ном наихудшим видом английского спорта: футболом, игрой в мяч но-
84
гами. По всей Европе среди молодежи, которая еще и школу-то не за-
кончила, футбол стал своеобразной религией. Тысячи людей во всех
странах создали культ футбола. Носились с ним. Превратили в науку, в
искусство.
Нищая духом, невежественная, грубая уличная пресса уцепилась
за эту страсть подростков. Эксплуатировала ее. Завела особые рубрики.
Почти ежедневно печатала обзоры о героях с ногами буйволов.
Подобное произошло и в Финляндии во времена Снельмана. Фин-
ляндская молодёжь ещё не была приучена к серьёзному умственному
труду. Ещё не было высокого идейного интереса. Ненависть народа к
шведам и национальная борьба с ними утратили смысл после присое-
динения Финляндии к России.
Праздная, здоровая и, к сожалению, духовно ленивая финская мо-
лодежь увлеклась футболом. Футбол, как духовная зараза, охватил все
слои городской молодежи Финляндии. Дошла очередь и до больших
сёл. Футбол вошел в моду и занял мысли и сердца всего поколения.46
Клубы и футбольные общества возникали словно прыщи и родинки на
больном теле, словно комары у болот. Эти общества совершали турне
из города в город, устраивали матчи. Ездили играть в другие страны.
Тратились большие деньги. Губилось драгоценное время, пора лучших
юношеских, школьных дней. Меркнул жар души. Ноги буйволов стали
идейным знаком времени.
Снельман и его друзья никак не могли примириться с тем, как
променивалось интеллектуальное развитие молодежи на толстые ноги
буйволов. Они серьёзно смотрели на умственное и духовное обнищание
всего поколения.
— Что станет с этими героями с мускулистыми бедрами, коленями
и ступнями? — вопрошали апостолы культурного пробуждения Суоми.
— Что с ними будет в дальнейшей жизни? Какими новыми духовными
благами обогатят они родину?
Снельман и его друзья вспоминали, как великий Сервантес в свое
время написал гениальную книгу «Дон Кихот», где жестоко высмеивал
болезненное увлечение испанцев чтением глупых, пошлых романов, в
которых описывались приключения неизвестных героев-рыцарей.
— Видимо, глупое восхищение всей страны чтением глупых ро-
манов не было мелочью, раз величайший гений Испании посчитал нуж-
ным бороться с ним, — рассуждали Снельман и его друзья. — Серван-
тес видел, что увлечение всей читательской публики в Испании глупы-
ми надуманными романами есть знак умственной лени всех грамотных
людей страны. Люди не хотят заботиться о лучшей жизни своей роди-

85
ны. Не желают трудиться для экономического,
умственного и морального совершенствования своего народа. В
этом смысле они голые! Ни мысли, ни сердце, ни воля их не сосредото-
чены в нужном направлении. Они и не хотят работать!
Так люди обманывают самих себя. Дни, месяцы, годы проводят за
чтением романов с надуманными событиями. Им кажется, что они за-
нимаются делом... А в стране нет культурных тружеников. Народный
ум спит. Ширится невежество. Растут народные грубость и нищета.
Страна постоянно беднеет. Приближается к моральному, умственному
и экономическому банкротству. Где те люди, которые чему-то учились,
от которых страна имеет право ожидать помощи? Они опьянены чтени-
ем глупых, занимательных выдумок...
— Увы, у нас не знают, не понимают смысла и значения гениаль-
ных писателей, — сетовал Снельман. — И наше время, и наш народ
нуждается в своём Сервантесе, своём Свифте с его гениальной са-
тирой о народе лилипутов. О народе с лилипутскими мыслями, лили-
путской политикой, лилипутским духом. Снельман со своими друзьями
принял решение:
— Гения Сервантеса у нас нет, не можем быть и Свифтами, но
насколько у нас хватит разума и способностей, мы будем в нашей не
продолжать их великое дело... Микробы чумы, холеры и тифа невиди-
мы: они малы, а истребляют целые области. Существуют и микробы
духовных болезней общества и народа. Возможно, они опаснее микро-
бов холеры. Финляндия, страна болот, была очагом малярии и туберку-
лёза.
Население тяжело страдало от первой, а от туберкулёза буквально
вымирало. Шведы на это не обращали особого внимания. Теперь, при
Снельмане, велась борьба и с туберкулёзом.47
— Но существует и туберкулёз мысли, туберкулёз воли, туберку-
лёз духа, — рассуждал Снельман. — А наша молодежь, почти вся, бо-
леет этим заразным духовным туберкулёзом. Нельзя равнодушно смот-
реть на распространение духовного туберкулёза среди тех, кому через
5—15 лет предстоит переступить порог творческой жизни. Надо бо-
роться.

***

Однажды готовилось большое торжество футболистов — одно из

их ведущих обществ отмечало свое десятилетие. Состоялся грандиоз-
ный матч сборных. После матча проводилась торжественная конферен-

86
ция. С выступлениями. Участвовали любители многих видов спорта.
Среди них были и друзья Снельмана. Сам Снельман состоял почётным
председателем одного из самых больших обществ, принимавших уча-
стие в состязаниях.48 На конференции он сказал:
— Мне приятно, что наша финская молодежь занимается спортом.
Разнообразные и осмысленные физические упражнения имеют огром-
ное воспитательное значение. Древние греки, народ мудрецов, с боль-
шим почтением относились к гимнастике, борьбе, бегу, прыжкам в дли-
ну. Физические упражнения развивают эластичность и ловкость тела.
Тело благодаря им становится гибким, походка лёгкой, движения плав-
ными.
— Городской образ жизни с его длительным сидением, часто в
тесных и душных помещениях, может изуродовать тело. Дрябнут мус-
кулы. Отравляется кровь. Люди становятся вялыми. А к тому же ещё
непродуманное, неразумно долгое школьное образование. Превращение
живительных знаний в школьную схоластику. Перегрузка мозга книж-
ными цитатами: годами, именами, мерами, формулами, мёртвыми зако-
нами.
— В Германии большинство школьников носит очки. У них уже
плохое зрение. В городах у большинства детей искривление позвоноч-
ника, впалая грудь, тонкие ноги, слабые руки, бледные лица; вид утом-
ленный, как у растений без воздуха. Хочется вывести людей за город.
Заставить их бегать, прыгать, бороться на траве. Глубоко дышать.
— Греки так и поступали. Так делаем и мы. Но современники Со-
крата, Фидия и Перикла49 в основу жизненной мудрости положили пра-
вило: «Никаких излишеств!» Это значит, не нужно крайностей. Ника-
кой односторонности. Всё в меру. Всё в свое время. И всё на своем мес-
те.
— Кроме этого, современники Сократа, Эсхила и Аристофана50
едко высмеивали отрыв людей умственного труда от жизни, мёрт-вость
и слабость интеллигенции.
— Великий автор бессмертной сатиры «Похвала глупости»51 бес-
пошадно бичует головастиков, как он называет книжных мудрецов, су-
хих теоретиков.
— Гениальный автор «Гулливера» Свифт много места уделяет вы-
смеиванию всех сторон жизни лилипутов, народа карликов, которые
надуваются как жабы, изображая из себя народ больших людей.
— Столько же места, целую специальную главу, Свифт уделяет
ироническому описанию уродливой жизни, уродливым склонностям
лилипутов. Лилипуты — люди с большой отёчной головой на тонкой

87
шее и с узкими плечами. Вся их жизнь устроена по книжным формулам,
по геометрическим чертежам и... всё у них мерзко и уродливо, как
мерзки и уродливы они сами.
— А я не хочу, — говорил Снельман, — чтобы наша будущая
Суоми, о которой грезим мы с друзьями, походила на Лилипутию. Нам
не нужны лилипуты. Но мы не хотим и того, чтобы финляндцы стали
народом с сильными ногами, но слабым мозгом. Снизу — ноги буйво-
лов, а сверху — головы баранов; пустой, лёгкий череп, подобный коро-
бу — такая картина не вызывает у нас восторга, не отвечает нашим
мечтам о величии нашего небольшого народа.
— Вы восхищаетесь успехами футбола в Финляндии. Вы кричите
от радости, гордитесь, что ваше общество «Сильная нога» приглашено
на матчи в соседние страны — Швецию, Норвегию, Данию и что
«Сильная нога» уже побывала в далёкой Венгрии и там победила. Ваша
радость меня не радует.
— Я был бы счастливее, если бы в нашей дорогой Суоми сущест-
вовало бы несколько обществ с названиями: «Сильная мысль», «Вели-
кое дело», «Молочное производство», «Лучшее яйцо», «Отборное зер-
но», «Белое полотно», «Чистая совесть», «Новые идеи», «Гордость ме-
ханики», «Сытый народ»...
— Мне хотелось бы, чтобы вы, молодые финляндцы, побеждали
не одних венгров, но и немцев, и французов, и англичан, и не ударяя
ногами по мячу, а головой, и сердцем, и волей на ниве науки, мастерст-
ва, торговли, ремесла, мудрого законодательства, в борьбе народа за
лучшее устройство своего отечества.
В этой великой борьбе на жилистых ногах футболистов вы далеко
не уйдете. Чтобы бить мяч головой, нужен крепкий лоб, а самый креп-
кий лоб у барана. Я не уверен в том, что голова барана — то, чем может
гордиться молодежь Финляндии.
— Поищите и сравните изображение Сократа со знаменитой ста-
туей Геркулеса.52 В портрете Сократа бросается в глаза голова мудреца,
большой-большой лоб, вместилище мозга. Кажется, что мозг не вмеща-
ется во лбу, что ему там тесно — так он велик. Таковы лоб и голова Со-
крата.
Сейчас посмотрите на статую Геркулеса. Прежде всего нас пора-
жает мощная, тяжёлая, мускулистая фигура героя древнегреческих ми-
фов. Мощное тело покоится на массивных ногах, подобных бревнам.
Мышцы рук — как переплетённые морские канаты. Широкие плечи,
высокая грудь. Шея быка, а голова непропорционально мала. Низкий
лоб. Всё говорит о том, что перед вами огромная физическая, никак не

88
интеллектуальная или духовная, сила. Геркулес — человек мощного те-
лосложения, прочных костей, сильных мускулов, но это не человек ве-
ликого ума, не витязь мысли и духа.
— Я вам не предлагаю, чтобы вы выбирали голову Сократа или
голову Геркулеса. Я вам советую: В погоне за ногами буйвола не забы-
вайте позаботиться о голове Сократа. Не оставайтесь с твердым как ка-
мень бараньим лбом. Помните правило; поиграй, да за пояс заложи.
Молодой Финляндии не нужны люди, которые только и умеют, что го-
няться за кожаным мячом. Ей нужны мощные двигатели экономиче-
ской, социальной, умственной и нравственной жизни финского народа.
— Не берите пример с жалких шарлатанов, недостаточно куль-
турных народов, которые начинают познавать жизнь культурных наро-
дов с их задворок, с мусорных ящиков. В Париже они изучают кафе-
шантаны. В Германии начинают с пивных. В Англии перенимают фут-
больный мяч. Смотрите ввысь! В Европе посещайте дома творчества.
Идите в храмы мысли. Подражайте той молодёжи, которая в Германии
тысячами заполняла и заполняет «Tugendbund», «Союз добродетелей».53
Работайте над развитием вашего духа. Помните заповедь: «В здоровом
теле — здоровый дух».
— Помните: ваша задача, молодежь Финляндии, не выше и даль-
ше гонять тяжёлый мяч, а выше поднимать свой народ. Быстрее разви-
вать своё отечество.

89
 Х

РОДИТЕЛИ И ДЕТИ

Все свои лучшие надежды на будущее пробуждение Финляндии

Снельман и его друзья связывали с мудрым воспитанием молодежи.
Молодежь была его великой любовью и одновременно — больным ме-
стом.
Случалось, что Снельман прямо в глаза ругал молодежь, но перед
старшими всегда защищал её, особенно если старшие, как бывает все-
гда и везде, упрекали ее в аморальности или твердили, что из неё не бу-
дет толку. Снельман же говорил старшим:
— Не вините свою молодёжь — вините самих себя. Ваша моло-
дёжь такова, какой вы её воспитали. Как вы воспитываете вашу моло-
дежь? Никак! Матери заняты по хозяйству — кухней, покупками, убор-
кой, стиркой белья. Отцы заняты службой, торговлей, делами. Вечера-
ми сидят в трактирах и клубах, играют в карты. С детьми никогда не за-
нимаются — нет времени, с ними им тяжело и скучно.
— С детьми не разговаривают. Не интересуются их жизнью. Когда
найдется время, немного их поласкают, дадут им сладости, игрушку, а
затем: — Ну, идите, дети! Играйте сами! — Другими словами, это зна-
чит: — Уйдите с моих глаз. Делайте что хотите. Только нас оставьте в
покое.
Детские годы, детский ум, детская душа, как неухоженный луг,
остаются пустыми. Ничем хорошим не засеиваются. Если детям и гово-
рят о добре, об истине, о любви, то говорят закостнелыми, скучными,
чужими словами. Не хотят и не умеют заинтересовать детский ум. Не
согревают их восприимчивую душу.
Откровенно говоря, дети и при родителях, рядом с многочислен-
ными тетями и дядями, у себя дома растут, как сироты. Детей, возмож-
но, и хорошо кормят, одевают, заботятся об их здоровье, но очень мало
думают о здоровье, о чистоте, о питании детского ума и детской души.
Действительно нужно удивляться, как наши дети не стали ещё хуже,
чем они есть.
Когда дети подрастают, когда начинают всё понимать, всё слы-
90
шать, что они чувствуют, что видят вокруг себя, в семье?
Если на улицах и площадях городов и деревень, во дворах домов
валяются кучи мусора и заразной пыли, все возмущаются, что квартиры
не содержатся в чистоте, но никого не удивляет, что в этих же местах
состояние здоровья населения удручающее, что люди здесь болеют и
тысячами вымирают. Дегенерируют.
Теперь, родители, подумайте и откровенно, по душам, скажите:
достаточно ли умственно и нравственно здорова семейная среда, в ко-
торой воспитывается и формируется характер ваших детей?
Детям говорят: «Не лги, не обманывай! Это нехорошо, это гадко!
Грех. Бог не любит этого, накажет». А сами лгут и обманывают. Лгут
друг другу. Лгут другим. Лгут детям. Говорят: «Нельзя никому врать,
нельзя быть грубым и злым», а сами и грубы, и злы, и лживы. Одно го-
ворят, другое делают.
Дети это сразу замечают. Сначала удивляются. Не понимают, как
это их отец и мать, которым они полностью доверяют, как они творят
то, что по их же словам, гадко, некрасиво, грешно. Затем они начинают
понимать, что родители говорят одно, а делают другое. Тогда дети пе-
рестают уважать своих родителей. Не слушают их речи о том, что хо-
рошо делать, а что нехорошо. Слушают речи о добре и зле как скучные,
ненужные слова.
Родители постоянно жалуются на то, что даже маленькие дети не
слушаются их, что они упрямы, испорчены. А кто первый портит наших
детей? Кто учит их не придавать никакого значения нашим словам? Мы
сами, отцы и матери.
Не требуйте от детей любви, уважения и послушания. Не думайте,
что добьетесь этого угрозами, руганью, наказаниями. Ведите себя перед
детьми так, чтобы они уважали вас, любили по вашим достоинствам.
В Библии есть притча о том, как Моисей, вождь еврейского наро-
да, пас стадо близ горы Хорив и увидел, как горит куст, горит, горит и
никак не сгорает.54 Как рассказывается в библейской притче, Моисей
поинтересовался в чем дело. Приблизился к кусту и услышал голос:
— Моисей, скинь обувь с ног своих. Место, на котором ты сто-
ишь, есть святая земля.
В этой библейской притче заложен глубокий смысл для людей и
народов всех времен, если эти люди и народы задумывают совершить
какое-то великое дело. Притча говорит: К великому, чистому и светло-
му делу не приступай с нечистыми руками и ногами. Чистое дело тре-
бует чистых рук. К великому делу нужно подходить, подготовившись
серьезно.

91
 — Каждая семья, имеющая детей, — это живой горящий куст. А с
какими грязными ногами и руками, в каких грязных одеждах мы подхо-
дим к этому кусту! Когда родители — и отец и мать — ходят по дому
неопрятные, полураздетые, в несвежем белье, они так же нечисты и в
своих речах, поступках, в своих взаимоотношениях с детьми.
Я уже не говорю о грубости и низости ссор между родителями при
детях, когда часто и отец и мать хотят навредить друг другу и обраща-
ются к детям:
— Смотрите, дети, какой у вас отец!
— Полюбуйтесь, какая у вас мать!
И так далее — новые грубости, новая ругань! Возьмите, например
домашний, мирный разговор. Со всех сторон собираются сплетни.
Праздная, скучная болтовня. Мелкие жалобы. Убогие грёзы о лишней
монете, о пёстрых тряпках, о малой надбавке на службе...
Как какая-то густая болотная плесень, в которой дети ковыряются
15-20 лет, как жабы! А потом взрослые удивляются, почему молодёжь
не парит в небесах, подобно орлам, почему у них бескрылые дети.
А позвольте спросить вас, отцы и матери, могли ли бы вообще ва-
ши дети, при таком воспитании, обзавестись крыльями? Или, может
быть, вы уже с самого начала до основания сломали им крылья?
Когда дети подрастут, станут парнями и девушками, вы заводите
разговор об их будущей жизни и работе. Думаете о том, как и куда их
отдать. В инженеры, в чиновники, в торговлю, сделать из них врачей,
адвокатов. Ищете выгодную службу, выгодную профессию. Девушкам
ищете богатых женихов.
Корысть, корысть и корысть. Хотите получше «устроить» детей.
Определить их на мягкое, тёплое место. И считаете, что тем выполняете
долг любви к детям.
Об этом хорошо сказал Лев Толстой: «Одна из главных причин
тяжёлого «неустройства» в жизни состоит в том, что все хотят хорошо
«устроиться» в жизни, но никто не хочет «устраивать» жизнь», Все хо-
тят лишь брать от жизни, но никто и не думает о том, чтобы что-то ей
дать. Вступают в жизнь, как эгоисты, грабители, эксплуататоры, пара-
зиты. В этом паразитстве видят смысл жизни.
И эту «мудрость» жизни прививают детям все годы их жизни в
семье. Кто прививает? Родители! Дети и молодёжь растут эгоистами
любят одних себя; это люди мелкой и бедной души. Ленивые. Сласто-
любивые. Похотливые. Распущенные.
В конце концов не имеют ни любви, ни уважения ни к кому-либо,
ни к чему-либо: ни к родине, ни к людям, ни к труду, ни к великим иде-

92
ям, ни к родителям, ни к самим себе, наконец.
— Что посеете, то и пожнёте.
— Что сготовите, то и съедите.
— Оставляете детский ум и душу, как глухую степь, в которой
растут сорняки — крапива и чертополох.

***

— Отцы и матери, нельзя больше так оставлять детей: без воспи-

тания, без разумного и любовного развития их ума и сердца. Это без-
нравственно, преступно. Это не только ваше личное семейное дело. Это
вопрос общественный, народный, государственный.
— Создавайте какие хотите конституции, избирательные права,
пишите самые либеральные законы, верьте в чудотворную силу социа-
лизма или коммунизма, но если сотни тысяч наших детей будут всту-
пать в жизнь как мелкие, ничтожные люди — при всех парламентах
наша жизнь останется убогой, бедной, уродливой. Чиновники будут не-
брежными. Министры будут политическими лжецами. Депутаты —
спекулянтами за счет народа. Школы останутся сушильнями ума и
сердца новых поколений. Пресса будет походить на уличную красотку,
живущую от продажи своих прелестей.
Народные массы станут сытым или голодным стадом, в котором
растёт злоба и ненависть к высшим классам, желание мстить, свергать
всё, что над ними, или что им непонятно.
— Не того ожидает от вас ваша новая будущая страна. Новая
Суоми должна стать новыми евангельскими мехами, в которые мы бу-
дем вливать новое вино. Вино мудрой и честной государственности.
Вино мощного творческого ума, совести и воли народных масс. Вино
устройства всеобщей сытости, общего благосостояния, общих правил
свободного самоустройства разумной личной и народной жизни.
— Отцы и матери, хотите ли вы стать новыми виноградарями?
Хотите ли иначе возделывать виноградники ваших семейств и са-жать в
них новую, лучшую лозу?
Снельман со своими друзьями держал сотни подобных речей по
ярмаркам и деревням. Родители их слушали и задумывались о лучшем
воспитании детей и молодежи. Они стали сознавать свою великую от-
ветственность за развитие и характер своих детей.
Во многих местах возникали общества родителей. Отцы и матери
встречались и обсуждали свои промахи в воспитании молодёжи. обме-
нивались опытом. Приглашали выдающихся педагогов и психологов. Те

93
разъезжали по стране, читали лекции о том, как нужно воспитывать де-
тей. На основании опыта и научных наблюдений они разъясняли при-
роду детской души.
Говорили о недостатках и болезнях детского духа, о способах их
исправления. Как агрономы учили народ как выращивать лучшие сорта
клевера, картофеля или свиней, так и талантливые педагоги, знатоки
детских душ, учили, как каждой матери и отцу — будь то прачка или
каменщик, швея или сапожник, крестьянин или рабочий - воспитать
умных и достойных служителей отечества. Пробудилась и начала умст-
венно и нравственно перерождаться финская семья.

94
 XI

КАРОКЕП

Вокруг Снельмана образовался кружок финляндской интеллиген-

ции. Этот кружок медленно, но постоянно пополнялся новыми куль-
турными тружениками. К снельмановцам примкнула и молодая профес-
сура Гельсингфорсского университета, и духовенство из глухих дере-
вень, и несколько передовых купцов и фабрикантов, многие врачи, чи-
новники, провинциальная адвокатура.
Ростки новой мысли проникли во все районы Финляндии. Это не
была какая-то мода. Это не была забава обществ «Просвещение» и
«Культура», которые со своими членами и председателями были мерт-
выми душами, внесенными в списки.
Здесь трудились все. Это были в буквальном смысле слова мис-
сионеры культуры. Трудились неутомимо, самоотверженно. С вооду-
шевлением. Покупали старые книги. Отбирали лучшие. Посылали их в
сёла с помощью передвижных библиотек. Обменивали их, пересылали
из одного места в другое. Устраивали популярные чтения, сначала раз в
два—три месяца, а затем каждую неделю: лекции о гигиене, о сельском
хозяйстве. Обсуждали вопросы морали и совести. Выбирали лучших и
талантливейших преподавателей, преуспевших в своей работе. Посыла-
ли их по всей стране.
Таким образом был создан своеобразный народный университет, с
сотней разъездных преподавателей.55 Все они были хорошими оратора-
ми, очень интересными людьми. Люди сильной, здоровой мысли. Они
распространяли в народе всевозможные знания. Будили мысль и у са-
мых тупых. Возбуждали в каждом человеке желание чем-нибудь за-
няться, приступить к культурному просвещению и обустройству роди-
ны.
Прежде был обычай, что богатые, умирая, оставляли свои — ино-
гда довольно большие — капиталы храмам, так называемым благотво-
рительным обществам. Сейчас всё чаще стали завещать на народное
просвещение. В разных местах страны жертвовали целые дома для биб-
95
лиотек, читален, лекционных залов и культурных учреждений.
Были и трогательные случаи. Крестьяне дарили приезжим лекто-
рам масло, мёд, яйца, полотно, вещи ручного тканья или вязки. Просили
их: — Возьмите. Отнесите своим семьям. Вы нам приносите ваши зна-
ния, ваш ум, заботитесь о нас. Разрешите и нам, скромно, чем можем,
отблагодарить за это. Это самые небольшие проценты той радости, ко-
торую вы нам приносите.
***
Когда исполнилось 25 лет усердной и неутомимой работы народ-
ного университета, на родине Снельмана, в Куопио, был огромный на-
родный праздник.56
В конце заседания попросил слова богатый купец Ярвинен —
«сладкий король», как его называла вся страна.57 Ярвинен говорил бо-
лее часа, и все, невзирая на усталость от предыдущих речей, слушали
Ярвинена с огромным вниманием. Он говорил:
— Я был бедным мелким торговцем. В детстве вразнос торговал
на улице сладостями. Потом приносил сладости на рынок и там их про-
давал. Купцы давали мне в кредит на две-три сотни марок леденцов,
конфет и цукатов, и я всегда исправно расплачивался с ними. Меня
уважали, со временем стали помогать, помогли открыть собственную
лавку.
— Я был сыт, прилично одет, имел хорошую комнату. Но было...
как бы выразиться... мне было скучно. Да, скучно и... как-то не по себе.
Часто я думал: — Маленькая лавка, мало покупателей, маленькая вы-
ручка... И так всю жизнь: всё маленькое.
— Господа, — продолжал Ярвинен, обращаясь к образованным
преподавателям. — Пожалуйста, выслушайте мою историю. Из маль-
чишек с корзинкой сладостей не всегда вырастают «сладкие короли»,
которые в состоянии пожертвовать сто тысяч марок на постройку зда-
ния театра в родном городе и создать большую местную газету, как это
сделал Ярвинен.
— Я так говорю не для того, чтобы хвастаться. Не пристало мне
здесь хвалиться перед вами. Перед вами сейчас выступает не Ярвинен
— «сладкий король». В моем лице вы видите перед собой молодой,
сильный, здоровый финский народ. Народ нищий. Народ, который ест
хлеб из ржи, перемешанной с корой. Народ, осуждённый на тяжкий, ка-
торжный, неблагодарный труд среди болот и голых камней.
— Ярвинены — не редкость. Не единицы. Не случайные исключе-
ния. Ярвиненам имя легион. Нас тысячи в народе. Ярвинены корчуют
пни в лесах. Ярвинены рвут камни в скалах. Ярвинены в тесных темных

96
и сырых подвалах ставят заплатки на рваные сапоги.
— И многим-многим им тесно за их убогою работою. Скучно. Не
тяжело, — мы не боимся труда и нужды. Не завидно, что другие живут
лучше. Ярвиненам, именно, скучно. Тесно и скучно. Хочется чего-то
больше. Хочется чего-то большого-большого. Красивого, яркого, как
солнце. Внутри что-то бурлит, рвется наружу, а нет выхода.
— Я в прошлом году был в южной Италии. «Сладкий король» за-
купил там целый пароход апельсинов. И я на два-три дня заскочил в
Неаполь. Подымался на Везувий. С одного края вулкана мне удалось
заглянуть внутрь кратера. И я там, на вершине Везувия, вспомнил свою
молодость. Вспомнил мои думы и чувства тогда. Вспомнил весь наш
финский народ... Внутри кратера пенилась и дымилась густая, черная,
тяжелая лава. Лава эта во всю ширину кратера то подымалась, то опус-
калась, как грудь скованного великана, который тяжело вздыхал, выры-
ваясь из тесных стен. Лаве было тесно в узких стенах кратера. Внутрен-
ние силы, подземный жар выпирал лаву из жерла вулкана. Так из голо-
вы и из груди выпирало и у молодого Ярвинена, Ярвинена, имя которо-
му — финский народ.
— Господа, помните ли вы имя Иогана Карокепа, который лет 25
тому назад был грозой чуть ли не всей Финляндии?58 Карокеп был гра-
бителем и разбойником. Грабил банки, торговые конторы, храмы боль-
ших городов. Грабил дерзко. С каким-то вызовом. Чуть ли не на глазах
полиции.
— Когда Карокеп убивал, то убийства чаще всего поражали своею
«ненужностью» для интересов Карокепа. Поэтому, когда Карокепа аре-
стовали, то сначала посадили в сумасшедший дом для испытания, нор-
мальный ли он человек.
— Оттуда Карокеп с дерзкою смелостью бежал и... пропал. О нем
в Финляндии более ни слуху, ни духу. Думали, что он погиб. При пого-
не в него стреляли. Могли тяжело ранить, а Карокеп после где-нибудь в
притоне своих друзей умер. Так решили. Успокоились. И перестали
вспоминать Карокепа.
Господа, Карокеп жив. Я в прошлом году, в бытность мою в Ита-
лии, лично видел Иогана Карокепа. В Генуе. Его я не узнал бы. И я, как
все в Финляндии, думал, что Карокепа нет в живых. Он в ресторане
признал меня и сам подошел ко мне. Он был с тремя сыновьями. Что
это были за молодцы! Лучшие образцы красоты и здоровья финского
народа. Высокие, широкоплечие, с богатырскою грудью. Белокурые,
голубоглазые, с загаром Южной Америки.
— Три Аполлона, как их звали итальянцы. Все три они были сту-

97
денты университетов в трёх странах Европы. Старший изучал горное
дело в Швеции. И стоял уже во главе большого горного предприятия в
Калифорнии.
— Младший изучал агрономию во Франции. Средний кончал
курс, обещал быть выдающимся химиком. В лучшем германском уни-
верситете обращал на себя внимание как специалист по химической об-
работке кожи, дерева и жиров. И все эти три умных, красивых, благо-
родных молодых человека были дети Карокепа, который когда-то был у
нас грабителем и разбойником.
— Помните, в газетах тогда писали, что у Карокепа была семья,
что жена и понятия не имела о страшных делах мужа. Он был самый
нежный муж и отец. Потом о жене Карокепа и его крошках-детях забы-
ли. Но их не забыл отец. Через своих друзей он выписал семью в Аме-
рику. Жена в Америке еще по дороге к мужу умерла от желтой лихо-
радки. И Карокеп сам воспитал своих трех малых сыновей. Был им и
матерью, и другом. Сам учился с ними.
— В Геную Карокеп (его имя теперь было другое, я не скажу вам
его) привез два океанских парохода пшеницы. Заодно хотел сам пови-
дать Италию и показать ее своим «молодцам».
— Карокеп под новым именем на новой родине, в одной стране
Южной Америки, стал одним из королей пшеницы. Богачом, в сравне-
нии с которым Ярвинен, ваш финский «сладкий король», кажется бед-
няком.
— В детстве, а затем и в юные годы мы были с Карокепом боль-
шими друзьями. Наши родители, бедные лесные смолокуры, были сосе-
ди. Мы с Карокепом вместе росли, вместе играли. Как-то в одно время
осиротели. И наши матери-вдовы вместе отвезли нас в город. Меня от-
дали ученье в булочную, а Карокепа взял богатый оптовый купец, кото-
рый скупал и отправлял за границу пеньку, шерсть, смолу продавал
крестьянам привозной хлеб, которого у нас своего не хватает.
— Карокеп был красивый, умный, честный, добрый и старатель-
ный мальчик, только чрезмерно вспыльчивый, несдержанный и в гневе
способный Бог знает что наделать обидчику. Как рассердится то, быва-
ло, затрясется весь, стиснет зубы, побледнеет. Глаза горя, Шипит:
— Я тебе покажу! Будешь у меня знать, как обижать Карокепа.
— Купец полюбил Карокепа. Не мог нахвалиться его честностью
Когда мальчик вырос, купец поручал ему важные закупки. Доверял
большие суммы денег. Наконец, поставил заведующим одним из боль-
ших складов товара.
— Тут случилось что-то неожиданное и непонятное. Карокеп

98
вдруг ни с того ни с сего раздал крестьянам большую сумму хозяйских
денег. Учинил растрату. Жестоко избил хозяина. Попал под суд. На су-
де молчал. Зло улыбался. Только и сказал в конце суда:
— Лучше бы судили моего хозяина, а не меня. Сам хозяин гово-
рил всем после:
— Думаю, Карокеп сошел с ума.
— Карокеп отсидел несколько месяцев в тюрьме. В тюрьме был
мрачно молчалив. Много читал и любил слушать рассказы разбойников,
которые и во двор на прогулку выходили в кандалах.
— По выходе из тюрьмы Карокеп забрал жену и трех малюток-
деток и куда-то увез их. Затем вскоре в разных концах Финляндии на-
чались дерзкие грабежи и убийства. За два года было ограблено не-
сколько банков, более десяти церквей, убито три священника. Без гра-
бежа и без всякого смысла, по дороге от больного из деревни, в лесу
был убит любимый всем округом врач.
— Наконец, на краю большого города была ограблена богатая
кладбищенская церковь. Священник, который жил подле самой церкви,
случайно увидел огонь в одном из окон. Позвал сторожа и пошел к хра-
му. В воротах высокой ограды они столкнулись со злодеем. Тот первым
ударом лома убил наповал сторожа, который шел впереди, а затем уда-
рил ломом по голове священника. Пробил ему череп, повредил мозг.
Священник перед тем успел громко закричать:
— На помощь! На помощь!
— Была лунная зимняя ночь. Все белело кругом. По дороге вблизи
кладбища случайно проезжали крестьяне. Они бросились на крик. Уви-
дели, что кто-то бежит. Погнались. Схватили. Привели в полицию. Ста-
ли опрашивать. Грабитель-убийца назвал себя:
— Иоган Карокеп.
— И спокойно, со злою улыбкою, сам рассказал, что это он грабил
банки и церкви и убил трех священников и доктора.
— Кто были помощники?
— Убивал и грабил сам, один. Помощники только собирали све-
дения. Ни одного я не назову. Игру я вел за свой счет. Игра проиграна
— получайте. Плачу полностью, если хотите, можете казнить. До моих
сообщников вам нет дела.
— Дальше он бежал из больницы и пропал. Теперь, в Генуе, он
сам подошел к моему столу. Был один. Сыновей отправил на прогулку.
Долго глядел на меня и по-фински спросил:
— Простите, вы — Ярвинен?
— Да! — удивился я.

99
 — Юкка Ярвинен? — Да!
— Юкка Ярвинен из Кольмъярви, под Таммерфорсом?
— Да, да, да! Как вы знаете все это? Я вас первый раз вижу, —
удивился я.
— Я — бывший Карокеп! — с трудом выдавил он из себя. — Юк-
ка, мой давний любимый Юкка! Мое милое детство! Помнишь ли ты
своего друга, маленького Иогана? Можешь ли протянуть руку бывшему
Карокепу?
Мы пошли в мою комнату. И до поздней ночи говорили по-
фински.
— Сыновья не имеют понятия о Карокепе, — сказал мой гость. —
Я в Америке переменил две страны, дважды менял имя. Начал жизнь на
севере, а семью выписал на юг. Здесь меня знали и знают под другим
именем. Внешне я полуамериканец, полуиспанец, но в душе финн. И
видишь, как живу теперь... Хочешь ли выслушать мою исповедь? Мо-
жешь ли дать честное слово никому не открывать моего следа? Я знаю
твою жизнь, Ярвинен, слежу за жизнью нашей Суоми. Я любил тебя
мальчиком. Люблю и тебя, «сладкого короля»...
— И я хочу, чтобы ты понял твоего друга молодости. Хочу, чтобы
ты не презирал Иогана Карокепа. Иоган Карокеп не был злодей.
— Ты был тогда душевнобольной? — вставил я.
— Такой же больной, как и ты, — грустно улыбнулся Иоган. — Я
был темный человек. Представь, ты в густой тьме бродишь в большом
незнакомом доме. Сотни комнат, в них тысячи всяких вещей — и ни
одной искры света... Бродишь ощупью. Каких тут бед не натворишь! И
чужого добра много испортишь, и себя можешь покалечить.
— Кто ты будешь тут? Злодей? Или сумасшедший?.. Просто не-
счастный человек без света. Таким был и я, твой Иоган, которого ты, да
и многие другие за что-нибудь же любили. И сколько нас таких темных
Иоганов!— тяжело вздохнул бывший Карокеп. — Миллионы! Целые
народы!
— Радуюсь за тебя, мой старый Юкка! — взял он меня за руку. —
Радуюсь и удивляюсь, как ты не споткнулся в потемках жизни. Мне же
было тесно в складах моего хозяина. Тесно и скучно...
— Как?.. Тесно и скучно? — удивился я. — Да ведь это же и я
чувствовал все время.
— Ну, вот, видишь: и миллионам Ярвиненов и Карокепов тесно и
скучно жить. Хочется чего-то шире, больше, красивее, веселее... Я был
сыт. Имел жену, трех крошек, любил их. Были надежды самому стать
купцом. Но мне было тесно. Тесно и скучно. А тут вдруг я узнал, что у

100
моего хозяина в складах фальшивые весы. На одних весах он принимает
от крестьян товар. На других вешает хлеб для продажи. И на обоих ве-
сах мошенничает. И так было годами. И я помогал ему...
— Зло меня взяло. Я взял да и роздал крестьянам все деньги хо-
зяина, что у меня были на руках, а хозяина избил. Может быть, и убил
бы, если бы не освободили его от меня.
— Меня судили. Я хотел было рассказать о фальшивых весах, но
крестьяне, оказывается, дали подписи, что они никогда не имели осно-
ваний обижаться на весы. Жалкие трусы, рабы нужды боялись, что не-
довольный хозяин лишит их кредита на будущее время. Я и замолчал.
Почувствовал презрение к рабам. Мне захотелось самому бить их, му-
чить, истреблять, чтобы они хоть как-нибудь, хоть от чего-нибудь воз-
мутились, взбунтовались... В тюрьме сидел и думал:
— Отсижу срок, выпустят, — что я буду делать? Снова идти об-
вешивать других? Или самому быть обвешиваемым?.. Душе стало еще
скучнее... и теснее. Тут случайно в тюрьме прочитал историю Испании
и испанского народа... Несчастный народ! Народ-мученик и народ-
мучитель. Ограбленный и грабитель. Ограбили открытую Америку и
сами — нищие. Строили богатые храмы Богу любви и на площадях, пе-
ред этими храмами, тысячами жгли живых людей… Убивали во имя
любви к Богу! Другие во имя любви к Богу умирали! И я озлобился и на
людей, и на Бога.
— Я жалел, почему я не в Испании. Я хотел мучить людей, жечь
их, бить и по телу, и по душе. Кричать им:
— Если вы рабы, жертвы, так и будете ими! Терпите. Страдайте.
Погибайте.
— Я решил мстить и людям, и Богу!
— Стал грабить банки. Думал, чрез ограбление банков разорю
больше людей. Но больше всего любил я грабить храмы. Разузнал луч-
ших священников и убил именно их. Я смеялся над Богом. Вызывал его
на бой со мною. Осквернял храмы. Кричал там:
— Казни меня! Пусть меня поймают!
— Меня не могли поймать. Это меня еще сильнее злило. Я глядел
в небо и думал:
— Так, значит, там пусто. И на земле обман! И в небе обман!
— Если бы можно, я бы тогда убил всякую жизнь на земле, чтобы
убить обман. И вдруг меня поймали. Схватили. Это меня поразило. Не
испугало, но удивило:
— Неужели «То» не обман?
Но тут меня сочли за ненормального и вместо казни — в больни-

101
цу! Я решил:
— Дураки! Дураки и обманщики! Обманщики и дураки! И сам я
— дурак. По глупости и попался: пошел грабить в лунную ночь среди
снежных полей!
— Просидел в больнице несколько месяцев, — все меня испыты-
вали, не понимали. Дураки... Представился случай — и я бежал.
— И захотелось мне выкинуть особенно дерзкую штуку. Священ-
ник, которого я чуть не убил, поправился и жил там же, на кладбище...
Я из больницы прямо к нему! Только переоделся в знакомом воровском
приюте.
— Дело было уже поздно вечером. Вижу сквозь окно: сидит,
книжку читает. Наверху лба краснеет большой рубец, память от моего
удара ломом.
Я позвонил. Слышу шаги. Голос сквозь двери:
— Кто там?
— Надо священника.
— В чем дело?
— В душе человека!
Отворил двери. В руках свеча. Поднял ее над собою, осветил меня.
Чуть вздрогнул, поморщил брови и лоб, — вспоминает что-то.
— Узнаете? — говорю, а сам стою за дверями.
— Видел где-то, а вспомнить не могу: у меня за последнее время
память еще слаба.
— Это я вам ее отшиб, — говорю. — Помните убийство на клад-
бище? Это — я... Священник вздрогнул сильнее, но не закричал, не за-
хлопнул дверь у меня перед носом. Как-то взобрал в себя много воздуха
и тихо спросил:
— Как, Вы на свободе? За...
— Я бежал, — перебил я его.
— Зачем вы пришли сюда, ко мне?
— Чтобы вы меня укрыли у себя... Читал я, что когда-то у алтарей
Бога преступники находили убежище. Вы к тому же — моя жертва. Я
хотел убить вас. Вот я и хочу посмотреть, что сделает христианский
священник со своим убийцею?
— Войдите! — тихо сказал хозяин.
Я переступил порог, сильно захлопнул дверь и со злою усмешкою
сказал:
— А вы не боитесь, что я вас теперь могу убить?
Хозяин снова пристально поглядел в мое лицо и опять тихо ска-
зал:

102
 — Нет, не боюсь.
— Почему?
— С вашими глазами не убивают.
— А какие у меня глаза?
— Грустные-грустные! Полные глубокой тоски. Вы очень больны
душою. Пойдем ко мне в мою рабочую комнату.
Не знаю, что сделалось со мною. Я, железный Карокеп, как-то
вдруг обмяк, как замороженная рыба в тепле. Мы вошли в комнату. На
столе лежало открытое Евангелие, это его читал священник, когда я
глядел в окно. Над столом висела прекрасная гравюра с картины: «Ми-
лосердный самаритянин».
— Вы голодны? Хотите есть? — спросил хозяин.
— Дайте вина, — ответил я через силу.
У меня что-то подкатило к груди. Сдавило горло. Когда хозяин
вышел, я сел на стул у двери и заплакал. Плакал, как, кажется, никогда
не плакал в детстве.
Вошел хозяин со стаканом вина и куском хлеба с маслом. Я бро-
сился к нему, упал к его ногам и обхватил его колена:
— Простите, простите, простите.
— Успокойтесь. Выпейте глоток и говорите, что вы хотели ска-
зать.
— Что я хотел сказать?.. Я хотел бросить Богу новый, самый дерз-
кий вызов. Придти к священнику, напугать его и теперь уже оконча-
тельно убить. Вышло иначе.
Я бессвязно, путаясь, с большими скачками стал рассказывать хо-
зяину, что годами думал и чувствовал, как хотел убить обман на земле и
на небе.
Хозяин молча слушал и только временами, как ребенка, гладил
меня то по руке, то по голове. Когда я кончил рассказ о Боге, хозяин
удивительно доброю улыбкою сказал:
— Так вы это боролись с Богом? Грабили храмы и убивали доб-
рых людей, чтобы вызвать Бога на бой с вами?
— Глупый вы! Глупый бедняк! Темный!
— Да, но почему же Бог не покарал меня, если Он есть? — как уп-
рямый капризный ребенок стоял я на своем. — Вот и сейчас: я хотел
убить вас, а я — ваш гость.
— Подождите, все по порядку, — возразил хозяин. — Сначала
ваша борьба с Богом, а потом наказание... Есть сборник средневековых
легенд, составленный одним великим отцом церкви. В легендах много
вымысла, много чудесного, но по основной идее многие легенды полны

103
большой мудрости.
— Так, одна легенда говорит, что будто бы в одной области Фран-
ции в главном здании монастыря поселился дьявол. Стал пугать мона-
хов. Каждую ночь лаял собакою, блеял овцою, визжал свиньею. Разо-
гнал молящихся и был доволен. Монастырь долго пустовал.
Приехал в область новый епископ, добрый и мудрый старик. Уз-
нал о проделках дьявола в монастыре и сказал:
— Еду туда. Буду ночевать там.
Напуганные люди отговаривают. Указывают, что люди заболевали
от страха, даже умирали. Епископ поехал. Остался в пустом доме на
ночь один. И легенда говорит:
— Как только ночью пробило 12, вкруг епископа поднялись вой,
визг, писк, страшные крики.
Епископ проснулся и спросил:
— Это ты, дьявол? — Я.
— Тот дьявол, что, по сказаньям, хотел отвергнуть Бога? Дьявол,
что хотел Иисуса Христа сделать своим слугою?
— Я! — гордо повторил дьявол.
— Как же тебе не стыдно? — засмеялся епископ. — Начал с того,
что хотел отнять у Бога управление миром, а дошел до того, что поно-
чам в пустых домах по-свиному визжишь, лаешь собакой. Добрым лю-
дям спать не даешь. Какой же ты противник Богу? Легенда кончается:
— Дьяволу стало стыдно и он навсегда оставил свои глупые вы-
ходки.
— Какой же и вы противник Богу? — скажу и я вам, — говорил
священник грабителю храмов. — Хотите убить Бога в себе и для того
убиваете людей, грабите места молитв....
— Но почему же Бог не покарал меня? Почему вы не выдаете ме-
ня? — упрямо стоял Карокеп на своем.
— Да просто потому, что Бог — не вы, как и вы — не Бог. У Бога
и у вас разные приемы борьбы, разные цели, разные чувства. Вы жили
ненавистью, а Бог — это Любовь. Вы хотели убить Бога, а Бог ждал
времени, пока вы оживете душою. И я вам не палач, не судья, не обви-
нитель. Я хотел бы помочь вам найти внутри вас давно вами забытого
маленького, доброго, честного Иогана.
Карокеп сказал, что он пойдет и сам себя выдаст.
— Не смейте, — остановил священник. — Над вами уже был суд,
суд Божий. И этот суд Божий установил, что душа ваша жива. Суду
людскому с вами нечего более делать. Помните приговор Христа греш-
нице: Иди и не греши.

104
 — Идите и вы в жизнь. Прежний грабитель-убийца, станьте апо-
столом честной трудолюбивой жизни! У вас где-то есть дети. Воспи-
тайте из них добрых работников жизни. Это труднее, чем отбывать на-
казание в каторге. И полезнее для жизни.
— И я пошел в жизнь. Видишь, чем я стал? Каких воспитал детей!
— Кончил Карокеп. — Но довольно обо мне. Я объяснил тебе, как
твой детский друг Иоган, добрый и честный мальчик, как он стал
страшным Карокепом... Теперь ты, мой милый Юкка, объясни мне, как
из тебя вышел Ярвинен, «сладкий король». Ведь Карокеп и Ярвинен —
два друга детства. Это — две половины нашего народа: одна
— убитая холодною тьмою, другая — призванная к жизни, как
земля весною под лучами солнца.
— И я теперь хочу говорить вам, мои дорогие учителя, — обра-
тился Ярвинен к старым руководителям народного университета. Хочу
сказать, что вы сделали для меня, Ярвинена, «сладкого короля», что
сделали для многих тысяч Ярвиненов, что делаете для всего народа!
Я уже говорил вам, дорогие мои учителя, что и Ярвинены, и Каро-
кепы — дети одного и того же народа, что мы в детстве одинаково были
возможностями и добра, и зла. И если из меня вышел человек, которого
уважают и ценят в стране, то это, право, не моя заслуга. Я сам говорю
вам: это была для меня счастливая случайность. И если из моего люби-
мого друга детства, из Иогана Карокепа, вышел в молодости грабитель
и убийца, то и это прежде всего не его вина.
Это его великое несчастие.
Повторяю: и Ярвинены, и Карокепы — это суть две стороны од-
ной медали. Два сука на одном стволе дерева, а дерево это — народ,
миллионы народных масс.
— Господа! Я, может быть, более чем вы, профессора, писатели и
художники, ценю интеллигенцию. Интеллигенция — это горящая
мысль народа. Интеллигенция — это просвещенный мозг страны. И не-
счастна та страна, где нет своей, родной интеллигенции. И только ту-
пые, невежественные или глупые, а часто хищные грабители народных
масс могут быть, да и бывают врагами интеллигенции. Им, этим совам
и филинам, ночным хищным птицам, приятна тьма народного ума. Фи-
лины не любят света, солнце делает больно их глазам. Оттого филины и
совы всех стран, всех народов и всех времен не любили и не любят
светлую мысль, светлое знание. Я, бывший уличный мальчишка, негра-
мотный лист с дерева нашего народа, я по личному опыту знаю, как на-
роду нужна интеллигенция. Поэтому я беру смелость и вам, интелли-
гентам, сказать:

105
 — Ваша интеллигентность не есть ваша привилегия. Не есть право
на власть, на почести, на сытую жизнь. Ваша интеллигентность есть
ваша обязанность, ваша служба. Вы — светильник народу, а свечу, ко-
гда ее зажгут, не держат под колпаком, но ставят высоко на подсвечник,
чтобы она светила всем кругом.
— Вы, мои учителя, светили и светите, но сотни и тысячи других
так называемых интеллигентов, — что они делают для просвещения
миллионов своего народа?
— Горят ли они чистым огнем ума и знания?
— Светят ли своему народу?
В Евангелии записаны страшные, преступные слова, которые го-
ворили фарисеи о своем народе. Фарисеи укоряли Иисуса Христа, зачем
Он постоянно беседует с народом, а не ведет ученые речи с
ними, с книжными людьми59... — Проклят этот народ. Он — не-
вежда в законе.
И так было и есть всегда и везде. Образованные верхи народов
презирают свои народные низы. Говорят:
— Народ невежествен. Народ груб. Народ — пьяница. Народ ле-
нив. Жаден. Грязен. Лжив. Завистлив. Народ — это миллионногодовое
животное. Это — дикий зверь, которому нельзя давать свободу
— И если хотите, в этих злых словах о народе 90, а то и 95 про-
центов — истина. Но кто в этом виноват?
— На заброшенных пустырях не растут ни розы, ни яблоки, ни
огурцы или картофель. Там растут крапива, репейник и чертополох То
же и в голове и в сердце народных масс.
— Что видят вокруг себя народные массы?
— Какое обращение с собою встречают?
— Кто и какое дает им умственное и моральное воспитание?
— Для так называемых культурных людей после их университетов
— всегда и везде книги, картины, музыка, лекции, театры, журналы, ис-
кусства, выставки, писатели всего мира, клубы, собрания. А что дается
народным массам? В лучшем случае два-три, много — пять лет народ-
ной школы. Здесь обычно скучные, бездарные, мертвые учебники, ко-
торые написаны бездарными чиновниками школы. У детей не пробуж-
дается жажда знания. Не облагораживаются их мысли и чувства. Чаще
всего убивается интерес и к книге, и ко всякой работе мысли. А затем?
Что далее, после школы? Миллионы народа оставляются на произвол
судьбы. Для них не пишут. И не говорят. И литература, и театр, и наука,
и выставки, и концерты, и лекции — не для них. Как и во времена Хри-
ста, книжники наших дней с презрением говорят о народных массах:

106
 — Проклят этот народ! Он невежда во всем. Глух и туп ко всему
разумному. Кроме брюха, кармана и водки, у него нет ни к чему инте-
реса.
— Господа, помните ли рассказ в начале Библии. Каин убил брата
Авеля. Когда голос Божий спросил совесть Каина: Где брат твой Авель?
— Каин ответил: Мне какое дело до Авеля? Разве я сторож брату мо-
ему?
Эта страница Библии тысячи раз повторяется в жизни народов.
Голос совести старшим, культурным братьям, интеллигентным верхам
народа ставит вопрос:
— Как духовно — умственно и морально — живут миллионы на-
родных масс, ваши младшие братья?
В ответ обычные Каиновы речи: — Мне какое дело? Я не сторож
этим моим братьям. У меня свои дела и заботы.
Не хотят иметь заботы о воспитании своего народа, и... в результа-
те имеют страшные заботы о пьяницах, больных, грубых, озлобленных,
невежественных народных массах.
— Если хотите, то народные массы не остаются без воспитания.
Они получают сильное, только, к сожалению, отрицательное воспита-
ние... Посмотрите, как обычно люди из народа чувствуют себя смущен-
ными, как в каком-то чужом, враждебном им доме, когда они сталкива-
ются с людьми высших классов. Почему это так? Потому, что на них
всюду и все кричат. Грубо гонят. Относятся высокомерно. Они и сторо-
нятся людей, которые господски одеты. Сторонятся их. Не любят. Боят-
ся. Таят и копят в душе злобу, ненависть, жажду мести.
Дети одного народа, они не братья высшим, а завистливые враги.
Видят кругом себя роскошь, наряды, шумное веселье. Все это будит но-
вую зависть. Еще сильнее озлобляет. Люди рождаются, растут и живут
в атмосфере зависти и досады, недовольства своими условиями жизни.
Самый строй общественной жизни огрубляет и даже озверяет их. А о
смягчении грубости в народе, о воспитании народных масс никто не
думает. Никто ничего не делает. Ученые со своими знаниями сидят на
высотах, куда народным массам нет доступа. Книги и газеты говорят
мудреным языком, который непонятен народу. У древних греков муд-
рый Сократ целыми годами беседовал на площадях с народными тол-
пами о высшей правде и красоте жизни. Где у нас подобные воспитате-
ли народа?
Миллионам населения оставлена одна школа — кабак. Продажа
водки, продажа отравы народных ума и совести идет чуть не в каждом
доме, а умного слова, живой речи о доброй жизни народ годами не

107
слышит в целой области... И потом все многочисленные господа удив-
ляются, возмущаются и негодуют, что низшие слои народа грубы, пья-
ны, ленивы, завистливы, озлоблены на всех и на все.
— Господа! — говорит Ярвинен профессорам народного универ-
ситета. — Вы творите безмерно великое дело. Несете мудрость жизни
на улицу, в толпы народа... Но знаете что: из ваших высших школ вы-
ходят также толпы, которые не знают мудрости жизни. У них головы
полны книжных знаний, но у них нет мудрости жизни. Они — не ин-
теллигенция. Они — имитация интеллигенции... Есть мебель из доро-
гих: черного, красного, пальмового дерева, а есть подделка под черное,
под красное дерево. Под дуб. Под орех. Похоже на дуб, но не дуб, а
только под дуб. Похоже на пальмовое дерево, но не пальмовое, а только
под пальму.
Так и с тысячами людей, которые имеют дипломы высших шкод
Это не интеллигенция, а люди под интеллигенцию... Говорите вашим
студентам, что высшие школы — это не мастерские дипломов, а что это
фабрики живых свечей, что это центральные станции умственного и
морального освещения на всю страну.
— И если бы это было так, поверьте, что Карокепы были бы ред-
кими, болезненными исключениями, и Ярвинены были бы на каждом
шагу. Весь народ стал бы одним многоголовым Ярвиненом. Всюду бы-
ли бы короли дерева, короли бумаги, короли железа, короли стекла, ко-
роли молока и сыра, короли труда, короли ума, короли знания. Вся
страна стала бы королевством мудрого творчества, королевством на-
родной сытости, королевством совести... Дайте только народным мас-
сам мудрое живое слово. Говорите народу о красоте мудрой жизни.
Развивайте в населении аппетит, жажду, волю к мудрому труду, к свет-
лой и радостной жизни....
— Я, нищий сирота, уличный мальчишка, стал великою — и ска-
жу, доброю — силою в нашей Суоми. Как это случилось? Благодаря
одной мудрой лекции. Благодаря счастливому случаю.
— Я уже был владельцем маленькой лавочки сладостей и, как го-
ворил уже, сильно скучал, что передо мною такой узкий и скучный путь
жизни... мелкая нажива... Иногда по праздникам начал попивать. Но вот
однажды приехал в наш город один знаменитый наш ученый и расклеил
по углам улиц объявления:
— Зову старых людей, зову и детей. Зову ученых, зову и негра-
мотных. Я всю жизнь отдал работе для нашей Суоми. Подарите мне в
воскресенье один ваш свободный час. Из этих ваших свободных часов я
надеюсь вырастить многие годы вашей жизни, полезной для нашей до-

108
рогой Суоми.
Два-три раза в жизни я бывал на лекциях. Бывали и мои знакомые.
И мы перестали ходить. Не было смысла. Читали лекции люди, которых
нельзя было пускать на кафедру. Одни были старые ученые сухари, ко-
торые беззубо шамкали о каком-то ученом мусоре.
Другие, моложе, были самовлюбленные неучи-шарлатаны. Вместо
умных мыслей — сырое тесто. Третьи были чиновники из министерства
просвещения. Ездили ради получения путевых прогон и числа записан-
ных лекций.
На их лекциях была пустыня. Необычное приглашение ученого
заинтересовало многих. Зало было полно. Был и я. Лекция зажгла меня.
Пробудила ото сна. Указала мне смысл жизни. Научила, как осущест-
вить его.
Лекция называлась «Ограбленная книга», а говорил ученый о...
Робинзоне Крузо. Но как говорил! Это была речь Сократа: мудрость
философа и детская простота языка. Профессор говорил:
— Человечество все еще похоже на большого ребенка. Как глупые
и малые дети, дракою (войнами) решают свои несогласия. Как глупые
дети, капризны и упрямы в своих спорах о Боге и о святости жизни. Хо-
тят защитить Бога палками, камнями, казнями и кострами. Как глупые
дети, из мудрости делают себе игрушку и забаву. Все вы слыхали, а то и
читали о Робинзоне Крузо. Когда читали? Когда были детьми.
— Из рассказа о жизни Робинзона сделали забаву для малых де-
тей. Это же есть учебник мудрости для народов, которые хотят быть ве-
ликими. Робинзон Крузо — это величайший в мире герой. Всем героям
герой. Герой выше Ромулов, Цезарей, Наполеонов. Это — герой куль-
турного труда. Живой пример несокрушимой доброй воли.
Робинзон Крузо — ключ к пониманию силы и славы Англии.
Ключ к пониманию силы и славы Северной Америки. Робинзон — это
пророк и апостол радости на земле. Мудрец, на сто голов выше Леопар-
ди, Шопенгауэра и Гартмана.60 Это проповедник победы в борьбе чело-
вечества за лучшую жизнь.
— Человек — властелин земли и жизни на земле, учит Робинзон.
Учит не словами, а фактами своей жизни. Человек, гений человека, его
добрая воля и мудрый ум сильнее всех темных сил природы.
— Оставьте тонкие измышления усталого или болезненно слабого
мозга, — говорит Робинзон. — Возьмем живую действительность. Вот
мой пример. Буря на море разбила корабль. Не только родина, но вооб-
ще культурные земли далеко. Кругом неведомое море. Все спутники
погибли. Уцелел один юноша. Его выкинуло на пустынный остров. Вы-

109
кинуло голого, голодного. Что же он? Погиб? Убил себя от отчаяния?..
Тяжкими усилиями Робинзон собрал на острове все, что можно было
добыть с разбитого корабля. Устроил себе жилье. Развел плантации
хлеба. Приручил диких коз. Позднее приручил дикаря. Сделал его сво-
им культурным помощником и другом. Создал себе сытную, благоуст-
роенную жизнь.
— И это один!.. Юноша!.. На пустынном острове!
— Братья-финны! — заключил лектор. — Неужели наш народ в
целом, два миллиона финнов, неужели мы слабее, беспомощнее, без-
дарнее полумальчика Робинзона?
— Господа профессора, священники, судьи, инженеры, чиновни-
ки, адвокаты, сыны молодой Суоми, цвет нашей интеллигенции, почему
вы не хотите быть робинзонами среди вашего народа? Робинзон на пус-
тынном острове из дикаря-людоеда воспитал культурного друга-
соратника. А вы в ваших больших городах, подле стен высших школ,
редакций, театров и музеев умеете только жаловаться что миллионы
вашего народа невежественны, пьяны, грубы, чуть ли не первобытно
дики.
— Станье лицом к лицу перед образом Робинзона и подумайте о
вашем отношении к жизни около вас.
— Эта лекция открыла мне глаза, — продолжал Ярвинен. — Я
почувствовал, что у меня вместо горба за спиною вдруг выросли боль-
шие и сильные крылья. Я вышел с лекции духовным богатырем Мне за-
хотелось стать большим и сильным. Захотелось сделать что-нибудь
большое для нашей маленькой Суоми.
— Что я мог сделать? Я, обычный торговец сластями? С товаром
на тысячу-две марок?
Так мне и говорили три мои товарища, которых я чуть не силою
затащил на эту лекцию. Они были:
— Один — сапожник.
— Другой — кузнец.
— Третий на базаре торговал куриными яйцами.
— Хороши герои! — горько смеялись они на обратном пути с
лекции. — Один торгует куриными яйцами. Другой — сапожник, а ты
продаешь мальчишкам медовые пряники. Какие тут могут быть Робин-
зоны!
Меня охватило вдохновение. Я, пряничник, стал поэтом. Моя речь
полилась потоком. Я говорил:
— А почему я, пряничник, не могу быть Робинзоном в своем де-
ле? Я могу не только торговать медовыми пряниками. Я могу развить

110
торговлю медом. Могу развить добывание меда во всей стране. Я сде-
лаю сладости не предметом роскоши и лакомства. Я сделаю их пищею.
Сделаю сладости доступными и рабочему, и бедному крестьянину. Я
стану королем сладости.
— Ну, а мы? — смеялись мои товарищи.
— А вы можете сделаться: один — королем обуви, другой — яич-
ным королем, третий — королем железа.
Нас охватила мечта. Мы пошли ко мне и проговорили до рассвета.
И что же? Прошли года, и мы осуществили наши юношеские пла-
ны. Сапожник скопил денег и три года проработал в лучшей мастерской
Парижа. Сделался сапожником-художником. Сейчас с ним работают
два сына. Оба кончили высшие: школы. Один, химик, стоит во главе
своего самого большого кожевенного завода в Финляндии. Марка «Ук-
конен и сыновья» славится на всю Европу.61 Сапожные же магазины
«Укконен» не только в каждом городе Финляндии. Вы можете видеть
гордую вывеску «Обувь Укконена» на Пиккадили в Лондоне и на буль-
варе D'Opera в Париже. Ими и мастерскими при них руководит млад-
ший сын Укконена. Он кончил университет в Йене. Говорит, как пари-
жанин, по-французски, а молодой наследник английского престола, сын
Виктории, законодатель моды, принц Эдуард62 заказывает обувь только
у Укконена-младшего и полушутя-полусерьезно в дружеской беседе на-
зывает его «коллегой». Говорит:
— Мы с вами два королевских наследника. Я — сын королевы
Англии, вы — сын финского короля обуви. И думаю, — добавлял весе-
лый принц Эдуард, — вы более достойны вашего звания.
Эти два младших Укконена выбирают ежегодно по десяти вы-
дающихся юношей из всей Финляндии и за свой счет дают им возмож-
ность завершить высшее образование в лабораториях Вирхова в Герма-
нии, Пастера в Париже, Эдисона в Америке.
— Видите, что породила мудрая лекция о Робинзоне. Но это дале-
ко не все.
Торговец яйцами на базаре, Томас Гульбе стал яичным королём,63
имя которого также знают в столицах Англии, Франции и Германии.
Томас Гульбе стал покупать яйца по деревням. Собирал по избам,
по 2—3—7—10 яиц. Выменивал на мануфактурный мелкий товар, а за-
тем собранные тысячи яиц продавал ящиками иностранным яичным
складам. Покупал только свежие яйца, не старее двух—трех дней. И на
каждое яйцо ставил свое клеймо: «Томас Гульбе». Через год лучшие
рестораны Лондона, Парижа и Берлина требовали от своих поставщи-
ков яйца с маркою: «Т.Гульбе».

111
 Гульбе не успевал ездить сам по глухим углам Суоми. Да и стоило
это больших расходов. Поэтому Т.Гульбе списался со всеми народными
учителями Финляндии. Создал великий и вместе с тем простой план.
Разбил страну на округи по номерам: I, II, V, VII, X, XX и так далее.
Номера писались римскими цифрами. В каждой округе каждая школа
означена арабскою цифрою: 1, 2, 3… 5… 7… 10… 20.
Дети-ученики приходят в школу и приносят с собою каждый или
каждая 2—3—7 яиц — сколько за день у них в доме или у соседки
снесли куры. Яйца поэтому приносятся самые свежие, и собираются их
у учителя сотни. Учитель на каждое яйцо ставит номер своего округа,
своей школы и букву, под которою у него ведется счет каждой хозяйки.
Химическими чернилами ставятся значки. Яйца сотнями пакуются
и в тот же день отправляются в Або, на склады Т. Гульбе. Оттуда в день
прибытия ящики грузятся на пароход. И через 3—4 дня финское яйцо
уже на столе в ресторане Парижа, Лондона, Брюсселя Антверпена.
Если бы хозяйка какая подсунула несвежее яйцо и гость ресторана
в Лондоне оказался бы недоволен, то на склады Гульбе в Або тотчас
послали бы открытое письмо: «Яйцо № VII, 15, Н, 5 апреля было тух-
лое».
На складах Гульбе в Або в 2—3 минуты выясняют: № VII — округ
Куопио, 15 есть знак учителя там-то, буква «Н» означает хозяйку та-
кую-то.64 И по этому адресу летит письмо учителю: «Обратите внима-
ние: хозяйка Мяккинен 5 апреля принесла вам гнилое яйцо».
Через 10 лет Томас Гульбе стал в Финляндии яичным королем. У
него летние холодильники, а зимою теплые склады в Або. Свои склады
есть в Гамбурге, в Лондоне и в Флисингене. У него во всех округах
Финляндии свои питомники породистых кур, откуда он на племя по
своей цене продает крестьянам. Яйцеводство породило куроводство,
породило торговлю битою птицею. За домашнею птицею пришла тор-
говля битою дичью.
Томас Гульбе давно уже миллионер, но — что главное — он еже-
дневно дает крестьянству Финляндии десятки миллионов марок из-за
границы.
Правилом торгового дома «Томас Гульбе» давно уже стало, что
ежегодно из прибылей фирмы сто тысяч марок отчисляются на библио-
теки по деревням. Сто тысяч — на посылку за границу более развитых
крестьян для изучения образцового сельского хозяйства в Дании, Гол-
ландии и Швейцарии. И наконец, еще сто тысяч марок — на выдачу
ежегодных пособий выдающимся ученым, писателям, художникам и
артистам для путешествий за границу.

112
 Ежегодно триста тысяч марок! И так уже восемь лет! Два с поло-
виною миллиона! И это только малый процент с дохода от яиц!
Чтобы не мучить вас сверх меры, кончу историею моего «престо-
ла», рассказом, как я из уличного торговца пирожными стал «сладким
королем».
После лекции о Робинзоне я решил стать Наполеоном в моем деле.
Решил завоевать сначала Финляндию, а затем сделать Европу моею ко-
лониею. Для малограмотного и бедного финна план, как видите, был,
может быть, слишком дерзким. Но я сказал себе: Исполню план! Добь-
юсь своего!
И добился. Я начал с малого: открыл маленький паточный завод.
Он работает у меня и сейчас. Это деревянное здание, похожее на сарай
для сена или картофеля. Приспособления были самые простые. Но и на
то у меня не было денег. Я пошел к директору банка и сказал: Хочу за-
воевать Финляндию. Хочу сделаться «королем сладости». Рассказал
свой план, свои мечты.
— Пробуйте, — ответил директор! — Рискнем под ваш будущий
«престол». — Это он, директор банка, и пустил крылатое слово «слад-
кий король».
Дело пошло успешно. Патока вышла чистая, густая, сладкая.
Лучше сахара. Я сам вначале поехал по деревням. Менял патоку на кар-
тофель. Картофель превращал в патоку. И снова менял.
Через два года у меня было уже пять таких заводиков, в разных
концах Финляндии. Тогда я начал новое дело. У нас по лесам много ма-
лины. Я зимою крестьянам роздал тысячу кило патоки под малину. Де-
ти летом набрали возы малины. Я стал готовить из малины варенье на
патоке. Мне обходилось до смешного недорого. «Дешевле пареной ре-
пы», как говорил мой главный мастер. Крестьяне и рабочие ели варенье
Ярвинена с хлебом, и в том часто был их весь и обед, и ужин. Было
сладко, вкусно, дешево и сытно.
На другой год лесной малины мне уже не хватило. Я выписал
лучшие сорта малины из России и Германии. Из России выписал знаме-
нитую там «владимирскую» вишню. Из Ирландии выписал самые саха-
ристые сорта картофеля.
Ездил по деревням: раздавал отростки. Учил, как сажать, как об-
рабатывать. Вся Финляндия стала моим большим телом. Тысячи нер-
вов, кровеносных сосудов, мускулов и жил связывали меня с населени-
ем. Я стал подвижником моего дела. Жил им. Только и думал о патоке,
о картофеле, о малине и вишне, о варке их. Мои помощники были ху-
дожники, поэты патоки и варенья. Радовались каждому улучшению.

113
 Я заботился об одном: чтобы каждый год варенье Ярвинена стано-
вилось дешевле и дешевле — и лучше. Жестянки с клеймом «Ярвинен»
проникли буквально в каждую избу финских крестьян. С ними плотов-
щики гнали лес по рекам и озерам. Смолокуры месяцами жили в лесах.
Директор английской лесной компании был в Финляндии. Попробовал
еду наших рабочих. Узнал мое варенье. Сказал: «Это же не еда рабоче-
го, а королевское лакомство». Цене не хотел верить.
Спросил: «А если я закажу вам 50 тысяч банок, можете ли поста
вить по цене, которую вы мне назвали?»
Я подумал. Подсчитал в уме и ответил: «Могу тогда сделать вам
два процента скидки».
Варенье Ярвинена проникло в Англию. Затем в Данию, Голлан-
дию, Бельгию, Германию, Францию и даже в Америку.
У меня во главе разных отделов стоят ученые-химики, специали-
сты. Три ученых-агронома и садовода ездят по Финляндии, читают лек-
ции крестьянам о разведении картофеля, малины, вишни и других ягод.
У меня свои вагоны-холодильники (для лета) и вагоны-теплушки (для
зимы). Свои склады и магазины за границею. Три своих океанских па-
рохода. Я ежегодно покупаю пароход апельсинов в Мессине, в Италии.
Пароход риса — в Сингапуре. Благодаря мне уличные мальчишки Фин-
ляндии сколько хотят едят бананы. Мои банки с патокой, вареньем и
компотами ведут успешную войну с бутылками рома, шведского пун-
ша, виски, абсента, портера и ликеров. Население приучается лучше
есть и меньше пить.
Господа ученые! — обратился Ярвинен к профессорам. — Вы
лучше меня знаете, что сахар не есть лакомство, сахар — одна из основ
питания. Одна из основ сытости и здоровья. А сытый человек и сытый
народ меньше пьет. Поэтому сладкое всегда было врагом горького. И
горькое — врагом сладкого. Пьяницы не любят сладкого, а кто любит
сладкое, тот не любит горьких напитков.
Поэтому банки Ярвинена — это миссионеры трезвости. Они несут
здоровье населению. Каждая из них входит солнечным лучом радости в
семью крестьянина или рабочего, куда ее приносит хозяин дома.
При виде каждой новой банки в руках пришедшего главы семьи
лица детей озаряются радостью. В глазах хозяйки светится благодарная
ласка мужу: значит, дорогие трудовые деньги мужа не ушли в кабак на
пьяную отраву, а пришли домой радостью и сытостью семьи.
— Поэтому, — кончил свою речь Ярвинен, — когда я в моих
складах вижу миллионы банок, когда на пристанях вижу тысячи ящи-
ков с клеймом «Ярвинен», душа моя полна гордости, радости и счастья.

114
Я думаю: Это — армии моих воинов, воинов мира, воинов народной
сытости, воинов тихих семейных радостей.
И я мысленно благословляю их. Благословляю каждую банку:
Иди, благословенная, в жизнь! Твори свое неприметное, но доброе,
«сладкое» дело.
И я радостно благословляю долгие годы моего труда. Благослов-
ляю всю мою жизнь: знаю — я не без смысла жил на земле. Я честно
внес свою долю сладости в жизнь и моей Финляндии, и в жизнь даже
других, далеких народов. И всем этим я обязан умной книге гениально-
го писателя, которая зажгла во мне искру Божьего огня. Обязан затем
вам, сеятели мудрого просвещения в народных массах. Вы не дали по-
тухнуть светлой искре, которую случайно зажег во мне приезжий изда-
лека профессор. Вы раздули эту искру в яркий и большой огонь. Вы в
лампаду моей души лили новое и новое горючее масло... Спасибо вам!..
Безмерное спасибо! И пусть моя благодарность будет вам не наградою
за ваш великий культурный труд. Нет, пусть она будет вам новым по-
буждением к новому, еще более широкому и еще более упорному тру-
ду.
— Я читал историю народов. Расспрашивал потом и вас, и многих
других ученых людей. Много, много думал сам. И мне кажется, что
большинство народов на земле все еще не вышло из состояния людоед-
ства, — только едят людей на новые лады. И я не понимаю, почему это
с таким уважением говорят о завоевателях царств и народов. Что делали
и делают все эти Александры Македонские, Ганнибалы, Сципионы, Це-
зари, Карлы Великие, Наполеоны, Мольтке, Бисмарки65 и тысячи по-
добных им?
Захватывают чужие земли, грабят их, но не обрабатывают. Увели-
чивают миллионы своих подданных и не воспитывают из них разум-
ных, благородных строителей их личной и государственной жизни. Об-
разуются громадные государства, а население в них бедствует, голода-
ет. Миллионы людей невежественны, умственно тупы, морально грубы.
Всюду пьянство, воровство, грубый разврат, дикая брань, нищета, об-
щая взаимная озлобленность... И все спокойны. Кто выбрался случаем,
наследством или школьным дипломом из этого смрадного и топкого
общенародного болота на сухое, чистое и мягкое место, те и пальцем не
шевельнут, чтобы вытащить из тьмы миллионы своего народа. И думать
не хотят, что большие государства с невежественными, пьяными и го-
лодными народными массами — это все равно как громадные каменные
башни на жидкой грязи.
И сколько уже раз история учила всех этих «дутых» героев, сколь-

115
ко раз больно била их палкою по головам! Сколько раз одним ударом
руки рушила завоевания и хитроумных Меттернихов, и хищных герцо-
гов Альб.66 Рушила, как детские домики из карт. И все никому не в
пример. Новые и новые политики снова и снова повторяют старую глу-
пую, хищно-преступную игру. Стараются раздвинуть шире и шире гра-
ницы своих государств, а в достигнутых границах не ширят ни разум,
ни знания, ни совесть народа.
Наша маленькая Суоми не может стать великою. Я и не хочу ве-
ликой Суоми, великой по границам. Я хочу ей больше, больше, больше
великих граждан. Хочу, чтобы тысяча за тысячею все два миллиона на-
селения нашей Суоми стали развитыми, образованными, честными и
добрыми строителями и своей личной, и нашей общенародной жизни.
Ярвинен низко поклонился собранию профессоров.
— Аминь! Да будет так! — сказал старый крестьянин-смолокур
Торстен-Форстен, три сына которого были профессорами в Гель-
синфорсе.67
— Аминь! Аминь! Аминь! — гулом прокатилось по рядам слуша-
телей.
Встал председатель собрания и сказал:
— После мудрых, сердечных и красивых слов Ярвинена всякие
другие речи излишни. Речь Ярвинена здесь — это крик народных низов
верхам: — Идите к нам и научите нас!
Отчет о торжественном заседании с речью Ярвинена (полностью)
был напечатан буквально во всех финских газетах. Речь Ярвинена стала
событием дня. О ней долго говорили всюду. И она завербовала сотни
преданных работников в армию просвещения народных масс.
В нескольких городах богатые торговцы подарили народному
университету готовые дома или построили новые. Многим учителям,
судьям и адвокатам, священникам и докторам стало стыдно сидеть каж-
дый вечер за картами или пивом. Они снова взялись за книги. Начали
сами учиться, чтобы потом учить народ.
Выделилось несколько выдающихся лекторов. Они сами были ра-
ды новому делу. Говорили: — Жизнь сделалась интересною, осмыслен-
ною, радостною. Мы как будто только что проснулись.
На всех вечеринках, на забавах, в собраниях гостей собирали хотя
бы самые маленькие суммы. На них покупали лучшие книги для народа
и посылали маленькие библиотечки в самые глухие углы.
Замечали темы и назначали премии за лучшие книги на эти темы.
Помогали авторам печатать их. Широко распространяли в народе по
дешевой цене.

116
 — Знаете, что? — с радостью говорил Снельман друзьям в по-
следние годы своей жизни. — Когда я вспоминаю нашу Финляндию,
какою она была в дни моего детства, и вижу, какою она делается те-
перь, мне рисуется такая картина. Стоял большой старый дом. Все поч-
ти окна в нем были закрыты. И дом снаружи казался мертвым, а внутри
в нем было и темно, и душно, и сыро, и скучно. Мрачно. Похоже было
на большой-большой могильный склеп. Но вот пришли молодые, бод-
рые и сильные люди. Пришли веселые. С открытыми, умными лицами.
И прежде всего открыли ставни. Подняли занавеси. Отворили окна... В
комнаты ворвались солнце, свет, чистый воздух, запах живых цветов. В
доме все ожило, повеселело. И самый дом снаружи помолодел. Чужие
люди теперь уже не сторонились его, словно привидения, как было
прежде, но с удовольствием подходили ближе. Рассматривали. Любова-
лись.
— А ведь такое чудо превращения может быть достигнуто в каж-
дой стране; в каждом округе. В каждом самом глухом углу, — заключал
Снельман. — Нужны только волшебники: люди живой мысли, люди ве-
ликой души, люди упорного культурного труда.

117
 XII

КРЕСТЬЯНСТВО

Снельмана со школьных, детских лет возмущало преступное, или,

как он говорил, подло-рабское, лакейско-придворное понимание народ-
ных и мировых событий. Во всех школьных учебниках истории, а затем
и в лекциях профессоров только и говорилось о королях и царях, об их
министрах, о борьбе аристократических семейств, о герцогах, о генера-
лах, в лучшем случае — о сотне великих ученых, о знаменитых писате-
лях и гениальных художниках. Рассказывались их биографии, подробно
описывались войны и сражения, придворные интриги, хитрости дипло-
матии, заговоры и восстания.
О том же, как из поколения в поколение, в течение сотен и тысяч
лет жили и живут миллионы народных масс во всех странах, о том или
вспоминают мимоходом, или совсем не говорят.
Миллионы крестьян, миллионы рабочих, сотни тысяч ремеслен-
ников всякого рода и снова миллионы мелких горожан во все века жили
и живут как-то вне поля зрения истории.
О развитии ума народных масс, о воспитании их сердца и воли, о
просвещении миллионов основного населения мало кто хоть сколько-
нибудь думал. Чаще всего никто не заботился об улучшении ни внеш-
ней, ни внутренней духовной жизни народов.
Улучшали травосеяние, улучшали скотоводство, улучшали выдел-
ку кирпича, бумаги, сукна, а улучшать голову, улучшать душу, улуч-
шать здоровье, сытость и удобства жизни миллионов трудового населе-
ния не думали и не хотели думать.
Оставляли жизнь, нравы, характер и благосостояние народных ни-
зов на произвол судьбы. Как будто это никого не касалось. Как будто
все навсегда решили: — Пусть живут как знают. Случится что-нибудь
хорошо — их счастье. Если будет что тяжело или безобразно — пусть
терпят.
И народным массам всюду и всегда чаще всего приходилось тер-
петь. Терпение, покорность нужде и лишениям стали как бы обязанно-
стью народных масс. За многое и многое бранили и презирали народ-
118
ную массу. Говорили всегда и везде: народ — пьяница. Народ — лен-
тяй, не хочет работать. Народ груб, жаден, жесток.
Но добавляли: в одном народ велик — в терпении. Голодает, хо-
лодает, живет грязно и... все незлобиво терпит.
И все хвалили народное терпение. Восхищались терпением наро-
да. Умилялись. Из терпения народа сделали религию. Самое учение
Христа превратили в религию терпения.
Снельман возмущался этим культом терпения. Негодовал и воз-
мущался двояко: против высших классов, которые сами требовали и
добивались себе всяких свобод, удобств и благополучия, а народу гово-
рили о необходимости терпеть самую грубую и темную, часто дикую
нужду.
Возмущался и против самих народных масс, что они терпят. Воз-
мущался против их умственной спячки. Возмущался, что народные
массы свыклись со своею нищетою, со своим грубым невежеством, со
своим пьянством и бесправием, со всею и внешнею и внутреннею гря-
зью своей жизни.
— Миллионы народа живут, как двуногие свиньи, — в минуты
гнева говорил себе Снельман. — Грязны, тупы, похотливы. Только и
думы: о жратве. Но разве это — вина их? — поправлял сам себя Снель-
ман. — Это их несчастие.
И он сравнивал две картины: сад и лес.
В саду всюду проложены дорожки. Дорожки посыпаны песком —
чисто, сухо, красиво. Вдоль дорожек цветы, плодовые деревья и кусты.
На полянках подстриженная сочная трава, ее каждый вечер поливают...
В разных углах сада разбросаны беседки, вкруг них вьются розы и гли-
цинии. Там и сям бьют фонтаны. Стоят статуи. В тенистых аллеях
удобные скамейки. На каждой мелочи, на каждом дереве и цветке видна
обдуманная, заботливая рука.
Иная картина в лесу. Здесь все дико, запущено. Предоставлено са-
мо себе. Деревья и кусты растут как и где упало семя. Местами непро-
ходимая глушь. Если где буря свалила дерево, оно там и лежит, гниет.
Где есть дорожки, они перепутаны в беспорядке. Их никто никогда не
чистит и не поправляет.
Сад — это высшие классы населения. Для них и культура ума, и
комфорт жизни, и наслаждения искусствами, и заботы гигиены о здоро-
вье.
Народный лес живет больше жизнью природы. Его если и берегут,
охраняют, то именно как живой лес, как нужный живой материал... А
ведь миллионы народных масс такие же люди, как и люди из живого

119
сада.
Они так же умны от природы.
Так же даровиты и талантливы.
Так же способны к наивысшему духовному развитию.
Ими надо только заняться. Необходимо дать каждому из этих
миллионов возможность стать человеком в полном смысле этого слова.
Снельман и поставил главною задачею своей жизни — просвеще-
ние и всестороннее воспитание самых широких народных масс: кресть-
ян, рабочих, мелких горожан.
Он стал Петром Амьенским народного просвещения в Финлян-
дии.* Он всюду и всем повторял:
— Стыдно терпеть невежество и грубость большинства населения
в стране. Это — преступление всех тех, кто сам образован, кто сам оза-
рен солнцем культуры. Государство не смеет походить на высокую
башню, где в верхних этажах — большие светлые комнаты с широкими
окнами, с высокими потолками, а внизу — мрачные, сырые, тесные
подземелья, почти совсем без окон.
— Непросвещение главной, основной массы населения есть госу-
дарственное злодеяние: самоограбление, саморазрушение и самопору-
гание, — говорил Снельман. — О диких народах говорят, что они ни-
щи, бедствуют и вымирают потому, что не эксплуатируют богатства
своих земель.
— Самая страшная дикость, — продолжал Снельман, — есть не-
уменье или нежеланье, неспособность эксплуатировать физические, ум-
ственные и духовные силы каждого человека в стране.
— Представьте миллионы десятин самого лучшего, дорогого леса.
Какая польза от него, если никто не разрабатывает, не хранит и не чис-
тит этот лес. Деревья-великаны падают от бури. Гниют. Гнилье впиты-
вает в себя воду дождей. Превращает лес в болото, в рассадник маля-
рии. Вместо дорогого строительного материала получается болотная
гниль.
Вместо здорового лесного воздуха на сотни километров кругом
дышат лихорадки. Вместо великого блага — великое зло.

*Петр Амьенский был духовным отцом крестовых походов Европы в Па-

лестину ради освобождения мест, где жил, учил и страдал Иисус Христос, от
власти мусульман. Петр Амьенский был в Палестине, видел унизительное по-
ложение там христиан и святых. Вернулся в Европу и пошел со страстною про-
поведью:
— Стыдно терпеть позор унижения святых мест. Освободите ваши свя-
тыни от насилия и поруганий

120
 — Поймите, поймите, поймите, — твердил Снельман, — каждый
здоровый, развитой труженик в стране есть великая ценность. Подсчи-
тайте хотя бы на деньги: сколько стоит выкормить каждого человека в
стране! Сколько на него затрачено! И сколько каждый и каждая могли
бы дать пользы народу, если бы их воспитали как живую, добрую силу!
Сосчитайте теперь, сколько в стране пьяниц, которые, при разум-
ном воспитании народных масс, были бы трезвыми тружениками. Под-
считайте, сколько в стране неучей, лентяев, сколько, наконец, преступ-
ников. Большинство из них были бы полезными сынами своей родины,
если бы с ранних детских лет, а затем в молодые годы, когда вырабаты-
вается характер человека, если бы в это время их разумно воспитали, а
не оставили без руководства в темном лесу жизни.
Снельман в таких случаях любил рассказывать один интересный
случай из его путешествия по Европе. Встретил Снельман в Германии,
в Берлине, одного большого австрийского писателя. Писатель этот был
по происхождению чистокровный славянин, но писал толь- ко по-
немецки.68 И целые десятилетия с большим умением в бесконечном ря-
де газетных статей и блестящих политических памфлетов как талантли-
вый софист доказывал и политическое, и культурное право немецкой
Австрии на власть над южными славянами: над поляками Галиции, над
чехами и словаками, над сербами Воеводины, хорватами и словенами.
— Славяне — мягкая, женственная раса, — писал этот ренегат. —
Они — фантазеры, мечтатели, но они не мечтатели-поэты. Они приро-
жденные лентяи. Они за долгие века рабства у турецких насильников до
мозга костей пропитались отвращением к труду. Это — племя бездель-
ников. При неудаче они предпочитают жить в нищете и грязи, которые
оскорбляют человеческое достоинство и озлобляют культурного евро-
пейца.
При благосостоянии, особенно в торговле и в политике, они бес-
совестны, лживы, продажны, хищны, лукавые обманщики. Жадны нa
легкую добычу и легкомысленны в тратах легко и скоро нажитых
средств. Им нужна умная и строгая немецкая школа, — писал публи-
цист-ренегат. — Славянство — это вонючая и грязная овечья шкура с
густою и длинною мягкою шерстью. Эту овчину надо дать в обработку
немецкому скорняку, и тогда может выйти прекрасная теплая шуба.
Писатель-ренегат был очень талантлив и разносторонне, блестяще
образован. Владел всеми главными европейскими языками. Писал лег-
ко, увлекательно, остроумно. Всегда с массою философских, историче-
ских и литературных цитат из писателей всех стран и веков. Но все эти
писания были нечестны. Хорошо плачены австрийскою властью.

121
 Писатель-ренегат не был злодеем. Это была легкомысленная, рас-
пущенная душа. Писатель был большой кутила. Любил карты, дорогих
женщин. Все это требовало больших денег.
Благодаря своему бесспорно выдающемуся таланту и большой об-
разованности он мог бы много зарабатывать честным путем. Но это
требовало горения духа. Требовало и умственной, и моральной чистоты
и красоты. Требовало идеализма.
Писателю-ренегату все это было чуждо. Годы его студенческой
юности в границах Австрии были временем господства удушливой ре-
акции Меттерниха.69 Меттерних, старая дворцовая лисица, помесь ви-
зантийского придворного евнуха с турецким пашою в форме европей-
ского министра, всю свою политику, политику личной власти и личного
обогащения, строил на сознательном намеренном развращении народов
Европы. Он знал одно средство привлечения людей к себе — подкуп. У
него были особые секретари, специалисты по подкупу. Это были тоже
своего рода таланты: знали кого, что и когда можно купить.
Общая продажность и жажда наживы, наживы легкой и скорой,
стали религиею времени Меттерниха. В обществе не хватало морально-
го кислорода. Большинство даже интеллигентных классов были отрав-
лены угаром меттерниховщины. Обычно чуткая ко всему светлому мо-
лодежь — и та теперь как-то опустилась духовно. Росла безыдейною,
беспринципною.
Не было руководящих великих идеалов.
Не было огней чистых.
Не было святынь.
Не было вождей-героев.
В такой удушливой духовной атмосфере воспитался и этот писа-
тель-ренегат. У него как будто не было морального чутья. Ему казались
смешными, неискренними, деланными и театральными всякие порывы
идеализма. И он злобно смеялся над всякою шиллеровщи-ною, как он
называл искание правды и красоты жизни.
Из него с годами выработался убежденный циник. И ему, каза-
лось, доставляло искреннее удовольствие, что он, славянин, в угоду
немцам оплевывает и душу, и ум, и свободу славянских народов. Свою
преступную литературную работу он делал, как он цинично говорил,
«добросовестно».
— Мне немцы платят хорошо — я им хорошо пишу. Что вы хоти-
те от меня? — бесстыдно смеялся в глаза славянам-патриотам этот пи-
сатель-ренегат. — Видели ли вы во Флоренции и в Венеции два знаме-
нитых памятника работы двух великих итальянских скульпторов, Дона-

122
телло и Верроккио. Венеция и Флоренция поставили эти памятники
двум кондотьерам, двум наемным вождям наемных войск. Венецианцы
и флорентинцы хорошо платили этим кондотьерам — и кондотьеры
«добросовестно», хорошо служили своим нанимателям. Геройски дра-
лись с врагами своих нанимателей, оказали Венеции и Флоренции ве-
ликие услуги. И две великие республики Италии поставили памятники
своим героям— кондотьерам.
Если бы Милан, Генуя, Пиза, Верона или Рим заплатили этим
двум кондотьерам больше, то эти кондотьеры так же геройски, как Ве-
неции и Флоренции, служили бы Милану, Генуе или Риму.
— Я — литературный кондотьер, — цинично говорил братьям-
славянам писатель-ренегат. — Обеспечьте мне на всю жизнь такую и
даже выше ежегодную плату, какую дают мне немцы — и я буду вое-
вать за вас... Не можете?... И не хотите?... Тогда получайте мои удары и
защищайтесь, я люблю фехтованье с сильным и ловким противником.
Славяне презирали эту литературную змею, но немцы высоко це-
нили «блестящего писателя» и «смелого славянского философа».
Когда Снельман был в Берлине, случайно там оказался и этот пи-
сатель-ренегат. Снельман у себя в Финляндии ничего не слыхал о лите-
ратурной деятельности этого писателя. Не слыхал и его имени. Здесь, в
Берлине, их, двух приезжих культурных апостолов, как говорили нем-
цы, славянина и финна, чествовали банкетом.
В конце банкета, когда уже осталось немного гостей, Снельман
отвел славянского «апостола культуры» в сторону и долго с ним гово-
рил о задачах культурной работы в странах культурно-младших наро-
дов.
— Будем откровенны, — говорил Снельман, — немцы в глубине
души презирают нас: и финнов, и славян. За прошлое время они правы,
но за будущее — нет. Мы, финны, а тем более вы, славяне, мы — вели-
кая грядущая сила. Они уже испаханная земля, а мы еще нетронутый,
глубокий, жирный чернозем... Только надо работать. Нам, молодым на-
родам, надо работать вдвое, втрое, вдесятеро больше немцев, французов
и англичан. Нам надо догнать их... и перегнать!
— И мы перегоним! — вдохновенно заговорил Снельман. — Мы
просветим не горожан только. Мы не ограничимся начальною школою
и убогою библиотекою в селе. Мы каждую избу крестьянина, рыбака и
смолокура осветим огнем знанья. Из малых детей воспитаем новое —
сильное, развитое, благородное — поколение.
И Снельман долго и горячо говорил на свою любимую тему, ду-
мая, что пред ним такой же пламенный апостол культуры славянских

123
народов.
Австрийский циник сначала слушал со своею обычною злою
улыбкою в глазах и думал: — Еще один скучный дурак!
И искал предлога оставить Снельмана, но потом слова Снельмана,
жар его души растопили лед в сердце циника. Он потребовал бутылку
коньяка и жадно стал пить большими стаканами. Снельман по обыкно-
вению увлекся и не заметил, что его собеседник быстро выпил бугылку.
Почти совсем пьяный собеседник Снельмана неожиданно поднял-
ся с места. Тяжело, как большой медведь, подошел к финну и сказал:
— Доюльно, дорогой Снельман! Не тратьте больше святой огонь
вашей великой души. Храните его для вашего народа. Счастливый вы
человек. Счастлив и ваш народ, что имеет таких людей... Вы завтра
уром едете домой. И хорошо. Мы с вами встретились здесь. Впервые
Ранее не знали: ни вы меня, ни я вас. И это хорошо. То есть, хорошо,
что вы не знали и что сейчас не знаете меня. Не знаю только, хорошо ли
для меня, что я вас узнал... Эх, дорогой Снельман, откуда выявились та-
кой… необычный... гранитный... И зачем я вас встретил теперь, когда
уже поздно?...
Часы гулко пробили полночь.
— Непоздно сегодня, а поздно в моей жизни, — горько вздохнул
собеседник Снельмана... Если бы в моей юности я слышал и видел
Снельмана, и я, и все мое поколение были бы другие люди... А теперь
поздно,... поздно... Идем спать... Между нами, дорогой Снельман,
смешное и... страшное недоразумение... Дайте мне вашу руку. Снельман
протянул руку. Собеседник неожиданно поцеловал эту
руку-
— Что вы? — отдернул Снельман.
— Оставьте! — мрачно сказал собеседник. — Не вам целую... Це-
лую руку Снельманству в человеческом сердце... Целую руку дорогому
покойнику в моей душе....
— Не понимаю, — смущенно сказал Снельман.
— И не надо вам понимать, — улыбнулся пьяный. — Да, пожалуй,
и не можете вы понять... Объясните, если хотите, особенностью моей
славянской души!
Снельман на другое утро уехал в свою Суоми, а через 15-20 дней
получил письмо из Вены. Письмо было странное. И без подписи. В нем
было пять кратких строк:
— Вы перевернули мою душу... Жить по-новому не могу. Жить
по-старому противно. «Как будто нечаянно, по неосторожности» уби-
ваю себя. Собаке собачья смерть.

124
 Почерк письма был незнаком. Снельман ничего не понимал. Стал
искать венские газеты за последний месяц и там нашел:
— «Трагическая случайность»: печальная потеря, вследствие не-
осторожности смертельно ранил себя, а чрез 3 часа, в полном сознании,
с редким спокойствием духа умер известный славянский писатель, глу-
бокий и смелый мыслитель... и так далее.
Снельман навел тогда справки, что и кто был покойный и... понял
и поцелуй руки на банкете в Берлине, и «нечаянную смерть». Вспомнил
слова покойного:
— Если бы в моей юности я слышал и видел подобных Снельману
людей, и я, и все мое поколение были бы другие люди... Зачем нам не
говорили Снельманы?
Когда Снельман рассказывал эту печальную историю, то его по-
том часто спрашивали: — Какой народности — чех, поляк, серб или
хорват — был этот писатель? И как его имя?
Мягкий обычно Снельман на это резко отвечал:
— Праздное любопытство! На что вам надо знать это? Человек
тяжко согрешил, но он тяжко и покарал сам себя. Сам стер себя с лица
земли. Зачем снова будить его имя. Тут важно другое. Подумайте: чело-
век выдающихся способностей. Громадный ум. Редкие, богатые знания.
Блестящий литературный талант. И ... в итоге: прожигатель жизни, ку-
тила, картежник, развратник, литературный кондотьер, предатель дос-
тоинства своего племени...
А ведь мог бы быть апостолом культуры среди своего народа, если
бы... если бы был воспитан... если бы ему в молодости говорили о радо-
сти не прожиганья жизни, а о радости зажиганья ума и сердца народных
масс.
— И это питомец университета, сын науки, жрец литературы, че-
ловек из столичной среды, — продолжал Снельман. — Что же вы хоти-
те? Что вы можете ждать и требовать от народных масс, где нет ни
школ, ни книг, где не слышится ни одного умного и живого призыва к
строительству здоровой, красивой и радостной жизни?.. Миллионы на-
селения гниют физически, умственно и морально — и никто не чувст-
вует смрада: принюхались все. Свыклись. Сроднились. Думают, что все
это так и быть должно.
Быть должно?
Миллионы людей рождаются, живут и умирают в дикой, отуп-
ляющей нищете! Это быть должно? Миллионы людей и людей, часто от
природы умных, всю жизнь остаются тупыми скотами. И это быть
должно? Миллионы ваших младших братьев духовно грубы, жестоки,

125
низменно-похотливы. И это также быть должно? И вам не стыдно от
сотен всех этих гнусных и преступных «быть должно»? Эти позорные
общественные тупость и равнодушие также «быть должны»?
Речи Снельмана в таких случаях подымались до пророческого
вдохновения. Они хлестали бичом огненного укора по тупым головам и
сердцам. Будили самые сонные, ленивые умы. Зажигали энергию жи-
вых сердец.
Врачи, сельские священники, народные учителя, окружные чи-
новники стали внимательно изучать жизнь народных масс с самых раз-
нообразных сторон. В печати — в газетах, журналах, в отдельных кни-
гах — появлялись богатые жизненным материалом очерки из быта на-
рода.
Особенно обратили на себя внимание две книги. Одна книга
«Воспоминания сельского врача», другая — «Заметки сельского свя-
щенника».70
Обе эти книги и в критике, и в печати вызвали настоящую бурю.
Одни восхищались книгами, превозносили их до небес. Говорили:
— И ту, и другую книгу должен читать всякий грамотный человек,
который способен думать и болеть сердцем о своем народе.
Книги открывают очи слепым. Вызывают краску жгучего стыда на
лице каждого, кто духовно еще не отупел окончательно.
Другие возмущались. Метали молнию и гром на авторов. Готовы
были побить их камнями. Называли писателей выродками своего наро-
да. Говорили:
— Обе книги — сплошное оскорбление финского народа. Полны
лжи. Краски уродливо сгущены. Все карикатурно преувеличено.
Более справедливою была первая оценка.
Все крики негодования были речью лживых, показных патриотов,
которые под любовью к родине понимают самодовольное любование
всем своим, хотя бы оно было и грубо, и безобразно. Они, как страус в
пустыне, зарывали голову в песок, чтобы не видеть опасности. Серди-
лись, когда им вытаскивали голову из песка.
Так и при появлении названных двух книг. Авторы — врач и свя-
щенник — с каждой страницы своих книг криком кричали верхам фин-
ского народа:
— Проснитесь! Беритесь за спасание вашего родного народа!
Страшна жизнь трех четвертей населения в вашей стране. Крестьянство
и рабочие вымирают. Вырождаются и физически, и духовно.
И доктор, и священник — оба талантливые писатели — не выду-
мывали. Не подбирали односторонний материал. Не старались бить по

126
нервам.
Они, черту за чертою, спокойно рисовали повседневный быт насе-
ления своих округов. Получалась действительно страшная, потрясаю-
щая картина. Читатели многие говорили:
— Как же мы терпим такую жизнь полутора миллиона наших
братьев? Чувствуешь себя преступником, каким-то безмолвным соуча-
стником, укрывателем массового злодеяния.
Другие ужасались, спрашивали:
— Как люди выносят такую жизнь? Кто они: святые или двуногий
тупой скот? Это же страшнее дантовских описаний ада. В дантовском
аду люди страдали в наказание за свои грехи, а здесь за что страдают?
Да наконец, ужасы дантовского ада от начала до конца есть только ге-
ниальная выдумка поэта, а здесь все есть страшная проза действитель-
ности.
Автор «Воспоминаний сельского врача» начинает с первого дня
своего служения. Рассказывает, как он окончил медицинский факультет
и как, с какими планами приехал на место своей службы. Сам он не был
баловнем жизни, детство и юность провел в суровой нужде: был сыном
сапожника в маленьком городке. Знал по себе, что жизнь не всем улы-
бается, но то, что он увидел здесь, поразило и его.
Когда он объехал свой округ, ему стало казаться, что это какой-то
дикий сон, бред тяжелого кошмара. Первое впечатление было, что он
перенесен в доисторические времена, к дням пещерных жителей.
Подумал, что его округ, может быть, является горьким случайным
исключением. Тогда он поехал в соседние округа, но и там увидел то же
самое. Местами было еще хуже. Везде получалось впечатление именно
времен пещерных жителей.
Где местность была каменистая, там жилищем служили груды
грубо обтесанных и плохо сложенных камней. Двери были низкие, окна
маленькие. Рамы тонкие и скверно заделанные, всюду дуло, в дождь
текло, зимою залетал снег.
Стекол было мало. Вместо стекол были тряпки, промасленная бу-
мага, в редких случаях — натянутый пузырь. Часто вместо стекол была
открытая дыра.
Как правило, нигде не было печных труб. Были только сложенные
из камня и глины очаги, откуда дым стлался по всему жилью, от потол-
ка до пола, пока не уходил в дыру в крыше. Ело глаза. Люди задыха-
лись. Все были в саже.
И работали, и ели, и спали люди в одной и той же одежде. Годами
не мылись. Никогда не стирали белье. Были покрыты паразитами. Стра-

127
дали трахомою. Часто простужались, в результате чего получали чахот-
ку.
Где были колодцы, тут же были и отхожие места. Вода была зара-
жена. Поэтому тиф не прекращался.
Среди детей свирепствовали дизентерия, дифтерит, скарлатина.
оспа. Ребятишки умирали тысячами. Все население болело. Вырожда-
лось. Питались плохо. Зато страшно, безобразно пьянствовали Много
было глухонемых, горбатых, слепых, идиотов, сухоруких и сухоногих.
Встречались и прокаженные.
— Страшно въезжать в селение, — писал автор-доктор. — Стыдно
было за себя, за людей, за общество, за так называемую культуру. Ду-
малось: где-то далеко и высоко — театры, музыка, художники и писа-
тели, парламенты и академии наук, а тут вот ад миллионов людей.

Войдешь в одну избу — трое детей лежат на полу земляном в

скарлатине. Между ними стонет в родовых муках мать. Отец сидит
мрачно-пьяный. Скажешь ему: Как тебе не стыдно? В доме столько
страданий, а ты напился!!!
Пьяный мычит: А ты поживи тут — удавишься, не только на-
пьешься. При нашей жизни нельзя не пить.
В другой избе другая картина: мать кашляет кровью, в последней
степени чахотки, лежит, не может поднять головы. Отец бредит в тифу-
Оба лежат на куче тряпок на земляном полу — кроватей нет. Между
ними ползают две девочки: одной — год, другой — два. Обе — живые
скелеты.
Соседям никому нет дела: привыкли, да и у каждого и своей беды
довольно.
Вспыхнет если где эпидемия оспы или тифа, и начальство пошлет
двух—трех врачей на борьбу — население злобно ворчит:
— Какие тут прививки? Какая дезинфекция? От Бога болезни! Да
и не детей лечите — пусть умирают: меньше будет голодных. Вы
взрослым помогите, лечите нас.
И чуть не из каждой избы идут с язвами сифилиса, с чесоткою, с
загноенными глазами, с водянкою, раком т.д.
Охватывает отчаяние, а потом тупое равнодушие усталости. Хо-
чется именно напиться или удавиться, как говорил пьяный муж подле
жены-родильницы.
— Господа! — обращался врач-писатель к жителям городов, к
политикам, к людям науки, искусства и печати. — Когда же вы пере-
станете играть в жмурки? Кричите о патриотизме, о любви к народу, о

128
вашем служении культуре и что вы делаете для народа, для родины, для
культуры? Одни назло и бесстыдно, с преступным цинизмом грабят эту
«дорогую родину», на миллионы обкрадывают «любимый их народ».
Другие бездельничают по канцеляриям, по редакциям, чиновничают в
школах и университетах,... и миллионы «любимого их народа» гниют,
вырождаются, спиваются, озлобляются. Разрушаются основы населе-
ния.
— Спасайте страну и народ, пока еще не поздно, — призывал
врач-писатель. — Идите к народным массам. Лечите их, учите их, вос-
питывайте.
— Учите их и строить дома и вести порядок в доме. Учите их
Производительнее работать над землею. Дайте миллионам населения
гигиену, солнце, чистый воздух, свет, сухое и теплое жилье. Научите их
жить по-человечески. Дайте им возможности строить Человеческую
жизнь. Помогайте им в том.
— Государство, — писал в конце книги врач-автор, — большая
семья, и народные массы — ваши младшие братья. Ужасы их жизни
есть позор и преступление высших классов населения. Помните: народ
может долго терпеть, но всему бывает конец. Могут озвереть и народ-
ные массы. Не допускайте до этого!
В литературных кругах долго шла полемика вокруг книги писате-
ля-лекаря, но в общественных кругах она сделала свое великое дело. В
медицинских обществах всей Финляндии чуть не по страницам разби-
рали и обсуждали книгу своего коллеги.
Власти округов, представители общин собирались и решали де-
сятки вопросов, которые родила эта книга. Делались доклады из разных
мест, печатались статьи, сообщались материалы. Застарелое народное
зло, о котором молчали, о котором не хотели думать, было выведено на
улицу и поставлено перед глазами всех и каждого.
Пришлось заниматься не партийными ссорами, не личными ин-
тригами, а вопросом о сохранении и восстановлении народного здоро-
вья. Было подсчитано, сколько в стране болело туберкулезом, сколько
умирало ежегодно от этой мучительной и для больного, и для родных
болезни.
— Сколько людей страдало от малярии.
— Сколько болело трахомою.
— Сколько умирало детей от небрежного ухода за ними, сколько
от заразных болезней.
— Сколько людей мучились за год зубною болью
— Сколько глохло, сколько слепло. Сколько вообще было калек.

129
 — Сколько пропивалось денег страною за год, сколько совершено
было преступлений: ссор, увечий, убийств, пожаров, насилий и грабе-
жей в пьяном состоянии.
Получались страшные цифры. Цифры эти кричали, били молотом
по голове. Будили стыд за народ. Требовали борьбы с собою.
Правительство, области, отдельные общины в складчину призыва-
ли разные летучие отряды врачей-специалистов. Были образованы от-
ряды зубных врачей, отряды врачей по глазным, ушным, детским и
женским болезням. Они все время переезжали из одного селения в дру-
гое. Лечили. Говорили об уходе за глазами, зубами, ушами, за здоровь-
ем женщин и детей. Переводили здоровье и жизнь ребенка, женщины и
мужчины на деньги: сколько стоило вырастить их и сколько пропадало
с их болезнью и смертью.
Крестьяне стали понимать экономическую ценность жизни чело-
века. Им говорили: — Бережешь деньги, чтобы их не украли, чтобы они
не сгорели. Твои дети, твоя жена, ты сам — все это самые дорогие день-
ги, живые деньги. Береги их. Не растрачивай, а увеличивай.
Во многих селениях были выстроены образцовые крестьянские
дома: с печью и трубою, с большими окнами с двойными рамами.
Были собраны артели рабочих, которые за очень дешевую цену
строили также новые дома крестьянам в селах. Правительство устроило
во многих местах склады строительных материалов, откуда на самых
льготных условиях через крестьянские общины выдавалось все, что
нужно было для этих новых построек: стекла, петли, готовые рамы и
двери, домовые приборы.
Через 5-8—10 лет многие селения преобразились. Дома стали дей-
ствительно жилищами людей, а не сараями для скота.
Крестьяне стали лучше и теплее одеваться. Под надзором выбор-
ных общественных деятелей из лучших людей страны в особых мастер-
ских шились тысячи теплых костюмов, пальто, тысячи пар обуви, бе-
лья. Все из лучшего, прочного материала. И все развозилось по стране.
Продавалось по самой дешевой цене. По себестоимости.
Население получило новый, какой-то радостный, праздничный
вид. Не было противных грязных лохмотьев и сотен заплат. Не было
почти голых тел зимою и осенью. С ними вместе исчезли и кашли, и на-
сморки, и бронхиты, и простуды. Жертвы туберкулеза уменьшились
вдвое.
Уменьшилась смертность детей. Выведена была трахома. Населе-
ние во многих местах забыло, что есть такая болезнь.
Женщины стали здоровее. Увеличилось число рождений детей,

130
дети рождались здоровыми, крупными.
В стране увеличилась рабочая сила населения. Население больше
добывало, могло лучше есть.
Когда врач-писатель умер, то на похоронах его были представите-
ли от сотен селений. Они были выбраны из молодежи. Все рослые. Ши-
рокоплечие. Высокогрудые. Румяные. Сильные, с крепкими руками и
ногами.
Они на своих плечах несли через весь город гроб «оздоровителя
народа». И когда сотни этих цветущих великанов, молодых крестьян,
стройными рядами, легкою походкою шли по улицам города, горожане
с радостью говорили:
—- Целый живой сосновый бор! Что ни человек — то живая, мо-
гучая мачта!
Когда тело покойного надо было опускать в могилу, из рядов
сельской молодежи выступил один и сказал:
— Мы пришли из сельских полей и лесов. И пришли к твоему
фобу без обычных цветов и венков. Пришли так потому, что наши села
послали нас на твои проводы как живые цветы из твоего сада, который
ты насадил в нашей Суоми. Отдыхай с миром, великий народный са-
довник! Мы благословляем твой благородный, мудрый труд. Ты был
действительным врачем народа: оздоровил сотни тысяч крестьян. Влил
в жилы народа свежую, чистую кровь. Как канаты, свил наши мускулы.
Дал родине поколения богатырей, а нам дал радость здорового труда...
— Благодарный народ хочет поставить тебе памятник. Ты заслу-
жил и это, но лучший твой памятник — мы! Мы — творение и сами
творцы новой народной жизни. Каждый и каждая из нас, из новой, здо-
ровой молодежи, будет живым памятником, напоминанием всей фин-
ской интеллигенции, как надо служить своей родине и своему народу. И
чем далее будет идти время, тем сильнее будет гореть твое имя в уме и
в сердце оздоровленного тобою народа. Ты не был ни Цезарем, ни На-
полеоном. Не завоевал ни ладони чужой земли. Не пролил ни капли
крови, но дал родине много-много тысяч новых здоровых, сильных, по-
лезных рабочих рук. Слава тебе, великий завоеватель и великий борец
за жизнь твоего народа!

131
XIII

ПАСТОР МАКДОНАЛЬДС71

Еще сильнее было впечатление от книги священника Макдональ-

да. О ней писали и говорили по всей стране в течение нескольких лет.
Молодые священники и студенты-богословы считали эту книгу своим
руководством, но ее с глубоким интересом читали и изучали и атеисты,
вообще люди безразличные к религии. Ее прозвали солнечною книгою.
Интересна сама личность писателя. Пастор Макдональд, книга ко-
торого произвела глубокий переворот в деятельности финского духо-
венства и в духовном развитии финского народа, родом был швед, сын
одной из самых аристократических в Финляндии шведских семей.
Предки его были выходцы из Шотландии во времена религиозных
войн и гонений протестантов католиками. Род графов Макдональдов в
Шотландии всегда отличался глубокою религиозностью и вообще вы-
сокою духовностью. У них в семье было правилом, чтобы один из сы-
новей был священником. И эти священники, Макдональды, всегда были
лучшими служителями церкви в Шотландии. Но они же всегда были и
под подозрением у папы и у папских кардиналов в Англии.
Все священники Макдональды были на редкость образованы. Глу-
бокие знатоки Евангелия. Прекрасные ораторы, одушевленные пропо-
ведники. Люди безупречной нравственности. Не обычные только ис-
полнители церковных служб и церковных треб (крещения, венчания,
похорон), но и духовные воспитатели своей паствы.
Они всегда боролись против сытой бездеятельности и чиновничь-
его равнодушия католического духовенства в стране. Называли их пара-
зитами народа, ленивыми рабами, церковными торгашами. Всегда ин-
тересовались, а иногда и дружили с учеными, которые требовали ре-
форм: очищения, оздоровления и применения к жизни церковных уче-
ний.
Когда волна лютеровской реформации докатилась до Шотландии,
семья графов Макдональдов вся перешла в протестантскую церковь.
Ярая католичка, королева Мария Стюарт гнала приверженцев Лютера,72
и Макдональды должны были бежать. Поселились в стране короля Гус-
132
тава Адольфа.73
Благодаря высоким духовным достоинствам и редкой для того
времени высокой образованности, Макдональды и в новой родине поль-
зовались большим влиянием. Их любили короли и им завидовали мно-
гие шведские аристократы.
Макдональды поселились в Финляндии и были здесь белыми во-
ронами среди грубой, распущенной и часто грабительской шведской
аристократии. Они сроднились с финнами. Полюбили их. И сами были
любимы. Финны в самых глухих лесных углах знали имя Макдональдов
и с любовью говорили: наши Макдональды!
Макдональды и в лютеранстве сохранили свою глубокую религи-
озность. Библия у них была настольного книгою в семье. Сохранили
они старый семейный обычай, чтобы один из сыновей был священни-
ком.
Так и Лука Макдональд во время Снельмана стал священником.
Он свободно читал, кроме шведского и финского, на немецком, фран-
цузском и английском языках. Впоследствии выучил и русский язык.
Был доктором двух германских университетов. Знал хорошо филосо-
фию, экономические науки. Интересовался астрономией и геологией.
Ему предлагали кафедру профессора на богословском факультете
университета в Гельсингфорсе и обещали выбрать членом народного
сейма. Лука Макдональд отказался. Твердо заявил, что он хочет быть
сельским священником.
— Подумайте, что вы делаете? — говорили ему. — Вы губите
блестящую карьеру!..
— Карьеристов-священников имеете достаточно и без меня, —
горько улыбался Лука Макдональд. — Да церковь и не место для карье-
ристов. Церковь требует апостольства и апостолов. Попы-политики,
попы-демагоги — это болезненный нарост на теле и церкви, и народа. Я
мечтаю о высшей «карьере», о «карьере» апостола среди забытого, гру-
бого, несчастного финского народа.
— Но подумайте, — говорили ему, — вы — граф, аристократ, че-
ловек высокой культуры и ... хотите идти в село!... Там ведь и умствен-
ная, и моральная, и физическая грязь,., полускотская жизнь...
— Тем необходимее идти туда. Не здоровые имеют нужду во вра-
че, а больные.74 А народ больнее, чем мы обычно думаем... Я всю весну
и лето ходил по Финляндии с котомкою за плечами. Я ел и спал по кор-
чмам с народом. Ночевал у костра с плотовщиками, со смолокурами в
лесу. Бывал на свадьбах в богатых наших селах, где живут сытые ско-
товоды, сами большие и толстые, как быки, и жирные, как свиньи, ду-

133
ховно тупые, как скоты. И скажу вам: мне сделалось страшно за наш
народ...
— И стыдно за себя. Стыдно за всех нас, образованных людей.
Стыдно за всю нашу культуру... Стыдно за тысячи тысяч христианских
священников и епископов разных исповеданий, которые видят ужасное,
вопиющее и экономическое, и умственное, и моральное состояние по-
давляющего большинства населения и смотрят на все ужасы, на все
страдания и на всестороннее гниение народных масс как на что-то есте-
ственное, что было, есть и быть должно.
— Я не могу молчать, — продолжал Лука Макдональд. — Я дол-
жен кричать, бить в набат, будить спящую мысль и спящую совесть и
правителей, и писателей, и ученых, а больше всего — мысли и совесть
духовенства, которое спит, спит и спит. Спит глубоко, мертвым сном.
Спит преступно.
И как крик совести, как вопль о помощи, явилась книга Луки
Макдональда.
Книга была написана не только с одушевлением — она была та-
лантлива и с художественной стороны. Давала ряд картин, которые с
потрясающею силою рисовали ужасы живого дантовского ада, в кото-
ром массы народные всю жизнь страдали, мучились, злобствовали,
дурманили себя спиртною отравою, сквернословили, поганили себя и
своих детей.
В предисловии Лука Макдональд писал о своих впечатлениях, как
он юношей в качестве корабельного юнги посетил западный берег Аф-
рики, где видел жизнь так называемых дикарей.
— Мне эти дикие африканцы казались тогда человекообразными
животными, — писал Л. Макдональд. — И мне кажется, что я тогда
скорее презирал их, нежели жалел. И я с гордостью думал: как далеко в
культурном отношении мы ушли от этих дикарей.
— Теперь я не думаю так, — с грустью добавлял Л. Макдональд.
— Что далее, то мне сильнее кажется, что я начинаю много более ува-
жать дикарей Африки, чем массу своего народа. Мне кажется, что наши
массы и грубее, и тупее, и морально гнилее.
Далее Макдональд мастерски рисовал сцены и типы народной
жизни. Водил читателя и по избам крестьян, и по мастерским рабочих,
по их жилью, по корчмам, по ярмаркам и базарам. Мелкая жадность,
ложь, обман, воровство, бессовестность, жестокая бессердечность, хо-
лодное самолюбие, пьянство, драки между собою, побои детей, жесто-
кое обращение с женщинами.
И все это как-то обычно. Если хотите, не от природной злобы, но

134
от озлобленности на постоянную нужду. Люди в душе и не злы, не под-
лы, не порочны — они подавлены. «3 — а — м — у — ч — е — н — ы»
лишениями, тяжелым трудом, общим пренебрежением и презрением к
ним. Души их напоены злобою, и они готовы сорвать эту злобу на вся-
ком, кто слабее их.
Им хочется забыться, хоть на краткое время — и они пьянствуют.
В пьяном виде бессмысленно тратят трудовые гроши. Живут грубыми
животными инстинктами. Чужды каких бы то ни было высоких, благо-
родных порывов. Не думают ни о совести, ни о правде, ни о нравствен-
ности, ни о Боге.
— Я был и в Китае, — писал Л.Макдональд. — Внимательно при-
глядывался и к жизни, и к душе китайцев. Удивительный, загадочный и
страшный народ!
Народ — практический атеист.
Не атеисты по убеждениям, не отрицатели идеи божества: богов
— и много богов — они имеют. Поклоняются им. Но у них нет ощуще-
ния божества. Нет потребности Бога в душе. Они как будто хорошо сде-
ланные машины. Работают паром, электричеством, ветром, чем хотите,
только не духом.
Они любят родину, но любят животного любовью, как каждая
константинопольская собака любит свою улицу. Как волк любит свое
логовище в лесу.
Так же, по-животному, любят и свою семью, и свой народ. Но все
это грубо, инстинктом, стихийно. Духовности нет ни в чем.
— Такие же практические атеисты и сотни тысяч нашего народа,
— писал Л.Макдональд. — Они не то чтобы отрицали Бога и религию
принципиально. Они просто не говорят и не думают о Боге. Бог и рели-
гия не играют никакой роли в их жизни. Их считают христианами, и
они так называют себя, но ни о Христе, ни о Его учении у них нет ни
речи, ни помину.
Почему-то и для чего-то осталось имя, без всякого содержания.
Бывают высохшие реки: воды в них давно-давно нет, а они называются
«река». Так и наши «сухие» христиане. Христиане без Христа, без Бога,
без религии. Без потребности в них.
— И что еще удивительнее, — продолжал Л.Макдональд, — су-
ществуют сотни храмов. Строятся новые храмы. При них тысячи свя-
щенников. В храмах совершаются каждый праздник богослужения.
Людей крестят, венчают, исповедуют, отпевают.
— И все это «впустую»!
В храмы, кроме старух, мало кто заходит. Церковным обрядам не

135
придают никакого значения. Священники занимаются политикою. Во-
дят партийную агитацию, часто с ружьем в руках. Занимаются торгов-
лею. Имеют лесопилки, кирпичные заводы. Многие сотнями и тысяча-
ми бочек варят и продают народу крепкое солодовое пиво и ячменную
водку.
И никто этому не удивляется. Люди как будто забыли, что христи-
анские священники — это продолжатели дела апостолов Христа, что их
должность — религиозное и нравственное воспитание народа, работа
над совестью и сердцем их паствы.
— Знаете что, — зло смеялся Л.Макдональд,— когда я думаю о
наших храмах, священниках, о толстых и скучных катехизисах, мне
всегда представляются сотни наших речных мельниц. Стоят на плотах
или на лодках домики. Внутри них мельничные жернова. Жернова со-
единены большим и толстым бревном с громадным мельничным коле-
сом.
— Вода своим течением поворачивает колесо, колесо крутит жер-
нова, но на жернова никто не сыпет зерно. К мельнице никто не подхо-
дит, она забыта, оставлена пустою.
— Такою пустою, забытою, никому ненужною мельницею пред-
ставляется мне и наша финская церковь, — писал Л.Макдональд. —
Колесо вертится, жернова поворачиваются со скрипом, а муки нет: ни-
кто не сыпет зерно.
— Получилась сухая, мертвая смоковница, — как говорил еще
Иисус Христос во времена книжников и фарисеев.75
— Я бы употребил еще другое, современное, наше местное, фин-
ское сравнение, — продолжал Макдональд. — Над дверями булочных и
пекарен вместо вывески у нас вешают деревянный крендель, окрашен-
ный в цвет хлеба, а над дверями колбасных вешают такой же деревян-
ный окорок. На вид совсем как хлеб и как окорок, но они деревянные —
есть их нельзя. Они не для еды, они не пища, они только вывеска.
— И подумайте — с горечью восклицал Макдональд, — о ком это
приходится говорить?! О нашей финской церкви, о служителях ея:
«пустая мельница! сухое, мертвое дерево! деревянный крендель!»
— И я знаю, — возмущался Макдональд: — после этих моих слов
тысячи церковных лицемеров подымут вопли: «это есть оскорбление
церкви», «оскорбление духовенства», «разрушение религии».
— Лжецы! Новые фарисеи! — негодовал Макдональд. — Не ос-
корбляю я церковь, а скорблю о том, что вы обескровили, парализовали
церковь как живое тело Христа. И не «духовенство» я виню, а я ищу
«действительных» священников, людей живого, Божьего духа. Я зову

136
их. Обращаюсь к обществу, к молодежи с мольбою:
— Дайте Зерно живой Христовой истины. Будьте сами этим Зер--
ном. Идите на церковные жернова. Стряхните пыль и паутину с алтарей
храмов. Отстраните чиновников-формалистов, политических карьери-
стов и базарных торговцев от апостольского служения. Зажгите потух-
шие огни религиозности в душе народа. Пробудите Бога в огрубелой,
одеревенелой душе миллионов людей.
— Религия не есть соединение отвлеченных книжных формул с
красивыми и пышными обрядами, — писал Макдональд. — Обряды,
есть одежда на теле, они, как всякая одежда, нужны на теле, но они не
есть тело. Не они — главное, не они — основное. Также и формулы ве-
ры, догматы религии.
— Сначала должна быть Вера, а потом определение, формула ее.
Пробудите в людях, пробудите в народе чувство веры. Пробудите в
людях потребность Бога, как в них есть потребность есть, пить, дышать,
быть в общении с людьми. Пробудите религиозность.
— У нас часто ученики гимназий после окончания экзаменов со-
бираются вместе и торжественно сжигают школьные учебники. Поче-
му? Что это значит?
— Потому, что духовно мертвая наша школа вместо живой мысли
давала и дает ученикам мертвую пыль сухих и скучных школьных фор-
мул. Не будит жажду знаний. Не будит в учениках научность. Не учит
их понимать и ценить науку.
— Без научности, без любви к науке, без жажды научных знаний
не может быть ни науки, ни ученых людей.
— Равным образом, без художественности, без художественного
чувства, без потребности красоты не может быть художества.
— Сначала научность, а потом наука.
— Сначала художественность, а потом художество.
— Научность и художественность, жажда знания и красоты — это
есть почва, а наука и художества, то суть цветы, которые растут на
почве научности и художественности.
— Так же и с религиею, — писал Макдональд: — сначала религи-
озность, чувство, а потом религия, проявление этого чувства, опреде-
ление его. И притом и сущность религии не в обрядах, не в формулах,
не в священнодействиях. Нужно и это! И это все имеет свой глубокий
и философский и художественный смысл!
— Химия и физика выработали свои формулы для определения
электричества, света и теплоты, но для того, чтобы мы имели и свет, и
тепло, и движущую рабочую силу, прежде всего необходимо иметь

137
электричество.
— Мы должны быть заряжены живым электричеством, — писал
Макдональд. — Каждый человек должен быть живою электрическою
станциею. Прежде всего электричество, свет, теплота, движущая сила, а
потом уже определения их.
— Короче, — заключал Макдональд: — чтобы сделать жаркое из
зайца, нужен заяц. Без зайца не может быть жаркого из зайца.
Так и с религиею. Иисус Христос не ходил по Иудее с катехизи-
сом в руках, ни с молитвенником. Он будил в сердцах людей жажду
молитвы, потребность молитвы, потребность истины, жажду любви.
Сборщика податей, мытаря, может быть, грабителя народа Иисус
Христос зовет за собою. И мытарь, после нескольких слов Иисуса, ос-
тавляет свою службу, оставляет сытое, спокойное место, идет за Иису-
сом. Делается апостолом, проповедником Евангелия.
Мытарь, человек мелкой и грубой наживы, становится апостолом
Евангелия.76 А у нас,... какая дьявольская насмешка!... У нас люди, ко-
торые носят звание апостолов, становятся мытарями. Только и думают
о сборах, о доходах, о сытой, праздной, ленивой жизни. Что же удиви-
тельного, если речи их не производят на народ никакого влияния, если
их вообще не хотят слушать?! Эти люди не умеют будить религиоз-
ность в душе людей. Не хотят будить! И не будят.
Они из религии сделали сборник мертвых вероучений. Религию
превратили в какую-то грамматику веры с сотнями правил, параграфов,
постановлений. Окружили Евангелие целым лесом своих скучных, мел-
ких схоластических толкований и совсем забыли личность Иисуса Хри-
ста, забыли смысл Его учения.
— Иисус не учил: «помни о Боге». Не говорил: «заучи на память
сотни определений Бога, Его свойств, Его повелений.»
— Иисус учил и постоянно повторял: люби, люби, люби! Люби
людей! Люби всякого человека! Люби всякое живое существо! Люби
весь мир: люби и дерево, и камень, и песчинку в поле, и звезду на небе.
Люби всё! Люби Того, Кто дает жизнь всему.
— Люби Бога и ближнего твоего, — учил Иисус, — и в этой люб-
ви смысл и сущность Всех Заповедей, смысл и сущность религии, уче-
ния пророков.
Любовь, чувство тесной связи, единство со всем, что вокруг нас
— вот что делает человека, людей, народы и человечество религиозны-
ми, — без конца повторял, на разные лады снова и снова пояснял Лука
Макдональд.
Противники Л.Макдональда, люди, которым неприятны были

138
укоры их в лености, небрежности и духовной тупости, делали вид, что
не замечают страшной горькой правды книги Макдональда и придира-
лись к мелочам, к неровностям или своеобразности стиля. Проходили
мимо сущности книги и много кричали о ее внешней стороне. В разных
журналах и газетах, в литературных кружках и в частных разговорах
писали и говорили:
— Книга не продумана. Не выношена. Материал не систематизи-
рован, не собран в стройное целое. Это какая-то куча разнородного му-
сора. Все случайно, масса повторений. В десяти разных местах говорит-
ся об одном и том же.
Л.Макдональд читал и слушал эти нападки на его книгу с доволь-
ною улыбкою, но при пятом издании своей книги в предисловии напи-
сал:
— Не защищаю мою книгу, но объясняю характер и задачу ее,
почему я так писал и почему не исправляю книгу при ряде новых изда-
ний. Я не романист, и моя книга не художественная беллетристика для
приятного чтения в часы и в дни вашего безделья. Если хотите, я и не
общественный или народный учитель. Я — посыльный, или уполномо-
ченный от лица народных масс, которого посылает к вам жизнь с сот-
нею неоплаченных вами счетов.
— Все жалуются на тяготу, страдания и неустройство жизни, и
никто не хочет ничего делать, чтобы устроить жизнь, чтобы сделать ее
лучше. Как будто все мы в жизни какие-то сторонние зрители, и каж-
дый из нас поставлен судьею всех и всего. Все требуют и жаждут вели-
ких дел, великих людей, великих радостей, и мало кто думает, чтобы
хотя бы на миллиметр поднять себя и жизнь вкруг себя выше обычных
пошлостей, тупости и ничтожества. Люди похожи на недобросовестных
должников, которые всячески уклоняются от уплаты своих долгов.
— Моя книга и хватает всех и каждого, если не за руку, то за со-
весть. Хватает каменщика и министра, священника и офицера, адвоката
и торговца, родителей и детей, сапожника и художника, члена скупщи-
ны и сельского старшину, народного учителя и газетного редактора,
крестьянина и писателя. Хватает их и говорит:
— Что вы делаете?... Почему вы ничего не делаете?. Не делаете
для устроения жизни. Почему вы живете или как паразит, или как гра-
битель, разрушитель жизни? И неужели вам не стыдно? Могли бы быть
художником-строителем жизни, а вы ползаете каким-то навозным чер-
вем и превращаете жизнь в смрадную навозную кучу.
— Поэтому, — продолжал Л. Макдональд, — моя книга, как
портфель, который полон сотнями ваших просроченных векселей. И я

139
не затрудняюсь, не успеваю вручать их: и тому, и другому, и третьему,
— грубы одни, скверны другие, ленивы третьи, нечестны и бессовестны
четвертые.
— А когда я ухвачу кого за руку или за совесть — торговца, лека-
ря, священника, грубого чиновника, все в один голос представляются
наивными малыми детьми. Рабы ленивые делаются рабами лукавыми.
Не винят себя, а винят книгу, автора книги. Недовольные ворчат:
— Что вы все говорите о наших недостатках, о нашей лени, о на-
шем паразитстве в жизни? О том, как мы безобразно живем... Ну, хоро-
шо, мы согласны: мы ленивые и тупые, сытые рабы. Но как нам стать
лучше? Научите нас, как мы можем сделаться художниками-
строителями жизни. Скажите нам, что и как надо делать.
— Удивительны эти вопросы: «что нам делать?» — писал
Л.Макдональд. — Люди ведут торговлю, делают обороты на миллионы
рублей, управляют большими фабриками, банками, лесными и другими
предприятиями, и никто не спрашивает тут совета — сами знают свое
дело, мастера наживы.
— Другие управляют общинами, городами, округами, целою стра-
ною и громко кричат людям других политических партий: только я
знаю, как надо править народом.
— Учителя в народных школах учат миллионы детей, — продол-
жал Макдональд. — Профессора в университетах читают сотни лекций
тысячам студентов. Священники проповедуют, газетчики каждый день
учат министров и королей, как надо управлять народами.
— Все умны, все мудры, все все знают, а чуть спросишь их: «по-
чему вы скверно живете? Почему не хотите быть художниками-
строителями жизни?» Все как один сейчас делаются неопытными деть-
ми:
— Мы не виноваты, что мы ленивые паразиты или хищные граби-
тели вместо того, чтобы быть художниками-строителями жизни. Нас не
учили тому. Научите вы!
— И все эти жалобы, что их не учили, все эти просьбы научить
строительству жизни — грубое лицемерие, досадная ложь ленивого
школьника, — возмущался Макдональд. — Все прекрасно знают, что
надо делать, только все не хотят делать или не могут делать. Не мо-
гут, потому что в них не развиты, не воспитаны, не культивированы
способности и потребность делания.
— Все знают, что надо есть, но есть больные люди, которые не
имеют аппетита, и они не едят или плохо едят. Так и большинство лю-
дей больны тем, что у них нет «аппетита», нет желания быть строите-

140
лями жизни. Их надо лечить.
— Как и чем?
— Не говорить им о пользе «еды», строительства жизни, а будить
в них потребность этого строительства.
Когда лампа наполнена и хорошо заправлена, она не спрашивает:
«что мне делать?»
— Будьте и вы живыми лампами, — писал Л.Макдональд, — вся-
кий и каждая горите и светите вашею работою на вашем деле.
Когда печка затоплена и полна хорошего топлива, она не спраши-
вает: «что мне делать?» Она греет дом и людей в дому.
— Будьте и вы живыми печами, которые дают теплоту души на-
шей часто холодной жизни.
— Моя задача состоит не в том, — писал Л.Макдональд, — чтобы
дать каждому отдельному человеку специальный для него рецепт, что
именно ему или ей делать, а в том, чтобы во всех и в каждом (в каждой)
пробудить жажду, потребность:
— Быть живою лампою, полною лучшего масла.
— Быть живою печью, полною лучшего топлива.
— Поэтому я и говорю десятки раз, на десять разных ладов о ре-
лигиозности, — возвращался к основной теме своей книги
Л.Макдональд.
— Ни наука, ни философия, ни искусство, ни политика, ни техни-
ка не спасут жизнь от страданий, а людей от зла, если в людях, в наро-
де, в народах не будет религиозности.
— Говорю не о религии, а о религиозности, — подчеркивал
Л.Макдональд. — Религий может быть, да и есть, много, а религиоз-
ность есть нечто едино — общее людям самых разных религий.
— Грубый дикарь, который сжигает своего сына или свою дочь в
жертву Богу, полон высокой религиозности, хотя и проявляет ее в гру-
бой, безобразно-уродливой форме. Он грубый дикарь, в грубой форме,
но он чувствует тесную связь с мироправящею силою. Он дает Ей самое
дорогое в доме: свое дитя.
Франциск Ассизский, апостол христиански-солнечной радости на
Земле, оставляет шумную, веселую, роскошную жизнь богатого фло-
рентинца и в нищей рясе монаха идет в толпы народа будить любовь и к
человеку, и к Богу, и к ласточке в небе, и к волку в лесу.
Он не суровый хранитель догматов веры, как Доминик, основатель
другого ордена монахов.78 Доминиканцы — те с «Домини канес»
(Domini canes — собаки Божий, сторожевые псы Веры). Францисканцы
— не сторожевые псы. Они — Божьи соловьи. Они — певцы чистых

141
радостей на Земле. Они — апостолы любовного единства в мире. Не на
Земле только, а в мире.
Солнце и звезды в небе, червяк в норе, мать в доме, министр в
стране, трава в поле — все это проявления единой великой творческой
силы, все это — одна семья. Все и Вся — родные, близкие друг другу.
Братья, друзья, соработники, помощники один другому.
Я в тебе, ты во мне, мы в мире и мир в нас, все мы одно. Если вре-
дишь миру, если зло творишь людям или зверям, то себе вредишь, уро-
дуешь, безобразишь себя.
Вот что такое — религиозность, — писал Л.Макдональд. — Это
есть чувство чистой, солнечной, деятельной любви ко всем и ко всему:
— И к другу, и к врагу!
— И к Богу, и к лягушке!
— И к Рафаэлю, и к каменщику!

***

Есть целые народы, — писал в конце своей книги Л.Макдональд,

— которые целыми веками, из поколения в поколение, с раннего детст-
ва воспитывают в своих соплеменниках храбрость, воздержание, по-
слушание старшим, как то было в древней Спарте.79
Есть или были народы, где как высшая добродетель воспитыва-
лась в людях злоба к врагам, кровная месть всякому обидчику.
Бывали времена в истории народов, как, например в Гнилом Риме
Каракалл и Коммодов или в монархии Наполеона III,80 когда общества
были охвачены взаимным грабежом, дешевым и грубым развратом при
уличной показной роскоши.
— Есть или бывали целые народы, где как система, как задача
жизни воспитывались в народных массах то чувства законности и дис-
циплины, то патриотизм, то петушиный задор и шовинизм.
— Будятся и развиваются, воспитываются и культивируются са-
модеятельность, силы ума, силы воли, твердые характеры и так далее.
— Но где, в каких странах, в какие времена систематично, науч-
но, как основа человеческого духа, как главный деятельный двигатель
человека и народов будущего развивалась, культивировалась религиоз-
ность? — с горечью спрашивал Л.Макдональд. — Культивируют бор-
зых собак, культивируют скаковых лошадей, культивируют лесть, куль-
тивируют политическую злобу, борьбу партий, обман народных масс.
Вожди коммунизма культивируют ненависть пролетариата к имущим
людям.

142
 — Сотни и тысячи культур! Культуры и скота, и культуры скот-
ства!... Только не говорят и не думают о культуре религиозности в лю-
дях.
— Культуру религиозности в людях и в народах на всем земном
шаре заменили культом догматов и обрядов сотни религий, — воскли-
цал Л.Макдональд и добавлял: — Что же? По-вашему, достаточно об
этом сказать раз? Написать тяжеловесный философский трактат в тыся-
чу страниц, который потом, как знаменитого покойника, поставят в
гробницу, на библиотечную полку Академии наук? Есть у вас и без ме-
ня десятки таких тяжело не мудрых, но мудреных людей. И если вы
любите могильные памятники, идите на кладбища... Я же не к мертвым
пришел, а к живым. И зову от смерти, от общественного гниения к ду-
ховному возрождению.
— Я зову вас на светлую пасхальную службу! Зову вас вместе
петь радостную песнь великого поэта мировой не скорби, а любви: при-
дите, творцы радости! Пейте жадно радости! И как солнцем озарите
жизнь всех радостью!
— Давно-давно, во времена борьбы Рима с Карфагеном за власть
над Средиземным миром,81 — писал Л.Макдональд в конце предисло-
вия к пятому изданию, — суровый хранитель величия Рима, Катон82
при каждом удобном и неудобном случае неустанно повторял одну и ту
же фразу:
— Карфаген должен быть разрушен!
В сенате шла речь о распределении свободных земель во вновь за-
воеванных странах, велись споры о войне или союзе с каким-нибудь со-
седним народом, обсуждали, как наградить того или другого народного
героя, а Катон вставал последним и говорил:
— Все это хорошо, вы решили мудро, а только не это главное. Я
вам говорю: прежде всего надо сломить силу враждебного нам Карфа-
гена. Разрушьте Карфаген.
И так Катон твердил, пока не вбил свою мысль всем правителям
Рима. И Карфаген был разрушен. Рим остался полным господином мо-
ря.
— Так и я твержу вам, — говорил Л.Макдональд. — Готов сто раз
повторять основную мою мысль, повторять требование: будьте не пара-
зиты, не разрушители, а строители жизни.
Недостаточно знать это. Необходимо запомнить и всегда помнить.
Чувствовать долг и потребность, радость строительства жизни. Когда
человек болен ревматизмом или другою какою болезнью, которую ле-
чат втиранием мазей, то мазью не смазывают только больную руку, но-

143
гу, плечо или грудь. Мазь втирают. Втирают долго. Много раз. Десят-
ки раз, сотни, пока мазь не подействует.
— Так и я втираю вам мои мысли, мои чувства, мои призывы, —
говорил Макдональд.— Вы сами, — продолжал он, — когда закуривае-
те папиросу или сигару на ветру, то зажигаете три, пять, десять спичек,
пока не закурите. Как же вы хотите, чтобы я с одного раза зажег ваш
мозг, вашу волю, если вы все не только «под ветром» всякого разруше-
ния, но и вся действительность кругом нас похожа на глубокое топкое
болото, где трудно зажечь огни.
— Поэтому, — заключал свое предисловие Л.Макдональд, — моя
«бессистемность», в которой вы вините меня, есть моя «система», есть
мой педагогический прием, а мои повторения есть неустанное долбле-
ние в одну точку... Сельский старшина не довольствуется тем, что од-
нажды скажет неисправному плательщику налога: — Ты должен столь-
ко-то, плати!
Он десять, двадцать раз, при каждой встрече говорит неплатель-
щику: — Когда же заплатишь? Давно время платить!
Так и я каждому моему читателю хотел бы в конце каждой главы
моей книги, в конце каждой страницы напомнить:
— Когда же мы начнем строить жизнь? Когда вы, господин или
госпожа, заплатите жизни ваш долг?

***

Свою книгу Л.Макдональд кончал такою красивою легендою.

«Встретились два духа: 1.) дух зла, смерти, насилия, лжи и 2.) дух
истины, добра, радости и жизни. Встретились и заспорили кто из них
сильнее. Спор начал дух зла. Он с грубою насмешкою накинулся на ду-
ха истины, добра, жизни и радости:
— Что ты скучною тенью бродишь по земле? Надоедаешь людям,
мешаешь им радостно быть животными, чем они были, есть и будут
до скончания времен. Если люди и народы хотят быть говорящими зве-
рями, то пусть и будут таковыми. Если они хотят быть дрессиро-
ванными скотами, оставь их в покое. Все равно ты не изменишь, не пе-
реродишь их... Они не твое, а мое стадо... Я знаю, что им надо. Знаю,
как влиять на них, как управлять ими. И они слушают меня, идут за
мною. В борьбе за власть над ними я сильнее тебя... Вспомни, за дол-
гие-долгие тысячи лет сколько святых людей, сколько пророков, сколь-
ко благородных мудрецов посылал ты к людям. Все они боролись про-
тив меня. И чем кончилась эта борьба?.. Их, твоим поражением.

144
 Я двух первых людей на Земле — Адама и Еву — отвел от послу-
шания Богу, — одушевленно говорил дух зла и смерти.
— Мой Каин убил твоего Авеля.
— Моя Далила ослепила твоего Самсона.83
— Мои жрецы убивали твоих пророков.
— Моя сила отравила Сократа в темнице.84
— Я распял Иисуса на Голгофе.
— По моей воле в римских цирках гибли тысячи твоих лучших
людей.
— Мои руки сожгли Гуса на костре.85
— Я религии дал в руки инквизицию. Политику Европы обратил в
тиранию и обман. Борцов за свободу сделал палачами и орудием их
власти дал им гильотину.
— Помнишь раздумье Христа в пустыне? Я тогда также сорок
дней был бок о бок со Христом.86 Я говорил Иисусу:
— Не самообманывайся, не мечтай! Не думай из людей земли
сделать сынов Царства Божия. Не идеалы, не истина, не высокие идеи
им нужны, а сытость, ленивый покой и животное, свиное довольство.
Дай им «хлебы» для брюха, радости тела, зрелища для глаз — и они
твои. Пойдут за тобою и в пустыню, и на горы. Признаков тебя царем.
Будут жить и умирать за тебя.
— «Он» не хотел и слушать меня, — зло усмехнулся дух темных
сил. — Тогда я дал «Ему» другой совет:
— Ты не хочешь покупать души людей за чечевичную похлебку?
Хочешь влиять на них чрез душу, а не чрез брюхо? Так удиви их! Пора-
зи их ум и сердце блеском и мощью твоих чудодейственных сил. Пусть
они видят в тебе высшее существо и слепо-покорно, рабски следуют за
тобою.
— И опять нет! — снова зло и презрительно улыбнулся темный
дух.
— «Он», видишь ли ты, не хотел ни купли людей сытостью, ни
рабского благоговения и преклонения их! Он хотел сознательного и
свободного личного величия каждого и каждой из этих козявок Земли.
— Тогда я дал «Ему» третий совет:
— Хорошо! Ты хочешь, чтобы люди чувствовали себя великими?
Чтобы они сами дивили других своею волею и силою? Так посмотри на
Рим и римлян. Воля Рима — закон народам земли. Каждый римлянин с
гордостью говорит: «civis romanus Sum» («цивис романус Сум») то
есть: «Я гражданин Рима». И никто не дерзает оскорбить римского гра-
жданина. Рим — властелин, повелитель мира.

145
 — Послушай меня!— говорил я Ему. — Руководись моими сове-
тами, иди моими путями — и Ты будешь сильнее Рима. Рим будет слу-
гою, рабом твоим. Весь мир будет под твоею властью. Станет царством
твоим!
— Царством Христа с законами дьявола? — с кроткою улыбкою
пытливо посмотрел дух истины в глаза духа зла.
Тот отвел глаза в сторону и отрывисто буркнул:
— А хотя бы и так? Имя— то все-таки будет Его! Царство Христа
и власть Христа!
— Но дух-то твой! — снова кротко улыбнулся светлый дух.
— Так и «Он» мне ответил и с негодованием отстранил меня. А
мой-то дух оказался сильнее «Его духа», — злорадно сказал дух тьмы.
— И на Голгофе я торжествовал.
— Торжествовал всегда и везде. Торжествую и сейчас. И буду
всегда торжествовать, — в злобном экстазе гремел темный дух.
— Вы строили, а я разрушаю. Вы сеете истину и любовь, а я топчу
ваши посевы.
Вы зажигаете, с тяжкими и долгими усилиями зажигаете огни
светлых идеалов, а я одним своим плевком тушу эти огни. Превращаю в
смрадный чад. Цветы юношеской и девичьей любви я превращаю в
грязь похоти. Из свободы делаю распущенность, из власти — насилие и
террор. Из учения Христа о любви я сделал причины религиозной нена-
висти между людьми. Братство народов подменил войною всех против
каждого.
— Я — господин земли! Я — властелин человечества! И люди, и
народы живут моим духом! — гордо кидал дух тьмы свои слова в лицо
светлому духу.
А светлый дух только светло улыбался. И казалось, хотел своим
радостным светом осветлить и темный лик темного духа.
— Что ж ты молчишь? — сердито спросил дух зла, — нечего тебе
сказать?... Не можешь возражать?.. Признаешь мою победу?
— Твою?... Ты думаешь, что ты действительно победитель? Побе-
дил и Бога, и Христа, и все великое, святое на земле?..
— Конечно! — гордо вскрикнул темный дух.
— Мой бедный враг! Жалкий неприятель света! Как испорченный,
грубый и глупый мальчишка, ты из большой трубки пускаешь в небо
густые-густые облака смрадного табачного дыма и думаешь, что ты
убил солнечный свет!.. Так и твоя победа над Богом, над Христом, над
добром, над истиною в жизни!.. Ты говоришь, что ты убил Христа на
Голгофе? Но голгофский крест стал символом самоотвержения, симво-

146
лом победы добра над злом. Во имя этого креста тысячи тысяч. людей
шли и идут на муки и на смерть за истину... Огонь костра Гуса осветил
миллионам людей путь к истине... Ты убивал и убиваешь людей, носи-
телей великих идей, но ты не мог и не можешь убить самые идеи...
Кровь мучеников есть лучшая поливка для посеянных новых светлых
идей. Твои убийства рождают мучеников идеи. Привлекают новых лю-
дей к великим идеям истины и добра.
— Тогда я извращаю, уродую эти твои идеи, — перебил дух зла.
— Извращаешь, но не в силах извратить. Ты гасишь отдельные
светлые огни, но ты бессилен убить свет и огонь.
— Я силен! Я — сила! Могу убить, и я убью! Убью все светлое на
земле! — неистовствовал темный дух.
— Не будем спорить на словах, — спокойно остановил врага свет-
лый дух, — Давай померим наши силы на деле.
— Как?
— А вот возьмем факел, укрепим его среди площади...
— Ну? — торопил дух зла.
— Я ударю себя по груди, — продолжал светлый дух. — Выско-
чит искра и зажжет факел. Факел долго будет ярко гореть и светить лю-
дям во мраке. Можешь ли ты сделать что-нибудь подобное?
— Ах, это — твои вечные усилия зажигать! — презрительно рас-
смеялся темный дух. — Все ты «зажигаешь»! Зажигаешь ум людей, за-
жигаешь их совесть, воспламеняешь дух их! Все играешь в «герои», в
величие людей! Глупые бредни!
— Почему? — снова светло улыбнулся дух жизни.
— Да потому, что люди не герои. Они — черви большой навозной
кучи, которую зовут землею. Они — кроты, которым всякий свет не-
приятен, потому что он им колет глаза. Люди любят сладкую ложь. Ца-
ри, министры и все начальники любят лесть. Сами они и грубые на-
сильники, и грубые хищники, и ленивые трутни, а любят, чтобы их счи-
тали мудрыми, великодушными, отцами народа.
— Миллионы отдельных людей суть и умом, и духовно — тупы.
Живут для брюха. Ненавидят труд. Себялюбивы, распущены, морально
нечистоплотны, а любят, чтобы считали их и умными, и образованны-
ми, и бескорыстными, идейными строителями жизни.
— Народы — это стада двуногих скотов. Если они и работают, то
из-под палки, как рабы: по принуждению или повелителей, или нужды.
И эти двуногие скоты грубы, жестоки. Вечно грызутся как собаки меж-
ду собою. Грызутся из-за клочков лишней земли, которую хотят отнять
один от другого. Грызутся и дерутся из-за разницы в их «верах»: зачем

147
одно стадо имеет свое понимание о Боге и его Законах, а не то, какое у
другого стада. Грызутся из-за разницы племени, родства. Грызутся час-
то из-за разницы в писании букв...
— А все эти стада говорящих быков, баранов и волков любят,
чтобы их считали чуть ли не единственным народом, который послан
Богом для спасения человечества, — зло смеялся темный дух. — Каж-
дое стадо убеждено, что есть и самый даровитый народ, и самый куль-
турный народ, и самый благородный.
— Они все грубы. Грубы со всеми: с чужими народами. С сопле-
менниками. Со своими в семье: с женами, с мужьями, с детьми. Подло
ласкательны и льстивы пред высшими, и нагло-грубы с низшими.
— Лживы и нечестны. Живут ложью. Без лжи не могут предста-
вить возможности жить. Торговля их — грабительство. Политика их —
то купля, то продажа. Продают и мысль, и слова, и дела. Продают и со-
весть, и родину, и своих богов.
— И все рядятся в красивые костюмы: любят говорить о благо-
родстве души, о великих идеях, о героизме, о братстве людей, о любви к
родине и к человечеству.
— Тысячи тупоголовых книжных червей всех времен ломают го-
ловы, чтобы определить смысл и характер истории человечества, — яз-
вил дух зла, — а смысл и характер жизни прост и ясен. Жизнь людей,
жизнь народов, жизнь всего человечества — это есть разной величины
маскарад... Посмотришь на костюмы в маскараде: все суть то мудрецы-
философы, то рыцари-герои, то короли, султаны, богдыханы, то жрецы,
то богини ума, красоты, музыки, то сама поэзия, истина, гениальность,
но все это... только костюмы, а под костюмами богинь, царей и мудре-
цов души кухарок, базарных торгашей, самодовольных тупиц или мел-
ких мошенников.
— Вся жизнь, мой наивный мечтатель, — презрительно посмот-
рел темный дух в глаза светлого духа, — вся жизнь — один большой
ярмарочный театральный балаган. Все в нем поддельно: вместо зеркал
— листы жести. Вместо мрамора — крашеная бумага, а вместо брилли-
антов — цветные стекла...
— И ты хочешь сюда внести свет? Зачем? Чтобы сорвать красивые
маски с уродливых лиц?.. Оставь людей в покое: пусть идиоты мыслят,
что они мудрецы, а рабы, что они — властелины мира... Ты со своими
«факелами света» — с факелом мудрой мысли, с факелом совести — ты
только портишь нам наши радости жизни. Нарушаешь самодовольство
и людей, и народов... Прекрати же эти «фокусы» с зажиганием твоих
факелов. Никому на земле они не нужны. Да, и ...бесполезны, — рас-

148
смеялся темный дух.
— Ну, и лукав же ты, лукавый дух! — в свою очередь рассмеялся
светлый дух. — У тебя, мой непримиримый враг, есть своя сильная
«лукавая» логика. Ты как кривое зеркало: все отражаешь криво. И
скольких людей ты обманул своим кривым зеркалом!
— Сколько от природы благородных юношей и девушек довел ты
до отчаяния твоим кривым зеркалом! Довел до самоубийства убийст-
вом в них веры в человека, в людей, в величие и красоту жизни, убийст-
вом веры в силу истины и добра. Они могли бы быть строителями
жизни, а ты твоим зеркалом обратил их самих в печальные развалины...
— Видишь, видишь, видишь, — со злобною радостию ликовал
темный дух. — Ты сам признаешь, что я твоих строителей обращаю в
мои развалины... Значит, я сильнее тебя! Я разрушаю все твои построе-
ния!
— Не шуми, темный дух! — спокойно сказал дух жизни. — Не
пыли мне в глаза сухим мусором твоих слов. Все это — твоя привычка
демагога, обманщика толпы. Я долго слушал твою философию тьмы,
не перебивал тебя. Дослушай и ты до конца мою «наивную» филосо-
фию, как ты называешь ее... Я не отрицаю твою силу. Не обманываю ни
себя, ни тех, кого зову за собою. Твоя сила, точнее, твои силы велики и
разнородны! Я и говорю тебе, что ты убил и убиваешь многих-многих
юных идеалистов. Но убиваешь их не потому, что твои силы несокру-
шимы, а потому, что юный ум твоих жертв незрел, что их логика еще
слаба.
— Ты, мой заклятый враг, в спорах опасный противник, как кар-
тежный шулер в игре. За твоею логикою, как за руками шулера, надо
смотреть зорким и опытным глазом, иначе ты тотчас «обыграешь», —
рассмеялся светлый дух.
— Тогда, значит, все, хотя бы и гениальные, скептики и пессими-
сты, по-твоему, шулера, обманщики толпы? — гордо возразил дух зла.
— Значит, и Вольтер, и Рабле, и гениальный Свифт, и древние Петро-
ний и Лукреций, и сильные духом противники Сократа Гор-гий и Ари-
стофан, и современные Леопарди и Шопенгауэр,87 по-твоему, были
низменные демагоги, обманщики толпы, шулера мысли?... Жалкий про-
стак! Так вы все, служители наивного добра: вместо возражений, умеете
только браниться. Как мальчишки кидаются камнями и комками грязи,
— вы кидаетесь ругательными кличками.
— А знаешь, с тобою даже приятно спорить, — снова рассмеялся
светлый дух. — Ты удивительно искусный фехтовальщик и мыслями, и
словами. Ты так ловко передергиваешь карты. В шулерстве ты почти

149
гениален.
— В чем дело? — удивился темный дух.
— Вот это уже есть твоя слабость, — сказал светлый дух. — Зна-
ешь, что лжешь. Знаешь, что передернул карты, и притворяешься непо-
нимающим... Но, повторяю, я сильнее тебя во всем. И я говорю тебе,
что ты не по праву записал в свое общество названных тобою людей. Я
не хуже тебя знаю великих скептиков Греции: софистов Горгия, Проди-
ка и Протагора.88 Знаю и скептиков старого Рима: Лукреция и Петро-
ния. Знаю и Рабле, и Свифта, и Вольтера. Знаю и философию Декарта89
с его основным положением: omnia dubitanda sunt, — во всем надо со-
мневаться.
— Видишь, видишь, видишь: «сомневаться», во всем надо сомне-
ваться, ничему не верить. Значит, нет истины. Нет несомненного, —
снова закричал дух зла.
— Не будь сам мальчиком и не смей считать меня за ребенка, —
опять остановил своего врага светлый дух. — Скептик не есть отрица-
тель, и «сомневаться» не значит «не принимать», «все отрицать» «Со-
мневаться» значит «не принимать» слепо, не принимать с закрытыми
глазами, не принимать без проверки.
— Проверяют подлинность исторических и юридических доку-
ментов. Проверяют точность свидетельских показаний. Проверяют доб-
росовестность поставщиков молока и хлеба. Проверяют чистоту золота.
И если после проверки убеждаются в несомненном достоинстве пред-
метов и людей, то — принимают. Принимают, а не отбрасывают.
— Так и Декарт учит не отрицать все, а принимать все «со стро-
гою проверкою». Он любит «чистую» истину, «чистое» добро, «чис-
тую» логику. Без примеси как сознательной, так и бессознательной
лжи...
— Но Горгий, Продик, Протагор, — вставил дух зла... — Они ни-
чего не принимали за истину. Они учили, что на земле нет положитель-
ных и несомненных истин — все есть относительно.
— В их время люди не летали по воздуху, — возразил светлый
дух, — летали только птицы и насекомые, а теперь вот люди овладева-
ют и воздухом, как землею. Значит, Горгий и Продик как философы,
как люди логики могли бы говорить: «в наше время, до наших дней лю-
ди не нашли еще полной истины, убедительной для всех». Но это не
значит, что человечество и не найдет никогда... И люди, и народы не
нашли в недрах земли все золото. Не нашли весь уголь. Не нашли всю
нефть... Не нашли люди и объяснения всех законов природы, всех зага-
док жизни. Не нашли способов пользоваться и всеми силами природы...

150
 — Много что не нашли еще. Но от того они не пришли в отчая-
ние. Не опустили руки, но что далее, то ищут сильнее и с большим зна-
нием дела. И с каждым днем находят новые и новые богатства: богатст-
ва и земли, богатства и ума и знания, истины и богатства человеческого
сердца. Научаются лучше и лучше ценить эти богатства и пользоваться
ими... Мои огни — огни ума, огни знания, огни совести — появляются
на новых и новых местах и разгораются ярче...
— Видишь, темный дух? Мой свет медленно, но неустанно озаря-
ет землю, жизнь и людей. Разгоняет твою тьму...
— Хорошо разгоняет! Хорошо светит! — весело и самодовольно
рассмеялся дух зла... Сатирик Ювенал,90 комик Аристофан, преданные
тебе моралисты всех стран и времен, веселый Рабле, желчный Свифт и
насмешливый Вольтер на сотни ладов возмущаются и него дуют против
человеческих глупости, тупости, подлости, ничтожности, лжи. Они и
скорбят, и высмеивают людей. Стыдят людей и сами стыдятся за них.
Бичуют человечество, ненавидят, презирают его... А ты говоришь, что
твои факелы разгораются, что твои огни горят...
— Конечно, — уверенно возразил светлый дух. — Ты, лукавый
дух, хочешь играть со мною чужими картами. И Ювеналы, и Мольеры,
и Свифты, и Вольтеры, и негодующие Катоны,91 и беспощадные обли-
чители грубых и грязных нравов, пророки — все они не суть твои дру-
зья... Они — мои сотрудники! Они — мои факелы! Они обличают
грязь, ложь, грубость и подлость людей и народов. Но это их обличение,
их ненависть к злу сами ясно говорят, что если вся земля еще и не оза-
рена солнечным светом истины и добра, то в разных концах ее все чаще
и чаще загораются светлые огни. И эти светлые огни показывают лю-
дям гниль и безобразие многих и многих сторон их жизни...
— На земле далеко еще до яркого солнечного дня торжества исти-
ны, любви и мудрости, но над головами людей уже не страшная ночь
твоей холодно-циничной тьмы, дух лжи, — заключил светлый дух, —
но тысячи тысяч ярких звезд, а местами, где-то далеко-далеко, на краю
неба едва приметно начинает розоветь рассвет.
— Рассвет... темное небо... звезды... дух зла... — ядовито шипел
темный дух. — Все это — поэзия и поэзия заношенная. Дешевая фанта-
зия для приманки юношей... Я — прозаик, человек факта, а не мечты. Я
беру жизнь такою, как она есть, а таковая она... Далеко — не твой фа-
кел! Она — моя большая помойная яма. И это говорю не я. Это говорят
и Леопарди, и Шопенгауэр, философы пессимизма. Говорят сотни тво-
их моралистов, сотни разных Савонарол,92 которые тысячи лет твердят,
что и люди, и жизнь, чем далее идет время, тем они становятся гаже.

151
Они ведь — не я, не дух зла и лжи. Они — мудрецы, столбы церкви, ис-
катели истины, гении мысли!...
— Опять шулерничаешь! Снова передергиваешь картами, — рас-
смеялся светлый дух. Ты не признаешь ничего великого, не веришь ни
во что, не уважаешь никого, а чуть видишь, что ты побит, то прячешься
за чужие спины, ссылаешься на чужие авторитеты.
— Пусть прячусь! Пусть чужие авторитеты, — сердился дух зла,
— но они все-таки авторитеты! Они учат, что мир — глупая и грубая
шутка слепых стихийных сил или что земля и люди — оскорбление Бо-
га, что они обречены на гибель... не мне — им отвечай. Это ведь выво-
ды мудрости, смертный приговор миру со стороны праведников!..
— Не устал еще? Снова фехтуешь? — улыбался светлый дух. Хо-
рошо, будем дальше фехтовать. Помнишь ты, какой у зайца хвост?
— При чем тут хвост и еще заячий! — обиделся темный дух...
— При том, — продолжал улыбаться светлый дух, — что мне
твоя логика, твой ум и твоё лукавство напоминают заячий хвост. Есть
хвост у тигра, у льва, хвост у коня или коровы — хвосты длинные, а
есть заячий хвост. Хвост зайца также хвост, но хвост короткий, куцый,
подобие хвоста, намек на хвост.
— Такими короткими, куцыми, как хвост зайца, бывают часто и
мысли многих людей, их ум, их талант, их совесть, их любовь.
— Короткими, куцыми бывают и мудрость, и гениальность... Есть
люди дальнозоркие и есть близорукие. Так и с умом и даже с мудро-
стью. Есть люди большого, широкого ума, а есть люди, бесспорно, ум-
ные, но однобоко умные, люди узкого ума, как и люди узкой любви,
люди узкого сердца, люди короткой совести. Ради себя человек не ук-
радет, не сподличает, не убьет мухи, а ради успеха своей партии, в ин-
тересах своего класса или своей идеи, во имя «блага родины» люди и
лгут, и мошенничают, и подличают, и мучают, и убивают. У них хвата-
ет совести, честности, любви только в границах личной их деятельно-
сти. На более широкое поле у них не хватает совести... Таким челове-
ком короткого, куцего ума и духа был «герой» французской революции,
«неподкупный» Робеспьер.93 Таким умственно и духовно коротким че-
ловеком был строгий церковник Лойола.94 Такими узколобыми и узко-
грудыми людьми были, есть и будут все политические, религиозные,
литературные и художественные сектанты. Так «коротко»-мудрыми,
односторонне мудрыми бывают и великие философы, и пламенно ве-
рующие Савонаролы, пророки гибели земли за грехи людей.
И философы-пессимисты, и пророки негодования, Савонаролы,
видели и видят одну сторону жизни и деятельности земли и людей:

152
 — Хаос!
Но они близоруко не видят, не чувствуют дух творчества, дух гар-
монии в этом хаосе. Наш мир, земной шар есть великая художествен-
ная, строительная мастерская, а люди, народы, человечество в этой мас-
терской суть художники, строители....
— Хорошие строители! Дикие людоеды Африки, тираны Персии
Камбизы,95 изверги-Каракаллы во главе мировой столицы Рима, «бич
Божий» Аттила96 и гнусный Борджиа, наместник Христа на земле97...
— Все это — сыны и силы хаоса, — спокойно возразил светлый
дух. — Силы хаоса — как страшные бури, циклоны и тайфуны или как
землетрясения или наводнения. Силы же гармонии, силы строительст-
ва...
— Сделают кроткими землетрясения? — с издевательством пере-
бил дух тьмы.
— Может быть и то, — ответил дух жизни. — Были времена, ко-
гда вся вселенная была одною большою расплавленною, раскаленною
атмосферою. Теперь земля уже не клокочущий комок раскаленной ми-
ровой массы. Она мировою гармониею закована в крепкую броню коры.
На земной коре кипит жизнь: зеленеют поля, цветут сады, строятся го-
рода, Микеланджело лепит статую законодателя Моисея, Бетховены
слагают «Героические симфонии». И силы клокочущей стихии — ки-
пящая лава и газы ее — загнаны в преисподнюю земли.
— Откуда они и трясут и рвут землю, как гнилую тряпку, — про-
должал язвить дух зла.
— Как беглый арестант из тюрьмы, куда его посадили, — продол-
жал светлый дух...
— Факт остается фактом: вы строите города, тысячами лет улуч-
шаете почву, а лава хлынет, газы надавят — и все рухнуло. Хаос торже-
ствует...
— Частично! Частично и временно!
— То есть, как это «временно»? — удивился темный дух.
— То есть, до поры до времени, пока ум человека не укротит и
лаву, и землетрясения...
— Не понимаю, — удивился темный дух.
— И трудно, и... легко понять, — в каком-то светлом раздумье
сказал дух света. — Ты знаешь, что есть громоотводы. Гений людей
обуздал дикую стихию электричества. Направил бег молний, как бег
коня, по воле человека.
Так же, как громоотводы, люди изобретут градо-отводы, снего-
отводы, дождеотводы. Изобретут буреотводы. Изобретут и дождеп-

153
риводы для жарких и сухих пустынь. Будут управлять температурою
разных стран, как теперь управляют давлением пара в котлах машин
или силою напряжения электрических токов... Люди узнают причины
землетрясений и найдут способы заблаговременно устранять эти причи-
ны.
— Фантазии! — презрительно сказал дух тьмы.
— Почему фантазии? — одушевленно продолжал дух жизни. —
Чума, холера, черная оспа, моровая язва были бичами народов, опусто-
шали целые области, а где теперь их страшная сила? Им вырвали когти,
спилили зубы, обломали рога. Уничтожили желтую лихорад-] ку. Обез-
вредили дифтерит. Ослабляют ужасы других болезней...
А люди, как и в старые-старые времена, и болеют, и голодают, и
страдают... миллионы людей проклинают день и час рождения, — опять
перебил темный дух.
— Потому, что мало еще огней жизни, мало живых факелов исти-
ны и добра. Мало строителей жизни, мало людей гармонии. Как свежая
весенняя трава из-под снега и льда, редко и вначале с трудом пробива-
ются светлые мысли, чувства и добрая воля людей сквозь расщелины
умирающего в человечестве хаоса.
— Другими словами, мой хаос, мое разрушение сильнее, — про-
должал свое дух тьмы.
— Довольно слов и словесных фехтовании, — закончил спор
светлый дух.— Это становится уже скучно. Ты видишь факел, который
я зажег? Вот тебе мой ответ, кто сильнее. Моя искра зажигает пламя...
— А вот тебе мой ответ! — и с этими словами дух зла дунул на
пламя, и .факел потух. — Видишь, что я делаю с твоими огнями? Дуну
и... тухнут огни, и... нет твоего света.
Светлый дух, без слов, вторично ударил себя по груди. Снова вы-
скочила искра, ярче первой, и факел загорелся новым огнем.
Темный дух опять дунул на пламя и опять наступила тьма.
Светлый дух ударил третий раз по своей груди, и третий раз ярко
загорелось пламя, ярче первых двух. Темный дух третий раз задул пла-
мя.
И так было четыре, пять,... десять,... тридцать,... сто раз. Светлый
дух зажигал огни — и каждый раз зажигал все ярче и ярче, а темный
дух гасил и гасил. Каждый раз должен был дуть сильнее и сильнее. Под
конец сотни вспышек огня, когда темный дух гасил светлый огонь, ще-
ки его надувались так, что хотели лопнуть. Глаза наливались кровью, на
лбу выступали жилы. Пот градом лил с лица.
Светлый дух высекал из себя сто первую, сто вторую, сто третью

154
искру...
Темный дух по-прежнему тушил и тушил. Сначала он смеялся,
потом сердился. Не только дул, как буря, на огонь, но и плевал на фа-
кел. Злобно шипел светлому духу:
— Прекрати же свою глупую и бесцельную работу! Какой смысл
зажигать, когда я тотчас же гашу твои огни?
Глаза светлого духа сильнее и сильнее разгорались энтузиазмом.
Он, казалось, сам горел. Искры сыпались из его пальцев. От каждого
движения его плеч снопы искр летели во все стороны и зажигали десят-
ки, а потом и сотни новых вспышек огня.
Темный дух крутился, как ураган. От ярости ревел. Дул так, что не
только гасил огни, но и ломал, рвал горящие факелы на части. Он был в
экстазе злобы, разрушения и жажды гибели всего светлого. Вопил:
— Смерть свету! Смерть огням! Я загашу и звезды, и месяц, и
солнце! Земля, весь мир будут моим царством тьмы! Иди с моей дороги,
глупый зажигатель! Не губи напрасно ни свое время, ни свои силы!
Светлый дух зажигал уже в шестисотый, в семисотый раз новые и
новые факелы. И только когда уже кончалась тысяча, он крикнул сво-
ему врагу:
— Ты — тьма, ты — смерть, ты — разрушитель! Твоя задача и
твоя радость — гасить огни жизни и добра, — ну, и гаси!... Гаси, га-
сильщик!.. А я — носитель жизни, творец ее. Я — свет, я — огонь, я —
истина, я — радость. И я сею жизнь. Зажигаю светлые огни. Не сего-
дня мы с тобою, темный дух, начали нашу борьбу — не сегодня и кон-
чим. Ты продолжай твое темное дело: гаси огни, ломай и рви факелы
жизни! А я и мои соратники, мы будем творить наше светлое дело.
И с новою силою светлый дух ударил себя в грудь. Казалось, зем-
ля охнула. Эхо понеслось далеко к горам и там гулко отдалось, перека-
тилось десятки раз радостным весенним громом.
Не искра — тысячи ярких молний сверкнули из груди, из глаз, из
уст, из протянутых рук, из конца каждого волоса на голове светлого ду-
ха,... и на мгновение все загорелось, засветилось кругом.
Темный дух хотел вдохнуть, вобрать в себя весь воздух, чтобы за-
тем задуть все огни и сдуть с земли светлого духа. Он побагровел от на-
туги. Раздулся, как кузнечный мех и ... пал в бессильной злобе. Не мог
более дунуть. Обессилел. Прошептал только: — Ты прав: наша борьба
вечна. Мы еще встретимся с тобою.
Огни светлого духа горели. Небо розовело и розовело. Делалось
огненно-красным, потом ярко-золотистым. В безоблачное небо подни-
малось солнце.

155
 ***
— Смысл этой легенды тот, — заключал Лука Макдональд, — что
всякое строительство жизни, к сожалению, часто осложняется еще
борьбою с темными, разрушительными силами.
Лука Макдональд вспоминал из Библии историю построения Ие-
русалима и иерусалимского храма после вавилонского плена евреев.98
Вернулись евреи после страшного разгрома их родины неприяте-
лем и нашли свою столицу и святыни ее в развалинах. Надо было стро-
ить, а кругом были враги. Враги мешали работе, разбрасывали и то, что
евреи успевали сложить. Тогда евреи работали с лопатою или с киркою
в руке и с копьем и с луком за спиною. Если кто нападал, мешал работе,
они меняли лопату на копье и прогоняли неприятеля.
— Редко когда и сейчас идейный работник встречает обществен-
ное сочувствие, — писал Л.Макдональд. — Во всякое хорошее и боль-
шое общественное и народное дело — и в политику, и в печать, и в об-
щественность — обычно лезут нагло, без совести и стыда бездарные
проходимцы, мелкие честолюбцы, жадные хищники-паразиты. Они из
политики, из строительства народной жизни делают спекуляцию, сред-
ство нечестного обогащения и личного возвышения. Церковь, школа,
государственная служба для них места платного безделья. Они там не
строители жизни, не добросовестные слуги народа, а ленивые чиновные
трутни.
В различных общественных и культурных учреждениях они ищут
удовлетворения своему мелкому самолюбию. Добиваются почетных
званий, а то и нечестной наживы — и не хотят работать. Хуже: они
«суют палки в колеса» тем, кто бескорыстно и одушевленно хочет рабо-
тать на пользу общества и народа. Они интригуют против идейных ра-
ботников. Клевещут на них. Говорят, что те ищут «популярности».
— И это еще есть меньшее зло. Нечестные и хищные паразиты,
грабители народа и разрушители жизни часто творят еще более страш-
ное зло. Они то хитростью или обманом, то подкупом или угрозами, то
циничною ложью, а то и открытым насилием убивают ум и волю наро-
да, отравляют совесть общества, гасят идеалы и идеализм молодежи.
Они сеют вкруг себя духовную тьму. Ширят злобу. Увеличивают горе и
страдания людей.
— Все то суть добровольные и часто одушевленные служители
тьмы, — писал Л.Макдональд. — Все они — холодные циники, люди
без сердца, без совести и без стыда. Они гасители светлых огней жизни.
И с ними тяжело бороться. С ними часто не легко и спорить. У них есть
своя, дьявольская, внешне убедительная логика.

156
 У них своя, внешне привлекательная психология. Своя философия
— философия лжи, эгоизма и насилия. Своя, растяжимая, как резина,
мораль. У них, если хотите, есть и своя религия — религия подкупа и
страха.
Борьба с ними не есть шутка и забава. Не есть легкий и приятный
спорт. Тут требуются и пламенное одушевление, и упорная настойчи-
вость, твердая и несокрушимая воля, и безупречная верность своему
идеалу.
Твое дело, темный дух, — гасить! — говорил светлый дух своему
врагу. — Ты и гаси! А я несу огни жизни: огни мысли, огни совести,
огни добра. Я зажигаю. Горю и не гасну.
— Не гасните и вы, строители жизни! — писал Л.Макдональд. —
Горите сами и зажигайте других! Где бы вы ни «строили»: в селе или в
городе, в парламенте, в армии, в церкви, в министерстве просвещения
или в другом месте, — всегда и везде горите. Не вспыхивайте только на
мгновение: на день, неделю или месяц. Вы горите! Горите и зажигайте.
— Будут препятствия, будут неудачи, будут победы ваших врагов,
врагов вашего дела — вы не потухайте! Не падайте духом! Никогда са-
ми не опускайте руки!
Не говорите при неудачах или при встрече с препятствиями: «Мы
пробовали, мы начинали, мы боролись — и не было поддержки. Мы
видели на каждом шагу препятствия и враждебность». Не говорите так.
Дух тьмы гасит — вы зажигайте! Если погасло раз, зажигайте второй
раз... Третий,., пятый,., седьмой,., сотый,., тысячный.
— Не уставайте зажигать! — одушевленно заключал
Л.Макдональд. — Горите сами и зажигайте других, пока не станет свет-
ло вкруг вас. На вашем пути не ждите быстрых успехов. Вместо одоб-
рения и сочувствия вам, могут быть насмешки. Вместо почести и славы
— клевета и ненависть. Вместо помощи — тайные интриги и даже от-
крытая борьба против вас. Десятки, сотни, тысячи темных сил будут га-
сить ваше светлое дело — вы горите! Горите и зажигайте!

***

О книге Л.Макдональда говорили и писали еще более, чем о книге

«Записки врача». Книга Макдональда затрагивала и ум, и совесть всего
населения. Спрашивала каждого и каждую:
— Кто вы: художники, строители жизни? или тупые и сытые на-
возные черви? или хищники и разрушители?
— Многие сердились. Были озлоблены на Макдональда и на его

157
книгу. Им казалось, что это именно их Макдональд обрисовал в своей
книге. Книга Макдональда их жгла. Была для них позорным столбом. И
они старались «задуть» книгу, заплевать ее. Подло клеветали. Писали и
говорили:
— Это пасквиль на наш финский народ. Макдональд — швед и к
тому же еще аристократ, граф. Он презирает нас, финнов. Он не имеет
права писать о финнах.
Это были голоса темных сил: речи и статьи политических спеку-
лянтов, паразитов всякого рода, бездушных формалистов школы, кан-
целярии и церкви.
Люди живой души, напротив, писали и говорили о тепле и свете
книги Л.Макдональда. Говорили и писали:
— Что ж из того, что Л.Макдональд не финн, а швед! Наша Фин-
ляндия стала и его родиною, и он отдал свой талант, свой труд и жар
своей пламенной души нашему финскому народу. Не его вина, что мы,
финны, духовно спали и что из наших, финских писателей никто не ду-
мал и не пишет о духовной спячке финского народа.
Другие прибавляли:
Прежде, когда финны были под властью Швеции, мы жаловались,
что шведы намеренно держат нас, финнов, в духовном сне. Теперь бла-
городный швед (может быть, с мукою стыда за былое угнетение финнов
шведами) громко кричит нам:
— Проснитесь! Зажгите огни вашего ума и вашей совести! Народ
финский — драгоценный алмаз, который не очищен от природной гли-
ны и не отшлифован рукою художника-мастера.
Темные же силы дуют на пламя этой светлой, солнечной религи-
озной книги. Хотят затушить искры и огни ее.
Молодежь (студенты и гимназисты), народные учителя и сельские
священники, грамотные крестьяне и рабочие, чиновники и торговцы
покупали книгу Л.Макдональда, собирались вечерами «по несколько
человек и читали вслух. Читали не как роман, без перерыва. Читали по
главе, по части главы, и потом долго и горячо обсуждали между собою.
Книга будила мысли тысяч лучших людей во всех концах Суоми.
Будила совесть тех, кто был приставлен к строительству жизни. Она ро-
дила тысячи тысяч добрых порывов, претворила эти порывы в живую
деятельность. Дала финскому народу не одну сотню талантливых, энер-
гичных, бескорыстных, идейных строителей жизни.
На родине Л.Макдональда, в конце имения его предков, на скале,
высоко над морем, при выходе из шхер теперь поставлен памятник ав-
тору книги. На самом углу утеса высится красивая башня из гранита. На

158
верху башни, как стемнеет, горит яркая маячная лампа. Башня зовется
«Маяк Макдональда».
Но лучшим памятником священнику Л.Макдональду, как и памят-
ником учителю Снельману, торговцам: Ярвинену, Томасу Гульбе и Ук-
конену, служит сама новая Финляндия, малая и слабая числом населе-
ния, но великая и сильная духом культуры своего народа.
При выработке плана постройки того или другого большого зда-
ния общенародного значения обсуждают разные «стили»: стиль ренес-
санс, стиль рококо, стиль греко-римский, византийский, готический и
так далее.
При строительстве народной и государственной жизни новой,
объединенной державы С.Х.С.99 необходимо также вдумчивое и усерд-
ное изучение разных планов, разных «стилей» воспитания народных
масс и культурного развития страны.
Думаю, что хотя бы и беглое знакомство с «финским стилем»
культурного строительства народной жизни тут не будет лишне.
Все, кто и как может, дадим благородную обработку нашим вели-
ким славянским силам ума и духа: нашей умственной свежести и нашей
чуткости сердца, этому драгоценному и благородному, но пока всё еще
сырому материалу!
Воспитаем в себе и в народных массах выдержку и усидчивость в
труде, дисциплину воли.
Привьём нашей славянской распущенности, несдержанности и не-
устойчивости экономию и времени, и сил, и наших средств.
Обработаем слаборазвитые, а часто просто скрытые резервы на-
шей великой славянской любви к людям, к природе, ко всему светлому
и прекрасному в мире.
Древняя Греция, Эллада, была богата не одними залежами мрамо-
ра. Эллада создала величайшую скульптуру. Взрастила гениальных
скульпторов.
Нас, славян, природа щедро одарила великими силами духа: и
умом, и художественными талантами, и великим сердцем, и чуткой со-
вестью. Поэтому мы можем, мы обязаны стать художниками-
строителями жизни, творцами великой славянской культуры.

Панчево, 28 декабря 1923 г. Гр. Петров

159
1
Германия Бисмарка и Вильгельма — Отто фон Бисмарк (1815-1898),
выдающийся германский государственный деятель, осуществивший
план объединения Германии. В 1871-1890 — рейхсканцлер Германской
империи. Вильгельм I Гогенцоллерн (1797-1888), король Пруссии с
1861 г и германский император с 1871 г. При его правлении произошло
объединение Германии.
Говоря о крушении Германии, Петров имеет в виду падение её импера-
торской династии в 1918 году в результате поражения в Первой миро-
вой войне и революции.
2
Пламенные письмена: «Мене, текел, перес»... — В Ветхом завете (книга
пророка Даниила, 5) рассказывается, как во время пира в чертогах царя
Валтасара «вышли персты руки человеческой и писали против лампады
на извести стены чертога царского» слова «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ,
УПАРСИН». Ни один мудрец не мог истолковать этих слов, и только
Даниил дал верное толкование: «МЕНЕ — исчислил Бог царство твое и
положил конец ему; ТЕКЕЛ — ты взвешен на весах и найден очень лег-
ким; ПЕРЕС (множественное число — «ПАРСИН») — разделено царст-
во твое и дано Мидянам и Персам».
3
Плачевны судьбы Древнего Рима, великой испанской монархии Филиппа
и герцога Альба, французской монархии Людовиков XTV и XV, трагедия
России дома Романовых, Германии дома Гогенцоллернов и Австрии до-
ма Габсбургов... Древний Рим — античное государство, существовав-
шее с VIII в. до н.э. по 476 г. Причиной падения Римской империи стали
набеги племен варваров и захват ими частей государства. Филипп —
имеется в виду король Испании Филипп II (1527-1598), фанатичный
католик и участник многих войн. Результатом его правления стало пол-
ное расстройство хозяйства Испании и потеря северных провинций Ни-
дерландов. Фернандо Альварес де Толедо Альба (1507-1582) — ис-
панский военачальник и политический деятель. В 1567-73 гг. губерна-
тор Нидерландов, где проводил особенно жестокую политику в целях
ограбления страны и полного подчинения ее Испании.
Людовик XIV (1638-1715) — король Франции из династии Бурбонов, на-
званный современниками «Король-солнце». Людовик XV (1710-1774)
— король Франции; при его беспорядочном правлении страна пришла в
упадок.
Гогенцоллерны — династия бранденбургских курфюрстов (1415-1701),
прусских королей (1701-1918), германских императоров (1871-1918).
Под трагедией Германии дома Гогенцоллернов Петров подразумевает
падение императорской династии Германии в 1918 г. в результате пора-
жения в Первой мировой войне и революции.
Габсбурги — династия, правившая в Австрии (1282-1918) и в разное вре-
мя — в разных частях Австро-Венгерской империи. В 1918 г. в резуль-
тате поражения в Первой мировой войне и революционного движения
Австро-Венгерская империя распалась, и династия Габсбургов была
свергнута.
160
4
Карлейль в своей интересной книге «Герои, культ героев и героическое в
истории» идеализирует героев, проповедует их культ... Томас Кар-
лейль (1795-1881) — английский публицист, историк, философ. В сво-
ем цикле лекций «Герои, почитание героев и героическое в истории»,
изданном в 1841 г. и переведенном на русский язык в 1908 г., утвер-
ждал, что законы мирового развития открываются лишь «избранным»,
«героям».
5
Петр Амьенский поднимает всю католическую Европу на освобожде-
ние Иерусалима от мусульман. Петр Амьенский (Пустынник, ок. 1050-
1115) — предводитель похода бедноты в Святую Землю (март-октябрь
1096 г.) с целью освобождения Иерусалима от «неверных». Первый кре-
стовый поход состоялся в том же году, но чуть позже, и в нем принима-
ло участие рыцарское войско.
6
Лютер творит Реформацию, Нероны и Каракаллы губят Древний Рим.
Мартин Лютер (1483-1546) — немецкий монах, богослов, профессор
Виттенбергского университета, идеолог, стоявший во главе движения
церковной Реформации. Реформация — широкое общественное дви-
жение по «очищению», реформированию католической церкви в XVI в.
в Германии, Швейцарии, скандинавских странах, Чехии, Венгрии, Поль-
ше, Нидерландах, Англии, Франции. Сигналом к началу Реформации
послужило выступление Лютера 31 октября 1517 г. в саксонском городе
Виттенберге с 95 тезисами против торговли папскими индульгенциями.
Реформация привела к расколу католической церкви и образованию ря-
да протестантских религиозных направлений, в т.ч. лютеранства, каль-
винизма и англиканства.
Нерон, Клавдий Цезарь (37-68 гг. н.э.) — римский император с 54 г.
Проводил политику репрессий и конфискаций, восстановившую против
него почти все слои населения и вызвавшую восстание провинций. По-
кончил с собой.
Каракалла, Марк Аврелий Антонин (186-217 гг. н.э.) — римский им-
ператор с 211 г. Правил единолично после убийства брата, установил
жестокий террористический режим. Убит во время одного из военных
походов.
7
Политика Бисмарка и Гогенцоллернов приводит Германию к великим
потрясениям... Бисмарк — см. прим. 1; Гогенцоллерны — см. прим. 3.
8
Рамзесы, Ромулы, Фемистоклы. Рамзес (Рамсес, 1317-1251 г. до н.э.),
египетский фараон, при котором Египет достиг значительного могуще-
ства. Ромул — легендарный основатель Рима и первый римский царь.
Фемистокл (525-ок. 460 г. до н.э.) — афинский государственный дея-
тель и полководец, в результате его деятельности выросла военная и
экономическая мощь Афин.
9
Здесь Г.Петров приводит размышления Толстого о философии истории
из романа «Война и мир» (т. 4, Эпилог, ч. 2). Толстой, в частности, пи-
шет: «Когда корабль идет по одному направлению, то впереди его нахо-
дится одна и та же струя; когда он часто переменяет направление, то
161
 часто переменяются и бегущие впереди его струи. ... Куда бы ни на-
правлялся корабль, струя, не руководя, не усиливая его движения, бур-
лит впереди его и будет издали представляться нам не только произ-
вольно движущейся, но и руководящей движением корабля».
(Л.Н.Толстой. Собрание сочинений в двенадцати томах т. 6, М., 1984, с.
333)
10
Не Вильгельм II подтолкнул Германию в мировую войну, а грубый,
хищный дух Германии нашел свое выражение в лице Бисмарка, Виль-
гельма, Гинденбурга и Рорбаха. Бисмарк — см. прим. 1; Вильгельм II
(1859-1941) — германский император и прусский король, активно спо-
собствовавший развязыванию Первой мировой войны. Пауль фон Гин-
денбург (1847-1934) — германский военачальник периода Первой ми-
ровой войны и государственный деятель. Пауль Рорбах (1869-1939) —
немецкий учёный, богослов и географ. Идеолог германского экономи-
ческого империализма, главный труд — «Немецкая мысль в мире»
(1912).
11
Не Нероны, Каракаллы, Коммоды, разрушили Древний Рим. Нерон —
см. прим. 6. Каракалла — см. прим. 6. Луций Элий Аврелий Коммод
(161-192), римский император. Период правления Коммода и Каракаллы
отмечен глубоким кризисом Великой Римской империи, связанным с
упадком экономики, гражданскими войнами и вторжениями соседних
народов.
12
Страстная во всех проявлениях Испания породила Лойолу и инквизи-
цию. Игнатий Лойола (1491-1556) — основатель ордена иезуитов, од-
ним из основных принципов которого было беспрекословное подчине-
ние низших высшим и строжайшая иерархия. Инквизиция — цер-
ковное судебно-полицейское учреждение для борьбы с ересями. Суще-
ствовало в католических странах Европы с XIII по XIX в., отличалось
широким применением жестоких и изощрённых пыток.
13
Германия дала Канта — с одной стороны, и Круппа — с другой...
Иммануил Кант (1724-1804) — великий немецкий философ, считаю-
щийся основоположником немецкой классической философии. Фридрих
Крупп (1787-1826) — немецкий промышленник, основавший крупней-
ший германский военно-металлургический концерн «Крупп».
14
В переводе с финского языка это «страна болот»... Самона-
звание Финляндии по-фински «Suomi»; во времена Петрова счита-
лось, что в основе этого названия — два слова: suo (болото) и maa
(земля, страна). В настоящее время эта этимологическая концепция счи-
тается устаревшей. Происхождение слова Suomi окончательно не уста-
новлено, на этот счёт существует несколько этимологических теорий.
15
Автор драмы Линнанкоски, талантливый финский писатель... Йохан-
нес Линнанкоски (псевдоним; настоящее имя — Юхо Вихтори Пел-
тонен, 1869-1913) — известный финский писатель и журналист.
Его драма «Вечная борьба», о которой рассказывает Петров, вышла в
свет в 1903 г. Петров, очевидно, видел ее в Финском национальном те-
162
 атре в Гельсингфорсе не ранее 1909 г., когда состоялась ее премьера.
16
Город Або (Abo), по-фински Турку, расположен на крайнем юго-
западе Финляндии и до 1812 г., когда столица была переведена в Гель-
сингфорс (Хельсинки), являлся её главным городом.
17
Художественный музей в Або (Турку, см. сноску 17) был постро-
ен в 1904 г. архитектором Густавом Нюстрёмом в стиле национального
романтизма.
18
... статуя г. Викстрема — «Финляндия»... Имеется в виду, скорее все-
го, скульптура Эмиля Викстрёма (1864-1942), одна из аллегорических
фигур к памятнику Элиасу Лёнроту (1902 г.)
19
Финские художники Эдельфельдт, Гебхарт, Энкелль, Вестерхолм, Ха-
лонен. Альберт Эдельфельдт (1854-1905) — исторический живописец,
портретист, мастер тематической живописи и пейзажа, первый из фин-
ских художников, ставший известным за пределами своей страны. Йо-
ханнес Фредрик Алберт Гебхард (1894-1937) — художник, работав-
ший более всего в жанре портрета и натюрморта. Магнус Энкелль
(1870-1925) — один из крупнейших финских символистов. Виктор Вес-
терхолм (1860-1919) — один из ярчайших представителей финской пей-
зажной живописи. Пекка Халонен (1865-1933), как и Эдельфельд, счи-
тается одним из наиболее выдающихся мастеров «золотого века» фин-
ской живописи (1880-1900-е гг.).
20
Атенеум — главный художественный музей Финляндии, построен в
1887 и открыт в 1888 г. Здание построено архитектором К.Т. Хейером в
стиле неоренессанса.
21
Ярнфельда, Халонена, Бломстедта и Риссанена — Ээро Ярнефельт
(1863-1937) — один из наиболее выдающихся художников «золотого
века» финской живописи (см. прим. 20). Пекка Халонен — см. прим.
19. Вяйнё Бломстедт (1871-1947) — финский художник-символист.
Юхо Риссанен (1873-1950) — выдающийся художник «золотого века»
финской живописи, основные его работы посвящены сценам из народ-
ной жизни.
22
... два миллиона триста тысяч финнов и четыреста тысяч шведов...
Статистические данные о Финляндии здесь и далее позаимствова-
ны Г.Петровым из его книги «Страна болот», вышедшей в 1910 г.
23
Выборг, Куопио, Улеаборг, Васа, Тавастгус — города Финляндии. Ка-
ждый город страны имеет, как правило, два названия — финское и
шведское; так, финское название г. Выборга (Vyborg, с 1939 г. в составе
СССР, в настоящее время — в России) — Виипури (Viipuri), Улеаборга
(Uleaborg) — Оулу (Oulu), Вааса (Vaasa) — Вааса (Vaasa), Тавастгуста
(Tavasthus) — Хямеенлинна (Hameenlinna).
24
Начиная с нового вокзала ... Тут же рядом и Национальный финский
театр, и «Атенеум», с школою искусства, и здание народного сейма..
Петров описывает архитектурный ансамбль Вокзальной площади в
Хельсинки. Здание железнодорожного вокзала — одно из наиболее вы-
дающихся произведений в стиле национального романтизма. Построено
163
 в 1906-1914 гг. архитектором Саариненом на основе его совместного
проекта с Гезеллиусом и Линдгреном. Здание Национального театра,
расположенное на той же площади, было сооружено в 1902 г. архитек-
тором Онни Тарьянне в стиле венского «югенда». Напротив располага-
ется здание музея «Атенеум» (см. прим. 20). Парламент Фин-
ляндии во времена Петрова не имел специального помещения и соби-
рался сначала в здании пожарной команды (1907-1910), а впоследствии,
с 1911 по 1930 г. — в здании т.н. «Хеймолы», расположенной неподалё-
ку от вокзальной площади. «Хеймола», построенная Онни Тарьянне в
1910 году являлась одним из последних архитектурных шедевров сто-
лицы в стиле «югенд». В настоящее время этого здания больше нет.
25
Со мною в Гельсингфорсе был болгарский писатель... — Петров по всей
вероятности имеет в виду болгарского публициста и переводчика его
книг Диньо Божкова, который впоследствии описал свои встречи с Пет-
ровым в Финляндии во вступительной статье к болгарскому переводу
книги «В стране белых лилий» и своих воспоминаниях (см.: Диньо Бож-
ков. Соприкосновения с личности на духа и перото. София, 2000).
26
В Або, например, — художественный музей, в Тамерфорсе — новый
протестантский храм... Художественный музей в Або — см. сноску 18
Собор в Таммерфорсе (фин. Тампере) — одно из выдающихся произве-
дений архитектора Ларса Сонка, был построен в 1902-1907 гг. в сти-
ле национального романтизма.
27
...в Або, высоко над городом, на горе, над берегом канала, красуется
дом-замок, дом-башня. То — школа мореплавания... — Петров имеет в
виду здание, построенное в Або (Гурку) в 1817 г. немецким архитекто-
ром Карлом Людвигом Энгелем. Энгель был крупнейшим представите-
лем архитектурного стиля «ампир» в Финляндии, именно он чуть позже
стал создателем ампирного центра Хельсинки (Сенатская площадь и
прилегающие к ней сооружения). Здание, о котором рассказывает Пет-
ров, является самой ранней работой Энгеля в Финляндии. Оно распола-
гается на высоком холме и действительно по своей архитектуре напо-
минает башню. В 1836-1967 гг. в здании располагалась Морская школа,
позже — морской музей. В настоящее время там временно размещается
Художественный музей Турку.
28
...и это школа — коммерческое училище... — трёхэтажное здание ком-
мерческого училища в Або (фин. Турку) было построено архитектором
Хиндерссоном в стиле югенд в 1908 г.
29
В музее Або выставлено прекрасное полотно Акселя Галлена... — Пет-
ров, очевидно, имеет в виду одну из наиболее известных работ АГал-
лен-Каллела «Первый урок» (1887), находящуюся в настоящее время в
Хельсинки, в музее Атенеум.
30
Миина Силланпяя (1866-1952) — одна из первых финских женщин-
политиков. В молодости работала в прислугах, была рабочей на фабри-
ке. В 1905-1906 гг. была ответственным редактором газеты «Служанка»,
с 1907 по 1916 г. — ответственным редактором газеты «Работни-
164
 ца». С 1907 по 1947 г. с небольшим перерывом являлась депутатом
парламента. В 1926-1927 гг. была министром социального обес-
печения, первой в Финляндии женщиной-министром.
31
...женщины избираются представительницами народа. ... — С 1906 г.
в Финляндии действует всеобщее избирательное право по выбо-
рам в парламент. Предпосылкой к его введению стал т.н. «ноябрьский
манифест», подписанный Николаем II 22 октября/4 ноября 1905 г., пред-
писывавший Сенату подготовить проект нового парламентского устава.
Летом 1906 г. новый избирательный закон был одобрен царем, и в Фин-
ляндии сформировалась самая радикальная в Европе того времени пред-
ставительная система — однопалатный парламент, избираемый на ос-
нове всеобщего и равного избирательного права. Женщины по этому за-
кону получили право избирать и быть избранными.
32
... в прошлом году финский парламент подготовил закон о полном за-
прете продажи спиртных напитков, по всей территории страны.
Ожидается его скорое утверждение... Законодательство, направленное
на ограничение продажи спиртных напитков, начало систематически
разрабатываться в Финляндии со второй половины ХГХ в. Основным
принципом этой политики стало законодательное ограничение продажи
алкоголя в определённых пределах. Закон, совершенно запрещающий
продажу спиртных напитков (т.н. сухой закон), был одобрен парламен-
том в 1907 г., но не утверждён сенатом, и в 1909 г. был разработан дру-
гой аналогичный закон. И этот закон был отвергнут сенатом по сообра-
жениям торговой политики. Сухой закон был утверждён только в 1917
г., а вступил в силу с 1919 г., однако за годы своего действия он привёл
лишь к развитию контрабанды и подпольного винокурения. В 1931 г.,
после референдума, сухой закон в Финляндии был отменён.
33
До 1811 г. финны находились под властью Швеции... — Петров ошиба-
ется на два года, присоединение Финляндии к России произошло в 1809
г. в результате победоносной для России русско-шведской войны 1808-
1809 гг.
34
Александр I, заняв со своей армией половину территории Финляндии, в
городе Борго созвал собор представителей всей Суоми и спросил их: —
Желаете ли оставаться, как ранее, под властью шведов? Или согласитесь
объединиться с Россией? ...
Представители финского народа согласились на воссоединение Финлян-
дии с Россией... — Содержание событий 1809 г. излагается здесь Петро-
вым весьма произвольно. После того, как в ходе войны со Швецией,
русские войска оккупировали Финляндию, Россия объявила иностран-
ным государствам о присоединении к ней навечно Шведской Финлян-
дии. Согласия на это представителей финского народа никто не спра-
шивал. В марте 1809 г. в городе Борго (фин. Порвоо) был созван сейм, в
котором приняли участие представители от сословий Финляндии с це-
лью подписать с Александром I, который объявил себя Великим князем
Финляндским, «договор о правлении». Кроме того, сословные предста-
165
 вители высказали императору свои пожелания о дальнейшем устройстве
жизни Великого княжества.
В ходе сейма в Боргосском соборе состоялся торжественный акт, на
котором был оглашён Манифест Александра I: «Божией Милостью, Мы
Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая,
и прочая. Произволением Всевышнего вступив в обладание Великого
Княжества Финляндии, признали мы за благо сим вновь утвердить и
удостоверить религию, коренные законы, права и преимущества, коими
каждое состояние сего Княжества в особенности и все подданные, оное
населяющие, от мала до велика, по конституциям их доселе пользова-
лись, обещая хранить оные в ненарушимой и непреложной их силе и
действии; в удостоверение чего и сию грамоту Собственноручным под-
писанием Нашим утвердить благоволили. В городе Борго. Марта 15 дня
1809 года».
35
Юхан Вильхельм Снельман (1808-1881) — философ, публицист, госу-
дар-
ственный деятель. Идеолог финского национального становления (см. о
нем подробнее: Введение, раздел «Юхан Вильхельм Снельман»)
36
Снельман зимой на лыжах, а весной и летом в лодке, или даже пешком
объезжал один за другим районы Финляндии ... Эта часть рассказа о
Снельмане не соответствует действительности. Снельман не совершал
пропагандистских поездок по Финляндии (см. Введение, раздел «Юхан
Вильхельм Снельман»)
37
Где бы ни были собрания чиновников, врачей, священников, купцов,
учителей, офицеров, Снельман всегда и повсюду вдохновенно говорил ...
— см. прим. 36.
38
Пробудите у стариков и детей, у молодежи и стариков живую волю, и
живите так, как учит Евангелие... Здесь в уста Снельмана Петров вкла-
дывает свои мысли о необходимости жить «по Христу», в соответствии
с духом Евангелия (см. Введение, раздел «О Григории Петрове») Снель-
ман многократно высказывался по вопросам веры и церкви в своих
статьях и научных работах, однако основная часть его высказываний
имела иную направленность, чем та, которую приписывает ему Петров.
В частности, к убеждениям Снельмана относились полное отрицание
папства, приверженность идеям свободы вероисповеданий. Снельман
также неоднократно выступал против государственной церкви, считая,
что государство всегда подчиняет церковь себе, заставляет её выполнять
несвойственные ей функции. В этом идеи Снельмана сближаются с
мыслями Петрова о взаимоотношениях государства и церкви. Снельман
в своих сочинениях приводил в пример Англию и Америку, в которых
церковь не была государственной, а вера, по его мнению, была сильнее,
чем в Финляндии.
39
Снельман просил разрешения выступить на соборе со своим докла-
дом... Снельман никогда не выступал на церковных соборах. Однако он
участвовал в обсуждении нового закона о церкви, которое происходило
166
 на заседаниях сейма в 1863-1864 гг. В частности, он предложил одоб-
рить положение, в соответствии с которым все христианские концессии
Финляндии получали одинаковые права с лютеранской церковью. Кро-
ме того, были внесены предложения об отделении общины от прихода и
школы от церкви, но они не были приняты, как не было одобрено и по-
ложение о свободе совести
40
В 1816 году согласно договору о присоединении Финляндии к России
была принята новая конституция, содержащая новые положения о
парламенте... — Не совсем понятно, что здесь имел в виду Петров. В
1816 г. никакая конституция в Финляндии не принималась. 9 февра-
ля 1916 г. был издан Манифест, в котором Александр I подтверждал не-
нарушаемость положений данной им Финляндии конституции, а также
утвердил правительствующий совет. В частности, в Манифесте говори-
лось: «Быв удостоверены, что конституция и законы, к обычаям, обра-
зованию и духу Финляндского народа применённые и с давних времён
положившие основание гражданской его свободе и устройству, — не
могли бы быть ограничиваемы и отменяемы, без нарушения оных, Мы,
при восприятии царствования над сим краем, не только торжествен-
нейше утвердили Конституцию и законы сии с принадлежащими каж-
дому Финляндскому согражданину особенными правами и преимуще-
ствами, но по предварительном рассуждении о сем с собравшимися зем-
скими края сего чинами, и утвердили особое Правительство, под назва-
нием Правительствующего Совета, составленного из коренных фин-
ляндцев...»
41
При открытии вновь устроенного парламента в Гельсингфорс съеха-
лись государственные чиновники со всей Финляндии. Снельман там при-
сутствовал и прочел доклад... После долгого перерыва (с 1809 г. фин-
ский сейм не собирался) 15 сентября 1863 г. в Гельсингфорсе открылся
сейм, представленный депутатами всех сословий. На его открытии при-
сутствовал сам Александр II, произнёсший речь, содержавшую про-
грамму некоторых либеральных преобразований в Финляндии. Снель-
ман на сейме не выступал, но именно им был составлен проект речи
Александра II, содержавший его идеи о даровании сейму законодатель-
ных прав и строгой периодичности в проведении его заседаний.
42
Ещe при шведах по конституции Финляндия имела и собственную поч-
ту, и свою денежную систему. Имела и собственную армию... Это ут-
верждение Петрова не соответствует действительности. Финляндия бы-
ла провинцией Швеции и, как любая провинция страны, была лишена
возможности иметь свои деньги, почту или армию. Военные формиро-
вания, дислоцировавшиеся в Финляндии и состоявшие из жителей края,
являлись частью шведской армии.
43
Так осталось и после присоединения Финляндии к России. Денежная
система, почта, позднее — железные дороги, областное и мест-
ное самоуправление — всё это осталось финским. Сохранилась и не-
многочисленная финская армия... Финская денежная система
167
 сформировалась намного позже присоединения страны к России — в
1865 г. (см. Введение, раздел «Юхан Вильхельм Снельман»).
Система областного и местного самоуправления, действительно,
была сохранена русскими властями. Железные дороги, которые
начали сооружать в Великом Княжестве с 1862 г., изначально при-
надлежали финской казне. Финские войска после присоединения края к
России были распущены, и лишь в связи с наполеоновским вторже-
нием в Россию и Крымской войной создавались временные воин-
ские подразделения (одно из них, в частности, принимало участие в
Бородинской битве). В мирное время у Финляндии оставалась
лишь небольшая воинская часть, использовавшаяся для церемониаль-
ных мероприятий.
44
Шведский король Густав-Адольф во время Реформации, как и Карл XII
в эпоху Петра Великого в России, прославили шведскую армию на всю
Европу... Густав II Адольф (1594-1632) — шведский король, известный
как крупный полководец и военный реформатор. В серии войн и сраже-
ний укрепил могущество Швеции. Война с Россией (1613-1617) закон-
чилась для Швеции выгодным Столбовским миром. В 1620-е гг. в ходе
войны с Речью Посполитой Швеция овладела Лифляндией и большин-
ством прусских портов, получив возможность контроля на Балтике. В
1630 г. Густав II Адольф одержал блистательные победы в Тридцати-
летней войне и получил прозвище «Северный лев».
Карл XII (1682-1718) — шведский король, признанный как крупный пол-
ководец. В Северной войне против России (1700-1721) сначала одержал
ряд крупных побед, однако в 1709 г. потерпел разгром под Полтавой.
45
Наполеон угрожал войной и России. Поэтому в 1808 г. Россия поспе-
шила окончить войну со Швецией, чтобы развязать себе руки на случай
войны с Наполеоном... — С 1805 г. Россия стала членом третьей антина-
полеоновской коалиции, в которую входили также Англия, Швеция и
Неаполитанское королевство. Однако после поражения под Аустерли-
цем 20 ноября 1805 г. коалиция распалась. С 1806 г. сложилась четвер-
тая антинаполеоновская коалиция, которая тоже потерпела поражение в
1807 г. После этого Россия подписала союзный договор с Францией (в
Тильзите в 1807 г.), по условиям которого, с целью помочь Франции,
Россия и вступила в 1808 г. в войну со Швецией. Однако вскоре россий-
ско-французские отношения вновь обострились, и обе страны с 1811 г.
начали готовиться к войне.
46
Футбол вошел в моду и занял мысли и сердца всего поколения... Футбол
появился в Финляндии только начале XX в. Очевидно, финны переняли
эту игру у английских моряков, появлявшихся в портовых городах. В
Хельсинки первые футбольные матчи состоялись в 1906 г., а Финский
футбольный союз был основан в 1907 г. Как явствует из сказанного,
Снельман, который скончался в 1881 г., никак не мог ни наблюдать рас-
цвет футбола в Финляндии, ни делать на эту тему какие бы то ни было
заявления. Однако в целом развитие физкультуры и спорта его интере-
168
 совало, и он писал, в частности, о необходимости физического развития
школьников, введения в школьное обучение спортивных игр, а также
выступал за развитие национальных видов спорта.
47
Теперь, при Снельмане, велась борьба и туберкулезом... Петров преуве-
личивает роль Снельмана в борьбе с туберкулёзом. Вплоть до конца
XIX в. борьба с туберкулёзом не имела особенного успеха, и статистика
смертности от этой болезни имела даже тенденцию к повышению.
Принципиальный перелом начался в 1890-х гг. В 1893 г. Финским об-
ществом врачей была разработана программа борьбы с туберкулёзом, в
1897 г. сейм одобрил программу по постройке туберкулёзных санатори-
ев, и в 1903 г. первые два санатория были построены. Именно в этот пе-
риод смертность от туберкулёза начала снижаться.
48
Сам Снельман состоял почетным председателем одного из самых
больших обществ, принимавших участие в состязаниях... Не найдено
никаких свидетельств о почётном председательстве Снельмана в спор-
тивных обществах.
49
...современники Сократа, Фидия и Перикла... Сократ (470?469-399 г. до
н.э.) — великий древнегреческий философ. Фидий (нач. 5 в. до н.э. —
ок 432^31г. до н.э.) — древнегреческий скульптор периода высокой
классики. Перикл (ок. 490-429г. до н.э.) — древнегреческий (афинский)
государственный деятель и военачальник.
50
...Эсхила и Аристофана... Эсхил (ок. 525-456гг. до н.э.) — древнегрече-
ский поэт и драматург, «отец трагедии». Аристофан (ок. 445-ок. 385гг.
до н.э.) — древнегреческий поэт и драматург, «отец комедии». Великий
автор бессмертной сатиры «Похвала глупости»... «Похвалу глупости»
написал средневековый гуманист Эразм Роттердамский (1496-1536). В
этой сатире он высмеивал пороки современного общества — невежест-
во, тщеславие, лицемерие.
51
Великий автор бессмертной сатиры «Похвала глупости»... «Похвалу
глупости» написал средневековый гуманист Эразм Роттердамский
(1496-1536). В этой сатире он высмеивал пороки современного общест-
ва — невежество, тщеславие, лицемерие.
52
...сравните изображение Сократа со знаменитой статуей Геркулеса...
Петров имеет в виду, очевидно, скульптурное изображение древнегре-
ческого философа Сократа из Национального музея в Риме и скульп-
турную группу «Геркулес и Как» (Б.Бандинелли, 1534 г.), расположен-
ную на площади Синьории во Флоренции. Сократ — см. прим. 49. Гер-
кулес — бог и герой римской мифологии, соответствующий герою древ-
негреческих мифов Гераклу. Отличался необыкновенной физической
силой.
53
«Tugendbund», «Союз добродетелей»... Возникшее в Пруссии, в Ке-
нигсберге в 1808 г. «морально-научное общество». К числу его офици-
альных целей относилось оказание моральной помощи людям, попав-
шим в тяжёлую ситуацию, уменьшение моральной и материальной ни-
щеты, правильное воспитание молодёжи, борьба за реорганизацию
169
 прусской армии, воспитание патриотизма и почитания королевской ди-
настии. У общества была и секретная задача — борьба против француз-
ского империализма. Общество насчитывало 400 членов, но 31 декабря
1809 г. под давлением Франции оно было запрещено.
54
В Библии есть притча о том, как Моисей, вождь еврейского народа,
пас стадо близ горы Хорив и увидел, как горит куст, — горит, горит, и
никак не сгорает... — См. Вторая книга Моисеева. Исход, гл.3.
55
Таким образом был создан своеобразный народный университет, с
сотней разъездных преподавателей... — Система народного просвеще-
ния стала складываться в Финляндии во второй половине ХК в. Снель-
ман был одним из её идеологов, но не непосредственным создателем.
Он призывал к просвещению крестьян, просвещению народа для того,
чтобы народ сознательно и целенаправленно выполнял свою работу на
благо страны. Однако ведущим идеологом и создателем системы народ-
ного просвещения Финляндии следует считать профессора истории
Юрйё Коскинена (первоначально Георг Сакариас Форсман, 1830-1903),
который разработал и предложил целую программу, включавшую в себя
создание библиотек, народных училищ и чтение разъездных лекций по
всей стране. Он писал, в частности: «Просвещение распространяется не
только благодаря книгам, но, скорее, оно передаётся от человека к чело-
веку».
В 1874 г. в Финляндии было создано Общество народного просвещения
(Kansanvalistusseura), которое начало работу по созданию народных
училищ, первые из которых были основаны в 1891 г. В 1894 г. было
создано Общество народных училищ (Kansanopistoseura). Общество на-
родного просвещения занималось также распространением книг, созда-
нием библиотек и организацией лекционной работы по всей стране.
Программу лекционной деятельности разработал историк Хенрик Лео-
полд Меландер (1819-1890), который являлся неутомимым и активным
создателем лекционной сети. Лекционная деятельность широко развер-
нулась по стране в 1870-х и первой половине 1880-х гг., но к концу века
она постепенно сошла на нет. Частичное оживление этой работы про-
изошло после 1905 г., но начиная с 1908 г., под давлением российских
властей эта деятельность прекратилась.
Отдельно следует упомянуть лекционную деятельность Общества трезво-
сти, которое возникло в Финляндии в 1859 г. и первоначально называ-
лось Общество умеренности. В его лекционной деятельности были за-
действованы сотни, если не тысячи лекторов, неустанно разъезжавших
по стране и проникавших в самые далёкие её уголки.
56
Когда исполнилось 25 лет усердной и неутомимой работы народного
университета, на родине Снельмана, в Куопио был огромный народный
праздник... Город Куопио не был родиной Снельмана, здесь он с 1843 по
1846 г. тслужил ректором средней школы и занимался издательской
деятельностью (см. Введение, раздел «Юхан Вильхельм Снельман»).
57
...богатый купец Ярвинен — «сладкий король», как его называла вся
170
 страна... Ни в литературе по истории торговли Финляндии, ни в спра-
вочных изданиях нами не обнаружено ни одного персонажа, которого
можно было бы считать прототипом описываемого Петровым «сладкого
короля».
58
Помните ли вы имя Иогана Карокепа, который лет 25 тому назад был
грозой чуть ли не всей Финляндии... Известного преступника по имени
Иоганн Карокеп в Финляндии не существовало. Однако в во второй по-
ловине XIX века два самых известных финских преступника — Матти
Хаапоя (1845-1895) и Антти Исотало (1831-1911) — стали в тюрьме ве-
рующими христианами. История Карокепа во многих деталях совпадает
с историей Хаапоя, который был самым страшным убийцей за всю ис-
торию Финляндии. Его обращением в веру занималась известная мис-
сионерка Матильда Вреде (1864-1928), в образе которой просматривает-
ся аналогия со священником из книги Петрова (мы благодарим Анью
Кауппала за подсказку этой аналогии). Однако, в отличие от Карокепа,
история Хаапоя кончалась трагически — руководство тюрьмы не раз-
решило ему отправиться в Сибирь для помощи людям, невинно осуж-
денным за совершенные им убийства. После неудачной попытки побега
он покончил жизнь самоубийством. По-другому кончилась история
Исотало — после своего обращения этот легендарный в прошлом гла-
варь бандитов стал зажиточным крестьянином.
59
В Евангелии записаны страшные, преступные слова, которые говорили
фарисеи о своем народе. Фарисеи укоряли Иисуса Христа, зачем Он
постоянно беседует с народом, а не ведет ученые речи с ними, с книж-
ными людьми... — См. в Евангелии от Матфея: «Увидевши то, фарисеи
сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и
грешниками?» (Матф., 9:11).
60
... Мудрец, на сто голов выше Леопарди, Шопенгауэра и Гартмана...
Джакомо Леопарди (1798-1837) — итальянский поэт-романтик; Артур
Шопенгауэр (1788-1860) — немецкий философ-иррационалист; Эдуард
Гартман (1842-1906) — немецкий философ-идеалист, автор известной
работы «Философия бессознательного».
61
Марка «Уклонен и сыновья» славится на всю Европу... Обувная фирма
«Укконен и сыновья» в Финляндии не существовала.
62
...молодой наследник английского престола, сын Виктории, законода-
тель моды, принц Эдуард... Эдуард VIII (1894-1972), наследник англий-
ского престола, король Англии с 20 января по 11 декабря 1936 г. Отрёк-
ся от престола.
63
Торговец яйцами на базаре, Томас Гульбе стал яичным королем... — Ни
в литературе по истории торговли Финляндии, ни в справочных издани-
ях не упоминается о торговце яйцами Гульбе. Из истории яичной тор-
говли Финляндии явствует, что вообще до первой мировой войны Фин-
ляндия не экспортировала, а импортировала яйца, главным образом из
России. Это мешало росту собственного финского производства яиц.
Систематический экспорт яиц из Финляндии начался только в 1920-е гг.
171
 Можно предположить, что рассказ Петрова о системе сбора и вывоза яиц
основан на его впечатлениях от путешествия по скандинавским странам
— Швеции, Норвегии и Дании. В одной из своих дореволюционных
статей Петров описывает эту систему почти теми же словами и так же
подробно, как в книге «В стране белых лилий» (см. Г.Петров. По Скан-
динавии. — Под чужим окном. Сб. ст. М., 1913).
64
...№ VII — округ Куопио, 15 есть знак учителя там-то, буква «Н» оз-
начает хозяйку такую-то... Подобную систему маркировки и сбыта яиц
Петров описывал в своих дореволюционных статьях (см. прим. 63)
65
..Александры Македонские, Ганнибалы, Сципионы, Цезари, Карлы Ве-
ликие, Наполеоны, Мольтке, Бисмарки... Александр Македонский
(356-323 до н.э.) — царь Македонии с 336г., крупнейший полководец,
завоевавший земли до р. Инд и создавший крупнейшую мировую мо-
нархию древности. Ганнибал (247 или 246-183г. до н.э.) — карфаген-
ский полководец, одержавший многие победы в ходе 2-й Пунической
войны. Сципион Африканский — неизвестно, какого из них имеет в
виду Петров, Младшего или Старшего. Сципион Африканский Старший
(ок. 235-ок. 183 до н.э.) — римский полководец, разгромивший войска
Ганнибала во время 2-й Пунической войны. Сципион Африканский
Младший (ок. 185-129 до н.э.) — римский полководец, захвативший и
разрушивший Карфаген в 146г. до н.э. Гай Юлий Цезарь (102 или 100-
44 до н.э.) — римский диктатор и полководец, подчинивший Риму всю
заальпийскую Галлию. Карл Великий (742-814) — франкский король,
завоевания которого привели к образованию обширной империи.
Наполеон I Бонапарт (1769-1821) — французский император и полко-
водец, значительно расширивший территорию империи благодаря побе-
доносным войнам, поставил в зависимость от Франции большинство го-
сударств Западной и Центральной Европы. Мольтке (Старший) Хель-
мут Карл фон (1800-1891) — германский фельдмаршал и военный тео-
ретик, один из идеологов прусского милитаризма. Бисмарк — см.
прим. 1.
66
...завоевания и хитроумных Меттернихов, и хищных герцогов Альб...
Клеменц Венцель Лотар Меттерних (1773-1859) — австрийский го-
сударственный деятель, дипломат, в 1821-1848 гг. канцлер Австрии.
Один из организаторов Священного союза. В политике сторон-
ник тактики лавирования, просчитанных и далеко идущих тактических
ходов.
Фернандо Альварес де Толедо Альба — см. прим. 3.
67
...старый крестьянин-смолокур Торстен-Форстен, три сына которого
были профессорами в Гельсинфорсе... Двойной фамилии Торстен-
Форстен в Финляндии не существует, Торстен — имя, а Форстен — фа-
милия. В Гельсингфорсе (Хельсинки) в ХГХ-начале XX в. не было про-
фессоров по фамилии Форстен. Известен ветеринар, зачинатель дея-
тельности по охране животных в Финляндии Торстен Карл Форстен
(1855-1927). Кроме того, профессор Георг Август Форстен (1857-1910) с
172
 1906 по 1910 г. преподавал историю в Петербургском университете.
Также существовал певец и преподаватель пения Август Карл Форстен
(1852-1932), который с 1894 по 1929 г. являлся профессором Венской
консерватории. Нам неизвестно, были ли они братьями, и мы также не
имеем сведений об их родителях.
68
Писатель этот был по происхождению чистокровный славянин, но пи-
сал только по-немецки... Снельман побывал в Германии в 1840-1841 гг.
Целью его поездки было главным образом знакомство с университетами
и академической жизнью Германии. После путешествия Снельман на-
писал путевые заметки под названием «Германская поездка 1840-1841.
Финский репортёр в Европе почтовых дилижансов». Однако в путевых
очерках Снельмана о Германии нигде не упоминается о знакомстве с
описанным Петровым немецким писателем славянского происхожде-
ния. Ни одна биография Снельмана также не включает в себя этого эпи-
зода. Очевидно, этот эпизод либо имеет целиком вымышленный харак-
тер, либо основан на неких неизвестных нам событиях из жизни самого
Петрова.
69
Годы его студенческой юности в границах Австрии были временем
господства удушливой реакции Меттерниха... См. примечание 66.
70
Одна книга «Воспоминания сельского врача»; другая «Заметки сельско-
го священника»... — книги с такими названиями в Финляндии в ХГХ в.
не издавались. Однако можно предположить, что, рассказывая о сель-
ском враче, Петров имел в виду одного из районных докторов, самоот-
верженно боровшихся на протяжении многих лет с эпидемиями, болез-
нями и медицинской непросвещённостью народа. Возможно, прототи-
пом сельского доктора стал Элиас Лёнрот, который в 1833-1853 гг. был
районным врачом округа Каяни и в своих ежегодных рапортах описы-
вал все те проблемы, о которых рассказывает в книге Петров.
Кроме того, Лёнротом в 1839 г. была издана книга «Домашний врач
финского крестьянина», в которой он давал подробные рекомендации
по лечению и основам гигиены и которая получила широкую популяр-
ность среди финского крестьянства.
71
Пастор Макдональд... Ни священника с таким именем, ни дворянского
семейства по фамилии Макдональд в Финляндии не существовало.
72
Ярая католичка, королева Мария Стюарт гнала приверженцев Люте-
ра... — Мария Стюарт (1542-1587) — королева Шотландии с 1561 по
1567 г. Известна активной ориентацией на католичество и католические
державы и борьбой с англиканской Англией и английской королевой
Елизаветой.
73
...в стране короля Густава Адольфа... — т.е. в Швеции. Имеется в виду,
скорее всего, Густав II Адольф (1594-1632), король Швеции с 1611 г.
74
Не здоровые имеют нужду во враче, а больные... Цитата из Евангелия
(от Матфея, 9:12; от Луки, 5:31).
75
Получилась сухая, мертвая смоковница, — как говорил еще Ии-
сус Христос во времена книжников и фарисеев... Смоковница (инжир)
173
 — дерево, произраставшее в Иудее. В Евангелии от Матфея рассказыва-
ется, как Иисус, увидев смоковницу, на которой не было плодов, а
были только листья, сказал ей: «да не будет же впредь от тебя плода во-
век», и смоковница засохла. В разговоре с учениками, спросившими его
об этом чуде, Иисус пообещал им, что и они смогут совершать чуде-
са, обладая верой (Евангелие от Матфея, 21:19-22).
76
Мытарь, человек мелкой и грубой наживы становится апостолом
Евангелия... Здесь имеется в виду апостол Матфей, который до
встречи с Иисусом был мытарем (сборщиком налогов) (Евангелие от
Матфея, 9:9).
77
Франциск Ассизский — святой Франциск Ассизский (1181 или
1182— 1226), итальянский религиозный деятель, монах, отказавшийся
от личного имущества и проповедовавший бедность как обяза-
тельное условие спасения души. Основал монашеский орден франци-
сканцев, члены которого не владели собственностью и проповедовали в
народе. В 1228 г. Франциск Ассизский был канонизирован как святой, и
на протяжении всего Средневековья почитался более всех других свя-
тых.
78
Доминик, основатель другого ордена монахов... — святой Доминик
(1170-1221), основатель «нищенствующего» ордена доминиканцев, ос-
новной задачей которого считалась «забота о душах». Канонизирован
как святой в 1234 г.
79
...как то было в древней Спарте... Спарта в VI—I веках до н.э. — одно
из древнегреческих государств. Отличалось особым, военизированным
строем жизни, характеризовавшимся особой суровостью, культом дис-
циплины, спорта, закалки и военного духа.
80
...в Гнилом Риме Каракалл и Коммодов или в монархии Наполеона III...
Марк Аврелий Антонин Каракалла — см. прим. 6; Луций Элий Ав-
релий Коммод — см. прим. 11.
Наполеон III (Шарль Луи Наполеон Бонапарт, 1808-1873), французский
император с 1852 по 1870 г. Сын падчерицы Наполеона I Гортензии
Богарне и его брата Луи. Его правление получило название «Вторая им-
перия» и отличалось жесткой реакционностью. Нараставший во все
время правления Наполеона III кризис, а также неудачи в франко-
прусской войне привели сначала к низложению его с престола, а затем
— к провозглашению во Франции республики.
81
Давно, давно, во времена борьбы Рима с Карфагеном за власть над
Средиземным миром... Карфаген — город-государство в Северной Аф-
рике, в VII—И вв. до н.э. являвшийся одной из крупнейших мировых
держав. Три войны Карфагена с Римом за господство над Средиземно-
морьем, названные Пуническими, проходили в 264-241, 218-201 и 149-
146 гг. до н.э. В результате Третьей Пунической войны Карфаген был
полностью уничтожен.
82
...суровый хранитель величия Рима, Катон... Марк Порций Катон
Старший (234-149 гг. до н.э.) — государственный деятель и писатель
174
 Древнего Рима. Накануне Третьей Пунической войны требовал разру-
шения Карфагена.
83
Моя Далила ослепила твоего Самсона... Самсон — библейский герой,
боровшийся с филистимлянами. Его возлюбленная Далила выдала вра-
гам секрет его необыкновенной силы, он был пленен и ослеплен
(Книга Судей, гл. 13-16).
84
Моя сила отравила Сократа в темнице... — Сократ — древнегрече-
ский философ (см. примечание 49), осужденный на смерть, был вынуж-
ден выпить чашу с ядом.
85
Мои руки сожгли Гуса на костре... Ян Гус (1371-1415) — идеолог чеш-
ской реформации, был сожжен заживо на костре.
86
Помнишь раздумье Христа в пустыне? Я тогда также сорок дней был
бок о бок со Христом... В Евангелии рассказывается, что «Иисус возве-
ден был Духом в пустыню», где он постился сорок дней и ночей, и был
искушаем сатаной. (См. Матф., 4:1-12; Лука, 4:1-13).
87
... и Вольтер, и Рабле, и гениальный Свифт, и древние Петроний и
Лукреций, и сильные духом противники Сократа Горгий и Аристофан, и
современные Леопарди и Шопенгауэр... Вольтер (1694-1778) — фран-
цузский писатель и философ, один из ведущих идеологов Просве-
щения. Франсуа Рабле (1494-1553) — французский писатель, автор пя-
титомного романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», выдающегося памятни-
ка литературы французского Возрождения. Гай Петроний (?-66 г.) —
римский писатель, изобразитель нравов римского общества; Тит Лук-
реций Кар (I в. до н.э.), римский поэт и философ, автор дидактической
поэмы «О природе вещей»; Сократ — см. примечание 49; Горгий (ок.
483-ок. 375 до н.э.) — греческий философ-софист; Аристофан (ок. 445-
ок. 385 до н.э.) — древнегреческий поэт и драматург, «отец коме-
дии»; Джакомо Леопарди (1798-1837) — итальянский поэт-романтик;
Артур Шопенгауэр (1788-1860) — немецкий философ-иррационалист.
88
...великих скептиков Греции: софистов Горгия, Продика и Протагора...
— Горгий см. прим. 87; Продик (конец V в. до н.э.), Протагор из Абер-
ды (ок. 480-ок. 410 гг. до н.э.) — древнегреческие философы-софисты.
89
Знаю и философию Декарта... Рене Декарт (1596-1650) — француз-
ский философ, математик, физик и физиолог.
90
Сатирик Ювенал... Децим Юний Ювенал (ок. 60-ок. 127) — римский
поэт-сатирик.
91
... и негодующие Катоны... См. прим. 82.
92
... сотни разных Савонарол... Джироламо Савонарола (1452-1498)
— флорентийский церковно-политический деятель, монах, призывав-
ший к возвращению к принципам раннего христианства, отказу от рос-
коши и очищению нравов.
93
... «герой» французской революции, «неподкупный» Робеспьер... Мак-
симильен Робеспьер (1758-1794) — один из вождей Великой француз-
ской революции, фактически возглавлявший в 1793-94 гг. Революцион-
ное правительство.
175
94
... строгий церковник Лойола... См. прим. 12.
95
... тираны Персии Камбизы... Камбиз (Камбис, Камбуджия; 530-522
до н.э.) — царь Ахеменидский державы, с 525 г. до н.э. — царь Египта,
где жестоко подавлял восстания.
96
... «бич Божий» — Аттила... Аттила (ум. 453) — предводитель гун-
нов, возглавивший опустошительное вторжение в Европу. Из-за своей
жестокости получил прозвище «бич Божий».
97
... гнусный Борджиа, наместник Христа на земле... Трудно сказать, ко-
го именно из семейства Борджа Петров здесь имеет в виду, т.к. известны
два папы из этого испанского дворянского рода, в XV в. переселившего-
ся в Италию: Алонсо Б. (папа Каликст III, 1378-1458) и Родриго Б. (па-
па Александр VI, 1431-1503). Оба папы отличались жестокостью и раз-
вратом.
98
... историю построения Иерусалима и иерусалимского храма после ва-
вилонского плена евреев... См. Библия, Ветхий завет, книга Неемии,
гл. 3, 4.
99
... новой, объединенной державы С.Х.С... Петров имеет в виду совре-
менную ему Югославию, носившую название Королевство сербов, хор-
ватов и словенцев. Это государство было образовано в 1918 г. в резуль-
тате объединения нескольких югославянских земель.

176
 ПОСЛЕСЛОВИЕ
Книга Григория Петрова о Финляндии издаётся и переиздаётся в
разных странах мира на протяжении вот уже восьмидесяти лет. Она су-
ществует на болгарском и турецком, сербском и финском, курдском и
арабском языках, и лишь соотечественники автора, россияне, всё это
время были лишены возможности её прочесть. Ещё пять лет назад нам
не было известно даже, на каком языке — русском или сербском — пи-
сал Петров «Страну белых лилий», да и местонахождение рукописи ос-
тавалось для нас загадкой. Только цепь разного рода счастливых слу-
чайностей, находок и, конечно, бескорыстная помощь многих людей
сделали возможным появление этой книги.
С самых первых шагов «мотором» всего предприятия был один из
нижеподписавшихся, Пекка Кауппала, «влюбившийся» в книгу Петрова
и неустанно проводивший поиски рукописи. Эта поисковая работа при-
вела его в Югославию, где большую и разнообразную помощь оказало
культурно-просветительное общество Матица сербская. Именно в его
архиве Пеккой Кауппала были обнаружены архивные материалы писа-
теля, а главное — через сотрудников общества он нашёл дочь Петрова
Марию Григорьевну, проживавшую до своей смерти в 2002 году в
Мюнхене. Нам посчастливилось встречаться с Мариной Григорьевной,
неоднократно беседовать с ней об отце, мы получили от неё многочис-
ленные документальные материалы и фотографии, но рукописей она не
хранила и не знала об их местонахождении.
В обнаружении рукописи книги решающую роль сыграла препо-
давательница университета города Ювяскюля Лилия Сииберг, зани-
мающаяся болгарско-финскими связями. Именно от неё мы узнали, что
многие материалы Петрова хранятся в Болгарии, у внучки его друга и
переводчика Диньо Божкова. Среди них обнаружилась и рукопись (к
сожалению, неполная) «Страны белых лилий». Министерство просве-
щения Финляндии выделило нам стипендию на поездку в Болгарию и
приобретение рукописи — и так появилась реальная возможность опуб-
ликовать книгу.
Однако и процесс подготовки рукописи, и само издание могли бы
затянуться на многие годы, если бы не финансовая помощь и моральная
поддержка Института России и Восточной Европы в Хельсинки и лич-
ное участие в этом процессе директора института Валде-мара Меланко.

177
Огромный вклад в подготовку книги внёс писатель, переводчик и ин-
женер, потомок русских эмигрантов в Югославии Алексей Борисович
Арсеньев, сделавший перевод недостающей части рукописи с первого,
сербо-хорватского издания книги.1 В подготовке рукописи помогли нам
также доктор Мирослав Йованович, профессор Славенко Тержиц и ар-
хитектор Братислав Тошкович, а также её первые читатели и критики
— сотрудники Института России и Восточной Европы и Петербургско-
го института истории Российской академии наук. Всем этим людям нам
хочется выразить самую тёплую и искреннюю признательность.

***

Это издание появилось благодаря искреннему интересу и помощи

многих людей из разных стран. Прощаясь с читателем, нам хочется ещё
раз вернуться к удивительному феномену этой книги. Почему на про-
тяжении восьмидесяти лет она переиздаётся вновь и вновь? Чем обу-
словлен её успех именно в Болгарии, Югославии, Турции? Ведь, будучи
издана в прославляемой Петровым Финляндии, эта книга вызвала здесь
много недоуменных вопросов: «Откуда Петров взял то-то и то-то?»,
«Снельман так не говорил!», «Кто конкретно был прототипом Ярвинена
или Гульбе?» Но в стране, которой «Белые лилии» более всего обязаны
своим успехом, в Турции, на дело смотрели совсем по-другому. В пре-
дисловии к некоторым турецким изданиям говорится: «Подлинная цен-
ность книги состоит не в том, что она рассказывает нам о Финляндии, а
в том, что благодаря этому рассказу мы можем видеть, какие мы есть и
какими можем стать». Ещё более ясно выразился о книге в 1928 году,
накануне реформ Ататюрка турецкий журналист: «Как будто двухмил-
лионный финский народ провёл для нас этот эксперимент, чтобы облег-
чить наш путь и показать нам, своему большому брату, что мы можем
продолжать тот путь, по которому мы идём, уверенно и без сомнений.
Это не только пример, но и доказательство того, что и мы победим».
В Турции, очарованной «Белыми лилиями», и в других балканс-
ких странах книга прежде всего помогала нации искать себя, используя
опыт другого народа, высветить свою роль в историческом процессе. И
здесь, естественно, на помощь пришёл миф. Однако мифичность повес-
ти Петрова о Финляндии не означает, что у неё нет подлинной истори-
ческой почвы. Это значит лишь, что подлинные события в книге о бе-
лых лилиях приобретают видоизменённый, художественно перерабо-
танный характер и в итоге, возможно, ярко высвечивают дух и суть
1
Зидари живота. Capajeво, 1923.
178
объективных исторических событий. Подтверждение основной мысли
Петрова о «финском чуде» мы видим, например, в работе известного
немецкого социолога и специалиста по теориям развития Дитера Сенг-
хааза «Учиться у Европы». Сенгха-аз пишет о том, что финский путь
развития в XIX и XX веках представляет собой самый яркий в Европе
пример перелома в развитии, когда один из беднейших уголков Европы
становится одной из её богатейших и социально наиболее защищенных
стран. Примечательно, что этот научный комплимент Сенгхааза остался
так же мало известным в Финляндии, как и преследующий ту же мысль
миф, созданный Петровым.
О связи исторической истины и мифа пишет известный румынско-
американский социолог Мирча Элиаде: «В истории важны не её детали
и их точное отображение, которое подчас только затемняет картину.
Более важна трансформация истории в миф...» Поэтому так ли сущест-
венно в конечном счёте, соответствует ли центральный образ «Белых
лилий», образ Снельмана, подлинной исторической фигуре Юхана
Снельмана или это скорее портрет самого Петрова, а, может быть, Ке-
маля Ататюрка? Возможно, важнее другое — то, что этот образ, как и
другие образы и события, которые мы встречаем в книге, слагаются в
яркую, убедительную, вдохновляющую картину. Картину подъёма на-
ции и воплощения мечты целого народа в быль.

Пекка Кауппала
Марина Витухновская
20.1.2003

179
 ОГЛАВЛЕНИЕ

Вступительная статья …………………………………………………...5

О Григории Петрове………………………………………………………..7
Григорий Петров и Финляндия………………………………….………17
Финляндия…………………………………………………………………...22
Юхан Вильхельм Снельман………………………………………………25
«Страна белых лилий» на Балканах……………………………………32
Глава I. Мене, Текел, Перес………………………………………………41
Глава II. Герои и масса.......................................................................43
Глава III. «Икуйнен Тайстелу»..........................................................47
Глава IV. Суоми................................................................ ..................63
Глава V. Снельман......................................................... .. ..................65
Глава VI. Церковь............................................................. ..................69
Глава VII. Администрация.................................................................73
Глава VIII. Казарма........................................................... ................76
Глава IX. Футбол....................................................................... ........83
ГлаваХ. Родители и дети...................................................................89
Глава XI. Карокеп...............................................................................94
Глава XII. Крестьянство................................................................. 118
Глава XIII. Пастор Макдональд..................................................... 133
Послесловие...................................................................................... 178

180
 Григорий Петров
ФИНЛЯНДИЯ, СТРАНА БЕЛЫХ ЛИЛИЙ
Перевод
М. Витухновской

Редакторы
М.Витухновская, Е.Калъщиков

Оригинал-макет
Т.Николаевой

ЛР № 065334 от 7 августа 1997 г.

Формат 60x90 в 1/16. 11.5 печ.л.

Бумага офсетная. Печать офсетная.
Заказ № 11
«Европейский Дом»
191187, Санкт-Петербург, ул. Гагаринская, 3

181
 Историческая память народа непред-
сказуема и капризна. Сто лет назад
россияне не могли бы даже вообра-
зить, что имя Григория Спиридонови-
ча Петрова, гремевшее по всей Рос-
сии, собиравшее толпы почитателей
во всех уголках страны, вызывавшее
ожесточенную газетную полемику,
столетие спустя будет известно только
специалистам-историкам...
Григорий Петров начинал как
священник. Его блестящие проповеди
и лекции славились по всему Петер-
бургу. Дар оратора сочетался в Петро-
ве с литературным талантом.
Философ Розанов пишет: "Можно
без преувеличения сказать, что вовсе
не Толстой и Максим Горький одни царят на книжном рынке, но и свя-
щенник Петров — любимейший в Петербурге проповедник, любимый и
черным народом" Эмигрировал Петров в конце 1920 года, из Крыма.
В1923 г. он написал книгу, которая вновь, уже посмертно, прославила его имя.
Книга не просто пережила своего создателя, но и обзавелась собст-
венной биографией, не менее ошеломляющей, чем биография ее автора.
"Страна белых лилий" — это Финляндия. Но не та реальная Финлян-
дия, которую Петров хорошо знал и в которой подолгу жил, а некое иде-
альное государство, "страна обетованная", прекрасная утопия к которой
во что бы то ни стало следует стремиться. Ибо Финляндии удалось, по
мысли Петрова, подняться из бедности и нищеты, создать идеально эко-
номически, политически и культурно устроенное общество благодаря без-
заветному энтузиазму его граждан, "созидателей жизни", неустанных ра-
ботников и просветителей.
Изданная на сербском языке, она была переведена на болгарский, пе-
реиздавалась 14 раз, считалась учебником, с которым должен ознакомить-
ся каждый гражданин. Ее перевели на турецкий, и Кемаль Ататюрк, про-
чтя ее, пришел в такой восторг, что приказал включить ее в программу
учебных заведений страны, и особенно армейских училищ. Турецкие
офицеры обязательно изучали книгу как руководство к "обновлению жиз-
ни" в своей стране.
В Турции ее переиздавали 16 раз, и она была наиболее читаемой кни-
гой после Корана.
Полузабытая фигура Петрова вновь становится предметом пристального
изучения и анализа. Его книги продолжают переиздаваться на разных языках,
и наконец "В стране белых лилий" впервые выходит в свет на русском.
182