766925

Н.Н.
Равочкин
ИДЕЙНЫЕ ОСНОВАНИЯ
НОВОВРЕМЕННЫХ
ПОЛИТИКО-ПРАВОВЫХ ИНСТИТУТОВ
Монография
Воронеж
Научное издательство Гусевых
2019
УДК 1(091):316:316.3:14
ББК 87.6
Р12
Рецензенты:
Балабанов П.И., профессор кафедры философии, права и социально-
политических дисциплин ФГБОУ ВО «Кемеровский государственный институт
культуры», доктор философских наук, профессор;
Золотухин В.М., профессор кафедры истории, философии и социальных наук,
ФГБОУ ВО «Кузбасский государственный технический университет имени
Т.Ф. Горбачева», доктор философских наук, профессор.
Р12 Равочкин Н.Н.

Идейные основания нововременных политико-правовых институтов
/ Н.Н. Равочкин; под общей ред. д-ра филос. наук, доц. Яценко М. П.
– Воронеж: Научное издательство Гусевых, 2019. – 217 с.
ISBN 978-5-6042469-7-9
Сегодня перед большинством государств возникает задача по поиску

новых способов организации человеческого общежития. В монографии
предпринята попытка осуществить репрезентацию инструментальных
возможностей влияния идей на институты политико-правовой сферы, на
которые, по мнению автора, ложится большая ответственность при
обеспечении социального порядка. В книге дается обоснование выбора
отправной точки – эпохи Нового времени, социальные установления которого
служат прототипами современных нам институциональных форм.
Исследование проводится с целью объяснения логики рассматриваемых
институциональных трансформаций ввиду объективных и перманентных
перемен общепланетарного масштаба. Работа предлагает ознакомиться с
опытом идейной детерминации институциональных преобразований в
политико-правовой сфере в ряде государств Европы, а также США.
Монография предназначена для всех, кто интересуется философией, а
также изучает институциональные практики в политико-правовой сфере.
ISBN 978-5-6042469-7-9 УДК 1(091):316:316.3:14

ББК 87.6
© Равочкин Н.Н., 2019

ИДЕЙНЫЕ ОСНОВАНИЯ НОВОВРЕМЕННЫХ
Оглавление
Введение ....................................................................................................................... 4
Ценностное измерение идей ..................................................................................... 13
Синкретизм политики и права ................................................................................. 24
Глава 1. Генезис, динамика и практическое воплощение идей ............................ 34
1.1. Осмысление идей: основные теоретические концепции и их соотношение 34
1.2. Возможности идей в социальных преобразованиях ....................................... 47
1.3. Современные подходы при определении философских идей как
детерминант социальных изменений ...................................................................... 57
Глава 2. Феномен институтов: разновидности и общественное назначение ...... 84
2.1. Институт как объект социально-философского анализа ............................... 84
2.2. Политико-правовые институты Древности и Средневековья ....................... 94
Глава 3. Роль нововременных философских идей в становлении
политико-правовых институтов в контексте индустриального общества ........ 106
3.1. Специфика трансформационных процессов при переходе Европы от
традиционного общества к социуму индустриального типа .............................. 106
3.2. Практическое воплощение философских идей Нового времени в политико-
правовых институциональных преобразованиях ................................................. 118
Глава 4. Основания политико-правовых нововременных институтов в контексте
исторической макросоциологии ............................................................................ 151
4.1 Базовые онтологические и аксиологические основания политико-правовых
социальных структур эпохи Нового времени ...................................................... 151
4.2 Общая логика преобразований институтов власти........................................ 164
4.3 Перспективы решения проблематики идейной детерминации
политико-правовых институциональных преобразований методами
исторической макросоциологии ............................................................................ 176
Заключение............................................................................................................... 193
Список литературы.................................................................................................. 196
3
Введение
Власть существует и функционирует не в социальном вакууме,

а в культурно-историческом контексте,
который во многом определяет как сам облик власти,
так и конкретное соотношение еѐ атрибутов.
Р. И. Зекрист
Актуальность настоящего социально-философского исследования

обуславливается повышением внимания к проблематике истории
возникновения и развития идей, их практической реализации и осмысления
динамики множества интеллектуальных традиций в целом. По нашему мнению,
не вызывает сомнений тот факт, что полное отвержение значимости и
практической пользы идей тождественно непониманию принципов
философствования и, как следствие, является детерминантой, усугубляющей
несамостоятельность суждений при поиске способов объяснения и описания
происходящих в обществе процессов.
Идеи сменяются другими идеями, которые в большинстве случаев
представляют собой модификации и конфигурации прежних интеллектуальных
конструктов. В частности, философские идеи привлекают внимание
исследователей тем, что закладывают предельные принципы, создающие
относительно устойчивый фундамент для учреждения и развития теорий и
практик. Именно отсюда и возникает острая необходимость рассмотрения,
каким образом идеи, будучи элементами субъективной картины мира,
становятся самостоятельным фактором изменений в тканях окружающей
реальности, причем в соответствии с вызовами конкретных ситуаций,
возникающих на определенных отрезках исторического развития.
С другой стороны, отмеченную в названии монографии потребность
обращения к институтам мы связываем с их универсальными возможностями
предоставления объяснений возникающих в конкретном социальном
4
пространстве проблем и противоречий. Конечно, философский анализ

характера институционального развития в перманентно усложняющемся
сегодня обществе предопределяет обращение не к самым первым историческим
формам институтов. Тем не менее, исследователям необходим такой образ
института, который бы максимально соответствовал современному
воплощениям этих социальных установлений1. Результаты исследований,
проведенных нами ранее, позволили обнаружить, что становление искомых
институциональных форм обнаруживается в период Нового времени, когда в
движущихся к капитализму государствах Европы происходят процессы
индустриализации2.
Не вызывает сомнений и тот факт, что успех функционирования
государства в большей степени зависит от эффективности проводимой им
политики и принятых правовых норм, актуальных для конкретных
исторических вызовов, возникающих перед государствами. Более того, на наш
взгляд, именно в плане своей организации политика и право являются еще и
наиболее рациональными сферами (как минимум в теории). Таким образом,
1 Равочкин Н.Н. Институт как объект социально-философского анализа // Манускрипт. 2019. Т. 12. № 8. С. 109-
113.
2 Равочкин Н.Н. Анализ значения философских идей в становлении политических и правовых институтов в
индустриальном обществе // Теология. Философия. Право. 2018. № 3 (7). С. 53-66. Равочкин Н.Н. Генезис и
динамика идей // Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований: материалы XVII
Всероссийской научной конференции молодых ученых в области гуманитарных и социальных наук / редкол.:
В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская, А.А. Санженаков; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: ИПЦ НГУ,
2019. С. 76-78. Равочкин Н.Н. Генезис и трансформация идей в социальной философии // Философская школа.
2018. № 6. С. 96-103. Равочкин Н.Н. Идеи разделения властей: становление и рецепция // Евразийский
юридический журнал. 2017. № 10 (113). С. 361-363. Равочкин Н.Н. Идейная детерминация политических и
правовых процессов (Античность, Средневековье, Возрождение) // Научно-методический электронный журнал
Концепт. 2018. № 9. С. 240-246. Равочкин Н.Н. Индустриальное общество и формирование контекста
новоевропейского капитализма: социально-философский анализ // Контекст и рефлексия: философия о мире и
человеке. 2018. Т. 7. № 5A. С. 176-184. Равочкин Н.Н. Логика трансформаций политических институтов:
предварительные замечания // Журнал философских исследований. 2019. Т. 5. № 3. С. 3-10. Равочкин Н.Н.
Необходимость социально-политической модернизации // Горизонты гуманитарного знания. 2018. № 1. С. 37-
44. Равочкин Н.Н. Философско-правовые идеи Г. Гроция как предпосылки формировани нововременных
институтов // Гуманитарные и социальные науки. 2019. № 1. С. 116-124. Равочкин Н.Н. Переход Европы от
средневекового общества к индустриальному: социально-философский анализ // Социодинамика. 2019. № 6. С.
123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=29908
Равочкин Н.Н. Политические и правовые институты древности и Средневековья в контексте политической
философии // Вестник Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета. Серия № 3.
Гуманитарные и общественные науки. 2018. № 2. С. 79-92. Равочкин Н.Н. Социально-философский анализ
политических и правовых институтов Нового времени и Постмодерна // Гуманитарий Юга России. 2018. Т. 7.
№ 1. С. 94-102.
5
можно утверждать, что актуальность предпринятого исследования,

предлагающего лишь одну из моделей объяснения влияния идей на
становление политико-правовых институтов в указанный исторический период,
характеризуется переплетением комплекса теоретических потребностей в его
разработке, а также запросов социального праксиса в связи с необходимостью
поиска эффективной организации функционирования данных структур.
Степень научной разработанности проблемы. Сформулированная нами
тема монографии представляется относительно малоизученной в отечественной
науке. Зарубежные исследования сосредоточены преимущественно на
историческом освещении идей и в большей части представлены в журнале
«History of European Ideas». Тем не менее, важные теоретические основы
изучения роли философских идей в контексте социальных трансформаций
представлены в работах R. Collins3, И.И. Квасовой4, В.И. Красикова5, О.Ю.
Малиновой6, Н.С. Розова7 и других исследователей.
Отправными точками для автора при разработке темы данного
исследования послужили работы Р. Коллинза «Социология философий» (2002) 8
и Н.С. Розова «Идеи и интеллектуалы в потоке истории» (2016)9. В
представленных трудах отображаются интеллектуальные траектории, при
которых определенные коммуникации (через отношения «учитель – ученик
(последователь)» и многообразные встречи) между различными философами
3 Collins R. The Sociology of Philosophies: A Global Theory of Intellectual Change. Belknap Press of Harvard
University Press, 2002. 1098 p.
4 Квасова И.И. О книге Рендалла Коллинза «Социология философий» // Вестник Российского университета
дружбы народов. Серия: Социология. 2005. № 1. С. 40-52.
5 Красиков В.И. Философия: потеря социологической девственности? // Вестник Томского государственного
университета. Философия. Социология. Политология. 2010. № 1 (9). С. 5-16.
6 Малинова О.Ю. Идеи как независимые переменные в политических исследованиях: в поисках адекватной
методологии// Полис. Политические исследования. 2010. № 3.С. 90-99.
7 Розов Н.С. Идеи и интеллектуалы в потоке истории: макросоциология философии, науки и образования.
Новосибирск: Манускрипт, 2016. 344 с. Розов Н.С. Испытание на гуманность социальных порядков в мировой
истории: эскиз исследовательской программы // Философия и общество. 2018. № 1 (86). С. 37-57. Розов Н.С.
Когда началась эпоха Модерна и закончилась ли она? // Сибирский философский журнал. 2018. Т. 16. № 2. С.
63-74. Розов Н.С. Механизмы циклов в политике и экономике: общность моделей // Общественные науки и
современность. 2017. № 2. С. 119-131.
8 Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория интеллектуального изменения. – Новосибирск:
Сибирский хронограф, 2002. 1280 с.
Новосибирск: Манускрипт, 2016. 344 с.
6
порождают идеи, приводящие к тем или иным изменениям, а также

подчеркивается сопряженность с социальной тканью.
Основополагающие работы, посвященные изучению институтов, связаны
в первую очередь с экономическими науками и именами как отечественных
(О.В. Иншаков, Т.Ф. и А.И. Файзуллины, Д.П. Фролов), так и зарубежных
исследователей (Т. Веблен, У. Гамильтон, Д. Марч, Д. Норт, Й. Олсен, О.И.
Уильямсон)10. Наиболее полно в экономическом разрезе сущность институтов
раскрыта в монографии сибирских ученых под редакцией П.М. Першукевича11.
Условно называемым «вкладом политологов» в осмысление
институциональной проблематики можно расценивать труды И.Е. Дискина,
П.В. Панова и Д.Ш. Ткачева12.
Проблематика интересующего нас исторического периода и процессов
европейской индустриализации отражена в исследованиях следующих ученых:
И.И. Булычева, А.И. Гоголева, В.Н. Гончарова, Б.В. Кабылинского, П.П.
Кошкина, Ж.М. Кучуковой, А.А. Лазаревича, Г.В. Лопаткина, А.В. Маслихина,
С.Б. Лугвина, Д.В. Трубицына и ряда других.
Обозначенная актуальность тематики настоящей работы и уровень ее
теоретической разработанности обосновывают выбор объекта, предмета, целей
и задач исследования.
Объект исследования – современные политические и правовые
институты.
Предметом исследования является эволюция идейного содержания
политических и правовых институтов на этапе индустриального общества.
10 Бондарев Н.С. Институциональные преобразования в сельском хозяйстве: теория и методология: автореф.

дис. ... д-ра экон. наук: 08.00.05. – Новосибирск: Сиб. НИИ эконом. сел. хоз., 2015. 52 с.
11 Бондарев Н.С, Косинский П.Д., Щетинина И.В., Бондарева Г.С. Теоретико-методологические и прикладные
аспекты институциональных преобразований в сельском хозяйстве / под науч. ред. академика РАН, д-ра экон.
наук Першукевича П.М. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2017. 340 с.
12 Дискин И. Е. Институты: загадка и судьба. Москва: РОССПЭН, 2016. 302 с. Панов П.В. Институты,
идентичности, практики: теоретическая модель политического порядка. М.: Российская политическая
энциклопедия (РОССПЭН), 2011. 230 с. Ткачев Д.Ш. Особенности функционирования институтов и
социальных сетей на постсоветском пространстве // Полис. Политические исследования. 2006. № 1. С. 78-91
7
Цель исследования – экспликация философских идей Нового времени и

определение их роли в становлении политико-правовых институтов.
В соответствии с заданной целью работы были поставлены следующие
задачи:
1. Определить подходы к определению идей в философских
исследованиях;
2. Исследовать специфику реализации философских идей в социальной
реальности с помощью совокупности методов;
3. Выявить закономерности функционирования институтов в обществе;
4. Проследить эволюцию политических и правовых институтов от
Древности до Нового времени;
5. Раскрыть смысл процессов индустриализации Европы применительно к
политико-правовому порядку;
6. Обосновать значение философских идей Нового времени в становлении
политических и правовых институтов на индустриальном уровне развития
социума;
7. На основании практической реализации идей, детерминировавших
становление нововременных политико-правовых институтов, определить их
онтологические и аксиологические основания, обращение к которым позволит
выявить их актуальность для современных реалий;
8. Определить перспективы будущих исследований в направлении
исторической макросоциологии.
Теоретической основой для написания настоящей монографии послужили
работы отечественных и зарубежных исследователей. В первую очередь сюда
относятся труды Р. Коллинза, Н.С. Розова, Д.В. Трубицына, В.С. Вахштайна, а
также переведенные на русский язык первоисточники философов Нового
8
времени, русско- и англоязычные научные статьи, связанные с темой

исследования, и собственные работы автора13.
Теоретико-методологические основы данной монографии работы
определены поставленными задачами. Исследование проводилось с
применением методов философской компаративистики, исторической
макросоциологии, акторно-сетевой теории, теории фреймов, метода
исторических параллелей.
Научная новизна исследования состоит в том, что:
индустриальном обществе // Теология. Философия. Право. 2018. № 3 (7). С. 53-66. Равочкин Н.Н. Анализ
понятия «идея» в русской философской мысли // В сборнике: Гуманитаристика в условиях современной
социокультурной трансформации Материалы VIII Всероссийской научно-практической конференции с
международным участием. 2018. С. 132-135. Равочкин Н.Н. Генезис и динамика идей // Актуальные проблемы
гуманитарных и социальных исследований: материалы XVII Всероссийской научной конференции молодых
ученых в области гуманитарных и социальных наук / редкол.: В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская,
А.А. Санженаков; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: ИПЦ НГУ, 2019. С. 76-78. Равочкин Н.Н. Генезис и
трансформация идей в социальной философии // Философская школа. 2018. № 6. С. 96-103. Равочкин Н.Н. Идеи
как философские основания: онтологический аспект // Якутский философский журнал. 2019. № 4. С. 4-13.
Равочкин Н.Н. Идеи разделения властей: становление и рецепция // Евразийский юридический журнал. 2017. №
10 (113). С. 361-363. Равочкин Н.Н. Идейная детерминация политических и правовых процессов (Античность,
Средневековье, Возрождение) // Научно-методический электронный журнал Концепт. 2018. № 9. С. 240-246.
Равочкин Н.Н., Щенников В.П. Идейная обстановка в современном российском обществе // Вестник
Московской международной высшей школы бизнеса МИРБИС. 2018. № 2 (14). С. 085-094. Равочкин Н.Н.
«Идея» в античном и средневековом философском дискурсе: семантический анализ // Вестник Северо-
Кавказского гуманитарного института. 2018. № 3 (26). С. 256-262. Равочкин Н.Н. Индустриальное общество и
формирование контекста новоевропейского капитализма: социально-философский анализ // Контекст и
рефлексия: философия о мире и человеке. 2018. Т. 7. № 5A. С. 176-184. Равочкин Н. Н. Интеллектуальная
жизнь: формирование и динамика идей // Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2018. № 3
(19). С. 103-110. Равочкин Н.Н. Логика трансформаций политических институтов: предварительные замечания
// Журнал философских исследований. 2019. Т. 5. № 3. С. 3-10. Равочкин Н.Н. Лингвистический поворот:
социально-философский потенциал // Интеллект. Инновации. Инвестиции. 2018. № 8. С. 70-74. Равочкин Н.Н.
Манипулирование сознанием как компонент идеологической деятельности // Каспийский регион: политика,
экономика, культура. 2016. № 2 (47). С. 135-141. Равочкин Н.Н. Необходимость социально-политической
модернизации // Горизонты гуманитарного знания. 2018. № 1. С. 37-44. Равочкин Н.Н. Философско-правовые
идеи Г. Гроция как предпосылки формировани нововременных институтов // Гуманитарные и социальные
науки. 2019. № 1. С. 116-124. Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с позиции акторно-сетевой
теории // Вестник Бурятского государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66. Равочкин Н.Н. Переход
Европы от средневекового общества к индустриальному: социально-философский анализ // Социодинамика.
2019. № 6. С. 123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL:
https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=29908 Равочкин Н.Н. Политика и право в философии
Постмодерна // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2018. № 2 (99). С. 36-40. Равочкин Н.Н.
Политические и правовые институты древности и Средневековья в контексте политической философии //
Вестник Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета. Серия № 3. Гуманитарные и
общественные науки. 2018. № 2. С. 79-92. Равочкин Н.Н. Проблема восприятия идеологии как типа духовного
освоения действительности // Вестник Московского государственного областного университета. Серия:
Философские науки. 2015. № 1. С. 61-67. Равочкин Н.Н. Социально-философский анализ политических и
правовых институтов Нового времени и Постмодерна // Гуманитарий Юга России. 2018. Т. 7. № 1. С. 94-102.
9
1. Впервые идеи как детерминанты социальных преобразований

рассматриваются с позиции теоретико-методологического синтеза
(многомерной методологии);
2. Впервые в социально-философских исследованиях представлена
контекстуальная зависимость эффективности функционирования институтов;
3. Впервые представлен механизм идейной детерминации становления
современных политико-правовых институтов.
Основные положения:
1. В истории философской науки, посвященной проблематике
определения сущности идей, обнаруживается ряд глубоких противоречий,
затрудняющих их возможное обобщение, что, однако, позволяет наиболее
точно определить необходимые условия их генезиса.
2. Основной проблемой современной философии, препятствующей
раскрытию общих закономерностей идейной детерминации социальных
преобразований, становится одностороннее понимание и устаревшая
методология, которые не позволяют учитывать множество имеющихся
подходов и факторов реализации идей посредством различных иерархических
форм.
3. Авторская типология институтов (социальные, экономические,
культурные, политико-правовые) основана на систематизации основных
положений институциональных исследований и соотношении политики и
права.
4. Специфика функционирования политико-правовых институтов уже с
древних времен показывает закономерность их смены более сильными
образованиями при невыполнении соответствующих регулятивных функций в
том или ином обществе на определенном этапе исторического развития.
5.Модернизационные процессы, начавшиеся еще в средневековой Европе,
позволяют определить контекстуальную зависимость генезиса определенных
10
идей, ставших детерминантами формирования и установления

соответствующих институтов (как тех или иных «правил игры») для различных
государств.
6. Философские идеи во всем своем множестве предстают как результат
интеллектуальной деятельности нескольких поколений мыслителей и в
зависимости от их восприятия, понимания и последующего ранжирования их
основных положений реализуются властью в организации политико-правовых
институтов и практик.
Теоретическая значимость представленного научного исследования

вносит вклад в следующие области:
1. Социальную философию в целом;
2. В конкретные социально-гуманитарные науки (политология,
социология, экономика, политология);
3. Междисциплинарные области, занятые «институционально
ориентированными» исследованиями;
4. В историю изучения идей и интеллектуальной истории.
Практическая значимость. Настоящая монография может стать основой
для написания теоретических курсов по социальной и политической
философии, философии права, истории философии, специализированных
курсов из области социально-гуманитарных наук, создании учебно-
методических и учебных пособий.
Логика исследования обусловила структуру монографии на тему
«Идейные основания нововременных политико-правовых институтов»,
имеющей следующую структуру: введение, два предварительных замечания к
основному тексту работы, четыре главы (итого включающих в себя десять
параграфов), заключение и список литературы.
Во введении обозначены цели и задачи исследования, представлен
краткий обзор теоретического материала отечественных и зарубежных
11
исследователей в интеллектуальной истории, исторической макросоциологии,

социальной философии, указаны актуальность и новизна. Первая глава
посвящена историко-философскому обзору идей, их генезису и потенциалу как
детерминант социальных перемен с позиции современных подходов. Во второй
главе проводится социально-философский анализ феномена институтов, дается
их классификация и рассматривается так называемая «предыстория»
современных политических и правовых институтов. В третьей главе
рассматриваются процессы индустриализации в европейском социуме и
освещается детерминация становления политических и правовых институтов
философскими идеями Нового времени. Четвертая глава обобщает базовые
аксиологические и онтологические основания нововременных политико-
правовых институтов и определяет перспективы изучения темы в контексте
исторической макросоциологии. В заключении подводятся итоги проведенного
исследования и делаются выводы, исходя и поставленных в начале работы
целей и задач.
Данное исследование, как и большинство современных социально-
философских работ, является междисциплинарным, так как охватывает круг
вопросов, которые относятся к различным конкретно-научным дисциплинам:
социология, история, политология, юриспруденция.
Основные положения проведенного исследования прошли
необходимую апробацию и отражаются в ряде печатных работ, входящих в
наукометрические базы, а также были представлены в качестве выступлений,
докладов, тезисов и статей на научно-практических конференциях различного
уровня.
12
Ценностное измерение идей14
Одним из вопросов, который, по авторскому мнению, остается без

однозначного ответа, является следующий: «Почему люди верят одним
субъектам власти, слепо идут за ними, но взгляды других деятелей не
разделяют вообще?». Ответ на него таится в особенностях рецепции идей,
которые заполняют коммуникативное пространство каждого отдельного
социума, вне зависимости от масштабов его рассмотрения. Философское
постижение сущности идей тесно сопряжено с анализом их практической
реализации, что в полной мере соответствует многократно приводимому в
наших работах тезису отечественного исследователя А.Г. Шушкиной, что
«реалии нашей жизни обосновывают переход к прикладному анализу
философских проблем» 15.
В своих работах мы регулярно подчеркиваем факты того, что процессы
возникновения, развития и трансформации идей несут в себе прагматику для
последующего воплощения в той или иной сфере общественной жизни. И если
мы разрабатываем обозначенную проблематику в политико-правовой сфере,
соответственно, такие интеллектуальные конструкты должны являться
значимыми не просто и только для людей их продуцирующих (идеологи,
интеллектуалы, политики, пропагандисты), но для всего общества. Не будет
лишним указать, что развитие выбранной тематика (при)обретает актуальность,
без преувеличения, проходит согласно мировой «повестке дня» ввиду
перманентных усложнений современного нам общества и умножающейся
степени неизвестности, неопределенности и рисковости, что увеличивает
шансы появления ненадежных прогнозов государственного и
общепланетарного развития в кратко-, средне- и долгосрочной перспективах.
14 Основные положения первого предварительного замечания к настоящей монографии отражаются в тексте

статьи: Равочкин Н.Н. Аксиологические основания политических идей // Экономические и гуманитарные
исследования регионов. 2019. № 2. С. 181-186.
15 Шушкина А.Г. Критическая теория общества сегодня // Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и
на Дальнем Востоке. 2014. № 2 (28). С. 99.
13
Полагаем, что сегодняшний мир делает все более значительными разрывы

между требованиями реальной жизнью и инициированием и последующим
принятием политико-правовых проектов, определяя также некоторый
аксиокризис исследуемой нами с философской позиции сферы, что, нередко «в
духе Постмодерна», выглядит как своего рода «побег за политической
бессмысленностью» 16.
Отсюда можно сделать утверждение, что злободневность значимости
идейно ориентированной тематике в политике и праве, вне сомнения,
приобретают ценностные основания, определяющие континуум их
существования, к которым и следует обратиться для понимания
жизнеспособности данных интеллектуальных конструктов. Согласимся, что
«ценность отражает выработанное социумом, находящимся на определенном
этапе развития в определенных исторических условиях, представление об
идеальном положении вещей, соотносимое с конкретной областью
человеческой деятельности»17. Уже изначально можно увидеть, что в этом
понятии отражается такая установка, которая концентрируется на историко-
культурных особенностях и условиях. По нашему мнению, именно такой
контекст существенным образом оказывает влияние на формирование всех
социальных феноменов. Поэтому закономерным отсюда будет вывод о том, что
практически любые идеи, которые связаны с политическим и правовым полем,
формируются с учетом специфики конкретного контекста и реалий, путей и
способов решения проблем, актуальных для того или иного общества в связи со
стоящими перед ним задачами.
Как нам представляется, отмечаемый сегодня уход от «смысла» власти в
государстве, требует выявления и освещения аксиологических оснований идей
в их историческом срезе. Кроме того, мы последовательно представляем
16 Равочкин Н.Н. Аксиологические основания политических идей // Экономические и гуманитарные

исследования регионов. 2019. № 2. С. 181-186.
17 Молодыченко Е.Н. Аксиологические основания политического дискурса // Научно-технические ведомости
Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Гуманитарные и общественные
науки. – 2015. – № 1 (215). – С. 10.
14
общественности убежденность, что любые связанные с властью философские

идеи, которые дошли до нас и стали нам известны, существовали, существуют
и, вероятней всего, продолжат свое существование через прохождение
некоторой трансформации, обретут несколько измененное содержание во
властных практиках как модификации изначальных идеальных конструктов.
Это лишний раз подтверждает мнение, что осмысление ценностных оснований
идей в историко-философском и философско-историческом (суть – социально-
философском) ракурсах не просто определяют их сущность, но позволяют
сохранять актуальность по настоящее время.
Имеет смысл начать с Аристотеля18, для которого на раскрытие
предметной области сферы политического одним из значимых представляется
следующее убеждение. Так, образование и развитие конкретной формы
правления достигается благодаря «осознанию» государством природы
образующих его людей как «политических существ». Причем ошибочно
рассматривать человека только через понятие «политическое», поскольку сюда
еще добавляется необходимость раскрытия его натуры как «существа
нравственного». Определение сущности человека задает императив поиска его
отличительных свойств. К таковым Аристотель относит наличие в человеке
добродетели как нравственного начала, и факт того, что любой индивид
является гражданином, выполняющим свои прямые функции в виде участия в
политической жизни своего государства. В этом плане мы констатируем
синкретизм политики и этики.
Факт такого единства, которое отражается в паре «властное –
нравственное», оказывается крайне важным и для эпохи современности,
поскольку. К примеру, практическая реализация идей институтов
«парламентаризм» и «политическая партия», предполагают анализ их
идеальной и фактической сущности. Так, общеизвестно, что успешность
деятельности политических партий можно оценивать в зависимости от степени
18 Аристотель Политика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 375-644.
15
выражения интересов различных субъектов. Во-первых, некоторого

абстрактного человека как гражданина своего государства; во-вторых,
реальных приверженцев и сторонников конкретных партий на уровне
государства. Важно указать, что число граждан, которые принимают в
политическом процессе непосредственное участие, не может превышать
некоторые пределы в соответствии с установленным цензом. Соответственно,
такое положение дел детерминирует необходимость организации институтов
как представительных органов, к которым и относятся парламент и сами
партии. Таким образом, это доказывает такое аксиологическое основание
социально-философских идей, определяемое нами как «ценность
включенности» (посредством в данном случае механизма представительства)
индивида в политический процесс того иди иного государства, с которым он
имеет и поддерживает устойчивую связь через правовую категорию
«гражданство» 19.
Дальнейший анализ аристотелевских воззрений на сферу политического
позволяет засвидетельствовать такой императив, при котором государство
должно стремиться к разумному созданию и поддержанию конфигураций
общей и частной собственности20. Это позволяет использовать стремление
человека к личной выгоде в области общесоциальных интересов. Исходя из
целесообразности в таких сочетаниях «индивидуальное – общественное»
назревает тезис о необходимости использования принципа «золотой середины»,
который можно с некоторой условностью обозначить стержнем этической
концепции этого видного античного философа: для того, чтобы быть
добродетельным человек должен определять свои действия в соответствии с
принципом бегства от крайностей. На основе этого Аристотель заявляет, что
при осуществлении практик социального управления необходимо сторониться
19 Аристотель Политика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. – М.: Мысль, 1983. – С. 375-644.
20 Кашников Б.Н. Концепция общей справедливости Аристотеля: опыт реконструкции // Этическая мысль.
2001. № 2. С. 89-117.
16
таких убеждений, которые провоцируют субъектов власти к однобокости при

организации и планировании государственного развития.
В этом можно отчетливо указать на критику Спарты за ее стремление к
позволяющей приобрести господство доблести; аналогично спартанскому
варианту государства Стагирит критикует Афины, правда, уже за стремления
властей данного полиса к избытку досуга. Из этого следует, что потенциал
рассматриваемых идей напрямую связан с конструированием системы
властных отношений и их проявлением в отношении граждан21. Таким образом,
имея в представлении некоторый образ государственного устройства, субъекты
власти в зависимости от собственных ценностных категорий, формируют, по их
мнению, сбалансированное общественное устройство на конкретной
территории. По аналогии с функционалом данного основания, назовем его как
«ценность сбалансированности» в аспекте государственных дел.
Исходя из нашей установки понимания, государство является не просто
высшим видом общения между людьми, но и основополагающий
суперинститут, как высшая форма реализации не только политико-правовых, но
и ряда других идей. В общественной жизни любого государства присутствует
плюрализм отношений, каждые из которых приходятся на определенную сферу
(а чаще всего – на несколько сфер), имеют свои траектории развития. Кроме
того, немаловажно и то, что в каждом из возникающих отношений субъектами
преследуют собственные цели22. Так, во взаимодействиях, относящихся к
государственному конструированию, детерминантами мотивов поведения
будут качественно иные цели, нежели в краткосрочных отношениях по поводу
простой житейской выгоды. Проинтерпретируем данные положения.
Аристотелевское государство противопоставляется иным видам
коммуникативных взаимодействий: оно репрезентируется не в значении
«топографическое общение» или как «охранительный союз против
22 Васильева А.С. Понятие власти в философии Аристотеля // Известия высших учебных заведений. Северо-
Кавказский регион. Серия: Общественные науки. 2010. № 3 (157). С. 123-125.
17
несправедливости», но государство создается как система взаимодействий

«ради благой жизни между семействами и родами»23, то есть для такой жизни,
которая будет наилучшей во всех ее отношениях и проявлениях.
Мы связываем рассматриваемый тезис с самим назначением философии,
которая является свободным знанием, или как знание, свободное от
целесообразности; как наука, сделавшая знание своим предметом, а оно само
является ценным само по себе. Отсюда исходит и практическое применение
такого основополагающего аристотелевского принципа, который будет
сформирован через стремление государства не столько к реализации
конкретных целей, но и к тому, чтобы быть ценным для себя самого.
Необходимость являться самодостаточным – вот такой принцип можно
определить, поскольку он достаточно ясно схватывает и фиксирует ценность
самого государства.
Возвращаясь к сущности человека, состоящей в его «политичности»,
достаточно легко определить «идею совершенного человека» как стремление
стать совершенным гражданином и осуществлять действия по формированию
«идеального государства». При этом следует помнить, что сама сущность
государства сводится античным энциклопедистом к природе семьи и индивида,
что на деле и детерминирует их сущность. Как известно, Стагирит
подчеркивает принципиальную важность положения о том, что целое является
первичным по отношению к своей части. В элементах, которые являются
связанными между собой и образуют социум как некоторое единое целое,
власть понимается в качестве неотъемлемой части подчинения и находит свое
проявление во всем24. Отсюда следует, что под очередным аксиологическим
основанием политических идей будет пониматься положение о «необходимости
формирования государства как некоторого целостного образования». Причем
24 Саратовцева М.А. Историко-философский анализ как основа теоретико-методологического изучения
социальной защищенности // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г.
Белинского. 2012. № 27. С. 117-120.
18
данное основание отчетливо прослеживается в устремлениях граждан обрести

самодостаточность, что позволило бы им оказаться способными без властного
принуждения (то есть самостоятельно) совершать общественно полезные
действия. Кстати, мы полагаем, что «гражданское общество» как
общеизвестная демократическая категория современности берет свое начало
именно с древнейших времен.
При выяснении дальнейших ценностных оснований следует обратить
внимание на факт наличия рабства в Древней Греции. Центральным принципом
здесь будет являться разделение профессиональной деятельности. В
буквальном смысле такой «протоверсии общественного разделения труда» у
античных мыслителей еще не прописано, но сам институт рабства выделяется в
качестве существующего в соответствии с самой природой вещей. Интересно,
но данный тезис базируется не столько на самих профессиональных навыках,
формирование которых берет свое начало из склонностей конкретного
человека, сколько на положении, что «государственное устройство означает то
же самое, что и порядок государственного управления, последнее же
олицетворяется верховной властью в государстве» 25. Выходит, что социальный
порядок, гарантируемый и поддерживаемый в первую очередь властными
институтами, преследует цель обеспечения безопасности, в условиях которой
граждане, найдя себя в той или иной профессии, с ее помощью приобретут
способность удовлетворять собственные потребности26. Таким образом, любые
идеи, ориентированные на различные группы, в качестве своих
аксиологических оснований в той или иной степени предлагают организовать
властные институты обеспечивать безопасность граждан в увязке с их родом
деятельности.
Следует отметить, что исследуемая нами разновидность идей
предполагает осмысление результатов деятельности властвующих субъектов
25 Аристотель Политика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 457.
26 Гоббс Т. Левиафан. М.: Рипол Классик, 2017. 608 с.
19
вне зависимости от количественного состава. Успех функционирования в сфере

политики и права в сопряжении с остальными сферами общественной жизни
может оцениваться с точки зрения результативности принятых властью
решений, что означает необходимость сделать акцент на прагматизме при
анализе содержания продуцируемых идей. Такая практичность проявляется в,
например, их ориентирующей функции, которая предполагает адекватное
конкретному социуму формулирование значимости, причем как уже
состоявшимся, так и будущим достижениям в политико-правовой сфере. И
напротив, действия любого рода, которые не приносят необходимых
результатов, не позволяют отметить их оправданный характер.
В последующем эта позиция, обращенная к реальности в осуществлении
властных практик, обнаруживается, вне сомнения, в «Государе» Н.
Макиавелли. В своем произведении итальянский мыслитель стремится создать
образ, к которому должен стремиться так называемый «идеальный правитель».
Основным тезисом Макиавелли становится утверждение, согласно которому
государь должен обладать хитростью и силой. При этом проводится сравнение
правителя со львом и лисицей: «из всех зверей пусть государь уподобится двум
– льву и лисице. Лев боится капканов, а лиса – волков, следовательно, надо
быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть
волков» 27. Способность к ситуативному применению хитрости лисицы и силы
льва должна помочь любому правителю стать успешным в делах собственно
политических.
Макиавелли первый принимает во внимание некоторый реализм сферы
политики, исходя из позиции, что «угодить всем все равно не получится».
Правитель теперь лавирует между массами, к которым он относит простой
народ, а также войска, присягнувшие на верность своему сюзерену, и, более
того, знать. Отходя от классического макиавеллизма, целесообразно отметить,
27 Макиавелли Н. Государь // Макиавелли Н. Государь. Рассуждение о первой декаде Тита Ливия. М.: Эксмо;
СПб.: Мидгард, 2005. С. 99
20
что интересы отдельных социальных слоев могут не совпадать, а порой

противоречить интересам других групп. Учесть интересы всех страт не
представляется возможным, соответственно, власть диктует политическому
субъекту необходимость быть хитрым для того, чтобы сохранять позитивные
оценки как минимум большей части граждан, а с другой стороны, такой
властвующий субъект обязан твердо и сильно проводить политические
решения для того, чтобы они были как минимум приняты. Преодоление
Средневековье дает качественно новое прочтение эффективно осуществляемой
политики: полезно все, что способствует поддержанию контроля над
государством, реализации политической власти и сохранению своего
положения – суть все, что используется для практических целей.
На многочисленных примерах Макиавелли доказывает, что при
осуществлении на практике т. н. «добрых дел» по отношению к народу,
вероятней всего, будет достигнут обратный эффект: «добрыми делами можно
навлечь на себя ненависть точно также, как и дурными, поэтому государь, как я
уже говорил, нередко вынужден отступать от добры ради того, чтобы
сохранить государство, ибо если та часть подданных, чье расположение ищет
государь, – будь то народ, знать или войско, - развращена, то и государю, чтобы
ей угодить, приходится действовать соответственно, и в этом случае добрые
дела могут ему повредить»28. Мы уже делали акцент на том, что «если массы
развращены, то добрые дела, обращенные к себе, будут восприняты ими как
слабость, поэтому государь должен то и дело отступать от подобной практики,
чтобы не упускать из виду подчиненность народа. Для любого правителя это
становится проблемой» 29.
Мы видим, что осуществление ситуативной, сопряженной с
конъюнктурой, политики, становится витальной составляющей идей,
28 Макиавелли Н. Государь // Макиавелли Н. Государь. Рассуждение о первой декаде Тита Ливия. М.: Эксмо;
СПб.: Мидгард, 2005. С. 108
29 Равочкин Н. Н. Идейная детерминация политических и правовых процессов (Античность, Средневековье,
Возрождение) // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2018. № 9. С. 243.
21
продуцируемых правителем, который должен определять свои действия

исключительно целями. «Цель оправдывает средства и никак иначе»: это и есть
центральный мотив при создании идей, подходящих для тех или иных страт.
Даже если речь идет о лжи – значит, необходимо пускать ее в ход для
удержания власти. Итак, философская мысль эпохи Возрождения, подчеркивая
ориентацию идей на практику и отмечая их утилитарный характер, выделяет
прагматизм в качестве еще одного аксиологического основания.
Однако поистине постижение сущности современной нам политики и
права невозможно без анализа философии Нового времени как контекста,
который способствовует созданию сегодняшних институтов. Концепция
классического либерализма как первая из оформившихся систем
интеллектуальных конструктов как раз приковывает к себе исследовательское
внимание, поскольку в идеологиях ценностная составляющая отчетливо
проявляется за счет, вероятней всего, синергетического эффекта, достигаемого
потенциалом всей совокупности присутствующих в ней идей30. Любой
политико-правовой институт, который участвует в борьбе за власть и/или
процессах реализации властных полномочий, становится субъектом,
разделяющих те или иные идеологические схемы, синтетический характер
которых отражает их сложное сочетание. Существование и транслирование
идеологии возможно только в форме «идеологем», как средств выражения и
ожидания ценностных ориентиров, интересов и умонастроений
индивидуальных и коллективных субъектов.
Не претендуя на всестороннее исследование либеральной идеологии,
лишь отметим, что в период нововременной Европы следует обратить
внимание на договорную концепцию происхождения государства и институт
разделения властей. В этой политико-правовой теории достаточно понятна
основная ценность, которая пронизывает всю систему сдержек и противовесов.
30 Селезнева А.В. Ценностные основания политических идеологий: политико-психологический анализ //

Политическая наука. – 2017. – № S. – С. 365-384.
22
Три ветви власти не подчиняются единой силе, но, в теории, равноправны

между собой в государстве.
Дж. Локк как один из основоположников данного принципа указывает,
что с одной стороны необходимо развести функции государственных органов, с
другой – привести к достижению некоторого баланса между ними, что
позволит обеспечить порядок в конкретном социуме вообще. Оба этих фактора
ложатся в основу идей, касающихся системы естественного права и также
свободного и равного существования всех граждан. Формирование института
разделения властей в соответствии с локковскими взглядам можно видеть из
политико-правового устройства ряда государств начиная с рубежа XVIII-XIX
столетий и до наших дней. Вечность этого института вполне объяснима,
поскольку идея, предложенная Локком и доведенная до различных форм своего
практического отражения Монтескье и остальными мыслителями, содержит
значимость внутригосударственного баланса, являясь при этом одной из
фундаментальных для демократических режимов вообще.
Вывод из первого замечания может быть представлен в достаточно
компактной форме. Современные политико-правовые идеи имеют ряд
априорных аксиологических оснований, к которым относятся: включение
человека в политический процесс; формирование умеренности в системе
отношений между гражданами; необходимость формирования
самодостаточного гражданина как члена гражданского общества; обеспечение
безопасности людей через создание ряда социальных институтов;
прагматическая ориентированность как способность властного субъекта
добиваться поставленных целей; достижение баланса в государстве за счет
формирования системы сдержек и противовесов. В свою очередь, полагаем, что
постижение сущности хотя бы данных, предложенных в предварительных
замечаниях к монографии, ценностных оснований идей является лишь одним из
направлений преодоления сегодняшнего аксиокризиса, проявляющегося
сегодня в различных масштабах социального бытия.
23
Синкретизм политики и права31
В современном социально-философском дискурсе также набирает

популярность проблематика постижения статуса современных политических и
правовых институтов, то есть выявление их места в системе общественных
связей и отношений. Так, один из аспектов обозначенной проблемы, который
необходимо прояснить, связан с неочевидностью их возможного
функционирования в неразрывном единстве. И если в качестве гипотезы мы
заявим положительный ответ, то возникает закономерный вопрос: «А каковыми
будут формы подобного взаимного влияния (да и вообще – их существования и
функционирования)?».
В философской терминологии есть такой термин, как «синкретизм». Он
означает неразрывность, нерасчлененнось различных объектов либо их
первоначальную слитость, которую мы можем наблюдать в определенном
явлении или процессе. Традиционное употребление данного понятия
предполагает анализ различных форм существования, правда,
преимущественно сосредоточивается на ранних стадиях человеческого
развития. Поэтому мы полагаем, что одновременно с его общепринятым и
традиционным использованием данный термин может быть использован и в
современной философии, в том числе и для описания социальных явлений и
процессов. Таким образом, «синкретизм» может быть применен для
дескрипций властных практик, если быть точнее – в области взаимодействия
как минимум двух интересующих нас элементов: политических и правовых
институтов32.
Важнейшим пониманием политических институтов будет их
дефинирование как определенных долговременным и значимым характером
31 Основные положения второго предварительного замечания к настоящей монографии отражаются в тексте

статьи: Равочкин Н.Н. Синкретизм политики и права в институциональном проявлении: социально-
философский анализ // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2018. № 6 (103). С. 35-39.
32 Равочкин Н.Н. Синкретизм политики и права в институциональном проявлении: социально-философский
анализ // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2018. № 6 (103). С. 35-39.
24
действий и практик «социальных воплощений», связанных с «верхновной»

властью. К таковым традиционно относят политические партии, органы
законодательной, исполнительной и судебной власти. Правовые институты
реализуются в виде тех же социальных образований, но уже в связи со всей
совокупностью норм права или их принадлежностью к специфической части
какой-либо его отрасли, что определяет их функционал через регулирование
конкретного вида однородных общественных отношений. Такое понимание
правовых институтов подразумевает существование такой их типологии:
собственно государственных, гражданских, трудовых и других33.
Стоит отметить, что появлению правовых институтов в их буквальном
понимании изначально предшествует ряд других социальных регуляторов,
которые также регламентируют поведение человека. К таковым
преимущественно относят нормы морали и обычаи, хотя традиционное
представление методов воздействия на общественные отношения дополняется
корпоративными и религиозными правилами. Н.М. Коркуновым34 определяется
соотношение нравственных и правовых норм следующим образом. Так, к
нормам, которые оценивают поведение человека, будут относиться
«нравственные» (также допустимо называть их «моральные», «этические»), но
те, что уже осуществляют разграничение интересов индивидов законодательно,
будут относиться собственно к нормам права.
При этом социологическая концепция Коркунова также разграничивает
тесно связанные между собой нормы права и юридические нормы. Так, первые
понимаются как законодательные (следовательно, связанные с совокупностью
некоторых политических решений) установления, которые разделяют
сталкивающиеся интересы социальных акторов. Вторая разновидность норм
предполагает писаный, своего рода, идеальный юридический быт для

34 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М.: Издательство Юрайт, 2016. 422 с.
25
общественных отношений, вне зависимости от их соблюдения35. Таким

образом, нравственность, предшествующая праву, выводит только некоторый
моральный долг, не возведенный в абсолют, но правовые нормы как некоторая
evolutis mores (мораль, прошедшая определенную «эволюцию») обусловливают
возможности реализации множества моделей поведения и одновременно
устанавливают обязанности для всех и каждого, закрепляя их на
государственном уровне36.
Даже такое первое приближение к институтам рассматриваемой сферы
позволяет указать на искомую выше неразрывную взаимосвязь друг с другом.
Из этого следует, что каждый из элементов политических институтов оказывает
существенное влияние на начала институций сферы права и наоборот. Таким
образом, подкрепляем наш рабочий тезис о синкретизме политических и
правовых институтов, который заключается не только в совместном
существовании их элементов, но и в силу открытости социальных систем в
оказании ими значительного влияния друг на друга. Рассуждения в таком
ключе требуют обозначить данные аспекты влияния правовых норм на сферу
политического и ее институты, а также указать, какому влиянию подвергаются
нормы права в зависимости от архитектуры власти37.
В целом, поставленная задача предполагает обращение к правовой
институционализации. В качестве таковой рассматриваем генезис и
последующее формирование правовых институтов38. Основанием подхода
служит пропозиция, согласно которой, для современной системы права
правовой институт становится первичным объединяющим звеном. Значимость
такой формы устройства, по мнению А.В. Курочкина, заложена внутри многих
35 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М.: Издательство Юрайт, 2016. 422 с. Петухова А.В.
Социологическая концепция Н.М. Коркунова // Вестник Нижегородского университета им. Н.И.Лобачевского.
Серия: Социальные науки. 2012. № 3 (27). С. 74-78.
37 Там же
38 Курочкин А.В. Концепт «правовая институционализация» и его содержание // Актуальные проблемы
российского права. 2016. №3 (64). С. 39.
26
законов39. Для нас это означает, что влияние права на политическую сферу
общественной реализуется в форме одноименной институционализации,
выступающей для нее сущностной характеристикой. Составные части
последней реализуются посредством действующих в различных государствах
актуальных законов и кодексов, которые, в конечном счете, осуществляют
формальную регламентацию деятельности не отдельных индивидов, но и
организаций на территории конкретной страны.
Попробуем определиться с подобным взаимовлиянием применительно к
реалиям нашей страны. Концептуальным образом политической и правовой
систем, согласно их конституционному закреплению, будет считаться, что они
представляются как, своего рода, практические реализации модификаций
демократических идей, адаптированных под контекст российского государства.
Анализ массива современных философско-правовых и философско-
политических, политологических и правовых научных работ наводит на
следующее мнение. Полагаем, что в Российской Федерации реализуются
реформы, формирующие нормативно-правовую базу электоральной
составляющей публичного политического пространства и процесса. Тогда в
этом утверждении мы не просто затрагиваем какие-то вопросы, связанные с
избирательным процессом, но обозначаем претензию на положение о развитии
нормативно-правовой системы, регламентирующую данный процесс в России40.
Из этого следует, что нормативно-правовая база значительным образом
определяет права политических партий принимать участие в избирательном
процессе и, тем самым, формировать властные органы российского социума, а
значит, оказывая существенное влияние на государство как суперинститут
вообще.

российского права. 2016. №3 (64). С. 39-47 Курочкин А.В. Особенности правовой институционализации
политических партий // Ученые записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки. 2008. Т. 150, кн.
5. С. 35–44 Курочкин А.В. Политические партии в России: формирование правового статуса // Вестник
Академии экономической безопасности МВД России. 2009. №6. С. 105-108.
27
Такова схема возникновения правовой институционализации

политических партий, под которой можно понимать «процесс трансформации
общественных форм ассоциаций граждан (не оформленных в соответствии с
требованиями действующего законодательства), объединѐнных общей
политической целью, в соответствующий институт путем вовлечения их в
сферу регулируемого правом комплекса отношений, связанных с образованием,
организацией и деятельностью партий»41. Партия представляется лишь одним
из институтов власти, чья институционализация связывается с ее правовым
регулированием. Однако от других социальных установлений они отличаются
тем, что такая связь представлена достаточно сильно, буквально напрямую
отражая их взаимозависимость. Такое положение дел лишь означает, что иные
формы институционализации для появления и функционирования
политической партии не являются столь значимыми42. Причину видим в
следующем: партия, определяемая многими как институт сферы политики,
предполагает формализацию ее организации со всеми соответствующими
признаками, что регламентируется юридическими законами. В конечном счете,
это позволяет доказать тезис об отмеченном выше влиянии правовой сферы
общественной жизни на политическую43.
При последующей демонстрации векторов влияния правовых институтов
на политические, целесообразно будет отметить еще несколько моментов. Для
этого опять рассмотрим законодательство российского государства. В
частности, исследователи С.И. Грачев и С.Е. Черняев пишут про Федеральный
Закон «О политических партиях», который «впервые в новейшей истории
России (предыдущая версия касалась только партий в Советском Союзе)
узаконил политическую партию в качестве особой формы общественного
объединения, единственно сохранившей право участия в выборной
41 Курочкин А.В. Особенности правовой институционализации политических партий // Ученые записки
Казанского университета. Серия Гуманитарные науки. 2008. Т. 150, кн. 5. С. 35.
42 Курочкин А.В. Политические партии в России: формирование правового статуса // Вестник Академии
экономической безопасности МВД России. 2009. №6. С. 105-108.
28
деятельности»44. Фактически в данном нормативном правовом акте прописаны

сущностные критерии, под которые подпадают политические партии,
позволяющие им являться таковыми. Сюда относится номинальная
численность данного образования, обладание региональными отделениями и
так далее.
Еще один нормативно-правовой акт, а именно Федеральный Закон «Об
основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме
граждан Российской Федерации» определяет, что «не менее 50 % депутатов
региональных парламентов должны были быть избраны в рамках
пропорциональной избирательной системы»45. В последующем мы можем
наблюдать увеличение количества принимаемых законодательных актов,
определяющих собственно нормативные основания для юридически
грамотного оформления и функционирования политических институтов.
Анализ правовой системы Российской Федерации, фундированный идейными
конструктами и последующими разработками области философии права,
доказывает факт ее существенного влияния на теоретические и практические
аспекты деятельности политических партий в рамках российского
государства46. Таким образом, даже через данный пример, мы обнаруживаем,
что и все множество политических институтов подпадает под сильные связи с
нормативно-правовым регулированием.
Подобного рода влияние норм права на политические институциональные
практики может наблюдаться, например, через форму контроля за соблюдением
определяемых действующим законодательством оснований и критериев. К
примеру, поправки к федеральному законодательству Российской Федерации
послужили результатом рассмотрения фактов, согласно которым, некоторые
субъекты из рассматриваемого нами института оказались несоответствующими
44 Грачев С.И., Черняев С.Е. Современная нормативно-правовая база, как регулятор деятельности
политических партий в Российской Федерации// Общество: политика, экономика, право. 2017. №3. С. 9.
политических партий в Российской Федерации// Общество: политика, экономика, право. 2017. №3. С. 9.
29
выделенным критериям. Последствия заключаются в том, что они подлежат

самороспуску или принудительной ликвидации после годичной проверки.
Достаточно интересные данные приводят С.И. Грачев и С.Е. Черняев, говоря о
том, что в конце 00х-самом начале 10х гг. XXI столетия влияние отмеченных
процедур ощутило на себе достаточно большое количество политических
партий. В конечном счете, попытки отстоять свое существование проявляла
только одна из таковых, которой в рамках своей самозащиты пришлось дойти
до Европейского суда по правам человека и доказать неправомерность и
незаконность ее роспуска, как, собственно, и саму процедуру принуждения к
ликвидации партии47.
Мы можем отметить и обратное влияние политической сферы на
правовую, которое может происходить через, например, коммуникативное
взаимодействие. Так, на повестке дня была поставлена проблема: количество
политических партий, соответствующих законодательно установленным
критериям, существенно сократилось. В этом можно усмотреть проблему
собственно практики политического участия, что и было обсуждено как самими
субъектами, так и экспертами. Таким образом, один из подтверждающих
тезисов можно сформулировать следующим образом: «уменьшение количества
партий, зарегистрированных в РФ, может повлечь за собой ослабление
политической конкуренции в политическом пространстве страны». Стоит
отметить, что результатом этих проблемных дискуссий становится
сформированность и четкая согласованность политических институтов (в
частности – Государственной Думы и Совета Федерации). Наблюдается
реализация достаточно продолжительной модернизации, которая позволяет
регламентировать действующую систему законов о политических партиях.
Формируются уточнения и дополнения к существующим нормативным актам,
регламентирующих процессы организации, взаимодействия и кооперации
политических партий в Российской Федерации// Общество: политика, экономика, право. 2017. №3. С. 9-13.
30
множества политических образований и партий, которые по тем или иным

причинам не смогли пройти минимальные пороговые значения для вхождения в
состав Государственной Думы48.
Следует отметить, что институционализация политических организаций в
частности и всей сферы в целом не сводится исключительно к формированию
нормативно-правовой базы, позволяющей регламентировать существование и
деятельность политических институтов. А.В. Курочкин подчеркивает, что
институционализация партий реализуется не только правовыми, но еще и
партийными (корпоративными) нормами (устав, внутренний регламент)49.
Отсюда можно сделать вывод, что правовая детерминация деятельности
политических институтов предполагает итоговую правовую
институционализацию субъектов политического процесса. Тем не менее,
правовая сфера все же позволяет реализовать влияние на политические
институты, поскольку с совершенствованием самого права и проникновением
его, без преувеличения, в абсолютно большую часть сфер человеческой
жизнедеятельности, их существование становится все более и более зависимым
от законодательства. Одновременно с влиянием правовых институтов на
политические существует и обратная связь, проявляющая себя через
инициирование и последующее принятие тех или иных решений, касающихся
сфер политики и права.
Дальнейшая логика указывает нам на необходимость привести
определение «политического института», предлагаемое А.В. Абрамовым:
«исторически сложившаяся, нормативно закрепленная, организационно
оформленная и регулярно воспроизводимая модель отношений, связанных с
завоеванием политической власти, осуществлением общественного управления,

российского права. 2016. №3 (64). С. 39-47 Курочкин А.В. Особенности правовой институционализации
политических партий // Ученые записки Казанского университета. Серия Гуманитарные науки. 2008. Т. 150, кн.
5. С. 35–44 Курочкин А.В. Политические партии в России: формирование правового статуса // Вестник
Академии экономической безопасности МВД России. 2009. №6. С. 105-108.
31
а также с участием граждан в этих процессах»50. На наш взгляд, такое

дефинирование позволяет уйти от однобокого понимания сущности
политических институтов. С одной стороны, в этом определении фиксируется
основание нормативности, что позволяет описать сущность политической
институционализации через призму принадлежности к системе
законодательства. С другой стороны, приведенное объяснение «политического
института» позволяет дать им описание как самостоятельно бытующих
организаций.
В частности, сюда можно отнести принятое Федеральным собранием
решение о введении так называемых «налоговых каникул» для некоторых форм
деятельности предпринимателей. Во-первых, оно повлекло за собой
использование определенных механизмов, облегчающих деятельности
соответствующих групп граждан страны. Во-вторых, это решение повлекло за
собой трансформации в части налоговой нагрузки на бизнес, способствуя
формированию иных способов наполнения федерального бюджета. В качестве
позиции, подтверждающей наше мнение, можно привести мнение С.В.
Островского и Л.А. Лобовой о том, что «вопреки заявлению президента В.В.
Путина в 2014 году в послании федеральному собранию о введении моратория
на повышение налогов, общая нагрузка на бизнес растет, и она связана, прежде
всего, с новыми неналоговыми платежами, изменениями методики определения
налогооблагаемой базы, этому способствующие» 51. Из этого следует аргумент,
что политические институты, ощущающие на себе влияние со стороны
правовой системы государства, сами являются способными оказывать и
оказывают существенное влияние не только на все общество в целом, но и на
саму правовую реальность в частности.
Социально-философский анализ деятельности партий, Федерального
собрания как разновидностей политических институтов указывает на их
50 Абрамов А.В. Политический институт и политическая институционализация: определение понятий // Власть.
– 2010. – №5. – С. 55.
51 Островский С.В., Лобова Л.А. Роль партии в политический институционализации малого бизнеса //
Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. 2017. № 2. С. 138.
32
непосредственное влияние при формировании нормативно-правовой базы,

которой подчиняются граждане и организации в современном российском
обществе52. Конечно, на приведенном примере с малым бизнесом в России
можно отметить, что де факто политические институты формируют весьма
противоречивую правовую систему, зачастую мешающую профессиональной
деятельности предпринимателей. Для нас же важным является доказательство
тесного единства политики и права53.
В качестве итога по второму предварительному замечанию можно
сказать, что взаимодействие политических и правовых институтов предстает во
взаимной связи. На наш взгляд, в философском дискурсе (по крайней мере)
постижение сущности представленного объекта гораздо логичней организовать
через их понимание в качестве социальных образований, которые все же
находятся в синкретическом единстве. Правовые институты являются
нормативной базой для существования и корректного взаимодействия всего
множества политических институций. В свою очередь, последние опираются на
институты, относящиеся к сфере права, а также они формируют определенные
векторы управления обществом и государством и, как было показано,
осуществляют свое воздействие на саму правовую систему. Поэтому в любом
государстве, где бы ни проводился анализ взаимодействия политических и
правовых институтов, мы считаем, что пусть и посредством других практик и
примеров, с неизбежностью обнаружим отмеченный синкретизм,
воспринимаемый автором как «витальный». Действительно, такое
взаимовлияние, с одной стороны, закладывает основы для эффективного
государственного развития в современном перманентно усложняющемся мире,
с другой – представляет дополнительный вклад в научную мысль, позволяя
определять весь плюрализм институтов власти как «политико-правовые».
52 Хамидуллин К.Ш. Правовые формы взаимодействия государства и политических партий // Общество и

право. 2011. №4 (36). С. 106-109.
33
Глава 1. Генезис, динамика и практическое воплощение идей

1.1. Осмысление идей: основные теоретические концепции и их
соотношение
Отсутствие единства во мнениях и возникающие разногласия насчет

видения предметных областей – вот что является непреходящими свойствами
многоаспектности и сложности философии, одновременно способствуя ее
развитию54. По нашему мнению, аргументированная природа различий между
идеями представителей тех или иных направлений является наиболее ярким
отражением жизнеспособности философии и драйвером ее динамики.
Семантический анализ понятия «идея» предполагает обширный научно-
исторический экскурс: рассмотрение различных традиций мысли и концепций.
Уже при первом приближении к смысловому значению рассматриваемого
понятия перед исследователями предстает внутреннее содержательное
богатство и насыщенная семантическая динамика55. Анализ идеи в качестве
концептуального уровня познавательной деятельности задает ретроспективную
и перспективную важность исследования и его актуальность в качестве
современной философской проблемы56.
Во всем своем многообразии изучаемая нами проблематика находилась в
центре внимания философов на протяжении всей интеллектуальной истории.
Берется ли идея в качестве умопостигаемой и вечной сущности в
противопоставлении чувственному уровню восприятия или рассматривается
как априорное понятие чистого разума, в процессуальном аспекте или в
понимании некоторого трансцендентного состояния, или же эксплицируется в
54 Агацци Э. Методологический поворот в философии // Вопросы философии. 2014. № 9. С. 60-65.

55 Равочкин Н.Н. «Идея» в античном и средневековом философском дискурсе: семантический анализ //
Вестник Северо-Кавказского гуманитарного института. 2018. № 3 (26). С. 256-262.
56 Равочкин Н.Н. Идеи как философские основания: онтологический аспект // Якутский философский журнал.
2019. № 4. С. 4-13. Равочкин Н.Н. Генезис и динамика идей // Актуальные проблемы гуманитарных и
социальных исследований: материалы XVII Всероссийской научной конференции молодых ученых в области
гуманитарных и социальных наук / редкол.: В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская, А.А. Санженаков;
Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: ИПЦ НГУ, 2019. С. 76-78. Равочкин Н.Н. «Идея» в античном и средневековом
философском дискурсе: семантический анализ // Вестник Северо-Кавказского гуманитарного института. 2018.
№ 3 (26). С. 256-262.
34
психологическом аспекте в качестве представления, она неизменно сохраняет

определенный уровень концептуальной проблематичности. Общий
семантический анализ предполагает изучение и выявление смыслообразующих
особенностей понятия в зависимости от контекста употребления, исторической
и культурной эпохи, его эволюцию на протяжении продолжительного
временного отрезка57.
Ранее мы писали о том, что понятие «идея» в периоды Античности и
Средневековья то находилось в мейнстриме теоретических поисков, то уходило
на второй план. Так, идеалистические философские концепции зачастую были
склонны к преувеличению роли идеи в устройстве мироздания, понимая ее то
как «эйдос»: «вид», «наружность» или «образ» в античной традиции, это и
своеобразный атом-идея Демокрита, и внутренняя форма – имманентный
способ бытия вещи или ее идеальный прообраз у Платона. У Фомы Аквинского
идеи выступают в качестве находящегося в рассудке Бога прототипов вещей. В
свою очередь материалистические концепции были склонны к значительному
преуменьшению роли идей как таковой58. Тем не менее, уже анализ первых
исторических отрезков осмысления понятия «идея» позволяет увидеть
неизменность его фундаментального характера в жизнедеятельности
человечества.
Обращаясь к дальнейшему анализу и осмыслению рассматриваемого
понятия, обнаруживаем, что в Новое время эти практики осуществляются «в
рамках эмпиризма и рационализма. Основываясь на платоновском подходе,
рационалисты исходят из понимания мысленного конструкта как имманентной
составляющей личностной структуры, интерпретации «врождѐнных идей» как
2019. № 4. С. 4-13. Равочкин Н.Н. Генезис и динамика идей // Актуальные проблемы гуманитарных и
социальных исследований: материалы XVII Всероссийской научной конференции молодых ученых в области
гуманитарных и социальных наук / редкол.: В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская, А.А. Санженаков;
Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: ИПЦ НГУ, 2019. С. 76-78. Равочкин Н.Н. «Идея» в античном и средневековом
философском дискурсе: семантический анализ // Вестник Северо-Кавказского гуманитарного института. 2018.
№ 3 (26). С. 256-262.
58 Равочкин Н.Н. «Идея» в античном и средневековом философском дискурсе: семантический анализ //
Вестник Северо-Кавказского гуманитарного института. 2018. № 3 (26). С. 256-262.
35
совокупности заложенных в человеке как существе думающем и познающем

способностей, возможностей, потенций к реализации мыслительных операций,
к познанию. Эмпирики видят в основании генезиса новых идей накопленный
человечеством и личностью экзистенциальный опыт, на основании синтеза,
анализа, обобщения и классификации которого рождается новое знание,
изначально представленное в сознании в виде неоформившихся и относительно
хаотично движущихся идей»59.
Значительный вклад в разграничение идей и других форм мышления
остается за И. Кантом, представившего свою иерархию форм познания в виде
цепочки логически связанных между собой операций: представление вообще →
представление с осознанием → ощущение → познание → созерцание →
понятие → рассудочное понятие → идея (как понятие разума)60. Для Канта идея
остается идеальной сущностью, бесконечной субъективностью, недостижимой
для человеческого разума, но обуславливающей его устремления, мотивацию
выйти за пределы накопленного опыта.
Итак, абсолютизация метафизических основ идеи происходит в период
зарождения классической немецкой философии, достигающая своего пика в
диалектической системе Гегеля. Вечное изменение, которому подвержено все в
мире, бесконечно, – все имеет начало и все имеет конец, но в ходе
непрерывного изменения происходит развитие, в котором усматривается
разумный смысл происходящего. То, что в ходе всеобщего изменения получает
развитие – называется жизнь. Посредством изменения и перехода от одной
формы к другой, жизнь в гегелевской системе отождествляется с идеей, а идея в
свою очередь выступает главным субъектом развития. Идея абсолютизируется
59 Равочкин Н.Н. Генезис и трансформация идей в социальной философии // Философская школа. 2018. № 6. С.
96-103.
60 Кант И. Критика чистого разума. М.: Наука, 1999. 655 с. Равочкин Н.Н. Генезис и трансформация идей в
социальной философии // Философская школа. 2018. № 6. С. 96-103.
36
в качестве высшей категории мироздания, последним выражением которого

становится Абсолютный Дух61.
Богатый на философские и научные течения XX век привносит ощутимые
изменения в, казалось бы, устоявшиеся классические философские стратегии
понимания идеального и материального. Во многом происходит окончательный
разрыв с метафизикой. Сами идеи напрямую не исследуется и не постулируется
в научных и философских исследованиях. Тем не менее, она получает
опосредованное выражение через целое множество новых терминов и понятий.
Постепенно происходит переориентация мыслителей с идеи на формулировку
проблем смысла, концептов и смыслообразующих грамматических
особенностей языка. Классическая философская проблема находит свое новое
воплощение: идея оказывается неразрывно связанной не только с рассудочной
деятельностью, но с языком, который в самом широком смысле понимается в
качестве движущего творческого начала, задающим многие параметры и
мышления, и самой идеи, то есть объекта мыслительной деятельности.
Следует обозначить, что взгляды Гегеля на сущность идеи в большинстве
своем приняты в рамках марксизма и, соответственно, длительное время
считались господствующими в отечественной философии. В контексте
главенствующей в Советском Союзе над другими традициями марксистской
философии наилучшим образом, на наш взгляд, понимание идеи отражены в
положениях теории П. В. Копнина, которые мы репрезентируем в следующем
виде:
1. Идея – форма отражения действительности;
2. Идея – результат накопленного человечеством и личностью опыта;
3. Идея – процесс постижения мыслью предмета;
4. Практика как незыблемая основа и критерий истинности
интеллектуальных конструктов62.
96-103.
37
Отмечая и признавая, в том числе, сегодняшнюю актуальность работ

Копнина, Д.В. Третьяков, словно солидаризуясь с нами, подчеркивает, что
труды этого выдающегося мыслителя фактически являются единственным
примером идейно ориентированных исследований для отечественных
философов63.
Тем не менее, прошлый век со всем его множеством кризисных и
трагических событий приводит к становлению постмодернистской парадигмы,
в рамках которой идеи подвергаются резкой критике. Д. В. Третьяков дает
наиболее емкое описание сложившейся ситуации: «в трудах философов-
постмодернистов идея теряет своѐ ключевое значение и в онтологическом, и в
гносеологическом отношении, а вместо этого приобретает иллюзорный
характер, становится ―пустым знаком‖ (Ж. Деррида), ―симуляцией‖ (Ж.
Бодрийяр), неким виртуальным текстом, оторванным от реальности (Р. Барт)» 64.
Констатируя «смерть идей» и их конечность оппозиционным по отношению к
античному пониманию образом при сравнении с «интеллигентскими
религиями» (культура, наука, техника), постмодернисты признают их
«иллюзорное» влияние на социум и вообще чаще всего отмечают
происходящее в деструктивном и негативном ключе.
Тем не менее, в последние годы актуальность изучения влияния
интеллектуальных конструктов на социальную жизнь возрастает. В частности,
приведем мнение О.Ю. Малиновой: «Обращение к идеям как значимой
переменной в каком-то смысле было продиктовано ходом мировой политики» 65,
рядом фактов и событий конца прошлого столетия. Сюда относится и распад
СССР, и завершение «Холодной войны» вместе с падением коммунизма, и
последовавшие за этим посткоммунистические трансформации в
восточноевропейских государствах бывшего ОВД, и новый миропорядок с
62 Копнин П.В. Идея как форма мышления. Киев: Изд-во Киевского У-та, 1963. 108 с. Копнин П.В.
Философские идеи В.И. Ленина и логика. М.: Наука, 1969. 484 с.
63 Третьяков Д. В. Идея и еѐ онтогносеологический статус: автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 2006. С. 7.
64 Там же. С. 9.
65 Малинова О.Ю. Идеи как независимые переменные в политических исследованиях: в поисках адекватной
методологии// Полис. Политические исследования. 2010. № 3. С. 91.
38
появлением качественно новых угроз безопасности, что, по нашему мнению,

представляется невозможным для осмысления без принятия во внимание
идейных оснований.
Сегодня налицо семантическая многоуровневость и неоднородность
понятия «идея» в междисциплинарном и общефилософском поле. В понятии
«идея» успешно соседствуют и сожительствуют самые разнообразные
смысловые пласты. В ненаучной публицистике понятие идеи зачастую
используется в расплывчатом и неопределенно-общем смысле, не создавая
возможностей для рефлексии. В различных научных дискурсах идея
понимается то в качестве понятия, концепта, то в качестве психологического
представления.
Для наглядного представления изменений в понимании сущности идеи
автором предлагается следующая таблица (см. Таблица 1) 66:
Таблица 1. Трансформации в понимании сущности идей
Подход Сущность идеи
Демокрит Материальная первооснова, первоматерия всего сущего
Платон Идеальная первооснова
Аристотель «Овеществленная» идеальная сущность, форма познания
Рационализм Совокупность имманентных способностей личности, обуславливающих
способности к познанию
Эмпиризм Результат накопленного личностью и социумом экзистенциального
опыта
И. Кант Понятие разума, идеальная, недостижимая сущность, мотивирующая к
выходу за пределы накопленного личностью и обществом
экзистенциального опыта
Г. Гегель Средство мотивации личности к реализации определенных
поведенческих паттернов, общества – к трансформациям
Советская Как отражение действительности, результат накопленного
марксистская человечеством и личность экзистенциального опыта; процесс
философия постижения мыслью предмета
Постмодернизм «Псевдоидея»; «Симулякр».
Современные Сложное, комплексное, синтезное образование, мыслительный
исследования конструкт, который выступает порождением индивидуального и
коллективного сознания, оказывает воздействие на личностное и
коллективное поведение
По своей сути, идеи во всем своем множестве форм (теории, концепции,
подходы, взгляды) являются философскими основаниями. В самом общем
96-103.
39
значении они представляются как исходные термины и предложения теории,

отражающие мировоззренческое, методологическое и социальное содержание.
Помимо этого идеи также логически детерминируют те же категории
различных теорий, правда, уже в конкретном дискурсе67. Касательно вклада в
развитие в историческом освещении особая роль в разработке и развитии
рассматриваемых нами оснований отводится ученым, соединившим
философские исследования с конкретно-научными. К видным представителям,
вне сомнения, можно отнести сотни имен, но для автора в его попытках
охватить различные по своему предмету науки наиболее логично приведение
такого ряда имен зарубежных интеллектуалов: Фалес, Платон, Аристотель, Ф.
Бэкон, Р. Декарт, И. Ньютон, Т. Гоббс, Дж. Локк, Г.В. Лейбниц, И. Кант, Д.
Юм, Г.В.Ф. Гегель, О. Конт, Г. Спенсер, В. Дильтей, А. Пуанкаре, Г. Фреге,
З.Фрейд, А. Эйнштейн, Б. Рассел, К. Ясперс, Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж.
Остин, К. Поппер, Н. Бор, Х.Г. Гадамер, М. Фуко, Ж. Бодрийяр, Р. Коллинз68.
Приведение всего множественного прочтения «идей» под такое
универсальное прочтение как «философские основания» было приведено нами
ранее69. Мы связываем такую допустимость с исходной позицией при анализе
мира, фундаментальным характером философского знания и его
направленностью на поиск предельно общих понятий и принципов
сущностного. Вариации философских идей и категориальных смыслов,
применяемых в исследованиях, указывают на их одновременную
гетерогенность и системность организации. В философских интеллектуальных
конструктах можно выделить онтологическую и эпистемологическую
подсистемы: «Первая представлена сеткой категорий, которые служат
матрицей понимания и познания исследуемых объектов», выражение второй
67 Платонова С.И. Философские основания социологии // Вестник Челябинского государственного

университета. 2009. № 11 (149). С. 113-121.
2019. № 4. С. 4-13.
69 Равочкин Н.Н. Анализ понятия "идея" в русской философской мысли // В сборнике: Гуманитаристика в
условиях современной социокультурной трансформации Материалы VIII Всероссийской научно-практической
конференции с международным участием. 2018. С. 132-135.
40
наблюдается «в нормах и идеалах познания, характеризует познавательные

процедуры и их результат (понимание истины, метода, объяснения,
доказательства, теории, факта)»70. На практике влияние философских оснований
отражает реалии, которые сложились в конкретном обществе.
Так называемое «классическое» постижение процессов генезиса и
динамики идей можно представить в двух способах. Первый из них связан с
рассмотрением идей, зарождающихся в качестве повседневных практических
знаний, которые непосредственно сопрягаются с жизненными задачами,
решаемыми люди для создания необходимых условий своего существования.
По мере появления общественного разделения труда на физический и
умственный, соответственно, происходит выделение знания из практического
опыта. Далее наблюдается его постепенное движение к относительно
самостоятельной от практики теоретической форме, а производство такого
знания уже выделяется в качестве специального вида познавательной
деятельности. В отличие от практической систематизации знания,
теоретическая форма при переходе от одних положений к другим оперирует
логическими понятиями, доказательствами и опровержениями. А вот уже
обобщение конкретных положений происходит с помощью философских
категорий. Дальнейшая динамика направлена от философии к науке в процессе
разделения знания на отдельные области исследования и выделения из
цельного знания соответствующих наук собственной предметной областью71.
Вторая исследовательская позиция наиболее четко представлена в
работах С.С. Антипова72, который отводит главную роль процессам
воображения, способным дать желаемое представление «результата
деятельности до того, как он будет достигнут реально, в предвосхищении того,
70 Платонова С.И. Философские основания социологии // Вестник Челябинского государственного
университета. 2009. № 11 (149). С. 113-121.
71 Генезис и динамика идей // Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований: материалы
XVII Всероссийской научной конференции молодых ученых в области гуманитарных и социальных наук /
редкол.: В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская, А.А. Санженаков; Новосиб. гос. ун-т. – Новосибирск:
ИПЦ НГУ, 2019. – С. 76-78.
72 Антипов С.С. Воображение как катализатор развития науки и искусства // Философская школа. 2019. № 7. С.
102-107. Антипов С.С. Воображение как свойство человека // Философская школа. 2018. № 5. С. 83-94.
41
чего ещѐ не существует». Основными свойствами воображения считаются

плодовитость, деятельность, энтузиазм (А. Джеррард)73. К слову, все это
обнаруживает сходство с учением Платона74, полагавшего первичность идеи и
вторичность материи, понимая под ней «продукт идеи». И, действительно,
вполне справедливо выглядит мнение, что вначале человек порождает
визуализацию чего-либо, а уже только затем стремится к реализации каждого
конкретного замысла. Платоновский мир эйдосов содержит образы всех
существовавших, существующих ныне, а также представления о предметах
будущего. Благодаря воображению можно не только объяснить причины
соединения в рамках «прошлое – настоящее – будущее», а также определить
направленность действий субъекта. Анализируя учение Д.Юма75, Антипов
фактически переходит на уровень постижения идей в их многообразном и
сложном сочетании. Более этого, он отмечает присутствие в воображении не
только идей, но и страсти, что обеспечивает единство задумки и действий.
Таким образом, идеи предстают не чем иным, как главным продуктом
воображения, являясь по своей форме философскими или научными76.
Однако данные «классические» взгляды на проблематику идей, по
меньшей мере, не могут удовлетворить претензии на философский уровень
хотя бы по причине их редуцированности и не-включения в себя различных
подходов, что бы могло выглядеть более оправданным в исследовательском
дискурсе современности. Но в то же время мы ни в коем случае не игнорируем
их возможности, отмечая, что в зависимости от стоящих перед нами задач
будем обращаться к их положениям. Применительно к нашему замечанию
обратимся к позиции новосибирского философа Н.С. Розова, который также
признает силу воображения и отмечает, что в рамках человеческой истории
73 Энджел Дж. Творческое воображение: от Просвещения к Романтизму // Человек: образ и сущность. 2001. №
1 (12). С. 117-126
74 Платон Полное собрание сочинений в одном томе. М.: Альфа-книга, 2018. 1311 с. Энджел Дж. Творческое
воображение: от Просвещения к Романтизму // Человек: образ и сущность. 2001. № 1 (12). С. 117-126
75 Юм Д. Сочинения: в 2 тт. Т. 1. М.: Мысль, 1965. С. 377.
76 Антипов С.С. Воображение как катализатор развития науки и искусства // Философская школа. 2019. № 7. С.
102-107. Антипов С.С. Воображение как свойство человека // Философская школа. 2018. № 5. С. 83-94.
42
идеи возникают как «особые социальные реальности, возникающие при

определенных условиях в некоторых сообществах»77. Таким образом, тезис
Розова фактически означает согласие с очевидностью нашего замечания насчет
того, что постижение генезиса идей должно обращать внимание на значимость,
которая принадлежит географическим, историческим, социокультуным,
политическим, экономическим и другим условиям.
Объединяя воображение и плюрализм условий, профессор Розов строит
свою четырехчастную социальную онтологию (материальный мир, психосфера,
культуросфера и социосфера)78. Связывая идеи с «социальной
воображаемостью» и четкой завязкой на географической локализации
социальных сетей и центров, Розов особенно подчеркивает, что «в одних
местах планеты Земля может произойти, а в других — нет, а даже если бы и
случился, никто бы об этом не узнал»79. Сообразуясь с логикой Н.С. Розова,
считаем, что для более детального определения значимости контекста и
социальных сетей целесообразно обратиться к положениям социального
реализма Р. Коллинза и акторно-сетевой теории (ANT) 80.
Ранее мы уже писали, что Коллинз сформировал социологическое
понимание формирования и динамики философских идей, которое в недалеком
прошлом не находило отклика среди профессионалов в данной области
исследования81. Коллинзовское понимание интеллектуальных сетей и
философских идей и систем позволяет определить, что же является и может
называться «истинной философией», а что, по сути, есть ее мимикрия или даже
78 Кудашов В.И., Равочкин Н.Н. Н.С. Розов. Идеи и интеллектуалы в потоке истории: макросоциология
философии, науки и образования // Вопросы философии. 2017. № 2. С. 212-215.
80 Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с позиции акторно-сетевой теории // Вестник Бурятского
государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66. Равочкин Н. Н. Интеллектуальная жизнь: формирование и
динамика идей // Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2018. № 3 (19). С. 103-110.
81 Collins R. The Sociology of Philosophies: A Global Theory of Intellectual Change. Belknap Press of Harvard
University Press, 2002. 1098 p.
43
подделка82. Осмысливая генезис идей посредством обращения к рациональной и

исторической реконструкции, доксографии, интеллектуальной истории
определенных эпох, Коллинз определяет в качестве мифа тезис о том, что
«история философии создается ―тогда‖, когда и происходят сами те или иные
интеллектуальные события, имеющие всегда характер неповторимого
индивидуального озарения и креатива»83. Отсюда следует, что философ
является гением-одиночкой, который всегда один и именно он наконец-то
испытывает озарение подлинностью84. Налицо возникновение определенного
парадокса, который снимается посредством определения Коллинзом
социологических корней (причины формирования и развития
интеллектуальных конструкций), которыми обладают философские идеи85.
Итак, принципиальная новизна коллинзовского учения состоит в ряде
моментов, на стыке которых появляется возможность говорить, что идея как
интеллектуальный конструкт обретает потенциал к формированию, развитию,
динамике и своему последующему применению на практике. С одной стороны,
идеи представляют собой результат определенной контекстуальной
детерминированности в виде четко определенных социальных схем. В
последующем они используются интеллектуалами при производстве
конкретных мыслительных конструктов и формировании нового
мировоззренческого аппарата. Другая сторона понимания генерирования и
динамики идей заключена в актуальных проявлениях самой исторической
эпохи, существенным образом влияющей на мыследеятельность конкретного
интеллектуала. Практико-ориентированные интеллектуалы имеют для

университета. Философия. Социология. Политология. 2010. № 1 (9). С. 6.
84 Квасова И.И. О книге Рендалла Коллинза «Социология философий» // Вестник Российского университета
дружбы народов. Серия: Социология. 2005. № 1. С. 40-52.
85 Коллинз Р. Макроистория: очерки социологии большой длительности // Политическая концептология:
журнал метадисциплинарных исследований. 2017. № 2. С. 38-55. Collins R. The Sociology of Philosophies: A
Global Theory of Intellectual Change. - Belknap Press of Harvard University Press, 2002. — 1098 p.
44
общества столь же высокую значимость, как и те, кто занимается

теоретическими исследованиями86.
В отличие от большинства ученых и методологов науки, предполагавших,
что идеи формируются и развиваются только благодаря двум-максимум трем,
поколениям ученых, для Коллинза было очевидным достигать актуализации и
удержания во внимании множества самых разнообразных интеллектуальных
детерминаций идей. Кроме того, происхождение и оформление идей в
понимании американского мыслителя определяется единством внутренней и
внешней детерминант. Суть данных факторов отражена во включенности
интеллектуалов в систему интерсубъективных связей, позволяющей говорить о
возможности включенности его интеллектуальных возможностей в единую
систему по производству идей. Более того, конкретные социальные институты,
заинтересованные в результатах интеллектуальной деятельности, позволяют им
войти не только в профессиональную среду, но и в систему общественных
отношений, сохранив себя полностью и получив при этом определенную
поддержку87.
Постижение значения философских взаимодействий в интересующей нас
политико-правовой области и определения роли идей в институциональном
строительстве индустриального социума требует от нас следующего. Во-
первых, для начала необходимо детально рассмотреть теории наиболее
выдающихся мыслителей рассматриваемой эпохи (Нового времени) и,
вероятней всего, изучить труды предшественников, во-вторых, произвести
факторную оценку влияния их идей на формирование общего политико-
правового фона эпохи. Считаем, что обращение к коллинзовскому подходу
может послужить сглаживающим фактором в необратимо возникающих
противоречиях между существующими теоретическими позициями.
86 Равочкин Н. Н. Интеллектуальная жизнь: формирование и динамика идей // Экономические и социально-

гуманитарные исследования. 2018. № 3 (19). С. 103-110.
гуманитарные исследования. 2018. № 3 (19). С. 103-110.
45
В свете же акторно-сетевой теории развитие идей неразрывно связано с

«акторами», реализующими социальную практику как вид действия88. В своей
жизнедеятельности люди через множественные взаимодействия создают и
вступают в связи не только друг с другом, но, в том числе и с вещами 89.
Процессы развития философских идей в рамках всей интеллектуальной
истории выступают лишь феноменами проявления социальной реальности.
Обращаясь к выводам из анализа коллинзовской концепции, обнаруживаем, что
«интеллектуалы и ученые, занятые в (меж)дисциплинарных исследованиях и
создающие посредством коммуникации меняющиеся во времени конкурентные
сетевые среды взаимодействия, развития идей и теоретического обмена»90,
оказывают влияние на составные элементы социальной структуры.
В рамках рассматриваемой концепции история, генезис и динамика,
философских идей понимается как процессы, детерминированные
взаимодополняющими аспектами. С одной стороны, интеллектуалы,
создающие принципиально новые теоретические и практические положения,
оказывают идейное влияние на развитие социума и факты реализации истории
государств. Другой аспект заключается в понимании сущности используемых в
обществе предметов. Уже не как объектов, испытывающих на себе постоянное
воздействие со стороны субъектов, но как акторов, равноправно и равноценно
участвующих в формировании и самой социальной ткани, и интеллектуальной
истории, оказывая значительное влияние на исследователей, которые в свою
очередь вынуждены реагировать на появление новых идей91.
88 Bourdieu P. The Logic of Practice. Polity Press, 1990. 340 p.

89 Ерофеева М. А. Акторно-сетевая теория и проблема социального действия // Социология власти. 2015. Т. 27.
№ 1. С. 17-36. Малов Е. А. Феномен социальных сетей: акторно-сетевой контекст, теоретико-методологический
анализ. Дисс. ... канд. соц. наук: 22.00.01. СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2015. 236
с. Писарев А., Астахов С., Гавриленко С. Акторно-сетевая теория: незавершенная сборка // Философско-
литературный журнал Логос. 2017. Т. 27. № 1 (116). С. 1-40. Czarniawska B. Bruno Latour and Niklas Luhmann as
organization theorists // European Management Journal. 2017. Vol. 35. Issue 2. pp. 145-150.
https://doi.org/10.1016/j.emj.2017.02.005
государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66.
91 Zheltova E. L. An episode from the sociological history of technology in the light of actor-network theory of Bruno
Latour // Epistemology & Philosophy of Science, vol. 54, no. 4, pp. 191–201, 2017. DOI: 10.5840/eps201754482
46
В результате мы видим существование множественных взаимных

зависимостей влияния исследователей, формирующих принципиально новые
идеи для развития социальных связей и отношений, и созданных ими
продуктов как акторов, имеющих свойство активной «деятельности» в области
отмеченных связей и отношений. Такое взаимное влияние приводит к развитию
интеллектуальной сферы в конкретной социальной среде. Таким образом, в
ходе своего перманентного обновления все общество через деятельность
отдельных индивидов реализует развитие исторического процесса в
политической и правовой сферах. В ходе истории развития идей формируется
так называемая «циркуляция», суть которой заключается в перемещении
полученных знаний. Вместе со знаниями перемещаются и связанные со
словами и записями сущности. Согласно логике теории, записи также
становятся полноправными участниками социальных процессов и развития
интеллектуальной истории вообще92.
Далее мы рассмотрим вариации и механизмы проявления философских
идей в социальном контексте.
1.2. Возможности идей в социальных преобразованиях93
Сведение смысла идей к философским основаниям позволяет считать

справедливым их в качестве универсальных инструментов, которые могут
приводить к изменениям в тех или иных сторонах общественной жизни. Тем не
менее, несмотря на такую общеизвестность, их сущность и потенциал
оказываются проигнорированными многими исследователями. Поэтому еще
раз необходимо уточнить, что же собой представляет идея как таковая.
государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66.
93 Основные положения данного параграфа отражены в тексте статьи: Равочкин Н.Н. К определению роли идей
в истории общества: анализ взглядов М. Вебера // Вестник Московской международной высшей школы бизнеса
МИРБИС. 2017. № 4 (12). С. 6-10.
47
Авторское видение сущности идей совпадает с позицией Н.С. Розова,

утверждающего, что суть интеллектуальных конструктов индивидов трактуется
совершенно по-разному в зависимости от самих оснований миропонимания. К
примеру, сторонники материализма утверждают, что идеи, или ментальные
состояния, как таковые представляют собой физические состояния мозга.
Представители социологизаторского подхода (к которому, кстати, относится и
профессор Розов) полагают, что идеи представляют собой «особые социальные
реальности, возникающие при определенных условиях в некоторых
сообществах»94. Фактически здесь можно указать, что под идеями справедливо
понимать целые институты либо их части, либо такие результаты
интеллектуальной деятельности, которые сами детерминируются
общественными институциональными образованиями.
В качестве приводимых представителями социологизаторского подхода
доказательств, позволяющих лучше зафиксировать сущностные характеристики
идей, Розов отмечает следующие три:
 аргумент природы нормативности, суть которого заключается в
том, что любая социальность и феномен социальной реальности немыслимы без
соответствующего контекста. Здесь подразумевается, что любое достижение
сферы культуры невозможно вне общества, которое его порождает, и не может
быть изолировано от него;
 аргумент языковой обусловленности, в соответствии с чем, любая
идея не может быть понята и транслирована без языковых средств, которые в
свою очередь также имеют социальные корни95;
 аргумент универсальности причинных объяснений: изучение
знаний и идей должно рассматриваться в системе причинно-следственных
94 Розов Н.С. Идеи и интеллектуалы в потоке истории: макросоциология философии, науки и образования. –
Новосибирск: Манускрипт, 2016. – С. 7.
95 Равочкин Н.Н. Лингвистический поворот: социально-философский потенциал // Интеллект. Инновации.
Инвестиции. 2018. № 8. С. 70-74.
48
отношений, что влечет понимание социально-культурного контекста

возникновения и существования любых идей, возникающих у людей96.
В своих стремлениях дать описание сущности и роли возникающих идей
для социальной практики среди интеллектуалов обращает на себя внимание
немецкий мыслитель М. Вебер, исходящий из утверждения об определенной
причинности. Обратимся к одному из тезисов первого параграфа, важность
которого состоит в схватывании природы идей, имеющих социальные,
культурные, политические, экономические и прочие основания. Это означает,
что сам генезис идей в человеческом сознании вообще, согласно
представлениям Макса Вебера, определен системой различных факторов, более
того, одни идеи становятся основанием для возникновения любых других идей,
чаще всего выступающих их модификациями и конфигурациями97. Таким
образом, любая из возникающих идей имеет комплексную («социосферную»)
детерминацию.
Идеи, существующие в сознании людей и находящие свою практическую
реализацию, весьма значимым образом влияют на привычное положение дел в
общественной жизни. Здесь мы имеем, что в любом социуме, согласно взглядам
Вебера, существенный вес имеет бюрократия. По его мнению, достаточно
важной проблемой применительно к нашей тематике является соотношение
бюрократии (властного феномена) и демократических ценностей, заполняющих
определенное социальное пространство и функционирующих в нем. С нашей
точки зрения, снятие определенных затруднений в данной проблеме, как и ее
последующее решение напрямую зависит от двух связанных с идеями
переменных. Прежде всего, от самого набора идей, заложенных в конкретном
контексте, в котором живут индивиды и одновременно функционирует данная
бюрократия, во-вторых – от содержания идей, формирующихся и
96 Розов Н.С. Идеи и интеллектуалы в потоке истории: макросоциология философии, науки и образования. –
Новосибирск: Манускрипт, 2016. – 344 с.
97 Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. London and New York: Taylor and Francis Group,
2005. 314 p.
49
охватывающих индивидуальное и коллективное сознание, определяя общий

стиль мышления для изучаемого контекста.
Итак, М. Вебер показывает, что для современного человека и общества
свойственно противостояние двух начал. С одной стороны, сама идея
бюрократии состоит в том, что эта форма организации управления, по сути,
неизбежна и необходима для современного общества. Немецкий интеллектуал
объясняет это тем, что «господство бюрократии означает господство
профессионально обученных чиновиков, в конечном счете –
профессионального знания»98.
Веберовское видение бюрократизации позволяет сделать вывод, что идея
бюрократии находится в сознании человека как социального и политического
существа (поскольку в обществе не просто допускается, а скорее
приветствуется и с необходимостью формируется властная сила бюрократии
как таковой) и состоит желании организовать процесс рационального
управления в реалиях индустриального общества для повышения. Причину, по
нашему мнению, достаточно просто найти и определить через соответствие
такого варианта социального администрирования духу времени, то есть для
повышения эффективности использования ресурсов и улучшения качества
жизни, а также, применительно к институтам, поддержание порядка и
адекватного реагирования на возникающие перед обществом вызовы и
перемены99. И эти тезисы ни в коем случае не являются декларативными
заявлениями, поскольку ранее мы отмечали, что «на практике бюрократическая
машина продолжает работать даже в таких условиях, в которых не работают
другие» 100 субъекты.
98 Катаев Д.В. Типы демократического управления в социологии М. Вебера // Известия Волгоградского

государственного педагогического университета. 2009. № 8. С. 72.
99 Катаев Д.В. Актуализация социологии Макса Вебера в экономических теориях: проблемы интерпретации и
рецепции // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2011. №
130. С. 244-251.
100 Равочкин Н.Н. К определению роли идей в истории общества: анализ взглядов М. Вебера // Вестник
Московской международной высшей школы бизнеса МИРБИС. 2017. № 4 (12). С. 6-10.
50
Из такого понимания идеально бюрократии можно определить ее роль

как организатора социального бытия. Эта идея была сформирована как ответ на
вызовы специализации деятельности человека в системе социальных
отношений и связей, что повлекло за собой необходимость нормирования
деятельности и введения все более и более специализированного труда.
Фактически достигается баланс бытия общества и человека. Посредством
такого «нормирования» и через профессионализацию выражается позитивная
сторона идеи бюрократизации общества, в чем и проявляется лишь один из
аспектов роли интеллектуальных конструктов.
С другой стороны, в продолжение веберовской логики размышлений,
Д.В. Катаев утверждает, что одновременно следует указать на проявление
негативных последствий от практического воплощения идеи бюрократии. Это
проявляется в том, что рассмотренная идея предполагает достаточное жесткое
регламентирование социальных структур. Очевидно, что со временем это
приведет к тому, что для проживающих в таком типе общества граждан
основной ценностью предстанет рациональное управление, которое
осуществляется чиновниками. В конечном счете, бесконечная формализация
нивелирует сам смысл социального развития101. К тому же и сам М. Вебер
отмечает, что негативная сторона идеи бюрократизации общества превращает
его в «стальную клетку», в которой формируются такие угрозы
демократическим ценностям, как безличное господство и формализм102. В
противовес этому хочется отметить, что при демократическом варианте
организации общественной жизни все же подразумевается набор ценностей,
связанный с ценностью человека как такового.
Неограниченный характер идеи бюрократизации влечет за собой
поглощение демократических ценностей. Вместе с тем, бюрократия в
101 Катаев Д.В. Категория «смысла» и «понимания» как интеграция обыденного и теоретического знания в
социологической парадигме Макса Вебера // Вестник Томского государственного университета. Философия.
Социология. Политология. 2015. № 1 (29). С. 162-169.
102 Там же
51
современном нам мире является неотъемлемой частью властных практик, а

демократизация режимов – де факто объективная тенденция. Соответственно,
требуется определенный компромисс их совместного существования с
демократией. Обращаясь к взглядам Вебера, таким компромиссом может стать
модификации идеи бюрократии после определения ограничения ее полномочий
и через логичное выделение ряда определенных задач, решение которых
позволит максимально эффективно развиваться как человеку, так и обществу.
Отсюда определяется вторая позитивная роль идеи бюрократизации:
высшей ценностью для общества должен стать конкретный индивид. Любое
действие должно осуществляться в сообразовании с единственной целью –
предоставлении и обеспечении человеку индивидуальных возможностей
самоопределения. Такой подход позволит регламентировать существование
социума, причем как существование конкретного индивида, так и отдельных
общностей и институтов. Кроме того, практическая реализация этого аспекта
однозначно способствует самореализации человека в конкретной общественной
структуре.
Перейдем к еще одному аспекту, который характерен для постижения
веберовского видения роли и значения идей в социуме. Обозначим тезис о том,
что существование любой идеи априори предполагает возможность
невыполнения предписанных ею правил как способов и принципов
существования социальных субъектов. Это в равной мере относится к
отдельному человеку, группе и даже относительно общества в целом. Такой
подход к возможности практической реализации идей для нашей тематики
означает, что нарушение правил и неэффективность функционирования
институтов свидетельствует о возникших кризисах идейной рецепции103.
Мы же определяем, что роль идей в истории общества проявляется как
раз в их инструментальном значении. Они представляют своего рода
103 Швинн Т. Альберт Г. Старые понятия – новые проблемы: социология Макса Вебера в свете актуальных
вызовов // Социологическое обозрение. 2017. Т. 16. № 2. С. 198-217.
52
«лакмусовую бумажку» для отражения некоторой «правильности» бытия

социальных субъектов и структур в целом. Так интеллектуалы и аналитики
получают возможность отрефлексировать справедливость и корректность
существования социальных феноменов и определенной культуры. Равно как это
предполагает наличие некоторых критериев оценивания как системы норм и
правил существования конкретной культуры или социального феномена как
реализации заложенных в них интеллектуальных конструктов. Таким образом,
в рамках философского дискурса реализация идей, заложенных в любом
социальном, культурном, политическом феномене, дает возможность провести
анализ на адекватность соответствия существования конкретного феномена тем
принципам, которые были изначально в него заложены теоретиками104.
Очередной аспект роли идей в общественной жизни проявляется через их
рациональную организованность. По этому поводу Д.И. Сапонов отмечает, что
к сущности рационализации, помимо веберовского, существует еще подход Г.
Лукача. Он отмечает, что, в частности, «для Вебера в результате
рационализации мир становился расколдованным, прозрачнымво всех сферах
жизни – в сфере права, управления производством, этики; для Лукача же,
напротив, рационализация – это заколдовывание мира и, следовательно,
исчезновение прозрачности» 105.
На практике это раскрывает сущностные характеристики экономики как
сферы взаимодействия индивидов. Для Лукача рационализация есть следствие
капиталистических товарно-денежных отношений. А для нормального
полноценного взаимодействия необходимо понимание закономерностей,
возникающих в товарно-денежных отношениях. Такое понимание дает
возможность калькуляции, что способствует появлению возможностей
определения эффективности социально-экономических отношений между
105 Сапонов Д.И. Понятие рациональности в веберовской и неомарксистской традициях // Человек.
Сообщество. Управление. 2007. № 2. С. 108.
53
соответствующими субъектами. Вместе с тем, Вебер утверждает, что такого

рода понимание принципов организации социально-экономических отношений
характерно далеко не для всех субъектов. Здесь, на наш взгляд, включается
синергетический механизм функционирования экономической сферы. Это
связываем с мнением, что «рационализация есть прозрачность для капиталиста,
организовывающего производство, но рациональность есть непроницаемость
для организовываемого рабочего. В самом деле, для того, кто организует
производство, рационализированный, расколдованный мир есть мир
предсказуемый и прозрачный. Именно предсказуемость и прозрачность мира
есть условие эффективного организаторского действия»106. Отсюда закономерен
вывод о рациональности как причине формирования капиталистического типа
производства107.
Сообразуясь с логикой раскрытия темы раздела, приведем еще одно
уместное замечание Д.И. Сапонова: «Причем речь идет о констелляции
рациональностей, каждая из которых в свою очередь имеет свою причину: для
рационального познания не обходима рациональная наука, для рационального
поведения – рациональная этика <…> Но именно прозрачность мира для
активно действующего, организующего его капиталиста оборачивается
ограничениями и непроницаемостью мира для пассивного рабочего, который
работает на не им организованном производстве» 108.
Цитата, которая приводится абзацем выше, свидетельствует о том, что
рационализированный прозрачность мира зависит от точки зрения, которой
придерживается действующий или наблюдающий субъект. Это означает, что
идеи, существующие в сознании и мышлении, фактически (пред)определяют
индивидуальное положение в общественно-экономической системе. В
экономике, равно как и в любой другой области, они позволяют определить
106 Там же. – С. 108-109.

108. Сапонов Д.И. Понятие рациональности в веберовской и неомарксистской традициях // Человек.
Сообщество. Управление. 2007. № 2. С. 109.
54
положение человека в системе общественной структуры. Так, содержание

статуса будет проявляться в том, насколько успешно индивид ориентируется в
определенной реальности.
Различие между позициями Вебера и Лукача заключается не в том, что
первый рассматривает капитализм с позиции буржуазии, тогда как Лукач,
будучи марксистом – с позиции пролетариата. В приведенном тексте мы
усматриваем следующее. Современное общество строится скорее на принципе
симулякризации, который, начиная с области экономики и заканчивая всем
остальными областями социального мира, предполагает, что не-видящий всей
полноты картины, не способен реализовать принцип рационализации
социального пространства современного общества109. Именно по этой причине и
возникает непроницаемость рационализации мира – большинство не видит за
деревьями леса.
Идеи, которые существуют в нашем мышлении и сознании, становятся
основанием для творчества, для создания принципиально новых продуктов и
форм социального существования. По этой причине они становятся основанием
для градации социальной структуры общества на тех, кто обладает всей
полнотой информации и тех, кто такой полнотой не обладает. Отсюда и
возникает определенная классификация социальной ткани. Роль идей здесь
проявляется в их способности являться основанием классификации и
стратификации общества.
Завершающим моментом, отражающим понимание роли идей в истории
общества, является их основание для культурной целостности самого
общества110. По этому поводу Л.Ю. Писарчик отмечает, что современному
обществу характерны равно как распад единой человеческой культуры, так и
культуры конкретного общества. Понятия истины, добра и красоты,
характерные для традиционных обществ (античное, средневековое
109. Там же. С. 107-118.

110 Комаровский А.В. Культурсоциология Макса Вебера // Социологический альманах. 2012. № 3. С. 397-407.
55
модерновое), прекращают мыслиться в синкретическом единстве. На

начальных этапах это приводит к разобщенности внутри наук(и), позднее
свидетельствует о прекращении единства внутри всего общества. Социум
фрагментируется на множество отдельных миров, тождественных порой и
отдельным персонам. В результате современное общество не стремится к
постижению истины как высшего смысла111. Истина никак не пересекается с
красотой и добром, а остается сухой информацией о мире. Из этого следует, что
содержащиеся в головах людей идеи могут и являются основанием для
культурной интеграции общества. Поскольку они позволяют сформировать
общее для всех людей основание совместного интеллектуального, культурного,
духовного существования, предоставляющее обществу и культуре быть
целостным образованием.
В завершение параграфа подведем итоги изучения анализ определения
роли идей в истории общества и остановимся на трех аспектах. Первый из них
связан с тем, что идеи являются своего рода основанием социальной
нормативности, определенным образом организующей общество как
социальную систему. Любой социальный субъект является элементом
общественной структуры и выполняет определенную функцию. Нормирование
таких функций позволяет сформировать и правильным образом
регламентировать положение и взаимодействие множества социальных
элементов. Кроме того, идеи, которые заложены в содержании самих
социальных институтов, позволяют определить их функции. С другой стороны,
роль идей в обществе, согласно Веберу, состоит рационализации
экономического существования и поведения каждого конкретного субъекта.
Это позволяет любому человеку ориентироваться в экономической реальности
и понимать свое место в экономической сфере общества. Третьим нашим
утверждением о роли идей является тезис, что именно они выступают
111 Писарчик Л.Ю. Философия культуры М. Вебера // Вестник Оренбургского государственного университета.
2010. № 1 (107). С. 35-45.
56
основанием для формирования единой социальной и культурной среды,

позволяющей человеку определить собственную идентичность.
1.3. Современные подходы при определении философских идей как

детерминант социальных изменений112
Принимая во внимание факт, что идеи, зародившиеся в глубокой

древности, на протяжении длительного периода времени оказывают влияние на
развитие общественной жизни и научной мысли, воплощаясь в создании и/или
последующей оптимизации тех или иных практик, институтов и социума, в
данном параграфе считаем целесообразным рассмотреть примеры таких
перемен с различных исследовательских позиций.
Общество, рассматриваемое через призму социальной онтологии, может
быть понято как способ человеческого бытия, как среда, лишь в которой
возможно возникновение и развитие человека. С одной стороны, социум
является следствием, субъективной формой существования человека, по
причине полной зависимости от него. С другой – общество можно определить
как определенный тип материи (социальная) или, говоря более конкретно – как
разновидность реальности. Здесь мы солидаризуемся с Е.И. Балдициной в той
части, что «природа общественной жизни двояка, поскольку, с одной стороны,
большинство обществ является результатом сознательного социального
строительства, с другой – любое общество представляет собой вид объективной
реальности, то есть, возникает и функционирует независимо от воли и сознания
112 Основные положения данного параграфа отражаются в текстах статей: Равочкин Н.Н. Интеллектуальная
жизнь: формирование и динамика идей // Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2018. № 3
(19). С. 103-110. Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с позиции акторно-сетевой теории //
Вестник Бурятского государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66. Равочкин Н.Н. Роль идей в
социальных преобразованиях: поиск новых гносеометодологических оснований (методология к исследовани,
часть 1) Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2019. № 3 (23). С. 109-115. Равочкин Н.Н.
Философские идеи как детерминанты социальных изменений // Социально-политические науки. 2018. № 6. С.
97-100; а также принятый к публикации редакцией журнала «Экономические и социально-гуманитарные
исследования» в №4 за 2019 год текст статьи Равочкин Н.Н. Роль идей в социальных преобразованиях: поиск
новых гносеометодологических оснований (методология к исследовани, часть 2)
57
людей»113. Таким образом, для любых социальных изменений, проходящих

эволюционным, как не затрагивающих целостность и структурную
определенность общества, или же – революционным путем, в которых,
наоборот, задевается и порой даже разрушается структурная определенность и
целостность общества, существуют определенные основания. Для нас это
означает возможность дать описание социальным изменениям посредством
философских методов. Более того, на уровне философского исследования в
определенной степени реализуется теоретическая первооснова, которая в
действительности присутствует в каждом социальном изменении.
Утверждение о тесной взаимосвязи между идеями как философскими
основаниями и устройством общества впервые сформулировано еще в
Античности, задавая на протяжении столетий различные направления
происходящих в истории человечества социальных процессов. Во многом,
подобное понимание идей в связи с их «архитектурными возможностями»,
которые переносятся на социальное устройство, подтверждается бесконечными
фактами влияния интеллектуальных конструктов на государственное развитие
в исторической перспективе. В частности, преодоление Средневековья
приводит к тому, что в эпоху Возрождения человек помещается в центр
мироздания и расценивается как венец творения. Начиная с наступления
Нового времени, развитие философской мысли в осмыслении государства и его
базовых институтов однозначно оценивается как поступательное,
эволюционное.
Современная философия основывается на неклассической
методологической парадигме со свойственным ей плюрализмом и
полифундаментальностью114. Здесь стоит уточнить и мировоззренческую
функцию философии, понимаемую в классическом варианте как возможность
113 Балдицына Е.И. Онтологические основания теории социальных изменений: детерминизм и индетерминизм
социальной реальности // Вестник Ставропольского государственного университета. 2010. № 3. С. 166.
114. Равочкин Н.Н. Философские идеи как детерминанты социальных изменений // Социально-политические
науки. 2018. № 6. С. 97-100.
58
философского знания формировать определенное мировоззрение у конкретного

индивида и целых социальных общностей. Из этого следует, что в своем
современном приложении уровень философского миропостижения позволяет
обнаружить множественные способы воздействия предельных оснований на
социальные реалии, создавая новые и, в то же время, изменяя их текущие
конфигурации. Итак, в самом общем приближении философские идеи в рамках
данного параграфа представляются необходимыми для теоретического
осмысления процессов и состояний, характерных для социальной ткани. В
соответствии с практической ориентацией любой науки, теоретические знания
могут (и, по сути, должны) оказывать существенное влияние на протекающие в
обществе процессы.
Начиная со второй половины XIX столетия, в социальной философии
формируется убеждение, согласно которому общество рассматривается с точки
зрения единства двух процессов – социальной статики и динамики (О. Конт) 115.
Социальную динамику в общепринятом ключе понимается как «переход из
потенциального состояния в актуальное, а также детерминация частных
событийных рядов логикой развития общих состояний социального целого» 116.
Именно динамические процессы влияют на осуществление воспроизводства
всего множества преобразований, которым подвергается социальный порядок117.
Стоит отметить, что именно социальная динамика и ее процессы представляют
наибольший интерес как в собственно социально-философском, так и в
философско-историческом дискурсах. Эти процессы имеют под собой
разнообразный фундамент, где в качестве основных источников и движущих
сил могут выступать следующие категории: «глобализация» «модернизация»
науки. 2018. № 6. С. 97-100.
116 Балдицына Е.И. Онтологические основания теории социальных изменений: детерминизм и индетерминизм
социальной реальности // Вестник Ставропольского государственного университета. – 2010. – № 3. – С. 168.
117 Shevchuk I.I. About the ration of category of social dynamics // Каспийский регион: политика, экономика,
культура. 2017. № 2 (51). С. 177-186.
59
«общественный прогресс» «революция», «реформа»118. Как следствие из

данного абриса: философские идеи становятся и теперь уже являются одним из
самых реальных факторов мировоззренческого объяснения, описания и
реализации социальных преобразований.
Отмеченное выше положение дел мы обнаруживаем в ряде концепций
неклассической философии, одной из которых является теория К. Маркса.
Основания данной концепции в ее обширной части, связанной с социальными
изменениями, доказывают, что весь исторический процесс по Марксу
предстоит, во-первых, как сменяющие друг друга способы производства. Во-
вторых, исторический процесс можно маркировать, как, своего рода,
некоторую «хронологию давления» одного класса другим, поскольку именно в
практиках эксплуатации человека человеком созревает и затем вырастает
антагонизм между классами угнетающими и угнетенными. Классовая борьба,
по убеждениям Маркса, неизбежно приводит к революции и радикальному
переустройству общества. Именно поэтому революции для него выступают
«локомотивами истории». Весь процесс развития человечества ведет его к
последнему перевороту – пролетарской революции, которая окончательно
установит коммунизм в качестве нового справедливого способа социального
устройства119.
В первую очередь, К. Маркс отмечает необходимость переворота в
области экономических условий производства, которые уже повлекут за собой
резкий переворот в остальных сферах общественной жизни. Именно через
такую модель он видит реализацию перехода от одной общественно-
экономической формации к другой. Одновременно с этим Маркс указывает, что
общественно-экономический базис, хоть и является основанием для развития и
последующих социальных трансформаций, оказывает существенное влияние на
118 van Steenbergen B. The sociologist as social architect: A new task for macro-sociology? // Futures. 1983. Vol. 15.
Issue 5. pp. 376-386 https://doi.org/10.1016/0016-3287(83)90051-4
119 Шульц Э.Э. Теория революции: Маркс и марксизм // Приволжский научный вестник. 2014. № 2 (30). С.
188-189.
60
надстройку в виде науки, политики и философии, тем не менее, испытывает на

себе определенное влияние со стороны этой надстройки120. Из этого мы видим,
что философские идеи марксизма становятся тем феноменом интеллектуальной
реальности, которые детерминируют изменения в конкретном государстве. В
социальной практике это отражается следующим образом. Философия влияет
на основания социальных трансформаций, порой генерируя их, а также
позволяя сформировать определенные умонастроения, позволяющие
сподвигнуть людей на совершение действий, целью которых являются те или
иные изменения в конкретном обществе121.
В своем стремлении постичь социальную реальность философия
обращается к проблеме модернизации, задаваясь основными вопросами: «Что
это такое?» а также «Насколько она (модернизация) необходима (для
конкретного общества)?». Интеллектуальные основания идей модернизации
принадлежат в большей степени философским концепциям эпохи
Просвещения122. Идейная детерминация, подталкивающая к совершению
модернизационных операций, освещалась в рамках нескольких подходов,
каждый из которых, что логично, по-своему интерпретирует ее сущность.
Одним из таковых является приоритет эволюции в качестве основания развития
общественных структур. Ряд исследователей указывают на эволюционное и
функциональное развитие всех сторон общественной жизни. В рамках данного
подхода реализуется экономическое развитие общества, что может повлечь за
собой, например, индивидуализацию социальной ткани. Практическим
примером могут являться философские концепции, повлиявшие на социально-
экономические процессы в Европе и США Нового и Новейшего времени, в
120 Маркс К. Избранные произведения. Том 2. М.: Госполитиздат, 1940. 576 с.

науки. 2018. № 6. С. 97-100.
122. Равочкин Н.Н. Необходимость социально-политической модернизации // Горизонты гуманитарного
знания. 2018. № 1. С. 37-44.
61
рамках которых становится заметной не только взаимосвязь развития всех сфер

социума, но и, к примеру, появление «праздного класса» (Т. Веблен)123.
Другой подход определяется как реляционный, а его суть заключается в
существовании целенаправленных попыток, осуществляемых большинством
населения или элитой для усовершенствования современных стандартов124.
Однако данные стандарты вполне подвергаются вариациям. Дело в том, что
точки модернизации не закрепляются в тех или иных обществах по принципу
«раз и навсегда», но всегда представлены в своей динамике, тем самым
подвергая изменениям пространственно-территориальные характеристики125.
Поясним сказанное. Результат нашего анализа позиции польского социолога П.
Штомпки констатирует тот факт, что в мировом сообществе наличествует
определенное количество стран «первого мира», задающих вектор развития и
являющихся по различным характеристикам «флагманами», на которых
(не)осознанно ориентированы страны, отстающие от них по тем или иным
параметрам. Именно по этой причине возникает так называемое
«соотношение», или «релятивность», которое выступает основанием
модернизации общественных структур. Кроме этого, в соответствующих
философских концепциях реализуется идея относительности некоторых
стандартов уровней и характеристик развитости государств. Исходя из этого,
мы делаем вывод, что в рамках данного подхода к пониманию сущности
модернизации возникает, например, ее связь с глобализацией126.
Очередной исследовательской позицией к сущности модернизации
укажем подход так называемого «зависимого развития», истоки которого по
праву принадлежат представителям направления «диффузионизм»127. Суть
составляющих этот подход теорий можно увидеть через взаимодействия между
123. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Ленанд, 2019. 368 с.

знания. 2018. № 1. С. 37-44.
125. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. 416 с.
знания. 2018. № 1. С. 37-44.
127. Там же
62
более и менее развитыми обществами, которое приводит к обогащению первых

за счет перераспределения всевозможных благ и услуг. Поскольку более
развитые общества обладают более привлекательными условиями для жизни и
реализации интересов и удовлетворения потребностей населения, они
притягивают к себе больший объем ресурсов во всех сферах
жизнедеятельности. Здесь также можно отметить и выделяемый учеными
«догоняющий» подход к сущности модернизации, суть которого заключается в
обратном стремлении: отстающие страны пытаются догнать в развитии более
развитые и, как следствие, слепо переносят практик без учета собственной
национально-региональной специфики128.
Проведя даже такой анализ существующих подходов к выявлению
сущности модернизации, мы делаем вывод, что сегодня одним из оснований,
задающим необходимость усовершенствования общества, является факт
определенной формирующейся структуры нового мирового порядка. Такая
структура, по И. Валлерстайну, предстает в виде системы стран-лидеров
(страны т.н. «ядра»), задающих мировое развитие, и стран-периферии и
полупериферии. Отсюда происходит определенное геополитическое
распределение властных, экономических, технологических, социально-
демографических и других видов межобщественных отношений129. Именно
здесь возникает вполне осязаемая философская проблема «Другого», которая
реализуется на политическом, государственном и всех других уровнях.
Также валлерстайновские идеи поднимают вопрос о безопасности
конкретного общества, поскольку государства, относимые американским
интеллектуалом к блоку «периферия», по причине своей неразвитости могут
попасть в существенную зависимость того или иного плана (экономического,
политического, социального и даже духовного) от более развитых обществ 130.

знания. 2018. № 1. С. 37-44.
129. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: URSS. 2018. 304 с.
знания. 2018. № 1. С. 37-44.
63
Таким образом, значимость необходимости и выбора способа/способов

проведения социально-политической модернизации заключены в
формировании сильного общества, которое в условиях изменяющегося мира и
перманентного появления новых вызовов указывает на необходимость
рассмотрения современных вариантов философских проектов модернизации
через пересмотр содержания классических теорий и обращение к созданию
модификаций с привязкой к контексту.
Рассмотрев современные концепции социального совершенствования,
возвращаемся к началу XIX столетия. В это время появляются критические
настроения, выражающие сомнения в отношении бесконечного прогресса идей
и возможностях перманентного усовершенствования социального устройства.
К этому периоду очевидными становятся многочисленные проблемные аспекты
практической реализации на практике европейских моделей
капиталистического общества, оказавшихся не совсем способными обеспечить
социальный прогресс по восходящей линии. Одним из подтверждающих тому
примеров становится известная идея П. Робеспьера «Свобода, равенство,
братство», которая на практике привела к абсолютному обнищанию людей,
непрерывным экономическим кризисам, росту безработицы и другим
негативным последствиям, ставших основаниями роста социальной
напряженности131.
В попытках найти объяснение этим обстоятельствам П. Лафарг делает
акцент на том, что «идеи прогресса и эволюции имели чрезвычайный успех в
течение первых лет XIX века, когда буржуазия еще была опьянена своей
политической победой и поразительным ростом своих экономических богатств,
философы, историки, моралисты, политики, беллетристы и поэты подавали
свои писания и речи под соусом прогрессивного развития ... Но к середине XIX
века им пришлось умерить свой безудержный энтузиазм»132.
131. Бязрова Д.Б. Проблема прогресса в социальной философии XX века Философия и общество. 1999. № 4. С.
110-122.
132. Лафарг П. Экономический детерминизм Карла Маркса. КомКнига, 2007. С. 24.
64
Современные реалии задают иные векторы социальным процессам, что

приводит к появлению новых вызовов и угроз. Это приводит к очевидной
невозможности дальнейшего применения приведенного выше одностороннего
понимания влияния философских идей и определения их роли через
«классический детерминизм» за счет усложнения самих социальных процессов.
Очевидным становится следующее: система социальных взаимоотношений
между различными акторами, как правило, маркируется как усложняющаяся и
многовариантная, а также противоречивая. Теперь процессы социального
развития требуют использования подходов, которые бы рассматривали
появление новых институций и практик в сильной корреляции с генезисом
новых философских подходов и идей. Так или иначе, хотя современное
общество уже затребовало качественно иные интеллектуальные конструкты,
которые должны быть созданы применительно к конкретным ситуациям,
однако, что наблюдается гораздо чаще в соответствии с сетевой рецепцией
идей, социальные процессы все еще объяснимы при помощи идейных
модификаций и конфигураций. Для нашего исследования это также будет
играть инструментальную роль: посредством многомерной методологии
гораздо легче понять логику нововременных институциональных перемен133.
Ответом на осознание невозможности применения существующих
подходов к выявлению роли и определения значения идей для социального
развития становится появление новых философских концепций. Рассмотрим их.
Так, теория Коллинза дает новый взгляд на интеллектуальную деятельность,
революционно меняя восприятие историко-философского развития – это уже
было рассмотрено и заложено нами в научных работах скорее как априорное
положение при постижении сути нового производства идей. Именно поэтому в
настоящем исследовании мы не будем в очередной раз останавливаться на ней.
133 Равочкин Н.Н. Роль идей в социальных преобразованиях: поиск новых гносеометодологических оснований
(методология к исследованию, часть 1) Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2019. № 3
(23). С. 109-115.
65
Одной из теорий, претендующих на качественно новое объяснение

духовного и материального, становится уже упомянутая в контексте идейной
динамики акторно-сетевая теория. Изначально она возникла в области
исследований науки и технологий, что в некоторой степени обусловило
процессы переосмысления материального и идеального в социально-
гуманитарном дискурсе, способствуя «возвращению материального» в область
научного поиска. В результате проведенных экспериментов по изучению
института науки через социально ориентированные интерпретации, становится
очевидным, что на деле исследуемые объекты сложнее и многообразнее, чем
любые из существующих описаний данных феноменов, которые со времен
Платона базировались на противопоставлении идеального и материального. На
протяжении тысячелетий вещи не являлись объектом исследования в
социогуманитарных науках, а их существование рассматривалось в нескольких
модусах:
 как технические артефакты, способствующие облегчению и даже
упрощению повседневной жизни людей (инструменты);
 как элементы социального контекста, в котором осуществляется
деятельность человека (интеракционизм И. Гофмана);
 как материальная инфраструктура, детерминирующая тип и
особенности протекания социальных взаимодействий (марксизм)134.
Другими словами, при реализации любого подхода материальное
несправедливо вытеснялось из сферы социального и, тем самым, было
противопоставлено миру духовного: «в каждом случае сами объекты остаются
невидимыми, асоциальными, маргинальными, не участвующими в
конструировании общества»135. Все реалии природной среды и материальной
134 Мальцева Д. В. Проект спасения социологии в акторно-сетевой теории Б. Латура// Мониторинг

общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2014. № 6 (124).С. 3 – 13.
135 Латур Б. Об интеробъективности // Социология вещей: сб. ст. / под ред. В. С. Вахштайна. М. : Территория
будущего, 2006. С. 185.
66
культуры рассматриваются исключительно в контексте их социальной

значимости и в полном отрыве от их вещности.
Для сторонников ANT это представляется в корне неправильным.
Причиной тому было следующее. Все многообразие и поливариантность
социально-природной среды представляются в качестве чего-то единого. В
этом пространстве идеальное и материальное рассматриваются через
возможности приложения к интерпретации социальных процессов. Главный
принцип, которым руководствуются представители акторно-сетевой теории –
понимание невозможности сведения всех реалий и процессов только лишь к
социальным136. Это определяет невозможность использования только лишь
идейных конструктов и социальной ткани, оправдывающих существование
других феноменов, поскольку «в социальном порядке нет ничего
специфического, нет никакого социального измерения, никакого ―социального
контекста‖, никакой отдельной области реальности, которой можно было бы
навесить этикетку ―социальное‖ или ―общество‖; нет никакой ―социальной
силы‖, которой можно было бы «объяснить» недоступные объяснению
остаточные характеристики других областей»137.
Таким образом, традиционные социально-гуманитарные науки
оказываются неспособными дать объяснения сущности материального,
природного и технического, а сами интеллектуальные конструкты – определить
сущность вещного, интерпретировать и объяснить взаимодействия между
вариативными объектами бытия, в котором идейное, материальное,
техническое и природное существуют в тесной и неразрывной взаимосвязи. Это
означает, что «сущности, исключенные из сферы изучения социальных наук на
протяжении почти всей истории их развития — материальные, несоциальные,

гуманитарные исследования. 2018. № 3 (19). С. 103-110.Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с
позиции акторно-сетевой теории // Вестник Бурятского государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66.
137 Мальцева Д. В. Проект спасения социологии в акторно-сетевой теории Б. Латура// Мониторинг
общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2014. № 6 (124). С. 8.
67
нечеловеческие акторы (non-human actors) — признаются в качестве

полноценных акторов»138, сама категория акторов должна оставаться открытой.
Приближаясь к объяснению значения «вещного», исследователь Л.
Теньер вводит понятие «актант», содержание которого составляют «существа
или предметы, участвующие в процессе в любом виде и в любой роли, пусть
даже в качестве простых фигурантов или самым пассивным образом»139. Отсюда
«вещное» является не только одним из важнейших актантов, оказывающих
влияние на жизнедеятельность общества, но и необходимым условием
формирования смысла, под которым понимается то, «что рождается в
результате взаимодействия, необходимым элементом которого являются
материальные объекты»140. Иначе говоря, нет разницы между материальным и
идеальным, между людьми и вещами, поскольку если они являются актантами,
то и наделяются действующей силой.
В связи с вышесказанным приведем мнение В.С. Вахштайна: «Этот
обманный маневр (фокусировка на агентности вещей) скрыл под видом
„поворота к материальному" куда более фундаментальный теоретический
сдвиг: рядоположение материальных и нематериальных актантов»141. Как
следствие, для нашей тематики особую актуальность приобретают следующие
положения акторно-сетевой теории: понимание необходимости включения
материального в область исследования социального, снятие антонимии между
материальным и идеальным, осознание рядоположенности предметов и идей в
процессах формирования смыслов и значимости социального.
Равнозначность материального и идеального в формировании смыслов
позволяет избежать однобокости в понимании сущности социального, а также
рассмотреть развитие этих феноменов не только под влиянием воздействия
идей и интерпретировать материальное не только как воплощение идеального,
138 Там же. С. 11.
139 Вахштайн В.С. Возвращение материального. «Пространства», «сети», «потоки» в акторно-сетевой теории //
Социологическое обозрение. 2005. Том 4. № 1. С. 103.
140 Ерофеева М. А. Акторно-сетевая теория и проблема социального действия // Социология власти. 2015. Т.
27. № 1. С. 24-25.
141 Вахштайн В.С. Пересборка города: между языком и пространством // Социология власти. 2014. № 2. С.31.
68
но и как значимый актор его формирования. Другими словами, принятие

основных положений рассматриваемой концепции позволяет рассмотреть
социальное не как совокупность гомогенных объектов, а осознать всю полноту
и вариативность акторов и дает возможность по-новому взглянуть на сущность
процесса мировой истории. В ANT общество является сетью и существует
исключительно в действиях142. Практическими примерами, соответствующими
требованиям акторно-сетевой, теории могут считаться неформальные
объединения, а также межгосударственные образования, решающие
глобальные проблемы современности.
В рамках нашей работы заслуживает внимания и меметическая теория
биолога Р. Докинза143. Он понимает идею в качестве единицы культурной
информации, переходящей от одного субъекта к другому. Для понимания
сущности идеи Докинз вводит понятие «мем» в значении множества «идей,
формируемых человеком на протяжении всей истории, заключающих в себе
информацию о мире, повторяющихся в памяти, изменяемых в зависимости от
интересов человека и культурных ожиданий»144. В докинзовской концепции
мемы играют ту же роль для социального развития, что и гены, детерминируя
особенности процессов отбора конкретных форм поведения, формирования тех
или иных социальных практик, содержащихся в конкретной идее. Тем не менее,
ученый не объясняет, каким образом мемы попадают в сознание личности,
однако, исходя из того, что идея – информационная единица, можно
предположить, что их усвоение обусловлено спецификой мышления,
имманентной чертой интеллектуального общества. Как информационные
сущности, идеи, как и любые другие логические конструкты, могут повторяться
142 Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с позиции акторно-сетевой теории // Вестник
Бурятского государственного университета. 2019. № 1. С. 59-66. Равочкин Н. Н. Интеллектуальная жизнь:
формирование и динамика идей // Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2018. № 3 (19). С.
103-110.
143 Подробнее об этом будет в: Равочкин Н.Н. Роль идей в социальных преобразованиях: поиск новых
гносеометодологических оснований (методология к исследованию, часть 2) Экономические и социально-
гуманитарные исследования. 2019.
144 Тихомирова Е. Г. Идея маски как инструмент творения культуры (меметическая теория Р. Докинза»)//
Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. – 2014. - № 5 (61). – С. 299.
69
(посредством прямых имитаций), передаваться от одного субъекта к другому

(через учение), интегрироваться в целые идеологические комплексы с другими
идеями и меняться под влиянием индивидуальных и групповых интересов,
ожиданий и потребностей.
Возможности изменения идей через формирование в их структуре новых
смыслов способствуют возникновению аксиологической конкуренции между
ними. В предварительных замечаниях к данному исследованию мы и впрямь
задавались вопросом: «Почему люди верят одним субъектам политики, слепо
идут за ними, но взгляды других деятелей не разделяют вообще?». И наше
предположение состоит в том, что ответ на этот вопрос кроется в особенностях
рецепции идей, занимающих конкретно-предметное пространство каждого
государства и подкрепленных определенными ценностными и основаниями.
Именно здесь и выглядит более чем уместной представленная английским
этологом аналогия с конкуренцией генов, в результате которой произойдет
разрушение «слабых» идей. «Сильные» идеи, наоборот – распространяются и
порождают новые единицы информации. Иначе говоря, благодаря
меметической теории (в совокупности с методами эмпирической социологии и
синтезе с рядом других подходов) становится возможным приблизиться к
задаваемым и определяемым в качестве «негативных» и «позитивных»
социальных тенденций. Важно добавить, что «сильной» может быть не только
позитивная и социально значимая идея, но, напротив, деструктивная.
Достаточно хотя бы вспомнить идеи ущемления прав отдельных рас или,
наоборот, предоставления привилегий и организации специальных,
ориентированных на конкретные этносы, программ (позитивная
дискриминация), что можно наблюдать сегодня в ряде государств145.
Таким образом, идеи задают особенности социального развития.
Вариативность идей и возможности трансформации их смыслов в ходе
70
приобретения дополнительных смысловых оттенков и вступления в идейные

комплексы – все это обуславливает особенности развития системы их
аксиологических модусов и, как следствие, создания, функционирования и
трансформации институтов и практик. Отметим, что представители
меметической теории далеки от идеализации указанного процесса и его
восприятия в качестве эволюционного. Обладая силой воздействия на
общество, идеи как нельзя лучше воспринимаются при проявлении позитивных
тенденций и кризисных моментах в процессах исторического развития. Для нас
рассмотренная концепция приобретает актуальность, прежде всего, по причине
некоторого сближения ее отдельных положений с тезисами акторно-сетевой
теории. Сюда, главным образом, относим рассмотрение идеального в
неразрывном единстве с материальным (биологическим), что позволяет по-
новому взглянуть на саму сущность идей. Также посредством обращения к
этим двум подходам снимается антиномия «идеальное – материальное», что
позволяет исследователю преодолеть разрыв между указанными категориями146.
Последнее делает возможным иначе взглянуть на социально-природную среду,
которая теперь рассматривается как комплексная вариативная система, а ее
многообразные элементы порождают социальную значимость и смыслы147.
Принимая во внимание изучение роли и значения философских идей в
социально-философском контексте, мы также считаем целесообразным
обращение к теории фреймов148. Следует отметить, что на сегодняшний день
данная теория широко представлена для выявления и интерпретации
социальных явлений преимущественно в западной науке. В России же
обращение к основным положениям фрейм-анализа достаточно редки, что, по
103-110.
148 Равочкин Н.Н. Возможности теории фреймов при изучении идей в социологии философии // В сборнике:
Актуальные проблемы гуманитарных и общественных наук Сборник статей V Всероссийской научно-
практической конференции. 2019. С. 94-97.
71
словам В.С. Вахштайна, обусловлено фактом ее относительно недавней

известности, которую теория фреймов получила среди представителей
российского научного сообщества после перевода трудов И. Гофмана и М.
Минского149.
Итак, основы предлагаемой для включения в нашу многомерную
методологию теории были заложены в работах М. Минского, определившего
«фрейм» в качестве информационной структуры, «включающую смысловые
узлы и взаимодействия», которую субъекты извлекают из памяти в
соответствующих стереотипных ситуациях150. По своей сути, фрейм является
сложным комплексным паттерном, в составе которого можно выделить
несколько уровней и слотов: на верхнем уровне лежит фиксированное
значение, нижние уровни (слоты) содержат ситуативные смыслы, которые
существенно варьируются в зависимости от контекста. Фреймы включают в
себя многочисленные экспектации и другие виды презумпции, они организуют
опыт и обеспечивают субъекта предположениями о том, то происходит вокруг,
они – не ментальные объекты, но «концепты, используемые для интерпретации
происходящего вокруг»151. В дальнейшем теория Минского получает свое
развитие в различных областях научного знания (лингвистика, психология,
социология) благодаря тому, что дефиниции ученого были конкретизированы,
как и выявлены новые свойства фреймов, что позволило сформулировать
дополненные и вспомогательные выводы.
Нам интересна возможность применения теории фреймов для
определения роли влияющих на социум идей. В данном аспекте, как и в случае
с мемами, важно остановиться на подходящей дефиниции. Таковой
представляется определение фрейма как «центральной организационной идеи
для осмысления определенных процессов, выявления их смыслов» (англ.
149 Вахштайн В.С. Теория фреймов как инструмент социологического анализа повседневного мира: автореф.
канд. дис. М., 2007. C. 7.
150 Thagard P. Frames, Knowledge, and Interference Synthese, 1984, 61, P. 235
151 Rettie R. Using Goffman’s Frameworks to Explain Presence and Reality 7th Annual International Workshop on
Presence; 3-15 October 2004, Valencia, Spain, P. 117.
72
оригинал: «central organizing idea for making sense of relevant events, suggesting
what is at issue»)152. Отсюда фрейм понимается нами как некоторая «центральная
идея»: она обуславливает особенности интерпретации личностью событий и
процессов социально-природной окружающей среды, и оказывает влияние на
восприятие тех или иных аспектов реальности, обуславливая выбор
поведенческих паттернов153.
Конечно, в какой-то степени такое понимание возвращает нас к
античному восприятию «идеи» как двигателя социального прогресса,
рассматриваемого в современном ключе в качестве «актора» позитивных и
негативных трансформаций. Однако в данном случае акцент смещается с
абстрактного выявления идейной детерминации общественного развития в
масштабах мировой истории на изучение воздействия идеи на конкретную
личность как актора социальных взаимодействий154.
Руководствуясь выявленной структурой фрейма, отмечаем, что идея
может рассматриваться как концепт, включающий в себя совокупность
смысловых уровней: верхний, являющийся общим для большинства
культурных моделей мира и их представителей; нижний – вариативный,
зависящий от контекста155. В качестве примера структуры идеи как фрейма
можно привести составляющую уже упомянутой идеи Великой французской
революции «Свобода, Равенство, Братство», а если конкретнее – идею
Свободы, которая в той или иной форме известна большинству европейских
народов и культур. Верхний семантический слой данной идеи как
152 Gamson. W.A., Modigliani A. Media Discourse and Public Opinion on Nuclear Power: A Constructionist
Approach. In The American Journal of Sociology, 1989, 95, P. 33.
103-110.
73
универсальная составляющая может быть представлен следующими

значениями156:
1) возможность индивида самостоятельно определять свои цели и
нести личную ответственность за результаты собственной деятельности;
2) возможность осуществлять действия в направлении ориентиров,
заданных коллективом (ин- и/или референтной группой) и/или обществом.
Однако проявления «свободы» как возможности действий, которые могут
быть предприняты человеком в направлении целей, существенно варьируются в
различных культурных моделях, ограничиваются не только нормами морали и
правом, но и другими социальными регуляторами157. Более того, свобода
действий личности в направлении своих жизненных целей напрямую зависит от
индивидуально-личностного понимания свободы и условий конкретной
жизненной ситуации. Соответственно, рассматриваемая идея имеет
универсальный уровень, культурно и индивидуально маркированные слоты.
Активизация идеи как фрейма осуществляется только в определенном
социально-культурном контексте. При этом в памяти личности «всплывают»
все выявленные уровни когнитивной структуры, оказывающие влияние на
выбор форм поведения личности, характер ее взаимодействия с другими
акторами на основании сформированных представлений о свободе
взаимодействия с ними158. Таким образом, идея оказывает воздействие на
особенности жизнедеятельности отдельных субъектов и общества в целом,
выступая «организационным принципом, который, как минимум, управляет
социальными событиями, а также нашим субъективным участием в них»159,
способствуя соответствующим изменениям и преобразованиям в общественной
жизни.
156 Философия: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004 // Электронный
ресурс. Адрес доступа: https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1071/СВОБОДА
157 Оглезнев В.В., Брянский С.Н. Исайя Берлин и проблемы определения понятия «Свобода» // Вестник
Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2015. № 4 (32). С. 318-325.
159 Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of Experience. Cambridge: Harvard, 1974. P. 21.
74
Помимо выявления структуры интеллектуальных конструктов, тезисы

теории фреймов могут применяться для проведения детального анализа
особенностей укоренения идей в сознании отдельного индивидуума и масс.
Тщательное изучение отмеченного нами процесса представлено в трудах
американского социолога канадского происхождения И. Гоффмана, который по
порядку выделяет следующие стадии укоренения идей в сознании личности,
приводимые нами графически ниже (Рис. 1.):
1) Процесс формирования идей начинается с момента поступления
информации в сознание личности (informational inputs). Необходимость
интерпретации субъектом новой информации требует применения уже
существующих в сознании когнитивных схем (bridge explanations) – формул,
которые используются им для осмысления событий и процессов. Результатом
применения когнитивных механизмов являются сформированные «ключевые
концепты» (keying), которыми и являются сами идеи. Последние определяют
правила интерпретации личностью конкретных событий. Также индивидом
осуществляется усвоение верхнего уровня фрейма;
2) На второй стадии происходит укоренение (anchoring) идей в более
глубоких смысловых рамках;
3) «Фабрикация» (“fabrication”), то есть формирование личностных
смыслов идеи, завершает процесс закрепления идей в сознании субъекта160.
fabrication
anchoring
keying
Рисунок 1. Процесс формирования идеи в сознании личности
160 Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of Experience. Cambridge: Harvard, 1974. 586 p.
75
Таким образом, в процессе укоренения идеи в сознании личности

формируется не только система универсальных аксиологических модусов, но и
личностное восприятие этих модусов в рамках отдельного понимания
фрагментов реальности. Понимание сущности логики данного процесса
позволяет определить возможности усвоения идей в массовом сознании: через
СМИ, систему образования, пропаганду. Это несет в себе общественно
значимые позитивные (формирование гражданского общества, усиление
общественного контроля за деятельностью властных структур) и негативные
(революции, государственные перевороты, бунты) последствия161.
Завершая рассмотрение современных теорий, отметим, что сегодня
философские представления относительно сущности идей давно преодолели
стадии восприятия только идеологических конструкций как единственного
двигателя процессов социального развития. По большей части пройдены и
период негативного восприятия идей, и период «смерти идей». На сегодняшний
день очевидным становится, что односторонние подходы в понимании идей в
тесной взаимосвязи с функционированием общества не являются пригодными.
Поэтому закономерным ответом на указанное осознание становится появление
новых синтетических концепций, на основании которых автором в
последующих работах будет предпринята попытка разработки многомерной
методологии, что выглядит вполне оправданным, поскольку претендует на как
можно полное освещение философских идей. Интеграция новых подходов в
соответствии с современными методологическими представлениями является
мерой продуктивной, способствует развитию устоявшихся исследовательских
методик и предотвращает возникновение догматизма. Ниже мы представим
рассмотрение такого сложного социального феномена как «идеология» в
контексте противостояния СССР и США. К слову, основной рабочий тезис
161 Равочкин Н.Н. Идеи и идеологии как технологии социальной инноватики: теоретико-методологический
аспект // В сборнике: Управление социальными инновациями. Сборник научных статей. Ответственный
редактор Е.А. Ильина. 2019. С. 261-266.
76
сформулируем следующим образом: провозглашаемый сегодня

демократический принцип идеологического плюрализма гораздо эффективнее
сказывается на социальном развитии и функционировании государств162.
Итак, принимая во внимание положения рассмотренных в настоящем
параграфе теорий, отмечаем, что идеи, возникая под воздействием конкретных
условий в различных сферах общественной жизни, при обретении
популярности становятся, как правило, элементами какой-либо идеологии. Это
вовсе не означает стихийного возникновения абсолютно любого
идеологического проекта из повседневности, поскольку чаще всего его векторы
проектируются интеллектуалами, обращающиеся к богатому социально-
философскому идейному наследию различных эпох163. В связи с последним
предложением следует сделать уточнение, что теоретические основания
идеологий часто разрабатывались видными философами своего времени.
Также считаем, что идеология вырастает из идей, следовательно,
необходимо понимать следующее: «Будучи агрегатом идей, верований и
модусов мышления, характерных для групп (нация, класс, политическая партия,
каста, профессия или род занятия, религиозная секта и т. д.), идеология по мере
своих возможностей выполняет и гносеологическую функцию, возвещая свои
истины в виде идеологических догм. Как «ложное сознание» (К. Маркс),
пристрастное мышление, идеология рационализирует иррациональные формы
социальной и психологической мотивации социального поведения групп
индивидов»164.
Содержание идей и предлагаемые интеллектуалами ценности являются
«материальными» и «аксиологическими» ресурсами любого идеологического
проекта вне зависимости от его масштаба. Как проект, идеология требует
организованности материала, а в контексте государственной деятельности те
162 Щенников В.П., Равочкин Н.Н. Идеологический плюрализм как концептуальная основа устройства
современного общества // Вестник Кемеровского государственного университета. 2014. № 4-2 (60). С. 210-215.
163 Кудашов В.И., Равочкин Н.Н. Проектирование идеологии современного российского общества как
предназначение интеллектуалов // Гуманитарный вектор . 2017. Т. 12. № 3. С. 15-22.
164 Белявский Ю.А. Идеологические разломы в массовом политическом сознании российского общества //
Социология власти. 2010. № 2. С. 106.
77
или иные идеологемы призваны решать определенные проблемные ситуации.

Опираясь на позицию Г.П. Щедровицкого, отметим, что выполнение функций
по продуцированию, сбору и последующему «замыканию» идей и сочетание их
ценностных оснований в такую связку, которой до появления конкретного
идеологического проекта не было, напрямую относится к главным задачам
интеллектуалов165.
Социальное противостояние под общепринятым названием «Холодная
война» началось в условиях биполярного миропорядка и определило
системный характер конфликта между идейно-политическими силами
коммунизма и либерализма166. Фактом обращения к идейным вариантам как
стратегиям противостояния, по К.С. Гаджиеву, становятся 60-е гг. ХХ века,
когда в условиях фронтальной борьбы «парадоксальным образом была
выдвинута теория деидеологизации» (Р. Арон, Д. Белл, З. Бжезинский, М.
Липсет)167. В одной из работ мы с В.П. Щенниковым указали на возможность
допущения, что деидеологизация, согласно взглядам некоторых
исследователей, выступает реакцией на набирающие мощь в Европе
коммунистические и социалистические идеи168. В свою очередь, Белл,
полностью отвергая идеологию, полагает, что она утрачивает свое влияние на
общественную жизнь169.
Во многом это было связано с генезисом постиндустриального общества
и переориентацией мировоззренческих установок на такие феномены, как
«знание» и «информация». Новое положение дел поспособствовало росту
уровня качества жизни и трансформации самого феномена идеологии в сторону
165 Щедровицкий Г.П. Лекция о пространстве проектирования. [Электронный ресурс]. Режим доступа:
www.shkp.ru/lib/archive/second/2001-1/7 (дата обращения: 31.05.2019)
166 Равочкин Н.Н., Щенников В.П. Идейная обстановка в современном российском обществе // Вестник
167 Гаджиев К.С. Конец или возрождение идеологии? // Свободная мысль. 2016. № 1 (1655). С. 94.
78
универсальных научно-рационалистических траекторий170. Такое понимание

было оправдано желанием выявить объективные закономерности в
(раз)решении социальных проблем различного масштаба – и именно поэтому
сторонники деидеологизации считали, что развитое в научном плане общество
может себе позволить преодолеть «власть иллюзий», продуцируемых
идеологиями, что, правда, предполагало начало деполитизации171.
Однако в 70-х гг. ХХ в. Запад сменяет концепцию деидеологизации и
осуществляет трансформацию феномена идеологии, а ключевая роль при этом
отводится ее множественному числу (суть вариантам) для наполнения
общемирового «идеологического меню»172. Наиболее ярким примером
возрождения и последующего укрепления западных идейных векторов
становится неоконсерватизм, почти всегда отрицавший, но теперь признающий
идеологический компонент в качестве неотъемлемого для сферы власти173.
Также становится очевидным, что любой субъект, находясь в обществе, не
может занимать абсолютно неидеологическое положение. Это связано с
идейными основами генезиса общественных институтов в соответствии с
учетом различных интересов, ценностей и потребностей конкретных индивидов
и групп174.
Последующее воспроизведение и функционирование институтов
обеспечивается системой отношений и связей, которые складываются между
идеями175. Примечательно, что западные интеллектуалы не настаивают на
господстве единственной государственной идеологии, допуская принятие
индивидами различных, пусть даже внешне достигающих антагонистических
171 Баранец Н.Г., Калантарян И.Г. Деидеологизация и реидеологизация современного общества: мифы и
реальность // Власть. 2012. № 11. С. 098.
173 Каменская Г.В., Соловьев Э.Г., Смирнов А.Н. Политические идеологии в современном мире: кризис или
очередной этап эволюции? // Власть. 2015. № 12. С. 102.
175 Баранец Н.Г., Калантарян И.Г. Деидеологизация и реидеологизация современного общества: мифы и
реальность // Власть. 2012. № 11. С. 098.
79
взаимоотношений, идеологем. В таком ключе можно сказать, что идеология

«распадается на идеи», обретающих строго функциональный аспект в
зависимости от конкретной области социальных практик. По этому поводу
профессор Гаджиев пишет, что «З. Бжезинский пытался объяснить, что в своих
рассуждениях о «закате идеологии» он имел в виду только ее догматизм,
систематизаторство, в то время, как Д. Белл не полагал, что интеллигенция
навсегда отреклась от поисков новой идеологии»176. Деидеологизация, по сути,
интерпретировалась как конвергенция идей социализма и капитализма, которая
являлась бы локомотивом эволюционных преобразований для западного
социума.
В советский период у граждан сформировался стойкий и долгосрочный
стереотип, в соответствии с которым «у нас (якобы) всѐ хорошо». Напомним,
что содержание подобных клише составляет коллективное представление,
аксиоматически принимаемое на веру и ни в коей мере не оспариваемое, что
позволяет указать на его аналогию с религиозными догматами. Основанием
стабильности стереотипа как парадигмы сознания является его связь с
усвоенными с ранних лет алгоритмами выживания, адекватными той или иной
культуре177.
В условиях стремительно меняющегося общественного развития вряд ли
кто-то подвергнет сомнению актуальность и востребованность уникальных
стратегических и ценностно-ориентированных идейных проектов, которые бы
создавались конгруэтно тому или иному социуму. Мы считаем, что именно
обращение властей и интеллектуалов США к осмыслению динамики идеологий
(вопреки одному из возможных классических пониманий этого феномена как
«застывшего» и/или «малоподвижного») и невозможности создать идеи по
принципу «раз и навсегда» определило их победу в «Холодной войне».
177 Равочкин Н.Н. Манипулирование сознанием как компонент идеологической деятельности // Каспийский
регион: политика, экономика, культура. 2016. № 2 (47). С. 139.
80
Идейный механизм Соединенных Штатов Америки сконцентрирован на самом

обществе и его жизнедеятельности178.
В сравнении с советской моделью, которую можно представить в виде
системы обособленных лиц и учреждений (ликвидированных после распада
СССР), в США «каждый человек рождается и живет в определенном,
сформированным этим механизмом идеологическом поле, избежать которого
он не в состоянии», где, кроме этого, существуют специальные идеологические
организации, формально таковыми не являющиеся, но обязательно
«выполняющие идеологические функции»179. Рассуждая в мангеймновском
духе180, можно увидеть следующее: в западных государствах идеи становятся
трансцендентными социальному устройству и устанавливают взаимную
идентичность и гарантируя ее в зависимости от объективных тенденций
общественного развития.
Российский исследователь Д.В. Трубицын выявлил закономерности
модернизации окружающего мира в аспекте взаимодействия с обществом181.
Принимая во внимание его установку применительно к идеям,
функционировавшим в советском обществе, отметим, что политическая элита
СССР игнорировала непреложные факты, что любому социуму, на какой бы
стадии развития он ни находился, свойственны динамика и изменения.
Социальная обусловленность транслируемых населению идей предполагает,
что трансформационные процессы должны находить в них свое отражение;
более того, согласно положениям теории фреймов, их вообще необходимо
подвергать соответствующей интерпретации для массового сознания182.
179 Козырев М.С. Историческое развитие идеологии // Вестник Костромского государственного университета.
2014. Т. 20. № 1. С. 124.
180 Мангейм К. Идеология и утопия. М.: Юрист, 1994. С. 7–276.
181 Трубицын Д.В. Закономерности модернизации в аспекте взаимодействия природы и общества : автореф.
дисс. … учен. степ. д-ра филос. наук: 09.00.11. Чита, 2016. 39 с.
182 Козырев М.С. Идеология как фактор социальных трансформаций // Социальная политика и социология.
2013. № 3-1 (94). С. 280.
81
По большому счету, в этом коренится одна из важнейших причин

проигрыша СССР в «Холодной войне». Проиллюстрируем этот факт сквозь
призму работы Э.Ф. Макаревича: «централизованная идеологическая машина»
не смогла придать жизненного импульса «старым истинам», потерпев
поражение от мобильного, гибкого и агрессивного «западного рынка»183. По
нашему мнению, интерпретации реальности, предлагаемые советскими
интеллектуалами, выглядят как нелогичные критики атомизации (якобы по
идеологическим соображениям) индивидов западных обществ. На практике
страны мирового «ядра» создают и следуют принципам «идейного лоскутного
одеяла» (ideas patchwork), в котором достаточно гармонично учитываются
интересы и потребности населения. Отсюда следует, что обращение к
реидеологизации подтверждает наличие альтернативных идей, к которым при
необходимости могут обращаться власти для поддержания жизнеспособности
государственных систем. Как видим, представленный пример позволяет
удостовериться в соответствии рабочего тезиса, при котором США с де-юре и
де-факто идеологическим плюрализмом и многовариантностью предлагаемых
населению идей достигли необходимого эффекта – победы в «Холодной войне»
и вышли на новый уровень развития и признания в контексте системы
международных отношений.
По сути, традиционные идеологические течения не теряют своей силы
сегодня. Они попросту трансформируются в соответствии с новыми запросами
своих социальных контрагентов. Базовые ценности остаются, но меняется
риторика тех или иных идеологов184. Идейная конгруэнтность тенденциям
мирового развития гарантирует поступательное развитие общества, в то время
как несоответствие идеологии вызовам эпохи, как правило, приводит к
политическим ошибкам, просчетам и даже человеческим трагедиям.
Разделяемые идеи и ценности во все времена делают прочнее связи между
183 Макаревич Э.Ф. Идеология как единство ценностей // PolitBook. 2016. № 3. С. 136.
184 Равочкин Н.Н. Проблема восприятия идеологии как типа духовного освоения действительности // Вестник
Московского государственного областного университета. Серия: Философские науки. 2015. № 1. С. 66.
82
индивидами. Современные запросы на идеи, их модификации и конфигурации

являются свидетельством истощения прошлых интеллектуальных конструктов
либо ставятся на повестку дня ввиду неопределенности и рисковости при
выборе пути развития185. Прежде всего, наличие подобных результатов
интеллектуальной деятельности связано с необходимостью процессов
организации общественной жизни и соответствующей реальности, а также
позволяет представить целостную картину мира и способствует упорядочению
начинающегося хаоса, что может отчетливо наблюдаться в поведении
индивидов. В свою очередь идея как интеллектуальный продукт не может
иметь простую детерминацию, поэтому обязательным считаем обращение к
контексту как комплексу способствующих их продуцированию факторов.
185 Равочкин Н.Н. Идеи и идеологии как технологии социальной инноватики: теоретико-методологический
аспект // В сборнике: Управление социальными инновациями. Сборник научных статей. Ответственный
редактор Е.А. Ильина. 2019. С. 261-266.
83
Глава 2. Феномен институтов: разновидности и общественное назначение

2.1. Институт как объект социально-философского анализа186
Зафиксированное в последнее время повышение исследовательского

внимания к проблематике институтов можно связать, как минимум, с двумя
причинами. Во-первых, в связи с их возможностями предоставлять объяснение
и описаниям различным общественным проблемам вне зависимости от сферы
общественной жизни. Во-вторых, через прямое и опосредованное
регулирование отношений и закрепление определенных базовых ценностей
обеспечивать некоторый порядок социальной реальности и являться гарантом
бытия самого общества. Все это отражает нашу позицию по поводу назначения
институтов и их роли в общественной жизни, которая представляется
созвучной теории А. Стинчкомба187. В особенности мы солидаризуемся с
американским социологом в той части, что данные образования выступают
структурой, обеспечивающей социальный порядок188. Однако принятие во
внимание реалий социальной динамики позволяет констатировать их
изменяющийся характер, поскольку ничто не может гарантировать объяснение
реальности и поддержание порядка по принципу «раз и навсегда», то есть без
обращения к ее новым сторонам. Также нередкими оказываются случаи, когда
институты и взаимодействия между ними могут являться имитациями – и все
это не способно организовать нормальное функционирование сфер общества, а
также всецело удерживать так называемый «костяк» общественной жизни,
которым для нас выступает социальный порядок189.
Институт оформляется благодаря множественной реализации типичных и
устойчивых норм поведения в различных повседневных практиках.
186 Основу данного параграфа составляет текст статьи: Равочкин Н.Н. Институт как объект социально-
философского анализа // Манускрипт. 2019. Т. 12. № 8. С. 109-113.
187 Stinchcombe A. L. Stratification and Organization Selected Papers. Cambridge: Cambridge University Press, 1986.
390 p.
188 Равочкин Н.Н. Институт как объект социально-философского анализа // Манускрипт. 2019. Т. 12. № 8. С.
109-113.
189 Розов Н.С. Испытание на гуманность социальных порядков в мировой истории: эскиз исследовательской
программы // Философия и общество. 2018. № 1 (86). С. 37-57.
84
Взаимодействие многочисленных субъектов предполагает выработку

формальных правил для их действий, норм и порядков, обычаев и законов – и
оно осуществляется в рамках институтов. Институционализация человеческих
отношений является неотъемлемой частью социальной жизни, а сами
институты неотделимы от истории человеческой цивилизации. Через
плюрализм практических обращений к внедренным в потестарных структурах
обычаям, были установлены сильные социальные связи, которые
способствовали феномену политогенеза и переходу человечества в
цивилизационную стадию развития190.
Однако институты могут способствовать не только модернизации
обществ, но и обладать ограничительными характеристиками. По этому поводу
в коллективной монографии сибирских экономистов под научной редакцией
П.М. Першукевича отмечается следующее: «когда обычаи становятся общими
для группы или социальной культуры, они вырастают в рутины и традиции и
являются своеобразным тормозом развития»191. В то же время обратимся к
мнению Н.С. Розова, являющему для всех заинтересованных субъектов одно из
развернутых объяснений циклов эффективности функционирования
институтов: «Растут денежные траты, истощаются природные ресурсы,
увеличивается загрязнение, деградирует окружающая среда, изнашивается
оборудование, устают и теряют интерес у частники, их сменяет менее активное
и ответственное поколение ―золотой молодежи‖, снижается норма прибыли,
растет привлекательность активов для конкурентов, для криминала, для
внешних захватчиков – перечень типов ущерба, зависящего от человеческой
активности, широк и открыт. Но и для всех остальных функций и институтов
190 Дискин И. Е. Институты: загадка и судьба. М.: РОССПЭН, 2016. 302 с.

191 Бондарев Н.С, Косинский П.Д., Щетинина И.В., Бондарева Г.С. Теоретико-методологические и прикладные
аспекты институциональных преобразований в сельском хозяйстве / под науч. ред. академика РАН, д-ра экон.
наук Першукевича П.М. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2017. 340 с.
85
так же требуются ресурсы: материальные, финансовые, организационные,

силовые, символические» 192.
Анализ корпуса работ, посвященных, так сказать, «институционально
ориентированной» проблематике, фактически обнаруживает преобладание
экономических исследований. Институциональные структуры напрямую
зависят от специфики общественного и экономического развития конкретного
общества в тот или иной исторический период. Например, в случаях
«переходного» развития общества или революционных изменений население
оказывается в ситуации, которую можно маркировать не иначе, как
радикальную смену институциональных основ государственного устройства.
Если же сообщество статично и, наоборот, отличается высокой степенью
стабильности социально-экономических процессов, институциональное
измерение, соответственно, претерпевает медленные эволюционные изменения,
которые являются отражением развития или деградации. Институциональные
кризисы предполагают невозможность институтов выполнять «возложенные на
них функции регулирования определенных сфер человеческих
взаимоотношений», а «смена политической системы обусловлена
возникновением несовместимых культурных ценностей, общественно-
политических структур и форм поведения индивидов» 193.
В других социально-гуманитарных науках уже заметен определенный
сдвиг и соответствующий выход на междисциплинарность. Множество понятий
и плюрализм подходов породили разночтение и привели к размытости границ в
восприятии и определении институтов, порождающих дискуссии, что же
именно относится к данным объектам. Обратимся к «институту» в самом
первом приближении. Данный термин происходит от латинского institutum, что
буквально означает «устройство, организация, принцип». Institutum, в свою
192 Розов Н.С. Механизмы циклов в политике и экономике: общность моделей // Общественные науки и
современность. 2017. № 2. С. 119-131.
193 Ткачев Д.Ш. Особенности функционирования институтов и социальных сетей на постсоветском
пространстве // Полис. Политические исследования. 2006. № 1. С. 82.
86
очередь, является производным от instituere – «ставить, выстраивать,

устраивать» 194.
В русский язык понятие «институт» было заимствовано из французского
(institut). Основоположники теории социальных институтов, Г. Спенсер и Э.
Дюркгейм, определяли феномен института в рамках классической правовой
науки позапрошлого столетия. Так, Спенсер рассматривал институты как
«―установления‖, определяющие нормы и правила социальной регуляции» 195, к
которым он относил такие общественные и политические учреждения как
семья, церковь, профсоюзы, обычаи, обряды и этикет.
С древних времен институты решают комплекс задач:
1. консолидация и гармоничное сосуществование разных социальных
групп;
2. сглаживание и регулирование общественных противоречий;
3. справедливое распределение ресурсов;
4. регулирование трудовых и производственных отношений;
5. создание наименее конфликтных условий для дальнейшего развития
отношений предприятий отрасли, государства и целевых групп в условиях
открытости.
В социологическом и политологическом аспектах понятие «институт»
принимает свое исходное содержание из юриспруденции. Общеизвестно, что с
позиции юридических наук сущность институтов раскрывается через систему
формально закрепленных правовых образований, законов и норм,
выполняющих регулятивные функции применительно к определенным
разновидностям общественных отношений. Многие эксперты современности
делают акцент на многосложности и расплывчатости определения, которое
можно дать понятию «института» в различных дискурсах социальных и
109-113.
195 Коломийцев В.Ф. Социология Герберта Спенсера [Электронный ресурс]. URL:
http://ecsocman.hse.ru/data/475/176/1217/004.KOLOMYITSEV.pdf (дата обращения 01.05.2019)
87
гуманитарных наук196. Тем не менее, существует известное и разделяемое

многими представителями общественных наук, почти «универсальное»,
определение термина «институт», данное Д. Нортом: «Институты – это
―правила игры‖ в обществе, или, выражаясь более формально, созданные
человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения
между людьми» . Требует уточнения, что при дефинировании «института»
197
Норт обозначает свою принадлежность к сторонникам нормативного подхода.

Но в целом данная позиция имеет весьма ощутимый недостаток – смысловое
уравнивание понятий «нормы» и «институты». Общий политологический
контекст в первую очередь позволяет увидеть под институтом государство, а
также правительство, политические партии и организации198.
Отметим и другие подходы, раскрывающие смысл понятия «институт».
Например, существует так называемый «организационный подход», в
соответствии с которым под дефинируемой категорией принято понимать
некоторую организацию, объединение людей. Здесь же отмечается
длящийся/продолжающийся во времени характер социальных структур, что
позволяет исследуемым объектам выступать, своего рода, коллективными
акторами, функционирование которых позволяет выявить стабильные черты
общественной жизни. Одним из наиболее известных сторонников данного
подхода является Р. Даль. Следующий, «акционный», подход (П. Бергер, Т.
Лукман, С. Хантингтон) определяет институты с точки зрения повторяемости
взаимных человеческих действий и практик199.
Российская наука также имеет собственное разнообразие при толковании
«институтов». Характеризуя структуру политической системы, А.В. Абрамов
выделяет «нормативно-регулятивную и институциональную подсистемы как
109-113.
197 Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд
экономической книги «Начала», 1997. С. 17.
109-113.
199 Абрамов А.В. Политический институт и политическая институализация: определение понятий // Власть.
2010. № 5. С. 53–55.
88
два, хотя и связанных, но различных компонента. Таким образом, несмотря на

этимологическое родство, отождествлять понятия ―норма‖ и ―институт‖
неверно» 200. Все же, анализ многочисленных работ позволяет констатировать,
что одним из наиболее распространенных определений, освещающих сущность
рассматриваемых структур в социальных и гуманитарных науках, является их
содержательное раскрытие через законы или правила игры, определенных
кодексов поведения, типов отношений и социальных связей201.
В феномене институтов реализуется «стремление людей создать порядок,
чтобы уменьшить неопределенность существования и тем самым сократить
трансакционные издержки», а сами «институты могут быть формальными и
неформальными» 202. Формальные институты представляют собой юридически и
экономически оформленные структуры, способствующие воспроизводству
общественных практик. Отмеченный выше юридический аспект подразумевает
наличие формальных правил игры и взаимодействия, носящих
предписывающий и разрешающий характер. В свою очередь, в отличие от
формальных, неформальные социальные установления охватывают неписаные
кодексы и нормы, культурные механизмы передачи информации. Будучи
заключенными в рамки культурного обмена, неформальные
институциональные ограничения обеспечивают «воспроизводство привычных
форм обмена и интеракций, возможна непрерывность в ходе длительных
социальных изменений» 203.
Одной из наиболее репрезентативных в плане всестороннего освещения
институтов является работа П.В. Панова «Институты. Идентичности.
Практики», в которой автором представляются следующие концепции:
2010. № 5. С. 54.
109-113.
202 Ткачев Д.Ш. Особенности функционирования институтов и социальных сетей на постсоветском
пространстве // Полис. Политические исследования. 2006. № 1. С. 80
203 Там же С. 80
89
1. Когнитивная, определяющая институты как «ментальные модели,

посредством которых авторы воспринимают и интерпретируют окружающий
мир» 204.
2. «Организационная», в которой институции противопоставляются
институтам (в значении организаций) 205.
3. Институты как воспроизводство правил и норм206.
4. Институты как воспроизводимые социальные практики207,
«обладающие наибольшей пространственно-временной протяженностью» 208.
Для социально-философских исследований наиболее подходящей видится
когнитивная концепция, однако, ввиду масштабного характера
институциональной проблематики, не стоит игнорировать и остальные теории,
приведенные Пановым. И все же вне зависимости от плюрализма мнений на
природу институтов, еще раз отметим, что необходимо делать акцент на их
значимости абсолютно для любого общества209.
Как уже было отмечено выше, институты приводят к появлению первых
государств. К слову, само государство определяется многими исследователями
как исторически первый политический институт. Однако позволим себе не
согласиться с устоявшимся мнением, поскольку институты предполагают
равнозначность, вне зависимости от их рассмотрения в отдельности. Полагаем,
многие согласятся, что сравнение институтов государства с самим институтом
государства, по меньшей мере, выглядит абсурдным. Поэтому позволим
считать государство не чем иным, как комплексным суперинститутом210.
Классическое выделение сфер общественной жизни позволяет построить
такую классификацию, куда помимо политических относятся экономические,
204 Панов П.В. Институты, идентичности, практики: теоретическая модель политического порядка. М.:
Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. С. 51.
205 Там же С. 52-53.
206 Там же С. 54.
207 Там же С. 54.
208 Там же С. 55.
109-113.
210 Там же
90
социальные и культурные институты. Тем не менее, во втором

предварительном замечании к настоящей монографии и в ряде опубликованных
работ мы уже указывали на невозможность игнорирования наличия правовой
подсистемы в современном обществе. Так, правовая сфера может пониматься в
качестве отдельной части общества, которая, словно «невидимый» элемент,
присутствует во всех остальных сферах (по отраслям). Наиболее адекватно
расценивать право как составную часть политической сферы. Последнее
объясняется тем фактом, что актуальное на конкретный исторический период
законодательство закрепляется и устанавливается только на уровне власти.
Фактически право сопровождает человека с момента рождения и до смерти, и,
действительно, трудно привести какую-либо сферу общественных отношений,
которая бы вообще выпадала из правового поля. Наконец, соответствующим
подтверждением нашему мнению является наличие множества правовых
институтов211.
Одним из представленных ранее аспектов настоящего исследования был
поиск ответа на возможность нахождения права и политики в неразрывном
единстве. Положительный ответ означал необходимость определения форм
такого их взаимного влияния, существования и функционирования. За этим,
собственно, мы и обращались к категории «синкретизм», означающей
нерасчлененнось различных объектов, их слитость, которую можно наблюдать
в каком-либо явлении или процессе. Для определения степени взаимовлияния
мы представили конкретное соотношение между политическими и правовыми
институтами. Напомним, что А.В. Абрамов трактует «политический институт»
через следующее определение: «исторически сложившаяся, нормативно
закрепленная, организационно оформленная и регулярно воспроизводимая
модель отношений, связанных с завоеванием политической власти,

91
осуществлением общественного управления, а также с участием граждан в этих

процессах» 212.
Дефинирование Абрамова дает возможность преодолеть традиционное
редуцированное понимание сущности политических институтов. С одной
стороны, в здесь прослеживается то самое основание нормативности, которое
позволяет описать сущность политической институциализации через призму их
принадлежности к системе нормативно-правовых актов. Также позиция
соотечественника позволяет описать политические институты как организации,
бытующие как самостоятельные. Опираясь на исследование Е.А. Джалиловой,
мы в свою очередь дали определение «правовому институту», выступающему
как совокупность законодательно установленных способов регулирования,
обладающих единством, комплексностью, структурностью, сферой воздействия
и предметной систематизацией норм213. Здесь опять же подчеркивается
некоторая автономность правовых социальных установлений (как и их
указанная ранее соотнесенность по сферам общественной жизни), а вдобавок
отмечается соответствие положениям теории права, согласно чему
законодательное закрепление (в отличие от других социальных регуляторов)
возможно исключительно на уровне государственных решений.
Проведенный социально-философский анализ деятельности
политических институтов указывает на их непосредственное влияние при
формировании нормативно-правовой базы, которой подчиняются граждане и
организации. На примерах продемонстрировано, как политические институты
оказывают непосредственное влияние на формирование правовых систем. В
общем виде проявления их «витальной неразрывности» находят свое отражение
в следующем: политика определяет правовые нормы, которые так или иначе
формируют векторы действия самой власти, которая руководит страной и
2010. № 5. С. 55.
213 Джалилова Е.А. Проблемы определения понятия и сущности института права // Вестник Волжского
университета им. В.Н. Татищева. 2018. Т. 1. № 2. С. 22-31.
92
принимает решения. В читаемых автором настоящей монографии лекциях

акцент постоянно делается на том, что ни одно значимое решение не может
быть принято при его несоответствии законодательству214.
Политические и правовые установления наряду с другими (по сферам
общественной жизни) создаются людьми для последующего управления
поведением человека, сообщая ему условия, заданные определенной
институциональной системой. Процесс генезиса институтов детерминирован
прошлыми институтами, чрезмерная зависимость которых в актуальный период
создает риски «институциональной регрессии» 215. И если представители рода
человеческого сменяют друг друга в результате процессов старения и смерти,
то институты остаются. Их смена обусловлена неэффективностью и
появлением неоформ в связи с конкурентным давлением и соответствующими
институциональными изменениями для обретения последующей значимости
для будущих поколений.
Институты устанавливают рамки, в пределах которых происходит
взаимодействие людей друг с другом, они уменьшают неопределенность и
прорисовывают четкую структуру повседневности, определяя набор
альтернатив и мотивов поведения. Так, в рамках взаимодействия на
международной арене институты политики и права предстают «правилами
игры» соответствующего масштаба и при уже иначе определенных условиях216.
Логично, что основной целью в процессах выстраивания отношений с другими
участниками является выигрыш (здесь мы, конечно, оставим в скобках
эволюцию представлений о выигрыше в борьбе за властные ресурсы). Внутри
государства политические и правовые институты через коллективные действия
являют собой не что иное, как равнозначную установленную людьми форму

215 Сухарев О.С. Методологические основы институционального анализа: старая, новая школы и мейнстрим //
Финансовая аналитика: проблемы и решения. 2013. № 41 (179). С. 7-24.
экономической книги «Начала», 1997. 180 с.
93
соглашений, имеющих инструментальное или стратегическое приложение при

формировании условий жизни для населения217.
Последующее развитие в работе философских представлений о политико-
правовых институтах предполагает углубление общетеоретических оснований
науки. Решение поставленных задач определяет императив выхода в сферу
более масштабных обобщений с одновременной детализацией содержания и
углублением научного осмысления отдельных разделов. Вышеперечисленное
позволяет определить роль влияния философских идей на становление
институтов, которые в той или иной степени оказывают воздействие на их
функционирование в рамках национальных государств в период Нового
времени. Именно поэтому в следующем параграфе будет представлена так
называемая «предыстория» нововременных институтов с обращением к
рассмотрению политико-правовых образований древности и Средневековья.
2.2. Политико-правовые институты Древности и Средневековья218
История политико-правовых институтов уходит в глубину веков.

Исследуемый феномен обнаруживает присутствие уже в период возникновения
древнейших цивилизаций и государственных образований (Ассирия, Вавилон,
Древний Египет). Политико-правовой институт неизменно сопряжен с
системой верховной (политической) власти, культурно и юридически
оформленными отношениями между членами сообщества. В общефилософском
аспекте исследуемые нами институты могут рассматриваться как следствие
возникновения сложноорганизованных человеческих сообществ, для
109-113.
218 Основу данного параграфа составляет текст статьи: Равочкин Н.Н. Политические и правовые институты
древности и Средневековья в контексте политической философии // Вестник Пермского государственного
гуманитарно-педагогического университета. Серия № 3. Гуманитарные и общественные науки. 2018. № 2. С.
79-92.
94
успешного функционирования которых требовались определенные знаково

оформленные общественные связи219.
Древнегреческий полис является уникальной политико-правовой формой
общественной организации древнего мира. Античная модель государственного
устройства обусловливала наличие на территории Древней Греции небольших
городов-государств, а все остальные способы социально-политической
организации считались нецивилизованными. Полис начал складываться в
архаическую эпоху эллинской культуры (VIII–VI вв. до н. э.) и представлял
собой поселение, которое состояло из двух основных частей – акрополя как
«импульса» административной и торгово-промышленной жизни и остального
города – сельской округи220.
Полис понимался греками как город-государство, означавшее
определенную форму устройства коллективной жизни, урбанистическое
укрепление и наделенный обязанностями и правами гражданский коллектив.
Существенным отличием полиса от других способов социально-политической
организации являлась автаркия. Под «автаркией» принято понимать
экономическую и политическую независимость гражданского коллектива,
населявшего город-государство, а также ограничительный характер доступа к
политическим и социальным делам посторонних людей, которыми являлись
чужеземцы и/или рабы. Гражданскими правами в рамках полиса обладали
коренные жители, например, в Афинах – человек, чьи родители были также
афинскими гражданами. Теоретическое обоснование представлений о
государственном институциональном устройстве разрабатывалось такими
знаменитыми древнегреческими философами как Платон и Аристотель221.
Одной из определяющих черт статуса жителя полиса, помимо
родственного наследования гражданских прав, было право на земельную
219 Там же
220 Пуре Н.М. Понимание государства в античной политико-правовой мысли // Юридическая наука и практика:
Вестник Нижегородской академии МВД России. 2010. № 2. С. 44–48.
221 Равочкин Н.Н. Политические и правовые институты древности и Средневековья в контексте политической
Гуманитарные и общественные науки. 2018. № 2. С. 79-92.
95
собственность. Экономической основой полиса являлось сельское хозяйство.

Высокая экономическая независимость землевладельца-гражданина и всех
жителей полиса в совокупности составляла основу политических свобод
граждан. В таких реалиях земельная собственность выступала определяющим
фактором развития политически-правовой организации полисных обществ.
Государственный институт Греции формировался не как аппарат принуждения
над всеми подданными, но как регулятор отношений между отдельными
гражданами-собственниками. Военные институты полисов имели вид
ополчения при отсутствовавшей регулярной армии222.
Среди важнейших властных институтов полисов следует выделить
Народное собрание (экклесию) – орган управления, посредством которого
учитывалось волеизъявление всякого члена сообщества, наделенного правами
гражданина. Экклесия в Афинах «решала важнейшие государственные
вопросы: даровала гражданские права, избирала должностных лиц и принимала
их отчеты, объявляла войну, заключала мир, занималась вопросами снабжения,
рассматривала экономические, политические и религиозные дела (в том числе
частного порядка)»223. Будучи особой формой гражданского самоуправления в
древнегреческом обществе, экклесия представлялась в качестве древней
демократической системы (взаимо)отношений между властью и отдельными
гражданами полисов.
Закон как источник правовых норм вырабатывался в ходе народных
собраний, которые, по сути, являлись высшим законодательным органом.
Демократическое устройство народных собраний базировалось на голосовании
посредством поднятия рук или жребия, а «заседание экклесии нередко
превращалось в настоящие дебаты, где главная задача состояла в том, чтобы
223 Алехин В.П. Греческие полисы и малоазийские сатрапии: типичные черты политической организации //
Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2011. № 1
(96). С. 12.
96
убедить в своей правоте как можно большее число граждан» 224. Для граждан
было «характерно равенство перед законом – исономия (ισονομια) и равенство в
свободе высказывать свое мнение – исегория (ισεγορια)» 225.
Политическая активность граждан стимулировалась самой
вовлеченностью в общее законотворчество. Полисная организация проявляла
ощутимую устойчивость по причине небольших размеров городов-государств и
демократического принципа гражданского участия в жизни сообщества. Полис
являлся суверенным государственным образованием с набором собственных
законов, органов власти, внутренней инфраструктуры. Устройство полисных
городов, будь это демократический или олигархический тип политической
организации, способствовало снижению остроты социальных противоречий,
объединяло всех собственников и рабовладельцев, гарантируя им необходимый
набор политических и социальных прав и привилегий226.
Помимо народных собраний в древнегреческих полисах получили
развитие другие важные политико-правовые институты; это Совет пятисот, и
суд присяжных. В рамках Буле происходила подготовка дел для Народного
собрания, «их обсуждение и вынесение предварительного заключения, а также
назначение Народного собрания и решение основных текущих дел полиса» 227.
Суд присяжных был ответственен за судебные дела и защиту основ
демократического устройства.
Политическое устройство Спарты отличалось от афинского. В Спарте
существовала герусия и коллегия эфоров. Герусия занималась
государственными делами, исполняла функцию верховной судебной
инстанции. Коллегия эфоров состояла из пяти членов, избиравшихся сроком на
год и обладавших огромной властью, как замечает В.П. Алехин: «это был во
224 Там же С. 12
225 Там же С. 11
227 Алехин В.П. Греческие полисы и малоазийские сатрапии: типичные черты политической организации //
Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. 2011. № 1
(96). С. 13.
97
многом противоречивый орган власти, заключавший в себе демократические

черты» 228.
Древнегреческое полисное социально-политическое устройство выявляет
богатое разнообразие, каждый отдельный полис отличался от другого и сам
менялся в ходе исторического развития. Полисы сочетали в себе принципы
демократических политико-правовых институтов и различных форм
олигархической и тиранической власти. Главной отличительной чертой
древнегреческой демократии являлась гражданская активность населения,
вовлеченность каждого свободного члена сообщества в общеполитические
дела, что послужило прообразом будущих представлений о демократии
прямого действия229.
Республиканская римская политическая система на ранних этапах
развития во многом напоминала греческую полисную социально-политическую
модель. Фактически, в Римской республике отсутствовало четкое разделение
властей на законодательную, исполнительную и судебную. Законы
рассматривались и принимались на комициях (от латинского comeo – схожусь,
собираюсь) – особом типе народных собраний, которые в разный период
развития римской государственности отличались по формальным и
фактическим признакам.
Существовали куриатные комиции – собрания патрициев по куриям,
восходящие к родовому строю. В царскую эпоху (VIII–VI в. до н. э.)
куринарные комиции занимались решением венных вопросов, избранием
царей. Центуриатные комиции объединяли патрициев и плебеев по принципу
имущественного ценза и помимо военных вопросов занимались избранием
высших магистров и исполняли судебные функции. Третий тип комиций,
трибутный, представлял собой собрание граждан по территориальным округам,
228 Там же С. 14.

98
называвшимся трибами. Трибутные комиции происходили из сходок плебса, и

в ходе борьбы плебеев с патрициями получили законодательную и судебную
власть, а также право избирать низших магистратов230.
Государственным управлением занимались магистраты, выполнявшие
многие функции исполнительной власти – выборные лица, избираемые
комициями. «Трибутные комиции были более демократичны, чем центуриатное
собрание и уже напоминали афинскую экклесию V–VI вв. до н. э. Трибы были
бессословными и бесцензовыми, формально все голоса были равны. Трибутные
комиции мог собирать любой магистрат, формальная разница заключалась в
том, что курульные магистраты собирали центуриатные комиции, а низшие и
плебейские магистраты – comitia tributa и concilia plebis» 231.
Другим важнейшим государственным органом являлся Сенат,
остававшийся основным властным институтом вплоть до I в. до н. э. В
полномочия Сената входили внутриполитические и внешнеполитические
вопросы. В течение длительного периода Сенат утверждал законы, принятые на
народных собраниях. Решение народа, проводимое через систему комиций,
являлось высшей волей римской общины, а согласие Сената на утверждение
того или иного закона носило больше моральное, нежели юридическое
назначение. Однако Patrum auctoritas – акт утверждения за выбранным царем
полноты его государственной власти – подчеркивал статус Сената как
самостоятельного органа власти232.
Еще одним, более неформальным социальным институтом в
древнеримском государстве являлись жреческие коллегии, наблюдавшие за
исправным соблюдением домашних и общественных культов, проводившие
сакральные церемонии, занимавшиеся толкованием законов и судебных
230 Егоров А.Б. Римское народное собрание. Правовой статус и властные полномочия // Вестник Санкт-
Петербургского университета. История. 2010. № 2. С. 59–72.
231 Там же С. 63.
99
решений, а также исполнявшие некоторые административные обязанности233.

Древнеримские политические и правовые институты совмещали в себе разные
типы демократических и недемократических структур и процедур. В самом
слове республика (res publica – «общее дело», «народное дело») подчеркивается
народный характер социально-политического государственного устройства.
Смешанный тип политико-правовой организации государственной власти в
Римской империи нашел претворение в трех основных ступенях: власть
консулов и магистров (монархическая), Сената (аристократическая) и
народного собрания (демократическая)234.
Итак, мы видим, что уже в эпоху Античности политико-правовые
институты предстают в своем многообразии в виде форм, выработанных целой
эпохой – и уже тогда становится очевидной их важная роль в истории развития
общества. Также стоит отметить, что их функционирование имеет, своего рода,
«протовариант» современных демократических институциональных
образований, что особенно проявляется в активном участии граждан при
обсуждении и решении политических и правовых проблем в рассмотренных
нами государствах235.
Период Средневековья демонстрирует многообразие новых форм не
только экономического, но и социально-политического развития общества.
Период феодальной раздробленности принято делить на три основных этапа:
ранний, развитый и поздний феодализм. В период феодализма земля не
принадлежала непосредственным производителям экономических благ –
крестьянам и ремесленникам, но находилась в собственности феодалов.
Феодальные владения выявляли не только экономическую самостоятельность,
но и самостоятельность политическую. Крупный землевладелец обладал
собственным административным, судебным и военным аппаратом, являясь
233 Лейст О.Э. История политических и правовых учений. М.: Зерцало, 2006. 568 с.
234 Егоров А.Б. Римское народное собрание. Правовой статус и властные полномочия // Вестник Санкт-
Петербургского университета. История. 2010. № 2. С. 59–72.
100
фактическим господином и единовластным правителем. Демократические

политико-правовые институты не могли развиваться в условиях всеобщей
экономической и политической раздробленности и отсутствии частной
крестьянской собственности236.
В XIII–XV вв. на территории Европы появляется тенденция к
политическому сплочению различных феодальных владений и возникновению
централизованных государств. Следствием объединение феодалов и горожан в
особые сословия стало возникновение местных и общегосударственных
сословно-представительных политических органов, например, таких как
парламент в Англии. Постепенное формирование сословных монархий
происходило в процессе притязания церкви и сословия духовенства на
светскую власть. Данные притязания получили выражение в теократических
теориях происхождения государственной власти, главный смысл которых
сводился к тому, что государство занимало подчиненное положение в
отношении института церкви237.
Тенденции к политическому объединению феодальных княжеств
получили свое выражение в трудах Фомы Аквинского, выступавшего за
единство государственного устройства, реализующегося по принципу единый
бог – единый царь. Монархия оказывалась наиболее приемлемой и
естественной формой правления, а лучше всего управляется «то человеческое
множество, которое управляется одним <…> ибо провинции или города-
государства, которыми управляет не один, одолеваемы раздорами и пребывают
в волнении, не зная мира» 238. Республиканская форма правления, с точки зрения
Фомы Аквинского, является ложной, демонстрирует политический беспорядок,
ведущий к возникновению тирании. В монархическом государстве защиту от
вырождения в тиранию обеспечивает церковь, выполняющая морально-
236 Петрушевский Д.М. Очерки из истории средневекового общества и государства. М.: Госиздат, 1922. 300 с.
238 Лейст О.Э. История политических и правовых учений. М.: Зерцало, 2006. С. 236
101
назидательную функцию в отношении верховного монарха. Фома объединяет

«представления о человеке как общественном существе, об общем благе как
цели государственной власти, о моральном добре как середине между
порочными крайностями с христианскими догматами и доктриной о верховном
авторитете римского папы» 239.
Притязание католической церкви на политическую власть не могло не
вызвать протест. Так, М. Падуанский выступает с резкой критикой
теократических доктрин, полагая, что основной причиной войн и смут,
мешающих гармоничному развитию общества и государства, является ложное
представление о роли церкви в жизнедеятельности государства. «Государство
как земная институция преследует земные же задачи, т. е. стремится к
достижению ―pacis civilium‖, а вот церковь, будучи встроенной в ―civitas‖
благодаря искупительной жертве Христа, пытается – злоупотребляя своей
властью – переориентировать материальную сущность государства на
обретении ―мира вышнего‖»240.
Философ выделяет два типа законов: божественный и человеческий.
Божественный закон служит указанию духовного пути достижения вечного
блаженства, определяет религиозно-моральные нормы, тогда как человеческий
закон служит обеспечению общего блага, справедливости и твердости
государственной власти, обосновывает рамки принуждения241.
Отличительной особенностью политико-правовых учений средневековья,
обосновывающих складывающиеся феодально-сословные монархии, являлось
религиозное теократическое облачение. Религиозные представления во многом
определяли идейные основы политических и правовых доктрин,
институциональное устройство государственной власти и средневекового
239 Голиков А.К. Философско-политические и правовые основы учения Фомы Аквинского // Труды Санкт-
Петербургского государственного университета культуры и искусств. 2008. Т. 180. С. 61.
240 Гладков А.К. «Pacis Civilium» Марсилия Пауданского: социальное благоденствие, «здоровье» государства и
функции власти в политической мысли XIV в. // Вестник Омского университета. Серия: Исторические науки.
2017. № 4 (16). С. 11.
102
общества. Легитимность складывающейся монархической формы власти

базировалась на наследовании престола. Начинали формироваться
представительно-сословные институты, выражавшие интересы и потребности
различных сословий242.
На исходе эпохи Возрождения, идеи об абсолютной власти монарха
получают свое воплощение в трудах Н. Макиавелли. В работе «Государь» он
предлагает новую систему правил и стратегий политического регулирования и
завоевания власти в обществе. При этом он демонстрирует не поверхностное
изложение опробованных и зарекомендовавших себя тактик ведения
политических игр и войн, а предлагает свою концепцию человека – свое
видение природы человека, его страстей и пагубных желаний. Макиавелли
фактически формулирует идею политического субъекта в то время, когда
возрожденческая мысль еще не знала выкристаллизованной идеи личности.
Параметры индивидуализма еще только вырабатывались, накапливаясь и
обрисовывая будущие контуры того, что будет в дальнейшем пониматься под
личностью. Политический субъект Макиавелли наделен свободной по
отношению к себе индивидуальностью, способной выделить его из комбинации
натуралистических случайностей, и доблестью, заключающейся в способности
бросить вызов судьбе. Некоторые волевые моменты индивидуальности, ее
противостояние судьбе, подчеркнутые Макиавелли, оказались крайне важны
для дальнейшего конституирования новоевропейской свободной личности.
Этими проточертами философ наделял политического субъекта в лице
Государя, доблестного индивида, способного добиваться своих политических
целей243.
Стоит отметить, что подобные представления о политическом субъекте
имеют место и в современном мире. По этому поводу примечателен тезис А.М.
Толстенко: «Макиавелли создает правила построения государства как такого
242 Там же
243 Макиавелли Н. Государь. М.: ЭКСМО, 2017. 512 с.
103
устроения подлинной гражданской жизни людей, в котором человеческие

дарования и доблести не столько бы все расстраивали и сеяли смуту, сколько
способствовали бы объединению всех людей в их гражданском согласии.
Должны быть заложены надлежащие и прочные основания для государства как
художественного произведения»244. Макиавелли рассматривал единоличную
авторитарную власть вне рамок демократических представлений, фактически
заложив фундамент будущим идеям абсолютизма и тоталитаризма. Такое
специфическое понимание власти идет вразрез с современными
представлениями о моральном облике политика, будь он президентом или
канцлером, о контроле за действиями государя со стороны политических сил,
представляющих интересы различных социальных слоев населения, со стороны
гражданских и правозащитных организаций, о необходимости существования
политических и правовых институтов гражданского общества в делах
государства.
Исторические примеры политико-правовых институтов, рассмотренные в
ходе настоящего исследования, позволяют выделить два условных
центробежных начала, вокруг которых на протяжении истории складывались
определенные политические, правовые и социальные системы ценностей и
соответствующие им институты – демократическое и авторитарное. Политико-
правовые институты, свойственные для демократических политических
режимов, равно как и для режимов авторитарного типа, уходят корнями в
глубину тысячелетий. Исследуемый феномен присутствовал с самого начала
развития человеческих цивилизаций. Зачастую на практике реализуется
вариант смешанных институцианальных типов общественной и
244 Толстенко А.М. «Политический разум» Никколо Макиавелли // Вестник Санкт-Петербургского

университета. Серия 6. Философия. Культурология. Политология. Право. Международные отношения. 2009. №
4. С. 227.
104
государственной организации, как это было в древнегреческом полисе,

древнеримской республике245.
На основании вышеизложенного можно сделать вывод, что основную
совокупность политико-правовых институциональных в рамках суперинститута
государства составляют административные органы, политические партии,
правоохранительные органы, судебная система, объединения социального
контроля и другие в зависимости от осуществляемой ими деятельности по
отношению к конкретному виду социальной активности индивидов. Реализация
политико-правового института, как нормативно закрепленной и
воспроизводимой в ходе общественных практик модели, наблюдается при
соблюдении условий присутствия в обществе конкретной политической власти.
105
Глава 3. Роль нововременных философских идей в становлении

политико-правовых институтов в контексте индустриального общества
3.1. Специфика трансформационных процессов при переходе Европы от
традиционного общества к социуму индустриального типа246
Философия, понимаемая нами как особая область интеллектуального

взаимодействия мыслителей разных эпох и теоретических направлений, во все
времена имела прямое воздействие на развитие политико-правовых идей.
Осмысление фундаментальных особенностей человеческого общежития
становится решающим фактором в развитии рассматриваемых воззрений в
различные исторические периоды. Отмечаем, что идеи, продуцируемые
интеллектуальными сетями, как и их последующая практическая реализация,
имеют комплексный характер247.
Для каждой исторической эпохи характерен определенный набор
философских представлений о природе человека, общества и государства, а
жизнь индивидов, который, по сути, является конфигурацией интерактивных
ритуалов, объединенных в цепь, конституирующую социальную реальность.
Поэтому целесообразно рассмотреть общий контекст Нового времени в
ведущих национальных государствах в их увязке с соответствующим
философским наследием. Надо сказать, что дополнительным аргументом в
пользу обращения к нововременной эпохе выступает отмеченное во введение
опредмечивание прототипов современных для нас демократических политико-
правовых институтов. Основными макрофакторами, оказавшими влияние на
появление качественно новых философских идей, становятся секуляризация и
гуманизм, модернизация и революции, в итоге приведшие к трансформациям
246 Основные положения данного параграфа отражены в тексте статьи: Равочкин Н.Н. Переход Европы от
средневекового общества к индустриальному: социально-философский анализ // Социодинамика. 2019. № 6. С.
123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=29908
247 Равочкин Н.Н. Переход Европы от средневекового общества к индустриальному: социально-философский
анализ // Социодинамика. 2019. № 6. С. 123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL:
https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=29908
106
традиционного социума и появлению индустриального общества со

свойственным ему капитализмом248.
Находим логичным возможные вопросы читателей по поводу
исторических рамок, поскольку все события, так или иначе, привязаны к
определенным периодам. В данном случае делаем акцент, что процесс
структурирования истории предполагает «выделение эпох и границ между
ними <…> Ни у кого не вызывает сомнений, что в Европе, а затем и во всем
мире, шли процессы модернизации, на смену традиционным обществам
приходили ―современные‖ общества, или общества ―модерна‖»249.
Кемеровские исследователи, В.Н. и Л.В. Порхачевы, также подчеркивают
актуальность обращения к целостному видению исторической динамики при
постижении общества, отмечая возможность выявлять закономерности и
«корректировать предсказуемость социальных изменений»250. Во всем опыте
национальных государств как сложных и динамично развивающихся
социальных объектов содержится тот контекст, который привел к появлению
соответствующих концепций, их признанию, росту авторитетности и
популярности, а далее и к практическому институциональному оформлению
политико-правовой сфер новоевропейских государств. Свойственная для
социальной философии приверженность определенному пониманию истории
актуализируется при переходе от так называемого «регионального» типа
постижения всемирного исторического процесса к координатам глобального
будущего человечества. Во всяком случае, любой аргументированный взгляд на
структуру всемирной истории позволяет нам говорить о создании нового

249 Розов Н.С. Когда началась эпоха Модерна и закончилась ли она? // Сибирский философский журнал. 2018.
Т. 16. № 2. С. 63-74.
250 Порхачев В.Н., Порхачева Л.В. Образ истории через множественность моделей исторического развития // В
сборнике: Актуальные проблемы современного гуманитарного знания материалы Всероссийской научно-
практической конференции с международным участием. ФГБОУ ВО «Кемеровский технологический институт
пищевой промышленности (университет)». 2017. С. 78-80.
107
видения биографии общества, приводя к порождению качественно

дифференцирующихся взглядов на современность251.
В данном параграфе мы должны максимально приблизиться к той модели
общества, которое называется «индустриальное», однако, для этого необходимо
сделать акцент на его характерных чертах и определить время начала его
становления, поскольку каждая конкретная историческая эпоха задает
собственную периодизацию и имеет особый характер протекающих
социальных взаимодействий. Для начала приведем определение
индустриального типа социума, данное В.Н. Гончаровым, которого мы и будем
придерживаться, по крайней мере, в данной монографии: «Индустриальное
общество – это общество, основанное на развитии крупного промышленного
производства, формирующее соответствующие модели рынка, науки и
культуры. Для индустриального общества характерна ориентация людей на
постоянно возрастающие объемы производства, потребления, знания. Идеи
роста и прогресса являются «ядром» индустриального мифа. Существенную
роль в организации индустриального общества играет понятие (и метафора)
«машины». Следствием реализации представлений о машине оказывается
экстенсивное развитие производства, а также «механизация» общественных
связей, отношений человека с природой» 252.
В качестве характерных черт индустриального общества Б.В.
Кабылинский приводит «высокий уровень развития промышленности,
интенсивное развитие предпринимательской деятельности, развитие науки и
техники, коммуникации; при этом добыча и переработка природных ресурсов
становится наиболее существенным фактором формирования материальных
благ, повышается уровень урбанизации» 253. Таким образом, мы полагаем, что

252 Гончаров В.Н. Современные концепции общества: философский анализ // Культура. Духовность.
Общество. 2015. № 16. С. 151-155.
253 Кабылинский Б.В. Индустриальное и постиндустриальное общества: трансформация социального
конфликта // Конфликтология. 2012. № 4. С. 55-67.
108
ключевыми показателями успешности функционирования обществ

рассматриваемого типа, как и возможностей проведения их соответствующего
ранжирования по определенным уровням, выступают технологические
показатели и маркеры, позволяющие оценить уровень жизни. Тем не менее,
учитывая специфику наших исследований и настоящей научной работы,
сделаем следующее замечание. Так, если в Средневековье во взаимодействиях
между различными субъектами ведущее место отводится религии, то уже в
своем движении к индустриальному этапу развития социум опирается на право,
которое обретает статус ведущего регулятора общественных отношений с
момента господства абсолютных монархий254. Также следует напомнить, что в
последующем именно со становления индустриального общества начинаются
множественные инициативы, указывающие на необходимость формирования
гражданского общества и правового государства.
Дискуссии на предмет даты, которая знаменует начало
модернизационных процессов в Западной Европе и, тем самым, переход
аграрного общества через множественные трансформации к индустриальному
социуму XIX в., дают вполне очевидный и ожидаемый разброс мнений.
Вариации на предмет искомой хронологии начинаются от XI-XII веков (время
возникновения европейских городов255) и вплоть до начала-первой трети XVIII
столетия (появление первых машин и других технических изобретений,
заменивших средневековую цеховую систему мануфактурами256). Более того,
имеется мнение, в соответствии с которым «между периодами Новой и
Новейшей истории нет фактически принципиальных расхождений, т.к. они
представляют единую индустриальную эпоху»257.
254 Лугвин С.Б. Европейская бюрократия: контекст становления // Политическая концептология: журнал
метадисциплинарных исследований. 2012. № 4. С. 131-144.
255 Трубицын Д.В. Индустриализм как технолого-экономический детерминизм в концепции модернизации:
критический анализ Вопросы философии. 2012. № 3. С. 59-71.
256 Нуреев Р.М. Становление индустриального общества и поиски богатства народов Terra Economicus. 2012.
Т. 10. № 1. С. 180-197.
257 Гоголев А.И. Вопросы Новейшей истории: периодизация и сущность Наука и образование. 2011. № 3. С.
64-69.
109
Однако наша приверженность в выборе датировки связана с указанными

выше предпосылками и идеями Возрождения, то есть с XIV-XV веками.
Напомним, что в средневековой Европе личность мыслилась и определялась в
связи с ее принадлежности к определенной группе, общности – семье, касту и
тому подобное. Однако уже с началом европейского Ренессанса состоялся
переворот, в результате которого гуманизм утвердил индивидуалистский
принцип, обосновал права свободности, духовно независимого от внешних
авторитетов человека, в чем усматривается четкая рациональная тенденция,
способствующая «освобождению личности» 258.
Секуляризация способствовала кардинальным изменениям статуса
человека и общества в целом, поскольку Возрождению удалось отказаться от
мистицизма в сторону свойственных ему «антропоцентризму» и
«натурализму», ставших свидетельством переосмысления античного наследия.
Наметившееся и возрастающее на протяжении всего Возрождения отрицание
церковных догматов и преодоление исключительно религиозного способа
миропостижение привело к осознанию понимания человека не как образа и
подобия Бога, но как элемента природы, естественного, как и все остальные ее
творения. Кроме этого, приобретает значимость еще одно утверждение
касательно того, что закон божий перестает быть единственным основанием,
регламентирующим социальные взаимодействия между людьми259. Вместе с
отрицанием закона божьего не отрицается существование закона земного,
предполагающего стремление регламентировать соответствующие отношения
так называемыми «земными» методами260.
Обращение к (ново)европейскому понятию «Модерн» определяет
сообразный переход субъекта к ориентации на рациональные способы

259 Там же
260 Равочкин Н.Н. Идейная детерминация политических и правовых процессов (Античность, Средневековье,
Возрождение) // Научно-методический электронный журнал Концепт. 2018. № 9. С. 240-246.
110
осмысления мира261. Учитывая общие познания во всемирной истории, еще раз

напомним, что данные процессы берут свое начало в европейском
Средневековье ввиду исторической отсталости других регионов. Традиционно
конец эпохи Возрождения – начало Нового времени считается, своего рода,
«предысторией капитализма», в буквальном прочтении означая «длительный
процесс первоначального накопления капитала» 262. Рассмотрим трансформации,
затронувшие другие сферы, прежде всего, экономическую, и произошедшие
изменения «способов производства»263. Приоритетность при обращении к
экономике оправдана ее исторической ролью, выступающим для социума как
системы своего рода «образующим элементом»264, следовательно, внутри нее
находятся и сами причины общественных трансформаций.
Определение понятия «способ производства», по мнению Д.В.
Трубицына, может быть представлено двумя вариантами:
«– технолого-экономическим, когда в основу развития положена
эволюция средств труда, обусловливающая последовательную смену типов
экономической деятельности общества;
– социально-экономическим, когда за основу развития принимаются
изменения форм социальных отношений, возникших на основе экономической
деятельности людей» 265.
Материальное производство является основой существования экономики
вплоть до новейшей истории. В Средневековье господствовал аграрный способ
общественного производства, а земля рассматривалась в качестве средства
производства. Так, отмечается, что «важнейшим свойством земли как средства
производства была невоспроизводимость. Площади, пригодные для посевов,
261 Руденко М.Н. Теоретические подходы к проблеме модернизации // Каспийский регион: политика,
экономика, культура. 2013. № 2 (35). С. 182-191.
263 Красникова Е.В. Основные этапы (стадии) в истории развития капитализма // Вопросы политической
экономии. 2018. № 1. С. 111-123.
265 Там же
111
можно было освоить, но невозможно создать»266. Выходит, что

модернизационные процессы, движущиеся в сторону индустриального
общества, сталкиваются с кризисом традиционализма, форма которого
прорисовывается более наглядным образом в реалиях исчерпаемости ресурсов
аграрной экономики. Констатируя кризис традиционализма, европейские
государства обращаются к поискам мегатрендов, которые бы гарантировали их
последующее прогрессивное развитие.
Уже отмеченное появление и развитие городов порождает
соответствующий тип общества «модернити», в котором свободные
производители и зарождающийся класс «буржуа», освободившись от
религиозных спекуляций, становятся новым субъектом – homo economicus
(«человек экономический»267 / «человек рациональный»268), основная цель
которого состоит в первоначальном накоплении капитала. Действительно,
будущие машины (по)требуют финансовых ресурсов, что и предопределит
становление рыночных отношений. Стоит указать, что появление социальной
дифференциации на основании имущественного неравенства приведет к
генезису соответствующих новационных изменений в аспекте человеческих
потребностей.
Тем не менее, первые шаги в сторону формирования капиталистических
отношений натолкнулись на такие препятствия как «войны, которые требовали
огромных затрат, сопровождались разорением экономик и потерей огромных
денежных состояний. Негативно сказывалась на развитии рынка и
периодическая смена центров мировой торговли, что нарушало
266 Лопаткин Г.В., Маслихин А.В. Основные тенденции эволюции социальной архитектоники при переходе от
индустриальной к информационной стадии Исторические, философские, политические и юридические науки,
культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2012. № 6-2 (20). С. 125-127.
112
преемственность в накоплении капитала, приводило к утрате имеющегося

опыта и финансовых средств» 269.
В XVI в. берет свое начало эпоха «сквозной государственности», генезис
которой Н.С. Розов связывает с началом «становления первых абсолютистских
монархий (первопроходцем стала Испанская империя) с резким усилением
бюрократии, соответствующей централизации силовых, производственных и
финансовых ресурсов, распространением законодательства, образовательных и
фискальных систем, проникновением государства внутрь ранее автономных
провинций и поселений»270. В целом, мы солидаризуемся с новосибирским
философом, что движение Европы к индустриальному обществу действительно
сопровождается серией событий, которые происходили не только в
экономической сфере. Усложнение мира в эпоху Модерна также связывается и
с рядом других фундаментальных изменений, произошедших в 1500-1648 гг.
(события от великих географических открытий и до Вестфальского мира).
Здесь не будет лишним подчеркнуть, что после делегитимации традиционных
порядков (римская церковь, Империя) рассматриваемый период завершается
установлением качественно нового порядка и появлением суверенных
государств271. Таким образом, изучение Нового времени с позиции
исторической макросоциологии задает исследователю необходимость принятия
во внимание фактов сопряженности интеллектуальной динамики с
изменениями, которые происходили не только в разрезе экономической
организации общества, но и с рядом кардинальных перемен, относящихся к
другим его сферам.
Значительное воздействие на общественные трансформации оказывает
Реформация, а также интеллектуальное многообразие того времени,
представленное в социально-философских воззрениях Бодена, Вико, Гроция,
270 Розов Н.С. Когда началась эпоха Модерна и закончилась ли она? // Сибирский философский журнал. 2018.
Т. 16. № 2. С. 63-74.
271 Там же
113
Макиавелли, Мора. Помимо изменений в духовной сфере, Реформация

напрямую детерминирует динамику накопления капитала и, что главное,
мотивацию к труду по протестантским положениям: христианин целиком
должен всецело посвящать себя выбранной им профессии и стремиться к
неустанному труду272. Рассуждая в духе современной управленческой мысли,
стоит указать, что рациональная и упорядоченная деятельность позволяет не
только стремительно накапливать капитал, но и дает возможность
алгоритмизировать поведение человека в социуме. Соответственно, в
рассматриваемый период новыми ориентирами жизнедеятельности человека и
его страстями одновременно становятся «жажда денег и богатства»,
отразившиеся на этических качествах личности и ее потребностях273.
Флагманом осмысления человеческих потребностей становится
философия Англии, где тогда господствовала индивидуальная собственность. К
тому же, само государство признается «Родиной капитализма», фактически
приобретающего характер на рассматриваемом историческом отрезке
необратимый274. Л.С. Николаева и Т.Н. Чумакова отмечают, что идеи
английской философии в начале Нового времени осуществляют рецепции
интеллектуального антропоцентристского наследия эпохи Возрождения,
поскольку в это время «получение истинного знания как достижение человеком
возможностей удовлетворять свои потребности, что трактовалось как главная
задача знания и опыта, так как важной считалась необходимость помочь
человеку добиться практических результатов в его деятельности,
способствовать новым изобретениям, развитию экономики, господству
человека над природой» 275.
272 Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. М.: ACT, 2006. 571 с.
274 Красникова Е.В. Основные этапы (стадии) в истории развития капитализма Вопросы политической
экономии. 2018. № 1. С. 111-123.
275 Николаева Л.С., Чумакова Т.Н. Исторические образы человека и его потребностей в философии от Нового
времени до современности // Вестник Донского государственного аграрного университета. 2015. № 3-3 (17). С.
4-10.
114
Нововременная позиция понимания рационального, основанная на

категориях «полезности» и «целесообразности», выглядит созвучной идее
античного «techne» в значении искусственного преобразования
действительности. В свою очередь синтез с идеями протестантизма только
упрочняет европейскую традицию рациональности276. Эта рациональность, по
мнению А.А. Лазаревич «исходит из необходимости как можно более точного
постижения и воспроизведения естественной упорядоченности существующего
бытия, т. е. разумно устроенного мира» 277.
Роль рационального познания и установления многообразных и скрытых
закономерностей для будущих институциональных преобразований, дающих
один из эффективных вариантов социального порядка, отводится науке278. Более
того, необходимо осознавать, что создание будущих машин и дальнейшие
процессы модернизации попросту выглядят невозможными без достижения
высокого уровня научного знания и последующего вытеснения оторванных от
практики элементов религиозного сознания279.
Переломным здесь становятся воззрения Т. Гоббса. Он отмечает, что в
целях достижения людьми счастливой жизни философия обязана вытеснить
теологию. Гоббс обнаруживает связи специфики философии в той части, «что
она является обоснованной, достоверной и системной теорией. И все то, что
противоречит этим критериям, не может относиться к компетенции
философии»280. Развитие знаний о законах и принципах устройства «нового»
мира указывают на необходимость исследования природы, следовательно,
прямо указывают на развитие практико-ориентированных естественных наук,
276 Равочкин Н.Н. Индустриальное общество и формирование контекста новоевропейского капитализма:

социально-философский анализ // Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. 2018. Т. 7. № 5A. С.
176-184.
277 Лазаревич А.А. Трансформация идеала рациональности в современной культуре. Режим доступа:
http://www.intelros.ru/pdf/mmk_mamardashvili/08.pdf (дата обращения: 20.05.2019).
278 Хубиев К.А. Актуальная роль государства в экономическом развитии // Научные исследования
экономического факультета. Электронный журнал. 2016. Т. 8. № 4 (22). С. 7-23.
280 Булычев И.И. Об интегративных школах философии нового времени // Вестник Тамбовского университета.
Серия: Гуманитарные науки. 2002. № 2 (26). С. 18-32.
115
результаты исследований которых непосредственно можно внедрить в

производственные процессы. Таким образом, становление науки в статусе
признанной силы, стремящейся служить развитию производства, способствует
качественно новому производству по форме и содержанию.
Следствием становится феномен научной революции и организации в
философии определенного допущения при формировании новых возможностей
осуществления познавательной деятельности. Научная революция создает
потребности, касающиеся осмысления проблем истины и создания и/или
развития необходимых для этого методов. Прогресс в науке приводит к
созданию техники, способствуя повышению веры в убеждения о
«подконтрольности сил природы», замечательно проиллюстрированные П.П.
Кошкиным диалогом Лапласа и Наполеона Бонапарта, в котором физик
заявляет, что «не нуждается в гипотезе Господа Бога для объяснения развития
Вселенной» 281.
Революция в науке фактически служит подспорьем для аналогичных
процессов в промышленности и, в соответствии с логикой социальной
динамики, отражается на остальных сферах общественной жизни. По факту,
философия на протяжении всего перехода от традиционного общества периода
Средневековья к индустриальному нововременному социуму имманентно
реализует свой практический потенциал. Суть произошедшей «революции в
философии» состоит в следующем: если до Канта к практической философии
относилась этика, то основатель немецкой классики ставит в центр интересов
«практический разум» и вытекающее отсюда осмысление практической
деятельности282. «Деловая активность», феномен профессионализации и
реализации замыслов в действительности – вот что следует из теорий
281 Кошкин П.П. Теоретические аспекты социального управления в условиях общества индустриального типа
// Власть. 2007. № 9. С. 10-13.
282 Самченко В.Н. Понятие практики в философии Нового и Новейшего времени // Социально-экономический
и гуманитарный журнал Красноярского ГАУ. 2015. № 2 (2). С. 200-207.
116
Шеллинга и Гегеля, позволяя им обрести статус «ключевых категорий» при

приближении к индустриальной модели общественного устройства.
В определенной степени революционным процессам также подвергаются
мануфактуры. Изначально данные фабрики были ориентированы на
престижное потребление и обеспечение потребностей армии, но осознав
дополнительный путь к выгоде, происходит кардинальная переориентация
производств «на изготовление дешевых и доступных для всех товаров»283. В
связи с наблюдаемыми трансформациями ряд мыслителей подчеркивает
возрастающую роль техники в обществе, ставшей достаточно ярким
результатом опоры на рационализм и творческое озарение.
Итак, рассмотренные технологические трансформации, произошедшие в
европейских обществах Нового времени, позволяют нам определить общую
идею, заложенную практически во все происходящие процессы, ставшие чем-то
наподобие форм проявления «социальной революций»284 на различных уровнях.
Формирование общественно необходимого образа революции становится
ответом на укоренившееся линейно-историческое мышление и убежденность
людей в прогрессивном характере бытия социума285. Отметим, что все
множество трансформаций не являлось бы успешными без наполнения
массового сознания соответствующими идейными конструктами,
подчеркивающих важность преодоления средневековых когнитивных схем.
Итак, Европа переходит от аграрного уровня развития общества на
индустриальный этап – и это непреложный факт. Какими бы временными
рамками ни руководствовались исследователи, трансформационные процессы,
которые нередко оцениваются сегодня как противоречивые, действительно
занимают достаточно длительный промежуток времени во всемирной истории.
Логично, что они протекали по-разному в конкретных (макро)регионах и
284 Зинченко В.В. Cоциально-психологическое измерение политических и экономических трансформаций
общества // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2010. Т. 6. № 2. С. 241-252.
285 Кучукова Ж.М. Образ революции в развитии индустриального общества // Актуальные проблемы
гуманитарных и естественных наук. 2014. № 6-1. С. 312-315.
117
отдельных странах, но все же их объединяет общность направления, заданного

идеями прогресса. Кризис классической философии, начавшийся на рубеже
XVIII-XIX столетий, позволяет увидеть всю неодинаковость и не-
универсальность идейно детерминируемого социального бытия. Таким
образом, в трансформирующейся политико-правовой сфере западных
государств к моментам окончательного утверждения индустриальной модели
институциональное оформление будет зависеть от социокультурных
особенностей, приверженности властей конкретным идеям и понимания
реализации их отдельный положений, пригодных для соответствующих
целей286. Из сказанного можно заключить, что перед нами встает задача
раскрытия реализации идейных философских конструктов, используемых
государствами в попытках достигнуть эффективного порядка в политико-
правовой сфере.
3.2. Практическое воплощение философских идей Нового времени в

политико-правовых институциональных преобразованиях
Вполне резонно предположить, что контекст Нового времени, на который

в больше степени повлияли секуляризационные процессы, свидетельствует о
приобретении европейскими государствами неписаной социальности и
соответствующего поиска новой организации властных отношений.
«Освобождение человека», наблюдаемое на протяжении длительного времени,
подтверждает мысль о темпоральном характере общественных институтов.
Действительно, «они формируют, но не создают человеческие сообщества,
определяют отношения доминирования и подчинения, и делают возможными
коллективные действия» 287.

анализ // Социодинамика. 2019. № 6. – С. 123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL:
287 Алиев Ш.М. Грамматика конституционализма. М.: Юридический центр, 2016. С. 658.
118
Самое начало Нового времени также свидетельствует о преодолении

средневековых когнитивных схем: монархии движутся от сословного типа
организации к абсолютной власти государей. К слову, победа монархов в
противоборстве с феодалами относится к рубежу XV-XVI столетий. Таким
образом, политико-правовая институционализация, как и атрибуты власти
(суверенитет, монополия на легальное применение силы, издание законов)
впервые после падения Римской империи всецело замыкается на самих
монархах. Самодержец и осуществляемая им власть уже расцениваются как
порождение Бога. Тем не менее, «при проведении своей политики монархи
оказались вынуждены считаться с существованием двух влиятельных
политических сил: с нарождающейся, но еще неокрепшей буржуазией и
влиятельным дворянством» 288.
Конечно, в этом усматриваются истоки современной демократии,
которая, будучи явлением мировой культуры, предполагает смену вариантов
организации государственных устройств и проведение соответствующих
социальных преобразований. В этом плане убедительной представляется
позиция А.В. Зберовского, утверждающего, что «демократия невозможна без
появления сначала «демократического человека», т.е. такого гражданина,
представителя своего народа, который (как продукт культуры) одновременно
будет являться и создателем демократии, и ее результатом» 289.
Как правило, изучение совершенствования политико-правовых
институтов в рамках национальных государств к наполнению ими практиками
демократической природы проводится с обращением к противопоставлению
идей Т. Гоббса и Дж. Локка. Однако в рамках нашей работы в очередной раз
следует расширить временные границы и рассмотреть «предпосылочный
фундамент», которым выступают учения Ж. Бодена, Г. Гроция и Ф. Суареса. В
289 Зберовский А.В. Демократическая политическая культура как продукт капиталистического общества //
Вестник Красноярского государственного аграрного университета. 2010. № 2 (41). С. 154-160.
119
частности, применительно к известной всем теории общественного договора

Суарес писал, что государство создается путем передачи власти народом
определенному лицу, но с заключением с ним «своеобразного контракта»,
который не в историческом, но в формальном смысле: «Непосредственная
передача гражданской власти от Бога людям, совместно проживающих в
городах или иных политических содружествах. Этот божественный дар
означает, что принадлежность власти не какой-то отдельной личности, группе
или определенному роду, но народу как социальному организму» 290. Суаресу
свойственна абсолютизация роли государства как института (что лишний раз
позволяет констатировать аналогию с уже упомянутым нашим пониманием
приводимого здесь объекта для анализа как суперинститута). В «органическом»
понимании Суареса государство является совершенным содружеством,
состоящим из различных групп и содружеств (человеческое и церковное) 291.
В свою очередь французский интеллектуал Ж. Боден приходит к выводу,
что главным для общества и государства является совокупность знаний о них,
полученных из исследований их характерных особенностей, а также специфики
политической жизни в каждом государстве. Он считал, что понимание и
установление закономерностей политико-правовых процессов возможно только
исходя из понимания обычаев и привычек разных народов, можно понять и их
историю, право, общество. К слову, Боден настаивал на практическом
использовании этих добытых знаний292.
На наш взгляд, идеи Бодена задают персонифицированность в качестве
ключевого принципа в рамках исследований, посвященных
институциональному становлению и функционированию. Рассмотрим его
290 Wilenius R. The social and political theory of Francisco Suarez. Helsinki, 1963. Р. 76
291 Дидманидзе У.Т. Формирование предпосылок теории справедливой войны и ее развитие до Гуго Гроция //
Евразийский юридический журнал. 2016. № 9 (100). С. 133-135. Журавлев О.В. Идеология испанской империи
и государственно-правовое учение Суареса // Verbum. Выпуск 1 Франциско Суарес и европейская культура
XVII—XVIII веков. Альманах Центра изучения средневековой культуры при философском факультете Санкт-
Петербургского государственного университета. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского
общества, 1999 221 с. Соколов Б. О. Концепции общественного договора в современной политической теории.
Дисс. … канд. полит. наук: 23.00.01. СПб: СПбГУ, 2014. 165 с. Salas V., Fastiggi R. (eds.) A Companion to
Francisco Suárez. Leiden; Boston: Brill, 2014. 384 p.
292 Боден Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. 412 с.
120
ключевые тезисы. В его учении воля суверена выступает как безусловная и не

зависящая от подданных, единственная и не предусматривающая
многомерность общественных отношений и их влияния на принятие
собственных решений. Эта воля не распространяется лишь на законы Бога и на
законы природы, поскольку законам Бога и природы подчинены все «земные
государи». Само государство выступает автономной сферой человеческого
бытия, которая утверждает идею свободы человека в мироздании. Государство
является социально-историческим образованием и в известной степени имеет
трансцендентную ценность лишь при условии сохранения своего суверенитета
и благодаря выполнению своей функции обеспечения безопасности, согласия и
справедливого правопорядка среди домовладельцев293. Ведь воля семей,
согласно метафоре Ж. Бодена, как доски, которые скреплены вместе и
формируют корабль – государство. Когда же хоть одна доска отпадает, кораблю
угрожает гибель294. Другими словами, без реализации частных интересов
домовладельцев не существует властной сферы, политики и права, где можно
утверждать общее благосостояние и справедливость.
Следовательно, суверенное государство выступает независимым и
самодостаточным явлением человеческого мира. Суверенитет выражает
принцип свободы человеческой политической общности и базируется на
возведенном к метафизическому состоянию разумно и толерантно устроенном
руководстве человеческими законами и нормами в общественных делах. Все
это является главным условием образования и существования нового типа
государственности – «Raison d’Etat», являющим образец хорошо
упорядоченного государства, управление которым осуществляется (с) умом.
Его целью выступают идеи и идеалы Возрождения, направленные расширение
индивидуальных и коллективных возможностей. Для этого, по мнению Бодена,
необходимо полагать суверенность в качестве основополагающего принципа,
индустриальном обществе // Теология. Философия. Право. 2018. № 3 (7). С. 53-66.
294 Боден Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. 412 с.
121
способным соединить общественную разносторонность. В этом смысле можно

отметить следующее: «Подобно тому, как корабль, когда у него нет ни носа, ни
киля, ни кормы и верхней палубы, представляет собой лишь груду дерева,
которое не имеет формы корабля, так и государство, лишенное суверенного
могущества, которое объединяет всех граждан и все части его, все хозяйства и
все коллегии в единственное целое, не является более государством» 295.
Квинтэссенцию политико-правовых идей Г. Гроция составляет не просто
международное право, но дихотомическое разделение видов права на
«естественное» (jus naturale) и «положительное» (jus voluntarium). Под первым
из них понимается такая его форма, которая являет собой совокупность прав
человека, проистекающих собственно из его природы. В свою очередь
«положительное» право трактуется Гроцием как совокупность юридических
норм, созданных в конкретном социуме на основе культуры и традиций,
представляющих собой образующие элементы, которые осуществляют
регламентацию поведения человека в конкретном государстве. Обращает на
себя внимание тот факт, что латинское название данного права говорит нам о
наличии волевого основания: вне зависимости, человеческая это воля или же
божья296.
Далее рассмотрим «позитивное» право, которое представляет
разновидность данной реальности, созданной человеком или Богом для
регламентации собственно «социального» существования человека, при этом
сообразуются преследуемые другими индивидами интересы и цели. Анализ
позитивного права обнаруживает также осуществленное Гроцием его
разделение «на человеческое право (jus humanum) и божественное (jus
divinum).Человеческое право, по Г. Гроцию, составляло право гражданское (jus
civile) и международное право (jus gentium)»297. Сделаем некоторые выводы. В
295 Пастухова Н.Б. Суверенитет: историческое прошлое и настоящее // Вопросы истории. 2007. № 8. С. 92-100.
296 Равочкин Н.Н. Философско-правовые идеи Г. Гроция как предпосылки формировани нововременных
институтов // Гуманитарные и социальные науки. 2019. № 1. С. 116-124.
297 Дидманидзе У.Т. Вклад Гуго Гроция в развитие концепции о «справедливой войне» // Вестник Российского
университета дружбы народов. Серия: Юридические науки. 2014. № 1. С. 226-235.
122
видовом разделении права Г. Гроций выделяет две большие группы

нормативно-правовых правил – «человеческие» и «нечеловеческие» (созданные
Богом или существующие от природы; человек мыслится как существо
биологическое, пребывающее в природе как естественной среде).
При этом, условно называемые, «нечеловеческие» нормы права
существуют сами по себе, не могут быть изменены по своей природе и
совершенно не требуют того или иного института, который бы выступил
гарантом их соблюдения. В свою очередь «человеческие» нормы, как результат
их создания социумом, будь то гражданские (свойственные конкретному
народу, государству) или международные, требуют наличия соответствующих
институтов, которые бы выполняли функции принуждения к исполнению
принятых законодательных актов298. Очевидным является утверждение, что
закон как нормативно–правовой акт обладает свойством обязательности к
исполнению. Если таковое не обеспечивается, перед нами находится не закон, а
простое и ни к чему не обязывающее правило299.
Так, обязательность гражданского права имеет в качестве обоснования
самого себя естественное право, а также необходимость соответствия законам
природы, а законность международного права обеспечивается посредством его
согласования и утверждения людьми. Это означает, что функционирование
европейского права в Новое требует исполнения данной системы законов всеми
сторонами, то есть достигается через договоренность участников
международных политико-правовых процессов. В том случае, если множество
субъектов вступают в отношения на международном уровне, то их правовой
системой становится конвенционально принятая система международных
нормативно-правовых актов, имеющих в качестве своего гаранта структуры,
наделенные правом принуждения к исполнению прописанных и принятых
298 Павлов А.А. Правовая концепция Гуго Гроция. Дисс. … ученой степени канд. юр. наук: 12.00.01. СПб.:
Северо-Западная Академия Государственной Службы, 2002. 205 с.
123
международных нормативно-правовых актов. В не-достижении

конвенциональных оснований права со стороны конкретного государства,
которое, будучи его субъектом, попросту перестает считаться таковым на
международной арене300.
Необходимость реализации передовых правовых основ способствует
постепенному нивелированию экономического бесправия, применения
неправовых социальных предписаний, избирательности в применении норм
права по отношению к различным общественным группам. Такая
регламентация поведения позволяет закрепить их общность для социальной
действительности. Г. Гроций стоял также у истоков теории общественного
договора, которая была направлена против феодальных концепций
богоустановленности власти. Он полагал, что первоначально люди
объединились в государство вовсе не по божественному повелению, но
добровольно. При этом из природы общественного договора вытекает, что при
особых обстоятельствах народ имеет право осуществлять преобразования
государства. Имея в виду борьбу Нидерландов против феодальной Испании,
Гроций считал правомерным сопротивление монарху, который ради
благополучия одного народа задумал обречь на гибель другую нацию301.
Английский мыслитель Т. Гоббс также был заинтересован в создании
модели общества со стабильно функционирующими институтами общества.
Кроме этого, он был первым из нововременных мыслителей, отвергшим
фундируемые религией иллюзии и доведшим «до логического завершения
механистические воззрения Декарта»302. Полагаем, что с этим фактом и связано
традиционное обращение к идеям Гоббса как первого политико-правового
мыслителя Нового времени. Так или иначе, «идея проектирования на базе
научного знания стала переноситься и на общество», дав новый импульс еще
302 Кашников Б.Н. Либеральные теории справедливости и политическая практика России / НовГУ имени
Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2004. 260 с.
124
древним философским построениям об «идеальном государстве». Господства

разума придало справедливости тезису «о принципиальной возможности
спроектировать и реализовать нужную модель социального устройства как на
микро-, так и на макроуровне» 303.
Проектирование, будучи методологией инновационной деятельности, в
контексте настоящей работы можно рассмотреть как качественно новый способ
социального управления, создающий и обновляющий политико-правовые
институции в зависимости от возникающих проблем и делегируемых им
функций. С опорой на позицию профессора П.И. Балабанова304, проектирование
можно определить как теоретическую интеллектуальную деятельность по
созданию плана преобразований имеющихся явлений и процессов,
удовлетворяющие актуальным потребностям конкретного национального
государства. В то же время, социальное администрирование и политико-
правовые институты одновременно могут рассматриваться и как субъекты, и
объекты самих процессов управления.
Гоббсовская концепция «атомарного индивида» усматривает
необходимость создания «кооперативного предприятия», служащего
определенным целям. Пребывая в состоянии «войны всех против всех» и
испытывая «вечный страх и опасность насильственной смерти», злые от
природы индивиды, по Гоббсу, полностью теряют доверие и даже если готовы
сами соблюдать права других, то не уверены, что их права и свободы будут
соблюдаться другими305. Таким образом, предлагаемый Гоббсом принцип
общественного договора является переходом к государственному состоянию. В
то же время главным противоречием этой теории является выбор,
осуществляемый свободными индивидами. Он состоит в обосновании
предпочтения другим формам государства такого, которое можно
303 Кошкин П.П. Теоретические аспекты социального управления в условиях общества индустриального типа
// Власть. 2007. № 9. С. 10-13.
304 Балабанов П.И. Философско-методологические основания проектирования: Дисс. … д-ра филос. наук.
Томск, 1992. 410 с.
Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2004. – 260 с.
125
характеризовать авторитарным и абсолютным, не гарантирующим соблюдения

даже самых минимальных прав индивидов.
Однако снятие такого парадокса осуществляется Б.Н. Кашниковым:
«Следует иметь в виду, что выбор совершают индивиды, до смерти напуганные
непредсказуемой свободой друг друга. У них просто не остается иного выбора,
как передать суверену всю без остатка свободу, которая начинает угрожать
более существенной потребности в самосохранении. Суверен не подписывает
договора, он не является субъектом никаких определенных обязательств. <…>
Суверен Гоббса несет с собой идею эгалитарной справедливости, закона и
права, что означает конец феодализма»306. Несмотря на авторитарность,
традиционность и эгоистичность концепции Гоббса, в нем уже прослеживаются
некоторые демократические идеи. Неопределенность дальнейшего
существования индивидов предполагает консенсус и добровольное отчуждение
социуму прав для регулирования их поведения и установления порядка.
Результатом направленности этих процессов становится государство.
В Англии распространяется атмосфера просвещенного абсолютизма, в
соответствии с которым монарх для искоренения произвола должен был
осуществлять управление в соответствии с «велениями разума и высшими
государственными потребностями». К XVI в. английский парламент развивает
свои права в области законодательных инициатив (совместное с монархом
принятие законодательных актов) и даже начинает контролировать
администрацию короля, порождая взгляды, считающие, что Англия становится
смешанной монархией. Произошедшая «Славная революция» привела к
перераспределению собственности в пользу джентри и изменению политико-
правового пространства, что повлекло за собой смену монархического
устройства верховенством парламента. Кроме этого, в поисках новых способов
организации человеческого общежития власть приступает к стихийному
оформлению института разделения властей. В последующем эта политико-
306 Там же
126
административная практика обобщается и закрепляется в идеях Дж. Локка и Ш.

Монтескье307.
Кстати, Локка вообще принято считать основателем теории разделения
властей, обобщение которой в классическом виде (разделение ветвей на
исполнительную, законодательную и федеративную) происходит в труде «Два
трактата о правлении». Он доказывал, что воплощение этого института через
обособление ветвей власти обеспечит соблюдение прав и свобод в гражданском
обществе. К примеру, законодательная власть призвана обеспечивать
верховенство закона, она является неприкосновенной и выделяется в
отдельную ветвь, в ее ведении – установление наказаний за нарушения и
преступления. Однако основоположник либерализма полагал, что сама по себе
законодательная власть не имеет права распоряжаться жизнью или свободой
других людей. Вдобавок к этому, Локк отмечает, что законодательная ветвь не
может носить частный характер, поскольку только так соблюдается строгость и
равенство всех перед законом308.
Английский философ также опирался на идейные конструкты
справедливости, заключающиеся в том, что управляющая законами власть не
может отнимать собственность без согласия на то его владельца.
Следовательно, он склонялся к тому, что все налоги и сборы с населения могут
взиматься по общему решению членов общества. Кроме того, в своих взглядах
он придерживается принципиального порядка функционирования
законодательной власти, при котором образуется соответствующее ей
(законодательное) собрание, способное коллегиально принимать законы и
неукоснительно соблюдать их. Локк придерживался мнения, что
законодательная власть является непередаваемой и принадлежит только народу
в лице выборного органа – собрания. В свою очередь федеративная власть
индустриальном обществе // Теология. Философия. Право. 2018. № 3 (7). С. 53-66. Равочкин Н.Н. Идеи
разделения властей: становление и рецепция // Евразийский юридический журнал. 2017. № 10 (113). С. 361-363.
127
обеспечивает функции защиты государства, в частности, руководит процессами

объявления войны или мира. Она не связана с другими ветвями власти и
независима от других309.
Провозглашенная Локком идея правления получила развитие, прежде
всего, благодаря Ш. Монтескье, который по-своему преобразовал теорию
разделения властей и придал ей «классический вид», выделив в качестве
основных ветвей законодательную, исполнительную и судебную.
Принципиальная позиция его догмы в том, что разделение властвующих
субъектов – это способ разрешения проблемы коррумпированности между
ветвями власти. По его мнению, независимость и самостоятельность ветвей
власти предотвращает общность их интересов, основанных на злоупотреблении
властью. При этом Монтескье не имеет в виду, что судебная власть настолько
независима, что может быть полностью самостоятельна и никому не
подчинена. Монтескье, как и Локк, придерживается принципа, что
законодательная власть занимает главное место, поскольку именно она
утверждает основные принципы государственного управления. В то же время
судебная власть имеет только карательную функцию, то есть исполнительную
по отношению к законодательной, и не может устанавливать правила для
власти законодательной. Однако сама законодательная власть может оказывать
влияние на процессы устройства судебной системы310.
Французский интеллектуал уклоняется от признания независимости всех
ветвей власти, высказывая согласие с локковской теорией верховенства
законодательной власти. В то же время Монтескье признает необходимость
сдерживания разделения властей путем их деления вглубь, например,
сопоставляя управление верхнего законодательного парламента нижнему. И
хотя впоследствии главный труд Монтескье «О духе законов» долгое время
309 Локк Дж. Два трактата о правлении. Москва ; Челябинск : Социум, 2014. 494 с.
128
находился под запретом во Франции, его идеи бытийствуют и воплощаются до

сих пор, вызывая споры и разногласия не только между философами, но и
среди представителей других социально-гуманитарных наук. Некоторые из них
полагают, что идеи Монтескье заложили существующий строй Англии,
поскольку это одна из первых стран, где законодательная власть (парламент)
была отделена от исполнительной (правительство) 311
. Вполне возможно, что
именно поэтому принцип разделения властей по Монтескье так долго не
находил своей реализации во Франции.
Как видно, Дж. Локк и Ш. Л. Монтескье высказывают противоположные
взгляды на место судебной ветви в системе разделения властей. Впоследствии в
своем развитии теория разделения властей сделала много шагов вперед,
эволюционируя во взглядах последователей и приобретая контекстуальные
модификации312. Не следует забывать, что разделение властей напрямую
связано с понятием правового государства, являясь в настоящем одним из его
базовых признаков. Система сдержек и противовесов, предложенная
Монтескье, должна была стать элементом организации государственной власти
на основе ее разделения для осуществления властью взаимного контроля
совершаемых действий. Такая система выглядит как сочетание мер влияния
каждого органа на два других, что включает определенные меры
ответственности властей и «jus vetus» как возможность противостояния
абсолютной власти парламента. Но следует отметить, что в заявлениях
Монтескье еще нет четких контуров «баланса сил», о котором так часто говорят
сегодня. Анализ его идей позволяет заключить, что наибольшие полномочия и,
соответственно, ведущую роль обретает законодательная власть.
Исполнительная ветвь является своего рода силой, которая несколько
311 Монтескье, Ш. О духе законов. – М.: Мысль, 1999. — 672 с.

312 Равочкин Н.Н. Идеи разделения властей: становление и рецепция // Евразийский юридический журнал.
2017. № 10 (113). С. 361-363.
129
ограничена исходя из своей природы, а судебные органы рассматривались им в

целом как половина власти313.
В социальной философии есть немало последователей теории разделения
властей, среди которых И. Кант и Г.В.Ф. Гегель, имевшие не столько общие,
сколько спорные взгляды на нее314. В частности, Гегель, хоть и являлся
сторонником данной теории, в то же время замечал ограниченность функций
государства, приписывая его роли, как, собственно, и правительству, только
исполнительную власть. Он считал, что именно государство олицетворяет
исполнителя законов перед всеми его институтами и народом. В «Критике
практического разума» Кант определяет отношения по «закону свободы» и
видит сущность разделения властей так, что при этом народ наделяется
функцией управления государством315. Особенность его идей заключается в том,
что с одной стороны народ – это власть, а с другой стороны он – все же
подданное лицо, обязанное исполнять волю власти. Между ними Кант как раз и
усматривает взаимоотношения в соответствии с институтом разделения
властей316.
Социально-философские идеи Канта во многом детерминированы
взглядами Ж.-Ж. Руссо, провозгласившего принцип народного суверенитета в
«Общественном договоре». В то же время необходимо отметить, что сам Руссо
не был сторонником разделения властей, признававшего единоначальное
правление народа как прообраз самодержавия и отрицавшего парламентское
управление государством. При этом французский интеллектуал полагал, что
власть народа в лице короля непередаваема, наследуема и суверенна317.
2017. № 10 (113). С. 361-363.
315 Кант И. Критика практического разума. М.: Либроком, 2016. 192 с.
316 Алексеев С.С. Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную
эпоху. М.: Норма, Инфра-М, 2015. 448 с.
317 Руссо Ж-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: Канон-Пресс-Ц, 1998. 416 с.
130
Последователем Ж.-Ж.Руссо как противника классической теории

разделения властей можно отнести самого Гегеля, признававшего разделение
властей по иному принципу: власть государя, правительственная власть и
законодательная. При этом он исключает и не признает власть судебную, не
находя в ней искренности намерений и практичности применения. Гегель
подчеркивает, что форма государства основана на принципах управления,
которому обязан подчиняться весь народ. Самостоятельность ветвей власти
Гегель скептически отвергает318.
Среди тех, кто последовал за Монтескье, выделяют британских
философов Блэкстона и Делольма. Это проявилось в описаниях Делольмом
английской конституции, а Блэкстон, в свою очередь, являлся комментатором
законодательства Англии – так они оба взяли за основу принцип разделения
властей по Монтескье. Идея разделения властей, как мы уже писали,
действительно является «непререкаемой аксиомой». Подтверждением этому
стала произошедшая Великая Французская буржуазная революция,
пропитанная идеями равенства и независимости и нашедшая свое практическое
воплощение в Декларации прав человека, которое продолжает свое
существование и в наши дни319.
Рецепцию и последующую реализацию идей разделения властей стали
осуществили Соединенные Штаты Америки, закрепив данный декларативный
принцип конституционно, созвучно с идеями Монтескье: «власти должны быть
разделены и отделены друг от друга»320. Следует отметить, что реализация
данного принципа отразилась во всей американской структуре управления:
придав законодательной власти характерное преимущество, выразилось
некоторое пренебрежительное отношение, коснувшееся государственной
властей. В результате несоразмерный баланс между ветвями привел фактически
2017. № 10 (113). С. 361-363.
320 Монтескье, Ш. О духе законов. М.: Мысль, 1999. 672 с.
131
к захвату полномочий и конфискации собственности, самоуправству и

политики тирании.
В частности, Т. Джефферсон, излагая собственные мысли, сожалел, что
битва за демократическую форму правления, основанную на принципе
разделения и сдерживания властей, проиграна. Поэтому США одни из первых
пришли к выводу о внедрении в систему государственного устройства
принципа сдерживания, равенства и противовеса при разделении властей.
Последующее развитие идей в актуальных временных реалиях приобретает со
временем более практичные формы, где судебная власть более не имела
второстепенного значения и становилась, в соответствии с локковским
видением, равной законодательной. Так, в США возникли равные по силе
институты судебной, исполнительной и законодательной власти. Так, судебный
прецедент стал нормой права наравне с законодательным актом, обладающим
ролью источника права. Кроме того, суды США имеют полномочия
конституционного контроля и проверяют законность принятых решений
законодательной власти на предмет соответствия Конституции321.
Таким образом, возможности Верховного суда сравнялись с
возможностями Конгресса, когда независимый судебный орган дает
определение законности принятого закона322. Б. Констант предлагал некоторую
трансформацию идей принципа разделения властей с интерпретацией, где, по
его убеждению, должна возникать четвертая нейтрализующая власть, которая
будет обеспечивать систему сдержек и противовесов путем решения
конфликтов между спорящими властями. Как форму обличения власти,
Констант называл конституционного монарха, способного решать судьбы
спорящих и урегулировать вопросы. В частности, его идея о четырех ветвях
власти была конституционно реализована в XIX веке в Португалии, где
322 Конституции зарубежных государств / Сост. докт. юрид. наук проф. В.В.Маклаков. М.: Wolters Kluwer,
2009. 602 с.
132
качестве нейтрализующей власти была установлена власть монарха,

заинтересованного в согласии и мире323.
Отчетливо видно, что идеи Локка о данном институте живут и в
современном мире, когда необходимость разделения власти по горизонтали
вызывает необходимость ее разделения и по вертикали при обеспечении
системы сдержек и противовесов. Надо признать, что данный принцип живет и
работает тогда, когда законодательный орган выбирает народ путем прямого
голосования, исполнительный – формируется выборщиками, а состав
Верховного суда избирается совместно исполнительной и законодательной
властью (с одной стороны президентом, с другой – парламентом, сенатом). В то
же время значимость сдерживания и противовеса актуализируется, когда
исполнительная власть в лице президента может не подписать принятый
парламентом закон, и последний вправе привлечь главу государства к
ответственности за нарушение закона, инициировав по отношению к нему
проведение процедуры импичмента324.
Английская революция послужила толчком для свободной мысли и
некоторому передовому опыту преобразований для остальных государств. Она
несла идеи республиканского устройства, народовластия и равенства всех перед
законом, оказавших огромное влияние на развитие других европейских
государств. Тем не менее, если революционные в Нидерландах и Англии были
в значительной степени связаны с религиозными исканиями своего времени, а
также с последствиями Реформации, то уже последующие буржуазные
революции (американская и французская) становятся итогом политической
борьбы новых общественных сил за государственно-правовое господство.
«Американской революцией» называют политические события в
английских колониях в Северной Америке, которые завершились образованием
Соединѐнных Штатов Америки. Они были обусловлены нежеланием этих
323 Там же
133
колоний подчиняться британским интересам, а также недовольством мер,

ограничивающих их собственное развитие. Американская революция,
завершающим этапом которой оказалась война за независимость США, привела
к возникновению новой формы325 государства, представляющей собой
президентскую республику с избираемым президентом.
Результатом американской революции стало первое в истории
установление республиканского способа правления, отразившего настоящий
прогресс в рамках изучаемого нами времени. В конституции отдельных штатов,
а также в конституцию Соединѐнных Штатов Америки были включены
положения, в значительной степени гарантирующие суверенитет народа. Они
провозглашали право народа свергать деспотический режим путѐм революции,
подчинение военной власти гражданской, разделение сфер государственного
управления на законодательную, исполнительную и судебную, ограничение
законом власти правительства, ограничение централизации власти и т.д. Был
значительно расширен круг лиц, которые пользовались избирательными
правами. Существенные изменения в экономической, политической и
социальной сферах жизни общества оказали революционное воздействие на
формирующуюся американскую нацию, вдохновляя и другие народы Старого и
Нового света на борьбу за более справедливое общественное устройство326.
В.З. Арушанов отмечает, что «совершенствование общества
революционным путем в политико-правовой сфере было направлено на
свержение абсолютных монархий и установления демократических форм
правления. Одним из наиболее ярких примеров выступают идеи французской
революционной теории»327. В плане изучения роли философских идей данная
революция доказала, во-первых, что опыт английской революции,
обратившейся по завершению к философским основаниям при замене
325 Кучукова Ж.М. Образ революции в развитии индустриального общества // Актуальные проблемы
гуманитарных и естественных наук. 2014. № 6-1. С. 312-315.
327 Арушанов В.З. Проблема синтеза идеологии, философии и науки в историко-философском процессе эпохи
Нового времени // Позиция. Философские проблемы науки и техники. 2014. № 8 (8). С. 35-44.
134
неэффективных институтов «нововременными» образованиям. Во-вторых –

сама революция, в чем мы и согласимся с Арушановым, является не просто
событием, но, без малого, целой технологией, непосредственно
детерминирующей политико-правовые процессы конца XVIII-первой половины
XIX столетий во многих, прежде всего европейских, странах мира.
Будучи крупнейшей трансформацией социально-политической системы
Франции, она привела к уничтожению в ней старого порядка, олицетворением
которого служила абсолютная монархия, и провозглашению девиза «Свобода,
равенство, братство» первой республики юридически свободных и равных
граждан. Вызванная ею энергия к жизни прогрессивных тенденций была
настолько велика, что эти идеалы, несмотря на призывы ряда заинтересованных
в ограничении ресурсного потребления и технологического развития групп, не
утрачивают своей притягательности до наших дней328. И хотя опыт французской
революции не является безоблачным, он ясно демонстрирует, к каким
последствиям может привести отказ от демократических практик:
институционализации переговорных процессов между властью и обществом329.
Несмотря на общий прогрессивный характер процессов развития
демократических институтов в европейских государствах, между властными
структурами и социумом одновременно наблюдается процесс постепенного
увеличения разрыва. Плюралистические политические системы предполагают
одновременное сосуществование независимых политических организаций,
лоббирующих интересы определенных социальных слоев, и политических элит,
представителей крупного капитала, продвигающих корпоративные интересы.
Таким образом, новоевропейские представления об общественном благе
трансформируются из идей о преобладании общего над частным к идеям
сбалансированного сосуществования различных групп интересов,
328 Карлейль Т. История Французской революции. Часть 1. – М.: Мысль, 1991. - 575 с.
329 Луи-Адольф Т. История Французской революции (в 3-х. тт.). – М.: Изд. Захаров, 2016. – 2328 с.
135
конкурентной борьбы внутри суверенного государства330. В противовес

монополии государства намечается развитие институтов гражданского
общества, занимающиеся правозащитной и общественной деятельностью
независимо от административных органов власти331.
Обращает на себя внимание европоцентристская позиция в
продуцировании философских идей, детерминировавших появление института
прав человека332. Интеллектуалы, обратившиеся к данной проблеме и
утверждавшие необходимость закрепления основных прав человека (на жизнь,
свободу, личность), без преувеличения, совершают эпохальные
преобразования, заложив, главным образом основы их современного
понимания и воплощения333.
В самом общем виде, права человека, как их трактовали и обосновывали
новоевропейские мыслители, означают волю и возможности индивидов,
которые составляют синкретическое единство с понятием «существование», и
вытекают из «природного» состояния людей. В самом точном смысле слова,
это даже не права, поскольку они являются не отделяемыми возможностями
реализации воли, но неоспоримыми требованиями человеческой природы. Эти
права являются естественными законами, отражающими то, каким является
бытие человека в соответствии с его сущностью. То есть посредством
института прав человека реализуется не требование свободы, что справедлива,
и не человеческий интерес, что оправдан, но сама человеческая сущность.
Именно поэтому права являются неотъемлемыми, поскольку человек их имеет
331 Равочкин Н.Н. Аксиологическая характеристика гражданского общества // Общество: философия, история,
культура. 2017. № 12. С. 45-47.
332 Воронин Е.Р. Европейская идея как цивилизационный проект верховенства права: монография. М.:
МГИМО-Университет, 2018. 849 с.
333 Алексеева Е.В. Диффузия европейских инноваций в России (XVIII – начало ХХ в.). М.: Российская
политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. 368 с
136
уже хотя бы потому, что он – человек; и не может их потерять, не теряя

человеческий облик и самого имени человека334.
Предельным по значимости вкладом, послужившим локомотивом в
становлении данного института, являются взгляды Г. Ґроция, который
переосмыслил его средневековую сущность. Так, в отличие от прежних времен,
когда право распространялось на все живое, в том числе на животных и даже на
растения, голландский мыслитель ограничивает действие естественного права,
сосредоточивая его в пределах лишь одного объекта – человека. В своем
главном исследовании «О праве войны и мира» Гроций придерживается
позиции, согласно которой право является достоянием человека как
наделенного разумом существа335. Исторически первыми в перечне гражданских
прав и свобод стали, в частности, свобода совести, как продукт Реформации,
свобода слова и свобода собственности, как свобода от произвольных
конфискаций со стороны правительства. Таким образом, именно от Гроция
берет свое развитие идея, которую мы связываем с последующим
совершенствованием права вообще.
Особое место в разработке теории прав человека также занимает уже не
единожды упомянутый нами Дж. Локк. Цель английского мыслителя, близкая
по духу идеям Гроция, состояла в отрицании требований абсолютной
монархии, основанной на божественном праве. Локк изложил мысль, что
каждый человек имеет определенные естественные права, которые не
предоставлены ему законом или обществом. Среди них, прежде всего, следует
отметить следующие: «свобода», «неприкосновенность частной жизни»,
«жизнь» и т. д. Он считал, что неотъемлемые права отдельных лиц составляют
основу всех законных правительств. По его словам, люди обладают этими
правами просто в силу гуманности. Они преследуют существование любого
правительства. Основу осуществляемых правительством полномочий
335 Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Ладомир, 1994. 868 с.
137
составляет согласие индивидов на легитимацию данного органа в целях

обеспечения безопасности их естественных прав на жизнь, свободу и
собственность336.
Локк утверждает, что правительство и люди связаны определенным
социальным контрактом, согласно которому первый субъект должен защищать
естественные права индивидов, которые, в свою очередь, позволяют
реализовывать власть. Также английский философ предложил обоснование
права на восстание, но лишь в тех случаях, когда суверен не исполняет законы
и собственные обязанности по защите естественных прав человека и его
собственности337. Труды Локка явились фундаментом для американской
революции. Высокую оценку его идеям, как и взглядам О. Сиднея, определив
их роль как «ведущих мыслителей свободы», дает Т. Джефферсон.
Провозглашение «Декларации независимости» 338 мы связываем со, своего рода,
рецепцией Джефферсоном локковских и сиднеевских взглядов. Кроме того, их
идеи вдохновили Т. Пейна, но уже, наоборот, в радикальном ключе,
сопряженной с революционными настроениями. Дж. Мэдисон из локковских
трудов берет фундаментальные принципы свободы и правительства. Работы
Локка явились частью самообразования Б. Франклина, труды которого
послужили основой для множества идей Просвещения, ставших доступными
широкой заинтересованной аудитории.
Во Франции Вольтер, считавший Локка «человеком величайшей
мудрости», осуществлял продвижение его идей в массы. Учение Локка о
естественных правах появилось в начале Французской революции в
Декларации прав человека, но его вера в разделение властей и
неприкосновенность частной собственности так и не состоялась. Практическое
значение идей Локка наилучшим образом отражается в таких формах
337 Локк Дж. Два трактата о правлении. Москва ; Челябинск : Социум, 2014. 494 с.
338 Декларация независимости (4 июля 1776 г.) [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
http://www.cnt.ru/users/chas/Decl1776.pdf (Дата обращения 30.04.2019)
138
объективации права, среди которых важно упомянуть Декларацию

независимости, конституционное разделение полномочий, Билль о правах339.
Продолжая исследование, обратимся к идеям Ж.-Ж. Руссо,
прибегнувшему к преобразованию личностных прав юридического характера в
права политические. Политические ценности приобретают всеобщий тотальный
характер в бытии человека. Гражданское общество разрастается к государству,
становясь тождественным ему и, таким образом, нивелирует права человека на
частную сферу жизни и ее интересы. В то же время, основной заслугой Руссо
является оформление его подхода к проблеме социально-политических
ценностей, а главное – подтверждение их некоторой своеобразной иерархии:
индивидуальные, коллективные, общественные (в значении государственные).
Здесь же отметим, что последние аксиологические конструкты играют
наиболее значимую роль при формировании абсолютно всех сфер человеческой
жизни. Тем самым, Руссо столько преувеличивает абсолютную роль этих
ценностей, сколько демонстрирует механизм их аккумуляции и сохранения, а
главное – их социальную «сакрализацию»340. Это уже не стоимости релятивного
характера, как то было у Т. Гоббса и Дж. Локка, но такие, которые возникают
как закон и принципы человеческой жизни, единственно обеспечивающие
постоянство, целостность общества и государства, постепенность их развития.
Это в очередной раз подтверждает более высокую ответственность политико-
правовых институтов относительно других социальных образований ввиду
масштабности эскпектаций.
Вместе с тем, философия Нового времени формирует качественно новые
подходы к определению ценностных основ человеческого бытия на
индустриальном уровне развития общества. Среди них начинают
выкристаллизовываться, условно говоря, два полюса аккумуляции систем
ценностей. Первый из них складывается на уровне индивида (личная свобода –
340 Руссо Ж-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: Канон-Пресс-Ц, 1998. 416 с.
139
возможность самореализации и ценность жизненных сил, ума). Оформление

второго происходит на уровне форм сообществ – общества в целом, классов,
групп, слоев (ценности коллективистских, кооперированных, коммунальных
форм сожительства), где значимость обретают ценности солидарных начал
(справедливость в социальных отношениях, равная ответственность) 341.
Итак, эпоха индустриальных обществ определяет, а, точнее сказать,
требует формулировки нового механизма социального общежития. Такого его
варианта, который бы способствовал выработке системы прав и свобод, в
основе которого лежат не только поведенческие детерминанты, накопленные
традициями и культурой, а сознательно сформированные (на основаниях
взаимопонимания и согласия) и связанные с общегражданским благом
ценности. Подчеркивая это в эссе «О свободе», Дж. Ст. Милль раскрывает
содержание утилитаризма, утверждая при этом, что сущность механизмов
политико-правового устройства должна удовлетворять принципу свободы или
вреда. Таким образом, единственной целью закона было прекратить
причинение ущерба одними людьми другим342.
И. Кант считал естественную свободу единственным первоначальным
правом, которое принадлежит каждому человеку через его человеческую
природу. Это природное право происходит с ума и ограничивается умом.
Согласно Канту, гражданское состояние с точки зрения права основано на
нижеследующих априорных принципах:
1) свобода каждого члена общества как человека;
2) равенство его с каждым вторым как подданного;
3) самостоятельность каждого члена общества как гражданина343.
В последней четверти ХVIII столетия осуществилась масштабная
попытка внедрения в политическую практику идей Просвещения во Франции,
342 Милль Дж. Ст. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 10.
343 Кант И. О поговорке «Может быть, это и верно в теории, но не годится для практики» // Соч. на нем. и рус.
языках: в 4 т. М.: Ками, 1993. Т. 1. С. 240-351.
140
где произошло становление рассматриваемого института, закрепленного в

«Декларации прав человека и гражданина»344. Обоснование данной концепции
увязывает «естественный закон» с идеей гражданского равенства, что позволяет
сформировать и систематизировать первичное понятие про универсальные
(неотчуждаемые) права каждого человека, принадлежащие ему от момента
рождения до самой смерти345.
Предлагаем обратиться к правотворчеству, повлиявшем на организацию
порядка в индустриальных обществах. Декларация независимости США, как и
Декларация прав человека, является образцовыми нормативным правовым
актами, которые институционально оформляют демократические принципы
индустриального социума. Джефферсон акцентирует внимание на
фундаментальном характере истин по поводу прав и свобод человека. Он
отмечает это с заявлением о том, что «все люди созданы равными и наделены
Творцом определенными неотъемлемыми правами, к числу которых относится
право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью; что для обеспечения
этих прав люди создают правительства, справедливая власть которых
основывается на согласии управляемых; что если какой-либо государственный
строй нарушает эти права, то народ вправе изменить его или упразднить и
установить новый строй, основанный на таких принципах и организующий
управление в таких формах, которые должны наилучшим образом обеспечить
безопасность и благоденствие народа» 346.
В ходе множественных противоборств между государственной властью и
гражданами, приведших к переходу на индустриальный уровень развития
общества, и происходит становление качественно иных институтов,
позволяющих маркировать возникновение «конституционного государства».
Отличительными признаками такого государства выступает совокупность
344 Декларация прав человека и гражданина (26 августа 1789 г.) [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
http://www.agitclub.ru/museum/revolution1/1789/declaration.htm (Дата обращения 30.04.2019)
346 Джефферсон Т. Декларация независимости. Инаугурационные речи. Алматы, 2004. С.29.
141
новых институтов, организующих суверенность и внутренний общественный

гарантируемый государством мир. Кроме того, здесь также необходимо
выделить права граждан на личную свободу; разделение ветвей власти;
равноправие в правах политического соучастия; всеобщее избирательное право;
утверждение социальных и гражданских прав, прав нуждающихся на
получение социальной помощи со стороны государства; экологические
гарантии, а также безопасность военного и промышленного развития.
Таким образом, индустриальный уровень развития социума в Европе и
США предполагает документальное закрепление политико-правового
институционального оформления, свидетельствуя о демократии.
Конституционно легитимная власть, обеспечение соблюдения принципа
мажоритарности, гарантии конкурентоспособности политической среды,
общеобязательность соблюдения законодательных норм – вот неполный
перечень реализованных идей, закрепивших новые формулировки
институционального функционирования. Интенсивность развития политико-
правовых институтов не отменяет фундаментального значения самого
феномена – определенное временное и пространственное устройство
общественного порядка347.
Итак, становится очевидным, что институциональные преобразования в
политико-правовой сфере имеют под собой вполне конкретные
интеллектуальные основания. Социально-философский анализ и определение
логики воплощения идей позволяет выявить и установить сущностные связи и
характеристики. Однако мы не привели одного из самых масштабных идейных
оснований, реализация которого на практике затронула интересующие нас
политико-правовые процессы, по факту, длительное время находившегося
внутри самой сущности и процессов функционирования институтов
исследуемой сферы.
142
Развитию интеграционных тенденций к единому культурно-духовному

единству европейских государств XIX века в контексте процессов
индустриализации предшествует идея «Единой Европы», которую мы с
профессором В.П. Щенниковым348 раскладываем на следующие положения:
 Преодоление средневековой философской традиции, что привело к
преобладанию рационализма при поиске социальном устройстве.
 Тридцатилетняя война, в результате которой вследствие
установления Вестфальской системы международных отношений европейские
общества переходят к уже упомянутому в исследовании Н.С. Розова «новому
порядку», то есть к так называемым «суверенным»/«национальным»
государствам;
 Став открытыми, европейские общества проявляют
заинтересованность к анализу общественной жизни соседей, формируя
некоторую общностную аксиосферу;
 Возникновение и формирование интеллектуального единства в
эпоху Просвещения349.
В такой ситуации становится ясно, как основание любого политико-
правового института фундируется некоторым набором идей. Конечно, наиболее
ярко данные преобразования происходят именно с выходом Европейских
государств на индустриальный уровень, поскольку отныне ключевое значение
принадлежит практической реализации задуманных инноваций, в основе
которой замечается новый тип/способ мышления/рациональности в увязке с
факторами социального бытия350.
В очередной раз находится подтверждение нашей позиция, что
философия способна выработать адекватный и целостный взгляд, который
348 Равочкин Н.Н., Щенников В.П. Логика политико-правовых институциональных преобразований в

европейских обществах XIX в. // Ямальский вестник. 2019. № 3 (17). С. 5-10.
349 Там же
143
помогает осмыслить любой феномен: в данном случае мы хотим понять

специфику институционального развития нововременных европейских
обществ. Сам факт применения этого подхода к решению обозначенной задачи
позволяет увидеть, что трансформации политико-правовых институтов
базируются на новых экономических реалиях и ценностях, сообщаемых
определенными формами и этапами промышленной революции. Развитие
техники и технологий фактически перекраивает социум, что, вне сомнения,
проявляется в появляющихся перед институтами актуальных проблемах, требуя
совершенно иначе реализовывать возлагаемые на них функции351.
Сейчас можно дать следующую репрезентацию трансформационным
процессам. Например, вхождение Великобритании в индустриальный век
повлекло за собой определенный дисбаланс прежних экономических
показателей в сравнении с современными на тот период реалиями, что привело
к отставанию огромной колониальной империи в части мирового богатства.
Осознав, что старые институты не отвечают реалиям времени, имперская
власть в соответствии с новыми потребностями наметила соответствующие
политико-правовые преобразования, отразившиеся и на остальных сферах
общественной жизни. Результатом проводимой Англией политики становится,
например, присущий ей «аристократический индивидуализм», в соответствии с
которым именно аристократия отныне управляет государством. По этому
поводу А.Ю. Саломатин применительно к английскому обществу нового толка
отмечает, что «система клубов и ассоциаций давала известную социальную
351 Подольников В.П. Вильгельм II и внешняя политика Германии в конце XIX века // Известия высших
учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. 2017. № 3 (195). С. 82-89.
Подольников В.П. Влияние Вильгельма II на европейскую международную обстановку в 1908-1913 годы //
Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. 2018. № 3 (199).
С. 82-87. Равочкин Н.Н. Институт как объект социально-философского анализа // Манускрипт. 2019. Т. 12. №
8. С. 109-113. Розов Н.С. Когда началась эпоха Модерна и закончилась ли она? // Сибирский философский
журнал. 2018. Т. 16. № 2. С. 63-74.
144
уверенность ее членам, равно как законы о бедных способствовали

социальному миру» 352.
В результате эти политические свободы, ставшими своего рода
социальными инновациями, оформляют институт английского
парламентаризма, в котором реализуется принцип представительности слоев и
групп. Именно по этой причине политический кризис первой трети XIX века
прошел относительно спокойно. Основная тенденция политико-правовых
трансформаций в Великобритании XIX века состояла в реализации принципов
либерализации, что выражалось через расширение избирательных прав, а также
формирование представительности в политических институтах государства, в
частности – в рамках активности политических партий и парламента
Великобритании. Одновременно с тем, что в XIX в. страной управляла
аристократия, экономически и социально значимое население не имело
существенных политических и представительных прав, поскольку, как
утверждают О.Е. Шевнина и Р.А. Уханов, обладало ничтожным
представительством в руководящих институтах353.
Однако после проведения в Англии избирательной реформы страна
переходит к системе территориального представительства населения.
Политико-правовыми последствиями данной реформы становится ряд фактов.
Например, при общем сохранении количества мест в Палате происходят их
перераспределения по регионам. Так, часть территорий потеряла своих агентов,
а другая часть получила иное представительство в Палате общин. Кроме того,
были введены новые избирательные и имущественные цензы. Однако главной
политико-правовой трансформацией становится постепенный переход от
введенного всеобщего «мужского» избирательного права – к всеобщему, что
реализует принцип равноправия всех слоев населения. В итоге была
352 Саломатин А.Ю. Европейские подходы к модернизации (сравнительный анализ тенденций социально-
экономического и политического развития европейских стран в XIX веке) // Известия высших учебных
заведений. Поволжский регион. Общественные науки. 2009. № 3 (11). С. 23.
353 Шевнина О.Е., Уханов Р.А. Историко-правовой анализ формирования избирательных систем Англии и
Пруссии (XVIII – XIX) // Наука. Общество. Государство. 2015. Т. 3. № 3 (11). С. 5-10.
145
произведена унификация избрания представителей в Палату общин,

существенно ограничены функции властвующих структур, сформирован
принцип сдержек и противовесов. Как следствие мы видим, что в английском
обществе XIX века сформировались интеллектуальные предпосылки, в
результате чего часть из них реализуется в общественном бытии. Все это
указывает на тенденции, которые приводят развитые страны к воплощению
идей правового государства и гражданского общества354.
Следует отметить, что аналогичные преобразовательные процессы
можно наблюдать и в других обществах, дислоцируемых на европейском
континенте. Так, во Франции политико-правовые трансформации сопрягались с
Великой Революцией и экономической блокадой Великобритании,
способствовавшие техническому отставанию Франции от других ведущих
европейских стран, что актуализировало внешнеполитические аспекты
институционального функционирования. В данном контексте существенное
значение можно придать, например, появлению и развитию общенациональной
железнодорожной сети355.
Постепенное техническое перевооружение Франции приводит к
постепенному формированию новой страты – мелких «деревенских
собственников». Итак, данные реалии создают соответствующие идейные
основания, реализовавшиеся через интерсубъективные связи интеллектуалов в
революцию и способствовавшие оформлению буржуазии. В государстве
отмечается генезис так называемого «коллективного индивидуализма», что
предполагало реализацию интересов конкретного гражданина, но, разумеется с
учетом интересов всего государства. Процессы обновления государственных и
политических структур и институтов растягиваются на достаточно длительное
время. Партийная система Французской республики окончательно
сформировывается только к концу XIX столетия. Коллективный

355 Там же
146
индивидуализм реализуется в процессе формирования политической структуры

французского общества. Представительство в парламенте данного государства
постепенно изживает аморфные и неустойчивые части самого себя, что
предлагает всему социуму в целом участвовать в политическом процессе во
Франции. Нарождающееся гражданское общество постепенно получает
возможность не только участвовать в политике государства, но и реализовывать
принципы и положения собственной воли на практике356.
Интересны политико-правовые институциональные трансформации в
итальянском обществе. С одной стороны, к началу XIX веков сформировалась
необходимость сохранения государственной целостности и оставления в его
составе довольно большого количества экономически неразвитых земель,
используя политические усилия. Наиболее вероятно, это могло быть
достигнуто через выстраивание четкой и жесткой вертикали власти. Как
показывает Д.И. Попов, «складывавшиеся столетиями традиции коммунальных
свобод (закреплѐнные соответствующими местными статутами),
специфические для отдельных итальянских земель структуры местного
самоуправления и бюджетно-налоговые отношения были одномоментно
трансформированы в высокоцентрализованную центр-периферийную систему
управления» 357.
Для этих целей правительство Пьемонта формирует централизованную
власть, предполагавшую минимизацию автономии 69 провинций, содержащих
в себе муниципалитеты и коммуны, а также формирование вертикали власти во
главе с федеральным центром. Мы видим, что актуальные для европейских
стран тренды приводят к идеям о переорганизации форм государственного

357 Попов Д.И. Италия во второй половине XIX – начале XX в.: на пути к регионализированному государству //
Вестник Омского университета. Серия: Исторические науки. 2017. № 4 (16). С. 14.
147
устройства и обновления типа политико-правовых институтов в италийском

обществе358.
С другой стороны, социосфера все еще не позволяет сформировать в
итальянском социуме нарождающееся федеративное государство.
Представители «левой» и «правой» партий итальянского парламента отвергали
«проект автономизации Италии, предполагавший последовательное разделение
властных прерогатив на общеполитические функции, которые должны были
составить сферу ведения правительства, и административные полномочия,
передававшиеся провинциальными коммунальным органам власти»359.
Практически все идеи и инициативы либерально-консервативной партии были
отвергнуты Итальянской Палатой, что позволило сохранить отлаженную
вертикаль власти и унитарность360.
Стоит подчеркнуть значение духовно-религиозных факторов,
детерминировавших бытие итальянского социума. Итак, процессы принятия и
исполнения государственных решений по поводу территориального устройства
и централизованности Италии существенным образом детерминировались из
Ватиканом. Результатами обозначенного в цитате конфликта становится
формирование клерикального движения, в среде которого проявляется критика
действующей унитарной модели итальянского государства. По итогу левые
политические силы предложили трансформации властного устройства
итальянского государства через набор реформ, которые были названы
«консервативной децентрализацией» 361.
Эскалация конфликта обеспечила «подвижки» в сторону федеративных
тенденций, подготовленных интеллектуальным фундаментом, указав на
необходимость административно-территориальных реформ. В результате

361 Там же
148
принятый в 1888 г. закон позволил восстановить выборность мэров коммун,

численность которых превышала 10 тысяч человек, обеспечив выборность
председателей. Кроме этого, проводятся попытки формирования пути между
бюрократической децентрализацией в виде множества представителей
центральной власти в провинциальных территориях и самой автономизацией
регионов непосредственно. Властные структуры планировали реализовать на
практике сочетание демократизации местных «выборных органов власти с
усилением правительственного контроля над местным политическим
процессом»362. В конечном счете, эти предложения и трансформации получают
форму практической реализации и воплощаются в политической жизни
итальянского государства363.
Схожие тенденции мы можем наблюдать и в Шотландии. Здесь
существуют некоторые обличия, которые не носят принципиального характера.
В частности, В.Ю. Апрыщенко указывает, что политически Шотландия на
уровне легислатур, в том числе и на уровне парламента, зависима от Англии и
не имеет собственной политической идентичности. В результате преодоление
от-английской зависимости позволил шотландскому социуму достигнуть
независимости через независимые институты «формирующегося гражданского
общества. Целый ряд событий, таких как реформа 1832 г., расширившая
влияние среднего класса, старт важнейшего законодательства о бедных 1840-х
гг., когда начали работать первые школьные инспекторы, церковная реформа
1843 г. и другие преобразования, характеризовали начинающийся век массовой
демократии, порой – радикальной, и не только в Англии, но и в Шотландии» 364.
Проведенный анализ в заключительной части третьей главы настоящей
монографии позволяет не только определить логику институционального
364 Апрыщенко В.Ю. Национализм и институциональная идентичность: местное управление в Шотландии в
XVIII – I половине XIX века // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия:
Общественные науки. 2008. № 5 (147). С. 80.
149
обновления, но и преобразований в европейских индустриальных обществах

XIX столетия. Прежде всего, логика определяется социосферой, являющей
собой совокупность особых условий в качестве основы политико-правовых
преобразований. Ход трансформаций можно еще проследить и в том, что с
одной стороны возникает необходимость оформления качественно нового,
самостоятельного, государства с обновленными институтами, которые были бы
конгруэнты интеллектуальному фону эпохи, поскольку именно они являются
теми образованиями, обеспечивающими нормальное и упорядоченное
функционирование социума.
150
Глава 4. Основания политико-правовых нововременных институтов в

контексте исторической макросоциологии
4.1 Базовые онтологические и аксиологические основания
политико-правовых социальных структур эпохи Нового времени365
Проведенный социально-философский анализ требует от нас определения

и представления читателям сущности политико-правовых институтов. Прежде
всего, это обусловлено необходимостью понимания содержания их базовых
оснований, которые фундируют возникновение, формирование и развитие
конкретных политико-правовых институциональных структур. Важно
отметить, что конкретная историческая эпоха по-своему влияет на эти
основания, соответствуя определенной идейной детерминации, помогая, тем
самым, выявить общую логику политико-правовых процессов366.
С точки зрения автора настоящей работы, именно в рамках
новоевропейской философской мысли появляются такие онтологические и
аксиологические основания политико-правовых институтов, которые
позволили им стать прототипами современных установлений в выбранной для
анализа сфере. Одними из примеров могут послужить начало формирования
либертарианской концепции права и теории общественного договора в XVII
столетии, которые стали идейными основами актуальных для нашего времени
политико-правовых концепций и практик, а также непосредственного
понимания феноменов политики и права, причем как по отдельности, так и в
синкретизме367.
Имеет смысл начать с онтологических оснований. Анализируя
философский дискурс Нового времени, фундаментом формирования,
существования и развития политико-правовых институтов становится спор
365 Основные положения данного параграфа отражены в тексте статьи: Равочкин Н.Н. Онтологические и
аксиологические основания политико-правовых нововременных институтов // Современная наука: актуальные
проблемы теории и практики. Серия: Познание. 2019. № 5 (92). С. 121-126.
366 Равочкин Н. Н. Идейная детерминация политических и правовых процессов (Античность, Средневековье,
Возрождение) // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2018. № 9. С. 243.
151
между эмпириками и рационалистами о субстанции. Сущность данной

философской проблемы сводится к объяснению внешнего разнообразия
предметов окружающего мира с сохранением естественного тождества всех
предметов мира. Речь идет о том, что субстанция представляет собой
основание, материал, из которого состоит все предметы нашего мира.
Субстанциальный подход к решению политико-правовых проблем можно
наблюдать в корпусе философских работ от Аристотеля до Г.В.Ф. Гегеля. К
примеру, Б. Спиноза понимает под субстанцией существующее само по себе и
представляющееся само через себя, а любой предмет, в том числе и личность,
представляет собой модус, состояние субстанции, наделенное совокупностью
атрибутов, т.е. свойств, определяющих неповторимость конкретного состояния
субстанции368. Таким образом, субстанциальное прочтение проблемы политико-
правовых институтов предполагает наличие изначально данного субъекта,
изначально имеющихся норм, правил и принципов поведения, которые
определяют сущность своих производных, модусов, то есть связи
политического и правового со всеми возможными субъектами, которые
являются элементами соответствующих систем общества и государства369.
Рационализм и эмпиризм как методологические программы Нового
времени противоположным образом подходили к объяснению познавательный
процесс человека, а также решали вопрос о сущности субстанции и ее
существовании. Напомним, что эмпирики в качестве метода достоверного
познания, дающего возможность получить истинное знание, обращались к
эксперименту, чувствам либо солипсизму. Гносеологические идеи эмпиризма
приводят к возникающей критике субстанции, суть которой в следующем: не
существует все то, что не воспринимается в чувственном опыте или не
познается в процессе эксперимента. Более того, восприятие конкретных
368 Спиноза Б. Этика // Спиноза Б. Избранные произведения в 2-х т. Том 1. М.: Наука, 1957. С. 361.
369 Равочкин Н.Н. Онтологические и аксиологические основания политико-правовых нововременных
институтов // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия: Познание. 2019. № 5 (92). С.
121-126.
152
субстанций без дальнейшей обработки данных не позволяет достигнуть

результатов познания – истинного знания370. Отсюда следует, что политические
и правовые институты не имеют субстанциального основания, поэтому могут
быть сформированы в соответствии с практикой, природа которой видна в
повседневных практиках, а также исходит из гражданских взаимоотношений в
процессе социального и политического взаимодействия.
Это с легкостью объясняет тезисы Т. Гоббса о необходимости
организации сильной политической власти: опыт «войны всех против всех»
приводит британского мыслителя о борьбе с войной людей друг против друга371.
Подобная логика оставляет возможность варьировать степень вмешательства
суверена в совместные дела людей и их взаимоотношения. В данном случае
речь идет о том, что политической устройство государства и общества как
совокупность политических институтов и система правовой действительности
может зависеть от всей совокупности взаимоотношений граждан. Это означает
и различия между типами государственной власти в тех или иных государствах.
Точно такой же подход становится характерным при определении сущности
политико-правовых институтов, формирующихся исходя из системы
плюральных социальных отношений в их привязке к конкретному обществу и
государству.
Другое онтологическое основание рассматриваемых институтов исходит,
на наш взгляд, из нововременного понимания природы человека, отсылающее
нас к обладанию человеком определенной самостью, детерминирующей его
социальное бытие372. В философском дискурсе данного периода складываются
две диаметрально противоположные концепции понимания самости человека.
Так, в рамках представлений Локка и Юма, появляется эмпирическое
«единством самости». В «Опыте человеческого разума» Локк отмечает, что
370 Равочкин Н.Н. Сущностная характеристика Нового времени как контекста реализации интеллектуальных
конструктов // Российская наука и образование сегодня: проблемы и перспективы. 2019. № 5 (30). С. 1-4.
371 Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001. 478 с.
372 Равочкин Н.Н. Сущностная характеристика Нового времени как контекста реализации интеллектуальных
конструктов // Российская наука и образование сегодня: проблемы и перспективы. 2019. № 5 (30). С. 1-4.
153
проблема самости заключена в попытках определить пути «сохранения» во

времени персональной идентичности. Единственным конститутивным
качеством как средства поддержания идентичности выступает самосознание373.
По этому поводу британский солипсист Дэвид Юм писал: «без сомнения,
в философии нет вопроса более темного, чем вопрос о тождестве и природе
того объединяющего принципа, который составляет личность (person). Мы не
только не можем выяснить этот вопрос при помощи одних наших чувств, но,
напротив, должны прибегнуть к самой глубокой метафизике, чтобы дать на
него удовлетворительный ответ, а в повседневной жизни эти идеи о нашем я и о
личности, очевидно, никогда не бывают особенно точными и
определенными»374. Из этого положения следует, что тождество
субстанциальному Я, приписываемое человеческому уму, является не чем
иным, как фикцией воображения. Вопросы личного тождества несут в себе
неразрешимый характер и, как следствие, невозможность фиксации постоянных
свойств человека.
Логическим следствием эмпирической концепции самости человека
становится тезис о том, что политические и правовые институты оформляются
и, вероятней всего, трансформируются в зависимости от свойств человека,
которые формируются здесь и сейчас, то есть познаются только эмпирическим
путем. В результате онтологические основания не могут игнорировать свойства
людей в социуме, обобщенно создающих политический и правовой мир в их
привязке к контексту.
Суть рационалистической концепции самостийности отчетливо
проясняется И.В. Милициной: «методологическое обретение рационализмом
Нового времени (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. Лейбниц) предельного
идентифицирующего начала позволило начать систематическую разработку
проблемы синтеза чувственно-предметной и рационально-предметной сторон
373 Заиченко Г.А. Джон Локк. М.: Мысль, 1988. 206 с.

374 Юм Д. Сочинения: в 2 тт. Т. 1. М.: Мысль, 1965. С. 377.
154
бытия и познания человека» 375. Здесь впервые в истории философии возникает

проблема человека как субъекта, который существует сам по себе и
формируется благодаря рациональному осмыслению самого себя. Мысль,
Cogito, становится основой человеческого бытия, образовывая в нем
принципиально важные структуры его социального, а следовательно –
политического и правового бытия. Так, декартовский принцип сомнения,
определяет необходимость отсечения несущественных свойств человека, с
которыми он себя отождествляет. При таких обстоятельствах, человек, вступая
в различные отношения, так или иначе, свои действия на рациональных
началах376. Итак, второе онтологическое основание рассматриваемых
институтов отчетливо проявляется в отсутствии субстанциального основания
человека, практической деятельности природы их формирования в конкретных
сферах с сочетанием рациональных начал.
Выявленные положения имеют свои преимущества и недостатки. К
преимуществам можно отнести, во-первых, утверждение самодостаточности
политической и правовой систем в каждом государстве и, соответственно,
каждого отдельной личности как модуса субстанции. Во-вторых, автономия
человека и, как следствие, – автономия институтов как социально-
политических субъектов, независимость от других образований обусловливает
представления о личностных началах общественного блага. К недостаткам
данного подхода, с нашей точки зрения, можно отнести наличие заранее
заданных свойств и качеств социального субъекта, заключенных в рамки
«принципиальной неизменяемости» с течением времени. Пришедшее на смену
средневековому и ренессансному качественно иное мировоззрение приводит к
тому, что политические и правовые институты становится своего рода
375 Милицина И.В. Обоснование проблемы самоопределения личности в философии Нового времени //
Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2012. №
32 (291). С. 177.
121-126.
155
«заложниками» идейных проектов и методов эпохи Модерна377, игнорирующих

их возможные последующие модификации.
Самость человека и формируемая в соответствии с ней самость
институтов в определенном смысле статичной конструкцией, в которой весьма
трудно усмотреть процессуальную сторону. Вполне вероятно, что
одностороннее видение может привести к пониманию неспособности
политических и правовых институтов быть максимально эффективными для
решения актуальных проблем с учетом социальных трансформаций.
Эмпирическая программа институционального оформления оказывается не
всегда эффективной для достижения максимального результата и пользы,
которая может быть получения от их функционирования. В свою очередь
рациональная программа, вне сомнения, выявляет основные положения
функционирования институтов как таковых, но не способна на практике
реализовать решения возникающих проблем378.
Продолжая исследование, обратимся к аксиологическим основаниям.
Одним из таковых становится ценность разумности. Своими истоками это
основание имеет идеологическую и концептуальную картину, в рамках которой
значимость отдается научному подходу при изучении социального устройства
со всем его институциональным многообразием. Имеется в виду, что в
новоевропейской культуре обозначается примат научного познания с
соответствующим противопоставлением разума вере через указание его в
качестве источника познавательной деятельности человека. В результате
развития спор между представителями эмпиризма и рационализма379 приводит к
обособлению не только производного из данной ценности принципа научной
377 Липидин Р.Г. Проблемы осмысления категории субъекта в современном гуманитарном знании // Мир
человека: нормативное измерение – 4: Гуманитарное знание: Сборник статей международной научной
конференции. Саратов, 2015. С. 140.
121-126.
379 Бутенко Н.А. О методологии науки в сочинениях Ф. Бэкона и Р. Декарта // Инновационная наука. 2016. №
4-4. – С. 60-62.
156
обоснованности, но и закладывает принцип дискурсивности для социальных

феноменов380.
Такое обоснование используется в области политики и права становится
фундаментом справедливого и равного положения людей в государстве. Можно
утверждать, что Т. Гоббс и Дж. Локк как сторонники теории общественного
договора и представители философии Нового времени показывали, что в
системе войны всех против всех по причине природного равенства людей
становится разумным формирование политического образования (государства с
его основными политико-правовыми институтами) для реализации принципа
безопасности людей, совместно проживающих в одном государстве.
Обращаясь к гоббсовской концепции государства, обнаруживаем
следующее. Английский мыслитель не согласен с Аристотелем в том, что
человек – существо социальное, которое хочет и стремится жить в обществе и
получать удовольствие от факта существования. Т. Гоббс считает, что только
сильная верховная власть может и способна организовать жизнь людей в
обществе. Английский мыслитель убежден, что «пока люди живут без общей
власти, держащей всех в страхе, они находятся в том состоянии, которое
называется войной, и именно в состоянии всех против всех» 381. Это в том числе
объясняет и нехарактерное для людей трудолюбие со всеми его результатами
труда. Единственное реальное – это страх, причиной которого является
постоянная опасность насильственной смерти. Здесь нет места для творчества и
человеческой активности, а есть место только для одиночества, бедности и
краткости человеческой жизни. Более того, находясь в состоянии «войны всех
против всех», человек совершенно не может различить правильное и
неправильное, справедливое и то, что не является справедливым. Причиной

121-126.
381 Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001. С. 87.
157
тому становится отсутствие универсальных критериев оценивания и решения

поставленных вопросов382.
Единственной мерой правильности и справедливости становятся личные
влечения конкретного человека, свидетельствующие о ярко выраженном
субъективном начале в оценках. В обществе, в котором нет закона и его гаранта
(политических и правовых институтов, гарантирующих исполнение законов),
отсутствует основание для выделения объективных критериев справедливости.
Таким образом, в своем естественном состоянии человек выглядит несколько
ущемленным, а выход из него возможен благодаря страстям и разуму. Под
первыми понимаются желание приобретения конкретных, а порой и
абстрактных вещей, обладание которыми ассоциируется у него с более
качественной жизнью, различного рода надежды и ожидания персонально
значимых событий и, конечно, страх перед самой смертью. При этом функция
разума заключена в потенциале поиска условий мира, при помощи которых
люди смогут достичь соглашения. Гоббс определяет такие договоренности как
«естественное право», придавая им значение свобод «всякого человека
использовать собственные силы по своему смотрению для сохранения
собственной природы, т.е. собственной жизни, и, следовательно, свобода делать
все то, что по его суждению является наиболее подходящим для этого» 383.
Мы видим, что «свобода» определяется как отсутствие внешних и
внутренних препятствий. Здесь следует нам оговориться и указать на тот факт,
что принцип свободы как основание естественного состояния человека
предполагает борьбу за удовлетворение всех своих потребностей. В силу того,
что все люди находятся в равном положении, все стремятся достигнуть и
реализовать собственные страсти, но, понимая, что удовлетворение всех
потребностей повлечет за собой трудности для собственной жизни, приходится
формировать политические и правовые институты для уравнивания
382 Зотова Л.В. Безопасность народа и государства как главная политическая ценность в учении Томаса Гоббса
// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2003. № 4. С. 55-56.
158
всевозможных возможностей всех людей. В результате можно сделать вывод о

том, что разумность представляет собой одну из базовых ценностей
политических и правовых институтов в эпоху Нового времени. Именно
благодаря разумности формируются необходимые и содержательные законы
как нормативно-правовые акты и формируются соответствующие политические
институты, к которым можно отнести в первую очередь суверена.
Дальнейшая логика размышлений Т. Гоббса проста – причиной
формирования политических и правовых институтов становится стремление
человека к обеспечению безопасности. Мотивацией такого стремления
выступает страсть сохранения жизни. В силу того, что каждый стремится
выжить, и формируются изучаемые институты, гарантирующие безопасность
человека и становящиеся ценностью. Значимость безопасности в
либертарианской концепции воплощается в идее сущности закона. Так, Т.
Гоббс формирует следующее определение естественного закона: он есть
«предписание, или найденное разумом общее правило, согласно которому
человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его
средств к ее сохранению, или пренебрегать тем, что он считает наилучшим
средством для сохранения жизни» 384.
Данное определение естественного закона содержит в себе истолкование
происхождения государства и права: поскольку в естественном состоянии
каждый имеет право практически на все что угодно, в том числе и на жизнь
другого человека, всякий человек должен добиваться безопасности для себя
через стремление достичь мира. В этом и выражается естественное право
человека на защиту себя всеми возможными способами. Как следствие –
индивид для достижения своей первой цели должен отказаться от права делать
все, что захочет в пользу сохранения миры и самозащиты, при этом

159
«довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям,

какую он допустил бы у других людей по отношению к себе» 385.
Соответственно, можно сделать вывод, что политико-правовые
институты формируются и с целью реализации функций гаранта безопасности
для каждого человека. Государство и многообразные институты становятся
организациями, способными к принудительной реализации властных
полномочий, позволяющие сформировать единое и равное положение для
граждан. Право оформляет основные принципы справедливости и равенства
всех граждан как друг перед другом, так и перед государством. Отсюда
предположим, что справедливость также будет составлять одно из
аксиологических оснований политических и правовых институтов Нового
времени. Известно, что справедливость как этико-юридическое и политическое
понятие может быть понято в нескольких значениях. Традиционно выделяется
два вида справедливости – воздающая и распределительная386. Так, в некоторых
исследованиях, посвященных формированию и существованию политических и
правовых институтов, утверждается, что в эпоху Нового времени значение
распределительной справедливости существенным образом снижается.
Л.В. Батиев подчеркивает, что «сфера справедливости ограничивается
«направительной» ее частью, суть которой сводится к тому, чтобы соблюдать
договоры, воздавать другим то, что им уже принадлежит, выполнять
возложенные на нас по отношению к ним обязанности» 387. Воздающая версия
категорируется Гоббсом в качестве направительной справедливости, и сводится
к формально-юридическому равенству субъектов гражданских отношений. При
этом данный вариант справедливости не предполагает уравнительной
385 Зотова Л.В. Безопасность народа и государства как главная политическая ценность в учении Томаса Гоббса
// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2003. № 4. С. 56.
Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2004. 260 с. Гроздилов С.В. Роль феномена справедливости в системе
общественных отношений и в их историческом развитии // Теоретические и прикладные аспекты современной
науки. 2014. № 2-1. С. 150-155. Гроздилов С.В. Идея справедливости как общего блага в социально-
философской мысли Платона и Аристотеля // Известия Тульского государственного университета.
Гуманитарные науки. 2018. № 4. С. 134-140.
387 Батиев Л.В. Эволюция правопонимания от Античности до Нового времени (тезисы к истории философии
права) // Право и современные государства. 2014. № 2. С. 22.
160
регламентации действий людей и получаемых ими результатов от

непосредственной деятельности. Последнее означает, что субъекты
деятельности не обязаны следовать принципу середины: равные субъекты
вправе свободно распоряжаться собственностью и выполнять принятые на себя
обязательства.
Ценность справедливости в либертарианской концепции политических и
правовых институтов реализуется отнюдь не в равном отношении с «равными»,
но в формальном равенстве прав и свобод человека и гражданина. Здесь имеет
смысл обратиться к Н.О. Исмаилову, подчеркивающему, что «индивидуальная
свобода есть воплощение основной свободы, свободы как таковой, а все иные
ее разновидности можно считать ее расширением, конкретным применением
или механизмом гарантии этой основной свободы» 388. В конечном итоге это
совершенно не означает, что каждый человек получает равные блага. Это
значит, что все люди являются изначально свободными, они являются
обладателями равных стартовых возможностей и равных естественных прав,
которые даны каждому человеку от природы.
Также индивиды являются обладателями изначально данных каждому
гарантий возможностей реализовать задатки, которые даны им от природы. При
этом в такой системе речь не идет о том, как каждый человек будет
пользоваться предоставленными ему природой правами и свободами и как он
реализует свои задатки. Только от самого человека зависит, в какой степени
будут реализованы его задатки и возможности. Так реализуется
либертарианская концепция справедливости. На основании справедливости
формируется система правовых институтов, законодательно закрепляющая
равенство всех граждан и их право на самореализацию. В то же время на
388 Исмаилов Н.О. Концепция справедливости либертаризма // Научная мысль Кавказа. 2016. № 3 (87). С. 20.
161
законодательном уровне закрепляется и справедливость неравного положения

разных граждан на основании реализованных ими возможностей389.
Еще одно аксиологическое основание политико-правовых институтов
Нового времени представляет ценность человека и его свободы. В рамках
социально-политических идей мыслителей Нового времени личная свобода
признается основной ценностью и мерой права. В.С. Нерсесянц понимает под
нормативными актами отражение системы институционально оформленных
прав и свобод каждого человека: «право обозначает сферу, границы и
структуру свободы, выступает как форма, норма и мера свободы, получившая
благодаря законодательному признанию официальную государственную
защиту»390. В свою очередь взгляды Е.Д. Мелешко маркируют ценность
свободы ее соотнесенностью с законом391. Таким образом, закон возводит
свободу до оппозиции произволу, своеволию, насилию, суть – проявлениям
состояния «войны всех против всех». Закон позволяет регламентировать
действия человека, реализуя принцип индивидуальных свобод в рамках
нормативных актов. Позволим себе заявить, что в реалиях государственно-
организованного общества свобода будет являться возможной и
действительной исключительно в форме права, обладающим высшей законной
силой392.
Исходя из приоритетности человека и его свобод как важных
аксиологических начал политико-правовых институтов, мы полагаем еще одну
ценность – равенства – как основание рассматриваемых нами нововременных
институций. Вполне разумным выглядит убеждение по поводу невозможности

121-126.
390 Нерсесянц В. С. Право и закон [Электронный ресурс]. – Режим доступа:
http://www.lawdiss.org.ua/books/a1583.doc.html (дата обращения: 21.03.2019)
391 Мелешко Е.Д. Свобода и равенство как ценностные основания либертарно-правовой теории // Научные
ведомости Белгородского государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2014. № 2
(173). С. 95.
121-126.
162
быть субъектом права в изоляции от других людей. Это означает, что генезис
права может быть там и только там, где есть субъекты, которые осознают
собственные обязанности воздерживаться от нарушений прав другого. Такая
трактовка означает следующее: «право возможно только при понимании границ
своих поведенческих возможностей и как результат согласования этих
границ»393. Этот подход к пониманию правовой реальности приводит к
утверждению о том, что люди должны сообразовывать собственное поведение
согласно одним и тем же стандартам, заложенным в правовых нормах. Такое
подчинение всех граждан признает их равенство перед законом, а наличие
свобод как условий возможности ответственного выбора социально должного
поведения. Традиционно выделяется несколько аспектов правового равенства
граждан: равенство субъектов, основанное на их самоопределении и
определении своих действий; нормативно-правовое равенство как выражение
принципа нормативно-правовых актов; правовое равенство как правовой идеал
как возможность признания всех граждан свободными и равными в правах;
правовое равенство как равноценность, используемая в системе наказания.
Каждый из этих четырех аспектов реализуется в правовых институтах Нового
времени, закрепляя за каждым гражданином соответствующие права и
обязанности.
Итак, в данном параграфе была предпринята попытка приближения к
определению базовых онтологических и аксиологических оснований политико-
правовых институтов Нового времени. Одним из существенных фактов для
онтологических оснований можно отметить отсутствие субстанции как
источника формирования данных институций в пределах конкретных условий
общественного бытия. Кроме того, важными началами выступают человек и его
самость. В свою очередь аксиологическими основаниям нововременных
политико-правовых институтов можно считать приоритетность безопасности,
393 Поляков А.В. Признание права и принцип формального равенства // Известия высших учебных заведений.
Правоведение. 2015. № 6 (323). С. 60.
163
равенства, свободы и справедливости, что закладывает качественно новое

миропонимание, пришедшее на смену средневековым и возрожденческим
убеждениям.
4.2 Общая логика преобразований институтов власти394
Проблема трансформации политических институтов приобретает

значимость для современного социально-философского дискурса. Важной
проблемой здесь представляется тот факт, что «возрастает фактор
неопределенности, стихийности и нестабильности общественного развития» 395.
К причинам, подталкивающим исследователей к изучению данной проблемы,
также необходимо отнести потребности социального праксиса, поскольку
проведение анализа позволит определить векторы организации новых
политических форм организации общежития за счет приоритетности политики
над другими сферами общественной жизни. Кроме этого, обращение к
проблематике институтов помогает выявить не только их устойчивые формы
для конкретного общества и основные этапы развития заявленного объекта
исследования, как и обнаружить интеллектуальные основания формирования
принципиально новых принципов государственного управления. Отсюда
считаем, что имеет смысл рассмотреть развитие трансформаций политических
институтов в исторической ретроспективе, начав с эпохи дофеодальных
варварских племен.
В научных публикациях отмечается приверженность к историко-
антропологическому подходу в понимании сущности властных отношений в
дофеодальных обществах396. В рамках данного подхода сформировалось
394 Основные положения данного параграфа отражены в тексте статьи: Равочкин Н.Н. Логика трансформаций
политических институтов: предварительные замечания // Журнал философских исследований. 2019. Т. 5. № 3.
С. 3-10.
395 Чернышов А.Г. Современное российское общество в поисках идеологии развития и элиты // Известия
Саратовского университета. Новая серия. Серия: Социология. Политология. 2012. Т. 12. № 2. С. 75.
396 Крадин Н.Н. Перспективы политической антропологии // Полис. Политические исследования. 2011. № 6. С.
78-91.
164
предположение о том, что ведущую роль в обществе играют свободные

граждане. Данный тезис подчеркивает возможность понимания развития и
трансформации политических институций и влияния на их развитие множества
факторов, одновременно подтверждая доминирующую роль человека.
Одновременно с этим выявленное положение допускает возможность
существования в обществе несвободных людей, т.е. находящихся в
подчинении. Тем самым, в рамках данной системы «труд несвободных»
оказывается второстепенным и находится на периферии397.
Группе свободных людей в дофеодальном обществе присуща
определенная дифференциация, основанная на нескольких признаках:
 Возраст: по причине необходимости прохождения индивидом
определенных этапов инициализации;
 Пол: данный критерий связываем с неравенством в гендерно
детерминированных занятиях, в которых задействованы мужчины и женщины.
Это существенным образом влияло на формирование политической структуры
общества, когда рассматриваемые институты представляют собой
исключительно маскулинные образования. Так, в трудах Э.Э. Эванс-Притчарда
о ранних обществах отмечаются патерналистские нормы, означая, что именно
мужчинам (хотя бы по причине физического превосходства) принадлежит
политическая власть;
 Принадлежность к знатному роду, который традиционно
связывается с выполнением функции управления (вдобавок к сакральной
функции). Здесь стоит оговориться, что формирование политических
институтов на основании данного признака требует уточнения в части
определенного сочетания критериев для установления принадлежности
индивида к власти. Так, в трудах Платона мы обнаруживаем, что только
определенная группа людей (философы с ярко выраженным превосходством в
397 Равочкин Н.Н. Логика трансформаций политических институтов: предварительные замечания // Журнал
философских исследований. 2019. Т. 5. № 3. С. 3-10.
165
разуме перед остальными двумя группами) может быть правителем. Продолжая

эту логику, Аристотель указывает, что выполнение властных функций должно
принадлежать далеко не всем гражданам, но относящихся к
аристократическому классу (такое основание формирования властных
институтов в четырех из шести форм выделяемых Стагиритом правления);
 Приближенность человека к лицам, реализующим властные и
другие считающиеся престижными для данного общества функции;
 Наличие личных заслуг (особый акцент на военных успехах).
Помимо этого, в работах социальных антропологов (Р. Бейтс, Э.Э. Эванс-
Причард) уточняется, что построение первобытных обществ основано на
ценности крупного рогатого скота и доминировании на пастбищах. Результатом
становятся возникновение столкновений, в которых существенно возрастает
роль наиболее выдающихся воинов. Проиллюстрируем это цитатой О.М.
Дюсуше: «каждое племя нуэров и отдельные кланы имели свои собственные
пастбища и водные источники, а политика была тесно связана с
распределением этих природных ресурсов. Споры между отдельными кланами
постоянно случались из-за крупного рогатого скота, и компенсацией за потерю
здоровья и жизни людей являлся скот. Роль арбитров в конфликтах, связанных
со скотом, или в ритуальных ситуациях <…> исполняли вожди» 398. Как видим,
решение различных вопросов становится прерогативой института вождизма,
набирающего значимость в первобытных обществах;
 Имущественная дифференциация. Богатство оказывалось
критерием и средством для оказания влияния на общество, используя
механизмы так называемой «престижной экономики» 399. В данном случае речь
398 Дюсуше О.М. Лекция «Институциональные модели государства» // Journal of Institutional Studies. 2012. Т. 4.
№ 2. С. 118.
399 Васютин С.А. Основные этапы трансформации политически структур «дофеодальных варварских обществ»
в эпоху великого переселения народов и раннее средневековье // Средние века. 2007. Т. 68. № 4. С. 46.
166
идет не только о непосредственных богатствах как благах, но и о престиже рода

деятельности400.
В результате обозначенные нами признаки приводят к формированию
исторически первых сложных дифференциаций не только самого общества, но
его политической сферы. Институты власти обретают целостную и
функциональную структуру. С.А. Васютин отмечает, что в качестве основных
направлений социальной эволюции в дофеодальных обществах можно
признавать связанные с ростом властных полномочий «служивой власти»
(власть конунгов и их окружения)401. Это приводит к письменному закреплению
статуса знати. Здесь коренятся и природа трансформаций социальной
структуры общества, и четкое описание статуса власть имущих, и конкретные
обособления социально-политических структур. Как следствие, происходит
смена статуса власти как таковой. Перемены охватывают два этапа:
1. Организация управления в племенах, где власть принадлежит
нескольким должностным лицам и институтам. Обладающие властью
политические субъекты исполняют ее на определенных территориях, имея в
своем распоряжении некоторый круг помощников. При этом данные
должностные лица (к примеру – старейшины) входят в так называемый
отдельный совет (к примеру – Сенат при Цезаре), «заседания» которого
предшествуют народному собранию. Статус таких должностных лиц
определяется как «руководитель семейно-кланового коллектива». При этом все
эти должностные лица подчиняются «гражданскому» руководителю, функции
которого исполняются королем402.
В результате мы видим, что происходит разделение властных функций, в
основе которого лежит четкое распределение политического статуса и
исполнения обязанностей конкретным лицом, что сказывается на
в эпоху великого переселения народов и раннее средневековье // Средние века. 2007. Т. 68. № 4. С. 34-65.
167
формировании его положения в обществе, обретении соответствующих прав и

обязанностей. Формируется форма управления, основанная на разделении
функций между различными субъектами власти. К наиболее существенным
признакам такой власти Васютин относит: «классовые принципы управления;
разделение гражданской и военной власти; опора военной власти на дружину и
стремление к автономии, распространение ее компетенции на клан (племя)
только в военное время; отсутствие «пирамиды» власти, ее «горизонтальный»
характер (нет лиц, возвышавшихся над другими участниками управления); в
распределении прибавочного продукта доминирование реципрокации
(горизонтального распределения) над редистрибуцией (иерархическом
вертикальном распределении)»403 (примечание автора – убрана нумерация С.А.
Васютина).
2. Формирование и становление более устойчивых вторичных
вождеств, при котором в качестве характерных свойств мы формулируем
следующие:
 надлокальный уровень интеграции (реализация принципа
властвования над всей подконтрольной территорией);
 наличие правителя, на котором сосредоточивается выполнение
функций гражданского и военного лидера (формирование образа современного
главы государства, единолично и при помощи государственного аппарата
управляющего всем вверенным ему социумом);
 иерархическая система принятия решений и с первыми формами
институтов, контролирующих выполнение властных решений (продолжая
логику предыдущего пункта – формирование единой системы власти и
разделения властей как прототипов современных политических систем);
в эпоху великого переселения народов и раннее средневековье // Средние века. 2007. Т. 68. № 4. С. 49.
168
 образование четкой социальной стратификации с выделением

политической группы, функции властвования которой в последующем
закрепляется на основании этнической принадлежности;
 обретение властью социокультурных функциональных ориентаций,
обеспечивающих более устойчивые связи с населением;
 сакрализация власти404.
Отметим, что данные признаки являются следствием авторского анализа
до-нововременных институтов. Отсюда следует, что справедливо предполагать
и другие признаки, ставшие принципиально новыми основаниями
формирования политических институтов и положившие начало появления их
современных форм. Последующее социальное развитие подразумевает переход
от потестарных форм политических институтов к раннегосударственным
формам. В таких государствах одним из существенных признаков является
существование политической власти, представители которой имеют право на
узаконенное, легальное применение силы405.
В эпоху Античности философия как новый вид мировоззренческих
оснований теоретизирует политические системы и институты. Здесь следует
указать на феномен демократического общества. Суть демократии, по мнению
А.В. Зберовского, «скрывается не только, и не сколько, во внешних признаках,
не в самой (технико-организационной) форме организации власти, сколько в
общественном сознании граждан, в их образе жизни и стиле политического
мышления» 406. Для нас это значит, что оформление демократии в Античности
напрямую связано с развитым древнегреческим мышлением и особенностями
менталитета. Налицо результаты институциональных трансформаций участия
граждан в политическом процессе государства.
109-113.
406 Зберовский А.В. Агональность античной полисной демократии как способ нейтрализации опасных
тенденций, имманентно присущих власти // Вестник Красноярского государственного аграрного университета.
2006. № 11. С. 254.
169
Особенности полисного устройства предполагают его дефиницию. В

качестве определения данного понятия придерживаемся следующего:
«территориальная гражданская община, которая, эволюционируя из
позднеродового общества в классовое, в условиях, характеризирующихся
давлением «первичных» государств Востока и милитаризацией, в целях
самосохранения была вынуждена создать в себе механизм контроля за
собственным развитием, свернула процессы классо- и политогенеза и
вернулась, в определенной степени, к традициям родового равенства» 407
.
Приверженность позиции Зберовского оправдана тем, что в античных полисах
устранена сама возможность классообразования. В то же время в рамках
полисной системы принципиальным оказывается вопрос о том, кто
контролирует ресурсы общества. Положение ресурсов как раз и фундирует
формирование «характера» будущего государственного устройства. По сути, в
античном социуме политическими институтами утрачивается функция решения
проблем по поводу возникающих социальных противоречий и господства
одних страт над другими, сохраняя при этом функции организации и
упорядочения общественной жизни.
Важным основанием для институциональных трансформаций в эпоху
античности становится принцип агональности, утверждающий
«соревновательность» в политической сфере жизни общества и государства.
Общеизвестно, что античные культура и мировоззрение предполагали игровую
модель построения политического, которая не предполагает постановки вполне
определенной цели. Такой подход к сущности агональности позволяет сделать
вывод, что политические институты предполагают вечность
соревновательности ради достижения вечных истин. К слову данный принцип
первоначально был заложен античными философами в их стремлении постичь
закономерности мироздания, а его проявление в сфере политического в
очередной раз подтверджает фундаментальность философского знания. Таким
407 Там же С. 255

170
образом, данные интеллектуальные основания определяют принципы

конкретных политических институтов408.
К примеру, Платон и Аристотель приходят к выводу о том, что
политическими институтами достаточно часто монополизируется власть, а
также право на социальное управление, которое совершенно никаким образом
не обуславливается личными характеристиками или заслугами перед
обществом409. Отстранение масс от властных полномочий и одновременная
борьба за власть между гражданами, которые не способны быть мудрецами,
составляют основу вечности выраженной через агональность борьбы за власть.
Полагаем, что здесь и скрыто объяснение негативного для Аристотеля
характера демократии. Это вполне логично: если большая часть людей
отстранена от власти, то одновременно она отстранена и от возможности
достижения счастья. По Аристотелю, из этого следует, что нормальное
существование и функционирование государства предполагает наличие у
власти «отца», желающего одинакового счастья всем индивидам.
Последующие трансформации политических институтов связывается с
динамикой мировоззренческих оснований, что приводит нас к господствующей
в средневековом обществе религии. В то же время можно утверждать, что в
этот период наблюдается так называемая оппозиция двух властей – светской и
духовной: «оппозиция церкви, власти пап, с одной стороны, и монархии, власти
королей, с другой, центрировали напряженность политического пространства
средневековой Европы. И именно в горизонте данного противоборства
утверждался и оттачивался дискурс власти как таковой»410. О.Э. Душин
отмечает факт, что только юридический закон в значении акта-документа, но не
прецедента, применительно к конкретной государственной системе должен
являться основанием политической власти, а само его исполнение
409 Прохорова Г.А. Социально-политическая и этическая онтология субъекта власти в античной философии //
Kant. 2018. № 2 (27). С. 207.
410 Душин О.Э. Средневековые университеты и формирование языка власти // Записки Горного университета.
2005. Т. 163. С. 61.
171
гарантируется силовыми методами411. Такой подход к правоприменению

позволяет реализовывать комплексные задачи в административном и
общеполитическом смысле.
В целях разработки систем правовой регламентации и их
институционального оформления властным структурам требуются
интеллектуальные основания, сформулированные через соответствующие
социальные сети, функции которых будут определяться их профессиональными
навыками. При этом сети мыслителей и образовательные организации
оказываются социально родственными образованиями, фундируя и вербализуя
идеи через различные связи. Ж. ле Гофф применительно к рассматриваемому
периоду увязывает развитие университетов с развитием техники
государственной службы412
Мы видим, что трансформация политических институтов Средневековья
происходит на трех основаниях:
– появление образованных людей (интеллектуалов), которые
впоследствии через интерсубъективность влияют на формирование данной
сферы общественной жизни;
– законодательные акты, зафиксированные в соответствующих
письменных источниках, что позволяет регламентировать взаимоотношениях в
определенных сферах;
– осуществление «посреднических» функций между различными
социальными группами и особенно между светской и церковной властями.
Однако современный способ формирования политических институтов в
собственном смысле этого слова приходится на начало эпохи Нового времени
(Премодерн). Конечно, у читателя может возникнуть вопрос по поводу того,
что в начале работы уже был сделан акцент на современном понимании этих
411 Душин О.Э. Средневековые университеты: у истоков европейского высшего образования // Вестник Санкт-
Петербургского университета. Серия 17. Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведение. 2013.
№ 2. С. 26-31.
Ле Гофф Ж. Другое средневековье: Время, труд и культура Запада. Екатеринбург: Изд-во Уральского
университета, 2000. 328 с.
172
институтов в период уже самых первых древних государств. Однако стоит

обозначить собственную позицию, в соответствии с которой мы полагаем, что
первые институты еще были подвержены влиянию мифологических и
религиозных оснований. На наш взгляд, и это мы отмечали – те институты,
функционирование которых мы наблюдаем в развитых государствах, берут
свое начало в период перехода Европы от традиционалистского общества к
индустриальному413.
Однозначное принятие разума за основу организации властных структур
и способов ее трансляции также подтверждает качественно новый этап
европейской социальности как центра перемен414. Рациональность становится
основанием в том числе и для дисциплинирования человека, она начинает
входить в систему моральных норм и правил, даже на этом уровне
регламентируя человеческое поведение. Если мы обратим внимание на
трансформацию политических институтов, то обнаружим, что в социально-
философских концепциях новоевропейской мысли (Ж. Боден, Дж. Вико, Т.
Гоббс, Г. Гроций, Дж. Локк) утверждается принудительный характер
политических институтов. Речь идет о том, что в идеях представленных
мыслителей статус и функции каждого из нововременных институтов
фактически закреплены теми или иными нормативно-правовыми актами. С
одной стороны это лишний раз подчеркивает рационализм их положения как в
институциональной системе государств, с другой – делает легитимным
принуждение, заложенное в их функционирование.
В саму эпоху Модерна понимание трансформаций политических
институтов приводит нас к утверждению, что с усложнением современности
нарастают и структурные изменения, касающиеся положений и форм
реализации сущности. Классический институционализм (концепции до рубежа

414 Васильева А.С. Трансформация феномена власти в новое и новейшее время // Политематический сетевой
электронный научный журнал Кубанского государственного аграрного университета. 2012. № 75. С. 1085-1099.
173
XIX-XX вв). утверждал, что функционирование политических обеспечивается,

в том числе, и за счет аппарата принуждения, который посредством санкций
«программирует» поведение людей сообразно конкретным правовым нормам.
Непосредственно в XX столетии складывается так называемый «обновленный
институционализм», легитимность оказывается конгруэнтой массовому
сознании, но не правовым нормам415. Здесь можно указать, что область
политического как институционального, так и нормативного, сводится не к
существованию определенных институтов, а к определенному
психологическому их восприятию.
Что касается властного воздействия сегодня, то оно осуществляется
совершенно не механическим внешним принуждением, но скорее принципами
привлекательности (Ж. Бодрийяр). В то же время политические институты
реализуют свою сущность через знание о мотивах и способах человеческого
поведения (М. Фуко). Третьим аспектом можно полагать утверждение, что
подчинение субъекта происходит не по причине его принуждения, а по той
причине, что имеет привычку совершать определенные типичные действия,
которые он совершает изо дня в день. Такими действиями становятся
социальные практики (П. Бурдье). Поэтому постмодернистские практики
сосредоточиваются на когнитивной основе политических институтов,
реализуемой через приведенные в данном абзаце практические рутинные
действия416.
Исходя из этого, анализ сущности политических институтов
перемещается от анализа существующих как политические организации
образований к постижению сообществ в координатах полей как мест и
пространств бытия субъектов. При этом в таких подходах политический
институт понимается как «относительно устойчивый набор правил и
415 Кокорхоева Д.С. Современные исследования институтов политической власти (сравнительный анализ
теорий) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология.
2010. № 7 (78). С. 208-217.
416 Равочкин Н.Н. Политика и право в философии Постмодерна // Гуманитарные и социально-экономические
науки. 2018. № 2 (99). С. 36-40. Равочкин Н.Н. Социально-философский анализ политических и правовых
институтов Нового времени и Постмодерна // Гуманитарий Юга России. 2018. Т. 7. № 1. С. 94-102.
174
организованных практик, воплощѐнный в структурах значений и ресурсов,

которые являются инвариантными по отношению к индивидам и устойчивыми
перед специфическими предпочтениями и ожиданиями индивидов, и перед
меняющимися внешними условиями»417. Из этого следует, что институты
существуют исключительно на основании формальных правил,
поддерживающих правила игры, по которым они существуют.
Одновременно с этим следует отметить, что развитие техники и
технологий привели к переходу общества в «постиндустриальное» (обозначив и
ряд векторов его будущих форм: информационное, цифровое, общество риска и
др.418 ), существенно трансформировав сферу политического. По этому поводу
Е.В. Алдошенко замечает, что «благодаря информационно-коммуникационным
технологиям формируются и получают распространение инновационные
модели организации политической коммуникации, многие из которых очевидно
более эффективны, нежели традиционные системы политической
коммуникации и управления»419. Из этого следует, что политические институты
трансформируются из области политических в собственном смысле этого слова
в область политико-экономических, которые позволяют достаточно серьезно
расширить сферу влияния политического института на каждого политического
субъекта.
Таким образом, сегодня основными принципами политической
организации можно полагать: индивидуализированный и персонализированный
характер мотивации взамен групповой; популяризация гаджетов,
опосредующих информационное влияние; сопряженность авторитета,
популярности и узнаваемости политических субъектов с использованием
различных площадок СМИ; трансформация роли интеллектуалов в
консультанты, предоставляющих идеи на предмет социально-политических
417 Кокорхоева Д.С. Современные исследования институтов политической власти (сравнительный анализ
теорий) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология. –
2010. – № 7 (78). – С. 209.
418 Литвак Н.В. Информационное общество: перманентная эволюция. М.: Колос, 2008. 416 с.
419 Алдошенко Е.В. Трансформация общественно-политических институтов в информационном обществе //
Социум и власть. 2013. № 5 (43). С. 54.
175
аспектов развития государств; повышение значимости информации;

трансформации революционных политических практик, выходящих и в
электронное поле420.
В результате в этом параграфе были представлены некоторые общие
аспекты, скорее являющие некие предварительные замечания, касающиеся
логики трансформаций всего множества сущностей и форм политических
институтов. В зависимости от господствующих интеллектуальных оснований
каждая историческая эпоха по-своему определяет способы институциональной
организации и реализации политической власти, формируя определенный тип
власти в конкретном обществе и государстве, напрямую увязываясь с
уникальностью его ресурсов и контекста.
4.3 Перспективы решения проблематики идейной детерминации

политико-правовых институциональных преобразований методами
исторической макросоциологии421
Философские идеи и определение их роли, выполнение которой связано с

реализацией потенциала в части детерминации преобразований в различных
сферах общественной жизни – все это становится объектом для исследований
относительно недавно, а именно с появлением и возрастанием интереса к
феномену интеллектуальной истории. В зависимости от стоящих перед
субъектом познания задач, их можно исследовать на самых разных уровнях
практического воплощения. Одним из таких уровней является историческая
макросоциология, представляющее собой современное направление научного
поиска.
420 Равочкин Н.Н. Политика и право в философии Постмодерна // Гуманитарные и социально-экономические

науки. 2018. № 2 (99). С. 36-40. Равочкин Н.Н. Социально-философский анализ политических и правовых
институтов Нового времени и Постмодерна // Гуманитарий Юга России. 2018. Т. 7. № 1. С. 94-102.
421 Основные положения данного параграфа отражены в тексте статьи: Равочкин Н.Н. Влияние идей на
политико-правовые институты в свете исторической макросоциологии // Вестник Тверского государственного
университета. Серия: Философия. 2019. № 2 (48). С. 30-40.
176
Прежде чем определить и установить, каково же влияние философских

идей на политико-правовые институциональные преобразования в рамках
данного направления и авторской концепции, необходимо уточнить суть
исторической макросоциологии. Для этого обратимся к мнению Н.С. Розова,
являющимся одним из основоположников данного направления и
определяющим историческую макросоциологию в качестве
междисциплинарной области «исследования, в которой изучаются механизмы
и закономерности крупных и долговременных исторических процессов, таких
как происхождение, динамика, трансформации, взаимодействие, гибель
обществ, государств, мировых систем и цивилизаций»422.
Из этого тезиса становится ясно, что предметное поле рассматриваемого
нами в этом параграфе направления практически совпадает с мировой
историей. Вместе с этим, анализ других работ Розова также позволяет
определить, что историческая макросоциология занимается изучением
вопросов, традиционных для философии истории. Основное различие состоит в
том, что рассматриваемое направление использует методологию не только
философии, но и подключает другие социально-гуманитарные учения:
историографию, геополитику, экономическую историю и ряд других
синтетических наук423.
Таким образом, изначально с середины XIX столетия разрабатываемая О.
Контом «социальная физика» формируется исключительно как
макросоциология, оказываясь первичной по отношению к теоретической и, тем
более, к экспериментальной социологии424. Это следует из анализа трудов М.
Вебера, О. Конта, К. Маркса, Г. Спенсера, А. Тойнби, О. Шпенглера и многих
422 Розов Н.С. Историческая макросоциология: становление, основные направления исследование и типы
моделей // Общественные науки и современность. 2009. №2. С. 151.
Новосибирск, 2016. 344 с. Розов Н.С. Идеи и ошибки марксизма в свете исторической макросоциологии Идеи и
идеалы. 2018. Т. 2. № 4 (38). С. 42-60. Розов Н.С. Интеграция фундаментальных проблем современной
философии истории и макросоциологии // Метод. 2014. № 4. С. 261-279. Розов Н.С. Клиодинамика без
математики: методы и средства исторической макросоциологии // В книге: МЕТОД: Московский ежегодник
трудов из общестоведческих дисциплин Сборник научных трудов. Центр перспективных методологий
социально-гуманитарных исследований; главный редактор: М.В. Ильин. Москва, 2011. С. 239-263.
424 Руткевич М.Н. Макросоциология: Методологические очерки. М.: ИФ РАН, 1995. 188 с.
177
других классиков социологической науки. Видно, что в работах этих

исследователей уже разрабатываются положения, где описываются
взаимодействия между цивилизациями и рассматриваются процессы развития
обществ и государств. Соответствующими теоретико-методологическими
основаниями, подтверждающими нашу позицию относительно такого
восприятия исторической макросоциологии, становятся, например: научно-
институциональный подход (О. Конт), общественно-экономическая формация
(К. Маркс), культурно-исторический подход (О. Шпенглер), технологический
детерминизм (Д. Белл). Выходит, представители направления «историческая
макросоциология», как и многие другие современные нам интеллектуалы из
социально-гуманитарной научной сферы, не имеют единства в плане
предоставления интерпретаций протекающих в мировом социуме процессов.
Вероятенее всего, они фокусируются на различных событиях и деятельности в
рамках отдельных регионов и цивилизаций именно в зависимости от степени
собственной заинтересованности и под влиянием различных социокультурных
детерминант, что, собственно говоря, и формирует множество
методологических установок 425.
Одним из вариантов предмета историко-макросоциологических
исследований являются, в том числе, и процессы, связанные с генезисом,
функционированием и трансформацией политико-правовых институтов.
Злободневность исследований институциональной проблематики в рамках
современной социальной философии с учетом определенного нами эскиза
исследовательской методологии и сущности исторической макросоциологиии
продиктована вызовами времени. Потребности выработки соответствующих
научных результатов могут обосновываться тем, чтобы, к примеру, объяснить
поведение акторов в конкретных социокультурно-экономических параметрах
общества, предложить адекватное определение траекторий развития
425 Равочкин Н.Н. Влияние идей на политико-правовые институты в свете исторической макросоциологии //
Вестник Тверского государственного университета. Серия: Философия. 2019. № 2 (48). С. 30-40.
178
государств, а также описать изменения властных структур на различных

уровнях и в реалиях конкретных политико-правовых систем.
Через участие индивидов в политико-правовых процессах
институциональная среда задает параметры данной стороны социального бытия
в его множественных связях с другими сферами. В своем стремлении описать
генезис и трансформации данных институтов, классики и современные
представители исторической макросоциологии выявляют многообразные
основания, которые оказывают влияние на них. Идеи, как уже было выявлено,
как раз выступают одним из таковых оснований, воздействие которых
маркируется нами практически как самое существенное. Установлено, что
философские идеи способны оказывать влияние на существование и
трансформацию политико-правовые институтов и напрямую, и косвенно.
Необходимо отметить, что философия и конкретные идеи, сформированные в
ней, выполняют несколько функций, что, в конечном счете, определяет степень
влияния на трансформацию абсолютно всех политико-правовых институтов как
конкретного социума, так и мирового сообщества426.
Можно утверждать, что интеллектуальные конструкты философов
влияют на политико-правовые институциональные изменения главным образом
через выполнение ими ряда задач, к которым относятся традиционные для
философии теоретическая, мировоззренческая, прогностическая и многие
другие функции. Воздействие идей на трансформацию рассматриваемых
институций объясняется хотя бы через приведение таких фактов, что в рамках
философских исследований формируется разностороннее теоретическое
осмысление процессов, протекающих в обществе и политико-правовых
измерениях, причем на самом фундаментальном уровне через раскрытие
предельных оснований427.
426 Равочкин Н.Н. Философские идеи как детерминанты социальных изменений // Социально-политические
науки. 2018. № 6. С. 97-100.
179
Американский историк и социолог Стивен Сандерсон в своих

размышлениях указывает, что при изучении наблюдающихся в истории
политико-правовых институтов процессов одним из важных содержательных
моментов становится теоретическое основание выбранного подхода. Сандресон
показывает, что в современной исторической макросоциологии существует
несколько позиций, определяющих принципы изучения рассматриваемых
институций в контексте мирового исторического процесса428. К таковым можно
отнести подходы, сформированные Ф. Броделем (школа анналов), И.
Валлерстайном, К. Чейз-Данна (мир-системный анализ), Т. Парсонсом
(структурный функционализм), Р. Коллинзом (сетевая теория) и рядом других
мыслителей. Утверждая возможность практической реализации положений
своих теорий, представители исторической макросоциологии (например, Р.
Коллинз и его тезисы о генезисе политико-правовых институтов с привязкой к
контексту конкретной социальной и интеллектуальной среды429), определяют
важность их исследования, как, соответственно, идейных модификаций и
конфигураций, для постижения сущности и дальнейшего функционирования
политико-правовых институтов.
Мы помним, что еще с эпохи Античности философские идеи
сопоставляются с теоретическим мышлением. Причем такое мышление и
познание предполагают соответствующую методологию когнитивной
деятельности, а именно – созерцание. Путь философа является путем истины
через наблюдение бытия и способность схватить его единство в мировом
масштабе и в конкретных формах его проявления430. Уже Аристотель
производит разделение всего теоретического множества философских идей на
так называемые «созерцательную мудрость» и управляющее праксисом
«здравомыслие».
428 Sanderson, S. K. Social Evolutionism: A Critical History. Cambridge, MA: Blackwell, 1990. – 251 p.
429 Коллинз Р. Социология философий. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 1274 с.
430 Парменид. О природе // Фрагменты ранних греческих философов. М.: Наука, 1989. С. 274 298.
180
Даже после непродолжительного (в хронологическом плане) периода

собственно античной философской мысли она создала огромное количество
концепций, в которых наблюдается неодинаковое видение сущности власти,
что отчетливо прослеживается в статье С.Г. Бариновой «Генезис социально-
философских концепций власти»431. Тем не менее, каждый интеллектуал
обосновывал свои идеи той формы управления государства, которая
наилучшим образом реализовалась бы в обществе. В частности, в трактате
«Политика» Стагирит отмечает преимущества и недостатки разных форм
государственного устройства432, обозная причины, по которым имеет смысл
двигаться в сторону формирования именно того, а не какого-то иного типа
политического устройства для конкретного государства433.
Налицо восприятие философских идей как познания служащего
фундаментом соответствующей деятельности. Соотношение теоретического и
практического значений интеллектуальных конструктов сводится к тому
следующему. Так, в рамках первого из них человек является существом,
наделенным спекулятивным разумом, главная задача которого заключается в
«созерцании божественных идей и заботе о созерцании как таковом» 434
. Во
втором же значении, сопряженным с политической и правовой сферами,
являющийся частью общества индивид воспринимается уже в качестве
гражданина, деятельность которого сообразована со «справедливостью» и
проявляется главным образом в его заботе о добродетелях435. В дополнение к
этому, философские идеи позволяют определить сущность предмета. В случаях,
когда предметом теоретизирования является социум и его политико-правовые
институции, соответственно, интеллектуальные конструкты дают возможность
всесторонне осветить их сущность, тем самым, помогая в последующем в
431 Баринова, С. Г. Генезис социально-философских концепций власти // Вестник КрасГАУ. 2012. № 5. С. 477–
480.
432 Аристотель Политика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М.: Мысль, 1983. С. 455-471
434 Лахонин М.В. Теория как созерцание: к истокам формирования понятия // Известия Саратовского
университета. Новая серия. Серия: Философия. Психология. Педагогика. 2016. Т. 16. № 1. С. 27-30.
435 Фестюжьер А.-Ж. Созерцание и созерцательная жизнь по Платону. СПб., 2009. С. 37
181
рамках конкретного исторического отрезка и региона проследить

преобразования и/или смену интересующих нас институтов.
Из вышесказанного следует, что идеи создают фундамент для
социальных реалий любого рода. Таким образом, сущностное, то есть
философское, изучение власти как механизма управления и политико-правовых
институтов как основных субъектов собственно властных отношений способно
определить практическое воплощение того или иного типа государственного
устройства, выявить закономерности и понять основные механизмы и техники
управления государством в целом и его частями в частности436.
Отсюда следует, что интеллектуальные конструкты позволяют
сформировать теоретические и методологические основания политико-
правового дискурса. Он через свое воплощение в системе властных институтов,
формирует систему прав, обязанностей и функций, которые принадлежат
каждому участнику социально-политической организации общества.
Обращение к бесценному опыту античной философии в историко-
макросоциологическом ключе позволяет нам определить тот факт, что генезис
институтов во многом определяется прошлыми институциями – и это требует
учитывать «детерминацию прошедшим временем» 437.
Поскольку мы понимаем, в отличие от сменяющих друг друга поколений
людей, институты, будучи устойчивыми социальными образованиями,
существовали, существуют и, вероятней всего, продолжат свое существование
через обретение ими неоформ. При этом «неэффективность
функционирования» институтов определяется нами как ключевая детерминанта
их сменяемости. Здесь в очередной раз стоит сделать такое замечание, что
применительно к сегодняшнему дню и, главным образом, к попыткам
определить векторы и логику динамики государственного развития в
182
историческом процессе, исследовательское внимание следует сосредоточить на

нововременных политико-правовых образованиях как прототипов современных
нам институтов и соответствующим выявлением закономерностей их
функционирования438.
Четко придерживаясь такой позиции, мы можем согласиться с
Сандерсоном в вопросе освещения влияния идей, детерминирующих
формирование и трансформацию политико-правовых институций. Он
предлагает модель всемирной истории Марвина Харриса, которая отражает
эволюцию цивилизации и государства439. Суть в том, что данная
методологическая программа основывается на конкретных положениях –
философских идеях о принципах и путях эволюции государства как политико-
правового суперинститута и всех его элементов. Более того, соглашаемся с С.
Сандерсоном, что исторический процесс можно изучать через историю науки с
учетом принципа противоборства между соответствующими концепциями,
которые по-разному трактуют процессы генезиса и трансформации властных
институций. Применительно к нашей панораме исследований, полезным
является его пример о противоборстве материалистической и социологической
(по большей части – веберововской440) традиций понимания преобразований в
области политики и права.
Другой формой, объективирующей влияние философских идей,
становится реализация прогностической функции, которая приобретает особую
значимость за счет непредсказуемости и усложнения современного мира.
Интеллектуальные конструкты дают возможность провести фундаментальный
анализ существующих процессов с обращением к накопленному опыту, на
основе чего понять исходные условия и потенциальные воздействия, которые
предстоит испытать. Также при помощи набирающей популярность
438 Там же
439 Sanderson, S. K. Social Evolutionism: A Critical History. Cambridge, MA: Blackwell, 1990. – 251 p.
183
футурологии становится возможным определить траектории, которые пройдет

общемировой социум и его регионы в определенное время. Те же
методологические программы Ф. Бэкона и Р. Декарта позволили, например,
осуществиться высказанным П.С. Лапласом идеям о жестком детерминизме как
однозначной и необходимой связи двух явлений. Учитывая современные
реалии, ретроспективность истории и возможности частичного выстраивания
образа будущего, отметим следующее. Историческая макросоциология задает
модель так называемого «многоуровневого детерминизма», в котором
учитывается плюрализм и ранжирование не только всей совокупности
факторов, но и философских интеллектуальных конструктов, проявляющихся в
функционировании политико-правовых институций.
Одним из таких примеров будет являться позиция Р. Коллинза,
утверждающего, что изучаемое нами влияние реализуется через формирование
базовых положений о протекающих в том или ином социуме процессах. После
этого следует переходить к изучению множества закономерностей идейных
оснований развития в государстве социального, политического и правового
элементов441. На примерах исследователь показывает, что исходит из идей,
согласно которым государства являются результатом монополизации законной
силы на конкретной территории. В качестве базового принципа
функционирования властной системы Коллинз выдвигает положение, что
каждая идея выступает своего рода переменной для политики и права442.
Результатом становится оформление теории условий, при помощи
которых можно вполне эффективно определить геополитические взлеты и
падения властных полномочий на конкретной территории. Более того, на том
же основании объясняются и последствия, которые вытекают из этих
изменений власти. В рамках институционального взаимодействия на
441 Collins R. Prediction in Macrosociology: The Case of the Soviet Collapse // American Journal of Sociology. 1995.
vol. 100, no. 6, pp. 1552-1593.
184
международной арене институты будут «правилами игры» (Д. Норт) 443, а внутри
государства являют собой не что иное как установленную людьми форму
соглашений (причем равнозначных, независимо от рассмотрения какого-либо
политико-правового института в отдельности), основной целью
функционирования которых является выигрыш. В целях достижения побед на
мировой политической арене могут рассматриваться инициативы по большей
демократизации института прав человека и соответствующего представления
правоприменительных систем одних государств в позитивном ключе, а других
– в негативном. Во внутреннем аспекте функционирования через установление
некоторых ограничений властные субъекты могут инициировать, например,
защиту государственного суверенитета444.
На основании выдвинутых положений Р. Коллинз приходит к выводу,
«что легитимность правителей изменяется вместе с внешним престижем
могущества <…> их государства; в конечном счете, этот вывод повлек за собой
объяснение революции как потери легитимности и контроля над средствами
принуждения. Таким образом, геополитическая теория стыкуется в трактовке
революции с теорией распада государственных ресурсов <…> смыкание этих
двух теорий показалось мне дополнительным свидетельством того, что данная
модель была на верном пути» 445. В данном случае можно предположить, что
обращение к философским концептам, раскрывающим сущность государства и
содержание властных полномочий, создают основу для определения
закономерностей генезиса и трансформаций политико-правовых институтов в
привязке к историческим этапам и государствам.
Более того, можно утверждать, что в коллинзовской концепции
необходимым условием для формирования и развития философско-
политических и философско-правовых идей оказывается среда, в которой эти
экономической книги «Начала», 1997. 180 с.
445 Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай советского коллапса // Время мира. Новосибирск:
НГУ, 1998. Вып. 1. С. 235.
185
интеллектуальные конструкты возникают. Для более наглядной аргументации

приведем цитату В.И. Красикова: «Сама рефлексия понимается Коллинзом не
как индивидуализированное исследование глубин собственного сознания…, а
именно как групповой феномен интеллектуальной сети. Рефлексия – это
развивающееся самоизучение отношений между позициями в пределах
порождаемого сетью и усложняющегося разума» 446.
Таким образом, философская деятельность имеет определенные внешние
проявления, поэтому способна существовать независимо от того, существуют
ли эти внешние проявления идей как таковых. Она детерминирована скорее
внутренними характеристиками, способами мышления как онтологическими и
гносеологическими основаниями, что позволяет говорить о своего рода
«врожденной способности» интеллектуального сообщества к (вос)созданию
определенных политических и правовых идей, а их практическая реализация
позволяет формировать те или иные политико-правовые институты. Понимание
интеллектуальных философских конструкций определяет принципы
оформления власти в государстве. Именно по этой причине знание сущности
идей дает возможность предсказать в первую очередь саму возможность
применимости или неприменимости конкретных форм политического
устройства и правовой системы в том или ином государстве. Так, в одних
обществах применима демократическая форма правления, которая может быть
использована на том основании, что она выражает общефилософские и частные
воззрения граждан. В других же государствах, наоборот, преобладание
авторитарных и тоталитарных параметров во главе организации политики
будет наиболее эффективным447.
Следующим аспектом влияния философских идей на трансформацию
политических и правовых институтов в свете исторической макросоциологии
186
становится уже упомянутая «детерминационная» функция. Сущность этого

принципа состоит в необходимости следования существующему набору
законов и правил законов. Каждое последующее состояние любого предмета
заранее запрограммировано состоянием предыдущего состояния, а также
основными принципами и правилами существования предмета, которыми в
нашем случае становятся исторические закономерности. Карл Гемпель в
стремлении выделить закономерности исторического процесса в качестве
«общего закона» понимает «утверждение всеобщей условной формы, которое
может быть подтверждено или опровергнуто соответствующими
эмпирическими открытиями. Термин «закон» предполагает идею о том, что
рассматриваемое утверждение действительно хорошо подтверждено
имеющимися в распоряжении релевантными данными; поскольку это
определение во многих случаях не соответствует нашей цели, мы будем часто
использовать термин «гипотеза универсальной формы» или кратко —
«универсальная гипотеза» вместо «общий закон», и при необходимости
отдельно формулировать условия достаточного подтверждения»448. Для нас
такое определение законов означает, что в историческом процессе, равно как и
в процессе формирования политических и правовых институтов реализуются
универсальные принципы бытия всех социальных субъектов. При этом Гемпель
содержательно не разводит законы физического мира и законы социального и
политического мира, поскольку для него они имеют единую природу.
Следует отметить, что исследователь проводит аналоговый перенос от
физических закономерностей к социально-историческим, что далеко не всегда
дает достоверное заключение, однако, в некоторых случаях образованный на
стыке исторической и естественных наук инструмент позволяет
сформулировать самые общие представления об изучаемом предмете. Пожалуй,
следует согласиться с Гемпелем в убеждении, что «главной функцией общих
законов в естественных науках является соединение событий в устойчивые
448 Гемпель К. Функции общих законов в истории // Время мира. Новосибирск: НГУ, 1998. Вып. 1. С. 13.
187
структуры (паттерны), которые обычно считаются объяснением и

предсказанием»449. Если использовать применяемый аналоговый перенос от
естественных законов к их социальному выражению, это означает, что в
государстве наличествует множество закономерностей, позволяющих выявить
паттерны в политико-правовой реальности, определить их нормативное
положение и стремиться объяснить процессы их возникновения, формирования
и взаимодействия. Следовательно, философские идеи детерминируют
трансформацию рассматриваемых нами институтов через введение в
соответствующие сферы фактора объяснения причин и сущности принципов, в
соответствии с которыми функционируют политико-правовые институции450.
Кроме того, философский анализ политических и правовых институтов
позволяет определить их нормативную сторону. Нормативность как свойство
социальной системы является в целом универсальным основанием развития
общества как системы, а не только проявляется в политической и правовой
сферах. Например, существуют нормативные основания исторического
развития социальной системы, что означает наличие множества
закономерностей достижения общепланетарным бытием своего нынешнего
состояния. Для снижения глубины допускаемых ошибок исследование
институциональных нормативных сторон должно осуществляться при помощи
строгого логического компаративного анализа действующих в контексте того
или иного государства институтов и присутствующих в рамках рационального
выбора альтернативных реалий, но никак не с моделируемыми и
проектируемыми институциональными системами, которые теоретически
могут действовать эффективнее. Это значит, что политический и правовой
процессы, равно как и сами институты, должны содержать в себе те или иные
нормативные основания, подчинение которым позволяет сформировать
конкретные институциональные формы. В этом случае философские идеи
449 Там же. С. 13.

188
основанием для объяснения природы оснований для формирования конкретных

форм политики и права в данном государстве451.
Исследователь А.В. Коротаев делает акцент на существовании
концепции, занимающей доминирующее положение в интеллектуальной среде
современного общества. Основная суть этой теоретической системы
выражается им в следующем виде: «функционирование и развитие социальных
организмов определяются объективными социологическими законами. Раз эти
законы объективны – значит, существуют они независимо от нашего сознания,
наших желаний, устремлений и т. д. Если уж объективные социологические
законы толкают общество в определенном направлении (например,
обусловливают закономерную смену формацией В формации А), то именно в
этом направлении общество и пойдет – даже если мы этого совершенно не
хотим и делаем вес возможное, чтобы предотвратить подобную социальную
трансформацию»452.
Итак, представленное понимание законов своим основанием уходит
естественные науки, где и утверждается так называемый «жесткий
детерминизм», суть которого проявляется в однозначной связи причины и
следствия, утверждая заранее предопределенные следствия. Применим такое
понимание законов к социальным системам. Отсюда последует, что история тех
или иных государств в контексте мировой истории двигается в определенном
направлении в соответствии с конкретными законами: экономическими,
социальными, политическими, технико-технологическими. Причем данное
развитие с точки зрения сущности этих закономерностей заранее
предопределено, соответственно, конечный результат известен изначально.
Делаем вывод, что социальные закономерности сущностно отличаются от
физических, поскольку область их регламентации предполагает учет наличия у
452 Коротаев А. В. Объективные социологические законы и субъективный фактор // Время мира. Новосибирск:
НГУ, 1998. Вып. 1. С. 204.
189
субъектов сознания. Таким образом, индивиды, группы, страты и другие

субъекты преследуют (бес)сознательные цели и способны оказывать различное
влияние на исторический процесс: «они могут его замедлить, ускорить,
повернуть на какое-то время вспять, даже прекратить его» 453. Здесь мы видим не
только возможность видоизменения способов и форм протекания исторических
процессов, но и то что социальные субъекты не дают в полной мере
реализоваться идее физического детерминизма по причине неизвестности (а
также буквально неограниченности) и нерегламентированности степени их
возможности влиять на политические, правовые, экономические и прочие
процессы.
Из вышесказанного следует, что существенное, если не решающее
значение в процессах занимает человеческий фактор. Философия истории, к
которой близка макросоциология, стремится изучить всю совокупность
факторов, влияющих на процесс развития цивилизации. Рефлексия процессов
макросоциального развития приводит к формированию описаний его
конкретных форм и закономерностей, а также выделение приоритетных для
исследователей факторов, влияющие на развитие общества. Приобретая знания
о предмете, философы генерируют свои идеи, которые в собственном виде, но
чаще в модификациях и конфигурациях, применяются для анализа актуальных,
в нашем случае связанных с властью, ситуаций и событий. Это подтверждает
тезис о возможности прикладного применения философских идей для
определения направлений возможных образований, смен и трансформаций
политико-правовых институтов454.
Политические субъекты как участники политического процесса вполне
могут оказывать определенное влияние на трансформацию политических и
правовых институтов на основании знаний законов социального развития и
453 Коротаев А. В. Объективные социологические законы и субъективный фактор // Время мира. Новосибирск:
НГУ, 1998. Вып. 1С. 204.
190
понимания особенностей влияния социальных субъектов – участников

общественного и политического процесса. Можно вспомнить, что некоторые
политические лидеры бывших метрополий принимали участие в работе
парламентов своих бывших колоний. Более того, «провозглашая
демократические принципы правления, африканская политическая элита
рассчитывала на поддержку и получение экономической и иной помощи от
развитых западных государств»455. В итоге мы видим, что посредством
переноса, простого, необдуманного и не учитывающего контекстуальные
реалии того или иного государства, происходит наложение одной политической
формы на другую456.
Справедливо утверждать, что философские идеи, возникающие в
процессе анализа исторического процесса, становятся основанием для
политико-правовой практики. С точки зрения представителей исторической
макросоциологии, эти идеи дают повод для постижения сущности актуальной
политической и правовой ситуации в конкретном обществе, государстве,
регионе и даже в мире в целом. Кроме этого, поскольку реальность требует
прикладного характера философии, она направлена на формирование у
политических элит интенций к конкретным действиям. Эта деятельность
видоизменяет их отношение к имеющейся в конкретном обществе политико-
правовой реальности и ее институциональному оформлению. На основании
рационального выбора и альтернатив элиты производят институциональные
изменения в соответствии с рецепцией тех или иных философских идей. В
итоге в зеркале мнений представителей макросоциологии философские идеи
оказываются действующими во всем множестве модификаций и конфигураций
детерминантами (не)эффективной политико-правовой институциональной
организации. Эффективность функционирования институций зависит от
455 Туре Шеик Амала Институт президентства в государствах Африки (на примере республики Мали) //
Вестник РУДН. Серия Юридические науки. 2008. № 3. С. 53.
191
глубины постижения их сущности, свойств и функций, что позволяет

определить базовые механизмы и принципы взаимодействия457.
Помещая нормативность в фокус исследований исторической
макросоциологии, ее представители неизбежно философские идеи о «нормах» и
«правилах» в исторической, социальной, политической, правовой,
экономической и других сферах. Последствиями основании философского
знания (идей) сущности закономерностей позволяет сформировать принципы и
правила существования конкретных политических и правовых институтов. В
историческом аспекте философия как форма мировоззрения равно как в период
своего генезиса, так и на различных этапах своего развития оказывает
существенную идейную детерминацию социальных перемен. Векторы
изменений в области политики и права неизбежно сопряжены с популярностью
и преобладанием на том или ином историческом отрезке определенных течений
и школ458. Дополнительную привлекательность идейных философских
конструктов создают аксиологические основания рассматриваемой в дискурсах
социальной проблематики. В конечном счете, соответствующие акторы
получают возможность оценивать перспективы развития различных
социальных структур, что дает возможность выявить тенденции развития
политико-правовых отношений на определенных этапах цивилизационного
бытия.
457 Там же
192
Заключение
В заключение нашего исследования роли идей в становлении в

нововременных политических и правовых институтов в реалиях
индустриального общества подведем (промежуточные) итоги и сделаем краткие
выводы.
Первая глава отражает результаты исследовательской работы, которые
помогли определить подходы к сущности идей и их генезису. Даже
семантический анализ рассматриваемого понятия предполагает обширный
научно-исторический экскурс, который невозможно осуществить в рамках
одной научно-исследовательской работы, и что обусловило представление
основных результатов анализа в табличном виде.
Анализ социальных изменений не может осуществляться с позиции
какого-либо единственного подхода. Сложность социального бытия и
соответствующего исследования роли воздействия на него философских идей
предполагает создание синтетической методологии, в которой бы учитывались
как собственно философские, так и междисциплинарные разработки.
Во второй главе был выявлен статус института в рамках социально-
философских исследований. Особый акцент сделан на различных
взаимодействиях субъектов, что предполагает выработку формальных правил
поведения, норм и порядков, обычаев и законов, осуществляемую в рамках
институтов. Доказан вечный характер существования институтов и определен
механизм их смены в случаях неэффективного функционирования.
В рамках отнесения различных институтов к соответствующим сферам,
установлено, что государство представляет собой суперинститут. Исторические
примеры политических и правовых институтов Древности и Средневековья,
рассмотренные во втором параграфе второй главы, позволяют выделить два
условных центробежных начала, вокруг которых на протяжении истории
складывались определенные политические, правовые и социальные системы
193
ценностей и соответствующие им институты – демократическое и

авторитарное. Зачастую на практике реализуется вариант смешанных
институцианальных типов общественной и государственной организации, как
это было в древнегреческом полисе, древнеримской республике.
В третьей главе нами рассмотрена специфика перехода европейских
государств от средневековой модели социума к индустриальному. Установлено,
что формирование индустриального общества становится ответом на вызов
времени, которое оказалось не согласным с абстрактными религиозными
догматами, диктатом церкви, а также с учетом экономических детерминант –
ввиду исчерпания ресурсов аграрной экономики и первоначальным
накоплением капитала. «Рост» и «прогресс» становятся ключевыми
мифологемами индустриализации. Сформировавшаяся индустриальная
цивилизация запрашивает новый тип политико-правового порядка и
соответствующих институтов. Совокупность экономических, политических и
иных факторов задает контекст для возможной реализации предлагаемых
философами интеллектуальных конструктов.
Завершающий параграф третьей главы свидетельствует, что философские
идеи за счет своей предельности являются важнейшим фактором, реализуемым
в социальной действительности. Их практическое приложение к политическим
и правовым институциям имеет принципиальное значение не только для
теоретических, но и для будущих прикладных исследований, во многом
определяющих будущее цивилизационное миропонимание. Смена
философских идей как условия развития политических и правовых процессов
имеет внешние и внутренние детерминанты, опосредованных потребностями
развития культуры и цивилизации, историческими задачами социальных
субъектов.
Финальная четвертая глава обобщает онтологические и аксиологические
основания нововременных политико-правовых институтов и рассматривает
194
воздействие идей в контексте исторической макросоциологии, тем самым,

задавая вектор перспективных исследований.
Изучение идей в рамках социальной философии позволяет определить не
только историческую траекторию институционального оформления
конкретного государства, но и, скорее всего, выявить наиболее закономерные
варианты его трансформаций. Последнее, на наш взгляд, задает перспективы
будущих исследований модификаций и конфигураций конкретных идей в
определенных государствах и выявлении реализации тех или иных положений
из идейного наследия философов различного времени.
195
Список литературы
1. Абрамов А.В. Политический институт и политическая

институализация: определение понятий // Власть. 2010. № 5. С. 53–55.
2. Агацци Э. Методологический поворот в философии // Вопросы
философии. 2014. № 9. С. 60-65.
3. Алдошенко Е.В. Трансформация общественно-политических
институтов в информационном обществе // Социум и власть. 2013. № 5 (43). С.
53-57.
4. Алексеев С.С. Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил
Кант и проблемы права в современную эпоху. М.: Норма, Инфра-М, 2015. 448
с.
5. Алексеева Е.В. Диффузия европейских инноваций в России (XVIII –
начало ХХ в.). М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007.
368 с
6. Алехин В.П. Греческие полисы и малоазийские сатрапии: типичные
черты политической организации // Научные ведомости Белгородского
государственного университета. Серия: История. Политология. 2011. № 1 (96).
С. 10–19.
7. Алиев Ш.М. Грамматика конституционализма. М.: Юридический
центр, 2016. 1055 с.
8. Антипов С.С. Воображение как катализатор развития науки и
искусства // Философская школа. 2019. № 7. С. 102-107.
9. Антипов С.С. Воображение как свойство человека // Философская
школа. 2018. № 5. С. 83-94.
10. Апрыщенко В.Ю. Национализм и институциональная
идентичность: местное управление в Шотландии в XVIII – I половине XIX века
// Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия:
Общественные науки. 2008. № 5 (147). С. 78-82.
196
11. Аристотель Политика // Сочинения в четырех томах. Т. 4. М.:

Мысль, 1983. С. 375-644.
12. Арушанов В.З. Проблема синтеза идеологии, философии и науки в
историко-философском процессе эпохи Нового времени // Позиция.
Философские проблемы науки и техники. 2014. № 8 (8). С. 35-44.
13. Балабанов П.И. Философско-методологические основания
проектирования: Дисс. … д-ра филос. наук. Томск, 1992. 410 с.
14. Балдицына Е.И. Онтологические основания теории социальных
изменений: детерминизм и индетерминизм социальной реальности // Вестник
Ставропольского государственного университета. 2010. № 3. С. 165-171.
15. Баранец Н.Г., Калантарян И.Г. Деидеологизация и реидеологизация
современного общества: мифы и реальность // Власть. 2012. № 11. С. 097-099.
16. Баринова, С. Г. Генезис социально-философских концепций власти
// Вестник КрасГАУ. 2012. № 5. С. 477–480.
17. Батиев Л.В. Эволюция правопонимания от Античности до Нового
времени (тезисы к истории философии права) // Право и современные
государства. 2014. № 2. С. 20-27.
18. Белявский Ю.А. Идеологические разломы в массовом
политическом сознании российского общества // Социология власти. 2010. № 2.
С. 102-108
19. Боден Ж. Метод легкого познания истории. М.: Наука, 2000. 412 с.
20. Бондарев Н.С. Институциональные преобразования в сельском
хозяйстве: теория и методология: автореф. дис. ... д-ра экон. наук: 08.00.05.
Новосибирск: Сиб. НИИ эконом. сел. хоз., 2015. 52 с.
21. Бондарев Н.С, Косинский П.Д., Щетинина И.В., Бондарева Г.С.
Теоретико-методологические и прикладные аспекты институциональных
преобразований в сельском хозяйстве / под науч. ред. академика РАН, д-ра
экон. наук Першукевича П.М. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2017. 340 с.
197
22. Булычев И.И. Об интегративных школах философии нового

времени // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки.
2002. № 2 (26). С. 18-32.
23. Бутенко Н.А. О методологии науки в сочинениях Ф. Бэкона и Р.
Декарта // Инновационная наука. 2016. № 4-4. С. 60-62.
24. Бязрова Д.Б. Проблема прогресса в социальной философии XX века
Философия и общество. 1999. № 4. С. 110-122.
25. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: URSS. 2018.
304 с.
26. Васильева А.С. Понятие власти в философии Аристотеля //
Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Серия:
Общественные науки. 2010. № 3 (157). С. 123-125.
27. Васильева А.С. Трансформация феномена власти в новое и
новейшее время // Политематический сетевой электронный научный журнал
Кубанского государственного аграрного университета. 2012. № 75. С. 1085-
1099.
28. Васютин С.А. Основные этапы трансформации политически
структур «дофеодальных варварских обществ» в эпоху великого переселения
народов и раннее средневековье // Средние века. 2007. Т. 68. № 4. С. 34-65.
29. Вахштайн В.С. Возвращение материального. «Пространства»,
«сети», «потоки» в акторно-сетевой теории // Социологическое обозрение.
2005. Том 4. № 1. С. 94-115.
30. Вахштайн В.С. Пересборка города: между языком и
пространством// Социология власти. 2014. № 2. С. 9-38.
31. Вахштайн В.С. Теория фреймов как инструмент социологического
анализа повседневного мира: автореф. канд. дисс. М., 2007. 25 с.
32. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Ленанд, 2019. 368 с.
33. Воронин Е.Р. Европейская идея как цивилизационный проект
верховенства права: монография. М.: МГИМО-Университет, 2018. 849 с.
198
34. Гаджиев К.С. Конец или возрождение идеологии? // Свободная

мысль. 2016. № 1 (1655). С. 93-104.
35. Гемпель К. Функции общих законов в истории // Время мира.
Новосибирск: НГУ, 1998. Вып. 1. С. 13-26.
36. Гладков А.К. «Pacis Civilium» Марсилия Пауданского: социальное
благоденствие, «здоровье» государства и функции власти в политической
мысли XIV в. // Вестник Омского университета. Серия: Исторические науки.
2017. № 4 (16). С. 7–12.
37. Гоббс Т. Левиафан. М.: Мысль, 2001. 478 с.
38. Гоголев А.И. Вопросы Новейшей истории: периодизация и
сущность Наука и образование. 2011. № 3. С. 64-69.
39. Голиков А.К. Философско-политические и правовые основы учения
Фомы Аквинского // Труды Санкт-Петербургского государственного
университета культуры и искусств. 2008. Т. 180. С. 57–63
40. Гончаров В.Н. Современные концепции общества: философский
анализ // Культура. Духовность. Общество. 2015. № 16. С. 151-155.
41. Грачев С.И., Черняев С.Е. Современная нормативно-правовая база,
как регулятор деятельности политических партий в Российской Федерации//
Общество: политика, экономика, право. 2017. №3.С. 9-13.
42. Гроздилов С.В. Идея справедливости как общего блага в социально-
философской мысли Платона и Аристотеля // Известия Тульского
государственного университета. Гуманитарные науки. 2018. № 4. С. 134-140.
43. Гроздилов С.В. Роль феномена справедливости в системе
общественных отношений и в их историческом развитии // Теоретические и
прикладные аспекты современной науки. 2014. № 2-1. С. 150-155.
44. Гроций Г. О праве войны и мира. М.: Ладомир, 1994. 868 с.
45. Декларация независимости (4 июля 1776 г.) [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://www.cnt.ru/users/chas/Decl1776.pdf (Дата обращения
30.04.2019)
199
46. Декларация прав человека и гражданина (26 августа 1789 г.)

[Электронный ресурс]. Режим доступа:
http://www.agitclub.ru/museum/revolution1/1789/declaration.htm (Дата обращения
30.04.2019)
47. Джалилова Е.А. Проблемы определения понятия и сущности
института права // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. 2018.
Т. 1. № 2. С. 22-31.
48. Джефферсон Т. Декларация независимости. Инаугурационные речи.
Алматы, 2004. С.29.
49. Дидманидзе У.Т. Вклад Гуго Гроция в развитие концепции о
«справедливой войне» // Вестник Российского университета дружбы народов.
Серия: Юридические науки. 2014. № 1. С. 226-235.
50. Дидманидзе У.Т. Формирование предпосылок теории справедливой
войны и ее развитие до Гуго Гроция // Евразийский юридический журнал. 2016.
№ 9 (100). С. 133-135.
51. Дискин И. Е. Институты: загадка и судьба. М.: РОССПЭН, 2016.
302 с.
52. Душин О.Э. Средневековые университеты и формирование языка
власти // Записки Горного университета. – 2005. – Т. 163. – С. 61-63.
53. Душин О.Э. Средневековые университеты: у истоков европейского
высшего образования // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 17.
Философия. Конфликтология. Культурология. Религиоведение. 2013. № 2. С.
26-31.
54. Дюсуше О.М. Лекция «Институциональные модели государства» //
Journal of Institutional Studies. 2012. Т. 4. № 2. С. 112-127.
55. Егоров А.Б. Римское народное собрание. Правовой статус и
властные полномочия // Вестник Санкт-Петербургского университета. История.
2010. № 2. С. 59–72.
200
56. Ерофеева М. А. Акторно-сетевая теория и проблема социального

действия // Социология власти. 2015. Т. 27. № 1. С. 17-36.
57. Журавлев О.В. Идеология испанской империи и государственно-
правовое учение Суареса // Verbum. Выпуск 1 Франциско Суарес и европейская
культура XVII—XVIII веков. Альманах Центра изучения средневековой
культуры при философском факультете Санкт-Петербургского
государственного университета. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского
философского общества, 1999. 221 с.
58. Заиченко Г.А. Джон Локк. М.: Мысль, 1988. 206 с.
59. Зберовский А.В. Агональность античной полисной демократии как
способ нейтрализации опасных тенденций, имманентно присущих власти //
Вестник Красноярского государственного аграрного университета. 2006. № 11.
С. 254-262.
60. Зберовский А.В. Демократическая политическая культура как
продукт капиталистического общества // Вестник Красноярского
государственного аграрного университета. 2010. № 2 (41). С. 154-160.
61. Зинченко В.В. Cоциально-психологическое измерение
политических и экономических трансформаций общества // Политическая
экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2010. Т. 6. № 2. С. 241-252.
62. Зотова Л.В. Безопасность народа и государства как главная
политическая ценность в учении Томаса Гоббса // Вестник Российского
университета дружбы народов. Серия: Политология. 2003. № 4. С. 55-64.
63. Исмаилов Н.О. Концепция справедливости либертаризма // Научная
мысль Кавказа. 2016. № 3 (87). С. 20-25.
64. Кабылинский Б.В. Индустриальное и постиндустриальное
общества: трансформация социального конфликта // Конфликтология. 2012. №
4. С. 55-67.
201
65. Каменская Г.В., Соловьев Э.Г., Смирнов А.Н. Политические

идеологии в современном мире: кризис или очередной этап эволюции? //
Власть. 2015. № 12. С. 101-108.
66. Кант И. Критика практического разума. М.: Либроком, 2016. 192 с.
Кант И. О поговорке «Может быть, это и верно в теории, но не годится для
практики» // Соч. на нем. и рус. языках: в 4 т. М.: Ками, 1993. Т. 1. С. 240-351.
67. Карлейль Т. История Французской революции. Часть 1. М.: Мысль,
1991. 575 с.
68. Катаев Д.В. Актуализация социологии Макса Вебера в
экономических теориях: проблемы интерпретации и рецепции // Известия
Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.
2011. № 130. С. 244-251.
69. Катаев Д.В. Категория «смысла» и «понимания» как интеграция
обыденного и теоретического знания в социологической парадигме Макса
Вебера // Вестник Томского государственного университета. Философия.
Социология. Политология. 2015. № 1 (29). С. 162-169.
70. Катаев Д.В. Типы демократического управления в социологии М.
Вебера // Известия Волгоградского государственного педагогического
университета. 2009. № 8. С. 72-75.
71. Кашников Б.Н. Концепция общей справедливости Аристотеля:
опыт реконструкции // Этическая мысль. 2001. № 2. С. 89-117.
72. Кашников Б. Н. Либеральные теории справедливости и
политическая практика России / НовГУ имени Ярослава Мудрого. Великий
Новгород, 2004. 260 с.
73. Квасова И.И. О книге Рендалла Коллинза «Социология философий»
// Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология.
2005. № 1. С. 40-52.
74. Козырев М.С. Идеология как фактор социальных трансформаций //
Социальная политика и социология. 2013. № 3-1 (94). С. 279-288.
202
75. Козырев М.С. Историческое развитие идеологии // Вестник

Костромского государственного университета. 2014. Т. 20. № 1. С. 122-126.
76. Кокорхоева Д.С. Современные исследования институтов
политической власти (сравнительный анализ теорий) // Научные ведомости
Белгородского государственного университета. Серия: История. Политология.
2010. № 7 (78). С. 208-217.
77. Коллинз Р. Макроистория: очерки социологии большой
длительности // Политическая концептология: журнал метадисциплинарных
исследований. 2017. № 2. С. 38-55.
78. Коллинз Р. Предсказание в макросоциологии: случай советского
коллапса // Время мира. Новосибирск: НГУ, 1998. Вып. 1. С. 234-278.
79. Коллинз Р. Социология философий: глобальная теория
интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 1280
с.
80. Коломийцев В.Ф. Социология Герберта Спенсера [Электронный
ресурс]. URL: http://ecsocman.hse.ru/data/475/176/1217/004.KOLOMYITSEV.pdf
(дата обращения 01.05.2019)
81. Комаровский А.В. Культурсоциология Макса Вебера //
Социологический альманах. 2012. № 3. С. 397-407.
82. Конституции зарубежных государств / Сост. докт. юрид. наук проф.
В.В.Маклаков. М.: Wolters Kluwer, 2009. 602 с.
83. Копнин П.В. Идея как форма мышления. Киев: Изд-во Киевского У-
та, 1963. 108 с.
84. Копнин П. В. Философские идеи В.И. Ленина и логика. М.: Наука,
1969. 484 с.
85. Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М.: Издательство
Юрайт, 2016. 422 с.
203
86. Коротаев А. В. Объективные социологические законы и

субъективный фактор // Время мира. Новосибирск: НГУ, 1998. Вып. 1. С. 204—
233.
87. Кошкин П.П. Теоретические аспекты социального управления в
условиях общества индустриального типа // Власть. 2007. № 9. С. 10-13.
88. Крадин Н.Н. Перспективы политической антропологии // Полис.
Политические исследования. 2011. № 6. С. 78-91.
89. Красиков В.И. Философия: потеря социологической девственности?
// Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология.
Политология. 2010. № 1 (9). С. 5-16.
90. Красникова Е.В. Основные этапы (стадии) в истории развития
капитализма Вопросы политической экономии. 2018. № 1. С. 111-123.
91. Кудашов В.И., Равочкин Н.Н. Н.С. Розов. Идеи и интеллектуалы в
потоке истории: макросоциология философии, науки и образования // Вопросы
философии. 2017. № 2. С. 212-215.
92. Кудашов В.И., Равочкин Н.Н. Проектирование идеологии
современного российского общества как предназначение интеллектуалов //
Гуманитарный вектор. 2017. Т. 12. № 3. С. 15-22.
93. Курочкин А.В. Концепт «правовая институционализация» и его
содержание // Актуальные проблемы российского права. 2016. №3 (64). С. 39-
47.
94. Курочкин А.В. Особенности правовой институционализации
политических партий // Ученые записки Казанского университета. Серия
Гуманитарные науки. 2008. Т. 150, кн. 5. С. 35–44.
95. Курочкин А.В. Политические партии в России: формирование
правового статуса // Вестник Академии экономической безопасности МВД
России. 2009. №6. С. 105-108.
204
96. Кучукова Ж.М. Образ революции в развитии индустриального

общества // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2014. №
6-1. С. 312-315.
97. Лазаревич А.А. Трансформация идеала рациональности в
современной культуре. Режим доступа:
http://www.intelros.ru/pdf/mmk_mamardashvili/08.pdf (дата обращения:
20.05.2019).
98. Латур Б. Об интеробъективности // Социология вещей: сб. ст. / под
ред. В. С. Вахштайна. М.: Территория будущего, 2006. С. 169-198.
99. Лафарг П. Экономический детерминизм Карла Маркса. КомКнига,
2007. 296 с.
100. Лахонин М.В. Теория как созерцание: к истокам формирования
понятия // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия:
Философия. Психология. Педагогика. 2016. Т. 16. № 1. С. 27-30.
101. Ле Гофф Ж. Другое средневековье: Время, труд и культура Запада.
Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2000. 328 с.
102. Лейст О.Э. История политических и правовых учений. М.: Зерцало,
2006. 568 с.
103. Липидин Р.Г. Проблемы осмысления категории субъекта в
современном гуманитарном знании // Мир человека: нормативное измерение–4:
Гуманитарное знание: Сборник статей международной научной конференции.
Саратов, 2015. С. 140-145.
104. Литвак Н.В. Информационное общество: перманентная эволюция.
М.: Колос, 2008. 416 с.
105. Локк Дж. Два трактата о правлении. Москва ; Челябинск : Социум,
2014. 494 с.
106. Лопаткин Г.В., Маслихин А.В. Основные тенденции эволюции
социальной архитектоники при переходе от индустриальной к информационной
стадии Исторические, философские, политические и юридические науки,
205
культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2012. № 6-2

(20). С. 125-127.
107. Лугвин С.Б. Европейская бюрократия: контекст становления //
Политическая концептология: журнал метадисциплинарных исследований.
2012. № 4. С. 131-144.
108. Луи-Адольф Т. История Французской революции (в 3-х. тт.). М.:
Изд. Захаров, 2016. 2328 с.
109. Макаревич Э.Ф. Идеология как единство ценностей // PolitBook.
2016. № 3. С. 134-150.
110. Макиавелли Н. Государь. М.: ЭКСМО, 2017. 512 с.
111. Малинова О.Ю. Идеи как независимые переменные в политических
исследованиях: в поисках адекватной методологии// Полис. Политические
исследования. 2010. № 3. С. 90-99.
112. Малов Е. А. Феномен социальных сетей: акторно-сетевой контекст,
теоретико-методологический анализ. Дисс. ... канд. соц. наук: 22.00.01. СПб.:
Санкт-Петербургский государственный университет, 2015. 236 с.
113. Мальцева Д. В. Проект спасения социологии в акторно-сетевой
теории Б. Латура // Мониторинг общественного мнения: экономические и
социальные перемены. 2014. № 6 (124). С. 3 – 13.
114. Мангейм К. Идеология и утопия. М.: Юрист, 1994. С. 7–276.
115. Маркс К. Избранные произведения. Том 2. М.: Госполитиздат, 1940.
576 с.
116. Мелешко Е.Д. Свобода и равенство как ценностные основания
либертарно-правовой теории // Научные ведомости Белгородского
государственного университета. Серия: Философия. Социология. Право. 2014.
№ 2 (173). С. 93-97.
117. Милицина И.В. Обоснование проблемы самоопределения личности
в философии Нового времени // Вестник Южно-Уральского государственного
206
университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2012. № 32 (291). С. 176-

177.
118. Милль Дж. Ст. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 10.
119. Молодыченко Е.Н. Аксиологические основания политического
дискурса // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского
государственного политехнического университета. Гуманитарные и
общественные науки. 2015. № 1 (215). С. 9-17.
120. Монтескье, Ш. О духе законов. М.: Мысль, 1999. 672 с.
121. Нерсесянц В. С. Право и закон [Электронный ресурс]. – Режим
доступа: http://www.lawdiss.org.ua/books/a1583.doc.html (дата обращения:
21.03.2019)
122. Николаева Л.С., Чумакова Т.Н. Исторические образы человека и его
потребностей в философии от Нового времени до современности // Вестник
Донского государственного аграрного университета. 2015. № 3-3 (17). С. 4-10.
123. Норт Д. Институты, институциональные изменения и
функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала», 1997.
180 с.
124. Нуреев Р.М. Становление индустриального общества и поиски
богатства народов Terra Economicus. 2012. Т. 10. № 1. С. 180-197.
125. Оглезнев В.В., Брянский С.Н. Исайя Берлин и проблемы
определения понятия «Свобода» // Вестник Томского государственного
университета. Философия. Социология. Политология. 2015. № 4 (32). С. 318-
325.
126. Островский С.В., Лобова Л.А. Роль партии в политический
институционализации малого бизнеса // Государственное и муниципальное
управление. Ученые записки СКАГС. 2017. № 2. С. 137-140.
127. Павлов А.А. Правовая концепция Гуго Гроция. Дисс. … ученой
степени канд. юр. наук: 12.00.01. СПб.: Северо-Западная Академия
Государственной Службы, 2002. 205 с.
207
128. Панов П.В. Институты, идентичности, практики: теоретическая

модель политического порядка. М.: Российская политическая энциклопедия
(РОССПЭН), 2011. 230 с.
129. Парменид О природе // Фрагменты ранних греческих философов.
М.: Наука, 1989. С. 274 298.
130. Пастухова Н.Б. Суверенитет: историческое прошлое и настоящее //
Вопросы истории. 2007. № 8. С. 92-100.
131. Петрушевский Д.М. Очерки из истории средневекового общества и
государства. М.: Госиздат, 1922. 300 с.
132. Петухова А.В. Социологическая концепция Н.М. Коркунова //
Вестник Нижегородского университета им. Н.И.Лобачевского. Серия:
Социальные науки. 2012. № 3 (27). С. 74-78.
133. Писарев А., Астахов С., Гавриленко С. Акторно-сетевая теория:
незавершенная сборка // Философско-литературный журнал Логос. 2017. Т. 27.
№ 1 (116). С. 1-40. 4.
134. Писарчик Л.Ю. Философия культуры М. Вебера // Вестник
Оренбургского государственного университета. 2010. № 1 (107). С. 35-45.
135. Платон Полное собрание сочинений в одном томе. М.: Альфа-
книга, 2018. 1311 с.
136. Платонова С.И. Философские основания социологии // Вестник
Челябинского государственного университета. 2009. № 11 (149). С. 113-121.
137. Подольников В.П. Вильгельм II и внешняя политика Германии в
конце XIX века // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский
регион. Серия: Общественные науки. 2017. № 3 (195). С. 82-89.
138. Подольников В.П. Влияние Вильгельма II на европейскую
международную обстановку в 1908 – 1913 годы // Известия высших учебных
заведений. Северо-Кавказский регион. Серия: Общественные науки. 2018. № 3
(199). С. 82-87.
208
139. Поляков А.В. Признание права и принцип формального равенства //

Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2015. № 6 (323). С. 57-77.
140. Попов Д.И. Италия во второй половине XIX – начале XX в.: на пути
к регионализированному государству // Вестник Омского университета. Серия:
Исторические науки. 2017. № 4 (16). С. 13-21.
141. Порхачев В.Н., Порхачева Л.В. Образ истории через
множественность моделей исторического развития // В сборнике: Актуальные
проблемы современного гуманитарного знания материалы Всероссийской
научно-практической конференции с международным участием. ФГБОУ ВО
«Кемеровский технологический институт пищевой промышленности
(университет)». 2017. С. 78-80.
142. Прохорова Г.А. Социально-политическая и этическая онтология
субъекта власти в античной философии // Kant. 2018. № 2 (27). С. 205-209.
143. Пуре Н.М. Понимание государства в античной политико-правовой
мысли // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии
МВД России. 2010. № 2. С. 44–48.
144. Равочкин Н.Н. Аксиологическая характеристика гражданского
общества // Общество: философия, история, культура. 2017. № 12. С. 45-47.
145. Равочкин Н.Н. Аксиологические основания политических идей //
Экономические и гуманитарные исследования регионов. 2019. № 2. С. 181-186.
146. Равочкин Н.Н. Анализ значения философских идей в становлении
политических и правовых институтов в индустриальном обществе // Теология.
Философия. Право. 2018. № 3 (7). С. 53-66.
147. Равочкин Н.Н. Анализ понятия «идея» в русской философской
мысли // В сборнике: Гуманитаристика в условиях современной
социокультурной трансформации Материалы VIII Всероссийской научно-
практической конференции с международным участием. 2018. С. 132-135.
148. Равочкин Н.Н. Возможности теории фреймов при изучении идей в
социологии философии // В сборнике: Актуальные проблемы гуманитарных и
209
общественных наук Сборник статей V Всероссийской научно-практической

конференции. 2019. С. 94-97.
149. Равочкин Н.Н. Генезис и динамика идей // Актуальные проблемы
гуманитарных и социальных исследований: материалы XVII Всероссийской
научной конференции молодых ученых в области гуманитарных и социальных
наук / редкол.: В.В. Петров, А.Н. Артемова, О.А. Персидская, А.А. Санженаков;
Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: ИПЦ НГУ, 2019. С. 76-78.
150. Равочкин Н.Н. Генезис и трансформация идей в социальной
философии // Философская школа. 2018. № 6. С. 96-103.
151. Равочкин Н.Н. Идеи и идеологии как технологии социальной
инноватики: теоретико-методологический аспект // В сборнике: Управление
социальными инновациями. Сборник научных статей. Ответственный редактор
Е.А. Ильина. 2019. С. 261-266.
152. Равочкин Н.Н. Идеи как философские основания: онтологический
аспект // Якутский философский журнал. 2019. № 4. С. 4-13.
153. Равочкин Н.Н. Идеи разделения властей: становление и рецепция //
Евразийский юридический журнал. 2017. № 10 (113). С. 361-363.
154. Равочкин Н.Н. Идейная детерминация политических и правовых
процессов (Античность, Средневековье, Возрождение) // Научно-методический
электронный журнал Концепт. 2018. № 9. С. 240-246.
155. Равочкин Н.Н., Щенников В.П. Идейная обстановка в современном
российском обществе // Вестник Московской международной высшей школы
бизнеса МИРБИС. 2018. № 2 (14). С. 085-094.
156. Равочкин Н.Н. «Идея» в античном и средневековом философском
дискурсе: семантический анализ // Вестник Северо-Кавказского гуманитарного
института. 2018. № 3 (26). С. 256-262.
157. Равочкин Н.Н. Индустриальное общество и формирование
контекста новоевропейского капитализма: социально-философский анализ //
210
Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. 2018. Т. 7. № 5A. С. 176-

184.
158. Равочкин Н.Н. Институт как объект социально-философского
анализа // Манускрипт. 2019. Т. 12. № 8. С. 109-113.
159. Равочкин Н. Н. Интеллектуальная жизнь: формирование и динамика
идей // Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2018. № 3
(19). С. 103-110.
160. Равочкин Н.Н. Логика трансформаций политических институтов:
предварительные замечания // Журнал философских исследований. 2019. Т. 5.
№ 3. С. 3-10.
161. Равочкин Н.Н. Лингвистический поворот: социально-философский
потенциал // Интеллект. Инновации. Инвестиции. 2018. № 8. С. 70-74.
162. Равочкин Н.Н. Манипулирование сознанием как компонент
идеологической деятельности // Каспийский регион: политика, экономика,
культура. 2016. № 2 (47). С. 135-141.
163. Равочкин Н.Н. Необходимость социально-политической
модернизации // Горизонты гуманитарного знания. 2018. № 1. С. 37-44.
164. Равочкин Н.Н. Осмысление истории развития идей с позиции
акторно-сетевой теории // Вестник Бурятского государственного университета.
2019. № 1. С. 59-66.
165. Равочкин Н.Н. Переход Европы от средневекового общества к
индустриальному: социально-философский анализ // Социодинамика. 2019. №
6. С. 123-130. DOI: 10.25136/2409-7144.2019.6.29908 URL:
166. Равочкин Н.Н. Политика и право в философии Постмодерна //
Гуманитарные и социально-экономические науки. 2018. № 2 (99). С. 36-40.
167. Равочкин Н.Н. Политические и правовые институты древности и
Средневековья в контексте политической философии // Вестник Пермского
211
государственного гуманитарно-педагогического университета. Серия № 3.

168. Равочкин Н.Н. Проблема восприятия идеологии как типа духовного
освоения действительности // Вестник Московского государственного
областного университета. Серия: Философские науки. 2015. № 1. С. 61-67.
169. Равочкин Н.Н. Роль идей в социальных преобразованиях: поиск
новых гносеометодологических оснований (методология к исследовани, часть
1) Экономические и социально-гуманитарные исследования. 2019. № 3 (23). С.
109-115.
170. Равочкин Н.Н. Социально-философский анализ политических и
правовых институтов Нового времени и Постмодерна // Гуманитарий Юга
России. 2018. Т. 7. № 1. С. 94-102.
171. Равочкин Н.Н. Сущностная характеристика Нового времени как
контекста реализации интеллектуальных конструктов // Российская наука и
образование сегодня: проблемы и перспективы. 2019. № 5 (30). С. 1-4.
172. Равочкин Н.Н. Философско-правовые идеи Г. Гроция как
предпосылки формировани нововременных институтов // Гуманитарные и
социальные науки. 2019. № 1. С. 116-124.
173. Равочкин Н.Н., Щенников В.П. Логика политико-правовых
институциональных преобразований в европейских обществах XIX в. //
Ямальский вестник. 2019. № 3 (17). С. 5-10.
174. Розов Н.С. Идеи и интеллектуалы в потоке истории:
макросоциология философии, науки и образования. Новосибирск: Манускрипт,
2016. 344 с.
175. Розов Н.С. Идеи и ошибки марксизма в свете исторической
макросоциологии Идеи и идеалы. 2018. Т. 2. № 4 (38). С. 42-60.
176. Розов Н.С. Интеграция фундаментальных проблем современной
философии истории и макросоциологии // Метод. 2014. № 4. С. 261-279.
212
177. Розов Н.С. Испытание на гуманность социальных порядков в

мировой истории: эскиз исследовательской программы // Философия и
общество. 2018. № 1 (86). С. 37-57.
178. Розов Н.С. Историческая макросоциология: становление, основные
направления исследование и типы моделей // Общественные науки и
современность. 2009. №2. С. 151-161.
179. Розов Н.С. Клиодинамика без математики: методы и средства
исторической макросоциологии // В книге: МЕТОД: Московский ежегодник
трудов из общестоведческих дисциплин Сборник научных трудов. Центр
перспективных методологий социально-гуманитарных исследований; главный
редактор: М.В. Ильин. Москва, 2011. С. 239-263.
180. Розов Н.С. Когда началась эпоха Модерна и закончилась ли она? //
Сибирский философский журнал. 2018. Т. 16. № 2. С. 63-74.
181. Розов Н.С. Механизмы циклов в политике и экономике: общность
моделей // Общественные науки и современность. 2017. № 2. С. 119-131.
182. Руденко М.Н. Теоретические подходы к проблеме модернизации //
Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2013. № 2 (35). С. 182-191.
183. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: Канон-
Пресс-Ц, 1998. 416 с.
184. Руткевич М.Н. Макросоциология: Методологические очерки. М.:
ИФ РАН, 1995. 188 с.
185. Саломатин А.Ю. Европейские подходы к модернизации
(сравнительный анализ тенденций социально-экономического и политического
развития европейских стран в XIX веке) // Известия высших учебных
заведений. Поволжский регион. Общественные науки. 2009. № 3 (11). С. 18-27.
186. Самченко В.Н. Понятие практики в философии Нового и
Новейшего времени // Социально-экономический и гуманитарный журнал
Красноярского ГАУ. 2015. № 2 (2). С. 200-207.
213
187. Сапонов Д.И. Понятие рациональности в веберовской и

неомарксистской традициях // Человек. Сообщество. Управление. 2007. № 2. С.
107-118.
188. Саратовцева М.А. Историко-философский анализ как основа
теоретико-методологического изучения социальной защищенности // Известия
Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г.
Белинского. 2012. № 27. С. 117-120.
189. Селезнева А.В. Ценностные основания политических идеологий:
политико-психологический анализ // Политическая наука. 2017. № S. С. 365-
384.
190. Соколов Б. О. Концепции общественного договора в современной
политической теории. Дисс. … канд. полит. наук: 23.00.01. СПб: СПбГУ, 2014.
165 с.
191. Спиноза Б. Этика // Избранные произведения в 2-х т. Том 1. М.:
Наука, 1957. С. 359-618.
192. Сухарев О.С. Методологические основы институционального
анализа: старая, новая школы и мейнстрим // Финансовая аналитика: проблемы
и решения. 2013. № 41 (179). С. 7-24.
193. Тихомирова Е. Г. Идея маски как инструмент творения культуры
(меметическая теория Р. Докинза») // Вестник Московского государственного
университета культуры и искусств. 2014. № 5 (61). С. 298 – 302.
194. Ткачев Д.Ш. Особенности функционирования институтов и
социальных сетей на постсоветском пространстве // Полис. Политические
исследования. 2006. № 1. С. 78-91
195. Толстенко А.М. «Политический разум» Никколо Макиавелли //
Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. Философия.
Культурология. Политология. Право. Международные отношения. 2009. № 4.
С. 221–229.
214
196. Третьяков Д. В. Идея и еѐ онтогносеологический статус: автореф.

дис. ... канд. филос. наук. – Москва, 2006. – 19 с.
197. Трубицын Д.В. Закономерности модернизации в аспекте
взаимодействия природы и общества : автореф. дисс. … учен. степ. д-ра филос.
наук: 09.00.11. Чита, 2016. 39 с.
198. Трубицын Д.В. Индустриализм как технолого-экономический
детерминизм в концепции модернизации: критический анализ Вопросы
философии. 2012. № 3. С. 59-71.
199. Туре Шеик Амала Институт президентства в государствах Африки
(на примере республики Мали) // Вестник РУДН. Серия Юридические науки.
2008. № 3. С. 53-57.
200. Фестюжьер А.-Ж. Созерцание и созерцательная жизнь по Платону.
СПб., 2009. 497 с.
201. Философия: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики. Под
редакцией А.А. Ивина. 2004 // Электронный ресурс. Адрес доступа:
https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1071/СВОБОДА
202. Фромм Э. Бегство от свободы. Человек для себя. М.: ACT, 2006.
571 с.
203. Хамидуллин К.Ш. Правовые формы взаимодействия государства и
политических партий // Общество и право. 2011. №4 (36). С. 106-109.
204. Хубиев К.А. Актуальная роль государства в экономическом
развитии // Научные исследования экономического факультета. Электронный
журнал. 2016. Т. 8. № 4 (22). С. 7-23.
205. Чернышов А.Г. Современное российское общество в поисках
идеологии развития и элиты // Известия Саратовского университета. Новая
серия. Серия: Социология. Политология. 2012. Т. 12. № 2. С. 75-79.
206. Швинн Т. Альберт Г. Старые понятия – новые проблемы:
социология Макса Вебера в свете актуальных вызовов // Социологическое
обозрение. 2017. Т. 16. № 2. С. 198-217.
215
207. Шевнина О.Е., Уханов Р.А. Историко-правовой анализ

формирования избирательных систем Англии и Пруссии (XVIII – XIX) //
Наука. Общество. Государство. 2015. Т. 3. № 3 (11). С. 5-10.
208. Штомпка П. Социология социальных изменений М.: Аспект Пресс,
1996. 416 с.
209. Шульц Э.Э. Теория революции: Маркс и марксизм // Приволжский
научный вестник. 2014. № 2 (30). С. 188-194.
210. Шушкина А.Г. Критическая теория общества сегодня //
Гуманитарные исследования в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. 2014.
№ 2 (28). С. 98-103.
211. Щедровицкий Г.П. Лекция о пространстве проектирования.
[Электронный ресурс]. Режим доступа: www.shkp.ru/lib/archive/second/2001-1/7
(дата обращения: 31.05.2019)
212. Щенников В.П., Равочкин Н.Н. Идеологический плюрализм как
концептуальная основа устройства современного общества // Вестник
Кемеровского государственного университета. 2014. № 4-2 (60). С. 210-215.
213. Энджел Дж. Творческое воображение: от Просвещения к
Романтизму // Человек: образ и сущность. 2001. № 1 (12). С. 117-126
214. Bourdieu P. The Logic of Practice. Polity Press, 1990. 340 p.
215. Юм Д. Сочинения: в 2 тт. Т. 1. М.: Мысль, 1965. 847 с.
216. Collins R. Prediction in Macrosociology: The Case of the Soviet
Collapse // American Journal of Sociology. 1995. vol. 100, no. 6, pp. 1552-1593.
217. Collins R. The Sociology of Philosophies: A Global Theory of
Intellectual Change. Belknap Press of Harvard University Press, 2002. 1098 p.
218. Czarniawska B. Bruno Latour and Niklas Luhmann as organization
theorists // European Management Journal. 2017. Vol. 35. Issue 2. pp. 145-150.
https://doi.org/10.1016/j.emj.2017.02.005
216
219. Gamson. W.A., Modigliani A. Media Discourse and Public Opinion on

Nuclear Power: A Constructionist Approach. In The American Journal of Sociology,
1989, 95, pp. 1-37.
220. Goffman E. Frame Analysis: An Essay on the Organization of
Experience. Cambridge: Harvard, 1974. 586 p.
221. Rettie R. Using Goffman’s Frameworks to Explain Presence and Reality
7th Annual International Workshop on Presence; 3-15 October 2004, Valencia,
Spain, pp. 117-124.
222. Salas V., Fastiggi R. (eds.) A Companion to Francisco Suárez . Leiden;
Boston: Brill, 2014. 384 p.
223. Sanderson, S. K. Social Evolutionism: A Critical History. Cambridge,
MA: Blackwell, 1990. 251 p.
224. Shevchuk I.I. About the ration of category of social dynamics //
Каспийский регион: политика, экономика, культура. 2017. № 2 (51). С. 177-186.
225. van Steenbergen B. The sociologist as social architect: A new task for
macro-sociology? // Futures. 1983. Vol. 15. Issue 5. pp. 376-386
https://doi.org/10.1016/0016-3287(83)90051-4
226. Stinchcombe A. L. Stratification and Organization Selected Papers.
Cambridge: Cambridge University Press, 1986. 390 p.
227. Thagard P. Frames, Knowledge, and Interference Synthese, 1984, 61, pp.
233-259.
228. Weber M. The Protestant Ethic and the Spirit of Capitalism. – London
and New York: Taylor and Francis Group, 2005. 314 p.
229. Wilenius R. The social and political theory of Francisco Suarez. –
Helsinki, 1963. Р. 76
230. Zheltova E. L. An episode from the sociological history of technology in
the light of actor-network theory of Bruno Latour // Epistemology & Philosophy of
Science, vol. 54, no. 4, pp. 191–201, 2017. DOI: 10.5840/eps201754482
217
Научное издание
Равочкин Никита Николаевич

В авторской редакции
Формат 60х90/8. Бумага для множительных аппаратов.
Усл. печ. л. 27,13 Уч.-изд. л. 14,88 Тираж 500 экз.
Заказ № 0151
Подписано в печать 16.12.2019 г.
ООО «Научное издательство Гусевых»

766925

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

766925

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Н.Н.

Р12 Равочкин Н.Н.

Сегодня перед большинством государств возникает задача по поиску

ISBN 978-5-6042469-7-9 УДК 1(091):316:316.3:14

© Равочкин Н.Н., 2019

Власть существует и функционирует не в социальном вакууме,

Актуальность настоящего социально-философского исследования

пространстве проблем и противоречий. Конечно, философский анализ

можно утверждать, что актуальность предпринятого исследования,

порождают идеи, приводящие к тем или иным изменениям, а также

10 Бондарев Н.С. Институциональные преобразования в сельском хозяйстве: теория и методология: автореф.

Цель исследования – экспликация философских идей Нового времени и

времени, русско- и англоязычные научные статьи, связанные с темой

1. Впервые идеи как детерминанты социальных преобразований

идей, ставших детерминантами формирования и установления

Теоретическая значимость представленного научного исследования

исследователей в интеллектуальной истории, исторической макросоциологии,

Ценностное измерение идей14

Одним из вопросов, который, по авторскому мнению, остается без

14 Основные положения первого предварительного замечания к настоящей монографии отражаются в тексте

Полагаем, что сегодняшний мир делает все более значительными разрывы

16 Равочкин Н.Н. Аксиологические основания политических идей // Экономические и гуманитарные

общественности убежденность, что любые связанные с властью философские

выражения интересов различных субъектов. Во-первых, некоторого

таких убеждений, которые провоцируют субъектов власти к однобокости при

несправедливости», но государство создается как система взаимодействий

данное основание отчетливо прослеживается в устремлениях граждан обрести

вне зависимости от количественного состава. Успех функционирования в сфере

что интересы отдельных социальных слоев могут не совпадать, а порой

продуцируемых правителем, который должен определять свои действия

30 Селезнева А.В. Ценностные основания политических идеологий: политико-психологический анализ //

Три ветви власти не подчиняются единой силе, но, в теории, равноправны

Синкретизм политики и права31

В современном социально-философском дискурсе также набирает

31 Основные положения второго предварительного замечания к настоящей монографии отражаются в тексте

действий и практик «социальных воплощений», связанных с «верхновной»

33 Равочкин Н.Н. Синкретизм политики и права в институциональном проявлении: социально-философский

общественных отношений, вне зависимости от их соблюдения35. Таким

39 Курочкин А.В. Концепт «правовая институционализация» и его содержание // Актуальные проблемы

Такова схема возникновения правовой институционализации

деятельности»44. Фактически в данном нормативном правовом акте прописаны

выделенным критериям. Последствия заключаются в том, что они подлежат

множества политических образований и партий, которые по тем или иным

48 Равочкин Н.Н. Синкретизм политики и права в институциональном проявлении: социально-философский

а также с участием граждан в этих процессах»50. На наш взгляд, такое

непосредственное влияние при формировании нормативно-правовой базы,

52 Хамидуллин К.Ш. Правовые формы взаимодействия государства и политических партий // Общество и

Глава 1. Генезис, динамика и практическое воплощение идей

Отсутствие единства во мнениях и возникающие разногласия насчет

54 Агацци Э. Методологический поворот в философии // Вопросы философии. 2014. № 9. С. 60-65.

психологическом аспекте в качестве представления, она неизменно сохраняет

совокупности заложенных в человеке как существе думающем и познающем

в качестве высшей категории мироздания, последним выражением которого

Отмечая и признавая, в том числе, сегодняшнюю актуальность работ

появлением качественно новых угроз безопасности, что, по нашему мнению,

значении они представляются как исходные термины и предложения теории,

67 Платонова С.И. Философские основания социологии // Вестник Челябинского государственного

наблюдается «в нормах и идеалах познания, характеризует познавательные

чего ещѐ не существует». Основными свойствами воображения считаются

идеи возникают как «особые социальные реальности, возникающие при

подделка82. Осмысливая генезис идей посредством обращения к рациональной и

82 Красиков В.И. Философия: потеря социологической девственности? // Вестник Томского государственного

общества столь же высокую значимость, как и те, кто занимается

86 Равочкин Н. Н. Интеллектуальная жизнь: формирование и динамика идей // Экономические и социально-