АНДРЕ ГРИН

ОТРЫВОК ИЗ ВВЕДЕНИЯ К КНИГЕ «ЧАСТНОЕ БЕЗУМИЕ»

Суть поворотного момента 1920-х годов можно обобщить в трёх

утверждениях: первое – это подчёркивание, с навязчивым повторением,
«демонической» силы влечения; второе – это двойственность Я, структура
которого в значительной степени определяется бессознательным, а использование
его защит само по себе зависит от того же ослепления, которое сопровождает
желание; наконец, выявление основного фактора, препятствующего
развёртыванию творческого потенциала либидо, а именно – деструктивных
влечений.
С 1920-го по 1939 годы, до самой кончины Фреда, эта триада,
сформулированная как раз в тот период, вызывала чрезвычайно широкий отклик.
Психоаналитики так отреагировали на выступление Фрейда, как будто он произнёс
им смертный приговор. Ведь каковы бы ни были их способности к теоретизации,
природа не одарила их научной прозорливостью и умением мыслить широко, и
потому в их представлении будущее психоанализа было неразрывно связано с их
аналитической практикой. Кроме того, по их мнению, теория настолько прочно
укоренилась в психоаналитической терапии, что признание разработанной
Фрейдом концепции во всей её совокупности в 1920 году означало бы, что им
придётся прекратить заниматься психоанализом после того, как он указал на очень
опасных и почти непобедимых врагов успеха в этой сфере. Поэтому они искали
другие объяснения тому, что оказались в тупике, и приписывали выдвижение
новых идей пагубному сочетанию таких факторов, как старение, болезнь, личные
горести и неумеренная тяга к рассуждениям. Но они не отбросили всё одним
махом: они приняли вторую топику, которая с виду легче поддавалась
использованию и обращалась непосредственно к разуму. Что касается всего
остального, те, кто располагал необходимыми средствами, попытались дать другие
ответы.
Очень показательным в этом плане стал 1924 год. В то время как Фрейд,
продолжая поддаваться своему порыву, одной рукой писал серию очень
поучительных статей о генитальной организации, дополняя теорию эдипова
комплекса (материал, который мог быть непосредственно использован в практике
психоаналитической работы), другой рукой он описывал структурные различия
между неврозом и психозом, как будто чтобы лучше очертить поле исключения
психоаналитической практики – то, что не имеет к ней отношения. Наконец,
доведя до абсурда самые смелые свои рассуждения, он в радикальном ключе
изложил концепцию влечения к смерти в статье «Экономическая проблема
мазохизма», состоящей из нескольких страниц, в которой он подчеркнул, что
истоки деструктивности следует искать сначала внутри, тогда как агрессивность
представляет собой лишь одну из её частей, направленную наружу; тем самым он
хотел напомнить своему окружению, что не намерен ни на шаг отступать от своих
позиций, обозначенных несколькими годами ранее. Он пошёл ещё дальше, достав
из внутренних запасов и отбросив свою первоначальную осторожность,
признававшую за его новыми концепциями характер спекуляций, который
позволял легко расстаться с ними. Затронув проблемы мазохизма, Фрейд крепко
связал между собой теорию и практику, вселив таким образом ещё более глубокое
отчаяние в сердца тех, кто, желая следовать за ним, год за годом замечал, как
углубляется пропасть между ними и Фрейдом.
Кульминацией теоретико-клинического расхождения стали, пожалуй, две
коротких работы, которые можно отнести к вершинам научной мысли Фрейда –
«Отрицание» и «Заметки о волшебном блокноте», обе написанные в 1925 году. А
чем же занимались в это время его ученики? Находясь вдали от него – Абрахам в
Берлине, Ференци в Будапеште (только Ранк жил неподалёку от Фрейда, в Вене),
они были поглощены совсем другими заботами.
В 1924 году Абрахам написал своё крупнейшее теоретическое исследование
о фазах в развитии либидо, попытавшись таким образом охватить всю
совокупность клинического поля и рассмотреть его с точки зрения развития. Тем
временем Ференци и Ранк, вдохновлённые подходом, который основывается на
практике, смотрели вперёд: первый из них подчёркивал необходимость
эластичности техники (промежуточного этапа между активной техникой и
техникой релаксации, а также нео-катарсиса), а второй настаивал на действительно
первичной важности травмы при рождении. Все эти устремления были направлены
к одной цели: расчистить тупиковые ветви психоаналитического лечения.
Концептуальная логика руководила всевозможными попытками переработать
теорию за счёт объединения клинического понимания малоизвестных
психопатологических структур, изучения специфической этиопатогенности и
внесения технических корректив, способных повысить эффективность
психоаналитического лечения. Такой перенос акцента на лечение противоречит
идее Фрейда, который оказался более дальновидным.
Богатому разнообразию теоретического арсенала, используемого Фрейдом,
который имел свою собственную стратегию, его коллеги противопоставляли
поиски решений, которые могли бы быть реализованы незамедлительно.
Сталкиваясь с трудностью, непосредственные причины которой незаметны на
первый взгляд, Фрейд не отступает, но и не упорствует, вероятно, будучи
уверенным в том, что, если он не получает ответа, то и нечего искать его там, где
его нет, уподобляясь пьянчужке, который разыскивает свой ключ под уличным
фонарём, а вовсе не там, где он его потерял, объясняя, что здесь, по крайней мере,
лучше видно. На фоне слепоты, которой грешит непосредственное переживание, то
есть слепоты, порождаемой лечением, Фрейд, используя методику, которую только
он один и осмеливается пустить в ход, перескакивает через факты и данные,
полученные на практике, и устремляется дальше, в широкомасштабные
рассуждения, которые он пытается изложить логично, сопоставляя уже узнанное,
прошлое, и безвестное, настоящее. Именно так и был создан его трактат «По ту
сторону принципа удовольствия». В нём спекуляции играют роль гипотезы для
работы мышления. Только работа мысли может дать истинное решение проблем,
возникающих в практике, поскольку они всего лишь свидетельствуют о наличии не
замеченного теорией вопроса, значимость которого существенно превосходит
ограничения, налагаемые переживанием.
Поэтому через несколько лет после выхода книги «По ту сторону принципа
удовольствия» то, что мы можем назвать «испытанием спекуляции», вышло из
статуса гипотезы и стало оператуарной концепцией. В этом и состоит вся разница
между рубежом- 1920 и работой 1924 года, посвящённой «Экономической
проблеме мазохизма», логическим предшественником которой можно считать труд
под названием «Ребёнка бьют». И по-прежнему в тени остаётся техника анализа,
которую он в 1918 году отложил до лучших времён.
Разве можно не заметить различий между спекуляциями Фрейда и
рассуждениями его учеников? Лишь немногие из них отваживаются достичь такого
уровня абстракции, а если они и вступают на этот путь, то становится очевидно,
какая пропасть их разделяет; достаточно вспомнить, например, «По ту сторону
принципа удовольствия» и предшествующую ему работу Юнга «Метаморфозы и
символы либидо», а также написанную позднее, якобы в русле фрейдовских
размышлений «Талассу» Ференци – книгу, которая часто удостаивается
благосклонности аналитиков: те восхищаются богатым воображением её автора и
снисходительно улыбаются при взгляде на этот научно-фантастический роман, в
сущности, очень далёкий от стройности рассуждений Фрейда, даже когда тот
опирается, как, например, в книге «По ту сторону принципа удовольствия», на
биологию, научную с одной стороны и воображаемую – с другой.
Такова уж судьба фрейдовских концепций, что они становятся объектами
недопониманий, возникающих то ли из-за желания ограничить их значимость
одним только психоаналитическим лечением, то ли от стремления видеть в них
исключительно метафизику. Даже лучшие из его идей не избежали этой печальной
участи. Так случилось и с навязчивым повторением.
Сугубо терапевтическая направленность работы, которую вели ученики
Фрейда, углубляла пропасть во взглядах на психоанализ между ними и создателем
этой дисциплины. Дело в том, что трансфер рассматривается не столько с точки
зрения внутренних трансформаций либидо, сколько сквозь призму фактических
его воздействий в ходе лечения. То есть мы имеем дело скорее с трансфером
либидо на объект, чем с трансфером как с перемещением либидо от соматики к
психике, между нарциссизмом и объектом или от одного компонента в структуре
личности к другому. Концепция этиопатогенности, порожденная такими
воззрениями, постепенно стала отдавать предпочтение историко-генетической
точке зрения – в этом заключалась суть попытки, предпринятой Абрахамом, –
перед прочими соображениями топического или структурного характера, и Фрейд
никогда не упускал из виду эту особенность. Учёный уже обращал на неё внимание
Абрахама, обсуждая с ним вопрос о генезисе меланхолии. Теоретические
построения Абрахама нашли своё карикатурное отражение в исследованиях одного
из его оппонентов – Ранка, который свёл всё к нулевой отметке, то есть к
рождению. В какой-то момент Фрейд колебался, он чуть было не присоединился к
мнению Ранка, говоря о проблематике тревоги. Отправной точкой послужил
психоанализ, где теория развития либидо играла роль общей модели, оттеснив все
временные модели, которые Фрейд ранее выделил в такой диалектической манере,
в частности, апре-ку.