П ереплет , титул, ааетавки и концовки,

худож ника

Л. П. 3 У С М А Н А

Ф ронт испис худож ника

Б. А. ДЕХТЕРЕВА
 ассказывают также, о счастливый
царь, — продолжала Шахразада, —
что был в древние времена и минувшие века и годы царь
из царей персов по имени Мухаммед ибн Сабаик, и власт­
вовал он над землей Хорасанской. И каждый год совершал
он набеги на страны нечестивых в Индии, Синде и Китае,
и на страны, которые за рекой и на другие страны, не­
арабские и прочие, и был он царем справедливым и доб­
лестным, великодушным и щедрым.
И любил этот царь застольные беседы, и предания, и
стихи, и рассказы, и повести, и ночные сказки, и жития

1 Заречными странами средневековые мусульманские гео­

графы называли подчиненные исламу страны, лежавшие к се­
веру от Аму-Дарьи.
6 Семьсот пятьдесят шестая ночь

древних, и всякого, кто помнил диковинную сказку и рас­

сказывал ее царю, царь награждал. И говорят, что, когда
приходил к нему иноземец с диковинным рассказом и го­
ворил перед ним и царь находил рассказ хорошим и
слова рассказчика ему нравились, он награждал его рос­
кошной одеждой, и давал ему тысячу динаров, и сажал
его на коня, оседланного и взнузданного, и одевал его
сверху донизу, и одарял его великими подарками, и тот
человек брал их и уходил своей дорогой.
И случилось, что пришел к нему старый человек с ди­
ковинным рассказом и рассказал его перед царем, и тот
нашел рассказ прекрасным, и слова рассказчика понра­
вились ему, и он велел дать ему роскошный подарок и,
между прочим, тысячу хорасанских динаров и коня с
полиой сбруей. И после этого разнеслись такие вести об
этом царе во всех странах, и услышал о нем человек,
которого звали купец Хасан, а был он человек велико­
душный, щедрый, знающий, поэт и достойный.
А у этого царя был везирь — великий завистник, сре­
доточие зла, который не любил никого из людей, ни бо­
гатого, ни бедного, и, всякий раз как к царю кто-нибудь
приходил и царь давал ему что-нибудь, везирь ему зави­
довал и говорил: «Такие дела изведут деньги и разорят
земли, а у царя в обычае это делать», — и были эти
слова лишь от зависти и ненависти везиря. И услышал
царь весть о купце Хасане и послал к нему и призвал его
и, когда он явился, сказал ему: «О купец Хасан, везирь
прекословит мне и враждует со мной из-за денег, кото­
рые я даю стихотворцам, сотрапезникам и людям, знаю­
щим рассказы и стихи. Я хочу, чтобы ты рассказал мне
хороший рассказ и диковинную новость, подобной кото­
рой я никогда не слышал, и если твой рассказ мне по­
нравится, я дам тебе много земель с их крепостями, и
сделаю их добавкой к твоим наделам, и поставлю перед
тобой все мое царство, и назначу тебя старшим из моих
везирей, и будешь ты сидеть от меня оправа и управ­
лять моими подданными. А если ты не доставишь мне того,
очем я те6<е сказал, я возьму все, что есть в твоих ру­
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 7

ках, и выгоню тебя из моей страны». — «Слушаю и по­

винуюсь владыке нашему царю, — сказал купец Хасан. —
Только невольник твой просит тебя, чтобы ты подождал
год, и тогда я расскажу тебе историю, подобную которой
ты не слышал в жизни и не слышал никто другой никогда
рассказа, подобного ей или лучше ее».
«Я даю тебе отсрочку на целый год», — сказал царь.
А затем он велел подать роскошную одежду и надел ее на
купца Хасана и сказал: «Оставайся дома, не садись на
коня, не уходи и не приходи в течение целого года, пока
не явишься с тем, что я от тебя потребовал. И если ты
принесешь это, тебе будет особенная милость, и радуйся
тому, что я тебе обещал, а если не принесешь этого, то
ты не от нас, и мы н>е от тебя!..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот пять­
десят седьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда царь Мухаммед
ибн Сабаик сказал купцу Хасану:
«Если ты принесешь мне то, что я
Семьсот пятьдесят от тебя потребовал, тебе будет осо-
седьмая ночь бенная милость, и радуйся тому,
что я тебе обещал, а если не при­
несешь этого, то ты не от нас и мы не от тебя». Купец
Хасан поцеловал землю меж рук царя и вышел. И затем
он выбрал из своих невольников пять человек, которые
все писали и читали, — а это были люди достойные, ра­
зумные и образованные, из приближенных его невольни­
ков, — и дал каждому пять тысяч динаров и сказал:
«Я воспитал вас только для дня, подобного этому. По­
могите же мне исполнить желание царя и спасите меня
из его рук». — «А что ты хочешь сделать? Наши души —
выкуп за тебя», — спросили невольники. И купец Хасан
ответил: «Я хочу, чтобы каждый из вас отправился в ка­
кой-нибудь климат и обошел всех людей ученых, образо­
ванных, достойных и знающих диковинные рассказы и
8 Семьсот пятьдесят седьмая ночь

удивительные повести; разыщите мне повесть о Сейф-

аль-Мулуке и принесите мне ее, и если вы ее найдете у
кого-нибудь, соблюдайте его платой за нее <и, сколько бы
он ни потребовал золота или серебра, дайте ему, хотя
бы он потребовал от вас тысячу динаров. Дайте ему
сколько будет возможно, и обещайте остальное, и прине­
сите мне сказку, и тому из вас, кто нападет на эту
сказку и принесет мне ее, я дам роскошные одежды и
обильные наопрады, и не будет у меня никого дороже».
И потом купец Хасан сказал одному из невольншов:
«Ты отправляйся ® страны Индии и Синда с их округами
и областями», и другому сказал: «А ты отправляйся в
страны персов и Китай с его климатами», и третьему
сказал: «А ты отправляйся в страны Хорасана с их окру­
гами и климатами», а четвертому сказал: «А ты отправ­
ляйся в страны Магриба и его области и климаты и
округа и во все его концы», а последнему, то есть пя­
тому, он оказал: «А ты отправляйся в страны Сирии и
Египет с их округами и климатами».
И потом купец выбрал им счастливый день и сказал
им: «Поезжайте в этот день и постарайтесь раздобыть
то, что мне нужно, не будучи небрежными, хотя бы при­
шлось вам отдать за это душу». И невольники простились
с купцом и поехали. И каждый отправился в ту сторону,
в какую купец им приказал, и четверо из них отсут­
ствовали четыре месяца и искали, но ничего не нашли
и вернулись. И стеснилась грудь у купца Хасана,
когда вернулись к нему эти четыре невольника и рас­
сказали, что они искали в городах, странах и климатах
то, что было нужно их господину, и не нашли ничего
из этого.
Что же касается пятого невольника, то он ехал, пока
не вступил в страны Сирии, и он достиг города Дамаска
и увидел, что это город хороший, безопасный, с де­
ревьями, каналами, плодами и птицами, которые прослав­
ляют Аллаха, единого, покоряющего, создателя ночи и
дня. И невольник провел там несколько дней, спрашивая
о том, что было нужно его господину, но никто не давал
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 9

ему ответа, и он хотел уехать из этого города и напра­

виться в другой город, и вдруг он увидел юношу, кото­
рый бежал, путаясь в полах своего платья. «Почему ты
бежишь огорченный и куда ты направляешься?» — спро­
сил невольник. И юноша ответил: «Здесь есть один до­
стойный шейх, который каждый день садится на ска­
меечку в такое, как сейчас, время и рассказывает пре­
красные повести, рассказы и сказки, подобных которым
никто не слыхал. Я бегу, чтобы найти себе место близко
от него, и боюсь, что не достану места из-за множества
народа». — «Возьми меня с собой», — сказал невольник.
И юноша молвил: «Иди скорее».
'И невольник запер ворота и поспешно пошел с юно­
шей и достиг того места, где шейх рассказывал среди
людей. И он увидел, что шейх со светлым ликом сидит
на скамеечке и рассказывает людям, и сел близко от
него и стал прислушиваться, чтобы услышать его рас­
сказ. И когда пришло время заката солнца, шейх кончил
рассказывать, и люди выслушали то, что он рассказал, и
разошлись от него. И тоща невольник подошел к шейху
и приветствовал его, и тот ответил на его приветствие,
умножив пожелания и знаки почтения, и невольник ска­
зал ему: «Ты, господин мой шейх, человек прекрасный,
почтенный, и рассказы твои прекрасны, и я хочу тебя
кое о чем спросить». — «Спрашивай о чем хочешь», —
сказал шейх. И невольник спросил его: «Знаешь ли ты
повесть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке и Бади-аль-Дже­
маль?» — «А от кого ты слышал такие слова и кто рас­
сказал тебе об этом?» — спросил шейх. И невольник ска­
зал: «Я не слышал об этом ни от кого, но я из далеких
стран и пришел, стремясь найти эту повесть. И что бы
ты ни потребовал в уплату за нее, я дам тебе, если она
у тебя есть, и ты окажешь мне благодеяние и милость,
рассказав мне ее, и сделаешь это по благородным твоим
качествам, как милостыню от тебя. Если бы была моя
душа в моих руках и я отдал бы ее тебе за эту повесть,
мое сердце на это бы согласилось». — «Успокой свою
10 Семьсот пятьдесят седьмая ночь

душу и прохлади глаза: повесть придет к тебе, — ответил

шейх. — Но это рассказ, который не рассказывают на
перекрестке, и я не отдам такой повести всякому». —
«Ради Аллаха, о господин, — воскликнул невольник, —
не скупись на нее для меня и требуй от меня чего хо­
чешь», — воскликнул невольник. И шейх сказал: «Если
ты хочешь знать эту повесть, дай мне сто динаров, и я
отдам ее тебе, но с пятью условиями».
И, узнав, что у шейха есть эта повесть и он со­
глашается ее рассказать, невольник обрадовался силь­
ной радостью и сказал: «Я дам тебе сто динаров в
уплату за нее и еще десять в придачу и возьму по­
весть с условиями, о которых ты говоришь». И шейх
молвил: «Ступай принеси золото и бери то, что тебе
угодно».
Й невольник поднялся и поцеловал шейху руки и по­
шел в свое жилище, радостный и довольный, и взял сто
динаров и десять и положил их в бывший у него мешок.
А когда наступило утро, он поднялся и надел свою
одежду и, взяв динары, принес их шейху. И он увидел
его сидящим у ворот своего дома и приветствовал его, и
шейх возвратил ему приветствие, и потом невольник дал
ему сто динаров и еще десять, и шейх взял их у него.
И он поднялся и вошел в свой дом, введя с собой неволь­
ника, и посадил его в одном месте, а затем он дал ему
чернильницу, калам и бумаги и подал ему книгу и ска­
зал: «Пиши из этой книги то, что ты ищешь, — повесть и
рассказ о Сейф-аль-Мулуке».
И невольник сидел и списывал эту повесть, пока не
кончил ее списывать. И он прочитал ее шейху, и тот
исправил ее, а потом сказал: «Знай, о дитя мое, что пер­
вое условие — чтобы ты не рассказывал эту повесть на
перекрестках дороги или в присутствии женщин и не­
вольниц, рабов, глупцов и детей. Читай ее только эми­
рам, царям, везирям и людям знания, из толкователей
корана и других». И невольник принял условия и,
поцеловав шейху руки, простился с ним и вышел
от него...»
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке //

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот пять-
десяг восьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда невольник купца
Хасана переписал повесть из книги
Семьсот шейха, который был сз Сирии, и
пятьдесят тот раосказал 0Му 0g условиях, он
восьмая ночь * J J ’
простился с ним и вышел от него
и уехал в тот же день, радостный
и довольный. И он все время ускорял ход от сильной ра­
дости, охватившей его из-за того, что он раздобыл по­
весть и рассказ о Сейф-аль-Мулуке, и наконец прибыл
в свою страну. И тогда он послал своего сопровождаю­
щего передать купцу радостную весть и сказать: «Твой
невольник прибыл благополучно и достиг того, чего хо­
тел и желал».
А когда невольник прибыл в город своего господина и
послал к нему вестника, до срока, о котором царь усло­
вился с купцом Хасаном, оставалось только десять дней.
И затем невольник вошел к купцу, своему господину, и
рассказал ему о том, что ему досталось, и купец обрадо­
вался великой радостью, а невольник отдохнул в месте,
где он уединился, и отдал своему господину книгу,
в которой был рассказ о Сейф-аль-Мулуке и Бади-
аль-Джемаль. И когда его господин увидел ее, он
надел на невольника все бывшие на нем одежды и
дал ему десять чистокровных коней, десять верблюдов
и десять мулов, трех черных рабов и двух белых неволь­
ников.
И затем купец взял повесть и написал ее своей рукой,
с толкованиями, и вошел к царю и сказал ему: «О счаст­
ливый царь, я принес сказки и рассказы, редкие и пре­
красные, подобных которым никто никогда не слыхи­
вал». И, услышав слова купца Хасана, царь в тот же
час и минуту велел призвать всех разумных эмиров, и
©сех достойных ученых, и всех образованных людей, и
/2 Семьсот пятьдесят восьмая ночь

поэтов, и людей умных, и купец Хаеан сел и прочита!

Эту историю у царя.
И когда услышали ее царь и вое присутствующие, они
все удивились и нашли повесть прекрасной и также одо­
брили ее те, кто присутствовал, и купца осыпали золо­
том, серебром и драгоценными камнями. И потом царь
велел дать купцу Хасану роскошную одежду из лучших
своих платьев, и подарил ему большой город с его кре­
постями и деревнями, и сделал его одним из величайших
своих везирей, и посадил его от себя оправа. И он велел
писцам написать эту повесть золотом и положить ее в
свою личную казну, и, всякий раз как у царя стеснялась
грудь, он призывал купца Хасана, и тот читал ему эту
повесть.
А содержание ее было таково:

Был в древние времена и минувшие века и годы в

Египте царь, по имени Асим ибн Сафван, и был это царь
щедрый, великодушный, почтенный и достойный. И было
у него много земель, и крепостей, и укреплений, и солдат,
и воинов, и был у него везирь, по имени Фарис ибн Са­
лих, и все они поклонялись солнцу и огню, вместо все­
властного владыки, великого, покоряющего. И стал этот
царь старым стариком, и ослаб от старости, недугов и
дряхлости, так как он прожил сто восемьдесят лет, и не
было у него ребенка — ни мальчика, ни девочки, и был
он, по причине этого, и ночью и днем озабочен и огор­
чен.
И случилось, что в один из дней сидел царь Асим на
престоле своего царства, и эмиры, везири, предводители
и вельможи правления служили ему, как обычно, сидя
по мере своих степеней, и всякому из эмиров, который
входил к нему и с которым был сын или двое сыновей,
царь завидовал и говорил в душе: «Всякий веселится и
радуется на своих детей, а у меня нет ребенка, и завтра
я умру и оставлю мое царство, и престол, и казну, и бо­
гатства, и возьмут их чужие люди, и не вспомнит меня
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 4Ъ

совсем никто, и не останется обо мне памяти в мире».

И царь Асим погрузился в море размышлений, и от оби­
лия приходивших к его сердцу дум и печалей он за­
плакал и, сойдя с престола, сел на землю, плача и уни­
жаясь. И когда его везирь и присутствовавшее собрание
вельмож царства увидели, что царь сделал с собой такое
дело, они закричали на людей и сказали им: «Расходитесь
по домам и отдыхайте, пока царь не очнется от того, что
с ним случилось».
И все ушли, и остались только царь с везирем, и когда
царь очнулся, везирь поцеловал землю меж его руками
и спросил его: «О царь времени, в чем причина такого
плача? Расскажи мне, кто враждует с тобой из царей и
владетелей крепостей или эмиров и вельмож правления,
и осведоми меня, кто тебе прекословит, о царь, чтобы
мы все пошли против него и вынули бы ему душу из бо­
ков». Но царь не заговорил и не поднял головы, и тогда
везирь поцеловал перед ним землю второй раз и сказал:
«О царь времени, я тебе и сын и раб, и ты меня воспи­
тал, а я не знаю причины твоего огорчения, заботы и пе­
чали и не знаю, что с тобой. Кто же знает это, кроме
меня, и кто встанет перед тобой на мое место? Расскажи
мне о причине такого плача и огорчения». Но царь не
заговорил, не раскрыл рта, и не поднял головы, и не
перестал плакать и кричать громким голосом, и ры­
дать великими рыданиями, и охать, а везирь терпеливо
ждал, и потом он сказал ему: «Если ты мне не скажешь,
в чем причина этого, я сейчас же убью себя перед
тобою, у тебя на виду, и не буду видеть тебя озабочен­
ным».
И царь Асим поднял голову и вытер слезы и сказал:
«О везирь и добрый советчик, оставь меня с моей забо­
той и огорчением — довольно с меня той печали, что у
меня в сердце». И везирь молвил: «Скажи мне, о царь,
в чем причина этого плача. Быть может, Аллах пошлет
тебе облегчение через мои руки...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи.
 Семьсот пятьдесят девятая ночь

Когда же настала семьсот пять­

десят девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меля, о счастливый
царь, что когда везирь сказал царю
Асиму: «Скажи мне, в чем причина
Этого плача. Быть может, Аллах
пошлет тебе облегчение через мои
Семьсот руки», царь сказал ему: «О везирь,
пятьдесят мой плач не о деньгах, не о конях
девятая мочь
и не о чем-нибудь подобном, но
сделался я старым человеком, и
стало мне под сто восемьдесят лет жизни, и не досталось
мне ребенка — ни мальчика, ни девочки. И когда я умру,
меня похоронят, и сотрется мой след, и исчезнет мое имя,
и возьмут чужие люди мой престол и царство, и не вспом­
нит меня никто никогда». И тогда везирь ответил: «О
царь времени, я старше тебя на сто лет, и мне никогда не
досталось ребенка, и непрестанно, ночью и днем, я в за­
боте и огорчении, и что же нам с тобой делать. Но я слы­
шал историю Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними
обоими! — и слышал, что у него есть великий владыка,
который властен во всякой вещи, и надлежит мне пойти к
Сулейману с подарком и направиться к нему, чтобы он
попросил своего владыку — быть может, он наделит каж­
дого из нас ребенком».
И везирь собрался в путешествие и, взяв роскошный
подарок, отправился с ним к Сулейману, сыну Дауда,—
мир с ними обоими! — и вот то, что было с везирем. Что
же касается Сулеймана, сына Дауда, — мир с ними обо­
ими! — то Аллах — велик он и славен! — послал ему от­
кровение и сказал: «О Сулейман, царь Египта послал
к тебе своего великого везиря с подарками и редкостями,
такими-то и такими-то. Пошли же к нему твоего везиря,
Асафа ибн Барахию, чтобы он встретил его с почетом и
приготовил ему пищу в местах стоянок, а когда он явится
к тебе, скажи ему: «Царь прислал тебя, чтобы просить
о том-то и о том-то, и нужда твоя — такая-то и такая-то,
и предложи ему принять веру».
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 45

И тогда Сулейман приказал своему везирю Асафу

взять с собой множество своих приближенных и встре­
тить послов с почетом и роскошной пищей на местах
стоянок. И Асаф выехал, собрав все необходимое, им на­
встречу, и ехал, пока не доехал и не встретил Фариса,
везиря царя Египта. И он встретил везиря и приветство­
вал его и оказал ему и всем, кто был с ним, великий по­
чет и предлагал им, на местах стоянок, пищу и корм и
говорил: «Семья, приют и простор гостям прибывающим!
Радуйтесь удовлетворению ваших забот, успокойте вашу
душу и прохладите глаза, и пусть ваша грудь распра­
вится».
И везирь говорил в душе: «Кто им рассказал об
Этом?» И он опросил Асафа ибн Барахию: «Кто расска­
зал вам о нас и о наших желаниях, о господин мой?»
И Асаф ответил ему: «Сулейман, сын Дауда, — мир с
ними обоими! — рассказал нам об этом». И везирь Фарис
спросил: «А кто рассказал господину нашему Сулейма­
ну?» И Асаф ответил: «Рассказал нам господь небес и
земли, бог всех тварей». — «Поисгине, это бог вели­
кий!» — воскликнул везирь Фарис. И Асаф ибн Барахия
спросил его: «А разве вы ему не поклоняетесь?» И отве­
тил Фарис, везирь царя Египта: «Мы поклоняемся солнцу
и падаем перед ним ниц». И Асаф сказал ему: «О везирь
Фарис, солнце — звезда среди прочих звезд, сотворенных
Аллахом — велик он и славен! — и далеко до того, чтобы
оно было богом. Солнце временами появляется и време­
нами исчезает, а наш господь присутствует всегда и не
исчезает, и он властен во всякой вещи».
И потом они проехали немного и достигли земли
Саба, и близок стал престол власти Сулеймана, сына
Дауда, — мир с ними обоими! И Сулейман, сын Дау­
да, — мир с ними обоими! — приказал своим войскам
из людей, джиннов и других выстроиться на пути их
рядами, и встали звери моря и слоны, пантеры и барсы,
все вместе, и построились на дороге двумя рядами, и
каждый род зверей собрался во всех видах отдельно.
4в Семьсот пятьдесят девятая ночь

И джинны тоже все явились глазам без прикрытия, в

ужасающем образе разных видов, и встали вместе, двумя
рядами. И птенцы развернули крылья над созданиями,
чтобы дать им тень, и стали птицы перекликаться на вся­
ких языках и на всякие напевы.
И когда приблизились к ihhm путешественники, люди
Египта убоялись их и не отваживались идти дальше, но
Асаф сказал: «Войдите в их среду и идите, не боясь их.
Они — подданные Сулеймана, сына Дауда, и никто из
них не сделает вам вреда». И потом Асаф вошел в сере­
дину войск, и вошли за ним ®ое люди вместе, и были в
числе их люди везиря царя Египта, которые боялись.
И они шли до тех пор, пока не достигли города, и их по­
местили в Доме гостеприимства и оказывали им вели­
чайший почет и приносили им роскошные угощения три
дня.
А потом их привели к Сулейману, пророку Аллаха —
мир с ним! — и, войдя к нему, они хотели поцеловать
перед ним землю, но Сулейман ибн Дауд не дал им это
сделать и сказал: «Не должно человеку падать ниц на
Землю ни перед кем, кроме Аллаха — <велик он и сла­
вен! — творца небес и земли и всего другого. Кто из вас
хочет стоять, пусть стоит, но никто из вас пусть не стоит,
прислуживая мне». И они повиновались, и везирь Фарис
с некоторыми слугами сел, и стояли, прислуживая ему,
некоторые из малых. И когда они уселись, для них раз­
ложили скатерти, и люди и весь народ ели кушанья, пока
не насытились.
А потом Сулейман велел везирю Ешпта сказать о
своей нужде, чтобы была она исполнена, и молвил: «Го­
вори и не скрывай ничего из того, зачем ты пришел, ибо
ты пришел только ради исполнения иужды, и я расскажу
тебе о ней. Она — такая-то и такая-то. И царя Египта,
который послал тебя, зовут Асим, и стал он стариком,
старым, дряхлым и слабым, и не наделил его Аллах вели­
кий ребенком — ни мальчиком, ни девочкой, и пребывал
он в горе, заботе и размышлениях ночью и днем. И слу-
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 47

чилось, что он сидел в один день из дней на престоле

своего царства, и вошли к нему эмиры и везири и вель­
можи правления, и увидел он с некоторыми сына, с не­
которыми — двоих, а с некоторыми — троих, и они вхо­
дили со своими детьми, и те стэяли, прислуживая. И царь
подумал про себя и воскликнул от чрезмерной печали:
«Посмотреть бы, кто возьмет царство после моей смерти,
и возьмет ли его кто-нибудь, кроме чужого, и будет так,
словно меня не было!» И он погрузился, по причине
Этого, в море дум и до тех пор размышлял, печальный,
-лока глаза его не пролили слез, и тогда он закрыл лицо
платком и заплакал сильным плачем. И он поднялся с
престола и сел на землю, плача и рыдая, и не знал, что
у него в сердце, никто, кроме Аллаха великого, и сидел
он на земле...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до семисот шестидесяти,
она сказала: «Дошло до меня,
о счастливый царь, что пророк Ал­
лаха Сулейман, сын Дауда, — мир
Ночь, дополмяюгцая с ними обоими! рассказал ©е-
до семисот зирю Фарису о том, что постигла
шестидесяти царя печаль, и стал он плакать, и
о том, что случилось у царя с его
везирем Фарисом от начала до конца, и после этого спро­
сил везиря Фариса: «То, что я сказал тебе, о везирь,
правильно?» И везирь Фарис молвил: «О пророк Аллаха,
то, что ты мне говорил, — истина и правда, но только,
о пророк Аллаха, когда я разговаривал с царем об этом
деле, с нами не было никого совершенно, и не знал о нас
никто из людей. Кто же рассказал тебе обо всех этих
делах?» — «Рассказал мне господь мой, который знает
о взглядах украдкой и о том, что таится в груда», — от­
ветил Сулейман. И тогда везирь Фарис воскликнул:
«О пророк Аллаха, поисттине это господь благой, великий,
властный во всякой вещи!»
2 «1001 ночь», т , 7
48 Семьсот шестидесятая ночь

И затем везирь Фарис и те, кто был с ним, приняли

ислам, и пророк Аллаха Сулейман сказал везирю: «С то­
бой такие-то и такие-то редкости и подарки». И везирь
ответил: «Да». И Сулейман молвил: «Я принимаю от тебя
их все, но дарю их тебе. Отдохни же со своими людьми
в том месте, где вы расположились, чтобы прошло ваше
утомление от дороги, а завтра, если захочет Аллах вели­
кий, твоя нужда будет исполнена наисовершеннейшим
образом, по воле Аллаха великого, господа земли и неба,
творца всех тварей».
И везирь Фарис ушел в свое место, и потом отпра­
вился к господину нашему Сулейману на другой день, и
пророк Аллаха Сулейман сказал ему: «Когда ты прибу­
дешь к царю Асиму ибн Сафвану и встретишься с ним,
поднимитесь на такое-то дерево и сидите молча, а когда
придет время между двух молитв 1 и охладится полднев­
ный зной, спуститесь под дерево и посмотрите: вы уви­
дите там двух выползающих змей, и голова одной будет
как у обезьяны, а голова другой — как у ифрита. И ко­
гда вы их увидите, пустите в них стрелы и убейте их, а
потом отрубите с пядь мяса со стороны их голов и с пядь
мяса со стороны их хвостов, а оставшееся мясо сварите
как следует и накормите ваших жен и проспите с ними
ночь. И они понесут по соизволению Аллаха великого де­
тей — мальчиков».
И потом Сулейман — мир с ним !— принес перстень,
и меч, и узел, в котором были два кафтана, обшитые дра­
гоценными камнями, и сказал: «О везирь Фарис, когда
вырастут ваши сыновья и достигнут зрелости мужчин,
дайте каждому кафтан из этих кафтанов». А затем он
сказал везирю: «Во имя Аллаха! Исполнил Аллах вели­
кий твою нужду, и останется тебе только уезжать с бла­
гословения Аллаха великого. Царь ночью и днем ожидает

1 Мусульмане молятся пять раз в сутки, «время между двух

молитв» — промежуток от полуденной до предзакатной мо­
литвы.
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке

твоего прибытия, и глаз его постоянно смотрит на до­

рогу».
И везирь Фарис подошел к пророку Аллаха Сулей­
ману, сыну Дауда, — мир с ними обоими! — и простился
с ним и вышел от него после того, как поцеловал ему
руки, и ехал весь остальной день, радуясь исполнению
своей нужды. И он ускорял ход ночью и днем и ехал до
тех пор, пока не подъехал близко к Египту. И тогда он
послал одного из своих слуг уведомить царя Асима об
Этом. И царь Асим, услышав о его прибытии и испол­
нении своей нужды, обрадовался великой радостью, так
же как его приближенные и вельможи его царства, и все
его войска, особенно радуясь благополучию везиря Фа-
риса.
И когда царь встретился с везирем, везирь спешился
и поцеловал землю меж его рук и обрадовал царя вестью
о том, что его нужда исполнена наисовершеннейшим об­
разом, и предложил ему принять веру и ислам. И царь
Асим предал себя Аллаху и сказал везирю Фарису: «Сту­
пай домой и отдохни эту ночь и еще отдыхай неделю
времени и сходи в баню, а потом приходи ко мне, и я
расскажу тебе об одной вещи, о которой мы оба поду­
маем». И везирь поцеловал землю и ушел со своими при­
ближенными, слугами и челядинцами к себе домой и от­
дыхал восемь дней, а потом он отправился к царю и рас­
сказал ему обо всем, что произошло у него с Сулейма­
ном, сыном Дауда, — мир с ними обоими!— и затем
сказал царю: «Выходи один и пойдем со мной».
И царь с везирем поднялись и взяли два лука и две
стрелы и влезли на дерево и сидели молча, пока не про­
шло время полудня. И они сидели, пока не приблизилась
предвечерняя молитва, а потом спустились и посмотрели
и увидели двух змей, которые выползали из-под дерева.
И, посмотрев на них, царь полюбил их, и они ему понра­
вились, так как он увидел на них золотые ожерелья.
«О везирь, — сказал он, — эти змеи в золотых оже­
рельях, и, клянусь Аллахом, это вещь удивительная! Да­
вай схватим их и посадим в клетку и будем на них
2*
20 Семьсот шестьдесят первая ночь

смотреть!» — «Аллах сотворил их ради их полез­

ности, — ответил везирь. — Пусти ты стрелу в одну, и
я пущу стрелу в другую». И оба пустили в змей
стрелы и убили их и, отрезав пядь со стороны головы
и пядь со стороны хвоста, бросили это мясо, а остальное,
они унесли в дом царя и, призвав повара, отдали ему
мясо и сказали: «Свари из этого мяса хорошее кушанье
с поджаренным луком и пряностями и положи его в две
миски и принеси их. Приходи сюда в такое-то время и в
таком-то часу, и не опаздывай...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот
шестьдесят первая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда царь и везирь
отдали повару змеиное мясо и ска­
Семьсот зали ему: «Свари его и положи в
шестьдесят две миски и принеси их сюда, и не
первая ночь опаздывай», повар взял мясо и по­
шел па кухню и стал его варить и
сварил как следует, с великолепным поджаренным луком,
а потом он положил его в две миски и принес их царю
и везирю. И царь взял миску и везирь миску, и они
накормили тем, что было в них, своих жен и проспали
с ними ночь, и по воле Аллаха — слава ему и величие! —
по желанию его и могуществу, обе женщины понесли в
ту же ночь. И царь провел после эю го три месяца с рас­
строенным умом, говоря про себя: «Узнать бы, верное
Это дело или не верное».
А потом, в один из дней, его жена сидела, и дитя
шевельнулось у нее в животе, и поняла она, что она но­
сит. И ей стало больно, и изменился цвет ее лица, и она
позвала одного из евнухов, бывших при ней (а это был
старший из них), и сказала: «Ступай к царю, в кашш
бы он ни был месте, и скажи ему: «О царь времени, я
тебя обрадую — беременность нашей госпожи стала
явной, и дитя пошевелилось у нее в животе».
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 2f

И евнух вышел поспешно, радостный, и увидел, что

царь сидит один, приложив руку к щеке, и размышляет,
и тогда евнух подошел к нему и поцеловал землю меж
его руками и рассказал ему, что его жена понесла.
И, услышав слова евнуха, царь поднялся на ноги и от
сильной радости поцеловал евнуху руку и голову и, сняв
то, что было на нем надето, отдал это евнуху и сказал
тем, кто был в его приемной зале: «Тот, кто любит меня,
пусть окажет ему милости!» И евнуху подарили денег,
драгоценных камней, яхонтов, коней, мулов и садов
столько, что не счесть и не перечислить.
И в это время вошел к царю везирь и сказал ему:
«О царь времени, я сейчас сидел у себя дома один, и был
мой ум занят размышлениями, и я говорил про себя:
«Посмотреть бы, правда ли это и забеременеет Хатун или
нет», — ш вдруг вошел ко мне евнух и обрадовал меня
вестью о том, что моя жена Хатун понесла и что дитя
шевельнулось у нее в животе и цвет ее лица изменился.
И от радости я снял всю бывшую на мне одежду и отдал
ее евнуху и дал ему тысячу динаров и назначил его
гла®ным евнухом». И царь Асим сказал: «О везирь, Ал­
лах — благословен он и возвеличен! — пожаловал нам
свою милость и благодеяние, и был к нам щедр и вели­
кодушен, и ниспослал нам свою правую веру. Он по­
чтил нас своей милостью и благодеянием и вывел нас
из тьмы к свету, и я хочу облегчить людям их участь
и обрадовать их». — «Делай что хочешь», — сказал
везирь.
И тогда царь молвил: «О везирь, пойди сейчас же и
выведи всех, кто есть в тюрьме, из свершивших про­
ступки, и тех, на ком есть долги, а всякому, кто совер­
шит грех после этого, мы воздадим, как он заслуживает.
Мы снимем с людей подать на три года, и поставь вокруг
города кухню, вдоль его стен, и прикажи поварам пове­
сить там всевозможные кастрюли и стряпать всякие ку­
шанья, продолжая стряпню и ночью и днем, и все, кто
есть в этом городе и в окружающих его селениях, дале­
ких и близких, пусть едят и пыот и уносят домой. It
22 Семьсот шестьдесят первая ночь

прикажи людям радоваться и украшать город семь дней и

не запирать лавок ни ночью, ни днем».
И везирь вышел в тот же час и минуту и сделал так,
как приказал ему парь Асим. И украсили город, кре­
пость и башни наилучшими украшениями, и надели са­
мые красивые одежды, и стали люда есть и пить, играть
и веселиться.
И наконец пришли в одну ночь из ночей потупи к
жене царя, после того как дни ее беременности кончи­
лись. И царь Асим велел привести всех, кто был в городе
из ученых, астрономов, образованных людей, главарей
звездочетов, достойных людей и обладателей перьев, и
они явились и сели и стдли ждать, пока бросят шарик
на блюдо — а это был знак от звездочетов и домочадце®.
И вое они сидели и ждали, и паконец шарик бросили, и
царица родила мальчика, подобного обрезку месяца в
ночь полнолуния, и звездочеты принялись высчитывать
и определять его звезду и гороскоп, и установили числа.
И все стали их спрашивать.
И тогда звездочеты поцеловали землю и обрадовали
царя вестью, что это дитя благословенное и счастливое
в начинаниях. «Но только в начале жизни случится с
ним что-то, о чем мы боимся сказать царю». — «Гово­
рите, и пусть не будет у вас никакого страха», — молвил
царь. И звездочеты сказали: «О счастливый царь, твое
дитя выйдет из этой земли и будет странствовать на чуж­
бине и тонуть в море и испытает беду, плен и стеснение.
И пойдут перед ним бедствия многие, но потом, после
Этого, он освободится и достигнет желаемого и проживет
остальной свой век приятнейшей жизнью, и будет он
управлять рабами и странами и распоряжаться на земле,
иаиерекор врагам и завистникам». И молвил царь, услы­
шав слова звездочетов: «Дело будущего сокрыто, и все,
что предначертал Аллах великий рабу из благого и злого,
получит он полностью, и неизбежно придет к нему от
сего дня до того времени тысячу раз помощь». И он не
досмотрел на слова звездочетов и наградил почетными
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке

одеждами их и всех людей, что присутствовали, и все они

ушли.
И вдруг пришел к царю везирь Фарис, радостный, и
поцеловал землю меж его рук и сказал ему: «О царь! Ра­
достная весть! Моя жена сейчас родила дитя, подобное
обрезку месяца». — «О везирь, иди принеси его сюда,
чтобы они оба воспитывались ©месте, в моем дворце, —
сказал царь. — Помести твою жену подле моей жены,
чтобы они вместе воспитывали своих детей, и того и дру­
гого». И везирь доставил свою жену и ребенка, и обоих
детей отдали нянькам и кормилицам.
А когда прошло семь дней, их принесли к царю Асиму
и спросили его: «Как ты их назовешь?» — «Назовите их
вы сами», — сказал царь. И ему сказали; «Никто не даст
имени сыну, кроме его отца». И тогда царь сказал: «На­
зовите моего сына: Сейф-аль-Мулук, по имени моего
деда, а сына везиря назовите Саид». И царь наградил
нянек и кормилиц и сказал им: «Заботьтесь о мальчиках
и воспитывайте их наилучшим образом».
И кормилицы старательно воспитывали их, пока не
стало каждому пять лет жизни. И тогда царь отдал детей
факиху в школу, и тот учил их корану и письму, пока
им не исполнилось десять лет, и царь отдал их учителям,
чтобы они научили их езде на коне, метанию стрел, игре
с копьем и игре в шар, и науке воинской доблести, и их
учили, пока им не исполнилось пятнадцати лет жизни.
И стали они искусны во всех науках, так что никто не
мог с ними сравняться в воинской доблести, и каждый из
них бился с тысячей противников и справлялся с ними
одни. И они достигли зрелости, и когда царь Асим смо­
трел на них, он радовался сильной радостью.
Когда же исполнилось им двадцать лет жизни, царь
Асшем позвал своего везиря Фариса в место уединенное и
сказал ему: «О везирь, мне пришло на ум одно дело, ко­
торое я хочу совершить, но я посоветуюсь о нем с то­
бою». — «Что бы ни пришло тебе на ум, делай это, ибо
мнение твое благословенно», — сказал везирь. И царь
Асим молвил: «О везирь, я стал старым человеком и
 Семьсот шестьдесят первая ночь

дряхлым старцем, так как далеко зашли мои годы, и я хочу

сидеть в келье и поклоняться Аллаху великому и отдать
мою власть и звание султана моему сыну Сейф-аль-Му-
луку — он ведь стал юношей прекрасным, совершенным
по доблести и разуму, вежеству и пристойности и умению
управлять. Что же ты скажешь, о везирь, об этом за­
мысле?» — «Прекрасен замысел, который ты замыслил, и
этот замысел — благословенный и счастливый, — сказал
везирь. — Если ты это сделаешь, я тоже сделаю, как ты,
и мой сын Саид будет ему везирем, так как это прекрас­
ный юноша, обладатель знаний и верного мнения, и бу­
дут они управлять вместе, а мы станем направлять их
дела и не будем небрежны, а напротив, укажем им пря­
мой путь».
И сказал тогда царь Асим своему везирю: «Напиши
письма и отправь их со скороходами во все климаты,
страны, крепости и укрепления, которые нам подвластны,
и прикажи их начальникам, чтобы они в таком-то месяце
явились на площадь Слона». И везирь Фарис вышел в тот
же час и минуту и написал воем наместникам и началь­
никам крепостей и тем, кто был подвластен царю Асиму,
чтобы они все явились в таком-то месяце, и приказал,
чтобы явились все, кто есть в городе, и ближний и даль­
ний.
И когда прошла большая часть оставшегося срока,
царь Аоим приказал постельничим разбить шатры по­
среди площади и украсить их роскошными украшениями
и поставить большой престол, на который царь садился
только в дни празднеств. И они тотчас же сделали все,
что он им приказал, и поставили престол, и вышли намест­
ники, царедворцы и эмиры, и вышел царь и велел кричать
среди народа: «Во имя Аллаха! Выходите на площадь!»
И тогда вышли на эту площадь эмиры, везири и пра­
вители климатов и селений, и вошли в шатер, служа
царю, и все стали по местам, и некоторые из них сидели,
а другие стояли. И когда собрались все люди, царь ве­
лел раскладывать скатерть, и ее разложили и стали есть
и пить и пожелали царю блага. И дотом царь приказал
 Сказка о Сейф-алЪ-Шуяуке

царедворцам кричать среди людей, чтобы они не ухо­

дили, и стали кричать и сказали возвещая: «Пусть никто
из вас не уходит, пока не услышит слов царя!» А потом
подняли занавесы, и царь сказал: «Кто меня любит, тот
пусть остается, чтобы услышать мои слова». И все люди
сели оо спокойной душой, после того как были испуганы.
И тогда царь поднялся на ноги и взял с них клятву,
что никто не встанет с места, и сказал: «О эмиры, ве-
зири и вельможи правления, большие и малые, и все
люди, что присутствуют здесь! Знаете ли вы, что это цар­
ство у меня наследственное, от отцов и дедов?» — «Да,
о царь, мы все это знаем», — ответили люди. И царь
сказал: «Мы с вами все поклонялись солнцу и месяцу, и
(наделил нас Аллах великий верой и спас нас из мрака,
выведя к свету, и привел нас Аллах, — слава ему и ве­
личие!— к вере ислама. З'найте, что я стал теперь ста­
рым человеком, дряхлым, бессильным старцем, и хочу
сидеть в келье, поклоняясь великому Аллаху и прося у
него прощения в прошлых грехах. Вот мой сын, Сейф-
аль-МулуК — правитель, и вы знаете, что это юноша пре­
красный, красноречивый, опытный в делах, разумный, до­
стойный и справедливый. Я желаю в этот час отдать ему
мое царство и сделать его над вами царем, вместо меня,
и посадить его на мое место, султаном, и сам я уединюсь
для поклонения Аллаху великому в келье, а мой сын
Сейф-аль-Мулук примет власть и будет творить суд ме­
жду вами. Что же скажете вы все вместе?»
И все поднялись и поцеловали землю меж рук царя
и ответили вниманием и повиновением и сказали: «О царь
наш и защитник, если бы ты поставил над нами раба из
твоих рабов, мы бы были ему покорны и послушались бы
твоего слова и исполнили бы твое приказание. Как же
не быть этому с твоим сыном Сейф-аль-Мулуком? Мы его
принимаем и согласны на него — на голове и на глазах!»
И царь Асим ибн Сафван поднялся и сошел с седа­
лища и посадил своего сына на большой престол, и он
снял со своей головы венец и возложил его на голову
сына и перевязал ему стан поясом власти. И потом царь
26 Семьсот шестьдесят вторая ночь

Асим сел на престол царства рядом со своим сыном, и

поднялись эмиры и везири, и вельможи правления, и все
люди и поцеловали перед ним землю и остались стоять,
говоря один другому: «Он достоин царской власти, и она
к нему ближе, чем к другому». И провозгласили пощаду,
и люди пожелали царю победы и преуспеяния, и Сейф-
аль-Мулук стал сыпать золото и се­
ребро всем людям на головы...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шесть­
десят вторая ночь, она сказала:
Дошло до меня, о счастливый царь,
Семьсот что когда царь Асим посадил своего
шестьдесят сына Сейф-аль-Мулука на престол
вторая почь и все люди пожелали ему победы и
преуспеяния, он стал сыпать всем
на головы золото и серебро и награждать одеждами и да­
рить и оделять.
А через мгновение поднялся везирь Фарис и поцело­
вал землю и сказал: «О эмиры, о вельможи правления,
Знаете ли вы, что я везирь и что везирство мое древнее,
пришедше ко мне раньше, чем взял власть царь Асим ибн
Сафван? А теперь он снял с себя власть и назначил сво­
его сына вместо себя». И люди ответили: «Да, мы знаем,
что твое везирство переходило к отцам от дедов». И ве­
зирь молвил: «А теперь я низлагаю себя и назначаю вот
Этого моего сына, Саида, ибо он разумен, сметлив и опы­
тен. Что же скажете об этом вы все?» — «Не годится в
везири царю Сейф-аль-Мулуку никто, кроме твоего сына
Саида, — они подходят один к другому», — ответили люди,
И тогда везирь Фарис поднялся и, сняв тюрбан везир-
ства, возложил его на голову своего сына Саида, а также
поставил перед ним везирскую чернильницу. И царе­
дворцы с эмирами сказали: «Поистине, он достоин быть
везирем!» И поднялись тогда царь Асим с везирем Фари-
сом и открыли казнохранилища и наградили роскошными
одеждами властителей, эмиров, везирей и вельмоя; прав-
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 27

ления и всех людей, и выдали жалованье и награды, и на­

писали новые указы и постановления с подписью Сейф-
аль-Мулука и подписью везиря Саида, сына везиря Фа-
риса. И люди оставались в городе неделю, а потом каж­
дый отправился в свое селение и местность.
И тогда царь Асим взял своего сына Сейф-аль-Мулука
и Саида, сына везиря, и они пошли в город и поднялись
во дворец и, призвав казначея, велели ему принести меч,
перстень, узел и печать, и царь Асим сказал: «О дети
мои, подойдите, и пусть каждый из вас выберет что-ни-
будь из этих подарков, и возьмите себе». И первым про­
тянул руку Сейф-аль-Мулук и взял узел и перстень,
а Саид протянул руку и взял меч и печать, и они поце­
ловали царю руки и отправились в свои жилища. А когда
Сейф-аль-Мулук взял узел, он не развернул его и не по­
смотрел, что есть там, а бросил его на ложе, на котором
он спал ночью с Саидом, своим везирем (а у них было в
обычае спать вместе), и им постлали постель для сна, и
оба легли на постель вместе, — а свечи освещали их.
И оба проспали до полуночи, а потом Сейф-аль-Мулук
пробудился от сна и заметил у себя в головах узел и ска­
зал про себя: «Посмотреть бы, что такое в этом узле, ко­
торый царь подарил нам из своих редкостей». И он взял
узел и, захватив свечу, сошел с ложа, оставив Саида спя­
щим, и вошел в кладовую, и развернул узел, и увидел в
нем кафтан, сработанный джиннами. И он развернул каф­
тан и разложил его и увидел на подкладке, внутри, ближе
к спине кафтана, изображение девушки, нарисованное
золотом (а красота ее была удивительна).
И когда Сейф-аль-Мулук увидел это изображение, ум
улетел у него из головы, и он стал бесноватым от любви
к этому образу и упал на землю, покрытый беспамят­
ством. И он начал плакать и рыдать и бить себя по лицу
и груди и целовать изображение, а потом произнес такие
два стиха:

«Любовь вначале слюны струей нам кажется —

Несуг ее и гонят ее судьбы*
28 Семьсот шестьдесят вторая ночь

Но когда войдет молодец глубоко в моря любви,

Великим станет дело, непосильным».

И еще он произнес такое двустишие:

«Коль знал бы я, что страсть людей такова всегда

И уносит души, то был бы я опаслив.

Но бросился нарочно я, умышленно,

Не зная про любовь — какою будет».

И Сейф-аль-Мулук до тех пор рыдал и плакал и бил

себя по лицу и по груди, пока не проснулся везирь Саид,
и он посмотрел на постель и не нашел Сейф-аль-Мулука
и увидал только одну свечу и сказал про себя: «Куда де­
вался Сейф-аль-Мулук?» И он взял свечу и поднялся и
обошел весь дворец и, дойдя до кладовой, где был Сейф-
аль-Мулук, увидел, что он горько плачет и рыдает.
«О брат мой, — спросил он, — из-за чего этот плач? Что
с тобой случилось? Расскажи мне и поведай о причине
Этого». Но Сейф-аль-Мулук не заговорил с ним и не под­
нял головы, а только плакал и рыдал и ударял себя в
гРУДь рукою.
И, увидав, что он в таком состоянии, Саид сказал ему:
«Я твой везирь и брат, и мы воспитывались с тобою вме­
сте, и если ты мне не объяснишь своих дел и не сооб­
щишь мне своей тайны, кому же ты ее выскажешь и сооб­
щишь?» И Саид унижался и целовал землю долгое время,
но Сейф-аль-Мулук не обращал на него внимания и не
говорил ему ни одного слова, а только плакал. И когда
Саид испугался за его состояние и обессилил от напрас­
ных уговоров, он вышел и, взяв меч, вернулся в кладо­
вую, где был Сейф-аль-Мулук, и, приложив кончик меча
к груди, сказал Сейф-аль-Мулуку: «Очнись, о брат мой.
Если ты мне не скажешь, что с тобой случилось, я убью
себя и не буду тебя видеть в таком состоянии».
И тогда Сейф-аль-Мулук поднял голову к своему ве-
зирю Саиду и сказал ему: «О брат мой, мне стыдно тебе
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 29

сказать и рассказать тебе, что со мной случилось». И Саид

воскликнул: «Прошу тебя ради Аллаха, владыки владык,
освободителя рабов, первопричины причин, единого, про­
щающего, великодушного, одаряющего, скажи мне, что
с тобой случилось, и не стыдись меня: я ведь твой раб,
везирь и советчик во всех делах!» — «Подойди сюда, по­
смотри на этот образ», — сказал Сейф-аль-Мулук. Уви­
дав изображение, Саид всматривался в него долгое время
и увидел, что на голове его выведено нанизанным жем­
чугом: «Этот образ — образ Бади-аль-Джемаль, дочери
Шаммаха ибн Ш аруха*, царя из царей правоверных
джиннов, которые обитают в горо­
де Бабиле 2 и жцвут в саду Ирема,
сына Ада старшего...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шесть­
десят третья ночь, она сказала:
Семьсот «Дошло до меня, о счастливый
шестьдесят царь, что Сейф-аль-Мулук, сын царя
третья ночь Асима, и везирь Саид, сын везиря
Фариса, прочитали надпись на каф­
тане и увидели изображение Бади-аль-Джемаль, дочери
Шаммаха ибн Шаруха, царя из царей правоверных
джиннов, что обитают в городе Бабиле и живут в саду
Ирема, сына Ада старшего, и везирь Саид спросил
царя Сейф-аль-Мулука: «О брат мой, знаешь ли ты, кто
обладательница этого образа среди женщин, чтобы мы
могли ее искать?» И Сейф-аль-Мулук ответил: «Нет, кля­
нусь Аллахом, о брат мой, я не знаю, кто обладательница
Этого образа». — «Подойди прочитай эту надпись», —
сказал Саид. И Сейф-аль-Мулук подошел и прочитал над­
пись, которая была на венце, и понял ее содержание, и
тогда он закричал из глубины сердца и воскликнул: «Ах­

1 В дальнейшем Шаммах назван Шахьялем — характерная

для рассказчика «1001 ночи» небрежность.
2 Б а б и л ь — арабская форма названия Вавилона
ffl Семьсот шестьдесят третья ночь

ах-ах!» И Саид сказал ему: «О брат мой, если облада­

тельница этого образа существует и ее имя — Бади-аль-
Джемаль и она на этом свете, я поспешу отыскать ее не
откладывая, чтобы ты достиг желаемого. Ради Аллаха,
о брат мой, оставь плач, чтобы могли войти люди правле­
ния и служить тебе, а когда наступит рассвет дня, я при­
зову купцов, нищих, странников и бедняков и спрошу
их о приметах этого города: может быть, кто-нибудь, по
благодати Аллаха — слава и величие ему! — и с его по­
мощью, укажет нам этот город и сад Ирема».
И когда наступило утро, Сейф-аль-Мулук вышел и
поднялся на престол, обнимая руками кафтан, так как он
не вставал и не садился и не приходил к нему сон без
Этого кафтана, и вошли к нему эмиры, везири, воины и
вельможи правления. И когда диван наполнился и собрав­
шиеся расположились в порядке, царь Сейф-аль-Мулук
сказал своему везирю Саиду: «Выйди к ним и скажи:
«С царем случилось нездоровье, и, клянусь Аллахом, он
провел вчера ночь совсем больной». И везирь Саид вы­
шел и передал людям то, что сказал ему царь.
И когда услышал это царь Асим, ему не показалось
ничтожным дело его сына, и он призвал врачей и звездо­
четов и вошел с ними к своему сыну Сейф-аль-Мулуку, и
они посмотрели на него и прописали ему питье. Но бо­
лезнь его продлилась три месяца, и царь Асим сказал
присутствующим врачам, разгневанный на них: «Горе
вам, о собаки, разве вы все бессильны вылечить моего
сына? Если вы его сейчас не вылечите, я вас всех убыо!»
И старший начальник врачей молвил: «О царь времени,
мы знаем, что это твой сын, а ты знаешь, что мы не бы­
ваем небрежны при лечении даже чужого, так как же
может быть небрежность при лечении твоего сына? Но
у твоего сына тяжелая болезнь, и если ты хочешь знать
о ней, мы тебе о ней скажем и расскажем про нее». —
«Что стало вам ясно о болезни моего сына?» — спросил
царь Асим. И старый врач сказал ему: «О царь времени,
твой сын теперь влюблен, и он любит ту, к сближению
с кем нет пути». И царь Асим рассердился на врачей и
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке

сказал им: «Откуда вы узнали, что мой сын влюблен, и

откуда пришла любовь к моему сыну?» И врачи ответили:
«Спроси его брата и везиря Саида, он — тот, кто знает
о его состоянии».
И царь Асим поднялся и вошел в кладовую и,
призвав Саида, сказал ему: «Скажи мне правду об истин­
ной болезни твоего брата». И Саид ответил: «Я не знаю
его истинной болезни». И тогда царь сказал меченосцу:
«Возьми Саида, завяжи ему глаза и отруби ему голову».
И Саид испугался за себя и воскликнул: «О царь времени,
дай мне пощаду!» И царь молвил: «Говори, и тебе будет
пощада». И тогда Саид сказал: «Твой сын влюблен!» —
«А кто его возлюбленная?» — спросил царь. И Саид отве­
тил: «Дочь одного царя из царей джиннов. Он увидел ее
изображение на кафтане, что был в том узле, который
подарил вам Сулейман, пророк Аллаха».
И тогда царь Асим поднялся и, войдя к своему сыну
Сейф-аль-Мулуку, спросил его: «О дитя мое, что тебя по­
разило и что это за изображение, которое ты полюбил?
Отчего ты не рассказал мне?» — «О батюшка, — ответил
Сейф-аль-Мулук, — мне было тебя стыдно, и я не мог за­
говорить с тобой об этом, и я никому не могу ничего от­
крыть из этого. Теперь ты знаешь о моем состоянии, шь
смотри же, что ты сделаешь, чтобы меня вылечить». —
«Какова же будет хитрость? — молвил царь. — Будь это
девушка из девушек людей, мы бы придумали хитрость,
чтобы до нее добраться, но она из дочерей царей джин­
нов, и кто может ее найти, если не будет это Сулейман
ибн Дауд — он тот, кто может это сделать. А ты, о дитя
мое, поднимайся сейчас же и укрепи свою душу. Садись
на коня и выезжай на охоту и ловлю и на ристалище для
игр, займись едой и питьем и прогони из сердца заботу и
огорчение. Я приведу тебе сто девушек из царских доче­
рей, и нет тебе нужды в дочерях джиннов, над которыми
у нас нет власти, и они не нашей породы». — «Я не
оставлю ее и не буду искать другую!» — воскликнул
Сейф-аль-Мулук. И его отец спросил: «Как же поступить,
о дитя мое?» И юноша молвил: «Приведи всех купцов,
 Семьсот шестьдесят четвертая ночь

путешественников и странствующих по городам, и мы

спросим их об этом — может быть, Аллах приведет нас
к саду Ирема и к городу Бабилю».
И царь Асим приказал, чтобы явились все купцы в го­
роде и все чужеземцы и все начальники моря, и когда они
явились, спросил их про город Бабиль, про его остров и
про сад Ирема, но никто не знал их примет и ничего
о них не поведал. А когда собрание расходилось, один из
спрошенных сказал: «О царь времени, если ты хочешь
узнать об этом, отправляйся в страну Син — там есть
большой город, и, может быть, кто-нибудь из его жителей
укажет тебе то, что ты хочешь».
И тогда Сейф-аль-Мулук сказал: «О батюшка, снаряди
мне корабль, чтобы поехать в страну Син». И его отец,
парь Асим, сказал ему: «О дитя мое, сиди на престоле
твоего царства и управляй подданными, а я поеду в
страну Син и отправлюсь для этого дела сам». — «О ба­
тюшка, — ответил Сейф-аль-Мулук, — это дело касается
меня, и никто не может искать его так, как я. Да и что
случится, если ты дашь мне позволение уехать, и я поеду
и отправлюсь на некоторое время на чужбину? Если
я найду вести об этой девушке, — желаемое достигнуто,
а если не найду о ней вестей, путешествие расправит мне
грудь и оживит мой разум, и станет мое дело легче по
Этой причине. Если я буду жив, то
вернусь к тебе невредимым...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шесть­
десят четвертая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
С ем ьсот что Сейф-аль-Мулук сказал своему
шестьдесят отцу, царю Асиму: «Снаряди мне
четвертая ночь корабль, чтобы я поехал на нем в
страну Син и разыскал то, что мне
нужно. Если я буду жив, то вернусь к тебе невредимым».
И царь посмотрел на своего сына и не увидел иной хит­
рости, как сделать то, что его удовлетворит. И он дал
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 53

ему позволение ехать и снарядил для него сорок кораб­

лей и двадцать тысяч невольников, кроме приближенных,
и дал ему денег, сокровищ и все, что было ему нужно из
военного снаряжения, и сказал ему: «Поезжай, о дитя
мое, во благе, здравии и благополучии; я поручаю тебя
тому, у кого не пропадают залоги».
И простились с Сейф-аль-Мулуком его отец и мать,
и корабли снабдили водой, припасами и оружием и поса­
дили на них воинов, и путники поехали и ехали до тех
пор, пока не прибыли в город Син.
И когда услышали жители Сина, что к ним прибыло
сорок кораблей, наполненных людьми, снаряжением и
оружием и сокровищами, они подумали, что это враги,
которые приплыли, чтобы их убить и подвергнуть осаде,
и заперли городские ворота и приготовили метательные
машины. И, услышав об этом, царь Сейф-аль-Мулук по­
слал к ним двух невольников из невольников, особо
к нему приближенных, и сказал: «Пойдите к царю Сина
и скажите ему: «Это Сейф-аль-Мулук, сын царя Асима,
приехал к тебе в город гостем, чтобы погулять в твоей
стране некоторое время, и он не станет ни биться, ни
ссориться. Если ты его примешь, он расположится у тебя,
а если не примешь, вернется обратно, не беспокоя ни
тебя, ни жителей твоего города».
И когда невольники достигли города, они сказали его
обитателям: «Мы послы царя Сейф-аль-Мулука». И им
отперли ворота и пошли с ними и привели их к царю.
А звали его Фагфур-Шах, и было между ним и царем
Асимом прежде того знакомство. И, услышав, что царь,
который прибыл к нему, — Сейф-аль-Мулук, сын царя
Асима, он наградил послов и приказал отпереть ворота
и собрал угощение и вышел лично с избранными вельмо­
жами правления и пришел к Сейф-аль-Мулуку. И они
обнялись, и царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку: «Семья,
приют и простор тому, кто к нам прибыл, и я твой не­
вольник и невольник твоего отца! Мой город — перед то­
бою, и все, что ты потребуешь, явится к тебе». И он пред­
ложил ему угощение и припасы в местах стоянок, и царь
 Семьсот шестьдесят четвертая ночь

Сейф-аль-Мулук сел на коня со своим везирем Саидом,

избранными вельможами правления и остальными вои­
нами, и они поехали от берега моря и вступили в город.
И забили в литавры и ударили в барабаны в знак радости,
и прибывшие провели в городе сорок дней за прекрас­
ными угощениями.
И после этого царь Сина сказал Сейф-аль-Мулуку:
«О сын моего брата, как тебе живется? Нравится ли тебе
мой город?» — «Да почтит его Аллах великий тобою на­
веки, о царь!» — ответил Сейф-аль-Мулук. И царь Фаг-
фур-Шах молвил: «Тебя привела не иначе как нужда,
у тебя возникшая, и чего бы ты ни хотел в моем городе,
я это для тебя исполню». — «О царь, моя история уди­
вительна, и заключается она в том, что я влюбился в изо­
бражение Бади-аль-Джемаль», — ответил Сейф-аль-Му­
лук. И царь Сина заплакал из жалости и сочувствия
к нему и спросил: «А что ты хочешь делать теперь,
о Сейф-аль-Мулук?» — «Я хочу, — ответил юноша, —
чтобы ты призвал ко мне всех странников и путешествен­
ников и тех, у кого в обычае путешествовать, и я спрошу
их про обладательницу этого образа: быть может, кто-
нибудь из них мне о ней расскажет».
И царь Фагфур-Шах послал наместников, царедвор­
цев и приближенных и велел им привести всех, кто есть
в городе из странников и путешественников, и их при­
вели (а было их великое множество), и они собрались
у царя Фагфур-Шаха. И царь Сейф-аль-Мулук стал их
спрашивать про город Бабиль и про сад Ирема, но никто
не дал ему ответа, и царь Сейф-аль-Мулук смутился и не
Знал, что делать. Но потом один из морских начальников
сказал: «О царь, если ты хочешь узнать, где этот город и
Этот сад, отправляйся на острова, которые в стране Хинд».
И тогда Сейф-аль-Мулук велел привести корабли, и
Это сделали и перенесли на них воду, припасы и все, что
было нужно, и Сейф-аль-Мулук сел на корабль, со своим
везирем Саидом, после того как они попрощались с царем
Фагфур-Шахом. И они ехали по морю четыре месяца при
хорошем ветре, благополучно и спокойно, и случилось,
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке

что в один день из дней поднялся противный ветер, и

пришли к ним волны со всех сторон, и полились на них
дожди, и море пришло в расстройство из-за сильного
ветра. А потом корабли стало бить друг о друга сильным
ветром, и они все разбились, так же как и лодки, и все
утонули, и Сейф-аль-Мулук остался с несколькими не­
вольниками на одной из лодок.
А потом ветер стих и успокоился по могуществу ве­
ликого Аллаха, и взошло солнце, и Сейф-аль-Мулук от­
крыл глаза и не увидел ни одного корабля и ничего не
увидел, кроме воды, неба, себя самого и тех, кто был
с ним в лодке. «Где корабли и маленькие лодки и где мой
брат Саид?» — спросил он невольников, которые были
с ним, и они ответили: «О царь времени, не осталось ни
кораблей, ни лодок, ни тех, кто был в них: они все уто­
нули и стали пищей для рыб». И Сейф-аль-Мулук вскрик­
нул и произнес слова, говорящий которые не смутится:
«Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, вели­
кого!» И он принялся бить себя по лицу и хотел бро­
ситься в море, но невольники удержали его и сказали:
«О царь, какая будет тебе от этого польза? Ты ведь сам
сделал с собою такие дела. Если бы ты послушался слов
твоего отца, с тобой бы ничего такого не случилось. Но
все это предначертано издревле, по
воле создателя людей...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шесть­
десят пятая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
Семьсот что когда Сейф-аль-Мулук хотел
шестьдесят броситься в море, невольники удер­
пятая почь жали его и сказали: «Какая будет
тебе от этого польза? Ты ведь сам
сделал с собою такие дела. Но все это предначертано из­
древле, волею создателя людей, чтобы получил раб сполна
то, что предначертал ему Аллах, и звездочеты сказали
твоему отцу, когда ты родился: «С твоим сыном случатся
Зв Семьсот шестьдесят пятая ночь

всякие бедствия». И нет у нас поэтому иной хитрости,

как терпеть, пока Аллах не облегчит горесть, в которую
мы впали». — «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха,
высокого, великого! Нет ни убежища, ни приюта от приго­
вора великого Аллаха!» — воскликнул Сейф-аль-Мулук.
И потом он вздохнул и произнес такие стихи:

«Всемилостивым клянусь, смущен я, сомненья нет,

Тревога, не знаю как, меня охватила вдруг!

Я буду терпеть, чтоб люди знали и видели,

Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.

Как хитрость найти мне в этом деле? Я лишь могу

Тому поручить себя, кто властен во всех делах».

Й он погрузился в море размышлений, и слезы по­

текли по его щекам, как ливень, и он проспал днем около
часа, а очнувшись, потребовал чего-нибудь поесть и ел,
пока не насытился, и потом еду, стоявшую перед ним
убрали, а челнок все плыл, и не знали они, в какую сто­
рону он с ними направляется. И он плыл с ними по вол­
нам и по ветру, ночью и днем в течение долгого времени,
пока не окончилась у них пища, и забыли они о прямом
пути и испытывали величайший голод, жажду и тревогу.
И вдруг блеснул им издали остров, и ветры подго­
няли tfx, пока они к нему не подплыли, и, пристав к ост­
рову, они вышли из лодки, оставив в ней одного человека,
и направились в глубь острова. И они увидели там много
плодов всякого рода и поели их досыта и вдруг увидели
человека, сидевшего среди деревьев, и был он длинноли­
цый, диковинного вида, с белой бородой и телом. И он
позвал одного из невольников по имени и сказал ему:
«Не ешь тех плодов, — они не поспели, и подойди ко мне,
я накормлю тебя этими спелыми плодами». И невольник
взглянул на него и подумал, что это один из утопавших,
который спасся и вышел на этот остров. Он до крайности
обрадовался и пошел, и подошел к нему близко (и не знал
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке Л7

Этот невольник, что предопределено ему в неведомом и

что начертано у него на лбу).
И когда он подошел к человеку близко, тот вскочил на
него, так как это был марид *, и сел ему на плечи, обвив
ему одной ногой шею, а другую опустив вдоль его спины,
и сказал: «Ходи! Нет тебе больше от меня спасения, и ты
стал моим ослом». И невольник закричал своим товари­
щам и стал плакать, говоря: «Увы, мой господин! Уходите,
спасайтесь из этой заросли и убегайте, так как один из
ее жителей сел мне на плечи, а остальные вас ищут и
хотят на вас сесть, как на меня». И, услышав слова, ска­
занные этим невольником, все путники убежали и сошли
в лодку, а жители острова преследовали их в море и го­
ворили: «Куда вы уходите? Идите жить к нам: мы сядем
вам на спину и будем вас кормить и поить, и вы станете
нашими ослами». И, услышав от них эти слова, путники
ускорили ход по морю и отдалились от жителей острова
и поехали, уповая на великого Аллаха.
И они ехали так в течение месяца, пока не показался
перед ними другой остров, и они вышли на этот остров и
увидели там плоды разного рода и поели этих плодов.
И вдруг они заметили что-то блестевшее издали на до­
роге, и, приблизившись, они посмотрели и увидели, что
Это нечто отвратительное видом и лежит, точно серебря­
ный столб. И один из невольников пихнул его ногой, и
вдруг оказалось, что это человек с продольными глазами
и расщепленной головой, и он спрятался под одним из
своих ушей, так как, ложась спать, он подкладывал одно
ухо себе под голову, а другим ухом прикрывался. И он
схватил этого невольника, который пихнул его, и пошел
с ним на середину острова, и вдруг оказалось, что все
там — гули 2, которые едят сынов Адама. И невольник
закричал своим товарищам: «Спасайте ваши души! Этот

1 М а р и д ы — злые духи.
2 Г у л ь — фантастическое существо в образе женщины. По
арабскому поверью, гули подстерегают одиноких путников и
пожирают их.
 Семьсот шестьдесят шестая ночь

остров — остров гулей, которые едят сынов Адама, и они

хотят меня разорвать и съесть». И, услышав его слова,
путники повернули, удаляясь, и сошли с земли в лодку
и ничего не набрали из плодов.
И они ехали в течение нескольких дней, и случилось,
что однажды перед ними появился еще один остров, и,
достигнув его, они увидели на нем высокую гору. И они
поднялись на эту гору и увидели там рощу со множе­
ством деревьев, а они были голодны и занялись поеда­
нием плодов, и не успели они очнуться, как к ним вышли
из-за деревьев существа ужасающего вида и высокие —
высота каждого из них была пятьдесят локтей, — и у них
изо рта торчали клыки, похожие на клыки слона. И вдруг
путники увидели человека, который сидел на куске чер­
ного войлока, положенного на каменную скалу, и вокруг
него стояли зинджи *, прислуживая ему (а их была боль­
шая толпа). И эти зинджи подошли и взяли Сейф-аль-Му­
лука и его невольников и поставили их перед своим ца­
рем и сказали: «Мы нашли этих птиц среди деревьев».
А царь был голоден, и он взял из
невольников двоих и зарезал их и
съел...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот ше­
стьдесят шестая ночь, она сказала:
Семьсот «Дошло до меня, о счастливый царь,
шестьдесят что когда зинджи взяли царя Сейф-
гиестая гючь аль-Мулука и его невольников, они
поставили их перед своим царем и
сказали: «О царь, мы нашли этих птиц среди деревьев».
И царь взял двоих невольников и зарезал их и съел.
И когда Сейф-аль-Мулук увидел такое дело, он испугался
за себя и заплакал, а потом он произнес такие два стиха:

1 З и н д ж и — первоначально название чернокожих обита­

телей острова Занзибара; впоследствии так стали называть
всех негров вообще.
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке

«Подружились беды с душой моей, с ними дружен я,

Хоть был врагом их: щедрый — друг для многих.

Единым не был род забот в душе м оей —»

Они, хвала Аллаху, разнородны»,

И затем он вздохнул и произнес такие два стиха:

«Судьба в меня все мечет униженья,

Чехлом из стрел душа моя покрыта,

И ныне, если стрелы поражают,

Ломаются концы их об другие»*

Й когда царь услышал его плач и причитания, он ска­

зал: «Поистине, это птицы с красивыми голосами и напе­
вами и их голоса мне нравятся. Поместите каждую из
них в клетку». И каждого из путников посадили в клетку
и повесили над головой царя, чтобы он мог слушать их
голоса. И Сейф-аль-Мулук и его невольники оказались в
клетках, и зинджи кормили их и поили, а они иногда пла­
кали, иногда смеялись, иногда говорили, а иногда мол­
чали, и при всем этом царь зинджей наслаждался их го­
лосом, и они провели таким образом некоторое время.
А у царя была замужняя дочь на другом острове, и она
услышала, что у ее отца есть птицы с красивыми голо­
сами, и послала к нему людей с просьбой прислать не­
сколько птиц. И ее отец отправил ей Сейф-аль-Мулука и
трех его невольников в четырех клетках. И когда они
прибыли к царевне и та увидала их, они ей понравились,
и она приказала повесить их в одном месте, у себя над
головой. И Сейф-аль-Мулук дивился тому, что с ним слу­
чилось, и думал о величии, в котором он был прежде, и
плакал над собой, а его невольники оплакивали самих
себя, и при всем этом царевна думала, что они поют.
А у царевны было в обычае, если к ней попадал кто-ни­
будь из стран Египта или других и нравился ей, давать
ему у себя высокое место. И случилось, по определению
40 Семьсот шестьдесят шестая ночь

Аллаха великого и приговору его, что, когда она увидела

Сейф-аль-Мулука, ей понравилась его красота, и пре­
лесть, и стройность, и соразмерность и она приказала по­
читать их всех. И в один из дней случилось так, что она
осталась наедине с Сейф-аль-Мулуком и потребовала,
чтобы он совокупился с ней, но Сейф-аль-Мулук отка­
зался от этого и сказал ей: «О госпожа, я чужеземец,
скорбящий в любви к той, кого люблю, и не согласен ни
на что, кроме сближения с ней». И царевна стала его уго­
варивать и соблазнять, но Сейф-аль-Мулук отказывался
от нее, и она не могла к нему приблизиться и сойтись
с ним каким бы то ни было образом.
И тогда она разгневалась на Сейф-аль-Мулука и его
невольников и велела им ей прислуживать и носить ей
воду и дрова. И они провели таким образом четыре года,
и обессилило Сейф-аль-Мулука это дело, и он послал по­
просить дочь царя: может быть, она их отпустит, и они
уйдут своей дорогой и отдохнут от того, что с ними. И она
послала за Сейф-аль-Мулуком и сказала ему: «Если ты
поступишь согласно моему желанию, я освобожу тебя от
того, что с тобой, и ты отправишься в твою землю, благо­
получный и с добычей», — и все время его умоляла и уго­
варивала, но Сейф-аль-Мулук не соглашался на то, что
она хотела. И царевна отвернулась от него, гневная, и
Сейф-аль-Мулук со своими невольниками остался у нее
ка острове в том же положении.
И обитатели острова знали, что это птицы царевны,
и никто из городских жителей не осмеливался им ничем
вредить, и сердце царевны было за них спокойно — она
была уверена, что им уже нет освобождения с этого ост­
рова, — они скрывались от нее и на два дня и на три и
ходили по равнине, собирая дрова со всех сторон острова,
и приносили их в кухню царевны.
И они провели таким образом пять лет, и случилось,
что Сейф-аль-Мулук сидел в один день из дней со своими
невольниками на берегу моря, беседуя о том, что с ними
произошло, и Сейф-аль-Мулук посмотрел на себя и увидел
себя в этом месте со своими невольниками. И он вспо­
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 44

мнил свою мать и отца и брата своего Саида, и вспомнил

величие, в котором жил раньше, и заплакал, и усилились
его плач и рыдания, и невольники тоже заплакали. И по­
том невольники сказали ему: «О царь времени, доколе
будем мы плакать, когда плач бесполезен, и это дело на­
писано у нас на лбах по определению Аллаха, великого,
славного. Начертал калам то, что судил Аллах *, и не бу­
дет нам пользы ни от чего, кроме терпения, — быть мо­
жет, Аллах — велик он и славен! — который испытал
нас этой бедой, ее с нас снимет». — «О братья, — сказал
им Сейф-аль-Мулук, — как нам сделать, чтобы вырваться
от этой проклятой? Я не вижу для нас спасения, если не
спасет нас от нее Аллах своей милостью. Но пришло мне
на ум, что мы должны убежать и избавиться от этой тя­
готы». — «О царь времени, — сказали невольники, — куда
мы уйдем с этого острова, когда он весь полон гулей, ко­
торые едят сынов Адама? Во всяком месте, куда мы пой­
дем, они найдут нас, и либо они нас съедят, либо возьмут
в плен и воротят нас на место, и царевна на нас разгне­
вается». — «Я что-то для вас сделаю, и, может быть, Ал­
лах великий поможет нам освободиться, и мы спасемся
с этого острова», — сказал Сейф-аль-Мулук. «А как ты
сделаешь?» — спросили его, и он молвил: «Мы нарубим
длинных палок, навьем из их лыка веревок, свяжем их
друг с другом и сделаем из них корабль. Мы сбросим его
в море и наполним плодами, сделаем весла и сядем на
корабль — быть может, Аллах великий сделает его для
нас помощью, он ведь властен во всякой вещи. И, может
быть, Аллах пошлет нам хороший ветер, который приве­
дет нас в страны Индии, и мы освободимся от этой про­
клятой». И невольники воскликнули: «Это хороший замы­
сел!» — и обрадовались сильной радостью.

1 По мусульманскому поверью, Аллах прежде всех вещей

создал «калам» (перо), которым заранее записал все то, что
лроизойдет в будущем, все деяния людей до Страшного суда.
№ Семьсот шестьдесят седьмая ночь

И они поднялись в тот же час и минуту и стали рубить

палки, чтобы сделать корабль, а потом они принялись
вить веревки, чтобы связать палки одну с другой, и про­
вели за этой работой месяц, и ежедневно к концу дня они
набирали немного дров и носили
их на кухню царевны, а остальной
день они отдавали работе по по­
стройке корабля, пока не кончили
его...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шесть­
Семьсош
шестьдесят десят седьмая ночь, она сказала:
седьмая почь «Дошло до меня, о счастливый царь,
что Сейф-аль-Мулук и его неволь­
ники нарубили палок на острове и, свив веревки, связали
корабль, который они сделали, а окончив его делать, они
сбросили его в море и нагрузили плодами с деревьев, ко­
торые росли на острове, и они снарядились в конце дня
и никого не осведомили о том, что сделали.
И они сели на этот корабль и плыли по морю в тече­
ние четырех месяцев, не зная, куда он везет их, и кон­
чилась у них пища, и испытывали они величайший, какой
только бывает, голод и жажду. И вдруг море заревело и
вспенилось, и поднялись на нем высокие волны, и при­
близился к путникам страшный крокодил и, протянув
лапу, схватил одного из невольников и проглотил его, и
когда Сейф-аль-Мулук увидел, что крокодил сделал с не­
вольником такое дело, он горько заплакал. И остался
он на корабле один с уцелевшим невольником, и удали­
лись они от места, где был крокодил, испуганные, и плыли
таким образом, пока не показалась перед ними в один
из дней гора: огромная, ужасная, высокая, возвышаю­
щаяся в воздухе. И они обрадовались, а после этого пе­
ред ними показался остров, и они стали ускорять к нему
ход, ожидая блага от того, что вступят на этот остров.
И когда они были в таком положении, море вдруг взвол­
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 43

новалось, и поднялись на нем волны, и изменилось его

состояние, и высунул голову крокодил и, протянув лапу,
схватил оставшегося невольника из невольников Сейф*
аль-Мулука и проглотил его, и оказался Сейф-аль-Мулук
один.
И он приблизился к острову и до тех пор трудился,
пока не влез на гору, и тогда он посмотрел и увидел
рощу. И он вошел в рту рощу и пошел среди деревьев и
стал есть плоды, и увидел он, что на деревья забралось
свыше двадцати огромных обезьян, — каждая обезьяна
больше мула. И при виде этих обезьян охватил Сейф-аль-
Мулука сильный страх, а обезьяны спустились на землю
и окружили его со всех сторон, и потом они пошли впе­
реди него и сделали ему знак следовать за ними и от­
правились, и Сейф-аль-Мулук пошел за ними. И они шли,
а Сейф-аль-Мулук за ними, пока не дошли до крепости,
высоко построенной, с колоннами, уходящими ввысь.
И тогда они вошли в эту крепость, и Сейф-аль-Мулук во­
шел за ними, и он увидел там всякие редкости, драгоцен­
ности и металлы, описать которые бессилен язык. И уви­
дел он в этой крепости юношу, у которого не было расти­
тельности на щеках, но был он высокий, великой высоты.
И, увидав этого юношу, Сейф-аль-Мулук почувствовал
к нему расположение (а в крепости не было никого из
людей, кроме этого юноши).
А когда юноша увидал Сейф-аль-Мулука, тот ему до
крайности понравился, и он спросил его: «Как твое имя,
из какой ты страны и как ты сюда добрался? Расскажи
мне твою историю и не скрывай из нее ничего». — «Кля­
нусь Аллахом, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я пришел
сюда не по своему желанию, и не к этому месту я стре­
мился, и не могу я больше ходить с места на место, чтобы
достигнуть того, что я ищу». — «А что ты ищешь?» —
спросил юноша, и Сейф-аль-Мулук сказал: «Я из земель
Египта, и имя мое — Сейф-аль-Мулук, а имя моего от­
ца — царь Асим ибн Сафван». И потом он рассказал
юноше, что с ним случилось от начала дела до конца его,
Н Семьсот шестьдесят седьмая ночь

и юноша поднялся, прислуживая Сейф-аль-Мулуку, и ска­

зал ему: «О царь времени, я был в Египте и слышал, что
ты отправился в страну Син (а как далеко эта страна от
страны Син!), и, поистине, твой рассказ дело дивное и
диковинное». — «Твои слова правильны, — ответил Сейф-
аль-Мулук, — но после этого я отправился из страны Син
в страну Хинд, и подул на нас ветер, и море заволнова­
лось, и разбились все корабли, что были со мною». И он
рассказал юноше обо всем, что с ним случилось, и ска­
зал: «И вот я пришел к тебе в это место». И юноша мол­
вил: «О царевич, довольно того, что случилось с тобою из
бедствий во время пребывания на чужбине, и слава Ал­
лаху, который привел тебя в это место. Живи же со мной,
а я буду тебе другом, пока не умру, и тогда ты станешь
царем этого климата. Об этом острове никто не ведает,
и эти обезьяны знают ремесла, и все, что ты потребуешь,
ты здесь найдешь». — «О брат мой, — сказал Сейф-аль-
Мулук, — я не могу сидеть в каком-нибудь месте, пока
не исполнится моя мечта, хотя бы пришлось мне обойти
весь свет, расспрашивая о том, что мне нужно. Быть
может, Аллах приведет меня к желаемому, или я буду
стремиться к тому месту, где исполнится мой срок, и
умру».
И юноша обернулся к одной из обезьян и сделал ей
Знак, и обезьяна скрылась на некоторое время, а потом
пришла, и были с ней обезьяны, подпоясанные шелко­
выми салфетками, которые принесли скатерть и поста­
вили на нее около сотни золотых и серебряных блюд со
всякими кушаньями, и эти обезьяны стояли, как обычно
стоят приближенные, меж руками царей. И юноша сде­
лал царедворцам знак сесть, и они сели, а те, кто обычно
служит, остались стоять, и все поели досыта, а потом ска­
терть убрали и принесли золотые тазы с кувшинами и
вымыли руки. А после этого принесли сосуды с вином —
около сорока сосудов, в каждом из которых был какой-
нибудь сорт вина, и все стали пить и наслаждались и ли­
ковали, и прекрасно было для них время, и обезьяны пля­
сали и играли, пока евшие были заняты едой. И когда
 Сказка о Сейф-аль-Шулуке №

увидел это Сейф-аль-Мулук, он

удивился и забыл о случившихся
с ним бедствиях...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот шееть-
десять восьмая ночь, она сказала:
Семьсот «Дошло до меня, о счастливый царь,
шестьдесят что когда Сейф-аль-Мулук увидал,
восьмая мочь что делают обезьяны и как они пля­
шут, он удивился и забыл о постиг­
шем его отдалении от родины и бедствиях. А когда на­
ступила ночь, зажгли свечи и поставили их в золотые и
серебряные подсвечники и принесли блюда с сухими и
свежими плодами и поели; когда же пришло время сна,
им постлали постели, и они легли. А с наступлением утра,
юноша поднялся, по своему обычаю, и разбудил Сейф-
аль-Мулука и сказал ему: «Высунь голову из этого окна
и посмотри, кто это стоит под окном». И Сейф-аль-Мулук
посмотрел и увидел обезьян, которые наполнили широкую
равнину и всю пустыню, и не знает числа этих обезьян ни­
кто, кроме Аллаха великого. «Это множество обезьян, кото­
рые наполнили равнину. Почему они собрались в это
врем я ?»— спросил Сейф-аль-Мулук. И юноша сказал ему:
«Таков их обычай, и все обезьяны, какие есть на острове,
пришли сюда, а иные из них явились после двух или трех
дней путешествия. Они приходят каждую субботу и стоят
Здесь, пока я не проснусь от сна и не высуну голову из
этого окошка. И когда обезьяны меня видят, они целуют
передо мной землю и уходят к своим делам». И он выста­
вил голову из окна, чтобы обезьяны его увидали, и, заме­
нив его, они поцеловали перед ним землю и ушли.
И Сейф-аль-Мулук прожил у юноши целый месяц, а
после этого он простился с ним и выступил в путь, и
юноша приказал отряду обезьян, около сотни, отправиться
с ним, и они шли, служа Сейф-аль-Мулуку, в течение семи
дней, пока не проводили его до конца своих островов.
После этого они простились с ним и вернулись на свои
48 Семьсот шестьдесят восьмая ночь

места. И Сейф-аль-Мулук шел один по горам, холмам, сте­

пям и пустыням в течение четырех месяцев, день — голод­
ный, день — сытый, и один день он ел траву, а другой день
ел плоды с деревьев. И стал он раскаиваться в том, что сде­
лал с собою, уйдя от э1°го юноши, и хотел вернуться к
нему по своим следам. И вдруг он увидел что-то черное,
видневшееся вдали. «Это черный город, или что это та­
кое? — сказал себе Сейф-аль-Мулук. — Я не вернусь, пока
не увижу, что это за черный предмет». И он приблизился
и увидел, что это дворец, высоко построенный, и был строи­
телем его Яфис, сын Нуха *, — мир с ним! — и это тот дво­
рец, о котором упомянул Аллах великий в своей славной кни­
ге словами: «И колодезь заброшенный, и дворец высокий».
И Сейф-аль-Мулук сел у ворот дворца и сказал про
себя: «Посмотреть бы, какова внутренность этого дворца
и кто там ееть из царей! Кто мпе расскажет истину об
этом деле, и принадлежат ли обитатели дворца к людям
или к джиннам?» И он просидел некоторое время, раз­
мышляя, и не видел, чтобы кто-нибудь входил во дворец
или выходил из него, а потом он встал и пошел, уповая
на Аллаха великого, и вошел во дворец, насчитав по до­
роге семь проходов, но не увидел никого. И справа от
себя он увидел три двери, а перед ним была дверь за опу­
щенной занавеской. И Сейф-аль-Мулук подошел к этой
двери и, подняв занавеску рукой, прошел в дверь, и вдруг
он увидел большой портик, устланный шелковыми ковра­
ми, и в глубине портика был золотой престол, на котором
сидела девушка с лицом, подобным луне, одетая в царст­
венные одежды, и она была точно невеста в ночь, когда
ее ведут к мужу. А возле престола было сорок скатертей,
уставленных золотыми и серебряными блюдами, каждое
из которых было наполнено роскошными кушаньями. И,
увидев эту девушку, Сейф-аль-Мулук подошел к ней и
пожелал мира, и девушка возвратила ему пожелание и
спросила его: «Ты из людей или из джиннов?» — «Я из
лучших людей — я царь, сын царя», — ответил Сейф-аль-

1 Я ф и с, с ы н Н у х а — библейский Иафет, сын Ноя*

 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 47

Мулук. И девушка спросила: «Чего ты хочешь? Вот перед

тобой эти кушанья, а после того как поешь, расскажи мне
твою историю с начала до конца и расскажи, как ты до­
стиг этого места».
И Сейф-аль-Мулук присел у скатерти и, сняв крышку
с подноса (а он был голоден), ел с блюд, пока не насы­
тился, а потом он вымыл руки и, взойдя на престол, сел
рядом с девушкой. «Кто ты, как твое имя, откуда ты при­
шел и кто привел тебя сюда?» — спросила она. И Сейф-
аль-Мулук ответил: «Что до меня, то рассказ мой до­
лог». — «Скажи мне, откуда ты, почему ты сюда пришел
и чего ты хочешь?» — молвила девушка. И Сейф-аль-
Мулук сказал: «Ты сама расскажи мне, каково твое дело,
как тебя зовут, кто тебя сюда привел и почему ты сидишь
одна в этом месте?» — «Мое имя Девлет-Хатун, я дочь
царя Индии, и мой отец живет в городе Серендибе, — от­
ветила девушка. — У моего отца красивый большой сад,
лучше которого нет в странах и областях Индии, и там
есть большой водоем. В один из дней я пришла в этот
сад с моими невольницами, и мы с ними разделись и
вошли в этот водоем и стали там играть и веселиться, и
не успела я опомниться, как что-то, подобное облаку,
спустилось на меня и унесло меня среди моих невольниц
п полетело со мной между небом и землей, говоря: «О
Девлет-Хатун, не бойся и будь спокойна сердцем!» И оно
пролетело со мной недолгое время, а потом опустило меня
в этом дворце и вдруг, в тот же час и минуту, преврати­
лось и оказалось красивым юношей, прекрасным своей
юностью. И он спросил меня: «Ты меня знаешь?» И я от­
ветила: «Нет, о господин мой». И тогда юноша сказал:
«Я сын Синего царя, царя джиннов, и мой отец живет в
крепости К ульзум *, и подвластны ему шестьсот тысяч
джиннов, летающих и ныряющих. Мне случилось прохо­
дить по дороге, направляясь по своему пути, и я увидел
тебя и полюбил, и опустился и похитил тебя среди не­
вольниц, и принес тебя в мой Высокий Дворец — а

1 К у л ь з у м — старое название крепости Суэц»

48 Семьсот шестьдесят девятая ночь

здесь мое место и обиталище. Никто совершенно не

достигнет его, ни джинн, ни человек, и от Индии досюда
расстояние в сто двадцать лет пути. Будь же уверена,
что ты никогда не увидишь страны
твоего отца и матери, и живи у
меня в этом месте, спокойная серд­
цем и умом, и я принесу тебе все,
что ты потребуешь». И после это­
го он стал меня обнимать и цело­
вать...»
Семьсот И Ш а х РаЗаДУ застигло утро, и
шестьдесят она прекратила дозволенные речи.
девятая почь Когда же настала семьсот шесть­
десят девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня- о счастливый царь, что девушка гово­
рила Сейф-аль-Мулуку: «И, после того как царь джиннов
все рассказал мне, он начал меня обнимать и целовать и
сказал мне: «Живи здесь и не бойся ничего». А потом он
оставил меня и скрылся на некоторое время и, вернув­
шись, принес эту скатерть, подстилки и ковры, и он при­
ходит ко мне каждый вторник и живет у меня три дня, а
в четвертый день он остается до послеполуденного вре­
мени и уходит и отсутствует до вторника, а потом прихо­
дит, будучи в том же облике. И придя, он ест и пьет со
мной и обнимает меня и целует, и я невинная девушка,
такая, какой создал меня великий Аллах, и юноша ничего
со мной не сделал. А моего отца зовут Тадж-аль-Мулук, и
не знает он обо мне вестей и не напал на мой след. Вот
моя история, расскажи же мне и ты свою историю».
«Моя история длинная, и я боюсь, что если я стану те­
бе рассказывать, время над нами затянется и придет иф-
рит», — сказал Сейф-аль-Мулук. И девушка молвила: «Он
ушел от меня лишь за час до твоего прихода и придет толь­
ко во вторник. Сиди же здесь, будь спокоен и успокой свой
ум и расскажи мне, что с тобой случилось, от начала до
конца».И Сейф-аль-Мулук отвечал: «Слушаю иповинуюсь!»
И он начал свой рассказ и завершил его полностью, с
начала до конца, и когда он дошел до рассказа о Бади-
 Ската о Сейф-алъ-Мулуке #9

аль-Джемаль, глаза девушки пролили обильные слезы, и

она воскликнула: «Не то я о тебе думала, о Бади-аль-
Джемаль! Разве ты меня не вспоминаешь и не говоришь:
«Сестра моя, Девлет-Хатун, куда она пропала?» И потом
юна стала еще сильнее плакать и печалиться о том, что
Бади-аль-Джемаль ее не вспоминает.
И Сейф-аль-Мулук сказал ей: «О Девлет-Хатун, ты из
людей, а она из джиннов; откуда же она может быть тебе
сестрой?» — «Она моя молочная сестра, — ответила Дев­
лет-Хатун, — и причина этого в том, что моя мать вышла
погулять в сад, и пришли к ней потуги, и она родила
меня в саду. А мать Бади-аль-Джемаль была в этом саду
со своими приближенными, и пришли к ней потуги, и она
отошла в конец сада и родила Бади-аль-Джемаль. И она
послала одну из невольниц к моей матери, прося у нее
еды и вещей, нужных при родах, и матушка послала ей
то, что она просила, и пригласила ее. И джинния подня­
лась и взяла Бади-аль-Джемаль с собой и пришла к моей
матери, и та выкормила Бади-аль-Джемаль. И ее мать, а
с нею и девочка, провели у нас в саду два месяца, а после
того джинния ушла в свою страну, и она дала моей ма­
тери одну вещь и сказала: «Если я тебе понадоблюсь, я
приду к тебе в этот сад». И Бади-аль-Джемаль приходила
со своей матерью каждый год, и они оставались у нас
некоторое время, а потом возвращались в свою страну, и
если бы я была у моей матери, о Сейф-аль-Мулук, и уви­
дела бы тебя у нас в нашей стране, когда мы все были,
как всегда, вместе, я бы придумала против нее хитрость,
чтобы привести тебя к желаемому. Но я нахожусь в этом
месте, и они не знают обо мне вестей, и если бы они
узнали обо мне вести и знали бы, что я здесь, они могли
t>bi освободить меня отсюда, но власть принадлежит Ал­
лаху, — слава и величие ему! — и что же мне делать?» —
«Поднимайся и пойдем со мной, — сказал Сейф-аль-Му­
лук. — Мы убежим и уйдем, куда хочет Аллах вели­
кий». — «Мы не можем этого сделать, — ответила де­
вушка. — Клянусь Аллахом, если бы мы убежали на рас­
стояние года пути, этот проклятый настиг бы нас в одну
3 *1001 ночь», т. 7
во Семьсот семидесятая ночь

минуту и погубил бы нас». — «Я где-нибудь спрячусь, и

когда он будет проходить мимо, ударю его мечом и
убью», — сказал Сейф-аль-Мулук.
И тогда девушка молвила: «Ты не можешь его убить
иначе, как убив его душу». — «А душа его в каком ме^
сте?» — спросил Сейф-аль-Мулук, и девушка сказала:
«Я спрашивала его об этом много раз, но он не призна-»
вался мне, где она. И случилось в один день из дней, что
я к нему пристала, и он рассердился на меня и восклик-»
нул: «Сколько ты еще будешь меня спрашивать про мою
душу и какова причина твоих расспросов о моей
душе?» — «О Хатим, — ответила я ему, — у меня остался,
кроме тебя, лишь Аллах, и пока я жива, я всегда буду
привязана к твоей душе, и если я не буду ее беречь,
храня ее в моих очах, то какова будет моя жизнь после
тебя? А если я бы знала, где твоя душа, я бы ее берегла,
как мое правое око». И тут царь джиннов сказал мне:
«Когда я родился, звездочеты сказали, что гибель моей
души будет от руки одного из сыновей царей человече­
ских, и я взял мою душу и положил ее в зоб воробья, а
воробья я запер в коробочку и положил эту коробочку в
шкатулку, а шкатулку я положил в семь ларцов, которые
я положил в глубь семи ящиков, а ящики я положил в
мраморный сундук и утопил его в этой стороне моря-
океана, так как эта сторона далека от стран человече­
ских и никто из людей не может до
нее добраться. Вот я тебе сказал; не
говори же об этом никому, — это
тайна между мной и тобой...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол-
Ночь, няющая до семисот семидесяти, она
дополняющая, сказала: «Дошло до меня, о счаст-
до семисот, семиде- «* тг v
сяти ливыи царь, что Девлет-Хатун рас­
сказала Сейф-аль-Мулуку о душе
джинна, который ее похитил, и изложила ему то, что
джинн ей сказал, вплоть до его слов: «Это тайна ме^
 Сказка о Сейф-алъ-Мулукв 51

жду нами», — и продолжала: «И я сказала ему: «А кому

я расскажу? Никто, кроме тебя, ко мне не прихо­
дит, чтобы я ему сказала. Клянусь Аллахом, — сказала я
потом, — ты положил свою душу в крепость крепкую и
великую, до которой никому не добраться, так как же до­
берется до нее кто-нибудь из людей? А если допустить
невозможное — и Аллах определил подобное тому, о чем
говорили звездочеты, — то как может кто-нибудь из лю­
дей до этого добраться?» И царь джиннов молвил: «Может
быть, у кого-нибудь из них будет на пальце перстень Су­
леймана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — и он при­
дет сюда и положит руку с этим перстнем на поверхность
воды и скажет: «Властью этих имен, пусть душа такого-
то всплывет». И всплывет тот сундук, и человек его взло­
мает, так же как ящики и ларцы, и выйдет воробей из
коробочки, и человек его задушит, и я умру». — «Это
я — тот царевич, а вот перстень Сулеймана, сына Да­
уда, — мир с ними обоими! — у меня на пальце! — вос­
кликнул Сейф-аль-Мулук. — Пойдем на берег моря и по­
смотрим, ложь ли его слова, или правда».
И оба поднялись и пошли и пришли к морю, и Девлет-
Хатун осталась стоять на берегу моря, а Сейф-аль-Мулук
вошел в воду по пояс и сказал: «Властью имен и талисма­
нов, которые на этом перстне, и властью Сулеймана —
мир с ним! — пусть выплывет душа такого-то джинна,
сына Синего царя». И тут море взволновалось, и сундук
всплыл, и Сейф-аль-Мулук взял его и ударил им о камень
и сломал сундук и сломал также ящики и ларцы и вынул
воробья из коробочки. И потом они отправились во дворец
и взошли на престол, и вдруг показалась устрашающая
пыль и что-то большое летящее, и оно говорило: «Пощади
меня, о царевич, и не убивай меня! Сделай меня твоим
отпущенником, и я приведу тебя к тому, что ты хо­
чешь!» — «Джинн пришел, — сказала Девлет-Хатун. —
Убей же воробья, чтобы этот проклятый не вошел во дво­
рец и не отнял у тебя птицы. Он тебя убьет и убьет меня
после тебя». И Сейф-аль-Мулук задушил воробья, и тот
умер, а джинн упал у ворот дворца и стал кучей черного

3*
52 Семьсот семидесятая ночь

пепла. И тогда Девлет-Хатун сказала: «Мы вырвались из

рук этого проклятого. Что же нам теперь делать?» —
«Помощи следует просить у Аллаха великого, который
нас испытал, он нас наставит и поможет нам осво­
бодиться от того, во что мы впали», — сказал Сейф-аль-
Мулук.
И он поднялся и снял около десяти дверей из дверей
дворца, а эти двери были из сандала и алоэ, и гвозди в
них были золотые и серебряные, а потом он взял бывшие
там веревки из шелка и парчи и связал ими двери одна с
другою. И они с Девлет-Хатун помогали друг другу, пока
не донесли двери до моря и не сбросили их туда, чтобы
двери превратились в корабль. И они привязали корабль
к берегу, а потом вернулись во дворец и стали носить зо­
лотые и серебряные блюда, драгоценности и яхонты и до­
рогие металлы и перенесли из дворца все, что было легко
весом и дорого по цене, и снесли все это на корабль, и
сели на него, уповая на Аллаха великого, который удов­
летворяет уповающего и не обманывает. И они сделали
себе две палки в виде весел, а затем отвязали веревки и
дали кораблю бежать по морю. И они ехали таким обра­
зом четыре месяца, и кончилась у них пища, и усилилась
их горесть, и стеснилась у них грудь, и стали они тогда
просить Аллаха, чтобы он послал им спасение от того,
что их постигло. А пока они плыли, Сейф-аль-Мулук, ло­
жась спать, клал Девлет-Хатун у себя за спиной, а когда
он поворачивался, между ними лежал меч.
И когда они ехали таким образом в одну ночь из но­
чей, случилось, что Сейф-аль-Мулук спал, а Девлет-Хатун
бодрствовала. И вдруг корабль отклонился в сторону бе­
рега и подплыл к одной гавани, а в этой гавани стояли
корабли. И Девлет-Хатун увидела корабли и услышала,
как кто-то разговаривает с матросами, а тот, кто разгова­
ривал, был начальником капитанов и старшим над ними.
И, услышав голос этого капитана, Девлет-Хатун поняла,
что на берегу — гавань какого-нибудь города и что они
достигли населенных мест. И она обрадовалась сильной
радостью и разбудила Сейф-аль-Мулука от сна и сказала
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке S3

ему: «Встань и спроси этого капитана, как называется

этот город и что это за гавань».
И Сейф-аль-Мулук поднялся, радостный, и спросил:
«О брат мой, как называется этот город и что это за га­
вань и как зовут ее царя?» И капитан сказал ему: «О
хладноликий, о холоднобородый, если ты не знаешь этой
гавани и этого города, как же ты сюда приплыл?»
И Сейф-аль-Мулук ответил: «Я чужеземец, и я плыл на
корабле из купеческих кораблей, и он разбился и потонул
со всем, что на нем было, а я выплыл на доске и добрался
сюда, и я спросил тебя, а спросить — не позор». — «Это
город Аммария, а гавань называется Гавань Камин-аль-
Бахрейн», — ответил капитан. И когда Девлет-Хатун
услышала эти слова, она сильно обрадовалась и восклик­
нула: «Хвала Аллаху!» — «Что та­
кое?» — спросил Сейф-аль-Мулук.
И девушка сказала: «О Сейф-аль-
Мулук, радуйся близкой помощи!
Царь этого города — мой дядя, брат
моего отца...»
И Шахразаду застигло утро, и
Семьсот она прекратила дозволенные речи.
семьдесят Когда же настала семьсот семь­
первая ночь десят первая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь, что
Девлет-Хатун сказала Сейф-аль-Мулуку: «Радуйся близ­
кой помощи! Царь этого города — мой дядя, брат моего
отца, и зовут его Али-ль-Мулук. — И потом молвила: —
Спроси капитана: «Султан этого города, Али-ль-Мулук,
Здоров?» И Сейф-аль-Мулук спросил об этом, и капитан
ответил, рассерженный: «Ты говоришь: «Я в жизни сюда
не приезжал и я чужеземец», но кто же сказал тебе имя
правителя города?» И Девлет-Хатун обрадовалась и узна­
ла капитана, а его имя было Муин-ад-дин, и это был один
из вельмож у ее отца, и выехал он лишь для того, чтобы
ее искать, когда она пропала, но не нашел ее и ходил до
тех пор, пока не прибыл в город ее дяди. И Девлет-Хатун
сказала Сейф-аль-Мулуку: «Скажи ему: «О капитан Муин-
$4 Семьсот семьдесят первая ночь

ад-дин, пойди сюда поговори с твоей госпожой».

И Сейф-аль-Мулук крикнул капитану то, что она
ему сказала. И когда капитан услышал слова Сейф-аль-*
Мулука, он разгневался сильным гневом и восклик*
пул: «О пес, кто ты и как ты меня узнал?» И потом
он приказал одному из матросов: «Дайте мне ясеневую
палку. Я пойду к этому злосчастному и разобью ему
голову».
И он взял палку и направился в сторону Сейф-аль-
Мулука и увидел корабль, а в нем увидел что-то диковин-»
ное и прекрасное, и ум его был поражен. И потом он шн
смотрел и вгляделся как следует и увидел Девлет-Хатун,
которая сидела, подобная обрезку месяца. И капитан
спросил Сейф-аль-Мулука: «Что это у тебя?» И царевич
ответил: «У меня девушка но имени Девлет-Хатун»,
И, услышав эти слова, капитан упал без чувств, так как
он услышал ее имя и узнал, что это его госпожа и дочь
его царя.
А придя в себя, он оставил корабль и то, что в нем
было, и отправился в город и пришел ко дворцу царя и
попросил позволения войти, и привратник вошел к царю
и сказал ему: «Капитан Муин-ад-днн пришел к тебе, чтобы
тебя порадовать благой вестью». И царь позволил ему
войти, и он вошел и поцеловал землю меж его руками и
сказал: «О царь, с тебя подарок! Дочь твоего брата, Дев-
лет-Хатун, прибыла в наш город, здоровая и благополуч­
ная, и она на корабле, а с ней юноша, подобный луне в
ночь ее полноты». И царь, услышав вести о дочери своего
брата, возрадовался и наградил капитана роскошной одеж­
дой и тотчас же приказал украсить город по случаю спа­
сения дочери своего брата и послал к ней и призвал ее к
себе, вместе с Сейф-аль-Мулуком, и приветствовал их
и поздравил со спасением. А потом он послал уведо­
мить своего брата, что его дочь нашлась и пребывает
у него.
И когда посол прибыл к царю, тот снарядился, и со*
брались войска, и Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун,
ехал до тех пор, пока не прибыл к своему брату, Али-ль-
 Сказка о С ей ф-ал ъ-Мулуке

Мулуку. И он встретился со своей дочерью Девлет-Хатун,

и они сильно обрадовались. И Тадж-аль-Мулук прожил у
своего брата неделю времени, а потом он взял свою дочь
и Сейф-аль-Мулука, и они ехали, пока не прибыли в Се-
рендиб, в страну отца девушки. И Девлет-Хатун встрети­
лась со своей матерью, и все обрадовались ее спасению и
устроили торжества, и был это день великий, подобного
которому не видано.
Что же касается до царя, то он оказал Сейф-аль-Му-
луку почет и сказал ему: «О Сейф-аль-Мулук, ты сделал
мне и моей дочери все это благо, и я не могу воздать тебе
за него тем же, и воздаст тебе один лишь господь миров.
Но я хочу, чтобы ты сел вместо меня на престол и правил
в странах Индии: я дарю тебе мою власть, и престол, и
казну, и слуг, и все это будет тебе от меня подарком».
И Сейф-аль-Мулук поднялся и поцеловал землю меж рук
царя и поблагодарил его и сказал: «О царь времени, я
принимаю все, что ты мне подарил, и все это возвра­
щается к тебе от меня, тоже как подарок. А я, о царь вре­
мени, не хочу ни царства, ни власти и хочу только, что­
бы Аллах великий привел меня к желаемому». — «Вот
моя казна перед тобою, о Сейф-аль-Мулук, — сказал
царь. — Бери из нее все что пожелаешь и не спрашивай
меня об этом, да воздаст тебе за меня Аллах великий
благом!» — «Да возвеличит Аллах царя! Нет мне радости
ни во власти, ни в деньгах, пока я не достигну желае­
мого, — ответил Сейф-аль-Мулук. — А теперь я хочу
погулять по городу и посмотреть на его площади и
рынки».
И Тадж-аль-Мулук велел привести ему коня из хоро­
т и х коней, и Сейф-аль-Мулуку привели коня, оседланного
и взнузданного, из коней превосходных, и царевич сел на
зсоня и выехал на рынок и поехал по улицам города.
И он смотрел направо и налево и вдруг увидал юношу, у
которого был кафтан, и он предлагал его за пятнадцать
динаров, и, всмотревшись в этого юношу, Сейф-аль-Мулук
увидел, что он похож на его брата Саида. А на самом
деле это именно он и был, но только цвет его лица и его
Ь6 Семьсот семьдесят первая ночь

состояние изменились от долгого пребывания на чужбине

и тягот путешествия, и Сейф-аль-Мулук не узнал его.
И он сказал тем, кто был вокруг него: «Приведите этого
юношу, чтобы я его расспросил». И когда юношу привели
к нему, Сейф-аль-Мулук молвил: «Возьмите его и отве­
дите во дворец, где я живу, и оставьте его у себя, пока я
не вернусь с прогулки». А люди подумали, что он им при­
казал: «Возьмите его и отведите в тюрьму», и сказали:
«Может быть, это невольник из его невольников, который
убежал от него».
И они взяли этого юношу и отвели его в тюрьму, зако­
вав его в цепи, и оставили сидеть там. А Сейф-аль-Мулук
вернулся с прогулки и вошел во дворец и забыл о своем
брате Саиде, и никто ему о нем не напомнил. И оказался
Саид в тюрьме, н когда пленников вывели на работы по
постройкам, Саида взяли с ними, и он стал работать с
пленниками, и скопилось на нем много грязи. И Саид
провел таким образом месяц, раздумывая о своих обстоя­
тельствах и говоря про себя: «В чем причина моего зато­
чения?» А Сейф-аль-Мулук был отвлечен радостной
жизнью и прочим.
И случилось, что в один из дней Сейф-аль-Мулук си­
дел, и он вспомнил о своем брате Саиде и спросил неволь­
ников, бывших с ним: «Где юноша, который был с вами
в такой-то день?» И невольники ответили: «А разве тыне
сказал нам: «Отведите его в тюрьму?» — «Я не говорил
вам таких слов, я сказал вам только: «Отведите его во
дворец, где я живу», — сказал Сейф-аль-Мулук. И затем
он послал царедворцев за Саидом, и его привели закован­
ного и расковали от цепей и поставили перед Сейф-аль-
Мулуком. И тот спросил его: «О юноша, из какой ты
страны?» — «Я из Египта, и мое имя — Саид, сын везиря
Фариса», — ответил юноша. И, услышав его слова, Сейф-
аль-Мулук сошел с ложа и бросился к Саиду и повис у
него на шее, и он от радости заплакал сильным плачем и
воскликнул: «О брат мой Саид! Хвала Аллаху, что я жив
и вижу тебя! Я твой брат Сейф-аль-Мулук, сын царя
Асима!»
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 57

И когда Саид услышал слова своего брата и узнал его,

они обняли друг друга и стали вместе плакать, и присут­
ствующие дивились на них, а потом Сейф-аль-Мулук при­
казал взять Саида и отвести его в баню. И его отвели в
баню, а по выходе из бани, его одели в роскошные одежды
и привели в покои Сейф-аль-Мулука, и тот посадил Саида
к себе на ложе. И когда узнал обо всем Тадж-аль-Мулук,
он сильно обрадовался встрече Сейф-аль-Мулука с
его братом Саидом и пришел, и все трое сидели и раз­
говаривали о том, что случилось с ними от начала до
конца.
А потом Саид сказал: «О брат мой, о Сейф-аль-Мулук,
когда утонули корабли и утонули невольники, я влез с
несколькими невольниками на деревянную доску, и она
плыла с нами по морю в течение целого месяца, а затем,
после этого, ветер закинул нас, властью Аллаха великого,
на остров. И мы вышли на этот остров голодные и оказа­
лись среди деревьев и стали есть плоды и занялись едой,
и не успели мы опомниться, как вышли к нам люди, по­
добные ифритам, и вскочили на нас и сели нам на плечи,
говоря: «Везите нас — вы стали нашими ослами».
И я спросил того, кто сел на меня: «Что ты такое и
почему ты на меня сел?» И, услышав от меня эти слова,
он обвил мне одной ногой шею так, что я чуть не умер, а
другой ногой ударил меня по спине, и я подумал, что он
сломал мне спину. И я упал на землю, лицом: вниз, а у
меня не осталось больше сил от голода и жажды. И когда
я упал, человек понял, что я голоден, и взял меня за руку,
привел к дереву со множеством плодов — а это была
груша — и сказал: «Ешь с этого дерева, пока не насы­
тишься». И я ел с этого дерева, пока не насытился, и по­
том встал и пошел, не желая этого, и едва я прошел не­
много, тот человек вернулся ко мне и вскочил мне на
плечи. И я то шел, то бежал, то трусил рысцой, а человек
сидел на мне и смеялся, говоря: «Я в жизни не видел та­
кого осла, как ты!»
И случилось, что в какой-то день мы набрали не­
сколько кистей винограда и положили ягоды в яму после
58 Семьсот семьдесят первая ночь

того, как потоптали их ногами, и превратилась эта яма

в большой пруд. И мы подождали несколько дней и при­
шли к этой яме и увидели, что солнце сварило эту воду
и она превратилась в вино, и тогда мы стали пить и
опьянели, и покраснели наши лица, и мы начали петь и
плясать, одурев от опьянения. И наши седоки спросили
нас: «Отчего у вас покраснели лица и что заставляет вас
плясать и петь?» И мы сказали им: «Не спрашивайте об
Этом: чего вы хотите, спрашивая об этом?» — «Расска­
жите нам, чтобы мы узнали истину об этом деле», — ска­
зали они, и тогда мы сказали им: «В этом виноваты
выжимки винограда».
И они пошли с нами в долину, где мы не могли отли­
чить длины от ширины, и в этой долине были виноград­
ные лозы, которым мы не видели ни начала, ни конца,
а каждая кисть на них была весом ритлей в двадцать, и
их все было легко сорвать. И седоки сказали нам: «Набе­
рите этого», и мы собрали много винограда. И я увидел
там большую яму, шире большого водоема, и мы напол­
нили ее виноградом и потоптали его ногами и сделали
то же. что и в первый раз, и сок превратился в вино, и
тогда мы сказали: «Оно дошло до предела зрелости. Из
чего вы будете его пить?» — «У нас были ослы, как вы,
и мы их съели, и от них остались головы. Напойте нас
из их черепов», — сказали они. И мы напоили их, и они
опьянели и легли, а их было около двухсот.
И тогда мы сказали друг другу: «Разве недостаточно
им на нас ездить, к тому же они нас потом съедят? Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого!
Но мы усилим их опьянение, а потом убьем их, и изба­
вимся и освободимся из их рук». И мы разбудили их и
стали наполнять эти черепа и поить их, и они кричали:
«Это горько!» А мы говорили им: «Зачем вы говорите:
«Это горько!» Всякий, кто так говорит, умрет в тот же
день, если не выпьет десять раз».
И они испугались смерти и сказали нам: «Напоите
нас по десять раз!» И когда они выпили по десяти раз,
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке &9

они опьянели, и их опьянение уси­

лилось, и силы их потухли, и мы
потащили их за руки. А потом мы
набрали множество палок от лоз и
положили их вокруг гулей и на них
и разожгли огонь и остановились
поодаль, смотря, что с ними будет...»
Семьсот
семьдесят
И Шахразаду застигло утро, и
вторая ночь она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот семь­
десят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что Саид говорил: «Когда я и бывшие со
мной невольники разожгли огонь и гули оказались по­
среди пламени, мы остановились поодаль, смотря, что с
ними будет, а потом мы подошли к ним, когда огонь по­
тух, и увидели, что они превратились в кучу пепла. И мы
восхвалили Аллаха великого, который освободил нас от
них и вывел нас с этого острова, и направились на бе­
рег моря, а потом мы расстались друг с другом, и что
до меня и двух невольников, то мы шли, пока не дошли
до большой рощи со множеством деревьев.
И в роще мы занялись едой, и вдруг появился человек
высокого роста, с длинной бородой* длинными ушами и
глазами, точно два факела, и было перед ним много бара­
нов, которых он пас, и с ним была еще толпа людей та­
ких же, как он. И, увидя нас, он обрадовался и развесе-*
лился и приветствовал нас и воскликнул: «Добро пожало­
вать! Идите ко мне, я вам зарежу овцу из этого стада
и изжарю и накормлю вас». И мы спросили его: «А где
твое жилище?» И он сказал: «Близко от этой горы.
Идите в ту сторану, пока не увидите пещеру, и войдите
в нее. Там много гостей, таких же, как вы; ступайте по­
сидите с ними, пока мы не приготовим вам угощенья».
И мы подумали, что его слова правда, и пошли в ту сто­
рону, и вошли в пещеру, и увидели, что гости, которые
там сидят, все слепые.
И когда мы вошли, один из них сказал: «Я болен», —
а другой сказал: «Я слаб». И мы спросили их: «Что это
60 Семьсот семьдесят вторая ночь

за слова вы говорите? Какова причина вашей слабости

и болезни?» — «Кто в ы ? » — спросили слепые, и мы ска­
зали: «Мы гости». И тогда слепые спросили: «Что ввергло
вас в руки этого проклятого? Нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха: высокого, великого! Это гуль, который ест
сынов Адама, и он ослепил нас и хочет нас съесть». —
«Как ослепил вас этот гуль?» — спросили мы их, и они
сказали: «Он сейчас ослепит и вас, как нас». — «А как он
вас ослепил?» — спросили мы, и слепые ответили: «Он
принесет вам чашки с молоком и скажет: «Вы устали от
путешествия — возьмите это молоко и попейте его».
И когда вы его попьете, вы станете такими же, как мы».
И тогда я сказал про себя: «Не остается нам спасения
иначе, как хитростью», — и выкопал в земле яму и сел
подле нее. А через минуту вошел к нам этот проклятый
гуль, который нес чашки с молоком, и он подал чашку
мне и чашку каждому из тех, кто был со мной, и сказал:
«Вы пришли с берега и хотите пить: возьмите же это
молоко и попейте его, пока я буду вам жарить мясо».
И что до меня, то я взял чашку и, приблизив ее ко рту,
вылил ее в яму и закричал: «Ах, пропал мой глаз, и я
осл еп !»— и схватился рукой за глаз и стал плакать и
кричать, а гуль смеялся и говорил: «Не бойся!» Что же
касается двух моих товарищей, то они выпили молоко
и ослепли.
И проклятый в тот же час и минуту поднялся и запер
вход в пещеру и, приблизившись ко мне, пощупал мне
ребра и увидел, что я тощий и на мне совсем нет мяса,
и потом он пощупал другого и увидел, что он толстый,
и обрадовался. И он зарезал трех баранов и ободрал их
и, принеся железные вертела, насадил на них мясо баранов
и положил его на огонь и изжарил, а потом он подал его
моим товарищам, и они поели, и гуль поел вместе с ними.
А затем он принес бурдюк, полный вина, и выпил вино и
лег лицом вниз и захрапел. И я сказал себе: «Он погру­
зился в сон, но как мне его убить?»
И я вспомнил о вертелах и, взяв два из них, положил
их на огонь и подождал, пока они не стали, как уголья.
 Сказка о Сейф-алъ-Ыулуке 61

А потом я затянул пояс и, поднявшись на ноги, взял в

руки железные вертелы и, приблизившись к проклятому,
приложил их ему к глазам и налег на них со всей силой.
И вдруг гуль вскочил на ноги и хотел меня схватить, но
был уже слеп, и я побежал от него внутрь пещеры, а он
бежал за мной. И я сказал слепым, что были у гуля:
«Что делать с этим проклятым?» И один из них сказал:
«О Саид, поднимись и взберись к этому углублению. Ты
найдешь там блестящий меч. Возьми его и подойди ко
мне, и я скажу тебе, что делать». И я поднялся к углуб­
лению и взял меч и подошел к тому человеку, и он ска­
зал мне: «Возьми крепче меч и ударь им гуля посредине,
он тотчас же умрет». И я побежал за гул ем, который
устал бегать и подошел к слепым, чтобы их убить.
И, приблизившись к нему, я ударил его мечом по сере­
дине тела, так что он превратился в две половины.
И гуль закричал мне: «О человек,
если ты захотел меня убить, ударь
меня второй раз!» И я собирался
ударить его вторым ударом, но че­
ловек, который указал мне на меч,
молвил: «Не ударяй его второй раз:
он тогда не умрет, а будет жить и
Семьсот погубит нас...»
семьдесят И Шахразаду застигло утро, и
третья ночь она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот семь­
десят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что Саид говорил: «Когда я ударил гуля
мечом, он крикнул: «О человек, если ты меня ударил и
хотел меня убить, ударь меня еще раз!» И я собирался
его ударить, но человек, который указал мне на меч,
молвил: «Не ударяй его второй раз: он тогда не умрет,
а будет жить и погубит нас». И я исполнил приказание
этого человека и не ударил гуля, и проклятый умер.
И тогда тот человек сказал мне: «Открой пещеру, и давай
выйдем из нее — может быть, Аллах нам поможет, и мы
избавимся от пребывания в этом месте». — «Для нас не
62 Семьсот семьдесят третья ночь

будет теперь больше угрозы, — сказал я. — Мы лучше

отдохнем и зарежем часть этих овец и попьем вина».
И мы провели в этом месте два месяца и ели овец
и плоды. И случилось, что в один день из дней мы сидели
на берегу моря и увидели большой корабль, который по­
казался на море. И мы стали делать знаки тем, кто на
нем ехал, и кричать им, но они побоялись гуля (а они
знали, что на этом острове живет гуль, который ест
людей) и хотели убежать. И мы стали махать им концами
наших тюрбанов и подошли ближе и начали им кричать.
И тогда один из путников, у которого было острое зре­
ние, сказал: «О собрание путников, я вижу, что эти су­
щества — люди, как мы, и нет у них облика гулей».
И путники поплыли в нашу сторону, мало-помалу, пока
не приблизились к нам, и, убедившись, что мы люди, они
приветствовали нас, и мы возвратили им приветствие и
обрадовали их вестью об убиении этого проклятого гуля,
и они поблагодарили нас.
А потом мы запаслись на острове некоторыми пло­
дами, которые там были, и сошли на корабль, и он плыл
с нами, при хорошем ветре, в течение трех дней. А после
этого поднялся против нас ветер, и стало очень темно,
и не прошло и одного часа, как ветер повлек корабль к
горе, и он разбился и доски его разлетелись. И предопре­
делил мне Аллах великий уцепиться за одну из этих до­
сок, и я сел на нее, и она плыла со мной два дня, и при­
летел хороший ветер, и я сидел на этой доске, гребя
ногами в течение некоторого времени, пока не привел
меня Аллах великий благополучно к берегу.
И потом я вошел в этот город и был чужеземцем
одиноким, покинутым и не знал, что делать, и голод му­
чил меня, и постигли меня величайшие тяготы. И я при­
шел на городской рынок и спрятался и снял с себя этот
кафтан, говоря в душе: «Продам его и буду сыт, пока не
исполнит Аллах то, что он исполнит!» И потом, о брат
мой, я взял кафтан в руки, и люди смотрели на него и
набавляли цену, пока не пришел ты и не увидал меня и
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 63

не приказал отвести меня во дворец, и слуги взяли меня

и заточили. А потом ты вспомнил обо мне, после этого
долгого срока, и призвал меня к себе, и я рассказал тебе
о том, что со мной случилось, и слава Аллаху за нашу
встречу!»
И когда Сейф-аль-Мулук и Тадж-аль-Мулук, отец
Девлет-Хатун, услышали рассказ везиря Саида, они уди­
вились сильным удивлением, и Тадж-аль-Мулук, отец
Девлет-Хатун, приготовил прекрасное место для Сейф-
аль-Мулук а и его брата Саида. И Девлет-Хатун стала при­
ходить к Сейф-аль-Мулуку и благодарить его и разгова­
ривала с ним о его благодеяниях, и везирь Саид сказал
ей: «О царевна, от тебя желательна помощь в достиже­
нии его цели». И Девлет-Хатун ответила: «Хорошо, я
постараюсь для того, что он хочет, чтобы достичь желае­
мого, если захочет того Аллах великий». А потом она
обратилась к Сейф-аль-Мулуку и сказала ему: «Успокой
свою душу и прохлади глаза!»
Вот что было с Сейф-аль-Мулуком и его везирем Саи­
дом. Что же касается до царевны Бади-аль-Джемаль, то
до нее дошли вести о возвращении ее сестры Девлет-
Хатун к отцу, в его царство, и она сказала: «Непременно
следует ее посетить и приветствовать ее в роскошном
уборе, драгоценностях и одеждах». И она отправилась к
ней, и когда она приблизилась к царству отца царевны
Девлет-Хатун, та встретила ее и пожелала ей мира и
обняла ее и поцеловала между глаз, а царевна Бади-аль-
Джемаль поздравила Девлет-Хатун с благополучием.
А потом они сели и стали разговаривать, и Бади-аль-
Джемаль спросила Девлет-Хатун: «Что случилось с тобой
на чужбине?» И Девлет-Хатун ответила: «О сестрица, не
спрашивай, какие случились со мной дела! О, какие тер­
пят люди бедствия!» — «А как т а к ? » — спросила Бади-
аль-Джемаль, и Девлет-Хатун молвила: «О сестрица, я
была в Высоком Дворце, и владел мною там сын Синего
царя». И она рассказала ей остальную свою историю с
начала до конца, а также историю Сейф-аль-Мулука и
64 Семьсот семьдесят четвертая ночь

поведала о том, что случилось с ним во дворце и какие

он терпел бедствия и ужасы, пока не дошел до Высокого
Дворца, и как он убил сына Синего царя и сорвал двери
и построил из них корабль и сделал к нему весла и как
он прибыл сюда. И Бади-аль-Джемаль удивилась и
воскликнула: «Клянусь Аллахом, о сестрица, это одно из
самых диковинных чудес!» — «Я хочу рассказать тебе о
корне всей его истории, но меня удерживает от этого
стыд», — сказала потом Девлет-Хатун. И Бади-аль-Дже­
маль молвила: «Чего же стыдиться? Ты ведь моя сестра
и подруга, и между мной и тобой было многое, и я знаю,
что ты ищешь для меня лишь добра. Почему же ты меня
стыдишься? Расскажи мне то. что у тебя есть, не стыдясь
меня, и не скрывай от меня ничего».
И тогда Девлет-Хатун сказала: «Он увидел твое изо­
бражение на кафтане, который твой отец послал Сулей­
ману, сыну Дауда — мир с ними обоими! — и Сулейман
не развертывал его и не смотрел, что на нем есть. И он
прямо послал его царю Асиму ибн Сафвану, царю Египта,
в числе подарков и редкостей, которые он ему послал.
А царь Асим отдал кафтдн своему
сыну Сейф-аль-Мулуку, прежде чем
его развернуть. И когда Сейф-аль-
Мулук взял его и развернул и хо­
тел надеть, он увидел на нем твое
изображение и влюбился в него и
пошел тебя искать и испытал все
Семьсот Эти беды из-за тебя...»
семьдесят И Шахразаду застигло утро, и
четвертая ночь она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот семь­
десят четвертая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что Девлет-Хатун рассказала Бади-аль-
Джемаль о начале любви к ней Сейф-аль-Мулука и его
страсти к ней и сказала, что причина этого в кафтане, на
котором было ее изображение, и что когда Сейф-аль-
Мулук увидел это изображение, он ушел из своего цар­
ства, обезумев от любви, и скрылся от своих родных из-за
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 65

нее. «Он испытал те бедствия, которые испытал, из-за

тебя», — сказала она. И Бади-аль-Джемаль воскликнула
(а ее лицо раскраснелось, и ей стало стыдно перед Дев­
лет-Хатун): «Этого никогда не будет! Люди не подходят
к джиннам». Но тут Девлет-Хатун принялась описывать
ей Сейф-аль-Мулука и красоту его лица и поведение и
доблесть, и не переставая расхваливала его и перечис­
ляла его достоинства, и наконец сказала: «О сестрица,
ради Аллаха великого и ради меня, пойди поговори с ним
и скажи ему хотя бы одно слово». Но Бади-аль-Джемаль
воскликнула: «Этих слов, которые ты говоришь, я не
стану слушать и не послушаюсь тебя!» И было так,
словно она ничего о нем не слышала, и в ее сердце не
запало ничего из рассказов о любви Сейф-аль-Мулука
и красоте его лица, его поведении и доблести. А Девлет-
Хатун стала ее умолять и целовать ей ноги, говоря:
«О Бади-аль-Джемаль, во имя молока, которым мы с то­
бой вскормлены, и во имя надписи, которая на перстне
Сулеймана, — мир с ним! — выслушай от меня такие
слова: ведь я обязалась перед ним в Высоком Дворце по­
казать ему твое лицо; заклинаю тебя Аллахом, покажи
ему себя один раз, ради меня, и ты тоже на него посмот­
ришь». И она плакала и умоляла Бади-аль-Джемаль,
целуя ей руки и ноги, пока царевна не согласилась и не
сказала: «Ради тебя я покажу ему мое лицо один раз».
И тогда сердце Девлет-Хатун успокоилось, и она поце­
ловала ей руки и ноги и, выйдя, пошла в самый большой
дворец, который стоял в саду. И она велела невольницам
устлать его коврами и поставить в нем золотое ложе и
расставить рядами сосуды с вином, а потом Девлет-Хатун
вошла к Сейф-аль-Мулуку и его везирю Саиду, которые
сидели у себя, и обрадовала Сейф-аль-Мулука вестью о
достижении его цели и осуществлении желаемого. «От­
правляйся в сад с твоим братом, и войдите во дворец и
спрячьтесь от людских глаз, чтобы не увидел вас никто
из находящихся во дворце, а я приду туда с Бади-аль-
Джемаль», — сказала она. И Сейф-аль-Мулук с Саидом
поднялись и пошли в то место, которое указала им
66 Семьсот семьдесят четвертая ночь

Девлет-Хатун, и, войдя туда, они увидели, что там постав­

лено золотое ложе и на нем лежат подушки и есть там
кушанья и вино. И они просидели некоторое время, а
потом Сейф-аль-Мулук вспомнил свою возлюбленную, и
его грудь стеснилась, и взволновалась в нем тоска и
страсть. И он поднялся и пошел и вышел из дворцового
прохода, и брат его Саид последовал за ним. Но Сейф-
аль-Мулук сказал ему: «О брат мой, сиди на месте и не
следуй за мной, пока я к тебе не приду!» И Саид сел, а
Сейф-аль-Мулук спустился и вошел в сад, пьяный от вина
страсти и смятенный крайней любовью и увлечением, и
потрясла его любовь, и одолела его страсть, и он произ­
нес такие стихи:

«О дивно прекрасная, ты лишь нужна мне!

Пожалей же — пленен к тебе я любовью!

Ты желанье, мечта моя, моя радость,

И не хочет любить других мое сердце!

О, если б узнать: известно ль тебе, как я плачу

Ночью длинной, не зная сна, и рыдаю?

Прикажи мне, чтоб сон слетел к моим векам,—*

Может статься, во сне тебя я увижу.

О, смягчись же к безумному, что так любит,

Из пучины жестокости его вырви!

Пусть прибавит Аллах тебе блеска, счастья,

И все люди пусть выкупом тебе будут!

Соберет пусть влюбленных всех мое знамя,

А твое соберет к себе всех красавиц»,

И потом он заплакал и произнес еще такие два стиха:

«Дивно прекрасная стала целью моей навек,
В глубинах души она теперь — моя тайна*
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке

Когда говорю я — речь моя о красе ее,

А если молчу, лишь к ней привязано сердце».

И потом он горько заплакал и произнес еще такие

стихи:
«И в сердце моем огонь сильней разгорается,
Желаю я вас одних, и страсть моя длится.

Склоняюсь я к вам и не склоняюсь к другим совсем,

Прощенья я жду от вас, — влюбленный вынослив,—

Чтоб сжалились вы над тем, чью плоть изнурила страсть,

Кто слабым от страсти стал, чье сердце недужно.

Так сжальтесь, помилуйте и будьте щедрой вы, —*

От вас я не отойду, измены не зная».

И потом он заплакал и произнес еще такие два стиха:

«Стал я близок с тоской моей, как со страстью,

И бежит от очей покой, как бежишь ты.

Рассказал, что ты сердишься, твой посланник,

Да избавит Аллах от зла такой речи!»

А потом Саид, заждавшись царевича, вышел из

дворца, чтобы поискать его в саду, и увидел, что он ходит
по саду в смятении и говорит такие стихи:

«Аллах, Аллах великий, поклянусь я тем,

Произносит кто из корана суру «Создателя»,—

Коль бродил мой взор по красотам тех, кого видел я,

Вечно образ твой, о прекрасная, говорил со мной».

И потом Сейф-аль-Мулук и его брат Саид встретились

и стали гулять в саду и есть плоды, и вот что было с
Саидом и Сейф-аль-Мулуком. Что же касается Девлет-
68 Семьсот семьдесят пятая ночь

Хатун, то когда она пришла с Бади-аль-Джемаль во дво­

рец, они вошли туда после того, как евнухи разубрали
его всевозможными украшениями и сделали все, что при­
казала им Девлет-Хатун, и приготовили для Бади-аль-
Джемаль золотое ложе, чтобы ей сидеть на нем, и, увидев
это ложе, Бади-аль-Джемаль села на него. А рядом с нею
было окно, выходившее в сад, и евнухи принесли всякие
роскошные кушанья, и Бади-аль-Джемаль с Девлет-Хатун
начали есть и ели, пока та не насытилась. А затем она
велела подать всякие сладости, и евнухи принесли их, и
обе девушки поели их досыта и вымыли руки. А после
Этого Девлет-Хатун приготовила напитки и сосуды для
вина и расставила кувшины и чаши, и стала Девлет-Ха­
тун наполнять кубок и поить Бади-аль-Джемаль, а потом
она наполняла чашу и пила сама. И Бади-аль-Джемаль
посмотрела в окно, которое было рядом с нею и выходило
в сад, и увидела, какие там плоды и деревья, и она бро­
сила взгляд в сторону Сейф-аль-Мулука и увидела его,
когда он ходил по саду, а сзади него
шел везирь Саид. И услыхала она,
как Сейф-аль-Мулук говорит стихи,
рассыпая обильные слезы, и когда
она взглянула на него, этот взгляд
оставил в ней тысячу вздохов...»
И Шахразаду застигло утро, и
Семьсот ' она прекратила дозволенные речи.
семьдесят Когда же настала семьсот семь-
пят ан ночь десят пятая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
что когда Бади-аль-Джемаль увидела Сейф-аль-Мулука,
который ходил по саду, она посмотрела на него взором,
оставившим в ней тысячу вздохов, и обернулась к Девлет-
Хатун (а вино заиграло в ее членах) и сказала: «О се­
стрица, что это за юноша, которого я вижу в саду, и он в
смятении, взволнован, грустен и печален?» — «Не позво­
лишь ли ты ему прийти к нам, чтобы мы на него посмо­
трели?» — спросила Девлет-Хатун, и Бади-аль-Джемаль
молвила: «Если тебе возможно его привести, приведи его».
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 69

И Девлет-Хатун позвала Сейф-аль-Мулука и сказала

ему: «О царевич, поднимайся к нам и приходи с твоей
красотой и прелестью». И Сейф-аль-Мулук узнал голос
Девлет-Хатун и поднялся во дворец, и, когда его взор
упал на Бади-аль-Джемаль, он распростерся, покрытый
беспамятством. И Девлет-Хатун брызнула на него немного
розовой воды, и он очнулся от беспамятства и встал и по­
целовал зегмлю перед Бади-аль-Джемаль. И та оторопела
при виде его красоты и прелести, а Девлет-Хатун сказала:
«Знай, о царевна, что это Сейф-аль-Мулук, через чьи
руки, по приговору Аллаха великого, пришло мое спасе­
ние. Он тот, с кем случились из-за тебя сполна все бедст­
вия, и я хочу, чтобы ты окинула его всего взором».
И Бади-аль-Джемаль сказала, рассмеявшись: «А кто верен
обетам, чтобы был им верен этот юноша? У людей ведь
нет любви». И Сейф-аль-Мулук воскликнул: «О царевна,
отсутствия верности не будет у меня никогда, и не все
твари одинаковы». И потом он заплакал перед нею и про­
изнес такие стихи:

«О дивно прекрасная, над грустным ты смилуйся,

Печален он, изнурен, и глаз его бодрствует,

Во имя тех прелестей, что лик твой собрал в себе —

И бел и румян ведь он, как цвет анемона,—

Не мсти наказанием разлуки больному ты, —

От долгой разлуки плоть моя погибает.

Желание вот мое, и в этом предел надежд,

И сблизиться я хочу насколько возможно».

И потом он заплакал горьким плачем, и любовь и

страсть овладели им, и он приветствовал Бади-аль-Дже­
маль такими стихами:

«Привет от влюбленного, что страстью порабощен,—

Ведь все благородные добры к благородным.
70 Семьсот семьдесят пятая ночь

Привет вам! Да не лишусь я вашего призрака

И пусть не лишатся вас дома и покои!

Ревнуя, не называю вашего имени —

Влюбленный к любимому всегда ведь стремится.

Не надо же прерывать к влюбленному милостей,

Ведь губит его печаль, и тяжко он болен.

Блестящие звезды я пасу, и боюсь я их,

А ночь моя от любви продлилась чрезмерной*

Терпения уже нет, и нет уже хитрости —

Какие слова скажу в ответ на вопросы?

Привет от Аллаха вам в минуту суровости,

Привет от влюбленного — влюбленный вынослив!»

А потом, от великого волненья и страсти, он произнес

еще такие стихи:

«Когда б к другим стремился* о владыки, я,

Желанного от вас я не добился бы.

О, кто красоты все присвоил, кроме вас,

Так что в них стоит воскресенья день предо мной
теперь?

Не бывать тому, чтоб утешился я в любви моей,

Ведь за вас я отдал и сердца кровь и последний
вздох»,

А окончив свои стихи, он горько заплакал, и Бади-аль-

Джемаль сказала ему: «О царевич, я боюсь, что, если я
обращусь к тебе полностью, я не найду у тебя любви и
дружбы. В людях нередко бывает добра мало, а веролом-
ства много, и знай, что господин наш Сулейман, сын Да­
уда, — мир с ними обоими! — взял Билькис по любви, а
 Сказка о Сейф-аль-Мулуке 7/

когда увидел другую женщину, лучше нее, отвернулся от

нее к той другой». — «О мое око, о моя душа, — восклик­
нул Сейф-аль-Мулук, — не создал Аллах всех людей оди­
наковыми, и я, если захочет Аллах, буду верен обету и
умру под твоими ногами! Ты скоро увидишь, что я сде­
лаю, в согласии с тем, что я говорю, и Аллах за то, что я
говорю, поручитель». И Бади-аль-Джемаль сказала ему:
«Садись и успокойся и поклянись мне достоинством твоей
веры, и дадим обет, что мы не будем друг друга обманы­
вать. Кто обманет своего друга, тому отомстит великий
Аллах!»
И, услышав от нее эти слова, Сейф-аль-Мулук сел, и
каждый из них вложил руку в руку другого, и оба покля­
лись, что не изберут, кроме любимого, никого из людей
или джиннов. Ж они просидели некоторое время, обняв­
шись и плача от сильной радости, и одолело Се&ф-аль-
Мулука волнение, и он произнес такие стихи:

«Заплакал я от любви, тоски и волнения

О той, кого полюбил душою и сердцем я«

Давно я покинул вас, и сильно страдаю я.

Но все же бессилен я к любимой приблизиться,

И горесть моя о той, кого не могу забыть,

Хулителям знать дает о части беды моей.

Стеснилось, поистине, когда-то просторное

Терпенья ристалище — нет силы и мочи нет!

Узнать бы, соединит ли снова Аллах с тобой,

Минуют ли горести и боль и страдания!»

А после того как Бади-аль-Джемаль и Сейф-аль-Мулук

поклялись друг другу, Сейф-аль-Мулук поднялся и пошел,
и Бади-аль-Джемаль тоже пошла, и с нею была неволь­
ница, которая несла кое-какую еду и кувшины, наполнен­
ные вином. И Бади-аль-Джемаль села, и невольница
72 Семьсот семьдесят шестая ночь

поставила перед ней кушанье и ви­

но, и они просидели не более ми­
нуты, и вдруг подошел Сейф-аль-Му­
лук. И Бади-аль-Джемаль встретила
его приветствием, и они обнялись и
сели...»
И Шахразаду застигло утро, и
Семьсот она прекратила дозволенные речи.
семьдесят
шестая мочь Когда же настала семьсот семь­
десят шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что когда Бади-аль-Джемаль принесла кушанье и вино и
пришел Сейф-аль-Мулук, она встретила его приветствием,
и они просидели некоторое время за едой и питьем. А по­
том Бади-аль-Джемаль сказала: «О царевич, когда ты вой­
дешь в сад Ирема, ты увидишь, что там поставлен боль­
шой шатер из красного атласа с зеленой шелковой под­
кладкой. Войди в этот шатер и укрепи свое сердце — ты
увидишь старуху, которая сидит на ложе из червонного
золота, украшенном жемчугом и драгоценностями. А ко­
гда войдешь, пожелай ей мира, чинно и пристойно, и по­
смотри в сторону ложа: ты увидишь под ним сандалии,
затканные золотыми нитками и украшенные дорогими ме­
таллами. Возьми эти сандалии, поцелуй их и приложи к
голове, а потом положи их под мышку правой руки и
стой перед старухой молча, опустив голову. А когда она
тебя спросит и скажет тебе: «Откуда ты пришел, как ты
сюда добрался, кто указал тебе это место и для чего ты
взял эти сандалии?» — молчи, пока не придет вот эта не­
вольница. Она поговорит со старухой и смягчит ее к тебе
и умилостивит ее словами, и, может быть, Аллах великий
смягчит к тебе ее сердце, и она согласится на то, что ты
хочешь».
И потом Бади-аль-Джемаль позвала эту невольницу (а
имя ее было Марджана) и сказала ей: «Во имя любви ко
мне исполни это дело сегодня и не будь небрежна при
исполнении его. Если ты исполнишь его в сегодняшний
день, ты свободна, ради лика Аллаха великого, и будет
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 75

тебе уважение, и не найдется у меня никого тебя дороже,

и я никому не открою своих тайн, кроме тебя». — «О го­
спожа моя и свет моего глаза, скажи мне, каково твое
приказание, чтобы я его тебе исполнила на голове и на
глазах!» — сказала Марджана. И Бади-аль-Джемаль мол­
вила: «Снеси этого человека на плечах и доставь его в
сад Ирема, к моей бабке, матери моего отца. Доставь его
к ее шатру и оберегай его, и когда вы войдете с ним в
шатер, ты увидишь, что он возьмет сандалии и поклонится
моей бабке, и та скажет ему: «Откуда ты, какой дорогой
ты пришел, кто привел тебя к этому месту, для чего ты
взял эти сандалии и что у тебя за нужда, может быть, я
тебе ее исполню?» И тогда войди поскорее и пожелай моей
бабке мира и скажи ей: «О госпожа, это я его сюда при­
вела. Он сын царя Египта, и это он отправился в Высокий
Дворец и убил сына Синего царя и освободил царевну
Девлет-Хатун и доставил ее к отцу невредимой. Его по­
слали со мной, и я доставила его к тебе, чтобы он все
тебе рассказал и обрадовал тебя вестью об ее спасении и
ты бы его наградила». А потом спроси ее: «Заклинаю тебя
Аллахом, разве этот юноша не красив, о госпожа?» И она
тебе скажет: «Да красив», тогда скажи ей: «О госпожа,
он совершенен по чести, благородству и доблести, он пра­
витель Египта и его царь и собрал в себе все похвальные
качества». И когда она тебя спросит: «Какова же его
нужда?» — скажи ей: «Моя госпожа тебя приветствует и
спрашивает тебя: «Доколе будет она сидеть в доме неза­
мужняя, без замужества? Время затянулось над нею, и
чего вы хотите, не выдавая ее замуж? Почему бы тебе не
выдать ее, пока жива ты и жива ее мать, как делают с
другими девушками?» И когда она тебе скажет: «Как же
нам сделать, чтобы выдать ее замуж? Если бы она кого-
нибудь знала или кто-нибудь запал бы ей в сердце, она
бы рассказала нам, и мы бы трудились для нее в том, что
она хочет, до пределов возможного», — скажи ей: «О го­
спожа, твоя дочь говорит тебе: «Вы хотели выдать меня
замуж за Сулеймана, — мир с ним! — и нарисовали ему
мой образ на кафтане, но не было ему во мне доли, и он
74 Семьсот семьдесят седьмая ночь

дослал кафтан царю Египта, а тот отдал его своему сыну,

и царевич увидал мой образ, на нем нарисованный, и по­
любил меня и оставил царство своего отца и своей матери
и отвернулся от земной жизни с тем, что в ней есть, и
пошел наобум блуждать по свету и испытал из-за меня
величайшие беды и ужасы».
И невольница подошла к Сейф-аль-Мулуку и сказала
ему: «Зажмурь глаза!» И когда он сделал это, она взяла
его и полетела с ним по воздуху, а через некоторое время
сказала: «О царевич, открой глаза!» И Сейф-аль-Мулук
открыл глаза и увидел сад (а это был сад Ирема), а не­
вольница Марджана сказала ему: «Войди, о Сейф-аль-Му­
лук, в этот шатер». И помянул Сейф-аль-Мулук Аллаха и
вошел и напряг зрение, всматриваясь в сад, и увидел он,
что старуха сидит на ложе и ей прислуживают неволь­
ницы. И он подошел к старухе, чинно и пристойно, и,
взяв сандалии, поцеловал их и сделал то, что говорила
ему Бади-аль-Джемаль. И тогда старуха спросила его:
«Кто ты, откуда ты пришел, из какой ты страны, кто при­
вел тебя в это место и почему ты взял сандалии и поце­
ловал их? Когда ты мне говорил о какой-нибудь нужде,
и я ее тебе не исполнила?»
И тут вошла невольница Мард­
жана и приветствовала старуху,
чинно и пристойно, и произнесла
слова Бади-аль-Джемаль, которые та
ей сказала. И, услышав эти слова,
старуха закричала на нее и рассер­
Семьсот дилась и воскликнула: «Откуда бу­
семьдесят дет между людьми и джиннами
седьмая почь согласие?..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот семьдесят седьмая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха,
услышав от невольницы такие слова, разгневалась силь­
ным гневом и воскликнула: «Откуда между людьми и
джиннами согласие?» И Сейф-аль-Мулук сказал: «Я буду
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 75

жить с тобою в согласии и стану твоим слугой и умру в

любви к тебе и буду соблюдать обет и не стану смотреть
на другую, и ты увидишь мою правдивость и отсутствие
лжи и мое прекрасное благородство, если захочет великий
Аллах».
И старуха подумала некоторое время, опустив голову,
а затем она подняла голову и сказала: «О прекрасный
юноша, будешь ли ты соблюдать обет и клятву?» И Сейф-
аль-Мулук ответил: «Да, клянусь тем, кто вознес небеса
и простер землю над водою, я буду соблюдать обет».
И тогда старуха молвила: «Я исполню твою просьбу, если
захочет Аллах великий. Но ступай сейчас же в сад, погу­
ляй там и поешь плодов, которым нет равных и не су-«
ществует на свете им подобных, а я пошлю за моим сы­
ном Шахьялем. И когда он придет, поговорю с ним, и не
будет ничего, кроме блага, если захочет великий Аллах,
так как он не станет мне прекословить и не выйдет из-»
под моей власти, и я женю тебя на его дочери Бади-аль*«
Джемаль. Успокой же твою душу — царевна будет тебе
женой, о Сейф-аль-Мулук».
И, услышав от нее эти слова, Сейф-аль-Мулук побла«
годарил ее и поцеловал ей руки и ноги и вышел от нее,
направляясь в сад. А что касается старухи, то она обрати-*
лась к той невольнице и сказала ей: «Выйди поищи моего
сына Шахьяля и посмотри, в каком он краю и месте, и
приведи его ко мне». И невольница пошла и стала искать
царя Шахьяля и встретилась с ним и привела его к его
матери.
Вот что было с нею. Что же касается Сейф-аль-Му­
лука, то он стал гулять по саду, и вдруг пять джиннов (а
они были из приближенных Синего царя) увидели его и
сказали: «Откуда этот юноша и кто привел его в это
место? Может быть, это он убил сына Синего царя». И по­
том они сказали друг другу: «Мы устроим с ним хитрость
и спросим его и все у него выспросим». И они стали под­
ходить, понемногу-понемногу, и подошли к Сейф-аль-Му-
луку на краю сада и сели подле него и сказали: «О пре­
красный юноша, ты не оплошал, убивая сына Синего царя
76 Семьсот семьдесят седьмая ночь

и освободив Девлет-Хатун, — это был вероломный пес, и

он схитрил с нею, и если бы Аллах не послал тебя к ней,
она бы никогда не освободилась. Но как ты его убил?»
И Сейф-аль-Мулук посмотрел на них и сказал: «Я убил
его этим перстнем, который у меня на пальце».
И тогда джинны уверились, что это он убил сына их
царя, и двое схватили Сейф-аль-Мулука за руки и двое за
ноги, а последний зажал ему рот, чтобы он не закричал и
его бы не услышали люди царя Шахьяля и не спасли бы
его из их рук. И потом они понесли его и полетели с ним
и летели не переставая, пока не спустились подле их царя.
И они поставили Сейф-аль-Мулука перед царем и сказали:
«О царь времени, мы принесли тебе убийцу твоего
сына». — «А 1 де он?» — спросил царь, и джинны отве­
тили: «Вот!» И Синий царь сказал: «Ты ли убил моего
сына, последний вздох моего сердца и свет моего взора,
без права на это и без греха, который он с тобой совер­
шил?» — «Да, — ответил Сейф-аль-Мулук, — я убил его,
но сделал это за его притеснения и враждебность, так
как он хватал царских детей и уносил их к Заброшен­
ному Колодцу, в Высокий Дворец и разлучал их с род­
ными и развратничал с ними. Я убил его этим перстнем,
который у меня на пальце, и поспешил Аллах отправить
его дух в огонь (а скверное это обиталище!)».
И уверился Синий царь, что это и есть убийца его
сына, без сомнения, и тогда он позвал своего везиря и
сказал ему: «Вот убийца моего сына, наверное и без со­
мнения: что же ты мне посоветуешь с ним сделать? Убить
ли мне его самым скверным убиением, или пытать его
тягчайшим мучением, или что мне еще сделать?» И вели­
кий везирь сказал: «Отрежь ему какой-нибудь член»; а
другой сказал: «Бей его каждый день сильным боем»; а
третий сказал: «Разрежь его посредине»; а четвертый ска­
зал: «Отрежьте ему все пальцы и сожгите их огнем»; а пя­
тый сказал: «Распните его»; и каждый стал говорить
соответственно своему мнению.
А у Синего царя был старый эмир, обладавший опыт­
ностью в делах и знанием обстоятельств тогдашних вре­
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 77

мен, и он молвил: «О царь времени, я скажу тебе слово,

а ты решишь, слушать ли то, что я тебе посоветую»,
А этот везирь был советником его царства и главарем его
правления, и царь слушал его слова и поступал согласно
его мнению и не прекословил ему ни в чем. И везирь
поднялся на ноги и поцеловал землю меж его рук и ска­
зал: «О царь времени, если я дам тебе совет в этом деле,
последуешь ли ты ему и дашь ли ты мне пощаду?» —
«Высказывай твой совет, и тебе будет пощада», — ответил
царь. И везирь сказал: «О царь времени, если ты убьешь
этого человека и не примешь моего совета и не уразу­
меешь моих слов, убиение его в это время будет непра­
вильно. Он в твоих руках, под твоей охраной и твой плен­
ник, и когда ты его потребуешь, ил найдешь его и сде­
лаешь с ним что захочешь. Потерпи же, о царь времени,
Этот человек вошел в сад Ирема и женился на Бади-аль-
Джемаль, дочери царя Шахьяля, и стал одним из них.
А твои приближенные схватили его и привели к тебе, и
он не скрывал своих обстоятельств ни от них, ни от тебя.
И если ты его убьешь, царь Шахьяль будет искать за него
мести и станет враждовать с тобой и придет к тебе с вой­
ском из-за своей дочери, а у тебя нет силы против его
войска, и тебе с ним не справиться».
И царь послушался в этом везиря и велел заточить
царевича, и вот что случилось с Сейф-аль-Мулуком. Что
же касается госпожи, бабки Бади-аль-Джемаль, то, встре­
тившись со своим сыном Шахьялем, она послала неволь­
ницу искать Сейф-аль-Мулука. И та не нашла его и вер­
нулась к своей госпоже и сказала: «Я не нашла его в саду
и послала за рабочими в сад и спросила их про Сейф-аль-
Мулука, и они сказали: «Мы видели, как он сидел под
деревом, и вдруг пять человек из людей Синего царя сели
подле него и стали с ним разговаривать, а потом они под­
няли его и заткнули ему рот и полетели с ним и исчезли».
И когда госпожа, бабка Бади-аль-Джемаль, услышала от
невольницы эти слова, они не показались ей ничтожными,
и она разгневалась великим гневом и поднялась на ноги
и сказала своему сыну, царю Шахьялю: «Как это — ты
78 Семьсот семьдесят восьмая ночь

царь, а люди Синего царя приходят к нам в сад, хватают

нашего гостя и уносят его невредимые, а ты жив».
И мать Шахьяля стала подстрекать его, говоря: «Не
подобает, чтобы кто-нибудь преступал против нас меру,
когда ты жив», И Шахьяль молвил: «О матушка, этот че­
ловек убил сына Синего царя (а он джинн), и Аллах бро­
сил его в руки его отца. Как же я пойду к нему и стану
с ним враждовать из-за этого человека?» — «Пойди к
нему и потребуй от него нашего гостя, и если он в живых
и Синий царь отдаст его тебе, бери его и приходи, — ска­
зала госпожа. — А если он его убил, захвати Синего царя
живым, вместе с его детьми и харимом и всеми, кто ищет
у него убежища из его приближенных, и приведи их ко
мне живыми, чтобы я их зарезала своей рукой и разорила
бы его земли. А если ты этого не
сделаешь, я не сочту, что ты отпла­
тил мне за мое молоко, и воспита­
ние, которым я воспитала тебя, бу­
дет запретно...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Семьсот Когда же настала семьсот семь­
семьдесят десят восьмая ночь, она сказала:
восьмая, ночь «Дошло до меня, о счастливый царь,
бабка Бади-аль-Джемаль сказала
своему сыну Шахьялю: «Пойди к Синему царю и по­
смотри, что с Сейф-аль-Мулуком. А если ты не пойдешь к
Синему царю и не сделаешь того, что я тебе приказала,
я не сочту, что ты отплатил мне за мое молоко, и твое
воспитание будет запретно».
И царь Шахьяль поднялся и приказал своим войскам
выступать и отправился к Синему царю из уважения к
своей матери, чтобы сделать угодное ее душе и ради ее
любимых и из-за того, что было предопределено в безна-
чальности. И Шахьяль пошел со своим войском, и они
шли не останавливаясь, пока не пришли к Синему царю,
и оба войска встретились и начали сражаться, и был раз­
бит Синий царь со своим войском, и схватили его детей,
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 79

и больших и малых, и вельмож его правления и знатных

людей, и связали их и привели к царю Шахьялю. И тот
сказал: «О Синий, где Сейф-аль-Мулук, этот человек —
мой гость?» И Синий царь ответил: «О Шахьяль, ты джинн
и я джинн, и неужели ради человека, который убил моего
сына, ты делаешь такие дела? Он убил моего сына, по­
следний вздох моего сердца и отдых моей души, и как ты
совершил все эти поступки и пролил кровь стольких-то и
стольких-то тысяч джиннов?» — «Оставь эти речи, — ска­
зал ему царь Шахьяль. — Если он жив, приведи его, и я
отпущу тебя и отпущу всех, кого я захватил из твоих де­
тей, а если ты его убил, я тебя зарежу вместе с твоими
детьми». — «О царь, разве он тебе дороже моего
сына?» — спросил Синий царь. И царь Шахьяль восклик­
нул: «Твой сын был притеснитель, так как он похищал
детей людей и царских дочерей и сажал их в Высокий
Дворец у Заброшенного Колодца и развратничал с
ними». — «Он у меня, но помири нас с ним», — сказал
Синий царь.
И царь Шахьяль помирил их и наградил и написал
между Синим царем и Сейф-аль-Мулуком свидетельство
относительно убиения его сына, и царь Шахьяль принял
юношу. И он угостил людей Синего царя хорошим угоще­
нием, и Синий царь провел у него со своими воинами три
дня. А потом Шахьяль взял Сейф-аль-Мулука и привел
его к своей матери, и га сильно ему обрадовалась, а
Шахьяль удивился красоте Сейф-аль-Мулука и его пре­
лести и совершенству. И Сейф-аль-Мулук рассказал ему
свою историю, с начала до конца, и рассказал о том, что
у него произошло с Бади-аль-Джемаль, и потом царь
Шахьяль сказал: «О матушка, раз ты на это согласна —
вниманье и повиновенье во всяком деле, которое угодно
тебе! Возьми его, отправляйся с ним в Серендиб и устрой
там торжество великое, — это красивый юноша, и он
испытал ужасы из-за моей дочери».
И бабка Бади-аль-Джемаль выехала со своими неволь­
ницами, и они достигли Серендиба и вошли в сад, при­
надлежащий матери Девлет-Хатун, и Бади-аль-Джемаль
80 Семьсот семьдесят восьмая ночь

увидела Сейф-аль-Мулука после того, как они отправи­

лись в шатер и встретились. И старуха рассказала им о
том, что у него случилось с Синим царем и как он при­
близился к смерти в тюрьхме Синего царя, — а в повторе­
нии нет пользы.
И потом царь Тадж-аль-Мулук, отец Девлет-Хатун,
собрал вельмож своего царства и заключил договор Бади-
аль-Джемаль с Сейф-аль-Мулуком и стал награждать
роскошными одеждами и посгавил людям кушанья. И тут
Сейф-аль-Мулук поднялся и поцеловал землю перед Тадж-
аль-Мулуком и сказал: «О царь, прощенье! Я попрошу
тебя об одном деле и боюсь, что ты воротишь мне мою
просьбу». — «Клянусь Аллахом, — ответил Тадж-аль-Му­
лук, — если бы ты потребовал моей души, я не отказал
бы тебе ради того добра, которое ты сделал». — «Я
хочу, — сказал Сейф-аль-Мулук, чтобы ты выдал царевну
Девлет-Хатун за моего брата Саида, и мы все стали бы
твоими слугами». И Тадж-аль-Мулук отвечал: «Слушаю и
повинуюсь!» — а затем вторично собрал вельмож царства
и заключил доювор своей дочери Девлет-Хатун с Саидом,
и кадии написали запись.
А когда кончили писать запись, рассыпали золото и
серебро, и царь велел украшать город, а потом устроили
торжество. И Сейф-аль-Мулук вошел к Бади-аль-Джемаль,
и Саид вошел к Девлет-Хатун в одну и ту же ночь.
И Сейф-аль-Мулук оставался наедине с Бади-аль-Джемаль
сорок дней, и в какой-то день она сказала ему: «О царе­
вич, осталась ли у тебя в сердце печаль о чем-нибудь?» —
«Аллах спаси! — воскликнул Сейф-аль-Мулук. — Я ис­
полнил мою мечту, и не осталось у меня в сердце ника­
кой печали, но я хочу встретиться с моим отцом и с моей
матерью в земле Египта и посмотреть, остались ли они
здоровыми, или нет».
И Бади-аль-Джемаль приказала нескольким своим слу­
гам доставить его с Саидом в землю Египта, и Сейф-аль-
Мулук встретился со своим отцом и с матерью, и Саид
тоже, и они провели с ними неделю. А потом каждый из
них простился с отцом и с матерью, и они отправились в
 Сказка о Сейф-алъ-Мулуке 81

город Серендиб. И всякий раз, как их охватывала тоска

по родным, они ездили к ним и возвращались. И Сейф-
аль-Мулук жил с Бади-аль-Джемаль наилучшей и прият­
нейшей жизнью, и Саид с Девлет-Хатун так же, пока не
пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучи-
тельница собраний.
Да будет же слава живому, который не умирает, он
сотворил тварей и определил им смерть, он первый без
начала и последний без конца! Вот конец того, что дошло
до нас из рассказа о Сейф-аль-Мулуке и Бади-аль-Дже­
маль, а Аллах лучше знает правду и истину».

4 Ш01 ночь*, т. 7
 ассказывают также, что был в
древние времена и минувшие
века и столетия один купец среди купцов, пребывавший
в земле Басры, и было у этого купца двое детей мужского
пола, и обладал он большими деньгами. И определил
Аллах всеслышащий и премудрый, чтобы преставился этот
купец к милости великого Аллаха и оставил свои богат­
ства, и принялись сыновья обряжать его и похоронили.
А после того они разделили деньги между собою поровну,
и каждый из них взял свою долю, и они открыли себе две
лавки — один стал медником, а другой — ювелиром.
И ювелир, в один из дней, сидел у себя в лавке и вдруг
видит — идет на рынке, среди людей, человек персиянин.
И он прошел мимо лавки юноши-ювелира и взглянул на
его изделия и осмотрел их с пониманием, и они ему по-
 Сказка о Хасане басрийском 83

нравились. А имя юноши-ювелира было Хасан. И персия­

нин покачал головой и сказал: «Клянусь Аллахом, ты хо­
роший ювелир!» — и стал смотреть, как юноша работает.
А тот стал смотреть в старую книгу, которая была у него
в руке, и он всегда так поступал, когда люди любовались
его красотой, прелестью, стройностью и соразмерностью.
А когда настало время послеполуденной молитвы,
лавка очистилась от людей, персиянин обратился к Ха­
сану и сказал ему: «О дитя мое, ты красивый юноша!
Что это за книга? У тебя нет отца, а у меня нет сына, и
я знаю ремесло, лучше которого нет на свете...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи.
Когда же настала семьсот семь­
десят девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что персиянин обратился к Хасану-
ювелиру и сказал ему: «О дитя мое,
ты красивый юноша, и у тебя нет
отца, а у меня нет сына, и я знаю
ремесло, лучше которого нет на
семьдесят свете- Много народу из людей про-
девятая ночь сило меня научить их, но я не со­
глашался, а теперь моя душа со­
гласна, чтобы я научил тебя этому ремеслу и сделал тебя
моим сыном. И я поставлю между тобою и бедностью
преграду, и ты отдохнешь от работы с молотком, углем и
огнем». — «О господин мой, а когда ты меня научишь?» —
спросил Хасан. И персиянин ответил: «Завтра я к тебе
приду и сделаю ie6e из меди чистое золото, в твоем при­
сутствии».
И Хасан обрадовался и простился с персиянином и
пошел к своей матери. Он вошел и поздоровался и поел
с нею и рассказал ей историю с персиянином, ошеломлен­
ный, потеряв ум и разумение. И мать его сказала: «Что с
тобой, о дитя мое? Берегись слушать слова людей, осо­
бенно персиян, и не будь им ни в чем послушен. Это ве
ликие обманщики, которые знают искусство алхимия
4*
 Семьсот семьдесят девятая ночь

и устраивают с людьми штуки и берут их деньги и съедают

их всякой ложью». — «О матушка, — ответил Хасан, —
мы люди бедные, и нет у нас ничего, на что бы он поза­
рился и устроил с нами штуку. Этот персиянин — старец
праведный, и на нем следы праведности, и Аллах лишь
внушил ему склонность ко мне». И мать Хасана умолкла,
затаив гнев. А сердце ее сына было занято, и сон не брал
его в этУ ночь, так сильно он радовался тому, что ска­
зал ему нерсиянин.
А когда наступило утро, он взял ключи и отпер лавку,
и вдруг подошел к нему тот персиянин. И Хасан поднялся
для него и хотел поцеловать ему руки, но старик не дал
ему и не согласился на это и сказал: «О Хасан, приго­
товь плавильник и поставь мехи». И Хасан сделал то, что
велел ему персиянин, и зажег угли. И тогда персиянин
спросил его: «О дитя мое, есть у тебя медь?» — «У меня
есть сломанное блюдо», — ответил Хасан. И персиянин
велел ему сжать блюдо и разрезать его ножницами на
мелкие куски. И Хасан сделал так, как сказал ему старик,
и изрезал блюдо на мелкие куски и, бросив их в плавиль­
ник, дул на огонь мехами, пока куски не превратились в
жидкость. И тогда персиянин протянул руку к своему
тюрбану и вынул из него свернутый листок и, развернув
его, высыпал из него в плавильник с полдрахмы чего-то,
и это было что-то похожее на желтую сурьму. И он велел
Хасану дугь на жидкость мехами, и Хасан делал так, как
он ему велел, пока жидкость не превратилась в слиток
золота.
И когда Хасан увидел это, он оторопел, и его ум сму­
тился от охватившей его радости. И он взял слиток и
перевернул его и, взяв напильник, обточил слиток, и уви­
дел, что это чистое золото высшей ценности. И его ум
улетел, и он был ошеломлен от сильной радости и скло­
нился к руке персиянина, чтобы ее поцеловать, но тот не
дал ему и сказал: «Возьми этот слиток, пойди на ры­
нок, продай его и получи его цену поскорее, и не разго­
варивай». И Хасан пошел на рынок и отдал слиток по­
среднику, и тот взял его и потер и увидел, что это чистое
 Сказка о Хасане басрийском 83

золото. И ворога цены открыли десятью тысячами дирхе­

мов, и купцы стали набавлять, и посредник продал сли­
ток за пятнадцать тысяч дирхемов, и Хасан получил его
цену. И он пошел домой и рассказал матери обо всем,
что сделал, и сказал: «О матушка,
я научился этому искусству».
И мать стала над ним смеяться и
воскликнула: «Нет мощи и силы,
кроме как у Аллаха, высокого, вели­
кого!..»
И Шахразаду застигло утро, и
Ночь, дополпяюгцая она прекратила дозволенные речи.
до семисот Когда же настала ночь, допол-
восьмидесяти няющая до семисот восьмидесяти,
она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что когда Хасан-ювелир рассказал своей
матери о том, чго сделал персиянин, и сказал: «Я на­
учился этому искусству», его мать воскликнула: «Нет
мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, вели­
кого!» — и умолкла, затаив досаду.
А Хасан взял по своей глупости ступку и пошел с нею
к персиянину, который сидел в лавке, и поставил ее перед
ним. И персиянин спросил его: «О дитя мое, что ты хо­
чешь делать с этой ступкой?» — «Мы положим ее в огонь
и сделаем из нее золотые слитки», — сказал Хасан. И пер­
сиянин засмеялся и воскликнул: «О сын мой, бесноватый
ты, что ли, чтобы выносить на рынок два слитка в один и
ю т же день! Разве ты не знаешь, что люди нас заподоз­
рят и пропадут наши души? О дитя мое, когда я научу
тебя этому искусству, не применяй его чаще, чем одни
раз в год,— этого хватит тебе от года до года». — «Ты
прав, о господин мой», — сказал Хасан и сел в лавке и
поставил плавильник и бросил уголь в огонь. И персиянин
спросил его: «О дитя мое, что ты хочешь?» — «Научи
меня этому искусству», — сказал Хасан. И персиянин
засмеялся и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого! Ты, о сын мой, малоумен и
совсем не годишься для этого искусства. Разве кто-нибудь
86 Семьсот восьмидесятая ночь

в жизни учится этому искусству на перекрестке дороги

или на рынках? Если мы займемся им в этом месте, люди
скажут на нас: «Они делают алхимию». И услышат про
нас судьи, и пропадут наши души. Если ты хочешь, о
дитя мое, научиться этому искусству, пойдем со мной ко
мне в дом».
И Хасан поднялся и запер лавку и отправился с пер­
сиянином, и когда он шел по дороге, он вдруг вспомнил
слова своей матери и стал строить в душе тысячу расче­
тов. И он остановился и склонил голову к земле на неко­
торое время, и персиянин обернулся и, увидев, что Хасан
стоит, засмеялся и воскликнул: «Бесноватый ты, что ли?
Я затаил для тебя в сердце благо, а ты считаешь, что я
буду тебе вредить! — А потом сказал ему: — Если ты
боишься пойти со мной в мой дом, я пойду с тобою к
тебе домой и научу тебя гам». — «Хорошо, о дядюшка», —
ответил Хасан. И персиянин сказал: «Иди впереди меня!»
И Хасан пошел впереди него, а персиянин шел сзади,
пока юноша не дошел до своего жилища. И Хасан вошел
в дом и нашел свою мать, и рассказал о приходе персия­
нина (а персиянин стоял у ворот), и она убрала для них
дом и привела его в порядок и, покончив с этим делом,
ушла. И тогда Хасан позволил персиянину войти, и тот
вошел, а Хасан взял в руку блюдо и пошел с ним на ры­
нок, чтобы принести в нем чего-нибудь поесть. И он вы­
шел и принес еду и, поставив ее перед персиянином, ска­
зал: «Ешь, о господин мой, чтобы были между нами хлеб
и соль. Аллах великий отомстит тому, кто обманывает
хлеб и соль». И персиянин ответил: «Ты прав, о сын
мой! — А затем улыбнулся и сказал: — О дитя мое, кто
Знает иену хлеба и соли?» II потом персиянин подошел,
и они с Хасаном ели, пока не насытились, а затем персия­
нин сказал: «О сын мой Хасан, принеси нам чего-нибудь
сладкого». И Хасан пошел на рынок и принес десять ча­
шек сладкого, и он был рад тому, что сказал персиянин.
И когда он подал ему сладкое, персиянин поел его, и
Хасан поел с ним, и потом персиянин сказал Хасану:
«Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! С подобным
 Сказка о Хасане басрийском 87

тебе водят люди друя^бу, открывают свои тайны и учат

тому, что полезно! О Хасан, принеси инструменты», —■
сказал он потом.
И Хасан не верил этим словам, и он побежал, точно
жеребенок, несущийся по весеннему лугу, и пришел в
лавку и взял инструменты и вернулся и положил их
перед персиянином. И персиянин вынул бумажный свер­
ток и сказал: «О Хасан, клянусь хлебом и солью, если бы
ты не был мне дороже сына, я бы не показал тебе этого
искусства, так как у меня не осталось эликсира, кроме
того, чю в этом свертке. Но смотри внимательно, когда я
буду составлять зелья и класть их перед тобой. И знай, о
дитя мое, о Хасан, что ты будешь класть на каждые де­
сять ритлей меди полдрахмы того, что в этой бумажке, и
тогда станут эти десять ритлей золотом, чистым и беспри­
месным. О дитя мое, о Хасан, — сказал он потом, — в
этой бумажке три унции, на египетский вес, а когда кон­
чится то, что в этой бумажке, я сделаю тебе еще».
И Хасан взял бумажку и увидел в ней что-то желтое,
более мелкое, чем первый порошок, и сказал: «О госпо­
дин, как это называется, где его находят, и для чего оно
употребляется?» И персиянин засмеялся и захотел захва­
тить Хасана и сказал: «О чем ты спрашиваешь? Работай
и молчи!» И он взял чашку из вещей дома и разломал ее
и бросил в плавильник и насыпал туда немного того, что
было в бумажке, и медь превратилась в слиток чистого
золота. И когда Хасан увидел это, он сильно обрадовался
и смутился в уме и был занят только мыслью об этом
слитке. И персиянин быстро вынул из тюрбана на голове
мешочек, в котором был такой бандж *, что если бы его
понюхал слон, он бы, наверное, проспал от ночи до ночи,
и разломал этот бандж и положил его в кусок сладкого и
сказал: «О Хасан, ты стал моим сыном и сделался мне
дороже души и денег, и у меня есть дочь, на которой я
тебя женю». — «Я твой слуга, и все, что ты со мной

1 Б а н д ж — гашиш — разновидность индийской конопли,

сильный наркотик.
 Семьсот восемьдесят первая ночь

сделаешь, будет сохранено у Аллаха великого», — ответил

Хасан. И персиянин сказал: «О дитя мое, продли терпе­
ние и внуши твоей душе стойкость, и достанется тебе
благо!»
И затем он подал ему тот кусок сладкого, и Хасан
взял его и поцеловал персиянину руку и положил сладкое
в рот, не зная, что таится для него в неведомом. И он
проглотил кусок сладкого, и голова его опередила ноги, и
мир исчез для него. И когда персиянин увидел, что на
Хасана опустилось небытье, он об­
радовался великой радостью и под­
нялся на ноги и воскликнул: «По­
пался, о негодяй, о пес арабов, в
мои сети! Я много лет искал тебя,
пока не завладел тобой, о Хасан!..»
И Шахразаду застигло утро, и
Семьсот она прекратила дозволенные речи.
восемьдесят Когда же настала семьсот во­
первая мочь семьдесят первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что когда Хасан-ювелир съел кусок сладкого, который дал
ему персиянин, и упал на землю, покрытый беспамятст­
вом, персиянин обрадовался и воскликнул: «Я много лет
искал тебя, пока не завладел тобою!» А потом персиянин
затянул пояс и скрутил Хасана, связав ему ноги с руками,
и, взяв сундук, вынул вещи, которые в нем были, положил
в него Хасана и запер его. И он опорожнил другой сундук
и положил в него все деньги, бывшие у Хасана, и золо­
тые слитки, которые он сделал, и запер сундук, а потом
он вышел и побежал на рынок и привел носильщика, и
тот взял оба сундука и вынес их за город и поставил на
берегу моря.
И персиянин направился к кораблю, который стоял на
якоре (а этот корабль был назначен и приготовлен для
персиянина, и капитан корабля ояшдал его), и когда
матросы увидели его, они подошли к нему и понесли сун­
дуки и поставили их на корабль. И персиянин закричал
капитану и всем матросам: «Поднимайтесь, дело кончено,
 Сказка о Хасане басрийском 89

и мы достигли желаемого!» И капитан крикнул матросам:

«Выдергивайте якоря и распускайте паруса!» И корабль
поплыл при хорошем ветре, и вот что было с персиянином
и Хасаном.
Что же касается матери Хасана, то она ждала его
до времени ужина, но не услышала его голоса и не узнала
о нем вестей вообще и совершенно. И она пришла к дому
и увидела, что он отперт, и, войдя, не увидала в нем ни­
кого и не нашла ни сундуков, ни денег. И поняла она,
что ее сын пропал и что исполнился над ним приговор, и
стала бить себя по щекам и разодрала свои одежды и на­
чала кричать и вопить, восклицая: «Увы, мой сын! Увы,
плод моей души!» — а потом произнесла такие стихи:

«Терпенье уменьшилось, волненье усилилось;

Сильнее рыдания о вас и привязанность.

Аллахом клянусь, в разлуке с вами нет стойкости,

И как мне быть стойкою, расставшись с надеждами?

И после любимого могу ль насладиться сном,

И кто наслаждается, живя в унижении?

Уехал ты, и тоскует дом, и живущий в нем,

И чистую замутил в колодце ты воду мне.

Ты был мне помощником во всех моих бедствиях,

Ты славой мне в мире был, и сыном, и помощью,

О, пусть не настал бы день, когда в отдаленье ты

От глаз, если вновь тебе вернуться не суждено!»

И она плакала и рыдала до утра, и вошли к ней соседи

и спросили ее про сына, и она рассказала им о том, что
случилось у него с персиянином, и решила, что она ни­
когда не увидит его после этого. И она стала ходить по
дому и плакать, и, когда она ходила по дому, она вдруг
увидела две строки, написанные на стенке. И она позвала
90 Семьсот восемьдесят первая ночь

факиха *, и тот прочитал их, и оказалось, что в этих стро­

ках написано:

«Летела тень Лейлы к нам, когда одолел нас сон

Под утро, и все друзья в равнине заснули.

Но вот пробудились мы, когда прилетела тень,

И вижу я — дом пустой и цель отдаленна».

И, услышав эти стихи, мать Хасана закричала: «Да,

о дитя мое, дом пустой и цель отдаленна!» И соседи оста­
вили ее, пожелав ей быть стойкой и вскоре соединиться
с сыном, и ушли, а мать Хасана не переставая плакала в
часы ночи и час!и дня. И она построила посреди дома
гробницу и написала на ней имя Хасана и число его
исчезновения и не покидала этой гробницы, и это было
всегда для нее обычным с тех пор, как сын оставил ее.
Вот что было с нею. Что же касается ее сына Ха­
сана и персиянина, то персиянин был магом2 и очень не­
навидел мусульман, и всякий раз как он овладевал кем-
нибудь из мусульман, то губил его. Зт0 был человек
скверный, мерзкий, кладоискатель, алхимик и нечестивец,
как сказал о нем поэт:
Он пес, и рожден был псом, и дед его тоже пес,
А блага не жди от пса, ч ю псом был рожден на свет.

И еще такой стих:

Злодеев сын, собачий сын, ослушник он,
Разврата сын, обмана сын, отступник он!

И было имя этого проклятого — Бахрам-маг, и ка­

ждый год у него был один мусульманин, которого он

1 Ф а к и х — ученый, богослов.
2 М а г а м и мусульмане называли огнепоклонников, по­
следователей древнеиранской религии маздеизма (зоро­
астризма).
 Сказка о Хасане басрийском 91

захватывал и убивал над кладом. И когда удалась его

хитрость с Хасаном-ювелиром, он проплыл с ним от на­
чала дня до ночи, и корабль простоял у берега до утра.
А когда взошло солнце и корабль опять поплыл, персия­
нин приказал своим рабам и слугам принести сундук, в
котором был Хасан, и ему принесли его, и персиянин
открыл сундук и вынул оттуда Хасана. Он дал ему по­
нюхать уксусу и вдунул ему в нос порошок, и Хасай
чихнул и изверг бандж и раскрыл глаза и посмотрел на*
право и налево и увидел себя посреди моря, и корабль
плыл, и персиянин сидел подле него.
И понял Хасан, что это хитрость с ним устроенная, и
устроил ее проклятый Бахрам-маг, и что он попал в беду,
от которой предостерегала его мать, и тогда Хасан про­
изнес слова, говорящий которые не устыдится: «Нет мощи
и силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! По-
истине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!
Боже мой, будь милостив ко мне в твоем приговоре и дай
мне терпение в испытании твоем, о господь миров!» А по­
том он обратился к персиянину и заговорил с ним мягкими
словами и сказал ему: «О мой родитель, что это за по­
ступки, и где хлеб и соль и клятва, которой ты мне по­
клялся?» И персиянин посмотрел на него и сказал: «О пес,
разве подобный мне признает хлеб и соль? Я убил тысячу
юношей таких, как ты, без одного,
и ты завершишь тысячу».
И он закричал на Хасана, и тот
умолк и понял, что стрела судьбы
пронзила его...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Семьсот Когда же настала семьсот во-
восемьдесяш семьдесят вторая ночь, она сказала:
вторая ночь «Дошло до меня, о счастливый царь,
что когда Хасан увидел, что он по­
пал в руки проклятого персиянина, он заговорил с ним
мягкими словами, но это не помогло, и персиянин закри­
чал на него, и Хасан умолк и понял, что стрела судьбы
92 Семьсот восемьдесят вторая ночь

его пронзила. И тогда проклятый велел развязать его узы,

и ему дали выпить немного воды, а маг смеялся и гово­
рил: «Клянусь огнем, светом и тенью и жаром, не думал
я, что ты попадешься в мои сети! Но огонь дал мне про­
тив тебя силу и помог мне тебя захватить, чтобы я испол­
нил задуманное. Я вернусь и сделаю тебя жертвою огня,
чтобы он надо мной умилостивился!» — «Ты обманул
хлеб и соль», — сказал ему Хасан. И маг поднял руку и
ударил его один раз, и Хасан упал и укусил землю зубами
и обмер, и слезы потекли по его щеке.
А потом маг приказал своим слугам зажечь огонь, и
Хасан спросил его: «Что ты будешь с ним делать?» И маг
ответил: «Этот огонь — владыка света и искр; ему-то я и
поклоняюсь. Если ты поклонишься ему, как я, я отдам
тебе половину моего богатства и женю тебя на моей до­
чери». II Хасан закричал на мага и сказал ему: «Горе
тебе! Ты маг и нечестивец и поклоняешься огню, вместо
всевластного владыки, творца ночи и дня, и эта религия —
бедствие среди религий». И маг разгневался и восклик­
нул: «Разве ты не уступишь мне, о пес арабов, и не вой­
дешь в мою веру?» И Хасан не уступил ему в этом, и
тогда проклятый маг встал и пал перед огнем ниц и ве­
лел своим слугам разложить Хасана вниз лицом. И Ха­
сана разложили лицом вниз, и маг принялся бить его би­
чом, сплетенным из кожи, и разодрал ему бока. И Хасан
звал на помощь, но не получил ее, и взывал о защите, но
никто его не защитил. И он поднял взоры к владыке по­
коряющему, и искал близости к нему через избранного
пророка, и лишился он стойкости, и слезы текли по его
щекам, как дождь, и он произнес такие стихи:
«Терпенье в том, что ты судил мне, о мой бог.
Я все стерплю, когда тебе угодно так!

Жестоки, злобны и враждебны были к нам.

Быть может, кроткий, все простишь, что было, ты>>.

И маг приказал рабам посадить Хасана и велел им

принести ему кое-какой еды и питья, и ему принесли, но
 Сказка о Хасане басрийском 93

Хасан не согласился есть и пить. И маг пытал его ночью

и днем на протяжении пути, а Хасан был стоек и умолял
Аллаха, великого, славного, и сердце мага было к нему
жестоко.
И они плыли по морю три месяца, и Хасан плыл с
магом, подвергаясь мучениям. И когда три месяца испол­
нились, Аллах великий послал на корабль ветер, и море
почернело и взволновалось под кораблем из-за сильного
ветра. И капитан и матросы сказали: «Клянемся Аллахом,
всему виной этот юноша, который уже три месяца терпит
мучения от этого мага! Это не дозволено Аллахом вели­
ким!» И они напали на мага и убили его слуг и тех, кто
был с ним. II когда маг увидел, что они убили слуг, он
убедился в своей гибели и испугался за себя, и освободил
Хасана от уз, и, сняв бывшую на нем поношенную одежду,
одел его в другую и помирился с ним, и обещал ему, что
научит его искусству и возвратит его в его страну, и ска­
зал: «О дитя мое, не взыщи с меня за то, что я с тобой
сделал». — «Как я могу на тебя полагаться», — сказал
Хасан. И маг воскликнул: «О дитя мое, не будь греха, не
было бы и прощения, и я сделал с тобой эти дела, только
чтобы видеть твою стойкость! Ты ведь знаешь, что все
дела в руках Аллаха!»
И матросы с капитаном обрадовались освобождению
Хасана, и он пожелал им блага и прославил Аллаха вели­
кого и поблагодарил его. И ветры успокоились, и рас­
сеялся мрак, и хорошим стал ветер и спокойным — путе­
шествие. И потом Хасан сказал магу: «О персиянин, куда
ты направляешься?» И тот ответил: «О дитя мое, я на­
правляюсь к Горе Облаков, где находится эликсир, с ко­
торым мы делаем алхимию». И маг поклялся Хасану
огнем и светом, что у него не осталось для Хасана ничего
страшного, и сердце Хасана успокоилось, и он обрадо­
вался словам мага и стал с ним есть и пить и спать,
и маг одевал его в платья из своих платьев.
И так они непрерывно плыли в течение еще трех ме­
сяцев, а после этого их корабль пристал к длинной полосе
94 Семьсот восемьдесят третья ночь

суши, которая была вся покрыта камешками: белыми,

желтыми, синими, черными и всевозможных других цве­
тов, и когда корабль пристал, маг поднялся на ноги и
сказал: «О Хасан, поднимайся, выходи! Мы прибыли к
тому, что ищем и желаем».
И Хасан поднялся и вышел вместе с персиянином, и
маг поручил капитану свои вещи, а потом Хасан пошел
с магом, и они отдалились от корабля и скрылись с глаз.
И маг сел и вынул из-за пазухи медный барабан и шел­
ковый жгут, разрисованный золотом, на котором были
написаны талисманы, и стал бить в барабан, и когда он
кончил, поднялась над пустынен пыль. И Хасан удивился
поступкам мага и испугался и раскаялся, что пошел с.
ним, и цвет его лица изменился, и маг посмотрел на него
и сказал: «Что с тобой, о дитя мое? Клянусь огнем и све­
том, тебе нечего больше меня бояться! Если бы мое дело
не было исполнимо только с помощи твоего имени, я бы
не увел тебя с корабля. Радуйся же полному благу. А эту
пыль подняло то, на чем мы поедем и что поможет нам
пересечь пустыню и облегчит ее тяготы...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот во­
семьдесят третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что персиянин сказал Хасану:
«Эта пыль — пыль от того, на чем
Семьсот мы поедем и что нам поможет пе­
восемьдесят ресечь пустыню и облегчит ее тя­
третья мочь готы». И прошло лишь небольшое
время, и пыль рассеялась, открыв
трех верховых верблюдов. И персиянин сел на одного,
и Хасан сел на другого, а припасы они положили на
третьего. И они проехали семь дней и доехали до обшир­
ной земли, и, остановившись на этой земле, они увидели
постройку в виде купола, утвержденную на четырех стол­
бах из червонного золота, и сошли с верблюдов и вошли
под купол и поели, попили и отдохнули.
 Сказка о Хасане басрийском 95

И Хасан бросил взгляд и увидел вдруг что-то высокое

и спросил персиянина: «Что это такое, о дядюшка?» И маг
ответил: «Это дворец». — «Не встанешь ли ты, чтобы нам
войти туда и отдохнуть там и посмотреть на дворец?» —
спросил Хасан. И маг рассердился и сказал: «Не говори
мне об этом дворце! В нем мой враг, и у меня с ним
случилась история, которую сейчас не время тебе расска­
зывать». И потом он ударил в барабан, и подошли вер­
блюды, и путники сели и проехали еще семь дней.
А когда наступил восьмой день, маг сказал: «О Хасан,
что ты видишь?» И Хасан ответил: «Я вижу облака и
тучи между востоком и западом». — «Это не облака и
не тучи, — ответил маг, — это гора, большая и высокая,
на которой разделяются облака. Здесь нет облаков выше
нее, так велика ее высота и так значительно она подни­
мается. Эта гора и есть цель моих стремлений, и на вер­
шине ее — то, что нам нужно, и я из-за этого привел
тебя с собою, и мое желание исполнится твоей рукою».
И Хасан отчаялся, что будет жив, и сказал магу: «Ради
того, кому ты поклоняешься, и ради той веры, которую
ты исповедуешь, скажи мне, что это за* желание, из-за
которого ты меня привел?» И маг ответил: «Искусство
алхимии удается только с травой, которая растет в та­
ком месте, где проходят облака и разрываются. Такое
место — эта гора, и трава — на ее вершине, и когда мы
добудем траву, я покажу тебе, что это за искусство».
И Хасан сказал ему со страху: «Хорошо, о господин!» — и
потерял надежду, что будет жив, и заплакал из-за разлуки
со своей матерью, близкими и родиной. И он раскаялся, что
не послушался матери, и произнес такие стихи:
«Взгляни на дело гоепода — приносит
Любезную тебе он быстро помощь*

Храни надежду, не достигнув дела,—

Ведь сколько милости в делах предивной!»

И они ехали до тех пор, пока не приехали к этой

горе, и остановились под нею. И Хасан увидал на этой
96 Семьсот восемьдесят третья ночь

горе дворец и спросил мага: «Чго это за дворец?» —

«Это — обиталище джиннов, гулей и шайтанов», — отве­
тил маг. А потом он сошел со своего верблюда и велел
сойти Хасану и, подойдя к нему, поцеловал его в голову
и сказал: «Не взыщи с меня за то, что я с тобой сде­
лал, — я буду тебя охранять, когда ты войдешь во дво­
рец, и возьму с тебя клятву, что ты не обманешь меня
ни в чем из того, что принесешь оттуда, и мы будем с
тобою в этом равны». II Хасан сказал: «Внимание и по­
виновение!»
И тогда персиянин открыл мешок и вынул оттуда
жернов и еще вынул немного пшеницы и смолол ее на
Этом жернове и замесил из нее три лепешки. И он зажег
огонь и спек лепешки, а затем он вынул медный барабан
и разрисованный жгут и начал бить в барабан, и появи­
лись верблюды, и тогда персиянин выбрал из них одного
и зарезал его и содрал с него шкуру и, обратившись к
Хасану, сказал ему: «Слушай, о дитя мое, о Хасан, что я
тебе скажу». — «Хорошо», — ответил Хасан. И персиянин
молвил: «Войди в эту шкуру, и я зашью тебя и брошу на
землю, и прилетит птица ястреб, и понесет тебя, и взле­
тит с тобою на вершину горы. Возьми с собой этот нож,
и, когда птица перестанет лететь, и ты почувствуешь, что
она положила тебя на гору, проткни ножом шкуру и
выйди: птица тебя испугается и улетит, а ты нагнись ко
мне с вершины горы и крикни мне, и я скажу тебе, что
делать».
И он приготовил ему те три лепешки и бурдючок с
водой и положил это, вместе с ним, в шкуру и зашил ее.
А потом персиянин удалился, и прилетела птица ястреб и
понесла Хасана и взлетела с ним на вершину горы. И она
положила Хасана, и когда Хасан понял, что ястреб по­
ложил его на гору, он проткнул шкуру и вышел из нее
и крикнул магу. И, услышав его слова, маг обрадовался
и заплясал от сильной радости и крикнул: «Иди назад и
обо всем, что увидишь, осведоми меня». II Хасан пошел
и увидел много истлевших костей, возле которых было
множество дров, и рассказал персиянину обо всем, что
 Сказка о Хасане басрийском 97

увидел, и персиянин крикнул: «К этому-то мы и стре­

мимся и этого ищем! Набери дров шесть вязанок и сбрось
их ко мне. С ними-то мы и делаем алхимию».
И Хасан сбросил ему шесть вязанок, и, увидев, что
эти вязанки достигли ею, маг крикнул Хасану: «О него­
дяй, исполнено дело, которое я хотел от тебя! Если хо­
чешь, оставайся на горе или кинься вниз на землю, чтобы
погибнуть». И после этого маг ушел, а Хасан восклик­
нул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого,
великого! Этот пес схитрил со мной!» И он сел и при­
нялся оплакивать себя и произнес такие стихи:
«Когда Аллах захочет сделать что-нибудь
С разумным мужем, видящим и слышащим,

Он оглушит его, и сердце ослепит,

И разум вырвет у него, как волосок!

Когда же суд над ним исполнит свой господь,

Вернет он ум ему, чтоб поучался он.

Не спрашивай о том, что было, «Почему?»

Все будет, как судьба твоя и рок велнт...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот во­
семьдесят четвертая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый парь, что когда маг поднял
Хасана на гору и Хасан сбросил
Семьсот ему сверху то, что было ему
восемьдесят
четвертая ночь нужно, персиянин выругал его, а
потом он оставил его и ушел.
И воскликнул Хасан: «Нет мощи и
силы, кроме как у Аллаха, высокого, великого! Этот про­
клятый пес схитрил со мной».
И он поднялся на ноги и посмотрел направо и налево
и пошел по вершине горы, уверенный в душе, что умрет.
98 Семьсот восемьдесят четвертая ночь

И он ходил, пока не дошел до другого конца горы.

И тогда он увидел возле горы синее море, где бились
волны, и море пенилось, и каждая волна была, как боль­
шая гора. И Хасан сел и прочитал сколько пришлось из
корана и попросил Аллаха великого облегчить его участь
либо смертью, либо освобождением от этих бедствий, а
потом он прочитал над собой похоронную молитву и бро­
сился в море. И волны несли его, хранимого Аллахом
великим, пока он не вышел из моря невредимый, по мо­
гуществу Аллаха великого, и он обрадовался и прославил
великого Аллаха и поблагодарил его.
И потом Хасан встал и пошел, ища чего-нибудь по­
есть, и, когда это было так, он вдруг оказался в том
месте, в котором стоял с Бахрамом-магом. И он прошел
немного и вдруг увидел большой дворец, высящийся в
воздухе, и он вошел туда, и оказалось, что это тот дво­
рец, о котором он спрашивал мага, и Бахрам сказал ему:
«В этом дворце мой враг». И Хасан воскликнул: «Кля­
нусь Аллахом, я непременно должен войти в этот дво­
рец. Быть может, облегчение достанется мне там!» И он
подошел ко дворцу и увидел, что ворота его открыты, и,
войдя в ворота, он увидел в проходе каменную скамью,
а на скамье — двух девушек, подобных луне, перед ко­
торыми стояла шахматная доска, и они играли. И одна из
девушек подняла голову к Хасану и закричала от радости
и сказала: «Клянусь Аллахом, это сын Адама, и я думаю,
Это тот, которого привел в этом году Бахрам-маг».
И когда Хасан услышал ее слова, он бросился перед
девушками на землю и заплакал сильным плачем и вос­
кликнул: «О госпожи мои, клянусь Аллахом, я и есть
этот бедняк!» И младшая девушка сказала своей старшей
сестре: «Засвидетельствуй, о сестрица, что этот чело­
век — мой брат по обету Аллаха и клятве ему, и я умру
его смертью, буду жить его жизнью, радоваться его ра­
достью и печалиться его печалью». И она поднялась и
обняла Хасана и поцеловала его и, взяв его за руку, во­
шла с ним во дворец, и ее сестра вошла с нею. И де­
вушка сняла с Хасана его поношенные одежды, принесла
 Сказка о Хасане басрийском 99

одеяние из платьев царей и надела его на юношу, а по­

том приготовила ему всевозможные кушания и подала
их Хасану и села, вместе со своей сестрой. И они поели
с Хасаном и сказали ему: «Расскажи нам твою историю
с этим псом и нечестивым колдуном с тех пор, как ты
попался ему в руки, и до тех пор, как ты от него осво­
бодился, а мы расскажем тебе, что у нас с ним случилось
от начала до конца, чтобы ты был от него настороже,
когда его увидишь».
И когда Хасан услышал их слова и увидел, что они с
ним приветливы, его душа успокоилась, и ум вернулся к
нему, и он рассказал девушкам о том, что у него случи­
лось с магом от начала до конца. «А ты спрашивал его
об этом дворце?» — спросили девушки. И Хасан отве­
тил: «Да, я его спрашивал, и он сказал мне: «Я не люблю
упоминания о нем, так как этот дворец принадлежит
шайтанам и дьяволам». И девушки разгневались сильным
гневом и сказали: «Разве этот нечестивец считает нас
шайтанами и дьяволами?» — «Да», — ответил Хасан.
И младшая девушка, сестра Хасана, воскликнула: «Кля­
нусь Аллахом, я убью его наихудшим убиением и лишу
его земного ветерка». — «А как ты до него доберешься и
убьешь его: он ведь колдун и обманщик?» — спросил Ха­
сан. И девушка ответила: «Он в саду, который назы­
вается аль-Машид, и я непременно вскоре его убью». —
«Хасан сказал правду, и все, что он говорил про этого
пса, — правильно, — сказала ее сестра, — но расскажи ему
всю нашу историю, чтобы она осталась у него в уме».
И молоденькая девушка сказала: «Знай, о брат мой,
что мы царевны и отец наш царь из царей джиннов,
великих саном, и у него есть войска, приближенные и
слуги из маридов. И наделил его Аллах великий семью
дочерьми от одной жены, и охватила его скупость, рев­
ность и гордость, больше которой не бывает, так что он
не отдавал нас замуж ни за кого из людей. II он позвал
своих везирей и приближенных и спросил их: «Знаете ли
вы для меня место, куда не заходит прохожий, ни из
джиннов, пи из людей, и где много деревьев, плодов и
400 Семьсот восемьдесят четвертая ночь

каналов?» И спрошенные сказали ему: «Что ты будешь

там делать, царь времени?» И царь ответил: «Я хочу по­
местить туда семь моих дочерей». — «О царь, — сказали
тогда везири, — для них подойдет дворец Горы Облаков,
построенный одним ифритом из маридов-джиннов, кото­
рые взбунтовались во времена господина нашего Сулей­
мана, — мир с ним! — и когда этот ифрит погиб, никто
не жчл после него во дворце, ни джинн, ни человек, так
как он отовсюду отрезан и не может добраться до него
никто. II окружают его деревья, плоды и каналы, и во­
круг него текучая вода, слаще меда и холоднее снега, и
не пил ее никто из больных проказой, слоновой болезнью
или чем-нибудь другим, без того, чтобы не поправиться
в тот же час и минуту». И когда наш отец услышал это,
он послал нас в этот дворец и послал с нами солдат и
воинов и собрал для нас все, что нам во дворце нужно.
И когда наш отец хочет выезжать, он бьет в барабан, и
являются к нему все войска, и он выбирает из них тех,
кого посадит на коней, а остальные уходят. А когда наш
отец хочет, чтобы мы явились к нему, он приказывает
своим приближенным из колдунов привести нас, и они
приходят к нам и берут нас и доставляют к нему, чтобы
он развлекался с нами и мы бы сказали о том, что мы от
него хотим, а потом они снова приводят нас на место.
II у нас есть еще пять сестер, которые ушли поохотиться
в этой пустыне, в ней столько зверей, что их не счесть и
не перечислить. И две из нас по очереди остаются дома,
чтобы готовить кушанье, и пришла очередь оставаться
нам: мне и этой моей сестре, и мы остались готовить им
кушанье. И мы просили Аллаха, — слава ему и вели­
чие! — чтобы он послал к нам человека, который бы нас
развлек; да будет же слава Аллаху, который привел тебя
к нам! Успокой свою душу и прохлади глаза: с тобою не
будет дурного».
И Хасан обрадовался и воскликнул: «Хвала Аллаху,
который привел нас на путь освобождения и расположил
к нам сердца!» И его сестра поднялась, взяла его за руку
и привела в комнату и вынесла из нее материи и под­
 Сказка о Хасане басрийском 4в!

стилки, которых не может иметь пикто из сотворенных.

А потом, через некоторое время, пришли ее сестры с
охоты и ловли, и им рассказали историю Хасана, и де­
вушки обрадовались еА му и вошли к нему в комнату и
поздоровались с ним и поздравили его со спасением.
И Хасан жил у них наилучшей жизныо, в приятнейшей
}>адости и выходил с ними на охоту и ловлю и резал дичь
и подружился с девушками. И он оставался у них таким
образом, пока тело его не выздоровело и он не исце­
лился от того, что с ним было, и его тело стало сильным,
и потолстело и разжирело, так как он жил в уважении
и пребывал с девушками в этом месте. И он ходил и гу­
лял с ними в этом разукрашенном дворце и во всех садах,
среди цветов, и девушки обращались с ним ласково и
дружески с ним разговаривали, и прошла его тоска от
одиночества, и увеличилась радость и счастье девушек
из-за Хасана, и он тоже радовался им, еще больше, чем
они ему радовались. И его маленькая сестра рассказала
своим сестрам историю о Бахраме-маге и рассказала им,
как он счел их шайтанами, дьяволами и гулями, и они
поклялись ей, что непременно его убыот.
А когда наступил следующий год, явился этот про­
клятый, и с ним был красивый юноша-мусульманин, по­
добный луне, и он был закован в оковы и подвергался
величайшим пыткам. И маг спустился с ним ко дворцу,
в котором жил Хасан с девушками,
а Хасан сидел у канала, под де­
ревьями. II когда он увидал мага,
его сердце затрепетало, и цвет его
липа изменился, и он всплеснул ру­
ками...»
II Шахразаду застигло утро, и
Семьсот она прекратила дозволенные речи.
восемьдесят Когда же настала семьсот во­
пятая почь семьдесят пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
парь, что когда Хасан-ювелир увидел мага, его сердце
затрепетало, и цвет его лица изменился, и он всплеснул
402 Семьсот восемьдесят пятая ночь

руками и сказал девушкам: «Ради Аллаха, сестрицы, по­

могите мне убить этого проклятого! Вот он пришел и
оказался в ваших руках и с ним пленный юноша-мусуль­
манин из сыновей знатных людей, и маг его пытает вся­
кими болезненными пытками. Я хочу его убить и исце­
лить от него мое сердце и избавить этого юношу от пытки
и получить небесную награду, а юноша-мусульманин вер­
нется на родину и встретится со своими братьями, род­
ными и любимыми, и будет это ему милостыней от вас, и
вы получите награду от Аллаха" великого». И девушки
ответили: «Внимание и повиновение Аллаху и тебе, о Ха­
сан!»
А затем они опустили на лица покрывала, надели
боевые доспехи и подвязали мечи и привели Хасану коня
из лучших коней и снарядили его, дав ему полное обла­
чение, и вооружили его прекрасным оружием. А затем
они все отправились и увидели, что маг уже зарезал
верблюда и ободрал его и мучает юношу и говорит ему:
«Влезь в эту шкуру!» И Хасан подошел к магу сзади, а
маг не знал этого, и закричал на него и ошеломил его и
помрачил ему рассудок.
А потом Хасан подошел к магу и крикнул: «Убери
руку, о проклятый, о враг Аллаха и враг мусульман, о
нес, о вероломный, о поклоняющийся огню, о шествую­
щий по дороге нечестия. Будешь ты поклоняться огню и
свету и клясться тенью и жаром?» И маг обернулся и
увидел Хасана и сказал ему: «О дитя мое, как ты осво­
бодился и кто свел тебя на землю?» — «Меня освободил
Аллах великий, который обрек твою душу на гибель, —
ответил Хасан. — Как ты мучил меня всю дорогу, о не­
честивый, о зиндик *, так и сам попал в беду и уклонился
от пути! Ни мать не поможет тебе, ни брат, ни друг, ни
крепкий обет! Ты говорил: «Кто обманет хлеб и соль,
тому отомстит Аллах», вот ты и обманул хлеб и соль, и
вверг тебя великий Аллах в мои руки, и стало освобо­
ждение твое далеким». — «Клянусь Аллахом, о дитя мое,

1 3 и и Ли к — еретик, вольнодумец.
 Сказка о Хасане басуийскож

ты мне дороже души и света моего глаза!»— восклик­

нул маг.
Но Хасан подошел к нему и поспешил ударить его в
плечо, и меч вышел, блистая, из его шейных связок, и
поспешил Аллах направить его дух в огонь (скверное это
обиталище). А потом Хасан взял мешок, который был у
персиянина, и развязал его и вынул из него барабан и
жгут и ударил жгутом по барабану, и прибежали к Ха­
сану верблюды, как молния. И Хасан освободил юношу
от уз и посадил его на одного верблюда, а другого он
нагрузил пищей и водой, и потом он сказал юноше: «От­
правляйся к своей цели». И юноша уехал после того, как
Аллах великий освободил его из беды руками Хасана.
А девушки, увидев, что Хасан отрубил магу голову, обра­
довались сильной радостью и окружили его, дивясь его
доблести и силе его ярости, и поблагодарили его за то,
что он сделал, поздравили его со спасением и сказали:
«О Хасан, ты сделал дело, которым излечил больного и
ублаготворил великого владыку!»
И Хасан пошел с девушками во дворец и проводил
время с ними за едой, питьем, играми и смехом, и
приятно было ему пребывание у них, и забыл он свою
мать. И когда он жил с ними самой сладостной жизнью,
вдруг поднялась из глубины пустыни великая пыль, от
которой померк воздух, и девушки сказали ему: «Подни­
майся, о Хасан, иди в твою комнату и спрячься, а если
хочешь, пойди в сад и спрячься среди деревьев и лоз —
с тобой не будет дурного». И Хасан поднялся и вошел в
свою комнату и спрятался там и заперся в комнате,
внутри дворца. И через минуту пыль рассеялась, и пока­
залось из-под нее влачащееся войско, подобное ревущему
морю, которое шло от отца девушек. И когда воины при­
шли, девушки поселили их у себя наилучшим образом и
угощали их три дня, а после этого они спросили об их
обстоятельствах и в чем с ними дело, и воины сказали:
«Мы пришли от царя, за вами!» — «А что царь от нас
хочет?» — спросили девушки. И воины сказали: «Кто-то
из царей устраивает свадьбу, и ваш отец хочет, чтобы
40i Семьсот восемьдесят пятая ночь

вы присутствовали на этой свадьбе и позабавились». —

«А сколько времени мы будем отсутствовать?» — спро­
сили девушки. И воины сказали: «Время пути туда и
назад и пребывания у вашего отца в течение двух меся­
цев».
И девушки поднялись и вошли во дворец к Хасану и
осведомили его о том, как обстоит дело, и сказали ему:
«Это место — твое место, и наш дом — твой дом; будь же
спокоен душою и прохлади глаза. Не бойся и не пе­
чалься! Никто не может прийти к нам в это место. Будь
же спокоен сердцем и весел умом, пока мы не придем к
тебе, и вот у тебя будут ключи от наших комнат. Но
только, о брат мой, мы просим тебя, во имя братства, не
открывай вот этой двери: открывать ее тебе нет разре­
шения». И затем они простились с Хасаном и ушли
вместе с воинами.
И остался Хасан сидеть во дворце один. И грудь его
стеснилась, и стойкость истощилась, и увеличилась его
грусть, и он почувствовал себя одиноким и опечалился о
том, что расстался с девушками, великой печалью, и стал
для него тесен дворец при его обширности. И, увидев
себя одиноким и тоскующим, Хасан вспомнил девушек и
произнес такие стихи:

«Тесна равнина стала вся в глазах моих,

И смутилось сердце теперь совсем из-за этого.

Ушли друзья, и после них все ясное

Снова стало смутным, и слез струя из глаз течгт.

Покинул сон глаза мои, как ушли они,

И все опять так смутно стало в душе моей.

Увидим ли, что время снова нас сведет

И вернется с ними любимый друг, собеседник мой...»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­

ленные речи.
 Сказка о Хасане басрийском 403

Когда же настала семьсот во­

семьдесят шестая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Хасан, после ухода
девушек, сидел во дворце один, и
стеснилась его грудь из-за разлуки
с ними, и он стал ходить один на
Семь^от охоту в равнинах и приносил дичь
восемьдеся т
шестая почь и убивал ее и ел один, и усилилась
его тоска и тревога из-за одиноче­
ства.
И однажды он поднялся и обошел дворец кругом и
осмотрел его со всех сторон и открыл комнаты девушек
и увидел там богатства, которые отнимают разум у смо­
трящих, но ничто из этого его не услаждало по причине
отсутствия девушек. И запылал у него в душе огонь из-за
той двери, которую его сестра наказывала ему не откры­
вать и велела ему к ней не приближаться и никогда не
открывать ее, и он сказал про себя: «Моя сестра нака­
зала мне не открывать этой двери лишь потому, что там
есть нечто, чего она не хочет никому дать узнать. Кля­
нусь Аллахом, я встану и открою ее, и посмотрю, что там
есть, даже если бы за этой дверью была гибель». И он
взял ключ и отпер дверь и не нашел в комнате никаких
богатств, но увидел в глубине комнаты каменную винто­
вую лестницу из йеменского оникса. II он стал взби­
раться по этой лестнице и поднимался до тех пор, пока
не достиг крыши дворца, и тогда он сказал себе: «Вот
отчего они меня удерживали».
И он обошел по крыше кругом и оказался над мест­
ностью под дворцом, которая была полна полей, садов,
деревьев, цветов, зверей и птиц, щебетавших и прослав­
лявших Аллаха великого, единого, покоряющего, и Хасан
начал всматриваться в эту местность и увидел ревущее
море, где бились волны. И он ходил вокруг этого дворца
направо и налево, пока не дошел до помещения на четы­
рех столбах, и в нем он увидел залу, украшенную все­
возможными камнями: яхонтами, изумрудами, бадахшап-
406 Семьсот восемьдесят шестая ночь

скими рубинами и всякими драгоценностями, и она была

построена так, что один кирпич был из золота, другой —
из серебра, третий — из яхонта, и четвертый — из зеленого
изумруда. А посредине этого помещения был пруд, пол­
ный воды, и над ним тянулась ограда из сандалового
дерева и алоэ, в которую вплетены были прутья червон­
ного золота и зеленого изумруда, украшенные всевозмож­
ными драгоценностями и жемчугом, каждое зерно кото­
рого было величиной с голубиное яйцо. А возле пруда
стояло ложе из алоэ, украшенное жемчугом и драгоцен­
ностями, и в него были вделаны всевозможные цветные
камни и дорогие металлы, которые, в украшениях, были
расположены друг против друга. И вокруг ложа щебе­
тали птицы на разных языках, прославляя Аллаха вели­
кого красотой своих голосов и разнообразием наречий.
И не владел дворцом, подобным этому, ни Хосрой, ни
кесарь К
И Хасан был ошеломлен, увидя это, и сел и стал смо­
треть на то, что было вокруг него, и он сидел в этом
дворце, дивясь на красоту его убранства и блеск окру­
жавшего его жемчуга и яхонтов и на бывшие во дворце
всевозможные изделия и дивясь также на эти поля и
птиц, которые прославляли Аллаха, единого, покоряю­
щего. И он смотрел на памятник тех, кому великий Ал­
лах дал власть построить такой дворец, — поистине, он
велик саном!
И вдруг появились десять птиц, которые летели со
стороны пустыни, направляясь в этот дворец к пруду.
И Хасан понял, что они направляются к пруду, чтобы на­
питься воды. И он спрятался от птиц, боясь, что они
увидят его и улетят, а птицы опустились на большое
прекрасное дерево и окружили его. И Хасан заметил
среди них большую прекрасную птицу, самую красивую

1 Х о с р о й (Кисра) Ануширван — один из царей династии

Сасанидов. К е с а р я м и в средневековой арабской литературе
именовали византийских императоров. Легенды приписывают
им огромные богатства.
 Сказка о Хасане басрийском 407

из всех, и остальные птииы окружали ее и прислуживали

ей. И Хасан удивился этому, а та птица начала клевать
девять других птиц клювом и обижать их, и они от нее
убегали, и Хасан стоял и смотрел на них издали. И потом
птицы сели на ложе, и каждая из них содрала с себя
когтями кожу и вышла из нее, и вдруг оказалось, что это
одежды из перьев. И из одежд вышли десять невинных
девушек, которые позорили своей красотой блеск лун.
И, обнажившись, они все вошли в пруд и помылись и
стали играть и шутить друг с другом, а птица, которая
превосходила их, начала бросать их в воду и погружать,
к они убегали от нее и не могли протянуть к ней руки.
И, увидав ее, Хасан лишился здравого рассудка, и его
ум был похищен, и понял он, что его сестра запретила
ему открывать дверь только по этой причине. II Хасапа
охватила любовь к этой девушке, так как он увидел ее
красоту, прелесть, стройность и соразмерность. И она
играла и шутила и брызгалась водой, а Хасан стоял и
смотрел на девушек и вздыхал от того, что был не с
ними, и его ум был смущен красотой старшей девушки.
Его сердце запуталось в сетях любви к ней, и он попал
в сети страсти, и глаза его смотрели, а в сердце был
сжигающий огонь — душа ведь повелевает злое. И Хасан
заплакал от влечения к ее красоте и прелести, и вспых­
нули у него в сердце огни из-за девушки, и усилилось в
нем пламя, искры которого не потухали, и страсть, след
которой не исчезал.
А потом, после этого, девушки вышли из пруда, и Ха­
сан стоял и смотрел на них, а опи его не видели, и он
дивился их красоте, и прелести, и нежности их свойств,
и изяществу их черт. И он бросил взгляд и посмотрел на
старшую девушку, а ока была нагая, и стало ему видно
то, что было у нее между бедер, и был это большой круг­
лый купол с четырьмя столбами, подобный чашке, се­
ребряной или хрустальной, и Хасан вспомнил слова поэта:

И поднял рубаху я, и каф ее обнажил,

И вижу, что тесен он, как нрав мой и мой надел.
т Семьсот восемьдесят седьмая ночь

И дал половину я, она же — вздохнула лишь.

Спросил я: <<0 чем?» Она в ответ: «Об оставшемся».

А когда девушки вышли из воды, каждая надела своп

одежды и украшения, а что касается старшей девушки,
то она надела зеленую одежду и превзошла красотой кра­
савиц всех стран, и сияла блеском своего лица ярче лун
на восходах. И она превосходила ветви красотою изгибон
и ошеломляла умы мыслью об упреках, и была она та­
кова, как сказал поэт:

Вот девушка весело, живо прошла,

У щек ее солнце лучи занимает.

Явилась в зеленой рубашке она,

Подобная ветке зеленой в гранатах.

Спросил я: «Одежду как эту назвать?»

Она мне в ответ: «О прекрасный словами,

Любимым пронзали мы желчный пузырь,

И дул ветерок, пузыри им пронзая...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот во­
семьдесят седьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда Хасан увидал,
как девушки вышли из пруда, и
Семьсот
восемьдесят старшая из них захватила его ум
седьмая ночь своей красотой и прелестью, он
произнес эти стихи. А девушки, на­
дев свои платья, сели и стали бесе­
довать и пересмеиваться, а Хасан стоял и смотрел на них,
погруженный в море страсти, и блуждал в долине раз­
мышлений и говорил про себя: «Клянусь Аллахом, моя
сестра сказала мне: «Не открывай эт°й двери», только
 Сказка о Хасане басрийском 409

из-за этих девушек, боясь, что я привяжусь к одной из

них».
И он принялся смотреть на прелести старшей де­
вушки, а она была прекраснее всего, что создал Аллах в
ее время, и превзошла красотой всех людей. Ее рот был
подобен печати Сулеймана а волосы были чернее, чем
ночь разлуки для огорченного и влюбленного, а лоб был
подобен новой луне в праздник Рамадана, и глаза напо­
минали глаза газели, а нос у нее был с горбинкой, яркой
белизны, и щеки напоминали цветы анемона, и уста были
подобны кораллам, а зубы — жемчугу, нанизанному в
ожерельях самородного золота. Ее шея, подобная слитку
серебра, возвышалась над станом, похожим на ветвь ивы,
и животом со складками и уголками, при виде которого
дуреет влюбленный, взволнованный и пупком, вмещаю­
щим унцию мускуса наилучшего качества, и бедрами —
толстыми и жирными, подобными мраморным столбам
или двум подушкам, набитым перьями страусов, а между
ними была вещь, точно самый большой холм или заяц с
обрубленными ушами, и были у нее крыши и углы. И эта
девушка превосходила красотой и стройностью ветвь ивы
и трость камыша и была такова, как сказал о ней поэт,
любовью взволнованный:

Вот девушка, чья слюна походит на сладкий мед,

А взоры ее острей, чем Индии острый меч.

Движенья ее смущают ивы ветвь гибкую,

Улыбка, как молния, блистает из уст ее.

Я с розой расцветшею ланиты ее сравнил,

И молвила, отвернувшись: «С розой равняет lto ?

С гранатами грудь мою сравнил, не смущаясь, он:

Откуда же у гранатов ветви, как грудь моя?

1Печать С у л е й м а н а — растение из семейства ли­

лейных, с цветком которого здесь сравниваются уста красавицы.
НО Семьсот восемьдесят седьмая ночь

Клянусь моей прелестью, очами и сердцем я,

И раем сближенья, и разлуки со мной огнем —

Когда он к сравнениям вернется, лишу его

Услады я близости и гнева огнем сожгу.

Они говорят: «В саду есть розы, но нет средь них

Ланиты моей, и ветвь на стан не похожа мой».

Коль есть у него в саду подобная мне во всем,

Чего же приходит он искать у меня тогда?»

И девушки продолжали смеяться и играть, а Хасан

стоял на ногах и смотрел на них, позабыв об еде и питье,
пока не приблизилось время предвечерней молитвы, и
тогда старшая девушка сказала своим подругам: «О до­
чери царей, уже наскучило оставаться здесь. Поднимай­
тесь же, и отправимся в наши места». И все девушки
встали и надели одежды из перьев, и когда они заверну­
лись в свои одежды, они стали птицами, как раньше, и
все они полетели вместе, и старшая девушка летела по­
среди них. И Хасан потерял надежду, что они вернутся,
и хотел встать и уйти, но не мог встать, и слезы потекли
по его щекам. И усилилась его страсть, и он произнес
такие стихи:

«Лишусь я пусть верности в обетах, коль после вас

Узнаю, как сладок сон и что он такое.

И глаз не сомкну я пусть, когда вас со мною нет.

И после отъезда пусть не мил будет отдых.

Мне грезится, когда сплю, что вижу опять я вас,

О, если бы грезы сна для нас были явью!

Поистине, я люблю, когда и не нужно, спать —

Быть может, во сне я вас, любимые, встречу».
 Сказка о Хасане басрийском ///

И потом Хасан прошел немного, не находя дороги, и

спустился вниз во дворец. И он полз до тех пор, пока не
достиг дверей комнаты, и вошел туда и запер ее и лег,
больной, и не ел и не пил, погруженный в море размыш­
лений, и плакал и рыдал над собой до утра, а когда на­
ступило утро, он произнес такие стихи:

«И вот улетели птицы вечером, снявшись,

А умер кто от любви, в том нет прегрешенья.

Я буду скрывать любовь, пока я смогу скрывать,

Но коль одолеет страсть, ее открывают.

Пришел ко мне призрак той, кто видом всем схож с

зарей,
У ночи моей любви не будет рассвета.

Я плачу о них, и спят свободные от любви,

И ветер любви теперь со мною играет.

Я отдал слезу мою, и деньги, и душу всю,

И разум, и весь мой дух, — а в щедрости прибыль.

Ужаснейшей из всех бед и горестей нахожу

Я милой красавицы враждебность и злобу.

Он говорит: «Любовь к прекрасным запрещена,

А кровь тех, кто любит их, пролить не запретно».

Что делать, как не отдать души изнуренному —

Отдаст он ее в любви, — любовь — только шутка.

Кричу от волнения и страсти к любимой я —

Ведь истинно любящий на плач лишь способен».

А когда взошло солнце, он отпер дверь комнаты и

пошел в то место, где был раньше, и сидел напротив той
залы, пока не пришла ночь, но ни одна птица не приле­
тела, и Хасан сидел и ждал их. И он плакал сильным
4f2 Семьсот восемьдесят восьмая ночь

плачем, пока его не покрыло беспамятство, и тогда он

упал на землю, растянувшись, а придя в себя после об­
морока, он пополз и спустился вниз, и пришла ночь, и
сделался весь мир для него тесен.
И Хасан плакал и рыдал над собою всю ночь, пока не
наступило утро и не взошло солнце над холмами и доли­
нами, и он не ел, не пил и не спал и не находил покоя.
И днем он был в смятении, а ночь проводил в бденье,
ошеломленный, пьяный от размышлений и от сильной
страсти, охватившей его, и произносил такие слова
поэта, любовью взволнованного:

«О ты, что смущаешь солнце светлое на заре

И ветви позор несешь, хоть ей то неведомо, —

Узнать бы, позволит ли, чтоб ты возвратилась, рок,

Погаснет ли тот огонь, что пышет в моей груди?

И сблизят ли нас при встрече страсти объятия,

Прильну ли щекой к щеке и грудью к груди твоей?

Кто это сказал: «В любви усладу находим мы?»

В любви ведь бывают дни, что горше, чем мирры
сок...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот во­
семьдесят восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Хасан-ювелир, когда
его страсть усилилась, произнес эти
Семьсот стихи, будучи один во дворце, и не
восемьдесят
восьмая ночь находил никого, кто бы его раз­
влек. И когда он был в муках вол­
нения, вдруг поднялась из пустыни
пыль, и Хасан побежал вниз и спрятался, и понял он, что
хозяева дворца вернулись. И прошло не более часа, и
 Сказка о Хасане басрийско.ч

воины спешились и окружили дворец, и семь девушек

тоже спешились и вошли во дворец и сняли оружие и
бывшие на них боевые доспехи, а что касается до млад­
шей девушки, сестры Хасана, то она не сняла с себя
боевых доспехов, а вошла в комнату Хасана и не нашла
его. И она стала его искать и нашла его в одной из ком­
нат, больного и исхудавшего, и тело его утомилось, и
кости его стали тонки, и цвет его лица пожелтел, и глаза
его провалились на лице, от скудости пищи и питья и от
обилия слез из-за его привязанности к той девушке и его
любви к ней.
И когда его сестра-джинния увидела, что он в таком
состоянии, она была ошеломлена, и ее рассудок исчез.
Она спросила Хасана, каково ему, что с ним и что его
поразило, и сказала ему: «Расскажи мне, о брат мой,
чтобы я ухитрилась снять с тебя твои страдания и была
за тебя выкупом». II Хасан горько заплакал и произнес:

«Влюбленному, коль его оставит любимая,

Останутся только скорбь и муки ужасные.

Снаружи его — тоска, внутри его — злой недуг,

Вначале он говорит о ней, в конце — думает»,

И когда услышала это сестра Хасана, она удивилась

ясности его речи и красноречью его слов и тому, как он
хорошо сказал и ответил ей стихами, и спросила его:
«О брат мой, когда ты впал в это дело, в которое ты
впал, и когда это с тобой случилось? Я вижу, что ты го­
воришь стихами и льешь обильные слезы. Заклинаю тебя
Аллахом, о брат мой, и святостью любви, которая между
нами: расскажи мне о твоем положении и сообщи мне
твою тайну и не скрывай от меня ничего, что с тобою
случилось в наше отсутствие. Моя грудь стеснилась, и
жизнь моя замутилась из-за тебя».
И Хасан вздохнул и пролил слезы, подобные дождю,
и воскликнул: «Я боюсь, о сестрица, что, если я тебе рас­
скажу, ты мне не поможешь в том, к чему я стремлюсь,
5 41001 ночь», т. 7
4П Семьсот восемьдесят восьмая ночь

и оставишь меня умирать в тоске с моей горестью»,—

«Нет, клянусь Аллахом, о брат мой, я не отступлюсь от
тебя, даже если пропадет моя душа», — ответила де­
вушка. И Хасан рассказал ей, что с ним случилось и что
он увидел, когда отпер дверь, и поведал ей, что причина
несчастья и беды — его страсть к девушке, которую он
увидел, и любовь к ней и что он десять дней не пробовал
ни пищи, ни питья. И потом он горько заплакал и про­
изнес такие два стиха:

«Верните сердце, как было прежде, телу вы,

И дремоту глазу, потом меня оставьте вы.

Или скажете, изменила ночь мой обет в любви?

«Пусть не будет тех, кто меняется!» — я отвечу вам».

И сестра Хасана заплакала из-за его плача и пожа­

лела его из-за его страсги и сжалилась над изгнанником
и сказала: «О брат мой, успокой свою душу и прохлади
глаза. Я подвергну себя опасности, вместе с тобою, и от­
дам душу, чтобы тебя удовлетворить. Я придумаю для
тебя хитрость, даже если будет в ней гибель моих дра­
гоценностей и моей души, и исполню твое желание, если
захочет Аллах великий. Но я наказываю тебе, о брат мой,
скрывать тайну от моих сестер. Не показывай твоего
состояния ни одной из них, чтобы не пропала моя и твоя
душа, и если они тебя спросят, открывал ли ты дверь,
скажи им: «Я не открывал ее никогда, но мое сердце за­
нято из-за вашего отсутствия и моей тоски по вас и от­
того, что я сидел во дворце один». — «Хорошо, так и
будет правильно!» — воскликнул Хасан.
И он поцеловал девушку в голову, и успокоилось его
сердце, и расправилась у него грудь, так как он боялся
своей сестры, потому что открыл дверь, а теперь душа к
нему вернулась после того, как он был близок к гибели
от сильного страха. И он попросил у сестры чего-нибудь
поесть, и она поднялась и вышла от него и вошла к
своим сестрам, печальная, плача о Хасане. И сестры
 Сказка о Хасане басрийском 445

спросили ее, что с ней, и она сказала им, что ее ум занят

мыслью о ее брате и что он болен и вот уже десять дней,
как к нему в живот не опускалось никакой пищи. И се­
стры спросили ее о причине его болезни, и она ответила:
«Причина ее — наше отсутствие и то, что мы заставили
его тосковать. Эти дни, когда мы отсутствовали, тянулись
для него дольше, чем тысяча лет, и ему простительно,
так как он на чужбине и одинок, а мы оставили его од­
ного, и не было у него никого, кто бы его развлек и
успокоил бы его душу. Он, при всех обстоятельствах,
юноша и еще мал, и, может быть, он вспомнил родных и
мать — а она женщина старая — и подумал, что она пла­
чет о нем в часы ночи и части дня и постоянно о нем
печалится, а мы его утешали своей дружбой».
И, услышав слова девушки, ее сестры заплакали от
сильной печали о Хасане и сказали: «Клянемся Аллахом,
ему простительно!» И они вышли к воинам и отпустили
их, и вошли к Хасану, и пожелали ему мира, и увидели,
что его прелести изменились и цвет его лица пожелтел
и исхудало его тело. И они заплакали от жалости к нему
и сели подле него и стали его развлекать и успокаивать
его сердце разговором и рассказали ему обо всем, что
видели из чудес и диковинок, и о том, что произошло у
жениха с невестой, и оставались с ним в течение целого
месяца, развлекая его и уговаривая, но его болезнь каж­
дый день усиливалась, и всякий раз, как девушки его
видели в таком состоянии, они плакали о нем сильным
плачем, и больше всех плакала младшая девушка.
А через месяц девушкам захотелось поехать на охоту
и ловлю, и они решили это сделать и попросили свою
младшую сестру поехать с ними, но она сказала им:
«Клянусь Аллахом, о сестрицы, я не могу с вами поехать,
когда мой брат в таком состоянии, и пока он не попра­
вится и не пройдут его страдания, я лучше буду сидеть
подле него и развлекать его». И, услышав слова девушки,
ее сестры поблагодарили ее за ее благородство и сказали
ей: «За все, что ты сделала с этим чужеземцем, ты полу­
чишь небесную награду». II они оставили девушку подле
5*
И6 Семьсот восемьдесят девятая ночь

Хасана во дворце, и выехали, взяв

с собой пищи на двадцать дней...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот во­
семьдесят девятая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Семьсош вый царь, что когда девушки вы­
восемьдесят
девятая ночь ехали и отправились на охоту и
ловлю, они оставили свою младшую
сестру сидеть подле Хасана во дворце. И когда они
отдалились от дворца и их сестра поняла, что они
проехали далекое расстояние, она обратилась к своему
брату и сказала ему: «О брат мой, поднимайся,
покажи мне место, где ты видел этих девушек».
И Хасан воскликнул: «Во имя Аллаха! На голове!» — и
обрадовался ее словам и убедился, что достигнет цели
своих стремлений.
И он хотел подняться и показать девушке это место,
но не мог ходить. И тогда она понесла его в объятиях и
принесла туда и открыла дверь к лестнице, и поднялась
с ним в верхнюю часть дворца. И, оказавшись наверху,
Хасан показал своей сестре то место, где он видел деву­
шек, и показал ей комнату и пруд с водой. И сестра его
сказала: «Опиши мне, о брат мой, их вид и как они при­
летели». И Хасан описал ей все, что видел, и в особен­
ности ту девушку, в которую он влюбился.
И когда его сестра услышала описание этой девушки,
она узнала ее, и ее лицо пожелтело, и состояние ее из­
менилось. «О сестрица, твое лицо пожелтело и состояние
твое изменилось», — сказал Хасан. И его сестра восклик­
нула: «О брат мой, знай, что эта девушка — дочь царя
из царей джиннов, высоких саном. И ее отец властвует
над людьми, и джиннами, и колдунами, и кудесниками, и
племенами, и помощниками, и климатами, и странами, и
многими островами и великими богатствами. Наш
отец — наместник из числа его наместников, и никто не
может одолеть его из-за многочисленности его войск, об-
 Сказка о Хасане басринском 4П

ширности его царства и обилия его богатства. II он отвел

своим дочерям — девушкам, которых ты видел, — про­
странство в целый год пути в длину и в ширину, и окру­
жает эту область река, охватывающая ее со всех сторон,
и не может добраться до этого места никто, ни люди, ни
джинны. И у этого царя есть войско из девушек, которые
бьют мечами и разят копьями — их двадцать пять ты­
сяч, — и каждая из них, когда сядет на коня и наденет
боевые доспехи, устоит против тысячи всадников из числа
доблестных. И есть у него семь дочерей, у которых храб­
рости и доблести столько же, как у их сверстниц, и даже
больше. Он вручил власть над областью, о которой я
тебя осведомила, своей старшей дочери, а она старше
всех своих сестер, и ее храбрость, доблесть, коварство,
злокозненность и колдовство таковы, что она одолевает
всех обитателей своего царства. Что же касается деву­
шек, которые были с ней, то это вельможи ее правления
и ее помощницы, приближенные в царстве, и шкуры с
перьями, в которых они летают, — изделие колдунов из
джиннов. И если ты хочешь овладеть этой девушкой и
жениться на ней, сядь здесь и жди ее: они прилетают
сюда в начале каждого месяца. А когда увидишь, что они
прилетели, — спрячься и берегись показаться — иначе мы
все пропадем. Узнай же, что я тебе скажу, и сохрани это
в уме. Сядь в месте, которое будет к ним близко, чтобы
ты их видел, а они тебя не видели, и когда они снимут
с себя одежду, брось взгляд на одежду из перьев, при­
надлежащую старшей, которую ты желаешь, и возьми ее,
но не бери ничего другого, — эта одежда и доставляет
девушку в ее страну, и когда ты ею овладеешь, ты овла­
деешь и девушкой. Но берегись, чтобы она тебя не обма­
нула, и если она тебе скажет: «О тот, кто украл мою
одежду, верни мне ее! Вот я подле тебя, перед тобою и в
твоей власти», — и ты отдашь ей одежду, то она убьет
тебя и обрушит на нас дворцы и убьет нашего отца. Знай
же, каково будет твое положение! И когда ее сестры
увидят, что ее одежда украдена, они улетят и оставят
ее сидеть одну, и тогда подойди к ней, схвати ее за
448 Семьсот восемьдесят девятая ночь

волосы и потяни, и, когда ты ее потянешь, ты завладеешь

ею, и она окажется в твоей власти. И после этого береги
одежду из перьев, — пока она будет у тебя, девушка
останется в твоей власти и у тебя в плену, так как она
может улететь в свою страну только в этой одежде.
А когда ты захватишь девушку, понеси ее и пойди с ней
в твою комнату и не показывай ей, что ты взял ее
одежду».
И когда Хасан услышал слова своей сестры, его
сердце успокоилось, и его страх утих, и прошли его стра­
дания. И он поднялся на ноги и поцеловал свою сестру
в голову и потом вышел и спустился из верхней части
дворца, вместе со своей сестрой, и они проспали ночь, и
Хасан боролся со своей душой, пока не наступило утро.
А когда взошло солнце, он поднялся и открыл ту дверь и
вышел наверх и сел, и сидел до времени ужина, и сестра
принесла ему наверх поесть и попить и переменила на
нем одежду, и он лег спать. И его сестра поступала с ним
так каждый день, пока не начался новый месяц, и, увидав
молодую луну, Хасан принялся поджидать девушек.
И когда это было так, они вдруг подлетели к нему,
как молния, и, заметив их, Хасан спрятался в такое
место, что он их видел, а они его не видели. И птицы
опустились, и каждая из них села, и они сняли с себя
одежду так же, как и та девушка, которую любил Хасан
(а это было в месте близком от него), и потом она во­
шла в пруд, вместе со своими сестрами. И тут Хасан под­
нялся и пошел, понемногу-понемногу, прячась, и Аллах
покрыл его, и он взял одежду, так что ни одна из деву­
шек его не видела, и все они играли друг с другом и
смеялись. А окончив играть, они вышли, и каждая из них
надела свою одежду из перьев, и пришла возлюбленная
Хасана, чтобы надеть свою одежду, и не нашла ее.Иона
стала кричать и бить себя по лицу и разорвала на себе
нижнюю одежду, и ее сестры подошли к ней и спросили,
что с ней, и она рассказала им, что ее одежда из перьев
пропала, и они стали плакать и кричать и бить себя по
лицу.
 Сказка о Хасане басрийском П9

А когда наступила рад ними

ночь, они не могли оставаться с
нею и оставили ее в верхней части
дворца...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
Мочь, дополпяюгцая няющая до семисот девяноста, она
до семисот
девяноста сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что когда Хасан взял
одежду девушки, она стал^ ее
искать и не нашла, и ее сестры улетели и оставили ее
одну. И когда Хасан увидел, что они улетели и скрылись
от нее и исчезли из глаз, он прислушался и услышал,
что девушка говорит: «О тот, кто взял мою одежду и
оставил меня нагою! Прошу тебя, верни ее мне и прикрой
мою срамоту. Да не даст тебе Аллах вкусить мою печаль!»
И когда Хасан услышал от нее такие слова, ум его был
похищен страстью к девушке и усилилась его любовь к
ней. И он не смог утерпеть и поднялся с места и побежал
и бросился на девушку и схватил ее и потащил и спу­
стился с ней вниз, и он принес ее к себе в комнату и на­
бросил на нее свой плащ, а девушка плакала и кусала
себе руки. И Хасан запер ее и пошел к своей сестре и
осведомил ее о том, что получил девушку, завладел ею и
снес ее вниз, в свою комнату, и сказал: «Она теперь си­
дит и плачет и кусает себе руки».
И, услышав слова Хасана, его сестра поднялась и по­
шла в комнату и, войдя к девушке, увидела, что она пла­
чет и опечалена. И сестра Хасана поцеловала перед ней
землю и приветствовала ее, и девушка сказала: «О ца­
ревна, разве делают люди, подобные вам, такие скверные
дела с дочерьми царей? Ты ведь знаешь, что мой отец —
великий царь и что все цари джиннов его боятся и стра­
шатся его ярости, у него столько колдунов, мудрецов, ку­
десников, шайтанов и маридов, что не справиться с ними
никому, и подвластны ему твари, числа которых не знает
никто, кроме Аллаха. Как это подобает вам, о царские
420 Семьсот девяностая ночь

дочери, давать у себя приют мужчинам из людей и осве­

домлять их о наших обстоятельствах и ваших обстоятель­
ствах. А иначе, откуда добрался бы до нас этот чело­
век?» — «О царевна, — ответила сестра Хасана, — этот
человек совершенен в благородстве и не стремится он к
делу дурному. Он только любит тебя, и женщины сотво­
рены лишь для мужчин. Если бы он не любил тебя, он
бы из-за тебя не заболел, и его душа едва не покинула
его тела из-за любви к тебе».
И она передала ей обо всем, что рассказал ей Хасан
о своей страсти, и о том, что делали девушки, летая и
умываясь, и из них всех ему никто не понравился, кроме
нее, так как все они — ее невольницы, и она погружала
их в пруд, и ни одна из девушек не могла протянуть к
ней руку, и, услышав ее слова, царевна потеряла надежду
освободиться. И сестра Хасана поднялась и вышла от нее
и, принеся роскошную одежду, одела девушку, а потом
она принесла ей кой-чего поесть и попить и поела вместе
с нею и стала успокаивать ее душу и рассеивать ее
страх. И она уговаривала ее мягко и ласково и говорила
ей: «Пожалей того, кто взглянул на тебя одним взглядом
и стал убитым любовью к тебе», — и успокаивала ее и
умилостивляла, употребляя прекрасные слова и выраже­
ния. И девушка плакала, пока не взошла заря, и душа
ее успокоилась, и она перестала плакать, когда поняла,
что попалась и освобождение невозможно.
И тогда она сказала сестре Хасана: «О царевна, так
судил Аллах моей голове, что буду я на чужбине и ото­
рвусь от моей страны и родных и сестер. Но прекрасно
терпение в том, что судил мой господь». И потом сестра
Хасана отвела ей комнату во дворце, лучше которой там
не было, и оставалась у нее, утешая ее и успокаивая,
пока она не сделалась довольна, и ее грудь расправилась,
и она засмеялась, и прошло ее огорчение и стеснение в
груди из-за разлуки с ее близкими и родиной и разлуки
с сестрами, родителями и царством.
И сестра Хасана вышла к нему и сказала: «Подни­
майся, войди к ней в комнату и поцелуй ей руки и ноги».
 Сказка о Хасане басрийском

И Хасая вошел и сделал это, а потом он поцеловал де­

вушку между глаз и сказал ей: «О владычица красавиц,
жизнь души и услада взирающих, будь спокойна сердцем.
Я взял тебя лишь для того, чтобы быть твоим рабом до
дня воскресенья, а эта моя сестра — твоя служанка, и я,
о госпожа, хочу только взять тебя в жены, по обычаю
Аллаха и посланника его, и отправиться в мою страну, и
будем мы с тобой жить в городе Багдаде, и я куплю тебе
невольниц и рабов, и есть у меня мать из лучших жен­
щин, которая будет служить тебе, и нет нигде страны
прекраснее, чем наша страна, и все, что есть в ней,
лучше, чем во всех других странах и у других людей.
II ее жители и обитатели — хорошие люди со светлыми
лицами».
И когда он развлекал девушку и разговаривал с нею,
а она не обращалась к нему ни с одним словом, вдруг
кто-то постучал в ворота дворца. II Хасан вышел посмо­
треть, кто у ворот, и вдруг оказалось, что это девушки
вернулись с охоты и ловли. И Хасан обрадовался и встре­
тил и приветствовал их, и девушки пожелали ему благо­
получия и здоровья, и Хасан тоже пожелал им этого, а
потом они сошли с коней и вошли во дворец, и каждая
из них пошла к себе в комнату и, сняв бывшие на ней
поношенные одежды, облачилась в красивые материи.
А они выезжали на охоту и ловлю и поймали много га­
зелей, диких коров, зайцев, львов, гиен и других живот­
ных, и некоторых из них они привели на убой, а прочих
оставили у себя во дворце. И Хасан сгоял между ними и,
Затянув пояс, убивал для них, а девушки играли и весе­
лились и радовались сильной радостью.
А когда покончили с убоем животных, девушки сели,
чтобы приготовить что-нибудь на обед, и Хасан подошел
к старшей девушке и поцеловал ее в голову и стал цело­
вать в голову одну девушку за другой, и они сказали
ему: «Ты слишком к нам снисходителен, о брат наш, и
мы дивимся на твою крайнюю любовь к нам. Да не будет
Этого, о брат наш. Это мы должны так с тобой посту­
пать, — ты ведь сын Адама, и они достойнее нас, а мы
422 Семьсот девяносто первая ночь

джинны». И глаза Хасана прослезились, и он заплакал

сильным плачем, и девушки спросили его: «Что с тобой,
о чем ты плачешь? Ты смутил нашу жизнь, заплакав в
сегодняшний день, и похоже, что ты стосковался по твоей
матери и твоей стране? Если дело обстоит так, мы тебя
снарядим и отправимся с тобой на твою родину к люби­
мым». — «Клянусь Аллахом, я желаю не разлуки с
вами», — воскликнул Хасан. И девушки спросили: «Кто
же из нас тогда тебя расстроил, что ты огорчился?»
И Хасану было стыдно сказать: «Ничто меня не расстрои­
ло, кроме любви к девушке!» И он боялся, что сестры
станут его порицать, и промолчал и не осведомил их ня
о чем из своих обстоятельств.
И тогда его сестра поднялась и сказала им: «Он пой­
мал птицу в воздухе и хочет, чтобы вы помогли ему ее
приручить». И все девушки обратились к Хасану и
сказали ему: «Мы вое перед тобою, и чего бы ты ни
потребовал, мы это сделаем. Но расскажи нам твою
историю и не скрывай от нас ничего из твоих обстоя­
тельств». И Хасан сказал своей сестре: «Расскажи им
мою историю, мне стыдно, и я не могу обратиться
к ним с такими словами...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что Хасан сказал своей се­
стре: «Расскажи им мою историю,
Семьсош мне стыдно, и я не могу обратиться
девяносто к ним с такими словами». II сестра
первая ночь Хасана сказала им: «О сестры, ко­
гда мы уехали и оставили этого
беднягу одного, ему стало тесно во дворце, и он испу­
гался, что кто-нибудь к нему войдет. Вы знаете, что ум
у сыновей Адама легковесный, и он открыл дверь, веду­
щую на крышу дворца, когда стеснилась у него грудь и
он остался один в одиночестве, и поднялся наверх и си­
 Сказка о Хасане басрийском т

дел там. И он оказался над долиной и стал смотреть в

сторону ворог, боясь, что кто-нибудь направится ко
дворцу, и в один из дней, когда он сидел, вдруг подле­
тели к нему десять птиц, направляясь ко дворцу. И они
летели до тех пор, пока не сели у пруда, который над
залой, и Хасан увидел птицу, которая была красивей
всех, и она клевала других птиц, и ни одна из них не
могла протянуть к ней руки, а затем птицы схватились
когтями за воротники и, разодрав свои одежды из перьев,
вышли из них, и каждая птица превратилась в девушку,
подобную луне в ночь ее полноты. И они сняли бывшие
на них одежды, — а Хасан стоял и смотрел на них, — и
вошли в воду и принялись играть, и старшая девушка
погружала их в воду, и ни одна из птиц не могла протя­
нуть к ней руки, и эта девушка была прекраснее всех
лицом и стройнее станом и на ней были самые чистые
одежды. И девушки продолжали так играть, а Хасан
стоял и смотрел на них, пока не приблизилась предвечер­
няя молитва, и потом они вышли из пруда и, надев ниж­
нюю одежду, оделись в свои одежды из перьев и завер­
нулись в них и улетели. И душа Хасана увлеклась ими и
загорелось его сердце огнем из-за старшей птицы, и он
раскаивался, что не украл ее одежды из перьев, и забо­
лел и остался наверху, ожидая ее, и отказался от пищи,
питья и сна и оставался там, пока не блеснул новый ме­
сяц. И когда он так сидел, птицы вдруг прилетели, по
своему обычаю, и сняли одежду и вошли в пруд, и Хасан
украл одежду старшей девушки, и, поняв, что она может
летать только в ней, взял ее и спрятал, боясь, что де­
вушки его заметят и убьют. И потом он подождал, пока
птицы улетели, и поднялся и схватил девушку и спустился
из верхней части дворца». — «А где она?» — спросили ее
сестры. И она сказала: «Она у него, в такой-то комна­
те». — «Опиши ее нам, сестрица», — сказали девушки.
И сестра Хасана молвила: «Она прекраснее, чем луна в
ночь полнолуния, и лицо ее сияет ярче солнца; ее слюна
слаще меда, ее стан стройнее ветви, у нее черные глаза,
и светлый лик, и блестящий лоб, и грудь, подобная
 Семьсот девяносто первая ночь

драгоценному камню, и соски, подобные двум гранатам, и

щеки, точно два яблока, и живот со свернутыми склад­
ками, и пупок, точно шкатулка из слоновой кости, муску­
сом наполненная, и пара ног, словно мраморные столбы.
Она захватывает сердце насурьмленным оком и тонко­
стью худощавого стана, и тяжелым задом, и речью, исце­
ляющей больного, она красива стройностью, прекрасна ее
улыбка, и подобна она полной луне».
II когда девушки услышали это описание, они обра­
тились к Хасану и сказали ему: «Покажи ее нам». И Ха­
сан поднялся, взволнованный любовыо, и шел, пока не
привел их к комнате, где находилась царевна. И он
отпер ее и вошел впереди девушек, и они вошли сзади
него, и, увидев царевну и узрев ее красоту, они поцело­
вали перед ней землю и удивились красоте ее образа и
ее прекрасным свойствам. И они приветствовали ее и
сказали: «Клянемся Аллахом, о дочь царя величайшего.
Эго поистине вещь великая. Если бы ты слышала, какова
слава этого юноши у женщин, ты бы дивилась на него
весь твой век. Оп привязан к тебе крайней привязанно­
стью, но только, о царевна, он не ищет мерзости и до­
бивается тебя лишь дозволенным образом. Если бы мы
Знали, что девушки могут обойтись без мужчин, мы
удержали бы его от того, к чему он стремится, хотя он
не посылал к тебе посланца, а пришел сам: и он нам рас­
сказал, что сжег одежду из перьев, а пе то мы бы ее у
него взяли».
II затем одна из девушек сговорилась с царевной и
приняла полномочие на заключепие брака, и заключила
брак царевны с Хасаном, и тот взял ее за руку и вложил
ее руку в свою, и девушка выдала ее за Хасана с ее до­
зволения, и устроили торжество, подобающее для царе­
вен, и ввели Хасана к его жене. И Хасан поднялся, и от­
крыл дверь, и откинул преграду, и сломал печать, и уве­
личилась его любовь к ней, и усилилось его влечение и
страсть, и, достигнув желаемого, Хасан поздравил себя
и произнес такие стихи:
 Сказка о Хасане басрийском т

«Чарует твой стройный стан, и черен твой томный взгляд,

И влагою прелести покрыто лицо твое.

Ты взорам моим предстала в виде прекраснейшем,

Ты яхонт наполовину, треть тебя — изумруд.

А пятая часть — то мускус; амбра — шестая часть,

И жемчугу ты подобна, нет, ты светлей его.

И Ева не родила подобных тебе людей,

И в вечных садах найти другую, как ты, нельзя.

Коль хочешь меня пытать, — обычай таков любви,

А хочешь меня простить, так выбор ведь дан тебе.

Земли украшение, желаний моих предел,

Кто против красы твоей, прекрасная, устоит?..»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда Хасан вошел к ца­
ревне и уничтожил ее девствен­
Семьсот ность, он насладился с нею великим
девяносто наслаждением, и увеличилась его
вторая мочь любовь и влеченье к ней. И он про­
изнес о ней стихи, упомянутые
выше, а девушки стояли у двери, и, услышав эти стихи,
они сказали: «О царевна, ты слышала слова этого чело­
века? Как ты упрекаешь нас, когда он произнес эти
стихи из любви к тебе?»
И, услышав это, царевна повеселела, развеселилась и
^ обрадовалась. И Хасан провел с нею сорок дней, счаст­
ливый и радостный, наслаждаясь и блаженствуя, и де­
вушки каждый день доставляли ему новую радость и
счастье, подарки и редкости, и он жил среди них
426 Семьсот девяносто вторая ночь

в радости и веселье. И понравилось царевне жить с ними,

и она забыла свою семью.
А потом, через сорок дней, Хасан спал и увидел свою
мать, которая печалилась о нем, и кости ее стали тонки,
и тело ее исхудало, и цвет ее лица пожелтел, и состоя­
ние ее изменилось, а он был в хорошем состоянии.
И когда его мать увидела его в таком состоянии, она
сказала ему: «О дитя мое, о Хасан, как ты живешь на
свете, благоденствуя, и забыл меня? Посмотри, каково
мне после тебя: я тебя не забываю, и язык мой не
перестанет поминать тебя, пока я не умру. Я сделала
тебе у себя в доме могилу, чтобы никогда не забыть
тебя. Посмотреть бы, доживу ли я, о дитя мое, до того,
что увижу тебя со мною и мы снова будем вместе, как
были».
И Хасан пробудился от сна, плача и рыдая, и слезы
текли по его щекам, как дождь, и стал он грустным и
печальным, и слезы его не высыхали, и сон не шел к
нему, и он не находил покоя, и не осталось у него тер­
пения. А когда наступило утро, вошли к нему девушки и
пожелали ему доброго утра и стали с ним забавляться
по своему обычаю, но Хасан не обращал на них внима­
ния. И они спросили его жену, что с ним, и она ответила:
«Не знаю». И тогда девушки сказали ей: «Спроси его,
что с ним?» И царевна подошла к нему и спросила: «Что
случилось, о господин мой?» И Ха сап вздохнул и затоско­
вал и рассказал ей, что он видел во сне, а потом он про­
изнес такие два стиха:

«Смущены мы, что делать нам, мы не знаем,

И к сближенью желанному нет дороги.

Умножает над нами жизнь беды страсти,

Что легко в ней, то кажется нам тяжелым»*

И жена Хасана рассказала девушкам, что он ей гово­

рил, и, услышав эти стихи, они пожалели Хасана в его
положении и сказали: «Сделай милость! Во имя Аллаха!
 Сказка о Хасане басрийском 427

Мы не властны запретить тебе посетить твою мать, а на­

против, поможем тебе в посещении ее всем, чем можем.
Но тебе следует не забывать нас и посещать хотя бы
один раз в год». И Хасан ответил: «Слушаю и пови­
нуюсь!»
И девушки тотчас же поднялись и приготовили ему
пищу и снабдили новобрачную одеждами, украшениями и
всякими дорогими вещами, перед которыми бессильны
описания, и приготовили Хасану редкости, которые не мо­
гут перечислить перья. И потом они ударили в барабан,
и пришли к ним отовсюду верблюды, и они выбрали из
них нескольких, чтобы везти все то, что они собрали, и
посадили девушку с Хасаном и погрузили с ними два­
дцать пять престолов золотых и пятьдесят серебряных.
И они ехали с ними три дня, покрыв расстояние в три
месяца, а затем простились с уезжавшими и хотели воз­
вратиться. И маленькая сестра Хасана обняла его и
шакала, пока ее не покрыло беспамятство, а очнувшись,
она произнесла такие два стиха:

«Пусть вовсе не будет дня разлуки—*

Для глаз не оставил он дремоты!

Расстаться заставил нас с тобою,

И силы разрушили нам, и тело»,

А окончив свои стихи, сестра Хасана простилась с

ним и подтвердила, что, когда он достигнет своей страны
и встретится с матерью и его сердце успокоится, он не
должен лишать свою сестру встречи с ним один раз в
шесть месяцев, и сказала ему: «Когда что-нибудь тебя
озаботит или ты испугаешься дурного, ударь в барабан
мага: к тебе явятся верблюды. И ты садись ц возвра­
щайся к нам и не оставайся вдали от нас». И Хасан по­
клялся ей в этом и стал заклинать девушек, чтобы они
воротились, и девушки воротились, попрощавшись с Ха­
саном, и были опечалены разлукой с ним, и больше всех
печалилась его маленькая сестра — она не находила
428 Семьсот девяносто вторая ночь

покоя, и терпение ей не повиновалось, и она плакала

ночью и днем.
Вот что было с ними. Что же касается Хасана, то он
ехал все ночи и дни, пересекая со своей женой степи и
пустыни, долины и кручи, в полдневный зной и на заре,
и предначертал им Аллах благополучие, и они уцелели
и достигли города Басры и ехали до тех пор, пока не по­
ставили своих верблюдов на колени у ворот дохма Хасана.
И потом Хасан отпустил верблюдов и подошел к воротам,
чтобы отпереть их, и услышал, что его мать плачет то­
неньким голосом, исходящим из истомленного сердца,
вкусившего пытку огнем, и произносит такие стихи:

«О, кто может сон вкусить, когда и дремоты нет,

И ночью он бодрствует, а люди заснули.

И деньги и славу он имел, и велик он был,

И стал одиноким он в стране чужеземцев.

Меж рвбер его горящий уголь, и тихий стон,

И горесть великая — сильней не бывает.

Волненье владеет им, волненье ведь властелин,

И плачет, страдая, он, но стоек в страданьях.

Его состояние в любви повествует нам,

Что грустен, печален он, а слезы — свидетель».

И Хасан заплакал, услышав, что его мать плачет и

рыдает, а затем он постучал в ворота устрашающим сту­
ком. И его мать спросила: «Кто у ворот?» И Хасан отве­
тил ей: «Открывай!» И она открыла ворота и посмотрела
на Хасапа и, узнав его, упала, покрытая беспамятством.
И Хасан до тех пор ухаживал за ней, пока она не очну­
лась, и тогда он обнял ее, и она обняла его и стала це­
ловать. И потом он принялся переносить вещи и пожитки
внутрь дома, а молодая женщина смотрела на Хасана и
 Сказка о Хасане басрийском 429

его мать. И мать Хасана, когда ее сердце успокоилось и

Алдах свел ее с сыном, произнесла такие стихи:

«Пожалело время меня теперь

И скорбит о том, что в огне горю.

Привело оно, что хотела я,

Прекратило то, что страшит меня,

Я прощу ему прегрешения,

Совершенные в годы прошлые,

И прощу ему также тот я грех,

Что седа теперь голова моя...»

II Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что мать Хасана села с ним
и они принялись разговаривать, и
Семьсот мать стала его спрашивать: «Ка­
девяносто ковы были твои дела с персияни­
т р е т ь я ночь ном, о дитя мое?» И Хасан отвечал
ей: «О матушка, он был не персия­
нин, нет, он был маг и поклонялся огню вместо всевласт­
ного владыки».
И он рассказал ей, что персиянин с ним сделал, и как
он уехал с ним и положил его в шкуру верблюда и зашил
его в нее, и понесли его птицы и положили на гору.
И рассказал ей, что он видел на горе мертвых людей, с
которыми маг устраивал хитрости и оставлял их на горе
после того, как они исполняли его желания, и поведал,
как он кинулся в море с вершины горы, и сохранил его
Аллах великий и привел во дворец девушек, и как одна
из девушек побраталась с ним, и он жил с девушками, и
как Аллах привел мага в то место, где он находился, ц
430 Семьсот девяносто третья ночь

как он убил его. И рассказал ей о своей любви к девушке

и о том, как он поймал ее, и сообщил матери всю ее
историю до того, как Аллах свел их друг с другом.
И, услышав эту историю, его мать удивилась и про­
славила великого Аллаха за здоровье и благополучие
Хасана, а затем она подошла ко вьюкам и посмотрела на
них и спросила про них Хасана. И Хасан рассказал ей,
что в них находится, и она обрадовалась великой ра­
достью. И она подошла к молодой женщине и стала при­
ветливо с ней разговаривать, и когда ее взоры упали на
Эту женщину, ум ее был ошеломлен ее красотой, и она
радовалась и дивилась красоте женщины и ее прелести,
и стройности, и соразмерности. «О дитя мое, — сказала
она потом, — хвала Аллаху за благополучие и за то, что
ты вернулся невредимый!» И затем мать Хасана села ря­
дом с женщиной и стала ее развлекать и успокаивать ее
душу, а утром следующего дня она пошла на рынок и
купила десять перемен самого лучшего, какое было в го­
роде, платья, и принесла девушке великолепные ковры и
одела ее и убрала всякими красивым ч вещами. А затем
она обратилась к своему сыну и сказала: «О дитя мое,
мы с такими деньгами не можем жить в этом городе. Ты
Знаешь, что мы бедняки, и люди заподозрят нас в том,
что мы делаем алхимию. Встанем же и отправимся в го­
род Багдад, Обитель Мира, — чтобы жить в святыне ха­
лифа. И ты будешь сидеть в лавке и продавать и поку­
пать, опасаясь Аллаха, великого, славного, и откроет тебе
Аллах удачу этим богатством».
И, услышав слова своей матери, Хасан нашел их пра­
вильными, и тотчас же поднялся и вышел от нее и продал
дом и, вызвав верблюдов, нагрузил на них все свои богат­
ства и мать и жену, и поехал. И он ехал до тех пор,
пока не доехал до Тигра, и тогда он нанял корабль в
Багдад и перенес на него все свои богатства и вещи, и
мать, и жену, и все, что у него было. И затем он сел на
корабль, и корабль плыл с ними, при хорошем ветре, в
течение десяти дней, пока они не приблизились к Баг­
даду. И, приблизившись к Багдаду, они обрадовались, и
 Сказка о Хасане басрийском /3/

корабль подошел с ними к городу. И Хасан, в тот же час

и минуту, отправился в город и нанял склад в одном из
ханов, а потом он перенес туда свои вещи с корабля и
пришел и провел одну ночь в хане. А наутро он переме­
нил бывшую на нем одежду, и посредник, увидав его,
спросил, что ему нужно и что он хочет, и Хасан сказал:
«Я хочу дом, который был бы прекрасен, просторен».
И посредник показал ему дома, о которых он знал. И Ха­
сану понравился один дом, принадлежавший кому-то из
везирей, и он купил его за сто тысяч золотых динаров и
отдал посреднику его цену. А затем он вернулся в хан,
в котором остановился, и перенес все свои богатства и
вещи в тот дом, и пошел на рынок, и взял то, что было
нужно для дома из посуды, ковров и другого, и купил
слуг, в числе которых был маленький негр для дома.
И он спокойно прожил со своей женой самой сладост­
ной жизнью, в радости, три года, и ему досталось от нее
два мальчика, и одного из них он назвал Насиром, а дру­
гого — Мансуром. А после этого времени он вспомнил
своих сестер-девушек и вспомнил о их благодеяниях и
как они помогали ему в том, к чему он стремился, и его
потянуло к ним. И он вышел на рынки города и купил
там дорогих украшений и материй и сухих плодов, подоб­
ных которым они никогда не видали и не знали.
И когда его мать спросила его о причине покупки
Этих редкостей, он сказал ей: «Я намерен поехать к моим
сестрам, которые сделали мне всякое добро. Ведь доста­
ток, в котором я живу, — от их благодеяний и милостей.
Я хочу к ним поехать и посмотреть на них и скоро вер­
нусь, если захочет Аллах великий». — «О дитя мое, —
сказала ему мать, — не пропадай». И Хасан сказал:
«Знай, о матушка, как тебе поступать с моей женой. Ее
одежда из перьев — в сундуке, зарытом в землю; береги
же ее, чтобы моя жена ее не нашла. А не то она возьмет
ее и улетит, вместе с детьми, и они исчезнут, и я не
смогу напасть на весть о них и умру из-за них в тоске.
Знай, о матушка, я предостерегаю тебя, чтобы ты ей об
Этом не говорила. И знай, что она дочь царя джиннов, и
№ Семьсот девяносто четвертая ночь

нет среди царей джиннов никого больше ее отца и богаче

его войсками и деньгами. 3 Ha® также, что она — госпожа
своего племени и дороже всех для отца, так что она
очень горда душою. Служи же ей ты сама и не позволяй
ей выходить за ворота и выглядывать из окна или из-за
стены: я боюсь для нее даже воздуха, когда он веет, и
если с ней случится дело из дел земной жизни, я убью
себя из-за нее». — «Храни Аллах от ослушания тебя, о
дитя мое! — сказала мать Хасана. — Бесноватая я разве,
чтобы ты дал мне такое наставление, и я бы тебя ослу­
шалась? Поезжай, о дитя мое, и будь спокоен душой. Ты
вернешься во благе и увидишь ее, если захочет Аллах
великий, и она расскажет тебе, что у нее со мной было.
Но только, о дитя мое, не сиди там
больше времейи, чем нужно на до­
рогу...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто четвертая ночь, она сказала:
Семьсот «Дошло до меня, о счастливый
девяносто царь, что когда Хасан захотел по­
четвертая ночь ехать к девушкам, он наказал своей
матери беречь его жену, как мы
упоминали, и его жена, по предопределенному велению,
слышала, что он говорил матери, а они этого не знали.
И потом Хасан поднялся и вышел за город и посту­
чал в барабан, и явились к нему верблюды, и он погрузил
двадцать тюков редкостей из Мрака и простился со своей
матерью и женой и детьми, и одному из его детей было
жизни год, а другому — два года. И Хасан снова обра­
тился к своей матери и еще раз дал ей наставление, а
потом он сел и поехал к своим сестрам и непрестанно,
ночью и днем, ехал по долинам, горам, гладям и кручам
в течение десяти дней. А на одиннадцатый день он при­
ехал ко дворцу и вошел к своим сестрам, неся с собою
то, что он им привез. И, увидав его, девушки обрадова­
лись и поздравили его со спасением, а что касается его
 Сказка о Хасане басрийском

маленькой сестры, то она украсила дворец и снаружи и

внутри. И затем они взяли подарки и сложили их в ком­
нате, как обычно, и спросили Хасана про его мать и
жену, и он рассказал им, что жена родила от него двоих
сыновей. И когда его маленькая сестра увидала, что Ха­
сан здоров и благополучен, она сильно обрадовалась и
произнесла такой стих:

«И спрашиваю я ветр про вас, как проходит он,

И в сердце моем другой, чем вы, не является».

И Хасан провел у них в гостях, пользуясь почетом,

три месяца, и он радовался, веселился, блаженствовал и
наслаждался, занимаясь охотой и ловлей, и вот какова
была его история.
Что я*е касается истории его матери и жены, то, когда
Хасан уехал, жена его провела с его матерью один день
и другой, а на третий день она сказала ей: «Слава Ал­
лаху! Неужели я живу с ним три года, не ходя в
баню», — и заплакала. II мать Хасана пожалела ее и ска­
зала: «О дочка, мы здесь чужеземцы, и твоего мужа нет
в городе. Будь он здесь, он бы позаботился услужить
тебе, а что до меня, то я никого не знаю. Но я погрею
тебе воды, о дочка, и вымою тебе голову в домашней
бане». — «О госшша! — воскликнула жена Хасана, —
если бы ты сказала эти слова какой-нибудь из невольниц,
она бы потребовала, чтобы ты продала ее на рынке, и не
стала бы жить у вас. Но мужчинам, о госпожа, прости­
тельно, так как они ревнивы и их ум говорит им, что,
если женщина выйдет из дома, она, может быть, сделает
мерзость. А женщины, о госпожа, не все одинаковы, и ты
Знаешь, что, если у я^енщины есть какое-нибудь желание,
ее йикто не осилит и не убережет и не охранит и не
удержит ее ни от бани, ни от чего другого, и она сделает
все, что гзберет».
И потом она стала плакать и проклинать себя и при­
читать о себе и о своем изгнании, и мать ее мужа сжа-
лилась над ее положением и поняла, что все, что она
т Семьсот девяносто четвертая ночь

говорила, неизбежно случится. И она поднялась и приго­

товила вещи для бани, которые были им нужны, и, взяв
с собою жену Хасана, пошла в баню. И когда они при­
шли в баню и сняли одежду, все женщины стали смо­
треть на жену Хасана и прославлять Аллаха — велик он
и славен! — и рассматривать созданный им прекрасный
образ. И кая^дая женщина, которая проходила мимо бани,
стала заходить в нее и смотреть на жену Хасана. И рас­
пространилась по городу молва о ней, и столпились во­
круг нее женщины, так что в бане нельзя было пройти
из-за множества бывших там женщин.
И случилось по дивному делу, что пришла в этот день
в баню невольница из невольниц повелителя правоверных
Харуна ар-Рашида, по имени Тухфа-лютнистка. И уви­
дела она, что женщины столпились и что в бане не прой­
дешь из-за множества женщин и девушек, и спросила в
чем дело, и ей рассказали про ту женщину. И невольница
подошла к ней и взглянула на нее и всмотрелась в нее,
и ее ум смутился от ее красоты и прелести, и она про­
славила Аллаха — да возвысится величие его!— за
созданные им прекрасные образы. И она не вошла в па­
рильню и не стала мыться, а только сидела и смотрела,
ошеломленная, па ту женщину, пока она не кончила
мыться, и когда она вышла и надела свои одежды, она
прибавила красоты к своей красоте. И, выйдя из париль­
ни, жена Хасана села на ковры и на подушки, и жен­
щины стали смотреть на нее, и она взглянула на них и
вышла.
И Тухфа-лютнистка, невольница халифа, поднялась и
шла за нею, пока не узнала, где ее дом. И тогда она
простилась с нею и пошла обратно во дворец халифа.
И она шла до тех пор, пока не пришла к Ситт-Зубейде
И тогда она поцеловала перед нею землю, и Ситт-Зубей-
да спросила: >«0 Тухфа, почему ты замешкалась в ба­
не ? » — «О госпожа, — ответила девушка, — я видела
чудо, подобного которому не видала ни среди мужчин, ни

1 С и т т - 3 у б е й д а — любимая жена Харуна ар-Рашида.

 Сказка о Хасане басрийском

среди женщин, и это оно отвлекло меня и ошеломило мне

разум и так смутило меня, что я не вымыла себе го­
ловы».— «А что это за чудо, о Тухфа?» — спросила
Ситт-Зубейда. И невольница ответила: «О госпожа, я ви­
дела в бане женщину, с которой было два маленьких
мальчика, точно пара лун, и никто не видел ей подобной
ни до нее, ни после нее, и нет подобного ее образу во всем
мире. Клянусь твоей милостью, о госпожа, если бы ты
осведомила о ней повелителя правоверных, он бы убил
ее мужа и отнял бы ее у него, так как не найдется среди
женщин ни одной такой, как она. Я спрашивала, кто ее
муж, и мне сказали, что ее муж — купец по имени Хасан
басрийский. И я провожала эту женщину от выхода из
бани до тех пор, пока она не вошла в свой дом, и уви­
дела, что это дом везиря, у которого двое ворот, — ворота
со стороны моря и ворота со стороны суши. И я боюсь,
о госпожа, что услышит о ней повелитель правоверных и
нарушит закон и убьет ее муиса и
женится на ней...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто пятая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
Семьсот что невольница повелителя право­
девяносто верных, увидав жену Хасана бас-
пятая ночь рийского, описала ее красоту Ситт-
Зубейде и сказала: «О госпожа, я
боюсь, что услышит о ней повелитель правоверных и на­
рушит закон и убьет ее мужа и женится на ней». И Ситт-
Зубейда воскликнула: «Горе тебе, о Тухфа! Разве дошли
красоты и прелести этой девушки до того, что повелитель
правоверных продаст свою веру за земные блага и на­
рушит из-за нее закон? Клянусь Аллахом, я непременно
должна посмотреть на эту женщину, и если она не та­
кова, как ты говорила, я велю отрубить тебе голову.
О распутница, во дворце повелителя правоверных триста
шестьдесят невольниц, по числу дней в году, и нет ни у
 Семьсот девяносто пятая ночь

одной из них тех качеств, о которых ты упоминаешь!» —

«О госпожа, — ответила Тухфа, — клянусь Аллахом, нет,
и нет подобной ей во всем Багдаде; и даже больше — нет
такой женщины среди неарабов и среди арабов, и не
создал Аллах — велик он и славен! — такой, как
она!»
И тогда Ситт-Зубейда позвала Масрура, и тот явился
и поцеловал землю меж ее руками, и Зубейда сказала
ему: «О Масрур, ступай в дом везиря — тот, что с двумя
воротами — ворота со стороны моря и ворота со стороны
суши, — и приведи мне поскорее женщину, которая там
живет — ее, и ее детей, и старуху, которая с нею, и не
мешкай». И Масрур отвечал: «Внимание и повинове­
ние!»— и вышел от Зубейды.
И он шел, пока не дошел до ворот того дома и постучал
в ворота, и вышла к нему старуха, мать Хасана, и спро­
сила: «Кто у ворот?» И Масрур ответил: «Масрур, евнух
повелителя правоверных». И старуха открыла ворота, и
Масрур вошел и пожелал ей мира, и мать Хасана возвра­
тила ему пожелание и спросила его, что ему нужно.
И Масрур сказал ей: «Ситт-Зубейда, дочь аль-Касима,
жена повелителя правоверных Харуна ар-Рашида, ше­
стого из сыновей аль-Аббаса, дяди пророка, — да благо­
словит его Аллах и да приветствует! — зовет тебя к себе,
вместе с женой твоего сына и ее детьми, и женщины рас­
сказали ей про нее и про ее красоту». — «О Масрур, —
сказала ему мать Хасана, — мы люди иноземдые, и муж
Этой женщины — мой сын. Его нет в городе, и он не ве­
лел ни мне, ни ей выходить ни к кому из созданий
Аллаха великого, и я боюсь, что случится какое-нибудь
дело, и явится мой сын и убьет себя. Будь же милостив,
о Масрур, и не возлагай на нас того, что нам не­
вмочь». — «О госпожа моя, если бы я знал, что в этом
есть для вас страшное, я бы не заставлял вас идти, но
Ситт-Зубейда хочет только посмотреть на нее, и она вер­
нется. Не прекословь же. — раскаешься. Как я вас возьму,
так и возвращу вас сюда невредимыми, если захочет
Аллах великий».
 Сказка о Хасане басрийском т

И мать Хасана не могла ему перечить и вошла и при­

готовила женщину и вывела ее, вместе с ее детьми, и они
пошли сзади Масрура — а он шел впереди них — во дво­
рец халифа. И Масрур вошел с ними и поставил их перед
Ситт-Зубейдой, и они поцеловали землю меж ее руками и
пожелали ей блага, и молодая женщина была с закры­
тым лицом. И Ситт-Зубейда опросила ее: «Не откроешь
ли ты своего лица, чтобы я на него посмотрела?» И жен­
щина поцеловала перед нею землю и открыла лицо, ко­
торое смущает луну на краю неба. И когда Ситт-Зубейда
увидела эту женщину, она пристально посмотрела на нее
и прогулялась по ней взором, и дворец осветился ее све­
том и сиянием ее лица, и Зубейда оторопела при виде
ее красоты, как и все, кто был во дворце, и все, кто уви­
дел ее, стали одержимыми и не могли ни с кем гово­
рить.
И Ситт-Зубейда встала и поставила женщину на ноги
и прижала ее к груди и посадила с собою на ложе и ве­
лела украсить дворец. А затем она приказала принести
платье из роскошнейших одежд и ожерелье из самых до­
рогих камней и надела это на женщину и сказала ей:
«О владычица красавиц, ты понравилась мне и наполнила
радостью мне глаза. Какие ты знаешь искусства?» —
«О госпожа, — отвечала женщина, — у меня есть одежда
из перьев, и если бы я ее перед тобой надела, ты бы
увидела наилучшее искусство и удивилась бы ему». —
«А где твоя одежда?» — спросила Ситт-Зубейда. И жен­
щина ответила: «Она у матери моего мужа. Попроси у
нее для меня». — «О матушка, — сказала тогда Ситт-Зу­
бейда, — заклинаю тебя моей жизнью, сходи и принеси
ее одежду из перьев, чтобы она показала нам, что она
сделает, а потом возьми ее снова». — «О госпожа, — от­
ветила старуха, — она лгунья! Разве ты видела, чтобы
у какой-нибудь женщины была одежда из перьев? Это
бывает только у птиц». И женщина сказала Ситт-Зубейде:
«Клянусь твоей жизнью, о госпожа, у нее есть моя одежда
из перьев, и она в сундуке, что зарыт в кладовой нашего
дома».
438 Семьсот девяносто шестая ночь

И тогда 3 У бейда сняла с шеи ожерелье из драгоцен­

ных камней, стоящее сокровищниц Кисры и кесаря, и
сказала: «О матушка, возьми это ожерелье». И она по­
дала ожерелье старухе и добавила: «Заклинаю тебя
жизнью, сходи и принеси эту одежду, чтобы мы посмо­
трели на нее, а потом возьми ее». И мать Хасана стала
клясться, что она не видела этой одежды и не знает к
ней дороги. И тогда Ситт-Зубейда закричала на старуху
и взяла у нее ключ и позвала Масрура и, когда тот
явился, сказала ему: «Возьми этот ключ, ступай в их дом,
отопри его и войди в кладовую, у которой такая-то и та­
кая-то дверь, и посредине нее стоит сундук. Вынеси его
и взломай и возьми одежду из перьев, которая лежит в
нем и принеси ее ко мне...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что Ситт-Зубейда взяла у матери
Семьсот Хасана ключ и отдала его Масруру
девяносто и сказала: «Возьми этот ключ, ото­
шестая ночь при такую-то кладовую, вынеси от­
туда сундук, взломай его, вынь
одежду из перьев, которая в нем лежит, и принеси ее
мне». И Масрур отвечал: «Внимание и повиновение!» —
и взял ключ из рук Ситт-Зубейды и отправился. И старуха
тоже вышла, с плачущими глазами, и раскаивалась, что
послушалась женщины и пошла с ней в баню, а женщина
и потребовала бани только из хитрости. И старуха вошла
с Масруром и открыла дверь в кладовую, и Масрур вошел
и вынес сундук и вынул оттуда рубашку из перьев и,
завернув ее в платок, принес ее к Ситт-Зубейде. И она
взяла одежду и стала ее поворачивать, дивясь, как она
хорошо сделана.
А потом она подала ее жене Хасана и спросила: «Это
ли твоя одежда из перьев?» — «Да, о госпожа», — отве­
тила женщина и протянула руку и взяла одежду, радуясь,
 Сказка о Хасане басрийском

и потом она осмотрела ее и увидела, что она в целости,

аакая же, какою была на ней, и из нее не пропало ни
одного перышка. И она обрадовалась и поднялась, оста­
вив Ситт-Зубейду, и взяла рубашку и развернула ее и
взяла своих детей в объятия и завернулась в одежду и
стала птицей по могуществу Аллаха, великого славного.
II Ситт-Зубейда удивилась этому, как и все, кто присут­
ствовал, и все дивились тому, что делает жена Хасана*
А молодая женщина стала раскачиваться и прошлась и
поплясала и поиграла, и присутствующие уставились на
нее, удивленные ее поступками, а потом она сказала им
на ясном языке: «О господа, это прекрасно?» «Да,
о владычица красавиц, все, что ты сделала, — прекрас­
но», — ответили присутствующие. И она сказала: «А то,
что я сделаю, — еще лучше, о господа!»
И она в тот же час и минуту распахнула крылья и
полетела со своими детьми и оказалась под куполом
дворца и встала на крышу комнаты. И присутствующие
смотрели на нее во все глаза и говорили: «Клянемся Ал­
лахом, поистине это искусство дивное и прекрасное, ко­
торого мы никогда не видели!» А женщина, когда ей за­
хотелось улететь в свою страну, вспомнила Хасана и ска­
зала: «Слушайте, о господа мои, — и произнесла такие
стихи: —
О, кто оставил край наш и уехал
К любимым, и спешил он, убегая!

Ужель ты думал, что с вами мне прекрасно

И жизнь у вас от горестей свободна?

Как попала в плен и запуталась я в сетях любви,

Мне любовь тюрьма, и место мое — далеко,,

Как одежду спрятал, уверился и подумал он,

Что не кляну его перед единым.

И беречь ее он наказывал своей матери

В кладовой своей, и жесток он был и злобен.
4Ю Семьсот девяносто шестая ночь

И услышала разговор я их и запомнила,

И ждала я благ и великих и обильных.

И пошла я в баню, и было это способом,

И все умы красой моей смутились.

И жена Рашида дивилась тоже красе моей,

И справа осмотрев меня и слева.

Я крикнула: «Жена халифа, у меня

Одежда есть роскошная из перьев.

Будь на мне она, ты увидела бы диковины,

Что стирают горе и гонят прочь печали».

И жена халифа меня спросила: «Где она?»

И ответила я: «В доме моем прежнем».

И Масрур пошел и принес одежду пернатую,

И вдруг она сиянья все затмила.

И взяла ее я из рук его и увидела,

Что и пуговки и сама она в порядке.

И закуталась я в одежду, взяв сыновей с собой,

Развернула крылья и быстро полетела.

О мужа мать, когда придет, скажи ему:

«Если нас он любит, расстанется пусть с домом».

А когда она окончила свои стихи, Ситт-Зубейда ска­

зала ей: «Не опустишься ли ты к нам, чтобы мы наслади­
лись твоей красотой, о владычица красавиц. Хвала тому,
кто дал тебе красоту и красноречие». Но жена Хасана
воскликнула: «Не бывать тому, чтобы вернулось минув­
шее, — и потом сказала матери Хасана, бедного и пе­
чального: — Клянусь Аллахом, о госпожа, о Умм-Хасан,
ты заставишь меня тосковать. Когда придет Хасан и про-
 Сказка о Хасане басрийском 444

длятся над ним дни разлуки и захочет он близости и

встречи и потрясут его ветры любви и томления, пусть он
придет ко мне на острова Вак!»
И потом она улетела со своими детьми и направилась
в свою страну. И когда магь Хасана увидела это, она за­
плакала и стала бить себя по лицу и так рыдала, что
упала без памяти. А когда она очнулась, Ситт-Зубейда
сказала ей: «О госпожа моя паломница, я не знала, что
это случится, и если бы ты мне о ней рассказала, я бы
тебе не противилась. Я узнала, что она из летающих
джиннов только сейчас, и знай я, что она такого рода, я
бы не дала ей надеть одежду и не позволила бы ей взять
детей. Но освободи меня от ответственности, о госпожа!»
И старуха сказала (а она не нашла в руках хитрости):
«Ты не ответственна!» — и вышла из халифского дворца
и шла до тех пор, пока не вошла в свой дом.
И она стала так бить себя по лицу, что ее покрыло
беспамятство, а очнувшись от забытья, она начала тоско­
вать по женщине и ее детям, и ей захотелось увидеть
своего сына, и она произнесла такие стихи:

«В разлуки день уход ваш вызвал слезы

От горя, что из мест родных \шли вы.

И крикнула от мук любви я с горестью

(А слезы плача разъели мне ланиты);

«Вот расстались мы, но будет ли возвращение?»

Разлука уничтожила всю скрытность!

О, если бы вернулись они к верности!

Коль они вернутся, вернется время счастья».

И потом она поднялась и вырыла в доме три могилы

и сидела над ними, плача, в часы ночи и части дня, а
когда продлилось отсутствие ее сына и увеличилась ее
тревога, тоска и печаль, она произнесла такие стихи:
П2 Семьсот девяносто седьмая ночь

«Твой призрак меж закрытых век я вижу,

В движенье и в покое тебя помню,

Любовь к тебе в костях моих так льется,

Как льется сок в плодах и гибких ветках,

В тот день, как нет тебя, мне грудь сжимает,

И скорбь мою прощает мне хулитель,

О ты, любовь к кому владеет мною

И от любви сильней мое безумье,

Побойся милостивого, будь кроток —

В любви к тебе погибель я вкусила...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот девя­
носто седьмая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что мать Хасана стала плакать в
часы ночи и части дня из-за разлуки
Семьсот со своим сыном и его женой и
девяносто детьми, и вот то, что было с нею.
седьмая ночь
Что же касается до ее сына Ха­
сана, то когда он приехал к девуш­
кам, те стали его заклинать, чтобы он провел у них три
месяца, а после этого они собрали для него денег и при­
готовили ему десять тюков — пять с золотом и пять с се­
ребром, — и приготовили один тюк припасов и отправили
его и выехали с ним. И Хасан стал заклинать их воро­
титься, и они начали обниматься на прощанье, и младшая
девушка подошла к Хасану и обняла его и плакала, пока
ее не покрыло беспамятство, а потом она произнесла та-*
кие два стиха:

«Угаснет когда огонь разлуки вблизи от вас,

И страсть успокою я, и будем мы вместе вновь?
 Сказка о Хасане басрийском 443

Страшит меня день разлуки с вами и мучает,

Прощанье же лишь сильней, владыки, ослабило».

И подошла к нему вторая девушка и обняла его и

сказала такие два стиха:

«Прощаться с тобою, — как с жизнью прощаться,

Тебя потерять — потерять всех друзей!

Отъезд твой мне душу огнем прожигает,

А близость твоя — в ней скрывается рай!»

И подошла к нему третья девушка и обняла его и про­

изнесла такие два стиха:

«Мы прощанье оставили в день разлуки

Не по лени, и нет дурной здесь причины.

Ты — мой дух ведь, поистине, несомненно,

Как мне с духом хотеть моим распрощаться?»

И подошла четвертая девушка и обняла его и произ­

несла такие два стиха:

«Заставляет плакать рассказ меня о разлуке с ним,

Рассказал его потихоньку мне при прощанье он.

Он — жемчуг тот, что доверила я ушам моим,

И я выпила в виде слез его из очей моих».

И потом подошла пятая девушка и обняла Хасана и

произнесла такие два стиха:

«Не трогайся, — ведь без вас не будет мне стойкости,

Проститься чтоб я могла теперь с отъезжающим,

Терпения больше нет, чтоб встретить разлуку нам,

И слез уже нет, чтобы их пролить на кочевья след».
 Семьсот девяносто седьмая ночь

И потом подошла к нему шестая девушка и обняла его

и сказала такие два стиха:
«Сказала я, как уехал караван их
(А страсть из тела мне вырывала душу):

«Когда бы был властелин со мною могучий,

Все корабли я б силой захватила».

И потом подошла седьмая девушка и обняла Хасана

и сказала такие два стиха:

«Увидишь прощанье ты — будь стоек»

И пусть не страшит тебя разлука!

И жди возвращения ты вскоре —

«Прощанье» прочти назад: «вернулись» *.

И еще такие стихи:

«Я печалился, что расстался с вами и вы вдали,

Нет силы в сердце, чтоб проститься с вами мне,

Аллах лишь знает, что прощаться я не стал,

Боясь, что сердце мне растопит боль».

И Хасан простился с девушками и плакал, пока не ли­

шился чувств по причине разлуки с ними, и потом он
произнес такие стихи:
«В день разлуки струи из глаз моих потекли чредой.
Как жемчужины, — ожерелья их я из слез низал.

Ушел погонщик и их увел, и не мог найти

Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.

1 То есть прочти слово «прощанье» в обратном порядке

букв (для арабов — слева направо), получится слово «верну­
лись».
 Сказка о Хасане басрийском

Я простился с ними, затем ушел с моей горестью,

И оставил я прежних встреч места и свой стан забыл.

И вернулся я, позабыв дорогу, и буду я

Лишь тогда спокоен, когда, вернувшись, увижу вас.

О друг, к рассказам о любви прислушайся —

Не годится сердцу не внять тому, что скажу тебе.

О душа моя — коль рассталась с ними, расстанься же

С наслажденьем жизнью и вечности не желай себе».

И затем он ускорял ход ночью и днем, пока не прибыл

в Багдад, Обитель Мира и святыню халифата Аббасидов,
и не узнал о том, что случилось после его отъезда. И он
вошел в дом и пришел к своей матери, чтобы ее привет­
ствовать, и увидел, что ее тело похудало и кости ее стали
тонкими от великих рыданий, бессонницы, плача и стонов,
так что она сделалась подобна зубочистке и не могла отве­
чать на слова. И Хасан отпустил верблюдов и подошел к
своей матери и спросил ее про жену и детей, и старуха
так заплакала, что ее покрыло беспамятство, и, уви­
дав, что она в таком состоянии, Хасан стал ходить по
дому и искать свою жену и детей, но не нашел и
следа их.
И потом он посмотрел в кладовую и увидел, что она
открыта и сундук открыт, и не нашел в нем одежды.
И тогда он понял, что его жена завладела одеждой из перьев
и взяла ее и улетела, взяв с собой своих детей. И он вер­
нулся к своей матери и, увидев, что она очнулась от об­
морока, спросил ее, где его жена и дети, и старуха за­
плакала и воскликнула: «О дитя мое, да увеличит Аллах
за них твою награду! Вот три их могилы!» И, услышав
слова своей матери, Хасан вскрикнул великим криком и
упал, покрытый беспамятством, и оставался в обмороке с
начала дня до полудня. И прибавилось горжк горю его
матери, и она потеряла надежду, что Хасан будет жить.
А очнувшись, Хасан прннялся плакать и бить себя по
б «1001 ночь», т. 7
446 Семьсот девяносто седьмая ночь

лицу и разорвал свою одежду и начал в смятении кружить

по дому и произнес такие два стиха:

«Таю я к ним любовь, покуда можно,

Но пламя страсти все не потухает.

Кому разбавлен был огонь любовный?

Я пил любовь без примеси без всякой»*
И еще:
«И до меня разлуки горесть знали,
Ее боялся и живой и мертвый,

Но то, что затаили мои ребра, —

Я этого не видел и не слышал».

А окончив свои стихи, он взял меч и обнаясил его и,

придя к своей матери, сказал ей: «Если ты не осведомишь
меня об истине в этом деле, я отрублю тебе голову и
убью себя!» И его мать воскликнула: «О дитя мое, не де­
лай этого! Я расскажу тебе. Вложи меч в ножны и садись,
и я расскажу тебе, что случилось», — сказала она потом.
И когда Хасан вложил меч в ножны и сел с нею рядом,
она повторила ему эту историю с начала до конца и ска­
зала: «О дитя мое, если бы я не увидела, что она плачет
и требует бани, и не побоялась, что ты приедешь и она
тебе пожалуется и ты на меня рассердишься, я бы не
пошла с ней в бапю, и если бы Ситт-Зубейда не рассер­
дилась на меня и не взяла от меня ключ силой, я бы не
вынула одежду, даже если бы умерла. Но ты знаешь, о
дитя мое, что нет руки, длинней руки халифа. Й когда
принесли одежду, твоя жена взяла ее и осмотрела, и она
думала, что на ней чего-нибудь не хватает, но увидала,
что с одеждой ничего не случилось. И тогда она обрадова­
лась и, взяв детей, привязала их к себе к поясу и надела
одежду из перьев после того, как Ситт-Зубейда сняла для
нее с себя все, что на ней было, в уваженье к ней и к ее
красоте. А твоя жена, надев одежду из перьев, встряхну­
лась и превратилась в птицу и стала ходить по дворцу, и
 Сказка о Хасане басрийском

все па нее смотрели и дивились на ее красоту и прелесть,

а потом она полетела и оказалась на верху дворца и по­
смотрела на меня и сказала: «Когда твой сын вернется и
покажутся ему долгими ночи разлуки, и захочет он бли­
зости со мной и встречи, и закачают
его ветры любви и томления, пусть
оставит родину и отправится на
острова Вак». Вот что было с нею
в твое отсутствие...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Семьсот Когда же настала семьсот девя­
девяносто носто восьмая ночь, она сказала:
восьмая ночь «Дошло до меня, о счастливый царь,
что, услышав слова своей матери,
которая рассказала ему обо всем, что сделала его жена,
Хасан вскрикнул великим криком и упал без чувств. И он
остался лежать так до конца дня, а очнувшись, стал бить
себя по лицу и извиваться на земле, точно змея, и мать
его просидела подле него, плача, до полуночи. А Хасан,
очнувшись после обморока, заплакал великим плачем, и
произнес такие стихи:

«Постойте, взгляните на того, кого бросили:

Быть может, и сжалитесь вы после суровости.

Его не узнаете, увидев, вы, — так он хвор —

Как будто, клянусь Аллахом, он не знаком был вам!

Поистине, он мертвен от страсти великой к вам,

Считался бы мертвым он, когда б не стонал порой.

Разлуку ничтожною считать вам не следует:

Влюбленным она горька, и легче им будет смерть».

А окончив свои стихи, он поднялся и стал кружить по

дому, стеная, плача и рыдая, и делал так пять дней, не
вкушая в это время ни пищи, ни питья. И его мать подо-
6*
 Семьсот девяносто восьмая ночь

шла к нем> и стала брать с него клятвы и заклинать его,

чтобы он умолк и перстал плакать, но Хасан не принимал
ее слов и не переставая рыдал и плакал. И его мать уте­
шала его, а он ничего не слушал, и потом он произнес
такие стихи:

«О, так ли воздают за страсть к любимым,

Таков ли нрав газелей чернооких?

Пчелиный мед меж уст ее найдешь ты

Иль лавочку, где вина продаются?

Расскажите мне вы историю тех, кто в любви убит,—

Печального утешит иодражанье.

И главы своей не клони, стыдясь, пред упреком ты,—

Не первый ты средь умных очарован».

И Хасан все время плакал таким образом до утра, а

потом его глаза заснули, и он увидел свою жену, печаль­
ную и плачущую. И он поднялся от сна, с криком, и про­
изнес такие два стиха:

«Твой призрак передо мной, на миг не уходит он,

И в сердце ему назначил лучшее место я,

Когда бы не надежда встречи, часа б не прожил я,

Когда б не видение во сне, не заснул бы я».

А когда наступило утро, его рыдания и плач усили­

лись/ и он все время был с плачущим оком и печальным
сердцем, и не спал ночей и мало ел. И он провел таким
образом целый месяц. И когда этот месяц миновал, ему
пришло на ум поехать к своим сестрам, чтобы они по­
могли ему в его намерении разыскать жену, и он призвал
верблюдов и нагрузил пятьдесят верблюдиц иракскими
редкостями, и сел на одного из них, поручив своей матери
заботиться о доме, и все свои вещи он отдал на хранение,
кроме немногих, которые он оставил в доме.
 Сказка о Хасане басрийском 4*9

И затем он поехал и направился к своим сестрам, на­

деясь, что, может быть, найдет у них помощь, чтобы со­
единиться со своей женой, и ехал до тех пор, пока не
достиг дворца девушек на Горе Облаков. И он вошел к
ним и предложил им подарки, и девушки обрадовались им
и поздравили Хасана с благополучием и спросили его:
«О браг наш, почему ты поспешил приехать? Ведь ты
отсутствовал не больше двух месяцев». И Хасан заплакал
и произнес такие стихи:

«Я вижу, душа скорбит, утратив любимого,

И жизнь с ее благами ей больше не радостна.

Недуги мои — болезнь, лекарства которой нет.

А может ли исцелить больного не врач его?

О сладость, отнявшая дремоту, оставив нас, —

Расспрашивал ветер я о вас, когда веял он.

Недавно ведь с милою он был, а краса ее

Так дивна, что из очей не слезы бегут, а кровь.

О путник, в земле ее на время прервавший путь,—

Быть может, нам оживит сердца ветерок ее».

А окончив свои стихи, он вскрикнул великим криком

и упал без памяти, и девушки сидели вокруг него, плача,
пока он не очнулся от обморока, а очнувшись, он произ­
нес такие два стиха:

«Надеюсь, что, может быть, судьба повернет узду

И милого приведет, — изменчиво время.

Придет мне на помощь рок, желанья свершит мои,

И после минувших дел случатся другие».
то Семьсот девяносто восьмая ночь

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его по­

крыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие два
стиха:

«Аллахом клянусь, предел недугов и горестей,

Довольна ли ты? В любви, клянусь, я доволен!

Покинешь ли без вины меня и проступка ты?

Приди же и пожалей былой ты разлуки».

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его по­

крыло беспамятство, а очнувшись, он произнес такие
стихи:

«Покинул нас сон, и сблизилось с нами бденье,

И щедро глаз хранимые льет слезы.

II от страсти плачет слезами, точно кораллы, он,

Чем дальше, тем все больше и обильней.

Привела тоска, о влюбленные, огопь ко мне:

Меж ребрами моими он пылает.

Как тебя я вспомню, так с каждою слезинкою

Из глаз струятся молнии и громы».

А окончив свои стихи, он так заплакал, что его по­

крыло беспамятство, а очнувшись от обморока, произнес
такие стихи:

«В любви и страданиях вы верны, как верны мы?

И разве так любите вы нас, как мы любим вас?

О, если б убил Аллах любовь — как горька она!

Узнать бы мне, что любовь желает от нас теперь.
 Сказка о Хасане басрийском

Прекрасный ваш лик, хоть вы далеко от нас теперь,

Стоит перед взорами, где б ни были вы, всегда,

Душа моя занята лишь мыслью о страсти к вам,

И радует голубя нас крик, когда стонет он,

О голубь, что милую все время к себе зовет,

Тоски ты прибавил мне и вместе со мной грустишь.

Заставил глаза мои ты плакать без устали

О тех, кто ушел от нас, кого уже не видим мы.

Влечет меня всякий миг и час к удалившимся.

А ночью тоскую и по ним, как придет она».

И когда сестра Хасана услышала его слова, она вышла

к нему и увидела, что он лежит, покрытый беспамятством,
и стала кричать и бить себя по лицу, и услышали это ее
сестры и вышли и увидели, что Хасан лежит покрытый
беспамятством, и окружили его и заплакали о нем. И не
скрылось от них, когда они его увидели, какая его охва­
тила любовь, влюбленность, тоска и страсть. И они спро­
сили Хасана, что с ним. И Хасан заплакал и рассказал
им, что случилось в его отсутствие, когда его жена уле­
тела и взяла с собой своих детей. И девушки опечалились
и спросили, что она говорила, улетая, и Хасан ответил:
«О сестрицы, она сказала моей матушке: «Скажи твоему
сыну, когда он придет и покажутся ему долгими ночи
разлуки, и захочет он близости со мной и встречи, и зака­
чают его ветры любви и томления, пусть придет ко мне на
острова Вак».
И, услышав слова Хасана, девушки стали перемиги­
ваться и задумались, и каждая из них взглядывала на
своих сестер, а Хасан глядел на них, затем они склонили
на некоторое время головы к земле и, подняв их, восклик-
4:>2 Семьсот девяносто девятая ночь

дули: «Нет мощи и силы, кроме как

у Аллаха, высокого, великого! — и
сказали Хасану: — Протяни руку к
небу: если достанешь до неба, то
достанешь свою жену...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Семьсот Когда я*е настала семьсот девя-
девяносто
девяшая ночь нсст0 девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что когда девушки сказали Хасану:
«Протяни руку к небу: если достанешь до него, то доста­
нешь и свою жену и детей», слезы потекли по его щекам,
как дождь, так что замочили ему одежду, а он произнес
такие стихи:
«Волнуют меня ланиты алые и глаза,
И стойкость уходит, как приходит бессонница.

О нежные, белые! Суровостью губите

Вы тело, и духа в нем уж больше не увидать.

Газелям подобные по гибкости, гурии,

Красу их коль видели б святые — влюбились бы,

Гуляют, как ветерок, они в саду утренний,

В любви к ним я поражен тревогой и горестью.

С одной из красавиц тех мечты я свои связал? —

И сердце мое огнем пылает из-за нее.

О юная, нежная и гибкая членами!

Лицо ее утро нам несет, ее кудри — мрак.

Волнует она меня, и сколько богатырей

Щеками взволновано красавиц и взорами».

А окончив свои стихи, он заплакал, и девушки запла­

кали из-за его плача, и охватила их жалость к нему и
 Сказка о Хасане басрийском

ревность, и начали они его уговаривать и внушать ему

терпение, обещая ему близость к любимым. И сестра его
подошла к нему и сказала: «О брат мой, успокой свою
душу4 и прохлади глаза! Потерпи и достигнешь Желаемого,
ибо кто терпит и не спешит, получает то, что хочет, и
терпение — ключ к облегчению. Поэт сказал:
Оставь же бежать судьбу в поводьях ослабленных
И ночь проводи всегда с душою свободной.

Пока ты глаза смежишь и снова откроешь их,

Изменит уже Аллах твое положенье».

И потом она сказала ему: «Ободри твое сердце и

укрепи волю, — сын десяти лет не умрет девяти лет, а
плач, горе и печаль делают больным и недужным. Поживи
у нас, пока не отдохнешь, а я придумаю тебе хитрость,
чтобы добраться до твоей жены и детей, если захочет Ал­
лах великий». И Хасан заплакал сильным плачем и про­
изнес такие стихи:
«Поправлюсь от болезни я телесной,
От боли в сердце нету исцеленья.

Одно лекарство от любви болезней:

То близость любящего и любимой».

И потом он сел рядом со своей сестрой, и она стала с

ним разговаривать и утешать его и спрашивать, что было
причиной ухода его жены, и Хасан рассказал ей о при­
чине этого, и она воскликнула: «Клянусь Аллахом, о брат
мой, я хотела сказать тебе: «Сожги одежду из перьев!»
Но сатана заставил меня забыть об этом». И она стала
беседовать с Хасаном и уговаривать его, и когда все это
продлилось и увеличилась его тревога, он произнес такие
стихи:
«Владеет моей душой возлюбленная моя,
И все, что судил Аллах, ничем отвратить нельзя.
/ 54 Семьсот девяносто девятая ночь

Арабов всю красоту она собрала в себе,

Газель, и в моей душе резвится она теперь.

Мне тяжко терпеть любовь, и хитрости больше нет,

И плачу я, хотя плач мне пользы и не дает.

Красавица! Ей семь лет да семь: как луна опа,

Которой четыре дня и пять и еще пять дней».

И когда сестра Хасана увидела, какова его любовь и

страсть и как он мучается от волнения и увлечения, она
пошла к сестрам, с плачущими глазами и опечаленным
сердцем, и заплакала перед нини и бросилась к ним и
стала целовать им ноги и просить их, чтобы они помогли
ее брату достичь своих желаний и соединиться с детьми
и женой и дали обещание придумать для него способ до­
стигнуть островов Вак. И она до тех пор плакала перед
сестрами, пока не заставила их заплакать, и они сказали
ей: «Успокой твое сердце! Мы постараемся свести его с
его ‘семьей, если захочет Аллах великий».
И Хасан провел у девушек целый год, и глаз его не
переставал лить слезы.
А у девушек был дядя, брат их отца и матери, и звали
его Абд-аль-Каддус. Он любил старшую девушку сильной
любовью и каждый год посещал ее один раз и исполнял
все ее прихоти. И девушки рассказали ему историю Ха­
сана и что случилось у него с магом и как он сумел его
убить. И их дядя обрадовался этому и дал старшей де­
вушке мешочек с куреньями и сказал: «О дочь моего
брата, когда что-нибудь тебя озаботит и постигнет тебя
нехорошее или случится у тебя надобность в чем-то, брось
Эти куренья в огонь и назови меня: я быстро к тебе
явлюсь и исполню твое дело».
А этот разговор был в первый день года. И старшая
девушка сказала одной из своих сестер: «Год прошел пол­
ностью, а дядя не явился. Пойди ударь по кремню и
принеси мне коробочку с куреньями». И девушка пошла,
радуясь, и принесла коробочку с куреньями и, открыв ее,
 Сказка о Хасане басрийском 4с5

взяла из нее немножко и протянула сестре, а та взяла

куренья и бросила их в огонь и назвала своего дядю.
И курения еще не кончили дымиться, как уже поднялась
пыль в глубине долины, и стал из-за нее виден старец,
ехавший на слоне, который ревел под ним.
И когда девушка увидела старца, тот принялся им де­
лать знаки ногами и руками, а через минуту он подъехал
и сошел со слона и подошел к девушкам. И девушки об­
няли его и поцеловали ему руки и приветствовали его, и
старец сел, и девушки начали с ним беседовать и расспра­
шивать его о причине его отсутствия. И Абд-аль-Каддус
молвил: «Я сейчас сидел с женой вашего дяди и почуял
запах курений и явился к вам на этом слоне. Что ты хо­
чешь, о дочь моего брата?» — «О дядюшка, мы стоскова­
лись по тебе, и год уже прошел, а у тебя не в обычае
отсутствовать больше года», — отве­
тила девушка. И старик сказал: «Я
был занят и собирался приехать к
вам завтра». И девушки поблагода­
рили его и пожелали ему блага и
сидели с ним, разговаривая...»
И Шахразаду застигло утро, и
Иачь9 она прекратила дозволенные речи.
дополняющая, Когда же настала ночь, допол­
до восьмисот няющая до восьмисот, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что девушки сидели и разговаривали со своим дядей, и
старшая девушка сказала: «О дядюшка, мы рассказывали
тебе историю Хасана басрийского, которого привел Бахрам-
маг, и как он его убил, и рассказывали о женщине, дочери
царя величайшего, которую он захватил, и говорили тебе,
какие он перенес тяжкие дела и ужасы, и как он поймал
птицу — дочь царя — и женился на ней, и как оп уехал с
нею в свою страну». — «Да. Что же случилось с ним
после этого?» — спросил старец. И девушка молвила: «Она
обманула его, а ему досталось от нее двое сыновей, и она
взяла их и улетела с ними в свою страну, когда Хасан
отсутствовал, и сказала его матери: «Когда твой сын
 Восьмисотая ночь

явится и продлятся над ним ночи разлуки, и захочет

он близости со мной и встречи, и закачают его ветры
любви и томления, пусть приходит ко мне на острова
Бак».
И старец покачал головой и закусил палец, а потом он
склонил голову к земле и принялся чертить на земле
пальцем и оглянулся направо и налево и покачал головой,
а Хасан смотрел на старца, спрятавшись от него. И де­
вушки сказали своему дяде: «Дай нам ответ! Наши сердца
разрываются». И Абд-аль-Каддус покачал головой и мол­
вил: «О дочки, этот человек себя утомил и бросился в ве­
ликие ужасы и страшные опасности — он не может при­
близиться к островам Вак».
И тогда девушки позвали Хасана, и он вышел и подо­
шел к шейху Абд-аль-Каддусу и поцеловал ему руку и
приветствовал его, и старец обрадовался Хасану и посадил
его рядом с собой, а девушки сказали своему дяде: «О дя­
дюшка, объясни нашему брату сущность того, что ты ска­
зал». И старец молвил: «О дитя мое, оставь эти великие
мучения! Ты не сможешь достигнуть островов Вак, хотя
бы были с тобой джинны летучие, так как между тобой и
Этйми островами семь долин и семь морей и семь великих
гор, и как ты можешь достигнуть этого места, и кто тебя
туда приведет? Ради Аллаха, возвращайся поскорее и не
утомляй себя».
И Хасан, услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, так
заплакал, что его покрыло беспамятство. И девушки си­
дели вокруг него и плакали из-за его плеча, а что ка­
сается младшей девушки, то она разорвала на себе
одежды и стала бить себя по лицу, и ее покрыло беспа­
мятство. И когда шейх Абд-аль-Каддус увидел, что они в
таком состоянии: взволнованы, огорчены и озабочены, он
пожалел их, и его охватило сочувствие, и он крикнул им:
«Замолчите! — А потом сказал Хасану: — Успокой свое
сердце и радуйся исполнению своего желания, если захо­
чет Аллах великий! О дитя мое, — сказал он потом, —
поднимайся, соберись с силами и следлй за мной». И Ха­
сан выпрямился и поднялся, простившись с девушками,
 Сказка о Хасане басрийском

и последовал за шейхом, радуясь исполнению своего же­

лания.
А потом шейх Абд-аль-Каддус вызвал слона, и тот
явился, и старец сел на него и посадил Хасана сзади и
ехал три дня с их ночами, точно разящая молния, пока
не подъехал к большой синей горе, в которой все камни
были синие, а посредине этой горы была пещера с дверью
из китайского железа. И шейх взял Хасана за руку и
ссадил его, а потом он сошел сам и, отпустив слона, подо­
шел к двери пещеры и постучался, и дверь распахнулась,
и к нему вышел черный голый раб, подобный ифриту, и
й правой руке у него был меч, а в другой — щит из
стали. И, увидев шейха Абд-аль-Каддуса, он бросил меч и
щит из рук и подошел к шейху Абд-аль-Каддусу и поце­
ловал ему руку, а потом шейх взял Хасана за руку, и
они с ним вошли, а раб запер за ними дверь.
И Хасан увидал, что пещера большая и очень широкая
и в ней есть сводчатый проход. И они прошли расстояние
с милю, и их шаги привели их в большую пустыню, и
они направились к столбу, в котором было две больших
двери, вылитые из желтой меди. И шейх Абд-аль-Каддус
открыл одну из этих дверей и вошел и закрыл дверь, ска-
зав Хасану: «Посиди у этой двери и берегись открыть ее
и войти, а я войду и скоро вернусь к тебе». И шейх вошел
и отсутствовал в течение одного часа по звездам, а потом
он вышел, и с ним был конь, оседланный и взнузданный,
который, если бежал, — летел, а если летел, — его не на­
стигала пыль.
И шейх подвел коня к Хасану и сказал ему: «Садись!»
И потом он открыл вторую дверь, и через нее стала видна
широкая пустыня. И Хасан сел на коня, и оба выехали
через дверь и оказались в этой пустыне, и шейх сказал
Хасану: «О дитя мое, возьми это письмо и поезжай на
Этом коне в то место, куда он тебя приведет. И когда ты
увидишь, что конь остановился у двери такой же пещеры,
как эта, сойди с его спины, положи поводья на луку седла
и отпусти его. Конь войдет в пещеру, а ты не входи с
458 Восемьсот первая почь

ним и стой у ворот пещеры в течение пяти дней, и не будь

нетерпелив. И на шестой день выйдет к тебе черный ста­
рец в черной одежде, а борода у него белая длинная и
спускается до пупка. И когда ты его увидишь, поцелуй
ему руки, схватись за полу его платья, положи ее себе на
голову и плачь перед ним, пока он тебя не пожалеет и не
спросит, какая у тебя просьба. И когда он тебе скажет:
«Что тебе нужно?» — дай ему эго письмо. Он возьмет его
и ничего тебе не скажет и войдет и оставит тебя, а ты стой
на месте еще пять дней и не будь нетерпелив. И на шестой
день жди старика — он к тебе выйдет. И если он выйдет
к тебе сам, знай, что твоя просьба будет исполнена, а если
выйдет к тебе кто-нибудь из его слуг, знай, что тот, кто
вышел, хочет тебя убить, и конец.
И знай, о дитя мое, что всякий, кто
подвергает себя опасности, губит
себя...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
первая ночь, она сказала: «Дошло
Восемьсот^ первая до меня? 0 счастливый царь, что
когда шейх Абд-аль-Каддус отдал
Хасану письмо, он осведомил его о
том, что с ним произойдет, и сказал: «Всякий, кто подвер­
гает себя опасности, губит себя, и если ты боишься за
свою душу, не ввергай ее в погибель. А если ты не
боишься, перед тобою то, что ты хочешь, и я изложил
ie6e дело. Если же ты хочешь поехать к твоим подругам,
то этот слон отвезет тебя к дочерям моего дяди, а они
доставят тебя в твою страну и воротят тебя на родину, и
Аллах наделит тебя женою лучше, чем та женщина, в ко­
торую ты влюбился». — «А как может мне быть приятна
жизнь без того, чтобы я достиг желаемого? — сказал Ха­
сан шейху. — Клянусь Аллахом, я ни за что не вер­
нусь, пока не достигну моей любимой, или поразит
меня гибель». И потом он заплакал и произнес такие
стихи:
 Сказка о Хасане басрийском

«Утратив любимую — а страсть моя все сильней,—

Стою и кричу о ней, разбитый, униженный.

Я землю кочевья их целую в тоске по ним,

Но лишь усиление тоски мне дает она.

Аллах, сохрани ушедших — память о них в душе! —

Я сблизился с муками, усладу оставил я.

Они говорят: «Терпи»» — но с нею уехали,

И вздохи в отъезда день они разожгли во мне.

Прощанье пугает лишь меня и слова ее:

«Уеду, так вспоминай и дружбу не позабудь».

К кому обращусь и чьей защиты просить теперь,

Как нет их? На них в беде и в счастье надеюсь я.

О горе! Вернулся я проститься опять с тобой,

И рады враги твои, что снова вернулся я,

О жалость! Вот этого всегда опасался я!

О страсть, разгорись сильней, пылая в душе моей.

Когда нет возлюбленных, и жизни мне нет без них,

А если вернутся вновь, о радость, о счастье мне!

Аллахом клянусь я, слезы не разбегаются,

Коль плачу, утратив их, слеза за слезой текут».

И когда шейх Абд-аль-Каддус услышал слова Хасана

и его стихи, он понял, что Хасан не отступится от жела­
емого и что слова на него не действуют, и убедился, что
он непременно подвергнет себя опасности, хотя бы его
душа погибла. «О дитя мое, — сказал он ему, — знай,
что острова Вак — эт° семь островов, где есть большое
войско, и все это войско состоит из невинных девушек.
А обитатели внутренних островов — шайтаны, мариды и
т Восемьсот первая, ночь

колдуны, и там живут разные племена. И всякий, т о

вступит на их землю, не возвращается, и не было никогда,
чтобы кто-нибудь дошел до них и вернулся. Заклинаю
тебя Аллахом, возвращайся же поскорее к твоим родным
и знай, что женщина, к которой ты направляешься, —
дочь царя всех этих островов. Как же ты можешь до­
браться до нее? Послушайся меня, о дитя мое, и, может
быть, Аллах заменит ее тебе кем-нибудь лучше». — «Кля­
нусь Аллахом, о господин, — сказал Хасан, — если бы
меня разрезали из-за нее на кусочки, только увеличилась
бы моя любовь и волнение. Я непременно должен увидеть
жену и детей и вступить на острова Вак. И, если захочет
Аллах великий, я вернусь только с нею и с моими деть­
ми». — «Значит, ты неизбежно поедешь?» — спросил
шейх Абд-аль-Каддус. И Хасан ответил: «Да, и я хочу от
тебя только молитвы о поддержке и помощи. Быть может,
Аллах скоро соединит меня с женой и детьми». И он за­
плакал от великой тоски и произнес такие стихи:

«Желание вы мое и лучшие из людей,

На место я зрения и слуха поставлю вас.

Владеете сердцем вы моим и живете в нем,

И после вас, господа, я впал в огорчение.

Не думайте, что от страсти к вам я уйти могу,

Любовь к вам повергнула беднягу в несчастно.

Вас нет, и исчезла радость. Только исчезли вы,

И стало все светлое печальным до крайности.

Оставили вы меня, чтоб в муках я звезды пас

И плакал слезами, точно дождь, вечно льющийся.

О ночь, ты длинна для тех, кто мучим тревогою

И в сильном волнении взирает на лик лупы.

О ветер, промчишься коль над станом, где милые,

Привет мой снеси ты им — ведь жизнь не долга моя.
 Сказка о Хасане басрииском

Скажите о муках тех, которые я стерпел,

Возлюбленные вестей не знают о нас теперь».

А окончив свои стихи, Хасан заплакал сильным пла­

чем, так что его покрыло беспамятство. И когда он
очнулся, шейх Абд-аль-Каддус сказал ему: «О дитя мое, у
тебя есть мать, не заставляй же ее вкусить утрату».
И Хасан сказал шейху: «Клянусь Аллахом, о господин, я
не вернусь иначе как с моей женой, или меня поразит ги­
бель». И потом он заплакал и зарыдал и произнес такие
стихи:

<'Любовьfo клянусь, что даль обет не меняет мой

И я не из тех, кто, дав обеты, обманет.

Когда б о тоске своей попробовал рассказать

Я людям, сказали бы: «Он стал бесноватым!»

Тоска и страдания, рыданья и горести,

Кто этим охвачен всем — каким же он будет?»

И когда он окончил свои стихи, шейх понял, что он не

отступится от того, что решил, хотя бы его душа пропала,
и подал ему письмо и пожелал ему блага и научил его,
что ему делать, и сказал: «Я крепко поручаю тебя в пи­
сьме Абу-р-Рувейшу, сыну Билкис 1, дочери Муина. Он
мой наставник и учитель, и все люди и джинны сми­
ряются перед ним и его боятся. Отправляйся, с благосло­
вения Аллаха», — сказал он потом.
И Хасан поехал и отпустил поводья коня, и конь поле­
тел с ним быстрее молнии. И Хасан спешил на коне в те­
чение десяти дней, пока не увидел перед собой что-то
огромное, чернее ночи, заполняющее пространство между
востоком и западом. II когда Хасан приблизился к этой
громаде, конь заржал под ним, и слетелись кони, как

1 Б и л к и с — по арабскому преданию, царица Савская, су­

пруга царя Соломона (Сулеймана ибп Дауда).
462 Восемьсот вторая ночь

дождь, и не счесть было им числа, и не видно было им

конца. И они стали тереться об коня Хасана, и Хасап
испугался их и устрашился. И он летел, окруженный ко­
нями, пока не прилетел к той пещере, которую ему опи­
сал шейх Абд-аль-Каддус. И конь остановился у двери
пещеры, и Хасан сошел с него и привязал поводья к луке
седла, и конь вошел в пещеру, а Хасан остался у двери,
как велел ему шейх Абд-аль-Каддус, и начал размышлять
об исходе своего дела — каков он будет. И был он смущен
и взволнован и не знал, что с ним случится...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот вто­
рая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда
Хасан сошел со спины коня, он
остался стоять у двери, размышляя
Восемьсот об исходе своего дела, — каков он
вторая, будет, и не знал, что с ним слу-
почь чится. И он простоял у двери пе­
щеры пять дней с их ночами, без
сна, печальный, смятенный и задумчивый, так как
он оставил близких, родину, друзей и приятелей, и
глаз его плакал и сердце было печально. И он вспомнил
свою мать и задумался о том, что с ним происходит, и о
разлуке с женой и детьми, и о том, что он вытерпел, и
произнес такие стихи:
«Лекарство души у вас, и тонет душа моя,
И слезы мои струей из век изливаются,

Разлука, печаль, тоска, изгнание — мой удел,

Далек я от родины, тоскою я побежден.

Ведь только влюбленный я, любовыо охваченный,

Разлукой с возлюбленной его поражает рок.

И если в любви моей я был поражен бедой,

То кто из достойных не был жертвой превратностей?»
 Сказка о Хасане басрийском т

И не окончил еще Хасан своих стихов, как шейх Абу-р-

Рувейш уже вышел к нему, и был он черный в черной
одежде. И, увидев шейха, Хасан узнал его по признакам,
о которых говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и бросился
к нему и стал тереться щеками об его ноги и, схватив
ногу Абу-р-Рувейша, поставил ее себе на голову и заплакал
перед ним. И шейх Абу-р-Рувейш спросил его: «Какая
у тебя просьба ко мне, о дитя мое?» И Хасан протянул
руку с письмом и подал его шейху Абу-р-Рувейшу, и тот
взял его и вошел в пещеру, не дав Хасану ответа.
И Хасан остался сидеть на том же месте, у двери, как
говорил ему шейх Абд-аль-Каддус, и плакал, и он проси­
дел на месте пять дней, и увеличилась его тревога^ и уси­
лился его страх, и не покидала его бессонница. И он стал
плакать и горевать от мук отдаления и долгой бессонницы
и произнес такие стихи:
«Хвала властителю небес!
Влюбленный — истинно мученик.
Кто вкуса не вкусил любви,
Не знает тяжести беды.
Когда б я слезы свои собрал,
Нашел бы реки крови я.
Нередко был жестоким друг
И горя для меня желал,
А смягчившись, он порицал меня,
И говорил я: «То не плач»,
Но я пошел, чтоб кончить жизнь,
И камнем был я поражен.
Даже звери плачут, так горько мне,
И те, кто в воздухе живет».

И Хасан плакал до тех пор, пока не заблистала заря,

и вдруг шейх Абу-р-Рувейш вышел к Хасану, и был он
одет в белую одежду. Он сделал Хасану рукой знак
т Восемьсот вторая ночь

подойти, и Хасан подошел, и шейх взял его за руку и вошел

с ним в пещеру, и тогда Хасан обрадовался и убедился,
что его желание исполнено. И шейх шел, и Хасан шел с
ним полдня, и они пришли к сводчатому входу со сталь­
ной дверью. И Абу-р-Рувейш открыл дверь и вошел с Ха­
саном в проход, построенный из камня оникса, разрисо­
ванного золотом. И они шли до тех пор, пока не дошли до
большой, просторной залы выложенной мрамором, посре­
дине которой был сад со всевозможными деревьями, цве­
тами и плодами, и птицы на деревьях щебетали и прослав­
ляли Аллаха, владыку покоряющего. И было в зале четыре
портика, которые стояли друг против друга, и под каждым
портиком была комната с фонтаном, и на каждом из
углов каждого фонтана было изображение льва из золота.
И в каждой комнате стояло кресло, на котором сидел че­
ловек, и было перед ним очень много книг, и стояли перед
Этими людьми золотые жаровни с огнем и куреньями.
И перед каждым из этих шейхов сидели ученики и читали
с ними книги.
И когда Абу-р-Рувейш с Хасаном вошли к ним, шейхи
встали и оказали им почтение, и Абу-р-Рувейш подошел
к ним и сделал им знак, чтобы они отпустили присутст­
вующих, и они отпустили их. И четыре шейха поднялись
и сели перед шейхом Абу-р-Рувейшем и спросили его, что
с Хасаном, и тогда шейх Абу-р-Рувейш сделал Хасану
знак и сказал ему: «Расскажи собравшимся твою историю
и все, что с тобою случилось, с начала до конца». И Ха­
сан заплакал сильпым плачем и рассказал им свою исто­
рию до конца.
И когда Хасан кончил рассказывать, все шейхи закри­
чали: «Он ли тот, кого маг поднял на ястребах на Гору
Облаков, зашитого в верблюжью шкуру?» — «Да», — ска­
зал им Хасан. И они подошли к шейх} Абу-р-Рувейшу и
сказали: «О шейх наш, Бахрам ухитрился поднять его на
гору. Как же он спустился и какие он видел на горе чу­
деса?» — «О Хасан, — сказал шейх Абу-р-Рувейш, — рас­
скажи им, как ты спустился, и осведоми их о том* что ты
ьидел из чудес».
 Сказка о Хасане басрийском т

И Хасан повторил им, что с ним случилось, от начала

до конца: как он захватил персиянина и убил его и осво­
бодил того человека и поймал девушку и как его жена
обманула его и взяла его детей и улетела, и рассказал им
обо всех ужасах и бедствиях, которые он вытерпел.
И присутствующие удивились тому,
что случилось с Хасаном, и, обра­
тившись к шейху Абу-р-Рувейшу,
сказали ему: «О шейх шейхов,
клянемся Аллахом, этот юноша —
несчастный, и, может быть, ты ему
поможешь освободить свою жену и
Восемьсот детей...»
третья, И Шахразаду застигло утро, и
почь она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот тре­
тья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда Хасан рассказал шейхам свою историю,
они сказали шейху Абу-р-Рувейшу: «Этот юноша — не­
счастный, и, может быть, ты ему поможешь освободить
свою жену и детей». И шейх Абу-р-Рувейш сказал им:
«О братья, это дело великое, опасное, и я не видел никого,
кто бы питал отвращение к жизни, кроме этого юноши.
Вы ведь знаете, что до островов Вак трудно добраться, и
не достигал их никто, не подвергая себя опасности, и
Знаете их силу и их помощников, и я клянусь Аллахом,
чго не вступлю на их землю и не стану ни в чем им про­
тивиться. Как доберется этот человек к дочери царя ве­
личайшего, и кто может привести его к ней и помочь ему
в этом деле?» — «О шейх шейхов, — сказали старцы, —
Этого человека погубила страсть, и он подверг себя
опасности и явился к тебе с письмом твоего брата,
шейха Абд-аль-Каддуса, и тебе поэтому следует ему по­
мочь».
И Хасан поднялся и стал целовать ногу Абу-р-Рувей-
ша и, приподняв полу его платья, положил ее себе на го­
лову и заплакал и сказал ему: «Прошу тебя, ради Аллаха,
свести меня с моими детьми и женой, хотя бы была в
т Восемьсот третья ночь

Этом гибель моей души и сердца». И все присутствующие

заплакали из-за его плача и сказали шейху Абу-р-Рувейшу:
«Воспользуйся наградой за этого беднягу и сделай для
него доброе дело, ради твоего брата, шейха Абд-аль-Кад-
дуса». — «Этот юноша — несчастный, и он знает, на что
идет, но мы ему поможем по мере возможности», — ска­
зал Абу-р-Рувейш. И, услышав его слова, Хасан обрадо­
вался, и поцеловал ему руки, и стал целовать руки при­
сутствующим одному за одним, и попросил их о по­
мощи.
И тогда Абу-р-Рувейш взял кусок бумаги и черниль­
ницу и написал письмо, и запечатал его, и отдал Хасану,
а потом он дал ему кожаный футляр, в котором были ку­
ренья и принадлежности для огня — кремень и прочее, и
сказал: «Береги этот футляр, и когда ты попадешь в беду,
Зажги немножко этих курений и позови меня — я явлюсь
к тебе и выручу тебя из беды». И затем он велел кому-то
из присутствующих тотчас же вызвать к нему ифрита из
джиннов летающих, и когда ифрит явился, шейх спросил
его: «Как твое имя?» — «Твой раб Дахнаш ибн Фак-
таш», — ответил ифрит. И Абу-р-Рувейш сказал ему: «По­
дойди ближе». И Дахнаш приблизился.
И тогда шейх Абу-р-Рувейш приложил рот к уху иф­
рита и сказал ему несколько слов. И ифрит покачал голо­
вой, а шейх сказал Хасану: «О дитя мое, вставай и са­
дись на плечи этому ифриту Дахнашу-летучему, и когда
он поднимет тебя к небу и ты услышишь славословие
ангелов в воздухе, не славословь, — ты погибнешь и он
тоже». — «Я совсем не буду говорить!» — воскликнул
Хасан. И шейх сказал ему: «О Хасан, когда он полетит с
тобой, он опустит тебя на второй день, на заре, на белую
землю, чистую, как камфара. И когда он опустит тебя
туда, иди десять дней один, пока не дойдешь до ворот го­
рода. И когда ты дойдешь до него, войди и спроси, где
его царь, а когда ты с ним встретишься, пожелай ему
мира и поцелуй ему руку и отдай ему это письмо, и что
бы он тебе ни посоветовал — пойми». И Хасан отвечал:
«Слушаю и повинуюсь!» — и вышел с ифритом, и шейхи
 Сказка о Хасане басрийском 467

поднялись и пожелали ему блага и поручили ифриту о

нем заботиться.
И ифрит понес Хасана на плече и поднялся с ним до
облаков небесных и шел с ним тот день и ночь, и Хасан
слышал славословие ангелов на небе, а когда наступило
утро, ифрит поставил Хасана на землю, белую, точно
камфара, и оставил его и ушел. И когда Хасан почувство­
вал, что он на земле и около него никого нет, он пошел и
шел днем и ночью, в течение десяти дней, пока не дошел
до ворот города.
И он вошел в город и спросил про его царя, и ему
указали к нему дорогу и сказали: «Его имя — Хассун,
царь Камфарной земли, и у него солдаты и воины, кото­
рые наполняют землю и в длину и в ширину». И Хасан
попросил позволенья, и царь ему позволил, и, войдя к
нему, Хасан увидел, что этот царь великий, и поцеловал
землю меж его рук. «Что у тебя за беда?» — спросил его
царь. И Хасан поцеловал письмо и подал его царю, и тот
взял его и прочитал и некоторое время качал головой, а
потом он сказал кому-то из своих приближенных: «Возьми
Этого юношу и помести его в Доме Гостеприимства».
И царедворец взял Хасана и пошел и поместил его
там, и Хасан провел в Доме Гостеприимства три дня за
едой и питьем, и не было подле него никого, кроме слуги,
который был с ним. И стал этот слуга с ним разговари­
вать, и развлекать его, и расспрашивать, в чем его дело
и как он добрался до этих земель. И Хасан рассказал ему
полностью о том, что с ним случилось, и обо всем, что он
испытывает.
А на четвертый день слуга взял его и привел к царю,
и царь сказал ему: «О Хасан, ты пришел ко мне, яселая
вступить на острова Бак, как говорит нам шейх шейхов.
О дитя мое, я пошлю тебя на этих днях, но только на
твоей дороге будет много гибельных мест и безводных
пустынь, где много устрашающего. Но потерпи, и не бу­
дет ничего, кроме блага, и я непременно придумаю хит­
рость и доставлю тебя к тому, что ты хочешь, если поже­
лает великий Аллах. Знай, о дитя мое, что там войско из
4GS Восемьсот четвертая ночь

дейлемитов *, которые хотят войти на острова Вак, и они

снабжены оружием, конями и снаряжением, но не могут
войти туда. Б о ради шейха шейхов Абу-р-Рувейша, сына
Валкие, дочери Муина, о дитя мое, я не могу вернуть
1 ебя к нему, не исполнив его просьбы и твоего желания.
Скоро придут к нам корабли с островов Вак, и до них
осталось уже немного. Когда один из них придет, я по­
сажу тебя на него и поручу тебя матросам, чтобы они
тебя уберегли и доставили на осгрова Вак. И' всякому,
кто тебя спросит, что с тобой и в чем твое дело, говори:
«Я зять царя Хассуна, царя Камфарной земли». А когда
корабль пристанет к островам Вак и капитан тебе скажет:
«Выходи на берег!», выйди и увидишь много скамей во
всех направлениях на берегу. Выбери себе скамью, сядь
под нее и не шевелись. И когда наступит ночь, ты уви­
дишь войско из женщин, которые окружат товары. И ты
протяни тогда, руку и схвати ту женщину, что сядет на
скамью, под которой ты спрятался, и попроси у нее за­
щиты. И знай, о дитя мое, что если она возьмет тебя под
свою защиту, — твое дело испол­
нится и ты доберешься до жены и
детей, а если она тебя не защи­
тит, — горюй о себе, оставь надежду
на жизнь и будь уверен, что твоя
душа погибнет. Зн&й, о дитя мое,
что ты подвергаешь себя опасности,
Восемьсот и я ничего не могу для тебя, кроме
четвертая, Этого...»
ночь И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот четвертая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царь Хас­
сун сказал Хасану эти слова и дал ему наставления, кото­
рые мы упомянули, и сказал: «Я ничего не могу для тебя,
кроме этого, — и потом сказал: — Знай, что если бы не

1 Д е й л е м и т ы — обитатели области Дейлема в Западном

Иране.
 Сказка о Хасане басрийскои т

было о тебе заботы владыки неба, ты бы не добрался

сюда».
И, услышав слова царя Хассуна, Хасан так заплакал,
что его покрыло беспамятство, а очнувшись, он произнес
такие два стиха:

«Я буду жить судьбою срок назначенный,

А кончатся все дни его — умру.

Если б львы в берлоге со мной бороться вздумали,

Я б побеждал, пока не выйдет срок».

А окончив свои стихи, Хасан поцеловал перед царем

Землю и сказа! ему: «О великий царь, а сколько осталось
дней до прихода кораблей?» И царь ответил: «Месяц, и они
останутся здесь, чтобы продать то, что есть на них, два
месяца, а потом вернутся в свою страну. Не надейся же
уехать на кораблях раньше, чем через три полных ме­
сяца». И потом царь велел Хасану идти в Дом Гостепри­
имства и приказал снести ему все, что ему нужно из
пищи, платья и одежды, подходящее для царей, и Хасан
оставался в Доме Гостеприимства месяц.
А через месяц пришли корабли. И царь вышел с
купцами и взял Хасана с собой на корабли. И Хасан уви­
дел корабль, где были люди многочисленные, как ка­
мешки, — не знает их числа никто, кроме того, кто их
создал, — и этот корабль стоял посреди моря и при нем
были маленькие челноки, которые перевозили с него то­
вары на берег. И Хасан оставался на корабле, пока пут­
ники не перенесли товары с него на сушу, и они начали
продавать и покупать, и до отъезда осталось только три
Дня.
И царь велел привести Хасана к себе, и собрал для
него все, что было нужно, и наградил его великой награ­
дой. А потом он позвал капитана того корабля и сказал
ему: «Возьми этого юношу к себе на корабль и не осве­
домляй о нем никого. Отвези его на острова Вак, оставь
470 Восемьсот четвертая ночь

его там и не привози его». И капитан отвечал: «Слушаю

и повинуюсь!» И царь стал наставлять Хасана и сказал
ему: «Не осведомляй о себе никого на свете из тех, что
будут с тобой на корабле, и не сообщай никому твоей
истории — иначе ты погибнешь». — «Слушаю и пови­
н у ю сь !»— отвечал Хасан. И потом он простился с ним,
после того как пожелал ему долгой жизни и века и по­
беды над всеми завистниками и врагами, и царь поблаго­
дарил его за это и пожелал ему благополучия и исполне­
ния его дела. А потом он передал его капитану, и тот взял
его и положил в сундук и поставил сундук на барку и под­
нял его на корабль только тогда, когда люди были заняты
переноской товаров.
И после этого корабли поплыли и плыли не переставая
в течение десяти дней, а когда наступил одиннадцатый
день, они приплыли к берегу. И капитан вывел Хасана с
корабля, и, сойдя с корабля на сушу, Хасан увидел скамьи,
число которых знает только Аллах, и он шел, пока не до­
шел до скамьи, равной которой не было, и спрятался под
нею.
И когда приблизилась ночь, пришло множество жен­
щин, подобно распространившейся саранче, и они шли на
ногах, и мечи у них в руках были обнажены, и женщины
были закованы в кольчуги. И, увидя товары, женщины за­
нялись ими, а после этого они сели отдохнуть, и одна из
женщин села на ту скамью, под которой был Хасан. И Ха­
сан схватился за край ее подола и положил его себе на
голову и бросился к женщине и стал целовать ей руки и
ноги, плача. И женщина сказала: «Эй, ты, встань прямо,
пока никто тебя не увидел и не убил». И тогда Хасан
вышел из-под скамьи и встал на ноги и поцеловал жен­
щине руки и сказал ей: «О госпожа моя, я под твоей за­
щитой! — и потом заплакал и сказал: — Пожалей того, кто
расстался с родными, женой и детьми и поспешил, чтобы
соединиться с ними, и подверг опасности свою душу и
сердце. Пожалей меня и будь уверена, что получишь за
это рай. А если ты не примешь меня, прошу тебя ради
Аллаха, великого, укрывающего, укрой меня».
 Сказка о Хасане басрийском 4 7/

И купцы вдруг стали смотреть на Хасана, когда он го­

ворил с женщиной. И, услышав его слова и увидев, как он
ее умоляет, она пожалела его, и сердце ее к нему смягчи­
лось, и она поняла, что Хасан подверг себя опасности и
пришел в это место только ради великого дела. И она ска­
зала Хасану: «О дитя мое, успокойся душою и прохлади
глаза, и пусть твое сердце и ум будут спокойны! Возвра­
щайся на твое место и спрячься под скамьей, как раньше,
до следующей ночи, и пусть Аллах сделает то, что
желает». И потом она простилась с ним, и Хасан залез
под скамью, как и раньше, а воительницы жгли свечи,
смешанные с алоэ и сырой амброй, до утра.
И когда взошел день, корабли возвратились к берегу,
и купцы были заняты переноской вещей и товаров, пока
не подошла ночь, а Хасан спрятался под скамьей с плачу­
щими глазами и печальным сердцем, и не знал он, что
определено ему в неведомом. И когда он сидел так, вдруг
подошла к нему женщина из торгующих, у которой оп
просил защиты, и подала ему кольчугу, меч, вызолочен­
ный пояс и копье и потом ушла от него, опасаясь во­
ительниц. И, увидев эт0» Хасан понял, что женщина из
торгующих принесла ему эти доспехи лишь для того,
чтобы он их надел. И тогда он под­
нялся, и надел кольчугу, и затянул
пояс вокруг стана, и привязал меч
под мышку, и взял в руки копье, и
сел на скамью, и язык его не забы­
вал поминать великого Аллаха и
просил у него защиты.
Восемьсош И Шахразаду застигло утро, и
пятая она прекратила дозволенные речи.
ночь Когда же настала восемьсот пя­
тая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что Хасан взял оружие, данное
ему женщиной из торгующих, у которой он попросил за­
щиты. И Хасан надел его, а потом сел на скамью, и язык
его не забывал поминать Аллаха, и стал он просить у
Аллаха защиты. И когда он сидел, вдруг появились фа­
 Восемьсот пятая ночь

келы, фонари и свечи, и пришли женщины-воины, и Ха­

сан встал и смешался с толпой воительниц, и стал как бы
одной из них.
А когда приблизился восход зари, воительницы, и Ха­
сан с ними, пошли и пришли к своим шатрам, и Хасан
вошел в один из них, и вдр\г оказалось, что эт<> шатер
его подруги, которую он просил о защите. И когда эта
женщина вошла в свой шатер, она сбросила оружие и
сняла кольчугу и покрывало, и Хасан сбросил оружие и
посмотрел на свою подругу и увидел, что это полуседая
старуха с голубыми глазами и большим носом, и было это
бедствие из бедствий и самое безобразное создание: с
рябым лицом, вылезшими бровями, сломанными зубами,
морщинистыми щеками и седыми волосами, и из носу у
нее текло, а изо рта лилась слюна. И была она такова,
как сказал о подобной ей поэт:

И в складках лица ее запрятаны девять бед,

Являет нам каждая геенну ужасную.

С лицом отвратительным и мерзкою сущностью,

Похожа на кабана, губами жующего.

И была эта плешивая уродина, подобная пятнистой

змее. И когда старуха увидела Хасана, она удивилась и
воскликнула: «Как добрался этот человек до этих земель,
на каком корабле он приехал и как остался цел?» Она
стала расспрашивать Хасана о его положении, дивясь его
прибытию, и Хасан упал к ее ногам и стал тереться об
них липом и плакал, пока его не покрыло беспамятство, а
очнувшись, он произнес такие стихи:

«Когда же дни даруют сиова встречу,

И вслед разлуке будем жить мы вместе?

И снова буду с тою, с кем хочу я, —-

Упреки кончатся, а дружба вечна.
 Сказка о Хасане басрийском т

Когда бы Пил, как слезы мои, струился,

Земель бы не было неорошенных,

Он залил бы Хиджаз, и весь Египет,

И Сирию, и земли все Ирака.

Все потому, что нет тебя, любимой!

Так сжалься же и обещай мне встречу!»

А окончив свои стихи, Хасан схвашл полу платья ста­

рухи и положил ее себе на голову и стал плакать и про­
сить у нее защиты. И когда старуха увидела, как он го­
рит, волнуется, страдает и горюет, ее сердце потянулось к
нему, и она взяла его под свою защиту и молвила: «Не
бойся совершенно!» А потом она спросила Хасана о его
положении, и он рассказал ей о том, что с ним случилось,
с начала до конца. И старуха удивилась его рассказу и
сказала ему: «Успокой свою душу и успокой свое сердце!
Не осталось для тебя страха, и ты достиг того, чего
ищешь, и исполнится то, что гы хочешь, если захочет
Этого Аллах великий».
И Хасан обрадовался сильной радостью. А потом ста­
руха послала за предводителями войска, чтобы они яви­
лись (а было это в последний день месяца). И когда они
предстали перед ней, она сказала: «Выходите и кликните
клич во всем войске, чтобы выступали завтрашний день
утром и никто из воинов не оставался сзади, а если кто-
нибудь останется, его душа пропала». И предводители
сказали: «Слушаем и повинуемся!» И затем они вышли
и кликнули клич во всем войске, чтобы выступать
Завтрашний день утром, и вернулись и осведомили об
Этом старуху. И понял тогда Хасан, что она и есть пред­
водительница войска и что ей принадлежит решение и
она поставлена над ними начальником. И потом Хасан не
скидывал с тела оружия и доспехов весь этот день.
А имя старухи, у которой находился Хасан, было Ша-
вахи, и прозвали ее Уммад-Давахи. И эта старуха не
Г4 Восемьсот пятая ноуь

кончила приказывать и запрещать, пока не взошла заря,

и все войско тронулось с места, — а старуха не высту­
пила с ним. И когда воины ушли и их места стали пусты­
ми, Шавахи сказала Хасану: «Подойди ко мне ближе, о
дитя мое!» И Хасан приблизился к ней и стал перед нею,
и она обратилась к нему и сказала: «По какой причине ты
подверг себя опасности и вступил в эту страну? Как со­
гласилась твоя душа погибнуть? Расскажи мне правду
обо всех твоих делах, не скрывай от меня ничего из них
и не бойся. Ты теперь под моим покровительством, и я
защитила тебя и пожалела и сжалилась над твоим поло­
жением. Если ты расскажешь мне правду, я помогу тебе
исполнить твое желание, хотя бы пропали из-за этого
души и погибли тела. И раз ты ко мне прибыл, нет во
мне на тебя гнева, и я не дам проникнуть к тебе со злом
никому из тех, кто есть на островах Вак».
И Хасан рассказал старухе свою историю от начала до
конца и осведомил ее о деле своей жены и о птицах, и
как он ее поймал среди остальных десяти и женился на
ней и жил с нею, пока не досталось ему от нее двоих сы­
новей, и как она взяла своих детей и улетела, когда
узнала дорогу к одежде из перьев. И он не скрыл в своем
рассказе ничего, с начала и до того дня, который был
сейчас.
И старуха, услышав его слова, покачала головой и
сказала: «Хвала Аллаху, который сохранил тебя и привел
сюда и бросил ко мне! Если бы ты попал к другому, твоя
душа пропала бы и твое дело не было бы исполнено. Но
искренность твоих намерений и любовь и крайнее влече­
ние твое к жене и детям — вот что привело тебя к дости­
жению желаемого. Если бы ты не любил ее и не был
взволнован любовью к ней, ты бы не подверг себя такой
опасности. Хвала Аллаху за твое спасение, и теперь нам
надлежит помочь тебе в том, чего ты добиваешься, чтобы
ты вскоре достиг желаемого, если захочет великий Аллах.
Но только знай, о дитя мое, что твоя жена на седьмом
острове из островов Вак, и расстояние между нами и
 Сказка о Хасане басрийском №

ею — семь месяцев пути, ночью и

днем. Мы поедем отсюда и доедем
до земли, которая называется Земля
Птиц, и от громкого птичьего крика
и хлопанья крыльев одна птица не
слышит там голоса другой...»
И Шахразаду застигло утро, и
Восемьсот она прекратила дозволенные речи.
шестая, Когда же настала восемьсот ше­
ночь стая ночь, она сказала: «Дошло до
меня, о счастливый царь, что ста­
руха сказала Хасану: «Твоя жена на седьмом острове, а
Это большой остров среди островов Вак, и расстояние от
нас до него семь месяцев пути. Мы поедем отсюда до
Земли Птиц, где от шума и хлопанья крыльев одна
птица не слышит голоса другой, и поедем по этой земле
одиннадцать дней, днем и ночью, а потом мы выедем от­
туда в землю, которая называется Землей Зверей, и от
рева животных, гиен и зверей, воя волков и рычания
львов мы не будем ничего слышать. Мы проедем по этой
земле двадцать дней и потом выедем в землю, которая
называется Землей Джиннов, и великие крики джиннов
и взлет их огней и полет искр и дыма из их ртов и их
глубокие вздохи и дерзость их закроет перед нами дорогу,
оглушит нам уши и ослепит нам глаза, так что мы не
будем ни слышать, ни видеть. И не сможет ни один из
нас обернуться назад — он погибнет. И всадник кладет в
этом месте голову на луку седла и не поднимает ее три
дня. А после этого нам встретится большая гора и теку­
чая река, которые доходят до островов Вак. И знай, о
дитя мое, что все эти воины — невинные девы, и царь,
правящий нами, женщина с семи островов Вак. А протя­
жение этих семи островов — целый год пути для всад­
ника, спешащего в беге. И на берегу этой реки и другая
гора, называемая горой Вак, а это слово — название де­
рева, ветви которого похожи на головы сынов Адама.
Когда над ними восходит солнце, эти головы разом начи­
нают кричать и говорят в своем крике: «Вак! Вак! Слава
476 Восемьсот шестая ночь

царю-создателю!» И, услышав их крик, мы узнаем, что

солнце взошло. И также, когда солнце заходит, эти го­
ловы начинают кричать и гоже говорят в своем крике:
«Вак! Вак! Слава царю-создателю!» И мы узнаем, что
солнце закатилось. Ни один мужчина не может жить у
нас и проникнуть к нам и вступить на нашу землю, и
между нами и царицей,-'которая правит этой землей, рас­
стояние месяца пути по этому берегу. Все подданные,
которые живут на этом берегу, подвластны этой царице,
и ей подвластны также племена непокорных джиннов и
шайтанов. Под ее властью столько колдунов, что число
их знает лишь тот, кто их создал. И если ты боишься, я
пошлю с тобой того, кто отведет тебя на берег, и приведу
того, кто свезет тебя на своем корабле и доставит тебя
в твою страну. А если приятно твоему сердцу остаться
с нами, я не буду тебе прекословить, и ты будешь у меня,
под моим оком, пока не исполнится твое желание, если
захочет Аллах великий». — «О госпожа, я больше не рас­
станусь с тобой, пока не соединюсь с моей женой, или
моя душа пропадет», — воскликнул Хасан. И старуха ска­
зала ему: «Это дело легкое! Успокой твое сердце, и ты
скоро придешь к желаемому, если захочет Аллах великий.
Я непременно осведомлю о тебе царицу, чтобы она была
тебе помощницей в исполнении твоего намерения».
И Хасан пожелал старухе блага и поцеловал ей руки
и голову и поблагодарил ее за ее поступок и крайнее
великодушие, и пошел с нею, размышляя об исходе
своего дела и ужасах пребывания на чужбине. И он на­
чал плакать и рыдать и произнес такие стихи:

«Дует ветер с тех мест, где стан моей милой,

И ты видишь, что от любви я безумен.

Ночь сближенья нам кажется светлым утром,

День разлуки нам кажется черной ночью.

И прощанье с возлюбленной — труд мне тяжкий,

И расстаться с любимыми нелегко мне.
 Сказка о Хасане басрийском /77

На суровость я жалуюсь лишь любимой,

Нет мне в мире приятеля или друга.

И забыть мне нельзя о вас — не утешит

Мое сердце хулящих речь, недостойных.

Бесподобная, страсть моя бесподобна.

Лишена ты подобия, я же — сердца.

Кто желает слыть любящим и боится

Укоризны — достоин тот лишь упрека».

И потом старуха велела бить в барабан отъезда, и

войско двинулось, и Хасан пошел со старухой, погружен­
ный в море размышлений и произнося эти стихи, а ста­
руха побуждала его к терпению и утешала его, но Хасан
не приходил в себя и не разумел того, что она ему гово­
рила. И они шли до тех пор, пока не достигли первого
острова из семи островов, то есть Острова Птиц. И когда
они вступили туда, Хасан подумал, что мир перевер­
нулся — так сильны были там крики, — и у него забо­
лела голова, и его разум смутился, и ослепли его глаза,
и ему забило уши. И он испугался сильным испугом и
убедился в своей смерти и сказал про себя: «Если это
Земля Птиц, то какова же будет Земля Зверей?»
И когда старуха, называемая Шавахи, увидела, что он
в таком состоянии, она стала над ним смеяться и ска­
зала: «О дитя мое, если таково твое состояние на первом
острове, то что же с тобой будет, когда ты достигнешь
остальных островов?» И Хасан стал молить Аллаха и
умолять его, прося у него помощи в том, чем он его испы­
тал, и исполнения его желания. И они ехали до тех пор,
пока не пересекли Землю Птиц и не вышли из нее.
И они вошли в Землю Зверей и вышли из нее и всту­
пили в Землю Джиннов. И когда Хасан увидел ее, он
испугался и раскаялся, что вступил с ними в эту землю.
И затем он попросил помощи у великого Аллаха и пошел
с ними дальше, и они вырвались из Земли Джиннов и
7 «1001 ночь», т. ?
178 Восемьсот седьмая ночь

дошли до реки и остановились под большой вздымаю­

щейся горой и разбили свои шатры на берегу реки. И ста­
руха поставила Хасану возле реки скамью из мрамора,
украшенную жемчугом, драгоценными камнями и слит­
ками червонного золота, и Хасан сел на нее, и подошли
воины, и старуха провела их перед Хасаном, а потом они
расставили вокруг Хасана шатры и немного отдохнули и
поели и попили и заснули спокойно, так как они достигли
своей страны. А Хасан закрывал себе лицо покрывалом,
так что из-под него видны были только его глаза.
И вдруг толпа девушек подошла близко к шатру Ха­
сана, и они сняли с себя одежду и вошли в реку, и Хасан
стал смотреть, как они моются. И девушки принялись
играть и веселиться, не зная, что Хасан смотрит на них,
так как они считали его за царевну, и у Хасана натяну­
лась его струна, так как он смотрел на девушек, обнажен­
ных от одежд, и видел у них между бедрами всякие раз­
новидности: мягкое, пухлое, жирное, полное, совершен­
ное, широкое и обильное. И лица их были, как луны, а
волосы, точно ночь над днем, так как они были дочерьми
царей.
И потом старуха поставила Хасану седалище и поса­
дила его. И когда девушки кончили мыться, они вышли
из реки, обнаженные и подобные месяцу в ночь полнолу­
ния. И все войско собралось перед Хасаном, как старуха
велела. Может быть, жена Хасана
окажется среди них и он ее узнает.
И старуха стала спрашивать его о
девушках, проходивших отряд за
отрядом, а Хасан говорил: «Нет ее
среди этих, о госпожа моя...»
И Шахразаду застигло утро, и
Восемьсот она прекратила дозволенные речи.
седьмая Когда же настала восемьсот
ночь седьмая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что
старуха спрашивала Хасана о девушках, проходивших
отряд за отрядом — может быть, он узнает среди них свою
 Сказка о Хасане басрийском

жену, — но, всякий раз как она спрашивала его о каком-

нибудь отряде, Хасан говорил: «Ее нет среди этих, о го­
спожа моя!»
И потом, после этого, подошла к ним женщина в
конце людей, которой прислуживали десять невольниц и
тридцать служанок — все высокогрудые девы. И они
сняли с себя одежды и вошли с их госпожой в реку, и та
стала их дразнить и бросать и погружать в реку и иг­
рала с ними таким образом некоторое время, а затем они
вышли из реки и сели. И их госпоже подали шелковые
полотенца, вышитые золотом, и она взяла их и вытерлась.
И затем ей принесли одежды, платья и украшения, сде­
ланные джиннами, и она взяла их и надела и гордо про­
шла среди воительниц со своими служанками.
И когда Хасан увидел ее, его сердце взлетело, и он
воскликнул: «Вот женщина, самая похожая на птицу, ко­
торую я видел во дворце моих сестер девушек, и она
так же поддразнивала своих приближенных, как эта!» —
«О Хасан, это ли твоя жена?» — спросила старуха. И Ха­
сан воскликнул: «Нет, клянусь твоей жизнью, о госпожа,
Это не моя жена, и я в жизни не видал ее. И среди всех
девушек, которых я видел на этих островах, нет подоб­
ной моей жене и нет ей равной по стройности, соразмер­
ности, красоте и прелести». — «Опиши мне ее и скажи
мне все ее признаки, чтобы они были у меня в уме, —
молвила тогда старуха. — Я знаю всякую девушку на
островах Вак, так как я надсмотрщица женского войска
и управляю им. И если ты мне ее опишешь, я узнаю ее
и придумаю тебе хитрость, чтобы ее захватить».
И тогда Хасан сказал старухе: «У моей жены прекрас­
ное лицо и стройный стан, ее щеки овальны и грудь вы­
сока; глаза у нее черные и большие, ноги — плотные,
зубы белые; язык ее сладостен, и она прекрасна чертами
и подобна гибкой ветви. Ее качества — невиданы, и уста
румяны, у нее насурмленные глаза и нежные губы, и на
правой щеке у нее родинка, и на животе под пупком —
метка. Ее лицо светит, как округленная луна, ее стан то­
нок, а бедра — тяжелы, и слюна ее исцеляет больного,
7*
т Восемьсот седьмая ночь

как будто она Каусар или С е л ь се б и л ь » — «Прибавь,

описывая ее, пояснения, да прибавит тебе Аллах увле­
чения», — сказала старуха. И Хасан молвил: «У моей
жены лицо прекрасное и щеки овальные и длинная шея;
у нее насурмленные глаза, и щеки, как коралл, и рот,
точно сердоликов печать, и уста, ярко-сверкающие, при
которых не нужно ни чаши, ни кувшина. Она сложена
в форме нежности, и меж бедер ее престол халифата, и
нет подобной святыни в священных местах, как сказал
об этом поэт:

Название, нас смутившее,

Из букв известных состоит:

Четыре ты на пять умножь,

И шесть умножь на десять ты»,

И потом Хасан заплакал и пропел такую песенку:

«О сердце, когда тебя любимый оставит,

Уйти и сказать, что ты забыло, не вздумай!

Терпенье употреби — врагов похоронишь,

Клянусь, не обманется вовек терпеливый!»

И еще:

«Коль хочешь спастись, — весь век не двигайся с места,

Тоски и отчаянья не знай и гордыни.

Терпи и не радуйся совсем, не печалься,

А если отчаешься, прочти: не разверзли ль».

И старуха склонила на некоторое время голову

к земле, а потом она подняла голову к Хасану и восклик-

1 К а у с а р , С е л ь с е б и л ь — по мусульманским преда­
ниям, райские источники.
 Сказка о Хасане басрийском Ш

нула: «Хвала Аллаху, великому саном! Поистине, я испы­

тана тобою, о Хасан! О, если бы я тебя не знала! Ведь
женщина, которую ты описал, — это именно твоя жена,
и я узнала ее по приметам. Она старшая дочь царя вели­
чайшего, которая правит над всеми островами Вак. От­
крой же глаза и обдумай свое дело, и если ты спишь, —
проснись! Тебе никогда нельзя будет ее достигнуть,
а если ты ее достигнешь, ты не сможешь получить ее, так
как между нею и тобой то же, что между небом и землей.
Возвращайся я*е, дитя мое, поскорее и не обрекай себя
на погибель: ты обречешь меня вместе с тобой. Я думаю,
что нет для тебя в ней доли. Возвращайся же туда, от­
куда пришел, чтобы не пропали наши души».
И старуха испугалась за себя и за Хасана, и, услы­
шав слова старухи, он так сильно заплакал, что его по­
крыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему
в лицо водой, пока он не очнулся от обморока. И он за­
плакал и залил слезами свою одеяеду, от великой тоски и
огорчения из-за слов старухи, и отчаялся в жизни и ска­
зал старухе: «О госпожа моя, а как я вернусь, когда я
дошел досюда, и не думал я в душе, что ты не в силах
помочь достигнуть мне цели, особенно раз ты надсмотр­
щица войска женщин и управляешь ими». — «Заклинаю
тебя Аллахом, о дитя мое, — сказала старуха, — выбери
себе девушку из этих девушек, и я дам ее тебе вместо
твоей жены, чтобы ты не попал в руки царям. Тогда
у меня не останется хитрости, чтобы тебя выручить. За­
клинаю тебя Аллахом, послушайся меня и выбери себе
одну из этих девушек, но не ту, и возвращайся поскорее
невредимым и не заставляй меня глотать твою горесть.
Клянусь Аллахом, ты бросил себя в великое бедствие и
большую опасность, из которой никто не может тебя вы­
ручить!»
И Хасан опустил голову и горько заплакал и произнес
такие стихи:

«Хулителям сказал я: «Не хулите!»

Ведь лишь для слез глаза мои существуют.
482 Восемьсот восьмая ночь

Их слезы переполнили и льются

Вдоль щек моих, а милая сурова.

Оставьте! От любви худеет тело,

Ведь я в любви люблю мое безумье.

Любимые! Все больше к вам стремленье,

Так почему меня не пожалеть вам?

Суровы вы, хоть клятвы и обеты

Я дал, и, дружбу обманув, ушли вы.

В день расставанья, как вы удалились,

Я выпил чашу низости в разлуке.

О сердце, ты в тоске по ним расплавься,

Будь щедрым ты на слезы, мое око!..»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восьмая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что
когда старуха сказала Хасану: «Ра­
ди Аллаха, о дитя мое, послушайся
Восемьсот моих слов и выбери себе одну из
восьмая этих девушек, вместо твоей жены,
ночь и возвращайся скорее в твою стра­
ну», — Хасан понурил голову и за­
плакал сильным плачем и произнес упомянутые стихи,
а окончив стихотворение, он так заплакал, что его по­
крыло беспамятство. И старуха до тех пор брызгала ему
в лицо водой, пока он не очнулся от обморока, а затем
она обратилась к нему и сказала: «О господин мой* воз­
вращайся в твою страну! Когда я поеду с тобой в город,
пропадет твоя душа и моя душа, так как царица, когда
она об этом узнает, будет упрекать меня за то, что я
 Сказка о Хасане басрийском 485

вступила с тобою в ее страну и на ее острова, которых не

достигал никто из детей сынов Адама. Она убьет меня
за то? что я взяла тебя с собой и показала тебе этих дев,
которых ты видел в реке, хотя не касался их самец и не
приближался к ним муж».
И Хасан поклялся, что он совершенно не смотрел на
них дурным взглядом, и старуха сказала ему: «О дитя
мое, возвращайся в твою страну, и я дам тебе денег, со­
кровищ и редкостей столько, что тебе не будут нужны
никакие женщины. Послушайся же моих слов и возвра­
щайся скорее, не подвергая себя опасности, и вот я дала
тебе совет».
И Хасан, услышав слова старухи, заплакал и стал те­
реться щеками об ее ноги и воскликнул: «О моя госпожа
и владычица и прохлада моего глаза, как я вернусь после
того, как дошел до этого места, и не посмотрю на тех,
кого желаю?! Я приблизился к жилищу любимой и на­
деялся на близкую встречу, и, может быть, будет мне
доля в сближении!» И потом он произнес такие стихи:

«О цари всех прекрасных, сжальтесь над пленным

Тех очей, что могли б царить в царстве Кисры,

Превзошли вы дух мускуса ароматом

И затмили красоты роз своим блеском,

Где живете, там веет ветер блаженства,

И дыханьем красавицы он пропитан.

О хулитель, довольно слов и советов —

Ты явился с советами лишь по злобе.

Ни корить, ни хулить меня не годится

За любовь, коль не знаешь ты, в чем тут дело.

Л пленен был красавицы темным оком,

И любовью повергнут был я насильно.
т Восемьсот восьмая ночь

Рассыпая слезу мою, стих нижу я,

Вот рассказ мой: рассыпан он и нанизан.

Щек румянец расплавил мне мое сердце,

И пылают огнем теперь мои члены.

Расскажите: оставлю коль эти речи,

Так какими расплавлю грудь я речами?
*
Я красавиц всю жизнь любил, но свершит ведь
Вслед за этим еще Аллах дел не мало».

А когда Хасан окончил свои стихи, старуха сжалилась

над ним и пожалела его и, подойдя к нему, стала успо­
каивать его сердце и сказала: «Успокой душу и прохлади
глаза и освободи твои мысли от заботы, клянусь Аллахом,
я подвергну с тобою опасности мою душу, чтобы ты достиг
того, чего хочешь, или поразит меня гибель». И сердце
Хасана успокоилось, и расправилась у него грудь, и он
просидел, беседуя со старухой, до конца дня.
И когда пришла ночь, все девушки разошлись, и неко­
торые пошли в свои дворцы в городе, а некоторые оста­
лись на ночь в шатрах. И старуха взяла Хасана с собой
и пошла с ним в город и отвела ему помещение для него
одного, чтобы никто не вошел к нему и не осведомил
о нем царицу, и она не убила бы его и не убила бы того,
кто его привел. И старуха стала прислуживать Хасану
сама и пугала его яростью величайшего царя, отца его
жены. И Хасан плакал перед нею и говорил: «О госпожа,
я избрал для себя смерть, и свет мне противен, если я не
соединюсь с женой и детьми! Я подвергну себя опасности
и либо достигну желаемого, либо умру». И старуха стала
раздумывать о том, как бы Хасану сблизиться и сойтись
со своей женой и какую придумать хитрость для этого
бедняги, который вверг свою душу в погибель, и не удер­
живает его от его намерения ни страх, ни что-нибудь дру­
гое, и он забьм о самом себе, а сказавший поговорку го­
ворит: «Влюбленный не слушает слов свободного от
любви».
 Сказка о Хасане басрийском 48э

А царицей острова, на котором они расположились,

была старшая дочь царя величайшего и было имя ее Нур-
аль-Худа. И было у этой царицы семь сестер — невинных
девушек, и они жили у ее отца, который правил семью
островами и областями Вак, и престол этого царя был
в городе, самом большом из городов той земли. И вот
старуха, видя, что Хасан горит желаньем встретиться со
своей женой и детьми, поднялась и отправилась во дво­
рец царицы Нур-аль-Худа и, войдя к ней, поцеловала
землю меж ее руками. А у этой старухи была перед нею
заслуга, так как она воспитала всех царских дочерей и
имела над всеми ими власть и пользовалась у них поче­
том и была дорога царю.
И когда старуха вошла к царице Нур-аль-Худа, та
поднялась и обняла ее и посадила с собою рядом и спро­
сила, какова была ее поездка, и старуха отвечала ей:
«Клянусь Аллахом, о госпожа, это была поездка благосло­
венная, и я захватила для тебя подарок, который до­
ставлю тебе. О дочь моя, о царица века и времени, —
сказала она потом, — я привела с собой нечто удивитель­
ное и хочу тебе это показать, чтобы ты помогла мне
исполнить одно дело». — «А что это такое?» — спросила
царица. И старуха рассказала ей историю Хасана, с на­
чала до конца. И она дрожала как тростинка в день силь­
ного ветра и наконец упала перед царевной и сказала ей:
«О госпожа, попросил у меня защиты один человек на
берегу, который прятался под скамьей, и я взяла его под
защиту и привела его с собой в войске девушек, и он на­
дел оружие, чтобы никто его не узнал, и я привела его
в город. — И потом еще сказала царевне: — Я пугала его
твоей яростью и осведомила его о твоей силе и мощи.
И всякий раз, как я его пугаю, он плачет и произносит
стихи и говорит мне: «Неизбежно мне увидеть мою жену
и детей, или я умру, и я не вернусь в мою страну без
них!» И он подверг себя опасности и пришел на острова
Вак, и я в жизни не видела человека, крепче его сердцем
и с большей мощью, но только любовь овладела им до
крайней степени...»
486 Восемьсот девятая ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот де­
вятая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что
старуха рассказала царевне Нур-
аль-Худа историю Хасана и ска­
Восемьсот зала ей: «Я не видела человека
девятая крепче его сердцем, но только лю­
почь бовь овладела им до крайней сте­
пени». И, услышав ее слова и по­
няв историю Хасана, царица разгневалась сильным гне­
вом и склонила на некоторое время голову к земле, а по­
том она подняла голову и посмотрела на старуху и ска­
зала ей: «О злосчастная старуха, разве дошла твоя мер­
зость до того, что ты приводишь мужчин и приходишь
с ними на острова Вак и вводишь их ко мне, не боясь
моей ярости? Клянусь головой царя, если бы не воспи­
тание и уважение, которым я тебе обязана, я бы убила
тебя с ним сейчас же самым скверным убиением, чтобы
путешествующие поучались на тебе, о проклятая, и ни­
кто бы не делал того ужасного дела, которое сделала ты
и на которое никто не властен. Но ступай приведи его
сейчас же ко мне, чтобы я на него посмотрела».
И старуха вышла от царевны ошеломленная, не зная,
куда идти, и говорила: «Все это несчастье пригнал ко
мне Аллах через руки Хасана!» И она шла, пока не во­
шла к Хасану, и сказала ему: «Вставай, поговори с ца­
рицей, о тот, конец чьей жизни приблизился!» И Хасан
вышел с нею, и язык его неослабно поминал великого
Аллаха и говорил: «О боже, будь ко мне милостив в
твоем приговоре и освободи меня от беды!» И старуха
шла с ним, пока не поставила его перед царицей Нур-
аль-Худа (а старуха учила Хасана по дороге, как он дол­
жен с ней говорить). И, представ перед Нур-аль-Худа,
Хасан увидел, что она закрыла лицо покрывалом. И он
поцеловал землю меж ее руками и пожелал ей мира и
произнес такие два стиха:
 Сказка о Хасане басрийском

«Продли Аллах величье твое и радость,

И одари господь тебя дарами!

Умножь Аллах величье твое и славу

И укрепи тебя в борьбе с врагами!»

А когда он окончил свои стихи, царица сделала ста­

рухе знак поговорить с ним перед нею, чтобы она по­
слушала его ответы. И старуха сказала Хасану: «Царица
возвращает тебе приветствие и спрашивает тебя: как твое
имя, из какой ты страны, как зовут твою жену и детей,
из-за которых ты пришел, и как называется твоя стра­
на?» И Хасан ответил (а он укрепил свою душу, и судьбы
помогли ему): «О царица годов и времен, единственная
в века и столетия! Что до меня, то мое имя — Хасан-
многопечальный, и город мой — Басра, а жена моя —
имени ей я не знаю; что же до моих детей, то одного зо­
вут Насир, а другого — Мансур». И, услышав слова Ха­
сана, царица сказала ему: «Откуда она увезла своих де­
тей?» И Хасан ответил: «О царица! Из города Багдада, из
дворца халифа». — «А говорила она вам что-нибудь, ко­
гда улетала?» — спросила царица. И Хасан ответил: «Она
сказала моей матушке: «Когда твой сын придет и про­
длятся над ним дни разлуки, и захочет он близости и
встречи, и потрясут его ветры томления, пусть приходит
ко мне на острова Вак».
И тогда царица Нур-аль-Худа покачала головой и
сказала: «Не желай она тебя, она не сказала бы твоей
матери этих слов, и если бы она тебя не хотела и не же­
лала бы близости с тобой, она бы не осведомила тебя,
где ее место и не позвала бы тебя в свою страну». —
«О госпожа царей и правительница над всеми царями и
нищими, — ответил Хасан, — о том, что случилось, я
тебе рассказал, ничего от тебя не скрывая. Я прошу за­
щиты у Аллаха и у тебя, чтобы ты меня не обижала.
Пожалей же меня и воспользуйся наградой за меня и воз­
даянием. Помоги мне встретиться с женой и детьми,
488 Восемьсот девятая ночь

верни мне предмет моих желаний и прохлади глаза мои

встречей с детьми и помоги мне их увидеть».
И он начал плакать, стонать и жаловаться и произнес
такие два стиха:

«Тебя буду славить я, пока голубок кричит,

Усиленно, хоть бы не исполнил я должного.

Всегда ведь, когда я жил в былом благоденствии,

Я видел в тебе его причины и корни все».

И царица Нур-аль-Худа склонила голову к земле на

долгое время, а потом она подняла голову и сказала Ха­
сану: «Я пожалела тебя и сжалилась над тобой и наме­
рена показать тебе всех девушек в этом городе и в зем­
лях моего острова. Если ты узнаешь твою жену, я отдам
ее тебе, а если ты ее не узнаешь, я тебя убью и распну
на дверях дома старухи». И Хасан молвил: «Я принимаю
это от тебя, о царица времени». И он произнес такие
стихи:

«Вы подняли страсть во мне, а сами сидите вы,

Вы отняли сон у век горящих, и спите вы,

Вы мне обещали, что не будете вы тянуть,

Но, повод мой захватив, меня обманули вы.

Дюбил вас ребенком я, не зная еще любви.

«Не надо же убивать меня», — я вам жалуюсь.

Ужель, не боясь Аллаха, можете вы убить

Влюбленного, что насет звезду, когда люди спят?

О родичи, если я умру, напишите вы

На камнях моей могилы: «Это влюбленный был».

И, может быть, юноша, что страстью, как я, сражен,

Увидя мою могилу, скажет мне: «Мир тебе!»
 Сказка о Хасане басрийском 489

А окончив свои стихи, Хасан сказал: «Я согласен на

условие, которое ты мне поставила, и нет мощи и силы,
кроме как у Аллаха, высокого, великого!»
И тогда царица Нур-аль-Худа приказала, чтобы не
осталось в городе девушки, которая не поднялась бы во
дворец и не прошла бы перед Хасаном, и царица велела
старухе Шавахи самой спуститься в город и привести
всех бывших в городе девушек к царице во дворец. И ца­
рица принялась вводить к Хасану девушек сотню за сот­
ней, так что в городе не осталось девушки, которую она
бы не показала Хасану, но Хасан не увидел среди них
своей жены. И царица спросила его: «Видел ли ты свою
жену среди этих?» И Хасан отвечал: «Клянусь Аллахом,
о царица, ее среди них нет». И тогда царицу охватил
сильный гнев, и она сказала старухе: «Пойди и выведи
всех, кто есть во дворце, и покажи их ему».
И когда Хасану показали всех, кто был во дворце, он
не увидел среди них своей жены и сказал царице: «Кля­
нусь жизнью твоей головы, о царица, ее среди них нет».
И царица рассердилась и закричала на тех, кто был вокруг
нее, и сказала: «Возьмите его и утащите по земле лицом
вниз и отрубите ему голову, чтобы никто после него не
подвергал себя опасности, не узнал о нашем положении,
не прошел по нашей стране и не вступал на нашу землю
и наши острова!» И Хасана вытащили лицом вниз и на­
кинули на него подол его платья и закрыли ему глаза
и остановились подле него с мечами, ожидая разре­
шения.
И тогда Шавахи подошла к царице и поцеловала
землю меж ее рук и, схватившись за полу ее платья, по­
ложила ее себе на голову и сказала: «О царица, во имя
воспитания, не торопись с ним, особенно раз ты знаешь,
что этот бедняк — чужеземец, который подверг свою
душу опасности и испытал дела, которых никто до него
не испытывал, и Аллах — слава ему и величие! — спас
его от смерти из-за его долгой жизни, и он услышал о
твоей справедливости и вошел в твою страну и охраняе­
мое убежище. И если ты его убьешь, разойдутся о тебе
т Восемьсот десятая ночь

с путешественниками вести, что ты ненавидишь чужезем­

цев и убиваешь их. А он, при всех обстоятельствах, под
авоей властью и будет убит твоим мечом, если не ока­
жется его жены в твоем городе. В какое время ты ни за­
хочешь, чтобы он явился, я могу возвратить его к тебе.
И к тому же я взяла его под защиту, только надеясь на
твое великодушие, так как ты обязана мне воспитанием,
и я поручилась ему, что ты приведешь его к желаемому,
ибо я знаю твою справедливость и милосердие,- и, если
бы я не знала в тебе этого, я бы не привела его в твой
город. И я говорила про себя: «Царица на него посмотрит
и послушает стихи, которые он говорит, и прекрасные,
ясные слова, подобные нанизанному жемчугу». Эт°т че­
ловек вошел в наши земли и поел нашей пищи, и соблю­
дать его право обязательно для нас...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда ясе настала восемьсот де­
сятая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что
когда царица Нур-аль-Худа прика­
зала своим слугам схватить Хасана
Восемъсогп и отрубить ему голову, старуха
десятая стала ее уговаривать и говорила
мочь ей: «Этот человек вошел в наши
земли и поел нашей пищи, и со­
блюдать его право для нас обязательно, особенно раз
я обещала ему встречу с тобою. Ты ведь знаешь, что
разлука тяжела, и знаешь, что разлука убийственна,
в особенности — разлука с детьми. У нас не осталось
ни одной женщины, кроме тебя; покажи же ему твое
лицо».
И царица улыбнулась и сказала: «Откуда ему быть
моим мужем и иметь от меня детей, чтобы я показывала
ему лицо?» И затем она велела привести Хасана, и его
гшели к ней и поставили перед нею, и тогда она открыла
лицо. Й, увидев его, Хасан испустил великий крик и упал,
покрытый беспамятством, И старуха до тех пор ухажи-
 Сказка о Хасане басрийском №

вала за ним, пока он не очнулся, а очнувшись от беспа­

мятства, он произнес такие стихи:

«Ветерочек из Ирака, что подул

В земли тех, кто восклицает громко; «Вак!»

Передай моим возлюбленным, что я

Горький вкус любви моей вкусил давно.

О, смягчитесь, люди страсти, сжальтесь вы*

Тает сердце от разлуки мук мое!»

А окончив свои стихи, он поднялся и посмотрел на

царицу и вскрикнул великим криком, от которого дворец
чуть не свалился на тех, кто в нем был, и затем упал,
покрытый беспамятством.
И старуха до тех пор ухаживала за ним, пока он
не очнулся, и спросила его, что с ним, и Хасан восклик­
нул: «Эта царица — либо моя жена, либо самый похо­
жий на мою жену человек...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
одиннадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда старуха спросила
Хасана, что с ним, он воскликнул:
Восемьсот «Эта царица — либо моя жена,
одиннадцатая, либо самый похожий на мою жену
ночь человек». И царица сказала: «Горе
тебе, о нянюшка, этот чужеземец
бесноватый или помешанный, потому что он смотрит мне
в лицо и таращит глаза». — «О царица, — сказала ста­
руха, — ему простительно, не взыщи с него. Ведь по­
словица говорит: «Для больного от любви нет лекарства»*
Что он, что бесноватый — все равно». А Хасан заплакал
сильным плачем и произнес такие два стиха;
492 Восемьсот одиннадцатая ночь

«Увидя следы любимых, с тоски я таю

И слезы лью на месте их стоянки,

Прося того, кто нас испытал разлукой,

Чтоб мне послал любимых возвращенье».

И потом Хасан сказал царице: «Клянусь Аллахом, ты

не моя жена, но ты самый похожий на нее человек!»
И царица Йур-аль-Худа так засмеялась, что упала навз­
ничь и склонилась на бок и сказала: «О любимый, дай
себе отсрочку и рассмотри меня и ответь мне на то, о чем
я тебя спрошу. Оставь безумие, смущение и смятение, —
приблизилось к тебе облегчение». — «О госпожа царей
и прибежище всех богатых и нищих, увидав тебя, я стал
бесноватым, потому что ты либо моя жена, либо самый
похожий на нее человек. А теперь спрашивай меня о чем
хочешь», — сказал Хасан. И царица спросила его: «Что
в твоей жене на меня похоже?» — «О госпожа моя, — от­
ветил Хасан, — все, что есть в тебе красивого, прекрас­
ного, изящного и изнеженного — стройность твоего стана
и нежность твоих речей, румянец твоих щек, и выпук­
лость грудей и все прочее, — на нее похожи».
И царица тогда обратилась к Шавахи, Умм-ад-Давахи,
и сказала ей: «О матушка, отведи его обратно на то ме­
сто, где он у тебя был, и прислуживай ему сама, а я об­
думаю его дело. И если он человек благородный и хранит
дружбу, приязнь и любовь, нам надлежит помочь ему,
особенно потому, что он пришел в нашу землю И ел нашу
пищу и перенес тяготы путешествия и борьбу с ужасами
опасностей. Но когда ты доставишь его в свой дом, по­
ручи его твоим слугам и возвращайся ко мне поскорее, и
если захочет великий Аллах, будет одно только благо».
И старуха вышла и взяла Хасана и пошла с ним в свое
жилище и велела своим невольницам, слугам и прислуж­
никам ему служить и приказала принести ему все, что
ему нужно, не упуская ничего из должного.
А потом она поспешно вернулась к царице, и та ве­
лела ей надеть оружие и взять с собой тысячу всадников
 Сказка о Хасане басрийском

из доблестных. И старуха Шавахи послушалась ее при­

казаний и надела свои доспехи и призвала тысячу всад­
ников, и, когда она встала меж руками царицы и сооб­
щила ей о прибытии тысячи всадников, царица велела ей
отправиться в город царя величайшего, ее отца, и оста­
новиться у его дочери Манар-ас-Сана, ее младшей се­
стры, и сказать ей: «Одень твоих детей в рубахи, которые
я для них сделала, и пошли их к ее тетке, она стоскова­
лась по ним».
И потом царица сказала старухе: «Я наказываю тебе,
о матушка, скрывать дело Хасана, и когда ты возьмешь
у нее детей, скажи ей: «Твоя сестра приглашает тебя ее
посетить». И она отдаст тебе детей и выедет ко мне, же­
лая меня посетить. Ты возвращайся с ними поскорее, а она
пусть едет не торопясь, и иди не по той дороге, по кото­
рой поедет она. Пусть твой путь продолжается ночью и
днем, и остерегайся, чтобы хоть кто-нибудь один не узнал
об этом деле. И затем, я клянусь всеми клятвами,
если моя сестра окажется его женой и станет ясно,
что ее дети — его дети, я не помешаю ему взять ее и
ее отъезду с ним и с детьми...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двенадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что царица сказала старухе:
«Я клянусь Аллахом и подтверж­
Восемьсот даю всеми клятвами, что если она
двенадцапшя окажется его женой, я не помешаю
иочь ему ее взять и помогу ему взять ее
и уехать с нею в его страну».
И старуха поверила ее словам и не знала она, что заду­
мала в душе царица, а эта распутница задумала в душе,
что если ее сестра не жена Хасана и ее дети на него не
похожи, она убьет его.
И потом царица сказала старухе: «О матушка, если
правду говорит мое опасение, его женой окажется моя
т Восемьсот двенадцатая ночь

сестра Манар-ас-Сана, а Аллах знает лучше! Эти каче­

ства — ее качества, и все достоинства, которые он упо­
мянул: превосходная красота и дивная прелесть не
найдутся ни у кого, кроме моих сестер — в особенности, у
младшей».
И старуха поцеловала ей руки и вернулась к Хасану
и осведомила его о том, что сказала царица, и у Хасана
улетел от радости ум, и он подошел к старухе и поцело­
вал ее в голову, и она сказала ему: «О дитя мое, не це­
луй меня в голову, а поцелуй в рот и считай это наградой
за благополучие. Успокой душу и прохлади глаза, и пусть
твоя грудь будет всегда расправлена, и не брезгай поце­
ловать меня в рот — я виновница твоей встречи с нею.
Успокой же твое сердце и ум, и пусть будет твоя грудь
всегда расправлена и глаз прохлажден и душа спокойна».
И затем она простилась с ним и ушла, а Хасан произнес
такие два стиха:

«Любви моей четыре есть свидетеля

(Во всяком деле свидетелей бывает двое):

Трепет сердца, и в членах дрожь постоянная,

И худоба тела, и уст молчание».

И потом он произнес еще такие два стиха:

«Две вещи есть — коль глаза слезами кровавыми

О них бы заплакали, грозя, что исчезнут, —

Десятую часть того, что должно, не дали бы

Те вещи — цвет юности и с милым разлука»*

А старуха надела оружие и взяла с собою тысячу всад«

ников и отправилась на тот остров, где находилась се­
стра царицы, и ехала до тех пор, пока не приехала к се­
стре царицы, а между городом Нур-аль-Худа и городом
ее сестры было три дня пути. И когда Шавахи достигла
города, она вошла к сестре царицы, Манар-ае-Сана, и
 Сказка о Хасане басрийском т

приветствовала ее и передала ей приветствие ее сестры

Нур-аль-Худа и рассказала ей, что царица стосковалась
по ней и по ее детям, и сообщила ей, что царица Нур-аль-
Худа на нее гневается за то, что она ее не посещает.
И царица Манар-ас-Сана ответила: «Право против меня
и за мою сестру. И я сделала упущение, не посетив ее, но
я посещу ее теперь».
И она велела вынести свои палатки за город и захва­
тила для сестры подходящие подарки и редкости. А царь,
ее отец, посмотрел из окна дворца и увидел, что выстав­
лены палатки, и спросил об этом, и ему сказали: «Ца­
ревна Манар-ас-Сана поставила свои палатки на этой
дороге, потому что она хочет посетить свою сестру Нур-
аль-Худа». И, услышав об этом, царь снарядил для нее
войско, чтобы доставить ее к ее сестре, и вынул из своей
казны богатства, кушанья, напитки, редкости и драго­
ценности, для которых бессильны описания. А семь до­
черей царя были родные сестры — от одного отца и од­
ной матери, кроме младшей. И старшую звали Нур-аль-
Худа, вторую — Наджм-ас-Сабах, третью — Шамс-ад-Ду-
ха, четвертую — Шаджарат-ад-Дурр, пятую — Кут-аль-Ку­
луб, шестую — Шараф-аль-Банат, и седьмую — Манар-ас-
Сана, и это была младшая из сестер и жена Хасана, и
была она им сестрой только по отцу.
И потом старуха подошла и поцеловала землю меж
рук Манар-ас-Сана, и Манар-ас-Сана спросила ее: «У тебя
есть еще просьба, о матушка?» И старуха сказала: «Ца­
рица Нур-аль-Худа, твоя сестра, приказывает тебе пере­
одеть твоих детей и одеть их в рубашки, которые она им
сшила, и послать их к ней со мною. И я возьму их и
поеду с ними вперед и буду вестницей твоего прихода
к ней». И когда Манар-ас-Сана услышала слова старухи,
она склонила голову к земле, и цвет ее лица изменился,
и она просидела понурившись долгое время, а потом по­
качала головой и подняла ее к старухе и сказала: «О ма­
тушка, моя душа встревожилась и затрепетало мое
сердце, когда ты упомянула о моих детях. Ведь со вре­
мени их рождения никто не видел их лица из джиннов и
№ Восемьсот тринадцатая ночь

людей — ни женщины, ни мужчины, и я ревную их к ве­

терку, когда он пролетает». И старуха воскликнула: «Что
это за слова, о госпожа! Или ты боишься для них зла от
твоей сестры...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
тринадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что старуха сказала госпоже
Манар-ас-Сана: «Что это за слова,
о госпожа! Разве ты боишься для
Восемьсот
тринадцатая них зла от твоей сестры? Да со­
ночь хранит Аллах твой разум! Если ты
хочешь ослушаться царицы в этом
деле, то ослушание для тебя невозможно — она будет на
тебя гневаться. Но твои дети — маленькие, о госпожа, и
тебе простительно за них бояться, и любящий склонен
к подозрениям. Но ты знаешь, о дочка, мою заботливость
и любовь к тебе и к твоим детям, и я воспитала вас рань­
ше их. Я приму их от тебя и возьму их и постелю для
них свои щеки и открою сердце и положу их внутрь его,
и мне не нужно наставлений о них в подобном этому
деле. Будь же спокойна душою и прохлади глаза и ото­
шли их к ней. Я опережу тебя самое большее на день
или на два».
И старуха до тех пор приставала к Манар-ас-Сана,
пока ее бок не умягчился, и она побоялась гнева своей
сестры и не знала, что скрыто для нее в неведомом. И она
согласилась послать детей со старухой и позвала их и
выкупала и приготовила и, переодев их, надела на них
те рубашки, и отдала их старухе, а та взяла их и по­
мчалась с ними, как птица, не по той дороге, по какой
шла их мать, как наказывала ей Нур-аль-Худа. И старуха
непрестанно ускоряла ход, боясь за детей, пока не при­
ехала с ними в город царицы Нур-аль-Худа, и она пере­
правилась с ними через реку и вошла в город и пошла
с детьми к царице Нур-аль-Худа, их тетке.
 Сказка о Хасане басрийском №

И, увидев детей, царица обрадовалась и обняла их и

прижала к груди и посадила одного мальчика на правую
ногу, а другого — на левую ногу, а потом она обратилась
к старухе и сказала ей: «Приведи теперь Хасана! Я дала
ему покровительство и защитила его от моего меча.
Он укрепился в моем доме и поселился со мною в со­
седстве после того, как перенес страхи и бедствия и
прошел путями смерти, ужасы которых все возра­
стали. Но при этом он до сих пор не спасен от
испития смертной чаши...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот че­
тырнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что царица Нур-аль-Худа ве­
лела старухе привести Хасана и
Восемьсот сказала: «Он испытал страхи и бед­
четырнадцатая ствия и прошел путями смерти,
ночь ужасы которых все возрастали, но
при этом он до сих пор не спасен
от испития смертной чаши». — «Когда я приведу его к
тебе, сведешь ли ты его с ними и, если выяснится, что
Это не его дети, простишь ли ты его и возвратишь ли в
его страну?» — спросила старуха.
И, услышав ее слова, царица разгневалась великим
гневом и воскликнула: «Горе тебе, о злосчастная ста­
руха! До каких пор продлятся твои уловки из-за этого
чужеземца, который посягнул на нас и поднял нашу за­
весу и узнал о наших обстоятельствах? Разве он думает,
что пришел в нашу землю, увидел наши лица и замарал
нашу честь и вернется в свои земли невредимым? Он
разгласит о наших обстоятельствах в своих землях и
среди своих родных, и дойдут о нас вести до всех царей
в областях земли, и разъедутся купцы с рассказами о нас
во все стороны и станут говорить: «Человек вошел на
острова Вак и прошел страны колдунов и кудесников и
вступил в Землю Джиннов и в Землю Зверей и Птиц и
498 Восемьсот четырнадцатая ночь

вернулся невредимым». Этого не будет никогда! Клянусь

тем, кто сотворил небеса и их построил и простер землю
и протянул ее, и создал тварей и исчислил их! Если это
будут не его дети, я непременно убью его, и сама
отрублю ему голову своей рукой!» И она закричала на ста­
руху так, что та со страху упала, и натравила на нее
привратника и двадцать рабов и сказала им: «Пойдите с
этой старухой и приведите ко мне скорее того юношу,
который находится у нее в доме».
И старуха вышла, влекомая привратником и рабом, и
цвет ее лица пожелтел, и у нее дрожали поджилки, и по­
шла к себе домой и вошла к Хасану. И когда она вошла,
Хасан поднялся и поцеловал ей руки и поздоровался с
нею, но старуха не поздоровалась с ним и сказала: «Иди
поговори с царицей! Не говорила ли я тебе: «Возвра­
щайся в твою страну». И не удерживала ли тебя от всего
Этого, но ты не послушался моих слов? Я говорила:
«Я дам тебе то, чего никто не может иметь, и возвра­
щайся в твою страну поскорее», но ты мне не повино­
вался и не послушался меня, а напротив, сделал мне на­
перекор и избрал для себя и для меня гибель. Вот перед
тобою то, что ты выбрал, и смерть близка. Иди поговори
с этой развратной распутницей, своевольной обидчи­
цей».
И Хасан поднялся с разбитым сердцем, печальной ду­
шой и испуганный, говоря: «О хранитель, сохрани!
О боже, будь милостив ко мне в том, что ты определил
мне из испытаний, и покрой меня, о милостивейший из
милостивых». И он отчаялся в жизни и пошел с теми два­
дцатью рабами, привратником и старухой. И они ввели
Хасана к царице, и он увидел своих детей, Насира и
Мансура, которые сидели у царицы на коленях, и она
играла с ними и забавляла их. И когда взор Хасана упал
на его детей, он узнал их и вскрикнул великим криком и
упал на землю, покрытый беспамятством, так сильно он
обрадовался своим детям...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи.
 Сказка о Хасане басрийском 499

Когда же настала восемьсот пят­

надцатая ночь, она сказала: «Дошло
до меня, о счастливый царь, что
когда взор Хасана упал на его де­
тей, он узнал их и вскрикнул ве­
ликим криком и упал на землю, по­
крытый беспамятством. А очнув­
Восемьсот шись, он узнал своих детей, и они
пятнадц атая узнали его, и взволновала их врож­
почь денная любовь, и они высвободились
из объятий царицы и встали возле
Хасана, и Аллах, — велик он и славен! — внушил им
слова: «О батюшка наш!»
И заплакали старуха и присутствующие из жалости и
сочувствия к ним и сказали: «Хвала Аллаху, который со­
единил вас с вашим отцом!» А Хасан, очнувшись от обмо­
рока, обнял своих детей и так заплакал, что его покрыло
беспамятство. И, очнувшись от обморока, он произнес
такие стихи:

«Я вами клянусь: душа не может уже терпеть

Разлуку, хотя бы близость гибель сулила мне.

Мне призрак ваш говорит: «Ведь завтра ты встретишь их».

Но разве, назло врагам, до завтра я доживу?

Я вами клянусь, владыки, как удалились вы,

Мне жизнь не была сладка совсем уже после вас.

И если Аллах пошлет мне смерть от любви моей,

Я мучеником умру великим от страсти к вам.

Газелью клянусь, что в сердце пастбище обрела,

Но образ ее, как он, бежит от очей м ои х,—

Коль вздумает отрицать, что кровь мою пролила,

Она на щеках ее свидетелем выступит».
асо Восемьсот шестнадцатая ночь

И когда царица убедилась, что малютки — дети Ха­

сана и что ее сестра, госпожа Манар-ас-Сана, — его жена,
в поисках которой он пришел, она разгневалась на се­
стру великим гневом, больше которого не бывает...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда царица Нур-аль-
Худа убедилась, что малютки —
дети Хасана и что ее сестра, Ма­
Восемьсот нар-ас-Сана, — его жена, в поисках
шестнадцатая,
ночь которой он пришел, она разгнева­
лась на сестру великим гневом,
больше которого не бывает, и закричала в лицо Хасану,
и тот упал без чувств. А очнувшись от обморока, он про­
изнес такие стихи:

«Ушли вы, но ближе всех людей вы душе моей,

Вы скрылись, но в сердце вы всегда остаетесь.

Аллахом клянусь, к другим от вас я не отойду

И против превратностей судьбы буду стоек.

Проходит в любви к вам ряд ночей и кончается,

А в сердце моем больном стенанья и пламя

Ведь прежде я не хотел разлуки на час один,

Теперь же ряд месяцев прошел надо мною.

Ревную я к ветерку, когда пролетает о н ,—

Поистине, юных дев ко всем я ревную».

А окончив свои стйхи, Хасан упал, покрытый беспа­

мятством. И, очнувшись, он увидел, что его вытащили,
волоча лицом вниз, и поднялся и пошел, путаясь в полах
платья, и не верил он в спасение от того, что перенес от
царицы. И это показалось тяжким старухе Шавахи, но
 Сказка о Хасане басрийском т

она не могла заговорить с царицей о Хасане из-за ее

сильного гнева.
И когда Хасан вышел из дворца, он был растерян и
не знал, куда деваться, куда пойти и куда направиться, и
стала для него тесна земля при ее просторе, и не находил
он никого, кто бы с ним поговорил и развлек бы его и
утешил, и не у кого было ему спросить совета и не к
кому направиться и не у кого приютиться. И он убедился,
что погибнет, так как не мог уехать и не знал, с кем
поехать, и не знал дороги и не мог пройти через Долину
Джиннов и Землю {Зверей и Острова Птиц, и потерял он
надежду жить. И он заплакал о самом себе, и покрыло
его беспамятство, а очнувшись, он стал думать о своих
детях и жене и о прибытии ее к сестре и размышлять о
том, что случится у нее с ее сестрой.
А потом он начал раскаиваться, что пришел в эти
земли и что он не слушал ничьих слов, и произнес такие
стихи:
«Пусть плачут глаза о том, что милых утратил я:
Утешиться трудно мне, и горесть моя сильна.

И чашу превратностей без примеси выпил я,

А кто может сильным быть, утратив возлюбленных?

Постлали ковер упреков меж мной и вами вы;

Скажите, ковер упреков снова когда свернут?

Не спал я, когда вы спали, и утверждали вы,

Что я вас забыл, когда забьтл я забвение.

О, сердце, поистине, стремится к сближению,

А вы — мои лекари, от хвори храните вы.

Не видите разве, что разлука со мной творит?

Покорен и низким я и тем, кто не низок был.

Скрывал я любовь мою, но страсть выдает ее,

И сердце огнем любви на веки охвачено.
202 Восемьсот семнадцатая ночь

Так сжальтесь же надо мной и смилуйтесь: был всегда

Обетам и клятвам верен в скрытом и тайном я.

Увижу ли я, что дни нас с вами сведут опять?

Вы — сердце мое, и вас лишь любит душа моя.

Болит мое сердце от разлуки! О, если бы

Вы весть сообщили мне о вашей любви теперь’ »

А окончив свои стихи, Хасан продолжал идти, пока не

вышел за город, и он увидел реку и пошел по берегу, не
зная, куда направиться, и вот то, что было с Хасаном.
Что же касается его жены, Манар-ас-Сана, то она
пожелала выехать на следующий день после того дня,
когда выехала старуха. И когда она собиралась выезжать,
вдруг вошел к ней придворный царя, ее отца, и поцеловал
землю меж ее руками...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот сем­
надцатая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
что когда Манар-ас-Сана собира­
лась выезжать, вдруг вошел к ней
В осемьсот придворный царя, ее отца, и поце­
семнадцатая ловал землю мея* ее руками и ска­
ночь зал: «О царевна, твой отец, царь
величайший, приветствует тебя и
зовет тебя к себе». И царевна поднялась и пошла с при­
дворным к отцу, чтобы посмотреть, что ему нужно.
И когда отец царевны увидал ее, он посадил ее с собой
рядом на престол и сказал: «О дочка, знай, что я видел
сегодня ночью сон, и я боюсь из-за него за тебя и боюсь,
что постигнет тебя из-за этой поездки долгая забота». —
«Почему, о батюшка, и что ты видел во сне?» — спросила
царевна.
И ее отец ответил: «Я видел, будто я вошел в сокро­
вищницу и увидел там большие богатства и много драго-
 Сказка о Хасане басрийском 203

ценностей и яхонтов, и будто понравились мне во всей

сокровищнице среди всех этих драгоценностей только
семь зерен, и были они лучшими в сокровищнице. И я
выбрал из этих семи камней один — самый маленький из
них, но самый красивый и сильнее всех сиявший. И как
будто я взял его в руку, когда мне понравилась его кра­
сота, и вышел с ним из сокровищницы. И, выйдя из ее
дверей, я разжал руку, радуясь, и стал поворачивать ка­
мень, и вдруг прилетела диковинная птица из далеких
стран, которая не из птиц нашей страны, и низринулась
на меня с неба и, выхватив камешек у меня из руки, по­
ложила его обратно на то место, откуда я его принес.
И охватила меня забота, грусть и тоска, и я испугался
великим испугом, который пробудил меня от сна, и про­
снулся, печальный, горюя об этом камне. И, пробудив­
шись от сна, я позвал толкователей и разъяснителей и
рассказал им мой сон, и они мне сказали: «У тебя семь
дочерей, и ты потеряешь младшую и ее отнимут у тебя
силой, без твоего согласия». А ты, о дочка, младшая
ИЗ моих дочерей и самая мне дорогая и драгоценная.
И вот ты уезжаешь к твоей сестре, и я не знаю, что
у тебя с ней случится. Не уезжай и вернись к себе во
дворец».
И когда Манар-ас-Сана услышала слова своего отца,
ее сердце затрепетало, и она испугалась за своих детей
и склонила на некоторое время голову к земле, а потом
она подняла голову к отцу и сказала: «О царь, царица
Нур-аль-Худа приготовила для меня угощение, и она ждет
моего прибытия с часу на час. Она уже четыре года меня
не видала, и если я отложу мое посещение, она на меня
рассердится. Самое большее я пробуду у нее месяц вре­
мени и вернусь к тебе. Да и кто ступит на нашу землю
и достигнет островов Вак и кто может добраться до Бе­
лой Земли и Д° Черной Горы и достигнуть Камфарной
Горы и Крепости Птиц? Как он пересечет Долину Птиц,
а за ней Долину Зверей, а за ней Долины Джиннов, всту­
пит на наши острова? Если бы вступил на них иноземец,
он наверное бы погиб в морях гибели. Успокойся же
 Восемьсот восемнадцатая ночь

душою и прохлади глаза о моем путешествии, никто не

имеет власти вступить на нашу землю». И она до тех
пор старалась смягчить своего отца, пока тот не пожа­
ловал ей разрешения ехать...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восемнадцатая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что Манар-ас-Сана до тех
пор старалась смягчить своего отца,
Восемьсот пока он не пожаловал ей разреше-
восемпадцатам ния ехать, и потом он приказал
ночь тысяче всадников отправиться с
нею и довести ее до реки, а затем
оставаться на месте, пока она не достигнет города своей
сестры и не войдет в ее дворец. И он велел им оста­
ваться с нею и взять ее и привести к ее отцу и наказал
Манар-ас-Сана побыть у сестры два дня и быстро воз­
вращаться. И царевна ответила: «Слушаю и пови­
нуюсь!» — и поднялась и вышла, и отец ее вышел и про­
стился с нею.
А слова отца оставили след в ее сердце, и она испу­
галась за своих детей, но нет пользы укрепляться осто­
рожностью против нападения судьбы. И Манар-ас-Сана
ускоряла ход в течение трех дней с их ночами и доехала
до реки и поставила свои шатры на берегу. А потом она
переправилась через реку, вместе с несколькими слугами,
приближенными и везирями и, достигнув города царицы
Нур-аль-Худа, поднялась во дворец и вошла к ней и уви­
дела, что ее дети плачут около нее и кричат: «Отец
наш!» И слезы потекли у нее из глаз, и она заплакала и
прижала своих детей к груди и сказала: «Разве вы ви­
дели вашего отца? Пусть бы не было той минуты, когда
я его покинула, и если бы я знала, что он в обители
жизни, я бы вас к нему привела».
И потом она стала плакать о себе и о своем муже, и
о том, что ее дети плачут, и произнесла такие стихи:
 Сказка о Хасане басрийском

«Любимые! Несмотря на даль и суровость, я

Стремлюсь к вам, где б ни было, и к вам направляюсь
лишь*

И взоры обращены мои к вашей родине,

И сердце мое скорбит о с вами прошедших днях*

Как много мы провели ночей без сомнения,

Влюбленные, радуясь и ласке и верности!»

И когда царевна увидела, что ее сестра обняла своих

детей и сказала: «Я сама сделала это с собою и с детьми
и разрушила мой дом», — Нур-аль-Худа не пожелала ей
мира, но сказала ей: «О распутница, откуда у тебя эти
дети? Разве ты вышла замуж без ведома твоего отца или
совершила блуд? Если ты совершила блуд, тебя следует
наказать, а если ты вышла замуж без нашего ведома, то
почему ты покинула твоего мужа и взяла твоих детей и
разлучила их с их отцом и пришла в наши страны?..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот де­
вятнадцатая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
что царица Нур-аль-Худа сказала
своей сестре Манар-ас-Сана:
Восемьсот «А если ты вышла замуж без на­
девятнадцатая шего ведома, то почему ты поки­
ночь нула твоего мужа и взяла твоих де­
тей и разлучила их с их отцом и
пришла в наши страны и спрятала от нас твоих детей?
Разве ты думаешь, что мы этого не знаем? Великий Ал­
лах, знающий сокровенное, обнаружил нам твое дело, от­
крыл твое состояние и показал твои слабые места!»
И потом, после этого, она велела своим приближен­
ным взять Манар-ас-Сана, и ее схватили, и Нур-аль-Худа
связала ей руки и заковала ее в железные цепи и побила
ее болезненным боем, так что растерзала ей тело, и
206 Восемьсот девятнадцатая ночь

привязала ее за волосы к крестовине и посадила ее в

тюрьму.
И она написала письмо своему отцу, царю величай­
шему, чтобы осведомить его об этом деле, и писала ему:
«В нашей стране появился мужчина из людей, и моя се­
стра Манар-ас-Сана утверждает, что она вышла за него
Замуж по закону и принесла от него двух детей, но
скрыла их от нас и от тебя и не объявляла о себе ничего,
пока не пришел к нам этот мужчина, который из людей,
а зовут его Хасан. И он рассказал нам, что женился на
ней и что она прожила с ним долгий срок времени, а по­
том взяла своих детей и ушла без его ведома. И она
осведомила, уходя, его мать и сказала ей: «Скажи тво­
ему сыну, если охватит его тоска, пусть приходит ко мне
на острова Вак». И мы задержали этого человека у нас,
и я послала к ней старуху Шавахи, чтобы она привела ее
к нам, вместе с ее детьми, и она собралась и приехала.
А я приказала старухе Шавахи принести мне ее детей
раньше и прийти ко мне с ними, прежде чем она явится,
и старуха принесла детей раньше, чем пришла их мать.
И я послала за человеком, который утверждал, что она
его жена, и, войдя ко мне и увидев детей, он узнал их, и
они его узнали, и я удостоверилась, что эти дети — его
дети, и что она — его жена, и узнала, что слова этого че­
ловека правильны и что на нем нет позора и дурного, и
увидела, что мерзость и позор — на моей сестре. И я ис­
пугалась, что наша честь будет посрамлена перед жите­
лями наших островов, и когда эта распутная обманщица
вошла ко мне, я на нее разгневалась и побила ее болез­
ненным боем и привязала ее к кресту за волосы. Вот я
осведомила тебя об ее истории и приказ — твой при­
каз — что ты нам прикажешь, мы сделаем. Ты знаешь,
что в этом деле для нас срам, и позор нам и тебе, и, мо­
жет быть, услышат об этом жители .островов, и станем
мы между ними притчей, и надлежит тебе дать нам бы­
стрый ответ».
И потом она отдала письмо посланцу, и тот пошел с
ним к царю. И когда царь величайший прочитал его, он
 Сказка о Хасане басрийском 201

разгневался великим гневом на свою дочь Манар-ас-Сана

и написал своей дочери Нур-аль-Худа письмо, в котором
говорил: «Я вручаю ее дело тебе и назначаю тебя судьей
над ее кровью. Если дело таково, как ты говоришь, убей
ее и не советуйся о ней со мною».
И когда письмо ее отца дошло до царицы, она про­
читала его и послала за Манар-ас-Сана и призвала ее к
себе, а Манар-ас-Сана утопала в крови, была связана
своими волосами и закована в тяжелые железные цепи,
и была на ней волосяная одежда. И ее поставили перед
царицей, и она стояла, униженная и презренная, и, уви­
дев себя в столь большом позоре и великом унижении,
она вспомнила о своем бывшем величии и заплакала
сильным плачем и произнесла такие два стиха:

«Владыка, мои враги хотят погубить меня,

Они говорят, что мне не будет спасенья^

Надеюсь, что все дела врагов уничтожишь ты,

Господь мой, защита тех, кто просит в испуге»*

И затем она заплакала сильным плачем и упала, по­

крытая беспамятством, а очнувшись, она произнесла та­
кие два стиха:

«Подружились беды с душой моей; с ними дружен я,

Хоть был врагом их; щедрый — друг для многих.

Единым не был род забот в душе моей,

И их, хвала Аллаху, много тысяч».

И еще произнесла такие два стиха:

«Как много бед нелегкими покажутся

Для юноши — спасенье у Аллаха!

Тяжелы они, но порой охватят кольца их

И раскроются, а не думал я, что раскроются...»
208 Восемьсот двадцатая ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот двадцати, она
сказала: «Дошло до меня, о сча­
стливый царь, что когда царица
Нур-аль-Худа велела привести свою
Ночь, сестру, царевну Манар-ас-Сана, ее
дополняющая,
до восьмисот поставили перед нею, связанную,
двадцати и она произнесла предыдущие сти­
хи. И ее сестра принесла деревян­
ную лестницу и положила на нее Манар-ас-Сана и ве­
лела слугам привязать ее спиной к лестнице и вытянула
ей руки и привязала их веревками, а затем она обнажила
ей голову и обвила ее волосы вокруг деревянной лест­
ницы, и жалость к сестре исчезла из ее сердца.
И когда Манар-ас-Сана увидела себя в таком позор­
ном и унизительном положении, она начала кричать и
плакать, но никто не пришел ей на помощь. И она ска­
зала: «О сестрица, как ожесточилось ко мне твое сердце
и ты не жалеешь меня и не жалеешь этих маленьких де­
тей?» И, услышав эти слова, Нур-аль-Худа стала еще бо­
лее жестокой и начала ее ругать и воскликнула: «О лю­
бовница, о распутница, пусть не помилует Аллах того,
кто тебя помилует! Как я тебя пожалею, о обманщица?»
И Манар-ас-Сана сказала ей (а она лежала вытянутая):
«Я ищу от тебя защиты у господа неба в том, за что ты
меня ругаешь, и в чем я невиновна! Клянусь Аллахом, я
не совершала блуда, а вышла за него замуж по закону, и
мой господь знает, правда мои слова или нет. Мое сердце
разгневалось на тебя из-за жестокости твоего сердца ко
мне — как ты упрекаешь меня в блуде, ничего не зная!
Но мой господь освободит меня от тебя, и если твои
упреки за блуд правильны, Аллах накажет меня за это».
И ее сестра подумала, услышав ее слова, и сказала
ей: «Как ты можешь обращаться ко мне с такими сло­
вами!» А потом она поднялась и стала бить Манар-ас-
Сана, и ее покрыло беспамятство. И ей брызгали в лицо
 Сказка о Хасане басрийском

водой, пока она не очнулась, и изменились прелести ее

от жестоких побоев и крепких уз и от постигшего ее ве­
ликого унижения, и она произнесла такие два стиха:

«И если грех совершила я

И дурное дело я сделала, —

Я раскаялась в том, что минуло,

И просить прощенья пришла я к вам».

И, услышав ее стихи, Нур-аль-Худа разгневалась

сильным гневом и воскликнула: «Ты говоришь передо
мной стихами, о распутница, и ищешь прощения вели­
ких грехов, которые ты совершила! У меня было жела­
ние воротить тебя к твоему мужу и посмотреть на твое
распутство и силу твоего глаза, так как ты похваляешься
совершенными тобой распутствами, мерзостями и вели­
кими грехами».
И затем она велела слугам принести пальмовый прут,
и когда его принесли, засучила рукава и стала осыпать
Манар-ас-Сана ударами с головы до ног. А потом она
приказала подать витой бич, такой, что если бы ударили
им слона, он бы, наверное, быстро убежал, и стала опу­
скать этот бич на спину и на живот Манар-ас-Сана, и от
этого ее покрыло беспамятство. И когда старуха Шавахи
увидела такие поступки царицы, она бегом выбежала
от нее, плача и проклиная ее. И иарипа крикнула слу­
гам: «Приведите ее ко мне!» И слуги вперегонку побе­
жали за ней и схватили ее и привели к царице, и та
велела бросить Шавахи на землю и сказала невольни­
цам: «Тащите ее лицом вниз и вытащите ее!» И ста­
руху потащили и вытащили, и б о т то, что было со всеми
ими.
Что же касается до Хасана, то он поднялся, стараясь
быть стойким, и пошел по берегу реки, направляясь к пу­
стыне, смятенный, озабоченный и потерявший надежду
жить, и был он ошеломлен и не отличал дня от ночи из-за
8 «1001 ночь», т . 7
210 Восемьсот двадцатая ночь

того, что его поразило. И он шел до тех пор, пока не

приблизился к дереву, и он увидел на нем повешенную
бумажку и взял ее в руку и посмотрел на нее, и вдруг
оказалось, что на ней написаны такие стихи:

«Обдумал я дела твои,

Когда был в утробе ты матери,

И смягчил к тебе я ее тогда,

И к груди прижала тебя она.

Поможем мы тебе во всем,

Что горе и беду несет.

Ты встань, склонись пред нами ты —

Тебя за руку мы возьмем в беде».

И когда Хасан кончил читать эту бумажку, он уве­

рился, что будет спасен от беды и добьется сближения
с любимыми, а затем он прошел два шага и увидел себя
одиноким, в месте пустынном, полном опасности, где не
найти никого, кто бы его развлек, и сердце его умерло
от одиночества и страха, и у него задрожали поджилки,
и он произнес такие стихи:

«О ветер, коль пролетишь в земле ты возлюбленных,

Тогда передай ты им привет мой великий.

Скажи им, что я заложник страсти к возлюбленным,

Любовь моя всякую любовь превышает.

Быть может, повеет вдруг от них ветром милости,

И тотчас он оживит истлевшие кости...»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­

ленные речи.
 Сказка о Хасане басрийском 241

Когда же настала восемьсот

двадцать первая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что Хасан, прочитав бумаж­
ку, убедился в том, что будет спа­
сен от беды, и уверился, что до­
бьется сближения с любимыми, а
Восемьсот потом он прошел два шага и уви-
двадцать дел себя одиноким, в месте, пол-
первая, ночь НОм опасностей, и не было с ним
никого, кто бы его развлек. И он
заплакал сильным плачем и произнес такие стихи, которые
мы упомянули, и затем прошел по берегу реки еще два
шага и увидел двух маленьких детей, из детей колдунов и
кудесников, перед которыми лежала медная палочка, по­
крытая талисманами, а рядом с палочкой — кожаный кол­
пак, сшитый из трех клиньев, на котором были выведены
сталью имена и надписи.
И палочка и колпак валялись на земле, а дети спо­
рили из-за них и дрались, так что между ними лилась
кровь. И один говорил: «Не возьмет палочки никто, кроме
меня!» А другой говорил: «Не возьмет палочки никто,
кроме меня!»
И Хасан встал между ними и оторвал их друг от
друга и спросил: «В чем причина вашего спора?» И дети
сказали ему: «Дяденька, рассуди нас! Аллах великий при­
вел тебя к нам, чтобы ты разрешил наш спор по спра­
ведливости». — «Расскажите мне вашу историю, и я рас­
сужу вас», — сказал Хасан. И дети сказали ему: «Мы
родные братья, и наш отец был один из больших колду­
нов, и он жил в пещере на этой горе. Он умер и оставил
нам этот колпак и эту палочку, и мой брат говорит:
«Никто не возьмет палочки, кроме меня!» — а я говорю:
«Никто не возьмет ее, кроме меня!» Рассуди же нас и
освободи нас друг от друга!»
И, услышав их слова, Хасан спросил их: «Какая раз­
ница между палочкой и колпаком и в чем их ценность?
8*
212 Восемьсот двадцать первая ночь

Палочка, судя по внешнему виду, стоит шесть джедидов1,

а колпак стоит три джедида». — «Ты не знаешь их до­
стоинства», — ответили братья. «А в чем их достоин­
ство?» — спросил Хасан. И дети сказали: «В каждой из
Этих вещей — дивная тайна, и дело в том, что палочка
стоит подати с островов Вак и всех их земель и кол­
пак — то же». — «О дети, ради Аллаха, откройте мне их
тайну», — сказал Хасан. И дети ответили: «О дяденька,
тайна их велика, и наш отец прожил сто тридцать пять
лет, стараясь их придумать, пока не сделал их как нельзя
лучше. И он вложил в них скрытую тайну, получая от
них дивные услуги, и расписал их наподобие вращающе­
гося небосвода, и разрешил ими все чары. А когда он
кончил их изготовление, его застигла смерть, которой не
избежать никому. И что касается колпака, то его тайна
в том, что всякий, кто наденет его на голову, скроется с
глаз всех людей, и никто не будет его видеть, пока кол­
пак останется у него на голове. А что касается палочки,
то ее тайна в том, что всякий, кто ею владеет, правит
семью племенами джиннов, и все они служат этой па­
лочке, и все подвластны его велению и приговору. И если
кто-нибудь, кто ею владеет и у кого она в руках, ударит
ею по земле, перед ним смирятся земные цари, и все
джинны будут ему служить».
И, услышав эти слова, Хасан склонил на некоторое
время голову к земле и сказал про себя: «Клянусь Алла­
хом, я буду побеждать этой палочкой и этим колпаком,
если захочет Аллах великий, и я более достоин их, чем
Эти дети! Сейчас же ухитрюсь отнять их у них, чтобы
помочь себе в моем освобождении и освобождении моей
жены и детей от этой я^естокой царицы, и мы уедем из
Этого мрачного места, откуда никому из людей не спас­
тись и не убежать. Может быть, Аллах привел меня к
Этим мальчикам только для того, чтобы я вырвал у них
Эту палочку и колпак».

1 Д ж е д и д — мелкая медная монета.

 Сказка о Хасане басрийском 215

И потом он поднял голову к мальчикам и сказал им:

«Если вы хотите разрешить дело, то я вас испытаю, и тот.
кто одолеет своего соперника, возьмет палочку, а кто
окажется слабее, возьмет колпак. И если я вас испытаю
и распознаю вас, я буду знать, чего каждый из вас до­
стоин». — «О дядюшка, мы поручаем тебе испытать нас,
решай между нами, как ты изберешь», — сказали дети,
И Хасан спросил их: «Будете ли вы меня слушаться и
примете ли мои слова?» — «Да», — ответили дети. И Ха­
сан сказал им: «Я возьму камень и брошу его, и кто из
вас прибежит к нему первый и возьмет его раньше дру­
гого, тот возьмет палочку, а кто отстанет и не догонит
другого, гот возьмет колпак». — «Мы принимаем от тебя
Эти слова и согласны на них», — сказали дети.
И тогда Хасан взял камень и с силой бросил его, так
что он скрылся из глаз, и дети вперегонку побежали за
ним. И когда они удалились, Хасан надел колпак, взял
палочку в руки и отошел от своего места, чтобы увидеть
правдивость слов мальчиков о тайне их отца. И младший
мальчик прибежал к камню первый и взял его и вернулся
к тому месту, где был Хасан, но не увидел и следа его.
И тогда он крикнул своему брату: «Где тот человек, что
был судьей между нами?» И его брат сказал: «Я его не
вижу и не знаю, поднялся ли он на вышнее небо, или
спустился к нижней земле!» И потом они поискали Ха­
сана, но не увидели его, — а Хасан стоял на своем ме­
сте, — и стали ругать один другого и сказали: «Пропали
и палочка и колпак — ни мне, ни тебе, и наы отец гово­
рил нам эти самые слова, но мы забыли, что он нам рас­
сказывал».
И они вернулись обратно, а Хасан вошел в город, на­
дев колпак и неся в руках палочку, и не увидел его ни
один человек. И он поднялся во дворец и проник в то
помещение, где была Шавахи Зат-ад-Давахи, и вошел к
ней в колпаке, и она его не увидела. И он шел, пока не
приблизился к полке, тянувшейся над ее головой и уста­
вленной стеклом и фарфором, и потряс ее рукой, и то,
что было на полке, >пало на пол. И Шавахи Зат-ад-Давахи
2f4 Восемьсот двадцать вторая ночь

закричала и стала бить себя по лицу, а затем она

подошла и поставила на место то, что упало, и сказала
про себя: «Клянусь Аллахом, что царица Нур-аль-Худа
не иначе как послала ко мне шайтана, и он сделал со
мной это дело! Я прошу Аллаха великого, чтобы он осво­
бодил меня от нее и сохранил меня от ее гнева. О гос­
поди! Если она сделала такое скверное дело и побила и
распяла свою сестру, которая дорога ее отцу, то каков
будет ее поступок с кем-нибудь чужим, как я, когда
она на него рассердится?..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двадцать вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что старуха Зат-ад-Давахи
думала: «Если царица Нур-аль-Ху-
Восемьсош Да делает такие дела со своей се-
двадцапгь строй, то каково будет положение
вторая ночь чужого, когда она на него рассер­
дится?» И затем она воскликнула:
«Заклинаю тебя, о шайтан многомилостивый, благодете­
лем, великим по сану, сильным властью, создателем лю­
дей и джиннов, и надписью, которая на перстне Сулей­
мана, сына Дауда, — мир с ними обоим и!— заговори со
мной и ответь мне!» И Хасан ответил ей и сказал: «Я не
шайтан, я Хасан, любовью взволнованный, безумный,
смятенный».
И затем он снял колпак с головы и явился старухе, и
та узнала его и взяла и уединилась с ним и сказала:
«Что случилось с твоим умом, что ты пробрался сюда?
Иди спрячься! Эта развратница причинила твоей жене
те пытки, которые причинила, а она — ее сестра. Что же
будет, если она нападет на тебя?» И потом она расска­
зала ему обо всем, что выпало его жене и какие она вы­
несла тяготы, пытки и мученья, и рассказала ему также,
какие достались мученья ей самой, и сказала: «Царица
жалела, что отпустила тебя, и послала за тобой человека,
 Сказка о Хасане басрийском 215

чтобы тебя воротить, обещая дать ему кинтар золота и

поставить его при себе на мое место, и поклялась, что,
если тебя воротят, она убьет тебя и убьет твою жену и
детей».
И потом старуха заплакала и показала Хасану, что
царица сделала с нею, и Хасан заплакал и воскликнул:
«О госпожа моя, как освободиться из этой земли и от
Этой жестокой царицы и какая хитрость приведет меня к
освобождению моей жены и детей и возвращению с ними
в мою страну невредимым?» — «Горе тебе, — восклик­
нула старуха, — спасайся сам!» Но Хасан вскричал: «Я
непременно должен освободить ее и освободить моих де­
тей против воли царицы!» — «А как ты их освободишь
против ее воли? — молвила старуха. — Иди и скрывайся,
о дитя мое, пока позволит Аллах великий».
И тогда Хасан показал ей медную палочку и колпак,
и, увидав их, старуха обрадовалась сильной радостью и
воскликнула: «Слава тому, кто оживляет кости, когда о пи
истлели! Клянусь Аллахом, о дитя мое, ты и твоя жена
были в числе погибающих, а теперь, о дитя мое, ты
спасся вместе с твоей женой и детьми! Я ведь знаю эту
палочку и того, кто ее сделал, — это был мой наставник,
который научил меня колдовству, и он был великий кол­
дун и провел сто тридцать пять лет, тщательно делая эту
палочку и колпак. А когда он кончил их совершенство­
вать, его настигла смерть, которой не избежать. И я слы­
шала, как он говорил своим детям: «О дети мои, эти
вещи — не ваша доля, но придет человек чужеземный и
возьмет их у вас силой, и вы не будете знать, как он их
у вас возьмет». И они говорили: «О батюшка, скажи нам,
как ему удастся их у нас отнять?» И он отвечал: «Я пе
Знаю этого». Как же тебе удалось отнять их, о дитя
мое?»
И Хасан рассказал ей, как он отнял у детей эти
вещи. И когда он рассказал ей об этом, старуха обрадо­
валась и воскликнула: «О дитя мое, раз ты можешь овла­
деть своей женой и детьми, послушай, что я тебе скажу.
2/6 Восемьсот двадцать вторая ночь

Мне не пребывать у этой развратницы, после того как

она посягнула на меня и подвергла меня пытке и я уез­
жаю от нее в пещеру колдунов, чтобы остаться у них и
жить с ними, пока я не умру. А ты, о дитя мое, надень
колпак, возьми в руку палочку и войди к своей жене и
детям в помещение, где они находятся, и ударь палочкой
по земле и скажи: «О слуги этих имен!» И поднимутся
к тебе слуги палочки, и если к тебе поднимется один из
главарей племен, прикажи ему что захочешь и избе­
решь».
И затем Хасан простился со старухой и вышел и на­
дел колпак и, взяв с собой палочку, вошел в помещение,
где находилась его жена. И он увидел, что она в состоя­
нии небытия и распята на лестнице и привязана к ней
за волосы, и глаза ее плачут, и она печальна сердцем и
находится в самом плохом положении, не зная дороги к
спасению, а ее дети играют под лестницей, и она смо­
трит на них и плачет над ними и над собою. И Хасан
увидал ее в наихудшем положении и услышал, что она
говорит такие стихи:

«Осталось лишь дыханье летучее

И глаз зрачок — в смущенье, недвижен он.

Влюбленный вот — внутри его пышет все,

Огнем горя, но молча все терпит он.

Злорадные, и те над ним сжалились,

О горе тем, кто к врагам жалок стал!»

И когда Хасан увидел, какое его жена терпит му­

ченье, позор и униженье, он так заплакал, что его по­
крыло беспамятство, а очнувшись, он увидал, что его
дети играют, а их мать обмерла от сильной боли. И он
свял с головы колпак, и дети закричали: «Батюшка наш!»
И тогда он снова накрыл себе голову, а мать мальчиков
очнулась из-за их крика и не увидела своего мужа, а уви­
 Сказка о Хасане басрийском 2/7

дела только детей, которые плакали и кричали: «Ба­

тюшка наш!» И их мать заплакала, услышав, что дети
упоминают о своем отце, но ее сердце разбилось, и все
внутри ее разорвалось, и она закричала из глубины на­
болевшего сердца: «Где вы и где ваш отец?» А затем она
вспомнила время близости с мужем и вспомнила о том,
что с ней случилось после разлуки с ним, и заплакала
сильным плачем, так что слезы поранили ей щеки и оро­
сили землю. И щеки ее были залиты слезами от долгого
плача, и у нее не было свободной руки, чтобы отереть со
щек слезы, и не находила она себе помощника, кроме
плача и утешения стихами, и произнесла такие стихи:

«И мне вспомнился расставанья день, как простились мы

И покрыли слезы потоками мой обратный п>ть.

Как увел верблюдов погонщик их, не могла пайги

Я ни стойкости, ни терпения, ни души моей.

И вернулась я, где идти не зная, и не могла

От тоски очнуться и горести и страдания.

Тяжелей всего на пути обратном злорадный был,

Что пришел ко мне, и имел он облик смиренного.

О душа моя, коль вдали любимый, покинь тогда

Жизнь приятную, и на долгий век не надейся ты.

О владыка мой, прислушайся к речам любви,

Пусть не будет так, чтоб не вняло сердце речам моим.

О любви преданья связал я цепью с диковинным

И чудесным, так что кажется, что я Асмаи...»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­

ленные речи.
2!8 Восемьсот двадцать третья ночь

Когда же настала восемьсот

двадцать третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда, увидав Хасана,
дети его узнали и закричали: «Ба­
тюшка!», их мать заплакала, услы­
шав, что они вспоминают своего
Восемьсот отйа, и воскликнула: «Нет хитро-
двадцать сти против приговора Аллаха!»
третья ночь д Пр0 себя она подумала: «О диво
Аллаха! Почему они сейчас вспоми­
нают отца и зовут его?» И она заплакала и произнесла
такие стихи:

«Опустели земли, светила нет восходящего!

О глаз, будь щедр и слез пролей потоки ты.

Они тронулись, и как терпеть мне после них?

Клянусь, ни стойкости, ни сердца пет во мне.

О путники — а место их в душе м оей !—

Наступит ли, владыки, возвращение?

В чем будет вред, коль они вернутся и дружбы их

Я вновь добьюсь, и им жалко станет тоски и слез.

Тучи глаз они течь заставили в день отъезда их

Дивным образом, и огонь не гаснет внутри меня.

Я надеялась, что останутся, но противится

Пребыванье их, и разлукою унесло мечты,

Любимые, вернитесь к нам, молю я вас —

Достаточно пролила я слез по вас уже».

й Хасан не мог вытерпеть и снял с головы колпак, и

его жена увидела его и, узнав его, испустила вопль, ко­
торый испугал всех, кто был во дворце, и спросила Ха-
 Сказка о Хасане басрийском 249

сана: «Как ты добрался сюда? С неба ты, что ли, спу­

стился или из-под земли поднялся?» И ее глаза пролили
слезы, и Хасан заплакал, и она сказала ему: «О человек,
сейчас не время плакать и не время упрекать — испол­
нился приговор, и ослеп взор, и пробежал калам с тем,
что судил Аллах в предвечном. Заклинаю тебя Аллахом,
откуда ты пришел? Иди спрячься, чтобы никто тебя не
видел и не узнала бы об этом моя сестра: она зарежет
меня и зарежет тебя». — «О моя госпожа и госпожа всех
царевен, — сказал Хасан, — я подверг себя опасности и
пришел сюда и либо умру, либо освобожу тебя от того,
что ты терпишь, и мы с тобой и с детьми поедем в мою
страну наперекор носу этой развратницы, твоей сестры».
И, услышав его слова, Манар-ас-Сана улыбнулась и
засмеялась и долгое время качала головой и сказала:
«Не бывать, душа моя, не бывать, чтобы освободил меня
от того, что я терплю, кто-нибудь, кроме великого Ал­
лаха! Спасай же свою душу и уезжай и не ввергай себя
в погибель: у нее влачащееся войско, которому никто не
в силах противостоять. Но допусти, что ты взял меня и
вышел, как ты доберешься до твоей страны и как вы­
рвешься с этих островов и из этих тяжелых, опасных
мест? Ты ведь видел на дороге чудеса, диковины, ужасы
и бедствия, из которых не вырвется никто из непокорных
джиннов. Уходи же скорее, не прибавляй горя к моему
горю и заботы к моей заботе и но утверждай, что ты
освободишь меня отсюда. Кто приведет меня в твою
землю через эти долины и безводные земли и гибельные
места?» — «Клянусь твоей жизнью, о свет моего глаза,
я не выйду отсюда и не уеду иначе как с тобой!» — вос­
кликнул Хасан.
И его жена сказала тогда ему: «О человек, как ты
можешь быть властен на такое дело? Какова твоя по­
рода? Ты не знаешь, что говоришь! Даже если бы ты
правил джиннами, ифритами, колдунами и племенами и
духами, никто не может освободиться из этих мест. Спа­
сайся же сам, пока цел, и оставь меня. Быть может, Ал­
лах свершит после одних дел другие». — «О госпожа
220 Восемьсот двадцать третья ночь

красавиц, — отвечал Хасан, — я пришел только для того,

чтобы освободить тебя этой палочкой и этим колпаком».
И затем он начал ей рассказывать историю с теми
двумя детьми. И когда он говорил, вдруг вошла к ним
царица и услышала их разговор. И, увидав царицу, Ха­
сан надел колпак, а царица спросила свою сестру:
«О развратница, с кем ты говорила?» — «А кто может
со мной говорить, кроме этих детей?» — ответила я^ена
Хасана. И царица взяла бич и начала бить ее (а Хасан
стоял и смотрел) и била ее до тех пор, пока она не ли­
шилась чувств. И затем царица приказала перенести ее
из этого помещения в другое место, и ее развязали и вы­
несли в другое место, и Хасан вышел с ними туда, куда
ее принесли. И потом ее бросили, покрытую беспамят­
ством, и стояли, смотря на нее. И Манар-ас-Сана, очнув­
шись от обморока, произнесла такие стихи:

«Я не мало плакал, когда случилось расстаться нам,

И пролили веки потоки слез о г горя.

И поклялся я, что, когда бы время свело нас вновь,

О разлуке вновь поминать не стал бы устами.

Я завистникам говорю: «Умрите от горя вы!

Клянусь Аллахом, мечты осуществились!»

Был я полон счастья, и полон так, что оно меня,

Обрадовав, заставило заплакать.

О глаз, стал плач теперь твоей привычкою,

От радости ты плачешь и от горя».

А когда она кончила свои стихи, невольницы вышли

от нее, и Хасан снял колпак, и его жена сказала ему:
«Смотри, о человек, что меня постигло! Все это потому,
что я тебя не послушалась, не исполнила твоего прика­
зания и вышла без твоего позволения. Заклинаю тебя
Аллахом, о человек, не взыщи с меня за мой грех, и знай,
 Сказка о Хасане басрийском

что женщина не ведает, какова цена мужчине, пока не

расстанется с ним. И я согрешила и ошиблась, но прошу
у великого Аллаха прощения за то, что из-за меня слу­
чилось. И если Аллах соединит нас, я никогда не ослу­
шаюсь твоего приказа после этого...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда я;е настала восемьсот
двадцать четвертая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что жена Хасана изви­
нилась перед ним и сказала ему:
Восемьсот взыщи с меня за мой грех, и я
двадцать прошу у великого Аллаха проще-
четвертал мочь иия». И Хасан отвечал ей (а сердце
его из-за нее болело): «Ты не
ошиблась, ошибся только я, так как я уехал и оставил
тебя с теми, кто не знал твоей цены и достоинства, и
Знай, о любимая сердца, плод моей души и свет моего
глаза, что Аллах — хвала ему! — дал мне власть тебя
освободить. Любо ли тебе, чтобы я доставил тебя в страну
твоего отца, и тогда ты получишь подле него сполна то,
что определил тебе Аллах, или ты скоро поедешь в нашу
страну, раз досталось тебе облегчение?» — «А кто может
меня освободить, кроме господа небес? — отвечала его
жена. — Уезжай в свою страну и оставь надежду, ты не
знаешь опасностей этих земель, и если ты меня не по­
слушаешься, то увидишь». И потом она произнесла такие
стихи:

«Ко мне! У меня все то, что хочешь ты, ты найдешь!

Чего же ты сердишься, зачем отвернулся ты?

А то, что случилось... Пусть не будет минувшая

Забыта любовь, и дружба пусть не окончится.

Доносчик все время подле нас был, и, увидав,

Что ты отвернулся, он ко мне подошел тотчас,
222 Восемьсот двадцать четвертая ночь

Но я в твоих добрых мыслях твердо уверена,

Хотя и не знал доносчик гнусный и подстрекал.

Так будем хранить мы тайну нашу, беречь ее,

Хотя бы упреков меч и был обнажен на нас.

Теперь провожу я день в тоске и волнении:

Быть может, придет гонец с прощеньем от тебя».

И потом они с детьми заплакали, и невольницы услы­

шали их плач и вошли и увидели плачущую царевну
Манар-ас-Сана и ее детей, но не увидели с ними Хасана,
и заплакали из жалости к ним и стали проклинать ца­
рицу Нур-аль-Худа.
А Хасан подождал, пока пришла ночь, и сторожа, при­
ставленные к ним, ушли к месту сна, и поднялся и, за^
тянув пояс, подошел к своей жене и развязал ее и поце­
ловал в голову и прижал к своей груди и поцеловал ме­
жду глаз и воскликнул: «Как долго мы тоскуем по нашей
родине и по сближению там! А это наше сближение —
во сне или наяву?» И затем он понес своего старшего
сына, а жена его понесла младшего сына, и они вышли
из дворца — Аллах опустил на них свой покров, — и они
пошли.
И они достигли выхода из дворца и остановились у
ворот, которые запирались перед дворцом царицы, и,
оказавшись там, увидели, что ворота заперты. И Хасан
воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, вы­
сокого, великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и
к нему возвращаемся!» И они потеряли надежду спас­
тись. И Хасан воскликнул: «О облегчающий горести! — и
ударил рукою об руку и сказал: — Я все рассчитал и
обдумал последствия всего, кроме этого. Когда взойдет
над нами день — нас схватят! Какова же будет хитрость
в этом деле?» И потом Хасан произнес такие два стиха:

«Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,

И зла не боялся ты, судьбой приносимого.
 Сказка о Хасане басрийском 223

Храним ты ночами был и дал обмануть себя,

Но часто, коль ночь ясна, приходит смущенье».

Потом Хасан заплакал, и его жена заплакала из-за

его плача и унижения и тягот судьбы, ею переносимых,
и Хасан обернулся к своей жене и произнес такие два
стиха:

«Противится мне судьба, как будто я враг ее,

И горестью каждый день встречает меня она.

Задумаю я добро, — противное рок несет,

И если один день чист, то смутен всегда другой»*

И еще он произнес такие два стиха:

«Враждебна ко мне судьба: не знает она, что я
Превыше напастей всех, а беды — ничтожны.

Показывает судьба беду и вражду ее,

Я ж — стойкость ей показал, какою бывает».

И жена его сказала ему: «Клянусь Аллахом, нет нам

освобождения, если мы не убьем себя, и тогда мы отдох­
нем от этой великой тяготы, а иначе нам придется испы­
тать болезненные мучения». И когда они разговаривали,
вдруг сказал из-за ворот говорящий: «Клянусь Аллахом,
я не открою тебе, о госпожа моя Манар-ас-Сана, и твоему
мужу Хасану, если вы меня не послушаетесь в том, что
я вам скажу!» И, услышав эти слова, оба умолкли и хо­
тели вернуться в то место, где были, и вдруг сказал го­
ворящий: «Что это вы замолчали и не даете мне ответа?»
И тогда они узнали, кто говорит, а это была старуха
Шавахи Зат-ад-Давахи. И они сказали ей: «Что ты нам
ни прикажешь, мы сделаем, но открой сначала ворота, —-
теперешнее время — не время для разговоров». И ста­
руха воскликнула: «Клянусь Аллахом, я не открою вам,
пока вы мне не поклянетесь, что возьмете меня с собою
и не оставите меня у этой распутницы. Что постигнет вас,
т Восемьсот двадцать пятая п т ь

постигнет и меня, и если вы уцелеете, и я уцелею, а

если вы погибнете, я погибну — эта трущаяся разврат­
ница унижает меня и ежечасно меня мучает из-за вас,
а ты, о дочка, знаешь мой сан».
И, узнав старуху, они доверились ей и поклялись ей
клятвами, которым она верила, и когда они поклялись ей
тем, чему она верила, Шавахи открыла им ворота, и они
вышли. И, выйдя, они увидели, что она сидит на румий-
ском кувшине из красной глины, а вокруг горлышка кув­
шина обвита веревка из пальмового лыка, и кувшин вер­
тится под нею и бежит бегом, более сильным, чем бег
н^дждийского жеребца. И старуха пошла впереди них и
сказала: «Следуйте за мной и не бойтесь ничего: я помню
сорок способов колдовства, и самым маленьким из этих
способов я сделаю этот город ревущим морем, где бьются
волны, и заколдую в нем всякую девушку, так что она
превратится в рыбу, и все это я сделаю раньше утра. Но
я ничего не могла сделать из этого зла, так как боялась
царя, ее отца, и уважала ее сестер, которые получают
помощь от множества джиннов, племен и слуг. Но я по­
кажу чудеса моего колдовства. Идите же, с благослове­
ния Аллаха великого и с его помощью». И тут Хасан с
женой обрадовались и убедились в спасении...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда лее настала восемьсот
двадцать пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда Хасан с женой и
старухой Шавахи вышли из дворца,
Восемьсот они убедились в спасении. И они
двадг^атъ вышли за город, и Хасан взял в
пятая почъ руку палочку и ударил ею об
землю и, укрепив свою душу, ска­
зал: «О сл>ги этих имен, явитесь ко мне и осведомьте
меня о ваших обстоятельствах!»
И вдруг земля раздалась, и вышли оттуда семь ифри-
тов, и у каждого из них ноги были в нижних пределах
 Сказка о Хасане басрийском 22э

земли, а голова — в облаках. И они поцеловали землю

меж рук Хасана три раза и сказали все одним языком:
«Мы здесь, о господин наш и правитель над нами. Что
ты нам прикажешь? Мы велению твоему послушны и по­
корны. Если хочешь, мы высушим для тебя моря и пере­
несем горы с их места». И Хасан обрадовался их словам
и быстроте их ответа и, ободрив свое сердце и укрепив
свою душу и решимость, сказал им: «Кто вы, как ваше
имя, к какому цдемени вы относитесь, из какого вы рода,
какого племени и какой семьи?» И ифриты вторично по­
целовали землю и сказали одним языком: «Мы — семь
царей, и каждый царь из нас правит семью племенами
джиннов, шайтанов и маридов, и мы, семеро царей, пра­
вим сорока девятью племенами из всевозможных племен
джиннов, шайтанов, маридов, отрядов и духов, летаю­
щих и ныряющих, в горах, пустынях и степях обитающих
и моря населяющих. Приказывай же нам, что хочешь:
мы тебе слуги и рабы, и всякий, кто владеет этой палоч­
кой, владеет шеями нас всех, и мы становимся ему по­
корны >.
И, услышав их слова, Хасан обрадовался великой ра­
достью, и его жена и старуха также, и потом Хасан ска­
зал джиннам: «Я хочу, чтобы вы показали мне ваше
племя, войско и помощников». — «О господин наш, —
отвечали джинны, — если мы тебе покажем наше племя,
то будем бояться за тебя и за тех, кто с тобою, ибо это
войска многочисленные, и разнообразен их облик, вид,
цвет, и лица, и тела. Среди нас есть головы без тел и тела
без голов, и иные из нас имеют вид зверей, а другие —
вид львов. Но если ты этого желаешь, мы непременно
должны показать тебе сначала тех, у кого облик зверей.
Чего же, о господин, хочешь ты от нас теперь?» — «Я
хочу, чтобы вы снесли меня и мою жену и эту праведную
женщину сию же минуту в город Багдад», — сказал Ха­
сан.
И, услышав его слова, ифриты опустили головы. «От­
чего вы не отвечаете?» — спросил их Хасан, и они ска­
зали единым языком: «О господин наш, правящий над
226 Восемьсот двадцать пятая ночь

нами, мы существуем со времен господина нашего Сулей­

мана, сына Дауда, — мир с ними обоими! — и он взял с
нас клятву, что мы не будем носить никого из сыновей
Адама на наших спинах. И с тех пор мы не носили ни­
кого из сыновей Адама — ни на спинах, ни на плечах.
Но мы сейчас оседлаем тебе коней джиннов, которые до­
ставят в твой город тебя и тех, кто с тобой». — «А какое
расстояние между нами и Багдадом?» — спросил Ха­
сан. И ифриты сказали: «Расстояние в семь лет для спе­
шащего всадника».
И Хасан удивился тогда и спросил джиннов: «А как
же я пришел сюда меньше, чем в год?» И ифриты отве­
тили: «Аллах вложил сочувствие к тебе в сердца своих
праведных рабов. И если бы не это, ты не достиг бы этих
стран и городов и никогда не увидел бы их глазом, так
как шейх Абд-аль-Каддус, который посадил тебя на слона
и посадил тебя на счастливого коня, прошел с тобою в
три дня расстояние в три года пути для спешащего в беге
всадника. А что до шейха Абу-р-Рувейша, который дал
тебя Дахнашу, то он прошел с тобой за день и за ночь
расстояние в три года. И было это по благословению
Аллаха великого, так как шейх Абу-р-Рувейш — из по­
томков Асафа ибн Барахии, и он держит в памяти ве­
личайшее имя Аллаха. А от Багдада до дворца девушек
один год; вот и все семь лет».
И, услышав их слова, Хасан удивился великим удив­
лением и воскликнул: «Хвала Аллаху, который облегчает
трудное и скрепляет сломанное, приближает к себе ра­
бов и унижает всякого непокорного притеснителя! Он
облегчил нам все трудные дела и привел меня в эти
земли и подчинил мне эти существа и соединил меня с
женой и детьми. Не знаю я, сплю я или бодрствую, трезв
я или пьян!» И затем он обернулся к джиннам и сказал:
«Когда вы посадите меня на ваших коней, во сколько
дней они доставят нас в Багдад?» И джинны ответили:
«Они доставят тебя туда меньше, чем в год, после того
как ты вынесешь тяжкие дела, беды и уясасы и пересе-
 Сказка о Хасане басрийском 227

чешь безводные долины и безлюдные пустыни, и степи и

множество гибельных мест, и мы не уверены, о господин,
что ты спасешься от жителей этих островов...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двадцать шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что джинны говорили Ха­
сану: «И мы не уверены, о госпо-
Восемьсош дин? что ты спасешься от жителей
двадцать этих островов, от зла величайшего
шестая ночь царя и от этих колдунов и кудес­
ников». — «Может быть, они поко­
рят нас и отнимут вас у нас, и мы будем испытаны ими.
И всякий, до кого дойдет потом весть об этом, скажет
нам: «Это вы — обидчики! Как вы пошли против вели­
чайшего царя и унесли из его страны людей и унесли
с собою также его дочь». — «Будь ты с нами один, дело
было бы для нас ничтожным, но тот, кто привел тебя на
Эти острова, может привести тебя в твою страну и соеди­
нить тебя с матерью в час близкий, недалекий. Решай
же, положись на Аллаха и не бойся: мы перед тобою,
чтобы доставить тебя в твою страну».
И Хасан поблагодарил за это ифритов и сказал им:
«Да воздаст вам Аллах благом! — А затем молвил: —
Поторопитесь с конями!» И джинны ответили: «Слушаем
и повинуемся!» И они ударили об землю ногами, и земля
раздалась, и джинны скрылись под нею на минуту, а по­
том они появились и вдруг поднялись. И было с ними три
коня оседланных, взнузданных, и спереди каждого седла
был мешок, в одном из отделений которого лежал бур­
дюк с водой, а другое отделение было наполнено припа­
сами. И ифриты подвели лошадей, и Хасан сел на одного
коня и посадил перед собой ребенка, и его жена села на
другого коня и посадила перед собой другого ребенка, а
затем старуха слезла с кувшина и села на третьего коня,
и они поехали и ехали не переставая всю ночь.
228 Восемьсот двадцать шестая ночь

А когда наступило утро, они свернули с дороги и на­

правились к горе (а языки их неослабно поминали Ал­
лаха) и ехали под горой весь день. И когда они ехали,
Хасан вдруг увидел перед собой гору, подобную столбу,
и она была высока, как дым, поднимающийся к небу.
И он прочитал кое-что из корана и свитков и воззвал к
Аллаху о спасении от сатаны, битого камнями (а эта
черная громада становилась все виднее, чем больше к ней
приближались).
И когда к ней подъехали близко, оказалось, что это
ифрит, голова которого была, как большой купол, клы­
ки — как крючья, а подбородок — как переулок. Ноздри
у него были точно кувшины, а уши — как кожаные щигты,
и его рот был точно пещера, а зубы — точно каменные
столбы; руки у него были, как вилы, и ноги — как мачты,
и голова его была в облаках, а ноги — в нижних пределах
земли, под прахом.
И, увидя этого ифрита, Хасан склонился и поцеловал
землю меж его рук. И ифрит сказал ему: «О Хасан, не
бойся меня! Я глава обитателей этой земли. Это первый
остров из островов Вак, и я — мусульманин, исповедую­
щий единственность Аллаха. Я т> вас слышал и знал о
нашем прибытии. И когда узнал о вашем положении, мне
Захотелось уехать из страны колдунов в другую землю,
которая была бы свободна от жителей и далеко от людей
и джиннов, чтобы жить там одиноким, в уединении, и по­
клоняться Аллаху, пока не настигнет меня мой срок.
И захотел я стать вашим товарищем и быть вам провод­
ником, пока вы не выйдете с этих островов. Я не по­
являюсь иначе как ночью: успокойте же относительно
меня ваши сердца — я мусульманин, как и вы мусуль­
мане».
И Хасан, услышав слова ифрита, обрадовался великой
радостью и убедился в спасении, а затем он обратился
к ифриту и сказал ему: «Да воздаст тебе Аллах бла­
гом! Иди с нами, с благословения Аллаха!» И ифрит
пошел перед ними, и они стали разговаривать и шу­
тить, и их сердца успокоились, и грудь их расправи­
 Сказка о Хасане басрийском 229

лась. И Хасан прннялся рассказывать своей жене обо всем,

что с ним случилось и что он испытал, и они шли
не переставая всю ночь...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двадцать седьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что они шли не переста­
вая всю ночь до утра и кони мча-
Восемьсот лись с ними, как поражающая
двадцать молния. А когда взошел день, каж-
седьмал мочь дЫй Из путников опустил руку в свой
мешок и, вынув оттуда кое-что,
поел и достал воды и выпил, а затем они ускорили ход
и ехали не переставая, и ифрит шел перед ними (а он
сошел с дороги на другую дорогу, непроезжую, по бе­
регу реки).
И они проходили через долины и степи в течение це­
лого месяца, а на тридцать первый день поднялась над
ними пыль, которая застлала все края неба, и потемнел
от нее день. И, увидев ее, Хасан впал в смятение. II по­
слышались устрашающие крики. И старуха обратилась
к Хасану и сказала ему: «О дитя мое, это войска с остро­
вов Вак догнали нас, и сейчас они нас возьмут и схва­
тят». — «Что мне делать, о матушка?» — спросил Хасан.
И старуха сказала: «Ударь об землю палочкой!»
И Хасан сделал это, и поднялись к нему те семь ца­
рей и приветствовали его и поцеловали перед ним землю
и сказали: «Не бойся и не печалься!» И Хасан обрадо­
вался их словам и сказал им: «Хорошо, о владыки джин­
нов и ифритов. Настало ваше время!» II ифриты сказали
ему: «Поднимись ты, с твоей женой и теми, кто есть с
тобой, на гору и оставьте нас с ними. Мы ведь знаем, что
вы стоите на истинном, а они — на ложном, и поддержит
нас против них Аллах». И Хасан с женой и детьми и ста­
рухой сошел со спин коней, и они отпустили их и подня­
лись на верхушку горы...»
2Z0 Восемьсот двадцать восьмая ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двадцать восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Хасан с женой,
детьми и старухой поднялись на
Восемьсот верхушку горы, отпустив сначала
двадцать коней. А потом пришла царица
восьмая почь Нур-аль-Худа с войсками справа и
слева, и обошли воинов их пред­
водители и расставили их отряд за отрядом. И встрети­
лись оба войска, и сшиблись оба скопища, и запылали
огни, и выступили вперед храбрецы, и побежал трус, и
джинны метали изо рта пламя искр, пока не приблизи­
лась темная ночь. II разошлись скопища, и разделились
войска, и, сойдя с коней, они расположились на земле и
зажгли огни.
И поднялись семь царей к Хасану и поцеловали землю
меж его руками, и Хасан подошел к ним и поблагодарил
их и пожелал им победы и спросил, каковы их обстоя­
тельства и положение с войсками царицы Нур-аль-Худа.
II ифриты ответили: «Они не выстоят против нас больше
трех дней, и мы были сегодня победителями и захватили
их тысячи с две и убили из них много народу, число ко­
торого не счесть. Успокойся же душою, и пусть твоя
грудь расправится!»
И потом они попрощались с ним и спустились к сво­
ему войску, чтобы охранять его, и жгли огни, пока не
наступило утро. И когда оно засияло светом и заблистало,
витязи сели на чистокровных коней и стали биться
острыми клинками и сражаться серыми копьями. И они
провели ночь на спинах коней, сшибаясь, как сшибаются
моря, и пылало между ними в бою пламя огня, и искали
они победы, пока не побежали войска Вак, и сломилась
их мощь, и упала их решимость, и поскользнулись их
ноги. И куда они ни бежали, пораженье предшествовало
им, и повернули они спину и положились на бегство, и
 Сказка о Хасане басрийскош 231

большую часть их убили, и попала в плен царица Нур-

аль-Худа и вельможи ее царства и приближенные.
А когда наступило утро, семь царей появились перед
Хасаном и поставили ему мраморный престол, украшен­
ный жемчугом и драгоценностями. И Хасан сел на него,
и подле него поставили другой престол для госпожи Ма-
нар-ас-Сана, его жены (а был этот престол из слоновой
кости, выложенный червонным золотом), и она села на
него, а рядом с ними поставили еще один престол для
старухи Шавахи Зат-ад-Давахи, и она села на него. И за
тем привели к Хасану пленных, в числе которых была
царица Нур-аль-Худа, и были у нее связаны руки и ско»
ваны ноги. И, увидав ее, старуха воскликнула: «Одно
тебе воздаяние, о развратница, о насильница: чтобы не
давали есть двум собакам и не давали пить двум коням
и привязали тебя к их хвостам и погнали их к реке, а
собак пустили вслед за тобою, чтобы разорвалась у тебя
кожа, а потом бы отрезали у тебя мясо и кормили тебя
им! Как это ты сделала с твоей сестрой такие дела»
о развратница, хотя она вышла замуж, как дозволено,
по обычаю Аллаха и посланника его, ибо нет монашества
в исламе и брак — установление посланных — мир с
ними! — и созданы женщины только для мужчин».
И Хасан велел убить всех пленных, и старуха закри­
чала: «Убейте их и не оставляйте из них ни одного!»
И когда царица Манар-ас-Сана увидела свою сестру в
таком положении — закованной и плененной, она заплака­
ла о ней и сказала: «О сестрица, кто же это взял нас в
плен в нашей стране и одолел нас?» И царица ответил а?
«Это дело великое! 3T0T человек, которого зовут Хасан,
покорил нас, и Аллах дал ему власть над нами и над
всем нашим царством, и он одолел нас и царей дяшн-
нов». — «Аллах поддержал его, и он покорил вас и взял
вас в плен только с помощью этого колпака и палоч­
ки», — сказала ее сестра. И Нур-аль-Худа убедилась в
Этом и поняла, что Хасан освободил свою жену таким
способом.
252 Восемьсот двадцать восьмая ночь

И она умоляла свою сестру, пока ее сердце к ней не

смягчилось, и тогда Манар-ас-Сана спросила своего мужа
Хасана: «Что ты хочешь сделать с моей сестрой? Вот
она, перед тобою, и она не сделала с тобой дурного, что­
бы тебе с нее взыскивать». — «Достаточно дурно, что она
тебя мучила», — ответил Хасан. И Манар-ас-Сана мол­
вила: «Все дурное, что она со мной сделала, ей прости­
тельно, а что до тебя, то ты сжег сердце моего отца моим
похищением, и каково же будет его состояние после ги­
бели моей сестры?» — «Решение принадлежит тебе —
как желаешь, так и делай», — сказал Хасан.
И тогда царица Манар-ас-Сана приказала развязать
всех пленных, и их развязали ради ее сестры и сестру
ее тоже развязали. И потом Манар-ас-Сана подошла к
своей сестре и обняла ее, и они с ней заплакали и про­
вели таким образом долгое время. И царица Нур-аль-
Худа сказала своей сестре: «О сестрица, не взыщи с меня
за то, что я с тобой сделала». И госпожа Манар-ас-Сана
воскликнула: «О сестрица, все это было мне предопреде­
лено!» II потом они с сестрой сели на престол и
стали беседовать, и Манар-ас-Сана помирила сестру со
старухой самым лучшим образом, и успокоились их
сердца.
А утром Хасан отпустил войска, которые сложили
палочке, и поблагодарил их за то, что они сделали, под­
держав его против его врагов. И госпожа Манар-ас-Сана
рассказала своей сестре обо всем, что случилось у нее
с ее мужем Хасаном, и о том, что с ним произошло и что
он вытерпел ради нее, и сказала: «О сестрица, если кто
свершил такие дела и обладает подобной силой, и Ал­
лах укрепил его великою мощью, так что он захватил
тебя и взял тебя в плен и разбил твое войско и покорил
твоего отца, царя величайшего, который властвует над
царями джиннов, его правом не следует пренебрегать». —
«Клянусь Аллахом, о сестрица, — сказала ее сестра, —
ты была правдива в том, чго мне рассказала о диковин­
ных бедствиях, которые пришлось вытерпеть этому чело­
веку. Разве все это из-за тебя, о сестрица?..»
 Сказка о Хасане басрийском 253

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
двадцать девятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что когда госпожа Манар-ас-
Сана рассказала своей сестре о до-
Восемьсот стоинствах Хасана, та сказала ей:
двадцать «Клянусь Аллахом, этим человеком
девятая ночь Не следует пренебрегать, особенно
из-за его благородства. Но разве
все это случилось из-за тебя?» И Манар-ас-Сана от­
вечала: «Да!» И затем они провели ночь до утра за бе­
седой.
А когда взошло солнце, Хасан захотел трогаться, и
они простились друг с другом, и Манар-ас-Сана прости­
лась со старухой, после того как помирила ее со своей
сестрой Нур-аль-Худа. И Хасан ударил по земле палоч­
кой, и поднялись к нему ее служители и приветствовали
его и сказали: «Хвала Аллаху за успокоение твоей души!
Приказывай нам что хочешь, и мы это для тебя сделаем
скорее, чем в мгновение ока!» И Хасан поблагодарил их
за эги слова и сказал: «Да воздаст вам Аллах благом! —
А потом сказал: — Оседлайте нам двух коней из наи­
лучших!»
И они тотчас же сделали то, что он им приказал, и
подвели ему двух оседланных коней. И Хасан сел на од­
ного из них и посадил перед собой своего старшего сына,
а его жена села на другого коня и посадила перед собой
своего младшего сына. И царица Нур-аль-Худа со ста­
рухой тоже сели, и каждый из них отправился в свою
страну, и Хасан со своей женой поехали направо, а ца­
рица Н>р-аль-Худа со старухой поехали налево. И Ха­
сан ехал с женой и детьми целый месяц, а через месяц
они подъехали к какому-то городу, вокруг которого они
увидели деревья и каналы. И, приблизившись к этим де­
ревьям, они сошли со спины коней, желая отдохнуть, и
сидели, разговаривая.
234 Восемьсот двадцать девятая ночь

И вдруг увидели множество коней, которые прибли­

жались к ним, и, увидев их, Хасан поднялся на ноги и
шел им навстречу, и оказалось, что это царь Хассун, вла­
дыка Камфарной Земли и Крепости Птиц. И Хасан подо­
шел к царю и поцеловал ему руки и приветствовал его,
и, увидав его, царь сошел со спины своего коня, и они
с Хасаном сели на коврах под деревьями после того, как
царь поздоровался с Хасаном и поздравил его с благопо­
лучием. Он обрадовался ему сильной радостью и сказал:
«О Хасан, расскажи мне, что с тобой случилось, с на­
чала до конца».
И Хасан рассказал ему обо всем этом, и царь Хассун
удивился и сказал: «О дитя мое, никто никогда не дости­
гал островов Вак и не возвращался оттуда, кроме тебя, и
дело твое диковинно. Но хвала Аллаху за спасение!»
И потом царь поднялся и сел на коня и приказал Хасану
садиться и ехать с ним, и Хасан сделал это, и они ехали
до тех пор, пока не подъехали к городу. И они вошли в
дом царя, и царь Хассун расположился там, а Хасан с же­
ной и детьми поместились в Доме Гостеприимства и, по­
селившись там, провели у царя три дня за едой и питьем,
играми и увеселениями. А потом Хасан попросил у царя
Хассуна разрешения уехать в свою страну, и царь разре­
шил ему. И Хасан с женой и детьми сели на коней, и
царь тоже выехал с ними, и они ехали десять дней,
а когда царь захотел вернуться, он попрощался с Хаса­
ном, и Хасан с женой и детьми поехали, и ехали целый
месяц.
А когда месяц прошел, они подъехали к большой пе­
щере, пол которой был из желтой меди, и Хасан сказал
своей жене: «Взгляни на эту пещеру, знаешь ли ты
ее?» — «Нет», — сказала его ясена. И Хасан молвил:
«В ней живет шейх по имени Абу-р-Рувейш, и у него пе­
редо мной большая заслуга, так как это он был причиной
моего знакомства с царем Хассуном». И он начал рас­
сказывать своей жене историю Абу-р-Рувейша. И вдруг
шейх Абу-р-Рувейш вышел из дверей пещеры, и, увидев
его, Хасан сошел с коня и поцеловал ему руки. И шейх
 Сказка о Хасане басрийском

Абу-р-Рувейш поздоровался с ним и поздравил его с бла­

гополучием и обрадовался ему и взял его и ввел в пе­
щеру, и они сели там, и Хасан стал рассказывать шейху
Абу-р-Рувейшу о том, что случилось с ним на островах
Вак. И шейх Абу-р-Рувейш удивился до крайней степени
и спросил: «О Хасан, как ты освободил твою жену и де­
тей?» И Хасан рассказал ему историю с палочкой и кол­
паком, и, услышав эту историю, шейх Абу-р-Рувейш уди­
вился и сказал: «О Хасан, о дитя мое, если бы не эта па­
лочка и не этот колпак, ты бы не освободил твою жену
и детей». И Хасан отвечал ему: «Да, о господин мой».
И когда они разговаривали, вдруг кто-то постучался
в дверь пещеры, и шейх Абу-р-Рувейш вышел и открыл
дверь и увидел, что приехал шейх Абд-аль-Каддус, кото­
рый сидел на слоне. И шейх Абу-р-Рувейш подошел и
приветствовал Абд-аль-Каддуса и обнял его, радуясь ему
великою радостью, и поздравил его с благополучием.
А потом шейх Абу-р-Рувейш сказал Хасану: «Расскажи
шейху Абд-аль-Каддусу обо всем, что с тобой случилось,
о Хасан». И Хасан принялся рассказывать шейху Абд-
аль-Каддусу обо всем, что с ним случилось, с начала до
конца, и дошел до рассказа про палочку и колпак...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот тридцати, она
сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что Хасан начал рас­
сказывать шейху Абд-аль-Каддусу
Ночь, дополняющая и шейху Абу-р-Рувейшу (а они си-
до восьмисот три- дели в пещере и разговаривали)
дцати обо всем, что с ним случилось, от
начала до конца, и дошел до рас»
сказа про палочку и колпак, и шейх Абд-аль-Каддус
сказал ему: «О дитя мое, что до тебя, то ты освободил
твою жену и детей, и тебе больше нет нужды в этих ве­
щах. Что же касается нас, то мы были причиной твоего
прихода на острова Вак, и я сделал тебе благое ради
306 Восемьсот тридцатая ночь

дочерей моего брата. Я прошу у тебя милости и благодея­

ния: дай мне палочку и дай шейху Абу-р-Рувейшу
колпак».
И, услышав слова шейха Абд-аль-Каддуса, Хасан скло­
нил голову к земле, и ему было стыдно сказать: «Я не
дам их вам». И затем он подумал: «Эти два старца сде­
лали мне великое благо, и это они были причиной моего
прихода на острова Вак. Если бы не они, я бы не достиг
Этих мест и не освободил бы жены и детей и не полу­
чил бы палочки и колпака». И тогда он поднял голову и
сказал: «Хорошо, я вам их дам, но только, господа мои,
я боюсь, что величайший царь, родитель моей жены, при­
дет в наши страны с войсками, и они начнут со мной сра­
жаться, а я не могу отразить их ничем, кроме палочки и
колпака». И шейх Абд-аль-Каддус сказал Хасану: «О дитя
мое, не бойся! Мы будем здесь для тебя соглядатаями и
разведчиками, и всякого, кто придет к тебе от отца твоей
жены, мы отразим! Не бойся же совсем ничего, вообще и
совершенно, успокой душу, прохлади глаза и расправь
грудь: с тобой не будет дурного».
И когда Хасан услышал слова шейха, его охватил
стыд, и он отдал колпак шейху Абу-р-Рувейшу и сказал
шейху Абд-аль-Каддусу: «Проводи меня в мою страну, и
я отдам тебе палочку». И оба шейха обрадовались силь­
ной радостью и собрали Хасану деньги и сокровища, пе­
ред которыми бессильны описания, и Хасан провел у них
три дня и потом захотел уезжать. И шейх Абд-аль-Каддус
собрался ехать с ним, когда Хасан сел на коня и посадил
на коня свою жену, шейх Абд-аль-Каддус свистнул, и
вдруг явился из глубины пустыни большой слон, торо­
пливо переставлявший передние и задние ноги. И шейх
Абд-аль-Каддус схватил его и сел на него и поехал с Ха­
саном, его женой и детьми, а что касается шейха Абу-р-
Рувейша, то он вошел в пещеру. И Хасан с женой, детьми
и шейхом Абд-аль-Каддусом ехали, пересекая землю
вдоль и вширь, и шейх Абд-аль-Каддус указывал им лег­
кую дорогу и ближние проходы, и они приблизились
К родной земле.
 Сказка о Хасане басрийском

И Хасан обрадовался приближению к земле его ма­

тери и возвращению с его женой и детьми, и, достигнув
своей земли после этих тяжких ужасов, он прославил за
Это великого Аллаха и возблагодарил его за благодеяние
и милость и произнес такие стихи:
«Быть может, нас сведет Аллах уж скоро,
И будем обниматься мы с тобою.
О самом дивном вам расскажу, что было
И что я вынес, мучаясь разлукою.
Я исцелю глаза, на вас взирая, —
Поистине, душа моя тоскует,
В душе моей для вас рассказ я спрятал,
Чтоб рассказать его в день встречи с вами.

Я буду вас корить за то, что было. —

Укоры кончатся, любовь продлится».

А когда Хасан окончил свои стихи, он посмотрел, и

вдруг блеснул перед ним зеленый купол и бассейн и зе­
леный дворец, и показалась вдали Гора Облаков. И тогда
шейх Абд-аль-Каддус сказал им: «О Хасан, радуйся
благу! Ты сегодня ночью будешь гостем у дочери моего
брата». И Хасан обрадовался великой радостью, и его
жена тоже, и они остановились возле купола и отдох­
нули, попили и поели и потом сели и ехали, пока не при­
близились ко дворцу. И когда они подъехали, к ним вы­
шли дочери царя, брата шейха Абд-аль-Каддуса, и встре­
тили их и поздоровались с ними и со своим дядей, и дядя
их поздоровался с ними и сказал: «О дочери моего брата,
вот я исполнил желание вашего брата Хасана и помог
ему освободить его ясену и детей!»
И девушки подошли к Хасану и обняли его, радуясь
ему, и поздравили его со здоровьем и благополучием и
соединением с женой и детьми, и был у них день празд­
ничный. А потом подошла младшая сестра Хасана и об­
няла его и заплакала сильным плачем, и Хасан тоже за­
плакал с нею из-за долгой тоски. И девушка пожалова­
238 Восемьсот тридцать первая ночь

лась ему, какую она испытывает боль из-за разлуки и

утомления души, и что она испытала в разлуке с ним, и
произнесла такие два стиха:
«Когда удалился ты, смотрел на других мой глаз,
Но образ твой перед ним покачивался всегда.

Когда же смежался он, являлся ты мне во сне,

Как будто меж веками и глазом живешь ты, друг».

А окончив свои стихи, она обрадовалась сильной ра­

достью, и Хасан сказал ей: «О сестрица, я никого не бла­
годарю в этом деле, кроме тебя, прежде всех сестер! Ал­
лах великий да будет близок к тебе с его помощью и про­
мыслом». И потом он рассказал ей обо всем, что с ним
случилось во время путешествия, с начала до конца, и что
он вытерпел, и что произошло у него с сестрою его
жены, и как он освободил жену и детей, и рассказал ей
также, какие он видел чудеса и тяжкие ужасы, вплоть до
того, что сестра его жены хотела зарезать его и заре­
зать ее и зарезать ее детей, и не спас их никто, кроме
Аллаха великого. А затем он рассказал ей историю с па­
лочкой и колпаком и рассказал о том, что шейх Абу-р-
Рувейш и шейх Абд-аль-Каддус попросили их у него, и
он отдал их им только ради нее. И сестра Хасана побла­
годарила его за это и пожелала ему долгого века, а он
сказал: «Клянусь Аллахом, я не за­
буду всего того добра, которое ты
мне сделала с начала дела и до
конца...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
тридцать первая ночь, она сказала:
тридцать «Дошло до меня, о счастливый
первая, ночь царь, что когда Хасан встретился
с девушками, он рассказал своей
сестре обо всем, что он вытерпел, и сказал: «Я не забуду
того, что ты со мной сделала от начала времени и до
 Сказка о Хасане басрийском

конца». И его сестра обернулась к его жене Манар-ас-

Сана и обняла ее и прижала ее детей к груди и сказала
ей: «О дочь царя величайшего, разве нет в твоем сердце
жалости, что ты разлучила его с детьми и сожгла из-за
них его сердце? Разве ты хотела, делая это, чтоб он
умер?» И Манар-ас-Сана засмеялась и сказала: «Так су­
дил Аллах, — хвала ему и величие! — и кто обманывает
людей, того обманет Аллах!» И затем им принесли кое-
какой еды и питья, и все вместе поели, попили и повесе­
лились.
И Хасан провел у девушек десять дней за едой и
питьем, в радости и счастии, а после десяти дней Хасан
стал собираться в путь, и его сестра собрала ему деньги
и редкости, для которых бессильны описания. И она при­
жала его к груди на прощанье и обняла его, и Хасан,
указывая на нее, произнес такие стихи:

«Влюбленного забвение отдаленно,

Разлука же с возлюбленным так ужасна.

Суровость, отдаленье — для нас мука.

Тот мученик, убит кто был своей страстью.

Сколь долгой ночь влюбленному кажется,

Оставил что любимого и один он!

Ток слезы его вдоль щек его катится,

И молвит он: «О слезы, можно ль прибавить?»

А потом Хасан дал шейху Абд-аль~Каддусу палочку, и

тот обрадовался ей сильной радостью и поблагодарил за
Это Хасана. И, взяв от него палочку, он поехал и вер­
нулся в свое жилище. А Хасан с женой и детьми выехал
из дворца девушек, и те вышли, чтобы проститься с ним*
и потом вернулись, а Хасан отправился в свою страну.
И он ехал пустыннейшей степью два месяца и десять
дней и достиг города Багдада. Обители Мира, и пришел
к своему дому через потайную дверь, которая открыва-
240 Восемьсот тридцать первая ночь

лась в сторону пустыни и равнины, и постучал в ворота.

А его мать от долгого его отсутствия рассталась со сном
и не оставляла грусти, плача так, что заболела и пере­
стала есть пищу. И она не наслаждалась сном, а плакала
ночью и днем, неустанно поминая своего сына, и потеряла
она надежду на возвращение его.
И когда Хасан остановился у ворот, он услышал, что
его мать плачет и говорит такие стихи:

«Аллахом молю, владыки, хворого исцелять,

Чье тело худеет так, а сердце разбит о.

Коль близость дадите вы по щедрости вашей к нам,

Влюбленного милостью любимых зальете.

Но я не отчаялась в сближенье, — могуч Аллах,

И часто за трудностью идет облегченье».

А окончив свои стихи, она услыхала, что сын ее Ха­

сан кричит у ворот: «О матушка, дни даровали едине­
ние!» И, услышав его слова, она узнала его и подошла
к воротам и веря и не веря. И она открыла ворота и уви­
дела, что ее сын стоит, и с ним его жена и дети, и вскрик­
нула от сильной радости и упала на землю, покрытая бес­
памятством. И Хасан до тех пор ласкал ее, пока она не
очнулась. И тогда она обняла его и заплакала, а потом
она позвала слуг и рабов Хасана и приказала им внести
в дом все, что с ним было, и они внесли тюки в дом.
И вошла жена Хасана и его дети, и мать его поднялась
и обняла ее и поцеловала ее в голову и поцеловала ей ноги
и сказала: «О дочь царя величайшего, если я ошиблась
по отношению к тебе, то вот я прошу прощенья у вели­
кого Аллаха!» А потом она обратилась к своему сыну и
спросила его: «О дитя мое, в чем причина этой долгой от­
лучки?»
И когда мать спросила его об этом, Хасан рассказал
ей обо всем, что с ним случилось, с начала до конца, и,
услышав его слова, она закричала великим криком и
 Сказка о Хасане басрийском 244

упала на землю без памяти из-за упоминания о том, что

случилось с ее сыном. И Хасан до тех пор ласкал ее, пока
она не очнулась, и тогда она сказала ему: «О дитя мое,
клянусь Аллахом, ты напрасно пренебрег палочкой и кол­
паком. Если бы ты их сохранил и оставил себе, ты,
право, овладел бы землей и в^оль и вширь, но хвала Ал­
лаху, о дитя мое, за спасение твое и твоей жены и
детей!»
PI они провели наилучшую и приятнейшую ночь,
а когда наступило утро, Хасан переменил бывшие на нем
одежды и надел платье из наилучшей материи, и вышел
на рынок, и стал покупать рабов, неволышц, материи и
дорогие вещи — платья, украшенья и ковры, а также до­
рогую посуду, какой не найти у царей. И еще он купил
дома, и сады, и имения, и прочее, и жил с детьми, женой
и матерью за едой, питьем и наслаждениями. И они жили
прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не пришла
к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница
собраний. Хвала же да будет властителю видимого и не­
видимого царства, живому, вечному, который не умирает.

9 «tool но^ь», т. /
щр
w
^
ш
в у ю
ассказывают также, — начала но-
сказку Шахразада, — что был
в древние времена и минувшие века и годы в городе Баг­
даде человек-рыбак, по имени Халифа, и был это человек
бедный по состоянию, который никогда еще в жизни не
женился. И случилось в один день из дней, что он взял
сеть и отправился с нею, по обычаю, к реке, чтобы поло­
вить раньше рыбаков. И, придя к реке, он подпоясался,
подоткнул платье и подошел к реке и, развернув свою
сеть, закинул ее первый раз и второй раз, но в ней ни­
чего не поднялось. И он закидывал ее до тех пор, пока
не закинул десять раз, и не поднялось в ней совсем ни­
чего. И стеснилась грудь рыбака, и смутились мысли его,
и он воскликнул: «Прошу прощения у Аллаха великого,
 Сказка о рыбаке Халифе 243

кроме которого нет бога, живого, самосущего, и возвра­

щаюсь к нему! Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха,
высокого, великого! Чего хочет Аллах, то бывает, а чего
не хочет он, то не бывает! Надел — от Аллаха, — велик
он и славен! И когда дает Аллах рабу, не отказывает ему
никто, а когда отказывает Аллах рабу, не дает ему ни­
кто!» И потом, от охватившего его великого огорчения,
он произнес такие два стиха:

«Когда поражает рок своею превратностью,

Терпение ты готовь и грудь для него расправь,

Поистине, ведь господь миров, в своей щедрости

И милости, после горя даст облегчение»,

И он посидел немного, размышляя о своем деле, и

склонил голову к земле, а потом произнес такие стихи:

«Терпи и сладость дней, терпи и горечь их,

И знай — Аллах всегда достигнет дел своих.

Ведь похожа ночь огорчения на нарыв порой,

И вожусь я с ним, пока удастся проткнуть его.

Проходят часто превратности над юношей

И кончаются, и ему на ум не приходят вновь»,

И потом он сказал про себя: «Брошу еще этот раз и

положусь на Аллаха. Может быть, он не обманет моей
надежды». И он подошел и бросил сеть в реку, размах­
нувшись на длину руки, и свернул веревки и подождал не­
которое время, а потом он потянул сеть и нашел ее тяже­
лой...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи,
9*
2i4 Восемьсот тридгщть вторая ночь

Когда же настала восемьсот тридцать вторая ночь, она

сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда
Халифа-рыбак закинул сеть в реку
несколько раз и в ней ничего не
поднялось, он стал размышлять о
своем деле и произнес предыдущие
стихи, а потом сказал про себя:
«Брошу еще раз и положусь на Ал­
лаха. Может быть, он не обманет
Восемьсот моей надежды». И он поднялся и
тридцать закинул сеть и подождал некоторое
вторая мочь время, а затем он потянул сеть и
нашел ее тяжелой. И, почувствовав,
что сеть тяжелая, рыбак стал действовать с нею осторож­
но и тянул ее до тех пор, пока она не вышла на сушу.
И вдруг в ней оказалась обезьяна, одноглазая и хромая!
И, увидав ее. Халифа воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме
как у Аллаха! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему
возвращаемся! Что это за скверное счастье и зловещее
предзнаменование! Что случилось со мной в этот благо­
словенный день! Но все это — по предопределению вели­
кого Аллаха!»
И потом он взял обезьяну и привязал ее на веревку
и, подойдя к дереву, высившемуся на берегу реки, привя­
зал к нему обезьяну. А с рыбаком был бич, и он взял
его в руку и поднял в воздухе и хотел опустить его на
обезьяну, но Аллах заставил эту обезьяну говорить ясным
языком, и она сказала: «О Халифа, удержи твою руку и
не бей меня. Оставь меня привязанной к этому дереву,
ступай к реке и закинь твою сеть, полагаясь на Аллаха, —
он принесет тебе твой надел».
И, услышав слова обезьяны, Халифа взял сеть, подо­
шел к реке и закинул ее, отпустив веревки, а потом он
потянул сеть и нашел, что она тяжелей, чем в первый
раз. И он до тех пор бился над сетью, пока она не вышла
на берег, и вдруг в ней оказалась другая обезьяна с рас­
ставленными зубами, насурмленными глазами и накра­
шенными руками, и эта обезьяна смеялась, а вокруг
 Сказка о рыбаке Халифе

пояса у нее была рваная тряпка. И Халифа воскликнул:

«Хвала Аллаху, который заменил рыб в реке обезья­
нами!» А затем он подошел к той обезьяне, что была
привязана к дереву, и сказал ей: «Посмотри, о злосчаст­
ная, как скверно то, что ты мне посоветовала! Никто не
натолкнул меня на вторую обезьяну, кроме тебя, и когда
ты пожелала мне доброго утра, с твоей хромотой и одно-
глазостью, я стал побежден и утомлен и не владел ни
дирхемом, ни динаром!»
И он взял в руки дубинку и, покрутив ею в воздухе
три раза, хотел опустить ее на обезьяну, и та воззвала
к Аллаху о помощи и сказала рыбаку: «Прошу тебя, ради
Аллаха, лрости меня ради этого моего товарища и проси
у него то, что тебе нужно: он приведет тебя к тому, что
ты желаешь». И Халифа бросил дубинку и простил
обезьяну, а потом он подошел ко второй обезьяне и оста­
новился подле нее, и обезьяна сказала: «О Халифа, тебе
не будет от этих слов никакого проку, если ты не выслу­
шаешь того, что я тебе скажу, а если ты меня выслу­
шаешь и послушаешься меня и не станешь мне перечить,
я буду причиной твоего богатства». — «Что ты мне ска­
жешь, чтобы мне тебя послушаться?» — спросил Халифа.
И обезьяна сказала: «Оставь меня здесь привязанной,
пойди к реке и закинь твою сеть, а я тебе скажу, что
тебе после этого делать».
И Халифа взял сеть и пошел к реке и закинул сеть и
подождал над нею немножко, а потом он потянул сеть и
нашел ее тяжелой. И он бился над сетью, пока не поднял
ее на сушу, и вдруг в ней оказалась еще одна обезьяна,
но только эта обезьяна была красная, и вокруг пояса
у нее была синяя тряпка, и у нее были накрашены руки
и ноги и насурмлены глаза. И, увидав ее, Халифа вос­
кликнул: «Слава Аллаху великому, слава властителю вла­
сти! Поистине, сегодняшний день благословен с начала
до конца, ибо звезда его принесла счастье в лице первой
обезьяны, а содержание страницы видно по заглавию. Се­
годняшний день — день обезьян, и не осталось в реке ни
одной рыбы, и мы вышли сегодня лишь для того, чтобы
246 Восемьсот тридцать третья ночь

ловить обезьян. Хвала Аллаху, который заменил рыб

обезьянами!»
И потом он обратился к третьей обезьяне и спросил
ее: «А ты что еще такое, о злосчастная?» И обезьяна
сказала ему: «Разве ты не знаешь меня, о Халифа?» —
«Нет», — отвечал Халифа. И обезьяна сказала: «Я обе­
зьяна Абу-с-Саадата, еврея-менялы». — «А что ты де­
лаешь?» — спросил Халифа. И обезьяна ответила: «Я же­
лаю ему доброго утра в начале дня, и он наживает пять
динаров, и желаю ему доброго вечера в конце дня, и он
наживает пять динаров». И Халифа обратился к первой
обезьяне и сказал ей: «Посмотри, о злосчастная, ка­
кие у людей хорошие обезьяны! А ты? Ты желаешь
мне доброго утра своей хромотой и одноглазостью и
зловещим видом, и я стану бедным, разоренным и го­
лодным».
И он взял дубинку и покрутил ею в воздухе три раза
и хотел опустить ее на обезьяну, но обезьяна Абу-с-Саа-
дата сказала ему: «Оставь ее, о Халифа, убери твою руку
и подойди ко мне, а я тебе скажу, что тебе делать».
И Халифа кинул из руки дубинку и, подойдя к обезьяне,
спросил ее: «Что ты мне скажешь, о госпожа всех
обезьян?» И обезьяна сказала: «Возьми сеть и закинь ее
в реку и оставь меня с этими обезьянами сидеть с тобой,
и что бы для тебя в ней ни подня­
лось, подай это и подойди ко мне,
и я расскажу тебе что-то, что тебя
обрадует...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
Восемьсот тридцать третья ночь, она сказала:
тридцать «Дошло до меня, о счастливый царь,
т рет ья ночь что когда обезьяна Абу-с-Саадата
сказала Халифе: «Возьми твою сеть
и закинь ее в реку, и все, что поднимется в ней для тебя,
подай и подойди ко мне, а я расскажу тебе что-то, что тебя
обрадует», — Халифа ответил: «Слушаю и повинуюсь!»
 Сказка о рыбаке Халифе 247

А потом он взял сеть, свернул ее и положил на плечо

и произнес такие стихи:
«Сжимается когда грудь, взываю к создателю-—
Ведь властен он облегчить все трудное людям.

Еще не вернулся взор, а милостью господа

Разбитое цело вновь, и пленник свободен,

Вручи же Аллаху ты дела свои полностью,

Ведь милости господа всяк видящий знает»*

И еще он произнес такие два стиха:

«Ты тот, кто людей всех вверг в великие тяготы,
Сотри же заботы ты и бедствий причины,

Мне жадности не внушай к тому, чего не добыть,

Сколь многих желающих желанья не сбылись!»

А окончив свои стихи, Халифа подошел к реке и заки­

нул в нее сеть и подождал над нею немного, а затем он
потянул ее, и вдруг оказалось, что в ней рыба-окунь,
большеголовая и с хвостом, точно поварешка, а глаза
у нее были как два динара. И, увидев эту рыбу, Халифа
обрадовался, так как он ни разу в жизни не поймал ей
подобной, и взял ее, дивясь на нее, и принес ее к
обезьяне Абу-с-Саадата еврея, и был таков, как будто он
овладел целым светом. И обезьяна еврея спросила его:
«Что ты будешь с ней делать, о Халифа, и как ты посту­
пишь с твоей обезьяной?» И Халифа молвил: «Я рас-*
скажу тебе, о госпожа всех обезьян, что я сделаю. Знай,
что прежде всего я придумаю, как погубить эту прокля­
тую, мою обезьяну, и возьму тебя вместо нее и буду тебя
каждый день кормить чем пожелаешь». — «Раз ты из­
брал меня, — сказала обезьяна, — я скажу тебе, как сде­
лать, и будет в этом благо твоего состояния, если захочет
великий Аллах. Пойми же то, что я тебе скажу. Приготовь
и для меня тоже веревку и привяжи меня к дереву и
 Восемьсот тридцать третья ночь

оставь меня, а сам же выйди на середину отмели и за­

кинь твою сеть в реку Тигр. А когда закинешь ее, подо­
жди немного и вытяни ее: ты найдешь в ней рыбу, пре­
краснее которой ты не видал за всю твою жизнь. При­
неси ее и подойди ко мне, а я скажу тебе, что делать
потом».
И Халифа поднялся в тот же час и минуту и закинул
сеть в реку Тигр и вытянул ее и увидел в ней рыбу бе­
лугу величиной с барашка, подобной которой он не ви­
дал за всю жизнь, и она была больше первой рыбы.
И Халифа взял ее и пошел к обезьяне, и обезьяна ска­
зала ему: «Принеси немного зеленой травы и положи по­
ловину ее в корзину, и положи рыбу на траву и прикрой
ее другой половиной. Оставь нас привязанными, поставь
корзину на плечо и пойди с нею в город Багдад и никому,
кто с тобой заговорит или тебя спросит, не давай ответа,
пока ае придешь на рынок менял. Ты найдешь в глубине
рынка лавку моего хозяина, Абу-с-Саадата еврея, шейха
менял, и увидишь, что он сидит на кресле, с подушкой за
спиной, и перед ним стоят два сундука, один для золота,
другой для серебра, и возле него — невольники, рабы и
слуги. Подойди к нему и поставь перед ним корзинку и
скажи ему: «О Абу-с-Саадат, я сегодня вышел на ловлю
и закинул сеть на твое имя, и послал Аллах великий эту
рыбу». И он тебе скажет: «Показывал ли ты ее другому?»
А ты скажи: «Нет, клянусь Аллахом!» И он возьмет у тебя
рыбу и даст тебе динар, а ты верни его ему, и он даст
тебе два динара, и всякий раз, как он тебе что-нибудь
даст, возвращай это, и даже если бы он дал тебе вес рыбы
золотом, не бери у него ничего. И он скажет тебе: «Скажи
мне, что ты хочешь?» И ты скажи: «Клянусь Аллахом,
я продам ее только за два слова». И когда он тебя спро­
сит: «А что это за два слова?» скажи ему: «Встань на
ноги и скажи: «Засвидетельствуйте, о те, кто есть на
рынке, что я променял обезьяну Халифы-рыбака на мою
оЬезьяну и обменял его долю на мою долю и его счастье
на мое счастье». И вот плата за рыбу, и це нужно мне
Золота». И когда он это сделает, я стану каждый день
 Сказка о рыбаке Халифе 249

желать тебе доброго утра и доброго вечера, и ты будешь

каждый день наживать десять динаров золотом. А Абу-
с-Саадату еврею будет желать доброго утра его обезьяна,
Эта кривая, хромая, и Аллах каждый день будет испыты­
вать его штрафом, который он станет платить. И это бу­
дет так, пока он не обеднеет и не окажется совсем без
ничего. Послушайся же того, что я тебе говорю: будешь
счастлив и пойдешь прямым путем!»
И когда Халифа-рыбак услышал слова обезьяны, он
сказал: «Я принимаю то, что ты мне посоветовала, о царь
всех обезьян, а что касается этого злосчастного, — да не
благословит его Аллах! — я не знаю, что мне с ним де­
лать». — «Отпусти его в воду и отпусти меня тоясе», —
сказала обезьяна. И Халифа отвечал: «Слушаю и пови­
нуюсь!» И он подошел к обезьянам и развязал их и оста­
вил, и они спустились в море, а Халифа подошел к рыбе,
взял ее и вымыл и положил под нее в корзину зеленой
травы и прикрыл ее тоя«е травою, и понес ее на плече,
напевая такую песенку:
«Вручи дела господу небес и спасешься ты,
И доброе совершай всю жизнь, не горюя, ты

Людей обвиненных избегай — обвинят тебя,

Ярык придержи и не бранись — побранят тебя...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
тридцать четвертая ночь, она ска*
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда Халифа-рыбак
кончил петь, он понес корзину на
Восемьсот плече и пошел и шел до тех пор,
тридцать пока не вошел в город Багдад.
четвертая, ночь И когда он вошел, люди узнали его
и стали ему кричать, говоря: «Что
с тобой, о Халифа?» Но Халифа не обращал ни на кого
внимания, пока не пришел на рынок менял. И он прошел
230 Восемьсот тридцать четвертая ночь

мимо лавок, как наказывала ему обезьяна, и заметил того

еврея и увидел, что он сидит в лавке, а слуги прислужи­
вают ему, и он — точно царь из царей Хорасана. И, уви­
дав еврея, Халифа узнал его и подошел и остановился
перед ним, и еврей поднял к нему голову и узнал его и
сказал: «Привет тебе, о Халифа, какое у тебя дело и чего
ты хочешь? Если кто-нибудь с тобой заговорил или по­
спорил, скажи мне. Я пойду с тобой к вали, и он возьмет
для тебя с него должное!» — «Нет, клянусь жизнью твоей
головы, о начальник евреев, — ответил Халифа. — Со
мной никто не заговаривал, но я вышел сегодня из дому,
на твое счастье, и пошел к реке и закинул сеть в Тигр,
я поймалась вот эта рыба».
И он открыл корзину и бросил рыбу перед евреем, и
когда еврей увидал ее, он нашел ее прекрасной и восклик­
нул: «Клянусь торой и десятью заповедями, я вчера спал
и видел во сне, что я стою перед Девой и она говорит
мне: «Знай, о Абу-с-Саадат, что я послала тебе хороший
подарок». Наверное, подарок — эта рыба, без сомнения!»
И затем он обернулся к Халифе и спросил его: «Закли­
наю тебя твоей верой: видел ли ее кто-нибудь, кроме
меня?» И Халифа ответил: «Нет, клянусь Аллахом! Кля­
нусь Абу-Бекром Правдивым1, о начальник евреев, ее
не видел никто, кроме тебя». И еврей обернулся к одному
из своих слуг и сказал ему: «Пойди сюда, возьми эту
рыбу и ступай с нею домой, и пусть Суада ее приготовит,
сжарит и поджарит к тому времени, как я кончу работу
и приду». И Халифа тоже сказал ему: «Ступай, мальчик,
и пусть жена хозяина изжарит часть рыбы и поджарит
часть ее». И слуга отвечал: «Слушаю и повинуюсь, о гос­
подин!» И затем он взял рыбу и пошел с ней домой.
А что касается еврея, то он протянул руку с динаром
и дал его Халифе-рыбаку, говоря: «Возьми это себе, о Ха­
лифа, и трать на твою семью». И когда Халифа увидал
динар у себя в руке, он воскликнул: «Слава властителю

1 А б у - Б е к р П р а в д и в ы й — первый «правоверный» ха­

лиф (правил с 632 по 634 год)*
 Сказка о рыбаке Халифе

власти!», точно он никогда в жизни не видал ни кусочка

золота, и взял динар и прошел немного. Но потом он
вспомнил наставление обезьяны и вернулся и бросил
еврею динар и воскликнул: «Возьми твое золото и отдай
людям их рыбу! Разве люди для тебя посмешище?»
И еврей, услышав его слова, подумал, что он с ним шу­
тит, и дал ему два динара сверх первого динара, но Ха­
лифа сказал: «Подавай рыбу, без шуток! Разве ты не
знаешь, что я продаю рыбу за такую цену?» И еврей
протянул руку еще к двум и сказал Халифе: «Возьми эти
пять динаров в уплату за рыбу и брось жадничать!»
И Халифа взял деньги в руку и ушел с ними, радуясь, и
он смотрел на золото, дивясь на него и говоря: «Слава
Аллаху! Нет у халифа Багдада того, что есть у меня в
сегодняшний день!»
И он шел до тех пор, пока не пришел к началу рынка,
и тогда он вспомнил слова обезьяны и наставление, ко­
торое она ему дала, и вернулся к еврею и бросил ему зо­
лото. «Что с тобой, о Халифа, что тебе нужно? Ты хо­
чешь взять свои динары дирхемами?» — спросил его
еврей. И Халифа сказал: «Я не хочу ни дирхемов, ни ди­
наров, я хочу только, чтобы ты отдал мне чужую рыбу».
И еврей рассердился и закричал на Халифу и сказал:
«О рыбак, ты приносишь мне рыбу, не стоящую и ди­
нара, а я тебе даю за нее пять динаров, а ты недоволен!
Бесноватый ты, что ли? Скажи мне, за сколько ты ее
продаешь?» — «Я не продам ее ни за серебро, ни за зо­
лото, я продам ее только за два слова, которые ты мне
скажешь», — ответил Халифа. И когда еврей услышал эти
слова, глаза его поднялись к темени, у него захватило
дыхание, и он заскрежетал зубами и крикнул: «О обрезок
мусульман, разве ты хочешь, чтобы я расстался с моей
верой ради твоей рыбы и желаешь испортить мою рели­
гию и исповедание, в котором я нашел, прежде меня, моих
отцов?»
И он кликнул своих слуг, и когда те появились перед
ним, сказал им: «Горе вам, вот перед вами этот злосчаст­
ный — разбейте ему затылок затрещинами и умножьте
252 Восемьсот тридцать пятая ночь

его муки побоями!» II слуги набросились на Халифу

с побоями и били его до тех пор, пока он не упал возле
лавки. II тогда еврей сказал им: «Отпустите его, чтобы он
встал». И Халифа вскочил на ноги, словно с ним ничего
не было, и еврей сказал ему: «Говори, что ты хочешь в
уплату за эту рыбу, и я тебе дам. Но ты не получил от
нас сейчас ничего хорошего». — «Не бойся за меня, из-
За побоев, хозяин, я съедаю столько ударов, как десять
ослов», — сказал Халифа. И еврей рассмеялся его словам
и воскликнул: «Заклинаю тебя Аллахом, скажи мне, что
ты хочешь, и клянусь моей верой — я дам это тебе». —
«Не удовлетворит меня, как плата от тебя за эту рыбу,
ничто, кроме двух слов», — ответил Халифа. И еврей
сказал: ч<Я полагаю, ты хочешь, чтобы я принял ис­
лам?» — «Клянусь Аллахом, о еврей, — ответил Хали­
фа, — если ты станешь мусульманином, твой ислам не
ломоя;ет мусульманам и не повредит евреям, а если ты
останешься нечестивым, твое нечестие не повредит му­
сульманам и не поможет евреям. Но вот чего я от тебя
требую: встань на ноги и скажи: «Засвидетельствуйте,
о люди на рынке, что я променял обезьяну Халифы-ры­
бака на мою обезьяну и мою долю в жизни на его долю
и мое счастье на его счастье». — «Если это и есть твое же­
лание, то оно для меня легко», — сказал еврей...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
тридцать пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что еврей сказал Халифе-рыбаку:
«Если это есть твое желание, то
Восемьсот оно для меня легко». И еврей под­
тридцать нялся в тот же час и минуту и
пятая ночь встал на ноги и сказал так, как
сказал Халифа-рыбак, а потом он
обернулся к нему и спросил: «Осталось ли тебе с меня
еще что-нибудь?» — «Нет», — отвечал Халифа. И еврей
сказал: «С миром!»
 Сказка о рыбаке Халифе

И Халифа в тот же час и минуту поднялся, взял свою

корзину и сеть и пошел к реке Тигру. И он закинул сеть
и потянул ее и нащел ее тяжелой и вытянул ее только
после стараний. И, вытянув сеть, он увидел, что она на­
полнена рыбой всех сортов. И подошла к нему женщина
с блюдом и дала ему динар, а Халифа дал ей на него
рыбы, и подошел к нему другой слуга и взял у него на
динар, и так продолжалось, пока он не продал рыбы на
десять динаров, и каждый день он продавал на десять
динаров, до конца десяти дней, так что набрал сто ди­
наров золотом.
А у этого рыбака был дом, внутри прохода купцов.
И в одну ночь из ночей рыбак лежал у себя в доме и ска­
зал себе: «О Халифа, все люди знают, что ты бедный че­
ловек, рыбак, а теперь у тебя оказалось сто золотых
динаров. Непременно услышит твою историю повелитель
правоверных Харун ар-Рашид от кого-нибудь из людей,
и, может быть, ему понадобятся деньги, и он пошлет за
тобой и скажет: «Мне нужно некоторое количество денег.
И дошло до меня, что у тебя есть сто динаров, одолжи
их мне». И я скажу ему: «О повелитель правоверных,
я человек бедный, и тот, кто тебе рассказал, что у меня
есть сто динаров, налгал на меня. Ни со мной, ни у меня
ничего такого нет». И халиф передаст меня вали и ска­
жет ему: «Обнажи его от одежды, и мучай его побоями,
и заставь его сознаться: может быть, он признается, что
у него есть золото в сундуке». Вот правильное решение,
которое освободит меня из этой ловушки: я сейчас встану
и буду пытать себя бичом, чтобы закалиться против по­
боев». И гашиш, которого рыбак наелся, сказал ему:
«Встань, обнажись от одежды». И он тотчас же и в ту
же минуту встал, обнажился от одежды и взял в руку
бывший у него бич. А у него была кожаная подушка, и
он стал бить раз по этой подушке и раз по своей коже,
и начал кричать: «Ах, ах, клянусь Аллахом, это пустые
слова, о господин мой, и они лгут на меня. Я бедный че­
ловек, рыбак, и нет у меня ничего из благ мира!»
т Восемьсот тридцать пятая ночь

И люди услышали, как Халифа-рыбак сам себя пытает

и ударяет бичом по подушке (а от звука ударов по его
телу и по подушке ночью стоял гул). И в числе тех, кто
его слышал, были купцы, и они сказали: «Посмотри-ка!
Чего этот бедняга кричит, и мы слышим, как на него опу­
скаются удары. Похоже, что на него напали воры, и это
они его пытают». И они все пошли на звук ударов и кри­
ков и вышли из своих жилищ и пришли к дому Халифы
и увидели, что он заперт, и сказали друг другу: «Может
быть, воры напали на него, зайдя за комнату; нам сле­
дует поэтому войти через крышу».
И они поднялись на крышу и спустились через отвер­
стие в ней и увидели, что Халифа голый и пытает са­
мого себя. И они сказали ему: «Что с тобой, о Халифа,
в чем твое дело?» И Халифа ответил: «Знайте, о люди,
что у меня оказалось несколько динаров, и я боюсь, что
о моем деле донесут повелителю правоверных Харуну ар-
Рашиду, и он призовет меня к себе и потребует от меня
Эти динары, и я начну отрицать. И если я буду отрицать,
я боюсь, что он станет меня мучить. И вот я сам себя му­
чаю и делаю это, чтобы закалиться против того, что бу­
дет». И купцы стали над ним смеяться и сказали: «Брось
такие дела, да не благословит Аллах тебя и динары, кото­
рые пришли к тебе. Ты встревожил нас сегодня ночью
и устрашил наши сердца».
И Халифа перестал бить себя и проспал до утра,
а поднявшись от сна, он хотел идти на работу и подумал
о сотне динаров, которая оказалась у него, и сказал про
себя: «Если я оставлю их дома, их украдут воры, а если
я положу их в карман на поясе, их, может быть, кто-ни­
будь увидит и выследит меня, когда я буду один в месте,
где нет людей, и убьет меня и возьмет их. Но я сделаю
некую хитрость, прекрасную и очень полезную». И он
в тот же час и минуту поднялся и пришил себе карман
к воротнику халата и, завязав сотню динаров в мешочек,
положил его в карман, который он сделал. А затем он
поднялся и взял свою сеть, корзину и палку и шел, пока
не дошел до реки Тигр...»
 Сказка о рыбаке Халифе

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
тридцать шестая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что Халифа-рыбак положил сотню
динаров в карман, взял корзину,
Восемьсот палку и сеть и пошел к реке Тигру.
тридцать Он закинул в нее сеть и потянул ее,
шестам ночь но для него ничего не поднялось, и
тогда он перешел с этого места на
другое место и закинул там сеть, но для него ничего не
поднялось. И он переходил с места на место, пока не от­
далился от города на расстояние половины дня пути, и
все закидывал сеть, но ничего для него не поднималось.
И тогда он сказал в душе: «Клянусь Аллахом, я брошу
сеть в воду еще только этот раз. Либо будет, либо нет!»
И он бросил сеть с великой решимостью от сильного гнева,
и мешок, в котором была сотня динаров, вылетел из его
воротника, упал посреди реки и исчез, увлекаемый силой
течения. И Халифа бросил из рук сеть, обнажился от оде­
жды и, оставив ее на берегу, нырнул за мешком, и он ны­
рял и выплывал около сотни раз, пока его силы не осла­
бели, и он одурел и не нашел этого мешка.
И когда Халифа отчаялся найти его, он вышел на бе­
рег и увидел только палку, сеть и корзину. И он начал
искать свою одежду, но не нашел и следа ее. И тогда
он сказал себе: «Правильно говорится в поговорке: «Па­
ломничество не завершено без сношения с верблюдом».
И он развернул сеть и завернулся в нее и, взяв в руки
палку, поставил корзину на плечо, и пошел, и понесся,
как распаленный верблюд, и, бегая направо и налево,
взад и вперед, взлохмаченный, покрытый пылью, точно
взбунтовавшийся ифрит, когда он вырвется из Сулеймано­
вой тюрьмы.
Вот что было с Халифой-рыбаком.
Что же касается халифа Харуна ар-Рашида, то у него
был приятель-ювелир, которого звали Ибн аль-Кирнас, и
 Восемьсот тридцать шестая ночь

все люди, купцы, посредники и маклера знали, что Ибн

аль-Кирпас — купец халифа, и все, что продавали в го­
роде Багдаде и других местах из драгоценных вещей, не
продавали раньше, чем покажут ему, и в том числе не­
вольников и невольниц. И когда этот купец, то есть Ибн
аль-Кирнас, сидел в один день из дней в своей лавке,
вдруг подошел к нему староста посредников, и с ним
была невольница, подобной которой не видели видящие.
И была она до пределов красива, прекрасна, стройна и
соразмерна, и в числе ее достоинств было то, что она
была осведомлена во всех науках и искусствах, нанизы­
вала стихи и играла на всех музыкальных инструментах.
И купил ее Ибн аль-Кирнас, ювелир, за пять тысяч дина­
ров золотом и одел ее на тысячу динаров и привел ее к по­
велителю правоверных. И эта невольница провела подле
него ночь, и халиф испытывал ее во всех науках и во
зсех искусствах и увидел, что она сведуща во всех на­
уках и ремеслах, и нет ей, в ее век, равной. А было ей
имя Кут-аль-Кулуб, и была она такова, как сказал поэт:

Я взгляд возвращаю к ней, откроет когда лицо,

Опа ж уклоняется от взора повторно.

Газель пам напомнит шеей, коль обернется к нам.

Газели, как сказано, назад смотрят часто.

Но где этому до слов другого:

На помощь от смертного, чью гибкость покажут нам

Высокие, стройные самхарские копья,

Печальны его глаза, пушок его шелковист,

И в сердце больного от любви его место.

А когда наступило утро, халиф Харун ар-Рашид по­

слал за Ибн аль-Кирнасом, ювелиром, и когда тот явился,
назначил ему десять тысяч динаров в уплату за эту не­
вольницу. И сердце халифа стало занято этой невольна-
 Сказка о рыбаке Халифе

дей, названной Кут-аль-Кулуб, и он оставил Ситт-Зу-

бейду, дочь аль-Касима (а она была дочерью его дяди) и
оставил всех любимиц и просидел целый месяц, выходя от
Этой невольницы только на пятничную молитву, а затем
он тотчас же возвращался к ней.
И это стало тревожным для вельмож правления, и
они пожаловались на это дело везирю Джафару Барма-
киду. И везирь выждал, пока не наступил день пятницы,
и вошел в соборную мечеть, и встретился с повелителем
правоверных, и стал ему рассказывать все, какие ему
встречались диковинные истории, связанные с любовью,
чтобы выредать, что с ним такое. И халиф сказал ему:
«О Джафар, клянусь Аллахом, это дело случилось со
мцой не по доброй моей воле, но мое сердце завязло в
сети любви, и я не знаю, что делать». — «Знай, о повели­
тель правоверных, — ответил Джафар, — что эта твоя лю­
бимица, Кут-аль-Кулуб, стала тебе подвластна и сдела­
лась одной из твоих служанок, а чем владеет рука, того
не хочет душа. Я скажу тебе еще и другую вещь: самое
лучшее, чем похваляются цари и царевичи, это охота и
облава и уменье пользоваться случаем и веселиться.
И если ты так сделаешь, ты, может быть, отвлечешься
от нее, а может быть, ты ее забудешь». — «Прекрасно то,
что ты сказал, о Джафар, — воскликнул халиф. — По­
едем сейчас же, сию же минуту на охоту».
И когда кончилась пятничная
молитва, они вышли из мечети и в
тот же час и минуту сели и по­
ехали на охоту и ловлю...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
Восемьсот тридцать седьмая ночь, она ска­
тридцать зала: «Дошло до меня, о счастли­
седьмая мочь вый царь, что халиф Харун ар-Ра-
шид отправился с Джафаром па
охоту и ловлю, и они поехали и достигли пустыни. И по­
велитель правоверных и везирь Джафар ехали верхом на
258 Восемьсот тридцать седьмая ночь

мулах, и они занялись беседой, и войско опередило их.

А их палил зной, и ар-Рашид сказал: «О Джафар, мной
овладела сильная жажда». А потом ар-Рашид напряг зре­
ние и увидел какую-то фигуру на высокой куче и спро­
сил везиря: «Видишь ли ты то, что я вижу?» — «Да, о по­
велитель правоверных, — ответил везирь, — я вижу ка­
кую-то фигуру на высокой куче, и это либо сторож сада,
либо сторож огорода, и при всех обстоятельствах в той
стороне не может не быть воды. Я поеду к нему и при­
несу тебе от него воды», — сказал потом везирь. Но
ар-Рашид молвил: «Мой мул быстрее твоего мула. Постой
Здесь, из-за войска, а я поеду сам, напьюсь у этого че­
ловека и вернусь».
И ар-Рашид погнал своего мула, и мул помчался, как
ветер в полете или вода в потоке, и несся до тех пор,
пока не достиг этой фигуры во мгновение ока. И оказа­
лось, что фигура — не кто иной, как Халифа-рыбак.
И ар-Рашид увидел, что он голый и завернулся в сеть и
глаза его так покраснели, что стали, как огненные фа­
келы, и облик его был ужасен, и стан изгибался, и он
был взлохмаченный, запыленный, точно ифрит или лев.
И ар-Рашид пожелал ему мира, и Халифа возвратил ему
пожелание, разъяренный, и его дыхание пылало огнем.
И ар-Рашид спросил его: «О человек, есть у тебя не­
много воды?» — «Эй, ты, — отвечал Халифа, — слепой
ты, что ли, или бесноватый? Вот тебе река Тигр — она за
Этой кучей».
И ар-Рашид зашел за кучу и спустился к реке Тигру,
и напился и напоил мула, а затем он тотчас же и в ту же
минуту поднялся и, вернувшись к Халифе-рыбаку, спро­
сил его: «Чего это ты, о человек, стоишь здесь, и каково
твое ремесло?» — «Этот вопрос удивительней и диковин­
ней, чем твой вопрос про воду, — ответил Халифа. —
Разве ты не видишь принадлежности моего ремесла
у меня на плече?» — «Ты как будто рыбак», — сказал
ар-Рашид. «Да», — молвил Халифа. И ар-Рашид спросил:
«А где же твой халат, где твоя повязка, где твой пояс и
 Сказка о рыбаке Халифе 259

где твоя одежда?» А вещи, что пропали у Халифы, были

подобны тем, которые назвал ему халиф, одна к одной.
И, услышав от халифа эти слова, Халифа подумал,
что это он взял его вещи на берегу реки, и в тот же час
и минуту спустился с кучи, быстрее разящей молнии и,
схватив мула халифа за узду, сказал ему: «О человек,
подай мне мои вещи и брось играть и шутить!» И халиф
воскликнул: «Клянусь Аллахом, я не видал твоих вещей
и не знаю и х!» А у ар-Рашида были большие щеки и ма­
ленький рот, и Халифа сказал ему: «Может быть, ты по
ремеслу певец или флейтист? Но подай мне мою одежду
по-хорошему, а не то я буду бить тебя этой палкой, пока
чы не обольешься и не замараешь себе одежду».
И халиф, увидав палку Халифа-рыбака и его превос­
ходство над ним, сказал себе: «Клянусь Аллахом, я не
вынесу от этого безумного нищего и пол-удара такой
палкой!» А на ар-Рашиде был атласный кафтан, и он
снял его и сказал Халифе: «О человек, возьми этот каф­
тан вместо твоей одежды». И Халифа взял его и повертел
в руках и сказал: «Моя одежда стоит десяти таких, как
этот пестрый халат». — «Надень его пока, а я принесу
тебе твою одежду», — сказал ар-Рашид. И Халифа взял
кафтан и надел его и увидел, что он ему длинен. А у Ха­
лифы был нож, привязанный к ушку корзины, и он взял
его и обрезал полы кафтана примерно на треть, так что
он стал доходить ему ниже колен, и обернулся к ар-Ра-
шиду и сказал ему: «Ради достоинства Аллаха, о флей­
тист, расскажи мне, сколько тебе полагается каждый ме­
сяц жалованья от твоего господина за искусство играть
на флейте?» — «Мое жалованье каждый месяц — десять
динаров золотом», — сказал халиф. И Халифа восклик­
нул: «Клянусь Аллахом, о бедняга, ты обременил меня
твоей заботой! Клянусь Аллахом, эти десять динаров я за­
рабатываю каждый день! Хочешь быть со мной, у меня
в услужении? Я научу тебя искусству ловить и стану де­
литься с тобой заработком, так что ты каждый день бу­
дешь работать на пять динаров и сделаешься моим слу­
гой, и я буду защищать тебя от твоего господина этой пал-*
260 Восемьсот тридцать восьмая ночь

кой». — «Я согласен на это», — молвил ар-Рашид. И Ха­

лифа сказал: «Сойди теперь со спины ослицы и привяжи
ее, чтоб она помогала нам возить рыбу, и пойди сюда —
я научу тебя ловить сейчас же».
И ар-Рашид сошел со своего мула и, привязав его,
Заткнул полы платья вокруг пояса, и Халифа сказал ему:
«О флейтист, возьми сеть вот так, положи ее на руку
вот так и закинь ее в реку Тигр вот так». И ар-Рашид
укрепил свое сердце и сделал так, как показал ему Ха­
лифа, и закинул сеть в реку Тигр и потянул ее, но не
мог вытянуть. И Халифа подошел к нему и стал ее тя­
нуть, но оба не смогли ее вытянуть. «О злосчастный
флейтист, — сказал тогда Халифа, — если я в первый раз
взял твой кафтан вместо моей одежды, то на этот раз
я возьму у тебя ослицу за мою сеть, если увижу, что она
разорвалась, и буду бить тебя палкой, пока ты не обо­
льешься и не обделаешься». — «Потянем с тобой вме­
сте», — сказал ар-Рашид. И оба потянули и смогли вы­
тянуть эту сеть только с трудом, и,
вытянув ее, они посмотрели и вдруг
видят: она полна рыбы всех сортов
и всевозможных цветов...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
Восемьсот тридцать восьмая ночь, она ска-
тридцать зала: «Дошло до меня, о счастли-
восьмал ночь вый царь, что когда Халифа-рыбак
вытянул сеть вместе с халифом,
они увидели, что она полна рыбы всех сортов, и Халифа
сказал: «Клянусь Аллахом, о флейтист, ты скверный, но
если ты будешь усердно заниматься рыбной ловлей, то
станешь великим рыбаком. Правильно будет, чтобы ты
сел на твою ослицу, поехал на рынок и привез пару кор­
зин; а я посторожу рыбу, пока ты не приедешь, и мы
с тобой нагрузим ее на спину твоей ослицы. У меня есть
весы и гири и все, что нам нужно, и мы возьмем все это
с собой, и ты должен будешь только держать весы и по­
 Сказка о рыбаке Халифе 26f

лучать деньги. У нас рыбы на двадцать динаров. Пото­

ропись же привести корзины и не мешкай». И халиф от­
вечал: «Слушаю и повинуюсь!» — и оставил рыбака и
оставил рыбу и погнал своего мула в крайней радости.
И он до тех пор смеялся из-за того, что случилось у него
с рыбаком, пока не приехал к Джафару.
И, увидав его, Джафар сказал: «О повелитель право­
верных, наверное, когда ты поехал пить, ты нашел хо­
роший сад и вошел туда и погулял там один?» И, услы­
шав слова Джафара, ар-Рашид засмеялся. И все Барма-
киды поднялись и поцеловали землю меж его рук и ска­
зали: «О повелитель правоверных, да увековечит Аллах
над тобой радости и да уничтожит над тобой огорчения!
Какова причина того, что ты задержался, когда поехал
пить, и что с тобой случилось?» — «Со мной случилась
диковинная история и веселое, удивительное дело», —
ответил халиф. И затем он рассказал им историю с Ха-
лифой-рыбаком и рассказал о том, что у него с ним слу­
чилось, как Халифа ему сказал: «Ты украл мою одежду»,
и как он отдал ему свой кафтан и рыбак обрезал кафтан,
увидав, что он длинный.
«Клянусь Аллахом, о повелитель правоверных, — ска­
зал Джафар, — у меня было на уме попросить у тебя этот
кафтан! Но я сейчас поеду к этому рыбаку и куплю
у него кафтан!» — «Клянусь Аллахом, он отрезал треть
кафтана со стороны подола и погубил его! — воскликнул
халиф. — Но я устал, о Джафар, от ловли в реке, так как
я наловил много рыбы и она на берегу реки, у моего хо­
зяина Халифы, который стоит там и ждет, пока я вер­
нусь, захватив для него две корзины и с ними резак.
А потом я пойду с ним на рынок, и мы продадим рыбу
и поделим плату за нее». — «О повелитель правовер­
ных, — сказал Джафар, — а я приведу вам того, кто бу­
дет у вас покупать». — «О Джафар, — воскликнул ха­
лиф, — клянусь моими пречистыми отцами, всякому, кто
принесет мне рыбину из рыбы, что лежат перед Халифой,
который научил меня ловить, я дам за нее золотой
динар!»
262 Восемьсот тридцать восьмая ночь

И глашатай кликнул клич среди свиты: «Идите поку­

пать рыбу повелителя правоверных!» И невольники по­
шли и направились к берегу реки. И когда Халифа ждал,
что повелитель правоверных принесет ему корзины, не­
вольники вдруг ринулись на него, точно орлы, и схва­
тили рыбу и стали класть ее в платки, шитые золотом, и
начали из-за нее драться. И Халифа воскликнул: «Нет
сомнения, что эта рыба — райская рыба!» — и взял две
рыбины в правую руку и две рыбины в левую руку и во­
шел в воду по горло и стал кричат: «Аллах! Ради этой
рыбы пусть твой раб-флейтист, мой товарищ, сейчас же
придет!»
И вдруг подошел к нему один негр. А этот негр был
начальником всех негров, что были у халифа, и он от­
стал от невольников, потому что его конь остановился на
дороге помочиться. И когда этот негр подъехал к Халифе,
он увидел, что рыбы не осталось нисколько — ни мало,
ни много. Он посмотрел направо и налево и увидал, что
Халифа-рыбак стоит в воде с рыбой и сказал: «Эй, рыбак,
пойди сюда». — «Уходи без лишних слов», — ответил
рыбак. И евнух подошел к нему и сказал: «Подай сюда
эту рыбу, а я дам тебе деньги». — «Разве у тебя мало
ума? — сказал Халифа-рыбак евнуху. — Я ее не про­
даю». И евнух вытащил дубинку, и Халифа закричал:
«Не бей, несчастный! Награда лучше дубинки!» А потом
он бросил ему рыбу, и евнух взял ее и положил в платок
и сунул руку в карман, но не нашел там ни одного дир­
хема. «О рыбак, — сказал тогда негр, — твоя доля зло­
счастная: клянусь Аллахом, со мной нет нисколько денег.
Но завтра приходи в халифский дворец и скажи: «Прове­
дите меня к евнуху Сандалю», и слуги приведут тебя ко
мне, и когда ты придешь ко мне туда, тебе достанется
то, в чем будет тебе счастье, и ты возьмешь это и уйдешь
своей дорогой!» И Халифа воскликнул: «Сегодня благо­
словенный день, и благодать его была видна с самого
начала». А потом он положил сеть на плечо и шел, пока
не вошел в Багдад, и прошел по рынкам, и люди увидели
на нем одежду халифа и стали смотреть на него.
 Сказка о рыбаке Халифе 203

И Халифа вошел в свою улицу, а лавка портного по­

велителя правоверных была у ворот этой улицы, и порт­
ной увидал Халифу-рыбака в халате, который стоил ты­
сячу динаров и принадлежал к одеждам халифа, и сказал:
«О Халифа, откуда у тебя эта фарджия?» 1 — «А ты чего
болтаешь? — ответил Халифа. — Я взял ее у того, кого
я научил ловить рыбу, и он стал моим слугой, и я про­
стил его и не отрубил ему руки, так как он украл у меня
одежду и дал мне э тот кафтан вместо нее». И портной
понял, что халиф проходил мимо
рыбака, когда тот ловил рыбу, и
пошутил с ним и дал ему эту фард-
жию...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
'Восемьсот тридцать девятая ночь, она сказала:
тридцать «Дошло до меня, о счастливый
девятая ночь царь, что портной понял, что ха­
лиф проходил мимо Халифы-ры­
бака, когда тот ловил рыбу, и пошутил с ним и дал ему
Эту фарджию, и рыбак отправился домой, и вот то, что
с ним было.
Что же касается халифа Харуна ар-Рашида, то он по­
ехал на охоту и ловлю, только чтобы отвлечься от неволь­
ницы Кут-аль-Кулуб. А когда Зубейда услышала об этой
невольнице и о том, что халиф ею увлекся, ее охватила
ревность, которая охватывает женщин, и она отказалась
от пищи и питья и рассталась со сладостью сна и стала
выжидать отсутствия халифа или его отъезда, чтобы рас­
ставить Кут-аль-Кулуб сети козней. И, узнав, что халиф
выехал на охоту и ловлю, она приказала невольницам
устлать дворец коврами и умножила украшения и ро­
скошь и поставила кушанья и сладости и приготовила в
числе всего этого фарфоровое блюдо с самой лучшей,

1 Ф а р д ж и я — верхняя одежда вроде халата с длинными

и широкими рукавами.
264 Восемьсот тридцать девятая ночь

какая бывает, халвой и положила в нее банджа, при­

мешав его к ней. И потом она приказала кому-то из
евнухов сходить за невольницей Кут-аль-Кулуб и по­
звать ее к трапезе Ситт-Зубейды, дочери аль-Касима,
жены повелителя правоверных, и сказать: «Жена по­
велителя правоверных пила сегодня лекарство, а она
слышала, что ты хорошо поешь, и хочет видеть что-
нибудь из твоего искусства». И невольница отвечала:
«Слушаю и повинуюсь Аллаху и Ситт-Зубейде!» И в
тот же час и минуту она поднялась, не зная, что скрыто
для нее в неведомом, и, взяв нужные ей инструменты,
пошла с евнухом и шла до тех пор, пока не вошла к Ситт-
Зубейде.
И, войдя к ней, она поцеловала землю меж ее руками
множество раз и поднялась на ноги и сказала: «Привет
высокой завесе и неприступному величию, отпрыску
Аббасидов и члену семьи пророка — да приведет тебя
Аллах к преуспеянию и миру на дни и на г о ды ! » — и
стала между других невольниц и евнухов. И тогда Ситт-
Зубейда подняла к ней голову и взглянула на ее красоту
и прелесть, и она увидала девушку с овальными щеками
и грудями, подобными гранатам, с лицом, как месяц,
с блестящим лбом и черным оком, и веки ее покоились
в истоме, а лицо ее блистало светом, и словно бы солнце
всходило от ее лба, и мрак ночи нисходил от ее кудрей,
и мускусом веяло от ее дыханья. И цветы сверкали в ее
красоте, и луну являло ее чело, и ветвью стан ее изги­
бался, и была она подобна полной луне, что засияла во
мраке ночи. И глаза ее ласкали любовью, а брови изги­
бались, как лук, и уста ее были выточены из коралла, и
она ошеломляла красотой смотрящего и очаровывала
взором видящего, — возвышен тот, кто ее сотворил, при­
дал ей совершенство и ее соразмерил! — и была такова,
как сказал поэт о сходной с нею:

Разгневается, и видишь: все убиты,

Простит, и снова души к ним вернутся.
 Сказка о рыбаке Халифе 2в5

Глазами мечет взоры колдовские,

Шлет смерть и жизнь тому, кому желает,

Зрачками в плен берет она народы,

Как будто стали люди ей рабами.

И сказала Ситт-Зубейда девушке: «Приют, уют и про­

стор тебе, о Кут-аль-Кулуб! Садись и покажи нам твою
работу и прекрасное твое искусство!» И Кут-аль-Кулуб
01 вечала: «Х о р о ш о !»— и, протянув руку, взяла бубен,
о котором сказал кто-то такие стихи:

О тар, взлетает сердце от желанья

И громко кричит, коль быот по тебе рукою.

Пленил ведь ты израненное сердце,

И ударять тебя мужам приятно.

Скажи же слово ты, легко иль тяжко —

Звучи как хочешь, — ты увеселяешь.

Будь радостен и стыд отбрось, влюбленный,

Пляши, склонись, диви и удивляйся.

И затем она ударила многими ударами и запела так,

что остановила птиц, и все вокруг взволновалось, а потом
она положила бубен и взяла свирель, о которой сказан
такой стих:

Глаза у нее, и их зрачки людям пальцами

Указывают напев лишь верный, сомненья нет.

И также сказал поэт еще такой стих:

Когда дойдет она до цели песен,

Приятно время радостью сближепья.
266 Восемьсот тридцать девятая ночь

А потом она положила свирель, после того как пришли

из-за нее в восторг все присутствующие, и взяла лютню,
о которой поэт сказал:

О свежая ветвь, что стала лютней певицы той,

Влечет благородных и достойных к себе она*

И щиплет певица струны, чтоб испытать ее,

И пальцы ее — как цепь, прекрасно сплетенная,

И Кут-аль-Кулуб натянула струны лютни, подвинтила

колки и положила ее на колени и наклонилась над ней,
как мать наклоняется над своим ребенком, и казалось,
что о ней и о ее лютне сказал поэт такие стихи:

Персидскою глаголет струной она,

И все поймут, кто прежде понять не мог,

«Любовь — убийца», — нам говорит она«

И разум губит всех мусульман она*

О девушка! Создатель рукой ее

Заставил расписное заговорить*

И лютнею сдержала любви поток,

Как ловкий врач сдержать бы мог крови ток.

И она ударила на четырнадцать ладов и спела под

лютню полный круг, так что ошеломила смотрящих и при­
вела в восторг слушающих, и потом произнесла такие
два стиха;

«Мой приход к тебе благодатен был,

В нем радость вечно новаяг

Успехи в нем сменяются

И счастье не кончается...»
 Сказка о рыбаке Халифе

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот сорока, она
сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что девушка Кут-аль-
Кулуб пропела стихи и ударила по
Лочъ, струнам перед Ситт-Зубейдой, а
дополняющая до потом она встала и начала показы­
восьмисот соропа вать фокусы и проворство рук и
всякие прекрасные штуки, так что
Ситт-Зубейда чуть не влюбилась в нее и подумала:
«Нельзя упрекать ар-Рашида, сына моего дяди, за лю­
бовь к ней». А потом девушка поцеловала перед Зубейдой
землю и села, и ей подали кушанье и затем подали халву
и блюдо, в котором был бандж. И Кут-аль-Кулуб поела
с него, и не утвердилась еще халва у нее во внутрен­
ностях, как ее голова запрокинулась, и она упала на
землю, спящая. И Ситт-Зубейда сказала невольницам:
«Унесите ее в одну из комнат, пока я ее не потребую».
И они сказали ей: «Слушаем и повинуемся!» А затем она
сказала одному из евнухов: «Сделай нам сундук и при­
неси его мне». И она приказала сделать изображение мо­
гилы и распространить весть, что невольница подавилась
и умерла, и предупредила своих приближенных, что вся­
кому, кто скажет, что Кут-аль-Кулуб жива, она отрубит
голову.
И вдруг халиф в этот час приехал с охоты и ловли и,
как только начал спрашивать, спросил о девушке. И к
нему подошел один из его слуг (а Ситт-Зубейда научила
его, чтобы, когда халиф спросит про Кут-аль-Кулуб, он
сказал, что она умерла) и поцеловал перед ним землю и
сказал ему: «О господин, да живет твоя голова! Узнай,
что Кут-аль-Кулуб подавилась кушаньем и умерла».
И халиф воскликнул: «Да не обрадует тебя Аллах вестью
о благе, о злой раб!» И он вошел во дворец и услышал
о смерти девушки от всех, кто был во дворце, и спросил:
«Где ее могила?» И его привели к гробнице и показали
2В8 Восемьсот сороковая ночь

ему могилу, которая была сделана для обмана, и ска­

зали: «Вот ее могила!» И, увидев ее, халиф закричал и
обнял могилу и заплакал и произнес такие два стиха:

«Могила — творцом молю! Исчезла ль краса ее?

Ужель изменилась эта внешность прекрасная?

Могила, не свод ведь ты небес и не сад ведь ты.

Так как же слились в тебе и месяц и ветвь в одно?»

И потом халиф заплакал над нею сильным плачем и

провел в том месте долгое время, а затем он ушел от мо-
I илы, будучи в крайней печали. И Ситт-Зубейда узнала,
что ее хитрость удалась, и сказала евнуху: «Подай сун­
дук!» И евнух принес его к ней, и она велела принести
невольницу и положила ее в сундук, а потом сказала ев­
нуху: «Постарайся продать сундук и поставь тому, кто
его купит, условие, чтобы он купил его запертым, а по­
том раздай плату за него как милостыню». И евнух взял
сундук и вышел от нее и исполнил ее приказание, и вот
то, что было с этими.
Что же касается до Халифы-рыбака, то, когда насту­
пило утро и засияло светом и заблистало, он сказал себе:
«Нет у меня сегодня лучшего дела, чем пойти к тому
евнуху, что купил у меня рыбу, — он со мной условился,
чтобы я пришел к нему в халифский дворец». И Халифа
вышел из своего дома и направился во двррец халифата,
и, придя туда, он увидел там невольников, рабов и слуг,
которые стояли и сидели. И он всмотрелся в них и вдруг
видит: тот евнух, что взял у него рыбу, сидит, и неволь­
ники прислуживают ему. И один слуга из невольников
закричал на него, и евнух обернулся, чтобы посмотреть,
что такое, и вдруг видит — это рыбак! И когда Халифа
понял, что он увидал его и узнал, кто он такой, он крик­
нул ему: «Ты не оплошал, о Рыженький! Таковы бывают
люди верные!» И, услышав его слова, евнух засмеялся
и сказал: «Клянусь Аллахом, ты прав, о рыбак!»
 Сказка о рыбаке Халифе 269

И потом евнух Сандаль хотел дать ему что-нибудь и

сунул руку в карман. И вдруг раздались великие крики,
я евнух поднял голову, чтобы посмотреть в чем дело, и
видит: везирь Джафар Бармакид выходит от халифа*
И, увидав его, евнух поднялся на ноги и пошел к нему
навстречу, и они стали разговаривать и ходили, и время
продлилось, и Халифа простоял немного, но евнух не
обращал на него внимания. А когда рыбак простоял долго,
он встал против евнуха, будучи в отдалении, и сделал
ему знак рукой и крикнул: «О господин мой Рыжий, дай
мне уЙ1 и!» И евнух услышал его, но постыдился ему от­
ветить ь присутствии везиря Джафара и стал разговари­
вать с везирем, притворяясь, что ему не до рыбака.
И тогда Халифа воскликнул: «О затягивающий плату, да
обезобразит Аллах всех неприветливых и всех тех, кто
берет у людей их вещи и потом неприветлив с ними!
Я вхожу под твою защиту, о господин мой Отрубяное
Брюхо, дай мне то, что мне следует, чтобы я мог уйти!»
И евнух услышал его, и ему стало стыдно перед Джа-
фаром. И Джафар тоже увидел, что Халифа делает ру­
ками знаки и разговаривает с евнухом, но только не знал,
что он говорит. И везирь сказал евнуху, не одобряя его:
<«0 евнух, чего просит у тебя этот бедный нищий?»
И Сандаль-евнух сказал ему: «Разве ты не знаешь этого
человека, о владыка везирь?» — «Клянусь Аллахом, я его
не знаю, и откуда мне его знать, когда я его только сей­
час увидел?» — ответил везирь Джафар. И евнух сказал
ему: «О владыка, это тот рыбак, у которого мы расхва­
тали рыбу на берегу Тигра. А я уже ничего не застал, и
мне было стыдно вернуться к повелителю правоверных ни.
с чем, когда все невольники что-нибудь захватили, и я
подъехал к рыбаку и увидел, что он стоит посреди реки
и призывает Аллаха и у него четыре рыбы, и сказал ему:
«Давай то, что у тебя есть, и возьми то, что это стоит».
И когда он отдал мне рыбу, я сунул руку в карман и
хотел дать ему что-нибудь, но ничего не нашел и ска­
зал рыбаку: «Приходи ко мне во дворец, и я дам тебе что-
нибудь, чем ты поможешь себе в бедности». И он пришел
 Восемьсот сорок первая ночь

ко мне сегодня, и я протянул руку и хотел что-нибудь ему

дать, но пришел ты, и я поднялся, чтобы служить тебе, и
отвлекся с тобою от него. И дело показалось ему долгим,
и вот его история и причина того,
что он стоит...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок первая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
Восемьсот что Сандаль-евнух рассказал Джа-
сор on фару Бармакиду рассказ о Халифе-
первая ночь рыбаке и потом сказал: «И вот его
история и причина того, что он
стоит». И, услышав слова евнуха, везирь улыбнулся и ска­
зал: «О евнух, этот рыбак пришел в минуту нужды, и
ты ее не исполняешь? Разве ты не знаешь его, о на­
чальник евнухов?» — «Нет», — отвечал евнух. И везирь
сказал: «Это учитель повелителя правоверных и его то­
варищ. А сегодня у нашего владыки-халифа стеснена
грудь, и опечалено сердце, и ум его занят, и ничто не рас­
правит ему груди, кроме этого рыбака. Не давай же ему
уйти, пока я не поговорю о нем с халифом и не приведу
его к нему. Моя*ет быть, Аллах облегчит его состояние и
Заставит его забыть об утрате Кут-аль-Кулуб по причине
прихода этого рыбака, и халиф даст ему что-нибудь, чем
он себе поможет, и ты будешь причиной этого». — «О вла­
дыка, делай что хочешь, Аллах великий да оставит тебя
столпом правления повелителя правоверных! — продли Ал­
лах его тень и сохрани его ветвь и корень»! — сказал евнух.
И везирь Джафар пошел, направляясь к халифу, а
евнух велел невольникам не оставлять рыбака. И тогда
Халифа-рыбак воскликнул: «Как прекрасна твоя милость,
о Рыженький, — с требующего стали требовать. Я при­
шел требовать мои деньги, и меня задержали за недо­
имки». А Джафар, войдя к халифу, увидел, что он сидит,
склонив голову к земле, со стесненной грудью, в глубоком
раздумье* и напевает стихи поэта;
 Сказка о рыбаке Халифе 27t

«Хулители принуждают милую позабыть,

Но с сердцем что делать мне — не слушается оно,

И как я забыть могу любовь этой девочки —

В разлуке нет пользы от забвенья любви ее.

Того не забуду я, как кубок ходил меж нас

И хмель от вина очей ее преклонял меня»«

И Джафар, оказавшись меж рук халифа, сказал ему:

«Мир над тобой, о повелитель правоверных и защитник
святыни веры, сын дяди господина посланных, да благо­
словит Аллах и да приветствует его и весь его род!»
И халиф поднял голову и сказал: «И над тобой мир и
милость Аллаха и благословение его!» И тогда Джафар
молвил: «С позволения повелителя правоверных загово­
рит его слуга, и не будет в этом прегрешения».— «А когда
было прегрешение в том, что ты заговаривал, когда ты —
господин везирей? Говори что хочешь», — сказал халиф.
И везирь Джафар молвил: «Я вышел от тебя, о владыка,
направляясь домой, и увидел, что твой наставник, учитель
и товарищ, Халифа-рыбак стоит у ворот и сердится на
тебя и жалуется и говорит: «Клянусь Аллахом, я научил
его ловить рыбу, и он ушел, чтобы принести мне корзины,
и не вернулся ко мне. Так не делают в товариществе и
так не поступают с учителями!» И если у тебя, о вла­
дыка, есть желание быть с ним в товариществе, тогда —
не беда, а если нет, — осведоми его, чтобы он взял в то­
варищи другото».
И когда халиф услышал слова Джафара, он улыб­
нулся, и прошло стесненье его груди, и он сказал Джа-
фару: «Заклинаю тебя жизнью — правду ли ты говоришь,
?то рыбак стоит у ворот?» <— «Клянусь твоей жизнью, по­
велитель правоверных, он стоит у ворот», — сказал Джа­
фар. И тогда халиф воскликнул: «О Джафар, клянусь
Аллахом, я постараюсь сделать ему должное, и если же­
лает ему Аллах через мои руки несчастия, он получит
272 Восемьсот сорок п&рвая ночь

его, а если он желает ему через мои руки счастия, он

получит его!» И потом халиф взял бумажку и разорвал
ее на куски и сказал: «О Джафар, напиши твоей рукой
двадцать количеств — от динара до тысячи динаров, и
столько же степеней власти и эмирства — от ничтожней­
шего наместничества до халифата, и двадцать способов
всяких пыток — от ничтожнейшего наказания до убиения».
И Джафар отвечал: «Слушаю и повинуюсь, о повелитель
правоверных!» И он написал на бумажках своей рукой
то, что приказал ему халиф. И халиф молвил: «О Джа­
фар, клянусь моими пречистыми отцами и моим родством
с Хамзой и Акилем 1. Я хочу, чтобы привели Халифу-ры-
бака, и прикажу ему взять бумажку из этих бумажек,
надпись на которых известна только мне и тебе, и что
там окажется, то я и дам ему, и если бы оказался это
халифат, я бы сложил его с себя и отдал бы его Халифе,
и не пожалел бы, а если окажется там повешение, или
рассечение, или гибель, я сделаю это с ним. Ступай же и
приведи его ко мне!»
И Джафар, услышав эти слова, воскликнул про себя:
«Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высокого, вели­
кого! Может быть, выйдет этому бедняге что-нибудь, не­
сущее гибель, и я буду причиной этого! Но халиф по­
клялся, и рыбаку остается только войти, и будет лишь
ю , чего желает Аллах», II он отправился к Халифе-ры-
баку и схватил его за руку, чтобы увести его, и разум
Халифы улетел у него из головы, и он подумал: «Что я
за дурень, что пришел к этому скверному рабу, Рыжень­
кому, и он свел меня с Отрубяным Брюхом!» А Дягафар
все вел его, и невольники шли сзади и спереди, и Халифа
говорил: «Недостаточно того, что меня задержали, тут
еще идут сзади и спереди и не дают мне убежать».
И Джафар шел с ним, пока не прошел через семь прохо­
дов, и потом он сказал Халифе: «Горе тебе, о рыбак! Ты

1 Х а м з а — дядя пророка Мухаммеда, был братом, а

А к и л ь — племянником аль-Аббаса, от которого вели свой род
халифы Аббасиды.
 Сказка о рыбаке Халифе 273

будешь стоять меж руками повелителя правоверных и за­

щитника святыни веры».
И он поднял самую большую завесу, и взор Халифы-
рыбака упал на халифа, который сидел на своем престоле,
а вельможи правления стояли, прислуживая ему. И, узнав
халифа, рыбак подошел к нему и сказал: «Приют и уют,
о флейтист! Нехорошо, что ты стал рыбаком, а потом
оставил меня сидеть и сторожить рыбу, а сам ушел и не
пришел. А я не успел опомниться, как подъехали неволь­
ники на разноцветных животных и похватали мою рыбу,
когда я стоял один, и все это из-под твоей головы. А если
бы ты быстро принес корзины, мы бы продали рыбы на
сто динаров. Но я пришел требовать то, что мне следует, и
меня задержали. А ты? Кто задержал тебя в этом месте?»
И халиф улыбнулся и, приподняв край занавески, вы­
сунул из-за нее голову и сказал: «Подойди и возьми бу­
мажку из этих бумажек». И Халифа-рыбак сказал пове­
лителю правоверных: «Ты был рыбаком, а теперь ты, я
вижу, стал звездочетом. Но у кого много ремесл, у того
велика бедность». — «Бери скорей бумажку, без разгово­
ров, и исполняй то, что тебе приказал повелитель право­
верных», — сказал Джафар.
И Халифа-рыбак подошел и протянул руку, говоря:
«Не бывать, чтобы этот флейтист снова стал моим слу­
гой и ловил со мной рыбу!» И затем он взял бумажку и
протянул ее халифу и сказал:
«О флейтист, что мне в ней вышло?
Не скрывай ничего!..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок вторая ночь, она сказала: «До­
Восемьсот шло до меня, о счастливый царь,
сороп что когда Халифа-рыбак взял одну
вторая мочь из бумажек, он подал ее халифу и
сказал: «О флейтист, что мне в ней
вышло? Не скрывай ничего». И халиф взял бумажку в
Руку, подал ее везирю Джафару и сказал: «Читай, что в
10 «1001 ночь», т, 7
274 Восемьсот сорок вторая ночь

ней написано!» И Джафар посмотрел на бумажку и вос­

кликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, высо­
кого, великого!» — «Добрые вести, о Джафар? Что ты в
ней увидел?» — спросил халиф. И Джафар ответил:
«О повелитель правоверных, в бумажке оказалось: «По­
бить рыбака сотней палок!» И халиф приказал побить
его сотней палок.
И его приказание исполнили и побили Халифу сотнею
пашок, и П01Т0М он поднялся, говоря: «Прокляни, Аллах,
Эту игру, о Отрубяное Брюхо! Разве заточение и побои
тоже часть игры?» И Джафар сказал: «О повелитель пра­
воверных, этот бедняга пришел к реке, и как ему вер­
нуться жаждущим? Мы просим от милости повелителя
правоверных, чтобы этот рыбак взял еще одну бумажку.
Может быть, в ней что-нибудь для него выйдет и он уйдет
с этим обратно и будет помощь ему против бедности». —
«Клянусь Аллахом, о Джафар, — сказал халиф, — если он
возьмет бумажку и выйдет ему в ней убиение, я непре­
менно убью его, и ты будешь этому причиной». — «Если
он умрет, то отдохнет», — сказал Джафар. И Халифа-
рыбак воскликнул: «Да не обрадует тебя Аллах ве­
стью о благе! Тесно вам стало, что ли, из-за меня в Баг­
даде, что вы хотите меня убить?» — «Возьми бумажку
и проси решения у великого Аллаха», — сказал ему Джа-
фар.
И рыбак протянул руку и, взяв бумажку, подал ее
Джафару, и Джафар взял ее и, прочитав, молчал. «Что
же ты молчишь, о сын Яхьи?» — спросил халиф. И Джа­
фар ответил: «О повелитель правоверных, в бумажке вы­
шло: «Не давать рыбаку ничего». — «Нет ему у нас на­
дела, — сказал халиф, — скажи ему, чтобы он уходил от
моего лица». — «Заклинаю тебя твоими пречистыми от­
цами, — сказал Джафар, — дай ему взять третью: может
быть, выйдет ему в ней достаток». — «Пусть возьмет еще
одну бумажку — и больше ничего», — сказал халиф.
И рыбак протянул руку и взял третью бумажку, и вдруг
в ней оказалось: «Дать рыбаку динар!» И Джафар сказал
 Сказка о рыбаке Халифе 27В

Халифе-рыбаку: «Я искал для тебя счастья, но не захотел

для тебя Аллах ничего, кроме этого динара». И Халифа
воскликнул: «Каждая сотня палок за динар — великое
благо, да не сделает Аллах здоровым твоего тела!»
И халиф засмеялся, а Джафар взял Халифу за руку и
вышел.
И когда рыбак подошел к воротам, его увидел евнух
Сандаль и сказал ему: «Пойди сюда, о рыбак, пожалуй
нам что-нибудь из того, что дал тебе повелитель право­
верных, когда он шутил с тобой». — «Клянусь Аллахом,
твоя правда, о Рьпкенький, — отвечал Халифа. — Разве
ты хочешь, чтобы я с тобой поделился, о чернокожий?
Я съел сотню палок и взял один динар, и ты свободен от
ответственности за него!» И он бросил евнуху динар и
вышел, и слезы текли по поверхности его щек. И, увидав
его в таком состоянии, евнух понял, что он говорит
правду, и вернулся к нему и крикнул слугам, чтобы они
привели его обратно. И когда рыбака привели обратно,
евнух сунул руку в карман и, вынув оттуда красный ко­
шель, развязал его и вытряхнул, и вдруг в нем оказалось
сто золотых динаров. «О рыбак, возьми это золото за
твою рыбу и ступай своей дорогой»,— сказал евнух. И тут
Халифа-рыбак обрадовался и, взяв сотню динаров и динар
халифа, вышел, уже забыв о побоях.
И так как Аллах великий желал осуществления того,
что было им решено, Халифа-рыбак проходил по рынку
невольниц и увидел большой кружок, в котором стояло
много народа, и сказал про себя: «Что это за люди?»
И он подошел и прошел среди людей — купцов и других.
А купцы сказали: «Дайте место капитану ЗУлейту!» 1
И ему дали место, и Халифа посмотрел и видит: стоит
старик и перед ним — сундук, и на сундуке сидит евнух,
а старик кричит и говорит: «О купцы, о владельцы денег,
кто отважится и поспешит что-нибудь дать за этот неве­
домый сундук из дома Ситт-Зубейды, дочери аль-Касима,

1 З у л е й т — ироническая кличка — уменьшительное от

«зульт» — голый.
10*
276 Восемьсот сорок вторая почь

жены повелителя правоверных ар-Рашида? По сколько

с вас, благослови вас Аллах?»
И один из купцов сказал: «Клянусь Аллахом, это дело
опасное! Я скажу слово, и нет на мне за него упрека:
Сундук за мной за двадцать динаров!» И другой сказал:
«За пятьдесят динаров!» И купцы набавляли, пока цена
не дошла до ста динаров, и зазыватель сказал: «Будет ли
от вас добавка, о купцы?» И Халифа-рыбак крикнул: «За
мной, за сто динаров и динар!» И когда купцы услышали
слова Халифы, они подумали, что он шутит, и засмеялись
и сказали: «О евнух, продай Халифе за сто динаров п
динар!»— «Клянусь Аллахом, я продам его только ему! *—
воскликнул евнух. — Бери, о рыбак, да благословит тебя
в нем Аллах, и давай золото!» И Халифа вынул золото
и отдал его евнуху, и сделка состоялась, а потом евнух
роздал это золото, стоя на месте, и вернулся во дворец
и осведомил Ситт-Зубейду о том, что он сделал, и она
обрадовалась.
А Халифа-рыбак понес сундук на плече, но не мог
его нести из-за его великого веса, и тогда он понес его
на голове. И он пришел в свою улицу и снял сундук с
юловы (а он устал) и сел, размышляя о том, что с ним
случилось, и стал говорить в душе: «О, если бы знать,
что такое в этом сундуке!» И он открыл дверь своего
дома и возился с сундуком, пока не внес его в дом, а
потом постарался его открыть, но не смог. И тогда он
сказал про себя: «Что случилось с моим умом, что я ку­
пил этот сундук? Его непременно надо взломать, и я по­
смотрю, что есть в нем». И он стал возиться с замком, но
не мог его сломать и сказал про себя: «Оставлю его до
завтра». И он хотел лечь спать, но не нашел места, где
бы лечь, так как сундук пришелся как раз по мерке ком­
наты. И Халифа влез на сундук и лег на нем и пролежал
некоторое время и вдруг слышит: что-то шевелится.
И Халифа испугался, и сон убежал от него, и ум
его улетел...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи.
 Сказка о рыбаке Халифе 277

Когда же настала восемьсот со­

рок третья ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
что Халифа-рыбак лег на сундук и
пролежал некоторое время и вдруг
слышит: что-то шевелится. И Ха­
лифа испугался, и его ум улетел, и
Восемьсот он встал после сна и сказал: «По­
сорок хоже, что в нем джинны! Хвала Ал­
третья, почь лаху, который не дал мне его от­
крыть. Если бы я его открыл, они
напали бы на меня в темноте и погубили бы меня, и мне
не досталось бы от них добра».
И потом он вернулся и лег и вдруг почувствовал, что
сундук зашевелился второй раз сильнее, чем первый!
И Халифа поднялся на ноги и сказал: «Вот и второй раз,
но только это страшно!» И он побежал за светильником,
но не нашел его, а ему не на что было купить светиль­
ник, и тогда он вышел из дома и закричал: «О жители
улицы!» А большинство жителей улицы спало, и они
проснулись от его крика и спросили: «Что с тобой, о Ха­
лифа?» И Халифа сказал: «Приходите ко мне со светиль­
ником: на меня напали джинны». И над ним посмеялись
и дали ему светильник, и он взял его и вошел в свой дом
и, ударив камнем по замку сундука, сломал его и открыл
сундук, и вдруг оказалось, что в нем девушка, подобная
турии, и она лежит в сундуке. А ее одурманили банджем,
и она в эту минуту извергла бандж и очнулась и открыла
глаза и, почувствовав, что ей тесно, пошевелилась.
И, увидав ее, Халифа подошел к ней и сказал: «Ради
Аллаха, о госпожа, откуда ты?» И девушка открыла глаза
и сказала: «Подай мне Ясмин и Нарджис!» — «Здесь есть
только тамар-хенна» *, — ответил рыбак. И девушка

1 Я с м и н — жасмин, Н а р д ж и с — нарцисс, в данном слу­

чае имена невольниц. Т а м а р - х е н н а , или хепна, — расте­
ние, сок которого служит для окраски рук и кончиков пальцев
арабских красавиц.
278 Восемьсот сорок третья ночь

пришла в себя и увидела Халифу и спросила: «Что ты та­

кое?» — «А где я?» — спросила она потом. И Халифа от­
ветил: «Ты у меня в доме». — «А разве я не во дворце халифа
Харуна ар-Рашида?» — спросила девушка. И рыбак воск­
ликнул: «Какой там ар-Рашид, о бесноватая! Ты всего лишь
моя невольница, и сегодня я купил тебя за сто динаров
и динар и принес тебя ко мне домой, и ты лежала в этом
сундуке». И, услышав его слова, девушка спросила: «Как
твое имя?» И Халифа ответил: «Мое имя Халифа. С чего
Это моя звезда стала счастливой, когда я знаю, что моя
звезда не такова?» И девушка засмеялась и сказала:
«Оставь эти разговоры! Найдется у тебя что-нибудь по­
есть?» — «Нет, клянусь Аллахом, и пить тоже нечего! —
ответил Халифа. — Клянусь Аллахом, я уже два дня ни­
чего не ел и теперь нуждаюсь в куске». — «Разве у тебя
нет денег?» — спросила девушка. И Халифа ответил:
«Аллах, сохрани этот сундук, который сделал меня бед­
ным! Я выложил за него все, что имел, и разорился».
Н девушка засмеялась и сказала: «Пойди попроси для
меня у соседей что-нибудь поесть — я голодна».
И Халифа вышел из дому и закричал: «О жители
улицы!» А они спали и проснулись и спросили: «Что с то­
бой, о Халифа». — «О соседи, — ответил Халифа, — я го­
лоден, и мне нечего есть!» И один сосед принес ему
лепешку, другой — ломоть, третий — кусок сыру, четвер­
тый — огурец, и пола его платья наполнилась. И он вошел
в дом и положил все это перед девушкой и сказал: «Ешь!»
И она засмеялась и сказала: «А как я буду это есть,
когда у меня нет кувшина воды, чтобы напиться. Я боюсь
подавиться куском и умереть». — «Я наполню для тебя
Этот кувшин», — сказал Халифа и взял кувшин и вышел
на середину улицы и закричал: «Эй, жители улицы!»
И его спросили: «Что у тебя за беда сегодня ночью, о
Халифа?» И он сказал: «Вы дали мне кушанья, и я поел,
ко мне захотелось пить — напоите же меня».
II один сосед принес ему кружку, другой — кувшин,
а третий — бутылку, и Халифа наполнил свой кувшин и
вошел в дом и сказал девушке: «О госпожа, не осталось
 Сказка о рыбаке Халифе 279

у тебя никаких ягелаеий». — «Правильно, у меня не оста­

лось сейчас никаких желаний», — ответила девушка.
И Халифа сказал: «Поговори со мной и расскажи мне
твою историю». — «Горе тебе, — воскликнула девушка, —*
если ты меня не знаешь, то я осведомлю тебя о себе.
Я — Кут-аль-Кулуб, невольница халифа Харуна ар-Ра-
шида, и Ситт-Зубейда приревновала ко мне и одурманила
меня банджем и положила в этот сундук. Хвала Аллаху, —
сказала потом девушка, — что случилось это легкое дело
и не было другого! Но это произошло со мной только
из-за твоего счастья, и ты непременно должен взять J
халифа ар-Рашида много денег, которые будут причиной
твоего богатства». — «А это не тот ар-Рашид, во дворце
которого меня задержали?» — спросил Халифа. И де­
вушка ответила: «Да». И тогда Халифа воскликнул: «Кля­
нусь Аллахом, я не видел никого скупее! Вот флейтист
с малым благом и умом. Он побил меня вчера сотнею
палок и дал мне один динар, хотя я научил его ловить
рыбу и вступил с ним в товарищество, но он обманул
меня». — «Брось эти скверные речи и открой глаза, —
сказала девушка. — Деряш себя пристойно, когда увидишь
его следующий раз, и ты достигнешь желаемого».
И когда Халифа услышал ее слова, он как будто
пробудился, а был спящим, и Аллах снял завесу с его
зоркости, ради его счастья. И он ответил девушке: «На
голове и на глазах! — и потом сказал: — Во имя Аллаха,
ложись спать!» И она поднялась и легла, и Халифа про­
спал вдали от нее до утра. А утром Кут-аль-Кулуб потре­
бовала у него чернильницу и листок бумаги, и Халифа
принес их. И она написала тому купцу, что был прияте­
лем халифа, и рассказала ему о своих обстоятельствах и
обо всем случившемся с нею, а также о том, что она у
Халифы-рыбака, который ее купил. А потом она отдала
бумажку Халифе и сказала: «Возьми эту бумажку и
пойди на рынок драгоценных камней. Спроси, где лавка
Ибн аль-Кирнаса, ювелира, и отдай ему эту бумажку и
ничего не говори». И Халифа сказал: «Слушаю и пови­
нуюсь!»
2&0 Восемьсот сорок четвертая ночь

И он взял бумажку у нее из рук и пошел на рынок

драгоценностей и спросил, где лавка Ибн аль-Кирнаса, и
его провели к ней. И Халифа подошел и приветствовал
купца, и тот ответил на его приветствие, но рыбак был
презренным в его глазах. «Что тебе нужно?» — спросил
он. И Халифа протянул ему бумажку, и купец взял ее и
не стал читать, так как он думал, что Халифа — нищий и
просит милостыню, и сказал одному из своих слуг: «Дай
ему полдирхема». — «Мне не нужно милостыни, но про­
читай бумажку», — сказал тогда Халифа. И Ибн аль-Кир­
нас взял бумажку и прочитал ее и понял, что на ней
написано, и, узнав, что написано на
бумажке, он поцеловал ее и поло­
жил себе на голову...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок четвертая ночь, она сказала:
Восемьсот «Дошло до меня, о счастливый царь,
сорок что когда Ибн аль-Кирнас прочитал
четвертая ночь бумажку и понял, что в ней напи­
сано, он поцеловал ее и положил
себе на голову и, поднявшись на ноги, сказал: «О брат
мой, где твой дом?» — «А на что тебе мой дом? Разве
ты хочешь пойти туда и украсть мою невольницу?» —
спросил Халифа. «Нет, напротив, я куплю тебе с ней
чего-нибудь поесть», — ответил Ибн аль-Кирнас. И Ха­
лифа сказал: «Мой дом в такой-то улице». — «Пре­
красно, пусть не даст тебе Аллах здоровья, о несчаст­
н ый !» — сказал Ибн аль-Кирнас. И потом он кликнул
двух рабов из своих рабов и сказал им: «Пойдите с этим
человеком в лавку Мухсина, менялы, и скажите ему:
«О Мухсин, дай этому тысячу золотых динаров!» А по­
том возвращайтесь с ним ко мне поскорее».
И рабы пошли с Халифой в лавку менялы и сказали
ему: «О Мухсин, дай этому человеку тысячу золотых
динаров!» И Мухсин дал их ему, и Халифа взял деньги
и вернулся с рабами к лавке их господина. И они нашли
 Сказка о рыбаке Халифе 281

его сидящим на пегом муле, ценою в тысячу динаров, и

невольники и слуги окружали его, а рядом с его мулом
был такой же мул, оседланный и взнузданный. И Ибн
аль-Кирнас сказал Халифе: «Во имя Аллаха! Садись на
Этого мула!» И Халифа воскликнул: «Я не сяду! Клянусь
Аллахом, я боюсь, что он меня сбросит!» — «Клянусь
Аллахом, ты непременно должен сесть на него», — сказал
ему купец Ибн аль-Кирнас. И Халифа подошел, чтобы
сесть на мула, и сел на него задом наперед и схватил
мула за хвост и закричал, и мул сбросил его на землю.
И над Халифой стали смеяться, и он поднялся и сказал:
«Не говорил ли я тебе: «Я не сяду на этого большого
осла!»
И тогда Ибн аль-Кирнас оставил Халифу на рынке и
отправился к повелителю правоверных и осведомил его о
невольнице, а потом он вернулся и перевез ее в свой дом.
А Халифа пошел домой, чтобы посмотреть на неволь­
ницу, и увидел, что жители его улицы собрались и гово­
рят: «Сегодня Халифа совсем перепуган. Посмотреть бы,
откуда у него эта невольница». И кто-то сказал: «Это су­
масшедший сводник! Может быть, он нашел ее на дороге,
пьяную, и понес ее и принес в свой дом, и он скрылся
эолько потому, что знает свой грех».
И когда они разговаривали, вдруг подошел к ним Ха­
лифа, и ему сказали: «Каково тебе, о бедняга? Разве ты
не знаешь, что с тобой случилось?»— «Нет, клянусь Алла­
хом», — ответил Халифа. И ему сказали: «Сейчас при­
шли невольники и взяли твою невольницу, которую ты
украл, и они искали тебя, но не нашли». — «Как — взяли
мою невольницу?» — спросил Халифа. И кто-то сказал:
«Если бы ты попался, тебя бы убили». Но Халифа не
обратил на этих людей внимания, а вернулся бегом в
лавку Ибн аль-Кирнаса и увидел, что он выезжает, и
воскликнул: «Клянусь Аллахом, это нехорошо! Ты отвлек
меня и послал твоих невольников, и они взяли мою не­
вольницу». — «О бесноватый, пойди сюда и молчи!» — от­
ветил Ибн аль-Кирнас. И потом он взял его с собой и,
282 Восемьсот сорок четвертая почь

привел к красиво построенному дому и вошел с ним

туда, и Халифа увидал, что девушка сидит там на золо­
том ложе и вокруг нее десять невольниц, подобных лунам.
И когда Ибн аль-Кирнас увидел эту девушку, он поцело­
вал землю между ее руками, и Кут-аль-Кулуб спросила
его: «Что ты сделал с моим новым господином, который
купил меня за все, что имел?» И Ибн аль-Кирнас ответил:
«О госпожа, я дал ему тысячу золотых динаров». И он
рассказал ей историю Халифы с начала до конца, и де­
вушка засмеялась и сказала: «Не взыскивай с него — он
человек простой, — и потом она сказала: — Вот еще ты­
сяча динаров в подарок ему от меня. И если захочет
Аллах великий, он возьмет от халифа то, что его обо­
гатит».
И когда они разговаривали, вдруг пришел евнух от
халифа, требуя Кут-аль-Кулуб, так как халиф узнал, что
она в доме Ибн аль-Кирнаса, и, узнав это, не мог ждать
ее и приказал ее привести. И когда Кут-аль-Кулуб пошла
к нему, она взяла с собой Халифу и шла до тех пор,
пока не пришла к халифу, а придя к нему, девушка поце­
ловала землю меж его руками. И халиф поднялся для нее
и пожелал ей мира и приветствовал ее и спросил, каковы
были ее обстоятельства с тем, кто ее купил, и девушка
сказала: «Это человек, которого зовут Халифа-рыбак, и
вон он стоит у двери. Он мне рассказывал, что у него есть
с владыкой нашим, повелителем правоверных, счеты из-за
товарищества по рыбной ловли, в которое они вступи­
ли». — «Он стоит здесь?» — спросил халиф. И девушка
отвечала: «Да!»
И тогда халиф приказал привести его, и рыбак явился
и поцеловал землю меж рук халифа и пожелал ему веч­
ной славы и благоденствия. И халиф удивился рыбаку и
посмеялся над ним и сказал: «О рыбак, разве ты правда
был вчера моим товарищем?» И Халифа понял слова по­
велителя правоверных и ободрил свое сердце и укрепил
душу и сказал: «Клянусь тем, кто пожаловал тебе хали­
фат после сына твоего дяди, я не знаю, в чем состояло
Это товарищество. Мне пришлось только смотреть и го-
 Сказка о рыбаке Халифе 283

ворить». И затем он повторил ему все, что с ним случи­

лось, от начала до конца, и халиф начал смеяться, а по­
том Халифа рассказал ему историю с евнухом и то, что
у него с ним случилось: как евнух дал ему сто динаров,
сверх динара, который он получил от халифа, и расска­
зал ему также, как он пошел на рынок и купил сундук
за сто динаров и динар, не зная, что в нем находится, и
рассказал ему всю историю с начала до конца. И халиф
посмеялся над рыбаком, и расправилась у него грудь, и
он воскликнул: «Мы сделаем так, как ты хочешь, о при­
водящий достояние к его обладателю!»
И Халифа умолк, а после этого халиф велел выдать
ему пятьдесят тысяч динаров золотом и роскошную оде­
жду, из одеяний великих халифов, и мула и подарил ему
рабов из числа черных, которые прислуживали ему.
И стал Халифа как бы одним из царей, существовавших
в это время.
Что же касается халифа, то он обрадовался прибытию
своей невольницы и понял, что все
Это — дела Ситт-Зубейды, дочери
его дяди...»^
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок пятая ночь, она сказала: «До­
Восемьсот шло до меня, о счастливый царь,
сорок что халиф обрадовался возвраще­
пятая ночь нию Кут-аль-Кулуб и понял, что
все это — дела Ситт-Зубейды, до­
чери его дяди, и велик стал его гнев на нее, и он оставил
ее на некоторое время и не входил к ней и не имел к
ней склонности.
И когда Ситт-Зубейда убедилась в этом, ее охватила
из-за гнева халифа большая забота, и цвет ее лица пожел­
тел после румянца, и когда ей стало невмоготу терпеть,
она послала к сыну своего дяди, повелителю правовер­
ных, извиняясь перед ним и признавая свою вину, и про­
изнесла в письме такие стихи:
 Восемьсот сорок пятая ночь

«Я склонна к тому, чтобы, как прежде, простили вы,

Чтоб горести и печаль во мне погасить мою.

Владыки, о, сжальтесь же над крайнею страстью вы, —

Того, что уж вынесла от вас я, достаточно.

Терпение кончилось, как нет вас, любимые,

Смутили вы в жизни то, что было безоблачно.

Мне жизнь, если верны вы обетам останетесь,

Мне смерть, если верности мне дать не согласпы вы.

Допустим, что я в грехе виновна — простите же,

Аллахом клянусь, сколь мил любимый, когда простит!

И когда дошло послание Ситт-Зубейды до повелителя

правоверных, тот прочитал его и понял, что Ситт-Зу-
бейда призналась в своей вине и прислала письмо и изви­
нялась перед ним в том, что сделала, и сказал про себя:
«Поистине, Аллах прощает грехи полностью, он есть все­
прощающий, милосердый». И он послал ей ответ на ее
послание, содержавший прощение и извинение и отпу­
щение того, что прошло, и охватила Зубейду из-за этого
великая радость. А потом халиф назначил Халифе-ры-
баку на каждый месяц пятьдесят динаров жалованья, и
оказался он у халифа на великом положении и высоком
месте, в уважении и почете.
И Халифа поцеловал землю меж рук повелителя пра­
воверных, собираясь выходить, и вышел, горделиво высту­
пая. И когда он подошел к воротам, его увидел евнух, ко-
юрый дал ему сто динаров, и узнал его и спросил: «О ры­
бак, откуда у тебя все это?» И Халифа рассказал ему,
что с ним случилось, с начала до конца, и евнух обрадо­
вался, так как это он был причиной его обогащения, и
сказал: «Не дашь ли ты мне награды из тех денег, что
оказались у тебя?» И Халифа положил руку в карман и,
ьынув из него кошель с тысячью золотых динаров, протя­
нул его евнуху. И евнух сказал ему: «Возьми твои день! и,
 Сказка о рыбаке Халифе 285

да благословит тебя в них Аллах!» И он очень удивился

великодушию Халифы и щедрости его души, несмотря на
его бедность. И Халифа ушел от евнуха и поехал на
муле, за круп которого держались его слуги, и ехал до
тех пор, пока не приехал в хан, а народ смотрел на него
и дивился доставшемуся Халифе величию. II люди подо­
шли к нему, когда он сошел с мула, и спросили его о
причине такого счастья, и Халифа рассказал им о том,
что с ним случилось, с начала до конца. И он купил дом
с красивыми колоннами и потратил на него много денег,
так что он стал совершенен по качествам, и зажил в
Этом доме, произнося такие два стиха:

«Взгляни на дом, — похож на дом счастья он,

Он гони г грусть, и хворого лечит он.

Построен был для высших лишь этот дом,

И благо в нем присутствует всякий час».

И когда Халифа расположился в своем доме, он по­

сватался к девушке из дочерей знатных жителей города —
одной из прекрасных девушек. И он вошел к ней, и до­
сталось ему крайнее наслаждение и великое счастье и
удовольствие, и жил он в великом благоденствии и пол­
ном счастии. II когда он увидал себя в таком благоден­
ствии, он возблагодарил Аллаха — слава ему и вели­
чие! — за дарованное ему изобильное благо и сменяющие
друг друга благодеяния. И стал он восхвалять своего вла­
дыку хвалой благодарного, напевая слова поэта:

«Хвала тебе, о господь, чья милость сменяется

Другою и щедрость чья на всех разливается,

Хвала от меня тебе — прими от меня хвалу,

Я помню твои щедроты, блага и милости.

Ты был ко мне щедр, н добр, и кроток, и милостив,

И благо ты сделал мне, и вот вспоминаю я.
286 Восемьсот сорок пятая ночь

Все люди, мы знаем, пьют из моря щедрот твоих,

И ты помогаешь им в минуту несчастия.

Господь паш, ты даровал нам вечное счастие

И милостью залил нас, о грех мне прощающий.

Во славу пришедшего к нам, людям, по милости

Пророка преславного, правдивого, чистого,

Его да благословит Аллах, да хранит его,

С помощниками, с семьей, паломник пока идет*

А также сподвижников преславных, достойнейших,

Разумных, пока поют на дереве птицы все»,

И потом Халифа стал посещать халифа Харуна ар-Ра­

шида и находил у него приязнь, и ар-Рашид осыпал его
своими милостями и щедротами. И Халифа жил в пол­
нейшем счастии, радости, величии и наслаждении, поль­
зуясь великим благоденствием и возраставшим возвыше­
нием, хорошей, приятной жизнью и чистым наслаждением,
угодным Аллаху, пока не пришла Разрушительница на­
слаждений и Разлучительница собраний. Да будет же
слава тому, кому присуще величие и вечность, кто всегда
жив и никогда не умирает!
 /О а с с/с aj
р Л{<хсруре ч
3e4ff-M6-Mafactup

ассказы ваю т также, что был в древ­

ние времена и минувшие века и
годы один человек, купец, по имени М асрур, и был этот
человек из прекраснейш их людей своего времени, с боль­
шими деньгами и живший в холе, но только любил он
гулять в цветниках и садах и развлекаться любовью к
прекрасным женщинам.
И случилось так, что он спал в одну ночь из ночей и
увидел во сне, будто он в саду из прекраснейш их садов,
и в нем четыре птицы, и в числе их — голубка, белая, как
начищенное серебро. И купцу понравилась эта голубка,
и возникло из-за нее в его сердце великое волнение, а
п отом он увидел, что к нему спустилась больш ая птица и
вырвала гол убку у него из рук, и показалось эт о ему
288 Восемьсот сорок шестая ночь

тяжким. А затем, после этого, он пробудился от сна и не

увидел голубки и боролся со своими желаньями до утра.
И он сказал себе: «Непременно
пойду сегодня к кому-нибудь, кто
растолкует мне этот сон...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок шестая ночь, она сказала: «До­
Восемьсош шло до меня, о счастливый царь,
сорок что Масрур-купец, пробудившись от
шестая почъ сна, боролся со своими желаньями
до утра, а когда настало утро, он
сказал себе: «Непременно пойду сегодня к кому-нибудь,
кто растолкует мне этот сон!» И он поднялся и ходил
направо и налево, пока не удалился от своего жилища,
но не нашел никого, кто бы ему растолковал этот сон, а
затем, после этого, он захотел вернуться к своему жи­
лищу. И когда он шел по дороге, вдруг пришло ему на
ум свернуть к одному дому из домов купцов. А этот дом
принадлежал кому-то из богатых, и когда Масрур подо­
шел к нему, он вдруг услышал звуки стенаний, исходив­
ших из печального сердца, и голос, произносивший такие
стихи:
«Подул благовонный ветер с места, где след ее, —
Вдыхая его, больной найдет исцеление.

Стоял у развалин я истертых и спрашивал,

Давали ответ слезам лишь кости истлевшие.

Я молвил: «О ветерок, Аллахом молю, скажи,

Вернутся ли к э т °мУ жилищу дни счастия

И буду ли счастлив я с газелью, склонившей стаи

Ко мне, — ее сонных век недуг изнурил меня?»

И, услышав этот голос, Масрур заглянул за ворота

и увидел сад из прекраснейших садов, в глубине кото-
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 289

рого была занавеска из красной парчи, окаймленная жем­

чугом и драгоценными каменьями, а за занавеской были
четыре невольницы, и между ними — девушка ниже пяти
пядей и выше четырех пядей, подобная светящей луне и
округлому месяцу, с парой насурьмленных глаз и сходя­
щихся бровей и ртом, подобным печати Сулеймана, а
губы и зубы ее были точно жемчуг и коралл. И она по­
хищала разутм своей красотой, прелестью, стройностью и
соразмерностью. И когда Масрур увидел эту девушку, он
вошел в дом и прошел дальше, пока не дошел до зана­
вески, и тут девушка подняла голову и посмотрела на
него. И Масрур приветствовал ее, и она возвратила ему
приветствие нежной речью, и когда Масрур взглянул на
девушку и всмотрелся в нее, его ум улетел и сердце его
пропало. И он посмотрел в сад, а сад был полон жасмина,
левкоев, фиалок, роз, апельсинов и всяких, какие бывают
в саду, цветов, и все деревья опоясались плодами, и вода
лилась вниз из четырех портиков, которые стояли один
напротив другого. И Масрур всмотрелся в первый портик
и увидел, что вокруг него написаны красным суриком
такие два стиха:
О дом, да не войдут в тебя печали,
И время пусть владельца не обманет!

Прекрасен дом, приют дающий гостю,

Когда для гостя станет место тесным!

А потом он всмотрелся во второй портик и увидел,

что вокруг него написаны червонным золотом такие стихи:
Блистают пусть на тебе одежды довольства,
Покуда чирикают на дереве птицы.

Пребудут пускай в тебе всегда благовония,

Желания любящих в тебе да свершатся.

И пусть обитатели твои будут радостны,

Покуда блистает рой звез^ быстрых в высотах.
290 Восемьсот сорок шестая ночь

А затем он всмотрелся в третий портик и увидел, что

вокруг него написаны синей лазурью такие два стиха:

Пребудь в благоденствии, о дом, и довольстве,

Покуда темнеет ночь и блещут светила.
/

В воротах твоих входящим счастье дает приют,

И благо пришедшему твое изобильно.

А затем он всмотрелся в четвертый портик и увидел,

что вокруг него написан желтой тушью такой стих:

Сад прекрасный, а вот и пруд полноводный —

Место дивно, и наш господь всепрощающ.

А в этом саду были птицы: горлинки, голуби, соловьи

и вяхири, и всякая птица пела на свой напев, а девушка
покачивалась, красивая, прелестная, стройная и соразмер­
ная, и пленялся ею всяк, кто ее видел. «О человек, — ска­
зала она потом, — что дало тебе смелость войти в дом,
тебе не принадлежащий, и к девушкам, не принадлежа­
щим тебе, без разрешения их обладателей?» II Масрур
ответил: «О госпожа, я увидел этот сад, и мне понрави­
лась красота его зелени, благоухание его цветов и пение
его птиц, и я вошел в него, чтобы в нем погулять с часок
времени, а потом я уйду своей дорогой». — «С любовью
и охотой!» — молвила девушка.
И когда Масрур-купец услышал ее слова и увидел
заигрыванье ее глаз и стройность ее стана, он смутился
из-за красоты и прелести девушки и приятности сада и
птиц, и его разум улетел. II он растерялся, не зная, что
делать, и произнес такие стихи:

«Появился месяц, красою дивной украшенный,

Среди холмов, цветов и дуновений;

Фиалок, мирт и розы благовония

Дышали ароматом под ветвями.
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 291

О сад — он совершенен в дивных качествах,

И все сорта цветов в себе собрал он.

Луна сияет сквозь тень густую ветвей его,

И птицы лучшие поют напевы.

И горлинки, и соловей, и голуби,

А также дрозд тоску мою волнует.

И страсть стоит в душе моей, смущенная

Ее прелестью, как смущен хмельной бывает».

И когда Зейн-аль-Мавасиф услышала стихи Масрура,

она посмотрела на него взором, оставившим в нем тысячу
вздохов, и похитила его разум и сердце. И она ответила
на его стихи такими стихами:

«Надежду брось на близость с той, в кого влюблен!

Пресеки желанья, которые питаешь ты!

Брось думать ты, что не в мочь тебе оставить ту,

В кого, среди красавиц, ты влюблен теперь.

Взор глаз моих влюбленным всем беду несет,

И не тяжко мне. Вот слова мои — сказала я».

И когда Масрур услышал ее слова, он решил быть

твердым и стойким и затаил свое дело в душе и, поду­
мав, сказал про себя: «Нет против беды ничего, кроме
терпения». И они проводили так время, пока не налетела
ночь, и тогда девушка велела принести столик, и он по­
явился перед ними, уставленный всевозможными кушань­
ями — перепелками, птенцами голубей и мясом баранов.
И они ели, пока не насытились, и Зейн-аль-Мавасиф ве­
лела убрать столы, и их убрали и принесли прибор для
омовенья, и они вымыли руки, и затем девушка велела
поставить подсвечники, и их поставили, и вставили в них
камфарные свечи.
292 Восемьсот сорок седьмая ночь

А после этого Зейн-аль-Мавасиф сказала: «Клянусь

Аллахом, моя грудь стеснилась сегодня вечером, так как
у меня жар!» И Масрур воскликнул: «Да расправит Аллах
твою грудь и да рассеет твою заботу!» — «О Масрур,—
сказала девушка, — я привыкла играть в шахматы. Смыс­
лишь ли ты в них что-нибудь?»— «Да, я в них сведущ»,—
ответил Масрур. И Зейн-аль-Мавасиф поставила перед
ним шахматы, и вдруг оказалось, что доска из черного
дерева и украшена слоновой костью и у нее поле, ме­
ченное ярким золотом, а фигуры
из жемчуга и яхонта...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок седьмая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
Восемьсот что девушка велела принести шах­
сорои маты, и их принесли, и когда Мас­
седьмая ночь рур увидел шахматы, его мысли
смутились. И Зейн-аль-Мавасиф
обернулась к нему и сказала: «Ты хочешь красные или
белые?» И Масрур ответил: «О владычица красавиц и
украшенье утра, возьми ты красные, так как они кра­
сивы и подходят для подобной тебе лучше, и оставь мне
белые фигуры». — «Я согласна», — сказала Зейн-аль-Ма-
касиф и, взяв красные, расставила их напротив белых и
протянула руку к фигурам, передвигаемым в начале поля.
И Масрур посмотрел на ее пальцы и увидел, что они как
будто из теста. И он смутился из-за красоты ее пальцев
и приятности ее черт, и девушка сказала: «О Масрур, не
смущайся, терпи и держись стойко». И Масрур молвил:
«О владычица красоты, позорящей луны, когда посмотрит
на тебя влюбленный, как будет он терпелив?»
И все это было так, и вдруг она говорит: «Шах умер!»
И тут она обыграла его, и поняла 3 ейн-аль-Мавасиф, что
от любви к ней он одержимый. «О Масрур, — сказала
она, — я буду играть с тобой только на определенный
заклад и известное количество». — «Слушаю и пови-
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 293

нуюсь», — ответил Масрур. И девушка молвила: «Покля­

нись мне, и я поклянусь тебе, что каждый из нас не бу­
дет обманывать другого». II когда оба вместе поклялись
в этом, она сказала: «О Масрур, если я тебя одолею, я
возьму у тебя десять динаров, а если ты меня одолеешь,
я не дам тебе ничего». И Масрур подумал, что он ее одо­
леет, и сказал ей: «О госпожа, не нарушай своей клятвы,
я вижу, ты сильнее меня в игре». — «Я согласна на
Это», — ответила девушка.
И они стали играть и обгоняли друг друга пешками,
и девушка настигала их ферзями и выстраивала их и свя­
зывала с ладьями, и душа ее согласилась выставить впе­
ред коней. А на голове у Зейн-аль-Мавасиф была синяя
парчовая перевязь, и она сняла ее с головы и обнажила
запястье, подобное столбу света, и, пройдясь рукой по
красным фигурам, сказала Масруру: «Будь осторожен!»
И Масрур оторопел, и улетел его разум, и его сердце
пропало, и он посмотрел на стройность девушки и неж­
ность ее свойств и смутился, и его охватила растерян­
ность, и он протянул руку к белым, но она потянулась к
красным. «О Масрур, где твой разум? Красные — мои, а
белые — твои», — сказала девушка. II Масрур воскликнул:
«Поистине, тот, кто на тебя смотрит, не владеет своим
умом!» И когда Зейн-аль-Мавасиф увидела, в каком Мас­
рур состоянии, она взяла у него белые и дала ему крас­
ные, и он сыграл с нею, и она его обыграла.
И Масрур продолжал играть с нею, и она его обыгры­
вала, и каждый раз он давал ей десять динаров, и Зейп-
аль-Мавасиф поняла, что его отвлекает любовь к ней, и
оказала: «О Масрур, ты получишь то, что хочешь, только
когда обыграешь меня, как ты условился, и я буду с то­
бой играть только на сто динаров за каждый раз». —
«С любовью и охотой», — сказал Масрур. И девушка
стала с ним играть и обыгрывала его и повторяла это, и
он всякий раз давал ей сотню динаров, и это продолжа­
лось до утра, и Масрур не обыграл ее ни разу. И он под­
нялся и встал на ноги, и Зейн-аль-Мавасиф спросила:
«Что ты хочешь, о Масрур?» — «Я пойду домой и
291 Восемьсот сорок седьмая ночь

принесу денег. Может быть, я достигну осуществления на­

дежд», — ответил Масрур. И девушка молвила: «Делай что
хочешь из того, что тебе вздумалось».
И Масрур пошел в свое жилище и принес девушке все
деньги, и, придя к ней, он произнес такие два стиха:

«Привиделась в виденье сна птица мне

В саду приятном, где цветы радостны,

Я птицу ту, явилась лишь, изловил.

Верна мне будь — вот ска того явный смысл»*

И когда Масрур пришел к девушке со всеми своими

деньгами, он стал с ней играть, и она обыгрывала его,
и он не смог уже выиграть ни одной игры. И так продол­
жалось три дня, пока она не взяла у него всех его денег,
и когда его деньги вышли, она спросила его: «О Масрур,
что ты хочешь?» — «Я сыграю с тобой на москательную
лавку», — сказал Масрур. «А сколько стоит эта лав­
ка?» — спросила девушка. «Пятьсот динаров», — ответил
Масрур. И он сыграл с нею пять раз, и она его обыграла,
а потом он стал с ней играть на невольниц, поместья,
сады и постройки, и она забрала у него все это, и все,
чем он обладал.
А после этого она обратилась к нему и спросила:
«Осталось ли у тебя сколько-нибудь денег, чтобы на них
играть?» И Масрур ответил: «Клянусь тем, кто ввергнул
нас с тобою в сети любви, моя рука не владеет больше
ничем из денег или другого — ни малым, ни многим». —
«О Масрур, все, что началось с согласия, не должно кон­
чаться раскаянием. — сказала девушка. — Если ты рас­
каиваешься, возьми твои деньги и уходи от пас своей до­
рогой, и я сочту тебя свободным передо мною». — «Кля­
нусь тем, кто предопределил нам все эти дела, если бы
ты захотела взять мою душу, ее было бы мало за твою
милость! — воскликнул Масрур. — Я не полюблю никого,
кроме тебя». — «О Масрур, — сказала Зейн-аль-Мава-
еиф, — тогда пойди и приведи судыо и свидетелей и за­
 Рассказ о Масруре и 3 ейн-алъ-Мавасиф 295

пиши на меня все твои владенья и поместья». И Масрур

отвечал: «С любовью и охотой!»
И в тот же час и минуту он поднялся и, приведя
судью и свидетелей, ввел их к девушке, и когда судья
увидел ее, его ум улетел и сердце его пропало и его
разум взволновался из-за красоты ее пальцев. «О гос­
пожа, — воскликнул он, — я напишу свидетельство только
с условием, что ты купишь эти поместья, и невольниц, и
владенья, и они все окажутся в твоем распоряжении и
обладании». — «Мы согласились в этом, на пиши мне сви­
детельство, что собственность Мясрура, его невольницы
и то, чем владеет его рука, переходят в собственность
Зейн-аль-Мавасиф за плату размером в столько-то и
столько-то», — сказала Зейн-аль-Мавасиф. И судья на­
писал, и свидетели приложили к
Этому подписи, и Зейн-аль-Мавасиф
взяла свидетельство...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок восьмая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
Восемьсот что когда Зейн-аль-Мавасиф взяла
сорои у судьи свидетельство, в котором
восьмая ночь содержалось, что все, что было соб­
ственностью Масрура, стало ее собственностью, она ска­
зала: «О Масрур, уходи своей дорогой».
И тогда к нему обратилась ее невольница Хубуб и ска­
зала ему: «Скажи нам какое-нибудь стихотворение» И он
сказал об игре в шахматы такие стихи:
«Пожалуюсь на судьбу, на все, что служилось, я,
На шахматы, проигрыш и время я сетую,

На любовь к нежной девушке с прекрасной шеею —

Ведь равной ей в людях нет средь жен и среди мужчин.

Стрелу наложила глаз на лук свой прекрасная

И двинула ряды войск, людей побеждающих.
296 Восемьсот сорок восьмая ночь

И белых, и красных, и коней поражающих,

И против меня пошла и молвила: «Берегись!»

Презрела она мепя, персты свои вытянув

В ночной темноте, такой же, как ее волосы.

Чтоб белых моих спасти, не мог я подвинуть их,

И страсть моих слез струю излиться заставила

И пешки, и ферзь ее, и башни тяжелые

Напали, и вспять бежит рать белых разбитая,

Метнула в меня стрелу глаз томных красавица,

И сердце разбито той стрелою мое теперь.

Дала она выбрать мне одно из обоих войск,

И выбрал я белых рать в расчете на счастие

И молвил: «Вот белых войско — мне подойдет оно,

Его для себя хочу, а ты возьми красные».

Играли мы на заклад, и так согласился я,

Ее же согласия достигнуть я не сумел.

О горесть сердечная, о грусть, о тоска моя!

О близости с девушкой, на месяц похожею!

Душа не горит моя, о нет, не печалится

О землях, и только взгляда жаждет ее она!

И стал я растерянным, смущенным, взволнованным,

И рок упрекал за то, что сталось со мною, я.

Спросила она: «Чем ты смущен?» И ответил я:

«О, могут ли пьющие, напившись, стать трезвыми?»

О женщина! Ум она похитила стройностью,

Смягчится ль ее душа, на камень похожая?
 Рассказ о Масруре и Зейп-алъ-Мавасиф 287

Я молвил, позарившись: «Сегодня возьму ее

За проигрыш». Не боялся, не опасался я

И сердцем все время жаждал с нею сближения,

Покуда и так и так не стал разоренным я.

Влюбленный откажется ль от страсти терзающей,

Хотя бы в море тоски совсем погрузился он?

И денег не стало у раба, чтобы тратить их,

Он, пленник любви своей, желанного не достиг'».

И Зейн-аль-Мавасиф, услышав эти стихи, подивилась

красноречию его языка и сказала: «О Масрур, оставь это
безумие, вернись к разуму и уходи своей дорогой. Ты за­
губил свои деньги и поместья игрой в шахматы и не по­
лучил того, что хочешь, и тебе ни с какой стороны не
подойти к этому». И Масрур обернулся к Зейн-аль-Мава-
сиф и сказал ей: «О госпожа, требуй чего хочешь, — тебе
будет все, что ты потребуешь. Я принесу тебе это и по­
ложу меж твоих рук». — «О Масрур, у тебя не осталось
денег», — сказала девушка. И Масрур молвил: «О пре­
дел надежд, если у меня нет денег, мне помогут люди». —
«Разве станет дарящий просящим дара?» — сказала З^йн-
аль-Мавасиф. И Масрур ответил: «У меня есть близкие и
друзья, и чего бы я ни потребовал, они мне дадут». —
«Я хочу от тебя, — сказала тогда Зейн~аль"Мавасиф, —
четыре мешочка благовонного мускуса, четыре чашки га-
лии, четыре ритля амбры, четыре тысячи динаров и че­
тыреста одежд из вышитой царской парчи. И если im
принесешь мне, о Масрур, эти вещи, я разрешу тебе сбли­
женье». — «Это для меня легко, о смущающая луны», —
ответил Масругр. И затем Масрур вышел от нее, чтобы
принести ей то, что она потребовала, а Зейн-аль-Мавасиф
послала за ним следом невольницу Хубуб, чтобы та по­
смотрела, какова ему цена у людей, о которых он ей го­
ворил.
ж Восемьсот сорок восьмая ночь

И когда Масрур шел по улицам города, он вдруг бро­

сил взгляд и увидел вдали Хубуб. Он постоял, пока она
не нагнала его, и спросил: «О Хубуб, куда идешь?» И де­
вушка ответила: «Моя госпожа послала меня за тобой сле­
дом для того-то и того-то». И она рассказала ему обо
всем, что говорила ей Зейн-аль-Мавасиф, с начала до
конца. И тогда Масрур воскликнул: «Клянусь Аллахом,
о Хубуб, моя рука не владеет теперь ничем». — «Зачем
же ты ей обещал?» — спросила Хубуб. И Масрур ответил:
«Сколько обещаний не исполняет давший их, и затягива­
ние дела в любви неизбежно». И, услышав от него это,
Хубуб воскликнула: «О Масрур, успокой свою душу и про­
хлади глаза! Клянусь Аллахом, я буду причиной твоего
сближения с ней!»
И затем она оставила его и пошла и шла до тех пор,
пока не пришла к своей госпоже. И тогда она заплакала
сильным плачем и сказала: «О госпожа моя, клянусь
Аллахом, это человек большого сана, уважаемый людьми».
И ее госпожа молвила: «Нет хитрости против приговора
Аллаха великого! Этот человек не нашел у нас милости­
вого сердца, так как мы взяли его деньги, и не нашел у
нас любви и жалости в сближении. А если я склонюсь к
тому, что он хочет, я боюсь, что дело станет известно». —
«О госпожа, — сказала Хубуб, — нам не легко видеть его
состояние. Но ведь подле тебя только я и твоя невольница
Сукуб. Кто же из нас может заговорить о тебе, раз мы
твои невольницы?»
И тут Зейн-аль-Мавасиф склонила на некоторое время
голову к земле, и невольницы сказали ей: «О госпожа,
наше мнение, что ты должна послать за ним и оказать
ему милость. Не позволяй ему просить ни у кого из дур­
ных. О, как горьки просьбы!» И Зейн-аль-Мавасиф вняла
словам невольниц и, потребовав чернильницу и бумагу,
написала Масруру такие стихи:

«Сближенье пришло, Масрур, возрадуйся же тотчас,

Когда почернеет ночь, для дела ты приходи.
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 299

И низких ты не проси дать денег, о юноша:

Была я тогда пьяна, теперь возвратился ум*

Все деньги твои тебе вновь будут возвращены,

И, сверх того, о Масрур, я близость со мною дам.

Ты истинно терпелив, и нежностью встретил ты

Суровость возлюбленной, жестокой неправедно.

Спеши же насытиться любовыо и радуйся,

Небрежен не будь — не то узнает семья о нас.

Пожалуй же к нам скорей, не мешкая приходи,

Вкуси от плода сближенья, муяса покуда нет».

А потом она свернула письмо и отдала его своей не-

вольпице Хубуб, а та взяла его и пошла с ним к Масруру
и увидела, что Масрур плачет и произносит такие стихи
поэта:

«Пахнуло на сердце мне любви дуновением,

И сердце истерзано чрезмерной заботою.

Сильнее тоска моя с уходом возлюбленных,

Глаза мои залиты потоком бегущих слез.

Мои подозренья таковы, что, открой я их

Камням или скалам твердым, быстро смягчились бы.

О, если бы знать, увижу ль то, что мне радостно,

Достанется ль счастье мне достигнуть желанного?

Совьются ль разлуки ночи после возлюбленной,

Избавлюсь ли от того, что сердце пронзило мне?..»
300 Восемьсот сорок девятая ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот со­
рок девятая ночь, она сказала: «До­
шло до меня, о счастливый царь,
что Масрур, когда усилилось в нем
любовное безумие, стал произно­
Восемьсот сить стихи, охваченный сильной
сорок страстью. И когда он напевал эти
девятая, мочь стихи и повторял их, вдруг услы­
шала его Хубуб. И она постучала
в ворота, и Масрур поднялся и открыл ей, и она вошла
и подала ему письмо. И Масрур взял его и прочитал и
спросил: «О Хубуб, какие за тобой вести о твоей гос­
поже?» И невольница ответила: «В этом письме заклю­
чается то, что избавляет от ответа, так как ты из людей
разумных». И Масрур обрадовался великой радостью и
произнес такие два стиха:

«Вот пришло письмо, и обрадован содержаньем я.

И хотелось бы в глубине души сохранить его.

Лишь сильней любил я, ттелуя строки письма ее,

И казалось мне, что жемчужина скрыта страсти в нем».

И потом он написал письмо, ей в ответ, и отдал его

Хубуб, и та взяла его и отнесла Зейн-аль-Мавасиф.
И, придя к ней, Хубуб начала ей описывать достоинства
Масрура и рассказывать ей об его качествах и великоду­
шии и стала ему помощницей в сближении с Зепн-аль-
Мавасиф. И Зейн-аль-Мавасиф сказала ей: « 9 Хубуб, он
мешкает с приходом к нам». — «Поистине, он скоро при­
дет», — ответила Хубуб. И не закончила она еще своих
елов, как вдруг Масрур пришел и постучался в ворота.
И Хубуб открыла ему и взяла его и привела к своей гос­
поже Зейн-аль-Мавасиф, и та пожелала ему мира и при­
ветствовала его и посадила с собой рядом.
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 30f

А затем она сказала своей невольнице Хубуб: «По­

дай ему одежду из лучших, какие бывают». И Хубуб по­
шла и принесла одежду, шитую золотом, и З ейн-аль-Ма-
васиф взяла ее и облачила в нее Масрура. И сама она
тоже облачилась в платье из роскошнейших одежд и на­
дела на голову сетку из свежего жемчуга, а поверх сетки
она повязала парчовую повязку, обшитую жемчугом, дра­
гоценными камнями и яхонтами. И она выпустила из-под
повязки два локона, и к каждому локону привязала крас­
ный яхонт с меткой яркого золота, и распустила волосы,
подобные темной ночи, и окурилась алоэ и надушилась
мускусом и амброй. И ее невольница Хубуб сказала ей:
«Да сохранит тебя Аллах от сглаза!» И Зейн-аль-Мавасиф
стала ходить, горделиво покачиваясь при каждом шаге, и
невольница произнесла такие стихи и;з дивных своих сти­
хотворений:
«И смутилась ивы ветвь гибкая от шагов ее,
И напала взором на любящих, посмотрев, она.

Луна явилась во мраке ночи волос ее,

Точно солнце, вдруг осиявшее тень кудрей ее.

О, как счастлив тот, с кем ночует рядом краса ее,

Кто умрет, клянясь ее жизнью, за нее умрет!»

И З ейн-аль-Мавасиф поблагодарила ее, а потом она

подошла к Масруру, подобная незакрытой луне. И, уви­
дав ее, Масрур поднялся на ноги и воскликнул: «Если мое
предположение говорит правду, она не человек, а одна из
невест рая». И потом З ейн-аль-Мавасиф велела подать
стол, и он появился, и вдруг оказалось, что на краю стола
написаны такие стихи:
Сверни с твоей ложкою ты к табору мисок
И всякими насладись жаркими и дичью.

На них перепелки будут — я их всегда люблю —

И нежные курочки с цыплятами вместе.
302 Восемьсот сорок девятая ночь

Аллахом нам дан кебаб, румянцем гордящийся,

И зелень макаем мы в разбавленный уксус.

Прекрасен молочный рис, куда погружаются

Запястья до самого предела браслетов.

О, горесть души моей о двух рыбных кушаньях

На свежих лепешечках из плотного теста!

И потом они стали есть и пить, наслаждаться и весе­

литься. И убрали скатерть кушаний, и подали скатерть
вина, и заходили между ними кубки и чаши, и приятно
стало им дыханье, и наполнил чашу Масрур и восклик­
нул: «О та, чей я раб, и кто моя госпожа!» И затем он
стал напевать, произнося такие стихи:

«Глазам я дивлюсь моим — наполнить сумеют ли

Себя красотою той, что блещет красой своей?

И ей в ее времени не встретишь подобных ты,

По тонкости ее свойств и качеств приятности.

Завидует ивы ветвь всегда ее гибкости

В одежде, когда идет она, соразмерная.

Лик светлый ее луну смущает во тьме ночной,

И яркий ее пробор, как месяц, сияет нам.

Когда по земле пройдет, летит аромат ее,

Как ветер, что средь долин и гор овевает нас»«

А когда Масрур окончил свои стихи, З ейн-аль-Мава-

сиф воскликнула: «О Масрур, всякому, кто крепко дер­
жится своей веры и поел нашего хлеба и соли, мы обя­
заны воздать должное! Брось же думать об этих делах,
и я верну тебе все твои владения и все, что мы у тебя
взяли». — «О госпожа, — ответил Масрур, — ты свободна
от ответа за то, о чем ты говоришь, хотя ты была веро-
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 303

ломна в клятве, которая между нами. А я пойду и сде­

лаюсь мусульманином» 1. И невольница Зейн-аль-Мавасиф,
Хубуб, сказала ей: «О госпожа моя, ты молода годами и
много знаешь, и я ходатайствую перед тобой именем ве­
ликого Аллаха. Если ты не послушаешь моего ходатай­
ства и не залечишь моего сердца, я не просплю этой ночи
у тебя в доме». — «О Хубуб, — ответила девушка, — бу­
дет лишь то, чего ты хочешь. Пойди убери нам заново
другую комнату».
И невольница Хубуб поднялась и заново убрала дру­
гую комнату, и украсила ее, и надушила лучшими благо­
вониями, как хотела и желала, и приготовила кушанья, и
принесла вино, и заходили между ними кубки и чаши, и
приятно стало им дыхание...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво-

Когда же настала ночь, допол­

няющая до восьмисот пятидесяти,
она сказала: «Дошло до меня, о
счастливый царь, что, когда З ейн-
аль-Мавасиф приказала своей не­
вольнице Хубуб заново убрать ком­
нату развлечения, Хубуб поднялась
Ночь, дополняющая и обновила кушанье и вино, и захо-
до восьмисот дили между ними кубки и чаши, и
пятидесяти приятно стало им дыхание. И Зейн-
аль-Маваскф сказала: «О Масрур,
пришло время встречи и сближения, и если ты заботишься
о нашей любви, скажи нам стихи с диковинным смыслом».
И Масрур произнес такую касыду:

Я связан (а в сердце пламя ярким огнем горит)

Веревкой сближения, в разлуке разорванной,

1 Из бреславльского издания текста настоящей сказки, где

он гораздо подробнее, видно, что Масрур был христианин.
В дальнейшем мы узнаем, что Зейн-аль-Мавасиф — мусульманка,
выданная за еврея, но не отступившая от ислама.
 Восемьсот пятидесятая ночь

И страстию к девушке, что сердце разбила мне

И ум мой похитила щекой своей нежною.

Изогнута бровь у ней, и черны глаза ее,

Уста ее молнию напомнят улыбкою.

Всего прожила она четыре и десять лет,

А слезы мои о ней напомнят дракона кровь.

Увидел ее в саду у быстрых потоков я,

С лицом лучше месяца, что в выси плывет небес,

И встал я, плененному подобный, почтительно,

И молвил: «Привет Аллаха, о недоступная!»

И мне на привет опа охотно ответила

Словами прекрасными, как жемчуг нанизанный.

И речи мои услышав, в миг поняла она

Желанья мои, и сердце стало глухим ее.

И молвила дева: «Речи эти не глупость ли?»

И молвил я: «Перестань бранить ты влюбленного!

И если меня ты примешь — дело не трудно мне.

Возлюбленные — как ты, а любящие — как я».

Увидев, чего хочу, она улыбнулась мне

И молвила: «Я творцом небес и земли клянусь,

Еврейка я, а еврейство — вера суровая,

А ты к христианам, без сомнения, относишься,

Как, хочешь ты близости — ты веры иной, чем я?

Коль хочешь ты это сделать, — будешь жалеть потом.

Играешь ты верою — дозволено ль то в любви!

И будет упреками изранен подобный мне.
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 305

И вера его носить начнет во все стороны,

И будешь преступен ты перед верой обоих нас.

И если нас любишь, стань евреем ты по любви

И сделай сближение с другой недозволенным.

И дай на Евангелье ты клятву правдивую,

Что будешь хранить в любви ты тайну, скрывать ее.

И я поклянусь на Торе верными клятвами,

Что выполню я обет, который дала тебе».

Поклялся я верою, законом и толком ей,

И сам ее клятву дать заставил великую.

И молвил я: «Как зовут тебя, о предел надежд?»

И молвила: «Я краса всех свойств — недоступная».

И вскрикнул я: «О краса всех свойств, я, поистине,

Любовью к тебе охвачен, в страсти безумен я».

Увидел под покрывалом я красоту ее,

И сердцем печален стал, и сделался я влюблен.

И долго пред занавеской я умолял ее,

И сердцем великая моим овладела страсть.

Увидевши, что со мной и как велика любовь,

Она показала мне сияющий смехом лик.

И ветром сближенья пахнуло от нас тогда,

И веяло мускусом от тела и рук ее.

И запах рассеялся повсюду ее духов,

И я вино уст узнал, лобзая прекрасный рот.

Нагнулась, как ивы ветвь, в одея*дах своих она,

И близость запретная мне стала дозволенной,
Ц «1001 ночь», т. 7
зов Восемьсот пятидесятая ночь

И спали мы в близости, и сблизились с нею мы

Объятьем, лобзаньем и влаги смешеньем уст.

Ничто ведь не красит землю, кроме возлюбленной,

С которой ты близок стал, и ею ты властвуешь.

Кшда ж засияло утро, встала любимая

Проститься со мной, и лик ее затмевал луну.

Прощаясь, она стихи сказала, и по щекам

Нанизаны были капли слез и рассыпаны.

Обет не забуду я Аллаху, покуда жив,

Прекрасную ночь и клятвы ей не забуду я».

И Зейн-аль-Мавасиф пришла в восторг и воскликнула:

«О Масрур, как прекрасны твои качества! Пусть не живет
тот, кто с тобой враждует!» И она вошла в комнату и
позвала Масрура, и тот вошел к ней и прижал ее к груди,
и обнял, и поцеловал, и достиг с ней того, что считал
невозможным, и радовался он, получив прекрасную бли­
зость. И Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: «О Масрур, твои
деньги для нас запретны и для тебя дозволены, так как
мы стали любящими!» И затем она возвратила ему бо­
гатства, которые у него взяла, и спросила: «О Масрур,
есть ли у тебя сад, куда мы бы могли прийти погу­
лять?» — «Да, госпожа, — ответил Масрур, — у меня есть
сад, которому нет равных».
И Масрур пошел в свое жилище и приказал невольни­
цам сделать роскошные кушанья и приготовить красивую
комнату и великий пир, а потом он позвал Зейн-аль-Ма­
васиф в свое жилище, и она пришла со своими неволь­
ницами. И они начали есть, пить, наслаждаться и весе­
литься, и заходила между ними чаша, и приятно стало им
дыхание, и уединился всяк любящий с любящими, и Зейн-
аль-Мавасиф сказала: «О Масрур, пришло мне на ум тон­
кое стихотворение, и я хочу сказать его под лютню». —■
«Скажи его», — молвил Масрур. И девушка взяла в руки
лютню и настроила ее и, пошевелив струны, запела на
прекрасный напев и произнесла такие стихи:
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 307

«Склонил меня восторг от звуков нежных,

И сладок был напиток наш с зарею.

Любовь безумных душу открывает,

И страсть, явившись, рвет стыда завесы.

И чистых вин тогда прекрасны свойства,

Как солнце, что в руке луны открылось,

В ту ночь, что наслажденье нам приносит.

И радостью стирает пятна горя».

А окончив свои стихи, она сказала: «О Масрур, скажи

нам что-нибудь из твоих стихотворений и дай нам на­
сладиться плодами твоих произведений». И Масрур про­
изнес такое двустишие:

«Мы радовались луне, вино разносившей нам,

И лютни напевам, и в садах находились мы,

Где горлинки пели и качалась ветвь гибкая

Под утро, и в тех садах — желаний моих предел».

А когда он окончил свои стихи, Зейн-аль-Мавасиф

сказала ему: «Скажи нам стихотворение о том, что с
нами случилось, если ты занят лю­
бовью к нам...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят первая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Зейн-аль-Мавасиф
Восемьсот сказала Масруру: «Если ты занят
пятьдесят
первая ночь любовью к нам, скажи нам стихо­
творение о том, что с нами случи­
лось». — «С любовью и охотой», — ответил Масрур н
произнес такую косыду:
11*
308 Восемьсот пятьдесят первая ночь

«Постой, послушай, что в страсти

К газели сталось со мною:

Я лани стрелой повержен

И взоров выдержал натиск.

Пленен я страстью, клянусь вам,

В любви стеснились уловки,

В кокетливую влюблен я,
Что скрыта стрелами взоров.

Ее в саду я увидел,
И стан ее был так строен!

«Мир Бам!» — я сказал, она же

Ответила: «Мир!» Услышав,

Спросил я: «Как имя?» Слышу

В ответ: «Я — красот корона.

Мне имя — Краса всех качеств».

И молвил я: «Сжалься, сжалься!

Горит во мне страсть, клянусь я.

И любящих нет мне равных!»

Она мне: «Когда ты любишь

И хочешь со мной сближенья,

Я много желаю денег,

Превыше подарков всяких.

Одежд от тебя хочу я

Из шелка, ценой высоких,

И мускуса за ночь страсти

Хочу я четверть кинтара,
Рассказ о Масруре и Зейп-алъ-Мавасиф 309

Коралл мне нужен и жемчуг»

И редкий и драгоценный.

Хочу серебра и злата

В уборах, ценой высоких».

Явил я благую стойкость,

Хоть сильно горел я страстью,

И близость она дала мне

В ночь месяца молодого.

Хулить меня если станут

Другие мужи, скажу я:

«Прекрасны той девы кудри,

А цвет их — цвет темной ночи.

И розы в ее ланитах
Горят, как огонь, пылая.

В глазах ее меч таится,

А взоры разят стрелою,

Вино в ее рту таится,

А взор ее — ключ студеный,

И жемчуг в устах блистает,

Как дивное ожерелье.

Прекрасной своей шеей

Газель она нам напомнит,

Бела ее грудь, как мрамор,

Соски ее — гор вершины.
5f0 Восемьсот пятьдесят первая ночь

Живот у нее — весь в складках,

И галией он пропитан.

А ниже одна вещь скрыта,

В которой предел надежды.

Жирна она и мясиста

И так толста, о владыки!

Подобна царей престолу —

К нему я с просьбой явился.

А меж столбов ты увидишь

Возвышенных ряд скамеек.

У этой вещи есть свойства,

Что ум людей изумляют:

Она две губы имеет,

Как мул, она боязлива.

Порою ее глаз красен,

А губы — как у верблюда,

И если придешь к той вещи

Готовым к делу, найдешь ты

На ощупь ее горячей
И силу ты в ней получишь.

Она храбреца прогонит,

Придет коль на бой он слабым,

А часто на ней увидишь

Изрядную ты бородку.
 Рассказ о Ыасруре и Зейн-аль-Мавасиф

Все скажет о ней красавец,

Который красив так дивно,

Подобный Красе всех качеств,

Что так во всем совершенна».

Пришел я к ней как-то ночью

И дивную вкусил сладость,

И ночь, что с нею провел я,

Затмит все другие ночи.

Пришла заря, и поднялась

Красавица с лунным ликом,

И стан свой она склонила,

Подобно копью прямому.

И, расставаясь, спросила:
«Когда вернутся те ночи?»

И молвил я: «О свет глаза,

Являйся когда захочешь».

И Зейн-аль-Мавасиф пришла от этой касыды в вели­

кий восторг, и охватило ее крайнее веселье. «О Масрур, —
сказала она потом, — приблизилось утро, и остается
только уходить, из опасения позора». — «С любовью и
охотой!» — сказал Масрур и, поднявшись на ноги, пошел
с нею и привел ее к ее жилищу, а потом он пошел к себе
домой и провел ночь, думая о красоте девушки. Когда же
наступило утро и засияло светом и заблистало, Масрур
приготовил роскошный подарок и принес его девушке и
сел подле нее. И они провели так несколько дней, пре­
бывая в счастливейшей жизни.
А потом, в какой-то день пришло к Зейн-аль-Мавасиф
от ее мужа письмо, в котором говорилось, что он скоро
342 Восемьсот пятьдесят первая ночь

к ней приедет, и 3 ei*н_алЬ~Мавас иф сказала про себя:

«Да не сохранит его Аллах и да не продлит его жизнь!
Когда он к нам приедет, наша жизнь замутится. О, если
бы я лишилась надежды его видеть».
И когда пришел к ней Масрур и начал с ней разгова­
ривать, как обычно, она сказала ему: «О Масрур, пришло
к нам письмо от моего мужа, и говорится в нем, что он
скоро вернется из путешествия. Что же нам делать, когда
ни один из нас не может жить без другого?» — «Я не
Знаю, что будет, — ответил Масрур, — и ты осведомлен­
нее и лучше знаешь нрав твоего мужа, тем более что ты
одна из самых умных женщин и знаешь хитрости, и ухит­
ришься так, как не могут ухитриться мужчины». — «Это
человек тяжелый, — сказала Зейн-аль-Мавасиф, — и он
ревнует женщин своего дома. Но когда он приедет после
путешествия и ты услышишь о его приезде, приходи к
нему, поздоровайся с ним, сядь с ним рядом и скажи
ему: «О брат мой, я москательщик», — и купи у него
каких-нибудь москательных товаров. Приди к нему не­
сколько раз и затягивай с ним разговоры, и что бы он
тебе ни приказал — не перечь ему, и, может быть, то,
что я придумаю, будет подходящим». И Масрур отвечал:
«Слушаю и повинуюсь!» И потом он вышел от нее, и за­
пылал в его сердце огонь любви.
А когда муж Зейн-аль-Мавасиф приехал домой, она
обрадовалась его приезду и сказала ему: «Добро пожа­
ловать!» — и приветствовала его. И ее муж посмотрел ей
в лицо и увидел на нем желтизну. (А Зейн-аль-Мавасиф
вымыла лицо шафраном и проделала над ним какие-то
женские хитрости.) И он спросил ее, что с ней, и Зейн-
аль-Мавасиф ответила, что она с невольницами больна со
времени его отъезда, и сказала: «Наши сердца были за­
няты мыслью о тебе из-за твоего долгого отсутствия».
И она стала ему жаловаться на тяжесть разлуки и пла­
кать проливными слезами и говорила: «Если бы с тобой
был товарищ, мое сердце не несло бы всей этой заботы.
Заклинаю тебя Аллахом, о господин мой, не езди больше
 Рассказ о Масруре и 3 ейн-алъ-Мавасиф 5/3

без товарища и не прерывай о себе

сведений, чтобы я была за тебя спо­
койна сердцем и душой...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
Восемьсот царь, что когда З ейн-аль-Мавасиф
пятьдесят сказала своему мужу: «Не езди
вторая ночь больше без товарища и не преры-
рай сведений о себе, чтобы я была спокойна за тебя и
сердцем и душой», — он ответил ей: «С любовью и охотой!
Поистине, твое приказание правильно, и твое мнение
верно. Твоя жизнь дорога моему сердцу, и будет лишь то,
что ты хочешь».
И затем он пошел к себе в лавку, и отпер ее, и сел
продавать на рынке. И когда он был у себя в лавке,
вдруг подошел Масрур и пожелал ему мира и, сев с ним
рядом, начал ему говорить: «Да продлит Аллах твою
жизнь!» И он посидел, беседуя с ним, некоторое время,
а затем вытащил мешок, развязал его и, вынув оттуда
золота, дал его мужу З ейн-аль-Мавасиф и сказал: «Дай
мне на эти динары разных москательных товаров, чтобы
я продал их в своей лавке». И муж ее отвечал: «Слушаю
и повинуюсь!» — и дал ему то, чго он потребовал.
И Масрур заходил к нему так несколько дней подряд, и
муж Зейн-аль-Мавасиф обратился к нему и сказал: «Мне
нужен человек, чтобы вступить с ним в компанию для
торговли». И Масрур ответил: «И мне тоже нужен чело­
век, чтобы вступить с ним в компанию для торговли, так
как мой отец был купцом в стране Йеменской и оставил
мне большие богатства, и я боюсь, что они пропадут».
И тогда муж З ейн-аль-Мавасиф обратился к нему и
сказал: «Не желаешь ли ты стать моим товарищем, и я
тоже стану твоим товарищем и приятелем, и другом в
путешествии и на месте, и буду учить тебя продавать и
покупать, и брать, и отдавать». И Масрур отвечал:
344 Восемьсот пятьдесят вторая ночь

«С любовью и охотой!» И еврей взял его и привел в свое

жилище и посадил в проходе, а сам вошел к своей жене
Зейн-аль-Мавасиф и сказал ей: «Я взял одного человека
в товарищи и позвал его на угощенье. Приготовь же нам
хорошее угощенье». И Зейн-аль-Мавасиф обрадовалась и
поняла, что это Масрур, и приготовила роскошный пир и
сделала прекрасные кушанья от радости, что пришел Мас­
рур и что ее хитрый замысел удался.
И когда Масрур вошел в дом мужа Зейн-аль-Мавасиф,
тот сказал своей жене: «Выйди со мной к нему, и при­
ветствуй его, и скажи ему: «Ты нас обрадовал!» Но Зейн-
аль-Мавасиф рассердилась и воскликнула: «Ты ведешь
меня к чужому, постороннему человеку! Прибегаю к
Аллаху! Хотя бы ты разрезал меня на кусочки, я не по­
явлюсь перед ним». — «Почему ты стыдишься? — спросил
ее муж. — Он христианин, а мы — евреи, и мы будем
товарищами». — «Я не желаю идти к постороннему чело­
веку, которого никогда не видел мой глаз, и я его не
знаю», — ответила Зейн-аль-Мавасиф. И ее муж подумал,
что она правдива в своих словах.
И он до тех пор обхаживал ее, пока она не поднялась.
И тогда она завернулась в покрывало, взяла кушанье и
вышла к Масруру и приветствовала его. И он склонил
голову к земле, словно стесняясь, и купец увидел, что он
понурился, и подумал: «Это несомненно постник». И они
поели досыта, а потом кушанья убрали и принесли вино,
и Зейн-аль-Мавасиф села напротив Масрура и стала смо­
треть на него, и он смотрел на нее, пока день не прошел.
И Масрур ушел домой, и в сердце его пылал огонь, а что
касается мужа Зейн-аль-Мавасиф, то он все думал о тон­
ком поведении своего товарища и об его красоте.
Когда же наступил вечер, его жена подала ему ку­
шанье, чтобы он поужинал, как обычно. А у пего в доме
была птица соловей, и, когда он садился есть, эта птица
подлетала к нему, и ела вместе с ним, и порхала у него
над головой, и эта птица привыкла к Масруру, и порхала
над ним всякий раз, как он садился за еду, и когда Мас­
рур ушел и пришел ее хозяин, птица не узнала его и не
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 345

приблизилась к нему. И купец стал думать об этой птице

и ее отдалении от него. Что же касается Зейн-аль-Мава-
сиф, то она не засыпала, и ее сердце было занято Мае-
руром, и продолжалось это на второй вечер и на третий
вечер. И еврей понял, в чем дело с его женой, и стал на­
блюдать за ней, когда ее ум был занят, и заподозрил
се, а на четвертую ночь он пробудился в полночь от сна,
и услышал, что его жена бормочет во сне и говорит о
Масруре, хотя спит в объятиях мужа, и это показалось
купцу подозрительным, но он скрыл свое дело.
А когда наступило утро, он пошел к себе в лавку и Зел
в ней, и, когда он сидел, вдруг подошел Масрур и привет­
ствовал его. И купец возвратил ему приветствие и молвив.
«Добро пожаловать, брат мой! — И потом сказал:— Я сто­
сковался по тебе». И он просидел, беседуя с Масруром,
некоторое время и затем сказал ему: «Пойдем, о брат
мой, в мое жилище и заключим договор о братстве».
И Масрур отвечал: «С любовью и охотой!»
И когда они пошли к дому, еврей пошел вперед и рас­
сказал своей жене о приходе Масрура и о том, что он
хочет с ним торговать и побрататься, и сказал: «Приго­
товь нам хорошую комнату и обязательно приходи к нам
и посмотри на братанье». — «Заклинаю тебя Аллахом, —
сказала ему жена, — не приводи меня к этому посторон­
нему человеку! Нет у меня желания приходить к нему».
И ее муж промолчал и велел невольницам подавать ку­
шанья и напитки, и затем он позвал птицу соловья, и
птица опустилась на колени к Масруру и не узнала сво­
его хозяина. И тогда купец спросил: «О господин, как
твое имя?» И Масрур ответил: «Мое имя Масрур». А дело
в том, что жена купца всю ночь произносила во сне это
имя. И купец поднял голову и увидел, что его жена смот­
рит на Масрура и делает ему знаки и указания бровью,
и понял он тогда, что хитрость против него удалась.
«О господин, — сказал он, — дай мне отсрочку — я при­
веду сыновей моего брата, чтобы они присутствовали на
братанье». — «Делай что тебе вздумается», — ответил
3i<) Восемьсот пятьдесят третья ночь

Масрур. И муж Зейп-аль-Мавасиф

поднялся и вышел из дома и подо­
шел к той комнате сзади...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят третья ночь, она сказала:
Восемьсот «Дошло до меня, о счастливый
пя тьдесят парь, что муж Зейн-аль-Мавасиф
третья ночь сказал Масруру: «Дай мне отсрочку,
я приведу сыновей моего брата,
чтобы они присутствовали при договоре о братанье между
мной и тобой». И потом он пошел и подошел к той ком­
нате сзади и остановился. А в том месте было окно, воз­
вышавшееся над обоими влюбленными, и купец подошел
к нему и стал на них смотреть, а они его не видели.
И вдруг Зейн-аль-Мавасиф спросила свою невольницу
Сукуб: «Куда ушел твой господин?» И когда девушка от­
ветила: «Он вышел из дома», Зейн-аль-Мавасиф сказала
ей: «Запри ворота и заложи их железом. Не отпирай их,
пока он не постучится, и сначала уведоми меня». И не­
вольница ответила: «Так и будет». А муж Зейн-аль-Мава-
сиф, при всем этом, видел их обстоятельства. А потом
Зейн-аль-Мавасиф взяла чашу и налила ее розовой водой
и положила туда тертого мускуса и подошла к Масруру.
И тот поднялся, и пошел ей навстречу, и воскликнул:
«Клянусь Аллахом, твоя слюна слаще этого напитка!»
И Зейн-аль-Мавасиф стала его поить, и он поил ее, а
потом она обрызгала его розовой водой, от темени до
ступни, и благоуханье распространилось по всей комнате.
И при всем этом, ее муж смотрел на них и дивился силе
их любви, и его сердце наполнилось гневом из-за того,
что он увидел, и его взяла ярость, и он взревновал вели­
кою ревностью.
И он подошел к воротам и увидел, что они заперты,
и постучал в них сильным стуком от великого гнева, и пе-
волышна сказала: «О госпожа, мой господин пришел». —
 Рассказ о Масруре и 3 ейн-ал ь-Мавасиф 34?

«Отопри ему ворота, пусть бы не воротил его Аллах бла­

гополучно!»— молвила Зейп-аль-Мавасиф. И Суку б по­
дошла к воротам и отперла их. «Чего ты запираешь во­
рота?» — спросил ее господин. И она сказала: «В твое
отсутствие они так и были заперты и не отпирались ни
ночью, ни днем». — «Ты хорошо сделала, это мне нра­
вится», — молвил ее хозяин и вошел к Масруру, смеясь, и
скрыл свое дело и сказал: «О Масрур, уволь нас от бра-
танья на сегодняшний день — мы побратаемся в другой
день, не сегодня». — «Слушаю и повинуюсь, делай что
тебе вздумается». — ответил Масрур.
И потом он ушел в свое жилище, а муж З ейн-аль-Ма-
васиф стал раздумывать о своем деле, не зная, как ему
поступить, и его ум был до крайности смутен, и он гово­
рил про себя: «Даже соловей и тот меня не узнал, а не­
вольницы заперли передо мной ворота и склонились к
другому». И от великого огорчения он принялся повто­
рять такие стихи:

«Срок долгий провел Масрур, живя в паслаждении,

И сладость узнал он дней и жизни, что кончилась.

Противится мне судьба и та, кого я люблю,

А сердце мое огнем сильней и сильней горит.

Безоблачна была жизнь с прекрасной и кончилась,

Но все же по-прежнему ты в прелесть ее влюблен.

Глаза мои видели всю прелесть красот ее,

И сердце мое теперь охвачено страстью к ней.

И долго она меня поила с охотою

Из нежных прекрасных уст вином, когда жаждал я.

Зачем же, о соловей, меня покидаешь ты

И ныне приветствуешь другого влюбленного?
318 Восемьсот пятьдесят третья ночь

Увидел глазами я дела весьма дивные,

Проснулись мои глара, а раньше смыкал их сон.

Я видел, что милая сгубила мою любовь

И птица моя теперь летает не надо мной.

Я богом миров клянусь! Захочет когда свой суд

Над тварями он свершить, — немедля вершит его.

Я сделаю то, чего достоин обидчик м ой ,—

По глупости он моей сближенья достиг с женой».

И когда Зейн-аль-Мавасиф услышала эти стихи, у нее

затряслись подяшлки, и желтым стал цвет ее лица, и она
спросила свою невольницу: «Слыхала ли ты это стихотво­
рение?» — «Я никогда в жизни не слыхала, чтобы он го­
ворил такие стихи, но пусть себе говорит то, что гово­
рит», — отвечала невольница.
И когда муж Зейн-аль-Мавасиф убедился, что это дело
истинное, он начал продавать все, чем владела его рука,
и сказал в душе: «Если я не удалю их от родины, они ни­
когда не отступятся от того, что делают». И он продал
все свои владения и написал поддельное письмо, а потом
он прочитал его своей жене и сказал, что оно пришло от
сыновей его дяди и содержит просьбу, чтобы они с женой
их посетили». — «А сколько времени мы у них пробу­
дем?» — спросила Зейн-аль-Мавасиф. И ее муж сказал:
«Двенадцать дней». И она согласилась поехать и спро­
сила: «Брать ли мне с собой кого-нибудь из неволь­
ниц?» — «Возьми Хубуб и Сукуб и оставь здесь Ху-
туб», — ответил ее муж. А потом он приготовил для жен­
щин красивые носилки и собрался уезжать. И Зейн-аль-
Мавасиф послала сказать Масруру: «Если пройдет срок,
о котором мы условились, и мы не вернемся, знай, что
муяе сделал с нами хитрость, и придумал для нас ло­
вушку, и отдалил нас друг от друга. Не забывай же уве­
 Рассказ о Масруре и 3 ейи-алъ-Мавасиф 319

рений и клятв, которые между нами, — я боюсь его хит­

рости и коварства».
И ее муж приготовился для путешествия, а Зейн-аль-
Мавасиф стала плакать и рыдать, и не было ей покоя
ни ночью, ни днем. И когда ее муж увидел это, он не стал
ее порицать. И, увидев, что ее муж обязательно поедет,
Зейн-аль-Мавасиф собрала свои материи и вещи, и сло­
жила все это у своей сестры, и рассказала ей обо всем,
что случилось, а потом она попрощалась с нею* и вышла
от нее плача. И ока вернулась к себе домой и увидела,
что ее муж привел верблюдов и начал накладывать на них
тюки, и он приготовил для Зейн-аль-Мавасиф самого луч­
шего верблюда. И когда Зенн-аль-Мавасиф увидела, что
разлука с Масруром неизбежна, она не знала, как посту­
пить. И случилось, что ее муж вышел по какому-то делу,
и тогда ока подошла к первой двери
и написала на ней такие стихи...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят четвертая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Восемьсот вый царь, что когда Зейн-аль-Мава-
пятьдесят сиф увидела, что ее муж привел
четвертая ночь верблюдов, и поняла, что он уез­
жает, она не знала, как поступить.
И случилось, что ее муж вышел по какому-то делу, и
тогда она подошла к первой двери и написала на ней та­
кие стихи:

О голубь домашний мой, от нас передай привет

Ты любящего любимым в час расставания.

Скажи ему, что всегда останусь печальной я

И буду жалеть о прежней жизни, столь милой нам.

Любимый мой также ведь все время безумствует,

И также по радости минувшей тоскует он.
320 Восемьсот пятьдесят четвертая ночь

Мы в радости провели и счастье не малый срок,

И близостью наслаждались и днем мы с ним.

Но только очнулись мы, раздался над нами крик

Разлучника-ворона: вещал о разлуке он.

Уехали мы, оставив дом наш пустынею.

О, если бы мы жилищ своих не оставили!

И потом она подошла ко второй двери и написала на

ней такие стихи:

Аллахом молю, к дверям пришедший, взгляни теперь

На прелесть любимого во тьме и скажи другим,

Что плачу я, вспомнив близость с ним, и скорблю о ней,

И нету конца слезам, во плаче струящимся.

И если не стерпишь ты того, чем убита я,

Покрой эти строки пылью, прахом засыпь их ты.

Потом поезжай в края востока и запада

И будь терпелив — Аллах такие судил дела.

И потом она подошла к третьей двери и написала на

ней такие стихи:

Потише, Масрур! Когда ты дом посетишь ее,

Ты к двери пройди и строки ты прочитай на ней.

Обет не забудь любви, правдивым ты если был —

Ведь сколько вкусило женщин горечь и сладость дней.

Аллахом молю, Масрур, ты близость к ней не забудь —

Оставила для тебя ведь радости все она.

Q, плачь о днях близости и дивной усладе их,

С приходом твоим завесы были отброшены.
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Маеасиф Ш

Так странствуй же ты за нами в дальних краях, Масрур,

В моря погружайся их и земли их исходи.

Далеко ушли теперь сближения вечера,

Глубокая тьма разлуки свет погасила их.

Аллах, сохрани былые дни — дивна радость их

В прекрасном саду надеягд, где рвали мы их цветы!

Зачем не продлились эти дни, как хотела я!

Аллах пожелал, чтоб дни, придя, уходили вновь.

Вернутся ли снова дни, и будем ли вместе мы?

Я буду верна, и дни исполнят тогда обет.

И знай, что дела мирские держит в деснице тот,

Кто чертит в предвечном сроки их на скрижали лба
А потом она заплакала сильным плачем и вернулась
в дом, плача и рыдая, и стала она вспоминать то, что
прошло, и воскликнула: «Слава Аллаху, который судил
нам это!» И затем усилилось ее горе из-за разлуки с лю­
бимым и оставления родных мест, и она произнесла та­
кие стихи:

«Привет над тобой Аллаха, о опустевший дом!

Окончили дни в тебе теперь свои радости.

О голубь домашний мой, ты плача не прекращай

О той, кто луну свою и месяц покинул вновь.

Потише, Масрур, рыдай, утративши нас теперь; '

Лишившись тебя, лишились света глаза мои.

О, если бы видели глаза твои наш отъезд

И пламя в душе моей, все ярче пылавшее!

1 По мусульманскому поверью, судьба каждого человека

начертана на швах его черепа, но никто не может ее прочес ib.
322 Восемьсот пятьдесят четвертая ночь

То время ты не забудь под тенью густой садов,

Что вместе нас видели и скрыли завесою».

И потом Зейн-аль-Мавасиф пошла к своему мужу, и

тот поднял ее на носилки, которые сделал для нее, и когда
Зейн-аль-Мавасиф оказалась на спине верблюда, она про­
изнесла такие стихи:

«Привет над тобою Аллаха, о опустевший дом!

Как долго сносить в тебе пришлось нам несчастия!

О, если б средь стен твоих порвались дни времени

II в пылкой любви моей была бы убита я!

Скорблю я вдали и изнываю по родине,

Любимый, пе знаю я, что ныне случилося*

О, если бы знать мне, будет ли возвращение

Такое же ясное, как было нам ясно встарь?»

И ее муж сказал ей: «О Зейн-аль-Мавасиф, не печалься

о разлуке с твоим жилищем — ты вернешься в него в ско­
ром времени». И он принялся успокаивать ее сердце и
уговаривать ее, и потом они двинулись, и выехали за го­
род, и поехали по дороге, и поняла З ейн-аль-Мавасиф,
что разлука действительно совершилась, и показалось ей
Это тяжким.
А Масрур при всем этом сидел у себя в доме и раз­
мышлял о своей любви и своей возлюбленной. И почуяло
его сердце разлуку, и он поднялся на ноги в тот же час
и минуту и шел, пока не пришел к ее жилищу, и увидел
он, что двери закрыты, и заметил стихи, которые напи­
сала Зейн-аль-Мавасиф. И он начал читать надпись на
первой двери и, прочитав ее, упал на землю без чувств,
а очнувшись от обморока, он открыл первую дверь и по­
дошел ко второй двери и увидел, что написала Зейн-аль-
Мавасиф, и на третьей двери также*
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 323

И когда он прочитал все эти надписи, его страсть,

тоска и любовь успокоились, и он пошел по ее следам,
ускоряя шаги, и нагнал караван. И он увидел Зейн-аль-
Мавасиф в конце каравана, — а ее муж был в начале ка­
равана из-за своих вещей. И, увидев ее, Масрур уцепился
За носилки, плача и горюя от мучений разлуки, и произ­
нес такие стихи:

«Если б знать, за какой нас грех поразили

Стрелы дали и долголетней разлуки!

Счастье сердца, пришел однажды я к дому —

А от страсти сильна была моя горесть —

И увидел, что дом твой пуст и разрушен,

И в любви горевал своей и стонал я.

И спросил о желанной я стены дома:

«Куда скрылась, залогом взяв мое сердце?»

И сказали: «Оставила она дом свой,

И в душе она страсть свою затаила»*

Написала ряд строк она на воротах —

Поступают так верные среди тварей».

И когда Зейн-аль-Мавасиф услы­

шала эти стихи, она поняла, что
Это Масрур...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят пятая ночь, она сказала:
Восемьсот «Дошло до меня, о счастливый
пятьдесят царь, что Зейн-аль-Мавасиф, услы-
пятая мочь шав стихи, поняла, что это Масрур,
и заплакала вместе со своими не­
вольницами, а потом она сказала: «О Масрур, прошу тебя,
ради Аллаха, возвратись назад, чтобы не увидел тебя
324 Восемьсот пятьдесят пятая ночь

вместе со мной мой муж». И, услышав это, Масрур ли­

шился чувств. А когда он очнулся, они простились друг
с другом, и Масрур произнес такие стихи:

«Кричит об отъезде на заре их погонщик

Пред утром, и ветерок несет его голос.

И вот, оседлав животных, быстро снялись они.

Вперед караван спешит под пенье вожатых.

И землю благоуханьем со всех сторон обдав,

Они ускоряют ход по ровной долине.

Душой овладев моей в любви, они двинулись,

Следами обманут их я был в это утро.

Соседи! Хотел бы я совсем их не покидать,

II землю я омочил текущей слезою.

О сердце! Что сделала, когда далеко они,

Разлуки рука с душой — того не желал я!»

И Масрур продолжал оставаться вблизи каравана,

плача и рыдая, и З ейн-аль-Мавасиф уговаривала его вер­
нуться раньше утра из опасения позора. И Масрур подо­
шел к носилкам и попрощался с ней еще раз взглядом, и
его покрыло беспамятство на долгое время, а очнувшись,
он увидел, что путники уходят. И он обернулся в их сто­
рону и произнес нараспев такие стихи:

«Коль ветер близости ее подует,

Влюбленный сетует на муки страсти.

Вот веет на него дыханием утра,

И он очнулся будто бы на небе.

Лежит больной на ложе он недуга

И плачет кровью слез своих обильных.
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 325

Соседи двинулись, и сердце с ними,

Меж путников, погонщиком ведомых.

Клянусь Аллахом, ветер лишь подует,

Как на глазах к нему я устремляюсь».

И потом Масрур вернулся к дому в крайней тоске и

увидел, что он покинут любимыми. И Масрур так за­
плакал, что замочил свою одежду, и его покрыло беспамят­
ство, и душа его чуть не вышла из тела, а очнувшись, он
произнес такие два стиха:

«О сжалься, стан, — унижен я, в позоре,

Худеет тело, и слезы льют струею.

Подуй на нас их ветра благовонием,

Чтобы душа больная исцелилась».

И когда Масрур вернулся домой, он смутился духом

из-за всего этого, и глаза его заплакали, и он пробыл в
таком состоянии десять дней.
Вот что было с Масруром. Что же касается Зейн-аль-
Мавасиф, то она поняла, что удалась против нее хит­
рость, и ее муж ехал с ней в течение десяти дней, а по­
том он поселил ее в одном из городов. И Зейн-аль-Мава­
сиф написала Масруру письмо и отдала его своей
невольнице Хубуб и сказала ей: «Отошли это письмо
Масруру, чтобы он узнал, как удалась против нас хит­
рость и как еврей нас обманул». II невольница взяла у
нее письмо и послала его Масруру. И когда письмо при­
шло к нему, дело показалось ему тяжким. И он так
плакал, что замочил землю, и написал письмо, и послал
его Зейн-аль-Мавасиф, заключив его такими двумя
стихами:

«Как путь мне найти, скажи, к вратам утешенья,

Утешиться как тому, кто в огненном жаре?
ш Восемьсот пятьдесят пятая ночь

Прекрасны как времена, теперь миновавшие!

О, если 6 из них могли вернуться мгновенья!»

И когда это письмо дошло до Зейн-аль-Мавасиф, она

взяла его и прочитала и, отдав его своей невольнице
Хубуб, сказала ей: «Скрывай это дело». И муж ее понял,
что они обмениваются посланиями, и взял Зейн-аль-Ма­
васиф и ее невольницу и проехал с ними расстояние в
двадцать дней пути, а поюм он поселился с ними в од­
ном из городов.
Вот что было с Зейн-аль-Мавасиф. Что же касается
Масрура, то ему перестал быть приятен сон, и не посе­
лялся в нем покой, и не было у него терпения, и когда
он был в таком состоянии, в какую-то ночь его глаза за­
дремали, и он увидел во сне, что Зейн-аль-Мавасиф подо­
шла к нему в саду и начала его обнимать. И он пробу­
дился от сна и не увидел ее, и его ум улетел, и смутилось
его сердце, и глаза его наполнились слезами, и сердце
его охватило крайнее волненье, и он произнес такие
стихи:

«Привет той, чей призрак ночью нас посетил во сне,

Тоску взволновав мою и страсть лишь усилив.

И вот пробудился я от сна, весь взволнованный

Видением призрака, пришедшего в грезах.

Но будет ли правдой сон о той, кого я люблю,

И вылечится ль болезнь любви и недуги?

То руку она мне даст, то крепко прижмет к груди,

То речью приятною подаст утешенье,

Когда же окончились во сне порицания

И слезы мои глаза навеки покрыли,

Напился я влагой уст ее, и казалась мне

Прекрасным вином она, как мускус пахучим.
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 327

Дивлюсь я тому, что было в грезах пронесшихся,—

Достиг от нее тогда желанной я цели.

Но вот пробудился я от сна, и увидел я,

Что призрака нет, а есть лишь страсть и волненье.

И стал как безумный я, когда увидал ее,

И пьяным я сделался, вина не вкусивши.

О ветра дыхание, Аллаха молю, доставь

Привет от тоски моей и мира желанье!

И им ты скажи, тому, кого вы все знаете:

«Превратность судьбы дала испить чашу смерти».

И потом он отправился к ее жилищу и не переставал

плакать, пока не дошел до него, и он посмотрел на это
место и нашел его опустевшим, и увидел он перед собой
ее блистающий призрак, и показалось ему, что ее образ
стоит перед ним. И загорелись в нем огни и усилились
его печали, и он упал, покрытый беспамятством...»
II Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят шестая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда Масрур увидал
во сне З ейн-аль-Мавасиф, которая
Восемьсот его обнимала, он обрадовался до
пятьдесят крайней степени, а потом он про­
шестая ночь будился от сна и пошел к ее дому
и увидел, что дом опустел. И уси­
лились его печали, и он упал, покрытый беспамятством,
а очнувшись, он произнес такие стихи:

«Почуял я бана запах и благовонья их

И с сердцем, взволнованным тоскою, направился,
ш Восемьсот пятьдесят шестая ночь

Со страстью своей борясь, безумный и горестный,

Ко стану, где прелести любимых уж больше нет:

Он хворь мне послал разлуки, страсти и горестей,

И прежнюю дружбу мне напомнил с любимыми».

А окончив свои стихи, он услышал ворона, который

каркал возле дома, и заплакал и воскликнул: «Слава Ал­
лаху! Каркает ворон лишь над жилищем покинутым!»
И затем он начал горевать и вздыхать и произнес такие
стихи:

«Над домом любви зачем рыдает так ворон,

А жар мою внутренность клеймит и сжигает?

Грустя о том времени, что быстро прошло в любви,

Пропало напрасно сердце в страсти пучинах.

Я гибну в тоске, и пламя страсти в душе моей,

И письма пишу, но их никто не доставит.

О горе! Как изнурен я телом, а милая

Уехала! Если б знать, вернутся ль те ночи!

О ветер, когда ее под утро ты посетишь,

Приветствуй ее и встань у дома с приветом».

А у Зейн-аль-Мавасиф была сестра, по имени Насим,

и она смотрела на Масрура с высокого места. И, увидев,
что он в таком состоянии, она заплакала и опечалилась и
произнесла такие стихи:

«Доколь приходить ты будешь в стан, чтобы плакать,

А дом уже с горестью о строившем плачет?

Ведь были в нем радости, пока не уехали

Жильцы, и сияли в нем блестящие солнца.
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф Z29

Где луны, которые тогда восходили в нем?

Превратности свойства их прекрасные стерли.

Забудь о красавицах, которых любил ты встарь,—

Смотри, не вернутся ль дни опять с ними вместе?

lie будь тебя, из дому жильцы б не уехали,

И ворона ты над ним тогда бы не видел».

И Масрур заплакал сильным плачем, услышав эти

слова и поняв нанизанные стихи. А сестра З ейн-аль-Ма-
васиф знала, какова их любовь, страсть, тоска и безумие,
и она сказала Масруру: «Заклинаю тебя Аллахом, о Мас­
рур, держись вдали от этого жилища, чтобы не узнал о
тебе кто-нибудь и не подумал, что ты приходишь ради
меня. Ты заставил уехать мою сестру и хочешь, чтобы
я тоже уехала! Ты ведь знаешь, что, не будь тебя, дом
бы не лишился обитателей; утешься же и оставь его. То,
что прошло — прошло». И Масрур, услышав это от ее
сестры, заплакал сильным плачем и сказал ей: «О Насим,
если бы мог летать, я бы, право, полетел с тоски по ней.
Как же мне утешиться?» — «Нет для тебя хитрости,
кроме терпения», — ответила Насим. И Масрур сказал:
«Прошу тебя, ради Аллаха, напиши ей от себя и принеси
нам ответ, чтобы мое сердце успокоилось и потух бы
огонь, который внутри меня». — «С любовью и удоволь­
ствием», — ответила Насим.
И потом она взяла чернильницу и бумагу, и Масрур
начал ей описывать, как сильна его тоска и как он бо­
рется с муками разлуки, и он говорил: «Это письмо со
слов безумного, огорченного, бедного, разлученного, к
кому не приходит покой ни ночью, ни в час дневной, а
напротив, он плачет обильной слезой. Веки от слез у него
разболелись, и горести в сердце его разгорелись, печаль
его продлилась, и волненье его участилось, как у птицы,
что дружка лишилась, и быстро гибель к нему устреми­
лась. О, как в разлуке с тобой я страдаю, о, как о дружбе
твоей я вздыхаю! Измучило тело мое похуданье, и
330 Восемьсот пятьдесят шестая ночъ

ливнем лью слезы я от страданья. И в горах и в равнинах

теперь мне тесно, и скажу я от крайней тоски по пре­
лестной:

«Тоска моя по их домам осталась,

И страсть к их обитателям все больше.

И послал я вам повесть долгую о любви моей,

И чашу страсти дал мне выпить кравчий.

По отъезде вашем, когда вдали живете вы,

Проливают веки потоки слез обильных.

Вожак верблюдов, к становищу ты сверни —

Ведь все сильней пылает мое сердце.

Привет ты мой передай любимой и ей скажи:

«Одни уста твои его излечат».

Погубил его, разлучив с любимой, жестокий рок,

И в сердце он метнул стрелу разлуки.

Передай ты им, что сильна любовь и тоска моя

И разлука с ней, и нет мне утешенья.

И клянусь я вам, моей страстию поклянусь я вам,

Что верен буду клятвам и обетам.

Ни к кому не склонен, и страсти к вам не забыл ведь я.

И как утешится влюбленный страстно?

От меня привет и желанье мира я шлю теперь,

И с мускусом он смешан на бумаге».

И удивилась сестра ее Насим красноречью языка

Масрура, его прекрасным свойствам и нежности его сти­
хов и сжалилась над ним. Она запечатала письмо благо­
уханным мускусом, окурила его неддом и амброй и
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 354

доставила его одному из купцов и сказала ему: «Не от­

давай этого никому, кроме моей сестры или ее неволь-
ницы Хубуб». И купец сказал: «С любовью и охотой!»
И когда письмо дошло до Зейн-аль-Мавасиф, она по­
няла, что оно продиктовано Масруром, и узнала в нем
его душу по тонкости его свойств. И она поцеловала
письмо и приложила его к глазам и пролила из-под век
слезы и плакала до тех пор, пока ее не покрыло беспа­
мятство, а очнувшись, она потребовала чернильницу и
бумагу и написала Масруру ответ на письмо, и, описав
свою тоску, страсть и волненье и то, как ее влечет к лю­
бимым, она пожаловалась ему на
свое состояние и на поразившую ее
любовь к нему...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят седьмая ночь, она ска­
Восемьсот зала: «Дошло до меня, о счастли­
пятьдесят вый царь, что Зейн-аль-Мавасиф
седьмая ночь написала Масруру ответ на письмо
и говорила в нем: «Это письмо —
моему господину и владыке моего рабства, и моему по­
велителю, тайн моих и признаний властителю. — А за­
тем: — Взволновало меня бденье, и усилилось размыш­
ленье; вдали от тебя для стойкости места нет, о ты, чья
краса затмит солнца и луны свет! Тоска меня истомила,
и страсть меня погубила, да и как мне не быть такою,
когда я в числе погибающих. О краса здешнего мира и
украшение жизни, могут ли тому, чьи прервались дыха­
ния, быть приятны возлияния? Ведь не с живыми он ц
не с мертвыми». И затем она произнесла такие стихи:

«Письмо твое, о Масрур, желанья усилило.

Аллахом клянусь, забыть, утешиться не могу.

Лишь почерк твой увидала, — члены в тоске мои,

И влагой обильных слез я жажду лишь утолю,
332 Восемьсот пятьдесят седьмая ночь

Будь птицей я, я 6 взлетела тотчас во тьме ночной.

Ни манна, ни перепел теперь не приятны мне.

Запретна мне жизнь теперь, когда удалились вы,

И пламя разлуки я не в силах переносить».

И затем она посыпала письмо тертым мускусом и

амброй и запечатала его, и отослала с одним из купцов,
и сказала ему: «Не отдавай его никому, кроме моей се­
стры Насим». И когда письмо дошло до ее сестры Насим,
она доставила его Масруру, и Масрур поцеловал письмо
и приложил его к глазам и так заплакал, что его по­
крыло беспамятство.
Вот что было с ними. Что же касается до мужа Зейн-
аль-Мавасиф, то, когда он догадался об их переписке, он
стал ездить со своей женой и ее невольницей с места
на место, и Зейн-аль-Мавасиф сказала ему: «Слава Ал­
лаху! Куда ты с нами едешь и удаляешь нас от роди­
ны?» — «Я не остановлюсь, пока не проеду с вами год
пути, чтобы не достигали вас послания от Масрура, —
ответил ее муж. — Я посмотрю, как вы будете брать мои
деньги и отдавать их Масруру, и все, что у меня пропало,
я возьму от вас, и я посмотрю, поможет ли вам Масрур
и сможет ли он освободить вас из моих рук!»
И потом он пошел к кузнецу и сделал для женщин
три железные цепи. Он принес цепи к ним и снял с них
их шелковые одежды и одел их в одежды из волоса и
стал окуривать их серой, а потом он привел к женщинам
кузнеца и сказал ему: «Наложи цепи на ноги этих не­
вольниц». И первою он подвел Зейн-аль-Мавасиф, и когда
кузнец увидел ее, его рассудительность исчезла, и он
укусил себе пальцы, и ум улетел у него из головы, и уси­
лилась его страсть. «Каков грех этих невольниц?» —
спросил он еврея. И тот сказал: «Это мои рабыни, они
украли у меня деньги и убежали от меня». — «Да обма­
нет Аллах твое предположение!— воскликнул кузнец.—
Клянусь Аллахом, если бы эта девушка была у кадия ка­
диев и совершала бы каждый день тысячу проступков,
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 333

он бы не взыскивал с нее! Да к тому же на ней не видно

признаков воровства, и ты не можешь надеть ей на ноги
железо».
И он стал просить еврея не надевать на нее цепей
и принялся его упрашивать, чтобы он ее не заковывал, и
когда Зейн-аль-Мавасиф увидела кузнеца, который про­
сил за нее еврея, она сказала: «Прошу тебя, ради Аллаха,
не выводи меня к этому чужому мужчине». — «А как же
ты выходила к Масруру?» — спросил ее еврей. И она не
дала ему ответа. И еврей принял ходатайство кузнеца и
наложил ей на ноги маленькую цепь, а невольниц зако­
вал в тяжелые цепи. А тело З^йн-аль-Мавасиф было
мягкое и не выносило жесткого, и она со своими неволь­
ницами была все время одета во власяницу, ночью и
днем, так что у них похудело тело и изменился цвет
лица.
Что же касается кузнеца, то в его сердце запала ве­
ликая любовь к Зейн-аль-Мавасиф, и он отправился в
свое жилище в величайшей горести и начал говорить та­
кие стихи:

«Отсохни твоя рука, кузнец! Заковала ведь

И жилы она и ноги цепью тяжелою.

Сковал ты цепями ноги нежной владычицы,

Что в людях сотворена, как чудо чудесное.

Коль был бы ты справедлив, браслетов бы не было

Железных на ней — ведь прежде были из золота.

Когда б увидал ее красу кадий кадиев,

Он сжалился бы и место дал бы на кресле ей».

А кадий кадиев проходил мимо дома кузнеца, когда

ю т говорил нараспев эти стихи, и он послал за ним, и
когда кузнец явился, спросил его: «О кузнец, кто та, чье
имя ты произносишь и к кому твое сердце охвачено
$34 Восемьсот пятьдесят седьмая ночь

любовью?» И кузнец встал и поднялся на нош перед кади

и поцеловал ему руки и воскликнул: «Да продлит Аллах
дни нашего владыки кади и да расширит его жизнь! З т(>
девушка, и ее качества — такие-то и такие-то». И он при­
нялся описывать кади девушку и ее красоту, прелесть,
стройность и соразмерность, изящество и совершенства:
ее прекрасное лицо, тонкий стан и тяжелый зад. А потом
он рассказал ему, что она в ушшении и в заключении —
закована в цепи и получает мало пищи.
И тогда кади сказал: «О кузнец, укажи ей к нам до­
рогу и приведи ее к нам, чтобы мы взяли за нее должное.
Эта невольница привязана к твоей шее, и если ты не ука­
жешь ей путь к нам, Аллах воздаст тебе в день воскре­
сенья». И кузнец сказал: «Слушаю и повинуюсь!» И он
г. тот же час и минуту направился к дому Зейн-аль-Ма­
васиф и нашел ворота запертыми и услышал нежную
речь, исходившую из печального сердца: это Зейн-аль-
Мавасиф говорила в ту пору такие стихи:

«Была я на родине и вместе с любимыми,

И милый мне наполнял любовию кубки.

Ходили они меяс нами с радостью, милой нам,—

В тот миг не смущали нас ни утро, ни вечер.

Тогда проводили дни, что нас оживляли, мы —

И чаша, и лютня, и канун веселили.

Но рок и превратности судьбы разлучили нас —

Любимый ушел, и время дружбы исчезло*

О, если бы ворона разлуки прогнать от нас,

О, если б заря любви, сближения блеснула!»

И когда кузнец услышал эти нанизанные стихи, он

заплакал слезами, подобными слезам облаков, и постучал
в ворота: «Кто у ворот?» = спросили женщины. И он отве­
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф ЪЗо

тил: «Я, кузнец». И он рассказал им о том, что говорил

кади, и передал, что он хочет, чтобы они явились к нему
и подняли перед ним дело и же­
лает получить для них должное...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли-
Восемьеот вый НаРь» что кузнец передал Зейн-
пнтьдесят алъ-Мавасиф слова кади и расска-
восьмая, почь зал? чхо он хочет, чтобы они яви­
лись к нему и подняли перед ни*
дело, и он отомстит за них их обидчику и возьмет для
них должное. И Зейн-аль-Мавасиф сказала кузнецу:
«Как же мы пойдем к нему, когда ворота заперты и у
нас на ногах цепи, а ключи у еврея». — «Я сделаю к
замкам ключи и отомкну ими ворота и цепи», — ответил
кузнец. И Зейн-аль-Мавасиф сказала: «А кто покажет
нам дом кади?» — «Я опишу его вам», — сказал кузнец.
«А как же мы пойдем к кади, когда мы одеты в одежды
из волоса, обкуренные серой?» — сказала Зейн-аль-Ма-
ьасиф. И кузнец ответил: «Кади не осудит вас за то, что
вы в таком виде».
И потом кузнец, в тот же час и минуту, пошел и
сделал ключи для замков, а затем он отомкнул ворота и
отомкнул цепи и, сняв их с ног женщин, вывел их и по­
казал им дорогу к дому кади. А потом невольница Хубуб
сняла со своей госпожи бывшие на ней волосяные
одежды, пошла с нею в баню и вымыла ее и одела в шел­
ковые одежды. И вернулся к ней прежний цвет лица, и,
в довершение счастья, ее муж был на пиру у кого-то из
купцов. И Зейн-аль-Мавасиф украсилась лучшими укра­
шениями и пошла к дому кади, и, когда кади увидел ее,
он поднялся на ноги, и девушка приветствовала его неж­
ной речью и сладостными словами, пуская в него стрелы
взоров. «Да продлит Аллах жизнь владыки нашего кади
и да укрепит им тяжущегося!» — сказала она.
556 Восемьсот пятьдесят восьмая ночь

А потом она рассказала кади о делах кузнеца, кото­

рый совершил с ней поступки благородных, и о том, ка­
кие еврей причинил ей мучения, ошеломляющие ум.
И она рассказала кади, что усилилась над ними опасность
гибели и не находят они себе освобождения. И кади
спросил: «О девушка, как твое имя?» — «Мое имя —
Зейн-аль-Мавасиф, а имя этой моей невольницы — Ху­
буб», — ответила девушка. И кади воскликнул: «Твое имя
подходит к именуемому, и его звук соответствует его
смыслу!» И Зейн-аль-Мавасиф улыбнулась и закутала
лицо, и кади сказал ей: «О Зейн-аль-Мавасиф, есть у тебя
муж или нет?» — «Нет у меня мужа», — ответила де­
вушка. И кади спросил: «А какой ты веры?» — «Моя
вера — вера ислама и религия лучшего из людей», — от­
ветила девушка. «Поклянись божественным законом, со­
держащим знаменья и назидания, что ты исповедуешь
веру лучшего из людей», — сказал кади. И девушка по­
клялась ему и произнесла исповедание.
И тогда кади спросил: «Как прошла твоя юность с
Этим евреем?» — «Знай, о кади, — да продлит Аллах твои
дни в удовлетворении, да приведет тебя к желанному и
да завершит твои дела благими деяниями!— сказала
Зейн-аль-Мавасиф, — что мой отец оставил мне после
своей кончины пятнадцать тысяч динаров и вложил их в
руки этого еврея, чтобы он на них торговал, и прибыль
должна была делиться между ним и нами, а капитал —
быть неприкосновенным по установлению божественного
закона. И когда мой отец умер, еврей пожелал меня и
потребовал меня у моей матери, чтобы на мне жениться,
но моя мать сказала ему: «Как я ее выведу из ее веры
и сделаю ее еврейкой! Клянусь Аллахом, я сообщу о тебе
власти!» И еврей испугался ее слов и взял деньги и убе­
жал в город Аден, и, когда мы услышали, что он в городе
Адене, мы приехали туда его искать. И когда мы встре­
тились с ним в этом городе, он сказал нам, что торгует
разными товарами и покупает товар за товаром, и мы по­
верили. И он до тех пор нас обманывал, пока не заточил
нас и не заковал в цепи, и он нас пытал сильнейшими
 Рассказ о Масруре и Зейп-алъ-Мавасиф ЪЪ1

пытками, а мы — чужестранки и нет нам помощника,

кроме великого Аллаха и владыки нашего, кади».
И когда кади услышал эту историю, он спросил не­
вольницу Хубуб: «Это твоя госпожа, и вы чужестранки,
и у нее нет мужа?» Хубуб ответила: «Да». И тогда кади
воскликнул: «Жени меня на ней, и для меня обязательно
освобождение раба, пост, паломничество и подаяние, если
я не получу для вас должного от этого пса после того,
как воздам ему за то, что он сделал!» И Хубуб ответила:
«Внимание тебе и повиновение!» И кади сказал: «Иди
успокой свое сердце и сердце твоей госпожи, а завтра,
если захочет великий Аллах, я пошлю за этим гечестив-
цем и возьму с него для вас должное, и ты увидишь чу­
деса при его пытке».
И девушка пожелала ему блага и ушла от него,
оставив его в горе, безумии, тоске и страсти. И когда
Хубуб со своей госпожой ушли от него, они спросили,
где дом второго кади, и им показали его. И, придя ко
второму кади, они сообщили ему то же самое, и третьему,
и четвертому тоже, так что Зейн-аль-Мавасиф доложила
о своем деле всем четырем судьям. И каждый из них
просил ее выйти за него замуж, и она говорила: «Х о­
рошо!» И ни один из них не знал про другого. И каждый
кади желал ее, а еврей не знал ни о чем из этого, так
как он был в доме, где шел пир.
А когда наступило утро, невольница Зейн-аль-Мава­
сиф поднялась и одела ее в платье из прекраснейших
одежд и вошла с нею к четырем кадиям в помещение
суда, и, увидев, что судьи находятся там, Зейн-аль-Мава­
сиф обнажила лицо, подняла покрывало и приветство­
вала их, и судьи возвратили ей приветствие, и каждый из
них узнал ее. А кто-то из судей писал, и калам выпал у
него из руки, и кто-то разговаривал, и язык его стал за­
плетаться, а кто-то из них считал, и ошибся в счете.
И судьи сказали девушке: «О прекрасная качествами и
редкая по красоте, пусть будет твое сердце вполне спо­
койно! Мы непременно получим для тебя должное и
12 «1001 НОЧЬ», W. 7
338 Восемьсот пятьдесят девятая ночь

приведем тебя к тому, что ты хо­

чешь». И она пожелала им блага, а
потом попрощалась с ними и ушла...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
пятьдесят девятая ночь, она ска­
Восемьсот зала: «Дошло до меня, о счастли­
пятьдесят вый царь, что судьи сказали Зенн-
девятая ночь аль-Мавасиф: «О прекрасная каче­
ствами и редкая по красоте, пусть
будет твое сердце вполне спокойным об исполнении
твоей нужды и достижении желаемого». И она пожелала
им блага, а потом попрощалась с ними и ушла. А еврей
при всем этом был у своих друзей на пиру и ничего не
знал. И Зейн-аль-Мавасиф стала взывать к вершителям
законов и обладателям перьев о защите против этого
подозрительного нечестивца и освобождения от болез­
ненных пыток и заплакала и произнесла такие стихи:

«О глаз мой, слезы, как потоп, пролей ты —

От слез, быть может, печаль моя погаснете

Я носила раньше прекрасный шелк, весь вышитый,

Теперь ношу одежду я монахов.

Благовоньем серы окурены мои платья все —

Оно несходно с неддом и рейханом.

И если бы, Масрур, узнал, что с нами, ты,

То срам наш и позор не допустил бы.

Хубуб в цепях железных ныне пленница

Того, что в бога-судию не верит.

А я отвергла и жизнь евреев и веру их,

И ныпе верю высшею я верой.
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 389

Мусульманкою пред прощающим я простерлась ниц

И следую Мухаммеда закону*

Масрур, любовь ты нашу не забудь вовек,

Храни ты клятвы верно и обеты*

Я сменила веру, любя тебя, и, поистине,

От крайней страсти любовь мою скрываю.

€пеши же к нам, коль дружбу к нам ты сохранил,

Как благородный, и в пути не медли!»

И затем она написала письмо, в котором заключалось

все то, что сделал с нею еврей, от начала до конца, и
начертала в письме эти стихи, а потом она свернула
письмо и подала его своей невольнице Хубуб и сказала:
«Храни это письмо у себя за пазухой, пока мы не ото­
шлем его Масруру».
И когда это было так, вдруг вошел к ним еврей и
увидал, что они радуются. «Что это вы, я вижу, радуе­
тесь? Разве пришло к вам письмо от вашего друга Мас-
рура?» — спросил он. И Зейн-аль-Мавасиф сказала ему:
«У нас нет помощника против тебя, кроме Аллаха, вели­
кого, славного, и это он избавит нас от твоего притес-
ненья. Если ты не воротишь нас в наши страны и на ро­
дину, мы завтра будем судиться с тобой у правителя
Этого города и его судьи». — «А кто снял цепи с ваших
ног? — спросил еврей. — Я обязательно сделаю для каж­
дой из вас цепь в десять ритлей 1 и обойду с вами вокруг
города». — «Ты сам попадешь во все, что ты для нас за­
думал, если захочет Аллах великий, — сказала Хубуб, —
а также пострадаешь и за то, что ты удалил нас от ро­
дины. Завтра мы с тобой будем стоять перед правителем
Этого города».
И так продолжалось до утра, а потом еврей поднялся
и пошел к кузнецу, чтобы сделать для женщин цепи, и

1 Р и т л ь — мера веса, несколько меньше пятисот граммов.

12*
340 Восемьсот пятьдесят девятая ночь

тогда Зейн-аль-Мавасиф поднялась со своими невольни­

цами и пошла к дому суда и вошла в него. Она увидела
кадиев и приветствовала их, и все кадии возвратили ей
приветствие, и потом кадий кадиев сказал тем, что были
вокруг него: «Это женщина блестяще прекрасная, и вся­
кий, кто ее видит, в нее влюбляется и смиряется перед
ее красотой и прелестью». И потом кади послал с нею
четырех поеланцев и сказал им: «Приведите ее обидчика
в наихудшем состоянии».
Вот что было с нею. Что же касается еврея, то он сде­
лал для женщин цепи и отправился в свое жилище, но
не нашел их там и растерялся. И когда это было так,
посланные вдруг вцепились в него и начали его бить же­
стоким боем и тащили его, волоча на лице, пока не при­
шли с ним к кади. И, увидав его, кади закричал ему в
лицо и сказал: «Горе тебе, о враг Аллаха! Разве дошло
твое дело до того, что ты сделал то, что сделал, и удалил
Этих женщин от их родины и украл их деньги и хочешь
сделать их еврейками. Как это ты хочешь превратить
мусульман в неверных?» — «О владыка, это моя же­
на», — сказал еврей. И когда кадии услышали от него эти
слова, они все закричали и сказали: «Киньте этого пса
на землю и колотите его по лицу сандалиями! Бейте его
болезненным боем, ибо его грех не прощается».
И с еврея сняли его шелковую одежду и надели на
него волосяную одежду Зейн-аль-Мавасиф, и его кинули
на землю, выщипали ему бороду и больно побили его по
лицу сандалиями, а потом его посадили на осла, лицом
к заду, и вложили хвост осла ему в руки, и его возили
вокруг города, пока не обошли с ним весь город. А потом
с ним вернулись к кади, и он был в великом унижении,
и четверо кадиев присудили его к отсечению рук и ног и
распятию. И проклятый оторопел от таких слов, и его
разум исчез, и он воскликнул: «О господа судьи, чего вы
от меня хотите?» И судьи отвечали: «Скажи: «Эта жен­
щина — не моя жена, и деньги — ее деньги, и я совершил
над ней преступленье и разлучил ее с родиной». И еврей
признал это, и об его признанье написали свидетельство,
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф Ы4

и, отобрав от него деньги, отдали их Зейн-аль-Мавасиф и

дали ей свидетельство, и она ушла домой, и всякий,
кто видел ее красоту и прелесть, смущался умом, и
каждый из кадиев думал, что ее дело приведет ее к
нему.
И когда З ейн-аль-Мавасиф пришла к своему жилищу,
она собрала для себя все, что ей было нужно, и подо­
ждала, пока пришла ночь, и тогда она взяла то, что легко
нести и дорого пеною, и пошла со своими невольницами
во мраке ночи. И она шла не переставая в течение трех
дней пути с их ночами, и вот то,
что было с Зейн-аль-Мавасиф.
Что же касается кадиев, то по­
сле ухода Зейн-аль-Мавасиф они
приказали заточить ее муя^а, ев­
рея...»
И Шахразаду застигло утро, и
Ночь, дополняющая она прекратила дозволенные речи.
до восьмисот Когда же настала ночь, допол-
шесшидесяти няющая до восьмисот шестидесяти,
она сказала: «Дошло до меня,
о счастливый царь, что кадии приказали заточить еврея,
мужа Зейн-аль-Мавасиф, а когда наступило утро, кадии
и свидетели стали ждать, что Зейн-аль-Мавасиф к ним
придет, но она не пришла ни к одному из них.
И тогда кади, к которому она пришла сначала, ска­
зал: «Я хочу сегодня прогуляться за городом — у меня
есть там дело». И он сел на своего мула, взял с собой
слугу и начал объезжать переулки города, вдоль и по­
перек, и искать Зейн-аль-Мавасиф, но не напал на слух
о ней. И когда он так ездил, он вдруг увидел, что и
остальные кадии разъезжают по городу, и каждый из них
думал, что Зейн-аль-Мавасиф ни с кем, кроме него, не
условилась. И первый кади спросил, почему они выехали
и разъезжают по переулкам города, и они рассказали ему
о своем деле, и увидел он, что их состояние подобно его
состоянию и их вопросы подобны его вопросам. И они
все стали искать Зейн-аль-Мавасиф, но не напали на слух
542 Восемьсот шестидесятая ночь

о ней, и каждый из них уехал домой больной, и они

легли на ложе изнеможения.
А потом кадий кадиев вспомнил о кузнеце и послал
за ним, и когда кузнец предстал меж его руками, спро­
сил его: «О кузнец, знаешь ли ты что-нибудь о делах де­
вушки, которой ты указал на нас? Клянусь Аллахом, если
ты не осведомишь меня о ней, я побью тебя бичами!»
И кузнец, услышав слова кади, произнес такие стихи:
«Поистине, та, что мной владеет теперь в любви,
Красой овладела всей, другим не оставив!

Глядит, как газель, и пахнет амброй, и солнце нам

Являет; течет, как пруд, и гнется, как ветка».

А потом кузнец воскликнул: «Клянусь Аллахом, о

владыка мой, с тех пор как она удалилась от благород­
ного присутствия, мой глаз ни разу ее не видел. А она
овладела моим сердцем и разумом, и о ней мой разговор
и моя забота, и я пошел в ее жилище, и не нашел ее, и
не увидел никого, кто бы мне рассказал о ней, как будто
она погрузилась в пучину вод или ее унесло на небо».
И когда кади услышал его слова, он вскрикнул кри­
ком, от которого чуть не вышла его душа, и воскликнул:
«Клянусь Аллахом, не было нам надобности видеть ее!»
И кузнец ушел, а кади свалился на постель и впал из-за
девушки в изнеможение, и свидетели, и остальные кадии
тоже. И стали ходить к ним врачи, но не было у них бо­
лезни, для которой нужен лекарь. А потом именитые
люди пришли к первому кади и приветствовали его и
стали его расспрашивать, что с ним, и кади вздохнул и
открыл то, что было у него на душе, и произнес такие
стихи:

«Довольно упреков, хватит боли с меня моей:

Просите за кадия, людьми управлявшего!

Кто раньше меня корил за страсть, пусть простит меня

И пусть не бранит, — убитъщ страстью упрека нет.
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф Ы5

Был кадием я, и рок мне счастие приносил

На всех должностях, и подпись ставил каламом я.

Но вот я сражен стрелой — и нет для нее врача —

Из глаз дивной девушки, пришедшей, чтобы кровь
пролить.

Ей равной средь мусульманок нет, что приходят к нам

С обидой, в устах ее сверкает жемчужин ряд.

Взглянул я в-лицо прекрасной, и показала мне

Она круг луны, взошедшей средь темноты ночной,

И лик светлый свой, и уст улыбку чудесную

Покрыла краса ее от ног до темени.

Аллахом клянусь, мой глаз не видел подобной ей

Средь всех, что арабом создан и неарабом был.

Прекрасное обещала мне эта девушка

И молвила: «Обещав, исполню, о кади, я!»

Вот сан мой, и вот чем был испытан, узнайте, я.

Не спрашивайте ж, в чем горе, люди разумные!»

А произнося эти стихи, кади заплакал сильным пла­

чем, и потом он издал единый вопль, и дух его расстался
с телом. И когда пришедшие увидели это, они вымыли
его, завернули в саван, помолились над ним и похоро­
нили его, и написали на его могиле такие стихи:

Собрались свойства влюбленных всех в душе того,

Кто в могилу слег, умерщвленный злобой любимого.

Был прежде он судьею среди тварей всех,

Перо его тюрьмою было мечу в ножнах,

И свершила суд свой над ним любовь — мы не видели,

Чтоб владыка прежде унизился пред рабом своим.
ш Восемьсот шестидесятая ночь

И потом они сказали: «Да помилует его Аллах!»

И они ушли ко второму кади вместе с врачом, но не на­
шли у него повреждения или боли, для которой был бы
нужен врач. И они спросили, что с ним и чем занят его
ум, и кади осведомил их о своем деле, и они стали бра­
нить и порицать его за такое состояние, и он ответил им,
произнеся нараспев такие стихи:

«Беда моя в ней: хулить меня пе надо —

Из рук стрелка я поражен стрелою.

Ко мне невольница Хубуб явилась,

Что дни судьбы считает год за годом,

И с нею девочка, черты которой

Прекраснее луны во мраке ночи.

Красу свою нам, жалуясь, явила

Она, и слезы глаз лились струею.

Слова ее услышал и взглянул я

И заболел от уст ее улыбки.

Ушла с душой моей она — куда же?

А я остался, как любви заложник.

Вот моя повесть — сжальтесь надо мною

И моего слугу судьей назначьте».

И потом он издал вопль, и душа его рассталась с те­

лом, и его обрядили и похоронили и сказали: «Да поми­
лует его Аллах!» — и отправились к третьему кади и
увидели, что он болен и с ним случилось то же, что слу­
чилось со вторым. И с четвертым было то же самое, и
они увидели, что все судьи больны от любви к Зейн-аль-
Мавасиф, и свидетелей они тоже нашли больными от
любви к ней, ибо всякий, кто ее видел, умирал от любви,
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф 345

а если не умирал, то жил, борясь с

волненьями страсти...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят первая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Восемьсот вый царь, что именитые жители го­
шестьдесят рода нашли всех судей и свидете­
первая ночь лей больными от любви к З^йн-аль-
Мавасиф, ибо всякий, кто ее видел,
умирал от увлеченья ею, а если не умирал, то жил борясь
с волненьем страсти из-за сильной любви к ней, да по­
милует их всех Аллах!
Вот что было с ними. Что же касается Зейн-аль-Ма-
васиф, то она ехала, ускоряя ход, в течение нескольких
дней, пока не проехала далекого расстояния. И случи­
лось, что она выехала со своими невольницами и проез­
жала по дороге монастыря, а в этом монастыре был ве­
ликий монах по имени Данис, у которого было сорок
патрициев. И, увидев красоту Зейн-аль-Мавасиф, он вы­
шел к ней и пригласил ее и сказал: «Отдохните у нас
десять дней, а потом поезжайте». И девушка останови­
лась со своими невольницами в этом монастыре.
И когда она там остановилась и Данис увидел ее кра­
соту и прелесть, его вера испортилась, и он пленился ею
и стал посылать к ней с просьбами патрициев, одного
за другим, чтобы подружиться с нею, и каждый, кого он
посылал, впадал в любовь к ней и соблазнял ее, а она
извинялась и отказывалась. И Данис все посылал к ней
одного за другим, пока не послал к ней сорок патрициев,
и каждый из них, увидав ее, привязывался к ней лю­
бовью и усиленно ее уговаривал и соблазнял, не называя
ей имени Даниса, а она отказывалась и отвечала им са­
мыми грубыми словами.
И когда истощилось терпение Даниса и усилилась его
страсть, он сказал про себя: «Говорит сказавший по­
говорку: «Почешет мне тело только мой ноготь, и не
846 Восемьсот шестьдесят первая ночь

побегут для дед моих ничьи, кроме моих, ноги». А затем

он поднялся на ноги и приготовил роскошное кушанье и
понес его и поставил перед Зейн-аль-Мавасиф (а было
Это в девятый день из тех десяти, которые Зейн-аль-Ма­
васиф уговорилась провести у Даниса для отдыха).
И, поставив перед ней кушанье, монах сказал: «Пожалуй
во имя бога — лучшая пища — та, что нам досталась».
И девушка протянула руку со словами: «Во имя Аллаха,
милостивого, милосердного!» — и стала есть со своими
невольницами. А когда она кончила есть, монах сказал
ей: «О госпожа, я хочу сказать тебе стихи». — «Гово­
р и » ,— молвила девушка. И Данис произнес такие стихи:

v Пленила ты сердце мне ланитой и взором,

О страсти к тебе гласит и стих мой и проза.

Ты бросишь ли страстию к тебе изнуренного?

С любовью борюсь своей и в сонных я грезах.

Меня ты не оставляй безумным, поверженным,

Забыл я и монастырь и жизни услады.

О нежная ветвь! В любви дозволила кровь пролить

Мою! Пожалей меня и жалобам внемли».

И, услышав эти стихи, Зейн-аль-Мавасиф ответила на

его стихотворение таким двустишием:
«О жаждущий близости, не льстись ты надеждою,
Вопросы, о человек, ко мне прекрати свои!

И душу не распаляй на то, чем владеть вовек

Не будешь, — ведь к жадности близки опасения».

И Данис, услышав ее стихи, вернулся в свою келью,

задумчивый, не зная, как поступить в деле этой девушки,
и он провел эту ночь в наихудшем состоянии. А когда
опустилась ночь, Зейн-аль-Мавасиф встала и сказала
своим невольницам: «Пойдемте! Нам не справиться с со-
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф ЫЧ

рока человеками из монахов, когда каждый из них со­

блазняет меня». И невольницы ответили: «С любовью и
охотой!» И затем они сели на своих
коней и выехали из ворот мона­
стыря...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят вторая ночь, она ска-
Восемъсот зала: «Дошло до меня, о счастли-
шестьдесят вый царь, что Зейн-аль-Мавасиф со
вторая, почь своими невольницами выехала из
монастыря ночью, и они ехали не
переставая и вдруг увидели шедший караван.
И они вмешались в караван, и вдруг оказалось, что
Это караван из города Адена, где была Зейн-аль-Мава­
сиф, и она услышала, что люди в караване разговари­
вают о происшествии с Зейн-аль-Мавасиф и говорят, что
кадии и свидетели умерли от любви к ней и жители го­
рода назначили других кадиев и свидетелей и выпустили
мужа Зейн-аль-Мавасиф из тюрьмы. И Зейн-аль-Мавасиф,
услышав эти речи, обратилась к своим невольницам и
спросила свою рабыню Хубуб: «Разве ты не слышишь эти
речи?» И Хубуб ответила: «Если монахи, которые веруют,
что опасаться женщин — благочестиво, пленились лю­
бовью к тебе, то каково же положение кадиев, которые
веруют, что нет монашества в исламе! Но будем идти на
родину, пока наше дело остается скрытым». И они по­
шли, силясь идти скорее, и вот то, что было с Зейн-аль-
Мавасиф и ее невольницами.
Что же касается монахов, то, когда наступило утро,
они пришли к Зейн-аль-Мавасиф для приветствия, но
увидели, что ее место пусто, и схватила их болезнь во
внутренностях их. И первый монах разодрал свою одежду
и начал говорить такие стихи:

«О други, ко мне скорей придите! Поистипе,

Расстаться я с вами должен скоро, покинуть вас!
348 Восемьсот шестьдесят вторая ночь

Душа моя вся полна страданьями от любви,

А в сердце таятся вздохи страсти смертельные

По девушке, что пришла и наш посетила край, —

С ней месяц, на небеса входящий, сравняется.

Ушла она и меня убитым оставила,

Стрелою поверженным, что смерть принесла, разя»,

А потом второй монах произнес такие стихи:

«Ушедшие с душой моей, смягчитесь же

Над бедным вы и, сжалившись, вернитесь вновь.

Ушли опи, и ушел мой отдых с уходом их.

Далеко они, но речей их сладость в ушах моих.

Вдали они, и вдали их стап. О, если бы

Они сжалились и во сне хотя бы вернулись к нам!

Они сердце взяли, уйдя, мое и всего меня

В слезах, потоком льющихся, оставили».

А потом третий монах произнес такие стихи:

«Рисует ваш образ и глаза, и душа, и слух,

И сердце мое — приют для вас, как и всё во мне.

И слово о вас приятней меда в устах моих —

Течет оно, как течет мой дух в глубине груди.

И тонким, как зубочистка, вы меня сделали

От мук, и в пучине слез от страсти потоплен я,

О, дайте увидеть вас во сне! Ведь, быть может, вы

Ланитам моим дадите отдых от боли слез».
 Рассказ о Масруре и Зейн-алъ-Мавасиф

А потом четвертый монах произнес такие два стиха:

«Онемел язык — о тебе скажу немного:

Любовь — причина хвори и страданий.

О полная луна, чье место в небе,

Сильна к тебе любовь моя, безумна!»

А п отом пятый м онах произнес такие стихи:

«Люблю я луну, что нежна и стройна и стан ее тонок —

в беде он скорбит,
Слюна ее схожа со влагой вина, и зад ее тяжкий
людей веселит.

Любовью душа моя к ней сожжена, влюбленный средь

мрака ночного убит.
Слеза на щеке точно яхонт, красна, и льется она
точно дождь вдоль ланит».

А потом шестой монах произнес такие стихи:

«Губящая в любви к себе разлукою,

О бана ветвь, светило счастья взошло твое!

На грусть мою и страсть тебе я жалуюсь,

О жгущая огнями роз щеки своей!

В тебя влюбленный набожность обманет ли

И забудет ли поясной поклон и паденья ниц?»

А потом седьмой м онах произнес такие стихи:

«Заточил он душу, а слезы глаз он выпустил,

Обновил он страсть, а терпение разорвал мое.

О чертами сладкий! Как горько мне расстаться с ним.

При встрече он разит стрелою душу мне.
ШО Восемьсот шестьдесят вторая ночь

Хулитель, прекрати, забудь минувшее —

В делах любви тебе, ты знаешь, веры нет».

И остальные патриции и монахи тоже все плакали и

произносили стихи, а что касается их старшего — Да1ниса,
то усилился его плач и завыванья, но не находил он пути
к сближению с нею. А потом он произнес нараспев такие
стихи:

«Терпенья лишился я, ушли когда милые,

Покинула меня ты, надежда, мечта моя,

Погонщик верблюдов, будь помягче с их серыми —

Быть может, пожалуют они возвращение.

Суров к моим векам сон в разлуки день сделался,

Ж горе я обновил, а радость покинул я.

Аллаху я жалуюсь на то, что в любви терплю,—

Она изнурила тело, силу похитила».

И когда монахи потеряли надежду увидеть Зейн-аль-

Мавасиф, их мнение сошлось на том, чтобы изобразить у
себя ее образ, и они согласились в этом и жили, пока не
пришла к ним Разрушительница наслаждений.
Вот что было с этими монахами, обитателями мона­
стыря. Что же касается Зейн-аль-Мавасиф, то она ехала,
направляясь к своему возлюбленному, Масруру, и про­
должала ехать, пока не достигла своего жилища. И она
отперла ворота и вошла в дом, а затем она послала к
своей сестре Насим, и когда ее сестра услышала о ее
прибытии, она обрадовалась сильной радостью и принесла
ей ковры и дорогие материи. И потом она убрала ей дом,
и одела ее, и опустила занавески на дверях, и разожгла
алоэ, недд, амбру и благовонный мускус, так что дом
пропитался их запахами и стал великолепнее всего, что
бывает. А затем Зейн-аль-Мавасиф надела свои роскош­
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф М4

нейшие материи и украсилась лучшими украшениями.

И все это происходило, и Масрур не знал о ее приезде,
а напротив, был в сильной заботе и
печали, больше которой нет...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят третья ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли-
Восемьсот вый царь, что когда Зейн-аль-Ма-
шестьдесят васиф вошла в свой дом, ее сестра
третья ночь принесла ей ковры и материи и
постлала для нее и одела ее в рос­
кошнейшие одежды, и все это происходило, и Масрур не
знал о ее прибытии, а напротив, был в сильной заботе и
печали, больше которой нет. И Зейн-аль-Мавасиф села
и начала разговаривать с невольницами, которые оста­
лись и не поехали с ней, и рассказала им обо всем, что
с ней случилось, от начала до конца, а потом она обра­
тилась к Хубуб и, дав ей денег, приказала ей сходить и
принести чего-нибудь поесть ей и ее невольницам. И Ху­
буб пошла и принесла то, что Зейн-аль-Мавасиф потре­
бовала из еды и питья, и когда они кончили есть и пить,
Зейн-аль-Мавасиф приказала Хубуб пойти к Масруру и
посмотреть, где он, и взглянуть, каковы его обстоятель­
ства.
А Масрур — он не успокаивался в покое, и не была
для него возможна стойкость, и когда увеличилось над
ним волненье, и страсть, и любовь, и увлеченье, он стал
утешать себя произнесением стихов и ходил к ее дому
и целовал стену. И случилось, что он пошел на место
прощанья и произнес такое дивное стихотворение:

«Хоть таил я то, что пришлось снести мне, но явно все,

И сменило око усладу сна на бессонницу.

И когда пленили мне сердце мысли, воскликнул я:

«О судьба моя, ты не милуешь, не щадишь меня!»
 Восемьсот шестьдесят третья ночь

И душа моя меж мучением и опасностью!

Если б был владыка любви моей справедлив ко мне,

Сон не был бы от глаз моих так прогнан им.

Господа мои, пожалейте же изнуренного,

Благородного пожалейте вы, что унизился

На путях любви, и богатого, обедневшего!

Приставал хулитель, браня за вас, но не слушал я,

И заткнул я все, чем я слышать мог, и смутил его

И обет хранил нерушимо я, что любимым дан.

Они молвили: «Ты ушедших любишь!» Ответил я:

«Падет когда приговор судьбы, тогда слепнет взор».

И затем он вернулся в свое жилище и сидел, плача,

и одолел его сон, и увидел он в сновидении, будто Зейн-
аль-Мавасиф приехала домой. И он пробудился от сна,
плача, и направился к жилищу Зейн-аль-Мавасиф, произ­
нося такие стихи:

«Могу ли забыть я ту, что мной овладела всем,

И сердце мое в огне, угля горячей, горит?

Влюбился я в ту, чья даль — причина мольбы моей

К Аллаху, и смена дней и рока изменчивость.

Когда же мы встретимся, о цель и мечта души,

И близость когда вкусить смогу я, о лик луны?»

И, произнося конец стихотворения, оп шел в пере­

улка Зейн-аль-Мавасиф. И он почувствовал там благовон­
ные запахи, и разум его взволновался, и сердце его по­
кинуло грудь, и загорелась в нем страсть, и усилилось
его безумие. И вдруг он видит: идет Хубуб, чтобы испол­
нить какое-то дело. И Масрур замены ее, когда она под-
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф 553

ходила из глубины переулка, и, увидав ее, обрадовался

сильной радостью. И, увидев Масрура, Хубуб подошла к
нему и приветствовала его и обрадовала вестью о прибы­
тии своей госпожи Зейн-аль-Мавасиф и сказала: «Она
послала меня, чтобы потребовать тебя к ней».
И Масрур обрадовался сильной радостью, больше ко­
торой нет. И Хубуб взяла его и вернулась с ним к Зейн-
аль-Мавасиф. И когда Зейн-аль-Мавасиф увидала Мас­
рура, она сошла с ложа и поцеловала его, и он поцеловал
ее, и девушка обняла его, и он обнял ее, и они не пере­
ставали целовать друг друга и обниматься, пока их не
покрыло беспамятство на долгое время из-за сильной
любви и разлуки. А когда они очнулись от беспамятства,
Зейн-аль-Мавасиф велела своей невольнице Хубуб при­
нести кувшин, наполненный сахарным питьем, и кувшин,
наполненный лимонным питьем, и невольница принесла
ей все, что она потребовала, и они стали есть и пить.
И так продолжалось, пока не пришла ночь, и тогда
они начали вспоминать о том, что с ними случилось, от
начала до конца, а Зейн-аль-Мавасиф рассказала Мас-
руру, что она стала мусульманкой, и он обрадовался и
тоже принял ислам, и ее невольницы также, и вое они воз­
вратились к великому Аллаху. А когда наступило утро,
Зейн-аль-Мавасиф велела привести судью и свидетелей
и осведомила их о том, что она незамужняя, и выждала
полностью срок очищения, и хочет выйти замуж за Мас­
рура. И ее запись с ним записали, и они зажили самой
сладостной жизнью.
Вот что было с Зейн-аль-Мавасиф. Что же касается
ее мужа, еврея, то, когда жители города выпустили его
из тюрьмы, он уехал и направился в свою страну и ехал
до тех пор, пока между ним и тем городом, где была
Зейн-аль-Мавасиф, не осталось три дня пути. И Зейн-аль-
Мавасиф осведомили об этом, и она призвала свою не­
вольницу Хубуб и сказала ей: «Пойди на кладбище евреев,
вырой могилу, положи на нее цветы и попрыскай вокруг
них водой, и если еврей приедет и спросит тебя обо мне,
скажи ему: «Моя госпожа умерла от обиды на тебя, и с
5‘)4 Восемьсот шестьдесят третья ночь

ее смерти прошло двадцать дней». И если он тебе ска­

жет: «Покажи мне ее могилу», — приведи его к той мо­
гиле и ухитрись зарыть его в ней живым». И Хубуб отве­
тила: «Слушаю и повинуюсь!»
И затем они убрали ковры и отнесли их в чулан, и
Зейн-аль-Мавасиф пошла в дом Масрура, и они с ним
сели за еду и питье. И так продолжалось, пока не прошло
три дня, и вот то, что было с ними. Что же касается до
ее мужа, то, приехав после путешествия, он постучал в
ворота, и Хубуб спросила: «Кто у ворот?» — «Твой госпо­
дин», — ответил еврей. И она отперла ему ворота, и
еврей увидел, что слезы льются по ее щекам. «О чем ты
плачешь, и где твоя госпожа?» — спроеил он. И Хубуб
сказала: «Моя госпожа умерла от обиды на тебя». И когда
еврей услышал от нее эти слова, он растерялся и за­
плакал сильным плачем, а потом он спросил: «О Хубуб,
где ее могила?» И Хубуб взяла его и пошла с ним на
кладбище и показала ему могилу, которую она выкопала,
и тогда еврей заплакал сильным плачем и произнес такие
два стиха:

«Две вещи есть — если б плакали глаза о них

Кровью алою и грозила бы им гибель,

И десятой доли не сделали б они должного:

То цвет юности и с любимыми разлука!»

И потом он заплакал сильным плачем и произнес

такие стихи:

«Увы, о печаль моя, обманут я стойкостью!

В разлуке с любимою умру от печали я %

Какою бедой сражен с уходом любимых я,

Как тем, что рука свершила, сердце терзается!

О, если бы сохранил я тайну в те времена,

И страсть не открыл свою, в душе бушевавшую!
 Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф - 335

Ведь жизнью я жид угодной богу и радостной,

А после нее живу в позоре и тяготах.

Хубуб, взволновала ты тоску в моем сердце вновь,

Сказав мне о смерти той, кто был мне опорою.

О Зейн-аль-Мавасиф, пусть разлуки бы не было

И не было бы того, с чем тело оставил дух!

Раскаивался я в том, что клятвы нарушил я,

И горько себя корил за крайности в гневе я».

А окончив свои стихи, он начал плакать, стонать и

сетовать и упал, покрытый беспамятством, и когда он
потерял сознание, Хубуб поспешно потащила его и поло­
жила в могилу, а он был еще жив, но оглушен. И затем
она засыпала могилу и, вернувшись к своей госпоже,
осведомила ее об этом деле, и Зейн-аль-Мавасиф сильно
обрадовалась и произнесла такие два стиха:

«Поклялся рок, что вечно будет мой дух смущать,

Не сдержало клятву, о время, ты, искупи ее!

Мой хулитель мертв, а возлюбленный вблизи меня,

Так вставай же ты на зов радости, подбери подол».

И они жили вместе за едой, питьем, забавами, играми

и увеселениями, пока не пришла к ним Разрушительница
наслаждений и Разлучительница собраний, Губительница
сынов и дочерей.
^
-р Mr ассказывают также, — начала новую
сказку Шахразада, — что был в
древние времена и минувшие века и годы один человек —
купец, в земле египетской, по имени Тадж-ад-дин, и был
он из числа великих купцов и людей верных и благород­
ных, но только он увлекался путешествиями во все страны
и любил ездить по степям, пустыням, равнинам и кручам,
и морским островам, ища дирхема и динара. И были у
него рабы, невольники, слуги и рабыни, и долго подвергал
он себя опасностям, и терпел он в путешествиях то, от
чего седыми станут малые дети, и был он среди купцов
того времени богаче всех деньгами и прекраснее всех ре­
чами. Он обладал конями, и мулами, и верблюдами, дву­
горбыми и одногорбыми, и были у него кули, мешки и то-
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кугиачнице 357

вары, и деньги, и материи бесподобные — свертки тканей

из Химса, баальбекские одежды, куски шелкового полот­
на, одеяния из Мерва, отрезы индийской материи, багдад­
ские воротники, магрибинские бурнусы, турецкие неволь­
ники, абиссинские слуги, румские рабыни и египетские
прислужники, и были мешки для его поклажи — шелко­
вые, так как у него было много денег. И был он редкостно
красив, с гибкими движениями и, изгибаясь, вызывал же­
лание, как сказал о нем кто-то из описывающих его:

О, вот купец! Я видел — влюбленные

Сражались все из-за него в битве.

II молвил он: «Чего народ тут шумит?»

И молвил я: «Из-за тебя, купчик!»

А другой сказал, описывая его, и отличился, и выра­

зил о нем желаемое:

О, вот купец! Для близости он пришел,

И взорами смутил он мне сердце.

И молвил он: «Чего ты смущаешься?»

И молвил я: «Из-за тебя, купчик!»

И был у этого купца ребенок мужского пола по имени

Али Нур-ад-дин, и был он подобен луне, когда она стано­
вится полной в четырнадцатую ночь месяца, редкостно
красивый и прекрасный, изящный в стройности и сораз­
мерности. И в один из дней этот мальчик сел, по обы­
чаю, в лавке своего отца, чтобы продавать и покупать,
брать и отдавать, и окружили его сыновья купцов, и стал
он между ними подобен луне средь звезд, с блистающим
лбом, румяными щеками, молодым пушком и телом,
точно мрамор, как сказал о нем поэт:
358 Восемьсот шестьдесят третья ночь

«Опиши нас!» — рек красавец.

Молвил я: «Ты лучше всех!»

И сказал я слово кратко:

«Все прекрасно, знай, в тебе!»

А также сказал о нем один из описывающих его:

Вот родинка на полЪ его ланиты,

Как точка амбры на мраморной тарелке.

А взоров его меч тому вещает:

«Аллах велик!» — кто страсти не послушен.

И сыновья купцов пригласили его и сказали: «О Сиди

Кур-ад-дин, мы хотим сегодня погулять с тобой в таком-
то саду». И юноша ответил: «Я только спрошусь у отца:
я могу пойти лишь с его позволения». И когда они раз­
говаривали, вдруг пришел его отец, Тадж-ад-дин, и его
сын посмотрел на него и сказал: «О батюшка, дети куп­
цов приглашают меня погулять с ними в таком-то саду.
Позволишь ли ты мне это?» — «Да, о дитя мое», — отве­
тил Тадж-ад-дин. И затем он дал сыну немного денег и
сказал: «Отправляйся с ними».
И дети купцов сели на ослов и мулов, и Нур-ад-дин
тоже сел на мула и отправился с ними в сад, где было
все, что желательно душе и услаждает очи. Там были
высокие колонны и строения, уходящие ввысь, и были у
сада сводчатые ворота, подобные портику во дворце, и
лазоревые ворота, подобные вратам райских садов, при­
вратника которых звали Ридван, а над ними было сто
палок с виноградными лозами всевозможных цветов:
красных, подобных кораллам, черных, точно носы негров,
и белых, как голубиные яйца. И были там сливы, гра­
наты и груши, абрикосы и яблоки — все это разных родов
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 359

и разнообразных цветов, купами и

отдельно...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят четвертая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Восемьсот вый царь, что дети купцов, войдя
шестьдесят в сад, увидели в нем полностью все,
четвертая ночь чего желают уста и язык, и нашли
там и разноцветный виноград, ку­
пами и отдельно, как сказал о пем поэт:

Виноград вот, а вкус его — вкус напитка,

Цветом мрачен и ворону он подобен.

Средь листвы своей вырос он, и ты видишь —

Пальцам женщин подобен он в темной краске.

И сказал о нем также другой поэт:

Вот лозы — с палочек своих свисая,

Они меня напомпят худобою.

Напомнят они мед и воду в кружке

И, бывши суслом, обратятся в вина.

И потом юноши пришли к беседке в саду и увидели

Ридвана, привратника сада, который сидел в этой бе­
седке, точно он, Ридван, — страж райских садов. И они
увидели, что на этой беседке написаны такие стихи:

Аллах, напои тот сад, где кисти свисают вниз,

И ветки, упившись сильно, с ними склоняются.

Когда ж заплясать заставит ветки рука ветров.

Украсит их дождь с небес жемчужными точками.
560 Восемьсот шестьдесят четвертая ночь

А внутри беседки они увидели такие написанные

стихи:

Войдем с тобой, приятель, в прекрасный сад —

Заботы ржу снять сможет он с сердца нам.

Там ветерок, идя, запинается,

И все цветы в руках улыбаются.

И были в этом саду плоды разнообразные и птицы

всех родов и цветов: вяхири, соловьи, певчие куропатки,
горлинки и голуби, что воркуют на ветвях, а в каналах
его была вода текучая, и блистали эти потоки цветами и
плодами услаждающими, подобно тому, как сказал поэт:

Ветерок в ветвях пролетел его, и сходство есть

В них с красавицей, что в одежде пышной качается.

А ручьи его нам мечи напомнят, коль выпут их

Руки витязей из теснины ножен, хранящих их.

И также сказал о нем поэт:

Под ветвями струй протянулся ток, и вечно он

Отражает образ прекрасный их в глубине своей.

Но, смекнувши, ветер из ревности полетел к ветвям,

И сейчас же их от сближения отклонил он с ним.

А на деревьях в этом саду было каждого плода по

паре, и были в нем гранаты, похожие на кайраванские
шарики, как сказал поэт и отличился:

Вот гранаты с тончайшей кожей; сходны

С грудями девы, выступят коль округло.

Когда очистишь их, они покажут

Нам яхонты, смущающие рассудок.
 Сказка о П ур-ад-дт е и Мариам-кушачнице 36J

А также сказал о них поэт:

О круглая! Всякому, кто к ней в глубину проник,

Покажет она рубины в складках из Абкара.

Гранат! Я его сравнил, когда увидал его

С грудями невинных дев иль с мраморным куполом.

Больного в нем исцеленье, здравие для него,

О нем изречение пророка пречистого.

О нем говорит Аллах — высоко возвышен он! —

Слова столь глубокие в писанье начертанном.

И были в этом саду яблоки — сахарные, мускусные и

даманийские, ошеломляющие взор, как сказал о них
поэт:

Вот яблоко двух цветов — напомнит смотрящему

Любимого с любящим ланиты, что встретились.

На ветке они блестят, в чудесном несходные.

Один из них темен, а другой — в нем сияние.

Обпялись они, и вдруг доносчик их испугал:

Один покраснел, смутясь, другой побледнел в тоске.

И были в этом саду абрикосы, миндальные и камфар­

ные, из Гиляна и Айн-Таба, и сказал о них поэт:

Вот абрикос миндальный — как влюбленный он,

Когда пришел любимый и смутил его.

А влюбленного в нем довольно качеств, поистине:

Липом он желт, и разбито сердце всегда его.
362 Восемьсот шестьдесят четвертая ночь

И сказал о них другой и отличился:

Взгляни на абрикос ты: цветы его —
Сады, чей блеск глаза людей радует.

Как яркие светила, блестят они,

Гордятся ветки блеском их средь листвы.

И были в этом саду сливы, вишни и виноград, исце­

ляющий больного от недугов и отводящий от головы
желчь и головокружение, а смоквы на ветвях — красные
и зеленые — смущали разум и взоры, как сказал о них
лоэт:
И мнится, что смоквы, когда видно в них белое
И вместе зеленое среди листвы дерева,—

То румов сыны на вышках грозных дворцов стоят,

Когда опустилась ночь, и настороже они.

А другой сказал и отличился:

Привет наш смоквам, что пришли

На блюде в ровных кучках к нам,

Подобны скатерти они,

Что свернута, хоть нет колец.

А другой сказал и отличился:

Насладись же смоквой, прекрасной вкусом, одетою

Дивной прелестью и сближающей внешность с
сущностью.

Вкушая их, когда ты их попробуешь,

Ты ромашки запах, вкус сахара почувствуешь.

Когда же на подносы высыпают их,

Ты шарам из шелка зеленого уподобишь их.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачниг^е 363

А как прекрасны стихи кого-то из поэтов:

Сказали они (а любит сердце мое вкушать

Другие плоды, не те, что им так приятны):

«Скажи, почему ты любишь смокву?» И молвил я:

«Один любит смоквы, а другой — сикоморы».

Но еще лучше слова другого:

Мне нравится смоква лучше всяких других плодов,

Доспеет когда, листвой обвившись блестящей.

Она — как молящийся, а тучи пад ним дождят,

И льют своих слез струи, страшася Аллаха.

И были в этом саду груши — тирские, алеппские и

румские, разнообразных цветов, росшие купами и от-

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят пятая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что сыновья купцов,
когда пришли в сад, увидали там
Восемьсот плоды, которые мы упомянули, и
шестьдесят нашли груши тирские, алеппские и
питан ночь румекие, разнообразных цветов, рос­
шие купами и отдельно, желтые и
зеленые, ошеломляющие взор. И поэт сказал о них:

Порадуйся же груше ты! Цвет ее

Подобен цвету любящих — бледен оп.

Сочтешь ее за деву в плаще ее,

Лицо свое завесой закрывшую.
364 Восемьсот шестьдесят пятая ночь

И были в этом саду султанийские персики разнообраз­

ных цветов, желтые и красные, как сказал о них поэт:

И кажется, что персики в их саду,

Когда румянцем ярким покроются,

Подобны ядрам золота желтого,

Которых кровью алой покрасили.

И был в этом саду зеленый миндаль, очень сладкий,

похожий на сердцевину пальмы, а косточка его — под
тремя одеждами, творением владыки одаряющего, как
сказал поэт:

Одея^ды есть три на теле нежном и сладостном,

Различен их вид — они владыкой так созданы.

Грозят они смертью телу ночью и каждый день,

Хотя заключенный в них и не совершил греха.

А другой сказал и отличился:

Миндаль ты не видишь разве, коли средь ветвей

Покажет его рука закутавшейся?

Очистив его, мы видим сердце его —

С жемчужиной оно схоже в раковине.

Но еще лучше сказал другой:

Зеленый как красив миндаль!

Ведь самый меньший руку нам

Наполнит! Волоски на нем —

Как безбородого пушок.

А сердце миндаля найдешь

И парным и единым ты.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 365

И как жемчужина оно,

Что в изумруд заключена.

А другой сказал и отличился:

Подобного глаза мои не видели

Миндалю красой, как распустятся цветы на нем.

Голова его сединой сверкает блестящею,

Когда вырос он, а пушок его еще зелен все.

И был в ртом саду боярышник разнообразной

окраски, купами и отдельно, и сказал о нем кто-то из
описывавших такие стихи:

Взгляни на боярышник, на ветках нанизанный,

Чванливо, как абрикос, гордится он на сучках.

И кажется желтизна его смотрящим подобною

Бубенчикам, вылитым из яркого золота.

А другой сказал и отличился:

Вот сидра дерево блещет

Красой иной каждодневно,

И ягоды между листьев,

Когда предстанут пред взором, —

Бубенчики золотые,
Повешенные на ветках.

И были в этом саду померанцы, подобные калгану, и

сказал о них поэт, от любви обезумевший:

Он красен, в ладонь размером, горд в красоте своей,

Снаружи его огонь, а внутренность — чистый снег,
366 Восемьсот шестьдесят пятая ночь

Но дивным сочту я снег, ие тающий близ огня,

И дивным сочту огонь, в котором нет пламени,

А кто-то сказал и отличился!

Вот дерево померанца. Мнится, плоды его,

Предстанут когда они глазам проницательных, —

Ланиты прекрасных жен, убравшихся для красы

В дни праздника и одетых в платья парчовые,

А другой сказал и отличился:

Скажу — померанцев рощи, веет коль ветерок 1

И ветви под тяжестью плодов изогнулись,

Подобны щекам, красой блестящим, когда в часы

Привета приблизились к ним щеки другие*

А другой сказал и отличился:

Оленя попросили мы: «Опиши

Ты этот сад и в нем померанцы нам»*

И молвил он: «Ваш сад — мой лик, а сорвал

Кто померанец, тот сорвал жар огня».

И были в этом саду лимоны, щветом подобные золоту,

и спустились они с высочайшего места и свешиваются на
ветвях, подобные слиткам золота, и сказал о них поэт,
безумно влюбленный:

Не видишь ли рощи ты лимонной, что вся в плодах?

Склонились когда, страшна им гибель грозящая.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 30?

И кажется нам, когда пронесся в них ветерок,

Что ветви нагружены тростями из золота.

И были в этом саду лимоны с толстой кожей, спускав­

шиеся с ветвей своих, точно груди девушек, подобных
газелям, и был в них предел желания, как сказал о них
и отличился поэт:

Прекрасный я увидал лимон средь садов сейчас.

На ветках зеленых, — с девы станом сравню я их.

Когда наклоняет ветер плод, он склоняется,

Как мячик из золота на палке смарагдовой.

И были в этом саду сладкие лимоны с прекрасным за­

пахом, подобные куриным яйцам; и желтизна их — укра­
шение плодов, а запах их несется к срывающему, как
сказал кто-то из описывающих:

Не видишь ли лимон — когда явится,

Влечет к себе все очи сияньем

И кажется куриным яйцом он нам*

Испачканным рукою в шафране*

И были в этом саду всякие плоды, цветы и зелень и

благовонные растения — жасмин, бирючина, перец, ла­
ванда и роза, во всевозможных видах своих, и баранья
трава, и мирта, и все цветы полностью, всяких сортов.
И это был сад несравненный, и казался он смотрящему
уголком райских садов: когда входил в него больной, он
выходил оттуда, как ярый лев. И не в силах описать его
язык, таковы его чудеса и диковинки, которые найдутся
только в райских садах; да и как же нет, если имя его
привратника — Рид ван! Но все же между этими двумя
садами — различие,
И когда дети купцов погуляли по саду, они сели, по­
гуляв и походив, под одним из портиков в саду и
368 Восемьсот шестьдесят шестая ночь

посадили Нур-ад-дина посредине

портика...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят шестая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Восемьсот вый царь, что сыновья купцов,
шестьдесят когда сели под портиком, посадили
шестая ночь Нур-ад-дина посредине портика на
ковре из вышитой кожи, и он об­
локотился на подушку, набитую перьями страусов, верх
которой был из беличьего меха, и ему подали веер из
перьев страуса, на котором были написаны такие стихи:
Вот веер навевает ароматы,
Подобные духам, в минуту счастья.

Всегда ведет тот благовонный запах

К липу того, кто славен, благороден.

А потом юноши сняли бывшие на них тюрбаны и

одежды и сели, и начали разговаривать и беседовать,
соединяя друг с другом концы слов, и каждый из них
вглядывался в Нур-ад-дина и смотрел на красоту его об­
лика. И когда они спокойно просидели некоторое время,
приблизился к ним черный раб, на голове которого была
кожаная скатерть для кушанья, уставленная сосудами из
хрусталя, так как один из сыновей купцов наказал перед
уходом в сад своим домашним, чтобы они прислали ее.
И было на этой скатерти то, что бегает, и летает, и пла­
вает в морях, — ката, перепелки, птенцы голубей и
ягнята и наилучшая рыба. И когда эту скатерть поло­
жили перед юношами, они подошли к ней и поели вдо­
воль, и, окончив есть, они поднялись от трапезы и вы­
мыли руки чистой водой и мылом, надушенным мускусом,
а потом обсушили руки платками, шитыми шелком и зо­
лотыми нитками. И они подали Нур-ад-дину платок, об­
шитый каймой червонного золота, и он вытер руки, а
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачтще 569

потом принесли кофе, и юноши выпили сколько кому

требовалось и сели за беседу.
И вдруг садовник того сада ушел и вернулся с кор­
зинкой, полной роз, и спросил: «Что вы скажете, господа
наши, о цветах?» И кто-то из сыновей купцов сказал:
«В них нет дурного, особенно в розах, от них не отка­
зываются». — «Да, — ответил садовник, — но у нас в обы­
чае давать розы только за стихи под вино, и тот, кто
хочет их взять, пусть скажет какие-нибудь стихи, подхо­
дящие к месту». А сыновей купцов было десять человек,
и один из них сказал: «Хорошо! Дай мне, и я скажу тебе
стихи, подходящие к месту». И садовник дал ему пучок
роз, и юноша взял его и произнес такие стихи:

«Для роз у меня есть место,

Они не наскучат вечно.

Все прочие цветы — войско,

Они же — эмир преславный.

Как нет его, так гордятся,

Но явится — и смирятся».

Потом садовник подал пучок роз второму, и тот взял

его и произнес такое двустишие:

«Вот тебе роза, о мой господин,

Мускус напомнит дыханье ее.

То дева — влюбленный ее увидал,

И быстро закрылась она рукавом».

И потом садовник подал пучок роз третьему, и тот

взял его и произнес такое двустишие:

«Прекрасные розы! Сердце счастливо, видя их,

А запах напомнит нам о недде хорошем.
13 «1001 ночь», т. 7
570 Восемьсот шестьдесят шестая ночь

Й обняли ветки их с восторгом своей листвой,

И словно целуют их уста неразлучно».

Потом садовник подал пучок роз четвертому, и тот

взял его и произнес такое двустишие:

«Не видишь ли роз куста, в котором явились нам

Столь дивные чудеса, на ветках висящие?

Они — как бы яхонты, везде окруженные

Кольцом изумрудов, с ярким золотом смешанных».

Потом садовник подал пучок роз пятому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:

«Изумруда ветви плоды несут, и видимы

Плоды на них, как слитки золотые.

И как будто капли, что падают с листвы ветвей,—

То слезы томных глаз, когда заплачут».

Потом садовник подал пучок роз шестому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:

«О роза — все дивные красоты в ней собраны,

И в ней заключил Аллах тончайшие тайны.

Подобна она щекам возлюбленного, когда

Отметил их любящий при встрече динаром».

Потом садовник подал пучок роз седьмому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:

«Вопрошал я: «Чего ты колешься, роза?

Кто коснется шипов твоих, тут же ранен».

Отвечала: «Цветов ряды — мое войско,

Я султан их и бьюсь шипом, как оружьем».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 374

Потом садовник подал пучок роз восьмому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:
«Аллах, храни розу, что стала желта,
Прекрасна, цветиста и злато напомнит,

II ветви храни, что родили ее

И нам принесли ее желтые солнца».

Потом садовник подал пучок роз девятому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:
«Желтых роз кусты — влечет всегда прелесть их
К сердцу любящих ликованье и радости.

Диво дивное этот малый кустик — напоен он

Серебром текучим, и золото принес он нам».

Потом садовник подал пучок роз десятому, и тот взял

его и произнес такое двустишие:

«Ты видишь ли, как войско роз гордится

И желтыми и красными цветами?

Для розы и шипов найду сравненье:

То щит златой, и в нем смарагда стрелы».

И когда розы оказались в руках юношей, садовник

принес скатерть для вина и поставил между ними фарфо­
ровую миску, расписанную ярким золотом, и произнес
такие два стиха:

«Возвещает заря нам свет, напои же

Вином старым, что делает неразумным,

Я не знаю — прозрачна так эта влага,—

В чаше ль вижу ее, иль чашу в ней вижу»*

Потом садовник этого сада наполнил и выпил, и черед

сменялся, пока не дошел до Пур-ад-дина, сына купца
13*
372 Восемьсот шестьдесят шестая ночь

Тадж-ад-дина. И садовник наполнил чашу и подал ее

Нур-ад-дину, и тот сказал: «Ты знаешь, что это вещь,
которой я не знаю, и я никогда не пил этого, так как в
нем великое прегрешенье и запретил его в своей книге
всевластный владыка». — «О господин мой Нур-ад-дин, —
сказал садовник сада, — если ты не стал пить вино только
из-за прегрешения, то ведь Аллах (слава ему и величие!)
великодушен, кроток, всепрощающ и милостив и прощает
великий грех. Его милость вмещает все, и да помилует
Аллах кого-то из поэтов, который сказал:
Каким хочешь будь — Аллах поистине милостив,
И коль согрешишь, с тобой не будет дурного.

Лишь два есть греха, и к ним вовек ты не подходи:

Приданье товарищей 1 и к людям жестокость».

А потом один из сыновей купцов сказал: «Заклинаю

тебя жизнью, о господин мой Нур-ад-дин, выпей этот ку­
бок!» И подошел другой юноша и стал заклинать его
разводом, и другой встал перед ним на ноги, и Нур-ад-
дин застыдился и взял у садовника кубок и отпил из него
глоток, но выплюнул его и воскликнул: «Оно горькое!»
И садовник сказал ему: «О господин мой Нур-ад-дин, но
будь оно горьким, в нем не было бы этих полезных
свойств. Разве ты не знаешь, что все сладкое, что едят
для лечения, кажется вкушающему горьким, а в этом
вине — многие полезные свойства и в числе их то, что
оно переваривает пищу, прогоняет огорчение и заботу,
прекращает ветры, просветляет кровь, очищает цвет лица
и оживляет тело. Оно делает труса храбрым и усиливает
решимость человека к совокуплению, и если бы мы упо­
мянули все его полезные свойства, изложение, право, бы
затянулось. А кто-то из поэтов сказал:
Я пил и прощением Аллаха был окружен.
Недуги свои лечил я, чашу держа у губ.

1 То есть «придание товарищей» богу — многобожие.

 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 373

Смутили меня — я знал греховность вина давно —

Аллаха слова, что в нем полезное для людей».

Потом садовник, в тот же час и минуту, поднялся на

ноги и, открыв одну из кладовых под этим портиком,
вынул оттуда голову очищенного сахару и, отломив о г
нее большой кусок, положил его в кубок Нур-ад-дина и
сказал: «О господин мой, если ты боишься пить вино
из-за горечи, выпей его сейчас, — оно стало сладким».
И Нур-ад-дин взял кубок и выпил его, а потом чашу на­
полнил один из детей купцов и сказал: «О господин мой
Нур-ад-дин, я твой раб!» И другой тоже сказал: «Я один
из твоих слуг». И поднялся третий и сказал: «Ради моего
сердца!» И поднялся еще один и сказал: «Ради Аллаха,
о господин мой Нур-ад-дин, залечи мое сердце». И все
десять сыновей купцов не отставали от Нур-ад-дина, пока
не заставили его выпить десять кубков — каждый по
кубку.
А нутро у IIyp-ад-дина было девственное — он никогда
не пил вина раньше этого часа — и вино закружилось у
него в мозгу, и опьяненье его усилилось. И он поднялся
на ноги (а язык его отяжелел, и речь его стала непонят­
ной) и воскликнул: «О люди, клянусь Аллахом, вы пре­
красны и ваши слова прекрасны, и это место прекрасно,
но только в нем недостает хорошей музыки. Ведь сказал
об этом поэт такие два стиха:

Пусти его вкр) г в большой и малой чаше,

Бери его из рук луны лучистой.

Не пей же ты без музыки — я видел,

Что даже конь не может пить без свиста».

И тогда поднялся юноша, хозяин сада, и, сев на мула

из мулов детей купцов, скрылся куда-то и вернулся. И с
ним была каирская девушка, подобная свежему курдюку,
или чистому серебру, или динару в фарфоровой миске,
или газели в пустыне, и лицо ее смущало сияющее
Л 74 Восемьсот шестьдесят шестая ночь

солнце: с чарующими глазами, бровями, как изогнутый

лук, розовыми щеками, жемчужными зубами, сахарными
} стами и томными очами; с грудью, как слоновая кость,
втянутым животом со свитыми складками, ягодицами, как
набитые подушки, и бедрами, как сирийские таблицы, а
между ними была вещь, подобная кошельку, завернутому
в кусок полотна. И порт сказал о ней такие стихи:

И если б она явилась вдруг многобожникам,

Сочли бы ее лицо владыкой, не идолом.

А если монаху на востоке явилась бы,

Оставил бы он восток, пошел бы на запад оп.

А если бы в море вдруг соленое плюнула,

То стала б вода морская от слюны сладкою.

А другой сказал такие стихи:

Прекраснее месяца, глаза насурьмив, она,

Как лань, что поймала львят, расставивши сети,

Ее осенила ночь в прекрасных кудрях ее

Палаткою из волос, без кольев стоящей.

На розах щеки ее огонь разжигается

Душою расплавленной влюбленных и сердцем,

Когда бы красавицы времен ее видели,

То встали б и крикнули: «Пришедшая лучшей;

А как прекрасны слова кого-то из поэтов:

Три вещи мешают посетить нас красавице —

Страшны соглядатаи и злые завистники:

Сияние лба ее, ее украшений звон

И амбры прекрасной запах в складках одежд ее.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 375

Допустим, что лоб закрыть она б рукавом могла

И снять украшения, но как же ей с потом быть4?

И эта девушка была подобна луне, когда она стано­

вится полной в четырнадцатую ночь, и было на ней синее
платье и зеленое покрывало над блистающим лбом, и
ошеломляла она умы и смущала
обладателей разума...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят седьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
Восемьсот вый царь, что садовник того сада
гиестъдесят привел юношам девушку, о которой
седьмая почь мы говорили, что она до предела
красива, прелестна, стройна станом
и соразмерна, и как будто о ней хотел сказать поэт:

Вот явилась в плаще она голубом к нам,

Он лазурным, как неба цвет, мне казался.

И, всмотревшись, увидел я в той же одежде

Месяц летний, сияющий зимней ночью.

А как прекрасны и превосходны слова другого:

Плащом закрывшись, пришла она. Я сказал: «Открой

Нам лицо твое, светоносный месяц, блестящее».

Она молвила: «Я боюсь позора’ » Сказал я: «Брось!

Переменами дней изменчивых не смущайся тыЬ>

Красоты покров подняла она с ланит своих,

И хрусталь закапал на яхонты горящие.

И решил коснуться устами я щеки ее,

Чтоб тягаться с ней в день собрания мне не выпало
376 Восемьсот шестьдесят седьмая ночь

И чтоб первыми среди любящих оказались мы,

Кто на суд пришел в воскресенья день к богу вышнему.

И тогда скажу я: «Продли расчет и заставь стоять

Ты подольше нас, чтоб продлился взгляд на любимую!»

И юноша-садовник сказал девушке: «Знай, о влады­

чица красавиц и всех блистающих звезд, что мы поже­
лали твоего прихода в это место только для того, чтобы
ты развлекала этого юношу, прекрасного чертами, госпо­
дина моего Нур-ад-дина. И он не приходил к нам в это
место раньше сегодняшнего дня». — «О, если бы ты мне
сказал об этом раньше, чтобы я принесла то, что у меня
есть!» — воскликнула девушка. «О госпожа, я схожу и
принесу тебе это», — сказал садовник. И девушка мол­
вила: «Делай как тебе вздумалось!» — «Дай мне что-ни­
будь, как знак», — сказал садовник. И девушка дала ему
платок.
И тогда садовник быстро ушел и отсутствовал неко­
торое время, а потом вернулся, неся зеленый мешок из
гладкого шелка, с двумя золотыми подвесками. И девушка
взяла мешок у садовника и развязала его и вытряхнула,
и из него выпало тридцать два кусочка дерева, и девушка
стала вкладывать кусочки один в другой, мужские в жен­
ские и женские в мужские, и, обнаяшв кисти рук, поста­
вила дерево прямо, и превратилось оно в лютню, полиро­
ванную, натертую, изделие индийцев. И девушка склони­
лась над ней, как мать склоняется над ребенком, и
пощекотала ее пальцами руки, и лютня застонала, и за­
звенела, и затосковала по прежним местам, и вспомнила
она воды, что напоили ее, и землю, на которой она вы­
росла и воспиталась. И вспомнила она плотников, кото­
рые ее вырубили, и лакировщиков, что покрыли ее лаком,
и купцов, которые ее доставили, и корабли, что везли ее,
и возвысила голос, и закричала, и стала рыдать, и запри­
читала, и казалось, что девушка спросила ее об этом, и
она ответила языком обстоятельств, произнося такие
стихи:
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 377

<<Была прежде деревом, пристанищем соловьев,

И ветви я с ними наклоняла свои в тоске.

Они на мне плакали, я нлач их переняла,

И тайну мою тот плач теперь сделал явною.

Безвинно меня свалил на землю рубящий лес,

И сделал меня он лютней стройной, как видите.

Но только удар о струны пальцев вещает всем,

Что страстию я убита, ею пытаема.

И знай, из-за этого все гости застольные,

Услышав мой плач, пьянеют, в страсти безумствуют.

И вышний владыка их сердца умягчил ко мне,

И стали на высшие места возвышать меня,

Мой стан обнимает та, кто выше других красой,

Газель черноглазая с истомными взорами.

И пусть Аллах бдительный нас с нею не разлучит,

И пусть не живет влюбленный, милых бросающий».

И потом девушка немного помолчала, и положила

лютню на колени, и склонилась над ней, как мать скло­
няется над ребенком. И потом она ударила по струнам
на много ладов, и вернулась к первому ладу, и произнесла
такие стихи:

«О, если б влюбленного, свернув, посетили,

То тяжесть с него любви они бы сложили.

И вот соловей в кустах с ним перекликается,

Как будто влюбленный он, а милый далеко.

Проснись же и встань — ведь ночь сближения лунная,

И мнится, в миг близости сияют нам зори.
378 Восемьсот шестьдесят седьмая ночь

Сегодня завистники небрежны, забыв о нас,

И струны к усладам нас с тобой призывают.

Не видишь ты, для любви здесь четверо собраны:

То роза и мирты цвет, гвоздика и ландыш.

Сегодня для радости собрались здесь четверо:

Влюбленный, прекрасный друг, динар и напиток.

Бери же ты счастье в жизни — радости ведь ее

Исчезнут; останутся лишь слухи и вести».

И Нур-ад-дин, услышав от девушки эти стихи, посмо­

трел на нее оком любви и едва мог владеть своей душой
от великой к пей склонности, и она тоже, так как она по­
смотрела на всех собравшихся сыновей купцов и на Нур-
ад-дина и увидела, что он среди них — как луна среди
звезд, ибо он был мягок в словах, и изнежен, и соверше­
нен по стройности, соразмерности, блеску и красоте —
нежнее ветерка и мягче Таснима, и о нем сказаны такие
стихи:

Поклянусь щекою и уст улыбкой прекрасных я,

И стрелами глаз, колдовством его оперенными,

Нежной гибкостью и стрелою взоров клянусь его,

Белизной чела, чернотой волос поклянуся я,

И бровями, что прогоняют сон от очей моих,

И со мной жестоки в запретах и в повелениях;

Скорпионами, что с виска ползут, поклянусь его,

И спешат убить они любящих, разлучая с ним;

Розой щек его и пушка я миртой клянуся вам,

И кораллом уст и жемчугом зубов его,

Стройной ветвью стана, плоды принесшей прекрасные.

То гранат, взрастивший пдоды свои на груди его.
 Сказка о Еур-ад-Ъине и Мариам-кушачнице 379

Поклянусь я задом, дрожащим так, коль он движется,

Иль покоен он, и тонкостью боков его;

И одежды шелком, и легким нравом клянусь его,

И всей красой, которой обладает он.

Веет мускусом от его дыханья прекраснейшим,

Бдаговонье ветра напоено ароматом тем,

И также солнце светящее не сравнится с ним,

И луна обрезком ногтей его нам кажется...»

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда Нур-ад-дин
услышал слова этой девушки и ее
Восемьсот
шестьдесят стихи, ему понравилась их строй-
восьмая мочь ность (а он уже склонился от опья­
нения), и он начал восхвалять ее,
говоря:
«Лютнистка наклонилась к нам —
Охмелела вдруг от вина он а,—

И струны молвили ее:

«Нам речь внушил Аллах, и ои...»

И когда Нур-ад-дин проговорил эти слова и сказал

свои нанизанные стихи, девушка посмотрела на него оком
любви, и увеличилась ее любовь и страсть к нему. Она
удивилась его красоте, прелести, тонкости его стана и со­
размерности и, не владея собой, еще раз обняла лютню и
произнесла такие стихи:
«Бранит он меня, когда на него смотрю я,
Бежит от меня, а дух мой в руках он держит,
380 Восемьсот шестьдесят восьмая ночь

Он гонит меня, но что со мной — он знает,

Как будто Аллах поведал ему об этом.

Я лик его в ладони начертала

И взору: «Утешайся им!» — сказала:

Мой глаз ему замены не увидит,

И сердце мне не даст пред ним терпенья.

О сердце, из груди тебя я вырву!

Ведь ты завидуешь, как и другие!

II как скажу я сердцу: «О, утешься!»

К нему лишь одному стремится сердце».

А когда девушка произнесла эти стихи, Нур-ад-дин

удивился красоте ее стихотворения, красноречию ее слов,
нежности ее выговора и ясности ее языка, и ум его уле­
тел от сильной страсти, тоски и любовного безумия. Он
не мог терпеть без нее ни минуты и, наклонившись к ней,
прижал ее к груди, и она тоже бросилась к нему и вся
оказалась близ него. Она поцеловала его между глаз, а
он поцеловал ее в уста, сжав сначала ее стан, и начал
играть с нею, целуясь, как клюются голубки. И девушка
повернулась к нему и стала делать с ним то же, что он
делал с нею, и присутствующие обезумели и поднялись
на ноги, и Нур-ад-дин застыдился и снял с нее руку.
А потом девушка взяла лютню и, ударив по струнам на
много ладов, вернулась к первому ладу и произнесла
такие стихи:

«Вот луна, что меч обнажает век, когда сердится,

А смотря, она над газелями издевается.

Вот владыка мой, чьи прелести — войска его,

И в сражении нам копье напомнит стан его.

Коль была бы нежность боков его в душе его,

Не обидел бы он влюбленного, не грешил бы он.
 Сказка о Нур-ад-дипе и Мариам-кушачнаце 38/

О жестокость сердца и бока нежность! Не можете ль

Поменяться местом — туда оттуда сдвинуться?

О хулитель мой, за любовь к нему будь прощающим!

Ведь тебе остаться с красой его, и погибнуть — мне!»

И Нур-ад-дин, услышав слова девушки и ее дивно на­

низанные стихи, наклонился к ней в восторге, и он не
владел умом от сильного удивления. А потом он произнес
1 акие стихи:

«За солнце ее я счел — она мне привиделась,

Пожар ее пламени пылает в душе моей.

Что стоит ей знак подать нам иль нас приветствовать

Концами прекрасных пальцев и головой кивнуть?

Увидел он лик ее блестящий, и молвил оп,

Смущенный красой ее, что выше красы самой:

«Не это ли та, в кого влюблен так безумно ты?

Поистине, ты прощен!» И молвил я: «Это та,

Что бросила стрелы глаз в меня и не сжалилась

Над тем, как унижен я, и сломлен, и одинок».

И сделался я души лишенным, и я влюблен,

Рыдаю и плачу я весь день и всю ночь теперь».

И когда Нур-ад-дин окончил свои стихи, девушка уди­

вилась его красноречию и тонкости и, взяв лютню, уда­
рила по ней самыми лучшими движениями и снова пере­
брала все напевы, а потом она произнесла такие стихи:

«Твоего лица поклянусь я жизнью, о жизнь души,—

Я тебя не брошу, лишусь надежды или не лишусь!
382 Восемьсот шестьдесят восьмая ночь

Коль суров ты будешь, то призрак твой со мной

сблизится,
А уйдешь когда, развлечет меня о тебе мечта.

О очей моих избегающий! Ведь знаешь ты,

Что не кто иной, лишь любовь к тебе, теперь мне друг.

Твои щеки — розы, слюна твоя — вина струя,

Не захочешь ли подарить мне их здесь в собрании?»

Нур-ад-дин пришел от декламации девушки в вели­

чайший восторг и удивился ей величайшим удивлением,
а потом он ответил на ее стихи такими стихами:

«Едва показала лик мне солнца она в ночи,

Как скрылся сейчас же полный месяц на небесах,

Едва лишь явила утра оку чело свое,

Сейчас же заря стала быстро бледнеть.

Заимствуй у токов слез моих непрерывность их,

Предание о любви ближайшим путем веди.

Нередко говаривал я той, что разит стрелой:

«Потише со стрелами — ведь в страхе душа моя».

И если потоки слез моих я произведу

От Нила, то страсть твоя исходит из Малака.

Сказала: «Все деньги дай!» Ответил я ей: «Бери!»

Сказала: «И сон твой также!» Я ей: «Возьми из глаз!»

И когда девушка услышала слова Нур-ад-дина и его

прекрасное изъяснение, ее сердце улетело, и ум ее был
ошеломлен, и юноша завладел всем ее сердцем. И она
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 383

прижала его к груди и начала целовать его поцелуями,

подобными клеванью голубков, и юноша тоже отвечал ей
непрерывными поцелуями, но преимущество принадлежит
начавшему прежде. А кончив целовать Нур-ад-дина, де­
вушка взяла лютню и произнесла такие стихи:

«Горе, горе мне от упреков вечных хулителя!

На него ль другим, иль ему на горе мне сетовать?

О покинувший! Я не думала, что придется мне

Унижения выносить в любви, коль ты стал моим.

Ты жестоким был с одержимым страстью в любви его,

И открыла я всем хулителям, как унизилась.

Ведь вчера еще порицала я за любовь к тебе,

А сегодня всех, кто испытан страстью, прощаю я*

И постигнет если беда меня от тебя вдали,

То, зовя Аллаха, тебя я кликну, о Али!»

А окончив свое стихотворение, девушка произнесла

еще такие два стиха:

«Влюбленные сказали: «Коль не даст он нам

Своей слюны напиться влагой сладостной,

Мы миров владыке помолимся», — ответит он.

И все о нем мы скажем вместе: «О Али!»

И Нур-ад-дин, услышав от этой девушки такие слова

и нанизанные стихи, удивился красноречию ее языка и
поблагодарил ее за изящество и разнообразие ее речей,
а девушка, когда услышала похвалы Нур-ад-дина, подня­
лась в тот же час и минуту на ноги и сняла с себя
384 Восемьсот шестьдесят девятая ночь

бывшие на ней одежды и украшения и, обнажившись от

всего этого, села Нур-ад-дину на колени и стала цело­
вать его между глаз и целовать родинки на его щеках.
Она подарила ему все, что было на ней...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
шестьдесят девятая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что девушка подарила
Нур-ад-дину все, что на ней было,
Восемьсот и сказала: «Знай, о возлюбленный
шестьдесят моего сердца, что подарок — по
девятая, почь сану дарящего». И Нур-ад-дин при­
нял от нее это и затем возвратил
ей подарок обратно и стал ее целовать в рот, щеки и в
глаза, а когда это окончилось (вечен только живой, само-
сущий, наделяющий и павлина и сову!), Нур-ад-дин под­
нялся от своего места и встал на ноги, и девушка спро­
сила его: «Куда, о мой господин?» — «В дом моего
отца», — ответил Нур-ад-дин. И сыновья купцов стали за­
клинать его, чтобы он спал у них, но Нур-ад-дин оига-
зался и, сев на своего мула, поехал и ехал до тех пор,
пока не достиг дома своего отпа.
И его мать поднялась для него и сказала: «О дитя
мое, какова причина твоего отсутствия до этого времени?
Клянусь Аллахом, ты расстроил меня и твоего отца своим
отсутствием, и наше сердце было занято тобою!» И затем
его мать подошла к нему, чтобы поцеловать его в рот,
и почувствовала запах вина и воскликнула: «О дитя
мое, как это, после молитвы и набожности, ты стал
пить вино и ослушался того, в чьих руках творение и
повеленье!»
И когда они разговаривали, вдруг пришел его отец, и
Нур-ад-дин бросился на постель и лег. «Что это такое с
Нур-ад-дином?» — спросил его отец. И мать его сказала:
«У него как будто заболела голова от воздуха в саду».
И тогда отец Нур-ад-дина подошел к нему, чтобы спро­
 Сказка о Нур-ад-дине и Ыариам-кушачпице 385

сить, что у него болит и поздороваться с ним, и почув­

ствовал от него запах вина. А этот купец, по имени Тадж-
ад-дин, не любил тех, кто пьет вино, и он сказал своему
сыну: «Горе тебе, о дитя мое, разве твоя глупость дошла
до того, что ты пьешь вино!» И, услышав слова своего
отца, Нур-ад-дин поднял руку, будучи пьян, и ударил его,
и, по предопределенному велению, удар пришелся в пра­
вый глаз его отца, и он вытек ему на щеку, и отец Нур-
ад-дина упал на землю, покрытый беспамятством, и про­
лежал без чувств некоторое время. И на него побрызгали
розовой водой, и он очнулся от обморока и хотел побить
Нур-ад-дина, но его мать удержала его. И Тадж-ад-
дин поклялся разводом с его матерью, что, когда на­
станет утро, Нур-ад-дину обязательно отрубят правую
руку.
И когда Maib Нур-ад-дина услышала слова его отца,
ее грудь стеснилась, и она испугалась за сына. Она до
тех пор уговаривала его отца и успокаивала его сердце,
пока Тадж-ад-дина не одолел сон, и, подождав, пока
взошла луна, она подошла к своему сыну (а его опьяне­
ние уже прошло) и сказала ему: «О Нур-ад-дин, что это
за скверное дело ты сделал с твоим отцом?» — «А что я
сделал с моим отцом?» — спросил Нур-ад-дин. И его мать
сказала: «Ты ударил его рукой по правому глазу, и он
вытек ему на щеку, и твой отец поклялся разводом, что,
когда настанет утро, он обязательно отрубит тебе правую
руку». И Нур-ад-дин стал раскаиваться в том, что из-за
него произошло, когда не было ему от раскаянья пользы,
и его мать сказала: «О дитя мое, это раскаянье тебе не
поможет, и тебе следует сейчас же встать и бежать, ища
спасения твоей души. Скрывайся, когда будешь выходить,
пока не дойдешь до кого-нибудь из твоих друзей, а там
подожди и посмотри, что сделает Аллах. Он ведь изме­
няет одни обстоятельства за другими».
И потом мать Нур-ад-дина отперла сундук с деньгами
и, вынув оттуда мешок, в котором было сто динаров, ска­
зала сыну: «О дитя мое, возьми эти динары и помогай
386 Восемьсот шестьдесят девятая ночь

себе ими в том, что для тебя полезно, а когда они у тебя
выйдут, о дитя мое, пришли письмо и уведоми меня,
чтобы я прислала тебе другие. И когда будешь присы­
лать мне письма, присылай сведения о себе тайно: может
быть, Аллах определит тебе облегчение, и ты вернешься
в свой дом». И потом она простилась с Нур-ад-дином и
заплакала сильным плачем, больше которого нет, а Нур-ад-
дин взял у матери мешок с динарами и хотел уходить.
И он увидел большой мешок, который его мать забыла
возле сундука (а в нем была тысяча динаров), и взял его,
и, привязав оба мешка к поясу, вышел из своего пере­
улка. И он направился в сторону Булака, раньше чем
взошла заря.
И когда наступило утро и люди поднялись, объявляя
единым Аллаха, владыку открывающего, и все вышли туда,
куда направлялись, чтобы раздобыть то, что уделил им Ал­
лах, Нур-ад-дин уже достиг Булака. И он стал ходить по
берегу реки и увидел корабль, с которого были спущены
мостки, и люди спускались и поднимались по ним, а яко­
рей у корабля было четыре, и они были вбиты в землю.
И Нур-ад-дин увидел стоявших матросов и спросил их:
«Куда вы едете?» — «В город Искандарию», — ответили
матросы. «Возьмите меня с собой», — сказал Нур-ад-дин.
И матросы ответили: «Приют, уют и простор тебе, о
юноша, о красавец!» И тогда Нур-ад-дин в тот же час и
минуту поднялся и пошел на рынок и купил то, что ему
было нужно из припасов, ковров и покрывал, и вернулся
на корабль, а корабль был уже снаряжен к отплытию.
И когда Нур-ад-дин взошел на корабль, корабль про­
стоял с ним лишь недолго и в тот же час и минуту по­
плыл, и этот корабль плыл до тех пор, пока не достиг
города Рушейда. И когда туда прибыли, Нур-ад-дин уви­
дел маленькую лодку, которая шла в Искандарию, и сел
в нее и, пересекши пролив, ехал до тех пор, пока не до­
стиг моста, называемого мост Джами. И Нур-ад-дин
вышел из лодки и вошел через ворота, называемые Во­
рота Лотоса, и Аллах оказал ему покровительство, и не
увидел его никто из стоявших у ворот, И Нур-ад-дин
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 387

шел до тех пор, пока не вошел в

город Искандарию...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот семидесяти,
она сказала: «Дошло до меня,
Ночь, дополплющая, 0 счастливый царь, что Нур-ад-дин
до восьмисот вошел в город Искандарию и уви-
семидесяти дел? что рТ0 город с крепкими сте­
нами и прекрасными местами для
прогулок. И он услаждает обитателей и внушает желание
в нем поселиться, и ушло от него время зимы с ее холо­
дом, и пришло время весны с ее розами; цветы в городе
расцвели, деревья покрылись листьями, плоды в нем до­
зрели и каналы стали полноводны. И это город, пре­
красно построенный и расположенный, и жители его —■
солдаты из лучших людей. Когда запираются его ворота,
обитатели его в безопасности, и о нем сказаны такие
стихи:

Сказал однажды я другу,

Чьи речи красноречивы:

«Искандарию опишешь?»
Он молвил: «Дивная крепость!»

Спросил я: «Прожить в ней можно ль?»

Он молвил: «Коль дует ветер».

И сказал кто-то из поэтов:

Искандария — вот крепость,

Где воды так нежны вкусом.

Прекрасна в ней близость милых,

Коль вороны не напали,
388 Восемьсот семидесятая ночь

И Нур-ад-дин пошел по этому городу и шел до тех

пор, пока не пришел на рынок столяров, а потом пошел
на рынок менял, потом — на рынок торговцев сухими
плодами, потом — на рынок фруктовщиков, потом — на
рынок москательщиков, и он все дивился этому городу,
ибо качества его соответствовали его имени.
И когда он шел по рынку москательщиков, вдруг
один человек, старый годами, вышел из своей лавки и,
пожелав Нур-ад-дину мира, взял его за руку и пошел с
ним в свое жилище. И Нур-ад-дин увидал красивый пере­
улок, подметенный и политый, и веял в нем ветер, и был
приятен, и осеняли его листья деревьев. В этом переулке
было три дома, и в начале его стоял дом, устои которого
утвердились в воде, а стены возвысились до облаков не­
бесных, и подмели двор перед этим домом, и полили его,
и вдыхали запах цветов те, кто подходил к нему, и встре­
чал их ветерок, точно из садов блаженства, и начало
этого переулка было выметено и полито, а конец — вы­
ложен мрамором.
И старец вошел с Нур-ад-дином в этот дом и предло­
жил ему кое-чего съестного, и они стали есть, и когда
Нур-ад-дин покончил с едой, старец спросил его: «Когда
было прибытие из города Каира в этот город?» — «О ба­
тюшка, сегодня ночью», — ответил Нур-ад-дин. «Как твое
имя?» — спросил старец. И Нур-ад-дин ответил: «Али Нур-
ад-дин». И тогда старец воскликнул: «О дитя мое, о Нур-
ад-дин, тройной развод для меня обязателен! Пока ты
будешь находиться в этом городе, не расставайся со мной,
и я отведу тебе помещенде, в котором ты будешь
жить». — «О господин мой шейх, увеличь мое знакомство
с тобой», — сказал Нур-ад-дин. И старец молвил: «О дитя
мое, знай, что я в каком-то году пришел в Каир с това­
рами и продал их там и купил других товаров. И мне
понадобилась тысяча динаров и их отвесил за меня твой
отец Тадж-ад-дин, не зная меня, п он не написал о них
свидетельства, и ждал этих денег, пока я не вернулся в
Этот юрод и не отослал их ему с одним из моих слуг, и
с ними подарок. Я видел тебя, когда ты был маленький,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнгще 389

и если захочет великий Аллах, я отчасти воздам тебе за

то, что твой отец для меня сделал».
И когда Нур-ад-дин услышал эти слова, он проявил
радость и улыбнулся и, вынув мешок, в котором была
тысяча динаров, подал его старику и сказал: «Возьми их
к себе на хранение, пока я не куплю на них каких-ни­
будь товаров, чтобы торговать ими».
И потом Нур-ад-дин провел в городе Искандарии не­
сколько дней, и он каждый день гулял по какой-нибудь
улице, ел, пил, наслаждался и веселился, пока не вышла
сотня динаров, которую он имел при себе на расходы.
И он пошел к старику москательщику, чтобы взять у него
сколько-нибудь из тысячи динаров и истратить их, и не
нашел его в лавке, и тогда он сел в лавке, ожидая, пока
старик вернется. И он начал смотреть на купцов и по­
глядывал направо и налево.
И когда он так сидел, вдруг приехал на рынок пер­
сиянин, который сидел верхом на муле, а сзади него
сидела девушка, похожая на чистое серебро, или на пал-
riyc в водоеме, или на газель в пустыне. Ее лицо сму­
щало сияющее солнце, и глаза ее чаровали, а грудь
походила на слоновую кость; у нее были жемчужные
зубы, втянутый живот и ноги, как концы курдюка, и
была она совершенна по красоте, прелести, тонкости
стана и соразмерности, как сказал о ней кто-то:

И будто сотворена она, как желал бы ты ,—

В сиянье красы — не длинной и не короткою.

Краснеет в смущенье роза из-за щеки ее,

И ветви смущает стан с плодами расцветшими.

Как месяц, лицо ее, как мускус, дыхание,

Как ветвь, ее стан, и нет ей равной среди людей.

И кажется, вымыта жемчужной водой она,

И в каждом из ее членов блещет луна красы.
590 Восемьсот семидесятая ночь

И персиянин сошел с мула и свел на землю девушку,

а потом он кликнул посредника и, когда тот предстал
перед ним, сказал ему: «Возьми эту девушку и покричи
о ней на рынке». И посредник взял девушку и вывел ее
на середину рынка. Он скрылся на некоторое время и
вернулся, неся скамеечку из черного дерева, украшенную
белой слоновой костью, и поставил скамеечку на землю,
и посадил на нее девушку, а потом он поднял покрывало
с ее липа, и явилось из-под него лицо, подобное дейлем-
скому щиту или яркой звезде, и была эта девушка по­
добна луне, когда она становится полной в четырнадца­
тую ночь, и обладала пределом блестящей красоты, как
сказал о ней поэт:

Соперничал с ней красою месяц по глупости —

Пристыженный он ушел, от гнева расколотый.

А дерево бана, коль со станом сравнять ее,

Пусть руки погибнут той, кто будет дрова носить!

А как хороши слова поэта:

Скажи прекрасной в покрывале с золотом:

«Что ты сделала с мужем праведным и набожным?»

Покрывала блеск и лица сиянье, им скрытого,

Обратили в бегство войска ночей своей яркостью.

И пришел когда мой неслышно взор, чтобы взгляд украсть,

Метнули стражи ланит ее звездой в него.

И посредник спросил купцов: «Сколько вы дадите за

жемчужину водолаза и за газель, ускользнувшую от
ловца?» И один из купцов сказал: «Она моя за сто ди­
наров!» А другой сказал: «За двести динаров», А третий
сказал: «За триста динаров». И купцы до тех пор на­
 Сказка о Нур-ад-дипе и Мариам-кушачнпце 59f

бавляли цену за рту девушку, пока не довели ее до девя­

тисот и пятидесяти, и продажа задеряшвалась только
из-за предложения и согласия...» 1
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят первая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что купцы набавляли за
Восемьсот девушку, пока ее цена не дошла
семьдесят до девятисот пятидесяти динаров.
первая ночь И тогда посредник подошел к пер­
сиянину, ее господину, и сказал
ему: «Цена за твою невольницу дошла до девятисот пя­
тидесяти динаров. Продашь ли ты ее, а мы получим для
тебя деньги?» — «А девушка согласна на это? — спросил
персиянин. — Мне хочется ее уважить, так как я заболел
во время этого путешествия, и девушка прислуживала
мне наилучшим образом. Я поклялся, что продам ее лишь
тому, кому она захочет и пожелает, и оставлю ее про­
дажу в ее руках. Спроси же ее, и если она скажет: «Со­
гласна», продай ее кому она пожелает, а если скажет:
«Нет», не продавай.
И посредник подошел к девушке и сказал: «О владьь
чица красавиц, знай, что твой господин оставил дело про­
дажи в твоих руках, а цена за тебя дошла до девятисот пя­
тидесяти динаров: позволишь ли ты мне тебя продать?» —<
«Покажи мне того, кто хочет меня купить, прежде чем
заключать сделку», — сказала девушка посреднику. И тот

1 По мусульманскому закону торговая сделка считается со­

вершившейся лишь в том случае, если продавец и покупатель
в присутствии свидетелей словесно выразили намерение — пер­
вый продать товар, а второй — купить его. Сговорившись с по­
купателем о цене, продавец говорит: «Я продал тебе», поело
чего он уже не может отказаться от продажи и обязап усту­
пить вещь за предложенную цену,
392 Восемьсот семьдесят первая ночь

подвел ее к одному из купцов, и был это старик, пре­

старелый и дряхлый.
И девушка смотрела на него некоторое время, а потом
обернулась к посреднику и сказала: «О посредник, что
ты — бесноватый или твой разум поражен?» — «Почему,
о владычица красавиц, ты говоришь мне такие слова?» —
спросил посредник. И девушка воскликнула: «Разве до­
зволяет тебе Аллах продать меня этому дряхлому ста­
рику, о жене которого сказаны такие стихи:
Она говорит, сердясь в изнеженности своей
(А раньше звала меня к тому, что не вышло):

«Не можешь когда сойтись со мною, как муж с женой,

Тогда не брани меня, коль станешь рогатым.

И кажется мне твой айр по мягкости восковым,

И как я ни тру его рукою, он гнется».

И сказано еще об его айре:

Спит мой айр (как презрен он и несчастен!)
Всякий раз как сойтись хочу я с любимым.

А когда я один сижу в моем доме,

Ищет айр мой сражения, ищет боя.

И сказано еще об этом айре:

Мой айр — нехороший, он очень жесток,
И мирно встречает он чтящих его.

Как сплю, он встает, а как встану, он спит.

Аллах, не помилуй того, кто с ним добр!»

И когда старшина купцов услышал от девушки эту

безобразную насмешку, он разгневался великим гневом,
больше которого нет, и сказал посреднику: «О скверней­
ший из посредников, ты привел к нам на рынок зло­
счастную невольницу, которая дерзит мне и высмеивает
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 393

меня среди купцов!» И тогда посредник взял девушку, и

ушел от него, и сказал девушке: «О госпожа, не будь
невежливой: старик, которого ты высмеяла, — старшина
рынка и надсмотрщик за ценами*, и купцы советуются
с ним». И девушка засмеялась и произнесла такие стихи:
«Всем судьям в век наш следует истинно —
И э то судьям всем обязательно —

Повесить вали на воротах его

И плеткою надсмотрщика выпороть».

И потом девушка сказала посреднику: «Клянусь Ал­

лахом, я не буду продана этому старику, продавай меня
другому! Может быть, ему сделается передо мной стыдно,
и он продаст меня еще кому-нибудь, и я стану работни­
цей, а мне не подобает мучить себя работой, раз я
узнала, что решать с моей продажей предоставлено мне».
И посредник ответил ей: «Слушаю и повинуюсь!» И он
пошел с нею к одному человеку из больших купцов и,
дойдя до этого человека, сказал ей: «О госпожа, продать
мне тебя этому моему господину, Шериф-ад-дину, за де­
вятьсот пятьдесят динаров?»
И девушка посмотрела на него и увидела, что это
старик, но борода у него крашеная, и сказала посред­
нику: «Бесноватый ты, что ли, или твой разум поврея«ден,
что ты продаешь меня этому умирающему старику? Что
я — очесок пакли или обрывок лохмотьев, что ты водишь
меня от одного старика к другому, и оба они подобны
стене, грозящей свалиться, или ифриту, сраженному па­
дающей звездой. Что касается первого, то язык обстоя­
тельств говорит словами того, кто сказал:
Хотел я поцеловать в уста, но промолвила:
«О нет, я клянусь творцом всех тварей из ничего,

1 Н а д с м о т р щ и к з а ц е н а м и (по-арабски — «мухта-
еиб») должен был следить за соблюдением законов ислама в
торговой и общественной жизни.
394 Восемьсот семьдесят первая ночь

Охоты у меня нет до белых твоих седин».

Уя^ели при жизни мне набьют уже хлопком рот?

А как прекрасны слова поэта:

Сказали: «Белизна волос — блестящий свет,
Величием и блеском лик покроет».

Но вот покрыла седина мне голову,

И я хотел бы не лишиться мрака.

И когда б была борода седого страницею

Грехов его, все ж он белой бы не выбрал.

Но еще лучше слова другого:

Вот гость к голове моей явился — бесстыдный гость,
И лучше меча поступки, если он явится.

Уйди, с белизной твоей, в которой нет белизны,

Ты черен в глазах моих от многих твоих обид!

А что до другого, то он человек порочный и сомни­

тельный и чернит лик седины. Покрасив седину, он со­
вершил сквернейшее преступление, и сказал о нем язык
его обстоятельств такие стихи:

Сказала: «Ты седину покрасил’ » Ответил я:

«Ее от тебя хотел я скрыть, о мой слух и взор!»

Она засмеялась и сказала: «Вот диво то!

Подделка умножилась, проникла и в волосы».

А как хороши слова поэта:

О ты, что красишь черным седину свою,
Чтобы молодость тебе вновь досталась на долгий срок,

Покрась ты их лишь раз моею участью —

Ручаюсь я, что краска не сойдет, тебе».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариаж-кушачнище 595

И когда старик, выкрасивший себе бороду, услышал

от девушки такие слова, он разгневался великим гневом,
больше которого нет, и сказал посреднику: «О скверней­
ший из посредников, ты привел сегодня к нам на рынок
глупую невольницу, которая объявляет дураками всех,
кто есть на рынке, одного за другим, и осмеивает их сти­
хами и пустыми словами!» И потом этот купец вышел из
своей лавки и ударил посредника по лицу. И посредник
взял девушку и пошел с нею обратно, рассерженный, и
воскликнул: «Клянусь Аллахом, я в жизни не видел не­
вольницы более бесстыдной, чем ты! Ты сегодня обрезала
мой достаток и свой достаток, и возненавидели меня из-за
тебя все купцы!»
И их увидел на дороге один купец и прибавил за де­
вушку десять динаров (а звали этого купца Шихаб-ад-
дин), и посредник попросил у девушки разрешения про­
дать ее, и она сказала: «Покажи мне его, я на него по­
смотрю и спрошу его про одну вещь. Если эта вещь есть
у него в доме, — я продамся ему, а если нет, то — нет».
И посредник оставил ее и, подойдя к купцу, сказал ему:
«О господин мой Шихаб-ад-дин, знай, что эта невольница
сказала мне, что она тебя спросит об одной вещи, и если
Эта вещь у тебя есть, девушка будет тебе продана. Ты
слышал, что она говорила купцам,
твоим товарищам...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
Восемьсот царь, что посредник сказал купцу;
семьдесят «Ты слышал, что говорила эта де­
вторая почь вушка твоим товарищам купцам.
Клянусь Аллахом, я боюсь, что,
когда я приведу ее к тебе, она сделает с тобою то же,
что она сделала с твоими соседями, и я буду перед тобой
опозорен. Если ты мне позволишь подвести к тебе де­
вушку, я ее к тебе подведу». — «Подведи ее ко мне», —
396 Восемьсот семьдесят вторая ночь

сказал купец. И посредник ответил: «Слушаю и пови­

нуюсь!» — и пошел и подвел девушку к купцу. И девушка
взглянула на него и сказала: «О господин мой Шихаб-
ад-дин, есть у тебя в доме подушки, набитые кусочками
беличьего меха?» — «Да, о владычица красавиц, у меня
в доме десять подушек, набитых кусочками беличьего
меха, — ответил купец. — Заклинаю тебя Аллахом, что
1 Ы будешь делать с этими подушками?» — «Я подожду,
пока ты заснешь, и положу их тебе на рот и на нос,
чтобы ты умер», — ответила девушка.
А потом она обернулась к посреднику и сказала ему:
«О гнуснейший из посредников, похоже, что ты беснова-
1 ый! Ты только что предлагал меня двум старикам, у
каждого из которых по два порока, а после этого пре­
длагаешь меня моему господину Шихаб-ад-дину, у кото­
рого три порока: во-первых, он коротенький, во-вторых,
у него большой нос, а в-третьих, у него длинная борода.
И кто-то из поэтов сказал о ней:

Не видали, не слышали о подобном

Человеке средь тварей всех мы ни разу.

Борода его длинная — длиной в локоть,

Нос — тот в четверть, а ростом он будет с палец.

А кто-то из поэтов сказал также:

Лицо его — торчит на нем минарет,

По тонкости — мизинец он под кольцом.

А если бы вошли к нему люди в нос,

Весь мир остался бы тогда без людей».

И когда купец Шихаб-ад-дин услышал от девушки та­

кие речи, он вышел из своей лавки и, схватив посредника
за ворот, воскликнул: «О злосчастнейший из посредников,
как это ты приводишь к нам невольницу, которая нас
поносит и высмеивает, одного за другим, стихами и вздор­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 397

ными речами!» И посредник взял девушку и ушел от

купца, говоря: «Клянусь Аллахом, я всю жизнь занимаюсь
Этим ремеслом, но не видел невольницы менее вежливой,
чем ты, и звезды для меня несчастнее, чем твоя звезда.
Ты прервала мой надел на сегодняшний день, и я ничего
не нажил через тебя, кроме ударов по затылку и хва­
танья за ворот!»
И потом посредник опять остановился с девушкой
около одного купца, обладателя рабов и невольников, и
спросил: «Продавать ли тебя этому купцу, Сиди-Ала-ад-
дину?» И девушка посмотрела на него и увидела, что он
горбатый. «Это горбун! — сказала она, — и поэт сказал
о нем:
Его плечи малы, зато длинны позвонки его:
Он похож на черта, когда звезду вдруг видит он,

Или первую получил он плетку и чувствует,

Что вторая тут, и как будто бы удивляется.

И сказал о нем также кто-то из поэтов.

На мула влез один из вас; стал он
В глазах людей образчиком сразу.

От смеха весь он согнут; не диво,

Что мул под ним шарахнулся в страхе.

Или, как сказал о нем кто-то из поэтов:

Горбуны ведь есть, что еще дурней с горбом своим,
И очи всех плюют на них с презрением,

Точно веавь они, что высохла, скривилась вся,

И гнет ее от долгих дней лимонов вес».

И тут посредник поспешил к девушке, и взял ее, и

подвел к другому купцу, и спросил: «Продать ли тебя
Этому?» И девушка посмотрела на купца и увидела, что
у него гноятся глаза, и воскликнула: «Он с гнойливыми
398 Восемьсот семьдесят вторая ночь

глазами! Как ты продаешь меня ему, когда сказал кто-то

из поэтов:
Трахома в нем! Болезнь его
Убьет до смерти силы в нем.

О люди, посмотрите же
На этУ грязь в глазу его!»

И тогда посредник взял девушку, и подошел с ней

к другому купцу, и спросил ее: «Продать ли тебя этому?»
И девушка посмотрела на него и увидела, что у него
большая борода. «Горе тебе! — сказала она посреднику, —
Этот человек — баран, но хвост вырос у него на горле!
Как же ты продаешь меня ему, о злосчастнейший из по­
средников! Разве ты не слышал, что все длиннобородые
малоумны, и насколько длинна борода, настолько недо­
стает ума. Это дело известное среди разумных, как сказал
один из поэтов:

Коль бороду имеет муж длинную,

Сильней тогда к нему уважение.

Но только вот — убавился ум его

Настолько же, насколько длинна она.

А также сказал о нем еще один из поэтов:

Есть друг у нас, Аллах его бороду
Без пользы нам в длину и в ширь вытянул:

И зимнюю напомнит нам ночь она,

Холодная, претемная, длинная!»

И тогда посредник взял девушку и пошел обратно, и

она спросила его: «Куда ты со мной направляешься?» —
«К твоему господину — персиянину, — ответил посред­
ник. — Достаточно с нас того, что с нами сегодня из-за
тебя случилось. Ты была причиной отсутствия дохода для
меня и для него своей малой вежливостью».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 399

И невольница посмотрела на рынок и взглянула на­

право, налево, и назад, и вперед, и ее взгляд, по предо­
пределенному велению, упал на Нур-ад-дина Али каир­
ского. И увидела она, что это красивый юноша с чистыми
щеками и стройным станом, сын четырнадцати лет, ред­
костно красивый, прекрасный, изящный и изнеженный,
подобный луне, когда она становится полной в ночь че­
тырнадцатую, — с блестящим лбом, румяными щеками,
шеей, точно мрамор, и зубами, как жемчуга, а слюна его
была слаще сахара, как сказал о нем кто-то:
Пришли, чтоб напомнить нам красу его дивную
Газели и луны, и я молвил: «Постойте же!

Потише, газели, тише, не подражайте вы

Ему! Погоди, луна, напрасно ты не трудись!»

А как хороши слова кого-то из поэтов:

О, как строен он! От волос его и чела его
И свет и мрак на всех людей нисходит.

Не хулите же точку родинки на щеке его —

Анемоны все точку черную имеют.

И когда девушка посмотрела на Нур-ад-дина, преграда

встала меж нею и ее умом, и юноша поразил в ее душе
великое место. Любовь к нему при­
вязалась к ее сердцу...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
Восем ьсот царь, что когда девушка увидела
семьдесят Али Нур-ад-дина, любовь к нему
т рет ьи мочь привязалась к ее сердцу. И она
обернулась к посреднику и спросила
его: «Разве этот юноша — купец, что сидит среди купцов
и одет в фарджию из полосатого сукна, не прибавил к
400 Восемьсот семьдесят третья ночь

цене за меня ничего?» И посредник ответил: «О влады­

чица красавиц, этот юноша — чужеземец, каирец. Его
отец — один из больших каирских купцов, и у него пре­
имущество перед всеми тамошними купцами и вельмо­
жами, а юноша находится в нашем городе малый срок,
и он живет у одного из друзей своего отца. Он не гово­
рил насчет тебя ни о прибавке, ни об убавке».
И когда невольница услышала слова посредника, она
сияла со своего пальца дорогой перстень с яхонтом и
сказала посреднику: «Подведи меня к этому прекрасному
юноше — если он меня купит, этот перстень будет тебе
за твое утомление в сегодняшний день». И посредник
обрадовался и пошел с нею к Нур-ад-дину, и когда не­
вольница оказалась подле юноши, она всмотрелась в него
и увидела, что он подобен полной луне, так как он был
изящен в красоте, строен станом и соразмерен, как ска­
зал о нем кто-то:

Чиста вода красы на его лике,

Из глаз его летят, разя нас, стрелы.

И давится влюбленный, даст коль выпить

Разлуки горечь он, — сладка ведь близость.

Моя любовь, и лоб, и стан красавца —

Прекрасное в прекрасном и в прекрасном.

Поистине, одежд его и платья

На шее месяца сошлись застежки.

Его глаза, и родинки, и слезы

Мои — то ночи в лочи, среди ночи.

А бровь его, и л^к его, и тело

Мое — то месяц с месяцем и месяц.

Его глаза обходят с кубком винным

Влюбленных, — коль пройдет, он мне дозволен.
 Сказка о Н ур-аддиие и Мариам-кушачнице 401

Дает он мне напиться влаги хладной

Улыбкой уст, в день радостный сближенья.

Убить меня и кровь пролить он может

Законно, и законно, и законно.

Потом девушка посмотрела на Нур-ад-дина и сказала

ему: «О господин мой, заклинаю тебя Аллахом, разве я
не красива?» И Нур-ад-дин ответил: «О владычица краса­
виц, а разве есть в дольнем мире кто-нибудь лучше те­
бя?» — «Почему же ты видел, что все купцы набавляют
за меня цену, а сам молчал и ничего не сказал и не при­
бавил за меня ни одного динара, как будто я тебе не по­
нравилась, о господин?» — сказала девушка. И Нур-ад-
дин молвил: «О госпожа, если бы я был в моем городе,
я бы купил тебя за все деньги, которыми владеют мои
руки». — «О господин, — сказала девушка, — я не гово­
рила тебе: «Купи меня против твоего желания». Но если
бы ты прибавил за меня что-нибудь, ты бы залечил мое
сердце, даже если бы и не купил меня, потому что купцы
бы сказали: «Не будь эта девушка красивой, этот каир­
ский купец не прибавил бы за нее, так как жители Каира
сведущи в невольницах».
И Нур-ад-дину стало стыдно из-за слов, которые ска­
зала девушка, и его лицо покраснело. «До чего дошла
цена за эту девушку?» — спросил он посредника. И тот
ответил: «Цена за нее дошла до девятисот пятидесяти ди­
наров, кроме платы за посредничество, а что касается
доли султана 1, то она с продающего». — «Пусть неволь­
ница будет моя за цену в тысячу динаров, вместе с пла­
той за посредничество», — сказал посреднику Нур-ад-дин.
И девушка поспешно отошла от посредника и сказала:
«Я продала себя этому красивому юноше за тысячу дина­
ров!» И Нур-ад-дин промолчал, и кто-то сказал: «Мы ему
ее продали». И другой сказал: «Он достоин!» И кто-то
воскликнул: «Проклятый! Сын проклятого тот, кто на­
б о л е й с у л т а н а называется налог па торговые сдел­
ки, поступавший в непосредственное распоряжение султана.
14 «1001 ночь», т 7
402 Восемьсот семьдесят третья почъ

бавляет цену и не покупает!» А еще один сказал: «Кля­

нусь Аллахом, они подходят друг к другу!»
И не успел Нур-ад-дин опомниться, как посредник
привел судей и свидетелей и написали на бумажке усло­
вие о купле и продаже, и посредник подал его Нур-ад-
дину и сказал: «Получай свою невольницу! Да сделает ее
Аллах для тебя благословенной! Она подходит только для
тебя, а ты подходишь только для нее». И посредник про­
изнес такие два стиха:

«Пришла сама радость послушно к нему,

Подол волоча в унижении своем.

Подходит она для него одного,

И он для нее лишь подходит одной».

И Нур-ад-дину стало стыдно перед купцами, и он в тот

же час и минуту поднялся и отвесил тысячу динаров, ко­
торую он положил на хранение у москательщика, друга
его отца, а потом он взял невольницу и привел ее в дом,
куда поселил его старик москательщик. И когда девушка
вошла в дом, она увидела там дырявый ковер и старый
кожаный коврик и воскликнула: «О господин мой, разве
я не имею у тебя сана и не заслуживаю, чтобы ты привел
меня в свой главный дом, где стоят твои вещи? Почему
ты не отвел меня к твоему отцу?» — «Клянусь Аллахом,
о владычица красавиц, — ответил Нур-ад-дин, — это мой
дом, в котором я живу, но он принадлежит старику мо­
скательщику, из жителей этого города, и москательщик
освободил его для меня и поселил меня в нем. Я же ска­
зал тебе, что я чужеземец и что я из сыновей города
Каира». — «О господин мой, — отвечала невольница, —
самого маленького дома будет достаточно до тех пор,
пока ты не вернешься в свой город. Но заклинаю тебя
Аллахом, о господин мой, поднимись и принеси нам не­
много жареного мяса, вина и плодов, сухих и свежих». —
«Клянусь Аллахом, о владычица красавиц, — ответил
Нур-ад-дин, — у меня не было других денег, кроме той
 Сказка о Нур-ад-дине и Шариам-кушачнице 403

тысячи динаров, которую я отвесил в уплату за тебя, и я

не владею ничем, кроме этих динаров. Было у меня еще
несколько дирхемов, но я истратил их вчера». — «Нет
ли у тебя в этом городе друга, у которого ты бы занял
пятьдесят дирхемов? Принеси их мне, а я тебе скажу,
что с ними делать», — молвила девушка. «Нет у меня
друга, кроме москательщика», — ответил Нур-ад-дин.
И затем он тотчас же пошел, и отправился к моска­
тельщику, и сказал ему: «Мир с тобою, о дядюшка!»
И москательщик ответил на его приветствие и спросил:
«О дитя мое, что ты сегодня купил на твою тысячу дина­
ров?» — «Я купил на нее невольницу», — ответил Нур-
ад-дин. «О дитя мое, — воскликнул москательщик, —
разве ты бесноватый, что покупаешь одну невольницу за
тысячу динаров? О, если бы мне
знать, какой породы эта неволь­
ница!» — «О дядюшка, — это не­
вольница из дочерей франков», —
ответил Нур-ад-дин...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот Когда же настала восемьсот
семьдесят семьдесят четвертая ночь, она ска-
чешвершап ночь зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Нур-ад-дин сказал
старику москательщику: «Это невольница из дочерей
франков». И старец молвил: «Знай, о дитя мое, что луч­
шей из дочерей франков цена у нас, в нашем городе, сто
динаров. Но клянусь Аллахом, о дитя мое, над тобой уст­
роили хитрость с этой невольницей. Если ты ее полюбил,
проспи подле нее сегодняшнюю ночь и удовлетвори
с нею свое желание, а утром отведи ее на рынок и про­
дай, хотя бы тебе пришлось потерять на этом двести ди­
наров. Считай, что ты потерпел кораблекрушение в море
или что на тебя напали воры в дороге». — «Твои слова
правильны, — ответил Нур-ад-дин. — Но ты знаешь, о дя­
дюшка, что со мной ничего не было, кроме тысячи дина*
ров, на которые я купил эту невольницу, и у меня ничего
14*
ЛОЛ Восемьсот семьдесят четвертая ночь

не осталось на расходы, ни одного дирхема. Я хочу от

тебя милости и благодеяния, — одолжи мне пятьдесят
дирхемов. Я буду расходовать их до завтра, а завтра
я продам невольницу и верну их тебе из платы за
нее». — «Я дам их тебе, о дитя мое, на голове!» — отве­
тил старик.
И потом он отвесил Нур-ад-дину пятьдесят дирхемов
и сказал: «О дитя мое, ты — юноша молодой годами,
а эта невольница — красивая, и, может быть, твое сердце
привязалось к ней и тебе нелегко ее продать. У тебя ни­
чего нет на расходы, и эти пятьдесят дирхемов кончатся,
и ты придешь ко мне, и я дам тебе взаймы в первый раз,
и во второй раз, и в третий раз, до десяти раз, а если ты
придешь ко мне после этого, я не отвечу тебе на закон­
ное приветствие, и пропадет наша друясба с твоим от­
цом». И затем старик дал ему пятьдесят дирхемов, и Нур-
ад-дин взял их и принес невольнице, и та сказала: «О гос­
подин мой, пойди сейчас же на рьшок и принеси нам на
двадцать дирхемов цветного шелку пяти цветов, а на
остальные тридцать дирхемов принеси нам мяса, плодов,
вина и цветов».
И Нур-ад-дин отправился на рынок, и купил все, что
потребовала невольница, и принес это к ней, и девушка
в тот же час и минуту поднялась, и, засучив рукава, со­
стряпала кушанье и приготовила его самым лучшим обра­
зом, а потом она подала кушанье Нур-ад-дину, и он стал
есть, и она ела с ним, пока оба не насытились. Потом она
подала вино и начала пить с ним, и она до тех пор поила
и развлекала Нур-ад-дина, пока тот не опьянел и не зас­
нул. И тогда девушка в тот же час и минуту поднялась,
и, вынув из своего узла мешок из таифской кожи, раз­
вязала его, и вынула из него два гвоздя, и потом она села,
и принялась за работу и работала, пока не кончила, и
шелк превратился в красивый зуннар *. И девушка завер-

1 З у н н а р — род пояса, непременная принадлежность

одежды христианских монахов. В разговорном арабском языке
Этим словом обозначается всякий пояс вообще.
 Сказка о Нг/р-ад-диие и Мариам-кушачнице 405

пула зуннар в тряпицу, сначала почистив его и придав

ему блеск, и положила его под подушку.
А потом она поднялась, оголилась и легла рядом
с Нур-ад-дином. Она начала его растирать, и он пробу­
дился от сна и увидел подле себя девушку, подобную чи­
стому серебру, мягче шелка и свежее курдюка. Она была
заметнее, чем знамя, и лучше красных верблюдов — в
пять пядей ростом, с высокой грудью, бровями точно луки
для стрел и глазами, как глаза газелей. Щеки ее были
точно анемоны, живот у нее был втянутый и со склад­
ками, пупок ее вмещал унцию орехового масла, и бедра
походили на подушки, набитые перьями страусов, а ме­
жду ними была вещь, которую бессилен описать язык, и
при упоминании ее изливаются слезы. И как будто имел
в виду поэт, говоря такие стихи:
И ночь — из ее волос, заря — из ее чела,
И роза — с ее щеки, вино — из ее слюны.

Сближение с ней — приют, разлука же с ней — огонь.

В устах ее — жемчуга, на лике ее — луна.

А как прекрасны слова кого-то из поэтов:

Являет луну и гнется она, как ива,
И пахнет амброй и глядит газелью.

И мнится, грусть влюбилась в мое сердце

И в час разлуки с ней вкушает близость.

Ее лицо Плеяды затмевает,

И лба сиянье затмевает месяц.

А кто-то из поэтов сказал также:

Открылись они луной, явились нам месяцем,
Как ветви качаются, как лани глядят на нас.

И есть насурьмленные средь них, столь прекрасные,

Что прахом под ними быть Плеяды хотели бы.
406 Восемьсот семьдесят четвертая ночь

И Нур-ад-дин в тот же час и минуту повернулся к де­

вушке, и прижал ее к своей груди, и стал сосать ее верх­
нюю губу, пососав сначала нижнюю, а затем он метнул
язык между ее губ и поднялся к ней, и нашел он, что эта
девушка — жемчужина несверленая и верблюдица, дру­
гим не объезженная. И он уничтожил ее девственность и
достиг единения с нею, и завязалась меж ними любовь
неразрывная и бесконечная. И осыпал он щеки ее поце­
луями, точно камешками, что падают в воду, и пронзал
ее словно разя копьем при набеге врассыпную, ибо Нур-
ад-дин любил обнимать черноглазых, сосать уста, распу­
скать волосы, сжимать в объятиях стан, кусать щеки и
сидеть на груди, с движениями каирскими, заигрыва­
ниями йеменскими, вскрикиваниями абиссинскими, исто­
мой индийской и похотью нубийской, жалобами деревен­
скими, стонами дамиеттскими, жаром саидийским и том­
ностью александрийской. А девушка соединяла в себе все
Эти качества вместе с избыточной красотой и изнежен­
ностью, и сказал о ней поэт:

Вот та, кого целый век забыть я стремился,

Но все ж не склонялся к тем, кто не был к ней близок.

Подобна она луне во всем своем облике,

Прославлен ее творец, прославлен создатель!

И если свершил я грех великий, любя ее,

То нет на раскаянье мне больше надежды.

Бессонным из-за нее, печальным, больным я стал,

И сердце смущенное о ней размышляет.

Сказала она мне стих (а знает его лишь тот,

Кто рифмы передает и доблестен в этом ):

«Известна ведь страсть лишь тем, кто сам испытал ее,

И знает любовь лишь тот, кто сам с ней боролся».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 407

И Нур-ад-дин с девушкой про­

вели ночь до утра в наслаждении
и радости...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят пятая ночь, она сказала:
Восемьсот
гпнъдргят «Дошло до меня, о счастливый
пятая мочь Варь, что Нур-ад-дин с девушкой
провели ночь до утра в наслажде­
нии и радости, одетые в одежды
объятий с крепкими застежками, в безопасности от бед­
ствий ночи и дня, и спали они в наилучшем состоянии,
не боясь при сближении долгих толков и разговоров, как
сказал о них поэт превосходный:

Посещай любимых, и пусть бранят завистники —

Ведь против страсти помочь не может завистливый.

И Аллах не создал прекраснее в мире зрелища,

Чем влюбленные, что в одной постели лежат вдвоем.

Обнялись они, и покров согласья объемлет их,

А подушку им заменяют плечи и кисти рук.

И когда сердца заключат с любовью союз навек,

По холодному люди бьют железу, узнай, тогда.

О хулящие за любовь влюбленных, возможно ли

Поправленье тех, у кого душа испорчена?

И когда дружит хоть один с тобой — он прекрасный друг.

Проводи же жизнь ты с подобным другом и счастлив
будь!

А когда наступило утро и засияло светом и забли­

стало, Нур-ад-дин пробудился от сна и увидел, что де­
вушка уже принесла воду. И они с девушкой умылись,
408 Восемьсот семьдесят пятая ночь

и Нур-ад-дин совершил надлежащие молитвы своему гос­

поду, и затем девушка принесла ему то, что было под
рукой из съестного и напитков, и Нур-ад-дин поел и по­
пил. А после этого невольница сунула руку под подушку
и вытащила зуннар, который она сделала ночью, и по­
дала его Нур-ад-дину, и сказала: «О господин, возьми
Этот зуннар». — «Откуда этот зуннар? — спросил Нур-ад-
дин. И девушка сказала: «О господин, это тот шелк, ко­
торый ты купил вчера за двадцать дирхемов. Поднимайся,
иди на рынок персиян и отдай его посреднику, чтобы он
покричал о нем, и не продавай его меньше, чем за два­
дцать динаров чистыми деньгами на руки». — «О влады­
чица красавиц, — сказал Нур-ад-дин, — разве вещь в
двадцать дирхемов, которая продается за двадцать дина­
ров, делают в одну ночь?» — «О господин, — ответила
девушка, — ты не знаешь цены этого зуннара. Но пойди
на рынок и отдай его посреднику, и, когда посредник по­
кричит о нем, его цена станет тебе ясной».
И тогда Нур-ад-дин взял у невольницы зуннар и по­
шел с ним на рынок персиян. Он отдал зуннар посред­
нику и велел ему кричать о нем, а сам присел на скамью
перед одной из лавок, и посредник скрылся на некоторое
время, а потом пришел к нему и сказал: «О господин,
Еставай, получи цену твоего зуннара. Она достигла два­
дцати динаров чистыми деньгами на руки». И Нур-ад-дин,
услышав слова посредника, до крайности удивился, и за­
трясся от восторга, и поднялся, чтобы получить свои
двадцать динаров, а сам и верил и не верил. Получив их,
он тотчас же пошел и купил на все деньги разноцветного
шелку, чтобы невольница сделала из него всего зуннары.
И затем он вернулся домой, и отдал девушке шелк,
и сказал ей: «Сделай из него всего зуннары и научи меня
также, чтобы я работал вместе с тобой. Я никогда в жизни
не видел ни одного ремесла лучше и больше по зара­
ботку, чем это ремесло. Клянусь Аллахом, оно лучше тор­
говли в тысячу раз!» И девушка засмеялась его словам
и сказала: «О господин мой Нур-ад-дин, пойди к твоему
приятелю москательщику и займи у него тридцать дир­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 409

хемов, а завтра отдай их из платы за зуннар вместе с

пятьюдесятью дирхемами, которые ты занял у него
раньше».
И Нур-ад-дин поднялся, и пришел к своему приятелю
москательщику, и сказал ему: «О дядюшка, одолжи мне
тридцать дирхемов, а завтра, если захочет Аллах, я при­
несу тебе все восемьдесят дирхемов разом». И старик
москательщик отвесил ему тридцать дирхемов, и Нур-ад-
дин взял их, и пошел на рынок, и купил на них мяса,
хлеба, сухих и свежих плодов и цветов, как сделал на­
кануне, и принес все это девушке; а имя ее было Мариам-
кушачница. И, взяв мясо, она в тот же час и минуту под­
нялась и приготовила роскошное кушанье и поставила
его перед своим господином Нур-ад-дином, и потом она
приготовила скатерть с вином и начала пить вместе
с юношей. И она стала наливать и поить его, и Нур-ад-
дин наливал и поил ее. И когда вино заиграло в их уме,
девушке понравилась прекрасная тонкость Нур-ад-дина
и нежность его свойств, и она произнесла такое дву­
стишие:
«Спросила стройного, как поднял чашу,
Что пахнет мускусом его дыханья:

<Из щек ли выжали твоих ту влагу?»

Ответил: «Нет, вино из розы жмут ли?»

И девушка беседовала с Нур-ад-дином, и он беседовал

с иею, и Мариам подавала ему кубок и чашу и требовала,
чтобы он ей налил и напоил ее тем, от чего приятно ды­
ханье, а когда он касался ее рукой, она не давалась из
кокетства. И опьянение увеличило ее красоту и прелесть,
и Нур-ад-дин произнес такие два стиха:

«Вот стройная — любит нить и милому говорит

В покоях веселья — он страшится наскучить ей.

«Не пустишь коль чашу вкруг и не напоишь меня,

Один будешь ночью спать». И в страхе он налил ей».
Ш Восемьсот семьдесят шестая ночь

И они продолжали пить, пока Нур-ад-дина не одолело

опьянение и он не заснул, и тогда Мариам в тот же час
и минуту поднялась и начала работать над зуннаром, сле­
дуя своему обычаю, а окончив, она почистила зуннар и
завернула его в бумагу и, сняв
с себя одежду, проспала подле Нур-
ад-дина до утра...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят шестая ночь, она сказа­
Восемьсот ла: «Дошло до меня, о счастливый
семьдесят царь, что Мариам-кушачница, окон­
шестам ночь чив делать зуннар, почистила его
и завернула в бумагу и, сняв
с себя одежду, проспала подле Нур-ад-дина до утра, и
было между ними из близости то, что было. А потом Нур-
ад-дин поднялся и исполнил свои дела, и Мариам подала
ему зуннар и сказала: «Снеси его на рынок и продай за
двадцать динаров, как ты продал такой же вчера». И Нур-
ад-дин взял зуннар, и отнес его на рынок, и продал за
двадцать динаров, а потом он пошел к москательщику и
отдал ему восемьдесят дирхемов, и поблагодарил его за
милость, и пожелал ему блага. «О дитя мое, продал ты
невольницу?» — спросил москательщик. И Нур-ад-дин
воскликнул: «Ты призываешь на меня зло! Как могу я
продать дух из моего тела?»
И он рассказал ему всю историю, с начала до конца,
и сообщил ему обо всем, что с ним случилось, и старик
москательщик обрадовался сильной радостью, больше ко­
торой нет, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, о дитя мое,
ты меня обрадовал, и если захочет Аллах, тебе всегда
будет благо! Я хотел бы для тебя блага из любви к
твоему отцу, и чтобы наша дружба с ним сохранилась!»
И затем Нур-ад-дин расстался со старым москательщи­
ком, и в тот же час и минуту пошел на рынок и, купив,
как обычно, мясо, плоды и все необходимое, припес это
девушке.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице Ш

И Нур-ад-дин с девушкой ели, пили, играли, весели­

лись, и дружили, и развлекались за трапезой целый год.
И каждую ночь девушка делала зуннар, а утром Нур-ад-
дин продавал его за двадцать динаров и расходовал часть
их на то, что ему было нужно, а остальное отдавал де­
вушке, и та прятала деньги у себя до времени нужды.
А через год девушка сказала: «О господин мой Нур-
ад-дин, когда ты завтра продашь зуннар, возьми мне на
часть денег цветного шелку шести цветов; мне пришло на
ум сделать тебе платок, который ты положишь себе на
плечо. Не радовались еще такому платку ни сыновья куп­
цов, ни сыновья царей». И тогда Нур-ад-дин пошел на
рынок, и продал зуннар, и купил цветного шелку, как
говорила ему невольница, и принес его ей, и Мариам-
кушачница сидела и работала, вышивая платок, целую
неделю (а каждую ночь, окончив зуннар, она работала
пемного над платком), и наконец окончила его. И она
подала платок Нур-ад-дину, и тот положил его на плечо и
стал ходить по рынку, и купцы, люди и вельможи города
останавливались возле него рядами и смотрели на его
красоту и на этот платок, так хорошо сделанный.
И случилось, что Нур-ад-дин спал в одну ночь из но­
чей и пробудился от сна и увидел, что его невольница
плачет сильным плачем и произносит такие стихи!
«Близка уж разлука с милым, близко она!
Увы мне, придет разлука скоро, увы!

Растерзано мое сердце, горестно мне

Прошедшие вспомнить ночи, радости их!

Завистники непременно взглянут на нас

Злым оком, и все достигнут цели своей.

Вреднее всего нам будет зависть других,

Доносчиков скверных очи, сплетников всех».

И Нур-ад-дин спросил ее: «О госпожа моя Мариам,

что это ты плачешь?» И девушка сказала: «Я плачу от
412 Восемьсот семьдесят шестая ночь

страданий разлуки — мое сердце почуяло ее». — «О вла­

дычица красавиц, а кто разлучит нас, когда я теперь тебе
милей всех людей и сильнее всех в тебя влюблен?» —
спросил Нур-ад-дин. И девушка ответила: «У меня любви
во много раз больше, чем у тебя, но доверие к ночам
ввергает людей в печаль, и отличился поэт, сказавший:

Доволен ты днями был, пока хорошо жилось,

И зла не боялся ты, судьбой приносимого.

Ты в мире с ночами был и дал обмануть себя,

Но в ясную ночь порой случается смутное.

Узнай — в небесах светил так много, что счесть нельзя,

Но солнце и месяц лишь из них затмеваются.

А сколько растений есть зеленых и высохших,

Но камни кидаем мы лишь в те, что плоды несут.

Не видишь ли — в море труп плывет на поверхности,

А в дальних глубинах дна таятся жемчужины?»

«О господин мой Нур-ад-дин, — сказала она потом, —

если ты желаешь, чтобы не было разлуки, остерегайся
человека из франков, кривого на правый глаз и хромого
на левую ногу (это старик с пепельным лицом и густой
бородой). Он-то и будет причиной нашей разлуки. Я ви­
дела, что он пришел в наш город, и думаю, он явился
только ища меня». — «О владычица красавиц, — сказал
Нур-ад-дин, — если мой взгляд упадет па него, я его
убыо и изувечу!» И Мариам воскликнула: «О господин
мой, не убивай его, не говори с ним, не продавай ему и
не покупай у него. Не вступай с ним в сделку, не сиди
с ним, не ходи с ним, не беседуй с ним и не давай ему
никогда ответа законного. Молю Аллаха, чтобы он изба­
вил нас от его зла и коварства!»
И когда наступило утро, Нур-ад-дин взял зуннар и
пошел с ним на рынок. Он присел на скамью перед одной
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице ИЪ

из лавок и начал разговаривать с сыновьями купцов, и

взяла его сонная дремота, и он заснул на скамье перед
лавкой. И когда он спал, вдруг прошел по рынку в это
самое время тот франк, и с ним еще семь франков, и
увидел Нур-ад-дина, который спал на скамье перед лав­
кой, закутав лицо платком и держа его конец в руке.
И франк сел подле Нур-ад-дина и, взяв конец платка,
стал его вертеть в руке, и вертел его некоторое время,
И Нур-ад-дин почувствовал это, и пробудился от сна, и
увидел, что тот самый франк, которого описала ему де­
вушка, сидит подле него. И Нур-ад-дин закричал на
франка громким криком, который испугал его, и франк
спросил: «Почему ты на нас кричишь? Разве мы у тебя
что-нибудь взяли?» — «Клянусь Аллахом, о прокля­
тый, — ответил Нур-ад-дин, — если бы ты у меня что-ни­
будь взял, я бы, наверное, отвел тебя к вали!» И тогда
франк сказал ему: «О мусульманин, заклинаю тебя твоей
верой и тем, что ты исповедуешь,
расскажи мне, откуда у* тебя этот
платок». — «Это работа моей ма­
тушки», — ответил Нур-ад-дин...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
Восемьсот семьдесят седьмая ночь, она ска­
семьдесят зала: «Дошло до меня, о счастли­
седьмая ночь вый царь, что когда франк спросил
Нур-ад-дина о том, кто сделал пла­
ток, Нур-ад-дин ответил: «Этот платок — работа моей ма­
тушки, она сделала его для меня своей рукой». — «Про­
дашь ли ты мне его и возьмешь ли от меня его цену?» —
спросил франк. И Нур-ад-дин воскликнул: «Клянусь Ал­
лахом, о проклятый, я не продам его ни тебе, ни кому-
нибудь другому! Моя мать сделала его только на мое имя
и не станет делать другого». — «Продай его мне, и я дам
тебе его цену сейчас же — пятьсот динаров, и пусть та,
кто его сделала, сделает тебе другой, еще лучше это­
го», — сказал франк. «Я никогда не продам его, потому
4f4 Восемьсот семьдесят седьмая ночь

что ему нет подобного в этом городе», — ответил Нур-ад-

дин, а франк молвил: «О господин мой, а ты не продашь
его за шестьсот динаров чистым золотом?» И он до тех
пор прибавлял сотню за сотней, пока не довел цену до
девятисот динаров, но Нур-ад-дин сказал ему: «Аллах по­
может мне и без продажи платка! Я никогда не продам
его ни за две тысячи динаров, ни за больше!»
И франк продолжал соблазнять Нур-ад-дина деньгами
за платок, пока не довел его цену до тысячи динаров, и
тогда некоторые из присутствующих купцов сказали ему:
«Мы продали тебе этот платок, давай за него деньги!»
И Нур-ад-дин воскликнул: «Я не продам его, клянусь Ал­
лахом!» И один из купцов сказал: «Знай, о дитя мое, что
этому платку цена — сто динаров, даже если она станет
большой и найдется на него охотник, а этот франк дал за
него тысячу динаров сразу, так что твоя прибыль — де­
вятьсот динаров. Какой же ты хочешь прибыли больше,
чем эта? Мое мнение, что тебе следует продать платок и
взять тысячу динаров. Скажи той, кто тебе его сделал,
чтобы сделала тебе другой или еще лучше, а сам наживи
тысячу динаров с этого проклятого франка, врага веры».
И Нур-ад-дину стало стыдно купцов, и он продал франку
платок за тысячу динаров, и франк тут же отдал ему
деньги. И Нур-ад-дин хотел уйти, чтобы пойти к своей
невольнице Мариам и обрадовать ее вестью о том, какое
было у него дело с франком, но франк сказал: «О собра­
ние купцов, задержите Нур-ад-дина, — вы с ним мои го­
сти сегодня вечером. У меня есть бочонок румийского
вина, из выдержанных вин, и жирный барашек, и плоды,
свежие и сухие, и цветы, и вы возвеселите нас в сего­
дняшний вечер. Пусть же ни один из вас не остается
сзади». — «О Сиди Нур-ад-дин, — сказали купцы, — мы
желаем, чтобы ты был с нами в вечер, подобный сего­
дняшнему, и мы могли бы с тобой побеседовать. Окажи
милость и благодеяние и побудь с нами; мы с тобой —
гости этого франка, так как он человек благородный».
И потом они стали заклинать Нур-ад-дина разводом,
и силой не дали ему уйти домой, и в тот же час и ми­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 415

нуту поднялись, и заперли свои лавки, и, взяв Нур-ад-

дина, пошли с франком, и пришли в надушенную про­
сторную комнату с двумя портиками. И франк посадил их
в ней, и положил перед ними скатерть, диковинно срабо­
танную и дивно сделанную, на которой было изображение
сокрушающего и сокрушенного, любящего и любимого,
спрашивающего и спрошенного, и затем поставил на эту
скатерть дорогие сосуды из фарфора и хрусталя, и все
они были наполнены прекрасными плодами, сухими и
свежими, и цветами. А потом франк подал купцам бочо­
нок, полный выдержанного румийского вина, и приказал
зарезать жирного барашка и, разведя огонь, начал жарить
мясо и кормить купцов и поить их вином, и он подми­
гивал им, чтобы они приставали к Нур-ад-дину с питьем.
И купцы до тех пор поили Нур-ад-дина, пока тот не опья­
нел и не исчез из мира.
И когда франк увидел, что Нур-ад-дин погружен в
опьянение, он сказал: «Ты возвеселил нас, о Сиди Нур-
ад-дин, в сегодняшний вечер — простор тебе и еще раз
простор!» И франк принялся развлекать Нур-ад-дина сло­
вами, и затем приблизился к нему, и сел с ним рядом, и
некоторое время украдкой смотрел на него, разговари­
вая, а потом он спросил: «О Сиди Нур-ад-дин, не продашь
ли ты мне твою невольницу? Год назад ты купил ее в
присутствии этих купцов за тысячу динаров, а я теперь
дам тебе в уплату за нее пять тысяч динаров, больше на
четыре тысячи». И Нур-ад-дин отказался, а франк про­
должал его угощать и поить и соблазнял его деньгами,
пока не довел цены за девушку до десяти тысяч динаров,
и Нур-ад-дин в своем опьянении сказал перед купцами:
«Я продал ее тебе, давай десять тысяч динаров!» И франк
сильно обрадовался этим словам и призвал купцов в сви­
детели.
И они провели за едой, питьем и весельем всю ночь до
утра, а затем франк крикнул своим слугам: «Принесите
деньги!» И ему принесли деньги, и он отсчитал Нур-ад-
дину десять тысяч динаров наличными и сказал ему:
«О Сиди Нур-ад-дин, получи деньги в уплату за твою
416 Восемьсот семьдесят седьмая ночь

невольницу, которую ты продал мне вчера вечером в при­

сутствии этих купцов мусульман». — «О проклятый, —
воскликнул Нур-ад-дин, — я ничего тебе не продавал, и
ты лжешь на меня, и у меня нет невольниц!» Но франк
сказал: «Ты продал мне твою невольницу, и эти купцы
свидетельствуют о продаже».
И все купцы тогда сказали: «Да, Нур-ад-дин, ты про­
дал ему свою невольницу перед нами, и мы свидетель­
ствуем, что ты ее продал за десять тысяч динаров. Подни­
майся, получи деньги и отдай ему твою невольницу. Ал­
лах даст тебе взамен лучшую. Разве не приятно те§е,
Нур-ад-дин, что ты купил невольницу за тысячу динаров
и вот уже полтора года наслаждаешься ее красотой и пре­
лестью и всякий день и ночь услаждаешь себя беседой
с нею и ее близостью, и после этого ты нажил на этой
девушке девять тысяч динаров сверх ее первоначальной
цены? А она ведь каждый день делала тебе зуннар, ко­
торый ты продавал за двадцать динаров. И после всего
Этого ты отрицаешь продажу и считаешь прибыль малой.
Какая прибыль больше этой прибыли и какая нажива
больше этой наживы? А если ты любишь девушку, то ведь
ты насытился ею за этот срок. Получи же деньги и купи
другую невольницу, лучше ее, или мы женим тебя на
одной из наших девушек, за приданое меньше половины
Этих денег, и девушка будет красивей ее, и остальные
деньги окажутся у тебя в руках капиталом». И купцы до
тех пор говорили с Нур-ад-дином, уговаривая и обнимая
его, пока он не взял эти десять тысяч динаров в уплату
за невольницу. И тогда франк в тот же час и минуту при­
вел судей и свидетелей, и они написали ему свидетель­
ство о покупке у Нур-ад-дина девушки, которую зовут
Мариам-кушачница.
Вот что было с Нур-ад-дином. Что же касается Ма-
риам-кушачницы, то она просидела, ожидая своего гос­
подина, весь день до заката и от заката до полуночи, но
ее господин к ней не вернулся, и она опечалилась и
стала горько плакать. И старик москательщик услышал,
что она плачет, и послал к ней свою жену, и та вошла к
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице Ml

ней, и увидела ее плачущей, и спросила: «О госпожа,

почему ты плачешь?» И девушка ответила: «О матушка,
я сижу и жду прихода моего господина, Нур-ад-дина, а он
до сих пор не пришел, и я боюсь, что кто-нибудь сделал
с ним из-за меня хитрость, чтобы он продал меня, и хи­
трость вошла к нему, и он продал меня...»
II Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Мариам-кушачница
сказала жене москательщика:
Восемьсот «Боюсь, что кто-нибудь сделал с
семьдесят моим господином из-за меня хит-
восьмая ночь рость, чтобы он продал меня, и
хитрость вошла к нему, и он про­
дал меня». И жена москательщика сказала: «О госпожа
моя Мариам, если бы твоему господину дали за тебя
всю эту комнату, полную золота, он бы тебя не продал!
Я ведь знаю его любовь к тебе. Но может быть, о госпожа
моя Мариам, пришли люди из города Каира от его ро­
дителей, и он устроил им пир, в том помещении, где они
стоят, и постыдился привести их в эту комнату, так как
она не вместит их, или потому, что их степень мала для
того, чтобы приводить их в дом. Или же он захотел
скрыть от них твое дело и остался у них на ночь до утра,
а завтра, если захочет великий Аллах, он придет к тебе
в благополучии. Не обременяй же свою душу ни забо­
той, ни горем, о госпожа. Вот в чем причина его отсут­
ствия сегодня ночью. Я останусь у тебя на сегодняшнюю
ночь и буду тебя развлекать, пока не придет к тебе твой
господин».
И жена москательщика забавляла и развлекала Ма­
риам разговором, пока не прошла вся ночь, а когда на­
ступило утро, Мариам увидела, что ее господин Нур-ад-
дин входит с переулка, и тот франк идет сзади него,
окруженный толпой купцов. И когда Мариам увидела их,
418 Восемьсот семьдесят восьмая ночь

у нее затряслись поджилки, и пожелтел цвет ее лица, и

она начала дрожать, точно корабль посреди моря при
сильном ветре. И, увидав это, жена москательщика спро­
сила: «О госпожа моя Мариам, почему это, я вижу, ты
изменилась, и пожелтело твое лицо, и стало оно еще
худее?» И девушка ответила: «О госпожа, клянусь Ал­
лахом, мое сердце почуяло разлуку и отдаленность
встречи». И затем она начала охать, испуская глубокие
вздохи, и произнесла такие стихи:

«Не доверяйся разлуке ты —

Горька ведь, право, на вкус она.

Лик солнца в час заката, знай,

Желтеет от разлуки мук.

И также в час восхода, знай,

Белеет он, встрече радуясь».

И потом Мариам-кушачница заплакала сильным пла­

чем, больше которого нет, и уверилась в разлуке, и ска­
зала жене москательщика: «О госпожа, не говорила ли я
тебе, что с моим господином Нур-ад-дином устроили хит­
рость, ^тобы меня продать! Я не сомневаюсь, что он про­
дал меня сегодня ночью этому франку, хотя я его от него
предостерегала. Но не поможет осторожность против
судьбы, и ясна тебе стала правдивость моих слов».
И когда они с женой москательщика разговаривали,
вдруг вошел к ней в ту самую минуту ее господин Нур-
ад-дин, и девушка посмотрела на него и увидела, что
цвет его лица изменился, и у него дрожат поджилки, и
видны на его лице следы печали и раскаяния. И она ска­
зала ему: «О господин мой Нур-ад-дин, ты, кажется, про­
дал меня?» И Нур-ад-дин заплакал сильным плачем, и
Заохал, и, глубоко вздохнув, произнес такие стихи:

«Таков уж рок, и пользы нет беречься нам,

И если я ошибся — не ошибся рок.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 449

Когда Аллах захочет сделать что-нибудь

С разумным мужем, видящим и слышащим,

Он ослепит его и уши оглушит

Ему, и ум его, как волос, вырвет он.

Когда ж исполнит он над ним свой приговор,

Он ум ему вернет, чтоб поучался он.

Не спрашивай о том, что было «почему?» —

Все так бывает, как судьба и рок велит».

И потом Нур-ад-дин стал просить у девушки проще­

ния и сказал ей: «Клянусь Аллахом, о госпожа моя Ма­
риам, пробежал калам с тем, что судил Аллах, и люди
сделали со мной хитрость, чтобы я тебя продал, и хит­
рость вошла ко мне, и я продал тебя и пренебрег тобой
с величайшим небрежением. Но, может быть, тот, кто су­
лил разлуку, пошлет нам встречу». — «Я предостерегала
тебя от этого, и было у меня такое предчувствие», —
сказала девушка. И потом она прижала его к груди, и
поцеловала между глаз, и произнесла такие стихи:

«Клянусь моей страстью, не забуду я дружбы к вам,

Хотя бы погиб мой дух от страсти и от тоски.

Рыдаю и плачу я и день и ночь каждую,

Как горлинка плачет в кустах средь песков степей.

Испортилась жизнь моя, как нет вас, любимые,

Когда вы исчезли, мне встречать больше некого».

И когда они были в таком состоянии, вдруг вошел к

ним тот франк и подошел, чтобы поцеловать руки Ситт
Мариам, и она ударила его рукою по щеке и восклик­
нула: «Удались, о проклятый! Ты неотступно ходил за
мной, пока не обманул моего господина! Но только,
о проклятый, если захочет великий Аллах, будет одно
420 Восемьсот семьдесят девятая ночь

лишь благо!» И франк засмеялся словам невольницы, и

удивился ее поступку, и попросил у нее прощения, и
сказал: «О госпожа моя Мариам, а мой-то в чем грех?
Это твой господин Нур-ад-дин продал тебя с своего со­
гласия и со спокойным сердцем, и, клянусь Мессией,
если бы он тебя любил, он бы не пренебрег тобою. Ког­
да бы его желание обладать тобой не истощилось, Нур-
ад-дин тебя не продал бы, и сказал кто-то из поэтов:
Кто наскучил мне, тот уходит пусть решительно!
Коль о нем я вспомню, не буду я рассудительным.

И тесен мир еще ведь мне не сделался,

Чтобы видел ты, что желаю я нехотящего».

А эта невольница была дочерью царя Афрандяш 1 (это

город, распространенный во все стороны, где много ре-
месл, диковин и растений, и он похож на город аль-Ку-
стантынию), и причиною ее ухода из города ее отца
была дивная история и удивительное дело, рассказ о
котором мы поведем по порядку, чтобы возрадовался
слышащий и возвеселился...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
семьдесят девятая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что причиной ухода Ма-
риам-кушачницы от ее отца и мате­
Восемьсот ри было удивительное обстоятель­
семьдесят
девятая ночь
ство и диковинное дело. Вот оно.
Воспитывалась Мариам у отца
и матери в великой изнеженности и научилась красноре­
чию, письму и счету, наездничеству и доблести и изучила

1 Афранджей названа здесь Франция. Город царя

Афранджи — по-видимому, один из южнофранцузских портов,
вероятнее всего Марсель.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 421

все ремесла, как, например, вышиванье, шитье, тканье,

выделывание зуннаров, обшивание галуном, золочение
серебра и серебрение золота. И она изучила все ремесла
мужчин и женщин, так что стала единственной в свое
время и бесподобной в свой век и столетие. И Аллах (ве­
лик он и славен!) даровал ей такую красоту и прелесть,
изящество и совершенство, что она превзошла всех лю­
дей своего века. И к ней сватались у ее отца властители
островов, и за всякого, кто к ней сватался, он отказы­
вался выдать ее замуж, так как он любил свою дочь ве­
ликой любовью и не мог с ней расстаться ни на один
час. И не было у него дочери, кроме нее, а детей муже­
ского пола у него было множество, но он был охвачен
к ней большей любовью, чем к ним.
И случилось, что царевна заболела в каком-то году
сильной болезнью, так что приблизилась к гибели, и тог­
да она дала обет, если выздоровеет от этой болезни, по­
сетить такой-то монастырь, находящийся на таком-то
острове. А этот монастырь считался у них великим, и они
приносили ему, по обету, дары и получали в нем
благодать. И когда Мариам выздоровела от болезни, она
захотела исполнить обет, который дала, и ее отец,
царь Афранджи, послал ее в этот монастырь на ма­
леньком корабле и послал вместе с ней нескольких доче­
рей вельмож города, а также патрициев, чтобы прислу­
живать ей.
И когда Мариам приблизилась к монастырю, вышел
корабль из кораблей мусульман, сражающихся на пути
Аллаха, и они захватили всех, кто был на корабле из
патрициев и девушек, и деньги, и редкости и продали
свою добычу в городе Кайраване. И Мариам попала в
руки одного человека — персиянина, купца среди куп­
цов, а этот персиянин был бессильный и не сходился с
женщинами, и не обнажалась над женщиною его сра­
мота, и он назначил Мариам для услуг. И заболел этот
иерсиянин сильной болезнью, так что приблизился к ги­
бели, и продлилась над ним болезнь несколько месяцев,
422 Восемьсот семьдесят девятая ночь

и Мариам прислуживала ему и старалась, прислуживая,

пока Аллах не исцелил персиянина от его болезни. И пер­
сиянин вспомнил ласку Мариам и ее участие, заботы и
услуги, и захотел вознаградить ее за добро, которое она
ему сделала, и сказал ей: «Попроси у меня чего-нибудь,
о Мариам!» И Мариам сказала: «О господин, я прошу
тебя, чтобы ты продал меня лишь тому, кому я захочу и
пожелаю». — «Хорошо, это тебе от меня будет, — отве­
тил персиянин. — Клянусь Аллахом, о Мариам, я продам
тебя только тому, кому ты захочешь, и я вложил продажу
в твои руки».
И Мариам обрадовалась сильной радостью. А персия­
нин предложил ей ислам, и она стала мусульманкой,
и он стал учить ее правилам благочестия, и Мариам
научилась у персиянина за этот срок делам веры и
тому, что для нее обязательно, и он заставил ее
выучить Коран и то, что легко дается из наук законо­
ведения и преданий о пророке. И когда персиянин
вступил с ней в город Искандарию, он продал ее, кому
она пожелала, и оставил дело продажи в ее руках, как
мы упоминали. И ее взял Али Нур-ад-дин, как мы рас­
сказали, и вот то, что было причиной ухода Мариам из
ее страны.
Что же касается ее отца, царя Афранджи, то когда
до него дошло известие о захвате его дочери и тех, кто
был с нею, поднялся перед ним день воскресенья, и царь
послал за дочерью корабли с патрициями, витязями, му­
жами и богатырями, но они не напали на весть о ней,
после розысков на островах мусульман, и возвратились
к ее отцу, крича о горе и гибели и делах великих. И отец
Мариам опечалился сильной печалью и послал за ней
того кривого на правый глаз и хромого на левую ногу,
так как он был величайшим из его везирей, и был это
непокорный притеснитель, обладатель хитростей и об­
мана. И царь велел ему искать Мариам во всех землях
мусульман и купить ее хотя бы за полный корабль зо­
лота, и этот проклятый искал девушку на морских остро­
вах и во всех городах, но не напал на весть о ней, пока
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 423

не достиг города Искандарии. И он спросил про нее и

напал на весть о том, что она у Нур-ад-дина Али каир­
ского. И случилось у него с Нур-ад-дином то, что случи­
лось, и он устроил с ним хитрость и купил у него де­
вушку, как мы упоминали, после того как ему указал на
нее платок, которого не умел делать никто, кроме нее.
А этот франк научил купцов и сговорился с ними, что
добудет девушку хитростью.
И Мариам, оказавшись у франка, проводила все время
в плаче и стенаниях, и франк сказал ей: «О госпожа моя
Мариам, оставь эту печаль и плач и поедем со мной б
город твоего отца и место твоего царства, где обитель
твоей славы и родина, чтобы была ты среди твоих слуг
и прислужников. Оставь это унижение и пребывание на
чужбине, довольно того, что пришлось мне из-за тебя
утомляться, путешествовать и тратить деньги, а я ведь
путешествую, утомляюсь и трачу деньги почти полтора
года. А твой отец велел мне тебя купить хотя бы за пол­
ный корабль золота». II потом везирь царя Афранджи
начал целовать девушке ноги и унижаться перед нею
и все время возвращался к целованию ее рук и ног,
и гнев Мариам все увеличивался, когда он делал это с
нею из вежества, и она говорила: «О проклятый, да
не приведет тебя великий Аллах к тому, в чем твое
желанье!»
А затем слуги тотчас подвели мула с расшитым сед­
лом и посадили на него Мариам и подняли над ее голо­
вой шелковый намет на золотых и серебряных столбах,
и франки пошли, окружая девушку, и вышли с нею из
Морских Ворот. И они посадили ее в маленькую лодку
и начали грести, и подплыли к большому кораблю, и по­
местили на нем девушку, и тогда кривой везирь встал и
крикнул матросам корабля: «Поднимите мачту!» И в тот
же час и минуту мачту подняли, и распустили паруса и
флаги, и растянули ткани из хлопка и льна, и зарабо­
тали веслами, и корабль поплыл. А Мариам, при всем
этом, смотрела в сторону Искандарии, пока город не
скрылся из глаз, и горько плакала потихоньку...»
424 Восемьсот восьмидесятая ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот восьмиде­
сяти, она сказала: «Дошло до меня,
о счастливый царь, что когда по­
плыл корабль везиря царя Афран-
Ночь, дополняющая Джи, на котором была Мариам-ку-
до восьмисот шачница, девушка смотрела в сто-
восьмидесяти рону Искапдарии, пока город не
скрылся из глаз, и тогда Мариам
заплакала, и зарыдала, и пролила слезы, и произнесла
такие стихи:
«О милых жилище, возвратишься ли слова к нам?
Неведомо мне совсем, что ныне Аллах свершит.

Увозят нас корабли разлуки, спешат они,

И глаз мой изранен — его стерли потоки слез

В разлуке с любимым, что пределом желаний был

И мой исцелял недуг и горести прогонял.

Господь мой, преемником моим для него ты будь —

Порученное тебе вовеки не пропадет».

И Мариам всякий раз, как вспоминала Нур-ад-дина,

все время рыдала и плакала, и подошли к ней патриции
и стали ее уговаривать, но она не принимала их слов, и
отвлекал ее призыв любви и страсти. И она заплакала,
застонала и зажаловалась и произнесла такие стихи:
«Язык моей страсти, знай, в душе говорит с тобой —
Вещает он обо мне, что страстно тебя люблю,

И печень моя углями страсти расплавлена,

А сердце трепещет и разлукой изранено.

Доколе скрывать мне страсть, которой расплавлен я?

Болят мои веки, и струятся потоки слез».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кугиачнице 425

И Мариам все время была в таком состоянии, и не

утверждался в ней покой, и не слушалась ее стойкость в
течение всего путешествия, и вот то, что было у нее с
кривым и хромым везирем.
Что же касается Али Нур-ад-дина каирского, сына
купца Тадж-ад-дина, то, после того как Мариам села на
корабль и уехала, земля стала для него тесна, и не ут­
верждался в нем покой, и не слушалась его стойкость.
II он пошел в комнату, в которой жил с Мариам, и уви­
дел ее, перед лицом своим, черной и мрачной, и увидел
он станок, на котором Мариам ткала зуннары, и одежды,
что были у нее на теле, и прижал их к груди, и заплакал,
и полились из-под его век слезы, и он произнес такие
стихи:

«Узнать ли, вернется ль близость после разлуки вновь

И после печали и оглядок в их сторону?

Далеко минувшее, оно не вернется вновь’

Узнать бы, достанется ль мне близость с любимою.

Узнать бы, соединит ли снова нас с ней Аллах,

И вспомнят ли милые любовь мою прежнюю.

Любовь, сохрани ты ту, кого неразумно так

Сгубил я, и мой обет и дружбу ты сохрани!

ГГоистине, я мертвец, когда далеко они.

Но разве любимые согласны, чтоб я погиб?

О горе, когда печаль полезна моя другим’

Растаял я от тоски и горя великого.

Пропало то время, когда близок я с нею был.

Узнать бы, исполнит ли желанье мое судьба?

О сердце, горюй сильней, о глаз мой, пролей поток

Ты слез, и не оставляй слезы ты в глазах моих.
426 Восемьсот восьмидесятая ночь

Далеко любимые, и стойкость утрачена,

И мало помощников, беда велика моя!

И господа я миров прошу, чтоб послал он мне

Опять возвращенье милой с близостью прежнею».

И Нур-ад-дин заплакал сильным плачем, больше ко­

торого нет, и посмотрел он на уголки комнаты и произ­
нес такие стихи:

«Я таю с тоски, увидя следы любимых

На родине их, потоками лью я слезы,

Прошу я того, кто с ними судил расстаться,

Чтоб мне даровал когда-нибудь он свиданье».

И потом Нур-ад-дин в тот же час и минуту поднялся,

запер ворота дома и бегом побежал к морю и стал смо-
1 реть, где находится корабль, который увез Мариам.
И он начал плакать и испускать вздохи и произнес такие
стихи:

«Привет вам! Без вас теперь не в силах я обойтись,

И где бы ни были — вблизи или далеко,

Влечет меня к вам, друзья, всегда, каждый час и миг,

И так же я к вам стремлюсь, как жаждущие к воде.

Всегда подле вас мой слух и сердце мое и взор,

И мысль о вас сладостнее меда мне кажется.

О горе, когда ушел от стана ваш караван,

И с вами ушел корабль от мест, куда я стремлюсь!»

И Нур-ад-дин зарыдал, заплакал, застонал, взволно­

вался и засетовал и вскрикнул: «О Мариам, о Мариам,
довелось ли тебе увидеть меня во сне или в сплетениях
грез?» А когда усилилась его печаль, он произнес такие
стихи:
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кутачнице 427

«Увидит ли после дали этой опять вас глаз,

Услышу ли из жилища близкого голос ваш?

Сведет ли нас вновь тот дом, который привык уж к нам,

Желанное получу ль, получите ль вы его?

Возьмите, куда б ни шли, носилки костям моим,

И где остановитесь, заройте их подле вас.

Имей я два сердца, я бы яшл лишь с одним из них,

А сердце, что любит вас так страстно, оставил бы.

И если б спросили: «От Аллаха чего б желал?»

Сказал бы: «Прощенья ар-Рахмана и вашего».

И когда Нур-ад-дин был в таком состоянии, и плакал,

и говорил: «О Мариам, о Мариам!», — вдруг какой-то ста­
рик вышел из лодки, и подошел к нему, и увидел, что
он плачет, и произнес такое двустишие:

«О Марьям красавица, вернись — ведь глаза мои,

Как облако дождевое, влагу струят свою.

Спроси ты хулителей моих прежде всех людей,

Увидишь, что тонут веки глаза в воде белков»*

И старик сказал ему: «О дитя мое, ты, кажется, пла­

чешь о невольнице, которая уехала вчера с франком?»
И когда Нур-ад-дин услышал старика, он упал без созна­
ния и пролежал час времени, а потом он очнулся и за­
плакал сильным плачем, больше которого нет, и произ­
нес такие стихи:

«Надеяться ль после дали вновь на сближенье с ней,

И дружбы услада возвратится ли полностью?

Поистине, в моем сердце страсть и волненье,

И толки доносчиков тревожат и речи их.
428 Восемьсот восемьдесят первая ночь

Весь день пребываю я смущенным, растерянным,

А ночью надеюсь я, что призрак ее придет.

Аллахом клянусь, ко мне любви не забуду я!

И как же, когда душе наскучили сплетники?

Нежна она членами и впалы бока ее,

И глаз ее в мое сердце стрелы метнул свои.

Напомнит нам ивы ветвь в саду ее тонкий стан,

А прелесть красы ее свет солнца смутит совсем.

Когда б не боязнь Аллаха (слава славна его!),

Сказал бы я столь прекрасной: «Слава славна ее!»

И когда старик посмотрел на Нур-ад-дина и увидал его

красоту, и стройность, и соразмерность, и ясность его
языка, и тонкость его, и разнообразие, его сердце опе­
чалилось о юноше, и он сжалился, увидя его состояние.
А этот старик был капитаном корабля, шедшего в город
той невольницы, и было на его корабле сто купцов из
придворных мусульман. И он сказал Нур-ад-дину: «Терпи
и будет одно лишь благо, и если захочет Аллах — вели­
чие ему и слава! — я доставлю тебя к ней...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот во­
семьдесят первая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что старик капитан ска­
зал Нур-ад-дину: «Я доставлю тебя
Восемьсот к He^> если захочет Аллах вели-
восемьдесят кий». — «Когда отъезд?» — спро-
первам почь сил Нур-ад-дин. И капитан ответил:
«Нам осталось еще три дня, и мы
поедем во благе и безопасности». И Нур-ад-дин, услышав
слова капитана, обрадовался сильной радостью и по­
благодарил его за его милость и благодеяние, а потом он
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 429

вспомнил дни близости и единения со своей невольницей,

не имеющей подобия, и заплакал сильным плачем и про­
изнес такие стихи:

«О, сблизит ли милосердый с вами меня опять,

Достигну ль своей я цели, о господа, иль нет?

Подарит ли мне судьба от вас посещение,

Чтоб веки над вами я закрыть мог из скупости?

Когда б продавалась близость к вам, я б купил ее

За дух свой, но вижу я, что близость дороже к вам».

И потом Нур-ад-дин в тот же час и минуту вышел, и

пошел на рынок, и взял там все, что ему было нужно из
пищи и припасов для путешествия, и пришел к тому ка­
питану, и, увидев его, капитан спросил: «О дитя мое, что
Это у тебя такое?» — «Мои припасы и то, что мне нужно
ь пути», — ответил Нур-ад-дин. И капитан засмеялся его
словам и сказал: «О дитя мое, разве ты идешь полюбо­
ваться на Колонну Мачт? 1 Между тобой и твоей целью —
два месяца пути, если ветер хорош и время безоблачно».
И потом старик взял у Нур-ад-дина немного денег, и по­
шел на рынок, и купил ему все, что ему было нужно для
путешествия, в достаточном количестве, и наполнил ему
бочонок пресной водой. И Нур-ад-дин оставался на ко­
рабле три дня, пока купцы собрались и сделали свои
дела, и затем они сошли на корабль, и капитан распу­
стил паруса, и путники ехали пятьдесят один день.
А случилось потом, что напали на них корсары, пре­
граждающие дорогу, и ограбили корабль, и взяли в плен
всех, кто был на нем, и привели их в город Афранджу,
и показали своему царю (а Нур-ад-дин был в числе их),
и царь велел заключить их в тюрьму. И когда они шли от

1 К о л о н н а М а ч т — гигантская колонна, воздвигнутая

в Александрии римским префектом Помпеем (322 год н. э*) в
честь императора Диоклетиана.
Ш Восемьсот восемьдесят первая ночь

царя в тюрьму, прибыло то судно, на котором была ца­

ревна Мариам-кушачница и кривой везирь. И когда
судно приплыло к городу, везирь поднялся к царю и
обрадовал его вестью о благополучном прибытии его до­
чери, Мариам-кушачницы, и стали бить в литавры и укра­
сили город наилучшими украшениями. И царь выехал со
всем своим войском и вельможами правления, и они от­
правились к морю, навстречу царевне.
И когда корабль подошел, дочь царя, Мариам, вы­
шла, и царь обнял ее и поздоровался с нею, и она поздо­
ровалась с ним, и царь подвел ей коня, и она села. А ко­
гда она достигла дворца, ее мать встретила ее, и обняла,
и поздоровалась с нею, и спросила, как она поживает и
девушка ли она, какою была у них раньше, или стала
женщиной, познавшей мужчину. И Мариам сказала:
«О матушка, когда человека продают в странах мусуль­
ман от купца к купцу и он становится подвластным дру­
гому, как можно остаться невинной девушкой? Купец,
который купил меня, грозил мне побоями и принудил
меня, и уничтожил мою девственность, и продал меня
другому, а тот продал меня третьему». И когда мать
Мариам услышала от нее эти слова, свет стал перед ли­
цом ее мраком, а потом девушка повторила эти слова
отцу, и ему стало тяжело, и дело показалось ему вели­
ким. И он изложил эти обстоятельства вельможам прав­
ления и патрициям, и они сказали ему: «О царь, она
стала нечистой у мусульман, и очистит ее только отсече­
ние ста мусульманских голов».
И тогда царь велел привести пленных мусульман, ко­
торые были в тюрьме, и их всех привели к царю, и в
числе их Нур-ад-дина, и царь велел отрубить им головы.
И первый, кому отрубили голову, был капитан корабля,
а потом отрубили головы купцам, одному за другим, и
остался только Нур-ад-дин. И оторвали кусок от его полы,
и завязали ему глаза, и поставили его на коврик крови,
и хотели отрубить ему голову. И вдруг, в эту минуту,
подошла к царю старая женщина и сказала: «О владыка,
1 Ы дал обет отдать каждой церкви пять пленных мусуль­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице Ш

ман, если бог возвратит твою дочь Мариам, чтобы они

помогли прислуживать в ней. Теперь твоя дочь, Ситт-
Мариам, к тебе прибыла, исполни же обет, который ты
дал». — «О матушка, — ответил царь, — клянусь Мес­
сией и истинной верой, не осталось у меня из пленных
никого, кроме этого пленника, которого собираются
убить. Возьми его — он будет помогать тебе прислужи­
вать в церкви, пока не доставят нам еще пленных му­
сульман, и тогда я пришлю тебе остальных четырех.
А если бы ты пришла раньше, прежде чем отрубили го­
ловы этим пленным, мы бы дали тебе все, что ты хо­
чешь».
И старуха поблагодарила царя за его милость и по­
желала ему вечной славы и долгого века, и счастья, а за­
тем она в тот же час и минуту подошла к Нур-ад-дину и
свела его с коврика крови, и посмотрела на него, и уви­
дела, что это нежный, изящный юноша, с тонкой кожей,
и лицо его, подобно луне, когда она становится полной в
четырнадцатую ночь месяца. И старуха взяла его и по­
шла с ним в церковь и сказала: «О дитя мое, сними
одежду, которая на тебе: она годится только для службы
султану». И потом она принесла Нур-ад-дину черный
шерстяной кафтан, черный шерстяной платок и широкий
ремень и одела его в этот кафтан, а платок повязала ему,
как тюрбан, и подпоясала его ремнем, и затем она ве­
лела ему прислуживать в церкви. И Нур-ад-дин прислу­
живал там семь дней.
И когда это было так, старуха вдруг пришла к нему
и сказала: «О мусульманин, возьми твою шелковую
одежду, надень ее, возьми эти десять дирхемов и сейчас
же уходи. Гуляй сегодня и не оставайся здесь ни одной
минуты, чтобы не пропала твоя душа». — «О матушка,
что случилось?» — спросил ее Нур-ад-дин. И старуха ска­
зала: «Знай, о дитя мое, что царская дочь, Ситт-Мариам-
кушачница, хочет сейчас прийти в церковь, чтобы по­
сетить ее и получить благодать и принять причастие ради
сладости благополучия, так как она вырвалась из му­
сульманских стран, и исполнить обеты, которые она дала,
432 Восемьсот восемьдесят вторая ночь

на случай, если спасет ее Мессия. И с нею четыреста де­

вушек, каждая из которых не иначе как совершенна по
прелести и красоте, и в числе их — дочь везиря и дочери
эмиров и вельмож правления. Сейчас они явятся, и, мо­
жет быть, их взгляд упадет на тебя в этой церкви, и
тогда они изрубят тебя мечами». И Нур-ад-дин взял у
старухи десять дирхемов, надев сначала свою одежду, и
вышел на рынок, и стал гулять по городу, и узнал все
его стороны и ворота...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восемьдесят вторая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Нур-ад-дин, надев
свою одежду, взял у старухи де-
Восемьсош сять дирхемов и вышел на рынок и
восемьдесят отсутствовал некоторое время, пока
вт орая мочь пе узнал все стороны города, а по­
том он увидел, что Мариам-кушач-
ница, дочь царя Афранджи, подошла к церкви и с нею
четыреста девушек — высокогрудых дев, подобных лу­
нам, и в числе их была дочь кривого везиря и дочери
Эмиров и вельмож правления.
И Мариам шла среди них точно лупа среди звезд, и,
когда упал на нее взор Нур-ад-дина, он не мог совладать
со своей душой и закричал из глубины сердца: «Мариам,
о Мариам!» И когда девушки услышали вопль Нур-ад-
дина, который кричал: «О Мариам!», они бросились на
него и, обнажив белые мечи, подобные громовым стре­
лам, хотели тотчас же убить его. И Мариам обернулась,
и всмотрелась в Нур-ад-дина, и узнала его самым луч­
шим образом. И тогда она сказала девушкам: «Оставьте
этого юношу: он, несомненно, бесноватый, так как при­
знаки бесноватости видны на его лице». И Нур-ад-дин,
услышав от Ситт-Мариам эти слова, обнажил голову, вы­
пучил глаза, замахал руками, скривил ноги и начал пус­
кать пену из уголков рта. И Ситт-Мариам сказала де-
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 433

пушкам: «Не говорила ли я вам, что это бесноватый?

Подведите его ко мне и отойдите от него, а я послушаю,
что он скажет. Я знаю речь арабов и посмотрю, в каком
он состоянии, и принимает ли болезнь его бесноватости
лечение, или нет».
И тогда девушки подняли Нур-ад-дина и принесли его
к царевне, а потом отошли от него, и Мариам спросила:
«Ты приехал сюда из-за меня и подверг свою душу опас­
ности и притворился бесноватым?» — «О госпожа, — от­
ветил Нур-ад-дин, — разве не слышала ты слов поэта:

Сказали: «Безумно ты влюблен». И ответил я:

«Поистине, жизнь сладка одним лишь безумным!»

Подайте безумье мне и ту, что свела с ума.

И если безумье— объяснит, — не корите».

«Клянусь Аллахом, о Нур-ад-дин, — сказала Ма­

риам, — поистине, ты сам навлекаешь на себя беду! Я
предостерегала тебя от этого, прежде чем оно случилось,
но ты не принимал моих слов и последовал своей стра­
сти, а я говорила тебе об этом не по откровению, чте­
нию по лицам или сновидению, — это относится к явной
очевидности. Я увидала кривого везиря и поняла, что он
пришел в тот город только ища меня». — «О госпожа
моя Мариам, — воскликнул- Нур-ад-дин, — у Аллаха
прошу защиты от ошибки разумного!» И потом состояние
Нур-ад-дина ухудшилось, и он произнес такие стихи:

«Проступок мне подари того, кто споткнулся, ты —

Раба покрывают ведь щедроты его владык,

С злодея достаточно вины от греха его,

Мученье раскаянья уже бесполезно ведь.

Все сделал, к чему зовет пристойносгь, сознавшись, я,

Где то, чего требует прощенье великих душ?»
15 *1001 ночь», т. 7
454 Восемьсот восемьдесят вторая ночь

И Нур-ад-дин с госпожой Мариам-кушачницей все

время обменивались упреками, излагать которые долго, и
каждый из них рассказывал другому, что с ним случи­
лось, и они говорили стихи, и слезы лились у них по
щекам, как моря. И они сетовали друг другу на силу
любви и муки страсти и волнения, пока ни у одного из
них не осталось силы говорить, а день повернул на за­
кат и приблизился мрак. И на Ситт-Мариам было зеле­
ное платье, вышитое червонным золотом и украшенное
жемчугом и драгоценными камнями, и увеличилась ее
красота, и прелесть, и изящество ее свойств, и отличился
тот, кто сказал о ней:

Явилась в зеленом платье полной луной она,

Застежки расстегнуты и кудри распущены.

«Как имя?» — я молвил, и в ответ мне она: «Я та,

Что сердце прижгла влюбленных углем пылающим.

Я — белое серебро, я — золото; выручить

Плененного можно им из плена жестокого».

Сказал я: «Поистине, в разлуке растаял я!»

Она: «Мне ли сетуешь, коль сердце мое — скала?»

Сказал я ей: «Если сердце камень твое, то знай:

Заставил потечь Аллах из камня воды струю».

И когда наступила ночь, Ситт-Мариам обратилась к

девушкам и спросила их: «Заперли ли вы ворота?» —
«Мы их заперли», — ответили они. И тогда Ситт-Ма­
риам взяла девушек и привела их в одна место, которое
называлось место госпожи Мариам, девы, матери света,
так как христиане утверждают, что ее дух и ее тайна
пребывают в этом месте. И девушки стали искать там
благодати и ходить вокруг всей церкви. И когда они за­
кончили посещение, Ситт-Мариам обратилась к ним и
сказала: «Я хочу войти в эту церковь одна иг получить
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 435

там благодать — меня охватила тоска по ней из-за дол­

гого пребывания в мусульманских странах. А вы, раз вы
окончили посещение, ложитесь спать, где хотите». —
«С любовью и уважением, а ты делай что желаешь», —
сказали девушки.
И затем они разошлись по церкви в разные стороны
и легли. И Мариам обманула их бдительность, и, подняв­
шись, стала искать Нур-ад-дина, и увидела, что он в сто­
ронке и сидит точно на сковородках с углем, ожидая ее.
И когда Мариам подошла к нему, Нур-ад-дин поднялся
для нее на ноги и поцеловал ей руки, и она села и по­
садила его подле себя, а потом она сняла бывшие на ней
драгоценности, платья и дорогие материи и прижала Нур-
ад-дина к груди и посадила его к себе на колени. И они
не переставая целовались, обнимались и издавали звуки:
хак, бак, восклицая: «Как коротка ночь встречи и как
длинен день разлуки!» И говорили такие слова поэта:

«О первенец любви, о ночь сближенья,

Не лучшая ты из ночей прекрасных —

Приводишь ты вдруг утро в час вечерний.

Иль ты была сурьмой в глазах рассвета?

Иль сном была для глаз ты воспаленных?

Разлуки ночь! Как долго она тянется!

Конец ее с началом вновь сближается!

Как у кольца литого, нет конца у ней,

День сбора будет прежде, чем пройдет она.

Влюбленный, и воскреснув, мертв в разлуке!»

И когда они испытали это великое наслаждение и

полную радость, вдруг один слуга из слуг пресвятой уда­
рил в било на крыше церкви, поднимая тех, кто почитает
обряды...»
15*
 Восемьсот восемьдесят третья ночь

И Шахразаду застигло утро, и

она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восемьдесят третья ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что Мариам-кушачница
с Нур-ад-дином пребывали в на-
Восемьсош слаждении и радости, пока не под-
восемьдеслш нялся на крышу церкви слуга, при-
трепгъя ночь ставленный к билу, и не ударил в
било. И Мариам в тот же час и ми­
нуту встала и надела свои одежды и драгоценности, и это
показалось тяжким Нур-ад-дину, и время для него заму­
тилось. И он заплакал, и пролил слезы, и произнес такие
стихи:
«Розу свежих щек лобызал я непрерывно
И кусал ее, все сильней ее кусая.

А когда приятною жизнь нам стала, когда заснул

Доносчик и глаза его смежились,

Застучали в било стучащие, в подражание

Муэдзинам, зовущим на молитву,

И поспешно встала красавица, чтоб одеться, тут,

Боясь звезды доносчика летящей,

И промолвила: «О мечта моя, о желание,

Пришло уж утро с ликом своим белым».

Кжянусь, что если б получил я на день власть

И сделался б султаном с сильной дланью,

Разрушил бы все церкви я на их столбах

И всех священников убил бы в мире!»

И потом Ситт-Мариам прижала Нур-ад-дина к груди,

и поцеловала его в щеку, и спросила: «О Нур-ад-дин,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 457

сколько дней ты в этом городе?» — «Семь дней», — от­

ветил Нур-ад-дин. И девушка спросила: «Ходил ли ты по
городу и узнал ли ты его дороги и выходы и ворота со
стороны суши и моря?» — «Да», — ответил Нур-ад-дин.
«А знаешь ли ты дорогу к сундуку с обетными приноше­
ниями, который стоит в церкви?» — спросила Мариам.
И Нур-ад-дин ответил: «Да». И тогда она сказала: «Раз
ты все это знаешь, когда наступит следующая ночь и
пройдет первая треть ее, сейчас же пойди к сундуку с
приношениями и возьми оттуда что захочешь и поже­
лаешь, а потом открой ворота церкви — те, что в про­
ходе, который ведет к морю, — и увидишь маленький
корабль и на нем десять человек матросов. И когда ка­
питан увидит тебя, он протянет тебе руку, и ты подай
ему свою, и он втащит тебя на корабль. Сиди у него, пока
я не приду к тебе, и берегись и еще раз берегись, чтобы
не охватил тебя в ту ночь сон: ты будешь раскаиваться,
когда раскаянье тебе не поможет». И затем Ситт-Мариач
простилась с Нур-ад-дином и сейчас же вышла от пего.
Она разбудила своих невольниц и других девушек и
увела их и, подойдя к воротам церкви, постучалась, и
старуха открыла ей ворота, и когда Мариам вошла, она
увидела стоящих слуг и патрициев. Они подвели ей пе­
гого мула, и Мариам села на него, и над нею раскинули
шелковый намет, и патриции повели мула за узду, а де­
вушки шли сзади. И Мариам окружили стражники с об­
наженными мечами в руках, и они шли с нею, пока не
довели ее до дворца ее отца.
Вот что было с Мариам-кушачницей. Что же касается
Нур ад-дина каирского, то он скрывался за занавеской,
за которой они прятались с Мариам, пока не взошел день,
и открылись ворота церкви, и стало в ней много людей,
и Нур-ад-дин вмешался в толпу и пришел к той старухе,
надсмотрщице над церковью. «Где ты спал сегодня но­
чью?» — спросила старуха. И Нур-ад-дин ответил: «В од­
ном месте в городе, как ты мне велела». — «О дитя мое,
ты поступил правильно, — сказала старуха. — Если бы
1ы провел эту ночь в церкви, царевна убила бы тебя
458 Восемьсот восемьдесят третья ночь

наихудшим убиением». — «Хвала Аллаху, который спас

меня от зла этой ночи!» — сказал Нур-ад-дин.
И Нур-ад-дин до тех пор исполнял свою работу в
церкви, пока не прошел день и не подошла ночь с мрач­
ной тьмой, и тогда Нур-ад-дин поднялся, и отпер сундук
с приношениями, и взял оттуда то,- что легко уносилось
и дорого ценилось из драгоценностей, а потом он выждал,
пока прошла первая треть ночи, и поднялся и пошел к
воротам у прохода, который вел к морю, и он просил у
Аллаха покровительства. И Нур-ад-дин шел до тех пор,
пока не дошел до ворот, и он открыл их, и прошел через
проход, и пошел к морю, и увидел, что корабль стоит на
якоре у берега моря, недалеко от ворот. И оказалось, что
капитан этого корабля — престарелый красивый старец с
длинной бородой, и он стоял посреди корабля на ногах,
и его десять человек стояли перед ним. И Нур-ад-дин по­
дал ему руку, как велела Мариам, и капитан взял его
руку и потянул с берега, и Нур-ад-дин оказался посреди
корабля.
И тогда старый капитан закричал матросам: «Вырвите
якорь корабля из земли и поплывем, пока не взошел
день!» И один из десяти матросов сказал: «О господин
мой капитан, как же мы поплывем, когда царь говорил
нам, что он завтра поедет на корабле по этому морю,
чтобы посмотреть, что там делается, так как он боится
за свою дочь Мариам из-за мусульманских воров?» И ка­
питан закричал на матросов и сказал им: «Горе вам,
о проклятые, разве дело дошло до того, что вы мне пере­
чите и не принимаете моих слов?» И потом старый ка­
питан вытащил меч из ножен и ударил говорившего по
шее, и меч вышел, блистая, из его затылка, и кто-то
сказал: «А какой сделал наш товарищ проступок, что ты
рубишь ему голову?» И капитан протянул руку к мечу и
отрубил говорившему голову, и этот капитан до тех пор
рубил матросам головы, одному за одним, пока не убил
всех десяти.
И тогда капитан выбросил их на берег, и, обернув­
шись к Нур-ад-дину, закричал на него великим криком,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 459

который испугал его, и сказал: «Выйди, вырви, причаль­

ный кол! И Нур-ад-дин побоялся удара меча, и, подняв­
шись, прыгнул на берег, и вырвал кол, а потом он
вбежал на корабль, быстрее разящей молнии. И ка­
питан начал говорить ему: «Сделай то-то и то то, по­
верни так-то и так-то и смотри на звезды!» И Нур-ад-
дин делал все, что приказывал ему капитан, и сердце
его боялось и страшилось. И потом капитан поднял
паруса корабля, и корабль поплыл по полноводному
морю, где бьются волны...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восемьдесят четвертая ночь, она
сказала: «Дошло до меня, о счаст­
ливый царь, что старик капитан под­
нял паруса корабля, и они с Нур-
Восемьсот ад-дином поплыли на корабле по
восемьдесят полноводному морю, и ветер был
четвертая, ночь хорош. И при всем ртом Нур-ад-
дин крепко держал в руках тали,
а сам утопал в море размышлений, и он все время был
погружен в думы и не знал, что скрыто для него в не­
ведомом, и каждый раз, как он взглядывал на капитана,
его сердце пугалось, и не знал он, в какую сторону ка­
питан направляется. И он был занят мыслями и трево­
гами, пока не наступил рассвет дня.
И тогда Нур-ад-дин посмотрел на капитана и увидел,
что тот взялся рукой за свою длинную бороду и потянул
ее, и борода сошла с места и осталась у него в руке.
И Нур-ад-дин всмотрелся в нее и увидел, что это была
борода приклеенная, поддельная. И тогда он вгляделся
в лицо капитана, и как следует посмотрел на него, и уви­
дел, что это Ситт-Мариам — его любимая и возлюблен­
ная его сердца. А она устроила эту хитрость и убила ка­
питана и содрала кожу с его лица, вместе с бородой, и
взяла его кожу, и наложила ее себе на лицо. И Нур-ад-
дин удивился ее поступку, и смелости и твердости ее
440 Восемьсот восемьдесят четвертая ночь

сердца, и ум его улетел от радости, и грудь его расшири­

лась и расправилась. «Простор тебе, о мое желание и
мечта, о предел того, к чему я стремлюсь!» — воскликнул
он. И Нур-ад-дина потрясла страсть и восторг, и он убе­
дился в осуществлении желания и надежды. И он повто­
рил голосом приятнейшие напевы и произнес такие
стихи:
«Тем скажи ты, кто не знает, что люблю
Я любимого, который не для них:

«Моих близких о любви спросите вы,

Сладок стих мой и нежны любви слова

К тем, кто в сердце поселился у меня».

Речь о них прогонит тотчас мой недуг

Из души и все мученья удалит,

И сильнее увлеченье и любовь,

Когда сердце мое любит и скорбит,

И уж стало оно притчей средь людей.

Я за них упрека слышать не хочу,

Нет! И не стремлюсь забыть их вовсе я,

Но любовь в меня метнула горесть ту,

Что зажгла у меня в сердце уголек, —

От него пылает жаром все во мне.

Я дивлюсь, что всем открыли мой недуг

И бессонницу средь долгой тьмы ночей.

Как хотели грубостью сгубить меня

И в любви сочли законным кровь пролить? —

В притесненье справедливы ведь они.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачтце 441

Посмотреть бы, кто же это вам внушил

Быть суровыми с юнцом, что любит вас!

Клянусь жизнью я и тем, кто создал вас, —

Коль о вас хулитель слово передал,

Он солгал, клянусь Аллахом, передав.

Пусть Аллах мои недуги не смягчит,

Жажду сердца моего не утолит,

В день, когда на страсть пеняю я в тоске, —

Не хочу я взять другого вам взамен.

Мучьте сердце, а хотите — сблизьтесь вы.

Мое сердце не уйдет от страсти к вам,

Хоть печаль в разлуке с вами узнаёт.

Это — гнев, а то — прощенье — все от вас, —

Ведь для вас не пожалеет он души».

Когда же Нур-ад-дин окончил свои стихи, Ситт-Ма-

риам до крайности удивилась и поблагодарила его за его
слова и сказала; «Тому, кто в таком состоянии, надлежит
идти путем мужей и не совершать поступков людей низ­
ких, презренных». А Ситт-Мариам была сильна сердцем
и сведуща в том, как ходят корабли по соленому морю, и
знала все ветры и их перемены и знала все пути по
морю. И Нур-ад-дин сказал ей: «О госпожа, если бы ты
продлила со мною это дело, я бы, право, умер от силь­
ного страха и испуга, в особенности при пыланье огня
тоски и страсти и мучительных пытках разлуки». И Ма­
риам засмеялась его словам, и поднялась в тот же час и
минуту, и вынула кое-какую еду и питье, и они стали
есть, пить, наслаждаться и веселиться.
А потом девушка вынула яхонты, дорогие камни, раз­
ные металлы и драгоценные сокровища и всякого рода
442 Восемьсот восемьдесят четвертая ночь

золото и серебро, из того, что было легко на вес и дорого

ценилось и принадлежало к сокровищам, взятым и при­
несенным ею из дворца и казны ее отца, и показала их
Нур-ад-дину, и юноша обрадовался крайней радостью.
И при всем этом ветер был ровный, и корабль плыл, и
они до тех пор плыли, пока не приблизились к городу
Искандарии. И они увидели ее вехи, старые и новые, и
увидели Колонну Мачт. И когда они вошли в гавань,
Нур-ад-дин в тот же час и минуту сошел с корабля и при­
вязал его к камню из Камней Сукновалов. И он взял не­
много сокровцщ из тех, которые принесла с собою де­
вушка, и сказал Ситт-Мариам: «Посиди, о госпожа, на
корабле, пока я не войду с тобой в Искандарию так, как
люблю и желаю». И девушка молвила: «Следует, чтобы
Это было скорее, так как медлительность в делах остав­
ляет после себя раскаяние». — «Нет у меня медлитель­
ности», — ответил Нур-ад-дин. И Мариам осталась сидеть
на корабле, а Нур-ад-дин отправился в дом москатель­
щика, друга его отца, чтобы взять на время у его жены
для Мариам покрывало, одежду, башмаки и изар, какие
обычны для женщин Искандарии. И не знал он о том,
чего не предусмотрел из превратностей рока, отца див­
ного дива.
Вот что было с Нур-ад-дином и Мариам-кушачницей.
Что же касается ее отца, царя Афранджи, то, когда на­
ступило утро, он хватился своей дочери Мариам, но не
нашел ее. Он спросил про нее невольниц и евнухов, и те
сказали: «О владыка наш, она вышла ночью и пошла в
церковь, и после этого мы не знаем о ней вестей». И ко­
гда царь разговаривал в это время с невольницами и
евнухами, вдруг раздались под дворцом два великих
крика, от которых вся местность загудела. И царь спро­
сил: «Что случилось?» И ему ответили: «О царь, нашли
десять человек убитых на берегу моря, а корабль паря
пропал. И мы увидели, что ворота у прохода, которые
около церкви, со стороны моря открыты, и пленник, ко­
торый был в церкви и присутствовал в ней, пропал». —
«Если мой корабль, что был в море, пропал, то моя дочь
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 443

Мариам — на нем, без сомнения и наверное!» — восклик­

нул царь...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво-

Когда же настала восемьсот во­

семьдесят пятая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый
царь, что парь Афранджи, когда
пропала его дочь Мариам, восклик­
нул: «Если мой корабль пропал, то
моя дочь Мариам — на нем, без
Восемьсот сомнения и наверное!» И потом
восемьдесят царь в тот же час и минуту позвал
пятая мочь начальника гавани и сказал ему:
«Клянусь Мессией и истинной ве­
рой, если ты сейчас же не настигнешь с войсками мой
корабль и не приведешь его и тех, кто на нем есть, я
убыо тебя самым ужасным убийством и изувечу тебя!»
И царь закричал на начальника гавани, и тот вышел от
него, дрожа, и призвал ту старуху из церкви и спросил
ее: «Что ты слышала от пленника, который был у тебя,
о его стране и из какой он страны?» — «Он говорил:
«Я из города Искандарии», — ответила старуха. И когда
начальник услышал ее слова, он в тот же час и минуту
вернулся в гавань и закричал матросам: «Собирайтесь и
распускайте паруса!»
И они сделали так, как приказал им начальник, и по­
ехали, и ехали непрестанно ночью и днем, пока не при­
близились к городу Искандарии в ту минуту, когда Нур-
ад-дин сошел с корабля и оставил там Ситт-Мариам.
А среди франков был тот везирь, кривой и хромой, кото­
рый купил Мариам у Нур-ад-дина. И когда франки уви­
дели привязанный корабль, они узнали его и, привязав
свой корабль вдали от него, подъехали к нему на малень­
кой лодке из своих лодок, которая плавала по воде глу­
биной в два локтя. И в этой лодке была сотня бойцов,
и в числе их хромой и кривой везирь (а это был непокор­
ный притеснитель и непослушный сатана, хитрый вор,
444 Восемьсот восемьдесят пятая ночь

против хитрости которого пикто не мог устоять), и он

был похож на Абу-Мухаммеда аль-Батталя. И франки
1ребли и плыли до тех пор, пока не подьехали к кораблю
Мариам, и они бросились на корабль и напали на него
единым нападением, но не нашли на нем никого, кроме
Ситт-Мариам. и тогда они захватили девушку и корабль,
на котором она находилась, после того как вышли на
берег и провели там долгое время. А потом они в тот же
час и минуту вернулись на свои корабли, захватив то,
что они хотели, без боя и не обнажая оружия, и повер­
нули назад, направляясь в страны румов. И они поехали,
и ветер был хорош, и они спокойно ехали до тех пор,
пока не достигли города Афранджи.
И они привели Ситт-Мариам к ее отцу, который сидел
на престоле своей власти, и когда ее отец увидел ее, он
воскликнул: «Горе тебе, о обманщица! Как ты оставила
веру отцов и дедов и крепость Мессии, на которую сле­
дует опираться, и последовала вере бродяг (он разумел
веру ислама), что поднялись с мечом наперекор кресту
и идолам?» — «Нет за мной вины, — ответила Мариам. —
Я вышла ночью в церковь, чтобы посетить госпожу Ма­
риам и сподобиться от нее благодати, и когда я ^ем-то
отвлеклась, мусульманские воры вдруг напали на меня
н заткнули мне рот и крепко меня связали, и они поло­
жили меня на корабль и поехали со мной в свою сто­
рону. И я обманула их и говорила с ними об их вере,
пока они не развязали моих уз, и мне не верилось, что
твои люди догнали меня и освободили. Клянусь Мессией
и истинной верой, клянусь крестом и тем, кто был на
нем распят, я радовалась тому, что вырвалась из их рук,
до крайней степени, и моя грудь расширилась и распра­
вилась, когда я освободилась из мусульманского пле­
на». — «Ты лжешь, о распутница, о развратница! — во­
скликнул ее отец. — Клянусь тем, что стоит в ясном
Евангелии из ниспосланных запрещений и разрешений, я
неизбеяшо убью тебя наихудшим убийством и изувечу
тебя ужаснейшим образом. Разве не довольно тебе того,
что ты сделала сначала, когда вошли к нам твои козни,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 445

и теперь ты возвращаешься к нам с твоими обманами!»

И парь приказал убить Мариам и распять ее на воро­
тах дворца, но в это время вошел к нему кривой везирь
(он давно был охвачен любовью к Мариам) и сказал ему:
«О царь, не убивай ее и жени меня на ней. Я желаю ее
сильнейшим желанием, но не войду к ней раньше, чем
построю ей дворец из крепкого камня, самый высокий,
какой только строят, так что никакой вор не сможет
взобраться на его крышу. А когда я кончу его строить,
я зарежу у ворот его тридцать мусульман и сделаю их
жертвою Мессии от меня и от не£». И царь пожаловал
ему разрешение на брак с Мариам и позволил священ­
никам, монахам и патрициям выдать ее за него замуж,
и девушку выдали за кривого везиря, и царь позволил
начать постройку высокого дворца, подходящего для нее,
и рабочие принялись работать.
Вот что было с царевной Мариам, ее отцом и кри­
вым везирем. Что же касается Нур-ад-дина и старика
москательщика, то Нур-ад-дин отправился к москатель­
щику, другу своего отца, и взял у его жены на время
изар, покрывало, башмаки и одежду — такую, как одежда
женщин Искандарии, и вернулся к
морю, и направился к кораблю, где
была Ситт-Мариам, но увидел, что
место пустынно и цель посещения
далека.,.»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот Когда же настала восемьсот
восемьдесят восемьдесят шестая ночь, она ска-
шестая почь зала: «Дошло до меня, о счастли­
вый царь, что когда Нур-ад-дин уви­
дел, что место пустынно и цель посещения далека, его
сердце стало печальным, и он заплакал слезами, друг
за другом бегущими, и произнес слова поэта:

«Летит ко мне призрак Суд, пугает меня, стучась,

С зарею, когда друзья спят крепко в пустыне.
446 Восемьсот восемьдесят шестая ночь

Когда же проснулись мы и призрак унесся вдаль,

Увидел я — пусто все и цель отдаленная

И Нур-ад-дин пошел по берегу моря, оборачиваясь

направо и налево, и увидал людей, собравшихся на бе­
регу, и они говорили: «О мусульмане, нет больше у го­
рода Искандарии чести, раз франки вступают в него и
похищают тех, кто в нем есть, и они мирно возвращаются
в свою страну, и не выходит за ними никто из мусуль­
ман или из воинов нападающих!» — «В чем дело?» —
спросил их Нур-ад-дин. И они сказали: «О сынок, при­
шел корабль из кораблей франков, и в нем были войска,
и они сейчас напали на нашу гавань и захватили корабль,
стоявший там на якоре, вместе с теми, кто был на нем,
и спокойно уехали в свою страну». И Нур-ад-дин, услы­
шав их слова, упал, покрытый беспамятством, а когда он
очнулся, его спросили о его деле, и он рассказал им свою
историю, от начала до конца. И когда люди поняли, в чем
с ним дело, всякий начал его бранить и ругать и говорить
ему: «Почему ты хотел увести ее с корабля только в изаре
и покрывале?» И все люди говорили ему слова мучитель­
ные, а некоторые говорили: «Оставьте его, достаточно с
него того, что с ним случилось». И каждый огорчал Нур-
ад-дина словами и метал в него стрелами упреков, так
что он упал, покрытый беспамятством.
И когда люди и Нур-ад-дин были в таком положении,
вдруг подошел старик москательщик, и он увидел собрав­
шихся людей и направился к ним. чтобы узнать в чем
дело, и увидел Нур-ад-дина, который лежал между ними,
покрытый беспамятством. И москательщик сел подле него
и привел его в чувство, и когда Нур-ад-дин очнулся,
спросил его: «О дитя мое, что означает состояние, в кото­
ром ты находишься?» — «О дядюшка, — ответил Нур-ад-
дин, — невольницу, которая у меня пропала, я привез из
города ее отца на корабле и вытерпел то, что вытерпел,
везя ее, а когда я достиг этого города, я привязал корабль
к берегу и оставил невольницу на корабле, а сам пошел
в твое жилище и взял у твоей жены вещи для неволь­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 447

ницы, чтобы привести ее в них в город. И пришли франки,

и захватили корабль, и на нем невольницу, и спокойно
уехали, и достигли своих кораблей».
И когда старик москательщик услышал от Нур-ад-дина
Эти слова, свет сделался перед лицом его мраком, и он
опечалился о Нур-ад-дине великой печалью. «О дитя
мое, — воскликнул он, — отчего ты не увез ее с корабля
в город без изара? Но теперь не помогут уже слова!
Вставай, о дитя мое, и пойдем со мной в город — может
быть, Аллах наделит тебя невольницей более прекрасной,
чем та, и ты забудешь с нею о первой девушке. Слава
Аллаху, который не причинил тебе в ней никакого
убытка, а наоборот, тебе досталась через нее прибыль!
И знай, о дитя мое, что соединение и разъединение —
в руках владыки возвышающегося». — «Клянусь Аллахом,
о дядюшка, — воскликнул Нур-ад-дин, — я никак не могу
забыть о ней и не перестану ее искать, хотя бы мне при­
шлось выпить из-за нее чашу смерти». — «О дитя мое,
что ты задумал в душе и хочешь сделать?» — спросил
москательщик. И Нур-ад-дин сказал: «Я имею намере­
ние вернуться в страну румов и вступить в город Афранд-
жу и подвергнуть свою душу опасностям, и дело либо
удастся, либо не удастся». — «О дитя мое, — молвил мо­
скательщик, — в ходячих поговорках сказано: «Не всякий
раз останется цел кувшин». И если они в первый раз с
тобой ничего не сделали, то, может быть, они убьют
тебя в этот раз. особенно потому, что они тебя хорошо
узнали». — «О дядюшка, — сказал Нур-ад-дин, — позволь
мне поехать и быть убитым быстро из-за любви к ней, разве
лучше не быть убитым, оставив ее в пытке и смущении».
А по соответствию судьбы, в гавани стоял один ко­
рабль, снаряжаемый для путешествия, и те, кто ехал на
нем, исполнили все свои дела, и в эту минуту они вы­
дергивали причальные колья. И Нур-ад-дин поднялся на
корабль, и корабль плыл несколько дней, и время и ве­
тер были для путников хороши. И когда они ехали, вдруг
появились корабли из кораблей франков, кружившие по
полноводному морю. А увидев корабль, они всегда брали
448 Восемьсот восемьдесят шестая ночь

его в плен, боясь за царевну из-за воров мусульман, и

когда они захватывали корабль, то доставляли всех, кто
был на нем, к царю Афранджи, и тот убивал их, испол­
няя обет, который он дал из-за своей дочери Мариам.
И они увидели корабль, в котором был Нур-ад-дин, и
захватили его, и взяли всех, кто там был, и привели к
царю, отцу Мариам, и, когда пленников поставили перед
царем, он увидел, что их сто человек мусульман, и велел
их зарезать в тот же час и минуту, и в числе их Нур-
ад-дина, а палач оставил его напоследок, ножалев его
из-за его малых лет и стройности его стана.
И когда царь увидел его, он его узнал как нельзя
лучше и спросил его: «Нур-ад-дин ли ты, который был у
нас в первый раз, прежде этого раза?» И Нур-ад-дин
ответил: «Я не был у вас, и мое имя не Нур-ад-дин, мое
имя — Ибрахим». — «Ты лжешь! — воскликнул царь. —
Нет, ты Нур-ад-дин, которого я подарил старухе, надсмотр­
щице за церковью, чтобы ты помогал ей прислуживать
в церкви». — «О владыка, — сказал Нур-ад-дин, — мое имя
Ибрахим». II царь молвил: «Когда старуха, надсмотрщица
за церковью, придет и посмотрит на тебя, она узнает,
Нур-ад-дин ли ты, или кто другой».
И когда они говорили, вдруг кривой везирь, который
женился на царской дочери, вошел в ту самую минуту
и поцеловал перед царем землю и сказал: «О царь, знай,
что достройка дворца окончена, a ie 6e известно, что я
дал обет, когда кончу постройку, зарезать у дворца три­
дцать мусульман, и вот я пришел к тебе, чтобы взять у
тебя тридцать мусульман и зарезать их и исполнить обет
Мессии. Я возьму их под мою ответственность, в виде
займа, а когда прибудут ко мне пленные, я дам тебе
других, им взамен». — «Клянусь Мессией и истинной
верой, — сказал царь, — у меня не осталось никого, кроме
Этого пленника». И он показал на Нур-ад-дина и сказал
везирю: «Возьми его и зарежь сейчас же, а я пришлю
тебе остальных, когда прибудут ко мне пленные мусуль­
мане». И кривой везирь встал, и взял Нур-ад-дина, и при­
вел его ко дворцу, чтобы зарезать его на пороге его две­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 449

рей. И маляры сказали ему: «О владыка, нам осталось

работать и красить два дня. Потерпи и подожди убивать
Этого пленника, пока мы не кончим красить. Может быть,
к тебе придут недостающие до тридцати, и ты зарежешь
их всех разом и исполнишь свой
обет в один день». И тогда везирь
приказал заточить Нур-ад-дина...»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот
восемьдесят седьмая ночь, она ска­
Восемьсот зала: «Дошло до меня, о счастливый
восемьдесят царь, что когда везирь приказал за­
седьмая пдчь точить Нур-ад-дина, его отвели, за­
кованного, в конюшню, и он был
голоден, и хотел пить, и печалился о себе, и увидел он
смерть своими глазами. А по определенной судьбе и
1вердо установленному предопределению было у царя два
коня, единоутробные братья, одного из которых звали
Сабик, а другого — Ляхик *, и о том, чтобы заполучить
одного из них, вздыхали цари Хосрои. II один из его ко­
ней был серый, без пятнышка, а другой — вороной, словно
темная ночь, и все цари островов говорили: «Всякому, кто
украдет одного из этих коней, мы дадим все, что он
потребует из красного золота, жемчугов и драгоценно­
стей», — но никто не мог украсть ни которого из этих
коней.
И случилась с одним из них болезнь — пожелтенье
белка в глазах, и царь призвал всех коновалов, чтобы вы­
лечить коня, и они все не смогли этого. Й вошел к царю
кривой везирь, который ясенился на его дочери, и увидел,
что царь озабочен из-за этого коня, и захотел прогнать
его заботу, «О царь, — сказал он, — отдай мне этого

1 Эти имена означают — «опережающий» и «настигающий».

Так обычно называли у средневековых арабов коней, занявших
первое и второе место на конских состязаниях.
450 Восемьсот восемьдесят седьмая ночь

коня, я его вылечу». И царь отдал ему коня, и везирь

перевел его в конюшню, в которой был заперт Нур-ад-
дин. И когда этот конь покинул своего брата, он закри­
чал великим криком и заржал, и люди встревожились
из-за его крика, и понял везирь, что конь испустил этот
крик только из-за разлуки со своим братом. И он пошел
и осведомил об этом царя, и когда царь как следует
понял его слова, он сказал: «Если он — животное и не
стерпел разлуки со своим братом, то каково же облада­
телям разума?» И потом он приказал слугам перевести
второго коня к его брату, в дом везиря, мужа Мариам,
и сказал им: «Скажите везирю: «Царь говорит тебе:
«Оба коня пожалованы тебе от него, в угожденье его
дочери Мариам».
И когда Нур-ад-дин лежал в конюшне, скованный и в
путах, он вдруг увидел обоих коней и заметил на глазах
одного из них бельма. А у него были некоторые знания
о делах с конями и применении к ним лечения, и он ска­
зал про себя: «Вот, клянусь Аллахом, время воспользо­
ваться случаем! Я встану, и солгу везирю, и скажу ему:
«Я вылечу этого коня!» И я сделаю что-нибудь, от чего
его глаза погибнут, и тогда везирь убьет меня, и я избав­
люсь от этой гнусной жизни». И потом Нур-ад-дин до­
ждался, пока везирь пришел в конюшню, чтобы взглянуть
на коней, и когда он вошел, Нур-ад-дин сказал ему:
«О владыка, что мне с тебя будет, если я вылечу этого
коня и сделаю ему что-то, от чего его глаза станут хоро­
шими?» — «Клянусь жизнью моей головы, — ответил ве­
зирь, — если ты его вылечишь, я освобожу тебя от убие­
ния и позволю тебе пожелать от меня». — «О владыка, —
сказал Нур-ад-дин, — прикажи расковать мне руки».
И везирь приказал его освободить, и тогда Нур-ад-дин
поднялся, взял свежевыдутого стекла, истолок его в поро­
шок, взял негашеной извести и смешал с луковой водой,
и затем он приложил все это к глазам коня и завязал их,
думая: «Теперь его глаза провалятся, и меня убьют,
и я избавлюсь от этой гнусной жизни». И Нур-ад-дин
проспал эту ночь с сердцем, свободным от нашепты­
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице Ш

ваний заботы, и взмолился великому Аллаху, говоря:

«О господи, мудрость твоя такова, что избавляет от
просьб».
А когда наступило утро и засияло солнце над холмами
и долинами, везирь пришел в конюшню и снял повязку
с глаз коня, и посмотрел на них, и увидел, что это пре­
краснейшие из красивых глаз по могуществу владыки
открывающего. И тогда везирь сказал Нур-ад-дину:
«О мусульманин, я не видел в мире подобного тебе по
прекрасному умению! Клянусь Мессией и истинной верой,
ты удовлетворил меня крайним удовлетворением — ведь
бессильны были излечить этого коня все коновалы в на­
шей стране». И потом он подошел к Нур-ад-дину и осво­
бодил его от цепей своей рукой, а затем одел его в
роскошную одежду и назначил его надзирателем над
своими конями, и установил ему довольствие и жало­
ванье, и поселил его в комнате над конюшней.
А в новом дворце, который везирь выстроил для Ситт-
Мариам, было окно, выходившее на дом везиря и на ком­
нату, в которой поселился Нур-ад-дин. И Нур-ад-дин про­
сидел несколько дней за едой и питьем, и он наслаждался,
и веселился, и приказывал, и запрещал слугам, ходившим
за конями, и всякого из них, кто пропадал и не задавал
корму коням, привязанным в том стойле, где он прислу­
живал, Нур-ад-дин валил и бил сильным боем и наклады­
вал ему на ноги железные цепи. И везирь радовался на
Нур-ад-дина до крайности, и грудь его расширилась и
расправилась, и не знал он, к чему приведет его дело,
а Нур-ад-дин каждый день спускался к коням и вытирал
их своей рукой, ибо знал, как они дороги везирю и как
тот их любит.
А у кривого везиря была дочь, невинная, до крайно­
сти прекрасная, подобная убежавшей газели или гибкой
ветке. И случилось, что она в какой-то день сидела у
окна, выходившего на дом везиря и на помещение, где
был Нур-ад-дин, и вдруг она услышала, что Нур-ад-дин
поет и сам себя утешает в беде, произнося такие стихи:
452 Восемьсот восемьдесят седьмая ночь

«Хулитель мой, что стал в своей сущности

Изнеженным и весь цветет в радостях, —

Когда терзал бы рок тебя бедам»,

Сказал бы ты, вкусив его горечи:

«Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем’ »

Но вот теперь спасен от обмана я,

От крайностей и бед ее спасся я,

Так не кори в смущение впавшего,

Что восклицает, страстью охваченный:

«Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!»

Прощающим влюбленных в их бедах будь,

Помощником хулителей их не будь,

И берегись стянуть ты веревку их

И страсти пить не принуждай горечь их.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Ведь был и я среди рабов прежде вас,

Подобен тем, кто ночью спит без забот.

Не знал любви и бдения вкуса я,

Пока меня не позвала страсть к себе.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Любовь познал и все унижения

Лишь тот, кто долго страстию мучим был,
Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице ЩЪ

Кто погубил рассудок свой, полюбив,

И горечь пил в любви одну долго он.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Как много глаз не спит в ночи любящих,

Как много век лишилось сна сладкого!

И сколько глаз, что слезы льют реками,

Текущими от мук любви вдоль ланит!

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Как много есть безумных в любви своей,

4 i о ночь не спят в волненье, вдали от сна;

Одели их болезни одеждою,

И грезы сна от ложа их изгнаны.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Истлели кости, мало терпения,

Течет слеза, как будто дракона кровь.

Как строен он! Все горьким мне кажется,

Что сладостным находит он, пробуя.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Несчастен тот, кто мне подобен по любви

И пребывает ночью темною без сна.

Коль в море грубости плывет и тонет он,

На страсть свою, вздыхая, он сетует.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!
454 Восемьсот восемьдесят восьмая ночь

Кто тот, кто страстью не был испытан век

И козней кто избег ее, тонких столь?

И кто живет, свободный от мук ее,

Где тот, кому досталось спокойствие?

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!

Господь, направь испытанных страстию

И сохрани, благой из хранящих, их!

И надели их стойкостью явною

И кроток будь во всех испытаньях к ним.

Ах, прочь любовь и все ее горести —

Спалила сердце мне она пламенем!»

И когда Нур-ад-дин завершил свои последние слова и

окончил свои нанизанные стихи, дочь везиря сказала про
себя: «Клянусь Мессией и истинной верой, этот мусуль­
манин — красивый юноша, по только он, без сомнения,
покинутый влюбленный. Посмотреть бы, возлюбленный
этого юноши красив ли, как он, и испытывает ли он то
же, что этот юноша, или нет? Если его возлюбленный
красив, как и он, то этот юноша
имеет право лить слезы и сетовать
на любовь, а если его возлюбленный
не красавец, то погубил он свою
жизнь в печалях и лишен вкуса
наслаждения...»
И Шахразаду застигло утро, и
Восемьсот она прекратила дозволенные речи.
восемьдесят Когда же настала восемьсот во­
восьмая ночь семьдесят восьмая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастливый
царь, что дочь везиря говорила про себяг «Если его воз­
любленный красив, этот гоноша имеет право лить слезы,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 433

а если его возлюбленный не красив, он загубил свою

жизнь в печалях». А Мариам-Кушачницу, жену везиря,
перевели во дворец накануне этого дня, и дочь везиря
увидела по ней, что у лее стеснилась грудь, и решила
пойти к ней и рассказать о деле этого юноши и о том,
какие она слышала от него стихи, и не успела она до
конца подумать об этих словах, как Ситт-Мариам, жена
ее отца, прислала за ней, чтобы она развлекла ее разго­
вором. И девушка пошла к ней и увидела, что грудь
Мариам стеснилась, и слезы текут у нее по щекам, и она
плачет сильным плачем, больше которого нет, сдержи­
вая слезы и произнося такие стихи:

«Прошел мой век, а век любви все длится,

И грудь тесна моя от сильной страсти,

А сердце плавится от мук разлуки,

Надеется, что встречи дни вернутся

И будет близость стройной, соразмерной.

Не укоряй утратившего сердце,

Худого телом от тоски и горя,

И не мечи в любовь стрелой упреков —

Ведь в мире нет несчастнее влюбленных,

Но горечь страсти кажется нам сладкой».

И дочь везиря сказала Ситт-Мариам: «Отчего, о ца­

ревна, у тебя стеснена грудь и рассеяны мысли?» И Ситт-
Мариам, услышав слова дочери везиря, вспомнила минув­
шие великие наслаждения и произнесла такие два стиха:

«Терплю по привычке я разлуку с возлюбленным,

И слез жемчуга струю я россыпь за россыпью.

Выть может, пришлет Аллах мне помощь — поистине,

Все легкое он ведь свил под крыльями трудного».
т Восемьсот восемьдесят восьмая ночь

«О царевна, — сказала ей дочь везиря, — не будь со

стесненной грудью и пойдем сейчас к окну дворца — у
нас в конюшне есть красивый юноша со стройным станом
и сладкою речью, и, кажется, он покинутый влюблен-
ный». — «По какому признаку ты узнала, что он покину­
тый влюбленный?»— спросила Ситт-Мариам. И дочь ве­
зиря сказала: «О царевна, я узнала эт° потому, что он
говорит касыды и стихи в часы ночи и части дня». И Ситт-
Мариам подумала про себя: «Если слова дочери везиря
истинны, то это примета огорченного, несчастного Али
Нур-ад-дина. Узнать бы, он ли тот юноша, про которого
говорит дочь везиря!» И тут усилилась любовь Ситт-
Мариам* ее безумие, волнение и страсть, и она поднялась
к тот же час и минуту, и, подойдя с дочерью везиря к
окну, посмотрела в него и увидела, что тот юноша — ее
возлюбленный и господин Нур-ад-дин. И она пристально
всмотрелась в него и узнала его как следует, но только
он был больной от великой любви к ней и влюбленности
в нее и от огня страсти, мук разлуки и безумия любви и
тоски, и увеличилась его худоба, и он начал говорить и
сказал:
«В неволе сердце, но свободно глаз течет,
С ним не сравниться облаку текучему.

Я плачу, по ночам не сплю, тоскую я.

Рыдаю я, горюю о возлюбленных.

О пламя, о печаль моя, о страсть моя —

Теперь числом их восемь набралось всего,

За ними следом пять и пять еще идет.

Постойте же, послушайте слова мои!

То память, мысль, и вздох, и изнурение,

Страданье, и изгнанье, и любовь моя,

И горе, и веселие, как видишь ты.

Терпения и стойкости уж нет в любви,
 Сказка о Нур-ад-дине и Марпам-кушачниг^е

Ушло терпенье, и конец приходит мне.

Велики в сердце муки от любви моем,

О вопрошающий, каков огонь в душе!

Зачем пылает так в душе слеза моя?

То пламя в сердце пышет непрестанное.

В потоке слез я утопаю льющихся,

Но жаром страсти в пропасть ввергнут адскую».

И, увидев своего господина Нур-ад-дина и услышав

его проникающие стихи и дивную прозу, Ситт-Мариам
убедилась, что это он, но скрыла свое дело от дочери
везиря и сказала ей: «Клянусь Мессией и истинной верой,
я не думала, что тебе ведомо о стеснении моей груди!»
А затем она в тот же час и минуту поднялась и ото­
шла от окна и вернулась на свое место, и дочь везиря
ушла к своему делу. И Ситт-Мариам выждала некоторое
время, и вернулась к окну, и, сев у окна, стала смотреть
на своего господина Нур-ад-дина и вглядываться в его
тонкость и нежность его свойств, и увидела она, что он
подобен луне, когда она становится полной в четырна­
дцатую ночь, но только он вечно печален и струит слезы,
так как вспоминает о том, что минуло. И он произносит
такие стихи:

«Я питал надежду на близость с милой, и нет ее,

Но близость к жизни горечью досталась мне.

Моих слез потоки напомнят море течением,

Но когда я вижу хулителей, я скрываю их.

Ах, сгинул бы призвавший день разлуки к нам,

Разорвал бы я язык его, попадись он мне!

Упрека нет на днях за то, что сделали, —

Напиток мой они смешали с горечью.
SoS Восемьсот восемьдесят восьмая ночь

К кому лойду, когда не к вам направлюсь я?

Ведь сердце в ваших я садах оставил вам.

Кто защитник мой от обидчика самовластного?

Все злее он, когда я власть даю ему.

Ему я дух мой отдал, чтоб хранил он дар,

Но меня сгубил он и то сгубил, что я дал ему.

Я истратил жизнь, чтоб любить его. О, если бы

Мне близость дали взамен того, что истратил я!

О газеленок, в сердце пребывающий,

Достаточно разлуки я испробовал!

Ты тот, чей лик красоты все собрал в себе,

Но все терпенье на него растратил я.

Поселил я в сердце его моем — поселилось там

Испытание, но доволен я поселившимся.

Течет слеза, как море полноводное,

Если б знал дорогу, поистине, я бы шел по ней.

И боялся я, и страшился я, что умру в тоске

И все уйдет, на что имел надежду я».

И когда Мариам услышала от Нур-ад-дина, влюблен­

ного, покинутого, эго стихотворение, пришло к ней из-за
его слов сострадание, и она пролила из глаз слезы и про­
изнесла такое двустишие:

«Стремилась к любимым я, но лишь увидала их,

Смутилась я, потеряв над сердцем и взором власть.

Упреки готовила я целыми свитками,

Когда же мы встретились, ни звука я не нашла».
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 45$

И Нур-ад-дин, услышав слова

Ситт-Мариам, узнал ее, и заплакал
сильным плачем и воскликнул:
«Клянусь Аллахом, это звук голоса
Ситт-Мариам-кушачницы — без со­
мнения и колебания и метания кам­
ней в неведомое...»
Восемьсот
восемьдесят И Шахразаду застигло утро, и
девятая ночь она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот во­
семьдесят девятая ночь, она ска­
зала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нур-ад-дин,
услышав, что Мариам произносит стихи, воскликнул про
себя: «Поистине, это звук голоса Ситт-Мариам, без еомне*
ния и колебания и метания камней в неизвестное! По<*
смотреть бы, правильно ли мое предположение, действи­
тельно ли это она или кто-нибудь другой!» И потом уси­
лилась печаль Нур-ад-дина, и он заохал и произнес такие
стихи:
«Увидел раз хуливший за страсть меня,
Что встретил на просторе я милую

И не сказал ни слова упрека ей:

Упреки ведь — леченье тоскующих*

И молвил он: «Молчишь почему, скажи,

И верного не можешь ответа дать?»

И молвил я: «О ты, что не ведаешь

Чувств любящих и в них сомневаешься!

Влюбленных признак, страсти примета их —*

Молчание при встрече с любимыми».

А когда он окончил свои стихи, Ситт-Мариам принесла

чернильницу и бумагу и написала в ней после священных
слов: «А затем — привет на тебе Аллаха и милость его и
благословенье! Сообщаю тебе, что невольница Мариам
4t0 Восемьсот восемьдесят девятая ночь

тебя приветствует и что велика по тебе ее тоска, и вот ее

послание к тебе. В минуту, когда эта бумажка попадет
к тебе в руки, тотчас же и немедленно поднимайся и
займись тем, чего Мариам от тебя хочет, с крайней забо-
юй, и берегись ослушаться ее или заснуть. Когда прой­
дет первая треть ночи (а этот час — самое счастливое
время), у тебя не будет иного дела, кроме как оседлать
обоих коней и выйти с ними за город, и всякому, кто
спросит: «Куда ты идешь?», отвечай: «Я иду их пово­
дить». Если ты так скажешь, тебя не задержит никто:
жители этого города уверены, что ворота заперты».
И потом Ситт-Мариам завернула бумажку в шелко­
вый платок и бросила ее Нур-ад-дину из окна, и Нур-ад-
дин взял ее, и прочитал, и понял, что в ней содержится, и
узнал почерк Ситт-Мариам. И он поцеловал записку, и
приложил ее ко лбу между глаз, и вспомнил былую
приятную близость, и, пролив слезы из глаз, произнес
такое двустишие:

«Пришло к нам послание от вас в ночном сумраке,

Тоску взволновав по вас во мне, изнурив меня.

И жизнь мне напомнила, прошедшую в близости,

Хвала же владыке, мне разлуку пославшему!»

А потом Нур-ад-дин, когда опустилась над ним ночь,

занялся уборкой коней и выждал, пока прошла первая
треть ночи, и тогда в тот же час и минуту подошел к ко­
ням и положил на них два седла из лучших седел, а затем
вывел йх из ворот конюшни и запер ворота и, дойдя с
конями до городских ворот сел, ожидая Ситт-Мариам.
Вот то, что было с Нур-ад-дином. Что же касается
царевны Мариам, то она в тот же час и минуту направи­
лась в помещение, приготовленное для нее во дворце, и
увидела, что кривой везирь сидит в этом помещении,
опершись на подушку, набитую перьями страуса (а он
совестился протянуть к Ситт-Мариам руку или заговорить
с нею). И, увидав его, Ситт-Мариам обратилась в сердце
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 464

к своему господину и сказала: «О боже, не дай ему до­

стигнуть со мною желаемого и не суди мне стать нечистой
после чистоты!» А поюм она подошла к везирю и выка­
зала к нему дружбу, и села подле него, и приласкала его,
и сказала: «О господин мой, что это ты от нас отвора­
чиваешься? Высокомерие ли это с твоей стороны и над­
менность ли к нам? Но говорит сказавший ходячую пого­
ворку: «Когда приветствие не имеет сбыта, приветствуют
сидящие стоящих». И если ты, о господин мой, не подхо­
дишь ко мне и не заговариваешь со мною, тогда я по­
дойду к тебе и заговорю с тобой». — «Милость и благо­
деяние — от тебя, о владеющая землею и вдоль и попе­
рек, и разве я не один из твоих слуг и ничтояшейших
твоих прислужников?» — ответил везирь. — Мне только
совестно посягнуть на возвышенную беседу с тобой, о
жемчужина бесподобная, и лицо мое перед тобой глядит
в землю». — «Оставь эти слова и принеси нам еду и на­
питки», — сказала царевна.
И тогда везирь кликнул своих невольниц и евнухов и
велел им принести скатерть, на которой было то, что хо­
дит и летает и плавает в морях: ката, перепелки, птенцы
голубей, молочные ягнята и жирные гуси, и были там под­
румяненные куры и кушанья всех форм и видов. И Ситт-
Мариам протянула руку к скатерти, и стала есть, и на­
чала класть везирю в рот куски пальцами и целовать его
в губы, и они ели до тех пор, пока не насытились едою,
а потом они вымыли руки, и евнухи убрали скатерть с
кушаньем и принесли скатерть с вином. И Мариам стала
наливать и пить и поить везиря, и она служила ему, как
подобает, и сердце везиря едва не улетело от радости, и
его грудь расширилась и расправилась. И когда разум ве­
зиря исчез для истины и вино овладело им, царевна поло­
жила руку за пазуху и вынула кусок крепкого маграбин-
ского банджа — такого, что если бы почуял малейший его
запах слон, он бы проспал от года до года (Мариам при­
готовила его для подобного часа), и затем она отвлекла
внимание везиря, и растерла бандж в кубке, и, наполнив
кубок, подала его везирю. И ум везиря улетел от радости,
462 Восемьсот девяностая ночь

и не верилось ему, что царевна предлагает ему кубок, и

он взял кубок и выпил его, и едва утвердилось вино у
него в желудке, как он тотчас же упал на землю, повер­
женный,
И тогда Ситт-Мариам поднялась на ноги и, направив­
шись к двум большим мешкам, наполнила их тем, что
легко весом и дорого стоит из драгоценных камней, яхон­
тов и всевозможных дорогих металлов, а потом она взяла
с собой немного съестного и напитков и надела доспехи
войны и сечи, снарядившись и вооружившись. И она взяла
с собой для Нур-ад-дина, чтобы порадовать его, роскош­
ные царственные одежды и набор
покоряющего оружия, а затем под­
няла мешки на плечи и вышла из
дворца (а она обладала силой и от­
вагой) и отправилась к Нур-ад-дину.
Вот то, что было с Мариам. Что
же касается Нур-ад-дина...»
Ночь, дополняющая и Шахразаду застигло утро, и
до восьмисот она прекратила дозволенные речи.
девяноста Когда же настала ночь, допол­
няющая до восьмисот девяноста,
она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что
Мариам, выйдя из дворца, отправилась к Нур-ад-дину ( а
она обладала силой и отвагой).
Вот то, что было с Мариам. Что же касается Нур-ад-
дина, влюбленного, несчастного, то он сидел у ворот го­
рода, ожидая Мариам, и поводья жоней были у него в
руке, и Аллах (велик он и славен!) наслал на него сон, и
он заснул — слава тому, кто не спит! А цари островов в
то время не жалели денег на подкуп за кражу тех двух
коней или одного из них, и в те дни существовал один
черный раб, воспитавшийся на островах, который умел
красть коней, и цари франков подкупали его большими
деньгами* чтобы он украл одного коня, и обещали, если он
украдет обоих, подарить ему целый остров и наградить
его роскошной одеждой. И этот раб долгое время кружил
по городу Афрандже, прячась, но не мог взять коней,
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-куиишнице 463

пока они были у царя, а когда царь подарил коней кри­

вому везирю и тот перевел их к себе в конюшню, раб
обрадовался сильной радостью и стал надеяться их взять.
И он воскликнул: «Клянусь Мессией и истинной верой, я
их украду»!
И он вышел, в ту самую ночь, и направился к ко­
нюшне, чтобы украсть коней, и когда он шел по дороге,
он вдруг бросил взгляд и увидел Нур-ад-дина, который
спал, держа поводья коней в руке, И раб снял поводья с
юловы коней и хотел сесть на одного из них и погнать
перед собой другого, и вдруг подошла Ситт-Мариам, неся
мешки на плече. И она подумала, что раб — это Нур-ад-*
дин, и подала ему один мешок, и раб положил его на коня,
а потом Мариам подала ему второй мешок, и он положил
его на другого коня, а сам молчал, и Мариам думала, что
это Нур-ад-дин. И они выехали за ворота города, а раб
все молчал, и Мариам сказала ему: «О господин мой Нур-
ад-дин, отчего ты молчишь?» И раб обернулся, сердитый,
и сказал: «Что ты говоришь, девушка?» И Мариам, услы­
шав бормотанье раба, узнала, что это не речь Нур-ад-дина,
и тогда она подняла голову, и посмотрела па раба, и уви­
дела, что у него ноздри как кувшины. И когда Мариам
посмотрела на раба, свет стал перед лицом ее мраком, и
она спросила его: «Кто ты будешь, о шейх сыновей Хама,
и как твое имя среди людей?» — «О дочь скверных, —
сказал раб, — мое имя — Масуд, что крадет коней, когда
люди спят». И Мариам не ответила ему ни одним словом,
но тотчас же обнажила меч и ударила его по плечу,
и меч вышел, сверкая, через его связки. И раб упал на
землю, поверженный, и стал биться в крови* и поспе­
шил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это
обиталище!).
И тогда Ситт-Мариам взяла коней и села на одного
из них, а другого схватила рукой и повернула вспять,
чтобы найти Нур-ад-дина. И она нашла его лежащим в
том месте, где она условилась с ним встретиться, и по­
водья были у него в руке, и он спал, и храпел во сне, и
не отличал у себя рук от ног, И Мариам сошла со спины
46 i Восемьсот девяностая ночь

коня и толкнула Нур-ад-дина рукой, и тот пробудился от

сна, испуганный, и воскликнул: «О госпожа, слава Аллаху,
что ты пришла благополучно!» — «Вставай, садись на
Этого коня и молчи!» — сказала ему Мариам. И Нур-ад-дин
поднялся и сел на коня, а Ситт-Мариам села на другого
коня, и они выехали из города и проехали некоторое
время, и потом Мариам обернулась к Нур-ад-дину и ска­
зала: «Разве не говорила я тебе: «Не спи!» Ведь не пре­
успевает тот, кто спит». — «О госпожа, — воскликнул
Нур-ад-дин, — я заснул только потому, что прохладилась
моя душа, ожидая свиданья с тобой! А что случилось, о го­
спожа?» И Мариам рассказала ему историю с рабом от
начала до конца, и Нур-ад-дин воскликнул: «Слава Аллаху
за благополучие!»
И затем они старались ускорить ход, вручив свое дело
милостивому, всеведущему, и ехали, беседуя, пока не до­
ехали до раба, которого убила Ситт-Мариам. И Нур-ад-
дин увидел его, валявшегося в пыли, подобного ифриту, и
Мариам сказала Нур-ад-дину: «Сойди на землю, обнажи
его от одежд и возьми его оружие». — «О госпожа, — ска­
зал Нур-ад-дин, — клянусь Аллахом, я не могу сойти со
спины коня, встать около этого раба и приблизиться к
нему!» И он подивился обличию раба и поблагодарил
Ситт-Мариам за ее поступок, изумляясь ее смелости и
силе ее сердца. И они поехали и ехали жестоким ходом
остаток ночи, а когда наступило утро и засияло светом и
заблистало и распространилось солнце над холмами, они
достигли обширного луга, где паслись газели, и края его
Зеленели, и плоды на нем всюду поспели. И цветы там были
как брюхо змеи, и укрывались на лугу птицы, и ручьи текли
на нем, разнообразные видом, как сказал и отличился
поэт, вполне выразив желаемое:

Долина нас от зноя защитила,

Сама защищена деревьев гущей.

Мы сели под кустами, и склонились

Над нами они, как мать над своим младенцем.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 463

И дал поток нам, жаждущим, напиться

Водой, что слаще вин для пьющих вместе.

Деревья гонят солнце, как ни взглянет,

Вход запретив ему, позволив ветру.

Пугают камни жемчугом убранных,

И щупают они края жемчужин.

Или, как сказал другой:

И когда щебечет поток его и хор птиц его,

К нему влечет влюбленного с зарею,

И раю он подобен — под крылом его

Плоды и тень и струи вод текучих,

И Ситт-Мариам с Нур-ад-дияом
остановились, чтобы отдохнуть в
Этой долине,..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала восемьсот де­
вяносто первая ночь, она сказала:
Восемьсот
девяносто «Дошло до меня, о счастливый царь,
первая ночь что когда Ситт-Мариам с Нур-ад-
дин ом ос!ановились в этой долине,
они поели ее плодов и напились из
ее ручьев и пустили коней поесть на пастбище, и кони
поели и попили в этой долине. И Нур-ад-дин с Мариам
сели и начали беседовать и вспоминать свое дело и то,
что с ними случилось, и всякий из них сетовал другому
ка то, какие он испытал мучения в разлуке и что он пере­
нес в тоске и отдалении. И когда они гак сидели, вдруг
поднялась пыль, застилая края неба, и они услышали
ржание коней и бряцание оружия.
А причиною этого было вот что. Когда царь выдал
свою дочь замуж за везиря, и тот вошел к ней в ту же
16 «1 0 0 1 т ч ь » , га. 7
466 Восемьсот девяносто первая ночь

ночь, и настало утро, царь захотел пожелать им доброго

утра, как бывает обычно у царей с их дочерьми. И он
поднялся, и взял шелковые материи, и стал разбрасывать
Золото и серебро, чтобы его подхватывали евнухи и при­
служницы, и царь до тех пор шел с несколькими слугами,
пока не достиг нового дворца, и он увидел, что везирь
брошен на постель и не отличает головы от ног. И царь
огляделся во дворце направо и налево и не увидел своей
дочери, и замутилось его состояние, и заняло это его
мысли, и исчез его рассудок. II он велел принести горячей
воды, крепкого уксуса и ладана, и когда ему принесли их,
смешал все это вместе и впустил везирю в нос. И затем
он потряс его, и бандж выпал у него из нутра, точно
кусок сыру, и тогда царь впустил смесь везирю в нос вто­
рой раз, и тот проснулся. И царь спросил его, что с ним
и что с его дочерью Мариам, и везирь сказал ему: «О
царь величайший, я ничего о ней не знаю, кроме того, что
она своей рукой дала мне выпить кубок вина, и после
того я пришел в сознание только сейчас и не знаю, какое
с ней было дело».
И когда царь услышал слова везиря, свет стал мраком
перед лицом его, и он вытащил меч и ударил им везиря
по голове, и меч показался, блистая, между его зубов.
А потом царь в тот же час и минуту послал за слугами и
конюхами, и когда они явились, потребовал тех двух
коней, и слуги сказали: «О царь, кони пропали сегодня
ночью, и наш старший тоже пропал вместе с ними. Утром
мы нашли все двери отпертыми». — «Клянусь моей рели­
гией и тем, что исповедует моя вера, — воскликнул
царь, — коней взял не кто иной, как моя дочь, — она и
тот пленный, что прислуживал в церкви! Он похитил мою
дочь в первый раз, и я узнал его истинным образом, и
освободил его из моих рук только этот кривой везирь, и
ему уже воздано за его поступок!»
И потом царь тотчас же позвал своих трех сыновей —
а это были доблестные богатыри, каждый из которых
стоил тысячи всадников в пылу битвы и на месте боя и
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачпице 467

сражения, — и закричал на них, и велел им садиться на

коней. И они сели, и царь сел на коня в числе их вместе
с избранными своими патрициями, вельможами правления
и знатными людьми, и они поехали по следам беглецов и
настигли их в той долине.
Когда Мариам увидела их, она поднялась, села ка
своего коня, подвязала меч и надела доспехи и оружие, а
потом она спросила Нур-ад-дина: «В каком ты состоянии
и каково твое сердце в бою, сражении и стычке?» — «Я
устойчив в стычке, как устойчив кол в отрубях», — отве*
тил Нур-ад-дин, и затем он начал говорить и сказал:

«О Марьям, брось корить меня так больно,

И смерти не ищи мне с долгой пыткой.

Откуда мне, скажи, воякой сделаться,

Когда пугаюсь я карканья вороны?

А когда увижу внезапно мышь, так пугаюсь я,

Что лью со страху я себе в одежду.

Люблю бои я только в одиночестве,

И знает кусс весь пыл и ярость зебба.

Вот это — правильное мненье! Всякое

Другое мненье правильным не будет».

И когда МариахМ услышала от Нур-ад-дина эти слова

и нанизанные стихи, она явила ему смех и улыбку и ска­
зала: «О господин мой Нур-ад-дин, оставайся на месте, и
я избавлю тебя от их зла, хотя бы их было числом столько,
сколько песчинок». И она в тот же час и минуту пригото­
вилась, и, сев на спину коня, выпустила из рук конец
поводьев, и повернула копье острием вперед, и конь по­
несся под нею, точно дующий ветер или вода, когда она
изливается из узкой трубы. А Мариам была из храбрей­
ших людей своего времени, бесподобная в ее век и столе-»k
16*
4£8 Восемьсот девяносто первая ночь

тие, ибо отец научил ее, еще малолеткой, ездить на спине

коней и погружаться в море боя темной ночью. И она
сказала Нур-ад-дину: «Садись на коня и будь за моей спи­
ной, а если мы побежим, старайся не упасть, ибо твоего
коня не настигнет настигающий».
И когда царь увидел свою дочь Мариам, он узнал ее
как нельзя лучше и, обернувшись к своему старшему
сыну, сказал ему: «О Бартут, о прозванный Рас-аль-Кал-
лут! ЭТ(> твоя сестра Мариам, наверное и без сомнения.
Она понеслась на нас и хочет биться с нами и сражаться;
выйди же к ней и понесись на нее. Во имя Мессии и
истинной веры, если ты ее одолеешь, не убивай ее, ре
предложив ей христианскую веру, и если она вернется к
своей древней вере, приведи ее пленницей, а если она
не вернется к ней, убей ее самым скверным убиением и
изувечь ее наихудшим способом, а также и того прокля­
того, который с нею, изувечь самым скверным спосо­
бом». И Бартут ответил: «Внимание и повиновение!»
И затем он в тот же час и минуту выехал к своей се­
стре Мариам и понесся на нее, и она встретила его, и
поднялась на него, и приблизилась к нему, и подъехала
близко. И тогда Бартут сказал ей: «О Мариам, разве не­
достаточно того, что из-за тебя случилось, когда ты оста­
вила веру отцов и дедов и последовала вере бродящих по
Землям? (Он подразумевал веру ислама.) Клянусь Мес­
сией и истинной верой, — воскликнул он потом, — если
ты не вернешься к вере царей, твоих отцов и дедов, и не пой­
дешь к ней наилучшим путем, я убью тебя злейшим убий­
ством и изувечу тебя наихудшим образом!» И Мариам за­
смеялась словам своего брата и воскликнула: «Не бывать,
не бывать, чтобы вернулось минувшее или ожил бы умер­
ший! Нет, я заставлю тебя проглотить сильнейшую печаль!
Клянусь Аллахом, я не отступлю от веры Мухаммеда,
сына Абд-Аллаха, чье наставление всеобъемлюще, ибо
это есть истинная вера, и не оставлю правого пути, хотя
бы пришлось мне испить чашу смерти...»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво­
ленные речи.
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 469

Когда же настала восемьсот де­

вяносто вторая ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что Мариам сказала своему брату:
«Не бывать, чтоб я отступилась от
веры Мухаммеда, сына Абд-Аллаха,
чье наставление всеобъемлюще, ибо
Восемьсот
' девяносто
Это вера правого пути, хотя бы при-
вторая ночь шлось мне испить чашу смерти!»
И когда услыхал проклятый Бартут
от своей сестры эти слова, свет сде­
лался пред лицом его мраком, и показалось ему это дело
значительным и великим. И запылал между ними бой, и
жестокой стала борьба и схватка, и погрузились они оба
в долины, широкие и длинные, и терпели страдания, и
устремились на них взоры, и поразила их оторопь. И они
гарцевали продолжительное время и долго сражались.
И всякий раз как открывал Бартут против своей сестры
Мариам какой-нибудь способ боя, она уничтожала его и
отражала своим прекрасным искусством, силой своего
превосходства, уменьем и доблестью. И они сражались та­
ким образом, пока не сомкнулась над их головами пыль и
витязи не скрылись от взоров, и Мариам до тех пор обма­
нывала Бартута и преграждала ему дорогу, пока он не
утомился, и пропала тогда его решимость и разрушилась
его твердость, и ослабела его сила. И Мариам ударила
его мечом по плечу, и меч вышел, сверкая, через его
связки, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а
скверное эго обиталище!).
И затем Мариам проскакала по полю, на месте боя и
сражения, и стала требовать поединка и просить едино­
борства, и крикнула: «Есть ли боец, есть ли противник?
Пусть же не выходит ко мне в сей день ленивый или сла­
бый! Пусть выходят ко мне только богатыри врагов веры,
чтобы напоила я их из чаши позорной пытки! О поклон­
ники идолов, обладатели нечестия и непокорства, сегодня
день, когда побелеют лшца людей веры и почернеют лица
тех, кто не верит во всемилостивого». И когда царь уви­
476 Восемьсот девяносто вторая ночь

дел, что его старший сын убит, он стал бить себя по лицу
и разорвал на себе одежду и, кликнув своего среднего
сына, сказал ему: «О Бартус, о прозванный Хар-ас-Сус,
выезжай, о дитя мое, скорее на бой с твоей сестрой Ма­
риам! Отомсти ей за твоего брата Бартута и приведи ее
ко мне пленницей, посрамленной, униженной». И Бартус
отвечал: «О батюшка, слушаю и повинуюсь!»
И он выступил против своей сестры Мариам и понесся
на нее, и Мариам встретила его и понеслась на него, и
они начали сражаться сильным беем, сильнее, чем первый
бой. И ее второй брат увидел, что он слаб для боя с нею,
и захотел убежать и удрать, но не мог из-за ее сильной
ярости, ибо всякий раз, как он хотел положиться на бег­
ство, Мариам приближалась к нему и подъезжала вплот­
ную и теснила его. И потом она ударила Бартуса мечом
по шее, и меч вышел, сверкая, у него из глотки, и послала
его вслед его брату, и проскакала по боевому полю, на
месте боя и сражения, и крикнула: «Где витязи и храб­
рецы, где кривой и хромой витязь, обладатель искривлен­
ной веры? И тогда царь, отец ее, закричал, с израненным
сердцем и оком, слезами разъеденным: «Она убила
моего среднего сына, клянусь Мессией и истинной верой!»
И потом он кликнул своего меньшего сына и сказал ему:
«О Фасьян, о прозванный Сельхас-Сыбьян, выходи, о дитя
мое, на бой с твоей сестрой и отомсти за твоих братьев!
Сшибись с нею, и счастье либо тебе, либо против тебя.
И если ты ее одолеешь, убей ее наихудшим убие­
нием».
II гут выступил против Мариам ее меньшой брат и по­
несся на нее, и Мариам пошла на него с превосходным
искусством, и понеслась на него с прекрасным уменьем,
смелостью, знанием боя и доблестью, и крикнула: «О про­
клятый, о враг Аллаха и враг мусульман, я отправлю
тебя вслед твоим братьям, а плох приют нечестивых!»
И затем она вытащила меч из ножен и ударила своего брата,
перерубив ему шею и руки, и отправила его вслед бра­
тьям, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а
скверное это обиталище!)^
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 47/

И когда патриции и витязи, которые поехали с отцом

царевны, увидели, что три его сына убиты (а они были
самые храбрые люди своего времени), в их сердце запал
страх перед Ситт-Мариам, и ошеломила их боязнь, и они
свесили головы к земле и убедились в своей смерти, унич­
тожении, унижении и гибели. И сгорели их сердца от
гнева в пламени огня, и они повернули спину и положи­
лись на бегство. И когда увидел царь, что его сыновья
убиты и войска побежали, взяло его недоумение и ото­
ропь, и сгорело его сердце в пламени огня, и он сказал
себе: «Поистине, Ситт-Мариам нас уничтожила, и если я
подвергну себя опасности и выступлю к ней один, она,
может быть, меня одолеет и покорит, и убьет меня гнус­
нейшим убийством, и изувечит самым скверным образом,
как она убила своих братьев, ибо не осталось у нее на
нас надежды, и нечего нам желать ее возвращения. И, по-
моему, надлежит мне сберечь мою честь и вернуться в
мой город».
И потом царь отпустил поводья коня и вернулся в свой
город, и когда оп оказался у себя во дворце, в его сердце
вспыхнул огонь из-за убиения его трех сыновей, бегства
его войска и позора его чести. И, не просидев получаса,
он потребовал к себе вельмож правления и больших лю­
дей царства и пожаловался им на то, что еделала е ним
его дочь Мариам, которая убила своих братьев, и на горе
и печаль, им перенесенную, и спросил у вельмож совета.
И они все посоветовали ему написать письмо преемнику
Аллаха на земле его, повелителю правоверных Харуну ар-
Рашиду, и осведомить его об этом деле. И царь написал
ар-Рашиду письмо такого содержания: «После привета
повелителю правоверных: у нас есть дочь по имени Ма-
риам-кушачница, и испортил ее против нас пленник из
пленных мусульман по имени Нур-ад-дин Али, сын купца
Тадж-ад-дина, каирца, и похитил ее ночью, и вышел с нею
в сторону своей земли. И я прошу милости владыки на­
шего, повелителя правоверных, чтобы он написал во все
мусульманские земли приказ отыскать ее и прислать к
нам с верным посланцем...»
472 Восемьсот девяносто третья ночь

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозво-

Когда же настала восемьсот де­

вяносто третья ночь, она сказала:
«Дошло до меня, о счастливый царь,
что царь Афранджи написал ха­
лифу, повелителю правоверных Ха-
руну ар-Рашиду письмо, в котором
умолял его, прося о своей дочери
Восемьсогп Мариам, и ходатайствовал о милости
девяносто написать во все мусульманские
третья почь страны приказ, чтобы Мариам разы­
скали и отослали с верным послан­
цем из слуг его величества, повелителя правоверных.
И между прочим в письме заключалось: «А за помощь нам
в этом деле мы назначим вам половину города Румы ве­
ликой, чтобы вы строили там мечети для мусульман, и
будет вам доставляться его подать».
И после того как царь написал это письмо, по совету
знатных людей своего царства и вельмож правления, он
свернул его и позвал везиря, который был назначен вези-
рем вместо кривого везиря, и приказал ему запечатать
письмо царской печатью, и вельможи правления тоже
припечатали его, поставив на нем сначала подпись своей
руки. А потом царь сказал своему везирю: «Если ты при­
ведешь ее, тебе будет от меня надел двух эмиров, и я на­
гражу тебя одеждой с двумя нашивками». И он отдал ве­
зирю письмо и приказал ему отправиться в город Багдад,
Обитель Мира, и вручить письмо повелителю правоверных
из рук в руки.
И везирь выехал с посланием и ехал, пересекая до­
лины и степи, пока не достиг города Багдада. И, вступив
в город, везирь провел там три дни, устраиваясь и отды­
хая, а потом он спросил, где дворец повелителя правовер­
ных Харуна ар-Рашида, и ему указали его. И, достигнув
дворца, везирь попросил у повелителя правоверных раз­
решения войти, и халиф разрешил ему. И везирь вошел к
ар-Рашиду и, поцеловав перед ним землю, подал ему пи­
 Сказка о Нур-ад-дипе и Мариам-кушачнице 473

сьмо от царя Афранджи и с ним диковинные подарки и

редкости, подходящие для повелителя правоверных. И ко­
гда халиф развернул письмо и прочитал его и понял его
содержание, он тотчас же велел своим везирям написать
письма во все мусульманские страны, и они это сделали,
и изъяснили в письмах облик Мариам и облик Нур-ад-
дина, и обозначили его имя и ее имя, и упомянули, чтЪ
они беглецы, так что всякий, кто их обнаружит, пусть
схватит их и отошлет к повелителю правоверных. И они
предостерегли наместников, чтобы те не оказали в этом
промедления, беспечности или небрежения. И затем
письма запечатали и разослали с гонцами к наместникам,
и те поспешили с исполнением приказа и принялись
искать во всех городах тех, у кого был указанный облик.
Вот что было с этими правителями и их подчинен­
ными. Что же касается Нур-ад-дина каирского и Мариам-ку-
шачницы, дочери царя Афранджи, то после бегства царя
и его войска они в тот же час и минуту сели на коней и
направились в страны Сирии, и покрыл их покрывающий,
и они достигли города Дамаска. А объявления о розыске,
которые разослал халиф, опередили их в Дамаске на один
день, и эмиР Дамаска узнал, что ему приказано схватить обо­
их беглецов, когда он их найдет, и доставить их к халифу.
й когда был день их прибытия в Дамаск, подошли к
ним соглядатаи и спросили их, как их имена, и беглецы
сказали правду и рассказали свою историю и все, что с
ними случилось, и их узнали, и схватили, и взяли, и при­
вели их к э^ирУ Дамаска, и тот отправил их к халифу в
город Багдад, Обитель Мира.
И по прибытии туда, попросили разрешения войти к
повелителю правоверных Харуну ар-Рашиду, и тот позво­
лил, и прибывшие вошли, и поцеловали землю меж его
руками, и сказали: «О повелитель правоверных, эта де­
вушка — Мариам-кушачница, дочь царя Афранджи, а
Это — Нур-ад-дин, сын купца Тадж-ад-дина каирского,
пленник, который испортил ее против воли ее отца и
>крал ее из его страны и царства и уехал с нею в
Дамаск. Мы кашли их, когда они вступили р Дамаск, и
АН Восемьсот девяносто четвертая ночь

спросили их, как их зовут, и они ответили нам правду, и

тогда мы привели и доставили их к тебе».
И повелитель правоверных взглянул на Мариам и уви­
дел, что она стройна ростом и станом, говорит ясной
речью, красавица среди людей своего времени, единствен­
ная в свой век и столетие, и обладает сладостным языком,
твердым духом и сильным сердцем. И когда Мариам по­
дошла к халифу, она поцеловала землю меж его руками
и пожелала ему вечной славы и счастья и прекращения
бед и напастей. И халифу понравилась красота ее стана,
нежность ее речи и быстрота ее ответов, и он спросил ее;
«Ты ли — Мариам-кушачница, дочь царя Афранджи?»
И Мариам ответила: «Да, о повелитель правоверных и
имам единобожников, охранитель в боях веры и сын дяди
господина посланных». И тогда халиф обернулся и уви­
дел, что Али Нур-ад-дин — красивый юноша, прекрасно
сложенный, подобный светящейся луне в ночь ее полноты,
и спросил его: «Ты — Нур-ад-дин, пленник, сын купца
Тадж-ад-дина каирского?» И Нур-ад-дин ответил: «Да, о
повелитель правоверных и опора всех к нему направляю­
щихся». — «Как ты похитил эту женщину из царства ее
отца и убежал с нею?» — спросил халиф. И Нур-ад-дин
принялся рассказывать ему обо всем, что с ним случилось,
с начала до конца, и, когда он кончил свой рассказ, халиф
удивился всему этому до крайней
степени, и его охватил от удивления
великий восторг, и он воскликнул:
«Сколь много приходится терпеть
мужам!..»
И Шахразаду застигло утро, и
она прекратила дозволенные речи.
Восемьсот Когда же настала восемьсот де­
девяносто вяносто четвертая ночь, она сказала:
четвертая ночь «Дошло до меня, о счастливый царь,
что когда халиф Харун ар-Рашид
просил Нур-ад-дина о его истории и тот рассказал ему
все, что с ним случилось, от начала до конца, халиф до
крайности удивился этому и воскликнул: «Сколь много
 Стзка о Нур-ад-дине и Мариам-куитчнице 475

приходится терпеть мужам! — а потом обратился к Ситт-

Мариам и сказал ей: — О Мариам, знай, что твой отец,
царь Афранджи, написал нам о тебе. Что ты скажешь?» —
«О преемник Аллаха на земле его, поддерживающий уста­
новления его пророка и предписания его! — ответила Ма­
риам. — Да увековечит Аллах над тобою счастье и да за­
щитит тебя от бед и напастей! Ты — преемник Аллаха на
земле его! Я вступила в вашу веру, ибо она есть вера
твердо стоящая, истинная, и оставила религию нечестивых,
которые говорят ложь о Мессии, и стала верующей в Ал­
лаха великодушного, и считаю правдой то, с чем пришел
его милосердый посланник. Я поклоняюсь Аллаху (слава
и величие ему!), объявляю его единым богом, падаю перед
ним ниц, в смирении, и прославляю его, и я говорю, стоя
меж руками халифа: «Свидетельствую, что нет бога,
кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед — посол
Аллаха; послал он его с наставлением на правый путь и
верою истинной, чтобы поставил он ее превыше всякой
веры, хотя бы было это отвратительно многобожникам.
И разве дозволено тебе, о повелитель правоверных, внять
письму царя ере гиков и отослать меня в страну нечести­
вых, которые предают товарищей владыке всезнающему и
возвеличивают крест, и поклоняются идолам, и веруют в
божественность Исы, хотя он сотворен? И если ты сде­
лаешь со мной это, о преемник Аллаха, я уцеплюсь за
твою полу в день смотра перед Аллахом и пожалуюсь на
1 ебя сыну твоего дяди, посланнику Аллаха (да благосло­
вит его Аллах и да приветствует!), в тот день, когда не
поможет ни имущество, ни сыновья, никому, кроме тех,
кто пришел к Аллаху с сердцем здравым».
И повелитель правоверных воскликнул: «О Мариам, со­
храни Аллах, чтобы я когда-нибудь это сделал! Как воз­
вращу я женщину-мусульманку, объявляющую единым
Аллаха и посланника его, к тому, что запретил Аллах и
его посланник?» И Мариам воскликнула: «Свидетельствую,
что нет бога, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухам­
ме д — посол Аллаха!» И повелитель правоверных молвил:
«О Мариам, да благословит тебя Аллах и да умножит
476 Восемьсот ЬевянЬсто четвертая ночь

руководство тобой на пути к исламу! Раз ты стала му­

сульманкой, объявляющей Аллаха единым, — у нас по­
явился перед тобой обязательный долг, и заключается он
в том, что я не допущу с тобою никогда крайности, хотя
бы мне дали за тебя полную землю драгоценностей и зо­
лота. Успокойся же душою и прохлади глаза, и пусть
твоя грудь расправится и твое сердце будет спокойно.
Согласна ли ты, чтобы это! юноша, Али-каирец, был тебе
мужем, а ты ему женой?» — «О повелитель правовер­
ных, — сказала Мариам, — как мне не согласиться, чтобы
он был мне мужем, когда он купил меня своими деньгами
и был милостив ко мне крайней милостью? И в доверше­
ние милости ко мне, он из-за меня подвергал свою душу
опасности много раз».
И выдал тогда Мариам замуж за Нур-ад-дина владыка
наш, повелитель правоверных, и сделал ей приданое, и
призвал кади, и свидетелей, и вельмож правления к при­
сутствию в день замужества и при писании записи, и был
Это день многолюдный.
А затем после этого повелитель правоверных в тот же
час и минуту обратился к везирю царя румов, который в
Это время был тут, и спросил его: «Слышал ли ты ее
слова? Как я отошлю ее к ее нечестивому отцу, когда
она — мусульманка, единобожница? Ведь, может быть, он
причинит ей зло и будет груб с нею, тем более что она
убила его сыновей, и я понесу ее грех в день воскресения.
А сказал ведь Аллах великий: «И не установил Аллах не­
честивым против мусульман пуги». Возвращайся же к
твоему царю и скажи ему: «Отступись от этого дела».
А этот везирь был глупый, и он сказал халифу: «О по­
велитель правоверных, клянусь Мессией и истинной верой,
мне невозможно возвратиться без Мариам, хотя бы и
была она мусульманкой, так как если я вернусь к ее отцу
без нее, он убьет меня». И халиф воскликнул: «Возьмите
Этого проклятого и убейте его!» И он произнес такой стих:

«Награда вот перечащим,

Тем, кто выше их, непокорным мне!»
 Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице 477

И потом он велел отрубить проклятому везирю голову

и сжечь его, и Ситт-Мариам сказала: «О повелитель пра­
воверных, не марай твоего меча кровью этого прокля­
того!» И она обнажила меч и, ударив им везиря, отмах­
нула ему голову от тела, и пошел он в обитель гибели, и
приют ему — геенна. (А скверное это обиталище!) И ха­
лиф удивился твердости руки Мариам и силе ее духа, и
он наградил Нур-ад-дина роскошной одеждой, и отвел
Мариам с Нур-ад дином помещение во дворце, и назначил
им выдачи, и жалованье, и кормовые, и велел отнести к
ним все, что было нужно из одежд, ковров и дорогой по­
суды.
И они провели в Багдаде некоторое время, живя сла­
достной и приятнейшей жизнью, а потом Нур-ад-дин зато­
сковал по отцу и матери и рассказал об этом халифу и
попросил у него позволения отправиться в свою страну и
посетить близких. И он позвал Мариам и привел ее пред
лицо халифа, и тот разрешил ему поехать и наделил его
дарами и дорогими редкостями. И он поручил Мариам и
Нур-ад-дина друг другу и велел написать эмирам Каира
Охраняемого и тамошним ученым и вельможам, чтобы
они заботились о Нур-ад-дине, его родителях и невольнице
и оказывали им крайнее уважение.
И когда дошли вести об этом до Каира, купец Тадж-
ад-дин обрадовался возвращению своего сына Нур-ад-дина,
и его мать тоже обрадовалась этому до крайности. И вы­
шли ему навстречу знатные люди, эмЩ>ы и вельможи
правления, вследствие наказа халифа, и они встретили
Нур-ад-дина. И был это день многолюдный, прекрасный и
дивный, когда встретился любящий с любимым и соеди­
нился ищущий с искомым, и начались пиршества — ка­
ждый день у одного из эфиров. И все обрадовались их
прибытию великой радостью и оказывали им уважение,
все возвышающееся, и когда встретился Нур-ад-дип со
своим отцом и матерью, они обрадовались друг другу до
крайней степени, идрошли их заботы и огорчения.
478 Восемьсот девяносто четвертая ночь

И так же обрадовались они Ситт-Мариам и оказали ей

крайнее уважение, и стали прибывать к ним подарки и
редкости от всех эмиров и больших купцов, и испытывали
они каждый день новое наслаждение и радость большую,
чем радость в праздник.
И они прожили в постоянной радости, наслаждении и
обильном и веселящем благоденствии за едой, питьем,
развлечениями и увеселениями некоторое время, пока не
пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучи-
тельница собраний, опустошающая дома и дворцы и насе­
ляющая утробы могил. И были они перенесены из дольней
жизни к смерти и оказались в числе умерших. Да будет
же слава живому, который не умирает и в чьей руке
ключи видимого и невидимого царства!»
 СОДЕРЖАНИЕ

КНИГА тысячи и одной ночи

Сказка о Сейф-аль-Мулуке (ночи 756—778) i » . . . 5
Сказка о Хасане басрийском (ночи 778—831) . . . 82
Сказка о рыбаке Халифе (ночи 831—845) 9 , . . . 242
Рассказ о Масруре и Зейн-аль-Мавасиф (ночи 845—863) 287
Сказка о Нур-ад-дине и Мариам-кушачнице (ночи
863—894) , й .......................................................... .... f 356
 Книга
тысячи и одной ночи
Том 7

Редактор М. М алыш ев
Художественный редактор Г. Клодт
Технический редактор Л Сутина
Корректор М Фридпина

Сдано в набор 7/II 1959 г

Подписано к печати 10/1V 1959 гу
Бумага 84 X 1087зг 15 печ, л.
24,6 уел печ л 21 03 уч изд л +
+ 1 вьл = 21,08 Тираж 300 000*
Заказ 771 Цена Ю р 65 к.

Гослитиздат
Москва, Б-66, Ново-Басманная, 19*

Ленинградский Совет
народного хозяйства
Управление полиграфической
промышленности. Типография № 1
«Печатный Двор» им А М Горького.
Ленинград, Гатчинская, 26.