Когда ты станешь моей (epub)

Аннотация: Вы верите в дружбу между мужчиной и женщиной? Они

верили, верили до тех пор, пока жизнь не закрутила их в свой коварный
водоворот событий. Когда не ясно, кто друг, а кто враг, когда страсть
затуманивает разум, а ненависть диктует коварные планы. Судьбы бьются,
словно тонкий хрусталь, а сердца трещат по швам, именно в такие моменты
решения становятся жёсткими, порой необдуманными, и предательство
кажется закономерным.
ПРОЛОГ
- Марина, надо поговорить, - заявляет с ходу Саша.
- Тебя здороваться-то не учили, что ли? – ворчит бабуля.
- Баба Ванда, я исправлюсь, - Сашка усмехается. - Вот в следующий
раз…
- Шут гороховый! - Бабушка закатывает глаза и, недовольно качая
головой, идет в кухню, возмущенно бубня себе под нос.
- Ты зачем сюда пришел? 
- Поговорить, - заходит как к себе домой, закрывая дверь на защелку.
Я не успеваю вытурить его на площадку, потому отхожу подальше,
вжимаясь в стенку.
- Нам не о чем.
- Ма-ри-на, - улыбается, а после смотрит в сторону кухни. - Баб Ванда,
а обедать будем? - повышает голос.
Бабушка его чуть ли не проклинает, обзывая лишним ртом, но к столу
зовет.
Раздражаюсь и заталкиваю Доронина в свою комнату, щелкая
шпингалетом. Хватит этого цирка, мне же потом от бабушки выслушивать,
не ему.
Саша оглядывается, задорно ухмыляется каким-то своим мыслям и в
неожиданном для меня порыве приподымает над полом, усаживает на
широкий белый подоконник.
Ежусь от его прикосновений, упираясь ладошками в Сашкины плечи,
только чтобы он не вздумал лезть целоваться. Потому что по его глазам я
вижу именно это. Для него нормально сделать все, что он сделал, а теперь
прийти сюда как ни в чем не бывало.
- У меня день рождения в эти выходные, собираемся на даче. Я тебя
приглашаю!
Долго смотрит на линию моих губ, нехотя переключая внимание на
глаза.
- Не думаю, что я приду! – пытаюсь улизнуть, но его руки не
позволяют, по-хамски разводя мои ноги в стороны.
 Доронин устраивается между ними, и я замечаю, как поблескивают его
черные зрачки.
- Хочешь расстроить именинника?
- Мы не друзья! – бормочу небрежно, прижимаясь спиной к
прохладному стеклу, чтобы хоть как-то отстраниться от Доронина.
- Точно! Я тебя обидел, вел себя как мудак, знаю. Так что, придешь? -
кладет руку на колено, слегка сжимая. - В этот раз обойдемся без
рукоприкладства? - смотрит на свои пальцы, нагло устроившиеся на моей
ножке, провокационно подбираясь к краю красной юбочки.
- Если так твой спермотоксикоз уймется, и не будет побуждать тебя ко
мне клеиться, то это жертва во имя большой цели!
- Какая ты у меня гуманная, - все же прижимает меня к себе, -  я
соскучился, готов каяться, повиноваться и сделать все, что ты захочешь.
- Я хочу, чтобы ты ушел, - дышу в его плечо.
- Кроме этого, - подмигивает, немного отстраняя меня от себя.
- Уйди, не трогай меня! - начинаю вырываться.
- Тихо, - сжимает очень крепко, - прости, слышишь, прости меня, -
смотрит прямо в глаза, или даже в душу, - так было нужно, Марина. И ты это
знаешь, - сжимает мои плечи, продолжая объяснять медленно, вдумчиво, - я
никогда не хотел делать тебе больно. Слышишь? 
- Нет, я говорила, я предупреждала, уходи! – отрицательно мотаю
головой. - Теперь уходи, теперь я не хочу тебя видеть! Не хочу. Ты мог
сделать все иначе, мог сказать мне ночью, тем утром, мог поступить хорошо,
мог не причинять боль.
Он сжимает меня крепче и, стащив с подоконника, бросает на кровать.
Я слышу снаружи бабушкин голос за дверью, она материт нас обоих.
- Выслушай меня!
Я подаюсь вперед, но Сашка толкает меня обратно, упираясь ладонью в
мою грудь.
- Не хочу, уходи, - пытаюсь до него дотянуться, чтобы ударить.
Доронин ухмыляется, окольцовывая мои запястья, сжимает их своими
ладонями и рывком тянет меня на себя.
- Просто пойми, так было нужно, - прикрывает глаза, - Марин, я не
урод, и ты это знаешь. Прости меня, пожалуйста, - говорит так, словно я
психически нездорова.
- Я поняла, - киваю, - поняла. Теперь уходи.
- Мариша, - морщится, как от боли, - прекрати устраивать истерику.
- То есть я еще и истеричка? Спасибо.
Доронин смотрит на меня долго и очень внимательно, у него такой
взгляд, что я начинаю чувствовать себя неуютно.
 - Не трогай меня, - шепчу, прекрасно понимая, что за всем этим
последует.
Но разве ему есть дело до того, что я сказала? Он опоясывает одной
рукой мою талию и фиксирует ладонью мою шею, не давая отвернуться.
- Я пришел извиняться. Мудак, был не прав, - медленно, - услышь меня.
Отрицательно качаю головой. Я зла, подавлена, а еще просто боюсь.
Сколько раз он решит сделать мне больно, чтобы от чего-то оградить?
- Марин, - касается своими губами моих, но не целует, - Мариша, - его
ладони скользят по спине, сжимают плечи, немного отстраняя меня на
согнутых локтях.
- У меня есть другой, - злобно прищуриваюсь, говоря это, чтобы
сделать ему так же неприятно, - ты мне не нужен.
Сашка ухмыляется и одобрительно кивает.
- Ладно. Расстанешься с ним сегодня.
- Нет. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Доронин вздыхает, разжимая пальцы, отталкивается от кровати и
поднимается на ноги.
- Ладно, - кивает, - хорошего вечера.
Я злюсь на него, на себя, но пока не готова простить и идти на
попятную. Пока не готова…
 
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ: ВСТРЕЧА; ГЛАВА 1
Конец 80х
 
Доронин
Подаюсь вперед, понимая, что уже поздно. В этом вся Баженова!
Маринка летит вниз с этой проклятой горы, закручиваясь волчком.
Перемахнув через поломанные ветки, не то бегу, не то скатываюсь за ней
следом на подошвах кроссовок.
Пара секунд, и мы оба валяемся на песочной дороге. Прижимаю ее к
своей груди, приоткрывая один глаз, слышу ее тихое завывание, конечно, это
только начало. Размыкаю захват и сажусь рядом с ней.
- Живая?
Маринка всхлипывает и, обливаясь слезами, усаживается на пятую
точку, смотря на свои грязные ладони и разбитые колени. Руки и ноги
украшают красные следы от травы и хлестких веток, встреченных на ее пути,
пока она катилась вниз.
- Не знаю, - сводит брови, растирая щеки, не переставая смотреть, как
кровь мелкими струйками сочится из ранок, исполосовав голени.
- Ты зачем туда полезла?
 Мне смешно и жалко ее одновременно, снимаю футболку, прикладывая
ее к разодранным коленям.
- А зачем мы сюда пришли? За земляникой.
- Конечно, именно в этой яме ее было тьма, - откидываюсь назад, падая
на песок, царапающий спину, сдерживая смех.
- Мне больно, Доронин, а ты издеваешься, - еще один всхлип.
- Давай подую.
- Подуй, - задирает подбородок, начиная икать от слез.
Отталкиваюсь от земли, аккуратно перекидывая ее ноги через свои. Она
ойкает, состряпав недовольную мордашку.
- Больно.
- Терпи, подую - и заживет.
- Конечно, - вздыхает.
Маринка упирается лбом в мое плечо, тяжело дыша.
- Как домой пойдем? – убираю футболку, дуя на ранки.
- Ты меня отнесешь.
- Тут километров шесть.
- А я не такая и тяжелая.
- Аргумент. Сходили за земляникой, блин.
Маринка начинает громко смеяться, вздрагивая от прикосновения моих
пальцев под своим коленом.
- Поаккуратнее.
- Ага.
Сейчас было бы неплохо подняться наверх и принести воды, чтобы
промыть ее царапины. Что у нее в голове вообще? Ходит, под ноги ни черта
не смотрит. Закатываю глаза, замечая ее хитрую улыбку.
Если бы не дружба, я бы нашел миллион других способов, чтобы ее
успокоить, жаль, это не про нас, да и в армию скоро, поэтому геморрой с
девчонками мне сейчас совсем ни к чему. Хотя моя Баженова красотка, одни
только ноги чего стоят, мысленно даю себе оплеуху и резко убираю от нее
руки. Все, пора домой, а вечером с Лукьяном по девкам, иначе я точно ее
случайно где-нибудь… все, стоп. Домой идем.
Встаю, аккуратно поднимая ее с земли. Платье задирается под моими
ладонями, а Маринка, ойкнув, обнимает мою шею, убирая с лица
каштановую прядь. У нее длинные густые волосы, они ярко блестят на
солнце, переливаются так, что к ним хочется прикоснуться.
У нас с Баженовой с самого начала сложились какие-то странные и
непонятные для окружающих отношения. Мы не встречались, никогда не
были парой и ни разу не целовались. Нас связывала крепкая взаимная
дружба, и многие, конечно, в это не верили. 
 В шесть лет, родители привезли Маринку к бабушке, в наш город из
Москвы. Здесь, она пошла в школу, и осталась жить. Нагло поселившись в
соседнем подъезде, эта девчонка превратила мою жизнь в ад. Моя мать,
которая дружила и дружит с бабой Вандой, заставляла меня помогать
Баженовой в школе, ведь Мариша новенькая и маленькая. Тогда она меня
раздражала, до ужаса. Все гонять в футбол, а Доронин, как последний идиот,
ведет эту мелочь домой после продленки. Мне тогда было девять.
- Пешком не дойдешь? 
- Я вообще-то пострадавшая.
- Ладно, понял, понял.
Выбравшись из карьера, усаживаю ее на траву, быстро ополоснув ранки
водой.
- Доронин, когда ты там в армию собрался?
- Через неделю. Я откуда знаю, повестки еще не было.
- Обязательно напиши мне письмо.
- Обязательно, - язвительно.
- Блин, ну вот что я буду без тебя делать?
- В институт свой бегать.
- Это же мой первый курс, жаль, что тебя не будет.
- Зато я наконец спою тебя, когда ты будешь выпускаться.
- Ой, ненормальных своих спаивай.
- Анфиску, например?
- Не трогай Мартынову, она и так на тебе помешалась! - голос
становится тверже.
- Да нужна мне твоя Анфиска, пробы ставить негде.
- Доронин, блин, ничего, что она моя подруга?
- Да не, нормально.
- Все, пошли уже. Есть хочется.
- По лбу не хочется?- обливаю голову остатками воды
- Так смешно-о-о-о.
Не среагировав, иду вперед, не забыв прихватить Баженову с собой.
Мы топаем часа два, потому что кто-то просто не может молчать и сидеть
смирно. Она постоянно вертится, поправляет платье, волосы, а я делаю все,
чтобы только не смотреть в вырез на ее груди. Мне хватает и этих
прикосновений, да и вообще, кажется, я перегрелся, потому что моя
Баженова - друг, а не баба. Хотя в последнее время я готов с собой об этом
поспорить.
Во дворе затаскиваю ее в подъезд. Ванда Витольдовна открывает дверь
и, охнув, пропускает нас в квартиру.
- Саша, здравствуй.
- Здравствуйте.
 - Марина, - вздох, - ну что с тобой опять приключилось?
- Все хорошо бабуль, - улыбка, - меня в комнату, - уже мне.
- Саш, так проходи, не разувайся, - баб Ванда идет следом.
Сажаю Баженову на кровать, растирая затекшую шею. Она так в меня
вцепилась, до сих пор ощущение, что машину картошки разгрузил.
- Марина, у тебя кровь, - женщина подается к внучке, рассматривая
ссадины на коленях.
- Я чуть-чуть упала с горы.
- Что? Марина!
- Ну ба, все нормально.
- Сейчас перекись и зеленку принесу.
- Может, без зеленки?
- Нет.
- Блин, придется ходить в джинсах.
- Какая трагедия, никто не будет пялиться на твои ноги.
- А ты и рад.
- Я?
- Ну не я же. Ты меня сегодня всю излапал.
- Я тебя домой притащил, а мог бы бросить.
- Ладно-ладно. Вечером гулять пойдем?
- Нет, я с Лукьяном.
- Я возьму Анфиску и с вами, правда, потом у меня дело, но немножко
могу…
- Мы не на ту прогулку, - убираю руки в карманы, облокачиваясь на
подоконник.
- Точно, ты с Маратиком только по девкам путаешься.
- Очень интересное занятие.
- Погоди, сейчас тебя заберут, и два года будут поить бромом.
- А ты и рада.
- Конечно рада. Я просто не могу смотреть, как мой Доронин со
всякими швабрами зажимается. Вот хоть бы одна нормальная была.
- На своих уродцев посмотри.
- Знаешь что, - хочет встать, но, передумав, швыряет в меня
игрушечного медведя.
Ловлю игрушку, вытянув руку.
- Так, вот зеленка, - Маринкина бабушка возвращается в комнату, - и
перекись. Ты сама или мне?
- Я сама, бабуль.
- Отойдите от нее подальше лучше - оглохнете. Она сейчас визжать
будет, хотя это всего лишь зеленка.
Маринка цокает языком и капает на ранки перекись.
 - Блин, еще рука болит, синяк будет.
- Марина, ты у меня тридцать три несчастья.
- Ага. Ба, а покушать есть что-нибудь?
- Щи будете? И я там пирогов с морковкой напекла.
- Все будем, - забираю у Баженовой зеленку, чтобы открыть, иначе
через минуту она вся покроется раствором бриллиантовой зелени, - на, -
протягиваю обратно.
- Спасибо. Я только чай и пирожок.
- Саш, а ты?
- Я буду все.
- Ладно, через пару минут приходите в кухню. Ты сама дойдешь?
Раненая моя?
- Думаю, да. Да и вообще, тут вон Доронин есть, донесет.
- Марина, прекрати издеваться над Сашей. Я бы на твоем месте, -
поворачивается ко мне, - в кино с ней сегодня не пошла.
- В кино? – свожу брови, не понимая, о чем речь.
- В кино, в кино, - вклинивается Маринка, - забыл, что ли? Мы с тобой
сегодня на вечерний сеанс собирались.
- Забыл, - улыбаюсь ее бабушке.
Как только баб Ванда уходит, смотрю на Баженову, ожидая
объяснений.
- Мы с Сережечкой договорились в кино, но ты же знаешь, бабушка
меня вечером с незнакомым ей парнем не отпустит. Вот я и приукрасила.
Чуть-чуть. Мы же друзья.
- С тем Сережечкой, которому в прошлый раз наши местные пендалей
надавали?
- Не смешно вообще-то. Он, между прочим, хороший, в институте моем
учится.
- Учителишка.
- Фу, Доронин, как грубо. Донесешь?
- Сама дойдешь.
Выхожу из комнаты, понимая, что начинаю злиться. Сережа, бл*дь,
какой-то. Достала уже со своими хахалями. Саша, прикрой, бабушка не
отпустит! Бесит.
На кухне мою руки и сажусь за стол. Маринка приковыливает следом, а
в дверь раздается звонок.
- Я открою, ешьте.
Ванда Витольдовна идет в прихожую, откуда я слышу знакомый голос.
Вскоре запыхавшаяся Людка, моя сестра, появляется в дверном проеме с
кислой миной на лице.
- Так и думала, что ты здесь,- на выдохе.
 - Чего? – откладываю ложку.
- Тебе повестка пришла. Мама там плачет, - выдает сестрица, сползая
по стеночке на корточки.
Маринка роняет на пол пирог, который сжимала в руке, и застывает,
сидя с открытым ртом.
 
Прошло 2 года.  90-е 
Марина
- Баженова! Ба-же-но-ва!
- Да иду я, - ворчу, открывая дверь.
Подружка залетает в квартиру с горящими глазами, скидывая туфли у
комода, и нагло прет на кухню.
- У меня таки-и-и-ие новости, закачаешься. Мой Доронин возвращается
из армии, - заявляет, усаживаясь на стул. - Людка сказала, что Саня сегодня
приезжает.
- Когда он успел стать твоим? – наливаю в чашки заварку.
- Всегда им был, - хмурит бровки, - вернулся мой Сашенька.
- Я тебя поздравляю, - забираюсь на подоконник, сжимая в руках
кружку, и делаю небольшой глоток.
- Ты за меня совсем не рада?
- Очень рада, - улыбаюсь, но, наверное, не очень искренне.
Меня бесит эта ее приставочка «мой», потому что не ее он совсем.
Анфиса продолжает болтать, а я смотрю сквозь нее, крепче сжимая
фарфор в своих ладонях. Ее бестактность дико раздражает. Впрочем, мы же с
ним просто друзья. Да, именно они, но почему-то сейчас этот факт меня
напрягает. Возможно, потому что, пока он был в армии, я регулярно бегала
на почту за письмами, до сих пор чувствую то предвкушение, с которым я их
распечатывала.
Прошло целых два года, а я все еще с замиранием сердца вспоминаю,
как убегала ночью из дома тайком от родителей, чтобы прогуляться по
ночному городу. Как он тащил меня с карьера шесть километров, когда я
свалилась с горы, он тогда рассказывал мне дурацкие анекдоты и дул на
разбитые колени. А я ревела и смеялась.
Мы не встречались, нет. Даже не целовались, мы дружили. А потом его
забрали в армию, так быстро, словно по щелчку. Я заболела в самый
неподходящий момент, и, когда я лежала с температурой под сорок, папа,
решивший навестить нас с бабулей, не пустил меня на проводы, и я
прорыдала полночи в подушку, слыша из окна песни под гитару и крики
Доронинских друзей во дворе. Я так с ним и не попрощалась…
Через неделю, как только мне отменили постельный режим, я купила
конверт, села за стол и долго не знала, что написать, было так много мыслей,
что позже не могла остановиться. Исписав четыре листа, я оправила лишь
один.
Два года его службы мы обменивались письмами, которые стали моей
отдушиной. Они были наполнены позитивом и возвращали во времена
беззаботности. Я писала только о хорошем, как и он. Я писала о том, как мне
нравится учиться, а сама рыдала над этим письмом, смотря на фото умершей
матери. Я ничего ему не рассказала, ни о том, как ее не стало, ни о том, как в
моей жизни появился Боря. Долгое время никто не знал о наших отношениях
с Яковлевым, нет, мы ничего не скрывали, все это вышло само собой. Когда
умерла мама, он очень сильно меня поддержал, не знаю, что бы со мной
стало, не будь его рядом.
- Так, на вечер ничего не планируй, я все придумала.
Анфиска вернула мена на землю своим заявлением, а дверь в прихожей
открылась. Я спрыгнула на пол и направилась туда, оставляя Мартынову
наедине с ее безумными идеями.
- Бабушка! - забрала у нее пакет. - Зачем ты все это таскаешь? У тебя
же сердце.
- Прекрати, я не беспомощная, Марин.
- Конечно нет, но я переживаю.
Бабуля разулась и бойко пошагала в кухню.
- Баба Ванда, Сашка Доронин из армии возвращается, - прощебетала
Анфи воодушевленно. Мартынова никогда не умела сдерживать свои
эмоции.
- Считай, прощай, спокойная жизнь. Весь двор опять вздрогнет.
Бабуля вздохнула, а я со смешком закатила глаза, усаживаясь обратно
на подоконник. Ба же налила в кастрюльку молока, ставя ту на плиту.
- А вы Марину отпустите с нами сегодня?
- Анфиса!
- С кем с вами?
- С Борей, например, - наимилейше улыбнулась, пытаясь задобрить
бабулю.
- Опять гулянки? Не нравится мне это.
- Бабулечка, - хмурюсь, закинув ногу на ногу, - не ворчи. Тебе ничего
не нравится.
- Я не ворчу. За тебя же переживаю.
- Ну мы же хорошие девочки, вы же знаете,- вставляет пять копеек
Анфи.
- Знаю я, знаю. А по поводу вечера надо подумать…
- Пошли, Анфиса, - хватаю подругу за руку, раздражаясь из-за
бабушкиных слов.
 Я не хочу ее расстраивать, но и отпрашиваться погулять в восемнадцать
лет меня тоже не совсем устраивает.
- Куда пошла? Есть сейчас будем, - грозно кричит вдогонку бабуля.
- Мы в комнату, - закрываю дверь, падая на подушку, валяющуюся на
полу рядом с телефоном.
- Блин, ну она же отпустит?
- Не знаю. Да и какая разница?
- Марина! Как - какая разница? Ты моя подруга, ты мне нужна, а как же
группа поддержки?
- Ну если только…
- Ты что, совсем не рада Сашкиному возвращению? Вы же все детство
дружили.
- Дружили, дружили. Очень рада, - отворачиваюсь.
Какая-то я сегодня нервная, чересчур нервная. Анфи это чувствует, а
потому быстренько собирается слинять.
- Так, я домой, мне срочно нужно сделать прическу и маникюр. Ты
забежишь?
- Не знаю. Борю подожду, обещал приехать.
- Он все еще на даче?
- Да, маман припахала его по уши.
- Тогда тем более ко мне приходи, вместе веселее ждать, и у меня у
мамки вино домашнее припрятано.
Анфиса подмигнула и, подпрыгнув с пола, провела ладонями по своей
талии, покрутившись перед трюмо.
- Я подумаю.
За дверью послышался недовольный голос бабули.
- Все, мне пора, приходи!
- Ладно.
Выпроводив Мартынову, иду обратно на кухню.
- Ты полы вымыла?
- Конечно, - отвечаю, вытеснив ее от плиты и помешав молоко
железной ложечкой.
- Отец обещал приехать завтра.
- С этой своей?
- Марина, ты знаешь…
- Я знаю, просто не могу свыкнуться.
- Он еще не старый мужик, ему нужно жить дальше.
- Я все понимаю, бабушка. Все понимаю.
Со смерти матери прошло чуть меньше двух лет, а отец уже нашел себе
новую пассию. Елена, врач-онколог, они познакомились в больнице, где
лечилась мама, и иногда мне кажется, что их шашни начались еще тогда. Не
могу об этом думать, стискиваю пальцы в кулаки. Отец тяжело перенес
смерть мамы, и возможно, не оправился до сих пор. Не знаю, кто для него эта
женщина, носовой платок, жилетка, или он действительно что-то к ней
чувствует…
Отец с матерью были вместе со школы, поженились, когда маме было
семнадцать, ее родители подписывали разрешение на заключение брака.
После еще десять лет мотались по гарнизонам. Отец был военным моряком, а
я поздним ребенком, до меня у матери случилось три выкидыша, это сильно
подорвало ее здоровье. Когда я родилась, папа уже был при звании, сейчас
же он и вице-адмирал, и первый заместитель главнокомандующего ВМФ.
Серьезный человек, у которого ни на что нет времени. Даже на собственную
дочь…
Мама была рядом с ним всю свою жизнь, но, несмотря на его успехи в
работе, не переставала заниматься карьерой. Сразу после родов она
продолжила играть в театре. Вся ее жизнь напоминала хорошо поставленный
спектакль. Она всегда отыгрывала так, словно в последний раз…
Я не очень помню родителей в те времена, когда была ребенком.
Сначала меня воспитывали няньки, потом отец решил, что будет лучше, если
я отправлюсь жить к бабушке. Так и случилось, я переехала в небольшой
город в пятистах километрах от Москвы, а родители продолжили строить
карьеру.
Поджав губы в такт своим мыслям, я чуть не проворонила момент,
когда закипело молоко. Вздрогнув, убавила огонь, высыпая ячневую кашу в
кастрюльку.
- Скоро будет готово.
Бабушка одобрительно кивнула, выглянув из-за развернутой газеты, и
вновь принялась за чтение, поправив на носу очки.
Помешивая крупу, я задумалась о Сашке. Когда мы учились в школе, от
Доронина пищали все девчонки, которых я знала. Многие из этих дам
терпеть меня не могли, я ведь вечно таскалась за Саней следом, так пошло с
детства, он стал первым человеком, с которым я познакомилась в этом
городе. Помню, как его друзья надо мной издевались, обзывали и угрожали у
Сашки за спиной, чтобы я больше к ним не приходила. Правда, я сразу же
ему на них настучала, после они меня не трогали, видимо, получили люлей.
Я всегда воспринимала Доронина как старшего брата, а когда выросла,
окончательно поняла, что с ним мне ничего не страшно.
Я верила и верю в нашу дружбу, как во что-то священное, настоящее,
когда у тебя есть человек, с которым ты можешь быть собой. Анфи вечно
меня к нему ревновала и устраивала скандалы, я же, в свою очередь,
ограждала ее от него, чтобы после она не лила в подушку слезы. Доронин не
был милым и прилежным парнем, он был бабником, а Анфиска этого не
понимала, твердя мне, что с ней он остепенится, ведь она та самая. Наивная.
Смотря на нее сегодня, я поняла, что ничего не изменилось, судя по
Анфисиной реакции, она вновь будет липнуть к Сашке, а тот, не пропустит
ни одной юбки.
Наверное, и дружбы нашей уже тоже не будет, будет мое ему вранье,
Боря, учеба, домашние хлопоты, взрослая жизнь… никто уже не будет дуть
на разбитые коленки и рассматривать звезды в ночном небе.
Тряхнув головой и сведя брови в недовольстве, я яро ощутила этот
прилив злости и отчаяния. Словно теперь, когда он вернулся, детство
ускользнуло от меня навсегда.
Интересно, он сильно изменился?
В прихожей послышался шорох, и я напряглась.
- Это мы, - грубоватый женский голос стал ближе.
- Леночка!
Бабушка ринулась туда, а я раздраженно откинула ложку в раковину.
Не хотела же так реагировать и бабушке обещала, но совершенно ничего не
могла с собой поделать. Злость и желчь сжирали изнутри. Эта женщина в
нашем доме – предательство чистой воды. Мы предали маму, все вместе ее
предали. Прошло же только два года. Неужели отец все забыл? Неужели не
любил ее? Эти токсичные мысли не давали покоя и постоянно брали верх.
Я вышла следом за бабушкой. Отец с этой женщиной как раз разулись.
Он обнял бабулю, широко улыбнулся мне, протягивая какой-то пакет. Мы
посмотрели друг другу в глаза, не посмев притронуться даже на секунду. Я
переступила с ноги на ногу, поджимая губы и смотря в пол.
- Марина, здравствуй, - Лена протянула ко мне свои тонкие руки, а мне
захотелось отпрыгнуть в сторону.
- Здравствуйте, - натянуто улыбаюсь, чтобы не расстраивать бабулю.
- Ребята, молодцы, что прилетели раньше. Проходите на кухню, -
засуетилась бабушка, - Мариша, накрывай на стол, чай пить будем.
Я шмыгнула в кухню, ставя чайник.
- Ой, милая, - наигранно сладкий голосок за спиной, - я тебе платье
купила.
Скептически улыбаюсь, стараясь не закатить глаза.
- Спасибо, - киваю, принимая из ее рук коробку.
- Примерь.
- Я потом.
- Марин, - папа выразительно смотрит мне в глаза, не повышая голоса.
Но я знаю, он зол. - Лена хотела тебя порадовать…
- Ладно, - получается слегка резковато.
 Забираю коробку и, закрывшись в комнате, кидаю это недоразумение
на софу, снимая с себя одежду.
- Вот так сегодня и пойду, - смотрю на свое отражение в зеркале,
напялив платье.
Картинка не для слабонервных. Вытягиваю руку, подмечая, насколько
мне велик рукав, защипываю пальцами излишки материала на талии,
подтянув подол вверх, чтобы слегка открыть голени. А этот грязно-синий
цвет? Он же мне вообще не идет. Проще было бы надеть на меня мешок,
прорезав в нем дыры. Она явно поиздевалась.
Переборов гнев, выползаю на кухню, смахивая на чучело.
Прокручиваюсь вокруг своей оси, с усмешкой смотря на отца.
- Просто невероятное платье, я обязательно надену его…
Отец раздраженно машет рукой, чтобы я кончала придуриваться.
Елена недовольно фыркнула, про себя, конечно, и почти убила меня
своим гневным взглядом. Отцу же мило улыбнулась, быстро спохватившись
раскладывать привезенный торт по тарелкам. Нет уж, сидеть с ней за одним
столом я не стану. Круто разворачиваюсь и выхожу в прихожую со словами:
- Я поем у Анфиски.
Боре позвоню уже от Мартыновой. Переодеваюсь и, кинув Ленкино
платье в пакет, чтобы показать Анфи масштаб трагедии, вылетаю из
подъезда, застывая как вкопанная.
- Саша? – убираю волосы за уши.
 
ГЛАВА 2
Доронин
Дембель как-то неожиданно стукнул обухом по голове, я его ждал, а
теперь не верил, что все кончено. Когда дни кажутся затянутыми и
бесконечными, сложно осознать, что соленый ветер свободы уже дует тебе в
лицо.
Городской вокзал не вызвал каких-то особых чувств, но дышалось
легче. Мышцы расслабились, захотелось вдохнуть полной грудью. Серость и
мрачность провинциального города больше не отталкивала, все казалось
живым и правильным.
Перекинув рюкзак через плечо, прикурил сигарету, которую мы с
Малышевым завернули еще в поезде, и двинулся к автобусной остановке,
лишь боковым зрением замечая какую-то непонятную возню за углом.
Пара пацанов в спортивках без зазрения совести били мальчишку. С
расстояния невозможно понять, сколько ему, но он явно уступал им в
физическом развитии. Можно было пройти мимо, не обращать внимания, а
можно…
 Шаг по направлению драки, и вот нож уже выбит из руки того, кто с
ехидной усмешкой двинулся в мою сторону, с садистским желанием
вспороть горло. Небольшая потасовка, напоминающая детский утренник. За
два года я неплохо натаскался в рукопашке, поэтому вколотить в землю пару
идиотов не составило труда, главное, чтобы из-за угла в самый
неподходящий момент не вышел третий.
Отряхнув ладони, протягиваю руку этому бедолаге, забившемуся в
угол.
- Спасибо.
Парниша стирает рукавом кровь с лица, которая вмиг выступает вновь,
в момент, когда я замечаю свой некогда голубой берет, он медленно
становится коричневого оттенка, утопая в луже у самых ног. Касаюсь голой
головы, стискивая зубы. Это злит, но не настолько, чтобы психануть.
- Козлы, - вытаскиваю его из воды, тряхнув в воздухе. - Не за что, -
взгляд на мальчишку, усмешка и вновь подожженная сигарета. - Чего
хотели?
- Не знаю, - отряхивает джинсы, - Влад, - протягивает руку.
- Саня, - зажимаю сигарету в зубах, отвечая на рукопожатие.
- Чего здесь забыл?
Шмотки у него явно из загранки, поэтому вопрос, как он тут оказался,
очень и очень актуален.
- Гулял.
Я не успеваю что-то сказать и вообще подумать, прежде чем за спиной
проносится черная тачка, она тормозит с мерзким скрипом, и бугай,
вывалившийся оттуда, бежит в нашем направлении.
- За тобой?
- За мной, - кивает Влад.
- Владик, какого х*я? - матерится, видя два валяющихся тела рядом. -
Твой отец мне яйца отрежет и собакам скормит.
- Все у меня нормально, - отмахнувшись, закатывает глаза и идет к
тачке.
- Это кто? – почти тычет своим кривым пальцем мне в грудь,
пробуждая желание эти самые пальцы ему переломать.
- Рембо. Поехали, Василек, у меня и так вся рожа болит.
- Это звери были?
- Зайчики. Не знаю я…
Смотрю им вслед, вникая в разговор, правда, ничего полезного для себя
не извлекаю. Пока я не знаю, что в городе уже произошли изменения и все
начало закручиваться, как тот волчок. Я, как никто, прочувствую эти
изменения на собственной шкуре, чуть позже, а пока, не задумываясь о
произошедшем и последствиях, медленным, но твердым шагом возвращаюсь
на остановку дожидаться своего автобуса.
Оказывается, родной двор, в центре которого песочница и играющие в
ней дети, за это время ни капли не изменился. Все осталось прежним, окна
нашей квартиры на третьем этаже все так же выкрашены белой краской, а в
Людкиной комнате к стеклу наклеены снежинки, хотя на улице лето.
- Саша?
За спиной знакомый звонкий голос, оборачиваюсь, видя перед собой
Марину, а лямка рюкзака как-то сама соскальзывает с плеча, вынуждая того
упасть на землю. Подтягиваю вещи к сапогу, а сам неотрывно смотрю ей в
глаза. Мариша стоит напротив, очень близко, прижимая к груди сумочку на
тоненьком ремешке, на согнутом локте висит тряпочный пакет. На ней
красное приталенное платье длиной чуть выше колена и бежевые туфли-
лодочки.
Пухлые губы изгибаются в улыбке. Черные пушистые ресницы
становятся влажными, но она быстро берет себя в руки, слегка
пошатнувшись, но решив остаться на месте.
- Баженова, - подаюсь вперед, в каком-то бешеном порыве притягивая
ее к себе.
Маринка звонко смеется, обхватывая мою шею ладонями, прижимается
слишком тесно. Сглатываю, вдыхая аромат ее волос, время словно замирает.
- Привет, - прикусывает нижнюю губу, - Доронин, это на самом деле
ты? - говорит быстро и сбивчиво, но я все понимаю.
Ловлю каждое ее слово.
- Я, - отстраняюсь, пробегая глазами по ее фигуре. - Ты красотка!
- Спасибо за комплимент.
- Сегодня с ребятами соберемся, придешь?
- О, Анфиска давно строит планы на твое возвращение. Люда ей
сказала, что ты приезжаешь.
- Не удивила.
- А я, - улыбается, хлопнув длинными ресницами, - я подумаю.
- Помочь? - киваю на пакет.
- Там только платье, сама справлюсь, - разворачивается и, стуча
каблучками, направляется в соседний двор.
Смотрю вслед ее изящной фигуре, чувствуя прилив возбуждения и
порабощающей нежности. Но вместе с тем я отчетливо вижу, что она
изменилась, и эти перемены вовсе не касаются внешности.
Моргнув, разворачиваюсь в направлении нашего подъезда и, дойдя до
двери, рывком притягиваю ее к себе, перешагивая высокий порог. Каблук
кирзовых сапог стукнул о бетонный пол. Проскакивая через две ступеньки,
поднимаюсь в квартиру, нажимая кнопку звонка.
 Мама, вышедшая на площадку, замирает с приоткрытым ртом, хватая
воздух. Вижу, как по ее щекам медленно стекают кристаллики слез,
обнимаю.
- Сашка, - через тяжелый всхлип, - Саша, - ее пальцы вцепляются в мои
предплечья, сминая в ладошках форменный материал.
Марина
- Да, конечно, твоя мачеха жжет.
Анфиса приложила платье к себе, покрутившись перед зеркалом.
- Она мне не мачеха.
Раздраженно наблюдаю за подругой, а саму до сих пор колотит от
встречи с Дорониным. Меня словно ударило током, по телу прошел
высоковольтный разряд, стоило ему дотронуться.
- Ладно, ладно, не злись. Лучше расскажи, - откинув тряпку,
подаренную мне Леной, Анфи присела рядом, - он сильно изменился?
- Кто?
Включаю дуру, хотя сама же и растрепала ей, что видела Сашку.
- Ну, Марин, - надувает губы.
- Немного, - пожимаю плечами, - слушай, я Боре позвонила, сказала,
чтоб он сразу к тебе приезжал.
- Ага. Ну что значит - немного?
- Сама вечером увидишь, чего пристала?
Анфиса прищурилась, ей явно не понравился мой эмоциональный
всплеск. Думаю, раньше она такого за мной не замечала. Господи, у меня уже
паранойя. Ну не могу я так реагировать на Доронина. Кто угодно, но только
не я.
- Ладно, увижу. А вот и Боречка.
Мартынова высовывается в окно, прижимая плоский живот к
подоконнику, согнув одну ножку в колене. Я же поднимаюсь с пола,
показывая нос следом. Боря действительно уже стоит под окнами,
раздраженно пиная свой жигуль по колесам.
- Чего это он?
Анфиса закидывает руку мне на плечо, вынуждая почти улечься рядом.
- Не знаю, сломалось что-то.
- Бо-ря! – заливисто. - Поднимайся к нам.
Анфиска машет ему.
- Сейчас.
Борька широко улыбается, посылая мне воздушный поцелуй, после
которого, поковырявшись в багажнике и вытащив оттуда коробку, идет в
Анфискин подъезд.
- Чего это он там несет?
Мартыновское любопытство, как всегда, не дает ей покоя.
 - Сейчас и узнаем, - пожимаю плечами, направляясь к двери.
Борька не заставил себя долго ждать. Ворвался в Анфискину квартирку,
вручая подружке коробку яблок, из-за которой она чуть не грохнулась на пол
или как минимум не сорвала спину.
Сам же заключил меня в кольцо рук, целуя в губы.
- Могли бы помочь, - причитает Анфиса, недовольно ставя коробищу
на стул у двери в ванную.
- Я соскучился, - шепчет Яковлев, совсем не слушая Анфисиных
причитаний.
Пока мы обнимались и я зажмуривала глаза, чтобы поймать момент,
понять, что все сегодня совершенно иначе, Мартынова успела оттащить
яблоки на кухню, вскипятить чайник и пару раз высунуться в открытое
настежь окно.
Боря же пробежал ладонями по моей талии, опускаясь ниже. Его руки
нагло залезли под подол платья, сжимая ягодицы. Он крепче притиснул меня
к себе, и я прекрасно чувствовала его возбуждение.
- Тут Анфиса, - вытягиваю руку, чтобы немного отстраниться.
- Да ей наплевать.
Боря бесцеремонно и жадно целует мою шею, оставляя влажные следы,
совершенно игнорируя мои попытки не делать этого сейчас.
- Что не так? – раздраженный выдох.
- Все нормально, - киваю, - правда, с папой поссорились немного.
- Все будет хорошо. Мариш, мы две недели не виделись, - его пальцы
касаются моей груди, - я соскучился.
- Борь, вечером. Мы в гостях.
Боря недовольно убирает руки, а я веду плечом в порыве стряхнуть с
себя все эти прикосновения.
- Борик, а ты в курсе, что друг твой дембельнулся? - все же не
вытерпела Мартынова, высовывая свою мордашку в прихожую.
- Доронин? – Борька улыбнулся широко, слегка по-детски. - Серьезно?
Вот он гад, даже не написал.
Мартынова с Яковлевым обмениваются эмоциями, а я ловлю себя на
мысли, что мне он тоже не написал, точнее, последние четыре месяца мы не
общались вообще, Боря, видимо, тоже.
Кстати, Яковлев учился с Дорониным и Лукьяновым в одном классе,
после девятого, отец вынудил его поступить в школу милиции, ребята же
ушли в училище.  А  в этом году, Яковлев начал работать в уголовном
розыске.
Боря чмокнул меня в щеку и на эмоциях выскочил на площадку.
- Девки, - просунул голову в щель приоткрытой двери, - я быстро,
Мариш, не обижайся. Я к Сане на пару минут.
 Он хлопнул дверью, а Анфиса в очередной раз кинула на меня
подозрительный взгляд.
- Что? - оборачиваюсь.
- Ничего, странная ты сегодня какая-то.
- Какая есть. Пошли ногти красить, ты хотела.
- Пойдем, я думаю, красный, - певуче протянула подружка, прихватив в
спальню пару яблок.
 
ГЛАВА 3
Доронин
Мама колдовала у плиты, а Людка, усевшись напротив, рассказывала о
том, что и у кого изменилось. В дверь позвонили прежде, чем сестра успела
закончить фразу.
- Кого там еще принесло? – недовольно сморщила нос, вставая из-за
стола.
- Сам открою, - перехватил ее руку, - сиди.
Повернув ключ, потянул дверь на себя, видя стоящего на пороге Борю.
Секундная пауза, прежде чем в квартире раздались наши громкие голоса
приветствия и смех.
- Доронин! Мне девки сказали, ты вернулся, я даже не поверил сначала.
Чего не сообщил?
- Не хотел баламутить, проходи.
- Боренька, - мама выглянула в прихожую, - проходи, мы обедать
собираемся, будешь?
- Спасибо, теть Ань, я на минуту. Вечером гуляем?
- Само собой.
Яковлев хлопнул в ладоши.
- Тогда я парней соберу, и за тобой заедем.
- Куда едем-то?
- На дачу ко мне, я только родственничков по домам развез. Хата наша.
- Ладно, давай.
Борька ушел, а Люда с интересом посмотрела ему вслед, выскочив в
прихожую.
- Куда намылились?
- Тебе скажи.
- М-м-м, маму не расстраивай, а то я вас знаю, особенно Лукьянова, -
недовольно цокнула языком и, круто развернувшись, вернулась на кухню,
усаживаясь на стул.
- Маратик, блин.
Мама уже накрыла на стол и все никак не могла перестать суетиться.
- Чего Боря приходил?
 - Ой, мам, а ты не догадываешься? Пить поедут и по девкам, - закатила
глаза сестра.
- Люда!
- А что, мама? Я не права? - рассмеялась.
- Уймись, - раздраженно смотрю на сестричку.
Никак не могу понять, что с ней не так, но что-то явно изменилось.
Откуда эта дерзость, желание уколоть, язвительность? Та Людка, которую я
знал и помнил, была другой. Моя сестра -  олицетворение нежности,
мечтательности, романтичности, по крайней мере, я запомнил ее такой.
Только вот сейчас от всего этого остались лишь слова.
Протянул руку к солонке, подсолив горячий суп.
- Мамуль, я сегодня к девчатам пойду, мы договаривались, да и
пятница.
- Хорошо, только если ночевать у Карины надумаешь, брякни, чтобы я
не волновалась.
- Ладно.
Людка крепко сжимает в руке ложку, смотря на меня с толикой злобы.
В кухне моментально повисает атмосфера напряжения и недомолвок,
которую остро чувствуют все, кроме мамы. Она же витает в собственных
мыслях, радуясь моему возвращению.
В восемь дом наполнился шумом телевизора. Людка ушла к подруге,
проторчав перед этим больше часа у зеркала в ванной. Проводив сестру
взглядом, выхожу на балкон, вытащив из форменных штанов сигареты.
Прикрыв дверь поплотнее, чтобы дым не шел на кухню, делаю первую
затяжку, опершись корпусом на перила.
Смотрю вниз, у подъезда, в клумбах из старых шин, привычно цветут
ноготки и астры. Соседка снизу выгуливала таксу, а баба Зоя, рассевшись на
пол-лавочки, высматривала тех, о ком можно сочинить очередную сплетню.
Залипаю в своих мыслях до тех пор, пока Борькина шестерка не
оостанавливается у моего дома, оглушая прохожих льющейся из всех
форточек музыкой. Марат вылез из салона первый, задрал голову вверх и,
сунув два пальца в рот, свистнул, чем вызвал ворчание старушки.
- Саня, спускайся!
Усмехнувшись, стряхиваю пепел и, махнув на них рукой, чтобы ждали,
выбрасываю окурок.
- Мам, я к пацанам, - застегиваю на груди олимпийку.
- Надолго?
- Как получится. Мы к Борьке на дачу, не волнуйся.
- Ладно, - целует в щеку, - сильно там не…
- Мам, - сжимаю ее плечи, - не маленький. Пока.
 Выскользнув за дверь, через пролет сталкиваюсь с бабой Зоей, она с
присущим ей недовольством и руганью дергает дверь своей квартиры, а
увидев меня, встает посреди дороги, хватаясь за мой рукав, высказывая, как
обнаглела молодежь.
Выслушав бред старушки, сбегаю вниз и, перемахнув через последние
перила на первом этаже, выхожу на улицу. Марат, сидящий на капоте
Борькиной машины, замечает меня сразу.
- Саня, - вытягивает руку с зажатым в ней пивом, - с возращением, -
сделав несколько глотков, отдает бутылку Яше.
Маратик спрыгивает на асфальт, идя ко мне, и стоит нам поравняться,
как он закидывает свою граблю на мое плечо.
- Короче, мы усе придумали, - кивает своим же словам, - сейчас едем к
Яковлеву на дачу, - вытягивает указательный палец, - там шашлычок, банька,
бл*ди.
- Э-э-э, - Боря недовольно хлопает Лукьяна по спине, - какие бабы? Мы
так не догова…
- Тихо, я договорился, - продолжает Маратик, - или кто-то против?
- Я против, Лукьянов! - сложив руки на груди, как резаная вопит
подошедшая Анфиска.
- Она чего тут делает?
Марат хмурится, а я пока стою молча, ожидая, чем закончится это
представление.
- Я? Это ты чего приперся? - продолжает в своей манере Мартынова. -
Козел!
- Охренела! У меня друган из армии пришел, вали давай отсюда!
- Боря! – верещит Анфи. - Он вообще, что ли?!
- Это я ее позвал, - вклинился Борис, - ее и Марину.
На последнем слове напрягаюсь автоматом, высматривая в повисших
августовских сумерках Баженову. Она стоит за Анфиской, обнимая себя
руками, и очень выбивается из этой толпы.
- Он никуда без своей телки теперь не ходит, - ехидно шепчет
Лукьянов.
- Кого? - переспрашиваю, все еще смотря на Марину.
- Девка его, вон, - тычет пальцем в Баженову.
- Она не телка, - говорю сквозь зубы.
- Прости, я забыл, что вы дружили.
Лукьянов не придает всему этому значения, а я пока не определился,
как реагировать и реагировать ли вообще. Впрочем, Боря, подошедший к ней
и обнявший за талию одним своим движением, не просто машет передо мной
красной тряпкой, вынуждая агрессировать, а в прямом смысле швыряет ее
мне в лицо...
 Втянув побольше воздуха и сглотнув вставшую в горле желчь,
осознавая, насколько я зол оттого, что она мне не сказала о Яковлеве,
сжимаю руки в кулаки, предварительно спрятав их в карманы.  Баженова
спит с моим другом и не считает нужным поставить меня в известность.
Конечно, мы же не пара, мы друзья, и она ничего мне не должна. Но
какого хрена она молчит о таких вещах? Выпускаю воздух, вытягивая шею,
и, слегка запрокинув голову, забираю у Маратика бутылку, садясь под его
болтовню в машину.
Они еще полчаса решают, кто куда сядет, где поедет и нужно ли еще
заехать за водкой.
- Анфиску в багажник кидайте, - ржет Яша, настежь открывая дверь
машины с моей стороны.
Боря же отодвигает его в сторону, командуя тому садиться вперед.
- Саня, можно на пять сек? - касается моего плеча.
- Чего? - вылезаю из машины.
- Слушай, не знаю, где Марат нашел Рыжика и зачем с нами потащил,
но мы все не влезаем, - покосился на Маринку, она стояла в стороне, будто
непричастна к этому балагану вовсе.
- И?
- Мариша домой собирается, я, наверное, вас отвезу, и вернусь.
- Пусть идет, - смотрю поверх Бори на Баженову, - мы вообще без баб
хотели.
Борька хмурится, а вот Марина, напротив, целенаправленно высоко
задрав голову, шагает к машине, резко открывает дверь и залезает внутрь,
напоследок шарахнув этой дверцей так, что стекла вздрогнули.
- Все решилось, - хлопаю Борьку по плечу, - она едет.
- Слушай, так как-то вышло, я тебе не написал, что мы с ней вместе, но
вы же не встречались…
- Расслабься, - салютую бутылкой, - падай за руль, ехать пора.
А вечер обещает быть веселым.
- Двигайся, - говорю Баженовой, которая расселась на моем месте.
- Здесь не ку…
Без слов пересаживаю ее к себе на колени, фиксирую руку на ее талии.
- Ты ко мне опять клеишься? – спрашивает тихо, отодвигаясь к окну.
- У меня и без тебя сегодня полно планов, - опускаю ладонь на ее бедро
и отворачиваюсь к Маратику, делая равнодушный вид.
- Я думал, ты ее теперь терпеть не можешь, - думая, что шепчет, начал
Лукьян.
Марина напряглась, поерзала в желании отодвинуться и вздрогнула,
когда моя рука нагло легла на ее живот, под тонкую спортивную куртку, так,
чтобы никто этого не заметил.
 - Тебе кажется. Че там у нас по бабам?
В то время как я задаю этот вопрос, мои пальцы пробегают по
оголенной полоске ее кожи, между джинсами и укороченной футболкой.
- Эльдар с ними едет уже, не заморачивайся даже. Там такие девахи,
закачаешься, - мечтательно протягивает Марат.
Анфиска же, все это время не отлипающая от бутылки красного сухого,
громко смеется и рассказывает какие-то истории Рыжему.
Выпрямляюсь, чтобы притянуть Маришу ближе и сесть поудобнее.
Моя ладонь покоится на ее животе, оглядываюсь, понимая, что Марат давно
включился в разговоры Мартыновой и Рыжика, а Яша что-то бурно
обсуждает с Борей.
Проанализировав это, без заморочек кладу подбородок на ее плечо,
втягивая тонкий аромат духов. Касаюсь носом ее шеи, чувствуя под
пальцами волну мурашек по ее телу. Она склоняет голову и, заведя руку себе
за спину, начиная меня щипать. Это не очень больно, но явно неприятно.
- Значит... ты с Борей?!
Скорее констатирую, нежели задаю вопрос.
- Давай ответь что-нибудь. Могла бы написать: так и так, я трахаюсь с
твоим другом.
- Что ты несешь?
Она вмиг начинает дергаться, пытаясь высвободиться, но внимания к
нашему скромному диалогу привлекать явно не желает, поэтому враз
прекращает все попытки от меня избавиться.
- Я не прав? Разубеди.
Прижимаюсь ближе, расстегнув верхнюю пуговицу на ее джинсах,
усмехаясь ей в макушку. Маринка впивается ногтями в мою руку, пытаясь
сделать больно. Улыбаюсь шире, поднимаясь по ее талии вверх, касаясь
кончиками пальцев груди.
 
ГЛАВА 4
Марина
- Мы не встречались, - шепчу, сглатывая вставший в горле ком.
Сказать, что я в шоке, это не сказать ничего. У Доронина там совсем
крыша поехала? Что за наглость? Он меня лапает и даже ни капли не
смущается, что мы здесь не одни.
- Знаю, - с ухмылкой, - и именно поэтому ты мне ничего не сказала про
Яковлева?
- Не трогай меня! – дергаюсь, отлепляя его лапу от своей груди, и
слегка подаюсь вперед.
Анфиска резко поворачивается в нашу сторону, Саша разжимает
кольцо из пальцев на моем запястье, почти отталкивая от себя, но пьяный
мозг Мартыновой уже и так ничего не соображает. Машина резко тормозит у
Бориной дачи, а я как ошпаренная выбегаю на улицу.
Первое, что я делаю, это захожу в дом, прячась на кухне. Меня все еще
колотит от произошедшего. Сердце готово вырваться из груди, сажусь на
табурет, пытаясь успокоиться. Я до сих пор чувствую его прикосновения,
касаюсь своего живота, втягивая его в себя. Да, именно здесь и ниже, веду
ладонь к пуговицам на джинсах, а после резко кладу на грудь.
Раздосадованно отнимаю руку, тру щеки, которые горят. Хочется пить, а
лучше вернуться домой. Стоит об этом подумать, как резко включается свет,
режа глаза, прищуриваюсь, видя перед собой Борю.
Он замер в дверном проеме кухни, а после быстро сделал шаг в мою
сторону. Поднимаюсь.
- Ты чего? - кладет ладони на плечи, слегка сжимая.
- Все нормально.
- Тебе здесь не нравится?
- Все нормально, - ежусь, - я сейчас приду.
- Это из-за Сани? Не переживай так, вы же не встречались, мы с ним
поговорили, он все понимает, - подбадривающе продолжает Борька. -
Поможешь овощи порезать, а то Анфиска там уже в кондиции?
- Хорошо, - целую его в щеку, прежде чем он выходит, - …все
понимает, - шепчу себе под нос.
Мне было необходимо собраться, взять себя в руки. То, что Доронин
говорил в машине, поддавалось объяснениям, в его словах, как ни странно,
была логика. Мы очень близко и долго общались, он привык быть, скажем
так, главным парнем в моей жизни, а теперь все изменилось, вот он и
бесится. Но это временно, сейчас они с Лукьяном пойдут в разгул, и все
вновь встанет на свои места. А его приставания логично списываются на то,
что он только вернулся домой на дембель.
Хотя, кажется, я и сама не верю в то, в чем так старательно себя
убеждаю.
Переборов эмоции, выхожу во двор и быстрым шагом направляюсь в
беседку. На улице моросит дождь, и то, что беседочка закрытого типа, меня
радует. Парни уже разожгли мангал, а Боря вкручивал лампочку. Когда
помещение озарилось светом, он помахал мне рукой, растягивая губы в
улыбке.
Я же подошла к столу, беря в руки нож и огурец. Разрезая овощ на
части, непроизвольно посматривала на широкую Сашкину спину. Он
перегораживал собой обзор всего, что творилось у мангала. Анфиска,
сидящая в кресле с бутылкой в обнимку, икнула и, встав на свои каблуки,
потопала к Доронину. Ее ручки обвили его шею, пальчики пробежали по
плечам, она что-то шепнула, томно рассмеялась, и он нагло устроил свою
ладонь на ее заднице.
Не знаю, почему и зачем, но я раздраженно откинула нарезанные
дольки огурца в тарелку и резко отвернулась, полоснув острым лезвием по
пальцу. Щекочущая боль вспыхнула сразу, всхлипнув, поднесла
кровоточащий указательный палец к губам, слизнув выступившую кровь
языком, почувствовав на себе взгляд.
Подняла голову, понимая, что Саша смотрит именно на меня. Он играет
желваками, не замечая висящей на себе Анфиски, которая что-то ему
рассказывает, то и дело оголяя свои ноги еще больше. Убираю пальцы от
своих губ и, затаив дыхание, смотрю в его глаза, они глубокие, исторгающие
холод вперемешку с каким-то понятным лишь мне беспокойством. Завожу
руки за спину, опуская взгляд, ясно понимая, что он все еще смотрит.
Капли больше не ударяют о металлическую крышу, оглушая всех
своим звуком, а это значит, что дождь закончился.
- Больно? - Борька подошел со спины, вынуждая меня вздрогнуть от
неожиданности.
Я отрицательно мотнула головой, стараясь не смотреть на Сашу, пока
Борис обнял мою талию, аккуратно поднося пораненный палец к своим
губам. Подув на ранку, он прижался щекой к моему виску, целуя.
- Сань, пройдемся?
Это предложение прозвучало из Анфискиных уст – громко и четко. Она
уже потянула Доронина за руку, но его окликнул Лукьянов.
Маратик открывал ворота, впуская во двор еще одну машину, из
которой вышли два парня и три девчонки, и я их не знала. Боря засуетился,
быстрее подаваясь туда. Они долго переговаривались с Маратиком на
повышенных тонах, но как итог распили примирительную бутылку
портвейна. И где только взяли? Водка же была.
Пока все наслаждались вечером, разливали по стопкам алкоголь,
чокались, говорили тосты, Анфиска успела переругаться с одной из
пришедших мадам, закатить истерику и перевернуть кресло вверх ногами в
порыве злости. С каждой минутой Боря становился все пьянее, впрочем, как
и все вокруг.
Доронин улыбался и делал вид, что вообще меня не замечает, как и то,
что пьет. Я своими глазами видела пару-тройку раз, когда он выплескивал
водку, при этом подбадривающе вливая ее в Яковлева. Его улыбки Боре были
лживыми, и мне это не нравилось. Я прекрасно понимала, что он его
спаивает, только вот зачем? Поговорить? Мы могли сделать это и без
подобных мер. Показать мне, какой Боря плохой? Вряд ли сегодняшний
вечер показатель!
 Мы в сотый раз посмотрели друг на друга, когда Доронинская рука
заползла под топик девчонки, приехавшей сюда после нас. Саша усмехнулся,
и я демонстративно отвернулась.
- П*здец, - Анфиска хлопнулась рядом, залпом выпивая стопку водки, -
ты видишь, что происходит? Кто вообще додумался сюда этих баб
притащить? Чертов Маратик. Доронин совсем на меня не смотрит, -
причитала, нервно счищая с ногтей ярко-красный лак.
- Может, домой?
- Какой домой? Ты обалдела? Он тогда точно кого-нибудь из них
поимеет. Сидим здесь. Блин, Борька уже носом клюет, - стрельнула в
Яковлева глазками.
- Вижу, - вздыхаю, стягивая полы куртки крепче.
- Не вешай нос, подруга, - сочувственно кладет руку на мое плечо, -
прости, но я побегу, а то Сашка сейчас к этой шлюшке в трусы залезет.
Я кивнула и прикрыла глаза, упираясь затылком в деревянную стену
беседки, чтобы не взорваться. Ситуация накалялась, нервы были на пределе,
а когда Боря еле живой протопал в дом и бухнулся там на диван, мое
терпение лопнуло окончательно. Вытащив из комода чью-то старую
осеннюю куртку с капюшоном, я надела ее на себя и под шум празднества
вышла за калитку.
До дома было километров пятнадцать, идти всю ночь - не самая
радужная перспектива, но, если добраться до трассы, можно поймать
машину. Что я несу? Среди ночи ловить каких-то неизвестных, а с утра
очнуться изнасилованной или избитой, конечно, не входило в мои планы. Но,
несмотря на это, я уже миновала проселочную дорогу, добравшись до моста,
переброшенного через узкую речку.
Край куртки зацепился за гвоздь, торчащий из деревянных перил. Пока
я выпутывалась, за спиной кто-то остановился. Сердце ушло в пятки, прежде
чем я почувствовала запах терпких мужских духов, я успела пропитаться им
в машине.
Доронин резко дернул куртку, вырывая кусок материала, который
остался на гвозде, и, распрямив ладонь, отодвинул меня от перилины.
- Куда собралась?
- Спасибо, - оборачиваюсь.
- Не за что. Куда пошла-то?
- Домой.
- Не думаю, что далеко уйдешь.
- Уйду, - выдыхаю и уверенно шагаю в сторону трассы.
- Подожди, - Доронин помялся на месте, но в итоге двинулся следом, -
провожу.
Мы шли молча и очень близко, иногда задевая друг друга ладошками.
 - Значит, - пауза, - ты теперь с Борей?!
- Да.
- Могла бы написать, - говорит спокойно, идя по правую от меня руку.
- Не думала, что… да, наверное, стоило написать, - киваю, ускоряя шаг,
словно пытаюсь сбежать от этого разговора.
Мне отчего-то стыдно, но за что? Все, что произошло, это нормальные
вещи. Мы ничего друг другу не обещали… так бывает, когда жизнь меняет
направление и людей в ней присутствующих. В моей произошло именно так.
Саша лишь усмехнулся.
- И давно вы?
- Как умерла мама, - засовывая руки в бездонные карманы куртки, -
почти два года.
- Извини, я не хотел…
- Я уже привыкла, что ее нет. Нет, - качаю головой, - вру, не привыкла.
- Значит, Яковлев вовремя подставил плечо…
Доронин говорит это слишком резко, настолько, что в моей груди сразу
зарождается протест. Боря очень многое сделал для меня, очень многое, и
Доронин не имеет права очернять все это своими выходками.
- Вовремя, - остановилась, - и не смей больше так говорить, ты ничего
не знаешь.
- А ты могла бы рассказать, написать о том, что тебя волнует, а не эту
позитивную чушь!
- Зачем? Чтобы заморочить голову своими проблемами и тебе?
- Потому что мы друзья.
- Наверное, уже нет.
- Чего ты несешь? – застыл, резко дернув за руку.
- Мне больно.
- Прости, - разжал захват, - если ты думаешь, что…
- Не надо, слышишь? Не смей, если ты себе что-то придумал, не…
- Не сметь? Серьезно? Я два года думал о том, когда тебя увижу. А
теперь ты говоришь мне не сметь? – повышает голос.
- Мы дружили, ты не должен был обо мне так думать. Не должен!
- А кто это решает? Ты? – подтянул меня на себя, не давая вырваться. -
Я о тебе думал, когда спал, жрал, когда бегал эти гребаные марш-броски.
Постоянно перечитывал твои дурацкие письма и ждал дня, когда тебя увижу.
Он говорит громко, вплотную притянув меня к себе. От его слов и
хвата мне становится страшно. Чувствую себя жалкой в своих попытках
отстраниться.
- Отпусти. Саша, отпусти, - очень тихо.
Доронин прикрывает глаза, разжимая пальцы.
 - Странная у тебя, Баженова, дружба или ее отсутствие, - достает
сигареты, - когда ничего не чувствуют, так не смотрят, - прикурил.
- Как?
- Так, как это было на даче, когда на мне висла Анфиска.
Я ничего не ответила, лишь пригладила волосы, и немного вырвалась
вперед. Сашка шел следом, курил, я чувствовала запах дыма и совершенно не
знала, что делать дальше.
Мы вышли на дорогу вдвоем, шли прямо около часа, прежде чем
проезжающая машина притормозила у обочины. Доронин перекинулся с
водителем парочкой слов, и тот с энтузиазмом подбросил нас до города, не
переставая болтать о жизни.
До дома все еще оставалась пара километров, а Сашино присутствие
вгоняло меня в краску и какой-то странный стыд. Я шагала по тротуару и
смотрела себе под ноги. Мы завернули за угол нашего двора, где и начался
настоящий кошмар.
Доронин сориентировался первым, оттолкнул меня подальше, прежде
чем вышедшие из стоящей посреди двора машины парни кинулись на Сашку.
Завязавшаяся драка вогнала меня в оцепенение, я оторопела ровно до
момента первого удара. Самый высокий и крепкий из этих уродов с размаха
ударил Сашу битой в живот. Доронин согнулся пополам, падая на колени. Но
им было мало, я слышала глухие звуки, от которых, возможно, ломались
кости, видела кровь. Они, матерясь, повалили его на землю, продолжая
пинать. Тяжелые замахи кулаков приходились по всему корпусу, и я заорала
как ненормальная, кинувшись туда, за что получила хлесткая затрещина по
голове и упала на траву. Тот, кто это сделал, со смехом и маниакальным
азартом подтянул к себе за лодыжки.
Он смотрел больными, холодящими внутренности глазами. Нож-
бабочка в его руке умело коснулся моей щеки, а пальцы начали расстегивать
джинсы. Я застыла, боясь пошевелиться, от ощущения холодного металла.
Слезы затуманили обзор, внутри что-то оборвалось, слова застряли в горле. Я
не могла даже кричать, меня окутал паралич страха. Его грязные лапы
содрали с меня куртку и прижали спиной к земле. Острое лезвие опустилось
на шею, пробежало по ключице и поддело футболку у живота.
- Оставь ее, - громкий голос сверху, - валим! Это еще не все, урод! –
плюется в Сашкину сторону.
Я сжалась, а ублюдок отстранился. Нож исчез, как и вся троица. Я не
сразу смогла подняться, лежала, чувствуя стекающие по лицу слезы, а взгляд
бегал по двору. Что это было? Сглотнув и посмотрев на Доронина, я встала
на четвереньки и поползла туда.
- Саш? – всхлипнула, переворачивая его на спину, и резко отдернула
руку, пугаясь его окровавленного лица.
 Доронин.
На автомате отталкиваю ее за свою спину, получая первый удар. Силы
неравны, я пытаюсь что-то сделать, быстро сообразить во всем этом хаосе, но
ножи, биты и три бугая - слишком сложная задачка. Удар под дых, когда ты
напрочь лишаешься воздуха. Невозможно ни вздохнуть не выдохнуть. Меня
ведет именно в тот момент, когда они добивают, вынуждая упасть на землю.
Группируюсь, чтобы минимизировать последствия ударов, слышу Маринкин
крик, злясь что она вообще дала о себе знать. Все происходит слишком
быстро, выплевываю кровь, открывая глаза. Шайка пропала, словно их
никогда здесь и не было. Как ни странно, но во двор никто не вышел,
упираюсь ладонью в холодную землю, чтобы подняться, но как итог
чувствую головокружение вперемешку с прикосновениями.
Баженова переворачивает меня на спину, отшатываясь, но в ту же
секунду склоняясь ко мне ближе.
- Саша? – всхлип. - Ты жив?
- Жив, - закрываю глаза, упираясь затылком в асфальт, - с тобой все
нормально?
Она кивает, вцепляясь в мое запястье, и я слышу тихое поскуливание.
- Не реви, башка раскалывается, - с болью втягиваю воздух и медленно
сажусь, опираясь на кулак.
Маринка сидит рядом на коленях, обнимая себя руками. С теми, кто это
был, я разберусь позже, сейчас нужно сбагрить ее домой. Касаюсь ее плеча,
пробегаю пальцами по шее, притягивая к себе. Мариша всхлипывает, огибая
мою шею руками.
- Тебе что-нибудь сделали? - глажу ее спину. - Ударили?
- Нет, - мотает головой, - на землю уронили только.
- Извини, - вдыхаю запах ее волос, - я тебя не защитил.
- Ты дурак? Тебя чуть не убили! – повышает голос, и я морщусь от боли
в голове.
- Не кричи.
- Прости, - отстраняется, - пошли ко мне, нужно раны обработать, -
смотрит на мое лицо, - бабушка сегодня все равно с Костиком в няньках.
- С кем?
- Соседский мальчик, его мама одна воспитывает, в ночную часто
работает, вот бабушка и сидит с ним.
- Ясно, - поднимаюсь, прижимая раскрытую ладонь к месту под
ребрами.
- Больно?
- Нормально.
- Кто это был?
- Сам не понял, - осматриваюсь, - пойдем быстрее.
 Через призму боли ускоряю шаг, прикрывая за нами подъездную дверь.
Дома Маринка скидывает кроссовки и уносится в ванную. Разуваюсь,
стаскивая олимпийку, и, задрав майку, смотрю на себя в зеркало. Красное
пятно, растянувшееся по всему правому боку, в скором времени посинеет.
Касаюсь пальцами, сжимая челюсть. Неприятненько. И рожа болит адски,
смотрю на разбитую губу и припухшую щеку со слегка содранной полоской
кожи поверх брови – красавец.
Маринка выходит в прихожую, сжимая вату и бутылочку перекиси.
Вздыхает, останавливаясь за моей спиной.
- Пойдем на кухню.
Киваю и иду за ней. В квартире ничего не изменилось, все осталось так
же, как и два года назад. Баженова поправляет съехавшую по плечу лямку
майки и, дождавшись, пока я сяду на стул, ставит на стол бутылек, который
держала в руках.
- Будет неприятно, - прикусывает нижнюю губу, вставая между моих
ног.
Маринка промачивает вату раствором, прижимая это дело к моей
разбитой роже, аккуратно касается брови, щеки и, в очередной раз выбросив
ватку в ведро, отрывает еще кусочек.
Наблюдаю за ней под тусклым рассеянным светом бра, сжимая руки в
кулаки. Костяшки сбиты, нужно вымыть руки. Подаюсь вперед, чтобы
встать, не ожидая, что она развернется. Мы врезаемся друг в друга,
оказываясь слишком близко. Всего доля секунды, и Марина отступает,
заводит руки за спину, пропуская меня к раковине. Намыливаю ладони,
растирая их друг о друга, и ополаскиваю холодной водой, чувствуя на себе ее
взгляд.
- Я сам, - забираю у нее вату, прижимая к губе, морщусь.
- Могу подуть, - едва улыбается.
- Обойдусь, - хочу усмехнуться, но неприятная режущая боль не
позволяет растянуть губы.
- Саш, то, что ты говорил сегодня, там, на мосту…
- Даже не надейся, что я заберу свои слова обратно.
- Я с Борей.
- Знаю, - провожу языком по внутренней стороне щеки, чувствуя
привкус крови, - и что дальше?
- Нам не стоит общаться, наверное. Ты испытываешь ко мне что-то
другое… это явно не дружба.
- От того, что ты скажешь, что мы не друзья и нам не стоит общаться,
вряд ли я изменю свое к тебе отношение, - пожимаю плечами.
- Я просто не хочу доводить до абсурда.
 - А я люблю качественный треш. Если ты не хочешь признаться в своих
ко мне чувствах сейчас, - упираюсь ладонями в стол, - что ж, я подожду.
- Доронин!
- Баженова, - все же улыбаюсь, и кровь начинает сочиться вновь.
Маринка в порыве помощи подается вперед, чтобы промокнуть
кровоточащую ранку. Огибаю ее талию руками, притискивая к себе. Она
вздрагивает.
- Ты вкусно пахнешь, - говорю тихо, втягивая воздух у ее виска.
- Прекрати, - вцепляется пальцами в мои плечи и явно хочет
оттолкнуть.
- Что именно? - медленно провожу костяшками по ее щеке.
- Все, - повышает голос, - заканчивай этот цирк, хватит! – начинает
нервничать и злиться. - Убери от меня руки.
Опускаю взгляд к ее губам и, не обращая внимания на ее протесты,
сдавливаю щеки пальцами, целуя в мягкие и пухлые губы. Маринка теряется,
но быстро приходит в себя, начиная колотить меня по спине и брыкаться.
Помогаю себе второй рукой, прижимая ее затылок ладонью, не давая
улизнуть.
- Не… на… до. Саша!
Прекращаю поцелуй, смотря в ее горящие злобой глаза. У нее
расширились зрачки, и сердце бьется как ненормальное. Упираюсь своим
лбом в ее, вдыхая побольше воздуха.
- Уходи, - сглатывает.
Отстраняюсь, а Баженова без всяких слов и предпосылок со всей дури
залепляет мне по роже.
- Совсем больная? - прикладываю руку к горящей щеке.
- Я тебя просила, - поджав губы, - уходи.
- Дура.
Разжимаю кулак и, прихватив в прихожей кофту, выхожу на
лестничную клетку.
 
ЭПИЗОД ВТОРОЙ: ПОД ОТКОС; ГЛАВА 1
Марина
Это было ужасно, кровь пульсирует в висках, и я просто не могу взять
себя в руки. Слышу, как хлопает входная дверь, вздрагиваю и на выдохе
присаживаюсь на стул, крепко стискивая бутылочку с перекисью. Неужели
все это было наяву? Трогаю раскрасневшиеся губы, их все еще покалывает от
поцелуя. Доронин явно выжил из ума, вздыхаю и направляюсь в душ, шаркая
по полу красными тапочками с непонятными узорчиками.
Этот поцелуй стал для меня чем-то запретным и ужасающим
одновременно. Он не имел права так со мной поступать. Зачем он устраивает
этот цирк? К чему провоцирует? Мой Доронин никогда таким не был, по
отношению к кому-то - возможно, но не ко мне. Что с ним произошло?
Откуда столько агрессии… складывается стойкое впечатление, что он
считает меня своей собственностью. Он злится из-за Бори, но это же моя
жизнь. Я имела право поступать так, как велело мне сердце. Но что оно
говорит теперь? Я не знаю.
Еще и эти люди, куда он успел вляпаться на этот раз? Кто они? Чего
хотели? В голове полная вакханалия из мыслей, не могу сосредоточиться
хоть на чем-то. Залезаю в глубокую ванну, на дне которой виднеются черные
сколы, открываю кран, ощущая теплую воду, дошедшую до кончиков
пальцев на ногах. Перед глазами кровь, в ушах глухие звуки ударов,
накрываю лицо ладонями, чувствуя дрожь. Мне страшно. Ужас обволакивает
тело от макушки до пяток. Притянув колени к груди, смотрю на струю воды,
ощущая пустоту.
Я не понимаю этот странный порыв, этот поцелуй, возможно, это
стресс. Я в это искренне верю, точнее, убеждаю себя, потому что в моей
голове никак не укладывается новая картинка нашего с ним мира. Все
кажется глупым, но в то же время до ужаса сложным. Зачем я вообще ушла
из дома, оставила Борю? Обстоятельства сегодняшнего дня навалились одно
за другим.
Ловлю себя на мысли, что потащила Доронина домой с полной
уверенностью, что в квартире никого нет. Я не верила, что отец останется
ночевать, это было бы за гранью, он приехал навестить мать и слинял при
первой же возможности.
Приняв ванну, заворачиваюсь в полотенце и иду в комнату, ложусь на
кровать, укутываясь с головой одеялом.
Просыпаюсь, когда комнату озарило утреннее солнце, а на кухне
зашумела бабуля, она гремит кастрюлями, вероятнее всего, собираясь
закатывать еще одну порцию огурцов.
Ставлю ноги на коврик у софы и, потянувшись, накидываю на плечи
тонкий бледно-розовый халат. Выскользнув в прихожую, заглядываю на
шум.
- Доброе утро, - забираюсь с ногами на стул.
- Какое доброе? Черт-те что вчера творилось, говорят. Крики, драка,
ужасы.
- Да уж, - поджимаю губы, а бабушка перебирает жестяные крышки.
- Давай листья и укроп по банкам разложи, - командует, не отрываясь
от своего занятия.
- Хорошо.
- Чего это ты в такую рань и уже дома?
- А где я должна быть? – беру трехлитровую банку.
 - На даче своей.
- Бориной. Я еще вечером вернулась, надоели эти гулянки.
- Поцапались, что ли?
- Нет, с чего ты взяла?
- Так Сашка вон вернулся.
- И? – застываю со сжатой в зубах укропиной.
- То они жить друг без друга не могут, то она дурочкой прикидывается.
- Бабушка!
- Что - бабушка?
- Мы дружили…
- Знаю я такую дружбу. Ну чего встала? Давай раскладывай,
раскладывай, само не сделается.
- Раскладываю, - шиплю, набивая дно банки листьями черной
смородины. - Отец, я смотрю, надолго не задержался, улетел уже.
- Дела у него, а ты в следующий раз веди себя нормально. Смотрите на
нее, чуть что, так скорее бежать. В песок от проблем голову прятать каждый,
Маринка, может! А ты бы взяла да и поговорила с отцом по-человечески,
глядишь, и самой легче бы стало.
- Ты знаешь, почему я так…
- Лена, думаешь, виновата, а в чем? В том, что мать твоя умерла?
Чувствуя, как подрагивает подбородок, крепче стискиваю зубы. Молчу,
раскладывая укроп, и смотрю в одну точку перед собой.
- Что, слезы там льешь?
Бабушка вздыхает и, отложив свои заготовки, садится на стул позади
меня. Тянет за край халата, настаивая, чтобы я присела рядом. Делаю это на
выдохе, продолжая сминать ножки укропа в кулаке.
- Ну вот чего ты ни себе, ни ему жизни не даешь? Шура умерла, и ты не
хуже меня знаешь, как Юра переживал. Он полгода толком ни ел, ни спал.
Эта Лена хоть на человека его похожим сделала. А ты все нос воротишь! И
отца похоронить хочешь?
- Что ты такое говоришь? – вытираю слезинку, упорно отворачиваясь
от бабушки.
- Так вот тогда слушай и не реви. Удумала она тут сырость разводить, -
бабушка положила ладонь на мое плечо, - поговори с отцом, вы же родные
люди. И перестань ее ненавидеть, она не виновата в том, что случилось.
- Поговорю, - киваю, - поговорю.
- Вот и хорошо. Боря зайдет сегодня?
- Не знаю, - сглатываю слезы, растирая их по лицу, - у него похмелье.
- Лучшее лекарство - бабушкин рассол.
- Лучшее. Так что там во дворе произошло? – интересуюсь как бы
невзначай.
 - Не знаю я. Темно было, и фонарь у нас один рабочий, у пятого дома.
Но Петровна слышала, как машина приезжала и как девчонка орала. Били,
говорит, кого-то! Хотя, зная Петровну, приснилось ей, что ли?!
- Понятно, - поджимаю пальчики на ногах, - слушай, я забыла, мне
сегодня в институт нужно, на кафедру, просили помочь, скоро первое
сентября.
- Иди уже, бездельница.
- Я вернусь и все сделаю.
- Шуруй давай, - бабушка махнула рукой, мол, отвяжись, продолжая
заниматься своими делами.
Выскользнув из кухни, я первым делом засела в комнате у телефона,
крутанув диск, набрала номер Дорониных. После пары гудков трубку взяла
теть Аня.
- Здравствуйте, это Марина, а Сашка дома?
- Марина, здравствуй! Нет, он еще с утра убежал.
- Понятно, извините.
Отставляю телефон, складывая руки на груди. И куда он собрался?
Волнение возвращается мгновенно, если он решил что-то выяснять, то дело
может принять более серьезный оборот. Поразмыслив, беру с полки расческу
и, быстренько зачесав волосы в хвост, надеваю джинсовый сарафан.
Прихватив из шкафа ветровку, выхожу на улицу. Когда прохожу мимо того
самого места, меня начинает колотить, ускоряю шаг.
Через час я, постоянно оглядываясь и вздрагивая, иду по проселочной
дороге к даче Яковлева. Хорошо, что автобус сюда ходит часто, а все эти
гуляющие еще должны быть там. Облизываю пересохшие губы, открывая
деревянную калитку, поросшую вьюном. Вокруг тишина и ни единой души.
В беседке бардак, окидываю взглядом дом из сруба, крыльцо которого
выкрашено голубой краской. Перешагнув через две ступеньки, дергаю на
себя дверь, почти влетая в Лукьянова. Маратик стоит передо мной с
расстегнутой на джинсах ширинкой, голым торсом и разлохмаченными
волосами, выглядит все это совсем не привлекательно.
- О, Баженова, - морщится, делая глоток воды из металлической
кружки, - ты здесь как?
- Боря где?
- Спит, его как вырубило вчера, так он и спит.
- Ясно, - хочу пройти, но он преграждает дорогу.
- Слушай, ты Доронина не видела?
- Нет, не видела.
- А чего такая нервная? - усмехается и смотрит на меня чересчур
подозрительно.
- Нормальная.
 - Ну-ну.
Оттолкнув его в сторону, прохожу в дом. Боря действительно еще спит,
распахиваю маленькое окно, чтобы проветрить, и стаскиваю с Яковлева
одеяло.
- Боря!
Он не реагирует, наплевательски переворачивается на другой бок,
накрывая голову подушкой.
- Бо-ря, - повышаю голос, пытаясь его растормошить.
После нескольких манипуляций мне это все же удается, и Борис
садится на кровать. Вид у него помятый, как и одежда. Он сводит брови,
хлопая глазами.
- Сколько времени?
- Обед уже.
- Блин, как я так вчера?
Клюет носом, а после пробегает по мне удивленным взглядом.
- Ты же вчера в джинсах была.
- Я уже успела побывать дома, пока ты тут спал, - упираю руки в боки.
- Прости, Мариш, - подается ко мне, дыша перегаром и пытаясь обнять.
- Ладно, все нормально, - улыбаюсь, усаживаясь рядом с ним.
- Правда?
- Конечно, - вздыхаю, касаясь его плеча ладонью, - слушай, тут кое-что
странное произошло.
- Чего?
- Я вчера психанула и уперлась к дороге.
- Что? - он округляет глаза. - Марина…
- Подожди, Сашка поймал мне машину и проводил до дома.
- А как он оказался…
- Подожди! По порядку давай, и суть не в этом, в общем, когда мы во
двор зашли, на него напали. Три человека. Избили…
- С тобой все нормально? – впивается пальцами в мою талию.
- Да, меня не тронули.
Конечно же, я умалчиваю о том, что было, сейчас не в этом суть.
- Просто это странно, его будто ждали…
Боря трет висок, прищуривается, медленно поднимаясь на ноги.
- Мутно это все, хотя сейчас такое творится, сама знаешь.
- Знаю, поэтому и говорю. Это же Доронин, если он куда-то вляпался,
то никогда и ничего не расскажет, не придет за помощью. А ты милиционер,
ты можешь помочь.
- Здесь ты права. Только не лезь в это дело, поняла?
- Я и не собиралась. Как ты думаешь, зачем я все это тебе рассказала?
 - Умница, - целует меня в макушку, - я попробую что-нибудь узнать,
хотя думаю, это пустая трата времени. Нужно поговорить с Саней.
- Может, не стоит…
- Стоит. Пить хочется.
Боря сглатывает, и я вижу, как подергивается кадык.
- Сейчас принесу воды.
Пока я наливаю в кружку воду, Борис о чем-то разговаривает с
Маратиком. Они делают это очень тихо, и я чувствую их взгляды, то и дело
касающиеся моей спины. Оборачиваюсь и твердой походкой направляюсь
туда, протягиваю Боре стакан.
- Спасибо. Поехали в город, здесь я потом разберусь.
Лукьянов кивает, натягивая кожаную куртку на голый торс, и почти
сразу выходит на улицу.
- Подругу свою поднимай, - указывает в сторону терраски, - они там с
Рыжим.
- Ладно.
Быстро передвигая ногами, оказываюсь в светлом пространстве
террасы, посреди которой стоит высокая железная кровать.
- Мартынова!
Анфиска подскакивает на ноги, а увидев меня, меняется в лице.
- Я тебя сейчас убью. Совсем больная?
- Вставай, мы уезжаем.
- Да? Уже день? – выглядывает в окно, а после брезгливо смотрит на
Рыжова. - Блин, я что, с ним, что ли?
- Видимо, - пожимаю плечами, - жду тебя во дворе.
 
Доронин
        Вилейкин жил в центре города, в скромной пятикомнатной
квартире, доставшейся от родителей, которые ровно год назад эмигрировали
куда-то в Европу. Да и сам Веня не слишком вписывался в быт нашего
города, внешне вполне непримечательный парень, невысокого роста, с чуть
кудрявыми темно-русыми волосами, узкими плечами и очками на пол-лица,
жил какой-то своей очерченной от основной массы жизнью.
Сразу после школы Веню отправили в Москву, к родственникам матери
- учиться, вернулся он год назад, еще в столице подсев на наркоту. Наша
деревня, по мнению его предков, должна была стать местом реабилитации,
но, как оказалось, Вилейкин не только не завязал, но и попал в гущу
событий, связанных со сбытом этой дряни в нашей области.
Так как Веня единственный знакомый, который мог быть в курсе о тех,
кто на меня напал, плавающий в недалекой от них среде, с раннего утра я
выдвинулся к нему.
 Квартира, куда меня впустила какая-то размалеванная девка, похожая
на проститутку, очень отличалась от того, что я видел, приходя сюда
школьником. Высокие потолки, забитые техникой и мебелью комнаты,
единственное, что осталось прежним. В остальном полная разруха и бардак,
местечко, больше смахивающее на притон. В холодильнике банка черной
икры, сверток красной рыбы и еще куча всякой всячины, что странно, исходя
из присутствующих здесь людей. Их много, и они явно не соображают, что
происходит.
Вилейкин сидит в углу комнаты, которая когда-то была кабинетом его
отца. Его тушка покоится в черном кожаном кресле, руки расслаблены, а
глаза изредка моргают.
Закрываю за собой дверь, ставя стул перед Веней спинкой к нему.
Открываю плотные алые шторы, впуская в комнату солнечный свет. Воздух,
переполненный дымом, кажется затуманенным, что четче видно под яркими
лучами.
- Здорово, - сажусь, упираясь руками в спинку.
Веня прищуривается, склоняя голову вбок.
- Доронин?
- Я. Жизнь у тебя кипит, смотрю, - оглядываюсь по сторонам,
останавливая взгляд на полке, уставленной книгами.
- Саня?
- Веня, ты совсем утух?
- Я стекло, - наклоняется вперед, - вмажешь?
- В другой раз, - возвращаю внимание к Вилейкину, - слушай, ты же с
местными бандосами знаком?
- Смотря кто тебе нужен. Наезжают?
- Не то чтобы, но нужна информация. Парень, Влад, с быком на черном
мерине ездит. Меня из-за него вчера так отделали.
- Сын Аккорда? - проводит пальцами по губам, изображая
застегивающуюся змейку. - Тут я могила, говорить о Петре Викторовиче -
себе дороже.
- Петр Викторович - это Аккорд, а Влад его сын? – переспрашиваю в
надежде, что он что-то ляпнет.
- Подожди, - Валик поднимается с кресла и тяжелой походкой со
сгорбленной спиной идет к широкому дубовому столу, обитому зеленым
сукном. Выдвигает ящик, вытаскивая пакет с белым порошком.
Втянув в себя эту дрянь, запрокидывает голову, широко распахивая
глаза.
- Продолжай, - машет рукой, садясь на край стола.
- Кто мог охотиться на его сына?
- Звери могли.
 - Это кто?
- Это… погоди, так тебя зверье отмудохало? Если это зверье, то они
еще вернутся, можешь не сомневаться. Жизни не-да-дут, - дергает
указательным пальцем взад-вперед.
- Давай без страшилок, значит, звери…
- Кстати, если хочешь, по старой дружбе могу замолвить за тебя
словечко перед Аккордом, за услугу, конечно.
- В другой раз, - поднимаюсь на ноги.
- Заходи, я всегда готов к сотрудничеству. Хотя стой, - хватает за
локоть и сразу разжимает пальцы, прочувствовав мое недовольство, - а
может быть, ты из-за Людки все это спрашиваешь? Под Аккорда копаешь?
- А при чем здесь она…?
- Ты не знаешь? – смотрит на меня выжидающе, а я молчу. - Серьезно?
Твоя сестрица полгода как на Герцена обслуживает.
- Ты сейчас мою сестру шлюхой назвал? – сжимаю кулаки, вставая с
ним нос к носу.
- Не кипятись, я правду говорю. Ее все видели и знают. Маратик там
часто баб снимает, но тебе не рассказал. Интересно, совсем или еще?
- Рот закрой, - хватаю его за горло футболки.
- А я что? Я правду сказал, Доронин, ту, которую друзья твои говорить
не захотели.
- Пошел ты! – отталкиваю Веню к стенке и, круто развернувшись,
вылетаю в прихожую.
- Дверь входную за собой прикрой, - доносится следом.
По лестнице сбегаю, убрав руки в карманы, во дворе задираю
подбородок, мельком смотря в Венины окна. Пинаю валяющийся камень,
заворачивая за угол.
То, что он сказал, не укладывается в голове, потому что этого просто не
может быть, Людка не такая. Да, она изменилась, стала более отстраненной,
озлобленной, холодной, но это ничего не значит. Просто не может значить. Я
верю в то, о чем думаю, искренне верю, но все равно иду к Маратику, чтобы
вытрясти из него правду. Правду, которая мне понравится, или ту, что
изменит мой мир окончательно.
Позвонив два раза в дверь коммуналки на Восточной, дергаю ручку,
слыша недовольный ор по ту сторону. Лукьянов не спешит меня впускать,
соседи нервничают, а я пребываю в натуральном бешенстве. Пару минут
спустя Марат открывает, а брови на его лице ползут вверх. Затаскиваю его в
длинный коридор коммунальной квартиры, припечатывая к стене. Фиксирую
локоть на его шее, вынуждая встать на цыпочки.
- Доронин, - через кашель, - ты сов…
- Людка бывает на Герцена? – сквозь зубы.
 Марат перестает сопротивляться, и я чувствую, как расслабляются его
мышцы.
- Остынь, поговорим.
Раздраженно убираю руки, сверля спину Лукьяна глазами, пока мы
идем в его комнату.
В его хате накурено, на полу валяются какие-то шмотки, а у кровати
пара пустых бутылок. На столе банка с рассолом, в углу телевизор и шкаф,
сюда он приходит только спать.
- Неплохо вчера посидели, - садится на стул, - курить будешь? –
вытаскивает пачку.
Киваю.
- Не думай, что я зассал рассказывать, нет, - чиркает спичкой, - я думал,
что тебя нужно как-то подготовить.
- К такому можно подготовить? – затягиваюсь, выдыхая дым,
запрокинув голову.
- Не знаю…
- То есть это правда?
- Откуда узнал?
- У Вилейкина был.
- Веньки? А зачем ходил?
- Не в этом суть.
- Из-за драки?
- Маринка?
- Яковлеву рассказала. Помочь тебе хочет.
- Гуманно.
- Тупо. Яковлеву сюда лезть не стоит.
- Согласен. Вечером будет нужна твоя помощь.
- Какая?
- Увидишь.
Тушу окурок, краем глаза замечая рукоятку ствола, торчащую из-под
кинутой на стол футболки. Марат прослеживает мой взгляд, спокойно.
( промокод к роману "Наше шаткое равновесие" : N-kRVNAO )
- Как она там оказалась? – опираюсь плечом на стену.
- Не знаю.
- Врешь.
- Правды не знаю, но говорят, звери на счетчик поставили.
- Звери? – сглатываю, отводя взгляд в сторону. - За что?
- Она в гостинке на Советской работала. Это Лёвина шарага теперь.
Говорили, что Людка под шумок кассу вынесла.
- Ты в это веришь?
 - Я верю только в то, что вижу своими глазами. Я предлагал ей помощь,
деньги, но она меня послала. Возможно, ты мне сейчас вмажешь, но, Саня, я
тебе зуб даю, ей нравится такая жизнь, она подсела.
- Наркота?
- Нет. Образ жизни, ей там по кайфу. Она с Аккордом шашни крутит,
легла под него из-за бабок.
- Ты сейчас о моей сестре говоришь.
- Поэтому я и честен.
День проходит на автомате. Сажусь на стул посреди комнаты, еще раз
сканируя разбросанные по полу Людкины вещи, ничего. В дверь звонят, а в
глазке маячит Борька, не самое время для разговоров и встреч, но,
пораскинув мозгами, решаю его впустить. Он может быть полезен.
- Здорово, - протягивает руку.
Отвечаю на рукопожатие, кивая. Борька же проводит пятерней по
светлым волосам с отголосками рыжины и, расстегнув ветровку, скидывает
кроссовки. Мы проходим на кухню, и я ставлю чайник.
Глупое, незатейливое и никому не нужное телодвижение, словно мы на
самом деле будем пить чай.
- Рассказывай.
- Что? – сажусь напротив, между нами стол.
- Кто они?
- Не знаю.
- Вчера, может, и не знал, но сегодня по глазам вижу, что знаешь.
- А что еще ты видишь? – прищуриваюсь, подаваясь вперед. -
Поделишься?
- С удовольствием, все свои разборки оставь при себе и не впутывай в
них Марину.
- Какой ты, Яковлев, грозный, когда мне начинать бояться?
- Еще вчера.
- Слушай, не лезь в это дело.
- Я и не собирался. С тем, куда вляпался, разберешься сам.
- С чего такие перемены? Еще вчера, - усмехаюсь, - ты называл себя
моим другом.
- Марину не впутывай в эту грязь.
Яковлев выпрямляется и, выйдя из-за стола, направляется в прихожую.
- Ревнуешь? Мы же друзья, - улыбаюсь шире.
- Слушай, я ее люблю и для ее спокойствия готов на многое. Ты встрял
по полной, они уже не оставят тебя в покое, лучше просто уезжай из города.
- Привет ей передавай. И спасибо за оперативность. Быстро она тебе
команду фас дала.
- Слышь…
 - Тихо, - поднимаю ладони, - спокойно. Я любя. Ты про сестру мою
знал? – кидаю вопрос ему в спину.
- Пару раз лично выпускал из обезьянника, по приказу нашего
начальника. За нее просил сам Аккорд. Говорят, что он ее очень ценит.
- Значит, и зверей знаешь!?
- Доронин, - резко разворачивается, - мой отец разрабатывает их шесть
лет, и это не те люди, кто будет шутить. Если ты решил поиграть в Робин
Гуда, одумайся, пока не поздно. А лучше вали из города.
Больше он ничего не говорит, мазнув по мне взглядом, разворачивается
к двери и выходит на лестничную клетку. Я слышу эхо его шагов и, похлопав
по карманам в поисках сигарет, иду на балкон.
Прикурив, смотрю на наш двор, замечая Баженову, они о чем-то
разговаривают с Борькой, целуются, и он нагло трогает ее за жопу.
Выпускаю дым, слегка оттопырив нижнюю губу. Они заходят в Маринкин
подъезд, а я выбрасываю тлеющую сигарету вниз, возвращаясь в квартиру.
Через полчаса мы встречаемся с Лукьяном, он приезжает к кафешке за
пару сотен метров до Герцена, на углу которого располагается ресторан
«Сапфир», на старом ржавом запорожце.
Я уже внутри, вижу его в окно, Марат глушит мотор и долю секунд
смотрит в лобовое стекло не моргая. Спустя пару минут вылезает на улицу и
спешным шагом проходит в помещение. Вытягиваю руку, обозначая свое
присутствие.
- Здорово, - садится напротив.
- И тебе того же.
- Что за дело?
- Поможешь?
- В чем?
- Людка двое суток якобы у подруги. Я хочу с ней встретиться,
поговорить. Она должна с этим завязать.
- Она не станет слушать…
- Поэтому я хочу ее оттуда забрать.
- Ты понимаешь, куда хочешь влезть? Ее не отпустят так просто, а тебя
пристрелят за скудные попытки ее спасения.
- Маратик, ты чего такой дерганый? - замечаю, как бегает его взгляд,
как он стискивает кулаки, трет костяшками пальцев о стол.
Он на взводе, шугается каждого звука.
- Слушай, - сжимает переносицу, - я должен тебе сказать.
- Чего?
- «Сапфир» принадлежит Аккорду, как и Людка, он с ней спит.
- Я в курсе.
- Саня, погоди, - подносит кулак к губам, - я тоже на него работаю.
 Марат достает сигареты, а я уже не удивляюсь. Возможно, чего-то
подобного я и ждал. Эти два года выпотрошили все, что у нас всех было.
Ничего не осталось прежним, ложь, кровь и больше ничего. Пустота.
Моя сестра обслуживает вора в законе, и ее устраивает такая жизнь. Но
меня нет, она же мясо, он выкинет ее в любой момент, когда этого захочет.
Ее нужно вытаскивать, нужно, чтобы она уехала далеко, надолго. Она моя
сестра, и я не могу смотреть на то, как она рушит свою жизнь.
- Я дальше сам, - поднимаюсь и иду на выход.
- Саня…
- Маратик, вали домой.
- Ты ее все равно не вытащишь, как ты этого не поймешь?
- Свали отсюда!
Лукьянов вылетает следом, и на доли секунды мы сталкиваемся с ним
взглядами. Он не готов смириться и уйти, я же не готов спасовать.
- Она моя сестра.
- Я понимаю, но у тебя будут проблемы. К тем, что есть, подключатся
еще…
- Уезжай. Не подставляй себя перед своим «начальником».
Ухмыльнувшись, хлопаю его по плечу и иду в сторону ресторана. На
улице тихо, пешком дотуда метров пятьсот, но чем ближе я подхожу к
забегаловке, тем громче становятся голоса. Иду, сжимая в кулаке часы,
которые снял с запястья.
Людка стоит у ресторана, разговаривает с парочкой телок. На ней
кожаный плащ и высоченные шпильки, темные волосы завиты в тугие
пружинистые кудри и развеваются на ветру. Иду туда, хватая ее за локоть.
Первые секунды она сопротивляется, привлекая к нам внимание, но
сообразив, что это я, перестает орать и вырываться. Хотя к нам уже бежит
пара бритоголовых лбов.
- Как ты меня нашел? – шипит, оглядываясь по сторонам.
- Весь город знает, где тебя найти. Мать, надеюсь, не в курсе?
- Руку убери.
- Слышь ты, - удар в плечо, - свалил отсюда.
- Ребята, все нормально, - лопочет сестра, улыбается, - это мой
знакомый.
- Люда, зайди внутрь.
- Тебе же сказали, - подаюсь вперед, и Люда выставляет ладонь,
упираясь ей в мою грудь.
- Тебя никто не спрашивал, - подключается второй.
- Все хорошо, парни, все хорошо, - разводит ладонями. - Саша, пошли
поговорим, - тянет меня в сторону.
- Это как называется?
 - Работа.
- Ты сейчас серьезно?
- Более чем, - поправляет короткую кожаную юбку, - матери зарплату
полгода не выплачивали, нам жрать нечего было. А отец, - замолкает, - ты
сам знаешь…
- Поэтому ты решила вынести кассу в гостинице?
- Откуда ты…
- Так это правда?
- Не совсем. Петр Викторович мне помог, теперь я помогаю ему.
- Что это значит?
- Он выкупил мой долг у Лёвы.
- Ты по-прежнему должна, но только теперь Аккорду.
- Если ты, - тычет пальцем в мою грудь, - веришь тому, что болтают в
городе, то мне противно от мысли, что такой человек может быть моим
братом. Я помогаю Петру Викторовичу, а мальчики, - кивает на тех двух, -
мне в этом содействуют.
- Ты сутенерша?
Понимание этого всплывает само, давит атмосфера и окружающая
обстановка.
- Что? Я пою здесь! Просто пою, хоть где-то музыкалка пригодилась.
- Ты с ним спишь.
- Это уже не твое дело. Саш, иди домой, а?!
- Тебе девятнадцать лет, что ты творишь?!
- Люди меняются, Сань.
Людка начинает уходить, и я на автомате хватаю ее за рукав кожаного
плаща. Ее «охрана» в момент реагирует на мой всплеск агрессии,
завязывается потасовка. Один из них вытаскивает нож, я чувствую, как
холодное лезвие рассекает кожу на руке, и успеваю выбить бабочку, прежде
чем она войдет в мое горло. Слышу крики и скрип тормозов. Ныряю вниз,
подбирая нож, и за секунду до того, как меня начинают оттаскивать, вонзаю
его в живот одного из этих мужиков. Это происходит случайно, меня
толкают в его сторону и резко тянут назад, но уже поздно. Гул толпы,
выбежавшей на крики, выстрел, захват, вынуждающий сесть в машину, на
секунду прикрываю глаза, а когда распахиваю, улавливаю боковым зрением
черную балаклаву, натянутую на голову Маратика.
- Мне кажется, я кого-то прирезал, - разжимаю пальцы, и нож падает на
коврик.
Лукьянов матерится, но ничего не отвечает. Мы едем куда-то очень
долго, время переваливает за час ночи, но машина продолжает ехать.
- Где мы? – откидываюсь на спинку.
- Нужно сжечь тачку, нож, шмотки. Людка выкрутится.
 - Ты был прав, ей…
- Она спит с Аккордом. Поэтому она выкрутится, и поэтому она
неприкосновенна. Она уже давно не та, кем ты ее себе рисуешь.
Сжимаю переносицу, отворачиваясь к окну.
- Но она по-прежнему расходный материал, как и все мы. Только твоя
сестра этого не понимает!
Марат дергаными движениями вытаскивает сигареты, прикуривает,
открыв форточку, и заворачивает в лес.
- Здесь все сделаем. Сука, если Аккорд узнает, мы с тобой оба трупы.
- Они меня видели, все.
- Я постараюсь что-то придумать. Не знаю… выход должен быть.
Эти слова, сказанные Маратом в ту ночь, отпечатались в моей памяти
на всю жизнь. Я знал, что выхода не было, я его не видел. Все закрутилось
слишком быстро, настолько, что ничего уже не могло что-либо изменить. Я
подставил Марата, Люду... заварил всю эту кашу и не в силах ее разгрести.
В город мы возвращались поодиночке, и меня уже ждали. Я не успел
дойти до подъезда. Несколько машин, стоящих по периметру, и пристальные
взгляды говорили об одном – меня больше нет. Я знал, что будет дальше, и
надеялся, что мама ничего не увидит. Я умру сегодня, возможно, в муках, и
мне было страшно. Страх - это нормально, если ты не чувствуешь страха, ты
перестаешь быть человеком. А я им был, пока был.
 
ГЛАВА 2
Марина
Какое-то пугающее чувство, оно окутало внутренности, и я проснулась,
вскочила с постели, отчетливо понимая - что-то произошло. Холодный пот и
дикий страх.
Откинув одеяло, всунула ноги в тапки и аккуратно подошла к окну.
Отодвинула штору, смотря на пустой утренний двор. На часах шесть, солнце
уже встало.
Переминаясь с ноги на ногу, я все же задернула занавеску, пошаркав в
ванную. Окатив лицо ледяной водой и почистив зубы, села на край ванны,
смотря на свое отражение в зеркале. Меня продолжало крутить, и я не знала,
с чем это связано, ровно до тех пор, пока в дверь не начали настойчиво
стучать.
Взглянув в глазок, я удивилась, но что-то внутри напряглось еще
больше. Люда, стоявшая за порогом, обнимала себя руками, иногда растирая
по лицу слезы.
Щелкнув замком, я впустила ее в квартиру, пребывая в шоке.
- Марина, мне нужно связаться с Яковлевым, - шмыгнув носом.
- Зачем?
 - Это важно.
- Шесть утра, Люд.
- Сашу могут убить, - она опустила взгляд, а меня повело, я еле успела
ухватиться рукой за комод позади.
- Это из-за тебя, из-за того, чем ты занимаешься? Это ты во всем
виновата! - я обвиняла, смотря ей в глаза, и видела, что ничего в ней не
дрогнуло, ничего.
Она сосредоточенно стерла слезы, которые, кажется, были напускными,
и склонила голову вбок.
- Я знаю, - ответила спокойно, - ему не стоило туда приходить. Так ты
поможешь?
- Куда? – свожу брови. - Что с ним произошло? Нападение было из-за
тебя?
- Какое нападение? – прищурилась.
- Во дворе, ночью вчера, на нас напали, грозились вернуться.
- Значит, Аккорд - не единственная проблема, - шепнула себе под нос.
- Кто? – я нахмурилась.
- Не важно. Все сложнее, чем ты думаешь. Дай новый Борин адрес.
- Зачем?
- У меня есть идея, и я готова воплотить ее в жизнь, чтобы спасти
Саню.
- Ладно, но я поеду с тобой.
Схватив с вешалки плащ, обулась и, захлопнув дверь, пошла за ней
следом. Во дворе у нашего подъезда стояла машина. За рулем был
широкоплечий тип пугающей наружности. На его лице был шрам, он
начинался от уха, проходя по скуле, и заканчивался возле подбородка.
Сглотнув, я села на заднее сиденье и продиктовала адрес. Люда кивнула, и
бугай завел машину. Мы ехали слишком быстро, ветер, попадающий в салон
через приоткрытую щелку окна, раздувал мои и без того растрепанные
волосы. Я смотрела на улицу, стискивая зубы и теребя пальцами пуговицу на
плаще, которая вот-вот оторвется.
У Бориного дома Люда приказала водителю этой машины нас ждать и,
громко цокая каблуками, устремилась вперед. Я шагала следом, указывая,
какой подъезд, этаж, дверь.
Боря открыл раньше, чем мы поднялись, видел нас в окно. Стоило
нашим взглядам встретиться, и я поняла, что он боится. Боится за меня и
дико зол на Людку.
- Есть дело, пригласишь? – она смахнула со своего черного кожаного
плаща невидимую пылинку.
Ее бордовые губы ядовито улыбнулись, и Боря отошел в сторону,
пропуская ее в квартиру.
 - С тобой все хорошо? - сжал мои плечи.
- Да, - я кивнула и прошмыгнула внутрь.
Люда прошлась по большой комнате не разуваясь и села на диван,
закинув ногу на ногу.
- Выпить предложишь?
Борис сел напротив нее в кресло, упираясь руками в деревянные ручки.
Я стояла у стены, бегая взглядом по квартире.
- Значит, не угостишь, - цокнула языком, - жаль.
- Чего тебе надо?
- Пусть она уйдет.
Боря хмурится и кивает, прося меня исчезнуть.
- Я хочу знать, - говорю четко и воинственно.
Люда мягко смеется, облизывая губы.
- Ладно. Если в двух словах, Сашка перешел дорогу Аккорду. Сегодня
ночью. И его уже ищут.
- Ты же с ним спишь, помоги брату. А, забыл, твое мнение для него
ничего не значит, - Борис оскалился. - Или, может, мне тебя оформить?
Статья найдется.
- Грубо, - вздохнула, - но, наверное, справедливо. Ты же понимаешь,
чтобы спасти кого-то от смерти, нужно предложить что-то взамен, и у тебя
это есть.
- У меня?
- У твоего отца. Он много лет разрабатывает Зверя и Аккорда. Лев меня
мало интересует, а вот Петр, если ты убедишь отца отдать  компромат,
который у него есть, мой брат останется жив.
- Ты ставишь жизнь Сани на кон.
- Нет, ее ставишь ты. Что тебе дороже, друг или бумажки?
Яковлев подается вперед, сжимая кулаки.
- Без агрессии.
- Ну ты и сука, - сквозь зубы.
- Я хочу помочь. Помочь брату, которого люблю, который твой друг,
между прочим. И ее, - кивает в мою сторону. - Ты прав, Петр не будет меня
слушать, когда у меня ничего нет. Но если я предложу альтернативу, все
изменится.
- А если нет? Он может не сдержать слово.
- Он всегда держит слово, и ты это знаешь.
- Вряд ли, я слишком далек от вашего…
- Я поняла, не утруждайся. Так что?
- Мне нужно поговорить с отцом, - Боря поднимается с дивана,
нажимая пальцами на виски.
- Времени очень и очень мало.
 - Я понял. Мне нужен час.
- Час, - Люда смотрит на циферблат часов, украшающих ее запястье, -
час у нас есть.
- Марина, я вызову такси, езжай домой.
- Я…
- Домой, - повышает голос, и я киваю.
 
Доронин
Агония. Тело погрязло в агонии и нестерпимой боли. Кровь заполонила
все пространство, я почти не вижу и ничего не слышу. Только глухие
отголоски где-то на задворках сознания. Ледяная вода, выплеснутая на мою
голову, отрезвляет, я не ориентируюсь в пространстве, но некоторые чувства
ко мне возвращаются, а боль становится сильнее.
Прикрываю глаза, втягивая воздух, чувствую жар.
- Еще плесни, - этот голос, опять он.
Вода стекает по телу, я и подаюсь вперед, чувствуя режущую боль в
запястьях. Наручники, которыми я распят, стоя на коленях, впиваются в кожу
до костей. Разрезают мясо металлом, врезаясь от каждого движения все
сильнее. Сжимаю - разжимаю пальцы, смотря перед собой помутненным
взглядом.
Напротив, вроде и близко, а вроде и далеко, стоит кресло. Из кресла
раздается голос. Я не помню лица и уже не могу его разглядеть, но знаю этот
голос, он преследует меня все это время. Все время, что я хлебал
собственную кровь, он был рядом.
- С тем, что ты убил моего человека, мы разобрались. Приступим ко
второму, - он говорит медленно и даже лениво. - Кто помог тебе уйти?
- Я сам.
- Не-е-ет! Машина, там была машина, - протягивает, испытывая
удовольствие от всего происходящего.
- Я был…о…дин, - на выдохе.
- Плохо, - качает головой, - очень плохо. А я хотел по-хорошему, -
вздох, - топи баню, Гризли, - хлопает в ладоши, - пора очиститься.
Сглатываю, понимая, что все только начинается, они не готовы просто
убить. Им нужно зрелище и информация. Я должен сдать им Лукьяна. Чтобы
спокойно сдохнуть, я должен подставить и его голову тоже.
Слышу голос вне комнаты, он громкий, надрывный. Дверь
распахивается, в ушах стук каблуков, а я не могу разлепить веки.
- Он спас твоего сына! - Людкин голос врывается в мое сознание. -
Когда Василек потерял мальчишку, его поймали звери, а мой брат его спас! -
она говорит громко, но спокойно.
Ее ледяной тон и ни разу не дрогнувший голос удивляют.
 - Позови Влада.
- Пошла вон отсюда. Уберите ее,- глухим, командным распоряжением.
- Позови Влада!
Люда не унимается, и ее начинают выводить.
- Если бы не он, ты бы похоронил мальчишку, слышишь, похоронил по
частям. Ты знаешь, что бы они с ним сделали!
Сестра подаётся вперёд, успевая вцепиться пальцами в рукав рубахи
Аккорда. Звуки потасовки прекращаются. Сестра, стоит напротив этого
козла, а после резко падает на колени.
- Ты обязан ему, - указывает на меня ладонью, - жизнью сына.
- Откуда ты знаешь?- брезгливо смахивается с себя ее руки.
- Я была у Вилейкина, он мне рассказал, - вновь касается его запястья, -
а Василек подтвердил, что так и было, он нашел Влада, когда мой брат всех
отделал. И еще, позавчера люди Зверя приходили с отверткой, их что-то
спугнуло, но они обещали вернуться. Если бы Влада поймали не они, зачем
им мстить Сашке? Скажи? 
- Он выпотрошил Капу,- словно не слышит Людкиных слов.
- Я знаю, - Люда опускает голову, проводя ладонями по лицу, - Яковлев
не отдал мне компромат, даже не связался с отцом, - сглатывает, - я хотела
спасти брата, хотела принести эти бумажки тебе. Я сделаю все, что ты
захочешь, - ее губы дрожат, - отпусти его. Прошу тебя. Ты можешь...
- Он убил моего человека, это не прощается.
- Он спас твоего сына, - подается вперед, - неужели это не ценно?
Оставь его в живых, я сделаю абсолютно все, что ты скажешь...мы сделаем, -
смотрит в мою сторону.
Аккорд громко втягивает воздух, поворачиваясь к двери.
- Василька ко мне в кабинет, живо.
Я вижу, как они уходят, они все. Дверь закрывается, а свет гаснет.
Не знаю, сколько я там нахожусь, час или несколько суток. Я то
проваливаюсь куда-то далеко, чувствуя расслабление и отрешенность, то
прихожу в себя, ощущая боль.
В одно из таких возвращений дверь распахивается, а свет, мгновенно
раздражающий сетчатку, включается над моей головой.
- Закрой глаза, - Людкин голос, - все закончилось, - она расстегивает
наручники, - тебе помог Веня, слышишь? Его уже наказали.
- Он не… - губы пересохли и покрылись коркой.
Они трескаются, стоит мне хоть немного приоткрыть рот.
- Это был он, - с нажимом, - понял? Это его запорожец, и это он сжёг
его в лесу!
Киваю, либо же думаю, что киваю.
- Сейчас тебя отвезут в больницу, а после мы все обсудим.
 Людкины пальцы касаются моего лица, и я слышу всхлип.
- Твой друг редкостная тварь, - сглатывает, - он просто тянул время.
Нам никто не поможет, Сашка, никто кроме нас самих, - вытирает слезы. -
Пока будешь в больнице, я скажу маме, что ты полетел к папе в Мурманск
узнать насчет работы. И отцу позвоню, он поймет. Мама не должна ничего
знать, она просто не сможет это пережить.
- Хо-ро-шо.
Это последнее, что я помню, перед тем как отключился. В себя
прихожу уже в палате, с капельницей в руке. Люда сидит на диванчике по
другую стену, поджав под себя ноги и накрывшись покрывалом. Спит.
 
Марина
После занятий домой я возвращаюсь одна, шагаю по аллее, иногда
рассматривая начинающую желтеть листву или хмурое небо. Погода
испортилась слишком быстро, вроде только вчера мы умирали от жары,
теперь же прячемся от холодного ветра и дождя.
Но, несмотря на это, я тихо радуюсь, что все  закончилось. Боря помог
Саше, его отпустили, и уже как четыре недели назад он улетел к отцу.
Наверное, теперь будет работать там и приезжать пару раз в год. Конечно,
все это как-то грустно, но все хорошо, что хорошо заканчивается. Он жив,
здоров и избавился от набросившихся на него проблем. Стоит порадоваться.
Так странно, мы были так близки, а теперь все рухнуло, как
неустойчивый карточный домик. Раз - и ничего нет. Касаюсь своих губ,
вспоминая этот странный и отчасти агрессивный поцелуй на моей кухне. В
голове всплывают его слова о том, что между нами больше нет дружбы, о
том, что он обо мне думал, хотел увидеть. Смотрю себе под ноги, чувствуя
прилив прохлады, кожа покрывается крупными мурашками, становится не по
себе. Его могли убить, ему повезло, очень и очень повезло. От одной только
мысли, что Доронин мог погибнуть, во рту становится сухо, а на душе пусто
и страшно. Наверное, все же ему будет лучше подальше от нашего города.
Взбежав по ступенькам, перехожу дорогу от парка к нашему двору и
застываю между торцами домов. Глазам открывается интересная, как бы
сказала Анфиска, картинка. У Доронинского подъезда стоит машина, та
самая, на которой приезжала Людка. Стекла тонированные, а вокруг ни
души. Отхожу в сторону, скрываясь за ветвями опавшей сирени,
присаживаясь на металлическую трубу, огораживающую небольшой
палисадник под окнами дома.
Машина стоит минут пять, а после из нее выходит Доронин, следом
Люда, они перекидываются еще парой фраз, и, усевшись обратно, Санькина
сестра уезжает со двора через второй проезд. Это странно…
 Высовываюсь и, ускорив шаг, направляюсь туда. Доронин меня не
видит, стоит спиной, прикуривая сигарету.
- Привет, - подаю голос.
Саша разворачивается ко мне, выпуская дым в сторону. Кивает.
Пробегаю глазами по его лицу, вижу тонкую ссадину на переносице и
небольшой, уже почти прошедший синяк на скуле. Под бровью все еще
яркий шрам. Сглатываю, отводя глаза.
- Привет.
- Я рада, что все закончилось нормально и…
- Спасибо, что пыталась помочь, - прищуривается, а губ касается
улыбка.
- Меня не за что благодарить, это все Боря.
- Боря, - Доронин перекатывает его имя на языке. - Точно.
- Твоя мама сказала, что ты был у отца. Это правда?
- Нет, - качает головой, - Людка придумала.
А я было уже поверила, наивная. Его били, видимо, долго и жестоко.
Он корчился от боли в больничной койке, а я насочиняла себе радугу с
единорогами, глупая.
- В больнице? – морщусь, всего лишь воображая, что с ним было.
- Да.
- Мне очень жаль, что все так вышло. Правда.
- Я знаю, - выбрасывает окурок, не переставая смотреть в мои глаза.
У него тяжелый и в то же время завораживающий взгляд. Я словно под
гипнозом, стою и не могу пошевелиться.
- Зайдешь? – кивает на свои окна.
- Ненадолго.
Сашка пропускает меня вперед, открывая подъездную дверь. Мы
поднимаемся на этаж, а я спиной чувствую его взгляд, сглатываю.
В квартире шумит телевизор, и стоит нам войти, как теть Аня выбегает
в прихожую.
- Санька, - обнимает сына, - Марина, - улыбается мне, - проходите на
кухню, чай попьем.
Я разуваюсь и ступаю босыми ногами на линолеум, вырядилась в
платье и не нашла с утра колготки. Сашка дает мне тапочки, и я улыбаюсь в
знак благодарности.
- Ты, конечно, умеешь удивлять, сын, - вздыхает, - так исчезать, хорошо
хоть позвонил почти сразу.
- Как прилетел. Прости, - касается материнского плеча.
- А куда я денусь? – тепло улыбается сыну. - Садитесь, я как раз обед
приготовила.
 Мы идем на кухню, и я чувствую, как Сашкина ладонь касается моей
спины, напрягаюсь, опуская взгляд. Мы обедаем почти молча, он смотрит на
меня опаляюще, и еда встает поперек горла.
В глубине квартиры звонит телефон, и теть Аня убегает ответить на
звонок. Размешиваю суп, а сама хочу сбежать, наверное.
- Хочешь уйти? – Сашка отодвигает тарелку, складывает руки на груди
и проникновенно смотрит на меня.
- Наверное, - убираю волосы от лица, - просто как-то глупо все, -
поджимаю губы, - мне лучше уйти.
Доронин пожимает плечами, поднимаясь из-за стола. Иду за ним
следом, на лестничной клетке Саня подпирает плечом стенку под щитком, с
интересом наблюдая за моими эмоциями. А их у меня валом, я вся
покраснела как помидор и переминаюсь с ноги на ногу. Хочу уйти, но что-то
меня останавливает. Подаюсь вперед, между нами пара сантиметров,
задираю подбородок, чтобы смотреть Доронину в глаза.
- Я рада, что с тобой все хорошо, - говорю тихо, - я очень за тебя
переживала, - закусываю губу, чувствуя подступающие слезы.
- Что со мной будет? – усмешка. - Не реви, - легонько щелкает меня по
носу, а я всхлипываю.
Сашка как-то неожиданно обхватывает меня за шею, притягивая к себе.
Утыкаюсь носом в его грудь, опоясывая руками.
- Мари-и-и-н, - протягивает мое имя, - ну ты чего? Ревешь, что ли? Ма-
ри-ша, - я слышу по интонации, что он улыбается.
- Нет, - шмыгаю носом, сильнее вцепляясь пальцами в его свитер, -
прости, что я тебя тогда ударила, это было глупо.
- Когда? Такое вообще было?
- Доронин, - улыбаюсь, поднимая взгляд.
Саша отнимает мою руку, сжимая в своей ладони.
- Что? – смотрит на мои губы. - Ничего не помню, амнезия.
- Не нужно, Саш, я не хочу быть предательницей. Не хочу поступать
плохо.
- Что в этом плохого? – его ладонь ложится на мою спину, подтягивая
ближе. - Ты мне нравишься, и я не вижу смысла молчать.
Доронин приподымает меня над полом на пару сантиметров и без
предупреждения целует. Сминает мои губы своими, обводя контур языком, а
после погружаясь в мой рот. Он не напирает, напротив, каждое его действие
наполнено запредельной нежностью. Пальцы гладят мои волосы, щеку,
опускаясь к подбородку, слегка сдавливая.
Прикрываю глаза, вдыхая аромат его парфюма, смешанного с запахом
табака, пальцы сами стискивают ворот темного свитера, хоть мозг и бьет
тревогу.
 Я понимаю, что это неправильно, но глупое сердце утверждает
обратное, не позволяя отстраниться. Я целую в ответ, вставая на цыпочки,
прижимая ладонь к его шее. Чувствую, как пульсирует венка, улыбаюсь в его
губы, а он прикусывает мои. Жадно, с легкой ухмылкой, я вижу ее через
полуопущенные ресницы и улыбаюсь в ответ.
Тепло его тела обворачивает меня в какой-то кокон нежности и силы.
Отстраняюсь на пару миллиметров, уткнувшись носом в его ключицу.
Зажмуриваюсь, чувствуя его крепкие объятия.
- А вы чего это тут делаете? – Анфискин голос заставляет меня резко
отстраниться, я так погрузилась в момент, что совершенно не услышала ее
шагов.
Оборачиваюсь, видя подругу. Она стоит на пролет ниже, с интересом
нас рассматривая. На губах раздраженная ухмылка.
- Чего приперлась, Мартынова?
Доронин разжимает руки, проводя ладонью по моему плечу ниже, беря
мою руку в свою.
Я нервничаю и не знаю, куда себя деть, словно меня застали за чем-то
постыдным. Хотя, наверное, это так и есть. Что именно она видела?
- Я пришла узнать, как дела, - говорю уверенно.
Анфиса кивает, вытягивая губы трубочкой.
- Ясно. Я, вообще, за тобой, мне сказали, ты здесь, вот я и забежала.
- Да. Идем.
Сашка выпускает мою руку, и я начинаю шагать вниз.
- Пока, - ослепительно улыбается Доронину, маша ручкой.
На улицу мы выходим в гробовом молчании. Я чувствую Анфисину
нервозность и желание поговорить, но продолжаю делать вид, что не
понимаю этого.
- Марин, я что-то не поняла, ты же с Борей или нет? – надрывно. -
Просто я пришла, а вы обнимаетесь. Вообще-то Саня мой, если ты не забыла!
- Это не то, что ты подумала. Сашка все это время был в больнице, -
шепотом, - только никому. Его избили, и Боря помог ему выпутаться из
проблем. Мы встретились у дома, разговорились… его чуть не убили, какая у
меня должна была быть реакция?! Мы все детство дружили.
Кажется, я сейчас вру не краснея. И да, она не видела поцелуй.
- Блин, - сводит брови, - прости, я же не думала… А сейчас? Сейчас все
хорошо у него?
- Говорит, да. Проблем больше нет, - выдыхаю.
- Ну круто, твой Борька - спасатель.
- Ага.
- Ко мне?
 - Нет, хочу отдохнуть, да и к завтрашнему дню столько заданий
выполнить нужно - учеба, - пожимаю плечами.
- Ну ладно. Пойду тогда к Любке.
- Привет ей.
- Ага.
 
Доронин
Смотрю Маринке вслед и, развернувшись, возвращаюсь в квартиру,
чувствуя прилив бешеного возбуждения. Стоит позвонить Маратику и
сделать рейд по бабам. Прохожу в комнату, замечая, что мама все еще
болтает по телефону. Закрываю дверь и ложусь на кровать поверх покрывала,
смяв под головой подушку.
Перед глазами ее улыбка, я до сих пор чувствую ее тепло и то, как она
ответила на поцелуй, закрываю глаза, складывая руки на груди. Умом я
понимаю, что сейчас меня должно волновать другое, но я не могу взять и
перестать думать о ней. Она постоянно в моей голове, где бы я ни находился.
Когда меня держали на той даче, в бреду я видел Маришу, чувствовал ее
прикосновения. Я отъезжал из сознания, но продолжал о ней думать…
Не знаю, когда и почему, но понимание того, насколько она мне нужна,
словно обухом ударило по голове, стоило мне увидеть ее в день моего
возвращения из армейки. Один взгляд, прикосновение, и назад пути просто
не было, и нет до сих пор. Я не врал ей, говоря о том, что думал о ней там, о
том, что она нужна и мне плевать на все. Я знаю ее почти всю жизнь, внушая
себе, что дружу, только дружбой это не пахло никогда. Наверное, я всегда
смотрел на нее глазами влюбленного мальчика, прикрывал все ее выходки и
добровольно подписывал себя на все, что она пожелает. Если захочет,
Баженова сможет вить из меня веревки, и я буду совсем не против.
Глупая, хочет быть честной, только кому она нужна, эта правда?
Яковлев отдал мою башку на растерзание Аккорду, даже не попытавшись
помочь, винить его будет глупо. Но чисто по-человечески он мог
предпринять хоть что-то, не предпринял. Но Баженова убеждена в Бориной
помощи, значит, он выставил себя героем, а не палачом.
Людка мне все рассказала, это была интересная история. Боря тянул
время намеренно, зная, что меня могут убить, тянул, чтобы найти эту дачу и
взять Аккорда на живца. Неясно, чья это была идея, его или его бати, но сути
это не меняет. Людка вовремя просекла, что к чему, и свалила, отмечая за
собой слежку.
Она привела их к Вилейкину, откуда смогла уйти не без помощи
Марата. Она сделала для меня почти невозможное, моя сестра вытащила
меня с того света, громко стуча каблучками. Весь скулеж о том, что она была
причиной, полная ересь. Я сам обострил все свои проблемы, перекладывать
вину на чужие плечи как минимум не по-мужски.
Я могу понять Яковлева, эти бумажки… его батя разрабатывает
Аккорда полжизни и вряд ли станет жертвовать хоть чем-то ради кого-то
вроде меня. Соль в другом, Борька мог просто выставить Людку, а не тянуть
время, которого было и так немного. Но он целенаправленно перешел черту,
приняв сторону отца. А какая сторона моя? Теперь я уже не знаю.
- Сань, там Марат пришел, - мама заглянула в комнату, и я поднялся с
кровати.
Лукьянов завалился почти сразу, протягивая руку, и сел на стул у
письменного стола.
- Ты как? Красавец, по тебе и не скажешь, что били.
- Была хорошая реабилитация, Людка поставила всех на уши.
- Что делать думаешь?
- В плане?
- У тебя должок перед папой, он с тебя не слезет.
- Пошли на балкон, покурим.
Мы выходим под осенний ветер, вытаскивая сигареты.
- В общем, Петр Викторович просил меня ввести тебя в курс дела. Ты
теперь со мной, - ударяет кулаком в плечо, - мы во всем содействуем Гризли,
я вас еще познакомлю…
- Думаю, - тру скулу, - мы уже знакомы…
- …короче, дело маленькое и нешумное, оформим тебя в несколько
кооперативных точек, на легальную зарплату.
- И в чем подвох?
- Платят в семь раз больше, - пропел Лукьян, - собирать дань - это
правильно, но лучше делать это на законных основаниях. Аккорд аккуратист,
ему мелкие проблемы с ментами не нужны. Крупные тоже.
- Это все?
- Ну несколько раз в месяц берешь ребят и проезжаешься по точкам, по
выходным бывает работенка в «Сапфире» или «Глобусе».
- А что в «Глобусе»?
- Там казино, - Маратик растянул губы в улыбке, - можно, кстати,
сходить покутить, а то ты после больнички помятый весь.
- В другой раз.
- Слушай, знаю, что мутно все и желанием ты не горишь, но спрыгнуть
уже не выйдет.
- Я понимаю, - киваю, выдыхая дым.
- Сань, взбрыкнешь, Людку подставишь. Она за тебя перед Аккордом…
- Я в курсе, - сквозь зубы.
 То, что Марат пытается давить на чувство справедливости, похвально,
но я и без него знаю, что заварил это сам, как и подставился. Но смысл
сейчас даже не в этом, я подставил не только себя, но и сестру, кинул тень
позора на мать, поэтому и должен отвечать.
Людка уже давно мне все объяснила, в самый первый день в больничке,
поэтому лечение Маратика ни к чему. У меня нет выбора, а может быть, и не
было никогда.
- Тогда жду тебя завтра в «Сапфире» в десять. И да, ты сейчас под
особым присмотром, за тобой будут следить, контролировать каждый шаг, и
некоторые попытаются вальнуть, ты прирезал одного из наших…
- Твоих тоже?
- Не неси чушь, суть ты понял. Будь аккуратнее.
Киваю, и Лукьянов сваливает. Стискиваю зубы, выбрасывая окурок в
жестяную банку, висящую на краю перил, и возвращаюсь домой.
Следующие три месяца я врубаюсь в работу, приходя к выводу,
насколько все это мерзко. Показуха морали и законности, на деле же
издевательства над слабыми. Мы крышуем людей, которых, по сути, сами и
обворовываем, в некоторых случаях превращаем в куски кровавого мяса.
Стараюсь держаться подальше от подобных вспышек агрессии новых
собратьев. Эта отморозь готова на все ради собственного удовольствия, они
играют в благодетелей, наслаждаясь причиняемой болью.
Большую часть времени стараюсь ошиваться в «Сапфире» или же
«Глобусе». В основном  в первом, как ни странно, но там находится то, что
интересует и меня, - дела ресторана. Башка у меня варит, и с цифрами я
дружил всегда. Этот факт, конечно, не проходит мимо Аккорда, и он лично
назначает мне встречу, здесь же.
Не знаю, что поистине я испытываю к этому человеку, знаю одно -
лютая ненависть ходит по пятам, выкручивает руки, но сейчас я не могу
ничего сделать. Сделать, чтобы не подставить свою башку под плаху или
близких под удар. Я выполняю ту работу, что мне велят, и ненавижу себя за
это. Слабость и никчемность - то, с чем я себя ассоциирую сейчас. И больше
ничего. Я слабак и трус, неспособный исправить ситуацию, где выход лишь
один - стиснуть зубы и работать.
Ломов приехал в ресторан вечером, его, как и всегда, сопровождал
Гризли. Они сели за стол на возвышенности в углу зала, так чтобы видеть
все, что здесь происходит.
Меня позвали не сразу, а спустя полчаса, Гризли заглянул на кухню,
где мы общались с Грековым – управляющим ресторана, и сказал, что
Аккорд меня ждет.
Идя туда, я ничего не чувствовал - ни страха, ни волнения, ни радости.
Пустые эмоции. Я подвешен в состоянии полного безразличия, когда все, что
ты делаешь, происходит на автомате. А еще меня гложет от мыслей, что я не
могу и близко подойти к Маринке, после поцелуя в моем подъезде мы
больше не виделись, я намеренно ее избегал и делаю это до сих пор. Снять
квартиру на другом конце города, чтобы избавить свои глаза от ее
изображения, было самой здравой мыслью. Потому что я не хочу вмешивать
ее во все это дерьмо, за мной следят и могут сделать выводы, увидеть еще
один объект  для манипуляций.
- Садись, - Петр Викторович указал на стул, сжимая в руке рюмку
водки.
- Добрый вечер.
- Тебе того же, - Аккорд отсалютовал и замахнул алкоголь, - мне
говорят, ты проявляешь интерес к внутренним делам ресторана, с табличкой
хорошо придумал.
Киваю. Вообще, с табличкой была чистая импровизация. В ресторане
левачат по-жесткому в желании обмануть клиента, недоливают пиво,
пробивая совсем другой литраж, что очень не нравится Аккорду. Из-за того,
что бармены недоливают и берут разницу в карман, происходит постоянная
текучка кадров, многие заканчивают работу пулей в лоб. Поэтому еще
недели две назад я взял на себя право и смелость распорядиться об
объявлении, согласно которому гостей призывали дожидаться отстоя пены и
только потом просить долива. Мало кто станет сидеть и ждать, в основном
пьют сразу и берут добавку за полную стоимость, потому что порция будет
новой. Вся разница в деньгах уже идет в кассу ресторана, бармены остаются
в стороне, получая небольшой процент, а посетителей дурят на вполне
законных основаниях. Главное, что никого не превращают в фарш за
хищение бабла.
- Спасибо.
- Говорят, ты в цифрах шаришь, отчеты Грекову составлять помогаешь.
Подсиживаешь его?
- А надо? – усмехаюсь.
- Я смотрю, кости не болят уже? – переводит тему, поглядывая за мою
спину, где стоит Гризли.
- Срослись.
- Это хорошо. Продолжай в том же духе, сообразительные нам нужны.
У прокурора скоро день рождения, нужно подготовить ресторан, чтобы все
по высшему разряду было. Грекову я указания дал, а ты проследи, если что
надо, помоги ему, посоветуй, как лучше…
- Хорошо, - свожу брови, пока не до конца понимая, что вообще
происходит.
- А потом посмотрим, что с тобой дальше делать будем. Людка здесь?
- Нет, не было сегодня еще.
 - Гризли.
Тот сразу подается вперед.
- Скажи парням, пусть найдут ее, предчувствие у меня что-то.
- Сделаем, Петр Викторович.
- Ступай.
Аккорд вытер губы салфеткой, напыщенно отбрасывая ее на тарелку.
Он годился мне в отцы, на висках уже появилась седина, а грубые черты лица
старили его еще больше. Темная шевелюра была зачесана назад и прилизана
гелем, золотая цепь толщиной с палец висела на шее, а огромный крест
торчал из-под расстегнутого ворота белой рубахи.
- Ты мента этого хорошо знаешь?
- Яковлева?
- Его, милого, его.
- В школе учились.
- Плохие у тебя друзья, Саня, жопу со стула не поднимут без своей
выгоды. А отца его?
- Не близко.
- Ладно, - кивнув своим мыслям. - Свободен на сегодня.
 
ГЛАВА 3
Марина
- Ну Мариночка, Маришенька моя, - Анфиса состряпала грустнющую
мордашку, присаживаясь передо мной на кровати, - ну как ты не придешь? Я
же всех-всех собрала, ну куда я без тебя? Ты же моя лучшая подружечка.
- Анфис, у меня курсовик, целых два, я ходить уже не могу, не то что
праздновать.
- Ну это же день рождения, ну миленькая.
- Блин, ну вот что с тобой делать? – вздыхаю, складывая руки на груди.
- А-а-а-а, я тебя люблю!
Анфиса с визгом вскочила на ноги, распахивая мой шкаф.
- Так, нам нужно платье. Короткое и обтягивающее.
- Это мой гардероб, вообще-то.
- А я тебе и выбираю. Ты что, не хочешь сразить Борьку наповал?
- Если он придет, в последнее время у него столько работы.
- Да, в городе такое творится, ужас просто, - цокнула языком, - то
ограбили, то убили, то драки эти, я вообще в шоке, - щебечет, вытаскивая
вешалку за вешалкой.
- Только не зеленое, прошу тебя.
- А что? Ты посмотри, секс просто.
- Можешь себе забрать этот секс.
- Откуда оно у тебя?
 - Посылку отец прислал, новый Леночкин подарок. То мешок, то
шлюший прикид.
- Эй, я что, по-твоему…
- Ну, тебе идут эти мини, а мне не очень.
- Ладно, будем считать, что про шлюх я не слышала, но платье заберу,
раз тебе не надо.
- Ага, бери.
- Но во что мы тебя-то оденем?
- Не знаю. Может, черное?
- У меня не поминки!
- Тогда красное…
- Да, вот это, - снимает с плечиков струящееся алое платье, - у него и
плечи чуть-чуть открыты, это будет бомба, - вздыхает, довольная находкой.
- Значит, решено, красная бомба.
- Точно. Как ты думаешь, Сашка придет? Маратик согласился, а вот
Доронин… блин, я очень надеюсь, что он не откажется.
Улыбаюсь, но ничего не отвечаю. Лично я очень хочу, чтобы он не
пришел. Чтобы вообще дорогу забыл туда, где могу присутствовать я. Но, с
другой стороны, что-то внутри меня бьется о стенки отстраненности и
страхов, завывая о том, как яростно хочет увидеть наглую, самодовольную
Доронинскую физиономию. Он съехал от матери и больше даже не
появлялся в нашем дворе. До меня доходили слухи, что Сашка работает в
«Сапфире», и что теперь он, как и Люда, заодно с Аккордом.
- Мариш, я, короче, побежала, жду тебя завтра в семь. Не опаздывай, ну
я еще звякну.
- Давай, сто раз еще позвонишь.
Анфиска целует меня в щеку и, прихватив бывшее моим платье,
улетучивается из комнаты, что-то рассказывая бабушке, которая топталась в
прихожей.
Входная дверь закрывается, а бабуля заглядывает ко мне.
- Ужас, как начнет тараторить, не заткнешь же!
- Ба, - начинаю откровенно ржать, стараясь при этом сделать серьезное
лицо.
- А что? Неправда, что ль? Как заведет свою шарманку, уши вянут. А
ты смотри, уведет твоего Сашку короткой юбкой, пока ты тут ворон
считаешь.
- Бабушка! - свожу брови в недоумении.
- Что ты все бабкаешь мне? Слушала бы лучше, я дело говорю.
- У меня складывается стойкое ощущение, что Доронин больше тебе
нужен, а не мне, - широко улыбаюсь.
 - Ну тебя. Дура девка! Локти потом грызть будешь. Боренька твой жук
еще тот, вот увидишь.
- Он нам помогал и…
- Помогал, спасибо ему за это от сердца. Только теперь что, до
гробовой доски в качестве благодарности с ним спать?
- Бабушка, ты совсем, что ли?
- А что я сказала? Не в песок чай играете.
- Блин, ты вот как скажешь… чай пошли пить.
- Ну пошли. Я там как раз заварила.
Пока мы сидим на кухне, я перевожу разговоры в другое русло, и ба
поддерживает эту инициативу, что не может не радовать.
Утром я еду за подарком для Анфиски, шатаюсь по магазинам и ни
капли не представляю, что могу ей подарить. Выхожу из книжного, понимая,
что Мартынова не оценит такой подарок Спустившись по ступенькам,
останавливаюсь, чтобы плотнее застегнуть молнию на сумке, и вздрагиваю
от прикосновений.
- Боря? – разворачиваюсь, улыбаясь, а когда вижу Сашку, уголки губ
опускаются вниз.
- Не угадала, - убирает руки в карманы куртки.
- Привет. Что ты здесь делаешь?
- По делам, тебя увидел, решил поздороваться.
- Ясно.
- Чуть шею не свернул.
Хмурюсь, не понимая, о чем он.
- Красотка ты, Маринка, говорю.
- Блин, Доронин, ну тебя.
- Как твои дела?
- Это правда, то, что ты работаешь в «Сапфире»?! – игнорирую его
вопрос, потому что мне необходимо знать, правда это или слухи.
- Правда.
- Прости, но не могу за тебя порадоваться, то, что ты делаешь…
- А что я делаю? – склоняет голову вбок, пронзая меня холодным
взглядом.
- Они бандиты…
- По магазинам шатаешься? – смотрит на мою сумку, которую я
прижимаю к груди.
Доронин уходит от ответа, а я не решаюсь продолжить разговор на
тему его «работы».
- Я подарок Анфисе выбираю.
- Ты идешь к ней на день рождения?
- Конечно иду, мы же подруги.
 - Компанию составлю? В выборе подарка, конечно, - как-то странно
оглядывается по сторонам.
- Ладно, - вздыхаю, - куда от тебя спрячешься?!
- Это верно, - расстегивает молнию на кожаной куртке. - Куда идем?
- Не знаю. Я уже всю голову сломала, что ей подарить.
- Мужика ей подари, она обрадуется.
- Тебя, что ли?
Сашка выгибает бровь, смотря на меня с неким раздражением.
- Шутка, - опускаю взгляд, - ты тоже к ней идешь?
- Не думаю. Дел много. Но ты меня жди.
- Даже не надейся.
- Злая ты, Баженова, - берет меня под руку, - не добрая.
Опалив его немного обозленным взглядом, отцепляю от себя его руку,
замечая недовольство, после которого сама просовываю ладонь под его
локоть, потому что так удобнее идти.
Мы шагаем вдоль торгового ряда, и я все не решаюсь начать разговор.
- Ты чего такая тихая сегодня?
- Да нормальная. Саш, я поговорить хотела, ну, по поводу того
поцелуя…
- А что с ним не так? Тебе не понравилось? – он прищуривается, но я
все равно вижу, как блестят его глаза.
- Доронин! Это было случайно, на эмоциях, я за тебя переживала и…
- Да понял я, расслабься.
- Правда? Просто я не хочу, чтобы ты что-то себе придумал и…
- Марин, мы подарок выбираем или личную жизнь обсуждаем?
- Подарок.
- Вот и пошли.
- Хорошо.
Ускоряя шаг, чтобы не отставать от Сашки, смотрю на витрины.
- Мы уже час ходим, все, я устала, - останавливаюсь посреди улицы.
- Вон ювелирка, пошли зайдем, - Санька указывает на вывеску в паре
метрах от нас.
- У меня нет денег на украшения.
- Мы просто посмотреть, за это деньги не берут.
 
Доронин
Марина раздумывает пару секунд, прежде чем кивнуть и зайти внутрь.
В магазине играет непринужденная музыка, а дамочка, протирающая
витрину, окидывает нас грозным взглядом и продолжает натирать стекло.
 Баженова проходится вдоль небольшой полки с цепочками и
кулончиками, убирая руки в карманы серого плаща. Она такая забавная,
слегка скованная, но до одури красивая.
- Что бы ты купила? - останавливаюсь позади нее, втягивая носом
цветочный аромат духов. - Если бы были деньги.
Мариша напрягается, чуть повернув ко мне голову.
- Если ты мне что-то купишь, я тебя убью, - шепотом.
- На что? - приподымаю бровь. - Откуда у меня деньги? Я же говорю,
мы просто посмотреть.
Конечно, я ей вру, независимо от того, что в «Сапфире» я не по
собственному желанию, деньги мне платят, и вполне себе приличные.
- Маска в виде кулона. На театральную похожа. У мамы такая висела в
гримерке. Пойдем отсюда.
Марина разворачивается, и я вижу на ее лице гамму эмоций,
отрицательных эмоций. Киваю, и мы сразу же выходим на улицу.
- Саш, я, наверное, домой пойду.
- Я подвезу, - перехватываю ее руку.
- Не надо, мне нужно пройтись.
Маришка перебегает дорогу, а я ловлю себя на мысли, что смотрю ей в
спину. Постояв так пару минут, разворачиваюсь и, оглянувшись по сторонам,
чтобы в сотый раз удостовериться, что уже третий день за мной нет слежки,
направляюсь обратно в ювелирный. Купив цепочку и кулон, кидаю коробку в
бардачок машины, решив, что к Мартыновой я сегодня все же заскочу. Это
шанс пообщаться с Мариной и не привлекать внимание, если слежка вновь
появится.
В «Сапфире» еще на входе встречаю сестру. Она стоит на крыльце,
курит. Вся растрепанная и взвинченная.
- Что случилось? – останавливаюсь напротив.
- Бесит все.
- Лю-ю-юд…
- Соседка наша, снизу…
- Сидорова?
- Она, коза старая! Такого наплела… мама сюда приходила.
- Когда?
- Час назад. Она меня не простит, Сань, сказала, чтобы я дома больше
не появлялась.
- Она остынет.
- А если нет? Я же как лучше хотела… что мне оставалось делать? Ни
денег, ни образования нормального. Еще и козлы эти долг повесили… что
мне делать было? Если бы не Петр… я же не шлюха, подумаешь, пою в
кабаке…
 - И под шумок трахаешься с хозяином… ты под него сама легла.
- То есть если бы он взял силой, я была бы милой бедной овечкой, так?
Чтобы люди нашли для меня оправдание, меня должны были изнасиловать и
принудить, да?
- Прекращай эту философию, сейчас ничего не изменишь.
- Что с мамой теперь делать? Кто вообще эту бабу рот свой открывать
просил?!
- Дай ей время остыть и не лезь под горячую руку.
- Какой дельный и благородный совет.
- Какой есть. К тому же ты все равно почти не появлялась дома.
- Это другое!
Пожимаю плечами и, обогнув сестру, дергаю на себя массивную дверь.
- Подожди, - Люда идет следом, - я слышала, Аккорд хочет заменить
Грекова.
- И?
- Тобой заменить.
- Ты серьезно сейчас? - оттормаживаюсь, оглядываясь по сторонам.
- Более чем, он с Гризли об этом еще вчера утром говорил. Ему
нравится твой подход к этому делу. Они обсуждали прокурорский праздник,
так вот, если все пройдет гладко, то ты заменишь Павлика.
- Интересно… с чего такая щедрость?
- Ты серьезно? За время, что ты здесь, доход в два раза вырос. Не
думала, что у тебя таки есть предпринимательская жилка, - усмехается. -
Поставки, договоры, хитрости эти все твои, и все миром. Саня, ты как уж на
сковородке, такое людям в уши льешь, а они тебе еще за это улыбаются и на
все соглашаются. Чудеса просто.
- Не все же решается методами Аккорда.
- А я и не спорю, но его метод самый действенный, и не говори мне, что
это не так.
- У Вени сорок дней два месяца назад было, а ты даже не вспомнила, -
усмехаюсь, получается жалко.
Людка подбирается, нервно смотря по сторонам, лицо не отражает
каких-то особых эмоций.
- Ты знаешь, что иначе на его месте был бы Марат, или мы все.
- Вот это и угнетает.
Сестра кивает и, достав из сумочки сигареты, садится за дальний стол, я
же иду на кухню, упираюсь ладонями в металлическую столешницу, не
замечая суеты вокруг. Все происходящее вокруг отравляет, но я к этому
привыкну, точнее, уже привыкаю, у меня просто нет выхода. Ты либо
живешь с вечными страданиями и спиваешься, заливая их бухлом, либо
принимаешь все как есть и не ноя двигаешься в будущее. Третьего пока не
дано.
- Василек, - останавливаю мордоворота, охраняющего Влада,
вспоминая о Маринке, - ты сегодня занят?
- Да вроде нет, а че хотел?
- Дело одно есть. Нужно человеку одному работы подкинуть, на
полночи. Справишься?
- Без базара, ты меня тогда выручил, если б с мелким что-то случилось,
Викторович бы с меня шкуру снял. Так что делать надо?
- Слушай…
 
Марина
- Марин, я к Жанне пошла с Костей сидеть, заночую у них.
- Хорошо, бабуль, - распахиваю губы, прокрашивая ресницы темно-
синей тушью.
В прихожей хлопает дверь, оборачиваюсь на шум, бросая тюбик в
косметичку. Легкими движениями снимаю с плечиков платье, разглаживая
подол ладонью. Красная ткань струится между пальцев, вызывая приятные
ощущения. Одевшись, всовываю ступни в сапожки на низком каблуке и,
зажав под мышкой коробку с духами, выхожу к большому платяному шкафу
в углу коридора. Накинув на плечи пальто, закрываю дом на ключ и
спускаюсь во двор.
На улице моросит дождь, я не взяла зонт, а потому дорога через три
дома изрядно портит мне прическу. Волосы становятся влажными, объем
пропадает, а кудрявые локоны теперь просто волнистые. И почему я не
подумала взять зонт? По дороге встречаю теть Аню. Она идет по тротуару,
накинув на голову капюшон дождевика, и, кажется, совсем меня не замечает.
Здороваюсь, и женщина оборачивается, лишь пройдя мимо меня пару шагов.
- Марина, - легкая улыбка, - здравствуй.
- У вас все хорошо? – свожу брови, подмечая ее разбитое состояние.
- Все хорошо, - звучит печально и совсем не правдоподобно.
- Ладно, - киваю, и она сразу уходит прочь.
Ускоряю шаг и к Мартыновой заскакиваю уже промокшей до нитки.
Скидываю плащ и вешаю на крючок у входной двери. В квартире шумно,
грохочущая музыка перебивает все голоса и крики. Прохожу вглубь комнат,
вручая Анфи подарок. Она улыбается, целует меня в щеки и говорит, что
минуту назад звонил Борька, просил передать, что задержится. До меня не
дозвонился, видимо, в тот момент я уже вышла.
Мартынова брызгает на себя духами, встряхнув баночку, прикрывает
глаза и широко улыбается.
- Просто улет. Ты проходи, все уже собрались. А я сейчас.
 Анфиска подталкивает меня в сторону комнаты и убегает на кухню. В
гостиной полно народа, кого-то я знаю, кто-то мне незнаком, касаюсь
пальцами своих волос и, словно опомнившись, иду в ванную.
Да, красотка еще та, в зеркало на меня смотрит дамочка с настоящей
мокрой мочалкой вместо волос. Хмурюсь собственному отражению, замечая
Марата. Он просовывает голову в дверь, оглядывая меня.
- Привет.
- Привет, тебе чего? – начинаю расчесываться.
- Поздороваться, - пожимает плечами, - хорошо выглядишь.
- Очень, - искривляю губы.
- Яковлев где?
- Задерживается, работы много.
- Ясно.
- А что? – оборачиваюсь и смотрю на него уже не через отражение.
- Просто интересуюсь.
- М-м-м.
В прихожей слышится громкий визг, и мы с Маратом синхронно
подаемся туда. 
Анфиска висит на шее у Доронина, который едва успел переступить
порог квартиры. Чувствую горечь в горле, сглатываю, понимая, что злюсь.
Мне это не нравится. То, как она на нем повисла. Отворачиваюсь и
раздраженно ухожу обратно в ванную, только вот моя досада не укрывается
от цепкого взгляда Маратика.
Закрываю дверь плотнее, расставляя ладони по обе стороны раковины,
и смотрю на себя в зеркало. Смотрю долго и внимательно, пытаясь, наконец,
разобраться в том, что чувствую на самом деле. Потому что все это не
цепочка случайных совпадений и порывов, я действительно смотрю на
Доронина не только как на друга и боюсь себе в этом признаться. Но еще
больше боюсь боли, боли, которую могу принести кому-то… Боре, конечно.
Я не имею права поступать с человеком, который меня любит, плохо. Он
добрый, заботливый, он вытащил меня из ямы слез и почти собрал заново,
подставив плечо. Он самый лучший, но я все равно смотрю на Сашку. На
Доронина, который не отличается спокойствием характера, который сам себе
на уме, который непостоянен и меняет баб, как перчатки. Как я могу быть с
человеком, который не умеет строить отношения, который просто не
приспособлен к моногамии? Жизнь с ним будет движением по замкнутому
кругу, где я вечно буду ждать его измены…
Ополаскиваю руки и отшатываюсь в сторону, когда дверь вновь
распахивается. Санька пробегает по мне заинтересованным взглядом, заходя
в маленькое помещение. Плотно прикрывает за собой дверь, включая воду. Я
же сажусь на край чугунной ванны.
 - Ты говорил, что не придешь…
- Решил тебя порадовать. Миленькое платье.
- Спасибо, - поджимаю губы.
- Где Борис?
- Какая вам всем разница? - вспыхиваю и подаюсь к двери.
- Ты чего такая нервная?
Я упираюсь ладонью в ручку, толкаясь  вперед, чтобы открыть, но у
меня не выходит. Я мешкаю и лишь теперь замечаю, что Санька повернулся
ко мне лицом и между нами почти нет расстояния. Бегаю глазами по его лицу
в поисках поддержки.
- Заело что-то, помоги, - криво улыбаюсь.
Доронин толкает дверь, но она не поддается.
- Нужно кого-то позвать.
С этими словами я начинаю орать: «Откройте нас» в полной
уверенности, что мои вопли услышат.
Доронин же отходит в сторону и наблюдает за мной с какой-то
издевкой.
- Там никого нет.
- Что? - резко обернувшись, чувствую, как горят мои щеки.
- Марат подпер дверь шваброй и вывел всех на просмотр своей новой
тачки, - смотрит на часы, - поэтому минут десять у нас есть.
- Зачем?
- Поговорить. Ты вечно убегаешь, даже как-то обидно.
- Чего тебе от меня надо? Мы все уже выяснили, перестань ко мне
подкатывать, у меня есть парень и…
Договорить я не успеваю. Его наглые руки хватают меня за запястье и
силой тянут на себя. Я влетаю в твердую грудь, чувствуя, как из легких
выбивается воздух. Громкий вздох, прежде чем его губы накрывают мои.
Яростно, грубо, но в то же время до умопомрачения нежно. Я теряюсь в этих
ощущениях, меня ведет, и Доронин без колебаний прижимает мое тело к
стене. Его пальцы огибают подбородок, тянут вверх, язык проходится по
губам, а нога разводит мои колени, лишая меня возможности ему врезать. Он
оперативно заводит мои запястья за спину, сжимая их в своей ладони.
Отстраняется.
Я тяжело дышу, пытаясь сопротивляться, но эти попытки выглядят
жалко.
- Зачем ты это делаешь? Действительно думаешь, что такими методами
у тебя что-то получится?
- А других тебе и не надо, - его черные глаза поблескивают, - тебе
скучно с Яковлевым. Скучно и неинтересно. Ты хочешь поступать
правильно, но делаешь только хуже, всем.
 - Не тебе судить, - шиплю сквозь зубы.
- Ты даже не закричала сейчас. Я тебя лапаю, а ты стоишь смирно, -
опускает ладонь мне на живот, а после тянет на себя поясок.
Мое платье с запахом, поэтому стоит ему дернуть, и полы
распахиваются.
- Не трогай меня, - начинаю извиваться, чувствуя его прохладную
ладонь на изгибе талии.
- Так? – ведет рукой ниже, сжимая ягодицы. - Или так? - резко
возвращается, а после сминает грудь под тонким бельем.
Мы оба тяжело дышим, в висках пульсирует, я смотрю в его глаза и не
понимаю, что со мной не так. Почему я не сопротивляюсь? Все мое «фи»
сейчас показное. Я дрожу от этих прикосновений, и они мне нравятся.
Сашка проводит большим пальцем по краю чашки бюстгальтера, а
после, слегка надавив на материал, чтобы тот опустился, касается
подушечками оголенного соска. Тело пронзает искрами, пытаюсь свести
ноги, но он не позволяет, продолжая со мной играть. Медленно наблюдая за
своими движениями, обводит ареолу и сжимает напряженную горошинку,
слегка улыбнувшись.
Сглатываю, чувствуя, как его губы касаются моей шеи, и прикрываю
глаза, вдыхая его запах. Он отпускает мои запястья, и я не предпринимаю ни
единой попытки его оттолкнуть. Лишь подаюсь вперед, прижимаясь теснее и
чувствуя его возбуждение. Наше общее возбуждение.
Его слегка шершавые пальцы пробегают вдоль моего живота, а вторая
ладонь ложится под спину, вынуждая выгнуться.
Он без колебаний приподымает резинку трусиков, а у меня
подрагивают ресницы, губы приоткрываются, а Доронин не прекращает
смотреть мне в глаза. Какой-то сумасшедший визуальный контакт, от
которого никуда не деться.
Вздрагиваю от ощущения его прикосновений там. Его пальцы задевают
набухший клитор, опускаясь ниже.  Медленные проникновения и
выступившая влага, я ее чувствую. Она обволакивает его пальцы, и он
возвращается к розовому шелковистому бугорочку уже скользящими
движениями. Точечные касания и адская пульсация, когда не хватает
воздуха, тело искрится от переживаемых эмоций, и я теряю связь с разумом.
Саша крепче сжимает мою талию, проводит влажную дорожку языком
от мочки уха к ключице, не переставая растирать мою
сверхчувствительность. С губ слетает тихий стон, мне кажется, я пугаюсь
самой себя, изучая его лицо бегающим взглядом, словно ищу поддержку.
Доронин наращивает темп, иногда опускаясь ниже и растягивая мое лоно
пальцами. Все эти манипуляции распаляют, приближая мой оргазм. А когда
его губы обхватывают сосок, втягивая его в себя и играя с ним языком, я
чувствую, как учащенно сжимаются мои мышцы. Хватаю ртом воздух,
прежде чем с силой вцепиться ногтями в его плечи, выгибаясь и еще больше
подаваясь вперед. Разрядка пронзает все тело, я часто дышу и не верю, что
это произошло наяву. Меня слегка колотит, и я не могу разжать кулаки, в
которые собрала ткань его футболки.
Саша убирает руку, скользнув мокрыми пальцами по моему животу, и в
одно движение поправляет чашечки лифчика. Мое лицо пылает, пальцы
дрожат, и я, приложив усилия, завязываю поясок, упираясь ладонями в край
раковины. Доронин стоит позади, очень близко, почти впечатываясь в мою
спину своим телом. Я чувствую его каменное возбуждение и сглатываю,
отводя взгляд.
Пока он моет руки, я залипаю в одну точку и вздрагиваю от
прикосновений чего-то холодного  к груди и шее. Смотрю в зеркало, видя на
себе тот самый кулон. Сашка целует меня в макушку, обвивая тело руками.
- Расстанься с Яковлевым.
Отрицательно качаю головой, наблюдая, как его очаровывающие
шоколадные глаза вмиг становятся темными и опасными. Он крепче
стискивает мою талию, но, резко отпустив, прикладывается плечом к двери,
и она слетает с петель. На шум сбегается вся квартира, а Доронин как ни в
чем не бывало улыбается.
- Какой идиот додумался закрыть нас шваброй? – закатывает глаза. -
Тупой прикол.
Сглатываю, не желая высовывать отсюда нос, но все же нахожу в себе
смелость это сделать. Вытягиваю шею и растягиваю губы в улыбке, словно
минуту назад здесь ничего не происходило. Марат смотрит на меня с
издевкой, но я, гордо подняв голову, прохожу мимо него.
Я пью портвейн, усевшись в дальний угол стола. Пью, не чувствуя
вкуса и горечи. В голове огромные стаи мыслей, они, словно вороны, кружат,
кружат, подталкивая принять решение. Впрочем, я приняла его еще час
назад, ровно в тот момент, когда поняла, что не сопротивляюсь всему, что он
со мной творит. Доливаю себе еще и, улыбнувшись своим мыслям, залпом
выпиваю очередную стопку, морщусь, потому что жидкость теперь имеет
вкус, и он мне не нравится. Беру колечко апельсина, втягивая сок.
Сашка сидит у выхода из комнаты и просто сверлит меня тяжелым
взглядом. Но мне уже плевать, я расслаблена и приняла решение, которое,
скорее всего, изменит мою жизнь. Поднимаюсь из-за стола, чувствуя, как
меня штормит. Анфиска обхватывает мои плечи и что-то громко щебечет, я
не разбираю. Знаю одно - мне нужно домой в кровать. Я ужасно хочу спать, а
еще увидеться с Борей и все ему сказать. Сказать, что мы расстаемся, что
наши отношения не принесут нам счастья, что я люблю другого. Получается,
я люблю Доронина? Это признание самой себе слегка удивляет, точнее то, с
какой легкостью я это сделала, вот так на раз-два… правильная и
рассудительная Марина напилась, нацеловалась не со своим парнем и
решила, что влюбилась… боже, неужели это действительно я?
Выхожу из комнаты в прихожую и, накинув плащ, выскальзываю за
дверь, ни с кем не прощаясь. Каблуки моих сапожек  стучат о бетонную
лестницу, и я размахиваю руками, словно дирижер. Оступаюсь и чуть не
падаю, успевая удержаться за перила. Оглядываюсь и, вздохнув, сажусь на
ступеньку, упираясь лбом в колени.
 
Утром открываю глаза от жуткой головной боли. Меня тошнит и
вообще не хочется жить. Переворачиваюсь на бок, подгибая ноги под себя,
понимая, что я не дома. Первые мысли о том, что я у Яковлева, но это не его
квартира. От понимания этого подскакиваю на кровати, в хаосе мыслей
оглядываясь по сторонам. Просторная комната в коричневых тонах, в
которой есть только огромная кровать и тумбочка с телевизором в углу. На
окнах плотные шторы.
Где я? Трогаю лоб ладонью, понимая, что еще немного, и моя голова
лопнет. Касаюсь ступнями прохладного пола, только сейчас осознавая, что я
в одном белье. Сердце начинает биться чаще, я не Анфиска, и подобное в
моей жизни происходит в первый раз, он же последний, поэтому я
испытываю невероятный страх. Мне нужно открыть эту дверь, чтобы понять,
где я, или просто уйти…
Выхожу в широкую прихожую, накинув по дороге свое платье и на
ходу завязав поясок. Заглядываю в кухню, не обнаруживая там никого,
пройдясь по квартире, застываю как вкопанная перед балконной дверью.
Саша стоит за ней, курит и пока меня не видит. Хмурюсь в полной
готовности рвать волосы на своей голове. У нас же ничего не было? Я же не
могла упиться так, что ничего не помню, верно? Растираю лицо ладонями, а
Доронин выходит с лоджии.
- Ну ты и спать, конечно, - хлопает дверью.
- Как я здесь оказалась?
- Ты почти уснула в подъезде.
- Я не могла… или?
- Или, Баженова, или.
- Блин…
- Ты вчера с горя или от радости? – ухмыляется.
- Мне нужно домой, - разворачиваюсь и начинаю натягивать на себя
плащ.
- Марин, - подперев косяк плечом, - так и будешь бегать?
- Нет. Но сейчас мне нужно домой, я должна все осмыслить. Ты не
имел права вчера это делать.
 - Делать что? - вновь эта дурацкая улыбочка и шаг ко мне.
- То самое, - перекидываю сумку через плечо.
- С Яковлевым поговори, если этого не сделаешь ты, это сделаю я.
- Что? Ты охренел?
- Нет.
Касаюсь пальцами кулона, который он вчера на меня повесил, и со всей
силы дергаю его вниз.
- Это твое, - кладу на тумбу, - пока!
 
Доронин
Длительный выдох после громкого хлопка дверью. Стискиваю зубы,
чувствуя прилив бешеного раздражения. Прохожусь взглядом по прихожей,
чуть дольше задерживая его на порванной цепочке. Ладно, будем считать,
что в этот раз слово за ней.
 Смахнув кулон в ладонь, выбрасываю его в ведро под раковиной и,
накинув куртку, еду в «Сапфир». Сегодня день икс, от которого зависит мое
будущее, это волнует и пугает одновременно. Не знаю, хочу ли я этого, но,
если во всей этой ситуации, куда я попал, мне не придется пресмыкаться, я
выберу ресторан и отставку Грекова. Что с ним будет, меня мало интересует,
с недавних пор я понял, что мне нет дела ни до кого, кроме себя и своего
благополучия.
По дороге в ресторан заезжаю к маме, она уже несколько дней не хочет
говорить с сестрой, да и вообще выглядит подавленной. Я могу ее понять, все
это грязно и мерзко, но, к сожалению, в наше время от этого не застрахован
никто. Посидев у нее пару часов и пообещав заехать завтра, прощаюсь и
спускаюсь во двор. Прикуриваю, открывая машину, временно одолженную
Васильком. Затягиваюсь, чувствуя, как на плечо падает чья-то рука.
- Поговорить надо, - Борькин голос заставляет хмыкнуть,
оборачиваюсь.
- Ну давай поговорим.
- Не здесь.
- Садись, прокатимся.
Борька кивает, с интересом осматривая мерин.
- Красиво живешь.
- Вынудили, - пожимаю плечами.
- Я хотел объясниться по поводу той ночи. Я не мог ничего сделать,
отец бы не позволил, ты знаешь, и…
- Борь, - глушу мотор в соседней подворотне, - все это уже не имеет
значения, ты же это понимаешь?
- Я хотел, но не мог помочь.
- Я понял, спасибо, что объяснил, - сжимаю крепче руль.
 - Но я кое-что придумал, ты говорил про Зверей, и мы готовим
операцию…
- Давай без подробностей. Работаете - молодцы, но мне это не
интересно.
- Ты серьезно теперь с ними?
- А у меня был выбор?
- Наверное, нет…
- Я спешу.
- Да, давай, - протягивает руку.
Пожимаю его ладонь и, дождавшись, когда он выйдет, сразу уезжаю.
В «Сапфире» сталкиваюсь взглядами с сестрой, она сидит на сцене зала
и поет что-то похожее на изуродованный блатняком джаз.
Киваю и прохожу в кухню, а после в кабинет Грекова. Вся финансовая
и организационная часть всего этого бреда легла на мои плечи, потому что
этот мужик не знает ничего, кроме того, как складывать бабло в свой карман.
Он очень аккуратно потрошит Аккорда на деньги, но я уверен, что тот в
курсе, поэтому-то его и хотят сменить. Здесь нет чистых и милых мотивов,
просто от крыс нужно избавляться вовремя.
В семь начинается вакханалия из пьяных рож и слов «ты меня
уважаешь?», присутствую в этом бреду в качестве стороннего наблюдателя,
пока Люда не шепчет мне на ухо, что завтра с утра прилетает отец. Мама
рассказала ему о Люде, хотя до этого они не общались более семи лет. Развод
родителей был произведен в одностороннем порядке. Отца посадили за
хищение государственного имущества, дело было мутным, и он шесть лет
отсидел в колонии строгого режима. Когда вернулся, понял, что мать его не
простит и делать ему здесь ничего. Уехал обратно на север, где работает по
сей день.
Конечно, узнать о том, чем занимается сестра, для матери было
повторным ударом. Она очень долго отходила от того, куда вляпался отец, а
мы с сестрой, видимо, целенаправленно пошли по его стопам…
- Боже, я надеюсь, хоть папа не станет читать нотации, - сестра
раздраженно вздыхает, вместе со мной наблюдая за гулянием братков и
прокурорских.
- Думаю, не станет, - складываю руки на груди, - он летит, чтобы
поддержать мать, а не тебя отчитывать. Вряд ли ты что-то поймешь.
- Очень смешно, - фыркает.
- Правда жизни. Я на улицу, покурю.
- Ладно. Слушай, а что у вас с Маринкой?
- В плане?
- Ты к ней не ровно дышишь, - понижает голос.
- И?
 - Яковлев.
- Что именно тебя смущает?
- Это же не назло ему?
- Я не настолько мелочный.
- Ладно, - кивает и возвращается на сцену.
Выхожу в холодный дождь, ныкаясь на крыльце. Прикуриваю,
медленно выдыхая дым, и смотрю на лужи, колышущиеся от капель. Ветер
продувает рубашку, но в то же время прочищает мозги. Если все пойдет
хорошо, а оно пойдет, со мной Маринке ничего не будет грозить. С тем же
Яковлевым и врагами их семейки стать жертвой обстоятельств у нее
огромные шансы. Вопрос Маришиной безопасности стоит для меня на
первом месте, но сейчас еще рано строить с ней нормальные отношения. Мне
нужно немного времени и подготовленная почва для всего, чем я на данный
момент и занимаюсь.
Выкинув окурок в урну, перешагиваю порог, встречая Василька.
- Здорово, - пожимаю руку, - как вчера справились?
- Такой погром рядом с участком устроили, все сбежались.
- Не спалились?
- Да мы ж не сами, малолеткам заплатили, они там баки подожгли и
свинтили.
- Хорошо. Спасибо.
- Саня, ты же наш человек, - Василек хлопнул меня по плечу, а я
кивнул, не желая ударяться в полемику на эту тему даже мысленно.
Вечер долго шел к своему логическому завершению, меня несколько
раз пытались споить, но напиваться сейчас не было никакого желания.
Отвязавшись от гуляющих, я ушел в Грековский кабинет, растянувшись на
кожаном диване у стены, над которым висела дурацкая картина.
После часа дверь распахнулась с резким стуком о противоположную
стену, и я сразу открыл глаза, принимая сидячее положение.
Аккорд втек внутрь, придерживаясь за все, что попадалось под руки, и
упал в кресло, закидывая ноги на стол. Он был пьян, но не настолько чтобы
теряться в настоящем.
- Хороший вечер, душевный, - посмотрел мне в глаза, словно ища там
какой-то сокрытый смысл, - ты отлично справился.
- Спасибо.
- Зря не сказал, что Греков крысит, у нас такие вещи не скрывают.
- Вы знали это и до меня.
- Знал.
- Тогда смысл? Я сделал все, чтобы минимизировать масштабы его
махинаций.
 - И это странным образом напрягает. Откуда столько радушия? Ты
здесь не по своей воле…
- Потому что у меня есть голова, и я хочу жить долго и счастливо. Если
нет выхода, то необходимо  создать хорошие условия существования в том,
что имеешь.
- Значит, ты не будешь моралистом и не откажешься от этого кресла? -
хлопает по ручке, обтянутой кожей.
- Нет.
- С завтрашнего дня можешь приступать.
Ломов громко хлопнул в ладоши, а после вышел из кабинета.
Интересные изменения, они не радуют и не пугают, скорее, слегка
настораживают. Закрыв кабинет на ключ, еду в аэропорт, добираться часа
четыре, поэтому я приеду как раз к прилету отца. Людка, кстати, плюхается
ко мне в машину на заднее сиденье, закидывая ногу на ногу.
- Я с тобой, не могу сидеть сложа руки.
- Поехали.
Как я и рассчитывал, мы приезжаем точь-в-точь к посадке. Отец машет
кистью, сжимая в руке большую дорожную сумку. Людка убирает ладони в
карманы джинсов, явно нервничая. Пожимаю батину ладонь, а сестрица,
мило улыбаясь, обнимает и целует его в небритую щеку.
- Ну что ты там вытворила, красавица наша?
- Пап, это все недоразумение. Мама зря волнуется.
- Сань?
- Нормально, бать, просто слухи, - пожимаю плечами, забирая его
сумку.
Кинув вещи в багажник, сажусь за руль, пока родственники
эмоционально выясняют отношения за бортом. Опускаю стекло, хмуря лоб.
- Мы едем или как?
- Едем.
Люда садится назад, громко хлопнув дверцей от недовольства. Достали
меня эти разборки. В родной город возвращаемся к полудню, высаживаю
этих двоих у дома, предлагая отцу перекантоваться у меня после разговора с
мамой, вряд ли она захочет оставлять его на ночевку, и возвращаюсь в
ресторан.
В кабинете спокойно. Никто не жужжит над ухом, и это радует. Пока
разбираю документацию, которая здесь есть, выпадаю из реальности, ровно
до тех пор, пока в кабинет не врывается Гризли.
- Ты бы хоть постучал для приличия, - откладываю ручку.
- Саня, там такое, - запыхавшись.
- Что? Не те вагоны скомуниздили?
- На Зверье облава была, они… то есть… короче, они к тебе поехали.
 - Кто? - пока еще не соображаю, что происходит, но предчувствие чего-
то ужасного мгновенно оседает в груди.
- Кенты Лёвины. Я ребят уже послал.
- В родительскую квартиру?
Гризли кивает, и я как по щелчку подскакиваю с места, вылетая в
коридор, чувствуя, как он следует за мной.
- Дома кто-то был?
- Отец прилетел и Людка, мать на работе… сука.
- Мы быстро среагировали, должно обойтись. Их слили сразу, как они
выдвинулись.
Стискиваю зубы, садясь в машину, дорога в пару кварталов
превращается в  вечность. Я не верю в то, что может произойти что-то
плохое, мне кажется, что в этот раз все обойдется, снаряд не падает дважды в
одну воронку, не падает…
 
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ: ОБСТОЯТЕЛЬСТВА; ГЛАВА 1
 Марина
Прохладная вода касается кожи, но я все еще чувствую прилив
возбуждения. Все, что между нами произошло, не оставило меня
равнодушной. Намыливаю губку, выжимая из нее пену себе на грудь.
Провожу ладонью по набухшим соскам, шее, пальцы скользят по животу,
прикрываю глаза, а в сознании все еще его аромат и касания. Жадные,
грубые руки, немного шершавые ладони, они надавливают на мои щеки, а
после опускаются ниже. Я представляю его хамские прикосновения,
облокотившись спиной на холодный кафель, запрокидываю голову,
подгибаю ногу, накрывая подушечкой пальца клитор. Вода, льющаяся
сверху, становится теплее, закусываю губы, выдыхая тихие стоны в тишину
квартиры. Мне хорошо, очень хорошо, я чувствую разгоряченную влагу
между ног. Пальцы скользят, обводят возбужденный узелочек, растирают,
надавливают, заставляя упиваться собственным блаженством, а в мыслях все
еще его грубые руки.
Тело ослабевает, истома обволакивает от макушки до пяточек, и я
медленно сползаю вниз по скользкому и уже нагретому паром кафелю.
Ложусь в набравшуюся воду и на пару секунд ныряю с головой . Смотрю на
выбеленный потолок, он кажется мутным сквозь толщу воды, и резко
выныриваю, обтирая лицо ладонью.
Я только что доставила себе удовольствие, на полном серьезе
представляя здесь Доронина. Закрываю глаза, из которых, кажется, скоро
выступят слезы. 
 Я злилась на Доронина всю дорогу, пока ехала домой из его квартиры,
злюсь и сейчас, но, несмотря на это, ничего не могу с собой поделать. Я как
та собака на сене, ни себе ни людям…
Мне необходимо поговорить с Борей, это не может так дальше
продолжаться, иначе я просто сойду с ума, а Доронин переступит черту,
развязывая с Яковлевым войну. Войну, ужасные плоды которой буду
пожинать я.
Вылезаю из ванной, чувствуя, насколько холодной стала вода.
Обворачиваюсь в огромное полотенце в бело-желтую полоску и выхожу в
прихожую. Бабушка пошла во двор сидеть на лавке и собирать сплетни, а я
просто обязана позвонить Яковлеву и все рассказать. Нет, просто расстаться.
Тихо и мирно. Просто уйти из его жизни.
Завязав волосы в тугой узел, надеваю спортивный костюм, куртку и
почти бегом несусь на остановку. На город давно легли сумерки и вечерний
холод. Кутаюсь в ветровку и, выйдя на остановке, уверенно поднимаюсь на
нужный мне этаж. Боря открывает не сразу, а когда я перешагиваю порог,
понимаю - что-то не так. Внимательно осматриваю комнату, замечая бутылку
водки.
- Ты пьян? – сажусь на подлокотник кресла.
- Мариш, ты прости, - сжимает мои плечи ладонями, - у меня с матерью
совсем плохо, приступ был, на скорой в больницу увезли. Я сейчас в таком
состоянии…
- Я понимаю, - касаюсь его щеки, - я все понимаю, - прижимая его
голову к своей груди, чувствуя, как выступают слезы.
Я не могу, только не в такой момент, ему и так тяжело. Это будет
мерзко - поступать так с тем, кто тебя любит. Нужно немного подождать, и я
все скажу.
Боря касается губами моей шеи, его пальцы сжимают мою грудь, а я
хочу высвободиться, сбежать. Сдерживаю его порыв, отстраняясь.
- Борь, давай не сейчас.
- Прости, - прижимает к себе, - останешься со мной?
- Конечно, - киваю.
Яковлев ложится на разобранный диван, и его почти сразу вырубает.
Накрываю его спящее тело покрывалом, а сама разбираю бардак, устроенный
на кофейном столике. Выбрасываю пустые жестяные банки из-под кильки,
складываю зачерствевший хлеб в коробочку, убираю выпитую до половины
водку в холодильник. Умыв лицо и руки, ложусь на диван у стенки, очень
долго лежу на спине и не могу заснуть. Меня одолевают противоречивые
мысли о том, насколько правильно я поступила?!
 Просыпаюсь к обеду, понимая, что в квартире я одна, еле разлепляю
глаза, ведь уснула я лишь под утро, зеваю, приглаживая растрепавшиеся
волосы. На столе лежит записка: «Срочно вызвали на работу. Люблю!».
Держу ее в руках и перечитываю это «люблю»,  много-много раз, после
чего отбрасываю, раздражаясь из-за своей трусости. Закрыв дверь на ключ,
еду домой, если поспешу, то еще успею хотя бы на последнюю пару.
Быстрым шагом иду к подъезду и замираю как вкопанная. Во дворе
куча народа, машин, милиция, скорая.  Что-то произошло…
Замечаю маячащего вдалеке Борьку, он стоит у Сашкиного подъезда, и
у меня екает в груди. Страх окутывает сознание, а по телу проходит волна
колких и ледяных мурашек. Делаю шаг вперед, обнимая себя руками.
Доронина не видно, меня колотит, оглядываюсь по сторонам и все еще никак
не могу понять, что произошло. Из подъезда на носилках выносят черный
мешок, вздрагиваю.
- Бедная Анечка, такое горе с дочкой, - слышится позади, - такая
молоденькая девочка была.
- Сама виновата, в борделе работала.
- Ты, Семеновна, свечку держала?
- Какая разница? Люда девочка еще совсем была.
- Это Аньке еще повезло, что ее дома не было.
Оборачиваюсь, а после слышу громкий рев, переходящий в вой. Быстро
улавливаю, откуда он, и мне становится дурно. Сашка сдерживает мать, она
бьется в истерике, пытаясь пробиться к пакету с трупом.
Пальцы холодеют, оседаю на землю, не замечая ничего вокруг. В
голове только громкий крик Сашиной мамы.
Доронин
Дверь в квартиру выбита, влетаю туда, обнаруживая, что наши уже
скрутили этих тварей, выдыхаю, понимая, что все обошлось. Гризли хлопает
меня по плечу, а потом я замечаю косящиеся взгляды, оборачиваюсь, видя
сестру. Люда сидит в углу комнаты, впиваясь пальцами в растрепанные
волосы, вокруг нее лужа крови, разорванное в клочья платье. Сердце
замирает.
Пропускаю очередной кульбит, подаваясь туда, падаю на колени рядом
с ней, не чувствуя кровавую влагу, впитывающуюся в ткань джинсов. Тяну
ее на себя, но она начинает отбиваться, кричать, все сильнее впиваясь
ногтями в свою голову. Развожу ее руки, крепко сжимая запястья, вынуждая
на меня посмотреть.
Ее запуганный взгляд и тишина, время останавливается, и ничего
больше нет, только ее лицо. Некогда белая кожа порезана ножом, несколько
тонких уродливых порезов, из которых сочится алая кровь. Меня бросает в
холодный пот, сглатываю, разжимая свои пальцы. Она тяжело дышит, в
глазах боль, пожирающая геенна боли.
Сжимаю руки в кулаки и резко веду плечом, чувствуя чужое
прикосновение.
- Саня, там…
Гризли указывает на кухню. Выпрямляюсь, почему-то уже зная, что
сейчас увижу. Несколько шагов в узкую и некогда залитую солнечным
светом кухню. На входе окровавленный нож, ровно на секунду смотрю на
него и поднимаю глаза. В центре на линолеуме лежит отец. Я не вижу его
лица, лишь спину. Стискивая зубы, переступаю порог, присаживаясь на
корточки рядом с его телом. Эмоций нет, я еще не понял, что произошло,
дотрагиваюсь до его плеча, прикрывая глаза. Втягиваю пропахший страхом и
болью воздух, резко возвращаясь к Люде. Она продолжает сидеть в углу,
обнимать себя руками, нервно раскачиваясь из стороны в сторону.
- Где… эти?
- Мы взяли двоих, один ушел. 
- Где… они?
- К Васильку в гараж отвезли.
- Хорошо, - киваю, - хорошо.
- Сань, мы сильно не прикладывали, тебя ждали…
Вытягиваю руку, чтобы он замолчал. Не могу сейчас ничего слушать,
ничего не могу слушать.
- Мать где?
- Не было ее. Там ментам стуканули, надо сваливать.
- Валите, - вытираю губы тыльной стороной ладони, - валите!
Гризли уводит всех за собой, а я возвращаюсь к Люде.
- Пойдем, - аккуратно помогаю ей подняться.
- Саша, - вцепляется в мои плечи, - зачем ты связался с Яковлевым, это
из-за него, - дрожащими губами, - это он виноват, что они пришли, - слышу
стук ее зубов, - он! Они говорили, они много говорили...
- Успокойся, тише, - глажу ее волосы, - тише. Тебе нужно к врачу.
- Что с папой? – поднимает взгляд. - Что с ним? – надрывный крик в
тишину. - Он умер? Умер?! – у нее подгибаются колени, и я крепче
стискиваю ее локти, не давая упасть.
- Нет, это он его убил, он! Я слышала, что они пришли из-за вчерашней
облавы. Они про него говорили, понимаешь? Они сказали что ты слил ему,
где Зверь, – переходит на шепот. - Убей его, убей. Ненавижу, ненавижу, - все
же оседает на пол, и я делаю то же самое.
Мы сидим несчетное количество времени. Звук громких шагов и голоса
вдруг становятся близкими, поднимаю взгляд, видя перед собой Борину
рожу, вокруг начинают ходить врачи, менты, приволокли даже овчарку.
 - Мы позвонили теть Ане, - сжимаю кулаки, смеряя Яковлева взглядом.
Люда впадает в истерику, начиная кричать, обвинять его во всем,
сдерживаю ее, и она без сил падает на пол, рыдая навзрыд.
Поднимаюсь, вынуждая сестру пересесть на диван, где ее осматривают,
а сам выхожу во двор. Если они сообщили маме, то скоро она должна быть
здесь, нужно ее перехватить.
На улице, сканирую взглядом образовавшуюся толпу, пришедшую
посмотреть на цирк. Кровожадные ублюдки, прикуриваю сигарету, чувствуя
дрожь в пальцах, которыми ее сжимаю. Маму вижу практически сразу, она
подходит к машине скорой как раз в тот момент, когда из квартиры выносят
трупный мешок.
- Лю-ю-ю-юда, - вскрывающий боль крик, от которого внутри
переворачивается абсолютно все.
Подаюсь к матери, не давая подойти ближе, она продолжает кричать,
захлебываясь слезами.
- Это не Люда, - шепчу, а после говорю громко, обхватив ее голову
ладонями: - Она в доме, - смотрю в заплаканные глаза, белки которых
покраснели, покрываясь кровавой паутинкой капилляров, - это отец.
Мама всхлипывает, начиная интенсивно вдыхать воздух.
- Коля? – хмурит брови, смотря на то, как тело отца погружают в
машину. - Нет… - вытягивает раскрытую ладонь, - нет…
- Мам, тебе нужно переехать.
- Что? – смотрит на меня непонимающе.
- Нужно…
К дому подъезжает кортеж из трех машин. Оборачиваюсь на шум
колес, замечая, как из бэхи вылезает Аккорд. Он пересекает расстояние до
парадной, и я вижу в его взгляде тревогу.
- Мам, ты не можешь оставаться в этой квартире.
Она меня явно не слышит, лишь завороженно смотрит на черный пакет.
Оставляю ее на пару минут, и пожимаю руку Петру Викторовичу.
- Живая? - сухо.
- Да.
- Где?
- В квартире.
Он кивает и направляется на лестницу.
- Стойте.
- Что? – резко.
- Они ей лицо порезали, и скорее всего…
Он сглатывает, я вижу, как дергается его кадык.
- Я сам отвезу ее в больницу.
 Аккорд уходит, а я возвращаюсь к матери, вновь замечая Борю
боковым зрением. На глаза падает красная пелена, кровожадный порыв с
желанием придушить эту тварь здесь и сейчас, ни в чем не разбираясь.
Подаюсь к нему, хватая за грудки, и со всей дури впечатываю в кирпичную
стену.
- Сука!
Нас начинают разнимать мгновенно, но я успеваю приложить ему по
роже. Мама падает в обморок, и гнев по отношению к этому уроду нарастает
еще больше, он же говорил, что что-то задумал, но я не стал слушать. Теперь
любуюсь леденящим жилы кошмаром.
Пока мать приводят в чувство, Аккорд сажает Людку в свою машину, и
она видит происходящее, стоит ей распахнуть глаза.
- Люда, - шепчет мать, - начиная вставать, - Люда, - уже громче, и
сестра, вздрогнув, медленно разворачивается, высвобождаясь из рук Ломова.
- Доченька, родная…
Она идет туда на дрожащих ногах, по щекам текут слезы. Пальцы
касаются Людиного предплечья.
Машины начинают медленно разъезжаться, мать уезжает вместе с
сестрой, а я запрокидываю голову к небу, на котором нет ни единой тучи.
Нас освещает яркое солнце, щурюсь, ухмыляясь кому бы там ни было.
Хочется показать фак происходящему, но в душе все рвется на части. Будучи
пацаном, я был близок с отцом, и очень тяжело перенес разрыв, который
случился впоследствии, теперь же его нет и вовсе.
Убираю руки в карманы, замечая Маринку, она стоит поодаль от всех,
прижимая сжатые кулачки к груди, но вместе с тем в глаза бросается Боря,
утирающий кровь со своей рожи. Отворачиваюсь, и сажусь в свою машину,
на сегодня, у меня еще осталась пара дел.
За город еду, не видя перед собой дороги, меня еще не накрывает, но
все близится именно к этому. Хочется выпить, нет, нажраться. Закуриваю,
наверное, сотую сигарету за этот день, бросая тачку у гаража Василька.
Мне впервые в жизни хочется жести и крови. Много крови и боли,
чужой боли. Мне нужно, чтобы они орали, чтобы проклинали судьбу, что не
сдохли сразу. Я охвачен этой идеей, как одержимый, сумасшедший, и не
могу переключиться.
Иногда пытать людей интересно, ты получаешь от этого колоссальное
удовольствие, потому что не можешь заглушить свою боль иначе. Ты
слышишь их крики, стоны о помощи, мольбу, принятие своей участи или же
пафос с бравадой, который гаснет, стоит им пару раз выплюнуть кишки.
Бита обволакивается пленкой крови, но ты продолжаешь изощренно ею
орудовать, наслаждаясь каждым ударом, словно от этого становится легче
дышать. Горячий металл разрезает и без того покрытую красным кожу, она
дымится, запах паленого мяса застревает в легких, даже когда ты уехал
оттуда за десятки километров.
- Все, оставь. Папа хотел еще на них посмотреть, - Гризли оттаскивает
меня в сторону.
- Яковлев при чем? – пру напролом, не обращая внимания на то, что
меня держат.
- Пошли выйдем, расскажу, что мы из них вытрясли. Тебе нужно
остыть.
- Я спокоен, - скидываю с себя его руку.
- Вот и отлично.
Из гаража мы выходим вдвоем. Гризли садится на металлическую
трубу, доставая карамельки.
- Будешь? Курить бросаю, - сразу объясняется.
- Нет, - сжимаю и разжимаю кулаки, пытаясь прийти в себя, а перед
глазами до сих пор это месиво из человечины.
- Яковлев устроил облаву, а за сутки до этого, встречался с тобой. Звери
тебя пасли, ну и связали одно с другим. Лева решил, что ты сдал их
местонахождение ментам. Месть, все дела. Так, это ты сдал?
- Я похож на идиота?- надавливаю пальцами на переносицу.
- Короче, Саня, твой ментовской дружок тебя подставил этой вылазкой.
- Выпить есть? – облокачиваюсь на металлическую стенку гаража.
- Найдем.
Оставив здесь пару ребят, едем в «Сапфир» вдвоем с Антоном, хотя
Гризли ему подходит больше. Высокий, широкоплечий бугай с отпущенной
темной бородой и таким яростным взглядом, словно в любую минуту готов
разорвать противника.
В ресторане берем из бара бутылку водки и направляемся в кабинет.
Сажусь в свое кресло, понимая, что это полный аут. Из-за меня убили отца,
из-за того, куда я с каждым днем влезаю все больше, могут пострадать и
другие дорогие для меня люди. Осознание этого бьет хлесткую пощечину.
Состояние, в котором водка кажется водой и тебя ни хрена не
отпускает.
Гризли сваливает уже под вечер, я остаюсь ночевать здесь же. Завтра
мне нужно быть с чистыми мозгами, организовать похороны и просто
поддержать мать.
 
Марина 
Теперь я понимала, кто погиб, и отчасти даже, как это случилось. О
подробностях проболтался Борька, забежавший после обеда к нам
перекусить. Конечно, бабушка вытрясла из него все что можно. Но сейчас
это было не важно, совершенно. В голове крутилась лишь одна мысль,
насколько плохо Саше. Боже, какая же я дура, что ушла тем утром, словно он
для меня никто.
Стрелки часов остановились, а желание поддержать Доронина
усиливалось все больше. Сердце разрывалось на куски, и я просто не могла
найти себе места. Квартира погрузилась в какое-то мрачное молчание.
Бабушка принесла мне чай и, поставив на тумбочку у кровати, погладила по
голове.
- Попей и постарайся уснуть, ни к чему теперь…
- Ему плохо, а я даже не могу поддержать…
Я взяла чашку, рука дрогнула, и я пролила несколько капель на
пододеяльник.
- Не до тебя ему сейчас. И завтра не устраивай истерик, поняла? На
кладбище сходишь, и домой.
- Хорошо.
- Вот и отлично, не береди парню душу еще больше!
- Я поняла, - киваю, но самой обидно.
Обидно и больно оттого, что даже бабушка считает меня лживой
лицемеркой, прекрасно видя, что между нами всеми происходит.
- Так будет лучше для всех, Марина. Не лезь туда, он теперь другой
человек.
- Что ты такое говоришь?
- Он бандит.
Яковлев не сказал это прямо, но намекнул, очень жирно намекнул на
это при бабушке сегодня.
- Он не хотел себе такой жизни, - говорю отчаянно, сама себя в этом
убеждая.
- А в ней вообще мало что от нас зависит. Он не хотел, а тебе она и
подавно не нужна. Поняла меня! Не смей к нему…
- Я хочу побыть одна, - не даю ей договорить, - оставь меня одну.
- А еще вчера ты рассказывала мне, какая у тебя с Борькой любовь.
Бабушка знает, куда бить, целенаправленно, отчасти кровожадно.
- Тебя это не касается.
- Когда прибежишь к бабке плакаться, все меня касаться будет. Спи
давай.
Бабушка раздраженно хлопнула дверью в мою комнату, а в зале
зашумел телевизор. Перевернувшись на другой бок, я еще долго смотрела в
стену и не могла уснуть.
 
Утро в день похорон было пасмурным.  Неплотный туман покрыл
землю, называя на нас дождливую морось. Все кричало о людской трагедии.
Завязав на голове черную повязку, я подождала бабулю, и мы вместе вышли
во двор. На улице собралось приличное количество народа, многие были
знакомы с Сашиным отцом и пришли проводить. Гроб погрузили в катафалк,
но я почему-то искала взглядом Люду. Искала, но так и не нашла.
Сашки здесь тоже не было, точнее, я заметила его не сразу. Он вышел
из подъезда, придерживая мать за плечи. Вокруг него собралась толпа каких-
то ранее незнакомых мне людей.
Теть Аню посадили в машину, а тех, кто хотел проститься, пригласили
в автобус, куда мы с бабушкой тоже направились. На кладбище я
чувствовала холод и жуткий дискомфорт, очень хотелось уйти. Я тайком
поглядывала на Доронина, который был полностью безэмоционален.
 Яковлев приехал позже всех, но его не пустили дальше тропинки,
парочка мордоворотов по-тихому вывела его оттуда под руки. Никто не
обратил на это внимания, никто кроме меня. Я находилась в какой-то
прострации от людской массы, но при этом подмечала все происходящее,
абсолютно все до единой детали.
Доронин кинул в могилу горсть земли и сразу отошел в сторону. Я
слышала голоса людей, чувствовала, как бабушка вынуждает меня идти за
ней следом, чтобы вернуться домой, но ноги не слушались. К горлу
подступила тошнота. Черные одеяния вокруг вскружили голову, я хватала
ртом воздух, ощущая его жесткую нехватку.
Не знаю, как мы вернулись, но на поминки ба не пошла и мне в
приказном тоне велела сидеть дома. Анфиска же выдвинулась в ресторан,
предварительно заглянув к нам, чтобы услышать, как бабуля ее обматерит,
видимо.
Я долго сидела в своей комнате, иногда выглядывала в окно, а потом
просто решила, что больше не могу быть такой жалкой. Переоделась и
вышла в прихожую, накинула на плечи пальто, но именно в этот момент
бабушка появилась у порога кухни.
- Ты куда? - ее лоб нахмурился, и на нем появилось еще больше
морщин.
- Мне нужно…
- Марина, - грозно, - я тебя просила.
- Бабушка, я просто хочу поддержать человека, ему плохо.
- От твоего присутствия ему легче не станет. Сними пальто и вернись в
комнату.
- Мне не пять лет, я могу делать то, что посчитаю нужным!
Я повысила тон и, не думая ни о чем, прошмыгнула во двор, полностью
проигнорировав бабушкины слова. На улице уже стемнело, но автобусы еще
ходили. Если его не окажется дома, то к себе в квартиру мне придется
добираться пешком. Конечно, такая перспектива пугала, но не настолько,
чтобы отказаться от задуманного. По дороге я поймала себя на мысли, что
лучше заглянуть в ресторан, ведь Саша, скорее всего, там.
Автобус притормозил у остановки, откуда до «Сапфира» было метров
триста. Кажется, я бегом преодолела это расстояние, а у самого заведения
почувствовала себя некомфортно. На улице у крыльца было немало народа,
кто-то курил, кто-то разговаривал. Сглотнув, я шагнула на ступеньку, а дверь
центрального входа распахнулась.
Первой вышла теть Аня, я замерла в ожидании, и Сашка показался
следом. Подавшись чуть вперед, почувствовала на себе взгляд. На меня
смотрел мужчина, огромный, с короткой бородой и пугающими
ожесточенными глазами.
Он отвлек мое внимание, и я не успела сориентироваться, прежде чем
Доронин оказался рядом со мной.
- Мариночка, - теть Аня провела ладонью по моему плечу.
- Соболезную.
- Спасибо, милая.
Саша поддерживал мать под локоть.
- Пошли, - дернул меня за руку.
Я не раздумывая пошагала за ними и села на переднее сиденье в
Сашкину машину. Куда мы поедем, я догадывалась, скорее всего, он повезет
мать домой, а заодно выкинет там и меня.
Но, вопреки моим ожиданиям, минут через десять машина миновала
табличку с названием нашего населенного пункта. Мы выехали за город и
около получаса добирались до места назначения.
Это было очень странно, но здесь уже были люди. Самый обычный,
непримечательный сельский дом охранялся, я заметила человека с
автоматом, и пальцы похолодели. Теть Аня же была слишком погружена в
себя, чтобы видеть происходящий вокруг ужас.
Доронин отвел маму внутрь, задержался со стоящей во дворе троицей
парней, они перекинулись парой фраз, и пошел обратно к машине, прикрывая
глаза ладонью от яркого света фар. Почему он сам здесь не остался, я не
понимала, но и лезть с вопросами не собиралась.
Дверь со стороны водителя открылась, и Доронин вернулся в салон,
завел мотор и сдал назад.
- Саш… я хотела сказать, что ты всегда можешь рассчитывать на мою
поддержку, мы не чужие люди…
- Чужие, - Доронин даже не посмотрел в мою сторону, по салону
разлетелось тиканье поворотника.
- Я поступила как полная дура, и я это знаю…
- Марин, не сейчас, ладно?
 Я кивнула и отвернулась к окну. Зачем я это несу? Сегодня? Сейчас?
Кажется, я тупею прямо на глазах.
- Когда умерла мама, мне было очень плохо. И плохо до сих пор, ее
смерть стала для меня не просто трагедией, а личным апокалипсисом. Мне
хотелось спрятаться, не высовывать нос и вообще ускорить время, чтобы
боль исчезла. Но этого не произошло и, наверное, не произойдет, родные нам
люди всегда будут в нашем сердце. То, что ты чувствуешь, оно уже не
исчезнет, просто со временем притупится.
- Я знаю, - Сашка пожал плечами, продолжая смотреть в лобовое стекло
без каких-либо эмоций.
У меня не вышло вывести его на разговор, чтобы он смог выговориться.
Когда делишься своей болью с кем-то, становится легче.
- Тебя домой?
- Домой.
Доронин привез меня во двор, заглушил мотор и вылез вместе со мной.
Я замерла у входа в подъезд, а Саша пробежал глазами по детской площадке,
освещенной тусклым фонарем, по окнам, в которых горел свет, чуть дольше
задерживая глаза на темных стеклах своей квартиры.
- Зайдешь?
- Нет.
Доронин открыл мне подъездную дверь, пропуская внутрь, и стоило
мне коснуться сапожком первой ступеньки, как дверь хлопнула, следом он не
пошел.
В квартире никого не было, только записка на кухонном столе,
гласящая, что бабушка вновь сидит с Костиком.
Еще раз прочитав эту пару предложений, я поставила на плиту чайник
и распустила волосы, собранные до этого в хвост. Переоделась и решила,
что, как только выпью чаю и приму душ, сразу лягу спать.
Чайник закипел, а в дверь позвонили. Быстренько выключив плиту, я
взглянула в глазок и открыла.
Доронин подпирал плечом стенку, убрав одну руку в карман брюк, а в
другой сжимал бутылку с каким-то алкоголем.
- Впустишь?
- Да, проходи.
Я замялась, а он уже перешагнул порог.
- Выпьешь со мной?
Я кивнула, и он протянул мне бутылку, янтарная жидкость обожгла
горло, и я закашлялась, морщась  от этого неприятного першения.
Сашка снял куртку, забрал у меня виски и пошел вглубь квартиры.
Доронин, не обращая на меня внимания, завалился на мою кровать,
закинув одну руку за голову, и залил в себя еще алкоголя.
 Я поджала губы и села на краешек кровати, не зная, что сказать.
- Молчи, - он произнес это по слогам, слегка растягивая буквы, словно
прочел мои мысли.
 
ГЛАВА 2
Доронин
На душе гадко и грязно, будто там кто-то долго-долго вытирал ноги.
Потеря сокрушает, ставит на колени, и ты больше не видишь выхода,
все уже сделано, ты все сделал. Самолично приложил руку к этим
разрушениям, а после сам же за них отомстил. Мир теперь не делится на
черное и белое, он преимущественно сер и безлик.
В ресторане душно, сухой воздух затрудняет дыхание, лишь
подталкивая уйти как можно быстрее, что я и делаю. Правда, появление
Баженовой стало для меня неожиданным. Я видел ее на кладбище и тогда во
дворе, но сейчас мне нужна была тишина и одиночество.
Бросить ее здесь безрассудно, поэтому, отвезя мать, я еду в наш двор,
наш бывший двор, чтобы отправить Маринку домой.
В голове пустота, не могу ни о чем думать, хочу просто уснуть,
забыться, наверное, поэтому и достаю из бардачка бутылку сразу, как только
Марина уходит. Бухаю в машине, тупо смотря в лобовуху, как последний
алкаш, пытаясь утопить горе в этой проклятой бутылке. Но даже это сейчас
за гранью, даже от такого простого занятия по саморазрушению меня
настойчиво отвлекают собственные мысли. Я не остался с матерью, потому
что просто не могу быть с ней в одном помещении, я виню себя в смерти
отца, в том, что произошло с сестрой. Все это на моей совести, и я просто не
могу осквернять ее горе своим присутствием. Меня ломает, словно кто-то
вскрывает грудную клетку наживую, непередаваемые ощущения от
душевной боли.
Выпив бутылку до половины, понимаю, что не смогу сейчас войти в
нашу квартиру, не сегодня. Прикрываю глаза, откидываюсь на подголовник,
а после на автомате поднимаюсь к Баженовой. Не знаю, почему это делаю,
но, когда она рядом, мне словно легче.
Трезвоню в дверь, не отнимая палец от кнопки до тех пор, пока Марина
не открывает. На ней расстегнутая кофта, под которой виднеется белая майка
и какая-то юбка, смотрю на Маришины ноги, кое-как переступая порог и
избавившись от куртки, целенаправленно иду к ней в комнату. Мне плевать,
что она скажет, даже если начнет выгонять, сегодня я точно не уйду. Сегодня
мое упрямство смешано со злобой, отчаянием, поэтому вряд ли я услышу
голос разума. Ложусь на кровать, заведя руку за голову и продолжая лакать
виски прямо из горла.
 Маринка садится на краешек кровати. Я вижу, что она хочет
поговорить, возможно, поддержать… но злюсь от этого еще больше. Больше,
потому что в нормальных условиях ей было плевать, она делала вид, что я ей
никто, а теперь …
Сажусь, упираясь затылком в стену. Баженова моментально меняет
положение, и я чувствую ее тепло. Она села совсем близко, подтянув колени
к груди, и убрала за ушко выбившуюся прядь. 
- Саш, мне очень-очень жаль…
- Я знаю.
Марина облизывает губы, заглядывая в мои глаза.
- Прости меня.
После ее слов ладони сами обхватывают ее талию и за долю секунды
усаживают ко мне на колени. Вглядываюсь в ее огромные серо-голубые
глаза, проводя пальцами по нежной коже щеки и ниже. Фиксирую ладонь на
шее, чувствую пульсацию под большим пальцем и подаюсь вперед. Тяну
Маринку на себя, касаясь ее губ, мочки ушка, шеи в желании прочувствовать,
надышаться. Ее учащенное дыхание возбуждает, а выступающие ключицы
сводят с ума.
Наверное, я ждал этого момента слишком долго, и, наверное, он сейчас
совсем некстати. Не то время и не те обстоятельства. Но, если быть честным
до конца, мне плевать. Я ее хочу, здесь и сейчас. Меня никто не остановит,
мне никто не помешает. Здесь. Сейчас. Всегда.
Аккуратно снимаю с ее плеч тонкую кофту, надетую поверх белой
майки. Очерчиваю пальцами красивую, подтянутую грудь. Марина смотрит
мне в глаза, затаив дыхание. Ее руки лежат на моих плечах, так что изредка я
чувствую, как в них впиваются ее ноготки. Она нервничает, волнуется,
кусает свои губы, а ее зрачки бегают по моему лицу в полнейшей
растерянности. Она не понимает, насколько я серьезен, не может
представить, остановлюсь я или нет. И мне это нравится, ее неведение, некий
фактор внезапности.
Обвожу набухший сосочек через майку, слегка сдавив его пальцами,
чтобы почувствовать, как она вздрогнет. И она вздрагивает, еще шире
распахивая глаза, касаюсь губами ее подбородка, скулы, втягивая уже
ставший родным запах. Задираю ее майку, оголяя упругую, стоячую грудь с
розовыми, манящими сосочками. У Мариши шикарное тело, красивое лицо,
она создана, чтобы сводить с ума. Ее хочется раздевать медленно, чтобы
ничего не упустить. Хочется чувствовать ее, знать, что она рядом и никуда не
исчезнет.
Снимаю с нее майку, вынуждая поднять руки. Голая, все еще немного
смуглая после лета кожа покрывается мурашками. Дотягиваюсь до ее
соблазнительной груди, обвожу полушария пальцами, сжимаю в ладонях, так
чтобы полностью насладиться этим моментом.
 Поцелуй в шею. Скользкое движение языком вдоль выпуклой косточки
ключицы, губы обхватывают розовый тугой сосочек, который сжимается еще
больше, стоит на него подуть.
Отстранившись, замечаю ее помутненный взгляд. Ей нравится
происходящее, равно как и мне.
Бешеное чувство собственника, когда тебе сносит голову от одних
только прикосновений к той, кого ты считаешь и всегда считал своей. Сейчас
уже нет и не будет пути назад, только вперед. Поцелуй в губы, с языком,
очерчивая им красивый рот, прикусывая, втягивая, пожирая ее. Марина
начинает отвечать, подается ближе, обхватывая мою шею руками. Гладит
голову, теснее прижимается своей грудью, и я чувствую твердые сосочки
кожей.
Зарываюсь пальцами в ее длинные волосы и кладу раскрытую ладонь
на острое колено.
- Сейчас у тебя последний шанс сказать: Доронин, пошел вон, - шепчу в
ее губы.
Марина улыбается, отрицательно мотая головой, от этого движения ее
длинные волосы рассыпаются по плечам.
Задираю юбку, поглаживая большим пальцем внутреннюю сторону
бедра. Каждое мое прикосновение учащает ее дыхание, останавливаюсь и,
оттянув ткань влажных трусиков, чувствую, как она теснее прижимается к
моей груди, вижу, как соблазнительно прикрывает глаза.
- Доронин, ты мне нужен, - ее пальцы, подрагивая, расстегивают
пуговицы на моей рубашке.
 Разрываю фольгу от презерватива под ее голос и, расстегнув ремень,
вынуждаю ее приподняться. Марина упирается ладонями в мои плечи и
медленно опускается на мой возбужденный член. Она узкая и тугая, от ее
движений по телу расходятся волны наслаждения, упругие бедра вздымаются
вверх, и в этот раз я резко насаживаю ее на себя, жестче, грубее. Сжимаю ее
талию ладонями, чтобы контролировать темп, хочу контролировать
абсолютно все. Сегодня она моя.
Движения под стоны, сумасшествие, сводящее скулы, собираю ее
волосы в кулак, оттягивая назад, наблюдая за всем этим в зеркале-трюмо,
стоящем почти напротив. Узкая талия, шикарные бедра, ее медленные
движения, совокупность факторов, от которых хочется кончить прямо
сейчас. Уголки губ ползут вверх, и Маринка оборачивается, глядя на то, куда
смотрю я. Чувствую ее замешательство, проводя ладонями вдоль лопаток.
- Ты специально, - шепчет, повернувшись ко мне.
- Что именно? - толкаюсь в нее, и ее лоно сжимается.
 - Смотришь в зеркало.
- Ты меня стесняешься? – обнимаю ее крепче. - Ты очень красивая.
Марина улыбается.
- Самая, - толчок, -  красивая, - толчок, - девочка.
Целую ее красные губы, понимая, что хочу по-другому. Мне нравится
на нее смотреть, нравится видеть ее стеснение и замешательство.
- Пересядь, - прижимаюсь щекой к ее виску.
- Что?
- Сядь ко мне спиной.
Маринка жестко тупит, и я разворачиваю ее сам, подхватывая ладонью
под плоский живот.
- Разведи ноги шире.
Она послушно раскрывается, позволяя в себя войти. Глажу пальцами ее
аккуратненький розовый бугорок, пропуская между фалангами, слегка его
сжимая. Влага, сочащаяся из ее лона, обволакивает мои пальцы, которыми я
растираю маленький клитор, так чтобы она получила максимум
удовольствия.
Это бешеное наслаждение, когда твоя женщина получает удовольствие,
когда стонет от того, как ей хорошо. Это похоже на помешательство, и ты
просто не можешь ей надышаться. 
- Смотри в зеркало, - сжимаю вздымающуюся грудь.
- Ты извращенец? – она поворачивает голову, прижимаясь спиной к
моей груди.
- Нет, - усмешка, - просто смотри, - фиксирую пальцы на ее шее, слегка
сдавливая.
Наращиваю темп, продолжая надавливающими и массирующими
движениями скользить по клитору, Марина напрягается, с губ слетают
громкие протяжные стоны, а руки пытаются оттолкнуть мои. Она
прикрывает глаза, и я чувствую ее расслабление. Мне нужна лишь пара
толчков, чтобы ее догнать.  Тело напрягается, прежде чем наступает мощная
разрядка.
Пульсация в голове от биения собственного сердца почти оглушает,
целую Марину в губы. Она отвечает на поцелуй, обвивая мою шею руками.
Провожу пальцами по внутренней стороне бедра, и она мгновенно
вздрагивает, разрывает поцелуй, растягивая губы в улыбке.
 
Марина
Губы сами растягиваются в довольной улыбке, потому что это было так
странно, но так страстно. У меня стерлись все границы, и мне понравилось
то, как это было. Переворачиваюсь на бок, но Доронин подтягивает меня к
себе, накрывая одеялом с головой. Его ладонь сжимает мою грудь, а губы
целуют в висок.
Я чувствую, как на меня накатывает дрема, а когда повторно открываю
глаза, оказываюсь одна. В комнате уже не так темно, поворачиваю голову к
часам – восемь.
Откидываю одеяло и быстренько надеваю домашнее платье.  В кухне
шумит радио, выхожу в прихожую, замечая, что Сашкиных ботинок здесь
нет. Он просто ушел и даже не разбудил. Кожа покрывается мелкими
колючими мурашками.
Прикрываю глаза, чувствуя себя подавленно и гадко. Не знаю, что буду
теперь делать, но возвращаюсь в комнату, чтобы найти записку. Может быть,
он что-то оставил, но там пусто. Ничего подобного там нет. Всхлипываю от
непроглядного отчаяния. Собираю сумку и, проигнорировав бабушку, иду на
учебу. День длится очень и очень долго. Анфиска рассказывает какие-то
глупости, в которые я не вникаю.
После пар мы выходим во двор института, и она, заметив Борьку,
начинает жестикулировать, подзывая его. От его вида мое настроение
становится еще хуже.
Яковлев целует меня в щеку и предлагает подвезти домой. Во дворе
Мартынова со смешками улепетывает к себе, а мы остаемся вдвоем в салоне
авто. Боря тянет ко мне свои руки, и я инстинктивно отшатываюсь.
- Марин?
- Нам нужно расстаться, - сглатываю и отворачиваюсь.
- Почему? Что произошло? – он напрягается, и голос становится грубее.
- Я тебя не люблю, - пожимаю плечами, - и, наверное, никогда не
любила. Прости меня. Спасибо тебе за все, - все же смотрю в его
растерянные глаза, - спасибо. Просто я так больше не могу.
Борька выпрямляет руки в локтях, упираясь ладонями в руль.
Прищуривается, внимательно рассматривая мое лицо.
- Ты просто уходишь? Или уходишь к кому-то? К Доронину, например?
- Какая разница?
- Ты дура? – он повышает голос. - Его либо пристрелят, либо посадят.
Тебе это надо?
- Даже если и так, я не могу быть с тобой. Я тебя не люблю, ты меня
слышишь?
- Какая разница? Через десять лет все это уже не будет иметь значения.
Со мной у тебя есть стабильность, будущее, я быстро пойду в гору, сделаю
карьеру, ты не будешь ни в чем нуждаться. А что тебя ждет с ним? Ответь
мне. Любовь? Где будет ваша любовь, если его пристрелят? Если посадят лет
на двадцать? Что ты делать будешь? Влачить нищенское существование, и
это хорошо, если без детей.
 - Не думаю, что стану нищей, ты прекрасно знаешь, кто мой отец.
Поэтому, лучше закрой свой рот сейчас. Не порти о себе впечатления,
ладно?! – раздражено дергаю ручку двери, впуская в салон прохладный
ноябрьский ветер.
- Ладно, - он кивает, - удачи.
- И тебе.
Хлопаю дверкой и поднимаюсь домой. Я рассталась с Борей и не
почувствовала сожалений. Сейчас в моей голове крутятся другие мысли:
куда делся Сашка, и что все это может значить?
Порвать отношения с Яковлевым нужно было раньше, бабушка была
права, правда, теперь, думаю, она возьмет свои слова обратно, потому что
Доронин не входит в число ее любимчиков. Теперь бабушка его совсем не
одобряет. Но это все не важно, важно другое - что будет дальше? Неужели
меня действительно ждет будущее, о котором распинался Боря?
Мне страшно от этих мыслей, а еще я уже успела  настроила радужных
планов в отношении Саши. Но теперь все стало еще сложнее и непонятнее,
он ушел, и я не знаю, что думать, делать… нужно поговорить, нам нужно
обсудить произошедшее этой ночью.
Поразмыслив, еду в «Сапфир», я уверена, он должен быть там. Захожу
в зал и говорю бармену, что мне очень нужен Доронин. Парень скептически
меня осматривает, но куда-то исчезает. Через пару минут я замечаю Сашку,
идущего в мою сторону по коридору.
Он подхватывает меня под локоть и утаскивает туда, откуда вышел сам.
 
- Зачем ты сюда пришла? – сквозь зубы, с силой сжимая мое плечо.
От его захвата мне становится больно, и я морщусь.
- Ты ушел, ничего мне не сказал. Я рассталась с Яковлевым и…
Доронин заталкивает меня в кабинет, резко отпуская. Я теряю
равновесие, чуть не падая на пол.
- Я тебя не звал. 
Свожу брови, потому как уверена, что ослышалась, он не мог мне такое
сказать. Или мог?
- Что?
- Уйди отсюда, Марина, - он говорит твердо, смотря мне в глаза.
Размыкаю губы, но вовремя закрываю рот, Доронин же продолжает:
- Все, что произошло ночью, ничего не значит. Мне было плохо, ты
подставила плечо, спасибо. 
Меня знобит, но я держу лицо. Мне очень и очень плохо, но я смотрю
на него уверенным взглядом и приподымаю уголки губ.
- Ты же понимаешь, что после таких слов это конец? Что ничего и
никогда уже не будет? Ты же это понимаешь?
 - Давай не сейчас, ладно, - он скептически приподымает бровь, и я
точно лечу вниз с обрыва.
- Доронин, - задираю подбородок, - мне просто противно на тебя
смотреть, - широко улыбаюсь, - очень хочется дать тебе в морду, но стоит ли
пачкать руки?!
Сашка пожимает плечами и, наплевательски развернувшись, садится в
кресло, оставляя меня стоять одну посреди кабинета.
Я расстроена, оскорблена и очень хочу ему врезать. Хорошенько так,
чтоб мозги на место встали. Что-то произошло, явно что-то произошло, и
поэтому он хочет от меня избавиться. Я ему мешаю… это же так? Или я себя
успокаиваю, придумывая всякий бред? Он же не мог просто… просто,
попользоваться мной. Ведь все это было не ради того, чтобы затащить меня в
постель?
Собираюсь с духом и уверенным шагом подхожу к столу. Доронин
даже не поднимает глаз, продолжая перебирать документы, и периодически
стряхивает пепел с сигареты.
- Может, объяснишь, что произошло? Разве так бывает?
Сашка приподымает подбородок, специально выдыхая дым мне в лицо,
и, качнув головой, улыбается. Только улыбка эта ни черта не веселая.
- Марин, просто уйди сейчас и сделай вид, что ничего не было. Не
приходи сюда больше… не закатывай истерик. Выйди из моего кабинета и
забудь о моем существовании.
- Что ты задумал? – хватаю его запястье, не давая поднести сигарету к
губам.
Он так смотрит, что мне хочется разжать пальцы, потому что мне
страшно, но я стою на своем до последнего.
- Саш, поговори со мной, - прикусываю нижнюю губу, - расскажи… то,
чем ты занимаешься…
- Марина, - перехватывает мои руки и, резко поднявшись, притягивает к
себе.
 Я больно влетаю бедрами в край стола, а Сашкины зрачки бегают туда-
сюда, он раздражен. Окурок падает на пол, и я вижу, как от удара
разлетаются искорки.
- Не имей привычки спрашивать о том, чем я занимаюсь. Это не твое
дело. Поняла меня? - он встряхивает меня, как куклу. -  Своим незнанием ты
сделаешь себе огромное одолжение.
- Я поняла, - чувствую, как дрожат губы, мне не по себе, я хочу уйти,
вот теперь я действительно хочу отсюда уйти.
- Вот и хорошо. Иди домой, - разжимает захват.
- Больше не приближайся ко мне, никогда, - говорю тихо.
 Отталкиваю его от себя, не в силах находиться так близко. Сашка лишь
демонстративно отворачивается, прикуривая еще одну сигарету.
Я выхожу в зал и понимаю, что ноги совсем не идут. Я ватная, от
макушки до пяток. Но я должна выйти, он должен видеть, что я ушла и что
мне ни капли не больно. Ни разочка.
Как только захожу за угол соседнего дома, обрушиваюсь на асфальт,
прижимая колени к груди. Я реву навзрыд, закрывая лицо руками, закусывая
рукав куртки, чтобы не наделать лишнего шума. Я не могу прийти домой в
таком состоянии, не хочу волновать бабушку, потому что, как бы она ни
храбрилась и ни старалась уколоть, она очень за меня переживает.
 
 
Доронин
Марина уснула очень быстро, дыхание изменилось, а ладонь, которой
она вцепилась в мою руку, ослабла.
Сон не шел, его не было совсем, только мысли. Много мыслей.
Хотелось окатиться ледяной водой, остыть, прийти в себя, но часы
настойчиво отбили два. Ночь. Я ушел от нее под утро. Плотнее накрыл
одеялом и уехал, не оставив записки. То, что между нами произошло, ценно
для меня, как и она сама, но в пору своей злости, горя, отчаяния я поддался
своим желаниям и сделал то, что не должен был. Не сейчас, не сегодня.
Впереди ждало слишком много работы, слишком много решений, возможно,
выбор. Его я и боялся, этого выбора. Мы не оставим все как есть после
случившегося с моей семьей, я не смогу спустить им это с рук.
Двор погряз в тумане, мокрый асфальт отражал хмурое небо,
захотелось покурить. Чиркнув спичкой, поднес ее к зажатой в зубах сигарете
и затянулся. Завел машину, приоткрыл окно и уехал лишь спустя пару минут.
Двор опустел.
Я ехал к Людке в больницу, нужно ее увидеть.
На крыльце топталась пара наших, Аккорд был уже здесь, говорили,
что все эти дни он почти от нее не отходил. Честно, это стало открытием - то,
насколько серьезно он к ней относился все это время. Оказывается, даже у
такого, как он, есть чувства.
Толкнул дверь в палату, Петр Викторович сразу поднял на меня взгляд
и выпустил из своей ладони Людкину руку. Кивнул мне и вышел.
- Привет.
Люда отвернулась, не желая показывать лицо. Она вообще никого к
себе не подпускала.
- С мамой все хорошо, она очень хочет приехать к тебе, но я подумал,
будет лучше, если я спрошу твоего разрешения.
Сестра взглянула мне в глаза, и я увидел ее слезы.
 - Пока не нужно, я не готова еще. Лицо, - коснулась шва, где спустя
время образуется шрам через всю щеку, - очень глубокий порез, врач сказал,
что шрам все равно останется.
- Главное, что ты жива.
Людка рассмеялась, облизывая пересохшие губы.
- Нет, мне плохо, и я не чувствую себя… я урод, внешне и внутренне.
Саш, почему все это с нами происходит? Никогда не думала, что может
получиться именно так, что отец… и… - она осеклась и не смогла
договорить.
Слезы ее душили, а я не знал, что делать, каждое ее слово било в самое
сердце.
- Все будет хорошо, - обнимая ее за плечи, - слышишь? Мы со всем
справимся!
Люда прикрыла глаза и кивнула. Я вышел из палаты, сразу сталкиваясь
с Аккордом. Он пил кофе из маленькой фарфоровой чашки, ходя вдоль
длинного коридора.
- Хочу ее в Лондоне врачу одному показать, - отдал чашку Васильку, и
тот мигом скрылся с наших глаз, - хреново ей. И я хочу, чтобы все, кто к
этому причастен, были наказаны.
- Я хочу того же.
- Тогда я даю тебе полную свободу, главное, Лёву мне живым привези.
Я ушел молча, ничего не ответив, все и так понятно. Впереди были
недели поисков и разработок, не все из них успели попрятаться, но
большинство к нашему сожалению залегло на дно. Сам Зверь свалил из
города, но сейчас я был настроен достать его из-под земли.
Лукьян и его группа стали первыми, кто поехал на зачистку тех, кто
остался в городе. Вскоре в газетах, по радио и телевизору расскажут о серии
жестоких убийств, и город захлебнется кровью, а пока я сижу в своем
кабинете, думая над тем, где искать Лёву.
От мыслей отвлекает тихое шуршание под дверью, а после еле
слышный стук.
- Да.
- Александр Николаевич, там вас девушка спрашивает.
- Какая?
- Красивая такая, темненькая.
Маринка, блин.
- Иди, - киваю. И встав с кресла, выхожу в зал.
 Видя Баженову, чувствую, как меня перетряхивает от злости. Я сам
виноват в том, что она пришла, ведь она здесь, чтобы услышать ответы,
ответы, которых у меня нет.
 Утаскиваю ее в кабинет, замечая, взглянув в окно, как у ресторана
припарковалась девятка с подозрительными личностями внутри. Выйти из
ресторана вместе с Баженовой будет ошибкой, как и сказать ей правду.
Сейчас я знаю только одно - мне не до нее, пока мы не найдем Зверя и
не выловим всех его паскудышей, Марине лучше быть от меня как можно
дальше во всех смыслах. Я поступил плохо, сделал то, что не должен был, но
и объяснять ей что-либо сейчас не стану. В этом нет смысла, потому что я не
знаю, насколько все это может затянуться, месяц, два, год…
Ей не нужно никуда лезть, не нужно ничего знать - для ее же блага.
Маришкин взгляд становится растерянным, глаза слезятся, и я вижу,
что вся ее бравада напускная. Она играет для меня спектакль, хотя так даже
лучше. Если бы она заплакала здесь, не уверен, что смог бы ее оттолкнуть.
Все должно быть по максимуму натурально, мой кабинет не то место, где
можно откровенничать. Я все объясню ей, но позже, когда со всем разберусь.
Знаю, что потом она не захочет слушать, но я умею убеждать. Но сейчас ей
лучше уйти, а те, кто наверняка прослушивают мой кабинет, должны быть
уверены, что она для меня ничего не значит и я ей просто попользовался.
День получается длинным. Я постоянно нахожусь в ожидании
новостей, координирую все происходящее и только после полуночи еду
домой. Проворачиваю ключ в замке, чувствуя что-то неладное. Какое-то
странное ощущение чужого присутствия, словно в квартире кто-то есть.
Вытягиваю заправленный за пояс пистолет и снимаю с предохранителя,
передергивая затвор.
Включаю свет в прихожей и медленно иду вдоль коридора, аккуратно
открываю дверь в спальню, прохожусь по гостиной и, опустив ствол, иду на
кухню с полным пониманием, что мне показалось. Но переступив порог
кухни, чувствую, как виска касается холодный металл.
По лицу пробегает усмешка, прикрываю глаза, слыша щелчок
выключателя. Кухню озаряет светом, медленно веду взгляд к тому, кто
приставил ствол к моей башке, и хочу заржать в голос. Боря, мать его.
Опускаю поднятые до этого руки, и он мгновенно сильнее давит дулом мне в
голову.
- Борис, в гости без приглашения… этикету тебя явно не обучали.
- Заткнись и сядь, - металлическим голосом, но я слышу те самые
подрагивающие нотки.
- Ладно. Хорошо. Ты пришел, большой, злой, с пистолетом, хочешь мне
угрожать. Давай сократим беседу. Просто скажи, чего надо?
- Отстань от Маринки.
Вот это признание напрягает, стискиваю зубы, вытягивая шею, и
громко вдыхаю воздух.
- Могу сказать тебе то же самое.
 - С тобой, - тычет стволом мне в затылок, - ей небезопасно.
- Зато очень безопасно с придурком, из-за действий которого погиб мой
отец, а сестра осталась изуродованной на всю жизнь.
Борис опускает ствол, делая шаг назад. В его глазах растерянность, он
явно старательно отгонял от себя все эти мысли на протяжении нескольких
дней.
- Я не виноват…
- Ты не знал, что меня пасли? Ты же сам их вел. И не удосужился
уточнить такую мелочь? Не взять в расчет, что меня могут отслеживать? Ты
так хотел показать свою значимость, был уверен, что всех поймал, наказал.
На деле подставил меня и мою семью. Ты моральный урод, Боря, и такому,
как ты, самое место в бетоне.
- Ты мне угрожаешь?
- Если бы я хотел, тебя бы уже давно пристрелили. Но я, как полный
идиот, все же верю, что это не было твоим истинным мотивом. Ты хотел
помочь, но все вышло с точностью до наоборот. Я помню, как ты заикался
про операцию, так вот, она провалилась, Борис, полностью. Поэтому, -
поднимаюсь со стула, - если ты еще раз придешь в эту квартиру или
подойдешь к Марине, я тебя пристрелю, лично. И поверь, рука у меня не
дрогнет.
Выбиваю из его ладони ПМ, который с грохотом падает на пол.
- Пошел вон отсюда.
Сжимаю пальцами переносицу и, подойдя к плите, ставлю на нее
чайник. Самое время попить чаю.
 
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ: ВЫБОР; ГЛАВА 1
Марина
Выпал первый снег, наступил декабрь, и я очень ждала Нового года,
хотела окунуться в чудо. Мне оно было просто необходимо, последние
недели я полностью ушла в себя, не желая с кем-либо общаться. То, что
сделал Доронин, очень сильно ударило по мне, именно этого я и боялась,
того, что будет так. Будет больно, потому что мои чувства к нему настоящие,
живые, и их можно задеть, сделать больно, так, что становится нечем
дышать.
Мы идем с Любой по припорошенному снегом парку, радуясь, что
наконец увиделись. Григорьева учится в меде, поэтому совсем не располагает
временем, ее мать - очень хороший гинеколог, и Люба решила пойти по ее
стопам. Мы вместе учились в школе, в одном классе. Все детство пробыли
втроем - я, Анфи и Люба, но после выпускного слегка потеряли друг друга из
виду.
 Мы так долго не виделись, но я все равно вывалила на нее мою
историю, произошедшую с Сашей.
- Ситуация, конечно. Но ты же понимаешь, что вряд ли Доронин просто
хотел с тобой переспать. Я знаю, какой Сашка бабник, но как-то в этой
ситуации не верю. Мне кажется, все не так просто.
- Да я и сама знаю, что он не стал бы так делать. Но сколько я еще
должна буду стерпеть, прежде чем мы сможем выстроить нормальные
отношения? Он, ты сама знаешь, кто он теперь. Всегда будут появляться
какие-то «но», обстоятельства, всегда. Я так не смогу.
- И он ни разу больше не приходил? Не звонил?
- Нет.
- А сама?
- Мне четко дали понять – не лезть. И я не собираюсь рисковать и
впутывать себя и, не дай бог, бабушку в неприятности.
- Логично и правильно, конечно. Я бы так не смогла - отмолчаться,
сделать вид, что ничего и не было. Маринка, ты титановая просто.
- Ага, каменная, - усмехаюсь, - ладно, на чай зайдешь?
- Нет, сегодня уже время поджимает, давай в другой раз.
- Не пропадай.
- Ты тоже, - Люба целует меня в щеку.
Мы обнимаемся, стоя на автобусной обстановке, а после я уезжаю
домой.
По дороге покупаю кефир, понимая, что это были мои последние
деньги. Вообще, у нас наступили трудные времена. Раньше отец всегда делал
на бабушкину книжку перевод раз в месяц, чтобы мы ни в чем не нуждались.
В том мы очень сильно экономили, так как папа перевел меньше обычного, а
в этом, не переслал совсем,  эти события пугают. Нет, не отсутствием денег,
нам не нужно много, главное, чтобы хватало на самое необходимое, но вся
эта ситуация говорит, что у отца, возможно, неприятности. У папы какие-то
проблемы, о которых мы с ба, даже  не догадываемся.
- Марин, ты? – бабуля кричит из ванной, стоит мне войти в квартиру.
- Я.
- Отец звонил, - бабушка идет ко мне, вытирая руки о полотенце, - не
прилетит на выходных. Чует мое сердце, случилось что-то…
- Нет, все должно быть хорошо. Я уверена, все и есть хорошо.
- Твоими бы словами, - на выдохе.
В дверь звонят, и мы одновременно поворачиваемся на звук.
Бабушка открывает, даже не посмотрев в глазок, и я вижу на пороге
наглую Доронинскую физиономию.
- Марина, надо поговорить, - заявляет с ходу.
- Тебя здороваться-то не учили, что ли? – ворчит бабуля.
 - Баба Ванда, я исправлюсь, - Сашка усмехается. - Вот в следующий
раз…
- Шут гороховый!
Бабушка закатывает глаза и, недовольно качая головой, идет в кухню,
возмущенно бубня себе под нос.
- Ты зачем сюда пришел?
- Поговорить, - заходит как к себе домой, закрывая дверь на защелку.
Я не успеваю вытурить его на площадку, потому отхожу подальше,
вжимаясь в стенку.
- Нам не о чем.
- Ма-ри-на, - улыбается, а после смотрит в сторону кухни. - Баб Ванда,
а обедать будем? - повышает голос.
Бабушка его чуть ли не проклинает, обзывая лишним ртом, но к столу
зовет.
Раздражаюсь и заталкиваю Доронина в свою комнату, щелкая
шпингалетом. Хватит этого цирка, мне же потом от бабушки выслушивать,
не ему.
Саша оглядывается, задорно ухмыляется каким-то своим мыслям и в
неожиданном для меня порыве приподымает над полом, усаживает на
широкий белый подоконник.
Ежусь от его прикосновений, упираясь ладошками в Сашкины плечи,
только чтобы он не вздумал лезть целоваться. Потому что по его глазам я
вижу именно это. Для него нормально сделать все, что он сделал, а теперь
прийти сюда как ни в чем не бывало.
- У меня день рождения в эти выходные, собираемся на даче. Я тебя
приглашаю!
Долго смотрит на линию моих губ, нехотя переключая внимание на
глаза.
- Не думаю, что я приду! – пытаюсь улизнуть, но его руки не
позволяют, по-хамски разводя мои ноги в стороны.
Доронин устраивается между ними, и я замечаю, как поблескивают его
черные зрачки.
- Хочешь расстроить именинника?
- Мы не друзья! – бормочу небрежно, прижимаясь спиной к
прохладному стеклу, чтобы хоть как-то отстраниться от Доронина.
- Точно! Я тебя обидел, вел себя как мудак, знаю. Так что, придешь? -
кладет руку на колено, слегка сжимая. - В этот раз обойдемся без
рукоприкладства? - смотрит на свои пальцы, нагло устроившиеся на моей
ножке, провокационно подбираясь к краю красной юбочки.
- Если так твой спермотоксикоз уймется, и не будет побуждать тебя ко
мне клеиться, то это жертва во имя большой цели!
 - Какая ты у меня гуманная, - все же прижимает меня к себе, -  я
соскучился, готов каяться, повиноваться и сделать все, что ты захочешь.
- Я хочу, чтобы ты ушел, - дышу в его плечо.
- Кроме этого, - подмигивает, немного отстраняя меня от себя.
- Уйди, не трогай меня! - начинаю вырываться.
- Тихо, - сжимает очень крепко, - прости, слышишь, прости меня, -
смотрит прямо в глаза, или даже в душу, - так было нужно, Марина. И ты это
знаешь, - сжимает мои плечи, продолжая объяснять медленно, вдумчиво, - я
никогда не хотел делать тебе больно. Слышишь?
- Нет, я говорила, я предупреждала, уходи! – отрицательно мотаю
головой. - Теперь уходи, теперь я не хочу тебя видеть! Не хочу. Ты мог
сделать все иначе, мог сказать мне ночью, тем утром, мог поступить хорошо,
мог не причинять боль.
Он сжимает меня крепче и, стащив с подоконника, бросает на кровать.
Я слышу снаружи бабушкин голос за дверью, она материт нас обоих.
- Выслушай меня!
Я подаюсь вперед, но Сашка толкает меня обратно, упираясь ладонью в
мою грудь.
- Не хочу, уходи, - пытаюсь до него дотянуться, чтобы ударить.
Доронин ухмыляется, окольцовывая мои запястья, сжимает их своими
ладонями и рывком тянет меня на себя.
- Просто пойми, так было нужно, - прикрывает глаза, - Марин, я не
урод, и ты это знаешь. Прости меня, пожалуйста, - говорит так, словно я
психически нездорова.
- Я поняла, - киваю, - поняла. Теперь уходи.
- Мариша, - морщится, как от боли, - прекрати устраивать истерику.
- То есть я еще и истеричка? Спасибо.
Доронин смотрит на меня долго и очень внимательно, у него такой
взгляд, что я начинаю чувствовать себя неуютно.
- Не трогай меня, - шепчу, прекрасно понимая, что за всем этим
последует.
Но разве ему есть дело до того, что я сказала? Он опоясывает одной
рукой мою талию и фиксирует ладонью мою шею, не давая отвернуться.
- Я пришел извиняться. Мудак, был не прав, - медленно, - услышь меня.
Отрицательно качаю головой. Я зла, подавлена, а еще просто боюсь.
Сколько раз он решит сделать мне больно, чтобы от чего-то оградить?
- Марин, - касается своими губами моих, но не целует, - Мариша, - его
ладони скользят по спине, сжимают плечи, немного отстраняя меня на
согнутых локтях.
- У меня есть другой, - злобно прищуриваюсь, говоря это, чтобы
сделать ему так же неприятно, - ты мне не нужен.
 Сашка ухмыляется и одобрительно кивает.
- Ладно. Расстанешься с ним сегодня.
- Нет. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Доронин вздыхает, разжимая пальцы, отталкивается от кровати и
поднимается на ноги.
- Ладно, - кивает, - хорошего вечера.
Я злюсь на него, на себя, но пока не готова простить и идти на
попятную. Пока не готова…
 
Доронин
Марина сидит вжавшись в стенку и обхватив колени руками. 
Нервничает, злится. Она хочет простить, но не может, пока не может, ей
нужно немного времени, чтобы переварить. 
Все эти терзания - дело пары дней, она простит, и я это знаю. Самое
интересное, что и она это знает, уже знает. Кричит, сопротивляется, но знает,
что сдастся.
- Я буду тебя ждать, - усмехаюсь, смотря в ее злобненькие глазки, - в
эту субботу. Ты же не бросишь меня в мой день рождения?
Маринка хмурится и демонстративно отворачивается.
Выхожу из ее комнаты, сталкиваясь с бабушкой.
- Чего, грешки свои замаливать приходил? Обидел девчонку, теперь
бегает. Цветов бы хоть купил.
- А вот это идея.
Как только приезжаю в ресторан, распоряжаюсь отвезти несколько
сотен роз в квартиру Баженовых. Баб Ванда дело сказала.
Отправив цветы и распорядившись о каждодневной доставке, решаю
немного повременить с визитом к Маринке.
Через неделю врач дает добро на выписку сестры, и мы с мамой едем
забирать Люду домой.
- Саш, я не хочу возвращаться в город, - мама поправляет воротник
шубы, - мне нравится в деревне.
- Хорошо.
- Я подумала, может быть, нам с Людой пожить там вместе?
- Ну, ты ей это сама предложи, уверен, она не откажется.
- Как у Мариночки дела?
- Нормально у Мариночки дела, - сворачиваю в проулок, чтобы срезать,
на главной ведутся ремонтные работы.
- Саш, я не лезу, конечно, - маминых губ касается улыбка, - а вы,
случайно, не встречаетесь?
- Мы к этому идем.
 Больше мама ничего не спрашивает, но я замечаю, что теперь у нее
повеселели и глаза.
В клинику мы приезжаем первыми, Ломов подтягивается позже,
здоровается с мамой, которая старается держаться. Ей не нравится Аккорд,
но она не произносит это вслух, как и то, что ей неприятно видеть с ним
Люду. Для сестры мама разыгрывает красивый спектакль, улыбается,
искренне радуясь ее выписке и тому, что все стало налаживаться. Она не
заикается про Людины отношения и всячески игнорирует эту тему, лишь под
конец предлагая пожить за городом вместе.
Сестра кивает. У нее неверящий взгляд и явно небольшой шок. Она все
еще думает, что мама ее не простила, глупая.
Отвожу их в деревню и впервые за все это время, решаю заночевать в
этом доме. Пока Людка была в больнице, я почти каждый день мотался к
маме, но так ни разу и не остался на ночь, почему-то не мог. Казалось, что
своим присутствием я очерняю ее жизнь, тяну на глубокое дно.
Мы ужинаем, разговариваем, и становится легче. Значительно легче,
чем на протяжении последних недель. В кармане куртки, висящей в
прихожей у входной двери, звонит телефон. Отвечаю и выхожу во двор,
вытягивая из джинсов пачку сигарет.
- Здорово, - Лукьян делает паузу, и она мне не нравится.
- Здорово, как прошло?
-  Мы выловили Лёву в Шереметьево, почти сняли с рейса. В Лондон
козел намылился.
- И?
- Короче, Саня, тут такое дело, на выезде из города ребят взяли менты.
Зверь на Лубянке, а с нашими пока неясно.
- Плохо. Аккорду сообщал?
- Да. Он пробил, пацаны просто исчезли.
- Этого стоило ожидать. Думаю, в скором времени и у нас будут гости. 
Плохо, пока Зверь жив, он спокойно взболтнет лишнего. Сейчас он
помеха, помеха для всех нас, поэтому нужно избавиться от него как можно
быстрее. Думаю, Аккорд сделал аналогичный вывод.
 
Утром Петр Викторович выдергивает в казино. По дороге ловлю себя
на мысли, что меня ведут. Маневрирую, заезжаю во двор, чтобы понять, так
ли это, и оказываюсь прав. Меня пасут, кидаю машину у торговых рядов и
захожу в «Глобус». На входе усиленная охрана, которая настойчиво просит
сдать оружие, и только потом пропускают внутрь.
Аккорд выходит ко мне навстречу и пожимает руку посреди холла.
- Что-то произошло?
 - Поедем прокатимся, - хлопает по плечу и направляется к черному
входу.
Там нас ждут синие жигули. Все это настораживает, закрадываются не
самые радужные мысли. Если Ломов решил, что я сотрудничаю с ментами,
можно заказывать себе памятник.
- Так куда мы…
- Сейчас сам все увидишь.
Поездка длиной в сорок минут куда-то за город. Вокруг лес, и ни хрена
больше. Вылезаю из машины, оглядываюсь, замечая, как один из наших
сопровождающих достает ствол.
- Хороший ты парень, Доронин, сообразительный. Но неаккуратный,
так подставиться…
Делаю шаг назад.
- Вы о чем?
- С ментами дружишь, на меня работаешь… некрасиво как-то, не по-
христиански.
- Я не сотрудничаю с Яковлевым.
- Звери напали после того, как ты с ним встречался. Лёву, которого
ловили твои ребята, взяли. Странные совпадения.
- Я не крыса.
- Тогда докажи свою преданность.
Аккорд достает ствол и протягивает его мне. Сжимаю пальцами
холодный металл и оборачиваюсь на звук, будто кто-то пытается выкрикнуть
что-то через кляп.
Из багажника вытаскивают человека. 
Гризли толкает это тело, на голову которого надет мешок, и оно падает
на колени. Сглатываю, замечая на запястье часы, точно такие же, какие
Борьке подарил отец на совершеннолетие. Внутри все холодеет, морозный
утренний воздух забивает легкие, переступаю с ноги на ногу, слыша треск
еловых веток.
- Если ты с нами, а не с ним, стреляй,- Аккорд произносит это сухим, но
в то же время жаждущим зрелища голосом.
Вот он, выбор, то, к чему я несся все это время со скоростью света. То,
чего я опасался. Внутри пусто, там лишь серый пепел. Я же знал, был уверен,
что Аккорд сделает из сложившейся ситуации именно такой вывод. Когда
меня сюда везли, я прекрасно понимал зачем, понимал и ни хрена не
чувствовал. 
А вот сейчас, я слышу мычание, вижу стоящего на коленях Борьку с
мешком на голове, и понимаю, что меня трясет, в мыслях полнейший хаос.
 Передо мной выбор: моя жизнь или чья-то еще. Прикрываю глаза на
доли секунды и, стараясь не думать ни о чем, вытягиваю руку, касаясь
пальцем курка. Стоит лишь надавить…
 
Внутри колеблются чувства справедливости, неправильности
происходящего, стыда, но только внутри. Снаружи я спокоен и полностью
уравновешен. Я уже давно принял решение и знаю исход этой сцены. Хлоп -
и запах пороха забивает ноздри, громкий крик стаи испугавшихся птиц,
кружащих над головой, а после тишина. Немая, абсолютная тишина, взгляд
мечется по телу того, кто уже мертв. Я намеренно не называю по имени, это
теперь ни к чему.
Разжимаю ладонь, и ствол падает на промерзшую землю.
На плечо ложится чья-то тяжелая рука, которую хочется скинуть.
- Ты молодец, правильный выбор.
Ломов уезжает, а я продолжаю стоять в прострации. В ушах
раздражающие жужжание, протяжный долгий писк.
- Сань, так было нужно. Папа хотел удостовериться…
Гризли закидывает в рот карамельку, а я сосредоточенно смотрю на
левое запястье того, кого я только что пристрелил. Из-под рукава куртки
виднеется наколка. Прищуриваюсь, делая шаг в сторону трупа,
присаживаюсь на корточки и стягиваю с его башки мешок.
Это не Яковлев. Поднимаю глаза, замечая на лице Гризли ухмылку. Я
чувствовал что-то подобное, подвох. Может, и выстрелил, потому что знал,
что это не Борька… или же теперь я просто себя так успокаиваю. Внушаю,
что все еще не убийца.
- Я должен был сказать тебе об этом по возвращении в город. Ты
прошел проверку, Доронин.
- Кто это?
- А хрен его знает. Поехали уже, дубак сегодня.
Растираю ладонью лицо и выпрямляюсь, прежде чем уйти, поднимаю с
земли пистолет и, вытерев отпечатки, кидаю обратно.
- Мне тут Лукьян напел, что у тебя праздник скоро.
- Что? – упираюсь локтем в стекло.
- День рождения.
- Ага.
- Сабантуй устаиваем?
- Слушай, - внимательно вглядываюсь в лобовуху, - а с Лёвой что?
- У папы на даче, утром нам его вернули. Сегодня.
- Быстро.
- У Аккорда такие люди в друзьях и должниках ходят, мама не горюй.
- Все хотел спросить, почему его Аккордом прозвали?
 - А, говорят, это еще по малолетке началось. Любил наш Петр
Викторович на гитаре играть, знал, как и все мы, три блатных аккорда. Песни
сочинял, пел… но все на один мотив. Вот что ни песня, а музыка одна. Он и
сейчас, как сливу зальет, так только в путь.
- Весело, - поднимаю воротник, складывая руки на груди.
- Так что ты, Саня не кисни, нормальная у нас работа. Нормальная, - из
каких-то своих соображений выдает Гризли.
- Тачку забрать надо, в казино поехали.
- Да без базара, так что там с праздничком? Закати ребяткам пир, не
жмоться. Ты у нас явно лавэшкой не обижен.
- Дожить бы еще.
- Доживешь, Доронин, доживешь.
По салону прокатывается громкий смех, и мы въезжаем в город.
Забираю свою тачку у «Глобуса» и возвращаюсь в ресторан, меня до
сих пор колбасит, крепче стискиваю руль, а перед глазами труп того мужика.
А если бы это на самом деле был Яковлев? Я выстрелил, выстрелил почти не
раздумывая. И чем я лучше тех, с кем теперь в одной упряжке?
Опускаю последний вопрос, переводя в разряд риторических. Не желаю
на него отвечать, нет.
В ресторане полупустые залы. Обед, будний день… беру на баре
бутылку и уже хочу уйти в свой кабинет, но оборачиваюсь на знакомый
голос.
- Саш, привет!
Мартынова стоит позади меня, широко улыбаясь своими алыми губами.
На ней пестрый свитер и очень короткая юбка.
- Привет, - сжимаю горлышко бутылки в кулак.
Анфиска накручивает на указательный палец локон и так кудрявых
волос, нажевывая жвачку.
- Составить компанию? - кивает на виски.
- Обойдусь.
- Доронин, - шаг в мою сторону, - ну не будь таким серьезным.
Анфискины пальцы тянутся ко мне, и она касается кожи своими
длинными ногтями.
- Руки убери, - забирая с бара бутылку.
- Саш, ну ты чего? – хлопает глазами. - Я же по-дружески, правда.
- По-дружески говорю, свали отсюда.
Мартынова задирает подбородок и, причмокнув губами, идет в центр
зала, усаживаясь за стол. Вытягивает руку, подзывая к себе официанта,
продолжая испепелять меня взглядом.
Закатываю глаза от этой тупости и направляюсь к себе. Нужно выпить,
после всего, что сегодня случилось, мне необходимо расслабиться. Мозг
полыхает от происходящего, а глубоко внутри меня душит чувство вины,
скручивает в тугой, мать его, узел, не давая шелохнуться.
Часа через два в кабинет стучат. Андрей, бармен, входит после моего
одобрения и, поджав губы, кидает взгляд на окно.
- Чего?
- Александр Николаевич, там та девушка, с которой вы говорили…
денег у нее нет.
- Много заказала?
- Вот, - протягивает бланк с заказом.
Бегло прохожусь глазами по списку - внушительно. Полгода работы на
заводе.
- Иди, я разберусь.
Андрей кивает и прикрывает за собой дверь. Выдыхаю и выпиваю
залпом еще один стакан, кидая в рот дольку лимона. Морщусь и направляюсь
в зал. Анфиска сидит за столиком с самодовольной ухмылкой. Улыбаюсь ей
в ответ и, сжав локоть, поднимаю со стула. Она ойкает и быстро перебирает
ногами, идя следом за мной.
- Я могу расплатиться, - облизывает губы, начиная присаживаться на
колени, стоит нам зайти в кабинет.
- Серьезно? – приподымаю бровь, наблюдая, как ее пальцы тянутся к
ремню на моих брюках, - вот это не стоит столько, сколько ты там нажрала.
Анфиска раскрывает рот, округляя глаза.
- Что? Ты не так понял, - отползает к стенке, - я не…
- Завязывай уже Белоснежку из себя корчить. Хочешь отсосать, могу
позвать кого-то из ребят, они не откажутся.
Она сглатывает, запуганно оглядываясь по сторонам.
- Саш, я же… мы, - бубнит себе под нос, - у меня правда нет столько
денег.
- Я в курсе, придется отработать.
- Как? - теперь вопросы из ее уст звучат гораздо серьезнее, наконец,
включила мозги, курица.
- У нас как раз не хватает рук на кухне. Мыть, убирать…
- Уборщицей? Я не буду мыть тарелки, - вскакивает на ноги.
- Тогда могу найти что-то более для тебя подходящее, - достаю
сигареты, - думаю, кому-то из пацанов ты явно понравишься, - приподымаю
мизинцем низ ее свитера, - потр*хают и заплатят.
Мартынова напрягается.
- Подумать две минуты. Либо вали на кухню, либо…
- На кухню, - перебивает, подаваясь рывком вперед.
- Договорились. Андрей тебе все покажет.
 - Ну ты и сволочь, Доронин, - злобно бросает, прежде чем выйти за
дверь.
 
Марина
Открываю дверь, и Анфиска влетает в квартиру как ошалелая. Щеки
горят, вид слегка растрепанный, а на лице маска праведного гнева.
- Это полный… - замирает, оглядываясь по сторонам, переставая
размахивать руками. - Это что? – смотрит на несколько ваз с цветами,
стоящих в прихожей.
Такая картина по всему дому, уже вторую неделю мне приносят цветы.
Сашка явно перестарался, потому что мы с бабушкой уже не знаем, куда их
девать, квартира превратилась в дендрарий. 
- Цветы, - пожимаю плечами.
- Откуда?
- Подарили.
- Кто?
- Я не знаю, просто приносят, и все.
- И ты молчала? Блин, как клево, - мечтательно вздыхает. - Когда
вычислишь, кто этот поклонник, обязательно поделись секретом.
- Ага, - киваю.
- Пошли чаю попьем, я тебе такое расскажу. Кошмар просто.
- Пойдем.
Ставлю чайник, а Анфи забирается на стул с ногами.
- Марин, вот скажи, Доронин всегда такая сволочь?
Я чувствую, что меняюсь в лице, внутри все холодеет.
- Что-то случилось? - выдавливаю улыбку.
- Короче, я пошла в «Сапфир», хотела с ним увидеться, выпить,
посидеть, сама понимаешь.
- Понимаю…
- Ну вот, он меня отшил, козел, - хмурит бровки, - но я решила
схитрить, назаказывала у них там всего, давно хотела всяких штук
попробовать, а то с батиной зарплатой только на трусы и хватает.
- И? – подталкиваю ее к дальнейшему рассказу.
- Ну вот, заказала, денег нет. Думаю, ну теперь точно не отвертится.
Заплатит, мы с ним посидим, поговорим, а там и еще что-нибудь, - когда
Анфиска это говорит, ее глаза загораются похотью.
- Вы переспали?
Мартынова тяжело вздыхает.
- Если бы, этот козел меня тарелки мыть заставил, тарелки! А еще
сказал, что могу отдать натурой кому-нибудь из пацанов. Нет, ну ты
представляешь!
 Анфи продолжала возмущаться, а я старалась не заржать здесь в голос.
- Это не смешно!
Видимо, я все же улыбнулась, и Анфиска начала обвинять  в
бессердечности.
Этим своим рассказом она явно выбила меня из колеи, я очень остро
ощутила прилив ревности и опасения. Я испугалась, что между ними могло
что-то быть, правда испугалась.
- Короче, Маратик сказал, что Доронин собирает небольшую компанию
в каком-то доме за городом в эти выходные.
- У него день рождения, - смотрю на нее равнодушно.
- Да? Блин, это еще лучше. Короче, я напросилась пойти туда с
Лукьяновым.
- Зачем?
- Доронин напьется, ему понадобится женское хрупкое плечо. А тут я,
потом он точно не отвертится.
- А где этот дом?
- Ты тоже хочешь? Сашка мой.
- Слушай, Анф, я тебе не говорила, не знала, как… в общем, эти цветы,
- обвожу кухню рукой, - это от Саши.
Мартынова замирает с чайной ложкой около рта.
- Мы встречаемся.
- В смысле встречаетесь? А как же Боря?
- Мы расстались, еще в ноябре.
- И ты мне не сказала?
- Я не знала как, и вообще… извини меня.
- Извинить? Ты тр*хаешься с парнем, который мне нравится. Ты знала
о том, что я к нему чувствую. Знала и все равно сделала.
- Анфис, все не так. Это гораздо сложнее.
- Нет, все просто. Ты сука, Баженова. Завистливая, лицемерная сука!
Только, знаешь, не думай, что вот так запросто его получишь. Даже не
надейся.
Мартынова нарочно разливает чай по столу, переворачивая кружку, и
вылетает из квартиры, громко хлопнув дверью.
Поднимаюсь на ноги и вытираю со стола. Мою чашки, включив воду
погорячее. На душе как-то гадко, я все сделала правильно, потому что устала
врать, но от моей правды легче никому не стало. Даже мне самой.
 
На носу очередной зачет, и всю ночь я сижу над учебниками. Зубрю и
изредка хожу на кухню за чаем. Голова лопается от информации, но даже она
полностью не отвлекает меня от размышлений по поводу Сашки. Я все чаще
думаю о Доронине и о том, что он так больше и не появлялся. Конечно, я бы
могла сделать первый шаг, но после всего сделать это мне не позволяет
гордость.
- Есть будешь? - бабушка заглядывает ко мне под утро.
- Да, сколько там времени?
- Шесть уже. Всю ночь не спала?
- Не спала. Глаза слипаются.
- Давай чайку, блинчиков, а то в голодные обмороки падать начнешь.
- Ладно, сейчас подойду.
Закрываю книгу и, отложив ее в сторону, потуже затягиваю поясок
длинного теплого халата алого цвета.
- Ты себя совсем не жалеешь.
- Мне нужен красный диплом.
- Ой, Маринка, диплом – это, конечно, хорошо, а о здоровье кто думать
будет?
- Ба, не начинай.
- Ешь, - ставит передо мной тарелку с уложенной на ней стопкой
блинов и чашку сметаны.
- Чай сделаешь?
- Уже, - наливает заварку в кружку.
- Спасибо.
- Кушай на здоровье.
Бабушка садится напротив, вскользь проходя взглядом по вазе с
цветами, стоящей на окне.
- Куда кавалер подевался?
- Не знаю.
- Так и не объявился?
- Нет, - делаю глоток горячего чая, макая свернутый блин в сладкую
сметану.
- Переживаешь?
- Наверное, уже нет. Ты прости меня за резкость, я тебе столько
наговорила…
- Чего удумала-то? Со всеми бывает, молодая еще, импульсивная.
- Бабуль, ты у меня самая лучшая, - касаюсь тыльной стороны ее
ладони.
- А по поводу Сашки ты не переживай, прибежит еще.
- Тебе же он разонравился…
- Ой, Маринка, тебе с ним быть, не мне.
- А как же тот факт, что он теперь с этими? - поджимаю губы.
- Хорошего, конечно, мало. Но если я тебе буду запрещать, разве от
этого что-то изменится?
Отрицательно мотаю головой.
 - Вот и я о том.
- Папа не звонил?
- Звонил вчера, проблемы у него какие-то.
- На работе?
- На работе. В общем, я тебе не говорила …
- Что? Что-то серьезное?
- Пояса затянуть придется. Не сможет он пока переводы делать.
- Главное, чтоб с ним самим все хорошо было, а мы и без переводов
проживем. Я могу на работу устроиться.
- Не спеши, образуется еще все.
- Конечно образуется.
Бабушка улыбнулась и поднялась со стула, направляясь мыть посуду. Я
же собрала тетради и, переодевшись, поехала на учебу. День предполагал
быть длинным и сложным. Четыре пары, один важный зачет и старающаяся
меня задеть Анфиска оказались просто ядерным коктейлем. Из здания
института я вышла ни жива ни мертва.
- Марин, - его голос окликнул меня почти сразу, стоило мне оказаться
на улице.
Доронин стоял недалеко от крыльца, курил. На нем было черное
пальто. Никогда не видела его в одежде подобного фасона, но ему очень
идет. Правда, поднятый в стойку воротник немного смущает.
Сашка выкинул сигарету и широким шагом двинулся в мою сторону.
- Хорошо выглядишь, - встал напротив, убирая руки в карманы.
- Точно не сегодня, - по лицу скользнула полуулыбка.
- Как зачет прошел?
- Ты знаешь?
Это удивило, то, что он в курсе.
- Знаю. Так что?
- Все сдала.
- Поздравляю. Отметим?
- Прости, не сегодня. Я всю ночь не спала, правда с ног валюсь.
Думаю, Доронину мой ответ не очень понравился, но виду он не подал.
- Спасибо за цветы.
- Какие цветы?
- Не придуривайся. Я знаю, что цветы были от тебя.
- Не знаю я ни про какие цветы, - склонил голову вбок, а я не могла
понять, говорит ли он сейчас серьезно. - Домой подвезти?
- Если тебе по пути…
Он кивнул и, выставив руку вперед, придвинул меня к себе.
- Мне всегда с тобой по пути, - шепотом, упираясь носом в висок.
Губы сами растянулись в улыбке, а на душе стало теплее.
 - А как же то, что ты было тогда, в кабинете?
Сашка напрягся после моего вопроса, и я остро ощутила его внутреннее
недовольство.
- Я объяснил.
Он сказал это тихо, но очень четко, смотря мне в глаза. В горле
пересохло, язык словно приклеился к небу, и я не смогла выдавить из себя и
слова.
- Пошли, - сжал мою ладонь, - холодно.
Видимо, Сашка долго шатался вокруг института, потому что, честно
говоря, сев в машину, я не почувствовала никакой разницы с улицей. Все тот
же холод. 
- Ты давно сюда приехал?
- Час, может, чуть больше.
Доронин повернул ключ, и мотор загудел. Повисло немного неловкое
молчание. Это так странно, раньше мы могли разговаривать часами, а
сейчас… сейчас все изменилось, мы словно открываемся друг другу с иных
сторон. Привыкаем, всматриваемся в тех, ставших новыми, людей.
Раньше я никогда не могла подумать, что я и Саша… он был другом, но
если быть искренней, я всегда ревновала его к тем многочисленным девицам.
Теперь, наверное, ревную еще сильнее.
- Мартынова рассказала, что ты заставил ее мыть полы и посуду, - тру
нос, а после убираю за ухо прядь.
- Разве вы не поругались?
- Откуда… откуда ты все это знаешь?
- Места знать надо, - улыбается, - у твоей бывшей подружки длинный
язык.
- Она сама тебе сказала?
- А как бы я узнал, что мы с тобой встречаемся?
Сердце отбивает громкий удар вместе с тем, как я путаюсь в
собственных мыслях и чувствую себя больше, чем просто стеснительно.
- Я это сказала, потому что…
- Потому что - что?
Выдыхаю и говорю первое, что приходит в голову:
- Чего она к тебе вечно лезет? Раздражает уже.
 
ГЛАВА 2
Доронин
Неделя получается бешеной.
Меня закручивает в водоворот событий, и я стараюсь просто двигаться
дальше. Инцидент с убийством подкосил сознание, вытряхнул большую
часть сил. Кажется, что чем дальше я продвигаюсь, тем меньше во мне
остается человека.
Жестокость возрастает, ставки повышаются, и ты шугаешься любого
дуновения ветра, понимая, что каждая мелочь может отразиться на твоей
шкуре и жизнях близких. Планы развеиваются, наступает апатия, смешанная
с вечно присутствующей яростью. Ощущение, что я зол, всегда, не покидает.
Сколько все это продлится? Что будет дальше? Станет хуже? Лучше?
Эти мысли не оставляют, назойливо присутствуют в голове, надавливая на
мозжечок. Внешне я рассудителен, готов действовать, работать, выстраивая
свое будущее. Внутренне же больше безразличен к происходящему. Кажется,
меня уже мало что удивляет, все слишком прагматично. Я просто двигаюсь,
что-то делаю чисто механически, не получая от этого какого-либо
удовольствия, знаю, что подобное состояние не навсегда. Это переломный
момент, ступенька нового этапа, полная потеря человеческого лица. Все
больше крови, все больше пустоты.
Подавленность исчезнет, раны зарубцуются, от воспоминаний со
временем не останется и следа. Все войдет в привычный ритм. Я не выбирал
для себя то, в чем вынужден вариться, намеренно я вряд ли бы выбрал для
себя такую жизнь. Все было решено за меня еще до того, как я понял, что
попал. Назад пути нет, не сегодня и не завтра точно, поэтому приходится
меняться. Меняться, чтобы выжить, чтобы стать сильнее.
Включаю обогрев сразу, как машина двигается с места. Марина
смотрит в лобовое стекло, теребя пальцами край дубленки. Я хотел ее
увидеть все это время, но что-то, как и всегда, пошло не так, подкосило и
отдалило от задуманного. Эта данность легко может превратиться в
замкнутый круг, из которого я должен выбраться прежде, чем он замкнется.
Встреча  порадовала, но больше понравилась Маринина реакция.
Наверное, именно это в ней неповторимо и жутко притягательно - ее умение
разбираться в ситуации, не устраивать скандалов и показных истерик. Она
сильная. По-настоящему сильная и волевая, поэтому отчасти с ней просто.
Она все прекрасно понимает, не драматизирует, иногда, конечно, рьяно
ударяется в муки совести, но все мы не идеальны.
- Чего она к тебе вечно лезет? Раздражает уже.
Одна только эта фраза - яркое всему доказательство.
- Ты ревнуешь?
- А ты? Странный вопрос, Саш.
- Я собственник.
- Хороший ответ. Я как бы и не ревную, но претензии, если что, будут,
правильно? – смотрит с насмешкой.
- Ты знаешь все лучше меня, - переключаюсь на четвертую.
- Конечно, кто-то же должен быть адекватным.
 - А когда это я был неадекватным?
- Перечислить?
- Обойдусь, - сжимаю Маринкино колено.
- Вот в этом весь Доронин, не успел помириться, а руки уже распускает.
- Но ты же со мной помирилась? Помирилась же?
- Помирилась.
Заворачиваю во двор, останавливая машину неподалеку от
Маришкиного подъезда.
- Спасибо, что подвез.
Отодвигаю сиденье, чтобы развернуться к ней лицом.  Хочется ее
коснуться, поцеловать, башка забита только этим, а в какой-то момент мозг
отключается, передавая право думать кое-чему пониже.
Притягиваю Марину к себе, сжимая ее тело в собственных руках.
- Саш, люди ходят, - упирается ладонями мне в грудь.
- И? – расстегиваю несколько крупных пуговиц на дубленке. - Не могу
тебя отпустить. Соскучился. Я очень по тебе соскучился.
- И я, - шепотом.
- Поехали ко мне? – на ушко, обводя языком мочку. - Марин.
- Саш, мне домой…
- Поехали, -  касаюсь оголенной кожи животика под уже задранной к
груди водолазкой.
Слегка отстраняюсь, наблюдая за ее покрасневшими щеками и немного
затуманенным взглядом.
- Сашка, - улыбается, покачивая головой.
Не знаю, как мы вообще добираемся до моей квартиры. В башке туман,
отпираю замок, пропуская Марину вперед.
Пара секунд на то, чтобы закрыть дверь и прижать ее к стенке.
Запустить пальцы в густые волосы. Стянуть с плеч дубленку, закинуть
длинные ноги себе на пояс и сильнее вжать ее соблазнительное тело в
прохладную стену. Почувствовать вкус губ, мелкую дрожь, разливающуюся
по коже, и наконец снять с Марины водолазку, которая мешала мне все это
время.
- Может, в комнату? – тихий вопрос из ее уст.
- Хочу здесь.
Тянусь ей за спину, чтобы расстегнуть застежку бюстгальтера, но
Маринка меня опережает, делает это сама, и белье падает на пол.
- Моя хорошая.
Марина подается вперед, а в дверь начинают громко стучать. Маришка
вздрагивает, поворачиваясь на шум.
- Кто это?
- Уйдут. Иди ко мне. Расслабься.
 Стук прекращается, и начинается ор. Знакомым гнусавым голосом:
- Саня, я знаю, что ты дома. Аккорд тебя обыскался!
Замираю и, стиснув зубы, аккуратно ставлю Маришу на пол.
- Вовремя, - прикрываю глаза, упираясь своим лбом в ее.
- Ты уйдешь?
- Я быстро, правда.
- Знаешь… - вздох.
- Марин, прости, мне правда нужно…
- Иди куда хочешь, - поднимает с пола свои вещи. - Спальня где? Что
ты так смотришь? Я хочу спать. Сказала же, всю ночь учила.
- Прямо и направо.
- Ага.
- Я скоро, - перехватываю ее запястье и тяну на себя, - не скучай, -
целую и, прихватив пальто, выхожу на площадку, где меня ждет Василек.
Закрываю дверь снаружи и без слов спускаюсь вниз.
 
Марина
Сашка закрывает меня в своей квартире, конечно, у меня уже сна ни в
одном глазу, совсем. Проводив Доронина в окно взглядом, я задернула штору
и с интересом прошлась по комнатам - уютненько. Включив плиту, налила в
чайник воды и поставила кипятиться, дернула ручку холодильника,
заглядывая на полки - мышь повесилась.
После того как я выпила кружку пустого чая с сахаром, меня все же
начало клонить в сон. Зевнув и помыв посуду, стянула с себя джинсы и
водолазку, аккуратно сложив их на кресло, стоящее в углу комнаты, и,
юркнув под одеяло, улеглась на кровать. Меня сморило моментально, и я
уснула так крепко, что даже не услышала, как Саша вернулся.
Я проснулась, когда за окном стало темно. Доронин лежал рядом,
обнимая и крепко прижимая меня к себе. Тело покрылось влажной
испариной, было жарко.
Аккуратно перевернулась на другой бок, нечаянно впечатавшись носом
в Сашкин подбородок. Доронин не среагировал и продолжал спать поверх
одеяла, в одежде. Очень захотелось его обнять, прикоснуться, я так по нему
соскучилась. Все эти дни были для меня одним затяжным мучением, когда
ты толком не можешь ни есть, ни спать. Постоянно думаешь, думаешь, но
так ни к чему и не приходишь. Да и как я могла что-то решить? Он со мной
переспал, выгнал, а потом пришел как ни в чем не бывало, говоря, что так
нужно. Конечно, в глубине души я чувствовала, что он врет, еще там, в
ресторане, просто поддалась панике и страхам. Накрутила себя словами
Борьки о том, что у меня нет будущего с Сашей, и на доли секунды начала в
это верить.
 После мне приносили цветы, много, каждый день, но Сашка так и не
появился. Делать первые шаги и куда-то идти было глупо, я отлично усвоила
урок с рестораном и не желала повторений, наверное, поэтому сидела тихо,
как мышка. Внутренне убеждая себя, что таким образом смогу ему помочь…
А потом в городе началась настоящая резня, люди боялись выйти из
дома, и в глубине души я догадывалась, что происходит, но, конечно, не
была готова себе в этом признаться. Точнее, и сейчас не смогу.
Касаюсь пальцами его щеки, спускаясь к подбородку, шее, кладу
раскрытую ладонь ему на грудь, и Сашка сразу накрывает ее своей,
открывает глаза, смотря на меня в полумраке, свет из прихожей немного
освещает спальню.
- Я тебя разбудила?
- Я не спал.
- У тебя все хорошо? – интересуюсь с опаской.
- Да. Все нормально.
- У тебя пустой холодильник.
- Я прихожу сюда спать, не есть.
- Я так и поняла.
- Я рад, что ты не ушла.
- Ты меня закрыл.
- Ты могла отпереть дверь изнутри.
- Зачем? Я же обещала подождать. Не поступай со мной так, ладно? Я
растерялась тогда и не поняла того, что должна была. Возможно, могла как-
то тебя подставить, да?
- Марин, давай не будем…
- Я просто хочу сказать, что я тебе верю и все понимаю. Правда
понимаю. Я всегда буду на твоей стороне, слышишь?
Сашка притягивает меня к себе, устроившись под одеялом. Его ладони
обхватывают мое тело, крепко притискивая к груди. Губы целуют в макушку,
и я слышу, как он втягивает воздух.
- Поцелуй меня, - задираю голову, чтобы видеть его лицо.
Доронин делает то, о чем прошу, не раздумывая ни секунды. Его
пальцы сжимают мои скулы, но сразу отпускают, пробегают по щеке в
поглаживающих движениях и скользят ниже.
Плечо, грудь, живот…
Придвигаюсь ближе, расстегивая пуговицы на Сашиной рубашке, и
напряженно ахаю, когда его пальцы прикасаются ко мне там, под бельем.
Замираю от этих прикосновений, прикрывая глаза, слегка откидываясь
на подушку. По телу растекается нега, во рту становится сухо, а его губы
обхватывают мой сосок через белую ткань лифчика. Сжимаю кулаки, сгибая
ногу в колене, а Сашины пальцы погружаются в меня, слегка растягивая.
Несколько глубоких толчков, мышцы напрягаются, но он убирает руку.
Издаю недовольный протяжный стон, слыша его смешок.
- Я так тебя хочу, - шепчет, быстро освобождая себя от рубашки и
брюк, - иди сюда.
Доронин переворачивается на спину, и я невольно оказываюсь сверху.
Его ладони проходятся по моей груди, стягивая чашки лифчика вниз.
- Расстегни, - говорит довольно грубо, обхватывая мою талию.
Раскрываю застежку, оголяя грудь, соски которой ноют, жаждая
прикосновений в момент, пока он раскатывает презерватив, но больше так и
не дотрагивается до груди. Приподнимает мои бедра, и его вздыбленный
член вскользь касается клитора. Завожу руки за спину, и меня пронзает
током, стоит лишь почувствовать, как головка члена погружается в меня на
пару миллиметров. Сердце ускоряет ритм, я хочу опуститься на него, но
Сашка держит мои бедра, не позволяя это сделать. Я вижу, как горят его
глаза, вижу триумф, провожу пальцами по груди, обхватываю сосок, не
прерывая наш визуальный контакт. Рука скользит ниже, к животу, и замирает
на лобке. Доронин сильнее впивается в мою кожу, а я развожу влажные
складочки, отчетливо ощущая, как подергивается его член.
Доля секунды, за которую он жестко и глубоко насаживает меня на
себя, садится, вынуждая слегка откинуться назад. Поддерживает спину
ладонью, продолжая вдалбливаться в мое тело, сминать кожу, оставляя
дорожку мелких поцелуев от ключицы к груди.
Это похоже на магию, цепляюсь за его плечи, ощущая на губах вкус
поцелуя. Наслаждаюсь каждым движением, ресницы подрагивают, и я
тяжело дышу.
- Ты моя, только моя, - отрывисто шепчет в губы, опрокидывая меня на
спину, - я та-а-ак соскучился.
Развожу ноги шире, а после скрещиваю их в щиколотках у него за
спиной. Движения становятся более глубокими, методично доводящими до
точки невозврата. Запрокидываю голову, чувствуя разливающуюся по телу
дрожь. Теряюсь во времени, обхватывая ладонями Сашины плечи. А потом
все смазывается, что-то горячее, едва уловимое окутывает мое тело. Из
легких вырывается вздох, он смешивается с моим криком. Тело пронзает
абсолютным блаженством, ноги дрожат, и кажется, я ничего не слышу.
Кажется, я только что впервые получила оргазм без стимуляций
клитора.
Его ладонь гладит мое лицо, губы целуют рот и раскрасневшиеся щеки,
я все еще дрожу.
Мышцы сжимаются, и Сашке хватает пары движений, чтобы меня
догнать.
 Это странно, но с ним я не испытываю стеснения, все происходит само
собой, словно так и должно быть. В моих предыдущих отношениях все было
с точностью до наоборот.
Яковлев стал первым мужчиной, но теперь мне кажется, что это все
лишь дурной сон.
- Марина, - ложится рядом, нежно теребя сосок, - все в порядке?
Я киваю и наконец прихожу в себя.
- Я кончила.
- Я понял, - слышу смех в его голосе.
- Блин, - закрываю глаза, - не обращай внимания…
- Да нет, мне очень интересно, - целует в висок, - ты чистый секс, -
проводит пальцами по животу, и я вздрагиваю.
-  Ты больше не уйдешь? – сжимаю его руку.
- Нет, - прижимается теснее, - мне кажется, что я без тебя подохну.
Мы еще больше часа лежим в объятиях друг друга, целуемся, говорим о
каких-то простых вещах, а потом я вспоминаю про время.
- Блин, сколько времени?
- Не знаю, часов десять, может.
Сашка пожимает плечами, стоя напротив кровати, и застегивает
ремень.
- Мне нужно домой.
- Одевайся, отвезу, - подается ко мне, касаясь тыльной стороной ладони
щеки.
 
Доронин
Не думал, что отпускать будет так сложно. Мы приехали под окна ее
дома уже минут сорок назад, но она так никуда и не ушла. Поцелуй, стояк, ее
смех и какое-то бешеное ощущение правильности происходящего. Она
закралась под кожу, и все изменилось. Не хочу ее отпускать, хочу увезти
обратно к себе. Просто спать с ней, разговаривать, чувствовать ее тепло.
Знать, что она рядом.
- Мне пора, Саш, мне правда пора.
- Один поцелуй, - притягиваю ее за воротник дубленки к себе, - один.
Мы целуемся бесконечно долго, ровно до момента, пока что-то не
хлопает по лобовому стеклу машины. Марина вздрагивает, а я медленно
поворачиваюсь на звук. Комичная ситуация. Баб Ванда стоит уперев руки в
боки, явно желая увидеть внучку.
- Она серьезно? – Мариша закусывает губу.
- Пошли, - открываю дверь со своей стороны, - я всю вину возьму на
себя, - благородно киваю, давясь смешком, - баб Ванда, доброй ночи.
- И тебе не хворать, - недовольно осматривает меня с ног до головы.
 - Бабушка, иди домой, я сейчас приду, - Марина все же высовывает нос
на улицу.
- Ага, и еще три часа тут просидишь. Тебе на учебу завтра, и, пока ты
живешь в моем доме, будь добра, либо предупреждай, где шляешься, либо
приходи домой вовремя, не заставляй бабку нервничать.
- Баб Ванда, - делаю шаг в ее сторону, - время детское.
- А ты молчи, защитник. Хотя есть у меня для тебя работенка, в дом
зайдите, - командным голосом, юркая в подъезд.
- Пошли, - подталкиваю Маринку и закрываю машину.
- Чего она придумала?
- Не знаю, главное, чтоб ничем не огрела.
- Саша!
- Шучу, конечно, хотя от Ванды Витольдовны всякое можно ожидать.
Мы проходим в квартиру, вешаю пальто на крючок и помогаю снять
Маринке дубленку.
- Чего за работа-то?
- Кран целый день подтекает, на нервы действует.
- Это заметно, что на нервы.
- Поговори мне тут.
- Из инструментов что-то есть? – захожу в ванную, наблюдая тонкую,
беспрестанно текущую струю воды.
- Под ванной ящик.
- Хорошо.
Пока подтягиваю кран, Марина стоит за моей спиной, а вот бабушка, к
счастью, ушла.
- Извини ее, она специально.
Кидаю плоскогубцы обратно в ящик, открывая и закрывая вентиль.
- Ну что там?
Ванда Витольдовна отодвигает Марину, просовывая голову в
помещение.
- Принимайте работу. Кстати, может, я новый куплю? Это вот все
ненадолго, пару дней, и опять потечет.
- Совесть себе лучше купи.
- Бабушка!
- А ты сиди не выступай, а то запру дома, и будешь в четырех стенах
куковать.
- Я взрослая.
- Ремнем по тем местам, откуда ноги растут, отхожу, вся взрослость
выйдет.
Марина раздраженно вздыхает, складывая руки на груди.
- Ладно, на кухню пошлите, я там чай разогрела.
 Смотрю на часы, вспоминая, что в час мне нужно быть в казино, ну как
раз скоротаю немного времени, плюс подольше побуду с Мариной.
На столе действительно чашки, пирожки, варенье, как в старые добрые.
У баб Ванды всегда есть чем набить живот.
- О, с капусточкой, - разламываю пирог.
- Как мать?
- Так, - хаотично перебираю пальцами в воздухе.
- Тебе сахар положить? – Марина открывает сахарницу.
- Два, - отвечаю жуя.
- Она возвращаться-то не собирается?
- Нет. Говорит, в деревне спокойнее.
- Это верно. А то такие ужасы в городе творятся.
Киваю и замечаю, как напряглись Маринины пальцы, сжимающие
чайную ложку. Прищуриваюсь, и она поднимает взгляд. Знает, ну или
догадывается. Хотя глупо, конечно, не догадаться, зачем и почему. Мы не
трогали никого из населения, только тех, кто был хоть как-то связан со
Зверем. Но менты, конечно, в сто раз приукрасили содеянное, приплетя
этому делу гору убийств, проходящих по городу постоянно и совершенно к
нам не относящихся.
Дальнейшее чаепитие проходит под баб-Вандины рассуждения,
Маринка же все больше погружается  в себя.
В полдвенадцатого я просовываю руки в пальто, топчась на коврике у
двери. Марина встает на цыпочки, целует и, сделав шаг назад, убирает руки
за спину.
- Марин…
- Что? – полуулыбка.
- Все нормально?
- Да.
- Не ври, я заметил, как поменялось твое настроение. Ты ничего не
хочешь мне сказать?
- Я не знаю, все очень сложно. Давай обсудим это потом, не сегодня.
- Хорошо, - киваю, - я завтра заберу тебя с учебы.
- Ладно. До завтра?!
- До завтра.
 
Марина
Всю ночь я пытаюсь понять себя. Если я не готова, если у меня есть
сомнения по поводу того, что происходит с Дорониным, я просто не должна
вступать в эти отношения. Не нужно врать и притворяться. С подобными
мыслями проходит весь день, а после еще несколько. Мы встречаемся,
гуляем, разговариваем, но я избегаю любых намеков на близость. Максимум
поцелуй. Я должна разобраться в себе. Доронин бесится, хочет вытрясти из
меня правду, ну а я просто пока не решила, что нам делать дальше.
В субботу, с самого утра, мы с бабушкой драим квартиру.
- Блин! - повышаю голос, и ба роняет от неожиданности полотенце.
- Ты чего?
- Я забыла, совсем из головы вылетело, у Доронина день рождения.
- Сначала пол домой. Потом иди, - строго.
- Хорошо, - наливаю в ведро теплую воду.
Пока ползаю с тряпкой по полу, соображаю, как отказать. Не хочу ехать
ни на какую дачу, во-первых, там сто процентов окажется Мартынова, она
прямо это заявляла; во- вторых, в последние дни между мной и Сашей и так
полно недоговоренностей, я просто не смогу делать вид, что у нас все
хорошо.
Вытерев лоб тыльной стороной ладони, заканчиваю уборку и,
отчитавшись бабуле о проделанной работе, скрываюсь за дверью комнаты,
расшториваю окно и замираю. Сашина машина стоит у нашего подъезда, и в
ней пусто. Считаю до пяти, прежде чем по квартире разносится трель
дверного звонка. Спешно посмотревшись в зеркало, приглаживаю волосы,
собранные в хвост на макушке, и иду открывать.
 
Доронин переступает порог, целует, приобняв за талию, а после
отстраняется. Обводит глазами мой наряд из старых спортивок и футболки,
приподымая уголки губ.
- Тебе идет, - снимает пальто. - Пригласишь?
- А, да, проходи, - смотрю на свою комнату.
- Баб Ванда, здрасьте, - басит, широко улыбаясь.
Бабушка не показывается, но кричит приветствие в ответ.
Мы заходим в комнату, и я сразу закрываю дверь на шпингалет. Сашка
садится на кровать, а я замираю рядом с трюмо, кусая губы.
- Ты помнишь про дачу?
- Да, и хотела поговорить. Я, наверное, не поеду.
- Почему? – прищуривается.
- Прости, у нас все не очень гладко, ты можешь повеселиться с
друзьями, я побуду дома. Встретимся завтра.
- Интересно, - поднимается, - могу услышать причину?
- Я назвала.
- Хорошо, - убирает руки в карманы, - я, вообще, заехал потому, что у
меня самого планы изменились.
- Правда?
- Да. Мама себя неважно чувствует, хотел к ней на выходные смотаться.
Ты как?
 - В смысле?
- Марина, соображай быстрей.
- Это будет удобно, если я поеду с тобой?
- Более чем.
- Ладно. А когда едем?
- Час назад.
- Что?
Кажется, сегодня я действительно туго соображаю.
- Собирайся, и поедем. Я подожду, - укладывается на мою кровать,
закидывая руки за голову.
Тру нос, щеки и открываю шкаф.
- На два дня же?
- Тебе на учебу когда?
- В понедельник.
- Значит, на два дня.
Ладно, два дня. Вытаскиваю свитер и джинсы. Немного подумав, беру
вязаное тонкой ниткой платье, колготки и складываю в сумку. 
Вышмыгнув из комнаты, забираюсь в ванну, принимаю душ, сушу
волосы, крашусь, переодеваюсь в принесенную одежду. Бледно-розовый
свитер и голубоватые джинсы-варенки. Волосы оставляю распущенными и
слегка влажными. Собравшись, заглядываю к бабушке, замирая у нее за
спиной.
- И?
- Я уеду на два дня…
- Куда?
- В деревню к Сашиной маме.
- Ладно, - бабушка кивает, не прекращая раскладывать в шкаф тарелки.
- Помочь?
- Иди уже, - машет на меня рукой.
Через десять минут мы с Дорониным выходим на улицу, он закидывает
мою сумку в машину и садится за руль. Холодный зимний воздух слегка
сбивает с меня волнение, почему-то я его испытываю. Я знаю его маму, но
все равно чувствую себя более чем просто тревожно. В голове гуляют
дурацкие мысли о том, что она, может быть, вообще против?!
Почти всю дорогу мы едем в тишине, я размышляю, а Доронин, явно
вижу по его глазам, подбирает слова. Ему изрядно надоели мои заскоки и
наши недомолвки, но даже если я скажу правду о том, что очень и очень
опечалена его занятием? Разве от этого он изменит свою жизнь? Да и не
совсем она от него теперь зависит. А говорить лишь ради того, чтобы
говорить, это глупо. Думаю, о многом из того, о чем я размышляю, он и так
знает.
 В деревне полно снега и ниже температура. Это чувствуется сразу, как
только вылезаешь из салона.  Пробегаю глазами по дому, в прошлый раз я
видела здесь людей с оружием, сегодня никого. Оглядываюсь и замечаю
идущую к нам теть Аню.
- Ребята, - машет рукой, открывая калитку.
- Здравствуйте, - улыбаюсь, делая шаг в ее сторону.
Сашка идет следом и, когда я останавливаюсь напротив его матери,
кладет ладонь на мою спину.
- Как хорошо, что вы приехали вдвоем.
День кажется длинным, но очень интересным. Если Доронин в
основном отмалчивается и с суровым видом шляется по дому, выполняя
какие-то материнские поручения по хозяйству, то мы с Людой, которая
вначале не выказала хоть малейшего позитива на мое поздравление, пьем
вино. Вкусное, сладкое красное вино. Иногда посмеиваемся над Сашкой,
который с каждым разом бросает на меня все более откровенные взгляды.
Теть Аня печет пирог, запах дрожжевого теста развеивается по всему дому, а
потрескивающие в камине дрова лишь дополняют эту уютную атмосферу.
Мне здесь нравится. Здесь я вижу контраст, Саша изменился,
действительно стал более суровым, меньше улыбается, а его взглядом вполне
можно заморозить, но все это остается там, за дверьми этого домика. Здесь я
погружаюсь в прошлое, здесь он становится собой. Тем человеком, которого
я знала и знаю, не идеальным, но таким родным.
Люда торжественно поздравляет брата с днем рождения, желает нам
скорейшей свадьбы, и я невольно краснею, сразу чувствуя, как Сашина
широкая ладонь сжимает мою. День после позднего обеда получается
насыщенным. Часов в пять мы вдвоем отправляемся в лес. Здесь очень
красивый сосновый бор, высокие могучие деревья и сумасшедший еловый
запах.
- Хороший день, - подмечая, шагая вдоль тропы.
- Согласен, - кивает, - поговорим? – достает сигареты.
- Давай, - пожимаю плечами.
- Что происходит? Скажи прямо, я, конечно, люблю загадки, но не
такого характера. Просто скажи, что не так.
 
- Мне не нравится то, чем ты занимаешься. Подожди, - прикладываю
палец к его губам, - я понимаю, наверное, от тебя сейчас мало что зависит, и
весь этот разговор пустое, просто мне страшно за тебя, за себя, за близких.
- Тебе и тем, кто для тебя дорог, ничего не грозит. Мне тоже все это не
нравится, но сейчас я и правда не смогу ничего сделать. Нужно время, ты
должна дать мне шанс и немного времени. Я сделаю все, что от меня зависит,
чтобы поменять ситуацию.
 - Только после этих слов мне не стало легче… не надо рисковать собой,
ладно?
- Я тебя услышал, - улыбка.
- Я серьезно, Саш.
- Я тоже. Все будет нормально, Маринка, тебе не о чем переживать.
Я киваю, но не верю ему, точнее, в то, что все так просто, как он здесь
излагает. В любом случае будут жертвы, если он захочет что-то изменить,
они непременно будут.
- Просто поверь, - притягивает к себе, целуя в губы. - Замерзла?
- Да вроде нет.
- Холодная. Пошли домой.
Прижимаюсь к нему крепче, чувствуя тепло. Во дворе нас встречает
Люда, я же стараюсь смотреть на нее без шока. Хотя шокироваться есть
чему. Ей действительно изуродовали лицо, огромный глубокий шрам, его
словно вывернули, красная полоса, которую я, не желая того, ассоциирую с
куском кровавого мяса. Пугаюсь собственных мыслей, но изо всех сил
стараюсь не показывать своего ужаса или жалости. Ей не нужно ни то, ни
другое.
- Сань, баню растопишь?
Доронин неохотно отпускает меня от себя и уходит, поцеловав перед
этим в висок.
Я остаюсь стоять посреди двора, напротив меня Люда, которая не без
интереса за нами наблюдала.
- Он тебя любит, - говорит то ли с улыбкой, то ли с ухмылкой, - не
подставляй его.
- Что? О чем ты?
- О Боре. Если не хочешь сделать плохо Сашке, ты должна навсегда
забыть про Яковлева.
- Мы расстались и не общаемся, - голос становится тверже. Не люблю,
когда меня учат жизни.
- Не выпускай иголки. Все серьезнее, чем тебе кажется. Вот это, -
показывает на свою щеку, - произошло из-за Бореньки. Отца нет тоже из-за
него. Мама шугается каждого дуновения ветра, опять же таки из-за кого?
Поэтому, если ты не можешь… лучше уйди от него, сейчас.
- Люд, я буду решать сама, ладно? Не хочу ругаться и тем более
портить с тобой отношения. Не нужно указывать мне, как жить.
Я говорю это серьезным, слегка грубым голосом, внутри же дрожу как
осиновый лист. Зачем она мне все это рассказывает? Хочет, чтобы я ушла?
Показать, насколько все ужасно? Я и так знала, не все… но знала.
Разве Яковлев мог так подставить Сашу? Они же дружили? Чувствую,
что еще немного, и заплачу. Эмоции зашкаливают.
 - Не реви, - со смешком.
Кажется, она заметила мое состояние, отворачиваюсь и хочу побыстрее
уйти в дом, но Люда перехватывает мою руку.
- Марин, не реви и не говори брату, иначе он меня пристукнет, - глаза
смеются, - я просто хочу, чтобы ты была осторожной, я вот не была.
- Я не знала, что это из-за него… шрам, ваш отец, - сглатываю.
- Не плачь, уже все равно ничего не изменить.
Она меня обнимает, как маленького ребенка. Боже, у нас разница год, а
я вновь чувствую ее взрослой тетей, в отличие от себя.
- Вы тут чего? - Сашин голос позади.
Всхлипываю, отстраняясь от Дорониной.
- Да так, - Людка мгновенно испаряется.
- Марин? Ты ревешь? Чего она тебе сказала?
- Все нормально, просто, - вздох, - целый день смотрю на ее лицо, не
выдержала, мне так жаль.
Одновременно вру и говорю правду, вытирая слезы.
- Не плачь, - приподнимает меня, и ступни отрываются от земли, - я там
растопил, полчаса, и пойдем париться.
- Хорошо, - быстро киваю.
Наконец успокоившись и наведавшись в баню, где очень жарко, отчего
у меня темнеет в глазах, я оказываюсь лежащей на кровати. Слабость,
разлившаяся по телу, утяжеляет дыхание.
 
Доронин
Веселый денек, по-другому не скажешь. Холодность так и не исчезла,
просто притаилась, но после плотину прорвало. Не знаю, что ей наговорила
сестра, но я мало верю, что слезы были из-за шрама. Здесь что-то другое, и я
это выясню, позже.
Весь день я наблюдал за Мариной и ее реакциями, хотел понять, что не
так, после спросил в лоб, ответ меня не удивил, что-то такое я и предполагал.
Она боится и не знает, как себя вести, что лучше сделать. Уйти или остаться.
Не скажу, что готов принять ее уход, вряд ли смогу отпустить. Точнее, уже
не смогу, я настолько в ней погряз, что самому становится страшно. Она
залезла под кожу, и мне это нравится, я испытываю от этого удовольствие.
Без нее плохо, без нее явно очень и очень плохо.
Ее слезы действуют на меня странно, я не раздражаюсь, как это обычно
бывает, нет, но теряюсь. Не хочу сделать ей еще хуже, больнее, мне
нравится, когда она улыбается. Нравится видеть ее счастливой, задумываюсь
о том, что, возможно, без меня у нее на это больше шансов, но сразу отгоняю
эти дурацкие мысли прочь.
 В комнате горит торшер, свет приглушен. Маришка лежит на кровати
поверх одеяла, свернувшись в клубочек, прижав колени к груди.
- Ты как? Банщица, - присаживаюсь на край кровати.
- Нормально. Нужно было идти последней, а не первой. Не переношу
жару.
- Я заметил. Водички принести?
- Нет, - стискивает мое запястье, - не уходи. Побудь со мной.
Ложусь рядом, вглядываясь в ее глаза, огромные серо-голубые глаза, на
дневном морозе они казались синими, сейчас же в них больше серого. Мне
нравится на нее смотреть, трогать ее. Это похоже на манию, зависимость. До
нее невозможно не дотронуться.
Она подползает ближе и касается своими губами моих.
- С днем рождения! Я тебя так и не поздравила, - опускает ресницы.
- Спасибо, - целую в ответ, погружаясь в ее рот языком.
 
Марина обвивает мою шею руками, упирается грудью, и я чувствую
через ткань платья, как напряглись ее соски.
- Ты дверь закрыл? – отрывается на секунду.
Бл*дь, сжимаю кулаки и нехотя поднимаюсь на ноги. Закрываю дверь,
снимая футболку.
Обернувшись, вижу, как она выпрямляется в полный рост, делает шаг в
мою сторону, откидывая влажные пряди за спину. Рывком тяну ее на себя,
стоит ей оказаться в поле моей досягаемости.
Мне нравится к ней прикасаться, у нее гладкая, нежная кожа. Красивое
лицо, чувственные губы, которые хочется целовать. Границы растворяются, а
все, что разрывало мой мозг до этого, уходит куда-то далеко. Сейчас в моей
голове есть лишь она.
Марина прикрывает глаза, поводя язычком по моей шее. Инстинктивно
сжимаю кулаки, член напрягается, упираясь в ширинку и заставляя
испытывать дискомфорт.
Желание лишает разума, хочется разодрать ее платье, чтобы
насладиться телом, войти в нее до основания, глубоко, грубо. Слышать ее
стоны, видеть, как закатываются веки, как подрагивают пушистые ресницы.
Брать ее так, как хочется мне, получая от этого удовольствие.
Наблюдать, как она кончает, чувствовать, как дрожит ее тело.
Быть рядом с ней, прикасаться… я дурею от ее присутствия, кровь
закипает от понимания, что она тоже этого хочет, но я искренне стараюсь
сдерживаться. Платье, которое на ней надето, не должно полететь в
мусорную корзину, не сегодня точно.
Прижимаю ее к стене, прохожусь ладонями вдоль возбуждающего до
сумасшествия тела, сжимая грудь.
 - Мне нравится, когда ты без белья, - резковато шлепаю ее, сминая
ягодицы и задирая подол изумрудного вязаного платья.
- Я тебя хочу, - шепотом мне в губы.
Дурею от этих слов, без заминок роняя нас на кровать.
 Переворачиваю ее на живот, Мариша поднимается, сгибая ноги в
коленях, тесно прижимаясь к моей груди. Заводит руки за мою голову,
позволяя обхватить ладонями упругие полушария. Сжать, чувствуя
напрягшиеся сосочки через ткань, чтобы после задрать это надоевшее платье,
стянуть с красивых изгибов, бросая на пол, кайфуя от прикосновения кожи к
коже. Обхватываю пальцами торчащие сосочки, и ее тело напрягается,
опускаю ладонь к трусикам, оттягивая резинку, проходясь по бархатистой
коже. Раскрывая губки, вскользь касаясь напряженного бугорочка. Марина
запрокидывает голову на мое плечо, впиваясь в волосы. Поцелуй в тонкую
шею, а мои пальцы опускаются ниже, медленно проникая во влажное лоно.
Чтобы утянуть немного этой влаги и вновь коснуться клитора, обвести,
чувствуя короткие пульсации.
Протяжный глухой вздох, слетевший с ее губ, которые хочется
целовать. Более точечные движения, едва задевающие разгоряченную плоть.
Марина вздрагивает, теснее прижимаясь ягодицами к подрагивающему
члену. Расстегиваю ремень, ширинку, закрывая глаза от ее аккуратных
прикосновений. Она медленно обводит пальцами головку, заведя руку за
свою спину. Подаюсь вперед, упираясь в соблазнительную попку, и,
окольцевав запястье, убираю ее ручку, вынуждая встать на четвереньки.
Вжимаюсь в ее спину, обогнув рукой грудь.
Тянусь к карману джинсов, сжимая кулаки и стискивая зубы.
- У меня нет резинки, - поцелуй в шею, - давай так, - еще один поцелуй,
- я успею.
- Нет, - выгибается, переворачиваясь на спину.
Упираюсь кулаком в матрац, бегая взглядом по ее лицу. Насколько ее
отказ серьезен?
- Нет?
- Нет, - улыбка и отрицательное покачивание головой.
- Ладно, - подтягиваю ее к себе за лодыжки и, пригнувшись, целую
розовую вершинку.
Обвожу ареолу языком, спускаясь ниже.
- Саш, - дерганое движение в попытке оттолкнуть, извернуться.
Фиксирую руки на ее бедрах, разводя те шире. Гладкие влажные
складочки раскрываются, позволяя без препятствий втянуть в рот набухший
и возбужденный клитор. Марина замирает, а ее ногти с силой впиваются мне
в предплечья.
- Саш…
 - Расслабься.
Пальцы погружаются в нее, начиная поступательные глубокие
движения. Обвожу языком клитор, и совокупность этих движений срывает с
Маришиных губ стон. Пальцы ослабевают, и она откидывается на спину,
подаваясь наверх бедрами.
Ее лоно сжимается, вздохи становятся учащенными, и я знаю, что ей
осталось немного, еще больше дурея от ощущения жгучего, практически
нестерпимого желания.  Марина собирает покрывало в кулаки, и, пытаясь
свести ноги, содрогается всем телом. Отстраняюсь, проводя тыльной
стороной ладони по губам.
Она все еще подрагивает, притягиваю к себе, целую в мягкие губы.
Марина проворно нависает надо мной, стоит мне лечь на спину. Язычком по
коже на шее, медленно опускаясь к груди, член касается ее соска, из легких
вырывается резкий вздох. Сжимаю одеяло в кулаки, по инерции подаваясь
бедрами вперед. Кончик языка настигает головку, Марина облизывает ее
круговыми движениями, а после медленно погружает в рот, обхватывая ствол
губами.
Помогающая в этом ладонь и красные щеки. Смотрю на нее из-под
полуопущенных ресниц, понимая, что не шевелюсь. В горле пересохло, все
чувства обострены. Темп увеличивается, причмокивающие звуки заполоняют
комнату. Подаюсь вперед, помогая, ладонь ложится на ее затылок без
движения в момент, когда головка члена пару раз касается неба, выстреливая,
и по телу разбегается дрожь.
Запрокидываю голову, понимая, что она так и не отстранилась.
Учащенное дыхание и пульс, тяну Марину на себя, крепко прижимая к груди.
У нее влажные губы и горящие глаза.
 
Марина
Сумасшедшая ночь и все еще горящие щеки. Никогда не думала, что
близость может быть настолько проникновенной, без всяких комплексов и
заморочек.
В понедельник Саша привез меня домой и, дождавшись, пока я
переоденусь и соберусь, закинул на учебу. В холле первого этажа первая, с
кем я столкнулась, была Мартынова. Ее цепкий оценивающий взгляд
начинал раздражать, более того, злить.
- Ты что-то хочешь спросить? Сказать? – все же не выдержав, я
подошла к ней вплотную.
- Да нет, просто хотела поделиться, как приятно работать в Сашином
ресторане. Мне кажется, мы видимся с ним чаще, чем это происходит у вас.
- Ясно, - пожимаю плечами и ухожу в аудиторию.
 Мартынова кричит что-то вслед, но я игнорирую все ее колкости, хотя в
голову , напротив, закрадывается жалящая мысль. Может быть,
действительно, попросить его ее уволить? 
На паре нам выдают проверочную и поторапливают со сдачей
курсовых. 
Отсидев на учебе до четырех, я чертыхаюсь, думая, как быть. Хочу
увидеть Доронина, но идти в ресторан не хочу, у меня все еще неприятные
ассоциации с этим местом. Но поколебавшись, я все же решаю туда
отправиться.
Укутавшись в шарф поплотнее, спешу на остановку, но стоит мне сесть,
как в салон залетает Мартынова. Она платит кондуктору и плюхается на
самое дальнее сиденье, скорее всего, не замечая меня. Мы сталкиваемся нос к
носу лишь на остановке неподалеку от «Сапфира».
- Что, испугалась, что уведу твоего Доронина? Прибежала?
Вопрос летит в спину, но я продолжаю идти. В какой-то момент она
меня обгоняет и прошмыгивает за тяжелую дверь. Дергаю ручку на себя,
переступая порог. В зале немало народа, время близится к шести. Обвожу
ресторан взглядом, и ко мне сразу подходит молодой парень, предлагая снять
дубленку. Киваю и позволяю ему помочь.
- Какой предпочитаете столик?
- Любой. А не могли бы вы позвать Александра Доронина? - мило
улыбаюсь.
- Он просил не беспокоить.
- Скажите, что это Марина, пожалуйста.
Парень внимательно меня осматривает и, проводив до стола, исчезает.
А вот приветливая девушка-официантка с блокнотом и ручкой в руке,
появляется как по щелчку.
- Что будете заказывать?
- Кофе и вот это пирожное, - вожу пальцем по меню.
Через полчаса я понимаю, что никто никого не позвал и звать не
собирался. Беру еще кофе, решая пошпионить, ну или просто подождать,
пока Саша выйдет из кабинета, он же не пробудет там весь вечер. А пока, у
меня есть время посидеть и понаблюдать за происходящим вокруг.
Приличный ресторан, все вышколены, гости явно не бедствуют, а
официанток никто не лапает, хотя, возможно, еще просто не вечер. Делаю
очередной глоток, а напротив садится мужчина. Вздрагиваю, но вида, что
испугалась, не подаю.
- Девушка, познакомимся?
- Я мужа жду, - говорю первое, что приходит в голову.
- А мы ему не скажем.
 Незнакомец нагло тянет ко мне свои лапы, и я жалею, что сюда пришла.
Когда Доронин говорил не появляться здесь, он имел в виду именно тот день
или вообще? Почему я не послушала? Дура! Меня проигнорировали, никого
не позвали, Анфиска шляется где-то там, возле Сашиного кабинета, а ко мне
клеится какой-то мужик не самой безобидной наружности.
- Простите, но я же говорю, замужем. Знакомствами не интересуюсь.
- Че ты заладила? - нагло тянет меня на себя за запястье. - Я заплачу.
- Что? – теряю дар речи. - Руку уберите, - сглатываю, начиная
оглядываться.
Окружающие продолжают есть как ни в чем не бывало.
- Девушка, можно счет? - кричу официантке.
- Правильный выбор.
Видимо, он решил, что я согласилась. Черт! Мне приносят счет, а на
стол падает стодолларовая купюра. Поднимаю взгляд на этого мужика, он
откидывается на стуле, сжимая зубами зубочистку.
- Сдача твоя, - с усмешкой смотря в глаза.
- Вы не так поняли, - поднимаюсь, но он резко тянет меня за руку,
вынуждая сесть обратно.
Я чертыхаюсь, задеваю ладонью чашку, и она падает на пол, шум
битого фарфора привлекает внимание.
- Давайте не будем устраивать скандал, - говорит мгновенно
появившийся у столика парень, тот, который встречал меня на входе и не
позвал Сашу.
- Рот закрыл и скрылся.
- Доронину это не понравится, - говорит, понижая голос.
- А он тут? Сказали, он с бабой своей свалил из города.
- В кабинете.
Я дрожу и от страха заявляю то, что, наверное, не должна была, или
наоборот, просто обязана сказать ещё ранее: 
- Эта баба я, позовите мне уже Сашу! И прекратите меня лапать.
Скидываю его липкие лапы с предплечий. Он прищуривается, а после
начинает громко смеяться, тот, кто хотел нейтрализовать конфликт,
поддерживает этот глупый смех.
- Что тут происходит?- резким, разрезающим эту ужасную атмосферу
тоном. 
Наконец-то вздыхаю с облегчением, на мгновение закрывая глаза.
Доронин стоит за их спинами и раздраженно смотрит мне в лицо. 
- Саня? Да вон тут шлюха решила цену себе набить, баба твоя, говорит.
- Василек, рот закрой! - кидает угрожающе делая шаг к этому козлу. -
Она не баба...
- Я просила, чтобы тебя позвали, - пищу и, не договорив, закрываю рот.
 - Сюда иди, - выдергивает меня за ладонь к себе, - а ты, - с высока,-
проводи ее в мой кабинет, живо.
- Простите, я не…
- В кабинет, я сказал.
Быстро перебирая ногами, иду туда, куда велено, а когда оглядываюсь,
замечаю, как Саша садится за столик напротив этого Василька.
- Меня Андрей зовут, вы извините, я не знал.
Молча сажусь на диван.
- Может, чай, кофе, вино?
- Ничего не нужно, спасибо.
Поджимаю губы и очень хочу, чтобы он ушел. Когда дверь
закрывается, чувствую некое облегчение, правда, до тех пор, пока в эту же
дверь не заходит Саша. Он зол, очень зол. Размашистым шагом пересекает
расстояние до стола и, вытянув из пачки сигарету, подносит к ней зажигалку.
- Прости, - вздыхаю, - я не думала, что все так получится.
- Я тебе говорил здесь не появляться? Или хотя бы предупреждать.
- Прости. Не знаю, как так вышло. Я виделась с Анфи, она ляпнула
какой-то бред,  разозлила меня, и вот что из этого получилось. Я правда не
хотела.
- А если бы меня не было в ресторане?
Сглатываю, понимая, что получился бы полный кошмар. Я поступила
глупо, безответственно, короче, дура ты, Марина.
- Ладно, будем считать, что ничего не произошло, виновные наказаны,
тебя теперь все в лицо знают, можешь смело приходить.
- Думаю, что теперь вряд ли захочу, - накрываю щеки ладонями,
чувствуя жар, - поехали домой. Пожалуйста.
- Полчаса, у меня еще одно дело. Есть хочешь?
- Нет, сыта по горло.
Сашка закатывает глаза, немного улыбнувшись, и от этих его эмоций
мне сразу становится легче. Угнетающая атмосфера пропадает.
 
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ: СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ; ГЛАВА 1
Доронин
- Значит, в Москву перевели?
- Перевели, батя его постарался.
- Так даже лучше. Яковлеву давно было пора сваливать, одна шумиха
от него.
- Согласен.
Марат приоткрыл окно, впуская в кабинет прохладный воздух.
 - Знаешь, я в последнее время не понимаю, то, что делают они, мы…
все сливается воедино. Нет никакой справедливости, Саня, теперь уже точно
нет.
- А ее никогда и не было. Меньше об этом думай, целее будешь.
Говорю на автомате, словно заученную фразу. Я сам столько раз
вспарывал себе мозг этими мыслями. Тем, что запутался, потерял
единственную нить разумного.
- Ты домой?
- Да, - надеваю пальто.
- Знатно ты Василька отделал.
- Пусть знает свое место. Аккорда проводили?
- Час назад улетел. Парни доложили, что посадка нормально прошла.
- Это хорошо. Приставь к Людке охрану пока, неспокойно как-то.
- Сделаю.
- И пусть кто-нибудь из парней за Маринкой просмотрит, только так,
чтобы она не знала.
- Переживаешь?
- Опасаюсь. Сделаешь?
- Не вопрос.
- Тогда я поехал, - беру со стола ключ.
Закрыв кабинет, подкидываю Лукьянова в «Глобус», сам еду домой. У
нас сегодня что-то вроде смотрин. Прилетел Маринкин отец, желает
пообщаться. Мы встречаемся в ресторане в семь. Поэтому сейчас у меня есть
время на холодный душ, кофе и, возможно, даже час сна. В последние дни
мучает бессонница. Ночи кажутся длинными и совершенно не располагают к
отдыху.
Я перешел черту, грань пройдена, и это гложет. Рвет на части.
Постоянные мысли о содеянном, в ушах звук выстрела, и не важно, кто там
был, главное, он был человеком. Я выстрелил не раздумывая, не колеблясь
выбрал себя, поставил свою жизнь во главу угла. Когда нет выбора, ты
принимаешь решение моментально, вероятнее всего, оно будет в твою
пользу.
Холодная вода скатывается тонкими струйками по плечам, прохожусь
пятерней по волосам. Несколько коротких вдохов, несколько подкинутых
сознанием картинок того дня, а после щелчок. Звук передернутого затвора - и
тишина.
Выхожу в прихожую, обвернув бедра полотенцем. По дороге на кухню
прикуриваю сигарету, широко открываю окно, в городе уже зажглась
вечерняя подсветка.
Если она узнает? Что будет, если она узнает?
 Переодеваюсь, наспех застегиваю пуговицы на рубашке, накидываю
пальто и возвращаюсь в ресторан. Аккордовский стол сегодня в моем
распоряжении. Даю указания по времени, меню, замечая подъехавшее такси.
Без пяти семь. У меня нет сомнений, что это они. Посидеть здесь было идеей
Марины. Баженов предлагал тихий семейный вечер дома, она же решила, что
все должно быть красиво. Я отговаривал. Уверен, что ничем хорошим этот
ужин не закончится.
Марина появляется в зале первая. На ней короткое черное платье,
облегающее фигуру, черные колготки, волосы распущенны. Она
осматривается, отдавая Андрюхе верхнюю одежду, и, заметив меня, машет
рукой. Киваю и направляюсь к ним.
- Привет, - целует в щеку.
 Приобнимаю ее за талию, а после пожимаю руку ее отцу.
Я плохо знаю и помню этого человека, он очень редко был рядом с
дочерью, прилетал, навещал, но оставался не больше чем на несколько дней.
Мы никогда с ним не знакомились, я лишь пару раз видел его издалека.
- Хорошее место, - Юрий Анатольевич одобрительно кивает. -
Александр, верно?
О, этот взгляд и смешное жульничество, якобы он не помнит, как меня
зовут.
- Александр, - улыбаюсь, чувствуя, как Маринка прижимается ближе.
Андрей сопровождает родственничков за стол, мы с Мариной идем
следом, в самом конце этой делегации.
- Ты дрожишь, - говорю ей тихо.
- Я волнуюсь, - поджимает губы.
- Нормально все будет.
Направляюсь вперед и отодвигаю стул, чтобы она присела.
Вечер проходит странно, но не сказать, что плохо. Я не нравлюсь ее
отцу, хотя это и не было моей целью, больше я делал это для Марины, ей
должно быть комфортно.
Несколько стопок коньяка, сетование баб Ванды на цены в меню и на
то, что я буржуй. Она единственная разбавляет этот странный ужин свойской
простотой. Разговоры не клеятся, Маринкин отец проявляет слишком
показательную вежливость, еще немного, и его фразы зазвучат сквозь зубы.
У него на языке вертится, что мы не пара, а так же  куча лестных эпитетов в
матерном обрамлении, но он вовремя себя останавливает.
Конечно, я навел справки пару дней назад, не без помощи связей
Аккорда, но хоть для чего-то они должны быть мне нужны. Баженов ушел в
отставку, и, судя по происходящим вокруг него событиям, это совсем не его
решение. Если толковать без прикрас, то его выперли пинком под зад, тихо,
без шума. Лишили всех привилегий, многие старые знакомые вдруг
оказались чужими людьми, служебная квартира, дача и машина перестали
существовать. Он, конечно, винит в этом таких, как я, многие из нас уже
начинают поползновения в верхушку власти, при этом расчищая себе путь
абсолютно любыми способами. В случае Баженова, слава богу, они были
гуманны. Это еще одна из причин, почему он так остро реагирует на мою
персону. В его глазах я именно тот, кто лишил его дела жизни.
- Александр Николаевич, - тихий голос официантки за спиной, - там
Анна Георгиевна приехала.
Киваю и, извинившись, иду встретить маму. Решил, что нужно позвать
и ее, Марина была не против, к тому же ее присутствие слегка осадит
Баженова, он офицер, человек чести и не будет закатывать истерики при
почти незнакомой даме.
Мама появляется с улыбкой на губах, приветствует всех собравшихся и
усаживается рядом со мной.
- Чудесно выглядите, - подает голос Елена.
- Вы тоже, - без тени сарказма.
Женщины начинают тихий диалог, к которому в итоге присоединяются
Марина и бабушка. Мы же с Баженовым сидим, все чаще посматривая друг
другу в глаза. Фиксирую, как он сжимает вилку и, заметив мой взгляд,
расслабляет пальцы.
- Я покурить, - говорю громко, давая ему повод на тет-а-тет.
Юрий Анатольевич сразу подается вперед, поднимаясь со стула.
Широко улыбается и, даже хлопнув меня по плечу, сообщает о том, что хочет
составить компанию.
На улице метель, мы могли курить и в зале, но я выперся на крыльцо в
надежде на более-менее адекватный разговор.
- Если с головы моей дочери упадет хоть волос, - шаг в мою сторону, - я
достану тебя из-под земли и сгною, слышишь меня? Ты мне не нравишься,
ты последний человек, с кем я вижу свою дочь. Марина красавица,
отличница, ей нужен достойный…
- Послушайте, - перебиваю, все же не выдержав, - я не хочу скандалов.
Думаю сегодня, вы не в том положении... Я знаю то, о чем не догадываются
ваши близкие, как и то, что, к нашему с вами обоюдному сожалению, вы
ничего не сможете мне сделать. В этом городе точно. Давайте не будем
купаться в грязи и плести интриги. Я люблю вашу дочь.
Баженов ехидно ухмыляется.
- Не думаю, что у вас сложится. Однажды ты совершишь то, за что она
уже не сможет тебя простить.
- Не нагнетайте, - полуулыбка, - мы разберемся.
- Думаю, нам пора домой, я офицер, и подобный контингент, - косится
на подъехавший джип, - мне не приятен.
 - Ваше право.
Баженов уходит, а я все же докуриваю эту несчастную сигарету.
Не вечер, а сплошной театр абсурда. В зале уже играет живая музыка,
сажусь за стол, замечая Маринино волнение. Она смотрит с опаской,
натянуто улыбается, впрочем, здесь у всех такие лица. Ужин провалился.
- Лен, мам, думаю, нам пора, поздно уже.
- Юра, мы только разговорились.
Елена поджимает губы и виновато кивает маме, выражая что-то вроде
немого извинения. Не знаю, почему она так не нравится Маринке.
Нормальная тетка, компанейская, без заморочек.
После их ухода хочется вздохнуть и как минимум выпить стопку водки.
Марина остается, провожает до такси родственников  и приходит
обратно. Мама смотрит на меня угрожающе.
- Саша, что это было?
Оборачиваюсь на стоящую позади Баженову, она стискивает зубы и,
обогнув стол, садится напротив меня.
- Знакомство прошло плохо…
- Плохо? Да папа в бешенстве, что ты ему сказал?
- Чтобы он не лез в нашу жизнь, - слегка напевая.
- Господи, теть Ань, - стонет себе в ладони.
- Марин, это не лечится, к сожалению, - вздыхает.
- Доронин, блин.
- Я старался молчать, - улыбаюсь, - не дуйся, он переварит.
Марина хмурит брови и делает большой глоток белого сухого, крепко
сжимая ножку бокала.
- Я, наверное, домой поеду, ребят, - мама вешает сумочку на плечо.
- Скажу, чтоб тебя отвезли.
Пока я отправляю маму домой, провожаю ее в машину, Маринка
быстро и уверенно накидывается вином. 
- Доронин, ну почему ты такой непробиваемый? Почему все вечно
должно быть по-твоему? – спрашивает, стоит мне вернуться.
- Домой поедем? У папы отпросилась? – игнорирую ее пьяные вопросы.
- Да, но спим в разных комнатах.
- Конечно, - придерживаю ее под локоть, а после помогаю надеть
пальто.
В квартире Марина демонстративно делает вид, что мы в ссоре. Стоит
переступить порог, как она уходит в ванную. За дверью шумит вода,
прислушиваюсь, понимая, что вроде не рыдает.
 
Марина
 Я в бешенстве, хотя, наверное, сама виновата, глупая была затея. Я же
знала, что папа с Сашкой точно не найдут общий язык. А потом решила
просто познакомить, и будь что будет. Папа должен понимать, что у нас все
серьезно, а Доронин… это же Доронин…
В последнее время Саша и так был слишком замкнут. Нет, мы
общались, гуляли, ходили на свидания, но стоило в наших разговорах
появиться паузе, и я видела, что все его эмоции в момент меняются. Он
погружается в себя, постоянно о чем-то думая, и по его лицу несложно
догадаться, что думы эти не из приятных.
В Сашкиной квартире сразу закрываюсь в ванной. Смываю косметику,
принимаю душ, заворачиваясь в огромное махровое полотенце, и, перекинув
вещи через локоть, выхожу в прихожую.
Включаю в комнате свет, достаю Сашину футболку, надевая ее вместо
ночнушки. Вокруг тишина, не знаю, куда он делся, но разговаривать сегодня
- прямая дорога к скандалу. Лучше отложить это до завтра, утро вечера
всегда мудренее.
Закутываюсь в одеяло, слыша хлопок двери, а после шаги.
- Спишь? 
Доронин появляется в комнате, шуршит одеждой.
- Да.
- Обижаешься?
- Да, - переворачиваюсь на спину, - ты мог промолчать, не доводить все
до абсурда. Мне домой идти страшно, сколько будет нервов и обид.
- Переезжай ко мне. Я квартиру купил в центре, недалеко от твоей
учебы, - обыденным тоном, - после Нового года можно заселяться.
- Все слишком быстро, - сажусь, подтягивая колени к груди.
- А как надо? По поцелую в год? – откидывает одеяло со своей
стороны, усаживаясь рядом. - Мне так будет спокойнее, да и тебе перестанут
действовать на нервы. Разве это плохо?
- Мы встречаемся месяц, чуть больше…
- Это для тебя проблема?
- Наверное, нет. Саш, пойми, сегодня все хорошо, а завтра…
- Мы вернулись к старой теме?
- А разве мы от нее отходили?
- Я думал, да. Марин, я тебе люблю и хочу, чтобы ты была счастлива и
спокойна.
- Что ты сказал? – губы растягиваются в улыбке. - Любишь?
- Разве не очевидно?
- Просто ты так легко об этом говоришь, не знаю.
 - Нужна была пламенная речь или десять лет отношений? Я тебя знаю
почти всю жизнь, и когда ты рядом, мне…переезжай, - тянет руку, огибая ей
мои плечи и слегка притягивая к себе.
Становится легко, бабочки в животе расправляют крылышки, и я делаю
глубокий вдох. Доронин сказал, что любит, опускаю взгляд. Он меня любит,
улыбаюсь, прижимаясь щекой к его груди.
Сашка перетаскивает меня к себе на колени, и я проворно обхватываю
его шею ладонями.
- Я тебя тоже люблю, - шепчу, - с тобой я счастлива.
Целую первая, потому как хочу почувствовать вкус его губ. Хочу
обнять, раствориться в нем без остатка. Он не подарок, да, все, что
происходит вокруг, должно пугать, но мне не боязно. Я либо очень глупа,
либо слишком влюблена, но все эти ужасные вещи и проблемы сейчас не
кажутся такими страшными. Я верю в него, верю в нас, и мне этого
достаточно. Как сложится, никому неизвестно, но я знаю, что мы все
преодолеем.
У меня всегда была нормальная жизнь, родители, внимание, мне всегда
и всего хватало, мы никогда не бедствовали ни в материальном, ни в
эмоциональном плане. Конечно, можно говорить, что у кого-то лучше, но к
чему сравнивать?
У Саши все всегда было сложнее, мать воспитывала их одна, денег не
хватало, частенько наведывались какие-то люди из прошлого отца, в общем,
сладкой такую жизнь точно не назовешь. Хотя Доронин никогда не
жаловался, мы часто с ним болтали обо всем, что происходит. когда были
детьми. У меня хорошие воспоминания из детства, светлые, чистые. Я не
видела грязи, всегда жила в достаточно защищенном мире, поэтому
происходящее сейчас меня очень тревожит. Я боюсь за Сашку и того, что с
ним может случится. Стараюсь не думать, но это тяжело. Если тебе дорог
человек, то от этих черных мыслей неспрятаться.
- Будь осторожен, - прижимаюсь к нему крепче, - просто, будь
осторожен.
 
***
С вечера знакомства прошла неделя, я сдала последние зачеты. Вокруг
все уже давно пропиталось новогодней атмосферой.
- Бабушка, - снимаю шапку, - ты дома?
- Дома. На кухню приходи.
Выпрыгнув из сапожек и развесив вещи, спешно иду к ней, усаживаясь
на широкий подоконник, на котором теперь еще поселился кактус. Трогаю
иголочки и не могу сдержать улыбки.
- Хорошее настроение?
 - Отличное. Новый год же скоро.
- Отец пригласил нас с тобой в Москву праздновать.
Улыбка меркнет.
- Я не могу в Москву.
- Марина, Юре-то не понравится.
- Сколько раз со смерти мамы мы отмечали хоть один праздник все
вместе? Нисколько. Мы с тобой справлялись вдвоем. Лети одна, развеешься,
а я останусь здесь.
- Значит, переводиться ты тоже не собираешься?
- Куда?
- Мы говорили о твоем переводе в Москву, учиться лучше там, чем у
нас.
- Когда я поступала, этот вопрос вас не так сильно волновал.
- Марина, ты ломаешь свою жизнь этими отношениями.
- Так это и есть моя жизнь. Можно я буду выбирать сама?
- Билеты уже куплены.
- Сдай, мне не нужно.
Спрыгиваю на пол, намереваясь уйти, но бабушка перехватывает мою
руку.
- Не порти свою жизнь!
- Почему вы не можете относиться к нам нормально? Что плохого
лично вам с отцом сделал Сашка?
- Ты не понимаешь своей головой, что все закончится плохо!
- Даже если и так, это будет моя ошибка, не твоя и тем более не отца.
- Марина…
Вырываю руку и убегаю в свою комнату, закрывая дверь изнутри.
Достаю с антресоли чемодан и рваными спешными движениями заталкиваю
в него вещи. Это какой-то безумный порыв, но сейчас я хочу сделать так.
Собрать вещи и уехать к Доронину. Складываю платье и резко
останавливаюсь. Что я творю? У бабушки сердце, и она просто желает мне
лучшего. Лучшего по ее меркам, но разве можно за это винить?
Опускаю руки и, разрыдавшись, сажусь на кровать. Я плохой человек,
ужасный. Вытираю слезы, а бабушка начинает стучать в дверь.
- Марина, Саша приехал.
Всхлипнув, открываю дверь и, как только Доронин переступает порог,
бросаюсь ему на шею, крепко-крепко обнимая.
Слышу щелчок затвора и слегка отстраняюсь. Сашка поглаживает мою
спину, осматривая комнату, акцентируя внимание на чемодане.
- Ты куда-то уезжаешь? – сводит брови, и я вижу в нем некую
растерянность.
Отрицательно мотаю головой.
 - Марин?
- Мы поругались, я хотела собрать вещи и уехать к тебе, но не смогла.
Бабушка не заслуживает такого к себе отношения. Я очень плохой человек, -
вновь начинаю рыдать.
- Ты еще плохих людей не видела, - целует в макушку. - Из-за чего
скандал?
- Отец хочет, чтобы мы прилетели в Москву на праздники, и чтобы я
перевелась туда в институт.
- А ты?
- А я не хочу, меня все устраивает здесь.
- Значит, не улетай.
- Как у тебя все просто, - вздыхаю.
- В кино едем?
- Едем.
Я быстро умываюсь, переодеваюсь, и уже через час мы смотрим фильм
в местном кинотеатре. Держимся за руки, целуемся, а в какой-то момент
Доронин нагло кладет ладонь мне между ног. К такому я пока не готова, не в
общественном место точно. Сглатываю, убирая Сашкины руки.
Остаток сеанса я вздрагиваю от каждого движения, медленно начиная
мучить себя мыслями в стиле: зря отказала. Честно говоря, моя фантазия уже
успела наворотить такого…
Впрочем, стоит нам оказаться в машине, которая теперь наглухо
затонирована, Саша без предисловий пересаживает меня к себе на колени,
расстегивая дубленку.
- Ты же от меня не уедешь? -  заводит руки за мою спину.
- Нет, - качаю головой.
 
Доронин
- Марин, ты? – повышаю голос, открывая дверь в свою квартиру, кладу
коробку на пол.
- Интересно, Доронин, а кого ты надеялся здесь увидеть? –
подмигивает, выходя в прихожую из кухни.
На ней светло-голубое узкое платье до колена и домашние тапочки.
Улыбаюсь, а она сводит ноги крестиком.
- Не успела надеть туфли, у меня для тебя сюрприз.
- Не люблю я сюрпризы, - вешаю пальто в шкаф.
- Потерпишь, сюрприз приятный.
- Если только приятный, - расстегиваю ремешок на часах и кладу их на
тумбочку.
 - А это что? – кивает на черную коробку, которую я притащил.
 - Это тебе, вообще, на Новый год, но раз ты видела, куплю что-нибудь
еще.
- Мне? А что там? - подается вперед, а в глазах моментально
вспыхивает азарт.
- Смотри.
- Какой красивый бант, розовый, - развязывает, снимая крышку. -
Серьезно? Это мне?
- Не мой размерчик.
- Спасибо, - почти подпрыгнув, -  Сашка, - обнимает, но сразу
возвращается к подарку, - какая она мягкая, здорово.
Марина вытаскивает шубу, накидывая ее на свои хрупкие плечи,
вращаясь перед зеркалом.
- Мне идет? Мне очень идет!
- Сама спросила, сама ответила, - упираюсь плечом в дверной косяк.
- Не ворчи.  Спасибо большое, - поцелуй в губы. - Идем, - тянет меня за
руку в гостиную.
- Романтический ужин? – смотрю на горящие свечки, стоящие на столе.
- Да. Правда, твой сюрприз лучше.
- Не думаю, - притягиваю ее к себе.
- Люблю, - говорит тихо, смотря мне в глаза, - давай не пойдем завтра в
ресторан, давай останемся дома.
- Марин, ты знаешь, что я не могу сказать тебе да. Родная, нужно
перетерпеть. Один вечер.
- Новогодний вечер.
- Их будет еще много. Мне нужно там быть.
- Зачем?
- Поверь, так нужно.
- Тогда зачем там я?
- Потому что ты мне там просто необходима.
- Доронин, хитрый лис, - качает головой, - вот ты всегда так сладко
говоришь, тебе практически невозможно отказывать.
- И не надо, - касаюсь языком ее шеи, - зачем?
- У нас ужин.
- К черту этот ужин, ты вкуснее, - опускаю лямку платья, целуя в плечо.
Марина прикрывает глаза, подается вперед. Сажусь на диван, утягивая
ее за собой, фиксируя ладони на талии.  Поцелуи становятся глубже,
насыщеннее. Снимаю с нее платье, проводя пальцами по тонкой, матовой
коже, аккуратно стягивая чашечки лифчика вниз. Обвожу напряженные,
розовые сосочки, ощущая, как ее пальцы пробегают по моим волосам,
вызывая мурашки.
 Быстрое сердцебиение и такое же нестерпимое дыхание. Сжимаю
полную грудь, а Маринины руки второпях расстегивают ремень моих брюк.
Пара секунд кажется вечностью. Стискиваю зубы от нежных касаний, ее
пальцы обводят головку, направляя в себя. Она медленно садится,
выдерживая тягучий, до ломки в конечностях ритм. Приподымается,
потираясь сосками о ткань пиджака, слегка запрокинув голову. Ловлю ее
бедра, крепко прижимая к себе и входя до основания. Чтобы ускорить темп.
Сегодня хочется остроты ощущений.
- Ты же успеешь? – шепот.
- Успею.
Разрядка подступает слишком быстро, сжимаю кулаки, проникая
языком в ее рот. Сука, еще пара толчков. Злюсь, приподымая ее бедра, чтобы
успеть выйти. Слышу собственное сердцебиение, запрокидывая голову на
спинку дивана.
Марина ерзает, приоткрываю глаза, замечая на ее лице довольно
смешное выражение.
- Было много работы, - тру лицо.
- Да я так и поняла.
- Пошли в душ?
- Презерватив не забудь, - кусая мочку уха.
- В душ с презервативом? Извращение.
- Саша, ты помнишь, о чем мы говорили.
Помню, разговор был буквально на днях. Марина напялила на себя
растянутые спортивные штаны, майку и притопала на разговор, заявляя, что,
если наши «случайно» будут случаться постоянно, она намеренно будет
ходить вот так, словно от этого я перестану ее хотеть. Наивная.
 
***
Тридцать первого с раннего утра отвожу баб Ванду в аэропорт,
выслушивая по дороге о себе много интересного, правда, под конец, видимо
выговорившись, она все же желает нам хорошо отметить.
По возвращении в город заезжаю к сестре, которая пару дней назад
вернулась в Россию с почти новым лицом.
- Цветешь и пахнешь.
- Спасибо. Нравится моя мордашка? Не могу привыкнуть, они неплохо
так подправили прошлую.
Игнорирую последнюю фразу.
- Ты вечером будешь в ресторане?
- Конечно.  Как мама долетела? Я ей еще не звонила, - вытаскивая из
кармана сигареты.
- Хорошо. Пусть отдыхает, отель ей понравился.
 - Это радует. Ты с Маринкой придешь?
- Ага, - захожу в дом, - че у тебя холодно так?
- Камин лень топить, да и я уже на прическу уезжаю, - прикуривает. -
Кстати, Баженовой не нужно?
- Не знаю, она ничего не говорила.
- Так позвони, спроси.
- Люд, давай без этих твоих…
- Я хотела порадовать человека, у меня есть девочка классная, такую
красоту делает.
- Позвони тогда Маринке сама, я сейчас к Аккорду, а потом с
Маратиком встретиться надо.
- Ладно, - кивает, - у тебя все хорошо?
- Лучше не придумаешь. В город подкинуть?
- Не, вон ребята приехали, - выглядывает в окно, - кстати, я тут в
ресторан заходила, у тебя там новая официантка. Наглая такая, Анфисой
зовут, - посмеивается.
- И?
- Ты серьезно не понимаешь, зачем Мартыновой там работать? Она в
кровать к тебе залезть хочет.
- Это сугубо ее проблемы.
- А Маринка не ревнует? Или стоп… она не в курсе, да?
- Мы как-то об этом не говорим.
- Ладно, но ты будь аккуратнее. Анфи за тобой со школы таскается,
разок случайно трахнешь, и не видать тебе Баженовой, как собственных
ушей.
- Че ты мелешь?
- Я предупреждаю.
- Так, - втягиваю воздух, - завязывай с этим бредом, я погнал.
- А чего приезжал-то?
- Да так, не заморачивайся.
Выхожу во двор, по пути к тачке здороваюсь с парнями и оперативно
возвращаюсь в город.  Заезжал я убедиться, что у нее все нормально после
маминого отъезда. Зная Люду, у нее вечно все наперекосяк.
У дома Ломова большое скопление охраны, это слегка напрягает.
Бросаю машину и поднимаюсь наверх, Петр Викторович уже ждет.
- Добрый день, - закрываю за собой кабинетную дверь.
- Садись. Выпьешь? – салютует бутылкой.
- Настроение не то.
- Ну, может, оно и правильно. Дело к тебе есть.
- Что за дело? – сажусь в кресло.
- Сегодня у нас будет один человек, Загорский фамилия.
 - Это кто-то из городской администрации же?
- А ты, смотрю, просветился.
- Работа такая.
- Саня, мне нужно знать, с кем он будет говорить, о чем. Лучше, чтобы
говорил он побольше, выпить Валя не дурак, поэтому карты тебе в руки.
- Вы мне его споить предлагаете?
- Не в открытую. Но он должен быть готов для любезного диалога. У
меня большие планы на этот год.
- В мэрское кресло собрались?
Аккорд прищуривается.
- Загорский активно проявляет интерес к персоне Филатова, только
скинуть его руки коротки, - поясняю.
- Однако, - с усмешкой.
- Суть дела я понял.
 
Ближе к вечеру заезжаю на квартиру, чтобы забрать Маринку. Правда,
она еще не готова, носится по дому в колготках и лифчике.
- Так только не уйди, - сажусь на диван, кинув свое пальто рядом.
- Очень смешно, - достает из шкафа платье, - ты переодеваться не
собираешься?
- Я еще раз десять успею. Тебе Людка не звонила?
- Звонила. Вот, - указывает на свою голову, - ты даже не заметил? –
касается завитого локона.
- Заметил, конечно, - с улыбкой.
- Ну-ну. Саш, нормально? – надевает бледно-голубое обтягивающее
платье из атласной ткани.
Оно, словно узкая перчатка, облепляет ее фигуру, подчеркивая все
изгибы. Моргаю, сосредоточенно смотря на Маринкину грудь, соски которой
от трения с материалом затвердели.
- Ты без лифчика, что ли?
- Такое платье, - пожимает плечами.
- Снимай к херам.
- Ты серьезно сейчас? - хмурит брови, проводя ладонями по талии.
- Более чем. Так ты туда не пойдешь.
- Саш, ты чего?
- Марин, не на домашние посиделки едем, там столько утырков будет.
Переодевайся.
- Ладно, ладно, - цокает языком, - и что ты посоветуешь мне надеть?
Паранджу?
Непроизвольно сжимаю руки в кулаки.
- Что-то другое.
 - Хорошо, - покачивая головой, - сейчас что-нибудь придумаю. Жди.
- Жду, - поднимаюсь с дивана, направляясь в душ.
Пока Баженова копается в шкафу, я успеваю слегка побриться, принять
душ, переодеться и вновь сесть на этот злосчастный диван.
- Все, - ее ладони касаются моего лица, - я готова, - делает шаг назад,
прокручиваясь по часовой стрелке, демонстрируя белое платье с вырезом от
бедра.
- Без вырезов у тебя ничего нет, как я понимаю? - вскидываю бровь.
- Больше переодеваться не буду.
- Ладно, поехали так.
- Я тебя люблю, - ее губы касаются моих в мимолетном поцелуе.
- И кто из нас лиса?
- Шубу подержи.
Помогаю ей одеться и, стащив с тумбочки ключи от машины, выхожу
следом в подъезд.
 
ГЛАВА 2
Марина
Целый день в каких-то сборах, суете. Парикмахерская, магазин, а
толку? Платье все равно осталось висеть дома в шкафу. Зачем я вообще
показалась Доронину, напялила бы сверху шубу под шумок, и все.
Ресторан переполнен, атмосфера вроде и праздничная, но слишком
вычурная. Много мужчин с перстнями на пальцах и толстыми цепочками на
шее, с ними такие же полуроскошные дамы в туфлях на высоких каблуках и
с яркими губами. Чувствую себя не совсем уютно. Нет, есть и вполне
нормальные экземпляры, но, как ни крути, большинство -  заядлое быдло.
Непристойные шутки, откровенные платья, сальные мужские взгляды.
Саша отодвигает мне стул, а после присаживается рядом. Вокруг
льются шумные беседы, что-то на ломаном английском исполняется на
сцене. Делаю глоток красного вина.  Сладкое.
Доронин разговаривает с сидящим рядом мужчиной, а мне остается
лишь рассматривать зал, правда, до тех пор, пока я не замечаю Анфискину
фигуру. Она расхаживает вдоль столов с подносом, на ней белоснежный
фартук и какая-то неосмысленная прическа. Ее любимая бордовая помада и
короткая черная юбка. Отставляю бокал в сторону, прожигая ее глазами. В
последнее время я испытываю к ней все меньше теплых чувств.
Мартынова улыбается какому-то мужику, который откровенно
заглядывает в ее декольте, и что-то шепчет ему на ухо. Похохотав с ним, Анф
разворачивается, замечая меня. Наши взгляды сталкиваются, и она обнажает
зубы, ее улыбка смотрится теперь совсем не доброй.
 Как интересно происходит в жизни, и насколько скоротечно время. Еще
пару недель назад я и представить не могла, что мы с ней не будем
общаться… тогда это показалось бы мне немыслимым, а сейчас это явно
закономерно. Вот так испаряется дружба со школьной скамьи, просто по
щелчку, мгновение - и все растаяло. Одно настораживает, почему она решила
поработать в Новый год? Ее заставили из-за долгов или это личная
инициатива?
Допиваю вино, толкая Сашку в бок локтем, он оборачивается, давая
понять: подожди минутку. Еще минутку, и еще, начинаю закипать.
- А, Баженова!
Лукьянов присаживается на свободный стул рядом со мной.
- И тебе здравствуй, Марат.
- Забыл, ты у нас культурная. Потанцуем? Он тут надолго, - понижает
голос, смотря на разговаривающего Доронина.
- Пойдем, - вкладываю ладонь в поданную им руку.
Саша провожает нас глазами и возвращается к беседе без каких-либо
слов.
- Не думал, что ты придешь.
- Саша попросил.
- Клевая ты баба, Маринка, Саша попросил… другая бы послала.
- Это упрек?
- Восхищение, не поняла, что ли? – хмыкает.
- По твоей манере речи, Маратик, сложно понять, когда ты
восхищаешься, а когда издеваешься.
Лукьянов опускает взгляд, а после слишком стремительно направляет
его на Люду. Доронина сидит в центре, рядом с широкоплечим и слегка
поседевшим мужчиной, видимо, это и есть сам Аккорд. Марат смотрит на нее
всего пару секунд, но я прекрасно понимаю, что это за взгляд, на дружеский
явно не тянет.
- Люда сегодня красивая, правда? – понижаю голос.
- Она всегда красивая, - отвечает на автомате, а после очень
подозрительно и довольно пристально смотрит мне в глаза.
-  Почему она здесь? - быстро перевожу тему, кивая на Анфиску.
- Да хрен ее знает, она здесь прописалась. Боишься, уведет Доронина?
- Нет, - пожимаю плечами, - не боюсь.
Музыка меняется, и Лукьянов провожает к столику. Киваю и, не
присев, шепчу Саше, что мне нужно отлучиться. Быстро обойдя зал по
самому краю, заворачиваю в коридорчик с уборными. Юркнув за дверь,
ополаскиваю руки, делаю все свои дела и, подкрасив губы, устремляюсь
обратно.
 Но перешагнув порог, нос к носу сталкиваюсь с Анфиской. Она держит
в руках бутылку вина и очень внимательно меня осматривает.
- С Новым годом! – улыбка, и даже похожая на искреннюю.
- И тебя.
- Как праздник? Вкусно жрется и пьется за чужой счет? - вся
приветливость слетает мгновенно.
- Так говоришь, словно он твой, этот счет.
- По крайней мере, мужчины, которого ты у меня увела.
- А еще говорят, земля плоская и стоит на трех китах.
- Что?
- Говорю, приснилось тебе все.
- Не хами, ладно? И это мы еще посмотрим, кто и с кем останется.
Жизнь длинная, Марин. Я прощу ему все что угодно, а вот ты… он людей
убивает, - ее бровь ползет вверх, а губы растягиваются в улыбке, - деньги
выбивает, по головам ходит. Зная тебя, уверена, ты не сможешь с этим
жить… не сможешь, Марин.
- Все сказала?
- Правда глаза колет?
- Просто уйди, - стискиваю зубы, пытаясь держать лицо.
- Иди, конечно.
Делаю шаг, Мартынова разжимает пальцы, которые стискивают
бутылку, и та падает на пол, разлетаясь на осколки. Вино растекается по
полу, опускаю взгляд, осматривая свое платье. Белая ткань почти до бедра
усыпана красными пятнами.
- Ты совсем больная? – шаг, и под подошвой туфель хрустит стекло.
- Упс, случайно выронила.
Развожу руками, просто лишаясь дара речи. Парень-официант обходит
нас стороной, смотря на все это огромными глазами.
- Наверное, я испортила тебе праздник? Мне так жаль, - поджимает
губы.
На лице отражается триумф, кое-как прикрытый сожалением.
- Марин, ты ско…
Доронин останавливается рядом со мной, с интересом бросая взгляд на
платье и разбитую бутылку.
- Это что?
- Я совершенно случайно, Саш, правда, - пятится, - мы с Мариной
разговаривали, и я выронила бутылку, мне так жаль, - сводит брови, кусая
губы.
- Действительно, жаль, - морозит Мартынову глазами, - свали отсюда.
- Веселенькая ночка, - тру нос, - домой?
- Да, поехали, правда, до курантов пятнадцать минут.
 - Не-е-е-т, в таком виде я туда не выйду. Принесешь шубу?
- Давай в кабинет пока, - открывает дверь, подталкивая меня вперед.
Доронин возвращается очень быстро с перекинутой через локоть
шубкой, которую накидывает на мои плечи, и, стиснув их, прижимает меня к
груди.
- Расстроилась?
- Честно, я целый вечер ожидала чего-то подобного.  С тебя новое
платье, - вздыхаю.
Я действительно не расстроилась и даже рада уехать домой. Я
изначально не горела желанием здесь быть, но Саша попросил, и я решила
его поддержать. Теперь он просто обязан поддержать меня, уставшую и в
испорченном платье.
- Платье с меня? - делает удивленное лицо.
- А на кого она работает?
- Тоже верно. Паршивый получился вечер, - тихо-тихо мне в макушку.
- Ну да, этот Новый год точно не войдет в тройку лучших.
- Есть идея, - разворачивает к себе лицом.
- Какая?
Доронин смотрит на часы и, сжав мою ладонь, вытягивает из ресторана
к машине.
- Мы куда? - быстро перебираю ногами, не переодев туфли.
- Садись.
Послушно юркаю в машину.
- Саш?
- Ты хотела Новый год вдвоем?
- Хотела, - киваю, наблюдая за происходящим с предвкушением.
 Мы очень быстро едем в сторону дома, но останавливаемся, так туда и
не попав. Машина тормозит недалеко от центральной площади, которая
усыпана людьми. Большая елка мигает разноцветными огнями, а Доронин в
сотый раз смотрит на свое запястье и вытягивает шампанское с заднего
сиденья.
- Две минуты, - вскользь целуя в губы, - пойдем.
Мы оперативно оказываемся на улице. Вокруг люди, веселье, кто-то
уже успел запустить парочку фейерверков. Широко улыбаюсь, зажимаю уши,
когда Сашка хлопает бутылкой игристого. Белая пена летит во все стороны,
визг смешивается со смехом. Доронин опять смотрит на часы.
- Загадывай желание, уже куранты.
Облизываю губы и шепчу про себя лишь одно - пусть все будет
хорошо.
- За нас, - салютует бутылкой и делает глоток, - с Новым годом, родная,
- протягивает мне.
 Пью газированный напиток, слегка морщась. Кисло-сладкая жидкость
обволакивает горло, Сашины губы тут же накрывают мои, и я прижимаюсь к
нему еще ближе.
- Люблю, - поцелуй в шершавый подбородок.
- Марин, - вижу, как подергивается его кадык, как играют желваки, а
дыхание учащается.
Саша вытягивает руку и разжимает кулак прямо передо мной. Вдыхаю
холодный воздух и часто моргаю, смотря на красную бархатную коробочку,
лежащую на его ладони.
- Я тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой.
Разжимаю губы, а после складываю их тонкой полосочкой. Мои глаза
явно вылезают из орбит.
- Да, - медленно киваю.
 
***
- Бабушка, - пошире открываю дверь, пропуская ее в прихожую.
-  Она самая. Высоко забрались.
- Так лифт.
- Не работает ваш лифт.
- Прости, я не знала.
- Ты-то тут при чем?
- Проходи, я там обед приготовила, торт купила.
- Доронин где?
- На работе.
- Это хорошо. Когда свадьба, определились?
- Еще думаем.
Бабушке эта новость совсем не понравилась, да и, честно говоря,
никому не понравилась. Даже Людка восприняла наши известия довольно
холодно, а после как бы невзначай спросила, не беременна ли я… я не была
беременной. В общем, теплого приема мы не получили, разве что Сашкина
мама проявила понимание, даже расплакалась, получилось очень мило и
душещипательно.
- Ясно все, устроит твой жених застолье… - сказано это было не по-
доброму.
- А что плохого? – вешаю ее пальто в шкаф.
- Да ничего, пошли обедать, наготовила же.
Вздыхаю и иду следом, словесно направляя бабулю на кухню. Эта
квартира больше Сашиной предыдущей, в самом центре города, мой
институт в десяти минутах ходьбы, что не может не радовать.
Достаю из духовки мясо, ставя противень на деревянную подставку.
Чувствую себя слегка неуютно, а как еще? Если бабушка всем видом
показывает, что не рада моему решению, и кажется, по ее мнению, я полная
дура…
- Красивый вид, - говорит, стоя у окна, а после добавляет: -  Юру с
должности сняли.
Крепче стискиваю нож, и откладываю его в сторону.
- Когда?
- До Нового года еще.
- Почему не сказала?
- Сама только вчера узнала, он же скрывал, дурень.
- Папа в городе?
- Да, ночь как.
- И что теперь делать?
- Сказал, немного поживет у меня, а дальше посмотрим.
- Может, нужна какая-то помощь? - кусаю нижнюю губу, касаясь
пальцами щеки.
- С ума не сходи, образуется. Я все спросить хотела, Маринка, ты не
беременна, часом?
Слегка округляю глаза, покачивая головой.
- И ты туда же… нет, я не беременна.
- Ну хорошо.
- Бабушка, я понимаю, что тебе все это не нравится, но…
- Я просто за тебя переживаю. Лезешь туда, слушать совсем ничего не
хочешь!
- Все будет нормально.
- Я очень на это надеюсь, - вздыхает.
Мы обедаем под тихие разговоры обо всем и ни о чем. Больше не
касаемся свадьбы, отцовской работы или каких-то иных щепетильных тем.
Мы болтаем, но я чувствую себя одинокой, очень сложно делать что-то,
когда со стороны твоих близких вместо поддержки лишь осуждения. Все это
наталкивает на мысли: а верно  ли я поступаю? Может быть, они правы?
Может, мне, действительно, не стоит этого делать?
В прихожей слышится шум, и в тот же момент включается свет,
видимо, Саша заехал на обед. Бабушка стремительно бросает взгляд на
кухонный проем, где вскоре появляется Доронин.
- Ванда Витольдовна, добрый день, - с улыбкой.
Бабушка грозно кивает.
- Обедать будешь? - подаюсь к Сашке, целуя в щеку.
- Я на пару минут, нужно кое-что забрать.
- Я сейчас, - адресую бабушке и иду за Сашей.
- Нотации читает? – открывает ящик стола.
- Почти, отца работы лишили…
 - Плохо, - вытаскивает папку, начиная ее быстро пролистывать.
- Да, бабушка очень переживает.
- Все образуется, - целует меня в лоб и зажимает документы под
мышкой.
- Ты сегодня поздно будешь?
- Постараюсь пораньше.
Доронин уходит так же быстро, как и появился, бабушка, к слову,
исчезает почти следом.
Сажусь на огромный диван в гостиной и, прижав колени к груди,
включаю телевизор, щелкаю по каналам. На дворе весна, воздух переполнен
свежестью и радостью, правда, последнюю я ощущаю все реже. За эти
месяцы произошло слишком много событий, которые сильно повлияли на
нашу жизнь.
Первое из таких -  уход в отставку действующего мэра, страшно
представить, что будет дальше, потому как по некоторым разговорам из
Сашиных диалогов с кем-либо я четко поняла одно - Ломов очень желает
заполучить это пустующее кресло.  К тому же на фоне происходящего
Доронин редко появляется дома. Мне не нравятся эти изменения, нет, они
почти не касаются меня напрямую, но их отголоски все же долетают. 
Доронин часто ведет себя холодно, отстраненно, и это ужасно. Это мучает.
А еще буквально на днях я видела Бориса, он прилетел из Москвы на
выходные увидеть мать. Мы мило побеседовали пару минут, а вечером
Сашка устроил мне первый серьезный домашний скандал, он настолько
давил морально, что, честно, мне стало страшно.
Вытираю слезинку, понимая, что очень сильно ушла в себя и
переживания, наверное, в преддверии свадьбы это нормально, я опасаюсь
связать судьбу узами брака, а что, если мы в итоге не подойдем друг другу?
Что, если…
- Хватит паники! - проговариваю бодро и широко улыбнувшись.
Саша приезжает домой после одиннадцати, уставший, слегка
раздраженный и голодный.
- Как прошел день? – ставлю перед ним тарелку, на которой лежит
стейк и зеленый горошек.
- Нормально, как твой?
- Рада, что завтра понедельник и не придется сидеть дома, - сажусь
напротив.
- Мы куда-нибудь сходим на днях, прости, времени совсем нет сейчас.
- Я понимаю, - улыбаюсь, - в пятницу хочу посмотреть платье.
- Я определился с датой, седьмое июня.
- А со мной ты посоветоваться не хотел?
- Я вот, советуюсь.
 - М-м-м, ну да, вижу. Ладно, я, наверное, спать.
Раздражаюсь его вечному «я». Я решил, я сделал, так будет…
- Марин? - перехватывает ладонь, усаживая меня к себе на колено. -
Что-то не так?
- Все не так.
- Не понял…
- Мне не нравится, когда ты все решаешь за нас двоих.
- Мы же с тобой говорили про лето, разве нет?
- Да, просто ты сказал: «Я решил», а не: «Как тебе седьмое июня?».
- Как тебе седьмое июня? –скользит по бедру, вызывая мурашки.
- Нормально, - намеренно отворачиваюсь, не давая себя поцеловать.
Доронин фиксирует раскрытую ладонь на моей шее, вынуждая
повернуться. Губы касаются виска, щеки, язык нагло погружается в рот, а
пальцы давят на затылок. Упираюсь руками в его плечи, но он лишь сильнее
притягивает меня к себе, выбивая из легких остатки воздуха.
- Не злись, - шепотом, - Марин…
Сдаюсь под его напором. Я тоже соскучилась. В последнее время мне
его постоянно мало, очень и очень мало. Пальцы проворно расстегивают
пуговицы черной рубашки, в которую облачены его плечи, ногти впиваются
в кожу, а поцелуй становится глубже, проникновенней.
Мое платье стремительно летит на пол, кроткий вздох от
прикосновений языка к груди. Дразнящие движения, вызывающие вулкан
эмоций и ощущений.  Совсем недолгая прелюдия, развожу ноги шире, до
невозможности медленно опускаясь на возбужденный член, крепко упираясь
ладонями в Сашины плечи. Несколько грубых толчков, вследствие которых
ситуация моментально переходит в его руки.
Мы целуемся нестерпимо долго, горячо, в такт поступательным
движениям. Низ живота сводит в адском предвкушении, и я хаотично глажу
его волосы, впиваясь ногтями в виски.  Прижимаюсь грудью, лишаясь разума
от коротких поцелуев в шею. Ресницы подрагивают, становится горячо,
настолько, что я перестаю контролировать все происходящее, вздрагиваю,
слыша выбившийся из легких крик, кусаю губы, а по телу разливается нега. 
Закрываю глаза, остро ощущая теплую струящуюся внутри меня жидкость.
 
Доронин
Переворачиваюсь на спину, открывая глаза. Шесть утра. Маринка
сопит рядом, с головой укутавшись одеялом. Принимаю душ, завариваю
кофе, выхожу на балкон покурить, ищу запонки, оставив чашку на кофейном
столике в гостиной, после возвращаюсь и кидаю ее в раковину.  Завязываю
галстук, но, передумав, снимаю и бросаю обратно в шкаф. Зажигаю свет в
прихожей, а Марина, завернувшись в халат, выскальзывает из комнаты.
 - Доброе утро, - обнимает, - уже убегаешь?
- Уже, - целую в губы, сжимая упругую грудь под тонкой шелковой
тканью халата.
- Я буду скучать.
- Ты во сколько заканчиваешь сегодня?
- Около шести, нужно на кафедре задержаться.
- Тебя забрать?
- Да, было бы хорошо, - зевает.
- Тогда до вечера.
- До вечера.
Спустившись во двор, завожу машину и еду в ресторан. Слегка посидев
над кучей бумаг, выпиваю еще один кофе и стремительно еду в «Глобус», где
должен ошиваться Лукьян. Он в последнее время оставляет желать лучшего:
запои, толпа левых баб, чем дальше, тем ниже он скатывается.
Миную первый этаж и спускаюсь в кабинет управляющего казино.
Маратик как раз там. Открываю дверь, и он сразу же разворачивает кресло,
оказываясь ко мне лицом.
- Хреново выглядишь.
- Стараюсь.
Взгляд как в тумане и полная потеря ориентации. Красные белки,
дерганые движения. Скидываю его ноги со стола.
- Ты сделал то, о чем я просил?
- Да, ребята уже поехали. Не дрейфь, - вытаскивает из кармана пулю,
высыпая ее содержимое на лежащий перед глазами лист.
- Это что? – смотрю на белый порошок.
- Дорожку? – с ухмылкой.
- Не заиграйся.
Обогнув стол, убираю руки в карманы брюк, наблюдая за тем, как он
быстро втягивает в себя это дерьмо.
- Хо-ро-шо, - морщит нос, потирая десну, - компанию составишь?
- Обойдешься. Когда все сделаете, отчитайся.
- Какие мы важные…
Игнорирую и выхожу в зал, нос к носу сталкиваясь с сестрой.
- Ты что здесь делаешь?
Люда бегает взглядом по моему лицу, пребывая в легкой
растерянности, видимо, я для нее тоже неожиданность. Скорее всего,
неприятной.
- Я… - потирает ремешок сумки, - меня Петр попросил забрать
документы.
- Какие? – отвожу ее в сторону от лишних глаз и камер.
- Ну там…
 - Не ври мне, - сквозь зубы.
- С чего мне тебе врать? – вскидывает бровь.
- Например, с того, что ты к Маратику.
Сестра меняется, напыщенность и пофигизм вмиг слетают с лица.
Губы, до этого пестрящие алой улыбкой, блекнут, медленно меняя
выражение на более трагическое.
- Ты с ним спишь? – сжимаю ее локоть.
- Что ты несешь?
- Правду говори, быстро, говори мне правду!
Сестра отводит взгляд, и все мгновенно становится на свои места. Она
продолжает переминаться с ноги на ногу, но мне уже не нужны никакие
ответы. Все и так как на ладони.
- Ты совсем дура? – подтягиваю ближе к себе. - Он вас закопает, и меня
заодно, - всплеск руками, которые очень хотят ее придушить. - Вытерла
слезы и пошла за мной. Сейчас!
- Я так больше не могу, - сглатывает, а глаза покрываются влажной
пленкой, - мне плохо. Я не могу так больше жить. Не могу, - отчаянно.
- Раньше надо было думать, - сильнее сдавливаю тонкое запястье, - ты
сама во все это влезла.
- Я просто выйду из игры. Уйду.
- К Марату? – усмешка. - Как скоро мне купить тебе место на
кладбище?
- Я его люблю. Ты любишь Маринку, а я…
- Не смей ее сюда приплетать и давить мне на жалость. Если ты не
закончишь свое бл*дство, я сам тебя придушу, поняла? На кону сейчас что-
то большее, чем выдуманная тобой любовь. Подумай о матери и отце,
которого уже нет, прежде чем что-то решать.
Поворачиваюсь к ней спиной, собираясь уйти.
- В кого ты превратился?
- Я все сказал, -  говорю не обернувшись.
Я понимаю сестру, даже где-то в глубине души оправдываю ее
действия, но совершать глупые и явно провальные поступки - сейчас верх
эгоизма. Еще не время принимать те решения, которые нам действительно
хочется. Но все меняется стремительно, Аккорд сдвигает систему полюсов,
днем и ночью видя себя в мэрском кресле, многие вещи он просто не
замечает и становится уязвимым. Это не повод что-то предпринимать, но
знак хороший.
 
***
Знойный день. Жарко, но, несмотря на это, внутри меня холодит от
одолевающих эмоций. Как оказалось, подготовиться к этому событию было
гораздо легче, чем пережить. Марина стоит напротив, на ней шикарное белое
платье, лицо спрятано под белой вуалью фаты, губы растянуты в улыбке.
Сжимаю ее ладонь в своей, чувствуя, как хватко ее пальчики касаются моей
кожи. Регистратор задает привычные вопросы и толкает такие же знакомые
для всех речи.
 
Волнение зашкаливает, надеваю на ее палец кольцо, наблюдая, как она
проделывает то же самое с моим, немного высунув кончик языка.  Странные
ощущения, вроде ничего необычного, но очень цепляет, выбивает из
привычной колеи, меняет полярности. Зал окутывает вальс Мендельсона,
пробегаю ладонями по ее спине, целуя в пухлые, сочные губы. Такое
чувство, словно делаю это в первый раз.
Позади шум в виде разговоров и поздравлений, но я сконцентрирован
лишь на ее голубых глазах.  Марина моргает, растягивая губы в улыбке,
пытаясь скрыть выступившие слезы.
- Не плачь, - прохожусь согнутыми костяшками по ее подбородку
поглаживающими движениями.
- Я не плачу, - кусая губы и шмыгая носом.
- Я вижу.
- А ты боялась, - шепотом, склонившись к ее лицу.
- Я и сейчас боюсь, - привстав на цыпочки, - очень, - стискивает мою
руку.
Гости выливаются из загса на улицу, кортеж машин стоит у самых
дверей, на ступеньках творится что-то ненормальное. Хлопает шампанское, в
нас летит рис, лепестки роз, в общем, все то, что я очень просил не делать.
Марина прикрывает лицо ладонью, смеется, с энтузиазмом посматривая в
мою сторону, в отличие от меня, ее это забавляет.
Множество общих фото, мамины рыдания на моем плече, суровый
взгляд Маринкиного отца, ничего нового, будто по старой отработанной
схеме.
В лимузине мы только вдвоем, стягиваю галстук, бросая его на сиденье,
и машина трогается с места.
- Устала?
Мариша снимает туфли, отрицательно качая головой. Усаживаю ее к
себе на колени, сталкиваясь с легким сопротивлением.
- Помнется.
Мне плевать на это платье, потому что я хочу ее поцеловать,
дотронуться, настолько, что сводит пальцы. Касаюсь ее матовой кожи,
спуская лямку платья с плеча.
- Потом, - Марина отстраняется, - я так переживаю.
- Почему? – слегка откидываюсь на сиденье.
 - Не знаю, просто волнуюсь, смотри, - вытягивает руку, пальцы которой
подрагивают. – Ужас, правда? Дрожат…
- Не переживай, - поцелуй в тыльную сторону ладони, - я же рядом, -
сжимаю ее пальчики.
- Я знаю. Просто не верю, - смотрит на кольцо, - мы теперь муж и жена,
представляешь? – лицо озаряет улыбка.
Киваю, а Мариша, поерзав, расправляет подол.
- А помнишь, как я увязалась за вами на рыбалку и упала в пруд?
- Такое забудешь.
- Ты мне тогда почти все свои вещи отдал, пока мои сушились на
костре, чтобы бабушка не наказала… а был конец сентября, - говорит тише.
- Сейчас я бы за шкирку оттащил тебя домой.
- Сейчас - да, - смешок, - мой грозный медвежонок.
- Кто?
- Очень сильно тебя люблю, говорю, - прижимается плотнее, и наши
щеки соприкасаются.
 Весь остаток дня ловлю себя на мыслях, что не могу отвести от нее
взгляд. Смотрю, что-то подмечаю, до сих пор не до конца осознавая, что
теперь она целиком и полностью моя.
 
ГЛАВА 3
Марина
 Танец с отцом, наверное, это стало самым сложным.  Я так держалась,
чтобы не заплакать, а по итогу вылила литра три слез. Мы давно с ним не
разговаривали как отец и дочь, скорее, уже давно стали просто знакомыми,
но, когда любимый тобой человек искренне желает тебе счастья, это стоит
очень и очень дорого.
- Ну что ты, доченька? - гладит по голове.
- Я сегодня всем целый день говорю: все хорошо, - сквозь смех и слезы,
- я так рада, что ты пришел, для меня это было так важно.
- Как я мог не прийти, Марин? Жаль, что мама не видит, - глаза
увлажнились, и папа резко отвернулся, - ты такая красивая. Я так рад, что ты
счастливая. Держитесь друг за друга, и все будет хорошо.
Я быстро закивала, прижимаясь к отцу. Его ладонь прошлась по моим
плечам, легонько похлопав по спине, музыка угасла, но ноги не шли.
Наступило какое-то опустошение. Саша оперативно появился позади,
обнимая и успокаивая. Наверное, этот день стал самым эмоциональным в
моей жизни. Я так злилась на бабушку, папу, когда мы все это
подготавливали, обижалась за то, что они не хотят принимать ни в чем
участия, а теперь рыдаю от их речей и пожеланий, искренних, добрых.
 Сашка уходит покурить, а я в очередной раз осматриваю огромный
украшенный зал ресторана, вышколенных официантов, довольных гостей,
хоть и не все из них мне по душе. Смотрю на кучу цветов и всяческих
подарков. Наверное, я могу сказать твердо, все вышло так, как я и хотела.
Платье, кукла на капоте, любимые люди…
- Ну что, невеста, пошли, похищение у тебя по плану, - Маратик
появляется, как черт из табакерки, - пошли, пока муж не вернулся.
- Ну пошли.
Как дети, честное слово. Мы выходим из зала, и Лукьянов не забывает
прихватить с собой бутылку.
- Куда идем?
- На мансарду, - открывает широкую стеклянную дверь. - Выпьем?
- Давай, - киваю, и Марат протягивает мне белое вино.
Сделав глоток, возвращаю напиток хозяину, и тот, отсалютовав,
прикладывает горлышко к губам.
- Ну, за долгую и счастливую жизнь. Ты там давай, в ежовых рукавицах
его …
Дверь с шумом открывается, и Доронин переступает порог, держа
телефон у уха.
- Завтра решим… - прищуривается, - потом перезвоню, - подходит
ближе, - не понял…
- Меня украли, - пожимаю плечами.
- Марат, смотрю, у нас идейный.
- А то. Выпьешь?
Саша отрицательно качает головой, останавливаясь за моей спиной.
- Не замерзла? – снимает пиджак, накидывая мне на плечи, слегка те
сжимая.
Касаюсь его пальцев, немного задирая голову.
- Хреновый из тебя вор, конечно.
- Ну, так я не на то учился, - звучит с явным подтекстом.
- Возвращай мою жену, - подает мне руку, чтоб я встала, - и много не
бухай, завтра работы валом.
Марат кивает и, ухмыльнувшись, делает еще один глоток вина. Мы же
возвращаемся в зал.
- Поехали домой, - шепотом, притягивая меня к себе вплотную, - Мари-
и-ин.
- Потерпи немного, - целую его в губы, - я еще даже букетик не кидала.
- На хрен этот букет, - руки скользят по моей талии, поднимаясь выше,
ладонь обхватывает полушарие груди, собственнически его сжимая.
- Саша! – получается вовсе не грозно.
 Пытаюсь вывернуться, но он проворно и очень крепко стискивает меня
в объятиях, утягивая в кабинет.
- Доронин, - на выдохе, млея от поцелуев в шею.
Слышу щелчок замка и тихий рык. Сашка перемещает нас в сторону
дивана, настырно стягивая лямки платья.
- Долбаный корсет, - сквозь зубы.
Затянутые ленты не позволяют подобраться к груди, которую он мнет
через белую ткань.
- Саш, давай дома, - все еще пытаюсь сопротивляться, - гости ждут.
- Подождут, иди сюда, - прижимает меня спиной к своей груди, а после
резко толкает на диван, нависая сверху.
Его ладони проворно подбираются к моим ногам, скользя по краю
кружевных чулков пальцами.
- Ты очень красивая. Хочу тебя. В этом платье. Сейчас, - через
сбившееся дыхание.
Упираюсь ладонями в спинку дивана, чувствуя нежные прикосновения
по внутренней стороне бедра и выше.
- Если ты испачкаешь мое платье, - с возмущением и тихим всхлипом,
когда его губы обхватывают мочку уха.
- Я подготовился, - чувствую его усмешку, а перед глазами мелькает
квадратик из фольги.
Хочу повернуться, чтобы изменить положение, сесть ему на колени, но
он не позволяет. Толкает меня вперед, вынуждая впечататься грудью в
спинку дивана. Ладонь ложится под живот, а я кусаю губы, чувствуя первый
глубокий толчок. Мир сужается до габаритов этой комнаты. Закрываю глаза,
теряясь в довольно грубых, но ошеломительных ощущениях.
 
***
После свадьбы ничего не меняется, наши отношения становятся,
наверное, только лучше. Честнее. Я привыкаю к статусу – жена, готовлю
ужины, частенько навещаю бабулю и выбираюсь на прогулки с Любой.
Правда, последние, к сожалению, оказываются не настолько часто, как
хотелось бы.
Так пролетает лето, осень, и земля вновь покрывается слоем пушистого
снега, температура опускается ниже нуля, а морозный свежий воздух
окутывает легкие.
- Марина, куда вам елку ставить?
Гена разувается и только потом затаскивает с площадки почти
двухметровую ель, запах которой мгновенно распространяется по квартире.
- В гостиную, - делаю шаг назад, прижимая руки к груди.
 - Александр Николаевич сказал поставить, закрепить и помочь
нарядить.
- Спасибо, только закрепите, больше ничего не нужно, - улыбаюсь,
закрывая входную дверь.
Этот Александр Николаевич хочет отвертеться от моей идеи о
совместном украшении елочки, к сожалению, у него это не получится.
Поблагодарив Гену за работу, предлагаю ему чай, от которого он
отказывается и почти сразу исчезает.
Потрогав иголочки зеленой красавицы, набираю Люду, зазывая
встретиться в городе и поболтать, на что она охотно соглашается. К тому же
не так давно я сглупила и решила ей помочь. Соврала Саше, прикрыла ее
шашни с Лукьяновым, а позже поняла, что это был первый и единственный
раз. Больше такой оплошности я просто не могу себе позволить. Этими
действиями я подставляю мою семью, и Сашку в первую очередь.
Накинув пиджак поверх платья с высоким горлом и без рукавов,
застегиваю сапоги и, надев шубу, выхожу к лифтам. С Людой мы
встречаемся в недавно открывшемся ресторанчике, в паре остановок от
нашего дома. Почти нейтральная территория. Сдав одежду в гардероб,
миную зал, усаживаясь за столик, закидывая ногу на ногу и перелистывая
меню.
- Марина, здравствуйте! – Рита, девушка-официантка, уже стоит рядом,
сжимая в руках блокнот. - Выбрали что-нибудь?
 Меня здесь знают, с момента открытия я часто забегаю сюда обедать с
учебы.
- Да, но закажу чуть позже, я жду подругу.
Рита кивает и испаряется, почти сталкиваясь в проходе со спешащей
Людкой.
- Привет, - поцелуй в щеку, и Сашина сестра усаживается напротив.
- Привет.
- Блин, целый день бегаю по магазинам. Не хочешь, кстати, составить
компанию?
- Можно. Что за повод?
- Новый год, мать.
- Рано ты, я думала числа двадцать восьмого все купить.
- Зато елку уже поставила.
- Ты откуда… у Сашки была?
- Ага, братец там в трауре.
- Да боже, мы вчера так поцапались из-за этой елки, - прикладываю
ладонь ко лбу, - сначала из-за того, ставим или нет, потом из-за игрушек и
того, кто будет наряжать. Он обозвал меня девочкой-пятилеткой, - закатываю
глаза.
 - Саня, че тут скажешь, - Люда пожимает плечами.
Улыбаюсь, собирая волосы в низкий хвост.
- Ты подкрасилась, что ли?
- Освежилась, я думала, Галя тебе уже все в деталях рассказала.
- А я ее еще не видела, послезавтра поеду. Косточки тебе все перемоем.
- Смотрите не подавитесь.
Люда прыскает от смеха, помешивая кофе, которое нам принесли.
- Слушай, я попросить хотела, можешь прикрыть меня завтра, если
что…
- Опять?
- Марин, пожалуйста, просто скажи, что мы с тобой целый день
шатались по магазинам. Все.
- Снова с Лукьяновым встречаетесь.
- Марин, - опускает взгляд, - помоги. Я тебя прошу, ты должна меня
понять. Я не могу жить так, как живу.
- В трехэтажном кирпичном замке? - моя бровь ползет вверх.
- Без любви, с мужиком, который годится мне в отцы, из-за которого я
боюсь сделать лишний шаг. Я боюсь его, я ненавижу его, я…
Тру лицо, тяжело вздыхая.
- Я не хочу врать Саше, - перебиваю ее пламенную речь, - и вообще, вся
эта история очень и очень мне не нравится. Ломов вас живыми в бетон
закатает.
- Откуда эти страсти? - усмешка.
- Ты серьезно? Я с Дорониным почти год живу, и если он думает, что я
ничего не понимаю и не знаю, то это не есть так. Я все вижу и слышу, иногда
то, что мне знать совсем не обязательно, но, к сожалению, это происходит
само собой. И я не хочу, чтобы из-за тебя мне, Саше или моим родным
грозила хоть какая-то опасность.
- Муж и жена одна сатана, да?
- Просто вы все изначально записали меня в милую и ранимую девочку,
для которой самая большая проблема в жизни - это плохая оценка за экзамен
или сломанный ноготь.
Люда молча осматривает мое лицо и делает глоток уже остывшего
кофе.
 
- То есть не поможешь?
- Нет.
- А ты изменилась, Марин…
- Тебе кажется. И если ты любишь, то должна меня понять, я тоже
люблю своего мужа и не хочу, чтобы из-за тебя у него были проблемы.
 - Ну да, слушай, я совсем забыла, мне еще нужно успеть в ателье,
отдавала юбку, длина не моя.
- Конечно.
Мы наигранно вежливо прощаемся и расходимся по разные стороны.
Люда уходит, а я остаюсь в ресторане, вновь открывая меню. Хоть поем
тогда нормально, что ли.  В последнее время меня просто терроризирует
чувство голода, если так пойдет, то новогоднее платье придется покупать на
размер больше.
- Баженова, - писклявый голосок, - приветик.
Поднимаю глаза, проходясь по Анфиске взглядом. На ней кожаная
мини-юбка, белый свитер, ботфорты на высокой шпильке и короткая шубка.
Волосы распущены и завиты, губы, как и всегда, горят красным кислотным
пламенем.
- Привет.
День сегодня богат на «приятные» беседы. Мартынова нагло
усаживается за мой стол, раскрывая меню.
- Девушка, принесите нам коньячка, сто лет с подружкой не виделись.
- У меня нет желания распивать с тобой коньяк.
- Да ладно тебе, я же от чистого сердца хочу поздравить тебя с новым
статусом, ты же у нас теперь жена. Я, честно говоря, думала, что по залету, -
цепко касается взглядом моего живота.
- А ты умеешь думать?
- Смешно, Марин.
Официантка ставит на стол два коньячных бокала, разливая в них
жидкость. Смотрю, как стекло становится янтарного цвета, и поднимаюсь на
ноги.
- Мне пора, - не дождавшись ответной реакции, шагаю в гардероб.
Дома чувствую себя вымотанной, но счастливой. Саша приезжает
почти сразу, как я заваливаюсь на диван в гостиной. Слышу шум в прихожей
и останавливаюсь рядом с мягким кожаным пуфом.
- Как провела день? – мимолетный поцелуй.
- Нормально, прогулялась. Как твой?
- Вполне. Елку привезли?
- Ага, нарядить нужно.
- В смысле?
- Ну я же тебе говорила, что мы будем делать это вместе.
Доронин ухмыляется и снимает с запястья часы, закатывая рукава
рубашки, которая немного расстегнута.
- Ты голодный?
- Не очень. Кофе бы попил.
- Хорошо. Сейчас сделаю, мой руки.
 Пока Доронин отправляется в ванную, я варю кофе, режу рыбный
пирог, который привезла бабушка, и расставляю все это красивенько на стол. 
Сашка садится на стул, кидая в чашку пару кусочков сахара, пока я достаю
молоко из холодильника.
- Марин, - помешивая сахар.
- Что?
- Ты, случайно, не беременна?
- Нет, - хмурю лоб, - с чего ты взял?
- Только не обижайся, ты поправилась слегка…
- Ну да, я поправилась. Нужно худеть.
- Значит, не беременна?
- Нет.
Отворачиваюсь, сжимая коробку в руках. Честно сказать, меня это
беспокоит, мы давно не предохраняемся… я поправилась, сто раз делала
тесты, хотя смысл? Задержек у меня не было, все сугубо по графику - день
в день.  Да и поправилась я, скорее, из-за переживаний по этому поводу,
которые заедаю.
- Все нормально? – уточняет вкрадчиво.
Выдыхаю и поворачиваюсь к нему лицом.
- Да, все хорошо.
- Ладно, скажешь, когда захочешь.
С этими словами он спокойно откусывает пирог, запивая кофе, а мои
нервы трещат по швам. Я на грани какого-то невообразимого срыва, где меня
трясет от его безразличия.
- Истерика?
Доронин смотрит на разбитую чашку, которую я только что вытащила
из шкафа и уронила на гладкий темный кафель.
- Нет, - присаживаюсь на корточки, собирая осколки, они режут
пальцы, и я вижу выступающие капельки крови.
- Марина, - Саша сразу оказывается рядом, его ладони обхватывают
запястья, вынуждая подняться, - что происходит?
- Все нормально, - отворачиваюсь.
- Ма-ри-на.
- Ты хочешь ребенка?
- Что?
- Это же ненормально, почти полгода, а я все еще не могу забеременеть.
- Ты из-за этого, что ли? Нормально все будет, не сейчас, так потом.
- Тебе легко говорить, тебе же без разницы.
- Прекрати нести чушь.
- А разве нет? Тебе побоку, признай уже.
 Саша смеряет меня взглядом, разжимает захват и, ничего не ответив,
уходит в другую комнату, я же остаюсь стоять одна, посреди кухни у горки
разбитого фарфора.
Доронин
Кручу сигарету в руках смотря на Маринкину фотку в рамке, стоящую
на моем столе. В последнее время между нами разрастается какая-то
бездонная пропасть. Полтора года нервов и слез. Куча врачей, и бешеная
одержимость ребёнком, все мои слова о том, что нужно просто время,
воспринимаются в штыки. Что за каша у неё в голове понять трудно, и
кажется уже невозможно. Она видит во мне врага, не желая ничего слушать.
Да, я не скажу, что горю желанием завести ребёнка, слово то какое, будто
собаку...да, у меня множество других дел, о которых я думаю чаще и пекусь
гораздо больше. Но если Марине это нужно, если для неё это важно, то я
конечно же не против и готов терпеть ее неминуемые заскоки, правда теперь,
эта цель  превращается для неё в манию.
Сжимаю переносицу, прикуривая сигарету. Маринка и ее истерики не
единственная проблема....
Оборачиваюсь к Марату, он сидит в моем кресле широко раскинув
ноги. Настроен враждебно и тему разговора давно понял. Сучонок.
- Вы по жизни идиоты? Или это приобретенное?
- Дар, не перегибай.
- Если у этой дуры нет мозгов, то ты включи свои.
- Давай без оскорблений, все будет тихо.
Убираю руку в карман, отворачиваясь к окну. Я бы мог сейчас выбить
из Маратика дурь, но вряд ли это поможет. Делаю глубокую затяжку.
- Как Маринка?
- Не твое дело. Что с ментами?
- Прокормили местных.
- Хорошо, тебя вызывали на допрос?
- Еще вчера.
- А меня сегодня.
- Поедешь?
- Конечно. Хочу увидеть старого друга. Боренька в городе.
- В городе, - Лукьянов ухмыляется, сжимая в кулак шариковую ручку.
- Нужно побыстрее свернуть его деятельность.
- Мы над этим работаем.
- Без меня ничего не предпринимать.
- Да легко. Я погнал.
Марат поднимается с кресла и скрывается из моего поля зрения.
Чувствую прилив нарастающей злости. Пора выводить Яковлева из
игры, он вернулся в город месяц назад, и его уже стало слишком много,
московская закалка не прошла даром. Пора играть по-крупному, иначе он в
два счета обеспечит всем нам панихиду.
- Андрей, - повысив голос.
- Да, Александр Николаевич?
- Пожрать сообразите что-нибудь.
- Будет сделано.
- Накрой в зале.
Побарабанив пальцами по столу, забираю сотовый и выхожу из
кабинета, по пути нарываясь на Мартынову.
- Привет.
- Тебе того же. Чего приперлась?
- Посидеть в хорошем месте.
- Устроилась на нормальную работу? Или все по-старому, гребешь
бабло все тем же местом?
- Грубо, - морщит нос.
- Свали, - отодвигаю ее в сторону, широким шагом направляясь в конец
зала.
 
Домой приезжаю за полночь. Вешаю пальто в шкаф, чувствуя что-то
неладное. Ноги сами устремляются в спальню. Включаю свет, видя открытые
шкафы, разбросанные вещи…
Маринки дома нет, на столе чашка недопитого чая, какие-то
разорванные бумаги, пачка длинных сигарет, из которой вытащили только
две. Совсем там башкой стукнулась? На балконе пепельница и пара окурков,
перепачканных помадой, рядом рюмка, пахнущая коньяком.
Беру сотовый, набирая Ванду Витольдовну, и, на удивление, она
отвечает очень оперативно:
- Саша, приезжай скорее, я уже не знаю, что делать…
Слова повисают в воздухе, не нуждаясь в ответе. Выжимаю из тачки
максимум и через пятнадцать минут взбегаю по лестнице, занося руку над
дверным звонком. В башке уродливые, обгладывающие кости мысли.
Не успеваю нажать, бабушка оказывается быстрее, пропуская в
квартиру.
Внутри тихо, но это лишь на первый взгляд. Если прислушаться, то по
спине начинают ползти колкие мурашки. Тихие завывания вперемешку со
скулежом. Звук идет из Маринкиной комнаты.
- Что происходит?
Баб Ванда протягивает мне листочки с такой же печатью, как на тех,
что были разорваны в нашем доме. 
- Что это? - пробегаю глазами, но не могу вникнуть, ни черта не
соображаю. Текст не собирается воедино, только мутнеющие буквы.
 - Медицинское заключение.
- И?
В ответ тишина.
- Что это значит?
- Бесплодие.
- Чего?
- Она…
Баб Ванда упирается ладонью в стену, с шумом втягивая воздух. Если и
она сейчас сляжет, я точно свихнусь.
- Она в Москву сегодня летала, к новому врачу, а после обеда приехала
с чемоданом, кинулась в меня этими листами, - вздох, - и закрылась.  Не могу
больше слушать, Саш, сил нет, она целый день рыдает, не открывает. Я и
стучала, и говорила с ней, не знаю, что делать, - вытирает слезы, - это какой-
то ужас. 
- Я понял, - кладу бумажки на тумбочку в прихожей и, не разуваясь,
прохожу вглубь коридора, останавливаясь у двери, из-за которой доносятся
всхлипы.
- Марина, открой мне дверь! - говорю громко.
Звуки по ту сторону резко прекращаются, единственное, что я
улавливаю, это скрип кровати, он тихий и быстро рассеивается в воздухе.
- Открой дверь, или я ее вышибу. Ты знаешь, я это сделаю.
Она молчит, но через какое-то время щелкает шпингалетом. Толкаю
дверь и захожу в комнату. 
Вокруг валяющиеся вещи, разбитая ваза, порезанное платье, туфли.
Прохожусь пятерней по затылку и интенсивно растираю лицо ладонями. Все
кажется каким-то сном. Внутренностями чувствую ее боль и, словно наяву,
вижу, как она все здесь крушила.
Разворачиваюсь, а Маринка уже забилась в угол кровати, обняв себя
руками и уткнувшись лбом в колени.
Присаживаюсь рядом, распахивая полы пальто.
- Ты всех напугала. Поехали домой, слышишь?
Она смотря на меня красными заплаканными глазами. На лице немой
ужас, губы дрожат, а щеки испачканы тушью. Всхлипнув, вытирает влагу
рукавом свитера, смотря сквозь меня. Вроде я и ловлю ее взгляд, а вроде мне
это  только кажется.
- Зачем ты приехал? – настолько тихо, что я не сразу разбираю слова. -
Все кончено, я подаю на развод.
- Чего?
Это первое, что приходит на ум, потому как я офигеваю от
происходящего. Ее заявление пробивает на какой-то депрессивный смех.
Уголки губ ползут вверх, закрываю глаза на доли секунды и, выдохнув, вновь
смотрю на нее.
- Зачем? – говорю тихо, сохраняя визуальный контакт.
- Ты видел бумаги?
- Видел, но при чем здесь развод?
- Доронин, ты нормальный? – рот искривляется. - Это сейчас не
проблема, а потом тебе будет нужна нормальная семья и нормальная
женщина. Ты сам меня бросишь, поэтому я хочу сделать это первой.
Она говорит что-то еще, захлебывается слезами, но я не слышу.  В
какой-то момент ладонь тянется к ее лицу, накрывая рот, который несет
полнейшую чушь. Ее слова злят, гнев зашкаливает, разливаясь по телу
горячей магмой. Маринка вздрагивает от моего жеста, а зрачки расширяются.
- Что ты несешь?
Меня колотит, а ее заплаканный вид сдерживает бурю негативных,
способных на разрушение всего живого эмоций.
- Саш, ты должен понять, это…
- Прекрати, - резким движением подтягиваю ее на себя, - замолчи.
- Не надо, не трогай, - ладони упираются в мою грудь.
Но все сопротивление - пыль, грань уже пройдена, усаживаю ее к себе
на колени.
- Хватит, - повышаю голос, фиксируя затылок ладонью, - прекрати.
Мне нужна ты, со всем остальным, мы как-нибудь разберёмся. Это не
приговор! Успокойся.
Чувствую ее дрожь и слышу тихое поскуливание.
- Марина, - целуя заплаканное лицо, - Мариночка, я тебя люблю,
слышишь, - вытирая слезы, - я тебя очень сильно люблю. Не смей меня
бросать, - вдыхаю аромат ее кожи, - ты мне нужна. Всегда, что бы ни
произошло, понимаешь? Мы со всем справимся, абсолютно со всем.
Посмотри на меня, – крепче сжимаю ее запястья, - посмотри!
Она бросает затравленный взгляд, а пальцы робко касаются моей груди,
а глаза вновь наполняются слезливым блеском. Она кусает губы,
всхлипывает, прижимаясь ближе, крепче.
- Все будет хорошо. Родная, мы найдем лучшего врача, сделаем все
возможное, слышишь? Не плачь, я же рядом. Я всегда буду рядом.
 
ЭПИЗОД ШЕСТОЙ: ШАХ И МАТ; ГЛАВА 1
Марина
Это страшно, когда тебе ставят диагноз бесплодие. Такого не
пожелаешь и врагу. Я отчаянно и искренне хотела ребенка, нормальную,
настоящую семью. Малыша от человека которого люблю, поэтому, узнав
такую правду, мечтала исчезнуть. Не портить ему жизни. Хотя, наверное, я
успела все испортить ещё до этого, мои истерики, слёзы, не желание
слушать, сделали своё дело отдаляя нас на тысячи километров . Но Доронин
не был бы собой, если бы не встряхнул меня и хорошенько не вправил мозги.
Два с половиной года метаний, постоянных полетов, поездок и слепого
отчаяния, когда вариантов практически нет, а шансы с каждым прожитым
днем все больше близятся к нулю.
Саша сделал многое, не дал опустить руки, нашёл кучу вариантов
врачей, поддерживал и не давал истерить. Постепенно я начала понимать, что
своим отношением к происходящему, лишь усугубляю ситуацию. Я должна
была принять данное и просто бороться ни смотря ни на что. Стиснуть зубы
и прекратить истерики...
Застегиваю сандалии, касаясь ладонью слегка выступившего животика.
Губы сами растягиваются в улыбке, когда ты все еще не веришь, что это
случилось. У нас получилось, все, что мне пришлось испытать, было не зря.
Наверное, это сродни чуду. Настоящему чуду, которого ты ждешь и слепо
веришь в то, что когда-нибудь оно исполнится. Мое свершилось вот уже как
три месяца. 
На последнем приеме у врача в Швейцарии я уже была полностью
разбита и ни во что не верила, сидела напротив стройной темноволосой
женщины, буквы на бейдже которой расплывались перед глазами от
вставших в них слез. 
Она просматривала мою историю, перекладывала листы с анализами из
стопки в стопку, а после пригласила на осмотр, сильно удивившись
увиденному. Одно ее слово тогда повергло в шок, но вознесло на верхушку
непередаваемой по ощущениям эйфории.
- Вы беременны.
Короткая фраза, от которой перевернулась жизнь. Я летела домой в
сопровождении пары охранников и не могла поверить, что это происходит со
мной. Разве так бывает? Десятки диагнозов, таблеток, выкачанных денег,
страшных слов, а теперь… теперь под моим сердцем зарождается новая
жизнь…
- Марин, ты не видела кроссовки?
Доронин вышел из спальни в распахнутой спортивной кофте.
- В шкафу, Саш, внизу в самом.
- Нету там.
- Если я найду… - приподнимаю бровь, шагая в комнату.
Сегодня мы едем в деревню. Сашина мама пригласила всех на тихие
семейные посиделки у костра. Все, что нам нужно, это забрать бабушку.
- Я сам поищу. Бабушка там готова?
- Да она еще с шести утра готова, это ты тут копаешься. Доронин, блин,
сколько можно собираться?
 - Отстань, о, нашел, - вытаскивает коробку с найками.
- Я надеюсь, ты не бросишь нас там одних, если тебе кто-нибудь
позвонит?
- Оставляю телефон дома, - демонстративно кладет сотовый на
тумбочку рядом с кроватью.
- Серьезно?
Это что-то новенькое. Касаюсь губ подушечками пальцев, с интересом
смотря на Сашку.
- Более чем. Все, поехали, вечно тебя ждать, - ухмылка.
- Саша!
- Не нервничай, - целует в лоб, а ладонь прижимается к моему животу.
Прикрываю глаза, упираясь носом в Сашкину ключицу. От него вкусно
пахнет, и я рада, что пока запахи не вызывают у меня негативных реакций.
Вообще, если быть честной, то все проходит более чем просто хорошо.
На улице теплый августовский день. Хочется улыбаться и греться под
яркими солнечными лучами. У подъезда нас ждет машина сопровождения,
она появилась недавно. Доронин почти всегда водит сам, но теперь его везде
преследует черный мерседес. Почему? Я не спрашивала, так как вряд ли он
скажет мне правду. Я тешу себя тем, что это нужно для статуса, хотя внутри
прекрасно осознаю, что это не более чем безопасность, при том, что
происходит и в чем варится мой муж, передвигаться одному уже давно
небезопасно. А недавно я узнала, что наша машина бронированная, Людка
ляпнула это случайно, о том, что была заказана целая партия подобных авто.
В нашем старом дворе нас уже ждут. Бабушка посиживает на лавке с
соседками, обсуждая все местные новости. Когда машины останавливаются
неподалеку от ее дислокации, она даже ухом не ведет, продолжая болтать.
- Вот она же нас видит, - Доронин упирается ладонью в руль, чтобы
посигналить.
- Видит, - смотря в том же направлении, - не нажимай, - морщусь.- Я
сейчас за ней схожу.
- Сиди, сам схожу.
В последнее время, впрочем, всегда так было… у Саши и бабули с
самого начала сложились свои, неведомые никому отношения. Вечные
шуточки в довольно грубой форме, переговаривания, когда со стороны
кажется, что эти люди на дух друг друга не переносят. Но если копнуть
глубже, я уверена, что Ба уже давно изменила свое отношение к Сашке и
нашему с ним браку. Думаю, колоссальную роль тут сыграли последние
месяцы и тот день, когда он забирал меня обратно домой. Честно, я почти не
помню, что тогда происходило. Разум был затуманен болью и горем, но
после этого у бабули изменился взгляд, теперь она смотрит на Доронина
совершенно иначе, хоть и продолжает нарочно действовать ему на нервы,
чтоб жизнь медом не казалась, фраза из ее репертуара.
А еще, думаю, таким образом она хочет привлечь к себе наше
внимание. Отец вернулся в Москву и не появлялся в городе уже давно. Я
стараюсь заезжать к ней чаще, но на фоне прошлых событий это не всегда
было возможно.
- Пока вас ждешь, помереть можно, - бабуля хлопает дверью, так что
стекла готовы вылететь.
- На холодильнике потренируйтесь, - парирует Сашка.
- Ты посмотри на него, где ты его выкопала, Маринка?
- Там таких уже нет, - Доронин усмехается и выезжает со двора.
Мы едем около получаса. Свекровь встречает нас на улице, крепко
прижимая меня к себе и перекидываясь с бабушкой парочкой возмущений в
отношении своего сына. Бабуля любит жаловаться.
- Я так рада, что вы приехали. Кстати, Люда тоже заглянула, - женщина
тепло улыбается от упоминания дочери.
- Одна? - недовольный голос мужа за спиной.
- Одна…
- Ладно.
- Саш, - толкаю его локтем в бок, но он не реагирует.
Начинается суета, но я ее почти не касаюсь, а если быть точнее, то мне
не дают ничего делать. Пока женщины накрывают стол, режут овощи и
болтают о насущном, я сижу на улице в уютном кресле-качалке.
Доронин разжигает костер, попивая пиво.
- Бездельница, - его ладони ложатся на мои плечи.
- Не-а, - целую шершавый подбородок. - Ты когда побреешься?
- Как родишь, так и побреюсь.
- Ужас какой.
- Нормально.
Бабушка выносит на улицу тарелки и ставит на стол графин
клюквенного морса.
- Санька, вот родит она тебе девчонку, вешаться будешь.
- Это почему?
- Так если девка родится, моя же копия будет, связь поколений.
- Да не дай бог, вас и одной, - проводит ребром ладони по горлу, -
много.
- Хорошего ты себе мужика, Маринка, нашла, культурного.
- Бабушка, - улыбаюсь, покачивая головой.
Пока они спорят, я задумываюсь, кого бы хотела, но, как и сто раз до
этого, прихожу к выводу, что мне без разницы, главное, чтобы ребенок был
здоров.
 - Привет! - Людкин голос раздается неожиданно, и она грациозной
походкой проскальзывает через приоткрытую калитку.
- Привет, - киваю, делая глоток из стакана.
Сашка пробегает по сестре взглядом и ничего не говорит. У него по
отношению к ней полнейший игнор, вот уже почти полгода. Не знаю точно,
что произошло, но уверена, он в курсе ее похождений с Маратом. Лукьянов,
кстати, уехал в Москву, еще в апреле. Только интересно, его ли это был
выбор?!
- Чего застыла? Давай помогай, - вставляет свои пять копеек ба, - давай-
давай.
- Ладно, - отмахивается и садится в кресло напротив моего, - рада тебя
видеть.
- И я.
- Давно мы не общались. Поздравляю, - смотрит на живот.
- Спасибо.
- Марин, - понижает голос, - ты прости меня, я тогда была не права.
- Все нормально.
Люда тянется ко мне, раскрывая объятия.
- Лю-ю-юд, - протягиваю, чувствуя подступающие слезы.
- Спасибо, что хоть ты… - шепотом.
Но стоящий над ней Сашка все слышит.
- Завязывай давить ей на жалость. Тебя помочь просили.
Люда, нахохлившись и поджав губы, уходит в дом.
- Саш, так нельзя.
- Нельзя? Эта дура… не важно, - выдох, - все, что происходит, она
заслужила.
- Может быть, но она же тебе не чужой человек…
- Это не имеет значения.
Я не спорю, а смысл? Если он что себе и вбил в голову, переубедить его
будет невозможно.
- Марин, может, кепочку принести, тебе не напекло?
- Нет, что вы, все хорошо.
Свекровь улыбается, но в глазах тоска.
- Тяжело видеть, когда твои дети становятся врагами.
- Все будет хорошо, Сашка отходчивый…
- Дай бог. Как ты? Я так за тебя переживаю, столько за этот год
произошло.
- Нормально, страшно немного, но уже лучше.
- Бояться - это нормально, - ладонь касается моего плеча, - ты у нас
такая сильная.
Чувствую, как мои щеки розовеют, и я начинаю теряться в ответах.
 Остаток дня проходит под эгидой мира и любви, ну почти, если не
брать в расчет Сашкины метания из-за отсутствующего телефона. Иногда,
мне кажется, что у него началась настоящая ломка за неимением
возможности все контролировать.
- С домашнего позвони, - шепчу, прижимаясь к нему ближе.
Мы сидим на скамейке рядом со столиком.
- Смешно.
- Саша, - закидываю ноги на его колени, - так хорошо, спокойно, -
вдыхаю свежий деревенский воздух.
Здесь пахнет скошенной травой, водой от недалеко бегущей речки,
костром и душевными разговорами, а на небо уже опустились сумерки.
- Не замерзла?
- Не-а. Мы давно вот так не выбирались.
- Было как-то не до этого, - опускает взгляд. - Все хотел спросить, а ты
кого больше хочешь, мальчика или девочку?
- Мне все равно, а ты?
- Пацана наверное...Пошли в дом, комары достали, - поднимается,
протягивая мне руку.
Встаю следом, желая присутствующим хорошего вечера.
В комнате перво-наперво принимаю душ. Жаркий день дал о себе
знать, да и к тому же очень хочется смыть запах дыма, окутавший волосы.
- Марин, - вздрагиваю от неожиданных прикосновений.
Саша прижимается всем телом, вставая под душ рядом со мной. У него
прохладные руки, это очень чувствуется на контрасте с теплой водой.
Запрокидываю голову на его плечо, трепеща от коротких поцелуев в шею,
лицо. Ладони обхватывают грудь, слегка сжимая и пропуская возбужденные
соски между пальцев.
- Я. Тебя. Хочу.
Чувствую его нетерпение, касаюсь запястья, поглаживая.
- Родной, ты знаешь, что нельзя, - говорю тихо, закрывая глаза.
Врачи запретили секс на данном сроке, не знаю, сколько это продлится,
и, конечно, испытываю дискомфорт.
- Знаю, - разворачивает лицом к себе, находя губы, - поцелуемся?
Обвиваю его мощные плечи руками, привставая на цыпочки. Его язык
молниеносно проникает в мой рот, а губы пожирают.
Такой напористый, но в то же время до умиления нежный поцелуй,
крепкие объятия, окутывающие тело и разум.  Его пальцы поглаживают
спину, убирают с моего лица мокрые пряди, ласкают шею, а в моей голове
набатом лишь одно – то, насколько сильно я люблю этого человека.
 Наверное, это просто невозможно передать словами. У нас какая-то
стальная, пленяющая нас обоих связь. Она взаимна и с каждым днем
разрастается все больше несмотря ни на что.
 
Доронин
Это странно - смотреть на Марину и понимать, что внутри нее
формируется новая жизнь. Человек. Пока это все еще не укладывается в
голове и совсем не осознается. Она меняется с каждым днем все больше.
Происходящее сейчас - для нее важнейшее событие. Но, несмотря на это, я
прекрасно понимаю один-единственный неоспоримый факт - сейчас ее
беременность не совсем кстати. Изменения и то, что разражается  вокруг нас,
оставляют желать лучшего.
Выхожу из машины под осенний моросящий дождь. Перед глазами
местная прокуратура, скоро я буду здесь как дома. Чем дальше прет Аккорд,
тем больше становятся риски. Он уже занял мэрское кресло, чем неплохо
обезопасил нас всех. Но Яковлев все равно никак не может успокоиться, к
тому же теперь они работают в тандеме. Папочка и сыночек, бл*дь.
Поднимаюсь на второй этаж, без стука открывая дверь.
- Боря, как я рад нашей встрече, - улыбаясь, прохожу вдоль кабинета,
останавливаясь у окна.  
- Не могу ответить взаимностью.
Борька убирает в стол папку и прикуривает сигарету.
- Чего хотел-то?
- Лукьянова вчера взяли с наркотой.
Прижимаю пальцы к губам, слегка приподымая бровь.
- Много?
- Хранение пришить хватит.
- Так и чего звал? – беру стул, ставя тот спинкой к оппоненту, и сажусь,
широко расставив ноги.
- Могу его отмазать по старой дружбе.
- Боря, Боря, а ты не меняешься.
- Не за так, конечно.
- Само собой. Чего изволите?
- Слей Аккорда, ты же все равно метишь на его место. Устрани
конкурента нашими руками, и всем будет радость.
- В какой микрофон ответ давать?
- Что?
- За идиота меня не принимай. У тебя уже холоп на низком старте,
чтобы Ломову запись слить. Мне и в своем болоте хорошо, я на
Аккордовское место не претендую. Он у нас теперь администрация, мне туда
совсем не по пути.
 - Ну да, ну да. Значит, Маратика посадят…
- Значит, посадят, - пожимаю плечами. - Это все? Пропуск подпишешь?
Боря берет листок, поднося ручку, но задерживает ее в воздухе.
- Как Марина?
- Лучше не придумаешь. Каракулю ставь, я спешу.
- Недавно ее видел, у нее было печальное лицо.
Провожу кончиком языка по зубам, прикусывая щеку.
- Я сам, когда тебя увидел, опечалился, внешний виду тебя оставляет
желать лучшего.
Боря хмыкает и размашисто расписывается на бланке.
- Можешь идти.
После эпичной встречи мне звонит Ломов, просит приехать, а через час
я сижу в его приемной, ожидая, а хрен знает, чего я тут жду.
- Можете проходить, Петр Викторович освободился, - секретарша
пропискивает приглашение своим высоким голоском.
В кабинете накурено, и открытое окно не спасает от удушающего
запаха табака. Аккорд сдавливает сигару пальцами, прижимая ее к губам.
- Добрый день, - сажусь в кресло напротив.
Короткий кивок.
- Что-то случилось?
- Лукьяна взяли.
- Я уже в курсе.
- Конечно, ты в курсе, и я уверен, откажешься от помощи моего
знакомого из наркоконтроля. Сам, Доронин, Маратика туда упрятал, сам, -
усмешка.
- Я просто безобидно выключил его из схемы. У него вместо мозга уже
давно герыч.
- Пристрелить рука дрогнула?
- Не мой метод.
- Ну да, ты у нас все тихо-мирно решаешь. Может быть, и мне стоит
начать тебя опасаться.
- Это уже исключительно на ваше усмотрение, - растягиваю губы в
улыбке.
- Или же ты сделал это, потому что знал, что твоя сестра тр*халась с
ним у меня за спиной.
Сглатываю, я понимал, что он узнает рано или поздно, конечно, для
меня лучше было поздно.
- Ее уже нет в городе, - блефую, - не нужно ее искать, она здесь больше
не появится. Я очень надеюсь, что наши с вами отношения от этого не
пострадают.
 - Правильно надеешься, я могу и раздавить. Но твоя шлюха сестра мне
и так уже приелась.
Аккорд ухмыляется, давит на нервы, вынуждает выйти из себя,
вспылить, дать ему повод, но я не дам, ни за что.
- Ладно, вот и отлично, - убираю руки в карманы, поднимаясь с кресла.
- Можешь идти.
Выйдя из приемной и спустившись на улицу, сразу звоню этой идиотке
и ору, чтобы собирала барахло. Лично отвожу ее в аэропорт и покупаю билет
до Москвы, а уже оттуда в Мадрид.
Людка не успевает за моим широким шагом, вечно спотыкается, и
несколько раз мне приходится ловить ее под локти.
- Саша, это надолго?
- Не знаю.
- Что с Маратом?
- Ничего хорошего.
- Ты же ему поможешь?
- Я помогаю тебе! И этого должно быть за глаза, - повышаю голос.
- Саша, - вцепляется в запястье, останавливаясь на месте, - пожалуйста,
помоги ему. Ты же знаешь…
- Регистрация началась, - отрываю от запястья ее пальцы, - иди в
самолет.
- Саш…
- Иди.
Люда облизывает губы и, обреченно кивнув, делает шаг вперед.
Не прощаюсь, но уезжаю, лишь удостоверившись, что она села на
рейс. Домой прихожу за полночь. Марина уже спит, а у меня этого сна нет ни
в одном глазу. Разогреваю остывший и оставленный на столе ужин, наливаю
чай, пока тот кипятится, выхожу на балкон покурить.
Сегодня Боря попал в цель, конечно, я хочу занять место Аккорда, для
этого у меня есть все шансы. Главное, грамотно его убрать, и пока все идет
по плану.
- Саш, - Маринка включает свет в прихожей и медленно топает на
кухню.
- Привет, - целую.
- Ты чего здесь, - зевает, - гремишь?
- Ем. Ну почти ем.
- Ясно. Разогреть?
- Да я сам, ложись.
- Ты меня разбудил. Теперь я тоже хочу есть, - заглядывает в
холодильник. - А персиков нет? –  протяжный вздох. – О, творожок, -
вытаскивает пачку. - Ты так поздно, - засовывая ложку в рот, - я тебя ждала,
ждала и уснула.
- В следующий раз не жди.
- Я завтра к врачу.
- Что-то случилось?
- Нет, плановый осмотр.
- Ты решила, где будешь рожать?
- У Григорьевой, она хороший врач…
- Нет, думаю, лучше в Москве, один хороший знакомый, у него своя
клиника - так вот он посоветовал рожать…
- Ты хочешь меня отправить отсюда подальше?
- Что за бред?
- Что-то происходит?
- Марина, ты чего? Все в порядке, - целую ее в лоб.
- Точно?
- Конечно, просто наши врачи у меня не вызывают доверия. Да и
условия в той клинике гораздо лучше.
- Ну ладно, как раз с папой увижусь, поеду за пару недель до родов.
- Через неделю.
- В смысле?
- Нужно будет пройти осмотр, возможно, полежать на сохранении, я
уже разговаривал с врачом, рассказывал о том, как тяжело нам было, поэтому
лучше перестраховаться. Тебе необходимо быть под постоянным
наблюдением специалистов.
- То есть ты останешься здесь, а я буду в Москве?
- Я буду прилетать, часто. Чай сделаешь?
- А может, ты мне?
- И кто из нас уставший пришел с работы?
- А я беременная.
- Железный аргумент, - касаюсь ее животика и достаю чашки.
Маринка устраивается на стуле и уже жует что-то из моей тарелки.
- Слушай, давай на выходных съездим в деревню. Людку позовем…
- Она улетела.
- Надолго?
- Думаю, да.
- И куда?
- В Испанию.
- А что она там забыла?
- Хочет начать все с чистого листа, - пожимаю плечами. - Пирожное
будешь?
- Ага, - кивок. - Жаль, даже не попрощалась.
 - Думаю, позвонит еще. С завтрашнего дня с тобой везде будет ходить
человек, это временно.
- Ладно.
Марина поджимает губы, не озвучивая своих дальнейших мыслей.
- Это чисто для моего спокойствия, чтобы я всегда знал, где ты и что с
тобой происходит, - добавляю, пытаясь развеять ее страхи и надуманные
страхи.
- Это открытая слежка, но я потерплю. Са-а-аш, а ты думал про имя?
- Нет. Мы же решили не выяснять пол.
- Ну и что, имя нужно придумать. Если девочка, то Александра, как
мама, ты не против?
- Буду говорить всем, что в честь меня. Шучу, конечно, я не против.
Маринка хохочет, придвигаясь ближе, как только я сажусь за стол.
- А если мальчик, то Даниил, красивое имя, солнечное. Даня, -
протягивает буквы, широко улыбаясь, -  и с отчеством созвучно.
- Договорились.
Пока Марина на пару минут уходит в ванную, выхожу на балкон,
набирая Бориса. Все же нам стоит кое-что обсудить.
 
ГЛАВА 2
Марина
Пошел восьмой месяц, живот округлился до небывалых размеров, и чем
ближе мы подходили к дате родов, тем больше я переживала. Как и сказал
Доронин, через неделю мы улетели в Москву, Саша пробыл здесь со мной
две недели, а после все же вернулся домой. Мы виделись довольно часто, но
мне, конечно, этого было мало, поэтому он прикомандировал сюда и бабулю.
Этакая моральная поддержка, так, темными зимними вечерами, мы связали
малышу пакет пинеток и шапочек всевозможных цветов, потому что не
знали, кого ждем. 
Но буквально вчера мое страдальческое состояние достигло апогея.
Сашка не мог вырваться, а у меня было бешеное желание его увидеть.
Настолько, что я не задумываясь купила билет на самолет и решила
преподнести ему сюрприз. Всего пару дней, которые я там пробуду, не
сделают хуже. Зато мое моральное состояние улучшится.
- Марин, носки бы потеплее надела, - бабушка, стоящая у меня за
спиной с шерстяными гетрами в руках, тяжело вздыхает.
- Может, валенки сразу?
- Вот вредная ты девка, послушала бы бабку.
- Бабулечка, ну мне жарко, правда.
- Ой, получишь ты от Саньки за свою самодеятельность. Ой получишь!
- Я соскучилась, а у него вечные дела.
 - Давай хоть с тобой полечу.
- Ба, ну чего тебе туда-сюда мотаться? Я вон с Геной.
Гена - это двухметровый детина, ставший моим охранником. Поначалу
мне было до ужаса некомфортно и неуютно в его присутствии, а после я
незаметно для себя к нему привыкла, да так, что теперь больше
воспринимала как подружку. Конечно, он до сих пор противится нашей
болтовне, но достойно принял свою участь.
- Ой, ладно. Ты хоть позвони мужу-то.
- Я из самолета, чтоб уже наверняка, якобы лечу и самолет не
развернуть.
- Ясно, смотри не роди там в воздухе.
Бабушка веселится, а вот мне не до смеха. А что, если роды начнутся
раньше, а если Доронина не будет в городе… боже, лучше вообще обо всем
этом не думать. Весь мой план - хлипкая авантюра, без царя в голове, но я
уже решила.
Просто я должна его увидеть. Когда его нет рядом, я молюсь лишь об
одном - пусть с ним все будет хорошо. То, как мы живем, – страшно. Я так и
не смогла привыкнуть к нашей жизни, к состоятельной, сытой жизни, в
которой ты постоянно находишься на пороховой бочке. Доронин, конечно,
ограждает меня от всего происходящего, да я и никогда никуда не вникаю, но
город маленький, и слухи всегда расползаются сами собой. Иногда такое
услышишь, что кровь в жилах стынет. Возможно, поэтому сейчас я и в
Москве.
Саша, конечно, отшучивается, говорит, что я придумываю, что это
глупости, но это далеко не так. За время, что мы вместе, я успела выучить его
перепады настроения, так вот когда он так говорит, значит, все точно плохо. 
- Марин, готова?
- Ага, - натягиваю шубу и шапку.
Мы спускаемся во двор и медленной переваливающейся походкой
топаем к машине. Не позволяю ба поехать с нами, потому что, зная ее, такси
она не вызовет и будет потом добираться домой своим ходом, электрички,
автобусы, а ей уже давно не тридцать и даже не шестьдесят.
Перелет проходит спокойно, настолько уравновешенно и тихо, что все
время нашего путешествия я сплю. Кстати, до Сашки я так и не дозвонилась,
он не абонент, и это напрягло.
- Марин, - Гена подал мне руку на трапе и помог сесть в пригнанную
машину, - Александра Николаевича в городе нет.
- В смысле?
Вот и устроила сюрприз.
- Он вчера улетел, сказали, на пару дней.
- Блин, ну вот почему мне так везет?
 - Надо было изначально не делать секретов. Вас домой?
- Не, давай в ресторан, поедим хоть.
- Хорошо.
В «Сапфире» играет тихая музыка, а вот от неподалеку сидящей
женщины несет резкими, вызывающими тошноту духами. Прикрываю рот
ладонью и говорю  принести обед в Сашкин кабинет. Надеюсь, это не
выглядит так, словно, пока мужа нет, я пытаюсь показать свою значимость?
У дома прошу Гену заехать за мной утром, хочу навестить свекровь.
Мы прощаемся у подъезда, Гена уходит, я же копаюсь в сумочке в поисках
ключа, а на плечо ложится чья-то рука.
- Гена, я же тебе сказала, можешь идти, я тут сама! - говорю
раздраженно.
- Девушка, пройдемте с нами.
Оборачиваюсь, вздрогнув от нежданно чужих голосов. За спиной двое
мужчин в милицейской форме.
- Пройдемте с нами.
- Что? – роняю наконец-таки найденные ключи, которые теперь летят в
снег.
- Доронина Марина Юрьевна?
Киваю.
- Пройдемте.
- Объясните, куда вы хотите меня отвезти?
- Слушай ты, подстилка бандитская, - сержант подается вперед, - не
тебе нам вопросы задавать, – насмешка и глаза, полные презрения.
- Погоди, - второй одергивает.
- Чего ждать? В бобик ее.
- Руки свои от нее убрал, - Гена, как скала, появляется передо мной,
полностью заслоняя собой.
В руках сержанта пистолет.
- Только дернись, урод, - тычет дулом в Гену, - пристрелю.
Завязывается потасовка, всего какая-то доля секунды, и меня оглушает
выстрел, накрываю уши ладонями, почти падая на землю, кажется, время
останавливается. Меня начинает трясти, поднимаю голову, смотря на
охранника, который лежит лицом вниз. На снегу кровь, пытаюсь встать,  но
не могу, полная потеря ориентации. Сжимаю в ладонях ледяные горсти
снега, слыша стук собственных зубов. Меня с натиском ставят на ноги,
заталкивая в машину, оглядываюсь, вцепляясь пальцами в решетку, и не могу
перестать смотреть на лежащего в снегу Гену. Кроткий всхлип и закусанные
до боли щеки. Они его убили? Сердце рвется из груди как ненормальное,
отбивая удары. Глаза заполняют слезы, и я слышу собственный вой,
инстинктивно прикрывая живот.
 - Заткнись, - громко и грубо откуда-то из-за руля, - прекрати скулеж,
сука.
Зажимаю рот ладонью, нащупывая телефон в кармане шубы. А толку?
Что мне делать? Что будет дальше?
Одно радует, что меня действительно привозят в отдел и, дернув за
воротник, вытаскивают на улицу. Быстрые шаги, за которыми я еле
поспеваю, ругательства, смех. Страшно. У двери небольшого помещения, где
только приваренный к полу стол и стул, меня вытряхивают из шубы,
оставляя в одном вязаном платье и колготках. Внутри холодно. Открытая
форточка впускает все больше и больше зимнего воздуха, она высоко, и мне
не дотянуться, чтобы ее закрыть. На окне угнетающая решетка, обнимаю
себя руками, замирая посреди комнаты. 
Доронин уже должен знать, ему должны сообщить, он же все и всегда
знает. Часто дышу, пытаясь прийти в себя, но это не помогает, мне страшно и
больно, низ живота тянет. Глажу ребенка, умоляя успокоиться, говорю ему,
что все будет хорошо, но паника нарастает. Я упала, это могло привести к
самым ужасным последствиям…
Режущая боль пронзает тело, обволакивает, стискиваю зубы и подаюсь
к двери, начиная колотить по ней изо всех сил. Кричу, чтобы выпустили,
кричу, что мне плохо, но результата нет. Никакого результата. Отчаяние и
безнадега. Пальцы на руках холодеют, слезы застывают на щеках, а дрожь
становится верным спутником.
- Откройте, - умоляю сквозь слезы, захлебываюсь этой влагой, но
ответом служит лишь тишина.
Через какое-то время, когда за окном темнеет, а я забиваюсь в угол,
опершись на стену, дверь распахивается, и под тусклым светом настольной
лампы я вижу Бориного отца.
- Ну вот теперь можно и поговорить, - протягивает мне шубу.
Я жадно выхватываю из его рук одежду, заворачиваясь в мех. Я
замерзла, так замерзла, что почти не чувствую пальцев, а зуб не попадает на
зуб.
- Присаживайся, - галантно указывает на стул, - садись, я сказал, - голос
твердеет.
Сглатываю, делая так, как он говорит.
- Умница. Мариночка, ты меня знаешь, я тебя знаю… поэтому давай
без всяких непоняток. Ты мне не нужна, а вот твой муж, - оскал, - он все-таки
просчитался, не уберег тебя. Думаю, к утру Доронин уже будет в городе,
злой и жаждущий твоего спасения. И я ему дам такой шанс. Отпущу тебя, но
в обмен на кое-что другое. Ты прости, ребята слегка перестарались. Шубу
забрали и даже чаем не напоили. Но я их уже наказал.
- Мне нужно к врачу, - выплевываю, смотря на него исподлобья.
 - Придется потерпеть, милая, до утра. Как только твой муж будет здесь
и даст мне ответы, тебя отвезут к врачу. Тебя куда угодно отвезут, но это
если твой муж пойдет мне навстречу. Не плачь, все будет хорошо, он же тебя
любит. Любит ведь? – усмешка.
Отворачиваюсь, обхватывая живот руками, и прикрываю глаза.
Тошнота становится сильнее, а тянущая боль просто невыносима.
Хлопок, свидетельствующий о том, что я вновь одна.
Не знаю, сколько проходит времени, но чем дольше я здесь нахожусь,
тем ужаснее себя чувствую. В какой-то момент ловлю себя на мысли,
что ребенок больше не толкается. Сначала списываю все на панику и то, что
я внушаю это себе сама, а потом очень долго сижу не шевелясь, ожидая хоть
какого-то движения, но его нет.
Нет… нет, нет, нет, нет!
Вскакиваю, держась за стол, в глазах темнеет, ноги становятся
ватными, пытаюсь добраться до двери, но, оступившись, падаю на пол. 
Прихожу в себя уже в скорой, надо мной врачи, суета, поворачиваю
голову вбок.
- Очнулась.
- Отлично.
- Сердцебиение?
- Нету.
- Стимулируйте, родовую подготовили?
- Да.
Я слышу это в каком-то тумане и пока не осознаю, что в эту самую
минуту начинается настоящий ад.
Яркий свет ламп, голоса, мне делают укол, от которого я чувствую
прилив сил. Врач, упакованная в маску и халат, склоняется надо мной,
всматриваясь в зрачки.
- Помоги нам, милая.
- Что происходит? Что с ребенком? – сжимаю железные прутья стола.
- Внутриутробная гибель плода.
Три слова - и тишина. Она еще что-то говорит, но я лечу в пропасть, в
настоящее адское варево. Плашмя падаю в огненную лаву, чувствуя запах
паленой кожи. Наверное, меня больше нет. Физическая боль почти
неощутима. Я вижу манипуляции врачей, слышу далекие голоса, ощущаю,
как давят на мой живот, и кричу от душевной, раздирающей меня на куски
агонии. Все происходящее кажется пыткой, акушер орет, матерится, но я не
отдаю себе отчета уже ни в чем. 
Мой ребенок умер. Это набатом бьет в голове, но я не верю. Не могу
поверить. У меня схватки, я их чувствую, кричу, громко, с надрывом. Я же
рожаю, как он может быть мертв? Так же не бывает. Кусаю губы,
захлебываясь  вкусом собственной крови, а боль лишь нарастает, становится
нестерпимой, стискиваю кулаки, все еще надеясь услышать плач. Они же
ошиблись, просто ошиблись, щеки исполосовали мокрые дорожки, втягиваю
воздух, тужусь, и кажется, так по кругу.
- Все, - голос из ниоткуда.
Но как только я его улавливаю, сразу отключаюсь, так и не услышав
заветный плач.
 
ГЛАВА 3
Доронин
- Какого хрена? – останавливаюсь посреди улицы.
- Я ещё не выяснил, в области был, приехал в отдел, а здесь такое.
Поговорю с отцом, меня к ней не пустили, но я уверен Саня, без Ломова не
обошлось. Их после ресторана взяли, стукач у тебя завелся.
- Гена где? Я с него шкуру спущу.
- В реанимации, ему башку прострелили, но жить будет. Дурачком, но
будет.
- Не будет. Вытащи ее оттуда Боря, слышишь! Вытащи.
- Все нормально будет. Когда тебя ждать?
- Не знаю, я на Урале. Часов восемь. Если с ней что-то случится, я его
пристрелю, и мне будет плевать на наши с тобой договорённости. Слышишь
меня?
Убираю телефон в карман пальто, запрокидывая голову к небу. Надо
выдохнуть, подумать. Успокоиться и действовать трезво.
- Когда ближайший рейс? – оборачиваюсь к Марату.
Лукьянов маячит за спиной, правда, сейчас он совершенно на себя не
похож. Месяцы в колонии и пара дней на свободе. Большая рокировка была
сыграна на ура. Маратик все еще в тюрьме, но при этом сейчас стоит рядом
со мной. Он мне нужен, у нас с ним есть мотив и желание. Я помог ему, а он
поможет мне, да и себе тоже. Конечно, большую роль играет то, что это я
устранил Марата тогда, но я его и вернул, потому что так надо. Потому что у
меня есть план, которому приходится следовать, иногда не в угоду
окружающим.
Ведь чем дальше мы продвигаемся, тем опаснее становится игра.
Ставки растут с каждым днем. Я знаю, что не сегодня-завтра Ломов решит
списать меня со счетов, подстраховаться, поэтому должен быть первым.
Главное - внезапность.
- Через восемь часов.
- Значит, восемь, два полета, пересадка, еще два и четыре на тачке.
Сука, долго. Очень долго.
 -Ему ты нужен, не она. Он будет ждать, да и что они ей сделают? Он же не
отморозок…да и Борюсик, зря там бабло наше получает? 
-Ты сам знаешь, что Борька сам спит и видик когда меня закроет, только
руки коротки.
Восемь часов ожидания и невозможности что-либо сделать. Эта
яковлевская тварь поймала момент. Как я мог так просчитаться?
Дура! Дура! Зачем ты прилетела? Какого не позвонила?! Дура!
Мариночка, все будет хорошо, я из шкуры вылезу, но ни за что не позволю
причинить тебе вред,  противоречу сам себе и повторяю как мантру, пытаясь
в нее поверить. Но сейчас это даже в собственных мыслях звучит наивно. Я
так погряз в устранении Аккорда и всей его системы, что просто выпал из
жизни, не учел Яковлева, этот старый козел все еще хочет крови, хоть мы и
смогли договориться с Борькой, его отец решил играть в одиночку. Или же,
смотреть нужно в корень, на Аккорда.
Я его пристрелю, если с ее головы упадет хоть волос, я разорву всех на
куски.
Смотрю на часы, но стрелка сдвинулась всего лишь на минуту.
 - Сань, все будет нормально.
- Надеюсь, - сквозь зубы, - вот сука, бабу впутать.
- Сам знаешь, на войне все методы… хороши.
Растираю лицо ладонями, понимая, что Маратик прав, иногда наступает
момент, когда абсолютно все границы стираются в пыль.
В аэропорту душно, растягиваю ворот рубашки и сажусь в кресло,
упираясь локтями в колени. Дело близится к вечеру, до моего рейса час,
Марат же полетит другим. Он еще что-то говорит, но я отвлекаюсь на
телефонный звонок. Два слова, сжатые до белеющих костяшек пальцы, а
после летящий на пол мобильник.
Скулы изощренно сводит от боли. Звуки становятся острее, а сознание
мутнеет. Часто моргаю, ловя ртом воздух. Тишина. Очень тихо,
неестественно, как в могиле.
Был - и не стало. Вот так просто, за пару часов. Глаза застилает пленка,
и все вокруг становится мутным. Тишина поглощает, окутывая путами тьмы.
Я смотрю в одну точку и не могу пошевелиться. Мозг отказывается
реагировать хоть на что-то. Полное отключение от мира и Маринино лицо
перед глазами.
 - Ты чего? - вкрадчивый голос Лукьянова где-то на задворках сознания.
- Ребенок умер… - шепчу в тишину.
Пустота и непроглядная тьма, они затягивают.
Не уберег. Я не смог их сберечь. Раскачиваюсь из стороны в сторону,
слыша собственный смех. Громкий, надрывный, возможно, люди,
проходящие мимо, оборачиваются, но я не могу прекратить. Сжимаю кулаки,
запрокидывая голову. Чувство вины, тяжелое, просто необъятное, смешанное
с тошнотой. Я все еще не верю, не могу поверить, жду чуда, хочу, чтобы
телефон вновь зазвонил и это оказалось ошибкой, но он молчит.
Гипнотизирую темный дисплей и впервые в жизни не знаю, что делать. Что
мне делать, когда я приеду и посмотрю ей в глаза? Что мне ей сказать? Что
тоже больно? Мне больно, настолько, что трудно дышать… страшно. Мне
никогда не было так страшно. Это чувство притупилось со временем, почти
исчезло, а сейчас вновь вылезло наружу, поглощая все существо. Пальцы
дрожат, смотрю на блестящее золотое кольцо и вижу в нем Маринино
отражение.
Сдавливаю виски, растираю кожу, смотря сквозь окружающие меня
предметы, сквозь время, которое остановилось.
Выдох. Поднимаюсь с кресла, делаю несколько шагов, разворачиваюсь,
беру телефон рваными движениями, совершаю пару звонков, стараясь не
думать о произошедшем, но это невозможно и уже никогда не станет
возможным. В голове набатом лишь одно – смерть. Уничтожить всех, кто к
этому причастен. Каждого.
Оставшиеся часы как в тумане, кровавое марево, затмевающее разум, и
изощренные планы мести. Пыток, таких, от которых стынет кровь даже на
словах. Обостренные чувства требуют чужой боли, требуют отмщения, и я
его получу. Выпью все до капли.
А дальше посадка, Москва, еще один перелет, аэропорт и четыре часа
до города. Машину заносит на поворотах, скорость достигает пика, снегопад
застилает обзор, и мне кажется, что чем меньше километража остается, тем
сильнее замедляется время. За окном непроглядная ночь, с момента, как я
узнал о том, что произошло, прошли почти сутки.
На входе в больничку, в широком обшарпанном коридоре, которой
пропах зеленкой и спиртом, меня встречает мама. На ней халат, белый халат,
режущий глаза. Открываю рот, но не могу сказать, сформулировать мысль.
- Саша, - прижимает ладони к груди. - Она в реанимации, потеряла
очень много крови, был разрыв матки. Ей провели операцию,  сказали, что
ребенок умер еще до того, как ее привезли в родильное.
- Она в сознании?
- Да, утром пришла в себя.
Закрываю глаза, чувствуя озноб.
 
- У нее была истерика, она так кричала, - сглатывает, опуская взгляд. -
Меня не пустили в реанимацию. Сашка, Господи, какая беда.
Мама вытирает слезы, а я не могу даже пошевелиться. Просто стою и
смотрю сквозь ее хрупкую фигуру.
- Где она? - без эмоций.
 - Второй этаж, - вздох, - ей сделали переливание, у нее шок,
ослабленный иммунитет, врач сказала, что пока не стоит…
- А ребенок?
- Я не знаю, ее сразу перевели сюда, и…
- Главврач где или кто тут у них?
Мама качает головой, а мне становится жутко. Ребенок еще здесь? Они
же не могли…
Взбегаю по лестнице на третий этаж, вскользь улавливаю таблички на
дверях и останавливаюсь у той, которая мне сейчас необходима. Без стука
распахиваю дверь, а женщина, сидящая за столом, поправляет очки, пробегая
по мне презрительным взглядом.
- Вам чего?
- Ребенок где?
Она откладывает документы, опускает взгляд, подтягивается,
выпрямляет спину и поднимается со стула.
- Вы Доронин?! – берет телефонную трубку, нажимая на кнопки. -
Леонид Константинович, зайдите ко мне. Нужно отвести человека в морг.
Наблюдаю за ее действиями, она взволнована, значит, точно знает, кто
я.
- Вас сейчас проводят, - сглатывает и открывает форточку, ежась от
задувающего в нее ветра.
Тру лоб рукой, сжатой в кулак, пробегая глазами по небольшому
кабинету.
В дверь стучат, на пороге появляется широкоплечий детина в
медицинском халате. Мы выходим на улицу, минуем несколько больничных
корпусов, быстро оказываясь в коридоре с приглушенным освещением.
Здесь холодно, а воздух напитан запахом формалина.  Акустика
зашкаливает, и я слышу каждый шорох. То, что я увидел после, такое не
передают словами, а лишь чувствуют…
Сначала тебя накрывает волной неверия, ты долго смотришь, смотришь
с мыслями о том, что все это неправда. После охватывает жуткий шок,
сменяющийся страхом и болью. Сильные, разрывающие тебя на куски
импульсы подавляют сознание и какой-либо мыслительный процесс. По телу
разливается агония и невероятное, удушающее чувство вины. Ты ловишь
себя на мысли, что не можешь уйти, потому что это неправильно, если ты
уйдешь, значит, бросишь?!
Смотришь, смотришь, не в силах сдвинуться с места, а в какой-то
момент берешь на руки уже холодное, посиневшее тело.
На улице зажимаю сигарету зубами, медленно поднося к ней
зажигалку. Затягиваюсь, запрокидывая голову к небу. Меня до сих пор
трясет, пальцы дрожат, а в глазах стынут слезы. Прикрываю их и достаю
мобилу. Нужно позвонить. Хриплым голосом заказываю детский гроб,
сжимая в кулак ключи от машины, они режут ладонь, и алая кровь капает в
снег.
Оглядываюсь. За забором и по периметру мои люди, больничку давно
оцепили, всех входящих и выходящих досматривают. Возвращаюсь в
отделение.
Мама сидит напротив двери в Маришину палату, обнимает себя
руками.
- Я хочу ее увидеть, - провожу ладонью по голове, пропуская волосы
между пальцев.
- Саш, нельзя, ты же должен понимать…
- Когда будет можно?
- Давай подождем еще хотя бы сутки. Ладно?
- Здесь можно остаться?
- Здесь можно.
Тут я и провожу следующие сутки. Брожу из стороны в сторону по
узкому коридору и иногда выхожу покурить. Телефон разрывается от
звонков, но я не беру трубку, игнорирую все происходящее вне этого места.
Когда прилетел, думал, буду рвать на куски, а по факту не могу отлучиться
от нее и на секунду.
Через сутки наконец-то вижу жену - бледная кожа, темные круги под
глазами и потерянный взгляд. Переступаю порог палаты, но она никак не
реагирует. Просто смотрит в потолок, смотрит и не шевелится, только
изредка хлопает глазами.
- Марина, - придвигаю стул и сажусь рядом.
Пальцы теребят край рукава белого халата, меня бросает в холодный
пот, а Марина медленно поворачивает голову. Взгляды встречаются, и я
вижу в ее глазах боль. Только боль и скорбь. Она опустошена до капли.
- Почему ты не пришел? – облизывает сухие губы. - Я ждала, думала,
ты придешь и спасешь нас. А ты не спас, - прикрывает глаза, покачивая
головой, и я вижу, как на щеках медленно образуются дорожки слез, - не
пришел. Почему ты не пришел? Ты же мог, мог! - замогильный голос
превращается в крик. - Ты же все можешь, Доронин! Почему ты нас не спас?!
- у нее дрожат губы, ее колотит, она плачет с надрывом и не может
остановиться.
Молчу. Смотрю на все, что с ней происходит, и не могу пошевелиться.
- Прости, - отворачиваюсь к окну и поднимаюсь со стула, продолжая
слышать завывания ее тоненького голоса в ладони, закрывшие лицо.
Эти звуки убивают. Хочется покурить, атмосфера уничтожает меня
полностью.
 Сжимаю-разжимаю кулаки и возвращаюсь к койке, аккуратно
обхватываю тонкие запястья, убирая руки от ее лица, склоняясь ближе.
Марина смотрит широко распахнутыми глазами, всхлипывает. Обнимаю,
упираясь носом ей в шею, втягиваю запах, чувствуя, как ее пальцы
вцепляются в мои плечи.
- Марин, я не знаю, что говорить. Прости меня, но я не знаю, что мне
сделать. Я не знаю…
- Не уходи, - шепотом. - Останься со мной. Мне страшно, мне так
страшно. Я убила...понимаешь? Это из-за меня. Это я убила нашего ребёнка.
Я!
-Тише, ты ни в чем не виновата, поняла?! Ни в чем.
Я сижу с ней до глубокой ночи, пока Марина не засыпает. У нее
тревожный сон, она мечется по подушке, часто просыпается, кричит, плачет,
а я просто сижу рядом. Во мне почти не осталось сил. Смотреть на все
происходящее становится все труднее, словно у меня раз за разом вырывают
сердце.
 
ГЛАВА 4
Марина
Плачу, все лицо залито слезами, но я не могу остановиться. Чувствую
его тепло, запах, до боли в пальцах стискиваю плечи, но не могу прекратить.
Голова кажется тяжелой, ее ломит от болей, а тело - оно словно чужое.
Поднимаю руку и не понимаю, как это делаю.
Саша постоянно рядом, он не отходит ни на шаг, но чем больше
проходит времени, тем четче мои мысли, я медленно начинаю его
ненавидеть, винить во всем произошедшем. С каждой прожитой секундой
моя злость становится все более не управляемой.
В голове набатом: «Ты мне не нужна, а вот твой муж… он все-таки
просчитался, не уберег тебя». Эта фраза не отпускает, я вторю ее как
заклинание, понимая, что она правдива. Она с точностью отражает нашу
реальность. Поэтому к концу третьего дня я не хочу видеть Доронина здесь.
Хочу, чтобы он исчез, ушел, испарился. Я его презираю, ненавижу, потому
что все из-за него, из-за того, что он делает.
Нельзя убивать людей и остаться безнаказанным. А я, я была рядом,
любила того, кто уже давно потерял человеческий облик, значит, я тоже
причастна. Я все знала, а если не знала, то непременно догадывалась, и вот
теперь лично пожинаю плоды. Мой ребенок - жертва  беспредела своего
отца. Наказание. Он умер, его больше нет, а тот, кто не ценит человеческой
жизни, сидит здесь, передо мной.
Доронин подает мне воду, что-то говорит, но я не слышу, сглатываю,
поднимая взгляд к его лицу. Сашка замолкает.
 - Уйди.
- Что? 
- Уходи, пожалуйста. Я не могу тебя видеть Саша, не сейчас.
- Марин, я…
- Саша, я тебя умоляю, пожалуйста, - зажимаю рот ладонью, ловя в нее
крик.
Доронин оставляет стакан на тумбочке и молча выходит за дверь. Я
ненавижу его ровно так же, как и себя.  Если бы я осталась, если бы не села в
самолёт...но я села. Как мне с этим жить? Как? 
Сейчас я думаю, что все закончилось, что хуже уже не будет, но я
ошибаюсь. После обеда в палату врывается бодрый Борисов Николай
Валерьевич, который прилетел из Москвы. Это в его клинике я наблюдалась,
живя в Москве. Меня перевозят в другой кабинет, включают лампы, какие-то
приборы, где он проводит осмотр. У него холодные руки и почему-то именно
сегодня отталкивающая улыбка. После ряда манипуляций он делает
несколько записей и наконец поворачивается ко мне, убирая руки в карманы
белого халата.
- Марина, нам нужно делать гистерэктомию.
- Что?
- Это операция по удалению матки, у вас был разрыв,  здешние врачи
пытались ее сохранить, но манипуляцию провели не лучшим образом,
поэтому сейчас мы имеем несостоятельность швов, которая привела к
развитию сепсиса, гнойно-некротическому метроэндометриту и абсцессу
малого таза.
- Я… то есть, я не могу, это же… нет…
- Марина, нам с вами не нужен летальный исход.
- То есть других вариантов нет?
- К сожалению, - отрицательно качает головой.
Он выходит, обсуждает что-то в коридоре и, судя по голосам, делает он
это с Сашей. Я же лежу, отвернувшись к окну, глотая слезы. Почему это
происходит со мной? Я же не плохой человек… за что такое наказание?
 
После операции проходит больше недели. Бабушка постоянно рядом,
она прилетела почти сразу, но мне не хочется с ней разговаривать, мне ни с
кем не хочется разговаривать. У меня своя боль и свой траур. Я знаю, что
ребенка похоронили, но из-за операций я не смогла с ним проститься. Не
смогла даже увидеть…
Ребенок… а ведь я даже не знаю пол, кто это был? Мальчик? Девочка?
И теперь никогда уже не узнаю. Никогда не узнаю и никогда не смогу стать
мамой. Нужно как-то привыкнуть к этой мысли, принять ее, но у меня не
выходит. Разве такое возможно принять? Доктор говорит о суррогатном
материнстве, о том, что все не так плохо, но какая женщина захочет отдать
малыша, которого вынашивала девять месяцев? Это кажется абсурдным.
Сейчас я просто не могу обо всем этом думать. Чувство вины разрывает на
куски. Мне больно, слишком больно. Это пройдет, конечно, пройдет, когда-
нибудь… обязательно.
Дверь в палату открывается, на пороге Доронин, он приходит каждый
день, что-то говорит, но я не могу его слушать и видеть не могу. Он обнажает
все раны, убивает своим присутствием и продолжает приходить.
- Марин, я принес…
- Ничего не нужно, - отрезаю и отворачиваюсь к окну.
Бабушка, поджав губы и коснувшись Сашкиного плеча, выходит в
коридор.
- Марин, так нельзя, - у него грубый голос. Он злится, так вот я тоже
злюсь.
- А как можно? – все же смотрю ему в глаза. – Как, Саш?
- Нужно научиться с этим жить.
Мое лицо искажает улыбка, кусаю губы, качая головой, ужасаясь его
словам. Он не понимает, он ничего не понимает.
- Жить? Ну да, тебе проще, ты умеешь жить, когда вокруг смерть.
Он прищуривается и делает шаг в сторону кровати.
- Что ты так на меня смотришь? Ты убийца, - издаю смешок, - и я
вместе с тобой.
- Прекрати нести эту чушь.
- Не нравится? Неприятно, да? А каково мне? На моих глазах убили
Гену, - перехожу на шепот, - меня полдня держали в застуженной комнате, а
когда я кричала, что нужен врач, никто так и не пришел.
- Гена жив, - говорит с безразличием.
- У меня умер ребенок.
Сашка усмехается, сжимая кулаки.
- У нас, Марин, у нас, - опускает взгляд на свои руки.
- Яковлев сделал это, потому что ему был нужен ты. Не я!  Сама по
себе, я никому не нужна.
Доронин сглатывает, я вижу, как дергается его кадык, как напрягаются
мышцы рук и играют желваки.
- Саша, пойми, во всем, что случилось, я виню тебя. Себя тоже, но
тебя… я не смогу больше так жить. Быть с тобой, понимаешь? Когда я
тебя вижу, то не чувствую ничего кроме ненависти. Мне кажется, если бы у
меня был пистолет, я бы смогла нажать на курок, понимаешь? – меня
охватывает смех, который смешивается со слезами. - Мне кажется, я бы
смогла тебя убить.
 Вытираю слезы, смотря в его стеклянные глаза. Доронин поджимает
губы, его взгляд мечется по комнате, а потом он распахивает полы пальто и
без всяких колебаний вкладывает в мою ладонь оружие.
- Стреляй, - делает два шага назад, - если тебе станет от этого легче,
стреляй.
Всхлипываю, роняя холодный металл и обнимаю себя руками, рыдая в
уже и так мокрые ладошки. Меня трясет, начинаю икать.
- Я так хочу, чтобы боль ушла, чтобы все прекратилось, - шепчу, - но
если ты будешь рядом, она не уйдет. Ты ходячее напоминание обо всем, что
со мной случилось.
Доронин садится на край кровати, проводит пальцами по моим
красным и влажным щекам, очерчивает губы, устанавливая визуальный
контакт. Мы смотрим друг другу в глаза, и у меня щемит сердце. Я вижу
слезы. Настоящие, едва выступившие слезы на уголках его век.
- Прости меня, - кивает, выдавливая улыбку, - если тебе когда-нибудь
понадобится помощь, в чем угодно, - усмешка, за которой следует крутой
поворот головы, он отворачивается, продолжая сжимать мою руку крепче, -
знай, что я никогда и ни в чем тебе не откажу.
Сашка поднимается, отпуская мои пальцы, подходит к окну, складывая
руки на груди.
- Борисов хочет направить тебя в Москву, ты должна еще какое-то
время побыть под его контролем. Я все оплатил, через два дня самолет, тебя
сопроводят, помогут.
Я слышу его громкий выдох и то, как он наконец-то разворачивается ко
мне лицом. На нем нет ни единой эмоции, просто чистый лист.
- Если захочешь развестись, позвони Турову, он юрист и подготовит
все документы, его номер ты знаешь.
С этими словами он выходит из палаты, а я завороженно смотрю ему
вслед.
Боль, пустота и отчаяние, которые поселились в моей душе… в эту
самую минуту их становится лишь больше.
 
Доронин
Выхожу из больницы, растирая лицо ладонями. 
 
- Александр Николаевич, - Диксон открывает дверь джипа,- ее вели
неделю. По нашим данным, все готовилось ещё в Москве. В  Гениной тачке
нашли  взрывчатку, ее не успели активировать, или оставляли, как крайний
вариант. Марину Юрьевну должны были отвезти на Лубянку, но
просчитались с вылетом. Никто не был в курсе, что она решит  улететь.
- Значит, Яковлеву дали указание сверху?
 - Да. Даже если бы она не прилетела сюда,- замолкает,- риски были
постоянны...Гена работал на них, мы проверяем, но думаю ошибки быть не
может.  
- Что все это время делали твои люди? Почему я узнаю обо всем только
сейчас?
- Гена выполнял основную работу по охране. Я не думал...
- Не думал? Молись чтобы все закончилось хорошо, иначе отправишься
за Геной.  Как эта тварь придёт в себя, шкуру с него сними, но узнай все, что
он знает.
- Понял.
Киваю и сажусь в салон. Получается, если бы она не улетела, а я не
смог выполнить выдвинутые условия, взрывчатка могла сработать в любой
момент. Это ловушка, где невозможно найти верный выход. Цена слишком
высока...
Захожу в ресторан и, взяв с бара бутылку, закрываюсь в кабинете. Мне
хреново, хреново настолько, что хочется выплюнуть
внутренности. Наверное, сегодня я совершил самый тупой поступок,
который только мог, я ее отпустил. 
Сегодня знаменательный день, в моей жизни больше не осталось
ничего хорошего. Ни черта, только боль и кровь. Не было даже отмщения.
Эта старая тварь сдохла быстрее, чем я до нее добрался. Когда приехал
в квартиру Борькиных родителей, его папаша валялся на диване в гостиной, а
его сыночек сидел в кресле, ждал скорую или уже труповозку. У старика
случился инфаркт после того, как он узнал про Маринку, он не дожил до
моего прихода каких-то полчаса. Свалил на тот свет, не давая мне
расквитаться.
Меня ломало, хотелось крушить, рушить все, что встречается на пути.
Ствол, который я направил в Борькину башку, был явным тому
доказательством. Правда, Яковлев никак не отреагировал, сказал, что если я
хочу, то могу выстрелить. Но я не хотел. Потому что это он вызвал ей
скорую, он догадался, что дело не чисто и его папаша что-то скрывает, чтобы
прокрутить это дельце. Это он ее спас, не я.
На столе вибрирует мобильник. Сестра. Выдыхаю, нажимая ответ.
- Саша, - громкий всхлип, - Саша, не знаю, как так вышло… я не знаю, -
рев и икание, не дающие разобрать, что она бормочет, - Саша, я его убила.
И тишина. Абсолютная.
- Кого? – вкрадчиво.
- Петра, он приехал ко мне, кричал, угрожал, сказал, что ты труп, что он
всех вырезал. Понимаешь? Это было случайностью. Просто случайностью…
- Он был один? Где охрана? Кто еще слышал выстрел?
 - Не знаю.  Пистолет , - всхлип, - он Марата, с глушителем, он дал мне
его еще давно…
- Ты на вилле?
- Да. Он приехал один, взял силой...а потом, потом вытащил нож, и
я...я...
- Не реви. И будь осторожна, он не мог приехать без охраны. Я
отправлю к тебе людей. Сиди там, спрячься, и выключи мобилу. Где твоя
охрана?
- Они отъехали на пару часов.
- Все будет хорошо. Не реви.
Положив трубку, звоню Диксону.
- Зачищай всю Аккордовскую свиту.  Он жмур.
- Понял. 
-  И Лукьяна мне найди.
- Он же сидит...
- Он в городе, найди мне его, сейчас же.
Резкий выдох, чего-то подобного я и ждал. Ломов сотрудничал с
ментами, стараясь максимально не запачкать руки и не вступать со мной в
открытую войну. Жаль, что Людка его пристрелила, мне бы очень хотелось
сделать это самому. Но теперь , главное вытащить ее оттуда.
Ухмыляюсь происходящему, сворачивая крышку на бутылке, делаю
глоток виски, садясь на кожаный диван.
Процесс запущен, и назад дороги нет. Я обязательно «отыщу» убийцу
Аккорда, принесу его голову на суд братве, став линчевателем и
инквизитором. И я даже выбрал жертву, того, кто станет расходным
материалом в этом деле. Деле, которое завершилось не так, как я планировал.
Моя сестра все порушила одним нажатием на курок. Главное, вытащить ее из
этого г*вна. 
Откидываюсь на диван, растягивая губы в пьяной улыбке. Салютую в
пустоту комнаты бутылкой, заливаясь алкоголем. Мне плохо, блевать
хочется от этого мира. Сглатываю, смотря в пространство вокруг себя.
- Александр Николаевич, - стук в дверь и просунутая в кабинет голова
Турова, - Марина Юрьевна звонила, просила подготовить документы на
развод.
Смотрю на носки своих ботинок, понимая, что теперь точно конец.
Конец всему.
- Подготавливай и проваливай отсюда.
Дура, глупая дура!  Дура, но ей плохо со мной, плохо, а я хочу, чтобы
она была счастлива. Хочу видеть ее счастливой. У нее есть право меня
ненавидеть, есть право винить. Возможно, даже думать о том, что мне все
равно, хоть это далеко не так.
 Я стоял у могилы, я был в морге, я видел то, что не забуду уже никогда.
Я прогнал через себя столько боли, столько самобичевания и ненависти.
Когда она сжала в своих ладонях ПМ, там в палате, на миг мне хотелось,
чтобы она выстрелила, чтобы закончила все это. Да, именно в ту секунду я
хотел сдохнуть, исчезнуть, чтобы боль ушла. Но как я могу бросить ее одну?
Как оставлю один на один с горем? Разве это мужской поступок? Она может
ненавидеть меня, может даже не любить, но я сделаю все, чтобы у нее все
было хорошо. Без меня.
Заливаю в себя еще пару глотков и смотрю в окно. Мартынова чешет к
ресторану, выдыхая сигаретный дым.
- Анфисочка, - шепчу себе под нос, - Андрей! - рявкаю, так что
администратор почти сразу появляется на пороге, - Мартынову позови.
Он кивает, и спустя пару секунд Анфи своей шлюшьей походкой
пересекает мой кабинет.
- Привет, - садится рядом.
Подаюсь к ней, обхватывая тонкую Анфискину шею ладонью. Ее глаза
бегают по моему лицу, она проворно облизывает губы. От неё несёт
сигаретами. Надавливаю на ее затылок, вынуждая наклонится к паху.
- Сашенька, - улыбнувшись, медленно опускается передо мной на
колени, начиная расстегивать ремень и ширинку.
Ее губы касаются члена, а я делаю еще глоток вискаря, Анфискин образ
плывет перед глазами. Стискиваю в кулак ее волосы, насаживая ее рот
глубже, до хрипов и обильного слюновыделения. Тр*хаю, вбиваясь в горло
по самые яйца, у меня срывает планку. Злость затуманивает рассудок,
отбрасываю бутылку, разрывая Анфискино платье на спине. Сжимаю
материал в кулаках, а она целует. Ее пухлые холодные губы касаются моего
паха, но мне плевать. Я просто хочу забыться, послать все это к черту.
Задираю черное атласное платье до талии, мне нет дела до нее, ни до
чего нет дела. Я знаю, что ей больно, но мне все равно. Раскатываю
презерватив, входя в нее рывком. Мне плевать, что она чувствует, она здесь
не за этим. Не для того, чтобы получить кайф, а чтобы доставить
удовольствие мне, а точнее, помочь мне забыться. Она стонет, кусает губы,
упираясь ладонями в диван. Чистая механика и никаких ощущений, просто
чтобы выпустить пар. Закончив, отшвыриваю ее от себя, и она падает на пол,
воя и хрипя. Прикрываю глаза, откидываясь на спинку дивана.
- Саня, - Лукьянов влетает в кабинет, резко останавливаясь.
Смотрит на рыдающую Анф, меня, чешет бровь, склоняясь над ее
полуголым телом, и хватает за предплечье.
- Вон отсюда пошла.
- Что? – всхлип.
- Пошла отсюда вон, и чтобы рот свой не открывала.
 Мартынова, завывая, собирает свое барахло, натягивает платье на
сиськи, и прижав к груди туфли, сваливает.
Марат закрывает за ней дверь и поворачивается ко мне.
- Штаны застегни. Чего хотел?
Поднимаюсь на ноги, застегивая ремень.
- Людка грохнула Аккорда.
- Чего? Стоп, я же должен был… погоди, когда?
- Минут сорок назад. Ее нужно забрать. По-тихому. И лучше, чтоб это
сделал ты, никто не знает, что ты на свободе. Забери и спрячь ее подальше
отсюда.
- Добро.
-Ты знаешь, я был уверен, что это кто-то из своих, - ухмыляюсь, а
Марат лыбится в ответ, - Гризли всегда хотел занять его место.  
- Ты тоже это заметил? – иронично. - Думаю, нужна показательная
казнь.
- Значит, будет показательная казнь. Ресторан теперь твой, - развожу
руками, - принимай, сразу как разберешься с Людкой. Думаю, у меня теперь
найдется много других дел, - делаю глоток вискаря и протягиваю бутылку
Марату.
- Да, дел будет много.
 
Конец 1 части