Вы находитесь на странице: 1из 316

БЛАВАТСКАЯ

И РЕРИХИ

МОСТ НАД ПОТОКОМ


Валентин СИДОРОВ

эксмо
МОСКВА
2011
УДК 14
ББК 86.42
С 34

Оформление серии Г. Булгаковой

Сидоров В. М.
С 34 Блаватская и Рерихи. Мост над потоком / В. Сидоров. — М.:
Эксмо, 2011. — 320 с.
ISBN 978-5-699-33086-7

Елена Блаватская, Николай и Елена Рерихи по праву почитаются всем


миром как выдающиеся духовные Учителя нашего времени. Однако их
жизнь и деятельность по-прежнему окутаны покровом тайны. Эта книга
ставит все точки над «и» во многих спорах по поводу самых ярких фактов
их биографии, а также жизни и творчества в целом.
Книга В. Сидорова, посвященная жизненному пути Блаватской и Рери­
хов, читается, как захватывающий приключенческий роман. Эта книга —
поистине бесценный подарок для настоящих любителей эзотерики.
УДК 14
ББК 86.42

© Сидоров В. М., текст, 2010


© Оформление. ООО «Издательство
ISBN 978-5-699-33086-7 «Эксмо», 2011
МОСТ НАД ПОТОКОМ
Путник, ты должен отдать твои мешающие
тебе вещи .
И чем больше отдашь, тем легче тебе
будет продолжать путь твой .
.
Благодари тех, кто взял у тебя
Они помогут. Они о тебе позаботились.
Ибо идущий легко свободно достигает
вершины.

П очему-то эти стро­


ки почти всегда воскресают в моей па­
мяти, когда я бываю в Индии, когда мы
мчимся в запыленном, видавшем виды
«амбассадоре» (серийной машине индий­
ского производства) по шумной и много­
людной магистрали. Может быть, потому,
что дорога в Индии, как утверждают сами
индийцы, — не просто дорога. Это исто­
рия, приспособившаяся к современности
или, скорее, приспособившая к себе со­
временность.
Разумеется, это не значит, что на ней
отсутствуют (или почти отсутствуют) при­
меты технического века. Отнюдь нет. Ма­
шин здесь столько же, сколько и у нас, ес­
ли не больше. А уж такого количества ве­
лосипедов, как здесь, нам и не снилось.

7
Валентин Сидоров

На задних стеклах автобусов можно прочесть выделен­


ные крупными красными буквами слова Horn please («Гуди­
те, пожалуйста»). Призыв, на мой взгляд, совершенно из­
лишний. Индийские шоферы гудят самозабвенно по всякому
поводу и без повода, тесня и подгоняя друг друга.
На обочинах шоссе, если едешь утром, видишь перевер­
нутые автобусы и грузовики. «Гонят в темноте во всю мочь,
вот и перевертываются», — объяснили мне. Однако не ду­
майте, что водители в Индии все до одного отчаянные лиха­
чи. Дело в том, что их заработок зависит от количества рей­
сов (ночные оплачиваются дороже). Как же тут не гнать во
всю мочь? А спешка в ночные часы — когда внимание чело­
века ослабевает и он, потеряв бдительность, может даже
впасть в полусонное оцепенение, — нередко приводит вот к
таким катастрофам...
Но вся эта техника, столь стремительная и самоуверен­
ная, как бы стушевывается, когда навстречу ей проскрипит
двухколесная арба или проплывут плавно и величественно,
словно из сказок «Тысячи и одной ночи», верблюды, гру­
женные высокими тюками. Возвышаясь над машинами и да­
же автобусами, медленно движется караван слонов (два, а
может, и три десятка слонов). Тяжело переваливаясь с ноги
на ногу, они направляются к месту своей работы. Маршрут
умными животными усвоен хорошо, поэтому на весь караван
всего два погонщика. Каждый слон, округлив хобот, несет
свой дневной паек — тощую вязанку сена.
Животный мир Индии привык к современному транспор­
ту и относится к нему, пожалуй, без уважения и боязни. То и
дело под самым носом машины перебегают дорогу обезь­
яны, иногда с малышами на спинах. А коровы — так те во­
обще не обращают никакого внимания на то, что происходит
вокруг. Они как будто понимают, что ничего с ними не слу­
чится: машина затормозит и осторожно их объедет. С мелан­
холичным видом они жуют все, что им попадается на ас-

8
Мост над потоком

фальте: огрызки фруктов, цветочные лепестки и даже га­


зеты.
В отличие от наших бетонированных трасс индийская не
отсекает прошлое, не деформирует его, а делает составной,
хотя и контрастной, частью (поскольку оно несет ритмы и
вибрации, к которым мы не привыкли) современного грохо­
чущего задымленного пейзажа.
Вот неторопливо шагают крестьяне со связками тростни­
ка на голове. Их окликают, и они охотно останавливаются у
пруда, который расположен неподалеку от шоссе. Женщины
в ситцевых сари моют и полоскают белье и энергично и ве­
село — шлеп! шлеп! — орудуют вальками. Точь-в-точь как у
нас когда-то в деревне, которая сегодня ушла в небытие.
Вот группа людей, бредущих по раскаленному асфальту.
Мы их обгоняем, они сторонятся; солнце, клонящееся к зака­
ту, золотит их утомленные лица.
— Им следовало бы поторопиться, если не хотят остаться
голодными, — сообщает мой индийский спутник, — до до­
ма, чувствуется, им еще далеко. А по законам их касты они
не имеют права принимать пищу после захода солнца.
— Почему бы им не сесть в автобус, чтобы выиграть вре­
мя? — спрашиваю я.
— Нельзя. У них обет — не пользоваться никакими
средствами передвижения. Они могут только ходить пешком
и лишь босиком.
А вот еще один босой человек с напряженно-сосредото­
ченным выражением лица. К щиколоткам его ног привязаны
бубенчики и колокольчики, которые довольно мелодично
звенят при каждом его шаге. Он принадлежит к секте, при­
держивающейся строжайшей заповеди не причинять ни ма­
лейшего вреда ничему живущему. Звенящие бубенчики и
колокольчики должны отпугивать ящериц и насекомых, дабы
ненароком они не попали под ноги и не были раздавлены.

9
Валентин Сидоров

У индийской дороги есть символ веры, и он, пожалуй, мо­


жет быть выражен вот этими словами:

Уходящий повсюду находит свой дом.


Остающийся дом свой теряет.

Если вдуматься, говорят здесь, дорога — сама по себе


уже награда.
Из своего путешествия по маршруту Великого Индийско­
го пути Рерих вынес такое впечатление: «Встречные карава­
ны приветствуют друг друга. Всегда спросят: «Откуда?» Ни­
когда не спросят: «Кто вы?» Личность уже тонет в движе­
нии».
Мудрость Востока с древнейших времен считала, что толь­
ко путь, внутренне осмысленный и наполненный, и может
дать ощущение свободы (подлинной свободы) и беспредель­
ности. А что касается путника, то

Путник имеет одну лишь задачу:


Слиянье с дорогой, ведущей нас вверх.

В магазинах Дели и Бомбея, Мадраса и Калькутты наряду


с вещами современного поточного производства так много
кустарных изделий и антиквариата, что они напоминают ско­
рее музеи, чем магазины. Здесь вы имеете реальную возмож­
ность прикоснуться к предмету, овеянному дыханьем исто­
рии. В одном столичном эмпориуме, например, я видел пред­
назначенный для продажи старинный трон.
Это было высокое кресло с обивкой из парчи. Обивка по­
тускнела, вылиняла, местами лопнула, и наружу показались
клочья свалявшейся шерсти. Но в материю были вделаны
драгоценные камни (некоторые довольно солидного разме­
ра): алмазы, изумруды, рубины. Подлокотники были обвиты
вязью из крупных жемчужин, отливающих белым и розовым
светом.

10
Мост над потоком

— Недавно, — сообщил словоохотливый продавец, —


этот престол торговал один арабский шейх. Но не сошлись в
цене. Он давал восемь миллионов рупий, а наша цена — де­
сять миллионов.
Ювелирное искусство Индии не утратило своего престижа,
обретенного еще в древности. Со всего мира доставляют сю­
да алмазы, чтобы здесь придали им должные блеск и огранку.
В шикарных эмпориумах и тесных тибетских лавочках
идет бойкая торговля самоцветами и полудрагоценными кам­
нями, более или менее доступными по цене рядовому чело­
веку: агатами, топазами, индийской разновидностью грана­
та — альмандинами. В Красном Форте Дели есть магазинчик
Гопала, специализирующийся на контактах с советскими ту­
ристами. Его хозяин, если вы совершили покупку, обязатель­
но вручит вам карточку, из которой вы узнаете: «Мы предос­
тавляется специальный скидка для советские люди». Здесь
же содержатся — с учетом растущего интереса к астрологии
и гороскопам — сведения о камнях-талисманах, соответст­
вующих тому или иному месяцу рождения человека: «Ян­
варь: Гранат, Алекзандар; февраль: Амитист» и т. д., и т. п.
Есть в этом, разумеется, элемент игры, есть что-то от улыб­
ки, которую может себе позволить иногда даже самый серь­
езный человек. Но существует другая, более сокровенная,
что ли, традиция. Существует старинное предание о том, что
драгоценные камни рождаются из страданий человеческих.
А отсюда, как вы понимаете, следует, что драгоценный ка­
мень — своего рода аккумулятор духовной силы человека,
несущий положительный или отрицательный заряд (все за­
висит от того, как человек выдержал испытания, выпавшие
на его долю: преобразил ли себя, поднявшись над собою, или,
наоборот, ожесточился духом).
Существует определенная символика каждого цвета и свя­
занного с ним драгоценного или полудрагоценного камня,
запрограммированная древней мудростью. Семь главных

11
Валентин Сидоров

цветов выделяла она и в соответствии с этим намечала семь


главных духовных ориентиров для человека, семь главных
секторов внутренней работы. Вот эти цвета и ориентиры в
их строгой иерархической последовательности.
1. Белый. Его камни: алмаз, горный хрусталь. Цвет силы.
В пояснение символики этого цвета говорится:
«Духовная сила — меч сверкающий. Но он поражает не
человека, а цепь, его оковавшую. Однако звенья цепи так
прочно вросли в тело, что человек вначале чувствует не ос­
вобождение, а страдание. Отсюда — страх перед ударом
убийственной мощи, которая сразу (как будто прикоснулись
магическим жезлом) уничтожает всю цепь, а не отдирает от
тела звенья ее постепенно, одно за другим».
И еще:
«Духовная сила, пробуждающаяся в человеке, вырывает­
ся из него языками пламени и может быть опасной и для ок­
ружающих, и для него самого. Пробудить духовный огонь в
человеке — первая задача. Укротить огонь и придать ему
целенаправленный характер — вторая задача. Запомни: обе
эти задачи решаются одновременно».
2. Синий. Его камень: сапфир. Цвет мудрости. В поясне­
ние символики этого цвета говорится: «Мудрость — божест­
венное свойство, заключенное в человеческую оболочку.
Пассивность не равна пассивности. Спокойствие спокойст­
вию рознь. Кажущаяся инертность, внешнее бездействие
мудреца — это не трусость, не бегство, не отрешенность от
мира, а, как правило, наиболее активная форма воздействия
на него. Спокойствие мудреца — это не равнодушие, не за­
мыкание себя в неких неприкосновенных границах, наобо­
рот — это отрешение от себя, когда сострадание и доброта
волнами излучаются на окружающих людей и врачуют их».
И еще:
«Мудрость не борется, а побеждает. Мудрость не может
быть противоположением глупости или злу, ибо противопо­

12
Мост над потоком

ложения лишь усиливают друг друга. Мудрость можно упо­


добить плотному колпаку, который покрывает чадное пламя
ненависти и гасит его. Мудрость не стоит над схваткой, она
участвует в ней, но — особым образом. Она приходит на по­
мощь борющимся тогда, когда обостряется их карма или из­
живается карма. Но врачеватель не обязательно ласков.
В случае надобности он может прибегнуть и к хирургическо­
му вмешательству».
3. Зеленый. Его камни: изумруд, хризопраз. Цвет обая­
ния, артистичности, такта.
В пояснение символики этого цвета говорится:
«Такт — это не насилие над собой, а полнота внимания и
к себе, и к окружающим тебя. Такт — это радость узнавания
себя и других, радость открытий и действий, связанных с
этими открытиями. Такт (особенно на первых порах) сочета­
ется с замедленной реакцией, ибо необходимо время для
познавания себя и других в постоянно меняющейся обста­
новке. Но такт — это тренировка ума и чувств и, как всякая
тренировка, приведет впоследствии к быстрым и безошибоч­
ным действиям».
И еще:
«Чувство такта должно развивать не только по отноше­
нию к другим, но и по отношению к себе и прежде всего по
отношению к своему духовному миру. Внутренний мир дол­
жен расти естественно, и потому здесь нужны внимание,
терпение и любовь, а не упорство и насилие, не считающее­
ся с постепенностью роста всего живущего и духовного».
4. Золотисто-желтый. Его камень — чрезвычайно редко
встречающийся в природе желтый алмаз. Цвет гармонии.
В пояснение символики цвета говорится:
«Гармония твоя — прежде всего примирение с самим со­
бой. Лишь утвердивший внутреннее равновесие может сгар-
монизировать свои отношения с миром. А утверждение внут­
реннего равновесия означает четкое осознание духовного

13
Валентин Сидоров

маршрута твоей жизни, а также той роли, которую играют в


освоении этого маршрута как позитивные, так и негативные
моменты твоей жизни. Не может идти речи ни о потворстве
низменным инстинктам, ни о самодовольном упоении воз­
вышенными чувствами. Речь идет о том, чтобы выявить свою
сверхзадачу, в свете которой отпадет низменное, а возвы­
шенно-чувственное перестанет быть самоцелью».
И еще:
«Гармония не приходит в результате отрешенности от
внешних обстоятельств. А победа над внешними обстоятель­
ствами — это не господство над ними, а установление пра­
вильного внутреннего отношения к ним. Неси свет радости
своей во внешний мир, и он преобразится».
5. Оранжевый. Его камень: дымчатый топаз. Цвет науки,
искусства, знаний, всего того, что требует от человека не­
обычайной концентрации воли.
В пояснение символики этого цвета говорится:
«Ничто не дает столь широких горизонтов, как духовная
жизнь, но ничто и не требует такого сосредоточения всех
усилий, как духовная жизнь. Сосредоточение — это всегда
как бы некое сужение, концентрация в одной точке, за кото­
рой следуют взрыв и небывалое расширение сознания. Уз­
кие ворота ведут к свободе и радости величайшей.
Но узкие ворота не есть нечто искусственное, это естест­
венный этап развития, и от отношения к преградам на пути
зависит, может быть, половина успеха. Если ты осознаешь и
почувствуешь, что ты — не только устремление, но ты — и
преграды, тогда ты на верном пути к победе».
И еще:
«Дисциплина жизни дарует свободу духу. Это и есть уз­
кие врата, ведущие к спасению. Жаждущий свободы превы­
ше всего без размышлений выберет то, что приближает ее
желанный миг: железные законы внутренней и внешней
жизни (их страшится низшее «я», а высшее «я» на них воз­
лагает надежды)».

14
Мост над потоком

6. Красный. Его камни: рубин, гранат. Цвет любви и пре­


данности.
В пояснение символики этого цвета говорится:
«Какие бы формы ни принимала любовь во внешнем ми­
ре, она всегда — очищение внутренним огнем. Если же нет
очищения или возвращаются к тому, что было, значит, это не
любовь».
И еще:
«Когда-то в тебе должно возникнуть ощущение, которое
превратится потом в уверенность, что тебя любят. Любят,
как отец и мать, взятые вместе, и более того. На многих слу­
чаях ты можешь убедиться в любви Учителя, ведущей тебя
неизменно в гору, а не увлекающей тебя в бездну. Если не
сможешь ответить любовью на любовь, то в тебе должно ро­
диться чувство благодарности, которое радостно и навеки
свяжет тебя с Учителем, имя которому — Жизнь».
7. Фиолетовый. Его камень: аметист. Цвет религиозный, а
также космический, предполагающий расширение человече­
ского сознания до вселенского уровня.
В пояснение символики этого цвета говорится:
«Есть карма человека, но есть и карма страны. Работая
над своим духовным совершенствованием, забывают об этом.
Надобно помнить об этом.
Есть карма страны, но есть и карма планеты. Любя свою
Родину, забывают об этом. Надобно помнить об этом.
И, наконец, карма Земли, карма человечества связана с
судьбой Космоса, который так или иначе участвует в нашей
жизни. Об этом тоже забывают. Надобно помнить об этом».
И еще:
«Космос присутствует в нашей жизни, но не определяет
ее. Лишь в решающие моменты, когда земные события гро­
зят нарушить равновесие мироздания, он проявляется четко
и резко. И очень важно, чтоб усилия Космоса слились с це­
ленаправленной волей человечества, по возможности, со­
борной».

15
Валентин Сидоров

Включайся в ток духовный каждый день!


Сим победиши.

Как осуществлять это включение? В Индии отвечают: при


помощи медитации, то есть при помощи постоянной и кро­
потливой работы над нашими мыслями.
Нужно помнить, говорят здесь, что мысль, как это ни по­
кажется странным, — живое существо со своим характером,
привычками, капризами. Так, например, она не любит, чтобы
разбирали механику ее. Тогда она перестает быть таинст­
венной, неосязаемой, невидимой, а лишь при этих условиях
она и может бесконтрольно воздействовать на нас. Вот по­
чему мелочам, мыслям, скребущим сердце, надо уметь ска­
зать, как некогда в детстве надоевшим кошкам: «Брысь!»
Уровень медитации целиком зависит от воспитания мыс­
ли. Нужно учить ее — а это далеко не просто — искусству
непрестанного и устремленного восхождения.

Ленива мысль. А если б не ленилась,


Она б давно заставила тебя
В небесном ореоле видеть Землю,
В космическом сиянии — людей.

Советуют:
«Старайся все охватить мыслью — не мыслеобразом, не
мыслью, четкой в своих очертаниях, нет, мыслью абстракт­
ной, сверхабстрактной, теряющей свои границы, мыслью за­
тихающей, затухающей, удаляющейся и вновь возвращаю­
щейся. Лишь мысль, вышедшая за пределы внешнего мира,
может принести дыхание истины.
— А почувствую ли я дыхание это, а как я поверю в ре­
альность его?
— Почувствуешь и поверишь, потому что вместе с воз­
вратившейся и преобразившейся мыслью придут к тебе бод­
рость, свежесть и радость неземные».

16
Мост над потоком

Известно, что сны делятся на два типа: сны со сновиде­


ниями и сны без сновидений. Подобно этому медитации то­
же делятся на два типа: медитация, когда есть видения, сло­
ва, мысли, и медитация, когда отсутствуют видения, слова,
мысли. Так же как сон без сновидений, так и медитация, ли­
шенная мысли, для человека и духа его результативней. Ибо:

Как суету не лечат суетой,


Так мысль не лечат мыслью, а — безмолвьем.

Много, чрезвычайно много существует определений для


медитации. Например, и такое:
Высота погружается в глубину. Это и есть медитация.
Глубина подходит к вершинам. Это и есть медитация.

Спросите: почему так почитаемо у вас в Индии понятие


Учителя? Скажут: потому что понятие Учителя выводит чело­
века за рамки обычной жизни и, значит, поднимает его над
собой.
Спросите: какие отличительные черты Учителя? Скажут:

Учитель тот, кто убивает страх.


Учитель тот, кто утверждает радость.
По этим признакам Учителя найдешь.

Спросите: что делать, если нет Учителя рядом? Скажут:


если нет Учителя рядом, то внимание должно быть еще бо­
лее четким, бдительным и напряженным, ибо во всем может
проявиться Учитель.
Добавят к сказанному, что человек не верит себе, он
склонен верить другому. Эта потребность учитывается, и ему
даруется Учитель, который в сущности есть не что иное, как
собственное высшее «я» самого человека.
Напомнят, быть может, изречение Будды из «Дхаммапа-
ды»: «Учась у самого себя, кого назову Учителем?»

17
Валентин Сидоров

Приведут, быть может, в подкрепление этой мысли текст


из древнего учения:
«Куда б ты ни пошел, сын мой, ища откровений, истинные
посвященные тебе объяснят: «Ты сам свой первый учи­
тель — изучай самого себя, приглядываясь к своим словам,
чувствам, желаниям, действиям. Познавая, твори усилие очи­
щения их».

Каждый Учитель должен оставаться учеником — об этом


тоже обязательно скажут. И добавят:

В конечном счете от ученика


Учитель требует, чтоб стал он как Учитель.

В бывшей резиденции Индиры Ганди, ныне превращен­


ной в ее мемориал, есть два снимка, сделанных незадолго до
смерти. Расположенные рядом, они кажутся символичными.
На одном — Индира Ганди выступает на митинге. Многоты­
сячная толпа восторженно приветствует ее. На другом —
она склонилась в почтительном поклоне перед седобородым
отшельником. Громкая слава мира как бы растворилась в ти­
шине ашрама.
«Кризис, с которым мы столкнулись, — говорила Индира
Ганди (и тоже незадолго до смерти), — уходит далеко за
пределы политического или экономического противоборст­
ва. Это кризис духа. Впервые в истории нашей планеты че­
ловеческое существо и ценности цивилизации, позволившие
человеку подняться выше всех обстоятельств, находятся под
угрозой, ибо мы утратили видение наших древних мудрецов
и поглощены сиюминутными огорчениями».

А Елена Ивановна Рерих — жена и сподвижница вели­


кого русского художника — писала: «Вспомним о высоком
мышлении индийских и греческих философов. Может ли

18
Мост над потоком

двадцатый век гордиться такой же утонченностью мышле­


ния?»
На этот вопрос она отвечала отрицательно. Почему? Да
потому, что «ускорение механических открытий» отнюдь не
ведет к сосредоточенности мысли. Да потому, что «стук ма­
шин заглушает вопль духа».
Многие утерянные нами ключи следует поискать в про­
шлом, считала она. Существуют прекрасные символы древ­
ности, но, к сожалению, редко кто вникает в их смысл. Язык
символов забыт, как забыто и то, что «только в добром же­
лании можно приблизиться к сокровенным знакам».
«Обратите внимание на звучание древних названий
мест, — советовала Елена Ивановна. — Новые не всегда
получают такую же полезную вибрацию. Древние названия
имели незапамятное значение. Часто никакая филология не
найдет корня, заложенного явленными мощными народами.
Тем более мы должны относиться заботливо к наследству
неведомому, но заставляющему звучать сердца наши».

По твердому убеждению Рериха, задача нашего времени


состоит в том, чтобы найти «объединительные знаки между
древнейшими традициями Вед и формулами Эйнштейна».
Тогда наконец-то мы поймем, что в древности знали не
меньше, чем мы, а может быть, даже больше, чем мы.
«Вначале это все было ничем», — утверждают Ригведы.
Однако ведь то же самое утверждает и современная наука,
но на своем конкретно-конструктивном языке: «Вакуум —
это не пустота, это область проявления наиболее мощных
физических процессов».
Так называемое «ничто» вибрирует с необычайной си­
лой. Физики — Ричард Фейнман и Джон Уилер — решили
подсчитать энергетический потенциал вакуума обычной
электрической лампочки. И что же оказалось? Оказалось:
его достаточно, чтоб вскипятить все океаны Земли!

19
Валентин Сидоров

А вот еще один пример.


Сейчас перед специалистами по искусственному интел­
лекту встала задача: найти (или создать) язык для компью­
теров. Задача чрезвычайной сложности. Дело в том, что
«компьютерный» язык должен отвечать двум условиям: во-
первых, быть живым и выразительным, как любой современ­
ный язык, во-вторых, быть математически точным в переда­
че понятий и формулировок (а таким качеством обладает
далеко не каждый современный язык). Склонялись к мне­
нию, что для искусственного интеллекта потребуется созда­
ние специального искусственного языка. Так считали до не­
давнего времени, пока не выявилась неожиданная альтерна­
тива. Американский ученый Рик Бриггс установил, что язык,
идеально приспособленный для компьютеров, уже существу­
ет. Это язык древней Индии — санскрит.
Очевидно — так, во всяком случае, полагает Рик Бриггс, —
создатели санскритской грамматики в свое время тщатель­
нейшим образом поработали над очищением и упорядоче­
нием языка, поскольку предназначали его для изложения
священных текстов, где были недопустимы малейшее иска­
жение или двусмысленность. Не утратив своей выразитель­
ности, санскрит обрел ясность и четкость математического
характера, словом, все то, что и требуется для компьютера.
Поэтому изобретать велосипед не следует.
Как же тут не вспомнить лишний раз слова из книги Ре­
риха «Алтай — Гималаи»: «...старые формы мысли рушатся
повсюду, встают новые идеи на место изжитых догматов, и
мы имеем перед собой зрелище общего интеллектуального
движения в направлении, до странности параллельном с
восточной философией».

— Что любит быть захороненным? — спрашивали в ста­


рину на Востоке. И отвечали: — Зерно.
Пшеничные зерна недаром обнаруживают в усыпальни­

20
Мост над потоком

цах египетских фараонов. Они были обязательным элемен­


том погребального обряда. Однако не только символом по­
беды над смертью было зерно, прорастающее вверх, но и
символом знания (ныне утраченного) о могучей энергии.
В древнеиндийских источниках, бесстрашно обращаю­
щихся с астрономическими цифрами и бесстрашно отодви­
гающих историю человечества все дальше и дальше в тай­
ную глубину веков, говорится, что пшеница не является зла­
ком нашей земли: она была транспортирована с Венеры
примерно шесть миллионов лет назад. И не для выпечки
хлеба предназначались пшеничные зерна. Нет, они служили
источником энергии, которая двигала водные и воздушные
корабли.
Этой энергией полновластно владели атланты. Те же ис­
точники спокойно сообщают, что Атлантида (они называют
ее по-иному) существовала около миллиона лет назад. По
техническому уровню она не уступала нашей цивилизации, а
в чем-то и превосходила ее. Во всяком случае не было от­
равления окружающей среды, ибо не использовались отбро­
сы Земли, упрятанные в ее чреве.
Но, к сожалению, нравственность атлантов была на много
порядков ниже их технических достижений. В результате
самонадеянных действий они вызвали к жизни пространст­
венный огонь, и тот, соединившись с огнем подземным, взо­
рвал материк. Чуть ли не мгновенно он опустился на дно
океана.

«О, Египет, Египет! О верованиях твоих останутся лишь


смутные сказания, им уже не поверит потомство — словам,
вырезанным на камне и повествующим о благочестивом...
Божественное возвратится на небо, покинутое человечество
целиком вымрет, и Египет опустеет...
Мрак предпочтут свету, смерть сочтут лучшею, чем жизнь,
никто не воззрит на небо. Верующий человек прослывет бе­

21
Валентин Сидоров

зумцем, нечестивый — мудрецом, свирепый — отважным,


худшие — лучшими. Душа и все относящиеся к ней вопро­
сы — рождена ли она смертною, может ли достигнуть бес­
смертия? — будут преданы осмеянию и сочтутся за сует­
ность».
Так пророчил самый любимый и почитаемый мудрец Древ­
него Египта Гермес Трисмегист («Трижды великий»), и ход
событий подтвердил его пророчество.
Нашествия варваров опустошили Египет. Безмолвные пи­
рамиды погребли тайны не менее надежно, чем волны океа­
на, скрывшие под собой страну, еще более древнюю, чем
Египет, — Атлантиду. Правда, Гермес обещал людям будуще­
го: «Я заговорю с вами в сердцах ваших». Но текли тысяче­
летие за тысячелетием, а обещание не исполнялось. Разго­
варивать было не с кем. Символ тайны человеческого бытия —
сфинкс, обращенный лицом к восходящему солнцу, — стал
страшилищем и пугалом для суеверных феллахов. А наполе­
оновские солдаты превратили его в мишень для учебной
стрельбы и изрешетили картечью.
С горечью писал Николай Константинович Рерих, что вар­
варски обезображен «Сфинкс Египта». Но, по счастью, до­
бавлял он, «сфинкс Азии сбережен великими пустынями».
«Богатство сердца Азии сохранено, и час его пришел».

Путь простирается. И тем он необычен,


Что по нему без посоха идти
Легко и просто. С посохом — труднее.

Ты ощущаешь странником себя.


И это ощущение дороже
Всего, что могут предложить тебе.

Лучи во мраке высветят твой путь.


Потом вершину. Каждый шаг к вершине
Даст вспышку света на твоем пути.

22
Мост над потоком

Для путника есть только смена форм,


А также изменение пейзажей.
А остановка каждая — трамплин.
И даже смерть всего лишь остановка
Пред поворотом на его пути.

Путь превращается в сияние луча,


Когда его пронизывает радость.

Луч — это путь. Шагайте по лучу.


Но чтобы сделать это, невесомость
Вам внутреннюю должно обрести.

Я вижу путь, ведущий из бессмертья


В бессмертие, из вечности в мир вечный.
Пусть гаснут Солнца — новые взойдут.

У индийцев — и об этом, помнится, я уже писал — врож­


денный дар идеальных собеседников. Даже интервью, до
которых я небольшой охотник (да и давать их приходится,
как правило, в неподходящей ситуации: то в дымном кори­
доре в окружении шумной многоголосой толпы, то в машине,
когда мчишься на официальную встречу, лихорадочно пере­
бирая в уме тезисы будущего выступления), не выводят
здесь из равновесия, не заставляют внутренне насторожиться
или замкнуться. Может быть, потому, что в вопросах, обра­
щенных к тебе, нет подвоха? Может быть, потому, что вопро­
шающий не программирует заранее твой ответ и не старает­
ся изо всех сил подтолкнуть к нему? Когда же чувствуешь,
что человек лишен предубеждения, то и сам становишься
раскованным, и для самого тебя в такой атмосфере какие-то
вещи вырисовываются гораздо четче и яснее, чем прежде.
Обо всем этом я обязательно хотел сказать, предваряя
содержание беседы с Ражендрой Авастхи, главным редакто­
ром журнала, носящего романтическое индийское женское
имя «Кадамбини». Встречались мы с ним сравнительно не­

23
Валентин Сидоров

давно, и — что немаловажно — беседа проходила не в суе­


те и спешке, а в спокойной обстановке, за чашкой кофе, что
давало возможность отвечать на вопросы — а их было ве­
ликое множество — без особого напряжения. В обратном
переводе с хинди наш разговор выглядит так:
— Вот вы занимаетесь медитацией, пишете стихи-меди­
тации. А не хочется ли вам уйти от суеты, от людей, от толпы
на какую-нибудь высокую гору, чтобы уединиться, чтобы ни­
кто не тревожил вашего безмолвия?
— Прежде всего я убежден, что ни на какой, даже самой
высочайшей вершине мира человек не может отъединиться
от человечества. Это во-первых. А во-вторых, не кажется ли
вам, что человек, если в нем действительно вдруг просну­
лось духовное начало, не должен стремглав, бросив все, бе­
жать от толпы и людей на высокую гору, а должен нести
свет этой горы именно толпе, именно людям? Это труднее,
но для нашего времени необходимее. Истинная медитация
не может разрезать жизнь на две несоединяющиеся поло­
винки: одна — духовная, другая — житейская. Избрать для
себя лишь одну половинку — не важно какую — значит
уподобить себя человеку, стоящему на одной ноге. А на од­
ной ноге долго не простоишь. Обязательно рухнешь.
— Какое ваше личное отношение к религии? Согласуется
ли оно или, наоборот, противоречит официальной политике
государства?
— Если хотите, единство мнений людей в борьбе за со­
хранение планеты и жизни на ней куда важнее единства
мнений по любым вопросам другого порядка, в том числе и
религиозным.
Что касается меня, то могу признаться — я твердо убеж­
ден: так же как храмы Древнего Египта скрывали в своей
символике космические тайны, так и в современных религи­
ях, — в частности и в христианской, — зашифровано нема­
ло знаний эзотерического характера, неведомых по большей

24
Мост над потоком

части самим священнослужителям, поскольку все это выро­


дилось и превратилось в автоматически исполняемые обря­
ды и ритуалы.
В нашем храме есть церковные врата, которыми отделя­
ется святая святых храма — алтарь — от остального по­
мещения. Существуют четыре канонизированных церковью
Евангелия: Евангелие от Матфея, Евангелие от Марка, Еван­
гелие от Луки, Евангелие от Иоанна. Каждому из них соот­
ветствует свой символ: Матфею — человек (с течением вре­
мени он трансформировался в ангела), Марку — лев, Лу­
ке — телец, а говоря попроще, бык, Иоанну — орел. Так вот,
все это изображено на церковных вратах. Но если вдумать­
ся и сопоставить, то ведь фрагменты символов складыва­
ются в фигуру сфинкса: сфинкс обладал телом быка, имел
львиные лапы и лицо человека, а на спине у него были ор­
линые крылья. Что это означает? На мой взгляд, лишь одно:
что символы для евангелистов отбирались с определенным
умыслом, тут как бы заключается намек на то, что в их тек­
стах содержится ответ на древнюю загадку сфинкса.
Вообще я считаю, что настало время, когда наука, отбро­
сив предубеждения и крайности, должна смелее вторгаться
в святая святых религий, стараясь найти и объяснить сокро­
венный смысл их символов. Уверен, что это один из путей к
космическим тайнам. Конечно, было б идеально, если б
представители религий не играли лишь роль суровых стра­
жей при доверенных им сокровищах, а шли бы навстречу
науке. Но тут уж, наверное, требуется, как сказал один муд­
рый человек, чтоб священнослужители стали немного уче­
ными, а ученые немного духовнее.
— Можно ли вас понять так, что вы не против возвраще­
ния религии и возрождения религиозных принципов, но, ес­
тественно, на новой, более современной основе?
— Нет, речь идет не о возвращении религии или рекон­
струкции ее, а о более правильном подходе ко всему ком­

25
Валентин Сидоров

плексу вопросов, связанных с нею. Николай Рерих говорил:


«Не разрушай храм, если не можешь поставить на его месте
новый». Если ты упраздняешь прежнее верование, то дай
человеку идеал, не абстрактный, а такой, чтоб у него за­
жглось сердце и чтоб в полной мере он возместил человеку
то, что им утрачено.
Мне очень близка позиция Лессинга. А он делил духов­
ное развитие человечества на три периода.
Первый — детство. Ему, он считал, соответствовал Вет­
хий Завет с его однозначно-прямолинейной системой нака­
заний за совершенное зло («око за око, зуб за зуб») и на­
град в виде материального богатства за добрые поступки.
Естественно, это свидетельствовало о незрелом и грубом ду­
ховном состоянии тогдашнего человечества.
Второй — юношеский, а значит, романтический. Ему со­
ответствовал христианский Новый Завет, который старался
затронуть в человеке не низменные, а высокие струны его
души. Образ Христа, героически прошедшего через крова­
вые муки, стал олицетворением сострадания ко всему живу­
щему.

Духовным зреньем посмотри на руки,


Дарующие помощь и спасенье.
Чьи б ни были они, но ты увидишь
На этих милосерднейших ладонях
Зияющие дыры от гвоздей.

Это была высокая ступень духовной эволюции, но — не


последняя.
Третья, высшая ступень эволюции, по Лессингу, — зре­
лость человечества. Ее отличительные особенности: во-пер­
вых, духовное совершенство и нравственная чистота, во-вто­
рых, абсолютная независимость человеческой морали от ве­
ры в бога и провидение. Добро будет твориться ради добра,

26
Мост над потоком

а не в ожидании уготованных за это воздаяний (земных или


небесных).
Вот почему атеист, обладающий глубокой нравственно­
стью, может быть выше не только верующего, не обладаю­
щего такой нравственностью, но и верующего, обладающего
точно такой же нравственностью, как и атеист. Ведь в пер­
вом случае — полное бескорыстие, во втором — надежда
получить награду за свои поступки и мысли.
— Так что же: выходит, что атеист (если он обладает те­
ми качествами, о которых вы говорили) ближе богу, чем ве­
рующий в него?
— Выходит, что так. В парадоксах всегда больше истины,
чем в обкатанных силлогизмах.
— Скажите, а как вы относитесь к знаменитой мысли ва­
шего великого писателя Достоевского (которого на наш ин­
дийский лад мы иногда называем «риши», то есть ясновид­
цем и мудрецом): «Красота спасет мир»?
— Видите ли, если исходить из определения Канта «Пре­
красное есть символ нравственности», то отсюда как бы сам
собой вытекает и афоризм Достоевского «Красота спасет
мир». Этика и эстетика неразрывны. Это две стороны одной
и той же медали.
Многие наши беды — естественно, я имею в виду то, что
происходит у нас, в нашей стране, — идут от того, что мы
разрушаем нерасторжимое единство этических и эстетиче­
ских принципов, что мы забываем — как о чем-то несущест­
венном — об эстетической стороне вопроса. Иногда скла­
дывается впечатление, что мы во власти иллюзии: раз нрав­
ственные максимы правильны и неопровержимы, то они
могут автоматически, сами по себе, воздействовать на созна­
ние людей и преобразовывать их. Мы игнорируем тот факт,
что простым, информативным повторением прописных истин
делу не только не поможешь, но даже навредишь, потому

27
Валентин Сидоров

что подчас это может дать прямо противоположный резуль­


тат.
А самое главное, пожалуй, состоит в том, что мы игнори­
руем исторический опыт, поскольку в нем все это давным-
давно учтено. Если мы обратимся, например, к истории ре­
лигий, то увидим, что нравственные постулаты христианско­
го или буддийского учения не витают в безвоздушном про­
странстве, они подкреплены авторитетом, подвигом, кровью,
всей жизнью основателя учения. Но и этого мало. Смотрите,
как высокохудожественно организованы тексты того же Еван­
гелия, или Корана, или Вед. Порядок словосочетаний, ритм —
всему здесь придается значение, и недаром они обнаружи­
вают тяготение к стихотворному размеру. Существуют даже
термины: библейский стих, евангельский стих, а Коран бо­
лее чем наполовину зарифмован. Все это вместе взятое и
воздействует не только на ум, но и на воображение, на чув­
ства, на подсознание человека. Казалось бы, какие простые
истины: «не убий», «не укради», «возлюби ближнего, как са­
мого себя». Но какой могучий дополнительный арсенал
средств воздействия использован, чтоб попытаться утвер­
дить эти истины в сердцах людей.
Вот почему я убежден: если мы всерьез, если по-настоя­
щему озабочены задачей формирования гармонически цель­
ной личности нового общества, то обязаны не только учиты­
вать этот исторический опыт, но и стараться — если будет в
наших силах — превзойти его. А тут возможен лишь один
подход — другого не дано, — на который не однажды ука­
зывал Рерих: «Если хотите увлечь вашим знанием, сделайте
его привлекательным. Настолько привлекательным, чтоб кни­
ги вчерашнего дня показались сухими листьями».
— Вы провозгласили своим идеалом коммунизм, но до
осуществления его — чувствуется — еще далеко. Не кажет­
ся ли вам, что он, как и всякий идеал, отступает наподобие

28
Мост над потоком

горизонта, когда к нему приближаются? Иными словами: он


не только далек, но и недостижим?
— То, что скажу, вам опять покажется парадоксальным.
Но я действительно убежден в том, что коммунизм ближе к
нам, чем нам это представляется. Просто мы смотрим на не­
го как бы в перевернутый бинокль.
А знаете, почему я пришел к такому выводу, что главным
образом на меня повлияло? Читательские письма, которые
пришли с разных концов страны после моей «индийской»
повести «Семь дней в Гималаях». В доброй половине этих
писем звучала одна и та же нота: то, что нами завоевано, на­
ми еще не осознано. Истинной, духовной ценности наших
достижений мы не ведаем. И виной тому нравственные и
другие издержки воспитания, искривляющие в конечном сче­
те мышление человека.
И в самом деле: как была поставлена у нас пропаганда
того же самого идеала коммунизма? Она носила прямоли­
нейно-прагматический характер. Картина грядущего рисова­
лась примерно так: невиданное изобилие вещей, съестного,
бытовых услуг и пр. Впадая в односторонность, забывали,
что в отличие от буржуазного потребительского общества
для нашего строя материальные блага не могут быть целью и
смыслом существования, они лишь условия истинно челове­
ческого существования. За них надо бороться, памятуя, од­
нако, о том, что они не имеют права становиться самодов­
леющей целью. А что же тогда становится целью? Нравст­
венное преображение человека, одухотворение его чувств и
мыслей.
Если под этим углом зрения посмотрим на наши пробле­
мы, то выяснится, что грядущее, которое, как вы сказали, от­
ступает от нас наподобие горизонта (и будет отступать, если
будем вести себя, как прежде), в сущности, почти у самого
порога. Ведь если созданы условия истинно человеческого
существования — а они у нас в основном созданы, — при­

29
Валентин Сидоров

ход коммунизма теперь целиком зависит от нас, от того, су­


меем ли мы преобразовать и одухотворить свой внутренний
мир, себя. Чтобы наступил коммунизм, надо утвердить его в
себе, в наших душах.
Мой отец — старый партиец. Будучи мальчишкой, во вре­
мя гражданской войны он вступил добровольцем в Красную
Армию. То, что он говорит сегодня, можно свести к следую­
щему: если бы каким-нибудь чудом удалось соединить чис­
тоту, энтузиазм, веру, бескорыстие людей периода военного
коммунизма или первых пятилеток с теми материальными
благами, которые у нас сейчас имеются, это бы и было то,
что мы называем коммунизмом. Сложилась парадоксальная
ситуация: из-за ошибок ли, порою трагических, из-за отсут­
ствия ли опыта (нельзя исключить и наличие злого умысла
тоже), но было сделано все, чтобы развести как диаметраль­
но противоположные полюса советскую власть и духовное
начало, хотя сама советская власть и родилась в результате
огненного духовного порыва людских масс. Задача нынеш­
них преобразований в стране, может, в том и состоит, чтобы
поставить все на свои места, чтобы вернуться к тем духовно­
нравственным, светлым и бескорыстным основам, с которых
и начинался наш строй.
— Так вы полагаете, что шанс у вас есть. Надежду на ус­
пех вы, естественно, связываете с новым периодом вашего
развития и новым мышлением. Тогда еще вопрос: не беспо­
коит ли вас, что новый период, период начавшихся преобра­
зований, с одной стороны поднял у вас волну прагматизма
совершенно западного толка, а с другой — породил ожесто­
ченные нападки на «духовные Гималаи» (как видите, мы
следим за вашими дискуссиями такого рода), то есть именно
на то, на что вы надеетесь и к чему зовете?
— Беспокоит, но не пугает. Если процесс перестройки
революционный — а мы полагаем, что он именно такой, —
то, значит, со дна поднимется всякая муть. Воспринимайте

30
Мост над потоком

это как пену и накипь. Процесс перестройки не может быть


однозначным. Не может он также и совершиться в одноча­
сье. И позвольте мне опять сослаться на Николая Рериха,
которого, как вы знаете, я считаю своим Гуру и который го­
ворил, что не надо принимать вынос сора за разрушение.
Это лишь начало строительства.
— Как вы расцениваете положение дел с нашей цивили­
зацией, с планетой вообще?
— Могу ответить строчками стихов:

Земля больна. До крайности больна.


Но нужен ей не доктор, а Учитель.

События развиваются таким образом, что дают основания


считать нынешний виток времени своеобразным экзаменом,
который держит человечество на звание человека. Все, что
может помочь выдержать данный экзамен, должно быть вос­
принято, все, что мешает, должно быть отсечено.
Само слово «экзамен» предполагает учеников, каковыми
мы все, собственно говоря, и являемся. Это хотелось бы под­
черкнуть особо, потому что бурное развитие современной
технической цивилизации породило, увы, иллюзию, что мы
превратились чуть ли не в учителей. Во всяком случае мы
уже считали себя вправе поучать природу, по своему усмот­
рению останавливая, а то и меняя вековечное течение вод;
мы считали возможным подправлять историю, корректируя
картины прошлого, исходя из конъюнктурных сиюминутных
соображений. Но будем откровенны: мы не достигли того
уровня, чтобы стать учителями в подлинном смысле слова.
Для этого нам не хватает знаний (наши знания при всех ус­
пехах науки еще ограничены), для этого нам не хватает со­
ответствующих нравственных качеств. Надо учиться у при­
роды соразмерности и внутреннему порядку, принимая к
сведению, что мы не имеем права легкомысленно вмеши­
ваться в творчество природы. Учиться у истории (тут мне бы

31
Валентин Сидоров

хотелось вспомнить замечательные слова арабского поэта


Маари: «История — поэма, слова меняются, но ритм остает­
ся»). Наконец, учиться друг у друга, стараясь жить и дейст­
вовать по принципу вашей мудрой поговорки: «Никто тебе
не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе учи­
тель».
Стремительное движение нашей цивилизации — а оно
убыстряется год от года — настолько захватывает нас своей
круговертью, что мы забываем спросить: а во имя чего в ко­
нечном итоге оно совершается и почему выходит из-под
контроля? Ведь нарастание и убыстрение движения — не
самоцель. Быстро, как известно, можно двигаться и к про­
пасти. Не настал ли момент, когда нужно сделать остановку,
чтобы осознать все происходящее с нами, чтоб разобрать,
почистить, а может, и заменить какие-то детали машины про­
гресса, которая в последнее время явно начала барахлить?
— Но как же сделать эту остановку? И кто решится на
это первым: вы, американцы, японцы, немцы?..
— Разумеется, ее надо делать сообща, как говорится,
всем миром, дабы бегущие не растоптали остановившихся.
— Как вы знаете, некоторые люди потеряли веру в то,
что мир выберется из трясины собственными силами. Поэто­
му они связывают надежды на спасение с Космосом. Что вы
можете сказать по этому поводу?
— Как ни странно, но эту точку зрения можно принять,
однако с одним существенным дополнением, что Космос
нужно выявлять и утверждать в самих себе, перестраивая и
обновляя свое сознание по вселенской шкале.
По существу, нам остался единственный выход: поднять
свое мышление на планетарно-космический уровень. То, что
недавно еще считалось утопией, фантазией, далекой мечтой,
а именно — расширение человеческого сознания и превра­
щение его в космическое, стало не только реальной, но и не­
отложной задачей в наши дни.

32
Мост над потоком

— В повести «Семь дней в Гималаях» упоминается о про­


рочестве: когда один миллиард людей встанет под знамена
высокой духовности, то это будет поворотным пунктом в ис­
тории человечества. Я верно передаю суть ваших слов?
— В принципе да.
— Далее вы излагаете мысль, что пророчество подразу­
мевало союз (причем не просто экономический или полити­
ческий, а внутренне осознанный, сердечный, духовный) Индии
с вашей страной. Он-то и будет обнадеживающим и спаси­
тельным примером для нашей цивилизации. Не изменилась
ли с тех пор ваша точка зрения?
— Нет, не изменилась. Более того, я считаю, что как бы
во исполнение пророчества звучат слова Делийской декла­
рации, подписанной руководителями наших стран. Обратите
внимание, что они «от имени более чем миллиарда мужчин,
женщин и детей» — именно так сказано в декларации —
выступают с призывом сделать основой человеческого сооб­
щества принципы ненасилия.

Бесчисленны, словно листья, имена на Древе Познания,


как листья, они осыпаются и вновь появляются. Но верши­
ной своей Древо Познания устремлено к Абсолюту, но кор­
нями своими оно уходит в Абсолют, но ветвями своими
стремится обнять оно Абсолют.
Читатель моих индийских сюжетов, наверное, заметил,
что у меня так или иначе, но обязательно возникает слово
«Абсолют». Могу признаться, что это, конечно, не случай­
ность. Дело в том, что слово «Абсолют» — ключевое для
всего индийского философского мироздания. Без него прак­
тически невозможно понять, чем оно живет и дышит. Игно­
рировать это понятие, делать вид, что его не существует, или
подходить к нему с однозначно негативных позиций — зна­
чит отрезать для себя все пути-дороги к духовному сердцу
Индии. Есть лишь единственный выход: попытаться разо­

33
Валентин Сидоров

браться в проблеме трезво, спокойно, без ненужных эмоций


и тем более ненужных ярлыков. Мне, например, представля­
ется, что индийский термин «Абсолют» в чем-то согласуется
с нашей современной трактовкой категории абсолютного, во
всяком случае с тем определением, которое дано в послед­
нем издании философского энциклопедического словаря:
«Абсолютное — безусловное, само по себе сущее, несотво-
римое, вечное, всеобщее (в этом смысле абсолютна мате­
рия)».
Надо сказать, что слово «Абсолют» в индийских источни­
ках как бы облучено звездным и надзвездным дыханием.
С древнейших времен существовало такое определение:

Оружье бога — мысль об Абсолюте.

Та же самая мысль — об Абсолюте — поднимала дух че­


ловека на небывалую высоту.
«Во всех случаях жизни боги опускаются к нам, — утвер­
ждалось в одном из преданий. — И лишь когда ты устрем­
лен к Абсолюту, ты поднимаешься к богам, а не боги опуска­
ются к тебе».

Абстракция абстракций — Абсолют.


Но, приобщившись к ней, ты постигаешь,
Что это есть Жизнь жизней, Бог богов,
Единство бесконечных единений.

Так что же? Может быть, Абсолют и есть, так сказать, Бог
в квадрате или, вернее, в энной степени? Нет и тысячу раз
нет! Между этими, столь близкими на первый взгляд поня­
тиями — пропасть. И ее отчетливо ощущает человеческое
сознание.

Творя себя, ты космосы творишь.


Творя себя, богов творишь ты тоже.
Лишь Абсолют творенью не подвластен.

34
Мост над потоком

Будда означает «просветленный». А просветление царе­


вича Сидхарты, пришедшее в результате глубочайшей и дли­
тельной медитации под кроной многолиственного дерева, в
том и состояло, что он отверг идею личного бога.

— Расскажи мне о Будде, Учитель.


— А Будда тот, кто Абсолют почуял
В самом себе. Исток и человек
Соединились. Так явился Будда.

«Абсолют — не предмет знания, Абсолют — не символ


веры, — пытался он объяснить людям. — Абсолют — дейст­
вие истины в тебе и в других, а истина и действие равно­
значны.
Ни верования, ни антиверования не имеют никакого зна­
чения. Если есть абсолютное, если ты знаешь, что оно есть,
если ты устремлен к нему, значит, ты очутился на вершине
духа. Отсюда, с этой высоты ты можешь осваивать планы
бытия и небытия, которые, подобно туману, застилали от те­
бя вершину твоего истинного «я».
Если дышишь воздухом абсолютного, ты — победитель
мира, некогда победившего тебя».
Он говорил: Абсолют ускользает, чтоб нас уловить.
Сравнивал Абсолют с крепостью, которую следует обло­
жить длительной осадой, чтобы он сделал вылазку и тем са­
мым проявился для нас.
Предупреждал: кому-то Абсолют представляется ледяной
бездыханною глыбою, кому-то огнем, сжигающим все и вся.
Это происходит потому, что человек — зеркало Абсолюта, но
зеркало с искажениями и потому неточно отражающее его
лик.

Перевернутый мир Абсолюта —


Это ты. Чтоб все встало на место,
Парадоксами мглу заблуждений развей!

35
Валентин Сидоров

А парадоксы начинаются тут же. Первый призыв, связан­


ный с Абсолютом, — не думать! Второй призыв, связанный с
Абсолютом, — думать! Оба призыва — казалось бы, взаимо­
исключающие — сливаются воедино, если стать на ту точку
зрения, что безмолвие — это не отрицание мысли, а состоя­
ние, когда мысль не прикована к тебе. Необходима не про­
сто тишина, которая в сущности представляет собой замену
грубых звучаний тонкими, пронзительными, еле различимы­
ми, а то и вовсе не различимыми для слуха (отсюда, может, и
привычный эпитет для тишины: звенящая), но такая, при ко­
торой вымирают все звуки как низкого, так и высокого ре­
гистра.

Пусть замолчит молчание. Тогда


Почувствуешь дыханье Абсолюта.

Считается, что первое проявление Абсолюта в сердце —


радость. Говорят, что реальность Абсолюта следует мерить
радостью, расширяющейся, как Вселенная. Утверждают да­
же, что Вселенная и расширяется в результате взрывной
волны радости.

Все рождено. И даже свет рожден.


Вот почему мы обращаем взоры
К тому, что никогда не рождено.

— Странно, — говорил мне один индийский собесед­


ник, — но когда думаю, откуда пришел, мысль устремляется
не во внешний мир со звездами и планетами, а внутрь себя.
Как будто то, что в глубине меня, и породило меня. Но если
это так, то значит, что начало всех начал во мне, и то, что
внутри меня, как бы первично по отношению ко всему. По­
этому внешнее становится внутренним, внутреннее — внеш­
ним, ограниченное — неограниченным, неограниченное —

36
Мост над потоком

ограниченным, я — Абсолютом. Свобода лишь в осознании


истины простой: Я — Абсолют.
Но не торопитесь с выводами, упрекая в самовозвеличи-
вании. Существует цепочка утверждений, неразъединимых
друг с другом.
Первое: Есть Абсолют.
Второе: Я есть Абсолют.
Третье: Все вокруг меня есть Абсолют.
Нет оснований для исключительности и разъединения.
Недаром говорится:

Чтоб уничтожить повод для гордыни,


Отбросьте ритуалы и обряды
Как нечто, возвышающее вас.
Есть Абсолют. Единственный во многих,
Через неравенство друг другу мы равны.

Непосредственное слияние с Абсолютом, а оно достижи­


мо в любое мгновение (просто об этом не подозревают), —
главный путь постижения истины. Все остальное — ветви и
тропы этого пути.
Задача в том и заключается, чтобы в каждом зазвучал Аб­
солют, чтобы каждый ощутил себя Абсолютом, чтоб каждый
не существовал, а жил.
— Но возникает парадоксальная ситуация, — сказал
я. — Постигается то, что в принципе непостижимо. Ведь Аб­
солют не сотворен, а значит, непостижим.
Ответ был такой:
— То, что непостижимо для человека в отдельности, по­
стижимо для человечества в целом.

Есть феномен Единства. Только он


Дает нам прикоснуться к Абсолюту.

37
Валентин Сидоров

Вот почему все усилия и должны быть сосредоточены на


достижении Единства.
А в заключение беседы я услышал:
— Многое может быть отнято у человека, но главное он
отнимает у себя сам: устремление, которое, будучи абсолют­
ным, приводит его к Абсолюту. Поэтому человеку — особен­
но в драматические моменты жизни — рекомендуется пом­
нить:

На переломных пунктах бытия


Спасительна лишь мысль об Абсолюте.

Русскую классику в Индии переводят охотно. И не только


на хинди, но и на другие языки. Помню, как в Бангалоре,
столице штата Карнатака (в штате живут примерно сорок
миллионов человек, говорящих на языке канада), нам пода­
рили вышедшую в бангалорском издательстве книгу Досто­
евского «Дядюшкин сон». Художник сделал обложку с уче­
том вкусов и представлений своего читателя. На ней был
изображен человек с моноклем, но в белой чалме, а у герои­
ни был совершенный индийский овал лица и традиционное
пятнышко на лбу.
Что же касается нашей современной литературы, то, на­
сколько позволяют мне судить мои впечатления, ее знают
плохо или совсем не знают. Причин тут много, и прежде все­
го это языковой барьер. В Индии существуют сотни языков,
и осуществлять непосредственный перевод с русского на ка­
ждый из них практически невозможно. Нет специалистов,
нет школы перевода. Использовать же в качестве языка-по-
средника английский тоже не с руки. Во-первых, перевод с
перевода всегда грешит большими изъянами. Во-вторых, тут
целиком зависишь от выбора (а он тоже может быть с изъя­
нами) этого посредника.
Нельзя также сбросить со счета, что интеллигентная Ин­
дия остается пока что англоязычной страной. Информация о

38
Мост над потоком

нас — а она, как вы понимаете, подчас весьма тенденциоз­


на — идет с Запада. Вот почему я нисколько не удивился,
когда в Дели на одной из представительных встреч, где нас
по индийскому обычаю увенчали гирляндами из цветов, кто-
то сослался, подводя, так сказать, идеологическую платфор­
му под свое незнание, на высказывание нашего писателя-
эмигранта (по-моему, Евгения Замятина): «У русской литера­
туры одно только будущее — ее прошлое». Дескать, ваша
современная литература утратила тайну, поскольку из четы­
рехмерной стала двухмерной. Золотой век русской духовно­
сти позади.
Я сказал в ответ, что не собираюсь полемизировать, а хо­
чу лишь разъяснить свою точку зрения. Я согласен, что наш
XX век отстает от достижений XIX столетия, которому сужде­
но было стать золотым веком русской литературы. Но я не
согласен, что мы утратили тайну, а значит, и будущее. Тайны
хранят не бугорки и холмики — их везде и всюду хвата­
ет, — а вершины. А вершины у нас есть. И разве не тайна —
«Тихий Дон» Шолохова, «Русский лес» Леонида Леонова,
«Мастер и Маргарита» Булгакова? (Надобно признаться, что
последние два имени аудиторию оставили равнодушной: то
ли не читали, то ли знают о них понаслышке.)
— А вот, — продолжал я, — маленький тест. Попробуйте
определить, кому могут принадлежать слова, которые сейчас
процитирую:
«Поднимает тебя волна, и поднимайся, только помни всег­
да: это ты не сам, а волна тебя поднимает. Пользуйся высо­
той и живи, только отделяй ту высоту, на которой ты сам от
себя поднимаешься, и ту, на которую тебя поднимают».
Или вот эти:
«Нужно собрать внутри себя тишину, чтобы не зависеть
от внешних событий без побега во внутреннюю пустыню».
Возгласы: «Толстой!», «Кто-нибудь из индийских писате­
лей!»

39
Валентин Сидоров

— Нет. Это советский писатель Михаил Пришвин. Лирик


и философ одновременно. Иван Бунин, великий мастер и
взыскательный судья писательского слова, утверждал, что
Пришвин в изобразительности птиц, зверей, насекомых, по­
лей, лесов, рек и гор равен Брему, а в мудрости не уступает
Рабиндранату Тагору.
Ну хорошо, а Рерих? Я говорю не о Рерихе — художнике,
а о Рерихе — писателе и поэте. Ведь его стихи-медитации
несут такой заряд духовности, что у вас же, в Индии, их и
сопоставляли не больше и не меньше, как с Упанишадами!
Это уже, смею полагать, искусство нового типа, которое мо­
жет, если хотите, конкурировать с религией. Более того, на
мой взгляд, оно обладает некоторыми преимуществами по
сравнению с религией. В нем нет категоричности, присущей
религии, оно не претендует на абсолютный характер своих
постулатов и потому ставит человека перед нравственным
выбором более спокойно и ненавязчиво. Очевидно, творче­
ство такого высокого уровня и имелось в виду, когда в тяже­
лейшее для России время разрухи и гражданской войны с
гималайских вершин доносились слова: «Нрав России про­
светит красота духа».

На состязания поэтов, которые в Индии называются му-


шейрами, стекаются толпы. Тем более что такие состязания
не обязательно проводятся в закрытом помещении, а на
улицах и площадях тоже. Но надо сказать, что почти любая
литературная встреча содержит в себе элемент мушейры,
если она проходит раскованно и непринужденно и, естест­
венно, если на ней присутствуют поэты. Лишь бы кто-то на­
чал, а уж потом, как говорится, само пойдет.
Я люблю именно стихийность мушейры. Люблю не столь­
ко читать (хотя это приходится делать), сколько слушать.
Моя записная книжка после мушейры обычно испещрена

40
Мост над потоком

полустенографическими записями подстрочных переводов


стихов.
Потом я пытаюсь в них разобраться, навести какой-то по­
рядок; кое-что даже рифмую. Так образовались у меня ве­
щи, написанные по мотивам того, что я слышал в ходе му-
шейр. Это как бы вольные переводы, где имя утрачено и где
я не могу отличить свое от чужого.
Вот некоторые из них.

Не правы мы.
Не прав и тот,
Кто, мир разъятый изучая,
Вопрос в смятенье задает.
Не прав и тот, кто отвечает.

Время ослабляет свои тиски, дабы ты отдохнул. Это и


есть безмолвие.

Безмолвие нельзя окрасить ни в какой из цветов, ибо все


цвета оно содержит.
Безмолвие нельзя передать никаким звуком, ибо все зву­
ки оно в себе имеет.
Безмолвие нельзя потревожить никакой мыслью, ибо все
мысли оно в себе концентрирует.
Если же прорываются мысль, звук и цвет и превращаются
в слово — то это весть из безмолвия, это подарок тебе из
безмолвия, человек.

— Зачем ты думаешь о том, что мысли твоей не подвластно?


— Затем, чтоб научиться безмолвию, а научившись без­
молвию, научиться наконец-то мыслить.

41
Валентин Сидоров

— Чего ты хочешь от безмолвия?


— Ничего, кроме одного: знать, чего хочет от меня без­
молвие.

— Лишенный видений, лишенный звучаний, лишенный


на некоторое время мыслей — что обретаешь ты?
— Все. Вернее, все обретаю в себе, себя обретаю во
всем.

Мост между человеком внутренним и внешним зыбок,


незрим, невесом. Любая мысль, являющая гнев или сомне­
ние или несущая намек на гнев и сомнение, может разру­
шить его. Будьте бдительны! Приучайтесь ходить над безд­
ной без страха.
Не останавливайтесь на мосту — идите!
Какие б красоты вас ни пленяли вокруг — идите! Какие б
голоса ни звучали над вами — идите!
Радость, которая вас ожидает на другом берегу, ваше во­
ображение представить не в силах. Не вычисляйте, не ду­
майте, а — стремитесь.

По существу Время подчиняет себя единственной цели:


найти тропинку к Вечности, пусть самую узкую, но — найти!
Но тропинки нет, а есть широкая-широкая дорога, по кото­
рой катится Время как перекати-поле. И то, что гонит
нас, — внутри нас, а не где-то во внешнем мире.

42
Мост над потоком

Как убого жилище мое! Заржавели двери его, а окна его


помутнели. Сколько в доме мусора, хлама и пыли! В суете и
спешке опять забываю о доме своем. Как войдет в этот дом
Гость Грядущий? А я ведь мечтаю о нем, Госте Грядущем.
Выйду из дома и буду сидеть на пороге, дабы не пропус­
тить тебя, Гость Грядущий. Может, кинешь один только взгляд
в мою сторону, и заря засверкает в окнах, и ветер распахнет
заржавевшие двери.
Гряди, Грядущее! Благослови нас, Грядущее!
Аум.

Мы бодисатвы 1 все до одного,


Мы исполины из огня и света.
Но отчего — скажите, — отчего
Никак не можем осознать мы это?

Не только жизнь трепещущей Земли,


Жизнь Космоса от этого зависит.
Но тени угрожающе легли
И замолчали отчужденно выси.

Обозревая пройденный свой круг,


Мы чувствуем, что кончилась отсрочка.
Еще мгновенье — и погаснет дух,
Как звездная мерцающая точка.

Я познакомился со Шрикантом Вармой в Дели, когда мы


обсуждали проект совместного советско-индийского изда­
ния, получившего впоследствии название «Весть». В книге

1 Б о д и с а т в а : в буквальном переводе с санскр ита — тот, чья


сущ ность пр осветление. (Здесь и далее примечания автора.)

43
Валентин Сидоров

планировалось собрать материалы, свидетельствующие о вза­


имном духовном тяготении народов двух стран, начиная с
«Хождения за три моря» Афанасия Никитина и кончая сти­
хами и очерками наших дней. Шрикант Варма дал согласие
войти в индийскую редколлегию этого издания.
Был он небольшого роста, с несколько замкнутым выра­
жением лица, которое, правда, иногда оживляла искренняя,
прямо-таки детская улыбка. Страстный курильщик, он не
расставался с трубкой ни на мгновение; потом заболел, вра­
чи запретили курить, но по привычке он держал пустую труб­
ку во рту, потом трубка вообще исчезла.
Мы знали, что в современной Индии он один из самых
выдающихся и популярных поэтов. Даже противники, кото­
рых у него, как и у всякой неординарной крупномасштабной
личности (а Шрикант Варма к тому же занимался еще и по­
литикой), было немало, безоговорочно признавали это. Сам
же Шрикант Варма объяснял наличие врагов у себя особен­
ностями своего чересчур уж прямолинейного характера.
«Я всегда повернут к человеку, — говорил он, — или всей
душой, или всей спиной».
Так уж получилось, что первое стихотворение Шриканта
Вармы, которое мне довелось от него услышать, было о Ста­
лине. Оно представляло собой пункты своеобразной анкеты,
на которые дает ответ человек, как бы вновь возникающий
из небытия.

— Ваше имя? — Сталин.


— Ваше дело? — Сталин.
— Ваша вера? — Сталин.
— Ваша вина? — Сталин.
— Ваша кара? — Сталин.

Свою политическую судьбу Шрикант Варма связал с пар­


тией Индийский национальный конгресс. Какое-то время он
был одним из ее генеральных секретарей (организационная

44
Мост над потоком

структура партии предусматривает пять или шесть секрета­


рей такого ранга). В 1980 году, когда в Индии были объяв­
лены досрочные парламентские выборы, Шрикант Варма ру­
ководил избирательной кампанией Индиры Ганди. С учетом
ситуации, сложившейся тогда в стране в результате недолго­
го правления блока разношерстных и разнокалиберных пар­
тий (в сущности, их объединяло лишь одно — неприятие
Индиры Ганди), он сформулировал лозунг, которому было
суждено сыграть немаловажную роль в предстоящих выбо­
рах:
«Голосуйте за Индиру Ганди. Голосуя за нее, вы голосуе­
те за правительство, которое работает».
Впоследствии Шрикант Варма руководил также избира­
тельной кампанией Раджива Ганди.
Я как-то спросил: а не мешают ли столь активные заня­
тия политикой ему как поэту?
Он отвечал:
— Нет. Я умею отключаться. Когда пишу стихи, забываю
обо всем, о политике тоже.
Я счел своим долгом спросить: а когда погружаетесь в
политику, вам удается забыть, что вы поэт?
Он на минуту задумался, потом сказал:
— Вот это не всегда удается.

Ни одного писателя мира, наверное, так не почитают в


Индии, как Льва Толстого. Здесь к нему относятся не только
как к писателю, но и как к Гуру, как к Махариши. Отец ин­
дийской нации — так нередко называют Махатму Ганди —
заявлял, что он считает себя лишь «скромным последовате­
лем» «великого учителя» — Толстого.
Вот почему для индийцев поездка в Ясную Поляну не ту­
ристское мероприятие, не рядовое путешествие, а паломни­
чество. Совершил это паломничество, в котором я вызвался
его сопровождать, и Шрикант Варма.

45
Валентин Сидоров

В молчании, длившемся несколько минут, мы постояли у


могилы Толстого. Получилось похоже на ритуал, потому что
Шрикант Варма, а вслед за ним и я сложили руки на груди в
традиционном индийском жесте, издревле долженствующем
обозначать: «Мир внутри меня, мир в сердце моем». Мы да­
же условились в честь такого события отныне считать себя
побратимами.

А потом, отдыхая от впечатлений, мы сидели на скамей­


ке, наслаждаясь хорошей погодой и сверканием ярко-зеле­
ной травы. Насколько помню, лето восемьдесят четвертого
было щедрым на солнце и погожие дни.
В то время на страницы газет стали пробиваться первые
материалы об опасности, грозящей Ясной Поляне со сторо­
ны химического комбината, расположенного не столь далеко
от усадьбы. Опасность обозначилась явственно и зримо. Не­
которые деревья уже почернели и лишились листвы. Шри­
кант Варма знал о беде, нависшей над Ясной Поляной, да мы
и не делали тайны из этой беды.
— Природа не терпит насилия ни в малом, ни в вели­
ком, — сказал он. — И результат всегда один: катастрофа.
Ромен Роллан — не помню точно, то ли в книге о Вивека-
нанде, то ли о Ганди — нарисовал впечатляющую символи­
ческую картину того, как на вершине Гималаев пересекают­
ся пути человека Запада и человека Востока. А здесь встает
перед ними неизбежная дилемма. А здесь их ждет великое
испытание, описанное в Евангелии как искушение Христа в
пустыне. К сожалению, человек Запада, говорит Ромен Рол­
лан, сделал дурной выбор: внял голосу искусителя, предла­
гавшего ему царствие земное, т. е. предпочел материальное
могущество, которое в Индии воспринимается как нечто вто­
ростепенное и даже иллюзорное. Вот и расплачивается он
за свой выбор, потому что оказался во власти стихийных

46
Мост над потоком

сил, которые сам по своей внутренней слепоте выпустил на


волю.
Западные оппоненты Махатмы Ганди не упускали случая
указать на противоречие, которое резко бросалось в глаза,
между высокими достижениями духовной культуры Индии и
ее нищетой и технической отсталостью. Неужели ваши муд­
рые предки, говорили они, достигшие таких успехов в облас­
ти духа, не могли изобрести машины, облегчающие труд че­
ловека, как это сделали мы на Западе? Ганди отвечал так:
«Дело не в том, что мы не знали, как изобрести машины,
но наши предки понимали, что если мы изобретем их, то ста­
нем рабами, утратим свой нравственный облик. После дол­
гого размышления они решили, что мы должны трудиться
только с помощью рук и ног».
— То есть, — сказал я, — Ганди мечтал наложить вето
на технический прогресс, застопорить его, заморозить. Од­
нако ничего у него не получилось.
— Да и не могло получиться, — продолжал Шрикант
Варма. — Ведь не могла существовать карма нашей страны
отдельно от кармы всего человечества. Индия, Восток оста­
лись глухи к призывам Ганди. Но точно так же и Запад ос­
тался глух к призывам Толстого.
А в итоге — если смотреть правде в глаза — перед нами
тупик. Если будем вести себя по-старому, то с размаха вре­
жемся лбом в глухую стену и тогда — конец.
Все дошло до предела: зло, безобразие, разрушение гар­
монии в природе и человеке. Паллиативами или заплатами
делу не поможешь. Гибель мира всегда от полумер. Нынеш­
нее положение таково, что или духовная революция, кото­
рая сожжет прежнее ветхое мышление и утвердит новое,
или...
И Шрикант Варма безнадежно махнул рукой.

47
Валентин Сидоров

Источник радости повсюду и везде,


Но главным образом — в преодоленье Майи 1 .

— А знаете, — сказал Шрикант Варма, — какой, может


быть, самый убедительный пример Майи: звездное небо над
головою. Ведь свет, излучаемый звездами, идет к нам тыся­
чи, миллионы и даже миллиарды лет. За это время с ними
обязательно что-нибудь случилось: может быть, они пере­
местились, может, утратили свое сияние, может — и это не
исключено, — погибли в результате какого-нибудь катак­
лизма. Ведь сущность всего — это взрыв и огонь, и Кос­
мос — не что иное, как в глубинах запрятанный взрыв. Во
всяком случае, глядя на звездный небосвод, мы имеем дело
с тем, чего уже не существует, то есть с Майей.
Есть точка зрения, что известное так же относится к не­
известному, как иллюзия к реальности. Оно, известное, и
больше, и меньше неизвестного одновременно. Ведь извест­
ное может практически до бесконечности раздвигать свои
пределы, но зато и неизвестное может поглотить известное с
той же легкостью, с какою море поглощает каплю дождя.
Однако, ради бога, не думайте, что философская муд­
рость Индии базируется лишь на безусловном и безогляд­
ном отрицании Майи, что она высокомерно и пренебрежи­
тельно относится к иллюзиям. Мудрость вообще ни к чему
не относится пренебрежительно. Просто она видит то, чего
не видят другие, — корень иллюзий, и знает, что сон, зату­
манивающий сознание, венчает пробуждение. Как говорил
Будда, единственный источник мужества — истина, а истина
постигается в процессе отождествления с несотворенной
основой бытия.
— Значит, опять Абсолют?
— Значит, опять Абсолют.

1 М а й я — др евнеиндийское понятие, утвер ж даю щ ее мы сль об


иллю зорности воспринимаем ого нами мир а.

48
Мост над потоком

...В моей памяти живут слова Шриканта Вармы, похожие


на стихи; возможно, это и были стихи, просто я не догадал­
ся спросить.
«Я выхожу за пределы тела — это не смерть.
Я выхожу за пределы Космоса — это не смерть.
Так где же смерть? Не там ли, где я замыкаю себя в гра­
ницы Космоса, в границы тела?»
Здоровье Шриканта Вармы было сильнейшим образом
подорвано. Он перенес операцию на сердце. Она помогла
ему, но ненадолго. Спустя два года после нашей поездки в
Ясную Поляну он умрет под ножом хирурга в Америке.
Шрикант Варма знал, не мог не знать, не мог не догады­
ваться, что смерть не отступилась от него, а лишь дала от­
срочку, но относился к неизбежному спокойно и мужествен­
но, как и предписывал ему весь склад и строй его философ­
ского мышления.
— Время — это Сатурн, пожирающий своих детей, — го­
ворил он с улыбкой и добавлял: — Очень важно знать, что
Время — живое, реальное существо. В древности это пони­
мали (вспомните греческого бога Кроноса), но потом забы­
ли. Время может сгущаться в разные образы, может принимать
многочисленные лики. Может говорить, может гипнотизиро­
вать, как загипнотизировало некогда Еву (на мой взгляд Змей,
искушающий Еву и Адама, — символ времени, олицетворе­
ние всего временного). Но его не надо бояться.
Дело в том, что оно само побаивается нас. Дело в том,
что не временные мы, но беспредельные. Доказательства?
Сон, ускользающий из сферы влияния времени. Процесс твор­
чества, процесс мышления вообще, когда практически исче­
зает ощущение времени. Поэтому если Время — Сатурн, по­
жирающий детей, то и мысль в свою очередь, как утвержда­
ли древние, пожирательница Времени.
Но, наверное, лучше всего об этом сказано в Ведах:
«Время несет нас вперед оно есть конь о семи лучах, о

49
Валентин Сидоров

тысяче глаз, не знающий уничтожения и полный плодонос­


ности. Просвещенные мудрецы продвигаются на нем; колеса
его — все миры».

Звучит, как колокол, Вселенная в тебе,


И ты внутри ее, как колокольчик.

Когда соприкасаются две тайны —


Ты и Вселенная, — безмолвье говорит.

В самом себе ищу опору духу


И нахожу. И возникает то,
Что как бы составляет центр Вселенной.
Пусть каждый этот центр в себе найдет.

Вселенную в себе я повторяю,


Но, повторяясь, — я неповторим.

Не забывай опять себе напомнить:


Ты Космосу принадлежишь отныне
Не меньше — даже больше, чем Земле.

Когда ты осознаешь: твой ашрам —


Вселенная, тогда поймешь другое —
Он не один. Их бесконечно много.

Готовь себя для беспредельности,


Готовь себя для беспредельности,
Готовь себя для беспредельности.
Ибо беспредельность всегда готова
Войти в тебя.

«Процесс расширения сознания самый медленный и са­


мый опасный», — предупреждает Елена Ивановна Рерих.
Почему? Да потому, в частности, что «люди не переносят, ко­
гда они не могут понять чего-либо».
«Причем труднее всего, — добавляет Елена Ивановна, —
будет расширить сознание среднего интеллигента, очень уж

50
Мост над потоком

оно полно самомнения и всякого отрицания. Народ в глуби­


не своего сердца знает, что «жизнь бесталанна без героя»,
но средний интеллигент полагает доказать свою образован­
ность и знание отрицанием всех основ, сложивших и его не­
удачную (в силу отрицания) среднюю особь».
Существует давнишняя, проверенная временем законо­
мерность: «чем меньше кругозор людей, тем легче они оби­
жаются; чем больше человек, тем скорее отзовется он на все
светлое». В одном из писем Елена Ивановна пишет:
«Малые сознания не имеют горизонта, и часто почти не­
возможно заставить их выйти из курятника».
Такое зрелище всегда печально. В нашу эпоху, когда, по
выражению Петра Великого, «промедление смерти подоб­
но», оно чревато катастрофическим взрывом.
«Новая эра начинается среди грома и молний. Что же
вызовет явление грозы? Необычайная тупость».

Человечество нередко противоречит назначению своему.


Это знали еще в древности. Но с этим трудно примирить­
ся — даже мудрецу. Рассказывают, что Платон, доведенный
до отчаяния косностью своих современников, восклицал:
«Неужели человек произошел от камня, если для искры
требуется удар чем-то твердым и острым?!»

И опять Елена Ивановна Рерих:


«Все твердят о различных свободах, но самые противо­
положные лагери боятся одного и того же зверя — свободы
мысли!
...Люди слишком привыкли ко всяким видам запрещений
и ограничений. И больше всего их пугает простор мысли,
ибо они чувствуют, что с широтою мысли пробуждается и
соответственно растет сознание ответственности. А кто лю­
бит ответственность? Каждый стремится избежать ее...»

51
Валентин Сидоров

В 1934 году у Рерихов очередное ЧП. Распоряжением вла­


стей в Харбине остановлена книга Николая Константиновича
«Священный дозор». Позиция Рериха вступила в резкое
противоречие с политическими взглядами влиятельных пред­
ставителей русской антисоветской эмиграции. В результа­
те — вето на книгу всемирно известного художника. Как мы
бы сказали ныне, пример «гласности», трактуемой в чисто
буржуазном духе, — как игры с правом забивать мяч лишь в
одни ворота.
«Вот вам и век просвещения! — возмущается Елена Ива­
новна. — Нет, мы живем не в век просвещения, но в век
изысканной инквизиции и безответственного шпионажа, в
век, когда рабы духа превращаются в истинных роботов, ко­
торыми скоро каждая обезьяна будет командовать».
«Тяжко видеть, — заявляет она по другому, не менее пе­
чальному поводу, — как человечество, мечтая о свободе, в
поисках ее занято изобретением новых, еще более тесных
оков. Свобода, как райская птица, поет лишь в чистых серд­
цах, освободившихся от единственного тюремщика своего,
имя которого — самость».

О своем муже Елена Ивановна писала так:


«Ничто не принадлежит ему, и сам он не принадлежит
себе. Терпимость великая — природа его, и, как магнит,
притягивает она самых различных людей и группирует их
вокруг имени его».
А Рерих не уставал напоминать ученикам и соратникам:
«Всякое желание заставить мыслить по своему рецепту не
может служить признаком культурности».
Собственно, это застарелая болезнь наша: стремление
поместить мир под своей вывеской. Именно под своей и ни
под какой иной! Это беда, превращающаяся в вину: концен­
трировать внимание не на делах, а на именах, спорить (и

52
Мост над потоком

причем порою весьма ожесточенно) лишь из-за названий, а


не по существу.
Рерихи (и Елена Ивановна, и Николай Константинович)
квалифицировали нетерпимость как проявление слабости и
как клеймо невежества. Ведь «первый импульс дикаря —
уничтожить или убить все непонятное ему».
Всякое — даже во имя благой цели — насилие над во­
лей и сознанием человека для них исключалось в принципе,
ибо они исходили из убеждения: «невозможно кого-либо
насильно обучить истине или передать ее. Каждый должен
сам найти истину. Все, что можно сделать, это лишь указать
направление».
«Легче встретить оранжевого верблюда, чем человека
без предубеждения», — утверждал Николай Константино­
вич. Даже великие умы человечества — и те порою были не
в силах справиться с этим предрассудком. Недаром на Вос­
токе предубеждение уподобляли вампиру, присосавшемуся
к человеку.
Пример, ставший классическим: заседание французской
академии наук в конце XVIII столетия, на котором обсуждал­
ся вопрос о камнях, падающих с неба (впоследствии они по­
лучат название метеоритов). Сведения о них поступали со
всех концов страны, и вот академики собрались, дабы разо­
браться в природе данного явления. Вывод мужей науки
был недвусмыслен и категоричен: «небесные камни» —
плоды темного крестьянского суеверия. Забавно, что наибо­
лее решительно настаивал на такой формулировке не кто
иной, как знаменитый, известный нам всем по школьным
учебникам химик Лавуазье.
Да и на нашем веку, помнится, так называемый нимб над
головою, который нередко можно видеть на иконах, объяв­
лялся суеверием и выдумкой церковников. Эффект Кирлиа-
на, заключающийся в том, что фиксируются излучения во­
круг растений и органов человеческого тела, заставил по-

53
Валентин Сидоров

иному взглянуть на эту проблему. К мифу вообще, очевидно,


надо подходить с сугубой осторожностью. В нем, как прави­
ло, заложена мина замедленного действия, которую необхо­
димо обнаружить и, может быть, с пользой для дела взор­
вать.
Когда-то в науке не было двух мнений насчет «Илиады»
Гомера, где в качестве реальных персонажей фигурировали
олимпийские боги: сказка, поэтическая фантазия, выдумка.
Выдумкой считались и греческие герои, и сама троянская
осада. По счастью, Шлиман поверил не научным авторите­
там своего времени, а Гомеру. В результате Троя была рас­
копана.
Так что знания наши — вещь относительная. На словах
мы это с готовностью признаем, а на деле, увы, пытаемся их
абсолютизировать. А еще в старину говорилось, что чем вы­
ше поднимаешься, тем больше видишь, какие неисследован­
ные просторы открываются твоему взору. «Выше всех тот,
кто знает, что ничего не знает», — настаивал Лао-Цзы.
А продолжатель Сократа Платон время от времени как о ве­
личайшей радости сообщал своим друзьям:
«Сегодня мне показалось, что ничего не знаю, — добрый
знак, наверное, завтра узнаю нечто прекрасное».
В древней Элладе существовали две поговорки о Плато­
не. Одна из них хорошо известна. Она принадлежит Аристо­
телю: «Платон мне друг, но истина дороже».
Аристотель учился в Академии Платона и был, в общем-
то, ревностным его учеником. Вступил он в спор с Учителем
(правда, посмертный, Платона уже не было в живых) по по­
воду Атлантиды, упоминание и сведения о которой содер­
жатся в платоновском диалоге «Тимей». Истина, по Аристо­
телю, состояла в том, что Атлантиды нет и быть не могло. Это
стало аксиомой на долгие века, поскольку авторитет Аристо­
теля был непререкаем.
Однако наше время, пожалуй, оказалось больше на сто­

54
Мост над потоком

роне Платона, нежели Аристотеля. Современная наука склон­


на видеть в знаменитом и загадочном диалоге Платона зашиф­
рованную (в строгом согласии с законами мифотворчества)
криптограмму о реально существовавшей действительности.
Во всяком случае в качестве рабочей гипотезы Атлантиду
наука спокойно допускает. Сейчас ищут ее следы в Атланти­
ке, Средиземном море, а иногда и среди песков и гор, весьма
далеко расположенных от моря.
Согласитесь, что все это по-особому высвечивает сокро­
венный смысл другой поговорки о Платоне, гораздо менее
известной. Гласит же она следующее:
«Лучше заблуждаться с Платоном, нежели отрицать с
умниками».

Рерихов можно назвать первопроходцами всего загадоч­


ного и таинственного. Многие их наблюдения, спокойно и
буднично зарегистрированные в дневнике трансгималай­
ского путешествия, несли в себе зародыши будущих сенсаций.
Есть здесь, например, информация о снежном человеке. Со
слов туземцев Рерих описывает этих косматых, имеющих
устрашающий вид великанов. Он излагает романтическую
версию, согласно которой они являются стражами, охраня­
ющими подступы к ашрамам гималайских мудрецов и под­
вижников. Правда, сообщение Рериха особого интереса не
вызвало. Внимание людей конца двадцатых годов было по­
глощено совершенно иными проблемами.
В Тибете — в те же самые двадцатые годы — Рериху и
его сыну Юрию удалось установить контакты с представите­
лями добуддийской и почти неизвестной тогда религии Бон-
по и даже обрести их доверие. Их приглашали в храмы и
монастыри, недоступные для чужеземных пришельцев, дава­
ли читать старинные манускрипты. Все это продолжалось до
тех пор, пока не выяснилось положительное отношение Ре­
рихов к Будде и буддизму. Двери храмов Бонпо сразу наглу­

55
Валентин Сидоров

хо закрылись для Рерихов. Дело в том, что религия Бонпо


считает своим главным противником Будду.
Но к тому времени Рерихи успели увидеть и узнать мно­
гое. Например, вот это:
«Обряды совершаются противоположно буддизму. Сва­
стика изображается в обратном направлении. Хождение в
храме совершается против солнца».
С тревогой отмечает Рерих, что «черная вера Бонпо» рас­
пространяется гораздо шире, нежели можно предполагать.
«Бонпо усиливается».
В те годы никто не проявлял серьезного интереса к мис­
тической основе германского фашизма. Никто (или почти
никто) не знал, что корни ее уходят в Тибет. Лишь после мая
сорок пятого постепенно начало вырисовываться и стано­
виться явным то, что было тайным и даже сверхтайным: и то,
что на знаменах фашистского рейха красовались обратные
изображения свастики, точь-в-точь как и у последователей
Бонпо (не древнего символа Солнца и его светоносного дви­
жения, а, наоборот, символа антисолнца и, значит, действи­
тельно тьмы); и то, что Гитлер и его окружение истратили
два миллиарда марок на строго засекреченные экспедиции
в район Тибета (они продолжались вплоть до сорок третьего
года); и то, что на улицах поверженного Берлина были об­
наружены трупы неведомо откуда взявшихся тибетцев в не­
мецких солдатских мундирах. В общем, все следы ведут в
одном направлении — в «черный Тибет», в тайные святили­
ща поклонников Бонпо, а это в свою очередь заставляет
вспомнить пророческое предупреждение Рериха, которое в
свое время не сочли нужным принять во внимание:
«Жаль, что литература черной веры очень мало изучена и
их священные книги не переведены еще. Нельзя отнестись к
этим старинным традициям легкомысленно, когда они гово­
рят о своих неведомых богах свастики. Древние солнечные
и огненные культы находились в основе Бонпо, и обращать­

56
Мост над потоком

ся с этими старинными полуистраченными знаками надо ос­


торожнее».
В трансгималайских очерках Рериха содержится описа­
ние того полуфантастического явления, которое мы ныне от­
носим к разряду неопознанных летающих объектов. Этому
описанию суждено было сыграть роль первой ласточки, зна­
чительно опередившей время. Вот соответствующее место
из дневника Рериха:
«Солнечное безоблачное утро — сверкает ясное голубое
небо. Через наш лагерь стремительно несется огромный
темный коршун. Наши монголы и мы следим за ним. Но вот
один из бурятских лам поднимает руку к голубому небу.
«Что там такое? Белый воздушный шар?»
«Аэроплан?»
И мы замечаем, на большой высоте что-то блестящее
движется в направлении от севера к югу. Из палаток прине­
сены три сильных бинокля. Мы наблюдаем объемистое сфе­
роидальное тело, сверкающее на солнце, ясно видимое сре­
ди синего неба. Оно движется очень быстро. Затем мы заме­
чаем, как оно меняет направление более к юго-западу и
скрывается за снежной цепью Гумбольдта. Весь лагерь следит
за необычным явлением, и ламы шепчут: «Знак Шамбалы».
Елена Ивановна дожила до того времени, когда начался
настоящий бум вокруг «летающих тарелок», или «летающих
дисков», как их еще называли. Появились даже три концеп­
ции НЛО, каждая из которых обрела горячих сторонников.
Первая — самая популярная — «космическая», вторая —
«горная» (значит, Шамбала), третья — «подводная» (значит,
Атлантида, потомки атлантов). В нью-йоркском музее Нико­
лая Рериха я читал письмо Елены Ивановны, помеченное
1952 годом, в котором, отвечая на просьбу своих корреспон­
дентов, она высказывается по проблеме НЛО. Прежде всего
она как бы проводит резкую разграничительную грань меж­
ду объектами горного (а следовательно, земного) происхож­

57
Валентин Сидоров

дения, которые им доводилось видеть в Гималайском Тибете,


и космическими. О последних она сообщает следующее:
«Так называемые «летающие диски» и прочие формации
являются пространственными образованиями, носящимися
вокруг нашей Земли. О б ы ч н о о н и н е и м е ю т д о с т у -
п а (выделено Еленой Ивановной. — В. С.) в ближайшие
слои нашей атмосферы, ибо Земля имеет заградительную
сеть. Лучи и магнитные токи образуют совершенно непрони­
цаемую атмосферу...»
Но, по ее мнению, манипуляции с атомной энергией, ко­
торая принадлежит уже не столько миру трех, сколько миру
четырех измерений, прорвали заградительную сеть.
Образовались бреши, и, как пишет Елена Ивановна, «не­
ожиданные и часто нежеланные посетители начинают про­
никать в нашу сферу».

«Чудо есть проявление тончайших энергий, не учтен­


ных в химических и физических школах». «Не учтенных».
В этом — считал Рерих — должна видеть наука ключ к по­
знанию природы феноменов.
Что значит обычное? Что значит необычное? И то и дру­
гое делится лишь по степени сознания. И чтобы облегчить
соединение одного с другим, слияние обычного с необыч­
ным, следует держать в сознании, не забывая о них ни на
мгновение, вот эти три условия:
Не отрицай. Не ужасайся. Не удивляйся.
— Люди знают больше, чем им кажется, — говорил Ре­
рих. — Трудно убедить людей в их собственной силе, но тем
не менее будем всеми мерами твердить о замечательных
возможностях.

«Феномены, будь их реальность доказана, как 2x2=4, будь


они очевидны, как солнце на небе, не более как детская за­
бава, ничтожная иллюзия или уменье повелевать вещест­

58
Мост над потоком

венными атомами, сосредоточивать их воедино; во всяком


случае феномены эти ни в проблеме жизни, ни в вечной за­
гадке смерти... сами по себе ничего не доказывают».
Как вы думаете, кому принадлежит высказывание? Убеж­
денному материалисту? Непримиримому критику мистики и
оккультизма?
Ничего подобного. Оно принадлежит Елене Петровне Бла-
ватской. Да, да, той самой основательнице теософского об­
щества, с именем которой, казалось бы, неразъединимы мис­
тика и феномены.

Судьба Блаватской (в особенности посмертная) уникаль­


на. Трудно найти фигуру, на которую бы столь яростно об­
рушивались как слева, так и справа.
С одной стороны против нее выступали дружным хором
ревнители ортодоксальных религий. Фанатик церковного
православия Нилус объявлял ее исчадием ада. Пламенный
философ христианства Владимир Соловьев обвинял Блават-
скую в том, что она приспосабливала буддизм к потребно­
стям европейской атеистической мысли.
С другой — таким же согласным хором против нее высту­
пали атеисты, поскольку не могли простить ей той волны ин­
тереса, которую пробудила она в людях своими трудами и
своей личностью к загадочным, фантастическим явлениям
духовной жизни Индии и вообще Востока.
Критика Блаватской нарастала, как снежный ком. Со вре­
менем она приобрела столь глобальный характер, что стало
признаком «хорошего» тона мимоходом, не утруждая себя
доказательствами, обозвать ее авантюристкой — это в луч­
шем случае, а в худшем — шарлатанкой и мистификатором.
Но были и другие голоса — в защиту Блаватской. При­
чем весьма авторитетные.
Махатма Ганди с той предельной искренностью, которая
отличала все его слова и поступки, заявлял: «Я был бы бо­

59
Валентин Сидоров

лее чем удовлетворен, если бы смог коснуться края одежды


мадам Блаватской...»
А Елена Ивановна Рерих писала:
«Е. П. Блаватская была великой мученицей в полном зна­
чении этого слова. Зависть, клевета и преследования неве­
жества убили ее...
...Я преклоняюсь перед великим духом и огненным серд­
цем нашей соотечественницы и знаю, что в будущей России
имя ее будет поставлено на должную высоту почитания.
Е. П. Блаватская истинно наша национальная гордость... Веч­
ная слава ей».

Казалось бы, такое столкновение диаметрально противо­


положных мнений об одном и том же человеке (я уж не го­
ворю о ее биографии, насыщенной путешествиями, приклю­
чениями, фантастическими событиями) должно было пробу­
дить в нас хотя бы элементарное любопытство к непростой
судьбе нашей соотечественницы. Ведь как бы ни относи­
лись мы к ее деятельности, неоспорим и безусловен сам
факт ее исключительного влияния на духовное бытие за­
падного мира и Индии. Теософия превратилась у нас лишь
в ругательный термин. Если по отношению к религии мы
еще проявляем (в последнее время) сдержанность и кор­
ректность, то здесь мы в выражениях не стесняемся. Но
спрашивается: если мы изучаем — и довольно основатель­
но — историю религий, почему же должна выпадать из ор­
биты научного исследования теософия? Тем более что —
как сказано в нашем же справочнике — теософия «свиде­
тельствует о кризисе традиционных религий, которые она
пытается заместить собой». Куда там! Ярлыки, особенно те,
что штампуют средства тотальной массовой информации,
оказывают столь гипнотическое воздействие на людей, что
они или безоговорочно верят им, или, если имеют собствен­
ное мнение, не решаются высказать его вслух. Себе дороже.

60
Мост над потоком

Того и гляди, что на тебя же самого нацепят соответствую­


щий ярлык или еще хуже — «перекроют кислород», то есть
попытаются лишить средств существования.
Но так можно было рассуждать вчера. Сегодня, когда мы
идем на сознательное разрушение стереотипов, когда выра­
батывается принципиально новый взгляд на вещи, мы не
просто должны, но обязаны сделать все, чтобы разобраться
в феномене, именуемом Еленой Петровной Блаватской. Не
только ради Блаватской, но ради самих же себя, если мы
действительно жаждем восстановления справедливости и
истины в полном объеме, если мы хотим возвыситься над
крайностями, заводящими нас в тупик.

Первая трудность, с которой сталкивается человек, заду­


мавший познакомиться с биографией Блаватской более или
менее обстоятельно: проблема материалов. Во-первых, дос­
тать их трудно, порою просто невозможно. Во-вторых, если
и достанешь, то как отделить злаки от плевел, правду от вы­
мысла.
Книги о Блаватской (равно как и самой Блаватской) вы­
ходили в основном в дореволюционное время. Эту литерату­
ру можно разделить на две категории: апологетическую и
разоблачительную. Ни той, ни другой, естественно, доверять
нельзя.
Признаться, я тоже ломал голову над этой задачей. В ко­
нечном итоге я остановился на двух источниках, на мой
взгляд, наиболее надежных.
Первый — воспоминания сестры Блаватской (по мужу
Желиховской). Не без умысла я выбрал в качестве опорной
точки именно ее биографический очерк. Дело в том, что Ве­
ра Петровна Желиховская, принимая родственное участие в
судьбе своей знаменитой сестры, не разделяла ее взглядов.
До конца жизни так и остались для нее тайной мотивы ее
поведения. Веру Петровну не только удивляла, но прямо-та­

61
Валентин Сидоров

ки пугала неожиданная перемена, происшедшая с ее сест­


рой.
«Она, никому, никогда не покорявшаяся, во всем, от ран­
него детства поблажавшая одной своей воле, чуть ли не в
старости, по пятому десятку, нашла человека, господина и
повелителя, пред волей которого безмолвно склонялась?..
Да еще какого человека! Какого-то колдуна, полумифиче­
ского индуса с берегов Ганга!.. Я ничего не понимала!»
Будучи глубоко православным человеком, Желиховская
осуждала культ своей сестры среди теософов, которые по­
сле ее смерти учредили в ее честь специальный праздник:
День белого лотоса. «Дорого бы я дала, — признается
она, — чтобы вместо всех этих прославлений ее «посланни­
цей Махатм и Диян-Чоханов — святых буддизма» право­
славные люди здесь, на месте смерти ее, пожелали бы ей
вечную память и «со святыми» мирного упокоения».
Все это, думается, дает гарантию, что в воспоминаниях
нет преувеличений, а присутствует сдержанный и несколько
отстраненный взгляд на вещи.
Второй — статья из «Нового энциклопедического слова­
ря» Брокгауза и Ефрона. Издание респектабельное, заботив­
шееся о своем престиже и авторитете. Здесь старались быть
объективными и сдержанными в оценках. Поэтому характе­
ристика Блаватской лишена предвзятости. «Странности ее
жизненного пути, — говорилось в статье, — находят объяс­
нение в художественной страстности ее натуры, и непра­
вильно было бы видеть в ней только авантюристку. Она са­
ма, по-видимому, плохо отдавая себе отчет в своем значе­
нии, по-своему служила добру».
Что касается материалов нашего советского времени, то
лучше считать, что их не существует. Какие-то публикации о
Блаватской, разумеется, были, но строились они по принци­
пу знаменитых писем о Пастернаке в период его травли: «Я,

62
Мост над потоком

конечно, не читал Пастернака, но...» Дальше следовал набор


выразительных ругательств, перемежаемых угрозами. Воис­
тину, как говорил Гёте, «ничто не вызывает большего ужаса,
чем невежество в действии».

Основные вехи жизни Елены Петровны Блаватской та­


ковы.
Родилась в 1831 году в знатной дворянской семье. По
материнской линии род восходил к Рюриковичам, а именно
к князьям Долгоруким, отличавшимся независимостью нра­
ва, воинственностью, бесстрашием. Ее пращур Яков Долго­
рукий не боялся спорить с Петром Первым, а однажды в
припадке ярости разорвал царский указ, который показался
ему несправедливым.
Во всех дореволюционных справочниках отмечается, что
семья была очень талантлива. Бабушка Блаватской, Елена
Петровна Фадеева, первая русская женщина — ученый-ес-
тествоиспытатель, интересы которой поровну делились меж­
ду физикой и ботаникой. Она состояла в переписке с Алек­
сандром Гумбольдтом и другими выдающимися европей­
скими учеными. Мать — Елена Андреевна Ган — обрела
широкое признание как романистка. Белинский называл ее
«русской Жорж Занд». От матери унаследовали литератур­
ные способности и ее дочери: и та, которая впоследствии
станет Желиховской (ее перу принадлежат романы, детские
рассказы и повести, пьесы), и та, которая станет Блаватской
(ее зарубежные очерки и корреспонденции вызывали вос­
хищение у русской публики, а ее книга «Из пещер и дебрей
Индостана» по праву считалась — да и сейчас, очевидно,
должна считаться — лучшей русской книгой об Индии).
Двоюродным братом Блаватской был граф Витте, который,
судя по его мемуарам, несколько стеснялся своей экстрава­
гантной родственницы.

63
Валентин Сидоров

Способностей к учению у будущего автора «Тайной док­


трины» в детстве не наблюдалось. Особенно трудно ей дава­
лась математика. Она пасовала перед элементарными ариф­
метическими задачами.
По свидетельству сестры, «она была страшная фантазер­
ка и подвержена припадкам почти сомнамбулизма; она час­
то вставала и ходила во сне и, не просыпаясь, с широко от­
крытыми глазами, произносила целые речи, рассказывала
сказки и пела песни...»
Семнадцати лет от роду неожиданно для родных (да, на­
верно, и для своего избранника тоже) Елена Петровна вы­
ходит замуж за эриванского вице-губернатора Блаватского,
который по возрасту ей годился в отцы. Пошла она на этот
шаг не по любви, а по расчету: ей хотелось как можно быст­
рее обрести независимость. Спустя несколько месяцев после
этого брака, покинув мужа, она отправляется в зарубежное
путешествие с твердым намерением, непонятно под каким
импульсом возникшим в ее сознании, попасть в Гималайский
Тибет. Первая попытка кончается неудачей.
Но Елена Петровна не обескуражена. На долгие годы она
превращается в странницу. Где только она не побывала: Се­
верная и Южная Америка, Англия, Греция, Египет, Малая
Азия, Китай, Япония, Индия. Но маршруты всех этих странст­
вий замыкаются в одной и той же точке, куда ведет Елену
Петровну ее непреклонная воля: Гималаи. И каждый раз —
неудача.
Лишь с четвертой попытки, когда ей исполнилось трид­
цать три года, она пересекает, наконец, заповедную границу.
Трудно с определенностью судить о ее встречах и при­
ключениях в Гималаях. Обычно словоохотливая, Елена Пет­
ровна хранила на этот счет молчание или отделывалась на­
меками и общими фразами. Достоверно одно: пробыла она
в Гималаях семь лет.
В 1872 году Елена Петровна появляется в России. Это

64
Мост над потоком

был последний ее приезд на Родину. Находилась она здесь


недолго. В 1873 году у нее уже новый адрес: Нью-Йорк. На­
чинается американский период ее жизни.

Именно после Тибета и стала явственной разительная


перемена в Елене Петровне Блаватской, столь поразившая и
испугавшая ее сестру. Своего гималайского Учителя Блават-
ская называла или на английский манер «Мастером», или,
согласно индийской традиции, — «Махатмой». Под именем
Гулаб-Лалл-Синга она описала его в книге «Из пещер и деб­
рей Индостана».
Подготовительный период жизни Блаватской закончил­
ся; теперь ее действия, да и вся линия ее поведения, обрели
целенаправленный характер.
Поначалу она отдает дань модному в то время спиритиз­
му. Участвует в сеансах столоверчения в качестве сильного
медиума, необходимого для контактов с вызываемыми «ду­
хами». Но вскоре разочаровывается в этой низкопробной
магии и решительным образом рвет с нею. Более того, начи­
нает активную кампанию против увлечения спиритизмом,
который, по ее мнению, наносит безусловный вред духовно­
му развитию человека и может иметь необратимые негатив­
ные последствия для его психики.
1875 год — переломный в жизни Блаватской. Она осно­
вывает теософское общество, перед которым ставит задачи
глобального характера. Три главных пункта предусматрива­
лись ее программой.
1) Образование ядра всемирного братства людей, без
различия вероисповедания, происхождения и общественно­
го положения. Его члены обязывались стремиться к самосо­
вершенствованию и к взаимному вспомоществованию, как
нравственному, так, по возможности, и материальному.
2) Изучение и распространение восточных языков и ли­
тератур, которые приближают к научно-религиозному синте-

65
Валентин Сидоров

зу, выработанному в величайшей колыбели мудрости Вос­


тока.
3) Изыскания в области еще неизведанных законов при­
роды и психических сил человека, которые должны услож­
нить и расширить самую психологию человека, открывая ему
возможность все новых и новых восприятий.
Надо сказать, что эта программа, отдающая духовный при­
оритет Востоку и цветной Индии, сразу же натолкнулась на
сопротивление со стороны западных клерикалов. Особенно
насторожились иезуиты. Отныне и до смерти Блаватской (да
и после ее смерти тоже) они будут чинить ей всяческие коз­
ни. Кроме религиозных ортодоксов были и другие неприми­
римые враги — расисты, сторонники авторитарных режи­
мов. Гитлер, например, огнем и мечом, не только в переносном,
но и в буквальном смысле слова уничтожал «теософскую за­
разу».
Разумеется, не все и далеко не всегда теософы были на
уровне задач, поставленных перед ними. Да и отношения
между основательницей общества и ее последователями бы­
ли неоднозначными и небезоблачными. Блаватская призна­
валась своим родным: «Я готова отдать последнюю каплю
крови за теософическое дело, но теософов — почти никого
не люблю!» После смерти основоположницы начались неиз­
бежные в таких случаях выяснения отношений, споры, раз­
доры. Выделилась еретическая ветвь теософии во главе с
Рудольфом Штейнером. Она получила название антропосо­
фии. Ныне теософское общество напоминает собой поту­
хающий вулкан; влияние его повсеместно ослабело.
Но вначале, когда дело привлекало своей новизной, эн­
тузиастов было хоть отбавляй. У Блаватской появился аме­
риканский соратник, с которым она будет идти рука об руку
до конца своей жизни. Им стал полковник Олькотт, недавно
еще сражавшийся на полях гражданской войны за освобож­
дение негров.

66
Мост над потоком

В 1878 году принимается решение перевести штаб-квар­


тиру общества с Запада на Восток, из Америки в Индию, что­
бы быть поближе к истокам тех духовных традиций, которые
и привели в результате к созданию общества. Главная квар­
тира общества обосновалась в Южной Индии, в Адьяре, по
соседству с Мадрасом. Она расположилась не столь далеко
от собора святого Фомы — исконной цитадели католицизма
в Индии.
Адьяр представлял собой живописное место на берегу
океана. Густые тени высоких пальм защищали от испепе­
ляющих лучей солнца двухэтажное каменное бунгало. Рядом
протекала речка, которую Елена Петровна на русский лад
окрестила «Адьяркой».
«Здесь мне чудо как хорошо! — сообщала она в одном
из писем, адресованных в Россию. — Какой здесь воздух!
Какие ночи!.. И какая чудная тишина. Нет городского треску
и уличных криков. Сижу себе, пишу и смотрю на океан, бле­
стящий, безбрежный, словно живой — право! Мне часто ка­
жется, что он дышит, что сердится и бьется в гневе!.. Зато,
когда он тих и ласков, не может быть в мире красоты обая­
тельнее!.. Особенно в лунную ночь. Луна здесь на глубоком
темно-синем небе кажется вдвое больше и вдесятеро бле­
стящей вашего европейского перламутрового шарика...»

Сто лет спустя мой индийский маршрут привел меня в


Адьяр. За это время соседний Мадрас разросся, раздвинул­
ся во все стороны, и штаб-квартира теософского общества
давным-давно оказалась в черте города. Но разросся и сам
Адьяр, отстроился, преобразился. Он стал своеобразным го­
родом в городе.
Его иногда называют городом-садом, потому что сад за­
нимает основную территорию Адьяра (как мне сказали, при­
мерно триста акров). Этот сад прорезают улицы и аллеи, но­

67
Валентин Сидоров

сящие имена Блаватской, Олькотта и других заслуженных


ветеранов теософского движения. Основополагающей идеей
теософов была мысль о единстве всех религий (что, кстати,
сближало их с учением Рамакришны и Вивекананды), и по­
тому здесь можно встретить самые разные храмы: и буддий­
скую пагоду, и христианскую церковь, и даже зороастрий-
ское святилище.
Геометрическим центром «города-сада» является гигант­
ских размеров баньян и примыкающая к нему площадь. Это
место, где собирались теософы на свое «вече», чтобы ре­
шать кардинальные вопросы, как теоретические, так и орга­
низационные. Но, очевидно, время таких многолюдных соб­
раний миновало, потому что площадь заросла дикой травой
и огорожена неколючей проволокой. Мы хотели было за­
лезть под проволоку и подойти к баньяну, но служитель, со­
провождавший нас, предупредил: в этих неухоженных и ди­
ких зарослях можно наткнуться на кобру.
Как и всякий город с традициями, Адьяр имеет музей,
имеет библиотеку, уникальную по своему характеру и цен­
ности: нам показывали пергаменты с текстами на санскрите
и пали, а также старинные книги, переплетами для которых
служили сандаловые дощечки с инкрустацией из полудраго­
ценных камней.
Главное здание теософской штаб-квартиры, в особенно­
сти большой зал с высокими колоннами, стилизовано под
храм. Да и порядки здесь точно такие, как в храме: только
сняв обувь, можешь переступить порог.
В глубокой нише стены две скульптурные фигуры, высе­
ченные из белого мрамора: Блаватская (она сидит) и Оль-
котт (он стоит, опустив руку на ее плечо). Со стен смотрят
лики основоположников религий: Христос, Будда, Кришна,
Зороастр, Конфуций, Лао-Цзы; вместо Магомета, поскольку
ислам строжайшим образом запрещает любое изображение
человека, какая-то вязь арабских букв. Все это вместе взя­

68
Мост над потоком

тое играет роль своеобразного символа, потому что, выделяя


в каждой религии ее позитивное нравственно-эзотериче­
ское ядро, теософы в то же время стремились синтезировать
разные духовные истоки и ликвидировать различия между
ними. Поэтому общество и выступало под девизом: «Нет ре­
лигии, кроме истины».

В скандальной славе Блаватской повинны прежде всего


ее необычайные способности, вернее, непродуманное ис­
пользование их. Неординарные свойства ее психики про­
явились еще в детстве. По этому поводу Желиховская пи­
шет скупо, сдержанно, но пишет: «Бывали с ней в детстве и
молодости и такие случаи, которые теперь все объяснили
бы ясновидением; но в те бесхитростные времена они отно­
сились к сильному развитию воображения и проходили не­
замеченные».
Однако по мере роста известности и популярности Бла­
ватской они становились все более и более «замеченными».
К сожалению, нередко и сама Блаватская, дабы ошеломить
собеседника и убедить в своей правоте, прибегала к демон­
страции феноменов, в чем впоследствии горько раскаива­
лась: ведь «феномены эти ни в проблеме жизни, ни в веч­
ной загадке смерти... сами по себе ничего не доказывают».
То, что мы знаем о Блаватской со слов Синнета и других
ее друзей, похоже на сказки Шехерезады. По ее желанию на
гостей с потолка обрушивался каскад ароматных роз; бук­
вально из ничего материализовывались золотые кольца и
драгоценные камни. Все это, естественно, порождало недо­
верие, скепсис, а значит, и отрицание Блаватской и тех идей,
которые она несла.
Вопрос о феноменах Блаватской по сию пору остается
запутанным и неясным, и чтобы спустя сто лет разобраться в
нем, давайте отметем в сторону рассказы, вызывающие со­
мнение. Остановимся на тех, которые сомнения не вызыва­

69
Валентин Сидоров

ют, поскольку в их описании сходятся друзья и враги Бла-


ватской. Просто какие-то вещи одни принимали со знаком
«плюс», другие — со знаком «минус».
Чем удивляла и озадачивала современников Блаватская?
Что было в ней сверхъестественного? Что она умела?
Во-первых, она умела вызывать звуки, похожие на звон
хрустальных колокольчиков. (В наше время это объяснили
бы способностью человека внушать слуховые галлюцина­
ции.)
Во-вторых, она умела выводить из строя электроприборы,
не прикасаясь к ним. (В наше время это объяснили бы из­
бытком биоэнергии в человеческом организме.)
В-третьих, она умела читать письма в нераспечатанных
конвертах. (Эксперименты такого рода в наше время, как из­
вестно, проводятся: вспомним хотя бы Розу Кулешову.)
Вот и получается: то, что делала Блаватская, сейчас нас
не удивляет, вернее, удивляет, но не в той степени, как рань­
ше, потому что находится для этого разумное объяснение.
Думаю, что Блаватскую, если б она жила в наше время, при­
числили бы к разряду экстрасенсов и на этом бы успокои­
лись.

Довольно часто Блаватская демонстрировала еще одно


«чудо». В комнатах, причем запертых наглухо, вдруг появля­
лись огненные шары, а говоря точнее — шаровые молнии.
Но с этим, пожалуй, мы тоже сталкивались. Помните не­
давнюю историю с мальчиком из Енакиева, в присутствии
которого проявлялся примерно такой же эффект шаровой
молнии, благодаря чему он и стал невольным поджигателем
собственной квартиры. Но, конечно, в отличие от мальчика,
которого шаровые молнии могли лишь повергнуть в испуг и
смятение, Блаватская вызывала их по собственной инициа­
тиве и свободно манипулировала ими.

70
Мост над потоком

...А теперь перенесемся мысленно в прошлое столетие и


спросим: а как же должна была реагировать на подобные
феномены наука того времени, не обладавшая знаниями о
тонких энергиях, плазме, голографии и самонадеянно пола­
гавшая, что она может объяснить все загадки мира лишь при
помощи физических и химических законов?
Только единственным способом: повернуться спиной, про­
игнорировать, объявить шарлатанством. Так, собственно, и
было сделано. Да по-другому, очевидно, тогдашняя наука и
не могла поступить, если хотела остаться (при том запасе
знаний, которыми располагала) на только что завоеванных
материалистических позициях.
Но взвесим на внутренних весах: нам ли винить прошлое,
когда и наша современность, казалось бы, вышедшая на кос­
мический простор, и та порою пасует перед такими вещами
и спешит от них отгородиться. Это тоже своего рода «чудо»,
что мальчика из Енакиева сочли возможным исследовать
представители научных учреждений. Могло быть и по-ино­
му. Могли объявить шарлатаном (правда, он слишком мал),
значит — злостным хулиганом. Милицию метафизическими
тонкостями не проймешь. И на первых порах, не видя друго­
го выхода из тупика, там и завели уголовное дело на... са­
мих же погорельцев.

Но есть загадка, связанная с Блаватской, и она более


серьезного свойства, чем все ее телепатические чудеса, вме­
сте взятые. Прочитав объемистые тома «Разоблаченной Изи­
ды», армянский архиепископ Айвазовский, человек широких
взглядов и неординарного мышления, воскликнул:
«Зачем все эти бессмысленные медиумические проявле­
ния?.. Они ничто пред феноменом осмысленным и неопро­
вержимым этих двух томов со всеми их ссылками!.. В них
заключается труд, который мог бы поглотить целую жизнь
ученого; а их в семь месяцев написала женщина!»

71
Валентин Сидоров

Такую же, если не большую степень удивления высказы­


вала по этому поводу и Вера Петровна Желиховская: «Я див­
люсь происшедшему с ней самой феномену внезапного все­
знайства и глубочайшей учености, свалившейся на нее, как
с неба, — гораздо больше, чем всем чудесам, которые ей
приписывают ее поклонники-теософисты».
И действительно, когда читаешь, предположим, «Тайную
доктрину», то не знаешь, чему больше удивляться: то ли
бездне разнообразнейшего материала, втиснутого в две ты­
сячи страниц убористого текста двух томов «Тайной доктри­
ны», то ли поразительной быстроте, с которой этот материал
был изложен, систематизирован, прокомментирован (на ка­
ждый том у Блаватской уходило менее года; за такой срок
его просто переписать и то затруднительно). А к этому надо
добавить, что писала Елена Петровна на английском, кото­
рый, естественно, знала гораздо хуже, чем русский. «Автор
не считает нужным, — предупреждает она в предисловии к
первому изданию «Тайной доктрины», — просить снисхож­
дения читателей и критиков за несовершенства английского
языка и за многие недостатки литературного стиля, которые
могут встретиться на этих страницах... знание этого языка
было приобретено ею в последние годы жизни...» А на стра­
ницах «Тайной доктрины» как бы стыкуются история и ми­
фы, по большей части эзотерического характера, поэзия и
физические формулы, намекающие (еще до Эйнштейна) на
огненного джинна, заключенного в атомном ядре. По нашим
временам, чтобы проделать такую работу, потребовался бы,
пожалуй, целый штат научно-исследовательского института.
А тут всего лишь один человек...
Есть ли ответ на эту загадку? Давала ли на этот счет объ­
яснения сама Блаватская?
Конечно, давала, но боюсь, что они покажутся нам не­
правдоподобными. Вот что пишет она своему постоянному

72
Мост над потоком

оппоненту, которого имела в лице своей сестры Веры Пет­


ровны Желиховской:
«Ты вот не веришь, что я истинную правду пишу тебе о
свои х учителях. Ты считаешь их мифами... Но разве ж са­
мой тебе не очевидно, что я сама, без помощи, не могла бы
писать «о Байроне и о материях важных»... Что мы с тобой
знаем о метафизике, древних философиях и религиях? О пси­
хологии и разных премудростях?.. Кажется, вместе учились,
только ты гораздо лучше меня... А теперь посмотри, о чем я
[только] не пишу?.. И люди, да какие — профессора, уче­
ные, — читают и хвалят... А я тебе говорю правду: ...передо
мной проходят картины, древние рукописи, числа, я только
списываю и так легко пишу, что это не труд, а величайшее
удовольствие...»
То есть честь авторства она себе не приписывала. И твер­
до стояла на своем. Она, пожалуй, могла бы сказать о себе
словами Гегеля: «То, что в моих книгах принадлежит лично
мне, ошибочно».
Случались с нею забавные казусы. Сложнейшие матема­
тические постулаты, изложенные ею же самой на бумаге,
она но могла прочесть вслух. Без помощи знатоков она с
этим не справлялась. Когда же сестра укоряла ее — «как
же-де ты сама высчитала и написала, а прочесть не уме­
ешь?» — Елена Петровна отвечала со смехом:
— Да откуда же мне задачи высшей математики знать,
матушка моя?.. Это твои дочери... всё в нынешних премуд­
рых женских гимназиях проходили. А мы с тобой, сама зна­
ешь, рядом учились! Едва четыре правила одолели.
— Да как же ты писала об этом, если сама не знаешь?!
— Ну вот! Мало о чем я пишу, чего прежде и во сне не
видела... Не я пишу, — а я только с готового списываю...
Хоть ты никогда мне не верила, а вот тебе и еще доказатель­
ство, что я только орудие, а не мастер.

73
Валентин Сидоров

— Но описываешь ты мастерски!.. Будто все это сама ви­


дела, сама везде была.
— Бывать не бывала, а видеть видела! Постоянно вижу
то, что описываю.

Итак, вот и гипотеза, как бы сама собой вытекающая из


четких и откровенных признаний Елены Петровны Блават-
ской, — она обладала внутренним зрением, позволяющим
ей читать книги из уникальной и необычной библиотеки всех
времен и народов. Фантастично? Но другого объяснения —
ругань и ярлыки не в счет — пока нет.
А косвенные подтверждения данной версии имеются.
Елена Петровна уверяла, что тексты ей даются в зеркальном
отражении. Чтобы воспринимать и разбираться в них, тре­
бовались тренировка и внимание. Но так как у нее были по­
стоянные нелады с цифрами, то нередко, когда складыва­
лась необходимость сослаться на то или иное издание, по­
рою известное, она по рассеянности путала нумерацию, и у
нее получались числа-перевертыши. Вместо числа «32», пред­
положим, она ставила «23». Поэтому она просила своих дру­
зей перепроверять ее, особенно в том, что касалось дат и
нумерации.
Иркутский писатель Юрий Самсонов в книге «Прогулки в
лабиринте» (я познакомился с нею в рукописи; публикация
ее по не зависящим от автора обстоятельствам все отклады­
вается и откладывается) обращает внимание на одно досто­
примечательное совпадение. Известно, что многие записи
Леонардо да Винчи сделаны так, что читать их можно лишь с
помощью зеркала. Не означает ли это, говорит он, что Лео­
нардо да Винчи и Блаватская получали информацию из од­
ного и того же источника! Просто, в отличие от Блаватской,
он подчас записывал так, как видел. Расшифровку оставлял
на потом.
Так что самое разумное, наверное, принять точку зрения

74
Мост над потоком

Шекспира. Помните: «Есть многое на свете, друг Горацио,


что и не снилось нашим мудрецам».
«Иной раз истина невероятнее вымысла», — утверждала,
исходя из собственного опыта, Блаватская и советовала не
уподобляться тому индийскому радже, который приказал от­
рубить голову своему подданному, побывавшему в Северной
Европе и уверявшему его, что там полгода люди ездят и хо­
дят пешком по воде, которая каменеет.

Атмосфера предубеждения против Блаватской в начале


восьмидесятых годов сгустилась до предела. Без учета этого
обстоятельства нельзя понять причины и характер того гран­
диозного скандала, который вспыхнул вокруг ее имени. Цель
скандала — а уличали ее в фальсификации пресловутых
феноменов — была ясна: дискредитировать на веки вечные
Блаватскую, а вместе с нею и ее идеи о наших старших
братьях по разуму — Махатмах. Принцип простой: плох
поп — значит, и бога нет.
Начали кампанию, как и следовало ожидать, иезуиты. Ис­
ходя из незыблемого правила «цель оправдывает средства»,
мадрасский миссионер Патерсон подкупил некоего Куломба,
работавшего в Адьяре в качестве плотника и столяра, и его
жену. На страницах печати миссионер в открытую похвалял­
ся тем, что за большие деньги приобрел у них письма с инст­
рукциями Блаватской относительно изготовления потайного
шкафа с секретами, благодаря которым послания Махатм и
другие «сюрпризы» появлялись как бы сами собой, чуть ли
не с неба. Со статьей, претендующей на сенсацию, выступил
журнал «Мадрас Кристиан Колледж Магазин».
Но это была легкая кавалерия. Тяжелая артиллерия заго­
ворила, когда в Мадрас прибыли члены лондонского обще­
ства психических исследований. В течение нескольких меся­
цев они детально изучали обстановку, допрашивали людей и
наконец пришли к заключению, что феномены Блаватской

75
Валентин Сидоров

должны квалифицироваться как предумышленный обман,


совершенный ею или по ее наущению. (Правда, заключение
сопровождалось оговоркой, страхующей на всякий случай
авторитетную комиссию: «Более чем вероятно».)
Собственно, вот эти выводы комиссии, а также статьи в
иезуитских журналах и явились питательной основой почти
для всех последующих негативных отзывов и выпадов про­
тив Блаватской. Авторы наших отечественных публикаций в
данном случае лишь перепевали чужие голоса, не вникая в
суть дела.
А вникнуть в нее даже столетие спустя — стоило бы.
Ведь процессу разоблачения Блаватской сопутствовали столь
настораживающие «странности», что нужны специальные
усилия, чтоб не заметить их.
Прежде всего иезуиты. Их обвинения базировались на
главном — письмах Блаватской, адресованных Куломбу. Но
тщетно просили и даже требовали у Патерсона, чтоб он по­
казал эти письма. Он отказывал решительно всем. Можно
подумать, что он заплатил за них круглую сумму лишь затем,
чтоб подальше их упрятать. Куломбы же растворились неве­
домо где.
Но отсутствие доказательств не смутило миссионера. Был
бы пущен слух, а дым всегда останется.
С ходу Патерсон выдвигает новое обвинение в адрес
Блаватской, на этот раз уголовное: дескать, никакая она не
мученица за идею, а простая воровка. Она прикарманила
кассу теософского общества. Нет нужды говорить, что это
явный абсурд. Денежные поступления в кассу общества в то
время составляли главным образом гонорары Блаватской.
Поэтому обворовать кассу общества было для нее то же са­
мое, что обворовать себя. Но чего только не сделаешь ради
того, чтобы потопить конкурирующую организацию.
Что же касается лондонской комиссии, то здесь бросают­
ся в глаза три характерных момента.

76
Мост над потоком

Первое. Комиссия почему-то сосредоточила главное вни­


мание на письмах Махатм. Эксперты с торжеством установи­
ли, что они написаны рукою Блаватской. Следовательно, они
поддельны. Но ведь Блаватская и не делала тайны из того,
что книги и письма от имени Махатм она пишет под диктов­
ку Махатм. Другое дело — верить этому или нет. Ее спод­
вижники верили. Но не могло и речи идти о примитивном
подлоге или низкопробном обмане (что пытались ей инкри­
минировать).
Второе. Ну бог с ними, с письмами Махатм, так же как и
со шкафом, тем более что Блаватская, естественно, отрицала
свое участие в этой акции. Она утверждала, что шкаф изго­
товили в ее отсутствие по наущению иезуитов подкупленные
Куломбы. Но ведь были феномены, которые комиссия могла
бы, как говорится, потрогать собственными руками. Если бы
захотела. Но она не захотела.
Третье и самое главное. При всем уважении к комиссии
надобно заметить, что преследовала-то она не научные, а
политические цели. Ее отчет, занимающий полтысячи стра­
ниц, венчает неожиданный вывод. Он тем более неожида-
нен, что доказательств не приводится никаких: Блаватская —
агент и шпион на жалованье у русского правительства. Дес­
кать, «феномены», «махатмы» — ширмы, все это лишь для
отвода глаз.

К русским — а тем более в Индии — англичане относи­


лись с величайшей настороженностью и подозрительно­
стью. По выражению Блаватской, они «готовы видеть шпио­
нов России даже в собственных сапогах».
Появление русской женщины, да еще возглавлявшей ка­
кое-то сомнительное движение, замешенное на «индийских»
идеях, для британской администрации в Индии было более
чем неприятным сюрпризом. Вина Блаватской, по мнению
английских властей, состояла уже в том, что она приобрела

77
Валентин Сидоров

слишком большую популярность среди туземного населе­


ния. Действительно, Блаватскую индийцы любили и не толь­
ко потому, что она была страстным пропагандистом Индии и
ее культуры на Западе, но и потому, что благодаря ей они
как бы заново открывали для себя собственную страну. Мо-
хандас Карамчанд Ганди, которому суждено было впоследст­
вии стать Махатмой, признавался, что, живя в Лондоне —
там он изучал юридическое право, — на какое-то время
поддался призрачному блеску достижений западной циви­
лизации, и лишь Блаватская и ее последователи обратили
его взоры к священным писаниям его страны, и он почувст­
вовал себя индийцем.
Многое можно зачеркнуть (или попытаться зачеркнуть) в
жизни Блаватской. Но вот это никак не зачеркнешь — то,
что она является одухотворяющим фактором новой истории
Индии. Не сбросишь также со счета и то, что ее друзья и со­
ратники стояли у истоков национально-освободительного
движения Индии. Не кто иной, как ближайшая ученица Бла­
ватской, президент теософского общества Анни Безант в те­
чение ряда лет занимала пост Председателя партии Индий­
ский национальный конгресс. Разумеется, за Блаватской в
Индии была учреждена слежка. Велась она таким образом,
что не заметить ее мог только слепой. Полицейский, как на­
вязчивая тень, сопровождал Блаватскую во всех ее передви­
жениях. Елена Петровна постепенно привыкла к нему и да­
же изводила его горькими сетованиями по поводу того, что,
дескать, он по воле своего начальства должен изображать
из себя «дурака и осла», преследуя везде и всюду «старую
бабу, которая годилась бы ему в бабушки, если бы могли у
нее быть внуки на такой подлой службе».
Надо признать, что дипломатом Блаватская была плохим
и сдержанности в поступках и делах не проявляла. Напри­
мер, с друзьями она делилась такой мечтой: как было бы
замечательно, если б на севере Индии, на отрогах Гиндуку­

78
Мост над потоком

ша, объявился русский отряд. И уж совсем было бы замеча­


тельно, если б командовал им генерал Скобелев, прославив­
шийся в войне за освобождение Болгарии. Пусть отряд бу­
дет небольшим, пусть всего какая-то тысяча человек. Но
этого достаточно, чтоб всколыхнулась вся Индия от мала до
велика и сбросила бы английское владычество. Само собой,
говорилось это в узком кругу, но у британской разведки во
все времена были достаточно длинные уши.

Друзья Блаватской (а значит, и ее враги) прекрасно зна­


ли, что она — русская не только по имени, но и по духу и
убеждениям. Когда началась русско-турецкая война и вни­
мание всего мира было приковано к Шипке, Блаватская —
тогда она жила в Америке — отдала распоряжение перево­
дить гонорары от своих статей в русский Красный Крест.
А статьи ее за подписью «а russian woman» («русская жен­
щина») были направлены против всех антирусских проис­
ков, и прежде всего против «Главы христианской западной
церкви, благословляющего мусульман на избиение христи­
ан, славян и русских».
Публицистические выступления Блаватской будоражили
американское общественное мнение, и католики не на шут­
ку встревожились. К ней для выяснения отношений явился
секретарь одного из влиятельнейших кардиналов римской
церкви. Начал он с елейных похвал и лести в адрес Бла­
ватской, «передовой мыслительницы, сумевшей отбросить
предрассудки патриотизма». Но Елена Петровна сразу рас­
кусила, куда он клонит, и ему пришлось выслушать резкую
отповедь:
«...Во что бы я, как теософка, ни верила, ему до этого де­
ла нет!.. Православная вера моих русских братий для меня
священна!., за нее и за Россию я всегда вступлюсь и буду
писать против нападок на них лицемерных католиков, пока

79
Валентин Сидоров

рука держит перо, не боясь ни угроз их папы, ни гнева их


римской церкви...»
Как и у всякого русского на чужбине, в ней жило обост­
ренное чувство ностальгии. В последние годы она часто
хандрила, требуя «чего-нибудь своего, кого-нибудь рус­
ского». Незадолго до кончины своей сестры Вера Петровна
Желиховская с семьей приезжала в Лондон, чтобы навес­
тить ее.
«Любимейшим удовольствием ее, — вспоминала она, —
было в эти последние наши вечера слушать русские простые
песни... То и дело обращалась она то к одной, то к другой из
дочерей моих с заискивающей просьбой в голосе:
— Ну попой что-нибудь, душа!.. Ну хоть «Ноченьку». Или
«Травушку»... Что-нибудь наше родное спойте...
Последний вечер перед отъездом нашим до полуночи до­
чери мои, как умели, тешили ее; пели ей «Среди долины
ровные» и «Вниз по матушке по Волге» и русские великопо­
стные молитвы.
Она слушала с таким умилением, с такою радостью, будто
знала, что больше русских песен не услышит».
Блаватской иногда казалось, что в чем-то она грешит
против собственных концепций, но поделать с собой ничего
не могла. Упрекая самое себя в непоследовательности, она
пишет:
«Не странно ли, что я, язычница, ненавидящая протес­
тантство и католичество, как только дело дойдет до право­
славия, так душу и тянет к русской церкви?.. Ведь я — от­
щепенка! неверующая космополитка, все так думают и я са­
ма. А за торжество православной России, нашей церкви и
всего русского отдала бы кровь последнюю...»
А заключает письмо следующей фразой:
«Господи! Хоть бы перед смертью увидеть Россию торже­
ствующею над врагами!»

80
Мост над потоком

...Скандал, раздутый мировой прессой, не мог пройти бес­


следно для Елены Петровны. Болезнь — причем жесточай­
шая — свалила ее. Она была в беспамятстве. Доктор уже
объявил, что она скончается не приходя в себя. Но он ошиб­
ся. Как любила говорить Елена Петровна, она вновь надула
«курносую».
Едва оправившись от болезни, Блаватская заявила о сво­
ем твердом намерении возбудить судебный иск против орга­
низаторов заговора, порочащего ее имя, основанного на
подкупе слуг, которые исчезли, и подложных письмах, кото­
рых никто не видел. Но руководство теософского общества
решительно воспротивилось этому. Полковник Олькотт при­
грозил даже уйти в отставку.
Они исходили из того, что для суда решить дело в пользу
Блаватской — значит решить дело в пользу туземцев (как и
она, верящих в Махатм), а на это присяжные англо-индий­
ского суда никогда не пойдут. Но даже если допустить не­
возможное — оправдательный вердикт, то и он ни к чему не
приведет. Враги оправданию не поверят, а друзья в нем не
нуждаются: они и так знают, что все это — ложь и клевета.
Поэтому обращаться в суд — безумие.
Между тем врачи настаивали на немедленном выезде
Блаватской из Индии и переселении ее в зону умеренного
климата. Да если б и позволяло здоровье, оставаться здесь
после того, как ее публично объявили русской шпионкой и
каждый день грозил ей арестом, было невозможно.
Британские власти могли торжествовать: наконец-то рус­
ская, столь основательно попортившая им кровь, покидает
Индию. Покидает развенчанная и опозоренная.

Когда вникаешь в подробности скандала с Блаватской,


то поначалу удивляешься абсурдности, причем нарочитой
абсурдности, главных обвинений. Они, как говорится, вопи­
ют против здравого смысла. Но потом понимаешь, что в

81
Валентин Сидоров

этом есть своя логика. Ведь расчет строился на обывателя,


читающего газеты, которого, что называется, надо глушить
обухом по голове. Чем грубее, тем вернее. Феномены — ма­
терия тонкая, деликатная; они столь же доказуемы, сколь и
недоказуемы. Другое дело — уголовщина: вор. Тут уж ни­
какая репутация не устоит. Иди доказывай, что ты не верб­
люд.
А чтобы окончательно запутать, а кстати и запугать за­
падного обывателя, которому русофобская пресса издавна
внушала мысль, что все зло от русских, присовокупляется
политический детектив: агент русского царского правитель­
ства.
Не сомневаюсь, что кампания против Блаватской разво­
рачивалась по заранее разработанному сценарию. А если б
сомневался, то скандал, случившийся впоследствии с Рери­
хом, убедил бы меня в этом. Дело в том, что он строился по
сценарию, написанному тем же почерком и с использовани­
ем точно таких же стереотипов. Судите сами.
В 1935 году Рерих — в зените мировой славы и извест­
ности. Рериховское движение в защиту мира и культуры на
подъеме. Сотни комитетов, носящих имя художника, дейст­
вуют в Европе и Америке, Азии и Африке. Штаб-квартира
движения — музей Николая Рериха — занимает двадцати­
семиэтажный небоскреб в Нью-Йорке над Гудзоном. Руко­
водители стран американского континента подписывают
Пакт Рериха об охране культурных ценностей в случае воо­
руженного конфликта. В связи с этим президент США Руз­
вельт выступает со специальным радиообращением. Канди­
датуру художника выдвигают на Нобелевскую премию мира,
и есть основания считать, что он получит ее.
Но в том же 1935 году и начинается грубая провокация,
которой было суждено торпедировать глобальные проекты
Рериха. Затеяли ее свои, вернее, бывшие «свои», американ­
ские помощники Рериха, которым он доверял и на которых

82
Мост над потоком

полагался, особенно в практических делах: Хорш (биржевой


маклер в прошлом) и его жена. Хорши действовали нагло, с
вызовом. Подделав документы, они присвоили себе двадца­
тисемиэтажный небоскреб и все ценности, находившиеся
там (в том числе и тысячу полотен Рериха).
Естественно, Рерих не мог оставаться безучастным к та­
кому грабежу средь бела дня. Он намеревался отправиться в
Америку, чтобы возбудить судебное дело против Хорша. Но
из Америки он получил деликатный совет — ни в коем слу­
чае не предпринимать этого.
Хорш предусмотрел такой вариант и подстраховался. Опыт­
ный вор всегда кричит «держи вора!». Он обвинил Рериха в
том, что тот посягнул на святая святых американских зако­
нов — уклонился от уплаты налогов. Дескать, готовя свои
азиатские экспедиции, он не выплатил соответствующих
сумм государственному ведомству. Это было передергивань-
ем и ложью: экспедиции снаряжались на средства общест­
венных организаций (а не на частные) и по американским
законам не подлежали обложению налогом. Но теперь тре­
бовалось доказывать, что ты — не верблюд, А пока не дока­
жешь, ты в глазах американской Фемиды преступник — вор.
И если бы художник пересек границу Америки, его бы аре­
стовали и посадили в тюрьму.
Однако поход против Рериха (так же как в свое время и
против Блаватской) не ограничился лишь уголовным делом.
Политика здесь фигурировала тоже. Но так как в России
произошла смена режима, то Рериха объявили «агентом Ко­
минтерна».

Теперь уж противник не выпускал из поля зрения Бла-


ватскую. Ее имя в сопровождении ругательных эпитетов по­
стоянно появлялось на страницах газет. Небылица сочиня­
лась за небылицей. Это была тотальная психическая атака,

83
Валентин Сидоров

рассчитанная на то, что человек ведь не железный, что ко­


гда-нибудь, а сдадут его нервы.
В шутливой манере (Елена Петровна любила иронизи­
ровать над собой и своими неурядицами) она пишет, что в
Лондоне против нее образовалось «целое общество», со­
стоящее из католического духовенства и фанатиков. «Было
уж три митинга... В первом они доказывали, что я — ни
много ни мало — сам черт в юбке... Во втором поднята бы­
ла старая канитель: она-де шпионка, агент русского прави­
тельства и опасна для британских интересов... На третьем
митинге возбужден был вопрос: не антихрист ли я?»
(Любопытно сопоставить это с одним из писем Рериха:
«обозвали самим Антихристом, главою всемирного Комин­
терна и Фининтерна...»)
Разумеется, Блаватская держалась стойко. Но давалось
ей это большим напряжением сил. В горькую минуту она при­
знавалась:
«Вы не можете себе представить, как тяжело чувствовать
множество противных течений, недобрых мыслей, против
вас направленных. Точно будто вас колют тысячи игл! Я по­
стоянно должна (силой воли) воздвигать вокруг себя стену
в ограждение от этих токов».

И вот в такой атмосфере трудится — да еще как трудит­


ся! — Елена Петровна Блаватская. Ее жизнь, перемежаемая
болезнями (причем почти каждый раз врачи предрекают
смертельный исход), заполнена непрерывной работой. Она
торопится. Она как будто боится не успеть высказать то, что
необходимо высказать.
В последние два года жизни она бьет все собственные
предыдущие рекорды. За эти два года появляется огромное
количество ее статей в теософских журналах. Выходят в свет
ее книги «Ключ к теософии», «Голос Безмолвия», а также
сборник стихов, стансов, шлоков «Перлы Востока», переве­
денных ею с восточных языков.

84
Мост над потоком

Но самое главное: она пишет капитальный, итоговый труд


своей жизни — «Тайную доктрину».
«Цель этого труда, — говорит Блаватская в предисло­
вии, — может быть определена так: доказать, что Природа
не есть «случайное сочетание атомов», и указать человеку
его законное место в схеме Вселенной; спасти от извраще­
ния архаические истины, являющиеся основою всех рели­
гий; приоткрыть до некоторой степени основное единство,
откуда все произошли...»
А еще ранее она дает четкие пояснения читателю:
«Истины эти ни в коем случае не выдаются за открове­
ние, также автор не претендует на положение разоблачите­
ля мистического знания, впервые обнародуемого в истории
мира. Ибо то, что заключается в этом труде, можно найти раз­
бросанным в тысячах томов, вмещающих писания великих
азиатских и ранних европейских религий, сокрытых в гли­
фах и символах и, в силу этого покрова, до сих пор остав­
ленных без внимания. Теперь делается попытка собрать вме­
сте древнейшие основы и сделать из них одно гармониче­
ское и неразрывное целое. Единственное преимущество,
которым обладает писательница перед ее предшественника­
ми, заключается в том, что ей не нужно прибегать к личным
спекуляциям. Ибо труд есть частичное изложение того, что
сама она узнала от более знающих, и добавленное в некото­
рых деталях результатами ее личного изучения и наблюде­
ния».

Книгу открывают набранные крупным жирным шрифтом


древние стансы Дзиан (в современной транскрипции Дзен).
Для обычного человеческого сознания они представляют
собой шараду и головоломку. Попробуйте, например, доб­
раться до смысла вот этих строк:
«Времени не было, оно покоилось в Бесконечных Недрах
Продолжительности...

85
Валентин Сидоров

...Причины Существования исчезли; бывшее Видимое и


Сущее Невидимое покоились в Вечном Не-Бытии — Едином
Бытии...
...Познайте: нет ни первого, ни последнего; ибо все есть
Единое Число, исшедшее из Не-Числа...»
Недаром дзен-буддийские тексты по сию пору являются
камнем преткновения для многих ученых. Образовалось да­
же два течения. Одни считают, что они несут в себе инфор­
мацию космической важности. Другие утверждают, что ни­
какой информации они не несут, а призваны сыграть роль
взрывного эффекта в сознании читающего.
Истина, очевидно, где-то посредине. Тексты призваны как
прорвать шаблонные рамки нашего мышления, так и содер­
жат неординарную информацию. Доказательство этому —
«Тайная доктрина», являющаяся своеобразным и разверну­
тым комментарием к древнебуддийским стансам.

Расшифровать загадку «Тайной доктрины», равно как и


криптограмму жизни Елены Петровны Блаватской, в кратком
очерке невозможно. Позволю себе лишь высказать несколь­
ко догадок, заранее зная, что они покажутся фантастически­
ми. Но вспомним Нильса Бора, который отвергал гипотезы
лишь на том основании, что они недостаточно сумасшедшие.
Как известно, в последнее время из нас основательно
выветрился дух гордыни. Мы начинаем допускать возмож­
ность того, что существует иная, более высокая, чем наша,
ступень разума. Есть даже попытки обосновать на математи­
ческом уровне эту более высокую реальность.
Но если стать на такую точку зрения, то возникает во­
прос, вернее, серия вопросов. В какой форме мыслятся нам
контакты со старшими братьями по разуму? Какого рода по­
мощь мы от них ожидаем? Как, собственно говоря, должна
поступать информация от них? В виде манны небесной, что
ли, низвергающейся с облаков?

86
Мост над потоком

А что, если наши желудки не в состоянии переварить эту


манну? А что, если рука помощи нам давным-давно протяну­
та, а мы не видим ее? А что, если все препятствия в нас са­
мих, в нашем сознании, в нашем недостаточно развитом во­
ображении, в предубеждении, в скепсисе, в недоверчивом
отношении к собственной интуиции?
В этой связи по-иному высвечивается и «феномен» Бла-
ватской. А что, если через Блаватскую была предпринята по­
пытка контакта с нами? А что, если она была своеобразным
мостом между двумя ступенями общечеловеческого разума?
Ведь неспроста так решительно отвергала она любое наме­
рение приписать ей авторство. А было бы проще и удобнее:
объявили бы гением или сверхгением — и дело с концом.
Нет, она видела свою миссию именно в том, чтоб указать на
истинный источник своих сверхчеловеческих знаний.
XIX век оказался не подготовленным к информации Бла-
ватской и предпочел проигнорировать ее. Вряд ли нам сле­
дует повторять ту же ошибку. Современная наука, вооружен­
ная электронной и вычислительной техникой, способна, по-
моему, «переварить» любую информацию1. Вряд ли ныне за­
труднит специфический язык, устаревшие термины (тот же
самый руганый и переруганный «оккультизм», который то и
дело возникает на страницах Блаватской). Все это второсте­
пенное, оболочка, а не суть. Суть в ином. Что же касается
мифов, то, думаю, — мы уже давно согласились с тем, что в
них содержатся зерна истины, которые при бережном и доб­
ром отношении могут превратиться в тучные колосья. Един­
ственное, что требуется от нас: быть широко открытыми для
всех возможностей.

1 Кстати, то самое лондонское общество психических исследова­

ний, заклеймившее Блаватскую, сто лет спустя дезавуировало выводы


своих коллег как ошибочные.

87
Валентин Сидоров

Иногда мне приходит в голову и такая мысль: а не была


ли Блаватская подвергнута осмеянию и ошельмованию с п е ­
ц и а л ь н о , чтоб отвратить наше внимание от жгучих тайн,
связанных с нею? И неспроста почти при каждой нашей
встрече Святослав Николаевич Рерих обязательно возвра­
щается мыслями к Блаватской и говорит, что наш долг —
сказать безбоязненно полную правду о ней и очистить имя
ее от клеветнических наслоений.

Третий том «Тайной доктрины» остался незавершенным.


Елена Петровна написала его вчерне. После смерти Блават­
ской ее ученики собрали эти материалы и издали их.
Смерть наступила в результате гриппа, или, как было при­
нято тогда говорить, инфлюэнцы. Надо сказать, что и врач, и
друзья Блаватской, привыкшие к тому, что она справлялась
и с более серьезными болезнями, не придали особого зна­
чения ее недомоганию. Но на этот раз ей не удалось обма­
нуть «курносую».
Скончалась она не в постели. Смерть настигла Елену Пет­
ровну Блаватскую, как истинную труженицу, на ее постоян­
ном рабочем месте, за письменным столом.
Это произошло 8 мая 1891 года.

Николай Константинович Рерих рассказывал об ориги­


нальном способе охоты на льва, бытующем где-то в Африке:
«Выходят на выслеженного царя пустыни без ружья, но с
большой сворою маленьких, яростно лающих собачек.
Лев, укрывшийся в кустарнике, долго выносит облаива-
ние, но, наконец, среди веток начинает появляться его гроз­
ная лапа. Опытный охотник говорит: «Сейчас будет скачок»;
и действительно, грозный зверь высоко взвивается и падает
в следующий кустарник.
Тогда к своре добавляется новая, свежая стая. Собачий

88
Мост над потоком

лай усиливается. Опытные охотники говорят: «Теперь уже


недолго; теперь он не выдержит». Затем наступает странный
момент, когда собаки, в охватившей их ярости, устремляются
в кусты. Ловцы говорят: «Идемте, он уже кончился». Царь
пустыни не выносит облаивания, он кончается от разрыва
сердца».

Думаю, что рассказ этот имеет прямое отношение к судь­


бе Елены Петровны Блаватской.

Когда дерзаешь спрашивать о тайне,


То это означает, что она
Готова и желает быть раскрытой.
Все тайное желает быть открытым,
Но только в радости, сияющей всегда.

Коль поиск истины идет из глубины,


Он неизменно приведет к вершине.

Ты не один, а ты един. И это —


Ключ к радости и тайнам бытия.

Ничто не может ограничить вас.


Ничто не может ныне быть помехой.
Ты сам не ограничивай себя.

Духовный опыт в замкнутом пространстве


Существовать не может. Он — для всех.

Доверие к безмолвью и себе:


Вся радость — здесь, все чудеса — отсюда.

Мир внутренний вибрацией своею


Сдвигает горы, звезды, небеса.
Недвижными как будто оставаясь,
Они — другие, если ты — другой.

89
Валентин Сидоров

Познай себя, и истину откроешь.


Познай себя! В самом призыве этом
Заключено признание, что ты
Есть истина.

Встречаюсь и беседую я со Святославом Николаевичем


Рерихом главным образом в Бангалоре. В Москве с каждым
разом это становится все затруднительней. Здесь столько
жаждущих увидеть его, что у него на счету буквально каж­
дая минута. Гостиница «Советская», где он обычно останав­
ливается, находится как бы в осаде. Бедная переводчица
пытается справиться с наплывом людей, как-то отрегулиро­
вать его, кому-то отказать. Безуспешно! Всеми правдами и
неправдами прорываются к Рериху.
Естественно, что к вечеру Святослав Николаевич выматы­
вается донельзя. Я видел однажды, как в полном изнеможе­
нии, почти без чувств, рухнул он в своей комнате на постель
и долгое время не приходил в себя. «Громкая известность —
наказание за талант и кара за заслуги», — утверждал Фе­
ренц Лист, и на примере Святослава Николаевича приходит­
ся убеждаться в горькой истине этих слов.
Другое дело — Бангалор. Нельзя сказать, конечно, что
Святослав Николаевич свободен от встреч и обязанностей —
их с лихвой хватает и здесь. Но здесь он может управлять
событиями и по своему усмотрению распределять время.
Поэтому бангалорские беседы наши, по существу, непрерыв­
ны. Начинаясь в его городском офисе, они продолжаются в
машине, за обедом, во время прогулок по аллеям сада, веду­
щим к баньяну.
Помню, как в один из приездов я сказал ему, в чем вижу
нашу задачу: продолжать Рериха. «Не только продолжать,
но углублять и расширять, — заявил он, сопровождая свою
мысль энергичными жестами. — Главное — не останавли­
вайтесь и держите в памяти слова Учителей наших:

90
Мост над потоком

«Кто не боится пересмотреть основы учения для утон­


чения знания, тот уже прав. Кто не боится остаться не­
понятым, тот с нами. Кто не боится соединить русла
больших течений, тот наш друг».

Центр изобразительных искусств в Бангалоре — он стро­


ился по инициативе и под личным наблюдением Святослава
Николаевича — представляет собой ныне внушительное
монументальное здание. Гранитные колонны, высокие залы.
Это идеальное место для выставок. Картины находятся на
значительном удалении друг от друга, и можно найти нуж­
ную перспективу и внимательнейшим образом изучить то
или иное полотно.
Но бангалорский центр предназначен не только и не
столько для вернисажей. В его просторных классах занима­
ются начинающие художники по программе, соответствую­
щей требованиям творческого вуза.
По замыслу основателя этот центр должен сыграть роль
своеобразной цитадели, противостоящей натиску западного
модернизма, захлестнувшего городскую культуру Индии и
формирующего в значительной мере вкусы молодых худож­
ников. В свое время в подобной ситуации Николай Констан­
тинович Рерих попытался возродить традиции древнерус­
ского искусства. То же самое сделал и Святослав Николае­
вич Рерих. Он обратился к индийской «иконописи». Поэтому
фрагмент храмовой живописи здесь не музейный экспонат,
который хранят и которым любуются. Нет, это рабочая мо­
дель, обязательная для начинающего художника. Но это еще
не все. Здесь стараются восстановить в полной силе забы­
тые или почти забытые приемы и методы старинного искус­
ства и потому опираются на опыт народных умельцев, не ут­
ративших былые навыки (их ищут и разыскивают по всей
Индии, особенно в глухих уголках страны). Естественно так­
же, что тщательно изучаются древние трактаты по искусству.

91
Валентин Сидоров

Вот почему бангалорский центр называют подчас Академией


национальной живописи Индии.
— Вспомните, — говорил Святослав Николаевич, — на
чем настаивал когда-то Кант: «Красота — это цветок, а нау­
ка — плод». К сожалению, в наше время цветы по большей
части искусственные, а плоды, увы, синтетические. Потому
актуальной нашей задачей и становится борьба за все под­
линное, утверждение всего естественного, органичного, поч­
венного.
Чему я учу своих молодых последователей? Да не пока­
жется вам парадоксальным в наш век возрастающих скоро­
стей, но я учу их спешить медленно. Для искусства это за­
кон. Ламартин говорил, что он пять минут размышляет, а по­
том час пишет. Оспаривая его, Ренар заявлял, что искусство
заключается как раз в обратном. И он, безусловно, прав.
Есть такая притча. Однажды ко двору китайского импера­
тора был приглашен знаменитый художник. Приглашен он
был издалека, и приезд его обошелся императору, как гово­
рится, в копеечку.
Император пожелал, чтоб он написал для его покоев кар­
тину, разумеется, самую лучшую, и спросил, сколько на это
потребуется времени. Художник отвечал: «Год».
Ну, хорошо. Художнику создали замечательные условия
для работы: отвели роскошное помещение, предоставили в
его распоряжение все необходимые материалы.
Но шел день за днем, и придворные стали замечать, что
художник и не думает приступать к работе. Или, ничего не
делая, он проводил время в своем помещении, или бесцель­
но бродил по дворцовому саду. Вначале деликатно, потом
все настойчивее стали напоминать ему о работе. Но он всем
отвечал одно и то же: «Не мешайте». Пожаловались импера­
тору, но тот предпочел не вмешиваться. И вот ровно за день
до обусловленного срока художник взял кисти и написал

92
Мост над потоком

свою лучшую картину. А потом сказал всем сомневающимся


и скептикам: «Сделать недолго, но нужно раньше увидеть
совершенно ясно и четко то, что будешь делать».

— О расцвете или, наоборот, упадке и вырождении на­


родов, — продолжал Святослав Николаевич, — обычно су­
дят по историческим фактам. Однако о том же самом можно
смело судить и по проявлениям творчества. Стиль времени,
например, прекрасно характеризуют строения, в которых за­
печатлена мысль о красоте, а также забота о качестве и
прочности материалов этих строений. Огрубение духа не­
пременно ведет к огрубению всех форм творчества. По­
смотрите с этой точки зрения на состояние современного
искусства. Что является отличительным признаком всех ви­
дов современного искусства? Тут можно ответить одним-
единственным словом: диссонанс.
Ритм, в особенности мажорный, стал признаком устаре­
лости, вышел из моды. А между тем еще в древности ритм
называли породителем сотрудничества. Отсюда шло понима­
ние всей значимости хорового пения и гармоничной музы­
ки. Давно уже было замечено и отмечено, что ритм помогает
избегать раздражения и разъединения. Утверждая одинако­
вое устремление, он как бы концентрировал в одном направ­
лении общую энергию людей. Музыка и пение перед рабо­
той, во время работы являли собой могучий знак единения.
Как вы знаете, современная музыка дисгармонична и арит­
мична. А, собственно, аритмичность и есть разъединение. Она
ведет к неимоверной и бесполезной растрате человеческой
энергии и в конечном счете к опустошению и отупению.
Все это, разумеется, знаменует собой не прогресс, а рег­
ресс музыкального слуха людей, развивавшегося и утончав­
шегося в течение веков. Говорят, что в Индонезии долгое
время не могли справиться с дикими слонами, совершавши­

93
Валентин Сидоров

ми набеги на рисовые плантации. Напрасно по ночам кре­


стьяне зажигали костры, били в барабаны. Никакого впечат­
ления на животных это не производило. Но вот однажды
кто-то вздумал прокрутить, усилив динамиком, кассету с за­
писью поп-музыки. Эффект был неожиданный. Слоны в па­
нике разбежались. Сейчас этот способ отпугивания диких
животных рекомендован по всей стране и — говорят —
действует безотказно.
— Так что даже слоны не выдерживают рок-музыку, — с
улыбкой заключил Святослав Николаевич. — А мы с вами
покрепче слонов: выдерживаем.

В книге Елены Ивановны Рерих «Криптограммы Востока»


есть поучительная легенда, называющаяся «Дар тьмы». Со­
держание ее таково.
«Дух тьмы мыслил: «Как еще крепче привязать челове­
чество к земле? Пусть будут сохранены привычки.
Ничто так не прикрепляет человечество к обычным обли­
кам.
Но это средство годно лишь для множества, гораздо
опаснее одиночество. В нем просветляется сознание и со­
зидаются новые построения.
Нужно ограничить часы одиночества. Не следует людям
оставаться одним. Снабжу их отражением, и пусть привы­
кают к своему облику».
Слуги тьмы принесли людям зеркало».
— Ну, на нынешний день, — с иронической интонацией
в голосе говорит Святослав Николаевич, — зеркало — это
пройденный этап. Появилось глобальное средство отвлече­
ния людей от себя — телевизор. Площадка для уединения и
безмолвия, столь необходимая душе человеческой, сузилась
до крохотного размера, а для многих и вообще исчезла.
Ведь, включая телевизор, человек, в сущности, выключает
самого себя.

94
Мост над потоком

Некоторые говорят, что массовая культура отвечает со­


временным потребностям народа. Неверно! Она отвечает
потребностям толпы. Век тотального наступления массовой
культуры на наше сознание как бы с новой силой выявил и
подтвердил непреклонный старый закон: «Лишь минуя тол­
пы, вы дойдете к народам».

— ...И как никогда становится отчетливым и ясным, что


пришло время, когда нужно приготовлять сознание к самым
широким восприятиям. Спасение мира, говорила матушка, в
новых формулах, в новом духовном и культурном подходе
ко всем вопросам жизни, как государственным, так и част­
ных обиходов. Беда в том (как говорила она еще в тридца­
тые годы), что старые формулы отжили, а новые конструк­
тивные идеи еще не воспринимаются многими людьми. Соз­
нание масс переросло своих лидеров.
Особенность нашей эпохи, столь не похожей на любую
иную, ей рисовалась таким образом: «Сейчас мир вышел из
обычных рамок. Корабль потерял курс, но зато вихрь уско­
ряет движение».
А смысл современных событий она видела в том, что в
мировом масштабе доказывается наглядно непригодность
отживших идей и построений, и среди неслыханных руше­
ний, как зарница на черном, грозном небе, зарождаются но­
вые идеи великой терпимости и культурного водительства.
«Спасти людей можно лишь верою, — заявляла она, — ко­
торая превыше всех религий!»

Однажды Рерих посетил лабораторию знаменитого ин­


дийского ботаника Боса. Бос был выдающимся эксперимен­
татором и сказал Николаю Константиновичу, что сейчас спе­
циально для него продемонстрирует интереснейший опыт.
«Сейчас, мистер Рёрих, — сказал он, — я сделаю неболь­
шую инъекцию вот этому растению — всего одна-две капли

95
Валентин Сидоров

раствора, — и в течение одной минуты оно зацветет, отцве­


тет и засохнет, то есть весь цикл жизни пройдет в ускорен­
ном ритме». Бос делает инъекцию. Проходит ми нута-другая.
Ничего обещанного не происходит. Бос делает повторную
инъекцию. Никакого результата.
— И что же Бос? — спрашиваю я у Святослава Николае­
вича.
— Бос — индиец. С понимающей улыбкой смотрит он на
своего гостя и говорит: «Так я и думал. В присутствии неко­
торых людей этот препарат не будет действовать».

— Речь, как вы понимаете, — продолжал рассказ Свято­


слав Николаевич, — идет об энергии мысли, способной воз­
действовать на расстоянии, или, иными словами говоря, о
психической энергии. Если еще недавно факт существова­
ния этой энергии оспаривался или замалчивался, то теперь
он получает наглядное подтверждение в сугубо научных
экспериментах.
Ныне ни для кого не секрет, что те же самые растения
обладают эмоциями, имеют способность различения. Напри­
мер, они «приходят в ужас», когда появляется человек, кото­
рый причиняет им зло, терзает, предположим, их стебли, де­
лает им уколы и т.п. Совершенно по-иному реагируют они
на появление человека, который к ним внимателен и добр.
Они могут даже расцвесть раньше срока, чтобы сделать ему
приятное.
В одном американском университете проводился любо­
пытный опыт. Кроликов кормили жирной пищей, с тем чтобы
вызвать в их крови повышенное содержание холестерина.
Как и ожидалось, все подопытные животные заболели ате­
росклерозом. Все, кроме нескольких. Дело в том, что лабо­
рант, кормя их точно такой же пищей, как и остальных, в то
же время выделял их, гладил, говорил им ласковые утеши­
тельные слова. И вот — результат. И вот вам пример того,
что может сделать энергия любви, энергия добра.

96
Мост над потоком

Ошибка человека, очевидно, состоит в том, что он припи­


сывает лишь себе исключительное, монопольное право на
мысль, и ему трудно привыкнуть к сознанию, что все сущее
как бы проникнуто мыслью. Ныне модель мироздания со­
вершенно иная, чем в недавнем прошлом. В книге «Таинст­
венная Вселенная» знаменитый английский астрофизик
Джеймс Джинс писал: «Вселенная начинает походить более
на гигантскую мысль, нежели на гигантскую машину».
Но надо сказать, что психическая энергия, которая в свя­
занном состоянии находится буквально повсюду, сама по се­
бе нейтральна. Высвобождаясь, она может служить одина­
ково как добру, так и злу.
В свое время картины Николая Константиновича специ­
ально вывешивали в некоторых санаториях для нервноболь­
ных. Говорят, что это помогало. Люди обретали внутреннее
равновесие, выздоравливали.
Но есть, конечно, примеры и другого рода. В Америке де­
монстрировался один сенсационный опыт (его засняли на
кинопленку). В зал, битком набитый людьми, внесли неболь­
шой прибор, величиной примерно со спичечную коробку.
Естественно, его толком никто и не мог разглядеть. Но в за­
ле началось нечто невообразимое. Людей охватила паника.
С криками ужаса они стали выпрыгивать из окон. Этот не­
большой ящичек оказывал психическое воздействие на лю­
дей, как бы излучая волны страха. Было это лет двадцать то­
му назад. Представляете, как могли к нынешнему дню про­
двинуться в этом направлении.
С такими проявлениями психической энергии тоже нуж­
но считаться. Не принимать их во внимание нельзя. И ни в
коем случае нельзя оставаться перед ними безоружными.

«Ввиду наступления новой эпохи, — писала Елена Ива­


новна Рерих, — несущей еще небывалый прилив психиче­
ской энергии, необходимо пробудить и воспитать в себе

97
Валентин Сидоров

правильное отношение к этой обоюдоострой мощи. В кни­


гах «Живой этики» (серия «Агни-йога»)1 впервые дано мно­
гостороннее освещение этой энергии и приведены методы
рационального подхода к изучению ее».
— Как вы знаете, — говорил Святослав Николаевич, —
главным подвигом матушки было то, что она сумела донести
до людей тексты Агни-йоги, автором которой она себя не
считала и бывала удручена, если кто-то вдруг ей приписы­
вал авторство. Весьма и весьма непростым делом оказалось
записать эти тексты (понадобилась огненная перестройка
всего организма), но еще более непростым делом оказался
путь этих текстов к сознанию людей. Многое здесь стало по­
мехой: и необычность изложения материала, и специфика
понятий и терминов (особенно восточных), и пугающая ши­
рота синтеза, при котором увязываются в единое целое и
древние притчи, и результаты современных лабораторных
исследований. Переход на новый виток мышления, с необ­
ходимостью которого сегодня вроде бы и согласны, чрезвы­
чайно труден и сложен, потому что несет с собою беспощад­
ное разрушение всех стереотипов. Это в полной мере отно­
сится и к проблеме авторства. Иногда спрашивают, почему
бы не поставить на обложках книг имена Елены Ивановны и
Николая Константиновича: ведь все это прошло через их
сознание и было записано их руками. Не понимают, что тем
самым нарушался бы принцип нового мышления, утвер­
ждающий сознательную анонимность, освобождающий на­
писанное от давления своего имени, и это абсолютно пра­
вильно, ибо в конечном итоге мысли человеческие принад­
лежат всем и никому не принадлежат.

1 Серия включает в себя следующие книги: «Зов», «Озарение»,

«Община», «Агни-йога», «Иерархия», «Беспредельность» (две части)


«Сердце», «Мир огненный» (три части), «Аум», «Братство». Последняя
книга — «Надземное» — осталась в рукописи. Елена Ивановна не ус­
пела ее отредактировать и выпустить в свет.

98
Мост над потоком

Елена Ивановна считала, что книги «Живой этики» дают


новое направление всему мышлению, устанавливают вехи
для новых научных исследований (разумеется, при условии,
что сознание ученых не будет затемнено предубеждения­
ми). Она рекомендовала относиться к этим книгам как к пу­
тевому пособию. Сравнивала Агни-йогу с факелом, с кото­
рым «можно вступить на великий мост». Объясняла, что для
пути дальнего дается «Живая этика».

Значит, если мы хотим стать на путь изучения психиче­


ской энергии и ее законов, то нам следует обратиться к са­
мому «путевому пособию», то есть «Живой этике».
А «Живая этика» предлагает каждому начать с себя. На
многих случаях жизни мы имеем возможность убедиться в
наличии психической энергии. Просто мы невнимательны,
не умеем анализировать, сопоставлять и делать выводы.
Если врачи заявляют, что при нервном подъеме сила че­
ловека возрастает десятикратно, то тем самым они признают
факт существования этой энергии. Если медицинские при­
боры регистрируют разницу пульсов человека, пребывающе­
го в сомнении или захваченного страхом, и человека уве­
ренного, устремленного, собранного, то тем самым они ука­
зывают на проявления этой энергии. По собственному опыту
каждый знает, что мысль может даже изменить температуру
тела, отсюда — гипотеза, что она оставляет отложения на
стенках каналов нервной системы. Поэтому и утверждают,
что чистота мыслей — самая лучшая дезинфекция. Если со­
мнение, а тем более страх физически разлагают нервную
систему, то возвышенные мысли являются своеобразным то­
низирующим средством и не только благотворно влияют на
нервную систему, но и физически очищают кровь человека.
«Живая этика» настаивает на создании специальной нау­
ки «психомеханики», которая занималась бы проблемами
установления оптимального равновесия и гармонии между

99
Валентин Сидоров

психикой человека и местом приложения его сил. Давно за­


мечено, что машины, предположим, станки, как и люди, уста­
ют, как и люди, нуждаются в отдыхе. Но давно замечено и
иное: при прочих равных условиях в одних руках они устают
гораздо меньше и выходят из строя гораздо реже, нежели в
других. О чем это свидетельствует? Это свидетельствует о
том, что живой ток человека (иными словами, его психиче­
ская энергия) вступает в контакт с машиной или станком и
укрепляет их жизнеспособность и удлиняет их жизнь.
И, конечно, особой формой психической энергии являет­
ся радость, пронизывающая труд. Общепризнано, что радо­
стный труд гораздо продуктивней и успешней, нежели труд
неодухотворенный, мертвый по форме и устремлению.
Отсюда, как вы понимаете, вытекает, что забота о созда­
нии благоприятных условий для психической энергии не
только личное дело каждого, но и общее дело, касающееся
всех.
В «Живой этике» говорится: «Могут спросить — почему
такое нужное оружие не вручается всем? Но оно имеется у
каждого, только часто оно заперто за семью замками. Сами
люди виноваты, что наибольшую драгоценность они замы­
кают в подвал. Многие, даже слыша о такой энергии, не по­
любопытствуют о способе открытия ее — так не разви­
та любознательность!»
Поэтому на вопрос «Как же начать приближаться к пси­
хической энергии?» дается ответ: «Для начала будете пом­
нить, что эта энергия существует».

Итак, прежде всего признание факта существования пси­


хической энергии. Затем элементарное уважение к ней. Как
сказано в «Живой этике», « нуж уважение к энергии, ко­
торая, подобно огню, насыщает все пространство и кон­
денсируется в нервных центрах. Пусть даже дети помнят,

100
Мост над потоком

что в любом рукопожатии, в любом взоре излучается эта


связующая энергия».
Ну и, конечно, понимание того, что сам термин «психиче­
ская энергия» временен и условен. В общем-то, речь идет об
энергии всеначальной и, следовательно, включающей в себя
все остальные виды энергий (они являются лишь ее диффе­
ренциациями). Под разными именами она стучалась и сту­
чится во все наши врата. Можно считать ее и трансформа­
цией огня, но, естественно, огня не простого, а утонченного,
первозданного. Что, собственно, представляет собой про­
странство? Океан огня. Зерна огненные живут в каждом ато­
ме, и сила сцепления держится на них. Вот этот огонь про­
странства, будучи осознанным, и превращается в психиче­
скую энергию.

Таким образом психическая энергия заложена во всей


природе, но особенно выражена она в человеке. И право,
нет ничего сверхъестественного и таинственного в том, что
человек — эта животворящая частица Вселенной — несет в
себе вселенский огонь.
Но очень важно помнить, не забывать ни на миг, что пси­
хическая энергия не может оставаться инертной. Как бы че­
ловек ни пытался забыть о ней, она напомнит о себе, ибо
непрерывно вибрирует. Люди могут думать, что их энергия
спит, но в сущности она не может оставаться в бездействии.
Об этом нужно помнить еще и потому, что тонкие энер­
гии, пока не осознаны, не могут быть полезны людям. Более
того, неосознанная энергия может быть разрушительной и
превратиться в необузданную стихию, подавляющую все ок­
ружающее. А осознание — уже почти овладение, во всяком
случае соизмерение.
«Живая этика» предупреждает:
«Огненные вихри стучатся в темницах своих. Приходит
срок, когда они или приложатся разумно, или же должны бу­

101
Валентин Сидоров

дут излиться в огненные болезни или космические катак­


лизмы.
...Нам не уйти от века огня. И потому лучше оценить и
овладеть этим сокровищем».

Есть старинная загадка: «Что не может сгореть?» Ответ:


«Мысль».
Но если мысль, если психическая энергия человека прак­
тически неуничтожима, то, значит, соприкасаясь с предмета­
ми, она обязательно оставляет на них свой след. Задачей на­
шего времени и является не суеверное, но вполне научное
исследование вот этих наслоений, имеющих подчас много­
вековой характер. В будущем — скорее всего в ближайшем
будущем — должна появиться психометрия, а точнее говоря,
наука излучений (имеются в виду излучения, исходящие от
человека и любого одушевленного и неодушевленного объ­
екта вообще). Должны быть изобретены соответствующие
приборы. В результате мы наконец-то научимся восприни­
мать и различать язык вещей. В результате мы наконец-то
поймем, что вещи, добрые и злые, существуют не только в
сказках, но они — неотъемлемая реальная принадлежность
всей нашей жизни. Человек, создающий вещь или вступаю­
щий в контакт с нею, воистину творит добро и зло, по боль­
шей части и не подозревая об этом.
Вот почему нравственные понятия, такие, предположим,
как альтруизм или человеконенавистничество, должны быть
рассмотрены не только с точки зрения духовной (к этому мы
привыкли), но и с точки зрения научной (к этому мы еще не
привыкли). Ибо все моральные учения имеют чисто биоло­
гическую основу.
И, конечно, наука о мысли должна обрести глобальный
характер. Она не может ограничиться одним народом или
определенным слоем этого народа. Сравнение сознания раз­
личных народов или племен (как на примерах истории, так и

102
Мост над потоком

на примерах современности) может дать неожиданные вы­


воды. Одно уже ясно и сейчас: потенциал мысли не зависит
от внешней цивилизации.
Наука о мысли в сущности есть наука о Бытии, и потому
здесь не могут иметь места никакие ограничения. Эта наука
должна быть вечно живой, ибо мысль постоянно вибрирует
и живет в пространстве. В конце концов изучение природы
мысли приведет и к пониманию так называемых феноменов,
которые есть не что иное, как неосознанная психическая
энергия в различных ее проявлениях.
Будем глядеть правде в глаза: ученые, когда говорят о
подсознании, о животном магнетизме, о телепатии, говорят,
конечно, об одном и том же: о психической энергии. Просто
слово не найдено, или, вернее, найдено, но не получило еще
должного признания. Обрывки знания сами просятся в од­
но русло, но предубеждение и суеверие мешают обобщать
факты.
А между тем каждый человек представляет собою весьма
сложное хранилище, и требуется много огня, чтобы осветить
все его глубинные и темные склады. Настало время, когда
вся область психической энергии должна быть изучена и ис­
следована экспериментально. Причем не на предмет фоку­
сов или поражающих воображение зрелищ. Нет, вопрос сто­
ит сложнее и шире. Раз это энергия, то в конечном счете она
не будет противоречить законам физики.
И еще одно небольшое соображение по этому поводу.
Как известно, наука о человеке сегодня подразделяется на
ряд отраслей. Биология, физиология, психология — каждая
из них занимается лишь определенным аспектом челове­
ческого организма и человеческого существа. Но за этой
дробностью пропадает неразъединенное целое, и поневоле
напрашивается вопрос: а где же сам человек? Вот и получа­
ется: невозможно изучать великий микрокосм без выявле­
ния и утверждения всеначальной энергии. Лишь такое объе­

103
Валентин Сидоров

диняющее понятие может значительно продвинуть наши на­


блюдения и указать на истинные размеры величия природы
человека.
В общем, решить данную проблему можно лишь на базе
синтеза самого широчайшего плана. Удивления и сожаления
заслуживает то, как легко порою наука позволяет себя огра­
ничивать и судить в категорической форме о том, чего в
сущности не знает. В «Живой этике» справедливо сказано:
«Дети иногда говорят правильно — не знаю. Незнание от­
кровенное признается как Врата познания».

КПД человеческого организма пока еще чрезвычайно


мал. Наши резервы космической энергии нами еще не за­
тронуты. Большинство клеток человеческого организма на­
ходится в спящем или дремлющем состоянии. Говорят, что
если б они пробудились, то это сделало бы человека светя­
щимся и летающим.
Лучшие наши аппараты — не те, что придумал человек в
век научно-технической революции. Лучшие наши аппараты
находятся в мозгу. Просто физически они еще не выявлены.
Ведь мы живем не всей полнотой сознания, действует и виб­
рирует лишь крохотный участок его. Полнота же сознания
проявляется лишь в отдельные моменты, причем приобрета­
ет это порою характер вспышки, и мы говорим: озарение!
экстаз! вдохновение!
Настанет время, собственно, оно настает, собственно, оно
уже настало, когда придется уничтожать многие механиче­
ские аппараты ввиду той опасности, которую они несут не
только жизни человека, но и жизни всей планеты в целом.
Но это не будет означать регресса, возвращения к перво­
бытному состоянию. Дело в том, что механические приспо­
собления и аппараты — лишь первичная ступень освоения
действительности. Более высокая ступень этого освоения —
когда будет приведен в действие природный внутренний ап­

104
Мост над потоком

парат человека. На этом, очевидно, и должны быть сосредо­


точены усилия современной науки. Словом, человечество во
всем своем техническом всеоружии на новом, космическом
витке своего развития вдруг обнаружило, что вновь стоит
перед самой неотложной задачей, сформулированной еще в
древности: познай себя.

Индийский вариант названия невидимых аппаратов че­


ловека — чакры. Как вы знаете, их объявляли мифами, их
относили к области оккультизма. Так продолжалось до тех
пор, пока западная медицина не взяла знания о чакрах на
вооружение и не образовалась целая отрасль медицины,
именуемая психосоматикой. Психосоматика исходит из того,
что грани между психическим и телесным условны, что их в
принципе и не существует, что все телесное густо пропита­
но психическим началом. С ее точки зрения аппендикс (не
так давно считавшийся рудиментарным органом) выполняет
важную функцию в человеческом организме: он впитывает
и перерабатывает психические элементы пищи. Но наибо­
лее тесным образом психическое и телесное переплетено в
чакрах. Умелая и грамотная концентрация внимания чело­
века на этих центрах оказывает воздействие на психиче­
ское, а значит, и телесное его начало, а значит, и на весь
организм в целом.
Центры невидимы, но давно уже сказано, что каждая си­
ла, входящая в жизнь, творится на видимом плане, но приво­
дится в действие механизмом невидимым. Только-только на­
чался процесс постижения механизма чакров, а уже за­
ставил по-новому взглянуть на извечную загадку мысли
человеческой. А что, если мысль рождается в невидимом
горниле чакров, а мозг служит лишь рычагом, напрягаю­
щим ее?
Еще недавно такое предположение показалось бы ко­
щунственным, но сейчас, когда ученые все чаще и чаще упо­

105
Валентин Сидоров

добляют мозг своеобразному компьютеру, это воспринима­


ется спокойно, во всяком случае на уровне гипотезы. Мыс­
лит не мозг, мыслят чакры.
Но отсюда с неизбежностью вытекает и другое: а не яв­
ляется ли все то, что принято считать феноменами, трансму­
тацией огненных центров человека?

Вырисовываются довольно четко контуры новой медици­


ны, которая будет учитывать космический и огненный ха­
рактер человеческого существа. Для нее, допускающей су­
ществование чакр, станут своего рода космическими гра­
дусниками сердце или солнечное сплетение. Психическая
энергия превратится в существенный фактор ее диагности­
ки и методов лечения. Связывая в значительной мере со­
стояние крови и секреций человека с его духовным состоя­
нием, она сделает отсюда далеко идущие выводы и скажет
своим пациентам: «Примите совет, лечите сознание! Жалуе­
тесь на печень, но проверьте ваши мысли!» Напомнит о ре­
цепте, существовавшем еще во времена Гиппократа: «Не до­
пускайте злобы, она есть источник болезней».
Почему психической энергией можно лечить внушитель­
ное число самых разнообразных болезней? Да потому, что в
ее функции входит защита нашей нервной системы. А ведь
именно ослабление нервной системы, нервный срыв и т. п. и
являются чрезвычайно часто, как мы знаем, причиной наших
заболеваний чисто физического свойства. Благодаря психи­
ческой энергии нервная система как бы приобретает имму­
нитет против всяческих недомоганий. Даже рак — с точки
зрения новой медицины — объясняется отсутствием психи­
ческой энергии в крови. Даже рак — считается — можно
лечить психической энергией.
Однако это не означает отмены прежнего опыта нашей
медицины, всего лучшего, что накоплено в этом опыте, не
означает и перечеркивания достижений современной меди­

106
Мост над потоком

цины. Как вы знаете, ныне кое-кто пытается официальному


врачеванию противопоставить неофициальное: духовных це­
лителей разного рода, экстрасенсов. Позиция Елены Ива­
новны по этому вопросу совершенно ясна. Вот ее доподлин­
ные слова: «Целитель должен быть определенно нравствен­
ным человеком и не предаваться никаким излишествам, ибо
он передает свою энергию, и, конечно, желательно получить
энергию незараженную. Лечить можно, — говорит она, —
все нервные и некоторые воспалительные процессы, но там,
где необходима хирургическая помощь, поле действия долж­
но быть предоставлено прежде всего хирургу».
Перестройка медицины — а она, в общем-то, неизбеж­
на, — очевидно, должна начаться с уменьшения той лоша­
диной дозы лекарств, которая чуть что — предписывается
больному. А это станет возможным тогда, когда наряду с
обычной врачебной практикой станут интенсивно использо­
ваться, во-первых, метод вибрационного воздействия, кото­
рый даруют нам природа, искусство, возвышенные чувства;
во-вторых, метод целенаправленного позитивного психиче­
ского воздействия на сознание человека. В новой медицине
органически соединится лечение телесное с лечением ду­
ховным, ибо на знаменах ее написано: «Борение духа есть
шаг к исцелению».

В древности ключ ко всем загадкам бытия видели в со­


поставлении Микрокосмоса с Макрокосмосом, в их отожде­
ствлении. Человек рассматривался в столь тесной взаимо­
связи с миром и природой, что считалось: разрушительные
страсти человека отзываются эхом на равновесии и гармо­
нии природы, и потому нередко по вине самого человека и
возникают бури, землетрясения, эпидемии, охватывающие
сплошняком все страны и континенты. Кому-то наверняка
это покажется наивным. При чем тут моя вспышка гнева,
скажет кто-то, и пространство, окружающее меня? А между

107
Валентин Сидоров

тем понятие психической энергии связует в единое целое


все эти вещи. Если мысль, как уже говорилось, не исчезает,
то она конденсируется. А где она конденсируется? В про­
странстве.
Вот почему земля не кончается там, где кончается ее ко­
ра, а продолжается в надземном слое, насыщенном следст­
виями человеческих деяний. Интеллектуально-культурные на­
копления и вспышки жестокости и дикости, свет и тьма, добро
и зло — все здесь зафиксировано, все здесь сконцентриро­
вано. Как известно, Вернадский окрестил этот надземный
слой, порожденный человечеством, ноосферой.
Если б мы могли проникнуть в пределы ноосферы, если б
могли расшифровать информацию, заключенную в ней, то
воочию бы убедились, сколь наполнено и перенаселено про­
странство. Не бактериями и микробами, которые можно раз­
глядеть в обычный микроскоп, а тем, чего не разглядишь ни
в какой микроскоп: загадочными сущностями разных эволю­
ций, мыслеформами всех времен и народов. И наверняка бы
мы увидели, как заражены и болезнетворны низшие слои
ноосферы, соприкасающиеся с нами, какими темными обру­
чами стискивают они нашу Землю.
Платон говорил:
«С небес раскинут над Землею целительный покров, но
люди вместо того, чтобы возвыситься, прилагают усилия
снизить его. Они не думают, что даже самое целебное те­
ряет силу в грязи земной.
...Сограждане, если вы не перестали стыдиться друг
друга, то отвернитесь от звездного неба, оно с укором
смотрит на вас».
Но то, что сделано нами, может быть исправлено только
нами. Мы должны, если хотите, представить себя в роли са­
нитаров, которым поручено очистить и дезинфицировать за­
раженные участки земли и ее атмосферы. Мы обязаны пере­

108
Мост над потоком

строить сознание и сделать целенаправленным поток нашей


психической энергии. Если мы верим в то, что потенциал на­
шей мысли велик, если допускаем в ней наличие мощной
творческой силы, то поймем призыв «Живой этики» устре­
мить в пространство добрую мысль. Когда человечество сго­
ворится послать добрую мысль одновременно, то и заражен­
ный воздух низших сфер сразу прояснится — утверждается
там. Нужно посылать каждый день мысль не о себе, но о ми­
ре. Не нужно утомительных медитаций, говорится в «Живой
этике», — мысль о мире кратка и отрешение от себя в ней
так просто отражается. Пусть будет миру хорошо!

Если кого-то смущает термин «Агни-йога», если кто-то


видит в слове «йога» поворот к чему-то бывшему, старому,
то ему следует обратиться к ее текстам. А там черным по
белому написано: «механика йогизма не отвечает больше
обновлению мира». Разница между прежними йогами и но­
вой — огненной — принципиальна и состоит в следующем:
если, например, раджа-йога, или жнани-йога, или бхакти-
йога оберегают человека от действительности и порою от­
рывают его от жизни, то Агни-йога считает своей задачей
активное освоение жизни на всех ее уровнях: от буднично­
го до социального. Ее главный призыв к людям: «не уходи­
те от жизни, развивайте способности вашего аппарата и
поймите великое значение психической энергии — челове­
ческой мысли и сознания как величайших факторов».
Однако новое мышление (результатом которого и яви­
лась Агни-йога) не есть ниспровержение всего старого.
Оно — лучший друг всего уже найденного. Поэтому и тер­
мин «йога» не отменяется. Но естественно, что все уже най­
денное здесь обобщено и осмыслено с учетом условий и за­
просов современности, а значит, и «в полном согласии с но­
выми проблемами науки». Последние слова можно было бы

109
Валентин Сидоров

подчеркнуть или выделить жирным шрифтом — полном


согласии с новыми проблемами науки». Еще в далекие три­
дцатые годы высказывалось скромное пожелание: найти не­
скольких западных ученых, которые могли бы подняться над
стереотипами и предубеждением и согласились бы заняться
изучением свойств психической энергии. В силу различных
обстоятельств наилучшую возможность для такого исследо­
вания представляют собой Гималаи (потому-то наш институт
«Урусвати» и был основан именно здесь). Но этот давниш­
ний проект не отпал и сегодня. Ныне, конечно, сознание лю­
дей выросло, и речь может уже идти не о двух-трех, а о зна­
чительно большем числе ученых.

— А теперь обратимся к Елене Ивановне, — сказал Свя­


тослав Николаевич, раскрывая том ее писем рижского дово­
енного издания. — Вот что говорила она по поводу соотно­
шения старого и нового в нашем сознании:
«Многие еще убеждены, что можно приблизиться к выс­
шим истокам через мертвые ритуалы и повторение бессмыс­
ленных теперь мантрамов, утративших весь смысл свой, ибо
значение их лишь в ритме, рождающемся в пламенном серд­
це. Ничто внешнее, без внутреннего устремления, не может
быть действительным. Ритуалы, при красоте, могут способст­
вовать созданию некоторого возвышенного настроения, но
нельзя рассматривать их как самостоятельное и самодов­
леющее условие для духовного восхождения».
Несчастье современных псевдооккультистов она видела в
том, что они игнорируют высшие свойства человеческой ду­
ши, ее нравственную чистоту, главное и непременное усло­
вие всех истинных духовных достижений. Они бросаются на
легкодоступные физические упражнения, которые или при­
водят в полное расстройство их здоровье, или же при неуда­
че делают из них разочарованных и озлобленных людей.

110
Мост над потоком

В этой связи она говорила, как много вреда принесли


книги о всяких хатха-йогических упражнениях. Какое неве­
жество думать, возмущалась она, что высшее и тончайшее
может быть достигнуто чисто механическим путем!
— Я никогда не делала никаких упражнений, даже про­
стой пранаямы, — признавалась она. — По правде сказать,
у меня инстинктивное отвращение ко всем искусственным
насилиям, особенно там, где мы касаемся сокровенных ог­
ней сердца. Ведь усиленная пранаяма развивает низший
психизм и медиумизм, эти два антипода истинного духовно­
го развития. Никакая пранаяма не даст необходимого очи­
щения и высоких следствий, на которые рассчитывают люди,
если сознание их не будет соответствовать высокому идеалу.
Единственная пранаяма, на которой настаивала матушка
как на очищающем и облагораживающем средстве, была
пранаяма каждодневного труда. Как на величайший пример
для подражания указывала она на Сергия Радонежского.
Как известно, он запрещал любую магию. Больше того, он не
разрешал даже так называемого «умного делания», то есть
постоянного повторения краткой Иисусовой молитвы, чем
увлекались при нем, и особенно впоследствии, некоторые
люди. Только труд, являющий собой возношение сердца,
признавал он. В этом, как и во многом другом, он оказался
далеко впереди своего времени.
И нужно ли объяснять, что двигало Еленой Ивановной,
когда она делала столь суровый и категорический вывод:
«Отойдите от всяких «эзотериков», не они будут строить но­
вый мир, но подвижники духа, полагающие душу свою за об­
щее дело».

«Не нарушайте праздник духа, хотя бы язык его был


вам непонятен. Не понятое сегодня станет понятным
завтра».
Так говорится в «Живой этике», и неспроста говорится,

111
Валентин Сидоров

потому что учитывается трудность восприятия неординар­


ных и неоднозначных текстов, предлагаемых читателю. Соб­
ственно, два главных барьера встают на пути постижения
этих текстов.
Первый барьер — издержки и наслоения нашего рацио­
налистического мышления. Из того факта, что мысль при­
знается самой высокой из всех созидательных энергий, от­
нюдь не вытекает, что ее венцом, как нередко полагают на
Западе, являются точное знание, строгая логика. На Востоке
полагают по-другому: венцом мысли здесь считают легенду.
«Неверно думать, — говорится в «Живой этике», — что ле­
генда принадлежит призрачной древности. Непредубежден­
ный ум отличит легенду, творимую во все дни Вселенной.
Каждое народное достижение, каждый вождь, каждое от­
крытие, каждое бедствие, каждый подвиг облекаются в
крылатую легенду... В легенде выражается воля народа, и
мы не можем назвать ни одной лживой легенды. Духовное
устремление мощного коллектива запечатлевает образ ис­
тинного значения, и оболочка символа означает мировой
знак».
Второй барьер — разница психологических уровней лю­
дей Запада и Востока. Ведь книги «Живой этики» во многом
основаны на восточных и индийских источниках, к тому же
порою эзотерических. Как пишет Елена Ивановна, «мы встре­
чаемся с почти непреодолимыми трудностями из-за бедно­
сти определительных в наших языках. Мысль Запада груба и
тяжела, и потому она не выработала еще всех тех тончайших
оттенков в определениях, которыми так богат Восток. Глав­
ная причина непонимания именно в том, что люди Запада не
привыкли, вернее, не воспитаны в утончении мышления.
Многие ли умеют читать и усваивать прочитанное? Читают
глазами, но не духом и сердцем, и внутренний смысл остает­
ся недоступным».

112
Мост над потоком

К этому надо прибавить, что переводы с древних языков


Востока — санскрита и сензара, которыми насыщены книги
«Живой этики», дают своеобразный налет всему изложе­
нию: необычен ритм, необычна архитектоника текста.
Но все эти трудности как бы заранее предусмотрены, по­
тому что в первой же книге «Живой этики» с самого начала
звучат предупреждение и призыв: «Читающий, если не ус­
воишь — перечти , переждав».

Мир парадоксов заключен во мне.


И чтоб незримое доступным стало взору,
Я должен как бы невидимкой стать
Для чувств и мыслей, чуждых и чужих,
Которые привык считать своими.

Пусть сущность низшая дает побеги вверх.


Тогда она получит оправданье.

Преображенье — каждый день и миг.


Через вниманье к встречам и преградам
Идет преображение твое.

Коль ты есть истина, то кто же встречный? Он


Не просто истина, а истина всех истин.

Я вижу Солнце в глубине себя


И в каждом человеке Солнце вижу.
Должны уметь общаться через Солнце,
Друг друга через Солнце постигать.

Коль я не радуюсь, то вовсе не живу,


Я мертв душою или умираю.
Что воскрешает наши души? Радость.
Что нас возносит в небеса? Она.

Ты чудеса творишь, а просишь чуда.


Не бойся кочек, коль вершин достиг.

113
Валентин Сидоров

Работая над книгами «Живой этики», я делал из них вы­


писки (довольно многочисленные). Некоторые отрывки я
обозначал названиями, чтобы потом ориентироваться в сво­
их записях. Характер изложения материала в «Живой этике»
таков, что все время ощущаешь дыхание легенд и притч. По­
тому, очевидно, я вскоре и обнаружил, что фрагменты, поме­
ченные моими названиями, превращаются в притчи. Впро­
чем, читатель и сам легко в этом убедится, поскольку я пред­
лагаю их его вниманию. Разумеется, я понимаю, что это
всего лишь искры, но, как мне кажется, по ним можно будет
судить и о самом пламени (то есть об Агни-йоге).

КОГДА ПРИДЕТЕ...

Когда придете — приходите, как навсегда. Когда уйде­


те — уходите, как навсегда. Когда придете, владейте
всем, ибо от всего отказались. Уходя, оставляйте все, ибо
все вместили. Утверждайте отказ среди имущества. Ут­
верждайте овладение среди пустыни.

О НАГРАДЕ

О награде мечтает слепец; прозрев, он поразился бы са-


монаграждением. Преуспевая сознанием, человек движется
полный радости, и мысль о награде вернула бы его в рабст­
во. Дело в том, что много рабов, именно они думают
скрыть рабство духа под ледяной непроницаемостью и ка­
жущимся отказом от того, чего не имеют. Каждый награ­
ждаемый есть раб.

НЕ КЛЕВЕЩИ НА ПАМЯТЬ

Не клевещи на память, но оглянись на неумение наблю­


дать. Люди легче упадут с лестницы, нежели осмотрят
ступени.

114
Мост над потоком

Не говори — не знаю, но скажи — еще не успел узнать.


Ни возраст, ни состояние здоровья, ни условия жизни не оп­
равдывают гробовое — не знаю.

ДВЕ ПТИЦЫ

Совсем не так легко научиться мыслить. Трудно раз­


вить напряжение мысли, но еще труднее достичь высокого
качества помысла. Часто разумом человек твердит себе —
буду мыслить чисто, но сущность его привыкла к эгоисти­
ческому мышлению. Тогда получается самая нежелательная
форма мысли. Две птицы летят из разных гнезд и не мо­
гут слиться воедино.
Нужно упражнять мышление не разумом, но огнем духа,
пока всякая двойственность не исчезнет. Мысль может
иметь мощь, пока она совершенно монолитна, но всякая
трещина не только лишает силы, но космически вредна,
внося в пространство диссонанс.

УМАЛЕНИЕ

Конечно, умаление плохой советчик. Самое ничтожное


рождается из умаления. Пусть не примут умаляющих за му­
чеников; они посеяли гнилые зерна и низко ползают, наде­
ясь разглядеть всходы.

О СКРОМНОСТИ И СМИРЕНИИ

Кто думает о скромности и смирении, тот уже не скро­


мен и не смиренен. Природные качества не нуждаются в на­
сильственном раздумий. От насильственных скромников и
смиренников много гордости зародилось.

115
Валентин Сидоров

НОВОЕ И СТАРОЕ

В чем же преуспеяние? Некоторые полагают, что в не­


престанном познавании нового. Не будет ли такое устрем­
ление однобоко и не нужно ли добавить к нему упорядо­
чение старого. Не раз можно было убедиться, что люди
отвлеченно стремились к чему-то новому и продолжали
пребывать в старом свинарнике.

СОСТЯЗАНИЕ СЕРДЦА С УМОМ

Состязание сердца с умом есть самое потрясающее зре­


лище. ...Ум и сердце не борются, только плывя океаном
творчества.

ГДЕ ЖИВЕТ ГЛУПОСТЬ?

Некий учитель спросил у школьника: «Где живет глу­


пость?» Тот сказал: «Когда не знаю урока, вы стучите ме­
ня по лбу, вероятно, глупость живет там».

МОЗГ И СЕРДЦЕ

Можно думать мозгом или сердцем. Может быть, было


время, когда люди забывали о работе сердца, но сейчас вре­
мя сердца, и мы должны сосредоточить наши стремления
по этому направлению. Так, не освобождая мозг от труда,
мы готовы признать сердце двигателем. Люди измыслили
для сердца множество ограничений. Дела сердечные пони­
маются узко и даже не всегда чисто. Мы должны ввести в
сферу сердца весь мир, ибо сердце есть микрокосм сущего.
Кто не вдохновится великим понятием сердца, тот ума­
лит свое собственное значение. Мы заповедуем не раздра­
жаться, но лишь величие сердца спасет от яда раздраже­

116
Мост над потоком

ния. Мы говорим о вмещении , но где же океан вмещающий,


кроме сердца? Мы вспоминаем о дальних мирах, но не мозг, а
сердце может помнить о Беспредельности.

ВОДИТЕЛЬСТВО СЕРДЦА

Любовь, подвиг, труд, творчество — эти вершины вос­


хождения при любой перестановке сохраняют восходящее
устремление. Какое множество привходящих понятий они
заключают в себе! Какая же любовь без самоотвержения,
подвиг без мужества, труд без терпения, творчество без
самосовершенствования! И над всем этим воинством бла­
гих ценностей водительствует сердце! Без него самые
терпеливые, самые мужественные, самые устремленные бу­
дут холодными гробами! Отягощенными знаниями, но неок-
рыленными будут бессердечные!

БЕССЕРДЕЧИЕ

Бессердечное чтение и даже заучивание мало помога­


ют... Скучно слушать лишенное сердечности бормотание,
когда число печатных книг достигает ужасающего количе­
ства. Редко количество настолько расходилось с качест­
вом! Признак бессердечия и в этом сказывается.

ВЕРХОВНЫЙ СУДЬЯ

Рассудочное мышление осуждается, но и безрассудные


действия осуждены. Значит, есть какая-то сила, которая
должна дополнить деятельность рассудка. Сердце должно
быть верховным судьей.
...Неписаны законы сердца, но лишь в нем живет спра­
ведливость, ибо сердце есть мост миров.

117
Валентин Сидоров

ОБЕЗДОЛЕННЫЕ

Унылых людей называют обездоленными. Вдумайтесь в


последнее слово. Кто же лишил таких людей присущей им
доли? Прежде всего они сами лишили себя возможностей.
Давно они начали свое разрушение. Недовольство, злоба,
раздражение пресекли путь к радости. Темные помыслы ли­
шили их источника сил. Самость помешала распознать ра­
дость. Самость шептала: радость лишь в личной выгоде.
Таким образом, самая плодоносная радость скрывалась за
безобразными тучами уныния. Слепцы уныния — самые
жалкие двуногие.
Человек имеет высший дар познать радость. Высокое
чело дано, чтобы увидеть высшее. От дальних миров до ма­
лого цветка — все предлагает людям радость. Новый за­
пас сил происходит при каждой радости, ибо произойдет
напряжение, которое откроет еще одни врата.
Кто дал людям право воображать, что они навсегда
обездолены? Эту ложь прокричало невежество. Но мудрый
герой даже в час гонения знает, что путь к радости не за­
крыт. Люди забывают простую истину — все находится в
движении. Печаль забывается, но искры радости сияют на­
всегда.

СВИТОК

Среди монотонности обыденности лишь немногие ощу­


щают реальность Космоса. Среди этих свитков рождений,
болезней, горестей и смертей немногие найдут свиток пу­
ти без конца и начала.

УЧИТЕСЬ НЕ СЧИТАТЬ ДНЕЙ

Учитесь не считать дней, не замечать годов, ибо нет


различия, когда вы в великом пространстве служения. Мож­

118
Мост над потоком

но научиться чуять себя вне пошлой обыденности и приоб­


щиться духом к миру явленной красоты. Пойдемте вместе
т у д а : где нет границ и конца.

ПОТОК

Независимость существования человека является невоз­


можностью...
Так сложно сочетание всех элементов, что недоступно
человеку усмотреть все проявления жизни. Вселенная в ог­
не, и бушует огонь пространственный. Легко проследить,
как одно кольцо влечет за собою другое. Как один нарост
утверждает другой. Как одна жизнь предсказывает другую.
Но нелегко человеку принять истину о его зависимости.
Ведь ту цепь существований не прервать, не выделить се­
бя, не остановить течение. Как один поток Вселенная!

БЕСКОНЕЧНОСТЬ

Возможно ли, чтоб с вас началось и с вами кончилось?


Кончается ли любой процесс? Цепь миров бесконечна. Там,
где одна планета рассыпается, там другая зарождается.
Истина борется со смертью, и там, где скептики гово­
рят — конец, мы говорим — начало!
...Начало и конец сливаются, служа человеку точкой
опоры.

СОКРОВИЩНИЦА

Сознание человека есть место встречи всех миров.


В волнах созвучий, в видениях, в чувствованиях приближа­
ются все миры. Сокровищница доверена человеку, сохране­
на ли она? Космический стук может раздаваться, и горе
тому, кто не примет гостя.

119
Валентин Сидоров

РИТМ НОВЫЙ

Действительно ритм новый утомителен для тех, кто


не может воспринять его. Неосознанный ритм может быть
даже губителен. Необузданные газы могут быть смертель­
ны. Техника, не приспособленная, может порождать бедст­
вия. Много опасностей возникло по причине недомыслия.
Тем не менее уже вошел в жизнь новый ритм. Люди не мо­
гут не признать новых условий, нахлынувших в жизнь. Воз­
вращение к прошлому невозможно. Остается сгармонизиро-
ватъ новые приобретения. Для этого люди должны обра­
тить внимание на так называемые гуманитарные науки.
Нужно возродить искусство мышления.
Быстрота жизни кажется ужасной, пока мышление не
опередит ее.

ЗАКОН СОТРУДНИЧЕСТВА

Силы, действующие друг против друга, взаимно уничто­


жаются. Силы, действующие параллельно, в том же на­
правлении, являют сумму этих энергий, и силы, действую­
щие врозь, теряют в зависимости от угла расхождения.
Как люди не могут принять, что этот основной закон фи­
зики также есть основной закон сотрудничества!

ПОМОЩЬ

Нужно помогать везде и во всем. Если препятствия к


помощи будут заключаться в разделении политическом,
или национальном, или кружковщине, или в веровании, то
такие препятствия недостойны человечества. Помощь во
всех видах оказывается нуждающимся. Нельзя смотреть на
цвет волос, когда грозит опасность. Нельзя расспрашивать
о веровании, когда нужно спасать от пожара.

120
Мост над потоком

СВЯЗКА ШАРОВ

Невозможно Братство на Земле! — восклицают напол­


ненные самостью. Невозможно Братство на Земле, — ска­
жут темные разрушители. Невозможно Братство на Зем­
ле, — шепчут слабовольные. Так много голосов пытаются
отрицать основы Бытия.
...Нужно найти какие-то способы, чтобы люди поняли
смысл единения, иначе людские сборища походят на связку
шаров, рвущихся во все стороны.

СПАСЕНИЕ

Устанет когда-то человечество, так устанет, что во-


зопиет о спасении, и будет такое спасение в Братстве.

ЛЕГЕНДА О ГУРУ

Один Гуру остался невидимым в пещере. Когда ученики


просили показаться им, он ответил: «Неразумные, разве не
для вас самих сокрылся я? Ибо не хочу видом своим разде­
лять вас. Когда вы примете меня как несуществующего,
может быть, ваш огонь загорится сильнее».

СЛУГИ ТЬМЫ

Посмотрим, как они приходят, те, кто требует только


новое. Вот он, требующий, но даже не знающий гармониза­
цию центров, — разве ему можно дать новое? Вот он, ли­
шенный энтузиазма, — разве ему можно дать новое? Вот
он, не знающий радости, — разве ему можно дать новое?
Вот он, не освобожденный от злобы, — разве ему можно
дать новое? Вот он, серый от страха, — разве ему можно
дать новое? Вот он, отвратившийся от истины, — разве

121
Валентин Сидоров

ему можно дать новое? Вот он, раздраженный и умерший


сердцем, — разве ему можно дать новое? Многие придут и
спросят: где же новое? Мы готовы попрать его. Мышление
наше готово к отрицанию... Слугам тьмы нужно слышать
для отрицания и приближаться для поношения.

ГОНИМЫЕ

«Преследователи ярые, куда гоните? Сами не зная, при­


ближаете к светлому прибежищу». Эта древняя мысль мо­
жет быть повторена во всех веках. Можно на всех наречиях
подтвердить такую истину, потому лучше быть гонимым,
нежели гонителем.

ПОНОШЕНИЯ

Проследим, за что были преследуемы лучшие люди всех


народов. Можно усмотреть, что ложные обвинения были
почти одинаковы и поражали своим неправдоподобием.
Сравним, за что изгоняли Пифагора, Анаксагора, Сократа,
Платона и других лучших людей; почти те же обвинения
бросались им. Но в следующие века и последовало призна­
ние, как бы и не было поношения! Можно сказать, что та­
кие высокие деятели не умещались в людском сознании, и
меч палача готов был снизить слишком высокую голову.

НЕВИДИМЫЙ ПОСЕВ

...Удивительно наблюдать, как восходит невидимый по­


сев. Сколько раз осмеянная книга была выброшена, чтоб
достичь правильного внимания. Также сожжение сочинений
способствовало их укреплению. Не гонения, а признания
следует опасаться.

122
Мост над потоком

ПРОВОЗВЕСТИЕ

Можно сказать, не те опасны, которые бешено отверга­


ют истину, не опасны, которые безобразно провозглашают
истину, но опасны безучастные, мертвяки, которые не
трогаются словом истины. Поносящие и лжевозглашающие
не ведают, что они пробуждают внимание. На таких тем­
ных можно лишь улыбаться. Нечто побуждает их устрем­
лять всю энергию и кричать об истине громко. Когда при­
верженцы блага шепчут неслышно, тогда глашатаи про­
тивников надрываются, чтобы сказать о несуществующей
истине. Посудите сами, кто приносит больше пользы, роб­
кое ли шептание или рупор поношения. Обернемся к про­
шлому и увидим, что самые яркие движения породилисъ
вследствие ярости поносителей. Если истина не существу­
ет, то не к чему надрываться, но если истина жива, то и
поношения окажутся провозвестием.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ

Не нужно забывать, что преследование есть лучший ус­


пех. Звучать может лишь натянутая струна.

НАПАДЕНИЯ

Печально, если кто-нибудь не подвергается нападениям.


Значит, его энергия в очень слабом состоянии и не вызыва­
ет противодействия. Только несведущие могут считать
нападения несчастьем.

ДВА УСЛОВИЯ

Среди развития дел будет, конечно, встречаться и вра­


ждебность, но нужно твердо помнить два условия. Одно,

123
Валентин Сидоров

что людей враждебных следует избегать, ибо не они пред­


назначены, и второе, что, может быть, именно враждеб­
ность будет достойным трамплином. Но задержка не во
врагах, сосчитайте ближе!

ВРАГИ

Мы не должны забывать, что враг той самой враждой


уже связан с нами. В этой связи заключается слабость вра­
га. Ненавидя нас, враг начинает наполнять существо свое
нашим представлением. Враг приковывает сознание к нам...
...Когда знаем, что враг привязан к нам, мы можем смот­
реть на него, как на неразумного домочадца. Так вникните
в сущность врагов и найдите им место. Они могут прекрас­
но служить ножками вашего рабочего стола.

НАПОМИНАНИЕ

Нужно помнить, что не сами темные опасны, но силы,


вызываемые ими.
...Когда говорю о черных, советую обратить внимание
на их изысканные приемы и усматривать, как они терпели­
во подползают к цели и как они выбирают плечи, за кото­
рыми скрыться. Не черненьких видите, но сереньких и поч­
ти беленьких!

УБИЙЦЫ ДУХА

Ошибочно пренебрегать силами темными. Очень часто


победа их заключается в таком небрежении. Люди очень
часто говорят: «не стоит и думать о них». Но следует ду­
мать обо всем существующем. Если люди справедливо огра­
ждаются от воров и убийц, то тем более нужно оберечься

124
Мост над потоком

от убийц духа. Нужно лучше оценить их силу, чтобы лучше


противостать.

САМОУНИЧТОЖЕНИЕ

...Свет не убивает тьму... Тьма, приближаясь к свету,


разбивается и уничтожается. Очень важно понять, что
тьма сама уничтожает себя, когда приближается к свету.

ОТРАВЛЕНИЕ

Каждое отравление жизни наполнено ядом, созданным


человеческой средою. Отравление это равно самому ужас­
ному рассаднику болезней. Часто удивляются: почему
столько трудностей, столько неудач и столько бедствий?
Человеческое разумение не постигает, что разложение на
духовном плане гораздо мощнее, нежели на физическом.

ТЕХНОКРАТИЯ

Нужно принять технократию как уловку темных. Много


раз устремлялись темные на механические решения. У них
была надежда занять человеческое внимание, лишь бы от­
влечь от духовного роста. Между тем решить проблему
жизни можно только расширением сознания. Можно видеть,
как механические гипотезы овладевают людскими надежда­
ми. У древних это и была Майя, которая могла нарушиться
от малейшего толчка.

НЕРАЗУМНЫЕ

Темные силы устремляют самые разрушительные сред­


ства, чтобы пронзить земную атмосферу и послать смер­
тельную опасность. Они не принимают во внимание законы

125
Валентин Сидоров

Вселенной и надеются через смятение достичь своей побе­


ды. Они не только опасные противники, но и неразумные,
ибо не щадят равновесия планеты.

ЗНАМЕНИЯ

Землетрясения, извержения, бури, туманы, обмеления,


нарушения климата, болезни, обнищание, войны, восстания,
неверие, предательство, каких еще грозных признаков
ждет человечество?! Не нужны пророки, самый ничтожный
писец может сказать, что не собиралось никогда столько
страшных предвестников разложения Земли. Но глухо ухо и
затемнены глаза!

СПЯЩИЙ

...Нельзя глаза насильно открыть. Спящий пусть спит.


Но можно ли спать при сверкании неба и колебании всей
земли?!

Борьба идет. Не забывай, однако:


Ты — наступаешь, отступает — враг.

Даны преграды, чтоб тебя усилить


И чтоб твое оружье отточить.

Спокойствие — вот лучшая защита,


Из тишины родятся огнь и гром.

Когда нет туч и облаков — тогда


Бьет молния с неотразимой силой.

Победа начинается с того,


Что ты в нее всем существом поверишь.

Дух победил, коль он решил сражаться.


Когда сражается, то он непобедим.

126
Мост над потоком

Стоять, как долг велит нам, — до конца


На страже мира, жаждущего света.
Пока он жаждет света — будет жить!

Вместе с Пришвиным Николай Константинович Рерих


мог бы повторить его слова: «любить Россию — это духов­
ное состояние». В письме, адресованном в Прагу Валентину
Федоровичу Булгакову (бывшему секретарю Льва Николае­
вича Толстого), он признавался: «А хорошо быть русским,
хорошо говорить по-русски, хорошо мыслить по-русски».
Легко (а кое для кого даже и соблазнительно) объявить
Рериха па основании такого заявления националистом и да­
же шовинистом, не вникая в смысл того, что означали для
него вот эти понятия: «быть русским», «говорить по-русски»,
«мыслить по-русски». А означали Они для него (как и для
Елены Ивановны, из письма которой я беру эту выдержку)
следующее:
«Истинный патриотизм заключается не только в беско­
рыстной и самоотверженной любви к родине, ко всем про­
явлениям ее национального гения, но и в движении береж­
ности ко всему и ко всем народам, ее населяющим и обо­
гащающим ее строительство. Ведь задача национального
гения в том, чтобы претворить и пропустить через свое соз­
нание достижения всех народов страны, именно дать свой
синтез этого конгломерата творческих выявлений.
Народы и страны должны научиться охранять основу
своего характера, своей индивидуальности, развивая и обо­
гащая его всеми цветами, растущими на их лугах».

О чем мечталось Рериху на чужбине? О восстановлении


справедливого отношения к русскому народу. Он выражал
надежду, что когда-нибудь, но будет все же написана прав­
дивая, обоснованная «История о том, как много в разное

127
Валентин Сидоров

время Россия помогала различным народам, причем помощь


эта не была своекорыстна, наоборот, очень часто страдаю­
щей являлась сама же Россия». Но разве на аптекарских ве­
сах взвешивается помощь? Да и на каких весах вообще
можно взвесить доброжелательство и самоотвержение?!
«Вовсе не хотим сказать, вот, мол, какие мы, русские! —
говорил Рерих. — Совсем другое хочется отметить как факт
непреложный, исторический... В какие века ни заглянем, всю­
ду можно найти эти необыкновенные сочетания русского
народа с народами всего мира... В будущих летописях будет
отмечено это русское всемирное даяние. Происходит оно
поистине в планетарных пределах».

В рериховском письме к Булгакову есть такие слова: «Вы


мудро прикрыли надпись на картине Св. Сергий».
Тут требуется комментарий. В Праге в русском культур­
но-историческом музее, основанном Булгаковым, находи­
лась картина Рериха «Святой Сергий». На ней был изобра­
жен Сергий Радонежский в монашеском одеянии. В руках у
него собор как олицетворение духовной красоты и величия
России. На заднем плане видны воины, направляющиеся на
поле Куликово. Композицию картины завершает надпись
внизу, сделанная славянской вязью: «Тебе трижды суждено
спасти Россию. Первый раз при Дмитрии Донском, второй
раз в Смутное время (имеется в виду предание о Козьме Ми­
нине, которому явился во сне святой Сергий и подвигнул его
на создание ополчения. — В. С), третий раз...» Далее сле­
дует многоточие, намекающее на то, что время испытания
еще не пришло, но предельно приблизилось. Полотно напи­
сано в 1932 году.
Так вот: когда немцы оккупировали Прагу, Булгаков от
греха подальше загородил нижнюю часть полотна каким-то
интерьером.

128
Мост над потоком

«Вы мудро прикрыли надпись на картине Св. Сергий, —


пишет Рерих. — Не сказать же тогда, что дано спасти от
немцев. А до Сергиевой Лавры так и не дошли враги, а ведь
у порога были».

Два любимых определения были у Елены Ивановны для


России: «страна лучшая» и «страна будущего». Вот отрывок
из ее письма:
«Теперь хочу сказать Вам, верьте в Новый Мир. Среди
хаоса подымается мощная скала. Силы Света охраняют ее.
Но люди, смотрящие с обывательской точки зрения, люди, не
могущие выйти из колеи старого мышления и потому не по­
нимающие размаха совершающегося сдвига, не могут понять
те искания и запросы, которые наполняют сейчас лучшие
сердца. Иван Стотысячный проснулся, сдвиг сознания в на­
роде велик, страна будущего растет и начинает понимать
свое назначение».
А вот из другого ее письма:
«Расцвет России есть залог благоденствия и мира всего
мира. Гибель России есть гибель всего мира... Очищенная и
возрожденная на новых началах широкого народного со­
трудничества и свободного культурного строительства, Рос­
сия станет оплотом истинного мира».

Елену Ивановну неоднократно спрашивали, почему книги


«Живой этики» даются на русском языке. На этот вопрос
она отвечала примерно так: учение «Живой этики» предна­
значено для будущего, а Россия — страна будущего. Имен­
но России, по ее убеждению, суждено сыграть решающую и
ведущую роль в обновлении и переустройстве всего мира.
Выбор истории не случаен, а закономерен. И объясняет­
ся он тем обстоятельством, что русский народ «менее других
замкнут в тесный круг». Испытания, выпавшие на его долю,

129
Валентин Сидоров

как бы отметили и выделили его. «Пусть осуждают его за


многие несовершенства, — говорится в «Живой этике», —
но в таких несовершенствах заключается возможность. Ху­
же нет совершенного шарика, бегающего по замкнутому
кругу. Народ учится на невзгодах. В истории человечества
нет преуспеяний в спокойных периодах. Каждый народ-по­
бедитель умеет быть и подвижником. Мысль такого наро­
да открыта к новым смелым нахождениям. Суровый обиход
направляет народ в будущее».
С учетом новой приближающейся ступени эволюции и
был продиктован зов, прозвучавший на страницах «Живой
этики»:
«Не опоздайте с изучением психической энергии. Не опо­
здайте с применением ее.
...Предоставьте старому миру бояться изучения психи­
ческой энергии. Вы же, молодые, сильные и непредубежден­
ные, исследуйте всеми мерами и примите дар, лежащий у
ворот ваших».
Октябрьскую революцию Рерих, как и многие люди его
круга, принял не сразу. Петроградские события застали его
в Сердоболе, принадлежавшем тогда Финляндии. Газеты
приносили устрашающие вести о том, что творилось на ро­
дине: террор, уничтожение памятников истории и культуры.
Рерих, положивший жизнь свою на алтарь созидания куль­
туры, был подавлен и растерян. Старый мир рушился, а но­
вый грозил еще большими бедствиями.
Тем неожиданнее был поворот, совершившийся в его
сознании. Ничто внешнее (художник жил тогда в гранитной
цитадели антисоветизма — в Лондоне) не предвещало это­
го. Но были вещи сокровенные, спрятанные от постороннего
взора. О них говорится в дневниковых записях художника:
«Делаю земной поклон Учителям Индии. Они внесли в
хаос нашей жизни истинное творчество, и радость духа, и

130
Мост над потоком

тишину рождающую. Во время крайней нужды они подали


нам зов спокойный, убедительный, мудрый».
24 марта 1920 года — знаменательная дата в жизни Ре­
рихов: они встречаются с тем, кого именуют Учителем с
большой буквы. Там же, в Лондоне, начинается первая книга
«Живой этики», которая открывается словами, опущенными
впоследствии в большинстве зарубежных изданий:
«В новую Россию моя первая весть».

А несколько лет спустя Рериху будет поручено доставить


«весть» с Гималаев, непосредственно адресованную Совет­
скому правительству. В Дарджилинге состоится новая встре­
ча с Махатмами, где его снабдят необходимыми «полномо­
чиями» и сведениями. В июне 1926 года он вручит наркому
иностранных дел СССР Чичерину послание Махатм, текст ко­
торого мы прочтем много позже, в 1965 году, когда оно бу­
дет извлечено из архивов и опубликовано в журнале «Меж­
дународная жизнь»: «На Гималаях мы знаем совершаемое
вами».
Отправляясь в Москву, Рерих отчетливо осознавал всю
сложность своей миссии. Ведь он вызвался быть послом Ма­
хатм, тех самых Махатм, которых на Западе было принято
считать существами мифическими, а после истории и скан­
дала с Блаватской — и опасными. Предубеждение, непони­
мание, подозрительность (а не провокация ли это?) — все
могло стать на пути и незамедлительно пресечь благие на­
мерения.
На что же в таком случае рассчитывал Рерих, если почти
наверняка знал, что встретится с непониманием? А рассчи­
тывал он на то, что везет с собой сугубо конкретные предло­
жения, выгоды которых, как ему казалось, совершенно оче­
видны.
Октябрьская революция послужила могучим стимулом

131
Валентин Сидоров

для развития национально-освободительного движения на


Востоке. Но в силу специфических условий и устоявшихся
религиозных традиций она порою была интерпретирована
здесь таким образом, что крестьянин, исповедующий ислам,
ставил имя Ленина рядом с именем Магомета. Особым эхом
отозвалась революция в буддийском мире, левые круги ко­
торого официально объявили Ленина «Махатмой». Тем са­
мым создалась предпосылка для своеобразной стыковки ме­
жду буддийским миром и Советской Россией, что в свою
очередь перевернуло бы сознание людей и всколыхнуло бы
всю Азию. Авторитет Махатм, равно как и авторитет самого
Рериха, предлагалось использовать для достижения этой це­
ли. Назывались даже конкретные годы, которые, по мнению
Махатм, могли бы стать поворотными — 1928, 1931 и по­
следний — 1936-й. Теперь все зависело от позиции Совет­
ского правительства: насколько серьезно отнесется оно к
данному предложению, сочтет ли возможным использовать
открывающийся для него (и практически закрытый для ос­
тального мира) канал связи с духовными лидерами Востока.
В Москве Рерих жил целый месяц. Помимо Чичерина он
встречался и беседовал с Крупской и Луначарским. Рериха
принимали радушно, но о главной цели его визита старались
не распространяться. «Полукоммунистом-полубуддистом» счи­
тал Рериха Чичерин, и в то время в этой оценке было боль­
ше укора, чем похвалы. В общем-то, эта оценка Чичерина и
предопределила сдержанное и выжидательное отношение к
предложению Рериха. Остановились на компромиссе: пусть
Рерих продолжает свои исследования в Центральной Азии,
пусть укрепляет и углубляет свои контакты с Махатмами, а
через десять лет, как раз поближе к последнему сроку, на­
меченному самими же Махатмами, можно будет вернуться к
этому вопросу. На том и порешили.
Но в течение десяти лет все круто переменилось. Не ста­
ло Чичерина и Луначарского. Наступил 1937 год. Подоспели

132
Мост над потоком

другие грозные события. Переписка Рериха с Советским


Союзом оборвалась. Наладилась она вновь лишь во время
Великой Отечественной войны.
Рерих понимал, что как бы там ни было, но семена буду­
щего в результате его поездки посеяны. Но он понимал и
другое: в настоящем успехом она не увенчалась. Поэтому
чувством некоторой горечи и пронизаны слова в «Общине»,
вышедшей в Улан-Баторе (вскоре после поездки в Москву):
«Ленин охватил бы пришедшую минуту Азии. Где же его
ученики?»

А между тем «Интеллидженс сервис», как говорится, «за­


пеленговала» Рериха. После Дарджилинга и его встречи с
Махатмами делалось все, чтобы сорвать экспедицию худож­
ника и даже физически уничтожить его. Было совершено
несколько нападений на караван экспедиции, причем в од­
ной из ночных атак участвовал личный шофер английского
резидента в Кашмире Джон Вуд.
Как известно, на последнем этапе своего трансгималай­
ского путешествия Рерих предпринял попытку достичь Лхас-
сы. По прямому распоряжению английских властей тибетские
солдаты остановили экспедицию и держали ее в изнури­
тельной осаде пять с половиной месяцев. Дорога в столицу
Тибета для Рериха была запечатана наглухо.
Что это означало? Почему английские власти, беспрепят­
ственно пускавшие художника в любые места своей колони­
альной империи, столь решительно противились его посеще­
нию Лхассы? Все дело в том, что буддийские «эксперты»
объявили Рериха воплощением пятого далай-ламы, жившего
в семнадцатом веке и имевшего примерно такое же значе­
ние для буддистов, какое имел наш Сергий Радонежский для
православных. Если бы «воскресший» святой буддизма по­
явился в священной столице буддистов Лхассе, то последст­
вия такого события невозможно было бы предсказать. Лю­

133
Валентин Сидоров

бой клич и призыв, раздавшийся из Лхассы, был бы немед­


ленно подхвачен всеми буддистами. А ведь политические
взгляды Рериха не были секретом для англичан. А ведь их и
без того уже несколько смущал и тревожил неожиданный
сюрприз с числами. День международной солидарности тру­
дящихся — Первое мая — совпадал с днем рождения Буд­
ды. В один и тот же день шествовали коммунисты и шество­
вали буддисты, правда, под разными знаменами. Но что, ес­
ли они выйдут на улицы под одним и тем же знаменем?
Будда, окрашенный в красный цвет, ни в коем случае не уст­
раивал англичан.
Вот почему, разрешив Рериху впоследствии поселиться в
Индии, они наложили строжайший запрет на все его пере­
движения в сторону Тибета и особенно — Лхассы. Этот за­
прет действовал неукоснительно до самой его смерти.

Разумеется, Рерих знал и ценил буддизм. Но его отноше­


ние к основателю этого учения в корне отличалось от тра­
диционно-религиозной (в частности, ламаистской) трактов­
ки образа Будды. «Всякая попытка сделать из великого ре­
волюционера бога приводит к нелепости».
А для Рериха Будда был именно революционером, смело
и бескомпромиссно выступившим против кастовой системы
Индии, против всего, что разделяет людей по расовым, рели­
гиозным и иным признакам. Как сказано в книге Елены Ива­
новны «Основы буддизма», Будда утверждал «закон бес­
страшия, закон отказа от собственности, закон ценности
труда, закон достоинства человеческой личности вне клас­
сов и внешних отличий, закон реального знания, закон люб­
ви на основе самосознания», словом, все то, что делает (как
сказано там же) «заветы учителей непрерывной радугой
радости человеческой».

134
Мост над потоком

...Елена Ивановна сопровождала своего мужа в поездке


в Москву. Как и Николай Константинович, она была огорче­
на половинчатым результатом поездки. По ее мнению, был
упущен уникальный исторический шанс, который мог бы
уберечь в ближайшем будущем от ненужных страданий и
гибели миллионы человеческих жизней. Ведь вовсе не жертв
требует начавшийся новый виток космической эволюции,
говорила она, требуется единственное: быстрейшее подклю­
чение людей к эволюции.
Но, как и Николай Константинович, она была убеждена:
семена посеяны, колосья взойдут. На определенном этапе
развития вновь со всей неотвратимостью встанет перед на­
ми та же задача: превращение страны в духовную державу,
без чего невозможно будет решить внутренние и внешние
вопросы, без чего тем более будет невозможно утвердить
идеи справедливости во всем мире. И тогда вновь вспом­
нится послание Махатм. Но на этот раз активной стороной
должны будут стать не Махатмы, а представители той страны,
к которой обращен их зов. Ибо зов не звучит дважды.

Без подключенья космоса и неба


Не мыслю устремленья своего.

Идешь вначале, а потом летишь.


Потом одолеваешь расстоянья
Одним рывком, одним прыжком над бездной.

Нет перерыва. Остановок нет.


Есть устремленье. Ты есть устремленье.

Пути перекрестились и сошлись


На горном пике, устремленном к звездам.

Гора и свет нерасторжимы. Это


Как бы двойной удар по темноте.

135
Валентин Сидоров

Свет погрузился в мрак не для того,


Чтобы погаснуть, — для того, чтоб вспыхнул
В глубинах мрака спрятанный огонь.

...А человек, стоящий на горе,


Есть путник, возвращающийся к дому.

«Земля над нами» — так называется книга Юрия Глазко-


ва, совершившего вместе с Виктором Горбатко орбитальный
полет на космическом корабле «Союз-24». Не скрою — мне
было приятно узнать, что, пролетая над Гималаями, они
вспомнили мои стихи «Песнь о Шамбале» и читали вслух вот
эти строфы:

У подножья вершины двуглавой,


У отрогов безмолвных хребтов,
Осененных сверкающей славой
Вековых гималайских снегов,

На сухом и песчаном откосе,


На изломе земли и небес,
В окружении кедров и сосен,
Образующих сказочный лес,

Где отшельники, гуру, саньяси


Обретали причал и привал,
Где, коль верить преданию, Вьяси
Свое имя реке даровал,

На ступенях старинного храма,


Уводящих в забытый предел,
В одеянье оранжевом лама
Песнь о Шамбале огненной пел.

Пел о дивной стране, для которой,


По свидетельству древних страниц,
Не хватило земного простора
И земных не хватило границ.

136
Мост над потоком

В неприступных высотах Тибета


В очистительном зареве звезд
Основало отечество света
Свой бессменный и вечный форпост.

Легенда, как уже говорилось, своеобразная концентра­


ция сокровенных знаний. Легенда о Шамбале — тоже. Опи­
раясь на древние и современные источники (а некоторые из
них определяли Шамбалу как «священное место, где земной
мир соприкасается с высшим сознанием»), Рерих строил ги­
потезу, суть которой заключалась в следующем:
«Почему же трудно принять, что группа, получившая зна­
ния путем упорного труда, может объединиться во имя об­
щего блага? Опытное знание помогло найти удобное место,
где токи позволяют легче сообщаться в разных направлени­
ях».
Но если сокрытая обитель существует в течение долгих
веков, то она не могла не запечатлеть «свои излучения на
народной памяти». Питательной почвой легенд и преданий
(всех, без исключения) является реальная действительность.
Воскрешая к новой жизни древнее понятие, Рерих назы­
вал наступающую космическую эру, эру «могучих энергий и
возможностей», веком Шамбалы. В отличие от всех преды­
дущих эпох, которые эволюционировали довольно медлен­
но, новая, говорил он, ворвется к нам революционно, стре­
мительно. А раз стремительно — значит, победоносно.
И как бы во исполнение старинных пророчеств каждый вы­
ступивший против Шамбалы будет незамедлительно пора­
жен во всех делах и начинаниях своих.

«Будьте уверены, что можно обыскать все ущелья, но


непрошеный гость путь не найдет». Однако, невзирая на
такое предупреждение, люди, вдохновленные легендой, ищут
путь или на худой конец хотя бы самую узенькую тропинку.

137
Валентин Сидоров

Причем происходит это не только спонтанно, не только по-


партизански, но поставлено подчас на солидную ногу. Ло-
кеш Чандра, индийский востоковед и буддолог, сам потра­
тивший немало сил на розыски в далеких монастырях и глу­
хих ашрамах старинных карт с изображением Шамбалы, го­
ворил мне, что сейчас наибольшую активность проявляют
англичане. Ими были снаряжены две научные экспеди­
ции — одна в 1979-м, другая в 1981 году — в район Гима­
лаев. Шамбалу, разумеется, они не нашли, но собрали мно­
гочисленные материалы, фотокопии которых хранятся в Ги­
малайском центре научных исследований в Дели.
«Не там они искали Шамбалу, — заявил Локеш Чанд­
ра. — Мое мнение: ее следы надо искать на территории ва­
шей страны, где-то в Сибири, где-то на Алтае. А вы зря столь
категорически отвергаете эту мысль, — обратился он ко
мне, потому что решительным жестом я выразил свое несо­
гласие. — Учтите, что некоторые наши ученые само слово
«Россия» выводят из санскритского «Ришия», что означает
«страна мудрецов». Они же и слово «Москва» интерпретиру­
ют как трансформацию санскритского понятия «Мокшия».
А что означает «Мокшия»? Место, где люди получают озаре­
ние. Наконец, вспомните профессора Рериха, который счи­
тал Сибирь самой неизвестною и таинственною частью ази­
атского материка и полагал, что центр новой России со вре­
менем переместится именно сюда».

Алтаю было суждено стать завершающей стадией послед­


ней поездки Рериха на Родину. Пробыл он здесь недолго:
меньше месяца. Но эхо алтайской экспедиции отзовется по­
том даже в названии его книги о путешествии по маршруту
Великого индийского пути: «Алтай — Гималаи». На склоне
лет он вновь обратится к своим сибирским воспоминаниям:
«Мудр русский народ. На призрачные заверения он ска­
жет: «Мели, Емеля — твоя неделя», а не то сурово отрежет:

138
Мост над потоком

«Говори, что хошь, а цена тебе грош». Велико и терпение на­


родное, впрочем Илья Муромец тридцать лет сиднем сидел, а
какие подвиги потом натворил. Есть природная культура в
русском человеке. Сколько мудрых речений бывало в дерев­
не наслышишься, а ведь нам много довелось с народом бе­
седовать. Вот и в 1926 году на сибирском пути мы встречали
замечательных собеседников. Строители новой жизни!»
А в книге «Алтай — Гималаи» по свежим впечатлениям
Рерих напишет:
«Совершенно нелицеприятно смотрю в глаза трудящейся
России. Какая жажда знания! Ведь эта жажда горами двига­
ет, ведь она дает непоколебимое мужество к новым построе­
ниям. За наш долгий путь мы давно не видали глаз русских,
и эти глаза не обманули. Здесь оплот новой эволюции!»
Красота алтайских пейзажей потрясла Рериха и его спут­
ников. Елена Ивановна говорила местным жителям: «Мы
уже несколько лет ездим, плаваем, летаем, побывали во мно­
гих странах мира. Но лучше вашего края не нашли. Воистину
он благословенный».
Особенно поражали воображение травы, высокие, как
деревья.
«И коней не найдешь, — восхищался Рерих. — Такой
травной убор нигде не видали».
Надо сказать, что Горный Алтай был (да пока еще и оста­
ется) уникальным заповедником разнотравья. Нигде на зем­
ном шаре нет такого количества разных видов растений, со­
бранных природой вместе (по подсчетам ученых их около
пятисот). Трудно переоценить столь небывалую концентра­
цию растительного мира. Ведь еще в древности считали — и
Рерих целиком принимал эту точку зрения, — что само вер­
тикальное положение трав, цветов и деревьев объясняется
притяжением Солнца, звезд, планет, словом, космоса в це­
лом. Поэтому вправе сказать, что растения живут жизнью не
одной лишь земли. Они, как своего рода проводники тон­

139
Валентин Сидоров

чайших вибраций, связуют нас воедино с небом. Они вбира­


ют в себя излучения звезд, луны и, конечно, солнечную
энергию. Последнее наиболее важно. Осуществляя непо­
средственный контакт с солнцем, они, как ничто другое, очи­
щают пространство и пронизывают его целебными токами.
Ровно пятьдесят лет спустя после алтайской экспедиции
Рериха я приехал в Усть-Коксу, надеясь на встречи с людь­
ми, видевшими и знавшими Рериха (и действительно, кое с
кем мне удалось встретиться и переговорить). Помню ощу­
щение, которое я пережил на перевале Громотуха. Он на­
зван так по имени речки, бегущей внизу и гремящей о кам­
ни. Представьте себе высоченную гору и сплошную стену
деревьев, наклонно стоящую над водой. Кажется, что она
летит и ты летишь вместе с нею.
На мой взгляд, Горный Алтай по красоте и одухотворен­
ности можно сопоставить лишь с Гималаями. Во всяком слу­
чае мне, побывавшему там у подножья Гепанга, это сравне­
ние сразу пришло в голову.
Гималаи, как известно, стали последним прибежищем Ре­
рихов: Николая Константиновича и Елены Ивановны. Но так
получилось лишь в силу определенно сложившихся обстоя­
тельств. Сами же они строили другие планы. После заверше­
ния экспедиций и странствий они мечтали вернуться на Ал­
тай и здесь встретить конец своей жизни.
Рерихи поселились в Верхнем Уймоне в двухэтажном
бревенчатом доме. Жизнь у них шла насыщенно, интенсив­
но. По утрам верхом на конях они отправлялись в окрестные
горы. Исследовали старинные погребения, которых здесь
было великое множество. Собирали образцы горных пород.
Последнее делалось по просьбе Советского правительства.
У молодой республики, экономившей на самом необходи­
мом, не было средств и возможностей разведать, а тем более
эксплуатировать природные богатства Алтая. Потому вос­

140
Мост над потоком

пользовались поездкой Рериха, чтобы собрать сведения о


полезных ископаемых края.
Вечерами при свете свечей Рерихи работали над рукопи­
сями, читали. Керосиновой лампы (а тогда эти лампы были в
каждой избе) они не признавали. Елена Ивановна покупала
воск, и соседи делали для нее свечи.
Приезд Рерихов, естественно, взбудоражил всю округу.
И как всегда это бывало с Рерихами, сразу возникли леген­
ды. По одной из них Рерихов считали «американцами». Дес­
кать, рыщут в горах, ищут золото. По другой — совершенно
неожиданной — в Рерихах видели царя и царицу, чудом
спасшихся от гибели. Скептикам показывали золотую монету
с изображением Николая Второго. Действительно, профиль
царя был похож на профиль Николая Константиновича.
Но наибольшей популярностью пользовалась третья вер­
сия, согласно которой Рерихи были посланцами Беловодья
(буддисты бы сказали: Шамбалы). В Верхнем Уймоне были
твердо убеждены, что они побывали в заповедной стране,
куда допускают лишь избранных из избранных, святых.
А так как село сплошь состояло из староверов, предки кото­
рых и бежали сюда во времена церковного раскола именно
в поисках обетованного Беловодья, то появление Рериха
воспринималось ими как некое знамение небес.

Феклу Семеновну Атаманову — встречу с нею я планиро­


вал еще в Москве — днем мне застать не удалось: была на
покосе. Возвратилась, когда начало смеркаться. Я испыты­
вал чувство некоторой неловкости. Думал, как вымоталась и
устала она после тяжелой мужской работы, которую ей при­
ходится выполнять в свои семьдесят лет. Но, к удивлению
моему, она отнюдь не выглядела утомленной.
Фекла Семеновна была в белом платке, на лбу — очки.
Она чистила грибы и складывала их в высокую миску.
Человеком оказалась она общительным, откровенным.

141
Валентин Сидоров

В немногих словах поведала о судьбе своей. «Не повезло.


Сын богатея на мне почему-то женился. Женился, наверно,
для того, чтоб мучить меня». Не повезло и дальше. Когда
раскулачивали, три года вместе с «мучителем» жила в ссыл­
ке. Да и сейчас не сладко: одна. Сын где-то на стороне.
Пьет. И ничего тут поделать нельзя. Говорила она обо всем
этом, не жалуясь, как о чем-то ординарном, обычном. Дес­
кать, не я одна. Многие так живут.
Мы беседовали в сумерках. Потом, когда стало совсем
темно, Фекла Семеновна, осенив себя двуперстным знамени­
ем, зажгла свечу, и на стене в углу обрисовалась икона с ли­
ком Богородицы-троеручицы.
С лукавой интонацией в голосе Фекла Семеновна спро­
сила:
— Что это о Рерихе все расспрашивают и расспрашива­
ют? Может, он святой какой?
— В Индии его считают святым, — сказал я.
— А у нас почему не считают?
— А у нас святых отменили.
— А разве можно отменить святых?
Я засмеялся:
— Нельзя. Однако вот сам Рерих предлагал заменить
слово «святой» другим словом — «подвижник».
Фекла Семеновна помолчала, а потом начала нараспев:
— Человек он был необыкновенный. Он и с нами умел
говорить, и с небом умел разговаривать. Предвидеть он то­
же умел. Варфоломею Атаманову, когда были на заимке, он
сказал: «Ты, может быть, Варфоломей, и не доживешь, но де­
ти и внуки твои доживут. Запомни: на этом месте село бу­
дет». А сейчас там село, Тихонькое называется, — с торже­
ством заключила Фекла Семеновна. — А еще он сказал, что
неподалеку от нас город будет. И называться он будет: Зве­
нигород. Значит, город такой появится. А тому же Варфоло­
мею Атаманову он говорил о Беловодье: с открытой, прямой,

142
Мост над потоком

чистой и честной душою идут в Беловодье. Вот мы шли, шли


и не заметили, как пришли в Беловодье.
Наш разговор с Феклой Семеновной свободно и непроиз­
вольно переходил с одного на другое. Спросила: «А сам чем
занимаешься?» Я отвечал. Показал огоньковскую книжку
«Гималайский сад».
— Прочти.
После некоторых колебаний (что же выбрать, чтоб не бы­
ло трудно для восприятия?) я остановился на двух неболь­
ших стихотворениях, входящих в цикл «Из золотых правил
мудрости». Прочел вот это:

А камни не старайся обойти.


Не сбрасывай их вниз в остервененье,
Пускай препоны на твоем пути
Все время превращаются
В ступени.

А камни под ногами


Не кляни.
Вот высота,
Открывшаяся взору.
Подумай сам:
Когда бы не они,
Ты разве мог бы подниматься в гору?

И вот это:

Узка стезя,
Что избрана тобою.
И глохнет эхо дальнее в ушах.
Идя крутой, стремительной тропою,
Ты должен взвесить
Каждый новый шаг.

143
Валентин Сидоров

Встает гора
Отвесною стеною.
Встречает пропасть
Грохотом камней.
Но не смущайся этой крутизною.
Другие шли —
И ты пройдешь над ней.

— На догад пишешь, — полувопросительно, полуутвер­


дительно сказала Фекла Семеновна.
— Книги многие на догад пишутся, — отвечал я.
— Верно, верно, — оживилась Фекла Семеновна. —
А каждый должен по своему разумению прикладывать.
И вот прощание. Фекла Семеновна перекрестила меня на
свой старообрядческий манер. А потом пожелала — громко
и торжественно, — таких пожеланий мне уж не доводилось
слышать более:
— Дай бог тебе на этом свете белого света. И чтоб на
том свете тоже был белый свет.

«Семнадцатого августа смотрели Белуху, — записывал


Рерих в своем дневнике. — Было так чисто и звонко. Пря­
мо Звенигород.
А за Белухой, кажется, милый сердцу хребет Куньлуня, а
за ним — «Гора божественной владычицы», и «Пять сокро­
вищ снегов», и сама «Владычица белых снегов», и все писа­
ное и неписаное, все сказанное и несказанное».

Разумеется, я считал бы алтайскую поездку завершенной


лишь наполовину, если б не увидел Белуху. А такое вполне
могло случиться. Лето семьдесят шестого было исключи­
тельно дождливым. Горы постоянно заволакивало туманом
и облаками. Светлые промежутки были редки. В один из та­
ких промежутков я проскочил на «газике» в Тюнгур, отку­

144
Мост над потоком

да — как мне говорили — Белуха открывается людскому


взору во всей своей красе.
У меня был адрес моего потенциального проводника —
знакомого моих знакомых лесничего Владимира Федоровича
Черепанова. К нему я первым делом и нагрянул.
Едва познакомившись, я тут же спросил, можно ли уви­
деть Белуху.
— А почему же нет? — степенно отвечал Владимир Фе­
дорович. — Можно. Сегодня погода ясная.
Но лесничий был нетороплив и меня заразил своей нето­
ропливостью.
— Поди, чай пить будете? — спросил он. — С дороги это
первейшее дело. Чтоб, как говорится, кишки не обижались.
Я сказал, что не откажусь.
Самовар вскоре вскипел. К чаю подали снедь, от которой
мы отвыкли, ибо она была домашнего производства: смета­
на, сделанная на ручном сепараторе; свежий — только что
из печи — белый хлеб. И, конечно, дары алтайской приро­
ды: мед, земляника. Могу признаться, что таких «деликате­
сов» я не пробовал не только за все время алтайской поезд­
ки, но и за все последние годы жизни вообще.
Подкрепившись, мы направились было к выходу, но Вла­
димир Федорович неожиданно остановился. Спросил:
— Бинокль есть?
— Нет.
— Значит, возьму свой.
С нами в экскурсию напросился его семилетний маль­
чишка, которого не столько прельщала гора, сколько поезд­
ка на машине. Но ехали мы недолго: пять-шесть минут. За­
тем затормозили у какой-то скалы.
— Здесь, — сказал проводник.
Вышли. Стали карабкаться вверх. Причем Черепановы —
и старший, и младший — взбирались с легкостью: ни дать
ни взять — горные козлы. Я же отставал от них и, когда

145
Валентин Сидоров

достиг вершины, совершенно выдохся. Пот градом струился


по моему лицу. Владимир Федорович с сочувствием смотрел
на меня. В утешение сказал, что в старину не спрашивали,
как здоровье, а как потеешь. Сильно потеешь — значит, хо­
рошо, значит, слабость выходит.
А потом я разглядывал в бинокль и без бинокля Белуху.
Белая-белая ледяная стена. Ступенчатая вершина. То ли от
солнца — было примерно одиннадцать утра, — то ли от
преломления лучей в призме бинокля она играла радужным
спектром, в котором преобладал оранжевый цвет. Толком
так никто и не смог мне объяснить этого явления природы.
Мне же настолько оно врезалось в память, что я зафиксиро­
вал его в своих стихах о Белухе:

Различаю уступы и даже


Замечаю оранжевый свет.
Подскажите, безмолвные стражи,
Это чей на горе силуэт?..

...Неожиданно я вспомнил, что у меня в боковом кармане


юбилейный рериховский значок, выпущенный к столетию со
дня рождения художника. К великой радости мальчугана —
ведь не где-нибудь, а на вершине, да еще на фоне Белу­
хи! — я приколол к его красной рубашонке значок с изо­
бражением Рериха.

Века ушедшие вернулись, чтоб взглянуть


В твое лицо. Они глядят с надеждой:
Добился ли того, о чем мечтали?
Достиг ли ты сверкающих вершин?

Нисходит то, чему названья нет.


Восходит то, что имена имеет.

Пытайтесь встать над жизнью и над смертью.


Пытайтесь встать над жизнью и над смертью.

146
Мост над потоком

Пытайтесь встать над жизнью и над смертью.


Не бойтесь повторенья этой мысли,
Не бойтесь повторенья этой мысли,
Не бойтесь повторенья этой мысли, —
И в вас проснется истинное «я».

Коль все во мне, то, значит, я во всем.


Бессмертен я лишь потому, что смертен.

Из тишины соткется тот узор,


Который светлой радостью зовется.

Прозревший, не жалей, что был слепым,


Воскресший, не жалей, что был ты мертвым, —
Неполным было б счастье бытия.

Кольцо времен распутано. Вперед!


Куда идешь? Неведомое знает.

В «Живой этике» содержится призыв к предельной крат­


кости, к «священной краткости», как сказано там. Она от­
нюдь не так легко достижима. Ведь в ней должны сочетаться
«и целесообразность, и бережность, и уважение, и заост­
ренная сила». Она должна стать символом приказа, а символ
приказа всегда — молния! («О ты, удлиняющий путь, най­
ду молнию и по ней перейду бездну».)
Многие сжатые энергичные формулы «Живой этики» об­
рели для меня, если хотите, силу приказа. Например, вот
эти:
«Отныне нет зрителей, нет спящих, ибо пламя у по­
рога!
Считайте счастьем нести светильник среди темных и
злых.
Пойте: песнь волков пугает.
Умейте идти поверх рук, тянущих вниз.
Испытания лежат как пороги врат прекрасных.

147
Валентин Сидоров

Пусть все могущее восходить тянется ввысь!


Помогайте друг другу, слышите! Помогайте и в малом, и
в великом. Помощь есть стук в будущее.
Сказано: кто сегодня не ищет света, не значит, что не
восплачет о нем завтра.
Не слова спасут, а их применение.
Путей много, но если теперь настаиваем на кратчай­
шем, значит, мера событий приблизилась».

Впервые я увидел Карана Сингха на конференции гиль­


дии индийских писателей. Она проходила в Дели в зале ми­
нистерства здравоохранения. Он появился на трибуне —
высокий, с гордой посадкой головы; орлиный нос; краси­
вое, словно у киногероя, лицо. Я осведомился о нем у сво­
его соседа. Мне объяснили, что это — бывший кашмирский
махараджа и нынешний президент гильдии.
А он начал выступление такими словами:
— Мы собрались в зале медицинской ассоциации, что
напоминает мне одно из моих бывших воплощений, когда я
был министром здравоохранения.
Зал взорвался хохотом. Дело в том, что Каран Сингх ко­
гда-то в течение нескольких лет действительно занимал пост
министра, правда, не здравоохранения, а информации и ту­
ризма.
Но шутливый тон сразу — без перехода — сменился
серьезным.
— Бесчисленные глаза Вселенной, — говорил он, — на­
блюдают за человеком. Что он делает, чем занимается? А за­
нимаемся мы тем, что сооружаем алтари. Ныне мы воздвиг­
ли алтарь науке, но он, как и все другие, рухнет. Это тем
более неизбежно, что после Эйнштейна нарастали силы ин­
теллекта, но не духовного разума.
— В чем заключается миссия писателя? — говорил он в

148
Мост над потоком

другой части своего выступления. — Он должен стать мос­


том между двумя реальностями — реальностью очевидности
и той, которой нет, но которой мы достигнем в будущем. Но
чтобы стать этим мостом, человек должен быть титаном. Та­
ким, как Вивекананда. Будем же надеяться, что он придет,
Вивекананда новой литературы!
Мы познакомились. Это произошло уже после заседания.
Каран Сингх вызвался проводить нас в гостиницу, и мы дол­
го потом бродили по аллеям небольшого парка, примыкаю­
щего к отелю.
— Мы живем с вами в середине Кали-Юги — черного
века, как ее иногда называют, — продолжал развивать свою
мысль Каран Сингх. — «Вишну-пураны» дают такую харак­
теристику этому веку: «Имущество станет единым мерилом.
Богатство будет причиною поклонения. Страсть будет един­
ственным союзом между полами. Ложь будет средством ус­
пеха на суде. Женщины станут лишь предметом вожделе­
ния». Как видите, все полностью совпадает.
В чем разница между вашим и нашим — индийским —
подходом к проблеме развития человечества? Ваша иудео-
христианская традиция дает однолинейную, как бы непре­
рывную картину развития человечества. Индийская же тра­
диция дает картину развития прерывистую, цикличную, иду­
щую по кругу. Каждый цикл завершается катастрофой гло­
бального масштаба, и человечество после определенной
паузы вновь начинает с нуля. Судя по всему, мы находимся в
конце нашего цикла, и задача индийской философии, может
быть, и состоит в том, чтобы подготовить человека к этому
концу, дабы он с достоинством встретил его.
— Но меня в таком случае, пожалуй, больше устраивает
христианский прогноз, нежели ваш, — сказал я.
— А в чем он состоит?
— О, суть его проста: Христос спас мир не затем, чтобы
он погиб.

149
Валентин Сидоров

— Наша точка зрения несколько иная, — сообщил Ло-


кеш Чандра, когда я пересказал ему содержание своей бе­
седы с президентом писательской гильдии. — Буддисты
считают, что мы живем не в середине Кали-Юги, а в ее кон­
це, вернее, даже в самом начале Сатиа-Юги, т. е. светлого
века. И доказательство этого — ваша страна. Ведь характе­
ристика «Вишну-пуран» в принципе к ней неприложима.
Так что, пока вы не отступили от своей миссии, шанс на спа­
сение есть.
Но вообще-то, если говорить откровенно, мы с вами жи­
вем на время, полученное взаймы. Как вы знаете, средств
массового уничтожения ныне создано столько, что каждый
из нас мог быть убитым не менее пятнадцати раз. Значит,
теоретически нас нет. А практически мы существуем. Поэто­
му надо воспользоваться уникальной возможностью и при­
ложить все усилия, абсолютно все усилия, чтобы не растра­
тить добавочное время впустую, как это получилось у нас с
основным временем.

— Сейчас именно час спешный, — предупреждал Ре­


рих, — ибо мы подошли к решающим десятилетиям: быть
или не быть нашей планете. А состояние планеты таково,
что или будет найден верный подход к эволюции, или пред­
стоит духовное одичание.
«Корабль человечества тонет, — заявляла Елена Иванов­
на, — и только слепые или тупицы не замечают всей грозно­
сти переживаемого времени».
— Но в час величайшей опасности на корабле, — напо­
минал Рерих, — раздается команда: «Действовать по спо­
собности!»
Действовать всем, без единого исключения.

150
Мост над потоком

...Но вот что удивляло и чрезвычайно тревожило Рериха.


«Странно — людей мало, а как только покажется дель­
ный человек — он не находит себе применения. Везде так,
и даже Армагеддон (этим библейским словом Рерих обо­
значал последнюю, решающую стадию битвы сил света и
тьмы. — В. С.) не изменил такое уродливое положение».
А Елена Ивановна призывала:
«Научимся ценить каждого талантливого труженика, пора
прекратить это безумное расточительство людьми, этими
фокусами высших энергий, в которых заключается весь смысл
эволюции и, следовательно, жизненность нации и страны!
Пора одуматься, ведь стоим на краю пропасти!»
Да, она не скрывала, что в час спешный, в час грозный
свои главные надежды возлагает на великий потенциал рус­
ской души. Но она не скрывала и другого, что «потенциал
этот в большинстве случаев еще глубоко захоронен» и что
фатальной предопределенности развития и поворота собы­
тий нет и быть не может. «Несомненно, что в Иване Стоты­
сячном имеются большие задатки, — писала она примерно
полвека назад, — но если к сроку он не пробудит их в себе,
то можно будет вообще поставить крест на спасении нашей
расы, и ковчег нового Ноя за ненадобностью будет отстав­
лен».

В нью-йоркском музее Рериха хранится его большое по­


лотно: «Матерь Мира». Оно довольно хорошо известно по
многочисленным репродукциям. Матерь Мира изображена
сидящей на полукруглом возвышении (при желании его
можно воспринимать как своеобразный престол) на фоне
темного сине-фиолетового неба, прорезанного светящимися
таинственными фигурками. Лица не видно. Оно скрыто плот­
ным покрывалом.
Картина воспроизводит сюжет легенды из «Криптограмм

151
Валентин Сидоров

Востока», рассказывающей о том, что после гибели Атланти­


ды Матерь Мира сокрыла лик свой и запретила произносить
имя свое.
Если внимательней и пристальней всмотримся в детали
символической тайнописи Рериха, то обнаружим, что покры­
вало надвинуто лишь на верхнюю часть лица. Наполовину
лицо открыто! Это опять-таки в точном соответствии с ле­
гендой, текст которой гласит, что Матерь Мира не навсегда
скрыла свой лик от людей, а лишь до того момента, «пока не
пробьет час Светил». Значит — если верить Рериху — час
заповеданный, «час Светил» уже наступает.

Когда лицо открыто, то оно


Одно из двух вещает для планеты:
Или спасенье, или катастрофу.
Сегодня открывается лицо.

1987
НА ВЕРШИНАХ
Глава первая
«ДЕРЖАВА РЕРИХА»

«К олумб открыл
Америку, еще один кусочек все той же
знакомой земли, продолжил уже начер­
танную линию — и его до сих пор славят
за это. Что же сказать о человеке, кото­
рый среди видимого открывает невидимое
и дарит людям не продолжение старого, а
совсем новый, прекраснейший мир!
Целый новый мир!
Да, он существует, этот прекрасный мир,
эта держава Рериха, коей он единствен­
ный царь и повелитель. Не занесенный
ни на какие карты, он действителен и су­
ществует не менее, чем Орловская губер­
ния или Королевство Испанское. И туда
можно ездить, как ездят люди за границу,
чтобы потом долго рассказывать о его
богатстве и особенной красоте, о его лю-

155
Валентин Сидоров

дях, о его странах, радостях и страданиях, о небесах, облаках


и молитвах. Там есть восходы и закаты другие, чем наши, но
не менее прекрасные. Там есть жизнь и смерть, святые и
воины, мир и война — там есть даже пожары с их чудовищ­
ным отражением в смятенных облаках. Там есть море и ла­
дьи... Нет, не наше море и не наши ладьи: такого мудрого и
глубокого моря не знает земная география. И, забываясь,
можно по-смертному позавидовать тому рериховскому чело­
веку, что сидит на высоком берегу и видит-видит такой пре­
красный мир, мудрый, преображенный, поднятый на высоту
сверхчеловеческих очей».
Так писал о творчестве художника в статье, помеченной
1917 годом, Леонид Андреев.
«Величайший интуитивист современности», — говорил о
нем Горький.
В 1920 году великий индийский поэт, писатель, философ
Рабиндранат Тагор впервые увидел полотна Рериха. На дру­
гой день после знакомства он пишет письмо художнику:
«Ваши картины глубоко тронули меня. Они заставили ме­
ня осознать нечто очевидное, но нуждающееся в постоян­
ном раскрытии: что истина беспредельна. Когда я пытался
найти слова, чтобы выявить мысли, рожденные во мне ваши­
ми картинами, мне это не удалось. Это потому, что язык слов
может выразить лишь один определенный аспект истины, а
язык картин — истину в целом, что словами не выразить.
Каждое искусство достигает своего совершенства, когда оно
открывает нашему уму те особые врата, ключ от которых на­
ходится только в ее исключительном владении. Когда карти­
на убедительна, мы не всегда в состоянии объяснить, что это
такое, но все же мы это видим и знаем. То же самое обстоит
с музыкой. Когда одно искусство можно полностью выра­
зить другим, тогда это неудача. Картины ваши ясны и все же
не выразимы словами, — ваше искусство ограждает свою
независимость, потому что оно велико».

156
На вершинах

В декабре 1947 года в Дели после смерти Николая Кон­


стантиновича Рериха организовали его мемориальную вы­
ставку. Выступая на ее открытии, Джавахарлал Неру поде­
лился своими мыслями о человеке, с которым его связывали
узы дружбы и духовная устремленность:
«Когда я думаю о Николае Рерихе, я поражаюсь размаху
и богатству его деятельности и творческого гения. Великий
художник, великий ученый и писатель, археолог и исследо­
ватель, он касался и освещал так много аспектов человече­
ских устремлений. Уже само количество картин изумитель­
но — тысячи картин, и каждая из них — великое произ­
ведение искусства. Когда вы смотрите на эти полотна, из
которых многие изображают Гималаи, кажется, что вы улав­
ливаете дух этих великих гор, которые веками возвышались
над равнинами Индии и были нашими стражами. Картины
его напоминают нам многое из нашей истории, нашего мыш­
ления, нашего культурного и духовного наследства, многое
не только о прошлом Индии, но и о чем-то постоянном и
вечном, и мы чувствуем, что мы в долгу у Николая Рериха,
который выявил этот дух в своих великолепных полотнах.
Хорошо, что эта выставка состоялась, несмотря на пе­
чальное обстоятельство смерти творца этих полотен, потому
что искусство и труд Рериха имеют мало общего с жизнью и
смертью личности. Они выше этого, они продолжают жить и
в действительности являются более долговечными, нежели
человеческая жизнь».
Россия и Индия едины в своем восхищении Рерихом. Что
ж, это понятно и легко объяснимо. Русский по рождению,
Рерих последние двадцать лет прожил в Индии. Его творче­
ство по праву принадлежит обеим странам. Но посмотрим,
что писала о художнике в его время пресса всех континен­
тов Земли. Возьмем издания двадцатых и тридцатых годов.
Перелистаем пожелтевшие страницы газет и журналов.
Китай. Национальный музей в Пекине направляет при­

157
Валентин Сидоров

ветствие в адрес Рериха. «Мы всегда почитали Ваше запад­


ное и восточное знание, и слава Ваша выросла подобно
Тянь-Шаню или созвездию Большой Медведицы».
Монголия. «Такие великие всемирные личности, как Ре­
рих, шествуют как светочи столетий. В наш век эгоизма их
великие дела приносят безграничное благо тем странам, че­
рез которые проходят эти великие души».
Япония. «Достигнув подобных высот, гениальное творче­
ство Рериха неустанно растет. Вдохновленный внутренним
стремлением, неустанно ведущим его вверх, он ищет новые
высоты и побеждает, казалось бы, непреодолимые препятст­
вия. Рерих — творец, писатель, мыслитель и водитель, пред­
видит приближение его Нового Мира... Любовь, красота,
действие — щиты Рериха, и во имя их он одержал свои ве­
ликие победы».
Но это Восток. А Запад? Сдержанный, недоверчивый,
желчный, ироничный Запад? На мгновение он забывает об
иронии, обязательном скепсисе, даже о сдержанности, —
настолько захватывает его волна восхищения и энтузиазма.
В словах, обращенных к Рериху, звучит органный торжест­
венный тембр.
«Если Фидий был творцом божественной формы и Джот­
то живописцем души, то можно сказать, что Рерих раскрыва­
ет дух «космоса» (Барнет Д. Конлан).
« ... История предоставит ему в нашей эпохе такое же
место, какое было предоставлено, например, Френсису Бэко­
ну, выделявшемуся как центральная фигура эпохи, когда в
поток европейской культуры влился новый творческий им­
пульс, или Микеланджело и Леонардо да Винчи — этим наи­
высшим светочам эпохи Возрождения, или Периклу — этому
синониму великолепия Греции» (Теодор Хеллин).
И вот что знаменательно. Все или почти все, кто чувству­
ет всемирную значимость искусства и личности Рериха, от­
четливо чувствуют и другое: искусство Рериха неотделимо

158
На вершинах

от творчества его страны, а сам он (говоря его же словами)


лишь гонец и вестник ее.
— Великий художник! — восклицает знаменитый испан­
ский портретист Игнасио Сулоага. — Его искусство свиде­
тельствует, что из России на весь мир исходит некая сила, —
я не могу измерить ее, не могу определить ее словами, но
она налицо.
Не правда ли, как неожиданно созвучны слова иностран­
ца, созвучны не только сутью, но даже формой выражения
(«не могу измерить, не могу определить») знаменитым сти­
хам Тютчева: «Умом Россию не понять, аршином общим не
измерить!»

Зима 1920 года. В Нью-Йорке объявлено об открытии


выставки всемирно известного русского художника Николая
Рериха. Толпа осаждала кассы, потом до отказа заполняла
тесные залы галереи. Газеты подсчитали, что в первый же
день выставку посетило 10 000 человек! Нынешний вице-
президент музея Рериха в Нью-Йорке Зинаида Григорьевна
Фосдик вспоминает:
«Я стояла перед «Сокровищем ангелов», «Языческой Ру­
сью» и «Экстазом» — тремя огромными полотнами сверхче­
ловеческой красоты и спокойствия, какие мог задумать и
осуществить в красках только выдающийся ум, родственный
Леонардо да Винчи.
Для меня толпа уже не существовала, исчезла. Я стояла
лицом к лицу с Беспредельностью... Великие пространства
космической значимости, горы, водные пути, массивные уте­
сы, земные и небесные вестники, скромные святые и герои
населяли мир Рериха, который он, в свою очередь, давал лю­
дям с щедростью, присущей истинному гиганту искусства.
Я задыхалась, слезы наполняли глаза, мысли и эмоции били

159
Валентин Сидоров

ключом в моем сердце. Мой до сих пор обособленный мир


уступил дорогу миру неземной красоты и мудрости.
Кто-то меня вырвал из моей погруженности во все это
великолепие, настаивая, что он хочет меня представить ху­
дожнику. Почти неохотно я последовала за ним, только те­
перь отдавая себе отчет, как крутится вокруг меня толпа; я
думала о том, каким усталым и безразличным должен быть
художник, встречая людей, которых он тотчас же забудет.
Но он предстал передо мной с искрящимися синими глаза­
ми, благородным челом, излучающим какую-то особую доб­
рожелательность... Он был среднего роста, с клинообразной
бородкой. Рядом с ним стояла его жена, Е. И. Рерих, такой
поразительной красоты, что у меня захватывало дыхание.
Меня представили. Я слышала тембр их голосов, с улыбкой
говорящих со мной на нашем языке, и, к моему изумлению,
как во сне я услышала их приглашение посетить их в тот же
вечер в доме художника».
Зинаида Григорьевна была ошеломлена неожиданным
приглашением и с лихорадочным нетерпением ожидала ве­
чера.
«Когда я вошла в большую студию и была принята с тем
чудесным радушием, естественно свойственным русскому
характеру, меня ожидало много других, не менее изумитель­
ных сюрпризов. Этот великий человек и его жена приняли
меня, как будто они знали меня! Более того, они начали мне
рассказывать о своих планах на будущее, о своей миссии в
Соединенных Штатах и о будущем, в то же время выявляя
глубокий интерес к моей музыке и педагогической деятель­
ности».
Вся жизнь Зинаиды Григорьевны будет идти отныне под
знаком этой встречи. На ее долю выпадет радость непосред­
ственного общения с великим художником. А быть близким
к Николаю Рериху — скажет она потом — равнозначно од­
новременному посещению нескольких университетов. Она

160
На вершинах

назовет его сеятелем, который трудился не для себя, а для


человечества.
« ... Его взгляд был проницателен, как будто он мог загля­
нуть глубоко в душу человека и найти ее самую сущность».
Очень часто на живописных портретах Рериха сила его
взгляда как бы приглушена. Взгляд его устремлен куда-то
вглубь, он, как и все существо художника, подчинен какой-
то внутренней, не прекращающейся ни на единый миг ра­
боте.
Но на фотографиях (не на всех, но на некоторых) глаза
Рериха смотрят на вас в упор. Энергия, электрическая насы­
щенность взгляда поразительны. Поневоле понимаешь чело­
века, который, увидев фотографию Рериха, восхищенный
мощью его глаз, воскликнул: «Какие окна духа!»

Статью «Держава Рериха» Леонид Андреев завершает


шутливым замечанием: «Не мешает послать в царство Рери­
ха целую серьезную бородатую экспедицию для исследова­
ния. Пусть ходят и измеряют, пусть думают и считают; потом
пусть пишут историю этой новой земли и заносят ее на кар­
ты человеческих откровений, где лишь редчайшие художни­
ки создали и укрепили свои царства».
С той поры воды утекло немало. Уже не одна «борода­
тая» и «небородатая» экспедиции путешествовали по мар­
шрутам «Державы Рериха», которая, кстати, с той поры еще
шире, еще дерзновенней раздвинула свои границы. «Пусть
ходят и измеряют». Но чтобы не заблудиться в неведомых
просторах, экспедиция должна иметь компас, должна иметь
надежные ориентиры. У каждой экспедиции они будут свои.
На мой взгляд, таким компасом, такими ориентирами могут
служить стихи самого художника.
Исключительно многогранно и многоцветно творчество

161
Валентин Сидоров

Рериха. Рериха-художника мы знаем. Рериха-писателя, Ре-


риха-поэта мы знаем меньше или не знаем вовсе. А между
тем — цитирую известного индийского писателя Генголи —
«его легкое, не требующее усилий перо, соперничая иногда
с его кистью, беспрестанно исторгает жемчужины очерков,
статей и духовных воззваний».
В творческом наследии художника стихи занимают осо­
бое место. Сам Рерих считал, что они имеют программное
значение для всего его творчества.
Прежде всего должно заметить, что стихи Рериха не пло­
ды любительского увлечения, как можно было бы заранее,
до знакомства с ними, предположить. Это не хобби (если
прибегать к современному термину).
Не являются стихи Рериха и простыми пояснениями к его
картинам, как это может показаться с первого взгляда. Ко­
нечно, определенную сюжетную и эмоциональную общность
картин и стихов заметить легко. Сопоставления напрашива­
ются сами собой. Сергий Радонежский, которому медведи
помогают в трудах его (картина «Сергий-строитель»), сла­
вянский Орфей, завораживающий свирелью бурых хозяев
северного леса (картина «Человечьи праотцы»), и духовный
водитель, образ которого как бы перекочевал из легенды в
стихотворение «Не поняв».

Как трудно распознать все твои


устремленья. Как нелегко идти
за тобою. Вот и вчера, когда ты
говорил с медведями, мне
показалось, что они отошли, тебя
не поняв.

Можно привести и другой пример. Образ вестника, столь


любимый Рерихом, с одинаковой силой владеет и воображе­
нием художника, и воображением поэта.
И все же делать на этом основании вывод, что стихи иг­

162
На вершинах

рают подсобную роль, было бы поспешно и ошибочно. Дело


в том, что провести строгую демаркационную линию между
стихами и остальным творчеством Рериха нельзя. Для него
такого деления не существовало. Картины, стихи, сказки,
статьи — все это для Рериха волны единого творческого по­
тока. Естественно поэтому, что стихи и картины переклика­
ются друг с другом, дополняют и проясняют друг друга. Но
стихи, как и картины, имеют свое, самостоятельное значе­
ние. Кстати, интерес современников к стихам Рериха был
велик. О них спорили, ими восхищались. Известно, что они
получили высокую оценку Горького, Леонида Андреева, Ра­
биндраната Тагора.
Горький определял стихи Рериха величественным словом
«письмена». Это выразительное слово сразу высвечивает ха­
рактерную особенность поэзии Рериха. «Письмена» — не
просто литературное произведение, хотя бы и значительное.
«Письмена» — это нечто важное, монументальное по идей­
ному и историческому смыслу. Это некие заповеди, обра­
щенные к человечеству. В слове «письмена» есть и указание
на то, что произведение возникло из опыта не только одной
личности, но и многих поколений.
Письмена не рядовые начертательные знаки, которые мо­
гут без труда уложиться в сознании человека. Нет, над пись­
менами надо сидеть, надо думать, может быть, надо их рас­
шифровать. «Берегли письмена мудрые тайны» — сказано в
одном из стихотворений Рериха. А «мудрые тайны» не под­
даются поверхностному изучению.
Стихи Рериха — это короткая философская притча, ино­
гда — пейзажная зарисовка, вырастающая в символ. Но ча­
ще всего это обращение к самому себе как бы со стороны,
от имени своего внутреннего «я». Принято говорить о свое­
образии стихов Рериха. Они действительно необычны. Не­
обычна ритмическая структура белого стиха. Необычна
предельная обнаженность мысли. К стихам Рериха вполне

163
Валентин Сидоров

приложимы слова Тагора: «Моя песнь сбросила с себя укра­


шения. На ней нет нарядов и убранства. Они омрачили бы
наш союз. Они мешали бы нам...» Мысль в стихах Рериха не
отягощена ничем. Никаких украшений. Никаких подпорок.
Она как провод, освобожденный от изоляции. Любопытно
композиционное строение стиха. Последнее слово, несущее
наибольшую смысловую нагрузку, обязательно выносится в
название стихотворения. Получается круг, кольцо, которым,
словно стальным обручем, схвачено все произведение.
«Напряженная мысль имеет все качества магнита», — го­
ворил Рерих. И строки его стихов намагничены высокой энер­
гией устремленной мысли.
Как и все созданное Рерихом, стихи носят печать его не­
повторимой индивидуальности. Но непохожесть его стихов
на чьи-либо другие вовсе не ставит их особняком, где-то в
стороне от традиций русской поэзии. Стихи Рериха нераз­
рывны с главной линией нашей философской лирики, пред­
ставленной именами Ломоносова, Державина, Пушкина, Ба­
ратынского, Лермонтова, Тютчева, Фета. В новых условиях
они продолжают ее по-новому.
Русская поэзия еще в начале прошлого столетия набро­
сала величественную картину мироздания.

Небесный свод, горящий славой звездной,


Таинственно глядит из глубины —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.

Стремление к неизведанному всегда пересиливало со­


мнения и страхи, и ищущий человеческий ум дерзал загля­
дывать в глубины головокружительной бездны. В борьбе с
сомненьем и отчаяньем, подчиняя себе хаос противоречи­
вых мыслей и желаний, отливался в торжественные строки
манифест независимого человеческого духа.

164
На вершинах

Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,


Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Над вами безмолвные звездные круги,
Под вами немые, глухие гроба.

Пускай олимпийцы завистливым оком


Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.

Эта устремленность мысли к тайнам мироздания, это сме­


лое соревнование поэзии с философией в решении глубо­
чайших вопросов бытия находили прямой отзвук в душе Ре­
риха. Он ощущал дыхание космоса в каждой былинке, в
каждой капле воды. А напряжение духовной битвы не поки­
дало его ни на миг. В стихотворении «Не убьют» Рерих гово­
рит, обращаясь к себе, — и не только к себе:

Сделал так, как хотел,


хорошо или худо, не знаю.
Не беги от волны, милый мальчик.
Побежишь — разобьет, опрокинет.
Но к волне обернись, наклонися
и прими ее твердой душою.
Знаю, мальчик, что биться
час мой теперь наступает.
Мое оружие крепко.
Встань, мой мальчик, за мною.
О враге ползущем скажи...
Что впереди, то не страшно.
Как бы они ни пытались,
будь тверд, тебя они не убьют.

Не собираюсь искать внешние похожие строчки или по­


вторяющиеся мотивы. Стихи Тютчева и Рериха роднит дру­
гое: внутреннее единство, единство устремления и духовно­

165
Валентин Сидоров

го настроя. А повторяется в них то, чему суждено повторить­


ся еще многократно: призыв к героическому напряжению
всех духовных сил человека.

Философия стихов Рериха — не уход от действительно­


сти, не бегство в потусторонние миры. Конечно, влияние
идеалистической философии в них обнаружить нетрудно.
Но с самого начала следует подчеркнуть, что ближе всего
Рериху была философия пантеизма (это, кстати, тоже родни­
ло Тютчева и Рериха), философия, которая видит дыхание
чудесного во всем, что окружает человека. Эта философия,
по-своему воспринятая Рерихом, творчески им осмысленная,
лишена и намека на обособленность или пассивность. В ней
нет и нотки «мировой скорби», которую декларировали все
без исключения представители символизма. Это философия
радостного слияния с природой, с людьми, со всем светлым,
что есть в нашей жизни.
Поэзия Рериха символична, но символ для Рериха — это
не «тайнопись неизреченного», как провозглашал апостол
символизма Вячеслав Иванов. Нет. Символ в поэтической
системе Рериха обеспечен конкретным содержанием, он не­
сет в себе определенный и ясный призыв. Философия сти­
хов Рериха в высшей степени действенна, потому что она
связана с живой реальностью. Более того! Сквозь своеоб­
разную философскую символику легко угадывается биогра­
фическая основа стихов.
Леонид Андреев называл Рериха поэтом Севера, а его
стихи — «северным сиянием». Это очень точная характери­
стика. Сдержанные краски северного озерного края все вре­
мя воскресают в философских стихах Рериха. Углубленно­
внутренняя работа мысли и духа происходит на фоне про­
зрачных карельских пейзажей.

166
На вершинах

Зелены были поля.


А дали были так сини.
Потом шли лесами и мшистым болотом.
Цвел вереск. Ржавые мшаги мы обходили.
Бездонные окнища мы миновали.

...Поредели
леса. Пошли мы кряжем
скалистым. Белою костью всюду
торчал можжевельник, светлыми жилами
массы камней сдавились
в давней работе творенья.

До деталей воспроизведена обстановка, в которой в те


годы, живя на одном из островов Ладожского озера, работал
Рерих. «На острове — мы. Наш старый дом... Наша пещера.
Наши и скалы и сосны и чайки. Наши — мхи».
«Настроения, рожденные жизнью, дали притчи «Священ­
ные знаки», «Друзьям», «Мальчику», — сообщает Рерих.
«Настроения, рожденные жизнью». А в жизни назревают со­
бытия всемирной значимости. Творчество Рериха насыщено
предчувствием грядущего переворота.
В стихотворении «В танце», датированном последним
предреволюционным годом, Рерих резкими штрихами рисует
обобщенный образ буржуазного мира с его бездуховностью,
с его страхом перед катастрофой, с его стремлением любым
способом уйти от этого страха, забыть, забыться.

Бойтесь, когда спокойное придет


в движенье. Когда посеянные ветры
обратятся в бурю. Когда речь людей
наполнится бессмысленными словами.
Страшитесь, когда в земле кладами
захоронят люди свои богатства.
Бойтесь, когда люди сочтут
сохранными сокровища только

167
Валентин Сидоров

на теле своем. Бойтесь, когда возле


соберутся толпы. Когда забудут
о знании. И с радостью разрушат
узнанное раньше. И легко исполнят
угрозы. Когда не на чем будет
записать знание ваше. Когда листы
писаний станут непрочными,
а слова злыми. Ах, соседи мои!
Вы устроились плохо. Вы все
отменили. Никакой тайны дальше
настоящего! И с сумою несчастья
вы пошли скитаться и завоевывать
мир. Ваше безумие назвало самую
безобразную женщину — желанная!
Маленькие танцующие хитрецы!
Вы готовы утопить себя в танце.

Удивительно современные стихи!..


В 1918 году Рерих перед прыжком в неизвестное. Чтобы
выполнить миссию, к которой он считал себя призванным,
ему придется окунуться в атмосферу чуждого западного ми­
ра. Он внутренне готовит себя. Он ищет слова утешения,
дабы укрепить свой дух. Так появляется стихотворение
«В толпу».

Готово мое одеянье. Сейчас


я маску надену. Не удивляйся,
мой друг, если маска будет
страшна. Ведь это только
личина. Придется нам
выйти из дома. Кого мы
встретим? Не знаем. К чему
покажемся мы? Против свирепых
щитом защищайся.
Маска тебе неприятна?
Она на меня непохожа?

168
На вершинах

Под бровями не видны


глаза? Изборожден очень лоб?
Но скоро личину мы
снимем. И улыбнемся друг
другу. Теперь войдем мы в толпу.

Настроения этого времени отразились и в другом стихо­


творении — «Оставил». Но отразились по-другому. Период
жизни завершен. Подводя его итоги, Рерих прощается с про­
шлым. «Все должно быть оставлено раньше, чем путник дви­
нется в дорогу», — напоминает он сам себе восточное изре­
чение.

Я приготовился выйти в дорогу.


Все, что было моим, я оставил.
Вы это возьмете, друзья.
Сейчас в последний раз обойду
дом мой. Еще один раз
вещи я осмотрю. На изображенья
друзей я взгляну еще один раз.
В последний раз. Я уже знаю,
что здесь ничто мое не осталось.
Вещи и все, что стесняло меня,
я отдаю добровольно. Без них
мне будет свободней. К тому,
кто меня призывает освобожденным,
я обращусь. Теперь еще раз
я по дому пройду. Осмотрю еще раз
все то, от чего освобожден я.
Свободен и волен и помышлением
тверд. Изображенья друзей и вид
моих бывших вещей
меня не смущают. Иду. Я спешу.
Но один раз, еще один раз
последний я обойду все, что оставил.

169
Валентин Сидоров

Приметы внешнего мира и внешней жизни в стихах Рери­


ха очерчены достаточно четко. Но, разумеется, ими не ис­
черпывается содержание стихов. Оно глубже, тоньше, сокро­
веннее. В них запечатлен духовный и творческий поиск ху­
дожника.

Поэтическое наследие Рериха невелико. Если исключить


ранние подражательные вещи, то почти все стихи собраны в
книге «Цветы Мории», изданной при жизни художника1. Ос­
нову книги составили произведения «карельского» периода
(1916—1918 гг.), созданные на переломном рубеже жизни.
Но есть в книге стихи, датированные и более ранними, и бо­
лее поздними годами. Последняя и самая значительная вещь
Рериха — поэма «Наставление ловцу, входящему в лес» на­
писана в 1921 году. После этого художник лишь два-три
раза вновь обращается к поэтическому жанру. В 1932 году
он пишет, например, стихи «Орифламма». Но они преследо­
вали локальную цель. Рерих мыслил их как подпись к карти­
не с тем же названием.
Книга «Цветы Мории» была издана в Берлине в 1921 го­
ду. Она вышла в трудное для Советской Республики время, и
средства, полученные от ее продажи, предназначались голо­
дающим в России.
Книгу предваряет эпиграф. Он очень важен. Не только
потому, что в нем сконцентрировано содержание книги, но и
потому, что здесь сформулирован незыблемый символ веры
Николая Константиновича Рериха. Вот эти строки, ставшие
девизом всей многотрудной жизни художника.

1 Последние изыскания обнаружили в архиве Рериха полтора-два


десятка стихотворений, написанных в то же время, что и книга «Цве­
ты Мории», но не вошедших в нее.

170
На вершинах

Поверх всяких России есть одна незабываемая Россия.


Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая любовь.
Поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к позна­
нию Космоса.

Глава вторая
«ЕСТЬ ОДНА НЕЗАБЫВАЕМАЯ РОССИЯ»

«Россия не только государство. Она сверхгосударство,


океан, стихия, которая еще не оформилась, не влегла в свои,
предназначенные ей берега, не засверкала еще в отточен­
ных и ограненных понятиях в своем своеобразии, как начи­
нает в бриллианте сверкать сырой алмаз. Она вся еще в
предчувствиях, в брожениях, в бесконечных желаниях и бес­
конечных органических возможностях.
Россия — это океан земель, размахнувшийся на целую
шестую часть света и держащий в касаниях своих раскрытых
крыльев Запад и Восток.
Россия — это семь синих морей; горы, увенчанные белы­
ми льдами; Россия — меховая щетина бесконечных лугов,
ветреных и цветущих.
Россия — это бесконечные снега, над которыми поют
мертвые серебряные метели, но на которых так ярки платки
русских женщин, снега, из-под которых нежными веснами
выходят темные фиалки, синие подснежники.
Россия — страна развертывающегося индустриализма,
нового невиданного на земле типа... Россия — страна не­
слыханных, богатейших сокровищ, которые до времени таят­
ся в ее глухих недрах.
Россия — не единая раса, и в этом ее сила. Россия —
это объединение рас, объединение народов, говорящих на

171
Валентин Сидоров

ста сорока языках, это свободная соборность, единство в


разности, полихромия, полифония...
...Россия — могучий хрустальный водопад, дугою вью­
щийся из бездны времени в бездну времен, не охваченный
доселе морозом узкого опыта, сверкающий на солнце раду­
гами сознания...
Россия грандиозна. Неповторяема. Россия — полярна.
Россия — мессия новых времен».
Я цитирую письмо Рериха, помеченное 26 апреля 1935
года. Но вот закончен абзац, и выясняется, что этот каскад
ошеломительных образов принадлежит не Рериху, а его ад­
ресату писателю Всеволоду Никаноровичу Иванову.
«Не странно ли, что в письме к Вам выписываю Ваши же
слова. Но слова эти так верны, так душевны, так красивы,
что просто хочется в них еще раз пережить запечатленные в
них образы».
Всеволод Никанорович работал над книгой о Рерихе.
Первую главу будущей книги он послал художнику. Поэти­
ческий пролог замыкали следующие строки:
«И Рерих — связан с этой Россией. Связан рождением,
молодостью, первыми осенениями, образованием, думами,
писанием, пестротой своей русской и скандинавской крови.
И особливо: связан с ней своим огромным искусством, веду­
щим к постижению России».

«Связан рождением, молодостью, первыми осенениями...»


Рерих родился в Петербурге в 1874 году. Летние дни
мальчик проводит в имении отца, которое носит странное
название «Извара». Скупая и торжественная красота русско­
го Севера захватывает его воображение. Впоследствии в
биографической повести «Пламя» он скажет устами главно­
го героя:
«Вообще помни о Севере. Если кто-нибудь тебе скажет,

172
На вершинах

что Север мрачен и беден, то знай, что он Севера не знает.


Ту радость, и бодрость, и силу, какую дает Север, вряд ли
можно найти в других местах. Но подойди к Северу без пре­
дубеждения. Где найдешь такую синеву далей? Такое сереб­
ро вод? Такую звонкую медь полуночных восходов? Такое
чудо северных сияний?»
Небо, которое почему-то в северном крае, как нигде, при­
ближено к травам и деревьям, пробуждает в нем художника.
Одно из самых сильных детских впечатлений — узорчатые
облака, чье бесконечное движение рождает постоянно ме­
няющиеся образы. Небесное творчество приковывает к себе
взгляд. Фантастические горы, странные животные, ладьи,
плывущие под цветными золочеными парусами, белые кони
с развевающимися волнистыми гривами, богатыри, пора­
жающие копьями хвостатых драконов, — все это возникает,
исчезает и вновь повторяется в радостном и щедром сочета­
нии красок...
С детства Рерих воспитывается на лучших образцах рус­
ского реалистического искусства. В Академии художеств он
попал в мастерскую Куинджи, замечательного художника и
человека высокой нравственной чистоты. «Он-то пони­
мал, — говорил о нем Рерих, — значение жизненной битвы,
борьбы света со тьмою». До конца своих дней сохранил вос­
питанник благоговейную память о Куинджи. Он называл его
Учителем с большой буквы, Учителем жизни.
В студенческие годы жизнь свела Рериха со Стасовым.
Вряд ли это можно считать случайностью. К знаменитому
русскому критику тянулось все подлинно национальное, де­
мократическое, новаторское. С каким темпераментом, с ка­
кой страстной убежденностью отстаивал Стасов то, что было
так близко юному художнику, — независимость русского
искусства. «Отчего русское искусство, как русская литерату­
ра, во многом опередило мир? Оттого, что оно храбро и

173
Валентин Сидоров

дерзко! У них там нет ни одного Гоголя, ни одного Остров­


ского, ни одного Льва Толстого! У нас одних только есть не­
почтительность к старому, а отсюда являются и самостоя­
тельность и оригинальность настоящие. Петр Великий — ка­
кой он ни был зверь и монгол, а был настоящий русский,
наплевал на все традиции, на все предания, на всю школу.
В этой русской храбрости — главный русский характер».
Конечно, в атмосфере полемики и споров, которая всегда
бурлила вокруг неукротимого критика, высказывались и
крайние мнения, рождались парадоксы. Но обвинения в ад­
рес Стасова — а его обвиняли в узости и национальной ог­
раниченности — Рерих считал абсурдными. Цитируя слова
Стасова «всякий народ должен иметь свое собственное на­
циональное искусство, а не плестись в хвосте других, по
проторенным колеям по чьей-либо указке», художник гово­
рит: «В этих словах вовсе не было осуждения иноземного
творчества. Для этого Стасов был достаточно культурный че­
ловек; но, как чуткий критик, он понимал, что русская сущ­
ность будет оценена тем глубже, если она выявится в своих
прекрасных образах».
Самобытность дарования Рериха проявилась рано. В ка­
честве дипломной работы он представляет в Академию ху­
дожеств полотно, написанное на сюжет древнерусской исто­
рии: «Гонец». Гонец в ладье спешит к отдаленному посе­
лению с важною вестью о том, что восстал род на род.
Картина стала настоящей сенсацией. Она поражала точно­
стью психологического видения времени, тревожным напря­
жением красок. Тут же, на конкурсной выставке Акаде­
мии художеств, она была приобретена для своей галереи
П. М. Третьяковым.
В дела своего молодого друга властно вторгается Стасов.
Он зовет его в гости к Толстому.
— Что мне все ваши академические дипломы и отли­
чия? — гремит его голос. — Вот пусть сам великий писатель

174
На вершинах

земли русской произведет в художники. Вот это будет при­


знание. Да и «Гонца» вашего никто не оценит, как Толстой.
Он-то сразу поймет, с какой такой вестью спешит ваш «Го­
нец».

До самых мельчайших подробностей запомнилась поезд­


ка. Москва. Тихий Хамовнический переулок. Дом, пронизан­
ный ароматом яблок, запахом старых красок и книг, напоми­
нал деревенскую усадьбу. Гостей встретила Софья Андреев­
на. По праву старого знакомого Стасов завязал оживленную
беседу. Толстой вышел несколько позже. Он был в светлой
блузе, той самой, которая обрела всемирную известность.
Прозванная «толстовкой», она входила в моду.
Разумеется, цепкий профессиональный взгляд художника
сразу схватил внешние черты облика писателя. Он отмечает
«характерный жест его рук, засунутых за пояс, так хорошо
уловленный на портрете Репина». Но Рериха интересует то
главное, то внутреннее, что дарует такую притягательную си­
лу всему облику Толстого. Он пытается понять это главное.
«Только в больших людях может сочетаться такая про­
стота и в то же время несказуемая значительность. Я бы
сказал — величие, но такое слово не полюбилось бы самому
Толстому, и он, вероятно, оборвал бы его каким-либо суро­
вым замечанием. Но против простоты он не воспротивился
бы. Только огромный мыслительский и писательский талант
и необычайно расширенное сознание могут создать ту убе­
дительность, которая выражалась во всей фигуре, в жестах и
словах Толстого. Говорили, что лицо у него было простое.
Это неправда, у него было именно значительное русское ли­
цо. Такие лица мне приходилось встречать у старых мудрых
крестьян, у староверов, живших далеко от городов. Черты
Толстого могли казаться суровыми. Но в них не было напря­

175
Валентин Сидоров

жения и само воодушевление его, при некоторых темах раз­


говора, не было возбуждением, но, наоборот, выявлением
мощной спокойной силы. Индии ведомы такие лица».
Наконец, разговор перешел к картине Рериха. Художник
привез ее фотокопию. Много слышал отзывов Рерих. Восхи­
щались неожиданным свечением красок. Молодого худож­
ника объявляли родоначальником исторического пейзажа.
Но Толстой подошел к картине с необычной стороны. Он
увидел в ней и в художнике то, чего не увидели другие. Он
действительно понял, с какой вестью спешит «Гонец».
— Случалось ли в лодке переезжать быстроходную ре­
ку? — сказал Толстой. — Надо всегда править выше того
места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравст­
венных требований надо рулить всегда выше — жизнь все
равно снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит,
тогда доплывет.
Эти слова уйдут в самую глубину сердца. Спустя много
лет, когда Рерих будет всемирно признанным мастером, они
воскреснут в его письме к молодому художнику:
«Будьте проще и любите природу. Проще, проще! Вы тво­
рите не потому, что «нужда заставила». Поете, как вольная
птица, не можете не петь. Помните, жаворонок над полями
весною! Звенит в высоте! Рулите выше!»
А Толстой между тем полностью завладел беседой. Впо­
следствии, вновь и вновь переживая эту встречу, Рерих пой­
мет, что писатель неспроста так много и так подчеркнуто го­
ворил о народном искусстве, о необходимости народного
просвещения. Он как будто хотел направить в определенную
сторону его творческий поиск, устремить его внимание в
сторону народа. «Умейте поболеть с ним», — скажет Тол­
стой, и это станет для художника великим напутствием.
Не однажды еще обратится Рерих к воспоминаниям о
Толстом. В долине Кулу, в предгорье Гималаев, напишутся
слова: «Священная мысль о прекрасной стране жила в серд­

176
На вершинах

це Толстого, когда он шел за сохою, как истинный Микула


Селянинович древнерусского эпоса и когда он, подобно
Бёме, тачал сапоги и вообще искал прикоснуться ко всем
фазам труда. Без устали разбрасывал этот сеятель жизнен­
ные зерна, и они крепко легли в сознании русского народа».
Образ Толстого так дорог Рериху, что сама мысль о нем,
подкрепленная живым воображением художника, на мгно­
вение преображает весь окружающий мир.
«И сейчас записываю эти давние воспоминания, а перед
окном от самой земли и до самого неба — через все пурпу­
ровые и снеговые Гималаи засияла всеми созвучиями давно
небывалая радуга. От самой земли и до самого неба!»

У искусствоведов бытует разделение творчества Рериха


на два периода: «русский» и «индийский». Конечно, такое
разделение имеет свое основание. Его диктует сама биогра­
фия художника. И все же оно приблизительно и условно.
В «русский» период он неоднократно обращается к индий­
ским сюжетам, а на склоне лет, в разгар увлеченной работы
над гималайской серией, пишет знаменитые картины на рус­
ские темы: «Сергий-строитель», «Святогор», «Настасья Мику-
лична», «Богатыри просыпаются». Точнее существо дела вы­
разил сам художник, когда внес в записную книжку знаме­
нательные слова: «Повсюду сочетались две темы — Русь и
Гималаи».
Никогда для Рериха не стоял вопрос в такой плоскости:
Россия или Индия? Он решал эту проблему иначе: Россия и
Индия, ибо вся его жизнь была подчинена стремлению най­
ти общие корни двух великих народов.
Свое творчество художник считал неотъемлемой частью
русской культуры. Статьи Рериха по справедливости зовут
«духовными воззваниями». По-иному их и не назовешь: та­

177
Валентин Сидоров

кой призыв к немедленному действию в них звучит! В одном


из «воззваний», написанном, кстати, в «индийский» период,
в 1935 году, художник вдохновенно формулирует свою твор­
ческую программу:
«И в пустынных просторах, и в пустынной тесноте города,
и в песчаной буре, и в наводнении, и в грозе, и молнии бу­
дем держать на сердце мысль, подлежащую осуществлению, —
о летописи русского искусства, о летописи русской культуры,
в образах всенародных, прекрасных и достоверных».
Так называемый «русский» период (если уж принять для
удобства схему, предложенную искусствоведами) особая
глава творческой биографии Рериха. Здесь исток всех исто­
ков, начало всех начал художника.
Но постоянная устремленность Рериха к сокровенным
глубинам национального искусства вовсе не означала узо­
сти и замкнутости его творческого поиска. Мировая живо­
пись в лучших своих образцах питает воображение худож­
ника. Несколько лет он живет в Париже. Учится технике ри­
сунка у французского художника Кормона. С увлечением
изучает картины Пювиса де Шаванна, этого волшебника
«скудной, как бы затертой, сдержанной краски, что делает
его живопись похожей на гравюры». Оголтелый национа­
лизм, дешевая фанаберия спекулянтов идеи претят Рериху.
«Оставим зипуны и мурмолки. Кроме балагана, кроме привя­
занных бород и переодеваний, вспомним, была ли красота в
той жизни, которая протекала именно по нашим территори­
ям. Нам есть что вспомнить ценное в глазах всего мира».
Стремясь раскрыть красоту русской истории для совре­
менников, Рерих становится археологом. Его раскопки се­
верных курганов предметно воскрешали давно прошедшую
эпоху: «Колеблется седой вековой туман; с каждым взмахом
лопаты, с каждым ударом лома раскрывается перед вами за­
манчивое тридесятое царство; шире и богаче развертывают­
ся чудесные картины».

178
На вершинах

Рерих первым обратил внимание на работу наших древ­


них иконописцев. Он первым заговорил о великом культур­
ном и эстетическом значении их труда. Он первым осмелил­
ся (именно осмелился) взглянуть на иконы со стороны чис­
тейшей красоты. Отбросив предубеждение, он рассмотрел в
иконах и стенописях не грубые, неумелые изображения, а
великое декоративное чутье, овладевавшее даже огромными
плоскостями.
Сейчас, когда, по выражению Рериха, весь мир склонился
перед русской иконой, это кажется азбучной истиной. Но в
начале XX века это было неслыханной дерзостью. На уровне
курьеза воспринимались предсказания художника: «Даже
самые слепые, даже самые тупые скоро поймут великое зна­
чение наших примитивов, значение русской иконописи. Пой­
мут и завопят и заахают... Скоро кончится «археологическое»
отношение к историческому и народному творчеству и пыш­
нее расцветет культура искусства».
Обстановка того времени не благоприятствовала начина­
нию Рериха. Сокровища народного гения были в постыдном
и преступном небрежении.
Когда в Индии в 1939 году художник узнал, что Новгород
объявлен городом-музеем, он сказал: «А ведь в прошедшем
это было бы совсем невозможно, ибо чудесный Ростовский
кремль с храмами и палатами был назначен к продаже с тор­
гов. Только самоотверженное вмешательство ростовских гра­
ждан спасло русский народ от неслыханного вандализма».
Выступления Рериха в защиту русской иконы вызвали
целый переполох. Борьбу пришлось вести сразу на несколь­
ких фронтах. Художники и эстетствующие критики, ориенти­
рующиеся на Запад, видели в иконах серые неуклюжие при­
митивы. Явно имея в виду «версальского рапсода» Бенуа, с
которым Рериха некогда формально объединял «Мир искус­
ства», художник вспоминает: «Когда мы говорили о россий­
ских сокровищах, то нам не верили и надменно улыбались,

179
Валентин Сидоров

предлагая лучше отправиться в Версаль. Мы никогда не опо­


рочивали иностранных достижений, ибо иначе мы впали бы
в шовинизм. Но ради справедливости мы не уставали указы­
вать на великое значение всех ценностей российских».
Были и другие противники, еще более непримиримые, —
церковники и официальные охранители традиций. «Омоло­
жение» русской иконы, затеянное Рерихом, они считали ко­
щунством и подрывом незыблемых устоев.
«Любопытно, кто первый направил палеховцев и мстер-
цев в область былинной иллюстрации? — спрашивал Рерих
в том же 1939 году. — Счастлива была мысль использовать
народное дарование в этой области. Помню, как на нашем
веку этих даровитых мастеров честили «богомазами». Впро­
чем, тогда ухитрялись порочить многие народные достояния.
Доставалось немало за любовь к народному художеству.
Правилен был путь наш. Не пришлось с него сворачивать».
«Омоложение» Рерихом русской иконы обозначило но­
вый рубеж в отношении к культуре нашего прошлого. Взгля­
дам людей открылся неведомый доныне мир, спрятанный в
глубине веков. Впечатление было ошеломляющим. Совре­
менник Рериха искусствовед Яремич пишет:
«Впервые мы услыхали не сухое, отдающее затхлостью
мнение археолога о предметах святых и дорогих, а живой
голос художника, уяснившего нам подлинное значение ста­
рых городов и городищ, древних церковных росписей, и вдруг
воскрес живой смысл памятников отдаленных веков. Воис­
тину воскрес, потому что Рерих первый подчеркнул художе­
ственную сторону красот древнерусского искусства... И вдруг
наше искусство, остававшееся так долго под спудом, озаря­
ется солнечным светом... Отсюда вытекает естественный вы­
вод о громадном значении для нашего существования труда
наших предков. Не уныние, не меланхолию, не укор вызыва­
ет деятельность прошедших поколений, наоборот, она вле­
чет к ликованию и радости».

180
На вершинах

Чисто стилизаторские тенденции чужды духу художника.


Прошлое не самоцель, утверждает он всей своей деятельно­
стью. «Когда зовем изучать прошлое, будем это делать лишь
ради будущего... Когда указываем беречь культурные сокро­
вища, будем это делать не ради старости, но ради моло­
дости».
Автор монографии о художнике Е. И. Полякова, повторяя
образное определение его творчества — «держава Рериха»,
пишет: «Сердце этой державы — прекрасная Древняя Русь».
С этим можно согласиться, но отбросив эпитет. Просто Русь.
Древняя. Современная. Устремленная в завтра.

4
В начале века Рерих вырастает в крупнейшего художника
России. В 1909 году он становится академиком. Одна за дру­
гой появляются картины Рериха. В них причудливо сочета­
ются современность и история, фантастика и реальность.
Зрителей восхищает одухотворенность его полотен, их по­
этическая пластичность и целостность. Краски звучали, цар­
ствовала «магия знака, линии и цвета».
Это был мир ощутимой реальности, но лишенный прямо­
линейной и грубой конкретности натурализма, мир, насы­
щенный глубокой символикой. В марте 1914 года художник
завершает очередную серию картин. В этой серии — полот­
но с аллегорическим названием «Град обреченный». Огне­
дышащий дракон окружил телом своим город, наглухо за­
крыв все выходы из него.
«Короны». Три короля скрестили мечи, а с их голов сня­
лись короны. Короны растворяются в синеве, превращаются
в призрачные облака. Современники не раз вспомнят эту
картину, особенно в конце Первой мировой войны, которая
принесет крушение некогда могучим монархиям: россий­
ской, австро-венгерской и германской.

181
Валентин Сидоров

В 1915 году новые картины Рериха демонстрируются на


выставке «Мира искусства». 12 февраля 1915 года выставку
посетил Горький.
«Он очень хотел иметь мою картину, — рассказывает Ре­
рих. — Из бывших тогда у меня он выбрал не реалистиче­
ский пейзаж, но именно одну из так называемой «предвоен­
ной» серии — «Город осужденный», именно такую, которая
ответила бы прежде всего поэту».
Эта картина и дала повод Горькому назвать художника
«величайшим интуитивистом современности».
У Рериха есть биографический очерк «Друзья». Переби­
рая в памяти людей, с которыми он был духовно связан, Ре­
рих называет имена Горького и Леонида Андреева.
Общие дела и общие устремления рождали и общих вра­
гов. Черносотенное «Новое время» публикует серию фелье­
тонов небезызвестного Буренина, в которых он обрушился и
на Горького, и на Рериха. «Мы, конечно, не обращали внима­
ния на этот лай», — говорит Рерих.
Дружба великого писателя и великого художника сразу
приобретает (да иначе и быть не могло) творческую окра­
ску. Рерих придает исключительное значение участию Горь­
кого в его литературной работе.
«Дорогой Алексей Максимович! — пишет художник 4 но­
ября 1916 года. — Посылаю Вам корректуру. За все замеча­
ния Ваши буду искренне признателен. Хорошо бы повидать­
ся: в словах Ваших так много озона и глаза Ваши смотрят
далеко. Глубокий привет мой Марии Федоровне. Сердечно
Вам преданный Рерих». Свои стихи, ценя высокий поэтиче­
ский вкус Горького, он в первую очередь показывает ему.
Впоследствии, находясь за границей, выпуская в свет сбор­
ник статей и очерков «Пути благословения», он озабоченно
пишет из Индии своему рабочему секретарю Шибаеву: «По­
шлите два экземпляра книги (в русском новом правописа­

182
На вершинах

нии) Горькому в Берлин с приложенным письмом (адрес в


издательстве Гржебина)».
В предреволюционные годы Рерих часто встречается с
Горьким. Это были и частные беседы, и совместная работа в
литературно-художественных организациях и общественных
комитетах. «Многие ценные черты Горького выяснятся со
временем», — говорил Рерих, вспоминая эти дни близкого
общения с писателем. Он отмечает, что замечательные осо­
бенности характера Горького подчас совершенно не совпа­
дали с его суровой наружностью. Как-то в одной из крупных
литературных организаций тех лет решался специальный во­
прос, вызвавший бурные разногласия. Рерих обратился к
Горькому, дабы узнать его мнение. Тот улыбнулся в ответ:
— Да о чем тут рассуждать, вот лучше вы, как художник,
почувствуйте, что и как надо. Да, да, именно почувствуйте,
ведь вы интуитивист. Иногда поверх рассудка нужно хватать
самою сущностью.
Рериха и Горького, помимо прочего, роднило одно каче­
ство: оба они были работники в подлинном смысле этого
слова. Оба они не чурались (хотя казалось бы, заботы о соб­
ственном творчестве должны были их поглотить целиком)
обычных и суровых дел повседневности. Художник вспоми­
нает:
«Пришлось мне встретиться с Горьким и в деле издатель­
ства Сытина (Москва) и в издательстве «Нива». Предполага­
лись огромные литературные обобщения и просветительные
программы. Нужно было видеть, как каждая условность и
формальность коробили Горького, которому хотелось сразу
превозмочь обычные формальные затруднения. Он мог стро­
ить в широких размерах. Взять хотя бы выдвинутые им три
мощных культурных построения. Имею в виду «Дом Всемир­
ной литературы», «Дом Ученых» и «Дом искусств». Все три
идеи показывают размах мысли Горького, стремившегося че­
рез все трудности найти слова вечные, слова просвещения и

183
Валентин Сидоров

культуры. Нерасплесканной он пронес свою чашу служения


человечеству».
Горькому, несомненно, импонировало в художнике уме­
ние ладить с людьми, привычка самому делать черновую ра­
боту. Не случайно, когда в весенние дни революционного
1917 года была создана Комиссия по делам искусав и пред­
седателем ее был назначен Горький, пост своего помощника
он предложил Рериху.
Расаояния разделили двух мааеров культуры. Но то, что
их соединяло — их творчеаво, — было и над расстоянием,
и над временем. В рассказе художницы В. М. Ходасевич о
встрече с Горьким всплывает имя Рериха: «В один из приез­
дов в 1935 году в Горки в столовой я увидела развешанны­
ми на стенах восемь картин Н. Рериха. Они озарили доволь­
но неуютную большую столовую и поражали (как всегда ре-
риховские вещи) каким-то свечением красок. Эти картины в
основном запомнились по цвету — золотисто-лимонному,
оранжевому и багряному. Как мне сказали, Рерих был про­
ездом через СССР из Гималаев в Америку и оставил эти вещи
в Москве. Картины эти нравились Алексею Максимовичу».
Об этом факте Рерих узнал позднее (из письма Грабаря).
«Вдвойне я... порадовался. Во-первых, Алексей Максимович
высказывал мне много дружества и называл великим интуи­
тивистом. Во-вторых, семь картин «Красного всадника» —
Гималайские, и я почуял, что в них Алексей Максимович тя­
нулся к Востоку».
Имя Горького нередко возникает в статьях и выступлени­
ях Рериха, в обстановке, подчас накаленной и враждебной.
В Шанхае он читает эмигрантам лекции о русском искусстве
и литературе. В ряду великих русских писателей он упоми­
нает Горького. Гул негодования катится по залу. Рассказы­
вая об этом случае, художник говорит, что это было челове­
коненавистническое рычание.
Но для Рериха имя Горького прочно и ярко утвердилось в

184
На вершинах

пантеоне всемирной славы. В статью, посвященную памяти


Горького, он включает близкие ему по духу слова Ромена
Роллана об их общем великом друге:
«Горький был первым, высочайшим из мировых художни­
ков слова, расчищавшим пути для пролетарской революции,
отдавшим ей свои силы, престиж своей славы и богатый жиз­
ненный опыт... Подобно Данте, Горький вышел из ада. Но он
ушел оттуда не один. Он увел с собой, он спас своих товари­
щей по страданиям».

«Случалось так, что Горький, Андреев, Блок, Врубель и


другие приходили вечерами поодиночке, и эти беседы быва­
ли особенно содержательны. Никто не знал об этих беседах
при опущенном зеленом абажуре. Они были нужны, иначе
люди и не стремились бы к ним. Стоило кому-то войти, и
ритм обмена нарушался, и торопились по домам. Жаль, что
беседы во нощи нигде не были записаны. Столько бывало
затронуто, чего ни в собраниях, ни в писаниях никогда не
было отмечено».
Действительно, жаль, что не были зафиксированы эти «бе­
седы во нощи». Даже по отдельным, отрывочным записям
подчас воскресает такая яркая картина, с такими живыми
подробностями, которые память, увы, не всегда сохраняет.
Например, из коротенького очерка Рериха о Леониде Анд­
рееве выясняется забавная сторона их общения. Оказывает­
ся, писатель Леонид Андреев говорил главным образом о
своей живописи, а художник Николай Рерих — о своих ли­
тературных трудах. Обнаружив «такую необычную обратность
суждения», собеседники от души смеялись над собой.
А Блок? «Помню, как он приходил ко мне за фронтиспи­
сом для его «Итальянских песен», и мы говорили о той Ита­
лии, которая уже не существует, но сущность которой созда­

185
Валентин Сидоров

ла столько незабываемых пламенных вех». Тогда в журнале


«Аполлон» готовились к печати «Итальянские стихи» Блока.
Они были опубликованы в четвертом номере журнала за
1910 год вместе с рисунком Рериха, сделанным сухой кистью
и тушью. За этим рисунком и пришел к художнику Блок.
Опираясь на стихи Блока и учитывая характер собесед­
ников, можно с какой-то степенью достоверности судить о
содержании их разговора. Главная «незабываемая пламен­
ная веха» — это, конечно, эпоха Возрождения. Для обоих
она олицетворялась могучей фигурой Данте.

Лишь по ночам, склонясь к долинам,


Ведя векам грядущим счет,
Тень Данте с профилем орлиным
0 новой жизни мне поет.

В «Итальянских стихах» Блока находит неожиданный от­


звук знаменитая теория перевоплощения, корни которой
уходят в древние философско-поэтические восточные уче­
ния, в те годы увлекавшие Рериха.

Слабеет жизни гул упорный.


Уходит вспять прилив забот.
И некий ветр сквозь бархат черный
О жизни будущей поет.

Очнусь ли я в другой отчизне,


Не в этой сумрачной стране?
И памятью об этой жизни
Вздохну ль когда-нибудь во сне?

Кто даст мне жизнь? Потомок дожа,


Купец, рыбак иль иерей
В грядущем мраке делит ложе
С грядущей матерью моей?

186
На вершинах

— Почему-то всегда случалось, — говорит Рерих, — что


общения наши всегда бывали какими-то особенными.
На вопрос Рериха, почему он перестал посещать модное
в интеллигентских кругах Петербурга религиозно-философ­
ское общество, Блок отвечал кратко: «Там говорят о Неска­
зуемом». Впрочем, этот лаконичный ответ имел внушитель­
ное добавление: пьесу «Балаганчик», где поэт беспощадно
развенчал претенциозные мистерии русских теософов.
Документов, где Блок говорит о Рерихе, сохранилось не­
много. Но они весомы и показательны. Вот телеграмма, при­
сланная поэтом в юбилей Рериха в декабре 1915 года:
«Горячо поздравляю любимого мною сурового мастера.
Александр Блок».
Вот письмо редактору журнала «Аполлон» Сергею Маков­
скому. Маковский просил у Блока на некоторое время рису­
нок Рериха к «Итальянским стихам» для нового воспроизве­
дения в печати. Блок пишет:

«Многоуважаемый Сергей Константинович!

Рисунок Н. К. Рериха вошел в мою жизнь, висит под


стеклом у меня перед глазами, и мне было бы очень тяжело
с ним расстаться даже на эти месяцы. Прошу Вас, не сетуйте
на меня слишком за мой отказ, вызванный чувствами, мне
кажется, Вам понятными.
Искренне Вас уважающий
Александр Блок».

Чтобы понять всю значимость такого отношения Блока,


надо вспомнить, какою высокой и строгой мерой мерил он
искусство. Артистка Театра Комиссаржевской Веригина (она
участвовала в постановке «Балаганчика» Блока) рассказы­
вает:
«Когда я по привычке делилась с поэтом впечатлениями

187
Валентин Сидоров

от прочитанного талантливого произведения, он неизменно


говорил:
— Да, но ведь это не имеет мирового значения».
Для Блока представляло ценность лишь то, что «имеет
мировое значение».
Живопись Рериха и стихи Блока соприкасаются на самых
жгучих точках современного им бытия. В озареньях и пред­
чувствиях они прозревают наступление нового мира. Они не
только предвосхищают его (это еще полдела, и другие пред­
восхищали его, да только впадали от этого в отчаянье), но и
принимают грядущие события с твердой душою. Они при­
ветствуют их.
«В пене океанских волн каждый неопытный мореход на­
ходит хаос и бесформенное нагромождение, — пишет Ре­
рих, — но умудренный опытом ясно различает и законный
ритм и твердый рисунок нарастания волны. Не то же ли са­
мое и в пене смятения народов? Так же было бы недально­
видно не различить гигантских волн эволюции».
В поэме Блока «Двенадцать» некий вития «говорит впол­
голоса»:
«— Предатели!
— Погибла Россия!»
Весь энергический строй и утверждающий пафос поэмы
служат ответом насмерть перепуганному кликуше. Не погиб­
ла Россия! Погибла — «кондовая, избяная, толстозадая»!
Как тут не вспомнить Рериха: «Поверх всяких Россий есть
одна незабываемая Россия». 6

«К черным озерам ночью сходятся индийские женщины.


Со свечами. Звонят в тонкие колокольчики. Вызывают из во­
ды священных черепах. Их кормят. В ореховую скорлупу све­
чи вставляют. Пускают по озеру. Ищут судьбу. Гадают.

188
На вершинах

Живет в Индии красота.


Заманчив Великий Индийский путь».
Это написано Рерихом в 1913 году. Художник вынашива­
ет планы научной экспедиции в глубины Азиатского конти­
нента. Гипотеза о единых корнях индийской и русской куль­
тур требовала основательных доказательств и подтверждений
фактами. Рерих полагал, что изучение Индии даст соответст­
вующий материал. Откладывать на долгий срок это изучение
нельзя, ибо надо считаться с возможностью, что далекая от
индийских традиций английская культура сотрет или обез­
личит многое из того, что нам близко.
Первая мировая война помешала планам художника. По­
эт Рерих пишет в стихотворении «Послан»:

Не подходи сюда, мальчик.


Тут за углом играют большие,
кричат и бросают разные вещи.
Убить тебя могут легко.
Людей и зверей за игрою не трогай.
Свирепы игры больших,
на игру твою непохожи.
Это не то, что пастух деревянный
и кроткие овцы с наклеенной шерстью.
Подожди — игроки утомятся, —
кончатся игры людей,
и пройдешь туда, куда послан.

Война помешала планам, но не сорвала их окончательно.


После долгой и тщательной подготовки в 1923 году начина­
ется экспедиция Рериха по маршруту Великого Индийского
пути. Ее целью было «проникнуть в таинственные области
Азии, в тайны философии и культуры безмерного материка».
Задачи ставились большие. Предполагалось изучить памят­
ники древности, отметить следы великого переселения на­
родов, собрать сведения о современном состоянии религии

189
Валентин Сидоров

и обычаев в странах Азии. И конечно, намечались чисто ху­


дожественные задачи.
Сложная по своему характеру экспедиция разбивалась на
несколько этапов. Маршрут Великого Индийского пути Рери­
ха пролег по территориям Монголии, Китая, Индии, Тибета.
Проходил он и по азиатским областям Советского Союза. За­
вершающая стадия экспедиции готовилась в Монголии. Вес­
ной 1927 года, как только установилась караванная дорога,
исследователи отправились в путь. В составе экспедиции —
Рерих, его жена Елена Ивановна, правнучка фельдмаршала
Кутузова, унаследовавшая героический дух своего предка,
их сын — известный ученый-востоковед Юрий Николаевич
Рерих. Северное нагорье Тибета. До столицы Тибета — Лхас-
сы несколько переходов. И тут случилось непредвиденное.
20 сентября движение экспедиции останавливает воору­
женный отряд тибетцев. Отобраны паспорта. Отобрано ору­
жие. Район передвижения ограничен. Ни вперед, ни назад.
Рерих и его спутники, по существу, на положении пленни­
ков.
Рерих шлет запросы в Лхассу. Он просит разрешить дру­
гой вариант движения экспедиции: минуя столицу Тибета,
путешественники могут направиться в сторону индийского
княжества Сикким. Тибетское правительство молчит.
Правда, спустя какое-то время оно не только не разре­
шит, но и потребует, чтобы экспедиция повернула назад. Но
уже началась зима. Идти в обратный путь по ненадежным
горным тропам в такое время года значило обречь людей на
неизбежную гибель. Путешественники остаются на месте.
Они очутились в условиях суровой зимы на высоте четы­
рех с половиной тысяч метров. Без теплых палаток. Без теп­
лого белья. А морозы ударили такие, что коньяк замерзал во
флягах.
Рерих пишет письмо в Гангток — столицу Сиккима, един­
ственный доступный им пункт цивилизованного мира, анг­

190
На вершинах

лийскому политическому резиденту Бейли, с которым он


встречался ранее. Затем тому же Бейли пишет Юрий Рерих.
Письма остаются без ответа.

Что же случилось? Было ли трагическое положение экс­


педиции результатом бесчинства и самоуправства местных
властей? Так полагал Рерих. Куда делись письма, направлен­
ные Бейли? Рерих думал, что они не достигли адресата. Но
он ошибался.
В 1969 году советский журналист Митрохин, работая в
национальном архиве в Дели, нашел эти письма. Он обнару­
жил их в папке, на которой стояло название «Дело Рери­
хов». Аккуратно подшитые, документы проливали свет на та­
инственные перипетии давних событий. Бумаги содержали
сведения о полковнике Бейли, которого Рерих считал своим
знакомым и к которому в трудную минуту он обратился за
помощью.
Кто же такой Бейли? Это был крупный английский раз­
ведчик, умелый мастер диверсий и провокаций. Достаточно
сказать, что в 1918 году его направляют в Ташкент для под­
готовки контрреволюционного мятежа. Оставаясь в тени, он
организует покушения на советских дипломатических пред­
ставителей, убирает со сцены видных деятелей националь­
ного и революционного движения Средней Азии. Есть дан­
ные, что он причастен к расстрелу 26 бакинских комисса­
ров. В 1920 году он еле-еле унес ноги из Туркестана, чудом
избежав ареста. 1927 год застает Бейли в Сиккиме. Выпол­
няя официальные функции британского политического
представителя в княжестве, он является резидентом англий­
ской разведки.
«Интеллидженс сервис» давно уже обратила пристальное
внимание на Рериха. По меньшей мере странным казалось

191
Валентин Сидоров

его поведение, ибо он отказывался узаконить свое положе­


ние за рубежом, получив так называемый нансеновский пас­
порт (официальный «вид на жительство» русских эмигран­
тов в то время). Исключил он для себя и другую возмож­
ность: стать подданным другой страны. При его известности
это не составило бы особого труда. Но Рерих продолжал
считать себя гражданином страны, имя которой стало сино­
нимом революции.
Далее. В декабре 1924 года, будучи проездом в Берлине,
Рерих посетил советское полпредство и имел длительную
беседу с советским представителем. Как явствует из ее за­
писи, художник предложил предоставить в распоряжение
Советского Союза все материалы, которые соберет его экс­
педиция. Он дал подробную информацию о положении дел
в тибетском районе Азии, о методах проникновения англи­
чан в Тибет, о расстановке политических сил в стране, о на­
ционально-освободительной борьбе народов Азии против
чужеземцев. По просьбе художника его сообщение, запи­
санное почти дословно, было направлено в Москву наркому
иностранных дел Чичерину. Английская разведка не знала
подробностей встречи, но настораживал сам факт посеще­
ния советского полпредства. За Рерихом устанавливают тай­
ную слежку.
Выяснилось, что весной 1926 года он поддерживал тес­
ную связь с сотрудниками советского консульства в синьц-
зяньском городе Урумчи. Художник участвует в подготовке
памятника Ленину: он делает эскиз пьедестала.
Рерих оставил советскому консулу завещание: в случае
его гибели все имущество экспедиции и картины переходят
в собственность русского народа.
Было еще одно убедительное подтверждение политиче­
ской «неблагонадежности» Рериха: книга «Община». Она
вышла в Монголии на русском языке с указанием, что «весь
доход поступает в распоряжение республиканского фонда

192
На вершинах

помощи беспризорным детям». Имя автора отсутствовало на


обложке книги. Одни считали ее автором Рериха, другие —
его жену. Но английских разведчиков не интересовали та­
кие тонкости. Их интересовал текст книги, так или иначе свя­
занный с именами Рерихов. А он гласил следующее:

«Учитель Ленин знал ценность новых путей. Каждое сло­


во его проповеди, каждый поступок его нес на себе печать
незабываемой новизны. Это отличие создало зовущую мощь.
Не подражатель, не толкователь, но мощный каменщик но­
вых руд. Нужно принять за основание зов новизны.

Тирания и военный империализм уже в зарождении но­


сят признаки разложения. Короли, конституции могут вызы­
вать лишь улыбку сожаления. Все комедии парламентов мо­
гут служить лишь назиданием бренности жизни. Все псевдо-
социалистические гримасы могут лишь внушить отвращение.
Только сознание общины утверждает эволюцию биологиче­
ского процесса.
Желающий посвятить себя истинному коммунизму дейст­
вует в согласии с основами великой материи.

Почему на Востоке почитают Ленина? Именно за ясность


построений и нелюбовь к условностям, и за веру в детей,
как символ движения человечества.

Трудно рушится домик ветхих предрассудков. Прежде


всего запомним, что невозможно удержать роды созревшего
плода. Оглянемся на страницы истории. Пришло время ос­

193
Валентин Сидоров

вобождения мысли, и запылали костры, но мысль потекла.


Пришло время народоправства, и загремели расстрелы, но
воспряли народы. Пришло время развития техники, ужасну­
лись стародумы, но двинулись машины, пульсируя с темпом
эволюции. Теперь пришло время осознания психической
энергии. Все инквизиторы, реакционеры, стародумы и неве­
жды могут ужасаться, но возможность новых достижений
человечества созрела во всех неисчислимых возможностях
мощи. Инквизиторы и реакционеры могут строить тюрьмы и
сумасшедшие дома, которые пригодятся для них же, в виде
рабочих колоний. Но созревшую ступень эволюции отодви­
нуть нельзя».

И наконец — самое главное — британской разведке


стала известна поездка Рериха в Москву. Уже на первых
этапах экспедиции художника в Азию произошли встречи и
события, которые заставили его на время отложить научные
исследования. Прервав экспедицию, Рерих направляется в
Москву. 13 июня 1926 года Николай Константинович Рерих,
его жена и сын Юрий Николаевич прибыли в столицу Совет­
ского Союза. Состоялись встречи с Чичериным, Луначар­
ским, Крупской. Рерих передал Чичерину послание Махатм
(учителей) индийского народа:
«На Гималаях мы знаем совершаемое Вами. Вы упразд­
нили церковь, ставшую рассадником лжи и суеверий. Вы
уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассуд­
ков. Вы разрушили тюрьму воспитания. Вы уничтожили се­
мью лицемерия. Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили
пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы
избавили землю от предателей денежных. Вы признали, что
религия есть учение всеобъемлемости материи. Вы призна­
ли ничтожность личной собственности. Вы угадали эволю­
цию общины. Вы указали на значение познания. Вы прекло­
нились перед красотою. Вы принесли детям всю мощь кос­

194
На вершинах

моса. Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность


построения домов Общего Блага!
Мы остановили восстание в Индии, когда оно было преж­
девременным, также мы признали своевременность Вашего
движения и посылаем Вам всю нашу помощь, утверждая
Единение Азии! Знаем, многие построения совершатся в го­
дах 28—31—36. Привет Вам, ищущим Общего Блага!»
Николай Константинович передал также Чичерину от
имени тех же Махатм ларец со священной для индийцев ги­
малайской землей: «На могилу брата нашего Махатмы Лени­
на». Так было сказано в послании.
Трудно сразу охватить факт во всей его глобальной зна­
чимости. С высоты нашего времени становится понятным,
что это не было актом сугубо символического характера, это
было актом пророческого предвидения, закладкой камня в
фундамент индийско-советской дружбы, которая ныне явля­
ется столь важным фактором мира во всем мире.
Вряд ли британская разведка знала содержание письма
Махатм. Но досье Рериха и без этого пополнилось новыми
грозными обвинениями: поездка в Москву, встречи с боль­
шевистскими лидерами... Вывод был сделан решительный:
Рерих — «агент Коминтерна» и «большевистский эмиссар».
По официальным и тайным звеньям британского аппара­
та отдается распоряжение: всеми имеющимися средствами
сорвать экспедицию, ни в коем случае не допускать ее появ­
ления в Тибете и Индии. Непосредственное руководство
операцией поручалось Бейли.
Формально Тибет не входил в состав Британской импе­
рии, поэтому запретить экспедицию при помощи хитроумных
законов колониальной системы английские власти не могли.
Но англичане были фактическими хозяевами в Тибете. В Лхас-
су они посылали не просьбы, а приказы или рекомендации,
имеющие силу приказа.
31 октября 1927 года из Лхассы на имя Бейли поступает

195
Валентин Сидоров

сообщение, что экспедиция Рериха во исполнение имею­


щейся договоренности остановлена. В свою очередь Бейли
информирует Дели, что экспедиция «не угрожает» Британ­
ской империи, так как, следуя его указаниям, тибетские ми­
нистры не допустят русских исследователей в Центральный
Тибет.
А положение русских исследователей ухудшалось с каж­
дым днем.
«Кончались лекарства, кончалась пища, — пишет Ре­
рих. — На наших глазах погибал караван. Каждую ночь из­
зябшие, голодные животные приходили к палаткам и точно
стучались перед смертью. А наутро мы находили их павши­
ми тут же около палаток, и наши монголы оттаскивали их за
лагерь, где стаи диких собак, кондоров и стервятников уже
ждали добычу. Из ста двух животных мы потеряли девяно­
сто два. На тибетских нагорьях остались пять человек из на­
ших спутников...»
Вынужденная остановка растянулась на пять с полови­
ной месяцев. Но кончилась зима. Тибетские министры, пола­
гая, что все, о чем их просили, сделано, разрешили продол­
жить путь в направлении индийского княжества Сикким. Уз­
нав об этом, Бейли приходит в ярость. Он отправляет в
Лхассу раздраженное послание:
«Нам не нужны эти люди в Индии, поэтому я телеграфи­
ровал, чтобы вы их отправили тем же путем, каким они при­
шли».
«Ганнибал у ворот!» Экспедиция Рериха приближается к
индийской границе! В водоворот событий вовлекаются
крупные политические фигуры страны.
19 апреля 1928 года вице-король Индии сообщает в Лон­
дон о положении дел и высказывает мнение, что на опреде­
ленных условиях экспедицию можно допустить в Индию, по­
скольку это было бы менее вредным, нежели ее дальнейшее
пребывание в Тибете.

196
На вершинах

Лорд Биркенхед, государственный секретарь по делам


Индии в английском кабинете, получив сообщение вице-ко­
роля, обсуждает вопрос с Остином Чемберленом. Не без не­
которых колебаний маститые государственные мужи прихо­
дят к заключению: экспедиции Рериха можно проследовать
через территорию британской колонии.
В мае путешественники пересекают границу Индии. Ре­
рих отправляет во все концы земли телеграммы и письма о
судьбе экспедиции, которую многие (и не без оснований)
считали погибшей. Агенты британской тайной службы не­
гласно задерживают послания художника. Бейли шифром
передает телеграммы Рериха в Дели (а в них излагалась тра­
гическая правда об осаде и пленении экспедиции) и реко­
мендует арестовать корреспонденцию Рериха. Но вице-ко­
роль отменяет распоряжения Бейли. «Наша задача, — объ­
ясняет он ретивому разведчику, — чтобы как можно дольше
избегать риска раскрытия факта о нашем соучастии в так
называемом бесчеловечном обращении Тибетского прави­
тельства».
Распоряжения начальства не оспариваются. Приходится
делать хорошую мину при плохой игре. Из путевого дневни­
ка Рериха: «После Сеполя мы спустились через Тангу и в
Ганток и были радушно встречены британским резидентом
полковником Бейли, его супругою и махараджею Сиккима». 8

Итак, пять с лишним лет напряженных трудов и опасно­


стей позади. Закончена экспедиция, которая продолжила во
многом и завершила исследования великих русских путеше­
ственников — Пржевальского и Козлова. Участники экспе­
диции достигли таких пунктов Тибета и Гималаев, куда до
них не ступала нога европейца. После нелегкой и длитель­
ной борьбы (на этот раз с казуистическим крючкотворством

197
Валентин Сидоров

британской бюрократии) Рерих выговаривает себе право


поселиться в долине Кулу, у подножия Гималаев. На базе
богатейших материалов экспедиции создается Гималайский
институт научных исследований. Институт с поэтическим на­
званием «Урусвати» («Свет утренней звезды») ставит целью
объединить усилия ученых всего мира по изучению фауны и
флоры Азии, по изучению истории и искусства Азии. Уста­
навливаются контакты с советскими учеными. Сотрудники
Рериха посылают образцы семян и растений директору Все­
союзного института растениеводства Николаю Ивановичу
Вавилову. Один из биографов художника Теодор Хеллин пи­
сал: «Для человека героического роста, как Рерих, земля не
могла предоставить более подходящей рамки, нежели Гима­
лаи, где он провел заключительную часть своей богатой и
плодотворной жизни».
Начинается «индийский», самый зрелый, самый насы­
щенный период творчества Рериха. Гималайская серия кар­
тин становится вершиной его мастерства. Впечатления от
полотен не укладываются в сухие формулы и термины. Ис­
следователь творчества Рериха вынужден то и дело перехо­
дить на язык поэтических образов.
«Временами горы Рериха напоминают гигантские мине­
ралы, излучающие цветовую энергию... От контрастного со­
седства воспламеняются, загораясь, краски. Полыхает крас­
ное марево диковинных горных закатов и восходов, интен­
сивно фосфоресцируют бархатисто-синие дали. Не случайно
поэтому создается впечатление, будто художник пишет рас­
тертыми драгоценными камнями: кораллами, лазуритом, ян­
тарем, изумрудами».
Художника величают Мастером гор. Но кисть его, разуме­
ется, трудится не только над пейзажами. Его творческим во­
ображением с новой силой владеют «всенародные, прекрас­
ные и достоверные образы», ставшие легендарными. Основ­
ная тема художника все та же — напряжение борьбы сил

198
На вершинах

света и тьмы, столкновение светлых и темных стихий земли


и неба...
Под давлением мирового общественного мнения британ­
ские власти были вынуждены отступить. Но это вовсе не оз­
начало, что они примирились с художником. С первых дней
пребывания в Индии за ним учреждается полицейский над­
зор. Его имя, равно как и имена членов его семьи, было
включено в списки подозрительных лиц.
Рерих догадывается о слежке, да и трудно было не дога­
даться: полиция не утруждала себя тщательной маскиров­
кой. Но, судя по письмам и выступлениям художника, его это
не особенно тревожило. Правда, в некоторых письмах, в ча­
стности в письмах к латышским энтузиастам из Общества
имени Рериха, он соблюдает осторожность, но делает это
для того, чтобы не подвести своих корреспондентов. Живя в
условиях буржуазной демократии, они по разным причинам
не спешат пользоваться благами этой «демократии». Поэто­
му договариваются о шифре. Швеция отныне будет обозна­
чать Советский Союз, Стокгольм — Москву; антишведская
значит антисоветская и т. п.
Впрочем, когда дело касается принципиальных вопросов,
конспирация забывается. В 1937 году Рерих пишет специ­
альное письмо о некоей Дефрис (сейчас трудно установить,
кто она такая и какой материал она пыталась предложить в
юбилейный рериховский сборник: отмечалось сорокалетие
его творческой деятельности).
«Письмо Клечанды, конечно, можно поместить среди при­
ветствий, но троцкистское словоизвержение Дефрис, конеч­
но, выбросьте совсем, имени ее не поминайте и вообще пре­
кратите с ней всякие сношения. Эта личность сродни нью-
йоркским троцкистам, и мы дали ее адрес, лишь чтобы убе­
диться в троцкистских мировоззрениях...
Если бы троцкистка опять стала к Вам приставать, то вы

199
Валентин Сидоров

ответьте ей, что ее письмо вообще запоздало, чтоб на этом и


кончить всякие сношения».
Замечательна четкость политических симпатий и антипа­
тий автора письма. Знаменательно, что для Рериха, как и для
всех советских людей, слово «троцкизм» — синоним преда­
тельства.
— Любопытное дело о нас хранится в архиве здешних
начальников, — сказал однажды Рерих, — лишь бы не унич­
тожили — уж очень показательно.
Он оказался прав. Дело Рерихов, хранящееся в архиве,
очень показательно. Если бы художнику удалось его пере­
листать, то прежде всего он наткнулся бы на предписание
департамента внутренних дел от 1 июня 1928 года: «...сле­
дить за всеми передвижениями и деятельностью Рериха».
Засим следовала инструкция, адресованная пенджабской
полиции: в добавление к случайным и экстраординарным
донесениям присылать в Дели детальные полугодовые отче­
ты о Рерихе и его научной деятельности.
Чины английской службы единодушны насчет Рериха. По­
мощник вице-короля Ачесон заявлял: «Основной факт, кото­
рый должен определять... отношение к Рериху в настоящее
время, является его визит в Москву... Одно это должно убе­
дить нас, что он — потенциальный советский пропагандист
и агент».
Английский посол доносил из Пекина, что, судя по эмиг­
рантским слухам, Рерих давно является членом партии боль­
шевиков. А глава британской разведки в Дели Уильямсон
полагал: «Рерих просто-напросто временно замаскировался
в Индии, чтобы развернуть в дальнейшем активную комму­
нистическую пропаганду». Поэтому Уильямсон ставит перед
агентурой задачу выяснить, не находится ли он в контакте с
кем-нибудь из известных коммунистов в Индии.
Но венцом «детективной литературы» о художнике было
фантастическое заявление (соответствующий документ ак­

200
На вершинах

куратно подшит к делу), в котором утверждалось, что Рерих


и его сын Юрий собираются возвысить «себя до уровня Да-
лай Ламы и установить большевистский контроль до границ
Индии»!

— Чего только не было! — восклицает Рерих. — Всякие


враги нападали, всякие грабители ограбляли, угрожали, раз­
рушали. И опять битва становилась неизбежной. А злоре-
чие-то! А зависти-то, зависти сколько!
Конечно, вокруг Рериха (как это всегда бывает с выдаю­
щимися фигурами) время накапливало апокрифические рас­
сказы. Легенды о художнике могли бы составить целую кни­
гу. В ней он предстал бы в фантастическом обличье белого
мага, от сурового взгляда которого седеют люди. По воде он
ходит как посуху. Он выставляет навстречу ружьям грудь, а
пули не могут поразить его (из рассказов тибетцев). А над
его домом в горах каждую ночь горят огни, наподобие огней
святого Эльма.
— В разных странах пишут о моем мистицизме, — жалу­
ется художник. — Толкуют вкривь и вкось, а я вообще тол­
ком не знаю, о чем эти люди так стараются... Все туманное и
расплывчатое не отвечает моей природе.
В другом случае он говорит еще более резко: «Я не люб­
лю слова «мистика» или «оккультизм», ибо и то и другое
лишь синонимы невежества». В интервью Давиду Бурлюку
на вопрос «Считаете ли себя мистиком?» художник ответил:
— Я верю только в то, что существует в природе. На Вос­
токе люди чувствительны — они знают внутренне больше,
чем мы.
Несомненно, что увлеченность Востоком (там «знают внут­
ренне больше, чем мы»), увлеченность восточной философи­
ей наложили определенный отпечаток на высказывания Ре­

201
Валентин Сидоров

риха. Иногда они дают повод объявить художника иде­


алистом. Но такие суждения свидетельствуют не только о
поспешности, но и о схематизме и упрощенчестве. Слишком
прямолинейно порой мы подходим к Рериху, забывая о том,
что он одновременно выступает в двух ипостасях: как ху­
дожник и как ученый. Причем художник и поэт всегда берут
в нем верх над ученым. Поэтому его формулировки подчас
не терпят прямого толкования (иногда это может привести к
неверным, по сути дела, выводам). Они далеко не всегда
подчинены строгой логике научного мышления. Как прави­
ло, любое положение Рериха, выдвинутое в виде лозунга
или научного определения, содержит в себе образ или сим­
вол, которым художник хочет воздействовать на эмоции че­
ловека.
Индийская философия, которую Рерих постоянно изучал,
неоднородна по своему составу. Здесь соседствуют идеали­
стические и материалистические концепции. Она вобрала в
себя живые элементы традиционной индийской культуры.
В ней, в этой философии, нашел выражение духовный и
психический склад народа Индии.
Уже сама ее поэтическая символика, образы космическо­
го масштаба, которыми она оперирует с такою легкостью, не
могла не захватить воображение художника. В письме к
Горькому Владимир Ильич Ленин сформулировал чрезвычай­
но важную мысль: « ... я считаю, что художник может почерп­
нуть для себя много полезного во всякой философии». «Во
всякой философии». А в данном случае мы имеем дело с
философскими источниками, в которых сконцентрировался
колоссальный этический и эстетический опыт народа Ин­
дии. Мы имеем дело с мышлением, которое привыкло высту­
пать облеченным в смелые, грандиозные (не лишенные под­
час религиозной окраски, но всегда исполненные интенсив­
ной земной жизни) художественные образы. Это огромный
и глубокий мир, не свободный, естественно, и от противоре­

202
На вершинах

чий. Он в значительной мере определил духовный поиск Ре­


риха, повлиял на его мировоззрение. Но он не обезличил
художника, не растворил его в себе. Наоборот. Богатства
духовного континента Индии были освоены и переплавлены
его творческим гением в яркие, отличающиеся неповтори­
мой самобытностью произведения.
Невероятные легенды, когда они доходили до художника,
поражали его своей абсурдностью. «Какой это страшный бич
невежественности — говорить о том, чего не знаешь. И как
многие, казалось бы, цивилизованные люди грешат этим».
Конечно, к полуфантастическому эпосу о Рерихе прило­
жили руку и некоторые его экзальтированные друзья. Но
главным образом здесь постарались недоброжелатели и пря­
мые враги.
Рериха всерьез интересует природа клеветы, природа
чувства зависти, порока, по замечанию Бальзака, не прино­
сящего никакой выгоды. Он подходит к проблеме с позиции
ученого, пытаясь создать объективную картину. Не ново су­
ществование клеветы. Но методы ее (в целях борьбы с нею)
обязательно должны быть изучены. И Рерих анализирует
эти методы.
«Клевета в своей тупости старается поразить утвержде­
нием, что писатель никогда не писал своих сочинений, а ху­
дожник даже не притрагивался ни к одному холсту, а изо­
бретатель, конечно, украл все свои изобретения».
Как объяснить психологию «мрачных тушителей», приту­
пивших в себе радость, умаляющих все и вся? Уж не болезнь
ли это особого рода? Рерих предлагает придумать для нее
звонкое латинское название. Сам же он именует ее «завист­
ливой лихорадкой» и «судорогой ненависти». Как же лечить
эту болезнь? Прописать ледяной душ — пока не одумаются?
Но, увы!
«Тушителей не исправить. Как неизлечимая мозговая бо­
лезнь. Кто знает — может быть, хроническое разжижение

203
Валентин Сидоров

мозга. Но опасность в том, что эти носители микробов зара­


жают все на пути своем. Как говорится: «и трава не растет
на следу их»!
Они прикидываются авторитетами, запасаются иностран­
ными терминами. Окутываются лживою ласковостью. Полны
всяких уловок — лишь бы повлиять на слушателей, лишь бы
протолкнуть разложение в мозг молодежи. Они особенно
охотятся за молодежью.
Опасайтесь!»
Правда, Рерих понимает, что клевета, отрицание, умале­
ние неизбежны (если человек творит большое позитивное
дело). Враждебные наскоки являются даже своеобразным
признанием заслуг. «Тот, кто не был преследован за благо,
тот и не являл его». Одну из статей Рерих иронически оза­
главил «Похвала врагам». Позиция олимпийского спокойст­
вия ни в коей мере не устраивает его. Если появился ядови­
тый газ, надо позаботиться о противогазе.
Когда речь заходит о клеветниках, Рерих не заботится о
парламентских выражениях. Его голос обретает высокие но­
ты. Как некий судия, он повторяет суровое библейское выра­
жение: «Клеветник, псу подобно, пожрет свою блевотину».
Клеветники и тушители многообразны, но есть одна чер­
та, роднящая их всех, без исключения, — духовная нищета.
Именно нищета, потому что ничего своего творческого при­
думать они не могут. Могут лишь перевернуть вверх ногами,
как переворачивают распятие, служа черную мессу. Могут
лишь объявить белое черным. Чем грубее и примитивнее ложь,
тем лучше. Нет нужды, что она вопиет против очевидности.
Житейские мудрецы давно заметили — «клевещите, кле­
вещите всегда, что-нибудь останется». И вот появляется та­
кая характеристика Рериха: «Человек он был несомненно
умный, хитрый, истый Тартюф, ловкий, мягкий, обходитель­
ный, гибкий, льстивый, вкрадчивый, скорее недобрый, себе
на уме и крайне честолюбивый. О нем можно сказать, что

204
На вершинах

интрига была врожденным свойством его природы». Эти


слова принадлежат князю Щербатову, известному по пре­
имуществу антисоветскими высказываниями. Воспоминания
Щербатова (он знал Рериха до революции) опубликованы в
1954 году в Нью-Йорке. Они бы не заслуживали никакого
упоминания, если б не одно обстоятельство. В 1971 году в
Ленинграде вышла книга воспоминаний о Валентине Серове
(редакторы-составители И. С. Зильберштейн и В. А. Самков).
В первом томе помещены два очерка Рериха о художнике, с
которым он был дружен. В коротенькой аннотации, предва­
ряющей статьи Рериха, составители сочли необходимым
(ведь нужно дать читателю «исчерпывающие» сведения о
Рерихе!) поместить выдержки из мемуаров князя Щербатова
с добавлением (теперь уже от себя), что человеческие свой­
ства Рериха «большинству людей, с ним соприкасавшихся,
не импонировали». Трудно понять и объяснить намерения
редакторов... Ведь нужны специальные усилия, чтобы рас­
копать такое. И нужна определенная направленность, чтобы,
раскопав такое, поверить и обрадоваться. Воистину: «клеве­
щите, клевещите всегда, что-нибудь останется».
Эмигрантская пресса (Щербатов что, это еще цветочки!)
вела травлю Рериха с особым ожесточением. У нее были
свои причины не любить художника. Рерих прекрасно отда­
вал себе отчет, за что ему оказана столь «высокая честь».
«Главное обвинение было, почему я хвалю достижения
русского народа. Мракобесы хотели, чтобы все достижения
нашей Родины были стерты, а народ надел бы фашистское
ярмо. Всякие радзаевские, вонсядские, васьки Ивановы,
юрии лукины, суворины, Семеновы и тому подобные темные
личности изрыгали всякую клевету и поношения на всех, кто
не с ними. Но кто с ними? Подонки, потерявшие облик чело­
веческий.
Счастье в том, если оказываются врагами те, которые в
сущности своей и должны быть такими. А друзьями пусть

205
Валентин Сидоров

будут те, кому и подлежит быть и кем можно гордиться.


Представьте ужас, если б фашисты начали хвалить вашу дея­
тельность. Но судьба хранит, и в списке врагов те, кому там
и быть подлежит».
В списке врагов оказался и бывший редактор журнала
«Аполлон» Сергей Маковский. Кампания против Рериха не
прекратилась со смертью художника, и в 1956 году Маков­
ский выступает в парижской газете «Русская мысль» со
статьей «Кто был Рерих?». Можно подумать, что Маковский
задался целью на более или менее современном материале
воскресить «сказки Шахразады». Для начала он объявляет
Рериха потомком «латыша-колдуна», унаследовавшего от
своего предка мистические способности. Затем следуют кар­
тины одна эффектнее другой. Вот Рерих, словно монарх,
раздает своим приближенным ордена, усыпанные бриллиан­
тами. Вот в индийском дворце он восседает на троне, а у ног
его ползают паломники.
Это ответ на вопрос: «Кто был Рерих?» А теперь ответ на
другой вопрос: «Почему он рухнул?» Ибо, пытаясь выдать
желаемое за действительное, Маковский утверждает, что Ре­
рих «рухнул» как «художник-мыслитель и международный
деятель». Почему? Маковский все знает: «Беда стряслась вско­
ре после того, как Рерих по дороге в Тибет побывал в Моск­
ве». Живуча память у ненависти. До сих пор не могут забыть.
И опять показательно, как противник, яростно стараясь
развенчать Рериха, приписывает ему силу необычайную.
«Сами не замечаете, как сделали Рериха не только всемогу­
щим, но и вездесущим», — говорил в свое время о таких на­
падках Куинджи.

10
В 1926 году в Москве знакомые спрашивали Рериха:
— Николай Константинович, вы что, решили совсем пе­
ребраться на Родину?

206
На вершинах

Художник отвечал:
— Но ведь я же и не перебирался за границу. Я путеше­
ствовал и намечаю новые путешествия, а совсем уезжать из
России — такого вообще не приходило мне в голову.
Подводя итоги многолетних трудов и путешествий, Рерих
записывает в дневник:
«В 1926 году было уговорено, что через десять лет и ху­
дожественные, и научные работы будут закончены. С 1936
начались письма, запросы... Ждали вестей».
Вторая мировая война все перевернула. Оборвалась пе­
реписка. Сроки отодвинулись.
В 1942 году в доме, из окон которого открывалась вели­
чественная панорама Гималайских гор, семья Рерихов отме­
чает необычный юбилей — четверть века своих странствий.
Их четверо: всемирно известный художник и мыслитель Ни­
колай Константинович Рерих, его жена Елена Ивановна —
автор литературно-философских работ, запечатлевших дух и
поэзию восточной мудрости, старший сын Юрий — директор
института «Урусвати», тонкий и глубокий знаток живых и
мертвых языков народов Азии, младший сын Святослав, как
и отец, посвятивший свою жизнь живописи. Рерих пишет:
«Каждый из нас четверых в своей области накопил немало
знаний и опыта. Но для кого же мы все трудились? Неужели
для чужих? Конечно, для своего, для русского народа мы пе­
ревидали и радости, и трудности, и опасности. Много где
нам удалось внести истинное понимание русских исканий и
достижений. Ни на миг мы не отклонялись от русских путей.
Именно русские могут идти по нашим азийским тропам».
И еще одна знаменательная запись в дневнике: «Если че­
ловек любит родину, он в любом месте земного шара прило­
жит в действие все свои достижения. Никто и ничто не вос­
препятствует выразить на деле то, чем полно сердце».
Вдали от Родины, среди сверкающего великолепия гима­
лайских снегов художник ощущает себя полномочным ду­

207
Валентин Сидоров

ховным представителем русского народа. Разнообразней­


ших людей, встретившихся ему «среди странствий на полях
культуры» — и не только на полях культуры, — он хочет де­
лить по признаку душевного расположения к русскому на­
роду.
Любая несправедливость по отношению к России, любой
выпад против русской культуры возмущает все существо ху­
дожника, воспринимается как личное оскорбление. Он от­
кладывает кисть, дабы взяться за перо.
«Сколько новых незаслуженных оскорблений вынес на­
род русский! Даже самые, казалось бы, понятные и закон­
ные его действия зло толковались. То, о чем в отношении
других стран деликатно умалчивалось, то вызывало ярост­
ные нападки иноземного печатного слова. При этом потря­
сающе было видеть неслыханное вранье, которое никогда не
было опровергнуто. Малейшая, кажущаяся неудача русская
вызывала злобное гоготание и поток лжи, не считаясь с прав­
доподобием. Все это остается во внутренних архивах.
Остается также и то, что победы русских были исключены
на Западе из исторических начертаний. А если уже невоз­
можно было не упомянуть об удачах, о строительстве рус­
ского народа, то это делалось шепотом, в самых пониженных
выражениях».
Рериху нравится слово «дозор». Одну из своих книг он
назвал «Священный дозор». Пафос книги, вышедшей в 1934
году в Харбине, таков, что по доносу русских эмигрантов ее
конфискуют. Художник и впрямь живет на положении до­
зорного, который все время напряженно всматривается в
даль: а не предпринял ли враг новую вылазку против Рос­
сии?
Зарубежные издания предвоенных лет, отвечая растуще­
му интересу к нашей стране, печатают пространные обзоры
русского искусства и литературы. Это, казалось бы, должно

208
На вершинах

радовать, но не только не радует, а огорчает, а заставляет


выступать с отповедью:
«Вместо широкого и справедливого исторического обзо­
ра почти все иностранные авторы избирают себе одну ка­
кую-то группу и, фаворизируя ей, попирают и стараются ума­
лить все остальное. Иногда избранная группа модернична,
другой раз избирается группа самая старая, но и то и другое
не может дать чужеземным народам веское и справедливое
представление о развитии искусства нашей родины. Совер­
шенно непонятно, к чему некоторые писатели для прослав­
ления одного явления непременно должны охаять все ос­
тальное. Так или иначе все явления искусства имеют свою
преемственность. Некоторые шаги новаторов бывают очень
стремительны, и тем не менее для полного понимания их не­
обходимо знать и все бывшее. Кажущиеся противоречия ис­
кусства делаются еще более обоснованными, когда мы зна­
комимся с их истоками... Поистине, распространение невер­
ных сведений есть особо вредное невежество».
В современном мире единственный жизненный пример —
Россия. Мысли, изложенные в свое время поэтически-воз-
вышенным слогом в письме Махатм и книге «Община», полу­
чают наглядное жизненное подтверждение. Рерих раскры­
вает «Манчестер Гардиан». Читает заголовок статьи: «Мир
движется к социальному строю».
«Правильно, — замечает художник. — Но в чем же глав­
ная ценность этого строя? Конечно — в возрождении чело­
вечности, в культурности. Если, бывало, царствовал мрачный
завет: «человек человеку волк», «человек человеку враг», то
социальный строй решительно заявит: «человек человеку
друг».
...Демократия звучит недостаточно определенно. Недав­
но мы спросили одного видного деятеля: «Что такое демо­
кратия?» Он рассмеялся и сказал: «Это то, что в данное вре­
мя удобно». Значит, понятие расплывчато. Но социальный

209
Валентин Сидоров

строй — это уже определительность. В значении слова уже


заключены и союз и кооператив — словом, все, чем преус­
пела Русь».
Понятия «Россия» и «человечество», по словам Рериха,
сочетаются разумно, и в этом он видит величайшее истори­
ческое достижение.
«Радуется сердце о славе русской». Этими словами мож­
но объединить бесчисленные выступления, статьи и письма
художника, как опубликованные, так и неопубликованные.
«Даже закоренелые в предрассудках поняли, что миро­
вая ось зиждется на русской мощи. «Разве не зришь, как на­
гнетается ось мировая?» — спрашивал Вергилий. Тогда поэт
не мог знать, что лишь образовывался народ которому суж­
дено будущее. И какое славное будущее! Вот и пришло оно,
когда уже опочили и первый, и второй Рим.
Прекрасно, что нелегко завоевалось это будущее. Легкое
строение от первого вихря и развалится. Великие камни
сложил народ русский. На диво всем воздвиг не вавилон­
скую, но русскую башню. Стобашенный Кремль солнценос-
цев!»
В торжественный день советского праздника Рерих на­
страивает приемник на московскую волну. Гремят фанфары.
«Если завтра война, если завтра в поход...» Под звуки мар­
ша начинается парад. Приветствия, музыка. Нарастающий
грохот артиллерии, танков, самолетов. Эхо первомайского
радио наполняет гималайскую долину.
1 мая 1941 года. До начала Великой Отечественной вой­
ны оставалось пятьдесят два дня.

11
«Великая Родина, все духовные сокровища твои, все не­
изреченные красоты твои, всю твою неисчерпаемость во
всех просторах и вершинах — будем оборонять».

210
На вершинах

Война! Скорбные вести о поражениях и отступлении.


Устрашающие заголовки газет. Но вера в победу не изменя­
ет художнику ни на мгновение. Эту веру питает тысячелет­
няя история Родины от самых древнейших времен.
«В грозе и молнии кует народ русский славную судьбу
свою. Обозрите всю историю русскую. Каждое столкновение
обращалось в преодоление. Каждое разорение оказывалось
обновлением. И пожар и разор лишь способствовали вели­
чию земли русской. В блеске вражьих мечей Русь слушала
новые сказки, и обучалась, и глубила свое неисчерпаемое
творчество.
Потрясения лишь вздымали народную мощь, накоплен­
ную и схороненную, как силушка Ильи Муромца».
В эту трудную годину художник старается быть посильно
полезным Родине. Он организует выставку своих картин,
чтобы деньги, полученные от их продажи, направить в фонд
помощи Советской России. Его сыновья Юрий и Святослав
телеграфируют в Лондон советскому послу Майскому. Они
просят принять их добровольцами в Красную Армию.
...Май 1942 года. В дневнике Рериха появляется запись:
«Неделю у нас Неру с дочкою». Художник излагает впечат­
ление от гостя:
«Славный, замечательный деятель. К нему тянутся. Каж­
дый день он кому-то говорит ободрительное слово. Наверно,
сильно устает. Иногда работает до четырех часов утра...
Добро, добро около Пандитджи. Все чуют, что он не только
большой человек, надежда Индии, но и честнейший, добрый
человек. Эти два ощущения очень важны в наши дни. К доб­
рому сердцу тянется все доброе естество. Мечтают люди о
справедливости и знают, что она живет около доброго серд­
ца. Трогательно, когда народ восклицает: «Да здравствует
Неру!»
Рерих выделяет главные аспекты этих бесед.

211
Валентин Сидоров

«Говорили об индо-русской культурной ассоциации. По­


ра мыслить о кооперации полезной, сознательной».
Война в самом разгаре. Германский вермахт готовится к
решающему броску. Впереди — Сталинград. Кто кого? —
гадают газеты. Ставится под сомнение само существование
Советского государства. А взгляд художника спокойно уст­
ремлен в будущее. Он считает, что настала пора думать о
конкретных формах индийско-советского содружества. Он
по-деловому озабочен этим. В предвидении новых времен
Рерих начинает издавать на свои средства ежемесячник «Но­
вости Советского Союза», дабы правдивые вести о Советской
стране хоть в какой-то мере могли противостоять потоку дез­
информации, замаскированной, а подчас и незамаскирован­
ной клеветы. Этот поток, увы, не смогла остановить даже
война. Все обстояло не так просто, хотя Британская империя
и числилась нашим союзником. Рериху приходилось порою
объяснять азбучные вещи. Вот его ответ на чье-то послание:
«Вы пеняете, зачем я называю русский народ великим.
Но как можете вы во дни величайшего русского подвига со­
мневаться в истинной сущности нашего народа? Вы судите
прискорбно опрометчиво. Вы говорите о том, чего не знаете,
а ведь это уже свойство несправедливости...
Ведь вы многого не знаете, но должны бы знать, что рус­
ская мощь разбила сильнейшую германскую армию. Без
здоровья физического и морального такой подвиг не может
быть совершен».
Во всем видит художник проявление и признание рус­
ской мощи. Как известно, во время Тегеранской конферен­
ции руководители западных держав Рузвельт и Черчилль
были вынуждены укрыться за стенами советского посольст­
ва, ибо на их жизнь фашистская агентура готовила покуше­
ние. Об этом они сами заявили корреспондентам. Рерих пи­
шет: « ... русский оплот оказался вернее. Под русское крыло

212
На вершинах

притулились союзники не только на поле брани, но даже и в


совещании.
Показательно, что союзники открыто, «для прессы» всего
мира, признаются в русской краеугольности. Пусть даже за­
подозрят их в робости, но они правду не скроют. Говорят
всему миру: «За русским порогом — вернее. За русским щи­
том — безопаснее».
Победа! Перевернута великая страница истории.
С восторгом узнает художник о заявлении влиятельной
американской газеты: «Грядущая эпоха будет Русским ве­
ком».
«Произошло явление неслыханное в истории человечест­
ва. Друзья всемирно наросли. Враги ахнули и поникли. Злые
критиканы прикусили свой ядовитый язык. Не только преус­
пела Русь на бранных полях славы. Она успела в трудах...
...И все такое неслыханное достижение творится само­
бытно, своими особыми путями. Многие народы прислуша­
лись к действу Русскому и приходят к тем же решениям.
...Народ Русский научился ценить прошлое. По завету
Ленина Русский народ сбережет достижения старого знания,
без них новой культуры не построить. «Знать, знать, знать»,
«учиться, учиться, учиться».
На Руси будет праздник. Позовет к нему народ всех, кто
принес пользу Руси, взаимно улыбкою обменяются сотруд­
ники всех веков. Для Русского века потребуется неограни­
ченное знание. Вся всенародная польза будет собрана. Все
русские открытия вспомянутся. И первопечатник Федоров и
все безвестные изобретатели и исследователи будут вновь
открыты и добром помянуты. Перемигнется народ со всеми,
кто сеял добро.
К Русскому веку русский народ может показать много
былых достижений. А все русские подвиги нынешних дней
славно возвысятся на празднике Русского века. И ведь не

213
Валентин Сидоров

сами выдумали такое будущее. Из-за океана увиделось пред­


начертание судьбы Русской. Русский век!»
Война окончена. Теперь Рерих не видит препятствий к
возвращению на Родину. Он хлопочет о въездных докумен­
тах. Упаковывает картины в ящики, готовит их к отправке в
Москву. Среди радостных волнений его настигает болезнь.
13 декабря 1947 года художника не стало.

12
ПОДВИГ

Волнением весь расцвеченный,


мальчик принес весть благую.
О том, что пойдут все на гору.
О сдвиге народа велели сказать.
Добрая весть, но, мой милый
маленький вестник, скорей
слово одно замени.
Когда ты дальше пойдешь,
ты назовешь твою светлую
новость не сдвигом,
но скажешь ты: подвиг!

В стихотворении нет слова «Россия». Но прямого упоми­


нания здесь и не требуется. Предвидение Рериха, облечен­
ное в поэтическую форму, датировано 1916 годом. Тем же
предреволюционным годом помечен его очерк «Неотпитая
чаша», где говорится:
« ... Пройдет испытание. Всенародная, всетрудовая Русь
стряхнет пыль и труху. Сумеет напиться живой воды. Набе­
рется сил. Найдет клады подземные.
Точно неотпитая чаша стоит Русь.
Неотпитая чаша — полный целебный родник. Среди

214
На вершинах

обычного луга притаилась сказка. Самоцветами горит под­


земная сила.
Русь верит и ждет».
Впоследствии он прояснит свое понимание чрезвычайно
важной для него мысли о подвиге:
«Еще не так давно люди говорили о сдвиге, но теперь ис­
полнилась уже следующая ступень, и мечта о сдвиге превра­
тилась в светлую мечту о подвиге».
«Слова «подвиг» почему-то иногда боятся и иногда избе­
гают. Подвиг не для современной жизни, так говорят бояз­
ливые и колеблющиеся, но подвиг добра, во всем всеору­
жии, заповедан во всех веках. Не может быть такого века,
такого года и даже такого часа, в течение которого подвиг
мог бы быть неуместным».
Электрическая и духовная сила стихотворения сконцен­
трирована в слове «подвиг», слове, взятом из героического
лексикона русского народа. С гордостью пишет художник,
что лишь в русском языке живет это слово « ... во всей его
возвышенности и поступательности». В других языках тако­
го понятия нет. «Подвиг дан тому, кто может устремляться
во имя общего блага. Русский народ уже много раз доказал
свое бескорыстие, и потому он удостоен и подвига».
Стихотворение биографично. Оно проникнуто ощущени­
ем важности новой миссии художника («О сдвиге народа ве­
лели сказать»). Выражение «маленький вестник» в образной
системе поэта Рериха имеет вполне определенное значение.
Впрочем, его можно заменить или дополнить (это как угод­
но) русским словом «подвижник», тоже не переводимым на
другие языки, ибо оно образовано от слова «подвиг».
В свое время Ромен Роллан заявил: «Я ставил перед со­
бой парадоксальную задачу: объединить огонь и воду, при­
мирить мысль Индии и мысль Москвы... Доктрина СССР и
доктрина гандистской Индии представлялись мне (а Ганди
это и сам признает относительно своей доктрины) двумя

215
Валентин Сидоров

опытами, двумя самыми спасительными опытами, единствен­


но спасительными, могущими предотвратить катастрофу, на­
висшую сейчас над человечеством».
То, что для Ромена Роллана было только предчувствием и
далеким зовом, для Рериха становится программою дейст­
вия. Вся жизнь художника, к которой приложим эпитет
«подвижническая», была отдана сближению двух великих
начал. И по справедливости в надписи, высеченной на па­
мятнике-обелиске художника, стоят рядом имена двух стран,
ради единения которых он жил и творил: «Здесь в декабре
1947 года было предано огню тело Николая Рериха — вели­
кого русского друга Индии. Да будет мир».

Глава третья
«ДУХОВНОЕ СРОДСТВО С ИНДИЕЙ»

1
Запад есть Запад. Восток есть Восток,
и с мест они не сойдут,
пока не предстанет Небо с Землей
на Страшный Господень суд.

Звучные стихи Киплинга были знамением своего време­


ни. Они четко отвечали тенденции: разделить народы, воз­
вести духовный барьер между культурами Запада и Востока.
Но барьер казался неодолимым препятствием лишь его соз­
дателям. «Слово «единство» зовет еще раз, — писал Ре­
рих, — и стираются условные наросты Запада и Востока, Се­
вера и Юга, и всех пыльных недоразумений».
В Индии Рериху задают все тот же больной вопрос: какая
разница между Востоком и Западом? Художник отвечает
шуткой: «Самые прекрасные розы Востока и Запада одина-

216
На вершинах

ново благоухают». А в альбом своего друга он записывает:


«Несгораемый светоч сияет. Во имя красоты знания, во имя
культуры стерлась стена между Западом и Востоком».
Определить правильное направление духовного поиска и
творческой мысли уже означает двигаться к победе, ибо на
этом пути встречаются лучшие стремления людей Запада и
Востока. С радостью замечает Рерих, что на заседании от 5
февраля 1929 года Азиатского общества Бенгала президент
общества д-р Рай Уненда Нат Врамачари Бахадур заявил:
«Теория, что «Восток есть Восток и Запад есть Запад и нико­
гда близнецы не встретятся», по моему мнению, отжившая и
окаменелая идея, которую нельзя поддерживать».
— В самом же деле, где же этот Восток и Запад? — под­
хватывает близкую ему мысль художник. — Я не умаляю ни
Запада, ни Юга, ни Севера, ни Востока, ибо в сущности эти
разделения и не существуют. Весь мир разделен только в
нашем сознании.
И уж во всяком случае не искусственными теориями и не
окаменевшими догмами определяется современный дейст­
вительно существующий водораздел. Рерих призывает де­
лить мир не по географическому признаку (вот это Запад, а
это Восток), а различать повсюду старый и новый мир.
Веками складывалось предубеждение против Азии. Во
многом этому содействовала бульварная литература. В меру
сил постарались экономисты, историки, философы (конечно,
не все, но многие). Они акцентировали свое внимание на
темных и отрицательных сторонах многоликой жизни Восто­
ка. Вот и получалось вольное или невольное оправдание ко­
лониальной системы: дескать, именно с ней в царство неве­
жества и мрака хлынул свет с Запада.
Рерих вступает в прямую полемику с открытыми и замас­
кированными отрицателями духовных и культурных дости­
жений народов Востока. В своих доказательствах он доку­
ментален. Уже первые впечатления от путешествия по мар­

217
Валентин Сидоров

шруту Великого Индийского пути укладываются в сжатую и


точную характеристику современного ему состояния огром­
ных районов Азии.
«Как и всюду, с одной стороны, вы можете найти и заме­
чательные памятники, и изысканный способ мышления, вы­
раженный на основах древней мудрости, и дружественность
человеческого отношения. Вы можете радоваться красоте и
можете быть легко поняты. Но в тех же самых местах не
будьте удивлены, если ужаснетесь и извращенными форма­
ми религии, и невежественностью, и знаками падения и вы­
рождения.
Мы должны брать вещи так, как они есть. Без условной
сентиментальности мы должны приветствовать свет и спра­
ведливо разоблачать вредную тьму. Мы должны вниматель­
но различать предрассудок и суеверие от скрытых символов
древнего знания. Будем приветствовать все стремления к
творчеству и созиданию и оплакивать варварское разруше­
ние природы и духа».
Лишь откинув предубеждение, лишь держа сердце от­
крытым для всего нового и необычного, можно приблизить­
ся к истинному пониманию вещей. Азию недаром называли
колыбелью народов. Именно здесь можно увидеть то, что в
других условиях кажется невозможным, сверхъестествен­
ным. Люди искусства мечтают о театре в жизни. В Монголии
Рерих и его спутники становятся участниками многодневно­
го праздничного торжества, целиком подпадающего под это
определение. В сухом и прозрачном пространстве пустыни
на фоне сияющих горных вершин шествуют толпы людей в
костюмах яркой и разнообразной расцветки. Колышутся древ­
ние знамена, извлеченные из древних хранилищ. Плывут свя­
щенные изображения. Гремят трубы. И все это: сверкающее
великолепие толпы, пронзительные звуки труб, пластические
движения исполнителей ритуальных танцев — не нарушает
очарования и гармонии природы, а, напротив, органически

218
На вершинах

сливается с синевой простора, кажется естественным эле­


ментом его. Взгляд Рериха не скользит по поверхности. Не
со стороны он смотрит на мир, обступающий его. Он пытает­
ся постичь его во внутренних связях и сокровенной сути.
Вот почему художник видит то, чего, увы, не могли рассмот­
реть другие наблюдатели, ослепленные экзотической рас­
краской восточных тканей, оглушенные многоголосым кри­
ком азиатских базаров.
«На Востоке, на этом мудром Востоке, книга является
наиболее ценным даром, и тот, кто дарит книгу, является
благородным человеком. В течение пяти лет путешествия по
Азии мы видели многие книгохранилища в монастырях, в ка­
ждом храме, в каждой разрушенной китайской дозорной
башне. Всюду и явно и тайно хранятся сокровища замеча­
тельных учений, жизнеописаний, научных трактатов и слова­
рей. Князю Ярославу Мудрому, тому, который украсил Киев
прекрасными памятниками романского стиля, приписывают
слова о книгах: «Книги суть реки, напояющие благодатью
всю Вселенную». И теперь, когда в пустыне или в горах вы
видите одинокого путника, часто в его заплечном мешке
найдется и книга».
Миф о вековечной спячке азиатских народов недаром
был излюбленной темой западной литературы. Духовному
оцепенению Востока противополагалась энергичность и во­
левая устремленность Запада. Это успокаивало, а экспансия
приобретала характер некоей нравственной миссии.
«Бьется ли сердце Азии? Не заглушено ли оно песками?.,
живо ли сердце?» Отвечая на этот вопрос, художник прибе­
гает к яркому, символически-образному сравнению: «Когда
индусские йоги останавливают пульс, то сердце их все же
продолжает внутреннюю работу: так же и с сердцем Азии».
Свою книгу о путешествии в центральные области вели­
кого материка художник озаглавил «Сердце Азии». Биограф
Рериха Жан Дювернуа пишет:

219
Валентин Сидоров

«Не определил ли художник самим названием книги


смысл того, что сделало успешной его экспедицию? Не при­
коснулся ли он к сердцу человеческому, которое открыло
ему все пути? Конечно, и всемирно известное имя тоже яв­
лялось ему верной защитой. А может быть, имело значение
и его доброжелательное стремление не только увезти, но и
принести что-то светлое и полезное».
В Дели есть высшая сельскохозяйственная школа. В боль­
шом читальном зале библиотеки вдоль стен протянулись не­
высокие книжные шкафы. За длинными столами с утра и до
позднего вечера сидят студенты: кто над книгой, кто над
конспектом лекции. Когда утомленный взгляд отрывается от
книги, он видит полотна, где изображены голубые цепи гор,
прозрачные озера, отражающие сияние снежных вершин.
Полыхание красок. Таинственная торжественность одиноких
скалистых ликов. Так безмолвно и незаметно входит в жизнь
человека, начинающего путь, одухотворенная красота Гима­
лайских гор, схваченная кистью гениального русского ху­
дожника Рериха.
У д-ра Калидаса Нага, известного деятеля индийской
культуры, были все основания сказать: «Рерих является пер­
вым русским посланником красоты, который принес Индии
бессмертный завет искусства, и мы навсегда благодарны ему
за его вдохновенные мысли и лояльное сотрудничество по
сближению души России и Индии». 2

В предисловии к книге «Цветы Мории» приводится отзыв


Рабиндраната Тагора о стихах Рериха. Их переводы были
опубликованы в 1920 году в калькуттском журнале «Модерн
ревью». Великий индийский поэт говорит о том, что больше
всего его поразило в стихах Рериха: особое духовное срод­
ство с Индией. То же самое впечатление произведет на него
и живопись Рериха.

220
На вершинах

Тяга к Востоку, устремленность к духовным высотам ин­


дийской культуры давно определили творческий поиск ху­
дожника. Но, разумеется, здесь не может идти и речи о сти­
лизации, о подражании чужим образцам. Духовные сокро­
вища индийской культуры переосмыслены, переплавлены
творческим «я», обогащены могучей индивидуальностью ху­
дожника. Скорее, здесь может идти речь о той характерной
черте истинно русского таланта и гения, которая особенно
ярко проявилась в Пушкине и которую принято называть
«всемирной отзывчивостью».
Русские и индийские мотивы с одинаковой силой звучат
в его произведениях, не противореча друг другу, но обога­
щая друг друга («Повсюду сочетались две темы — Русь и
Гималаи»). По глубочайшему убеждению Рериха, великая
горная гряда Алтай — Гималаи не разъединяет, но соединя­
ет наши страны. Родство индийских и русских народов у не­
го не вызывает ни малейшего сомнения. Общность исто­
ков — верит Рерих — предопределяет и общность их судеб
в самом ближайшем будущем. Его радует все то, что под­
тверждает это родство. Он останавливает внимание на со­
звучности образов народного творчества. Наш языческий
Лель сразу вызывает в его памяти героя древнего мифа —
бога Кришну, которого индийская традиция изображает в
виде юного пастуха, играющего на флейте. Художник сопос­
тавляет великий язык Древней Индии санскрит и русский
язык и отмечает, что в них много общего. В русском языке
он обнаруживает санскритские корни.
Однако «не об этнографии, не о филологии думается, но
о чем-то глубочайшем и многозначительном». Это «глубо­
чайшее и многозначительное» выявлено в духовных обликах
обеих стран: «именно русские народы и народы Индии да­
леки от шовинизма. В этом их сила».
Тяга России и Индии друг к другу извечна и сокровенна.
Напоминая об Афанасии Никитине, который сказал незабы­

221
Валентин Сидоров

ваемую фразу «И от всех наших бед уйдем в Индию!» и ко­


торый достоверно отразил свое путешествие, Рерих выска­
зывает предположение: «Но ведь таких, наверное, было
много, но следы их завалены грозными обвалами. Множест­
во костей белеет на караванных путях. Индусские селения
на Волге, но почему на одной Волге? Ведь жил индусский
раджа в Яблоницах под Питером».
Духовное сродство с Индией. Слова Тагора примечатель­
ны тем, что они сказаны о стихах, написанных задолго до то­
го, как их автор побывал в Индии. Это потом он во главе
экспедиции пройдет по героическому маршруту Великого
Индийского пути. Это потом он поселится в предгорье Гима­
лаев, и чувство восхищения продиктует ему поэтические
строки о духовной красоте народа Индии:
«Кто побывал в Индии не туристом, прохожим, но при­
коснулся к сущности жизни страны, или, вернее, великого
континента, тот никогда и нигде не забудет очарования ве­
ликой Индии. Можно всюду выполнять различные полезные
задачи, можно примениться к любым условиям, можно по­
нять разные языки, но все же ничто не затмит необычное
очарование Индии.
И сердце Индии отзывчиво там, где оно почует взаим­
ность. Никакие слова и уверения не сравняются с великим
знанием сердца. Зато и неизменен приговор сердца. Оно
знает, где настоящее добро, под любою поверхностью серд­
це определит сущность. В Индии к этому сердечному языку
прибавляется еще и неповторенная психическая чуткость.
Даже на расстоянии вы можете взглянуть на кого-либо из
толпы, и он сейчас же оглянется, как бы желая ответить.
Сколько раз нам приходилось убеждаться в этой необык­
новенной чуткости.
Невозможно чем-либо насильственным или противоесте­
ственным развить в себе эту чуткость. Лишь веками, в вели­
ком ритме, в постоянном мышлении о предметах высоких
развивается это чрезвычайное качество».

222
На вершинах

Это все будет потом. А устремленность появилась рань­


ше. Где истоки ее? Когда началась эта тяга?
Может быть, еще в раннем детстве, когда в большом зале
гостиной изварского дома мальчик часами простаивал у ста­
ринной картины, вглядываясь в контуры непостижимо высо­
кой горы, обагренной лучами закатного солнца? Это была
одна из прославленных вершин Гималаев — Канченджунга.
Спустя много лет во исполнение детских мечтаний она вы­
растет перед ним из тумана, и Рерих не сразу узнает ее.
Может быть, тогда, когда в вечернем полусумраке он слу­
шал рассказы о таинственном индийском радже, обитавшем
по соседству, и о прежнем владельце их имения графе Во­
ронцове, который путешествовал по Индии и привез оттуда
название имения («извара» — искаженное «ишвара», что
означает «милость богов»)?
Может быть, тогда, когда неукротимый Стасов, громя за­
падных ориенталистов, доказывал своему юному другу тож­
дество сюжетов русских былин и индийских эпосов «Рамая­
ны» и «Махабхараты» («Наш новгородский купец Садко есть
не что иное, как являющийся в русских формах индийский
царь Яду... Наш царь морской или царь Водяник — это царь
Нагов, царь Змеев, Ракшаза индийских и тибетских ле­
генд...»)?
А может быть, тогда, когда зазвучали в русских переводах
стихи древней «Бхагаватгиты» и строки поэтов и философов
новой Индии — Вивекананды и Рабиндраната Тагора?..

Короткая жизнь Вивекананды (1863—1902) заполнена


трудами и постоянной борьбой. Его уподобляли факелу, сжи­
гающему себя. Известны слова Рамакришны, сказанные о
своем любимом ученике: «Смотрите, смотрите, какая про-

223
Валентин Сидоров

никновенная сила. Он ревущее пламя, которое уничтожает


все нечистое».
Имя Вивекананды, как и имена Рамакришны, Ганди и Ра­
биндраната Тагора, олицетворяет собой новую поднимаю­
щуюся Индию, утверждающую свое национальное достоин­
ство, провозглашающую свои собственные идеалы. На долю
Вивекананды выпала миссия первому возвестить об этих
идеалах всему миру. В странах Запада он выступает послом
пробуждающейся к действию Индии.
Впечатление от Вивекананды было ошеломляющим. Его
фигура, словно насыщенная электричеством, голос, магнети­
зирующий толпу, страстный темперамент, с которым он на
безукоризненном английском языке обличал ханжескую мо­
раль буржуазного мира («если вы так любите учение Христа,
почему вы ни в чем ему не следуете?!»), — все это не вяза­
лось с традиционным представлением об индийском мысли­
теле, отрешившемся от всего внешнего.
Вивекананда совершает турне по городам Америки и За­
падной Европы. В своих лекциях он пропагандирует идеи
древнеиндийской философии. Лекции выходят отдельными
изданиями: «Жнани-йога», «Карма-йога», «Раджа-йога». Его
выступления собирают многочисленные толпы. Появляются
ученики. Ему сопутствуют легенды. Влияние личности Виве­
кананды и в особенности трудов его (в них философская
мысль Индии предстала перед читателем в очищенном от ве­
ковых наслоений и легенд виде) на беспокойные ищущие умы
Запада было огромным. Увлеченный яркой и своеобразной
фигурой индийского философа, Ромен Роллан пишет книги:
«Жизнь Рамакришны», «Жизнь Вивекананды», «Вселенское
Евангелие Вивекананды».
Взгляды Вивекананды формировались в определенной
духовной атмосфере, они вырастали на традиционной почве
индуизма и ведантизма. Впоследствии критики Вивекананды
не раз укажут на противоречие, сразу бросающееся в глаза:

224
На вершинах

его передовое по духу мировоззрение нередко облекается


в устаревшую оболочку религиозных терминов и образов.
Справедливо отмечая это противоречие, почему-то подчас
упускали из виду важное обстоятельство: ту конкретную об­
становку, в которой складывалось учение Вивекананды.
В специфических условиях Индии, где буквально все прони­
зано религиозным мировоззрением, где даже простой про­
цесс еды сопровождают сложные магические обряды, в те
времена говорить на ином языке было невозможно. Такого
человека не только не поняли бы, его б не стали слушать.
Вот почему не внешняя сторона дела нас должна интересо­
вать, а существо учения. А по существу, взгляды Вивеканан­
ды, терминологически связанные с индуизмом, означали ре­
шительный разрыв с его многовековой консервативной тра­
дицией. Вивекананда ведет бой на территории противника.
Его зажигательные выступления направлены против автори­
тетов, в первую очередь — против религиозных:
« ... лучше человечеству стать безбожным, следуя разуму,
чем слепо верить в двести миллионов богов, повинуясь чье­
му угодно авторитету. Мы хотим одного лишь прогресса. Ни­
какая теория не делала людей лучше. Единственная ценная
для нас сила — это «постижение», а оно обитает в нас, оно
проистекает из мысли. Пусть же люди мыслят! Вся слава че­
ловека — в мысли... Я верю в разум, и я следую своему ра­
зуму, достаточно насмотревшись на вред, приносимый авто­
ритетом, ибо я был рожден в стране, где он был доведен до
крайности».
В другом своем выступлении Вивекананда продолжает
эту мысль:
«Если бы в мире не было фанатизма, его прогресс был
бы гораздо значительнее... Фанатизм создает отставание...»
Бунтарский дух Вивекананды взрывает древнюю симво­
лику. Многоликому пантеону бесчисленных богов он проти­
вопоставляет человека, который, по его убеждению, и есть

225
Валентин Сидоров

величайшее божество. «Не забывайте никогда, как велик че­


ловек по своей природе!»
Поэтому принцип фатальной предопределенности, покор­
ности судьбе, карме, так усиленно культивируемый индуист­
ской, и не только индуистской религией, абсолютно чужд
миропониманию Вивекананды. Все — в человеке. «Слабых
нет. Вы слабы лишь потому, что сами этого хотите. Прежде
всего имейте веру в себя».
Незыблемый символ мировоззрения Вивекананды — сво­
бода человеческого духа. Ее он утверждает страстно и неот­
ступно.
«Будьте свободны! В этом — вся религия. Учения и дог­
маты, обряды и книги, храмы и формы — все это лишь вто­
ростепенные детали.
...Если я... помогу хоть одному человеку достигнуть сво­
боды, мои труды не потрачены даром.
...Я свободен, я должен всегда быть свободен. Я хочу,
чтоб весь мир был тоже свободен, как воздух».
Политические взгляды Вивекананды были естественным
продолжением его философии активного действия. Один из
зачинателей национально-освободительного движения в
Индии, он в каждое свое выступление вносит дух неукроти­
мой борьбы. Первым в стране объявивший себя социалистом,
он бросает в толпу огненные афоризмы и лозунги:
«Единственный Бог, который существует, единственный
Бог, в которого я верю... Мой Бог — несчастные, мой Бог —
бедняки всех народов!»
«Пока хоть одна собака в моей стране будет оставаться
без пропитания, вся моя религия будет в том, чтоб накор­
мить ее».
«Только того я назову Махатмой, чье сердце истекает
кровью за бедных».
Он непримирим. Он и вправду как «ревущее пламя, сме­
тающее все нечистое».
«Вы, считающие себя патриотами, вы, считающие себя

226
На вершинах

реформаторами, чувствуете ли вы в биениях вашего сердца,


что миллионы потомков богов и мудрецов стали близкими к
скотам, что миллионы сейчас умирают с голоду, что миллио­
ны умирают в течение веков? Чувствуете ли вы, что невеже­
ство простирается над страной, как темная туча? Перевора­
чивает ли вас это? Теряете ли вы от этого сон? Чувствуете
ли вы себя от этого на грани безумия? Забыли ли вы от это­
го ваше имя, ваше звание, вашу жену, достояние, ваших де­
тей, само ваше тело, охваченное этой единственной мыслью
о нищете и гибели?.. Вот первый шаг, чтобы стать патрио­
том. В течение веков нашему народу внушают унижающие
его мысли. Массам говорят на всем земном шаре, что они —
ничто. Их так устрашали в течение веков, что они стали поч­
ти что подобны стадам животных...»
Знакомство с трудами Вивекананды было радостным со­
бытием в жизни Рериха. Ему, художнику и поэту, импониро­
вал возвышенно-поэтический настрой учения Вивекананды.
Индийскому философу был чужд академизм. Свои взгляды
он предпочитал излагать не в форме научных трактатов или
статей, а в виде непосредственных обращений к читателю и
слушателю. Мысли, резкие, как удары резца, высекали ло­
зунги и афоризмы. Речь Вивекананды нередко предельно
приближена к стихотворной ритмике. Творчеству индийский
философ отводил особую роль («искусство наименее эгои­
стическая форма счастья в этом мире»). В откровенную ми­
нуту он признается своим ученикам: «Разве вы не видите,
что я прежде всего поэт».
И он был поэтом не только в широком понимании этого
слова, но и в более узком и специальном. В его стихах, в его
поэме «Пробуждение Индии» звучит все тот же зов к дейст­
вию и борьбе.

...Пробудись, восстань, перестань грезить!


Эта страна — страна грез, где Карма
Ткет из наших мыслей хрупкие гирлянды

227
Валентин Сидоров

Цветов душистых и вредоносных. И ни один из них


Не имеет ни корня, ни стебля, будучи рожден из Ничего,
И самое слабое дыхание Истины относит его
В первоначальную пустоту... Смелее!
Стань лицом к лицу
С Истиной! Будь единым с ней!

Влияние Вивекананды на Рериха — факт общепризнан­


ный и несомненный. Но говоря об этом влиянии, не будем
мерить его внешними, формальными признаками. Будем го­
ворить о том внутреннем, сокровенном, что несло в себе но­
вое слово Индии, запечатленное в трудах Вивекананды, и что
находило праздничный отклик в душе русского художника.
Был еще один пункт миропонимания индийского мысли­
теля, чрезвычайно близкий Рериху. В беседах со своими ев­
ропейскими учениками Вивекананде приходилось касаться
вопросов грядущего политического и социального пере­
устройства планеты. «Европа на краю вулкана, — говорил
он. — Если огонь не будет потушен потоком духовности, она
взлетит на воздух». Тогда многие связывали надежды о бу­
дущем перевороте и обновлении мира с Америкой. Уповали
на ее демократичность, на ее богатства, на ее технические
достижения. Когда это предположение было высказано при
Вивекананде, он отвечал твердо и категорично: нет, не она.
Он судил об Америке не понаслышке, а как непосредствен­
ный наблюдатель. По его убеждению, другая страна должна
начать новую эру. Он назвал имя этой страны, неожиданное
для его учеников по разным причинам, — Россия.

В 1910 году в Индии на языке бенгали выходит сборник


избранных песнопений Рабиндраната Тагора «Гитанджали».
А через два года английское издание индийского поэта де-

228
На вершинах

лает его имя известным всему культурному миру. Одно за


другим, чуть ли не одновременно, появляются в России че­
тыре издания «Гитанджали» (один из переводов осуществ­
лялся под наблюдением Бунина).
Рерих вспоминает:
— До этого о Тагоре в России знали лишь урывками. Ко­
нечно, прекрасно знали, как приветствовано имя Тагора во
всем мире, но к сердечной глубине поэта нам, русским, еще
не было случая прикоснуться.
Стихи читались на вечерах, перечитывались дома. По сви­
детельству Рериха, вдохновенная песнь поэта, его зов объе­
диняли самых различных людей, самых непримиримых пси­
хологов.
« ... Веселие течет от листа к листу, возлюбленный мой,
ликование безмерное. Небесная река вышла из берегов, и
радость затопляет все».
— Таинственно качество убедительности, — говорит Ре­
рих. — Несказуема основа красоты, и каждое незагрязнен­
ное человеческое сердце трепещет и ликует от искры Пре­
красного света. Эту красоту, этот всесветный отклик о душе
народной внес Тагор.
Рассказ о первой встрече со стихами Тагора вырастает в
обобщающую мысль.
«Велики связи двух славных народов. Именно в русском
переводе прекрасно звучали Тагоровы песни. На других язы­
ках они теряют, гаснет их пламень и задушевность. Но мысль
Индии отлично выражается в русском слове. Недаром у нас
столько одинаковых слов с санскритом. Эта родственность
еще мало оценена».
Надобно сказать, что тогдашняя критика, не учитывая
своеобразия психического склада индийского народа, под­
ходила к стихам Тагора односторонне. Традиционная для
Индии форма обращения к Учителю («Я не знаю, как поешь
ты, наставник. Я слушаю в безмолвном изумлении. Мое серд­

229
Валентин Сидоров

це жаждет соединиться с твоей песнью... Ты сделал меня


другом тех, кого не знал я доселе. Ты ввел меня в жилища,
доселе мне чуждые. Ты приблизил далекое и чужого сделал
мне братом») дала повод истолковывать поэзию Тагора в
мистическом духе. Что же касается символистов, то они тут
же поспешили зачислить поэта по своему ведомству.
Поэтическая интуиция Рериха позволила ему прикос­
нуться к «сердечной глубине» песнопений Тагора. «Полюби­
ли его песни не по внешнему складу, по глубокому чувству,
давшему облик милой сердцу Индии. В нем отображена ду­
ша Индии во всей ее утонченности, возвышенности... Ис­
конная любовь и мудрость Востока нашли свое претворение
и трогательное созвучие в убеждающих словах поэта».
«О Тагоре в России знали лишь урывками». Но то, что
становилось известным из отрывочных сообщений, в созна­
нии Рериха сближало образ индийского писателя с другим,
бесконечно дорогим ему, — образом Льва Николаевича Тол­
стого. «Индии ведомы такие лица», — говорил художник о
Толстом. Думается, что он имел в виду Рабиндраната Тагора.
Поразительно похожи судьбы двух великих мыслителей.
Писатели с мировой известностью — и русский и индий­
ский — подчиняют всю свою жизнь бескомпромиссному
нравственному поиску. Их духовные орбиты пересекаются
во множестве точек. Как в свое время Лев Толстой в Ясной
Поляне, так и Тагор в поместье отца в Шантанекетане осно­
вывает школу, где ведет преподавание по методам, разрабо­
танным им самим. Как и Толстой, он создает специально для
учеников своей школы литературные произведения. Дети с
увлечением играют в пьесах, где роли написаны для них.
Как и Толстой, и, по всей вероятности, захваченный его жи­
вым примером, Тагор становится сторонником теории и
практики ненасилия. Правда, как и Толстой, здесь он не
всегда последователен: он часто по-человечески (когда со­
бытия принимают жесткий оборот) забывает о своей пози­

230
На вершинах

ции невмешательства. В 1919 году под влиянием русской


революции в Амритсаре вспыхнули волнения. Английские
войска хладнокровно, в упор расстреляли безоружную тол­
пу. «Массовое убийство» — так назвал Ленин амритсарское
кровопролитие. Вести из Амритсара превращают философа
и лирического поэта в политического трибуна. Тагор пытает­
ся организовать митинг протеста. Он пишет гневное письмо
вице-королю, в котором отказывается от титула баронета,
пожалованного ему британским правительством (присужде­
ние Тагору Нобелевской премии по литературе предопреде­
лило в свое время этот акт).
Во всех подробностях целеустремленной и самоотвер­
женной жизни Тагора Рерих с полным основанием видит
знак толстовского служения человечеству.
«Для внешнего наблюдения различны Толстой и Тагор.
Кто-то досужий до взысканий, противоречий, наверное, за­
копошится в желании еще что-либо разъединить. Но если
мы пытливо и доброжелательно посмотрим в существо, то
каждый из нас пожалеет, почему у него нет портретов Тол­
стого и Тагора, снятых вместе — в углубленной беседе, в се­
дине мудрости и в желании добра человечеству».
В индийском доме Рериха на его письменном столе стоит
открытка с изображением Толстого (один из последних
снимков писателя в 1910 году). Художник часто вглядывает­
ся в черты лица, столь знакомые и столь дорогие, и по глу­
бокой ассоциативной связи перед его внутренним взором
возникает другой великий образ. И он опять повторяет
мысль, что вместе, на одном изображении хотел бы видеть
эти два прекрасных облика.
Воспоминания Рериха о Тагоре возвращают нас в 1920
год. Лондон. Мастерская художника на Квинсгэт-террас.
Здесь впервые встретились Рабиндранат Тагор и Рерих. Та­
гор впоследствии признавался, что, наслышанный о худож­
нике, он хотел увидеть русские картины. Но как раз в это
время Рерих работал над индийскими сюжетами. Он писал

231
Валентин Сидоров

панно «Сны Востока». «Помню удивление поэта при виде та­


кого совпадения. Помним, как прекрасно вошел он, и духов­
ный облик его заставил затрепетать наши сердца. Ведь не­
даром говорится, что первое впечатление самое верное.
Именно самое первое впечатление сразу дало полное и глу­
бокое отображение сущности Тагора».
«Ваши картины глубоко тронули меня, — пишет Тагор,
еще не остыв от первого впечатления («первое впечатление
самое верное»). — Картины ваши ясны и все же не вырази­
мы словами, — ваше искусство ограждает свою независи­
мость, потому что оно велико».
Письмо Николая Рериха.

«27 декабря 1929 года.


Доктору Рабиндранату Тагору
Больпур, Шантанекетан
Бенгалия, Индия.

Мой дорогой Друг!


Мы были счастливы вчера получить Ваш бесценный по­
дарок, Вашу прекрасную фотографию с автографом. Для нас
это было знаком не только Вашей личной дружбы, но также
и символом связи между Востоком и Западом, когда без вся­
ких предрассудков и ненависти мы можем обнять друг друга
во имя Красоты и Культуры.
Это небольшое письмо Вы получите уж после нового го­
да. Накануне нового года я шлю Вам свои наилучшие при­
ветствия и пожелания, чтобы Ваш духовный облик Человека
с большой буквы еще долго вел человечество к высотам ве­
ликой правды и красоты...
Посылаю Вам свою последнюю книгу: «Flame in Chalice»1.

1 Книга стихов, которая в английском издании получила название

«Пламя в чаше».

232
На вершинах

... «Духовное сродство с Индией», — говорит о Рерихе


Тагор. Но то же самое, лишь заменив одно слово, можно
сказать и о Тагоре: «Духовное сродство с Россией». Соеди­
нить два великих истока — Россию и Индию — эта мысль
по-своему владела и Рерихом, и Тагором. В те времена она
была, пожалуй, пугающе необычной. Недаром Ромен Роллан
называет ее парадоксальной. Но она была верна устремлен­
ностью, она точно определяла направление движения вза­
имно тяготеющих народов. И во всяком случае, за нею было
грядущее.
В 1930 году, накануне своего семидесятилетия, Рабинд­
ранат Тагор приезжает в Москву. «Наконец-то я в России, и
то, что вижу, чудесно, непохоже на другие страны, в корне
отлично». В «Письмах о России», опубликованных сразу по­
сле возвращения в бенгальском журнале «Пробаши», он с
восхищением пишет о вдохновенно-преобразующей работе
коммунистов: «Они разбудили здесь весь народ... Не увидев
собственными глазами, я никогда бы не поверил, что они
всего лишь за десять лет смогли поднять со дна невежества
и угнетения сотни тысяч людей и не только научить их гра­
моте, но и привить им чувство собственного достоинства».
Публицистическое выступление великого писателя полу­
чило широкий общественный резонанс, на который колони­
альные власти реагировали весьма нервно. Они запрещают
переводить книгу на английский. Журнал, осмелившийся на­
рушить запрет, был оштрафован на крупную сумму. Всемирно
известное имя ограждало писателя от больших неприятно­
стей, но постоянный полицейский надзор за ним был усилен.
В то же самое время Рерих ведет борьбу с британской
администрацией, которая делает все от нее зависящее, чтоб
не разрешить художнику поселиться на территории англий­
ской колонии. Рерих хотел приобрести землю в долине Ку-
лу. Акт купли-продажи с юридической точки зрения дело
простое и ясное, но английские чиновники устраивают про­

233
Валентин Сидоров

волочки, придираются к любому поводу, чтоб затруднить


сделку, а по возможности и сорвать ее. Но, наконец, уведом­
ление, санкционирующее покупку земельного участка в Ги­
малаях, получено. Рерих спешит сообщить о победе Рабинд­
ранату Тагору. «Таким образом, наша мирная созидательная
и культурная работа может продолжаться».
Отношения между русским художником и индийским Пи­
сателем, не теряя постоянства возвышенной ноты, приобре­
тают деловой и конкретный характер. Они стараются объеди­
нить усилия созданных ими культурных центров — гималай­
ского института «Урусвати» и университета в Шантанекетане.
На базе экспериментальной школы вырос непохожий на
другие университет. По словам Рабиндраната Тагора, он ос­
новал его «как место, где могли бы учиться вместе люди
разных цивилизаций и традиций». Проблемы культурного
наследия Индии и Востока и проблемы европейской куль­
туры увязываются здесь в единый комплекс.
Из письма Рериха, датированного 20 апреля 1931 года:

«Дорогой Собрат!
Прошло много времени с тех пор, как мы виделись, но я
всегда с неослабным восхищением следил за Вашими мыс­
лями, которые непрерывно насыщают пространство. Мои
лучшие пожелания сопутствовали Вам повсюду, где Вы не­
утомимо растили прекрасный сад сеянцев высоких культур­
ных сокровищ. Поистине все, сейчас стремящееся к куль­
туре, должно объединяться и знать, что находится на одном
и том же корабле, плывущем в бурном океане человеческого
невежества.
В глубине души улавливаю Ваши благожелательные мыс­
ли о нашем культурном строительстве, точно так же, как и
Вы, несомненно, получаете сердечные пожелания от нас
процветания Вашему знаменитому Шантанекетану. Мы, ко­
нечно, были бы очень рады напечатать в ежегоднике Инсти­
тута гималайских исследований «Урусвати» одно из Ваших

234
На вершинах

выступлений. Лично я буду счастлив опубликовать несколь­


ко статей в журнале «Висва Бхарати» в Шантанекетане. При
этом посылаю Вам несколько брошюр Института гималай­
ских исследований.
...Я не помню, какие из моих книг есть в библиотеке
Шантанекетана. Если вы сообщите, какие именно книги у
Вас уже есть, то я буду очень рад прислать Вам другие. Хоте­
лось бы пополнить библиотеку Института гималайских ис­
следований «Урусвати» любыми Вашими работами».

«Дорогой друг! — отвечает Тагор художнику. — Я был


очень рад получить Ваше письмо и узнать, что Ваша куль­
турная колония в Нагаре, Кулу, процветает, как этого и сле­
довало ожидать.
...В мой последний приезд в Нью-Йорк я не застал Вас
там. Буду рад приехать к Вам в Нагар, если мне доведется
поехать в Северную Индию, и лично познакомиться с той по­
лезной работой, которую Вы там начали.
Я высоко ценю Ваше предложение подарить свои труды
нашей школе, и я, в свою очередь, буду счастлив подарить
свои книги библиотеке Института гималайских исследова­
ний «Урусвати». Если Вы любезно сообщите мне, по какому
адресу послать эти книги, то я соответственно попрошу из­
дателей переслать их по указанному адресу.
Мы будем очень рады получить Ваши статьи для журнала
«Висва Бхарати» в любое время, когда Вы найдете возмож­
ным это сделать».
И снова — письмо Тагора.

«Шантанекетан.
1 ноября 1935 года.

Мой дорогой Друг!


После длительного перерыва с большим чувством радо­
сти я получил еще одно Ваше письмо и счастлив узнать, что

235
Валентин Сидоров

Вы благополучно возвратились в свой ашрам после труд­


нейшей экспедиции в Центральную Азию. (В 1934—1935 гг.
Николай Константинович и его сын Юрий совершили науч­
ное путешествие в Маньчжурию и Китай. — В. С.). Не могу
не завидовать вам. Те отдаленные и труднодоступные рай­
оны земного шара, где Вы время от времени проводите свои
исследования, оставляют неизгладимое впечатление и раз­
двигают горизонты Ваших познаний. Мой преклонный воз­
раст и заботы растущего просветительного центра вынужда­
ют меня довольствоваться лишь чтением сообщений об этом
торжестве над природой человека, сильного духом, и я наде­
юсь, что очень скоро будут опубликованы Ваши захватываю­
щие описания этих путешествий.
Вы совсем акклиматизировались в северной зоне, и я не
знаю, как скажется на Вас наш климат. Но у нас сейчас зима,
и если Вы сможете перенести жару здесь, то я буду беско­
нечно счастлив, если Вы приедете и проведете несколько
дней у меня, в моем ашраме. Дух интернационализма, кото­
рый царит в Шантанекетане, и его просветительная работа, я
уверен, могут заинтересовать Вас. И поверьте мне, для меня
будет истинным наслаждением показать Вам плоды труда
всей моей жизни — Шантанекетан.
Всем вам шлю свои добрые пожелания.
Искренне Ваш
Рабиндранат Тагор».

В накаленной атмосфере тридцатых годов стремления и


помыслы лучших людей планеты сходятся на одном слове:
«мир». Идея пакта Рериха о защите культурных ценностей
находит в Рабиндранате Тагоре самого убежденного сто­
ронника. Он пишет художнику:
«Я зорко следил за Вашими замечательными достиже­
ниями в области искусства и за Вашею великою гуманитар­
ною работою во благо всех народов, для которых Ваш пакт

236
На вершинах

Мира с его знаменем для защиты всех культурных сокровищ


будет исключительно действенным символом. Я искренно
радуюсь, что этот пакт принят музейным комитетом Лиги На­
ций, и я чувствую глубоко, что он будет иметь огромные по­
следствия на культурную гармонию народов».
Всем своим авторитетом писателя, гуманиста, обществен­
ного деятеля Рабиндранат Тагор поддерживает рериховский
пакт Мира.
Из письма Рериха Тагору:

«15 сентября 1936 года,

Мой дорогой уважаемый друг!


С глубоким восторгом мы прочли Ваш повелительный
призыв к миру, опубликованный в газетах 5 сентября 1936
года. Пусть эти страстные зовы дойдут до самых отдаленных
уголков земли, и пусть они позовут к духовному порыву, к
взаимопониманию и сотрудничеству, так как без этих куль­
турных основ невозможен подлинный Мир. Разрешите мне
от имени Всемирной лиги культуры и Комитета знамени Ми­
ра поблагодарить Вас от всего сердца за Ваш властный при­
зыв к защите Мира. Поистине Ваше имя, как свет маяка, ос­
вещает путь многим замечательным движениям».

Из ответного письма Тагора:

«Шантанекетан.
22 сентября 1936 года.

Мой дорогой Друг!


Меня глубоко тронули Ваши слова, высказанные в мой
адрес в письме, полученном только вчера, за которое я вы­
ражаю Вам свою искреннюю признательность.
Проблема Мира сегодня является наиболее серьезной за­
ботой человечества, и наши усилия кажутся такими незначи­

237
Валентин Сидоров

тельными и тщетными перед натиском нового варварства,


которое бушует на Западе со все нарастающей яростью. От­
вратительное проявление неприкрытого милитаризма по­
всюду предвещает ужасное будущее, и я почти перестал ве­
рить в самую цивилизацию. И все же мы не можем отказать­
ся от наших устремлений, ибо это только ускорило бы конец.
Сейчас я так же, как и Вы, потрясен и обеспокоен поворо­
том событий на Западе; мы можем лишь верить, что прогрес­
сивные силы мира восторжествуют в этой грозной битве...
Ваша жизнь — самоотвержение, и я надеюсь, что Вы
проживете еще долгие годы, продолжая служить человече­
ству и делу культуры».

«Красота заложена в индо-русском магните. Сердце серд­


цу весть подает». Электрическое поле взаимного тяготения
духовных полюсов Индии и России с новой силой замыка­
ется на именах Рабиндранат Тагор — Николай Рерих. Радо­
стно единение этих имен. Радостны слова Рериха, звучащие
как стихи:

«Когда думается о неутомимой энергии, о благословен­


ном энтузиазме, о чистой культуре, передо мною всегда
встает столь близкий мне облик Рабиндраната Тагора. Велик
должен быть потенциал этого духа, чтобы неустанно прово­
дить в жизнь основы истинной культуры. Ведь песни Тагора
это вдохновенные зовы к культуре, его моление о высокой
культуре, его благословение ищущим пути восхождения.
Синтезируя эту огромную деятельность — все идущую на ту
же гору, проникающую в самые тесные переулки жизни, —
разве может кто-нибудь удержаться от чувства вдохновляю­
щей радости? Так благословенна, так прекрасна сущность
песнопения, зова и трудов Тагора».

238
На вершинах

Своеобразие творческого письма Рериха некоторым его


современникам давалось нелегко. Камнем преткновения ста­
новилась для них образная символика поэта. Образы истол­
ковывались подчас однозначно. Вырванные из живой ткани
стиха, они казались отвлеченными, архаичными. Да и само
своеобразие воспринималось прямолинейно и оценивалось
по формальным признакам: белый стих, поэзия мысли. Меж­
ду тем подлинная оригинальность поэтического мышления
Рериха совсем в другом. Истинное своеобразие его стихам
придает дыхание восточной мудрости, мудрости, ставшей
живой и радостной реальностью всего его творчества. По­
вторяю, это не было подражанием чужим образцам или сти­
лизацией. Это был органический сплав духовного мира со­
временного человека с миром высоких мыслей восточной
(и прежде всего индийской) культуры.
В стихах Рериха сближены русские и индийские поэтиче­
ские традиции. Не поняв этой особенности, нельзя понять и
главного: в чем новизна поэтического слова Рериха, в чем
сокровенный смысл стихов.
Мир философских мыслей и поэтических образов Индии
как ничто другое будит его творческое воображение, рожда­
ет созвучный отклик в его душе. Индийский писатель и ли­
тературовед Генголи, анализируя поэзию Рериха, приходит к
выводу, что она «раскрывает его как величайшего мыслите­
ля и пророка». Он пишет: «Его сборник поэм «Flame in
Chalice» полон глубоких поучений, которые иногда вторят
мыслям Упанишад».
Но стихи Рериха не механическое переложение чужого
текста. Вопрос, который ставил перед собой пытливый чело­
веческий разум на протяжении многих веков, ставит и поэт:
что есть основа сущего? На этот вопрос индийская фило­
софия с древнейших времен нередко отвечала одним сло­

239
Валентин Сидоров

вом — Абсолют, толкуя понятие широко и многопланово и


ни в коем случае не отождествляя его с богом в узкорелиги­
озном понимании слова. Собственно, стихи Рериха «Свет»
могли быть названы именно словом «Абсолют», ибо речь
здесь идет о нем.

Неощутимый, неслышный,
незримый. Призываю:
сердце, мудрость и труд.
Кто узнал то, что не знает
ни формы, ни звука, ни вкуса,
не имеет конца и начала?

Все сияет светом его.


В темноте сверкают
крупицы твоего сиянья,
и в моих закрытых глазах
брезжит чудесный твой свет.

Совершенно индийское по духу стихотворение «Как уст­


ремлюсь?». Пафос человеческой устремленности ввысь за­
печатлен в образах древнеиндийской мудрости.

...В сердце своем


ищи Вриндаван — обитель
любви. Прилежно ищи и
найдешь. Да проникнет
в нас луч ума. Тогда
все подвижное утвердится.

Майи не ужасайтесь. Ее
непомерную силу и власть
мы прейдем.

240
На вершинах

Индийская традиция здесь выступает в чистом виде. Да­


же слова-понятия специфичны, и, быть может, непосвящен­
ному нужно объяснять, что Майя обозначает мир в его внеш­
не заманчивых, но в сущности иллюзорных формах, а Врин-
даван — это своего рода аккумулятор, копящий в себе
духовную энергию человека. Из мифологии перекочевали
птицы Хомы, которые никогда не садятся и которые выводят
своих птенцов в недосягаемой высоте среди облаков и
звездных зарниц.
Образы Рериха восходят к индийской символике. Доста­
точно сравнить его стихи с книгой Тагора «Гитанджали», ко­
торая, по признанию художника, была для него целым от­
кровением, чтобы понять это. Торжественные слова («царь»,
«владыка», «могущий») и в тех и в других стихах вырастают
из своего первоначального смысла, превращаются в симво­
лы и аллегории.
«Ночной мрак сгущался. Наша дневная работа кончи­
лась. Мы думали, что уж прибыл последний гость, и все две­
ри в деревне были заперты. Но кто-то сказал:
— Еще прибудет царь.
Мы засмеялись и сказали:
— Нет, этого не может быть.
Нам показалось, что кто-то постучал в двери, и мы сказа­
ли, что это только ветер. Мы погасили светильник и отошли
ко сну. Но кто-то сказал:
— Это вестник.
Мы засмеялись и сказали:
— Нет. Это ветер...
В полночь послышался какой-то звук. Сквозь сон мы по­
думали, что это отдаленный гром. Земля задрожала, стены
затряслись, и мы очнулись. Но кто-то сказал, что это звук
колес. Мы прошептали в полусне:
— Нет. Это гул грома.
Было еще темно, когда забил барабан. Раздался глас:
«Вставайте! Не медлите!»

241
Валентин Сидоров

Мы прижали руки к сердцу и дрожали от страха. Кто-то


сказал:
— Взгляните — царский стяг!
Вы встали, восклицая:
— Больше нельзя медлить!
Царь прибыл, но где же светильники, где венки? Где се­
далище для него? О, стыд! О, позор! Где чертог, где украше­
ния?
Кто-то сказал:
— Напрасен вопль! Приветствуйте его с пустыми руками,
ведите его в пустые покои!
Откройте двери, пусть звучат рога из раковин! В глухую
ночь прибыл царь нашего темного, мрачного жилища! Гром
грохочет в небесах! Мрак содрогается от молний! Возьми
кусок изорванной циновки и расстели во дворе. С бурей
прибыл нежданно царь страшной ночи» (Р. Тагор).
А вот чрезвычайно тонкое по рисунку мысли стихотворе­
ние Рериха, где слово «царь» тоже играет организующую
роль.

НИЩИЙ
В полночь приехал наш Царь.
В покой он прошел. Так сказал.
Утром Царь вышел в толпу.
А мы и не знали...
Мы не успели его повидать.
Мы должны были узнать повеленья.
Но ничего, в толпе к нему подойдем
и, прикоснувшись, скажем и спросим.
Как толпа велика! Сколько улиц!
Сколько дорог и тропинок!
Ведь Он мог далеко уйти.
И вернется ли снова в покой?
Всюду следы на песке.

242
На вершинах

Все-таки мы следы разберем.


Шел ребенок.
Вот женщина с ношей.
Вот, верно, хромой — припадал он.
Неужели разобрать не удастся?
Ведь Царь всегда имел посох.
Разберем следы упиравшихся.
Вот острый конец боевой.
Непохоже!
Шире посох Царя,
а поступь спокойней.
Метными будут удары от посоха.
Откуда прошло столько людей?
Точно все сговорились наш путь
перейти. Но вот поспешим.
Я вижу след величавый,
сопровожденный широким посохом
мирным.
Это, наверно,
наш Царь. Догоним и спросим.
Толкнули и обогнали людей. Поспешили.
Но с посохом шел слепой нищий.

Конечно, если игнорировать философскую наполнен­


ность образа, если подойти к нему прямолинейно, то тогда
затуманится совершенно очевидное, что слово «царь» — это
слово-аллегория, что оно символизирует творческое начало
мироздания, внутреннее творческое «я» человека. Утвер­
ждение «царственности» творческого труда — вот пафос
стихов Рериха. Воспитай в себе «царя» и «владыку» собст­
венной жизни, стань радостным творцом жизни — вот зов
стихов Рериха.
Краеугольным для обоих поэтов было понятие «Учитель».
В Индии, и вообще на Востоке, очень развито почитание

243
Валентин Сидоров

этого понятия. В него вкладывают возвышенный смысл. Оно


священно.
— Понятие Гуру — Учителя, — говорит Рерих, — только
на Востоке возносимо с таким почитанием и достоинством.
Напомню... легенду о мальчике-индусе, познавшем Учителя.
«Спросили его:
«Неужели солнце потемнеет для тебя, если увидишь его
без Учителя?»
Мальчик улыбнулся:
«Солнце останется солнцем, но при Учителе мне будут
светить двенадцать солнц».
Солнце мудрости Индии будет светить, ибо на берегу ре­
ки сидит мальчик, знающий Учителя».
В полном согласии с индийской традицией в поэтической
системе Рериха образ Учителя, то четко очерченный, то ус­
кользающий и сливающийся с небесной синевой, является
главной пружиной динамического движения стиха. Даже
название книги образовано от имени великого восточного
учителя мудрости Мории. На первый взгляд одинаков поэти­
ческий прием Тагора и Рериха: форма обращения к Учите­
лю. Но здесь есть разница. В стихах Тагора ученик обраща­
ется к Учителю, а в стихах Рериха — Учитель к ученику. Раз­
ница не формальная, а принципиальная, особенно если
вспомнить, что торжественные слова «владыка», «Учитель»,
«царь» обозначают творческий зов жизни. В первом случае
человек хочет услышать зов, но еще не слышит и ждет, а во
втором — слышит и потому обязан действовать. Понятие
«Учитель» приобретает конкретную направленность. Как и
Тагор, Рерих иногда превращает Учителя в сказочного вла­
дыку. Но, как правило. Учитель у него олицетворяет то внут­
реннее «я», что, как точка света, живет в человеке, борется и
побеждает чувства и низменную природу человека. Поэти­
ческое воображение Рериха наделяет внутреннее «я», в ко­
тором сконцентрированы лучшие мысли и чувства человека,

244
На вершинах

самостоятельной жизнью. Как бы отделившись от человека,


оно зовет его ввысь. Этот неожиданный прием придает по­
этической речи Рериха неповторимую специфику. Стихи
приобретают безличный характер; авторское «я» отступает
на задний план, исчезает, растворяется в порыве духовной
радости. Вот почему столь частые обращения к «мальчику»
(в книге Рериха они составляют целый раздел) вовсе не на­
зидание, не сентенция, не напутствие кому-то. Нет, это обра­
щено к себе, это призыв к мобилизации своих духовных сил.
Слово «Учитель» для Рериха — формула действия. Все, что
зовет вверх, и есть Учитель!

Глава четвертая
«ПРОШЛОЕ ЛИШЬ ОКНО В БУДУЩЕЕ»

1
Мировосприятие Рериха в высшей степени диалектично.
Он стремится охватить жизнь сразу в ее трех временных из­
мерениях, и потому прошлое, настоящее и будущее у него не
разорваны, а едины и нерасторжимы. Эта особенность его
поэзии далеко не всеми была осознана. В одном из писем
Рерих отмечал: «Публика совершенно не понимает «Цветы
Мории», но все-таки чувствует, что есть какое-то внутреннее
значение». Поэт придавал большое значение именно внут­
реннему настрою книги, внутренней связи между стихами.
Не случайно четырехчастное, симфоническое построение
книги: три цикла стихов, названных Рерихом «сюитами», и
поэма «Наставление ловцу, входящему в лес». Уже сама
композиция книги как бы символизирует восходящее по сту­
пеням движение и развитие человеческого духа, призванно­
го к творчеству.
Первый цикл объединен названием «Священные знаки».

245
Валентин Сидоров

Здесь все подчинено ключевой теме — пробуждению пыт­


ливого человеческого духа. Он лишь смутно различает, он не
видит, а скорее угадывает светлые знаки, которые затемне­
ны для него и ночною мглой, и туманом суетливой повсе­
дневности, и пеленою собственных сомнений и страхов. Это
как бы начало трудного, но радостного пути восхождения.
Во второй части книги («Благословенному») смутное
ожидание открытия вырастает в уверенность. Человек слы­
шит свой внутренний голос, зовущий к труду и творческому
напряжению. Горы, облака, небо — все пронизано зовом:
«Встань, друг. Получена весть. Окончен твой отдых».
Третий раздел книги — «Мальчику». Мальчик — это твор­
ческий дух человека, делающий первые робкие, но уже са­
мостоятельные шаги. В духовной битве, битве света и тьмы,
мальчик вырастает в воина. Ему сужден подвиг. «Победа те­
бе суждена, если победу захочешь».
Четвертую часть книги составляет поэма «Наставление
ловцу, входящему в лес». Для Рериха поэма имела особое
значение, он считал ее главной программной вещью. Соз­
данная в 1921 году в радости поэтического озарения (поэма
написана, что называется, за один присест, в один день!),
она предваряет самый важный, самый зрелый период в
творчестве художника. Голос творца, осознавшего свое на­
значение, звучит здесь с полной силой. «Это твой час... Ра­
дуйся! Радуйся! Радуйся! Ловец трижды позванный».

Маленькая философская поэма «Священные знаки». В ней


автор как бы оглядывается на все, что оставлено минувшим.

Мы не знаем. Но они знают.


Камни знают. Даже знают
деревья. И помнят.

246
На вершинах

Помнят, кто назвал горы


и реки. Кто сложил бывшие
города. Кто имя дал
незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Все они полны смысла.
Все полно подвигов. Везде
герои прошли. «Знать» —
сладкое слово. «Помнить» —
страшное слово. Знать и
помнить. Помнить и знать.
Значит — верить.
Летали воздушные корабли.
Лился жидкий огонь. Сверкала
искра жизни и смерти.
Силою духа возносились
каменные глыбы. Ковался
чудесный клинок. Берегли
письмена мудрые тайны.
И вновь явно все. Все ново.
Сказка-предание сделалась жизнью...

В этом напряженном, пронизанном предчувствием откры­


тия тайн стихотворении, которое дает настрой всей поэтиче­
ской книге, хотелось бы выделить строки: «Сказка-предание
сделалась жизнью». Здесь буквально в одной фразе запе­
чатлено отношение Рериха к легенде. Легенда, сказка, пре­
дание играли исключительную роль в творчестве художни­
ка. Смешение реального и легендарного, пожалуй, самая ха­
рактерная особенность его стиля. Граница между ними у
него исчезающе зыбка и подвижна. На его картинах реаль­
ные предметы, окружающие нас, незаметно приобретают
сказочные очертания; в прозрачных контурах облаков и гор
внезапно различаешь величественно-одухотворенные лики,

247
Валентин Сидоров

а персонажи народных сказаний (Гесэр-Хан, Матерь Мира)


«заземлены», они наделены человеческими чертами.
Понимание краеугольной значимости легенды у Рериха
не только эмоция, не только интуиция, оно базируется на
опыте, наблюдениях, на глубоком изучении исторического
материала. «Самые серьезные ученые, — говорит художник, —
уже давно пришли к заключению, что сказка есть сказание.
А сказание есть исторический факт, который нужно разгля­
деть в дымке веков».
«Неведомые нам слова. Все они полны смысла». Но пись­
мена, берегущие «мудрые тайны», не только иероглифы или
клинописные знаки, над расшифровкой которых бьются умы
выдающихся ученых. Для Рериха понятие «письмена» высту­
пает в расширенном и глубинном значении слова. «Мудрые
тайны» хранят не только умершие языки древности, их ды­
хание доносит до нас и поэзия народных преданий. Но мы
однозначно и придирчиво-педантично подходим к легенде.
По существу, мы усваиваем лишь внешнее начертание об­
раза, не пытаясь проникнуть в первозданность смысла его.
Мы забываем, что язык легенд — это язык древних симво­
лов. А он нами утрачен, и его надо восстанавливать.
«Знание преображается в легендах. Столько забытых ис­
тин сокрыто в древних символах. Они могут быть оживлены
опять, если мы будем изучать их самоотверженно».
Но здесь, как нигде, неуместны буквальное прочтение
текста, узколобый педантизм, который, тщательно пронуме­
ровав каждое дерево в отдельности, не замечает, как де­
ревья превращаются в лес. Открытие тайны приходит как
результат озарения. Вот уж где ученый обязательно должен
соединиться с поэтом.
«Истина не познается расчетами, лишь язык сердца зна­
ет, где живет великая Правда, которая несмотря ни на что
ведет человечество к восхождению. Разве легенды не есть
гирлянда лучших цветов? О малом, о незначительном чело­
вечество не слагает легенд».

248
На вершинах

Сказочные образы вырастают из реальных, а не иллюзор­


ных устремлений людей и народов. Основа легенд и преда­
ний при всей их внешней фантастичности жизненна и дос­
товерна. Это для Рериха несомненно.
Потому и фольклор в праздничном великолепии сказоч­
ных элементов — проявление того инстинктивного и сти­
хийного реализма, в котором всегда ищет выражения душа
народная.
Рерих отмечает, что фольклор совпадает с находками ар­
хеологов, что предание и песня подкрепляют пути истории.
«Самая краткая пословица полна звучаний местности и века.
А в сказке, как в кладе захороненном, сокрыты вера и стрем­
ления народа».
Богатство устных народных сказаний, осмысленное и пре­
образованное творческим воображением художника, стано­
вится неотъемлемой частью его духовного мира. Уже ранние
литературные опыты Рериха любопытны тем, что в них явст­
венно обозначился интерес к истории, к фольклору. Об этом
говорят сами названия баллад, написанных под влиянием
Алексея Толстого: «Ушкуйник», «Ронсевальское сражение».
Возвышенный строй былин, стихия народной песни завора­
живают будущего художника. Сохранилась шутливая стили­
зация Рериха в духе народной былины, написанная о собы­
тии далеко не шуточном: о забастовке студентов Академии
художеств. В результате забастовки Куинджи и его ученики
(в том числе и Рерих) вынуждены были уйти из академии.
Но есть у Рериха и серьезные, зрелые вещи, строй которых
целиком определен фольклорной традицией, а сюжеты их
взяты из народных преданий и легенд. Ярок, но, пожалуй,
стилизован портрет Великана в балладе «Лют-Великан».

Борода у Люта —
На семь концов.
Шапка на Люте —

249
Валентин Сидоров

Во сто песцов.
Кафтан на Люте —
Серых волков.
Топор у Люта —
Белый кремень.
Стрелки у Люта черные,
Приворотливые.

Весь рассказ о том, как утонул в болоте Лют-Великан и


как перевелись в краю великаны, выдержан в типичной раз­
меренной тональности народной песни.

Брату за озеро топор подавал.


Перекидывал,
С братом за озером охотой ходил;
С братом на озере невод тащил;
С братом за озером пиво варил;
Смолы курил, огонь добывал,
Костры раздувал, с сестрою гулял,
Ходил в гости за озеро.

Помнят великанов плесы озерные.


Знают великанов пенья дубовые.
Великаны снесли камни на могилы.
Как ушли великаны, помнит народ.
Повелось исстари так,
Говорю: было так.

Триптих «Заклятие», открывающий книгу «Цветы Мории»,


явно навеян преданиями. В стихах оживает ритмика народ­
ных заговоров («Змеем завейся, огнем спалися, сгинь, про­
пади, лихой»). Устремленность к Востоку, характерная уже
для раннего периода творчества Рериха, объясняет появле­
ние таинственных имен, как бы привнесенных обжигающим
ветром азиатских степей и пустынь.

250
На вершинах

Особый интерес представляет третье стихотворение цикла.

Камень знай. Камень храни.


Огнь сокрой. Огнем зажгися.
Красным смелым.
Синим спокойным.
Зеленым мудрым.
Знай один. Камень храни.

Эти строчки, написанные в 1911 году, перебрасывают


мостик к дальнейшей работе Рериха-художника, к дальней­
шим исследованиям Рериха-ученого. Он тщательно собирает
легенды о Камне. На разных языках у разных народов они
говорят об одном и том же. Как хвост кометы, тянется за
камнем счастье, но недолго, ибо он подвижен, ибо он появ­
ляется там, где намечается единение людское. Волшебный
камень Соломона (частицу камня царь отколол и вставил в
свой серебряный перстень), горюч-камень горы Арарат, ка­
мень, о который разбился новгородский богатырь в наказа­
ние за то, что не поверил в силу камня, камень, хранившийся
в ковчеге средневекового Роттенбурга, камень, заповедан­
ный стране, прокладывающей новые пути, — можно поду­
мать, что речь идет о разных камнях, если б описания не
сходились даже в деталях. Рерих высказывает предположе­
ние, что камень не просто выдумка, не просто символ, что
он — реальность («Знаете ли вы, существует или нет тот ка­
мень, о котором знают так многие народы?»).
Ход рассуждений Рериха лишен всякого предубеждения.
Почему бы в самом деле не быть камню? Почему бы ему как
своеобразному посланцу космоса не аккумулировать в себе
некую, еще неведомую человечеству энергию, действие ко­
торой и породило пугающие и вдохновляющие легенды? Та­
кой четкий и целенаправленный подход к народным преда­
ниям во времена Рериха был полнейшей неожиданностью.

251
Валентин Сидоров

На базе легенд, как на самой крепкой основе, он строил


смелую гипотезу.
Слово «гипотеза» приложимо и к пафосу стихотворения
«Священные знаки»:

Летали воздушные корабли.


Лился жидкий огонь. Сверкала
искра жизни и смерти.
Силою духа возносились
каменные глыбы.

Эти строчки поэт относил к Атлантиде.


Сейчас, когда теории о космических пришельцах и техни­
ческой цивилизации, предшествовавшей нашей, — явление
распространенное, они становятся даже сюжетами кинолент
(«Воспоминания о будущем»), вряд ли кого удивит такое
предположение. «Что ж, — скажет наш современник, все
более отвыкающий удивляться, — как гипотеза это вполне
допустимо».
Но в те времена (1915 год) это было открытием, это было
новым словом.
Отношение Рериха к прошлому действенно. Оно, если хо­
тите, практично. Он говорит:
— Только немногие невежды скажут: «Что нам до наших
истлевших праотцев!» Наоборот, культурный человек знает,
что, погружаясь в исследования выражения чувств, он нау­
чается той убедительности, которая близка всем векам и на­
родам. Человек, изучающий водохранилища, прежде всего
заботится узнать об истоках. Так же точно желающий при­
коснуться к душе народа должен искать истоки. Должен ис­
кать их не надменно и предубежденно, но со всею открыто­
стью и радостью сердца.
Прошлое, предопределившее пути наши, прошлое, кото­
рое исчезло лишь в своих внешних проявлениях, но не ду­
ховно, ибо оно — часть бытия нашего, волнует воображение

252
На вершинах

художника. Он с восторгом повторяет слова древних майя,


зазвучавшие вновь спустя три тысячи лет после того, как
они были написаны:
«Ты, который позднее явишь здесь свое лицо! Если твой
ум разумеет, ты спросишь, кто мы? Кто мы? Спроси зарю, спро­
си лес, спроси волну, спроси бурю, спроси любовь! Спроси
землю, землю страдания и землю любимую! Кто мы? —
мы — земля».

Сказочный элемент все время вплетается в ткань стихов


Рериха. Сама их инструментовка, приподнятая торжествен­
ность лексики созвучна строю легенд и преданий. В стихах
постоянно возникают атрибуты сказочного мира. Вот один
из призывов к мальчику: «Отломи от орешника ветку, перед
собою неси. Под землею увидеть тебе поможет данный мной
жезл». По народным поверьям, с помощью волшебной оре­
ховой палочки люди разыскивали клады и не только клады,
но — что еще важнее — источники ушедшей под землю
воды.
Сказки Рериха (многие из них опубликованы в первом
томе его собрания сочинений) близки к стихам. Они близки
не только содержанием (и сказки и стихи часто носят харак­
тер философской притчи), но и самой ритмической органи­
зацией. Одну из сказок («Лакшми-Победительница») Рерих
перерабатывает для книги, превращая ее в стихи.
Снова приходится говорить об индийской традиции, ибо
сюжет стихотворения заимствован из древневосточной ми­
фологии. В индийской поэзии образ богини красоты и сча­
стья Лакшми — обобщающий символ. Это имя обычно со­
единяется с понятием родины (стихи Тагора «Бенгалия —
Лакшми», «Индия — Лакшми»).
Для Рериха в облике богини Лакшми воплощена красота

253
Валентин Сидоров

женщины, вдохновляющая и преобразующая бытие. Неда­


ром он повторяет изречение восточной мудрости: «Мир без
женщины есть скала, лишенная цветов». Но цветы, вызвав­
шие к жизни эту аналогию, не украшательский орнамент на­
шей действительности. По словам тех же мудрецов древно­
сти, если бы лишить землю цветов, то она потеряла бы две
трети своей жизнеспособности.
Женщина — ведущее и творческое начало мира. «Пере­
числять совершенное и вдохновленное женщиной значило
бы описать историю мира... Под многоразличными покрова­
ми человеческая мудрость слагает все тот же единый облик
Красоты, Самоотверженности и Терпения. И опять на новую
гору должна идти женщина, толкуя близким своим о вечных
путях ... »
Образ женщины сопрягается со словом «победа» («Лак-
шми-Победительница»), он вырастает в величественный об­
раз матери всего живущего. Матери Мира.
« ... Приходят сроки, когда человечество обязано выявить
все свои духовные силы и возможности. Женщины, опоя­
санные силой любви, венчанные венцом подвига, как свет­
лый дозор, как рать непобедимая, ополчаются против тьмы и
зла и придут на помощь человечеству, которое находится в
небывалой еще опасности».
Сюжет легенды несложен. К богине красоты и счастья
(«Глаза у благой бездонные... Вокруг грудей и плеч разлиты
ароматы из особенных трав. Чисто умыта Лакшми и ее де­
вушки. Точно после ливня изваяния храмов Аджанты») при­
ходит ее злая сестра Сива Тандава, страшный облик которой
не могут скрыть ни запястья из горячих рубинов, ни напуск­
ной смиренный вид («Из песьей пасти торчали клыки. Тело
непристойно обросло волосами»). Она предлагает заклю­
чить сделку, выгодную, по ее мнению, для обеих сторон. На
первый взгляд логика ее аргументов неотразима. Воздав
хвалу неустанной деятельности богини, ткущей радостные

254
На вершинах

покрывала для мира, сестра проявляет родственную озабо­


ченность: «Слишком много прилежно ты наработала... Мало
что осталось делать тебе... Без труда утучнеет тело твое...
Забудут... люди принести тебе приятные жертвы... А ну-ка
давай, все людское строенье разрушим... Мы обрушим горы.
И озера высушим. И пошлем и войну и голод... И сотворю я
все дела мои... И ты возгордишься потом, полная заботы и
дела... Опять с благодарностью примут люди дары твои...»
О хитроумной механике темных Рериху приходилось го­
ворить и писать постоянно. Прозрачная аллегория легенды
раскрывает главную уловку темных — поставить себя на од­
ну доску со светлыми, объявить себя силой, равнозначной
Свету.
В романе Булгакова «Мастер и Маргарита» князь тьмы
Воланд поражает Левия Матвея — ученика и посланца Ие­
шуа убийственным софизмом: «Что бы делало твое добро,
если бы не существовало зла, и как бы выглядела Земля, ес­
ли бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предме­
тов и людей. Вот тень от моей шпаги. Но бывают тени от де­
ревьев и от живых существ. Не хочешь ли ты ободрать весь
земной шар, снеся с него прочь все деревья и все живое из-
за твоей фантазии наслаждаться голым светом?»
Так что же? Выходит, что светлые и темные — противо­
положные полюсы, которые, однако, разъять невозможно, не
уничтожив целостности мира, а борьба между ними и явля­
ется основным содержанием человеческой жизни? Так ли
это? Нет. Не так. Силам света противостоит хаос. Их извеч­
ная задача — преобразовывать хаос мироздания, вносить
творческое начало и порядок в многообразие еще несло-
жившихся форм бытия. В этом созидательном процессе дея­
тельность темных — вреднейшая и злейшая помеха. Она,
как ничто другое, мешает выполнять главную задачу, задачу
творчества жизни. Поэтому светлые и темные силы не анти­
поды, зависимые друг от друга и уравновешивающие друг

255
Валентин Сидоров

друга, как трубят на всех перекрестках служители тьмы. Это


лишь их уловка, жалкая попытка сделать вечным свое суще­
ствование, которое отнюдь не вечно. Это претензия и потуги
играть ту роль, которую они не играли, не играют и играть
не будут.
Естественно, что Лакшми, для которой хитроумные ухищ­
рения темных ясны заранее, отвергает выдумку злой богини.
«Не разорву для твоей радости и для горя людей мои по­
крывала». Ни с чем уходит Сива Тандава. И когда она, бе­
зумствуя, пытается потрясти Землю, Лакшми успевает набро­
сить свои покрывала.
Эти покрывала украшены новыми священными знаками —
символами неодолимой силы радости и красоты бытия. Кра­
сота мира, говорит Рерих, и есть победительница.

«Древность выдает нам свои тайны, и будущее протяги­


вает свою мощную руку восхождения».
Для Рериха неделим процесс, связующий воедино про­
шлое и будущее, историю и современность. Крайности, од­
носторонне обозначающие ту или иную тенденцию (будь то
идеализация прошлого или, наоборот, огульное отрицание
прошлого и настоящего, претензия объявить себя искусст­
вом будущего), для него одинаково неприемлемы. Механи­
ческие и искусственные противопоставления прошлого и бу­
дущего мертвы.
«Странны такие противоположения, — пишет художник. —
Кто обернут лишь к прошлому, а кто только смотрит на буду­
щее. Почему же не мыслится синтез, связывающий одну веч­
ную нить знания? Ведь и прошлое и будущее не только не
исключают друг друга, но, наоборот, лишь взаимоукрепляют.
Как не оценить и не восхититься достижениями древних
культур! Чудесные камни сохранили вдохновенный иерог­
лиф, всегда применимый, как всегда приложима Истина.

256
На вершинах

Естественно, невозможно жить лишь в дедовском каби­


нете. Сам мудрый дед пошлет внуков «на людей посмотреть
и себя показать ... ».
Тем не менее в дедовском кабинете накопилось то, что
не найти во вновь отстроенном доме. У деда сохранились
рукописи, которым не пришлось быть широко напечатанны­
ми. Было бы легкомысленно вдруг отказаться от всех пре­
красных накоплений».
Крайности сходятся. Собственно, они немыслимы друг без
друга, отрицанием друг друга и балаганной шумихою они
поддерживают видимость своего существования. Именно ви­
димость, потому что в них нет творческого начала, а следо­
вательно, и жизни. Если уж прибегать к сравнению, то это
побеги, паразитирующие на древе жизни. Естественно, что
крайности и односторонности в высшей степени чужды духу
Рериха, работа которого шла под действенным знаком нако­
пления и сохранения всего позитивного и творческого. Син­
тетичен был сам склад его гениального дарования.
«Его искусство не знает ограничения во времени и про­
странстве, — справедливо писал о творчестве Рериха про­
фессор Генголи, — потому что он рассматривает Вселенную
в ее прошлом, настоящем и будущем как одно целое, как не­
скончаемую песню, связывающую каменный век с веком элек­
тричества».
Отношение Рериха к прошлому лишено намека на сенти­
ментальность или созерцательность. Путешествие по доро­
гам минувших столетий таит определенную опасность. Голос
древности легко может обернуться голосом сирены, завора­
живающей творческий дух человека.
В непрестанном поступательном движении Рериху претит
мысль об остановке, о промедлении. «Промедление смерти
подобно» — этому знаменитому изречению Петра I он по­
святит целую статью. Малейший перерыв в движении, даже

257
Валентин Сидоров

мгновенная остановка в пути духовного развития может


быть гибельна для человека — убежден Рерих.
«Самое страшное — это повернуть голову человека на­
зад — иначе говоря, удушить его. В старину говорили, что
дьявол, овладевая человеком, всегда убивает, повернув го­
лову назад. То же самое выражено и в обращении жены Ло­
та в соляной столб. Она, вместо того чтобы устремляться в
будущее, все-таки обернулась назад и мысленно и телесно
окаменела».
Известен случай, когда в присутствии художника один его
элегически настроенный знакомый, сетуя на жизнь, вздохнул
о невозвратном прошлом. С какой горячностью прервал эти
излияния Рерих, воскликнув: «Что значит все прошлое пе­
ред будущим?!»
Да, он настаивает на изучении древности («мы будем изу­
чать ее вполне и добросовестно, и доброжелательно»), но
его обращение к прошлому подчинено организующей идее:
«Такие... изыскания позволят нам выбрать то, что наиболее
ясно применимо в проблемах будущего».
Его чеканные афоризмы свидетельствуют о целенаправлен­
ности, о постоянной устремленности к творческому созиданию.
«Прошлое лишь окно в будущее... Любите прошлое, когда оно
вынырнет из нажитых глубин, но живите будущим... Из древ­
них, чудесных камней сложите ступени грядущего».

Глава пятая
«РАДОСТЬ — СИЛА НЕПОБЕДИМАЯ»

1
Природа — обязательный персонаж произведений Рери­
ха. Типичная для него композиция: путник и пейзаж, то ра­
достный, то напряженно-тревожный, угрюмый, а подчас со­

258
На вершинах

единяющий и то и другое. Природа никогда не выполняла в


творчестве Рериха вспомогательной роли. Пейзаж — это не
фон, на котором разворачиваются события. Пейзаж, как и
человек, равноправный и действенный участник событий.
Вслед за Тютчевым художник мог бы повторить:

Не то, что мните вы, природа:


Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.

— Надо природу понимать, — призывает Рерих. — Надо


войти в нее как бы сотрудником ее, не осудительно, но вос­
хищенно.
Природа для художника ни в коей мере не ассоциируется
с бегством от напряженных будней повседневности. Она да­
же не связана с мыслью об отдыхе или минуте отрешенно­
сти и забвения. Нет, слияние с природой для него обознача­
ет нечто другое. Активная натура художника воспринимает
природу как могучий генератор, дарующий человеку физи­
ческую и духовную энергию.
«Антей прикасался к земле для наполнения силою, для
обновления мощи духа. Конечно, не в опьянении он падал
на землю, но сознательно он прикасался к земле, и тогда она
сообщала ему здоровое обновление. Антей назывался могу­
чим великаном. Не от целебных ли прикосновений к земле
он получил навсегда это мощное наименование?»
Красота окружающего мира дарит человеку радость. Но
вместить ее, разлитую повсюду, может лишь открытое, сво­
бодное от страха и уныния сердце. В стихотворении «Наш
путь» поэт рисует пейзаж, не замкнутый в себе и своем без­
молвии, а приближенный к человеку («Путники, сейчас мы
проходим сельской дорогой. Хутора чередуются полями и
рощами»). В стихотворении возникают трогательные образы
детей.

259
Валентин Сидоров

Мальчик нам подал чернику


в бересте. Девушка протянула
пучок пахучей травы. Малыш
расстался для нас со своей
в полоску нарезанной палочкой.
Он думал, что с нею нам
будет легче идти.

Но как же реагируют на бескорыстное движение сердца


взрослые путники, столь щедро одаренные малышами? А вот
как:

Мы проходим.
Никогда больше не встретим
этих детей. Братья, мы отошли
от хуторов еще недалеко,
но вам уже надоели подарки.
Вы рассыпали пахучую траву.
Ты сломал корзинку из бересты.
Ты бросил в канаву палочку,
данную малышом. К чему нам
она? В нашем долгом пути.
Но у детей не было ничего другого.
Они дали нам лучшее из того,
что имели, чтобы украсить наш путь.

Аллегория стихотворения несет в себе обобщающую мысль.


Конечно, «наш путь» символизирует собой путь человече­
ского познания. Но познание, взвешивающее лишь на стро­
гих аптекарских весах холодного разума, не в силах проник­
нуть в красоту окружающего мира. А значит, оно неполно.
Познание становится истинным лишь тогда, когда к нему на
полную мощь подключается сердце. Библейское изречение,
характеризующее путь познания как скорбный и трагиче­
ский («во многой мудрости много печали»), Рерих реши­
тельно отвергает. В истоке познания, в существе его — ра­

260
На вершинах

дость. Познание начинается с радости. Рерих недаром мно­


гократно повторит знаменитое восточное изречение: «Радость
есть особая мудрость».

« ... К черте подойдем и заглянем. В тишине и молчаньи».


«Тишина и молчанье». Рерих делает на этих словах смысло­
вое ударение. Они становятся ключевыми в лексическом ри­
сунке стиха. Сам облик Учителя (еще раз напомню, что для
Рериха слово «Учитель» обозначает творческий зов жизни)
сливается с безмолвием, и голос его звучит из безмолвия.

Не знаю и не могу,
Когда я хочу, думаю, —
кто-то хочет сильнее?
Когда я узнаю, —
не знает ли кто еще тверже?
Когда я могу — не может ли
кто и лучше, и глубже?
И вот я не знаю и не могу.
Ты, в тишине приходящий,
безмолвно скажи, что я в жизни
хотел и что достигнуто мною?

Но слова «тишина», «молчанье», «безмолвье», которые у


нас нередко отождествляются с такими понятиями, как «без­
действенность», «созерцательность», «отрешенность», не
должны ввести нас в заблуждение. Вот что пишет Рерих по
этому поводу:
«Есть два вида тишины. Беспомощная тишина инертно­
сти, которая знаменует распад, и тишина могущества, кото­
рая управляет гармонией жизни... Чем она совершеннее,
тем глубже мощь и тем больше сила действия.
В этой тишине нисходит истинная мудрость... Поверхно­

261
Валентин Сидоров

стная деятельность ума должна остановиться, и молчанье за­


менит беспокойство. И затем в тишине — в той беззвучной
глубине — приходит озарение. И истинное знание стано­
вится безошибочным источником истинного действия».
Нет нужды доказывать, что в данном случае речь идет о
тишине второго рода, тишине творческого напряжения и
внутреннего озарения духа человеческого.
Юный Тютчев писал:

Есть целый мир в душе твоей


Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи.

Мир «таинственно-волшебных дум» Рериха концентриру­


ется вокруг величественного образа Учителя. Отличительная
черта внутреннего мира художника — устремленность. Здесь
все подчинено единой идее. Здесь все устремлено ввысь, к
тому, что поэт объединяет словом «Учитель».

Звуки жизни случайной меня


не тревожат. Жду. Я знаю, что ты
меня не покинешь. Ко мне
подойдешь. Образ твой в молчании я сохраню. 3

Есть у Рериха статья «Небесное зодчество». В ней он де­


лит людей на два вида. «Одни умеют радоваться небесному
зодчеству, а для других оно молчит или, вернее, сердца их
безмолвствуют». Чувство, которое сам художник определяет
словами «восторг о небе», присутствует у него всюду. Звуча­
щее небо властвует в его картинах, но оно не отделяется от
земли, не противополагается земле. Более того. Как спра-

262
На вершинах

ведливо отмечает Леонид Андреев, художник стремится «не­


бесное объяснить земным».
— Ведь не «сидение на тучах» и не «играние на арфах»
и не «гимны неподвижности», но упорный и озаренный труд
сужден, — пишет Рерих. — Не маг, не учитель под древом,
не складки хитона, но рабочая одежда истинного подвига
жизни приведет к вратам прекрасным.
«Не маг, не учитель под древом». Облик Учителя, который
может поначалу показаться фантастическим, обретает ре­
альную достоверность. Не призрачна его деятельность, она
идет под знаком врачующей помощи людям. («У тебя на
полках по стенам многие склянки стояли. Разноцветны они.
Закрыты все бережливо. Иные обернуты плотно, чтобы свет
не проник. Что в них — не знаю. Но их сурово хранишь...
Помощь твоя мне нужна. В твои составы я верю»). Высокий
пример того, кого Рерих именует Учителем, вновь и вновь
обращает его взгляд к земле.

Начатую работу Ты мне оставил.


Ты пожелал, чтоб я ее продолжил.
Я чувствую твое доверие ко мне.
К работе отнесусь внимательно
и строго. Ведь Ты работой этой
занимался сам. Я сяду к Твоему
столу. Твое перо возьму.
Расставлю Твои вещи, как
бывало. Пусть мне они помогут.
Но многое не сказано Тобою,
когда Ты уходил. Под окнами
торговцев шум и крики.
Шаг лошадей тяжелый по
камням. И громыхание колес
оббитых. Под крышею свист
ветра. Снастей у пристани
скрипенье. И якорей тяжелые

263
Валентин Сидоров

удары. И птиц приморских


вопли. Тебя не мог спросить я:
мешало ли Тебе все это?
Или во всем живущем Ты
черпал вдохновенье. Насколько знаю,
Ты во всех решеньях от земли не удалялся.

Во всем живущем черпать вдохновение — таков неколе­


бимый завет истинного творчества. Любителям чудес и фе­
номенов Рерих отвечает: мир, окружающий вас, и есть фе­
номен подлинно чудесный. В повседневности таится воз­
можность того, что люди именуют сказкой. Надо лишь уметь
видеть необыкновенное в обыкновенном. Красота жизни
разлита повсюду. Она мерцает даже в том, что на первый
взгляд кажется малоинтересным и будничным. В стихотво­
рении «Замечаю» поэт поведал историю, похожую на притчу,
о незнакомом человеке, поселившемся около сада. Он ока­
зался певцом. Но вот что замечательно. Год идет за годом, а
он не повторяется в песнях. «Песнь незнакомца всегда но­
ва». Наконец, люди обращаются к нему с вопросом: «Откуда
берет он новые слова и как столько времени нова его
песнь?»

...Он
очень удивился как будто и,
расправив белую бороду, сказал:
«Мне кажется, я только вчера
поселился около вас.
Я еще не успел рассказать даже
о том, что вокруг себя замечаю».

Труд земли, любой, лишь бы в него был внесен творче­


ский порыв, рождает «восторг о небе». «И самый прозаич­
ный быт полон чудесности. Чудеса отменены, а чудесность
бытия стучится во все двери».

264
На вершинах

Встань, друг.
Получена весть.
Окончен твой отдых.

Властная интонация стихов прорезает тишину, как звук


сигнальной трубы. То, что вчера было лишь туманным пред­
чувствием, сегодня становится ясно различимым зовом. Ра­
достное дыхание вести преобразует мир. Взгляду открыва­
ется «несказуемая по красоте своей небесная книга».

Небо ночное, смотри,


невиданно сегодня чудесно.
Я не запомню такого.
Вчера еще Кассиопея
была и грустна и туманна,
Альдебаран пугливо мерцал.
И не показалась Венера.
Но теперь воспрянули все.
Орион и Арктур засверкали.
За Алтаиром далеко
новые звездные знаки
блестят и туманность
созвездий ясна и прозрачна.
Разве не видишь ты
путь к тому, что
мы завтра отыщем.
Звездные руны проснулись.
Бери свое достоянье.
Оружье с собою не нужно.
Обувь покрепче надень.
Подпояшься потуже.
Путь будет наш каменист.
Светлеет восток. Нам пора.

265
Валентин Сидоров

По настроению, по замыслу, по внутренней наполненно­


сти стихи продолжают цикл картин Рериха с названиями, ко­
торые характеризуют их больше, чем любое описание: «Звез­
да Героя», «Звезда Матери Мира», «Звездные руны».
Сверкающее звездное небо в сердце человека вселяет
восхищение и оптимизм: « ... в самые трудные дни один
взгляд на звездную красоту уже меняет настроение; беспре­
дельное делает и мысли возвышенными».
«Стучится вестник, и чем необычнее час, тем трепетнее
ожидание». Но получить весть не так просто. Для этого надо
быть бдительным к любым явлениям жизни. Для этого долж­
но напряженно вслушиваться в звучащие дали.

В жизни так много чудесного.


Каждое утро мимо нашего берега
проплывает неизвестный певец.
Каждое утро медленно из тумана
движется легкая лодка и
всегда звучит новая песнь.
И так же, как всегда, скрывается
певец за соседним утесом.
И нам кажется: мы никогда
не узнаем, кто он, этот
певец, и куда каждое утро
держит он путь. И кому
поет он всегда новую песнь.
Ах, какая надежда наполняет
сердце и кому он поет?
Может быть, нам?

Действительно, кто и как может вычислить то радостное


мгновение, когда постучится вестник? «Должен ли он найти
вас на башне, или должен найти в катакомбах — вы не
знаете этого, да и не должно знать, ибо тогда нарушилась бы
полная готовность. Будьте готовы».

266
На вершинах

Весть может прийти отовсюду, да и вестник может быть


самым неожиданным. Поэтическому воображению художни­
ка он иногда рисуется огненным гонцом, встающим на стол­
бах света. Он может явиться торжественным посланцем с
драгоценным подарком от Владыки («Эй вы, уличные гуляки!
Среди моего ожерелья есть от Владыки данный мне жем­
чуг!»). Но он может оказаться ничем не примечательным че­
ловеком, и тогда его нужно отличать от других людей не по
одежде, но по огненным глазам, наэлектризованным мыслью.
«Сердце звучит на все необычное и крепко врезает эти
многоценные печати в сознание. Когда же мы видим дале­
кого путника на безбрежной, снежной равнине, нам думает­
ся, что не случайно и не бесцельно совершает он трудный
путь.
Наверно, он несет важную новость; и ждут его те, кто
поймет знамение будущего».
Рерих как бы раскрывает смысл знаменитой восточной
поговорки: «Если надо — и муравей гонцом будет». Важен
не муравей, важна весть, важно услышать и понять сердцем
творческий зов жизни. А «вестник даже в одежде телегра­
фиста уже нечто особенное».
Образ вестника — один из самых любимых образов Ре­
риха. Он заставляет обратиться к его биографии, ибо слова
«гонец» и «вестник» выражают существо его творческой
устремленности, его жизни, в которой главным мотивом зву­
чало не «я» и «меня», а «через меня». Именно так и воспри­
нимали Рериха его современники. В биографическом очерке
о художнике Всеволод Никанорович Иванов пишет:
«И не себя ли... чувствует гонцом и Рерих, когда он идет
по миру, пересаживаясь с корабля на поезд, с поезда на ав­
томобиль, подчас рискуя своей собственной жизнью? Какая
неслыханная сила влечет его за собой, толкает, заставляет
обращаться к миру со своими потрясающими душу картина­
ми, со своими глубокими проповедями?..

267
Валентин Сидоров

Это — и есть подвиг. Это — требование подвига. Это —


сознание необходимости подвига для всего живущего, соз­
нание его неотвратимости, необорности... Из России несет
Рерих этот зов, из той удивительной России, в которой всег­
да главным вопросом человеческого существования было:
— Как жить, чтобы святу быть?»

...Вестник,
мой вестник. Ты стоишь и
улыбаешься. Нет ли у тебя
приказа лечить несчастье улыбкой?

Собственно, вопрос заключает в себе утверждение и при­


каз (если уж таким словом назвать пришедшую весть), это
«приказ, выводящий из сумерек, — РАДУЙСЯ». Нет и не мо­
жет быть такого положения, в котором бодрый человеческий
дух не разглядел бы просвета.
«Каждая радость уже есть новый путь, новая возмож­
ность. А каждое уныние уже будет потерею даже того мало­
го, чем в данный час мы располагали. Каждое взаимное ожес­
точение, каждое рощение обиды уже будет прямым само­
убийством или явною попыткою к нему.
Окриком не спасешь, приказом не убедишь, но светлое
«радуйся» истинно, как светильник во тьме, рассеет все сер­
дечное стеснение и затемнения».
В то время, когда писались эти строки, среди части твор­
ческой интеллигенции Запада, так или иначе заблудившейся
в сумерках буржуазного мира, растерявшейся на трудных
путях земных, распространилось настроение, которое Горь­
кий ядовито и метко окрестил «космическим пессимизмом».
Отношение Рериха к действительности, к процессам, преоб­
разующим ее, можно назвать прямо противоположными сло­

268
На вершинах

вами: космическим оптимизмом. Радость, убежденная и во­


истину всеобъемлющая, одухотворяет его творчество.
Вспомним полотна, на которых с такой дерзостью запе­
чатлены безбрежные пространства, залитые волнами побе­
доносного света. Вспомним синеющие горные вершины, уст­
ремленные к облакам — и даже не к облакам, а куда-то вы­
ше, в солнечные и космические бездны. Вспомним яростную
борьбу света и тьмы, которую Рерих изображает с экспрес­
сией неведомого автора «Слова о полку Игореве». Вспомним
лейтмотив его полотен — мотив торжества человеческого и
созидательного начала над необузданным хаосом...
Наверное, полотна Рериха ярче, грандиозней, монумен­
тальней его маленьких поэм, но и эти — драгоценны, и в
них с не меньшей силой проявился тот универсальный опти­
мизм, который вообще характерен для внутреннего мира ху­
дожника.

За моим окном опять светит


солнце. В радугу оделись все
былинки. По стенам развеваются
блестящие знамена света. От радости
трепещет бодрый воздух. Отчего
ты не спокоен, дух мой? Устрашился
тем — чего не знаешь. Для тебя
закрылось солнце тьмою. И поникли
танцы радостных былинок.
Но вчера ты знал, мой дух,
так мало. Так же точно велико
твое незнанье. Но от вьюги было
все так бедно, что себя ты
почитал богатым. Но ведь солнце
вышло для тебя сегодня. Для тебя
знамена света развернулись.
Принесли тебе былинки радость.
Ты богат, мой дух. К тебе

269
Валентин Сидоров

приходит знанье. Знамя света


над тобою блещет!
Веселися!

Как мы уже неоднократно убеждались, поэзию Рериха


трудно отделить от его публицистики, и не только потому,
что в ней разрабатываются те же мотивы, но и потому, что
она — поэтична. Стихи Рериха и его философско-поэтиче­
ская публицистика все время подкрепляют друг друга. Мысль
о всепобеждающей волне радости, воплощенная в афори­
стичные строчки стихов, находит столь же чеканное выраже­
ние в многочисленных статьях художника.
«Не для слез и отчаяния, но для радости духа созданы
красоты Вселенские. Но радость должна быть осознана, а
без языка сердца где же раскинет радость светоносный ша­
тер свой? Где же, как не в сердце, твердыня радости?
Осознавший область сердца неминуемо пристает к бере­
гам творчества».
Радость — это особого рода мудрость. Мудрость творче­
ская, преобразующая. Выявленная созидательным духом че­
ловека, она — оружие света; она, как гласит афоризм древ­
ней мудрости, — «сила непобедимая». «Ведь если бы весь
мир возрадовался хотя бы на одну минуту, то все Иерихон­
ские силы тьмы пали бы немедленно».

Глава шестая
«ПОДУМАТЬ О ВЕЧНОМ»

1
Уже при самом беглом ознакомлении со стихами Рериха
замечаешь одно обстоятельство, которое поначалу кажется
парадоксальным. Поэт, отличающийся такой неповторимой
индивидуальностью, как бы озабочен стремлением раство­

270
На вершинах

рить свою индивидуальность в какой-то философско-худо­


жественной стихии. Перед нами лирика, ибо мы видим в
стихах Рериха то субъективное начало, которое составляет
основу данного рода поэзии. Но какая странная лирика. Ав­
тор показывается на миг — и сейчас же уступает свое место
некоему синтетическому образу человека, образу Учителя,
который хочет запечатлеть на новых скрижалях мудрость,
созревавшую в сознании и в практической деятельности мно­
гих поколений.
Подчеркнуто безличны и стихи, объединенные названием
«Мальчику». Именно в них особенно резко проступает и
сходство с индийской традицией (форма обращения к Учи­
телю), и различие (здесь не ученик обращается к Учителю, а
Учитель — к ученику, который в его глазах не более как
мальчик). Стихи носят характер внутренних бесед. Я думаю,
что почти каждому из нас знакомо то состояние духа, когда
во время усиленной внутренней работы или подготовки к
чему-то важному, как бы утешая и поддерживая себя, обра­
щаешься к себе во втором лице. В стихотворной сюите Ре­
риха это становится организующим принципом.
«Мальчик, ты говоришь, что к вечеру в путь соберешься.
Мальчик мой милый, не медли... Если ты медлишь идти, значит,
еще ты не знаешь, что есть начало и радость, первоначало и
вечность». «Мальчик, с сердечной печалью ты сказал мне, что
стал день короче, что становится снова темнее. Это затем, что­
бы новая радость возникла, ликованье рождению света».
Мысль достигает высочайшего накала, ибо человек по­
ставлен лицом к лицу с беспредельностью, ошеломляющей
его своей необъятностью, грозящей растворить его в себе.
«Приятель, опять мы не знаем? Опять нам все неизвестно.
Опять должны мы начать. Кончить ничто мы не можем».
Философия Рериха, сгущенная в стихотворные строчки,
лишена и намека на пассивность. Это философия активного
действия. На первый план выступает требование углублен­

271
Валентин Сидоров

ной работы человеческой мысли. («Мальчик, опять ты ошиб­


ся. Ты сказал, что лишь чувствам своим ты поверишь. Для
начала похвально, но как быть нам с чувствами теми, что те­
бе незнакомы сегодня, но которые ведомы мне».)
Круговорот событий стремителен и непостижим. Картины
мира, не успев уложиться в сознании, меняются с пугающей
быстротой. («Смотри, пока мы говорили, кругом уже все из­
менилось. Ново все. То, что нам угрожало, нас теперь при­
зывает. Звавшее нас ушло без возврата».)
Как устоять, как разобраться в этом вечно подвижном
разнообразии форм? Есть ли ариаднина нить, ведущая из
нескончаемого лабиринта? Есть.

Брат, покинем
все, что меняется быстро.
Иначе мы не успеем
подумать о том, что для
всех неизменно. Подумать о вечном.

«Подумать о вечном» — вот ведущий мотив философ­


ской лирики Рериха.
Но напряженный поиск истины не замыкается на чужих
источниках. Изучение чужого опыта может послужить толч­
ком для внутреннего развития, но не подменить его самого.
Рерих разделяет мысль ряда индийских философов, что ис­
тина не в книгах, а в медитации, то есть в самостоятельной
работе человеческого духа. Истина внутри нас. «Ищи луну
на небе, а не в пруду» — гласит популярная восточная пого­
ворка. Может быть, эту поговорку поэт развертывает в яр­
кую символическую картину.

Над водоемом склонившись,


мальчик с восторгом сказал:
«Какое красивое небо!
Как отразилось оно!
Оно самоцветно, бездонно!»

272
На вершинах

«Мальчик мой милый,


Ты очарован одним отраженьем.
Тебе довольно того, что внизу.
Мальчик, вниз не смотри!
Обрати глаза твои вверх.
Сумей увидать великое небо.
Своими руками глаза себе не закрой».

Коренные вопросы человеческого бытия Рерих ставит в


упор, обнаженно. Предельная четкость и конкретность мыс­
ли не допускают никаких ответвлений, уводящих в сторону.
Никакой словесной вязи. Она неуместна, когда речь идет о
смысле жизни.

Мальчик жука умертвил,


Узнать его он хотел.
Мальчик птичку убил,
чтобы ее рассмотреть.
Мальчик зверя убил,
только для знанья.
Мальчик спросил: может ли
он для добра и для знанья
убить человека?
Если ты умертвил
жука, птицу и зверя,
почему тебе и людей не убить?

Постановка вопроса предваряет ответ. Здесь не может


быть «если». И не холодным рассудком можно решить аль­
тернативу, а сердцем. «И зверье, как братьев наших мень­
ших, никогда не бил по голове». Неспроста эти щемящие
строчки русского поэта так созвучны самому складу народ­
ного характера Индии, где с детских лет приучают чтить лю-

273
Валентин Сидоров

бое проявление жизни. Трепетное единство со всем живым


наполняет человеческое сердце, особенно детское, доверчи­
вое и легкоранимое. В одном из очерков Рерих воспроизво­
дит трагический случай, о котором он узнал из газетного со­
общения:
«Знакомые подарили мальчику щенка. Мальчик кормил
собачку из своих рук, играл с ней целыми днями и даже
брал ее с собой, в свою кровать. Между ребенком и собакой
установилась самая нежная дружба.
Отец по утрам открывал клетку с канарейкой и выпускал
ее летать по комнатам. Щенок подкараулил канарейку, уда­
рил ее лапой и придушил. Отец схватил щенка за задние ла­
пы и на глазах своего сына ударил щенка головой об стенку
и убил его. Ребенок был страшно потрясен этой картиной
жестокой расправы отца со своим любимцем. Спустя не­
сколько времени мальчик стал жаловаться на сильную го­
ловную боль, указывая, что, очевидно, так же болела голова
у его щенка, когда отец убивал его, ударив об стену.
На следующий день у ребенка поднялась температура.
Вызвали врача, который высказал подозрение на нервную
горячку и потребовал, чтобы родители перевезли мальчика в
больницу. На третий день болезни врачи, по характерным
признакам западания головы назад, определили у мальчика
заболевание менингитом. Причиной заболевания, возможно,
послужило то потрясение, которое ребенок пережил, наблю­
дая картину убийства отцом его любимой собачки. На пятый
день мальчик умер».
Рерих добавляет: «Вы представляете себе сверлящую
мысль умирающего мальчика о том, что его собачке было так
же больно, когда ее убивал отец. В этом «так же точно» вы­
ражено очень многое. Наверное, когда мальчик говорил это,
то никто толком и не обращал внимания на тяжкий смысл
сказанного, а вот теперь, когда он умер, тогда и его слова
запечатлеваются и, конечно, над ними думают».

274
На вершинах

Утверждение доброго начала в людях — вот главный


нравственный принцип художника. Безусловная вера в доб­
рое начало — краеугольный камень его миропонимания.
Однозначно-арифметический подсчет общей суммы добра и
зла может подчас лишь завести в тупик. Мысль человека
должна погружаться в глубины, а не скользить по поверхно­
сти. «Уговори себя думать, что злоба людей неглубока. Ду­
май добрее о них, но врагов и друзей не считай!»
Кстати, пафос стихотворения нашел практическое прило­
жение в жизни художника. Рерих вспоминает:
«Приходилось писать «друзей и врагов не считай» — это
наблюдение с годами становилось все прочнее. Сколько так
называемых врагов оказались в лучшем сотрудничестве и
сколько так называемых друзей не только отвалились, но и
впали во вредительство, в лживое бесстыдное злословие.
А ведь люди любят выслушивать именно таких «друзей». По
людскому мирскому мнению, такие «друзья» должны знать
нечто особенное. Именно о таких «друзьях» в свое время
Куинджи говорил, когда ему передали о гнусной о нем кле­
вете: «Странно, а ведь этому человеку я никогда добра не
сделал». Какая эпика скорби сказывалась в этом суждении.
Но о радостях будем вспоминать, жизнь есть радость».
Не языком холодного и отвлеченного разума говорит
мудрость. Она — и сердце, и разум, объединенные высоким
устремлением духа. Ей всегда сопутствует человечность, ибо
не в себе замкнута мудрость, а для людей и во имя людей
она. Поэтому улыбка мудрости ободряюща. Она понимает
боязнь первых шагов еще не окрепшего творческого духа.
(«Замолчал? Не бойся сказать. Думаешь, что рассказ твой я
знаю, что мне его ты уже не раз повторял? Правда, я слышал
его от тебя самого не однажды. Но ласковы были глаза, гла­
за твои мягко мерцали. Повесть твою еще повтори»). Она
понимает самые глубинные и сокровенные движения сердца
человеческого.

275
Валентин Сидоров

Плакать хотел ты и не знал,


можно ли? Ты плакать боялся,
ибо много людей на тебя
смотрело. Можно ли плакать
на людях? Но источник слез
твоих был прекрасен. Тебе
хотелось плакать над безвинно
погибшими. Тебе хотелось лить
слезы над молодыми борцами
за благо. Над всеми, кто отдал
все свои радости за чужую
победу, за чужое горе. Тебе
хочется плакать о них.
Как быть, чтобы люди
не увидали слезы твои?
Подойди ко мне близко.
Я укрою тебя моей одеждой.
И ты можешь плакать,
а я буду улыбаться, и все
поймут, что ты шутил и
смеялся. Может быть, ты
шептал мне слова веселья.
Смеяться ведь можно при всех.

Не свысока смотрит мудрость на мир, не осудительно. Есть


что-то трогательное в ее отношении к человеческому бытию.
Если порою она проходит мимо, не вмешиваясь во внешнюю
суету людей, то только потому, что знает: прямое вмешатель­
ство не поможет, наоборот, еще более ожесточит упрямый
дух. Надо запастись терпением. Надо подождать, когда дети
вырастут во взрослых.

На мощной колонне храма сидит


малая птичка. На улице дети
из грязи строят неприступные
замки. Сколько хлопот около

276
На вершинах

этой забавы! Дождь за ночь


размыл их твердыни, и конь
прошел через их стены. Но
пусть пока дети строят
замок из грязи и на колонне
пусть сидит малая птичка.
Направляясь к храму, я не подойду
к колонне и обойду стороною
детские замки.

Но духовная работа мудрости, не всегда заметная для ок­


ружающих, не прекращается ни на миг. Она повсеместна.
Как детям, которых предостерегают: «во время игры не де­
ритесь», она говорит взрослым: «Попробуйте прожить один
день, не вредя друг другу. Кажется, что в такой день, кото­
рый бы человечество прожило без вреда, совершилось бы
какое-то величайшее чудо, какие-то прекраснейшие, цели­
тельные возможности снизошли бы так же просто, как ино­
гда снисходит добрая улыбка сердца или плодоносный ли­
вень на иссохшую землю».

«Все полно подвигов. Везде герои прошли». Эта тема, од­


нажды появившись, не исчезает; она, как нарастающая ме­
лодия в операх Вагнера, возникает вновь и вновь, подклю­
чая к себе всю мощь невидимого оркестра.
Возвращаясь мыслью к сагам и сказкам, Рерих отмечает,
что в них действуют чудесные строители, творцы добра и
славы, светлые воины. Мифы, которые в конечном счете яв­
ляются отображением действительности, повествуют об ис­
тинных героях, живших среди людей и совершавших свои
подвиги на земле. Весь опыт прошлого, действенно прило­
женный к проблемам современности, свидетельствует, что
основой совершенствования личности и нации было почита-

277
Валентин Сидоров

ние героизма, а цинизм был, есть и будет формой разложе­


ния.
«Наблюдать устремленное шествие героев всех веков —
это значит оказаться перед беспредельными далями, напол­
няющими нас священным трепетом. По существу нашему мы
не имеем права отступать».
«Мы не имеем права отступать. Героизм, — говорит Ре­
рих, — это основное качество человека».
Все в человеке. Все приходит как результат его героиче­
ских усилий. Собственных усилий — подчеркивает Рерих.
В стихотворении «Взойду» он ставит человека перед лицом
сурового и ответственного испытания. Через него так или
иначе проходит каждый из нас, когда остается один на один
с пугающей беспредельностью мира. Один. Без поддержки.
Без помощи, видимой и ощутимой физически.
Не важно, как долго продлится такое состояние. Мгнове­
ние пронзительного одиночества может показаться вечно­
стью. Но и наедине с бесконечностью мироздания человек
должен дерзко воскликнуть, как восклицает Рерих: «И один
я взойду!»
Индивидуален и неповторим путь каждого человека. Его
сокровенный мир нельзя постичь поверхностным взглядом.
Да и что может увидеть сторонний наблюдатель, если к тому
же он во власти предубеждения или предрассудка. О бисе­
ре, который не стоит метать понапрасну, сказано давно. Ме­
жду своим внутренним миром и настороженным, подозри­
тельным, чуждым и враждебным взглядом Рерих ставит пре­
граду: «Не открою!»

Усмешку оставь, мой приятель.


Ты ведь не знаешь, что у меня
здесь сокрыто. Ведь без тебя
я заполнил этот ларец.
Без тебя и тканью закрыл.

278
На вершинах

И ключ в замке повернул.


На стороне расспросить
тебе никого не удастся.
Если же хочешь болтать —
тебе придется солгать.
Выдумай сам и солги,
но ларец я теперь не открою.

В стихотворении отчетливо проступает биографический


момент. Необычайные творческие достижения Рериха неред­
ко порождали и недоумение, и недоверие, и противодейст­
вие. Казалось, что кого-то пугают фантастические внутрен­
ние возможности, заложенные в человеке-творце. Доходило
до того, что успехи художника приписывались вмешательст­
ву неких сверхъестественных сил. («Если же хочешь бол­
тать — тебе придется солгать»).
Человека, в котором пробудились творческие возможно­
сти, Рерих сравнивает с дозорным. Бдительность и постоян­
ная внутренняя готовность — вот что отличает его от других
людей. «Священный дозор». Творческий зов жизни не мо­
жет, не должен застать нас врасплох.

Зорко мы будем смотреть.


Остро слушать мы будем.
Будем мы мочь и желать
И выйдем тогда, когда — время.

Кто притаился за камнем?


К бою! Врага вижу я!

«Войны бывают всякие, — проясняет свою мысль худож­


ник, — и внешние, и внутренние. И зримые, и незримые. Ко­
торая война страшнее — это еще вопрос».

279
Валентин Сидоров

Тема духовной битвы так или иначе возникает в любом


произведении Рериха. Ее напряжение определяет весь ритм
его деятельности. Недаром на склоне лет художник вспоми­
нал:
«Странно, всегда мечтали о мире, о мире всего мира, а
жизнь вела битвами, какими разнообразными битвами!
Иной раз казалось, неужели нельзя было обойтись без того
или иного сражения? Но нет, ведь не мы искали битвы, а она
надвигалась неизбежно. И, как говорил один наш друг: «Нуж­
но защищаться».
Одна оборона бессильна, значит, приходилось наступать
и действовать. Наверно, благословенно это действие, когда,
подобно Дмитрию Донскому, можно ответить преподобному
Сергию: «Все средства к миру исчерпаны». И ответ был:
«Тогда победишь».
Духовная битва не локальна. Она всеохватна. Она кос-
мична. Понятия достоинства, чести и подвига не должны быть
отвлеченными. Они должны проявляться во всех обстоятель­
ствах будничной жизни, ибо каждый день — это лишь сво­
его рода поход. Выступая по делийскому радио, художник
призывает к подвигу, творимому в жизни непрестанно.
«В любом обиходе, в каждом труде может коваться дос-
пех подвига. Мудро произнесено «герои труда». Битва за
лучшее будущее не только на полях сражений. Неутоми­
мость, терпение, достижение лучшего качества испытывается
в жизни каждого дня».
Устремленность к подвигу должна быть так же естествен­
на, как естественно желание жить. Она должна пронизывать
не только видимые деяния человека, но и то затаенное и не­
видимое, что он пытается порою спрятать даже от своего
внутреннего взора.
«Мы ждем героизм, который останется героическим даже
в своих тайных помыслах. Мы ждем героев, которые пора­
жают драконов в частной жизни. Мы желаем то царственное

280
На вершинах

мужество, которое подавляет каждый недостойный импульс,


как только он зарождается. Быть героичным должно заклю­
чаться в самой природе человеческой».

Встань, мой мальчик, за мною.


О враге ползущем скажи...
Что впереди, то не страшно.

Не страшно, потому что граница между светом и тьмою


легко различима вовне. Но попробуй различить ее, когда
речь идет о внутреннем мире человека. Тьма ползет неза­
метно. Невежество и его «исчадья» — страх, зависть, ко­
рысть, злоба — порождают опаснейшие болезни. Начинает­
ся духовное и душевное разложение. Вот почему голос, об­
ращенный к человеку, предупреждает прежде всего против
инстинкта собственности, быть может, самого живучего из
всех наших инстинктов.

Мальчик, вещей берегися.


Часто предмет, которым владеем,
полон козней и злоумышлений,
опаснее всех мятежей.

Сколько раз случалось, что вещи делали людей непод­


вижными. Сколько прискорбных примеров, когда люди, ка­
залось бы, интеллигентные и даже обладающие творческими
возможностями, обрекали себя из-за вещей на угрюмо-замк­
нутое безрадостное существование. «Ох уж эти вещи! Эти
мохнатые придатки пыльного быта. Иногда они начинают до
такой степени властвовать, что голос сердца при них кажет­
ся не только неправдоподобным, но даже как бы неумест­
ным».
Бесчисленны аспекты сражения между светом и тьмой.

281
Валентин Сидоров

В невидимых человеческому глазу формах ее ярость лишь


обостряется. Вот где действительно нужна готовность и бди­
тельность, вот где необходима тотальная мобилизация всех
духовных сил. Дантовские круги ада поневоле приходят на
ум, когда читаешь стихи Рериха о перипетиях этой внутрен­
ней борьбы человека.

Ошибаешься, мальчик! Зла — нет.

Есть лишь несовершенство.


Но оно так же опасно, как то,
что ты злом называешь.
Князя тьмы и демонов нет.
Но каждым поступком
лжи, гнева и глупости
создаем бесчисленных тварей,
безобразных и страшных по виду,
кровожадных и гнусных.
Они стремятся за нами,
наши творенья! Размеры и вид их
созданы нами.
Берегися рой их умножить.
Твои порожденья тобою
питаться начнут.

— Поистине каждый свидетельствует о себе, — говорит


Рерих. — В тайных мыслях он оформляет будущее действие.
Лжец боится быть обманутым. Предатель в сердце своем
особенно страшится измены. Невер в сердце своем трепе­
щет от сомнения. Героическое сердце не знает страха. Да,
мысль управляет миром. Прекрасно сознавать, что, прежде
всего, мы ответственны за мысли.
«Мы ответственны за мысли». Вот почему и чувство и

282
На вершинах

мысль должны быть воспитаны. Вот почему такой сокровен­


ный смысл обретают звенящие строчки Рериха:

...Победа тебе суждена,


если победу
захочешь.

Поэму «Наставление ловцу, входящему в лес» предваряет


вступительное слово, небольшое, всего несколько строк, но
очень важное для понимания духовной направленности ав­
тора.

Дал ли Рерих из России —


примите.
Дал ли Аллал-Минг-
Шри-Ишвара из Тибета —
примите.

Как уже говорилось, Рерих все время стремится придать


безличный характер стихам. Здесь же это стремление про­
возглашается как принцип.
Мысль об анонимности творчества чрезвычайно дорога
Рериху. Он варьирует ее на все лады. Безымянность произ­
ведений народного искусства — вдохновляющий пример
для художника. Имя Рерих сравнивает с отсохшим листом,
который унесен вихрем времени. Бессмертно лишь само твор­
чество, бессмертно лишь Прекрасное.
«Разве кому-либо, кроме творца, нужно определенное
имя? Пустой звук. Отошедший в забвение, ненужный набор
звуков. Подумайте об анонимности творчества. В нем еще
одна ступень в возвеличении духа, за случайными предела­
ми дней в нем еще шаг ускорения прогресса человечества».
По мысли Рериха, автор может считать себя создателем

283
Валентин Сидоров

произведений лишь номинально, ибо любое произведение,


по существу, плод коллективного труда, где провести грань
между «своим» и «чужим» невозможно. Недаром, чувствуя
условность авторского имени, Рерих настаивает, что на его
полотнах должны стоять две подписи: его и жены его, «спут­
ницы, другини и вдохновительницы» (как называет он ее в
одном из посвящений). Собственное творчество художника
лишь ниточка в этой пряже, которая ткалась до него и будет
ткаться после него. Для Рериха становится программным из­
речение древней мудрости: «Если человек утверждает, что
сказанное им лишь от себя, то он мертвое дерево, не имею­
щее корней».

Дал ли Рерих из России —


примите.
Дал ли Аллал-Минг-
Шри-Ишвара из Тибета —
примите.

Упоминание и сближение имен России и Тибета не слу­


чайны. Поэт как бы говорит: не важно, откуда идет весть —
с Запада ли, с Востока (Аллал-Минг-Шри-Ишвара — восточ­
ный подвижник древности). Важна сама весть.
В английском переводе поэмы слова Россия и Тибет опу­
щены. Это несомненно обеднило содержание стихов. Исчез
характерный момент, в значительной мере определивший ду­
ховный настрой поэмы. 7

Поэма носит все черты программной вещи. «Мальчик»


вырос. Он стал творцом. Поэма подводит итоги напряжен­
ной духовной работы. Мотивы, возникавшие порознь в сти­
хах, сливаются в единую ноту. Они не просто повторяются, а
обретают новый характер.

284
На вершинах

Если раньше стихи заключали в себе призыв к бдитель­


ности и готовности («Встань, друг... Окончен твой отдых»),
то теперь надежду и интуицию сменяет уверенность в том,
что дух человека созрел для действия: «В час восхода я уже
найду тебя бодрствующим».
Внешне мир в его непрерывном многообразии не изме­
нился. Так же на каждом повороте пути человека подстере­
гает тайна. Но изменилась внутренняя точка зрения. Бес­
предельность не страшит человека, ибо он ощутил дыхание
истины. «Видевший бесконечное, не потеряется в конеч­
ном».
Не прекратились и яростные атаки темных на дух чело­
века. Наоборот. Они стали еще ожесточенней. Его устрем­
ленности противополагается «целое учение страха». Но эти
страхи лишь для детей, лишь для не окрепших духом. Неодо­
лима радостная основа человеческого бытия. «Всякий страх
ты победишь непобедимой сущностью своею».
Если раньше зов жизни звучал приглушенно, прерывался
и становился вовсе неразличимым, то теперь он заполняет
все. Он повсеместен. В звучащей сумятице мира человече­
ское ухо слышит прежде всего властный голос, зовущий ввысь.
«...Из области Солнца говорю с тобою. Твой друг и настав­
ник и спутник». Духовное зрение человека раздвигает зем­
ные горизонты. Его теперь, словно магнит, тянет к себе Кос­
мос!
Творческий дух человека ставит перед собою поистине
дерзкие задачи. «Большую добычу ты наметил себе. И не
убоялся тягости ее. Благо! Благо! Вступивший!»
«Не стройте маленьких планов, они не обладают волшеб­
ным свойством волновать кровь». Пожалуй, с этим изрече­
нием смыкается наша русская поговорка, которую так любил
Петр I: «Замахивайся на большое, по малому лишь кулак
расшибешь!» Внутренний голос предостерегает творца от

285
Валентин Сидоров

напрасной траты сил. («Не истрать сети твои на шакалов.


Добычу знает только ловец»).
Строчки стихов полны динамизма. Здесь каждая фра­
за — порыв к действию, к наступлению! («Но пойдешь ты
вперед, ловец! Все остальное позади — не твое».) Как уме­
стно вспомнить признание Гёте, которое с сочувствием ци­
тирует в одной из статей Рерих и которое бесспорно про­
ецируется на самого художника: «Мое стремление вперед
так неудержимо, что редко могу позволить себе перевести
дух и оглянуться назад!» В символике поэмы отражено бес­
страшие человеческого духа, устремленного ввысь.

И ты проходишь овраг
только для всхода на холм.
И цветы оврага — не твои
цветы. И ручей ложбины не
для тебя. Сверкающие водопады
найдешь ты. И ключи родников
освежат тебя. И перед
тобой расцветет вереск
счастья. Но он цветет —
на высотах.
И будет лучший загон не
у подножья холма. Но твоя
добыча пойдет через хребет.
И, пылая на небе, поднимаясь над
вершиной, она остановится.
И будет озираться. И ты не
медли тогда. Это твой час.

Но победа творчества — победа особого рода. Замеча­


тельна философия этой победы, уложенная в четкие строки
стихов.

Но, закидывая сеть, ты знаешь,


что не ты победил. Ты

286
На вершинах

взял только свое. Не считай


себя победителем. Ибо все —
победители, но точно
не припомнят.

Победа созидания — это не захват чужого. Не за чужой


счет пожинает лавры творец. Да и успех не его исключи­
тельная заслуга («не ты победил»). Победа — это результат
совместного напряжения человеческих сил. Потому разде­
лить ее радость приглашаются даже те, кто и не ведает о
своей причастности к «лову».
В поэме намечена еще одна принципиальная тема. Она
сформулирована так: «Не разгласи о лове незнающим». «Не
разгласи». Не потому, что в творческом и духовном пути че­
ловека заключена тайна или какая-то мистика. А потому, что
«незнающий» может легко спрофанировать самую великую
истину. Невежество, увы, воинственно, и оно может обра­
тить во вред (не только другим, но и себе) полученные пре­
жде времени знания.
Конечно, здесь нет и намека на пренебрежительное или
снисходительное отношение к «ловчим» и «загоновожатым»,
участвовавшим в «лове». «Все — победители», — говорит
Рерих, несомненно, имея в виду и их.
Справедливо будет сказать, что главный герой поэмы —
радость. Радость бетховенского озарения и бетховенской
мощи. Ее ликующая нота к концу поэмы нарастает неодоли­
мо. Радость — сила непобедимая!

Знающий ищет. Познавший —


находит. Нашедший изумляется
легкости овладения. Овладевший
поет песнь радости.
Радуйся! Радуйся! Радуйся!
Ловец
Трижды позванный.

287
Валентин Сидоров

Глава седьмая
«ПОЧИТАНИЕ СВЕТА»

«Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая лю­


бовь».
Глубинный и многоплановый смысл этого афоризма бу­
дет постоянно раскрываться в стихах и статьях Рериха.
« ... Из мысли, эманации совершенно реальной, мы ухит­
рились сделать отвлеченность. Мы забыли, что не рука, но
мысль и творит, и убивает. А из любви мы сделали кислое
воздыхание, или мерзость блуда».
По мнению Рериха, извращено само понятие любви. Пре­
вратившееся в холодное и отвлеченное слово, оно должно
вновь стать благословенным и действенным. Именно действен­
ным, потому что любовь без дела была, есть и будет мертвой.
Для художника любовь — синоним единения. Мечту о
единстве он сопоставляет со всемирной мечтой о золотом
веке. И та и другая мечта на первый взгляд далеки от реаль­
ной действительности. Но и та и другая мечта обладают оди­
наковой жизнеспособностью, ибо в них отразилось сокро­
веннейшее устремление человечества.
Надо искать не то, что разъединяет, а то, что объединяет.
Надо помнить: истина одна, но пути, ведущие к ней, беско­
нечны, как бесконечен сам путь познания и восхождения че­
ловеческого духа. «Никакое обособление, никакой шовинизм
не даст того прогресса, который создает светлая улыбка
синтеза». На языке поэтических символов это будет звучать
так:

Вот уж был день! Пришло


к нам сразу столько людей.
Они привели с собой каких-то

288
На вершинах

совсем незнакомых. Ранее


я не мог ничего о них расспросить.
Хуже всего, что они говорили
на языках совсем непонятных.
И я улыбался, слушая их
странные речи. Говор одних
походил на клекот горных
орлов. Другие шипели, как змеи.
Волчий лай иногда узнавал я.
Речи сверкали металлом. Слова
становились грозны. В них
грохотали горные камни.
В них град проливался.
В них шумел водопад.
А я улыбался. Как мог я
знать смысл их речи? Они,
может быть, на своем языке
повторяли милое нам слово
любовь?

Но возможно ли подлинное понимание между людьми?


Есть ли язык, который объединит их? Есть. Им — заявляет Ре­
рих — должен стать международный язык знания и искусст­
ва. Искусство для художника — знамя грядущего синтеза.
«Свет искусства озарит бесчисленные сердца новою лю­
бовью. Сперва бессознательно придет это чувство, но после
оно очистит все человеческое сознание».
Любовь, очищающая человеческое сознание. Рерих назо­
вет ее еще и по-другому — «творческим излучением сердца». 2

Под пером Рериха традиционное, в какой-то мере стер­


шееся понятие обретает духовную окрыленность. Словно пти­
ца Феникс, оно воскресает из пепла, утверждая свою перво-

289
Валентин Сидоров

зданность. Слово «культура», которому художник отводит


организующую и преобразующую роль, он разбивает на два
корня. Культ (почитание) и ур (свет). «...Культура есть по­
читание света. Даже травы и растения к свету стремятся.
Как же одушевленно и восторженно нужно стремиться к
единому Свету людям, если они считают себя выше расти­
тельного царства».
Не знаю, верно ли это определение с точки зрения при­
дирчивой лингвистики (может быть, оно покажется слишком
уж поэтичным), но оно верно по светящемуся существу сво­
ему. Что греха таить, усилиями некоторых философов, эко­
номистов, историков великие понятия были превращены в
абстракции и отвлеченные символы. По наблюдению худож­
ника, подчас самое реальное учение жизни при помощи ис­
кусной и бессодержательной риторики постепенно переда­
ется «в неосязаемую облачность». Рерих ставит перед собой
в высшей степени действенную задачу: сделать эти искусст­
венно созданные великие абстракции реальностью. «...Мы
собираем около этих ценных понятий новое усилие, мы стре­
мимся помочь напряжению созидательной энергии».
Культура есть почитание света. Отныне праздничный от­
блеск сокровенной мысли художника пронижет многочис­
ленные аспекты, связанные со словом «культура». Прежде
всего он постарается очистить высокое понятие жизни от
наслоений и путаницы, при которых смешивается вечное с
преходящим.
Многие люди (кто сознательно, кто бессознательно) за­
меняют слово «культура» другим — «цивилизация». А раз­
ница между двумя понятиями, по мнению Рериха, принци­
пиальная. Цивилизация обозначает внешние формы чело­
веческого общества, поэтому она преходяща, она может
погибнуть, как погибли цивилизации Египта, Греции, Рима.
Культура имеет в виду прежде всего внутренние, духовные
ценности человеческой жизни, и поэтому она бессмертна,

290
На вершинах

как бессмертны культуры Египта, Греции, Рима. Культура,


возникнув и утвердившись, уже неистребима, в то время как
условные формы цивилизации зависят даже от проходящей
моды. Белый воротник, являющийся признаком респекта­
бельности, гольф, телефон не есть еще устои культуры. Ре­
рих не без сарказма пишет:
«Каждый производитель стандартных изделий, каждый
фабрикант, конечно, является уже цивилизованным челове­
ком, но никто не будет настаивать на том, что каждый вла­
делец фабрики уже непременно есть культурный человек.
И очень может оказаться, что низший работник фабрики мо­
жет быть носителем несомненной культуры, тогда как владе­
лец ее окажется лишь в пределах цивилизации».
Культура — это высшее в своей нерушимости выраже­
ние. Из печального и трагического опыта современной ему
буржуазной действительности художник делает ясный ре­
шительный вывод:
«Будут всегда колебаться условные ценности. Неизвест­
но, какой металл будет признаваем наиболее драгоценным.
Но ценность труда духовно-творческого во всей истории че­
ловечества оставалась сокровищем незыблемым и всемир­
ным».
Культура, как свет, что зашифрован в начертании самого
слова, понятие всепроникающее, не терпящее никаких огра­
ничений. Лишь поверхностный, лишь невежественный ум мо­
жет связать ее с чем-то сверхобычным или недостижимым.
Культура становится таковою не тогда, когда она достояние
одиночек, а когда она входит в повседневность и делается
мерой поступков наших и мыслей наших. Прекрасное не рос­
кошь, доступная лишь богатым. И не гость случайный она,
которого можно увидеть в редкий праздничный день. Благо­
родным водителем всей нашей жизни провозглашает Рерих
Прекрасное:
« ... Знамя культуры все равно, что знамя труда. Знамя

291
Валентин Сидоров

беспредельного познавания прекраснейшего! Какова бы ни


была наша каждодневная рутинная работа, мы, отойдя от ра­
бочего станка, омываемся, стремясь на праздник Культуры.
Сойдутся ли в этом празднике трое или соберутся тысячи,
это будет все-таки тот же праздник Культуры, праздник по­
беды духа человеческого».
«Свет побеждает тьму!» — не раз во всеуслышание за­
явит Рерих. Его убежденность и вера базируются на самой
прочной основе жизни. «Сущность духа народного гораздо
сильнее выпадов невежества. Имея дело с массами, в серд­
це своем устремленными к знанию и красоте, мы можем ос­
таваться оптимистами».
Культура есть почитание света. Рерих заменяет «почита­
ние» менее торжественным, но, может быть, еще более точ­
ным в своей направленности словом: «Культура... есть слу­
жение Свету». Культура немыслима без энтузиазма. И не
только без энтузиазма. Она немыслима без ежедневного
труда, ибо только в нем и проверяется преданность идеалу и
утверждается сила внутреннего огня. Умолкает сердце —
молчит и культура.
Бесчисленны врата в грядущее. Дума о культуре тоже от­
крывает эти врата. Призыв Рериха обращен к тем, кто оли­
цетворяет собой движение и будущее.
« ... Вам, молодежи, предстоит одна из наиболее сказоч­
ных работ — возвысить основы культуры духа, заменить ме­
ханическую цивилизацию культурой духа; творить и создавать.
Конечно, вы присутствуете при мировом процессе разруше­
ния механической цивилизации и при создании основания
культуры духа. Среди народных движений первое место зай­
мет переоценка труда, венцом которого является широко по­
нятое творчество и знание».
Свет побеждает тьму. Чтобы стать защитниками света, на­
до уметь различать границу света и тьмы, проходящую по
всему миру. Говоря об этой границе, Рерих подчеркивает: не

292
На вершинах

бывает культуры тьмы. Абсурдно само сочетание таких слов.


Мы можем говорить о твердыне света, а противостоять ей
будет «пропасть тьмы невежества».
«Тот, кто решается сказать «к черту культуру», есть вели­
чайший преступник. Он есть растлитель грядущего поколе­
ния, он есть убийца, он есть самоубийца».
«Когда я слышу слово «культура», моя рука тянется к
пистолету», — публично заявил Геринг. Что ж. Он полно­
стью оправдал пророческие слова художника, сказанные в
1932 году. Он стал самоубийцей. Не только в переносном
смысле. В прямом.

«Темные тайно и явно сражаются», — постоянно напо­


минает Рерих. С высоты Гималайских гор звучит его предос­
терегающий голос: «Человечество находится в небывалой
еще опасности... тьма редко бывала активна, как сейчас.
Редко можно было наблюдать истинный интернационал
тьмы, как в наши дни».
Врага должно знать. Надо изучать стратегию и тактику
противника. И Рерих подвергает тщательному анализу всю
хитроумную механику темных сил, уловки, приемы, методы.
«Они бывают крепко организованы, очень изысканы и
часто более находчивы, нежели сторонники правды. Они за­
владели первыми страницами газет; они умеют использовать
и фильмы, и радио, и все подземные и надземные пути. Они
проникли в школы и знают цену осведомленности. Они поль­
зуются каждой неповоротливостью оппонента, чтобы сеять
ложь для процветания зла...»
Натиск темных глобален. Как писал в прошлом столетии
поэт Аполлон Майков, «бой повсюду пойдет, по земле, по
морям и в невидимой области духа». К сожалению, именно о
битве «в невидимой области духа» люди чаще всего забыва­

293
Валентин Сидоров

ют или, во всяком случае, не понимают всей значимости ее.


Эта забывчивость человечеству обходится дорого. Как часто
и благое устремление, и светлый поиск затруднены и блуж­
даниями, и «неосмотрительными отравлениями».
Временное торжество темных сил художник объясняет
главным образом тем, что добро отступает на оборонитель­
ные позиции. Противник не дремлет. Пути и возможности
ему создают людская трусость и безответственность созна­
ния, успокаивающего себя и погружающегося в духовное
оцепенение. И в большом, и в малом тьма захватывает ини­
циативу.
Получается невольное пособничество. Появляется, по сло­
вам Рериха, «разновидность добровольцев зла, которые час­
то и не подтверждают ложь словесно, но злорадствуют мол­
чаливо. Они даже не пытаются предостеречь клеветника о
последствиях его лжи. Наоборот, своею молчаливою улыб­
кою они поощряют злотворящего. Таким путем от сознатель­
ных сил темных до воинов активного добра оказывается еще
огромный стан добровольцев зла, которые в самых разных
степенях и содействуют, и потворствуют заражению атмо­
сферы».
Что же может противостоять яростным атакам и лукавым
диверсиям тьмы? Прежде всего — говорит Рерих — объе­
динение. Если темные силы организованы (а на многочис­
ленных примерах нашей действительности можно убедиться,
«насколько они понимают друг друга и подчиняются какой-
то своей незримой и неуловимой иерархии»), то тем более
спешно и неотложно должны быть организованы силы доб­
ра. Причем организованность эта не должна быть благодуш­
ным пожеланием или чем-то отвлеченным, а должна быть
живой, действенной и сугубо конкретной.
Затем постоянная бдительность, ибо обычная тактика тьмы:
вести незаметные подкопы под твердыню света. Служители
тьмы могут прикрываться разными личинами (они могут при­

294
На вершинах

кинуться даже борцами за правое дело) — лишь бы распах­


нулись для них ворота. Распоясываются же они, очутившись
в крепости.
И наконец, наступление» «Тьма должна быть рассеиваема
беспощадно, с оружием света и в правой и в левой руке».
Много признаков темноты. Но на один из них вновь и
вновь обращает внимание Рерих. «Всюду какие-то темные
силы обрушиваются прежде всего на культурные проявле­
ния. Точно бы именно культура мешает им довершить адски
задуманное разложение мира».
— Прежде всего народ отнимет у культуры с большой
буквы большую букву «К» и заменит ее маленькой. Но что
от нее останется, трудно сказать.
Можно предположить, что эти слова родились в прямой
полемике с Рерихом и во времена Рериха. Но их произнесли
в наши дни. Известный своими «тушинскими перелетами» и
любовью к идеологическим фейерверкам и сенсациям, фран­
цузский писатель Жан-Поль Сартр перешел на ультралевые
позиции. Он-то и пророчествует грядущие разрушительные
деяния народных масс («Клевещут на народ», — говорил о
традиционном методе темных провокаций Рерих).
Круг замыкается. В одном и том же пункте встречаются
левоэкстремистская, псевдореволюционная фраза и погром­
ные речи фашизма. И то и другое одинаково кощунственно,
как кощунственно громогласное заявление Сартра: «Что ка­
сается «Моны Лизы», то я позволил бы ее сжечь, даже ни
минуты не раздумывая».

Темные тайно и явно сражаются. Рерих пишет:


«Помимо ежедневных газетных сообщений о всевозмож­
ных антикультурных ужасах, на печатных столбцах можно
находить своеобразные указания, в спокойном тоне, точно

295
Валентин Сидоров

бы они могут соответствовать двадцатому веку нашей эры и


неисчислимому веку от начала планетной жизни».
Рерих приводит целый список потрясающих спокойстви­
ем своего тона «своеобразных указаний» о всякого рода ко­
щунствах, еще недавно считавшихся лишь продуктом темных
романов и нечистоплотных выдумок.
«Черные мессы в Лондоне». Статья повествует о таинст­
ве, совершаемом в одном из фешенебельных домов столи­
цы. Здесь все как в церкви, но — наоборот. Горят черные
свечи, вино, которым причащаются, черное и т. п. Как и в
церкви, участники «черной мессы» исповедуются, но рас­
каиваются они в совершении добрых поступков. Все это
кончается оргией.
«Черная магия на Брокене». Фотографии девушки, козла
и прочих атрибутов колдовского шабаша.
Финляндия. Открыта организация некромантов, под крик
ручного черного ворона занимающаяся осквернением тру­
пов.
Америка. Собралась народная толпа (многие приехали
издалека), чтоб полюбоваться сожжением негра.
Германия. Толпа в Берлине окрашивала знамена со сва­
стикой в крови казненных.
— Это было не в средние века, а теперь, — говорит Ре­
рих. — К сожалению, — добавляет он, — всякие подобные
сообщения появляются не только в поразительном разнооб­
разии, но даже и в необыкновенной, ускоренной прогрессии.
Увы, наблюдение это оказалось пророческим. А слова Ре­
риха столь актуальны, что кажется: они написаны сейчас по
материалам современной буржуазной жизни. Обратимся к
недавней газетной публикации.
«Верховный жрец «Храма сатаны» восседал на троне. Он
был в длинной черной мантии. На его груди поблескивала
звезда. Правая рука опиралась на громадный меч, в левой
он держал человеческий череп.

296
На вершинах

Он вещает:
— Сатана — проявление темных сторон человеческой на­
туры. В каждом из нас сидит сатана. Задача состоит в том, что­
бы познать и выявить его. Сатанинское начало, заключенное
в людях, — главное и наиболее могущественное. Им надо
гордиться, а не тяготиться. Его надо культивировать, что мы
и делаем с помощью различных магических заклинаний»1.
Это не сцена из оккультного романа. Главный идеолог
сатанизма Энтони Лавей дает интервью корреспонденту. Ос­
нованная им в 1966 году «церковь навыворот», «церковь са­
таны» зарегистрирована властями Калифорнии в качестве
официальной религиозной организации. Духовный мистиче­
ский шабаш ширится. Вот сообщение из «Пари матч»:
«Рядом с магазинами, торгующими порнографической
литературой, появляются магазины препаратов для магиче­
ских церемоний: там продают волшебные напитки и талис­
маны... Появились маги, странные пророки, колдуны».
А вот описание киноленты, заснятой последователями дру­
гого «черного апостола», так называемого Иисуса-сатаны:
«Было заснято обезглавленное тело нагой женщины, рядом
с которым лежала ее отрубленная голова, а вокруг танцева­
ли люди в черных колпаках, разбрызгивая вокруг кровь...»2
Город желтого дьявола. Страна желтого дьявола. Мир
желтого дьявола. Но то, что во времена Горького было алле­
горией, в наше время стало действительностью.
Верховный жрец «Храма сатаны» в зловеще-черном оде­
янии, с перевернутой наоборот звездой (ибо цель темных
исказить все светлые символы) пророчествует, что к 1985
году все ортодоксальные религии, существующие в Америке
и за ее пределами, исчезнут, уступив место сатанизму.

1 Литературная газета, 1973, 27 февраля.


2 Советская культура, 1973, 20 ноября.

297
Валентин Сидоров

— На чем основывается ваш оптимизм?


— На знании человеческой натуры. Собственно говоря,
мы проповедуем то, что уже давным-давно стало американ­
ским образом жизни. Просто не все обладают мужеством
называть вещи своими именами.
«Черный папа», «черные мессы», колдуны, маги. Мисти­
ка? Да, но цели ее не заоблачные, а земные. По свидетельст­
ву главы «церкви навыворот», в новом порядке, обществен­
ном порядке сатанизма, который неизбежно придет на сме­
ну теперешнему хаосу в США, не будет места для либералов
и прочих уродов. Их будут ссылать на необитаемые острова,
чтобы они не заражали остальное человечество1.
Темные тайно и явно сражаются. Характерная черта на­
шего времени — они предпочитают сражаться явно. Идет
своеобразная психическая атака на человека. Маски сбро­
шены. Сущность обнажена до предела.
Вековым опытом этой глобальной, этой тайной и явной
битвы Света и тьмы выковано убеждение, которое Рерих фор­
мулирует как непреложный закон своей стратегии и тактики.
«Свет рассеивает тьму». Эта старая истина применима во
всем и всегда. И, чтобы подтверждать ее, свет действия дол­
жен быть таким же объединенным, как и насыщенность тьмы.
Каждый трудящийся на созидание, каждый работник куль­
туры, конечно, всегда и прежде всего должен помнить, что
он не одинок. Было бы великим и пагубным заблуждением
хотя бы минутно ослабить себя мыслью о том, что тьма силь­
нее Света».
Даже мысль о каком-то особом преуспеянии темных
вредна, ибо тем самым мы как бы даруем им новую силу.
Никогда и нигде не преувеличивать мощь темноты или их
мифическое вездесущие — призывает Рерих.

1 См.: Литературная газета, 1973, 27 февраля.

298
На вершинах

«Если кто-то будет настаивать на одолении силами тем­


ными, то ему нужно предложить, прежде всего, осмотреть,
каков таков сам одолеваемый? Не сам ли он какою-то раз­
дражительностью, или грубостью, или сомнением вырастил
чертополох, в котором укрываются всякие черти?»
Нужно помнить, что темные, какими бы сильными они ни
казались, как бы ни были организованы, все же ограничены.
В этой ограниченности их конечное поражение. Они и сами
знают (или подозревают) о своей ограниченности и больше
всего опасаются, что она будет замечена другими. Каждая
победа над тьмою — следствие большой и трудной борьбы.
Но торжество света над тьмою в сущности предрешено.

Полотнище с тремя красными кругами на белом фоне.


Прошлые, Настоящие и Будущие достижения человечества,
окруженные кольцом Вечности, — таким виделось художни­
ку Знамя Мира. По мысли Рериха, подобно тому как флаги с
красным крестом охраняют госпитали и больницы, так и зна­
мена мира должны развеваться над музеями и другими уч­
реждениями культуры, чтобы спасти их от гибели.
Борьба за мир, которая велась в тридцатые годы, отвеча­
ла сокровенным помыслам Рериха. Он уверен, что завоева-
тельство становится средневековым понятием, что насилия и
войны останутся лишь на определенных страницах истории.
«Мир всячески мыслит о мире». С радостью он замечает:
— Не удивительно ли, по-русски слово «мир» единозвуч­
но и для мирности, и для вселенной. Единозвучны эти поня­
тия не по бедности языка. Язык богатый. Единозначны они
по существу. Вселенная и мирное творчество нераздельны.
Выступая с идеей пакта о защите культурных ценностей,
Рерих создает свой фронт сражения за мир. Странно, но

299
Валентин Сидоров

именно эта деятельность художника вызывала (и до сих пор


вызывает) обвинение в пацифизме.
Такое обвинение чистейшей воды недоразумение, оно
свидетельствует о полном незнании вопроса, о решительном
непонимании личности и трудов Рериха.
Во-первых, никогда Рерих не суживал действие пакта
лишь зоной военных столкновений. Он придавал ему более
широкое и ответственное значение.
« ... Для нас Знамя Мира является вовсе не только нужным
во время войны, но может быть еще более нужным каждо­
дневно, когда без грома пушек часто совершаются такие же
непоправимые ошибки против Культуры».
Во-вторых, Рерих никогда не полагал, что его пакт, как
некое магическое заклинание, может остановить войну. Не
был он столь наивен, чтобы звать к моральному разоруже­
нию перед лицом надвигающихся событий. Наоборот. Вся
жизнь Рериха, все творчество его — призыв к отпору сгу­
щающейся силе мрака. В этом призыве художник соединяет
два самых дорогих для него понятия: Родина и Культура.
«Оборона Родины есть долг человека. Так же точно, как
мы защищаем достоинство матери и отца, так же точно в за­
щиту Родины приносятся опыт и познания. Небрежение к
Родине было бы прежде всего некультурностью... Защита
Родины есть и оборона культуры».
Где же тут пацифизм? Или для некоторых людей слово
«культура» обязательно сопрягается с пацифизмом? Словно
предвидя эти возражения и нападки, Рерих заявляет:
«Не будучи безжизненными пацифистами, мы хотели бы
видеть Знамя Мира развевающимся, как эмблему новой сча­
стливой эры. Мы не отвлеченные идеалисты. Наоборот, нам
кажется, что тот, кто хочет украсить и облагородить жизнь,
тот является настоящим реалистом».
Движение, возглавляемое Рерихом, захватило миллионы
людей. Во многих странах мира создаются комитеты содей­

300
На вершинах

ствия пакту Рериха. Но встретило движение и активное про­


тиводействие. Были прямые противники. Было равнодушие.
А было и такое:
« ... Нам приходилось слышать, что главным препятствием
для некоторых государств было, что идея пакта исходила от
русского. Мы достаточно знаем, как для некоторых людей,
по какому-то непонятному атавизму, все русское является
неприемлемым».
В 1935 году пакт Рериха был подписан президентом Со­
единенных Штатов Америки Франклином Рузвельтом и руко­
водителями стран Американского континента. Вторая миро­
вая война перечеркнула это соглашение, как перечеркнула и
многое другое. Лишь после разгрома фашизма, лишь после
того, как Советский Союз и страны социализма стали глав­
ной, определяющей силой всей общественно-политической
и культурной жизни планеты, великое начинание Рериха об­
рело реальность. В 1954 году в Гааге была заключена Меж­
дународная конвенция о защите культурных ценностей в
случае вооруженного конфликта. Ее подписали и ратифици­
ровали Советский Союз и другие страны мира. В основу кон­
венции лег пакт Рериха.

Глава восьмая
«КРАСОТА, ВЕДУЩАЯ
К ПОЗНАНИЮ КОСМОСА»

1
Я нашел наконец пустынника.
Вы знаете, как трудно найти
пустынника здесь, на земле.
Просил я его, укажет ли
он путь мой и примет ли

301
Валентин Сидоров

он благосклонно мои труды?


Он долго смотрел и спросил,
что у меня есть самое любимое?
Самое дорогое? Я отвечал:
«Красота». — «Самое любимое
ты должен оставить». — «Кто
заповедал это?» — спросил я.
«Бог», — ответил пустынник.
Пусть накажет меня Бог —
я не оставлю самое прекрасное,
что нас приводит
к Нему.

«Что у меня есть самое любимое?.. Красота». «Сказавший


«красота» — спасен будет», — не раз повторит Рерих. Он
обратится с призывом по радио: «Не опасайтесь твердить о
Красоте. Необходима поливка Сада Прекрасного. Засуха по­
губит все живое».
Красота с большой буквы (как пишет ее нередко Рерих)
имеет свою довольно сложную историю. Иногда это слово
насыщали мистическим полумраком. Иногда оно станови­
лось отвлеченностью и безжизненным символом, ибо в уго­
ду определенной тенденции его пытались монополизиро­
вать. А иногда оно звучало всеохватно: «Прекрасное есть
жизнь!»
Не будем сосредоточивать внимание на внешнем начер­
тании слова. Посмотрим, каким духовным содержанием
обеспечена его устремленность. Посмотрим, что значило оно
для художника. А для него оно значило вот что:
«В красоте — не сентимент, но реальность, мощная, по­
дымающая, ведущая. В глубинах сознания нечто уже было
известно, но нужна была искра, чтобы заработала машина.
Блеснет искра, осияет блеском прекрасным, и умаявшийся
труженик опять восстанет полный сил и желаний, захочет и
совершит. А препоны и трудности окажутся возможностями.

302
На вершинах

Но не блеснет красота подслеповатому глазу. Нужно за­


хотеть увидеть красиво. Без красивости, но в величии самой
красоты. Счастье в том, что красота неиссякаема. Во всяком
обиходе красота может блеснуть и претворить любую жизнь.
Нет запретов для нее. Нет затворов пресекающих».
Красота для Рериха — это внутренний свет человека,
пробудившийся к действию, жаждущий творческого вопло­
щения. Известно, что слова «любовь», «красота», «действие»
художник считал формулой международного языка. Почему-
то не обращали внимания, что эти понятия для него не су­
ществуют порознь. Для Рериха они живут лишь в диалекти­
ческом единстве. Не названные, они обязательно присутст­
вуют, если речь заходит о том или ином собрате их содру­
жества. И неспроста триаду замыкает энергичное слово
«Действие», зовущее к труду и духовному напряжению. Лю­
бовь без дел мертва. Красота утверждается руками челове­
ческими. Вводить Прекрасное всюду — такова обязанность
человека, призванного к творчеству.
«Лучшие сердца уже знают, что красота и мудрость не
роскошь, не привилегия, но радость, сужденная всему миру
на всех ступенях достижения. Лучшие люди уже понимают,
что не твердить только они должны о путях красоты и муд­
рости, но действенно вносить их в свою и общественную по­
вседневную жизнь».
Благословенна миссия прекрасного. Вдвойне благосло­
венна она на путях в грядущее. При новом созидании и но­
вом строительстве линия просвещения и красоты не должна
быть забыта ни на мгновение. Наоборот — она должна быть
усилена. Это — закон, это — ближайший распорядок.
«Радость, сужденную всему миру», Рерих возвещает в
словах торжественных и возвышенных.
«Час утверждения Красоты в жизни пришел. Пришел в
восстании народов. Пришел в грозе и молнии».

303
Валентин Сидоров

«Привратник, скажи, почему


эту дверь закрываешь? Что
неотступно хранишь? — «Храню
тайну покоя». — «Но пуст ведь
покой. Достоверные люди
сказали: там нет ничего». —
«Тайну покоя я знаю. Ее
охранять я поставлен».
«Но пуст твой покой». —
«Для тебя он пуст», — ответил
привратник.

И действительно, для сомневающегося, для праздно во­


прошающего невидимо то, что доступно непредубежденному
взгляду. Бывает и, к сожалению, часто бывает так, что в рас­
суждениях о действии готовы забыть о самом действии. Твор­
ческое начало не пробудилось еще в человеке, дух его еще
не созрел к действию. К нему и обращен суровый ответ при­
вратника: «Для тебя он пуст».
Тайну и красоту познания для Рериха олицетворяет тра­
диционный образ сказочных врат. Этот аллегорический об­
раз обретает вещественность и конкретность. Если обра­
титься к многочисленным высказываниям Рериха, то можно
видеть, как фантастический план, естественный для его
своеобразного стиля, уступает место реальному, а символ
превращается в указание практического характера.
«Во всех сказках мы слышим о закрытых вратах, о скры­
тых сокровищах, которые могут быть открыты лишь чудес­
ным, сужденным ключом. В нас самих гнев и раздражение
собирают и отлагают вреднейший яд, и чтобы очистить серд­
це свое, мы должны признать и гнев и раздражение разру­
шительными и непрактичными.
...научитесь изгнать все ядовитые мысли, научитесь осве-

304
На вершинах

тить и устремить вверх сознание ваше, тогда вы научитесь


творить для будущего человечества и, проснувшись, в радо­
сти увидите в руках ваших чудесный ключ от Врат Сокровен­
ных».
Этот чудесный, этот сужденный человечеству ключ —
красота его творческого труда. Он открывает все врата. Под
знаком творческой красоты, под знаком созидательного ут­
верждения и вершится непрестанное восхождение пути че­
ловеческого.
«Все человечество разделено на «да» и «нет». Мы же
пребудем всегда с теми, — в природе которых звенит от­
крытое светлое «да». Берегитесь утверждать «я» и «нет».
Отрицание, если к нему прикованы все мысли и внутрен­
ние силы человека, противоположно творчеству. Творец, ес­
ли он творец истинный, не имеет не только времени на осу­
ждение и отрицание, но он не имеет на это права, ибо одна
критика и один отталкивающий процесс не помогают. Не
осуждение прогоняет тьму, а лишь привнесение света ее ис­
требляет. Вот почему призывает Рерих вывести из обихода
«нелепое, немое», неумолимое в своей косности «нет» и за­
менить его «даром дружества, драгоценностью духа», несу­
щим с собой светлое и открытое достижение: «да».
«Только стоит сказать «да», и камень снимается и недос­
тупное еще вчера станет близким и исполнимым сегодня».
Творческое начало, заложенное в самой природе челове­
ка, всепобеждающе. Веление творчества покрывает собою
все, «о чем часто рычит пресекательное слово «нельзя».

Стражи у врат берегли нас.


И просили. И угрожали.
Остерегали: «нельзя».
Мы заполнили всюду «нельзя».
Нельзя все. Нельзя обо всем.
Нельзя ко всему.

305
Валентин Сидоров

И позади только «можно».


Но на последних вратах
будет начертано «можно».

«Какое прекрасное слово — «творчество»! — пишет Ре­


рих. — На разных языках оно звучит зовуще и убедительно.
Оно в самом деле уже говорит о чем-то скрыто возможном, о
чем-то победительном и убедительном. Настолько прекрас­
но и мощно слово «творчество», что при нем забываются
всякие условные преграды. Люди радуются этому слову, как
символу продвижения... Оно ведет за собою человечество.
Творчество есть знамя молодости. Творчество есть прогресс.
Творчество есть овладение новыми возможностями. Твор­
чество есть мирная победа над косностью и аморфностью.
В творчестве уже заложено движение. Творчество есть вы­
ражение основных законов вселенной».
Зов творчества — это зов самой жизни, потому что они
неразделимы.
Творчество имеет воистину космическую значимость, ибо
что такое красота, ведущая к познанию космоса? Это и есть
творчество.
Все века, запечатлевшие свой дух и свой лик в памятни­
ках искусства, раскрывают творчество как ведущее начало
жизни. Они наглядно свидетельствуют об одном и том же:
выживает лишь то, что связано с творчеством; бессмертны
научные открытия, неистребима мысль художника.
Уровень искусства может быть верным мерилом духов­
ной и нравственной жизни нации. Если искусство делается
отвлеченной роскошью, оно признак страны разлагающейся.
Если искусство — подлинный двигатель народа, значит,
страна на подъеме, значит, она в полной силе. Исторические
эпохи, лишенные сокровищ красоты, тем самым лишены вся­

306
На вершинах

кого значения; в них нет души. «А без выявления духовной


красоты мы останемся среди безобразия смерти».
Проявления творчества многообразны, как бесчисленны
разнообразные проявления жизни. Оно не замкнуто в стро­
гие границы определенных форм искусства, и оно не приви­
легия гигантов духа. «Говоря о творчестве, об искусстве, я
не имею в виду лишь великих выразителей: не только о Ваг­
нерах, о Шаляпиных, о Рембрандтах идет речь. Каждый ис­
кренний вклад подлинного устремления духа вносит убеди­
тельность и струю свежего воздуха».
Рериха возмущает эпитет «коммерческое», который, как
некий ярлык, безапелляционно приклеивается ко всем ви­
дам прикладного искусства. Это отвратительное слово долж­
но быть изъято — решительно заявляет художник. Он спра­
ведливо полагает, что простой предмет обихода, сделанный
Бенвенуто Челлини, является творением великого искусства.
Более того: «Мы должны помнить, как применять искусство
в нашей каждодневной жизни. Даже полы могут быть вымы­
ты прекрасно. Ибо нет ничтожного искусства в том, что ис­
тинно».
«Каждая истинная работа имеет свою красоту», — гово­
рит Рерих, всем стилем жизни своей утверждая незыбле­
мость сказанного. По свидетельству людей, общавшихся с
ним, к любому делу (большое оно или малое) он подходит с
одинаковым интересом и энтузиазмом. Писал ли он гима­
лайский пейзаж или работал над специальной статьей для
школьного журнала — всему он уделял равное внимание.
Это характерный признак подлинного творца.
Важна не форма творческого выражения сама по себе,
важна устремленность, важно качество. Девиз художника:
высокое качество всех действий! Он повторяет как лозунг:
«Качество, качество, качество! Во всем и всегда!»
«Понявший строй жизни, вошедший в ритм созвучий,
внесет те же основы и в свою работу. Во имя стройных ос­

307
Валентин Сидоров

нов жизни он не захочет сделать кое-как. Доброкачествен­


ность мысли, доброкачественность воображения, доброкаче­
ственность в исполнении, ведь это все та же доброкачест­
венность, или Врата в Будущее...»
«Доброкачественность, или Врата в Будущее». Вот поче­
му для Рериха, казалось бы, специальный вопрос о качестве,
об исполнении (как известно, формалисты придавали ему
самодовлеющее значение) перерастает в вопрос нравствен­
ный, имеющий непосредственное отношение к личности
творца и его духовному миру.
В процессе накопления качества все должно быть учтено
и предусмотрено и ничто не должно быть своекорыстно из­
вращено. По мнению художника, своекорыстие (крупное ли,
мелкое), внедряемое в жизнь человечества веками извраще­
ний и отрицаний, — один из главных врагов всего совер­
шенного. Правда, это зло не кажется ему незыблемым и веч­
ным: «По счастью, пути совершенствования и высокого ка­
чества в существе своем лежат вне рук торгашествующих...
По каким бы закоулкам ни вздумало бродить человечество,
процесс качества все-таки будет совершаться! Все-таки со­
вершится, ибо подвижничество живет в сердце...»
Великие примеры подвижнического труда (и об этом Рерих
скажет не раз) являют мастера древнерусской живописи, ко­
торые ни в коей мере не были озабочены увековечением
имен своих. Для них наградою был сам экстаз создания, сам
процесс творчества. Недаром древнерусский живописец с
таким трепетом готовил себя, проделывал большую внутрен­
нюю работу, прежде чем дерзал взяться за кисть. В истори­
ческой новелле «Иконный терем» художник приводит зна­
менитое постановление Стоглавого собора, где в своеобраз­
ных выражениях запечатлена все та же забота о высоком
уровне мастерства:
«Не всякому дает Бог писати по образу и подобию и ко­
му не дает — им в конец от такового дела престати, да не

308
На вершинах

божие имя такового письма похуляется. И аще учнут глаго-


лати: «Мы тем живем и питаемся» и таковому их речению не
внимати. Не всем человеком иконописцем быти: много бо и
различно рукодействия подаровано от Бога, им же челове­
ком пропитатись и живым быти и кроме иконного письма...»

Широко понятый реализм, реализм, предполагающий ис­


пользование разнообразных приемов (в том числе и роман­
тических), смелый синтезирующий реализм — исходный пункт
не только эстетической, но и этической программы Рериха.
Мерой его оценки не раз будут служить слова Веласкеса:
«Не картина, но правда».
«Истинный реализм, утверждающий сущность жизни, для
творчества необходим, — говорит Рерих. — Не люблю анти­
пода реализма — натурализма. Никакой сущности натуры
он не передает, далек он от творчества и готов гоняться за
отбросами быта. Печально, что так долго не отличали нату­
рализма от реализма. Но теперь это различие утвердилось.
Это даст здоровый рост будущим направлениям искусства.
Истинный реализм отображает сущность вещей. Для под­
линного творчества реализм есть исходное восхождение.
Иначе всякие паранойные тупики не дают возможности но­
вых нарастаний. Без движения не будет и обновления, но
новизна должна быть здоровой, бодрой, строительной.
Упаси от абстрактных закоулков. Холодно жить в абст­
рактных домах. Не питает абстрактная пища. Видали жили­
ща, увешанные абстракциями... Жуткие предвестники! До­
вольно! Человечество ищет подвига, борется, страдает...
Сердце требует песни о прекрасном. Сердце творит в тру­
де, в искании высшего качества».
Только реализм утверждает подлинную свободу творче­
ского духа. Все остальное — иллюзии, заводящие в тупик.

309
Валентин Сидоров

Художник отмечает парадоксальное явление: именно беско­


нечные разговоры о чистом искусстве и стремление во что
бы то ни стало оградить его от привхождений приводят к то­
му, что искусство перестает быть свободным. Да это и есте­
ственно, ибо последователь всяких «измов» заключает себя
в заколдованный круг запрещений, выйти из которого он
уже просто не в силах. Знаменосцами подлинной свободы
творчества для Рериха являются Леонардо да Винчи и Рафа­
эль, которым заказчики определяли не только темы, но и да­
вали точные описания содержания их картин. И что же?
Разве могло это сковать их внутреннее устремление? Худож­
ники умели вместить любые условия не только не понижая
достоинства своего творчества, но и поднимая его на новую,
более высокую ступень. Такая работа, по существу не зави­
сящая ни от чего внешнего, и выявляет истинную свободу
замысла и исполнения. Ее-то и должно брать за образец.
Реализм — прочная отправная точка, ибо только он мо­
жет вместить действительность во всем ее пугающем много­
образии и духовно освоить ее.
«Жизнь двинула такие грозные реальности, что им будет
созвучен лишь истинный реализм. Хитрым загибом, переги­
бом, изгибом не переборешь ужасов, затопивших смятенное
человечество.
...Среди такого хаоса художники могут поднять знамя ге­
роического реализма. Зычно позовут они к нетленной кра­
соте. Утешат горе. Кликнут к подвигу. Пробудят радость. Без
радости нет и счастья. А ведь о счастье мечтает и самый
убогий нищий. Мечту о счастье не отнять у человека. Худож­
ники всех областей, помогите».
Понятие «реализм» Рерих толкует многопланово и объ­
емно. Для него это не узколитературоведческий термин, а
воистину зовущее слово. В нем он видит проявление нравст­
венного здоровья, сердечной чуткости и духовной устремлен­
ности русского народа. Ни сюрреализм, ни другие «измы»

310
На вершинах

не имеют путей в будущее. История искусства демонстриру­


ет непреложный закон: когда наступают сроки обновления,
человечество возвращается к реализму.
«Вот и теперь русский народ убрал всякие «измы», чтобы
заменить их реализмом. В этом решении опять сказывается
русская смекалка. Вместо блуждания в трущобах непонятно­
стей народ хочет познать и отобразить действительность.
Сердце народа отлично знает, что от реализма открыты все
пути».
Определяя свой стиль, Рерих к слову «реализм» добавля­
ет эпитет «героический». И он имеет на это полное право,
ибо столкновение света и тьмы — постоянный мотив его
творчества. Гесэр-Хан, бесстрашно пускающий стрелу в сгу­
стившиеся кроваво-темные тучи зла, не только символ, но и
своеобразный автопортрет мастера. «Жизнь художника не­
легка, — признается Рерих. — Но эта вечная битва за Кра­
соту делает его жизнь прекрасной».
Кто-то верно заметил, что если взять произведения Рери­
ха (как живописные, так и литературные), то даже одни на­
звания их составят целый словарь героизма, подвига и сози­
дания. Вот характерные названия картин: «Гонец», «Мы от­
крываем врата», «И трудимся», «Сергий-строитель», «Не
устрашимся», «Богатыри просыпаются», «Сожжение тьмы».
А вот названия книг, вышедших при его жизни: «Держава
света», «Твердыня пламенная», «Священный дозор», «Врата
в будущее», «Нерушимое».
«Не страшиться говорить самыми высокими словами о
каждом проявлении красоты», — призывает Рерих. В одной
из статей художник выражает надежду, что словарь клеветы,
злобы, взаимо- и саморазрушения опротивел. Лексикон из­
вращенных понятий, считает Рерих, не безобидная дурная
привычка, а реальная опасность, ибо дух его заразителен и
тлетворен для окружающих. Ведь не простое сочетание букв
человеческое слово, а концентрация духовной энергии.

311
Валентин Сидоров

«Очень легко вводятся в обиход грубые, непристойные


слова. Называются они нелитературными. Иначе говоря, та­
кими, которые недопустимы в очищенном языке.
В противовес очищенному языку, очевидно, будет какой-
то грязный язык. Если люди сами говорят, что многие выра­
жения не литературны, и тем самым считают их грязными, то
спрашивается, зачем же они вводят их в обиход? Ведь хо­
зяйка или хозяин не выльют среди комнаты ведро помоев
или отбросов. Если же это случится, то, даже в самом при­
митивном жилье, это будет названо гадостью. Но разве
сквернословие не есть то же ведро помоев и отбросов?.. Де­
тей наказывают за дурные привычки, а взрослых не только
не наказывают, но ухмыляются всякому их грязному выра­
жению. Где же тут справедливость?»
Наскокам темноты Рерих противополагает словарь Пре­
красного, где так много слов возводящих и созидательных.
Этот словарь Прекрасного практичен, потому что жизнен, по­
тому что прекрасна жизнь в основе своей. У Рериха вызыва­
ет гордость, что русский язык, как и санскрит, «особенно
пригоден для выражения возвышенных понятий».
«Спросите великого математика, великого физика, вели­
кого физиолога, великого астронома, умеет ли он мечтать?
Я не упоминаю художников, музыкантов, поэтов, ибо все су­
щество их построено на способности мечтать. Великий уче­
ный, если он действительно велик и не боится недоброже­
лательных свидетелей, конечно, доверит вам, как прекрасно
он умеет возноситься мечтами. Как многие из его открытий
имеют не только расчет, но именно высокую жизненную
мечту».
В своем понимании реализма Рерих несомненно близок
Горькому, который постоянно подчеркивал одну и ту же мысль:
«А что же... разве романтике и места нет в реализме?» Из­
вестно, с какой страстностью боролся Горький против вуль­
гаризации реализма, против сужения его горизонтов. «А где

312
На вершинах

же мечта? Мечта где, фантазия, я спрашиваю?» И для Горь­


кого, и для Рериха мечта, вырастающая из сокровенных чая­
ний людей, не бесплотна, а реальна, как реально в цепи вре­
мен будущее, которое предвидит мысль человека. Поэтому
реализм у Рериха не «приземлен», а устремлен ввысь, и по­
тому нерасторжим с ним эпитет «героический».
Культ героического — принципиальная черта эстетики
Рериха. Для объективной оценки творчества художника очень
важно понять его тенденцию к утверждению героического
начала, тенденцию, идущую от классической русской лите­
ратуры и искусства и роднящую его с советской литературой
и искусством.
24 мая 1945 года он записывает в дневнике:
«В Москве готовится выставка «Победа». Честь художни­
кам, запечатлевшим победу великого Народа Русского. В ге­
роическом реализме отобразятся подвиги победоносного
воинства.
...Русское художество, избежав всякого ветхого фюмизма
и блефизма, идет широкой здоровой стезею героического
реализма. От этого торного пути много тропинок ко всем на­
родам, возлюбившим народное достояние. Сняты ржавые зам­
ки. Выросло дружное желание сотрудничества.
Победа! Победа! И сколько побед впереди!» 5

«Поверх всяких Россий есть одна незабываемая Россия.


Поверх всякой любви есть одна общечеловеческая лю­
бовь.
Поверх всяких красот есть одна красота, ведущая к по­
знанию Космоса».
Несомненно, что здесь есть ключевое слово, к которому,
как к магниту, тяготеет вся поэзия возвышенных строк Рери­
ха. Это слово — Россия. Тогда не были еще написаны стихи

313
Валентин Сидоров

Кедрина, что так созвучны эпиграфу и проясняют его сокро­


венную мысль: «Я теперь понимаю, что вся красота — толь­
ко луч того солнца, чье имя — Россия!» Ибо Россия — это и
есть любовь в действии, это и есть красота бескорыстного
подвига во имя служения человечеству... Ибо деяния Рос­
сии космически значимы.
И к этой России, осознающей космичность своей миссии,
обращены все мысли художника. Россия — солнце и сердце
державы Рериха! И есть что-то знаменательное и символи­
ческое в том, что первый космонавт Земли Юрий Гагарин
сказал о просторах Вселенной, впервые непосредственно
открывшихся человеческому взгляду:
— Необычно, как на полотнах Рериха.

1974—1977
Содержание

МОСТ НАД ПОТОКОМ................................................................ 5


НА ВЕРШИНАХ........................................................................... 153
Духовно-просветительское издание

Сидоров Валентин Митрофанович

БЛАВАТСКАЯ И РЕРИХИ. МОСТ НАД ПОТОКОМ

Ответственный редактор Н. Самохина


Художественный редактор Г. Булгакова
Технический редактор О. Куликова
Компьютерная верстка И. Ковалева
Корректор И. Федорова

ООО «Издательство «Эксмо»


127299, Москва, ул. Клары Цеткин, д. 18/5. Тел. 411-68-86, 956-39-21.
Home раде: www.eksmo.ru E-mail: info@eksmo.ru

Подписано в печать 18.08.2011. Формат 84x108 1/32-


Гарнитура «OfficinaSansCTT». Печать офсетная. Усл. печ. л. 16,8.
Доп. тираж 3000 экз. Заказ № 1607.

Отпечатано с предоставленных диапозитивов


в ОАО Тульская типография". 300600, г. Тула, пр. Ленина, 109.

ISBN 978-5-699-33086-7
Оптовая торговля книгами «Эксмо»:
ООО «ТД «Эксмо». 142700, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное,
Белокаменное ш., д. 1, многоканальный тел. 411 -50-74.
E-mail: reception@eksmo-sale.ru
По вопросам приобретения книг «Эксмо» зарубежными оптовыми
покупателями обращаться в отдел зарубежных продаж ТД «Эксмо»
E-mail: intemational@eksmo-sale.ru
International Sales: International wholesale customers should contact
Foreign Sales Department of Trading House «Eksmo» for their orders.
international@eksmo-sale.ru
По вопросам заказа книг корпоративным клиентам,
в том числе в специальном оформлении,
обращаться по тел. 411-68-59, доб. 2115, 2117, 2118, 411-68-99, доб. 2762, 1234.
E-mail: vipzakaz@eksmo.ru
Оптовая торговля бумажно-беловыми
и канцелярскими товарами для школы и офиса «Канц-Эксмо»:
Компания «Канц-Эксмо»: 142702, Московская обл., Ленинский р-н, г. Видное-2,
Белокаменное ш., д. 1, а/я 5. Тел./факс +7 (495) 745-28-87 (многоканальный),
e-mail: kanc@eksmo-saie.ru, сайт: www.kanc-eksmo.ru
Полный ассортимент книг издательства «Эксмо» для оптовых покупателей:
В Санкт-Петербурге: ООО СЗКО, пр-т Обуховской Обороны, д. 84Е.
Тел. (812) 365-46-03/04.
В Нижнем Новгороде: 000 ТД «Эксмо НН», ул. Маршала Воронова, д. 3.
Тел. (8312) 72-36-70.
В Казани: Филиал ООО «РДЦ-Самара», ул. Фрезерная, д. 5.
Тел. (843) 570-40-45/46.
В Ростове-на-Дону: ООО «РДЦ-Ростов», пр. Стачки, 243А.
Тел. (863) 220-19-34.
В Самаре: ООО «РДЦ-Самара», пр-т Кирова, д. 75/1, литера «Е».
Тел. (846) 269-66-70.
В Екатеринбурге: ООО «РДЦ-Екатеринбург», ул. Прибалтийская, д. 24а.
Тел. +7 (343) 272-72-01/02/03/04/05/06/07/08.
В Новосибирске: ООО «РДЦ-Новосибирск», Комбинатский пер., д. 3.
Тел. +7 (383) 289-91-42. E-mail: eksmo-nsk@yandex.ru
В Киеве: ООО «РДЦ Эксмо-Украина», Московский пр-т, д. 9.
Тел./факс: (044) 495-79-80/81.
Во Львове: ТП ООО «Эксмо-Запад», ул. Бузкова, д. 2.
Тел./факс (032) 245-00-19.
В Симферополе: ООО «Эксмо-Крым», ул. Киевская, д. 153.
Тел./факс (0652) 22-90-03, 54-32-99.
В Казахстане: ТОО «РДЦ-Алматы», ул. Домбровского, д. За.
Тел./факс (727) 251-59-90/91. rdc-almaty@mail.ru
Полный ассортимент продукции издательства «Эксмо»
можно приобрести в магазинах «Новый книжный» и «Читай-город».
Телефон единой справочной: 8 (800) 444-8-444.
Звонок по России бесплатный.
В Санкт-Петербурге в сети магазинов «Буквоед»:
«Парк культуры и чтения», Невский пр-т, д. 46. Тел. (812) 601-0-601
www.bookvoed.ru
По вопросам размещения рекламы в книгах издательства «Эксмо»
обращаться в рекламный отдел. Тел. 411-68-74.

Вам также может понравиться