Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
ББК 88.5 С 30
Авторы:
А. А. БОДАЛЕВ, В. В. СТОЛИН, Е. Т. СОКОЛОВА, А. С. СПИВАКОВСКАЯ, А. Г. ШМЕЛЕВ, А. Я.
ВАРГА, Г. П. БУТЕНКО, Е. В. НОВИКОВА, В. А. СМЕХОВ, О, В. БАЖЕНОВА
Рецензенты:
доктор психологических наук Б. В. ЗЕЙГАРНИК, кандидат педагогических наук Я. В. ЗАЧИК,
кандидат педагогических наук В. М. СЛУЦКИЙ
Оглавление
Предисловие………………………………………………………………………………………………….3
Глава 1. Консультативная психологическая помощь семье………………………………………………8
1.1. Виды консультативной психологической помощи семье ………………………………………. -
1.2. Психотерапевтическая модель консультативной психологической помощи семье ……………….13
Глава 2. Психология развития ребенка и взаимоотношений родителей и детей как теоретическая ос-
нова консультативной практики…………………………………………………………………………………. 16
2.1. Объективные и субъективные детерминанты развития ребенка…………………………………. —
2.2. Родительские установки и стили воспитания………………………………………………………… 19
2.3. Детерминация родительских установок и стилей воспитания …………………………………….29
2.4. Общение родителей и детей как детерминант развития ребенка ………………………………... 34
Глава 3. Психодиагностика в семейной консультации ……………………………………………………37
3.1. Общая схема семейной психодиагностики, сфокусированной на ребенке …………………………—
3.2. Первичная психодиагностика ……………………………………………………………………….…42
3.3. Психодиагностика отклонений в поведении и развитии ребенка……………………………………55
3.3.1. Диагностика аномалий психического развития ребенка …………………………………………...—
3.3.2. Диагностика психологических нарушений у детей без аномалий психического развития …….. 69
3.4. Стандартизованные методики семейной психодиагностики ……………………………………….78
Глава 4. Психотерапия и психокоррекция в семейной консультации …………………………………..85
4.1. Комплексная психологическая коррекция в целях профилактики неврозов у дошкольников…... —
4.2. Психологическая коррекция нарушений общения у младших'' школьников в игровой группе..120
4.3. Групповая психологическая коррекция родительских установок ………………………………….134
4.4. Совместная психотерапия семьи ……………………………………………………………………..148
4.5. Психологическое консультирование и коррекция взаимоотношений родителей с подростками и
юношами …………………………………………………………………………………………………………176
Приложение 1. Образцы диагностических карт ……………………………………………………...194
Приложение 2. Профессионально-этический кодекс психолога-консультанта (проект) ……………...199
Литература ………………………………………………………………………………………………….203
Предисловие
Государственная охрана семьи — одно из положений Конституции СССР. Государственная помощь семье
состоит в создании сети детских учреждений, совершенствовании служб здравоохранения и быта, выплате пособий по
случаю рождения ребенка, предоставлении оплачиваемых отпусков, льготах многодетным семьям и многом другом.
В последнее время к этим видам государственной помощи добавляется новый — психологическая помощь. В чем же
суть этого вида помощи и какие процессы обусловили ее необходимость?
Проблемы, которые возникают в семейной жизни и отражаются на ее качестве, на прочности брака и эффек-
тивности семейного воспитания, связаны не только с экономическими факторами, производственной занятостью
женщин, урбанизацией жизни большей части населения. Внутри любой группы людей, выделенной по социально-
демографическим критериям, будь то сельские или городские жители, молодежь или люди пожилого возраста, инженеры
или учителя, можно встретить тех, кто успешно справляется с возникающими в семейной жизни проблемами и
трудностями, и тех, кто не сумел с ними справиться и чья семейная жизнь оказалась недостаточно
удовлетворительной.
Социально-экономические процессы сказываются на семейной жизни не прямо и непосредственно, а преломля-
ются сквозь призму индивидуальных психологических особенностей, личностных установок, качеств и умений,
специфику взаимоотношений членов семьи, т. е. через психологические факторы. Как показывают социологические
и психологические исследования, именно психологические факторы становятся определяющими среди прочих,
влияющих на удовлетворенность семейной жизнью, прочность брака (А. Г. Харчев, 1964; Н. Н. Обозов, А. Н.
Обозова, 1982). Социально-исторический анализ, проведенный советскими учеными, хорошо разъясняет причины
такого увеличения веса психологических детерминант семейной жизни. Экономическая независимость женщины, ее
профессиональная занятость,право вое равенство супругов, пришедшие на смену экономической зависимости,
занятости женщины преимущественно в сфере домашнего хозяйства, правовому неравенству, уменьшение роли
совместного семейного труда в экономике семьи, изменения в общественных ценностях, в системе которых любовь,
привязанность оказываются ведущими в сравнении с ценностями утилитарными, ломка старой, буржуазной морали и
замена ее моралью социалистического общества — все эти объективные социальные процессы и привели к тому
положению, при котором судьба семьи оказалась в прямой зависимости от чувств, установок, взаимоотношений,
способов общения членов семьи.
Общие, глобальные изменения типичных способов реагирования в обществе на те или иные ситуации, спо-
собов общения, важнейших установок и семейных ценностей происходят сравнительно медленно – сопоставимо с
масштабом истории — и связаны с экономическим, социальным и культурным прогрессом общества. «Семейные судьбы»
наших современников складываются в течение одной человеческой жизни, так что годы, месяцы, а иногда и дни
оказываются той временной мерой, которой измеряются переломные моменты, кризисные и сензитивиые периоды в
жизни семьи. От своевременности понимания причин семейных трудностей, от верности принятых решений, от
способности реализовать позитивные намерения, т. е. от решения конкретных проблем, возникающих в семейной
жизни, зависит и семейное, да и личное будущее человека. Здесь и обнаруживается потребность в своевременной
помощи психолога, в его профессионально-компетентном и тактичном вмешательстве в складывающуюся ситуацию, в
процесс формирования взаимоотношений в семье, в процесс становления личности ребенка.
Одна из главных характеристик психологической помощи и залог ее эффективности состоит в том, что по своей
сути это есть форма услуг населению, оказываемых профессиональной группой в рамках государственной институции.
Как всякая услуга, психологическая помощь оказывается на добровольной основе тем, кто в этой услуге нуждается
и просит о ее оказании. В этом реализуется важный принцип социалистического подхода к семье — уважение прав
супругов и родителей, уважение неприкосновенности частной жизни граждан. Тем не менее психологическая помощь
— особый тип услуги. Человек, испытывающий проблемы в воспитании детей, в супружеских отношениях, в
собственной внутренней жизни, в общении с другими людьми, может, конечно, обозначить зону своих трудностей,
но, как правило, он не знает, что и каким путем должно измениться в ситуации, в близких или в нем самом, для того
чтобы эти трудности исчезли или уменьшились, а следовательно, и не может точно указать, какая именно услуга ему
необходима. В практике психологического консультирования, конечно, бывает, что клиент не только называет
проблему, но и просит о конкретном виде помощи. Однако такая просьба еще не является достаточным
основанием для оказания именно этой помощи. Другими словами, потребитель психологических услуг находится
в ситуации, во многом сходной с ситуацией пациента медицинского учреждения: он может назвать, что у него
«болит», но не может, да и не должен указывать способы лечения.
Сопоставление психологической помощи и медицинского лечения не просто аналогия. Подход психолога-
практика, работающего в службе семьи, во многих чертах действительно подобен подходу врача. В обеих
ситуациях изначально известен лишь симптом какого-то страдания, в обеих ситуациях необходимо понять инди-
видуальные, именно в данном случае действующие причины страдания, причем в ситуации психологической
помощи такое понимание, так же как и в ситуации медицинской помощи, отнюдь не сводится к использованию
здравого смысла и житейского опыта, а основывается на знании общих закономерностей общения, строения
психики, психологических основ семейной жизни. И врач, и психолог действуют в интересах своего пациента и
оценивают срочность и необходимость оказания помощи, исходя из состояния пациента и собственных професси-
ональных возможностей'.
Психологическая помощь, так же как и медицинская, предполагает избавление от страданий, возвращение
человеку способности к нормальной жизни путем различных воздействий «местного» характера (т. е. помощь в
решении конкретных частных проблем, психологическая поддержка, эмоциональная разрядка и т. д.) либо
воздействий, направленных на скрытые причины этих страданий. Отличие же психологического лечения от
медицинского кроется в двух основных его особенностях: 1) природа страданий — проблема недовольств,
неудовлетворенностей, тягостных переживаний — кроется не в телесных недугах, а в сфере общения,
особенностях личностей общающихся, семейной структуре; в восприятии ситуации; 2) природа воздействия
также лежит в сфере психологических процессов — в общении, специфике взаимодействия, личностных
установках общающихся.
Такое понимание сути психологической помощи неизбежно ставит вопрос о ее специфике по отношению
к психотерапии, которая в нашей стране рассматривается преимущественно как ветвь медицинской науки и
практики. Этому вопросу отводится специальное место в данной монографии, здесь коснемся лишь сути этого
различия.
Оказание психологической помощи проводится в допущении, что клиент психолога — здоровый человек,
изначально ответственный за себя, свои семейные отношения, воспитание своих детей. Такая установка суще-
ственно определяет характер контакта и ход общения между тем, кто обращается за помощью, и тем, кто ее
оказывает.
Психологическая помощь, таким образом, это психотерапия, но основанная на иной, немедицинской
модели. Существование таких немедицинских моделей психотерапии становится признанным фактом в
отечественной литературе (В. В. Столин, 1983; Б. Д. Карвасарский, 1985).
Эта монография посвящена психологической помощи семье. При этом в центре внимания коллектива
авторов оказался тот аспект семейных отношений, который связан преимущественно с взаимоотношениями
родителей и детей, развитием ребенка в семье. Это не означает, что авторы монографии недооценивают роль
супружеских отношений в семейной жизни, которая, без сомнения, является во многом определяющей. Данный
факт многократно подчеркивается авторами монографии. Обе семейные подсистемы — родительская и
супружеская — взаимосвязаны. Часто оказание помощи родителям и детям, так же как и оказание помощи
супружеской паре в отдельности, влияет на благополучие семьи в целом. Книга написана на базе опыта,
накопленного Консультативным центром психологической помощи семье, организованным Научно-
исследовательским институтом общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР и
факультетом психологии Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.
Начиная с 1980 г. Консультативный центр ведет прием населения по широкому кругу семейных проблем,
большинство из которых так или иначе касаются взаимоотношений с детьми, а также проблем формирования
личности ребенка. Сотрудники центра в этой работе опирались как на исследования отечественных авторов: В. К.
Мягер, А. И. Захарова, Р. А. Зачепицкого, Д. Н. Исаева, В. Н. Гарбузова, А. Е. Личко, Э. Г. Эйдемиллера и
других, так и на релевантные исследования зарубежных авторов. Однако специфика опыта Консультативного
центра психологической помощи семье, фактически первого в нашей стране психологического учреждения,
проводящего консультативную и психотерапевтическую работу с людьми, испытывающими трудности
психологической природы, так или иначе связанные с их семейными отношениями, предопределила постановку
ряда новых диагностических, психотерапевтических, организационных и теоретических проблем. Часть этих
проблем нашла свое отражение в монографии.
Здесь рассматриваются четыре круга вопросов, связанных с практикой работы психологического
консультативного учреждения, обеспечивающего помощь семье в области детско-родительских отношений в
развитии ребенка: 1) психология семейных отношений и формирования личности ребенка в семье, 2)
диагностика нарушений семейных отношений и развития личности ребенка, 3) психологическое консультирование,
психотерапия и психологическая коррекция нарушений в семейном общении и развитии ребенка, 4)
организационные аспекты оказания психологической помощи семье. Монография рассчитана прежде всего на тех
практических психологов, которые ведут или готовятся к консультативной работе с семьей, а также на
исследователей, интересующихся проблемами семьи и детства.
Предисловие написано А. А. Бодалевым и В. В. Сто-линым, глава 1 — В. В. Столиным. В главе 2 раздел
2.1 написан В. В. Столиным, Е. Т. Соколовой и А. Я. Варгой, 2.2 — Е. Т. Соколовой и В. В. Столиным, 2.3 —
А. Я. Варгой, 2.4 — В. В. Столиным. В главе 3 разделы 3.1 и 3.2 написаны В. В. Столиным, 3.3.1 —А. Я. Вар-
гой и О. В. Баженовой, 3.3.2 — А. Я. Варгой, 3.4 — А. Г. Шмелевым. В главе 4 раздел 4.1 написан А. С. Спи-
ваковской, 4.2 — А. Я. Варгой, 4.3 — Д.. Я. Варгой и, В. А. Смеховым, 4.4 — Е. В. Новиковой, 4.5 — Г. П.
Бутенко
Существующие сегодня в мировой практике виды консультативной психологической помощи семье чрезвычай-
но разнообразны. Они могут различаться ориентированностью работы и характером оказываемой помощи и задач,
решаемых специалистами. Эти различия формируют ту или иную модель помощи. Каждая из таких моделей опирается
на собственную теоретическую базу и предопределяет используемые методы работы.
По своей ориентированности психологическая помощь может оказываться: а) преимущественно одному члену
семьи в связи с проблемами, которые прямо или косвенно вызваны его семейной жизнью или ее отсутствием; б)
брачной или предбрачной паре; в) семье в целом; г) родителю или родителям; д) родителям и детям; е) ребенку или
подростку. По своему характеру психологическая помощь может состоять: а) в рекомендации организационных мер,
связанных с воспитанием ребенка, таких, как направление в специальные или вспомогательные школы,
специальные детские сады, направление на дополнительные консультации у психоневролога, логопеда,
психолога-консультанта другого профиля и т. д.; б) в рекомендации методов воспитания, обучения; в) в
профессиональной ориентации подростков; г) в определении готовности ребенка к школьному обучению и
выявлении причин трудностей в учении; д) в осуществлении психотерапевтических и психокоррекционных воздействий .
Все указанные виды помощи являются психологическими в том смысле, что они нацелены на проблемы,
вызванные психологическими причинами, и основаны на психологическом воздействии. Так, например,
помощь в устройстве умственно отсталого ребенка во вспомогательную школу, казалось бы, не содержит в
себе ничего психологического, а относится, скорее, к сфере медицины и специальной педагогики. Однако это
не так: во-первых, как правило, объектом помощи оказывается прежде всего родитель, который может или
остро переживать отставание в умственном развитии своего ребенка, или закрывать на это глаза и
сопротивляться переводу ребенка во вспомогательную школу; во-вторых, определение степени и причин
умственной отсталости основано на психологических знаниях развития ребенка и требует психологических
методов диагностики аномалий разития (Лебединский В. В., 1976).
Психологическую по своему характеру помощь далеко не всегда оказывают сами психологи. Среди
специалистов, деятельность которых связана с определением такой помощи, - врачи - психиатры,
психотерапевты, психоневрологи, сексопатологи, педагоги, социальные работники Последняя специальность
распространена в основном в странах Западной Европы и Америки; некоторым аналогом у нас, правда лишь
применительно к проблемам воспитания, является профессия педагога - организатора внешкольной
воспитательной работы
В соответствии с ориентированностью помощи и ее характером можно выделить несколько моделей
психологической помощи семье.
Педагогическая модель базируется на гипотезе недостаточной педагогической компетентности
родителей и предполагает оказание им помощи в воспитании детей. При этом виде помощи лицом, в
отношении которого планируется и осуществляется воздействие, является тот член семьи, на которого
жалуются, прежде всего ребенок. Консультант анализирует вместе с родителями сложившуюся ситуацию и
вырабатывает программу мер, направленных на ее изменение. Хотя сам родитель может быть в той или иной
степени причиной неблагополучия ребенка, однако эта возможность, по крайней мере открыто, не
рассматривается, а в выработке мер воздействия консультант ориентируется не столько на индивидуальные
особенности ребенка и родителя, сколько на универсальные, оптимальные с точки зрения педагогики и
психологии способы воспитания. Консультант выступает в роли специалиста, которому лучше
консультируемого известны проблемы, приемы и способы воспитания, он может давать советы, задания,
проверять их выполнение и т. д. По своей профессиональной подготовке и ориентации консультанты,
работающие в этой модели, - педагоги и социальные работники, реже психологи.
Диагностическая модель основывается на предположении дефицита специальных знаний у родителей,
которые позволили бы им принять правильное решение, и предполагает оказание помощи в виде вынесения диаг-
ностического заключения, которое послужит основой для организационных решений, в том числе и состоящих в
посещении других специалистов. Как правило, в рамках этой модели объектом диагностики оказываются дети или
подростки с отставанием в развитии, с трудностями в учебе, с отклонениями в поведении, а помощь оказывается
родителям в виде рекомендаций тех или иных решений. Подобный вид помощи развит в ЧССР (В. Черны, 1983), в
других западных странах. Эффективность этого вида помощи зависит от степени развитости и
дифференцированности системы специальных воспитательных учреждений.
Социальная модель помощи основывается на предположении, что семейные трудности — результат неблаго-
приятных обстоятельств, и помимо анализа жизненной ситуации и рекомендаций предполагает непосредственное
вмешательство в эти обстоятельства жизни клиентов. Такого рода помощь оказывается, например, службой
знакомств, которая предоставляет реальную возможность, клиентам создать семью.
Медицинская модель помощи предполагает, что в основе семейных трудностей лежат болезни, болезненные
состояния или болезненное развитие личности одного или обоих супругов, ребенка. Соответственно усилия
специалистов направлены на излечение этой болезни,' реабилитацию больных членов семьи, адаптацию здоровых
членов семьи к особенностям больных.
Психологическая (психотерапевтическая) модель помощи предполагает, что причины тех или иных проблем
или неблагополучий в семье лежат либо во внутрисемеином общении, либо в личностных особенностях членов семьи.
И то и другое рассматривается не как следствие болезни кого-либо из членов семьи, а как закономерное, хотя – и
негативное, следствие развития членов семьи и семьи в целом. Другими словами, психологическая модель рассматривает
семейные дисгармонии, в том числе связанные с развитием личности ребенка, его поведением, в рамках
самодвижущегося процесса. В этом" процессе исходные предпосылки в виде особенностей мотивации брака или
поведения ребенка, стереотипов родительской семьи и сформированного жизненного стиля, системы отношений к
людям и событиям, личностных черт и т. д. порождают систему эмоциональных связей, взаимоотношений,
реализующихся в общении. Особенности этих связей и общения в целом, в свою очередь, служат предпосылками
внутриличностных конфликтов, предопределяют способы неадекватного реагирования на ситуации, затрагивающие
жизнь семьи. Психологическая модель предполагает анализ семейной ситуации клиента и его личности и создание
на его основе «диагноза», который позволяет психологу-консультанту, психотерапевту помочь семье и ее членам. Эта
помощь состоит в том, чтобы разорвать порочный круг, в котором конфликты порождают дезадаптивные черты членов
семьи, а те, в свою очередь, порождают конфликтное общение.
Психологическая (психотерапевтическая) модель в качестве своего основного «орудия» использует не сами по
себе абстрактно взятые знания, не авторитет науки и не силу и влияние социальных институтов, а закономерности
человеческого бытия и общения — как общения в семье, так и общения между консультантом и его клиентами.
Основываясь на этих закономерностях, специалист пытается усилить внутренние .ресурсы семьи в целом и ее членов,
необходимые им для того, чтобы самим справляться с возникающими затруднениями.
Психологическая (психотерапевтическая) модель помощи используется прежде всего в работе психологов,
психиатров, психотерапевтов, чьи представления о кризисных состояниях человека позволяют распознавать сложную
системную природу семейных дисгармоний. В кашей стране эта модель разрабатывалась прежде всего психиатрами,
врачами-психотерапевтами и психологами Ленинградского психоневрологического института им. В. М. Бехтерева.
(Методы психологической..., 1983; и др.).
Каждая из этих бегло очерченных моделей психологической помощи имеет свои достоинства и недостатки. Так,
педагогическая консультация, проведенная индивидуально, применительно к конкретным воспитательным проблемам
данной семьи| может быть эффективнее лекций или чтения популярной литературы. Однако если консультант не
учитывает особенности мотивации родителя и его личности в целом, специфику личности ребенка и конкретной
психологической структуры семьи, закономерности общения в консультативной ситуации, то эффективность такой
консультации будет минимальной.
Консультативная помощь в рамках диагностической модели, без сомнения, полезна, но не самостоятельна.
Она позволяет консультанту помочь своему клиенту осознать всю глубину проблемы, но дальнейшая судьба клиента
выпадает из поля действия консультанта. Социальная модель, особенно если она применяется в условиях
социалистического общества, обладает значительным потенциалом, так как направляет усилия, консультанта
на изменение важнейших обстоятельств труда и быта клиента, однако, взятая изолированно, может порождать и
рентные установки. Медицинская модель оправдывает себя в ситуации выраженных психических расстроит членов
семьи, которые сами по себе не поддаются или с трудом поддаются психотерапевтическому лечению. Однако, по
нашему мнению, медицинская модель неадекватна по отношению к здоровым людям.
Психологическая (психотерапевтическая) модель помощи семье оказывается не просто одним из возможны}
видов помощи — фактически этот вид помощи должен сопровождать и в известном смысле предшествовать всем другим
ее видам. Так, прежде чем предлагать советы и педагогические рекомендации, выносить диагностические заключения
относительно ребенка, необходимо понять, зачем родители требуют этих советов или заключений, какие мотивы стоят
за посещением консультации Перед тем как предлагать социальную помощь, необходимо понять, все ли собственные
ресурсы использовал просители, а если нет, то почему. Оказание помощи Е адаптации членов семьи к живущему в
ней больному ребенку или взрослому требует помимо медицинских знаний об этиологии, патогенезе, течении и
прогнозе заболевания углубленного психологического анализа структуры семьи, способов субъективной переработки
факта болезни здоровыми членами семьи, их влияния на течение болезни.
Настоящая монография выполнена коллективом, который в своей работе придерживается последней из
названных моделей — психотерапевтической модели психологической помощи. Поэтому остановимся более подробно
на особенностях этой модели.
Психология развития ребенка — одна из наиболее интенсивно разрабатываемых областей психологии, в пределах
которой опубликованы десятки тысяч научных работ. Большой вклад в психологию развития внесли многие
видные советские ученые – Л. С. Выготский, Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев, А. В. Запорожец, В. Н. Мясищев, П. Я.
Гальперин, Л. И. Божович и другие. Глубоко изучены познавательные процессы и их развитие в детстве (Л. С.
Выготский, А. В. Запорожец, Н. Н. Поддьяков, В. В. Давыдов, Л, А. Венгер), мотивация и ее формирование у ребенка
(Л. И. Божович), ход развития социальной перцепции (А. А. Бодалев), моральное развитие детей (Е. В. Субботский,
С. Г. Якобсон), сензитивные и критические периоды в развитии (А. В. Запорожец, Д. Б. Эльконин, Н. С. Лейтес),
роль коллектива и взаимоотношений в нем для развития детей (А. В. Петровский, Я. Л. Коломинский), влияние
общения с матерью на развитие ребенка (М. И. Лисина) и многое другое. Как фундаментальная научная
дисциплина психология развития ребенка лежит в основании многих областей практики, связанных с воспитанием
и обучением.
Консультативная практика также опирается на достижения психологии развития, использует добытые нау-
кой факты и закономерности. Нет никакой возможности даже очень кратко пересказать все релевантные кон-
сультативной практике факты и закономерности из области детской психологии. Практические задачи консуль-
тативной деятельности, однако, заставляют по-своему структурировать данные психологии развития, акценти-
ровать те из них, которые непосредственно ориентируют консультативную практику. Точка зрения психолога-
консультанта на данные психологии развития строится прежде всего на том, что объектом его анализа выступают
различные формы неблагополучного развития и его причины. Эта точка зрения, далее, определяется двумя
практическими задачами: распознать неблагополучие и его причины в данном конкретном случае и наметить, а
затем и осуществить психологическое вмешательство в ход этого развития, повлиять на его причины или небла-
гоприятные условия.
Психология развития ребенка показывает, что факторы, влияющие на становление детской психики, в
одном случае способствуют, а в другом препятствуют оптимальному развитию личности ребенка. Так,
взаимоотношения в родительской семье, отношение к ребенку со стороны родителей могут формировать
эффективную потребностно-мотивационную систему ребенка, позитивный взгляд на мир и на самого себя, и те же
самые факторы, но с другим психологическим содержанием могут приводить к ущербному развитию
потребностей и мотивов, низкому самоуважению, недоверию к окружающим. Такие факторы или детерминанты
психического развития с точки зрения консультативной практики удобно представить как расположенные на оси,
заданной двумя полюсами.
На одном полюсе группируются факторы объективные, выступающие как предпосылки или условия
развития. К таким детерминантам относятся макросоциальные факторы — экономический и культурный уровень
общества, наличествующие системы воспитания, уровень социальной заботы о ребенке, этнокультурные
традиции; воспитания. Другой подкласс объективных детерминант; психического развития – это микросоциальные
процессы, возникающие в малых группах, включающих ребенка, - в семье, в группе детского сада или классном
коллективе. Третий подкласс — это факторы соматопсихические, которые хотя и заключены «внутри» ребенка, тем не
менее представляют собой объективные предпосылки его развития. К ним относятся наследственность, темперамент,
особенности пре- и постнатального развития, болезни, перенесенные новорожденным или младенцем.
Перечисленные объективные факторы психическогого развития объединяются тем, что сам ребенок не
является субъектом тех процессов, которые приводят в действие эти объективные детерминанты. Другими словами,
эти процессы отвечают не нуждам данного, конкретного ребенка, а потребностям других людей, групп или
социальных общностей или общества в целом, хотя, конечно, другие люди стараются учитывать актуальные или
будущие потребности ребенка. Что касается соматопсихических факторов, то и здесь выступает еще не сам ребенок, а
его организм с его особенностями, которые формировались помимо потребностей, воли, действий самого ребенка.
Другой полюс образуют субъективные факторы, которые, хотя и находятся под воздействием и в зависимости от
первых, составляют внутреннюю логику развития, точнее — саморазвития ребенка. Эти факторы включают специфику
развития потребностно-мотивационной сферы, особенности формирования его сознания и самосознания, его
поведенческого стиля.
Промежуточное положение занимают факторы, которые возникают на пересечении действия факторов
объективных и субъективных, на пересечении векторов, идущих от ребенка как субъекта жизнедеятельности и
социопредметной среды. Психологически эти факторы раскрываются в характеристиках общения и специфике
взаимоотношений ребенка с другими людьми — в семье и в других коллективах.
Обобщающие теории детского развития пытаются рассмотреть совместное действие детерминант всех трех
перечисленных типов, которое образует реальную, эмпирически выявляемую последовательность стадий, или этапов,
развития (Е. Erikson, 1963). Для практики психологической консультации такое синтетическое видение важно, но,
однако, не менее необходим и аналитический подход. Действительно, выявление группы факторов, преимущественно
повлиявших на возникновение нарушений детского развития, в конкретном случае предопределяет и выбор одной из
трех принципиальных стратегий психотерапевтической консультативной помощи: 1) центрации на родителях, их
отношении к ребенку, их личностных чертах и мотивах, 2) центрации на самом ребенке, его внутренних проблемах, 3)
центрации на взаимоотношениях детей и родителей, их общении.
Выделение этих трех возможных стратегий обусловливает и то, что для индивидуально ориентированной
психотерапевтической модели психологической помощи наибольший интерес из объективных детерминант пси-
хического развития представляют те, которые так или иначе связаны с родителями, их влиянием на ребенка.
Макросоциальные влияния могут быть подвергнуты коррекции в ситуации работы с конкретной отдельной семьей в
наименьшей степени; а воздействия на внесемейные микросоциальные процессы требуют включения тех звеньев
психологической службы, которые ориентированы на работу в детских коллективах. Соматопсихические факторы, без
сомнения, необходимо учитывать в ходе диагностической работы и консультирования родителей, однако их природа
относится в большей мере к компетенции медицины. Влияние этих факторов на детское развитие и взаимоотношения в
семье описано в отечественной литературе (А. И. Захаров, Д. Н. Исаев, В. В. Лебединский, Э. Г. Эйдемиллер, А. Е.
Личко). Таким образом, первостепенный интерес с точки зрения практических задач психологической помощи семье
представляют три группы детерминант: объективное влияние родителей, развитие личности самого ребенка, а также
способы общения и взаимоотношения в семье.
Таблица 2
Особенности проявления внутренних конфликтов ребенка в зависимости от стиля
конфликтного поведения
Содержание конфликта Стиль конфликтного поведения
ассимилятивный аккомодативный
Доверие—недоверие Госпитализм, явление Психосоматические
материнской депривации. заболевания, конверсионно-
Системные неврозы истерические реакции
(после первого года жизни)
Самостоятельность и нере- Двигательная Импульсивнеость,
шительность, страх автоно- заторможенность, невладение аффектами
мии пассивность, страх принятия
решений
Умелость и не Низкая самооценка, общая Психопатические циклы,
полноценность пассивность, невроз патология влечении
навязчивых состояний
Предприимчивость и чувство Низкий уровень притязаний, Гипердинамический
вины невроз страха синдром, гипоманиакальные
состояния
Кризис идентификации Дисморфофобический Самоутверждение с по-
синдром,сверхценные мощью реакций эманси-
интересы и увлечения пации, отказа, протеста
После такого мощного эмоционального воздействия, которое прежде всего ослабляет психическую
напряженность участников группы, происходят значимые изменения в установках на коррекционную работу,
что хорошо иллюстрируют выдержки из дневниковых записей:
«После собрания неожиданное и долгожданное спокойствие (почти забытое состояние), жду начала занятий в
детской и взрослой группах, но жду не так, как раньше, без нервности и без напряжения, жду с большим интересом и
как-то с терпением...»
«...Придя домой после собрания, весь вечер чувствовал себя неожиданно легко, чему очень удивился, ведь
столько было эмоций и разговоров... давно не чувствовал в себе такого терпения к жене и Ане (дочери)...»
«Сразу же после собрания было ощущение какой-то легкости, приподнятости, шла домой как на крыльях
летела, так понравились все люди, очень удивили отношения между ними, вроде бы, они давно друг с другом не
виделись, а общаются между собой так, как самые близкие люди...»
«...Одно только собрание на удивление благотворно подействовало на мои нервы, ушла напряженность, ощутил
какой-то запас сил, спокойствия и бодрости...»
Другим, не менее важным итогом совместного родительского собрания является переформулировка
запроса и более глубокое осознание мотивов обращения. Этот результат можно представить в обобщенном
виде.
В начале и в конце цикла занятий с родителями проводятся совместные занятия родителей с детьми.
Таким образом, основным содержанием групповых занятий является обсуждение и
психодраматическое разыгрывание типичных ситуаций внутрисемейного общения и особенностей
взаимодействия с ребенком. Занятия включают также психогимнастические приемы, ролевые игры и
различные варианты социометрических методик.
Динамика родительской группы содержит три фазы: ориентации и зависимости; конфликтов;
конструктивную фазу.
В начале занятий характерна ориентировка участников в ситуации. Общий настрой первых занятий за-
интересованный, у некоторых участников слегка негативный. В этот период группа находится в сильной
зависимости от ведущего: ждет его реакции, указаний, информацию о целях занятий. Однако первые
высказывания ведущего весьма неопределенны и касаются в основном формы, а не содержания группового
общения. Поэтому обсуждаются часто второстепенные, общеизвестные проблемы. Неопределенность целей и
вседозволенность самовыражения вызывают у членов группы чувство тревожности и неудовлетворенности.
Участники постепенно знакомятся друг с другом, наблюдается осторожное взаимное «прощупывание».
Давящая атмосфера «бесцельности коммуникации» приводит к недовольству бездеятельной властью
ведущего, т. е. группа вступает в фазу конфликтов. В группе появляются эмоционально обособленные
подгруппы. Идет процесс статусной дифференциации группы, разделение ее членов на активных и
пассивных, доминирующих и подчиняющихся. Наблюдаются временное напряжение, конфликты между
отдельными участниками группы, а также между сложившимися подгруппами. Негативные отношения
между участниками возникают преимущественно в тех случаях, когда в ходе дискуссии или в игре
затрагиваются жизненные ситуации, показывающие несходство их взглядов и позиций. Проявляющиеся
эмоции носят в основном негативный характер.
Постепенно сглаживающиеся конфликты говорят о том, что наступает конструктивная фаза в работе
группы. Появляется искренность в высказывании чувств. Участники открыто рассказывают о своих
проблемах. Для этой фазы характерен высокий накал эмоций. Группа начинает функционировать как единая
рабочая единица. Повышается интерес к проблемам и личности каждого из участников. Группа приобретает
коррекционную способность.
Изложенная динамика родительской группы имеет ряд специфических черт. Во-первых,
конфронтация с ведущим, традиционно описываемая как характерная особенность второй фазы развития
группы, в родительской группе не столь ярко выражена. Высказывания, направленные против психолога,
сравнительно редки и не очень агрессивны, несмотря на его старательные провокации. Критика тактики
ведущего, как правило, завуалирована.
Наблюдаются случаи, когда недовольство группы тактикой руководителя выливается в нападки на
второго участвующего в группе психолога (студента-стажера).
Изменение динамики отношения к ведущему по сравнению с традиционной обусловлено
одновременно работой психолога с детьми. Родители ощущают польз и значимость для детей игровых
занятий. Позитивные сдвиги в поведении детей служат основой роста доверия к психологу, к тем методам
работы, которые с предлагает.
Во-вторых, отношение к ведущему со стороны pодителей закономерно изменяется согласно тому, как
меняются отношения к нему детей. Для определенного этапа работы с детьми характерно резкое повышение
у них открытой агрессивности. Тактика психолога этот момент строится таким образом, чтобы не да
развиться чувству вины у детей, возникающему после проявления агрессии. Это одна из причин
возникновения у детей особых чувств к психологу: любви, привязанности. В этот момент в родительской
группе начинаются трудности. Если раньше отношение родителей к психологу могло быть охарактеризовано
как уважительное, повышенно-требовательное (родители ожидают от него решения своих проблем), то
теперь возникает своего рода ревность к нему. Родители подчеркивают «отрицательные» последствия
игровых занятнй, которые сейчас находятся в очень сложной фазе, когда у детей наблюдается заострение
симптомов. Родители жалуются, но детей не забирают.
Учет специфичности закономерной динамики при параллельной работе в детских и родительских
группах позволяет правильно строить тактику коррекционной работы. Необходимо, чтобы период ревности у
родителей не совпадал с фазой конфликтов в родительской группе. В противном случае нарушение
взаимоотношений родителей с ведущим может приводить к дезорганизации работы группы и нарушению
коррекционного процесса.
В-третьих, характерной чертой родительской группы является наступающее иногда вследствие
проработки супружеских проблем обострение супружеских конфликтов. Подчеркнем, что подобное
обострение супружеских конфликтов — это благоприятный признак, так как усиление переживаний создает
условия для нового эмоционального опыта, осознания своих проблем и ставит супругов перед
необходимостью выявления ранее скрытых конфликтов и поиска новых форм взаимодействия. Кроме того, в
контексте семейной общности подобное усиление конфликтов показывает перераспределение зоны
конфликтности, ребенок перестает быть единственным слабым звеном в семейной структуре.
Все формы межличностных взаимоотношений и взаимодействий в группе, обладающие наиболее
выраженным коррекционным потенциалом, можно условно объединить в две основные категории:
неспецифические коррекционные механизмы и механизмы направленной психологической коррекции.
Основными неспецифическими механизмами, обусловливающими коррекционное воздействие
группового процесса, являются следующие:
1. Принадлежность к группе. Уже сама позиция участника группы может эффективно
воздействовать и вызывать требуемые изменения. Прием в группу, общение в ней заставляют человека
почувствовать, что он не один со своими проблемами, что его проблемы не уникальны. Это снимает
напряжение и способствует преодолению многих трудностей.
2. Эмоциональная поддержка. Она имеет большое значение для создания в группе климата
психологической безопасности. Это выражается в безусловном принятии личности участника.
3. Помощь остальным участникам. Каждый из членов группы начинает ощущать себя
необходимым, полезным, значимым для других. Этот фактор помогает преодолеть тревожную
сосредоточенность на своих проблемах, повышает чувство сопринадлежности, уверенности и нормализует
самооценку.
Сопоставление описанных механизмов с задачами Психологической коррекции в родительских
группах показывает, что неспецифнческие коррекционные механизмы повышают самоуважение,
самопринятие участников, уверенность родителей при взаимодействиях в семье и с ребенком, помогают
родителям осознать творческий характер процесса воспитания.
Кроме того, действие неспецифических групповых механизмов способствует созданию особой
групповой атмосферы, необходимой для достижения группой способности функционировать как единая
рабочая единица, что позволяет осуществлять собственно направленную психологическую коррекцию.
Реализация задач психологической коррекции в родительских группах достигается путем
направленного воздействия на основные компоненты личности: эмоциональный, познавательный,
поведенческий. Коррекционные действия в этих сферах осуществляются с помощью следующих механизмов:
1. Эмоциональное отреагирование: свободное выражение собственных эмоций; понимание и
раскрытие своих проблем с соответствующими им переживаниями; получение эмоциональной поддержки;
эмоциональная коррекция своих отношений; модификация способа переживания и эмоционального
реагирования, воспитание чувств.
2. Расширение сферы осознания своей проблематики: мотивов воспитания и поведения; своей роли
в происхождении различных конфликтных ситуаций; причин возникновения тех или иных трудностей в
отношениях; способов поведения и взаимодействия родителей и детей, Одновременно происходит
расширение сферы осознания воспитательного подхода к ребенку в разных его аспектах: осознания
личностных особенностей ребенка и себя как родителя, а также осознания мотивов воспитания.
3. Отработка новых приемов и способов поведения:
преодоление неадекватных форм поведения, проявляющихся в группе, закрепление новых форм
поведения, в частности тех, которые будут способствовать oоптимальному функционированию вне группы;
коррекция реакций и форм поведения на основе изменений в познавательной и эмоциональной сферах.
В процессе занятий участники обучаются предъявлять к ребенку требования, сообразные его возрасту,
способностям, состоянию; опробывают новые способы психологического воздействия. Соответствующие мо-
дели поведения демонстрируются ведущим на детских игровых занятиях, а также в игровых ситуациях на
занятиях родительской группы.
Механизмы коррекционного действия в родительской группе обеспечиваются специфическим
групповым общением участников и его динамикой, а также тактикой психолога-ведущего. Можно выделить
три -основных направления коррекционной работы ведущего в группе:
1. Опосредованное воздействие группы на ее участников через создание группы.
2. Непосредственное воздействие на каждого участника.
3. Непосредственное воздействие на семейную пару. Наиболее целесообразно рассматривать
механизмы коррекционного воздействия в тактике ведущего в соответствии с динамикой группового
процесса. Как показывает анализ, тактика ведущего изменяется от фазы к фазе. На первых двух фазах
развития группы основное внимание психолога уделяется созданию группы как коррекционного целого. На
третьей фазе, когда группа начинает функционировать как единая рабочая единица, акцент переносится на
непосредственную работу с каждым участником и с семейной парой в целом.
Одна из главных задач психолога-ведущего — обеспечить условия конструктивной работы группы,
которая осуществляется запусканием в действие и функционированием собственно групповых
коррекционных механизмов. На первой фазе, когда члены группы еще незнакомы друг с другом, групповое
напряжение настолько сильно, что создает опасность распада группы. Задача психолога в этот момент
заключается в консолидации группы, что достигается разъяснением и демонстрацией правил общения в
группе (обращение по имени и на «ты», отказ от оценочных суждений, свободное выражение эмоций,
подчеркивание недирективной позиции ведущего). Психолог работает над созданием атмосферы
эмоциональной близости участников к группе (акцентирование чувства принадлежности к группе, -
"задержание интереса к другим участникам, знакомство и отработка первых впечатлений).
На второй фазе, когда заинтересованность и сплоченность участников группы возрастают, тактика
ведущего направлена на обострение конфронтации, на несдерживаемое проявление негативных чувств.
Конфронтация, основанная на несходстве индивидуальных взглядов и жизненных позиций, усиливает
момент «здесь "и теперь», создавая тем самым основу для получения обратной связи, и, следовательно,
делает возможной дальнейшую конструктивную работу группы.
Проведение коррекционной работы в родительской группе предполагает в качестве необходимого
компонента оказание строго индивидуализированного воздействия на каждого члена группы. Для его
осуществления психолог, ведущий группу, должен проверять гипотезы, возникающие в процессе наблюдения
за поведением каждого участника. Кроме того, он создает условий для переоценки негативного опыта.
Психолог внимательным выслушиванием побуждает участников откровенно изложить свои проблемы, что
вызывает эмоциональную разрядку и открывает возможность рациональной переоценки накопленных
травмирующий переживаний; иногда психолог дает интерпретацию проблематики участника, разрушая
стереотипные представления и намечая пути творческой ее переработки, включения в более широкий
контекст.
Эмоциональная поддержка повышает самооценку, чувство уверенности в себе, снижает тревожность у
родителей путем поощрения, подчеркивания сильных сторон и позитивных моментов в рассматриваемой
ситуации.
Коррекция семейных отношений включает также взаимоотношения в семейной паре. В этом случае
психолог-ведущий вначале устанавливает зону и выраженность конфликтных взаимоотношений в семье
(следуя за их спонтанным проявлением в ходе групповых занятий или с помощью разыгрывания и
обсуждения конфликта). Затем он заостряет конфликтную проблематику, старается придать ей гротескные
формы, чем достигается обесценивание конфликта, понижение драматизма ситуации и его значимости в
сознании супругов.
Далее психолог строит ситуации поддержки, которые усиливают у родителей чувство «мы» своей
семь» всячески акцентируя позитивные стороны взаимоотношении и качеств партнеров.
Таким образом, динамика родительской группы, коррекционные механизмы, действующие в ней,
тактика психолога-ведущего обладают некоторой спецификой сравнении с аналогичными характеристиками
иных групповых методов.
IV. Последний, завершающий психокоррекционный блок касается эффективности психологической
коррекции.
В нем отражаются результаты одного цикла психокоррекционных игровых занятий. Эффективность
коррекции оценивается по субъективным параметрам, которые извлекаются из отчетов родителей о
поведении детей в начале занятий и после окончания коррекции. В обобщенном виде их можно представить
следующим образом.
При катамнестическом опросе спустя 1—5 лет 80% родителей отмечают стойкий эффект от
психокоррекционных занятий, а также удовлетворенность достигнутыми результатами коррекции, техники
самодиагностики и самоисследования.
Завершая раздел, можно сказать следующее. Внедрение в практику работы семейных консультаций
психокоррекциопного комплекса для профилактики неврозов у детей показало, что психокоррекционное воз-
действие дает возможность ликвидировать психологические составляющие неврозов, у детей, такие, как ус-
ловия риска (внутрисемейные дисгармонии) и фактор Риска (дисгармония хода психического и личностного
Развития ребенка). В ходе участия в психокоррекционном опыте дети и родители получают возможность
актуалнзировать ранее скрытый потенциал личностного развития, достигают значительных успехов в
самоперестройке семейных отношений и практике семейного воспитания, оптимизируют способы и формы
воспитания детей в семье.
4.2. Психологическая коррекция нарушений общения у младших школьников в игровой группе
Основные психокоррекционные задачи в игровой группе младших школьников в целом подобны
задачам психокоррекции детей дошкольного возраста. Однако специфика младшего школьного возраста и
сопутствующие ему психологические проблемы (среди которых следует выделить неумение эффективно
общаться со взрослыми и сверстниками) ставят перед психологами новые, дополнительные задачи. Прежде
всего, в ходе игровой психокоррекции детей с нарушениями общения необходимо снизить конфликтность,
снять неадекватное стереотипы поведения, разрешить основные психологические коллизии ребенка. Следует
отметить, что эффективность коррекции достигается чаще всего в процессе коллективных игр, в группе и с
группой сверстников. Навыки адаптивного, бесконфликтного поведения ребенок может получить только в
ходе активного общения. Поэтому важно создать для него возможность отрабатывать эти навыки в
специально организованной для этого обстановке. Группа — наиболее подходящая cpeдa для проведения
полноценной игры со сверстниками и взрослыми; игра, в свою очередь, приводит к нормализации
социальных отношений, разрешению внешних конфликтов. Все это создает благоприятный фон для решения
внутренних конфликтов.
Как уже отмечалось, характерной особенностью нашего контингента детей является конфликтное об-
щение с окружающими. При этом речь идет прежде всего о формах общения. Так, стремление ребенка к
лидерству само по себе ценное качество, но то, как оно осуществляется, может приводить к конфликтам со
сверстниками. В этом случае коррекции подлежит именно форма реализации этого стремления. Новый опыт
общения со сверстниками в группе складывается на основе доверительной атмосферы, открытого общения, в
котором широко применяются приемы обратной связи. Создается возможность пережить новый опыт
взаимоотношений со взрослыми. Взрослые в группе — психологи — ведут себя недирективно, исходят из
интересов детей, обходятся без оценок и не сравнивают детей между собой. В терминах Э. Берна это общение
можно описать как общение на уровне взрослый—взрослый к ребенок—ребенок (Е. Berne, 1964).
Эффекты детской игровой психотерапевтической группы можно разделить на специфические и
неспецифические. Неспецифические эффекты такие же, как при других вариантах групповой работы. Они
проявляются прежде всего в изменениях самооценки, приведении ее в соответствие с реальными
возможностями, расширении представления о себе, в увеличении арсенала средств общения, снятии
тревожности. В то же время есть ряд специальных, индивидуализированных эффектов, относящихся
непосредственно к проблеме каждого ребенка. Коррекции подвергаются мучительные для самого ребенка
особенности характера: трусость, неспособность владеть своими чувствами, жадность.
Этиология нарушений общения у детей разнообразна. Можно назвать, по крайней мере, три ее источ-
ника. Первый — семейные стереотипы поведения, некритично усвоенные ребенком и ригидно воспроизво-
димые во внесемейных ситуациях общения. Например, демонстративная обидчивость и капризность девочки,
скопированные у мамы, вызывают смех и непонимание в кругу сверстников. Такого рода конфликты, вызван-
ные неадекватными кругу сверстников стереотипами поведения, особенно свойственны детям, попавшим в
школу сразу после домашнего воспитания, не посещавшим детский сад.
Второй источник дезадаптации — особенности темперамента ребенка. Точнее, неумение ребенка
справляться с особенностями своего темперамента. Ребенок с низкой адаптивностью, высокой
интенсивностью реакций и с негативным фоном преобладающего настроения труден для коллектива детей,
вызывает много агрессивных реакций и реакций избегания, что, в свою очередь, обижает и злит ребенка.
Коллективная жизнь таких детей насыщена стереотипно повторяющимися конфликтами на всем ее
протяжении, обиды у ребенка становятся привычными, возникают отгороженность, чувство невозможности
дружбы и понимания.
Третий источник дезадаптации — внутренние конфликты самого ребенка. Например, ребенок со
страхом автономии, не решивший в свое время дилемму «самостоятельность — нерешительность», во
внешнем поведении, особенно в психологически дискомфортной ситуации, какой часто является посещение
школы, может проявлять пассивность, двигательную заторможенность, нерешительность. Для коллектива
сверстников такой ребенок не интересен, поэтому дети не ищут контактов с ним, и он оказывается в
изоляции. К моменту обращения в психологическую консультацию этих причин уже может и не быть, хотя
закрепившиеся неверные формы сохраняются. Коррекция посредством игрового группового общения в
первую очередь имеет дело с формой общения, а психокоррекция причин, породивших неверные формы
общения, осуществляется во вторую очередь и при помощи дополнительных средств. К числу таких средств
относится групповая работа с родителями, в которой вскрываются неверные стереотипы семейного общения
и обсуждаются средства изменений и пути к ним. Это одно из объяснений, почему необходима параллельная
работа с родителями. Без такой работы коррекция детского общения будет малоэффективна.
Отбор детей в группу проводится по определенным показаниям. Обращается внимание на характер
жалоб родителей и результаты первичного психологического обследования детей. Прежде всего, акцент
ставится на жалобы двух типов. Жалобы первого типа, как правило, сводятся к трудностям общения ребенка
в коллективе сверстников. Родители часто связывают эти трудности с замкнутостью характера,
необщительностью, указывают на то, что ребенок предпочитает быть один, «ему больше нравится читать,
собирать модели, рисовать и т. п.». Иногда трудности в общении родители объясняют тем, что ребенок
«просто не умеет дружить — то хорошо играет, то вдруг обижается, в драку, лезет: Дети не хотят играть с
ним».
Родительские жалобы не всегда правильно отражают реальное состояние дел. Часто они неверно
представляют себе как картину детского поведения, так и его причины. Например, детская замкнутость при
ближайшем рассмотрении может оказаться просто избирательностью в знакомствах — ребенок имеет двух
хороших друзей, но родителей беспокоит, что нет задушевной дружбы «всем двором», как в их детстве. Или
же обычные детские ссоры вырастают в родительском восприятия в фатальное непонимание, отчуждение,
более того, они считают, что ребенок отвергнут детским коллективом, он — изгой. Нормализация
родительских представлений входит в одну из коррекционных задач родительской группы. Одновременная
работа детской и родительской групп позволяет осуществлять коррекцию детского поведения в комплексе с
обсуждением родительско-детских отношений. Особенности этих взаимоотношений могут быть
своеобразной провокацией отклонений в детском поведении, о чем подробнее указано в разделе о
родительских группах в данной монографии.
Характерной чертой жалоб второго рода являются указания родителей на то, что ребенок
неуправляемый, непослушный, дерзкий, грубый. Родители чувствуют, что не могут найти подход к ребенку,
не понимают его. Скрытый психологический смысл этих жалоб, указывает на отсутствие взаимопонимания
не только между родителями и ребенком, но и между самими родителями.
Семья — система, поэтому нарушение в одном звене непременно искажает другие. Часто это общее
нарушение взаимопонимания может проявляться в хорошо описанной, известной псевдосолидарности
родителей друг с другом, которая становится очевидной, когда они объединяются против ребенка. Именно
поэтому такие семьи — оправданные кандидаты в коррекционные группы: детские — для младших членов и
родительские – для старших. Дети из этих семей ладят со сверстниками, более того, предпочитают общество
сверстников обществу родителей. Следует отметить, что такие дети необходимы для эффективного
группового процесса, они делают группу гетерогенной по составу, ускоряют групповую динамику. Нередко в
таких случаях корень семейных конфликтов кроется не в особенностях личности ребенка или личностей
родителей, а в неправильном стиле взаимодействия между ними. Поэтому, подчеркиваем еще раз, работа в
детской игровой группе будет эффективной лишь при параллельном участии родителей в родительской
группе.
Итак, показаниями для прохождения детской игровой психокоррекционной группы являются:
реальный или кажущийся родителям нарушенный у ребенка контакт в коллективе сверстников независимо от
его этиологии, нарушенный контакт с родителями. Стандартное психологическое обследование, описанное
выше, в главе по психодиагностике, не обнаруживает у этих Детей аномалий психического развития. Среди
наиболее типичных психологических проблем этого контингента можно назвать страх автономии,
повышенное чувство вины, чувство собственной неполноценности, импульсивность, неспособность
управлять аффектами.
Методика проведения групповых занятий строится на принципах, описанных в предыдущем разделе.
Отличие от методики групповых психокоррекционных занятий с дошкольниками состоит в общей специфике
работы группы, которая задается возрастом ее участников. Если в группе дошкольников важное место зани-
мает задача по развитию навыков произвольности, то для школьников она уже не актуальна, а специальной
задачей становится перестройка привычных социальных ролей и социальных стереотипов поведения.
В Консультативном центре психологической помощи семье была проведена работа с 6 группами
психокоррекции детей с нарушениями общения 7—10 лет, по 8—11 детей в группе. Всего курс прошел 51
ребенок. Прежде чем излагать динамику психокоррекционных занятий, следует отметить, что для их
эффективности необходимо соблюдение определенных условий.
Занятия должны проводиться в просторном помещении, где есть циновки или коврики, игрушки:
шпаги, щиты, шлемы, кегли, кубики, мячи, надувные, мягкие игрушки, желательно настольные игры с
максимально большим возможным числом участников, боксерские перчатки, краски и бумага. Из мебели
нужны только стулья или кресла, в основном для того, чтобы строить из них «баррикады» и «дома», играть в
«моргалки» и в «музыкальные стулья». Группу предпочтительнее вести двум психологам, мужчине и
женщине. Это позволяет полнее представить «мир взрослых», например, при построении модели полной
семьи. В этом случае психологам проще выполнять роли мамы и папы, точнее — задать детям новые формы
взаимоотношений со взрослыми. Кроме того, курс предусматривает много таких игр, в которых необходима
мужская сила. Занятия проводятся 1 раз в неделю в течение часа-полутора. В группе могут участвовать 7—9
детей.
Первое занятие одно из самых жестко структурированных. Из всего курса оно одно процедурно
задано. Занятие посвящено знакомству участников друг с другом. Чаще всего психологи и дети сидят кругом
на стульях или на полу, на ковре (на циновках). Всем участникам предлагается назвать себя любым именем,
которое сохраняется за ребенком на все время занятий.
Дети могут выбрать себе любое имя или название животного, что имеет коррекционный и
диагностический смысл.
Коррекционный смысл состоит в том, что ребенок может таким путем как бы выйти из своего старого
«Я» и надеть на себя другую личину. Дети часто выбирают имя классной отличницы, лучшего друга,
название животного, которое бывает глубоко символичным. Так, например, несобранная, разбрасывающаяся
девочка взяла себе имя Хома — так звали хомяка в стихотворений, напечатанном в журнале «Веселые
картинки», где описывались его предусмотрительность и запасливость, т. е. сосредоточенность на успешном
выполнении своего дела.
В диагностическом смысле выбор не своего имени — признак неприятия себя. Таким образом
проявляется ощущение собственного неблагополучия у ребенка. Выбор чужого имени служит указателем
желаемого объекта идентификации. Психологи также называют себя. Здесь возможны варианты. Можно
назваться по имени и просить обращаться на «ты», можно — по имени-отчеству и на «вы». Это зависит от
возраста и желания ведущих. Кроме того, необходимо прогнозировать: не будет ли детям трудно и
противоестественно называть взрослых по именам.
На первом занятии не следует выяснять, почему ребенок назвал себя по-другому,— так можно
насторожить и отпугнуть его. Этот вопрос можно обсудить потом, когда настоящие имена «всплывут»
спонтанно. После знакомства нужно предложить веселую игру, в которую могут играть все. Для этой цели
лучше всего подходит игра в жмурки. Веселая, азартная, она снимает первоначальную настороженность
ребенка, который не всегда понимает, зачем его привели в консультацию и чем он будет здесь заниматься. В
то же время эта игра — хороший диагностический прием, выявляющий исходный уровень самостоятельной
активности группы и некоторые будущие групповые роли в возникающей групповой иерархии.
Если в узловых моментах игры дети играют активно, т. е. сами завязывают ведущему глаза,
раскручивают его, когда ведущий ловит кого-то — ведут себя адекватно, не подсказывают, а если находится
кто-то, кто подсказывает, то сами одергивают его, если дети сами замечают тех, кто прячется по углам и
боится бегать, и тянут их в игру, то, скорее всего, эта группа активная и первый этап групповой работы
должен протекать при минимальном участии психологов, чтобы быстрее сложилась стихийная групповая
структура.
Можно использовать еще один прогностический тест. Предложите во время игры в жмурки
маленькую модификацию — играть совершенно молча, чтобы «жмурка» не могла ориентироваться на звуки.
Если ваше предложение останется без внимания, не настаивайте, только сделайте вывод о том, что группа
действительно активная и ведущим лучше всего занять позицию пассивных наблюдателей. Необходимая
деталь первого занятия — договориться о форме окончания каждого занятия. Лучше всего, чтобы концовка
была тихая и объединяющая: например, встать в круг, всем обняться за плечи и молча качаться или лечь на
пол на живот с раскинутыми руками, так чтобы щека одного ребенка лежала на тыльной стороне ладони
другого. Выбранная форма околчания занятий должна оставаться неизменной и превратиться в ритуал.
Дальнейшее изложение группового курса будет по этапам, а не по занятиям, так как структура следующих
занятий более произвольная.
Первый этап (вариант а). Если после первого занятия выяснилось, что группа активная и ведущие не
имеют в ней априорного авторитета взрослых, то разумнее начинать курс с этапа спонтанных игр, который
обычно длится следующие 4—6 занятий. В ходе спонтанной игры в детском коллективе возникает иерархия,
как правило, выявляющая силу и слабость каждого участника. Стихийно сложившаяся иерархия
поддерживает и даже усугубляет «силы» одних и «слабости» других и таким образом способствует
укреплению дезадаптивных качеств детей. Тем не менее на первом этапе" она необходима для уточнения
психологического диагноза членов группы и для накопления того группового опыта общения, от которого
впоследствии надо будет отталкиваться, демонстрируя его положительные и отрицательные стороны детям.
При этом ведущее должны внимательно следить, чтобы стихийная групповая структура не развилась до
такой стадии, когда группа начнет отпугивать детей с невыгодными, уязвимыми групповыми ролями.
В течение первого этапа ведущие находятся в групповой комнате, но никак не вмешиваются в детскую
игру. Если отдельные дети «заигрывают» со взрослыми, то ведущие мягко отсылают их играть с другими
детьми. Ведущие не предлагают своих игр, не разнимают дерущихся до тех пор, пока драка не становится
жесткой и опасной. Во время группового занятия делать записи не рекомендуется, но по окончании занятия
очень полезно записывать свои наблюдения над тем, кто как играл, психологические портреты детей,
наиболее яркие интеракции. Сравнивая спонтанные роли взрослой и детской групп, убеждаешься, что в
детской группе их разнообразие не так велико, как во взрослой. Здесь можно выделить пять стихийных
ролей: лидер, товарищ лидера («прихвостень»), неприсоединившийся оппозиционер, покорный конформист
(«баран») и «козел отпущения».
Окончание этого этапа отмечают три признака: укрепившиеся роли; стереотипные интеракции;
появление реакций на присутствие ведущих. С этого момента начинается вариант б. Сразу оговоримся: если
группа изначально пассивная и зависимая от взрослых, начало работы соответствует варианту б. Тем не
менее необходимо включать спонтанные игры на определенное время в каждое занятие. Это называется
«свободное время». Обычно на него отводится 20 мин в конце занятия.
Первый этап (вариант б) направленных игр. Отличие спонтанных игр от направленных в том, что в
последних содержание осваиваемых навыков и действий целенаправленно задается ведущим.
Психологи активно предлагают игры, которые должны быть двигательными, в них для всех должно
быть место, в них нет преимущества для более ловких, в них много условий для взаимодействия.,
предпочтительно тактильного. Предлагаемые игры: «Жмурки», «Моргалки», «Построение зверей»,
«Восковая палочка», «Жучок», «Кто громче», «Портфель», «Обед», «Путанка», «Крепость», «Зеркало»,
«Коллективная сказка». Обычно на одном занятии хватает времени только на два вида игр. Желательно,
чтобы водящими смогли перебывать все дети. Важный момент в каждой игре — первый водящий. Он-
выбирается счетом. Дети воспринимают как большое поощрение, если группа выбирает их считающими, т. е.
дает считать. Здесь надо следить за тем, чтобы не появилось записного считальщика. Надо предоставлять
возможность считать всем по очереди.
Считалку можно использовать как вид укрепления личности — предлагать на одном из занятий
считать «козлу отпущения» или кому-нибудь из "баранов". Лидирующего ребенка на этом этапе следует
мягко сдерживать.
Еще раз подчеркнем, что стиль поведения ведущих недирективный. У них, скорее, совещательные
голоса. Если этап б следует за этапом а, то основная цель ведущих — перестройка групповой иерархии:
поддерживать слабых и сдерживать сильных. Если же группа началась сразу с этапа б, то групповую
структуру приходится строить. При этом основной акцент делается не на уже сложившиеся роли, а на
установление равенства и пресечение привилегий. Есть определенные признаки, указывающие на то, что
требуемая групповая структура сложилась. Во-первых, водящие начинают чувствовать направленную на них
агрессию, которая хорошо видна в таких играх, как «Крепость» и «Жучок», просто по количеству
агрессивных актов во время борьбы. Во-вторых, возникают спонтанные тактильные ласковые интеракции
между членами группы. В-третьих, появилось серьезное, уважительное отношение к ритуалу окончания.
Тогда, когда возникла групповая структура, уравнявшая детские индивидуальности, можно переходить к
следующему, второму этапу группового курса, в котором большое внимание уделяется
индивидуализированной коррекционной работе в форме ролевых игр и других приемов.
Второй этап коррекционного курса трудно формализованно описать. Здесь многое зависит от
квалификации и опыта практической работы психологов. К моменту начала второго этапа психологам уже
видны трудности общения каждого ребенка, а также неадаптивные компенсаторные способы поведения
каждого. Выявлений этих трудностей и последующее их обсуждение, как это делается в группе взрослых, в
группе детей неэффективно — они иначе осознают свои трудности, не могут их преодолевать на
рациональной и волевой основе, анализировать свои потребности и мотивы.
В самом общем виде индивидуальная психологическая коррекция происходит тогда, когда ребенок
осуществляет новые формы поведения и накапливает новый: опыт общения. Однако это становится
возможным лиши при условии, если ребенок удовлетворил свои фрустрированные потребности (они часто
служат источниками и обусловливают его неадаптивное поведение). Чаще всего это потребности в
безопасности и принятии-признании. Фрустрация этих потребностей свойственна почти всем детям с
трудностями адаптации. Как правило, потребность в безопасности удовлетворяется на первом этапе
коррекции, во время направленной игры. Возникает специфическое групповое единство и специфический
феномен, что и приводит к чувству безопасности, доверия и защищенности в группе.
Удовлетворение потребности в признании невозможно без построения более полного образа самого
себя. Чтобы это реализовать, и используют методические приемы, такие, например, как обратная связь.
Каждый ребенок получает обратную связь в специально организованных для этого играх:
«Модифицированное зеркало», «Семейный портрет», «Ассоциации», «День рождения», «Фанты». Умело
организуя обратную связь, психологи помогают сформировать более продуктивный образ «Я». Обычно это
делается в форме словесной интерпретации игровой обратной связи, с особенным акцентом на
положительные стороны ребенка.
Кроме того, на втором этапе применяются некоторые игры, помогающие преодолеть неприятные для
ребенка свойства характера, трусость например. Это игры «Падение с подоконника», «Необитаемый остров»,
«Страшные сказки». После этих игр ребенок может сказать. себе: «Вот я какой, не всегда, конечно, хороший,
но зато я могу падать с подоконника спиной навзничь и не бояться, я могу слушать страшные сказки в тем-
ноте, и не только слушать, но и сам выдумывать, я могу играть в необитаемый остров и аккуратно разжигать
костер, не бояться огня, владеть собой и т. п.».
Ключевой момент второго этапа — игра «День рождения». Во время этой игры и происходит усвоение
требуемых качеств, «опускание» нужной характеристики личности, так сказать, авансом, сверху. Таким
образом очерчивается зона ближайшего развития ребенка. Отработка новых навыков общения особенно
целенаправленно осуществляется в групповых заданиях, которые каждый именинник обязан делать.
Конкретное содержание .этих заданий нельзя определить заранее. Они максимально индивидуализированы и
составляются для каждого ребенка отдельно психотерапевтами перед игровыми занятиями. Эти занятия
прямо вытекают из Психологического диагноза каждого ребенка, который давится постепенно в течение
всего периода работы группы. Составляя психологические портреты участников, ведущие особенно
внимательны к тому, чего не может сделать ребенок, что ему не удается или чего он не умеет. Жадный не
умеет радоваться, даря подарки,— значит, в игре «День рождения» будет дарить всем остальным участникам
группы все самое для себя дорогое — не буквально, конечно, в символической форме, т. е. без реальных
вещей, а символы этих вещей. Причем символика должна быть понятна каждому ребенку.
Например, мальчик приносит на занятия игрушки из дома, хвастает ими, но не дает в них играть
другим детям. Конечно, на том занятии, когда это случилось (может быть, на втором или третьем),
необходимо показать мальчику, что другим детям это неприятно и обидно. Обращаясь к ним, можно
спросить каждого:
«Ты хочешь поиграть Васиными машинками, тебе неприятно, что он не дает их тебе?» Потом можно
спросить Васю: «Почему ты не даешь поиграть?» Но не настаивать и не отнимать, если Вася упорно не дает
эти машинки.
Когда наступает Васин, день рождения, то все дарят ему подарки, а Васе предлагается вспомнить,
обижал ли он кого-то, и исправить это. Дети могут подсказывать или напоминать о своих «счетах».
Выплывает эпизод с игрушками, которые Вася не давал играть. Если Вася вдруг сам захочет сделать другим
детям подарки (все подарки делаются в пантомимической форме), то это — безусловный эффект занятий,
если он продолжает колебаться, можно попросить его сделать подали детям.
Потом ведущие говорят о том, как изменился Вася, как с ним приятно и какой он добрый. Можно
говорить это не в форме комментариев к Васиному поведению, а тогда, когда группа будет выдумывать
Васино будущее. Здесь хорошо первому начать говорить одному из вeдущих и сказать, например, такую
фразу: «Я не знаю, кем будет .Вася, когда вырастет, но сейчас уже совершенно ясно, что он будет очень
добрым человеке»!». Не следует стараться уложить весь этот педагогически этюд в одно занятие. Даже
лучше, если между эпизодами будет несколько занятий — тогда все можно снова вспомнить и добиться
таким образом более полной картины в головах детей.
Конечно, этот небольшой пример не позволяет представить себе всей картины занятий на втором
этапе.
Неправильностей поведения у детей много, не обязательно проигрывать их все. Специальное
внимание обращается на те моменты поведения, которые «торчат», т, е. встречаются часто, приводят к
непониманию и конфликтам между детьми, при этом ребенок с неадекватным поведением не умеет выйти из
этого конфликта.
Приведем описание игр, используемых в данном варианте психокоррекции.
«Ассоциации». Водящий выходит за дверь. Оставшиеся в комнате договариваются между собой, кого из
присутствующих ребят они, задумывают. Водящий входит и начинает спрашивать: «Если бы этот человек был деревом,
то каким?» Тот, к кому он обратился, отвечает ему, имея в виду загаданного, так как ему кажется, т. е. высказывает
свое мнение. Вопросы могут быть самыми разными. Единственное условие состоит в том, что они должны задаваться
опосредованно, в описательной форме: «Если бы этот человек был домом, картиной, ландшафтом, погодой, цветком,
едой, видом транспорта и т. п.» Когда водящего возникает ощущение, что он знает, кого загадали, о; может угадывать
до трех раз. Если он не угадал, ему об этом говорят. Затем выходит следующий водящий. В том случае, если средний
возраст группы низок, детям бывает трудно играть в эту игру.
«Бип». Вся группа, за исключением водящего, кругом сидит на стульях или в креслах. Водящий с завязанными
глазами ходит внутри круга, периодически садясь к сидящим на колени. Его задача — угадать, к кому он сел.
Ощупывать руками не разрешается, садиться надо спиной к сидящему, так, как будто садишься на стул. Сидящий
должен сказать «Бип», желательно не своим голосом», чтобы его не узнали. Если водящий угадал, на чьих коленях он
сидит, то этот ребенок начинает водить, а предыдущий садится на его место.
«Восковая палочка». Группа стоит в кругу близко друг к Другу, выставив ладони на уровне груди внутрь
круга. Руки нагнуты в локтях. В кругу — «восковая палочка». Ее ноги «прибиты» к полу, а костей у нее нет, Палочка,
закрыв глаза, кажется, а группа мягко перепасовывает ее от одного члена группы к другому. Тест на групповую
сплоченность, индивидуальную агрессивность, тревожность и напряженность.
«День рождения». Как будто у кого-то из членов группы день рождения. Ребята приходят к нему в гости и
дарят пантомимические подарки. Условие: дарить то, что этому человеку действительно нужно для успеха, для того,
чтобы легче жилось. Именинник должен угадать, что ему .подарили. Хорошо поговорить о том, почему именно это
подарили. Затем можно рассуждать о будущем именинника. Здесь в основном говорят психологи, которые, рассказывая
о будущем, «спускают» сверху требуемые для данного ребенка качества. Потом — ответная вежливость: именинник
«платит по групповым счетам», т. е. отвечает на претензии детей, если они есть, или выполняет задания, которые ему
дают психологи и дети.
Основная цель этих заданий — осуществить такие действия, вторые не получались у этого ребенка в ходе
групповых эанятий. Например, мальчик очень напряженно общается с девочками, неловко себя чувствует. Именинник
должен выполнить задание –поносить девочек по очереди на руках и т. п. Предлагаемые упражнения не обязательно
осуществляются за один раз, «День рождения» — хорошая коррекционная процедура, правда, несколько
прямолинейная, поэтому ее лучше проводить в конце занятий, когда предыдущие «лобовые» упражнения будут
правильно поняты.
«Жмурки» . Вся группа стоит в кружок, один считает, чтобы выбрать водящего. Водящий завязывает себе
глаза, кто-то из группы его кружит на месте, чтобы затруднить ему ориентировку. Кружить можно с разными
забавными присказками ила шуточными диалогами. Например: «На чем стоишь?» — «На мосту».— «Что ешь?» —
«Колбасу».— «Что пьешь?» — «Квас»,— «Ищи мышей, а не нас». После этого все разбегаются, а «жмурка» должна
ходить по комнате и ловить детей. Дети бегают по комнате, дразнят «жмурку», трогают ее, чтобы отвлечь, и т. п.
«Жмур. ка» должна поймать кого-то и на ощупь угадать, кто это. Игра направлена на групповое сплачивание и
инициирование тактильных контактов. Хорошо растормаживает двигательно заторможенных детей.
«Жучок». Водящий стоит спиной к группе, выставив из-под мышки свою руку с раскрытой ладонью. Дети и
психологи стоят в шеренгу за ним. Правая рука у всех сжата в кулак и поднята на уровень груди. Большой палец этой
руки поднят вверх. Кто-то из шеренги толкает водящего в его раскрытую ладонь и быстро принимает
исходное положение. Водящий должен повернуться к группе и угадать, кто его толкнул. Водящий водит до
тех пор, пока правильно не угадает. Тогда водить начинает тот, кого угадали. Игра хорошо вскрывает
групповые отношения.
«Зеркало». Выбирается водящий. Это — человек. Все остальные дети—зеркала. Человек смотрится в зеркала, и
они отражают его. Зеркала повторяют все действия человека, который конечно, кривляется от души. Здесь важно
следить за тем, чтобы зеркала правильно отражали: если человек поднял правую руку, зеркала должны поднять левую
и т. п. В этой игре удобно поощрять самых пассивных членов группы.
«Коллективная сказка». Дается инструкция—придумать сказку. Существует два варианта этой игры. Вариант
1. Первый рассказчик говорит слово, второй повторяет это слово и добавляет свое, подходящее по смыслу, третий
говорит два первых слова и свое и т. д. Нужно, чтобы получился связный рассказ. В этой игре можно получить
хорошую информацию о детских конфликтах и ожиданиях. Вариант 2. Первый говорит предложение. Второй говорит
второе предложение сказки, не повтор) первое, т. е. рассказ сказки по предложениям, по очереди.
«Крепость». Группа делится на две команды. Каждая команда строит из мебели крепость, или одна команда
защищает крепость, а вторая штурмует ее. Основное оружие — надувные мячи и мягкие игрушки. Игра дает
возможность проявлять агрессию. Интересна диагностически — кто с кем захочет бы в команде.
«Кто громче?». Очень простая игра, точнее, упражнение. Дети должны кричать, соревнуясь в громкости. Когда
выбирается самый громкий голос, все дети начинают кричать хором - это делается довольно долго, пока группа не
начинает замечать, до получается какая-то мелодия. Упражнение служит объединению группы.
«Модифицированное зеркало». Такая же игра, как «Зеркало», но водящий должен изображать не все, что
угодно, а кого-то из членов группы. Упражнение для получения обратной связи. Группа угадывает, кого изображает
ведущий.
«Моргалки». Группа делится на две команды. В одной команде должно быть на одного человека больше.
Кресла по количеству человек в большей команде ставятся кругом, на довольно большом расстоянии друг от друга.
Члены меньшей команды садятся в кресла, а члены большей команды становятся позади кресел. Таким .образом, один
человек оказывается за спинкой пустого кресла. Он становится водящим. Его задача — без слов, одним только
незаметным подмигиванием переманить к себе в кресло кого-то из сидящих, а остальные, стоящие, должны удерживать
своих сидящих. Каждый сидящий стремится перебежать к моргалке, но бежит только тот, кому реально поморгали.
Стоящие не имеют права держать сидящих за плечи, удерживать можно только тогда, когда сидящий захотел пере-
бежать. Игра направлена на объединение группы.
«Обед». Водящий — желательно, чтобы это был психолог (для начала),— собрался пообедать. Остальные
члены группы — предметы: ложка, вилка, тарелка, хлеб, суп и т. д. Водящий манипулирует предметами, изображая,
как он обедает. Каждый предмет может произвольно играть свою роль, здесь открывается простор для творчества,
иногда возникает спонтанная психодрамма, если вдруг выясняется, что обедающий — неряха, не умеет красиво есть и
др. Обычно получается вариант «Федорино горе». Эта игра хороша для растормаживания зажатых детей, для
инициации тактильных контактов.
«Падение с подоконника». Вся группа, кроме водящего, разбивается на пары и образует коридор. Дно
коридора — попарно сцепленные руки «стульчиком», так, что образуется квадратик. Коридор стоит перед
подоконником. В середину коридора следует поставить самую сильную пару, лучше — две. На подоконнике спиной к
коридору, лицом к окну стоит водящий. Он должен упасть спиной навзничь, не сгибаясь. Группа принимает его на
коридор рук. Детям говорится, что это проверка на храбрость и дружбу; коридор должен стоять «насмерть», ни в коем
случае не расцеплять рук, а тот, кто на подоконнике, Должен показать свою храбрость — упасть «солдатиком», не
сгибаясь. Нужно, чтобы с подоконника упали все дети. В этой игре проверяется групповое единство и уровень доверия
к группе.
«Портфель» . Играется так же, как «Обед», но вместо обеденных принадлежностей — школьные. Хорошая
роль в этой игре — портфель, в него человек укладывает тетрадки, учебники, получается куча-мала. Игра с открытыми
правилами.
«Путанка». Выбирается водящий. Он выходит из комнаты. Остальные дети берутся за руки и образуют круг.
Не разжимая рук, они начинают запутываться — кто как сумеет. Когда обращалась путанка, водящий заходит в
комнату и распутывает, ^кже не разжимая рук у запутавшихся.. Игра поддерживает групповое единство.
«Необитаемый остров». Игра начинается с социометрии — кто с кем поедет на необитаемый остров. Затем,
когда образовались взаимные и вынужденные пары, все едут на необитаемый. остров; дальше может быть любая
психодрама. По нашему опыту, если эта игра приходится на самое начало второго этапа, наиболее удачно она идет,
если психологи оказываются туземцами на этом острове и нападают на выброшенных волнами англосаксов. Вызывая
агрессию на себя, удается хорошо сплотить группу и снять разочарование от социометрии.
«Семейный портрет» . В семью приходит фотограф, чтобы сделать семейный портрет. Он должен задать
семейные роли всем членам группы и рассадить их, попутно рассказывая о том, кто с кем дружит в этой семье.
Изначально эта игра была задумана как вариант косвенной социометрии, но, применяя ее в детски игровых группах,
оказалось, что, делая портрет, ребенок отражает не столько сложившиеся отношения в группе, сколько реальное
положение дел в его собственной семье. Таким образом, эта игра — хороший диагностический прием. Впрочем бывает
и так, что игра выполняет свое прямое назначение и рефлексивные дети схватывают скрытый смысл этой игры и
рассказывают о семье, опираясь на групповые взаимоотношения.
«Страшные сказки». Гасится свет, и дети по очереди начинают рассказывать в темноте страшные сказки.
Часто, если уровень доверия в группе высок, дети воспроизводят свои реальные страхи. Очень полезно их тут же
разыграть, также в темноте. Эта игра имеет коррекционное значение, направлена на снятие тревоги.
Кроме вышеперечисленных игр существует множество других, которые хотя и не входят в число част
употребляемых в групповом процессе, но могут с успехом использоваться. Во-первых, это любые настольные
игры; во-вторых, игры с подручными предметам, бокс в перчатках например. Бокс — очень хороша игра,
когда в группе есть два соперничающих ребенка. Эта игра дает возможность выяснить взаимоотношения в
спортивной, корректной форме. Кроме того, можно использовать любые соревновательные игры на
победителя.
Отец мальчика 15 лет жаловался на трусость и робость своего сына. Отмечал, что эти качества были в нем с
самого раннего детства. Отец давно пытался бороться с ними. Он заставлял мальчика преодолевать свой страх —
бросал в воду на глубоко» месте, чтобы научить плавать, посылал одного вечером с лес. Мальчик в этих случаях
боялся, плакал, но отец настаивал, воспитывал в нем «мужчину». Несмотря на эти воздействия, мальчик оставался
нерешительным и боязливым. Он так и не научился преодолевать свои страхи, более того, с годами они усиливались.
Бороться со страхами и робостью сына как-то иначе отец не пробовал, ему это не приходило в голову.
Особенно ярко бесплодность стереотипов воспитания проявляется тогда, когда родитель сталкивается
j| нарушениями психического развития ребенка. Часто родители детей, страдающих неврозом страха,
пытаются рационально убеждать ребенка в бессмысленности и нереальности страхов, некоторые родители
специально пугают, чтобы ребенок «преодолел свой страх». Конечно, эти средства лишь усиливают
проявления невроза.
Личные проблемы, родителей, внесенные в общение с ребенком, сильно искажают родительское
отношение.. Нарушения этого типа взаимоотношений поддаются коррекции с большим трудом. Как правило,
родителям совсем не очевидна связь между своими личными проблемами и трудностями в воспитании
ребенка, поэтому необходима специальная психологическая работа с родителями, для того чтобы они
осознали эту связь и начали работать над своими проблемами. Более того, нередко и сами личные проблемы
скрыты от родителя и без специального анализа их выявить очень трудно.
Для примера приведем случай с Олей К. Обратилась мама (мать-одиночка) девочки 9 лет с жалобами на то, что
девочка безынициативна, не имеет ярко выраженных интересов, не слушается, мать для нее не авторитетна.
Психологическое обследование девочки и ее взаимоотношений с матерью показало отсутствие каких бы то ни было
отклонений в развитии ребенка, из чего следовало, что жалобы матери во многом безосновательны. Оля любила читать,
читала много и охотно, любила петь и танцевать, занималась танцами в хореографическом кружке в школе. Маме,
однако, хотелось, чтобы Оля проявляла больше склонностей к «наукам», имела какое-нибудь серьезное увлечение.
Контакт ребенка с матерью отличался рядом особенностей. Любое общение между матерью и дочерью
протекало исключительно на вербальном уровне. Между ними не было никакого тактильного контакта — ни ласк, ни
наказаний. При этом девочка очень стремилась приласкаться к матери, но мать эти попытки резко обрывала. На этом
фоне не было (Да и не могло быть) хорошего взаимопонимания между матерью и дочерью. Таким образом, первичный
психологический диагноз был сформулирован так: неадекватные требования к ребенку у матери с бедным репертуаром
средств общения; есть признаки нарушенных взаимоотношений с ребенком.
Дальнейшая психокоррекционная работа проводилась по установлению контакта и взаимопонимания между
матерью и ребенком. В ходе этой работы пришлось еще раз столкнуться с удивительной неспособностью матери к
тактильному взаимодействию. Ясно, что наладить контакт с ребенком, исключив прикосновения, практически
невозможно. Пришлось несколько изменить цели психокоррекционной работы и обратиться непосредственно к этому
нарушению материнского поведения.
Психологическое обследование личности обратившейся ползало наличие черт, свойственных больным
истерией, истерического невроза. Дальнейший курс индивидуальной психологической коррекции прояснил и
вытесняемое травмирующее переживание, положенное в основу невроза. Оказалось, что 4 года назад наша клиентка
отдыхала на юге и была изнасилована двумя мужчинами. Вскоре после этого возник страх венерического заболевания,
развилась сифилофобия. Была уверена, '"о заболела сифилисом, но пойти к врачу не решалась, так как пришлось бы
рассказывать о случае на юге, а это было стыдно, страшно, невозможно.
Тогда наша мама решила вообще не касаться Оли, чтобы ее не заразить. Травма, нанесенная этим случаев, была
настолько сильна, что необходимо было вытеснить все связанное с ней из сознания. В момент обращения в
консультацию осталась только манера обращения с ребенком, а истоки ее были неведомы самой маме. Когда ее
спрашивали, почему она не хочет приласкать девочку, она отвечала, что ей это неприятно, противно.
Итак, для того чтобы наладить контакт матери с ребенком, пришлось в ходе длительной индивидуальной
психологической коррекции вскрыть вытесненное травмирующее переживание, помочь отреагировать его. Матери
пришлось действительно обратиться к венерологам, проделать все необходимые анализы, убедиться, что заболевания
нет, только после этого можно было вновь обратиться к начальной цели — налаживать эффективный, эмоционально-
теплый контакт с дочерью.
Особенности отношений с другими членами семьи нередко вносятся в общение с ребенком и могут
нарушать его. Наиболее типичны случаи, когда на материнское родительское отношение к ребенку влияет
конфликтное общение с отцом, причем это влияние даже в случае отсутствия отца может быть достаточно
сильным. Тогда психолог-консультант имеет дело с так называемые фантомным отцом.
Так, в случае с Вовой Б. мама развелась с его отцом, когда мальчику было 3 года. Брак был конфликтным,
развод произошел, как говорит мама, по обоюдному согласию. Отец Вовы сразу после развода женился вновь, создал
новую семью, а мама осталась одинокой. Об отце мать отзывается плохо, говорит, что он был «патологически ленив»,
лжив, не имел Цели в жизни, был глуп. С сыном она не позволяет ему видеться. В консультанта) мама привела Вову,
чтобы проверить, нормален ли он. Вова плохо учился в школе — на тройки, дрался на переменах, хулиганил на уроках.
В данном случае настораживало то, что такие особенности ребенка не могут служить достаточным основанием
для подозрения у мальчика психической патологии. Действительно, в результате психологического обследования не
обнаружилось никаких отклонений психического развития. Интересно, что мама с сомнением отнеслась к результатам
обследования. В ходе наблюдений за контактом матери с сыном выявилась ее предвзятая установка по отношению к
мальчику. Каждый его поступок как бы оценивался, на сходство с отцом — похож или выгодно отличается. Вова не
выучил уроки,— значит, «патологически ленив». Бросил ходить на занятия кружка — не имеет цели в жизни и т. п. За
видимое сходство с отцом Вову наказывали — били. «Самое страшное для меня в жизни,— сказала мама,— если Вова
вырастет похожим на отца». Вместо своего сына мама общалась с призраком бывшего мужа.
Полная семья также не спасает родительское отношение от подобного рода привнесений.
Мама Миши Т., 11 лет, была необыкновенно привязана к своему сыну. У них сложились эмоционально
напряженные, симбиотические взаимоотношения. Мама все время тревожилась да Мишу и старалась контролировать
каждый его шаг, сильно ограничивала, его активность. В Консультативный центр обратился отец Миши. Он хотел
знать, не плохо ли то, что Миша до сих пор нередко среди ночи приходит к маме в постель и они .досыпают до утра
вместе. Психологическое обследование этой семьи показало, что, несмотря на внешне бесконфликтные отношения
между мамой и папой, между ними несколько лет нет никаких сексуальных отношении. Они объясняли это болезнью
сердца у отца. Эмоциональная неудовлетворенность и сексуальная депривированность матери канализовались в
отношениях с сыном.
Все вышеописанные причины искажения родительского отношения могут быть исправлены с
помощью психотерапии и психологической коррекции. Существует множество приемов и техник работы с
родительским отношением к ребенку.
В условиях Консультативного центра психологической помощи семье в связи с большим количеством
обращающихся родителей встала необходимость выбрать метод с большой пропускной способностью. Для
этого наиболее подходящей оказалась групповая работа с родителями. Предлагаемая методика
характеризуется время особенностями.
1. Цели и формы групповой работы ограничены родительской темой. Не ставится прямой задачи лич-
ностного развития членов группы. Группа обсуждает проблемы воспитания детей и общения с ними во-пер-
вых, а личные проблемы участников группы — лишь во-вторых, и в той мере, в какой это необходимо для
решения родительских проблем.
2. По стилю ведения коррекции — группы структурированные, т. е. темы для обсуждения, ролевые
игры, домашние задания предлагают ведущие. Таким образом, они занимают в группе более авторитарное и
лидирующее положение, чем в свободной группе.
3. Основной метод групповой коррекции родительских отношений — когнитивно-поведенческий
тренинг, осуществляемый с помощью ролевых игр и программы видеотренинга. Этим методом мы работали с
родителями, испытывающими трудности в воспитании детей, в течение 5 лет. За это время проведена работа
с 8 группами (95 человек).
Обоснование метода. Для повышения эффективности группового метода психокоррекционная работа
с родителями всегда проводилась параллельно с игровой групповой коррекцией нарушений поведения у
детей. Семья — это целостная система. К числу основных принципов функционирования семьи относится
взаимосвязанность и взаимообусловленность процессов в семье (Н. Ackerman, 1958). Именно поэтому
психологические проблемы диады родитель — ребенок не могут быть решены только благодаря
психокоррекции родителей или только психокоррекции ребенка. Для того чтобы снять эти проблемы и
особенно предупредить возможность их возвращения, необходима параллельная психокоррекционная работа
как с родителями, так и с детьми. Какие бы положительные перемены ни происходили с ребенком в детской
игровой группе, он, возвращаясь в семью, не в состоянии нарушить тот аномальный «гомеостаз», который
способствовал возникновению психологических проблем у ребенка. Родители должны быть подготовлены к
адекватному восприятию перемен в поведении ребенка, ясно осознавать неизбежность личного участия в
перестройке семейные взаимоотношений. Материал, получаемый при работе с детьми, часто использовался в
работе с родителями с помощью специально разработанных для этого процедур, которые будут описаны
ниже. Такая параллельная работа позволяет увеличить эффективность занятий родительской группы, так как
делает работу конкретной, приближенной к реальным, актуальным проблемам детей и взаимоотношений с
ними.
Содержание работы в родительской группе направлено на повышение сензитивности родителей к
ребенку, выработку более адекватного представления о детских возможностях и потребностях,
обусловленных данным возрастом, ликвидацию педагогической неграмотности, продуктивную
реорганизацию арсенала средств общения с ребенком. Это неспецифические эффекты родительской группы.
В то же время параллельное ведение двух групп — родительской и детской — позволяет достигнуть
специальных целей:, получить и довести до родителей информацию о том, как ребенок воспринимает
семейную ситуацию в целом, как воспринимает родителей. В каждое родительское занятие обязательно
включался рассказ о событиях в детской группе. Таким образом родители получали возможность следить за
динамикой детского поведения. Нередко описание детского поведения служило основой для обсуждения
поведения родителей в родительской группе или дома с ребенком.
В целях повышения эффективности родительской группы вводились элементы видеокоррекции.
Родители получают возможность обсудить свое реальное взаимодействие с детьми, они видят и свои
средства общения, и неосознаваемые элементы поведения. Впервые видят реакцию детей на самих себя и
могут обсудить ее с другими родителями, взглянуть на ситуацию чужими глазами.
В работе группы принимали участие родители, испытывающие трудности в воспитании детей и
обратившиеся за помощью в Консультативный центр психологической помощи семье. Дети были в возрасте
от 7 до 30 лет. К участию в группе приглашались оба родителя, но достаточно было и участия одного. В
группе участвовали от 10 до 15 родителей.
Занятия группы проводились 1 раз в неделю в течение 4 ч. Курс групповой коррекции занимал
примерно 40 ч.
Занятия с родителями начинались с процедуры знакомства. Вставшие в круг родители поочередно
называли себя и рассказывали о тех трудностях в воспитании ребенка, которые привели их в
Консультативный центр. Ведущие просили родителей сформулировать, что они ждут от занятий в группе, а
также, что послужило причиной возникновения трудностей. Обычно этим исчерпывалось первое занятие.
Затем, на дальнейших занятиях, обсуждались следующие темы:
1. Мы и наши родители. Семейные линии. Воспроизводство отношений и конфликтов.
2. Роль родительских ожиданий. Что они могут спровоцировать и породить у детей? Как наши страхи
становятся страхами детей?
3. Что родители должны дать детям и что дети должны дать родителям? В чем суть воспитания — в
обучении или в общении? Нравственные основы родительства.
4. Как сложилась бы наша жизнь, если бы у нас не было детей? Как ребенок мешает нам жить?
Амбивалентность в общении с детьми. Оптимальная дистанция в общении с детьми.
5. Наши конфликты с детьми (здесь включается элемент проигрывания ролей).
Дальнейшие темы возникали из обсуждения материала проигрывания.
6. Стереотипные взаимодействия с детьми, их выявление.
7. Привнесение добавочного, неадекватного эффекта в отношения с детьми. Эмоциональные «счета»
ребенку.
8. Как мы наказываем детей? Эффективные и неэффективные наказания. Роль ярлыков. Когда
наказывать детей?
Следующие темы для обсуждения складываются под влиянием материала, получаемого в
параллельной детской группе.
9. На какие сигналы и стимулы реагируют дети? Вербальное и невербальное общение с детьми. Роль
прикосновений.
10. Какими нас видят дети? Обсуждение рисунков «Родители в виде несуществующих животных».
11. Семья, как ее видят дети. Обсуждение игры "Семейный портрет".
Две последние темы заслуживают особого внимания. Одно из обязательных упражнений в детской
группе — «рисунок моих родителей в виде неизвестного животного». Это крайне информативный прием,
позволяющей получить сведения о том, как ребенок воспринимает своих родителей. Для примера рассмотрим
следующей случай. Обратился папа по поводу навязчивых движений у сына 7 лет. Кроме того, он жаловался
на то, что мальчик замкнут, не умеет играть с другими детьми. Папина версия заключалась в том, что сын
Коля просто боится играть с ребятами, что он вообще труслив. Психологическое обследование Коли показало
завышенный уровень тревожности и агрессивности, признаки психологического синдрома семейной
дезадаптации, нарушенные взаимоотношения со сверстниками, а также симптомы невроза навязчивых
состояний.
Родители Коли — люди очень тревожные, неуверенные и конфликтные. С Колей они общаются «по
правилам». Мама никогда его не наказывает, очень старается держаться ровно и спокойно. По ее словам, она
постоянно находится в напряжении, чтобы не показывать сыну свои эмоции. Папа также очень рационально
подходит к воспитанию, читает много психологической и педагогической литературы, видит свою задачу как
отца «в развитии отдельных психологических функций у сына», например храбрости. Для этого он боксирует
с сыном. В семье не заведены ласки с ребенком. Мальчика никто не целует на ночь, никто не разговаривает
«по душам». Боксирование никогда не переходило просто в веселую возню.
Таким образом, мальчик живет в ситуации отчуждения и эмоционального напряжения. Он не видит
проявления спонтанных и искренних чувств у родителей. В рисунке «мама и папа в виде неизвестных живот-
ных» он нарисовал двух черепах с большими плотными панцирями, практически не изобразил никаких
органов чувств, только символические точечные глазки. Черепахи были нарисованы параллельно друг другу
в профиль. Трактовка этого рисунка, которая проводилась в родительской группе, говорит о том, что Коля
видит своих родителей замкнутыми, отгороженными от него, не чувствует возможности опереться на них.
Черепахи лишены возможности увидеть и услышать его — нет ни глаз, ни ушей. Они не могут его ни
наказать, ни обнять — нет лап-рук, одни ноги. Они так же одиноки, как и Коля, между собой никак не
связаны.
Обсуждение этого рисунка в родительской группе позволило подробно проанализировать
родительские установки Колиных родителей, особенности их взаимоотношений между собой. Удалось
несколько прояснить и источник психологических проблем 'Коли. Семейная ситуация постоянно повышала
уровень его тревожности, что способствовало возникновению невротических симптомов, лишало Колю
уверенности и жизнерадостности, мешало ему найти общий язык со сверстниками.
К числу сходных, приемов принадлежит и игра «Семейный портрет». Каждый ребенок в группе по
очереди рассаживает остальных ребят как бы для фотографирования семьи. Детям «фотограф» раздает
семейные роли и рассказывает, в каких отношениях находятся члены построенной им семьи. Проведение
этой методики в группе взрослых показывает, как «фотограф» видит взаимоотношения членов группы между
собой, а в детской группе игра «Семейный портрет» отражает реальную семейную ситуацию ребенка, как он
ее видит и понимает. Эти «семейные портреты» обсуждаются в родительской группе, что позволяет
родителям увидеть свою семейную жизнь глазами ребенка, встать на его точку зрения, почувствовать то, что
чувствует ребенок.
Метод групповой дискуссии дает определенный неспецифический эффект: снижает педагогическую и
психологическую безграмотность, повышает общую сензитивность к ребенку, его проблемам, позволяет
выявить индивидуальные стереотипы воспитания. В некоторых случаях в ходе групповой дискуссии можно
выйти на личную проблему родителя.
Например, обратилась мама с жалобами на сына 9 лет:
«Несобранный, рассеянный, вспыльчивый, занимается онанизмом, не знаю, как отучить». Более подробная
психологическая диагностика взаимоотношений матери и сына выявила сильный элемент неприятия ребенка в
родительской позиции матери. Мама с сыном живут вдвоем, с отцом в разводе уже несколько лет. Мама в группе вела
себя активно, охотно высказывалась по любому поводу, много говорила о себе. Рефреном многие ее высказываний
проходила мысль о том, что женщина все может, за все берется, «везет воз», а мужчины — «слабаки». Активно
проводила мысль о том, что в воспитании ребенка отец не нужен, мать его полностью заменяет, даже в воспитании
сына:
«На лыжах — пожалуйста, боксом — пожалуйста, самолет клеить — пожалуйста». Единственно, зачем нужен
отец в семье,— для того, чтобы давать детям пример благородного, рыцарского отношения к женщине.
Таким образом, отвергая мужскую половину рода человеческого, она неизбежно отвергает своего сына.
Источник этого отвержения — в женской неудовлетворенности. Так реализуется потребность в высокой женской
самооценке — с помощью механизма психологической защиты «зелен виноград»: «Мужчины слишком ничтожны и
плохи, чтобы страдать от недостатка и внимания». Психологическим анализом удалось выявить личную проблему
мамы, которая искажала свое отношение к ребенку и провоцировала конфликтные взаимоотношения с сыном. У
мальчика как реакция протеста развился «болезненный» интерес и потребность в мужчинах. Конечно, в курсе
групповой коррекции родителей эту проблему нельзя было решить, но маме было четко показано, что в ее
взаимоотношениях с сыном «идет от ее личной проблемы, как она искажает взаимопонимание с ребенком. В
дальнейшем этой маме был предложен курс индивидуальной психологической коррекции.
Как отмечалось выше, по мере развертывания групповой дискуссии в нее вплетались элементы
проигрывания. Родители проигрывали в группе свои способы обращения с детьми в разных конфликтных
ситуациях. Часто родители жаловались на неэффективность своих воспитательных воздействий. В этом
случае родителю предлагалось показать в ролевой игре, как именно ему не удается воздействовать, что у него
не получается, Роль ребенка выполнял выбранный родителем партнеру из группы.
Например, мама жаловалась, что ее дочь неуправляема, никакими силами ее нельзя заставить
слушаться. Мама рассказывала о случае непослушания, а затем разыграла его в паре с ведущим. В ходе
разыгрывания стало ясно, что мама невольно провоцирует это непослушание своей экзальтированно-
тревожной манерой обращения с ребенком. В свете материнской тревоги дар предстает перед девочкой
полным опасности. Энергичная, стеничная девочка сопротивляется этой навязчивой картине мира, хочет сама
себе показать, что не так все страшно. Разыгранная сцена выглядела так.
Девочка (психолог) берет нож. (Обеденное время, семья сидит за столом.)
Мама (взволнованным голосом быстро говорит, не дожидаясь обратной связи от ребенка). Не бери нож, положи
нож, сейчас же положи нож, ты порежешься.
Девочка. Не положу.
Мама. Ты себе пальцы отрежешь (срывается на крик), немедленно положи! (пытается отнять нож, девочка не
дает).
Разыгрывая свои конфликты с ребенком, родители неизбежно показывают стереотипы воспитания.
Обсуждение этих разыгрываний в группе позволяет родителю взглянуть на свое поведение со стороны.
Процедура проигрывания предполагает смену ролей. Другим родителям из группы предлагалось проиграть
рассказанный выше конфликт. В этих повторных проигрываниях мама выполняла роль девочки, а другие
родители показывали свои стереотипы. Это расширяло арсенал средств воздействия всех участников группы.
Причины тревожности матери не анализируются глубоко в группе. Однако, столкнувшись с
неадекватностью и неконтролируемостью ее трансляции, мать смогла ощутить, что локализация проблем
отношения с ребенком в ней самой.
Сделать обсуждение родительских взаимоотношений с ребенком еще более конкретным позволяло
включение в работу группы элементов видеокоррекции. На пленку видеомагнитофона записывалось
взаимодействие ребенка ч родителя. Предлагалось взаимодействие трех типов.
1. Модификация игры «Архитектор и строитель». Строитель с завязанными глазами под руководством
архитектора, которому запрещены какие-либо действия Руками, должен был расставить в определенном
порядке картинки на большой карте — посадить птичку на Дерево, лейку поместить на клумбу и т. д.
Архитектор и строитель сидели друг напротив друга. Родитель и ребенок менялись ролями.
По окончании игры родитель и ребенок обменивались впечатлениями.
2. Запись теплого, положительного взаимодействия.
Инструкция: «Вспомните и поговорите о чем-то приятном для вас обоих. Покажите, как это было».
3. Запись отрицательного, негативного взаимодействия. Инструкция: «Вспомните вашу последнюю
ссору. Покажите, как это было».
Затем эти записи показывались группе и обсуждались.
Видеокоррекция позволяет не только увидеть реальный контакт родителя со своим ребенком, а не с
условным партнером по группе, как это происходит при разыгрывании, но и вскрыть тонкие, невербальные
элементы взаимодействия. Эти невербальные компоненты важны по двум причинам. Во-первых, они
наименее контролируются родителем и поэтому более интимно связаны с неосознаваемой частью
родительского отношения к ребенку. Во-вторых, ребенок в силу специфических особенностей восприятия
мира больше всего ориентируется именно на невербальные компоненты поведения родителя. Именно
поэтому для родителя очень важно получить адекватное представление об этих компонентах, чтобы
эффективнее изменить неадекватные или неверные стили общения с ребенком.
Приведем два примера взаимоотношений, которые представляет видеопленка: хорошего контакта
матери и ребенка и полного отсутствия контакта, отвергающей позиции мамы.
Все видеозаписи обсуждались в группе, и эти обсуждения были едва ли не самыми полезными для ее
членов. Этими обсуждениями и заканчивался курс групповой коррекции родителей.
Предварительный анализ такого курса групповой коррекции позволяет обобщенно представить ее
результаты в следующем виде:
1. Значительно снижается педагогическая и психологическая неграмотность родителей.
2. Выявляется система стереотипов воспитания. Удается увеличить арсенал средств общения с
ребенком, и за счет этого система стереотипов становится менее жесткой.
3. Увеличивается общая «родительская» компетентность:
а) повышается сензитивность к ребенку;
б) нормализуется система требований и ожиданий;
в) повышается уверенность в себе как в родителе.
4. Обнаруживаются посторонние привнесения, мешающие родителю эффективно общаться с
ребенком: личные проблемы родителя, особенности взаимоотношений с другими членами семьи.
4.4. Совместная психотерапия семьи
Среди методов психологической работы с семьей важных место занимает «conjoint family therapy» —
совместная семейная терапия, характеризующаяся тем, что в работ! принимают участие одновременно все
члены семьи.
Рассмотрим главные характеристики этого метода опираясь на работы наиболее известных его
сторонни ков—Дж. Белла (J. Bell, 1961), В. Сатир (V. Satir: 1967, 1978), Р. Спека (R. Speck, см.: А. Вгу, 1972);
А. Ферейры (A. Ferreira, 1963), а также на собственны! опыт использования семейной терапии в
Московское консультативном центре психологической помощи семье.
В основе совместной семейной терапии лежит допущение, что причины психологических проблем и
пути из решения неразрывно связаны с характеристиками функционирования семьи как целостной
структуры. Проблемы, приводящие семью в консультацию, естественны» образом следуют из логики
развития отношений, непосредственно затрагивают каждого члена семейной группы, хотя и приобретают
индивидуально-специфические черты, преломляясь через качества личности и стиль жизни мамы и папы,
бабушки и дедушки, старшего и младшего детей.
Они, с одной стороны, как бы фиксируют семейные дисгармонии, а с другой — приводят к усилению
личностной дезадаптации каждого члена семьи. Поэтому в ходе семейной терапии консультант работает на
«всю семью в целом», а не на каждого отдельного ее представителя, укрепляет здоровые начала семьи как
общности, помогает семье избавиться от неадекватных способов функционирования, сменить стиль
взаимоотношений на более гармоничный и продуктивный.
Понятно, что совместная семейная терапия показана не для всех семей, она имеет свои серьезные
ограничения. Наиболее эффективным этот метод оказывается для семей, члены которых объединены
близкими, почти «симбиотическими» связями, основанными, однако, на искаженных эмоциональных и
личностных предпосылках. Семьи, члены которых отчуждены друг от друга, чаще всего отказываются
посещать консультацию вместе:
их тяготит ситуация искусственного объединения, вызывая сопротивление и негативизм.
Так как в совместной семейной терапии обязательно участвуют и взрослые, и дети, то возраст детей
существенно ограничивает применение этого метода — им должно быть не менее 8—9 лет.
По нашим наблюдениям, наиболее продуктивно проходят занятия с семьями, в которых двое детей
близкого возраста, лучше всего младшего подросткового. Ребята старше 14—15 лет стремятся не к
восстановлению семейных отношений и связей, а, напротив, к психологической автономизации,
отъединению от семьи. Поэтому нередко цели совместной семейной терапии воспринимаются ими как
чуждые, вызывают сопротивление и демонстративный протест. Дети 11—13 лет испытывают выраженную
потребность в семейной общности, поэтому их очень привлекает задача самоопределения в семье. В то же
время они достаточны умны и рефлексивны, чтобы анализировать свои проблемы и проблемы своих близких;
последнее доставляет им особое удовольствие.
И психологическая коррекция, и психологическая Диагностика нарушенных семейных отношений
основаны на представлении о семье как о целостной структуре. Это отражается в языке описания и анализа
тех или иных феноменов, присущих семье как общности и наиболее ярко проявляющихся именно при
психологической коррекции методом совместной семейной терапии.
Один из таких феноменов получил название «семейный миф» (A. Ferreira, 1963; J. Byng-Hal], 1973) —
набор взаимно согласованных, но искаженных ролей, которые играют члены семьи. Он не подвергается
внутри семьи никакому сомнению, служит хорошей программой для социальных контактов вне ее и в то же
время уменьшает гибкость самой семейной системы. Функция его состоит в том, что он позволяет каждому
члену семьи выстраивать собственную психологическую защиту с помощью других членов семьи,
внутрисемейных отношений. До тех пор пока семья зиждется на семейном мифе, она является «больной»
системой. В качестве иллюстрации приведем пример семейного мифа, с которым пришлось столкнуться в
нашей практике.
Семейный миф семьи, состоявшей из папы, мамы и двоих детей, можно было сформулировать так: «У
нас все равны, все имеют равные права, равные возможности, и нет никого, кто был бы выделен особо». (Как
правило, семейные мифы звучат внешне привлекательно: «В нашей семье самое главное — дружба» или
«Мы все заботимся друг о друге».)
За этим правильным и социально приемлемым звучанием скрывается обычно какая-то глубоко
закамуфлированная проблема. В данной семье она проявилась в том, что равенство членов семьи носило
довольно специфический характер: каждая вещь, предмет, кусочек еды были четко поделены между всеми. В
холодильнике на тарелке лежали кусочки масла с бирочками, на которых было написано «Мама», «Папа»,
«Маша», «Слава». Равенство заключалось также в том, что папа имел строго регламентированное время, в
течение которого он смотрел телевизор каждый вечер, сын тоже имел такое право? Совершенно четко
распределялись денежные доходы, вне всякой зависимости от того, какие потребности у кого возникали:
если, например, сын рвал ботинки, то до того момента, пока не наступала его очередь получать денежную
поддержку, он ходил в рваных. Таковы были карикатурные, фальшивые проявления «равенства».
Если задуматься, чему служил этот миф в данном случае, можно найти много причин, но одна из них
заключалась в полном отсутствии взаимной любви и тепла.
Все отношения регламентировались, формализовались для того, чтобы не стало ясно, что никто
никого не любит и никто ни к кому не привязан.
Семья обратилась в консультацию потому, что миф стал ей тесен: все члены семьи чувствовали
страшную взаимную обиду, поскольку каждый все-таки ждал от других любви, а не своего кусочка масла с
бирочкой.
История возникновения этого мифа связана с нарушением супружеской верности, когда муж изменил
своей йене, и это сильно переживалось обоими. Старшая дочка была достаточно взрослой и тоже сильно
переживала. Когда после долгих страданий, самобичеваний и обвинений отец вернулся в семью, обида
осталась, но говорить о ней в доме было не принято, а принято было закамуфлировать все под дружеские,
ровные отношения.
Кроме того, девочка была серьезно больна, и из-за этого маме приходилось уделять ей очень много
внимания. С возрастом девочка выздоровела, но еще когда она была маленькой, все делили поровну, чтобы
брат не снижался. Такова была форма семейной самозащиты, которая привела к некоторому гомеостазису, и
этот гомеостазис поддерживался в течение долгого времени.
Обычно семейный миф формируется на почве какого-то неразрешенного кризиса — развода, чьей-то
смерти, семейной тайны. Ферейра считает, что семейный миф возникает в тех семьях, для которых
характерно расщепление и отвержение чего-то нежеланного, травмирующего, а потом для дальнейшей
защиты вырабатывается какой-то «фантом». В семьях, с которыми мы проводили совместную семейную
терапию, миф всегда оказывался реконструируемым и довольно поверхностным, например:
«Мы не можем расстаться, потому что наша дочь очень больна и слаба». Клиенты обратились потому,
что миф дал трещину: родители чувствовали, что даже ради болезни девочки они не могут быть вместе,
настолько они опротивели друг другу.
Сторонники подхода к семье с точки зрения семейного мифа считают, что все семьи имеют какие-то
мифы, другое дело—хороший это миф или плохой. Дж. Бинд Холл и А. Ферейра сводят семейную терапию к
разрушению того мифа, который уже и так дал трещину, и построению нового семейного мифа.
В совместной семейной терапии широко используется понятие идентифицированный
(выявленный) пациент (identified patient). Это тот член семьи, на которого при обращении жалуются
больше всего, с кем связывают основные проблемы семьи его родные. Совсем необязательно, что он
действительно самый неблагополучный. Как правило, в ходе работы оказывается, что семенные трудности
лишь отчасти объясняются проблемами идентифицированного пациента. Чаще всего такая роль отводится
ребенку.
Сходным с этим понятием является понятие «козел отпущения», которым пользуются, в частности, С.
Минухин (S. Minuchin, 1974) и Р. Спек (R. Speck, см.: А. Вгу, 1972). На «козла отпущения» сваливаются все
семейные грехи, его обвиняют во всех проблемах. Интересна точка зрения Р. Спека, который считает, что су-
ществование «козла отпущения» естественно для любой семьи, но каждый член семьи должен побывать в
этой роли. Если она закрепляется за одним человеком надолго, семья заболевает. Поэтому Р. Спек в своей
работе старается укрепить «козла отпущения», усилить его внутренние потенции, подвигнуть к борьбе за
свои права и постепенно передать эту роль другому члену семьи.
Идентифицированному пациенту и «козлу отпущения» противоположно понятие здоровый член
семьи. Это человек, на которого более всего может положиться психотерапевт, чья позиция в семье наиболее
конструктивна, кто менее всего искажен дисгармоничными отношениями. Он как бы становится эмиссаром
терапевта в повседневной жизни семьи, получает от него право и поддержку на это.
Очень важно для психотерапевта определить реального пациента — того члена семьи, кто более
всего страдает от дисгармоничных отношений. В ряде случаев распознать реального пациента удается только
через несколько встреч. В нашей практике мы обнаружили ряд любопытных закономерностей. Если
инициатором обращения в консультацию выступает мама, которую забот т проблемы ребенка, при этом она
активный и деятельный человек, то чаще всего реальным пациентом в семье называется отец. Если
инициатива исходит от бабуши , обеспокоенной характером внука или внучки, то реальным пациентом на
самом деле является мать, независимо от того, кем ей приходится бабушка — свекровью или родной мамой.
Иногда заявляемый идентифицированный пациент бывает реальным, т. е. это то яйцо, о ком говорится при
первой встрече.
В. Сатир (V. Salir, 1967) ввела в контекст семейной психотерапии еще одно понятие - боль семьи. Она
считает, что проблемы, с которыми семья приходит к терапевту, например поведение ребенка в школе или
его отметки,— это не проблемы ребенка, это боль семьи. Поэтому в ходе первой встречи с семьей она не
спрашивает, в чем конкретно причины обращения, а обращается к каждому с вопросом: «В чем, по-вашему,
боль семьи, от чего семья страдает?» Вводя это понятие, В. Сатир с самого начала расставляет акценты
определенным образом: работа будет вестись со всеми, ответственность за происходящие события члены
семьи в равной степени разделяют между собой.
Совместная семейная терапия строится по определенным принципам, впервые изложенным Дж.
Беллом (J. Bell, 1961), впоследствии развитым и дополненным рядом авторов.
Первый и самый важный из них: с самого начала терапевт должен сконцентрировать свое внимание на
семье в целом, хотя чаще всего обращения связаны с проблемами детей. Первоочередной задачей терапевта
является модификация функционирования и структуры семьи как группы. Терапевтическое воздействие
должно быть направлено на семью как на целое. Можно рассматривать семью без ее исторической
подоплеки, работать по принципу «здесь и теперь», как это описывает Дж. Белл, можно дополнить
актуальную картину взаимоотношений историческим анализом семьи, как предлагают Дж. Бинг-Холл и В.
Сатир.
Второй принцип семейной терапии состоит в следующем. В ходе работы разные члены семьи могут
пытаться порвать связь терапевта со всей семьей и установить: ним сепаратные отношения. Например, в
какой-то момент родители просят: «Разрешите, я вам позвоню...» — или кто-то приходит на полчаса раньше
других, кто-то настаивает на обсуждении неотложного вопроса с ним наедине. В подавляющем большинстве
случаев это проявление сопротивления. Когда возникают подобные провокации со стороны членов семьи, их
нужно игнорировать. Если человек настаивает на индивидуальной работе, ему предлагают другого терапевта.
Иногда строгость этого принципа смягчается. Понятно, например, нежелание родителей обсуждать свои
сексуальные проблемы в присутствии детей. И все же лучше, чтобы таких ситуаций не было. В ходе
совместной семейной терапии члены семьи не могут и не должны иметь секретов друг от друга.
Третий принцип: любые внутрисемейные нарушения – это результат семейных отношений, а не чья-
либо персональная вина. Неправильно, если, например, родители берут на себя вину за симптомы ребенка.
Чувство вины вообще не должно фигурировать в ходе работы с семьей. Оно блокирует возможность
самоанализа, самоизменения, снижает самооценку и эффективность работы в целом. Если родители говорят
на очередной встрече:
«Я все понял, это я виноват во всем, что случилось с моим ребенком», то это серьезный промах
терапевта, промах, который необходимо исправить. Важно подчеркивать, что любые события в семье
являются общим результатом каких-то взаимоотношений, следствием истории семейной жизни, а не итогом
чьего-то конкретно неправильного поведения.
Четвертый: работая с семьей, терапевт должен исходить из того, что любые семейные проблемы
имеют не только негативные, но и позитивные причины. Ребенок плохо ест, не учится, родители не ладят
друг с другом не только потому, что кто-то плохой, но и потому, что этим выражается нечто другое, некий
позитивный смысл. Каждый симптом о чем-то сигнализирует и для чего-то служит.
В вопросе о целях совместной семейной терапии авторы также более или менее едины. Принято
выделять следующие цели:
1. Увеличение спонтанности высказываний членов семьи о своих желаниях, чувствах, идеалах,
ценностях, опасениях, т. е. увеличение открытости внутрисемейной коммуникаций.
2. Закрепление новых способов общения в семье, это означает осознание и свободное принятие новых
ракообразных способов взаимодействия, возможности контроля своего поведения и свободный выбор разных
способов коммуникации.
3. Разрушение внутрисемейных стереотипов. Одним из камней преткновения семейного
психотерапевта являются стереотипы поведения и общения, которые обнаруживаются у семьи, как только
она садится в кружок Разрушение стереотипов — чрезвычайно важное дело, без него невозможна
дальнейшая работа. Иногда, чтобы разрушить привычный стиль, терапевт вынужден
-155-
эпатировать семью. Так, Р. Спек рассказывает об одной чопорной английской семье, которая пришла к нему
и была крайне удивлена, когда он лег на пол и закурил. Это повергло клиентов в состояние прострации, но
моментально изменило ситуацию на занятии. В другой раз, работая с семьей, где был замкнутый, аутичный
мальчик-шизофреник, он в какой-то момент стал вести себя так же, как этот ребенок. Р. Спек видит свою
задачу в разрушении флёра благополучия, который семья приносит с собой на встречу, поэтому средства
избирает самые неожиданные.
Как правило, семейная терапия проводится в комнате, где стоят стулья — на один стул больше, чем
нужно. Терапевт может «играть» этим пространством и стульями, по-разному пересаживая людей,
пересаживаясь сам. Различные манипуляции с пространством помогают поддерживать ощущение
«вибрирующей атмосферы», не дают застыть сложившимся отношениям. Внимательно посмотрев, кто куда
сел в начале встречи, терапевт многое понимает о структуре семьи, старается видоизменить ее в ходе
встречи.
4. Осознание членами семьи тех ролей, которые играет каждый из них. Возможно, но не обязательно,
что в дальнейшем необходимо будет эти роли сменить. Может оказаться, что семья сознательно стремится
сохранить существующие роли, так как они обеспечивают ее гомеостазис, и терапевт не должен навязывать
семье своего ценностного представления о ролях, а только выступать как интерпретатор семейных
интеракций. Эти роли надо, прежде всего, осознать, а затем либо сознательно закрепить, либо также
сознательно от них отказываться. Такова точка зрения Дж. Белла, с которой не согласны А. Ферейра и Дж.
Бинг-Холл: они требуют уничтожения старых ролей и выработки новых.
5. Понимание семьей своего единства, взаимозависимости всех членов друг от друга.
6. Возможность членов семьи выразить всю гамму чувств, которые у них накопились в отношении
друг друга. До тех пор пока не высказаны отрицательные переживания, негативные чувства, пока не излиты
давние обиды, невозможно говорить об истинных связях и добрых чувствах. Если подчеркиваются только
положительные связи при сохранении «постыдной» тайны, увеличивается тревожность семьи, усиливается
симптоматика, возрастает скрытое взаимное раздражение. Эту цель можно выразить как "эмоциональное
отреагирование".
Уже из перечисления целей видно, что семейная терапия — это не глубинная терапия, а, скорее,
«взаимоотношенческая». Совершенно не исключено, что какие-то роли, занимаемые членами семьи, какие-то
их эмоции рождены личностной историей того или иного человека. Однако все это остается за пределами
психотерапевтической работы.
Кроме того, совместная семейная терапия должна быть короткой, не более 10—20 занятий. Если за это
время эффект не достигается, надо переходить на индивидуальную или супружескую терапию. Встречи
происходят, как правило, раз в неделю, хотя это не строгое правило: иногда проводятся «марафоны», чуть ли
не по 50 ч. Часового занятия обычно недостаточно, лучше работать 1,5—2 ч. В вопросе о времени окончания
занятия существуют разные точки зрения. Дж. Белл считает, что занятие нужно заканчивать точно по часам,
независимо от того, что успели сделать. В. Сатир заканчивает занятие лишь тогда, когда видит, что члены
семьи воодушевлены надеждой на последующие встречи,— вне зависимости от продолжительности занятия.
Можно выделить ряд стадий, или фаз, совместной семейной терапии. Остановимся на фазах,
описанных в работах Дж. Белла.
Первая встреча, как правило, малосодержательна, однако важно, чтобы в ходе ее не возникло
сепаратных отношений между терапевтом и тем человеком, который обратился с жалобой. В консультации
чаще всего с клиентами договариваются по телефону. Поскольку обычно звонит мама, необходимо с самого
начала определить и подчеркнуть роль отца в последующей работе.
Вторая встреча проводится с обоими родителями вместе, дети еще не приглашаются. Дж. Белл
называет эти две встречи фазой ориентации. Во время второй встречи выясняются организационные
моменты, проблематика семьи, собирается информация; родителей знакомят с некоторыми аспектами
семейной терапии.
Существуют также разные представления о том, кто должен входить в семейную группу. Наиболее
распространенный вариант — это нуклеарная семья (мама, папа и ребенок), хотя в некоторых случаях
включают всех родственников.
Благодаря первой встрече с родителями возникает возможность сравнить то, что родители говорят в
отсутствие ребенка, с тем, что они впоследствии будут говорить при нем. Следует обращать внимание,
прежде всего, на такие моменты: кто за кого говорит, кто определяет семейные правила и планы, кто кем
руководит, кто наиболее четко планы излагает, -кто больше говорит, кто меньше, каковы интонации, что
скрывается, как семья реагирует на кризисы, как в поведении проявляется симптом, какие обстоятельства
связаны с этим симптомом, каковы могут быть скрытые мотивы возникновения этого симптома, на кого
сваливается возникновение симптома, какие задачи этот симптом решает для данной семьи. После первой
встречи составляется некоторое представление о данной семье, которое потом дополняется и корректируется.
Психотерапевт рассказывает родителям, что им предстоит в ходе занятий, в чем будет заключаться
работа. Дж. Белл говорит примерно следующее:
«Я достаточно много работал с семьями, в которых все или кто-то один были неблагополучны,— со всей
семьей одновременно. На таких занятиях родители и дети могли начистоту поговорить друг с другом, и подчас
выяснялось, что семья не самое счастливое, не самое лучшее место для маленькой девочки или мальчика. Подобный
способ работы наиболее эффективен для того, чтобы внести какие-то изменения в ситуацию ребенка. Я должен вам
рассказать о том, как мы будем работать вместе.
В следующий раз вы придете с детьми, и сначала, я думаю, будет лучше, если вы дадите ребятам возможность
высказаться о том, как они понимают трудности и проблемы. Дети должны хорошо чувствовать, что они — члены
семьи, поэтому мы должны дать им высказаться о том, что им не нравится в семье. Насколько я знаю других детей, ваш
сын или дочь начнут жаловаться на все ограничения и правила, которые у вас существуют. Это нормальный способ, с
помощью которого все дети хотят проверить, насколько свободно они себя могут чувствовать и насколько открыто
высказываться. Нужно дать детям почувствовать, что все, что они говорят о семье, воспринимается всерьез.
В течение следующих нескольких встреч мы дадим им возможность полностью раскрепоститься, чтобы они
смогли заговорить о вещах, которые действительно их глубоко волнуют. А лучший способ показать, что они имеют
право голоса,— это принимать во внимание все замечания и недовольства, реагировать на них, учитывать в
повседневной жизни. Например, ребенок может хотеть не ложиться спать до поздней ночи, но это отразится на его
здоровье, и он сам поймет, что это нежелательно. Пусть все уступки вас не беспокоят, потому что они будут вре-
менными, ведь самое важное — продемонстрировать ребенку, чтo мы действительно выполняем то, о чем говорим.
Потом мы приемся к этим уступкам и можем их пересмотреть, если будет нужно.
Думаю, что, выслушав то, что ваши дети скажут вам, и внеся некоторые изменения в их жизнь в семье, мы
скоро услышим, что все стало хорошо. И хотя не все будет хорошо, но дета будут так считать, потому что им пошли
навстречу. Как только они скажут, что все хорошо, это будет означать, что теперь вы вправе сказать им о том, что вас
не устраивает. А с самого начала об этом говорить не надо — надо выслушать, что вам скажут дети. Тогда они смогут
объяснить нам, почему поступают так а не иначе, и мы сможем их понять.
Сколько это будет длиться, я не могу вам сказать. Я буду рядом с вами, но не буду принимать за вас никаких
решений, Семья — ваша, и решения должны быть ваши. Но я буду чем-то вроде рефери, и я буду помогать детям,
особенно вначале, говорить о том, что их волнует. Я буду говорить не о проблемах, которые порождают ваши дети, а о
том, почему семья не самое счастливое место для них. По каким-то причинам это так, и мы должны понять почему.
Кое-что из того, что они скажут, будет для вас новым, что-то вполне ожидаемым. Я слышал, как дети говорили
своим родителям совершенно ужасные слова о своих чувствах и желаниях, слова, которые они никогда не произносили
до этого. Некоторые из них будут очень глубокими, и их нелегко будет услышать от своих детей, особенно в
присутствии постороннего человека. Могут быть моменты, когда вам будет очень тяжело, но вы должны пройти через
это: это — часть процесса, нужного, чтобы понять своих детей» (J. Bell, 1961, р. 22).
В. Сатир более лаконична во время этой встречи. Первое, что она делает, это избавляет родителей от
чувства вины:
«Все, что вы делали, было лучшим из того, что вы могли сделать. Естественно, что ваши неудачи вас
расстроили. Но все мы — люди, и мы понимаем, что далеко не любые наши попытки всегда успешны. Вы делали все,
что могли. Семьи регулируются определенными правилами, и я хочу, чтобы вы узнали о тех правилах, которыми
регулируется ваша семья. Каждый член семьи что-то делает, когда чувствует, что другой испытывает боль. Я хочу,
чтобы вы показали это друг другу. Ни один из вас не может себе представить целостную картину того, что происходит
в вашей семье, потому что каждый ограничен возможностями собственного восприятия. Но когда мы собираемся
вместе, мы все сможем построить общую картину, и каждый из вас внесет уникальный вклад, который никем другим
не может бить заменен» (V. Satir, 1967, р. 117).
После этой встречи с родителями, когда их так или иначе подготовили к дальнейшей работе,
приглашается ребенок. Существуют определенные требования к формальной стороне дела. Так, терапия
может проводиться только в том случае, когда присутствует вся семья и психотерапевт. Если кто-то не
пришел, терапевт говорит: «До свидания, мы сегодня с вами расстаемся, в следующий раз встретимся
вместе».
Второе, на чем следует остановиться подробнее. Терапевт всегда должен занимать позицию
стороннего наблюдателя, выполнять роль рефери.
Однако нередко, работая с семьей, он незаметно для себя становится ее членом. Семья обладает
способностью затягивать терапевта и приписывать ему какие-то внутрисемейные роли. Именно поэтому
семейные терапевты все чаще работают парой или даже бригадой. Как правило, происходит это так. Терапевт
работает с сотерапевтом, и впоследствии они могут обсудить, кто в какую роль по отношению к семье «впал»
и какую функциональную «нишу» в этой семье занял. Удержаться от этого чрезвычайно трудно, терапевта
захватывает волна взаимодействия.
Информация, поступающая во время одной встречи с семьей, очень разнообразна и разнопланова.
Один человек с большим трудом может ее переварить и зафиксировать. Поэтому там, где стоят зеркала
односторонней проницаемости, за ними сидит небольшая группа, которая очень внимательно за всем
наблюдает. Б. Холл считает, что супервидение и семейная терапия — это почти что одно и то же, без
супервидения семейной терапии быть не может. При этом супервизор не только имеет свое восприятие и не
только высказывает свою точку зрения терапевту после работы, но и может вмешиваться в процесс как
угодно. Он может позвонить по телефону терапевту и сказать: «А сейчас сделай то-то», может постучаться в
дверь и войти: «Здравствуйте, я хочу с вами познакомиться. Меня зовут так-то, я ваш супервизор. Пока я
наблюдал за вами, у меня возникло несколько вопросов». Семья, естественно, с самого начала наблюдения
знает о нем.
Терапевт может также прервать занятия в середине, сказав: «Я нуждаюсь в десятиминутном перерыве,
чтобы пойти и обсудить с коллегами создавшуюся ситуацию». Он может действительно что-то обсуждать, а
может это сделать только для того, чтобы прервать нежелательную Дискуссию. Еще одно требование,
выдвигаемое, в частности, Дж. Беллом, заключается в том, что терапевт должен соблюдать баланс
высказываний, т. е. не давать какому-то одному человеку долго монополизировать общее внимание. Наша
практика, однако, показывает, что правило «равенства вкладов» не всегда оправдано.
Если диалог с кем-то одним затягивается, а другие члены семьи включены в него и слушают, они
оказываются в состоянии напряжения.
Иногда очень полезно, чтобы кто-то побыл в состоянии напряжения 10 или даже 20 мин, пока идет
разговор с одним членом семьи. Другой человек приходит в состояние «сжатой пружины» и неожиданно
говорит: «Я хочу сказать! Почему меня никто не спрашивает?» В этом случае он поведет себя более
спонтанно. Поверхностный обмен мнениями на какую-то тему, обмен репликами производят только впе-
чатление равенства и баланса, а нагнетание напряжения у кого-то из членов семьи может быть более
эффективным, чем «равенство вкладов».
Итак, вернемся к фазам совместной семейной терапии, выделенным Дж. Беллом. Первая фаза, которая
начинается с того момента, как семья в полном составе пришла к психологу-терапевту,— фаза «центрации на
ребенке». На этой фазе терапевт должен установить максимальный контакт с ребенком, чтобы ребенок мог
почувствовать себя сильным, чтобы он понял, что вот этот чужой взрослый — это его взрослый, его
поддержка. Это очень важно потому, что следующая фаза — фаза «родительско-детских отношении» ,
когда родители высказывают ребенку свои претензии.
Для того чтобы ребенок мог их выслушать, не скандаля и не запираясь, он должен почувствовать себя
защищенным. В начале этой фазы терапевт повторяет то, что он уже говорил, но с большим вниманием к
ребенку, ориентируясь на его возможности понимания. Он говорит, что родители рассказали ему, что их
семья не такая счастливая, какой бы они хотели ее видеть; и для того, чтобы каждый мог высказать свои
соображения по этому поводу и попытаться улучшить положение, все собрались вместе. Терапевт говорит,
что, по опыту его работы, большинство детей не имеют в семье права голоса. Поэтому, продолжает он, «мы
начнем сегодня нашу совместную работу с того, что дадим тебе возможность высказать все, что ты думаешь
по поводу происходящего у вас в семье. Твои родители будут тебя слушать, не перебьют и не накажут, что
бы ты ни сказал». Родители это обещают. «Вы обещаете?»—«Обещаем!» «Итак, как ты думаешь, что привело
вас всех сюда?»
Как правило, дети редко начинают сами говорить, долго упираются и молчат. Чем младше ребенок,
тем больше он «за родителей», и даже если он подвергается жестоким наказаниям, то при постороннем
человеке не станет выступать против них.
Более старшие дети могут сказать о проблемах взаимоотношений, хотя и в обтекаемых, чаще всего
неопределенных фразах.
Если ребенок упирается и не хочет говорить, психолог старается его как-то стимулировать:
подбадривает, говорит о том, что ситуация действительно необычная и кто угодно в ней растерялся бы, но
надо же, чтобы кто-то начал. Иногда терапевт прибегает к смене роли: если ребенок уж совсем уперся, то он
выбирает того из членов семьи, кто ему кажется наиболее гибким в этой ситуации, и говорит: «Вы знаете,
мне бы хотелось, чтобы начал Питер, но ему, видно, очень неловко, потому что мы впервые собрались. Как
вы думаете, что думает Питер по этому поводу, что бы он мог сказать?» Когда выбранный человек говорит,
терапевт спрашивает: «Ну как, Питер, правильно говорит мама (или папа, или кто-то еще)?» Мальчик
отвечает: «Правильно». Или наоборот: «Неправильно». Во всяком случае, для Белла принципиально важно,
чтобы все началось с ребенка, а для этого надо его как-то расшевелить. Наш опыт показывает, что обычно
детей все-таки удается расшевелить. (Дж. Бинг-Холл начинает работу с того участника, который кажется в
данный момент наиболее неблагополучным, вне зависимости от того, на кого жалоба. Он смотрит, как сели
члены семьи, выбирает самого «изолированного», задает ему вопросы. Например, просит представить всю
остальную семью, т. е. обращается к нему как бы за помощью.)
После того как ребенок заговорил, терапевт старается направить его на какие-то конкретные
проблемы. Это важно, потому что проблемы должны быть такие, которые могут быть разрешены
родителями. Если ребенок говорит: «Мама меня не любит» — эту проблему сразу не решишь. А если ребенок
жалуется на то, что его каждый вечер слишком рано укладывают спать, его пожелания могут быть
выполнены. Если ребенок начинает жаловаться на людей «со стороны» (учителей, других детей), то психолог
обращает его к семье, которая присутствует здесь в отличие от этих «внешних» людей. Задача первой фазы
заключается в том, чтобы найти какие-то компромиссы, на которые родители готовы были бы пойти,
исполняя требования ребенка. Желательно, чтобы уже на вторую совместную встречу ребенок шел
сознанием того, что что-то изменилось, что от разговоров с семьей есть какой-то практический результат.
Нередко родители не выполняют своих обещаний, что является формой сопротивления. Тогда терапевт
говорит, что он, конечно, понимает все сложности и не вмешивается, но, если родители хотят, чтобы работа
была эффективной, они должны понимать, что каждому нужно внести свой вклад. Им объясняются
отрицательные последствия их поведения: ребенок с недоверием относится ко всему, что происходит, или
вообще не пришел. В последнем случае занятие состояться не может. Если pодители сопротивляются, не
хотят идти ни на какие изьяснения, им надо напомнить о первой встрече. Возможны вариант, когда родители
по-разному относятся к пpeдлагаемым «уступкам». На данном этапе между родителями не должно возникать
вражды, открытого противоречия, иначе все кончится тем, что мама купит то, просит ребенок, а папа это
выбросит или произойдет, нечто подобное. А это еще большая травма для ребенка Последняя формула,
предлагаемая терапевтом родителям, для того, чтобы они приняли требования детей, такой «Конечно, вы
сами принимаете решения. Но вы бы очень помогли всей нашей дальнейшей работе, если бы рискнули
проверить, способны ли вы удовлетворить требование ребенка».
На первой фазе важно не давать родителям лидировать в разговоре, т. к. это подавляет ребенка. Если
родители продолжают высказываться, то по возможности надо их игнорировать: смотреть на ребенка,
придвигаться к нему, давать понять, что он в центре внимания, несмотря ни на что. Если родитель хочет
дополнить слова ребенка, ему надо дать эту возможность, но, если терапевт чувствует что-то не то в этом
дополнении, надо свериться с мнением самого ребенка.
Конец фазы определяют дети, говоря о том, что они довольны. Удовлетворенные своей жизнью и
получением желаемых поблажек, - они могут говорить открыто о своих негативных чувствах по отношению
к родителям.
Когда ребенок говорит, что все хорошо, начинается вторая фаза — фаза «родительско-детской
интеракции». Обычно к этому времени родители достаточно раздражены и напряжены и легко начинают
жаловаться, объединяясь в своих жалобах и требованиях против детей. Основной прием на этой стадии —
создание равных возможностей для высказывания у родителей и детей, причем не по времени, а по
эмоциональному накалу. Важно стремиться конструктивно переформулировать любые враждебные,
разрушительные высказывания. Каждый член семьи, который хочет, но не может высказаться, должен быть
поддержан терапевтом. При этом неизбежны какие-то моменты ревности: родители могут ревновать
терапевта, ребенка. Обо всех этих моментах надо говорить вслух.
Результативность этой фазы сильно зависит от того, насколько члены семьи раскрыли свои
негативные переживания и при этом не оказались во власти собственной неуправляемой агрессии.
Язык терапевта должен быть простым и ясным, что крайне необходимо для взаимопонимания.
Психолог должен говорить так, чтобы любой ребенок его понял. Кстати, нужно отметить, что замутнение
языка терминологией часто бывает способом сопротивления в трудных ситуациях, когда родители начинают
говорить слова, непонятные для детей, и делать вид, что «мы-то, взрослые, понимаем что к чему».
В качестве одного из технических приемов семейной терапии может быть использование метафор.
Терапевту полезно придумывать сказки, басни, образы и широко использовать их в работе. Кроме словесных
метафор используются и другие средства. Простая палочка может помочь выразить мысль. Ребенку,
например, трудно сказать, что старший брат его подавляет. Терапевт спрашивает: «Вот представь себе, что
это качели. Где ты и твой брат?» Учитывается также и наклон «качелей» — это как бы сила репрессии. Или
задает такой вопрос:
«Как изменилось положение у вас дома за эти три дня? Ты сидел на этих качелях там, а твой брат —
там, а теперь как?»—«А вот так...»
Членов семьи также можно просить придумывать сказки, истории, притчи и в аллегорической форме
рассказывать о себе, своих переживаниях, семье в целом. Но все же самым главным на этой фазе является
высвобождение отрицательных эмоций, чтобы и родители и дети излили все, что у них накопилось. В
результате возникает взаимное уничтожение отрицательных эмоций при сохранении поддержки, равенства,
любви.
Следует особо остановиться на формах сопротивления. семьи, поскольку именно анализ
сопротивления терапии может дать много информации. Например, на одном занятии с семьей (мама, папа и
двое детей) девочка сказала следующее: «У меня тяжелое чувство, что все, что я говорила до этого,— ложь».
Чтобы поддержать дочь, мать решила прервать неприятный разговор и попросила терапевта: «Можно, муж и
сын выйдут — я вам должна что-то сказать».
Мать стала на сторону дочери, потому что дочь отказалась выразить какие-то отрицательные эмоции в
ее адрес, заняла позицию самобичевания. Произошло это вот почему: накануне у них был разговор дома,
дочь призналась матери, что очень много ей врет. Теперь мать как бы покрывает дочь, чтобы отец и брат не
узнали, какая она лгунья. Дочь эту игру поддерживает, возникает альянс. Но в основе этого альянса может
быть и другая цель: изолировать отца и брата и подчеркнуть интимность диады мать—дочь.
Терапевта долго просили, чтобы мужчины вышли, но он не согласился, и тогда обе женщины
отказались говорить о том, о чем собирались. Интересна в этом случае реакция отца: " почувствовав, что его
пытаются устранить, он по окончании препирательств взял дальнейший разговор на себя, о чем-то
рассказывал, и никто не заметил, как закончилось занятие. Несостоявшийся сепаратный сговор матери с
дочерью был позабыт.
Создание подобных группировок представляет собой нормальное явление в повседневной жизни, но в
терапии оно указывает на сопротивление, прежде всего, каким-то новым отношениям.
Очень важно обращать внимание на невербальное поведение членов семьи во время встречи, так как
невербальное общение между ними может быть коммуникацией, выборочно предназначенной кому-то
одному. Иногда бывает необходимо обратить на это внимание и поговорить о смысле и назначении таких
аспектов поведения.
Следует еще раз подчеркнуть, что при всей буре взаимной критики терапевт каждый раз делает акцент
на позитивной стороне, позитивном начале любых претензий, упреков, самых жестоких слов, а также
поведения (родителей или детей). Когда «прочищены» каналы коммуникации, наступает третья фаза, причем
она возникает спонтанно — когда родители начинают выяснять отношения между собой. Это, действительно,
происходит всегда, с какой бы семьей ни работал терапевт. Важно, чтобы эта фаза не наступила
преждевременно. Если она возникла тогда, когда взаимные негативные эмоции еще не высказаны до конца,,
то просто-напросто начинается перепалка между родителями. Терапевт должен сдерживать семью, если
чувствует, что еще есть негативные эмоции, невысказанные претензии между родителями и детьми. Он
должен откладывать, переносить в будущее те вопросы и проблемы, которые рано обсуждать.
Третья фаза — родительских интеракций. Это фаза переломная во всем ходе совместной семейной
терапии, и часто родительские интеракции становятся фундаментом всей семейной терапии. Дж. Белл
подводит семью к этой фазе постепенно, как бы щадя чувства родителей, идя на поводу их запроса. Запрос
родителей формулируется как жалоба на ребенка, и поэтому совместная семейная терапия начинается с
выяснения проблемы ребенка. Затем постепенно разговор переходит на отношения между родителями,
потому что в основе особенностей и нарушений поведения ребенка лежат, безусловно, особенности
супружеских отношений: не негативные особенности родителей, не конфликты между ними, а весь комплекс
их взаимоотношений. Это подчеркивается и в беседах с родителями, и в совместных сеансах для избежания у
родителей чувства вины, которое непродуктивно с точки зрения терапии.
Каким образом супружеские отношения могут приводить к возникновению проблем детей?
Существует несколько объяснений. Например, Дж. Бинг-Холл считает, что семейный миф порождается
супругами, а ребенок, появляясь в семье, уже вплетается в структуру мифа. Он выделяет две формы
подключения ребенка к семейному мифу. Семейный миф — это согласованная защита, которую
вырабатывают для себя оба супруга, чтобы вытеснить какие-то травмирующие переживания. Сначала
каждый из будущих супругов вытесняет эти переживания индивидуально, а потом, соединив свою жизнь с
другим человеком,— еще и с помощью этого другого.
Можно рассмотреть два типа брака, основанные на разных семейных мифах. Первый тип брака—это
брак людей, имеющих сходный характер психологической защиты. Каждый вытесняет какие-то свои
индивидуальные особенности и подбирает в качестве брачного партнера человека, очень похожего на себя.
При этом образуется некое фальшивое общее «Я»: оба партнера выделяют, подчеркивают, усиливают,
идеализируют друг в друге то, что признают у себя, и вытесняют друг в друге то, что вытесняют у самих
себя. В итоге они как бы Усиливают и дублируют свою защиту. Например, супружеская пара состоит из
людей, имеющих серьезные сексуальные проблемы или психологические трудности, связанные с сексом.
Общий семейный миф, который формулирует эта пара, может звучать так: «Мы счастливы тем, что нашли
друг друга. Потому что оба считаем, что в основе счастливой семьи лежит не секс. Сексуальные проблемы
нас не беспокоят так, как они беспокоят других. Единство нашей семьи — в том, что мы дружим друг с
другом, понимаем друг друга и помогаем друг Другу. Сексуальные проблемы нас не волнуют».
Приблизительно таким же был миф у каждого из партнеров до супружества. А когда они объединились, то он
структурировался в миф семьи.
Когда в такой семье рождается ребенок, он должен (по глубокому убеждению родителей)
идентифицироваться с хорошим, признаваемым началом. А если у ребенка проявляется вытесняемый
комплекс черт, то семейный миф трещит по швам, и родители прилагают максимум усилий, чтобы его
сохранить. Если ребенок не соответствует ожиданиям, то семья либо отторгает его как чужака, либо
проецирует на него вытесняемое обоими супругами. Во втором случае весь негативный багаж семьи целиком
и полностью проецируется на ребенка, и он становится носителем всего самого ужасного и самого
безобразного, «козлом отпущения», корнем, зла. Если же ребенок не дезавуирует проблем родителей, то
тогда миф, который в качестве знамени поднимает над собой семья, состоящая уже из трех человек, звучит
так: «Мы все — счастливая, дружная, мирная., интеллигентная семья. В нашей семье главное —
взаимовыручка, взаимопомощь и дружба».
Второй тип брака основан на то, что супруги выбирают друг друга потому, что каждый из них
бессознательно символизирует для другого его потерянное, вытесненное, отвергнутое «Я». «Я выхожу замуж
за человека, который является как бы моей противоположностью». На самом деле, он может и не быть ею. Но
«я проецирую на него свое отторгнутое «Я» и постоянно жду от него того, что он восполнит меня до
гармонического целого». Составляя брачный союз, оба партнера комплиментарно дополняют вытесненные
части друг друга.
Наличие в каждом из партнеров вытесняемого начала маскируется идеализацией. Как правило, такие
браки ранние; их внешние причины часто бывают сексуальными. Брачный союз основан на очень сильной
взаимной симпатии, очень сильной любви и привязанности, когда люди говорят: «Мы нашли друг друга, как
две половинки яблока». Первоначальным толчком к формированию брака является идеализация
вытесняемого в себе начала. Но если супруги — личности невротические, то по истечении некоторого
времени на смену идеализации приходит вытеснение, сопротивление, протест.
Брак переходит в свою следующую фазу, которая становится уже хронической: постоянные скандалы,
борьба и недовольство друг другом, ощущение того, что живешь рядом с чужим человеком. При этом брак
редко разваливается. Ребенок, родившийся в такой семье, вплетается в родительские взаимоотношения,
становится поочередно объектом идентификации то одного, то другого родителя. Его постоянно таскают из
лагеря в лагерь. Те папины черты, которые подмечает у него мама и которые отражают подавляемое мамино
«Я», становятся для нее источником раздражения, злобы и неприятия ребенке. Точно так же реагирует и
папа, только на абсолютно противоположные черты. Поэтому в целом ребенок не принимается ни одним из
родителей. Они перепасовывают ребенка друг другу, и единственное, что их очень сильно сближает,— это
то, что их ребенок плох. Ребенок изначально страдает сильным расщеплением, потому что он усваивает
одновременно и сценарий от одного из родителей, и контрсценарий от другого. И оба родителя требуют,
чтобы ребенок выражал и воплощал только его, этого родителя, сценарий.
Столь сильная связь родительских проблем и детских особенностей, конечно, выявляется в процессе
семейной терапии. Важно, однако, не позволить семье слишком рано перейти в фазу родительских
интеракций. Для продуктивной работы необходимо предварительное извлечение наружу всех негативных
эмоций. И только после этого возможны конструктивные отношения, выражение позитивных чувств,
принятие друг друга. Родительско-детские интеракции должны себя исчерпать. Это происходит, когда семья
упирается в тупик: дети в общем-то удовлетворены сложившимся в семье положением, а претензии
родителей к детям идут по второму или по третьему кругу, все время формулируются одинаково. В этот
момент (что происходит, как правило, на шестом занятии) можно приступить к выяснению родительских
отношений.
В начале этой фазы психотерапевт избегает давать какие бы то ни было интерпретации. Он лишь
разными способами поощряет разговор. Постепенно увеличивается открытость высказываний, и в море
негативных эмоций вливается все больше и больше переживаний, связанных с самоанализом, с пережитыми
родителями инсайтами относительно друг друга и своих собственных позиции. Чем чаще это происходит,
тем больше терапевт позволяет себе интерпретировать происходящее. Дж. Белл выделяет четыре типа
интерпретаций, которые он использует в процессе семейной терапии.
Первый тип — рефлективные, аналитические интерпретации. Они связаны с психогенезом того, что
происходит. Когда в семье нет нужной близости, открытости, взаимной поддержки, эти интерпретации
нежелательны. К ним следует прибегать лишь тогда, когда семья уже достаточно хорошо сплотилась.
Второй тип — связующие интерпретации. Они позволяют соединить события и слова, объяснить
чувства, роли, их происхождение, природу переживаний. Не следует пользоваться этими интерпретациями до
тех пор, пока терапевт не будет уверен в готовности семьи принять и понять их. Этим типом интерпретаций
широко пользуется В. Сатир, считая, что связующие интерпретации — это один из основных инструментов,
который семья должна вынести из семейной терапии,— уметь связывать между собой переживания и
события, чувства и семейные роли.
Третий вид — реконструктивные интерпретации. Они направлены на то, чтобы вывести настоящее
из прошлого. Их используют в тех случаях, когда настоящее существенно волнует семью и члены семьи
хотят объяснить его.
Четвертый тип — нормативные интерпретации. Это суждения, позволяющие провести параллели
между данной семьей и другими семьями, помогающие членам семьи осознать, что многие семьи имеют
подобные проблемы. Это помогает им избавляться от страха и тревоги. Например, говорится: «Да, такого
рода ситуация уже встречалась неоднократно в моей работе. И тогда механизм ее возникновения был такой.
Конечно, ваша семья особая. Но я думаю, что возможны какие-то общие места. Когда-то нам помогло то-то и
то-то».
По мере того как супруги все более открыто общаются между собой, количество интерпретаций
возрастает. Признаками окончания фазы родительских интерпретаций может стать признание обоими
супругами друг за другом прав на самостоятельную позицию, разрушение симбиотических связей, осознание
возможности компромиссных решений и признание ценности мирного сосуществования — в противовес
проведению в жизнь какой-то своей индивидуальной доктрины. Например, супруги приходят на встречу и
говорят: «Мы поняли, что принципиальная и бескомпромиссная борьба за какие-то свои позиции — это
ничто по сравнению с общим миром, который царит в семье. Ради этого мира можно пойти на уступки».
Одна из серьезных проблем, с которыми часто сталкиваются семейные терапевты, заключается в том,
что родители боятся обсуждать в присутствии детей свои супружеские проблемы. Мнение, единодушно
высказываемое авторами работ в области семейной терапии, состоит в том, что даже самые интимные
проблемы — вплоть до нюансов сексуального поведения — могут обсуждаться на языке чувств,
переживаний — это вполне возможно в присутствии детей. Не обязательно апеллировать к сугубо
сексологическим терминам и понятиям. Говорить на интимные темы при детях важно, так как дети чувст-
вуют семейное неблагополучие очень хорошо, гораздо лучше, чем родители это подозревают. Дети эмоцио-
нальны, и эмоциональная атмосфера семьи очень легко ими постигается. Ребенку трудно жить в состоянии
тревожной неопределенности.
Роль терапевта на фазе супружеских интеракций заключается в установлении баланса между
высказываниями родителей. Он также делает различные интерпретации суждений родителей по поводу их
взаимоотношений; иногда такие интерпретации терапевт делает с позиции ребенка сам либо поощряя
ребенка к тому, чтобы тот сделал свою собственную интерпретацию того, т.) говорят родители друг о друге.
Он как бы высвечивает Для родителей детское восприятие происходящего.
На смену фазе супружеских интеракций в тех семьях, где детей несколько, приходит фаза
интеракций между детьми. В семьях с одним ребенком, имеющим много проблем во взаимоотношениях со
сверстниками, все члены семьи совместно обсуждают этот вопрос. Если в семье двое детей, то фаза
интеракции между детьми возникает в двух случаях. Во-первых, когда на первой фазе — фазе центрации на
ребенке — основную враждебность и негативные переживания дети высказывают не в адрес родителей, а в
адрес своих братьев и сестер.
Если такая враждебность существует, то после фазы супружеских интеракций можно перейти к ее
обсуждению. Во-вторых, к фазе интеракций между детьми переходят в том случае, когда одна из жалоб
родителей — это жалоба на отношения между детьми.
Есть еще один момент, подводящий к этой фазе,— он связан с тем, что родители, уже сблизившись
друг с другом, начинают вспоминать о своем детстве и о своих детских проблемах. Довольно часто бывает
так, что кто-то из них начинает говорить: «Да, у вас тоже были трудности в общении с ребятами. Я теперь
понимаю, почему наша дочка такая. Я понимаю, что с ней происходит».
Фаза детских интеракций предпоследняя, и терапевт становится на ней все более и более пассивным.
Центр — дискуссии отношения между детьми. Родители и дети уже сами соблюдают баланс между
высказываниями, сами друг друга не перебивают, и все это свидетельствует о том, что терапия подошла к
концу. Наступает, наконец, последняя, конечная фаза.
Признаки перехода к этой фазе следующие.
Первый признак. Многие симптомы, с которыми обратилась семья, исчезают. Некоторые не исчезают,
но переосмысливаются и теряют свою травматическую значимость.
Второй признак. Все чаще и чаще на встречах члены семьи начинают смеяться. Особенно
показательно, если родители начинают посмеиваться над собой, подшучивать в свой адрес. Все оживлены,
всем приятно — это признак того, что пора заканчивать терапию.
Третий признак. Все чаще, когда терапевт в начале очередной встречи спрашивает о том, как семья
жила в течение недели, какие события произошли, члены семьи начинают рассказывать, что собирались все
вместе, что-то обсуждали. Терапевт каждый раз подчеркивает: «Вот видите, как хорошо: вы уже можете
сами, я уже вам больше не нужен».
Четвертый признак. Члены семьи начинают признавать и принимать независимость каждого друг от
друга,
Еще один признак косвенный, но проявляющийся довольно часто дети начинают помогать по дому:
«То ничего не делал, а тут посуду моет, пол метет, без всяких уговоров и упреков». Дети сами начинают
включаться в семейную жизнь.
Последний, пятый признак — наиболее очевидный — семья начинает говорить, что все наладилось,
вроде, больше и не надо встречаться.
Часто инициатором конца встреч является терапевт, который видит, что все признаки благополучия
налицо и надо заканчивать занятия. Это можно делать двумя способами. Первый — начать обобщать то, что
было на встречах, подчеркивать самостоятельность семьи, ее способность все решать без терапевта. Второй
способ окончания занятий — это обсуждение дальнейшей жизни семьи: что будут делать члены семьи, как
они будут дальше все сами решать.
Какова же роль терапевта в семейной терапии? Во-первых, вербальная и невербальная поддержка
говорящего, будь то ребенок — а дети в этой форме терапии являются чрезвычайно важными участниками —
или взрослый. Во-вторых, всяческое поощрение выражения чувств в ходе занятий, в особенности чувств
негативных. Если членам семьи не хватает слов, чтобы выразить эти чувства, можно использовать
боксерскую перчатку, мячик, игрушечную рапиру. В-третьих, терапевт внимательно следит за динамикой
процесса терапии и направляет ее. В-четвертых, он постоянно поддерживает взаимосвязь между членами
семьи, в то же время подчеркивая уникальность каждого и его право на свою позицию.
Что же происходит во время терапевтической работы? Что нового узнают для себя члены семьи?
Первое, что определяется,— это природа и причины нарушений у «идентифицированного пациента». Если
им является ребенок, возможно, у родителей уже есть какие-то идеи о причинах его проблем. На встречах
они могут сравнить свои идеи с тем, что думает ребенок, поскольку он сам приобретает возможность сказать,
что считает причиной своих трудностей.
Второе, что происходит,— это равномерное распределение ответственности за семейную боль,
семейную проблему между всеми членами семьи. Терапевт демонстрирует им наличие взаимосвязей, никак
их не оценивая.
Третье, что дает такая терапия,— это возможность каждому почувствовать, что он может отвечать за
изменения в семье. Что он — важный член, который своим сведением и, отношением может изменить семью
целиком.
Следующее — это чувство, связанное просто с осознанием возможности изменений. Многие семьи
приходят на встречу уже полностью разочарованными в возможности изменений.
Терапевтические встречи приводят к тому, что у людей возникает чувство: мы еще не безнадежны. С
этим часто приходится сталкиваться, когда в конце занятия кто-то восклицает: «Никогда в жизни мы так не
говорили! Вот уже 20 лет живем, а тут к вам пришли — и вдруг поговорили!»
Занятия позволяют прояснить актуальное состояние семьи: у людей, которые приходят к терапевту, в
жизни мало хорошего. Терапевт позволяет им увидеть эту «малость», увеличивая ее в сознании пациентов.
Очень важно, что в ходе занятий члены семьи начинают осмыслять ценности особенности каждого в
отдельности. И, расшатывая симбиотические связи, терапевт позволяет членам семьи увидеть в каждом
какие-то индивидуальные черты и устремления. И конечно, самое важное — это то, что терапевт помогает
каждому родителю и каждому ребенку понять, что он является значимой частью центра его жизни — его
семьи.
Иногда в семейной терапии может быть использован несколько иной подход. Так, В. Сатир после
организационного этапа первых двух встреч начинает сбор семейной хронологии.
На третьем занятии, собрав всю семью вместе, В. Сатир говорит: «Теперь мы познакомимся с вашей
семьей подробнее. Расскажите мне, пожалуйста, с чего все началось. Как началась ваша семья? Как вы
познакомились? Где? В какое время? Как вы отнеслись друг к другу с первого взгляда?» Семейная история
реконструируется В. Сатир как бы в двух направлениях. Начало, старт,— это момент знакомства двух
взрослых людей — супругов. Ход назад — это ход в детство этих супругов. Ход вперед — это ход в развитии
семьи уже как целого, он связан с рождением ребенка.
На этом этапе в разговор включается ребенок. Он начинает рассказывать, как помнит себя, с какого
возраста, какими он помнит родителей. Но начальной точкой является момент знакомства супругов.
Предшествующие браки, предшествующие дети— это все уже застартовая точка. Терапия проводится в 3
этапа: первый — история знакомства и история семьи до появления ребенка; второй—ход в прошлое
супругов, когда они рассказывают о своих детских переживаниях, о моделях отношений в их родительских
семьях, о своих предыдущих семейных и сексуальных опытах; и третий—ход вперед — от появления
ребенка. Данные этапы затем обсуждаются, и все подробно записывается на магнитофон или бумагу.
Какие задачи этим решаются?
Первая задача: начав такого рода работу, терапевт сразу ставит себя в позицию стороннего
наблюдателя, хроникера семейной жизни.
Вторая задача — получение информации о жизни семьи. По мнению В. Сатир, это очень важно,
потому что есть много моментов, проясняющих причины актуального состояния семьи. Например, семья
приходит на встречу в составе мамы, папы и ребенка. Обязательно надо спросить, есть ли еще члены семьи, а
не довольствоваться теми, кто сидит в кабинете. Может оказаться, что существует еще один ребенок,
который 10 лет лежит р больнице. А это очень важная информация. Или, например, есть бабушка, которая
управляет всей семейной обстановкой, или обнаруживается родственник, который экономически
поддерживает семью. Необходимо подробно выяснить все, что позволит составить некоторую концепцию
семьи.
Следующая задача, которую можно решить сбором семейной хроники,— это снять чувство тревоги у
членов семьи. Вопросы задаются очень простые: «Расскажите, кто вы, что вы, когда познакомились, когда
родились, столько лет вместе». Как правило, семьи приходят к терапевту в состоянии сильной тревоги. Люди
пришли Е момент кризиса — не знают, что будет, и их успокаивает то, что с ними говорят на простом
человеческом языка. Кроме того, такой разговор позволяет выяснить, что члены семьи все-таки делали нечто
для решения своих проблем. Такими простыми вопросами терапевт создает у них впечатление о своей
компетентности.
Кроме того, решается важная задача — перенос акцента на супружеские отношения: поскольку прямо
начинать с супружеских отношений нельзя, к ним подходят косвенным путем. Рассказ о супружеских
отношениях до появления ребенка—это и есть мягкий перенос акцента на супругов.
Собирая информацию об истории жизни семьи, терапевт помогает ей приобрести некоторые
представления о том, как можно анализировать свою жизнь. Он задает Вопросы о причинах событий. Очень
много внимания уделяет вопросу о выборе партнера: «Почему именно он? Какие планы семейной жизни вы с
ним связывали? Какими вы представляли своего супруга и своего ребенка в семье?»
Затем он выясняет все о прародителях. Вначале речь идет о сегодняшнем дне. Кто родители супругов,
где живут, как участвуют в жизни семьи? Затем переходит к детству супругов. Очень важно задавать вопросы
относительно того, как пациенты видят проблемы родителей и их супружеских отношений: «Есть ли в семье
ваших родителей какая-то проблема? Если есть, то какая?» Сбор семейной хронологии построен с
использованием хитроумных ловушек, которые облегчают осознание проблем.
Наконец, на последнем этапе сбора хронологии дело доходит до ребенка. Ребенок к этому моменту
уже страшно заинтересован, потому что узнал для себя массу нового и интересного, ему хочется внести свой
собственный вклад в семейную историю. Ребенок почувствовал: я он в семье, и он тоже главный. Родители,
сами того не подозревая, выступают для него в новом качестве — как люди со своим особым миром. Любое
воспоминание ребенка — какими он помнит первый раз маму, папу, бабушку, свои собственные ощущения
— оказывается также ценным. Терапевт реагирует: «Да! Потрясающе!! Неужели это было так?!»—«Да, да,—
говорит ребенок,— я помню, когда мне было еще только 2 года; я помню себя в это время». И терапевт снова
восхищается.
И вот в конце концов семейная история написана. Тогда терапевт говорит: «Все, что мы тут вместе
создали с вами, во многом проясняет картину, которая сложилась в вашей семье к настоящему времени.
Теперь, когда все прошлое вашей семьи нам известно, мы можем перейти к настоящему». Говоря об
актуальных проблемах, В. Сатир апеллирует к созданной в течение первых трех-четырех встреч истории. Это
облегчает ход терапии, снижает сопротивление. По мере того как выясняются актуальные проблемы и
взаимоотношения становятся более открытыми, семейная история утрачивает свою нужность, работа все
больше переходит в план «здесь и теперь».
Другой характерный момент терапии В. Сатир: она постоянно обращается к чувствам членов семьи:
«Что вы почувствовали, когда он это сказал?» На подобные вопросы можно отвечать и на языке прошлого.
Например, мама говорит: «Когда сын сейчас сказал, что чувствует себя совершенно потерянным, если мы с
отцом по нескольку дней не разговариваем друг с другом, я вдруг вспомнила такое же чувство. Я его часто
испытывала, когда была в возрасте сына. Теперь я понимаю, как это ужасно. Хорошо, что мы вспомнили эти
мои детские переживания».
В отличие от Дж. Белла В. Сатир не старается уравновесить высказывания всех членов семьи — она,
скорее, использует прием «пружины»: очень долго разговаривает только с одним членом семьи, стараясь,
чтобы этот разговор вызвал напряжение у другого или других. В конце концов напряжение вырвется в
эмоциональной реплике, и общая беседа станет более насыщенной.
Излюбленная техника В. Сатир — построение «семейной скульптуры». Под руководством терапевта
все члены семьи с помощью поз изображают характер внутрисемейных отношений. «Скульптуры», как
правило, динамичны, в них фиксируются не только актуальные отношения, но и их история, динамика,
возможная перспектива. Терапевт активно вмешивается в процесс создания «скульптуры», дает членам семьи
специальные задания: «А теперь покажите, как бы вы хотели общаться с мужем...» или «Покажи, где было бы
место дедушки, живи он с вами». «Скульптурные композиции» настолько выразительны, что они сами по
себе о многом говорят клиентам. Их динамичность позволяет разрушить стереотипы и подчеркивает
возможность перемен. Наконец, благодаря эмоциональной заряженности процедура создания «скульптур»
дает выход сдерживаемым переживаниям, способствует отреагированию.
В терапевтической работе В. Сатир трудно выделить какие-то фазы, за исключением, пожалуй, фазы
реконструкции истории семьи, которая как бы исподволь подготавливает семью к феерическому и очень
динамическому этапу работы с актуальными проблемами. Этот этап можно уподобить мощному взрыву, цель
которого расшатать привычные стереотипы семейных отношений, подвергнуть всех членов семьи без
исключения потрясающим переживаниям, заставить их глубоко пережить чувство близости, общности друг с
другом. По мнению В. Сатир, такой взрыв выталкивает семейную систему из болота, придает ей импульс к
конструктивному изменению.
Итак, если Дж. Белл кропотливо «высиживает» процесс изменений в семье, создавая для него
подходящие условия и внимательно следя за тем, чтобы он протекал плавно, не декомпенсируя никого из
членов семьи, то
В. Сатир как бы запускает этот процесс, играя роль катализатора и вручая членам семьи три
принципиальных знания: «Наше сегодня — результат нашей предыстории, мы неразрывно связаны друге
другом, мы способны измениться к лучшему».
Если бы объем раздела позволил нам описать стратегию работы Р. Спека или Дж. Бинг-Холла,С.
Минухина или X. Рихтера, мы смогли бы убедиться в том, что все эти авторы работают по-своему и
добиваются прекрасных результатов. Совместная семейная терапия может быть реализована самыми
разными приемами и средствами. Эффективность ее, по-видимому, зависит не от конкретных техник, а от
принципов и позиций терапевта, изложенных нами в начале раздела, его веры в эту форму терапии и
особенностей его личности.
3. На первичном приеме родитель всерьез жалуется на то, что он не понимает ребенка, что ребенок
ему не нравится в чем-то, сообщает, что ребенок придет, но почему-то под другим предлогом, например для
лучшего выбора профессии. Родителю трудно честно сказать ребенку, зачем его зовут. Подобная жалоба
означает частичную утрату доверия между родителем и ребенком, а также наличие неадекватной мотивации
у ребенка для посещения консультации. В этом случае приходится примерно раза два встречаться отдельно
с ребенком и отдельно с родителем, выясняя причины амбивалентных чувств к ребенку, уточняя причины и
характер недовольства родителя, и, постепенно завоевывая все больше и больше доверия у ребенка,
переориентировать его (после советов о выборе профессии) на работу с родителем. После этого их можно
объединить для совместной терапии, где обе стороны обучаются основам конструктивного разрешения
конфликтов и межличностного общения. Если имеется второй родитель, то необходимо и его привлечь к
совместной работе.
4. На первичном приеме родитель сообщает о потере доверия и контакта, об отчуждении, винит
ребенка и только частично себя, боится утратить контакт совсем и не знает, под каким предлогом позвать
ребенка на консультацию. В этом случае родителю предлагается воспользоваться периодом затишья во
взаимоотношениях или попытаться создать его и на этом фоне предложить ребенку пойти к психологу, взяв
всю вину на себя, т. е. пойти не для того, чтобы образумить сына или дочь, а для того, чтобы помочь
родителю их лучше понять. «Наверное, я плохо тебя понимаю, ругаюсь много, когда надо и когда не надо,
тебе ведь не так хорошо со мной, как могло бы быть. Я хочу научиться лучше тебя понимать. Я сама часто
бываю неправа. Помоги мне».
Лучше составлять подобный «текст обращения» к ребенку из слов самого клиента, иногда приходится
усиливать у клиента чувство собственной вины за происходящее. Как и что говорить, необходимо решать в
каждом случае индивидуально. Иногда оказывается, что родители проецируют свои собственные страхи на
ребенка, который совсем ими не страдает и поэтому отказывается прийти, следовательно, работать нужно с
родителями индивидуально. Если родитель все-таки приводит ребенка, необходимо не торопясь завоевывать
его доверие, а потом уже объединять для работы с родителем.
Например, обратилась бабушка по поводу внучки 16 лет, с которой раньше были теплые отношения. Девушка
хорошо училась, мало общалась с ребятами, а последнее время бабушка ее совершенно перестала понимать. Внучка
пропадает на улице, не учится, грубит, часами сидит на телефоне, приходится подслушивать ее разговоры, следить за
ней, потому что та перестала рассказывать что-либо, «зато подружкам все выбалтывает и за это ей же от них и
достается».
Дома одни скандалы. Мать кричит, бабушка кричит, девочка убегает из дома. Из школы без конца тревожные
звонки. Мать не хочет иметь дела с собственной дочерью и вряд ли придет на консультацию, которая воспринимается
как очередной санкционирующий орган — милиция, больница, консультация.
В данном случае гиперопека и неизбежный кризис подросткового самоутверждения приводят к гиперконтролю
и отчуждению. Необходимо сменить родительский стиль отношений. После продолжительной беседы с психологом
тревожность бабушки несколько снизилась, и она смогла уговорить мать девочки обратиться за помощью. Мать
сообщила о почти полной потере контакта с дочерью, о взаимном непонимании, о невозможности привести дочь — «ей
и так все надоели, все воспитывают». Внутренне она не так уж осуждала свою дочь, но считает себя обязанной читать
морали — это единственно известный ей способ воспитания и призывания к порядку. Сама она была в подобной
ситуации, и ей приходилось сражаться с собственной матерью поэтому она знает, как это неприятно, но иначе не умеет.
Присущие ей черты гиперсоциализирующей тревожности препятствуют установлению эмоционального контакта с
дочерью. Поняв свою роль в возникновении конфликта с дочерью, мать смогла уговорить ее прийти в консультацию.
Девочка производит хорошее впечатление, развита, начитанна, контактна. С помощью техники беседы,
ориентированной на клиента, за один раз удалось вскрыть и подвести к осознанию многие личностные проблемы,
связанные со школой и с семьей. Девочка призналась, что никогда в жизни так откровенно ни с кем не разговаривала,
и, чувствуя поддержку психолога, согласилась на совместную работу с матерью для выяснения взаимных обид.
Совместная терапия обеим принесла облегчение, поскольку мать девочки впервые разговаривала на довольно
щекотливые темы и обе они имели возможность взглянуть на себя со стороны. В результате улучшения семейной
обстановки девочке уже не хотелось так часто убегать на. улицу, появилось стремление учиться.
Старший подростковый возраст — возраст выхода в социум— очень сложный период. Именно в этом
возрасте легко ошибиться и пойти по неверному пути. На семью возлагается трудная задача— дать ребенку
возможность отделиться и в то же время отвечать за его поступки. Это— возраст, когда все впервые: и первая
любовь, и первые взрослые увлечения, и первые взрослые разговоры, и первые большие ошибки. Крайне
необходимо, чтобы в семье был хороший климат, доверительное общение, способное амортизировать все
удары и падения. Поэтому важно привлечь по мере возможности к работе всех членов семьи. Кроме того,
часто к 16 годам подросток так ожесточается на всех взрослых, что страшно его отпускать в жизнь с такой
установкой. Поэтому мы считаем эффективными даже эпизодические встречи, единственным
терапевтическим эффектом которых может быть вывод: «Оказывается, не все взрослые такие плохие, как я
думал», «Некоторые меня понимают».
Далеко не с первого раза клиенту удается привести своего ребенка. Стереотипы дефектного общения
так далеко зашли, что родителю бывает очень трудно попросить его прийти в консультацию. Принцип
добровольности посещения, на наш взгляд, ни в коем случае не должен нарушаться консультантом. Часто
родители пытаются уговорить психолога поехать к ним домой, поскольку не могут привести ребенка, чтобы
психолог своими глазами убедился в его «злодеяниях». На наш взгляд, ни в коем случае нельзя идти на
поводу у клиента в этом вопросе. Если клиент найдет в себе силы несколько изменить стиль отношений с
ребенком, ребенок почувствует эти сдвиги и сам пойдет навстречу. Это будет хорошим залогом дальнейшего
благоприятного развития семьи. Даже если ребенок так и не придет в консультацию, работа с родительскими
позициями под предлогом, «как завоевать доверие у сына и добиться его согласия», много дает родителю для
понимания собственного ребенка.
5. Иногда наблюдается полная потеря контакта и взаимного доверия. Подросток не идет в
консультацию ни под каким предлогом. Родители воспринимаются им как преследователи, и все остальные
взрослые тоже. Налицо взаимное отчуждение и ожесточение отношений, активная борьба или месть
собственным родителям и часто социальные установки.
Если ребенка и удастся привести, то это случится не скоро, после определенных изменений, которые
должны произойти в самих родителях и семейной атмосфере. Потому важно почувствовать, что сильнее
звучит в родительских жалобах, что явилось в свое время основой для нарушения нормальных детско-
родительских отношений, в результате чего родители оказались преследователями собственных детей. Это
может быть хроническая супружеская неудовлетворенность, отсутствие любви к ребенку или
воспроизведение дефектного родительского стереотипа по типу отреагирования детских комплексов и само-
утверждения.
Распутывание клубка семейных взаимодействий необходимо не для того, чтобы определить степень
родительской вины, а для того, чтобы по возможности исправить слабое «звено» в семейных отношениях.
Задача трудная, поскольку каждый день дома разыгрываются острые баталии с постоянными обвинениями в
адрес подростка, все время он совершает что-то «ужасное», и это требует экстренного включения родителей.
Поскольку установки родителей неверны, то их вмешательство еще больше усугубляет конфликт. Полностью
запретить родителю «влезать» в дела ребенка нельзя, ибо тогда вся ответственность за возможный
асоциальный поступок ляжет на консультанта. Поэтому он вынужден вести беседу в весьма напряженной
обстановке. Несколько первых бесед проходят примерно по одной и той же схеме — «рассказ о
прегрешениях».
а) Клиент рассказывает об «ужасных деяниях» подростка за прошедшую неделю, всячески обвиняя
своего «злодея»-ребенка. Консультант сочувствует клиенту в его переживаниях. Это этап отреагирования
недельных событий, он может занимать довольно много времени при каждой встрече.
б) Наконец клиент обращается за советом: «Что же делать?» На этот вопрос консультант отвечает:
«Давайте посмотрим, а что вы делали». Это этап совместного анализа поведения родителей, их целей и
способов достижения воспитательного эффекта. Здесь уместно применять различные техники: «пустой стул»,
«психодрама» с участием консультанта, «терапевтическое зеркало». Все техники проводятся при наличии
полного контакта и доверия, в доброжелательной атмосфере и с обязательной уверенностью консультанта в
хорошем исходе.
в) Заключительный этап — вскрывание чувств клиента, возникших во время беседы.
Через несколько встреч у клиента, как правило, наступает осознание некоторых собственных проблем,
и он начинает искать их причины. Параллельно меняются и отношения с ребенком — они становятся менее
импульсивными и менее жесткими.
Но помощь самому подростку все-таки нужна, так как часто к этому моменту подростки уже
находятся в асоциальных компаниях. Родители потеряли свой авторитет, чтобы завоевать его вновь — нужно
довольно много времени, а более мягкие отношения родителей часто воспринимаются подростками неверно
— как уступка, слабость родителей.
С осознанием собственного вклада в формирование конфликтных отношений и острых черт характера
у подростка происходит постепенное изменение родительского запроса. Раньше в лучшем случае запрос
формулировался так: «Что мне с ним делать?», теперь запрос звучит иначе; «Пусть он не считает меня
злодеем, я же добра ему хотел, скажите ему об этом». Изменение запроса, как правило, вызывает потепление
климата в семье. Прежде родитель, пытаясь заставить подростка прийти в консультацию, естественно
наталкивался на ожесточенное сопротивление, теперь родитель готов взять вину на себя и уже не требовать, а
просить и уговаривать. Он готов опираться на тех членов семьи, к которым подросток питает больше
доверия. Иногда родители используют милицию, участкового, но это худший вариант,
поскольку эффективно только то, что решается добровольно, а не по принуждению.
Например, в консультацию обратились супруги по поводу сына 15 лет, который не желает ничего слушать,
упрям, пытается пить, курить, грубит и сладу с ним нет. Сразу же выяснилось, что сына привести родители не смогут.
Запрос: «Что нам делать? Нам стыдно за сына, мы же интеллигентные люди, а сын — хулиган».
С первых слов стала видна не только несогласованность родительских позиций, но и взаимное недовольство
супругов. Жена активна, постоянно прерывает мужа, доказывает, что он не прав, не так все понимает, упрекает мужа в
том, что он ничего не делает. На все обвинения муж досадливо морщится и замолкает, все реже высказывает свое
мнение, несмотря на поддержку психолога.
На первой беседе было принято решение встречаться отдельно с каждым из супругов, чтобы лучше понять
точку зрения и затруднения каждого из них. Но и в отдельных беседах большую часть времени занимали жалобы
клиентов друг на друга, проблемы сына выступали в самом конце. Выяснилось, что интимные отношения супругов
нарушены очень давно. А в последнее время полностью прекратились. Клиентка, активная, эгоцентричная,
демонстративная, доминантная женщина, требует исполнения супружеских обязанностей. Сильными способами
доказывает мужу, что она слабая, беспомощная и хочет, чтобы ее пожалели. При этом много кричит и воспринимается
мужем как «танк».
Стереотип женского поведения унаследован от любимой бабушки, относительно которой даже сама клиентка
иронически отзывается как о «фельдфебеле в юбке». Клиент — неуверенный в себе мужчина (супруга — это его первая
любовь), довольно закрытый и ранимый, несколько язвительный и ироничный в целях самозащиты. Стереотип
мужского поведения унаследован от отца, демократичного в отношениях с женой, воспитывался в семье, где о чувствах
не говорят, но много делают друг для друга. Рассогласование стереотипов ожиданий от партнера привело к
непониманию поведения и приписыванию друг другу злой воли. Жена ждет от мужа восхищения, обожания, опекания
— того, чего он не умеет, а муж ждет от супруги мягкости, поддержки и равноправия—того, чего не может жена. Они
живут вместе с прародителями, которые постоянно вмешиваются в их жизнь.
В результате осознания стереотипов поведения, своего и партнера, а также способов достижения желаемых
целей у клиентов восстановились интимные отношения, улучшился эмоциональный климат; стабилизировалось
психическое состояние, особенно клиентки, и только тогда на первое место встал вопрос о сыне. Но, как ни странно, в
словах клиентки уже не звучал такой ужас по поводу его поведения. Кроме того, клиентка отметила, что впервые за
последний год она смогла с сыном разговаривать спокойно, и более того, что совершенно ее поразило,— сын не грубил
ей в ответ и слушал, что ему говорят. На этом консультативная работа временно была прекращена по предложению
самих клиентов.
Можно привести другой Пример. В консультацию обратился мужчина 46 лет, военный, женат, имеет двоих
детей, оба взяты из детского дома в возрасте 3—5 лет.
Жалоба касалась сына 15 лет: лентяй, ворует, убегает из дому, ничем не интересуется, врет. Контакта нет
совсем, в консультацию не придет, супруга тоже. «Что делать? Парень катится в колонию». Самодиагноз — плохая
наследственность. Скрытый смысл: «Если ничего сделать нельзя, снимите с нас чувство вины, чего мы только не
делали, может, лучше махнуть рукой, пусть катится». Клиент сам воспитывался в детском доме, неуверен в своей
родительской позиции, не имеет опыта близких эмоциональных отношений, неуверен в себе как мужчина, супружеские
отношения нарушены, внутренняя мягкость и неуверенность клиента маскируются военной выправкой, суровостью и
дисциплиной. Стиль воспитания авторитарный, суровый, строгий, хотя супруга считает его слишком мягким и требует
еще большей жесткости в обращении с сыном, при этом чаще сама исполняет роль карающей руки. Детям не говорят,
что они приемные, но нелестных эпитетов по поводу их характеров хоть отбавляй. В доме требуется беспрекословное
повиновение и подотчетность.
С раннего возраста детей родителей преследует страх, что приемыши покатятся по плохой дорожке из-за
плохой наследственности. Поэтому они осуществляют сверхстрогий контроль за поведением, ничего не прощается,
даже малейшая ложь клеймится позором, и ребенку предрекается плохое будущее. У родителей нет ни малейшего
представления о том, что думают, чувствуют их дети. Об этом даже некогда задуматься, поскольку надо все время
проверять, как бы чего не вышло. От детей ждут только плохого: «Ну, я же говорила, опять он соврал».
Сын действительно может покатиться, если махнуть на него рукой, пока его сдерживает некоторый страх
наказания. Oтец искренне страдает из-за сына. Пусть он не умел воспитывать, но ведь следить все время, ругать,
стыдить, мучиться из-за его вранья, воровства тоже тяжело, требует нервов, времени. Сына никогда не хвалили, не
проявляли нежностей, его либо ругали за недостатки и плохое поведение, либо в лучшем случае" не трогали.
Несколько встреч протекали типично в духе «рассказа о прегрешениях» с переходом на анализ и осознание
родительского стереотипа отношения. Использовались психодрама, техника aiter ego, была прочитана лекция о методах
воспитания и причинах нарушений поведения у детей. В результате работы клиент увидел самого себя в очень
невыигрышном свете, на себе почувствовал, как трудно, давая самому себе благие обещания, выполнить их, как трудно
изменить себя, если ты уже такой, как есть, и без посторонней помощи это совсем не получается.
Клиент сообщил, что почувствовал себя по отношению к психологу в позиции ребенка, которому надо еще
очень многому учиться. Но в отличие от самого родителя «психолог-родитель» показывал в отношениях с «клиентом-
ребенком» стереотип понимающего и принимающего родителя, а не судьи, не учителя и не дрессировщика. В
результате работы клиент сильно переменился: увлек сына футболом, дрессировкой собаки, стал более
доброжелательным к нему и сензитивнее к его душевным движениям, защищает сына перед учителями. Пока сын не
ворует и даже вернул ранее украденные деньги. К сожалению, остальных членов семьи привлечь к работе пока не
удалось, хотя целесообразность этого сомнений не вызывает.
Следующий пример. В консультацию обратился мужчина 43 лет, образование высшее, по поводу сына 16 лет.
Отец жалуется на сына, который попал в асоциальную компанию, дома грубит, не слушается. Отец устроил настоящую
слежку за сыном. У клиента повышена тревожность, он плохо спит — переживает за ребенка. Это робкий и
неуверенный в себе человек со всеми симптомами нервного истощения. Стиль воспитания сына с малых лет
авторитарный, действующий на самолюбие — «чтобы сделать сына мужчиной». Отец часто раздражается по поводу
неудач ребенка.
Сын в консультацию не придет, жена тоже (есть второй ребенок, мать занимается им). Семья живет с матерью и
сестрой клиента. Семейный диагноз: нарушение супружеских отношений, семья состоит из разрозненных групп, не
принимающих друг друга: мать и младший сын, авторитарная бабушка и ее дочь, старший сын, стремящийся вырваться
из семьи, и клиент-отец, который находится между ними и пытается самоутвердиться.
Первоначально работа проводилась с клиентом индивидуально и была направлена на осознание родительской
позиции, личных проблем клиента, протекала в русле «рассказа о прегрешениях» сына. Была использована методика
МАКС. Особое внимание было уделено психическому состоянию самого клиента, даны рекомендации по его
нормализации. Затем был проведен анализ генезиса родительской позиции, выяснены причины обостренного
самолюбия самого клиента и повышенной потребности в самоутверждении. Через несколько встреч в семье нормализо-
вались супружеские отношения, и жена клиента, поверив в действенность психологического воздействия, согласилась
прийти на консультацию.
В совместной работе с мужем удалось вскрыть причины многолетних супружеских обид, наличие
симбиотических отношений клиента с собственной матерью и подражание жесткому, авторитарному стилю отца,
унижавшего женщин. В прошлом у жены клиента наблюдались теплые, доверительные отношения со старшим сыном,
в последнее время она не видит возможности так же тепло к нему относиться из-за его плохих поступков, и воспитание
целиком передано отцу.
Была разъяснена важность восстановления прежних теплых отношений с сыном и взаимного доверия. После
этого удалось с помощью матери уговорить сына прийти в консультацию. Один он не решился разговаривать с
психологом, состоялась беседа втроем: мать, сын, консультант. Сын находится в ситуации жесточайшего личностного
кризиса, уверен, что его никто не любит, все только унижают, неуверен в себе, запутался в собственных поступках,
ищет отдушины и находит ее в асоциальных компаниях: «Там я свой, там меня все уважают». У него налицо признаки
обостренного самолюбия (как у отца), он самоутверждается с помощью силы, хотя не является физически сильным ни
от природы, ни по развитию, сила проистекает из накопившейся озлобленности, которая помогает скрывать
неуверенность и от себя и от других. Декларирует установку «от взрослых хорошего не жди». Ищет у матери
сочувствия и поддержки, oн кровенен, в разговоре звучит много невысказанных обид на отца. Мать смогла понять
переживания сына и восстановить с ним прежние отношения, доверительные беседы, несмотря на его проступки, но
решила отлучить отца от сына, что, как временная мера, может быть использовано для улучшения отношений с сыном.
В дальнейшем работа психолога сводилась к разбору отношении отца и сына, выработке более правильной
линии родительского поведения и созданию условий для принятия клиентом помощи со стороны его супруги. Была
предпринята попытка интегрировать семью, состоящую из 2 детей, жены и мужа, и увеличить дистанцию с
прародительской семьей.
6. В том случае, если клиент приходит на прием вместе с ребенком, задача для психолога осложняется
тем, что надо быстро оценить ситуацию, все ее невербальные составляющие и предусмотреть последствия
избранной тактики поведения. Иногда полезно первым пригласить на разговор подростка, а потом его
родителя.
В такой, последовательности действий консультанта есть положительное начало— подчеркивание
взрослости подростка, самостоятельности, добровольности, непредвзятости по отношению к нему, но
существуют и негативные стороны — кто-то пугается контакта с незнакомым человеком, у других нет
достаточной мотивации или четкого представления, зачем они пришли в консультацию.
Следует подчеркнуть, что в работе с подростками (и не только с ними) не может быть единственно
верной линии поведения консультанта, все зависит от его опыта, так как принятие решения о тактике и
стратегии работы в каждом случае во многом обусловлено особенностями конкретного случая, а также
зависит от профессионализма консультанта, его умения быстро оценить ситуацию по невербальным
параметрам. Вышесказанное можно проиллюстрировать двумя примерами.
Клиентка привела с собой 15-летнюю дочь. Войдя в кабинет, психолог застал такую картину: мать и
дочь сидят рядом, хотя кресел в кабинете много, на лицах приветливые улыбки, с оттенком ожидания и
интереса, до этого о чем-то переговаривались, обстановка спокойная, налицо теплые отношения.
Консультант принимает решение беседовать вместе. На всякий случай был задан вопрос: «Как вы хотите со
мной разговаривать — вместе или по отдельности?» Некоторое недоумение на лицах показало, что для них
это незначимо, следовательно, то, о чем клиенты хотят говорить, не представляет большой опасности друг
для друга, им особенно нечего скрывать или ждать чего-то плохого от другого. Далее происходит
знакомство, и все-таки первое слово — дочери, потом следует обычная техника совместной беседы.
Мать и дочь 15 лет. Девочка настороженна, на лице презрительно-высокомерное выражение, держится
подчеркнуто независимо, села в кресло, ноги вытянула, руки в карманы, подбородок спрятан в воротник
пальто, взгляд исподлобья, вызывающий. Мать не может найти себе место, напряженная, готовая взорваться.
Сразу видно взаимное неприятие и накаленная атмосфера, скорее всего, дочь заставили прийти силой. От
психолога она тоже не ожидает ничего хорошего. Если задать вопрос: «Как вы хотите беседовать— вместе
или отдельно?»— возможны 2 варианта ответа со стороны дочери:
«Я при ней вообще разговаривать не буду» или «Пусть говорит, а я послушаю, как она на меня
жаловаться будет». В обоих случаях дочь займет воинствующую позицию и рано или поздно разразится
скандал, а сам вопрос может сыграть провоцирующую роль в его возникновении. Ситуация будет
неуправляемой, и вряд ли клиенты, по крайней мере дочь, придут еще раз. Задача психолога— максимально
разрядить обстановку, чтобы можно было дальше работать. Поэтому без всяких вопросов мать просят
подождать в коридоре, и разговаривают сначала с дочерью, а потом с мамой, техника беседы клиенто-
центрированная. При этом поведение девочки резко меняется: она готова заплакать, она совершенно не
ожидала теплого участия к себе и готова сама, без мамы, прийти еще раз.
Такие индивидуальные поддерживающие беседы продолжаются до тех пор, пока не будет завоевано
полное доверие у дочери, но даже этого часто недостаточно, чтобы она согласилась разговаривать вместе с
матерью. И только после того, как мать в результате индивидуальной работы несколько изменит свое
отношение к девочке дома, становится возможным добиться согласия девочки на совместную терапию.
В своей работе мы основываемся на определенном представлении об идеальной модели семейных
взаимоотношений с ребенком подросткового возраста. Данная модель в каждом случае конкретизируется по-
разному, но это не означает, что психолог внедряет ее в семью помимо воли и желания самой семьи. Скорее,
реальная ситуация семейного взаимодействия сравнивается с идеальной моделью, и делается вывод о том,
что хорошо было бы изменить, чего не хватает или чего не умеют делать члены семьи, что они не знают, чего
не учитывают. Иногда приходится давать консультации с целью увеличить психолого-педагогическую
грамотность родителя в области психологии подростков. Чаще психолог ждет, когда в самих членах семьи
начнут проявляться такие способы взаимодействия, взаимопонимания, которые могли бы улучшить
семейный климат, которые больше соответствуют идеальной модели взаимоотношений, и лишь усиливает
их, подкрепляет. Очень важно, чтобы все изменения производили сами клиенты, родители и подростки, сами
видели результаты этих изменений, сами их оценивали, тогда есть уверенность, что новые навыки общения
будут стойкими. В чем состоит эта идеальная модель?
1. Все члены семьи, включая ребенка, равноправны.
2. Каждый обладает своей автономией, имеет право сам решать, как ему лучше поступить, поделиться
с консультантом своими намерениями или нет.
3. Каждый может и умеет выражать словами те чувства, позитивные и негативные, которые он
испытывает в данный момент по отношению к другим членам семьи. Все чувства принимаются. Дети
специально обучаются критике родителей. «Все мы можем ошибаться».
4. Семейный совет имеет только совещательный голос. Каждый вправе принять или не принять его.
Родители советуются со своим ребенком.
5. Члены семьи не дают негативные оценки друг другу, а только выслушают, не перебивая, то, что
говорит другой, стараясь понять его чувства. Можно задавать наводящие вопросы, чтобы человек сам что-то
лучше понял. Не обобщают прошлое, неприятное, опираются на принцип «здесь и теперь».
6. Не прибегают к моральным штампам, рассказывают о себе, своих затруднениях, своей личной
жизни.
7. Хвалят хорошие дела и поступки.
8. В семье царит доверие, уважение, терпеливая любовь, внимание к миру переживаний другого,
происходят душевные разговоры на любые темы.
Наличие этих моментов в семье позволяет избегать многих кризисов подросткового возраста: ребенку
не приходится бороться за самостоятельность и доказывать свою взрослость, ему не надо грубить родителям,
поскольку его заранее научили выражать свое несогласие в приемлемой форме; подросток постепенно
осознает окружающую жизнь людей, поскольку нет запретных тем для разговоров со взрослыми. У него
развивается внутренний контроль за поступками и самосознание, поскольку ему не навешивают неприятных
ярлыков, а позволяют как можно полнее выразить свои переживания и самому в них разобраться. От
взрослых постоянно исходит волна эмоциональной поддержки, вера в его силы, доверие, девиз «Все мы
ошибались и ошибаемся» не закрывает ему дороги к исправлению своих поступков. В таких семьях нет
накопления взаимных обид, которые разрушительно действуют на общение. Данная модель была построена
на основании анализа типичных ошибок, допускаемых родителями при воспитании детей. Психолог должен
не просто знать об этих правилах, а владеть ими и реализовывать их в своем поведении, с первой встречи,
высказывая равное уважительное и внимательное отношение ко всем, понимая каждого и принимая в свой
адрес любые чувства и замечания клиентов.
Важно подчеркнуть, что просто знание и декларация этих принципов родителями мало что могут
изменить в их отношениях с подростками, а могут даже пагубно отразиться на их взаимодействии.
Необходимо получить реальный чувственный опыт общения, основанный на этих правилах, тогда они смогут
быть действенными, помогающими в решении конфликтных ситуаций.
Приложения
Приложение 1
Карта приема
1. Имя и отчество клиента
2. Год рождения _____
3. Пол______________
4. Образование _____
5. Профессия______________
6. Должность _____________
7. Семейное положение (женат (замужем), холост (незамужен), разведен(а), вдов (вдовая))
8. Состав семьи (жена, муж, дети и совместно проживающие родственники)
9. Источник информации о консультации
10. Дата первичного приема
11. Ф. И. О. консультанта, проводившего первичный прием
12. Краткое содержание жалобы клиента (что и когда случилось, с кем)
13. Наличие стенограммы или магнитофонной записи (да, нет)
14. Общее впечатление о клиенте
Анализ жалобы
Явный уровень
Скрытый уровень (заполняется в том случае, если
скрытый уровень выражен)
15. Субъектный локус жалобы (на кого жалуется клиент)
16. Объектный локус жалобы (на что жалуется)
17. Проблема (суть затруднения клиента: «хочу то-то, но не могу» и т. п.)
18. Самодиагноз (как объясняет клиент причины затруднений)
19. Запрос (какой помощи ждет: «научите», «посоветуйте», «повлияйте»)
Анализ подтекста
20. Эмоционально-ценностное отношение к лицу, фигурирующему в субъектном
локусе жалобы, произвольное, в терминах консультанта
21. Отношение к консультации и консультанту
22. Характер консультации (нужное подчеркнуть): а) общая эмоциональная
поддержка; б) поддержка принятого решения; в) анализ и обсуждение жизненной
ситуации и жизненной альтернативы; г) информирование—направление в другие
учреждения (не психиатрические); д) мотивирование на поиск психиатрической
помощи; е) информация о супружеских отношениях; ж) информация о сексуальных
отношениях; з) информация о возрастных особенностях детей; и) рекомендации в
области семейных отношений: (и') отношений с детьми, (и") сексуальных
отношений, (и"') личных проблем; к) прочие рекомендации; л) прочие формы
(указать)
23. Удовлетворенность клиента консультацией (по оценке консультанта) по
пятибалльной шкале: 5 — абсолютно удовлетворен; 4 — скорее удовлетворен; 3 —
трудно сказать; 2 — скорее неудовлетворен; 1 — неудовлетворен
24. Случай относится к разряду острых, требующих незамедлительной помощи (да,
нет)
25. Случай несет суицидальную опасность (да, нет)
26. Случай требует дополнительных встреч (да, нет)
27. Случай требует передачи другому консультанту (да, нет), и если да, то
рекомендуемые формы и сроки работы (указать)
28. Случай требует психиатрической диагностики и консультирования (да, нет)
29. Случай требует других видов диагностики (указать, каких именно)
30. Необходимость запросов в медицинские учреждения (есть, нет, по усмотрению
куратора)
31. Случай обсуждался на совещании (конференции) консультантов (да, нет)
32. Рекомендации консультанту для дальнейшей работы (указать)
33. 33. Случай передан (да, нет) консультанту (Ф. И. О.)
34. Дальнейшая работа с клиентом (заполняется консультантом-куратором)
Приложение 2
Профессионально-этический кодекс психолога-консультанта (проект)
1. Общие положения
1.1. Психологом-консультантом может работать специалист, окончивший высшее
учебное заведение и получивший общепсихологическую и специально-психологическую
подготовку, включая знания в области психологии личности, психологии индивидуальных
различий, психологии развития и детской психологии, психологии, семейной жизни и
социологии семьи, медицинской психологии, а также знания и навыки в области общего
консультирования, семейного консультирования и психологической коррекции аномалий
в развитии и поведении ребенка, родительско-детских взаимоотношений, психодиагнос-
тики личности ребенка, семьи и знакомый с основами педагогики, психометрики,
психиатрии, сексологии, семейного права и психологической экспертизы.
Квалификация психолога-консультанта должна быть подтверждена дипломом
соответствующего высшего учебного заведения.
1.2. Психолог-консультант, является основным специалистом Службы семьи и
семейного воспитания.
1.3. Психолог-консультант несет ответственность (персональную
профессиональную) за ход и результаты психологического консультирования и
психологической коррекции, обоснованность психологического диагноза и адекватность
используемых диагностических и коррекционных методов.