Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Военнопленные Османской империи в России в период русско-турецкой войны 1735-1739гг
Военнопленные Османской империи в России в период русско-турецкой войны 1735-1739гг
Военнопленные Османской империи в России в период русско-турецкой войны 1735-1739гг
1735-1739 гг.
Автор: В. В. Познахирев
Познахирев Виталий Витальевич - кандидат исторических наук, доцент Смольного института Российской академии
образования.
Война 1735 - 1739 гг. между Российской и Османской империями среди прочего примечательна
тем, что в ходе ее Россия отказалась от освобождения турецких и татарских пленников за выкуп,
а также и от содержания их "в железах и колодках". Тем самым были устранены важнейшие
различия в обращении с военнопленными государств Востока и Запада, существовавшие на
протяжении столетий. Кроме того была значительно усовершенствована правовая регламентация
порядка и условий эвакуации, распределения, обеспечения и использования пленных. Отдельные
нормативные акты, особенно выработанные на заключительном этапе войны, оказались столь
удачными, что практически без изменений применялись в России на всем протяжении XVIII
века.
Этому во многом способствовало то обстоятельство, что решение едва ли не всех вопросов, так
или иначе связанных с пленными турками, принял на себя высший орган государственного
управления - Кабинет ее императорского величества. В своей работе Кабинет опирался главным
образом на Правительствующий сенат и Сенатскую контору в Москве, а также на генерал-
губернаторов и губернаторов, эпизодически передавая им те или иные полномочия.
стр. 18
Помимо продовольствия, туркам, при необходимости, давали подводы "под своз имущества" и
для иных целей. "Ныне нашим раненым и старым людям телеги дают", - писал вскоре после
своего пленения Ягья паша 3. Но обмундирования для пленных в действующей армии не
имелось, потому что войска, действовавшие в отрыве от своих баз, располагать излишками
одежды и обуви не могли. В лучшем случае турки могли получить что-либо на общем тыловом
сборном пункте (то есть в Киеве, Белгороде или Черкасске), но чаще - на распределительном
пункте (в Москве) либо в местах интернирования.
При воинских частях пленные могли находиться на протяжении нескольких недель, вплоть до
отвода армии на зимние квартиры либо до "пристойной оказии". К примеру, турки, плененные в
Перекопе 22 мая 1736 г., были отправлены в тыл лишь 9 июля, плененные 2 июля 1737 г. в
Очакове - 5 августа и т.д. При этом русское командование, несмотря на ограниченность
собственных ресурсов, стремилось удовлетворить основные потребности пленников. 4 июля
1737 г. Миних требовал "никакой обиды им [туркам] не показывать, но что до их довольства
провиантом и водою касается, в том чинить... всякое вспоможение, дабы никакой нужды не
имели" 4.
стр. 19
не имели ясных представлений о целях интернирования пленных, исходя из чего должны были
определяться и конкретные пункты их размещения. В этом направлении не было сделано
практически никаких шагов ни в 1735 г., ни в 1736 г., ни в первой половине 1737 года. Отчасти
это объяснялось тем, что за первые два года войны в плен попало незначительное количество
турок, и их содержали либо непосредственно при частях действующей армии, либо в местах ее
постоянной дислокации. Исключение составляли разве что две тысячи янычар, взятых при
капитуляции крепости Перекоп 22 мая 1736 года. Их временно расквартировали в Белгороде, и
они не имели определенного статуса, так как удерживались вопреки условиям капитуляции, а
значит, в любой момент могли быть переданы турецкой стороне 5.
Со всей остротой проблема расквартирования пленных встала в середине 1737 г., когда при
взятии Очакова было пленено свыше 4,5 тыс. турок. По замыслу Кабинета, они подлежали
интернированию на Украине и "употреблению к городовой работе"; всех их в течение сентября -
октября 1737 г. расквартировали при слободских полках в Харькове, Изюме, Нежине, Батурине,
Воронеже (ныне поселок Сумской обл. Украины) и др.6
Однако участившиеся побеги из плена привели к тому, что в Турции таким путем более или
менее регулярно получали сведения о составе и расположении частей русской армии и иные,
составлявшие военную тайну. Ввиду этого предотвращение побегов стало ключевой целью
интернирования турок, тогда как их "употребление" к городовой и иной работе отступило на
второй план. С ноября 1737 г. всех пленников направляли в сторону Москвы для последующего
размещения в "замосковских" городах. Кроме того во исполнение требований Кабинета Миних
издал ряд приказов, запрещавших "под опасением тяжкого штрафа" не только брать
партикулярных пленных "с собою в поход", но и содержать их в приграничных населенных
пунктах 7.
Вместе с тем прибытие пленных к Москве на исходе января 1738 г., похоже, застало Кабинет
врасплох. Лишь 9 февраля, да и то только после вмешательства Миниха, московскому генерал-
губернатору С. А. Салтыкову было дано предписание направить пленников в "города, яко
Ярославль, Вологду, в Нижний Новгород и в другие", в которые он "за благо и пристойно
рассудит", где "рядовых, как татар, так и турок, употреблять в городах к работам" 10.
стр. 20
ров, Звенигород, Зубцов, Каргополь, Кашин, Кинешма, Короча, Кострома, Курск, Лух, Любим,
Можайск, Муром, Нижний Новгород, Обоянь, Олонец, Парфеньев (ныне с. Парфеньево
Костромской обл.), Переславль-Залесский, Погорелое Городище, Псков, Ржев, Романов (ныне
Тутаев), Ростов, Руза, Рыльск, Солигалич, Старица, Судиславль, Суздаль, Торжок, Торопец,
Тотьма, Углич, Унжа (ныне село Костромской обл.), Устюжна Железопольская (ныне Устюжна),
Чухлома, Шуя, Юрьев-Повольский (ныне Юрьевец), Юрьев-Польский и Ярославль. При этом
распределение оказалось не вполне равномерным. Минимальное число пленных (10 человек)
расквартировали в Зубцове и Погорелом Городище. Максимальное (219 человек, к тому же -
янычар), в маленькой курской Обояни, принявшей больше пленных турок, чем все населенные
пункты современной Московской области вместе взятые (174 человек в шести городах) 11.
Тем не менее, проработка вопроса о более рациональном распределении пленников заняла еще в
общей сложности около 10 - 12 месяцев. Лишь 22 января 1739 г. Кабинет официально признал,
что турки "разосланы в такие городы, где не токмо оным никаких работ нет, но и гарнизонных и
других солдат не находится, почему немалая опасность есть, дабы те пленные турки в которых
городах продерзостей и причин учинить не отважились". Одновременно Кабинет потребовал от
Сенатской конторы изучить данный вопрос во взаимодействии с Сенатом, а также Военной и
Адмиралтейств-коллегиями и выработать предложения по переводу пленных "в такие городы и
места, где есть гарнизоны и работы казенные".
К началу апреля 1739 г. требуемые предложения были готовы. Суть их состояла в том, чтобы
"некоторое число [пленных] послать к городу Архангельскому, адостальных в Остезейские
провинции, где имеются гарнизоны и работы довольные" 12. В окончательном виде новый
перечень мест интернирования, одобренный Кабинетом, включал Архангельск, Кронштадт,
Нарву, Ригу, а также Ревель и Пернов (Таллинн, Пярну). Летом 1739 г. туда из "замосковских"
городов и Белгородской губернии начали прибывать первые группы турок и татар. К концу года
основная часть "государевых" пленных (2796 человек) оказалась сосредоточенной в шести
перечисленных пунктах. При этом наибольшее их число (1000) расквартировали в Риге, а
наименьшее (104) в Архангельске. Кроме того, еще около 1,5 тыс. человек, составлявших
гарнизон и население крепости Хотин, было интернировано в г. Глухов, расположенный на
территории современной Сумской области Украины 13.
стр. 21
ных, противоречил друг другу. Тем не менее совокупность источников позволяет сегодня
восстановить довольно полную картину порядка и условий содержания отдельных категорий
пленников.
Содержать себя и свиту паша должен был за собственный счет, используя денежные переводы
турецкого правительства и займы, получаемые от российских властей. В период с середины 1737
до начала 1740 г. одному только Ягье паше Кабинет предоставил не менее 10 900 руб., из
которых он смог вернуть до своего убытия из России лишь две тыс. рублей 16.
По окончании войны паши репатриировались в первоочередном порядке. При этом Ягья паша и
Колчак паша получили от императрицы в подарок "шубы турецкого манера". Первый - соболью,
покрытую серебряной парчой; второй - такую же, покрытую белым штофом. Отдельным лицам
из их свиты достались шубы попроще - суконные, подбитые и опушенные горностаем 18.
Сами офицеры (как и паши) провианта в натуре не получали, и содержать себя в плену они
также должны были за собственный счет, прибегая при необходимости либо к частным займам,
либо к помощи со стороны родственников или своего правительства. Однако в действительности
почти все они получали от российской казны финансовое довольствие в размере 5- 6 коп. в сутки
(хотя в отдельных местах, как было показано выше, их содер-
стр. 22
жание могло составлять и меньшие суммы), которое предоставлялось при соблюдении ряда
формальных условий. Во-первых, офицер должен был лично ходатайствовать о регулярной
выплате ему денег и обязаться вернуть их по возвращении на родину. Во-вторых, эти деньги он
мог употреблять "не на что иное, но совершенно на нужное свое содержание", установленное
российскими властями.
Кроме того, офицеры могли использовать свое право на получение единовременных займов из
средств российского правительства. Обычно такие займы в 10 - 250 руб. оформлялись простым
векселем. 6 февраля 1738 г. пять турецких офицеров выдали капитану Кексгольмского пехотного
полка Ивану Чевнину расписку в том, что получили от него "заимообразно из суммы ее
императорского величества денег 50 руб., итого пяти человекам по 10 руб., которые повинны мы
отдать по прибытии в Москву. А ежели же паче чаяния отдать будет нечем в Москве, то повинны
мы писать в отечество свое о присылке к нам денег, и как присланы будут, то в тот час повинны
мы отдать без всякого препятствия, в чем и подписуемся своими руками" 20.
К работам офицеров не привлекали, хотя порой здесь возникали недоразумения, вызванные тем,
что некоторые из них еще в момент пленения "из страха" выдавали себя за рядовых солдат. В
дальнейшем этим людям приходилось ходатайствовать о своем "восстановлении в звании".
Однако сделать это было непросто, соответствующее решение мог принять лишь Сенат, куда
губернаторы направляли ходатайство пленного, подтвержденное письменными показаниями его
сослуживцев. При необходимости Сенат получал дополнительные свидетельства от
содержавшихся в Петербурге пашей и консультировался с Коллегией иностранных дел на
предмет соответствия между теми или иными российскими и турецкими воинскими званиями.
Несмотря на то, что пленные из рядового состава, подобно офицерам, обязывались круговой
порукой, под роспись, не совершать действий, запрещенных российскими властями, их вне работ
содержали в колодках (впрочем это требование соблюдалось далеко не всегда и не повсеместно).
Довольствие рядовых включало провиант "против солдат с некоторым хотя уменьшением, чтоб
токмо могли они себя в пропитании содержать без остатков хлеба". Если говорить предметнее,
месячная норма провианта на одного пленного составляла 1 четверик 7 гарнецев (49,08 кг) муки
и 29/30 гарнеца (3,16 кг) круп. Помимо этого рядовые получали денежное жалование в 2 коп., а
для находящихся "при работах" - 3 коп. в сутки 21.
В итоге пленным обеспечивалось питание на уровне норм, установленных для русского солдата.
Однако оговорка о "некотором уменьшении" вполне могла создать почву для злоупотреблений;
ряд данных говорит о том, что в отдельных пунктах интернирования крупу туркам не выдавали,
а иной раз и не только крупу, что могло быть связано с отсутствием руководящего документа о
пленных, а также с нерасторопностью одних представителей власти и формализмом других.
Осенью 1738 г., например, в г. Кинешме группа янычар в составе 38 человек, в том числе два
офицера, оказалась практически без средств к существованию, потому что первое время местный
воевода не только не имел насчет военнопленных никаких предписаний, но и не мог добиться
таковых от Салтыкова, несмотря на свои неоднократные к нему обращения. В конце концов
турки, распродав все что могли, сами обратились к генерал-губернатору с письмом, не "по-
восточному" полным плохо скрытого раздражения и даже прямых упреков в том, что подобное
отношение к пленным "с славой вашей великой государыни несходно" 22.
стр. 23
Дровами и свечами пленники должны были довольствоваться "как солдатский постой". Однако
насколько это положение воплощалось в жизнь, судить трудно. Источники говорят о том, что
при всех перемещениях внутри страны туркам, как правило, предоставлялся транспорт из
расчета одна подвода на двух человек, а этапирование пешим порядком в рассматриваемый
период (в отличие от последующих русско-турецких войн) являлось скорее исключением.
О том, как сами пленные оценивали условия своего содержания в России, позволяют судить
выдержки из их писем, из них водно, что условия складывались по-разному: "Мы не голодны и
не холодны, провиант нам дается, и содержат нас всех вместе, из города в город нас возят". "В
летнее жаркое время без воды шли пешком, а чрез всю зиму в жестокие морозы тако ж
следовали пеши". "При взятии Очакова все имение наше и пожитки отобраны, а ныне от двора
российского определено нам каждому человеку на 2 дни по одному хлебу и крупа". "А в Москве
содержат нас [одно слово неразборчиво] шубы и сапоги нам из казны выдали, а которые имели
свои шубы и сапоги, тем деньгами давали, а провиант дается нам в натуре". "Из наших
товарищей в Очакове, и по взятию Очакова, и дорогой никто не умер". "По указу российской
государыни всех пленников на подводах возят, тако ж и провиант: хлеб, крупу, платье, шубы и
сапоги которые у себя не имеют выдано из казны". "В пути везли нас в телегах и никакого мы
себе труда не видали, токмо из Очакова в одной рубашке вышли и в деньгах имеем мы себе
немалую нужду, ежели ж нам здесь (Письмо написано в селении близ Москвы. - В. П.) денег не
дадут, то весьма трудно нам будет". "Определено нам давать на день муку, крупу в препорции,
которой мы без остатку себя содержать можем", "О себе объявляю, что в прошлом году по
взятии нас из Очакова, отобрав все имение и деньги, чрез степи вели нас до донских городков
стр. 24
(очевидно, речь идет о городах по Днепру. - В. П.) и содержали нас тамо месяца три, а
некоторым пленникам дав по шубе и сапоги вели нас в жестокие морозы до Москвы, а потом за
Москву в называемый город Дмитров препроводили и содержат нас в колодках, чего мы в
отечестве нашем не видали. А дают нам каждому человеку на месяц по два четверика (52,35 кг. -
В. П.) ржаной муки и по несколько соли, а кроме того ничего не дают. При мне пребывающие
все наги находятся, того для не надеюсь я, чтоб они живы были" 28.
О режиме труда и отдыха турок мало что известно; как представляется, по сегодняшним меркам
он был не слишком обременителен. Есть сведения, что пленных даже в летнее время не
выводили на работы в дождливые и ненастные дни. 22 ноября 1739 г. Кабинет издал указ "О
неотягощении пленных турков казенными работами". Этим актом, относящимся ко времени уже
после заключения Белградского мирного договора (7 сентября 1739 г.), предписывалось пленных
"с некаким против прежнего облегчением содержать и хотя от работ их вовсе не освободить,
однако ж не так, как доныне, их в том утруждать... также и в прочем... возможное облегчение им
показать" 31. Столь расплывчато сформулированный документ вряд ли имел бы шансы получить
какое-либо воплощение на практике, если бы 26 ноября Сенат не сделал разъяснение, указав, что
"кто из них содержатся для работ в железах и колодках, оные с них снять и в работы употреблять
не в тяжкие, и не в такие, как поныне употреблялись, и не завсегда, но не более двух дней в
неделю" 32.
стр. 25
сте с ними отослали бы и десятого - турка Ибрагима. Но тот еще 6 ноября 1739 г. перешел в
православие и, уже как Павел Иванович Михайлов, был зачислен в штат ружейных мастеров с
окладом 50 коп. в месяц 34.
Как видно из цитированного указа Кабинета, российские власти придавали особое значение
тому, чтобы пленные принимали православие добровольно и осознанно. Манифест от 8 марта
1740 г. "Об отправлении пленных турок в их отечество, кроме восприявших святое крещение",
также запрещал употреблять по отношению к пленным мусульманам "неволю, силу или
принуждение... ибо такое сильное к христианству приведение и богу угодно быть не может". То
же указание не только повторено в высочайшем указе от 17 августа 1741 г. "Об отпуске из
России турецких пленных", но и усилено предостережением тем, кто "презря сей наш указ, к
восприятию веры христианской будет принуждать, а о том от кого впредь донесено и доказано
будет: и те наижесточайшее штрафованы будут" 41.
стр. 26
Обмен пленными в период войны 1735 - 1739 гг. особого распространения не получил и, как
правило, не шел дальше предварительной переписки в отношении отдельных лиц. Одним из
немногих примеров, когда эта работа была все-таки доведена до конца, может служить
произведенный на Кубани на исходе 1738 г. обмен донского старшины на двух кубанских татар
44
.
Не получил распространения и выкуп пленных. Более того, идею выкупа, судя по всему,
изначально не разделяли члены Кабинета, хотя ее проводил Миних. К концу августа 1737 г.
генерал-фельдмаршалу удалось даже заручиться поддержкой в этом вопросе со стороны
императрицы, и Днепровская армия получила приказ "подать ведомости, кто сколько у себя
пленных имеет, и из каких оные чинов, и не пожелает ли кто из них на выкуп, и сколько за себя
каждый денег заплатить могут" 45. Однако не выявлено не только ни одного факта выкупа
пленного, но даже переговоров по данному вопросу.
Между тем в 1739 г. Миних неоднократно настаивал на том, чтобы норма о выкупе была
включена в мирный договор с Турцией. При этом свою позицию генерал-фельдмаршал
аргументировал как возможностью пополнить государственную казну, так и тем, что в руках
противника находится "весьма малое число" русских пленных, тогда как турок в России "многие
тысячи" 46. Однако на позицию Кабинета и главы государства эти доводы не повлияли, тем более
что число россиян в турецком плену оказалось не столь уж и "малым" (свыше 3 тыс. человек)47.
стр. 27
Впрочем, розыск отдельных лиц из числа бывших пленных турецкое правительство продолжало
по крайней мере до 1745 г., при этом судьба как минимум 258 человек так и осталась не
установленной 51.
Из этого следует, что смертность турок в русском плену могла составить 35 - 40%, что
объясняется тремя основными причинами: интернированием в регионы с неблагоприятным
климатом, длительным употреблением непривычной пищи, нехваткой обмундирования; в
отдельных случаях имело место этапирование пленных без учета их реального физического
состояния. Например, 21 февраля 1740 г. из Ревеля на родину были отправлены 583 пленника, 73
из которых (12,5 %) числились больными 52. Надо полагать, именно болезни могли стать
основной причиной того, что в 1741 г. только на переходе от Трубчевска до Чернигова (около
250 км) из 917 репатриантов погибли 59 (6,4%) 53.
Наконец, высокий уровень смертности пленных отчасти объяснялся поведением самих турок. 19
августа 1739 г. при капитуляции крепости Хотин Миних принял предложение Колчак паши о
том, что женщины и дети не подлежат военному плену и вправе самостоятельно покинуть город.
Однако спустя несколько дней генерал-фельдмаршал донес императрице, что хотя "жены ж их
турецкие... по данному от меня паролю имеют отпущены быть в турецкие край...однако же
многие с мужьями самовольно поехали". В итоге вместо 763 человек, составлявших гарнизон, из
крепости было эвакуировано в русский тыл 2050 человек 54.
В ходе русско-турецкой войны 1735 - 1739 гг. многочисленные задачи, связанные с эвакуацией и
интернированием военнопленных противника, были решены российскими властями в целом
довольно успешно, особенно если учесть, что число турок, оказавшихся на этот раз в русском
плену, намного превысило численность плена за все предыдущие вооруженные конфликты
между двумя странами вместе взятые.
стр. 28
Примечания
1. Сборник военно-исторических материалов (Сб. ВИА). Вып. 14. СПб. 1904, с. 112, 119.
12. Российский государственный архив Военно-морского флота (РГА ВМФ), ф. 212, оп. 10, д. 9,
л. 80.
13. РГВИА, ф. 16, оп. 1, д. 1853, л. 7 - 8; АВПРИ, ф. 89, оп. 1, д. 65, л. 30, 49.
21. РГВИА, ф. 16, оп. 1, д. 1853, л. 13; АВПРИ, ф. 89, оп. 1, д. 44, л. 67 - 69.
28. Там же, д. 50, л. 25об., 26, 29, 30об., 36, 37, 37об, 65, 71.
34. АВПРИ, ф. 89, оп. 1, д. 44, л. 64; Государственный архив Тульской области, ф. 55, оп. 1, д.
5331, л. 1.
стр. 29
38. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 20, оп. 1, д. ПО, л. 11.
46. Там же. Вып. 13. Ч. 3. СПб. 1903, с. 227, 244 - 245.
48. Там же, д. 44, л. 52 - 53; ГРИЦКЕВИЧ В. П. Врачевательница глазных болезней XVIII века с
Новогрудчины. - Вестник офтальмологии, 1961, N 2, с. 82.
49. При капитуляции 1738 г. в плену оказалось 2 тыс. турок, а при капитуляции 1736 г. - 2,5 тыс.
Однако 500 человек из числа последних, по условиям капитуляции Кинбурна, в 1736 г. были
переданы турецкой стороне.
стр. 30