Барон Мюнхгаузен славен не тем, летал или не летал, а тем, что не врет!

ISSN 2219-6552 (The press) http://fantascop.ru

ISSN 2220-2781 (The electronic edition) http://фантаскоп.рф

Журнал (Альманах) Фантастики

ФАНТАСКОП
О журнале (по ГОСТ 7.60-2003 - Альманах)

Проект «ФАНТАСКОП» родился в память о трагически погибшем 31.07.2008

Ташкине Дмитрии Сергеевиче, меценате, благотворителе, да и просто очень хорошем
человеке. Страстном любителе неба, авиации и хорошей фантастики. Самолет в честь него
мы сделать не можем, а вот альманах фантастики смогли.
Выражаем огромную благодарность всем его друзьям и близким людям, которые помогли
в реализации этого проекта!

«ФАНТАСКОП» создан с некоммерческой целью и является самоокупаемым (но не

прибыльным) и направлен навстречу самой широкой читательской аудитории любящей
современную фантастику и фентези.
Миссия журнала в литературе – призвать людей думать, а не обходится «жвачкой для
мозгов», которой сейчас в изобилии. Именно по этой причине мы тщательно подбираем
авторов и их произведения.
Мы приглашаем к сотрудничеству новых авторов работающих в данных стилях и
желающих донести свое творчество до читателя. Так же приглашаем художников и
фотохудожников для оформления журнала.
Свои работы и предложения Вы можете отправлять на info@fantascop.ru

Сайт журнала: www.fantascop.ru и на нем Вы найдете всю необходимую информацию.

ISSN 2219-6552 (The press) http://fantascop.ru

ISSN 2220-278 (The electronic edition) http://фантаскоп.рф
 Слово главного редактора

Я видел вчера новый фильм,

Я вышел из зала таким же, как раньше;
Я знаю уют вагонов метро,
Когда известны законы движенья;
И я читал несколько книг,
Я знаю радость печатного слова,
Но сделай шаг — и ты вступишь в игру,
В которой нет правил.
Б. Гребенщиков, «Время Луны»

Дорогой Читатель!

Раз Вы держите в руках первый номер журнала «Фантаскоп», значит фантастика Вам как минимум
небезразлична. Или даже Вы, как и мы, беззаветно любите ее. И это здорово. Потому что всякий раз, когда
единомышленники находят друг друга, в мире убавляется хаоса и прибывает гармонии. Во многом именно
стремление сделать окружающий нас мир чуточку более гармоничным и менее шаблонным подвигло нас на
создание «Фантаскопа».
Такого созидательного потенциала, как у фантастики — этой колыбели будущего, прародительницы
смелых идей, ярого врага всего косного, обыденного, — нет больше ни у одного литературного жанра. Ух
уж эта Обыденность! Изворотливый Манипулятор, не выпускающий Homo Sapiens за пределы
стандартного восприятия реальности, предсказуемых действий и, таким образом, весьма успешно
воспроизводящий сам себя... Люди выражают покорность Обыденности по-разному. Одни с иронией
вопрошают: «Куда денешься с подводной лодки?». Другие философски констатируют: «Это проза жизни...»
или «C`est la vie»... Мы просыпаемся каждое утро, выходим из дому вроде бы в «большой и прекрасный»
мир, однако не покидает ощущение, что за плечами, как и вчера... тяжелый рюкзак. Да вот же он! А в нем
(заглянем?) — вот это да! — гранитная плита, на которой выбито «Здесь жил и работал (Ваше имя). Плюс
— дата Начала и место под дату Конца... Не правда ли тоскливо и жутковато становится?
Мы не случайно вынесли в эпиграф слова из песни Бориса Гребенщикова. В них, точно в зеркале,
отражается во всей своей «красе» Обыденность (имеющая обыкновение отводить глаза человеческие от себя
при любом удобном случае). А значит, с ней можно — и нужно! — вступить в игру, в которой нет
правил, и постараться выйти из этой игры — непростой (а подчас даже опасной) — победителем! Один из
«классических» приемов борьбы с Обыденностью — посмотреть на нее со стороны. А лучше — не просто
со стороны, а из другого мира, который совсем рядом. Этот мир — Мир Фантастики.
Мы со своей стороны будем стараться, чтобы Вы, наш читатель, закрывая последнюю страницу
очередного номера «Фантаскопа», вставали с дивана не таким же, как раньше, и смотрели на
Обыденность живыми, нетусклыми глазами. Она подобных взглядов не выносит. И тогда... жизнь меняется.
Проверено!
А теперь наступило время «уйти, чтобы вернуться».
Приятного путешествия!

Искренне Ваш,
Александр Гудко
 КАЗИНИК СЕРГЕЙ
КЛЮЧЕВАЯ ТОЧКА

01
Утро началось не как обычно. Будильник, это простое и древнее электро-механическое устройство, лет
двадцать пять практически ежедневно доказывающее свою профпригодность, не зазвонил. Точнее
тихонечко тренькнул какой-то пружинкой в своих полуэлектронных внутренностях, и перешел в режим
существования простых громоздких часов. Соседский кот, тупое и наглое животное, обычно каждое утро
истошно орущее с требованием еды, бесцеремонно будящее всех соседей и не только, сегодня почему-то
решил промолчать, первый раз за все время своего бесполезного существования. Другими словами
происходило странное.
Поняв, что проспал и в офис сегодня можно не ходить, Егор, накинув халат и матеря про себя судьбу-
злодейку, отправился включать компьютер. Электричества не было, что для этого района города было
привычным делом – по причине ветхости подстанции его отключали через день часа на полтора, но заряд
аккумулятора ноутбука был полон. Работа его позволяла на рабочем месте вообще не появляться, но именно
на сегодня было «нарезано» несколько достаточно важных встреч. Собственно говоря, именно из за них он и
прилетел домой, так сказать, в место географического осуществления бизнеса, до этого же предпочитая
жить в свое удовольствие на далеких коралловых островах и управляя бизнесом по электронной коммерции
исключительно через интернет в промежутках между погружениями. Егор был фри-дайвером. Ему там было
комфортнее и приятнее, да и бизнес он изначально строил исключительно так, что бы все управление им
могло производиться дистанционно без ущерба для конечного результата.
Интернет тоже не работал. Точнее может где и функционировал, но в сеть войти у Егора не получилось ни
одним из нескольких способов. Даже пыльный и забытый антикварный модем отказывался пускать во
всемирную паутину. Подумав поразить сотрудников оригинальностью, Егор решил позвонить. Телефон, что
мобильный, что домашний, молчали, как будто вступив в сговор. «Черт, просто техногенная катастрофа
какая-то», пробурчал себе под нос горемыка и в очередной раз выглянул в окно, выходящее в зеленый двор
старой пятиэтажки. Солнышко светило по-прежнему, птички что-то идиотски щебетали и все было как
обычно, но ощущение странности все-таки не покидало.
Телевизора и радиоприемника в доме у Егора не было по причине полной ненадобности, а находиться в
информационном вакууме ему было крайне не привычно, поэтому он все-таки решил в офис добраться и
разобраться с происходящим. Пока в своих мыслях он грешил на своего сисадмина Диму, установившему
новую операционку на его старенький ноутбук, со словами «что теперь летать будет и безопасность на
уровне». Хотя поведение телефонов в эту стройную концепцию назначения Димы крайним как-то не
укладывалось. Про будильник и кота он уже забыл.
Наскоро одевшись и выйдя на улицу, он несколько удивился полному безлюдью двора, что для этого
времени суток и этого времени года было крайне не характерно. Но голова была занята другим и прыгнув в
старенькую но, тем не менее, надежную машину, Егор повернул ключ стартера. Первый раз на его памяти
машина не завелась. Ни с первой попытки, ни со второй, ни с последующих. Не было даже потуг стартера
прокрутить двигатель. Панель как и положено зажглась желтыми огонечками, но на этом признаки жизни
автомобиля закончились, ни как не желающего реагировать на адекватные действия его владельца. Это уже
не укладывалось ни в какие рамки.
- Черт, придется на метро ехать, - выругался Егор, очень не любивший этот вид транспорта, но к пешей
прогулке вдоль пыльной и загазованной дороги он тоже готов не был. Количество проблем технического
характера в его жизни прибавлялось стремительно. Хлопнув в сердцах дверью, ранее любимого, а сейчас
ставшего вмиг ненавистным авто, сильнее обычного, он направился дворами в сторону ближайшей станции
подземки, ругаясь непонятно на кого себе под нос.
Выйдя на тротуар столичной транспортной артерии, Егор остолбенело встал, присвистнул, озираясь и
хлопая глазами. На обычно переполненном и стоящем одной гудящей пробкой в это время проспекте, не
было ни одной машины! Абсолютно! Конечно, если не считать на обочинах припаркованных невесть когда
пыльных рыдванов.
- Опа.., - протянул застывший столбом Егор.
События сегодняшнего дня и увиденное им сейчас стало складываться в одну непонятную и
апокалипсическую картинку. Что-то случилось, это что-то носило явно выраженный техногенный характер,
и мысли о возможных последствиях не укладывались у него в голове, шумными табунами несясь в разные
стороны в стремлении разорвать черепную коробку. Егор встряхнул головой, стремясь загнать всех
дезертиров обратно и попытался вернуть самообладание, которое под шумок тихонечко и почти ползком
пыталось его покинуть.
- Стоп, - сказал он вслух сам себе, - надо разобраться.
В метро идти уже не хотелось. Окинув взглядом пустынную улицу, он заметил открытую дверь
продуктового магазина, в котором сквозь стекло на него смотрела страдающая избыточным весом
продавщица. Это было самое близкое к нему живое существо, с кем можно было вступить в вербальный
контакт и Егор направился туда.
- Здравствуйте, - сказал он заходя в магазин и натягивая на лицо дружелюбную улыбку.
- Ничего не продам - касса не работает, - хмуро ответила толстая продавщица, вытирая шею мятым платком,
- и кондиционер тоже.
- Давно?
- Да как с утра на работу пришла, лавку открыла, так и не работает.
- А вы бы домой тогда шли, продолжил с натянутой улыбкой Егор, силясь сломать явно выраженное
негативное отношение к своей персоне.
- Ага, полкилометра по жаре, - толстая тетка была возмущена самим таким предположением, - я с утра пока
прохладно прихожу, а вечером как жара спадает, ухожу. Днем не дойду – плохеет сразу.
- Понятно, - протянул Егор, - а машин на дороге что, с самого утра нет? Почему не знаете?
- Да опять к какому ни будь параду готовятся, или шишка какая тут проехать должна – обычное дело.
Поняв, что от этой бабищи он толком ничего не добьется, он ей по инерции дружелюбно кивнул и вышел на
улицу. До офиса было километра три вдоль проспекта, но домой возвращаться и сидеть там в неведении ему
решительно не хотелось. Избрав бодрый спортивный шаг, Егор направился в сторону своего редко
посещаемого рабочего места, крутя головой по сторонам. По дороге он пытался победить свой мобильный
телефон, но тот, не смотря на то, что показывал максимальный заряд аккумулятора, устанавливать
соединение и находить роутер упорно отказывался. Магазины и рестораны, в изобилии рассаженные вдоль
магистрали, преимущественно были закрыты. В некоторых сквозь бликующие стекла было видно какое-то
движение, но подходить и прислоняться к прозрачной поверхности в поисках собеседника интуитивно не
хотелось. Пешеходов как ни странно тоже не было, а те редкие персонажи, что осмелились выйти куда-то по
своим безотлагательным делам, завидев Егора или друг друга предпочитали ускорять шаг или шмыгать в
ближайшую подворотню. Милиции на улице так же не было видно, хотя одинокий пешеход возлагал на
встречу с блюстителями порядка большие надежды. Так ни с кем и не побеседовав по дороге он дошлепал
до офиса. Встретил его малознакомый охранник, здоровенный детина в возрасте примерно сорока пяти лет,
со шрамом через все лицо и бицепсами больше бедра Егора. Он обычно был не многословен и о нем ходили
самые различные слухи среди офисных служащих, занимающие помещения небольшого старинного
офисного здания, в котором располагалось предприятие Егора. Как его звали никто не знал и узнать не
стремился.
- Родной! Проходи, давай рассказывай что там на улице, - этот старый служака в несвойственной ему
манере, чуть не расцеловал первого визитера, - смены нет, рация не работает, телефоны умерли, по
телевизору война микробов по всем каналам. Что случилось?
- Ну это шипение и дрожащие черные и светло-серые точки… - Добавил он смутившись, обратив внимание
на изумленный взгляд Егора.
- Погоди, - сказал тот, - давай по порядку. Ты один?
- Один конечно, уже почти год как напарника сократили.
- Давно это началось?
- Что началось?
- Ну, проблемы со связью и техникой... - Егор старался не раздражаться из-за «тормознутости» охранника.
Тот на некоторое время задумался.
- Спать я пристроился часов в двенадцать, не положено конечно, - он посмотрел на собеседника, как бы
проверяя, сдаст он его или нет, - проснулся часов в пять. Привычка знаете ли, открыто улыбнулся он ничуть
не заискивая. Потом опять на пару секунд задумался.
- Походил по зданию, все проверил, вернулся, чайник поставить попытался, но обломался – газа не было.
Часов шесть уже было. Телек включил, а там ничего. По всем каналам! Подумал технические работы какие-
то. А потом этот хмырь патлатый прибежал, говорит ни интернета, ни связи…
Догадка озарила Егора. Боясь вспугнуть удачу, он тихонько спросил:
- Дима здесь?
- Хмырь то? Из двадцатого?
Егор опять кивнул. Его компания действительно арендовала двадцатый офис, а системный администратор
Дмитрий, как настоящий компьютерщик «не от мира сего» носил длинные волосы, туго собранные в хвост.
Охранник кивнул.
- Так он часто в офисе ночует. Говорит, не дергает никто и интернет быстрее.
- Так что мы стоим? Пошли быстрее! - Вскричал Егор.
- Пропуск давай, - посерьезнел охранник, - или пусть он сам за тобой спуститься.
- Ты правда ничего не понимаешь? Или дурак? - Удивлению этим недалеким атлетом у Егора не было
предела, - связи нет, машин на улицах нет, средства массовой информации не работают, людей сегодня
мимо тебя много прошло? Вот! В городе, а может и в мире случилось что-то глобальное, а ты от меня
пропуск требуешь? Закрывай двери и пошли вместе, тебе говорю!
Здоровяк подумал и согласившись кивнул. Двери он закрыл быстро и они направились на второй этаж.
- Босс! Вы! Здесь! А я…!, а связи нет! Никого нет! Нам конец? На нас напали? Как я рад вас видеть! А кто?
А где все? - Дмитрий чуть не бросался на шею своему работодателю, размахивая руками и засыпая его
вопросами и плетя что-то сумбурное.
- Дима, Дима – поспокойнее, я ведь тоже в таком же положении как и ты, и знаю примерно столько же. -
Егор был тоже рад видеть своего подчиненного, но позволить себе демонстрировать эмоции так бурно, он
не мог.
Охранник молча и с ухмылкой смотрел на это буйство эмоций и радость встречи. Заметив это Егор
посерьезнел еще больше.
- А скажи-ка дружище, - спросил он обращаясь к компьютерщику, - ты можешь время сказать когда это
началось? И с твоей точки зрения что именно произошло?
- В пять утра интернет пропал. А у нас оптоволокно! Я попытался в сеть через мобильный модем войти, но
связи уже не было. - Дима на секунду задумался, - минут через двадцать я уехать попытался, а что, в офисе
делать уже нечего было, но машина не завелась. Вернулся, но еще минут через двадцать и электричество
кончилось. Нет до сих пор.
- А в здании еще есть кто? - Спросил Егор обращаясь к здоровяку.
- Не, нету. Я проверял еще с вечера. А электричества действительно нет.
- Даша, Дашенька, - снова начал подпрыгивать Дима, - у меня жена дома, одна, а если там тоже самое? Это
тридцать километров в область, почти деревня!
- Так, стоп! - Рявкнул Егор так, что даже охранник вытянулся по струнке, демонстрируя свое некоторое
отношение в воинской службе в прошлом, - закрывай офис, там все равно сейчас делать не чего, и пошли
вниз на проходную.
В цоколе старинного здания, в каморке, выполняющей функции поста охраны и пропускного пункта,
состоялось импровизированное совещание. Без каких-либо выборов и всеобщим молчаливым одобрением
Егор был назначен главным. Альтернатив не было и он взвалил на себя эту роль. Первое что он сделал, так
это остудил Диму, здорово переживающего за оставшуюся в области жену. У самого Егора и у Лехи, именно
так представился охранник, семей не было, а родители давно умерли.
- Ты сам подумай, - увещевал под одобрительным взглядом немногословного Лехи свежеизбранный
командир Дмитрия, - если это какие-то локальные проблемы, то не факт что они там тоже есть, а если это
какой глобальный коллапс, то задай сам себе вопрос, где безопаснее? Давай сначала разберемся что
происходит. Ты как считаешь?
Дима задумался.
- Не знаю, - подумав ответил он, - но учитывая что и как произошло, скорее всего что-то случилось с
электричеством. В принципе. Локально оно есть, фонарики, ноутбуки, мобильные телефоны в автономном
режиме работают, но там слабые токи, а вот там где более сильные, автомобили например – уже нет.
- А рация? - Включился в диалог Леха, - рация то тоже не работает. Я не смог с соседним ЧОПом связаться,
да и обычно ментовскую волну слушаю, а все утро по ней шипение только. А в рации токи тоже вроде как
не особо сильные, закончил он демонстрируя отличное знание матчасти.
- Тогда и с самой передачей сигнала что-то не так. - Дима погрузился в свои мысли и замолчал. Подумав
минуту, в течении которой его никто не дергал, он ожив сказал:
- Вижу несколько вариантов, выберете более удобный. Я когда-то что-то читал про нелетальное оружие, так
сказать, массового поражения. Велись такие разработки и нашими и за океаном. Типа для победы над
врагом не надо его бомбить и разрушать инфраструктуру, которую потом надо будет восстанавливать, а
надо всего лишь парализовать связь, средства массовой информации и транспорт, после чего его можно
будет брать голыми руками. Это первый вариант. Второй: по неизвестным причинам изменились какие-то
физические законы регулирующие большие токи, или токи вообще. Третий вариант: чудо. Версии про
инопланетян, божественное вмешательство или эльфов с орками предлагаю не рассматривать – они
вписываются в уже озвученные три.
- Две, - подал голос здоровяк, - первую нечего даже обсуждать – бред.
- Это почему это? - Удивленный Лехой Егор просто не мог не задать этот вопрос, - что таких технологий не
существует?
- Технологии то существуют. Существовали точнее, - шрамированный атлет спокойно улыбнулся, - но не
забывайте что мы в столице. И менее чем в пятнадцати километрах от нас центр управления всей этой
страной. Если бы это была агрессия другого государства, реализованная столь изысканным и
высокотехнологичным образом, то мимо нас уже бы маршировали солдаты противника, а по проспекту
неслась бронетехника. Ну или какие-нибудь вариации с десантом. Вы это видите? Нет? Значит версия бред.
Бессмысленно все это.
- Извините Алексей, - Егор невольно перешел на «Вы», а Вы откуда это знаете? Откуда столь глубокие
военные познания?
- Живу долго, - буркнул тот, явно не желая продолжать эту тему, - тоже читал где-то. Давно.
Егор молча кивнул. Да, здоровяк поражал его все больше и больше. Явно непростой бодибилдер на пенсии.
- Ладно, второй и третий вариант предлагаю объединить в один, - Егор резюмировал по своему, - я например
не вижу принципиальной разницы между ними. Изменение законов физики в одночасье и чудо – разве это
не одно и то же?
- Не совсем, - Дима по своему обыкновению принялся умничать, - чудо – это нарушение причинно-
следственных связей, а…
- Магия, - перебил его Егор, - изменение причинно-следственных связей – это магия. А чудо – это как раз и
есть необъясненное (пока) совершение невозможного. В библейском описании – это раздвигание руками вод
Красного моря, а в нашем конкретном случае – вся эта хренотень с электричеством.
- Вы не о том говорите, - направил товарищей по несчастью в более практичное русло Леха, - думать сейчас
надо не «почему», а «что дальше».
- А что дальше? - Хором выдохнули удивленно оба.
- Эх блин, теоретики! - Открыто рассмеялся здоровяк, - ну ладно патлатый, но вы то, Егор? Подумайте.
Ничего в голову не приходит?
Первым после некоторого раздумья заговорил Егор:
- Нет связи – нет управления, нет транспорта – нет оперативности, нет электричества – нет производства, а
все вместе это значит, что нет общества в нашем нынешнем понимании и нет государства. Если это
продолжится, то все сегодняшние государственные образования просто не могут не развалиться на кучу
карликовых феодальных княжеств.
- А еще деньги, - добавил подавленно к размышлениям Егора свою лепту Дмитрий, - я недавно сайт для
одной платежной системы рисовал и много чего про это уже знаю.
Егор и Леха переглянулись не перебивая говорившего, тот продолжал:
- В отличии от более ранних периодов, где деньги были овеществлены в золоте, серебре или еще в чем, в
современном мире деньги не имеют стоимостного эквивалента, и деньгами являются только потому, что
есть монополия власти на их изготовление. А по сути это просто раскрашенная бумага и циферки на
абстрактном счете. Бумага при отсутствии властного механизма ее навязывания ничего не стоит, а счетов и
серверов на которых они учитывались уже фактически нет. Соответственно нет стоимостных эквивалентов
– нет денег. И нет экономики. Хаос.
- Вынужден опять вас вернуть в русло практицизма, - сказал здоровяк, - все что вы тут наговорили, конечно
очень здорово и умно, но если вы позволите, я вам расскажу что будет дальше.
Егор с Димой так же синхронно кивнули, атлет продолжил:
- Очень скоро кончится еда. Разнообразный народ начнет выползать из своих норок в ее поисках. Милиции
нет, законов нет, преступления как наказуемого деяния тоже нет. На улицах начнется кошмар. Первыми
жертвами будут супермаркеты и продуктовые магазины, вторыми ювелирные (на большее у подавляющего
большинства просто фантазии не хватит – в депозитарии банков никто не попрется), магазины одежды,
оружия и снаряжения, далее уже все остальное. После первых актов грабежей, почувствовав собственную
безнаказанность, начнут образовываться банды. И самые опасные противники – это милиционеры: с
оружием, без нравственных тормозов типа «не убий», способные организовываться и подчиняться более
сильному и авторитетному. На втором месте по степени опасности – военные. Но пока это не проблема. Они
дисциплинированы, находятся автономно в своих частях, запас еды у них на очень-очень долгое время и
неделю-другую командиры частей способны продержать их в узде. На третьем месте – стихийные банды, но
они опасны только численностью. Ни каких мыслей по этому поводу?
После некоторого подавленного молчания первым заговорил Егор:
- Я пока даже и не думал над этой ситуацией в этом ракурсе, но похоже вы, Алексей, правы. Конечно,
больно осознавать, что цементом скрепляющим общество служит не мораль или нравственность, а
технология, жажда наживы и страх наказания, но считаться с этим приходится. Я на цокольном этаже
вашего здания при подходе оружейный магазинчик видел…
Здоровяк с улыбкой похлопал в ладоши:
- Браво! Вы очень быстро все схватываете.
- Нет! - Программист наконец пришел в себя, - этого не может быть! Вы маньяки! Оба! Даша! Дашенька!
Мне срочно к ней надо!
- Остынь немедленно! - Охолонил его Егор, достаточно резко на него гаркнув, - она сейчас в более
безопасном положении чем мы. Давай сначала план действий придумаем.
- Это все скоро кончится и все снова заработает! - Дмитрий не унимался. – То, что вы тут нагородили, не
будет! Потому что такого быть не может! Правительство точно что-нибудь придумает.
- Поверьте мне, - неожиданно спокойным и рассудительным голосом сказал атлет, - люди из правительства
и их прихлебатели сейчас решают свои собственные проблемы и им насрать на нас и наше выживание. Мы
уже сами по себе и о нас если кто-то в ближайшее время и задумается, то точно не о том, как нам помочь.
Либо воспримите это как данность, либо я от вас отваливаюсь – мне выжить хочется.
Егор сделал примирительный жест.
- Алексей, не горячись пожалуйста. Нам с тобой проще – у нас семей нет, а ему о жене думать надо.
- А я и не горячился. Просто у нас есть два-три дня форы и я ее собираюсь использовать. С патлатым или без
него.
- Так, - Егор встал, - прежде чем вооружаться пойдем, предлагаю нарезать кружок по кварталу, посмотреть
что да как. Для подстраховки.
 02
Бодрым шагом ходили они где-то часа полтора. Алексей правда не удержался и сунул себе за пояс
служебный травматический пистолет, со словами «дрянь конечно, но с ним как-то спокойнее». За это время
они прошли километра три по проспекту, демонстративно шагая прямо по проезжей части, а вернулись
обратно дворами, для более полного представления ситуации. Глобально все было без изменений,
единственное различие – то, что людей на улице стало незначительно больше. Поговорить толком правда ни
с кем не получилось, а те несколько попыток закончились одинаково: им что-то суетливо отвечали и
симулируя просто-таки жуткую занятость быстро удалялись. Но цель похода была достигнута: общее
представление о произошедшем закрепилось, а последнюю точку в верности возможного развития событий
поставило то, что несколько разбитых витрин магазинов с явными следами выноса имущества они увидели.
А уже завершая свой тестовый обход увидели вдалеке вертикальный густой столб дыма от разгорающегося
где-то пожара.
- Пошли вооружаться, - распорядился Егор, - Алексей, ты надеюсь знаешь, как в оружейный магазин не
ломая входную дверь попасть? Черный ход есть?
Тот усмехнувшись кивнул:
- Ну не совсем конечно ход, но как за час попасть туда знаю.
- Только давай вывеску у него снимем, нам не надо всем кричать что здесь без проблем вооружиться можно.
- Добавил новый босс, за что заслужил уважительный взгляд здоровяка.
В магазин оказалось проще всего попасть через пол первого этажа, разобрав штучный паркет кабинета
директора, убрав утеплитель и немного поработав по очереди ломом делая небольшой лаз. Двери, эти
бронированные бастионы даже не стали пытаться трогать. Магазин оказался к большой удачей товарищей
по несчастью заведением премиум уровня, то есть кроме достаточно обширного арсенала предлагающегося
к продаже, имеющим еще и тир.
- Эх, жалко я сюда раньше не заходил, - сказал Леха, любовно поглаживая приклад дорогущего
восьмизарядного помпового ружья двенадцатого калибра, - а ведь было под боком. А хотя мне все равно не
по карману это заведение, закончил он грустно.
Очередная неприятность ждала в тире. Когда здоровяк полностью зарядив выбранный помповик элитными
патронами, прижав его приклад нежно к щеке, нажал на курок, все вместо выстрела услышали сухой
щелчек. Осечка. Но стрелять отказались все патроны из всех перебранных стволов независимо от
производителя, калибра и уровня.
- Нда, - протянул наблюдая за безрезультатными попытками Дмитрий, - кончилось не только электричество,
проблема глубже. Изменились еще какие-то другие физические законы, но вот какие? Почему порох не
воспламеняется?
- Наверное потому же, почему и бензин в двигателях не загорается, что, с толкача машины никто заводить
не пытался? - Сказал Егор, - Но тем не менее примитивное горение осталось же – дым от пожара мы видели.
Здоровяк не участвующий в диалоге удалился в торговый зал и появился обратно с арбалетом в руках.
- По крайней мере механика осталась, - сказал он разбираясь с устройством этого смертоносного
метательного приспособления, - спусковой же механизм в ружьях и пистолетах щелкает.
Далее он молча взвел его, положил короткую стрелу в направляющий желоб и секундно прицелившись
вогнал ее точно в центр мишени.
- На самом деле это хорошо, что огнестрельное оружие не работает, - продолжил он опуская арбалет, - наши
шансы на выживание существенно увеличиваются: арбалетов на порядки меньше чем стволов по стране
бродит, пользоваться ими грамотно вообще только единицы умеют и из засады нас не подстрелят.
Егор не слова не говоря вышел и повозившись в торговом зале пару минут, пока Дима изучал матчасть
нового для себя устройства, а Леха ему терпеливо объяснял, вгоняя один за другим болты в мишени, позвал
их к себе.
- Не все так гладко, - начал он, - по законам этой страны к продаже запрещены арбалеты с усилием тетивы
более двадцати пяти килограмм. Здесь все такие. А если мы не собираемся на ежиков охотиться, то нам
нужны машинки с усилием минимум килограмм пятьдесят. Далее, здесь все стрелы спортивные, а нам
нужны тяжелые болты. Так что придется чуть пофантазировать, сейчас объясню как.
Со стрелами все оказалось просто: пустотелые алюминиевые болты просто укоротили и плотно забили
крупной картечью, выпотрошенной из бесполезных патронов, а вот с самими арбалетами, учитывая
отсутствие токарного и фрезерного оборудования, пришлось повозиться. Но к позднему вечеру компания
была вооружена. За основу взяли прогрессивный блочный арбалет, где вместо тянущейся ненадежной
тетивы был использован стальной тросик, замысловато пропущенный сквозь несколько блоков. Дуги с
внутренней стороны укрепили композитными дополнительными дугами, снятыми с другого арбалета, а
специально ослабленные пластиковые элементы замка, заменили стальными, подогнанными с
остервенением напильником, найденным здесь же, из схожих элементов разобранных ружей. Получилось на
удивление эффективно и надежно. На всякий случай сделали четыре таких арбалета – один про запас.
Болтов изготовили чуть более сотни на каждый, но несмотря на вес и неудобство в переноске, здоровяк
призвал всех их экономить. Свой служебный травматический пистолет Алексей просто выкинул в угол тира.
А вот ножей отличного качества, на любой вкус, цвет и размер, было множество и после недолгого выбора,
часть из них перекочевала к новым владельцам. В магазине также оказался отдел экипировки, и еще через
час под постоянным контролем шрамированного атлета, вся троица была профессионально и
функционально упакована.
Пока все занимались этими хлопотами, спустилась тяжелая и беспроглядная ночь. Егор сходил на
невысокую крышу и вернувшись оттуда рассказал товарищам по несчастью, что в отдалении увидел еще
несколько пожаров.
- Рановато что-то, - сказал Леха, - я если честно думал, что не так быстро все начнет происходить. На день
третий – четвертый предполагал, но как видите, ошибся.
- Ладно, утро вечера мудренее, - Егор решил заканчивать разговоры, - давайте отбиваться, все-таки день
достаточно насыщенный был. Только сначала с дежурствами определимся: предлагаю первым Диму, он все
равно не уснет – о жене постоянно думает, потом я, а под утро Алексей. Есть возражения?
Возражений не было. Они со здоровяком пошли в подсобку охранника спать, а ныне невостребованный
компьютерщик остался грустя дежурить с арбалетом в руках. Несмотря на пессимистические ожидания,
ночь прошла спокойно. Правда ближе под утро, кто-то пытался нелегитимно посетить оружейный магазин,
но дверь и густые решетки устояли даже не пошатнувшись, и неизвестные отправились искать добычу
полегче.
- Уходить из города надо. - Продолжил свою вчерашнюю мысль Леха за завтраком, который состоял из
тушенки с крекерами. Вместо горячего утреннего чая была холодная минеральная вода из офисного
куллера.
- Мне к Даше надо, - тут же включился чуть успокоившийся и не выспавшийся Дима, - предлагаю в ту
сторону двинуть, вам же все равно куда идти, как я понял.
Егор с Лехой переглянулись. Как они поняли по взглядам друг друга, предположение Дмитрия было
верным – им по большому счету было все равно куда идти. Они молча кивнули.
Несмотря на понимание того, что нужно было загрузиться продуктами, идти решили налегке, а только на
выходе из города отяготиться необходимым сух.пайком.
- Если все нормально будет, то к ночи дойдем, - сказал здоровяк, забрасывая рюкзак со снаряжением за
спину, - постарайтесь только по дороге во всякие приключения не встревать.
Но «не встревать» не получилось. Этим утром на улицах обесточенного города людей было существенно
больше чем вчера, но троицу с арбалетами на плечах, с огромными мачете на поясе и одетых в добротный
камуфляж с разгрузочными жилетами обходили стороной. Несмотря на раннее время пьяных было на
удивление много, но даже они предпочитали не искушать судьбу. Переходя с улицы на улицу, с проспекта
на проспект и озираясь по сторонам, Егор удивлялся тому, как изменился город. И самое главное люди в
нем живущие. Магазинов с целыми витринами уже практически не осталось, машины брошенные по
обочинам и прямо на дороге имели вид, как будто простояли так не сутки, а как минимум месяц рядом с
каким-то криминальным центром, но самое страшное были глаза встречаемых людей: в них было все что
угодно, но только не доброта и участие. Проходя мимо очередного серого дома, уже недалеко от кольцевой
дороги, разделяющей город и область, они услышали поистине душераздирающий вопль. Истошно орала
молодая женщина. Быстро переглянувшись и определив направление источника крика, все трое синхронно
ринулись туда.
Ворвавшись в подъезд дома, они по вывороченному ударом замку сразу определили квартиру, из которой
еще несколько секунд назад раздавались крики. Уже осторожно войдя туда с взведенными арбалетами
наперевес и пройдя в единственную комнату они увидели еще дергающуюся в конвульсиях женщину,
лежащую на полу с рукояткой столового ножа в шее и двоих неопрятно одетых мужчин. Один из них
склонился над своей жертвой, снимая с ее пальцев кольца, второй вытряхивал на пол какие-то тряпки из
шкафа, что-то бурча себе под нос. Увидев что противников всего двое и сделав знак своим товарищам
остаться в дверях, Леха осторожно поставив арбалет к стенке, глумливо сказал:
- Бог в помощь.
Мародеры вздрогнули от неожиданности.
- Мужик, что тебе надо? - Спросил тот, что рылся в шкафу, придя в себя первым. - Вали куда шел.
- Пойду, пойду, - сказал тот, - просто интересно что тут происходит. Любопытный я.
- Ты что, мусор? Твое какое дело? Вали тебе сказали.
- Слышь, я с тобой свиней не пас, так что базар фильтруй, гнида. - Еще более провоцируя мародеров,
продолжил гнуть свое Леха.
- Ну как знаешь, мужик, не хочешь по-плохому, по-хорошему будет еще хуже! - Явно не своей фразой
перевел конфликт в активную фазу второй из мужчин, идя на здоровяка с окровавленным ножом в руке и им
поигрывая.
Дальнейшие события развились столь стремительно, что уложились в одну-две секунды. Несмотря на
внешнюю неповоротливость Леха не стал ждать атаки, а быстро шагнув вперед навстречу атакующему
ударил снизу вверх открытой ладонью его в нос, с хрустом вогнав ему переносицу в лицо и ударом оторвав
от пола. Пока тот, отброшенный ударом, еще был в воздухе, атлет стремительно развернулся ко второму
мародеру и с разворота ударил его ребром ладони точно в кадык. Звуки от ударов об пол падающих тел
слились в один.
Первым что-то смог сказать Егор, быстро придя в себя.
- Алексей, мы судя по всему многого о вас не знаем, расскажете?
- Потом, если доведется, - ответил тот стоя посередине комнаты, - ненавижу таких подонков! Гоблины блин!
И судя по всему знали куда шли и то, что реального сопротивления не будет! Мрази! Я на таких
насмотрелся!
- А что им тут делать-то? - Егор был несколько удивлен и озирался по сторонам.
- Дом старый и небогатый, а в квартире ремонт как мы видим хороший. Хозяйка жилья, судя по всему, по
местным меркам при жизни зажиточной была, а это, - он кивнул на трупы, - ее недовольные социальной
несправедливостью люмпенствующие соседи.
Разговор прервался всхлипами и тихими подвываниями из-под дивана. Егор дернулся к нему и одним
движением приподняв его, отодвинул в сторону. Под ним обнаружился сбитый в вздрагивающий комочек
пацан лет десяти.
- Тихо, тихо, - уговаривал его Егор взяв на руки, прижав к себе и поглаживая по голове, - все кончилось, их
больше нет, успокойся. У него своих детей никогда не было, по крайней мере о которых бы он знал, но он
интуитивно чувствовал что надо делать.
- Мама, мама, где мама? Паренька била мелкая дрожь.
Егор сделал знак своим спутникам, что бы они накрыли тело его матери покрывалом с дивана и продолжил
успокаивать прижавшегося к нему мальчика:
- Тихо, тихо, сейчас ты чуть успокоишься и мы с тобой поговорим на счет мамы.
Поймав на себе взгляд здоровяка, он одними губами ему сказал:
- Как хотите, но его я здесь не оставлю – берем с собой.
- Включи мозг, это балласт! - Так же одними губами без звука прокричал ему в ответ Леха, на что Егор
только отрицательно помотал головой.

03
Пацан оказался на удивление смышленым мальчуганом и звали его тоже Егор. «Младший», сразу нарек его
старший из Егоров, взяв над ним покровительство.
Это был не единственный конфликт в который они ввязались, на этот раз не по их воле, пока они
выбирались из города. Уже практически перед окружной дорогой, их путь преградили трое с автоматами
наперевес, из под легких кожаных курток которых, явно не по погоде, у двоих из них выглядывали темно-
серые штаны с тонкой красной полосой, что сразу выдавало в них бывших блюстителей порядка.
- Так граждане, - с места в карьер начал самый здоровый из них, - а что это мы по городу с расчехленным
холодным оружием разгуливаем?
- А твое какое дело? - Не поддавшись на начальственный тон спросил старший Егор, демонстративно не
замечая направленных на них автоматов.
- Спокойно граждане, - продолжил тот, - мы самоорганизованная народная дружина этого района. Ну ка
сдайте оружие!
- А по-моему вы знаете что ваши пукалки не работают, вот на наше оружие глаз и положили. Дай пройти –
не искушай судьбу.
Младший Егор подергал старшего за край разгрузочного жилета и показал пальцем в сторону ближайшей
подворотни, где собиралась кучка еще каких-то людей с явно недружелюбными намерениями. Старший
коротко кивнул своим спутникам в ту сторону и те достаточно быстро взвели свои арбалеты и стали
поближе к Егору.
- Значит так, - продолжил он обращаясь к перегородившим путь, - нам ваша самоорганизованная дружина
как пингвину лыжи и мы прекрасно понимаем что происходит, кто вы и что вам надо. Если готовы дубца
врезать – продолжайте, если нет – убрались с дороги к чертовой матери!
Представители «самоорганизованной народной дружины» молча переглянулись, но вместо требуемых от
них действий самый здоровый из них отступил назад и громко свистнул, размахивая руками и подзывая
своих из подворотни.
- Как знаешь, - сказал скорее себе, чем ему Егор и спустил курок, вгоняя ему стрелу четко в солнечное
сплетение.
Тот рухнул вниз, а Леха с Димой разрядили свои арбалеты в двух других, не давая им шанса даже сдаться.
Одному тяжелый болт вошел четко в глазницу, вышел из затылка, вынося с собой часть черепа и улетел в
неизвестном направлении. Второму выстрел пришелся в живот, бросив его корчиться на перегретый за день
асфальт. Тут же взведя свое оружие повторно, вся троица направила его в сторону возможной угрозы,
отодвинув младшего Егора себе за спины. Оттуда на помощь даже никто не успел дернуться. Хотя и не
пытался.
- Нам просто надо пройти, - очень громко крикнул старший Егор, - не мешайте и никто не пострадает. Если
нет – сразу назначьте первых шестерых смертников, перезарядиться один раз мы гарантированно успеем.
Желающих отправиться в неизвестность не оказалось. Все еще держа арбалеты в готовности, они стали
медленно уходить, но Алексей, положив арбалет на асфальт, присел над трупом с разнесенной головой и
тихо проворчал:
- А вот об этом мы не подумали, вам-то ладно, а вот мне непростительно.
После чего, вытряхнув его из куртки, стал снимать с него бронежилет.
- Кевлар! Второй класс с возможностью скрытого ношения. Если бы я ему не в башку, а в корпус жахнул, то
просто ребра ему переломал, но он бы жив остался. Где бы еще три раздобыть? - Сказал он
глубокомысленно и посмотрел в сторону уже опустевшей подворотни.
- Даже думать забудь! - сказал старший Егор, сразу поняв ход его мыслей, - уходим, потом разберемся.
Крайне осторожно и озираясь по сторонам они пошли дальше постепенно ускоряя шаг.
- Предлагаю теперь не один, а хотя бы два арбалета постоянно взведенными держать, - предложил Леха
широко шагая и стреляя глазами по сторонам, - знаю что для машинок это не полезно, но будем
попеременно от привала до привала: часа три-четыре два одних, потом два других.
- Жалко пацан еще из них стрелять не может, - старший из Егоров потрепал идущего рядом мальчугана по
шевелюре, - тяжело для него, да и взвести сил не хватит.
- Чего это не могу, - нахохлился сразу тот, - могу. Только пока не попадаю никуда, но я научусь, а взвести
вы мне поможете.
Стремительное изменение окружающего мира и чужие смерти парень на удивление принял относительно
легко, - по мнению Димы сказались увлечения компьютерными шуттерами от первого лица и молодой
возраст, а вот смерть матери, как и следовало ожидать, далась ему очень тяжко. Стоило про него забыть и
оставить в покое, обсуждая что-то свое, как у него на глазах появлялись слезы и он, еле сдерживаясь,
начинал всхлипывать. Старшего Егора он сразу «выбрал» своим папой, взамен настоящего, погибшего в
тюрьме при невыясненных обстоятельствах несколько лет назад. Об этом он поведал своим спасителям
сразу, как только вышел из истерично-шокового состояния и смог осознанно общаться.
- Саморганизованная дружина блин, - явно озвучивая часть какой-то своей мысли, сказал вслух Дмитрий, - а
чем они от банды отличаются?
- Да это стопроцентно мусора были, а не какая дружина, - включился в разговор Алексей, - за это время,
даже если и предположить наличие мощного лидера, подобная организация с распределением функций в
принципе невозможна.
- Невозможна... - пробурчал компьютерщик, - мы постоянно с невозможным сталкиваемся. Про
изменившиеся в одночасье законы физики я уже не говорю, но что бы люди так быстро деградировали….
- Да никто и не деградировал, - поддержал разговор старший Егор, - люди всегда такими и были. Общество
в этом смысле – это сложная система сдержек и противовесов. Просто когда снимаются какие-то барьеры,
наружу лезет исконная сущность человека. Если он подонок, в силу социальных, общественных
установлений и взаимодействий кажущийся нормальным человеком, то при первом же изменении внешнего
фона он обязательно проявит свою гнилинькую сущность.
- Ага, - добавил здоровяк, - это как в армии или тюрьме – гнида всегда гнида, а нормальный пацан, всегда
человеком остается.
- А ты где из двух этих мест был? - Спросил Дима и ранее подозревающий далеко неоднозначное прошлое
своего спутника.
- В обоих, - буркнул Леха, явно недовольный вопросом попутчика, - ладно, хорош трындеть, давай
ускоряться – нам ночевка нужна.
Перейдя кольцевую дорогу, они завернули в магазин при автозаправочной станции, явно уже перенесший
несанкционированное вторжение и достаточно плотно загрузились спичками, жидкостью для розжига
костра и едой. Из еды старались брать калорийное, высокобелковое и маловесящее, то есть орехи и
запакованное в вакуумную упаковку сухое вяленое мясо. На этом настоял здоровяк, проведя ликбез
Дмитрию и младшему Егору. Старший в этот момент потрошил небольшой аптечный пункт, набирая в
рюкзак то, что могло бы в случае чего гарантированно пригодиться. Именно там он и столкнулся с
охранником АЗС, молча тыкающего в его сторону из полуприкрытой двери подсобки бесполезным
пистолетом.
- Не работает, - сказал Егор бросив в его сторону взгляд и продолжая формировать свою аптечку, - много
уже народу прошло?
- Были люди. - Настороженно ответил тот, но из-за двери не вышел.
- Много спрашиваю?
- Не считал, но групп пять наверное, с последней наши девки и ушли. А я остался – на работе все-таки.
- Брось, - сказал Егор, - смены не будет. И работодатель с тебя за разгром гарантированно не спросит –
можешь идти куда считаешь нужным.
- Не, не пойду, а то вдруг все еще нормализуется. Я эту работу два месяца ждал.
- Ну как знаешь, - улыбнулся Егор, демонстративно кладя на прилавок крупную купюру, - сдачи не надо.
Это был спонтанный жест, который его самого очень позабавил. Было как-то абсурдно, отдать то, что явно
уже не имеет никакой стоимости, за то, что как раз сейчас имеет самую, что ни на есть, основную ценность
– дает возможность выживания.
Выйдя из аптечного пункта, он увидел своих попутчиков расположившихся на прилавке обедать или
ужинать – время приема пищи было спорным.
- Босс, - сказал чавкая относительно свежей плюшкой Дима и запивая ее кефиром, - присоединяйтесь. Мы
сейчас поесть решили, чтобы с собой меньше тащить.
Егор присоединился к трапезе, выбрав себе из «многообразия блюд» копченые сосиски с черным хлебом.
Запивал все это гастрономическое изобилие слабогазированной минералкой.
- Там охранник заправки, - сказал он своим спутникам, - свой пост покидать отказывается. Псих. Но польза
от него есть – говорит пять групп уже прошло.
- Куда? - Задал вопрос по существу Леха.
- Не выяснил, но сейчас исправим. Служивый! - Достаточно громко крикнул Егор, - присоединяйся к
нашему столику, я вроде все оплатил.
В дверях показался настороженный охранник с пистолетом в руке. Егор сделал ему приглашающий жест,
тот коротко отрицательно мотнул головой.
- А скажи-ка дружище, - опять демонстративно не замечая пистолет продолжил старший из Егоров, - а куда
те группы шли? Только не говори, что не заметил.
- Заметил, - ответил не подходя тот, - четыре из города и одна в город. В тех которые из города по пять –
семь человек, а в той которая в город, человек десять.
- О, - подал голос Леха, - первые мародеры! А с оружием много?
- Одна только, но зато все со стволами. Но с такой экзотикой, - он кивнул в сторону арбалетов, - вы первые.
- Не стреляет пистоль твой и другие огнестрелы не фурычат, - продолжил здоровяк, - можешь прямо здесь
попробовать. Металлолом уже, а не оружие. Ты нормальный пацан вроде, не сиди здесь – не искушай
судьбу.
- А вы куда идете? - Спросил тот, явно не желая развивать эту тему.
- Просто вон из города, - сказал Егор, - там еще день-два и кошмар будет.
-Почему, - наивно не поверил тот, - сейчас кто-нибудь что-нибудь придумает и все заработает.
- Следи за мыслью, - продолжил Егор, - два раза повторять не буду: нет электричества – нет связи и
транспорта, нет связи – нет власти, нет транспорта – нет управления, нет власти и управления – грабежи,
мародерство, разбой и убийства. Кроме того, без электричества нет ни водоснабжения, ни канализации.
Помножь на вышесказанное – вот тебе эпидемии, голод и прочие прелести. Уяснил? Беги домой, хватай
родственников в охапку и дуй подальше – на подножный корм.
Тот переваривал услышанное и молча стоял хлопая глазами.
- Ладно, - Егор поднялся, - пусть парень думает пока – для него это явно непривычное занятие, а нам на
выход. Надо отойти подальше, пока еще совсем не стемнело, а завтра с утра пораньше стартанем.
Быстро собравшись, они вышли, оставив парня принимать непосильное для себя решение.

04
- А вы заметили, что даже спички хуже загораться стали? - Здоровяк был явно озадачен. Действительно,
огонь зажегшись, вел себя как обычно, но несмотря на то, что костер уже весело полыхал, зажечь его
удалось с трудом. По необъяснимым причинам спички загорались очень неохотно, высекая только
слабенькие искры, с трудом способные поджечь не то что саму спичку, а даже специальную жидкость для
розжига костра. - Интересно, а те пожары в городе, как там эти вредители огонь добывали?
- Я думаю этот эффект лежит в той же плоскости, что и не срабатывающие капсюли патронов, - включился в
разговор Дмитрий, - и неспособность бензина загораться в цилиндрах двигателей отсюда же. Но ответа мы
все равно не узнаем, а в область предположений я сваливаться не советую – заблудимся. Мы же
специалисты совсем в других областях.
Заворочался и тихо вскрикнул во сне младший Егор, видимо приснилось что-то страшное. Старший,
успокаивая, погладил его по голове, лежащей у него на колене и что-то тихо прошептал ему на ухо.
Подросток успокоился и затих, проваливаясь в глубокую фазу сна. Стояла уже глубокая ночь, огонь
действовал как и десятки тысяч лет назад - умиротворяющее и ощущение было, как будто они выбрались на
пикник с ночевкой и в мире ничего не случилось. Может быть именно поэтому несмотря на усталость и
дневное нервное перенапряжение спать не хотелось.
- А вы больше ничего не заметили? - Спросил вполголоса Егор, шевеля палочкой потрескивающие дрова в
костре, - я сам только сейчас понял что не так.
Ответом ему была тишина и вопросительные взгляды спутников. Убедившись, что отвечать ему не
собираются, он сказал:
- Животные. Пока мы шли по городу, мы не видели ни одной собаки, ни одна кошка не перебежала дорогу.
И здесь в лесу неестественная тишина. Птицы молчат и даже комаров нет. Такого не бывает просто так –
только перед катастрофой. Да и у меня самочувствие странное – в голове как будто пенопласт, даже
думается с трудом.
- Электричество, - подал голос Дима, - токи. Я думаю все-таки в этом причина. У меня тоже башка
разламывается – только на обезболивающем держусь.
Как будто вспомнив он залез в карман, достал оттуда таблетку, сунул под язык и чуть шепелявя продолжил:
- Организмы всех живых существ, и люди не исключение, в этом смысле - это электрохимические
механизмы. Нервная система, нейроны в мозгу, обмен веществ и многое другое – всюду есть электричество.
Слабые токи. Даже сама земля «пропитана» током. И вот, что-то произошло и сильных токов вообще не
стало. Но это же не может не отразиться и на слабых токах. А животные к этому более чувствительны. Вот и
ответ.
Чуть подумав он добавил:
- А может и неадекватное поведение людей этим так же частично объясняется.
 Ему еще никто не успел ничего ответить, как беседа неожиданно прервалась визитом лисы. Пепельно-
рыжая красавица, как будто материализовавшись, появилась в пульсирующем круге света костра,
абсолютно спокойно оглядела незваных гостей и не торопясь перебирая лапами, прошла мимо ошалевших
сидящих опять в темноту, по своим лисьим делам. Те молча глядели ей вслед, даже не делая попыток
подняться. Первым дар речи вернулся к атлету:
- Половину того, что Дмитрий сказал, я не понял, но второй половине, по-моему, подтверждение только что
мимо нас прошло.
Все задумчиво промолчали, глядя попеременно, то на огонь, то на уже не такую спокойную темноту за
освещенным пятном костра.
- Нда, - протянул через пару минут Егор, - придется и здесь дежурить. Давайте, падайте на лапник, вон его
сколько нарубили. Я первый подежурю, потом Диму разбужу, а потом Алексей: утро – самое сложное
время.
Ему молча кивнули и стали располагаться ко сну, положив колчаны со стрелами и арбалеты себе под руку.
Утром Дима не проснулся. Свое время отдежурил нормально, разбудил Леху и сказав вяло что-то заумное
лег спать. А утром уже не встал. Умер. И сделал это тихо, не привлекая внимания. Он лежал на зеленом
лапнике, в позе эмбриона, положив, как-то совсем по детски, руки под голову и безмятежно улыбаясь. Даже
не верилось, что смерть может быть такой…, комфортной что ли.
- Да, - сказал грустно старший Егор, - не дошел он до жены. Надо хоть похоронить по человечески. В другое
время на его глаза наверняка навернулись бы слезы, но тут ощущения как бы притупились. Мозг ставил
барьеры эмоциям, отгораживаясь от новой, жуткой реальности.
Здоровяк вообще не вымолвил ни слова, а просто молча взял раскладную саперную лопатку, прихваченную
еще в оружейном магазине, и начал копать ни на кого не глядя.
Младший Егор стоял в стороне и мокрыми глазами смотрел на происходящее.
- Егор, - позвал его старший, подходя и садясь перед ним на корточки, - вокруг тебя сейчас много смертей –
сначала мама, а вот сейчас дядя Дима умер. А наверняка впереди их тоже будет множество. Угораздило тебя
парень в такое время родиться, тут уж ничего не поделаешь. Это здорово, что ты в истерику не впадаешь, но
в будущем просто помни: умирают не только те, кто заслуживает смерти, но и очень хорошие люди.
- А бог? - Спросил мальчик, - он как это допускает?
Старший Егор на миг задумался: он даже не подозревал, что младший религиозен. И от его ответа именно
сейчас зависят жизненные установки этого маленького человечка в дальнейшем. Наконец собравшись с
мыслями и соразмерив возможные последствия разных ответов, он сказал:
- Я не знаю, есть ли он в том виде, в котором его представляют люди, или нет, но то, что он все делает для
всеобщего блага, это скорее всего. Для всеобщего – это не значит для тебя, меня или еще кого, и не значит
что именно сейчас. Я не религиозен в общепринятом понимании этого слова, но считаю, что при любом
благом начинании, всегда будут незаслуженно пострадавшие. Он посмотрел на пацана и закончил:
- Ты скорее всего не понимаешь этого, но пока и не заморачивай себе голову – поймешь со временем, а пока
будь просто максимально осторожен.
- А почему дядя Дима умер? Он такой хороший был.
- Да, кстати, - включился в разговор здоровяк, отрываясь от работы и вытирая лоб тыльной стороной
ладони, - а правда, почему? Опять токи?
- А кто его знает, - ответил сразу им двоим Егор, - может они. Есть же очень метеочувствительные люди и
электричество занимает здесь далеко не последнее место, а у него еще вчера голова жутко болела.
Истинную причину мы все равно доподлинно скорее всего никогда не узнаем.
- Тогда помоги мне, - сказал Леха, беря за подмышки тело Дмитрия, - а ты, - обратился он уже к младшему, -
походи по округе, камушки пособирай – надо надгробье хоть какое сделать.
- Да и не нужен он здесь, - добавил уже тише обращаясь к старшему Егору, - пожалеем нервную систему
парнишки.
Когда Диму похоронили, возник сразу резонный вопрос куда идти. Первый порыв был направиться к его
жене и оказать ей максимальную помощь, но Дмитрий умер не сообщив спутникам точного адреса, а без
него это было как гадание на кофейной гуще. Поговорив и обсудив различные варианты, остановились на
том, что конечное решение они примут позднее, а пока просто идут от уже начинающего загнивать города.
В том, что эти процессы уже начались, сомнений не было даже у младшего Егора.
Выходя из леса на дорогу, они рассчитывали увидеть множество народа двигающегося в обе стороны: в
город — мародеры, из города — те, кто поумнее. Но — не случилось: дорога была относительно пустынна.
Идя по дороге быстрым шагом компания развлекалась разговорами и делясь своими наблюдениями друг с
другом. Хоть Димы и не хватало, и эпизодически повисали паузы обычно им заполняемые
высокоинтеллектуальными рассуждениями, его вслух ни кто не поминал. А поговорить было о чем.
Как еще вчера все заметили, вся живность, летающая, бегающая и ползающая затихорилась. Не было видно
ни одной бродячей собаки, кошки и не было слышно ни одной птицы. И как заметил младший Егор,
практически не было ветра и жара была сильнее обычного. Объяснению этому у его старших спутников не
нашлось.
Вдруг сзади раздался ритмичный, приближающийся характерный скрип. Обернувшись назад, они увидели
трех велосипедистов.
- Черт, - хлопнул себя по бедру Леха, - вот мы тормоза! Велосипед! На арбалеты мозгов у нас хватило, блин,
модернизировали их даже, а вот по пути в спорттовары за великами заскочить не догадались.
- Ага, - подал голос старший Егор глядя на приближающуюся маленькую группу и снимая с плеча арбалет, -
механику то никто не отменял.
Перехватив взглядом это его движение, здоровяк ладонью сделал жест, что не надо готовиться к обороне и
выйдя на середину дороги поднял обе руки открытыми ладонями на встречу маленькой велогруппе.
- Кто вы и что вам надо? - Говорил самый старший из велосипедистов, начинающий полнеть седой мужчина
в возрасте, остановившись от стоящего на дороге атлета на безопасном расстоянии. Женщина, в которой
сразу угадывалась его жена и пацан, примерно ровесник младшего Егора, остановились в напряжении еще
дальше, отгораживаясь от неожиданной преграды спиной мужа и скорее всего отца.
- Мы вам не причиним зла, - неожиданно совсем по книжному заговорил Леха, - мы с добрыми намерениями
и хотим только поговорить.
Все еще недоверчиво глядя то на атлета, стоящего прямо на дороге, то на обоих Егоров и на опущенное
вниз оружие в руках старшего, он спешился и сказал:
- У нас ничего нет, а велосипеды мы не отдадим.
- Да ладно, мы их в другом месте при желании возьмем, просто поговорить хочется. - Леха примирительно
улыбался. – Как на счет пикника на обочине? Мы угостим, если у вас есть нечего.
По виду велосипедиста было видно, что он от человека такой комплекции и в такой ситуации ожидал чего
угодно, только не демонстрации знания отечественной фантастики. Но тем не менее он отвел велосипед на
обочину и сделал знак своей семье что бы те последовали его примеру.

05
- И тут я понял, что надо бежать, в этой ситуации выжить могут только самые здоровенные и
беспринципные. Да и то ненадолго: возникновение эпидемий - это только вопрос времени.
Это и правда оказалась семья, глава которой был профессором истории и социологии в одном из столичных
вузов. Он сидел у костра в метрах ста от дороги, куда они решили совместно переместиться и под взгляды
своих новых знакомых уплетал копченую сосиску в лаваше. Проглотив, он продолжил:
- Быстренько семью в охапку, в детстве в зарницу играл, так что нужно для автономного выживания на
некоторое время знаю. В хозтовары и спорттовары по дороге заскочили и - пулей из города.
Он уважительно посмотрел на лежащие в стороне арбалеты:
- А вот в оружейный не догадался, - он окинул взглядом семью, - да и бесполезно в принципе, с кем воевать-
то? Только бежать и пытаться выжить.
- А дальше куда? - Егору было интересно у кого какие планы, да и куда они сами направляются они еще не
решили, - с мародерами все понятно, а вот те, кто бросив квартиры из города уходят, интересно на что
рассчитывают?
- Километрах в ста от города у нас бабушка в деревне живет, я ее уже много раз пытался к нам перевезти, но
она сопротивляется, говорит, где родилась, там и помру. Вот к ней и рассчитываем добраться. Дом, земля –
картошку копать и огурцы солить я не разучился.
- Надолго? - В разговор вклинился здоровяк.
- Что вы имеете ввиду? - Удивился профессор, - пока все это не кончится и не начнет создаваться новое
общество. Надо только период хаоса и неуправляемой анархии пережить.
Егор понял куда клонит Леха и подхватив инициативу за него продолжил:
- Вот смотрите, сейчас кто-то замер в ожидании, кто-то ринулся грабить пользуясь безнаказанностью, а кто-
то поняв куда все катится двинул на село. В этом есть доля разумности, но как вы считаете, когда замершие
присоединятся к тем или другим? И кого будет больше? А когда в городах начнутся эпидемии и еды уже не
останется, куда оставшиеся там деградирующие элементы ринутся? И как скоро до вашей деревеньки
доберутся?
- И что же делать? - Спросила жена профессора, первый раз подав голос.
- Мы сами не знаем, - вздохнул Егор, - вам наверное имеет смысл ехать куда ехали, а на месте готовиться к
обороне, сплачивая жителей деревни если получится. И готовиться в скором времени защищать урожай от
набегов дармоедов, выживших и ушедших из городов.
- Мрачное средневековье какое-то, - вздохнул профессор, - я если честно надеюсь, что этот кошмар долго не
продолжится и все хоть как-то нормализуется.
- А я считаю, что пока поколение не сменится, и человечество не сократиться в сотни, а то и тысячи раз, на
земле будет хаос. Ну нет предпосылок, что кто-то сможет найти решение, как без связи, транспорта,
электричества, денег, силовых атрибутов власти сплотить народ в общество снова! В силу географических
особенностей очаги цивилизации конечно останутся, но в целом скоро из библиотек начнут таскать книги
для костров.
- В чем-то вы правы, - сказал профессор прикуривая от костра сигарету, - мы ведь не единственная
цивилизация существовавшая на планете. Есть множество свидетельств того, что до нас существовали очень
мощные и развитые цивилизации, которые просто в какой-то момент взяли и исчезли. И никто не знает
почему.
- Ага, - в разговор опять включился Леха, до этого просто слушающий, - а через пару тысяч лет, кто-то тоже
будет думать, что вот была цивилизация, и вдруг бац, и нету. Куда же и почему они исчезли?
- Не знаю, не знаю, - задумчиво сказал профессор, - у меня сейчас голова больше о нем, он кивнул в сторону
сына, - болит. А о аспектах выживаемости цивилизаций я потом, как хоть что-нибудь устаканится,
задумаюсь.
- А может вы с нами? - Подала еще раз голос жена профессора, из всего диалога сделавшая вывод, что
место, куда они направляются, в перспективе им безопасности тоже не гарантирует и видевшая в новых
знакомых свой шанс на защиту.
- Не знаю, - Егор покачал головой, - адресок оставьте, но обещать ничего не можем. А за велосипедами мы
не побежим, это точно.
Профессор написал карандашом на обратной стороне визитки адрес, вздохнул, поднялся и стал собираться.
Его семья последовала за ним, поднимая с травы своих двухколесных коней.
- Берегите технику, - напутствовал их вслед Леха, - чинить ее будет негде.
Они смотрели на столб пыли, поднимаемый еще недавними собеседниками с проселочной дороги,
примыкающей к перегретой солнцем асфальтированной трассе.
- У него даже ножа нормального нет, - вдохнул тихо здоровяк, - да еще такой балласт… Удача ему сильно
потребуется.
- Так куда идем? - Спросил младший Егор, первый раз подав вслух голос. До этого он все время сидел со
своим ровесником и о чем-то с ним же вполголоса переговаривался. – Я не хочу к ним. Славик рыхлый
какой-то, на него нельзя надеяться.
- Славик это сын профессора?
Младший коротко кивнул, отвечая старшему.
- Тем более не доедут, - пробурчал себе под нос Леха.
- Ладно, пошли дальше. - Егор встал и забросил на плечо арбалет. - Но с великами идея отличная! Где бы и
нам коней железных взять?
Задача решилась как всегда неожиданно. Из-за поворота дороги неожиданно показался один из
строительных рынков, в изобилии облепляющих любой крупный город, независимо от направления. Для
пополнения запаса питьевой воды решили пройти не мимо, а сквозь него. И уже на выходе, когда их
поклажа опять потяжелела, пред ними предстал открытый контейнер с велосипедами.
- О, - губы старшего Егора растянулись в улыбке, - на ловца и зверь бежит. Пошли транспорт выбирать.
Контейнер оказался не просто точкой по продаже дешевых китайских велосипедов, а павильоном для
активного велоотдыха. Сами велосипеды, запасные части, приспособления для ремонта, шлемы,
налокотники, наколенники и даже такая редкость, как вело-прицеп. Правда всего две штуки.
Тут уже младший Егор выступил в качестве учителя и инструктора. Он сразу отверг красивые, тридцати
скоростные изящные машинки на узких колесах, приспособленные быстро передвигаться, но только по
дорогам, а настоял на черных и невзрачных с виду небольших велосипедах, но зато на непропорционально
широких колесах.
- Это трюковые велики для бездорожья с усиленной рамой и узлами, - пояснил он, - они конечно шустро не
едут, но зато неубиваемые и передвигаться на них везде можно.
Так же они забрали оба прицепа, нагрузив их ремкомплектами и переложив туда часть поклажи. На два из
трех прикрутили передние багажники. Жить стало как то проще.
Леха хихикнул, сделав круг на велике перед контейнером и тормозя перед Егорами:
- Грузоподъемность и скорость передвижения увеличилась. Прогресс!
Еще раз объехали весь рынок, загружая то, что может пригодиться для длительного автономного
существования: пассатижи, по паре комплектов плотной и прочной спецодежды, маленький магазинчик
рыболовных снастей обеднили на портативную телескопическую удочку и множество лесок, крючков и
мормышек к ней. Теплый плед, туристические коврики, легкие титановые кружки, чайник, термос, пила со
сменными полотнами – все это нашло себе место в прицепах велосипедов или было приторочено к раме.
- Все, хорош! - Егор призвал спутников успокоиться. – Шоп-тур объявляю закончившимся, а то еще немного
и мы с места двинуться не сможем. Наша сила в мобильности.
- Да, точно, - поддержал его здоровяк, - разошлись мы чего-то. Поехали, а то и так много времени потеряли.
- А мы что, платить не будем? - Наивно спросил младший Егор.
- Кому? - Хором удивились оба старших товарища.
- А вы правда не видели? Сначала я думал, что мне просто кажется, а теперь уверен: за нами следят. Может
заплатим?
- Чем интересно, - Егор пожал плечами и обращаясь только к здоровяку сказал:
- Деньги и так фикцией были, а теперь вообще мусор: какие-то билеты, какого-то уже несуществующего
банка…
- Но они-то этого могут и не знать, - тихо ответил Леха и выудил из кармана толстую пачку цветных
бумажек в крупной купюрности. Откуда они там у него взялись Егор предпочитал не знать. Отщипнув ее
часть, здоровяк положил их на асфальт, накрыв камнем сверху, чтобы не разлетались и громко крикнул:
- Здесь раза в три больше чем нужно! Делайте с ними что хотите! - И обращаясь уже к спутникам, тихо
сказал:
- А теперь не суетясь быстро валим отсюда.
Сев на свои новые велосипеды троица крутя педали поехала к выходу, постепенно набирая скорость.
Выехав с территории рынка, Леха сбавил ход и прямо в движении потрепал паренька но голове:
- А ты молоток, мне пару раз тоже показалось, но я подумал что глючит.
Старший Егор просто промолчал. Ему было стыдно, так как за все время шараханья по рынку он искренне
думал, что они там были в полном одиночестве.
- Минимум два человека, - сказал младший, очень довольный похвалой, - они не с самого начала за нами
следили, а только когда мы контейнер с посудой открыли.
- А с другой стороны что бы они нам сделали?, - Младший Егор как то по-взрослому пожал плечами, - у нас
арбалеты и мы на великах.
- Нельзя недооценивать угрозу, - наставительно сказал здоровяк, - мы там ничего не знаем, а они, может
быть, у себя дома. Прилетевший откуда-нибудь сверху гвоздодер или диск от фрезерной пилы собственной
головой ловить очень не хочется. Кто его знает, кто это был и что у него на уме.
Дорога тем временем пошла в горку и все кроме молодого парнишки погрузились в управление новым
транспортным средством, пытаясь разобраться, как переключиться с руля на пониженную передачу.
Младший Егор опять проявил лучшую из всех троих наблюдательность. Позвав тихим выкриком обоих
спутников, он молча ткнул пальцем в голубое и безоблачное небо. Там, достаточно далеко и высоко парила
маленькая точка. Даже не точка, а скорее жирная и короткая черточка.
Егор с Лехой остановились и синхронно поднесли открытые ладони к бровям, защищая глаза от излишнего
света.
- Что это? - Здоровяк напряженно сморщил лоб, наблюдая. - У меня когда-то ожег сетчатки глаз был, я на
таких расстояниях размыто все вижу.
Младший Егор радостно запрыгал, махая обеими руками.
- Угомонись, - громко сказал ему старший и уже обращаясь к Алексею сказал:
- Это параплан. Я когда-то летал на таком. Грубо говоря – это парашют-крыло и на нем при хорошем
ускорении или при сильном ветре и соответствующем ландшафте прямо с земли взлетать можно.
- Как он взлетел-то? Здоровяк быстро ухватил суть, - ветер то слабенький...
- А черт его знает. Может со здания какого высокого прыгнул, может откуда издалека прилетел, где с
ветром все в порядке. Смотри как высоко летит, чем выше, тем воздушных потоков больше.
Одинокий парапланерист тем временем нарезал широкий круг в некотором отдалении от них. Он никуда
конкретно не летел, а просто парил по широкой дуге вокруг некой незримой точки.
- Я не готов поверить, что у кого-то сейчас голова о досуге болит, - сказал провожая его глазами старший
Егор, - что интересно он там разглядывает?
- Проверим? - Леха был серьезен, - или наоборот, в другую сторону двинем?
- А давайте посмотрим! Давайте, давайте! - Младший Егор запрыгал вокруг старших товарищей.
В глазах у него был такой блеск, что даже если бы старший и чувствовал некоторую опасность, то наверное
все равно бы согласился. Он посмотрел на Алексея, тот поймав вопросительный взгляд только молча пожал
плечами, демонстрируя полное безразличие к вектору движения.
Дорога, живописно извиваясь змеей и ныряя за зеленый холм, пока вела в нужную сторону и старший
Егор, мотнув утвердительно головой, оттолкнулся от перегретого асфальта и направил нагруженный и
отягощенный прицепом велосипед именно туда. Его передохнувшие спутники последовали за ним, с
энтузиазмом крутя педали. Особо старался младший, постоянно пытающийся вырваться вперед, тем более
что его железный конь не был отягощен прицепом, да и поклажей на двух багажниках был нагружен слабо.
- А ну тормози! - Прикрикнул на него старший. – Ну-ка за нами место занял и не обгонять! Спринтер, блин!
Тот понуро притормозил и неторопливо поплелся в самом хвосте. Подъем оказался коварным, то есть более
крутым, чем показался с самого начала. Они крутили педали с ощущаемым усилием и каждый из них пару
раз подумал, что выбор такого средства передвижения может быть и был ошибкой. Несмотря на то, что
физическая подготовка у них была «на уровне», на вершине холма, спины у них были мокрые и только
самый младший из них чувствовал себя бодрячком. Хоть и дальнейший путь, учитывая плавный и длинный
спуск, обещал превратиться в отдых и приятное удовольствие, они синхронно остановились на самой
вершине холма и бросив взгляд вниз, замерли. И было от чего.
Внизу, на расстоянии примерно в километр, практически прямо на середине проселочной дороги,
тоненьким ручейком вливающейся в основную и асфальтированную магистраль, лежало нечто. Они
походило на огромное яйцо, почему-то матово-черного цвета, но птиц способных снести такое на планете
точно не водилось. Никогда.
- Опа… - только и смог сказать здоровяк.
Егор промолчал, разглядывая этот неожиданный сюрприз.
- Ой, а что это? - Мальчуган был удивлен, но нисколько не напуган. - Поехали, посмотрим, а?
Он просительно уставился на старших товарищей, всем своим видом давая понять, что если этого не
сделать, то дальше жить он точно не сможет.
- Привал. - Только и смог сказать старший Егор, слезая с велосипеда.
Вид, который открывался с этой точки, однозначно давал понять, что опасаться здесь им абсолютно нечего,
ну может быть кроме этого огромного и непонятного яйца. Дорога на много километров открывалась в обе
стороны, на ней сиротливо стояли редкие, брошенные своими хозяевами, ставшие бесполезными, машины,
но людей или иного движения видно не было. Одинокий парапланерист, непонятно откуда взявшийся, тоже
исчез: или так и не рискнувший приземляться рядом со своим объектом наблюдения, или просто унесенный
сменившим направление в вышине ветром.
- Ну и что мы дальше с этим сувениром делать будем? - Атлет выглядел явно растерянным.
Старший Егор молча смотрел на это нечто, выискивая взглядом хоть какие-нибудь детали, позволяющие
его хотя бы как-то идентифицировать, младший подпрыгивал вокруг товарищей, склоняя их как можно
скорее отправиться исследовать огромное яйцо.
- А оно свет вообще не отражает, - наконец резюмировал свои наблюдения Егор, сопоставляя этот
неожиданный и абсолютно чуждый здесь предмет с окружающими. - И размером как дом трехэтажный.
- Ага, и двухподъездный, - закончил за него мысль здоровяк, - может ну его? Давай двинем в другую
сторону.
- Я подозреваю, что именно оно и есть причина всех последних изменений, - Егор говорил как бы сам собой,
- и мы себе точно не простим, если сейчас отчалим отсюда, даже и не попытавшись разобраться.
- Да с чем разбираться то!? - Вспыхнул Алексей, - что ты сейчас там увидишь? У тебя что, лаборатория по
карманам распихана? Счетчики Гейгера, реактивы? Может эта хрень радиационно фонит как развороченный
реактор? И узнаешь ты об этом, только когда ласты склеишь!
- Если это так, то и на таком расстоянии мы уже такую дозу хватанули, что все – суши весла и сливай воду,
абсолютно не принципиально, подойдем мы ближе или нет.
Неожиданно, совсем как-то по взрослому, младший Егор сказал, как бы ни к кому не обращаясь и перестав
подпрыгивать:
- А терять-то нам что? Все равно в неизвестность идем. - И посмотрев на задумчивых спутников, добавил
вопрос: - Чем одна неизвестность лучше или хуже другой?
- Молодой человек, - наставительно сказал старший Егор, - философские вопросы предлагаю оставить для
вечерних дискуссий, если таковые будут, а пока я пытаюсь оценить риски и буду признателен всем, если
они мне не будут мешать.
Мальчишка молча, с обиженным видом, уселся в траву на обочине, обхватив руками колени и
отвернувшись от спутников принялся разглядывать чужое и неуместное здесь черное яйцо.
- Валить надо, - продолжал гнуть свое Леха, - хрен знает, что это за штука.
- Погоди. - Оборвал его Егор.
Здоровяк замолчал и с таким же как и у мальчугана обиженным видом принялся копаться в прицепе своего
велосипеда, демонстративно выуживая оттуда запасной арбалет и приводя его в боевую готовность. Егор
напряженно думал, пытаясь все-таки понять, что это могло бы быть и соразмерить риски. В голову ничего
материалистически объяснимого не приходило, а во вторжение инопланетян он пока верить отказывался
напрочь.
- Так, - наконец решил он, - вы здесь остаетесь, а я пойду, посмотрю.
- Я не останусь! - вскочил младший Егор, и одновременно с ним вскинулся Леха: - Ага, сейчас! Либо все
идем, либо все уходим! Нас не рота, нельзя распыляться!
На несколько секунд повисла напряженная пауза.
- Ладно, - сдался под напором большинства Егор, разряжая тишину, - идем вместе, точнее едем.
Они опять оседлали своих двухколесных коней и покатились вниз, в сторону неожиданного и столь
неуместного здесь предмета.

06
Огромное яйцо вблизи оказалось даже чуть больше и не матово-черное, а скорее матово-черное с отливом в
синеву. Ранее такой цвет Егору и его спутникам видеть не приходилось. Они, оставив велосипеды в стороне,
осторожно приблизились к этому непонятному предмету и аккуратно ступая ходили вокруг него тихо
переговариваясь. На его поверхности не было трещин, стыков, швов или иных понятных им признаков
рукотворной деятельности.
- А до нас тут уже кто-то топтался, - шепотом сказал атлет не опуская взведенного арбалета и показывая
свободной рукой на примятую траву, - долго бродил, почти тропинку натоптал.
- Или не один. - Так же шепотом ответил Егор.
Тем не менее, признаков хоть какого-нибудь разумного присутствия здесь не было. Поэтому раздавшийся
неожиданный голос прогремел как …., самая удобная формулировка «гром среди ясного неба», хотя небо
действительно и было ясным, но голос все-таки не гремел, а скорее журчал:
- Шли бы вы, он не любит при пробуждении чужую энергетику чувствовать.
Егор стремительным толчком отбросил младшего Егора в густую траву и сдернув из за спины арбалет упал
на одно колено, тяжело дыша и озираясь по сторонам. Зачем он это сделал, он сам не понял, так как
смертоносное оружие было не заряжено. Сердце у него казалось готово было выпрыгнуть и забившись под
близлежащую кочку там спрятаться, тихонечко пульсируя от ужаса. Здоровяк уже лежал в пыли
проселочной дороги с взведенным арбалетом в руках, поводя им из стороны в сторону и рыская глазами в
поисках какой-нибудь мишени.
- Да, - продолжил голос журча и обращаясь явно сам к себе, - нервные и неадекватные аборигены попались.
- Ты кто? - Выкрикнул Егор, - покажись хотя бы!
- Я не готов к тому, чтобы в меня острые железяки втыкали, а самому вас убивать мне без надобности.
Идите куда шли, не мешайте основателю пробуждаться.
Егор вышел на дорогу, демонстративно положил незаряженный арбалет на травянистую обочину, сверху на
него положил оба ножа и колчан с короткими болтами. Отойдя на несколько шагов он знаками стал
показывать Лехе, что бы тот сделал тоже самое. Тот отказывался, коротко вертя головой и продолжая
озираться по сторонам. Младший уже выполз из травы и столбиком суслика стоял, глядя куда-то поверх
яйца.
- Леха, - сквозь зубы и стараясь не шевелить губами сказал старший Егор, - он если бы захотел, перебил бы
нас как цыплят. Сложи оружие, давай поговорим.
- С кем говорить-то? - Здоровяк был явно не склонен к диалогу, - С духами? Собирай манатки и двигай к
великам, я прикрою.
- Прикроет, прикроет, - невидимый говоривший журчал неизвестно откуда, - идите говорю отсюда.
Егор неожиданно даже для самого себя принял решение.
- Нет! - Сказал он решительно и скрестив ноги сел на травянистую обочину проселочной дороги.
- Что нет? - Вопрос прозвучал хором трех голосов: здоровяка удивленно из пыли обочины, мальчугана
догадливо из высокой травы, и неизвестно кого и невесть откуда не меняя тональности.
- Нет, - повторил Егор, - мы, я по крайней мере точно, никуда не пойдем. Да идти то нам по большому счету
и некуда.
К нему подошел младший Егор и молча встав за спиной, положил руку на его плечо. Атлет, поворочавшись
в дорожной пыли еще пару секунд, поднялся, но арбалета не опустил. Голос молчал, Егор продолжил:
- Можешь нас убить если хочешь, но с места мы не сдвинемся.
После почти минутной тишины, тянущейся просто целую вечность, голос наконец прожурчал:
- Основатель действительно не любит ощущать при пробуждении чужую энергетику и его реакция вам
может очень не понравиться. А сам я не буду вас убивать, это вне пределов моей миссии.
- Какой миссии? Кто такой основатель? Это это яйцо? А ты кто? Почему мы тебя не видим? - Егор засыпал
невидимого говорившего вопросами.
- Э, не так шустро. - В голосе наконец появились эмоциональные нотки.
- Хорошо, - Егор заставил себя успокоиться, - можно я с начала начну? Вы кто?
- Я, - голос опять казалось усмехнулся, - смотритель основателя, охранник, нянька, оператор – ну нет в
вашем языке определения, которым можно четко ответить на ваш же вопрос.
- А основатель?
- А основатель – это основатель. Он исправляет ошибки миров и перенаправляет энергии.
- Блин, ни черта не понимаю, - пробурчал здоровяк и уже громче: - прогоны какие-то.
И уже совсем громко обратился к голосу:
- Слышь мужик, ты в кошки-мышки не играй, у тебя четко спросили – кто ты? Ответить нормально трудно?
Егор взглядами и жестами его одергивал, если бы он стоял рядом, то наверняка бы попытался заткнуть ему
рот, но Леха продолжил не унимаясь:
- Черт, ты нас за кого держишь?
- Ты воин. Недалекий и с собственным пониманием справедливости. Тебе в другом мире надо было
родиться, а не в этом. Детеныш, который с вами – он на перепутье сейчас после недавней потери, родителей,
скорее всего. Ну а переговорщик ваш, он…, голос на секунду задумался, - с ним сложнее, кратко не
скажешь.
- Не надо его воспринимать буквально, - включился в разговор Егор и обращаясь к здоровяку добавил: - а
ты помолчи пожалуйста, дай поговорить. И арбалет опусти!
Леха замолчал, стреляя по сторонам глазами, но арбалет все-таки опустил. Егор продолжил, обращаясь к
неизвестному голосу:
- Извините моего друга, он не привык общаться с голосом, не зная его хозяина. Я кстати тоже, но если вам
очень не хочется появляться, что ж, готов пойти на некоторый дискомфорт.
Воздух перед ними уплотнился, собрался в большой быстро мутнеющий пузырь и оглушительно лопнул,
обдав их потоком горячего воздуха с дорожной пылью и заставив всех зажмурившись отвернуться, прикрыв
глаза рукой. Когда пыль, поднятая с дороги, осела, то перед ними предстал человек, абсолютно
неопределяемого возраста, с длинными, соломенного цвета волосами, стройный и как-то неестественно
красивый. Курносый нос, острые, торчащие сквозь волосы уши и очень длинные пальцы общее впечатление
почему-то не портили. Он был одет в темно-зеленый, странного покроя костюм и безоружен.
- Эльф, - выдохнул младший Егор, старший его незаметно одернул, не зная, воспримет визитер это как
оскорбление или нет.
- Не, не эльф. - Голос его по прежнему журчал, - эльфы – это истребленные вами еще на заре вашей
цивилизации существа, к ним я не имею никакого отношения. Хотя как память о них смогла остаться в
вашей мифологии никому вообще не понятно, ведь свою историю вы регулярно сами стираете.
- Так кто вы? - Старший Егор постарался направить разговор в конструктивное русло.
- Я же сказал, - удивился непониманию тот, - или вы имеете ввиду мою расовую принадлежность?
Егор кивнул.
- Мы в каком-то смысле родственники. Только вы тупиковая, условно разумная ветвь эволюции, а мы
гармонично-развивающаяся.
- Что это тупиковая? - Подал голос здоровяк, - и почему это условно-разумная?
- Тупиковая – это потому, что вы как цивилизация скоро кончитесь, а условно-разумная – потому что хоть и
признаки разумности у отдельных особей у вас есть, но в целом как вид вы ведете себя не как разумные
существа, а как раковая опухоль. Паразитируете на своей же среде обитания, постепенно ее же уничтожая.
- А что значит «скоро кончитесь»? - Егор опять постарался перехватить инициативу разговора, боясь что
атлет заведет диалог в тупик, так и не выяснив необходимого. - Вы прилетели нас уничтожить?
Тот усмехнулся:
- Конечно же нет! Вы это сделаете сами. Основатель еще даже и не пробудился, а процесс уже пошел. Или
вы не заметили? В таком случае что вы тут со всем этим скарбом делаете? - Он изящным движением поднял
длинный палец и указал на нагруженные велосипеды. - Разве не бежите от надвигающегося коллапса? И
заметьте: угроза вовсе не из вне, а внутренняя. Надо было всего лишь кое-что чуть изменить и
подкорректировать и все, вместо окружающей среды вы начали пожирать сами себя. Пока в фигуральном
смысле.
Спутники, включая и младшего Егора, переглянулись. Отрицать очевидное и выдавать все за
увеселительную велосипедную прогулку, было бессмысленно. Но всех очень напрягло это «пока», а что уже
начавшиеся тенденции могут кончится буквальным каннибализмом, Егор с Лехой не сомневались.
- Как вы это сделали? Изменить физические законы, это ведь невозможно!
- А их никто и не менял. В любом начинании, реализуемом малограмотными и неоправданно
самоуверенными существами, есть ключевая точка. И стоит ее слегка сдвинуть, как вся махина, стоящая на
зыбком фундаменте, падает. А в вашем случае, все еще проще: основателям для пробуждения нужно много
энергии и они берут ее там, где проще всего.
- Основателям? Их много? - Егор почему-то удивился, хотя для удивления по большому счету было
достаточно одного такого объекта, а уж если что-то подобное появилось, то абсолютно непринципиально в
каком количестве.
- Конечно! Для будущего развития жизни после вдоха разума, нужна среда себе подобных, но чуть-чуть
разных.
Догадка, неприемлемая для любого человека, вспышкой озарила Егора:
- Вы создаете, или переселяете сюда новую расу?
Пришелец первый раз за все время их разговора рассмеялся:
- Вы даже сами не понимаете что говорите. Конечно же нет: основатель всего лишь исправляет ошибки
развития определенного периода и внеся коррективы самоустраняется, предоставляя разуму развиваться
дальше самостоятельно.
В разговор опять включился здоровяк. Возбуждение продиктованное адреналиновым вбросом в кровь уже
стало проходить, но некоторые остаточные явления остались.
- Интересно, а с чьей это точки зрения уничтожение расы на целой планете можно назвать «исправлением
ошибок развития»? Вы ведь со своим основателем по сути нас просто уничтожаете, прикрывая это бреднями
про «новый разум», «вдох чего-то там» и прочей белибердой.
Тот, кого ранее назвали эльфом перевел взгляд на Леху, все еще держащего арбалет в руке, хоть и
опущенного к земле. Внимательно оглядев его он наконец сказал:
- Как то сами собой напрашиваются некоторые параллели. Когда-то ваша, тогда еще совсем молодая раса,
уничтожила на всей планете параллельно развивающуюся расу – в вашей истории они известны как
неандертальцы, которые, к слову сказать, вам вообще не мешали и конкуренцию не создавали, а занимали
абсолютно параллельную нишу. Спрашивать у вас зачем не буду, все равно с атрофированной памятью
поколений вы мне не ответите. А на развитие именно неандертальцев возлагались очень большие надежды.
Вы, люди, примитивная раса техников: уже в те далекие времена ставку сделали на луки, копья, каменные
топоры, ямы с заостренными кольями и так далее. Даже в сегодняшней, критической для себя ситуации, вы
ищите спасения в технике. Он кивнул на арбалет в руках здоровяка и на велосипеды стоящие в некотором
отдалении. Выдержав некоторую паузу, он зажурчал далее:
- А те, кого вы сейчас называете неандертальцами были не такие. У них суть жизни была иной. Они
оперировали не примитивной механикой как вы, а уже тогда, на самой заре…, - он замялся, явно подбирая
слова, наконец подобрав, продолжил: - биоэнергетика, кармическая информация, вселенские поля – вот что
было у них в обиходе. Ну и далее: вы ломали природу под себя, а они просто жили в ней, вы убивали дичь
впрок, а они по необходимости подзывали ее к себе, вы сбивались в огромные стаи для самозащиты (в том
числе и от себе подобных), а они наоборот, разбредались друг от друга подальше, что бы избежать
наложения и наводок своих биополей, вы в тоске выли на луну сидя у костра, а они общались с вселенским
разумом. Естественно, противостоять копью и дубине они не могли. А впрочем, зачем я вам это
рассказываю? - он резко оборвал сам себя, - вы ведь все равно не поймете.
- И что, - атлет несколько стушевался под таким потоком «обвинений» в адрес человечества вообще, но
задора не утратил, - пробил час расплаты?
- Да причем здесь расплата?! Я же говорю – вы просто тупиковая, уничтожающая планету раса. Если вас
сейчас не остановить, то вы все равно исчезните, уничтожив и себя, и жизнь на планете. А этого допустить
нельзя. Вас никто и трогать не будет. Если сможете измениться и сосуществовать с другими – вперед, честь
вам и хвала, если нет – просто вымрете.

Егор уничтожающим взглядом одернул Леху, опять открывшего рот для очередного вопроса и опережая его
спросил сам:
- Так все-таки: что вы тут не сами по себе, а с ним, - он коротко кивнул в сторону огромного яйца, - мы
поняли, а вот он, или оно – не знаю как правильно, кто?
- Еще раз говорю, - терпеливо прожурчал пришелец, - это основатель. С него и ему подобных начинается
весь разум в любой точке любого мира. Он приходит в мир, где жизнь готова к появлению искры разума,
или в мир, где существующий разум находится на грани... Все. Он не зарождает жизнь и он никого не
убивает. Основатель только вдыхает в существующую жизнь искру разума и на начальной стадии оберегает
ее. А дальше все должно происходить само собой.
- А кто определяет, куда он должен направиться?
- Как кто? Конечно же он сам! И только он! Каждая планета – это живое существо, чувствующее жизнь на
своей поверхности и излучающее в космос волны определенной частоты. Когда есть гармония жизни и
самой планеты – это одни волны, когда ей плохо – это другие. И только основатель независимо от
расстояния их чувствует. И когда от очередной планеты приходит негативный импульс боли и разрушения,
он посылает туда свои…., ну пусть будут споры. Или икру. В вашем терминологическом аппарате нет
подходящего названия. И каждая эта спора, или икринка и есть основатель. Только слегка измененный в
динамике: не должно быть миров и разумов под копирку. Вы – тоже результат его деятельности много лет
назад. А теперь он сам исправляет свою же ошибку.
Понять и сходу «переварить» сказанное было решительно невозможно. Младший Егор вообще ничего не
поняв в силу малолетства, просто стоял хлопая глазами и восторженно глядя на «не эльфа», здоровяк
наконец полностью перенастроился от обороны к диалогу, но последняя фраза пришельца решительно
выбила его из колеи, старший Егор, дабы не запутаться окончательно, просто постарался максимально
подробно запомнить сказанное и задал следующий вопрос:
- А вы все-таки? Что именно вы здесь делаете? И кто вы вообще? На счет няньки для основателя я понял.
- Видите ли, - опять начал монотонное журчание пришелец, - некоторые миры, скажем мягко, не рады
основателю и прикладывают массу усилий для его уничтожения пока он еще в эмбриональной стадии. И
некоторым это даже удавалось. Наша раса, если например, ее сравнивать с вашей - это как взрослые дети
помогающие начинаниям своих родителей и заботящиеся о них. Когда он проснется, ему уже ничего не
будет угрожать и я стану здесь не нужен, а пока я его защищаю.
- Ты же один, - в очередной раз подал голос здоровяк, - как ты можешь его защитить?
- Для защиты от возможных опасностей именно этого мира, меня вполне достаточно.
Он самоуверенно и спокойно, как старший брат смотрит на младшего, оглядел своих незваных собеседников
и уже начал говорить что-то далее, как раздался исходящий от огромного яйца звук, на такой низкой
частоте, что все, кроме остроухого, рухнули в траву, закрывая уши руками. Звук был не столько громким,
сколько мощным, пронизывая насквозь и заставляя все внутренние органы неприятно резонировать.
Ощущение было, мягко говоря, омерзительным.
Первое, что они услышали, как бы сквозь вату, когда пришли в себя, был сильно взволнованный голос
пришельца:
- А теперь быстро, очень быстро, бегите отсюда! Основатель пробудился и вам рядом нельзя находиться!
Всем по интонации говорившего стало понятно, что для диалогов и разговоров время кончилось, а что
находиться здесь далее очень опасно уже чувствовалось кожей. Они синхронно развернулись и бросились к
велосипедам. Не добежав до них буквально метра, они опять были брошены в пыль дороги мощным
низкочастотным звуком, как минимум вдвое сильнее прежнего. Как будто в тумане, с содрогающимися
внутренностями, они поднялись и запрыгнув на своих двухколесных коней развернули их и налегая на
педали принялись увеличивать расстояние между собой и пробуждающимся нечто. Оглядываться в голову
никому не приходило.
Когда они перевали за холм, одежда у всех троих была мокрая от пота, а дыхание настолько тяжелое, что
каждый вдох-выдох сопровождался свистящими хрипами. В изнеможении рухнув на траву, они не могли
надышаться после столь стремительного бегства от кристаллизованного ужаса дышащего им в спину и
содрогающего их внутренности своим низкочастотным ревом. Сейчас для них не существовало ничего,
кроме ставшего вдруг таким плотным воздуха, огромными усилиями запихиваемого ими в легкие.
- Плач, - неожиданно сказал младший Егор озаренный догадкой, поймав паузу между судорожными
сокращениями своих легких, - это был плач младенца.
Здоровяк лающе рассмеялся, представляя каким будет тот, кто только что родившись, способен издавать
такие звуки, правда на смех это было не очень похоже, так как хрипы и свист не восстановившегося еще
дыхания четкому выражению эмоций явно не способствовали. Старший Егор ловил паузу между циклами
вдох-выдох для ответа, но только собравшись что-то сказать, поперхнулся начавшейся уже фразой,
показывая пальцем своим спутникам на безоблачное небо.
В нежной и такой успокаивающей голубой выси, неторопливо, даже можно сказать по-хозяйски, озирая с
высоты новые для себя окрестности, лениво помахивая перепончатыми крыльями, плыл огромный, даже с
такого расстояния, иссиня-черный дракон. Абсолютно чуждый угасающему разуму этого мира.
14.06.10
 АНДРЕЙ БУТОРИН
ДВАЖДЫ ЖИВОЙ

– Три миллиона жизней – это плата за независимость?!

Не сдержался, каюсь. Не люблю повышать голос, а тут не сдержался. Трудно быть хладнокровным, когда
вот так, запросто, говорят о подобном. Гнусно при том ухмыляясь. Крутько вообще вызывал у меня
невольное чувство брезгливости: лысый, гладкий, сально лоснящийся, он и сам походил на слизня. Даже в
голосе его слышалась некая непристойная липкость.
– Вам жалко слизней?
– При чем тут жалость… – Я приказал себе успокоиться и, чтобы не встречаться с начальником взглядом,
уставился на бледно-розовый прямоугольник вьюшки, висящей над столом. – Но клейсты все же разумные
существа. И они пока не убили ни одного человека.
– Они отняли у нас будущее! – вздернул белесые брови Крутько. – И они хотят править нами!
Я поморщился. Пышные банальности в исполнении шефа казались пережеванными и выплюнутыми
сгустками какой-то гадости.
– Если мы взорвем их каракатицу, будущего у нас все равно не прибавится, – выдавил я.
– Может да, а может и нет, – развел мокрые от пота ладони Крутько. – Есть мнение, что блокада зачатия
имеет ментальный характер.
– Кинем монетку?
– Не ерничайте, Жижин! – Крутько свернул вьюшку, поднялся и вышел из-за стола.
Я невольно шагнул назад. Шеф, видимо, принял это за жест моего отступления и растянул в мерзкой
улыбочке губы:
– Впрочем, если вам их так жалко, могу предложить и бескровный вариант. Кстати, у слизней есть кровь?
– Я у них анализы не брал.
– А у наших, земных, есть?
«Проткни себе шкуру, узнаешь», – хотелось сказать мне, но я, конечно же, промолчал.
– Впрочем, не суть, – качнул Крутько лысиной. – Похоже, у нас появился действительный шанс обойтись
без войны. – Он замолчал и уставился на меня жирно блестящими пуговками глаз, словно ожидая, что я
сейчас всплесну руками, разохаюсь, засыплю его вопросами: что да как, дескать, да что же такое случилось,
что я до сих пор не знаю!..
Откровенно говоря, мне и впрямь стало любопытно. Но доставлять Крутько удовольствие не входило в круг
моих интересов. Я продолжал молча стоять, упорно разглядывая воздух в том месте, где недавно висела
вьюшка.
Крутько разочарованно хрюкнул и вернулся за стол, над которым опять расцвел розовый прямоугольник.
Шеф дернул рукой и вместо изнанки вьюшки мне стала видна ее рабочая область.
– Вот, посмотрите, – сказал он, – какую рыбку вчера изловили марсиане.
Я посмотрел. На экране колыхалась серая лоснящаяся туша клейста.
– Вы не станете меня уверять, что это их главный? – не удержался я от вопроса.
– Нет, – гаденько захихикал Крутько. – Это его любимая жена. Захотела по твердому прогуляться, на Марсе
втихаря высадилась, а тамошние глядаки даром хлеб не едят: цап-цапэ – и птичка в клетке!
– Это она вам сказала? – спросил я.
– Что именно? Что она птичка? – Шеф снова затрясся от смеха. – Или что рыбка?..
– Я думаю, вам следует обратиться к орнитологам, – сказал я, поворачиваясь к двери, – или к ихтиологам.
«И к психиатру», – добавил я мысленно.
– Жижин! – взвизгнул Крутько, не успел я сделать и шага. – Уволю!
– Правда? – живо обернулся я. – Честно-честно? Врете ведь.
– Да что же ты за человек такой, Жижин! – смачно шлепнул по столу ладонями начальник. – Ведь решается
вопрос жизни-смерти всего человечества! А тебе все бы хаханьки.
Мне очень хотелось ему напомнить, кто именно из нас только что скоморошничал, но я опять промолчал.
Словно чувствовал, что нервы мне скоро ой-ей-ей как пригодятся.
Я полностью переключился на дело. Без спросу подкатил к столу кресло, сел, внимательно уставился на
экран. По каким признакам можно было определить, кто именно из клейстов колыхался передо мной, я
понятия не имел.
– Откуда вы узнали, что это жена вожака? – повторил я вопрос.
– Сама сказала. – Крутько тоже стал по-деловому серьезен. Даже липкости в голосе чуть поубавилось. –
Парламентер подтвердил.

Парламентер слизней прибыл на Землю месяц назад. Он прилетел с Владом и Катей Рябинкиными,
супругами-разведчиками, которых отправили к непонятной каракатице, неведомо откуда взявшейся между
орбитами Земли и Марса. Гигантская конструкция в виде скособоченной раковины с множественными
наростами оказалась космическим кораблем клейстов – представителей разумной расы, обитающей где-то в
глубинах Вселенной. Где именно, клейсты не сообщили. Зато они поставили нас в известность, что хотят
захватить Землю. На самом деле они выразились изящней: дескать, они хотят поселиться на нашей планете
на принципах мирного с нами сосуществования. Правда, для этого им придется взять под контроль нашу
рождаемость, чтобы самим клейстам хватило на Земле места и ресурсов.
В подтверждение, что они имеют для этого средства, слизни остановили рождаемость людей. Совсем.
Полностью. Неведомым образом они заблокировали процесс зачатия. Наши ученые только разводили
руками: что бы они ни делали, яйцеклетки не начинали делиться ни при каких, даже самых благоприятных
условиях. Сперматозоиды оставались живыми-живехонькими, яйцеклетки – зрелыми и здоровыми, но
зачатие не происходило. Почему? Непонятно. Никакого излучения, идущего от корабля клейстов,
зафиксировано не было. Не было вообще ничего, что могло помешать миллиарды раз происходившему до
этого процессу! Но больше он не произошел ни разу.
Высказывались разные предположения. И то, что излучение все-таки есть, только уровень земной техники
не позволяет его обнаружить, или уровень человеческих знаний – распознать. Говорили также о некоем
ментальном воздействии слизней на людей, но это уже больше попахивало мистикой, тем более, что такое
ментальное воздействие применительно к процессу деления клетки никто объяснить не мог.
Было похоже на то, что пришельцы могли каким-то образом влиять на уровень вероятности. Ведь зачатие
ребенка никогда не происходит стопроцентно, как бы велики не были для этого шансы. Клейсты же эти
шансы убрали вовсе. Отменили, как устаревший закон. Правда, они обещали все вернуть – с определенными
ограничениями и под их жестким контролем, – но лишь после того, как мы согласимся делить с ними
планету. В противном же случае они попытаются захватить Землю силой, но даже если им это не удастся
(можно, конечно, пройтись по планете «огнем и мечом», но им же самим тут потом жить, зачем себе
гадить?), они не сильно расстроятся, подождут; ждать-то всего лет семьдесят-восемьдесят, для клейстов это
– тьфу, пара годиков. Глядишь, к тому времени подтянутся и остальные, ведь три миллиона слизней,
прилетевших на каракатице, являлись по сути всего лишь передовым отрядом квартирьеров.
Парламентер выложил все это предельно откровенно. Клейсты оказались вообще очень правдивой расой;
похоже, они в принципе не знали, что такое ложь. Если же правду им сообщать не хотелось, как, например,
о месте нахождения их родины, они просто отмалчивались.
Кстати, найти с ними общий язык, в самом буквальном смысле, оказалось делом непростым. Земные языки
они изучать отказались, зато очень быстро научили своему наших переводчиков. Но речь клейстов
оказалась настолько для нас чуждой, что даже просто разобрать, какие именно звуки произносят слизни,
могли всего несколько человек. Одной из них была моя Маша. А произнести эти звуки, хотя бы
приблизительно похоже, чтобы клейсты их поняли, умели лишь двое. Анна в том числе.

Машей звали мою жену, Анной – любовницу. Вернее, это я их так звал. Только так, и никак иначе. Мне
очень нравится имя Анна. Я просто балдею от этого имени, такой от него веет искренностью,
правильностью, благодатью. «Аня» же звучит слишком по-детски, по-малышовски, словно «нюни» или
«ням-ням». «Анечка», «Анюта» и прочие цветочки-лютики отдают для меня безвкусицей и пошлостью. С
«Машей» все чуть-чуть по-другому. Мне тоже претят слащавости в виде «Машенек» и всяких там
«Манюнек» – бр-р-р!.. Но мне не нравится своим «классическим» официозом и полное имя – Мария. Когда я
его слышу, хочется встать и запеть на латыни. А вот «Маша» – очень хорошо. Тепло, мягко, спокойно,
уютно. Ма-ша… Моя любимая.
Да, я их очень любил. По-настоящему, всем сердцем. Обеих. Говорят, по-настоящему можно любить лишь
одну женщину. Вздор. Чепуха. Кто установил это правило? Кто придумал эту откровенную нелепицу?
Думаю, те, кто просто не умеет любить. Никого. Ни одну. Или же те, кто боится любить. А ведь любви тоже
необходимы отвага и смелость.
Я не боялся. И моего сердца хватало для этой двойной любви. Я не лукавлю сейчас, не красуюсь. Я на самом
деле любил их. Не скупясь на любовь, ни на что не размениваясь, ни на кого не оглядываясь. Просто любил
и все. Дважды любил. И был дважды любим.
Анна любила поддразнивать меня: «Жи-Жин, дважды Жи, дважды живой!»
Я и вправду был дважды живым. Потому что любовь – это даже больше чем жизнь. А уж две и подавно.
Конечно, Маша знала о существовании Анны. Не в физическом, разумеется, смысле – здесь и так все
понятно, они ведь вместе работали и даже в какой-то мере дружили. Нет, я имею в виду: Маша знала, что
Анна моя любовница… Ненавижу это слово! Гнусное, липкое, скользкое… Моя любимая – так я называл ее.
Только так было правильно. Для меня. И для нее. Но, Маше, я думаю, было легче считать и называть ее для
себя именно моей любовницей. Мне так кажется. Я почти уверен в этом, ведь я хорошо знал свою жену. Да
и как могло быть иначе, ведь я же любил ее… Впрочем, я повторяюсь.
Так вот, Маша наверняка знала, что Анна – моя любовница. Хотя я никогда не говорил ей об этом, не давал
знать даже намеком. Не потому, что боялся скандалов, просто считал, что так будет правильней. Когда я
был с Машей, мое сердце принадлежало только ей. Когда был с Анной, отдавал всего себя ей без остатка.
Надеюсь, мои любимые видели это, чувствовали, понимали. Поэтому, думаю, и не заводила со мной Маша
разговоров об Анне, как, впрочем, и Анна старалась не вспоминать при мне о Маше. И лишь когда мы были
все вместе, а нас изредка сводила втроем только работа, я закрывал свое сердце на ключик, который
оставлял в шкафчике вместе с гражданской одеждой.
Что-то подсказало мне тогда, что ключик этот мне вновь скоро понадобится.
Позабыв о брезгливости, я подался к Крутько:
– Что еще сказал парламентер?
– Догадался уже? – ухмыльнулся начальник.
– Что еще он сказал? – отчеканил я каждое слово.
– Он сказал, что если мы вернем ее, их предводитель снимет блокаду.
– Жена ему так дорога, что он готов отказаться от Земли? – пришел мой черед ухмыляться.
– Наверное, дорога. Но я не думаю, – мотнул лысиной шеф, – что он так просто откажется от своих планов.
Тем более, он всего лишь выполняет приказ. Хотя, свое обещание он сдержит, в этом я почти уверен. Не
знаю только, что они придумают после.
– Вот после и посмотрим, – сказал я, – чего сейчас-то гадать? Сейчас нужно пользоваться шансом!
– Я тоже так считаю… – Крутько нервно защелкал пальцами, закрывая и вновь открывая вьюшку. – Но вот
она, – ткнул он в распахнувшееся на полстола изображение, – возвращаться не желает.
Вероятно, своим обалдевшим видом я все же доставил шефу удовольствие. Но я был и впрямь ошарашен.
– Почему? – посыпались из меня вопросы. – Она знала о решении мужа? Ее правильно поняли? Кто
переводил?..
– А ты не догадываешься, кто? – почтил шеф вниманием лишь последний вопрос.
– Жижина и Савельева?
Крутько дернул губами, хотел, видимо, ухмыльнуться. Но почему-то не стал. И даже вновь перешел на
«вы»:
– Всеволод, вам придется подключиться к этому делу.
– Почему именно мне? Жижина и Савельева сами вполне…
– При чем тут ваши Жижина и Савельева?! – Крутько раздраженно взмахнул ладонью, и вьюшка с живым
серым студнем зависла перед моим носом. – Это она так хочет!

Министерство Внеземных Отношений было создано сразу после прибытия на Землю парламентера
клейстов. Создано в дикой спешке, а потому бестолково. Взять моего начальника, Крутько… Нет, не хочу
его брать. Но уже на этом примере видно, что за организация у нас получилась.
Впрочем, возможно, я не совсем объективен. Наверное, потому, что с молодых лет привык во всем к
военному порядку. Но военное ведомство перевело часть определенных… специалистов, в том числе и
меня, в новое министерство. Даже не спрашивая, согласны ли мы. Правильно, на то мы и военные. Или уже
бывшие военные? Хоть форму нам и оставили, носить ее не рекомендовалось. А штатские, вместе с их
либеральными (читай: никакими) порядками меня всегда раздражали. Видимо, в первую очередь, поэтому я
сразу принял в штыки и своего нового начальника.
Теперь же и сам я портился на глазах, стремительно превращаясь в штатского. Я научился спорить с
начальством, дерзить, даже порою хамить. На военной службе это было немыслимо.
Маша с Анной тоже заметили происходящую во мне перемену. Но и они, бывшие военные переводчицы, на
«гражданке» откровенно расхлябались. Поэтому новое задание я решил использовать и в воспитательных
целях. В том числе, самовоспитательных. О том, что Маша с Анной будут работать вместе со мной, я даже
не стал уточнять. Они были лучшими из немногих, а для такого дела требовались именно лучшие.
Короче говоря, я собирался как следует погонять своих девчонок. Если бы я знал!.. Если бы я только знал,
чем все кончится, я кнутом погнал бы их с этой службы, заставил выучить язык папуасов и отправил к ним
на острова. А еще лучше – в Антарктиду, пусть бы там с пингвинами чирикали. Если бы я знал!.. Если бы я
только знал…

Клейстиху держали на одном из подземных ярусов космодрома. Чтобы попасть к ней, мне пришлось пройти
через добрый десяток пунктов охраны. Можно подумать, она и впрямь была птичкой и могла упорхнуть
отсюда на крылышках.
На самом же деле супруга предводителя клейстов мало походила на птичку. Впрочем, как и на рыбку. Даже
с земным слизнем сходство у нее было лишь приблизительным; на него намекала разве что омерзительно
слизкая кожа.
Размером клейстиха была с добрую корову. Однако в отличие от милой, родной скотинки, у инопланетного
создания отсутствовали не только рога, но и копыта. А также голова, хвост и остальные конечности.
Клейстиха представляла собой бугристый, серый, тошнотворно блестевший слизью бурдюк. По-моему,
убежать бы она смогла только от прочно вкопанного столба. Зачем ее нужно было охранять такими силами,
для меня оставалось загадкой. И то, что перед встречей с инопланетянкой мне выдали мегаваттный лучер,
вызвало во мне в тот момент улыбку.
Несчастное создание лежало возле крашеной шаровой краской стены в большой квадратной комнате с
высоким, под три метра, потолком. По-видимому, раньше здесь был склад, о чем говорили ровные ряды
следов от стеллажей на бетонном полу и едва уловимый запах смазочных материалов. Еще пахло кожей, но
было ли это остаточным запахом, или так пахла сама клейстиха, покуда я мог только догадываться.
При виде меня из-за длинного стола – единственного, кроме трех кресел, предмета интерьера – неспешно
поднялись Маша и Анна. Какими же они у меня были красивыми! Грациозная, гибкая Маша; от ее изящных
движений у меня захватывало дух. Ее густая грива натурально-черных волос гипнотизировала меня и делала
безвольно-послушным. Ее глаза… О! Ее глаза были самыми загадочными из всех, что я видел! У них
имелась волшебная способность менять цвет. В обычном Машином состоянии я не мог распознать его
точно, он казался мне то грязно-бурым, то болотно-коричневым, а вот когда жена волновалась, радовалась,
сердилась, когда в ней бушевали эмоции, радужка наливалась зеленью. Глаза Анны мне тоже очень
нравились, хотя и были они постоянного, обычного серого цвета. Но в них всегда посверкивали искорки. Я
думаю, это искрилась живая, ироничная, легкая душа моей Анны. Такая же легкая, как воздушное облако ее
рыжих волос. Они не были ярко-рыжими, издалека их цвет казался темно-русым, но вот вблизи… Вблизи в
них ясно были видны оттенки огня, как и в самой Анне. А еще у моих любимых были очаровательные
улыбки. Маша всегда улыбалась широко и открыто – улыбка была ее визитной карточкой. Увидев хотя бы
раз этот ослепительный экспонат истинной женской красоты, трудно было не влюбиться в его
обладательницу, что я и сделал когда-то. Но если Машина улыбка говорила, кричала: «Да, я такая! Я вся
перед вами!», то улыбка Анны несла в себе тайну. Моя вторая любимая улыбалась реже первой, но когда
она это делала, мое сердце начинало сбоить. И она это делала так, словно давала понять, что знает гораздо
больше, чем то, что может и хочет сказать.
В тот раз они улыбались мне обе. И хоть сердце мое прыгнуло и ускорило ритм, я решил до конца сыграть
роль строгого командира.
– Отставить улыбки, – сказал я. – Доложите обстановку.
– Сева, ты чего? – продолжала улыбаться Маша. – Крутько наехал, да?
– Не Сева, а товарищ май… – рыкнул было я, запнулся, поправился: – …а гражданин начальник.
– Ты ничего не перепутал? – прыснула в ладошку Маша. Анна тоже захихикала.
Я смутился. И впрямь перегнул, кажется, палку. Слишком уж данное помещение напоминало тюрьму из
старых фильмов, вот и возникли ассоциации.
– Ладно, – сказал я, – называйте меня по имени-отчеству.
– Слушаемся, Всеволод Кон-стан-ти-но-вич! – дружно отчеканили девчонки.
Клейстиха вздрогнула, по бугристой коже пробежала волна.
– Тише вы! – шикнул я, не отрывая взгляда от пленницы. Та больше не шевелилась.
Я подошел к столу, сел в кресло, кивнул стоявшим по другую сторону Маше и Анне:
– Садитесь.
– А доложить обстановку? – спросила Анна.
– Сядьте и доложите.
– Я?
– Лучше Жижина.
– А почему не я? – притворно-обиженно заморгала Анна.
– Отставить паясничанье! – прихлопнул я ладонью по столу. А потом все же плюнул на субординацию и
взмолился: – Девчонки, ну давайте серьезней! Дело ведь и правда не шуточное. Рассказывай, Маша. Все-
таки ты их больше понимаешь.
– Просто она их лучше слышит… – начала оправдываться Анна, но я погрозил ей пальцем, и моя любимая
заткнулась.
А другая любимая стала рассказывать. Но ничего нового она мне не сообщила.
– Что ж, – вздохнул я с внутренним содроганием, – проведем прямую беседу. Господа переводчики, за
работу!
Я откатился с креслом от стола и развернулся к инопланетянке. Та продолжала валяться недвижным
бесформенным мешком. По-моему, она даже не дышала.
И тут вдруг зафыркала Анна. Сначала я подумал, что любимой стало плохо. Но увидев, что лицо ее приняло
серьезное выражение, а глаза устремились на клейстиху, я понял, что Анна заговорила по-клейстски.
Впрочем, «заговорила» – не то слово. Она фыркала, булькала, «пукала», щелкала, трещала и шипела;
причем, с такой скоростью, что все эти идиотские звуки сливались в поистине придурочную какофонию.
Полагаю, в любой психушке Анна стала бы мега-звездой с таким выступлением.
Серая, в тон здешним стенам, кожа пленницы вновь пошла волнами. Клейстиха тоже запыхтела и
зафыркала. Затем издала такой звук, что я невольно потянулся к носу, и замолчала.
– Госпожа Пфффррр готова беседовать с вами, – строгим дикторским голосом провозгласила Маша. На
самом деле она произнесла имя пришелицы иначе, но мне его все равно не выговорить, тем более, не
передать буквами.
Я кивнул и спросил:
– Почему вы захотели говорить именно со мной?
Анна снова зафыркала. Клейстиха запыхтела в ответ.
– Потому что вы… мужчина этих особей, – с явной запинкой перевела Маша.
– Ну и что? – стараясь смотреть только на пленницу, спросил я.
– Так проще, – коротко ответила та.
– Кому?
– Всем.
Похоже, «дамочка» была не слишком разговорчивой. Тогда я задал главный вопрос:
– Почему вы не хотите возвращаться к мужу?
На сей раз инопланетянка пыхтела и фыркала долго. Дождавшись, пока она закончит, Маша перевела:
– Потому что в этом случае мы потеряем важный… козырь. Но нам нужна ваша планета. Моему мужу будет
непросто придумать что-то еще столь же действенное. Военная агрессия также вряд ли принесет успех: вы
достаточно сильны, а тотальное уничтожение вашей цивилизации навредит планете. Не выполнив миссию,
мой муж рискует сильно пострадать. Я не хочу этого. Я очень люблю его.
– А разве не может быть так, что мы вас вернем, а ваш муж не выполнит обещания? – спросил я напрямик.
– Как это? – колыхнулась клейстиха.
– Ну, просто обманет нас.
– Сева, – сказала вдруг Анна, – я не могу это перевести. Слова «обман» нет в их лексиконе.
– «Схитрить»? – предложил я. – «Пойти на уловку»?
– Тоже нет. Есть некоторые аналоги, но вряд ли они передадут смысл вопроса. Попробовать?
– Не надо, – сказал я. – И так все понятно.
Клейстиха вдруг вновь запыхтела.
– Она спрашивает, – сдавленным голосом сказала Маша, – любишь ли ты… своих женщин?
– Да, – ответил я, помедлив лишь долю мгновения.
– Тогда пусть они подойдут ко мне ближе, – перевела Маша, испуганно повернувшись ко мне.
– Спроси, зачем? – кивнул я Анне.
– Так надо, – ответила пленница.
– Кому?
– Мне.
– Сева, что нам делать? – зашептала побледневшая Маша. Лицо Анны тоже стало белым.
– Вы не причините им зла? – спросил я.
– Что такое зло? – переспросила пришелица.
– Так… – задумался я. – Если она не знает, что такое зло, может ли она его совершить?
– По-твоему, захват планеты – не зло? – тихо спросила Анна.
– Для кого как, – ответил я. – Для них – точно благо.
– Нам идти к ней? – подняла на меня глаза Маша. Сейчас они были зелеными.
Клейстиха снова забулькала.
– Она нас зовет, – сказала Маша.
– Еще раз спроси: зачем? – обернулся я к Анне.
Выслушав новую серию звуков, Маша сказала:
– Говорит, ей это очень нужно.
Я вспомнил про лучер. Снял его с пояса и направил на пленницу.
– Анна, переводи. Если вы попытаетесь сделать что-то плохое с моими женщинами, я вас убью.
Анна испуганно затарахтела.
– Хорошо, – перевела ответное тарахтение Маша.
– Она все правильно поняла?
Анна перевела мой вопрос. Маша перевела ответ:
– Я поняла вас. Если вашим женщинам станет из-за меня плохо, вы меня убьете. Уничтожите. Приведете в
негодность.
– В абсолютную негодность, – подтвердил я. И посмотрел на Машу с Анной: – Ну что, пойдете? Как
думаете, это на самом деле нужно?
– Как скажешь, – сказала Маша. – Ты командир.
– Не командир, – поправил я жену. – Начальник. И то маленький. Приказывать я вам не стану. Решайте
сами. И учтите: насчет лучера я не шутил. Тронет вас, пусть пеняет на себя.
– Ее нельзя убивать, Сева, – проговорила Анна. – Ни в коем случае.
– Ага, – сказал я.
– Ну что, пойдем? – посмотрела Анна на Машу. Та пожала плечами и поднялась:
– Пошли.
Девчонки неуверенными шажками направились к серому бурдюку. Мне снова почудился запах кожи. И
почему-то я совсем перестал волноваться за своих любимых. Даже когда они приблизились к пленнице, и из
ее скользких серых складок вынырнули два толстых длинных отростка, похожие на щупальца, я не
волновался. Я очухался лишь, когда прижатые этими щупальцами к телу клейстихи, завизжали Анна и
Маша.
– Отпусти их! – подпрыгнул я с кресла. – Я буду стрелять!
Дурак. Я не подумал, что перевести мои слова некому. Обе переводчицы, заходясь криком, корчились в
липких объятиях инопланетянки.
Я подскочил к ней сбоку, чтобы не задеть девчонок, и выстрелил. Сверкнул луч. Запахло озоном и сразу
вслед – жареным. Запах был даже приятным.
Потом мы долго и молча сидели на бетонном полу. Маша и Анна – потому что не могли подняться, я –
потому что не мог стоять.
Потом Анна сказала:
– Ее нельзя было убивать. Зачем ты это сделал?
– Зачем?! – вмиг подскочил я. – Затем, что мне нужны живыми вы! Затем, что я люблю вас!
Маша подняла на меня полные боли глаза. Зеленые. Как изумруд. Как кровь, вытекающая из обугленного
бурдюка. «Все-таки у них есть кровь, – подумал я. – Надо будет сказать Крутько».
Я нырнул в зеленое пламя Машиных глаз. Я сказал:
– Да, я люблю вас. Обеих. И вы обе это знаете. А теперь живо в душ и переодеваться. Я пошел докладывать
шефу.
Дважды дурак. Дудун. Шеф все видел и слышал сам. Едва успели девчонки выйти из комнаты, как за
дверью послышался топот.
Крутько был омерзителен, как никогда. Он прыгал вокруг меня, брызжа слюной и потом, и орал:
– Что ты наделал?! Как ты посмел?! Я тебя уничтожу, сгною!
Я послал шефа по конкретному адресу. Он не пошел. Тогда повернулся к двери я.
– Стоять! – завизжал Крутько. – Ты хочешь, чтобы я объяснялся с министром?! Сейчас пойдешь к нему сам!
Я послал его снова. Он опять не послушался. Зато вдруг сник, сдулся, рухнул в кресло и сжал лысину
ладонями.
– Что делать?! Что теперь делать?..
– Снять штаны и бегать, – сказал я.
Удивительно, но Крутько на это никак не отреагировал. Видать, и впрямь его припекло капитально.
– Ладно вам, – сказал я. – Что случилось-то? Вы давеча три миллиона собирались поджарить, и ничего. А я
всего один бифштекс сделал. С кровью, кстати. Вы спрашивали.
– Что я спрашивал? – старчески прошамкал начальник, подняв на меня мутные глаза.
– Про кровь. У них есть кровь. Зеленая, – кивнул я на растекшуюся под тушей клейстихи лужу. – Когда
лететь?
– Куда? – страдальчески выдохнул шеф.
– К главарю слизней, на их каракатицу, – сказал я. – Куда же еще?
– Зачем? Теперь-то зачем?
– Как зачем? Да все за тем же. Что изменилось-то? Парламентер уточнял, в каком состоянии должна быть
клейстиха?
Глазки Крутько заблестели знакомым жирком.
– А ты того, Жижин! Не дурак.
«Еще какой дурак, – подумал я. – Трижды, четырежды, стожды. Ду-ду-ду-ду-ду-ду-дун».
– У меня есть одно условие, – сказал я.
– Условие? – вздернул белесые брови Крутько. – У тебя? Да ты наглец, Жижин.
– У меня есть условие, – повторил я. – Я полечу с другими переводчиками.
– Чем же тебя не устраивают эти? – ухмыльнулся шеф.
У меня зачесались руки, но я сдержал себя.
– Они меня устраивают. Но эта операция будет очень опасной. Более чем. Туда не должны лететь женщины.
– Они не женщины. Они специалисты.
Я снова сдержался. С большим трудом.
– Они женщины. Есть специалисты-мужчины. Отправьте со мной Самохина.
– Самохин плохо понимает слизней. Только общий смысл. А говорить не умеет вообще.
– Пусть научится! – заорал я. – За что вы ему деньги платите?!
– Ты будешь указывать, как мне работать? – очень недобро улыбнулся Крутько. – Вот что, Жижин. Ты вроде
бы мечтал, чтобы я тебя уволил? Так вот, я тебя увольняю. А на каракатицу полетят Жижина и Савельева. Я
найду, с кем. Да хоть с тем же Самохиным.
Я сплюнул. Я шипел и дымился от злости. Но я знал, что эта сволочь именно так и поступит, если я стану
артачиться.
– Хорошо, – скрипнул я зубами. – Я уволюсь после полета.
– Вот и ладненько! – вскочил с кресла начальник и потер потные руки. – Я на доклад к министру. А ты жди
меня здесь. Охраняй ее, – кивнул он на обугленную тушу, – пуще своих любимых!
Жаль, я ему тогда не вмазал. Перехватило дыхание. А когда очухался – Крутько уже в комнате не было.

И все же, как я ни хорохорился, я очень боялся. Пока мы летели на каракатицу, я только и делал, что трясся
от страха. «Жена» и «труп жены» – это были все-таки разные понятия. Не зря же клейстиха вынудила меня
прикончить ее. Я ни на секунду не сомневался, что она это сделала специально. Значит, надеялась, что этим
сорвет выполнение условия. Так посчитает ли главарь клейстов его выполнением данный возврат? И если
нет, что он сделает с нами? Что он сделает с Машей и Анной? «В любом случае, – подумал я, – нужно будет
давить на то, что клейстиху убил именно я».
Когда наш корабль причалил к каракатице, я сказал девчонкам:
– Вы должны переводить все, что я буду говорить клейсту. Слово в слово. Не задавая вопросов, не споря со
мной. Понятно?
Девчонки молча кивнули. Им тоже было страшно.
К нам вползли три слизня. Двое забрали «бурдюк», третий велел нам раздеться. Я не мог понять, было ли
это дурным знаком. Клейсты не носили одежды. Возможно, наше появление перед главарем одетыми
казалось им неприличным. А может, они просто опасались, что под одеждой мы могли прятать оружие.
Я впервые увидел Машу и Анну обнаженными одновременно. Невольно я стал их сравнивать. Они обе были
высокими; Маша немного стройней, зато Анна – фигуристей. Но обе они были настолько близки мне, были
настолько моими, что сладкий ком закупорил горло.
Я поскорей выскочил из каюты за клейстом, чтобы девчонки не увидели моих слез.
Нас вели длинными извилистыми коридорами, точнее, рифлеными трубами, похожими на кишки огромной
живой твари. Пол был теплым и упруго пружинил под босыми ногами. Возможно, каракатица и впрямь
была живым существом – стенки «кишок» розовато светились и заметно пульсировали. Порой по ним
пробегала волна судорожных сокращений, словно каракатице было неприятно присутствие внутри себя
чужеродных элементов, и она с трудом сдерживала рвотные позывы.
Пахло, на удивление, приятно, как в сосновом бору в жаркий день. Потом я учуял запах кожи. Он
становился сильней и сильней, пока не перебил окончательно запах сосновой смолы.
Вскоре «кишка» расширилась большим вздутием. Стены в нем были бугристыми, как шкура клейстов, но
телесно-розового цвета, как у «кишок», и тоже мягко светились. Посреди этого «зала» валялся знакомый
обугленный бурдюк. Рядом лежал еще один, вполне целый. Его кожа была светлей, чем у прочих виденных
мною слизней. На ней с едва слышимым бульканьем хаотично вздувались и опадали округлые наросты,
словно внутри светло-серого кожаного мешка бурлила жидкость. Пара таких наростов вытянулась вдруг и
превратилась в щупальца, которые протянулись к мертвой клейстихе, коснулись ее, отдернулись, снова
коснулись, заскользили по ее коже, обвили труп, вновь разжались, и опять стали гладить мертвое тело.
«Да он и правда ее гладит!» – понял вдруг я. Будто подслушав мои мысли, Маша шепнула:
– Он плачет. Он говорит: «Любимая, любимая…»
Мне стало нечем дышать. Ком опять стоял в горле. Я не мог это вытерпеть и рванулся вперед.
Внезапно из стены тоже вырвались щупальца, обвили меня и прижали спиной к упругой поверхности. Я
попробовал освободиться, но грудную клетку стиснуло так, что хрустнули ребра. В глазах потемнело, я
наверняка потерял бы сознание, если бы хватка чуть не ослабла. Достаточно, чтобы дышать, но не оставляя
ни малейшей надежды на освобождение.
Придя в себя, я с ужасом заметил, что точно так же были «прикованы» к противоположной стене и Маша с
Анной.
– Не дергайтесь! – крикнул я им. Но девчонки и не собирались дергаться. Похоже, они оцепенели от страха.
Я перевел взгляд на клейста. Его кожа опять была гладко-бугристой, без наростов и щупальцев. И она
выглядела точно такой же по цвету, как и у других слизней.
– Анна! – позвал я. – Ты можешь говорить?
– Да, – едва слышно сказала моя любимая.
– Маша, ты в порядке? – обратился я к жене.
Моя любимая кивнула.
– Помните, о чем я просил? Пожалуйста, сделайте это!
Потом я вновь посмотрела на клейста и, стараясь, чтобы голос звучал твердо, сказал:
– Это я убил вашу жену. Я не хотел, я был вынужден это сделать. Но я не оправдываюсь. Я предлагаю
сделку: жизнь за жизнь. Умоляю вас пойти на это и выполнить ваше обещание. Ведь я все-таки привез вам
жену, не так ли?
Анна побелела. Но она исполнила мою просьбу, не стала ничего говорить мне. Она лишь передала мои
слова клейсту.
Тот едва заметно вздрогнул и зашуршал. Теперь побледнела Маша. Она дернулась, и щупальца на
мгновение вжали ее в стену. Маша вскрикнула, тряхнула черной гривой, судорожно вздохнула и наконец
перевела:
– Мы всегда выполняем свои обещания, ты напрасно меня умолял. Но твоя мольба услышана. Выбирай, чью
жизнь ты отдашь мне?
– Как это чью? Мою, конечно!
Девчонки разом охнули.
– Переводите! Без эмоций! Просто работайте, мать вашу!.. – заорал я на них. Это было первым случаем в
жизни, когда я ругался матом на моих любимых. И последним.
Анна коротко булькнула. Клейст замурлыкал в ответ. Маша перевела. Без эмоций, как я просил:
– Не годится. Ты нужен для выполнения моего обещания. Оплодотворив земную женщину, ты снова
запустишь механизм зачатий. К тому же, ты убил мою любимую. Предлагай в обмен жизнь своей. Так будет
правильно.
– Что?!.. – В моих глазах поплыли круги, уши наполнились гудящей ватой. Я затряс головой. Я рванулся и,
не обращая внимания на режущую боль от впившихся в тело щупальцев, закричал на Машу: – Ты хорошо
его поняла?! Ты точно переводишь?! Ты не придумала это сама?!
Маша была похожа на перевязанный розовой ленточкой манекен, неестественно белый, с изумрудинами
глаз и угольно-черными волосами. Она не ответила мне. Она вообще не шевелилась.
Вместо нее заговорила Анна. Очень-очень тихо. Но я услышал.
– Она перевела правильно.
Анна тоже выглядела белым манекеном. Даже белее Маши. Кожа у рыжеволосых вообще очень светлая.
– Не-е-ет!!! – Я рванулся так, что одно из щупальцев соскользнуло с плеча. Я вытянул к клейсту правую
руку: – Нет! Это не честно! Они ни при чем! Это я убил твою жену, вонючий мешок, я, я! Вот этой самой
рукой!
– Да, – монотонно перевела Анна ответ слизня, – твоя рука повинна в ее смерти.
Тонкое щупальце так молниеносно выстрелило из тела слизня, что я лишь услышал его свист и
почувствовал острую боль в плече. На мои голые ступни упало что-то тяжелое и теплое. Я посмотрел вниз.
Там лежала моя рука. Меня это тронуло не больше, как если бы это была палка. Тупо задергало в правом
плече. Боку стало горячо и мокро. Я скосил глаза вправо. Возле обрубка плеча извивались короткие
щупальца. Наверное, они обрабатывали рану. Боли, во всяком случае, я больше не чувствовал. Да мне было
и не до этого.
Тем более Анна, расширившиеся глаза которой не отрывались от моей отрезанной руки, продолжала
переводить:
– Выбирай. Я жду. Я знаю, ты любишь обеих. Я иду тебе навстречу, предлагаю выбрать самому.
Я чуть не выкрикнул: «Выбери ты!», но вовремя остановился. Это было бы предательством: гнусным,
неискупимым. Но и сам – как я мог выбрать, кому из них придется умереть? Как бы я смог потом жить с
этим? И как бы я смог потом жить с одной из них, зная, что ради нее погибла другая? Ведь я бы
возненавидел ее! Так же, как я уже ненавидел себя. За свой длинный язык, за тупость, за трусость, за
подлость, за все-все-все-все!..
– Убей меня, – попросил я. – Пожалуйста, убей меня! Не трогай их. Пусть они запустят механизм зачатия.
Какая тебе разница, кто именно это сделает? Умоляю тебя. Умоляю! Хочешь – убивай меня медленно,
отрезай каждый день по кусочку… – Я заплакал. Я больше не стыдился слез. Мне было стыдно, что я
вообще существую.
– Ты хочешь заплатить слишком дешевую цену. Не годится. Выбирай скорей. Мне больше некогда ждать.
Сквозь туман слез я посмотрел на своих любимых. Я боялся, что они станут просить меня, умолять… О
чем? О жизни? О смерти? Я боялся и того, и другого. Оказывается, я и впрямь был трусом. Но Маша и Анна
молчали. Наверное, они раньше меня поняли, какой я сделаю выбор. Они очень хорошо меня знали. Гораздо
лучше, чем я сам.
Клейст зачавкал. Анна перевела:
– У меня больше нет времени ждать. Если ты сейчас не скажешь, чью жизнь отдаешь, я убью их обеих.
Я кивнул.
Клейст понял меня без перевода. Розовые стены за спинами моих любимых прогнулись, щупальца втянули в
образовавшиеся ниши Машу и Анну, а через мгновение стена снова выровнялась, испуская обычный
бледно-розовый свет.
Оказывается, за тридцать два прожитых года я еще не испытывал боли. Потому что лишь в те застывшие
для меня жуткой коростой мгновения я понял, что это такое. Наверное, я завыл, потому что заложило вдруг
уши. Меня скрутило так, что на ногах я держался только из-за сжимавших меня щупальцев. Видимо, я все-
таки терял сознание, потому что увидел вдруг, что стою в луже блевотины, хотя и не помнил, когда меня
вырвало.
Тела клейстихи в «зале» не было. Сам клейст медленно удалялся к отверстию одной из «кишок».
Внезапно мне пришла в голову мысль, как можно было спасти Землю. Слизни не знают слова «обман». Они
не умеют врать. А ведь это значит, что и правду от лжи они отличить не сумеют!
Но я уже говорил, что я дурак. Стожды дурак. Эта мысль посетила меня слишком поздно. То, что я
придумал сейчас, уже некому было перевести. И все-таки я заорал ему вслед:
– Стой! Подожди! Я забыл рассказать, что просила передать тебе перед смертью жена! – Мне показалось,
или клейст действительно вздрогнул? Может, они все-таки понимают русский язык?.. Но слизень продолжал
ползти к выходу. А я продолжал кричать: – Она хотела, чтобы ты оставил Землю в покое! Ты слышишь?
Оставь ее в покое! Я тоже тебя об этом прошу! Я заплатил тебе двойную цену! Ты слышишь меня, бурдюк с
плесенью?!..

На космодроме меня встречал Крутько. Как он узнал? Парламентер?.. Вероятно. Слишком противно было
думать, что шеф имел возможность подсматривать за нами даже там.
Он бросился жать мою руку. Левую. На отсутствие правой, по-моему, он даже не обратил внимания.
Неужели все-таки подсматривал?..
Ладонь Крутько как всегда была потной. Я выдернул из нее руку и обтер о куртку.
– Поздравляю, Жижин, – лепетал шеф, – поздравляю! Они улетели! Каракатица со слизнями улетела! Вы
настоящий герой! И… я сочувствую вам…
Наконец-то мне удалось послать его по-настоящему. С точным заданием курса. Для этого мне хватило и
одной руки.
Позже я узнал, что о событиях на каракатице его все-таки информировал парламентер. У того с
предводителем была постоянная связь. Возможно, ментальная. Но Крутько я от этого не стал любить
больше.
И я не верил, что слизни улетели благодаря моей лжи. Вряд ли меня понял их предводитель. Скорее всего,
он вернулся домой на время. Чтобы похоронить жену, посовещаться с руководством, собрать армию для
покорения землян… Мало ли зачем он мог улететь? И все-таки искра надежды во мне тлела. Ведь если
клейсты и впрямь оставили Землю в покое, значит, Анна и Маша не напрасно погибли. Только это было
сейчас для меня важным. Только это.

Вернувшись домой, я сразу пошел в ЗАГС. Ну, да, теперь он называется «Разделом гражданских свойств» в
глобальной инфобазе, но старое название было для меня привычней; я еще застал время, когда в ЗАГС
ходили не виртуально, а буквально, ногами. Или ездили на украшенных шарами и куклами карах. Конечно,
сейчас все было гораздо быстрей и удобней. Настолько быстрей, что меня, оказывается, уже успели развести
с Машей. «По причине смерти одного из супругов». Что ж, формулировка была верной. С поправкой: не
одного, а обоих. А еще – Анны...
Я больше не был дважды живым. Я вообще больше не был живым. Я тоже умер. Дважды. И даже не умер –
подох. Умирают люди. А разве мог я считать себя человеком после того, что сделал? «Ты дохлый, – сказал я
себе. – Дважды дохлый. Додон».
Я открыл подраздел «Изменение личных данных» и оставил заявку.

В тот же день за мной пришли. «Вы должны исполнить свой долг», – сказали мне. Плохо сказали, как
стилистически, так и по сути. Я не хотел ничего исполнять. И я никому ничего не был должен. Кроме тех,
кого уже нет. Собственно, ради них я и подчинился. Иначе получилось бы, что они и впрямь умерли зря, что
я предал их снова.
Я думал, у меня просто возьмут сперму. Но ученые решили не рисковать. Они сказали, что «пусковым
механизмом» может быть сам процесс. Меня затошнило, но я опять подчинился. Я даже не помню лица той,
кого ко мне привели.
Клейсты не знали слова «обман». Люди вновь могли размножаться. Земля ликовала. Может быть, рано.
Назавтра меня вызвали в Кремль. Я не собирался идти, но в последний момент передумал. Я больше не мог
оставаться в пустом доме. Он стал мне чужим. В нем было место живым, а не дохлым. Тем более, дважды.
У кремлевских ворот меня встретили трое в серых костюмах. Долго вели длинными коридорами. Я
вспомнил «кишки» каракатицы. Я вновь ощутил себя голым. Меня завели в большой зал. Там было много
народу и света. Грянули аплодисменты. Заиграл торжественный марш. Я увидел Президента. Он смотрел на
меня с доброй улыбкой, но в глазах его билась тревога. «Наверное, он очень устал, – подумал я. – Или
просто боится покойников».
Кто-то взял меня под локоть и подвел к нему ближе. В зал обрушилась тишина.
– За спасение человечества, – провозгласил Президент, – Звездой Героя награждается Всеволод
Константинович Жижин!
– Моя фамилия Додон, господин президент, – поправил я.
Тот жестом подозвал помощника, они зашушукались. Помощник часто-часто кивал надо лбом Президента.
«Ему бы клюв, – подумал я, – сходили бы на выборы».
Наконец Президент откашлялся и вновь стал вещать.
– Звездой Героя, – сказал он, – награждается Всеволод Константинович Додон!
Он прицепил мне на грудь позолоченную железяку. Пожал мою руку. Его ладонь была потной. «Как у
Крутько, – подумал я. – А не послать ли его тоже?..» Разумеется, я не стал этого делать.
Меня снова вели длинными «кишками» Кремля. Те же самые, в сером. А может другие. Я вышел на улицу.
Сорвал с груди мертвую железку и швырнул ее в урну. Поднял мертвые глаза к небу. Там горели звезды.
Настоящие, живые. Я не знал, которая из них звезда слизней, и сказал просто в небо:
– Об одном прошу: оставь ее в покое.
 ЕВА СОУЛУ
МАРАФОН

01
Дерек Гард, человек заурядной профессии, беззвучно рухнул на пол, откатился на пару метров под
прикрытие псевдокаменной конструкции, изображавшей восточную беседку, и замер. Где-то вдалеке
громыхнул короткий взрыв, и снова тишина. «Опа, еще один сошел с дистанции», подумал Дерек, спешно
залепляя пластырем длинную кровоточину на скуле. Пластырь немедля впитался, уничтожив повылезшую с
вечера щетину. Главное, никакой крови.
Кто-то, тяжело дыша, пробежал мимо укрытия Дерека, ойкнул на шестой секунде и с шуршанием
исчез в небытии.
«Позвольте объяснить вам правила игры», обратился к ним господин Тораку часом раньше. «Вы
профессионалы, в чем я нисколько не сомневаюсь. Но мне мало вашей репутации, и мне мало ваших заслуг.
Прежде чем я выберу того, кому смогу доверять, я хочу увидеть вас в деле, сегодня, своими собственными
глазами…»
Их собралось четыре дюжины. С восьми окрестных солнечных систем – они считались асами,
рвавшими противников и гонорары. Цвет свободного детективного сыска. Шестеро ретировались, поняв,
какую «проверку» приготовил для них Тораку. Остальные с разной степенью достоинства заскрипели
зубами. Но детективы – народ любопытный и жадный. Награда, обещанная победителю сегодняшних
тараканьих бегов, плюс гонорар в случае успешно решенного дела, в сумме превышали заработок самых
удачливых из них за последние десять лет. Точно за десять, не меньше. А в случае Дерека, так и за все
двенадцать. К тому же Тораку не поскупился назначить бонус «просто за участие».
Гарду даже зубами скрипеть было лень.
Спросите, кто такой этот господин Тораку? Если вам доводилось видеть гарцующую по бельэтажу
породистую лошадь, то считайте, что вы видели господина Тораку. Его титуловали самым дивным и самым
денежным мешком в его неполные двадцать два года. Походку он унаследовал от матери. От отца –
развлекательный конгломерат, пустивший по ветру всех конкурентов в радиусе галактики. Ныне усилиями
наследника комплекс перевоплотился в аттракцион, накрывший до последнего клочка земли десятки планет
и сотни стационарных астероидов.
И как раз на одном из них он собрал четыре дюжины детективов, дабы объявить им о том, что прошедший
местный лабиринт быстрее всех, выиграет право вести его дело.
Похоже, он довольно часто развлекался с альтернативной версией детской площадки «Найди путь
из заколдованного города». Вряд ли детки были в курсе, что такое арабский город, и что бывает, если
сверзиться в яму на настоящие копья. Ну и слава богу. Хотя Дерек не отказался бы узнать, кого сюда
запускают обычно – вместо неудачливых детективов и бузящей детворы. «Прошу вас воздержаться от
членовредительства, господа. Я не желаю, чтобы моя нужда повлекла лишние жертвы. Ни один из вас, кто
не сумеет финишировать, не пострадает – ни от моего аттракциона, ни от чьих-либо амбиций. Имейте это в
виду. Нарушение будет приравниваться к исключению из марафона…» – так и сказал, да еще и ножкой
притопнул.
Дерек поскреб бандану, прикидывая дальнейший план действий.
Если честно, ничего сверхъестественного в лабиринте Тораку не было. Всё сводилось к
нахождению подсказок и выбору правильного маршрута, иногда попадались головоломки на вроде «Так и
сяк, угадай, сколько камешков в золотую чашу бросить – не то Великий Рукоотрывайло очи выест».
Физическая подготовка пригождалась, но изредка, а потому Дерек продвигался вперед со всё большим
недоумением (вспоминая назначенную «за участие» сумму). Подвох обнаружился позже, когда следовавшая
за Гардом детективша Милла Вэй безобидно свезла локоть и была немедля оккупирована робо-врачами – из-
за чего, как он узнал впоследствии, потеряла четыре минуты хода. Ободраться в «чудо-городе» было проще
некуда, и машинки мчались на кровь, словно вампиры. Зато совершенно не чуяли закрытых переломов –
судя по Васе Шквару, неудачно приземлившемуся с высоты восьмого уровня. Дерек посоветовал
рокотавшему от боли Васе прокусить палец, и того живо укатили металлические врачеватели. На совете он
время не потерял.
Чего нельзя было сказать о нынешней ситуации.
Гард вылез из-под беседки и подобрался к границе ловушки. Текст, высеченный на куполе
недавнего убежища, расшифровывался самым неприглядным для него, Гарда, образом.
Впереди лежала ярко освещенная городская площадь, украшенная тентами отсутствующих торговцев
фруктами и пустым фонтаном. Всего десять на десять метров узорных желтых плит. Без должного
снаряжения (которое с детективов попросту сняли перед стартом) перескочить через нее было невозможно,
а любое прикосновение к плитам влекло неминуемый обвал в шуршащее нечто. По условию загадки Дереку
требовался противовес, чтобы поместить его в фонтан в центре площади. Увы, последний подходящий
объект он наблюдал в пяти минутах хода отсюда. Плюс три секунды, потерянных на возмущение.
На четвертой секунде из коридора слева послышался внятный шорох. Мгновением позже из проема
высунулась лохматая злая брюнетка в черном плаще – судя по позе, на спине она волокла что-то тяжелое.
Этим «что-то» оказался Илайя Вэйн по прозвищу Носатый. Тощий, связанный оранжевым шарфом вдоль и
поперек, тот брыкался и мычал, хотя никто не потрудился залепить ему рот кляпом. Увидав Дерека,
Носатый завизжал.
Брюнетка спокойно оглядела Гарда, убедилась, что тот не делает лишних движений, и деловито
потащила Носатого к краю ловушки.
- А что с «членовредительством»? – Поинтересовался Дерек.
Та фыркнула сквозь зубы: – На нем ни царапины. И он даже на что-то надеется, иначе бы давно
долбанул меня своим клювом. К тому же, – она перекинула Носатого на другое плечо, – это была его идея.
- Теперь я сильно сомневаюсь, дамочка, что ваш вес в нужном промежутке… – заскрежетал Вэйн.
- Зато твой, «красавица», идеален. Подвиньтесь, господин Гард – мне нужно пространство для
замаха.
Дерек посторонился, приятно не удивившись тому, что она знает его в лицо. Девица приподняла
Носатого одной левой, словно тот был кульком с мощами, а не мужчиной средних лет. «Ого! Вся рука
целиком, до плеча. А может, и больше… Хорошо, что с нас не содрали кибер-импланты». Он нежно
погладил повязку на правом глазу.
Девушка размахнулась – тощее тело Вэйна изящно поднялось в воздух, затрепыхав хвостиками
оранжевого шарфа, а затем приземлилось ровнехонько в центр фонтана. Площадь немедля посыпалась в
пропасть, оставляя несколько ажурных плит для быстрой переправы. Носатый взвизгнул и заметался,
словно бешеная мышь, стараясь подтянуться на высокий бортик каменной миски. Судя по всему, он
предпочитал свалиться в туманную бездну, нежели позволить коллегам перебраться на другой край. И было
ясно, что оранжевый шарф ненадолго его задержит.
Девица не стала ждать, и сиганула на первую плиту. Дерек постарался не отставать (к счастью,
места хватило для обоих), и они синхронно, словно хорошие танцоры, понеслись на другую сторону. За
четыре метра до края Носатый перевалился через бортик и с победным воплем улетел вниз. На их удачу,
мостик рухнул не сразу.
- Ты мой должник, Гард.
- Правда? Кстати, твой вес тоже подходил.
- Ну-ну. – Она зло оскалилась, демонстрируя белые подточенные клыки. – Можешь так думать. До
конца гонки.
Она то ли махнула ему, то ли показала неприличный жест, и унеслась в одну из правых улочек.
Дерек не стал рисковать, и побежал по левой.
На пути всё чаще попадались прикрученные и подвешенные на разных частях одежды детективы – кто-то,
уже безмятежный, внимал фоновой музыке, кто-то трепыхался, как приснопамятный Носатый. «Неплохо
отстаю», разочарованно подумал Дерек. «Теперь одна надежда, что коллеги иссякнут сами собой. Вместе с
ловушками».
- Эй, вы! Заканчивайте быстрее. Когда нас отсюда снимут?!
Он набрал неплохую скорость на обезвреженных западнях, благо расстояния не позволяли умельцам
активизировать ловушки вновь без риска свалиться самим или покалечить драгоценный «противовес».
Поэтому Дерек почти без приключений пробрался сквозь муравейник узких коридоров, удачно отбившись
от парочки желающих подвесить его за жабры, и вскоре уперся лбом в круглые ставни с тремя кошачьими
глазами. За ними оказалась темная каменная труба, уходящая по прямой черт знает куда. Если верить
пухлой радужной стрелке над основанием лаза, в конце ее обитал главный приз.
Времени на раздумья не было, поэтому Дерек живо распотрошил загадку, протиснулся в трубу и, как
бодрый паук, понесся сквозь кромешную тьму. Позади с веселым мявом намертво захлопнулись ставни.
Через двадцать метров он столь же бодро полетел вниз по склону в восемьдесят градусов. Пришлось
задействовать все конечности, чтобы унять скольжение. Затем труба выровнялась, и Дерек едва не выпал в
тускло освещенный зал нескромных размеров.
Он осторожно огляделся, стараясь не высовываться из лаза. Свод терялся в пурпурной темноте. Слабые
лампы медленно пульсировали по периметру, косо кидая взгляды на пару сотен закрытых люков. Черным
смотрели не больше десятка. Дерек прикинул, какое количество несчастных проползло весь этот путь,
чтобы стукнуться башкой о крышку запаянной консервной банки. Местечко напоминало соты из белого
камня – с мясной начинкой.
Финишная точка – вот она, сверкает в центре зала.
Красно-белый шахматный пол не таил никаких видимых намеков на загадку или предупреждение, но Дерек
решил не спешить с выскакиванием. До иллюзорного золотого шара – тридцать метров. Достаточно одного
прикосновения, чтобы стать победителем. Интересно, сколько их здесь – тех, кто тянется к нему взглядом?
Дереку показалось, что кто-то шелохнулся в глубине лаза с восточной стороны; и, похоже, еще один
прячется напротив. Перед началом гонки его попросили не использовать «особый» правый глаз, поэтому он
не мог сказать наверняка. Но кто-то здесь есть. И каждый медлит, чтобы теперь лишь в десятку.
«Сколько дать форы? Три-четыре секунды. Нет, лучше три. Надеюсь, будет ловушка, и первого
подсекут. Тогда будет ясно, какие тут правила».
У Дерека были обычные человеческие ноги. На вживленные физические усилители запрет Тораку не
распространялся, и если у конкурентов есть преимущества, то его собственные шансы стремительно полетят
к нулю. Остается надеяться, что самый сильный окажется самым смелым, и не будет томить ожиданием.
 Прошло чуть больше часа. Дерек перестал слышать возню справа, зал погрузился в болезненную
тишину. Гард посочувствовал Тораку, который, несомненно, следит за ними – вряд ли у бедняги столько
терпения в запасе. А вот господа детективы могут просидеть сутки. А могут и двое. Потом у кого-нибудь
сдадут нервы вслед за силами, и всё закончится в мгновение ока.
Откуда-то сверху раздался глухой стук в запертые железные ставни, и Дерек расслышал сочное
ругательство. Оно вторило его собственным мыслям. Он сочувственно посмотрел наверх, а потому едва не
пропустил момент, когда из восточного лаза вывалилась фигурка в светлом трико, и словно мячик
запрыгала по шахматному полю. «Одна, две, три…» Девушка наступила на белую клетку, и ее мгновенно
запаковало в прозрачный ящик. Дерек прыгнул, что было сил оттолкнувшись пятками от края лаза, и высота
в полтора этажа дала ему несколько метров задатком; он приземлился на красную клетку и рванул вперед,
позволяя ногам самим избегать белого. Навстречу ему, из противоположного конца зала, во всю прыть несся
кто-то в черном.
Ему показалось, что это он сам бежит себе навстречу. Потом расстояние сократилось, словно кто-то
вырезал метры промежуточных кадров, и он увидел собственную руку, тянущуюся к желтому шару.
Касание! Иллюзия обожгла его чужим прикосновением, и чтобы не разбиться о черный плащ, ему пришлось
схватить его в охапку и, гася движение, закружиться на месте, молясь только о том, чтобы цвет клетки уже
не имел значения.
- Браво, браво, мои дорогие! Прекрасное завершение!
Он услышал громогласный вопль Тораку, а затем нечто отшвырнуло его на пару метров в сторону.
Давешняя брюнетка всё так же зло уставилась на него из-под неровной челки. Ему сразу захотелось за что-
нибудь извиниться.
- Поздравляю вас, господа, – заливался тем временем Тораку. – Марафон окончен.
- Да вижу я! – Рявкнула брюнетка. – Кто выиграл?
- Вы оба.
- Не зли меня, Луи.
- Ах, милая Фрея, я не могу нарушить собственное слово – даже ради тебя. Убедись сама. – Тораку
вызвал экран с повтором финального забега. Движение в движение, жест в жест, они дотронулись до шара в
одну и ту же тысячную секунды. – Это судьба.
- И что вы предлагаете? Еще один марафон? – Осведомился Дерек.
- Ты мой должник, Гард!
Он беззвучно рассмеялся в ответ.
- Вот скотина! Луи, я не смогу с ним договориться.
- Если никто не желает отказываться от работы, то вам придется заняться ею вдвоем.
- И делить деньги?
- Конечно.
- Придумай другой вариант.
- Ладно, ладно… – Примирительно пропел Тораку. – Вам необязательно работать вместе. – Он что-
то шепнул себе под нос, обращаясь к невидимому помощнику. – Подождите, пожалуйста.
Через несколько секунд в зал вбежал молодой человек с двумя конвертами на чеканном подносе.
Тораку с важным видом продемонстрировал их детективам.
- В каждом из них копия моей… просьбы и всё, чем я могу помочь в ее осуществлении. За одним
исключением. Сейчас у меня две основных зацепки: одна ведет на Клиометру, в тридцать второй сектор,
вторая – к Дио, в одиннадцатый. Я разделил их, поэтому каждый из вас пойдет по своему следу. Полагаю,
это только сэкономит нам время.
- Тебе, а не нам, Луи. В итоге мы всё равно явимся к одному порогу. Если, конечно, какая-то из
наводок не липа.
- Может статься, что они обе липовые, – рассмеялся Тораку. – Это ваша работа – проверить. Я
надеюсь, здоровая конкуренция лишь подстегнет вашу эффективность, господа. Прошу только об одном –
не увечьте друг друга. Пожалуйста.
Фрея подскочила к Тораку, вырвала у него один из конвертов и мрачно посмотрела на Дерека: – Кто
успел, тот и съел?
- Лишь бы не подавился.
- Вот и ладненько. – Она сунула конверт в карман и всё так же зло зашагала к выходу.
- Значит, марафон продолжается, – хмыкнул Дерек, и Тораку радостно закивал в ответ.

02
Клиометра была маленькой, благоустроенной планетой с мирным климатом и повсеместно
провинциальными городами, на чьих красных крышах ютились старики и полчища птиц. Она также была
его детским кошмаром, о котором Гард вспоминал со скукой и монотонной нежностью, заполненной
солнечными былинками. Он прожил здесь восемь лет, пока ему не минуло двенадцать, и он не удрал с
первой попавшейся командой вольнонаемных перевозчиков.
Его возвращение злопамятная старушка Клио отметила как надо – ливнем и чернотой зимнего вечера. В
искомом городке Миру его попытались утопить, избить и загрызть до наступления ночи. Даже со
случайностью последних двух инцидентов, ничего хорошего это не сулило. В итоге, промокший и
покусанный, он не добыл никакой информации о нужном человеке: по указанному адресу обитала пожилая
дама в кружевном переднике с вишенками, ни сном, ни духом не знавшая, жил ли здесь когда-нибудь некий
Юргус, и в каком направлении он исчез.
Не солоно хлебавши, Гард вернулся на Футабару.
Тораку не дал ему ни лица, ни истории, только расу, пол и имя – Юргус, мужчина, человек. Дереку
предстояло отыскать эту личность в течение недели и в добром здравии доставить ко двору клиента. Он
запустил поиск по своим каналам и, без особого удивления, ничего не обнаружил. Даже если Тораку ошибся
с транскрипцией имени, единственный нашедшийся Юргус не был человеком и жил в аквариуме на Ризо –
на иждивении у Красного Креста. И даже не думал прятаться.
Дерек внимательно следил за мельтешением знакомых домов, пока такси везло его к конторе. К
счастью, Тораку внял его просьбе и отозвал своих наймитов. Гард сдержанно хмыкнул в ворот плаща.
«Скажите, это ваши подручные всё время порхают у меня за плечом?» «Ради вашей же безопасности,
мистер Гард». «Хотите, я бубенец на шею повешу?» «Только не злитесь! Если Фрея Рене не удержится от
искушения…» «С мисс Рене я договорюсь». «Только не калечьте друг друга, пожалуйста!» – стенал по
другую сторону экрана Тораку.
Бандана тяжело давила на гудящий после драки затылок. Прокушенная лодыжка стремительно заживала под
слоем лекарств, но немилосердно чесалась. Было что-то невыразимо глупое в том, чтобы без единой
царапины отбиться от двенадцати вооруженных амбалов и пропустить маневр дворового пса. А пес-то,
собственно, только до лодыжки и доставал.
Дерек расплатился с такси и неторопливо вошел в здание. Утро было раннее и никого, кроме
оставшихся с прошлого вечера зомбиобразных адвокатов из соседской конторы, пока не было. Гард
поднялся на свой этаж, как всегда осторожничая, подошел к дверям офиса и осмотрелся. Внутри царил
притворный порядок. Он подобрался к окну и поднял жалюзи. В этот самый момент его попытались лишить
уха, или, скорее, повторно лишить правого глаза – только сквозь затылок, но он вовремя уклонился.
Дерек перелетел через стол, резко метнулся к двери, на полпути изменил траекторию и рванул в другую
сторону, на ходу взяв в прицел нападавшего.
- Не пробовали сперва здороваться, мисс Рене?
- Могу задать вам тот же вопрос! Вы, кажется, не очень церемонились на Дио. Прошу прощения,
недооценила.
- На вас тоже напали?
- «Тоже»? Ой-ой, какой неожиданный поворот.
Дерек опустил пистолет и лениво облокотился о стену: – А с чего я должен вам верить?
- Если бы мне захотелось пристрелить вас, мистер Гард, я бы не стала придумывать причину.
- Значит, стрелять не собираетесь. Уже хорошо. Тогда давайте поговорим.
Фрея задумалась на мгновение, но всё же вышла из стойки. – Только учтите, чтобы свернуть вам
шею, мне оружие не понадобится.
- Да вот она – моя шея. Не убежит.

03
Дерек привел Фрею в «Ладью» – кабак на соседней улице, тем и знаменитый, что в нем собирались
детективы со всей округи. Для них обоих это было самое безопасное место – здесь каждый сыщик защищал
собрата, таков был негласный уговор, и чужак, сунувшийся с сомнительными намерениями, немедля
получал в противники маленькую армию глубоко оскорбленных упырей. «Ладья» не прослушивалась и не
сканировалась даже полицией. Донни До, бармен и владелец, относился к своему детищу как к последнему
аванпосту лояльности и свободы в этой вселенной. Могло статься, что он был прав.
Поскольку у Гарда не было времени проверять офис на наличие «ушей», их разговор начался в
темном углу «Ладьи», за едким от перца кофе. Фрея с отвращением следила за знакомой публикой. Хотя она
была местной, в этот кабак ее прежде не заносило – Фрея не желала, чтобы кто-то допустил мысль о том,
что она решила воспользоваться «дешевой» стайной протекцией. Тем не менее, на аргумент Дерека о
безопасности ей было нечего возразить, поэтому она сидела тихо, спрятав половину лица в новый
оранжевый шарф. Некоторые коллеги с интересом поглядывали в их сторону.
- Думаю, ты мне веришь. – Дерек сопроводил утверждение большим глотком кофе.
- Почти.
- Так что случилось со следом на Дио? – Они естественным образом перешли на «ты» и теперь
сидели, склонив друг к другу головы, больше похожие на любовников, чем на конкурентов.
- Взрыв.
- Какой?
- Большой. – Фрея приспустила шарф. – Двадцать лет назад поблизости рванул завод, местность
радиусом в триста километров заразили фазооксидом. Всех эвакуировали и разбросали по соседним
секторам. Никаких сведений о Юргусе. Теперь там только пустырь и птички поют.
- Значит, нам предстоит искать эмигрантов с Дио и тех, кто когда-то жил рядом с Юргусом на
Клиометре – даже если это было пятнадцать или двадцать лет назад.
- Нелегкая работенка.
- И мы вернулись к тому, с чего начали.
- Объединим усилия? – Она поболтала ложкой. – Можно рассчитать долю, исходя из полезности
действий каждого… Что тебя удивляет, Гард? Я предпочитаю любую цифру доходу в ноль.
- И кто же будет оценивать «полезность»?
Фрея огляделась. – Да хотя бы он. – Она ткнула подбородком в высокую фигуру Донни До,
покачивающегося за барной стойкой под мелодию старой песенки. – Что меня по-настоящему волнует… –
Она скривила губы и запнулась.
- Тораку?
- Да. Кое-что не сходится. Он фрик, и подобные игры в его духе, но… – Фрея клацнула зубами о
край чашки.
- Ты подозреваешь, что он затеял это ради собственного развлечения, и никакого Юргуса не
существует?
- Но в любом случае было бы слишком глупо немедля подсылать к нам людей.
- Или он рассчитывает как раз на то, что мы не поверим в подобную чушь.
- Знает ли Юргус, что его ищет Тораку? И мог ли он знать об этом до того, как мы пришли с
вопросами? Луи говорил, что это невозможно.
- Нам придется решить, от какой версии плясать. – Дерек легонько погладил бандану у правого
виска. – Скажи, если мы найдем Юргуса, реальный он или шарик с именем, Тораку нам заплатит?
- Да. Он всегда платит за развлечения.
- Тогда я в игре.
Фрея подняла на него глаза. Правда, высказаться не успела – к ним подошла Милла Вэй и положила
на край стола папку, возле самой руки Дерека. – Это от Рона, он просил передать.
- Спасибо, Вэй.
- Ты собираешься брать дело карманников с Полосатой Аллеи?
- Нет, это не мой профиль.
- Тогда ты не возражаешь…
- Он не возражает, – глухо процедила Фрея. – Детка, ты не могла бы оставить нас наедине?
Милла бросила грустный взгляд на Гарда. – Я буду здесь до часа.
Он благодарно кивнул.
Из соседнего зала вывернулся тип в высокой шляпе и, едва завидев Дерека, радостно поскакал к их
углу. У Фреи обнажились знакомые клыки.
- Привет, Гард! Я слышал, ты простукиваешь одно имя… О, малютка Вэй! Подожди, я хотел с тобой
поболтать. Так вот, Гард – в моих сетях пусто. Прости, старина.
- Ничего, спасибо.
- Никогда бы не подумал, что «Юргус» настолько редкое имя.
- Юргус? – Милла удивленно приподняла брови.
Фрея и Дерек молниеносно скосились в ее сторону. Девушка в ответ изумленно уставилась на Фрею и
пролепетала: – Знаете, вы так странно выглядите…
- Что?
Надо было слышать ее тон. Милла побледнела и сделала шаг назад: – Я не имела в виду…
Простите!
- Не советую цепляться к моей внешности, – прошипела Фрея.
- Простите! – Вэй поймала смеющийся взгляд Дерека и неловко улыбнулась в ответ. – Ваш Юргус,
он… детектив?
- С чего ты взяла? – Удивился Гард.
- Я не уверена, но, кажется, мой отец когда-то работал в паре с человеком по имени Юргус.
- И где твой отец? – Взвилась Фрея.
- Ее отец умер, Рене. – Гард перевел взгляд обратно на Миллу. – Когда это было?
- Э-ээ… Лет тридцать назад. Наверное. Папа редко упоминал его, хотя они были друзьями.
- Кто еще может помнить этого Юргуса? Кто общался с твоим отцом тридцать лет назад?
- Рене, сбавь обороты. – Дерек пододвинул к столу третий стул и предложил Милле сесть. Девушка
послушно угнездилась рядом.
- Я не знаю, – виновато пробормотала она. – Меня тогда еще не было. И с мамой отец познакомился
позже. Но я могу поспрашивать и поискать контакты.
- Ты серьезно нас выручишь, Вэй.
- Хорошо, тогда я постараюсь! – Она вскочила на ноги и схватилась за телефон. – Через пару часов.
Идет?
- Не звони на мой номер. Я буду здесь.
- Тогда я приду!
- Ой-ой, я скоро начну тебя бояться, Гард, – весело прошипела Фрея, глядя вслед убегающей Вэй. –
Полагаю, ты расплатишься своим фирменным «спасибо»?
- Чем?
 - Ну да, этого слова ты тоже не знаешь.
- Лучше пойдем, поговорим с Донни.

04
Милла объявилась через три часа – взмыленная, но с внушительным списком из двадцати восьми
человек. Большинство из них только предстояло найти, но, по крайней мере, это были реальные люди, а не
фантасмагории вроде Юргуса. Дерек и Фрея жеребьевкой поделили список пополам и разошлись, пообещав
держать друг друга в курсе поисков. Правда, Гард не слишком на это рассчитывал. В дело опять вступила
слепая удача.
Из его четырнадцати человек пятеро уже были мертвы, а трое числились без вести пропавшими. Но
до оставшихся шестерых добраться не составило труда. На счастье, по пути его даже не пытались убить.
Четыре визита прошли вхолостую, но затем Гард встретил-таки человека, который закивал, услыхав
заветное имя. Правда, старик не знал Юргуса в лицо, зато прекрасно помнил жалобы папаши Вэй,
убивавшегося о бравом напарнике, сгинувшем после найма на работу в какую-то правительственную
шарашку. Ничего, кроме упоминания одного из искусственных спутников Футабары и места под названием
«Два Рукава», он добавить не смог.
«Два Рукава» указали Дереку путь. Так прозвали заброшенный складской район на третьем
спутнике, где не было ничего, кроме нескольких кораблестроительных заводов и доков. Гард честно набрал
номер Фреи, но ее телефон оказался отключен.
Возвращение на Футабару и полет к спутнику заняли несколько часов, но Фрея по-прежнему не
отзывалась. Когда Дерек десантировался неподалеку от «Двух Рукавов», его встретил унылый ландшафт,
лишенный атмосферы и естественных линий, но не было никаких указаний на то, что мисс Рене добралась
сюда раньше него. Гард тщетно потратил тридцать секунд, копаясь в видеозаписях местной автоматики на
предмет мелькания ее хищного личика.
Проверка государственной собственности на территории «Двух Рукавов» увенчалась единственным
попаданием – сегодня, как и тридцать лет назад, доки с восьмого по шестьдесят пятый числились за
правительственной организацией со странным названием «Июнь. Июль.». На деле склады обернулись
подземным бункером, с опечатанным входом и отсутствием серьезной охраны. Место было давным-давно
заброшено. Лучшего варианта Гард и пожелать себе не мог.
Внутри было пусто – очевидно, владельцы не собирались возвращаться. Автоматика действовала с
перебоями, сигнализация сдохла с полпинка. Дерек надеялся отыскать логи с упоминанием Юргуса, но
доступ к главному терминалу с верхних уровней был закрыт. Обычное дело на брошенных станциях. Ему
придется спускаться на самое дно, и, если повезет, он сможет нацедить немного информации.
За размышлениями подобного рода его застал налетевший сзади железный лязг: судя по звуку, все
двери вплоть до центральной заблокировались в один момент. Дерек точно знал, что не пропустил ни
единой ловушки, но камера над его головой ожила и заметалась, ловя на прицел. В стенах вылупились
бесчисленные глазки, и он сообразил, что сейчас на его задницу обрушится шквал огня, которому скафандр
вряд ли будет помехой.
Гард инстинктивно метнулся в крохотный тупичок сбоку. Почти одновременно с залпом под ним раскрылся
люк, и он совершил мягкую посадку на Фрею, в три погибели свернувшуюся в «кладовке» полтора на
полтора метра.
Дерек покорно принял удар в живот и постарался слезть с нее. Не тут-то было.
- Лучше просто замри! Гард!
Пережив второй удар, он с трудом открыл рот:
- Давно ты здесь?
- Три с половиной часа. Связь не работает.
- Ясно.
- Там кто-то сидит.
- Внизу?
- Да. Это не автоматика. Всё управляется вручную.
- Закуток сверху просматривается с камер?
- На восемьдесят восемь процентов, – отрапортовала она. – Безопасна только крышка люка.
- По крайней мере, теперь ясно, что мы все делаем правильно.
- «Теперь» эта тварь внизу будет врубать плазму, как только перезарядится. То есть через каждые
три секунды.
- Невелика беда. Открой люк.
Фрея послушалась, и Дерек осторожно вылез в коридор. Все было в точности, как она сказала.
Тогда он убрал повязку с глаза, втянул побольше воздуха и на несколько секунд превратился в ходячий ад
оптоволоконных сетей. Боль, как всегда, была невыносимой, но, когда повязка вернулась на место, в округе
не осталось ни одной активной огневой точки.
Почувствовав тишину, Фрея тихонько постучала снизу. Дерек сошел с люка, и тот немедля
открылся.
- Как ты это сделал?
 Не ответив, Дерек вышел в главный коридор и стал перед единственной уцелевшей камерой. Затем
улыбнулся в объектив и отсалютовал: – Мы скоро будем.
Фрея, озираясь, помчалась за ним следом.

05
Это было совсем несложно, имея в распоряжении «око» Дерека. Они спустились на последний
уровень, разворотив предыдущие восемнадцать, и после короткого штурма вломились в центральное ядро.
Посреди опустошенного зала их ждали. Бледный андроид, упакованный в светлое трико и меховой плащ,
безвольно следил за ними искусственными радужками. Он походил на крупную, ленивую моль, снабженную
огнестрельным оружием.
- Не серийный, – буркнула Фрея. Очевидное преимущество Дерека в том, что касалось кибернетики,
угнетало ее боевой дух. – Успеешь хакнуть?
- Нет.
- Нет?
- От трех до пяти секунд. Если ему не мешать, он уложит нас быстрее.
- Да мы говорим дольше… И я тебе на что?
- Ему не давали команды атаковать при близком контакте без видимой угрозы. Но не думаю, что он
позволит добраться до терминала за «спасибо».
- У вас много общего.
Дерек, как обычно, пропустил ее комментарий мимо ушей и посоветовал переместиться на левый
фланг. Драться Фрея умела и любила, к тому же ей хотелось сравняться в счете с Гардом. Они быстро
договорились о стратегии, суть которой сводилась к одному: не мешать друг другу быть оптимально
разрушительными, и приступили к делу. Каждый из них мог справиться с противником в одиночку.
Главным козырем андроида была защита – в том числе от хакеров вроде Дерека, и это уравнивало их шансы.
Они были одинаково быстры, разве что Фрея чуть-чуть проворнее, а Гард метче; у каждого имелось по
искусственной руке, и оба оказались на редкость старательны (потому что вели запись, на которой
запечатлится их полезность, равноценная будущему гонорару).
Андроид был дезактивирован за семнадцать секунд.
Гард покопался в терминале, с которого их бледный друг совершал маневры с местными ловушками, и
уныло вернулся к Фрее. Та увлеченно занималась прикладной робототехникой.
- Мимо, – проворчал он. – Меня всё больше интересует корпорация «Июнь. Июль». Их закрыли
примерно тогда же, когда исчез Юргус. Причины не указаны, тишь да гладь. Вообще никакой информации,
даже секретной.
- И никаких производственных знаков. – Фрея потыкала пальцем в разобранного во множестве мест
андроида. – Давай возьмем его с собой. На всякий случай.
- Хочешь выпотрошить до синтетических ногтей?
- По крайней мере, его «защитки» можно продать. Если даже «око» на них буксует, то стоить
должны неплохо.
- Только сперва я в нем покопаюсь, идет? Шансы малы, но никогда не знаешь, где найдешь…
- …где потеряешь. Давай. – Фрея демонстративно подвинулась.
Дерек уселся рядом и стянул повязку с глаза.
Какое-то время ничего не происходило, потом Гард хмыкнул, опустил повязку на место и одним
выстрелом разворотил подопытному бронированный череп.
- Ты чего, сдурел?! – Завопила Фрея.
- Никто бы за него не взялся, Рене – без риска для своей и твоей жизни. Там целая прорва
виртуальной дряни, и она разъедает его с того самого момента, как мы вошли. Если бы не «око», я мог бы
пристрелить тебя в трансе.
- И ты, конечно, ничего не успел выяснить? – Съязвила она.
- Почему же… – Дерек поднялся на ноги и медленно размял плечи. – Его последний досмотр был на
«Тысячелетии».
- На… Постой. Но это же мемориал. Он летает на стационарной орбите лет двести, с него даже
оружие сняли.
- Когда-то это был военный корабль. Ты вообще слышала, чтобы на мемориалах программировали
боевых андроидов? «Тысячелетие» заброшен. Возможно, кто-то переоборудовал его под свои нужды.
- Это правительственный объект с публичным доступом.
- Мы сейчас тоже на правительственном объекте, Рене, – фыркнул он. – И мы только что совершили
«публичный доступ».

06
«Тысячелетие», изумительной красоты корабль с устаревшим дизайном, не обслуживался живым
персоналом и не пользовался популярностью среди туристов. Некогда он был флагманом местного
приграничного флота, но после неприятного инцидента, унесшего жизнь всего экипажа и нескольких
высокопоставленных гостей, его перевели в режим мемориала и списали, сославшись на трагизм и
отработанные ресурсы (по правде сказать, похожие инциденты повторялись четыре раза, после чего
правительство уверовало в его дурную судьбу и предало «Тысячелетие» забвению). Последние двести лет
этот похожий на ажурную пику корабль бессмысленно кружил на орбите малонаселенной планеты,
навещаемый лишь редкими, настороженными зеваками.
Ни Дерек, ни Фрея здесь еще не бывали. Сделав вид, что цель их прибытия – поглазеть на останки
брошенного мастодонта, они без проблем попали на борт и под предводительством робота-гида углубились
внутрь настолько, насколько позволяли местные правила. Когда лимит был исчерпан, Дерек безболезненно
избавился от провожатого, и детективы продолжили путь в одиночестве.
Корабль был огромен, но автоматика работала исправно, и они живо добрались до рубки. Гарда по
обыкновению влекло к основному терминалу, с которого (если информация не была дезой) давали
последние инструкции почившему андроиду. По дороге Фрея настойчиво выпытывала у Дерека
подробности о его версии «ока», на что тот резонно спросил, готова ли она ходить с железякой, торчащей из
черепа, потому что, увы, некоторые особенности пока не позволяли сделать «интерфейс» более
миловидным? Ответа он так и не дождался.
Капитанский мостик находился в центральной части корабля. Подход был заблокирован еще за
несколько отсеков, но Дерек весело промчался сквозь них, заставляя Фрею сожалеть о том, что она родилась
красивой и за тридцать лет успела к этому привыкнуть. Но у входа в саму рубку споткнулся даже Гард.
Проковырявшись с паролем почти две минуты, он наконец выиграл – с адской головной болью в качестве
бонуса; после чего рухнул у стенки, вколол себе сто миллилитров лазурной дряни и попросил четверть часа
на восстановление.
Пока он приходил в себя, Фрея просканировала пространство за дверью и выяснила, что освещение
внутри отключено, никаких биологических или активных кибернетических форм жизни не наблюдается,
зато работает целая сотня камер наружного слежения. Когда Дерек поднялся на ноги, они еще раз
отработали план действий на случай «чего угодно» и приготовились войти.
Внутри было темно, но это не помешало им сориентироваться и понять, что помещение рубки по
всему периметру забито шеренгами неподвижных человеческих тел. Хотя, конечно, это были не люди. И
неподвижными они оставались совсем недолго.
Дерек стремительно врубился в локальную сеть, пытаясь восстановить освещение, поскольку было
неясно, как долго на Фрее продержится шлем. И как раз вовремя: ровно через две секунды на них
обрушилась сотня «братьев-близнецов» недавнего андроида.

07
Бледные механические друзья избрали странную политику.
В первую же минуту Гард и Фрея поставили «убежище», но судя по тому, с какой интенсивностью
андроиды долбились о него, не щадя ни себя, ни сотоварищей, ресурсов установки хватит на четверть часа –
если повезет. Стала заметна и еще одна презабавная особенность: восемьдесят роботов держали фокус на
Дереке, и лишь двадцать – на Фрее. Они не меняли цели, несмотря на расстояние и эффективность позиции.
- Рене, мы откроем огонь и сократим резерв барьера на восемь минут! Мы должны зачистить тех,
кто «держит» тебя. Когда прорвутся остальные, ты будешь прикрывать меня, а я буду драться, – проорал он
сквозь стену электрического скрежета, издаваемого телами, бомбардирующими силовое поле.
- С чего ты взял, что они не перекинуться? – Прокричала она в ответ. Потом махнула рукой и
закивала. – Хорошо, Гард! Давай!
Они одновременно открыли огонь. На их удачу «поклонники» Фреи почти в полном составе
держались в ближнем радиусе, и детективы выкосили их одного за другим – «убежище» утраивало
разрушительность идущего вовне заряда. Но через восемь минут стенка рухнула, и орава бледных монстров
перешла в наступление.
Обычно такие баталии называют безнадежными. Эта исключением не была. Призрачная надежда
пробиться поближе к основному терминалу погибла на пятой секунде рукопашной. Но двадцать минут
спустя Гард и Фрея всё еще мочалили механическую братию, вдвое сократив ее ряды.
Дерек оказался прав: «его» андроиды не перекинулись на Фрею, она так и осталась для них частью
обстановки, которую не грех изничтожить, если та угодит на линию огня. Чего Фрея, естественно, делать не
собиралась. Заняв позицию чуть позади Гарда, она планомерно отстреливала лезущую на него нежить, а
роботы мешали друг другу, их было много, им не хватало пространства для маневра. Дерек вертелся, как
лиса, нанося удары плазменными стилетами и прошибая «оком», когда хватало времени. Но его
собственный силовой «покров» истончался с каждой минутой, а это означало, что он вот-вот потеряет
иммунитет к выстрелам и ударам, бьющим по всему телу. Кое-где уже начала проступать кровь.
- Гард, пора выметаться!
- Еще немного.
- Дурила! Если ты свалишься, вдвоем мы уже не выберемся!
Дерек хмыкнул и сделал шаг к выходу.
- Расчисти правый фланг, я попробую залинковаться с терминалом. Слишком много помех… от
этих! – Он увернулся от несшегося на него кулака, оставившего в воздухе мерцающую раскаленную
полоску.
 - Легко сказать! – Фрея развернулась, продолжая с одной руки стрелять в непосредственных
противников Гарда. – Йо, всем на левый борт!
Атака была успешной. Дерек отскочил на пустое пространство, швырнул в поредевшую толпу
«глушилку», дезориентировав киберов на пару секунд, и отчаянно ударился «оком» о файервол терминала.
- Гард, Гард, мать твою!..
Что-то сверкнуло перед самым его носом, он получил такой удар в грудь, что даже «защитка» не
спасла от трех сломанных ребер и быстрого полета в неизвестном направлении. На удачу, Дерека отбросило
к выходу, и через секунду Фрея схватила его за шиворот и поволокла наружу, начав палить из ракетной
установки. Еще через секунду он потерял связь с терминалом.

08
«Тысячелетие», изумительной красоты корабль с устаревшим дизайном, изумительно и бесшумно
полыхал на всех мониторах их маленького космолета. Дерек полулежал в кресле, в ласковых тисках
медицинского корсета. Перед глазами всё плыло, вместе с фейерверком и лицом насупившейся Фреи.
- Ну что, Гард, какие будут идеи?
Он с усилием сел и покрутил головой. Корсет немедля опрокинул его обратно.
- Спасибо… что вытащила.
- Угу.
- Но терминал спалила зря.
- Я не только терминал спалила, Гард. – Она уныло посмотрела на догорающий мемориал. – Нет
тела, нет дела. Но если об этом узнают, мне конец.
- От меня не узнают.
Она снова по глаза замоталась в оранжевый шарф. – Но теперь-то что?
- Особо интересной информации на «Тысячелетии» не было, но мы что-нибудь придумаем.
Рене подозрительно скосилась на него. В этот момент Гард конвульсивно дернулся и вцепился в
подлокотники кресла. Корсет издал тонкий писк и выпростал наружу изящное щупальце с прозрачной
капсулой на конце.
- Ой-ой! – Фрея живо перегнулась к нему и выхватила капсулу. – Вот это да.
Она извлекла наружу металлический палец с полностью сошедшим биопокровом. Затем быстро
просмотрела медицинский отчет, трудолюбиво составляемый корсетом.
- Гард, это штука застряла у тебя в ребре. Наверное, когда мы отходили из рубки, и я вдарила по
ним… хм. Да, вполне могло докинуть взрывной волной. Ты ничего не заметил? С другой стороны, ты и так
уже был сплошной синяк. Скажи спасибо своему ребру.
- Спасибо моему ребру. Послушай, Рене… агрх!.. что за режим ты поставила?!
- Максимальный. Через пару часов будешь здоров. Прости, транквилизаторов нет, поэтому немного
больно. Потерпишь?
Он не ответил. Фрея повертела механический палец, затем одним быстрым движением разобрала
его на суставы и принялась изучать. – Жаль. Совершенно стандартный. Хотя… – Она встала и ушла в
соседний отсек.
Дереку показалось, что он задремал, когда над ним внезапно загрохотал ее голос: – Гард, здесь есть
гравировка! Обычным глазом не различить, но вот она… Видишь?
Он стянул повязку набок: – «Август».
- Именно! Я запустила поиск по всем организациям в нашем секторе, с приоритетом на
правительственные. Если были «Июнь. Июль», то теперь вполне может быть «Август». Что скажешь?
- Ищи в районе Аклипсы.
- Почему?
- Это место предыдущей дислокации андроидов.
- Теперь мне кажется, что этот палец совсем не зря угодил тебе в ребро, Гард, – раздраженно
огрызнулась Рене.

09
Они высадились в сорока километрах от цели и оставшуюся часть дороги прошли пешком. Главный
офис корпорации «Август» походил на древний частный особнячок, с трех сторон увитый цветущим
плющом. Кибер-импланты и новаторская робототехника, сделавшие ей имя, ни коим образом не отразились
на личном вкусе президента. У входа никого, только автоматическая охранная вышка, притулившаяся слева
от ворот в зарослях сиреневых лопухов. Дерек и Фрея всё еще рассчитывали войти и выйти незамеченными.
Сырой ночной воздух бил по лицу. Гард устроил короткую хакерскую пристрелку с охранной
системой и по окончанию задумчиво пожал плечами: – Дочерний филиал «Августа» разрабатывал прототип
«ока». Я не могу поручиться, что всё чисто.
- Но мы всё равно идем?
Он усмехнулся: – Идем.
Они перевели костюмы в маскировочный режим и двинулись к высоким, витым воротам.
 Во дворике по-прежнему было пусто. Обманутая Гардом охранная система пропустила их без
сопротивления, и через несколько секунд они были на белых ступенях, ведущих к гигантской створчатой
двери. Еще через минуту – скользили по внутренним помещениям, по одинаковым, старомодным комнатам,
в которых их никто не встречал – ни палевые андроиды, ни служащие, ни даже роботы-уборщики.
Когда они добрались до центра сходящихся анфилад, Фрея отправила Дереку послание: «Пустоцвет.
Для отвода глаз». Гард медленно кивнул. Где-то в отдалении гулко хлопнула архаичная дверь, следом
рассыпались жесткие шаги. Детективы, оба скрытые маскировкой, беззвучно переместились к дальней стене
и замерли.
Свет стал ярче, северная дверь распахнулась, и в зал вошел высокий мужчина в свободном плаще,
бережно держащий на согнутой руке замысловатый ящик. Он опустил ношу на пол у входа и неспешно
огляделся.
- Можете больше не прятаться, друзья мои, – произнес незнакомец, и в то же мгновение маскировка
отозвалась сама собой. Гард и Фрея приготовились к ответным действиям, но пожилой джентльмен весело
махнул на них рукой: – Давайте не будем тратить время попусту. Я достаточно посмотрел на вас в деле, к
тому же… за мной вот-вот придет корабль. Да, и поздравляю с успешно решенным заданием: я – Фредерик
Юргус, и мне крайне приятно, что вы уцелели в процессе.
- Луи… – Яростно зашипела Фрея, но мужчина засмеялся и указал подбородком на западный вход.
- Господин Тораку оказал мне неоценимую услугу, согласившись поучаствовать в эксперименте.
Пожалуйста, Луи, входите.
Дверь приоткрылась, и в зал протиснулся породистый нос Тораку. Он выглянул из-за створки и
бодро покрутил ладонью, что означало приветствие. – Прошу прощения, дорогая Фрея, но мне надо бежать.
Надеюсь скоро увидеть тебя, эм-м… невооруженную. И вас тоже, мистер Гард. Отличная работа! Деньги на
вашем счету, делите на здоровье! – И он мгновенно скрылся из вида.
- Беспокойный молодой человек, – прокомментировал Юргус. – А вот мы с вами немного
поболтаем, пока ждем мой транспорт. Хорошо?
Фрея отрицательно замотала головой. Дерек облокотился о косяк южного входа и кивнул.
- Думаю, вы уже поняли, что это я был инициатором поисков. Мне потребовалась помощь Тораку,
чтобы организовать прикрытие, но нельзя сказать, что у него был выбор.
- Значит, всё было подстроено.
- Да, но не в том смысле, в котором вы это подразумеваете, мисс Рене. Видите ли… Ваше
испытание было рассчитано на определенной алгоритм действий и возможностей. А целью была ваша
встреча с Дереком – и в последствие наша с вами. Собственно, я не сомневался, что так и будет.
- Хм. Вспоминая сотню боевых андроидов, вы неплохо нас оценили, – огрызнулась она.
- Разве я ошибся?
- А мизинец в моем ребре тоже был «алгоритмом»? – Саркастически осведомился Гард.
- Нет. Я понятия не имел, что так выйдет. Я был уверен, что вы успеете добыть информацию с
«Тысячелетия» посредством терминала, а не хирургической операции. Забавно вышло. А теперь, прошу,
подойдите ко мне. Оба.
Дерек и Фрея переглянулись. Затем осторожно двинулись ему навстречу.
- Сюда. – Он подвел их к стене, поверхность которой мгновенно стала зеркальной. – Дерек,
пожалуйста, снимите повязку. Бандану тоже, и не надо острить. Фрея, встаньте рядом. Итак.
Он выстроил их перед зеркалом, а сам замер посередине. Гард, непонимающий, зачем выполнил его
требования, мрачно уставился в свое непривычное отражение. Повисла пауза.
- Если вы обратили внимание, – усмехнулся Юргус, – у нас троих много общего.
Фрея захихикала в голос: – Не может быть! Гард, ты сирота? Я тоже. Неужто у нас обнаружился
родитель, решивший воссоединить семейство столь экстравагантным образом?
- Нет, мисс Рене. Я вам не отец. Но я хочу рассказать вам короткую историю о детективе, которого
угораздило попасть в одну очень необычную организацию. Для охраны необыкновенных сокровищ,
разумеется.
Дерек отвернулся от зеркала и неспешно нацепил свое имущество обратно. – «Июнь. Июль.»?
Юргус кивнул: – Они занимались рискованными делами. До сих пор любое упоминание о связях с
ними чревато последствиями.
- Тогда зачем вы рассказываете об этом?
- Дослушайте мою историю, Фрея. В первую очередь «Июнь. Июль.» был научным проектом.
Проект был посвящен одной интересной теории: попытке сконструировать идеальную человеческую
ячейку, в которой один всегда дополняет другого. Во всех отношениях – в образе мыслей, эмоционально, в
работе… и в драке. Вы понимаете?
Та кивнула.
- Вот к какому выводу они пришли: если отобрать крайне одаренного и всесторонне развитого
мужчину и клонировать его сразу в двух ипостасях – как мужчину и как женщину, подменив Y-хромосому
его собственной Х, то они могут получить идеальную пару. Вопрос о размножении не стоял, поскольку
клонирование давало «близнецам» бессмертие посредством бесконечного самоповтора. В «Июнь. Июль.»
пытались создать двух идентичных существ, заполняющих друг в друге биологические бреши, оставленные
половой принадлежностью. Сделать андрогина наоборот. И это начали проверять на практике, на людях.
- Мы…
- Последствие этого эксперимента.
- Но мы не настолько похожи, – неуверенно проговорила Фрея.
- Гормоны. Милая, я рад, что вам не передалась моя маскулинность, – засмеялся Юргус. – По правде
сказать, есть только одна причина, по которой вас обоих не уничтожили вместе с проектом: о вас никто не
узнал. Я и мой хороший друг… Нас интересовал другой вопрос – «эффект близнецов». Вы слышали об
этом? Об особой связи, на которой до сих пор буксуют медицина и психология? Сколько веков уже, а толку
ноль.
Фрея поежилась: – Это когда один умирает, а второй в соседней галактике дуба дает без видимой
причины?
- Да-да, – закивал Юргус. – Вроде того. Мой напарник входил в команду вивисекторов,
занимавшихся непосредственно «близнецами». Проект только начал набирать обороты, когда клонирование
опять попало под табу. В мои обязанности входило следить за любыми угрозами в адрес эксперимента,
поэтому я узнал загодя – раньше всех. Многие из правительства были заинтересованы в проекте «Июнь.
Июль.», но испугавшихся и более здравомыслящих оказалось больше. – Он мимоходом улыбнулся. – Тем не
менее, мы с напарником осуществили наш план: под моим прикрытием он воспользовался лабораторией,
чтобы создать одну единственную пару, которой не будет в списках. Мы едва успели замести следы, когда
всё рухнуло. Я вывез вас – новорожденных детей, и устроил в приюты, придумав достоверные легенды.
Фрею – на Проксифарес, а Дерека на Клиометру, мою родную планету. Я, знаете ли, тоже вырос в приюте.
- Но почему в дело пошли ваши гены?
- Я был неплохой кандидатурой, мой генотип использовали в официальном проекте. К тому же так
было интереснее.
- И чего вы добились? – Фрею потихоньку начинало колотить. Она то и дело хваталась за
несуществующие концы оставленного на корабле шарфа. Дерек настороженно наблюдал за
воодушевленным Юргусом.
- Посмотреть, что будет с одним человеком, разделенным на три части. Мы, трое, больше, чем
близнецы, и в то же время… – Он замолчал, словно ожидая, что его прервут. Потом улыбнулся. – Всё верно.
Я бы тоже не стал кричать об амбициях и украденных божественных привилегиях… но подумал бы.
Фрея чертыхнулась и сделала шаг к выходу.
- Это еще не всё.
Ей очень хотелось уйти, но она не могла себя заставить, чувствуя спиной взгляд Фредерика Юргуса.
- Мне было тридцать лет, восемь месяцев, один день и двадцать три минуты, когда вы появились на
свет. Ровно… через двадцать секунд вам будет столько же.
Фрея обернулась и тяжело посмотрела на него в упор.
- Все эти тридцать лет, – продолжил Юргус, – вы оба, так или иначе, повторяли мою судьбу. Вы
одинаково учились, похоже влюблялись, выбрали одинаковую профессию, оба лишились левой руки, затем
каждый потерял правый глаз…
- Не обязательно напоминать! – Рявкнула Фрея.
- …То же самое произошло со мной. В свое время. Теперь я хочу знать: если всё, что случилось с
нами, лишь повтор записанного материала, и это не под силу изменить даже новым условиям, что будет с
вами дальше? Вы повторите мою судьбу? Теперь, когда вас двое?
Никто из них не ответил.
Юргус ласково поднял оставленный у двери металлический ларец и протянул его детективам. – Это вам.
Здесь всё, что случилось со мной с того момента, как я вывез вас из лаборатории. Мои дневники и кое-какие
ценные вещи, сыгравшие… особенную роль. Через тридцать лет – я надеюсь – вы сможете увидеть их
вместе.
- Что мешает нам сделать это сейчас?
- Ларчик волшебный, – засмеялся Юргус. – Вам придется подождать.
Он возложил его на руки к Дереку и поплотнее запахнулся в плащ. – Удачи.
…Они так и стояли, молча – бездумно глядя в синий прямоугольник потушенного коридора, по
которому ушел их не-отец. Потом Дерек поудобнее перехватил подарок и вопросительно посмотрел на
Фрею.
- Можешь оставить себе. Иначе я обязательно залезу, – буркнула она в ответ и зашагала к выходу. В
дверях замялась на секунду, бросила на него почти растерянный взгляд: – Давай сделаем вид, что мы
никогда не встречались в лабиринте Тораку?
 10
Дерек подъезжал к своему офису, когда его вызвал Донни До, по совместительству работающий его
контактным агентом, и снова начал уламывать взяться за отвратительное, тяжелое и крайне травматическое
дело. Гард уже отказывался четыре раза.
- …но они хотят тебя, – гнусил по громкой связи До, и что-то весело бренчало в такт его голосу. –
Та запись, где вы с Рене отколошматили сотню кукол, гуляет по рукам и делает вам отменную рекламу.
Кстати, где это было? Такие деньги в руки плывут, и работа как раз для тебя!
- Донни, они хотят не «меня», они хотят «нас» – меня и мисс Рене.
- Но…
- Ничего не выйдет, извини. – Он отключил звонок.
Через несколько секунд тот запел снова. Потом зазвонил его внутренний телефон. Затем еще один,
запасной, о котором никто не знал. По нему он и ответил. После секундной заминки пришел ответ:
- Привет, Гард. Это Рене.
2005 г.
 КАЛУГИН АЛЕКСЕЙ
ПОИГРАЙТЕ КТО-НИБУДЬ СО МНОЙ

Форма вещицы была в той же мере идеальна, в коей совершенно бессмысленным представлялось ее
назначение.
Савелий положил вещицу на ладонь и поднял ее на уровень глаз. Как будто хотел убедиться в том, что вся
поверхность ее, действительно, идеально гладкая. Без заусенчика, без зазоринки. Хотя, быть может, он хотел
посмотреть на мир сквозь вещицу. Или взглянуть, как она смотрится на фоне всего мира. Нижняя, немного
выпуклая часть вещицы, отлично ложилась в ладонь. Как будто именно для этого и была предназначена.
Верхняя часть, по форме похожий на плоский диск, состояла из центрального круга, опоясанного тремя
независимо вращающимися по окружности кольцами с нанесенными на них загадочными знаками. Вещица
была сделана из какого-то очень прочного и чрезвычайно легкого металлического сплава. Судя по весу, если
внутри нее и имелась полость, то она была чем-то начинена. Что, в общем-то, представлялось вполне
нормальным. И даже разумным. Немного странным казалось то, что идеально отшлифованная поверхность
вещицы ничего не отражала. Даже лучи света, упав на нее, будто проваливались внутрь.
-Это неспроста! – глубокомысленно изрек Савелий.
-Точно! – кивнул Ираклий, не отрывая взгляда от позиции на шахматной доски.
Савелий покрутил вещицу в руках. Провел пальцем по внешнему кольцу с таинственными знаками.
Вообще-то, при ближайшем рассмотрении, знаки были и не таинственные вовсе, и не загадочными совсем.
Разве что только – непонятными. Для неспециалиста. Так что ж, человек, впервые севший за мамограф,
тоже, наверное, не сразу сообразит, какие кнопки и в какой последовательности нужно нажимать, чтобы
добиться желаемого.
Ираклий двумя пальцами поднял черную ладью и передвинул на три клетки вперед. Довольно
улыбнувшись, Ираклий посмотрел на соперника. Ситуация на доске казалась настолько прозрачной, что он
уже чувствовал себя победителем.
-Так где ты, говоришь, нашел эту вещицу? – спросил Савелий.
-Я говорю, она сама появилась на моем верстаке.
-Появилась? – недоверчиво прищурился Савелий.
-Да, появилась, - кивнул Ираклий.
-Ты хочешь сказать, она откуда-то упала?
Вопрос был сформулирован так, что явно не подразумевал никакого другого ответа, кроме положительного.
Но Ираклий ответил:
-Нет. Она просто появилась. Возникла ниоткуда.
-Не понимаю, - покачал головой Савелий.
-Ты ходить будешь? – взглядом указал на доску Ираклий.
Савелий, не глядя, передвинул коня. Все его внимание было сосредоточено на вещице, что лежала у него на
ладони.
Ираклий критично оценил положение своего ферзя и озадаченно потер подбородок.
Из соседней комнаты выглянула пятилетняя Ириша. Одой рукой она держала за лапу большого плюшевого
медведя, в другой у нее была красивая, разноцветная юла.
-Паа-аап! Мне скучно! Поиграй со мной!
-Подожди немного, доча, - медленно, задумчиво произнес Ираклий. – Видишь, папа занят.
-Ты все время занят!
-Доча! – Ираклий показал указательный палец. – Одну минуту!
Ириша понятия не имела сколько это – одна минута. Но она знала, что взрослые всегда так говорят, когда
хотят от нее отделаться. Обидевшись, Ириша взяла медведя под мышку и ушла в свою комнату.
Ираклий коснулся пальцем острой головки слона. Отдернул руку, словно обжегшись, и уже куда более
осторожно потянулся к последней оставшейся у него пешке.
-Как вещь может возникнуть ниоткуда? – недоумевающе пожал плечами Савелий.
-Не знаю, - Ираклий все еще не мог решить, как лучше защитить ферзя.
-Вспышка молнии? Облако дыма?.. Что при этом произошло?
-Ничего. Секунду назад вещицы на верстаке не было, а в следующую секунду она появилась.
-Материализовалась из воздуха?
-Может быть.
Ираклий наконец решился и отвел ферзя на одну клетку назад.
Савелий поставил вещицу на столик перед собой, так же, как она стояла у него на ладони, выступающей
частью вниз. Вещица тут же завалилась на бок, качнулась пару раз из стороны в сторону и, обретя
равновесие, замерла. Осторожно, будто тарелку, до краев наполненную горячим борщом, Савелий взял
штуковину за края и попытался отыскать для нее точу равновесия.
-Твой ход, - напомнил Ираклий.
Савелий мельком глянул на доску и передвинул короля.
Ираклий сделал вид, что ход соперника заставил его призадуматься. Однако ж, он сразу приметил, что слон
Савелия остался без прикрытия. И это было хорошо.
-Так вещица не будет стоять, - уверенно заявил Ираклий, понаблюдав какое-то время за стараниями
приятеля. И с видом знатока посоветовал: - Переверни.
-Нет, - качнул головой Савелий. – Это будет неправильно.
-Почему?
-Потому что тогда знаков не будет видно, - Савелий провел пальцем по кругу странных, вернее, непонятных
знаков, опоясывающих верхнюю, как он полагал, часть вещицы.
В дверях снова возникла Ириша. Будто из ниоткуда.
-Па-ап! Я хочу поиграть!
-Так в чем проблема? – Ираклий сделал вид, что крайне удивлен. – У тебя же полно игрушек!
-Мне скучно играть одной.
-А как же мишка? Где твой мишка?
-Мишка не настоящий. Он не умеет играть так, как надо.
Ираклий озадаченно насупил брови.
-И что ты предлагаешь?
-Поиграй со мной, пап!
-Ириша, папа сейчас занят.
-Тогда пусть дядя Савелий со мной поиграет!
-У дяди Савелия своя игрушка.
Гипнотизируя вещицу взглядом , Савелий развел руки в стороны. Постояв всего-то пару секунд, вещица
снова завалилась на бок.
-Подумаешь!
Ириша презрительно фыркнула и скрылась за дверью.
Ираклий усмехнулся.
Савелий перевернул вещицу, как советовал Ираклий, придирчиво посмотрел на нее и недовольно дернул
подбородком. Чувство прекрасного было несогласно с тем, что вещицу следует оставить в таком
положении.
-Ты хочешь сказать, что она вот так, - Савелий недовольно ткнул вещицу пальцем, - появилась у тебя на
верстаке?
-Нет, - победно улыбнувшись, Ираклий взял белого слона. – Она находилась в том самом положении, в
котором ты пытаешься ее установить.
-Ну, я же говорил! – Савелий перевернул вещицу и снова попытался установить ее на выпуклую сторону. –
Вот только, не пойму, как она стояла?
-Она крутилась.
-Крутилась?
-Вот так.
Ираклий покрутил поднятым вверх указательным пальцем, демонстрируя, как крутится волчок. Ну, или что-
то вроде того.
-А потом?
-А что потом?
-Она сама остановилась?
-Нет. Я стукнул ее молотком. Тогда она остановилась и упала на бок.
-Так ты же сломал ее!
-Не думаю. На ней даже царапины не осталось.
-А внутри какая-нибудь пружина могла слететь!
-Да нет, вряд ли. Наверное, мы просто не знаем, как ее запускать.
-Конечно, не знаем! Откуда нам это знать, если мы вообще не знаем, что это за штуковина!
-И – откуда она взялась, - добавил Ираклий.
Савелий растопыренными пальцами обхватил диск сверху, поставил на выступающую часть и постарался
как следует крутануть его. Диск сделал три-четыре неровных оборота, качнулся в одну сторону, в другую, и
завалился на бок.
-Не так.
Ираклий забрал у Савелий диск, поставил его на ребро и крутанул, как монету. На этот раз вещица
крутилась чуть дольше. Но все равно упала.
-Это неправильный подход, - уверенно заявил Савелий.
-Зато более эффективный, чем твой, - не менее уверенно парировал Ираклий. – Кстати, тебе – шах!
-Вижу, - рассеянно кивнул Савелий. Он явно думал не о шахматах. – Я назвал неправильным сам принцип,
который мы используем, пытаясь запустить вещицу.
-В смысле? – не понял Ираклий.
-Чтобы запустить ее, не надо прикладывать механические усилия.
-А… А почему ты считаешь, что ее вообще надо запускать?
-Ты ведь сам сказал, что вещица крутилась, когда ты впервые увидел ее.
-Ну и что? Вероника, когда я ее впервые увидел, была похожа на Брижит Бардо.
-А теперь?
-Теперь она мать моих детей, - не без гордости подвел итог Ираклий.
-Но эта штуковина должна крутиться, - Савелий положил руки ладонями на стол с двух сторон от вещицы и
уставился на нее пристальным, немигающим взглядом. Так, будто силой мысли собирался заставить ее
вращаться. – Она для этого создана. Ты только посмотри на ее форму! Это же летающая тарелка!
-Точно! – радостно хлопнул в ладоши Ираклий. – А внутри нее сидят крошечные зелененькие человечки!
-Нет конечно, - спокойно и серьезно возразил ему Савелий. – Но внутри этой вещицы может оказаться
послание.
-От маленьких зеленых человечков?
-От братьев по разуму, - подкорректировал приятеля Савелий. – И не обязательно, что с другой планеты.
Может быть, из другого измерения. Или – из будущего.
-Или – из прошлого, - продолжил ерничать Ираклий.
-А почему бы и нет? – пожал плечами Савелий. – Ты слышал про Джона Ди?
-Ага, слышал. И про безумного араба Аль-Хазреда, тоже слышал, - Ираклий ухватился руками за
столешницу, наклонился вперед и таинственным полушепотом спросил: - Думаешь, это он? Ктулху?
-Слушай, неужели тебе совсем не интересно, что это за вещица и откуда она взялась? - непонимающе
посмотрел на приятеля Савелий.
-Дядя Савелий! – окликнула его выглянувшая из-за двери девочка.
-Да, Ириша?
-Мне скучно, а папа не хочет со мной играть!
-Ну… Папа сейчас играет в шахматы. Вот, когда он проиграет, тогда будет играть с тобой.
-Ну, так пусть он скорее проигрывает! – недовольно сдвинула бровки девчушка.
-Я постараюсь, милая, - пообещал Савелий.
-Между прочим, твой ход, - напомнил Ираклий.
-Я пока что его обдумываю.
Савелий, может быть, и обдумывал свой ход, но смотрел при этом не на доску, а на загадочную вещицу,
которую держал в руках.
-А, можно, я посмотрю, как папа будет проигрывать?
-Конечно, милая, посмотри.
Девочка подошла к игрокам, положила на край стола руки и, водрузив сверху подбородок, с чрезвычайно
серьезным видом принялась изучать позицию на игровой доске. Наверное, ей хотелось щелчками посшибать
остававшиеся на доске фигуры и тем закончить партию. Учитывая уровень подготовки обоих игроков, это,
пожалуй, было самое правильное решение. Партии между ними, как правило, заканчивались тем, что у
каждого из игроков оставалось по королю.
-Папа сегодня выиграет, - заверил дочку Ираклий.
-Не думаю, - не глядя на него, буркнула Ириша.
Ираклий сначала было недовольно сдвинул брови, но затем посмотрел на Савелия, усмехнулся и сделал
легкий, пренебрежительный жест рукой. Ребенок, мол, что он понимает.
Савелий двумя пальцами надавил на внешнее кольцо вещицы и то со щелчком сдвинулось на одно деление.
Напоминающая басовый нотный ключ загогулина, прежде находившаяся точно под группой из шести
прерывистых линий, будто из «И Цзин» срисованной, теперь оказалась совмещена с изображением звезды
на втором вращающемся диске. Савелий озадаченно хмыкнул и вытянул руку, в которой у него была зажата
вещица, чтобы посмотреть на диск на расстоянии. Как бы, бросить взгляд со стороны. Три испещренных
рисунками кольца, опоясывающих разделенных на четыре равных сектора центр. Что-то ему это
напоминало. И очень здорово напоминало. Вот только что именно? Савелий старался, пыжился, но не мог
вспомнить.
-Это календарь майя, - заявил вдруг Ираклий. – Он показывает день конца света.
-Да? – искоса глянул на приятеля Савелий. – Ну, и как же он его показывает?
-Не знаю, - безразлично дернул плечом Ираклий. – Я не специалист. Но, если воспользоваться принципом
Оккама, то получается, что эта вещица не может быть ни чем иным, как только календарем майя.
Савелий не стал выяснять, что именно имеет в виду Ираклий, говоря о принципе Оккама. Объяснение
запросто могло оказаться еще более нелепым и абсурдным, чем предыдущее высказывание. Савелий любил
абсурд, но к месту и в разумных пределах.
-Знаки на диски являются ключом. Это как сейфовый замок. Для того, чтобы узнать, что находится внутри
этой вещицы, мы должны соответствующим образом совместить рисунки на дисках.
-Если это так, то я вижу две серьезные проблемы, - Ираклий показал два пальца. Чем живо напомнил
Савелию Черчилля. – Во-первых, не зная код и не являясь специалистами по взлому, мы можем подбирать
его до Судного Дня. Который, в соответствии с прогнозами майя…
-Слушай, кончай про майя!
-Ладно. Во-вторых, после нескольких неправильно набранных комбинаций, как правило, включается
автоблокировка. Или! – Ираклий спрятал один палец. – Система самоуничтожения!
Доводы Ираклия были справедливы. Если, конечно, отбросить ссылки на календарь майя. Савелий не мог
этого не признать.
-Что же делать? – спросил он.
-Нет! Нет! Нет! – трижды хлопнула ладошкой по столу Ириша, про которую мужчины уже успели забыть. –
Вы все неправильно понимаете! Это никакой не ключ! И не замок! Рисунки сделаны для красоты!
Мужчины изумленно уставились на девочку.
-Что ты сказала? – негромко переспросил Савелий.
-Я сказала, что рисунки на вашей вещице сделаны для красоты!
-Интересно, кому же это могло прийти в голову украсить вещицу рисунками?
-Тем, кто ее сделал!
-Зачем?
-Чтобы она была красивой! Игрушки ведь должны нравиться детям!
-Игрушка? – Савелий растерянно посмотрел на вещицу, что держал в руке. И улыбнулся. – Так ты, Ириша,
думаешь, что это игрушка?
-Ну, конечно! – убежденно кивнула девочка.
-Может быть, ты знаешь, как в нее играть?
-Ее нужно запускать, чтобы она крутилась! Быстро-быстро!
-Мы пробовали, у нас не получилось.
-Потому что вы не умеете. Вы же взрослые.
-А ты умеешь?
-Полагаю, что да, - с очень серьезным видом изрекла Ириша.
И для пущей солидности поправила бантик на левой косичке.
-Покажешь?
Савелий глянул на Ираклия и лукаво подмигнул.
Тот молча кивнул в ответ.
-Смотрите.
Ириша взяла вещицу, поставила ее на край стола, точно так же, как уже пытался сделать это Савелий - на
выступающую часть. Придерживая диск одной рукой, Ириша быстро подняла другую и сильно хлопнула
ладонью по центру. Точно по разделенному на четыре сектора кругу. И тут же отпустила диск. Который, к
вящему удивлению взрослых, не упал а начал медленно вращаться.
Девочка с довольной улыбкой посмотрела на онемевших от изумления мужчин.
Набирая скорость, диск вращался все быстрее. Вскоре рисунки на его верхней части слились в сплошную
мерцающую полосу. Казалось, еще немного, и диск воспарит над столом. Но вместо этого вещица исчезла.
Просто исчезла - как будто и не было ее. Секунду назад она еще крутилась на столе, а через секунду ее не
стало.
Мужчин молча переглянулись.
Наверное, им было, что сказать. Но почему-то ни один не решился произнести вслух то, о чем они оба
думали.
-Ну, и где же теперь эта вещица? – осторожно поинтересовался у девочки Савелий.
-Наверное, игрушка вернулась к тому, кто ее потерял, - ответила Ириша.
-Так ты все же думаешь, что это игрушка?
-Ну, а что же еще? – развела руками девочка. – Ты же сам видел, как она вертится! Разве тебе не
понравилось?
-В самом деле, - Савелий откинулся на спинку стула и озадаченно прикусил палец. – Если воспользоваться
принципом Оккама…
Он помахал рукой, будто отметая все абсолютно нелепые, чрезмерно усложненные и совершенно ненужные
утверждения.
-Кстати, папочка, - Ириша взяла с доски белого коня и сделал ход. - Тебе мат. Ну, что, теперь поиграем?
 ДМИТРИЙ СУСЛИН
ОСТОРОЖНО, ДЕД МОРОЗ! (Святочный Рассказ)

Когда у всех вокруг новогоднее настроение, а у тебя нет, обидно. Вдвойне обидно, если при этом еще
совершенно пустые карманы. Даже подарки детям не на что купить. Одно утешало Леню Пухова - у него не
было детей. А когда нет детей, подарки обычно делают самим себе. И вот впервые за всю жизнь у Лени не
было денег, чтобы сделать себе новогодний подарок.
Леня долго рассуждал по этому поводу. И два вопроса мучили его больше всего. Первый - кто виноват?
Второй - что делать?
На первый вопрос он ответил себе довольно быстро. Конечно Николай Григорьевич Счетоводов,
бывший Ленин начальник, который пять лет назад сократил его на службе. Особенно горьким в этом было
то, что сам он буквально через месяц тоже ушел из конторы, в которой Леня работал слесарем. И главное за
что? Выпивал немного! А кто не пьет? Пили все и сейчас тоже все пьют и куда больше Лени. А уволили по
сокращению именно его. Счетоводов и уволил. Мерзавец! Ублюдок. А сам потом стал директором банка и в
1998 году в августе столько народу кинул... Мамочки! А сам себе БМВ купил синего цвета. Сволочь. А его,
Леню лишил крохотного оклада.
И так горько стало Леониду Пухову. Хоть плачь. Но не такой он был человек, чтобы плакать. Неудачи
только злили его еще больше. Вот и сейчас он разозлился не на шутку. Так пришел ответ на второй вопрос.
Леня решил ограбить квартиру Счетоводова. Сделать ему, так сказать новогодний подарок.
Сказано - сделано. Леня никогда не страдал маниловщиной, и если что придумывал, то сразу приступал
к делу.
На следующий же день к одному из сталинских домов, которых на Проспекте Ленина не мало,
уверенной походкой подошел Дед Мороз. Все, как полагается. Красная шуба, синий кушак, белая борода,
красный нос. Только вот под всем этим скрывался Леня Пухов. Мысль нарядиться Дедом Морозом пришла
ему неожиданно. В конторе, где он раньше работал, Леню постоянно назначали Дедом Морозом.
Счетоводов и назначал. И должен был он ходить по домам и вручать детишкам сослуживцев подарки. Когда
же его сократили, Леня от обиды, а еще больше из вредности, унес с собой и костюм Деда Мороза. Так он
все годы в его холостяцкой квартире и пылился. И не пропил он его только потому, что никому он не был
нужен. Теперь Леня про него вспомнил.
Как и положено опытному домушнику, Леня накануне днем все разведал про квартиру Счетоводова.
Проследил, кто из его домочадцев, когда на работу уходит, когда домработница на рынок отправляется.
Делов-то!
Через минуту он был уже у нужной двери. Деревянная. Отлично! Замки итальянские? Что они для
хорошего слесаря высшего разряда? Сколько их Леня вскрыл на своем веку? Не сосчитать. Многие люди
имеют привычку часто терять ключи. Знакомый вор давно Леню к себе зовет. Да он не хочет себя связывать
с криминалом. Слишком свободолюбивый человек - Леня Пухов. И тюрьмы страсть как боится. Вот и
сейчас, замок уже почти открыт, а руки у него затряслись от мысли, “а что если поймают?”
И точно, внизу дверь скрипнула, хлопнула, и кто-то тяжелый и грузный стал подниматься по лестнице. У
Лени сердце скатилось к ногам, и сразу подогнулись колени. Пот ручьями потек под ватной бородой и
усами.
А этот кто-то все продолжал подниматься. И Леня почувствовал сильный холод. Даже пар у него изо рта
повалил. Затем он чуть не упал от удивления. И одновременно ему стало смешно.
По лестнице поднимался еще один Дед Мороз. Точно такой же как Леня, только с посохом в руке.
Увидев Леню, он остановился и спросил:
- Это дом шестидесятый?
- Шестидесятый, - ответил Леня.
- А квартира какая? Десятая?
Лене стало совсем плохо.
- Десятая, - пролепетал он.
Он стоял спиной к двери, и тут замок щелкнул и Леня ввалился в открытую дверь прямо в квартиру.
Чуть не упал. А тот другой Дед Мороз по хозяйски вошел следом.
- Стало быть я на месте, - сказал он. - А ты, значит решил квартирку грабануть, так? Да еще и Дедом
Морозом приоделся. Нехорошо. Разве же таким делом настоящий Дед Мороз может заниматься? Что же ты
его, мил человек, позоришь?
- Я ведь только наказать, - забормотал Леня, пятясь спиной и оказываясь в просторной зале, - и в мыслях
ничего плохого не было.
- Наказать и без тебя кому найдется, - ответил Дед Мороз. - Есть и другие силы, окромя тебя. Ладно,
некогда мне с тобой лясы точить. Сейчас хозяин будет, мне с ним потолковать надобно. Вон он идет.
Получил мой вызов. Торопится.
На улице хлопнула дверца машины. Затем через минуту кто-то стал открывать дверь. Вошел в квартиру.
Лене стало совсем страшно. Он все понял. Дед Мороз, это конечно же киллер, посланный мафией. Он
сейчас убьет Счетоводова, а потом и его Леню, как свидетеля. “Какого черта я сюда припер?” - отчаянно
закричал Ленин мозг. Он хотел побежать, но не смог, вместо этого безвольно упал в шикарное кожаное
кресло.
Счетоводов торопливо вошел в комнату, видимо что-то хотел срочно взять, и вздрогнул.
- Кто здесь? - спросил он.
Естественно, что Леня ничего не ответил, только дернулся в кресле и открыл рот, как рыба
выброшенная на берег.
- Я это, Дед Мороз. - Второй Дед был не в пример Лене. Спокоен и уверен в себе. Точно киллер.
Счетоводов увидел его, глаза банкира округлились от страха, видимо он все понял, потому что упал в другое
кресло. А Дед Мороз налил в хрустальный стакан воды из графина и протянул его Счетоводову. Затем
посмотрел на Леню, налил второй стакан и протянул ему, затем обратился к банкиру. - Жалобы у меня на
тебя, Счетоводов. Пишут мне люди, что обманул ты их.
Зубы у Счетоводова стучали о стакан, в горле булькала вода.
- Денежки у тебя не сгорели в августе, - продолжал Дед Мороз.- Все в валюте было. Все до копеечки.
Что же ты людям про то не сказал? Две тысячи сто пятьдесят вкладчиков надул ты, Счетоводов. У меня они
все есть. По списку. Так что будем делать? Заморозить тебя, или сам отдашь? - Дед Мороз поднял посох.
“Ишь, какой жаргон у них, - подумал Леня и в ужасе закрыл глаза. - Заморозить, это значит убить. А в
посохе у него автомат.”
- Отдам! - закричал Счетоводов. - Все отдам.
- Вот и хорошо, - Дед Мороз опустил посох, - Прямо сейчас езжай и отдай. Где на машине не проедешь,
там пешком иди. Если до Нового года, до полуночи все не отдашь, твое сердце превратится в лед. А сам ты
станешь снеговиком.
- Все отдам, все отвезу, сам лично в руки раздам, - стал клясться Счетоводов.
И тут Леня тоже завопил:
- Он ведь меня тоже обидел. Слышь, мужик! С работы уволил. Пусть он меня теперь восстановит! Там
теперь зарплату хорошую платят. У него директор лучший друг. Прикажите ему! Бога тогда за вас молить
буду.
Дед Мороз нахмурил брови:
- Он правду говорит? Ты его увольнял?
Счетоводов немного отошедший пожал плечами:
- Я многих в своей жизни уволил. Может и его.
- Теперь ты его снова устроишь на работу. Как тебя там? - Дед Мороз обернулся к Лене.
- Пухов Леонид.
- Пухов? - удивился банкир. - Так он же пьяница.
- Больше он пить не будет, - сказал Дед Мороз и очень внимательно посмотрел на Леню. - Я за него
ручаюсь.
- Ладно, - Счетоводов достал из костюма сотовый телефон и набрал номер. - Ваня, ты? Николай тебе
звонит. Одного человека к себе возьми. Он у вас уже работал при мне. Сделай одолжение. Фамилия? Пухов
Леня. Да слесарь. Да, тот самый. Ничего. Сочтемся. Нет, пить больше он не будет.
Леня расцветал, когда все это слышал, а Дед Мороз внимательно смотрел на него прищуренными, как у
настоящего старика глазами. Затем, когда Счетоводов закончил разговор и спрятал мобильник в карман, он
взял Леню под локоток и сказал тихо:
- Вот все и улажено.
- Спасибо, мужик, - стал благодарить Леня. - Теперь я твой, навек. Если тебе чего сделать надо, ты мне
скажи, я все...
- Вот, господа, - сказал Счетоводов, - все улажено. Товарищ Пухов после праздников будет принят
обратно, правда не слесарем...
- А кем же? - удивился Леня.
- Пока вахтером. С испытательным сроком. Все, что я смог сделать. Можно мне теперь идти?
- Иди, милок, иди, - махнул рукой Дед Мороз. - Я знаю, тебя время поджимает.
И все трое они вышли из банкирской квартиры. Внизу на улице Счетоводов прыгнул в свою синюю БМВ
и укатил.
- Спасибо тебе, мужик, - поблагодарил Леня еще раз и хотел было уйти, но Дед Мороз схватил его за
руку и остановил.
- Погоди. Мне ведь с тобой тоже потолковать надо, - сказал он. - Ты ведь будешь, если я правильно
понял, Пухов Леонид Аркадьевич, одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, по
восточному гороскопу Лошадь, по знаку зодиака Водолей?
- Так, - сказал Леня и очень удивился, - а откуда вы это все знаете?
- Давай-ка сядем в машину, - сказал Дед Мороз, - что на улице-то беседовать? Да и время не
располагает. - И тут же к Деду Морозу подкатил белоснежный лимузин, и он гостеприимно распахнул
заднюю дверцу перед Леней. - Милости прошу.
 Леня испугался. Он подумал, что его сейчас похитят, но противиться воле удивительного Деда Мороза
не смог. Послушно сел в машину на обтянутое белыми шкурами сиденье. Дед Мороз сел рядом и дал
водителю, очень бледному молодому человеку в белом костюме с бабочкой, знак ехать. Машина тронулась.
- Куда мы едем? - тихо спросил Леня.
- В Новоюжный район, - ответил Дед Мороз. - На улицу Кадыкова. Там живет один мальчик. Он ходит в
первый класс. Очень толковый малец. Уже научился читать и писать. Вот он мне и написал, что хочет в
подарок папу. Отца, понимаешь, у него нет.
- Не понимаю, - Леня и в самом деле ничего не понимал. - А я то тут при чем?
- Сейчас все поймешь. Я как письмо получил, велел своей канцелярии разобраться, действительно ли нет
отца. Чтобы, значит, нового не искать. Мои сотрудники все внимательно изучили и доложили мне, что отец
у мальчика есть.
Леня тупо смотрел на Деда Мороза и не мог взять в толк, о чем он толкует.
- Зину Клюеву помнишь? - спросил тогда его напрямую Дед.
До Лени стало постепенно доходить.
- Это парикмахерша что ли?
- Вспомнил! - обрадовался Дед Мороз. - А я то думал, что не вспомнишь. Что ж, дело облегчается. Раз ты
ее помнишь, то вспомни и то, как ты ее бросил и ни ответа ни привета, даже адреса не дал бедной девушке.
А вот она тебя хорошо помнит. Да и как тебя не помнить, если твой портрет у нее перед глазами каждый
день живьем ходит.
Леня схватился за голову:
- Это что же она, значит от меня родила что ли?
- Что ли, - сказал Дед Мороз. - Вот я тебя к твоему сыну и везу.
- Э нет, дядя, мы так не договаривались. А ну останови!
- Что же ты опять удрать хочешь?
- Поймать меня решил? - взвился Леня. - Папашка ты ее? Да? Во тебе! - Он показал Деду Морозу кукиш. -
Видал? Никакой Зинки я не помню. Никогда ее не встречал.
- Придется принимать крайние меры, - сказал Дед Мороз.
И тут Лене стало холодно. Так холодно, словно его нагишом окунули в ледяную воду. Он глянул на Деда
Мороза и вдруг понял, что холод этот идет из его глаз. В сердце словно всадили нож. Леня застонал от боли.
- Так как? - глаза у Деда Мороза больше не были добродушными. Они были ясными и прозрачными. И
еще очень суровыми. А взгляд его сковывал все движения. - Заморозить тебя, или будешь делать, что тебе
велят?
- Буду! - из последних сил затряс головой Леня. - Все сделаю, как скажете, товарищ!
- Вот так-то, - сказал Дед Мороз. Холод сразу исчез. Леня смог пошевелить руками и ногами. Только
сердце все еще оставалось словно коркой льда покрыто. И щемило невыносимо. - Сейчас ты пойдешь,
скажешь своему сыну, что ты его отец, женишься на Зинаиде, и будешь вести нормальную семейную жизнь.
Работа у тебя есть, зря что ли я старался? А пить ты бросишь. Иначе сам знаешь, что будет. Сердце в лед,
тебя в снеговика. И если окажешься плохим отцом, тоже. Дед Мороз плохих подарков детям не делает. Все
понял?
Леня кивнул.
- Ступай. Вон твой подъезд, квартира номер сорок. Не перепутай и не забывай, что я тебе сказал.
Кстати, в мешке твоем я подарков положил, порадуй мальчугана. Семь лет ведь ему ничего не дарил.
Папаша. Потом, когда работать начнешь, рассчитаемся.
Леня вышел из лимузина, дверца за ним захлопнулась, машина укатила. Бегавшие вокруг мальчишки
остановились и удивленно уставились на Леню. Они никогда не видели такого растрепанного Деда Мороза.
- Ох ты! - воскликнул один из них. - Это к кому, интересно, Дед Мороз пришел? Артист наверно.
Леня не ответил, вошел в подъезд и стал подниматься по ступенькам. На четвертом этаже около
сороковой квартиры он остановился и надавил кнопку звонка. Все время, пока он шел, сердце Лени бешено
стучало в груди. И в тоже время оно словно было сковано льдом. Лене было страшно.
Дверь открыл мальчик и восторженно посмотрел на Леню. Тот на него. И внезапно Леня Пухов
почувствовал, как ледяная корка в его сердце начинает стремительно таять. Он увидел себя. Словно
сошедшего с детской фотографии.
- Как тебя зовут, мальчик? - спросил Леня поправляя за спиной мешок и принимая внушительный вид.
- Максим.
- Это ты Деду Морозу письмо написал?
- Да я, - сдавленным от волнения голосом ответил Максим.
- Тогда принимай подарок.
 КАГАНОВ ЛЕОНИД
ЗДАНИЕ НОМЕР 1

А началось все с того, что однажды утром к дому подъехал фургон, из него выскочили смуглые
муниципальные рабочие в синих комбинезонах и принялись выгружать рамы с новенькими стеклопакетами
и рулоны пенолиума. Последней из фургона вынесли современную входную дверь — ее первым делом
поставили взамен старой. Следующий час в доме звучала гортанная исламская речь, и вскоре все пять
окошек на лестничных пролетах сверкали новыми стеклопакетами. Сама лестница оказалась покрыта
свежим пенолиумом, ступеньки крыльца заменены на новые, пластиковые, на всех пролетах горели
исправные светильники, и еще что-то сделали на крыше, но что — осталось загадкой. Старые рамы и двери
рабочие зашвырнули в фургон и уехали, оставив на этажах запах строительной свежести и чуть-чуть
пластиковой стружки.
- Ох, не к добру это, — бормотала тем же вечером баба Юля, бродя по лестнице с совком и веником,
подметая стружку и ощупывая новые рамы. — Ох, не к добру.
И была, как мы скоро убедимся, абсолютно права.
Неделю было все спокойно. Затем вдруг поверх бронзовой таблички появилась бумажная наклейка
«Предлагаем выгодное расселение. Большой метраж. Экологически чистые районы.» Понятно, что на голом
фасаде никаким клеем и никакой липучкой объявление не приклеить, но зачем же мемориальную табличку
поганить?
Баба Юля в тот же день хозяйственно счистила объявление кухонным ножом, а табличку отполировала
содой так, что давно заросшая надпись проступила с новой силой: «В этом доме жил и работал академик
Е.Б.Формысло, основоположник конфигурационной архитектуры. Здание номер 1.»
Слова, из которых состояла надпись, были по отдельности верны и безупречны. А вот общий смысл
оказывался сильно искаженным. И неспроста.
Евгений Борисович действительно некоторое время жил в этом доме на последнем этаже. Он занимал все
пять комнат, где теперь живет его племянница Виолетта с бойфрендом по имени Павлуша. Вполне может
быть, что он здесь работал тоже, ведь академики, как известно, работают даже во сне. Но ничего особенного
о его работе здесь нам не известно, да и прожил он тут совсем недолго, и вскоре уехал в Голландию. Где и
живет до сих пор, читая свои лекции.
Основной же смысл таблички скрывался во фразе «Здание номер 1». С первого взгляда, это вроде бы
относилось к номеру корпуса, хотя дом носил номер 142 по Лавринской набережной, и он был такой один,
без всяких корпусов. На самом же деле фраза имела куда более глубокий смысл: ведь этот дом являлся
самым первым зданием в истории человечества, возведенным не из кирпича, не из камня, не из бетона, а с
помощью голой математики — из силовых плоскостей, появившихся при помощи конфигуратора,
собранного будущим академиком Е.Б.Формысло. Поэтому табличка должна была звучать иначе, например
так: «Потомки! Перед вами — первое в мире здание конфигурационной архитектуры, возведенное самим
Е.Б.Формысло!»
Но в таком виде табличку повесить было нельзя по одной щекотливой причине: Евгений Борисович
использовал конфигуратор без спросу. Ведь конфигуратор был запатентован группой американских ученых,
создавших его сугубо для военных целей. Поэтому, с точки зрения международных юридических норм,
Формысло не имел никакого права использовать чужой конфигуратор, тем более придумывать на его основе
новую область инженерной науки. Истинные создатели конфигуратора, не будь они настолько засекречены
военными ведомствами, вполне могли бы подать на него в суд и потребовать возместить всю ту выгоду,
которую они упустили, не догадавшись применить конфигуратор в мирных целях прежде, чем это сделал
Формысло. Понятно, что выгода от внедрения конфигурационной архитектуры колоссальна, именно
поэтому архаические здания из кирпича и камня не строят больше ни в одной стране мира, а цены на
жилплощадь во всем мире упали в семь раз, а по Москве — даже в десять. Тот факт, что Формысло тоже
упустил свою выгоду, обнародовал принципы и формулы, и до сих пор ничего не имеет от повсеместного
внедрения своей разработки (кроме голландской зарплаты лектора и гонораров за редкие архитектурные
консультации) — это в глазах мировой юридической науки его не оправдывает. Именно поэтому он вроде
бы и является изобретателем конфигурационных зданий, но вроде бы об этом вслух говорить не
рекомендуется. Что мы и видим на табличке.

Сегодня любой школьник знает, что такое конфигурационное поле. Но в те времена это был тот самый
секретный щит, которым американский президент сперва планировал укрывать США от исламских
баллистических ракет, а когда выяснил, чем это чревато для родного населения, — грозил запереть от
солнца весь обнаглевший восток вместе с Россией, если она будет продолжать вмешиваться. К счастью, оба
эти проекта провалились по техническим причинам.
Вкратце напомним физическую суть величайшего изобретения XXI века: конфигуратор создает
межматериальную плоскость, которая с виду больше всего напоминает зеркальную фольгу, потому что
полностью отражает все мыслимые лучи и воздействия. В своем первозданном виде плоскость получается
абсолютно гладкой и скользкой, потому что ни один атом не может к ней прилепиться. Конфигурирование
ребристых и дырчатых поверхностей для последующей облицовки материальными материалами изобрел как
раз Формысло, но это было позже.
Для американских военных поначалу было важно, что плоскость эта не пробиваема ничем, даже такой же
плоскостью. Возникает плоскость на пустом месте абсолютно из ничего при помощи прибора-
конфигуратора и некоторого количества электроэнергии. И существует она до тех пор, пока конфигуратор
не обесточат. После чего так же мгновенно исчезает.
Как это ни прискорбно, но военная мысль ничуть не изменилась за последние тысячи лет: для своего
уникального изобретения военные придумали только одно применение — в качестве щита. Неуязвимым
куполом пробовали укрывать бронемашины, крейсеры, военные базы и целые города. Непробиваемые
плоскости конфигурировали высоко в воздухе, пугая и сбивая самолеты, но применить изобретение как-
нибудь иначе, кроме как в виде плоского или выпуклого щита, никому не пришло в голову. Кроме... Евгения
Борисовича Формысло, военного архитектора по диплому и физика божьей милостью. Именно он вывел
весь параматический ряд формул, которыми пользуются и по сей день для возведения плоскостных
конструкций любой сложности и геометрии. И именно он первым разработал систему быстрой облицовки
поверхностей, что позволяло в этих конструкциях жить, расставлять мебель, стелить ковролин, вставлять
пластиковые стеклопакеты в оконные дыры и пользоваться санузлами. Формулу, выгибающую плоскость на
полу санузла в форме унитаза и ванны, придумал тоже он, как, впрочем, и конфигурирование труб для
канализационных стоков, воды и газа.
Первый домик Формысло сконфигурировал на военном полигоне в Кубинке. Просуществовал этот дом
всего несколько часов, а когда рабочий день закончился, его обесточили. Поэтому первым зданием его
считать нельзя. А вот первый настоящий дом как раз был сконфигурирован на Лавринской набережной, и
было это сорок три года назад. После чего начался великий бум конфигурационного строительства во всем
мире, и стало уже не важно, какой дом сделали первым.
Но табличку, спустя десять лет, все-таки повесили — для этого пришлось всего-то добавить в формулу
здания четыре асимптотических отверстия в наружной стене, чтобы приклепать к ним табличку. Баба Юля
(в те времена еще тетя Юля), в чьей стене на первом этаже появились четыре заклепки, сперва была
недовольна и ворчала, чтобы табличку родственники академика вешали у себя на пятом, раз им так надо. Но
вскоре сделала очередной ремонт, и заклепки исчезли под навесными обоями.
Снаружи домик был небольшим — узким и пятиэтажным. Но Формысло, художник в душе, задал его
контуры настолько изящными, а внешние стены снабдил таким количеством излишеств и финтифлюшек,
что дизайнерам нынешних уродливых коробок в спальных районах должно быть мучительно стыдно.
В доме получили квартиры деятели науки и городской администрации. Но они не торопились заселяться,
поскольку слухи о необычайной вредности нового жилья появились одновременно с новой строительной
наукой. Популярная в регионах газета «Здравствуй, НЛО!», привычно ссылаясь на британских ученых,
писала, что межматериальная плоскость выделяет в воздух Пардон — прозрачный ядовитый газ,
вызывающий рак организма и климакс. А глянцевый журнал «Физика и фитнесс» опубликовал интервью с
главным врачом Института спортивной травмы, который вычислил вероятность самопроизвольного обвала
перекрытий и схлопывания стен. Вероятность оказалась близка к стопроцентной в первый же год. Первую
часть статьи занимали таблицы вероятностей аварии электричества, затем шли фотографии увечий, которые
могли бы получить жильцы такого дома, а заканчивалась статья рекламой кирпичной новостройки в
Черемушках. Иными словами, никто из деятелей науки и администрации, кроме самого Формысло, в дом не
вселился, уступив квартиру дальним родственникам из тех, кого не жалко. Но и это продолжалось недолго
— уже через десять лет все так перемешалось, что дом стали населять люди, не имевшие вообще никакого
отношения к первым жильцам.
В момент, когда в доме поменяли стеклопакеты, а на табличку налепили предложение разъехаться, там
проживали:
Первый этаж: баба Юля, работающая здесь же дворничихой, а напротив кавказец Гамлет, работающий в
телецентре осветителем, и его овчарка той же породы по кличке Гор.
Второй этаж: семья таджиков из одиннадцати детей и некоторого количества родителей, а рядом — сильно
пьющий водитель-дальнобойщик Удальцов и его жена — кондукторша Акулина.
Третий этаж: священник отец Дионисий, в миру — Леша Пичуля, а рядом бизнесмен Валерий, ночующий
здесь редко, и всякий раз с парой незнакомых девушек.
Четвертый этаж: семья потомственных милиционеров — Владлен и Катерина Рыковы — и их
шестнадцатилетний сын Федюня, а рядом непонятно кто, вечно сдающий свою квартиру студентам Мите и
Артуру.
На пятом этаже, как мы уже говорили, жила племянница академика Виолетта с бойфрендом.

Но вернемся к нашей истории, которая началась со смены оконных рам и продолжилась наклейкой
объявленьица «Предлагаем выгодное расселение». На него, само собой, никто не откликнулся, и тогда по
квартирам лично прошелся агент фирмы недвижимости, предлагая выгодный разъезд. Произошло это в
разгар рабочего дня, поэтому побеседовать агент сумел лишь с немногими. Баба Юля долго смотрела в
глазок, но дверь не открыла. Семья таджиков высыпала на лестничную площадку всем составом, испуганно
кивала головами, но по их лицам было ясно, что они ни слова не понимают. Сын потомственных
милиционеров Федюня казался рассеян, все время перебивал агента и пытался рассказать, что все негры в
темноте становятся белыми и наоборот, просто этого никто не видит, потому что полный мрак.
Агент понял, что не найдет в этом доме делового собеседника. И уже выходя из дома, столкнулся с молодым
интеллигентным человеком в джинсах и рясе, который парковал мотоцикл под мемориальной табличкой —
это Леша Пичуля вернулся с утренней службы. Леша, как показалось агенту вначале, оказался собеседником
крайне деловым. Стоя у мотоцикла, они целых сорок минут увлеченно беседовали о перспективах разъезда,
прежде чем агент сообразил, что, повинуясь наводящим вопросам, зачарованный красивым старославянским
выговором, он выболтал то, о чем ему говорить строго запрещалось. В то время как миловидный Леша не
дал агенту ни ответа, ни информации, если не считать прощального «бог в помощь».
Прошло еще две недели, и в дом нагрянула многолюдная комиссия. Проверка была полной:
конфигурационщик в присутствии сотрудника Спецслужбы спасения отключил на конфигураторе
сигнализацию внешних стен, после чего задал большой лаз в каждую квартиру рядом с ее запертой дверью.
Так во всех помещениях побывали члены комиссии — электрик, водопроводчик, пожарник, налоговик, а
также конфигураторщик, озеленитель, работник санэпидстанции, интернетконтроля и собеса, и прочие
немолодые женщины с твердым характером. Не вошла в дом только лифтер, которая с детства страдала
боязнью замкнутых пространств, и с возрастом все сильнее. Она нервно курила на крыльце у таблички,
дожидаясь остальных.
Каждая из членов комиссии написала свой протокол, в котором признала дом аварийным по всем статьям. К
примеру, выяснилось, что по своей конструкции дом не оборудован второй лестницей на случай пожара на
первой (выписано предписание оштрафовать проектировщика за преступную халатность). А ситуация
внутри дома оказалась пожароопасной: в одних квартирах разжигается кадило, в других на все четыре
конфорки газовой плиты установлен вверх дном большущий чугунный казан, и на его раскаленной
поверхности жарятся кукурузные лепешки. В том месте прилегающей территории, где по плану района
должна быть расположена клумба, лежит многолетний асфальт и стоит мотоцикл. Кавказская овчарка,
обнаруженная в ряде квартир, не имеет справок о прививках, лает и рвет юбку сотрудника собеса. Также в
ряде квартир имеют место обои порнографического содержания и холодное оружие (плетки, наручники).
Кое-где хранится солярка и покрышки для фуры, а на лоджии сушится вобла, причем в таком количестве,
что представляет угрозу санитарной безопасности, и вдобавок настолько сухая, что грозит самовозгоранием.
Кое-где обнаружена компьютерная стойка, содержимое которой свидетельствует о наличии подпольной
фирмы, занимающейся нелицензионным написанием программ. Сам конфигуратор в подвале, как
выяснилось, не проходил профилактику с момента запуска, его аккумулятор-бесперебойник не
сертифицирован Жилгосстроем, а с контактных клемм отводится незаконное электричество, от которого тут
же, в подвале, запитана лампа дневного света, освещающая куст марихуаны в самодельной кадке — эта
неожиданная находка огорчила всех жильцов дома, и особенно Федюню. Да что там говорить, если даже
мемориальная табличка оказалась не зарегистрирована в базе Мосгосмеморпалаты! По итогам проверки
комиссия выдала заключение: дом подлежит немедленному отключению; в недельный срок выселить
жильцов за пятое транспортное кольцо и обесточить конфигуратор.
Все найденное в доме казалась настолько преступным, что расслабившаяся комиссия легко позволила Леше
Пичуле снять копию с каждого заключения. А зря.
Как только комиссия уехала, жильцы интуитивно собрались на пятом этаже у Виолетты и устроили
стихийное собрание. Многие здесь впервые познакомились и узнали друг друга по именам.
Отец Дионисий, в миру Леша Пичуля, говорил меньше всех, но очень толково. И его единогласно
выдвинули начальником штаба по спасению дома. Он и сообщил нерадостную весть, которую когда-то
выведал у агента: место, где стоит дом, интересует крупную полугосударственную фирму, задумавшую
сконфигурировать здесь высотную башню современного бизнес-центра с видом на Кремль. И уже, кстати,
начавшую продавать комнаты будущих офисов.

Эта новость привела жильцов в полное негодование. Все смешалось: женский визг, русский мат, грузинские
и таджикские проклятья, и лай овчарки. Леше пришлось долго хлопать в ладоши, прежде чем удалось
призвать соседей к порядку. Но вскоре был выработан общий план и распределены обязанности. Каждый
взял на себя фронт работ.
Бизнесмен Валерий, находящийся в Таиланде, но присутствовавший на собрании по видеофону, обещал эту
фирму пробить по своим каналам. Баба Юля, вооружившись совком, ломиком и таджикскими детьми,
отправилась во двор устраивать необходимую клумбу. Еще не наступил вечер, как студенты Митя и Артур
демонтировали и вывезли в направлении Чертаново свою компьютерную стойку, а потомственные
милиционеры Владлен и Катерина завели уголовное дело по факту обнаружения марихуаны, и тут же его
закрыли за отсутствием улик, благо куст за время собрания таинственно пропал. Тем временем Федюня,
вооружившись баллончиком краски, залез в квартиру бизнесмена Валерия и мастерски превратил
порнообои в безобидных зеленых чертиков. Так общими усилиями из здания постепенно улетучивалось
преступно-аварийное состояние.
Через три дня дом нанес ответный удар. В новостной телепрограмме, где работал осветителем Гамлет,
вышел часовой сюжет о продажной комиссии, пытающейся отключить национальную реликвию — первый
в мире конфигурационный дом. Программа получилась содержательной: племянница академика взяла
видеоинтервью у дяди, чего он никому раньше не позволял, выступили представители милиции и
духовенства, громко плакали дети таджикских беженцев и тоскливо выла овчарка, леденя сердце всех
любителей животных. Крупным планом показали одну из бумаг — лживое заключение лифтера об
аварийном состоянии лифта, хотя лифта в этом доме сроду не существовало. Жильцы дома пообещали
телезрителям отдать жизнь ради национальной реликвии: запереться в квартирах и погибнуть под обвалами
мебели, когда враги обесточат конфигуратор. «Это наш дом, мы живем здесь спокон веков единой дружной
семьей, будем бороться до последней капли крови до самой конечной и не будем делать остановок по
требованию!» — выразила общий настрой Акулина.
И под конец передачи прокрутили мультипликационный 3D-ролик, наспех смоделированный студентами
Митей и Артуром. Ролик демонстрировал в замедленном темпе, как именно будет выглядеть отключение
этого дома. На всех экранах страны появилась объемная фотография уже знакомого нам пятиэтажного
здания с золотой табличкой у входа. Камера приблизилась и замерла. Вдруг по зеркальным контурам дома
проползла та характерная рябь, какая бывает в первый миг при отключении конфигуратора. Конек крыши
задрожал, и на миг стало видно, что дом собран из граней. Эти грани зашевелились и начали разъезжаться,
словно это были простые листы фанеры. Тут уже ни у одного телезрителя не осталось сомнений — если
начались сбои в позиционировании перекрытий, значит, здание отключено. И действительно, в следующую
секунду зеркальная громада вспыхнула и исчезла. На миг стало видно содержимое бывших квартир — горы
предметов, зависшие кучами в воздухе, словно на гигантской этажерке. Разумеется, это было вольным
художественным допущением — ведь если дом жилой, то в первую секунду после отключения в том месте,
где были стены, еще продолжают висеть ковры и обои, поэтому увидеть бывшие квартиры насквозь не
получится. Но кто бы стал обращать внимание на такие мелочи в такой трагический момент? Телезрители
как зачарованные разглядывали кровати, шкафы, посудомоечные машины, столы, телевизоры на тумбочках,
холодильники, аквариум, стопку покрышек от фуры, антикварный рояль в спальне Виолетты и зависшие на
своих старых местах стеклопакеты. Проявились в каждой квартире и люди: по просьбе Леши Пичули их
руки нарисовали горестно воздетыми к небесам, а лица не стали прорисовывать из сострадания. Земная
гравитация не дала всему этому висеть долго — в следующую секунду застывшие россыпи вещей и людей
пришли в движение и стремительно рухнули, подняв кучу пыли и кровавых брызг. Заглушая звон
стеклопакетов, адски взвыл всеми своими восемьюдесятью восемью горестными нотами рассыпающийся
рояль, и вприпрыжку полетели на все стороны света покрышки от фуры. Последнее, что увидели
телезрители в этом леденящем душу ролике — взлетающая высоко в воздух чья-то оторванная рука,
фонтанирующая кровью. Ее Артур с Митей выдернули из какой-то компьютерной игрушки.
Телепередача удалась.
Разразился грандиозный скандал. О доме начали писать центральные газеты и порталы. Незадачливой
лифтерше пришлось по собственному желанию уволиться из Лифтнадзора и податься в Госком
канализационных колодцев. Остальные члены комиссии в ужасе затаились. В час назначенного отключения
конфигуратора у дома собралась толпа репортеров, хотя и так было ясно, что оно не состоится. И
отключение действительно не состоялось. Хотя жильцы еще пребывали в тревожном ожидании весь день и
весь вечер, а затем легли спать.
Единственный ущерб, который потерпел дом — это смена новых рам на лестничных пролетах снова на
старые, причем гораздо старее, чем были. Произошло это тихо, в ту же ночь. Долго ли менять стеклопакет в
легко конфигурируемой стене? Проснувшаяся поутру баба Юля увидела лишь фуру, груженную новыми
рамами и смуглых муниципальщиков, снимающих входную дверь. Разумеется, баба Юля выскочила в
ночной рубашке, вцепилась в дверь обеими руками и подняла крик, требуя объяснить, что происходит.
Рабочие честно пытались объяснить, но на исламском языке. Наконец, на шум из кабины лениво вылез
шофер. Он оказался русским и незлобным, поманил бабу Юлю пальцем и тихо все объяснил. Оказывается,
муниципалитет ежегодно выделяет немалые деньги ремонтным комиссиям на ремонт зданий города. После
отключения зданий совсем другая комиссия — демонтажная — собирает разбитый мусор, что остался
лежать на месте дома, и увозит на свалку, осматривая очень тщательно. И если при этом выяснится, что
оборудование было старое и в доме никогда ничего не ремонтировалось, то будут неприятности, от которых
можно избавиться, лишь договорившись с демонтажной комиссией на сумму, которая сильно выше
стоимости ремонта. Именно поэтому демонтажная комиссия так тщательно осматривает разбитые рамы и
клочья пенолиума. Именно поэтому перед отключением любой дом принято ремонтировать. И тот факт, что
старые рамы и двери вернулись обратно, говорит лишь о том, что дом решено не отключать. Поэтому надо
радоваться. Баба Юля прослушала это объяснение три раза, наконец поняла и обрадовалась.
Победу праздновали всем домом на пятом этаже у Виолетты: расконфигурировали внутренние стенки,
сдвинули мебель и подняли конфигурацию пола в форме длиннющего стола с банкетками. Угощений
получилось даже больше, чем планировали. Баба Юля сделала тазик оливье. Гамлет раздобыл откуда-то
пятилитровый глиняный кувшин настоящего грузинского вина. Семья таджиков приготовила из целого
барашка настоящий бара-кабоб, а также напекла кукурузных лепешек. Удальцов с Акулиной выставили
ящик воблы и бутыль самогона. Леша Пичуля принес огромный кулич с медом и пять бутылок кагора.
Валерий из своего Таиланда сделал заказ одной столичной фирме, и вскоре внесли пиццу диаметром в метр
с надписью «Вот вам, а не наш дом!», выложенной хреном. Заодно Валерий сообщил забавную новость: он,
шутки ради, уже успел купить пару комнат в будущем бизнес-центре, и теперь намерен подавать на ту
фирму в суд, чтобы снять с нее громадную неустойку. Владлен и Катерина Рыковы принесли с рынка ящик
конфискованного винограда. Студенты Митя и Артур, извинившись за бедность и непричастность к
домовладению, поставили на уголок стола банку пива и пакетик чипсов. А благодаря Виолетте, появился
праздничный торт и профессиональный клоун-аниматор из банкетной фирмы, который умело отработал
вечер, развлекая собравшихся скетчами, играми и шутками, а под конец снял с лица грим и оказался
бойфрендом Виолетты, что вызвало настоящий восторг — никто не предполагал, что этот тихий и скромный
парень работает клоуном в банкетной фирме.
- Тост теперь скажу, — поднялся Гамлет с одноразовым стаканчиком. — Орел перегрелся на солнце и
задумал его выключить! — Собравшиеся ответили бурными аплодисментами. Гамлет принял аплодисменты
с достоинством, дождался тишины и продолжил: — Орел полетел высоко над горами и расправил крылья!
Но у солнца такой угол, что заслонить не получилось! Тогда орел упал глубоко в ущелье, но солнце такое
заливное и следящее, что спрятаться не получилось! Тогда орел взял большую черную пушку, направил на
солнце и выстрелил! Но промахнулся! И тогда пришла ночь, и солнце погасло само! Так выпьем за то, чтоб
наши желания исполнялись каждый день сами собой!
- Ура-а-а-а!!! — закричал Удальцов, вытягивая стакан, и повалился бы на стол, но Акулина придержала его
за воротник.
- А вот негры в темноте... — увлеченно начал Федюня, но получил от отца подзатыльник.
- Домочадцы и гости дома! — произнес Рыков-старший и зачем-то козырнул. — А я вот предлагаю просто,
таскать, выпить за прописку! Чтоб, таскать, как говорится, была всегда!
- Ура-а-а-а!!! — закричал Удальцов, и все снова выпили.
- Братья и сестры! — поднялся отец Дионисий. — Помолчим минутку, ибо скажу о сокровенном, что
каждый из нас чувствовал всегда, да не пустословил. — Наступила тишина. Леша Пичуля ждал долго, чтобы
подчеркнуть важность момента. А затем продолжил: — Возблагодарим Господа нашего! Возблагодарим за
то, что волею Его и помышлением, мы все живем в таком доме, который первый как Адам! А все прочие
дома сконфигурированы по образу его и подобию! Слава Богу!
- Ура-а-а-а!!! — закричал Удальцов и на этот раз слегка упал на стол.
- И слава богу, — закончила вдруг баба Юля, — что мы не платим за электричество конфигуратора
шестьсот двадцать в месяц как моя своячница!
- Это еще что! — на чистом русском ответил старший таджик. — У нас в Таджикистане платят восемьсот с
квартиры.
Видеофон, висевший на стене, вдруг ожил, на экране появилось лицо бизнесмена Валерия под
таиландскими пальмами, и что-то произнесло. Но в шуме его услышали не сразу.
- А почему мы, кстати, не платим? — повторял видеофон. — Почему?
Жильцы изумленно переглянулись.
- Но это же первый дом, — объяснила Виолетта, которая после интервью с дядей начала блестяще
разбираться в тонкостях. — Когда его возводили, еще и счетчиков не было. Дядя запитал конфигуратор
прямо от уличного фонаря. А жильцы не платят за уличное освещение района.
- За что, за что? — переспросила баба Юля.
- За ваше здрвье! — не к месту ответил дальнобойщик Удальцов, поднимая трясущийся стакан.
На следующий день отца Дионисия разбудил звонок из Таиланда.
- Леша, — строго начал Валерий. — Бесплатный сыр бывает только где?
- В церкви на Пасху.
- Не паясничай, — строго оборвал Валерий. — Так дела не делаются.
- Я ничего не понял, — хмуро констатировал Леша.
- Я говорил со своими юристами, — объяснил Валерий, переходя на шепот. — Если в Мосэнерго когда-
нибудь сообразят, что мы все эти годы не платили за электричество, дом отключат.
- Как это отключат? — возмутился Леша. — Мы собственники, дом наш. На худой конец заплатим с Божьей
помощью. Много там денег набежало?
- Кому как, — ответил Валерий. — Мне — терпимо. Помножь сорок киловатт на сорок лет, подели на все
квартиры, и получится ерунда. А когда прибавишь пеню за сорок лет — не ерунда. Но не в этом байда. По
закону, если жилец не оплачивает коммунальные счета больше года, он считается злостным
неплательщиком, и ему блокируют свет, газ, воду, канализацию и интернет. Если он еще год не платит —
его выгоняют, а двери и окна запечатывают поверху сплошной стеной. Так квартира стоит еще год, и если
жилец не заплатит по долгам, ее просто изымают из собственности и делегируют другому владельцу.
- Валер, давай в семь утра не будем решать проблем, которых нет? — поморщился Леша.
- Проблема есть, — возразил Валерий. — Мы не платим за питание конфигуратора сильно больше трех лет.
Больше сорока лет...
- Валер, Господь с тобой... — начал Леша, но вдруг замолчал и задумался.
- Главное, — сказал Валерий, — это чтобы никто ничего не узнал раньше времени. Ясно? Когда придем с
деньгами, никто отключить не посмеет. А если они нас опередят — сам понимаешь...
Через час отец Дионисий собрал жильцов, тщательно закрыл окна и двери, послал Федюню караулить вход
в дом, после чего шепотом объяснил ситуацию и назвал сумму.
Раздались горестные стоны, но Дионисий стукнул кулаком по столу и снова призвал к тишине.
- Деньги надо собрать. Каждому и быстро. Но главное, — подытожил он, — ни одна живая душа не должна
знать, что мы все эти годы не платили за электричество!
- Что ж, даже сестре сказать нельзя? — недоуменно переспросила баба Юля. — Она у меня юрист в банке,
может, чего умного бы подсказала...
- Никому! — отрезал Дионисий. — А то сама не знаешь, как в жизни бывает! Ты — сестре, сестра — мужу,
муж — начальнику, начальник — любовнице, любовница — дочке, дочка — жучке, жучка в интернете
гавкнула, и завтра Горэнерго в курсе.
- У моего брата нет интернета, — вдруг сказал Гамлет.
- Если мы не хотим потерять дом, — отец Дионисий обвел взглядом собравшихся, — то ни одна живая душа
не должна знать. А пока постепенно собираем деньги.
Беда разразилась через два дня: утром к дому подъехал фургон, из него выскочили смуглые муниципальные
рабочие. Они быстро установили абсолютно новые стеклопакеты и входную дверь самой последней модели
— под горестные вопли бабы Юли.

Отец Дионисий связался с Валерой, тот хмуро выслушал новость и сообщил, что постарается выяснить
ситуацию. Через час он перезвонил и сказал, что ситуация критическая: в Госэнерго уже пронюхали, и все
квартиры готовы передать подставным жильцам, которые их тут уже добровольно уступят под снос.
Жилнадзор готовит акт. Акт должен быть подписан завтра, но Валерию удалось нажать через своих людей и
договориться, чтобы акт задержали до понедельника. Есть четыре дня, и за это время должна быть собрана
вся сумма.

Отец Дионисий устроил экстренное собрание и сообщил новость.

Прошло четыре дня. Все собрались на пятом этаже у Виолетты. Федюню снова поставили внизу караулить.
Деньги нашлись у всех.
Бизнесмен Валерий, как и обещал, перечислил нужную сумму без проблем — прямо отцу Дионисию.
Виолетта после беседы с дядей тоже сообщила, что нужная сумма у нее найдется. Отец Дионисий продал
свой мотоцикл и взял в церкви кредит. Гамлет одолжил у брата. Таджикам помогла диаспора. Удальцовым
пришлось продать свой недостроенный летний домик в дачном товариществе московских дальнобойщиков
на 1001 километре. Супруги Рыковы обошли все рынки и магазины района, и с каждого постоянного
клиента собрали штрафов на год вперед с просьбой войти в ситуацию. Всю эту сумму они потратили на
взятку кому надо, тоже с просьбой войти в ситуацию, и получили возможность три дня поработать
инспекторами дорожного движения. Работали супруги на шоссе без сна, еды и перерывов, умудрились
оштрафовать даже Удальцова и Лешу Пичулю, правда, чисто символически, и в итоге собрали вдвое
больше, чем нужно, но заработали нервное истощение. Лишь баба Юля, как выяснилось, поступила умнее
всех: просто взяла в банке ссуду под залог квартиры. Это всех сильно расстроило — фактически баба Юля
отделалась дешевле всех и без риска.
- Ай, нехорошо поступила! — хмуро цокал языком Гамлет. — Нам ничего не сказала!
- Умная нашлась! — возмущенно кричала Акулина. — Нас по миру пустила, а сама умная, да?
- А я-то чего? — возмущенно отмахивалась баба Юля.
- Когда мы вместе, одной семьей, — выговаривал злой и трезвый Удальцов, — друг за друга как братья
кровные, тогда все нам и удавалось. А ежели щас начали каждый за себя как скоты поганые жадные, то
пиши пропало.
- За... такое... почки... отбивают... — истощенно шептали супруги Рыковы.
- Тихо, тихо! — громко проорал отец Дионисий, в миру Леша Пичуля. — Вы лучше скажите, где наши
студенты, Митя и Артур?
Все недоуменно замолчали.
- Я щас схожу за ними. — Дальнобойщик Удальцов угрожающе поднялся и вышел.
- Только без экстремизма! — погрозил вслед пальцем отец Дионисий.
Вскоре Удальцов вернулся, хмуро толкая впереди себя Митю и Артура. Те были слегка удивлены, но
держались с достоинством.
- Объясняйтесь, — пробасил Удальцов, выпуская студентов в центр собрания.
- Его зовут Абрам Ильич, ему девяносто два года и он давно живет в Израиле, — сообщил Митя. — Мы туда
высылаем квартплату.
- Деньги принесли? — прямо спросил Удальцов.
- Ты мужик, возьми себя в руки, — не выдержал Артур. — Что за тон? Мы что, нанялись ваши проблемы
решать? Мы здесь всего лишь угол снимали.
- Уже нашли другую квартиру, — вставил Митя.
- Да я вас, пидарасов... — Удальцов угрожающе поднял руки, но отец Дионисий остановил его.
- А они пидарасы? — Баба Юля, высунув язык, с любопытством оглядела Митю, а затем Артура.
- Ясное дело, если вместе живут! — прогудел Удальцов.
- Гамлет с овчаркой живет, — фыркнул Митя.
- Что ты сказал, повтори? — насторожился Гамлет и зашевелил бровями.
- Тихо, тихо, тихо!!! — закричал отец Дионисий. — Что за бардак, прости Господи? Мы здесь для этого
собрались, что ли? Митя, Артур, у вас есть его номер? Вы ему сообщили?
- Звонили сегодня... — кивнул Артур. — Глухо.
- Не дозвонились?
- Почему, дозвонились. Но только Абрам Ильич из ума выжил. В маразме полном и ничего не соображает.
- А что он сказал-то?
- Сказал, что пойдет посоветуется с калькулятором, и чтобы мы перезвонили через пять минут.
- И чего вы?
- Перезвонили.
- А он?
- Ответил, что этих денег у него нет, а если он возьмет их под десять процентов годовых, то это начнет
окупаться только через тринадцать лет сдавания квартиры студентам, причем если за это время ничего в
мире не изменится. Но в тревоге за мир он тринадцать лет не протянет, а поэтому хрен с ней, с квартирой.
- То есть как это — хрен? — возмутилась Акулина. — Пусть тогда срочно нам подарит!
- Мы так и сказали.
- А он?
- Ответил, что идея срочно подарить квартиру студентам после идиотского звонка среди ночи смешит даже
калькулятор.
- Вот как... И на этом повесил трубку?
- В общем, да. Еще сказал, что шутка глупая для первого апреля.
- А что, сегодня действительно первое апреля? — заволновалась Акулина.
- Век воли не видать! — уверенно подтвердил Федюня, просунув голову в дверь.
- А ну... я кому... велел внизу... на шухере... выпорю... по почкам... — истощенно прошипел Рыков-старший,
и Федюня мигом исчез.
- Подвел ты нас, Абрам Ильич... — задумчиво вздохнул отец Дионисий. — Деньги-то надо сдать сегодня, а
если чьей-то доли не будет, отключат дом. Надо заплатить за старика.
- Вот ведь иуда грешная! — выразил общую мысль Удальцов.
Все хором зашумели, но как-то ни о чем и без толку.
- Пусть студенты платят! Они тут живут, им и платить! — кричал Удальцов.
Митя и Артур переглянулись.
- Счастливо оставаться, — кивнул Артур. — Мы что, больные что ли, за чужую квартиру выкуп платить?
- Куда это вы? — насторожился Удальцов.
- Вещи собирать и в Чертаново. — Оба вышли.
Снова раздался шум.
- А вот пускай Валерий заплатит, он олигарх, у него денег куча! — вдруг раздался голос бабы Юли.
Видеофон на стене ожил и на экране появился Валерий, потягивающий коктейль в шезлонге.
- Не олигарх, а бизнесмен, — рассудительно поправил Валерий, и по его медленно нарастающему тону
становилось понятно, что он не на шутку обиделся. — А бизнесменом я стал именно потому, что не швыряю
денег попусту. И лично мне квартира в вашем гадюшнике вообще рогом не уперлась, потому что у меня
один особняк на Рублевке, другой в Таиланде, и две комнаты в будущем офисе у меня проплачены на
всякий случай. А с бл...ми раз в месяц мне и в сауну не западло завалиться.
На этом домофон погас.
- Видали? — кивнул Удальцов и прицельно плюнул в видеофон.
Акулина шагнула вперед и указала пальцем на Виолетту.
- Тогда пускай Виолетта платит, у нее самая большая квартира! И вообще это дом ее дяди!
- Я что здесь, одна что ли живу? — с достоинством возразила Виолетта. — Мой дядя сконфигурировал
много тысяч домов, и я найду, где поселиться в случае чего. Без хамов и прихлебал!
- Как ты меня назвала, сучка? — вскинулась Акулина.
- Тихо! — рявкнул отец Дионисий, уже потеряв свою степенность. — Скидываться будем по-божески: с
каждого поровну.
- Ишь, мы какие умные! — всплеснула руками баба Юля. — Чтоб я свои кровные деньги за старого гада
выложила? Чтоб он бесплатно остался в нашем доме, сдавал квартиру студентам и деньги греб?
Отец Дионисий снова поднял руку, но ничего сказать не успел. Удальцов шагнул вперед, оглянулся на жену
и решительно рубанул рукой воздух.
- Значит так! — сказал он с нажимом. — Гори оно огнем, но я за старого хрыча ни гроша не выложу!
- Так это только сегодня! Он же отдаст потом! — попытался урезонить отец Дионисий.
- Кто это сказал? — обернулся Удальцов и выдвинул челюсть. — А если не отдаст? А ведь в суд не
пойдешь, не докажешь потом!
- Я не буду! — поддержала баба Юля. — Даже если б у меня и было!
- Я объясню, — продолжил Удальцов, прижимая ладонь к груди и поворачиваясь к отцу Дионисию. — Мне
ж не денег жалко, гори оно огнем! Это старому хрычу денег жалко, а я не из таких! Мне жалко, если на мои
кровные этот хрыч в нашем доме останется прописан! Мы бегаем, горбатимся, пашем — все, даже чурки!
Мы все вместе, заодно! Правильно, Акулина? И все для того, чтоб какая-то сволочь сидела в Израиле,
ничего не делала, ни копейки не вложила, и осталась в нашем доме?!
Вдруг без единого слова поднялась в полном составе и вышла семья таджиков.
- Братья! — вскричал отец Дионисий. — Вы с ума сошли, братья? Виолетта! Валера! Валера-а-а!!! Гамлет,
может, сделаем еще одну передачу?!...
Если идти по Лавринской набережной вдоль реки, прямо напротив Кремля возвышается блестящая стрела
восьмидесятиэтажного офисного центра. На фасаде справа от проходной вертушки висит табличка: «На
этом месте жил и работал академик Е.Б.Формысло, основоположник конфигурационной архитектуры.
Здание номер 2.»
2002-2006
 МАЙК ГЕЛПРИН
СОЦИОПАТ

Антон проснулся под утро, рывком сел на постели и едва сдержался, чтобы не закричать. Он снова видел
во сне эту девушку, третью ночь подряд. Нелли её звали, Н-е-л-л-и. Только в эту ночь, в отличие от двух
предыдущих, Нелли пришла к нему в сон обнажённой. А затем, затем они начали проделывать такое, что
Антон, вспомнив, покрылся холодным потом от стыда и отвращения. То, чем он занимался с Нелли во сне,
было даже не постыдным, это было противоестественным, низким, просто ужасным. Антона передёрнуло.
Он резко вскочил с постели и едва не упал от неожиданной слабости в паху, мгновенно подкосившей ему
ноги и сделавшей их ватными.
- Сволочь, - сказал Антон вслух, - проклятый выродок, дрянь.
Ему захотелось с размаху влепить себе по лицу. С трудом удержавшись, Антон доковылял до санузла,
перевалился через низкий борт ванны, шлёпнулся на дно и на полную включил воду. Пару минут
обрушившиеся на него тяжёлые струи смывали слабость и стыд. Наконец, почувствовав себя лучше, Антон
вылез, наскоро растёрся полотенцем и, прошлёпав босиком по кафелю, вернулся в комнату.
Он включил свет и с минуту с отвращением разглядывал своё жилище. Комната была стандартная, точно
такая же, как любая из десятка тысяч каморок, в которых ютились питомцы интерната вплоть до его
окончания. Шесть шагов вдоль, пять - поперёк. Стол, пара стульев, кровать, шифоньер и компьютерный
центр. И всё.
Впрочем, нет, не всё, на стене над кроватью висели две фотографии в рамках. Отец и мать - люди,
давшие ему жизнь. Антон подошёл и в который раз пристально рассмотрел снимки. Отец на фотографии
выглядел лет на сто двадцать, мать - в районе сотни. Антон стиснул зубы и опустил глаза. Он не испытывал
к этим людям ничего, абсолютно ничего. Ни благоговейного трепета, с которым говорили о своих родителях
прочие, ни даже элементарного уважения. Эти двое дали жизнь ему, Антону Валишевски, так что с того?
Они, как и все остальные родители на Земле, даже не знали, как выглядят их сыновья или дочери.
Антон сел на кровать и, подперев кулаком подбородок, задумался. Почему именно Нелли Семёнова,
ничем, в общем-то, не примечательная девчонка из параллельного класса? Он и внимания на неё особо не
обращал. Ну да, короткие русые волосы, тонкая шейка, ноги стройные, что ещё? Ничего, разве что большие
карие глаза. Какие-то особенные, только неясно чем. С минуту Антон думал, в чём особенность больших
карих глаз. "Внимательные", - неожиданно пришло нужное слово. Точно: когда неделю назад они случайно
разговорились, Нелли смотрела на Антона со вниманием. Так, как смотреть было не принято и даже
неприлично. Отводить глаза при разговоре и тем самым не смущать собеседника входило в правила
поведения. Их преподавали ещё в начальных классах, на уроках этики.
Итак, девушка с внимательными карими глазами. И с ней Антон во сне вытворял непотребное. Он
вспомнил ругательный архаизм, которым называли подобные занятия - секс. Противное слово, свистящее
какое-то, змеиное.
Оглушительный стук в дверь выбил из Антона задумчивость. Так колотить мог один только человек -
его брат по отцу Жак Валишевски.
"Как всегда вовремя", - саркастически подумал Антон. - Открыто, входи уж! - крикнул он.
Жака Антон не переваривал. Толстый, шумный и жизнерадостный о-брат был почти полным его
антиподом, и буквально всё, что бы тот ни делал, вызывало у Антона неприятие напополам с раздражением.
Жак стремительно ворвался в комнату, мгновенно заполнил собой всё свободное пространство и,
отчаянно жестикулируя и брызгая слюной, приступил к разглагольствованиям. В слушателе он не нуждался,
и Антон, улёгшись на кровать и положив руки под голову, принялся терпеть. Обычно Жака хватало минут
на десять. Антон засёк время и уставился в потолок.
- И тогда я отпасовал назад Барковскому, - азартно выплёвывая слова, тараторил Жак, - а сам рванул по
правому, так эта сволочь Барк вместо того, чтобы вернуть мяч мне, пнул его назад, этому идиоту, как его -
Максу. Ну, такому длинному с двенадцатого "Ж", так тот, нескладёха, запутался в собственных ногах да как
навернётся, гы-гы-гы. Вот же урод, а! Это у него, считай, семейное. О-брат его дуралей дуралеем, а м-сестра
- та вообще фифа, ходит вечно одна, нос задирает. Какая-то вся из себя задрипанная, как её там, Нелли, вот.
- Слышишь, заткнёшься ты наконец!? - Антон неожиданно для самого себя вскочил, метнулся к о-брату
и схватил его за грудки. - Сам ты задрипанный. Достал уже своим футболом.
- Тоха, что с тобой? - оторопел Жак. - Нехорошо себя чувствуешь, что ли? Ты чего на брата-то
бросаешься?
- Ладно, прости, - Антон сделал шаг назад и снова опустился на кровать. - Слушай, Жаконя, ты сны
видишь?
- Просил же не называть меня так, - на мгновение обиделся Жак, но через секунду вновь обрёл обычную
жизнерадостность. - Вижу, - сообщил он. - Правда, редко.
- И что тебе снится?
- Да ерунда всякая, разве упомнишь. Недавно куча дерьма приснилась. Большая. Ты почему
спрашиваешь?
- Да так. Ты, кстати, зачем ко мне ходишь-то?
 - Как зачем!? - возмутился Жак. - К кому же мне приходить, как не к тебе и к Лори? Больше у меня нет
никого, только вы двое. Вот я и к тебе... А ты не рад, что ли? Лори-то дрыхнет ещё.
Лори - так звали сестру Жака по матери. Антон внезапно подумал, что завидует бесхитростному и
искреннему в своих привязанностях о-брату. У того двое родных людей на земле, вот он и любит обоих.
Так, как всякому человеку положено - любить обоих живых кровных родственников и почитать обоих
мёртвых. И вовсе Жак не виноват, что его о-брат Антон такая сволочь.
"Зато м-сестра у Жака приличная девчонка", - подумал Антон о полной, добродушной и улыбчивой
Лори. - "Возможно, будь у меня сестра вместо одного из братьев, и я был бы другим".
- Ладно, Жак, - Антон вымученно улыбнулся брату. - Ты ступай пока, иди, разбуди Лори, в кафетерии
встретимся.
Жак кивнул, потрепал Антона по плечу, гоготнул пару раз, отмочил на прощание несмешную шутку и,
наконец, убрался. Выждав с минуту, Антон наскоро оделся и вышел из комнаты. Многокилометровый
кольцевой коридор интернатского жилого корпуса был почти пуст. Завтрак ещё не начался, и питомцы
досыпали последние минуты. Быстрым шагом миновав полсотни стандартных нумерованных дверей, Антон
добрался до лестничной развязки. Десятки эскалаторов, причудливо и хищно скалясь зубьями ступеней,
разбегались отсюда по верхним и нижним этажам. Антон ловко вскочил на скоростной и тремя уровнями
выше с не меньшей сноровкой спрыгнул. Через минуту он уже стучался в комнату Рауля Коэна, своего
брата по матери. В отличие от здоровенного, бесцеремонного и болтливого Жака, Рауль был субтилен,
сдержан и немногословен. Антон не любил м-брата, но и не презирал, как навязчивого недалёкого Жаконю.
В любом случае, Рауль был единственным человеком, который мог выслушать и, возможно, дать добрый
совет.
- Слушай, Ра, - взял быка за рога Антон, едва обменявшись с братом приветствиями, - тут такое дело, ты
сны видишь?
- Хороший вопрос, - Рауль задумчиво посмотрел на брата и сразу отвёл глаза. - Особенно с утра. Ну,
допустим, вижу. И что? Ты для этого пришёл? Пошли-ка лучше завтракать.
- А что именно ты видишь? - не отставал Антон. - Или, точнее, кого? В общем, так: тебе когда-нибудь
снились женщины?
- Вот что, - присвистнул Рауль. - Тебе снилась наша мама? Наконец-то.
- Ра, мама здесь ни при чём. Понимаешь, я вижу один и тот же сон. Вот уже третий раз подряд. Только
сегодня он был, как бы тебе сказать... В общем, Ра, со мной случилось то, о чём нам вдалбливают вот уже
который год. Патология. Я страшно испугался. Понимаешь, я... - Антон запнулся.
- Ну, говори, - подбодрил Рауль. - Продолжай уже, раз начал. И, пожалуйста, всю правду.
- Я всегда говорю правду, - сказал Антон.
Рауль кивнул. Врать Антон не умел. С детства. И неспособность лгать не раз выходила ему боком.
- В общем, я пришёл в ужас, - быстро проговорил Антон. - Я видел во сне девушку. Не просто девушку, а
вполне конкретную. И я... Я занимался с ней этим самым. Сексом. Это было отвратительно, Ра. Как
животные, словно какие-нибудь собаки, помнишь учебный фильм? Не знаю, что теперь делать. И я
подумал...
- Ты подумал, что я тоже вижу подобные сны, - догадался Рауль, - только не признаюсь, так?
- Да, что-то в этом роде.
- А с Жаком ты разговаривал?
- Вкратце. Но Жак - особый случай.
- Понятно. Ты обязан доложить наставнику, Антон. Это действительно опасно. Для тебя опасно. Я не
видел таких снов, но, случись мне, я немедленно поставил бы в известность наставника. И ты должен это
сделать. Хочешь, пойдём к старому Отто вместе?
- Угу. И он решит, что я ненормальный. В лучшем случае - отправит в стационар лечиться. В худшем...
Нет, Ра, к наставнику я не пойду. Подожду пару дней, надеюсь, само собой прекратится.
- А если не прекратится? Учителя говорили на этот счёт вполне определённо. Если тебя начинают
преследовать видения, связанные с... - Рауль запнулся, - с сексом, неважно, во сне или наяву - это явная
патология. Угроза для психики, самая серьёзная из возможных.
- Да знаю, - потупился Антон. - Ладно, я подумаю. Пара дней ничего не изменит.
- Ну, смотри сам, - Рауль поднялся. - Пара дней - действительно не изменит. Но спасибо, что ты
доверился мне, Тош. Вместе мы как-нибудь сладим с твоей бедой. А сейчас погнали завтракать. Ты как,
сочинение уже отослал?
- Чёрт! - хлопнул себя по лбу Антон. - Хорошо, что ты напомнил. Я за него даже не садился. Вот же
дубина, ведь сегодня последний срок.

Отто Фролов намеренно оставил сочинение этого парня напоследок. За сто с лишним лет практики в
качестве наставника выпускных классов Отто случалось повидать всяких учеников. Были среди них и такие,
на которых Фролов, исчерпав все меры и скрепя сердце, писал докладную в директорат. До сих пор он ни
разу не ошибся - фигуранты докладных все как один были признаны особыми комиссиями "вне социума" и
выдворены с Земли без права на возвращение. Такое случалось нечасто, но всё же случалось, и всякий раз
Фролов потом мучился угрызениями совести. Немало времени проходило, прежде чем ему удавалось вновь
обрести душевное равновесие и убедить себя, что он не имел права выпустить в общество потенциального
анархиста, убеждённого бунтаря и ниспровергателя основ.
Фролов одно за другим бегло считывал с экрана сочинения выпускного двенадцатого "Ъ" класса и
привычно выставлял оценки. Недюжинный опыт позволял автоматически регистрировать уровень владения
речью, умение выразить свои мысли и, самое важное, отношение автора к изложенному. Отклонения от
среднего уровня, как обычно, оказались не слишком значительными. За неполных полтора часа Отто
справился с работой и позволил себе на минутку расслабиться. Оставалось последнее сочинение, и, прежде,
чем взяться за него, наставник хотел настроиться на максимальную объективность. Забыть о том, что ему
крайне симпатичен этот парень, Антон Валишевски. Забыть, что наивысший на потоке уровень интеллекта и
полная неспособность лгать сочетаются у Антона с доходящими до абсурда и фанатизма упрямством,
своеволием и необъяснимым неприятием правил и прописных истин.
Выдержав паузу, Отто, наконец, собрался, вздохнул и загрузил в редактор последний нечитанный файл.
С первого взгляда он понял, что дело плохо. Тема сочинения "Какими будут мои дети", обведённая жирной
траурной рамкой, глумилась притороченными справа и слева отвратительными рожами. Фролов не очень
хорошо разбирался в последних достижениях в области смайликов и запросил подсказку. "Меня только что
вырвало", - пояснила левая рожа. "Похоже, я вляпался в дерьмо", - сообщила правая.
Подавив раздражение, Фролов заставил себя читать. Всё сочинение занимало четверть страницы, и Отто
пробежал текст глазами от начала до конца меньше, чем за полминуты. Закончив, он обнаружил, что сидит с
открытым ртом. Такого за все годы практики ему ещё читать не приходилось.
"Потратив немало времени на обдумывание, - значилось под украшенной мерзкими рожами темой, - я
пришёл к выводу, что мне на этот вопрос наплевать. А именно, плевать я хотел на то, какие два ублюдка от
меня произойдут, если ни одного из них я никогда не увижу. Мне также абсолютно безразлично, кто
будущие матери обоих выродков. Не понимаю, почему этому вопросу придают такое значение, и думаю, что
вряд ли когда пойму. Фотографии родителей "украшают" мою комнату с рождения, но я не испытываю
ничего кроме неприязни к обоим покойникам. Так же, как не испытываю положенных родственных чувств к
м-брату, а о-брата попросту презираю и считаю придурком".
Фролов вскочил и зашагал по помещению. Как наставнику, ему полагалась персональная жилая комната
в интернате - роскошь, доступная только педагогам со стажем от ста лет и более. Будни Фролов проводил
здесь и лишь на выходные перебирался в собственное жилище - двадцатиметровую студию на восемьдесят
шестом этаже пирамидальной свечки в центре жилого квартала мегаполиса. Работу свою Отто любил,
гордился её значимостью и с удовольствием дарил сэкономленное на дорогу время тем ученикам, которые
нуждались в его помощи, советах или твёрдой наставнической руке. Сейчас Отто сознавал, что помощь
необходима Антону Валишевски, парня надо было вытягивать и буквально спасать. Подростку пятнадцать,
самый опасный возраст, до стерилизации почти целый год. Если не вмешаться, то достаточно очевидно, к
чему это может привести. Наставник прекратил мерить шагами комнату и опустился в телескопическое
кресло, которое послушно приняло удобную для сидения форму. Он не был уверен, как ему поступить.
Несколько раз он писал ходатайства в евразийское министерство образования и ратовал за принятие закона
о досрочной, в исключительных случаях, стерилизации. Мнение Фролова разделяло множество коллег,
однако все усилия разбивались о консерватизм и твердолобость министерских крючкотворов. Якобы
опасность неполноценности семенников или яйцеклеток, извлечённых до достижения донором
шестнадцатилетия, слишком велика. То, что в некоторых случаях опасность для самого донора значительно
превалировала над всеми прочими, чинуши удачно пропускали мимо ушей.
Фролов выругался про себя и повернулся к монитору. Наставник принял решение - он займётся парнем.
Для начала поговорит с его роднёй. Фролов сноровисто раскрыл папку с личными делами учеников.
Головной файл был выполнен в виде диаграммы из кружков и соединяющих их стрелок. От кружка с
надписью на нём "Антон Валишевски" отходили две. Одна - к о-брату Жаку Валишевски, другая - к м-брату
Раулю Коэну. Фролов споро просмотрел компиляции на обоих. Интеллектуальный уровень Жака "оставлял
желать". Возможно, поэтому Антон и относится к нему неуважительно. Пожалуй, следует начать с м-брата.
Поиграв электронным карандашиком над папкой с файлами, Фролов быстро составил стандартный "вызов к
наставнику" и отправил его Раулю Коэну. Что ж, они вместе попытаются помочь Антону. И тот, с его умом,
оценит и поймёт, должен понять. А поняв, умерит свой юношеский запал и остепенится. Обязательно
умерит, уж Отто постарается. Ну, а если нет... Фролов закрыл глаза. Значит, так тому и быть, но по крайней
мере он сделает всё, что от него зависит.

- Я чувствовала, что ты придёшь, - сказала Нелли. - Не знаю почему. Может быть, из-за того, что ты так
похож на моего брата.
- Ты имеешь в виду Макса? - спросил Антон. - Я знаю его, он играет в футбол в одной команде с моим
братом Жаком. Но, слушай, я совершенно не похож на Макса.
Они не спеша двигались вдоль по аллее интернатского парка. До обеда Антон промаялся, всё валилось
из рук, он, не переставая, думал о давешнем сне, пока не обнаружил, что дело уже не в нём, а в той, кто ему
приснилась. Залпом настрочив ненавистное сочинение, Антон отправил его наставнику и решительно
поднялся. Через десять минут он уже постучал в Неллину комнату и предложил ей "задвинуть" ужин.
Уговаривать девушку не пришлось, и вот теперь они медленно брели по крытой мелким щебнем тропинке.
- Нет, не на Макса, - задумчиво сказала Нелли. - Макс - мой брат по матери. Ты похож на моего о-брата,
Антон. Нет, нет, не внешне. У него тоже был один из самых высоких на потоке уровней интеллекта. Он, как
и ты, старался смотреть людям в глаза. И он всегда говорил то, что думает.
- Я не знаю твоего о-брата, - признался Антон. - Извини, мне, конечно, следовало бы больше знать о
тебе. Тем более, что, я вижу - ты интересовалась моими данными. Как зовут твоего брата?
- Роман Семёнов. Но ты и не мог его знать. Он был на год старше нас с Максом.
- Этого не может быть, - Антон резко остановился. - Как это - старше? И почему ты говоришь о нём в
прошедшем времени?
- Антон, ты действительно хочешь об этом знать?
- Ну да, конечно. Иначе не стал бы спрашивать.
- Хорошо. Наши родители, естественно, умерли в один год. Каждому, как и положено, сравнялось сто
восемьдесят. Но вот первое наше с Максом рождение не удалось - у мамы было что-то не в порядке с
базовыми яйцеклетками. И нам дали второй шанс, использовали пару из резерва.
- Теперь понимаю, - кивнул Антон. - Я читал о таких случаях. Но думал, что они крайне редки.
Получается, что Роману уже больше шестнадцати, он закончил школу, прошёл стерилизацию и, вероятно,
поступил в университет, так?
- Нет, не так, - Нелли опустила голову. - Он не закончил школу, ему не дали.
- В каком смысле "не дали"?
- В прямом. Наставник написал на него докладную в директорат. Решением особой комиссии мой брат
был признан "вне социума" и выдворен с планеты Земля в один из дочерних миров. Без права на
возвращение, разумеется. Я даже не знаю куда, мне сказали - на Марс, но разве это проверишь? Ты всё ещё
хочешь продолжать нашу беседу?
- Я, я... - Антон остановился и неожиданно взял Нелли за руки. - Так твой брат, получается... - Он
запнулся и вдруг неожиданно для себя самого выпалил: - Знаешь, я думаю, что хотел бы быть на его месте.
Они остановились, и Нелли мягко отняла руки.
- Ты сейчас сказал глупость, - медленно проговорила она. - Быть выдворенным с Земли - это несчастье. А
если мы будем держаться за руки в общественном месте и нас увидят, то это несчастье может случиться и с
нами.
- Я иногда думаю, что живу в сумасшедшем доме, - сказал Антон. - Только не знаю, кто сумасшедший - я
или все остальные. Логика подсказывает, что псих - я, хотя бы по теории вероятностей. Но вот рассудок,
понимаешь... Я считаю идиотством, что человека могут осудить за то, что он держал кого-то за руки. Или за
то, что он думает не совсем так, как ему велят. Или за то, что он видит сны, которые якобы представляют
угрозу для общества. Общество должно сплошь состоять из кретинов, если ему грозят чьи-то сны.
- А ты видишь плохие сны, Антон?
- Да, вижу, вот уже третью ночь подряд, - Антон отчаянно покраснел и выпалил: - Уже третий раз подряд
я вижу во сне тебя.
- Меня? - теперь покраснела Нелли. - И я, что я делала в твоём сне?
Антон поднял глаза и посмотрел на девушку в упор.
- Мы оба делали, - коротко сказал он. - Мы лежали в одной постели и занимались ужасными вещами.
Можешь ударить меня, вон валяется подходящая доска, буду благодарен, если ты залепишь ею мне по
морде. В моём сне мы с тобой занимались сексом.

"Насколько же похожи братья", - подумал Отто Фролов, глядя на вошедшего в классную комнату Рауля.
Их даже можно спутать, если не приглядываться внимательно. Оба худощавые, даже поджарые, тот же
разрез глаз и одинаковый цвет волос - иссиня-чёрный. Оба высоколобые, скуластые, смуглые. И всё же
Рауль Коэн чем-то разительно отличался от брата, только чем именно, наставник понять не мог.
- Садись, - сделал он приглашающий жест. - Ты знаешь, зачем я позвал тебя?
- Откуда мне знать, наставник, - улыбнулся Рауль, - но я думаю, что догадываюсь. Видимо, речь пойдёт о
моём м-брате.
- Да, о нём. Скажи мне, какие у вас отношения?
- Ну, мы же братья, наставник, - ответил Рауль после короткой паузы. - Братьям положено питать друг к
другу родственные чувства.
- Да, конечно, Значит, ты относишься к Антону так, как и положено брату. Расскажи мне о нём. Всё, что
считаешь нужным. Не торопись, подумай, возможно, от того, что ты скажешь, для него будет зависеть
многое.
- Хорошо, - Рауль поудобнее устроился в кресле. - Антон - звезда курса, об этом все знают, наставник.
Исключительные способности к техническим предметам. Математика многомерных пространств,
самообучающиеся системы, физика высоких энергий, квантовая астрономия... Победитель и призёр
евразийских олимпиад по всем этим дисциплинам. Уровень интеллекта...
- А своими словами? - прервал Фролов. - Всё, что ты сказал, можно прочитать в личном деле Антона.
Меня интересует то, что туда не вошло.
 - Своими? Что ж, можно и своими. В Мировой Сети шарит как никто. Да и в компах вообще проблемы
решает на раз. Поисковиками крутит - заглядишься.
- Понятно. Ну, а если отвлечься от технических деталей? Вот основной вопрос - как ты полагаешь,
достойный ли член общества выйдет из твоего брата?
- Вы хотите правду, наставник?
- Да, разумеется. И чувствуй себя спокойно - твои слова останутся между нами, я не собираюсь
ссылаться на них, что бы ты ни сказал.
- Ладно. Я думаю, что таким, как Антон, не место среди землян, наставник. Мне кажется, он ненавидит
социум. Он и родителей своих ненавидит, на могилу мамы со мной не ходил ни разу. Говорит, что плевать
хотел. Что мама ничего не сделала для него и он ей ничем не обязан. То же насчёт отца. И потом - занятия.
Социологию, психологию, этику за науки не считает. Говорит, что не верит, называет болтологией,
демагогией и мракобесием. Однажды сказал - вандализм. Это когда разбирали соглашение между мужчиной
и женщиной о рождении совместного ребёнка.
Отто Фролов, скрестив на груди руки, молчал. Ему случалось видеть, как братья и сёстры изо всех сил
выгораживали своих. Единственных близких им на свете людей, тех, которых любят несмотря ни на что.
Этот же парень, Рауль Коэн... Он ему завидует, понял Фролов, вот в чём причина. Завидует брату,
оказавшемуся способнее и умнее. Надо же, какая дрянь.
- Ещё что-нибудь хочешь сказать? - Отто встал с кресла, стараясь не смотреть на воспитанника. Фролову
казалось, что его изрядно вымазали в грязи.
- Да, наставник. Хочу. Антон видит сны. Часто. Во сне он, мне стыдно об этом говорить... В общем, во
сне... Во сне он занимается сексом.
Фролов подался вперёд. "Этого только не хватало", - с горечью подумал он. На остальное можно было
бы закрыть глаза, но это... Первый, он же основной признак неисправимого социопата - повышенное
либидо. Пробившееся через подавляющее воздействие ингибиторов, обильно поглощаемых вместе с пищей
подростками, которые ещё не прошли стерилизацию.
- Как давно? - хрипло спросил Фролов.
- Что как давно, наставник?
- Как давно он видит такие сны? Почему не пришёл с этим ко мне или к кому-нибудь из учителей?
- Давно, наставник. Я уговаривал его сообщить вам, но Антон отказался.
- С кем он занимается во сне сексом? Имя девушки!?
- Этого я не знаю, наставник. Но могу узнать. Антон совершенно не гибкий, он не умеет изворачиваться.
И лгать не умеет.
- Хорошо. Спасибо, ты помог мне. Можешь идти.
Пару минут спустя после ухода Рауля Фролов понял, чем именно внешне отличаются братья. Рауль Коэн
попросту походил на копию, слепленную с Антона Валишевски. Но копию небрежную, пошарпанную,
второразрядную. И неудачную.

- Рома был совершенно неординарным парнем. Он на многое смотрел не так, как все, по-другому.
Антон не прерывал девушку. Они сидели на парковой скамейке. Вечерние сумерки затянули мир вокруг
них серо-коричневым мрачноватым покрывалом. Громоздкий, уродливый, слившийся до неба с горизонтом
жилой комплекс интерната зловеще мигал пятнами света из тысяч врезанных в корпус глазниц-окон.
Фонари ещё не включили, и парк, ощетинившись кронами лиственниц, настороженно замер.
- Рома считал, что нам постоянно врут, - тихо рассказывала Нелли. - Иногда он говорил совершенно
ужасные вещи. Однажды он сказал мне, что стерилизация, которую каждый житель Земли поголовно
проходит, едва ему сравняется шестнадцать - не только, и даже не столько комплекс процедур,
обеспечивающий иммунитет и долголетие. И, якобы, в основном стерилизация - это хирургическое
вмешательство. Оно лишает человека способности к репродукции и отнимает у него заложенное природой
желание воспроизвести себя. И, тем самым, лишает основного драйва, ради которого жили наши предки.
Подменяя этот драйв другими ценностями - долголетием, праздностью, самодостаточностью. Я запомнила
Ромины слова, но какой драйв он имел в виду - не знаю.
- Подожди, - попросил Антон. - Дай мне пару минут, у меня застряла в голове какая-то мысль. Я
чувствую, что она важная, но никак не могу сообразить.
Нелли замолчала, и Антон, откинувшись на скамейке, закрыл глаза.
Только не торопись, сказал он себе. Не дай тому, что промелькнуло пару мгновений назад, ускользнуть.
Надо сосредоточиться, проанализировать известные вещи и понять, как они сопрягаются с тем, что сказала
сейчас девушка.
Итак, каждый человек на Земле проходит стерилизацию. До этого, начиная с четырёх лет, его готовят к
тому, как он будет жить после неё. И утверждают, что жить он будет прекрасно. Непосредственно перед
стерилизацией детородные клетки человека извлекают и замораживают. Их инициируют сразу после его
смерти. Которая наступает в возрасте ста восьмидесяти лет путём искусственного и безболезненного
прерывания жизни. К ста восьмидесяти годам организм исчерпывает себя, и жить дальше становится
нецелесообразным. Ещё полвека назад было сто семьдесят, то есть продолжительность жизни на Земле
увеличилась. За время жизни каждый мужчина заключает с двумя женщинами одного с ним возраста
соглашение о рождении совместного ребёнка. И, соответственно, каждая женщина - с двумя мужчинами.
Таким образом, население Земли остаётся неизменным - каждая пара единственный раз воспроизводит
себя. Посмертно.
Закон о стерилизации был принят больше пятисот лет назад. Считается, что его принятие - главное
достижение цивилизации за всю её историю. Закон разом решил основные проблемы человечества, причём
во всех областях. Прежде всего, он покончил с перенаселением - численность жителей Земли начала
медленно, но неуклонно сокращаться. Сокращаться за счёт выдворенных социопатов и небольшого
количество умерших преждевременно. Довольно быстро вышли из употребления деньги: люди прекратили
стремиться к обогащению - их социальный статус перестал зависеть от материального положения, а стимул
к накоплению капитала ради передачи его потомству исчез. Не стало необходимости во всеобщей
занятности: желающие трудиться получали работу, желающие жить в своё удовольствие могли беззаботно
вести праздное существование. Автоматика успешно взяла на себя весь объём неквалифицированных работ.
Упала до нуля преступность, одну за другой искоренили считавшиеся неизлечимыми ранее болезни. А
самое главное - справились с отвратительным вывертом природы. С тем самым, от которого человечество
страдало с тех пор, как на Земле появились первые люди. С необходимостью спариваться - творить
кошмарный, противоестественный акт. Доставлять детородные клетки друг к другу, совершая физическое
проникновение в тело человека противоположного пола.
Антона передёрнуло от брезгливости, стоило ему подумать об этом. Секс - жуткое антигуманное
извращение. Не говоря о том, что антигигиеническое.
Антон открыл глаза, и в этот момент та мысль, которая пряталась и упорно не давалась, вдруг
прострелила его. Она оказалась подобна озарению и вмиг перевернула стройную и отлаженную систему с
ног на голову. Нет, наоборот, с головы на ноги, отчётливо подумал Антон.
- Нелли, - сказал он, обернувшись к девушке. - Я, кажется, понял.
- Понял что? - Нелли зябко поёжилась. - Нам пора идти, Антон. Если нас хватятся...
- Подожди, это не займёт много времени. Так вот, я понял. Понял, в чём нас надувают, да и всё остальное
понял. Смотри, в нас с детства вбивают, что физические контакты - зло. Что человеческая личность
физически неприкосновенна. Секс - меня корёжит, стоит мне не только произнести это слово, но и подумать
о нём. И сейчас корёжит. Я видел, как отвращение плеснулось у тебя в глазах, когда я признался, чем
занимался с тобой во сне. Так?
Девушка кивнула. В свете включившихся парковых фонарей Антон увидел, как она стремительно
покраснела.
- А теперь представь. Только на минутку. Представь, что секс это не зло, не отвратная мерзость, а
наоборот. Не наказание человечеству, наложенное на него природой, а её щедрый дар. И если это
предположить, то всё, абсолютно всё перевернётся. Понимаешь, я в своём сне испытывал нечто особенное.
Какое-то необыкновенное, неведомое удовольствие. Сладкое, доводящее до истомы. Которое сменилось
отвращением, стоило мне проснуться. И я подумал тогда: а что, если?.. Но мысль была мимолётной, через
мгновение она исчезла, а вот теперь пришла опять, уже явственно. И тогда получается, что...
- Я знаю, что получается, - тихо сказала, почти прошептала девушка. - Об этом говорил мой брат. Он
пришёл к тому же выводу. Только он не называл это сексом. Роман говорил - любовь. А секс - лишь одна
сторона её, физическая. Но я не верила. Я боялась и не могла поверить. Даже когда он, когда его...
Нелли замолчала, и Антон увидел в её глазах слёзы. Не сознавая, что делает, он придвинулся, взял
девушку за плечи и повернул к себе. Она вскинула на него бархатистые, влажные от слёз глаза, их взгляды
встретились, а ещё через секунду встретились губы.
Антон не знал, сколько длился поцелуй. Жаркая волна захлестнула его, прошла по всему телу и
остановилась в низу живота, а потом принялась накатывать туда, даря совершенно удивительное, ни с чем
не сравнимое чувство.
- А, вот ты где, - сквозь сладкий дурман услышал Антон.
Он оторвался от девушки, резко обернулся и в луче света от паркового фонаря увидел своего м-брата.
- Я заскочил к тебе, смотрю - тебя нет, - скороговоркой затараторил Рауль. - Заглянул к Жаку, тот сказал,
что видел тебя в парке. Ну, я и решил. О да, я смотрю - ты не один. Здравствуйте. Извините, что помешал.
Так я пойду.
Рауль повернулся и быстро зашагал по аллее прочь.
- Антон, если он доложит наставникам, нам конец, - прошептала Нелли. - Обоим.
- Рауль никогда этого не сделает, он же мой брат. Нелли, я хотел сказать тебе: я сейчас чувствовал
такое... Мне не описать. Это было...
- Я знаю, - девушка посмотрела Антону в глаза. - Я думаю, что чувствовала то же самое.

- Вы знаете, зачем мы вас пригласили? - пожилой мужчина в строгом сером костюме, морщинистый, с
суровым неулыбчивым лицом, скользнул по Жаку беглым взглядом.
- Я, я... - простите, как вас называть? - большой жизнерадостный Жак, казалось, осунулся и выглядел
сейчас неказистым и потерянным. - Я думаю...
- Можете называть меня доктором. Так что вы думаете?
 - Это насчёт моего о-брата Антона, доктор? - Жак растерянно обвёл глазами помещение. За столом
кроме "доктора" сидели ещё двое мужчин, одетые так же, как и тот. - Я знаю, у него неприятности. Но
Антон, он, понимаете, он справится. Он особенный, мой брат Антон, он сильный, он, он... совершенно
необыкновенный человек.
- Вот как. Что ж, эти качества ему пригодятся. С завтрашнего дня Антон Валишевски перестаёт быть
жителем и гражданином планеты Земля. С ближайшим транспортом он отправляется на Венеру, а там его
дальнейшую судьбу определят местные власти. У вас будет возможность попрощаться, для этого мы вас и
пригласили.
- Что!? Доктор, что вы сказали? Что вы сейчас сказали, доктор? - огромный грузный Жак рухнул вдруг
на колени. - Вы что, доктор, только не он, я прошу вас! Только не Антон. Вы не можете, не смеете, вы не
сделаете этого!
Жак грянулся на четвереньки и пополз к столу. Он уже не говорил, он голосил, подвывая, капли пота
летели со ставшего багровым и страшным лица.
- Кто угодно, пусть это будет кто угодно, - заходился в крике Жак. - Пусть это буду я. Меня, меня
отправьте вместо него. Отправьте меня вместе с Лори! Но прошу, умоляю, только не Антона. Только...
Мужчина, который просил называть его доктором, резко встал.
- Уберите этого истерика, - брезгливо бросил он двоим появившимся в дверях здоровякам. - Хм-м, мне
даже показалось, коллеги, - "доктор" повернулся к остальным после того, как упирающегося Жака
вытащили за дверь, - что парень не валял дурака, а просил нас чуть ли не искренне. Н-да... Ладно, давайте
брата девчонки, как его, Макса Броше.
- Доктор, это ошибка, - долговязый нескладный Макс едва выговаривал слова. - Нелли - она же ещё
ребёнок. Вы её не знаете, она умница, послушная. Она правильная, доктор. Она же не выживет на Венере
или где там, она там погибнет! Послушайте, её о-брат, вы ведь знаете, его признали "вне социума". Она
всегда говорила, что Роман ошибался. Она отреклась от него, она...
- Вы можете поклясться в этом? - "доктор" посмотрел на Макса с интересом. - В том, что ваша сестра не
разделяет взглядов выдворенного с Земли Романа Семёнова?
- Да, - Макс побагровел. - Могу поклясться. Клянусь.
- Нехорошо начинать сознательную жизнь с клятвопреступления, - мягко сказал "доктор". - Но мы
прощаем вас. Вы хороший брат и любите свою сестру. Вернее, уже можно сказать "любили". Не волнуйтесь,
на Венере тоже живут люди. И на Марсе, и ещё на десятке планет. Не так хорошо, как на Земле, и далеко не
так долго, но живут. У них там другие законы и другой образ жизни. И на здоровье, мы ничуть не против.
Но мы здесь, на Земле, будем жить так, как считаем нужным. И тех, кто не хочет, не желает и не ценит, мы
не удерживаем. Мы от них избавляемся, и пусть скажут спасибо, что их просто выдворяют. В прежние
времена с бунтовщиками не церемонились, их уничтожали. Вам всё понятно? Идите. Вам предоставят
пятиминутное свидание с сестрой.

Наставник выпускных классов Третьего евразийского интерната Рауль Коэн живёт в комнате, которую
до него занимал ныне покойный Отто Фролов. Дети почему-то недолюбливают Коэна, хотя он и уделяет им
немало свободного времени. Рауль ещё не подписал соглашения о рождении совместного ребёнка ни с
одной женщиной, и это его беспокоит, ведь незанятых кандидатур становится всё меньше. Однако он
остерегается предлагать соглашения после первой попытки, неудачной. Лори Милорава, м-сестра Жака
Валишевски, та единственная, которой Рауль оказал честь, сделав ей предложение о рождении совместного
ребёнка, ему отказала. Лори - известная общественная деятельница, председатель особой комиссии по делам
несовершеннолетних, опубликовала причины отказа на личном сайте в Мировой Сети. Коэн написал в
министерство жалобу. Он обвинил Лори в клевете, и её заставили снять статью за отсутствием прямых
доказательств в доносительстве, но Рауль всё равно чувствует косые взгляды коллег и даже учеников.
Впрочем, Рауль гонит от себя воспоминания, связанные с его м-братом Антоном Валишевски, а, значит, и о
том, что было написано в статье Лори, не вспоминает.
Жак тоже остался работать в интернате - тренером футбольной команды. Он нередко встречает Рауля, но
всякий раз проходит мимо, словно они не знакомы.
Макс Броше отказался от стерилизации. Он был признан "вне социума" и выдворен с планеты Земля без
права на возвращение. Говорят, что на астероиды.
Офицер национальной полиции, капитан в отставке Нелли Валишевски умерла на Венере, полгода не
дожив до семидесяти. Её муж Антон Валишевски, профессор Первого Венерианского, пережил Нелли всего
на три дня, он тихо скончался в своём доме сразу после похорон. Четверо их детей и дюжина внуков следят,
чтобы на общей могиле всегда были свежие цветы. Их кладут под цветы искусственные, сплетённые в
венок, на котором белым по чёрной ленте написано:
"Они могли жить очень долго, но не стали. Они могли жить беззаботно, но не захотели. Они просто не
могли жить без любви".
 ЕВГЕНИЙ ЯКУБОВИЧ
ПРЕЗИДЕНТ И БАБОЧКА

Преуспевающий адвокат Джон Маккейн сидел в своем роскошно обставленном кабинете за массивным
письменным столом и читал толстую книгу, быстро перелистывая страницы. На пестрой обложке
мускулистый брюнет, с патронташем через грудь, палил из ручного пулемета по зеленым человечкам,
спускавшимся по трапу звездолета. К спине брюнета прижималась длинноногая красавица-блондинка.
Время от времени хозяин кабинета откладывал книгу и делал несколько глотков кофе из стоявшей перед
ним большой керамической чашки. Письменный стол был девственно чист. Кроме уже упомянутой чашки,
на нем стояла лишь фотография в рамке. На фотографии четверо молодых летчиков стояли возле самолета.
Приглядевшись, в одном из них можно было узнать самого хозяина кабинета. На фотографии ему было не
больше тридцати лет. Сегодняшнему Маккейну, сидевшему за письменным столом, уже перевалило за
семьдесят.
На стене позади стола висели портреты двух президентов США: Франклина Рузвельта, в инвалидном кресле
с укрытыми пледом ногами, и нынешнего президента – Хиллари Клинтон, на лужайке перед Белым Домом.
Между портретами, прислоненный к стене, стоял свернутый американский флаг.
Дверь осторожно отворилась и в кабинет вошел секретарь.
– Позвольте напомнить, мистер Маккейн, вас ждут двое посетителей.
– Черт! Откуда они взялись, Феликс?
– Сэр, по четвергам у вас приемный день.
– Какого черта, разве сегодня не среда?
– Боюсь, что нет, сэр, – тоном классического английского дворецкого ответил Феликс. – Сегодня четверг,
11 марта, 2010 года. Время – двенадцать часов и к вам записаны два посетителя. Оба по одному вопросу.
– Уже легче. А отменить никак нельзя? Я же сказал: никаких новых клиентов до конца месяца. У меня
отпуск.
- Это не клиенты. По их словам у них есть для вас какое-то предложение, которое вас непременно
заинтересует. К тому же они оплатили визит по высшей ставке. Всего один час.
- Ну, хорошо, впусти их и включи видеозапись. Сам тоже останься и приготовь пистолет.
- Думаю, он не понадобится. Джентльмены представились сотрудниками Доуссоновской физической
лаборатории. Оба доктора естественных наук.
- Тем более! – раздраженно ответил Маккейн. – Физики, то же мне невидаль! Не шестидесятые годы, в
конце концов. Еще бы программистами представились! Я, между прочим, тоже доктор права. Однако не
кричу об этом на каждом перекрестке.
Феликс молча вышел. Он давно привык к постоянному ворчанию шефа. В молодости тот был страшно
вспыльчив; к старости эта черта характера превратилась в брюзжание по любому поводу.
Оставшись один, Маккейн отодвинулся от письменного стола, и стало видно, что он сидит в инвалидном
кресле, почти таком же, как президент Рузвельт на фотографии. Привычно раскручивая колеса руками,
адвокат подъехал к небольшому столику в углу комнаты, достал из коробочки пару таблеток, запил их
минеральной водой и вернулся за стол. Едва он положил руки на стол, как за дверью послышались голоса и
в кабинет вошли посетители.
– Доктор Кельвин и доктор Аллен, – представил их Феликс. И обратившись к гостям добавил: – У вас есть
один час для разговора.
Он усадил посетителей в два мягких низких кресла напротив адвоката, а сам занял жесткий стул за
небольшим столом сбоку от хозяина. Посетители были чем-то похожи, но эта неуловимая схожесть не
поддавалась конкретному описанию. Оба были хорошо и дорого одеты, аккуратно подстрижены и
тщательно выбриты. Они достали визитные карточки и вручили их Маккейну.
Адвокат бегло просмотрел их.
- Слушаю вас, господа!
Разговор начал доктор Кельвин:
- Мистер Маккейн, как вы относитесь к путешествиям во времени?
Маккейн, привыкший за свою адвокатскую практику и к более странным вопросам, невозмутимо ответил:
- Как к интересному сюжету для фантастического произведения.
- Да, это понятно. Но как бы вы отреагировали, если бы узнали, что машина времени существует на самом
деле?
- А я должен как-то реагировать?
Посетитель смутился, чего и добивался адвокат. Но тут подключился второй посетитель, доктор Аллен:
- Мистер Маккейн, мы говорим вполне серьезно. Дело в том, что в нашей лаборатории ведутся работы по
созданию машины времени. Хотя и не совсем такой, как ее описал Герберт Уэлс. Во-первых, действие
машины направлено только в прошлое. Во-вторых, и это главное, мы не в состоянии переносить физические
объекты. Речь идет о перемещении сознания. После переноса человек обнаруживает себя в прошлом, в
своем собственном теле. При этом он сохраняет знания и опыт из своей прежней жизни.
- Вот как, – мистер Маккейн задумался. – Ну что ж, рано или поздно такое должно было случиться. Почему
же об этом ничего не сообщили в СМИ? Или это секретная разработка?
Аллен помедлил:
- И да, и нет. Мы работаем в государственной лаборатории, где проводятся исследования природы времени.
До последнего времени они носили чисто академический характер. Однако, недавно нам с коллегой удалось
добиться практических результатов. Мы и в самом деле можем отправить сознание человека в прошлое.
Более того, мы уже осуществили несколько удачных опытов. Но держим это в секрете.
- Понимаю, понимаю, – усмехнулся адвокат. – У вас есть некий микрочип, который вы вставляете в
установку, чтобы она заработала. Потом вы его прячете, а без него ничего не выходит. Классический
голливудский сценарий.
Аллен не смутился. В отличие от своего приятеля он прекрасно держал себя в руках:
- Не микрочип. Микросхему невозможно изготовить кустарным способом. У нас есть программа. То, что
упрощенно мы назвали машиной времени, является комплексом генераторов, каждый из которых
воздействует на поток времени своим уникальным образом. Для управления установкой действительно
используется компьютер, тут не надо быть провидцем, – в глазах Аллена промелькнул ехидный огонек. –
Понимаете, все пока находится на стадии эксперимента. Мы с коллегой работаем в группе
экспериментаторов. Грубо говоря, мы гоняем установку, постепенно меняя режимы работы отдельных
генераторов, в надежде найти те, которые дадут необходимый эффект. Сочетание параметров работы всего
комплекса имеет практически неограниченное число вариантов. Теоретики свели это количество к вполне
приемлемому, но все еще очень большому числу. Нам, экспериментаторам, осталось лишь методично
проверять работу установки в указанных теоретиками режимах. И вот однажды вечером мы с доктором
Кельвином нашли нужное сочетание параметров. Нам страшно повезло, что это случилось в вечернее
время, когда в лаборатории никого кроме нас не было.
- Так, так. – На лице адвоката читалась насмешка. – Пока все соответствует сюжету. Продолжайте.
- Нам пришло в голову, что мы сможем на некоторое время скрыть эти результаты и воспользоваться
машиной в собственных целях. Первым делом мы подчистили записи в исследовательском журнале, и
теперь этот режим вместе с тысячей других опробованных ранее считается нерабочим. Естественно, мы
сохранили у себя копию управляющей программы. После этого мы испытали машину времени в действии.
Не буду отвлекаться на подробности. Скажу лишь, что мы по очереди переносились в прошлое – вначале на
несколько минут, потом на несколько часов. Мы веселились как дети: ставили простенькие эксперименты и
даже подшучивали друг над другом. Потом спохватились и прекратили все это. Ведь находясь в прошлом,
мы могли изменить настоящее таким образом, что потом не смогли бы составить эту пресловутую
программу. Не говоря уже о более глобальных последствиях наших проделок.
Адвокат одобрительно кивнул:
- Рей Бредбери, «И грянул гром». Незначительное изменение прошлого может привести к глобальному
изменению будущего. После этого рассказа даже появился специальный термин «эффект бабочки». Мне
нравится, что вы не пренебрегаете классикой фантастики, – Маккейн пристально поглядел на физиков. –
Итак, вы утверждаете, что отправили несколько человек в прошлое. Это непременно должно повлиять на
ход истории, и, если верить все тем же писателям-фантастам, наша реальность должна измениться.
Аллен посерьезнел:
- История действительно меняется. Конечно, это прежде всего зависит от самого путешественника во
времени. Если отправить в прошлое обычного городского обывателя, то вряд ли мир перевернется. Ну
женится парень не на Мэри, а на Элен. А та, впоследствии, окажется такой же стервой. Или заключит
контракт не с фирмой, которая впоследствии прогорела, а с ее конкурентами. Возможно, те тоже прогорят.
В лучшем случае – он разбогатеет. По его понятиям, конечно. Купит хороший дом в престижном районе,
новую дорогую машину, а по воскресеньям будет играть в гольф. Может быть даже – предел мечтаний! –
заведет себе любовницу-фотомодель. В любом случае, все изменения реальности коснутся лишь его
ближайшего окружения. Не все рождаются Наполеонами.
Макейн согласно кивнул. Аллен продолжил:
- Однако, люди, которых мы отправили в прошлое, принадлежат к другой категории. Это состоятельные
влиятельные люди, добившиеся многого в этой жизни, но по ряду причин, недовольные своим сегодняшним
положением. Возвращение в прошлое подобных амбициозных личностей неизбежно приводит к серьезным
изменениям истории.
Маккейн пристально взглянул на Аллена:
- О кей. мистер Аллен, это выглядит вполне разумно. Но откуда вы знаете об этих изменениях? Ведь если
меняется ход истории, если меняется весь мир, то и вы должны измениться вместе с ним! Как вам удается
сохранять память об исчезнувшем мире?
- Мы сами не раз задумывались над этим. То есть, я могу рассказать как это происходит. Во время работы
установки за окнами здания лаборатории сгущается плотный туман. Через некоторое время он рассеивается
и мы оказываемся в новом мире, полностью сохраняя память о предыдущем. Лаборатория и все что в ней
находится всегда остаются неизменными. Но как и почему это происходит, я затрудняюсь ответить. Видимо
машина времени таким образом защищает сама себя, чтобы остаться неизменной после всех изменений.
Иначе она может попросту исчезнуть.
 Мистер Маккейн расплылся в улыбке:
- Я так и подумал. Вы взяли идею из Азимовского «Конца вечности», правильно? Во время переноса вы
находитесь в защищенном убежище и наблюдаете за изменениями реальности как бы со стороны.
Внезапно адвокат посерьезнел и резко бросил:
– А теперь, господа, я благодарю вас за прекрасную историю. Возможно, вам стоит ее записать и
опубликовать как фантастический рассказ. Хотя, скажу прямо, ничего нового я не услышал – так,
стандартная компиляция избитых тем.
Наконец и Аллен не выдержал ироничного тона адвоката:
- Почему вы все время насмехаетесь? Мы пришли к вам с серьезным предложением.
Маккейн посмотрел на часы:
- Если у вас есть что предложить мне, то делайте это побыстрей. Вы уже потратили пятнадцать минут моего
времени на изложение банальной фантастической истории. Делайте свое предложение или я попросту
прикажу Феликсу выбросить вас вон.
Физики переглянулись. Кельвин успокаивающе похлопал Аллена по руке и взял инициативу в свои руки:
- Хорошо, мистер Маккейн, мы будем предельно конкретны. Для начала позвольте рассказать одну
историю.
- Как, еще одну?
- Очень короткую и весьма любопытную, – успокоил его Кельвин. И, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Жил-был молодой военный летчик, имя которого пока называть не станем. Жил он чрезвычайно весело и
по вечерам предпочитал проводить время в баре со стриптизершами, а не засиживаться над учебниками
пилотирования и технической документацией. Летал он лихо – это признавали все. Но недостаток
теоретической подготовки не раз подводил его. Обычно наш летчик выходил сухим из воды, включая
случай, когда он приземлился с отказавшим мотором. Однако десятого декабря 1965 года случилось
непоправимое. Во время полета в его самолете загорелся двигатель. Молодой летчик неправильно оценил
ситуацию: вместо того, чтобы катапультироваться, он включил систему пожаротушения и попытался
посадить самолет. Посадка обернулась катастрофой. Летчика успели вытащить из горящего самолета, но
перелом позвоночника до конца жизни усадил его в инвалидное кресло.
Кельвин замолчал, глядя в глаза Маккейну.
Адвокат слегка побледнел, но быстро взял себя в руки:
- В официальных документах эта история записана иначе: «Пилот проявил незаурядное мужество, борясь до
последней минуты за спасение машины». Его наградили медалью «За храбрость» и отправили на пенсию.
Но вы продолжайте, продолжайте.
Кельвин продолжил:
– Летчик был еще молод и не собирался ставить крест на своей жизни. Благодаря тому, что в военном
училище он больше внимания уделял истории и государственному управлению, чем непосредственно
военным наукам, бывший летчик без труда окончил университет, а затем и защитил докторскую степень по
юриспруденции. Впоследствии он стал известным адвокатом, одним из лучших в США. Но это оказалось
слабым утешением. Он всегда хотел только летать.
Маккейн едва заметно кивнул.
Ободренный Кельвин произнес:
- А теперь представьте, что вы снова оказались в кабине самолета во время того злополучного полета. Все
что вам потребуется сделать – это вовремя покинуть машину. – Кельвин помолчал и добавил: – В этом и
состоит наше предложение. Если вы согласитесь, то буквально через несколько дней мы отправим вас в
десятое декабря 1965-го. Вы благополучно катапультируетесь из самолета, после чего начнете новую
счастливую жизнь. Вы снова станете молодым и здоровым.
Маккейн задумался:
- Черт возьми, заманчиво, ох как заманчиво. Даже не знаю, что вам ответить. Кстати, вы ведь потребуете
плату?
- Разумеется.
- Сколько?
Что-то неуловимое промелькнуло на лице Кельвина, затем выражение его лица стало прежним: строгим,
деловым, ничего не выражающим. Он ровным голосом произнес:
- Все ваше состояние.
- А не многовато?
- Вдумайтесь в ситуацию. Вы не сможете взять с собой никаких материальных предметов. Вы попадете в
прошлое и все начнете заново. А деньги, которые у вас есть сегодня, ваш дом, ваш бизнес, все, что имело
отношения к вам в этой реальности – все это попросту исчезнет. Вернее не исчезнет, но необратимо
изменится.
– Понятно. Но это значит, что я даже не смогу выписать вам чек. Что же делать – перевести все сбережения
в наличные?
– Не в наличные. В золото. Внешний вид банкнот тоже может подвергнуться небольшим изменениям.
Поэтому перед отправкой в прошлое вы переведете все свое состояние в золотые слитки. Положите их в
чемоданчик и возьмете с собой. В момент работы установки золото будет находится внутри лаборатории
вместе с нами и таким образом изменение реальности его не затронет.
Лицо адвоката помрачнело:
– Значит вот как это происходит, – задумчиво протянул он, обращаясь скорее к самому себе, чем к
посетителям. – Золото, вот оно что...
Маккейн откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и некоторое время сидел неподвижно, о чем-то
усиленно размышляя. Посетители недоуменно взглянули на Феликса. Тот приложил палец к губам, как бы
говоря: «Просто сидите молча и ждите».
Прошло минут пять. Адвокат открыл глаза и улыбнулся:
- Простите старика. Мне надо было кое-что обдумать.
Он нагнулся, открыл тумбу стола и достал оттуда вазу с яблоками. При этом он незаметно нажал на
потайную кнопку, смонтированную на боковой поверхности тумбы, и невидимую для постороннего взгляда.
От Феликса, не укрылось движение хозяина, но он ничем себя не выдал и продолжил невозмутимо сидеть
на своем стуле. Все так же улыбаясь, Маккейн предложил яблоки гостям. Те вежливо отказались. Сам
адвокат выбрал себе одно и отрезал небольшой кусочек. Однако есть не стал – просто держал в руке.
– Несколько лет назад врачи запретили мне курить и предложили яблоки, как альтернативу. Я их ненавижу,
но, знаете – помогает.
Маккейн повертел кусок яблока в пальцах, затем решительно отложил его. Голос адвоката стал мягким и
вкрадчивым:
– Не могли бы вы рассказать о тех, кого вы отправили в прошлое? О ком-нибудь из значительных персон,
чье путешествие ощутимо изменило реальность.
Ответил снова Аллен:
– Да, конечно. Мы отправили в прошлое несколько человек. Самый известный из них, пожалуй, – Хью
Хефнер.
- Этот старый развратник Хью Хефнер? Основатель и владелец журнала «Плейбой»? А какие у него могут
быть проблемы? Половина мужского населения Земли завидуют ему, а половина женского – его
бесконечным подружкам. И все мечтают хоть недельку пожить как он.
- Теперь – да, в этой реальности он вполне доволен своей жизнью. Но, поймите, то что происходит сейчас –
это его вторая попытка. В прошлой реальности судьба Хефнера, по его понятию, была сущей трагедий. В
1944 году, когда ему исполнилось восемнадцать, он пошел в армию и воевал в Европе. Несмотря на юный
возраст он уже имел репутацию завзятого ловеласа. Знакомые прочили ему карьеру нового Казановы. Но с
войны Хью вернулся полным импотентом. По официальной версии это стало следствием ранения; другие
источники называли менее героическую причину – вовремя не залеченную венерическую болезнь, которую
он подцепил во Франции.
Так или иначе, Хью лишился своей главной радости в жизни. В последующие годы он перепробовал все
средства, но результата так и не добился. Естественно, это наложило отпечаток на его последующую жизнь.
Общение с женщинами он заменил членством в закрытых мужских клубах, преимущественно
гастрономического направления. Он совершенно справедливо полагал, что их члены в той или иной степени
подвержены такому же недугу и, следовательно, у него не будет опасности попасть в неприятную ситуацию
на какой-нибудь особо фривольной клубной вечеринке.
- Итак, старина Хью отправился в прошлое, чтобы восстановить репродуктивные функции своего организма
и компенсировать вынужденное воздержание, – Маккейн усмехнулся. – Да уж, в этом он преуспел. Скажите,
а чем Хефнер занимался в той, прошлой реальности?
- Хью Хеффилд обладает исключительной способностью делать деньги. В прошлой реальности он занялся
выпуском пива и со временем создал целую пивную империю. Пиво Хеффилда пили во всем мире, а
элитный сорт «Хеффилд голд» подавали на банкетах вместе с шампанским.
- Понятно. Доктор Аллен, вы сказали, что порой после отправки ваших клиентов в прошлое реальность
ощутимо менялась. Что произошло в случае Хеффилда?
- О, мир, в котором Хью стал пивным бароном, был полной противоположностью нашему. Общество не
выдержало потрясения, пережитого во время Второй Мировой Войны, и стремилось всевозможными
ограничениями предотвратить новую. В частности это коснулось и общественной морали. Американцы
вернулись к своим исконным пуританским обычаям. Раздельные пляжи и закрытые купальники, запрет на
ношение брюк для женщин, строгий кодекс одежды для всех слоев населения. Полицейский на улице мог
оштрафовать бедолагу, вышедшего из дома без шляпы или забывшего повязать галстук. Добровольческие
патрули нравственности проверяли достаточно ли скромно одеты женщины. И, конечно, повсюду
властвовала цензура: в кино, в театрах, в газетах и журналах, и даже в художественной литературе.
Последнее что я хорошо помню – это полемика в «Нью-Йорк Таймс» о запрещении к продаже и изъятию из
библиотек произведений Ги де Мопассана, как «развращающих молодежь».
Аллен раздраженно фыркнул:
- А унижение в гостинице, когда портье требует предъявить свидетельство о браке, если вы снимаете один
номер с женщиной! Или полицейский из отдела нравственности, который приходит ночью в ваш дом, чтобы
проверить с кем вы спите! Лично я просто благодарен мистеру Хэффилду, за то что он как следует
встряхнул мир и уничтожил этот сумасшедший дом.
 Маккейн задумчиво покачал головой:
- Возможно, возможно… У меня нет оснований вам не верить. Но с другой стороны, согласитесь, сегодня
мир впал в другую крайность. Такая распущенность нравов и полная безнаказанность – тоже не лучший
вариант общественной морали.
- Не стану спорить, в ваших словах есть доля истины. Но вот что я вам скажу, как человек, который может
сравнить эти две реальности. Достаточно пройтись в июле месяце по Девятой авеню, облаченным в сюртук,
галстук и шляпу, как сразу поймешь, что легкая хлопковая майка и джинсы – это величайшее достижение
цивилизации.
Аллен улыбнулся, впервые с тех пор, как переступил порог кабинета. Макаллен не поддержал его, а просто
кивнул:
- Аргумент, конечно, серьезный. И все же, господа, вы изменяете историю. К лучшему или к худшему – не
нам судить. И вообще, где они эти критерии... Но факт изменения истории налицо. И это скверно, господа.
Очень скверно.
Физики попытались возразить, но Маккейн остановил их.
– Не стоит устраивать дискуссию на такую отвлеченную тему. Есть множество других, более приятных
занятий. Вы не откажетесь выпить со мной немного виски?
- Мы не хотим виски, – улыбка на лице Аллена пропала так же быстро, как и появилась. – Мы хотим
получить от вас четкий ответ. Вы принимаете наше предложение?
- Я должен подумать, – ответил адвокат. – А пока, позвольте мне в свою очередь рассказать вам одну
историю.
Маккейн открыл ящик письменного стола и достал оттуда папку с бумагами. Попутно он снова, теперь уже
раздраженно, несколько раз подряд нажал на потайную кнопку. Затем выпрямился, достал из папки
фотографию и передал ее Аллену:
- Взгляните на этого человека. Как по-вашему, чем он занимается? Не бойтесь ошибиться – вы все равно не
угадаете. Поэтому просто опишите первую ассоциацию, которая придет вам в голову.
Аллен взглянул на карточку. С фотографии на него смотрел самоуверенный чернокожий господин среднего
возраста, не лишенный определенного обаяния. Мужчина носил темный костюм, белую рубашку и,
пожалуй, чересчур яркий галстук. На его ногах блестели лакированные туфли. Мужчина самодовольно
улыбался. Было видно, что он находится в прекрасной физической форме и, вообще, у него в жизни все
просто отлично.
Долго не размышляя Аллен вернул карточку со словами:
- Вы просили первую возникшую ассоциацию?
Адвокат кивнул.
- В таком случае – он тренер университетской команды по баскетболу. Хотя будь я в совете попечителей, то
голосовал бы против. Эта слащавая рожа не внушает мне доверия.
Адвокат улыбнулся и протянул фотографию Кельвину. Тот взял ее и молча разглядывал пару минут:
- Насчет баскетбольного тренера – вполне возможно. Со своей стороны рискну предположить, что он
профсоюзный деятель районного или даже городского масштаба. Выступает на публике с красивыми
речами и проворачивает закулисные делишки.
Он положил фотографию на стол. Адвокат взял ее и некоторое время молча рассматривал.
- Ну что же, джентльмены, я тоже ошибся подобным образом, когда в первый раз увидел этого человека. А
между тем, на фотографии изображен один из кандидатов на пост президента Соединенных Штатов. Более
того, если бы не мое личное вмешательство, эта фотография сейчас висела на стене вместо фотографии
госпожи Клинтон.
Физики переглянулись и недоверчиво уставились на хозяина кабинета:
- Мы видели много изменений реальности. Но негр – президент США? Немыслимо!
- Тем не менее – это правда. А дело обстояло так. От своих друзей по республиканской партии я узнал, что в
числе кандидатов на президентские выборы от демократической партии числится вот этот чернокожий
господин. Мы все были крайне озабочены этим. Простой расчет показывал, что у него были все шансы
выиграть не только внутрипартийные, но и окончательные выборы. Мы не без оснований полагали, что
чернокожие избиратели все как один проголосуют за «своего». Они выберут Обаму просто потому, что он
афроамериканец. Цветное население также не будет особо вдаваться в его предвыборную программу –
достаточно того, что избрав афроамериканца, они утрут нос «этим белым». Кроме того, несмотря на то, что
Обама во всех анкетах указывает свое вероисповедание как христианское, его семья имеет глубокие
мусульманские корни. Это автоматически давало ему голоса мусульманской общины США. И, наконец,
наше белое население, страдающее модной ныне политкоректностью, также в большинстве проголосует за
афроамериканца, чтобы не дай бог не нарушить придуманные ими самими правила поведения.
- Простите, что перебиваю вас, – вмешался Аллен. – Но может это и к лучшему? Если подавляющее
большинство населения страны поддержит одного и того же кандидата, то он сможет спокойно работать на
благо страны и все останутся только в выигрыше? Ваши слова для нас, действительно, стали
неожиданностью, но, возможно чернокожий президент – это действительно удачный выход для Америки.
Адвокат усмехнулся:
- Ну вот, вы уже забыли все, что только что говорили об этом человеке, и пустились в абстрактные
рассуждения. Кроме подходящего цвета кожи, президент обязан обладать и более важными качествами. А
вот их, при ближайшем знакомстве с досье этого кандидата, я не обнаружил. Объективный прогноз его
деятельности не сулил ничего хорошего. Я и мои друзья по демократической партии были убеждены, что на
посту президента Обама причинит непоправимый вред нашей стране, а возможно и многим другим.
Мистер Маккейн прервался и прислушался к чему-то одному ему известному. Ничего не дождавшись он
продолжил:
- Мы решили не допустить Обаму до выборов. Из досье я узнал, что Обама происходит из семьи
иммигрантов. Документы о его рождении в США показались мне сомнительными. Как известно,
президентом может стать лишь уроженец Соединенных Штатов, а это Обама мог доказать с большим
трудом.
На этом факте я построил обвинительное заключение об отводе кандидатуры Обамы. По нашему запросу
было созвано внеочередное заседание Сенатской комиссии.
Заседание проходило в напряженной обстановке. Дело опять же упиралось в цвет кожи кандидата. Если бы
на месте Обамы был белый, то комиссия не раздумывая согласилась с нашими доводами и дала отвод.
Гораздо спокойнее сразу отстранить кандидата, чем потом допустить скандал, который пресса раздует во
время избирательной кампании: рано или поздно журналисты раскопают соответствующие документы.
Но с афроамериканцем все обстоит иначе. Даже имея стопроцентные доказательства, члены комиссии
прекрасно понимали, что в случае отвода его кандидатуры, правозащитники обязательно воспользуются
случаем, чтобы обвинить их в расизме. И пусть комиссия будет безоговорочно права, все равно на
репутации каждого останется пятно.
Как я уже сказал, слушание проходило тяжело. Я чувствовал, что сенаторы склоняются к решению
разрешить Обаме участвовать в выборах. И тогда я решился на откровенный блеф. Я попросил слова и
сказал примерно следующее: «Господа! Вам известна моя профессиональная репутация. За последние
десять лет я не проиграл ни одного слушания в суде. И это происходило не из-за того, что я такой уж
выдающийся адвокат. Секрет в том, что перед тем как взяться за очередное дело, я всегда тщательно изучал
все составляющие. И только придя к выводу что сторона, которую я буду представлять в суде имеет
полностью обоснованную позицию, – только тогда я соглашался. Я никогда не брался защищать
сомнительные иски, в которых не был уверен сам. Одного моего появления на судебном разбирательстве
зачастую оказывалось достаточным чтобы судья, зная мою репутацию, принял решение в пользу моих
подзащитных. И вот я спрашиваю вас, неужели после десяти лет безупречной карьеры я стану отстаивать
иск, который не имеет стопроцентного подкрепления? Неужели вы можете поверить, что я настолько лично
заинтересован в результате данного расследования, что готов пожертвовать профессиональной
репутацией?»
Сенаторы долго совещались в закрытой комнате, но решение было принято в нашу пользу. Обаме отказали
в регистрации. Позже один из членов комиссии рассказал мне, что решающим аргументом в пользу
принятия решения оказалось мое последнее эмоциональное выступление. Меня знали как одного из самых
холодных и рассудочных адвокатов. Неожиданно эмоциональное выступление буквально потрясло
конгрессменов и оказалась последней соломинкой, перетянувшей чашу весов в нашу сторону.
Маккейн замолчал. Оба физика с изумлением смотрели на него. Адвокат взял из вазы яблоко, отрезал от
него кусок, но как и в прошлый раз есть не стал.
- Вот такая история. Как видите, кроме меня никто другой с этим не справился бы. А теперь я спрашиваю
вас, имею ли я право перечеркнуть все сделанное и отправиться в прошлое? Имею ли право ради
собственного благополучия поставить под сомнение будущее моей страны?
Физики переглянулись.
- Мистер Маккейн, мне кажется, что вы излишне драматизируете ситуацию... – начал Кельвин.
Договорить он не успел. В прихожей раздался звонок. Феликс встал и быстро вышел. Дверь распахнулась и
в комнате как-то сразу стало тесно. Неожиданно там оказались двое громадных полицейских с револьверами
в руках, которые они тут же направили на сидевших посетителей. Вслед за ними вошел Феликс, также
вооруженный пистолетом. Последним в комнате появился инспектор полиции – полный краснолицый
мужчина, с незажженой сигарой в углу рта. Он мельком взглянул на сидящих в креслах физиков и подошел
к столу адвоката.
Маккейн раздраженно обратился к нему:
- Однако вы не торопились, Креммер!
Инспектор вынул сигару изо рта, рассмотрел ее и спрятал в нагрудный карман пальто. Он никогда не курил
сигары, а лишь жевал их.
- У меня и без вас много работы.
- А я должен устраивать целое представление, чтобы задержать их до вашего прихода, – Маккейн мотнул
головой в сторону физиков, обалдело таращившихся на направленные в их сторону револьверы сорок
пятого калибра.
- Ладно, старый ворчун, что вы приготовили мне на этот раз?
Маккейн, насколько мог, выпрямился в своем кресле:
- Я предъявляю этим господам обвинение в вымогательстве крупных сумм денег и в целом ряде убийств.
 Инспектор впервые повернулся в сторону физиков и окинул их быстрым взглядом. Потом повернулся к
адвокату:
- Надеюсь у вас есть доказательства?
- Думаю, вы найдете их самостоятельно. Поднимите все нераскрытые случаи исчезновениях людей за
последние пару лет. Сосредоточьте внимание на богатых людях, ставших инвалидами в результате
несчастного случая в молодости. Я не без оснований предполагаю, что эти молодые люди выманивали у них
большие суммы денег, а затем убивали их.
- Ну-ну, – с интересом произнес Креммер. – А подробнее можете рассказать?
- Разумеется, – Маккейн откинулся на спинку кресла. – Сегодня ко мне пришли эти двое молодых людей,
представились сотрудниками секретной физической лаборатории и рассказали, что нашли способ
путешествия во времени.
- Вот как? – Креммер вновь достал сигару и принялся ее жевать.
- Именно. У них заготовлена целая история, но это не важно. Факт в том, что они предложили перебросить
мое сознание на сорок пять лет назад в день, когда загорелся мой самолет. Мне пообещали, что я окажусь в
своем теле за несколько минут до катастрофы и успею благополучно катапультироваться. Таким образом я
снова окажусь в 1965-м году в своем прежнем здоровом и молодом теле и проживу новую полноценную
жизнь. Эти господа были чертовски убедительны. Полагаю, я далеко не первый к кому они обращаются с
подобным предложением. И я хорошо понимаю их жертв, уставших от тяжелой болезни, от непреходящей
боли, от неприятных ежедневных бытовых проблем, и просто от неполноценной жизни – эти люди вполне
могли согласиться рискнуть.
Крамер кивнул:
- Кажется я вас понял. Значит, ребятки приходили к богатым инвалидам, рассказывали байку про машину
времени и предлагали отправить их в прошлое, где те снова станут молодыми и здоровыми. С тех кто
соглашался они брали за услуги крупную сумму, а затем увозили якобы в эту свою секретную лабораторию,
а на самом деле убивали и потихоньку избавлялись от трупа.
- Совершенно верно, инспектор. Только они брали со своих жертв не просто крупную сумму. Они забирали
все их состояние.
Инспектор обернулся к сидящим физикам:
- Даже так?
Доктор Кельвин был настолько ошарашен, что никак не отреагировал. Зато Аллен буквально взвился в
своем кресле:
- Да как вы смеете обвинять нас в подобной мерзости! Я буду жаловаться! Мы доктора наук, сотрудники
Доусонновской лаборатории.
- Конечно, конечно, – усмехнулся инспектор. – И что это меняет? Я арестовывал и куда более важных
персон.
Краммер дожевал свою сигару и расплющил остатки в идеально чистой антикварной пепельнице.
– Ну, Маккейн, вижу вы хотите еще что-то добавить?
- Понимаете, Креммер, то что дело нечисто я заподозрил с самого начала. Но окончательно я все понял
когда они упомянули про золото.
- Какое золото? – насторожился Креммер. – Вы ничего не говорили о золоте.
- Когда мне предложили перевести все свои сбережения в золотые слитки, и вместе с ними отправиться в
лабораторию для отправки в прошлое, я все понял. Что может быть проще и безопаснее, чем убить и
ограбить одинокого инвалида с портфелем набитым золотыми слитками! Золото, в отличие от банковских
чеков, ценных бумаг или денежных знаков, отследить практически невозможно. Это – идеальное
ограбление.
Краммер повернулся к полицейским:
- Наденьте на них наручники и отведите в машину.
Вечером Маккейн с Феликсом ужинали в большой, богато обставленной столовой. По установившейся
традиции во время совместных трапез отношения «секретарь-хозяин» временно отменялись, и мужчины
вели себя как старые добрые друзья, которыми и являлись на самом деле.
- Знаешь, Джон, в какой-то момент я был готов поверить, что парни говорят правду. На первый взгляд все
так логично связано. Никаких противоречий, всему готово объяснение. Особенно убедительной мне
показалось история Хеффилда. Такое трудно придумать.
Маккейн кивнул:
- Тут я, пожалуй, соглашусь с тобой. Мне всегда казалось, что сексуальная революция шестидесятых
прошла неестественно легко и быстро. Как будто кто-то умелый незаметно руководил всем. Если допустить,
что машина времени действительно существует, то наш милашка Хэффилд идеально подходит на роль
человека, совратившего целую страну.
- Выходит ты допускаешь, что эти типы говорили правду?
- Конечно нет. Просто всегда интересно взять новую гипотезу и прикинуть, что из этого может получиться.
- Хорошо, – Феликс прожевал кусок мяса и продолжил: – Допустим, чисто гипотетически, что машина
времени существует. Ты бы согласился отправиться в прошлое?
- Ловишь меня на слове?
- Конечно. Давай, разовьем твою гипотезу до конца.
Маккейн принялся резать ножом свою отбивную. Изрезав ее на мелкие кусочки, он отодвинул от себя
тарелку.
- Очень сложно дать однозначный ответ. Казалось бы, я должен броситься в такое путешествие не
задумываясь. В самом деле стать молодым и здоровым – что может быть привлекательнее?
Маккейн взял бокал с вином и отпил хороший глоток.
- Но с другой стороны, предполагается, что я сохраню память о прошлой жизни. Значит со мной останется
вся тяжесть прожитых лет. Ты еще молод, Феликс, тебе не знакома эта бесконечная усталость, которая
овладевает человеком в старости. Это не физическое явление – устает мозг, устает душа. Я допускаю, что
Хью Хеффилда настолько мучили несбывшиеся сексуальные фантазии, что для него путешествие стало
избавлением. Но лично мне будет очень трудно снова стать тридцатилетним. О чем я стану говорить со
сверстниками? Их проблемы больше не волнуют меня. Я давно нашел ответы на вопросы, которые они с
таким жаром обсуждают. И наделал все глупости, которые им еще только предстоит совершить. Кроме того,
карьера военного летчика совершенно непредсказуема. Пока дослужишься до адмирала... Нет, Феликс, не
думаю, что меня привлекло бы подобное путешествие.
- Не кокетничай. Ты просто расстроился от того, что на какой-то миг сам поверил в возможность
возвращения в молодость.
- Хитрец. Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Наверное ты прав. Я бы удовольствием сейчас оказался в
кабине своего Дугласа. А потом отправился в бар и подцепил молодую девчонку. – Он залпом допил вино. –
Ну что ты надо мной издеваешься! Взял и испортил настроение.
- Ну, прости. Я только продолжил твою собственную игру. Давай все-таки ее завершим.
- Ну хорошо, – нехотя согласился Маккейн. – Я уже признался, что готов по первому предложению
отправиться в прошлое. Чего тебе еще?
- Ну, например,.. как насчет Обамы?
- Что насчет Обамы? – искренне удивился адвокат.
- Сегодня утром ты рассказывал как ценой невероятных усилий не допустил Обаму в Белый Дом. А что
теперь? Ты уже позабыл о своей ответственности перед американским народом? Перед всем прогрессивным
человечеством?
Маккейн рассмеялся:
- Вот только прогрессивного человечества нам тут и не хватало. Я просто пудрил мозги двум жуликам,
ожидая пока прибудет полиция.
Феликс отложил вилку и пристально поглядел на друга:
- Джон, я хорошо помню ту историю. Для тебя и в самом деле это очень важно. Ты не сможешь просто так
все бросить! А вдруг Обаму и в самом деле выберут президентом?
Маккейн хитро улыбнулся:
- Если верить фантастическим романам, которых я прочел немерено, то никуда мне от него не деться. Если
однажды мы с ним уже столкнулись, то рано или поздно, так или иначе, в новой жизни наши дорожки
обязательно пересекутся. А там уж поглядим кто-кого. Как видишь, все очень просто.
Посмеявшись, мужчины вновь принялись за еду. Когда подали десерт, зазвонил телефон. Феликс
немедленно вспомнил свои обязанности секретаря.
- Алло, да это я. Слушаю вас, мистер Крэммер. Что? Не может быть! Да, я сейчас же передам трубку
хозяину.
Маккейн протянул руку за трубкой и спросил:
- Ну что там? Наши друзья раскололись? – Он увидел вытянувшееся от удивления лицо Феликса и осекся: –
Говорите вы не обнаружили ни одного случая похожего на описанные мной? Ни в нашем штате, ни по всей
стране? Неужели...
ПРИМЕЧАНИЕ.
Джон Сидни Маккейн, бывший военный летчик, был основным кандидатом от республиканцев на выборах
Президента США 2008 года, где потерпел поражение от демократа Барака Обамы.
Все детали биографии Маккейна в рассказе подлинные. Исключение составляет увлечение Маккейна
фантастикой – это вольное допущение автора. Впрочем, оно относится к той, предыдущей реальности.
Август 2010
 АЛЕКСЕЙ МАКАРОВ
ВРАЧЕВАТЕЛИ

- Опять считываешь мамину матрицу памяти? – дочь осторожно подкралась сзади и крепко обхватила меня
за шею – Помочь?
- Кто-то опять не сделал уроки и отвлекает уставшего отца от размышлений? – ровное дыхание Алёны
приятно щекотало мою небритую щеку. Я повернул голову и заглянул в ее слегка прищуренные голубые
глаза – Почему ты решила, что в данный момент я вмешиваюсь в биополе мамы?
- Па, сам ведь когда-то учил, как «раскачивать» ауру, делать «элементарную подстройку» и вообще
распознавать людей с пси-потенциалом – Алена невинно улыбнулась. Знаю я эту улыбочку - дочь
становилась похожей на задумавшую очередную хитрость лисичку.
- Ладно-ладно, чувствую, что когда-то сам себя загнал в ловушку. Понимаешь, Лёнчик, я не смогу
пробиться к маме, если она этого не захочет, не снимет барьер…
- Плохой из тебя конспиратор, папа! Ты может и не в курсе, но мне давно известно, что мама утратила
способность ставить барьеры – Алена разжала объятья и слезла с дивана.
«Что поделаешь – у девчонки большое будущее» - подумал я, а вслух произнес:
- Не обижайся, а то возьму вот и прищемлю чей-то курносый нос.- Я взъерошил светлые локоны Алёны.
- Не прищемишь – любишь очень! – Алена сменила гнев на милость.
- Люблю, а теперь, с твоего позволения, я сосредоточусь…
Переход напоминает погружение под воду, но в слегка замедленном темпе и без всплеска: сначала
исчезают «ноги», затем «туловище» и «голова» уходят в глубину, ничего не видно, кроме молочного,
тяжело дышащего марева, которое обволакивает со всех сторон и неожиданно бросает энергетическую
оболочку в точку всплытия. Выныриваешь, оглядываешься, стряхиваешь с себя сгустки эфемерного поля, и
фокусируешь взгляд на сформировавшейся картинке. Контуры рабочего кабинета Наты, постепенно
наполняемые «живым» объемом реальности: офисная мебель, оргтехника, папки с документами - ничего
лишнего. Её стол. Высокое окно. Задвинутые жалюзи. Стук длинных пальцев с темно-вишневым
маникюром по чёрной клавиатуре, некоторые клавиши слегка западают - пора менять. Чуть согнутая спина,
напряженность в теле, большой плоский монитор перед глазами. В данный момент - моими глазами.
Интерфейс рабочей программы и маленькое окошко «аськи». Черные буквы складываются в слова и
уносятся к невидимому собеседнику.
- И что она делает? – громкий голос Алёны неожиданно разрушает сформировавшийся канал связи и
возвращает меня домой.
- Ведет оживленную переписку с Аркашкой-бухгалтером.
– С Аркадием? Снова проблемы с налогами в фирме «Тачанки-Стремянки»?
- Налоги тут не причем. Похоже, они оплакивают его БМВ, ловко оттяпанный бывшей подружкой.
- Мужчины, мужчины, сначала гуляете, потом плачете…
- И откуда, позвольте поинтересоваться, у ребенка в десять лет подобные познания?
- Дети двадцать первого века взрослеют очень быстро, папа, и я уже давно не ребенок, хотя для вас и в
пятьдесят таковой останусь – вздохнула Алёна.
- Вот будут у тебя свои дети – я сделал попытку изобразить менторскую интонацию – Тоже будешь за них
волноваться. Попытка удалась – Алена вытянула губы в трубочку и замолчала. Потом осторожно спросила:
Полечишь её?
- Полечу, хотя она этого не любит, говорит, кому до скольких лет прожить, на роду написано – судьбу не
обманешь.
- А мы обманем, па…обманем.
Не люблю эту тему. Не люблю и все. Взял на себя смелость вмешиваться в божий промысел, сил уходит
уйма, последних оставшихся сил, но ничего не могу поделать. Мы не боги, как ни крути.
Не боги. Это произошло за пару лет до рождения Алёны. На тот момент мы жили с Натой уже больше
года, и она на удивление спокойно приняла откровение о моих необычных способностях. Очень спокойно,
как будто все вот так запросто видят цвета биополя человека, и знают, о чем он на самом деле думает.
Пустяки, дело-то житейское, как часто повторял известный мультипликационный персонаж. И вот я, весь из
себя ментальный, не разглядел истинных возможностей будущей жены. А ведь старался и не раз –
любопытство, понимаете ли, хуже опия. И ничего сделать не мог, словно псу охотничьему напрочь нюх
отшибло. Может, влюбленность была тому причиной, может ещё что, любовь то – сложный, но уже научно
обоснованный химический процесс…
Объяснение пришло позже. Вместе с печальной вестью - от тяжелой и затяжной болезни умирал отец Наты.
Тихо и незаметно - в обычной провинциальной больнице, не мечтая протянуть ещё хотя бы год. Врачи
заходили в его палату все реже, махнув на безнадежного больного рукой и отстраненно ожидая печального
финала. Мы находились в шестистах километрах от родительского дома Наты, поэтому спешно бросили все
неотложные дела, чтобы купить билеты и успеть выехать, успеть застать в живых. Об эмоциональном
состоянии жены вспоминать не хочется - она была подавленной, издерганной и какой-то чужой. Она была
там, а я здесь. И эти два понятия разделяла вполне осязаяемая и неприступная стена. Кто не терял родных,
тот не поймет. А мне с моим обостренным восприятием мира было тяжело вдвойне.
В ночь перед поездкой Ната неожиданно успокоилась. Снова стала почти прежней, моей Натой – чуткой,
нежной, живой. Почти, потому что присущие жене остроумие и искрометность в данной ситуации были бы
не вполне уместны. Мы быстро поужинали, перекинулись парой ничего не значащих слов и легли спать. А
ночью я вдруг проснулся от неестественного холода, который сковал мою спину. На дворе была глубокая
осень, и сначала я подумал, что от ветра распахнулось окно спальни. Включив ночник, я увидел, что и окно
и форточка были закрыты, а так внезапно разбудившая меня холодная волна исходила от Наты. Её тело, по
которому я нервно провел рукой, напоминало безжизненную статую, высеченную из цельного куска льда, и
лишь ставшие фиолетовыми губы двигались, судорожно шепча какие-то слова. Глаза её были плотно
закрыты, но зрачки под веками бегали с бешеной скоростью, словно подчиняясь неизвестному дьявольскому
ритму. Прислушавшись, я смог разобрать: «Папа, все хорошо, все будет хорошо, я с тобой, я рядом». Я
положил ладонь на лоб жены и, не медля ни секунды, вошел в состояние, пограничное между реальностью и
трансом. У шаманов Крайнего Севера это состояние сознания называется камланием. Когда рвутся
привычные энергетические связи между этим миром и миром потусторонним, границы реальности
становятся зыбкими и невидимые силы, всегда окружающие нас, заставляют жить по собственным законам.
Открыв глаза на другой стороне, я обнаружил себя в лесной глуши, под ногами, словно змеи в брачный
период, вились узловатые корни, не давая сделать ни шагу; сквозь кроны вековых деревьев не пробивались
даже редкие отсветы недавно народившегося месяца. Собравшись с силами и сделав попытку вырваться из
сжимающихся кольцами настырных коряг, я подпрыгнул, уцепившись за самую низкую ветку
напоминавшего дуб гиганта. В нос ударило перепрелой древесиной. Я раскачался и, подтянувшись,
взобрался ещё выше, чтобы осмотреть раскинувшееся внизу пространство. У ближайших деревьев что-то
мелькнуло, подарив кромешной тьме секундный блеск от невидимого предмета. Очень похоже на маяк
между уровнями нереальности, подумал я и представил себя в том месте, где увидел блик. Получилось.
Место оказалось огромным дуплом, в котором среди заготовленного кем-то хвороста слегка мерцала
любимая заколка Наты. Откуда она здесь взялась? Я разгреб хворост, взял заколку в руку и, крепко сжав её,
увидел, как между моих пальцев пробивается тоненький белый лучик, и на стенку дупла проецируется лицо
жены. Судя по его выражению, Ната была крайне недовольна и разрывалась на части между этим местом и
каким-то еще, где её присутствие требовало максимальной отдачи всех имеющихся сил. «Уходи обратно, я
справлюсь сама», - слова в моей голове звучали глухо, безжалостно вонзаясь в сознание. – Уходи, я вылечу
его, несмотря на последствия, иначе не смогу дальше жить, прошу тебя, просто не мешай, и все будет
хорошо». Лицо Наты исказила непонятная рябь, оно задергалось, свернулось в беззвучно лопнувшую
разноцветную спираль и исчезло. Значит, ловушки ставишь, ничего себе подарочки для любимого, а я-то
тебя прощупать пытался. Ладно, поступим по-другому. Заколка являлась своеобразным маяком, хранившим
на себе чёткий ментальный отпечаток хозяйки. Поэтому её можно было использовать в качестве ключа,
идеально подходящего к сложному замку «двери» - портала, за которой сейчас находилась Ната. Извини,
дорогая, но оставить тебя наедине со смертью я не смогу. Итак, быстренько создаем параллельный коридор
и переходим по имеющимся координатам. Задачка для пятиклассника. Только не простой
общеобразовательной школы.
Если вдруг обнаружите в себе скрытые экстрасенсорные способности, и научитесь впоследствии их
использовать, помните – что бы ни случилось - берегите свое астральное тело. Оно, как и физическое, у вас
одно. Не бравируйте и не отдавайте энергию впустую. В противном случае будете болеть чаще, чем можете
себе представить. И не простым гриппом, а кое-чем посерьёзнее. Все нужно делать с умом.
Созданный второпях коридор выбросил меня к месту, где, судя по отзвукам энерго-информационного фона,
недавно появлялась Ната. Искомая «дверь» плавно нарисовалась перед носом, и я уже полез в карман за
заколкой, когда, не успев ничего понять, получил в челюсть от невзрачного на вид мужичка, жилистую
фигуру которого обтянул спортивный костюм советской эпохи. Но мужичка я разглядел позже, когда
пришел в себя, а точнее, когда мое астральное тело восстановило правильное направление важных для
душевного здоровья кармических потоков.
- Ты кто, паренек? – ухмыляющаяся физиономия закрыла собой весь видимый обзор, сильные пальцы взяли
мой подбородок и повертели из стороны в сторону – Красиво, блин, как в кино.
- Ага, обхохочешься – я выдернул лицо из чугунных пальцев мужичка и попытался встать.
- Ты куда это, родимый? Рано бегать еще, нужно полежать – мужичок, кстати, очень похожий на
двоюродного братца Наты - Саньку, толкнул меня в грудь. Я снова растянулся на полу. Нужно было что-то
срочно предпринимать. Второй уровень Наткиной защиты представлял собой активную астральную
проекцию, в данном случае, скопированную с материальной проекции одного из родственников, не
позволяющую кому попало получить доступ к закрытой на нижних уровнях подсознания информации.
Избавлением от проекции могла послужить аналогичная неприятность.
- Да пошел ты, боксер-игровик, некогда мне с тобой ринг месить, хочешь попрыгать, общайся вот с ним –
было забавно увидеть, как воплощение одного братца жены удивленно открывает рот при виде возникшего
из ниоткуда медведеподобного Колюни-борца - второго кузена Наты.
- Привет, братко, не ждал? Вспоминаю, как на прошлой неделе кто-то обозвал меня толстым неудачником –
раскатистый бас Колюни заглушил сбивчивые оправдания субтильного родственника.
Оставив братишек решать семейные вопросы, я быстро подошел к «двери», достал из кармана заколку и
вставил ее, как ключ, в замок. В замке что-то щелкнуло, петли двери скрипнули, и она открылась. Опасаясь
новых сюрпризов, я осторожно заглянул внутрь. И не зря. Дверь с шумом захлопнулась, резкая вспышка
света стегнула по глазам, неведомая сила больно ударила в спину и заставила кубарем покатиться куда-то
вперед.
- Все-таки пробился, упрямец! – недовольный голос Наты вместе с вернувшимся зрением открыли передо
мной вид небольшой больничной палаты. Две койки пустовали, а на третьей, у стены, из которой торчала
покрытая паутиной мелких трещинок раковина умывальника, сидела Ната и осторожно водила руками по
груди издающего тяжелые хрипы отца. Нос его заострился, отдающая бледной синевой кожа обтянула
запавшие скулы, полные боли глаза невидяще смотрели в украшенный грязно-желтыми разводами высокий
потолок. Он не знал, что его дочь находится здесь, совсем рядом, а не где-то в далекой и чужой столице. Он
не видел, что давно подлежащая списанию кровать, на которой безвольно лежал последние несколько дней,
окутана прозрачной защитной сферой, не замечал неестественно худой женщины в серых одеждах,
пытающейся эту сферу разрушить и со злобой смотрящей на опередившую её на короткие мгновения
Врачевательницу, не чувствовал прикосновений рук дочери, совершающих неуловимые движения, объятых
до локтей золотым огнем, наполняющим свежим дыханием кровь, обновляющим клетки и выжигающим из
пораженных тканей внутренних органов хищные щупальца метастазов. Не видел он и меня, наблюдающего
за процессом исцеления, понимающего, что тут на самом деле происходит и неспособного чем-либо помочь,
бессильного пробиться через неприступную сферу жизни. Помочь не только отцу Наты, но и ей самой,
теряющей последние силы, молодость, упругость кожи и десятилетия собственной, возможно очень долгой
жизни. Но такова доля Врачевателей – отдавать всего себя во имя спасения жизни других. Принять на себя
удар болезни, от смертельного дыхания которой полностью освободиться не удастся. Такова плата за дар,
таково предназначение.
Пальцы Наты сделали заключительные пассы над телом отца и остановили свой причудливый танец:
- Вот и всё, папка, мы справились, мы молодцы – эти слова были последними словами Наты перед нашим
возвращением обратно.
Телефон не умолкал в течение всего следующего дня, пока мы не добрались, на этот раз в физических, а не
астральных оболочках, до родителей Наты. Первым тогда позвонил отец, проснувшийся в шесть утра -
бодрый, полный жизненных сил и не понимающий причин, позволивших ему так хорошо себя чувствовать.
Он заметно волновался, почти кричал в трубку, что словно заново родился, что впервые за полгода смог
самостоятельно подняться с кровати и уверенно пройти по длинному коридору больницы, сильно удивив
дежуривших на посту медсестер, после чего сразу же набрал по мобильному телефону номер дочери. Узнав,
что очень скоро мы будем у них, он пообещал поскорее выписаться «из этой клоаки» и «приготовить свой
фирменный шашлык». Затем последовали звонки от матери Наты, еще не до конца осознавшей, что
произошло. Он звонила ещё много раз, плакала и твердила, что это чудо, что Бог услышал её молитвы и
исцелил лежащего на одре мужа.
«Чудо» поставило в тупик всех безуспешно и так долго лечивших отца врачей. Они недоуменно пожимали
плечами и повторяли, что такое иногда случается в медицинской практике, но сама медицина сказать что-то
конкретное в данной ситуации не может. А усталая женщина, сотворившая чудо, только кивала, улыбалась,
соглашалась со всем, что ей говорили, и смотрела на меня умными, чуть потускневшими глазами, в уголках
которых впервые обозначились тонкие лапки безразличных к красоте морщинок.
Как выяснилось позже, в ту памятную ночь Ната полностью потеряла свою целебную силу. Дело в том, что
вот уже тысячи лет на врачевание близких родственников существовал строгий запрет – ещё одна жестокая
плата за безвозмездную помощь другим людям. Способности терялись «оступившимися» постепенно,
подобно пересыхающему бескрайнему морю, превращающемуся сначала в глубокую спокойную реку, затем
в тонкую и быструю речушку, через какое-то время распадающуюся на множество рукавов, рукавчиков и
незаметных слабеньких ручейков, навсегда оставляя Врачевателя наедине с обычным трехмерным миром.
Поступок моей жены, успешно вырвавшей из цепких лап смерти жизнь отца, в одночасье перечеркнул её
необычную «карьеру». Конечно же, она скучала по своей прежней тайной жизни, но я был полностью
уверен, что она ни разу об этом не пожалела, да и как можно жалеть о спасенной жизни родного человека.
Опасная Игра с его судьбой отразилась и на здоровье Наты, наградив её заметно постаревший за ночь
организм пока еще доброкачественными образованиями, механизм роста которых и перерождения в
противоположное качество способно было запустить любое нервное потрясение.
Свой выбор я сделал, не пускаясь в долгие раздумья – допустимый свыше вариант медленного угасания
собственных экстрасенсорных способностей позволил мне незаметно поддерживать здоровье Наты на
протяжении последующих двенадцати лет. Когда родилась Алёна, я почему-то не удивился, что она одна из
нас. Поэтому, посоветовавшись с женой, от греха подальше временно закрыл ей возможность неосознанных
путешествий по астральным коридорам и начал учить элементарным вещам, поверхностные знания о
которых простой обыватель может почерпнуть, прочитав любую книжку по эзотерике, гипнозу или нейро-
лингвистическому программированию.

Алена сняла с полки учебник по географии, перевернула несколько страниц, о чем-то про себя подумала,
наморщив лобик, и спросила:
- Папа, когда ты почувствуешь, что совсем уже устал…, ну, ты понимаешь, о чем я… ты скажи, просто
намекни, слышишь…и я тебя сменю…
Я ничего не ответил, внимательно посмотрел на так рано повзрослевшую дочь и незаметно кивнул.
01.10.2010

КОНЕЦ
 Барон Мюнхгаузен славен не тем, летал или не летал, а тем , что не врет!

Издательство:
«Логотип»

Сайт проекта:
www.fantascop.ru
фантаскоп.рф

e-mail:
info@fantascop.ru

ISSN 2219-6552 (The press)

ISSN 2220-2781 (The electronic edition)

Главный редактор:
Гудко Александр

Директор:
Пономарев Сергей

Художники-иллюстраторы:
Марковская Алла (к рассказам Ключевая точка и Дважды живой)
Макаров Алексей (к рассказу Врачеватели)

Авторы:
Сергей Казиник
Алексей Калугин
Леонид Каганов
Дмитрий Суслин
Андрей Буторин
Ева Соулу
Майк Гелприн
Евгений Якубович
Алексей Макаров

© 2010 Фантаскоп
Любое использование и цитирование материалов данного электронного издания без письменного согласия
правообладателя не допускаются и преследуются по закону.

Правовым сопровождением проекта «ФАНТАСКОП» занимается ЮА «Правовед»

www.1w.ru