Эдипальная проблематика

в обрядовых песнях сибирской свадьбы

Н.И. Русских1
г. Иркутск

Одним из важнейших открытий психоанализа и, в то же время, центральным

звеном классического психоаналитического учения безусловно можно считать
Эдипов комплекс. Вывод об особо теплых, сексуально окрашенных эмоциональных
отношениях ребенка 3 - 5 лет с родителем противоположного пола и о
соперничестве с родителем того же пола З. Фрейд сделал по результатам
длительного анализа пациентов, а также собственного самоанализа. Современный
психоанализ располагает большим количеством экспериментальных исследований,
подтверждающих реальность эдипальных отношений [5; 9]. Психологическая
реальность Эдипова комплекса находит отражение в народных обычаях, обрядах,
фольклоре. Еще на заре развития психоанализа мотиву инцеста в поэзии и сказаниях
была посвящена одна из основных работ Отто Ранка [10].
Фольклорные произведения отражают бессознательные фантазии и
воображение народа. В них органично сплетаются как этические нормы поведения,
передаваемые из поколения в поколение, так и бессознательные вожделения
человека. Один из наиболее ярких видов фольклорной лирики - это разнообразные
свадебные песни и обряды. Свадебная лирика представляет особый интерес для
психоаналитического исследования, ибо “вряд ли существует другая жизненная
ситуация, так явно и тесно связанная с эдиповой, как брак” [6]. С
психоаналитической точки зрения, эту ситуацию можно представить не только как
отражение инцестуозных влечений, но и в контексте теории объектных отношений в
плане взаимной психологической зависимости детей и родителей как наиболее
значимых лиц. В свою очередь, объектная зависимость от родителей определяет в
последующем новую зависимость от человека, с которым предстоит жить в браке.
В работе “Три очерка по теории сексуальности” З. Фрейд писал: “Всякое
человеческое дитя сталкивается с задачей преодоления Эдипова комплекса” [7].
Эдипов комплекс, возникнув в детстве, с новой силой обозначается в период
полового созревания и преодолевается путем выбора объекта влечения вне семьи.
Выбор объекта любви обусловлен, с одной стороны, либидонозной нагруженностью
(катексией) объекта, а с другой стороны, запретом на инцест. “Я” находит
своеобразный компромисс между силами, действующими со стороны “Оно” и со
стороны “Сверх-Я” [8].
В русской традиции грех кровосмешения был строго табуизирован
Недопустимым считался не только брак между родственниками, но и в кумовстве и
побратимстве. Старинный славянский обычай побратимства заключался в
искусственном установлении через определенный обряд отношений родства,
приравниваемых к братским отношениям. Побратимы не считали возможным
сватать друг у друга детей. Если же дети по своей инициативе хотели вступить в
брак и настаивали на этом, несмотря на возражения родителей, то это происходило
только при особом разрешении священника. Старшие члены семьи все равно
считали такой брак грехом.

1 Русских Наталья Ивановна - психолог, филолог, психотерапевт, доцент Института Кататимно-

имагинативной психотерапии; окончила филологический факультет Иркутского университета и
отделение психологии Иркутского Государственного педагогического института. Специализация -
аналитически ориентированная психотерапия, Кататимно-имагинативная психотерапия, гештальт-
терапия.
 С психодинамической точки зрения, за столь сильным запретом и
сопротивлением против сексуальных отношений между людьми, находящимися
даже в символическом “родстве”, стоят столь же мощные инстинктивные влечения
эдипальной природы.
Богатым источником, иллюстрирующим бессознательные инцестуозные
влечения, являются сибирские свадебные песни прошлого века. Обрядом
предопределялось своеобразное поведение родителей. Отец, в частности, должен
был всячески демонстрировать сопротивление и не соглашаться на замужество
дочери. С психодинамической точки зрения, подобная “легализация” инцестуозной
привязанности отца к дочери и нежелании отдавать ее другому мужчине,
неоднократно проигрываемая в обрядовом ритуальном действии, позволяет
частично ослабить психическое напряжение, возникающее в результате ущемления
эдипального инстинктивного влечения.
Определенные ритуал расставания с отцом существовал и для главной героини
свадьбы - невесты, оплакивающей предстоящую разлуку поэтическими
обращениями к отцу (брату) - “схожему красному солнышку”, “беленькому
лебедочку”, “голубочку сизенькому”. В контексте теории объектных отношений
можно проследить и динамику символического освобождения от объектной
зависимости от матери, проявляющуюся в поэтическом обращении к матери (сестре)
- “горе высокой”, “стене белокаменной”.
Приведенные ниже тексты настолько ясны и выразительны, что не
представляется необходимым дополнительно интерпретировать и комментировать
их.
Традиционный русский свадебный обряд начинается со сватовства. Сватовство
открывает метафорический диалог сватов с родителями невесты (разговор хозяев с
рыбаками, которые ловят рыбу, либо купцами, торгующими товаром).
На предложения сватов, расписывающих достоинства жениха, отец, как
правило, отговаривался тем, что невеста еще молода и выдавать рано, что не
приготовила еще ни подарков, ни приданого, поэтому еще год-другой поживет в
родительской семье. Вообще, отец невесты на первых порах бывает в ответах
уклончив, и свату нужно не один раз приехать, чтобы получить окончательное
согласие насчет рукобитья. Если невеста не желает выйти за предлагаемого жениха,
то отец отказывает и второй, и третий раз. Если отец невесты по какой-либо причине
не захочет отдавать дочь замуж, то он говорит свату: “У меня нет невесты, ищи ее в
другом доме, а ко мне с этим делом не приходи!” Даже в случае согласия на брак, в
день, назначенный для рукобитья, отец все равно продолжает притворно
отнекиваться, и только родственники невесты напоминают ему о данном слове, как
бы заставляя его тем самым удержаться от отказа и дать согласие.
Главным действующим лицом в свадьбе является девушка-невеста. Обычай
предписывал ей причитывать, петь грустные, печальные песни, в которых события,
связанные с судьбой невесты, подаются через ее отношения с отцом.
Психологический смысл этих обрядовых действий заключался в интенсивном
эмоциональном отреагировании эдипального конфликта и объектной зависимости.
Причитания невесты сопровождали все предсвадебные обряды, а также утренние
обряды свадебного дня. Нежелание исполнять их считалось для родителей
оскорбительным.
Расплетание невестиной косы в большинстве сибирских сел совершалось в
утро венчания перед баней. Это был первый обряд, в котором девушка ради
будущего мужа расставалась с предметами, символизирующими ее девичью красоту
и волю. Волосы можно рассматривать и как сексуальный символ, а расплетание
волос - как поэтический мотив расставания с девичеством.
Волосы как символ либидо играют исключительно важную роль во многих
культурах, традициях и религиях. Христианские и буддистские монахи, отказываясь
от “мирской” жизни, остригают волосы. В то же время во многих религиозных
системах налагался запрет на пострижение волос. Например, в волосах Самсона
скрывается вся его невиданная физическая сила. Лишившись волос (символ
кастрации), Самсон теряет и всю свою силу [3].
Сексуальное значение волос в определенной мере обуславливает традицию
покрывать голову. Находится с непокрытой головой и распущенными волосами
женщина могла только дома в присутствии мужа. Тугая коса в этой связи может
символизировать сдерживание, ограничение сексуальных влечений.
Особое внимание хотелось бы уделить обращенным к отцу песням,
сопровождающим ритуал расплетения косы перед свадьбой:

Схожее красное солнышко,

Ты родимый мой батюшко,
Ты дойди-ка, родимый батюшко,
До меня-то молоденькой,
Расплети-ка, родимый батюшко,
Расплети мою трубчату косу,
Развяжи мои ленты алые,
Расклади-ка мою трубчату косу
По моим могучим плечам...

В поэтическом обращении к отцу выражено эдипальное желание дочери

“отдаться” отцу, доверить ему себя. Коса сплетена алой лентой - символом
сексуальных желаний [2]. Отец же не может решиться нарушить табу на инцест:

Не несут тебя ноженьки резвые,

Не здымаются твои ручки белые
На мою трубчату косу,
На мои ленты алые.

По обрядово-поэтическому содержанию естественным продолжением

расплетания косы является обряд прощания с красотой. Невеста обращалась к отцу с
просьбой снять с нее венок-красоту (символ лишения девственности). Отец, как бы
подчеркивая свое нежелание расстаться с любимой дочерью, отказывался:

Не подымаются мои рученьки

На твою русую головушку

Дочь стремиться отдать себя только отцу, не желая других мужчин. Она
повторяла свою просьбу к отцу, добавляя к ней для большей убедительности:

Хоть ты не снимешь ее,

С меня снимут злы чужи люди.
 Во время ожидания свадебного поезда, невеста исполняет песню, полную
горьких упреков, - символ амбивалентного соединения любви и ненависти,
либидонозных и агрессивных тенденций:

Голубочик родимый батюшка,

Избываешь меня, красну девицу,
Как лютого зверя из лесу,
Как горьку полыньку из поля ...

и поле этого просит:

Ты родимый мой батюшка,

Ты к воротам приставь воротничка,
Ко дверям приставь придверничка,
Чтоб не пройти было, не проехати,
Чужому, чужному моему злоразлучнику

В последней песне ясна видна сексуальная символика “ворот” и

“придверничка”. Сексуальным партнером может быть только “батюшка”, который
должен недопустить появления “чужого” мужчины. Понимая неотвратимость
ситуации, девушка оставляет еще надежду - спрятаться от жениха - злого
разлучника!

Уж ты, тятенька, родимый мой,

Ты сходи-ка во горенку,
Ты выкуй-ка вострый топор,
И сострой-ка высок терем,
Чтобы было куда спрятаться.

Как вербальный эквивалент детских сексуальных желаний и крушения

инцестуозных иллюзий, свойственных эдиповой ситуации, звучит следующая песня,
где страсти достигают наивысшего напряжения и невеста плачет не шутя.
Инфантильная психологическая зависимость проявляется здесь в последней просьбе
к отцу:

Ой ты свет, родимый батюшка,

Приведи-ка ты мне писаря,
Ты спиши, родимый батюшка,
Мое лицо белое,
Мои щечки алые,
Мои-то очи ясные,
Мои-то брови черные.
Я тебе батюшка,
Бью челом, низко кланяюсь,
Я была у тебя, батюшка,
Малым-то малешенька,
Возле лавочки ходила,
Со по стульчикам бегала.
Брал ты меня, батюшка,
На свои ручки белые,
 Поднимал ты меня, батюшка,
Возле буйной головушки,
Говорил ты мне, батюшка:
“Не отдам я тебя, мила дочь,
Ни за князя, ни за боярина;
Посажу я тебя, мила дочь,
Во сады, во зеленые;
Обтыню я тебя, мила дочь,
Тынинами железными;
Покрою тебя, мила дочь,
Камкою трубчатою;
Осыплю тебя, мила дочь,
Мелким чистым жемчугом”
Вот сижу я у тебя, батюшка,
Во кути, за занавеской:
Обтынил ты меня, батюшка,
Кумушками да подружками:
Покрыл ты меня, батюшка,
Тоскою да кручиною,
Обсыпал ты меня, батюшка,
Слезами да горючими.

Эдипова ситуация - двусторонний психологический процесс. Отец также

переживает тяжесть разрыва с дочерью, налагая запрет на осуществление своих
инцестуозных желаний. В приведенной ниже бурятской легенде о Байкале отражена
величайшая трагедия отца.

Легенда о Байкале и Ангаре

У седого Байкала была красивая своенравная и гордая дочь Ангара. Красивее ее не было на
земле. Днем она светла - светлее неба, ночью темна - темнее тучи. И кто бы не ехал мимо Ангары, все
любовались ею, все славили ее. (Эдипальная идеализация дочери.)
Старик Байкал берег дочь пуще своего сердца. Когда пришло время выдавать ее замуж, Байкал
вообще не хотел расставаться с Ангарой. (Инцестуозные желания отца по отношению к дочери.)
Но тут посватался Иркут2. Увидев его, Ангара ему отказала. (Дочь еще не готова направить
свое либидо на объект вне семьи и освободиться тем самым от эдипальной зависимости.)
Тогда Байкал позвал женихов со всех краев на состязание. Туда прибыл красавец Енисей,
сильный и могучий. И Ангара его полюбила. Но Байкал не дал согласие на этот брак, настаивая на
том, чтобы Ангара вышла замуж за Иркута, который течет рядом. (Стремление хотя бы частично
сохранить близкую, интимную связь с дочерью, которая и после свадьбы будет жить рядом с
отцом.)
Ангара же стремилась только к Енисею. Разозлившись, Байкал заточил Ангару в темницу. Она
там горько плакала и горевала, но потом позвала на помощь своих подружек 3. Они подточили пол в
темнице, и однажды, когда Байкал заснул, Ангара, оторвавшись от отца, побежала к своему жениху.
Когда Байкал проснулся и увидел, что дочери нет, он заревел, зарыдал, поднялась могучая
буря. Он закричал ей вслед могучим голосом: “Вернись! Я тебя люблю! Не бросай меня!” Поднялась
свирепая буря, зарыдали горы, попадали леса, почернело от горя небо, звери в страхе разбежались по
всей земле, рыбы нырнули на самое дно, птицы унеслись к солнцу. Только ветер выл да бесновалось
море - богатырь. Байкал призвал на помощь своих верных слуг, страшные ветры Баргузин и Сарму.

2 Очень грязная и мутная река, на берегах которой стоит теперь г. Иркутск. Сбегая с вершин
Саянских гор, Иркут собирает в бурном потоке частицы вымываемых им горных пород.
3 В Байкал впадают более 300 рек и речушек.
 Иркут тоже кинулся вслед Ангаре и даже чуть не настиг ее 4. Но Ангара так стремилась к
своему любимому, что никто не смог ее вернуть. (Столь сильное стремление покинуть отца может
служить сопротивлением и защитой от столь же сильного инцестуозного желания близости с
отцом.)
Тогда в бешенстве могучий Байкал ударил по седой горе, оторвал от нее огромную скалу и
бросил вслед убегающей Ангаре. Люди называют теперь это место Шаман-камень. (Символ
сдерживания инцестуозных стремлений на уровне “Сверх-Я”.)

Обрядовые свадебные песни были призваны выполнять функцию очищения -

катарсиса, который достигался путем предельного эмоционального напряжения и
отреагирования бессознательных фантазий. Свадебная лирика в определенной мере
служила народным психотерапевтическим средством, помогающим справиться с
одним из центральных человеческих конфликтов - Эдиповым комплексом.

Литература
1. Ангара - дочь Байкала. Иркутск, 1994.
2. Куликов, А.И.: Сказка С.Т. Аксакова “Аленький цветочек”, Российский психоаналитический вестник,
1993-1994, ¹ 3-4, с. 125.
3. Мифы народов мира, тт. 1, 2, М, “Сов. энциклопедия”, 1991.
4. Обрядовые песни русской свадьбы Сибири. Новосибирск, Наука, 1981.
5. Слуцкий, В.М. Современное состояние детского психоанализа. Вопросы психологии, № 5, 1988, с. 161-
168.
6. Хорни, К. Женская психология. Восточно-Европейский институт Психоанализа. С.-Пб, 1993.
7. Фрейд, З. Очерки по психологии сексуальности. М., 1989.
8. Фрейд, З. Я и Оно. // Фрейд З. Избранное. М., Внешторгиздат, 1989.
9. Friedman, S. An empirical study of the castration and Oedipus complexes // Genet. Psychol. Monogr. 1952. V.
46. P. 61-130.
10. Rank, O. Das Inzestmotiv in Dichtung und Sage. - Darmstadt: Wissenschaftliche Buchergesellschaft, 1947.

4 В этом месте Ангара и Иркут текут почти рядом.