Александра Сергеева

Дорога в Тридесятое царство.

Славянские архетипы в мифах и
сказках
© Сергеева А., 2016
© ООО Книжное издательство «София», 2016
 От автора
Прежде чем Читатель примет решение о том, уделить ли время
прочтению этой книги, я должна внести ясность по некоторым
вопросам. Во-первых, я не историк. Поэтому никакого особого,
нестандартного видения истории Руси-России я не предлагаю, да и не
могу предложить. В книге мне порой приходится оперировать
историческими фактами, ибо психологию как индивида, так и этноса
невозможно изучать в отдельности от реалий, с которыми им
пришлось столкнуться в ходе своего развития. В этих вопросах я
полагаюсь исключительно на труды крупнейших историков –
Н. М. Карамзина, Л. Н. Гумилева, Н. И. Костомарова и прочих авторов,
почитаемых классиками отечественной истории.
Во-вторых, я не фольклорист; несмотря на то что в данной книге я
опираюсь на работы А. Н. Афанасьева, Б. А. Рыбакова, В. Я. Проппа и
других признанных ученых, былинный и сказочный материал для меня
интересен в первую очередь не с точки зрения изучения «исторических
корней», а как символическое описание психологических сценариев
восточнославянской души.
В-третьих, я не являюсь ни воинствующим славянофилом, ни чего-
либо-фобом, ни вообще приверженцем какой-либо идеологии. И как
человеку, и тем паче как психологу, мне в равной мере чуждо как
национальное самовозвеличивание, так и самоуничижение.
Своей задачей как аналитика-юнгианца при изучении
мифологического материала я вижу вычленение и описание
устойчивых паттернов, особой архетипической констелляции в душе
человека, принадлежащего к восточнославянскому этносу. Основной
вопрос, который ставится в этой книге, – это влияние архетипического
наследия предков на жизнь моих современников-соотечественников.
 Предисловие
Русь – третий Рим, Второй Царьград. Однако много ли в нас
греческой или романской крови? Ощущает ли себя хоть один русский
потомком византийцев? Ничуть не бывало! Душа этноса обретает свои
неповторимые черты на заре существования, так же как и психика
отдельного человека выстраивает фундамент будущих
взаимоотношений с миром в самые ранние годы жизни. Язычество
является колыбелью любого этноса. Период раннего детства – то
время, когда законы мироздания усваиваются на внелогическом
уровне, а любой хоть сколько-нибудь удачный опыт переходит в разряд
устойчивых сценариев, автоматически срабатывающих каждый раз в
любой похожей ситуации. Поэтому, какому бы богу мы ни
поклонялись, достигнув зрелости, во что бы ни веровали, будь то
христианство, ислам или научный прогресс, – в глубине
бессознательного наша душа всегда остается язычницей.
Да, многое из того, что сложилось в ранний период нашей жизни не
самым лучшим образом, впоследствии можно исправить. Но для этого
нужно вспомнить, с чего все началось…
 Введение
С незапамятных времен главной мечтой человечества является
обретение бессмертия. Но задумывались ли мы о том, что вечная
жизнь и так дарована нам Природой? Каждый из нас, в определенном
смысле, пребывает на этой земле вечно – с самого зарождения всего
живого – и будет здравствовать до скончания веков. Бренным гостем в
этом мире является лишь крошечный островок целостной души,
живущей вне пространства и времени, наше Сознание – осмысление и
ощущение самое себя в текущий момент. Это утверждение отнюдь не
причудливая игра воображения и не вычурная фигура речи, вписанная
мною ради красного словца. Даже если на короткое время отвлечься от
вопросов духовности и посмотреть на человека с точки зрения
физиологии, и в этом случае мы все как один являемся своего рода
«Дунканами Маклаудами».
Все просто: телесно мы «начались» с маминой яйцеклетки и
папиного сперматозоида, то есть еще до своего рождения. Выходит,
даже физиологически мы были обусловлены (и существовали!)
задолго до того, как о нас вообще впервые кто-то задумался. Наши
родители были «сделаны» из клеток бабушек и дедушек; те, в свою
очередь, созданы из генетического материала прабабушек и
прадедушек, а они появились на свет из соединения гамет тех, чьи
имена мы давно позабыли. И так в глубину веков, до первых Homo
Sapiens, до приматов, до водорослей, которые около двух миллиардов
лет назад зародились в океане. Каждый из нас – это музей эволюции,
хранилище бесценной коллекции генов, которые прошли всю историю
Жизни и содержат информацию обо всех стадиях ее развития.
Но человек – это не только биологический вид, набор химических
элементов, «форма существования белка». Эволюция человека – это
еще и история духовного становления. Точно так же как наша ДНК
содержит историю физиологического развития вида, наше
бессознательное является хранилищем всего психического опыта
человечества[1].
Годовалому ребенку не нужно заново изобретать способ
прямохождения, он точно так же встает на ножки и идет, как миллионы
детей делали это до него, сотни тысяч детей делают вместе с ним, и
миллиарды малышей будущего отправятся познавать трехмерное
пространство тем же образом. Ровно в той же степени нам не нужно
изобретать собственные уникальные способы заводить друзей и рвать
связи, флиртовать и отвергать, сочувствовать и злорадствовать,
отстаивать свои взгляды и безропотно уступать, мужественно
сражаться и трусливо прятаться, строить карьеру и создавать уют в
доме. Все эти навыки мы черпаем из коллективного бессознательного,
где содержится все духовное наследие человечества, возрождаемое
каждый раз заново в структуре каждой отдельной личности.
Наследственные элементы психики именуются архетипами (от греч.
arche – «начало» и typos – «образ», «оттиск»). Их духовное,
понятийное, символическое и аффективное содержание не имеет
источника в отдельной личности. Они несут в себе свойства всего
человечества как единого целого. Любая ситуация, однажды имевшая
место в этом мире, а затем повторившаяся еще сколько-то раз в силу
своей жизнеспособности, становится архетипической, то есть
запечатлевается оттиском в структуре человеческой души для всех
последующих поколений. Архетипы проявляются в сознании как
образы или идеи, могут значительно варьироваться в деталях, однако
не теряют при этом своей базовой схемы.
Архетип в действии можно сравнить с джинном, вырвавшимся из
бутылки (да не смутит читателя появление арабского персонажа в
книге о славянской душе, ибо невозможно рассматривать отдельный
этнос вне связи с другими культурами). Есть две версии
происхождения слова джинн: от латинского genius («дух» как
невещественное начало) и от арабского иджтинан («скрытность»,
«невидимость», «сокрытие») – так назывались сущности, созданные из
чистого бездымного пламени, не воспринимаемые ни одним из пяти
органов чувств, однако имеющие способность вмешиваться в
человеческую жизнь и управлять ею. Учитывая широко
распространенную ныне гипотезу о существовании некоего общего
праязыка, объединение двух разных основ как раз и приближает нас к
пониманию архетипа.
У джинна-архетипа, как и у Бога, нет иных рук, кроме человеческих.
Воплощаясь каждый раз в новой жизни, он представляет собой
паттерн – типическую модель поведения или типический сюжет. Такие
сюжеты в обычной жизни имеют место каждый день, они
описываются в литературе, повторяются в мифах, былинах и сказках.
С каждым новым воплощением архетип обретает все большую мощь и
влияние на человеческий род. Это происходит по простейшему
принципу: «чаще случается то, что случается чаще».
У архетипа нет не только рук, но и лица. Его невозможно распознать
с первого взгляда, он никогда не представится, не постучится учтиво в
дверь нашего сознания. Напротив, он врывается в жизнь как ураган,
как некое безотлагательное требование. Более того, мы в большинстве
случаев и не заметим присутствия незваного гостя и, как
сформулировал Булгаков устами Воланда, будем наивно полагать, что
это мы сами так с собственной жизнью управились, повинуясь
неотвратимым обстоятельствам.
Однако люди с незапамятных времен замечали, что в жизни
существуют силы и закономерности, неподвластные не только воле, но
и пониманию. И дабы незнакомое надиндивидуальное психическое
содержание не было таким ужасным, человечество испокон веков
пытается его описать, придать ему тот или иной зримый образ.
Именно этому побуждению мы обязаны появлением всех видов
искусств – от устно пересказываемых былин и сказок древности до
современной кинематографии. Все они используют метафоры для
описания архетипических столкновений.
Современный человек продолжает оставаться мифотворцем в не
меньшей степени, чем его предки из далеких времен. Мы вновь и
вновь разыгрываем извечные сюжеты, основанные на архетипических
сценариях. Могут меняться детали, декорации, состав действующих
лиц, но сама фабула остается неизменной. Вспомним, например,
странный брак чудака-профессора, изобретателя машины времени, и
неверной красавицы из булгаковского «Ивана Васильевича». Он в
точности повторяет сценарий супружеских отношений Гефеста и
Афродиты – самого первого в мире изобретателя, хромого
звероподобного кузнеца, и наипрекраснейшей из всех богинь,
окруженной многочисленными любовниками, главный из которых –
воинственный Арес. Из детства же мне вспоминается первая модница
нашего двора, необыкновенная красотка Вика.
Слухи о ее любовных похождениях с молодыми лейтенантами
вызывали соседское негодование, а брак с тщедушным, колченогим
Колей, талантливым мастером, которому весь двор носил в починку
магнитофоны, телевизоры и радиоприемники, – удивление и даже
своего рода сочувствие. Так советские люди 1980-х годов, слыхом не
слыхавшие ни о Гефесте, ни об Аресе, да навряд ли и о самой
Афродите, в точности разыгрывали сценарий греческой
«божественной трагикомедии», насчитывающей три тысячи лет.
Каждая человеческая душа является миниатюрной копией
макрокосма со всеми богами и демонами, злодеями и героями,
колдунами и волшебниками, когда-либо описанными человечеством.
Никто не сможет воплотить в одной жизни и крошечной доли всего
психического наследия мира, но каждый из нас имеет заранее отлитые
формы, которые при определенном стечении обстоятельств
заполняются нашей жизненной энергией – либидо, – и тогда мы
превращаемся из авторов собственной судьбы в актеров,
проигрывающих одни и те же извечные пьесы. И чем талантливее
наша игра и громче овации, тем больше мы поглощены
архетипическим содержанием, а следовательно, тем меньше наша
индивидуальность, тем меньше в нас самих себя. К слову, на Руси
актеров хоронили за пределами кладбища наряду с самоубийцами.
Языческая традиция объясняла это тем, что лицедей на сцене живет
чужой жизнью, а стало быть, отказывается от собственной, что
дарована Всевышним, и тем самым лишается души.
Может сложиться впечатление, что раз уж на каждом шагу нас
поджидают архетипические ловушки, то в мире, где все давно уже
свершилось, человеческой уникальности вообще нет места. Тем не
менее это не так. Джинн (а также Баба-Яга, Леший, Водяной и любой
другой дух-архетип) бывает не только враждебным и коварным, но и
благодетельным, если не злоупотреблять его помощью, а,
воспользовавшись его могуществом, дальше опираться на собственные
ресурсы и следовать своим истинным стремлениям. Попытки
эксплуатировать волшебное существо после выполнения трех
желаний, как мы помним из сказок, приводят Героя к большим бедам.
Воплотить в своей душе некий архетип осознанно, не заигрываясь и
не отождествляясь с ним, означает приобрести собственную
уникальную возможность контактировать с внешним миром при
помощи даруемых им ресурсов. Если человек идентифицируется,
скажем, с архетипом Героя, то есть неуклонно следует героическому
паттерну, ему не остается ничего другого, как умереть в молодом
возрасте. Старых героев не бывает! И так происходит со всеми, будь то
Александр Македонский или Александр Матросов, новгородский
былинный Василий Буслаев или троянский мифологический Ахилл.
Однако, если вовремя остановиться, поблагодарить героический
архетип за завоеванные территории и, опираясь уже на другие силы,
перейти к их возделыванию, происходит превращение воина в мирного
правителя, отца семейства, мудреца и учителя.
Как только человек понимает, что находится в архетипическом
паттерне, он тотчас получает шанс выйти из него, да еще и прихватив с
собою бесценный опыт и волшебные дары. Об этом рассказывается в
самых разных сказках: Марья-искусница, зачарованная Водокрутом,
Кай, околдованный Снежной королевой, Неумойка, находящийся на
службе у черта, обретают возможность выбраться на волю в тот же
миг, как только вспоминают, кто они на самом деле, кто их родные и
где их настоящий дом.
Сочиняя мифы и сказки, люди пытались узаконить собственные, не
поддающиеся простому объяснению, психические порывы. Творчество
начинается там, где заканчивается логика. Когда невозможно ответить
на вопрос «почему», придумывается сказка, пишется пьеса или
симфония, в руках появляются краски и кисть.
Изучение мифов и сказок для аналитического психолога означает то
же, что для врача постижение анатомии и физиологии. Кроме того,
исследование опыта предков дарит нам возможность развить
интуицию – то самое «шестое чувство», которое позволяет узнать о
присутствии джинна-архетипа в нашей жизни. Мы можем научиться
слышать его шаги, изучить его повадки и предугадывать намерения.
Тогда мы будем осведомлены о той цене, которую придется заплатить
за его услуги, и тем самым убережемся от «сделок с дьяволом», когда
платой за сиюминутную выгоду оказывается собственная душа,
любимое дитя или же, в лучшем случае, «фунт плоти», но герой узнаёт
об этом, увы, слишком поздно.
Архетип невозможно ни обмануть, ни приручить; с ним нельзя ни
подружиться, ни подчинить его своей воле, но можно разведать его
тайные тропки и лазейки, изучить его уловки и ухищрения, тем более
что они довольно стереотипны. Тогда мы не только обезопасим себя от
нечестных сделок, но и обретем драгоценное знание о законах
собственной души, чудодейственные средства для ее излечения, а
также безграничный выбор способов воплощения своей уникальности.
 Часть I
Снаряжение в дорогу
 1
Одна на миллион или одна из миллионов?
Чей ты будешь, мил человек, и как тебя звать?
Свою работу в качестве архетипического психолога я начала с
проведения терапевтических групп для женщин, теоретической базой
для которых служили мифы Древней Греции. Такой выбор был
обусловлен, во-первых, широким освещением греческих мифологем
аналитиками-юнгианцами, а во-вторых, тем, что европейская культура
во многом построена именно на греческих традициях. Так или иначе,
все европейцы имеют хоть какое-то представление об олимпийских
богах. Наша же страна, как бы мы к этому ни относились, уже пятый
век идет по пути европеизации, в том числе и в культурном смысле. Во
всяком случае, в России Зевса, Афину и Аполлона знают намного
лучше, чем славянских Дажьбога, Семаргла и Макошь.
Каково же было мое удивление, когда на наших занятиях, во время
практики активного воображения, основанной, напомню, на греческой
мифологии, участницы одна за другой начали описывать образы, явно
относящиеся к славянским мифам и фольклору! Мой опыт работы был
еще недостаточно велик, чтобы делать предположения о
существовании неких «генетических» или «национальных»
архетипических образов, более близких русской душе, нежели
общечеловеческие коллективные идеи. И тем не менее изучение
славянской мифологии стало для меня необходимостью. Чем больше я
углублялась в психоархеологические раскопки в поисках славянских
особых архетипических черт, сокрытых под культурными слоями той
самой европеизации и еще более ранней христианизации, тем
абсурднее мне казались собственные сомнения в начале исследования.
Безусловно, базовые архетипы, выведенные Юнгом (такие как Тень,
Персона, Анима и Анимус, Великая Мать и другие), являются общими
ядерными идеями для всего человечества, но в определенных слоях
бессознательного они отчетливо приобретают этнические черты.
Национальная психика, на мой взгляд, является отдельным пластом,
пролегающим между индивидуальным бессознательным – «областью
Фрейда», вместилищем подавленных, вытесненных за границы
сознания идей и влечений конкретного человека, – и коллективным
бессознательным, «сферой Юнга», сокровищницей психического мира
всего человечества. Более того, можно предположить, что этот
срединный пласт выполняет еще и связующую функцию между
первым и вторым, – в том смысле, что культурные, родовые и
семейные паттерны, то есть образцы поведения, заимствованные
непосредственно по родственной линии, помогают индивиду
приспособить собственную уникальную психику к общечеловеческим
душевным инстинктам, каковыми и являются базовые архетипы.
Национальные или родовые архетипы – это та почва, на которой
формируется менталитет: мировоззрение, образ мысли, представление
нормы. То есть коллективные архетипы – это лишь повод к мысли,
некая интенция, требование, влечение, а вот сам процесс осмысления
уже проходит сквозь национальный культурный слой. Иными словами,
каждое свое побуждение, желание или намерение, является ли оно
внутренним порывом или реакцией на внешнюю ситуацию, мы
бессознательно сравниваем с опытом предков, и лишь пропустив его
через «потомственный фильтр», принимаем к сознательному
рассмотрению и последующему воплощению в реальности или же
отвергаем как нечто недопустимое.
Позволю себе привести пример, весьма далекий от темы этой книги.
Давайте представим себе, что нам нужно объяснить представителю
внеземной расы, кто мы такие. Для того чтобы он понял нас, пришлось
бы пойти от общего к частному: я человек, я женщина, я русская, моя
фамилия Сергеева, меня зовут Саша (именно Саша, а не Александра
Александровна, об этом далее).
Первая идентификация: «человек». С биологической точки зрения
это означает мою принадлежность к виду Homo Sapiens со всеми
вытекающими морфофизиологическими последствиями (определенная
анатомия, жизненные циклы, способность к членораздельной речи и
абстрактному мышлению). Я обладаю свойственными виду
инстинктами – динамическими программами, определяющими
поведение на биологическом уровне.
С психологической точки зрения моя человеческая природа означает,
что фундаментом моей личности являются общечеловеческие
универсальные модели, схемы и мотивы – архетипы. Проследить их
можно в поведенческих проявлениях, связанных с основными и,
опять-таки, универсальными для всего моего вида вехами: рождением,
инициацией, браком, конкуренцией, материнством, серьезной утратой
или важным обретением и т. д. Архетип – регулятор моей психической
жизни, как инстинкт – регулятор жизни телесной.
Наш предполагаемый собеседник-гуманоид может выявить
человеческие инстинкты, наблюдая за единообразием в биологическом
поведении любой особи нашего вида, а архетипы – созерцая
тождественность психических явлений. Именно связь инстинктов и
архетипов может рассматриваться как взаимодействие души и тела, а
их совокупность и дает представление о человеке.
Вторая идентификация: «женщина». С биологической точки
зрения это означает отсутствие у меня Y-хромосомы, наличие
первичных и вторичных половых признаков, способность к
деторождению и вскармливанию потомства.
Что касается моей души, я имею гендерные психологические
особенности, отличающие меня от другой половины человечества. В
общих чертах это преобладание интуиции над логикой. Если более
развернуто, то мое сознание и психическая активность в большей
степени определяются принципом Эроса (принципом Инь) –
способностью к построению связей, соединению, склонностью к
обобщению. Моя потребность в близости, каких бы социальных
успехов я ни достигала, всегда будет больше, нежели потребность во
власти. Логос – принцип логики и структуры, дающий возможность
различать, разграничивать и рассуждать, мужской принцип, или
принцип Ян, – является во мне вторичным и реализуется посредством
Анимуса (от лат. animus, «дух»). То есть я сначала чувствую и лишь
потом рассуждаю, в то время как у мужчины всё наоборот. Его
способность чувствовать персонифицирована в Аниме (от лат. anima,
«душа») – феминной части мужской психики. Об Аниме и Анимусе
мы еще будем много говорить в этой книге.
Третья идентификация: «русская». О биологических
особенностях здесь можно сказать немногое: я принадлежу к
европеоидной расе, мои антропологические показатели в основном
совпадают со средними западноевропейскими величинами, кроме
более светлых волос, меньшего оволосения, слаборазвитого надбровья
и почти прямого лба.
 А вот что касается души, то моя принадлежность к русскому этносу
придает мне весьма характерные особенности.
У архетипа есть множество способов воплотиться в жизни человека,
он может реализовываться в самых разных сценариях. Например,
архетип Великой Матери может актуализироваться непосредственно в
рождении и воспитании детей. Но потребность выращивать можно
претворять в жизнь и возделывая собственный огород или разводя
породистых морских свинок, можно работать воспитателем или
следователем в детской комнате милиции, а можно «усыновлять и
удочерять» всех подряд, изводя взрослых людей своей гиперопекой. И
наоборот, взрослые люди, которые либо недополучили в детстве
материнской любви, либо, напротив, привыкли к удушающей
сверхзаботе, ищут маму в каждом – друге, коллеге, партнере,
начальнике и даже собственном подрастающем ребенке. В русской же
культуре, в силу особой национальной депривации, о которой мы
поговорим позже, сложился еще и очень специфический
архетипический образ Матушки Руси – этакой многострадальной,
всеблагой и всепрощающей старушки, перед которой, однако, все
находятся в неоплатном долгу.
Вследствие особой истории формирования в каждом этносе
закрепляется ограниченный спектр макро-паттернов. Даже просто
перечислять их, а тем более попытаться схематизировать уже в первой
главе, было бы с моей стороны весьма самонадеянно, поэтому я могу
лишь предложить нашему воображаемому инопланетному визави
обратиться к следующим главам этой книги. Здесь же достаточно
отметить, что национальный характер, как и характер
индивидуальный, определяется выбором психологических стратегий –
тех реакций, которые усваиваются на бессознательном уровне и
используются для защиты своей индивидуальной душевной
структуры. Они являются адаптивными способами переживания мира.
Выбор таких защит зависит от множества факторов.

Врожденный темперамент

Восточные славяне, как и все оседлые народы, флегматичны. Это

отнюдь не значит, что каждый русский, украинец и белорус –
флегматики, такова лишь общая тенденция. У восточных славян
существует социальное одобрение таких качеств, как неторопливость,
невозмутимость, сдержанность и т. п.

Окружающая среда

Это и климат, и географические условия. Например, у нас

существует пословица «где родился, там и пригодился», ведь в старину
по причине сурового климата и огромных расстояний путешествовать
было просто опасно. Все, что находилось дальше соседней деревни,
считалось враждебной чужбиной. Заметьте: ни в одной былине
богатыри не захватывают чужих земель – свою бы сохранить. Отсюда
такие национальные черты, как ригидность и конформизм: «пока гром
не грянет, мужик не перекрестится», «с родной земли – умри, не
сходи».

Национальные травмы

Это и слишком ранняя, с точки зрения этнического возраста,

насильственная христианизация, и тирания Ивана Грозного, Петра I и
Иосифа Сталина, и монголо-татарское иго, и недавняя, в сравнении с
более чем тысячелетним возрастом нации, революция. К слову, все
самые значимые в истории правители являлись русскому народу вовсе
не родными царями-батюшками, а отчимами: Рюриковичи – варяги;
последний из них, Иван Грозный, – по материнской линии потомок
Мамая, по бабке по отцовской линии еврей-сефард, по прабабушке
Софье – византиец; Петр Великий по матери – хазарин; Сталин –
грузин. Поэтому в сознании народа существуют два столь разных
понятия – родина и отечество. Первое – это все та же несчастная Русь
Матушка, угнетаемая иноземным мужем, правителем-тираном, второе
– и сам отчим-деспот, и символизируемая им государственность.
Русские не любят власть – никогда, никакую и ни при каких условиях,
даже когда избирают ее сами! Мечта любого пасынка – вырасти и
отомстить приемному отцу за себя и еще в большей степени за мать.
Часто так и получается, как только отрок почувствует в себе окрепшую
силушку молодецкую: в основном, впервые «приняв на грудь», он
действительно учиняет над отчимом кулачную расправу. Русскому
народу это тоже однажды удалось – я имею в виду Октябрьскую
революцию. Однако Русь Матушка вскоре вновь была выдана за
грузинского правителя, и история повторилась в еще более жестокой
форме, чем когда-либо прежде.

Динамический стереотип (результат положительного

подкрепления)

Это свойство психики как отдельного индивида, так и этноса.

Сводится оно к очень простой формуле «от добра добра не ищут»:
если единожды нечто сработало удовлетворительно, то есть ни к
смерти, ни к большой трагедии не привело, – нечего и искать другие
способы. Несмотря на то что по мере развития психики как индивиду,
так и этносу в принципе становятся доступны куда более
продуктивные модели поведения, бессознательно будут выбираться все
равно старые, опробованные «дедовские способы», ибо они имеют
клеймо «для жизни не опасно». Здесь я позволю себе воздержаться от
какого-либо конкретного примера, так как имя им легион. Любой
архетипический паттерн становится таковым именно благодаря
некогда пройденному тесту на адаптивность.
Таким образом, мое определение «русская» превращает меня из
Homo Sapiens в Homo Patrimoniens – Человека Наследующего, что еще
ярче проявляется в четвертой идентификации: «Сергеева». Слово
фамилия означает «семья». Это связь с конкретным родом, с сотнями
поколений предков, в результате передачи генетического материала и
духовного опыта которых появилась я. К слову, на Руси было позорно
прослыть «Иваном, своего родства не помнящим»; человек «без роду,
без племени» считался вовсе недочеловеком. При знакомстве же
задавался не только вопрос «как звать тебя?», но и «чей ты будешь?»:
имя просто позволяло обращаться к новому человеку – «звать его»,
ответ же на второй вопрос давал представление о том, каков он, новый
знакомец, каковы его взгляды, нормы и ценности.
 Правда, у женщин с семейной идентификацией все обстоит сложнее
– вступая в брак, мы берем фамилию супруга. На психическом уровне
это означает, что мы принимаем устои, традиции и нормативные
принципы семьи мужа. Конечно, в современном мире по меньшей
мере подразумевается, что супруги строят партнерские отношения и
формируют свой собственный жизненный уклад на стыке систем
обеих родительских семей, а преуспевшие в самопознании еще и
создают собственные уникальные семейные модели. Однако
архетипически смена фамилии означает смену семьи и родовой
самоидентификации. Впрочем, в восточнославянской традиции
женщина сохраняет реальный атрибут связи с родом после вступления
в брак через отчество. Кроме того, за все время работы в качестве
аналитического психолога мне, пожалуй, не встретилось ни одной
замужней женщины, которая на сессиях, погружаясь в глубины
бессознательного, время от времени не называла бы себя девичьей
фамилией.
Итак, с точки зрения биологии, моя фамильная идентификация
означает бо́ льшую конкретизацию морфофизиологических черт
предыдущих уровней – вида, расы, национальности: у меня вторая
группа крови, зеленые глаза, рыжеватые волосы и т. д.
А с психологической точки зрения моя принадлежность к
определенному роду, семье означает еще большую детализацию
общечеловеческих архетипических паттернов. Если на национальном
уровне весь духовный опыт и потенциал человечества был пропущен
через «фильтр грубой очистки», то на уровне семейном мои предки
подвергли эти национальные остатки еще и «микрофильтрации».
Таким образом, из всего духовного богатства мира я получила в
наследство лишь мизерную долю человеческих возможностей. Если
сравнивать коллективное бессознательное (весь психический опыт
человечества) с совокупностью всех земных территорий, то из
невероятного изобилия целого мира – лесов, лугов, степей, гор, морей,
пустынь и океанов – мне причитается освоить и возделывать лишь
крошечный клочок земли.
И первую треть своей жизни я буду заниматься именно этим – так
как задачей молодости является социализация, процесс усвоения
образцов поведения, психологических установок, норм и ценностей
своего окружения, освоения знаний и навыков, позволяющих влиться в
систему. Проще говоря, цель социализации – это пресловутое «не
хуже, чем у всех». Естественно, под «всеми» подразумевается весьма
узкий круг людей, а мерилом этого «хуже» или «не хуже» являются
семейно-родовые традиции и нормы ближайшего окружения.
Следовательно, несмотря на то что мои гены и моя психика
содержат в себе опыт и потенциал всего человечества, по рождению я
получаю в надел даже не «участок в шесть соток», а чуть ли не клетку.
Конечно, речь идет о внутреннем психическом пространстве, где
прутьями клетки являются нормы, убеждения, ценности и установки.
Самой большой сложностью для индивидуальности является то, что
этот «культурный сплав» усваивается бессознательно, всецело,
безусловно и вне зависимости от личного опыта, а посему
практически никогда не доходит до порога сознания и не подвергается
критике. Высоко социализированные люди, то есть крепко встроенные
в общество, надежно вмонтированные в свои «социальные ячейки»,
как правило, и помыслить не могут о том, что те способы, мнения и
решения, которыми они руководствуются в жизни, пропущены через
«нормативные фильтры» и вовсе не являются ни истиной, ни
предопределенностью, ни тем более результатом свободного выбора.
Этот выбор был сделан за них давным-давно их предшественниками.
Внутренние ограничения проецируются[2] на внешний мир. Установки
внешнего мира, транслируемые значимыми людьми, в том числе и
невербально, интроецируются[3]. Этот двусторонний процесс не
оставляет бесхитростной, доверчивой душе никаких шансов увидеть
самостоятельно хоть какие-то реальные альтернативы данному выбору.
«А что случится, если вы все-таки не выйдете замуж до тридцати
лет?» – задаю я девушке-клиенту обыкновенный вопрос. С минуту
она смотрит на меня как на умалишенную, словно я поинтересовалась,
не собирается ли она вживить себе жабры или переехать на Сатурн.
Затем следует взрыв возмущения: мама родила ее в двадцать, сестры
вышли замуж до двадцати пяти, а ей до «критического возраста»
остался всего год! И проходит от получаса до нескольких сессий,
прежде чем она принимает идею о том, что никаких «крайних сроков»,
кроме как в ее голове, больше нигде не существует, что можно
спокойно продолжать карьеру, творческие проекты, самообразование и
ждать человека, которого она действительно полюбит, вместо того
чтобы выйти замуж за первого встречного лишь потому, что «пора» и
«так принято».
А что произойдет, если вы отпустите нелюбимого вами мужчину к
женщине, которой он по-настоящему нужен?
А что произойдет, если вы определите маму в специализированное
медицинское учреждение, вместо того чтобы самому играть роль
сиделки?
А что произойдет, если вы на время декрета все-таки доверите
мужу финансовую заботу о себе?
А что произойдет, если вы все-таки позволите сыну самому
разбираться со своими долгами?
А что произойдет, если вы все-таки рискнете отправить свои
стихи в издательство?

Вот те простейшие вопросы, которые я задавала клиентам на

последнем групповом занятии. Но в первые мгновения на меня
смотрят с таким же изумлением, как, по-видимому, смотрел бы сейчас
наш вымышленный инопланетный собеседник, гадая, что же это за
механизм такой в человеческой психике, который способен так
исказить, деформировать и сузить реальность.
Да, архетипические паттерны, принимающие форму традиций, норм
и ценностей рода, семьи, окружения, являются теми тропами, без
освоения которых мы не сможем найти путь к другим людям. Но, с
другой стороны, слепое следование им без осознания того, что есть и
собственные потаенные тропки, которые позволяют то сократить путь,
а то и выйти на ранее неизведанную тропинку, превращают нас в белку
в колесе или в биороботов – структурных клонов наших предков
(внешние отличия есть, но жизненные схемы все те же).
На этой минорной ноте мне бы и оставалось только с пафосной
тоской продекламировать нашему гуманоиду блоковское «Ночь.
Улица. Фонарь. Аптека», но в жизни, в отличие от упомянутого
стихотворения, «исход» есть. Дело в том, что эволюция, благодаря
которой инопланетный гость мог бы общаться с нами вместо
созерцания безмолвных и безмозглых инфузорий, происходит
вследствие двух противоположных процессов. Первый – это
наследственность, о которой мы рассказали уже достаточно. А второй
– изменчивость. Обе эти тенденции охватывают как биологическую,
так и духовную сферу.
И здесь мы наконец-то подходим к последней, пятой
идентификации: «Саша». Именно «Саша», а не «Александра»,
потому что так я называю себя сама. Это комплекс моих убеждений
относительно собственной личности, что отнюдь не является полной
величиной, так как, по сравнению со всей психикой, сознание является
лишь верхушкой айсберга, основной же массив скрыт в пучинах
бессознательного. Поэтому, даже несмотря на то что я обладаю
бо́ льшими познаниями о собственной душе, нежели непсихолог, моя
осведомленность о своих глубинных психических процессах столь же
мала, как и знания врача о протекании метаболизма в собственном
теле.
Но если у людей-неспециалистов есть хоть какие-то общие сведения
о физиологической и анатомической структуре собственного тела,
почерпнутые из школьного курса биологии, то знания о душе остаются
тайной за семью печатями, так как не входят в круг
общеобразовательных предметов. И это оправдано системой, ибо
условием ее существования является стабильность – то есть именно
наследование и копирование проверенных, жизнеспособных
паттернов.
Однако если система слишком долгое время остается закрытой, не
получает подпитки извне, она закостеневает и становится
нежизнеспособной – старые ресурсы рано или поздно
вырабатываются, и она поедает саму себя изнутри. Поэтому наряду с
наследственностью, как мы уже упомянули, существует
противоположная движущая сила – изменчивость, которая
обеспечивает способность к обновлению и освоению новых
поведенческих навыков, как в биологическом, так и в духовном
смысле.
На биологическом уровне эта тенденция выражена во мне самой
природой – индивидуальность уже дана мне физиологически и
анатомически от рождения. Я, как и каждый человек, уникальна. В
точности такого же сочетания цвета глаз, волос, пропорций тела,
строения внутренних органов не было за всю историю человечества,
нет сейчас и не будет никогда.
 Тогда логично предположить: раз уж природа так позаботилась о
моей телесной уникальности, то моя индивидуальность должна
выражаться и психически. Все универсальные душевные силы и
способности человеческой расы, то есть архетипы, в каждом индивиде
складываются в особую комбинацию. Каждый человек обладает своей
неповторимой врожденной психологической структурой. И только
проживая жизнь в соответствии с этой структурой, он может стать не
просто «статистической единицей», а самобытной личностью,
воплотившей свою природную уникальность.
Этот процесс Юнг называет индивидуацией, что означает
«неделимость» (in-dividuation). В результате этого процесса, как
подсказывает сама этимология слова, человек обретает целостность
души. Проще это можно назвать самостановлением, саморазвитием,
самопознанием. Ключевой здесь является морфема само-, так как в
этом процессе человек остается один на один с самим собой, а
общество скорее будет противиться, нежели оказывать поддержку.
Подвиги совершаются в одиночку! И отважится на это отнюдь не
каждый. Забегая вперед, скажем, что именно этот процесс
метафорически описывают все героические мифы и сказки.
Индивидуация является задачей второй половины жизни, недаром
возраст всех мифологических героев – тридцать три года. Наш гость из
других миров наверняка был бы немало удивлен таким парадоксом:
нам, землянам, нужно сначала познать других, чтобы иметь
возможность познать себя! Самостановление возможно только после
прохождения первого этапа – социализации, посвящения во внешний
мир, приобщения к социуму. Только познав в значительной степени
общество, став его частью, проще говоря, обретя уже упоминавшееся
«не хуже, чем у всех», человек имеет шанс пройти посвящение в мир
внутренний.
Самостановление – это процесс разграничения психики
индивидуальной и коллективной: семейной, родовой, национальной,
общечеловеческой. Осмелившийся вступить на этот путь обретает
способность видеть разницу между идеями и ценностями,
порожденными собственным «я», и общественными тезисами, которые
он впитал ранее из окружающего мира. Эта дифференциация
собственного «я» от коллективных норм позволяет ощутить себя
намного бо́ льшим, нежели просто придатком общества, семьи или
группы. Личность осознаёт, что у нее есть собственные ценности и
потребности, воплощение которых в реальной жизни и является целью
уникального от рождения «я» – исключительного творения Природы с
исключительной миссией в этом мире.
Конечно, слово «миссия» звучит чересчур пафосно. Однако это не
обязательно нечто грандиозное. Истинным предназначением человека
может быть починка обуви, выращивание цветов, воспитание детей, в
то время как семейные традиции, например, толкают его на написание
диссертации. И наоборот, сын рыбных промышленников из деревни
близ Архангельска может стать первым российским академиком, а
девочка из приюта – законодательницей мод и одной из самых
влиятельных людей ХХ века[4]. А случается родиться и в «своем
гнезде»: например, отец Моцарта был лучшим музыкальным
педагогом своего времени (здесь нужно заметить, что состояться
профессионально еще не значит быть счастливым и целостным). В
любом случае осмысление своего предназначения в самом широком
смысле этого слова, вопреки или согласно ценностям и нормам
ближайшего окружения, и будет расширением сферы сознания,
раскрытием собственной сокровенной природы, следованием главному
жизненному пути.
Эту сокровенную природу, неповторимую структуру каждого
индивида и каждой вещи, словом, все то, что является некой
самостоятельной единицей, Платон называл эйдосом – внутренней
формой бытия вещей, тем подлинным, что дается в умопостижении, в
отличие от простого мнения. К слову, «мнение» в античной философии
является антонимом достоверного знания и истины; это всего лишь то,
что принимается на веру от других людей.
Юнг называет этот феномен Самостью, а путь к ней –
индивидуацией, или «восамлением»: «Самость является нашей
жизненной целью, так как она есть завершенное выражение этой
роковой комбинации, которую мы называем индивидуальностью…3
[Самость есть] образ жизненной цели, независимый от желаний или
страхов сознания…4 С таким же успехом ее можно назвать “богом в
нас”5».
Создатель онтопсихологии А. Менегетти дает этому «базовому
проекту природы, образующему человеческое существо»6 название
Онто Ин-се (от лат. «бытие в себе») и объясняет его как энергетическое
ядро, структурирующее психобиологическую сущность индивида.
Самореализацией в таком случае является совпадение деятельности
человека в историческом процессе с его природным Онто Ин-се. И чем
больше это совпадение, тем эффективнее личность, тем более
оптимальны ее решения в каких бы то ни было вопросах, тем она, в
конце концов, счастливее, ведь тот, кто не обманывает себя, не ведает
ни страха, ни тоски.
Индивидуальное и уникальное никогда не является нормой.
Поэтому самостановление, вне всякого сомнения, предполагает
определенное противопоставление личности социальным традициям и
порядкам, не имеющим абсолютной ценности. Человек посредством
возрастающего самосознания все меньше доверяет безусловным
общественным доктринам. Он руководствуется собственным
разумением и чутьем в вопросах о том, стоит ли «игра свеч», а
«овчинка выделки», является ли наилучшим выбором и пределом
возможностей для него та самая «синица в руках» и действительно ли
он «сгодится только там, где родился».
В то же время чрезвычайно важно осознавать, что индивидуация ни
в коем случае не приравнивается к эгоцентричности и
индивидуализму. Ее задача – не отгородиться от мира, а собрать для
человека целый мир. Юнг неоднократно подчеркивает в своих трудах,
что наилучшее состояние – это сохранение личностной целостности
при одновременном поддержании связи с коллективом, так как «нет
возможности индивидуации на вершине Эвереста, где тебя наверняка
никто не побеспокоит»7. Понимание и принятие коллективной нормы
индивиду все же необходимы. Даже если для воплощения собственной
уникальности он избирает особые тропы, ему нужны ориентиры для
установления плодотворных и взаимообогащающих отношений с
другими.
Наиболее продуктивным и жизнеспособным может считаться то
общество, где сохраняются коллективные ценности при возможно
большей свободе и самодостаточности отдельной личности. Как ни
прискорбно, это утопия. Большинство людей на всю жизнь увязают в
процессе снискания своего заветного «не хуже, чем у всех». А снаружи
(«у всех») так много всего, что заглянуть внутрь не остается ни сил, ни
времени, – путь белки в колесе бесконечен, там нет иного финиша,
кроме физической смерти.
 Но, как ни удивительно, это большинство – отнюдь не самые
несчастные из землян. Дело в том, что у них есть незыблемая и
несокрушимая иллюзия, что счастье где-то очень-очень близко,
осталось только приобрести новый телефон, выйти замуж (жениться),
получить образование, купить автомобиль, съездить на отдых, дорасти
до такой-то должности, «пристроить» ребенка и т. д. и т. п. Каждое
новоприобретение, как материальное, так и статусное, очень быстро
разочаровывает, но тотчас же сакральной надеждой наделяется
следующая цель. Неудовлетворенность внутренняя обманчиво
воспринимается как недостаточность чего-то внешнего. Однако этот
потребительский круговорот продуцирует неиссякаемую надежду,
которая является отнюдь не самым мучительным чувством, хотя и
призрачным. Нельзя не упомянуть, что именно на надежде держатся
большинство мировых религий. Блажен, кто верует, и жить ему легко!
Преувеличение, конечно: вовсе не легко, а просто сносно, не более.
Лишь единицы из представителей рода человеческого являются
зрелыми личностями – теми, кто понял, что большинство
общепринятых норм весьма относительны, теми, кто научился жить в
соответствии со своей уникальной природой, реализуя способности,
раскрывая таланты, совершенствуя навыки, приумножая знания,
испытывая полную гамму человеческих чувств без вины и страха
наказания.
Самые же многострадальные из нас – это те, кто замешкался на
перепутье между «как у всех» и самореализацией. Это перепутье –
зона невротического столкновения, где человек уже осознаёт, что «как
у всех» ему не подходит, но перспектива оторваться от привычной
среды еще внушает ему невообразимый ужас. На этом уровне развития
личности возникает конфликт между «я знаю» и «говорят, что…».
Здесь появляется выбор между общепринятым привычным и
собственным сокровенным, но пропадает возможность избежать этого
выбора. Здесь очень хочется, чтобы и овцы остались целы, и волки
сыты, но так не бывает! Продолжать соответствовать требованиям
ближайшего окружения (которые ведь воспринимаются как
единственно верные!) и высвободить индивидуальные потребности
одновременно невозможно. Герою на первом этапе индивидуации
приходится покидать привычную зону комфорта.
 И еще раз хочется подчеркнуть, что от социализации человеку не
уйти: общество включает индивида в этот процесс без его ведома, если
только ему не «посчастливилось» повторить жизнь Маугли, не удалось
сбежать в психоз (что в действительности является последним
бастионом психики, защищающейся от непереносимой реальности)
или не случилось умереть в младенческом возрасте. Индивидуация же
– сугубо личный процесс и выбор, помощником здесь является только
психолог, однако без собственной работы, соотносимой с героическим
подвигом, герою не побороть драконов собственной души, не найти
причитающихся лишь ему сокровищ и не воцариться на престоле
собственного государства – целостного микромира, созданного
согласно личным нормам, правилам и желаниям.
Поэтому книга, которую вы сейчас держите в руках, конечно,
посвящается тем, кто рискнул отправиться по пути индивидуации, а
также их бесстрашным помощникам-проводникам, моим коллегам –
аналитическим психологам.
И здесь нам наконец следует попрощаться с любезным гуманоидом,
которому я, пожалуй, изрядно заморочила голову, и перейти к
основной части книги.
 2
Уменьшиться, чтобы повзрослеть
Зачем влезать в ухо Сивке-бурке и Коровушке-Буренушке?
Главной задачей аналитического процесса является самопознание –
прохождение индивидуации, становление зрелой личности, которая
твердо знает, каковы ее истинные желания и потребности, а посему
смело реализует их без страха и упрека в самом что ни на есть прямом
смысле этих слов. Проще говоря, целостный человек всего лишь четко
знает, что такое его собственное «Я», и из всего богатства мира он
выбирает то, что этому «Я» подходит наилучшим образом, касается ли
это творчества, способа заработка, спутника жизни, друзей,
времяпрепровождения, места проживания и т. д.
Только как же понять, особенно в начале пути, что такое истинное
«Я»? Конечно, мы учим своих клиентов в процессе принятия решений
опираться на собственные чувства. Но для человека, едва пришедшего
в анализ, такой совет – пустое сотрясание воздуха. В 90 % случаев на
вопрос «Как вы себя чувствуете?» на первых встречах клиент отвечает:
«Нормально», вне зависимости от того, пришел ли он со свадьбы или с
похорон, заболел или выздоровел, погорел или выиграл в лотерею. Так
что собственные чувства в начале пути являются лишь гипотетической
опорой, потому что человеку они попросту неведомы, как Герою в
начале сказки неведома дорога в Тридесятое царство.
Так с чего мы можем начать поиск этой путеводной звезды, этого
точного компаса, встроенного в нас?
Здесь нам будет полезно вспомнить, что человеческое сознание
функционирует по принципу различения противоположностей: мы
знаем, что такое «холодно», так как знаем, что такое «тепло»; знаем,
что такое «добро», так как знаем, что такое «зло»; имеем понятие о
том, что значит «женщина», только в случае осознавания ее
дихотомической пары – «мужчина», и, соответственно, наоборот.
Сознание работает так, и никак иначе!
Исходя из понимания этого простого принципа, мы можем
предположить, что для поиска «Я» нам нужно, первым делом,
определить, что в нас является «не-Я».
 Источником понимания здесь как раз становятся мифы и сказки,
которые в символической форме рассказывают о том, как нечто
бывает, с чего начинается и к чему может привести. Причем бывает
не с каким-то конкретным человеком, а с Человеком вообще. Ведь
героя сказки нельзя рассматривать как некогда жившего конкретного
субъекта. Он вне времени, его деяния надличностны, то есть
потенциально присущи каждому, а следовательно, никому
индивидуально.
Зачастую человеку достаточно просто-напросто понять, что
проблема, с которой он столкнулся, вовсе не его личное горе-
злосчастье, а повторение вековых коллективных сюжетов, разве что
по-особому декорированных, и уже происходит чудо, сравнимое с
пробуждением спящей царевны (живой, чувствующей души) от
колдовского сна.
Когда первый, коллективный, компонент дихотомической пары
становится доступен сознанию, второй, индивидуальный, проявляется
автоматически. Ведь, как только мы замерзаем, мы вспоминаем о
тепле. Точно так же, лишь только приходит осознание того, что нечто
является общим, мы обретаем собственные границы: становится ясно,
что же в таком случае есть наше личное, выявляются индивидуальные
желания, потребности и стремления. В переводе на язык вещественной
метафоры: ребенок начинает по-настоящему понимать, что такое его
собственные игрушки, когда сталкивается с тем, что унести домой
понравившуюся машинку или куклу из садика безнаказанно нельзя.
Научившись понимать символический язык сказок и мифов, мы
обретаем умение отделять «свое» от «общего». И, как следствие,
получаем возможность выбора. Выбор здесь существует вовсе не в том
смысле, что, как только мы почуяли присутствие архетипа, нам следует
бежать от него сломя голову. В этом случае головы и правда будет не
сносить – попадем из огня да в полымя. Не проигранный до
логического конца архетипический паттерн (или, используя
терминологию другой психологической школы, незаконченный
гештальт) вскоре проявится в жизни снова – в новом обличье, подчас
неузнаваемом, в самый неожиданный момент и в совершенно,
казалось бы, невероятных обстоятельствах. Так, новый начальник
окажется еще хуже предыдущего, вторая жена со временем станет еще
большей ведьмой, нежели первая, третий муж лишь подтвердит
мнение о том, что «все мужчины одинаковы». Так будет продолжаться
до тех пор, пока Герой, во-первых, не осозна́ ет само присутствие
паттерна, а во-вторых, не найдет новые модели взаимодействия с ним,
причем такие, которые окажутся обоюдовыгодными как для индивида,
так и для архетипа.
Да, за выход из архетипического сюжета человеку приходится
платить выкуп. Это обязательное условие! Такой платой чаще всего
бывает текущая эго-установка, некая ценность, которую невозможно
унести с собой в новую жизнь. Например, если вы решились сменить
рутинную работу, которая, тем не менее, являлась гарантией
финансовой стабильности, и заняться тем, о чем давно мечтали, вам
придется по меньшей мере столкнуться с временными финансовыми
трудностями, непониманием окружающих, собственными сомнениями
и т. д.
С одной стороны, архетип, обладая психической силой и мощью
всего человечества, безусловно, могущественнее отдельного
смертного. Воевать против самого его существования в собственной
жизни, будучи его же содержимым, – это все равно что, устроившись
на должность уборщика в Кремле, пытаться свергнуть
государственную власть. Хочешь перемен такого масштаба – стань
фигурой такого масштаба, собирай войско или, что ближе к нашей
действительности, организовывай собственную партию. Естественно,
«архетипический кредит» в таком случае обойдется весьма недешево:
это и время, и силы, и огромный труд, а также великая опасность.
Однако в этом и есть отличие между Васисуалием Лоханкиным и,
скажем, Петром Аркадьевичем Столыпиным.
Но, с другой стороны, вопрос о том, что есть содержимое, а что
содержащее, применительно к диаде «архетип – индивид», – это та же
дилемма, что и загадка о курице и яйце или вечный спор о том, что
первично: дух или материя.
Несмотря на все могущество архетипа, «своих собственных рук»,
как было сказано в самом начале, у него действительно нет. Поэтому
вещь ищет хозяина, как говорили древние, а архетип – «подходящую
человеческую форму». В таком случае индивид сам становится
сосудом для архетипической энергии. Вольется же эта энергия туда,
где обнаружатся подходящие пустоты, то есть в те сферы психического
бытия, где нет личностного воплощения, где индивид не проявляет
себя сознательно.
В отсутствие осознанного проживания с опорой на собственные
чувства, ощущения и желания жизнь вовсе не останавливается, просто
все происходит «само собой» – то есть так, как это случается чаще
всего в «данной местности». Заброшенный участок земли, если его не
культивировать, не возделывать осознанно, в соответствии со своими
потребностями, вскоре зарастет сорняками. Но это будут сорняки лишь
с точки зрения владельца участка, а с точки зрения природы это будет
естественное, экологичное заполнение пространства.
Таким образом, архетипическое по отношению к индивиду является
одновременно как содержащим, так и содержимым. Оно безусловно
бессознательно для «личности-сосуда» и, следовательно, как и все
бессознательное, проецируется вовне, то есть проявляет себя во
внешних жизненных перипетиях – внезапных событиях,
непредусмотренных обстоятельствах, неожиданных поворотах,
нежданных переменах, осложняющих жизнь или заставляющих
действовать иначе. Вот такой, на первый взгляд, парадокс: являя собой
емкость для коллективного психического содержания, мы
сталкиваемся с ним в событиях внешнего мира, да еще и удивляемся:
«Как такое могло со мной произойти?! Как меня только угораздило?».
Если нам все же посчастливится распознать архетипическое
содержание, которое вторглось в нашу жизнь, мужчине следует снять
шляпу, а женщине сделать реверанс. Важно помнить: архетип возьмет
свое всегда. У нас же есть всего две альтернативы. Мы можем либо
подкрепить его своей психической энергией, «скормив» ему часть
собственной жизни и души (в мифах и сказках это описывается как
жертва некоему чудовищу в виде младенцев или самых красивых
девушек – отдается на растерзание юное, наиболее жизнеспособное,
лишь бы коллектив мог жить как встарь). Либо, в случае осознанного
проживания, мы можем пополнить сокровищницу коллективного-
архетипического новыми деталями, вариациями и особенностями. Во
втором случае и происходит взаимообогащение. Расширение за счет
индивидуального вложения получает как паттерн, так и личность.
Человек может внести в некое коллективное представление свои
индивидуальные черты, и тогда он получает в свое распоряжение
архетипическую силу и поддержку, взамен обогащая архетипический
образ новыми подробностями.
Человекоподобные приматы тысячелетиями выкапывали съедобные
корешки собственными руками-лапами, обезьяноподобные люди
делали то же самое, ибо это архетипично: смотри на меня, делай как я,
но даже если никогда не видел, как это делают другие, все равно на
уровне инстинкта повторишь. Но как-то раз один из первобытных
людей додумался копать землю попавшейся под руки палкой.
Соплеменники, возможно, сначала даже побили этого «Джордано
Бруно», но со временем все стали пользоваться палкой-копалкой.
Потом, вероятно, через множество поколений, к палке кто-то
додумался привязать каменный наконечник, и так постепенно дело
дошло до серпа, а потом и до комбайна. Так архетип Матери Земли
вовсе не потерял ипостась кормилицы, которая насыщала народ-
младенца своей огромной грудью даже без проявления сознательных
усилий с его стороны. С появлением земледелия архетип получил еще
больше власти, так как, в отличие от младенца, находящегося в
бессознательной симбиотической связи с матерью (или со всей
природой, в переводе с индивидуального на общечеловеческий
уровень), годовалому малышу, или народу на пороге появления
Сознания, приходится уже прикладывать усилия, «вести себя хорошо»,
чтобы получить от матери питание и заботу.
Обогащение архетипа индивидуальным содержанием не обязательно
приводит к переменам общечеловеческого масштаба. Для отличника,
получившего за особые старания в советской деревенской школе
направление в вуз (а это была редчайшая возможность изменить
жизнь: деревенские жители, прикрепленные к колхозу, не имели
паспортов до 1974 года!), переезд в город был личным подвигом; для
его детей же поступление в институт было всего лишь продолжением
семейной традиции.
И в этом месте мы наконец вернемся к вопросу выбора, от которого
отвлеклись чуть выше. Нельзя утверждать, что при осознании захвата
части собственной души архетипическим содержанием оно
автоматически целиком сходит на нет: оно просто выходит из тени,
становится явным. Достигнув порога сознания, оно уже более не
является всеобщим; оно осознаётся, а значит, принадлежит конкретной
личности.
 Но ведь в реальном-то мире мы уже успели во что-то впутаться!
Вступив в битву со Змеем Горынычем, Герой уже не может пойти на
попятную: мол, я передумал, давай жить дружно. Он либо одолеет
Змея, либо погибнет. Третьего не дано. У нас нет выбора между
действием и бездействием в том смысле, что пассивность – это тоже
психическая деятельность. Но когда мы проживаем архетипический
паттерн осознанно, мы можем выбирать способ его реализации в
реальном мире, мы можем выбирать модели, инструменты и
помощников.
Что будет именно вашим мечом-кладенцом? Как мы помним из
сказок, это оружие для сугубо личного пользования: кроме одного-
единственного избранного богатыря, его никто не может не то что
использовать в сражении, но даже просто оторвать от земли. Таким
образом, меч-кладенец является символом некоего особого
индивидуального орудия, инструмента, дара, навыка, который окажет
помощь в завоевании своего места в жизни. Это может быть
писательское перо, кисть художника, изысканный вкус в чем бы то ни
было, просто острый язык, умение по-особому чувствовать красоту,
настроения, тенденции и т. д. и т. п.
Кроме того, меч-кладенец – это орудие Логоса, которое беспощадно
отсекает все лишнее в нашей жизни. В процессе индивидуации
приходится отказаться от огромного количества старых связей,
контактов, занятий, убеждений, привычек, опор, идеалов, норм и
ценностей. Резать приходится по живому, без крови тут не обойтись. И
именно Логос – чистый разум, твердое знание того, почему и зачем это
нужно, – позволит уверенно прорубать дорогу в новый мир.
Наравне с оружием мы можем выбирать помощников и средства
передвижения, которые облегчат путь в Тридесятое царство. Так как
коллективное всегда сильнее индивида, «одним своим хотеньем», без
помощи «щучьего веления», то есть привлечения неких ранее
недоступных ресурсов, здесь не обойтись. Выбор соратников, слава
богу, тоже является актом свободной воли. Богатырский же конь будет
символом инстинктивной жизненной энергии, причем энергией
управляемой и направленной на достижение осознанных желаний. А в
том случае, когда лишнее обрублено, когда воплощается
действительно наше истинное предназначение, – силы,
соответствующие исходной самости индивида, его эйдосу, прибывают
десятикратно. Хилый, горбатый жеребенок превращается в Конька-
Горбунка, наделенного магической силой.
Итак, понимание общечеловеческих паттернов, почерпнутых из
сказок и мифов, которые восходят к доисторическим временам, ко
временам, когда только формировалась душевная структура народов,
помогает осознать себя, свою отдельность, без которой невозможны
полноценные, взаимообогащающие отношения с окружающим миром.
Карл Густав Юнг и его не менее талантливые последователи
подробно описали «душевную анатомию» человека. От греческого
слова anatomē («рассечение, расчленение») произошло название науки
о форме и строении органов, о расположении частей тела и их
взаимоотношениях с организмом в целом. Юнгианцы же изучают
общее строение души, комплексы как отдельные системы, архетипы
как психические органы, их строение и взаимоотношения с
индивидуальной психикой в целом. В биологии различают анатомию
растений и животных; в последней есть раздел, изучающий человека.
Самостоятельной дисциплиной является сравнительная анатомия
животных, изучающая закономерности строения и развития органов и
их систем путем сопоставления разных групп животных и человека.
Именно сравнительной душевной анатомией нам и предстоит
заняться в этой книге. Я отнюдь не претендую на некую истину и не
обещаю дать исчерпывающий ответ на вопрос, в чем же состоит
пресловутая загадка русской души. Но, вооружившись, во-первых,
описанием человеческой психики в целом, которое дали Юнг и его
последователи, а во-вторых, имеющимся мифологическим материалом
восточных славян, мы можем совершить попытку сравнительного
анализа и, как следствие, вычленить некоторые особые черты русской
души. Ведь, как мы выяснили в «разговоре с инопланетным гостем»,
отличия в душевном строении различных этносов куда как более
многообразны, нежели морфофизиологические особенности.
Кроме того, идентификациям «человек» и «индивидуальность»
посвящено множество трудов, промежуточному же слою «этнос»
в аналитической психологии – пока нет. Однако без этого знания нам
нипочем не найти дорогу в Тридесятое царство – в сокровищницу
коллективного, общечеловеческого бессознательного, где
действительно имеется всё для всех, где каждый может выбрать
ресурсы, необходимые для сотворения собственного Царства-
государства, мирно сосуществующего со всем прочим миром на
взаимовыгодных условиях. Ибо, как мы говорили выше,
национальный пласт бессознательного являет собой промежуточную
область, отделяющую индивидуальную душу от общечеловеческой.
Проведение психоархеологических раскопок в этом слое души
поможет нам отследить те самые национальные нормативные
фильтры. А это, в свою очередь, даст возможность выбора, так как
иные способы адаптации к внешнему миру перестанут
восприниматься как единственно допустимые. Нам предстоит, так
сказать, «профильтроваться наоборот», влезть в игольное ушко, чтобы
увидеть огромный мир внутри себя.
И это обязательное условие: чтобы вырасти, стать по-
настоящему взрослой, самодостаточной, зрелой личностью,
сначала нужно вновь стать маленьким.
Метафора уменьшения в размере очень многогранна.
Во-первых, она подразумевает отказ от атрибутов архетипа Персоны
– набора социальных масок, подобранных с учетом ожидания
окружающих. Пациент на приеме у психоаналитика на время
перестает быть директором отдела продаж, матерью троих детей,
старшим оперуполномоченным или младшим научным сотрудником.
Он становится просто Таней или Ваней, Машей или Петей –
совокупностью собственных телесных ощущений, чувств, желаний и
потребностей, которые не распознать, пока не скинешь рабочий
костюмчик, не сорвешь социальные маски, не выйдешь из заученных
ролей. Этот процесс занимает в терапии, пожалуй, бо́ льшую часть
времени. Но именно в тот момент, когда человек редуцируется до
своей истинной беспримесной сущности, до платоновского эйдоса, он
может в полной мере ощутить свое бытие. Он приобретает
способность остро чувствовать неповторимый вкус жизни со всем
многообразием оттенков духовных и телесных проявлений…
А далее можно вновь становиться взрослым, выходить в большой
мир, но уже понимая, что́ на самом деле ты хочешь и можешь в нем
вершить. При этом мир становится намного больше и отчетливей.
Человек расстается с близорукостью. Причем бывает, что это
происходит не только на символическом, но и на телесном уровне.
Тому, кто потерял необходимость не видеть ничего дальше
собственного носа, очки становятся попросту не нужны. А путей
удовлетворения потребностей, вместо одного-единственного, который
прежде только и виделся глазам, поврежденным осколками
колдовского зеркала, появляется великое множество. Вдруг
оказывается, что сложить слово «вечность» из кусочков льда – вовсе
не единственная возможность получить «новые коньки и целый мир в
придачу». Взрослый человек коньки может купить, выменять,
одолжить, да в конце концов украсть, но продавать за них душу
Снежной королеве совсем не обязательно. Ларчики начинают
открываться самым незатейливым способом. Выясняется, что лучшие
невесты живут в родном селе, а царская дочь Ульянка, которая,
оказывается, «хуже керосину», им и в подметки не годится. В прудах
начинают водиться волшебные щуки, а лягушки превращаются в
премудрых царевен. Очистив собственные потребности от плевел,
начинаешь видеть простые и доступные способы их удовлетворения.
Один из моих достопамятных клиентов (который, к слову, и впрямь
носил очки на «минус девять») при первом нашем знакомстве
провозгласил своей главной насущной проблемой отказ руководства
повысить его в должности. Несмотря на то что он давно и успешно
работал, его в очередной раз обошел какой-то выскочка-новичок.
«Уменьшившись» до своей сущностной сердцевины, он понял, что ему
не нужна ни новая должность (с весьма небольшим повышением
зарплаты, но с огромным расширением круга обязанностей), ни даже
признание коллег и победа над конкурентами, ни одобрение жены,
которая работает в этой же организации и каждый раз после его
«провала» неделями ходит со страдальческим видом. Его, творца-
одиночку по природе, совсем не прельщал бег наперегонки по карьерной
лестнице, его идеальная работа вообще не предполагала присутствия
коллег, а с супругой ему хотелось обсуждать отнюдь не рабочие
вопросы. Через некоторое время после его «уменьшения» произошло
«чудо» – ему предложили перейти в другую организацию, где
предоставлялась возможность заниматься отдельным проектом по
своей узкой специализации, то есть любимым делом, не требующим
помощи коллектива, исключающим любую конкуренцию, да к тому же
с солидным повышением заработка. Ах да, зрение его как-то «само
собой» улучшилось то ли на две, то ли даже на три диоптрии.
А еще стать маленьким – это вернуться в собственное детство, в ту
эпоху нашего бытия, где закреплялись паттерны, формировались
комплексы, а пустяковые, с точки зрения взрослого, огорчения
оборачивались душевными увечьями на всю жизнь.
Так, однажды в моем кабинете появилась девушка, в облике
которой только слепец не смог бы заметить явного противоречия. Со
своей внешней статью она должна была бы быть либо успешной
моделью, либо профессиональной спортсменкой – если бы не осанка
восьмидесятилетней старухи, не втянутая голова в плечи, не одежда
«мешком»… Так, бывает, выглядят жертвы изнасилования. Но, к
счастью, ничего подобного в жизни той девушки не случалось.
Напротив, она была невинна, как Спящая красавица накануне своего
столетнего юбилея, – в том смысле, что к двадцати «с хвостиком»
годам в ее жизни еще не случилось даже первого поцелуя. Собственно,
с проблемой полного отсутствия отношений с мужчинами она ко мне
и пришла.
Прошло несколько сеансов, на которых мы анализировали в
основном ее отношения с обожаемым на грани обожествления
отцом, прежде чем я решилась задать вопрос, зачем же она так
уродует собственную внешность. Да еще такую внешность,
настоящий шедевр природы! И тут выяснилось, что она неимоверно
стыдится своего роста – метр восемьдесят пять. Сотни тысяч
девиц отдали бы что угодно за такой рост! Но французы говорят
«ищите женщину», а психоаналитики – «спрашивайте ребенка».
Наша Спящая красавица вспомнила, что ее обожаемый папа, на
самом деле хороший человек и любящий родитель, как-то раз увидал
свою дочь-второклассницу на стадионе во время урока физкультуры.
Свое восхищение физической силой, грацией и ловкостью дочери он
выразил весьма специфически: «Все девчонки как девчонки, а ты
прямо скаковая лошадь среди них». Стоит ли удивляться, что после
папиной «похвалы», в которой девочка не услышала ничего, кроме
того, что ее обозвали «лошадью», она все детство и юность
сгибалась в три погибели, лишь бы казаться пониже? Естественно,
фантазия о собственном уродстве, при всей объективной красоте, да
еще сдобренная идеализацией отца, на пушечный выстрел не
подпускала к ней молодых людей.
«Уменьшение» до возраста второклассницы, где скрывалась травма,
показало «вновь выросшей» девушке, что то «роковое» событие и яйца
выеденного не стоило. Зрелые люди понимают: отнюдь не все то, что
говорят родители, есть истина в последней инстанции; родители тоже
иногда ошибаются, бывают неловки и бестактны. Но чтобы это понять
и, что еще важнее, заново прожить некогда отщепленные от Сознания
эмоции (а это обязательно для заживления травмы) – нужно
уменьшиться до чувств и наивных выводов ребенка.
Идея о том, что нужно уменьшиться, прежде чем полноценно
вырасти, находит отражение в огромном множестве мифов и сказок: от
«Гулливера» и «Алисы в Стране чудес» до фольклорных произведений
любого народа. В славянской же мифологии встречается еще один
очень специфический сопутствующий мотив – герою нужно пролезть в
ухо магического животного. Об уменьшении в этих сказках прямо не
говорится, однако понятно, что, сохраняя человеческие размеры,
совершить такое путешествие невозможно. Самые известные сказки с
подобным сюжетом – это «Сивка-бурка» и «Крошечка Хаврошечка».
Если бы девушка из вышеописанной истории услышала сравнение с
лошадью не на пороге подросткового возраста, а чуть раньше, лет этак
в пять или шесть, когда душа ребенка, еще не успев обрасти шелухой
Персоны, обладает естественной чуткой мудростью, она бы, скорей
всего, испытала гордость от сравнения со сказочным Сивкой-буркой,
Коньком-Горбунком или любым другим сильным, мудрым и храбрым
спутником богатыря.
О коне (лошади) в целом как об одном из наиважнейших славянских
символов (ведь мы наполовину потомки степных народов) более
подробный разговор будет в следующих главах. Пока же нас
интересует лишь упомянутый мотив пролезания в ухо к Сивке-бурке.
Разгадать символический смысл этого диковинного действа не так
уж сложно. Удивительное имя коня уже дает нам ниточку, уцепившись
за которую можно распутать весь метафорический клубок тайных
смыслов. Сивка-бурка – две противоположные масти. Да и само слово
«масть» в русском языке имеет два значения: это и цвет шерсти
животного, и характерный признак, свойство.
«Сивый» означает белый, седой; этот цвет символизирует чистоту,
свет, высоту духа, мудрость, разум, порядок – в общем, все атрибуты
мира Прави. Правь в славянской мифологии – это и место (сфера
обитания богов), и принцип (всеобщий закон справедливости,
установленный прародителем всего живого, верховным богом Родом).
 «Бурый» означает темно-коричневый, черный (не «вороной» как
цвет ночи, пустоты, отсутствия света и, следовательно, порядка и
добра, а цвет чернозема) – это цвет тайны, хаоса, в общем, всего того,
что связано с царством Нави – потусторонним миром, властвует в
котором темный бог Велес и его первая супруга Буря-Яга, богатырша
Усоньша Виевна. Именно эта «нижняя» часть славянского мироздания
символизирует сферу коллективного бессознательного – царство
умерших предков, обитель архетипов, место, где живо все то, что
когда-то было да кануло в Лету (точнее, в реку Смородину). Надо
отметить, что в понимании славян Навь – это вовсе не ужасное,
дьявольское место, где души умерших мучаются и страдают. Для мук
есть Пекло грешников. Да и сама смерть в понимании славян,
родственных скандинавам, верившим в посмертную Валгаллу, была
вовсе не концом света, а лишь началом новой жизни, жизни в мире
Нави. Причем загробный мир, пожалуй, рисовался нашим пращурам
даже более спокойным местом, чем суетная Явь – мир смертных. Ведь
в Нави больше нет боли и страданий; там люди, исполнившие свое
предназначение в Явном мире, могут наконец отдохнуть. У славян
существовал даже особый праздник – Навий День, который отмечался
по разным данным то ли 29 апреля, то ли 1 марта. В этот день
язычники навещали могилы предков, совершали тризну, приносили
дары почившим родственникам.
Сивка-бурка как раз и достается Ивану от покойного отца, могилу
которого он, единственный из всех сыновей, не побоялся навещать по
ночам. Дело в том, что в языческой традиции считалось обязательным
кормить покойников в течение трех дней после смерти, пока они не
перейдут в мир иной, чтобы у них были силы на дальнюю дорогу. В
сказке рассказывается об этом так:
На третью ночь старик сказал Ивану: «Один ты из сыновей
исполнил мой наказ, не испугался три ночи кряду на могилу ко мне
ходить. Выйди в чистое поле и крикни: «Сивка-бурка, вещая каурка,
стань передо мной, как лист перед травой!» Конь к тебе прибежит,
ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой
молодец».
У славян, как, впрочем, и у многих других народов, конь часто играл
роль жертвенного животного на похоронах знатных воинов.
Получается, что покойный отец награждает Ивана за смелость даже не
просто конем как атрибутом витязя, а таким конем, который в свое
время служил и ему самому, и его деду, и прадеду, умирая и
возрождаясь. То есть Сивка-бурка – обитатель Нави, архетипическая
сила и мудрость целого рода. Он и является Ивану в поистине
демоническом виде – в дыму и пламени: «Конь бежит, земля дрожит,
из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет».
Таким образом, волшебный помощник, доставшийся Ивану,
является психопомпом[5]. Он соединяет разум, порядок и высокий дух
Прави с архетипической мудростью и интуицией Нави. Вот какой
подарок получает младший сын за свою храбрость!
Но волшебный помощник – не только сивый и бурый, он еще и
«каурый». Эта масть означает красный цвет, цвет огня, крови, Солнца,
самой жизни, то есть третью сторону славянского мироздания – Явь.
Явный мир – мир, освещенный Красным Солнышком, мир
человеческий, реальный, вещественный, тот, который боги явили
людям. Выражение «вещая каурка» раскрывает еще один важный
смысл. «Вещий» означает умудренный опытом, обладающий тайным
знанием, а также даром провидения. И все эти сокровенные
способности Сивка-бурка являет Ивану наяву – в Яви.
Однако для того чтобы воспользоваться чудесными способностями
коня и приручить волшебного помощника, Ивану, как мы помним,
предстоит совершить магический ритуал – влезть Сивке в правое ухо и
вылезти из левого. И тогда превратится он из «дурачка» в «доброго
молодца». Направление движения – справа налево – уточняется тоже
не зря. В сказках, в отличие от более развернутых литературных форм
– мифов, легенд и былин, – архетипический материал подается в
концентрированном виде, поэтому ни одно слово здесь не бывает
случайным. «Левый» имеет значение «неправильный», «поперешный»,
«потусторонний», то есть опять же связанный с миром Нави.
Оказавшись в потустороннем мире, уменьшившийся Иван обретает
доступ к сокровищам предков.
В этом месте я не могу не провести параллель с английской Алисой,
которая то провалится под землю, то пройдет сквозь зеркало, чтобы
оказаться в «мире антиподов», где все вывернуто наизнанку, все задом
наперед, однако от этого только «все чудесатее и чудесатее». Там
можно останавливать время, разговаривать с котом, можно стать
настоящим рыцарем, а можно и самой королевой!
 Славянскому же герою предстоит еще более диковинное
путешествие. Пролезть через ухо значит очутиться внутри головы
волшебного помощника. Причем именно через ухо, а не через рот,
иначе герой оказался бы в чреве коня, а это была бы уже совсем иная
символика – метафора поглощения, порабощения бессознательным
содержанием. Этот мотив тоже часто встречается в сказках и мифах,
когда героя пожирает чудовище – рыба Кит или Змей Горыныч, символ
Материнского комплекса, о котором речь пойдет в соответствующей
главе. Но Ивану предстоит оказаться именно в голове Сивки-бурки.
Выражение «влезть кому-то в голову» означает узнать чужие мысли,
выведать секреты, постичь чужую мудрость. Голова является
символом мысли и духовной жизни. Платон в диалоге «Тимей»[6]
утверждает, что «человеческая голова является образом целого мира».
В то же время череп еще со времен палеолита рассматривается как
вместилище души и наделяется особой ритуальной ценностью. У
скандинавов, с которыми у славян еще и в дорюриковские времена
происходило культурное смешение, череп почитался в качестве
средоточия священной силы, защищающей человека от злых чар. А
самой сокрушительной победой над недругом считалось не просто
убить его, но и завладеть головой после смерти – сделать кубок из его
черепа, чтобы пить вражью силу и мудрость.
Таким образом, пролезая сквозь голову своего волшебного
помощника, Иван обретает духовную зрелость, мудрость и интуицию,
покровительство предков и защиту от злых сил.
Как мы можем соотнести анализ сказки о Сивке-бурке с нашей
реальной жизнью в XXI веке? Что ценного можем вынести для себя,
чему научиться?
Иван, почитаемый в семье дурачком, единственный исполняет
отцовскую волю, лишь он один не боится ходить ночью на кладбище.
А чего же, собственно, испугались «умные» братья? Почему не
захотели уважить покойника? Дело здесь вовсе не в суеверном страхе,
а в том, что кормить хлебом умершего – это языческий ритуал и,
следовательно, нарушение православного канона.
Здесь важно понимать, что крестьянский люд (впрочем, как и воины,
и посадские, и горожане) не особенно разбирался в богословских
вопросах, о чем говорит еще Лев Гумилев8. Православие было не
столько вероисповеданием, сколько индикатором принадлежности к
«своим» – к определенному стереотипу поведения, пониманию норм и
ценностей, соблюдению правил, касающихся не столько вопросов
веры (в которых, подчеркну еще раз, мало кто, кроме
священнослужителей, разбирался тогда, да и разбирается сейчас),
сколько обычной рутинной жизни.
Таким образом, Иван оказывается дурачком в весьма хорошем
смысле слова, если можно так сказать. Он не задумывается о том,
правильно или неправильно с точки зрения коллективной Персоны
(общепринятого мнения) будет исполнить волю отца, а просто
действует по зову сердца. И архаическая часть его души, где царствует
интуиция вместо логики, где вместо мнений и умозаключений живет
знание, не нуждающееся ни в каких умозрительных доказательствах,
приводит Ивана к обладанию настоящим сокровищем.
Мне и самой случалось по меньшей мере раз десять очень кстати
оказаться «дурочкой». Например, несколько лет назад, когда я жила
еще в Екатеринбурге, мы с подругой открыли небольшой бизнес – свой
психологический центр. Причем для «нормального», в общем
понимании, стартапа средств у нас практически не было, и если бы
мы хоть немного разбирались в финансовых вопросах, у нас бы
наверняка ничего не получилось. Через несколько месяцев после нашего
открытия одно из областных деловых изданий пожелало взять у меня
интервью. Главным вопросом, который их интересовал, было: «Как
же вы решились основать бизнес с нуля на пике общероссийского
финансового кризиса 2008 года?» На что я абсолютно честно
ответила, что ни о каком кризисе просто знать не знала, разве лишь
слышала что-то такое мельком, но вдаваться в детали было некогда
– была слишком занята самим делом. Надо ли говорить, что
интервью не опубликовали, так как вместо «акулы бизнеса» перед
журналистами предстала «полная дура, которой просто повезло».
Чем бы мы ни решили заняться, какую бы сферу своей жизни ни
захотели изменить, будь то семья, работа, творческий проект, всегда
найдутся «умные братья», которые будут «крутить нам пальцем у
виска». И если мы будем слушать их, пренебрегая интуицией и
знанием, а вернее сказать, безошибочным чутьем своей языческой
души, то на пороге собственного перехода в Навий мир нам будет
нечего вспомнить, кроме упущенных возможностей; нам будет нечего
оставить в Явном мире, нечего передать своим детям.
 На этом нам бы и закончить разговор о пользе, которую мы можем
извлечь из идеи символического «уменьшения». Однако, думаю,
недаром «леший дернул» меня упомянуть выше еще одну сказку со
схожим мотивом – «Крошечку-Хаврошечку».
В этой сказке девочке-сиротке, над которой изгаляется мачеха,
помогает волшебная Коровушка-Буренушка, доставшаяся ей в
наследство от покойной матушки. В большинстве вариантов сказки
Буренушка в конце концов и оказывается покойной мамой Крошечки.
Когда злодейка-мачеха задавала девочке непосильную работу, чтобы
поскорее сжить падчерицу со свету, Хаврошечка просто влезала корове
в правое ухо, а как только вылезала из левого, вся работа чудесным
образом была сделана. Одним словом, в этой сказке прослеживаются
все те же архетипические следы, что и в «Сивке-бурке»: дар покойных
предков, то же путешествие справа налево через ухо животного, намек
на принадлежность коровы одновременно к двум разным мирам
(согласно имени, она имеет бурую масть, но в сказке говорится о том,
что она белая).
Однако это более «женский» вариант сказки. И дело даже не в том,
что главный герой повествования девочка, а в различии символики
животных-помощников. Как существо, дающее молоко, корова –
интернациональный символ материнства, плодородия, вскармливания
и изобилия. Кроме того, она имеет изогнутые в форме полумесяца
рога, а это небесный знак всех богинь-матерей, равно как и
хтоническое олицетворение Матери Земли.
Чур меня пуститься сейчас в подробное описание архетипа Великой
Матери! Хотя, сказать по правде, и руки чешутся, и душа горит, но в
этой главе такой поворот был бы крайне преждевременным. Поэтому
остановимся лишь на том, что у несчастной сиротки, жизнь которой
состоит в Яви из сплошных мучений да издевательств мачехи, а
заключаются они в непосильной для маленькой девочки работе, нет
никакого иного выхода, кроме как опираться на архетипическую мать в
собственной душе, попадая через ухо коровы в Навий мир.
Здесь необходимо напомнить: анализируя сказочный материал,
важно понимать, что все персонажи, как главные, так и
второстепенные, равно как и неодушевленные объекты или
абстрактные понятия, представляют собой психические функции,
активизированные архетипы или комплексы одного и того же человека.
Явь и Навь одновременно находятся в нашей душе. А родная мать и
злобная мачеха – лишь два противоположных полюса Материнского
комплекса.
В отличие от Сивки-бурки, Коровушка-Буренушка в сказке умирает.
И только уже после этой вторичной и окончательной смерти родной
доброй матери Крошечка избавляется от мачехи (матери злой),
становится взрослой девушкой, выходит замуж за царевича.
Таким образом, метафора пролезания в ухо животного говорит нам в
этой сказке несколько о другом. Невозможно стать взрослой, зрелой,
самостоятельной личностью, пока ты ищешь опору во внутреннем
родителе, бессознательно пытаясь даже во взрослом возрасте
соответствовать родительской фантазии о «хорошем» ребенке. И
каждый раз, когда мы понимаем собственное «несоответствие идеалу»,
в душе активизируется «злая мачеха», наказывающая чувством вины и
ощущением собственной ущербности.
В таких случаях родная мать превращается в ту самую мачеху,
которая говорит: «Мне не нужен такой ребенок, отныне ты сирота!» Но
и чрезмерно щедрая, избыточно опекающая, «перекармливающая»
мать, одержимая своей ролью, готовая переделать всю работу, решить
все проблемы за своих «крошечек», – не менее ужасна. Она никогда не
позволит детям вырасти, стать самостоятельными, опираться на
собственные решения.
Поэтому метафора уменьшения здесь будет отказом от груза
интроекций – тех мнений о самом себе, тех самоопределений, которые
ошибочно воспринимаются как свои собственные, на деле же
оказываются бессознательным присвоением чужих идей, взглядов и
суждений. Чаще всего этими «чужими» становятся как раз самые
родные, самые значимые люди – собственные родители. Русская
пословица гласит: «Назови ребенка сто раз свиньей, он и захрюкает».
Героиню сказки недаром зовут Хаврошечкой: это имя, искаженное от
греческого Февронья («Лучезарная»), означает «хрюшка, свинья,
грязнуля». Грязь, что покрывает тело лучезарной девочки Февроньи,
превращая ее в Хавронью, означает в этом случае психологические
воздействия окружающей среды, которые пачкают и искажают
подлинную природу.
Пролезть в ухо Коровушке-Буренушке – значит объединить белый и
черный полюса комплекса, соединить в своей душе маму «хорошую»
с мамой «плохой». И тогда реальная мама становится просто родным
человеком, заслуживающим право на ошибку и прощение. А вновь
выросший человек перестает быть «горюшком луковым» хорошей
мамы и «свиньей» мамы плохой. Он становится своим собственным.
Он обретает огромную свободу, так как вместо маминых советов,
наказов, а то и требований с угрозами, отныне может
руководствоваться безошибочным чутьем своей собственной души.
Как же обрести это чутье, как научиться слышать древнюю
языческую душу? На самом деле она ни на минуту и не смолкала,
просто ее голос затерялся в гвалте общественных мнений. Чтобы
вновь обрести слух, нужно поснимать с себя чужую одежду, эти
оболочки Персоны, уменьшиться до своего собственного
естественного размера. Для этого я даю своим клиентам простое
упражнение. Я спрашиваю: «Какие ваши желания, мнения, ценности,
воззрения нужно отбросить, чтобы влезть в ухо Сивке-бурке? Какие,
напротив, нужно всенепременно прихватить с собой? Без чего вы уже
не вы?»
Вот лишь несколько примеров из практики.
– С уверенностью в том, что вы, сорокалетний мужчина – «мамино
горюшко луковое», вам влезть коню в ухо?
– Нет.
– А с идеей о том, что на новом месте у вас все получится
превосходным образом, несмотря на то что работа новая, а маминой
опеки не будет?
– Да.
– С верой в то, что вы без поддержки мужа сами ни на что не
способны, возможно влезть в голову Сивке?
– Нет.
– А с уверенностью, что вы и недели без шопинга на мужнины
деньги не проживете?
– Нет.
– Желание разорвать брак и строить новую жизнь вы сможете
взять с собой?
– Да.
– С верой в то, что ваша жизнь зависит от мнения врачей, вас
пустит Сивка-бурка?
– Нет.
 – А с верой в то, что у вашего мудрого тела есть все ресурсы
справиться с экземой?
– Да.
– Будучи женой господина N или же супругой товарища X, вы
сможете совершить путешествие в голову коня?
– Ни того, ни другого.
– В роли менеджера или же в роли свободного фотографа вы
попадете в ухо Сивке-бурке?
– Только фотографа.
Эти ответы приходят не в виде умозаключений, их не нужно
подвергать логическому анализу, расписывая на листочке «плюсы» и
«минусы». Над такими листочками люди, как правило, просиживают
годы. Если же слишком долго составлять черновик или стратегический
план собственной жизни, есть риск, что жизнь настоящая пройдет
стороной. Самые важные и честные ответы приходят в виде чувства,
порыва, эмоции, над-логического древнего чутья, которое много
старше, мудрее и опытнее вечно сомневающегося сознания.
• Итак, какие ваши желания, мнения, ценности, воззрения
нужно отбросить, чтобы влезть в ухо Сивке-бурке? Какие,
напротив, нужно всенепременно прихватить с собой? Без чего вы
уже не вы?
Если вы смогли ответить на эти вопросы, значит, вам уже удалось
уменьшиться до тех размеров, что позволяют пролезть в ухо Сивке-
бурке. А следовательно, мы уже стоим на пороге путешествия в
Тридесятое царство, и нам пора отправляться в путь.
 3
Комплекс. Камень на распутье
Почему Ивану Царевичу повезло больше, чем Гераклу?
По дороге в Тридесятое царство сказочного героя, как водится,
поджидает множество опасностей. Так и нам в пути предстоит
встретить немало архетипических чудовищ. Они представляют собой
комплексы национального масштаба. Безусловно, имеются в виду
комплексы не во фрейдистском понимании (как нечто однозначно
патологическое и подлежащее искоренению) и не в общечеловеческом
(как недостаток, слабое место), а в юнгианском – как совершенно
нормальное, хотя и весьма болезненное явление.
Согласно Юнгу, комплексы – это эмоционально заряженные группы
идей или образов, сконцентрированные вокруг архетипической
сердцевины. Это та область, где Эго потерпело когда-то
сокрушительный провал. Приближение к этому темному месту всегда
характеризуется особым эмоциональным всплеском, сверхсильными
переживаниями и нетипичными поведенческими реакциями, вне
зависимости от того, сознает это человек или нет. Помните, как в
сказках у богатырского коня при приближении к логову Бабы-Яги
начинают подкашиваться ноги?
Комплексы – это автономные мирки внутри целостной психики,
лишенные контроля со стороны разума. В потаенных, недоступных
уголках души они ведут особого рода существование, откуда могут
препятствовать или же содействовать Эго.
Логовище Бабы-Яги – ужасающее место, ни один нормальный
человек туда по собственной воле не сунется, однако Герой[7] по
определению ненормален, его же «как у всех» не устраивает, ему
личное счастье подавай и целостность душевную в придачу. А это
дорогого стоит! Придется, преодолевая страх и отвращение, не только
к Яге в Избушку войти, но еще и в баньке с нею вместе попариться.
Если герой справится с аффектом, не забудет от ужаса, зачем
пожаловал, соблюдет положенные ритуалы, отважится вкусить в
Избушке сакральной пищи за душевным разговором с ведьмой,
выглядящей как сама смерть, при этом почитая ее могущество,
мудрость и силу, он будет щедро одарен, получит от Яги новые
сокровенные знания и драгоценные волшебные подарки, которые
значительно облегчат дальнейший путь к воцарению-восамлению.
Если же герой не справится с отвращением, ужасом и стыдом –
будет попросту сожран. Нечего тогда было и соваться к Избушке на
курьих ножках! Пожирание Бабой-Ягой в переводе с символического
языка на внутрипсихический будет означать отождествление с
комплексом, процесс поглощения Эго, его порабощение комплексом и
воцарение вместо него на престоле сознания. Внешне это проявляется
в одержимости какой-либо идеей, в неустанном следовании одному и
тому же сценарию при полном отвержении настоящих личных
интересов.
Один из наиболее наглядных примеров – комплекс жертвы.
Наверное, каждый вспомнит какую-нибудь знакомую или знакомую
знакомых, которая, избавившись от мужа-садиста, наконец-то
севшего в тюрьму, выйдет замуж за наркомана, будет спасать его,
несмотря на побои, унижения и воровство из собственного дома. А
когда тот преставится от передозировки – сойдется с алкоголиком.
Причем, даже если в момент их знакомства он спиртного и в рот не
брал, в совместной жизни он предоставит ей, а вернее сказать, ее
комплексу, столь вожделенную возможность пострадать. На
старости же лет этой женщины данную «священную обязанность»
возьмет на себя ее сын.
Говоря об идентификации с комплексом в контексте нашей темы,
просто невозможно пройти мимо примера общенационального
масштаба. Образчиком поглощения Эго чужеродной структурой с
последующей полной узурпацией Сознания[8] является Октябрьская
революция. На рубеже XIX и XX столетий, как мы помним из истории,
в России появилось множество политических кружков, которые
поначалу лишь тайно, прячась в подпольях, грезили о свержении
существовавшего государственного строя, захвате власти и
установлении своей диктатуры, – ну чем не происки нечистой силы,
прячущейся по лесам и болотам?
Однако Эго-сознание, персонифицированное в государственной
власти, предпочитало не замечать внутренний «нечистый дух» даже
после многочисленных терактов. Как это часто происходит и в
индивидуальной, и в коллективной психике, враг был спроецирован на
внешний объект. Вместо того чтобы разбираться с
внутринациональными проблемами, Империя вступила в чужую
войну, в результате чего наиболее окрепший комплекс пожрал ее
изнутри, искалечив на многие годы и перевернув все смыслы с ног на
голову: «Кто был ничем, тот станет всем» – помните? К слову,
нечистая сила, с виду похожая на обыкновенных людей, обязательно
имеет в своем облике что-то поперешное. Это и дает внимательному
человеку возможность смекнуть, что что-то здесь нечисто. Например,
у лешего и домового перепутана обувь: правый лапоть надет на левую
ногу, левый – на правую, кафтан запахнут на левую сторону, рубаха
вывернута наизнанку.
Однако боже меня упаси рассуждать на тему того, как до́ лжно было
поступать Николаю II, и фантазировать о том, имелся ли вообще
какой-то идеальный выход! Это была бы лоханкинщина несусветных
масштабов и немыслимой глупости. Комплекс на то и комплекс, чтобы
содержать в себе неразрешимый для действующей Эго-установки
конфликт, полярные противоположности, шок, несовместимость. Для
ослабшего Эго это всегда «казнить нельзя помиловать».
Действительно нельзя! Начать массовые расстрелы в и без того
накаленной до предела обстановке – это однозначная провокация
бунтов; закрыть же глаза, пытаться делать вид, что Яга, Кощей и
большевики безвредны – позволить им набрать силу и подставить себя
под удар.
И тем не менее, как особо подчеркивает Юнг, комплексы сами по
себе не представляют ничего отрицательного, но негативными
зачастую оказываются следствия их деятельности (сам по себе
марксизм – всего лишь иная точка зрения на политическое устройство,
содержащая, безусловно, и множество рациональных зерен).
Более того, психике комплексы необходимы: заключая в себе
противоположные полюсы, именно они являются источником энергии,
первопричиной всех человеческих эмоций, которые и возникают
только на разнице потенциалов. Таким образом, комплекс работает
аналогично электрической цепи, где положительный и отрицательный
заряды обеспечивают возникновение тока.
До тех пор пока Сознание не испытывает недостатка, богатырь
лежит на печи: ему нет нужды направлять внимание в глубины
бессознательного, где накопились избытки энергии. В этот период его
комплексы являются основополагающими центрами душевной жизни,
строительными блоками психического. Без них нельзя обойтись, в
противном случае душевная деятельность приходит к чреватому
последствиями застою. Только некое препятствие, потрясение, шок
способны поднять богатыря с печи, вывести из зоны привычного
комфорта, а иначе он умрет от пролежней, перешедших в гангрену.
Поэтому комплекс – это также и стимул к великим устремлениям,
новая и, вполне вероятно, единственная возможность трансформации.
Неневротики и нетравматики лидерами не бывают. Комплекс – это
та область, где Эго когда-то потерпело сокрушительное поражение, это
саднящая и кровоточащая рана, которая до конца не заживет никогда,
но будет вечным стимулом и провокатором к действию; она не
затянется и шрамом, пока Эго не преодолеет невротический конфликт,
не найдет трансцендентную[9], ранее неведомую область между двумя
полюсами-антагонистами. Поэтому Юнг и говорит о том, что лишь
раненый целитель исцеляет. Аналитик может помочь пациенту только
в той области, где у него самого имеется шрам от некогда зиявшей
раны.
Хочу сделать необходимую, как мне кажется, ремарку и попросить у
читателя прощения за то, что я порой столь детально углубляюсь в
описание некоторых феноменов, отступая от основной темы
повествования. Признаюсь, мне и самой весьма нелегко выйти на
ровный путь к Тридесятому царству.
Трудность заключается в том, что я сама, как носитель славянского
архетипического наследия, являюсь одновременно и наблюдателем, и
наблюдаемым. Поэтому в процессе написания этой книги мною часто
овладевает чувство, будто меня, как говорили наши предки, «леший
кружит». Отказаться следовать этой дорожке в угоду четкому плану
было бы, пожалуй, равносильно отказу вообще пускаться в
путешествие. А это значит, что нам остается довериться лешему до
поры до времени. Тем более, как только человек понимает, что зашел
от главной дороги совсем уж далеко, ему всего-навсего достаточно
сесть на первую попавшуюся корягу и вымолвить: «Шел, нашел,
потерял», и в ту же минуту леший сгинет со словами: «А, проклятый,
догадался!»
Так что вернемся еще раз ненадолго на обходную тропку. Объяснив
природу и смысл комплекса, как в индивидуальном, так и в этническом
масштабе, конечно, нужно понять и причины его возникновения. В
основе комплекса всегда лежит некое первоначальное событие, какая-
то надличностная сердцевина, обладающая мощнейшей энергией.
Комплекс появляется в результате травмы – поражения Эго, которое
при столкновении с требованиями некой новой действительности не
сумело адаптироваться, проявить новые свойства, чаще всего из-за
того, что требования явились преждевременными для него на каком-то
из ранних этапов развития. Так комплекс становится для нас
диагностически ценным явлением.
Чтобы распечатать ячейку памяти пациента и найти корни
травматического события, аналитик использует его сны и фантазии, в
которых комплекс и проявляет свою двойственную сущность. С
этнической (коллективной, социальной) памятью дело обстоит, как это
ни парадоксально, даже проще. Она проявляется в передающихся из
поколения в поколение исторических сообщениях, мифах, сказаниях,
поверьях. Мифы, в точности как и сновидения, – это продукты
фантазии, только не одного человека, а целых народов.
Многие аналитики-юнгианцы описывают феномен мифа через
метафору коллективного сна. Впервые идея о том, что основные
мифологические и фольклорные мотивы возникают из снов, была
выдвинута этнологом Л. Лейстнером задолго до появления
аналитической психологии. Ученый связывал это с тем, что
рассматривать сновидение как реальный опыт было типичной
особенностью первобытного поведения: «Например, увидев себя во
сне на небесах разговаривающим с орлом, первобытный человек на
следующее утро имел все основания рассказывать об этом как о
действительном событии, не ссылаясь на то, что это было во сне»10.
Что же касается исторической памяти, то нам здесь в каком-то
смысле значительно проще, нежели историкам и антропологам. Дело в
том, что для нас не является принципиально важной историческая
достоверность источников. Не имеет значения, были ли «Велесова
книга» или «Песни птицы Гамаюн» фальсификацией Александра
Игоревича Асова (он же Барашков, он же Бус Кресень) или он все же
опирался на какие-то реально существующие исторические
свидетельства. В любом случае, фантазии – это продукт коллективного
бессознательного; писатель или художник всего лишь придают им
удобоваримую для восприятия форму.
 В самом деле, так ли важно, скажем, для иудеев, разговаривал ли
Моисей в действительности с горящим кустом или нет? Да и само
существование Моисея, а также правдивость «Исхода» ныне является
предметом споров среди экспертов в области библейской критики, так
как якобы появились какие-то новые археологические доказательства
происхождения ханаанской культуры. С научной точки зрения это,
наверное, чрезвычайно интересно. Но важно ли это, а самое главное,
нужно ли иудеям? Ведь благодаря своей вере народ, тысячелетиями не
имевший единой территории, в течение уже тридцати трех (!) веков
сохраняет свое единство. В психологическом смысле абсолютно все
равно, что там было на рассвете истории «на самом деле», «не во сне, а
наяву»: Моисей – прежде всего архетипический Отцовский образ,
вокруг которого констеллирована душа еврейского этноса. Именно
благодаря столь сильной архетипической основе евреи смогли
сохраниться как нация, в отличие от сотен других древних народов,
несмотря на свою разрозненность и отсутствие собственной
территории.
Не могу не привести филигранную метафору, почерпнутую из
лекции об иудаизме Семена Парижского, который объясняет этот
феномен тем, что евреи, в какой бы уголок мира ни занесла их судьба,
на каком бы языке они ни разговаривали, какую бы еду ни ели, какие
бы одежды ни носили, всегда могут «принести свою культуру в
чемодане». Имеется в виду Тора – в христианской традиции
«Пятикнижие Моисеево», которое включает в себя и биографию
основателей нации, и историю возникновения иудеев, и
регламентирует взаимоотношения между Творцом и миром, а также
отношения между людьми, причем весьма подробно.
В этом смысле нам, пожалуй, можно поучиться у евреев. Конечно, я
никого не призываю отрекаться от христианской или любой другой
веры (например, в научный прогресс) и бежать со всех ног строить
капище Перуну, класть требы Велесу и устраивать жертвенник
Триглаву. Однако, как гласит народная мудрость, кто не знает своего
прошлого, у того нет будущего. Поэтому нам было бы также не лишне
«упаковать собственный чемоданчик с народной мудростью» –
возродить историческую память посредством психоархеологических
раскопок, понять естественные, истинные мотивы русской души,
алогичные, а вернее, над-логические, которые действуют
тысячелетиями, вне зависимости от того, осознаём мы их или нет,
помним или позабыли. Святогор, Макошь и Бадзула все равно имеют в
нашем бессознательном больше власти, нежели Зевс, Афина и Сатир,
несмотря на то что с последними наше сознание знакомо намного
ближе. Юнг выбрал название «архетип» именно по этой причине,
понимая, что задолго до возникновения науки и исторических записей
наши предки были способны заглядывать под покровы физической
реальности и предавать психическому зримые образы.
Однако пришло время возвращаться на главную тропу нашего
повествования, что ведет прямиком к Тридесятому царству. Выходом
на главную дорогу здесь будет ответ на вопрос, что является
архетипической сердцевиной национального комплекса русского
народа и каковы психологические механизмы, встроенные в нашу с
вами психику на этническом уровне бессознательного и формирующие
ту самую загадочную русскую душу.
Все без исключения исследователи русского менталитета, будь то
философы, историки или культурологи, подчеркивают такой феномен
русского характера, как фатализм. На психологическом языке это
означает пассивно-созерцательное отношение к миру, а в переводе на
общечеловеческий – надежду на случайную удачу, когда все проблемы
волшебным образом вдруг разрешатся сами собой, упование на то, что
власть имущие должны полюбить и облагодетельствовать нас «ни за
что, просто так», а также беспечность, неуверенность в собственных
силах, непрактичность и бесхозяйственность (мы можем страстно
любить родину в душе, однако не можем не мусорить на улицах) и
вместе с тем какую-то абсолютно особую мрачную гордость,
замешанную на привычке к страданию и смирению.
Все эти отличительные свойства русского характера, его «ключевую
идею» можно выразить в одном слове – «авось», которое поди-ка
попробуй адекватно переведи хоть на один европейский язык.
Философы неоднократно пытались найти объяснение этому феномену.
Например, В. Н. Брюшинкин объясняет это фатальное мировосприятие
тем, что в русской жизни «почти нет стандартных, рутинных путей из
одной точки в другую, и каждый раз приходится натыкаться на
необработанное бытие»11. А в среде, где нет твердых алгоритмов и
правил (вне зависимости от того, отсутствуют ли они в
действительности или же только в фантазии), где каждый новый
процесс становится опасным предприятием, теряется вера в рацио, в
собственные силы или хотя бы в возможность положиться на
реального Другого.
Таким образом, остается уповать лишь на некое совершенно
независимое от нас иррациональное бытие. Только этому
иррациональному и можно доверять. Лишь оно может подхватить и
понести к желанной цели, но только в том случае, если само решит
быть благосклонным. Что ж, «Бог не выдаст, свинья не съест», «авось
прорвемся» – вот и все, на что надеется русский человек, собираясь в
атаку ли на недруга с голыми руками, к начальству ли на ковер, в суд,
больницу или на свидание. Ну а если случится так, что это
недоступное человеческому разуму сверхбытие по каким-то своим
причинам не соизволит благоволить, – что поделать, тут, как
говорится, «двум смертям не бывать, а одной не миновать». Эта вера в
иррациональное объясняет и фатализм русского человека, и
непредсказуемость, нелогичность его поступков, и стремление к
беззаботной жизни, и надежду на чудо, на русское «авось».
Что же такое это иррациональное? Бердяев пишет: «В типически
русской душе есть много простоты, прямоты и бесхитренности… Это
душа – легко опускающаяся и грешащая, кающаяся и до
болезненности сознающая свое ничтожество перед лицом Божьим…
Ждет русский человек, что сам Бог организует его душу и устроит его
жизнь. В самых высших своих проявлениях русская душа –
странническая, ищущая града нездешнего и ждущая его сошествия с
неба»12.
Давайте попробуем резюмировать высказывания философов. Итак,
восточнославянская душа (читаем – наша национальная прослойка
бессознательного) склонна к фатализму, воспринимает мир либо в
черном, либо в белом цвете, причем «белым» мир станет только при
условии полной беспечности, когда некое высшее существо возьмет на
себя всю ответственность за устроение нашей жизни. Причем
существо это весьма своенравно, а как ему угодить – тайна сия велика
есть. Человеческому разуму его логика недоступна, а посему любые
законы, порядки, алгоритмы и правила не имеют обоснования.
Что ж, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод на
основании подведенных итогов: с этим высшим бытием каждая душа
действительно знакома. Для ребенка на ранних стадиях жизни таким
высшим непостижимым, всеблагим и всемогущим существом является
мать. Это та стадия, когда малыш полностью зависим от
родительницы, ее воли и настроения. Все действительно либо черное,
либо белое: мама проявила вовремя необходимую заботу, накормила,
напоила, приласкала – райское блаженство; мама не удовлетворила
насущные потребности или же просто находится в дурном
расположении духа, что тотчас передается младенцу, – горе,
безысходность, предсмертный ужас. В психологии этот ранний период
бытия зовется симбиотическим слиянием с матерью.
Эта стадия завершается сама собой естественным путем, когда
ребенок встает на ножки, начинает самостоятельно познавать
пространство, чувствовать все бо́ льшую автономность, знакомиться с
«Отцовским Миром», где его желания уже не угадываются высшими
существами сами по себе: о них нужно заявлять и, более того,
заслуживать их благосклонное отношение.
В процессе развития как каждый ребенок, так и целый народ
проходят одни и те же стадии развития. Как утверждает Эрих
Нойманн13, «поэтапная эволюция сознания в равной мере касается как
человечества в целом, так и отдельного индивида. Поэтому
онтогенетическое[10] развитие может рассматриваться как
модифицированное повторение филогенетического ».[11]

Каждая стадия имеет свои особые задачи, и если какая-то из них не

была решена в соответствующем возрасте, она останется и в
последующие годы и будет стремиться к завершению при каждой
возможности, при любой относительно схожей ситуации. Жизнь будет
задавать один и тот же урок снова и снова, пока он наконец не будет
выучен. Если говорить о самой ранней, младенческой стадии, то она
может быть успешно закончена, когда малыш, получивший достаточно
материнской любви и заботы, естественным образом достигает
потребности во все большей и большей автономности.
Из всего вышесказанного мы явственно видим: русская душа не
сумела закончить стадию симбиоза с архетипической Матерью
обычным путем и обрести своевременную автономность. А посему
продолжает русский человек стремиться к тому самому бердяевскому
«граду нездешнему» – славянскому раю Ирию, что на индивидуальном
уровне будет метафорой той самой беззаботной, блаженной,
досознательной стадии, когда все необходимое доставляет
сверхсущество, стоит лишь захотеть.
Нам осталось ответить на вопрос, почему случилось с русским
народом так, что симбиотическая стадия с Матерью не была закончена
естественным образом, а потому и сейчас, через сотни лет, мы не
можем толком перейти на новый виток развития.
Действительно, фраза «загадочная русская душа» овеяна какой-то
особой поразительной и вместе с тем притягательной печалью. Такое
чувство вызывают дети, ставшие жертвами жестокого обращения, или
сироты. В их глазах часто можно узреть несвойственную возрасту
безрадостную мудрость, в повадках – скрытую под способностью к
невероятно долгому терпению природную мощь. Такой малыш
способен с поразительным упорством сидеть тихонько в углу и
строить какую-нибудь замысловатую башню, не обращая никакого
внимания на докучающих сверстников. Однако если те
переусердствуют, мало никому не покажется: этот медвежонок надает
подзатыльников всем, а затем снова залезет в свою воображаемую
берлогу.
Сравнение с пострадавшим от деспотичного взрослого ребенком,
думается, приходит здесь вовсе не случайно. Травмы, сформировавшие
особый национальный характер, были у славян действительно весьма
специфическими.
Во-первых, как уже упоминалось, это ранняя с точки зрения
этнического возраста насильственная христианизация. Хочу
подчеркнуть, подчеркнуть двойной линией, а не худо было бы и
маркером выделить: я ни в коем случае не считаю, что православная
вера стала для Руси злом. Напротив, для народа с варварским
мировоззрением вера стала и первым нравственным законом, и
объединяющей идеей. Да не смутит читателя выражение «варварское
мировоззрение». Все мы в детстве варвары. Вспомните, с каким
упоением двухгодовалые белокурые ангелочки отрывают крылышки и
лапки стрекозе или жуку. «Великие народы, подобно великим мужам,
имеют свое младенчество и не должны его стыдиться», – пишет
Карамзин14. Ведь даже простейшие заповеди «не убий», «не укради»
для этноса в эпоху раннего детства – великие духовные откровения,
вроде тех, каковыми в XX веке явились, например, признание
избирательного права для женщин, осуждение расизма, толерантность
к гомосексуализму и отмена соответствующей статьи в уголовном
кодексе.
И тем не менее, несмотря на все те блага, которым обязан русский
этнос православной церкви, переход от язычества к единобожию стал
с точки зрения этнического возраста преждевременным. Оставить
такой вывод бездоказательным было бы, разумеется, беспочвенной
спекуляцией, да что уж там, просто несуразицей и даже нахальством.
Поэтому поспешу объясниться.
Рассуждать о своевременности, запаздывании или опережении в
развитии, о норме или аномалии можно, конечно, только в том случае,
если есть с чем сравнивать. Естественно, мы можем сопоставлять путь
развития русичей только с Европой. До татаро-монгольского
нашествия изначальная Русь однозначно развивалась как молодое
европейское государство. Однако есть много «но»…
Во-первых, западноевропейский или, как его еще называют,
западнохристианский суперэтнос значительно старше нас. Я имею в
виду в первую очередь не протославянские племена, которые
существовали еще при Геродоте, а возраст именно Руси как единого
этноса. Хотя, даже если считать от геродотовых сколотов-
борисфенитов, речь о которых пойдет позже, греко-римская культура
все равно старше нас, как минимум, на два с половиной тысячелетия.
Во-вторых, западноевропейский этнос, являясь прямым
наследником той самой греко-римской культуры, которая за три тысячи
лет истории естественным путем прошла ранние психовозрастные
этапы культурно-духовного формирования, успел полноценно созреть
к принятию Христа. Более того, западнохристианская идея получила
свое развитие в протестантизме, одним из ключевых тезисов которого
является право каждого верующего толковать и излагать Слово
Божье согласно собственному пониманию! Можете ли вы себе
представить православного батюшку, пускай даже нашего с вами
современника, который доверит своей пастве интерпретировать
Библию, полагаясь на свое собственное разумение?! А европейский
этнос уже в начале XVI века (Реформация Мартина Лютера) созрел к
принятию и уважению индивидуальности. К слову, список стран, где
протестанты являются крупнейшей религиозной группой, совпадает с
перечнем самых высокоразвитых ныне государств. Думается, это
отнюдь не случайность: страна, в которой каждый гражданин осознает
свою личную ответственность перед Богом, а значит, и перед миром в
целом, перед своей страной, семьей, самим собой, просто обречена на
долгое процветание.
В-третьих, в том числе и по вышеуказанной причине, в Западной
Европе существует ныне политическая система, хоть сколько-то
приближенная к идеалам настоящей демократии, к которой мы еще
только-только продвигаемся неуклюжими шажочками.
Сравнивать Россию и Запад с точки зрения «хуже – лучше» глупо, да
и вообще бессмысленно. Это все равно что говорить о том, кто лучше:
двухгодовалый малыш или ребенок-дошкольник, рассуждать о том, кто
из них умнее и кому лучше живется. Очевидно, что в каждом возрасте
свои критерии ума, счастья, успеха и т. д. Возвращаясь к сути вопроса:
Западная Европа интересна нам для сравнения, так как она, как и
Русь, – христианский мир. Но благодаря греко-римскому наследию она
успела полноценно созреть для перехода на новую психовозрастную
стадию, в отличие от полян, древлян и десятка иных древних племен,
которые Владимир Равноапостольный крестил отнюдь не на основе
добровольного согласия.
Естественным этапом перехода от матриархальной эпохи к
патриархальной является выделение в многобожии верховного бога –
Отца и правителя для всех остальных богов и людей, закон которого
является единственным и непререкаемым. Важно подчеркнуть, чтобы
не ввести читателя в заблуждение: под «матриархальной эпохой»
имеется в виду не матриархальный общественный строй, который
существовал несколькими тысячелетиями раньше того времени, о
котором идет речь, а «матриархат» как власть Материнского комплекса
исключительно в психической сфере индивида или народа,
находящегося на пути перехода от родового и далее феодального строя
к формированию государственности.
Предтечей единобожия для праевропейцев стал еще греческий Зевс
– бог-вседержитель, переименованный практичными римлянами в
Юпитера. Практичными в том смысле, что римляне, просто
позаимствовав богов из греческой культуры, занялись более
прагматическими вопросами – формированием принципов
государственности и правовой системы. Поэтому к принятию
христианской идеи праевропейцы были знакомы с «Отцовским
Миром», то есть миром ответственности и порядка, не только в
религиозно-духовном, но и во вполне конкретном смысле: еще за
восемь веков до пришествия Иисуса появилось римское право, на
котором и по сей день зиждется вся европейская правовая система[12].
Таким образом, мы видим, что Европа прожила свой младенческий
период и к пришествию «Отца» – единого маскулинного Бога – была
вскормлена и поставлена на ноги матерью-язычеством. Когда же Русь
принимала христианство, исторический путь, пройденный славянами
как единым этносом, был еще слишком коротким. Славянское
язычество к началу Х века не завершило своего естественного
становления, наши исконные религиозные представления не успели
принять вид единой системы. Князь Владимир Равноапостольный,
прежде чем принять решение о крещении Руси, пытался было собрать
славянских богов в единый пантеон, однако так и не смог разграничить
их функции и решил, что проще принять чужую веру с четкими
границами божественного, мирского и дьявольского, нежели
взращивать и развивать собственное наследие. Сей сценарий стал для
Руси, увы, архетипическим.
Через 700 лет Петр I тоже остановит естественный ход русского
времени (не только в иносказательном, но и в буквальном смысле:
первый Император Всероссийский изменит летоисчисление от
«сотворения мира» на летоисчисление от Рождества Христова, на
католический манер). Плетью и сапогом отправит он молодое
государство вдогонку за Европой. Разумеется, никого мы не догнали,
да и не могли, и, что важнее всего прочего, не должны были догонять,
лишь окончательно растеряли собственное дедовское наследие. Во-
первых, дошкольник не может соревноваться с юношей. Да не
оскорбит никого такое мое сравнение. Еще раз подчеркну, что я имею
здесь в виду исключительно возраст нации. А во-вторых, и в-главных,
медведи и волки вообще ходят разными тропами.
Итак, с принятием христианства язычество было объявлено «вне
закона», и система мифов так и осталась незавершенной. Русичам
просто не хватило времени для естественного перехода от
матриархальной стадии к патриархальной. Более того, если
сопоставить славянских и греческих богов, то славянские божества в
большей степени соответствуют поколению титанов, нежели
олимпийцев!
Сравним для наглядности по этапам:
 1. Первое поколение: сначала был Хаос – Вселенная, соответствует
славянскому Роду.
2. Второе поколение: Хаос порождает Урана и Гею – Род
порождает Сварога.
3. Третье поколение: Уран и Гея порождают титанов – Сварог
порождает Сварожичей, на чем славянская космогония, увы,
практически обрывается. Были, конечно, рожденный Сварогом
Дажьбог, функции которого тесно переплетаются с Хорсом и Ярилой
(в том числе они и божества плодородия, что соотносит их не с
архетипическим Отцом, а с хтонической Матерью), и Перун –
покровитель княжеской дружины, а вовсе не всех русичей, как принято
ныне считать, но главным богом-вседержителем ни один из них так и
не стал.
4. Четвертое поколение: титаны Кронос и Рея порождают Зевса и
других богов.
5. Пятое поколение: Зевс свергает своего отца Кроноса, порождает
множество Олимпийских богов, сам становится верховным владыкой
мира, в чем легко угадать предтечу Христа (возможно, Перун или
Велес смогли бы тоже снискать титул верховного бога, да не успели).
Как мы видим, языческое верование, которое можно считать
законченным гештальтом, прежде чем уступить место единобожию,
проходит пять поколений. Славянское же язычество не успевает
достичь «Олимпийского периода», где есть главный бог, но также
присутствуют и множество других с четко поделенными «сферами
влияния». Это некий промежуточный период между языческим
политеизмом и монотеизмом. В переносе данной метафоры на
персональный уровень этот период является необходимой стадией
формирования Эго-сознания, а в масштабах народа – этнического
самоопределения: «Мы русские (греки, якуты, сомалийцы…)». И в то
же время этот период, условно названный «Олимпийским», отмечает
переход от матриархальной стадии (что соответствует языческому,
политеистическому мировосприятию в культуре) к патриархальной – в
состояние доминирования Отцовского архетипа (монотеистического в
культурном масштабе).
Кроме того, именно православие, а не государственность стало
объединяющей идеей русичей (будущих русских, украинцев,
белорусов и десятков других, ассимилированных ими народов), ведь
ни о каком русском государстве на рубеже X века говорить не
приходится. Хотя датой основания Руси и принято считать 862 г. н. э.
(год прихода Рюрика в славянские земли), ни о каком славянском
единстве в те годы и речи быть не могло, да и самоназвания «русские»
в те времена еще никто слыхом не слыхивал (вопросов этнонимов мы
подробно коснемся позже).
Парадокс восточнославянской культуры в том, что Церковь возникла
прежде Государственности, нравственный закон пришел из
первоначально чужеродной веры, задолго до того, как был создан
первый свод законов мирских, то есть «людских», простых и
понятных.
Поясним на индивидуальном примере. Если двухгодовалый малыш
принес из садика чужую игрушку, он ее именно «взял», а не «украл»,
так как противоположение «свое – чужое» его сознанию еще попросту
неведомо. Куда там! Еще целая эпоха до различения «одного и двух»,
«верха и низа», целая эра до «правого и левого». И если вместо того,
чтобы объяснить ребенку, что так делать не нужно, потому что у
каждого зайчика и куколки свой дом, и он бы сам очень расстроился,
если бы его из садика забрала вместо мамы чужая тетя, начать ребенка
наказывать, называть вором, взывать к совести и морали, – малыш
услышит лишь одно: мама больше меня не любит, я плохой. В этом
возрасте еще не существует самой способности к восприятию
нравственно-моральных ценностей, но есть неизменная потребность в
материнской любви и поддержке.
Под материнской любовью имеется в виду именно безусловная
любовь, просто за то, что ребенок есть. В этом случае малыш не может
быть плохим, таковыми могут быть только поступки, которые
любящий родитель терпеливо разъясняет. Такое переживание
материнской любви – пассивное переживание, то есть ребенок не
делает ничего сам, чтобы быть любимым. Все, что от него требуется, –
это быть ее ребенком. Это и счастье, и одновременно горе: ничего не
зависит от маленького человека. Такую любовь не только не нужно, но
и невозможно заслужить. Если она есть, она есть, если нет – ее никак
не завоевать.
Эта психовозрастная стадия на этническом уровне и соответствует
язычеству. Конечно, это заявление требует обоснования, которое я
постараюсь сейчас дать.
 Дело в том, что мифы политеистической эпохи любого народа не
дают точных указаний, как должен вести себя человек; в них еще нет
твердых запретов, императивов, нет нравственно-морального аспекта.
Языческие мифы – это иносказательные повествования о том, какова
жизнь. Языческие боги – утрированные архетипические образы,
гиперболизированные отражения различных граней психики самого
Человека. Мифы матриархальной (языческой) стадии не апеллируют к
нравственности, не диктуют строгих законов, не угрожают – народ-
ребенок попросту еще не дорос до такого уровня восприятия.
Языческие сказания всего лишь дают иллюстрации – за такими-то
действиями следует то-то. Прометей взял огонь вопреки отцовскому
(Зевсову) запрету – последовала расплата. Точно так же мать говорит
ребенку: один мальчик тоже не слушался родителей, забирал из садика
чужие игрушки, поэтому пришел дядя милиционер, забрал все
игрушки у этого мальчика и раздал чужим детям. Это совсем не то же
самое, что «еще раз увижу у тебя чужое – получишь ремня» или «не
укради – будешь гореть в геенне огненной»: для этого человек уже
должен твердо знать, что такое «свое», а что «чужое» и, следовательно,
что такое воровство. На матриархальной стадии восприятия эти знания
еще только формируются, они пока не имеют формы целостного,
постоянного понятия, которое сложится в дальнейшем из отдельных
опытов столкновения сиюминутных желаний с реальностью.
Например, что касается того же воровства: двухлетний ребенок,
который «принес» чужую куклу из гостей, после «серьезного
разговора» с родителями поймет лишь то, что нельзя больше брать
игрушки именно из того дома, где он только что побывал. Потом
«границы запрета» распространятся на другие гости, садик, площадку
у дома и т. д. И только после многократных попыток присвоить чужое
с последующими разъяснениями, а также после анализа чужих
подобных примеров, включая и сказки, и проступки других детей,
маленькому Человеку откроется истина «не укради». И вот тогда с
него уже можно будет спрашивать по всей строгости, «по-отцовски».
Здесь необходимо сделать наиважнейшую оговорку о том, что
«материнской», то есть безусловной, любовью ребенка могут любить и
отец, и дед, и любой другой значимый в его жизни взрослый.
Определение «материнская любовь» в реальных человеческих
отношениях является в большей степени описательной
характеристикой для выражения того самого безусловного чувства.
Длится «матриархальный» период до пяти-шестилетнего возраста
(недаром дети идут в школу с семи лет, требовать с них соблюдения
дисциплины раньше – преждевременно и нецелесообразно). А в
масштабе народа эта стадия охватывает эпохи от самого
возникновения человека до общинно-родового строя с тотемическими
верованиями, до феодализма с четко выстроенной иерархией
многочисленных языческих богов и заканчивается появлением
Отцовских фигур – сильного монарха и единого Бога,
провозглашающих строгую морально-этическую норму в виде
мирских законов и религиозных заповедей. Подробно развивать тему
архетипически-возрастных стадий человечества в этой книге я считаю
излишним и выходящим за рамки основной темы; кроме того, этому
вопросу посвящено замечательное, крайне подробное и глубокое
исследование Эриха Нойманна «Происхождение и развитие сознания».
В свете вышесказанного встает вопрос о первичности яйца или
курицы: созревшая ли психика индивида или народа дорастает до
возможности принятия и ранее существующего Отца, Отец ли
становится удобным архетипическим образом для проекций
повзрослевшей психики? Ответ: и так и так, ибо эти процессы
невозможно разделить.
Долго ли коротко ли, маленький человек (молодой народ)
становится все более независимым: ребенок – от реальной матери,
народ – от матушки-природы. Ребенок учится ходить, говорить,
самостоятельно изучать мир. Народ вынужден осваивать новые
территории с более жесткими климатическими условиями, добывать
пищу, уже не просто принимая готовые дары матушки-природы с
помощью охоты, рыболовства, собирательства, но самостоятельно
возделывая землю и разводя скот. Связь с матерью несколько
утрачивает свое жизненно важное значение, и вместо нее все более и
более важной становится связь с отцом – реальным и архетипическим.
Это связь совсем другого характера. Далее я позволю себе
процитировать Эриха Фромма: «Мать – это дом, из которого мы
уходим, это природа, океан; отец не представляет никакого такого
природного дома… Но отец представляет другой полюс человеческого
существования: мир мысли, созданных человеческими руками вещей,
закона и порядка, дисциплины, путешествий и приключений. Отец –
это тот, кто учит ребенка, как узнавать дорогу в мир… Отцовская
любовь – это обусловленная любовь. Ее принцип таков: я люблю тебя,
потому что ты удовлетворяешь моим ожиданиям, потому что ты
исполняешь свои обязанности, потому что ты похож на меня»15.
Итак, любовь отца – обусловлена, она «не просто так, потому что ты
есть», она «за что-то». И в этом – и горе, и счастье ее. Трагичным
является то, что она не дается за сам факт существования ребенка, она
может быть только заслужена, а также и утрачена, если человек
сделает не то, что от него ожидают. Сама суть отцовской любви, а
также благосклонности маскулинного единого Бога заключается в том,
что послушание становится высшей добродетелью, а неповиновение –
главным грехом. Благом же отцовской любви является то, что она
находится в пределах контроля самого чада, ее можно добиться,
заслужить (в отличие от неподконтрольной материнской), если
следовать установленным правилам[13]. Однако эти правила, как
утверждает Фромм, становятся понятны не ранее, чем к пяти-
шестилетнему возрасту.
Так вот, Риму и Византии накануне крещения уже исполнилось
шесть, Руси же было едва ли полтора!
К вопросу психовозрастных стадий развития этноса мы еще
неоднократно вернемся в последующих главах. Пока же просто
попробуем представить, каково приходится двухлетнему малышу,
когда к нему вдруг начинают предъявлять те же требования, что,
скажем, к шестилетнему.
Это предложение – не пустая риторика. Я абсолютно серьезно
прошу вас, Читатель, сейчас оторваться от книги на несколько минут и
представить двухгодовалого ребенка, на которого вдруг обрушились
требования, соответствующие старшему дошкольному возрасту.
Представьте малыша, которому вместо «Курочки Рябы» читают
душераздирающего «Льва и собачку», которому отныне не положено
играть в песочнице, а вместо этого требуется собирать конструктор
еще столь неумелыми ручками, а также помогать маме и папе мыть
посуду, протирать пыль, уметь считать и читать по слогам. Что же до
правил и запретов, непонятных двухлетнему, то здесь действует
юридический принцип: «Незнание закона не освобождает от
ответственности».

Как живется такому малышу?

Прошу вас, Читатель, не поленитесь, прикройте книгу и ответьте
обстоятельно на этот вопрос. Сделайте это в собственных
терапевтических целях.
Полученный ответ касается всех нас: русских, белорусов,
украинцев, а также в немалой степени обрусевших немцев, татар и т. д.
Это касается всех нас вместе и каждого в отдельности. Все те
фантазии, что пришли вам относительно травмированного малыша,
живут в глубинах именно вашего бессознательного, все это – лично
ваше архетипическое наследие. Этот страх, непонимание
происходящего, знание: что бы ты ни сделал, все равно все будет не
так, как надо, упование лишь на счастливый случай и везение вместо
собственных сил, старательное бездействие до тех пор, пока вконец не
прижмет, – вот архетипические корни того самого известного русского
долготерпения.
«Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» – эта пословица
имеет куда более глубокий смысл, нежели простая констатация
русской беспечности. Страх неуспеха, в равной степени как и страх
успеха (ведь за него потом тоже придется нести ответственность),
порождает полное неверие в собственные силы. Так на что же в этом
случае остается надеяться, кроме волшебной щуки и «авось»?
Архетипическому Родителю, который персонифицируется в родителе
реальном, во власти, начиная от вахтера и заканчивая президентом, в
начальстве, во враче, священнике, учителе, госслужащем любого чина,
угодить все равно нельзя; все его требования воспринимаются на
уровне бессознательного как приказ доставить «то, чего на белом свете
вообще не может быть». На что ж здесь уповать, кроме чуда?
Я не хочу сказать, что все мы, восточные славяне, запуганы и
бездеятельны всегда и во всем. Это было бы немыслимой ложью!
Важно понимать: эта тенденция уповать на чудо присутствует
архетипически. Комплекс, развившийся в результате национальной
травмы, может найти любую лазейку, на индивидуальном уровне у
каждого будет «рваться там, где тонко». Приведу лишь несколько
случаев из терапевтической практики, в которых комплекс реализуется
в виде обездвиживающей надежды на чудо.
 Данил, мужчина в возрасте под сорок, воистину являл собой своего
архетипического тезку Данилу Мастера – был виртуозом своего дела.
Он сам разрабатывал, изготовлял и монтировал рекламные
конструкции из любого материала, любой сложности, любых
размеров, на любой вкус и цвет. Ремесло в наше время, кажется,
неоспоримо выгодное. Да к тому же Данил свое дело явно любил.
Однако успех никак не шел к нему. Помощники постоянно подводили,
заказчики то не хотели платить, то требовали это самое «чего на
белом свете вообще не может быть». Как-то раз я поинтересовалась
у Данила, в каком виде ему вообще представляется собственный
успех. Ведь как можно найти то, что неизвестно как и выглядит?
Данил не задумался ни на секунду; по всей видимости, он уже не раз
задавал себе тот же вопрос: «Я встречу какого-нибудь
сумасшедшего, ну или просто очень неуверенного в себе “кулибина”, у
которого будет гениальное изобретение. Я уговорю его
запатентовать это изобретение, сам налажу производство и буду
продавать. Ну а что, в самом деле, есть же такие люди?»

Каково?!
Все мои дальнейшие простые и естественные вопросы заставляли
Данила лишь широко открывать рот от удивления. Где вы возьмете
деньги на производство? Если и найдете спонсора, зачем ему лично
вы, когда они с изобретателем вдвоем договорятся? И, самое главное,
с чего вы решили, что сможете стать в этом деле хорошим
управляющим, если сейчас не можете наладить собственное дело с
рекламой? В ответ на все эти вопросы Данил лишь смотрел на меня в
изумлении, как если бы я спрашивала на полном серьезе, кем он
запланировал стать в последующей инкарнации. Единственное, что
он еще смог хоть как-то объяснить, – это причину, по которой он,
собственно, нужен «кулибину»: мол, «поддержать, раскрутить,
вселить уверенность».

В этом месте мне чрезвычайно хочется процитировать Ильфа и

Петрова, и я не откажу себе в этом удовольствии:
В то время Саша Корейко представлял себе будущее таким
образом: он идет по улице – и вдруг у водосточного желоба,
осыпанного цинковыми звездами, под самой стенкой находит
вишневый, скрипящий как седло, кожаный бумажник. В бумажнике
очень много денег, две тысячи пятьсот рублей… А дальше все будет
чрезвычайно хорошо16.
Разница между моим клиентом и достопочтенным советским
миллионером заключается в том, что Саша Корейко, доросший до
Александра Ивановича, очень скоро понял, что «вишневый кожаный
бумажник» находится не у водосточного желоба, а у него в голове.
Далее материализация кошелька, пускай и мошенническими методами,
стала лишь делом времени[14]. Данил же и представить себе не мог
(вот она, работа комплекса!), что тот самый «кулибин», которого и
нужно-то всего лишь, по его же собственным словам, «поддержать,
раскрутить, вселить уверенность», есть не что иное, как его
собственная часть. Кроме того, и «гениальное изобретение» было
давно готово, пожалуй, ко времени нашей встречи: он разработал и
создал десятки уникальных рекламных конструкций.
Вот так. Это лишь одна из историй, в которых ложная надежда на
совершенно ненужное чудо буквально лишает человека разума. Ведь
всего-то-навсего оставалось соединить в своем внутреннем
пространстве «кулибина» с «управляющим»… А Данил после этой
сессии больше ко мне не пришел. К сожалению, вера в чудо, причем
именно такое – внезапное, абсолютное и никак не подготовленное,
оказалась для него более ценной, нежели собственная реальная жизнь
и настоящие возможности.
Травма русской души, сформулированная в пословице «пока гром не
грянет…», выражается не только в избегании любой активности (лишь
бы еще хуже не стало). Поразительно, что этот русский мужик,
который никак сам по себе не перекрестится, бессознательно ждет
«грома». А бывает, и сознательно, что уж совсем не поддается никакой
логике!
Моя давняя подруга, назовем ее Светой, после развода с мужем-
социопатом вот уже много лет живет с сыном в доме родителей.
Сказать, что ее родители просто люди «старой закалки» и очень
строгих правил, – не сказать практически ничего. Например, Света
не может в тридцать пять лет (!) сходить на свидание с мужчиной,
прежде чем познакомит его с родителями. Она не может позволить
себе пойти к подруге на день рождения: она никудышная мать, раз
позволила себе провести вечер без сына. Она не может отдохнуть в
выходные, так как отказ пропалывать грядки на даче равносилен
предательству семьи. Можно рассказывать очень долго. Но, полагаю,
и этих немногих примеров достаточно, чтобы представить, в какой
дружной, любящей тюрьме живет Света.
Важно не это. Дело в том, что все Светины проблемы решились бы
с переездом от родителей, как считает она сама. И несколько лет
назад я, как казалось мне, убедила ее в правильности решения снять
квартиру. Света даже согласилась с тем, что родительский гнев
можно будет пережить, и… через пару недель решила, что ей позарез
нужна машина! Автомобиль был взят в кредит, и тем самым
возможность свободной жизни отодвинулась на долгое время. Но и
это еще не самый большой парадокс. Света – ценный специалист, в
свое время она поработала в одной из тех постсоветских
государственных компаний, которые платят сотрудникам сущие
копейки, но дают возможность получить нужный опыт и очень
весомую запись в трудовой книжке. Именно за этим в них идут
молодые специалисты на пару-тройку лет. Света же выдержала лет
десять, получив не только солидный стаж, но и множество
всевозможных международных дипломов и сертификатов. Когда
разговор заходит о том, что с ее опытом ей была бы рада любая
приличная компания и доход бы ее существенно увеличился, что
позволило бы хоть ипотеку, хоть съемную квартиру, Света отвечает:
«Ну что ж, видимо, меня еще не совсем все достало. Вот станет
вовсе невмоготу, начну рассылать резюме».
Чего же, спрашивается, дожидается Света, на что надеется? Здесь
провожатый в Ирий на земле, как и у многих женщин, принимает
образ этакого Царевича Елисея, который штурмом возьмет Светину
темницу и на веки вечные решит все ее проблемы. Тем более,
поскольку из тюрьмы она уйдет «в замуж», она получит не только
супруга с царством в придачу, но и долгожданное родительское
одобрение. Сдается мне, не нужно и разъяснять: фантазия о том, что
найдется человек, который сразу одним махом решит все проблемы, –
этакий Дед Мороз для девочек с выросшей грудью, с бездонным
мешком подарков круглый год, – на бессознательном уровне являет
собой желание вернуться в материнскую утробу, где лишь и
существует беспрерывное, беззаботное блаженство.
 Еще более плачевные последствия ожидают, к сожалению, того,
кому град нездешний, изобильный Ирий привидится наяву.
Другу моей беззаботной юности, назовем его Нахимовым, в
отроческие годы крупно повезло – просто «свезло так свезло», как
говорил Шарик, очутившись в «похабной квартирке» профессора
Преображенского. Пятнадцатилетний Нахимов был завсегдатаем
видеосалона при аэропорте, близ которого мы жили. В таких салонах
в самом начале 1990-х прокручивали видеопленки с зарубежными
фильмами. Читателям более младшего возраста нужно сказать, что
по телевизору таких фильмов тогда не было, а обладателей
собственных видеомагнитофонов в ту пору насчитывалось примерно
столько же, сколько сейчас владельцев личных яхт. Поэтому зрителей
в этих салонах было великое множество, да прибавим к ним еще
пассажиров, ожидавших своего рейса в аэропорту.
Нахимов же, прогуливая школу, ходил практически на все сеансы.
Вскоре он примелькался хозяину салона, и тот, решив, что негоже
господам предпринимателям самим за кассой стоять, перепоручил
это нашему юному киноману. А дальше хозяину стало совсем не до
салона: он занялся «реальными пацанскими делами» и полностью
оставил салон на Нахимова, взимая с того лишь небольшую
фиксированную плату. За сутки в салоне пятнадцатилетний оболтус
зарабатывал больше, чем его отец за месяц на заводе! Что мог
подросток делать с такими доходами – вполне понятно: он поил-
кормил весь микрорайон, устраивал грандиозные по тем временам
вечеринки, раздавал деньги друзьям, чувствовал себя королем и думал,
что так будет вечно. Надо ли говорить, что все это закончилось
очень быстро?
Когда Нахимов вернулся из армии, в которую пошел по оставшимся
с недавней для того времени советской эпохи идейным соображениям,
к своему немалому удивлению он обнаружил, что теперь придется
работать, причем совсем за другие деньги. Сейчас ему под сорок, и из
разговоров с ним становится ясно: он все еще не верит, что это
навсегда. Тому уж скоро двадцать лет, как он не может принять,
что это и есть его реальность и она не временна. Нахимов
действительно верит, что он еще поймает удачу. Проводником в
земной Ирий в его фантазии является некий хозяин ночного клуба,
который, сам не справляясь с заведением, перепоручит его
Нахимову…
Это какой же силы должен грянуть гром?! Видимо, должно
случиться цунами, как в Индии в 2004, чтобы Светино желание быть
хорошей дочкой, абсолютно невыполнимое, как она многократно
убеждалась, уступило место здравому рассудку и потребностям
собственной души. И еще спорно, останутся ли у нее силы после этого
стихийного бедствия на построение собственной жизни. Какой силы
должно случиться землетрясение, чтобы перетряхнуть представления
о реальности Нахимова? И сколь более вдохновенной, полноцветной и
полнокровной стала бы их жизнь, если бы они распрощались с
тщетной надеждой на чудо и решили действовать сами?!
Я описываю эти примеры с самым что ни на есть коварнейшим
умыслом: обесценить и веру в чудо, сиречь русское «авось», и даже
прославленное русское долготерпение. Ибо оба этих столь
воспеваемых феномена суть «волки в овечьих шкурах»; это ложные
боги, истинные враги русской души, виртуозно маскирующиеся под
благочестивыми покровами, да еще подкрепленные религиозно
одобренным самоотречением.
Вера в чудо есть гипертрофированная надежда. Это чувство
настолько наделено нуминозным[15] смыслом, особенно в
православной культуре, что сейчас, когда я, сознательный гностик и в
сердце язычница, пишу эти строки, из того самого национального
архетипического пласта моей души поднимается настоящий
сакральный ужас, будто я покусилась на святое и сейчас это самое
иррациональное сверхбытие покарает меня.
Но, слава богам, я, как юнгианка, знаю, что единственная
возможность справиться со страхом – идти прямо на него с широко
открытыми глазами. Поэтому – вдох-выдох, и отправляемся дальше,
через тернии комплексов к звездам Тридесятого царства. Кроме того,
когда не хватает собственных душевных ресурсов в каком бы то ни
было предприятии, всегда можно, отбросив ненужную гордость (мол,
«мы сами с усами»), опереться на авторитет и знания другого. Мир
велик, и если в собственном доме кончилась мука́ , хоть и по сусекам
поскребли, и по амбарам помели, всегда можно занять у соседа. Я
действительно не нашла в восточнославянском фольклоре мотива
обесценивания чуда и понимания тщетности надежды на
вознаграждение за долготерпение. Поэтому обратимся к помощникам
заморским. В данном случае нам могут пособить древние греки и
совсем еще не древний в сравнении с ними Ницше.
Эллины еще несколько тысячелетий назад разоблачили коварную
теневую сторону надежды в мифе о Пандоре. Пандора (напомню,
прекраснейшая из женщин) была создана богами в наказание
человечеству за принятие огня от Прометея. Имя ее означает «всем
одаренная», так как она получила от каждого из богов наилучшие
качества. Но мстительный Зевс, прежде чем отправить ее на землю,
наделил Пандору ко всему прочему и любопытством, а также вручил
ей ящик со всеми земными бедами, который строго-настрого запретил
открывать. Конечно, любопытство возобладало, Пандора открыла
ящик, и все горести-напасти, заточенные в него Вседержителем,
выбрались в людской мир. Осталось одно-единственное, никому не
известное зло – надежда.
Так как Человек никогда не имел возможности толком ее разглядеть,
он ошибочно считает надежду великим благом. Однако Зевс знал
истинную суть этого чувства; он именно для того и положил надежду
на самое дно ящика с бедами, чтобы Человек сам себе отныне
обеспечивал вечные страдания и ничего не предпринимал для их
прекращения, ибо «пока живу, надеюсь». Надежда – самое большое
зло, говорил Ницше: она продлевает мучения человеческие.
Надежда, что умирает последней, попросту не дает нам жить. Это
вечная иллюзия того, что где-то там есть для нас Ирий, надо лишь
подождать. Надежда – это всегда отсутствие человека в настоящем,
она направлена в будущее сознательно, а бессознательно – в
невозвратное прошлое, в райские кущи младенческого периода или
даже в материнскую утробу. Когда же мы воплощены в настоящем
моменте – в чувствах, потребностях, в теле, – надежды нет, она не
нужна. Более того, если какая-то надежда и сбылась, это все равно не
приносит счастья. Когда мы получаем отсутствующий ресурс, все
просто «становится на свои места»: появляется впечатление, что так
всегда и было, – ведь Ирий, который был спроецирован в недавнем
прошлом на новое приобретение или достижение, снова оказался
миражом. И снова в настоящем человек погружается в скуку и
инертность, все хорошее вновь отправляется посредством надежды в
то самое «прошлобудущее», в царство «Нигде-и-никогда»: «Эх, вот
если бы у меня было… вот тогда бы жизнь была». Есть на эту тему
превосходный анекдот. Поймал мужик Золотую рыбку и говорит:
«Хочу, чтоб у меня все было!» – «Ну что ж, – говорит рыбка, – твое
желание легко исполнить. У тебя, мужик, все было».
Не будем отрицать, порой происходят чудеса. Но только не в том
случае, когда любая надежда на успех в чем бы то ни было возлагается
только на счастливую случайность или промысел божий. На эту тему
есть еще один превосходный бородатый анекдот. Человек годами
молил Господа о выигрыше в «Спортлото». В конце концов
разверзлись небеса и он услышал возмущенный глас божий: «Да
сколько можно, дурак! Ты хоть лотерейный билет-то купи наконец!»
Однако, если мы будем утверждать, что надежда – это однозначно
деструктивное чувство, мы не просто вновь угодим в силки комплекса,
но только глубже увязнем в них, ибо тут же попадем на
противоположный полюс – в отчаяние. Просто будем помнить, что в
блюдо под названием «мотивация» надежды нужна всего лишь
щепотка. Основным же ингредиентом на пути к воцарению-
восамлению будет интерес.
Интерес – это то, что исходит непосредственно из Самости; это то
чувство, что обостряет наше чутье до звериного, то чувство, что делает
нашу интуицию предельно чуткой, глазам придает орлиную зоркость, а
телу – легкость и силу. Это то, что вдохновляет, направляет и
излечивает. По-русски это чувство именуется также страстью.
Душе, что пылает страстью, вдохновленному уму, рукам, что горят
от азарта, не нужны опоры в виде «надо», «принято» и «придется».
Когда истинное желание, исходящее из природной Самости, обретает
свободу, душа, разум и тело действуют заодно, желание становится
бескомпромиссным: «Хочу настолько, что, пока не рискну, не опробую
все способы, – не успокоюсь». И, как подсказывает опыт, здесь-то и
начинаются настоящие чудеса! На пути Героя начинают встречаться
волшебные помощники только после того, как он осознаёт: кроме него,
воевать со Змеем некому.
Однако, чтобы пробудить в себе страсть, услышать голос Самости,
нужно предать забвению надежду на чудо. Сделать это нужно
добросовестно и чистосердечно – оплакать, отпеть и захоронить. Это
весьма и весьма непросто. Для начала придется пережить чувство
разочарования. Это и будет оплакиванием. Оплакиванием мечты о
граде нездешнем, где нам дадут все, чего ни пожелается, просто за то,
что мы есть. Оплакиванием надежды на то, что можно сделать что-то,
стать каким-то – и жизнь полюбит нас безусловной родительской
любовью. Прощанием с верой в то, что к нам снова отнесутся как к
любимым детям, поверят в нашу исключительность и превосходность
на слово.
Как бы страшно это ни звучало, но, чтобы достигнуть душевной
зрелости и иметь возможность проживать собственную жизнь,
наполненную интересом и свершениями, нам придется душевно
осиротеть. Еще в Библии сказано о необходимости оставить отца и
мать своих (Бытие 2: 24). «Оставить» не в том смысле, что бросить их
под старость лет в богадельне: речь идет именно о прощании с
надеждой на вечную опеку, безусловную любовь и безвозмездную
поддержку. Разочарование в чуде возвращает к пониманию истинных
возможностей и ресурсов.
Отпеванием станет чувство светлой печали на волне понимания и
приятия того, что отсутствие «вечных идеальных родителей» есть
благо, хоть и с привкусом горечи. Ведь если бы Ирий и вечные
родители существовали, у человека не было бы ни единого шанса
повзрослеть, услышать голос Самости и прожить жизнь по
собственному сценарию.
А дальше придется пережить страх. Это одно из самых древних,
архаических переживаний. В период взросления, в том числе и
духовного, он связан с процессом приспособления Эго-сознания к
новой среде; реальность в это время воспринимается как тотальная
неизвестность. В действительности это архаический страх дикаря
перед темнотой. Все, абсолютно все новое вызывает страх, это
архетипично, так работает инстинкт самосохранения. Однако любые
эволюционные прорывы, как в общечеловеческом, в национальном,
так и в личностном масштабе, происходят только на волне осознанного
преодоления страха.
Более того, как раз страх, как еще один мотиватор наравне с
интересом и надеждой, и есть настоящий «компас земной». Согласно
Юнгу, именно страх – указатель направления к тем зонам развития,
которые требуются Самости. Тем более это справедливо для нас –
русскоговорящих, в чьем языке слова «страх» и «страсть» являются
однокоренными. Ведь в языке, каковой является вещественным
отражением менталитета, случайностей и простых совпадений не
бывает. Поэтому если в преддверии какого-нибудь начинания не
возникает ни капли страха, значит, в этой области, по большому счету,
и делать-то нечего. Это никакое не свершение, а лишь укрепление
текущего status quo.
Говоря о направлении развития и преодолении страха, невозможно
пройти мимо такой сказочной метафоры, как камень на распутье в
славянских сказках. Нужно сказать, еще древние греки использовали
развилку дорог в качестве символа сложного жизнеопределяющего
выбора. Совсем еще юный Геракл, оказавшись на распутье, повстречал
двух женщин, одна из них оказалась Изнеженностью, другая –
Добродетелью. Первая соблазняла его жизнью, полной удовольствий,
вторая же призывала встать на путь служения людям – полный
испытаний, зато ведущий к бессмертию и славе. Юный Герой
сознательно отверг легкий путь, выбрав лавры.
Однако славянский миф во многом превзошел греческий. Во-
первых, в наших сказках Герой встречает на пути не просто развилку
дорог, а камень с надписью. На архаических этапах культа
сакральность камней связана с представлением о том, что в них
воплощаются души предков; отсюда обычай ставить возле усыпальниц
камни. Они вечны, как и вечна мудрость предков. Поэтому надпись,
которую видит Герой на камне, является прямым посланием из иного
мира. А во-вторых и в-главных, русская сказка предлагает Герою не
два, а целых три пути!
В сказке о молодильных яблоках и живой воде говорится: «Едучи
путем-дорогою, близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, скоро сказка
сказывается, да не скоро дело делается, наконец приехал он в чистое
поле, в зеленые луга. А в чистом поле лежит камень, на нем надпись
высечена: “Направо поедешь – богату быть, коня потерять. Налево
поедешь – коня спасать, быть голодну да холодну. Прямо поедешь –
убиту быть”»[16].
Давайте рассмотрим все три пути-дороженьки.

Направо поедешь – богату быть, коня потерять

 В данном случае под богатством понимается всего лишь то самое
«не хуже, чем у всех»: обладание общепринятыми благами,
одобренными ближайшим окружением. За эту общественно
одобренную жизнь «среднестатистического Ивана», как справедливо
предупреждает надпись на камне, придется заплатить конем. Конь же,
как мы выяснили в предыдущей главе, является символом
инстинктивной жизненной энергии, причем, что наиболее ценно,
энергией управляемой и направленной на достижение подлинных
желаний, исходящих из Самости. В сказках этот путь обычно
выбирают ложные герои – старшие братья Героя настоящего, которым
в конце концов не достается ни царства, ни царевны.

Налево поедешь – коня спасать, быть голодну да холодну

Это предупреждение о социальной изоляции, о возможном провале

в новом начинании. Это те голоса, которые говорят нам: «Ты что,
дурочка?! Ты успешный юрист, с ума сошла? Кому нужны эти
стилисты?! Даже не вздумай!»; «Развод? Спятила?! На что ты будешь
жить с детьми? Ты ж ничего сама не умеешь!»; «Замуж? За этого?!! Да
вы же с голоду помрете!» В реальности такое, и правда, может
произойти. Но, как правило, в тех случаях, когда идея собственной
индивидуации становится сверхидеей, манией. Когда новые начинания
исходят не из интереса и настоящей страсти, а из принципа «назло
бабушке отморожу уши»; не из собственных стремлений, а из желания
«всем доказать», «показать, на что способен» и т. д.
Также «второй дорогой» можно считать одержимость героическим
архетипом, самоотречением во имя идеи.
Итак, Гераклу, в отличие от Ивана, было предложено всего два пути.
Число два традиционно является символом противостояния духовного
и материального миров, борьбы противоположностей. До появления
культа Юпитера в Риме богом неба был двуликий Янус, который утром
отпирал небесную дверь и выпускал Солнце, а на ночь запирал его.
Считалось, что одна голова Януса смотрит в прошлое, а вторая – в
будущее. Не правда ли, отличный символ того самого невротического
«нигде и никогда», отсутствия в настоящем, отсутствия в реальности?
Таким образом, двойка наиболее ярко отражает поляризацию. А как
мы помним, наличие двух крайних полюсов в психике, двух
оппозиционных, равно значимых установок – это признак
невротического комплекса.
Однако русскому Герою, в отличие от Геракла, повезло больше.
Третий путь, именно тот, что ведет прямо, как раз и являет собой
трансцендентную область, где могут объединиться несовместимые,
как кажется Сознанию, противоположности, где возможно все сразу:
и процветание, и слава. Однако этот путь – на первый взгляд, самый
неприемлемый и ужасный:

Прямо пойдешь – убиту быть

Во внутрипсихическом пространстве эта дорога означает всего лишь

смерть существующей Эго-установки, определяющей текущее
положение вещей, настоящую (для конкретного человека) картину
мира. Именно эта установка сужает поле зрения всего лишь до двух
вариантов из бесконечного разнообразия мира: «Можно быть либо
богатым, либо честным», «либо молчать в тряпочку, либо развод и
одиночество», «либо стабильность, либо интересная жизнь» и т. д.
и т. п. И лишь со смертью привычной картины мира сам мир
расширяется, становятся доступны новые ресурсы, возможности,
которые носителю предыдущей установки даже и во сне привидеться
не могли.
Нужно сказать, что процесс инициации[17] (термин, который прочно
перекочевал в дискурс аналитической психологии) обязательно
содержит в себе обряд «смерти – погребения – воскрешения в новом
качестве»: «Инициация подразумевает отмирание менее адекватных,
неактуальных условий жизни и возрождение обновленных, более
соответствующих новому статусу инициируемого. Здесь мы
сталкиваемся с трансформацией, изменением, поэтому сами ритуалы
так таинственно-пугающи»17.
Прежде чем мы сможем двинуться дальше по дороге к Тридесятому
царству, вам, Читатель, необходимо убедиться, что тропа выбрана
правильно. Задержитесь у придорожного камня, ответьте на
следующие вопросы (нелишне будет взять в руки ручку и бумагу,
чтобы ответы приобрели материальную форму, тогда пугливое Эго уже
более не сможет прятать их от Сознания):
• Какая тропа вашей жизни на сегодня преграждена камнем?
• Что написано на нем, куда ведут правая и левая дороженьки?
• С решением какого жизненно важного вопроса вы тянете
время?
• Как звучит ваша неразрешимая дилемма?
Приведу несколько примеров:
– Либо материнство, либо карьера.
– Либо стабильность и семья, либо любимая женщина.
– Либо я остаюсь хорошей дочерью для мамы, либо переезжаю в
город своей мечты.
– Либо остаюсь честным человеком с чистой совестью, либо беру
«откат» и покупаю квартиру.
Воскресите в памяти подобные сказочные сюжеты, а также
васнецовского «Витязя на распутье». Помните, у придорожного камня
всегда лежат черепа и кости? Немало богатырей полегло, так и не
сделав выбор. Если слишком долго оставаться в нерешительности у
развилки дорог, тот самый камень может стать могильной плитой. А
вы, Читатель, заслуживаете лучшей участи, не так ли?
• Ответ на какой вопрос звучит сегодня для вас как «казнить
нельзя помиловать»?
Если таковые вопросы у вас имеются, а они, без сомнения, есть,
иначе бы вы сейчас держали в руках совсем иное чтиво, вас уже можно
поздравить, так как подобная дилемма может возникнуть только у
человека на достаточно высоком уровне душевной организации и
духовного развития, у человека, который преодолел порог черно-
белого восприятия мира. Но именно здесь и подстерегают все самые
коварные вопросы, неразрешимые дилеммы, то, что психологи
называют «невротическими вилками», ибо… пришел момент подвига.
Еще бы! Это Геракл, будучи полубогом, запросто делает выбор между
блаженством и славой, для простых же смертных, как мы с вами, сам
вопрос смерти подобен.
Для нашего Эго сама постановка «или – или» непереносима. Как
можно на веки вечные отказаться от блаженства или признания, от
богатства или чести, от материнства или карьеры?! Нам предстоит
душевная смерть. Это может быть «смерть большая», которой не
миновать, если не сделать выбор вовсе, в сказках это те самые черепа с
костями, что лежат близ придорожного камня, а в человеческой жизни
– смерть живой души, превращение человека в безликую часть
статистической массы. «Смерть малая», та, что разыгрывается во всех
без исключения обрядах инициации, – это выбор третьего
трансцендентного пути, смерть текущей Эго-установки, когда «или то,
или другое» превращается в «ни то, ни другое». Ведь ни один из двух
вариантов не является удовлетворительным, не приносит Эго чувства
полноты жизни, радости бытия. И вот именно здесь появляется
пространство для чуда! Следующий этап трансформации – слияние
противоположностей, порождающее третью, прежде отсутствующую
альтернативу: вместо «ни то, ни другое» появляется «и то, и другое».
Несколько лет назад я присутствовала в качестве наблюдателя на
сеансе системной расстановки, на котором женщина пыталась
сделать выбор между мужем и любовником. Она высказала все свои
претензии, попросила прощения у человека, назначенного на роль
мужа, потом посидела на коленках у «любовника», а далее к своему
собственному удивлению, но абсолютно уверенно заявила, что ей не
нужен ни один из них. Тренер все же заставил ее сделать выбор, так
как посчитал, что ее заявление являлось всего лишь скрытым
сопротивлением принять на себя ответственность, в конце
расстановки женщина осталась с «любовником». Однако
трансцендентная функция сработала – вскоре я узнала, что она
вышла замуж за третьего мужчину и живет абсолютно счастливо.
Как же нам проделать это волшебное превращение? Как
трансформировать «или – или» в «и – и»? К счастью, наши мудрые
предки, сочиняя сказки и слагая былины, и здесь протоптали для нас
дорожку. В славянских сказках герой очень редко сразу, очертя голову,
мчится на третью тропу, туда, где «убиту быть»: как правило, это более
поздние сокращенные варианты древних преданий. Чаще всего витязь
сначала исследует обе побочные дороги (что, кстати, и сделала
женщина в вышеупомянутом примере с расстановкой), и лишь воочию
убедившись, что ни там, ни там счастья ему не сыскать, находит
третий универсальный выход. А как иначе? Если одновременно
хочется жить и со стабильным, надежным, но скучным Петей, и с
жизнерадостным человеком-праздником Васей, с которым, однако,
жизнь как на вулкане, – это значит, что на самом деле отношения ни с
тем, ни с другим не удовлетворяют потребностей Самости. Однако
этого не понять до тех пор, пока не узнаешь каждого из них.
Часто на этом месте слышишь от клиентов вопрос: «А как же
принципы?» Дело в том, что правая дорожка, как правило, ясна и
понятна, а также соответствует понятиям нормы (в случае примера с
расстановкой – это муж). Левая же – это вызов, риск накликать на себя
осуждение, быть непонятым, непринятым, отвергнутым (в расстановке
– любовник). И это пугает. Пугает так, что ни в сказке сказать, ни
пером описать. Но в собственной трусости признаваться неприятно,
поэтому хитрое Сознание и начинает выдавать различные
умозрительные максимы. Что значит хранить верность или не воровать
из принципиальных соображений? Ведь если ты любишь супруга и
умеешь зарабатывать деньги, тебе и в голову не придет измена и
воровство. Принцип – это всего лишь завуалированное «страшно
хочется, но страшно».
Итак, нет для человеческой психики состояния более мучительного,
чем затянувшийся выбор «или – или», это всегда нахождение между
молотом и наковальней. Тем более Самость никогда окончательно не
удовлетворится ни «правой», ни «левой» дорожками, ей подавай «и то,
и другое», она тяготеет к целостности. Однако этап «ни – ни»
проскочить ни за что не удастся. А для этого нужно отважиться на
исследование обоих путей.
• Так что для вас значит «казнить», а что «помиловать»?
• Какие мысли, идеи, желания вызывают в вас то самое заветное
чувство страсти-страха?
• Давно хочется прыгнуть с парашютом?
• Переехать в другой город?
• Освоить новую профессию?
• Обзавестись другой семьей?
Перестать хотеть пить можно лишь вдоволь напившись. Понять, что
ты не любишь устрицы, возможно после того, как хорошенько их
распробуешь. Конечно, не все так просто, как с водой и устрицами.
Переезд, смена работы, свадьба, развод, разъезд с родителями и т. п. –
куда более ответственные шаги. Однако суть всегда одна. Пока
желание не реализовано в реальном мире, оно будет вечным
раздражителем, оно будет оттягивать на себя драгоценную жизненную
энергию либидо, тем самым лишая сил и на другие свершения.
Страшно? А как же! Иначе грош цена этому желанию: нет ни капли
страха – значит, нет потенциала для развития, ищите другие пути.
Итак, если вы смогли ответить на все предложенные выше вопросы,
мне остается лишь воскликнуть, цитируя Булгакова: «За мной,
Читатель! За мной!»
 4
Герой
Почему так и не сыскал богатства да жены русский богатырь?
Любое сказание о Герое – это описание прохождения процесса
индивидуации, нахождения собственного уникального смысла бытия,
обретения права на сотворение личного мифа. Героический подвиг
заключается в победе над чудовищем, в спасении порабощенной
принцессы или целого народа, что на внутрипсихическом уровне
является метафорой триумфа сознания над бессознательным или
индивидуального над коллективным.
Героический сюжет, неоднократно и достаточно подробно
описанный юнгианцами, имеет четкую структуру и динамику, которая
в равной степени применима как к любому сказочному повествованию,
так и к описанию процесса индивидуации.

1. Существующая система (сказочное Царство-государство)

закостеневает, становится ригидной и бесплодной
В мифах и сказках указанием на то, что система отживает свой срок,
является старость действующего Царя. Престарелый Государь либо не
имеет достойных наследников, либо вообще бездетен, либо, что
случается намного чаще, просто не желает признавать самого факта,
что его время на исходе. Он пытается всеми правдами и неправдами
сохранить текущее положение: взять в жены молодую царевну,
раздобыть молодильные яблоки, заполучить водицу живую и мертвую
и т. д.
Несмотря на то что Старый Царь тоже когда-то был Героем-
победителем (ведь он в свое время завладел троном), сейчас у него нет
ни былой храбрости, ни силушки молодецкой, ни возможности
оставить государство без присмотра. Поэтому для выполнения
царского задания, то есть для удовлетворения старческой прихоти,
отыскивается молодой Герой. Естественно, он впоследствии и женится
на молодой царевне, и смещает на престоле старика.
Переведем этот сюжет – задел для появления Героя – в
интрапсихическую плоскость. Нечто такое, что было когда-то
завоевано нами с немалым трудом, возможно на грани подвига, то, что
составляло основу мироощущения и главный смысл, – ныне
безнадежно устарело. Например, в семнадцать лет поступление в
институт и новая самоидентификация «я – студент» были очень
важной победой. Но, право слово, если это свершение и в тридцать лет
остается главным триумфом, это означает, что Царь-Сознание не
просто постарел, но и находится в глубоком старческом слабоумии.
Любая господствующая Эго-установка («я – такой-то, мир – такой-
то, это – правильно, то – нет») рано или поздно становится
катастрофически тесной для дальнейшего личного развития. А то, что
не растет и не развивается, – дряхлеет, ветшает и в конце концов
погибает. Это закон. Природа не терпит застоя: нет прогресса –
начинается регресс. Однако одной из базовых функций Эго-сознания
является сохранение текущего status quo – ибо что проверено, то
безопасно. Поэтому наш внутренний Старый Царь, метафора той
самой устаревшей установки, изо всех сил цепляется за настоящее
положение вещей. В это же время Самость – истинная духовная
сущность, задачей которой является воплотиться в реальной жизни
максимально полно, – толкает нас на новые подвиги. Испугаемся и не
пойдем – значит, будем стареть, дряхлеть и медленно духовно, а вскоре
и физически гибнуть.
Впрочем, жизнь устроена бесконечно мудро. Поэтому, прежде чем
позволить нам сгинуть и тем самым погубить высший замысел,
возложенный на нашу жизнь, Самость будет бороться. Происходить
этот процесс будет, в частности, в виде не раз уже упомянутых
проекций. Если мы не желаем замечать проблем в своей внутренней
реальности, они переместятся «для наглядности» в реальность
внешнюю. Поэтому во втором акте «героической пьесы»…

2. Появляется угроза извне

В тех сказках, где Старому Царю не приходит на ум никакой блажи,
так как свою немощь он вообще не желает признавать, появляется
чудовище или иноземный враг, с которым он, разумеется, не может
справиться самостоятельно.
Чудовище, как правило, заключает со Старым Царем некое
соглашение. Например, оно не разоряет Царство-государство целиком
в том случае, если ему добровольно отдают на съедение самых
красивых девушек или младенцев. Девушки, как феминный компонент,
олицетворяют собой Аниму, способность живой души не только
мыслить и рефлексировать, но и чувствовать, предчувствовать и
наслаждаться жизнью. Это как раз те дары, которых естественная
старость день за днем лишает действующего Царя (текущую Эго-
установку). Младенцы же – аллегория новых молодых ресурсов. Пока
в Царстве-государстве рождается и созревает новое потомство, сменяя
прежние поколения, – жизнь продолжается. Как только система теряет
способность к самообновлению – наступает коллапс.
Некоторое время соглашение между Царем и извергом действует,
однако аппетиты чудища быстро растут, на то оно и чудище. Поэтому
Царю приходится признать невозможность существования на прежних
условиях и просить помощи у Героя. Таким образом, следующая часть
архетипического сценария – это, собственно…

3. Явление Героя
Герой – это тот, кому предстоит изменить мир: в сказочном ли
Царстве, в собственной ли душе. Для достижения цели он
преодолевает определенные препятствия, трансформируется сам и
трансформирует устаревшую систему.
Важно, что само по себе преодоление препятствий (победа над
чудовищем и т. п.) является не самоцелью, а только лишь средством ее
достижения. Война ради войны – это уже одержимость архетипом. В
таком случае Героя ждет бесславный и бессмысленный конец. Да и
деяния его складываются уже не в героический эпос (описание
индивидуации), а в иллюстрацию процесса порабощения Эго
Персоной. Есть в славянской мифологии и такие сюжеты, и мы
поговорим о них в соответствующей главе.
Цель же настоящего Героя – не просто показать силушку
молодецкую, а обрести сокровище – царевну (Аниму), кольцо или
яйцо (душевную целостность), эликсир жизни или молодильные
яблоки (ресурс новой энергии), за счет чего происходит обновление
старой системы. Следовательно, сам факт победы над чудовищем
(бессознательным угрожающим аспектом психики) является всего
лишь условием для освобождения подлинных чувств и воплощения
уникального человеческого потенциала. А приз – осознание и
интеграция приобретения: воцарение на троне Сознания.
 Таким образом, с интрапсихической точки зрения Герой
представляет собой посредника между Эго-сознанием и Самостью.
Появляется же он в то время, когда в психической реальности
возникает патовая ситуация, которую можно описать при помощи
невероятно точной фразы вождя русской революции: «Верхи не могут,
низы не хотят». «Верхами» в данном случае будет Сознание со своими
устаревшими законами и заскорузлыми нормативными установками,
«низами» – требования Самости, исходящие из глубин
бессознательного. В работах Юнга Герой выступает как ось,
соединяющая Эго и Самость. Мне же сдается, что нам будет проще
представлять этот архетип как персонификацию Воли – способность
добиваться цели, преодолевать препятствия. То есть Герой – это
энергетический аспект Сознания, сила Сознания в отношении
инстинктивного и бессознательного в целом. Это либидо, которое
поступает в распоряжение Эго точно так же, как Герой изначально
поступает на службу Царю. Но как Царь, так и текущая Эго-установка,
обратившись к Герою, даже не предполагают, что тем самым они уже
предрешили свое свержение с трона Сознания тем же Героем.
Последнее, что важно подчеркнуть, описывая общечеловеческий
героический паттерн, это то, что не каждый герой – Герой. Пожалуй,
здесь я позволю себе воспользоваться цитатой из самого Юнга, так как
лучше мне все равно не сказать: «В мифах герой – это тот, кто
побеждает дракона, а не тот, кого пожирает дракон. Однако оба
вынуждены иметь дело с тем же самым драконом. Кроме того, не
герой тот, кто никогда не встречал дракона, или тот, который, хотя
однажды его и видел, утверждал впоследствии, что не видел ничего.
В равной степени, только тот, кто вступал в рискованную схватку с
драконом и не оказывался побежденным, овладевал кладом,
“сокровищем, которое трудно добыть”. Он, единственный, имел
подлинное основание быть самоуверенным, так как он столкнулся с
темной стороной своей Самости и тем самым обрел себя»18.
Таково вкратце описание героического макро-паттерна. Однако нас
ведь интересует не любой Герой, а Герой именно славянский и те
преобразования паттерна, которые происходят на славянском
национальном уровне бессознательного.
Впервые мысль о «нетипичности» героев в русской мифологии
пришла мне в голову задолго до возникновения идеи написать эту
книгу, во время чтения дочке друзей сказки о Никите Кожемяке. Что
примечательно, даже шестилетний ребенок заметил некое
несоответствие этой сказки типичной героической фабуле. Отказ Героя
принять заслуженное вознаграждение так взбудоражил ребенка, что
она еще несколько дней ставила родителей в тупик вопросами о том,
почему Никита с царевной не поженились да почему он сам не стал
царем.
Вот мы и попробуем сейчас разрешить эту загадку при помощи
«сравнительной анатомии» славянского Героя с общечеловеческим
архетипическим образом.
Начинается сказка как раз вполне типично. Змей крадет у вдового
Царя единственную дочь. Тот факт, что царицы в сказке нет[18],
говорит о том, что феминный принцип Эроса в устоявшейся системе
отсутствует – у Царя нет связи со зрелой Анимой, а если и была когда,
так давно скончалась. Примечательно и то, что он не делает никаких
попыток вернуть свое дитя, а это опять-таки показывает полное
безучастие к чувственным аспектам жизни. Но Царевна ухитряется
сама передать батюшке весточку через собачку.
Вообще собака – довольно нетипичный символ для русских сказок,
поэтому такой поворот событий сразу заставляет нас «навострить
ушки». Любое животное в мифе олицетворяет предчеловеческий,
досознательный, инстинктивный способ постижения мира. В качестве
животных-помощников у славян чаще выступают волки, соколы или
голуби. Голубь, как символ сердечной любви и соответствующего
инстинкта, не может быть использован Царевной: маленькому кусочку
живой души, плененному комплексом-чудовищем, никак не
достучаться до Царя-сознания при помощи нежных чувств. Сокол –
ясное внутреннее зрение, незамутненное ригидными убеждениями, –
тоже не долетит до близорукого старика. Волк, способный чуять
опасность за сотни верст, наиболее близок собаке, но трусливый,
слабый Царь не подпустит к себе хищника.
Собака – тот же волк, только подвергшийся одомашниванию,
послушный, почти ручной. То есть единственно возможная связь
плененной Царевны-души с Царем-сознанием осуществляется через
«одомашненный инстинкт». Что бы это могло значить в психической
реальности? Честно говоря, точного ответа у меня пока нет. Рискну
лишь предположить, что даже самое заскорузлое сознание имеет зазор
для узкого перечня дозволенных чувств (собака – одно из немногих
животных, которых пускают в человеческий дом). С ее помощью
Царевна указывает батюшке путь собственного освобождения и
называет имя спасителя: Никита Кожемяка.
На интрапсихическом уровне это могло бы означать одно из
редчайших явных вмешательств Самости, например, в виде
сновидения, где вся символика сразу и безоговорочно понятна
сновидцу. Такое может случиться и с бодрствующим сознанием в виде
озарения (инсайта в аналитической терминологии). А если уж
Сознание проигнорирует и столь явное послание Самости, сродни
встрече с ангелом или бесом наяву, пиши пропало!
И вот является Герой. Никита Кожемяка одновременно и попадает, и
не попадает под определение героического паттерна.
Он обладает способностью совершить подвиг – приходит в ярость
от того, что царские посланники отвлекают его от пахотных работ, и
рвет одновременно двенадцать коровьих шкур. Число 12 здесь не
случайно: это образ высшего порядка и блага, а также полноты. С
помощью этого числа структурируются пространство и время
(двенадцать месяцев в году, двенадцать часов на циферблате,
двенадцать языческих богов предзнаменуют пришествие
Вседержителя). Оно сопряжено с символикой колеса и круга – то есть
является символом Самости, проникновения духа в материю19. Кроме
того, это число тесно связано и с архетипом Героя; Геракл совершил
ровно двенадцать подвигов. Шкура же, как и одежда, символизирует
Персону – это то, что покрывает истинную суть. Более того, Никита
рвет именно коровьи шкуры, а как мы помним из анализа сказки про
Крошечку-Хаврошечку, корова – Материнский символ.
То есть сим действием он демонстрирует, что способен сорвать
покровы маскирующих оболочек, те шкуры, в которые приходится
рядиться, дабы спрятать беззащитную душу от вездесущего
материнского ока. Можно было бы расценить это действие как первую
ступень индивидуации – волевое отделение повзрослевшего Эго от
Материнского комплекса. Но не тут-то было! Демонстрируя свой
потенциал, Никита Кожемяка попросту находится в аффекте: он всего
лишь зол оттого, что его оторвали от пахоты – от служения Матушке
Земле.
 На внешнем персональном уровне это могло бы выглядеть так, как
если бы повзрослевшие сын или дочь, доведенные материнским
контролем до белого каления, хлопнули в бешенстве дверью, а через
недельку-другую вернулись в отчий дом – из жалости ли к
престарелой родительнице, из страха ли ответственности или
одиночества, неважно. То же самое, если бы некто, будучи охваченным
яростью, высказал начальству все наболевшее, написал бы «по
собственному желанию», а через пару дней приносил извинения и
просился обратно на работу.
Можно привести сколь угодно подобных примеров, суть одна –
ярость является лишь показателем того, что силы перерубить
пуповину имеются, однако необходимость этого действия еще не
дошла в полной мере до Сознания. Кожемяка обладает способностью,
но не обладает желанием – волей, волеизъявлением – совершить
подвиг. Сначала он отказывается вызволить Царевну-Аниму из
Змеиного полона. Никита отвергает все царские посулы, ссылаясь на
то, что ему-де некогда – нужно землю пахать (о культе Матушки Земли
Русской более подробно речь пойдет ниже). Соглашается Никита
пойти на подвиг лишь из жалости к детишкам, которых осиротил Змей
(жалость всегда исходит из бессознательного чувства вины, а это
мотив, продиктованный также Материнским комплексом).
Далее Герой освобождает Царевну-Аниму, однако отказывается
взять ее в жены и стать царем, не берет и казны. То есть Анима
признается как нечто существующее, но ее интеграции в Сознание не
происходит. Царевна остается незамужней девицей, которая не
приносит потомства, – чувства так и не приобретают возможность
обогатить внутренний мир и жизнь в целом. Сознание готово принять
новую установку, энергия высвобождена, однако далее воли не хватает
– идет регресс. Никита возвращается мять кожи и пахать землю.
Иными словами – возвращается к Матери.
Герой побеждает Змея, но и тот умудряется его разжалобить. Никита
не убивает его, а запрягает в плуг, чтобы «разделить с ним Землю
поровну». Такое разграничение снова являет собой регресс – отказ от
целостности: Змеиная половина – владения ужасного аспекта Великой
Матери, половина же Никиты, Русь-Матушка, – это Мать Всеблагая.
Кончается сказка тем, что Змей предлагает разделить и море, да там и
тонет. На первый взгляд, это победа Героя, однако Змей всего лишь
возвращается в пучины глубинного бессознательного. Океан, колыбель
всего живого, является первейшим дохтоническим символом Матери.
Утонуть в море или в океане на внутрипсихическом уровне означает
погрузиться в досознательный период, в околоплодные воды
материнской утробы.
В результате в конце сказки не меняется ничего! Констелляция
героев та же, что и в начале: незамужняя Царевна живет при папеньке
(феминное, чувственное так и не имеет возможности развития), Змей
лишь глубже погрузился в бессознательное, Никита снова трудится во
благо Материнского комплекса. Таким образом, Герой просто
убеждается в наличии силушки молодецкой. И все! Трансформации не
происходит. Так в чем же дело?! Зачем тогда вообще было воевать со
Змеем?!!
Сдается мне, мифологический мотив русского богатыря находит
отражение в таком психологическом феномене, как страх успеха20, а
точнее, страх ответственности за успех. Ведь взять в жены царевну,
воцариться на престоле и обрести казну – это, кроме признания и
славы, еще и большая ответственность. «Тяжела ты, шапка
Мономаха!» – недаром пушкинское выражение из «Бориса Годунова»
стало афоризмом. На персональном уровне это могло бы быть
проявлено, как если бы человек создал некое изобретение, написал
книгу, заработал внушительное состояние на виртуальной бирже, но
так и не решился бы пойти в патентное бюро, в издательство,
участвовать в реальных торгах, так бы и не осмелился явить свое
детище миру, а лишь гордился бы втайне своим потенциалом. Увы и
ах! Страх явить свои таланты миру превращает Героя из
потенциального властителя в Кощея, над златом чахнущего.
Более того, я рискну предположить, что «нетипичный герой»
является общим восточнославянским макро-паттерном. Русские люди
гордятся тем, что наша страна имеет огромные ресурсы, великий
потенциал. И этого достаточно. Реализовывать его вовсе
необязательно. Все победы приносятся в жертву комплексу – Матушке
Земле Русской.
Однако Никита Кожемяка отнюдь не главный богатырь русской
мифологии. О нем рассказывается только в одной сказке. А сказочные
персонажи и герои мифов и легенд (включая былины), имеют
существенные отличия, в том числе и с точки зрения аналитической
психологии. В сказках у героя нет чувств и переживаний, ничего не
говорится о его мыслях, сомнениях, страхах, надеждах. Сказочный
герой, по словам одной из самых известных юнгианцев Марии-Луизы
фон Франц, либо весь белый, либо абсолютно черный21. Дело в том,
что сказка по сравнению с мифом или легендой пересказывается
намного чаще, а при многократном пересказе истории обедняются и
схематизируются. Сказочный герой действительно полностью
схематичен. В былинах же, как и в любом другом, более развернутом
мифологическом материале, мы постигаем базисные паттерны
человеческой психики глубже, они видны не так ясно и четко, как в
сказках, так как содержат куда больше специфического
«неочищенного» культурного материала, зато дают возможность
понять чувства и движущие мотивы Героя.
Поэтому, чтобы рассмотреть «нетипичный героический паттерн»
глубже, мы и обратимся к былинам. В данной главе мы будем говорить
о былинах так называемого Киевского цикла. Существует еще и не
менее интересный Новгородский цикл, но его персонажи в большей
степени описывают архетипы Трикстера (ловкача, шутника и
обманщика) и Персоны.
Все былинные Герои Киевского цикла констеллируются вокруг
князя Владимира Красное Солнышко, составляя его дружину. Здесь
важно отметить разницу между реальной исторической личностью
Владимиром Святославовичем или, как его еще называют,
Владимиром Равноапостольным (Красное Солнышко) и Владимиром
Всеславьевичем (также Красное Солнышко) – былинным
персонажем. Как мифологический персонаж, сам князь никаких
подвигов не совершает и прав называться богатырем не имеет. Он
просто владеет миром, он Всеславьевич – сын великой Славы и, кстати,
рабы Меланьи, ключницы княгини Ольги.
Женат былинный князь на всецело вымышленном персонаже,
которого в реальности никогда не существовало, княгине Апраксии.
Слово апраксия с древнегреческого переводится как «бездеятельность,
бездействие»22. В медицине этот термин означает нарушение
целенаправленных движений и действий, возникает этот симптом при
очаговых поражениях коры больших полушарий головного мозга23. То
есть феминный принцип Киевского княжества весьма ущербен. Кроме
того, ни словом не упоминаются княжеские дети, в былинах их вовсе
нет. При княжеском дворе живет лишь племянница Забава Путятишна.
Что же касается былинных Героев, к Киевскому циклу принадлежит
довольно много богатырей, самых же известных – трое: Илья
Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Рассматривать всех
троих мы не будем, ибо в этом нет никакого смысла. Алеша Попович в
большей степени соответствует архетипу Трикстера (Плута, Ловкача),
нежели Героя, он «богатырь, который берет не силою, но хитростью».
А подвиги Добрыни в большинстве своем дублируют героические
свершения Муромца.
Академик Рыбаков считает вполне реалистичным допущение, что
Добрыня и Илья… являют собой один и тот же персонаж, да еще с
реальным, исторически зафиксированным прототипом. Добрыней
звали родного дядю по матери и ближайшего советника князя
Владимира Святославича, который, кстати, и помог племяннику
воцариться в Киеве. Личностью он был во всех смыслах выдающейся
– бывший гусляр-сказитель (а в языческие времена это были одни из
образованнейших людей, приравнивающиеся к всеведущим волхвам),
ставший воеводой и архонтом-управителем огромной державы.
Вполне возможно, пишет Рыбаков24, что именно Добрыня,
обладающий великими знаниями «старин» и волхования, разработал
идею Киевского пантеона славянских богов, а также стал учредителем
культа Перуна в Новгороде.
Все былины с именем Добрыни попадают в первый, «языческий»
период правления его племянника. Вряд ли ранние былины Киевского
цикла принадлежат авторству самого Добрыни – их же главному
герою. Слагались они, вероятно, другими «велесовыми внуками»[19],
однако бывший гусляр вполне мог быть их заказчиком и меценатом.
В 980 г. Добрыня утверждает в «Велесовом» Новгороде новый для
этих мест культ Перуна, действуя в данном случае как верховный жрец
– Pontifex maximus25. Но участвовал в создании языческого пантеона
Руси Добрыня под своим именем, а затем, после крещения
венценосного племянника, окрестился и сам, приняв имя… Ильи. С
этим именем он уже крестит Новгород, воюя с язычниками «не мечом,
а огнем». И с начала христианизации Руси былинный Добрыня
начинает замещаться Ильей Муромцем. Происходит как бы
секуляризация эпоса, пишет Рыбаков26, некоторое разделение
теологической сферы язычества и богатырского эпоса, в котором нет
уже ни Перуна, ни Велеса, ни Хорса. Единственной связью былин с
мифологическими преданиями был былинный эпитет Владимира –
Солнце-князь.
И возвращаясь непосредственно к теме «нетипичного героя», по
причине вышесказанного, мы рассмотрим «старины» именно об Илье
Муромце, так как цикл из почти пятидесяти былин о нем охватывает
всю его жизнь до самой смерти, представляя законченный гештальт.
До тридцати трех лет Илья был калекой:

А не имел Илья во ногах хожденьица,

А во руках не имел Илья владеньица,
Тридцать лет его было веку долгого,
Тридцать лет, да еще три годика27.

Невозможность владения конечностями сближает Илью Муромца с

игошей – демоном славянской мифологии, безруким, безногим
уродцем (о нечисти мы подробно поговорим в следующей главе).
Таковыми, по преданию, становились дети, проклятые своими
родителями. Родительское проклятие здесь является символом отказа
принять некую часть души сына или дочери, те их особенности и
самобытные качества, что не укладываются в фантазию родителей о
«нормальном ребенке». В данном случае это богатырская сила Ильи,
которая совершенно точно ни в какие «нормы» не вписывается. Спасти
про́ клятого ребенка, превратившегося в игошу, могут только чужие
люди, так как родители, согласно мифу, его не видят. Если перенести
данную сказочную метафору в аналитический процесс, речь идет о
том, что родители как раз видят эту «неугодную часть», но
воспринимают ее как уродство, которое нужно прятать и скрывать.
Таким «чужим» для реального человека может стать психоаналитик,
который будет искать отверженную некогда часть души. Для Ильи
Муромца в былине «чужими» становятся трое странников – «калик
перехожих». В былине они недаром появляются в отсутствие обоих
родителей, то есть пока Материнский и Отцовский комплексы
дремлют. Странники просят милостыню или хоть чистой водицы
испить, но Илья объясняет, что не может встать и поднести им чарку.
Важно то, что старцы тоже «калики». Это слово имеет два значения:
первое (от латинского слова caligae, «обувь») – это паломники по
святым местам, распевающие духовные песни и просящие подаяние,
второе – увечные, изуродованные, раненые, хромые люди. В разных
версиях былины калики описываются то как могучие молодцы, то как
такие же, как и Илья, калеки. Чрезвычайно важно для анализа
учитывать оба этих образа, так как только из их соединения можно
получить нужный архетипический сплав. Именно их объединение дает
трансцендентный образ «раненого целителя» – того, кто только и
может исцелять, так как собственными ногами прошел путь от болезни
к здоровью: они тоже были калеками, но стали молодцами могучими.
Символ обуви, присутствующий в этимологии слова «калика», здесь
тоже неслучаен. Его можно понимать как следующую
психологическую метафору: обувь защищает и оберегает то, на чем мы
стоим, наши ноги. В архетипической символике ноги олицетворяют
подвижность и свободу. В этом смысле иметь обувь для защиты ног –
значит быть уверенным в своих убеждениях и иметь возможность
действовать исходя из них: «Не имея “обуви” для души, человек не
способен справиться с внешними обстоятельствами, требующими
проницательности, здравого смысла, осмотрительности и жесткости. В
древности обувь была также символом власти: правители имели ее,
рабы же нет»28.
Старцы повторно просят Илью принести воды. Тем самым они
ставят под сомнение его немощь. То же делает «чужой»-психолог.
Просто поразительно, какой мощный эффект на душу клиента подчас
оказывает простая демонстрация сомнения в том, что он на самом деле
настолько слаб, труслив, глуп, несамостоятелен, неталантлив, как
привык об этом думать. После повторной просьбы Муромец встает и
приносит воды – новая вера получает подкрепление. Калики поят этой
же водой самого Илью, и от нее он получает силу богатырскую, такую,
что если бы

От земли столб был да до небушки,

Ко столбу было золото кольцо,
 а кольцо бы взял, святорусску поворотил29.

Однако Илье такая сила не требуется, странники это понимают и

дают ему выпить еще раз, чтобы уменьшить силу наполовину.
Вероятно, речь здесь идет о предотвращении психологической
инфляции. Проще это состояние можно назвать одержимостью. Речь
идет о том, что некая впервые обретенная способность или
возможность легко может вскружить человеку голову. Это то
состояние, когда очарованная новой ли способностью, степенью ли
свободы или достижением личность как бы выходит за пределы своих
собственных границ за счет идентификации с Персоной (раз уж я
директор, так пусть и домашние предо мной на цыпочках ходят – вот и
распалась семья) или, в патологических случаях, даже с исторической
или религиозной фигурой.
Очень и очень многие «икары» именно так и сложили свои головы.
Например, общеизвестная статистика: большинство автомобильных
катастроф случается по вине водителей, недавно получивших права,
из-за эффекта под названием «кураж первого года вождения». Самые
же известные примеры в мифологии – это, конечно, Икар и Фаэтон.
Первый настолько увлекся полетом, что позабыл об отцовском
предупреждении, взмыл в небо так высоко, что солнце расплавило
восковые крылья, и юноша погиб. Второй тоже пришел в неописуемый
восторг от управления отцовской солнечной колесницей, слишком
близко приблизился к земле, так что она запылала, и Зевсу пришлось
сразить юного возницу перуном.
Юнг обозначает такое состояние термином «Мана-личность» –
пребывание Эго в фантазии об обладании сверхъестественной силой,
присвоение себе чего-то такого, что ему вовсе не принадлежит. В этом
случае человек обречен на выгорание. Представьте себе священника,
который вообразил, что он на самом деле вещает от имени Бога; врача,
который решил, будто только от него одного зависит жизнь пациентов;
полицейского, уверенного, будто лично он и есть закон, а посему
вправе вершить правосудие по своему усмотрению. Такие люди либо
нанесут себе и окружающим непоправимый вред, либо попадут в
тюрьму, либо в психиатрическую клинику. К счастью, калики
постарались предотвратить такой поворот событий в жизни Ильи
Муромца.
После того как Богатырь обрел ровно столько силы, сколь ему
надобно, странники говорят, что теперь Илья должен идти на службу
Князю Владимиру. Князь, как мы упоминали ранее, олицетворяет
сознательную часть Эго-комплекса. Пойти к нему на службу – значит
направить освободившееся либидо в распоряжение Сознания.
Калики предупреждают Илью Муромца, что к Киеву ведут две
дороги. Первая дорога – слишком долгая да ухабистая, зато
безопасная, но ехать по ней Илье придется не один год. Вторая дорога
– близкая, но «заложил» ее Соловей-разбойник ровно тридцать лет и
три года назад (а это вся жизнь Ильи Муромца). Не пропускал Соловей
ни конного, ни пешего, а убивал не оружием, но своим свистом
разбойничьим. Соловей Разбойник в интрапсихическом смысле –
типичный Травматический Защитник, не подпускающий Героя к
Сознанию – Киеву.
Травматический Защитник – это функция психики, которая стоит на
границе комплекса, того места, где, как мы помним, когда-то незрелое
Эго потерпело сокрушительный провал. Поэтому любое приближение
к этой травмированной части души, которая на самом деле жаждет
исцеления, сопряжено с чувством ужаса, страха или даже отвращения.
Самый простой пример: люди, которые не получили в детстве
достаточной родительской любви и ласки, жаждут во взрослой жизни
больше всего на свете близких отношений. Но страх не дает им
построить таковых: как только появляется подходящий партнер, они
бессознательно находят повод прервать связь. Это и есть работа
Травматического Защитника: заставить сбежать первым, пока не
бросили тебя. Внешне это может быть какой угодно повод, на самом
же деле это внутренняя паника и страх нового отвержения.
Автор самого термина «Травматический Защитник» Дональд
Калшед пишет об этом так: «Когда архетипические защиты берут верх
над травмированной психикой, их благие поначалу “усилия”
предохранить неразрушимый личностный дух превращают их из
“системы самосохранения” в “систему самоуничтожения”»30. Таким
образом, оружие Травматического Защитника – страх и ужас, вовсе не
опасны для повзрослевшего Эго. Так и оружие Соловья-разбойника на
самом деле всего лишь свист, пугающий и оглушающий, но не
способный причинить богатырю реальный ущерб.
Илья сажает Соловья в мешок и привозит ко двору Князя, где
Соловья заставляют продемонстрировать свист, а потом казнят. Эта
сцена демонстрирует необходимость донести Сознанию идею о том,
что реальной опасности Защитник не представляет. Это просто
«свист». Недаром в русском просторечье глагол «свистеть» также
означает «обманывать», «приукрашивать».
Долгая же окольная дорожка, по которой ехать Илье до Киева
пришлось бы не один год, – это невротический путь. Если нечто не
может реализоваться естественным путем, оно реализуется путем
патологическим. Самость возьмет свое всегда! Если человек, которому
суждено бороться за свободу, отказывается это делать, ему все равно
придется сражаться, но, например, с болезнями. Если по какой-то
причине тот, кому непременно суждено воспитывать детей, лишает
себя удовлетворения этой внутренней потребности, так или иначе ему
придется нянчиться с собственными ли самодурствующими
родителями или с супругом, «севшим на шею». Но в былине об Илье
Муромце богатырь, к счастью, выбирает прямой путь к Киеву-
Сознанию.
Обретение Героем боевого коня, который в любой сказке также
является верным другом, традиционно интерпретируется как
обуздание инстинктивных аспектов. В былинах об Илье Муромце
предлагается две версии.
В первой те же калики говорят, что по дороге в Киев богатырь
увидит неподъемный камень, и если сдвинет его, найдет там и коня
богатырского, и оружие, и доспехи. Камень традиционно связывается с
иерофанией (от др. – греч. ieros, «священный», и fanos, «светоч, свет»),
являет проявление священного, божественного в мире материи.
Нерушимый, неуязвимый, он воплощает иную, отличную от
человеческой, а также от растительной и животной форму бытия.
Характер восприятия камней иллюстрируется индонезийским мифом о
первой чете людей, которые не приняли от Бога камень, но взяли
банан, и потому жизнь людей подобна жизни бананов, а не камней,
вечных и бессмертных31. Таким образом, сдвинуть неподъемный для
простого человека камень – значит возвыситься над тварным миром,
услышать голос Самости, понять волю богов.
 Илья справляется с заданием. Происходит диалог богатыря с конем,
который навсегда определяет их отношения: Илья просит его служить
ему «верою-правдою», конь предлагает испытание – готов ли богатырь
владеть таким скакуном. Илья садится на коня, и тот сразу же признает
в нем своего хозяина. В интрапсихическом смысле это является
метафорой обуздания инстинкта, его направления в созидательное
русло.
Есть и другая версия, более приближенная к человеческой
реальности, ибо «услышать волю богов» – задание архисложное даже
для архетипического Героя. Согласно этой версии, Илье советуют
вырастить себе боевого коня из самого невзрачного, слабого
жеребенка: такой жеребенок – нечто совсем на первый взгляд
непригодное, неподобающее богатырю. Так ведь и сам Илья, не
имеющий «во ногах хожденьица», на Героя не был похож. Так что
речь, безусловно, идет о принятии теневых инстинктивных аспектов,
которые кажутся столь непригодными и неподобающими
выпестованной все теми же родительскими комплексами Персоне.
Существует также параллельная версия об обретении Героем
богатырского меча, согласно которой Илья получил его от
древнейшего русского богатыря Святогора. Меч – символ
воинственности, героического начала, силы, правосудия. Подобно
оружию других видов, он отражает символику власти. Также
связывается с разумом, проницательностью, светом, истиной,
мудростью. «Меч являлся атрибутом римского бога Марса,
выступающего в качестве охранителя мирного труда. В мифологии и
фольклоре меч-кладенец олицетворяет некое сокровище либо
наследство, долженствующее быть обретенным (восстановленным)
героем в ходе трудных испытаний»32.
Илья Муромец получает меч именно в наследство – от самого
могучего и древнего богатыря Святогора. Это необычный богатырь –
величественный, суровый и одновременно жалкий, трагический. Он
фантастически силен, во много раз сильнее Ильи Муромца, «но
силушка в нем какая-то бесполезная», как утверждает миф. Не
совершает этот богатырь подвигов, как Илья Муромец, ради своей
родной земли, не сокрушает врагов ее, не борется со злом. Нет у него
ни отца, ни матери, ни друзей. Даже земля родная, как сказано в
былине, его «не носит», не выдерживает. Не ездит он ни в чисто поле,
как другие богатыри, ни в Киев-град. Живет, как великан-отшельник,
один в горах и сам напоминает грозную неподвижную скалу.
Святогор – древнейшая хтоническая сила. В космогонических
мифах горы предстают как первозданная суша, явившаяся из воды.
«Самый важный аспект образа горы связан с тем, что она может
выступать в качестве структуры, соединяющей различные сферы
бытия (небо, землю и подземный мир). Священная гора в различных
традициях рассматривается как центр мира и представляет мировую
ось: подземный мир – гора – Полярная звезда. Мировая гора – это
место, где сходятся небо и земля»33.
Святогор, богатырь-гора, является стражем на границе земли и неба
– божественного и человеческого. Столь сильно выраженная
дихотомия (разделение на части, не связанные между собой) всегда
чревата опасными последствиями для психики. В одной из былин,
чувствуя в себе колоссальные силы, Святогор похвалился, что если б
было кольцо в небе, а другое в земле, то он перевернул бы небо и
землю (те же самые слова произнес и сам Илья Муромец, когда
получил чрезмерную силу от калик перехожих, но те вовремя избавили
его от ненужных излишков). Это Святогорово бахвальство услышал
Микула Селянинович (былинный богатырь-пахарь) и бросил на землю
сумочку, в которой была заключена «вся тягость земная». Поднять ее
мог лишь сам пахарь (о символическом значении пахаря мы будем
говорить в следующих главах книги). Святогор тщетно пытается
сдвинуть сумочку, сидя на коне, а затем, спешившись и взявшись за
нее обеими руками, уходит в землю по колени и здесь, не одолев «тяги
земной», заключавшейся в сумочке, кончает свою жизнь34. Таким
образом, чрезмерно оторвавшись от Матери Земли, он был ею и
поглощен.
Что же такое «вся тягость земная»? На что покушается Святогор?
Это, думается мне, весь человеческий опыт, который не может быть
осилен и воплощен одним человеком; лишь великан – огромный,
раздутый (та самая Мана-личность) – может посягать на
всемогущество.
Но нам более интересна версия о взаимодействии Святогора с Ильей
Муромцем. Согласно ей, Илья, устав в пути, решает отдохнуть и
находит под дубом богатырскую постель длиной в десять саженей и
шириной в шесть[20] (уже здесь прослеживается мотив Мана-
личности). Он засыпает на великанском ложе на три дня.
На третий день, как рассказывается в былине, с северной стороны
послышался шум; конь разбудил Илью и посоветовал спрятаться,
взобравшись на дерево (инстинкт предупреждает об опасности).
Явился Святогор на коне, держа на плечах хрустальный ларец, в
котором находилась его жена-красавица. Святогор – великан, а его
жена – обыкновенная женщина, поэтому она находится в хрустальном
ларце, чтобы супруг невзначай не раздавил ее. Этот мотив
присутствует и в европейских сказках – хрустальный гроб и спящая в
нем беспробудным сном Анима, с которой невозможен сознательный
контакт. Пока Святогор спит, жена его соблазняет Илью и затем сажает
любовника в карман мужа.
Анима, как чувственный душевный компонент, может быть весьма
опасной и зловещей в том случае, если она являет собой ложные
чувства, исходящие из одержимости Мана-личностью. Ведь человек,
опьяненный скоростью, который мчится по шоссе под двести
километров в час, именно «чувствует», что можно еще поддать газу,
прежде чем попадает в аварию. Мелкий воришка, одурманенный
первым успехом, тем, что кража сошла ему с рук, также «чувствует»,
что ему благоволит судьба, на этой волне совершает более крупную
кражу, за что и садится в тюрьму.
Итак, Илья, одурманенный злокачественной Анимой – женой
Святогора, попадает к великану в карман. Надо ли говорить, что это
оказывается ловушкой! В пути конь жалуется великану, что ему
тяжело: до сих пор он возил одного богатыря с женой, теперь же везет
целых двух богатырей. Святогор находит Илью и, расспросив, как он
попал в карман, убивает неверную супругу: связь с феминным – с
какими-либо вообще чувствами – более невозможна. С Ильей же
великан вступает в братство.
Быть братьями означает быть одной крови, быть идентичными – вот
и «заразился» муромский богатырь одержимостью. На пути «братья»
встречают гроб с надписью: «Кому суждено в гробу лежать, тот в него
и ляжет». Гроб оказался велик для Ильи, а за Святогором захлопнулась
крышка, и все попытки великана выбраться оттуда оказались
тщетными. Святогор приказал Илье рубить крышку гроба, но с
каждым ударом деревянная домовина покрывалась железными
обручами. Тогда он решил покориться судьбе, передал часть своей
великой силы и богатырский меч «младшему брату» и возвратился-
таки в лоно Матери Земли.
Итак, процесс архетипической инфляции запущен. Калики
предупреждали Илью о том, что ему дано ровно столько силы, сколько
требуется богатырю, они даже забрали у него «излишки». Но Илья все-
таки умудрился нарушить меру. Отныне речь идет уже не просто о
героическом паттерне, а об одержимости архетипом Героя. Илья
Муромец также одержим архетипом Великой Матери, впрочем, как и
другие богатыри, которые видят свое предназначение только в
служении Матушке Земле Русской. Они воюют даже не за Киевское
княжество, находятся не на защите Сознания, а на службе
Материнского комплекса.
Русский героический миф не ведет к трансформации: все былины
заканчиваются тем, что после подвигов богатырских «люди зажили на
Руси, как встарь» (как до прихода опасности извне). Защита Матушки
Сырой Земли (нужно отметить, что «сырой» Земля была до того,
как ее в мифе начал месить Сварог, когда только достал из Океана,
до ее разделения на низ и верх, на Явь и Навь) – это желание вернуться
в симбиотическую бессознательную стадию, где еще не произошло
разделение на «плохую» и «хорошую» маму, где есть только
бесконечное блаженство, потерянный Рай. Поиски этого Рая важнее
для богатырей, чем трансформация, чем любая награда. Еще в начале
Киевского цикла говорится о том, что жили в старину на Руси
богатыри, которые ни казны себе не нажили, ни семей не завели, а
только верой и правдою служили Земле Русской.
Одержимость архетипом Героя-спасителя Матери проявляется, когда
Илья Муромец ссорится на пиру с Князем Владимиром. Герой,
который около шестидесяти лет стоит на страже Земли Русской,
решает напомнить о себе Князю. Нужно сказать, что в граде Киевском
за это время так ничего и не изменилось, потомства у княжеской семьи
не появилось, Забава Путятишна по-прежнему не выдана замуж ни за
одного из богатырей, которые ее не раз спасали то от Змея, то от
Идолища, но свататься так и не решились. То есть Анима остается все
так же бесплодной для Сознания. Да и о какой женитьбе (создании
собственной, отдельной от родителей семье) может идти речь, пока
главной женщиной в жизни остается Мать?!
 Князь на пиру не узнает Илью – богатырь стар и сед, – поэтому
Герой серчает и стреляет «по большим церквам», «по чудным
крестам», которые были снесены в «царев кабак» и пропиты вместе с
«голями кабацкими»35. Главные атрибуты стольного града – то есть
Эго-комплекса – обесценены. Одержимость старого богатыря угрожает
захватить Эго. Если бы Добрыня Никитич, более мудрый богатырь, не
утихомирил Илью Муромца, тот бы «иначе выстрелом из лука в
гридню убил бы князя с княгинею»36. Князь сажает Илью Муромца «в
глубок погреб», чтоб там он умер с голоду. Это означает то, что
Сознание не желает более поддерживать героический мотив. Но Забава
Путятишна, символ пусть и не ассимилированной Анимы, но все-таки
феминного принципа, новых, молодых чувств, втайне подкармливает
Илью. И когда на Киев нападает Калин Царь, она признается Князю,
что Герой жив. Князь выпускает богатыря и просит о помощи – в
случае опасности извне устаревшей Эго-установке нужен Герой как
воплощение Воли, о которой мы говорили в начале главы. Илья
Муромец говорит, что готов идти на врага «за Землю Русскую», «за
вдов, за сирот, за бедных людей, за Забаву», но не «для собаки-то князя
Владимира»37. Богатырь побивает татар (в самой ранней версии – еще
печенегов), предает смерти царя Калина, заставляет врагов платить
дань. И опять все становится на Земле Русской, как и было прежде.
Эта былина – последняя в Киевском цикле. Далее в разных версиях
рассказывается о смерти богатыря.
Старый богатырь на перепутье трех дорог видит камень с надписью:

В первую дороженьку ехати – убиту быть,

В другую дороженьку ехать – женату быть,
Третью дороженьку ехать – богату быть38.

Илья Муромец рассуждает:

Начто я поеду в ту дороженьку, да где богату быть?

Нету у меня да молодой жены,
И молодой жены, да любимой семьи,
 Некому держать-то́ щить да золотой казны…
Но начто мне в ту дорожку ехать, где женату быть?
Ведь прошла моя теперь вся молодость.
Как молоденьку ведь взять, да то чужа корысть.
А как старую-то взять, дак на печи лежать,
На печи лежать да киселем кормить.
Разве поеду я ведь, добрый молодец,
А и во тую дороженьку, где убиту быть39.

Он едет по третьей дороженьке, где его поджидают разбойники, но

он побеждает их (калики перехожие напророчили ему, что от оружия
Илье не умереть) и возвращается на распутье[21]. Выбирает вторую
дорогу, где суждено «женату быть». Там его встречает Королевишна,
угощает за столом, а потом ведет в опочивальню с расписной
кроватью, но Богатырь догадывается, что кровать «с хитростью»
(довериться феминному нельзя); он бросает Королевишну на ложе,
раскрывается погреб каменный, куда она и падает (Анима снова
отвержена). И снова возвращается богатырь на распутье, идет по
третьей дороженьке, где «богату быть». Там он находит богатства
несметные, которые по возвращении раздает вдовам и сиротам, а сам
уходит в монастырь – в лоно Матушки-Церкви.
Окончание этого героического эпоса вызывает глубокое чувство
печали. Герой прожил жизнь, полную великих свершений, но в
результате все осталось неизменным, как будто и не было никогда его
на земле. Эта печаль понятна – она вызвана тщетностью попыток
вернуться в период беззаботного детства, в матриархальную стадию, в
которой ребенок живет в атмосфере идентичности с Доброй Матерью.
Как ни стараются богатыри заслужить и вернуть любовь Земли-
Матушки, возврат в детство более невозможен. Если переход от
уроборической стадии (стадии Рода в яйце, предсознательного
периода, когда еще вовсе не существует противоположностей)
перешел у славян к стадии матриархальной естественно и
своевременно, то на матриархальной стадии произошла депривация.
Славянский этнос был слишком рано вынут из языческой колыбели.
Поэтому не нужна богатырям ни Анима – Забава Путятишна, ни
воцарение – обретение целостности, не хотят они вовсе служить
Сознанию – «собаке Князю», а безуспешно пытаются вернуть любовь
Хорошей Матери.
Глава книги, посвященная Герою, первоначально была написана в
качестве доклада, который я читала на конференции по аналитической
психологии. Один мой коллега, выслушав это выступление, помнится,
сказал следующее: «Господи, я теперь, кажется, понимаю, почему у
нас пьют! Безнадега такая, что напиться – единственное желание».
Еще бы! А как же иначе, когда самое сокровенное, движущее всеми
поступками желание заведомо неосуществимо – сколь ни вопи: «Мама,
роди меня обратно», это невозможно. Невозможно вернуться в
младенческое состояние, в досознательное существование, в жизнь в
Эдемском саду, где все малейшие желания осуществляются
Всемогущей Матерью, стоит лишь пискнуть.
Но и это еще лишь полбеды! Ведь, ко всему прочему, любая попытка
взрослеющего Эго отделиться от Материнского комплекса (от
коллективной нормы, от «здесь так принято») вызывает чувство
парализующего страха и всеобъемлющей вины. Разговор о
Материнском комплексе, о возможности перерезать удушающую
пуповину, о том, как уверовать в то, что мы, выбирающие жизнь,
имеем на это право, пойдет в соответствующей главе. Здесь же я пока
предлагаю поверить в возможность обретения свободы на слово и
вернуться к нашему «нетипичному» Герою. Уже не к Никите Кожемяке
и Илье Муромцу, а к Герою в нашей душе.
Да, русский богатырь, архетипический славянский Герой не желает,
как мы выяснили, работать на Сознание, не имеет желания обогащать
и усиливать Эго. И это было бы действительно невыразимо
печально… если бы мы не знали, что личность сама может развивать и
обогащать архетип! Былины об Илье Муромце, сказка о Никите
Кожемяке были созданы в те времена, когда травма отрыва от
языческой Матери была еще слишком свежа. Но сейчас этническое
Эго повзрослело и окрепло. У русского народа есть все шансы
«дописать» собственные героические сказания до счастливого конца.
И более того, этот процесс уже идет. Древняя архетипическая тема
вдруг снова вызвала творческий интерес. В последнее десятилетие
были созданы мультфильмы обо всех самых известных русских
богатырях. Причем, что наиболее важно и обнадеживающе, это не
просто экранизация старинных фольклорных произведений, чем
занималась, например, советская мультипликация, а именно
прогрессивное развитие архетипических сюжетов. В этих
«досказанных» сказках каждый богатырь обретает и славу, и богатство,
и семейное счастье. Кроме того, богатырской теме посвятил одно из
своих последних произведений мэтр современной художественной
литературы Борис Акунин. А любой творец, как известно, является
лишь глашатаем коллективной Самости. Следовательно, мы, как этнос,
доросли до «нормализации» Героя. В нас есть силы, а главное,
желание поставить Волю на службу Сознания!
Однако, как известно, «хочешь изменить мир – начни с себя».
Поэтому я предлагаю сейчас переместиться с общенационального
уровня на индивидуальный. Давайте снарядим собственного Героя,
нашу волюшку вольную, сиречь освободившиеся душевные силы, в
путь-дорогу к Тридесятому царству. Чтобы проделать эту работу,
достаточно будет вдумчиво ответить на некоторые вопросы:
• Что говорят вам собственные «калики перехожие», те самые
«чужие», которые не верят в вашу недееспособность, страх,
болезнь, неумение и т. д?
Под «каликами» подразумеваются любые проявления здравых
сомнений, подают ли они порой свой слабый голос из глубины вашей
собственной души или же являются извне, в виде тех самых «чужих» –
то есть людей, которые не впутаны в ваши невротические паттерны, не
имеют отношения к родительско-детским комплексам. Это те, кто
способен увидеть и отзеркалить грани вашей души, личностные,
уникальные проявления, подвергнутые «родительскому проклятию»,
то есть по какой-то причине не вписавшиеся в понятие «нормы»
ближайшего окружения. «Калики» – это те, кто говорит примерно
следующее: «Прекрати Ваньку валять! Какой же ты больной, слабый,
неспособный, никчемный и т. п.? Ты все прекрасно сможешь! Вставай
уже и иди!»
Поверить «каликам», конечно, сложно: а вдруг лгут?! Что ж, риски
есть всегда. Но, во-первых, в нашей цивилизованной современной
жизни практически невозможно совершить ничего такого, что привело
бы к летальному исходу или к катастрофе. Ну, право, что такого вы
можете сделать, чтобы умереть голодной смертью или провести
остаток жизни в сибирской ссылке? А во-вторых и в главных, пока вы
не рискнете, вы так и не узнаете, на что способны. Самый страшный
риск – это… оставить все как есть! Ибо, если пролежать на печи
дольше положенного срока, все закончится гангреной от пролежней.
Так что же говорят вам ваши собственные «калики перехожие»? На
какие слова тех самых важных и видящих чужих пора обратить
внимание? Куда пора немедля встать и пойти?
• Какие страхи, тревоги, опасения являются на самом деле всего
лишь «Соловьиным свистом»?
В детстве одного моего клиента, назовем его Михаилом, случилось
страшное – переезд. Когда маленький, добродушный Миша впервые
вышел гулять в новый двор, он запросто подошел к компании ребят
своего возраста и приветливо сказал: «Давайте дружить!» Ответ
мальчиков, как взрослый Михаил выразился сам, без преувеличения,
подкосил на долгие годы его веру в человечество: «Ты нам не нужен!
Мы играем в мушкетеров. У нас уже все четыре есть». Те самые
мальчишки со временем все же стали его приятелями, но, несмотря ни
на что, самым жутким страхом маленького, а потом и юного, и
даже взрослого Михаила стал переход в новый коллектив. Например,
его неоднократно звали на повышение в центральный офис, но
каждый раз что-то срывалось по вине самого Михаила. И
неудивительно, ведь стоило ему только представить смену
коллектива, как в его бессознательном раздавался душераздирающий
свист Травматического Защитника – Соловья-разбойника: «Ты нам не
нужен! У нас уже все есть!» К счастью, повзрослевшему Михаилу
хватило одной-единственной сессии, чтобы разобраться с этой
проблемой. Достаточно было лишь осознать, что свист и есть свист
– вранье и обман.
Как звучит свист вашего внутреннего Соловья-разбойника? На какие
ложные страхи пора просто-напросто перестать обращать внимание?
• Что будет вашим мечом-кладенцом?
Что будет именно вашим уникальным оружием, которое лишь вам
одному и суждено оторвать от земли? При помощи какого уникального
дара, таланта, способности, качества вы сможете перерезать пуповину,
что держит вас на привязи? Это может быть острое чутье,
добродушный нрав, изысканный вкус, способность видеть то, чего не
видит большинство, умение чувствовать настроение других,
красноречие, выносливость, да что угодно! Что отличает вас от всех
остальных в ближайшем окружении? Как применить это орудие на
благо себе и миру?
А еще, как мы уже говорили, меч-кладенец есть орудие Логоса –
чистого, незапачканного чужими, ложными установками рассудка и
здравого смысла: того, что беспощадно отсекает все лишнее в нашей
жизни. В процессе индивидуации приходится отказываться от
огромного количества старых привязанностей, контактов, ролей,
убеждений, привычек, опор, идеалов, норм и ценностей. Рубить
приходится по живому, без крови тут не обойтись. Лишь
несокрушимый Логос спасет нас от жалости, от этого
разрушительного чувства, что не дает расти ни нам, ни тому, кого мы
жалеем. Стоит Герою поддаться жалости, его постигает участь
Лотовой жены. Стоит обернуться, чтоб в последний раз посмотреть на
старое и привычное, то, что обеспечивало некогда комфорт и
стабильность, – как страх и жалость заставляют остановиться,
замереть, чувство горя и невозвратимой утраты превращают нас в тот
самый соляной столб:

И праведник шел за посланником Бога,

Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула – и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли…40

Только Логос – чистый разум, непоколебимая вера, твердое знание

того, почему и зачем это нужно, – позволит безжалостно прорубать
дорогу в новый мир.
• Что есть ваш богатырский конь?
 Любое животное в сказке есть метафора для описания
предчеловеческого, досознательного способа постижения мира, а
таковыми, вне сомнений, являются наши инстинкты, интуиция, чутье,
способность защищаться и любить, выбирать то, что является для нас
наилучшим, твердое знание о том, где «свои» (а это совсем не
обязательно нынешнее ближайшее окружение), а где «чужие», умение
спасаться от опасности и регенерировать жизненные силы.
Богатырский конь, как мы уже говорили, анализируя сказку «Сивка-
бурка», является символом инстинктивной жизненной энергии, причем
энергии управляемой и направленной на достижение осознанных
желаний. И если Герой уже доказал право носить меч-кладенец – смог
обрубить все лишнее, – он обретает и способность оседлать
волшебного коня.
Инстинкты начинают работать на человека в том случае, если
воплощается истинное предназначение, соответствующие исходной
Самости. Тогда отступают все страхи, немощь и болезни, а силы
прибывают десятикратно. Единственное, что нужно сделать, – это
показать коню, что вы теперь отныне и навсегда его хозяин. Для этого
всего лишь остается сесть в седло, крикнуть: «Но! Поехали!»
и отправиться в путь. Ибо без проверки реальностью герой – вовсе и
не Герой, а Кощей, чахнущий над теоретическими знаниями.
 5
Тень
Как получить дары от Лешего и защиту Домового?

Не будешь ли ты так добр

подумать над вопросом:
что бы делало твое добро,
если бы не существовало зла,
и как бы выглядела земля,
если бы с нее исчезли тени?
Ведь тени получаются от предметов и людей41.
Если никогда не пойдешь в лес,
с тобой никогда ничего не случится,
и твоя жизнь так и не начнется42.

Настоящее глубокое постижение бессознательного начинается после

преодоления страхов и сомнений сопротивляющегося Эго, после
стойкого противостояния его капризам – мол, не хочу я менять самое
себя, просто сделайте мне, доктор, хорошо и счастливо: дайте
скатерть-самобранку, сапоги-скороходы да гусли-самогуды, а еще хочу
быть владычицей морскою. Весь этот путь, я уверена, мы уже прошли
в предыдущих главах. И теперь наступает самое интересное. Итак,
Читатель, мы основательно снаряжены – мечом, отвагой,
вдохновением и кольчугой; с нами богатырский конь и благословенная
мудрость предков. Куда далее направляется Герой? Конечно, в
Дремучий Лес, в царство Тени.
Именно со знакомства с архетипом Тени начинается познание
глубин бессознательного. Мы с вами, Читатель, уже вошли в
Волшебный Лес, где Теней намного больше, чем Света. Пришла пора
хорошенько осмотреться вокруг.
О нет, это вовсе не тот лес, куда мы, жители мегаполисов, изредка
наведываемся на пикник, куда пару раз в жизни ходили для
развлечения «по грибы». Это Настоящий Лес, такой, который тысячи
лет назад покрывал бо́ льшую территорию нашего теперешнего
государства, такой, каких сейчас почти не осталось. Некоторое
представление о Великом Лесе может дать в наш век только сибирская
тайга. Мне посчастливилось однажды побывать в подобном месте.
Было мне лет десять, когда мы с папой ездили в гости на Северный
Урал. Вот тогда мне стало понятным «сказочное» слово «дремучий»:
стволы необхватных деревьев стоят так часто, что порой невозможно
пройти; если поднять голову, то среди густой хвойной кроны едва-едва
виднеется солнце; темно так, что глаз еле-еле различает отдельные
деревья на расстоянии шагов пяти, не более. А еще запах болотной
сырости. А еще корни и коряги, о которые в первое время ежеминутно
спотыкаешься. Здесь не поможет зрение, здесь надобно Чутье.
От вполне резонного страха переломать ноги, заблудиться, потерять
из вида папу душа уходит в пятки. От страха священного захватывает
дух, так как здесь в полной мере ощущаешь свою ничтожность в
масштабах Вселенной, Времени, Поколений. За страхом приходит
покой, ибо ты начинаешь постигать Вечность. Этот Лес стоял здесь
еще до того, как на свет появился твой самый первый предок. Так
велика ли беда, если сгинешь? Да и что такое «сгинешь»? Просто
станешь частью Вечности, частью Великого Леса… Э, нет! Этот
безвольный, блаженный покой, смирение перед величием древности –
знак того, что тебя начал кружить Леший. Еще чуть-чуть – и правда
увязнешь в болоте, станешь сосновой шишкой, болотной гнилушкой,
светящейся по ночам, рассыплешься по кочке багряной россыпью
клюквы. Так что: «Шел, нашел, потерял!», и сгинул нечистый.
Кричишь во все горло: «Па-а-а-па-а-а!» Слышишь родной голос и
смех: оказывается, папа все это время был в трех шагах от тебя.
Возвращаемся к озеру, там стоит наша моторная лодка. Пора назад, в
деревню, к бабушке и деду. Зачарованность колдовским Лесом еще
долго остается со мной. Без сомнений, Баба-Яга и Леший живут
именно здесь! Если бы я не струсила, прошла еще несколько
шажочков, то за той самой кривой сосной наверняка увидела бы
Избушку на курьих ножках. Да-да, теперь я почти уверена: в темноте
за сосной мне показалась вовсе не коряга, а когтистая лапа курьей
ноги! Да и русалки, если где и обитают, то только в том самом озере, за
которым начинается Лес. Конечно, вспоминаются пушкинские строки,
заученные с самого раннего детства: «Там чудеса: там леший бродит,
русалка на ветвях сидит…»
Только вот сейчас, более чем через двадцать лет, я понимаю:
обманулся Александр Сергеевич! Совершенно точно обманулся насчет
того, что «там русский дух, там Русью пахнет!». Никак не может этого
быть! Помните, как в сказках чертыхается Баба-Яга, почуяв пришельца
из Явного мира: «Фу-фу-фу! Чую, русским духом запахло». Значит,
чужд он для Леса и его обитателей, ведь мы не способны осязать
собственный запах. Дух «руси» (одно из древних значений этого слова
– «свет», сейчас оно сохранилось только в прилагательном «русый»)
для темного Леса по определению чужой. Да и в те стародавние
времена, когда душа наших предков населила Лес упырями, лешими,
болотниками и кикиморами, не было еще и в помине никаких
«русских», там жили совсем иные племена.
Давайте вновь ненадолго свернем с главной тропы, чтобы впредь не
запутаться в этнонимах. Итак, во времена, когда молодой славянский
протоэтнос начал слагать свои сказы, никаких «русских», а тем более
«россиян», и в помине не было.
Слово «Россия» вошло в употребление лишь в эпоху Петра
Великого, который, будучи поклонником всего европейского, выбрал
«эллинское» звучание вместо исконной «Руси». Тем не менее «Страна
Рос(с)ия» упоминается в византийских источниках еще с X столетия,
Черное море греки также звали «Русским» и полагали, что никто,
кроме «руси», по нему не ходит.
Однако русиос по-гречески означает всего лишь «русые», так что это
имя вовсе не было в ту пору этнонимом. Византийцы просто называли
так всех светловолосых северян. Большинство историков склоняются к
версии о скандинавском происхождении слова «Русь». Воины-
викинги, приплывавшие в земли славян, именовали себя созвучным
«русам», но очень сложным для славянского произношения словом
ropsmen – «гребцы». Да и после того как варяги-русы утвердились в
Киевском княжестве, именно они, а вовсе не исконные поляне-
киевляне, будучи военной дружиной князя[22], плавали в Византию.
Естественно, греки и арабы думали, что все население страны, откуда
приплывают дивной конструкции суда, именует себя русью.
Ряд исследователей полагает, что Русь – сокращенное скандинавское
название «владений Рюрика», другие – что это слово связано с
названием рюриковой родины, острова Рюген, или Ругия, где жило
племя ругиев (или русиев). Так или иначе, все гипотезы сводятся не к
одной, так к другой грани нормандской теории, к варягам-русам. Сама
эта теория базируется на толковании содержащегося в «Повести
временных лет» так называемого «Сказания о призвании варягов»
в 862 году: «И сказали себе [чудь, словене и кривичи]: “Приищем себе
князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море, к
варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются
свеи, а иные норманны и англы, а еще иные готы»43.
Таким образом, ни словенами, населявшими новгородские земли, ни
призванными ими варягами-воинами в Великом Лесу «пахнуть» не
может – не их это вотчина, они уже прошли охотничье-собирательскую
стадию развития, к этому времени они вовсю обрабатывают землю,
занимаются разнообразными ремеслами, ведут войны и успешно
торгуют с заморскими купцами. Нет в Лесу также и духа жителей
града Киева, куда Вещий Олег, опекун сына погибшего Рюрика,
перенес столицу государства. Славянское племя, основавшее Киев, а
поэтому самое исторически известное, называлось поляне, то есть
«живущие в полях». Поле – и как ровное, хорошо обозреваемое
пространство, и как земля, культивируемая человеком, – практически
антагонист дикого Леса. Точно так же и быт полян, их нравы, обычаи,
способы выживания – совсем не такие, как у древлян, жителей лесов
(древ) и дреговичей, обитателей болотистой местности.
Противостояние полян и древлян в IX – первой половине Х вв.
описывает Нестор. Естественно, характеристика языческого племени
(крестить древлян было сложнее всего: поди-ка, перелови их по лесам
и болотам!) у летописца-христианина весьма нелестна: «А древляне
жили звериным образом, по-скотски: убивали друг друга, ели все
нечистое, и брака у них не было, но умыкали у воды девиц»44. Вторит
ему и Карамзин: «Поляне были образованнее других, кротки и тихи
обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался
святою обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали
в семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с
коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою;
в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных
на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали
девиц»45.
 Как мы видим, автор «Истории Государства Российского»
практически цитирует Нестора, но это и немудрено, ведь к моменту
написания его труда о древлянах ничего достоверного сказать уже
было невозможно. Однако безоговорочно верить в этом отношении
летописцам сложно, ведь сам Нестор был полянином и, конечно,
превозносил свой род превыше иных славянских племен, тем более
превыше супротивных обитателей Леса. Да и о какой «кротости
нравов», о какой «святой обязанности брака» можно говорить вообще
в те времена! Даже и в более позднюю раннехристианскую эпоху на
Руси князья – и киевские, и новгородские, и все остальные – имели
если и не по нескольку официальных жен, так множество наложниц. А
уж жестокость, с которой кромсали и жгли «поганых», то есть
язычников, не уступала инквизиторской. Вспомните сцены расправы
над «идолопоклонниками» в «Андрее Рублеве» Тарковского. Думается,
древляне, в свое время и в свою очередь, были уверены как раз в том,
что именно поляне со словенами живут жизнью неправедной, убивают
друг друга, дикари, за еду, женщин и бесполезные куски металла, в то
время как Мать Земля и Великий Лес дают человеку все необходимые
щедроты задаром. На самом деле и те, и другие были одним миром
мазаны.
Подобное взаимное неприятие бывает вызвано даже не
политическим или религиозным противостоянием: это в большей
степени естественный психологический процесс, известный нам как
проекция, – в данном случае в этническом масштабе. Это явление мы
можем воочию наблюдать и в нашем столетии; не буду приводить
конкретные примеры, они и так общеизвестны. Наделение отличного
от себя, и все же столь похожего, Другого всеми неприемлемыми для
собственного Эго качествами есть работа архетипа Тени.
Так как никаких древлянских сказаний, увы, не сохранилось, мы
сможем исследовать проекцию только поляно-словенской Тени,
которая падает как раз на лесных обитателей. И вот теперь мы можем
наконец вернуться на главную тропу повествования.
Итак, Юнг назвал архетипом Тени совокупность всех
бессознательных аспектов личности, что так противны Сознанию,
сумму всех неприятных, отталкивающих, невыносимых качеств. Это
все то, чем мы так не хотели бы являться. Да, Тени незнакомы правила
хорошего тона, ей неизвестны благопристойные манеры и приличия,
ей не то что безразличны, а попросту неведомы морально-этические
воззрения Эго. Право слово, попробуйте объяснить дикарю, что
человеческие жертвоприношения – это плохо, а приниматься за акт
каннибализма, не помыв руки, – это вообще черт знает что такое!
Хотя Тень всегда является возмутителем нравственного закона,
недругом, оккупантом, чертом, соперником, губителем благих
сознательных намерений, уничтожителем благоприятного
представления о себе, она вовсе не тождественна Злу. Она лишь
содержит элементы, которые Эго вслед за семьей, коллективом,
культурой, нацией воспринимает как «зло». Однако мы с вами
понимаем и помним, что все понятия относительны. В сознании людей
XXI века убийство – безусловное зло, но всего пару столетий назад
порицаемым было не вызвать обидчика на дуэль. Сто лет назад (а в
нашей стране и того меньше) откровенное выражение женщиной
сексуального интереса считалось крайне предосудительным, пятьсот
лет назад ее бы вовсе сожгли на костре как ведьму, в то время как ныне
женская сексуальность практически возведена в культ.
Тень сложно как поймать, так и описать, ведь она не представляет
собой никакого единства, монолита, целокупности. Она состоит из
огромного множества различных по значению, величине и влиянию на
Эго фрагментов. Проще говоря, в каждой душе как отдельного
человека, так и нации, и человечества в целом одновременно
проживают тысячи тысяч всевозможных «непотребств». Поскольку
каждое из них Сознание наделяет мощным отрицательным
эмоциональным зарядом, положительный полюс укореняется в
бессознательном. Тот фрагмент Тени, что был подкреплен не только
общественным мнением, но также усилен индивидуальной историей,
становится своего рода автономной программой, не подчиняющейся
Сознанию и плюющей с высокой колокольни на жалкие потуги Эго,
играющего в «Царя горы».
На самом деле противопоставление добра и зла – заблуждение Эго,
заблуждение вынужденное, так как иначе Человек не стал бы
разумным – сознательным. Джеймс Холлис в своем труде,
посвященном Тени46, пишет о том, что буддизм и индуизм стремятся
ниспровергнуть это заблуждение. Благодать в буддизме – приятие
своей теневой стороны, а также понимание того, что и другие
принимают нас таковыми. Западная богословская традиция
(христианство, иудаизм, ислам), напротив, клеймит Другого – «злого»,
искушающего грешить. Для мусульманина «неверные» христиане, для
христиан «нечистые» мусульмане. Такая стратегия лишь сильнее
загоняет Тень вглубь и еще больше заряжает ее энергией. Как
следствие, мы получаем все больше «зла» извне в качестве
возвращения собственных проекций.
Я совсем не жадная? Ни на йоту? Несмотря на то что я человек и все
человеческое, по определению, должно быть мне не чуждо? А почему
я сделала вывод о своей щедрости? Ответ очевиден: потому что
увидела жадных Других. Только так, и никак иначе! Сознание, мы
помним, работает по принципу различения противоположностей. Я
осудила этих скряг, а сама в этот момент возрадовалась, вознеслась,
оторвалась от земли: уж я-то не такая! Выходит, жадные Другие мне
чрезвычайно полезны, пускай даже мне так редко дают то, о чем
прошу, – это моя плата за проекцию. Зато в них, в Других, скрягах и
сквалыжниках, – залог моей щедрости, а значит, гарантия моего
хорошего к себе отношения. Но на самом деле в них – моя собственная
жадность.
Сознанию Тень рисуется мусорной свалкой, однако для храброй и
чуткой души она в большей степени представляет собой тайник с
сокровищами. Там спрятаны великие нереализованные возможности.
Представьте себе потайную комнату в старинном доме, двери которой
не отворялись лет двести. Пускай это даже никакая не сокровищница,
а просто чулан. Все его содержимое было для хозяев рухлядью и
хламом, который просто позабыли выбросить. Зато сейчас для нас это
антиквариат баснословной ценности! Точно так же в раннем детстве
каждый из нас под давлением норм и принципов ближайшего
окружения, культурных сознательных модусов и безусловных правил
снес в чулан собственной души множество чувств, влечений и
страстей.
Возьмем для примера… да вот хотя бы зависть. Это однозначно
теневое чувство, все мы знаем, что испытывать его стыдно, плохо,
недостойно и т. п. Но как только мы безоговорочно уверовали в
греховность и недопустимость в своей душе зависти, мы тотчас стали
ее рабами. Ибо, как заметил Юнг, отвергаемое имеет тенденцию
приходить к нам извне в виде судьбы. Если я не призна́ ю в себе
зависть, это значит, что я буду завидовать вдвойне, втройне,
десятикратно! Только неприязнь к объекту зависти я буду объяснять
себе какими-нибудь другими «рациональными» доводами.
На одном из групповых занятий одна участница, назовем ее
Анфисой, убеждала меня и всех присутствующих, что она ни капли не
завидует своей бывшей однокласснице, «золотой девочке» с красным
дипломом, должностью заместителя главного врача частной клиники
в 29 лет, титулом «Мисс город N – 2008», женихом-банкиром и т. д.
и т. п. Наша участница была приглашена на свадьбу к «золотой
девочке», где ее настиг столь страшный приступ мигрени, что по
подозрению на инсульт была вызвана скорая помощь. Но Анфиса
яростно убеждала группу, что нисколько не завидует однокласснице!
Просто ее «бесит, что таким выскочкам и нахалкам все достается
само собой». Когда участники группы начали интересоваться, в чем
же именно проявляется «нахальство» успешной школьной
приятельницы, Анфиса, к своему собственному удивлению, не смогла
сказать ничего конкретного и просто разрыдалась. Оказалось,
«золотая девочка», в отличие от остальных одноклассниц и самой
Анфисы, все школьные годы корпела над учебниками, так как у
родителей не было денег оплачивать ее поступление в вуз. Кроме
того, с раннего детства она занималась спортивной гимнастикой,
поэтому и за отличную физическую форму, и за титул «Мисс» она
заплатила сполна не только полным отсутствием «нормального
детства», но и многочисленными травмами.
Столкновение с собственной теневой завистью оказалось для
Анфисы чрезвычайно болезненным и в то же время исцеляющим.
Приступы мигрени, которые были соматическими проявлениями
отвергнутой части живой души, в скором времени прекратились.
Боги создали нас по образу и подобию своему, человек – это космос
в миниатюре. Все, что есть во Вселенной, в Человеке вообще,
присутствует в каждом. Бороться с Природой, отвергать любые ее
проявления – это гордыня, фарисейство высшей степени. Расплата
будет неминуемой! Тень, какой бы гадкой она ни казалась нашему
дрессированному Сознанию, является волей богов, проявлением
живой Природы. Холлис пишет: «Вода под давлением не сжимается –
она находит и ломает самое слабое место в емкости. Всякое насилие
над нашей природой, загнанной в подполье, в конечном счете появится
как симптом, соматический или внутрипсихический, как расстройство
в поведении или в отношениях с другими людьми»47.
После того как зависть была выведена из Тени на Свет божий,
Анфисе оставалось научиться взаимодействовать с ней. А если
постичь эту хитрость, то зависть, право слово, становится настоящим
волшебным инструментом. И не нужны никакие гусли-самогуды и
палочки-выручалочки, все магические средства пылятся на чердаке
нашей собственной души. Дело в том, что всех нас в детстве серьезно
обманули: мол, радость, веселье, нежность – это хорошо, а вот зависть,
жадность, ярость и т. д. – плохо. Это становится ясно, стоит лишь на
минутку задуматься: неужели Природа или боги над нами
поиздевались или попросту напортачили? Ужель мы умнее и мудрее
Природы, ужель наша мораль выше, нежели у богов, раз они вложили
в наши души столько всякой непотребной несусветицы? Ведь именно
так мы и думаем, отрицая в себе теневые стороны и тем самым ставя
себя выше создателей. А боги не любят соперников, ох как не любят! И
их месть самозванцам страшна.
Но вернемся к Анфисе. Каким образом ее зависть, извлеченная из
Тени на Свет, стала спасительным благом? Все очень просто. Дело в
том, что эта эмоция при условии честного, осознанного проживания
дает нам четкое понимание собственных потребностей. Я завидую –
значит, я способна иметь то, чему завидую. Именно для этого зависть и
встроена в нас Природой. Я вижу нечто ценное у другого и хочу иметь
подобное, или такое же, или лучше. «Весь мир социального успеха и
прогрессивных достижений держится на зависти. Разрешить себе быть
субъектом зависти – получить пропуск в мир современного бизнеса, в
мир отношений, ориентированных на результат»48.
Что же касается Анфисы, то, когда мы распутали все
хитросплетенные узлы в ее отношении к однокласснице,
обнаружились простые и понятные желания самой завистницы.
Причем все они были вполне достижимы! Для их удовлетворения не
нужны были ни красный диплом, ни растяжка и пластика
профессиональной гимнастки, ни муж-банкир. Анфису мучило то, что
ее собственный молодой человек не делает ей предложение на
протяжении двух лет. А еще на предприятии, где она работала,
затевался конкурс «Мисс сталелитейная промышленность (или что-то
в этом роде)». Анфиса очень хотела участвовать, но в ее голове засело,
что для победы нужно непременно обладать физическими данными
«золотой девочки», конкурсный танец с акробатическими этюдами
которой она неоднократно просмотрела в записи.
Итак, зависть вывела Анфису к собственным простым желаниям –
получить предложение руки и сердца от любимого человека и
рискнуть участвовать в конкурсе. Не буду описывать дальнейший ход
работы, скажу лишь о том, что мы выяснили деструктивные
проявления в поведении самой девушки, что заставляли ее молодого
человека медлить с серьезным решением, и через некоторое время
последовало обручение. А еще Анфиса с упоением занялась сразу
двумя танцевальными направлениями – зумбой и стрип-пластикой;
конкурс она не выиграла, но приобрела отличную физическую форму
к свадьбе, получила массу положительных эмоций и замечательное
хобби, надеюсь, на долгие годы.
Столкновение с собственной теневой завистью помогло Анфисе
понять собственный дефицит. А дефицитарное состояние может
образоваться только там, где оно способно и должно быть заполнено,
где есть ресурсы для его возмещения. Повторю еще раз: я завидую –
значит, я способна иметь то, чему завидую. Право слово, разве
задумалась бы я о написании этой книги, если бы не прочла сотни
других – замечательных, гениальных, потрясающе талантливых,
которые вдохновили меня на творчество? Конечно, дело еще и в том,
что писать мне страстно нравится и, судя по всему, худо-бедно
получается. Но я бы вовек не догадалась писать о славянских
архетипах, не прочтя Юнга, Эстес, Холлиса, фон Франц и многих
других, гению которых я от всей души и душе во благо позавидовала.
Но я не способна завидовать супермоделям и олигархам, как и 99 %
человечества. Ибо в моей природе изначально не заложены такие
ресурсы: мой рост всего метр шестьдесят четыре, а слова
«макроэкономика» и «бюджет» повергают меня в ужас. Поэтому я буду
с удовольствием продолжать завидовать успешным писателям и
психоаналитикам на благо себе, своим читателям и клиентам.

А кому завидуете вы, Читатель?

Итак, и зависть, и все другие чувства, что присущи как
коллективной, так и индивидуальной Тени, – гнев, ярость, стыд,
жадность, имя им легион, – способны дать ключ к настоящей
сокровищнице знаний о себе, о жизни, вручить подсказки и новые
ресурсы на пути к воцарению-восамлению. Описание конструктивной
работы каждого отвергаемого Сознанием чувства требует отдельного
серьезного труда. Но я верю в вашу природную мудрость, чуткость и
интуицию, Читатель, которые помогут разобраться вам с
собственными теневыми проявлениями. А посему мы отправляемся
далее – в гущу теней.
Вытесненные теневые аспекты, как в вышеописанном примере,
можно проживать соматически – то есть вместо страданий душевных
испытывать муки телесные, но чаще всего Тень все же проецируется в
Другого. Эго-Сознанию чрезвычайно сложно принять Сократово «я
знаю, что ничего не знаю» в отношении самого себя, но еще более
невыносимо признать «плохое», вытесненное в других, как свое
собственное качество. Работа проекции проста и понятна: если я верю,
что зло вовне, то его нет внутри меня. И нечего отягощать себя
терзаниями. Все просто: они плохие, я хороший. А плохо мне из-за
них. Можно ли представить, что все то злое, мерзкое, лживое,
отвратительное, что мы видим «там», берет свое начало «здесь» – в нас
самих?! Ну право слово, неужели коррупция, бедность, дорожные
пробки, вся та объективная реальность, которую вижу не только я, но и
любой нормальный человек, – мое собственное порождение? Бред!
Вот только нужно честно ответить на вопрос: а я вообще всегда
страдаю из-за коррупции или сведения о ней появляются в поле моего
Сознания в какие-то определенные моменты жизни, при особом
расположении духа? Каждый ли раз я попадаю в пробку, когда еду на
важную встречу, или дело именно в сегодняшнем собеседовании?
Суть Тени такова, что отверженное нами становится обладателем
части нашей же жизни без нашего ведома. Плата за проекцию – отдать
упряжь собственной судьбы в чужие руки, вручить ключи от
собственного благополучия другим, которые будут активно управлять
нашей жизнью «извне». Выход – признаться, что единственная
константа во всех наших перипетиях с миром – мы сами.
Помнится, один мой клиент никак не мог взять в толк, что я имею в
виду, когда задаю вопрос о том, что же связывает воедино всех тех
«ужасных, алчных женщин», о которых он рассказывал, будь то жена
настоящая или бывшая, любовница, начальница или налоговый
инспектор. Его возмущенный протест, когда я сказала, что
единственный постоянный персонаж этой многосерийной драмы – он
сам, подкосил его так, что пришлось оформлять временную
нетрудоспособность. Вот такой парадокс: ты встретил врага, а он – это
ты. Прожив жизнь, привычно обвиняя других, очень трудно
представить, что автор всех страданий, неразрешимых коллизий,
упущенных возможностей и превратностей судьбы – ты сам.
Но моя Тень мне не враг, она мой защитник от меня самой, той,
которую я не люблю и не принимаю. Однако приходит время
осознания – такая защита слишком дорого обходится.
Расширение Сознания, снятие проекций происходит через
признание темной стороны в самом себе. Юнг пишет: «Каждый носит
с собой тень, и чем меньше она подключена к индивидуальной
сознательной жизни, тем она темнее и гуще. Если плохое качество
осознано, то всегда есть шанс его исправить»49. Расширением
Сознания в данном случае будет признание своей человечности со
всеми ее «пороками», «грехами» и «изъянами». Расширить круг
нравственных альтернатив – это не значит пойти убивать, грабить и
насиловать. Это, если хотите, дань уважения к творящей активной
природе, к собственной человечности, к Богу, создавшему нас по
образу и подобию своему – микрокосмами с потенциалом целой
Вселенной.
И наконец, возвращаясь к главной теме нашего повествования, не
будем забывать, что каждый из нас не только обладает персональной
Тенью, но и является носителем Тени коллективной, семейной,
этнической и общечеловеческой и, более того, каждый вносит свой
вклад в коллективную Тень. Поэтому то, что не проживем, не вынесем,
не переработаем мы, дальше понесут наши дети.
В самом начале этой книги я писала о том, что в какого бы единого
всемогущего Бога ни веровало наше Сознание – сознание человека
XXI века, – будь то Иисус, Аллах, Иегова или Научный Прогресс,
душа по-прежнему втайне остается язычницей. Дело не столько в том,
что язычество стало детской колыбелью Сознания человечества,
сколько именно в том, что в политеизме, в отличие от единобожия,
существует пространство для Тени. Холлис говорит в своей книге50 о
том, что для монотеистического восприятия мира с одним-
единственным всеблагим Богом-Вседержителем понимание Тени с ее
многосоставной сутью – огромная проблема. Ибо, если Бог один, что
же тогда такое этот множественный Не-бог? А вот язычество вполне
удовлетворительно решает этот вопрос. Жизнь изначально
противоречива и парадоксальна; кто делает вид, что не замечает этого,
тот заведомо лукавит.
Атрибуты «человечный» и «безгрешный» несовместимы, как бы ни
пытались их скрещивать утопические религиозные модели западного
мира. В политеизме же нет никакого несоответствия, в нем запросто
уживаются многоликие боги – всевозможные архетипические образы.
Языческий пантеон не ограничен, и вместе с тем в нем нет никакой
неразберихи, так как почитаются и признаются все формы.
Терпимость к неоднозначности – неоспоримое достоинство
политеизма, который был отражением человеческой души на
протяжении пока что самого большого отрезка истории Сознания.
В одном и том же божестве могли уживаться многочисленные
противоречия. Например, греческая Афродита имеет две ипостаси.
Первая, Афродита Урания (Небесная), мыслилась как могучая, великая
и светлая сила притяжения противоположностей, красота и
возвышенное чувство любви; вторая, Афродита Пандемос
(Всенародная), – как пошлая, доступная и похотливая. Естественно,
обитель обеих ипостасей – одна и та же человеческая душа. Мы можем
испытывать самое возвышенное чувство к объекту своей любви, мы
можем боготворить его, и в то же время мы желаем, чтобы для нас он
был всецело доступным. Слава богу, времена фрейдистской темы для
западного мира позади, и для нас не является моральной проблемой
сексуальное вожделение. Но нужно также признать, что любовь
является и причиной большинства коварных поступков, мести,
зависти, неистовой ревности, и это… абсолютно по-человечески.
Другой пример – славянский Велес, который одновременно является
покровителем скота, богатства, воплощением золота, заступником
поэтов и сказителей, и в то же время антагонистом Перуна – богом
смерти и властелином всей нечисти. На первый взгляд, противоречия
столь обширны, что невозможно объединить их в одном
архетипическом образе. Однако противоречия эти являются таковыми
лишь для ограниченного человеческого Сознания. С точки зрения
Природы, зла нет. Как пишет Холлис51, мы поедаем моллюсков и рыбу,
«рак» поедает нас – это просто факты бытия.
 Таким образом, лишь множество богов могут более или менее
достоверно выразить сложность Вселенной. Однако западный мир
(иудаизм, христианство, ислам) сделал ставку на единого Бога. Этот
Бог всемогущ, всеведущ, непогрешим и высоконравствен до мозга
костей. Но остаются извечные «детские» вопросы, как бы ни пытались
на них ответить Отцы Церкви. Если Он всеблагой, то как может
допустить существование зла? Ответ о падшем ангеле никак не
является исчерпывающим. Потому что если Он всеведущ, то почему
не предотвратил зла? А если всесилен, почему не вмешается теперь и
не искоренит его?
Может быть, потому что Богу тоже нужна Тень? Так же как его сыну
Иисусу – Иуда, без доноса которого, сказать по правде, не состоялось
бы и само Воскрешение?
Однако поспешим вернуться на главную тропу – к славянской Тени.
Очень интересно становится ответить на вопрос, каким образом она
формировалась в ту пору, когда все то, что некогда являлось
фундаментом понимания Добра и Света, было предано анафеме. Итак,
не медля больше ни минуты, приступаем.
Важнейшей и интереснейшей характерной чертой
раннехристианской эпохи на Руси является двоеверие. Если до
принятия византийской веры языческие взгляды на мир были общими
для крестьянина и великого князя, то после этого события произошел
своеобразный духовно-классовый раскол. Городская знать довольно
быстро усвоила христианские обряды – венчалась, крестилась сама и
крестила своих детей, хоронила покойников по православному чину. А
большинство простого народа, формально приняв крещение, так и
осталось язычниками, лишь поверхностно усвоив основы
православного вероучения. Иначе говоря, сформировалась
коллективная Персона.
Вера в высших богов довольно быстро выветрилась из народной
памяти, однако низшие мифологические существа, которыми в
народном воображении было населено природное пространство, не
были преданы забвению. Тысячелетнее язычество очень медленно
отступало под настойчивым натиском православного духовенства.
Деревня, по существу, стала христианской едва ли ранее XIII века.
«Двоеверие» – условный термин. Он не означает, что у крестьянина
было две веры, что по понедельникам он верил в Перуна и домового, а
по вторникам – в Иисуса и Николая Чудотворца. Но так же
невозможно предположить, чтобы даже самый темный крестьянин XI
века считал, что Ярило и св. Параскева – существа одного мира. Люди
догадывались, что св. Николай и Макошь принадлежат не просто
разным, а взаимоисключающим верованиям, что поклоняться им
одновременно невозможно.
Такой парадокс, как двоеверие – одновременное существование двух
противоречивых идей, – неизменно порождает трансцендентность.
Адаптационные маневры коллективной психики, которые отражены в
фольклоре, «подстраивают» насильственно вводимое вероучение к уже
частично сложившейся картине мироустройства. Высшие боги славян
забываются невероятно быстро с приходом христианства, однако
мифы запросто примиряют единого Бога и языческих низших
мифологических существ.
У славян практически не сохранились космогонические мифы.
Большинство мифов о происхождении Земли и всего живого
сформировалось достаточно поздно. Они представляют собой
конгломерат языческих верований и апокрифических теорий,
отринутых христианством. В частности, таковым является
апокрифическое «Откровение Иоанна Богослова» и некоторые другие
тексты, в которых ощущается сильное влияние богомильской
философии, признававшей существование равных по значимости
доброго и злого божественных начал52. Во многих славянских мифах
Сатана творит мир совместно с Богом, тогда как в ортодоксальном
учении он принципиально бесплоден и лишен творческого начала.
Наибольшее распространение получила легенда о совместном
творении земли Богом и его Соратником, который постепенно
становится противником. Этот Соратник-противник именуется в
разных версиях Сатаной, Идолом или Лукавым.
Сначала был один первобытный хаос, рассказывается в легенде.
Стихии не были еще разделены, и весь мир был растворен в мировом
океане: «не было ни неба, ни земли, а была только тьма и вода,
смешанные с землей, как жидкое тесто, а Бог летал святым духом над
пенившейся водой»53. Творение мира началось с того, что Бог с
Сатаной разделили две основные стихии – землю и воду. А
происходило это так:
 Долго ходили Бог и Сатана по воде, наконец утомились и решили
отдохнуть. А отдохнуть-то и негде. Тогда Бог приказал Сатане:
«Нырни на дно моря и вытащи несколько крупинок земли со словами:
«Во имя Господа, иди, земля, за мной!» и неси мне ее наверх». Сатана
нырнул на дно, захватил земли и думает: «Чем я хуже Господа?
Почему только его именем я должен заклинать землю?» Зажал он
землю в кулак и говорит: «Во имя мое, земля, иди за мной!» Однако
Лукавый не смог вытащить ее на поверхность без имени Божьего. Но
часть земли припрятал за щеку, чтобы иметь собственную сушу.
Когда Бог приказал поднятым со дна крупицам расти, земля за щекой
у Сатаны также начала разбухать, Сатана начал выплевывать ее, и
из этих комков произошли горы и болота. В конце концов Бог серчает
на Соратника и прогоняет его в ту самую яму, которую он вырыл на
дне моря, – в преисподнюю54.
В подобных мифах Сатана уподобляется демиургу в платоновском
понимании – выразителем божественной воли (Бог порождает идею,
но у него, как известно, нет собственных рук, и реализует ее демиург).
Однако во многих других легендах именно Сатана инициирует нечто
такое, что Бог лишь «доводит до ума». Так, например, появились
жилища и орудия труда.
Первую избу построил Сатана еще в начале мира. Но он не
догадался прорубить окна, поэтому в избе все время было темно. Он
взял мешок и принялся носить в избу солнечный свет: наберет, зайдет
внутрь, выпустит, а в доме все равно темно. Бог подошел к Сатане и
спросил, чем это тот занимается. Сатана объяснил, что построил
жилище для людей, но, как ни старается, в избе светлее не
становится. «Подари мне этот дом», – попросил Бог. «Бери, –
ответил Сатана, – а то мне уже надоело свет таскать». Тогда Бог
прорубил окна, и в доме стало светло. С тех пор люди так и строят
избы55.
Вот еще одна легенда, в которой Черт является творцом:
В начале сотворения мира люди не знали телеги, а зимой и летом
ездили в санях. И вот свв. Петр и Павел, бродя по свету, оказались на
болоте. Видят – избушка на курьих ножках, а из нее несется шум,
треск, стук. Заходят они в избушку и видят, что стоит посреди нее
готовая телега, а вокруг нее суетится Черт, но никак не может
выкатить ее на улицу. «Отдай нам телегу, дурень, мы ее выкатим», –
говорят святые. «А что мне за это дадите?» – спрашивает Черт.
«Дадим тебе овес», – отвечают они. Согласился Черт. Святые
разобрали телегу и вынесли на улицу. Черт увидел это и говорит: «Ну,
теперь я вам ее не отдам». – «Тогда мы осеним тебя крестным
знамением, и тебе станет так плохо, что не нужен будет ни овес, ни
телега». Черту пришлось отдать телегу, а святые обманули его и
дали не овес, а сорную траву осот. Петр и Павел отдали телегу
людям, с тех пор люди научились делать телеги сами56.
Изобретение мельницы, кузницы, многих инструментов также
принадлежит в славянских мифах Сатане. Он также разжигает первый
огонь, а архангел Михаил становится «славянским Прометеем», так
как крадет его, причем по приказу Бога:
Бог, увидев костер, разожженный Сатаной, послал к нему
архангела Михаила с железной палицей, чтобы добыть себе огня.
Пришел Михаил и завел разговор о том о сем, а сам незаметно
воткнул конец палицы в костер. Когда палица как следует накалилась,
архангел выхватил ее и бросился бежать. Сатана кинулся за ним и
уже настиг, было, Михаила, но тут Бог крикнул архангелу: «Бросай
палицу!» Михаил бросил, палица ударилась о камень и высекла искры,
от которых зажглись первые костры. Так люди научились разводить
огонь57.
Да и мотив участия Сатаны в сотворении людей проявляется в
славянских мифах намного чаще, чем каноническая библейская идея о
создании человека одним предвечным Богом. Часто человека создает
именно Сатана, а Бог лишь вдыхает в него душу.
Итак, в апокрифическо-языческом фольклоре славян, как и в любой
языческой мифологии, существуют два первоначала. Но в любой
космогонии есть изначальные женское и мужское божество. Единый
же христианский Бог не имеет жены. Однако еще столь близкая к
природе славянская душа не смиряется с библейской идеей о том, что
Логос способен породить жизнь без священного соединения с Эросом.
Поэтому коллективная фантазия наделяет Бога Соратником. В отличие
от канонических представлений, равным. Сатана «официально» –
существо бесполое. Однако многие сюжеты фольклора
раннехристианского периода дают повод усомниться в этом.
Во-первых, нет ни единого мифа о происхождении Сатаны, как и о
происхождении самого Бога. Мама и папа существовали всегда и будут
существовать вечно, они вне линейного и вне какого-либо еще
времени; народ-младенец задается любыми вопросами, кроме того,
откуда взялись родители. Ибо если есть некое начало их
существования, то неизбежен и конец. А эта идея непереносима.
Во-вторых, согласно нормам русского языка, имя Сатана – женского
рода (изначально в иврите слово звучит как сатан). Есть еще и слово
«дьявол», но оно не употребляется в мифах о Соратнике. Под
«дьяволом» скорее подразумевается нечто другое: зло безусловное,
главный антагонист Бога, противопоставление божественной любви и
добру. Но, еще раз подчеркну, в мифах о совместном сотворении
употребляется только имя Сатаны.
Часто рассказывают о том, как Бог, летавший над первичным
океаном, встретил изначально существовавшего Сатану, плававшего в
воде, и взял его к себе в соратники. Многие легенды гласят, что Сатана
появился из пены морской. Сама символика океана – феминная,
Материнская. Более того, мотив рождения из пены (которая в
мифологии других народов является сплавом сексуальности и
агрессии) сближает образ Сатаны… с Афродитой (!) – квинтэссенцией
женственности. Ведь в греческой мифологии она является носителем
всех феминных черт в их максимуме: она и мать, и жена, и любовница,
ее дети – Фобос и Деймос (страх и ужас), но также Эрот и Гармония,
она одновременно Пандемос и Урания – Святая Блудница. Вспомним
также первоначальное ветхозаветное имя Сатаны, падшего ангела,
некогда любимца Яхве: Люцифер, что означает «несущий свет»,
утренняя и вечерняя звезда, Венера (римский аналог Афродиты). Да и
сама легенда об отношениях Бога с Сатаной и о последующем
отвержении последнего весьма напоминает еще один сюжет.
Было время, когда не было ни земли, ни неба. Была одна вода. И
спустился Бог к воде и спросил: «Есть здесь кто-нибудь?» И
откликнулся Сатана: «Я здесь». И спросил Бог: «Кто ты?» «Я –
Бог», – ответил Сатана. «А кто же я?» – удивился Бог. «Ты над
Богами Бог», – ответил Сатана. Тогда Господь дунул на пену, и из нее
вышел его помощник»58. Далее Сатана становится полноправным
Соратником Бога. Бог даже дарует Сатане золотую корону, такую
же, как у него самого.
Сатана обладает равными с Господом творческими возможностями.
Более того, во многих мифах он самостоятельно творит землю и весь
белый свет, а Бог лишь указывает и советует ему, что и как делать.
Сатана никак не является взбунтовавшимся ангелом. Ангелы – свита
Бога, у Сатаны же есть собственная – черти, демоны и бесы. Ссора
Бога с Соратником происходит тогда, когда Сатана выказывает
желание сотворить собственный мир – для себя, указав Богу на их
равенство. Бог отказывает Сатане. А рассказывается об этом так:
Как-то раз Богу надо было отлучиться по делам, и он оставил
управлять заместо себя Сатану, объяснив ему, когда нужно посылать
на землю дождь, когда ветер, когда тепло. А потом добавил: «Если
тебе станет скучно, то вот горшок с водой, обмакни в нее палец и
капни на землю, от этой капли произойдет такой же, как ты, тогда
вам вдвоем не будет скучно». Только Бог ушел, Сатана обрадовался
возможности наконец-то творить по образу и подобию уже своему,
обмакнул в воду все десять пальцев, потом еще и еще, и из брызг,
которые он стряхивал с рук, появлялись все новые и новые существа.
Он наплодил их великое множество. «Теперь я такой же царь, как и
Бог», – подумал он. Когда Бог вернулся на небо, слуги Сатаны
принялись кидать в него камнями. Тогда Бог схватил свой жезл и
столкнул им Сатану на Землю, а с ним и всю нечисть59.
Из этих мифов мы видим, что Сатана, являясь действительным
сотворцом мира, не претендовал на главенствующую роль, а просил у
Бога лишь признать свое равенство. Когда же Бог отказал ему, Сатане
не оставалось ничего, как отправиться плодить демонов. Этот сюжет
удивительным образом повторяет ветхозаветный миф об Адаме и его
первой жене Лилит, которая в обиде на мужа за то, что он отказал ей в
равных правах, навсегда ушла от него на берег моря, где по сей день в
ярости плодит демонов.
Все вышесказанное неизбежно наталкивает на фантазии о том, что
бесполый Сатана вовсе не беспол, а имеет феминную природу.
Недаром все исконно женское в коллективном представлении
нарекается «нечистым», «темным». Да и в сотворении самой Евы
Сатана принимает непосредственное участие:
С Евой Богу пришлось повозиться. Он слепил людей из теста,
поставил сушиться, а Михаилу-архангелу приказал присматривать за
ними. Михаил на что-то засмотрелся, а в это время прибежала
собака и съела женщину. Новую Еву Бог сотворил из розы и положил
ее рядом с Адамом. Проснувшись, Адам увидал ее и сказал: «Не хочу
жены из цветка, хочу такую же, как я сам». Тогда стал думать
Господь, из какой части Адама сделать новую Еву: сделать из головы
– будет слишком умная и станет руководить мужем, сделать из руки
– будет держать его в своих руках; из ноги – будет от мужа бегать.
Решил взять ребро из-под самого сердца – чтобы сердечно любила и
всегда была у него под рукой. Навеял Бог на Адама сон, взял у него
ребро и поставил под дерево сушиться. Но ребро украл Черт. Бог
погнался за ним, но вместо ребра ему под руку подвернулся хвост
Черта, который Бог принял за ребро и сотворил из него женщину. С
тех пор все бабы хитры и лукавы60.
Афанасьев, также в некотором смысле сравнивая феминное с
сатанинским, приводит в пример такие пословицы: «Черт и баба –
родня между собой», «Где черт не сможет, туда посылает бабу»61.
Однако в рамках ортодоксального представления о едином Боге-отце
даже представить себе невозможно, что его сотворец был женщиной, а
значит, «второй половиной» (читаем: Альтер-эго, Тенью) Господа.
Христианство признает две феминные ипостаси: Уранию – Деву
Марию и Пандемос – Марию Магдалину. Но от сотворения мира даже
до них еще очень и очень далеко. Да и не способны эти два образа
вместить в себя все феминные аспекты, поэтому последние
вытесняются и демонизируются в Сознании.
Исходя из всего вышесказанного, полным выздоровлением,
обретением целостности, «вершиной анализа» было бы полное
примирение Бога с Сатаной – в душе как отдельно взятого человека,
так и человечества в целом. Это означало бы полную ассимиляцию
Тени Эго-сознанием, принятие личной ответственности вместо
бесконечных проекций, отыгрываний, сбеганий в телесные недуги и
т. д. Вероятно, тот, кто может приблизиться к этому, становится
Буддой, для простых же смертных это невозможно, так как, согласно
Юнгу, кроме индивидуальной психической Тени должна существовать
«объективная Тень»62. Объективная Тень – архетип самой темноты,
безусловного зла, который должен существовать в коллективном
бессознательном как единственная логическая противоположность
абсолютного добра, ибо сознание не существует без различения
противоположностей63.
Однако возможно расширение горизонтов личности путем
ассимиляции в Сознании демонизированных аспектов. Иными
словами, избавиться от «дурного», того, что мешает наслаждаться
процессом бытия, можно лишь осознав его в себе: не согрешишь – не
покаешься, не покаешься – не вознесешься. Для того чтобы
приблизиться к целостности, нам нужно расщепить сатанинско-
феминный образ на отдельные фрагменты, иначе нашему крохотному,
по сравнению с космическими масштабами бессознательного, Эго
будет просто не подступиться к гигантской Тени. А тогда только и
останется наделить ее сверхмогущественной дьявольской силой и всю
жизнь стараться, не дай бог, не соприкоснуться с ней, расходуя на эту
игру в «прятки» драгоценную энергию и время.
Такими отдельными фрагментами «объективной Тени» – Сатаны,
которые будут под силу для проработки Эго, станут духи и демоны,
порожденные Соратником-противником в мифе.
В славянских мифах указывается, что любая нечисть обладает как
разрушительными свойствами, так и созидательными (вспомним
зависть Анфисы). Такие образы часто являются во снах или при работе
с активным воображением, и это всегда знаменует для клиента
большой прорыв в работе и изменение текущей реальности. Например,
вскоре после того, как в работе с активным воображением с одной из
моих клиенток в одном из демонов мы распознали домового, она ушла
от родителей и обзавелась собственным жильем.
О происхождении нечисти рассказывается так. Демоны, а также вся
другая нечисть произошли из брызг, упавших с рук Сатаны; это его
части, его дети, осколки его мечты стать равным Богу. Когда Бог
проклял Сатану с его свитой и сбросил их с неба, те демоны, которые
еще находились в воздухе, когда Господь произнес финальное
«аминь», стали атмосферными духами, те, кто упал в болото, –
болотными, в водоемы – водяными, в леса – лешими, кто свалился
людям в дома – домовыми.
Ряды демонов также все время пополняются людьми, умершими
неестественной смертью. Это в славянском миропонимании
«заложные» покойники, то есть попавшие в залог к Сатане.
Наши предки различали два вида смертей. Люди, умершие своей
естественной смертью от старости, становились «Дедами», на них был
основан культ предков. Деды помогали своему роду, люди их
почитали, обращались за помощью и советом в трудные времена. Их
жизнь можно рассматривать как законченный гештальт: человек
прожил «правильную» жизнь – выполнил свое предназначение,
передал свои знания, навыки другим, обеспечил продолжение рода на
Земле и отправился в иной мир. Я рассказываю своим пациентам о
Дедах, когда не срабатывает амплификация[23] к мифам и сказкам.
Например, когда клиент говорит: «Ну вы сравнили: я и Алеша
Попович!» Или же когда я вовсе не могу воспользоваться
мифологическим материалом. Тогда я говорю примерно следующее:
«В ваших генах хранится информация обо всех ваших предках. У них
были всевозможные знания, навыки и возможности, которые также
потенциально присутствуют в вас. Давайте пофантазируем на тему
того, как кому-то из ваших Дедов любого пола, из любой эпохи
пришлось столкнуться с ситуацией, подобной вашей». Прием, как
правило, срабатывает, пациент увлеченно начинает придумывать
легенды собственного рода, и герой-пращур выводит из тупиковой
ситуации героя XXI века, сидящего в кабинете психоаналитика.
К другому разряду относятся умершие «неправильной» смертью:
самоубийцы, погибшие в результате несчастного случая (утопленники,
сгоревшие, замерзшие), опойцы, а также пропавшие без вести. Это все
те, кто не изжил своего века – не закончил гештальт. Считалось, что их
после смерти земля не принимает, они зависают между «тем» и «этим»
мирами и могут быть очень опасными для живых, так как становятся
упырями.
Умерший муж приходит к жене, если она часто плачет по нему,
помогает ей по хозяйству; она может даже зачать от него ребенка. Но в
конце концов муж утаскивает несчастную за собой в могилу.
По таким покойникам нельзя плакать, их нельзя поминать. Как
внутрипсихический образ, упырь – это устаревшая эго-установка: то,
что отжило свой век и подлежит погребению. Эти установки не
подлежат никакой позитивной трансформации, их нужно просто
похоронить. Так, одной моей клиентке часто являлся образ пьяного
дряхлого старика. Он представал во снах и фантазиях то с бельмом на
глазу, то сухоруким, то кривым на один бок, в общем, в его
«поперешности» легко угадывалась принадлежность к нечистой силе.
Как выяснилось, он олицетворял бессознательную деструктивную
установку на то, что брак несет женщине лишь несчастья (все
мужчины в ее семье по материнской линии спивались). После того как
при помощи активного воображения этого демона удалось похоронить,
она, во всяком случае, стала замечать, что в семьях ее знакомых бывает
по-другому. Теперь нам остается закреплять положительные воззрения
в отношении брака, и рано или поздно они обязательно проявятся во
внешней реальности моей клиентки; новые семена непременно
взойдут в Явном мире.
Интересен образ славянской русалки. В славянском представлении
это вовсе не красавица с рыбьим хвостом, как она представлена в
европейских сказках. Русалка – это девушка, которая утопилась от
несчастной любви. Душа ее попадает прямиком к Сатане, и лишь на
русальной неделе она может выходить из воды, чтобы увидеть
любимого. Русалки заманивают неженатых парней, завлекая их своей
красотой, и топят в водоемах. Детей они могут защекотать до смерти.
Русалку описывают как обыкновенную девушку, без всякого хвоста и
чешуи, но она очень бледная, с синюшным оттенком кожи, холодная, с
застывшими глазами. О, как схож этот образ с теми клиентами
психологов, которые не смогли изжить потерю и ушли в глубокую
депрессию! Как внутрипсихический образ, Русалка может
представлять собой фиксацию на некой идее (ей отказал
возлюбленный – жизнь больше не имеет смысла).
Чтобы избавиться от Русалки, по народному поверью ей нужно дать
одежду: тогда Русалка может стать помощницей в рукоделии и
домашних заботах. Ее также связывают с Макошью – феминной
богиней праславян, женой Велеса, что научила женщину прясть и
ткать. Рукоделие и исконно женские ремесла роднят Макошь с
греческой Афиной – самодостаточной богиней, которая вполне
обходилась без поддержки мужчин. Таким образом, «дать Русалке
одежду» означает укрепить Персону, помочь женщине, одержимой
Русалкой (страдающей от отвержения ее чувств), стать более
экстравертированной, переориентироваться на социальные
достижения, вооружиться щитом Афины, поддержкой Макоши. Не
везет пока в любви? Так это значит, что сейчас самое время садиться за
карточный стол, то есть заняться карьерой, творчеством, учиться,
путешествовать, а там, глядишь, и любовь подоспеет.
Во власть к Сатане переходят мертворожденные и младенцы,
которые не дожили до крещения. То же самое происходит с
незаконнорожденными младенцами, убитыми матерями. Такие дети
становятся кикиморами.
 Считалось, что души неприкаянных детей летают возле могил и
жалобно просят окрестить их – то есть дать им имя, тогда они смогут
попасть на небо. Человеку, услышавшему их стоны, следовало сказать
мужское и женское имя, ребенок возьмет нужное и сможет,
окрещенный таким образом, попасть к Богу.
Ребенок, не доживший до крещения, – символ идеи, влечения,
чувства, не достигшего порога сознания. «Окрестить» этот внутренний
образ в терапии значит обозначить его, признать его существование,
получить возможность взаимодействовать с ранее отвергаемой частью
души.
Знаете, бывает так, что вроде бы все в порядке, однако присутствует
некое беспокойство, чего-то будто не хватает, от чего-то
раздражаешься и злишься (в народе это называется «встал не с той
ноги»). И чем больше от этого отмахиваешься, тем сильнее ощущаешь
дискомфорт и тревогу. Это чувство можно заглушать до поры до
времени: кто-то добивается этого перееданием, кто-то – сигаретой или
бокалом пива, тренировкой в спортзале на износ, провокацией
семейной ссоры и т. д.
Если такое происходит с вами, будьте уверены, это одна из кикимор
вылезла из болот вашего бессознательного и мутит воду. В этом случае
нужно уделить себе какое-то время, собрать воедино беспорядочные
обрывки чувств, телесных ощущений и мыслей, понять, когда такое
бывало с вами ранее, и осознать, чего же именно хочется в таком
состоянии. Так, в моем личном опыте одна из кикимор стала весьма
полезной функцией – здоровой жадностью, которая позволяла мне,
например, настаивать на скидках у партнеров по рекламе.
Проклятые дети – еще один источник пополнения рядов нечисти.
Душой того, кто заслужил родительское проклятье – совершил
серьезное прегрешение против родителей (чаще всего против матери),
ударил, оскорбил, не выполнил приказание, – завладевает Сатана.
Такие дети либо сразу умирают, либо продолжают вести жизнь,
похожую на человеческую, но не могут вступить в общение с живыми
и относятся к ним очень враждебно. Такой ребенок вынужден
существовать «в том» мире и по законам «того» мира. Даже если он
скитается где-то совсем рядом с домом, он все равно не может к нему
приблизиться. Даже если он видит живых людей и слышит их голоса,
он не способен откликнуться на них, потому что от мира живых его
отделяет невидимая граница. На мой взгляд, нет более точного
описания аутизма, чем образ проклятого ребенка, данный нашими
предками.
Проклятым может оказаться не только тот, кто совершил какой-либо
серьезный проступок, но и тот, кого мать по неосторожности, в минуту
раздражения выбранила – например, сказала: «Понеси тебя леший»,
«Бес бы тебя побрал» или «Иди ты к черту». Все дело в том, что в
сутках бывают такие минуты, когда брань исполняется, и ребенок
действительно оказывается собственностью Черта, как объясняет
легенда. Такие дети становятся потерчатами (от слова «потерять»).
Еще из таких детей получаются игоши – безрукие и безногие уродцы,
проказничающие по ночам в домах наподобие полтергейста,
способные вызывать галлюцинации. Отсутствие конечностей у игоши
– символ невозможности непосредственного контакта с внешним
миром.
Родительское проклятие является символом отказа принять некую
часть души ребенка, которая вытесняется, а Черт или Леший
становятся здесь Травматическими Защитниками, о чем мы уже
говорили в рассказе об Илье Муромце. Спасти такого ребенка может
только сам родитель, который его проклял. Но главная проблема в том,
что именно родитель не может его видеть. Отправиться на поиски
такого ребенка должен крестный, а желательно, вообще чужие люди,
которых не так-то легко на это уговорить. Ведь нечистая сила будет
всячески вредить им и делать все, чтобы ребенок остался в ее власти.
Таким «чужим» и предстоит стать психоаналитику, который будет
искать отверженную часть души пациента, чтобы примирить ее со
внутренним родительским образом.
Проклятую девушку может спасти тот, кто на ней женится. Об этом
существует множество поверий и быличек. Вот одна из них:
Был однажды бедный парень, никто по его бедности замуж за него
идти не хотел. Вот он идет однажды по дороге и думает: «Хоть бы
бес мне невесту дал». И тут же слышит бесовский голос: «Приходи
вечером на гумно, я тебе любую дам». Пришел парень домой,
рассказал все матери, а она ему и говорит: «Иди, только возьми с
собой крест и пояс. Надень на нее и иди, не оглядываясь. Нарядных и
красивых не выбирай – это тоже черти, выбирай из оборванных,
таких же, как ты». Вот пришел парень на гумно, бес к нему и
выскакивает. А впереди идут девушки красивые и нарядные. Бес ему
говорит: «Выбирай любую». «Погоди», – отвечает ему парень. А
сзади стоят проклятые девушки, загнанные и измученные. Вот он
последнюю и схватил, крест на нее надел и пояс. Бес сзади заорал, но
парень с девушкой бросились бежать. Привел он ее к матери, та ее
одела, обула, вымыла. Утром они объявили о свадьбе. А ее родители
жили в этой же деревне. Пошли парень с девушкой к ее отцу, она ему
все рассказала и день назвала, когда мать ее прокляла. Отец признал
ее и дал парню за нее богатое приданое64.
Эта быличка рассказывает, безусловно, об обретении Анимы для
мужчины (способность контактировать с внешним миром при помощи
чувств) и Анимуса для женщины (способность к здравым
рассуждениям и социальным контактам). Если же рассматривать оба
персонажа как репрезентации феминной и маскулинной составляющей
одной и той же человеческой души, то сказка обретает смысл
гармонизации разума и чувств. Не будем сейчас уделять много
времени Аниме и Анимусу, так как им посвящаются дальнейшие главы
этой книги. Скажем лишь о том, что означает в терапевтической
работе, а также в реальной жизни снятие проклятия. М.-Л. фон Франц
пишет: «По-видимому, есть все основания уподобить человека в
невротическом состоянии заколдованному персонажу сказки, ибо
люди, оказавшиеся в плену невроза, склонны к постоянному разладу с
собой и разрушительным тенденциям как по отношению к себе, так и
к другим»65.
На самом деле оба персонажа, и Парень, и Девушка, находятся в
плену злых чар комплекса. Кого здесь выбрать главным действующим
лицом, зависит от ситуации и конкретного клиента. Главный герой
сказки представляет аспект Самости, которая стоит на пороге
Сознания и уже стучится в дверь, чтобы дать Эго новый толчок в
развитии.
Итак, если главный персонаж в интерпретации этой былички
Парень, то в чем его проклятие? Вопрос несложен: он считает себя
очень бедным, читаем: убогим, обделенным, непригодным для брака,
что означает дефицитарное состояние – отчужденность от своих
инстинктов, невозможность контактировать с собственными
чувствами, выражать и проживать их в реальных отношениях. Снять
заклятие ему поможет только встреча с Чертом, то есть с собственной
Тенью.
У Парня есть Мать, которая подсказывает ему, как правильно себя
повести во время этой опасной встречи. В данном случае речь идет о
положительном полюсе архетипа Великой Матери – о поддержке и
заботе при помощи мудрого совета (но не о наставлении и
требовании). В реальности присутствие этой внутренней доброй
Матери переживается как теплый внутренний свет, когда просто
знаешь не умом, а сердцем, что все будет хорошо.
Итак, Мать предупреждает сына о том, что не нужно выбирать
самых красивых девиц. О чем это предупреждение? Выбрать
красавицу значило бы для Парня угодить в самое пекло собственного
комплекса, который приобрел в его жизни и так слишком много
власти. Речь идет об очень могущественном и часто встречающемся в
жизни людей нарциссическом паттерне «авторитет – ничтожество».
Работа этого паттерна заключается в том, что человек никак не может
принять себя реального, со своими настоящими достижениями,
способностями, навыками и т. д.: они кажутся ему блеклыми,
недостойными и убогими (как раз как у Парня в сказке). Зато в
фантазии существует великое, грандиозное, блистательное «Я»,
которому просто «внешние обстоятельства мешают реализоваться».
Бездна между двумя полюсами комплекса – величием и
ничтожеством – настолько велика и непреодолима, что, естественно,
она становится невротическим пространством, заселенным
всевозможными бесами. Что бы ни сделал человек в
действительности, грандиозное «Я» всенепременно обесценит это,
сочтет мелким и недостойным. За внешней печалью, мрачным
расположением духа, недовольством жизнью зачарованного пациента,
как правило, скрывается непомерная гордыня и алчность, желание
быть любимым и уважаемым всеми (здоровый понимает – это
невозможно), невероятно разбогатеть (чтоб все диву дались), иметь
спутницу или спутника жизни, словно специально для него созданных,
непременно со внешностью «с обложки журнала», и т. д. Это и
является проклятием!
В этом состоянии человек отчужден от собственных инстинктов,
настоящих желаний и потребностей, все его нарциссические чаяния
базируются не на личном, а на коллективных трендах и моде. А как
иначе? Индивидуальная пустота заполняется общественным.
Собственная душа становится той самой Проклятой девушкой, что
заложена Черту, а Эго попадает в плен «коллективного стада»,
деградирует, в то время как Тень становится все гуще и
могущественнее. «Зуд подражания заставляет умолкнуть рассудок»66.
Например, одна моя клиентка, занимавшая в двадцать шесть лет
должность заведующей ресторана, была очень недовольна своей
карьерой, так как в ее яппи-среде было модно (!) работать в сфере
строительства!
Именно от выбора этих самых «коллективных, стадных фантазий»,
которые, конечно, абсолютно нереальны и бесплодны, и
предостерегает Парня Мать. И он поступает единственно верным
способом – выбирает «оборванную, загнанную, измученную»: именно
таковыми являются инстинкты собственной истерзанной души, что так
долго пребывали под нарциссическим проклятием. Но только они,
«отмытые, одетые и обутые», и способны оживить человека, придать
смысл жизни, вдохновить и заинтересовать.
Чтобы спасти свою Аниму, Парню приходится надеть на нее крест и
пояс. Это та же метафора, что и крещение игоши или кикиморы:
«окрестить» – дать имя, признать как реально существующее. Надеть
же пояс – значит снарядить к выходу из тьмы бессознательного на свет.
Выражение «препоясать чресла» означает готовность к активной
деятельности, тогда как распущенный или снятый пояс является
знаком праздности67. Пояс также фиксирует границу «низ – верх», что
является символом разграничения мужского и женского, сознательного
и бессознательного, то есть он гармонизирует и упорядочивает
душевный хаос. И кроме того, пояс – атрибут греческой Афродиты,
символ ее способности к обольщению.
Таким образом, Парень этим действием признает возможность
прельщаться собственными душевными порывами вместо стадных
тенденций, а также приобретает дар отныне контактировать с внешним
миром, опираясь на собственные чувства. И, конечно, только благодаря
тому, что сделал все верно, в конце сказки он обретает любящую жену,
которая принесет ему потомство, а также заслуженное богатство.
А какова была бы интерпретация этой былички, возьми мы за
главного действующего персонажа саму проклятую Девушку? Она
являлась бы символом глубочайшего горя или депрессии, когда
настоящая жизнь кажется беспросветным страданием, будущее –
чудовищной черной дырой, а любые действия – бессмысленными и
безнадежными, и вот уже появляются посланцы настоящего Дьявола
(того самого безусловного зла) в виде мыслей прекратить эту
невыносимую муку вместе с самой жизнью. Ни сил, ни желания
бороться в таком состоянии просто не может быть. Единственный
выход для проклятой Девушки, пациентки в депрессии, – это сделать
минимальное усилие и схватиться за протянутую руку. А дальше
всего-навсего нужно довериться и ждать, пока на тебя наденут «крест
и пояс» и потащат в нужном направлении.
Такой «рукой помощи» в идеале станет психотерапевт или клиника
неврозов. Если нет такой возможности, то нужно хвататься за все, что
предоставит тебе жизнь, а она будет являть помощников обязательно –
таков закон. Как ни парадоксально, главное противоядие от депрессии
– Черта или Русалки, доказывающих отсутствие смысла в жизни и
тщетность любого предприятия, – это перестать с ними бороться.
Предлагает подруга вместе пойти на вечеринку, Русалка шепчет, что
нет в этом никакого смысла, – и отлично: чем бестолковее
мероприятие, тем больше оно собьет депрессию с толка. «Что за
бредовая идея прыгать с парашютом?! Тебе не до этого, тебя парень
бросил и с работы увольняют», – воет Черт. И здорово! Пускай воет.
Чем более бессмысленной кажется идея душе, угодившей в лапы
Черта, тем лучше. Воплощение «бредовых» с точки зрения «здравого
смысла» (а на самом деле Лукавого) идей – это прямое изъятие у
Нечистого его любимой игрушки – доказательств тщетности бытия.
Нет никакого смысла в катании на коньках? Естественно, нет, а кто
спорит? Просто иду кататься от скуки. Вот и нечего сказать депрессии
в ответ. А завтра так же бесцельно можно пойти в цирк, на урок
рисования, на лекцию по религии Древнего Египта. С каждым таким
бестолковым действием Черт будет терять силу и в конце концов
отступится.
Эта терапевтическая идея, хотя и очень утрированно, но именно
поэтому так ярко и доступно, отражена в фильме «Всегда говори
“Да”». Что же касается реальных людей, то, например, первым шагом
к победе над депрессией одного моего очень близкого человека стал
прыжок с тарзанки с высоты сорока метров. Психоаналитик в его
жизни появился уже после. Сейчас, через три с небольшим года, это
один из самых успешных и счастливых людей, которых я знаю. И я
бесконечно им горжусь!
Еще одним «подклассом» нечисти являются всевозможные демоны,
насылающие болезнь. Это поразительно: наши предки сотни лет назад
прекрасно знали и описывали то, к чему только сейчас приходит
современная медицина, сделав обходной крюк длиной в два с лишним
столетия в сторону фармакологии! Я ни в коем случае не умаляю
успехов современной медицины: ее достижения грандиозны и
бесценны для человечества. В современном цивилизованном мире
практически невозможно умереть в молодом возрасте! И в то же время
существует умопомрачительная статистика: более 60 % посетителей
медицинских учреждений нуждаются не в терапевтическом, а в
психотерапевтическом лечении. Это значит, что 2/3 пациентов
поликлиник и больниц никогда не получат облегчения своих
страданий на приеме у врача. Важно подчеркнуть, что эта статистика
проводилась в рамках именно медицинских исследований.
«Как же такое может быть?» – удивится доверчивый пациент. Все
дело в том, что множество заболеваний (такие как астма, мигрени,
дерматиты, избыточный вес, вегетососудистая дистония,
остеохондрозы и т. д.) относятся к разряду психосоматических
заболеваний (от греч. psyche, «душа», и soma, «тело»). Это те болезни,
которые невозможно вылечить на приеме у врача, так как с ними не
связаны никакие органические нарушения. Это значит, что невроз
умело маскируется под личиной телесного недуга.
Слова невроз бояться не стоит, оно означает лишь рассогласование
между сознательными и бессознательными желаниями и намерениями.
А у современного человека, которому приходится соответствовать
бесконечному списку писаных и неписаных социальных правил, таких
невротических коллизий (рассогласований между «хочу, потому что
так надо» и «хочу на самом деле») – бесконечное множество. Да и не
только те болезни, что признаются медициной «психосоматическими»,
имеют под собой душевную проблему. Первопричиной того же рака
является отказ человеком проживать жизнь соответственно
индивидуальной природе, требованиям Самости, воплощая
собственный эйдос – уникальную идею своего бытия. Что же тогда
остается Природе, которая долго боролась за свое дитя, прежде чем
отступиться, кроме как преждевременно «отключить» его? Ведь
злокачественная Тень будет проецироваться в других (поэтому нам так
часто и кажется, что болеют самые хорошие и светлые люди), тем
самым отравляя этих других. Поэтому злокачественность будет
возвращена в собственное тело в виде онкологии. Это не «добро» и не
«зло» – это закон Природы.
Не поразительно ли: наши предки в стародавние времена знали
душой и сердцем то, до чего наш разум доходит только сейчас! В
народе не верили, что человек может заболеть просто так. Считалось,
что недуги насылают особые демоны болезней или другая нечистая
сила – бесы, колдуны, люди с «дурным глазом» (под «дурным глазом»,
или «сглазом», подразумевались такие процессы, как проекция и
проективная идентификация[24]).
Демонов болезней представляли себе по-разному. Например, оспа –
это безобразная женщина с пузырями вместо глаз. На языке у нее яд:
как только оближет кого-нибудь языком, так этот человек тотчас
заболеет.
Болезни живут между небом и землей в железном доме с медными
дверями и наложенными на них Богом двенадцатью замками и
двенадцатью печатями. Ключи от этих замков хранятся у Сатаны.
Когда Господь прогневается на человека, он посылает ангела
выпустить одну из болезней. Ангел прилетает к дому, снимает
печати, а Сатана отпирает замки и выпускает болезни. По указанию
ангела он летит туда, куда нужно, и поражает человека, мучая и
ослабляя его, а потом снова запирает болезнь в железном доме68.
Интересно, что в этом сюжете Бог и Сатана снова становятся
соратниками. Инициирует болезнь, как мы видим, Бог – в данном
случае символ Сознания, которое не может принять и допустить
воплощение некоего «греховного» влечения. Однако у инстинкта
всегда найдется «ключ». Все, что не проживается в сознательной
форме, проживается в патологической. Чешутся руки поколотить
начальника (мужа, родителя, налогового инспектора), однако даже
помыслить об этом страшно? Что ж, почешем сами: вот вам экзема,
получите-распишитесь. Ангел в приведенной выше быличке и будет
являться чувством вины, которое не позволит импульсу достичь
сознания.
Влечение, которому закрыт доступ в Сознание, актуализируется
соматически. Что это значит? Все просто. В современном западном
обществе не принято выражать эмоции (мальчики не плачут, девочки
не дерутся и не ругаются и т. п.). Однако сдержать можно только
внешние, поведенческие проявления. Но дело в том, что эмоция
затрагивает не только душевный пласт, она также имеет и телесные
проявления. А управлять ими уже не в нашей власти. Каждая эмоция,
кроме специфического душевного состояния, провоцирует выработку
определенных гормонов, сокращение определенных групп мышц,
заставляет в особом режиме работать внутренние органы.
Представьте: вы в ярости… Вас вывел из себя начальник, или
собственный супруг, теща, ребенок, да кто угодно! Что происходит?
Инстинктивно ваши мышцы напрягаются, надпочечники
вырабатывают адреналин в немыслимом количестве, учащается
сердечный ритм и дыхание. И что вы делаете? Мало того что вы не
даете эмоции разрядку (а инстинктивная разрядка – это нанесение
удара), так еще, чтобы сдержаться, усиливаете телесное напряжение,
которое и так зашкаливает. Причем все это происходит
бессознательно: мы чаще всего даже не осознаем (настолько это
желание запретно!), что хотели бы «разобраться» с обидчиком. Но из
курса школьной физики мы знаем о законе сохранения энергии. Она
выделилась на удар – а это значит, что удар состоится! Только не по
обидчику (мы же цивилизованные, интеллигентные люди), а по
собственному организму. Импульс пойдет не вовне, а внутрь. И если
вы испытываете скрытую ярость часто – гипертония вам обеспечена.
Похожие механизмы возникновения имеют и остальные
психосоматические заболевания. За власть над эмоциями приходится
расплачиваться желудочной язвой, гастритом, нейродермитом, астмой
и прочее.
Такие же «болезни», как невралгии, остеохондрозы, мигрени, – в
общем, все то, что доставляет тягостные ощущения боли, жжения,
растяжения и т. д., – являют собой замаскированную депрессию.
Вместо тоски, уныния, безнадеги и беспомощности невроз, запутывая
нас, прячется за болезненными ощущениями. Дело в том, что
психосоматика есть не что иное, как защитный механизм на страже
покоя нашего Сознания.
Это та цена, которую человечество платит за способность мыслить и
жить в «цивилизованном обществе». Невроз – это всегда
компромиссное решение между «надо» и «хочу». Ведь, пока мы
болеем, у нас «есть право» не разбираться с настоящими причинами
своих проблем, не воплощать свои истинные мечты, не реализовывать
свои таланты. Болезни – это то, что сдерживает наши изменения, на
которые Сознание не решается из-за банального страха перемен.
Поэтому, как только мы начинаем лечиться «таблетками», то есть
бороться не с причиной, а с симптомом, мы лишь усиливаем
сопротивление психики, сопутствуем еще большему вытеснению
запретного влечения и топим себя еще глубже.
Но вернемся к славянскому фольклору. Больше всего сказаний
посвящено лихорадкам, которых представляют в виде семидесяти семи
сестер. Каждая из сестер имеет свое имя по воздействию, которое она
оказывает на человека: Ломиха, Огниха, Трясуха, Желтуха, Бледнуха,
Гнетуха, Чесуха и т. д. В древнерусских текстах наряду с ними также
упоминаются берегини. В «Слове Григория Богослова» говорится, что
язычники «клали требы (жертвы) упырям и берегиням»69. Принято
считать, что под берегинями в этих текстах подразумеваются те же
сестры-лихорадки, а зовут их так, чтобы задобрить. Такие ласковые
названия не редкость в восточнославянской традиции: лихорадку
иногда называют Дорогушей или Кумой, полагая, что она
посовестится мучить своего родственника.
Персонифицировав заболевание, мы приобретаем возможность
вступить с ним в контакт. Слово «беречь» близко по значению глаголу
«защищать», что опять-таки наводит на мысль о Травматическом
Защитнике. Болезнь – это орудие какой-либо другой ситуации, ее
приспособление, инфантильное стремление облегчить состояние. Цель
симптома – и удержать запретное влечение, усилить вытеснение, и
удовлетворить его на бессознательном уровне. Скрытая борьба
выводится болезнью наружу, а бороться с внешним фактором проще.
Болезнь выступает в роли берегини-защитницы – как для Сознания
(борясь с симптомом, человек продолжает укреплять цензуру «Я»), так
и для «греховного желания» (пусть патологически, но оно все же
реализуется, как в примере с экземой). Персонифицировав болезнь –
дав ей имя и обозначив ее функции, – мы можем вступить с ней в
контакт либо во время активного воображения, либо при помощи
психодрамы, рисунка, написания собственной сказки: она становится
собеседником, и мы можем понять истинный изначальный проект
заболевания и обсудить иные способы его реализации. Тогда напасть и
предстанет нам в образе дружественной Кумы или Дорогуши, которая
откроет сокровенный путь к встрече с жизнью.
Мой отважный Читатель, мы познакомились с большинством
обитателей Великого Леса славянской души. Однако до выхода на Свет
нам еще далеко: впереди нас ждет встреча с самыми главными и
могущественными жителями Леса – Ягой и Кощеем. Дабы не угодить
в их ловушки, не стать жертвами их коварства, вам лично нужно
заручиться поддержкой всей прочей нечисти. Чтобы удостовериться,
что Леший не заведет вас в болото, а сопроводит к самой Избушке на
курьих ножках, что русалки и кикиморы не заморочат вам голову, а
подскажут волшебные слова, что берегини не лишат вас сил в самый
ответственный момент, вам остается выполнить несколько заданий и
ответить на вопросы. А посему уделите себе немного времени в
уединении, вновь взяв лист бумаги и ручку.
• Какие качества, чувства, эмоциональные проявления вы
отвергаете в себе? Что для вас является однозначно
неприемлемым?
Вспомните пример Анфисиной зависти. А вы можете позволить себе
завидовать, гневаться, ревновать, обманывать, воровать, причинять
другим неудобства и т. д.? Лично для меня определенно теневым
чувством долгое время являлась жадность. Думаю, не стоит
описывать, чем я платила за свою «щедрость», вы и так догадываетесь.
Зато сейчас (спасибо кикиморе) я пишу эту книгу с однозначным
расчетом на коммерческий успех, и чёрта лысого кто-то заставит меня
этого устыдиться!
Итак, каким псевдопостыдным проявлениям живой человеческой
Природы вы закрываете путь в собственной душе?
Если вам сложно ответить на первый вопрос, начните со второго:
• Какие собственные черты характера вы воспринимаете как
бесспорные достоинства? Что в вашем представлении является
их противоположностями? Это и будет ваша Тень.
Размышляя над этим вопросом, вспомните фразу о том, что благими
намерениями вымощена дорога в ад.
• Чего лишают вас ваши «добродетели»? Что нового,
неизведанного, полезного и продуктивного может внести в вашу
жизнь все то, что вы некогда отвергли как «непристойное»?
 • Что больше всего раздражает вас в близком человеке? А что в
людях вообще?
Теперь вы знаете, что отношения с Другим не могут быть более
плодотворными, легкими, приятными, честными и доверительными,
чем наши отношения с собой. Настал момент истины:
Готовы ли вы взять на себя ответственность за все то, что
происходит в ваших отношениях с другими?
Готовы ли признать, что все то, что вам не нравится в них, – ваше
зеркальное отражение?
• В каких моментах ваша жизнь уподобляется заевшей
пластинке, которая бесконечно воспроизводит один и тот же
сюжет?
Пришло время понять: злая судьба (славянская Недоля) – это то, что
вы до сих пор не решались осознать в отношении самого себя. Куда
соблазнительнее винить во всем Другого, будь то партнер в настоящем
или родитель из прошлого (многие люди сейчас, начитавшись
психологической литературы, именно так и спекулируют
психологическими знаниями: «Я ни при чем, мне мама в детстве
травму нанесла»). Однако нам нужно признать, и чем скорее, тем
лучше: мы, и только мы, делаем выбор в своем настоящем,
укрепляющий патологические паттерны в прошлом. Хочешь другой
«судьбы», желаешь, чтобы вместо Недоли поскорее пришла добрая
Доля, – выбирай другие дороги, принимай другие решения, проявляй
иные качества.
• И напоследок давайте заручимся поддержкой наших мудрых и
всезнающих Дедов.
Представьте себе самую злокозненную ситуацию в текущей жизни,
самый злободневный и животрепещущий вопрос и пофантазируйте,
как смог бы справиться с подобным испытанием ваш пращур из
далеких или не столь далеких времен. Придумайте волшебную
историю собственного рода. И не сомневайтесь, из глубин
бессознательного, обители фантазий, с вами непременно будет
говорить именно Он или Она – тот предок, которому в стародавние
времена удалось выйти победителем в ситуации, схожей с вашей. И он
непременно будет рад поделиться своим духовным опытом.
 6
Персона
Как не сложить буйну голову и получить поддержку Морского
Царя?
Итак, мы подошли к Избушке Бабы-Яги совсем близко. Еще вроде
бы не поздно захлопнуть книгу, зажмурить глаза и бежать без оглядки.
Но, увы, – некуда, кругом Лес. Уже почуяла карга пришельца из
Явного мира, да и собственный интерес теперь не позволит сдаться.
Мы знаем, что на страх нужно идти с широко раскрытыми глазами,
распахнутой душой и чистым сердцем. Однако вдруг сожрет, старая, и
поминай как звали?
Давайте на время притаимся за сосной, присмотримся к Избушке и
еще раз пораскинем умом: окончательно ли мы готовы ко встрече с
судьбой? Ведь после этой встречи «либо пан, либо пропал», третьего
не дано: Яга либо наделит такими дарами, что в Явном мире вовек не
сыскать, либо съест и косточек не оставит. Ее изба окружена
частоколом, увенчанным человеческими черепами. А ведь это тоже
были богатыри да богатырши, люди отнюдь не робкого десятка! Иначе
до логовища Яги они бы вовсе не добрались. Ан нет, не спасли их ни
отвага, ни мечта о воцарении, ни крепкая воля: зияют теперь пустыми
глазницами в назидание новым героям. Но пускай это не устрашит нас,
а даст повод призадуматься.
Давайте вспомним, кому удается справиться с загадками и каверзами
Бабы-Яги наилучшим образом. Чаще всего это либо ребенок –
Нюрочка-девчурочка, Заморышек, Терешечка, – либо Иван-дурак или
Федот-стрелец, удалой молодец, но тоже никакой не богатырь.
Следовательно, не совладать со старой ведьмой ни силой, ни
храбростью. Здесь нужна детская непосредственность, душевная
невинность, простота и естественность, чистая душа ребенка, еще
свободная от всевозможных «так принято». Разгадать судьбоносные
загадки Бабы-Яги, которые всегда оказываются вне привычной логики,
можно лишь отказавшись от этой логики, от стандартного
общепринятого мышления, от «взрослого» взгляда на вещи. Именно
невозможность отступиться от своих фантазий о том, что ты знаешь,
как устроен мир, заставила многих героев сложить буйны головы;
именно иллюзия своего многоумия и превосходства погубила
предшественников Ивана-дурака. Все это процесс работы архетипа,
названного Юнгом Персоной. И это то, с чем стоит разобраться, пока
мы не произнесли сакральное: «Избушка, избушка, повернись к лесу
задом, ко мне передом».
Персона, слово, которым мы обычно называем некую особу,
стараясь подчеркнуть ее значительность, первоначально означало в
латыни всего лишь маску, которую носили актеры в античном театре.
Я уже упоминала о том, что на Руси лицедеев хоронили за пределами
кладбища наравне с колдунами и самоубийцами, так как считалось,
что они, играя чужие жизни, отказываются от собственной, Богом
данной. «Персона», маска, костюм имеют столь же малое отношение к
душе и индивидуальности, как зачастую обложка к содержанию книги
или вывеска «Рога и копыта» к реальной деятельности конторы.
Юнг назвал Персоной ту часть нашей личности, что используется
как «социальное Я», – роль человека, проистекающую из
общественных ожиданий и дрессуры в раннем возрасте. Это все то,
чем нам так хотелось бы казаться в глазах окружающих. Юнг пишет:
«Персона – это… та приспособительная система или та манера себя
вести, с помощью которой мы общаемся с миром. Так, например,
почти любая профессия представляет собой для человека характерную
для него Персону… Опасность заключается в том, что можно
идентифицироваться со своей Персоной, как профессор со своим
учебником или тенор со своим голосом… С некоторой долей
преувеличения можно сказать: Персона – это то, чем человек на самом
деле не является, но о чем он сам и другие люди говорят, что это и есть
он»70.
Персона, как и Тень, неоднородна, она состоит из множества
элементов-масок, соответствующих текущей роли в обществе:
• завуч старших классов, хорошая хозяйка, заботливая мать;
• перспективный молодой сотрудник, женский любимец, душа
компании;
• мать-одиночка, надежный работник, верная подруга;
• сутяжник и скряга, внук Мариванны;
• рок-музыкант, раздолбай, сын прокурора;
 • и, кстати, богатырь, герой, смельчак, победитель Горыныча.

Все это Персона – лицо, роль, принадлежность к группе,

социальный статус, профессия, набор качеств, заслуженные титулы,
ярлыки и прозвища, все то, что мы демонстрируем другим, а также
используем, чтобы придать форму и определить границы
собственного «Я».
Таким образом, Персона – это набор самоопределений, которые
также находят отражение и подпитку в обществе. Это те атрибуты,
качества и измерения личности, с которыми «Я» согласилось,
свыклось и срослось. Однако Персона вовсе не тождественна «Я»: это
всего лишь крошечная часть психики, внешняя оболочка – и скорее
одежда, чем кожа.
К слову, наши мудрые предки интуитивно понимали символическое
значение одежды; ей приписывалась защитная функция не только для
тела, но и для души благодаря специальным заклинательным
орнаментам. Магические узоры защищали все отверстия и проемы,
через которые злые духи могли проникнуть к человеку: ворот, обшлага
рубахи, подол, разрезы на рубахе или сарафане. «Сама ткань считалась
непроницаемой для духов зла, так как в ее изготовлении участвовали
предметы, изобильно снабженные магическим орнаментом (трепало,
прялка, ткацкий стан). Важно было защитить те места, где кончалась
заколдованная ткань одежды и начиналось тело человека»71.
Бесспорно, именно по одежке и встречают испокон веков, однако
она может стать слишком тесной для живой души, а может и врасти в
кожу, и тогда идеи о себе становятся не просто масками или
костюмами, которые возможно менять сообразно ситуации, а веригами
и смирительными рубахами. Так многие из нас, прожив значительную
часть жизни, выполнив все «что положено», заимев «все как у людей»,
оправдав ожидания семьи, начинают чувствовать себя пленниками в
собственном доме.
Персона является антагонистом дикой Тени. Для того чтобы
удержаться на троне Сознания, занять наилучшее для себя место в
обществе и вместе с тем оставаться в близости к душевным
инстинктам, иметь возможность подпитываться архетипической
энергией, слышать голос Самости, человеку придется научиться
балансировать между Тенью и Персоной. Иначе его либо раздерут на
части импульсы, исходящие из Тени, либо он станет изгоем для
общества.
Основная задача, встающая при работе с архетипом Персоны, –
придать ей пластичность. С одной стороны, Персона выступает как
защитное покрытие, оберегающее внутреннее пространство от
посторонних взоров. Что уж там говорить, без нее вообще невозможно
встроиться в общество. В рамках социума человека, утратившего
Персону, отправляют в сумасшедший дом. Наиболее индивидуальны,
неординарны и спонтанны шизофреники – люди, поглощенные Тенью
и лишенные Персоны вовсе. Да что там умалишенные! Представьте на
минутку, что бы с вами сталось, если бы вы вдруг начали высказывать
все свои спонтанные мысли вслух. То есть абсолютно все, без всякой
цензуры. Ясно как божий день, что уже через пару дней вы остались
бы без работы, от вас отвернулись бы друзья и родственники, а через
неделю подобного эксперимента вас бы самого изолировали от
общества либо в психиатрической клинике, либо в тюрьме. Потеря
Персоны равнозначна утрате связей с обществом.
Однако не менее опасна и слишком развитая Персона, когда человек
вообще перестает понимать, кто он такой без заученных ролей и
социальных масок. Тогда Персона начинает душить индивидуальность,
вместо защитника «Я» она превращается в неумолимого надзирателя
душевного острога.
«Как я могу пойти с ним на целый вечер в ресторан? Я же мать,
меня дети дома ждут!» – говорит мне клиентка, которая мечтает
создать «полноценную семью».
«Как я могу уйти в отпуск?! Они же без меня весь проект
провалят!» – плачет дама, у которой от бессонницы и хронической
усталости трясутся руки.
«Как я могу на ней жениться? Вы же знаете, какая у меня семья, а
она девочка из деревни», – страшным шепотом произносит парень,
который в неполные тридцать лет уже полностью уверовал в свою
импотенцию и у которого вдруг все стало получаться с простой,
искренней девочкой Олей.
Отождествление с Персоной («я – руководитель, мать, сын мэра
города», а остальное столь второстепенно, что не учитывается вовсе)
приводит к инфляции, то есть к потере собственных границ, когда
человек испытывает либо запредельно большое, либо, наоборот,
невозможно малое чувство собственной идентичности. «На мне
держится вся школа», – на полном серьезе, с гордостью и трагизмом
говорит тетя моей подруги, старший завуч. И тем самым она, с одной
стороны, умаляет себя – человека, созданного по образу и подобию
Божьему, до микромасштаба должностной инструкции, а с другой
стороны, раздувается до размера целого учебного заведения с сотней
преподавателей, тысячей учеников, библиотекой, бухгалтерией,
партами, компьютерами, учебными пособиями и канализационными
трубами.
«Государство – это я», – говорил Людовик XIV, Король-Солнце,
результатом правления которого явилось экономическое разорение
Франции. Что же касается его частной жизни (хотя на самом деле у
королей, тем более захваченных Персоной, никакой частной жизни
нет), то он схоронил всех до единого законных детей и даже внуков, к
супруге охладел уже спустя год после свадьбы, а когда она умерла,
сказал, что это была единственная неприятность, которую она ему
доставила.
Русский царь Иван Грозный мог бы запросто повторить фразу
Людовика. В своем стремлении к неограниченной власти и, как
следствие, в параноидальном страхе потерять эту власть, он вверг
страну в кровавый террор такого масштаба, превзойти который через
сотни лет сумел лишь еще больший параноик, любивший, когда его
именовали Отцом народов. Иван Грозный, как мы помним из истории,
сохранил собственный трон ценой утраты его для династии
Рюриковичей. Семеро из восьми детей его погибли: пятеро в
младенчестве; один сын утонул; того, которому удалось дожить до
зрелого возраста, отец убил собственноручно; последнего зарезали
люди Годунова. Единственный сын, которому на время достался трон,
и то номинально (на самом деле правил его шурин, будущий
братоубийца), был, по некоторым данным, слаб как здоровьем, так и
умом. Итоги собственного царствования Иван Грозный мог увидеть
уже при жизни: это был провал всех внутри- и внешнеполитических
начинаний. За шесть лет до своей смерти, будучи дряхлым стариком в
возрасте всего сорока четырех лет (!), царь перестал казнить, каялся в
содеянном, приказал составить поминальные списки всех убиенных
опричниками и разослать по монастырям пожертвования на
поминовение их душ.
 Был ли он сумасшедшим? Скорее всего, да: опричнина, как и борьба
с «врагами народа», обусловлена паранойей с манией преследования.
Был ли он умалишенным? Навряд ли: Иван IV являлся одним из самых
образованных людей своего века, обладал феноменальной памятью и
богословской эрудицией. Каким он был человеком? Не будем
заниматься пустословием, за давностью лет ничего конкретного о
личности Ивана Васильевича сказать нельзя. Для восточных славян он
давно стал мифологизированной фигурой, частью Отцовского
архетипического образа, которого боятся до смерти и перед которым
вместе с тем благоговеют. Однако в рамках данной главы нам важно
то, что он, безусловно, был всецело поглощен архетипом Персоны. А
чем более раздута Персона, тем грандиознее ее вечная спутница Тень.
В случае Ивана IV его грозная, чудовищная, кровожадная Тень
покрыла все Московское государство.
Образ Ивана Грозного, конечно, является исключительным
примером отождествления с Персоной. У нас, простых смертных, все,
кажется, намного проще. От ригидной Персоны страдаем разве что мы
сами, да еще, может быть, с десяток «приближенных». Однако, как и в
случае с Тенью, нельзя забывать, что наши личные непроработанные,
неосознанные аспекты психики подкрепляют родовые, этнические и
общечеловеческие архетипические паттерны. Поэтому те душевные и
духовные усилия, которые вы прилагаете сейчас, сослужат хорошую
службу не только вам, но и вашим детям, внукам и прапраправнукам.
Ведь когда-то часть вашей бессмертной души станет для них Дедом,
помните?
Нам пришло время перейти к главному вопросу: каковы
особенности общенациональной Персоны восточных славян? К
счастью, эта загадка, в отличие от тех, что задает Баба-Яга, решается
просто. Мы знаем, что Персона – это идеализированные аспекты «Я»,
те качества, что почитаются в социальной среде более всех прочих.
Вот и всё, осталось решить: кто же он – самый прославленный и
достопочтенный персонаж русских былин и сказок? Сия тайна не
велика есть: перед мысленным взором всех моих знакомых, которых я
опросила, так же как и перед моим собственным, сразу предстали три
богатыря с картины Васнецова. При этом все мы знаем и чувствуем,
что главный среди них – Илья. Обоснование этого выбора, как вы
помните, было дано еще в главе, посвященной Герою. Добрыня
Никитич и Алеша Попович существуют в былинах словно для того,
чтобы уравновешивать буйный нрав, чрезмерную прямолинейность и
угрюмость сурового Муромца.
Так за какие заслуги и качества чтит его наш народ? Давайте
перечислим. А заодно обсудим обратную сторону медали и «цену
вопроса» – теневые аспекты столь воспеваемых в душе народа
богатырских черт.

Надежность и ответственность

Пока Илья Муромец стоит на страже Руси-Матушки, ей ничего не

угрожает. От любой напасти спасет богатырь «веру христианскую,
стольный Киев-град, вдов, сирот, бедных людей». Коли сунется на Русь
какой супостат – Илья тут как тут. Он – надежда и оплот государства
Киевского.
«Вся школа на мне держится», – говорит уже упомянутая тетя моей
приятельницы. Грандиозно! Чем вам не Илья Муромец, только в юбке
и в очках, да с указкой вместо меча? Ее самоотверженная работа,
безусловно, заслуживает глубочайшего уважения. Директор школы
должен ежедневно воздавать хвалу небесам за такого зама. Нужно ли
говорить о том, что для нее самой руководитель является
«бесхребетным, безответственным болваном, совершенно не
способным решать никакие вопросы»? А как иначе, куда девать
теневую проекцию своей гиперответственности и практически
всемогущества? Однако Тень ее грандиозной Персоны уже не
вмещается в коллег. Каким было для нее ударом, когда ее сын («сын
Педагога!») попал в милицию с коробком марихуаны! А еще после
развода в ее жизни уже девятнадцать (!) лет не было ни одного
мужчины. А еще к пятидесяти годам она имеет целый набор
заболеваний: от язвы до гипертонии. Само собой разумеется, ни
личной жизнью, ни своим здоровьем заниматься ей некогда.
В том-то все и дело, богатырская надежность и ответственность в
жизни обыкновенных людей оборачиваются в полную ненадежность и
безответственность по отношению к самим себе.
 Альтруизм, бескорыстие, гегемония общественного над
личным

Мифологема идеального Героя у всех народов подразумевает некое

самопожертвование ради счастья других. Однако в русских былинах
сама идея жертвы возведена в культ: если ты не испил горькую чашу
до дна, нет тебе уважения. Обрел богатство, женился на умнице-
красавице, заслужил признание государя – всё, уже не герой в
народном представлении. Хочешь всеобщей любви и почитания –
страдай! Желаешь хотя бы уважения – будь, как все, небогатым, не
особенно счастливым в личной жизни, откажись от заслуженных
привилегий. Достоевский, недаром названный «зеркалом русской
души», писал: «Высочайшее употребление, которое может сделать
человек из своей личности, из полноты развития своего «я», – это как
бы уничтожить это «я», отдать его всем и каждому безраздельно и
беззаветно»72.
Приоритет общественного над личным первоначально обусловлен у
восточных славян природными условиями: в суровом климате
поодиночке или маленькими семьями было не выжить, культивировать
территорию, густо покрытую лесами, можно было только крайне
трудоемким подсечно-огневым способом[25], требующим огромного
количества рабочих рук. Этот способ был также и весьма опасен,
оплошность одного могла стоить жизни целому поселению. Поэтому
первая часть мушкетерского девиза «Один за всех» издревле является
для нашего этноса архетипической данностью. Коллективный характер
работ, заложивший доминанту всеединства, отразился позже в
православной идее соборности[26]. Именно это качество позволило нам
выиграть все самые крупные войны, пережить все смутные времена,
сохранить фантастически огромную территорию своей родины. И в то
же время коллективная внутренняя ориентация стала причиной столь
долгого существования крепостного права и в своем апогее
воплотилась в идее социализма.
Илья Муромец, как мы помним, в своем беззаветном служении
Матушке Земле Русской не нажил вообще ничего личного – ни двора,
ни казны, ни даже постоянной должности при дворе Владимира, а
также ничего личного и не пережил: не было любви ни к женщине, ни
к родным деточкам. Единственное, на что претендовал славный
богатырь, – это на доброе имя и уважение при дворе киевского князя.
Помните, в какую ярость пришел постаревший Муромец, когда его не
узнали в княжеском тереме после шестидесятилетнего(!) отсутствия?
А ведь всего-то навсего не узнали! Не палками же погнали, не бранью
ведь встретили, а лишь усадили не на самое почетное место за столом.
И нет чтобы сразу сказать: «Ребята, это же я – Илья Муромец», –
богатырь так осерчал, что устроил дебош, да еще пригрозил убить
самого Князя с Княгинею. Как же, его – первого богатыря на Руси – и
не признали! Подумаешь, постарел на шестьдесят лет! Обязаны были
узнать, и всё тут! Должны были каждый божий день надеяться, что
соизволит он почтить стольный град своим визитом!
Да не прогневаю я Перуна, но здесь, сдается мне, встает простой
логический вопрос: а такой ли уж Илюша на самом деле альтруист?
Так ли бескорыстна (в первоначальном значении этого слова) его
служба родине? Слово «корысть» ранее имело куда более широкий
смысл, нежели «жадность к богатству»; это вообще любой кровный
интерес, любое собственное желание: «Как молоденьку ведь взять, да
то чужа корысть», – рассуждает богатырь о возможности брака. Да,
жена, казна, высокая должность при Князе – не Муромцева «корысть»,
а вот слава и почет – другое дело! Он не раз говорит Князю
Владимиру, что ему ничего не надобно за верную службу. Однако из
эпизода ссоры с Владимиром выходит, что еще как надобно!
Каждый раз, когда близкий человек говорит вам: «Мне от тебя
ничего не нужно, лишь бы ты был рядом», это означает буквально
следующее: «Мне нужно от тебя ВСЁ. Ты передо мной в священном,
неоплатном долгу. Я рассчитываю на все твое время и вообще на всю
твою жизнь. Если ты хоть раз сделаешь не то, что я от тебя ожидаю, ты
подлец, кровопийца и предатель».
Каждый раз, когда от вас за оказанную услугу великодушно не
приняли ни ответной любезности, ни денег, ни бутылки водки, ни
борзых щенков, будьте уверены: отныне доброжелатель уверен, что с
вас можно просить что угодно. Если вы не готовы на такой оброк,
лучше сразу уточните «цену вопроса». Иначе в самый неподходящий
момент вы увидите грозящий палец Чуда-Юда, напоминающего:
«Должок… должо-ок!»
 Но случается еще и так, что кредиторами-благотворителями
являемся мы сами, однако не получаем благодарности за свои светлые
чувства, за благородные поступки. Да, это неприятно, порой больно до
слез. Когда ты прокричал: «Один за всех!» и отважно ринулся в бой,
ты, кажется, заслуживаешь того, чтоб услышать ответное: «И все за
одного!» К сожалению, так случается отнюдь не всегда, а лишь до тех
пор, пока интересы «одного» не пошли вразрез с потребностями
«всех». Даже сами три мушкетера в последующих романах Дюма
разошлись в разные стороны. Такова жизнь, а борьба с ее законами –
дело заведомо проигрышное.
Поэтому, дабы не страдать от обиды, от неблагодарности других,
нам просто нужно взять себе за правило не давать больше того, что
сможем простить, не одалживать больше того, с чем сможем
безболезненно распрощаться. А если речь идет о любви и заботе, то
здесь вопросы оплаты долгов вообще неуместны. Ведь нежные
чувства, они – наши собственные, и то, что судьба позволила нам их
пережить, – уже счастье! Вот, например, на долю нашего богатыря
такой благодати вовсе не выпало.
С бескорыстием и его теневой стороной, я думаю, мы разобрались.
А как еще господствующий принцип коллективности отражается на
личном уровне представителей нашей нации в рамках разговора о
Персоне? Альтруизм – забота о благополучии других,
самоотверженность, непривязанность к себе и к своему. Однако
вопрос, что считается «своим», а что «чужим», не прост. Для одного,
как у вышеупомянутой тети-завуча, «чужой», а следовательно,
первостепенной, является работа. В таком случае «своим»,
малосущественным, становится собственное здоровье, личная жизнь и
семья. Является ли благом эта жертва? Особенно если задуматься о
том, что Природа или Бог дали нам именно это тело и эту жизнь и
ответ мы несем прежде всего за себя?
Но расстановка «свое – чужое» может быть и диаметрально
противоположной, когда, например, Зинаида Прокопьевна не приходит
на важнейшее совещание, потому что у нее заболела троюродная
бабушка, или Прокл Анисимович забывает сделать годовой отчет,
потому что жена попросила его срочно купить персиков…
 Гордость, чувство собственного достоинства

Архетип Персоны содержит своеобразный парадокс: чем она крепче

срослась с «носителем», тем более она хрупка, тем больших жертв
требует от хозяина, который на самом деле давно стал ее рабом. Для ее
поддержания требуется все больше ресурсов: сил, времени, энергии.
Все душевные порывы, все чувства кладутся на алтарь раздувшейся
Персоны. Так происходит до тех пор, пока она не лопнет, но
одновременно с ней гибнет и сам человек, ибо они стали одним целым.
Гордость такого раба-хозяина, в свое время весьма позитивная и
оправданная реальными свершениями, обращается в гордыню.
Чувство собственного достоинства, также изначально справедливо
заслуженное, оборачивается высокомерием, заносчивостью, спесью и
чванливостью. Окружающий мир терпит зарвавшегося героя недолго,
несмотря на все его предыдущие заслуги. Но еще прежде того, как он
утрачивает уважение и свои исключительные права, герой,
порабощенный Персоной, теряет свою душу – Аниму.
В рамках разговора о затопившей рассудок гордыне и о
последующей архетипической расплате мы рассмотрим былину о
менее известном, чем Илья Муромец, богатыре – Дунае Ивановиче.
Дунай Иванович когда-то уехал в Литовское княжество и там
служил иноземному королю, что в стародавние времена было не
редкостью. Как-то раз он оказывается в чистом поле, где встречает
Илью Муромца. Они, само собой, решают померяться богатырской
силушкой – сперва на копьях, потом на саблях, на палках и, наконец,
врукопашную. Три дня длится поединок, но никто не может победить,
никто не желает сдаться.
На счастье, к ним подъезжает Добрыня Никитич и предлагает
воинам «замириться, да обменяться крестами», то есть побрататься[27].
Богатыри соглашаются с мудрым Добрыней, и таким образом прежний
литовский витязь входит в состав киевского братства. Однако в
глубине души Дунай, видимо, серьезно уязвлен отсутствием победы в
поединке. В былине ничего подобного не говорится, но это легко
можно предположить из дальнейшего развития сюжета. Киевским
богатырям он действительно становится названным братом и верным
соратником, но, по-видимому, как говорится, «осадочек остался».
 В ту пору Князь Владимир решает жениться и спрашивает на пиру
верную дружину, к кому бы ему посвататься. Невеста[28] ему нужна
особенная:

Станом бы статна и умом свершна,

Ее белое лицо – как бы белый снег,
И ягодицы[29] – как бы маков цвет,
А и черные брови – как собольи,
А и ясные очи – как бы у сокола73.

Дружинники такой умницы-красавицы на своем веку не видывали.

Но тут поднимается из-за стола Дунай и говорит, что знает такую
девицу – это Апраксия, дочь литовского короля. Он и становится
сватом, но на всякий случай просит к себе в товарищи Добрыню.
Дунай сперва является к прежнему своему господину один,
Добрыня предусмотрительно остается во дворе. Король узнает своего
прежнего слугу и не без ехидства спрашивает, не приехал ли тот
проситься на прежнюю службу. Когда Дунай сообщает о цели
посещения, король приходит в ярость. Из сопоставления разных
вариантов былины можно понять, что короля не устраивают ни жених
(он называет Владимира «конюхом последним», разбойником, плутом),
ни сват («послал мне холопину!» – недостаточно высоко Дунаево
положение для решения вопросов государственной важности). Король
собирается затравить Дуная собаками или, по менее кровожадной
версии, просто сгноить в погребе или уморить голодом. Но тут
приходит на помощь остававшийся при конях Добрыня, который
побивает литовскую дружину снаружи дворца, а уж Дунай в палатах
учиняет расправу над королевской свитой. Король вынужден
смириться и уступить дочь.
Интересно, что в 980 году реальный князь Владимир Святославович
сватался к дочери полоцкого Рогволда. Рогволд якобы спросил мнения
самой дочери (немыслимое по тем временам событие!), на что та
ответила: «Не хочу разуть сына рабыни, а хочу за Ярополка». Когда
Владимир узнал об этом, он собрал большое войско, напал на Полоцк,
убил Рогволда и его сыновей, а дочь насильно взял в жены. И ведь
отнюдь не в великой любви было дело! Владимир был до крещения
известен как великий распутник, имевший несколько сот наложниц в
Киеве и в загородной резиденции Берестове. Помимо этого, он состоял
в нескольких официальных языческих браках. Но то реальный
Владимир Святославич, былинному же Красну Солнышку такого не
положено. И тем не менее мы видим, что былина – это не простая
побасенка, она всегда имеет в своей основе реальные события. Однако
вернемся к Дунаю.
Итак, Апраксия сосватана, княжья воля выполнена, богатыри едут в
обратный путь к стольному граду Киеву. И вдруг Дунай в чистом поле
замечает «богатырский след». Вот здесь-то его впервые, по-видимому,
одолевает Персона. Ему вновь хочется богатырской силушкой
померяться, – так сказать, взять реванш за ничью с Ильей Муромцем,
да к тому же и в битве с литовцами победа в большей степени
принадлежит не ему, а Добрыне:

А загорело у Дунаюшки ретиво сердце,

А закипела во Дунае кровь горячая,
Расходилися его могучи плеча74.

Дунай просит своего друга везти Апраксию в Киев, а сам

отправляется по следу – биться с неизвестным богатырем. Он
настигает и побеждает противника, но когда вынимает нож для
окончательного удара, чтобы «взрезать груди белые», понимает, что
перед ним не богатырь, а богатырша! Это вторая дочь литовского
короля – Настасья, с которой у него в прошлом была тайная любовь.
Когда Дунай попал из-за этой связи в беду, Настасья выкупила его у
палачей и отпустила в Киев. Она напоминает ему о прошлом, и Дунай
вновь поддается страсти, зовет Настасью в Киев, чтобы пожениться.
Богатырша согласна:

Я у батюшки сударя отпрошалася,

Кто меня побьет в чистом поле,
 За того мне, девице, замуж идти75.

Молодые едут в Киев, где празднуются сразу две свадьбы –

княжеская и богатырская. В сказке история здесь бы и закончилась. Но
былина не сказка: ее пели взрослые рассказчики взрослым
слушателям, поэтому она лишена сказочной рафинированности. Сказ о
Дунае Ивановиче вместо простого счастливого финала «и стали они
жить-поживать, да добра наживать» заканчивается трагически.
На пиру Дунай, уже плененный Персоной, хвастает своей
храбростью и меткостью в стрельбе из лука. По одной версии,
вмешивается Апраксия: она заявляет, что нет в мире лучшего стрелка,
чем ее сестра. По другой, сама Настасья утверждает, что способна
попасть стрелой в лезвие ножа так, что стрела рассечется на две
половины. Так или иначе, Дунай воспринимает это как вызов, он
предлагает состязание. Выбрано самое страшное условие поединка –
стрелять в кольцо, поставленное на голову соперника. Первой стреляет
Настасья и трижды попадает в серебряное кольцо, стоящее на голове у
мужа. Когда приходит очередь Дуная, его уговаривают отказаться – и
Апраксия, и дружина, и Князь. Жена признается: «В утробе у меня
могуч богатырь» и просит отложить стрельбу хотя бы до рождения
ребенка. Однако Дуная убедить невозможно – затронута честь
богатыря.

Становил он молоду жену

Настасью-королевичну
На мету с золотым кольцом
И велел держать кольцо на буйной главе.
Стрелял Дунай за целу версту
из туга лука.
А и первой стрелой он не дострелил,
Другой стрелой перестрелил,
А третьею стрелою в ее угодил76.
 Настасья умирает, а Дунай видит, «распластавши ей чрево», что она
была беременна чудесным младенцем: «по коленца ножки в серебре,
по локоточки рученьки в золоте, на головушке звезды частые»77. Дунай
бросается на свою саблю и умирает рядом с женой; из его крови берет
начало Дунай-река.

А свернул он острый нож

Тупым концом во сыру землю,
Острым концом себе он во белы груди:
«А где пала Настасья-королевична,
Пускай падет Дунай Иванович».
От Настасьи текла да речка Черная,
От Дуная текла да вот Дунай-река78.

Аналитическое толкование этой былины может быть очень

многогранным. Мы помним, что все персонажи любого мифа
одновременно живут в глубинах нашего бессознательного на равных
правах. Аналитик лишь выбирает, кого из них взять за «точку отсчета»
с учетом его близости к порогу сознания для конкретного клиента в
конкретной ситуации. Например, если бы главным героем (то есть
персонажем, олицетворяющим Эго) мы выбрали Настасью, речь бы
сейчас шла не только о Персоне, но и о злокачественном Анимусе, к
чему мы непременно вернемся в соответствующей главе. В рамках же
нашей текущей темы – гордости (гордыни) и самоуважения
(высокомерия) богатырской Персоны – сообразнее говорить, конечно,
о самом Дунае Ивановиче.
Юнг писал о том, что Персона – идеальная картина мужчины, каким
он должен быть, внутренне же она компенсируется женской
слабостью79, то есть способностью к сопереживанию, чувственному
постижению мира, потребностью сохранять и любить. Анима – это то,
что способно примирить в душе мужчины Тень и Персону, перекинуть
спасительный мостик между этими двумя противоположными мирами
(так же как Анимус женщины, на поверхности сотканной из одних
лишь чувств, может придать им разумный смысл, внести порядок в
эмоциональный хаос, помочь в создании положительной Персоны).
 Однако у Дуная и невеста богатырша! Впрочем, это еще не беда.
Сам по себе сюжет, где дева-воительница предназначена тому
единственному суженому, который сможет победить ее в поединке или
состязании, не является исключительно славянским, он присутствует в
эпосе самых разных народов. Например, в греческой мифологии
существует история об Аталанте – дочери царя, славной охотнице и
лучшем стрелке из лука. Аталанта объявила, что станет женой того,
кто выиграет у нее состязание в беге. Если она догоняла юношу, а так
случалось с каждым, жениха убивали.
Прежде чем настал черед бежать Меланиону, накануне ночью он
молился Афродите. Богиня поняла, что его интересовала любовь
Аталанты, а не ее царство или приданое, и подарила юноше золотые
яблоки. Как только Аталанта начинала догонять Меланиона, он бросал
яблоки к ее ногам. Девушка не могла не поднимать их, и поэтому
опоздала к финишу. Став женой Меланиона, Аталанта родила ему
славного сына – будущего царя и военачальника. А закончилась
история тем, что Зевс превратил супругов во львов за то, что они,
охваченные страстью, занялись любовью прямо в его храме.
Почему конец греческого варианта этого архетипического сюжета, в
сравнении со славянским, относительно счастлив (хотя герои и
понесли наказание от Зевса, они успели и любовью насладиться, и
сына родить)? Во-первых, Меланион не пленен Персоной, им движет
любовь, а не гордыня, он вступает в соревнование не ради
самоутверждения, чести и богатства, а ради любимой женщины. Во-
вторых, сама Аталанта, как и многие воинствующие царевны более
позднего фольклора, проиграв более сильному (не важно, физически,
ментально или духовно) мужчине, возвращается к своей исконно
женской роли. В результате такого поединка проигравших нет,
победителями становятся оба участника, ибо все происходит
сообразно естественным природным законам. Любящий Меланион
становится позитивным Анимусом Аталанты, уравновешивая ее
воинственность и импульсивность, сама она становится
вдохновляющей Анимой не столь сильного до той поры мужчины,
который благодаря высоким чувствам и раскрытию души через
обращение к богине любви становится Героем, обретает богатство и
почет.
 Все так и должно быть, мы чувствуем это душой и сердцем даже в
нашем феминизированном веке. Когда женщина вступает в сражение с
мужчиной, используя мужское оружие, играя по мужским правилам,
она неизбежно терпит поражение (чаще не сразу и не в конкретном
поединке, а позже и в жизни в целом), а вместе с ней терпит фиаско и
мужчина, вступивший в глупую борьбу. Настоящему Герою не нужно
подтверждать свою доблесть за счет собственной жены. Настоящей
Женщине не нужно демонстрировать силу и мужество за счет
собственного мужа.
Но наша воинственная Настасья после поражения в поединке все
никак не может сложить оружие. Она не способна стать
компенсирующей Анимой для брутального Дуная. Она сама
брутальна! Нет у Дуная никакой возможности спроецировать в нее
мудрость, мягкость, чувственность, потребность и умение любить.
Весь мир, включая собственную душеньку-невесту-Аниму,
превращается для него в Соперника.
Важно еще и то, что на Руси изначально существует некое смешение
гендерных ролей: стольный Киев – Мать городов русских, женщины то
коней на скаку останавливают, то в горящие избы норовят войти,
сказочный Царь – либо старый сумасброд, либо молодой самодур:
взбалмошный, капризный, с переменчивым настроением, в общем,
обладающий чертами, свойственными скорее «слабому полу». Юнг
пишет о том, что идентификация с Анимой проявляется как
переменчивость в настроении, утрата мужественности («обабивание»),
сверхчувствительность и капризность80. Вспомните любого Царя из
русских сказок или советских мультфильмов – это же точное их
описание! «Характерно, что в тех случаях, когда человек
отождествляет себя со своей Персоной, он фактически одержим
Анимой с сопутствующими симптомами»81. Склонность к ссорам и
спорам вообще является женской прерогативой, а настоящий «солдат»
не только «ребенка не обидит», но и с женщиной состязаться не станет.
Ему это даже как-то не к лицу.
Но дабы не подкреплять еще раз наш национальный архетипический
фатализм, давайте поразмыслим о том, был ли у Дуная иной выход?
Здесь интересно заметить, что русская былина ломает все
архетипические каноны еще задолго до трагедии на свадебном пиру.
Давайте обратимся к всемирной мифологии: как развивается сюжет, в
котором Царь посылает Героя сосватать ему принцессу в жены?
Абсолютно во всех мифах и сказках о сватовстве (от нашего «Ивана
Царевича и серого волка» до американского «Шрека») Герой сам
женится на царской невесте. В этом и весь смысл! Более слабая,
мягкая, женственная Апраксия действительно смогла бы смягчить
буйный нрав Дуная, уравновесить его грандиозную Персону
нежностью Анимы.
Интересно и то, что Апраксия с Князем Владимиром так же похожи
друг на друга, как и Дунай с Настасьей. Княжеский брак оказывается
бездетным; метафорически это означает то, что их союз не способен
создать ничего нового. Нет в нем мистического единства
противоположностей, порождающего трансцендентность. Оба они
слишком пассивны: во всем Киевском цикле былин царю с царицей не
принадлежит ни одного существенного деяния. А вот смелая, бойкая,
деятельная Настасья, возможно, вдохнула бы жизнь в
безынициативного Князя…[30]
Трагедия на свадебном пиру усугубляется еще и тем, что вместе с
Настасьей Дунай убивает их нерожденного сына. Описание ребеночка
– «по коленца ножки в серебре, по локоточки рученьки в золоте, на
головушке звезды частые» явно указывает на архетип Пуэра –
Божественного Ребенка. Это символ будущих надежд, саженца, ростка,
в котором содержится вся потенция жизни, возможность возрождения
в новом, лучшем качестве. Образ этого ребенка рождает ассоциацию с
младенцем Христом, маленьким спасителем мира, которому
поклоняются цари, чье рождение возвещено звездой и небесными
ангелами.
Архетип Божественного Ребенка ассоциируется с необычным
характером и судьбой. Этот архетип довольно часто появляется во снах
современных людей в образе не по годам развитого ребенка, который
разговаривает со сновидцем или каким-то иным образом проявляет
неординарные для своего возраста способности. В одной из версий
былины о Дунае ребенок, прежде чем погибнуть, говорит отцу, что,
если бы тот подождал еще хотя бы три часа, он родился бы богатырем,
семикратно превосходящим самого Дуная (а значит, и главного
богатыря Руси – Муромца, ведь по силе они с Дунаем равны).
Д. Ш. Болен пишет: «Когда человек соприкасается с архетипом
божественного ребенка внутри себя, у него возникает ощущение, что
«моя» жизнь имеет особое значение или что в «моей» душе
сосуществуют божественные и человеческие составляющие, – что
нередко знаменует для человека начало духовного путешествия или
вступление на путь самопознания»82.
Да, Персона Дуная не только отняла его жену, ребенка и
собственную жизнь. Пожалуй, его гордыня и высокомерие лишили и
всю Русь великого потенциала. Возможно, ребенок, который являлся
бы не только сыном двух богатырей, но и племянником бездетных
князей, смог бы стать новым великим Царем, символом обновленного
Сознания…
Последние строки былины несколько смягчают чувство глубокой
тоски и безнадежности:

От Настасьи текла речка Черная,

От Дуная текла да вот Дунай-река,
Вода с водой да не стекается,
Теките от века и до века,
В одно место сходитесь и расходитеся,
Вода с водой не мешайтеся83.

Река – символ необратимого потока времени и, следовательно,

забвения. Да, ужасную трагедию проще всего забыть. Однако тот, кто
забывает прошлое, обречен повторять его ошибки. Поэтому
воскресить в памяти былину о Дунае и Настасье – значит получить
знание об ужасной стороне Персоны и не очаровываться более ее
хвастовством или лестью.

Бесхитростность, бескомпромиссность, прямолинейность

Как хорошо, что ни одному былинному богатырю не довелось

оказаться в Избушке Бабы-Яги! Только представьте, как повел бы себя
с колдуньей Илья Муромец. «Давай сюда, старая, волшебный
клубочек, яблоко, ну, и что там у тебя еще есть! А не то голову с
плеч!» – проревел бы богатырь. Тут бы и пришел ему конец.
Околдовала бы его ведьма и как барашка зажарила. Не стал бы он и
смерть Кощееву, хитроумно спрятанную, разыскивать: так же
попытался бы напасть в открытую и так же бы погиб.
Бесхитростность, бескомпромиссность русского богатыря
происходит вовсе не от малоумия и несообразительности. Это вопрос
принципа. Ему важно не просто победить, но победить обязательно в
«честном бою», всенепременно лицом к лицу с противником, без
хитростей, уловок и недосказанности. Иначе для богатыря это и не
победа вовсе. Консенсус – это тоже поражение. Только бой! Кто
сильнее, тот и прав. А если силой взять невозможно – пасть смертью
храбрых на поле боя, ибо это означает, что правда от тебя отвернулась,
а значит, и жить на белом свете более незачем. Никаких «точек зрения»
для богатыря существовать не может: у него Правда, у противника
Кривда, вот и весь сказ. И какое ему дело до того, что Бабе-Яге и
самой молодильные яблочки, волшебные клубочки и весь остальной
магический реквизит достались вовсе не за здорово живешь? Да и
вообще это ее частная собственность, нажитая, между прочим,
честным нечистым трудом!
Какие могут быть переговоры? Как говаривал один мой
родственник, «если все понятно, что об этом говорить? А если ничего
не понятно, то и разговаривать не о чем». Богатырю понятна его
Правда, и если Баба-Яга подобру-поздорову в национализации своего
имущества участвовать отказывается – саблю наголо, да рубить
старую. Однако «раскулачить» Ягу не выйдет: кто к ней со своей силой
сунется, тому больше не видать красна солнышка, по земле русской не
хаживать. И можно ли назвать это Злом? То, что для богатыря
единственная, бескомпромиссная правда, для Яги – вероломство,
насилие и грабеж.
Бескомпромиссность, эта богатырская, а на самом деле просто
архетипическая восточнославянская черта, не раз приводила к
большой беде не только былинных персонажей. Скажем, то самое
сильно мифологизированное, но все же исторически реальное
«монголо-татарское иго» началось именно с импульсивного,
нерасчетливого поступка русских князей. Обратимся к Гумилеву:
«Важно то, что монголы отнюдь не стремились к войне с Русью.
Прибывшие к русским князьям монгольские послы привезли
предложение о разрыве русско-половецкого союза и заключении мира.
Верные своим союзническим обязательствам, русские князья отвергли
монгольские мирные предложения. Но, к несчастью, князья совершили
ошибку, имевшую роковые последствия. Все монгольские послы были
убиты, а поскольку по Ясе[31] обман доверившегося является
непрощаемым преступлением, то войны и мщения после этого было
не избежать»84.
Неприятие вариативности внешней реальности, такого понятия, как
«иная точка зрения», а вернее, его непонимание, неспособность пойти
на переговоры превращают окружающий мир героя в скопище врагов.
Почему-то разъяснить, убедить, попросить является для русских
унизительным! В своей практике я встречаюсь с этим мистическим
явлением практически в случае с каждым клиентом.
«Разве непонятно, что, если я пишу, что поругалась с начальством
и мне плохо, надо приехать и встретить меня с работы хотя бы с
цветами?!» – «праведно» возмущается девушка, которая за последние
полгода рассталась с четвертым молодым человеком.
«А что, самому-то никак не додуматься предложить мне купить
платье, если я при нем полчаса стою и на него смотрю?! Обязательно
нужно унижаться и просить?» – негодует женщина постарше на
мужа. При этом платье куплено, но вот выходные испорчены
скандалом.
«Почему я должен выпрашивать собственную премию, напоминать,
в ножки кланяться?! Я что, ее не заработал?» – «справедливо»
обижается молодой сотрудник на начальника отдела. Подумаешь, у
того годовой отчет и он сам в это время получает профилактические
взбучки от своего начальства! Обязан он был помнить о менеджере
младшего звена Иване Кузьмиче! Ведь не самому же Ивану Кузьмичу
о себе побеспокоиться!
Нам, славянам, действительно кажется (и это тоже отголоски
архетипической соборности), что наша правда, наше понимание
действительности, наши желания и ожидания – единственно верные и
должны быть очевидны любому человеку. Иначе – смертельная обида:
в обыденной жизни это означает вечное недовольство судьбой и
борьбу за справедливость вместо наслаждения бытием. В русской же
былине «Сухман-богатырь» идиома «смертельная обида» приобретает
буквальный смысл.
 Сухман, оказавшийся «на почестном пиру» Князя Владимира, в
отличие от остальных богатырей, не может похвастаться ни подвигами
ратными, ни силою, ни золотой казной, зато заявляет Князю, что может
поймать да принести к столу лебедь белую «живьем в руках, не ранену,
не кровавлену». Видимо, это требует особой сноровки и ловкости.
Владимир заключает с Сухманом пари и дает ему три дня на поимку
лебедя. Во время поездки богатырь видит, что Непра-река борется с
силой татарскою, которая мостит на ней мосты калиновы, чтобы идти
к Киеву. Сухман один побивает сорок тысяч недругов, но трое
оставшиеся в живых прячутся в кустах, а когда Сухман изловчается и
ловит лебедя, ранят его стрелами. Сухман роняет добычу,
расправляется с обидчиками, заклеивает раны листочками и
возвращается в Киев без лебедя. Князь Владимир не верит ему и велит
за похвальбу заточить в погреб, а Добрыню Никитича посылает узнать,
правду ли сказал Сухман. Добрыня едет к Непре-реке, видит там
разбитое полчище и подтверждает Владимиру, что Сухман сказал
правду. Князь хочет наградить Сухмана:

Буду его, молодца, жаловать, миловать

За его заслугу за великую
Городами его с пригородками,
Аль бессчетной золотой казной до-люби85.

Однако обида Сухмана на Князя смертельна в буквальном смысле:

Выходил Сухман с погреба глубокого

И говорил молодец таковы слова:
«Не умел меня солнышко миловать,
Не умел меня князюшко жаловать:
А теперь не видать меня во ясны очи».
Выдергивал листочки маковые
С тыих ран со кровавных,
Сам Сухмантий приговаривал:
«Потеки Сухман-река,
 От моя от крови от горючей,
От горючей крови от напрасной!»86

И в нашей обыденной жизни, в наш прозаический век Сухманов

паттерн никуда не пропал, просто принял более мягкие формы: «назло
бабушке отморожу уши», «назло кондуктору куплю билет, пойду
пешком» да «назло врагам козу последнюю продам».
Так, девушка, которую не встретили с работы с цветами, после того
как она пожаловалась на начальника, устраивает своему молодому
человеку скандал такого масштаба, что отменяется их первый
совместный отпуск. Жена, которой муж не догадался купить платье
сразу, разгадав ее желание по одному лишь взгляду в магазине, вскоре
будет вынуждена покупать себе одежду самостоятельно, так как муж
найдет менее сварливую женщину. А молодой перспективный
сотрудник, который так и не снизойдет до напоминания о премии, не
сможет подарить невесте обещанный подарок, обидится на начальника
еще больше, не сдаст вовремя отчет, подведет всю команду и гордо
уволится.

Бесстрашие, импульсивность

Да, Читатель, мы уже несколько раз говорили о том страхе, что

происходит от слова «страсть» и является для нас путеводной звездой
к наилучшей Доле. Но существует и другой страх – здоровый,
рациональный принцип самосохранения. Это глас здравого рассудка,
который скажет: «Не стоит прыгать со скалистого берега в незнакомом
месте, несмотря на то что ты отличный ныряльщик», «Не проскакивай
на красный свет, хоть тебе и кажется, что ты, ловкач, успеешь», «Не
садись, шустрый Колобок, к лисе на носок».
Храбрость, отвага, мужество, безусловно, являются национально-
архетипическими чертами восточных славян. Вспомним не только
былинных богатырей, но и Александра Матросова, героев Брестской
крепости, артиллериста Николая Сиротина, который один-
единственный остановил вражескую танковую колонну и, павший
смертью храбрых, самими немцами был похоронен с почестями.
Необычайная сила и отвага былинных богатырей есть настоящая быль
нашего народа. Приуменьшать или недооценивать их было бы
кощунством, да и просто подлостью. Однако, когда некое душевное
качество становится гегемоном в Сознании, срастается с Персоной,
превращается в бескомпромиссную данность, человек более не
распоряжается этим качеством: он сам становится функцией качества,
телесной оболочкой, управляемой архетипическим демоном.
Да, когда подступает враг, богатырь должен взять в руки оружие и
защищать свою землю, семью, близких, имущество и себя самого. Но
чрезвычайно важно уметь и вовремя оружие сложить, дабы праведное
сражение не превратилось в войну ради войны. Удаль молодецкая,
которой в мирное время не находится должного применения, сгубила
не одного славного витязя, превращаясь в тщеславное, безудержное
лихачество. К сожалению, эти качества чтятся в народе наравне с
настоящим героизмом (недаром «русская рулетка» называется именно
«русской»). Погибнуть от собственной беспечной удали у славян столь
же почетно, как пасть смертью храбрых в бою. Более того, именно
такой конец почитается как наиболее славный, а вовсе не как
поражение от более сильного противника, иначе герой в русском
сознании уже никакой не герой. Иллюстрация этого явления дается в
былинах «Как перевелись богатыри на святой Руси» и «Камское
побоище».
В этих былинах Киевскому княжеству угрожает «сила татарская».
Собравшиеся все вместе богатыри (причем в этой битве мистическим
образом принимают участие даже те, кто погиб в более ранних сказах,
например Святогор и Дунай) с невероятной быстротой и легкостью
справляются с противником. Но богатырям, как бы мы сказали сейчас,
не хватило драйва, не натешилась их силушка молодецкая. Когда
старшие дружинники засыпают в шатрах, младшие начинают
похваляться, что способны победить даже и «силу небесную»:

«Как у нас, могучих богатырей,

Плечи молодецкие не намахалися,
Кони добрые не уходилися,
И мечи булатные не притупилися!»
И возговорит Алешенька Попович млад:
 «Подавай нам силу хоть небесную:
Мы и с тою силой, братцы, справимся!»

Далее, по одной версии, «только молвил Алеша слово неразумное,

появились двое супротивников». Богатыри рубят их, но они тут же
оживают, а на их месте появляются уже четверо; рубят четверых,
появляются восемь, и так трое суток. По другой версии, проснувшись
поутру и выйдя из шатра, Илья Муромец видит, что вся побитая
татарская сила ожила. Богатыри вступают в новое сражение, но – о
ужас! – чем больше они рубятся, тем больше становится врагов.
В большинстве ранних вариантов былины обессиленные богатыри в
конце концов понимают тщетность сражения с «нежитью», бросаются
к горам, чтобы спрятаться в пещерах, но, лишь коснувшись каменной
поверхности, сами превращаются в скалы. Эту архетипическую
символику мы разбирали еще в разговоре о витязе на распутье. Камень
– символ вечной жизни, связи с прошлыми поколениями. Вот богатыри
и застывают, спасаясь от небесной или потусторонней силы, в
назидание потомкам. В реальности таких «каменных скульптур» не
существует. Однако еще более долговечным монументом богатырского
бесстрашия и бахвальства становится сама былина, ибо, как писала
Ахматова,

Ржавеет золото и истлевает сталь,

Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное слово.

Существует и более жизнеутверждающая, поздняя версия былины. В

ней, во-первых, хвастунами становятся Лука и Матфей – «боярские»,
что сразу позволяет отнести этот пересказ ко временам, когда боярское
сословие оказалось в особой немилости, то есть если уж и не к
петровской эпохе, так к опричнине или правлению Ивана III, но никак
не к домонгольской Руси, не к царствованию реального Владимира.
Во-вторых, в поздней версии Илья Муромец проявляет несвойственное
богатырскому нраву мудрое смирение. Он приказывает богатырям
отступить, посчитав, что негоже живым с мертвыми сражаться. И как
только богатыри исполняют приказ Ильи, видят, что сама собой
«повалилася вся сила неверная»:

И говорил тут стар казак Илья Муромец:

«Уж вы гой еси, дружинушки хоробрые,
Уж вы сильни могучие богатыри!
Нам живыма с мертвыма не ратиться,
И отступите вы от дела-то от ратного».
И повалилася вся сила неверная.
И поехали они да ко белым шатрам.
И стречают два брата-то Суздальца,
А Лука-де, Матфей, дети боярские:
«И вам бог помощь, удалы добры молодцы,
И проздравляем-то мы вас с Камским-то побоищом».

Этот новый пересказ позднего автора знаменует чрезвычайно

важный духовный прорыв русской души! Такое развитие былинного
сюжета дает новую жизнь погибшим богатырям, указывает
спасительный выход из многовекового каменного заточения. Отказ от
фантазии о своем всесилии пробивает брешь в окаменевших доспехах
Персоны, обнаруживая живую душу с потенциалом возрождения,
новой мудрой мощью вместо бестолковой, упрямой, разрушительной
силы.
Чтобы освободиться от своих «каменных доспехов», выйти из
оцепенения, из обездвиженного состояния, в которое заточает нас
Персона, нам тоже стоит как следует испугаться! В данном случае это
означает признать существование сил, которые значительно
превосходят нас. Прежде всего нужно признать реальность. Что бы ты
ни думал, ни мнил о себе, в Избушке Бабы-Яги ты оказываешься всего
лишь человеком: без нужных связей, профессиональных качеств,
поддержки семьи, дипломов и «корочек». И, самое главное, там не
зачтутся твои обещания начать что-то с понедельника, твои
грандиозные планы на жизнь и всевозможные «я бы мог уже, но…» и
«я уже работаю над этим».
Правда состоит в том, что твоя жизнь проходит здесь и сейчас; то,
что ты имеешь сегодня, и есть твоя реальность. Она не нравится вам?
Так пора по-честному испугаться! Если вам хорошо за тридцать, так
же как и мне, пожалуй, пора перестать убеждать себя в том, что с
рождением детей еще успеется, что еще не время начать собственный
бизнес или поиски новой работы, что с опостылевшим супругом еще,
может быть, все наладится и т. д. и т. п. Пора признать скоротечность
времени и испугаться ее! Пора признать свою невластность над
временем. Пока мы упрямо боремся с нежитью, доказывая правоту
собственных убеждений, наше настоящее уходит и мы превращаемся в
каменные мемориалы своей собственной несостоявшейся жизни.

Правда, даже если противоречит логике. Идеализм

«Я вот думаю, что сила в правде. У кого правда – тот и сильней», –

все мы знаем этот афоризм из фильма «Брат», ставшего легендой 1990-
х годов. Всенародная любовь к картине обусловлена точным
попаданием героя Сергея Бодрова в образ архетипического русского
богатыря, который, как и древние витязи, пытается установить
справедливость всеми доступными ему средствами. Борьба за правду –
непременный атрибут русской Персоны. При этом наша
«национальная» правда – это категория не формальной логики, а
нравственной философии. Вместо объективной реальности она
опирается на чувство справедливости. Если такая «правда» не
укладывается в понимание добра, она кажется русской душе ущербной
и, часто даже вопреки здравому смыслу, признается ложной. Однако
настоящая истина не может быть ни доброй, ни злой, она вне морали и
вне нравственности.
В романе Булгакова прокуратор Иудеи спрашивает Иешуа на
допросе: «Что есть истина?» И арестант дает самый простой,
единственно правдивый ответ: «Истина прежде всего в том, что у тебя
болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о
смерти… Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь
только о том, чтобы пришла твоя собака…»87. Вот правда Сына
Божьего Иешуа, и это единственная правда. Пилат же в своих вопросах
требует от него совсем иного – справедливости, признания
общепринятой точки зрения на власть.
Справедливость и истина – категории несопоставимые и часто вовсе
противоположные. За истину не нужно бороться, она проста и
очевидна. Она в том, что днем светит солнце, а ночью луна, в том, что
люди рождаются и умирают, в том, что за зимой следует весна, а роза
пахнет розой. Истину можно постигать только с познавательной точки
зрения, правду же (что в нашей культуре подразумевает
справедливость) – только с позиции морали и нравственности.
Таким образом, безотносительная, целостная истина – это, так
сказать, епархия Самости, в то время как понятия правды и
справедливости относятся к Персоне, которая всегда регулируется
общественной точкой зрения. Такая правда – это то, что нужно
отстаивать, за что нужно бороться, ибо она неочевидна, так как
исходит не из объективных фактов бытия, а всего лишь из мнения
индивида или группы. К слову, еще в VI веке до н. э. древнегреческий
философ Парменид разделил философию на науку истины и изучение
мнения88. Так вот, правда, которую нужно отстаивать, – это всегда
лишь мнение, и чем более она апеллирует к нравственности, тем
дальше она от истины, тем большего фанатизма требуется для ее
поддержания, тем больше крови в прямом и переносном смысле за нее
придется пролить.
Разумеется, свою точку зрения, свою правду на пути к Тридесятому
царству Герою приходится отстаивать, и часто это происходит в
серьезных кровавых схватках с силами как привычной реальности, так
и собственного бессознательного. Однако одним мечом дороги к
воцарению не проложишь, здесь важны гибкость Персоны, понимание
также и чужой правды и уважение к ней, иначе нечего и соваться в
Избушку на курьих ножках или в Подземелье к Кощею. Да что там
Яга! Другим людям наша воинствующая правда тоже не нужна. Ну
право слово, представьте, что я сейчас пойду к издателям со своей
книгой и безапелляционно заявлю: «Вот вам мировой бестселлер.
Немедленно печатайте на моих условиях и в ножки мне кланяйтесь. В
противном случае объявляю вам войну!» Смешно, правда? А ведь это
исконно восточнославянское архетипическое поведение.
 Давайте немного отвлечемся от былинных богатырей эпохи
Киевского царства и вспомним более близкого нам по времени Тараса
Бульбу. Тем более что повесть Гоголя является самой настоящей
былиной, в том смысле, что главный герой, как и Илья Муромец, имеет
реальный прототип. Таковым считается Охрим Макуха, сподвижник
Богдана Хмельницкого, родившийся в Стародубе в начале XVII века,
который имел троих сыновей. Назар (прототип гоголевского Андрия)
предал своих товарищей-казаков и перешел на сторону войска Речи
Посполитой из-за любви к польской панночке, Хома (прототип Остапа)
погиб, пытаясь доставить Назара отцу, а Емельян стал предком
Николая Миклухо-Маклая и его дяди Григория Ильича Миклухи,
учившегося вместе с Гоголем и рассказавшего ему это семейное
предание.
«Былину» (от слова «быль»), которую литературно изложил Гоголь,
не нужно пересказывать ни одному восточному славянину, все мы
читали ее в школе, и всем нам хорошо запомнились описанные в ней
душераздирающие события, взбередившие сердца именно по причине
их архетипичности для нашего этноса. Единственное, что нужно
уточнить, – так это расхождения недавней, также всенародно
полюбившейся экранизации Бортко с первоисточником, поскольку
незначительные, на первый взгляд, нюансы переворачивают с ног на
голову архетипический сюжет.
Итак, в старом казацком атамане Тарасе Бульбе при виде молодой
силы сыновей вновь вспыхивает воинский дух, разыгрывается казачья
удаль. Однако Запорожская Сечь, куда они приезжают, в то время ни с
кем не воюет, казаки ведут разгульную жизнь, что и является для них
смыслом запорожской воли. Но старому Тарасу не по душе праздное
бытие – не к такой жизни хочет готовить он своих сыновей, не за тем
он покинул свой хутор. «Вот пропадает даром козацкая сила: нет
войны!.. Вот старшины забайбачились наповал, позаплыли жиром
очи!.. Нет, видно, правды на свете!»89 – сокрушается старый атаман.
Нет для него войны – нет и правды, некому доказывать справедливость
– нет смысла в жизни для Персоны, поработившей Тараса. Он все
придумывает, как поднять запорожцев в поход, чтобы не тратить
казацкую удаль на беспрерывное пиршество и пьяное веселье. Сердце
Бульбы жаждет войны. При этом война должна быть праведной, с
народно-освободительным характером, за правду, за посрамленную
веру православную, иначе… не считается. Но вот беда, не посрамляет
никто веру, не притесняет никто русский народ! Бульба пытается найти
обоснование для похода на турок, но кошевой отказывает – с султаном
заключен официальный мир.
Но – «ищите, и обрящете»: прибывшие в Сечь украинцы
рассказывают о «притеснении» православных со стороны польских
панов и евреев. Рассказы выглядят полнейшей небылицей: «Такая пора
теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши… Теперь у
жидов они на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни
нельзя править… Слушайте!.. еще не то расскажу: и ксендзы ездят
теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а
то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных
христиан… Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки
шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне,
панове!»90. Вот эта полнейшая чушь и становится, к радости Бульбы,
достаточным поводом для похода на Речь Посполитую! В фильме
Бортко для оправдания казаков появляется зверски убитая поляками
жена Тараса, но в книге нет об этом ни слова. А ведь такой поворот
совсем меняет дело! Дурная молодецкая удаль превращается в
праведную месть.
Далее: в фильме нет ничего о бочонке золотых цехинов,
награбленных казаками, также экранизация опускает описания
жестокостей запорожцев (сдирание кожи с ног пленников, отрезание
польским женщинам грудей, их сожжение заживо вместе с детьми).
Зато фильм, в отличие от повести, демонстрирует пытки, которым
были подвергнуты пленные казаки во главе с Остапом. Гоголь лишь
пишет: «Не будем смущать читателей картиною адских мук, от
которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождение
тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую
жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душою, не чуя
человечества»91.
Да, фильм 2008 года получился куда более патриотичным, чем
реальная гоголевская повесть, в нем отчетливо видно «добро» и «зло»:
казаки – однозначные герои, поляки – душегубы. Однако
экранизированная история потеряла настоящую, жизненную
правдивость, в которой никогда нет ни всецело «хороших», ни
абсолютно «плохих» героев, действий, обстоятельств.
 Книга ставит вопрос, волновавший и героя Бодрова: «В чем
правда?». Для Тараса Бульбы она в том, что воспалившаяся Персона,
которая завладела Сознанием в образе священной идеи, сгубила его
сыновей, всех до единого товарищей и привела к страшной,
мучительной смерти самого атамана. Для Остапа правда – это
отцовская воля. Для Андрия, предавшего своих, павшего от руки
собственного отца, это любовь к панночке, это желание «заниматься
любовью, а не войной». Для поляков – сохранение собственных
жизней, защита своего города, голод, жажда отмщения и «праведная»
по-звериному жестокая месть. Все эти «правды» взаимоисключающи
для односторонней, предвзятой Персоны.
А истина – истина, пожалуй в том, что каждый, кто спутал правду со
справедливостью, впадает в соблазн Великого Инквизитора.
Армия призвана защищать мирное население, так же как Персона –
живую, чувствующую душу. Иначе, какими бы ни были военные
победы дружины или социальные достижения Персоны, они обернутся
поражением. Самый страшный удар противник может нанести именно
по беззащитному тылу, в котором всегда находится самое ценное.
Потому с древних времен особо удачным деянием полководца
считалась операция по выведению из-под удара женщин, стариков и
детей. А отважному Герою, вставшему на путь индивидуации, важно
не погубить способность к сопереживанию, не растерять мудрость и
знания, не растоптать в пылу ростки новых возможностей.
Нам может показаться, что описанные Гоголем события «тогдашнего
грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних
воинских подвигов и закалился в ней душою» не могут иметь ничего
общего с нами – цивилизованными украинцами, белорусами и
россиянами XXI века. Да, мы больше не сдираем с противников кожу,
не сжигаем заживо детей соперников, не подвешиваем конкурентов на
дыбе. Однако мы все так же воюем за идею, путая собственное мнение
с истиной. Ведь в том-то и дело, что «душой мы закалялись»
в воинских подвигах наших предков. Наша архетипическая установка,
в отличие от западного прагматизма, нацелена на идеализм: следовать
идее, а не опираться на меняющиеся реалии жизни.
Как же проявляется «паттерн Тараса Бульбы» в наше время, у
обычных людей? Да в любых обстоятельствах, когда борьба за правду,
справедливость, идею принимает фанатический характер.
 Однажды старшая коллега поведала мне вот какую историю.
Ее клиентка, женщина за пятьдесят, рассказала о своем
единственном браке в ранней молодости, продлившемся… чуть более
недели. Выходила она замуж просто по сумасшедшей любви – такой, о
которой пишут в женских романах. Молодожены проводили медовый
месяц где-то на Черноморском побережье, и все было сказочно
прекрасно, пока как-то утром муж не назвал ее спросонок чужим
именем. Я не помню в подробностях пересказ конкретных действий
ревнивой новобрачной. Достаточно сказать, что она довела
ситуацию до развода. Через какое-то время страстно любящий и
любимый муж все-таки смирился с ее уходом, повстречал другую
женщину, женился, завел двух детей, а к моменту рассказа уже и
внуков. Сама же новобрачная, оказавшись через двадцать пять лет в
кабинете психоаналитика, рассказала, что больше так и не вышла
замуж, потому что так никого и не полюбила. На вопрос, почему же
она вовремя не остановилась в своих разрушительных действиях, она
ответила, что сначала не могла смириться с «ужасной правдой»,
потом ей было непереносимо признать собственную неправоту, а
дальше – признать правду о собственной глупости. В общем,
четверть века она потратила на то, чтобы доказывать себе
собственную убогую, хромую, разрушительную «правду». А как иначе?
Ведь если признать иную точку зрения, то получится, что она
жестокая, ревнивая дура. Конец этой истории тоже весьма
напоминает женский роман: эта женщина нашла в социальных сетях
своего бывшего мужа, написала ему письмо, в котором искренне
просила прощения. Он ответил ей, написал, что простил. Завязалась
переписка. Выяснилось, что он недавно овдовел и переживает
глубокую депрессию. По прошествии года или чуть более они… нет,
не поженились, так как оба решили «людей не смешить», но стали
регулярно приезжать друг к другу в гости – он в Питер, она в
Москву, – а также решили поехать вместе в Париж, о чем мечтали в
своей советской юности.
Помните, чуть выше я рассказывала о мужчине, который полагал
ниже своего достоинства напомнить руководителю о премии? Так вот,
через «свою гордость» он так и «не переступил». Праведно, по его
мнению, было объявить войну: он написал вышестоящему руководству
с десяток жалоб на непосредственного начальника и специально не
доработал годовой отчет, чем подвел весь отдел. При этом, по его
словам, он «окончательно разочаровался в людях», когда коллеги его
не поддержали. В «решающей схватке» он бросил на стол начальнику
заявление «по собственному желанию» и ушел… в никуда. Работал он
в какой-то очень специфической сфере, был редким, ценным
специалистом, но, по причине как раз узкой специфики его профессии,
он тут же попал в «черный список» всех немногочисленных
отраслевых предприятий города. Зато боролся за правду. За
справедливость пострадал!
И еще хочется вспомнить один маленький эпизод из «Тараса
Бульбы». В начале повести, пока казаки еще не пошли сражаться с
поляками за «посрамление православной веры», кошевой говорит о
том, что у них самих «храм божий – грех сказать, что такое: вот
сколько лет уже, как, по милости божией, стоит Сечь, а до сих пор не
то уже чтобы снаружи церковь, но даже образа без всякого убранства.
Хотя бы серебряную ризу кто догадался им выковать!» Получается,
что казакам, поборникам веры, и в голову не пришло за долгие годы
существования Сечи обустроить собственный «храм истины», а вот
разгромить лавки евреев, которым задолжали столько, что вовек не
расплатиться, да пожечь польские поселения за «веру христианскую» –
это пожалуйста!
К чему я вдруг вспомнила об этом? Ах да, к «борьбе за веру». Ведь
если ты почитаешь что-то за истину, это не требует никакой борьбы,
ничего не нужно доказывать. Об этом говорит Соратник-противник
Иешуа:
– А не надо никаких точек зрения! – ответил странный
профессор. – Просто он существовал, и больше ничего.
– Но требуется же какое-нибудь доказательство… – начал
Берлиоз.
– И доказательств никаких не требуется, – ответил профессор и
заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: – Все
просто: в белом плаще с кровавым подбоем…92
Поэтому, когда мы что-то доказываем исступленно, «с пеной у рта»,
скорее всего, мы доказываем это себе. Так женщина из
вышеприведенного примера убедила саму себя в «существовании
соперницы» и разрушила свою жизнь на самом деле потому, что
просто не верила в реальность и «заслуженность» свалившегося на нее
счастья. А редкий специалист, сдается мне, в глубине души и сам не
верил, что заслуживает особого поощрения, что, собственно, и доказал
невыполненным отчетом.
Перечисляя особенности общеславянской Персоны, мне также
хотелось бы отметить особое свободолюбие, самобытную «волюшку
вольную», архетипическую отнюдь не только для казаческого
субэтноса, но и для всех восточных славян. Однако эта тема очень
тесно переплетается с фигурой архетипического Отца, поэтому не
будем спешить, оставим разговор о нашем специфическом понимании
свободы до той поры, пока нам не придется возвращаться из нашего
долгого опасного путешествия в родительский дом нашей души.
Но прежде чем пуститься в дальнейший путь, давайте рассмотрим
возможность приручения Персоны. Это означает придание ей
гибкости, обретение способности контролировать ее проявления. Нам
нужно снять с Персоны мантию серого кардинала нашей жизни и
научиться облачать ее согласно собственному разумению,
соответственно месту и времени.
Идеальной иллюстрацией этого процесса послужит нам былина
Новгородского цикла «Садко». Это тем более интересно, что
новгородские былины резко отличаются от киевских. Хотя в обеих
этих колыбелях русского этноса подрастали младенцы-близнецы
(всего-то и отличий, что одни ели борщ, а другие щи, одни жили в
глиняных хатах, а другие в бревенчатых избах), ценности у людей в
этих городах были разными. Вечевая торговая республика никогда не
знала татарского нашествия. Она была крупнейшим торговым центром
Древней Руси. Именно поэтому новгородская Персона отличается от
воинственной киевской: Новгород торговал и знал большой толк в
этом занятии, воевать ему было несподручно, он предпочитал
договариваться. А это именно та способность, которая пригодится нам
при встрече с Бабой-Ягой и Кощеем. Давайте же поскорее
познакомимся с главным былинным героем Новгорода – Садко.
В начале былины Садко был гусляром – музыкантом и сказителем, –
что означает соединение творческих способностей с немалыми
знаниями и умением увлечь публику. И вдруг ни с того ни с сего его
перестают звать на пиры. Садко опечалился, ибо ничего другого в
своей жизни он делать в ту пору не умел, а поскольку всегда был сыт,
пьян и обласкан на пирах, на черный день ничего не откладывал.
 До боли знакомая всем ситуация в XXI веке, не правда ли? Только
почувствуешь, что жизнь наконец обрела стабильность, в своем деле
ты как рыба в воде, в семье тишь да гладь да божья благодать, – жди
потрясений.
Работал отец моей знакомой в 1980-е годы инженером, стал
руководителем, появился достаток – рухнул Советский Союз, некому
стало кормить НИИ. Пошел, как и все, кто был посмелее, в
коммерцию, обзавелся несколькими киосками – пять лет сытой,
довольной жизни, и тут вдруг в городе резко меняется криминальная
власть, все его киоски сжигают в одну ночь. Начинает торговать
пейджерами – бешеный успех, покупает хорошую машину, ездит
отдыхать с молоденькой любовницей за границу – через три года не
нужны никому больше пейджеры, у всех сотовые. Очарованный
зарубежными поездками, он открывает свое туристическое
агентство, благополучно живет и развивает бизнес более
пятнадцати лет, и вот в этом году – туристический кризис,
обанкротилось большинство операторов, у пострадавших клиентов
больше нет доверия к его агентству… Мне чертовски интересно, что
придумает этот уже очень немолодой человек дальше?
А ведь его ситуация архетипически стандартна, может быть, лишь
чуть ярче выражена, чем у большинства людей, так как человек этот
обладает чуть большей смелостью, нежели «среднестатистический».
Жизнь меняется, это закон; если мы не хотим остаться за бортом,
приходится приспосабливаться к обстоятельствам, учиться гибкости.
Кроме того, и душевные процессы не стоят на месте. То, что было еще
так недавно новым, становится привычным, затвердевает в Персоне, и
как только человек утверждается окончательно в том, что он именно
такой и есть, Самость, стремящаяся к полноте своего воплощения, тут
же подбрасывает новые испытания для Эго, новые возможности
развития для духа и души.
Итак, Садко в печали и тоске идет к Ильмень-озеру, садится на
берегу и играет на гуслях – уже не за деньги, а просто для своего
удовольствия. Этот малозначительный, казалось бы, эпизод имеет
очень глубокий смысл. Кстати, что бы сделал любой киевский
богатырь на месте Садко? Он бы ворвался на «почестный пир» к тем,
кто перестал его приглашать, да разбил бы свои гусли хозяевам об
голову. В лучшем случае за это был бы бит и изгнан из города. Но
Садко поступает иначе, то есть не поступает никак.
Есть такая максима: не знаешь, что делать, – не делай ничего. Речь
идет не о том, чтобы сиднем просидеть на печи весь свой долгий век, а
о тех моментах в жизни, когда чувствуешь полную растерянность. В
таком состоянии, когда земля уходит из-под ног, когда то накатывает
полная апатия, то охватывает тревога и в панике мы хватаемся то за
одно дело, то за другое, каждое из них тут же бросаем и бежим
заниматься третьим, и все равно все валится из рук, единственное
здравое решение – это не делать вообще ничего. Ничего путного
предпринять в таком состоянии все равно не удастся. Это момент,
когда рушится старая Персона, опираться на нее далее все равно
невозможно. А для возникновения и созревания новой нужно время.
Помните, в главе, посвященной Тени, мы говорили о том, что
Природа и Боги не заполняли наши души бесполезными чувствами,
будь то ревность, жадность и т. д.? Это также касается растерянности и
бессилия. Зрелая личность имеет способность их переживать, не
разрушаясь при этом. Эти чувства нужны именно для того, чтобы в
переломные моменты жизни не наломать дров сгоряча. Когда мы
имеем смелость пережить растерянность по-честному, признать, что
прежнюю Персону мы потеряли, признать бессилие в сложившихся
обстоятельствах, Судьба – славянская Доля – тут же дает нам знак,
куда следовать дальше, тут же протягивает руку помощи. Не делать
ничего – это значит не решать проблему на горячую голову, а вместо
этого, как Садко, заняться любимым делом для своего удовольствия
или даже просто побездельничать: посмотреть кино, почитать книгу,
сходить на прогулку в парк.
Одна моя клиентка, назовем ее Ясей, несколько лет назад, как раз в
возрасте тридцати трех лет, переживала все прелести и тягости
архетипической инициации. У нее рухнул бизнес, она ушла от мужа,
попала в больницу, а когда выписалась, поняла, что все, что у нее
осталось, – это автомобиль и кот. Конечно, она начала судорожно
«поправлять свои дела», организовывать компанию, идентичную
прежней (хотя все ее усилия были напрасны), а заодно взяла для
подруги, которая ее приютила, кредит на свое имя (когда сам
находишься в беде, проще начать помогать другим, нежели себе
самому, – и это также наша этническая черта). Через очень недолгое
время та самая подруга, имевшая обыкновение крепко
прикладываться к бутылке, закатила Ясе пьяную истерику и посреди
ночи выгнала ее из дома, а заодно потребовала вернуть ключи от
своего офиса, в котором Яся принимала единичных оставшихся от
«прошлой жизни» клиентов. Когда плачущая Яся, переночевав с
котом в машине, звонила мне, она сказала, что у нее отнимается
правая рука (что, кстати, является нередким невротическим
симптомом). И это было знаком Самости! Тело никогда не врет,
научиться понимать его язык – полезнейшая премудрость. А в данном
случае соматическое послание было и вовсе буквальным и очевидным:
«Прекрати борьбу, опусти руки. Посиди, Садко, на бережку, поиграй
на своих гусельках».
«Утро вечера мудренее» – есть и такая присказка в наших мудрых
сказках, ибо, когда действительно нет в твоем распоряжении
доступных человеческих ресурсов для решения проблемы и ты
смиренно признаешь свое бессилие, вступает в игру Самость и
преподносит тебе то, о существовании чего ты и помыслить не мог.
Я посоветовала Ясе не бороться с симптомом в руках, а, напротив,
в прямом смысле слова опустить руки, чтобы болтались, как плети, а
дальше просто пребывать в этом состоянии, пока оно не изменится
само собой. Она не стала сопротивляться этой идее и… «О, чудо!» –
сказал бы человек, ничего не знающий о юнгианстве, потому что и дня
не прошло, как ей позвонил старый знакомый и предложил, во-первых,
вернуть давнишний долг, а во-вторых, взять выгодный контракт на
аудит фирмы приятеля. Таким образом, Яся смогла отработать
кредит за каких-нибудь несколько дней. Но и на этом «чудеса» не
закончились: вскоре брат той самой подруги, также знавший Ясю с
детства, отдал ей долг с извинениями за свою непутевую сестру.
Такой поворот судьбы действительно с обывательской точки зрения
не объяснить ничем, кроме чуда чудного, дива дивного. А с точки
зрения архетипической психологии все закономерно: дай вовремя знать
судьбе, что ресурсы, доступные Сознанию, иссякли, дай время и
пространство архетипической энергии заполнить индивидуальные
лакуны.
Но что же Садко? Его пронзительная игра на гуслях в час печали и
тоски взволновала самого Морского Царя. Он вышел на берег и решил
наградить певца. По совету Царя Садко должен побиться с купцами «о
велик заклад», что в озере живет чудесная рыба с золотыми
перьями[32]. Купцы в споре закладывают лавки с товарами, а Садко,
доверившись Царю Морскому, – свою буйну голову. И Царь не
обманывает: Садко трижды с его помощью вылавливает чудных рыб с
золотыми перьями и сам становится богатым купцом.
Этот эпизод раскрывает нам еще одну жизненную премудрость, о
которой молчат сказки с персонажами-дарителями более позднего
периода. Игра Садко сама по себе восхитила Морского Царя; тут бы,
прямо на берегу, ему и одарить гусляра богатствами, отдать дочь в
жены, да вместе с ней какое-нибудь царство в приданое. Ан нет! Садко
еще должен пуститься в рискованное предприятие, чтобы доказать и
свою храбрость, и полное доверие Царю, – только тогда он обретет
богатства. О каких тайных законах мироустройства нам говорит эта
часть былины? Конечно, о том, что в облачении, привычном старой
Персоне, в новую жизнь не войти. Как часто нам кажется, что
достаточно «вести себя хорошо», быть «послушными мальчиками и
девочками», покорно делать то, что от нас ждут, чтоб судьба
отблагодарила нас! Как часто я встречаю «золушек» под сорок лет,
которые искренне удивляются, что «принц» все еще не приехал (ведь
они же хорошие!), и… продолжают пассивно ждать!
Не работают подобные сказки в нашей культуре. Нет в нашей
славянской душе для них архетипических предпосылок. Хочешь
царевича – сначала сама стань царевной, только так, и никак иначе.
Садко необходимо смириться с тем, что роль гусляра ему стала
слишком тесна, для нового витка в развитии ему нужны совсем иные
навыки. Морской Царь предлагает ему вступить в спор с лучшими
купцами города. Выполнение этого условия, во-первых, уже само по
себе вводит героя в купеческие круги, а во-вторых, спорить, да еще под
заклад собственной головы, можно лишь о том, в чем ты на сто
процентов уверен.
Ключевой момент заключается в том, что Садко сначала обретает
веру: у него действительно есть то, чего даже самые богатые
новгородцы видом не видывали; эту веру он доказывает, рискуя
собственной головой, и уж только потом ему помогает Морской Царь.
Да, только так, и никак иначе. Хочешь «принца»? А готова ли ты
заложить свою буйну голову, что ты настоящая принцесса? Хочешь
стать миллионером? А готов ли ты пойти на «велик заклад», что твои
идеи сработают?
Но кто же этот могущественный и своенравный Царь Морской, чьи
щедрые дары так непросто получить? Несомненно, это одна из
ипостасей древнего языческого бога славян Велеса. Во-первых, к его
многочисленным и разнообразным функциям относится
покровительство певцам и сказителям. Его культ был связан с
обрядовыми песнями и поэзией, поскольку в «Слове о полку Игореве»
эпический певец Боян называется «Велесовым внуком». Сам Боян в
древнерусских письменных источниках предстает как
мифологизированный персонаж. Он певец вещий, то есть знающий то,
что недоступно сознанию обычного человека, а пение его подобно
колдовскому магическому ритуалу, во время которого совершается
путешествие по всем мирам – Нави, Яви и Прави: «Боян бо вещий,
аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мысию [белкой] по
древу, серым вълком по земли, шизым [сизым] орлом под облакы»93.
Именно «скотий бог» Велес в еще более древнем мифе обладал
волшебными гуслями, а когда начинал играть на них, то все вокруг
впадали в безудержное веселье и забывали обо всех своих «явных»
делах. По всему выходит, что Садко в начале былины представляет с
летописным Бояном одну и ту же архетипическую фигуру. Однако бог
Велес, который, соответственно, и для Садко является дедом, желает,
чтобы внук не только воплотил в жизни свою певческую ипостась, но
также развил и другие: обрел богатство, освоил дело торговое, чтил
законы и договоры, пустился в путешествие и уже только после этого
осел на постоянном месте. Однако об этом позже, не будем забегать
вперед былинных событий.
Помимо «любви к искусству», и сама внешность Морского Царя
указывает на Велеса. Его имя, по мнению многих исследователей,
происходит от слова волохатый – «мохнатый, косматый». Также
существует гипотеза, что и слово волхв связано с именем этого бога и с
обычаем его жрецов одеваться в меховые «волохатые» шубы. Слово
волхв в более поздние времена стало обозначать не только жреца
Велеса, но и вообще любого человека, обладающего тайным знанием,
однако и здесь связь с изначальным языческим богом не теряется, ведь
именно Велес покровительствовал науке и мудрости.
 Велеса часто называют «скотьим богом», так как он
покровительствует скоту (это слово в древнерусском языке обозначало
не только одомашненных животных, но и в целом богатство и
изобилие), а вместе со своей второй женой Макошью – земледелию.
Часто его противопоставляют как Чернобога (повелителя нечисти и
владыки Нави) Белому богу – Перуну. О «черноте» Велеса (кстати, в
среднерусском произношении, как раз напротив, Белеса)
свидетельствует отсутствие его столпа в пантеоне князя Владимира.
Его кумир стоял отдельно, не на холме, а на склоне, ближе к низине, к
водам. Однако это разделение богов на «Черного» и «Белого» – вовсе
не исконно славянская архетипическая реальность, а скорее первый
шаг к принятию христианской веры с противоборством Бога и Сатаны.
На самом деле противостояние Перуна и Велеса было вовсе не
борьбой «добра» со «злом», просто первый был богом исключительно
княжеской дружины, как особой, привилегированной части общества,
а второй – богом всей остальной, невоинской Руси. Дружинно-
княжеский культ Перуна киевских Игоревичей, во всяком случае, как
главенствующий, был далек от славян вообще, тем более от славян
северо-востока, соседствовавших с финно-угорскими племенами. «У
Новгорода были свои традиции, уходящие, быть может, в еще более
древний исторический пласт, чем славянское земледельческое
язычество», – пишет Рыбаков94. Скорее всего, именно это и стало
причиной отсутствия имени Велеса в списке Владимирского пантеона.
Однако Перун и Велес были для русичей равноправными и
равновеликими богами. Оба имени использовались в клятвах
государственного уровня. Только на их кумиры у Владимира не
поднялась рука после принятия христианства. Всех прочих идолов он
приказал иссечь и сжечь, а Перуна с Велесом «проводить с земли в
воду», что, по архаичным представлениям, соответствовало
обрядовым проводам на тот свет.
Забытые боги, как мы неоднократно с вами замечали, Читатель,
становятся демонами. Забыть Велеса полностью славянской душе
невозможно, слишком значим он был и в период зарождения этноса, и
в эпоху его младенчества. Поэтому он возрождается в народной
памяти в образе то Морского Царя, то Кощея Бессмертного, хранителя
подземных сокровищ, то Серого Волка, то мудрого Волхва.
 Ответ на вопрос о том, как же бог скота и земледелия превратился в
Морского Царя, то есть во владыку противоположной стихии,
несложен. Во-первых, как мы уже сказали, он был погребен в воде, а
потому оттуда и явился гусляру Садко. Во-вторых, Велес, как муж Яги
(на которой он был женат до Макоши, но об этом позже), исконно
являлся стражем реки Смородины, разделяющей миры живых и
мертвых. В-третьих, у приильменских словен Волос-Велес почитался
также (под именем Волхва или Ящера) покровителем всех вод.
Вот этого древнего Бога и вызвал в своей душе Садко игрой на
гуслях. И Велес наградил его воистину не по-царски, не по-княжески,
а по-божески: он не только дал возможность его Персоне носить
одежду певца Бояна, но и научил, как можно облачиться в купеческий
кафтан.
Итак, Садко входит в новгородское купечество, да не просто входит,
а становится самым богатым из купцов:

Стал Садко приторговывать,

Стал получать барыши великие.
Во своих палатах белокаменных
Устроил Садко все по-небесному:
На небе солнце – и в палатах солнце,
На небе месяц – и в палатах месяц,
На небе звезды – и в палатах звезды95.

Описание палат Садко, копирующих небесный свод, неизбежно

наводит на мысль об инфляции Персоны, о Мана-личности: дом купца
представляет собой весь мир, Садко в мечтах завладевает всем белым
светом. И дальнейшие события былины лишь подтверждают наши
догадки. Садко созывает на «почестный пир» всю новгородскую знать.
Начинается извечная мужская забава – померяться казной, силой,
удачей, конем, знатностью рода, вообще всем тем, что составляет
мужскую гордость. Однако Садко в этих спорах не участвует, что уже
является знаком некоторого отстранения от купцов и знати
новгородской. В конце концов гости спрашивают, уж не в том ли дело,
что похвастать Садко вовсе нечем. Вот тут и проявляется
идентификация с Персоной: Садко заявляет, что на свою «бессчетну
золоту казну» он может выкупить все товары новгородские, чтоб «в
городе товаров в продаже боле не было».
Вот так! Пожалуй, такой «казной» не может похвастать ни один
современный олигарх. Новгород вызов принимает, и Садко со своей
дружиной в течение трех дней скупает все, что попадется под руку.
Однако товары других купцов все прибывают, приплывают товары
московские, а затем и заморские. Садко признает поражение:
«Побогаче меня славный Новгород». К счастью, на этот раз спор идет
не на буйну голову Садко. Он отдает купцам проспоренные тридцать
тысяч, а на оставшуюся казну строит корабли, сгружает в них все
скупленные товары и отправляется в путешествие. Так его Персона
осваивает еще одну роль под покровительством того же Велеса – роль
путешественника:

Построил Садко тридцать кораблей,

На тыи на корабли на черленые
Свалил товары новгородские,
Поехал Садко по Волхову,
Со Волхова во Ладожско,
А со Ладожска во Неву-реку,
А со Невы-реки во сине море.
Как поехал он по синю морю,
Воротил он в Золоту Орду96.

Маршрут Садко описывается до определенного момента

географически точно – именно так и ходили в старину новгородские
торговые суда. Но вдруг – Золотая Орда, которая, мы прекрасно
понимаем, в реальности находилась совсем в противоположном
направлении. Ничего необычного в таких нарушениях реальности для
былины нет, но так же не бывает в былине и ничего случайного.
Торговать с враждебной Ордой в XII веке, к которому относится
былина о Садко, – это, скажем, все равно как русские продавали бы в
годы холодной войны американцам березовый сок и буденовки со
звездами. При этом Садко не просто торговал в Орде, но и получил с
татар, которым все остальные купцы сами платили дань, огромную
прибыль. И снова приходят мысли о Мана-личности. Так и есть…
На обратном пути к Новгороду корабли Садко застает буря, бьют
волны, ветер рвет паруса, но корабли застывают на месте. Садко
догадывается: «Видно, Царь Морской от нас дани требует, требует
дани во сине море». Дружина спускает в море бочку с серебром, затем
– с золотом, но ничего не помогает: «Видно, Царь Морской требует
живой головы во сине море», – понимает Садко. Он предлагает
бросить жребий – написать на деревянных табличках имена всех
дружинников и опустить эти таблички в море: чья табличка пойдет ко
дну, тому и идти самому за ней. Дважды бросает дружина жребий,
причем во второй раз Садко даже хитрит, товарищей заставляет
написать имена на золоте, а сам снова пишет на дереве, но всякий раз
тонет жребий самого Садко. Ничего не поделаешь, он берет свои гусли
и отправляется в море. Буря стихает, и корабли с дружиной уходят в
Новгород.

Заснул на дощечке на дубовой,

Проснулся Садко во синем море,
Во синем море на самом дне.
Сквозь воду увидел пекучись
красное солнышко,
Вечернюю зорю, зорю утреннюю,
Увидел Садко – во синем море
Стоит палата белокаменная,
Заходил Садко в палату белокаменну,
Сидит в палате Царь морской97.

Садко предстает пред Морским Царем все тем же певцом-

сказителем, которым был до их первой встречи. По просьбе владыки
подводного царства гусляр снова играет, да так хорошо, что Царь,
пустившись в пляс, не может остановиться три дня подряд. От его
пляски бушует море, тонут корабли, гибнут люди. Эта ипостась
отвергнутого некогда бога хорошо знакома всем восточным славянам.
Это буйный разгул недавно разбогатевших. Знаменитые гулянья с
цыганами в «Яре» в конце XIX века сравнимы с угаром новорусских
богачей середины 1990-х. Это буйство не студентов в общежитии, а
именно зрелых мужчин, с непременной потерей контроля над собой,
расточительством и насилием, возможно со стрельбой, обязательно с
разгромом и оскорблениями, ущербом для людей «иного сословия».
Классическая застольная фраза, предшествующая мордобитию, «Ты
меня уважаешь?» относится к тому же «мужицкому» фольклору, а
точнее, исходит от воспаленной Персоны.
Итак, разгул Царя Морского принимает масштабы стихийного
бедствия в прямом смысле слова – тонут корабли, гибнут люди, уходят
под воду целые прибрежные селения. Как остановить царя? Рядом с
Садко неожиданно оказывается старичок, который советует порвать
струны и выломать шпенечки у гуслей. Старичок этот – святой Микола
Можайский (Николай Угодник), которого новгородцы почитали как
своего покровителя, защитника от бурь и морских бедствий. В этом
эпизоде мы можем отчетливо видеть проявление феномена
раннехристианского двоеверия, когда христианский святой
подсказывает герою, как усмирить языческое божество. Однако мы
также знаем, что в эту эпоху народ, так сказать, слегка лукавил перед
официальной религией: языческих богов просто переименовывали в
тех или иных святых. Так, жена Велеса Макошь превратилась в
Параскеву Пятницу, а сам скотий бог «распределил свои функции»
между Николаем Угодником (самым почитаемым у славян святым) и
Ильей Пророком.
Именно о Новгороде писал Костомаров: «Христианское начало
входит сюда слабо и притом так, что языческая подкладка ясно видна
из-под новой одежды»98. В мифе о Садко это видно особенно явно.
Именно святой Николай почитается как покровитель скота, диких
зверей, земледелия, путешествий, а еще он является проводником в
загробный мир и соотносится с реликтами культа Медведя – то есть
наследует все самые важные функции и даже атрибуты Велеса.
Следовательно, и в образе святого Садко знакомится с новым ликом
все того же Велеса – архетипического Сенекса, мудрого старца,
Волхва. Сенекс (лат. «старый человек») в аналитической психологии
обозначает персонификацию определенных психологических черт,
присущих, как правило, пожилым людям: уравновешенности, контроля
над своими поступками, дисциплинированности, ответственности,
рационализма, стремления к порядку, мудрости, дальновидности,
консерватизма99 и т. д., то есть всех тех черт, которых так не хватает
«разгульному купцу».
Что ж, трансцендентное объединение противоположностей и есть
цель Самости, задача инициации. Архетипический Сенекс – понятие,
конечно, психологическое, а не возрастное: и малые дети могут
демонстрировать ответственность, и пожилые люди могут совершать
опрометчивые поступки. А вот нашему герою Садко, сполна
отведавшему лихой, рискованной, полной опасностей жизни, как раз
пора остепениться, подумать о дальнейших планах, осесть на одном
месте. Ведь самая главная функция Велеса – это, как мы помним,
покровительство земледелию и скотоводству, то есть оседлой жизни.
Итак, с помощью Миколы-Сенекса, обретя такие качества, как
уравновешенность, мудрость и т. д., Садко прекращает смертоносную
пляску Морского Царя. Но на этом его испытания не заканчиваются –
он должен разгадать загадку. В некоторых версиях ему приходится
разрешать спор между Царем и Царицей:

Ты скажи-скажи и поведай мне,

Что у вас на Руси есть дорого?
У нас с царицею разговор идет,
Злато или серебро на Руси есть дорого
Или булат-железо есть дорого?
Ответ Садко:
– У нас злато-серебро на Руси дорого,
А булат-железо не дешевлея;
Потому оно дорого,
Что без злата-серебра сколько можно жить,
А без булату-железа жить-то неможно100.

Мифологические, сказочные и былинные загадки всегда заключают

в себе каверзу для Сознания: простой и сам собой напрашивающийся
ответ всегда будет ошибочным, так как он исходит исключительно от
Персоны. Злато и серебро нужны только ей, как символы власти,
уважения, богатства. А вот без железа жить действительно «не
можно» – ни землю без него не вспашешь, ни от врагов не
защитишься. Волшебные персонажи именно по верному ответу всегда
узнают настоящего Героя и понимают: именно он – тот, кого ждали.
Таким образом, вовсе не с коварными умыслами завлекал Царь
Морской Садко на дно морское, и даже не просто в качестве
«массовика-затейника». У Царя куда более серьезный расчет, это
становится ясным из последующего его предложения:

Ай не угодно ли тебе,
Садко, женитися в синем море
Ай на душечке
как на красной на девушке…
Ай заутра
выбирай себе девицу да красавицу
По уму себе да по разуму101.

Выбор невесты – последнее и самое важное испытание для Садко:

три раза по триста девиц пройдут перед ним, и он должен остановить
свой выбор на одной – его суженой, то есть предназначенной ему
самой судьбой. Но Садко не хочет оставаться в Морском царстве, а
значит, не должен жениться. На выручку снова приходит Сенекс-
Микола: он указывает Садко ту, которую ему надо выбрать, чтобы
вернуться домой, – девушку Чернавушку (вспомним быличку про
бедного парня и черта – сюжет практически идентичный). Она и есть
его суженая. Согласно одним версиям, Чернавушка – единственная
земная среди невест, она вернет его на землю; по другой версии, она –
воплощение реки, текущей близ Новгорода, что вынесет его домой.
Еще Микола дает Садко совет ни в коем случае «не творить с женой
блуда в синем море». Что бы это значило? Синее море – символ глубин
бессознательного, «створить блуд», жениться, соединиться со своей
Анимой на бессознательном уровне – значит отказаться от отношений
в реальности, ведь фантазийные «принцессы» и «принцы» всегда
кажутся лучше и ярче, чем реальные люди. Так многие из нас ждут
своих идеальных суженых всю жизнь, предаваясь мечтам об
идеальных отношениях перед сном, или флиртуют на сайтах
знакомств, где можно существенно приукрасить самих себя; есть и
сетевые игры, в которых люди вступают в виртуальные браки, строят
виртуальные дома, рожают виртуальных детей, – все это и есть гибель
души на дне морском в наш прогрессивный век.
Садко следует совету старца, а вернее, совету уже своей
собственной мудрой, дальновидной, опытной души, и, когда
просыпается на утро после свадьбы «без блуда», оказывается лежащим
на берегу реки Чернавы. В благодарность за спасение он строит
церковь в честь Миколы Можайского – он же Николай Чудотворец, он
же Царь Морской, он же сам древний Велес:

Встретил Садко дружину хоробрую

И повел в палаты белокаменны.
Тут его жена зарадовалася,
Брала Садка за белы руки,
Целовала во уста во сахарные.
Начал Садко выгружать со черленых со кораблей
Именьице – бессчетну золоту казну.
Как повыгрузил со черленых кораблей,
Строил церкву соборную Миколы Можайскому,
Не стал больше ездить Садко во сине море,
Стал поживать Садко во Новеграде102.

Вот так отблагодарил Садко своего покровителя. Пускай люди будут

«официально» молиться в церкви, им построенной, Святому Николаю
Угоднику. Для славян это только имя. И из современных-то верующих
лишь единицы знают, что родился этот святой в 270 году в Ликии, был
епископом, разрушил языческий храм Артемиды, молился за
путешественников и моряков, а уж в те стародавние времена простой
люд и слыхом не слыхивал о житии Николая Чудотворца: люди просто
знали, что он их главный заступник перед Богом, вот и просили его о
помощи. Они молились в церкви, построенной Садко, покровителю и
защитнику купцов и путешественников, музыкантов и поэтов,
земледельцев и пастухов – то есть все равно исконному славянскому
Велесу.
 Итак, Садко абсолютно не похож на киевских богатырей – у него нет
их невероятной силы, не совершает он воинских подвигов, не спасает
ни князя, ни вдов, ни сирот, ни бедного люда от лютого недруга. Но он
нисколько не в меньшей степени архетипический Герой, чем Илья
Муромец, а победитель, может быть, и в большей степени. Персона
Садко гибка и пластична, она всегда приспосабливается к текущим
обстоятельствам. Самый воспетый новгородский Герой сочетает в себе
искусного музыканта, певца и сказителя, удачливого купца, отважного
путешественника, а под конец еще и зодчего. Что ж, перефразируя
известную фразу про камни, есть время завоевывать земли, а есть
время возделывать их, есть время зарабатывать богатства, а есть время
тратить их себе и другим во благо.
И в этом месте мне хочется вспомнить отца знакомой, того самого,
что был инженером при СССР, потом держал торговые палатки и
платил дань бандитам, после торговал пейджерами и «договаривался»
уже с официальными властями, а до недавнего времени занимался
туристическим бизнесом. Как я писала, его агентство недавно
разорилось. Я, помнится, задавалась вопросом, чем же теперь займется
этот деятельный и талантливый человек. И вот к моменту завершения
этой главы мне удалось «случайно» пообщаться с его дочерью. Так вот,
она рассказала, что ее папа в возрасте под шестьдесят наконец начал
поговаривать о женитьбе на давней своей подруге и соратнице во всех
начинаниях. Но даже не это самое удивительное: он решил не
заниматься более никаким бизнесом, а вместо этого построить дом за
городом, устроить какой-то необыкновенный сад и дорабатывать свое
изобретение, которое начал еще в советские годы в НИИ! К счастью,
средств, заработанных во времена «купеческой» деятельности, ему с
лихвой хватит хоть до конца жизни. Вот так: время сеять, время
собирать урожай…
На этой ноте нам бы и закончить наконец-то разговор о Персоне.
Надеюсь, Читатель еще помнит, что остановились мы близ самой
Избушки на курьих ножках. И нам пришла пора познакомиться с
самым темным обитателем Великого Леса – Бабой-Ягой. Тем более
она нас уже заждалась, давным-давно почувствовала ведьма, что
русским духом запахло в ее владениях. Однако, прежде чем
произнести заветную фразу «Избушка, избушка, повернись к лесу
задом, ко мне передом», вам, Читатель, нужно ответить на некоторые
вопросы и убедиться, что ваша Персона не подведет вас при встрече с
Ягой.
• Перечислите все то, за что вы несете ответственность. Что
из перечисленного является «своим», а что «чужим»? Не случилась
ли в вашей жизни путаница в этих понятиях? Что произойдет,
если вы сложите с себя часть полномочий?
Если вы уверены, что мир сразу рухнет, родные и близкие помрут
без вашего контроля и поддержки с голоду, работа развалится, а солнце
перестанет светить, все же проверьте свои убеждения реальностью.
Откажитесь от части своих священных обязательств хотя бы на
неделю. Может, светило все же взойдет? Пока не попробуете, все
равно не узнаете.
• Какую часть своей души вы приносите в жертву ради
уважения и хорошего отношения окружающих? От чего важного и
ценного вы отказываетесь, ради того чтобы услышать: «Такой-то
– хороший, честный, щедрый и т. д. (сами вставьте важные для
вашей Персоны эпитеты) человек»?
Женщина-завуч, о которой мы говорили в начале главы, жертвует
своим здоровьем, отношениями с сыном, личной жизнью ради титула
«самый ответственный сотрудник». Сын мэра, упоминавшийся в том
же контексте, приносит в жертву любимую девушку ради звания
«хорошего сына, достойного своих родителей». Яся рискует
непомерной для нее на тот сложный период суммой денег, чтобы
оставаться «лучшей подругой». Дунай ставит на кон жену, сына и
собственную жизнь ради славы лучшего стрелка.

А вы, Читатель, какую часть души отдаете на заклание своей

гордыне?
• Перечислите все те добрые дела, которые вы совершили для
других людей хотя бы за последнюю неделю. А также все те
случаи, когда вы смолчали, не договорили, сдержали эмоции ради
сохранения собственного лица или мира в семье, на работе и т. п.
Ответьте честно, в чем заключалась ваша корысть (в любом
смысле слова)? Какой благодарности вы на самом деле ждете за
свою доброту или терпение?
Я задаю этот вопрос вовсе не для того, чтобы призвать вас к
полнейшему бескорыстию – такого попросту не бывает. Даже если мы
жертвуем последним куском хлеба, мы руководствуемся корыстью:
корыстью в признании нашей доброты, щедрости и т. д. Просто эти
мотивы нужно осознавать, а также стараться доносить их до
облагодетельствованных нами, чтобы потом не страдать от «черной
неблагодарности». Осознание своей настоящей корысти также
позволит четко очертить собственные границы: чтобы не
разочаровываться в своих ожиданиях, не нужно давать большего, чем
сможем простить.
• Повспоминайте свои большие и малые обиды: за неделю, месяц,
последние годы. Запишите их, не поленитесь. А дальше к каждому
пункту задайте вопрос: была ли вами озвучена просьба или же вы
были уверены, что люди, обделившие вас, должны были сами
догадываться о том, чего вы желаете, заслуживаете, ждете от
них?
Например, очень сложно мне было донести до одной женщины, что
ее муж вовсе не специально «разбрасывает» по комнатам вещи (вместо
шкафа вешает на спинки стульев), «разводит грязь на кухне»
(оставляет посуду на столе) и все «делает, лишь бы отвязаться»
(забывает протереть плиту, если сам наводит порядок после семейного
ужина). Это вовсе не ей назло, не из неуважения к ней и не из-за
вероломного коварства. Просто у них – дочки интеллигенции в
четвертом поколении и деревенского парня, так сказать, изначально
разный уровень понимания «бардака». У них в квартире и так чище в
десять раз, чем в родительском доме мужа. Он искренне не понимает,
за что его пилят, когда он и так убрал разбросанные носки, как просила
супруга. Она столь же искренне негодует по тому поводу, что нужно
отдельно прояснять вопрос с рубашками: «А что, это разве
непонятно?!»

А чего, Читатель, не можете попросить вы? Что, как вы

считаете, ваши близкие или не совсем близкие «должны понимать
сами»?
• Чего вам на самом деле пришло время испугаться? Какие силы,
значительно превосходящие человека, вы не желаете признавать?
Это может быть время. Что вы откладываете до понедельника,
первого числа, Нового года? Проведите ревизию этих «кармических
долгов» перед самим собой. А далее, может быть, совсем откажитесь
от них (если вы уже десять лет собираетесь выучить немецкий, но так
ни разу и не приступили к задуманному, то, может, это не так уж и
нужно лично вам, а лишь Персоне для еще одной социально
одобряемой «галочки»?). Но если вы чувствуете, что это истинно ваше
и без этого ваша личность неполна, ваш эйдос не воплощен, –
испугайтесь. Испугайтесь так сильно, чтобы не было возможности для
бездействия. Memento mori – «помни, что придется умирать», как
говорили римляне. Фраза эта произносилась во время триумфального
шествия полководцев, возвращавшихся с победой. За спиной каждого
военачальника ставили раба, который был обязан периодически
напоминать триумфатору, что, несмотря на свою славу, тот остается
смертным103. Отличная профилактика отождествления с Персоной, не
так ли?
Может быть, это реальность, от которой вы отмахиваетесь и
надеетесь, что все наладится как-то само собой. Но если вам не
нравилась ваша работа три года назад, в прошлую пятницу, вчера и
сегодня с утра, – вероятнее всего, завтра тоже ничего не изменится.
Если вам плохо с теми людьми, которые вас окружают, и плохо не от
случая к случаю, а повседневно, – скорее всего, пора просто
испугаться и бежать. Carpe diem – «лови мгновенье», говорили
римляне. Это призыв Горация104 жить каждый день с удовольствием,
ища положительные эмоции, и не откладывать полную жизнь на
неопределенное, неизвестное будущее.
• Вспомните все те случаи, когда вы боролись за правду. Можно
ли было назвать эту правду истиной? Если нет, а скорее всего, это
именно так, что вы доказывали сами себе? Ведь, как мы выяснили,
истина не требует борьбы. С какими внутренними сомнениями вы
боролись?
• В какой сфере жизни вы стараетесь «вести себя хорошо»,
чтобы получить благодарность, признание, «хрустальные
туфельки от феи», «пожизненный тендер на все почестные пиры»,
но каждый раз терпите фиаско? Возможно, это вовсе не игры злой
Недоли, а просто Судьба подталкивает вас к чему-то другому?
• За какие свои новые идеи, решения, мечты вы готовы заложить
собственную буйну голову?
 Часть II
На реке Смородине
 7
Та, что знает
Великая Богиня древней души
Мой храбрый Читатель, позвольте выразить вам свое глубочайшее
уважение и восхищение вашей стойкостью и отвагой! Ведь только
настоящий храбрец мог добраться до самой сердцевины тьмы на дне
души. Спасибо вам, мой дорогой друг (а мы прошли так много, что,
несомненно, можем называться друзьями), спасибо за то, что вместе со
мной вы преодолели этот путь, превозмогая все препятствия, что
воздвигало Сознание, честно отвечая на вопросы предыдущих глав,
невзирая на страх, тревогу и сомнения.
И вот мы с вами стоим на пороге главного испытания – в самой
гуще Тени, в самой темной чаще Великого Леса. Признаюсь вам, с
момента окончания предыдущей главы до написания этих строк у меня
прошло более полугода. Встреча с собственной внутренней Ягой
обернулась для меня немалыми потрясениями. К этой встрече
невозможно быть полностью готовым никогда и ни при каких
условиях. Избушка на курьих ножках всегда выглядит непреодолимым
препятствием на пути к восамлению, хотя на самом деле является
воротами к душевной целостности – к Тридесятому царству. Но это
можно понять, лишь пройдя испытание до конца. Первыми чувствами
все равно будут шок, смятение и ужас, иначе Яга не была бы Ягой. И
не помогут здесь ни теоретические, ни практические знания
аналитика, точно так же как профессионального боксера никакой опыт
не убережет от случайного нокдауна – в этот момент ты все равно
чувствуешь себя словно лось, очутившийся на дороге и ослепленный
фарами. Это пространство между известным и неизвестным,
зависание между двумя мирами – ведь Избушка стоит на границе
между жизнью и смертью, между здравым рассудком и безумием,
между реальным, осязаемым, измеримым и безличным,
безвременным, бессознательным. Встреча с Ягой потрясает самые
основы мироздания, сохранить текущую идентичность[33] после
столкновения с ней невозможно.
 Ох, как непросто, дорогой Читатель, было мне продолжать
повествование о Бабе-Яге! Ведь любого, кто столкнулся с ней, ждет
неминуемая смерть, пускай и не буквальное сгорание в ведьминой
печи, а гибель текущей идентичности, привычной картины мира и
своего самоощущения в нем с последующим духовным
перерождением в новом качестве, – от этого не менее жутко. Ведь кто
его знает, в кого суждено переродиться, – а вдруг навсегда пропадет
желание писать книги, заниматься анализом и прочее, а захочется,
например, сидеть дома, печь пироги да вышивать крестиком или
вообще постричься в монахини? Для кого-то это и будет безусловным
счастьем, той обителью, где душа обретет мир и благоденствие,
нахождением пути, который Самость определила для Эго. Для меня же
на сегодняшний день это, пожалуй, зарисовка на тему «жизнь прошла
впустую». Представить подобное возможно только в случае какой-
нибудь ужасающей катастрофы, после которой я окончательно тронусь
умом. И как прикажете с этим дальше жить?!
Встреча с Бабой-Ягой сродни безумию, ибо то, что она несет, всегда
за пределами реального опыта, это всегда конфронтация с силами не
этого мира (даже если «не этого» всего лишь для конкретного
человека с его текущим мировосприятием). Безумие порождается
двусмысленностью – Сознание не выдерживает одновременного
страстного желания и идти, и стоять, и вязать дома чулки, и выступать
на собраниях, и доверять, и защищаться. И тем не менее это именно
то, что требует от нас Самость: воплотить в реальном мире
пространства и времени еще один ее аспект, извлечь из безличного и
безвременного бессознательного некую новую, доселе неизвестную и
недоступную для Эго часть природного замысла, включить его в поле
собственной идентичности.
В Избушке Яги нас всегда охватывает тревога и даже ужас, мы
теряем способность ясно мыслить. А как иначе? Ведь старая Эго-
установка более несостоятельна, а новая еще не прижилась в этом
мире. Постижение «невозможных» противоположностей еще нужно
выстоять (недаром правильный ответ на загадки старой Ведьмы всегда
парадоксален), только тогда произойдет переход к новой идентичности
и, как следствие, к новой жизни.
Рациональный ум – та форма сознания, что стала для человечества
ценнейшим приобретением, доставшимся, правда, непомерно большой
ценой, – не способен выдержать встречу с Ягой. Она была, как и само
бессознательное, до рационально-перспективной формы постижения
мира, претендующей на однозначное понимание жизни как отдельных
событий, явлений, переживаний, связанных причинно-следственным
законом. Яга ломает каузальность[34] – наше повседневно-бытовое
знание о логических взаимосвязях, почитаемое за истину. Мы свято
верим, что знаем по личному опыту о том, что только воздействуя на
«А» определенным образом и имея «В» в «дано», можно получить
«С», – однако это лишь одно из присвоенных мнений. В нашем мире
«здравых смыслов» царем может стать лишь наследник царя, поэтому
ни у какого Ивана – крестьянского сына нет разумных причин
свататься к царевне, воевать с Горынычем и отправляться в Тридесятое
царство. Зачем? Все же заранее предопределено, все перспективы
ясны. В Явном мире это так и есть, отрицать сие бесполезно. Однако
Избушка Яги является вратами в другой мир – тот, где не работают
привычные причинно-следственные связи, где вместо профанной[35]
каузальности правит закон высшей целесообразности, вместо
необходимости – спонтанность и вместо закономерности – случай: да-
да, именно тот самый Случай, который, по словам Анатоля Франса,
является псевдонимом Бога, когда тот не хочет подписываться своим
именем.
Древняя Богиня стоит на пороге между миром новым –
рациональным миром причинности и миром старым – акаузальным,
телеологическим[36]. Прошедшему ее испытания Яга дарует новое
видение, отличное от приспособленного к общепринятой логике. Ведь
в привычном причинно-следственном мире не бывает сапог-
скороходов (тех ресурсов, которые за считаные секунды позволят
преодолеть барьеры и расстояния, которые казались прежней Эго-
установке невозможными), шапки-невидимки (возможности выведать
секретную информацию и остаться незамеченным), волшебного
блюдечка (умения видеть как будущее, так и настоящее во всей его
полноте). Но просто так этих даров не получить: придется выдержать
крах текущих убеждений, разочарование в прежних самых
сокровенных мечтах, гибель иллюзии ясного понимания того, каков ты
сам и каков мир, в котором живешь. Отказаться даже на время от
убеждения, что Сознание является главенствующим, порой столь же
мучительно, как для глубоко и искренне верующего человека
отказаться от идеи всемогущества Бога.
То, что мы испытываем в Избушке Яги, – это тревога, ярость, ужас и
бессилие. Чтобы избежать всей этой непереносимой гаммы чувств,
главным желанием трусливого Эго будет «спрятаться в голову» – то
есть уйти в плоскость рационального отрицания: «Дело тут вовсе не во
мне, просто таково стечение обстоятельств, скоро все пройдет, надо
подождать, жизнь и наладится». Когда нам непереносимо страшно, мы
изо всех сил пытаемся вцепиться в когнитивно-рациональное,
объяснить происходящее доступными текущей идентичности
способами, однако такие попытки в Избушке Яги терпят неизбежное
фиаско. Это и будет пожиранием Ведьмой очередного ребенка – юного,
неокрепшего аспекта Самости, которая так стремилась воплотиться в
мире. Единственный выход – спуститься «из головы в тело», позволить
себе пережить безумие противоположностей, выстоять перед лицом
страшной старухи, которая выглядит как сама смерть. Нужно
встретиться с ужасом честно – не убегая от него и не пытаясь его
умалить (как это делается в советском и в современном российском
кинематографе: Яга изображается этакой старушкой с причудами, и
это на фоне войн, «борьбы с врагами народа», переворотов и прочего).
Необходимо остаться в контакте с переживаниями, иначе то новое,
что привело тебя к Яге, навсегда останется невоплощенным, так и
упокоится в небытии. Главное – выстоять первые мгновения встречи,
твердо стоять на ногах и помнить, кто ты есть и зачем пришел, бояться
и оставаться твердым. А когда понял, что выстоял, нужно сказать
главные слова: «Я такой-то. Держу путь в Тридесятое царство. Напои,
накорми, в баньке попарь, а затем скажу тебе, что мне в Царстве
надобно».
Ритуал, состоящий из совместной трапезы и омовения в
ведьминской бане, – это второе испытание, древнейший обряд
посвящения, речь о котором пойдет ниже. Прошедший этот экзамен
допускается к главному заданию: Яга загадает загадки только
настоящему Герою. Однако смелость и право называться героем еще
не дают никакой гарантии, что ты сможешь найти правильные ответы.
Чтобы разрешить ведьмовскую загадку, нужно еще в большей степени
«выйти из головы», отказаться от привычного, стереотипного,
рационального образа мышления, ибо разгадка всегда находится по ту
сторону привычной логики, всегда имеет двойственную природу, как и
сама Баба-Яга. Найти правильный ответ – значить познать эту
дуальность, признать одновременное существование
противоположностей, пережить их в новом качестве. Только тогда
душе открывается дорога в Тридесятое царство, путь к Самости, к
целостности, к ее истинному эйдосу.
Стало быть, Читатель, наша задача хотя и чрезвычайно непроста, но,
что не может не внушать оптимизма, наконец-то очевидна – раз всех
головоломок и каверз, которые может преподнести нам Яга,
предугадать и решить заранее все равно невозможно, мы можем
постараться разобраться в природе самой Яги, тогда и с ее задачами
мы справимся. Итак, приступим, дай нам боже мудрости и терпения!
Образ Бабы-Яги невозможно соотнести с каким-то одним
архетипом. Это именно комплекс в юнгианском понимании термина.
Она и Великая Мать в своем ужасном аспекте, и Темная Анима, и
женская ипостась Мудрой Старости. Она одновременно и то самое
безусловное зло, без которого невозможно постичь добро, и
непременная спасительница Героя. Она единственная языческая
богиня славян, которая не была предана забвению, чей образ
сохранился до наших времен, она не только La Que Sabe («Та, Что
Знает»), если использовать термин Клариссы Эстес, но и «Та, Которую
Знают», знают все, от мала до велика. Более тысячи лет она является
самым страшным кошмаром всех славянских детей, более тысячи лет
взрослые слагают о Великой Лесной Богине песни и сказки. Даже
всемогущий христианский Бог не смог лишить ее прежней силы, а
ведь он сверг и Перуна, и Велеса!
Ее власть для русской души грандиозна – она вмещает в себя все
поле Темной Феминности. Эрих Нойманн в книге «Великая мать»109
выделяет четыре базовых типа Архетипического Женского. Позволю
себе привести его схему в упрощенном варианте:
 Баба-Яга не только единственная Старая Ведьма в славянских мифах
и сказках, она вообще единственная, так как иных, тем более молодых,
колдуний в наших сказаниях почти нет, в отличие, скажем, от
европейских, где очень много всевозможных бесовок, ворожей, ламий,
фурий, вампирш – старых, молодых, безобразных, обворожительных,
отравляющих, опаивающих, пожирающих, соблазняющих.
Так что наша Яга обладает также и функциями архетипа Молодой
Ведьмы: искушает, соблазняет, развращает, вводит в экстаз и безумие.
В более поздних пересказах у славянской Ведьмы иногда появляются
дочки, но мы понимаем, что они служат лишь для усиления образа
самой Яги и, как правило, в конце концов либо погибают вместе с ней,
либо оказываются вовсе и не дочками, а похищенными,
заколдованными девочками – Девами по схеме Нойманна, которым Яга
противопоставляется по вертикали. Что ж, единство и борьба
противоположностей, как известно с незапамятных времен, являются
первопричиной развития всего живого. Пожалуй, вечная жизнь Яги
продолжается в том числе и благодаря пожиранию маленьких девочек:
они – ее жизненный источник, а Яга, в свою очередь, для них (если,
конечно, выживут) – возможность познать мудрость и повзрослеть.
 По диагонали на схеме Нойманна Старая Ведьма является
антагонистом Доброй Матери. Вернее, она тоже представляет собой
Материнский комплекс, только в его негативном аспекте –
пожирающем, удушающем, пленяющем. Она обладает той же
нуминозностью, что и Добрая Мать, но с отрицательным значением.
Нуминозный означает нечеловеческий, имеющий божественный
источник, и если нуминозность Всеблагой Матери – божественный
свет, то у Ужасной Матери это столь же сверхчеловеческая (в
масштабах переживаний Эго) тьма, бездна. Вспомним, что Мать Земля
(Всеблагая Мать в национальном масштабе) – это базовая идея и
основополагающий принцип нашего этноса, а значит, столь же
грандиозна и всеобъемлюща ее противоположность. Таким образом,
Яга для славян стала символом всего Феминного, что не освящено
православной церковью, а последняя, так уж повелось, чтит только
Деву.
Вытеснение Феминного православием было, необходимо уточнить,
уже вторичным, так сказать, окончательным. Задолго до монотеизма, с
появлением языческой «земледельческой» религии «лесная» религия
(верования охотников, рыболовов и собирателей) предается анафеме,
все «лесные» боги превращаются в нечисть, мудрецы-кудесники – в
злых колдунов, Мать и Хозяйка зверей – в лютую Ведьму, которая
уводит детей на вовсе не символическое пожирание. Таким образом во
владения Яги отошли невероятно обширные пласты психического.
Чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию этого грандиозного
комплекса, нам не остается ничего другого, как расщепить его на
отдельные фрагменты – точно так же, как мы поступили с сатанинским
образом в главе о Тени. Иначе все наши попытки объять необъятное
окончатся блужданием среди общих фраз и абстрактным
теоретизированием.
Первым попытку типологизации образа Бабы-Яги сделал великий
советский филолог-фольклорист В. Я. Пропп. В своих работах он
выделяет повторяющиеся постоянные элементы – функции персонажа
сказки, что на языке аналитической психологии будет соответствовать
нахождению архетипического ядра. Недаром на нашего знаменитого
соотечественника так часто ссылаются юнгианцы, в том числе Мария-
Луиза фон Франц – одна из самых известных юнгианских
исследователей сказок. В своих работах филолог Пропп приходит к
воистину юнгианскому выводу о том, что корни сказки уходят в
историческую действительность народа110. То есть реально
существовавший обычай в тотемической, предземледельческой
культуре с переходом к землепашеству и политеизму
трансформируется в религиозный обряд, а затем, с возникновением
монотеизма, кристаллизуется в символической форме в виде сказок и
мифов. Таким образом, сказка хранит следы настоящих обрядов и
обычаев древности.
Однако я дерзну несколько усложнить схему Проппа и разделить
время возникновения сказок и мифов. Ведь миф намного старше, и он,
в отличие от сказки, которая в принципе воспринимается
монотеистической культурой как «ложь, хоть и с намеком»,
пересказывался нашими предками как истинная правда, как то, что
было на самом деле в стародавние героические времена. Таким
образом, наша схема будет выглядеть так:
1. Тотемизм: реально существующий обычай.
2. Переходный период во время возникновения землепашества:
религиозный обряд.
3. Политеизм: миф.
4. Монотеизм: сказка.

Сопоставляя повторяющиеся сказочные мотивы, Пропп дает им

генетические объяснения. Приведем и мы уместный пример. Наши
пращуры в эпоху мезолита закапывали в землю кости животных;
очевидно, это делалось по аналогии с семенами и косточками
растений, которые, попадая в почву, прорастали, возрождались,
обретали новую жизнь (1 – реальный обычай). Людей с той же целью
хоронили в сидячем положении, в позе эмбриона, с согнутыми ногами,
чтобы они с легкостью смогли «встать на ноги» в новой жизни (2 –
религиозный обряд). Варяго-русы закапывали кости коней вместе с
погибшими в бою хозяевами уже в религиозных, так сказать, в
предсимволических целях, чтобы воин в Валгалле вновь оседлал
своего скакуна (3 – миф, поскольку тут фигурирует мифическая страна
мертвых). А в «Крошечке Хаврошечке» корова просит девочку
закопать ее косточки, чтобы прорасти яблоней (4 – сказка).
 Невозможно рассматривать сказку как некую хронику древности, но
тем не менее каждый повторяющийся мотив ведет нас к первоистокам
нашей душевной жизни. В тотемизме в зародышевом состоянии
заложены уже все главнейшие элементы дальнейших стадий
психического и духовного развития: родство божества с человеком
(любое божество, как терио-, так и антропоморфное, – отец своих
адептов), определенные табу, запретные и разрешенные животные
(более поздние «чистые» и «нечистые» существа и духи),
жертвоприношение священного животного и обязательное вкушение
тела его (евхаристия по сей день является одним из важнейших
обрядов в христианстве), выделение из тотемного класса избранного
представителя бога и т. д. и т. п.
Итак, Пропп развивает гипотезу о том, что в сказках зашифрован
тотемический ритуал инициации. Для аналитической психологии это
совершенно очевидный факт, с той лишь поправкой, что сказочный
сценарий мы не связываем с определенным историческим контекстом,
а рассматриваем как внеисторический архетипический процесс
развития души. Инициация – одно из базисных понятий юнгианства –
ныне отражает в большей степени психический процесс, в результате
которого происходит трансформация: человек осмеливается
действовать вопреки приобретенным навыкам и открывает в себе
возможность движения в направлении ко все большей степени
осознанности.
Однако для наших предков обряд посвящения происходил вовсе не
«понарошку». Пропп пишет:
Обряд этот совершался при наступлении половой зрелости. Этим
обрядом юноша вводился в родовое объединение, становился
полноправным членом его и приобретал право вступления в брак…
Предполагалось, что мальчик во время обряда умирал и затем вновь
воскресал уже новым человеком. Это – так называемая временная
смерть. Смерть и воскресение вызывались действиями,
изображавшими поглощение, пожирание мальчика чудовищным
животным. Он как бы проглатывался этим животным и, пробыв
некоторое время в желудке чудовища, возвращался, т. е. выхаркивался
или извергался. Для совершения этого обряда иногда выстраивались
специальные дома или шалаши, имеющие форму животного, причем
дверь представляла собой пасть. Тут же производилось обрезание.
Обряд всегда совершался в глубине леса или кустарника, в строгой
тайне. Обряд сопровождался телесными истязаниями и
повреждениями (отрубанием пальца, выбиванием некоторых зубов и
др.). Другая форма временной смерти выражалась в том, что
мальчика символически сжигали, варили, жарили, изрубали на куски и
вновь воскрешали. Воскресший получал новое имя, на кожу наносились
клейма и другие знаки пройденного обряда. Мальчик проходил более
или менее длительную и строгую школу. Его обучали приемам охоты,
ему сообщались тайны религиозного характера, исторические
сведения, правила и требования быта и т. д. Он проходил школу
охотника и члена общества…111
Что ж, то, что раньше было обрядом, знаменующим наступление
половой зрелости, сейчас в символическом архетипическом смысле
является переходом к зрелости духовной. Эго нужно точно так же
встретиться со смертью все в том же звероподобном жилище, которое
в сказках приняло образ Избушки на курьих ножках.
Исторически обряд тотемической инициации был категорически
недоступен для женщин, но, что невероятно интересно, основным
персонажем, проводящим обряд посвящения в славянских сказках,
оказывается как раз женщина: старая колдунья, Баба-Яга! Это
позволяет сделать предположение, что та, которую мы считаем Лесной
Ведьмой, пожалуй, куда старше даже языческой славянской культуры.
Она восходит к эпохе позднего неолита, когда люди славили великую
предсущую Богиню.
Матриархат царил на начальном этапе развития культуры
земледелия. Ведь первая мотыжная, «огородническая» обработка
земли произошла от собирательства – типично женского занятия, в
отличие от мужской охоты. Археология дает свидетельства широкого
распространения культа Матери в позднем каменном веке. На
огромном пространстве от Пиренеев до Сибири и сегодня находят
женские фигурки, вырезанные из камня или кости. Такие статуэтки
называют палеолитическими «Венерами». У них имеются общие
черты: большие груди, бедра, живот. К слову, часто Яга описывается
как великанша с огромной, бывает, даже железной или каменной
грудью и свисающим до колен животом.
Наши пращуры еще в доисторические времена понимали, что Мать,
как и Мать Земля, не только дарует жизнь, но и отбирает. Для юного
Эго, для пробуждающегося в эпоху изначального землепашества (что
означало некую автономность от природы) Сознания признать, что и
родительницей, и губительницей является Одна и Та же, –
невыносимо, поэтому язычество уже разделяет Добрую Мать и
Богиню подземного царства (в Греции это Деметра и Геката, у славян
Макошь и Яга).
Сознание пробуждается именно тогда, когда ребенок постигает
наличие в мире противоположностей. Именно этот процесс
символизирует ветхозаветная история грехопадения как поедания
людьми яблока с древа познания – познания добра и зла. Только
отведав сей плод, люди становятся собственно людьми, до этого же в
Раю они ведут жизнь животную – от них ничего не зависит, все до
единой нужды удовлетворяет всемогущий Бог. В ветхозаветном ли
Эдеме, в славянском ли Ирии – в бессознательной, а вернее, в
досознательной жизни нет забот, нужд, а следовательно, воли. Но Бог
вложил в Человека еще нечто. Нечто такое, что нужно было еще
познать. А как это сделать, если размышлять попросту не о чем и
незачем? Все необходимое и желанное есть само собой, все хорошо, а
о том, что бывает «плохо», даже неизвестно. Непрерывный гомеостаз,
нескончаемое блаженство – как в материнской утробе, как в раннем
младенчестве. Так все-таки зачем Богу потребовалось посреди Рая
посадить это дерево и наложить этот страшный запрет? Ведь самому
ему не нужно было никакое познание добра и зла вовне, он всеведущ.
Логично думать, что этим Бог хотел «подтолкнуть» Адама и Еву к
тому, чтобы они перестали быть животными под названием «люди»
и стали настоящими Человеками Разумными, обрели способность
принимать решения, выбирать, мыслить, рассуждать – по образу и
подобию.
А как же Змий-Искуситель? Неужели не мог Бог оградить свой Сад
от падшего ангела? Искушение – часть души самой Евы, равно как и
часть божественной воли. Согласно мифу, Бог, создавая Человека, взял
одну часть от себя (разум, порядок, логику, опосредованность –
чистый, беспримесный, маскулиный Логос), а вторую из хаоса
(чувства, страсти, искушения, спонтанность – Эрос, теневую,
«женскую» часть Бога). Ева лишь первой сделала то, что было
задумано самим Создателем, и разве мог он, всемогущий и
всезнающий, не предвидеть этого?!
 Познав противоположности, люди обретают способность делать
выбор. Но для этого, повторим в который раз, нужно разуверовать в
существование одного только Всеблагого Бога или Доброй Матери,
которая всегда насытит, успокоит и удовлетворит все нужды любимого
дитяти. Нужно появление «зла» – «анти-Бога», Ужасной Матери.
В свете вышесказанного абсолютно логично, что обряд посвящения
должна проводить именно Ужасная Мать, то есть Баба-Яга. Она
является и самим источником искушения – именно от нее исходит
импульс, извещающий о том, что находиться далее в ранее безопасном
материнском лоне невозможно (ребенку пора выходить на свет, Эго
пора отделяться от коллективного бессознательного). В сказках это
передается в тех сюжетах, где Яга подстраивает так, чтобы ребенок
покинул дом и отправился в опасное путешествие. Она и само древо
познания – вкусив сакральной пищи в ее Избушке, Герой обретает
знания о двойственной природе этого мира, ему открывается мудрость.
Она и та, кто проводит потом повзрослевших детей к их новому дому,
кто научит и «работать в поте лица», и «рожать в муках».
По мнению исследователя мифологии Мирчи Элиаде112,
мифологема золотого века с последующим изгнанием из рая, которая
встречается у разных народов задолго до появления Ветхого Завета,
восходит как раз ко времени неолитической революции и является
реакцией на появление земледелия, то есть по времени совпадает с
нашим предполагаемым появлением «Змия-Искусителя» – Бабы-Яги,
недоброй в процессе обряда инициации, но благой в его результате.
А вот исследования академика Рыбакова113 позволяют нам увидеть
прообраз Яги еще в мезолите – более 7000 лет назад! Мифы
охотничьих народов были связаны с двумя небесными
хозяйками-«роженицами», которые на более поздних стадиях развития
культуры стали спутницами верховного бога Рода. И тем не менее они
старше его по меньшей мере на двадцать веков. Сведения об именно
двух Владычицах Вселенной дает богатейший археологический
материал, собранный на праславянской территории в виде множества
парных женских фигурок, а также сосудов с рельефным изображением
четырех женских грудей, датирующихся на всем протяжении от
мезолита до бронзового века114. Первыми появились в матриархальном
земледельческом обществе женские божества-роженицы, а бог-
мужчина является позднейшим наслоением. Но почему же богинь
было две? Рыбаков говорит о двух видах магии
115
верхнепалеолитических кроманьонцев : во-первых, магия убийства
зверя, заклинание охотничьей удачи, жизненно необходимой для
племени, а во-вторых, магия размножения зверей, магия плодовитости
всего живого, всего, что находится в поле зрения охотничьего
сообщества. Проще говоря, первая – магия охотника, вторая – магия
собирателя, которая чуть позже, на заре первобытного неполивного
земледелия трансформировалась в аграрную.
В эпоху развитого земледелия две богини уже становятся
анахронизмом, две роженицы уступают место одной Великой Матери
Мира, которая в будущем должна будет передать свои права Урану,
Кроносу, Зевсу в греческой мифологии (второе тысячелетие до н. э.)116,
Роду, Сварогу, Перуну у славян. Однако это взгляд историков и
религиоведов. Юнгианец же понимает, что «Вторая Мать» не могла
бесследно исчезнуть. Просто еще около пяти тысяч лет назад с
появлением развитого земледелия и освоением металла (культа
Сварога) она ушла в Тень, или спряталась в гуще леса под именем
Бабы-Яги, так же как греческая Геката (богиня лунного света,
преисподней и всего таинственного), которая уступила место на
Олимпе богу новой эры Гермесу.
Итак, Вторая Великая Богиня характерна практически для всех
индоевропейских народов, да и наверняка для всего человечества
вообще. Но наша Яга, в отличие от греческой Гекаты и римской
Тривии, пережила и Сварога со Сварожичами, и самого Верховного
Рода.
Историки объяснят это, вероятно, вынужденным возвращением
праславян к «охотничьей вере», когда прежде высокоразвитый народ,
который был описан Геродотом под именем борисфенитов, или
сколотов, наши прямые предки, были вынуждены вновь углубиться в
непроходимые лесные дебри, спасаясь от нашествия сарматов.
Антропологи, пожалуй, сошлются на более медленный темп жизни в
лесной зоне, растянутость во времени многих культурно-исторических
явлений, а поэтому и преобладание «лесных» сказок в славянском
фольклоре. Однако для аналитического психолога величие Яги можно
объяснить только грандиозностью тени ее антагониста – Великой
Матери, Матушки Земли Русской.
 Дорогой Читатель, чувствуете ли вы, как кружит нас Леший на
подступах к Избушке? Сколько кругов мы уже отмотали вокруг
зловещего забора с черепами? Позвольте мне еще один, последний, раз
прибегнуть к помощи авторитетного исследователя, и, обещаю, уже
через два абзаца мы отважно постучимся в дверь жилища на курьих
ногах.
Итак, сам Пропп выделяет три ипостаси Яги: Похитительница,
Воительница и Дарительница. Однако автор «Исторических корней
волшебной сказки» исследует, как это и видно по названию, именно
что только волшебные сказки. Под сим термином филолог
подразумевает произведения с одной определенной схемой: нанесение
ущерба, отправка героя из дома, встреча с дарителем, поединок с
противником, погоня, возвращение домой. То есть это сказки,
описывающие процесс инициации.
Однако мы, чтобы глубже постичь природу Бабы-Яги, рассмотрим
еще и мифы о ней – более древние литературные формы (в данном
случае, к сожалению, лишь их реконструкции). Под мифом в данном
контексте подразумевается, по словам самого Проппа, «рассказ о
божествах или божественных существах, в которые народ верит»117.
Поэтому мы разграничим Похитительницу и Пожирательницу, а также
включим ипостась Наставницы.

Ну, с богом!
«Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила.
Повернись к лесу задом, к нам передом».
Читатель, какая Яга предстала перед вами? Сейчас мы разглядим ее
со всех сторон, однако запомните тот образ, который видится вам при
первой встрече: он даст подсказку, что за сказка или миф наиболее
актуальны сейчас для вашей души.
 8
Яга-Похитительница
Избушка Яги как пространство для Великого Делания
Как Похитительница, так и Пожирательница в сказках крадет лишь
маленьких детей, хотя как сил, так и прожорливости у Яги хватило бы
и на взрослых, в чем мы в дальнейшем убедимся. Конечно, возраст в
данном случае имеет символическое значение. Дети – это незрелые,
инфантильные, не доросшие до порога Сознания части человеческой
души, наиболее уязвимые и беззащитные как перед опасностями,
исходящими из внешнего мира, так и перед собственными
внутренними комплексами-злодейками.
Анализ славянских сказок также выявляет и гендерные
предпочтения в рационе Лесной Ведьмы: ни одну девочку она даже не
пытается съесть, а вот полакомиться мальчиками Яга, по слухам,
отнюдь не против. Аналогия здесь самая простейшая: девочку следует
рассматривать как чувственный психический аспект, а мальчика,
представителя мира Логоса, – скорее как некое логическое звено, еще
не успевшее прочно занять свое место в рациональном мире Сознания.
Что еще более любопытно: несмотря на то обстоятельство, что Яга
издревле является самым страшным кошмаром маленьких детей, ведь
их пугают тем, что она может забрать их из родного дома, изжарить в
печи и съесть, – ни одного свидетельства реального пожирания
ребенка Ягой в сказках не встречается. Любому малышу, украденному
Ведьмой, в конечном счете удается сбежать от нее. И тем не менее
зловещая печь Яги является одним из главных атрибутов сказок о
похищении.
Печь имеет двойную символику. С одной стороны, это
действительно безжалостная, прожорливая, чудовищная пасть
Ужасной Матери, готовой поглотить собственное дитя за
неповиновение ее воле. Но с другой стороны, нам известен греческий
миф, в котором богиня-мать Деметра, скорбящая в разлуке с
собственной дочерью, нанялась кормилицей к сыну элевсинского царя
и держала младенца над огнем, чтобы выжечь из него все хвори и
пороки, свойственные обычным людям, и сделать его таким образом
бессмертным. Поэтому мы можем предположить, что огонь в печи
Бабы-Яги также наделен сакральными свойствами. Недаром славяне
почитали огонь «богом», наделяли его качествами святости и
очистительными свойствами. Особенное место огонь занимает в
заговорах-заклинаниях наших предков, как охранитель от всех
болезней.
Кроме того, невозможно не обратить внимание на такой
удивительный компонент имени Яги, как баба, ведь мы точно знаем,
что никаких внуков у старой Лесной Колдуньи нет. Даль сообщает, что
«бабкой», «бабушкой» на Руси чаще всего звали повитуху – знахарку,
которая помогала женщинам в родах118. Есть такое поверье: если
бабка-повитуха решала, что ребеночек явился на свет недоношенным,
она замазывала его по самую макушку в тесто, нашептывая
специальные заговоры, помещала такой вот «пирог» на лопату и
засовывала на некоторое время в теплую печь – суррогат материнского
лона. Там младенец «допекался», становился более жизнеспособным,
после чего «рождался» из печи заново. Подобным образом лечили и
детей постарше: если ребенок захворал, его сажали на лопату и
осторожно подносили к печному пламени. Полагалось, что все
болезни и нечистые духи, породившие их, сгорают в святом огне и
вместе с дымом уходят в трубу. Выполняли этот ритуал, конечно, не
родные папенька с маменькой, а только всеведущие знахарки, знавшие
специальные магические заклинания, без которых сам обряд терял
всякий смысл119.
Что ж, перевести эти обычаи на уровень психической метафоры
весьма несложно: вероятно, любому чувству, порыву, идее и помыслу,
прежде чем достигнуть Сознания и ворваться в нашу осязаемую
реальность, действительно стоит пройти и «карантин», и закалку
священным огнем.
Однако вернемся непосредственно к Яге-Похитительнице. В сказках
с сюжетом о похищении ребенка Яга всегда крадет именно девочку, но
вовсе не для того, чтобы съесть, а себе в услужение. Самая известная
сказка этого типа – «Бычок – черный бочок, белые копытца».
Жили-были муж да жена, и была у них дочка – Нюрочка-девчурочка.
Приходят к ним раз подружки и просят: «Отпустите с нами
Нюрочку-девчурочку в лес – по грибы, по ягоды!»
 Родители отпускают Нюрочку, но предупреждают подружек, что она
еще слишком маленькая, сама дороги домой не найдет. Девочки
обещают следить за ней, однако они еще сами дети и, конечно, не
могут сдержать свое обещание. В лесу подружки разбредаются, и
Нюрочка остается одна-одинешенька. Тут-то ее и похищает Яга.
Схватила ее и унесла в свою избушку на курьих ножках: «Будешь
теперь на меня работать! Печку топи, дрова руби, воду носи, пряжу
пряди, избу мети!» Стала Нюрочка-девчурочка жить у бабы-яги.
Баба-яга с утра до ночи работать ее заставляла, досыта не кормила,
ругала-бранила.
В общем-то в этом сюжете Яга представляется не такой уж и
страшной: она никак не истязала девочку, не пыталась ее изжарить и
съесть, не угрожала ее целости-сохранности, а что «ругала-бранила»,
так этого не избежать и с родной матушкой. Просто Нюрочка из
родительского дома, из-под, возможно, сверхмерной опеки, попадает
во взрослую жизнь – с работой, обязанностями и пониманием того, что
даже скудную пищу еще нужно заслужить. Сюжет, честно говоря,
более чем напоминающий реальную жизнь. Пугает только слишком уж
маленький возраст девочки и почти молниеносная скорость
произошедшего. Но, как я писала в самом начале этой главы, в том-то
все и дело, что к встрече с Ягой невозможно быть готовым никогда и
ни при каких условиях. В таких обстоятельствах мы всегда
оказываемся слишком «маленькими» – беззащитными, несведущими,
неспособными и неумелыми. То, что впоследствии приведет к
духовному росту и большей душевной зрелости, поначалу всегда
кажется горем, невозвратимой утратой, катастрофой, пыткой,
тюремной камерой.
Такие обстоятельства подстерегают нас в те моменты жизни, когда
мы слишком долго засиделись «в теплом месте» и игнорировали
добрые уговоры Самости развиваться дальше самостоятельно. Однако
это архетипично: «пока гром не грянет, мужик не перекрестится».
Пока Яхве не разгневается, Адам и Ева ни работать не надумают, ни
детей плодить не будут. Пока славянский Дый не устроит страшную
засуху, люди не додумаются до поливного земледелия. Или, как в
известном анекдоте, пока каша не подгорит, великовозрастное дитя и
слова не промолвит «человеческим голосом».
 Так, для моего клиента, вчерашнего подполковника, «похищением
Ведьмой» станет неожиданная вынужденная пенсия в возрасте 47
лет: появилась «новая метла», которая «по-новому метет», и его
«тепленькое местечко» отныне нужно «своим людям». В первое время
его душа, душа взрослого, сильного, мужественного человека,
прошедшего две Чеченские войны и черт знает какие еще потрясения,
становится такой вот Нюрочкой-девчурочкой – маленькой,
потерянной и беззащитной. Совершенно непонятно, как теперь жить
на пенсию, как жить гражданской жизнью без «корочек», кем себя
вообще отныне полагать. Отказом пройти инициацию, выжить,
спастись и переродиться в новом качестве здесь мог бы стать,
например, алкоголизм. И, пожалуй, каждый из нас знает такие
плачевные примеры.
Взрослые люди оказываются похищенными маленькими
«нюрочками» в любых обстоятельствах, когда привычная реальность
меняется в одночасье. Это может быть развод, потеря близких,
увольнение, болезнь, любое расставание и даже, напротив, вступление
в брак, повышение по службе, переезд на новое место – всего не
перечислить. Главное, что это всегда растерянность, дезориентация,
потеря контроля и невозможность жить по-старому.
Что делать в таких обстоятельствах? Во-первых, понять, что ты не
один такой, это случается со всеми, кому посчастливилось родиться и
выжить, просто у всех разные масштабы и декорации в «тюрьме-
избушке». Кто-то теряет заводы, а кто-то должность менеджера, кто-то
находит у любимого чада марихуану, а кто-то лейкемию, кого-то
предает лучший друг, а у кого-то погибает супруга.
Во-вторых, не нужно делать вид – например, с помощью того же
алкоголя, как в примере с подполковником, – что потеря эта
неокончательная, что все еще можно как-то вернуть, если у кого-то
проснется совесть, справедливость восторжествует и т. д. и т. п. Если
Нюрочка будет пребывать в фантазии, что Яга вскоре полюбит ее, как
родная мама, и вести себя так же, как в родительском доме, то есть
быть маленькой девочкой, неспособной ни на какую самостоятельную
работу, Яга ее попросту прибьет.
В-третьих, как мы уже писали, нужно изо всех сил стараться
сохранять рассудок – помнить, кто ты есть на самом деле и чего
хочешь. Естественно, вопрос «кто ты?» подразумевает отнюдь не
звание и прошлую должность или семейное положение и членство в
клубе – все это атрибуты Персоны.
На то, чтобы наш военный в отставке осознал, что он прежде
всего не подполковник, а человек по имени Николай Николаевич, у нас
ушло четыре месяца еженедельных встреч. Затем, когда он «вспомнил
себя», все пошло проще. Оказалось, что вовсе не старый еще мужчина
Николай Николаевич хочет и может работать в новом качестве, что
жизнь без погон еще как существует и что пенсия совсем не является
синонимом ненужности, старости и беспомощности. Теперь он
вместе со своим шурином занимается коммерческой недвижимостью.
А армейское умение дисциплинировать людей ему весьма помогает
при заключении сделок.
Мы уже неоднократно говорили о том, что Боги не создали ничего
бесполезного или заведомо вредного для человека. Как бы ни было
нам тяжело принять это, но только чувство сильнейшего дискомфорта
ведет к росту Сознания и духа. То же относится и к паттерну
«похищения Ведьмой». «Иногда утрата свободы, которая, казалось бы,
причиняет вред главному герою, становится стадией его внутреннего
становления, что впоследствии подтверждается развитием сказочного
сюжета, когда герой достигает более высокого уровня
индивидуации», – пишет в своей книге, изданной, увы, посмертно,
Сибилл Биркхойзер-Оэри120. Но для того чтобы выстоять и пройти
инициацию, нужно терпение, нужно, простите за выражение, честно
«отмотать свой срок» в Избушке на курьих ножках.
Если бы подполковник не встретил Ягу в виде психоаналитика,
который и заставляет работать над собой в поте лица, и причиняет
большой душевный дискомфорт, он бы, скорее всего, ринулся в борьбу
за справедливость – затеял какие-нибудь разбирательства со старшими
чинами, а в результате серьезно пострадал бы. Если бы не «отсидел
положенного срока», а побежал «поправлять дела» по проторенной
дорожке старших коллег, то, пожалуй, работал бы сейчас простым
охранником, запивая горе горькой.
Таким мучительным в процессе, но благостным в итоге «заточением
маленькой Нюрочки» может стать невроз, болезнь, любое
вынужденное бездействие. Этот феномен описан еврейским народом в
«Книге Иова», где многострадальный праведник понимает, что быть
благочестивым сыном Яхве еще не значит познать Его волю.
Осознание того, что жизнь отнюдь не райский сад Ирий, а боги вовсе
не всепрощающие добрые родители, – неизбежная стадия личностного
развития. Она требует смирения и переосмысления своих жизненных
убеждений и стратегий. Поэтому Избушка на курьих ножках
выполняет не только роль тюрьмы, но и функцию защитного
магического круга, в котором соединяются противоположности и
зарождается новая жизнь, новая идентичность.
Сказочная Нюрочка ведет себя в Избушке единственно правильным
образом: учится работать, познает исконно женские ремесла, покорно
выполняет все задания Яги и лишь горько плачет, тоскуя о доме. Что
ж, как только Судьба – славянская Доля – окончательно и
бесповоротно убеждается, что мы не имеем способов выручить себя
самостоятельно, она непременно являет нам самых неожиданных
помощников.

Первым несчастную Нюрочку пытается спасти барашек

Барашек, или ягненок, – существо домашнее, неразумное и

доверчивое. В монотеистическом понимании мира эти черты являются
благодетельными, как залог крепкой, безоговорочной, слепой веры. В
языческом понимании мира ягненок – главное жертвенное животное,
он олицетворяет чистоту, невинность, кротость и мученичество. В
христианстве он агнец Божий – один из символов Иисуса, который
искупает своей кровью грехи человечества. Агнец как символ Христа в
иконописной традиции может изображаться как страдающим, так и
возвещающим апокалипсис или даже спасающим от него, так как
Сатана бессилен против незапятнанного грехами мира ягненка.
Итак, первая стадия освобождения Нюрочки, которую
символизирует ягненок, – это доверие, вера в то, что ее страдания не
напрасны, несмотря на осознание «жестокости мира». Любой клиент
приходит к психологу с единственным желанием – снять боль как
можно скорее, закончить страдания, которые ему причиняют, как он
полагает, объективно тяжелые жизненные обстоятельства,
непонимание близких людей и т. п. И очень важным шагом в терапии,
занимающим месяцы, а порой и годы, является осознание того, что
главным вопросом должна быть не борьба с тягостными
обстоятельствами, не выяснение отношений с близкими и даже не
поиск причин происходящего в своем прошлом («фрейдистские»
вопросы), а понимание цели: зачем все эти страдания нужны, куда
толкает нас Самость при помощи невзгод и лишений. И вот тогда
приходит «барашек» – смирение, но не в мазохическом смысле
«подставления щек под оплеухи», а в виде мудрого понимания того,
что жизнь просто требует от нас пройти определенные уроки,
неусвоенные «по-хорошему», сменить свои деструктивные стратегии и
злокачественные установки. Но это только первый шаг; для
освобождения души еще придется изрядно потрудиться. Поэтому в
сказке Яга догоняет беглецов, бранит Нюрочку и снова усаживает ее за
работу.

Второй неудавшийся спаситель Нюрочки – козленок

Символика этого животного очень неоднозначна. С одной стороны,

козел является древним символом мужества, жизненной силы,
маскулинной плодовитости. У китайцев это воплощение принципа Ян
(свет, добро, мужское начало), в индийских Ведах – атрибут огненного
бога Агни (покровителя домашнего очага и жертвенного костра, что
роднит его с греческой «сестрой» Яги – Гекатой), а в скандинавской
традиции козел – это священное животное громовержца Тора. Эгида
(щит) Зевса была сделана из шкуры козы Амалфеи, вскормившей его;
этот магический щит громовержец использовал во время войны с
титанами. С другой стороны, образ козла у древних греков также
принимают Дионис и лесной Пан – боги колдовства, хитрости и
трансформации.
В традиции иудейской козел выступает объектом очень
своеобразного жертвоприношения: для очистительного ритуала
выбирали двух животных, одного резали в жертву Богу, второго
изгоняли в пустыню, «возложив на него грехи всего народа».
«Заместительная» функция козла в таком качестве раскрыта в
ветхозаветном эпизоде, где Яхве якобы заставляет Авраама принести в
жертву собственного сына, так как отец возлюбил отрока больше Бога
– больше всей остальной жизни в юнгианском понимании. Однако
существует закон, по которому мы неизбежно теряем то, что «возводим
в кумир», будь то ребенок, супруг, карьера или талант: невозможно
усидеть на стуле с одной ножкой, непременно упадешь. Самость
требует от нас воплощения в разных качествах, если же ты ставишь во
главу угла только родительство, карьеру, богатство, славу и т. д., то
вероломно нарушаешь природный замысел. Тем не менее Яхве
оказывается милосердным: вместо отрока закалывают козла, чтобы
обмакнуть в кровь животного одежды мальчика и тем самым напугать
отца, но не лишить его возлюбленного сына.
Третья сторона этого символа – олицетворение Сатаны в западной
магии. Голова козла вписывается в перевернутую пентаграмму – знак
Дьявола. Практически во всех культурах Европы, а также во многих
странах Востока существовали ритуалы, во время которых именно на
козла переносилась идея человеческой нечистоты; козла приносили в
жертву не богам, а демонам.
Итак, в символическом смысле Нюрочка, оседлав козленка, обрела
связь с Богом-громовержцем, Анимусом и Отцовским архетипом –
«царем в голове». Она получила его защитную эгиду, научилась
добывать пищу сама, не сетуя больше о потере «материнской груди». В
Избушке Яги она, усердно работая, явно научилась некоторым
колдовским хитростям, «познакомилась с Паном и Дионисом», ведь
колдовство – это, по сути, сила, позволяющая что-то изменить.
Вероятно, она осознала неизбежность принесения жертвы. А как
иначе? Чтобы обрести что-то новое, нужно неизбежно пожертвовать
старым. Однако это всего лишь «заместительная жертва» – ей не
нужно ни погибать самой, ни хоронить близких; закланию подлежит
только ее инфантильный взгляд на мир, незрелая Эго-установка.
Конечно, принесение такой жертвы в момент переживания
воспринимается Эго как действительно тяжелая утрата. Лишь
ретроспективно мы можем понять, что наши добровольные или даже
вынужденные лишения сыграли в конце концов нам добрую службу.
Я помню, как чуть не плакал старший брат моей школьной
приятельницы, который в самый последний момент узнал, что его
хитроумный план избежать службы в армии не сработал. И помню,
как потом он благодарил судьбу за то, что попал на Чеченскую войну:
ведь за те два года, что он отдавал долг Родине, все до единого его
приятели либо стали героиновыми наркоманами, либо сели в тюрьму.
Однако вернемся к сказке.
 Казалось бы, чего еще нужно Самости? Пора отпускать столь
повзрослевшую и поумневшую Нюрочку домой. Ан нет! Не все уроки
заточения еще познала девочка. Баба-Яга вновь догнала беглецов и
усадила свою узницу за работу.
Я – взрослая женщина, аналитик – прекрасно помню свою обиду и
негодование во время пребывания в Избушке. В течение одного года я
потеряла ребенка; меня предал партнер, человек, который казался
близким другом; я лишилась доходного бизнеса, разочаровалась в
своем ожидании защиты от тех, кто клятвенно обещал помочь. Я,
будучи аналитическим психологом, прекрасно осознавала, в каком
процессе нахожусь и куда попала, и тем не менее я тоже каждый раз
надеялась, что последний удар – действительно последний, и
высказывала свое негодование богам: ну не хватит ли им забавляться и
позволять Яге снова и снова тащить меня назад в свою избу, где мне
снова придется работать в скорби и печали! Осознав многое, очень
многое переосмыслив, я чувствовала, что все время не хватает еще
чего-то для освобождения…

Третьим, уже настоящим избавителем Нюрочки стал

бычок

Нюрочка очень сомневалась в его способности нестись быстрее

предыдущих спасителей, но бычок, хотя и не умел быстро бегать,
поскакал от Яги к грязному болотцу, и когда Ведьма нагнала их, стал
бить по грязи задними копытцами, забрызгал ей все глаза, а пока она
их протирала, успел добежать до деревни и вернуть Нюрочку
родителям.
Бык с незапамятных времен рассматривается как символ
непобедимой силы, сознательного самоотречения, мужского
оплодотворяющего начала Богини-Матери. Бык был животным,
олицетворяющим Шиву – индуистское божество, уходящее корнями в
доарийский (доведийский) период, а индолог Р. Н. Дандекар описал
религию Шивы как древнейшую из ныне существующих религий
цивилизованного мира121. Славяне же, как мы помним, являются
индоевропейским племенем, а следовательно, знают о силе Шивы-
быка на глубоком архетипическом уровне.
Он олицетворяет собой космическое сознание, статичное мужское
начало Вселенной – Рода в славянском варианте – и оппозицию
динамическому, изменяемому началу Вселенной, проявленному в
материальном мире. В поздний период развития мифологического
мировоззрения Шива становится абсолютным божеством,
выполняющем функции и созидания, и разрушения; он «изначальный
муж, единственно нетленный и вечный», так же как славянский Род,
вне зависимости от того, помним ли мы его имя или позабыли. В
индуизме выделяются пять божественных ролей Шивы: творение,
поддержка, растворение, сокрытие и дарование благодати.
Бык, Род, Шива может выступать в качестве как лунного, так и
солнечного символа, что в аналитической психологии, вслед за
алхимией[37], является знаком иерогамии – священного союза двух
светил, двух миров, мужского и женского начала – души и духа. Кроме
того, бык является символом управляемой силы и мудрой власти. Вот
какого бычка оседлала Нюрочка, чтобы вернуться домой!
Как мы говорили выше, Избушка на курьих ножках выполняет и
функцию защитного магического круга или же алхимического сосуда,
в котором соединяются противоположности и зарождается новая
жизнь. С психологической точки зрения это пространство, в котором
осуществляется глубокая личностная трансформация – перерождение
отношения к миру в целом и к самому себе в частности. Одно из
условий успешной трансформации – сосуд должен быть крепким,
выдерживающим психологическое напряжение, обязательно
сопровождающее этот процесс, не то Нюрочка сбежала бы еще с
помощью барашка, так и не повзрослев.
Избушка представляет собой то, что средневековые алхимики
называли vas bene clausum – «хорошо запечатанным сосудом». Этот
сосуд призван защищать то, что внутри, от смешения и
взаимодействия с тем, что снаружи, а также предотвращать утечку
Imaginatio (подлинной силы воображения)122. Только в герметичной
реторте – в замкнутом пространстве Избушки на курьих ножках или
аналитического кабинета – возможно выдержать колоссальное
аффективное напряжение и переработать «пустую породу» в золото,
человеческие страдания в созидание новой, полной радости и смысла
жизни.
Важнейшим элементом алхимических опытов является также и
время. Как и химических элементов, его до́ лжно добавить ровно
определенное количество, и ни минутой меньше. После всех своих
злоключений, вызванных столкновением с Ягой, после всех своих
титанических попыток освободиться ваша покорная слуга – автор этих
строк – проснулась однажды обычным серым питерским утром с
абсолютным знанием, что заключения в «избушке-тюрьме» закончены,
хотя для Сознания накануне этого не предвещало ровным счетом ни-
че-го. Просто прошло нужное время, и срок закончился, Бычок созрел,
противоположности объединились в Целое. Яга ослепла.
Что смущает юнгианца в русской сказке, так это умалчивание о
позитивных изменениях самой Нюрочки. Как будто она просто
вернулась все в тот же родительский дом, все в том же качестве
маленькой, несмышленой девочки, которой просто по счастливой
случайности (по закону «страдательного жанра» – после случайности
несчастливой) попался умный и смелый бычок. Будто сама она вовсе
ничего и не сделала! Но мы-то знаем, что это умалчивание работает на
Материнский комплекс нашего народа, на идею о том, что нет на свете
высшего блага, чем возвращение к Доброй Матери. Вот, например,
немецкая «коллега» Нюрочки – Рапунцель, описанная Биркхойзер-
Оэри в главе о Колдунье-Тюремщице123, не только родителей обретает,
но и выходит замуж за принца, чтобы потом самой стать королевой.
Несправедливо, на первый взгляд.
Но умалчивание дает волю фантазии; меньше сказанных слов –
бо́ льшая свобода для интерпретации. Поэтому в терапевтических
целях, Читатель, допишите сами свою собственную сказку о Нюрочке.
• Как бы ваша душа хотела закончить ее?
• Чем наградить Нюрочку?
И прежде чем мы войдем в Избушку к следующей Колдунье – Яге-
Наставнице, вам остается ответить на следующие вопросы, взяв в руки
ручку и бумагу, как это у нас повелось:
• Каким вашим желаниям, идеям, мечтам неплохо было бы
пройти «карантин» в Избушке на курьих ножках и закалку
священным огнем, прежде чем вы явите их миру?
 Например, если вы мечтаете стать писателем или журналистом,
возможно, стоит для начала завести блог в Интернете и посмотреть,
как люди отреагируют на интересующие вас темы. Если вы мечтаете о
собственном магазине, в современном мире есть отличные
возможности проверить свой купеческий талант, например, на «eBay»
или «Avito».
Мой давний знакомый много лет кряду, чуть что не так, заявлял
супруге: «Пожалуйста, иди к маме. На одного свободного мужчину
десять женщин, я один не останусь, а вот ты еще побегаешь».
Другой мужчина, наш общий друг, предложил ему как-то «проверку
реальностью». Они вместе отправились в ночной клуб, где «дамского
любимца» оставили одного у барной стойки (его друг наблюдал за
экспериментом за дальним столиком). К великому удивлению этого
самопровозглашенного донжуана, за два часа к нему не подошла
знакомиться ни одна дама, и более того: те, которым он, заикаясь от
стеснения, предложил купить коктейли, надменно объяснили, что в
его угощении не нуждаются. Стоит ли говорить о том, что его
манипуляции женой, во всяком случае угрозы разводом, с тех пор
прекратились?
Дорогой Читатель, есть ли у вас идеи, мечты и фантазии, которые
тоже неплохо было бы проверить реальностью?
• Когда вам случалось почувствовать себя слишком
«маленьким» – беззащитным, несведущим, неспособным и
неумелым?
Такое случалось не раз, не правда ли? Каким образом это
впоследствии приводило вас к обретению новой идентичности,
духовному росту и большей душевной зрелости?
• В чем вы сейчас чувствуете себя маленькой, беспомощной
«нюрочкой»? А каких перемен избегаете, лишь бы не оказаться в
таком положении, не столкнуться с этими мучительными
переживаниями?
Знакомы ли вам люди, которые остаются на работе уже спустя как
минимум лет двадцать с момента наступления пенсионного возраста?
Особенно часто такое можно увидеть в школах или каких-нибудь
государственных учреждениях. Это, как правило, печальное зрелище.
А знаете ли вы эдаких «Барби и Кенов на пенсии» – завсегдатаев
ночных клубов в возрасте под сорок и даже далеко «за»? Недавно
видела престарелого «мачо» с загаром из солярия и крашеными
волосами, который пытался флиртовать с девочками лет восемнадцати,
неуклюже используя нарочито молодежный сленг. Очень жалкое
зрелище. Но не думайте, пожалуйста, что все эти люди ведут себя так,
потому что им это нравится, или им не хватает пенсионных денег, или
они обожают свою работу, или жить не могут без вечеринок и половой
инстинкт толкает их на новые подвиги. Они просто не могут, не умеют
по-другому. Им безумно страшно пережить состояние «маленькой
Нюрочки», чтобы принять себя в другом качестве.
Эти примеры, конечно, представляют собой крайность, хотя в жизни
встречаются не так уж редко. И тем не менее: в чем вы, Читатель,
пускай даже и в несравнимо меньшей степени, ведете себя сходным
образом? В каком новом качестве вам хотелось бы попробовать свои
силы, какие перемены давно стучатся в дверь, но вы боитесь
почувствовать себя «новичком»?
• В каком жизненном процессе вы искусственно стараетесь
удержать инфантильную позицию? Когда пытаетесь убедить
себя, что Баба-Яга – это родная мама?
• Какой процесс давно пора взять в собственные руки, вместо
того чтобы перепоручать его «судьбе»?
• С чем неприятным для вашей текущей идентичности, однако
очевидным и неизменным, вы никак не хотите смириться? В чем
заключается ваш «спор с богами»?
Я уже рассказывала о том, что, едва приступив к теме Бабы-Яги,
конечно, и сама очутилась в Избушке на курьих ножках. Этот период, в
частности, ознаменовался для меня госпитализацией в больнице. И
там я познакомилась с двумя женщинами. Одна из них неудачно
прервала шестую за два года (!!!) беременность. Она вовсе не
принадлежала к маргинальной среде, напротив, была главным
специалистом в крупной компании, а поскольку карьера стремительно
набирала обороты, не могла себе позволить уйти в декретный отпуск.
Беременности же наступали, несмотря на все мыслимые и
немыслимые меры предосторожности; она магическим образом
попадала в эти почти что мифические 1,5 % женщин, на которых не
действуют никакие медикаментозные противозачаточные средства.
Зато вторая моя больничная знакомая седьмой раз подряд (!!!)
пыталась сохранить беременность после экстракорпорального
оплодотворения; предыдущие шесть заканчивались выкидышем.
Стоит ли говорить, что, если каждая из них не прекратит эти в
буквальном смысле слова кровавые битвы с Самостью, с волей богов,
в конце концов дело закончится фатально. Первой стоит понять, что ее
карьера – ничто по сравнению с глубинной потребностью иметь
ребенка, который, судя по невероятной настойчивости Природы, нужен
также и миру. Второй – смириться с реальностью, искать иные пути
воплощения генеративного инстинкта: может быть, в творчестве,
может быть, в преподавательской или воспитательской деятельности.
Вышеприведенные примеры, опять-таки, представляют собой
крайность, причем на грани вымысла. Не столкнись я сама с этими
женщинами, причем в одно и то же время, мне было бы сложно
поверить в подобное.
И тем не менее с чем вы, Читатель, не можете смириться, какой спор
ведете с богами? Какой урок отказываетесь изучить?
• Дорогой Читатель, нет ли в вашей жизни чего-либо, что вы
«возводите в кумир»? Не чересчур ли подобострастно вы
относитесь к работе, детям, любимому человеку, чему-то еще?
• Как изменится ваша жизнь, если вы перестанете бояться
потерять это?
• Какую жертву вам придется принести, чтобы исполнить свою
самую заветную мечту?
 9
Яга-Наставница
Что желает на ужин Колдунья в собственной душе?
Самым подробным повествованием о Яге-Наставнице является
сказка о Василисе Премудрой. Именно эту сказку, единственную из
всего богатства русского фольклора, разобрала в главе, посвященной
обретению интуиции, великолепная Эстес124. Сложно приниматься за
толкование после воистину великой юнгианской Мастерицы. Однако
иного пути у меня нет, сказка эта действительно полна премудрости,
да к тому же тема у нас несколько другая, а если интерпретация наша и
обречена на некоторые повторы, так это немудрено – речь идет об
извечных архетипических паттернах.
Итак, сиротка Василиса старше Нюрочки. Она уже пережила смерть
доброй родной матери, ее отец женился на другой женщине, у которой
тоже была своя дочь. О необходимости осиротеть мы уже подробно
говорили, рассматривая сказку о Крошечке-Хаврошечке. Жизнь, в
которой есть возможность при любом огорчении спрятаться за
материнской юбкой, конечно, проста и безопасна, однако мать-наседка
никогда не сможет стать проводником во взрослую жизнь, не сможет и
не захочет подобру-поздорову вытолкать подросшего птенца из гнезда
на волю. Единственный зачин прохождения инициации – смерть
Доброй Матери как идеи о том, что о нас всегда есть кому
позаботиться, накормить-напоить должным образом, что бы мы ни
творили, что бы ни происходило вокруг.
Функция отца в этой сказке ограничивается его свадьбой с мачехой.
Он словно и существует только для того, чтобы поместить Василису во
враждебную среду неродной семьи. В реальности это символизирует
тот процесс, когда после переживания потери Эго, вместо того чтобы
идти дальше, пытается вновь вернуть все на круги своя –
«удочериться», найти новую мамочку. Однако это никогда не
срабатывает: Самость уже вытолкнула птенца – инфантильное Эго – из
гнезда. Ни одна мачеха не станет родной матерью для Василисы. В
действительности мы очень часто разочаровываемся, когда «вдруг»
оказывается, что руководители, учителя, коллеги, супруги и т. д. не
хотят нам становиться «родной матерью»: не хотят на слово верить в
нашу исключительность, закрывать глаза на мелкие и крупные
проступки, полагая, что мы обязательно исправимся, разглядывать под
лупой наши достоинства и приуменьшать недостатки. Людям, которые
несут с собой в зрелые годы комплекс Доброй Матери, окружающие
всегда кажутся злыми Мачехами лишь потому, что те судят их
справедливо, любят и уважают по делам, а не за сам факт
существования.
Номинальная функция отца в сказке – это еще и показатель
отсутствия Отцовского принципа в жизни. У Эго, которое при каждом
шорохе готово схватиться за мамкину юбку, нет и в помине «царя в
голове» – высшего проявления Отцовского архетипа.
Однако нашей Василисе очень повезло. Мать перед смертью
подарила ей куколку, одетую так же, как сама девочка, велела кормить
ее, когда она проголодается, и слушаться ее советов в непонятных
ситуациях. Что такое кукла? Для наших пращуров она вовсе не была
детской игрушкой. Первые куклы были идолами, олицетворяющими
божественные силы, они использовались в ритуальных сакральных
целях.
Умирающая Добрая Мать подарила дочери кумир Макоши –
микромодель женского мира, феминной мудрости, накопленной с
начала мироздания. Именно это и должна передать Добрая Мать по
наследству, прежде чем отпустить свое дитя во взрослую жизнь,
умереть как всеполагающий принцип в дочерней душе, – умение
содержать себя в сытости, постигать новое, слышать внутренний
голос, видеть истинную суть вещей, расти и радоваться, взращивать и
радовать, плодить идеи, блага, детей, беречь себя и оберегать других,
создавать новое, творить дальнейшую жизнь. Такова Макошь, о
которой речь пойдет в соответствующей главе. Таков подарок
умирающей Доброй Матери дочке Василисе. Кроме того, куклы часто
использовались как обереги, олицетворяющие душу человека,
которому можно навредить колдовством. Пшеничная Девушка, кукла
из колосьев, символизирует семя – дитя прошлого урожая и мать
урожая будущего, звено вечной цепочки преемственности поколений
от матери к дочери.
Однако куколку мало просто хранить как талисман: ее нужно
согревать и кормить. Игра в «дочки-матери», пожалуй, так же стара,
как и сама идея материнства. Символика игры архимногозначна. Это
прообраз творения и творчества жизни, судьбы и мира в целом. Игра
лишена практической целесообразности, а следовательно,
представляет возможность выхода за рамки очевидного фактического
бытия. Именно поэтому психологи всех толков так любят прибегать к
всевозможным игровым техникам. Игра дает пространство для
свободы, творческого поиска, отказа от догм, она допускает высший
разгар страстей, даже экстаз, и в то же время она осознанна; наличие
правил позволяет вернуться в реальный мир, захватив с собой
частичку нового опыта.
Игра – занятие детей и Богов, ибо их существование лишено забот.
Играя, дети репетируют реальную жизнь. Играя, Боги создают новые
вселенные. В игре и дети, и боги манифестируют власть менять
реальность. По этой причине игра в языческих культах связывается с
магическими обрядами, она предшествует любому новшеству в
материальном мире, будь то важное сражение, начало пахоты, сбор
урожая, свадьба, рождение или похороны.
Итак, по закону архетипического жанра, мачеха сурова с Василисой:
она заставляет падчерицу трудиться с утра до ночи, плохо одевает и
скудно кормит, в отличие от своей родной дочери (той части
инфантильного Эго, которая никогда не освободится от оков
Материнского комплекса, а следовательно, в конце сказки погибнет
или будет изгнана вместе со своей родной матерью). Однако Василиса
благодаря своей волшебной куколке справляется со всеми
требованиями Мачехи.
Человек способен терпеть невзгоды сколь угодно долго, если Мать
«благословила» его на покорность. Такое смирение может казаться
высшей добродетелью и даже героизмом, однако как сиротка, так и
Мачеха, как мы помним, живут в одной и той же душе. Поэтому
собственное чувствующее «Я» изводят придирки и нападки,
исходящие из собственного же интроецированного Супер-Эго – того
концентрированного осадка общественных ожиданий, что тяжелой,
мутной взвесью оседает в душе. Эти вечные самоуничижительные
голоса – «Ты недостаточно хорош, смел, сведущ, достоин и т. д.
и т. п.», «У тебя, как всегда, ничего не получится», «Еще не время, ты
пока не готов» – в конечном счете каждый раз заставляют нас уступать
желаниям и требованиям других. Но эти другие, «злые мачехи» и
«гадкие сводные сестры», – всего лишь наше спроецированное вовне
недовольство собой, своей раболепной покорностью, трусливой
уступчивостью, теми поведенческими проявлениями, которые внешне
часто выглядят как героизм.
Такое положение дел нужно довести до точки кипения, чтобы обе
противоположные установки комплекса стали равно очевидны: чем
больше мы живем своей жизнью и являемся собой, тем сильнее
отдаляются от нас чужие, чем больше мы живем чуждыми нашей
истинной сущности желаниями, тем более чужими становимся себе. И
только тогда, когда мы понимаем, что напряжение между этими двумя
установками – «жизнь для себя» и «быть хорошим для других» –
достигает высшей точки, мы готовы отправиться к Лесной Богине.
В сказке пиковый момент наступает, когда в доме гаснет последняя
свеча. Сводные сестры и Мачеха гасят ее нарочно, чтобы услать
Василису под предлогом добывания огня к Бабе-Яге на съедение.
Угасание огня в доме – символ угасания либидо в душе: там
становится темно, холодно и пусто. Даже последняя надежда на
справедливость и одобрение в чужой семье перестала тлеть в душе
сиротки. Что ж, когда ты очутился на самом дне, нет иного вектора
движения, кроме как карабкаться наверх. В реальной жизни последней
каплей может стать любая мелочь – всего лишь еще одно обидное
слово, косой взгляд, отлетевшая набойка, красный свет светофора –
что угодно, но мы понимаем: всё, сил больше нет, в доме нашей души
отключились свет и тепло. Пора идти к Старой Ведьме!
Путь Василисы к Избушке на курьих ножках был страшным и
запутанным. Но у девочки в кармане была куколка, которая на каждом
повороте говорила ей, куда нужно идти, и подбадривала, когда страх
пытался гнать сиротку назад, к дому Мачехи. В данном случае
обладание куколкой – это обладание материнским благословением в
самом благом психологическом смысле. Самое важное, что может дать
хорошая мать своему ребенку, прежде чем вытолкнет его из гнезда, –
это базовое доверие к миру, проще говоря, понимание: что бы ни
происходило, этот чертов мир не так уж и плох.
Да, жизнь не так прекрасна, как бы нам того хотелось, но и не так
плоха, как мы привыкли о ней думать. Самая густая тьма предвещает
рассвет, зловонный навоз – отличное удобрение для будущих цветов,
мозоли и капли трудового пота – предзнаменование богатого урожая, а
муки в родах предшествуют материнскому счастью. Если не верить в
это сердцем и душой, нет не то что смысла совершать подвиги и
отправляться в чащу Леса к Яге – нет повода даже вставать с постели,
просыпаться и жить.
Василиса все шла и шла, лишь изредка останавливаясь, чтобы
покормить куколку, да подкрепиться самой крошками черствого
хлеба. Вдруг мимо нее проскакал белый всадник на белом коне, и стало
светло. Потом промчался красный всадник на красном коне, и взошло
солнце. А как только Василиса подошла к жилью бабы-яги, появился
черный всадник на черном коне и въехал прямо в избушку. И сразу
спустилась ночь. Забор из костей и черепов, которым была
огорожена избушка, засветился изнутри, так что лесная поляна
озарилась призрачным светом. Скоро послышался в лесу страшный
шум: деревья трещали, сухие листья хрустели; выехала из лесу баба-
яга – в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Подъехала к воротам, остановилась и, обнюхав вокруг себя,
закричала: «Фу-фу-фу! Русским духом пахнет! Кто здесь?» Василиса в
страхе подошла к старухе, низко поклонилась и сказала: «Это я,
бабушка! Мачехины дочери прислали меня за огнем к тебе». –
«Хорошо, – сказала яга-баба, – знаю я их, поживи ты наперед да
поработай у меня, тогда и дам тебе огня; а коли нет, так я тебя
съем!» Потом обратилась к воротам и вскрикнула: «Эй, запоры мои
крепкие, отомкнитесь; ворота мои широкие, отворитесь!» Ворота
отворились, и баба-яга въехала, посвистывая, за нею вошла Василиса,
а потом опять все заперлось. Войдя в горницу, баба-яга растянулась и
говорит Василисе: «Подавай-ка сюда, что там есть в печи: я есть
хочу». Василиса накрыла стол, где яств было человек на десять. Яга
все съела, а Василисе оставила только щец немножко, краюшку хлеба
да кусочек поросятины[38]. «Постирай мою одежду, подмети двор,
прибери в избе, наготовь еды, отдели хорошее зерно от гнилого да
проследи, чтобы все было в порядке. А я вернусь – проверю твою
работу. Не справишься – я тебя съем!» Сказала Яга и с этими
словами улетела в ступе по своим колдовским делам125.
Итак, первое испытание – это сама встреча с Ягой. Здесь главное –
не струсить, не зажмурить глаза, не попытаться убежать. Эго должно
выдержать знакомство со страшной Ведьмой, которая выглядит как
сама смерть. Кажется, абсолютно все в ее облике сотворено
специально для того, чтобы отпугнуть здравый смысл. Глаза ее – два
мутных бельма; она потеряла зрение, поскольку видела на своем
долгом веку столько горя, что лучше б не видеть никому. Руки и
подбородок ее покрыты бородавками оттого, что она часто возится с
жабами, обладающими колдовской силой. Седые спутанные космы ее,
которые развеваются по ветру во время полета в ступе, сбились в
колтуны – она не может расчесать их, так как крючковатые пальцы Яги
давно не гнутся: тысячи лет она собирала своими руками лечебные
травки, выкапывала из земли полезные корешки. Ее нос «в потолок
врос», он огромен и крив – поскольку она не может видеть, ее
обоняние острее, чем у любого хищника. Она потеряла ногу в
настоящем богатырском бою. Из ее иссохшегося тела кое-где
выпирают оголенные кости. Она выглядит как мертвец, но она жива,
ибо знает, где находится источник с живой водой. Яга могла бы и
омолодиться при желании, но ей незачем, ее рубцы и шрамы – знаки
почета, свидетельства ее великих деяний и славы. С мужем же своим
она разлучена слишком давно: тысячи лет прошло с тех пор, как была
она женой великого Велеса, а после такого супруга никто другой ей
уже не нужен.
Не испугаться ее вида – значит признать, что мир соткан вовсе не
только из «конфет и пирожных, сластей всевозможных», рюшей,
кружавчиков и пушистых котят. Выдержать присутствие Яги – значит
обрести знание о двойственной природе мира, обрести выносливость и
силу духа, знать правду и уметь с ней справляться, вместо того чтобы
заворачиваться в розовые фантики иллюзий. Иметь доступ к
внутренней Яге в собственной душе – это прекрасно! Это значит иметь
чуткую интуицию, быть верным себе в этом постоянно меняющемся
мире, обладать силой, волей и правом меняться и менять.
А еще в момент Встречи с Нуминозным нужно суметь сохранить
себя – назвать свое имя и сказать, зачем пришел и чего хочешь. Иначе,
если потеряешь сознание, упадешь в обморок, утонешь в аффекте, Яга
не будет с тобой церемониться – попросту возьмет да и съест.
Нужно и правильно обратиться к Яге. Василиса называет ее
«бабушкой». «Бабка, Баба, Бабушка, – пишет Даль, – женщина,
старшая в роде, семье; лекарка-знахарка; повитуха; старшая по
возрасту, опыту; родоначальница»126. Повитуху, помогавшую при
родах, присматривавшую за роженицей и ребенком первое время после
его появления на свет, традиционно называли бабкой или бабушкой и
почитали, чествовали как человека, наделенного особыми умениями,
силами, мудростью. Бабка-повитуха – та, кто помогает при рождении
на свет, Баба-Яга – та, кто помогает при рождении духовном, то есть
сопровождает процесс инициации.
Василиса отлично справляется с первым заданием: она помнит, кто
она такая, и всезнающая Колдунья отвечает, что знает ее семью.
Сиротка правильно называет Ягу и говорит, что в ее душе закончился
свет, придирки и упреки погасили его, и поэтому ей нужен новый,
настоящий, добытый ею самой. Яга соглашается дать необходимое, но,
конечно, только после того, как девочка поработает на нее, то есть
позаботится о Ведунье-Колдунье собственной души.
Вторая задача Василисы – накормить Ягу и самой вкусить ее пищу.
Еда в Избушке на курьих ножках имеет особый смысл, ведь жилище
Яги стоит на границе между миром живых и царством мертвых,
следовательно, пища здесь сакральна, она имеет ритуальное значение.
Пропп, исследуя этот эпизод, присутствующий во всех до единой
сказках, где герой оказывается гостем Ведьмы по доброй воле,
обнаружил его корни в мифах примитивных культур. Например, по
верованиям маори[39], «даже переправившись через реку, отделяющую
живых от мертвых, еще можно вернуться, но кто вкусил пищи духов,
тот не вернется никогда»127. Этот эпизод известен также и в античной
мифологии: Калипсо хочет, чтобы Одиссей взял у нее нектара и
амброзии: тот, кто отведал пищи на острове Огигия, навсегда остается
во власти нимфы. Кора, похищенная Аидом, отведав граната из его
рук, навеки становится его женой и царицей подземного мира
Персефоной.
Одним словом, еда в Избушке на курьих ножках – это еда иного
мира, она не предназначена для простых смертных, поскольку
«подобно тому как пища живых дает живым физическую силу и
бодрость, пища мертвых придает им специфическую волшебную,
магическую силу, нужную мертвецам», – пишет Пропп128. Однако в
нашем исследовании я бы заменила «мертвецов» на «дедов», наших
архетипических предков, – тогда все становится на свои места.
У некоторых славянских племен, как полагает Пропп129, Баба-Яга
выполняла функцию жрицы. Жрец – это тот, кто «жрет», то есть
вкушает ритуальную пищу, предназначенную духам, богам или
демонам, и через эту пищу становится посредником между мирами
живых людей и их почивших предков. Ритуалы Бабы-Яги – это
погребальные обряды, которые сами по себе являлись символом
мистического посвящения. Поэтому у Василисы есть только два
варианта оказаться в мире предков, в мире, отличном от ее прежнего,
там, где есть не только огонь, но и вообще все духовные сокровища,
нажитые когда-либо человечеством. Она может либо пройти
посвящение-инициацию у Бабы-Яги – разделить с ней ритуальную
трапезу и пройти символическое приобщение к мудрости пращуров, –
либо самой стать трапезой Яги и примкнуть к миру предков уже вовсе
не в символическом смысле.
Вспомним и христианское таинство евхаристии. Оно заключается в
освящении хлеба и вина особым образом и последующем их
вкушении. Согласно апостолу Павлу, при этом христиане
приобщаются Тела и Крови Иисуса Христа. Так что известную
максиму «ты есть то, что ты ешь» можно расширить до «ты есть тот, с
кем ты ешь» – именно в этом заключается смысл обрядов
жертвоприношений, жреческих ритуалов, перешедших позже в пиры
дружин, на которых воины «преломляли хлеба» вместе с волхвами и,
соответственно, своими богами-покровителями. Именно этот обычай,
уходящий корнями даже не в язычество, а еще в анимистический
дуализм, приобрел в монотеизме облик евхаристии.
Таким образом, накормив Ягу и отведав кушаний с ее стола,
Василиса сама становится «жрицей» сакрального культа, обретает
связь с богами – глубинными архетипическими знаниями в своей
душе. К слову, кормление куколки – кумира Макоши – стало для этой
трансформации и предварительным обучением, и подспорьем. Теперь
Василиса как бы является жрицей двух культов, культов обеих древних
рожениц – и «дневной», светлой Матери, и темной, ночной Богини[40].
Единство противоположностей – вот, казалось бы, и достигнута цель,
ведь это и есть Целостность, Восамление. Но, как говорится, скоро
сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Многие из нас знают, читали, слышали о множестве самых
полезных, мудрых и правильных вещей и верят в них. Однако
теоретические знания – это ничто, пока не воплотишь их, не
испытаешь на собственной шкуре, не польешь своими слезами, не
удобришь по́ том, не озвучишь в искреннем смехе, не потрогаешь
руками, не услышишь в ритме собственного сердца. Насытив Темную
Богиню в душе, нужно еще и послужить ей, укрепить сознательные
связи с этим архетипом, научиться взаимодействовать с ним, а для
этого, безусловно, нужно еще потрудиться. Поэтому третья задача
Василисы – выполнить задания Бабы-Яги.
Стала яга-баба спать ложиться и говорит: «Когда завтра я уеду,
ты смотри – двор вычисти, избу вымети, обед состряпай, одежду
мою постирай, да пойди в закром, возьми четверть пшеницы и очисть
ее от чернушки[41], да сверх того возьми из закрома мак да очисти его
от земли по зернышку, вишь, кто-то по злобе земли в него намешал!
Да чтоб все было сделано, а не то – съем тебя!»130.
Чтобы угодить Колдунье, нужно жить с ней, думать как она и делать
то, что делает она.
Во-первых, нужно «вымести избу» – расчистить территорию для ее
жизни в собственной душе. Яга – отшельница, для нее нужно
совершенно особое магическое пространство, в котором нет места
мирской суете. Избушка бо́ льшую часть времени должна быть
повернута ко всему внешнему миру «задом», а к бессознательному, к
миру предков, «передом». Что это значит в реальной жизни? Это то
время, которое вы будете посвящать своим размышлениям,
исследованию своих чувств и желаний, обдумыванию творческих
планов. Такую работу можно проделывать только в Избушке –
алхимическом сосуде, в сокрытии от чужих глаз и ушей. Для кого-то
это пространство воплощается в виде психоаналитического кабинета,
для кого-то это йога или медитация, иные возьмут в руки кисть или
ручку с бумагой – главное, чтобы у вас были место и время,
позволяющие пережить погружение в душевные глубины, и чтобы
никакое постороннее присутствие не смогло вам помешать.
Уборка этого пространства должна проводиться регулярно; свою
творческую, глубоко личную жизнь – жизнь души – нужно очищать от
примесей общественных мнений, нужно отфильтровывать критицизм,
сомнения и снимать налет чужих страхов. Нужно научиться очищать
свой разум от мелочей, безжалостно выбрасывать все несущественное.
Только тогда различные соединения в алхимической реторте
преобразуются в незаурядные проекты, сверхъестественные, с точки
зрения обыденности, планы и решения, потрясающе мудрые мысли и
оригинальные идеи.
 Второе задание Яги – постирать одежду. Одежда, как мы помним из
предыдущих глав, – наипервейший атрибут и символ Персоны. Стоит
ли говорить о том, что Персону нужно обновлять и очищать? Смысл
стирки в том, чтобы снова придать форму одежде, растянувшейся от
долгой носки, смыть с нее налипшую извне грязь, очистить от запахов.
Персона, как и одежда, бывает, изнашивается, пропитывается
неприятными запахами, покрывается пылью. Постирать ее – значит
заново обнаружить, что́ нам действительно ценно, близко и важно,
заново понять, что́ мы хотим являть внешнему миру, а что лучше
скрыть от посторонних глаз. Персона – это также показатель
положения в обществе и самоопределения, а это тоже подчас требует
обновления.
Постирать одежду Яги – значит получить возможность хорошенько
рассмотреть ее Персону, то есть задуматься, как же можно
репрезентировать собственную Колдунью во внешнем мире: как ее
одеть, что показать, а что спрятать, как скроить платье, что позволит
при помощи ресурса архетипа Хозяйки Леса по-новому проявляться в
реальной жизни? Ведь, ну право слово, не заявишься же ты завтра на
работу со словами: «Я получила власть Яги, а посему слушайтесь
теперь и повинуйтесь»?!
Встроить собственную Ягу в социум, скажу я вам, – та еще задача.
Это архетип настолько мощный, что под его напором можно запросто
перепугать всех вокруг и остаться ни с чем. Помнится, я сама,
оказавшись в новом городе, с новыми людьми на новом месте работы,
пылая вдохновением и энтузиазмом, просто затопила потенциальных
коллег шквалом «креатива». Они было загорелись моими идеями, да
натиск с моей стороны был слишком велик – столько новшеств и
инноваций никому было не нужно, и я казалась им, пожалуй, просто
неистовой ведьмой. Сейчас я ретроспективно понимаю – все до одной
идеи были здравыми, но моей Лесной Колдунье не хватило «светского
платья» для выхода в свет. Конечно, в скором времени я поняла, что
еще и просто попала не в свою стаю, однако более подходящая
Персона помогла бы мне хотя бы пережить меньше разочарований.
Баба-Яга знает: не нужно расточать свое внимание, идеи, творчество
направо и налево. Ее интерес окружающим еще нужно заслужить.
Третья задача Василисы – приготовить для Ведьмы еду. И это
замечательное задание, как в творческом, так и в терапевтическом
смысле. Ягу не посадить на диету из овсянки и яблок, ее не сделать
вегетарианкой. У Старухи здоровый аппетит молодой хищницы –
зверский аппетит.
Сам по себе вопрос о том, чем накормить Ягу в собственной душе,
при условии тщательно обдуманного и глубоко прочувствованного
ответа, может, честное слово, заменить месяцы психоанализа. Чем
сегодня хочет отобедать ваша глубинная природная сущность? Что
подать на ужин вашей мудрости и интуиции? Чем напитать
вдохновение и решимость? Возможно, это поход в оперу или прогулка
в лесу, а может, тихий вечер наедине со своими мыслями, вязальными
спицами или паяльником в руках? А может статься, вы почуете
вожделенный запах свободы – запах чистого, первозданного Леса,
попросту послав всех к черту?
Прежде чем стряпать для Яги, нужно развести огонь – огонь
собственной души, – подкинуть дровишек, чтобы подогреть либидо,
разжечь аппетит, распалить сердце, возбудить страсть. Если нет огня,
наши самые великолепные идеи и замыслы останутся в сыром,
несъедобном виде, зачерствеют, заплесневеют или сгниют. А уж если
Яга останется голодной – ой-ой-ой, вам несдобровать, утащит в плен,
как маленькую Нюрочку, или вовсе сожрет.
Последняя работа Василисы – очистить пшеницу от дикого гороха, а
мак от земли. Интересно, что в задании Яги целых четыре субстанции,
а не просто два разных злака, как это было, например, у Золушки. В
таком случае всю интерпретацию можно было бы свести к
евангельскому «отделению зерен от плевел», то есть к навыку
различать доброе от худого. Умение это, безусловно, необыкновенно
полезно, особенно в те минуты жизни, когда перед нами встает
сложная дилемма. Однако само существование дилеммы означает, что
оба ее компонента имеют привлекательные для нас свойства. Помните,
в конце главы о комплексе мы описывали стадии трансформации
«невротической вилки», когда «или то, или другое» превращается в
«ни то, ни другое», а затем соединяется в «и то, и другое»?
Задание Бабы-Яги имеет куда больший смысл, чем просто отделение
важного от второстепенного. Боги, как мы говорили уже бессчетное
количество раз, не создавали ничего бестолкового. Пшеница,
безусловно, – самое ценное, что есть у крестьянина. Удался урожай – в
доме есть хлеб. Есть хлеб – есть жизнь. Пшеница является главным
атрибутом Богини-Матери, и с ней наша Василиса давно знакома. Ей
известно: чтобы быть сытой, нужно работать. Есть дела, которые
нужно делать, хочешь ты того или нет. Во взрослой жизни тебя никто
не накормит, не обстирает и не расчешет твои волосы, не оденет и не
поведет за ручку гулять. Хочешь жить – научишься всему сам, и
сетовать на это, по меньшей мере, глупо. Все взрослые люди включены
в «аграрный процесс», просто в нашей жизни вместо серпов и
молотилок у кого-то компьютер, у кого-то станок, скребок, поднос,
указка, штурвал и т. д.
Но кроме обыденной действительности, сосредоточенной вокруг
«аграрного процесса», бывают и другие периоды в жизни, когда
пшеница не поможет, а повседневная мудрость Доброй Матери
бессильна. В эти моменты нужно обратиться ко второй роженице –
Матери Лунной, Колдунье, Знахарке. Она-то и подскажет, что
мышиный горошек, который Добрая Мать крестьян считает сорной
травой, поскольку он только мешает росту пшеницы, является
кровоостанавливающим средством, а еще обладает успокаивающими и
противосудорожными свойствами, снимает отеки, помогает при
водянке, лечении нарывов и доброкачественных опухолей. Семена
этой травы, будучи съедены в больших количествах, ядовиты. Что ж,
боги и яды не зря создавали. В наши сердца, бывает, закрадываются и
злокачественные мысли, идеи и убеждения, и единственный верный
выход из положения – вытравить их, как тараканов из дома.
Таким образом, это задание Бабы-Яги учит Василису различать
повседневную пищу, лекарство и яд.
Читатель, что для вас является основной пищей? Что лечит вас,
придает силы и успокаивает? Что, напротив, отравляет вашу жизнь?
Что нужно немедленно повытравливать, как тараканов?
Девушке нужно еще очистить мак от земли, которую в него кто-то
«намешал по злобе». Земля – это prima materia, то, что дает жизнь
всему Явному миру, сама Великая Добрая Мать. Но вот как примесь в
маковых зернах она становится просто сором и грязью. Мак – атрибут
греческого Гипноса, бога сна, что живет в Тартаре вместе со своим
братом Танатосом (богом естественной смерти). В отличие от своего
брата, Гипнос мягкосердечен и благожелателен к людям, он дает им
сон – лишь временную смерть, сладкий покой, позволяющий забыть о
бедах и страданиях. Каждую ночь он неслышно несется над землей,
касаясь глаз людей волшебным жезлом, смыкая их веки, погружая в
сон. Согласно Гесиоду, Гипнос живет на краю мира и на него никогда
не взирает Солнце-Гелиос. Овидий в «Метаморфозах»131 описывает
его дом как пещеру в Киммерийской земле, где царят вечные сумерки
и откуда вытекает родник забвения. Там на прекрасном ложе и
покоится Гипнос.
Таким образом, задание отделить мак от земли означает разделение
двух миров – мира Матери Земли, сознания, разума, Яви,
повседневной реальности и мира Лунной Матери, мира снов, Нави,
интуиции, иррационального, бессознательного. Познать науку
сновидений – значит навеки получить пропуск в потусторонний мир,
иметь возможность напрямую связываться с Бабой-Ягой, Дедами и
Берегинями, обрести ключ к вратам Тридесятого царства, к
сокровищнице мудрости всех своих предков.
Итак, выполняя последнее задание Яги, Василиса сама становится
Знахаркой и Ведуньей. Кажется, она постигла всю лесную науку, все
премудрости теневого мира. Но ее ждет еще одна задача.
К вечеру Василиса собрала на стол и ждет бабу-ягу. Начало
смеркаться, мелькнул за воротами черный всадник – и совсем
стемнело; только светились глаза у черепов. Затрещали деревья,
захрустели листья – едет баба-яга. Василиса встретила ее. «Все ли
сделано?» – спрашивает яга. «Изволь посмотреть сама, бабушка!» –
молвила Василиса. Баба-яга все осмотрела, подосадовала, что не за
что рассердиться, и сказала: «Ну, хорошо!» Потом крикнула:
«Верные мои слуги, сердечные други, смелите мою пшеницу да
выжмите из маку масло!» Явились три пары рук, схватили пшеницу с
маком и унесли вон из глаз. Баба-яга села обедать; она ест, а Василиса
стоит молча. «Что ж ты ничего не говоришь со мною? – сказала
баба-яга. – Стоишь как немая!» – «Не смела, – отвечала Василиса, – а
если позволишь, то мне хотелось бы спросить тебя кой о чем». –
«Спрашивай; только не всякий вопрос к добру ведет: много будешь
знать, скоро состаришься!» – «Я хочу спросить тебя, бабушка,
только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник
на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?» – «Это
день мой ясный», – отвечала баба-яга. «Потом обогнал меня другой
всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто
такой?» – «Это мое солнышко красное!» – отвечала баба-яга. «А что
значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот,
бабушка?» – «Это ночь моя темная – все мои слуги верные!» Василиса
вспомнила о трех парах рук и молчала. «Что ж ты еще не
спрашиваешь?» – молвила баба-яга. «Будет с меня и этого; сама ж
ты, бабушка, сказала, что много узнаешь – состаришься». –
«Хорошо, – сказала баба-яга, – что ты спрашиваешь только о том,
что видала за двором, а не во дворе! Я не люблю, чтоб у меня сор из
избы выносили, и слишком любопытных ем!»132.
В этом задании Василиса постигает наивысшую мудрость – умение
задать правильный вопрос, а это, как подтвердит любой мой коллега,
90 % успеха. В этом и состоит искусство психолога, врача, любого
целителя как души, так и тела. Умение поставить правильный вопрос
самому себе – это практически гарантия процветания, роста, развития
и постоянного обновления. Василиса спрашивает о трех всадниках:
белом дне, красном солнце и черной ночи. Баба-Яга, как и
матриархальные богини других культур, – мать коней, вернее,
кобылиц, символизирующих дикую силу, которую можно приручить. В
сказках, которые мы будем рассматривать чуть позже, она является
хозяйкой конюшни с волшебными кобылицами. Однако в «Василисе
Премудрой» нам важнее символика трех времен суток и их
символических цветов.
«Утро – день – ночь» – это жизненный цикл, которому подвластен
весь Явный мир. Рождается, взрослеет, умирает все: человек, растение,
животное, чувство, мысль, вещь и идея. Спрашивая о трех всадниках,
Василиса постигает этот простой и главный закон бытия. Наверное, в
этот момент девушка делает выбор: остаться в вечности помощницей
Яги – либо, осознавая свою смертность, вернуться в Явь.
Что значит остаться в Избушке на курьих ножках навсегда в
семантике реальной жизни? Это подразумевает полную
идентификацию с архетипом, что в случае с Ягой – воистину
ужасающая перспектива. В крайнем варианте это полный отказ от
жизни в Явном мире, вечное пребывание в глубинах бессознательного,
то есть шизофреническое расстройство. В более «легкой форме», если
это выражение здесь вообще уместно, это параноидальное поведение с
давлением и угрозами, попытками установить свою полную власть над
окружающими с апелляцией к сверхъестественному и демонстрацией
оккультных возможностей. «Если очень долго смотреть в бездну,
бездна может посмотреть в тебя» – эта фраза Ницше отлично
изображает последствия отказа вовремя уйти от Колдуньи.

Но вернемся к вопросу Василисы.

Три цвета всадников, детей Яги, идеально завершают так
полюбившуюся мне алхимическую метафору Избушки на курьих
ножках. Юнг полагал, что алхимия лучше всего подходит для передачи
ключевых идей глубинной психологии. Magnum Opus, или Великое
Делание, высшую идею средневековых алхимиков, можно сопоставить
с процессом восамления. Целью Великого Делания является
получение философского камня, который с психологической точки
зрения есть не что иное, как нахождение Самости – идеала цельного
человеческого существования. В реальности стадии Opus проживаются
человеком, например, в аналитическом кабинете или в процессе каких-
либо духовных практик, а метафорически – в Избушке Бабы-Яги,
которая становится алхимической ретортой, герметическим сосудом,
где различные вещества (чувства, мысли, установки Эго)
смешиваются, образуя новое трансцендентное соединение,
содержащее все лучшие и необходимые качества.
Белый, красный и черный – это три «королевских цвета» алхимии
(albedo, rubedo, nigredo), три стадии мистического Opus, а кроме того,
три разных состояния Сознания, из которых по-разному видится мир и
собственное «Я».
Черный всадник (nigredo) – это состояние разрушения старого
мира, стадия распада, гниения и смерти. Это первые дни пребывания
Нюрочки в Избушке Бабы-Яги, осознание того, что мир, где живут ее
любящие родители и веселые подружки, где все привычно и понятно,
рухнул. Пребывание в nigredo ощущается как бесконечное и
бессмысленное страдание, неизбывная тоска и нескончаемый ужас. Но
как бы ни было тяжело Эго, этот опыт необходимо пережить, иначе
трансформации не произойдет. Само состояние nigredo служит
отправной точкой в работе над собой; распад старого должен
состояться – иначе, в комфортных условиях, у Эго не будет никакого
стимула для развития. Юнг пишет: «Интерес к знанию о себе – это
захватывающее приключение, которое с присущей ему
неожиданностью тащит нас все дальше и глубже. Даже не вполне
исчерпывающее знание Тени может вызвать серьезное
замешательство и помрачение ума, поскольку ведет к таким
личностным проблемам, о которых человек прежде и вовсе не
догадывался. Уже по одной этой причине можно понять, почему
алхимики называли нигредо меланхолией, «черной, чернее, чем черное»
ночью, душевным бедствием, частичным затемнением сознания и
т. д.»133.
Бесспорно, нет хуже состояния для Сознания, нежели пребывание в
nigredo, однако алхимики знали, что черный – это еще и цвет
зарождения нового. Мир создан Родом из хаоса, из вечного «ничто» и
«никогда», из сплошной нескончаемой черноты, содержащей всю
потенцию будущих вселенных и каждого крошечного колоска в
отдельности. Для того чтобы в наших душах зародилось новое, старое
должно основательно перегнить, распасться на мельчайшие частицы –
исходный материал для свободного созидания. Поэтому в том месте,
где стоит Избушка на курьих ножках, так много теней и мрака. Во тьме
кроется тайна и обещание того, что вскоре нам раскроются секреты
мироздания.
Белый всадник (albedo) – символ новизны, чистоты,
первозданности, духа, неотягощенного материей, чувств, не скованных
здравым смыслом. Осветление вещества в алхимической реторте
означает окончание стадии nigredo: вещество очищается от продуктов
распада, душа – от беспросветной тоски. Этот период переживается
как долгожданное облегчение. Чаще всего Сознанию кажется, что это
произошло внезапно: нестерпимая боль была всего мгновение назад –
и вдруг ее нет! На этой стадии мы ощущаем ликование, восторг,
безмятежное счастье. Но сил на новые свершения еще нет, душе еще
нужно время, чтобы зализать раны (здесь-то Василисе и поможет
знание о колдовских лечебных травках). В психической реальности эта
стадия выражается в задумчивости, мечтательности, блаженной
рассеянности. Albedo – пассивная стадия, которую ни в коем случае не
нужно пытаться ускорить, иначе последует регрессия, новый спуск в
nigredo (помните, Яга дважды возвращала Нюрочку, пытавшуюся
сбежать слишком рано). Это стадия накопления сил, ожидания,
созревания новых ценностей и ориентиров. Для воплощения Самости
еще нет не только сил, но и возможностей, и даже желания. Мы просто
чувствуем, что что-то важное качественно изменилось. Но до
воплощения в реальном мире это новое нужно еще доосмыслить,
допрочувствовать, дорастить; будем торопиться – погубим. Нужно
терпеливо дождаться, пока оно дорастет, окрепнет и само попросится к
выходу на свет.
Красный всадник (rubedo) – символ активной жизни, силы,
страстей и свершений, маскулинной энергии. Раны уже затянулись,
новое качество обрело стойкость и стабильность, перешло в разряд
рационального. Эго полно энергии вершить перемены во внешнем
мире, оно чувствует власть над внутренними процессами. В этот
период человек чувствует себя сильным, могущественным,
привлекательным. Rubedo – мир здравого смысла, силы и власти
Сознания. Прежние конфликты, трудности и задачи, которые казались
ранее неразрешимыми, больше не представляют никаких проблем,
ведь в стадии rubedo происходит слияние противоположностей в
единое целое. Красный цвет – это манифестация жизни и активного
созидания; нескончаемая борьба здесь неуместна. Несмотря на все
положительные, в переживании Эго, смыслы rubedo, эта стадия также
не лишена опасностей. При переизбытке маскулинной энергии можно
наломать много дров. Например, вместо созидания нового – начать
мстить врагам, которые столкнули тебя прежде в nigredo, совершенно
позабыв о том, что они-то и послужили поводом похода к Лесной
Богине (так же как Иуда своим доносом обеспечил в конечном счете
воскрешение Христа). Можно все силы истратить на борьбу за
справедливость, на восстановление старых конфликтов, чтобы
получить реванш и самоутвердиться. Это отличный сюжет для любого
остросюжетного фильма: главный герой, отстрадав, зализав раны,
вновь появляется перед потирающими руки врагами, считающими, что
он давно погиб, и справедливо мстит. Красиво и пафосно, ничего не
скажешь. Только вот для Эго это обратная дорога в nigredo, к
повторному распаду, боли и бессмысленности. Христианская идея
всепрощения, думается мне, состоит именно в этом: пока ты не
попрощался со старым искренне и чистосердечно, врата в новое для
тебя заперты, ты обречен на вечные муки и топтание на одном месте.
А покорное подставление щек под оплеухи, стойкое претерпевание
ударов – здесь вовсе ни при чем.
Пребывая в rubedo, можно легко войти в раж и в упоении своим
могуществом перегнуть палку. Так греческий Икар сгорел, подлетев
слишком близко к Солнцу, а русские богатыри в «Камском побоище»
замахнулись на «силу небесную», от чего, согласно былине, и
«перевелись на Руси».
Важно вовремя останавливаться, знать свои границы и уважать
границы других, понимать, где заканчивается профанное и начинается
сакральное. Именно эту мудрость проявляет Василиса, когда
догадывается, что спрашивать о трех парах волшебных рук ни в коем
случае нельзя. «Будешь много знать, скоро состаришься», –
предупреждает ее Яга. Задай Василиса этот вопрос – и ей навечно
пришлось бы остаться с Ягой. Узнать все тайны Навьего мира можно
только одним способом – став его частью, соединившись навеки со
своими покойными предками. Не все нужно рационализировать,
объяснять, интерпретировать; в жизни всегда должно оставаться место
для чуда и тайны, иначе мир станет абсолютно предсказуем, лишится
спонтанности и потеряет всякий интерес для нас.
А еще желание все знать означает жажду всемогущего контроля,
эдакого равенства богам… или демонам, чего ни те, ни другие, как
водится, не прощают. Наверняка вы знаете людей, у которых на все и
вся есть свое «авторитетное» мнение: находиться с ними рядом долгое
время просто невозможно, да им и наедине с самими собой
невыносимо, ведь они же мнят себя титанами, что держат на своих
плечах небеса, и так же тяжко страдают. Хотя в контексте нашего
повествования их лучше сравнить со Святогором, который в одном из
вариантов былины в тщетной попытке взять на себя всю «тягость
земную» уходит в землю – сначала по колени, потом по пояс, а дальше
полностью, да так и кончает свою жизнь. Богу богово, кесарю
кесарево. Выпытать самые сокровенные тайны у Бабы-Яги можно,
пожалуй, лишь ценой жизни или здравого рассудка.
Итак, Василиса прошла все до единого испытания в Избушке на
курьих ножках. Наверное, Баба-Яга была бы не против оставить такую
помощницу у себя навсегда…
«Теперь я тебя спрошу: как успеваешь ты исполнять работу,
которую я задаю тебе?» – спросила баба-яга. «Мне помогает
благословение моей матери», – отвечала Василиса. «Так вот что!
Убирайся же ты от меня, благословенная дочка! Не нужно мне
благословенных». Вытащила она Василису из горницы и вытолкала за
ворота, сняла с забора один череп с горящими глазами и, наткнув на
палку, отдала ей и сказала: «Вот тебе огонь для мачехиных дочек,
возьми его; они ведь за этим тебя сюда и прислали»134.
Создается впечатление, что эта часть сказки будто выпрыгивает из
общего контекста. Неужто Хозяйку Леса, Лунную Богиню из неолита,
может отпугнуть благословение? Скорее всего, и это также отмечает
Эстес135, здесь имеет место более поздняя вставка эпохи монотеизма,
которая призвана показать антагонизм Яги, нечистой силы, и
христианского благословения. Однако даже в этом случае
архетипический смысл этой части повествования сохраняется: память
Василисы о Матери показывает, что, несмотря на долгое пребывание в
Лесу, в Тени, на пороге Навьего мира, ее связь с Явью, с миром
«пшеницы» и Доброй Матери, все еще сильна. И Бабе-Яге не остается
ничего другого, как отпустить девушку уже со своим «навьим»
напутствием и волшебным подарком. А поворчать напоследок – так
это вечная старческая прерогатива, так уж повелось.
Итак, Василиса получает в подарок от Бабы-Яги череп с горящими
глазами. Череп еще в палеолите полагался вместилищем души и
разума, воли и мудрости, почитался в качестве сосредоточения
священной силы, которая защищает от злых чар. Василиса получила
мудрость своих предков, доступ к знаниям самой Лесной Ведьмы,
возможность видеть мир ее горящим взором, который за семь тысяч
лет видел столько всего, что уже ничто не может от него ускользнуть.
В наш век мы называем этот дар интуицией. Уже имеющая «белый»
дар Доброй Матери – куколку, сознательное представление о том, как
устроена жизнь, – Василиса теперь обладает полным знанием законов
человеческой природы.
Бегом пустилась домой Василиса при свете черепа, который погас
только с наступлением утра, и наконец к вечеру другого дня добралась
до своего дома. Подходя к воротам, она хотела было бросить череп.
«Верно, дома, – думает себе, – уж больше в огне не нуждаются». Но
вдруг послышался глухой голос из черепа: «Не бросай меня, неси к
мачехе!»136.
Интуиция не зря приобретает в сказке столь устрашающий символ.
Ее не разглядишь на умилительном пасторальном пейзаже, не найдешь
на полке с плюшевыми мишками, не почувствуешь в ванильном вкусе
мороженого. Обладание развитой интуицией, навык слышать ее – не
только дар, но и большая, порой пугающая, ответственность. Столь
пугающая, что от нее, иной раз кажется, проще бы совсем избавиться.
Ты начинаешь видеть, что кроется за теми или иными поступками,
словами, мотивами других людей. Часто это приводит к
отчужденности, порой от самых близких. И как ни хотелось бы вновь
спрятаться за широкой маминой юбкой, зоркий взгляд горящих глаз
черепа-интуиции видит непривлекательную правду. Это, безусловно,
болезненно, но иначе, выбрав жизнь с «широко закрытыми глазами»,
мы отказываемся от самих себя. Не стоит бояться разочарований и
расставаний, действительно близкие и любимые пойдут за вами, а если
таковых не окажется – значит, их и не было вовсе, но вскоре вы их
встретите: горящие глаза черепа укажут верную дорогу.
Василиса взглянула на дом мачехи и, не видя ни в одном окне огонька,
решилась идти туда с черепом. Впервые встретили ее ласково и
рассказали, что с той поры, как она ушла, у них не было в доме огня:
сами высечь никак не могли, а который огонь приносили от соседей –
тот погасал, как только входили с ним в горницу. «Авось твой огонь
будет держаться!» – сказала мачеха. Внесли череп в горницу; а глаза
из черепа так и глядят на мачеху и ее дочерей, так и жгут! Те было
прятаться, но куда ни бросятся – глаза всюду за ними так и следят;
к утру совсем сожгло их в уголь; одной Василисы не тронуло137.
Без Василисы в доме мачехи так и не было огня. Это говорит о том,
что все упреки, придирки и нападки Супер-Эго, исходящие как
изнутри, так и из внешнего мира, – абсолютно ложны,
безосновательны и нежизнеспособны в отсутствие страдающего Эго.
Пока они не подогреваются огнем, энергией либидо, не находят
эмоциональной подпитки, рефлексий в виде пассивного страдания или
активного сопротивления, – они находятся в замороженном,
безжизненном состоянии.
Почему огненный взор черепа не сжег мачеху со сводными сестрами
сразу, как только Василиса внесла его в дом? Пожалуй, это просто
невозможно. Наши злокачественные мысли, установки, паттерны
сгорают, к сожалению, не сию же секунду, как только мы их осознали.
Понимание деструктивного элемента – лишь первый шаг.
Впоследствии еще долгое время, как только мы ослабляем внимание,
Эго регрессирует к старому привычному образу мыслей и прежним
способам реагирования. Поэтому, после того как распознан порочный
паттерн (например, паттерн проекции – во всем обвинять других или
паттерн «оборота против себя» – принимать все беды и напасти мира
на свой счет), наша вторая задача – начать ловить его за хвост, держать
его в поле сознания, следить за ним неугасающим огненным взором.
Ведь паттерн потому и является таковым, что срабатывает
бессознательно, помимо нашей воли и здравого смысла. Но если какое-
то время внимательно отслеживать его, он перегорит сам собой,
превратится в черный безвредный уголек. А мы перестанем
действовать типически в тех ситуациях, где раньше выпадали из
реальности, влекомые архетипической энергией, подчиняя волю
мачехам и сестрам-злыдням. Мы сможем действовать спонтанно,
осознанно и сообразно каждой новой ситуации.
Клиенты психоаналитиков довольно быстро начинают понимать,
«как работает этот мир». В теории. Многие, несмотря на все наши
предостережения, пытаются «лечить» друзей, знакомых и даже
родных, которые, как и полагается, почему-то вовсе не
выздоравливают, а попросту исчезают из жизни таких «знатоков
психологии». Понять – это лишь мизерная доля излечения; для
качественного изменения жизни необходимо именно прожить
нужный опыт, вплести новые благодетельные Эго-установки в ткань
собственного бытия, проникнуться и пропитаться ими; тогда они
станут привычными и на них уже не нужно будет концентрировать
внимание: они станут частью нас самих. Со злокачественными
установками нужно быть бдительными, за ними нужен глаз да глаз, ни
в коем случае нельзя подпускать их к питательной среде, давать им
проявиться во внешнем мире; нельзя снабжать их либидо – пусть
высохнут от голода и жажды.
Сказка о Василисе, в отличие от сказки о Нюрочке, заканчивается по
всем законам архетипического жанра. Василиса прошла все стадии
инициации – трон и корона по праву принадлежат ей. Оставшись одна,
она ткет самые искусные ткани во всем царстве-государстве. Ее работа
столь тонка и безупречна, что на чудо-мастерицу хочет посмотреть сам
царь. Увидав Василису, он тут же влюбляется в нее и берет в жены. Эта
сказка – законченный гештальт, в конце ее следует иерогамия –
священный алхимический союз, целостность души, интеграция
мужского и женского принципов бытия.
Дорогой Читатель, прежде чем мы перейдем в «следующую
избушку», наведаемся в гости к самой опасной Яге – Колдунье-
Пожирательнице, вам, как это стало уже традиционным в нашем
путешествии, предстоит ответить на следующие вопросы:
• Какой выкуп вам предстоит заплатить прежнему окружению
за выбор жизни для себя? Кто может подвергнуть вас
отчуждению за это решение? Готовы ли вы на такую жертву?
• Какую нелицеприятную правду вы не желаете признавать?
Готовы ли вы обрести выносливость и силу духа, чтобы
отказаться от жизни в «карточных домиках» собственных
иллюзий?
• Чем сегодня хочет отобедать ваша глубинная природная
сущность? Что подать на ужин вашей мудрости и интуиции?
Чем напитать вдохновение и решимость?
• Каким вашим планам, идеям, мечтам не хватает энергии
либидо? Как можно развести огонь в вашей душе, распалить
сердце, возбудить страсть, подогреть интерес? Кто может
поспособствовать вашему воодушевлению, кто может
поддержать ваши вдохновенные идеи?
• Возможно, такие люди уже имеются в вашем окружении, а
может быть, пора искать новую стаю? Где могут обитать ваши
соплеменники-единомышленники: они ходят на какие-то
специальные курсы, посещают семинары и лекции, получают
дополнительное образование или…?
• Как давно в последний раз вы наводили порядок в Избушке на
курьих ножках? Есть ли вообще в вашей жизни время и
пространство для Колдуньи?
По-хорошему, время для «колдовства» нужно выделять ежедневно.
Пускай у вас будет хотя бы полчаса, когда вы сможете в тишине и
покое предаться мечтам и размышлениям, исследованиям собственных
чувств, разговорам со своим телом. Заведите собственную
алхимическую лабораторию, где вы будете отделять драгоценные
металлы от пустых пород: очищать свою мудрую, чувствующую душу
от чужих проекций, от пришедших извне страхов и сомнений, свой
светлый разум – от досужих мнений и несущественных мелочей.
• Давно ли вы подвергали стирке собственную Персону?
• Насколько вы соответствуете тому образу, который привыкли
видеть окружающие? Не пора бы разнообразить свой гардероб
новыми платьями? Как вам, например, нравится ведьминский
наряд или остроконечный колпак с широкими полями, что носят
колдуны?
• В каком платье вашу внутреннюю ведьму можно было бы
вывести в свет?
• А каким еще костюмом вам бы хотелось обзавестись?
• Что является для вас основной пищей?
• Что лечит вас, придает силы и успокаивает? Какие «лечебные
травки» для своей души вы знаете, Читатель?
• Что отравляет вашу жизнь?
• Что нужно немедленно повытравливать, как тараканов?
• Чему старому, ригидному, более непригодному для
использования в вашей душе пора дать умереть?
• Готовы ли вы отказаться от борьбы за справедливость, не
продолжать старые конфликты, а просто выйти из них?
• Готовы ли вы отказаться от мечты о реванше перед
прежними обидчиками и потратить свое драгоценное время на
созидание чего-то нового? Кстати, а что есть это новое?
• Готовы ли вы променять блаженное, наивное неведение на
обладание развитой интуицией?
• Готовы ли вы встретиться с нелицеприятной правдой в обмен
на мудрость и глубокое понимание жизни?
• За какими вашими злокачественными мыслями и привычками,
деструктивными паттернами и установками отныне придется
следить неугасающим огненным взором?
• Какие зловредные качества, способы реагирования на мир,
повторяющиеся злокозненные сценарии вы хотел бы сжечь дотла?
• Что нужно сделать, чтобы «перекрыть им кислород»,
перестать снабжать их жизненной энергией?
 10
Яга-Пожирательница
Сгореть в печи самому или сжечь Аленку?
О многоликая Яга! В предыдущих частях повествования она
открылась нам как Хозяйка Леса, Лунная Богиня, Вторая (а то и
Первая) Роженица, суровая, но справедливая Наставница. Но не будем
забывать: погубить она все же может. Тысячи лет она является самым
страшным кошмаром славянских детей. Они знают: Яга может их
похитить, зажарить в печи и съесть. Правда, в сказках нет
доказательств, что ей хоть раз это удавалось. И тем не менее верить в
это нужно.
Нужно самим людям, ибо концепция зла как антагониста добра
необходима. Сколько бы ни пытались религиозные и эзотерические
учения привить нам идею всепрощения, всеприятия и безусловной
любви, мы знаем: на свете есть то, что невозможно возлюбить,
отбелить и очистить от скверны. Можно вывести сотни теорий о
макропсихологических причинах революции 1917 года, последующей
Гражданской войны и чуть более поздней Второй мировой.
Большинство этих теорий будут верны. И тем не менее, если мы
перестанем верить, что миллионы убитых, искалеченных, сожженных
в лагерях противника и расстрелянных в лагерях своих – зло, мир
закончит свое существование.
Наша задача – осветить как можно более широкое пространство
Сознанием, однако Тень никогда не перестанет существовать, только
вместе со Светом. «Курск» затонул, атомный реактор в Чернобыле
взорвался, пассажирский авиалайнер потерпел крушение в Иркутске,
один из парков в Петербурге, где я часто гуляю, разбит на месте
кладбища с захоронениями погибших во время Блокады. Если мы
перестанем осознавать, что это ненормально, эволюция пойдет вспять:
мы вновь станем животными, движимыми лишь инстинктами
выживания и размножения. За душу, которую Бог вдохнул в Человека,
последнему приходится платить душевной болью; за отделение от
животного мира – осознанием своей смертности; за относительную
безопасность, гарантированную законом, основанным на
общепринятой морали, – моральными муками и осознанием
греховности.
Бабу-Ягу в ипостаси Пожирательницы нельзя полностью
приравнять к архетипу Зла – она лишь его часть. Тем более,
повторюсь, свидетельств ее реального пожирания ребенка ни в одной
сказке нет. И тем не менее у зла бывает женское лицо. Более того,
именно зло, имеющее феминную природу, то есть не исходящее из
законов логики (оказался на войне – нужно убивать), а движимое
страстями, кажется наиболее жутким, коварным, зверским.
Мы сталкиваемся с таким злом в те периоды жизни, когда наш
миропорядок, ожидания и чаяния попираются иной волей особенно
вероломно, когда наша надежда на справедливость рушится в
одночасье, когда нарушаются наши самые заветные планы,
обезображивается то, что мы почитали прекрасным, предают те, кому
доверяли чуть ли не больше, чем самим себе.
Так Ведьма унесла в мир по ту сторону реки Смородины моего
неродившегося ребенка – выкрала, вырвала прямо из чрева. Так она
помешала вовремя раскрыться парашюту над головой возлюбленного
моей знакомой. Так навеки усадила нашего соседа, тридцатилетнего
парня, в инвалидное кресло. Есть то, что невозможно забыть, есть то,
после чего понимаешь: мир никогда не станет прежним.
И тем не менее рано или поздно жизнь восторжествует. Я снова
захочу иметь детей. Моя знакомая еще полюбит. Нашего соседа
вдохновят Стивен Хокинг или победы российских паралимпийцев. В
крайнем случае, я буду вынашивать идеи и плодить книги, моя
знакомая – любить рукоделие и свою собаку, а сосед – выводить новые
сорта фиалок на своем подоконнике. Дорогой Читатель, это не цинизм,
поверьте; это полное печали понимание, что жизнь такова, какова есть.
А боги… Кто сказал, что они справедливее людей? Ведь мы созданы
по их образу и подобию.
И все же я выбираю жить и по возможности радоваться в
предложенных обстоятельствах. Иных-то все равно не дано. Хотя и в
этой данности можно очень и очень многое изменить. Худшее, что
можно сделать, – это подчиниться Пожирательнице, подчиниться
такой реальности, поставить ее во главу угла, в центр всей остальной
жизни: тогда не только будущий ребенок, возлюбленный, способность
ходить сгорят в ненавистной печи – истлеем мы сами без остатка,
позволим Ведьме каплю за каплей выпить всю нашу кровь.
В ипостаси Пожирательницы славянская Ведьма имеет очень много
общего с ветхозаветной Лилит – первой женой Адама. Согласно
некоторым ранним апокрифам, не вошедшим в библейский канон, она
была создана Творцом, в отличие от Евы, не из ребра ранее
сотворенного мужчины, а одновременно с ним. Лилит разгневала мужа
своим предложением занять позу наездницы во время соития, то есть
временно занять положение сверху. Адам отказал, Лилит оскорбилась,
так как по праву считала себя равной, и в обиде ушла на берег океана.
Раскаявшийся Адам попросил Господа вернуть ему жену. Яхве
послал за Лилит ангелов, но та послала их ко всем чертям. Сам Адам
не предпринял попытки вернуть разгневанную супругу, а попросту
попросил у Отца новую, сделанную из части его самого, из ребра,
которое под сердцем, чтобы она вечно любила его. Лилит превратилась
в Ведьму; безбрачная и бездетная, она плодит лишь бесплотных
демонов, а по ночам крадет младенцев, потомков Адама и Евы, душит
или выпивает их кровь.
Мы в основном знаем Ягу-старуху, одинокую отшельницу, что
живет либо в чаще леса, либо близ реки Смородины, отделяющей мир
живых от мира мертвых. Но ведь любая старая женщина была когда-то
молода, даже если ей тысячи лет! Знаете ли вы, дорогой Читатель, что,
согласно одному из мифов, Баба-Яга, будучи еще Бурей-Ягой, некогда
была супругой самого Велеса, пока он не женился на более земной,
покладистой Макоши – Второй Роженице? Сам этот миф мы
рассмотрим позже, в разделе о «Яге-Воительнице». А сейчас просто
примем к сведению, что мотив для сжигания младенцев в печи у Яги
имеется, еще как имеется.
Однако обратимся наконец к сказочному материалу и выявим
основные особенности славянского образа Пожирательницы.
Худое житье было старику со старухою! Век они прожили, а детей
не нажили; смолоду еще перебивались так-сяк; состарились оба,
напиться подать некому, и тужат и плачут. Вот сделали они
колодочку, завернули ее в пеленочку, положили в люлечку, стали качать
да прибаюкивать – и вместо колодочки стал рость в пеленочках
сынок Лутонюшка, настоящая ягодка!138
 Первая характерная особенность таких сказок в том, что их главный
герой – Лутонюшка, Заморышек, Терешечка, Жихарько, Филюшка,
Ивашка – всегда мальчик. Я не нашла ни одной сказки, где Яга
похищала бы маленькую девочку с целью зажарить и съесть. Если и
похищала, так себе в помощницы, как Нюрочку. А изжарила только
родную дочку мачехи, которая сама отправила злого и ленивого
ребенка к Яге, надеясь получить от той богатые подарки (в сказках с
сюжетами, похожими на «Морозко»). Зато Яга не против полакомиться
мальчиками.
О чем это говорит? Девочка – символ Эроса, чувств в их ранних,
незрелых проявлениях. Феминное испокон веков более гибко, а
следовательно, стойко, нежели маскулинное. Не помню, кому из
психологов принадлежит сравнение женщины с персиком, а мужчины
– с грецким орехом. У персика мякоть снаружи, при грубом давлении
извне он сомнется, поменяет форму, истечет соком, но внутри у него
крепкая косточка. Грецкий орех – твердый снаружи, почти каменный,
но примени к нему силу – он треснет, и внутри окажется мягкая
сердцевина.
Все верно, женщина «снаружи» соткана из чувств и страстей, но в
глубине души она опирается на рациональное вместо чувственного, на
дух вместо души, то есть на Анимус.
С мужчиной все наоборот: его чувства скрыты под крепкой броней
логики и рациональности, но если покрепче поднажать, мужчину
проще сломать, так как внутри у него чувствительная душа – Анима.
Именно поэтому мужчины тяжелее переживают горе, дольше
оправляются от стресса. Там, где женщина согнется, мужчина может
просто переломиться. К чему я это? Ах да, мудрая Яга отлично знает о
такой постановке вещей. Из девочек, которые рано или поздно придут
в себя, ей проще воспитывать союзниц. А вот мальчишками она не
против и поужинать, тем более что Отцовский мир мужских законов
причинил ей немало горя.
Если в переносе на реальную жизнь человеческой души
«девочками» будут юные, еще не достигшие порога Сознания чувства,
то «мальчиками» из маскулинного мира рацио – новые, неокрепшие
идеи, смелые, порой отчаянные, но еще не обдуманные хорошенько
замыслы, не выношенные до конца планы, не сформированные четко
новаторские задумки.
 Все они уроженцы стадии rubedo, поэтому в них так много энергии,
самоуверенности, отваги. Они кажутся нам чертовски
привлекательными, да что там – всё, что подкидывает нам разум на
этой стадии, кажется просто гениальным. Но опасность rubedo в том и
заключается, что слишком велика вероятность впасть в раж:
переборщишь с ярко-красным цветом и он превратится в огненно-
красный – цвет пламени ведьминской печи.
Такой мальчишка – типичный трудный подросток лет тринадцати,
который невзначай получил свободу и доступ ко «взрослым» ресурсам.
Например, родители уехали на пару дней и по неосторожности
оставили ему слишком большую сумму денег. Ощущение полной
свободы и взрослости наверняка вскружит ему голову! А какой
лакомой приманкой он станет для всевозможной «нечистой силы»,
стоит недоброжелателям узнать о «богатеньком Буратино»!
Что же касается символических «мальчиков» – свежеиспеченных
идей, смелых планов, новейших проектов стадии rubedo, – то здесь
наиболее опасным будет слишком рано закричать «эврика» на весь
мир. Именно в это мгновение Яга и захочет сцапать наше драгоценное
новоприобретение, именно с этой поры она начнет неотступно
следить, и как только улучит момент – мы лишимся своего «ребенка».
Символической Похитительницей здесь может стать все что угодно.
Сотни тысяч новоиспеченных идей, свежих вдохновенных замыслов,
великолепных планов канули в реку Смородину, так и не дожив до
своего «совершеннолетия» – возможности выйти в свет, занять свое
место в реальном мире, – из-за одного только косого взгляда,
недоброжелательной ухмылки, критики, вызванной завистью или
неверием близких в наши возможности. И дело здесь вовсе не в каких-
то сверхъестественных вещах вроде порчи и сглаза. Хотя наши мудрые
предки называли этими словами вполне реальные психические
феномены.
Дело в том, что чем более смелой, творческой, новаторской является
наша идея, наше духовное дитя, тем меньше предпосылок для нее мы
видим в нашей прежней реальности. Оплодотворение мысли духом
уже произошло, однако ей нужно крепко-накрепко закрепиться в
Сознании, как оплодотворенной яйцеклетке на стенке матки, чтобы
иметь возможность созревать и накапливать силы для появления на
свет.
 Любое постороннее вторжение здесь вопрос жизни и смерти,
настолько хрупко это новое. У любого родителя-творца существует
масса страхов и опасений. Нам бы молчать в тряпочку на этих порах,
но в том-то и дело, что пыл rubedo заставляет трубить о только
зародившейся потенции на каждом перекрестке. Захлестнувший
восторг так неистов и кипуч, что мы не можем его сдержать. В rubedo
много тщеславия, слишком много напора и самоуверенности, но,
увы, – ложной. Помните: истину не нужно доказывать, о ней не нужно
громко кричать на всех углах, она проста и очевидна, ее и так никто не
оспаривает. А вот если потребность снискать одобрение и даже овации
есть – это знак того, что на дне сердца прячется сомнение. И чем
больше наш сознательный напор, тем сильнее бессознательное
сомнение или желание, чтобы все осталось как есть, без всяких
пугающих перемен.
Стабильность и изменчивость – два противоположных, но
одинаково сильных процесса, благодаря которым существует жизнь на
земле. Обе эти силы обитают в каждой клетке нашего организма, в
каждом глотке воздуха, в каждом взмахе ресниц и движении головы,
они пронизывают нашу душу, осознаем мы это или нет. Что победит в
каждом конкретном случае – вопрос, в частности, надежности
контейнера для вынашивания и сохранения нового. И порой
действительно хватает одного-единственного недоброго взгляда,
сомневающейся интонации, не говоря уже о «конструктивной»
критике от окружающих, чтобы маятник совершил роковое движение в
пользу сохранения старого порядка. Вот Яга уже и сцапала наше дитя.
Бывало ли с вами такое, Читатель? Со мной – многократно.
Помнится, лет в двадцать я загорелась идеей открыть в своем районе
фитнес-студию. Договорилась с местной администрацией, составила
бизнес-план, присмотрела помещение. Естественно, я горела, пылала
энтузиазмом и светилась вдохновением. Мой первый проект – и,
кажется, все получается! Могла ли я не растрезвонить об этом на всех
углах? Первое «хм» я услышала от мужа (теперь уже бывшего): «Ты и
фитнес?! Может, продолжишь спокойно заниматься переводами?»
Второе – от мамы, которая жила в том же районе: «Это местным-то
фитнес? Нужен он им!» Третье, четвертое, пятое я уже не упомню. Но
нужно ли говорить о том, что со своим первым в жизни бизнес-планом
я так никуда и не пошла? Засела за переводы и написания дипломов –
все как встарь, все довольны. А обидно стало через пару лет, когда в
том самом здании, в том самом помещении кто-то все-таки
организовал фитнес-клуб, и «местным» он оказался еще как нужен…
Я до сих пор нет-нет да и вспоминаю тот проклятый день, который
предшествовал потере ребенка. Я не сдержала своего счастья и
поделилась новостью с людьми, с которыми не стоило этого делать.
Обвинять их в сглазе – нелепо, глупо и безответственно, но они смачно
удобрили в моей душе ростки сомнения в том, что я смогу выносить и
родить ребенка, несмотря на весь мой богатый медицинский анамнез.
Я не смогла обеспечить моему малышу надежный, непроницаемый
контейнер, не создала для свершения Opus герметичной алхимической
реторты – и вот Яга, улучив момент, унесла его. Хватило всего-то
нескольких капель яда – сомнения и страха в чужом голосе да
выраженного вслух опасения за мое здоровье.
Итак, золотое правило вынашивания всего нового: и близко не
подпускать к нему чужаков, гнать поганой метлой (желательно, у Яги и
отобранной) все сомнения, помнить, что Пожирательница не дремлет.
В созидательном процессе участвуют три ипостаси творца:
• Мечтатель – тот, кто генерирует идеи;
• Реалист – тот, кто проверяет их реальностью, корректирует под
условия окружающей среды;
• Критик – тот, кто указывает на недостатки.

Пока творит Мечтатель, дверь для двух других должна быть плотно
закрытой. Как только идеальный образ мечты сложился, можно
запускать Реалиста. Он мягко подкорректирует наши мечты, превратит
их в планы с отдельными целями и задачами. Критика же нужно
держать в стороне от процесса как можно дольше. Ни в коем случае не
помещать его в алхимическую реторту сразу за Мечтателем, иначе он
все испортит. Критиковать ему можно позволить лишь логику и
обоснования Реалиста, лишь пошаговые действия к воплощению в
мире нового замысла. Ни в коем случае не Мечтателя, не саму
вдохновенную идею – она неприкосновенна!
Представьте, что вы всю жизнь были домохозяйкой (или, скажем,
трактористом), и вдруг вас осенило – вы хотите начать писать
детективы! Ведь и своих сомнений предостаточно, а уж если еще
поделиться с «благожелателями» – пиши пропало, разом отобьют всю
охоту, весь ваш энтузиазм смахнут парой колких фраз. Поэтому Агата
Кристи (самый публикуемый писатель в истории!) творила свои
первые романы между уборкой дома и приготовлением пищи,
спрятавшись в спальне, где ее никто не видел.
Можно выходить со своим детищем в свет только тогда, когда оно
уже крепко стоит на ножках и у нас нет никаких сомнений – оно уже
есть не в потенции, а в реальности, оно самое лучшее, оно нужно не
только мне, но и миру! Только так возможно уберечь свое творение от
Яги-Пожирательницы.
Вторая характерная черта сказок о похищении ребенка – то, что
ребенок этот всегда рождается волшебным образом в семье родителей,
которые считали себя бесплодными и уже отчаялись иметь детей,
смирились со своей долей. Он появляется не в царской семье, а у
обыкновенных крестьян – у старика со старухой. Что касается возраста
родителей, нужно, конечно, принимать во внимание, что «стариками»
в пору создания этих сказок могли считаться и люди слегка за
тридцать.
Старик и старуха, как супружеская пара, соединение маскулинного с
феминным, пожалуй, символизируют некий душевный порыв, который
вызывал некогда чувственный отклик, однако энергии либидо этому
союзу не хватило, Эго по какой-то причине сочло его бесплодным –
бесполезным, напрасным, несто́ ящим. Поэтому старик со старухой –
простые крестьяне, то есть живут они где-то на окраине души;
в царские хоромы Сознания им вход закрыт. Их бесплодие, как в
сказке, так и в душе, – ненастоящее. Просто их дитя –
исключительное, и для его рождения требуются время, особые усилия,
специальные условия и вмешательство свыше. Согласимся: чтобы
решиться на такого ребенка, нужно окончательно разочароваться в
возможности рождения самого обыкновенного малыша. Точно так же,
чтобы начать абсолютно новый, доселе невиданный (хотя бы в
собственной деревне) творческий проект, нужно убедиться, что просто
сеять и жать, доить и освежевывать, прясть и шить – в общем,
выполнять любые обычные, нормальные для большинства людей из
ближайшего окружения работы – не для тебя. Эти занятия тебя совсем
не удовлетворяют, не приносят счастья, не питают твою душу. И это
вовсе не значит, что ты хуже или лучше, просто так уж сложилось.
 Признать свою особенность, если это действительно она, а не
просто нарциссическая фантазия ущемленного Эго, всегда сложно,
страшно и даже стыдно. Однако не признать ее – значит обречь себя на
настоящее душевное бесплодие, стать суррогатной матерью для
вынашивания чужой воли.
Третья характерная черта жертв Пожирательницы – их маленький
размер. Заморышек, Терешечка, Лутонюшка – все они величиной
скорее с гнома, нежели с обыкновенного мальчика. Неужели Яге на
ужин не сгодился бы мальчик побольше? Почему Ведьма выслеживает
именно этого малютку, хотя обычный ребенок был бы куда сытней?
Такая явная диспропорция указывает на важный архетипический след.
Малые размеры подчеркивают относительность привычной для нас
меры в бессознательном, условность таких величин, как пространство
и время. Самый простой пример этого явления – детские травмы,
которые, будучи вытесненными из Сознания, влияют на всю нашу
последующую жизнь. Помните, мы приводили в предыдущих главах
примеры того, как взрослым людям отравляли существование фразы
из детства: одной – папино сравнение с лошадью, второму – отказ
мальчиков из нового двора принять в свою игру? Это сущие мелочи
для взрослых масштабов рационального, но эти мелочи на протяжении
десятилетий сбивали Эго с пути, оказывали решающее воздействие в
сложные моменты выбора.
Небольшой рост Лутонюшки также означает психологические
возможности, которые Сознанию кажутся незначительными, но в
действительности являются чуть ли не первостепенными на пути к
Самости. Всем моим коллегам, читающим эту книгу, я уверена,
достаточно вспомнить клиентские запросы на первой сессии. Первым
делом озвучиваются насущные горести: ссоры в семье, рабочие
неурядицы, сложности в отношениях, драмы с лишним весом и
головными болями и т. д. Все эти проблемы кажутся клиенту
страшными, непобедимыми монстрами, огромными чудовищами,
Змеями-Горынычами о трех головах. И вот, где-то в конце
перечисления всех этих чудищ-великанов, как бы невзначай, даже
слегка смутившись, человек роняет фразу: «А еще мне бы хотелось
начать заниматься тем, чем нравится». Эта фраза может выскочить и в
середине разговора, и в самом конце сессии, она может быть сказана в
связи с чем угодно, клиент может тут же забыть о ней, но мы всегда
знаем – вот она, истинная жемчужина, вот он, лучик света Самости, а
«насущные монстры» – это все пустая порода, ложные тревоги, пустые
хлопоты, созданные психикой лишь для того, чтобы не касаться
именно этого вопроса, на самом-то деле первостепенного и
сакрального для души.
Маленький размер – это еще и ко всему прочему… просто
маленький размер, то есть то, что требуется беречь всеми силами,
хранить, как самое большое сокровище, прятать от чужих завистливых
глаз.
Итак, Терешечка, Жихарько, Лутонюшка – это Пуэр, Божественное
Дитя, рождающееся в том союзе, который Эго считает бесплодным, но
именно Пуэр содержит возможность возрождения души в новом
качестве, именно он – символ новой, более полной и осмысленной
жизни. Архетип Божественного Дитяти всегда передается через образ
ребенка с необычным характером и судьбой, он всегда, будучи меньше
всех остальных, решает самые большие задачи, непосильные
«большим» людям. Кроме того, он всегда не по годам умен, неизменно
проявляет те или иные неординарные для своего возраста
способности.
Мальчик рос-подрастал, в разум приходил. Отец ему сделал
челночок. Лутонюшка поехал рыбу ловить; а мать ему и молочко, и
творожок стала носить. Придет, бывало, на берег и зовет:
«Лутонюшка, мой сыночек! Плыви, плыви к бережочку; я, мать,
пришла, молока принесла». Лутонюшка далеко услышит ее голосок,
подъедет к бережку, высыплет рыбку, напьется-наестся и опять
поедет ловить139.
Рыбная ловля – очень символическое занятие. Вода олицетворяет
глубинное бессознательное, именно в ней зародилась жизнь как
таковая, именно она является первоматерией, содержащей потенциал
всего сущего, она же – и сама питательная среда для зарождающейся
жизни. Ловить рыбу метафорически означает извлекать из
бессознательного нечто полезное и питательное для души. Рыбаками
были первые апостолы Христа – Петр и его брат Андрей, которым
Мессия сказал: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков»
(Мф 4:19). Рыба в более ранних религиях являлась символом
плодовитости и изобилия (в том числе и в духовном смысле), что
обусловлено многочисленностью икринок. В самых различных
традициях рыба олицетворяет космические силы: например, в
некоторых русских сказках на спине огромного кита покоится весь
людской мир.
Итак, Лутонюшка, лишь только появившись на свет, становится
кормильцем семьи, опорой родителям, добытчиком новых ценностей.
Он уже не просто потенция, он – реальность, вещественная сила,
способная изменить мир, будь то родная деревня, царство-государство
целиком или жизнь конкретного человека.
Как здесь было не всполошиться Ведьме? Яга – тот еще ретроград и
консерватор, во всяком случае в ипостаси Пожирательницы. И это
естественно! Она немало пострадала от всевозможных радикальных
перемен, что начинались с таких вот «терешечек» да «лутонюшек». С
переходом людей к развитому земледелию она лишилась сначала
своего титула Лунной Богини, равной Богине Дневной. Аграрная
Макошь отбирала у нее одно за другим божественные полномочия, а в
конце концов отняла и супруга Велеса. При переходе к монотеизму
Буря-Яга и вовсе лишилась всех своих языческих божественных
сотоварищей, осталась одна-одинешенька среди низших духов,
которые ей и близко не ровня.
Пуэр – знак грандиозных перемен для всего мира, будь то сказочное
государство или Сознание отдельно взятого человека. Эго
очаровывается сияющим Пуэром, сулящим легкость бытия, игру,
спонтанность, свободу. Однако все эти новшества означают смерть
старого. Поэтому те силы, которые будут отстаивать старый порядок,
прежнее мироздание, тот самый принцип сохранения стабильности, и
будут казаться Эго пожирающим злом.
Однажды подглядела ягая-баба, как мать его кормит, пришла к
тому месту и начала Лутонюшку манить к себе такими же словами,
как и мать кликала; он услыхал толстый голос ягой-бабы и сказал ей в
ответ: «Нет, не матушкин голос: очень толст! Поди, язык поточи!»
С тем ягая-баба и отправилась… Ягая-баба выточила свой язык на
точиле и немного погодя прибежала на берег и стала манить
Лутонюшку. Лутонька не узнал ее голоса, подумал, что мать его
зовет, подъехал к берегу; ягая-баба схватила его и утащила в свою
избу140.
Символический смысл этого отрывка сказки предельно прост.
Многие отважные решения, грандиозные планы, великолепные идеи
отправились в топку именно благодаря самым «благим
предостережениям», «добрым советам», «сердечным увещеваниям»,
сказанным заботливым «материнским голосом». Ужасная Мать – та,
которая не желает ребенку развития и роста в своем родительском
эгоизме, сутью которого является желание быть для него вечно самой
важной и жизненно необходимой. Ей проще сожрать его, таким
образом целиком присвоив, нежели позволить получить автономность.
Быть отдельной личностью, быть взрослым – это знать, чего хочешь, и
поступать соответственно. Ужасной же Матери нужно, чтобы ребенок
поступал так, как хочет она. Личностный авторитет невозможен в ее
присутствии, а уж если Лутонюшка начинает сам выуживать рыбку из
коллективной сокровищницы человечества, ей проще, перефразируя
Тараса Бульбу, сказать: «Я тебя породила, я тебя и сожру!»
«Ну зачем тебе бабушкина квартира? – говорит мать моему
клиенту, назовем его Климом. – Чем тебе плохо жить вместе? У тебя
своя комната, я тебе не мешаю. Света пускай приходит, когда
захочет. Я ей и слова не скажу. А вот будет своя квартира – она тебя
окрутит и бросит. Знаю я эту лимиту. Вспомни свою прошлую:
бросила тебя именно из-за того, что квартиры не было». Клим
встречался с девушкой шесть лет (!), живя с мамой, то есть
терпению «лимиты» можно ставить памятник. А далее идет
«убойный» аргумент: «Сейчас такие времена тяжелые! А деньги от
жильцов с бабушкиной квартиры я тебе же на книжку и
откладываю, на твое же будущее».

Какое еще будущее?! Человеку тридцать восемь лет…

Острый язык – это не только способность к остроумию и
язвительности, это слова и фразы, заточенные, словно наконечники
стрел, что метко попадают в наши самые слабые места, одним
выстрелом парализуют волю и желание самостоятельного развития. И
кому же, как не родительнице, лучше всех знать о нашей ахиллесовой
пяте? Поэтому взрослому ребенку важно увидеть за маской заботливой
Матери лик Пожирательницы, услышать за мнимыми добрыми
советами лязг захлопывающегося капкана. Естественно, «ложный
голос матери» могут издавать и уста любых других людей –
родственников, друзей, коллег, всех тех, на кого мы накладываем
проекцию знающего, заботливого авторитета, всех тех, кто якобы
«лучше знает».
Не попасться на «искреннюю заботу» о себе, на лесть, на добрые,
полные благих пожеланий слова очень сложно. Избежать этого вовсе –
практически невозможно: любой новый отважный поступок,
творческий проект, оригинальная идея всегда будут подлежать
испытанию Яги-Пожирательницы. Поэтому наши мудрые предки и
оставили нам в сказке иносказательную «инструкцию», алгоритм
действий в подобных ситуациях.
Притащила яга-баба Лутонюшку домой, посадила в голбец, сама
затопила печку, говорит большой дочери: «Девка! Я пойду в Русь; ты
изжарь к обеду мне мальчонку». – «Ладно!» – та говорит. Истопила
она печь жарко-жарко и говорит Лутонюшке: «Ступай, садись на
лопату!» «Я еще мал и глуп, – отвечает Лутонюшка, – я ничего еще
не умею – не разумею; поучи меня, как надо сесть на лопату».
«Хорошо, – говорит ягишная дочка, – поучить недолго!» – и только
села она на лопату, Лутонюшка так и барахнул ее в печь и закрыл
заслонкой, а сам вышел из хаты, запер двери и влез на высокий-
высокий дуб. Ведьма приходит с гостями и стучится в хату; никто не
отворяет ей дверей. «Ах, проклятая Аленка! Верно, ушла куда-нибудь
играть». Влезла ведьма в окно, отворила двери и впустила гостей; все
уселись за стол, а ведьма открыла заслонку, достала жареную дочку –
и на стол: ели-ели, пили-пили и вышли на двор и стали валяться на
траве. «Покатюся, повалюся, Лутонюшкина мясца наевшись!» –
кричит ведьма. А Лутонька переговаривает ее с верху дуба:
«Покатайся, поваляйся, дочкиного мясца наевшись!»141.
Родных дочек у Бабы-Яги нет и быть не может, это мы знаем точно.
Да и не может мать назвать «девкой» свою кровную деточку. Аленка,
скорее всего, была украдена Ведьмой, как и Нюрочка, – только, в
отличие от последней, у нее не хватило душевных сил пройти
инициацию и вернуться к людям; так и осталась она в прислужницах
Яги.
Ее сгорание в печи вместо Лутонюшки имеет двойной смысл.
Во-первых, чтобы спасти и взрастить нечто новое, нужно неизбежно
пожертвовать старым, привычным, хорошо приспособленным.
Например, моему клиенту Климу, упомянутому выше, за обладание
отдельной квартирой и возможностью жить вместе со своей девушкой
всенепременно придется пожертвовать такой вот «Аленкой» (читаем:
дармовым пропитанием и жильем от мамы, возможностью не решать
самостоятельно никакие бытовые вопросы и еще очень и очень
многим, в том числе титулом «хорошего сына»). На первый взгляд, и
думать здесь нечего, все кристально ясно: жить с мамой в возрасте под
сорок – кошмар, жить в отдельной квартире с любимой женщиной –
норма. Но, поверьте, это лишь взгляд со стороны, своих собственных
«Аленок» жалко всем без исключения. Да, жалко, и тем не менее
единственный способ спастись от пожирания Ведьмой – бросать
«Аленок» в топку без всякого зазрения совести.
Аленку не нужно пытаться спасти: она давным-давно уже не жилец
на белом свете, у нее нет ни душевных сил, ни чувств, ни воли, она
целиком и полностью во власти Яги, как если бы она была, например,
недостающей конечностью ведьмы, ее придатком. В психологии это
называется термином «нарциссическое расширение»: родитель видит в
своем ребенке не отдельную личность, а всего лишь емкость для
собственных амбиций – совсем как в старой советской песне: «Если я
тебя придумала, стань таким, как я хочу». Стоит добавить: «А иначе
зажарю заживо и съем». Невозможно быть одновременно и «хорошим
сыном», и «счастливым человеком» нарциссической матери. Нужно
чем-то жертвовать: либо Аленкой – старой приспособленческой к
чужому авторитету моделью, либо Лутонюшкой – собственной
свободной жизнью. Третьего не дано.
Во-вторых, такое зло можно победить лишь его собственным
оружием. Это особенно явно следует из сказки об Ивашке, который
уже сжигает не дочку Ведьмы, а саму Ягу. Этот вариант сказки
намного старше «Лутонюшки» и «Терешечки», что следует из
неславянского имени главного героя: Ивашка – уменьшительное от
имени «Иван», а Иван, в свою очередь, – русифицированная форма
древнееврейского «Иоанн», что означает «помилованный Господом».
Естественно, имена из Библии стали использоваться руссами после
крещения. Христианский Бог вселял надежду, что от Зла можно
избавиться раз и навсегда. Мы понимаем, что это утопия, знаем, что
без Теней померкнет и Свет. Однако, когда драма с сожжением и
поеданием Лутонюшки разыгрывается в собственной душе, время для
философских теоретизирований заканчивается; речь идет уже не об
абстрактных понятиях космического масштаба, а о собственном
выживании. Нужно действовать! Нужно спасаться!
Что значит «сжечь Ведьму в печи» применительно к собственной
душе? Во-первых, нужно понять: ты встретил врага. Враг этот опасен,
лют и коварен. Он пришел не попугать да отпустить, единственное его
намерение – причинить ущерб, унизить, растоптать, подчинить,
сломать и сгубить. В этот момент нет худшего преступления перед
самим собой, чем оставаться наивным и отрицать, что ты являешься
добычей Пожирательницы.
Это может выражаться в мазохистических психологизмах –
попытках понять, «в чем ты сам виноват», или в поисках способа
задобрить Ведьму в надежде заслужить ее милость. Это та самая
наивная вера инфантильного существа в то, что мир целиком добр и
благожелателен, если правильно с ним обращаться, если хорошо себя
вести. В то, что, если ты будешь слушаться, тебе обязательно дадут
конфету и разрешат посмотреть мультик.
Даже находясь в плену у Пожирательницы уже долгое время, мы
часто думаем: если еще чуть-чуть, совсем немножко потерпеть, то
наступит долгожданная награда: мы окажемся в Ирии, где можно
лопать сколько угодно конфет и при этом ни капельки не толстеть,
целыми днями смотреть мультики и зарабатывать кучу денег, где не
бывает долгов и одиночества, полным-полно принцев с подарками и
вечной любовью или принцесс, готовых броситься в наши объятия. К
сожалению, эта вера бывает столь крепка и непоколебима, что
сохраняется даже в тот момент, когда нас уже сажают на лопату, чтобы
засунуть в печь. Дай бог, чтобы мы пришли в себя, лишь опалив
ресницы и брови первыми искрами пламени, иначе вскоре от всех
наших заветных желаний, смелых планов и мечты о душевной свободе
останутся одни угольки.
Почему в сказках единственный, кому удается сжечь Ведьму в
печи, – это Пуэр? Дитя как архетип – это свежий взгляд,
незамутненный той ложью, что в более старшем возрасте становится
привычной нормой, это чистая интуиция и простое понимание того,
что плохо, а что хорошо для души, которое с годами уступает место
чужим мнениям, ложно полагаемым своими собственными. Пожалуй,
только Пуэр и может понять, что настоящая забота – это всего-навсего
желание способствовать росту и развитию, а все остальное есть
порабощение, ведущее к стагнации и разложению.
Задача животных при воспитании своего потомства – поставить их
на лапы и научить распознавать, что является добычей, а что
опасностью, что лакомством, а что капканом или ядом.
Первостепенная задача человеческих родителей часто, к сожалению,
совсем иная – научить слушаться маму и папу, быть паинькой и
хорошо себя вести, оправдывать их надежды. При этом юная душа
напрочь лишается способности слышать инстинкты, ей уже непонятно,
что – пища, что – отрава, что – ее собственный выбор, а что – тюрьма,
выстроенная из авторитетных мнений. При этом родительский
авторитет проецируется в дальнейшем на любую власть. Мы уверены,
что «знают лучше», как нам жить, – врачи, налоговые инспекторы,
телевизионные аналитики, начальники, политики, все, кто хоть
немного старше, кто обладает хоть крупицей власти и наглостью нам
ее навязывать. Мы напрочь забываем, что наш Лутонюшка на самом
деле давно умеет самостоятельно ловить рыбу – вылавливать
наилучшее и самое полезное для своей души в водах
общечеловеческого опыта, а там есть и способность к подвигу, и
смелость, и свобода, и талант.
Итак, Пуэр – та часть души, что способна слышать инстинктивный
голос, который всегда скажет, где друг, а где враг, где искренняя забота,
а где попытка порабощения. Каждый раз, когда мы затыкаем ему рот,
движимые привычкой к приспособленчеству, мы сжигаем часть своей
души, превращаем в потухший уголек мечту, в кучку золы – свои
планы на счастливое будущее, надежды на свободу и творческую
реализацию.

Какой высоты ваша горка золы из неосуществившихся планов,

Читатель? Это горка или гора? Как скоро она поглотит вас
целиком?
Пуэр – это не только тот, кто распознает в ложном доброжелателе
Пожирательницу, это еще и тот единственный, кто сможет от нее
спасти. Главное качество Дитяти, отличающее его от всех остальных
душевных структур, – это способность к спонтанности. Это дар
Человеку Разумному от инстинктивной природы: способность
адекватно реагировать на новую ситуацию, поведению в которой он
никогда не был обучен, или же реагировать по-новому на ситуацию
привычную.
Спонтанная реакция основана на чувствах и ощущениях здесь и
сейчас, а не на опыте прошлого, который слепо повторяется из раза в
раз во всякой схожей ситуации. Спонтанность обусловлена
творческими способностями – возможностью сотворять каждый новый
миг своей жизни соответственно собственным желаниям и
потребностям. В этом смысле Дитя, неиспорченное условностями
взрослого мира, не знающее о том, как «принято», является образцом
спонтанности наравне с Богом, создающим новые миры.
Лутонюшка, оказавшись на лопате у Ведьмы, принимает
единственно правильное инстинктивное решение. Бежать некуда – он
находится в самом логове Пожирательницы; пытаться вырваться и
силой засунуть ее в печь – бесполезно, он в разы меньше своей
противницы. Единственный выход – перехитрить врага, направить его
оружие против него самого.
Если бы Клим попытался сбежать от матери – например, собрал
свое нехитрое имущество, то есть компьютер, клетку с хомяком да
несколько пар носков, и ушел бы к девушке Свете, которая и сама
жила с родителями, скорее всего, он очень скоро убедился бы в
«маминой правоте», то есть в том, что «этим девкам, кроме
квартиры и денег, ничего больше не надо». Именно так и произошло с
его предыдущей пассией. Теще с тестем зять под сорок, свалившийся
на голову, у которого все имущество – мелкий грызун да ноутбук,
навряд ли пришелся бы по душе. Света, может быть, вполне и была
бы согласна на «рай в шалаше», да только и шалаша Клим
предложить бы не смог при побеге от Пожирательницы.
Справиться силой означало бы, например, пригрозить матери
судом, на котором он бы оспаривал право на бабушкино наследство.
Стоит ли говорить о том, что в этом случае Пожирательница в
материнской душе (да и в его собственной) придушила бы его, как
кутенка? Он бы сам съел себя поедом, сгорел бы в собственных
душевных терзаниях.
Но мой клиент поступил в точности как указано в сказочной
путеводительной карте, то есть точно так же, как Лутонюшка. Он
сказал: «Мама, я еще мал и глуп, чтобы справляться с собственной
жизнью. Я бросаю Свету, брак и дети – это не для меня. Буду всегда
жить с тобой. Нам же вдвоем вон как хорошо! А еще я увольняюсь с
работы. Слава богу, ты обо мне позаботилась. Буду жить на деньги,
которые ты откладываешь для меня с бабушкиной квартиры. Я
подсчитал, ты накопила достаточно, чтобы мне попробовать
открыть собственное дело. Буду ждать тебя с работы дома,
готовить еду и думать, что бы мне такое организовать. Спасибо
тебе, мама, за такую возможность».
На все дальнейшие мамины недоуменные расспросы Клим лишь
сердечно благодарил ее и с улыбкой расписывал, как они теперь
отлично заживут. Мама впервые не смогла убедить его в том, что он
неудачник, неумеха и глупец, так как он и не спорил! Когда она своими
глазами увидела заявление на увольнение, причем сын подал ей его с
просьбой проверить, не наделал ли он ошибок, она… позвонила Свете
с просьбой срочно приехать. А через неделю мама со слезами на глазах
дрожащей рукой протягивала молодой паре ключи от бабушкиной
квартиры.
Климу еще долго придется учиться избегать ловушек и капканов,
расставленных теми, кто «лучше знает», ему придется еще не раз
столкнуться с Пожирательницей, когда мама под любыми
предлогами будет пытаться контролировать их со Светой
«самостоятельную жизнь» и закатывать скандалы, когда они сменят
замок на входной двери, не посоветуются, какую лучше купить
стиральную машинку, и т. п. Но главный бой был выигран, Ведьма
сама по доброй воле села на свою же лопату и угодила в пламя
собственной печи.
Сказка об Ивашке заканчивается тем, что Баба-Яга сгорает, а вот
Терешечке и Лутонюшке, которые спалили Аленку, придется еще
побороться за свое окончательное спасение.
Итак, Лутонюшка вместо себя посадил Аленку жариться в печь, а
сам взобрался на высокий дуб, откуда передразнивал Ведьму:
«Покатайся, поваляйся, дочкиного мясца наевшись». Услышала яга-
баба, подняла голову, раскинула глаза на все стороны и увидела его на
высоком дубу. Припала к дереву, впилась в него зубами и давай грызть.
По небу летят гуси-лебеди; Лутонюшка видит беду, видит гусей-
лебедей, взмолился им, стал их упрашивать: «Гуси-лебеди, возьмите
меня, посадите меня на крылышки, донесите меня к отцу, к матери;
там вас накормят-напоят». А ведьма грызет, только щепки летят, а
дуб трещит да шатается. «Ка-га! – отвечают гуси. – За нами летит
защипанный гусенок, он тебя возьмет, донесет». Гусенок не летит, а
дерево трещит да шатается. Ведьма погрызет-погрызет, взглянет
на Лутонюшку – оближется и опять примется за дело; вот-вот к ней
свалится! По счастью, летит защипанный гусенок, крылышками
махает, а Лутонюшка – то его просит, ублажает: «Гусь-лебедь ты
мой, возьми меня, посади меня на крылышки, донеси меня к отцу, к
матери; там тебя накормят-напоят и чистой водицей обмоют».
Сжалился защипанный гусенок, подставил Лутонюшке крылышки,
встрепенулся и полетел вместе с ним. Подлетели к окошечку
родимого батюшки, сели на травке. А старушка напекла блинов,
созвала гостей, поминает Лутонюшку и говорит: «Это тебе, гостек,
это тебе, старичок, а это мне блинок!» А Лутонюшка под окном
отзывается: «А мне?» – «Погляди-ка, старичок, кто там просит
блинок?» Старик вышел, увидел Лутонюшку, обхватил его, привел к
матери – пошло обниманье! А защипанного гусенка откормили,
отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыльями
махать, впереди всех летать да Лутонюшку вспоминать142.
Прежде всего, чтобы спастись от гнева Пожирательницы,
Лутонюшка взбирается на дуб. Это дерево символизирует силу и
долголетие, прочность и силу духа, является общеевропейским
символом Мирового Древа. Для наших предков, лесных жителей,
деревья вообще имели особое сакральное значение, дуб же являлся
одним из самых почитаемых, его даже называли Царем Дубом. Он
выполнял важнейшую функцию в сакральных практиках: к его
подножью приносились жертвы, только из его древесины тесали
идолов, огонь на капище можно было подкармливать только дубовыми
дровами. Он считался деревом, моделирующим Вселенную: корни его
уходят в Навь, ствол стоит в Явном мире, а крона связывает последний
с верхним миром Прави, где правят Боги. В народных заговорах дуб,
стоящий на острове посреди океана, обозначает одновременно и центр
мира, и модель идеального пространства, где возможно разрешение
любой проблемы и избавление от напасти: «Есть святое Акиян-море,
на том море остров, на том острову стоит дуб, от земли до небес, от
востоку и до западу, от молода месяца и до ветху…»143.
С верхушки мирового древа отлично видно, как на самом деле
устроен мир. Таким образом, залезть на дуб для Лутонюшки – это
посмотреть на сложившуюся ситуацию сверху вниз, увидеть ее как она
есть, без лишних, парализующих волю страхов, но и без прикрас.
Самое страшное в ночном шорохе, это знает каждый, – неизвестность,
но как только мы понимаем природу звука, мы действуем. Если это
был кот – ложимся дальше спать, если грабитель – одной рукой ищем
что-нибудь потяжелее, второй – нащупываем телефон, чтобы звонить в
полицию. Когда мы видим ситуацию без иллюзий и прикрас,
становится ясно: дразнить Пожирательницу дальше – это играть со
смертью. Пора принимать меры, бить тревогу и звать на помощь.
Для одних оказаться на верхушке дуба – это понять, что брак,
который они пытаются спасти изо всех сил, высосал уже почти все
соки; еще немножко, и спаситель будет распят. Для других – осознать,
что дело, которое давно приносит больше разочарований, нежели
доходов и удовлетворения амбиций, пора закрывать по принципу
«лошадь сдохла – слезай». Для третьих – уразуметь, что «спасать
своей любовью» сына-наркомана или мужа-алкоголика – это все равно
что тушить пожар бензином. С тонущего корабля нужно убегать, а
будешь доказывать вместо этого, что ты не крыса, – просто утонешь,
сгинешь навеки в пучине, и нечего надеяться, что потомки будут
воспевать гимны во славу твоего героизма и воздвигать памятники.
Итак, Лутонюшка понимает, что дразнить Ягу, упиваясь своей
первой победой, больше нельзя, нужно кричать о помощи. На счастье,
он видит в небе стаю гусей, которые могут унести его от ужасной
Пожирательницы. Символ перелетных птиц отражает способность
бессознательного к саморегуляции и самоупорядочиванию, когда при
полнейшей безотчетности со стороны Сознания человек в
действительно опасной ситуации совершает самые целесообразные
действия. Если на насиженном месте вдруг стало холодно, голодно и
опасно, птицы способны преодолеть сотни километров, чтобы улететь
в теплые страны. При этом они инстинктивно создают клин – довольно
сложный и хитроумный строй, в котором вожак во главе стаи и
наиболее сильные птицы, летящие сразу за ним, совершают крыльями
махи вниз таким образом, что позади образуется восходящая струя
воздуха, которая помогает самым молодым и слабым особям, как бы
выталкивая их вперед. Таким образом, «защипанный гусенок»,
который летел самым последним и в конце концов спас Лутонюшку,
поддерживался всей стаей – всеми вышестоящими элементами
бессознательного в сложной, непостижимой для Сознания модели.
«Если благородный муж сделал все, что в его силах, он доверяется
судьбе», – сказал «велесов внук» нашего века – Борис Акунин. Иными
словами, если ты действительно сделал все от тебя зависящее, но
ситуация не меняется, доверься бессознательному – в коллективном
опыте человечества непременно найдется ресурс, доселе тебе
неизвестный. Именно это именуется «чудом». Но чудо, вопреки
расхожему мнению, еще нужно заслужить, умилостивить Судьбу
своими стараниями, прилежным радением и смелостью. Судьба,
славянская Доля, помогает только тем, кто в ней нуждается, у кого нет
собственных сил изменить реальность, как у защипанного гусенка –
совершить самостоятельный полет.
Заканчивается сказка тем, что Лутонюшка, совершивший
героический побег от Пожирательницы, возвращается «на круги своя»
к папеньке с маменькой, снова в роли доброго, послушного сыночка
ест блины да обнимается с родителями. Интересно, что эту
особенность русской сказки также подмечает швейцарский
аналитический психолог Сибилл Биркхойзер-Оэри при анализе сказки
о Терешечке: «В этой сказке мы видим, что сам главный герой делает
не так уж много. Ему просто удается спастись. Он спасается от
опасности, но, по сути, его положение не изменяется… Иными
словами, он так и остался ребенком, а потому в конце сказки жива и
злая ведьма. Ведьма сохранила свою силу, а значит, она снова может
привести ее в действие»144. Швейцарская юнгианская
исследовательница сказок практически вторит нашему выводу в главе
о подвигах Ильи Муромца! Но есть существенная разница: Илья
спасал Русь, а Терешечка-Лутонюшка самого себя. Ни тот, ни другой
не обрели в конце сказки ни трона, ни казны, ни царевны в жены. Оба
вернулись к матерям: богатырь – в лоно Матушки-Руси, мальчик – под
крыло родительницы. Однако Илья – архетипический Герой, а
Лутонюшка – Пуэр. Поэтому, как ни странно это прозвучит в контексте
нашего повествования, как ни вразрез со всеми прежними выводами,
эта сказка заканчивается правильно, просто наилучшим образом!
Пуэр – детская, спонтанная часть души – невероятно хорош во
время игр, флирта, всевозможных развлечений, без него человек
становится невыносимым занудой. Пуэр чертовски хорошо
справляется с нетипическими творческими задачами. Но не дай-то бог
усадить его на троне Сознания, вручить ему казну и ключи от Царства!
Человек, идентифицированный с Пуэром, стремится к свободе и
независимости всегда и во всем, он раздражается и негодует по поводу
любых ограничений и презирает всякие границы и преграды на своем
пути. Он устраивает капризы и впадает в истерику всякий раз, когда
что-то происходит не по его сиюминутному желанию. В его жизни все
происходит будто понарошку, как будто жизнь – нескончаемая детская
игра и в любую секунду можно остановиться и переиграть все сначала.
Идентификация с Пуэром – явление удручающее. Хотя наблюдать
его какое-то время чрезвычайно весело, радостно и даже
вдохновляюще, все это длится ровно до того момента, пока
захваченный архетипом человек не заявляет вам в самый
ответственный момент: «Ну всё, я так больше не играю!» Однако и это
невозможно не признать, Вечное Дитя, пожалуй, является самым
излюбленным персонажем восточнославянской души. Недаром мы
любим Карлсона намного больше, чем любят его на родине Астрид
Линдгрен. Поэтому мы обязательно вернемся к Пуэру в специально
отведенной главе. А пока просто порадуемся за Лутонюшку, который
снова вернулся под присмотр взрослых, чтобы радовать нас
способностью к спонтанной игре, получать удовольствие от поедания
блинов и выуживать замечательные идеи из глубоких вод
бессознательного.
Читатель, впереди нас ждет грозная Воительница. Чтобы убедиться
в том, что Пуэр не подведет нас в самый ответственный момент
встречи с ней, вам нужно ответить на следующие вопросы:
• Когда и в каких делах вам во что бы то ни стало нужно
одобрение со стороны?
Теперь вы знаете: это верный признак того, что в душе поселилось
сомнение в собственных силах и личностных качествах.
• Какова природа этих сомнений? Вы не уверены до конца сами,
нужно ли вам дело, которое вы затеваете, или же страхи исходят
от инфантильного желания оставить все как есть?
• Прямо сейчас отложите ручку, бумагу и всласть помечтайте!
Однако предавайтесь грезам о смелых свершениях с одним
непременным условием: выставите Критика вон. Не вздумайте пускать
этого зануду в свой творческий процесс! Ведь критика – любимое
занятие тех, кто сам не умеет ничего делать. Когда Мечтатель вдоволь
насладится процессом своей работы, то есть когда мечта засверкает,
как ограненный бриллиант, когда вы поймете: вот то самое, что нужно
для счастья, – впускайте Реалиста-демиурга, пусть думает, как
воплощать задумку Творца в реальность.
• Каким вашим замечательным душевным порывам,
вдохновенным идеям не хватило в свое время энергии либидо?
• Какие мысли, планы, идеи вы в свое время отправили жить на
выселки, словно старика и старуху из сказки?
• Что преждевременно сочли бесплодным, бесполезным,
бесперспективным?
• Возможно, эти идеи имели в себе некий исключительный
смысл? Не пришло ли для них самое подходящее время именно
сейчас?
• Какие свои исключительные особенности, таланты,
уникальные дарования и возможности вы боитесь, стесняетесь
или стыдитесь признать?
• Какие последствия повлечет за собой решение отринуть
страхи, превозмочь стыд и сомнения?
• Что очень важное, ценное, а то и первостепенное, в своей
жизни вы старательно пытаетесь умалить?
• Не ради того ли, чтобы не замечать действительно важное,
спродуцировано большинство ваших насущных проблем, телесных
хворей и т. д.?
• Кто является для вас авторитетами, теми, кто «лучше
знает»? Всегда ли ими движет настоящая забота о вас? Искренне
ли они желают вам роста и развития?
• Что произойдет, если вы откажетесь ориентироваться на их
мнение?
• Какую «Аленку» вам, Читатель, пришла пора сжечь в печи? От
каких старых, инфантильных, нежизнеспособных установок
придется отказаться ради более свободной и творческой жизни?
• В каких вопросах вы предпочитаете оставаться наивным?
Когда пытаетесь убедить себя в том, что вместо угрозы и
опасности вы слышите «голос родной матери»?
Возможно, если врач предупредил о вероятности сахарного диабета,
пора наконец пересмотреть свои пищевые привычки? Возможно, если
партнер по бизнесу уже несколько раз подводил, пора принимать
меры, а не ждать серьезных проблем? Возможно, если кто-то ведет
себя с вами откровенно жестоко, пора признать, что это вовсе не ваша
вина, и перестать пытаться заслужить его одобрение, а просто свести
на нет это общение?
• Как часто вы предпочитаете заставлять молчать искреннего
Пуэра, который всегда точно чувствует, где правда, где ложь, где
друг, где враг, где чистосердечная забота, а где манипуляция?
• Как часто вы промениваете этот незамутненный чистый
взгляд ребенка на чужое мнение, на мнимую спокойную жизнь?
• Как выглядела бы ваша самая серьезная проблема,
неразрешимая задача с верхушки Мирового Древа?
 11
Яга-Воительница
Жена Велеса – великая богатырша Усоньша Виевна
Яга-Воительница представляет собой совершенно особенную
ипостась архетипа. Наставница, Похитительница и Пожирательница
имеют дело только с детьми – юными и наивными аспектами нашей
души. Яга-Воительница, напротив, встречается на пути только
взрослых богатырей или, в контексте психической метафоры,
испытывает наши чувства, идеи и установки, успешно достигшие
совершеннолетия, то есть прошедшие порог Сознания, укрепившиеся
в Эго. Любопытно, что у этих Ведьм не только разные предпочтения
(дети – у тех, которых мы уже рассмотрели, и взрослые – у тех,
которые ждут нас впереди), но и разная география – как в прямом, так
и в переносном смысле.
Яга, которая имеет дело с детьми, существует в северославянском
фольклоре. Это Лесная Яга, Колдунья, которая проводит обряд
инициации. Она – древняя Мать того праславянского племени,
которое, прорубая себе путь подсеками и лядинами, уходило все
дальше и дальше вглубь лесной чащи, спасаясь от свирепых
кочевников. Этот многовековой процесс продвижения на север,
выраженный формулой В. О. Ключевского «внук умирал не там, где
дед», изрядно изменил форму культа предков. Каждое новое поколение
праславян все дальше уходило от родины пращуров, захороненных в
домовинах, так напоминавших Избушку на курьих ножках.
«Домовины» – это избы для покойников, установленные на очень
высоких пнях, корни которых выглядывали из-под земли, что и делало
их похожими на куриные ноги. Ставились они таким образом, чтобы
отверстие в них было обращено в противоположную от поселения
сторону, то есть «к лесу передом». С уходом потомков «селения
мертвых» оказывались заброшенными, Великий Лес вскоре вновь
поглощал пространство погостов. Несколько десятков лет, одна-две
смены человеческих поколений – и от кладбища надземных гробов-
домовин оставались полусгнившие «избушки» на столпах, так
похожие на логово Яги. Естественно, что новым пришельцам
захороненные таким способом предки казались уже не «дедами», а
«навьями» – чужаками, враждебной нечистой силой.
Таким образом, путь к изначальной Самости идет в направлении,
обратном движению праславян, – с севера на юг, в Тридесятое царство,
в страну предков. На пути испытуемый обязательно должен
встретиться с «северной Ягой» – Похитительницей, Пожирательницей
и Наставницей, не угодить в ее печь, честно прожить в ее Избушке все
необходимые алхимические стадии инициации, послужить Ведьме,
усердно поработать на нее, получить необходимый опыт и волшебные
дары, чтобы отправиться еще дальше в южном направлении.
Помните, во многих сказках у Ведьмы есть сестры? Каждая из них
предлагает герою свои испытания. Чем старше сестра, чем ближе она
живет к Тридесятому царству – тем сложнее и опасней ее экзамен, но
тем более ценен последующий подарок и совет. Так и есть! Яга
многолика, и на пути к Восамлению нас ждет не одна встреча с ней.
Старшая сестра – Яга-Богатырша – живет у Калинового моста на реке
Смородине, что отделяет в мифах мир живых от мира мертвых, а в
психологическом смысле – Сознание от коллективного
Бессознательного.
Смородина – аналог древнегреческого Стикса, который простому
смертному предстоит преодолеть по дороге на «тот свет». Герой же
преодолевает эту реку на пути в Тридесятое царство, откуда он
обязательно должен вернуться в Явный мир, но уже не в качестве
«Ивана – крестьянского сына», а в качестве Царя собственной судьбы.
Смородина нередко упоминается в сказках и в заговорах, но там она
чаще называется просто огненной или смоляной рекой: «Не вода в реке
бежит, а огонь горит, выше лесу пламя полыхает». Близ этого
страшного места и живет самая старшая Колдунья – Буря-Яга, или Яга
Виевна.
Яга-Воительница встречается в южнославянских сказках, и хотя она
вроде бы старше по возрасту своей лесной сестры, она вовсе не
старуха, а удалая степная богатырша, мать, жена или сестра убитых
воинами змиев. Она ездит верхом на коне, носит латы и обладает
мечом-кладенцом, бесстрашно сражается с богатырями, подобно
мужчине, и чаще всего одерживает в этих схватках победу. В отличие
от Змия, что бьется с богатырями единолично, она возглавляет целое
войско. Если Воительница застает Героя, прячущегося в ее избе, она
избивает его до полусмерти, вырезает из его спины ремни или лишает
зрения. В некоторых сказках такая Яга выступает еще и как мать Змиев
– главных противников богатырей, похитителей их жен или матерей.
Чаще всего Герой сражается сперва именно с сыновьями, а уж потом с
самой Ягой как с самым опасным врагом.
Такое родство показывает тесную связь Яги со змеей. И
действительно, существует гипотеза, что этимологически ее имя
восходит к санскритскому ахи – «змея». В ее одноногости («костяная
нога») некоторые исследователи видят сходство со змеиным
хвостом145. В мифологии многих народов можно проследить связь
между хромоногостью (одноногостью) сверхъестественных существ и
змеями. Например, по белорусскому преданию, черти – хромые и
главного из них зовут Цмок («змей»). Однако другие исследователи
связывают имя Бабы-Яги уже с другими санскритскими словами: ягья
– это «жертвоприношение», а баба́ – «отшельник». Что ж, ни в том, ни
в другом случае не поспоришь: Яга-отшельница, проводящая обряды
инициации и жертвоприношения, – это Лесная Колдунья, а Богатырша,
связанная со змеями, – Степная Яга.
Дорогой Читатель, чтобы перейти непосредственно к сказкам и
реконструированным мифам о Яге-Богатырше Буре Виевне, сведений
о которой, увы, чрезвычайно мало, придется сделать небольшое
историческое отступление, иначе нам нипочем не понять ее
архетипическую сущность.
Комплекс сказок о Яге-Воительнице, в которых она либо воюет с
главным героем, либо, напротив, оказывается его помощницей после
того, как он нанимается к ней в пастухи, Рыбаков соотносит с эпохой
праславянско-сарматских взаимоотношений около рубежа нашей
эры146. Яга в ее южном варианте владеет стадами кобылиц, повелевает
степным, часто девичьим, войском, ее железная ступа очень
напоминает скифские и сарматские походные котлы. Действие таких
сказок часто переносится на берег моря, где стоит дом Бабы-Яги,
окруженный двенадцатью шестами: «На одиннадцати шестах по
человечьей голове, только один незанятый»147. Такие шесты с
черепами врагов, по описанию Геродота148, можно было встретить у
тавров в Крыму: «У тавров существуют такие обычаи: они приносят
в жертву Деве потерпевших крушение мореходов… тело жертвы
сбрасывают с утеса в море… голову же прибивают к столбу». Одним
из помощников Героя является орел – степная и горная птица: «Ну,
пойди же ты за тридцать озер; там стоит на куриной ножке
избушка, а в избушке живет яга-баба; у ней есть орел-птица, и она
тебя вынесет»149. В общем, «Все признаки ведут нас на юг, к
черноморским землям, занятым некогда “женоуправляемыми”
сарматами», – пишет Рыбаков150.
Нельзя сказать, что сарматами безраздельно правили женщины.
Однако сарматки действительно одевались, как мужчины, ездили
верхом, ходили на охоту и в военные походы. Гиппократ, современник
Геродота, рассказывает следующее: «Воинственность сарматских
женщин выражалась, между прочим, в том, что девушка выходила
замуж не прежде, как убив хоть одного неприятеля, потому
некоторые женщины оставались девственницами до старости. Они
ездят на лошадях, стреляют из лука, мечут дротики, сражаются с
неприятелем, но только до замужества… У женщин нет правой
груди, потому что вскоре после рождения матери выжигают своим
дочерям правый сосок раскаленным медным орудием, так что правая
грудь утрачивает способность расти, и вся сила и изобилие сосков ее
переходит в правое плечо и руку»151.
Итак, сарматы – это ираноязычные кочевые племена раннего
Железного века (VI–IV вв. до н. э.), заселявшие территорию
современных Украины и Казахстана. Этот народ упоминается
Геродотом, который сообщает, что он происходит от амазонок,
выходивших замуж за скифских юношей152. Что же касается
происхождения самих скифов, то автор первого в мире исторического
трактата дает две теории.
Одна из них скифская, и мы рассмотрим ее чуть позже, вторая же –
греческая; согласно этой версии, скифы были потомками самого
Геракла. Эта легенда отражает глубинный пласт истории, идущий от
самой ледниковой поры, от времен начала скотоводства. Миф говорит
о том, что однажды в поисках стада волшебных коней Герой попал в
землю Гилея, где встретил полудеву-полузмею Ехидну. Она
согласилась вернуть Гераклу потерянное стадо в обмен на ночь
страстной любви. От этой любовной связи Ехидна родила троих
сыновей – Агафирса, Гелиона и Скифа. Геракл не пожелал забрать
детей с собою в Грецию, как просила его змеехвостая дева, зато
оставил свой лук, тетиву которого мог натянуть лишь настоящий
Герой, и посоветовал устроить состязание среди сыновей.
Победителем стал младший из братьев – Скиф, от которого и пошли
все скифские цари153.
Но при чем же здесь наши непосредственные предки-славяне? Дело
в том, что страна Гилея, согласно Геродоту154, – это лесная зона
Скифии, населенная мирным племенем сколотов, или борисфенитов
(от греческого названия реки Днепр – «Борисфен»). Жители
левобережного Борисфена, в отличие от кочевых скифов, вели
оседлую жизнь, во времена Геродота (V в. до н. э.) они уже занимались
развитым земледелием и даже экспортировали пшеницу грекам155.
Именно сколотов-борисфенитов и принято считать прямыми предками
славян.
Интересно, что, по некоторым данным, Гилея почиталась у скифов
священной рощей, в которой находилось святилище Гекаты (лунной
Богини, греческой «сестры-близнеца» нашей Яги). А по другой
легенде, как было сказано выше, в Гилее обитало существо с
туловищем и лицом прекрасной женщины и хвостом змеи – Ехидна.
Что ж, и тот, и другой персонажи греческой мифологии не сложно
соотнести с Бабой-Ягой. Во всяком случае, след всех трех хтонических
мифических Дев определенно ведет к единому индоевропейскому
архетипическому ядру: к Женщине-Правительнице, к матриархальной
Богине. Основное различие между Гекатой, Ехидной и Ягой (которые,
несомненно, представляют собой различные лики одной предвечной
Богини) в том, что первая сама уступила место на Олимпе
маскулинному Богу, вторая, как и все скифские женщины, после
«вступления в брак» с Гераклом отдала царствование сыну, третья же
то ли так и осталась безбрачной и бездетной (северная, лесная
Ведьма), то ли потеряла мужа слишком рано (южная, степная Яга).
Теперь самое время сказать о первой версии происхождения скифов,
упомянутой Геродотом. Позволю себе процитировать первоисточник:
По рассказам скифов, народ их – моложе всех. А произошел он
таким образом. Первым жителем этой еще необитаемой тогда
страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая,
как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому,
конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был
Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксаис, Арпоксаис и самый
младший – Колаксаис. В их царствование на Скифскую землю с неба
упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел
эти вещи старший брат. Едва он подошел, чтобы поднять их, как
золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и
опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота
отогнал обоих братьев, но когда подошел третий, младший брат,
пламя погасло, и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие
братья согласились отдать царство младшему156.
От мифа о Таргитае, как предполагает Б. А. Рыбаков157, в русском
фольклоре остались два упоминания: древнейшая довладимирская
былина, чудом дожившая до наших дней, о богатыре Тархе Годиновиче
(которую, на мой взгляд, будет уместно рассмотреть в главе о
злокачественной Аниме), а также сказка «О трех царствах», где
главному герою во всем помогает старый богатырь Тарх Тархович,
ослепленный Ягой. Эта сказка, по мнению исследователей, является
самой популярной сказкой в русской устной традиции и, по-видимому,
самой древней. Не считая греческого мифа о Ехидне, это, несомненно,
древнейшее «зафиксированное доказательство» деяний Бабы-Яги.
Однако подробно рассматривать эту сказку в данной главе мы не
будем, она пригодится нам в дальнейшем. Скажу лишь о том, что
одним из эпитетов Яги в нескольких вариантах, собранных
Афанасьевым, является «ехидная старуха», что опять-таки дает
недвусмысленный намек на ее ближайшее родство с греческим
персонажем.
Невозможно не упомянуть и о том, что в этой сказке Яга либо
лишает ног старого богатыря Тарха, либо ослепляет, либо, в самом
«бережном» варианте, избивает его и вырезает со спины ремни.
Однако позже герою удается победить Ведьму, заставить ее раскрыть
ему тайну живой и мертвой воды и получить от нее либо меч-
кладенец, либо волшебный всевидящий шар, либо просто мудрый
совет, который помогает ему спасти плененного Царевича. Важно
сказать о том, что в этих сказках ни слова нет о том, кто такой сам Тарх
Тархович, откуда он взялся подле молодого Царевича, кто такая Яга и
почему она борется с богатырями. И здесь самое время еще раз
вспомнить схему развития религиозно-мифологических сюжетов,
предложенную Проппом, которую я дерзнула ранее несколько
расширить.
 1. Тотемизм: реально существующий обычай. Это те самые
сарматские женщины-воительницы, описанные Гиппократом.
2. Переходный период во время возникновения землепашества:
религиозный обряд. Можно предположить методом экстраполяции,
что такие женщины проводили некий особенный обряд инициации, в
котором, судя по всему, имели место и избиение будущих воинов, и
сдирание кожи со спины, и, возможно, временное символическое
лишение зрения.
3. Политеизм: миф. Славянский миф о Бабе-Яге и Таргитае или
любом другом богатыре или боге, к сожалению, не сохранился.
4. Монотеизм: сказка. Собственно «Сказка о трех царствах» или «О
слепом и безногом богатырях».

Очевидно, что нам, как минимум, точно известна первая и конечная

точка развития архетипического сюжета о Яге-Воительнице. Самая
большая лакуна появляется в переходный момент от политеизма к
монотеизму, то есть в эпоху князя Владимира, когда большинство
старинных мифов, как мы уже знаем, были переписаны под влиянием
новой религии. «Если одно и то же явление с одинаковыми
характерными признаками мы наблюдаем на протяжении известного
промежутка времени и если мы знаем его достоверно только в двух
конечных точках, то мы имеем право экстраполировать его на
промежуточные отрезки», – пишет Рыбаков158. То есть в нашем
случае мы имеем полное право предполагать наличие настоящих
мифов о Яге-Воительнице с Богами и Героями – и в промежуточную
эпоху Владимира, и в более ранние исторические времена. И вот
теперь наконец (Читатель, прокричим троекратное «ура»!) мы можем
заканчивать исторический экскурс и переходить непосредственно к
нашей главной теме.
Если в зафиксированном письменно мифологическом материале и
могут быть лакуны, то в бессознательном таковых не бывает. Душа, в
том числе и народная, этническая, во что бы то ни стало заполнит
пробелы архетипическим материалом. В данном случае нам даже не
придется додумывать мифы самостоятельно, мы можем обратиться к
«неоязыческому» творчеству А. И. Асова, известному, пожалуй, не в
меньшей степени, нежели многие настоящие фольклорные
произведения. С его «птицей Гамаюн», вероятно, знакома куда
большая часть читающей аудитории, чем с Тархом Годиновичем или
же с Магурой. Историки и филологи признают его якобы переводы
древних славянских текстов подделкой. Что ж, с точки зрения этих
наук такие выводы, по всей видимости, абсолютно справедливы. Но
вот для аналитического психолога историческая достоверность его
источников вовсе не является принципиальным вопросом. В
бессознательном отсутствует категория времени, в нем нет понятий ни
исторической давности, ни аутентичности.
Современный человек продолжает оставаться мифотворцем в не
меньшей степени, чем его предки из далеких времен. Право слово, кто
отнял право у современных авторов писать о том, чего просит душа?
Конечно, выдавать собственные произведения за древние славянские
тексты – пожалуй, лишнее. Но все же для души этноса на самом деле
не имеет никакого значения, когда и кем были написаны «Велесова
книга», «Песни птицы Гамаюн» или «Книга Коляды».
Более того, сами явления современного мифотворчества или
неоязычества как религиозного течения лишь подтверждают нашу
теорию о том, что с принятием христианства славянское язычество – и
как понимание мироустройства, и как система мифов – так и осталось
незавершенным. И, что не может не вселять в нас оптимизм,
славянская душа требует завершения гештальта, заполнения лакун в
народной памяти. Именно этим и объясняются и большая
популярность книг Асова – современного Баяна, «велесового внука», –
и то возмущение, которое они вызвали в научном мире – мире Логоса.
Даже если все его произведения суть плод фантазии, его собственной
или позаимствованной у более ранних авторов (в XIX веке появилось
много «псевдоязыческих» текстов – «Ярилина книга», «Тризны
Бояновы» и прочие, из которых Асов многое позаимствовал), это в
любом случае продукт коллективного бессознательного. Писатель, в
том числе и ваша покорная слуга, лишь придает ему удобоваримую
форму, доступную для восприятия.
Однако не будем более терять ни секунды – обратимся
непосредственно к «Песням птицы Гамаюн», «Книге Коляды»
и прочему творчеству Асова и его предшественников. Да не прогневлю
я филологов и историков, если буду называть эти произведения не
«псевдоязыческими», а «новоязыческими».
 Позволю себе привести, так сказать, «предысторию» Яги-
Воительницы в собственном пересказе, собранном по кусочкам из
разных «новоязыческих» произведений.
Велес, сын Рода всевышнего и священной Коровы Земун, был женат
сперва на Азовушке. Их счастливой обителью стал остров Буян меж
морей Черного да Азовского. На том острове дворец богатый стоял,
пред дворцом дуб да с елью волшебные.
О маскулинной символике дуба – Царь-дерева – мы уже говорили. А
вот ель – дерево женское. По старинному славянскому поверью, если
ель растет вблизи дома, в нем не будут рождаться мальчики. На
Русском Севере не сажали ель у дома, опасаясь, что «мужики не будут
жить, умирать будут, одни вдовицы останутся». Этот запрет можно
объяснить принадлежностью ели к неплодовым деревьям (согласно
болгарской легенде, ель «бесплодна», поскольку ее прокляла
Богородица). В Белоруссии ель не сажали из опасения, что «ничего не
будет родить ни в хлеву, ни дома». Особенно избегали держать ель у
домов молодоженов, дабы те не остались бездетными, дабы «семья не
искоренилась»159. Что ж, детей Велесу и Азовушке действительно не
суждено было иметь.
Когда бог Дый (верховный Бог в древнерусской литературе[42],
также Дий или Див, возможно, бог небесных вод, неба и света, одно из
имен Рода) обложил людей слишком большой данью, они обратились к
их вечному заступнику Велесу с просьбой о помощи. Далее – моя
скромная и хромая попытка копирования былинного слога – не
обессудьте:

Одолел Велес Дыя грозного,

Разрушил его небесный дворец,
Из орлиных крыльев весь сложенный,
Сбросил с небушка в царство подземное.
После с помощью Вия подземного
Дый поднялся на землю вновь
И устроил великое пиршество,
На которое он звал Велеса
Будто-словно для примирения.
Но коварный Дый не мириться хотел,
 Подмешал в его чашу отраву он.
И испив ее всю до донышка,
Велес сам в царстве мертвых нашел себя.
Он заточен был в подземелие,
В самой темной, глубокой пещерушке.
И тогда Азовушка верная
Сама тоже под землю спустилася,
Чтобы вызволить мужа любимого.
Так молила она и так плакала,
Что и сердце Вия подземного
Над ее бедой-горем сжалилось,
И тогда отпустил он Велеса.
И тогда супруги любезные
Поспешили на землю к выходу.
Но у самых ворот к свободушке
Вдруг услышали глас разгневанный.
То был сам Бог Великий Род.
Он сказал: может выйти Азовушка,
Быть свободной и жить, как ей хочется.
Но вот Велесу, прежде умершему,
Потерявшему тело прежнее,
Просто так в Явный мир не выбраться.
Путь на землю ему – чрез другие врата,
Он родится в другом воплощении,
Чтоб вину искупить, чтоб с женой снова быть
Через многие поколения.
Но Азовушка, клятве верная,
Супруга Велеса не оставила.
И закрылся им выход в Азов-горе,
И времен иных ждать осталось им.

«И потом Велес умирал и рождался много раз, он был и Доном,

сыном Дану, и Рамной, сыном Ра, и Тавром, а также Асом, Асилой и
Астером. Много ликов было и у его супруги Азовушки»161.
Ай да Асов (и его соавторы-предшественники), ай да
«фальсификация»! Нет, ну, право слово, каково?! В этом
новоязыческом мифе (хотя, безусловно, на какие-то исторические
источники его создатели все же опирались) соединяются восточная
индуистская идея реинкарнации с западными мифологемами
античного мира. Уж сколько поколений философов рассуждают на
тему, является ли Россия, а точнее, весь восточнославянский мир,
Азией или Европой, а этот миф о Велесе с его извечной супругой ясно
показывает: вопрос «или – или» не стоит вообще, потому что наш
славянский мир – это трансцендентная территория, объединяющая
противоположности.
Итак, Велес становится славянским Прометеем, который дерзнул
сломить волю самого Верховного Рода в ипостаси Дыя, за что и был
сурово наказан. Первая «человеческая» эмоция – жалость и
сострадание. Как же – ведь Герой защищал людей от божьего
произвола! На первый взгляд, все очевидно: за Велесом правда, за
Дыем кривда. Однако, как мы уже не раз говорили, спор с богами –
дело и проигрышное, и опасное. Да и деяние Велеса лишь по форме
напоминает подвиг Прометея – содержание его несколько иное.
Греческий Герой разгневал Зевса тем, что украл на Олимпе огонь и
подарил его людям. Этот поступок стал великим благом для
человечества, огромным толчком к развитию, вывел людей из дикой
первобытности. Деяние же Велеса, судя по всему, относится куда как к
более поздней эпохе: раз в мифе есть упоминание Владыки небесных
вод, которому люди несут жертвы, следовательно, речь идет об эпохе
неполивного земледелия, когда урожай, а значит, и людские жизни
напрямую зависели от количества дождей. Бог света и небесных вод –
это Отцовский принцип. А задача Отца, как реального, так и
архетипического, в отличие от Матери, – это побуждать свое чадо к
развитию и самостоятельности. К сожалению, иначе как через
конфликт и причинение дискомфорта эта задача не решается. В самом
деле, представьте ситуацию, в которой родитель продолжает
восхищаться и умильно хлопать в ладошки тому, что шестилетний
ребенок сам встает на ножки и умеет держать ложку, вместо того
чтобы уже готовить его к школе!
Дый – как мы выяснили, Бог небесных вод – вероятно, утомился сам
заботиться об урожае. Наказывая людей засухой с последующим, как
бы ни жестоко это звучало, голодным мором, он подталкивает их к
переходу на новый этап развития – к изобретению поливного
земледелия, освоив которое следующие поколения человеческие уже
сами смогут позаботиться о своем урожае. Но тут добродушный Велес
смешал Владыке все карты. В отличие от Олимпийского собрата
Прометея, он не ускорил эволюцию людского разума, а, напротив,
замедлил ее.
Дый-Род поступил с ним, нужно сказать, куда более человечно,
нежели Зевс с Прометеем. Более того, не просто человечно, но еще и
мудро: в своих множественных перевоплощениях, обеспеченных
Владыкой, Велес становится славянскому народу действительно
родным добрым Отцом. Он помогает славянам в земледелии,
скотоводстве, торговле, мореплавании – во всех без исключения
мирных делах, которые мы подробно перечислили в рассказе о Садко.
Однако при чем же здесь наша Баба-Яга? Дело в том, что в одном из
воплощений Азовушка была рождена великой богатыршей Усоньшей
Виевной – Бурей-Ягой.
Было время, когда Велес и Перун были самыми верными друзьями.
Перун почитал Велеса названым братом, ибо благодаря ему он получил
жизнь и свободу, смог победить самого лютого врага своего Скипера-
зверя. Но случилась беда великая, оба братца полюбили одну и ту же
женщину – прекрасную Диву-Додолу. Дива предпочла более молодого и
красивого Перуна. Велес не пожелал смириться с поражением и украл
Додолушку, однако она не была новым воплощением Азовушки, не
предназначалась Велесу, а поэтому и не стала его женой. Зато
дружбе его с Перуном навеки пришел конец.

Прежде было у Велеса времечко,

Честь была ему и хвала была!
Ну а ныне пришло безвременье —
И бесчестие, и бесславие… <…>
Закручинился он, опечалился,
И с печали той оседлал коня, <…>
Он доехал до речки Смородины —
А вдоль берега речки Смородины
Кости свалены человеческие,
Волны в реченьке той кипучие,
 За волной ледяной – волна огненная162.

Тут Велес повстречал трех великанов – Дубыню, Горыню и Усыню.

Дубыня тешил себя тем, что вырывал из земли вековые дубы, Горыня
выворачивал горы, а Усыня вылавливал усом осетров из Смородины.
После сражения с каждым из великанов, Велес, как это водится у
богатырей русских, побратался с ними и предложил ехать вместе.
При помощи Усыни, что перекинул свой могучий ус через реку, они
перебрались на другой берег Смородины. И увидали они Избушку на
курьих ножках. Велес знал, что это дом Бури-Яги, которая прежде в
иной жизни, когда он был богом Доном, была его супругой Ясуней
Святогоровной (о других инкарнациях он, видимо, не помнил), но
потом он погиб, и она от горя обернулась Бурей-Ягой.

Вот заходят в избу – нет в избе никого,

Есть лишь рядом хлевец, в хлеве – стадо овец.
В той избушке остались они ночевать,
А на утро Велес с Дубынею
И Усынею в лес поехали,
А в избушке Горыню оставили.
Потемнело вдруг небо синее,
Закрутилися вихри пыльные,
Приклонилися все дубравушки —
Прилетела тут в ступе огненной,
За собою путь заметая,
В вихре Буря-Яга Золотая Нога —
Великанша Усоньша Виевна. <…>
– Ты вставай-ка, Горыня, отворяй ворота!
Разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь!
Накорми меня, напои меня!
Отвечает Горыня Яге: «Не кричи!
Ужо, слезу сейчас я, Усоньша, с печи
И тебя булавою попотчую!»
Осерчала Яга – хлеб взяла со стола,
Стала бить краюшкою Змeевича.
 И побила его, отлупила,
Чуть живого под лавку забросила.
А сама затем съела братцев обед —
Трех овец и барана зажаренного:
– Мне стряпня ваша очень понравилась!
Ждите, скоро опять на обед прилечу!
Как из леса приехали братцы – спросили:
– Что ж, Горыня, ты нам не сготовил обед?
– Я не мог приготовить – я так угорел,
Что и сил не имел с места сдвинуться163.

На другой день в доме оставили хозяйничать Дубыню, затем

Усыню, но с ними приключилась вся та же история. На четвертый
раз в доме остался сам Велес.

Прилетела Усоньша Яга: <…>

– Ну-ка встань, сын Коровы, отворяй ворота!
Разводи-ка быстрей в печке жаркий огонь!
Накорми меня, напои меня!
Велес буйный бог с лавки вскакивал,
Булаву булатную схватывал:
– Ай ты, Буря-Яга Золотая Нога,
Удалая Усоньша Виевна!
Мы и сами три дня не едали,
Мы и сами три дня не пивали!
И схватил он Усоньшу Виевну,
Стал ее булавою обхаживать
И таскать по избушке за волосы.
И выбрасывал из избы ее —
А она подползала под камешек
И ушла от Велеса грозного164.

Поколотить Ягу у Велеса причины были давние. Будучи в одном из

воплощений Асей Звездинкой – тоже удалой богатыршей, – она
победила Велеса в бою и заперла в ларце, а затем возила с собой, как и
великан Святогор свою супругу. А отпустила, поставив следующий
ультиматум: «Ах удалый ты добрый молодец! Сделай ты великую
заповедь, ты возьми-ка меня в замужество! Будешь жить тогда ты
по-прежнему. Коль откажешься – знать тебе не жить. На ладонь
положу, а другой прижму, только мокрое место останется!»165. Так
что Настасья, жена богатыря Дуная, былину о котором мы
рассматривали в главе о Персоне, отнюдь не первая дева, которая
заставляет мужчину взять ее в жены в буквальном смысле при помощи
меча и дубины.
После того как Яга, обратившись змеей, спряталась от Велеса под
камнем, их схватка продолжилась в подземном мире.

Удалая Яга похаживает,

В богатырские латы одетая. <…>
– Ай же ты, дочь Вия подземного,
Друг у друга с тобой нам бы надобно
В битве грозной отведать силушку!
Тут сцепилися Велес с Виевной,
Стали биться они врукопашную.
И была удалая Усоньша-Яга —
Да обучена бою грозному,
Подхватила Усоньша Велеса,
И спустила на Землю Сырую его,
И ступила ему да на белую грудь.
Заносила тут Буря-Яга над главою —
Руку правую с булавою,
Опустить хотела ниже пояса.
По велению Рода небесного
Тут рука у ней застоялась,
А в очах у Яги помутился свет.
Разгорелось тут сердце Велеса,
И смахнул он правою ручушкой,
Сшиб он с белой груди Бурю Виевну.
И скорешенько встал на ноженьки,
Поднимал он Усоньшу Виевну
 И бросал ее на Сырую Землю,
Наступал он ей да на белую грудь.
Заносил он тогда над своей головой —
Руку правую с булавою,
Опустить хотел ниже пояса.
По велению Рода небесного
Тут рука у него застоялась,
В ясных очушках помутился свет.
Говорила тут Велесу Виевна:
– Ай ты, буйный Велес – могучий бог,
Сын Земун Коровы небесной!
Видно Род решил нас с тобой помирить,
Ты возьми меня, Велес, в замужество!
Я давала зарок: кто меня победит —
Будет мужем моим любезным.
Тут соскакивал Велес с Усоньши Яги,
Брал ее за рученьки белые,
Брал за перстни ее золоченые,
Подымал ее со Сырой Земли,
Становил на резвые ноженьки.
Становил ее супротив себя,
Целовал он Бурю-Усоньшу в уста,
Называл женою любимою166.

Тут бы и счастливый конец, да только в мифах, в отличие от сказок,

happy end случается не часто. Велес с Ягой отпраздновали свадьбу, на
которую собрались гости со всего белого света, а также приползли все
змеи из темного подземного царства. Однако такой выбор Велеса
совсем не понравился его матери Корове Земун: «Как же ты, сын мой,
женился на ведьме с зеленой кожей?» – возмутилась она. И свекровь
решила извести Ягу. Она заперла ее в бане, которую так жарко
натопила, что невестка угорела насмерть. Потом положила тело Яги в
гроб-колоду и пустила плавать по Хвалынскому (Каспийскому) морю.
Велес при заступничестве небесных Богов освободил и оживил
супругу. Однако по закону, воспрещающему жениться без
благословения родителей, он вынужден был оставить Ягу, и она одна
вернулась в свою избу у реки Смородины, став после возрождения
бессмертной.
Вот нам и ответ, откуда «в русских селеньях» так много женщин,
которые «коня на скаку остановят, в горящую избу войдут».
Перефразируя Блока, восточнославянские женщины могут сказать:
«Да, скифки мы, да, сарматки мы». У нас достаточно много терпения,
мы умеем уступать и угождать, поэтому так много мужчин из
западноевропейских стран не прочь обзавестись русской женой.
Однако терпелива и уступчива наша землячка, уж нам-то это
прекрасно известно, лишь до поры до времени, пока ей не отказали в
ужине из «трех овец и барана зажаренного», – вот тогда-то она и
«обернется к вам своею азиатской рожей». При этом «три овцы с
бараном» – это отнюдь не обязательно материальные блага, в большей
степени это касается эмоционального уровня отношений, уважения и
благодарности. Конечно, все это относится и к славянской душе
мужчины – его Анима также в определенной степени сарматка.
А впрочем, нам куда более важно понять, каким образом архетип
Воительницы реализуется во внутреннем психическом пространстве
как индивида, так и этноса. В глубинах нашего бессознательного Яга-
Воительница – это неудержимая, душераздирающая, бессознательная
жажда отмщения. Она может принимать форму ревности, зависти,
«праведного» гнева и т. д. Мы неоднократно говорили о том, что сами
по себе эти эмоции не являются патологическими.
Так оно и есть, но не в случае захвата души Ягой-Воительницей,
когда накал страстей достигает таких размеров и температур, что они
могут запросто испепелить душу, разорвать ее в клочья, не говоря уж о
полном лишении зрения – ясного видения происходящего. Для
появления Воительницы в стадии rubedo достаточно пары лишних
штрихов алого цвета, нескольких избыточных градусов – и всё:
Сознание загнано под лавку, здравый смысл и логика остались
голодными, воля избита и изломана.
Когда Велес, в данном случае символ маскулинного, рассудочного
Логоса, одерживает первую победу над Ягой, ей бы, кажется, уже
сдаться-покориться и жить себе счастливо. Это могло произойти,
стоило лишь Велесу первому, как и положено, сделать предложение
своей суженой. Ведь он, как сказано в предыстории, с самого начала
знал, что это его жена из прошлых жизней. Но он продолжил
сражаться с ней не на жизнь, а на смерть. Этот эпизод «песни» –
превосходная иллюстрация актуализации невротического комплекса,
захвата человеческой психики демоном-аффектом. Оказавшись в его
плену, мы находимся в абсолютном разладе с собой, полностью
подчиняемся разрушительным импульсам. Неведомая сила будто
заставляет нас быть в своих речах и поступках гораздо более
жестокими, бессердечными, бесчувственными, чем мы есть на самом
деле, – или, напротив, робкими, безответными овцами, согласными
пойти на заклание. Мы действуем и говорим в такие моменты как
будто помимо своей воли, а позже только диву даемся: неужели я в
самом деле был способен на такое?!
Можно ли вовсе избежать таких вот кровопролитных сражений
Эроса с Логосом в реальности? Можно ли устранить невыносимо
тяжкие переживания, когда разум и чувства устраивают настоящую
бойню в наших душах, когда здравому смыслу «все предельно ясно»,
но чувствам это абсолютно безразлично? Конечно, нет! Это означало
бы смерть – душевную или физическую. Как далеко бы ни ушли мы в
своем духовном развитии, будут моменты, когда нам придется
примирять в душе Ягу с Велесом. При этом однозначного компромисса
здесь не бывает никогда: чтобы обоим выиграть, нужно обоим также и
проиграть.
Примеров можно дать сколько угодно.
Одна моя пациентка, назовем ее Таисией, уже много лет знает, что
человек, которого она любит, может предать, бросить, обмануть в
любой момент, – это случалось уже множество раз, и тем не менее
после каждого расставания, после клятв подругам, что «на этот раз
уже точно всё!», она по-прежнему ищет любой повод, чтобы
позвонить, написать, снова увидеться.
А зависимости? Любой наркоман, алкоголик, обжора прекрасно
знает, что его привычки наносят ему колоссальный вред. Но беда в
том, что знает он это «в теории» и тешит себя иллюзиями, что в любой
момент может избавиться от зависимости, только вот «любой момент»
все никак не настает.
Велесу и Яге нипочем не найти компромисса. Как это ни
парадоксально звучит, чтобы состоялась настоящая победа, им обоим
нужно проиграть. И первым, как это и показано в «песне», должен
проиграть Велес. Ему – олицетворению здравого смысла – придется
осознать, что чувства есть и от них не избавиться никаким усилием
воли. Ягу нужно уважить – признать существование, глубину и мощь
этих чувств, и только тогда их можно будет добросовестно прожить и
изжить.
Как это может выглядеть в реальности человеческой жизни? Что
касается зависимостей, то первая ступень в программе «Двенадцать
шагов» для анонимных алкоголиков, наркоманов, обжор и т. д. – это
именно признание себя алкоголиком, наркоманом или обжорой,
признание своего бессилия перед губительной тягой, а далее –
принятие и осознание тех невыносимых чувств и переживаний,
которые заставляют заглушать себя затяжкой марихуаны, глотком
водки или очередным куском торта.
Что же касается «неудачно влюбленной» девушки Таисии, то
спасительное поражение ее здравого смысла будет заключаться в
понимании того, что она влюблена не в самого́ «редкостного
мерзавца», а в те красивые слова, которые он поет ей в периоды
воссоединения, в свои иллюзии о том, что он изменится и все у них
будет очень хорошо. Человека, которого она любит в своих мечтах,
просто-напросто не существует. Поражением Велеса будет как раз
позволить себе любить без иллюзий реального человека— лживого,
способного изменить, оставить в чужом городе без копейки денег,
взять в долг самому и никогда не вернуть, наобещать с три короба и
просто исчезнуть. Ее внутреннему Велесу нужно полюбить не свои
«воспоминания о прекрасной Азовушке» – мечту, что так и не сбылась,
а существующую здесь и сейчас «ведьму с зеленой кожей». Думается
мне, когда это произойдет в реальности Таисии, ее любви к этому
человеку хватит уже не надолго – гештальт завершится, и она сможет
свободно вздохнуть и идти по жизни дальше.
Как только Яга одерживает, казалось бы, решающую победу над
Велесом, что в реальности означало бы окончательное порабощение
разума неистовым Эросом и, как следствие, безумием, ее руку,
занесенную для последнего смертоносного удара, останавливает сам
Род – воплощение Самости, регулирующего центра души. Именно это
и случается – как в аналитическом кабинете, так и в обыденной жизни.
Чтобы некое яростное чувство изжило самое себя, нужно дойти до
исступления, до временного умопомрачения. Когда накал достигает
предела, испорченная лампочка перегорает сама собой. Когда
доходишь до самого дна своей ярости, ревности, отчаяния,
срабатывает компенсаторная функция, запущенная Самостью как
наивысшим законом регуляции психического. Иными словами, когда
сам сделал все, что только мог, наступает пора надеяться на Бога.
Само собой разумеется, «доводить Ведьму до предела» куда
безопаснее в кабинете аналитика, чем на собственной кухне в пределах
досягаемости колюще-режущих предметов. Конфликт Велеса с Ягой
нужно перевести на уровень внутренней реальности – иными словами,
снять проекцию одного из них с других людей, так как в обыденной
жизни куда проще «оставлять за собой» разумный Логос, проецируя
Ведьму на кого-то из близких, или, напротив, впадать в исступление
самому, когда рядом есть кто-то здравомыслящий.
Естественно, когда выход для проекции такого рода закрыт,
начинается настоящая агония. В ситуации, когда превращать кого-то в
козла отпущения более нет возможности, нам приходится самим
переживать неимоверное давление комплекса. Когда эмоция
удерживается внутри, что и говорить, это приносит невероятные
страдания. По существу, это и есть Пекло – ад в миниатюре, с полным
ощущением того, что мы варимся в кипящей смоле и конца этой пытки
не видать. Увы, это единственный путь освободиться из плена
мучительного комплекса. Решающая схватка Яги с Велесом недаром,
согласно «песне», происходит именно в преисподней – Пекельном
царстве Вия.
Если комплекс не опустить в Пекло, не поддать жару, он так и будет
вяло тлеть, потихоньку отравляя нам жизнь ядовитыми парами. Мы
или будем недомогать, или возведем одиночество, тоску и
недовольство жизнью в привычку, будем отыгрываться на близких
либо расслабляться при помощи алкоголя или обжорства. Поэтому, как
пишет фон Франц, «в тех случаях, когда комплекс не получает
выражения с помощью адекватной ему эмоции, необходимо, чтобы он
получил либидинозную подпитку извне»167. Для этого нужно временно
побороть разумного Велеса, который уверен в недопустимости
крайней степени эмоционального накала, непозволительности апогея
возбуждения страстей. И, повторю еще раз, решившись совершить
спуск в преисподнюю, благоразумно будет заручиться поддержкой
того, кто не раз там побывал и вышел целым и здоровым, то есть –
поддержкой специалиста.
 Итак, Род не дает Яге совершить последний смертоносный удар и
снова на время побеждает Велес. Как мы можем истолковать эту
метафору в контексте человеческих жизней? Да очень просто:
Человеку Разумному очень хотелось бы распознать все свои
изворотливые внутренние сущности, своевольные архетипические
паттерны, дать каждому имя и порядковый номер, выстроить в
шеренгу, рассчитать на «первый-второй» и отправить на общественные
работы во благо светлого будущего. Однако это, безусловно, утопия.
Во-первых, это не удалось даже самому великому Роду. Во-вторых, это
означало бы превращение человечества в запрограммированных,
бездушных роботов. Жизнь души без Яги невозможна! Кто же будет
наделять нас мудростью и сокровенными знаниями, кто будет
проводить инициацию, испытывать на прочность наши мечты и
убеждения, подталкивать к духовному росту и развитию?
Временное поражение Яги Велесом олицетворяет ограничение
Эроса пределами объективной реальности. Так ребенок, бьющийся в
истерике, рано или поздно обнаруживает, что это больше не
срабатывает: взрослые, вместо того чтобы суетиться вокруг него,
исполняя любые капризы и прихоти, в один прекрасный момент
просто уходят заниматься своими делами, не обращая на него никакого
внимания, – и приходится успокаиваться, вытирать слезы и идти
прибирать игрушки.
Итак, Яга и Велес, проиграв друг другу, выиграли. Поражение
каждого в отдельности – это принятие догмата о том, что ни разум, ни
чувства не могут получить постоянное единоличное главенство. Род
одновременно демонстрирует им их равенство друг другу и
подчиненность высшей регулирующей силе.
Вот здесь, казалось бы, самое время для счастливого конца:
единство противоположностей, священная алхимическая свадьба
лунного Эроса с солнечным Логосом. Однако не судьба быть Велесу с
Бурей-Ягой навеки вместе. Боги разлучают их, ибо место Велеса, как
покровителя скотоводов и земледельцев, торговцев и баснописцев,
зодчих и путешественников, – в Явном мире, а место Яги, как
хранительницы границ между сознанием и бессознательным,
безумием и светлым разумом, жизнью и смертью, – в Избушке на
курьих ножках, что на реке Смородине. Оба они слишком важны и
необходимы каждый на своем посту в человеческой душе. А порядок,
что Всевышним Родом испокон веков предначертан, намного выше,
важнее и справедливее, нежели человеческое понимание «счастливого
конца» и воздаяния по заслугам.
Прежде чем мы перейдем к следующей ипостаси великой
многоликой Бабы-Яги, подведем итог: какую все-таки функцию
выполняет в нашей душе грозная, непобедимая сарматка-богатырша
Буря-Яга Усоньша Виевна?
Столкновение с ней происходит всегда во времена серьезного
кризиса. Это столкновение двух реальностей: «ведьминской»
(психотической) и «нормальной» (понятной и логичной); это схватка
привычной системы мировоззрения с некой новой объективной
действительностью, противоречащей всему предыдущему опыту. Это
тот наитягчайший период жизни, когда новая, доселе неизведанная
действительность уже воспринята на уровне чувств, но еще не
переработана Сознанием, не включена в его понимание нормы. Ее
усвоение крайне затруднительно на данный период времени, так как
для этого требуются качественно иные паттерны поведения и
механизмы Сознания, пока отсутствующие. Вот и приходится герою
идти за Калинов мост через реку Смородину в мир предков, в область
глубинного коллективного бессознательного, где имеется абсолютно
все, некогда существовавшее в Явном мире. Переход этот страшен,
опасен и фатален – вернувшись из такого путешествия, человек
меняется навсегда.
Еще непременно нужно сказать о Яге-Воительнице, что только она –
воплощение неистовой яростной страсти, все сметающей на своем
пути, – может противостоять настоящему злу. Однако об этом мы
поговорим в соответствующей главе, в рассказе о Кощее Бессмертном.
Дорогой Читатель, прежде чем мы с вами пустимся в дальнейшее
путешествие, у меня есть для вас один-единственный вопрос:
• Осознаёте ли вы в себе древнюю воинственную,
разрушительную, яростную силу? Готовы ли вы принять ее?
Воительница, бесспорно, столь страшна и буйна, что признать ее
существование в собственной душе, а тем более ассимилировать ее в
Сознании чрезвычайно непросто человеку цивилизованному. Но, как
вы знаете, один из законов нашей психики таков: если что-то реально
существующее в душе (а уж в реальности Усоньши Виевны
сомневаться не приходится) не признаётся как нечто свое собственное,
это проецируется вовне. И тогда мы встречаемся с грозной
Воительницей во внешней жизни в виде чужой воли, вероломно нам
навязываемой, в виде коварного использования наших ресурсов в
чужих целях, в виде обманов, предательств, жестокого обращения и
т. д. и т. п.
 12
Яга-Дарительница
Совершение последних ритуалов
В типологии Проппа сказки о Дарительнице и Проводнике-
Посреднике выделяются как два разных вида мифологем, но в нашем
путешествии-исследовании оснований для их разделения нет. И
вещественный волшебный дар, и мудрый совет Лесной Колдуньи
имеют одну и ту же цель – помочь Герою преодолеть трудности в
дальнейшем пути, в мире по ту сторону реки Смородины, и
совершить свой главный подвиг: справиться с основным истязателем
души, Кощеем, вернуть порабощенную позитивную Аниму,
расколдовать Анимус, освободить Добрую Мать и т. д.
Ни совет, ни дар Яги не имеют большой ценности в прежнем мире
Героя, из которого он отправился в путь. Яга не снабжает посетителей
ни сувенирными изделиями, ни бытовой техникой, ни подарочными
сертификатами парфюмерных магазинов. Из ее волшебного блюдечка
не попить чая. Не даст она и скатерти-самобранки, что накормит Героя
в обычной жизни. Живая и мертвая вода, секрет которых известен ей
одной, служат вовсе не для утоления жажды и приготовления супов. Ее
дары и советы пригодны лишь в мире за Калиновым мостом. Они
жизненно необходимы в Нави и абсолютно бесполезны в Яви, где
упование на магию и колдовство – лишь напрасная трата отпущенного
нам драгоценного времени.
Пойти на сеанс к салонной ведьме, гадалке или экстрасенсу может
лишь человек, не имеющей связи с собственной настоящей Колдуньей
в душе и, более того, струсивший или отчаявшийся эту связь
восстановить. Однако «загребать жар чужими руками», как выясняется
впоследствии, – слишком дорогое решение. Дорогое, к сожалению,
отнюдь не только в денежном эквиваленте – отказ от инициации
оборачивается куда более серьезными утратами, нежели растраченные
средства. Но это, дорогой Читатель, конечно, не имеет к нам ровным
счетом никакого отношения, ведь мы уже находимся в Избушке на
курьих ножках, и даже большая часть обрядов инициации нами к сему
времени уже пройдена. Пора, собственно, получать заслуженные дары.
Однако мы знаем: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Попросить Ягу о подарке да добром совете еще нужно правильно
уметь.
Именно из сказок о Яге-Дарительнице, столь любимых славянами,
складывается образ эдакой незлобивой старушки с причудами, чуть ли
не родной бабушки, которая радушно встретит Героя, напоит-
накормит, в баньке помоет, спать уложит, благословит в путь-дорогу,
смахнув слезу с морщинистой щеки, да еще и надает с собой
всевозможных дорогих гостинцев.
Эх, вот бы так оно и было всегда! Запутался в жизни, пришел к
аналитику, получил инструкцию по применению собственной судьбы –
и дело с концом, живи-поживай да добра наживай! Ни в печи себе не
гори, ни на мечах с Воительницей не бейся, ни в тюрьме-избушке срок
не мотай. Пришел, заполнил заявку на счастье, и «получите-
распишитесь, вот вам волшебный клубок, меч-самосек, конь-огонь и
остальное, согласно перечню». Однако, увы, все отнюдь не так просто,
как мечталось бы. Аудиенцию у Дарительницы нужно еще заслужить.
Да и попадает к ней отнюдь не каждый сказочный герой.
Избушка Яги-Дарительницы «поворачивается передом»
исключительно ко взрослым героям, добровольно пришедшим в самую
чащу леса, чтобы встретиться со страшной Колдуньей. Обратиться к
Яге за помощью может только зрелая часть личности, с честью
прошедшая все предварительные испытания. Такой герой уже доказал
свою дееспособность в Явном мире, он был успешно встроен в
«аграрный процесс», а то и организовывал его сам, ведь он чаще всего
царевич. Даже несмотря на то, что он, опять-таки, чаще всего младший
сын в царской семье, согласно «лествиничному праву»,
действовавшему на Руси со времен Мономаха, он все равно получал в
наследие какое-нибудь княжество, жену знатного рода, собственное
войско и права на престолы старших братьев в случае их гибели.
В общем, его безбедная жизнь была гарантирована порядком и
законами предков. Однако он тот, кто откликается на зов Самости –
отправляется, отказавшись от законного довольства и привычного
комфорта, за изменением собственной жизни, при этом, нужно сказать,
не имея никаких гарантий успеха предприятия.
Толчком к его путешествию становятся какой-то кризис, большая
утрата, невозможность существовать по-старому. Но бывает и по-
другому: когда Герой отправляется в опасный путь для улучшения и
так довольно сносного состояния – за молодильными яблоками, жар-
птицей, красавицей-невестой. Это случается в реальности довольно
редко, но зов Самости может прозвучать и в ощущении вдохновения
или радости, когда вкус жизни становится настолько насыщенным и
богатым, что мы понимаем – это, переполняющее нас, во что бы то ни
стало нужно выплеснуть в материальных изменениях, привнести во
внешний мир, разделить с другими. Важнее всего то, что откликнуться
на зов в сказках о Яге-Дарительнице – это всегда собственный выбор
героя.
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь;
у этого царя было три сына, все они были на возрасте. Только мать
их вдруг унес Кош Бессмертный. Старший сын и просит у отца
благословенье искать мать. Отец благословил; он уехал и без вести
пропал. Середний сын пождал-пождал, тоже выпросился у отца,
уехал, – и тот без вести пропал. Малый сын, Иван-царевич, говорит
отцу: «Батюшка! Благословляй меня искать матушку». Отец не
отпускает, говорит: «Тех нет братовей, да и ты уедешь: я с кручины
умру!» – «Нет, батюшка, благословишь – поеду, и не благословишь –
поеду». Отец благословил168.
«Правящая верхушка» Сознания – родители Героя, царь с царицей
либо вдовствующий государь, как в вышеприведенном отрывке,
предпринимают попытку отговорить любимое чадо, младшее в семье,
от опасного предприятия. И это немудрено, так как призвание и цели
Героя существенно отличаются от насущных потребностей Эго. Сам
царь в сказках никогда не предпринимает попыток самостоятельно
вернуть супругу или дочь, не собирается собственными силами
воевать с Кощеем, не отправляется самолично в опасное предприятие,
чтобы раздобыть ему же нужные молодильные яблоки или жар-птицу.
Эго хочется всего-навсего автомобиль побольше, подольше поспать,
есть сколько угодно и при этом не толстеть, пить сколько влезет и не
мучиться похмельем, да еще, ладно, так уж и быть, богатства и славы.
А Герой – он отправляется в рискованный поход вовсе не из-за
стяжательных или честолюбивых целей, он просто не может поступить
иначе. Так мужчина, не полицейский и не профессиональный
спасатель, бросается на рельсы поезда в метро, чтобы спасти упавшего
ребенка, вовсе не ради славы в прессе и народной любви, которая
продлится дня три. Он просто не может иначе. Его деяние – это риск,
причем риск без всякой гарантии на успех: он мог бы и не успеть
спасти малыша, и тогда погиб бы вместе с ним. Где есть гарантия –
там Герой не нужен. Послушал бы он Эго – ребенок бы был раздавлен.
Дарительнице нужно убедиться в доброй воле Героя, который
осмелился потревожить ее, поэтому она задает вопрос: «Своей охотой
али неволей зашел сюда, Иван-царевич?» Или: «Что, добрый молодец,
от дела лытаешь или дело пытаешь?» Этот вопрос – уже загадка, при
помощи которой Старая Ведьма проверяет, истинный ли перед ней
Герой или случайный странник, имевший несчастье зайти в ее логово.
Правильным ответом, известным только Герою, будет: «Своею
охотою, а пуще неволею».
Что значит такой парадоксальный ответ? «Своя охота» – это добрая
воля Героя, он осознаёт всю опасность выбранного им пути, его ведет
не аффект, а обдуманное, порой тяжело выстраданное решение. И тем
не менее вторая часть ответа – «а пуще неволею» – показывает, что
Герой осознает: есть некие высшие силы, замысел которых он
воплощает в жизнь. При этом, скорее всего, настоящие, конечные цели
Самости ему неизвестны. Именно поэтому он нуждается в колдовском
посредничестве архетипа, именно поэтому Баба-Яга, древняя
хтоническая сила, становится его помощницей и проводником.
Когда ты начинаешь движение по пути к инициации, ты
действительно знать не знаешь, к чему все это может привести. «Своя
охота» – это, пожалуй, лишь первый шаг, когда душа, жаждущая
обновления, пробуждения, созидания бросает вызов консервативному
Эго. Последнее смиряется с Героем, влекомое своими эгоистичными
целями. Например, Эго надеется прославиться или разбогатеть за счет
подвигов, совершенных Героем. И даже в тех сказках, где царь-
Сознание сам отправляет Героя в опасное путешествие, чтобы
раздобыть молодильные яблоки, молодую супругу или живую воду,
Эго только кажется, что это его собственная интенция. Оно здесь
также играет всего лишь заведомо отведенную ему роль. Но так как
Эго мнит себя «царем горы» и действительно имеет большую власть в
вещественном мире, Самость обличает истинную потребность в
угодную Эго форму, заворачивает в красивый фантик амбициозных
надежд, сулящих молодость, привлекательность для «молодой
царевны», усиление власти или несметные богатства.
 Что же касается Героя, то он, в отличие от «правящей верхушки»,
выступает на стороне целостной души, он идет в опасный путь ради
обновления «всего царства», ради самого созидательного процесса.
Ему не нужны ни молодильные яблоки, ни трон, ни казна, ни даже
супруга царских кровей невиданной красы, но в результате именно он
обретает все.
И действительно, много ли известных художников, поэтов,
музыкантов, ученых начинали творить с единственной целью стать
богатыми и знаменитыми? Конечно, нет! Они просто не могли иначе,
хотя в начале пути им приходилось отказаться от многого. Простое
следование «аграрному процессу» в отправной точке движения к
инициации казалось куда более безопасным и прибыльным делом.
Поэтому – да, инициацию мы проходим, безусловно, «своей
охотою», но «еще пуще неволею», вернее, волей Самости, которой
Герою ничего не остается, как только верить «на слово».
Принятие неопределенности – одна из характерных способностей
зрелой личности, одно из обязательных качеств героя, решившегося на
большие жизненные перемены, одно из непременных условий
получения волшебных даров. При этом неопределенность длится не
день, не месяц, не неделю. Скоро только сказка сказывается, так там и
герои счастливо умирают в один день через три страницы. В реальной
же жизни результаты значительных перемен могут вызревать годами.
Герой, заслуживающий подарков Яги, – это также тот, кто уже
доказал свою силу, решимость и отвагу, кто уже совершил какие-либо
подвиги, проявил себя в бою, осмелился сделать то, чего побоялись
остальные.
Пошли братья гулять по саду и нашли громадный камень. «Ишь
какой камень! Нельзя ль его с места сдвинуть?» – сказал Иван-
царевич, уперся в него руками, возился-возился – нет, не берет сила;
попробовал Иван кухаркин сын – камень чуть-чуть подвинулся.
Говорит им Иван Быкович: «Мелко же вы плаваете! Постойте, я
попробую». Подошел к камню да как двинет его ногою – камень ажно
загудел, покатился на другую сторону сада и переломал много всяких
деревьев169.
В этом отрывке первое деяние Героя будто бы совсем незначительно
– всего-то сдвинуть камень. Но, во-первых, тем самым он
демонстрирует великую силу, потенцию для будущих настоящих
подвигов, а во-вторых, важна и сама символика камней. Мы уже
рассматривали в предыдущих главах камень как символ вечной жизни,
связи с прошлыми поколениями. В данном деянии эта метафора
разворачивается одновременно в двух значениях.
С одной стороны, герой легко откидывает тот жизненный опыт и
устав, что был накоплен и определен его предками, может быть, в
течение сотен лет. Это чрезвычайно отчаянный и опасный поступок.
Рыбаков относит сказку о Иване Быковиче к одним из самых древних,
уходящих корнями глубже рюриковских времен более чем на тысячу
лет. Вероятно, не столь далекие предки Ивана Быковича – это те
праславяне, что спасались от воинственных гуннов, уходя вглубь лесов
на север, и, согласно их представлениям, обратная дорога в южном
направлении была равнозначна добровольному согласию на верную
смерть.
А с другой стороны, герою, доказавшему богатырскую силу и
бесстрашие, открывается путь в подземелье, через которое можно
попасть в Тридесятое, а в более древних сказках, как «Иван
Быкович», – Солнечное царство: «Под тем камнем подвал открылся, в
подвале стоит конь богатырский, по стенам висит сбруя ратная:
есть на чем доброму молодцу разгуляться!»
В реальной человеческой жизни путь к Восамлению также
начинается с малых подвигов. Для кого-то «сдвинуть камень» – это
просмотреть вакансии в поисках новой работы, для кого-то – изучить
информацию об усыновлении ребенка, или узнать расписание работы
клуба анонимных алкоголиков, или наконец-то выложить свои стихи
хотя бы в Интернете. Примеров миллионы. И каждый из нас отлично
знает свои «камни».
В большинстве вариантов подобных сказок Герой в одиночку
решается спуститься в подземелье, братьев же оставляет ждать у входа
в иной мир, чтобы потом они могли помочь ему подняться. И это
чистейшая правда жизни – подвиги совершаются в одиночку. Вам еще
очень повезло, если «братья», что остались в прежней жизни, готовы в
случае неудачи или опасности подстраховать вас. «Иван Быкович» –
редкая сказка, в которой братья действительно помогают Герою
вернуться из путешествия в потусторонний мир. В большинстве же
подобных сюжетов они дожидаются, пока младший брат подведет к
выходу на белый свет отвоеванных царевен, вытаскивают «добычу», а
затем обрывают ремни и оставляют Героя на верную смерть, и потом
ему приходится совершить еще немало подвигов, чтобы восстановить
status quo.
Подруги одной моей клиентки, жены успешного бизнесмена,
назовем ее красивым именем Изольда, годами поддерживали ее в
разговорах на тему «мой муж мерзавец и тиран», снабжая и
собственных супругов схожими эпитетами. Но вот когда Изольда
действительно решилась после очередной измены мужа и пьяного
дебоша с рукоприкладством подать на развод, а также отсудить
часть бизнеса и попробовать управлять им самостоятельно, подруги
вдруг запели совсем иные песни: мол, так и останешься теперь на всю
жизнь одна, да кто же в твои «за сорок» начинает работать и т. д.
Очень и очень часто близкие люди, которые клялись поддерживать
вас всегда и во всем, кардинально меняют свою точку зрения, как
только от слов вы решаетесь перейти к делу, как только по-настоящему
запахнет жареным. И это нормальная реакция и стандартная
архетипическая проверка. Соблазны оставить все как есть, «а там
поживем-увидим, может, все как-то само собой утрясется», есть
всегда. Они исходят как изнутри собственной психики, так и извне – от
семьи, друзей, всевозможных «доброжелателей», которых Кэмпбелл
называет «людоедами»170. Скорее всего, общество будет пытаться
давить на все ваши болезненные точки: «Это безрассудно», «Это
чистой воды эгоизм», «Когда одумаешься, уже будет поздно».
Выдержать подобный натиск нелегко, но это проверка настоящего
Героя, единственного, кто достоин помощи самой великой Лесной
Богини.
Но, что характерно, что бы там ни было в начале, «братья-
людоеды», как и Эго, вовсе не прочь попользоваться результатами
деяний Героя.
Так, одна из подруг Изольды, которая чуть ли не сильнее остальных
отговаривала ее подавать на развод и отсуживать бизнес, когда ее
саму бросил муж, нанялась помощницей в магазин новоиспеченной
бизнесвумен, а потом украла клиентскую базу и ушла к другому
предпринимателю.
Что ж, паттерн братьев-предателей, описанный нашими предками в
одной из самых древних сказок, собранных Афанасьевым,
архетипически точно повторяется в XXI веке:
 Вот Ивашко посадил на ремни девицу из медного царства и затряс
за ремень; братья потащили и вытащили девицу, а ремни опять
опустили. Ивашко посадил девицу из серебряного царства, и ту
вытащили, а ремни опять опустили; потом посадил он девицу из
золотого царства, и ту вытащили, а ремни опустили. Тогда и сам
Ивашко сел: братья потащили и его, тащили-тащили, да как увидели,
что это – Ивашко, подумали: «Пожалуй, вытащим его, дак он не
даст ни одной девицы!» – и обрезали ремни; Ивашко упал вниз. Вот,
делать нечего, поплакал он, поплакал и пошел вперед171.
Как избежать подобных ситуаций в реальной жизни? Как не стать
жертвой братьев-предателей? Во-первых, держать ушки на макушке:
если близкие не поддержали вас в начале пути, никак не сопутствовали
вам в решении изменить свою жизнь, то, скорее всего, и далее, даже
при условии вашего очевидного и неоспоримого успеха, они будут
бессознательно стремиться вернуть вас в исходную точку. Ведь они-то
не изменились, они-то в ином мире не побывали, со Змием не
сражались, к Яге не заглядывали. Для них все ваши успехи – это
«просто повезло». А баловней судьбы, хоть и мнимых, люди не любят,
ох как не любят! Им завидуют, да и только.
А во-вторых… да никак, по большому счету, не избежать подобных
каверз из прошлого. Просто нужно знать: пока такие «братья»
остаются в жизни и имеют возможность навредить – это значит, что
ваша собственная трансформация еще не закончена, не все еще
завершено в мире по ту сторону Смородины, остались еще
несвершенные подвиги, неспасенные царевны, нерасколдованные
царевичи. Поэтому нам остается одно – поплакать, как Ивашка из
вышеприведенного отрывка сказки, да и снова двигаться вперед.
Однако вернемся к Избушке Бабы-Яги. Если Герой устоял перед
натиском «людоедов», сдвинул первые камни, далее ему нужно
предпринять главный шаг. Старшие братья сопровождают его лишь до
тех пор, пока не увидят непреодолимое, на первый взгляд,
препятствие: темный, непроходимый лес, стеклянную гору, на которую
обычному человеку нет никакой возможности взобраться, лаз в
подземелье и т. п. Это – граница, предел нашей прежней зоны
комфорта. За ней заканчивается все то, что было ведомо Сознанию,
которое только и умеет, что воспроизводить прежний опыт.
 После заветной фразы «Избушка, избушка, повернись к лесу задом,
ко мне передом» врата в другой мир будут распахнуты и возврат к
прежнему состоянию комфорта будет еще очень и очень долго
недоступен. Никаких больше «синиц в руках» – придется ловить
«журавлей в небе»; никакой «своей рубахи», что «ближе к телу», –
сперва придется надевать воинские доспехи, а потом, возможно, и
царскую мантию; недостаточно отныне и впредь будет «хвалить свое
болото» – придется «кулику» взлетать туда, где парят орлы да соколы.
С момента, когда Избушка распахивает Герою свои двери и на
пороге появляется Баба-Яга, ему уже нет пути назад. Главное сейчас –
не лишиться сознания, иначе попадешь во власть аффекта и
погибнешь. Ужас, шок, полнейшая растерянность – это нормальное
переживание встречи с Ягой. Надо выстоять, не поддаться панике, ибо
бежать некуда: не сможешь связно объяснить Колдунье, кто ты такой и
зачем пришел, – сожрет и косточек не оставит. Уровень тревоги в
ситуации, когда мы уже стоим на пороге фатальных изменений и
боимся произнести решающую фразу, после чего наша судьба пройдет
точку невозврата, – невероятно высок. Но чем дольше мы топчемся на
пороге, тем дольше длятся наши мучения.
Часто эта нерешительность принимает форму невроза – например,
панических атак, когда человек в страхе инфаркта или инсульта, к
которым нет никаких органических предпосылок, мучительно
оттягивает момент истины. Можно годами обследоваться у самых
разных специалистов, от Айболита до доктора Хауса, потратить целое
состояние на всевозможные чудо-средства от фармакологии, но
мучения закончатся лишь тогда, когда вы честно признаетесь Бабе-Яге,
зачем пожаловали. Нет сил больше жить с супругом, несмотря на то
что он хороший парень, – скажи, что хочешь развестись, невзирая на
муки совести, страх одиночества и прочую неликвидную в мире за
рекой Смородиной чепуху. Опостылела работа – скажи, что мечтаешь
заниматься дайвингом и плетением авторских салфеток из хвои,
вопреки опасениям остаться без гроша в кармане и прослыть чокнутой
среди своих знакомых. И… слушай внимательно, запомни крепко-
накрепко каждое слово:

Если Яга поверит, что твои намерения серьезны,

отныне решение твоих проблем – наполовину ее дело.
 Она снабдит тебя всем необходимым, чтобы ты достиг
цели.
Она оснастит тебя такими дарами, подсказками и
помощниками,
о которых ты и мечтать не мог в своем прежнем мире.

Основываясь на прежних сознательных критериях, невозможно

добиться повышения уровня осознанности, а следовательно, и
глобальных перемен – обязательно должны вмешаться
сверхъестественные, с точки зрения текущей Эго-установки,
бессознательные силы, которые и олицетворяет Баба-Яга. Она живет в
точке пересечения двух миров – сознательного и бессознательного,
прошлого и будущего, материального и духовного, человеческого
профанного и божественного сакрального. Именно Яга управляет
процессом трансформации. Она занимает эту «должность» тысячи лет.
И будьте уверены, свою «работу» она знает хорошо. Настоящий Герой,
который пришел к ней с твердым решением, который уже подтвердил
свои намерения реальными действиями, который смог соблюсти все
ритуалы, обязательно получит причитающиеся ему дивные дары,
драгоценные решения, исключительные советы.
Яга может «материализоваться» в виде учителя, наставника,
психолога, мудрой книги, вдохновляющей мелодии или картины, на
которую отреагирует ваша душа, и из недр бессознательного на свет
появится решение, не приходившее до этого в голову. Будут появляться
новые люди, новые, доселе невообразимые обстоятельства и
возможности, вы будете видеть новые сны – важные,
запоминающиеся, полные глубокого смысла. Дарительница имеет
тысячи ликов, в ее тайниках спрятаны сотни тысяч волшебных даров.
Кто знает, какие именно припасены Судьбой лично для вас?
Однако я слегка забегаю вперед. Чуть выше мы говорили о важности
соблюдения ритуалов. Это необходимая составляющая выдачи призов
в Избушке на курьих ножках. Поэтому давайте-ка остановимся на них
поподробнее.
Кроме того, что Герой знает, куда и зачем пришел, в отличие от
похищенных детей, которые попадают в Избушку не по своей воле, он
также должен показать, что понимает, кто перед ним. Он должен
назвать Бабу-Ягу по имени, тем самым признав ее силу и могущество в
сравнении с человеческим Эго, но в то же время показать, что он не
собирается пугливо отступить, а хочет разговора на равных:
«Фу-фу-фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не
видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». –
«Эй, Баба-яга, не бранись, слезь-ка с печки да на лавочку садись.
Спроси: куда едем мы? Я добренько скажу». Баба-яга слезла с печки,
подходила к Ивану Быковичу близко, кланялась ему низко:
«Здравствуй, батюшка Иван Быкович! Куда едешь, куда путь
держишь?» – «Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на Калиновый
мост; слышал я, что там не одно чудо-юдо живет»172.
Имя сакрально; недаром в русской глубинке по сей день существует
обычай не сообщать посторонним имя новорожденного, пока ему не
исполнится сорок дней, так как считается, что тот, кто знает имя, имеет
и власть над его носителем. С той же целью в первые века
христианства на Руси люди имели по два имени: первое, «семейное»,
знали только домочадцы, второе же, данное при крещении, было для
всех остальных, то есть относилось в большей степени к Персоне, чем
к подлинной личности.
Эти обычаи имеют очень глубокий смысл. «Имя»-«Слово», по-
гречески Логос, – это то, что было в исходной точке сотворения мира,
когда Бог начал выделять смысл-естество отдельных предметов,
существ, явлений из предвечного хаоса Вселенной. Сознание Человека
точно так же рождалось из первобытного бессознательного,
беспредельного и безвременного месива, когда он начал
дифференцировать пространство внешнего мира, разделяя его на
отдельные предметы и события и тем самым обретая над ними
контроль. Библейский Адам нарек всех тварей земных и получил
таким образом власть над ними. В иудаистской традиции чудотворец –
это баал шем, то есть «хозяин имени». Тот, кто знает имя вещи, знает и
ее суть и сам встраивает ее в свой миропорядок.
Бог наделил Человека Логосом-словом и Логосом-разумом. Через
наименование вещей человек получил от Бога власть над миром.
Именно в способности давать имена проявляется сила и воля
Сознания. В сакральном ритуале имянаречения содержится творческое
«да будет!..» Поэтому каждый ребенок в период обретения речи
подобен юному богу, вновь создающему собственный мир.
Именование, согласно о. С. Булгакову173, есть акт рождения –
соединения имени-идеи с материей, запечатления идеи материей. Имя
также аналогично платоновскому эйдосу: древний философ считал,
что, называя вещи по имени, мы постигаем их идею и предназначение.
Наибольший страх вызывает то, что неведомо, чему нет имени в
нашем Сознании. Страх неизвестности, анонимности (от др. – греч.
anonymos, «безымянный») – одно из самых древних, архаических
переживаний. Преступая роковую черту, Герой оказывается на прежде
неизведанной территории. Реальность в это время кажется ему столь
же зловещей, как темнота первобытному человеку, который еще не
умеет добывать огонь и освещать внешнее пространство. Однако, как
только мы обретаем дар речи (недаром эта идиома означает выход из
парализующего аффективного состояния), к нам возвращается
способность владеть ситуацией посредством ее поименования –
подчинения Логосу-слову и Логосу-разуму.
Что значит «назвать Бабу-Ягу по имени» в реальной жизни? Это
значит понять, что та ужасная, безвыходная и безнадежная ситуация, в
которой ты оказался, является, во-первых, результатом твоего
собственного выбора; во-вторых – обязательной стадией nigredo,
которая предвещает обновление, и скоро непременно придет
облегчение. А в-третьих, бойся, но иди вперед – обязательно совершай
то, на что долго не решался ранее: могущественная помощница уже с
тобой. Подтверждай свои решения реальными действиями, и очень
скоро получишь волшебные дары, которые тебе прежде и во сне не
снились!
Как только некое обстоятельство лишается нуминозной окраски,
перестает быть фактором, наделенным свойствами, превосходящими
возможности Эго, выходящими за пределы Сознания, оно становится
просто именем – доступным Сознанию явлением. Назови его – и сила
его ушла.
Приведем для наглядности «соматическую» метафору. Представьте
себе: вы впервые сталкиваетесь с чудовищной мигренью или
аритмией, когда сердце то «проваливается» куда-то, то бешено
пускается вскачь (тьфу-тьфу-тьфу, конечно, через левое плечо). И вот
вы в паническом ужасе чуть ли не готовитесь прощаться с жизнью.
Все это закончится, как только вы узна́ ете настоящее имя этих
мучительных симптомов: мигрень и аритмия, а вовсе не «люди
добрые, похоже, мне конец». Если вам попадется мудрый и
добросовестный терапевт, который, вместо того чтобы скармливать
вам кучу «волшебных таблеток» за бонусы от фармацевтических
компаний, честно объяснит, что вы вообще не больны в медицинском
смысле слова, и перенаправит в кабинет психоспециалиста, вскоре вы
узнаете, что тревогу, канализировавшуюся в телесные симптомы,
можно вылечить только… жизнью – принятием давно откладываемого
решения, разрешением морального конфликта и т. д.
Когда мы понимаем, что то ужасное состояние, которое мы
испытываем, есть норма, болезненный, но необходимый этап
душевного исцеления, смиряемся и признаём могущество Бабы-Яги,
она дает нам волшебный клубок – путеводную нить, которая поведет
нас дальше к более целостной жизни, полной радости и глубокого
смысла. Ведь когда мы узнаём, что серьезно больны и нам требуется
хирургическая операция, мы не тянем с решением. Да, будет какое-то
время больно и дискомфортно, мы будем временно вынуждены не
вставать с постели, привычная жизнь замрет, все насущные дела уйдут
далеко на задний план. Но если мы смиримся и стерпим, доверим
хирургам управлять нашей жизнью, пока бесчувственное тело лежит
под наркозом, назовем врачей «врачами», а не «истязателями»,
«живодерами» и «инквизиторами», – вскоре наша жизнь станет более
полной и свободной: можно будет вновь быстро бегать, а не ходить с
палочкой и страдать одышкой, есть любимую пищу вместо овсяного
киселя и без мучительных болей в животе и т. д.
Таким образом, Герой, первым обратившись к Яге по имени,
обретает власть над архетипом, показывает, что он знает не только с
кем имеет дело, но также и суть, и смысл их встречи. В этом случае
Яге не остается ничего другого, как стать его союзницей.
Иногда, прежде чем одарить героя чудодейственными изделиями
или помощником в виде волшебного коня, собаки или даже жабы (как
в сказке о Федоте-стрельце), Яга прежде задает ему службу. Чаще
всего герой нанимается к Ведьме в пастухи – в течение трех дней он
должен пасти табун волшебных кобылиц. А те, стоит им выбежать из
загона, тут же разбегаются по всему белому свету. Но если к закату
Баба-Яга не досчитается хотя бы одной, герой поплатится своей
головой – таков уговор. Согнать стадо вместе Ивану помогает
волшебная дудочка, подаренная его дядькой (который представляет
одну из ипостасей все того же Велеса).
 Что есть метафора волшебных кобылиц в контексте реальной
жизни? Сразу обращает на себя внимание тот факт, что герой пасет
именно кобыл, а не жеребцов, то есть речь идет, несомненно, о
чувственных аспектах психики. Дикие кобылицы – это
недифференцированные эмоции, которые не то что не контролируются
Сознанием, но даже не запечатлеваются в нем. То есть это то, что в
психологии называется аффектами, – те состояния, в которых мы будто
вовсе лишаемся разума и лишь постфактум осознаем, что вели себя
отнюдь не самым благоразумным образом.
При этом речь идет вовсе не только о тех эпизодах в криминальных
фильмах, где адвокат доказывает, что его подзащитный убил-де жертву,
будучи в состоянии аффекта – то есть попросту в состоянии
невменяемости. Это случается и с самыми обыкновенными людьми,
вполне вменяемыми в глазах общественности, – с каждым из нас.
Аффект вытекает из инстинкта, изначально он связан с
биологическими потребностями и самосохранением, он мобилизует
организм и организует поведение так, чтобы обеспечить быструю
реакцию на сложившуюся ситуацию. Естественно, если речь идет об
инстинкте, аффективное поведение отражает именно бессознательную
оценку текущего положения вещей. Поэтому, находясь в аффекте, мы
действуем автоматически, без малейшей тени осознанности.
Аффект можно также назвать инструментом архетипа. А уж что
являет собой архетипический паттерн и каковы его ловушки и
капканы, нам известно: если когда-либо какой-то способ реагирования
на определенную ситуацию сработал удовлетворительно, то есть либо
уберег нас от опасности, либо помог получить выгоду, – впоследствии,
стоит нам оказаться хоть в сколько-нибудь похожей ситуации или
пережить подобные чувства, автоматически срабатывает некогда
опробованная модель поведения, запускаемая аффектом, даже если
более взрослой и крепкой психике уже доступны и более адаптивные
способы реагирования.
Например, с одним очень талантливым, добродушным, но, увы,
крайне робким человеком, назовем его Федотом, в детстве случилась
одна большая неприятность. Когда он был второклассником, его
поймали за гаражами, где любили гулять абсолютно все мальчишки
советской эпохи, подростки-хулиганы. Что именно они сказали ему,
Федот точно не помнит, знает только, что нечто очень страшное и
нехорошее. Мальчик поступил единственно правильным на тот
момент способом – без сопротивления отдал им всю мелочь из
карманов и, что самое обидное, все разноцветные пробки,
накопленные и отвоеванные в честных дворовых битвах за целое
лето… А далее в любой конфликтной ситуации на протяжении всех
своих тридцати с лишним лет Федот уступал всегда, сколько себя
помнил: жене в спорах, коллеге в дебатах, соучастнику в ДТП, когда
был очевидно пострадавшей стороной. Одним словом – всегда. При
этом, несмотря на поразительную частоту и однообразность своих
реакций, Федот каждый раз, «придя в себя», поражался, почему он
снова «прогнулся», и вполне рационально рассуждал, как до́ лжно было
бы поступить. Собственно, с этим он ко мне и пришел. Дело
оказалось ни в какой не «природной мягкотелости», как сам обозначил
Федот свою проблему, а в том, что каждый раз он выпадал из
Сознания и скатывался в аффект на какие-то предательские
несколько секунд, вновь переживал ужас маленького мальчика перед
мерзавцами-переростками, после чего цепенел и «отдавал все свои
пробки». Аффект нужно было «поймать за хвост» и поставить в
стойло, как кобылицу Бабы-Яги. Далее задача пациента с его Ягой-
аналитиком – трансформировать аффект в чувство, то есть в
сознательно переживаемую эмоцию, на которую взрослое Эго вполне
способно, и проиграть травматическую ситуацию, находясь в
твердом уме и светлой памяти. Когда мы проделали эти нехитрые
манипуляции, в душе Федота возник вместо парализующего страха –
благородный гнев. И в тот же вечер, как Федот позже поведал мне,
он отстоял право досматривать по телевизору футбольный матч,
вместо того чтобы переключиться на любимый сериал жены.
Итак, прежде чем вручать нам драгоценные волшебные подарки, Яга
может заставить научиться «ставить кобылиц в стойло». Результат этой
тяжелой службы – еще один драгоценный дар нашей душе, ведь Герой,
обуреваемый страстями и раздираемый аффектами в разные стороны,
и полпути не пройдет в мире за Калиновым мостом.
Иногда в сказке складывается впечатление, что Яга вовсе и не
испытывает Героя. Однако это не так: не прошедшему инициацию путь
из Избушки на курьих ножках только один – воссоединиться с миром
предков в буквальном смысле. Однако, как мы видим во многих
сказках, есть некоторая хитрость, которая позволяет избежать
дополнительных экзаменов у Ведьмы. Это все те же правильные слова.
Пока Яга не придумала какую-нибудь хитроумную задачу, герою
нужно первому изъявить готовность пройти обряды посвящения,
выразить свою осведомленность о предстоящем процессе и
продемонстрировать полную решимость.
Младший сын поехал, доезжает до избушки, входит туда, а в
избушке ягишна – сидит за пряслицей, прядет шелкову кудельку на
золотое веретенце и говорит: «Куда, русска коска Иван-царевич,
поехал?» Он отвечает: «Напой-накорми, баньку истопи, спать
уложи, тожно все расспроси». Она напоила-накормила, в баньке
помыла, постель постелила и спрашивает; он говорит: «Я поехал по
живую воду, по сладкие моложавые яблоки – туда, где живет Белая
Лебедь Захарьевна». Ягишна говорит: «Едва ли достанешь! Разве я
помогу», – и дает ему своего коня. Он сел и поехал174.
Вот так запросто, на первый взгляд, Иван Царевич договаривается с
Бабой-Ягой, которая прядет нить его судьбы. Он ищет свою Аниму, у
которой есть средства омолодить его отца, то есть придать осознанной
жизни новые силы и смысл. Поэтому он готов на все – даже вкусить
пищу покойников, – чтобы его дух, необремененный земными
тягостями, смог воспарить над суетной обыденностью привычной
жизни и познать истинное предназначение его земного бытия. «Требуя
еды, герой тем самым показывает, что он не боится этой пищи, что он
имеет право на нее, что он “настоящий”. Вот почему Яга и смиряется
при его требовании…»175.
Герой готов и к ритуальному омовению, чтобы смыть с себя
человеческий, тот самый «русский дух», по которому узнала его Яга.
Под «русским духом» здесь, конечно, подразумевается вовсе не что-то
русофобское. Как мы помним, слово русиос, от которого пошел наш
этноним, – это греческое наименование светловолосых варягов. А
Баба-Яга, как и само Тридесятое царство, врата в которое она охраняет,
куда старше эпохи славяно-варяжского слияния.
«Русский дух» в данном случае – атрибут Персоны, символ тех
стереотипов поведения и реагирования на мир, которые были привиты
Ивану социумом, внешними обстоятельствами, чужеродными
вторжениями. С этим грузом не пройти в ворота потустороннего мира;
душа Ивана должна стать легкой и наивной, как у младенца, в самом
хорошем смысле слова, доверчивой и восприимчивой к чудесам,
которые он повстречает в Тридесятом царстве. Иначе он не сможет в
них поверить, а значит, и принять, – просто пройдет мимо, сочтя, что
счастье ему всего лишь примерещилось.
Так, мою двадцатишестилетнюю клиентку Снежану на юбилейной
десятой встрече одноклассников пригласил на танец Юрий, в
которого она влюблена с первого класса и по сей день (!). Как вы
думаете, что она сделала? Снежана в панике наговорила какой-то
чепухи, потом сделала вид, что у нее зазвонил телефон, и ушла с
вечеринки. На какой-то момент, о котором она жалеет уже
несколько месяцев, ей подумалось, что Юра просто решил над ней
поиздеваться! Ведь именно так было в ее прошлом мире, поэтому
поверить в то, что событие, о котором она мечтала много-много
лет, реально, – без омовения души невозможно.
Затем в Избушке на курьих ножках нужно провести ночь. При этом,
опять-таки, не дожидаться приглашения от Бабы-Яги, а попросить об
этом первым. В обработанных более поздними сказителями
фольклорных произведениях чаще всего дается лишь туманный намек
на то, что герой, прежде чем получить вознаграждение от Ведьмы,
проводит с ней ночь любви, как Геракл с Ехидной. Соблазнительница –
это одна из неизменных ипостасей Ведьмы как архетипа, восходящего
еще к предвечной Лилит. Баба-Яга – еще и первая жена, забытая
мужем после его вступления в повторный брак: Лилит проиграла Еве,
а Яга – Макоши. Для неискушенного случайного визитера Яга
выглядит старухой, однако во многих сказках явно подчеркиваются ее
женские половые признаки: у нее огромная грудь и такой большой
живот, какой бывает разве что при беременности.
Она летает в ступе и погоняет ее пестом; эта, странным образом
используемая Ягой, в отличие от «домашней» Макоши, кухонная
утварь являлась также атрибутами старинной исконно женской магии.
Бабка-повитуха толкла воду в ступе во время свадебного обряда, это
было символом проникновения мужского начала в женское. Вода же
использовалась потому, что как раз в ней зарождается любая новая
жизнь. Так что идиома «толочь воду в ступе» означает «бессмысленное
занятие» лишь для непосвященных.
Как мы видим, Баба-Яга, главная распорядительница этих
предметов, отлично разбирается в архаичной символике и знает о ней
не понаслышке. Интересное дополнение ко всему сказанному можно
найти в словаре Даля: «она простоволоса и в одной рубахе, без
опояски: и то и другое – верх бесчиния»176.
Что отличает Ягу в ипостаси Соблазнительницы от юных ведьм
западных сказок, соитие с которыми грозит герою опасностью
остаться в ином мире навсегда, поскольку они представляют
злокачественную Аниму? А то, что Яга, когда-то являвшаяся супругой
Велеса, навряд ли проводит ночи с Иванами, хоть дураками, хоть
царевичами, ради удовлетворения собственной похоти. Скорее это
часть ее «работы» в «должности» жрицы древнего обряда инициации
для юношей. Ведь цель посвящения – это именно превращение
мальчика в мужчину. При этом вполне естественно, что секс – одно из
основных таинств, в которые посвящался неофит. В языческой
культуре, где юная душа находилась в большей близости к
изначальному замыслу природы, духовному аспекту половой близости
придавалось огромное значение. Поэтому наставницей мальчика и
должна была быть опытная женщина.
Психологическая метафора совокупления молодого героя со старой
Лесной Колдуньей означает процесс работы трансцендентной
функции, когда происходит преодоление двойственности и
разъединенности комплекса, мистически соединяются
противоположности – нежная, пылкая юность и грубая, мудрая
старость, дух и материя, чувство и мысль. Символический смысл
соития – это путь к душевному центру, то есть к Самости, куда и
направляется Герой. Совокупление (совмещение, соединение) – это
еще и способ познания. Например, в Ветхом Завете так и говорится:
«Авраам познал Сару». Таким образом, герою, который остался у
Бабы-Яги на ночь, становятся доступны все знания старой
хтонической Богини. Можно сказать, что он постигает сущность
бытия, и далее в Тридесятом царстве ему остается лишь забрать то, что
предназначено ему Богами – изначальной Самостью.
Дорогой Читатель, лично у меня на этом этапе нашего путешествия
к вам никаких вопросов не имеется. А вот у Бабы-Яги, напротив, есть
о чем вас спросить. Но мы-то знаем, что лучше ее загадок не
дожидаться, а побыстрее назвать себя и как можно более четко
обозначить свою цель.
• Итак, слово за вами: кто вы такой и за какой такой
надобностью держите путь в Тридесятое царство?
 13
И наконец, подарки!
Инструкция по применению волшебных даров
Дорогой Читатель, мы познакомились с Ягой и прошли все до
одного испытания Великой Темной Богини. Пришла пора как следует
рассмотреть полученные дары да разобраться с инструкциями по их
эксплуатации. Итак, сверяемся с перечнем:
Гусли-самогуды. Гуслями в древности назывались все без
исключения струнные инструменты. В частности, лира, атрибут
Аполлона, – это разновидность гуслей. Семиструнный инструмент
отражает числовую гармонию, лежащую в основе Вселенной, а
отдельные струны представляют семь планет, названных именами
богов. Существуют системы соответствий, в которых музыкальные
ноты соотносятся с цветами, планетами и т. д. Так, например, у
французского автора Фабра д’Оливе ми соотносится с Солнцем, фа – с
Меркурием, соль – с Венерой, ля – с Луной, си – с Сатурном, до – с
Юпитером, ре – с Марсом177 и т. д.
Игра гусляра – это голос семи богов-демиургов, воплощающих в
Яви волю Всевышнего Рода. Музыка является связующим звеном
между материальным и духовным началом: она одновременно
вещественна-осязаема и абстрактна-бесплотна. Подчиненность
музыки фундаментальным законам и то поразительное разнообразие,
которое дают всего лишь семь нот, делают музыку, пожалуй, лучшей
моделью мироздания. Таким образом, этот подарок Бабы-Яги позволит
герою, во-первых, выражать свои чувства в вещественном мире,
воплощать свои душевные порывы в осязаемой действительности, а
во-вторых, слышать волю богов, то есть голос Самости, быть ее
сотворцом и соавтором, пребывать в гармонии разума с собственным
эйдосом.
Казалось бы, это и есть Восамление, зачем же идти еще куда-то, с
кем-то биться, кого-то спасать? Но, как мы помним, подарки Бабы-Яги
пригодны к употреблению только в Нави. Это означает невозможность
беспрестанно слышать «голоса богов» в Явном мире, вернее,
невозможность находиться в Явном мире в то время, когда ты
слышишь «голос богов»: ты либо здесь, либо там. А если между
этими мирами в психике отдельно взятого человека происходит
путаница, из Яви ему торжественно вручается диагноз «шизофрения»,
ну или, в крайнем случае, можно выбрать карьеру юродивого или
отшельника. Ты либо в сознании, в вещественном мире, на связи с
другими, и ориентирован на внешнее, материальное, – либо ты в
бессознательном, чувственном, творчески-сказочном.
Пребывание во втором мире – в Нави или в Тридесятом царстве, где
только и можно расслышать музыку волшебных гуслей, – опасно
затягивать на долгое время, ибо есть вероятность больше не
вынырнуть на поверхность, не возвратиться в Явный мир.
Перефразируя Ницше, если слишком долго всматриваться в бездну,
бездна может посмотреть в тебя. Однако это вовсе не то, что нужно
Самости. Боги заинтересованы в том, чтобы ты, услышав их волю из
глубин бессознательного, поднялся на Белый Свет и воплотил их
замыслы наяву – во благо себе и людям. В этом и заключается подвиг
Героя – обновить Явный мир, сделать его лучше. Причем масштабы
обновления не бывают несущественными, масштабы – это всего лишь
категория Сознания. Поэтому для кого-то это изобретение perpetuum
mobile, для кого-то – новый рецепт оладий, для кого-то – рождение
ребенка, для кого-то – вдохновляющая фраза, вскользь брошенная
малознакомому человеку. Кто знает, чем все это обернется в масштабах
вечности?
Волшебные гусли недаром самогуды: они играют сами по себе. Яга
дарует Герою лишь возможность слышать их тогда, когда он этого
захочет, и, самое главное, различать в абсолютно хаотичном для
нетренированного уха сонме звуков соответствующую текущей
ситуации мелодию, которая, будучи распознанной, далее сама
упорядочит события, закружит в танце Морского Царя или Царевну
Несмеяну, соберет к закату диких кобылиц.
В нашем материальном мире это означает возможность слышать
голос Самости, погружаясь в мир бессознательного во время
медитации, практики активного воображения, творческого созидания.
Услышать новую мелодию волшебных гуслей – значит постигнуть
настоящие, важные связи в текущих жизненных обстоятельствах,
которые прежде казались хаотичными и бессмысленными. А сделать
это довольно просто. Нужно всего лишь честно, не умом, а сердцем,
ответить на вопрос: какова общая цель и смысл у всех ваших
последних невзгод, жизненных коллизий и неожиданных непринятых
сюрпризов?
Полотенце. Рушник, который дарит Яга, становится мостом, когда
Герой перебрасывает его через огненную реку. Ткань, отрезом которой
и является полотенце, соотносится с идеей роста и приумножения178, а
также с представлениями о взаимосвязи пассивного и активного
элементов – основы и утка́ . Стоит Герою бросить полотенце через
реку, как активные волокна становятся опорами, а уто́ к – досками
моста.
Французский философ Рене Генон видит в ткачестве эквивалент
вертикали и горизонтали «космического креста» духа, вовлеченного во
время и пространство: вертикаль означает различные ступени бытия, а
горизонталь – степень развития этих ступеней179. Что ж, дух-архетип
воплощается во времени и пространстве исключительно посредством
человеческих деяний.
Однако в данном случае особенный интерес представляют именно
метонимические свойства подарка Бабы-Яги. Метонимия – термин
лингвистический, обозначающий фигуру речи, в которой одно слово
заменяется другим, имеющим какую-либо связь (пространственную,
временну́ ю и т. п.) с замещенным предметом, например: «я три
тарелки съел», «все флаги в гости будут к нам», «город спал». Но что
есть речь, как не отражение мышления? А мышление, в свою
очередь, – одно из высших проявлений психического. Особенностью
мышления является способность получать знание о таких объектах,
свойствах и отношениях окружающего мира, которые не могут быть
восприняты непосредственно. Это качество мышления осуществляется
посредством таких навыков, как аналогия (выведение заключения о
схожести неких признаков объектов на основании схожести других
признаков), дедукция (метод рассуждения от общего к частному) и
индукция (метод рассуждения от частного к общему).
Таким образом, метонимия – это прежде всего психологический
процесс: уразумев ткацкий принцип переплетения основы и утка,
взаимодействия горизонтали с вертикалью, «космического креста», ты
можешь отныне строить мосты, акведуки, понтоны и вообще все, что
соединяет «разные берега», помогает налаживать связи между
предметами, явлениями и событиями, казавшимися ранее
несовместимыми.
Что все это значит в реальном мире, в котором живем мы с вами?
Простите, я забыла сказать, что Герой уже видал полотенца и до
встречи с Бабой-Ягой, она лишь напомнила ему о принципе
метонимии. Это я говорю к тому, что любая макромодель – всего лишь
увеличенный аналог чего-то малого, уже хорошо знакомого;
единственная проблема состоит в том, что наше Сознание до встречи с
Колдуньей не замечает связи, сходства по общим признакам.
Авдотья хотела замуж за своего коллегу Артемия Осьминогова, за
которого, нужно сказать, хотели замуж все молодые сотрудницы их
отдела. Осьминогов же оставался в равной степени ко всем
обходительно-равнодушным. Что было предпринять влюбленной
Авдотье, которой замужество с вожделенным коллегой казалось чем-
то столь же далеким и недосягаемым, как Остров Буян или
Тридесятое царство Ивану-царевичу? Конечно, сходить к Бабе-Яге и
получить полотенце – мост к мечте. Иначе говоря, задать себе
вопрос, хоть бы в такой форме: «А как я в детстве заводила новых
друзей – в новом детском саду, в новом дворе, в кружке фигурного
катания?» И дальше Авдотья вспомнит, что она просто подходила к
понравившимся ребятам и говорила: «Давай дружить, у меня есть
домик для куклы (конструктор, журнал с фотографиями фигуристов-
олимпийцев)». Дорогой Читатель, вы и представить не можете, как
закончилась эта история! Авдотья, пока остальные барышни с ее
работы томно вздыхали, кокетливо отводили взор, разорялись на
обновки или нарочито игнорировали Осьминогова, просто-напросто
подошла к нему и сказала: «Слушай, давай дружить, пошли сегодня в
кино». А дальше случилось уж совсем невероятное: окрыленная своим
успехом Авдотья, в ресторане, где они оказались после кино уже по
приглашению кавалера, неожиданно для самой себя сказала: «Слушай,
Осьминогов, а может, поженимся?», на что он еще более
неожиданно ответил: «А почему бы и нет?»
Пример, приведенный выше, – конечно, не руководство к действию
(хотя почему бы и нет?), а лишь один из частных случаев метонимии,
один из тысяч вариантов переплетения основы и утка. Вместо
«активного наступления» для завоевания новых друзей можно,
например, затеять во дворе какую-нибудь новую невероятно
увлекательную игру и просто ждать, когда остальные дети сами
подойдут и поинтересуются, что это ты такое делаешь; помнится, так
делала я сама. А еще можно просто делать безразлично-загадочный
вид, и люди, распаленные тайной, сами начнут проявлять к тебе
жгучий интерес. Таким способом, к слову, весьма успешно
пользовался вышеупомянутый Осьминогов. Вариантов, как говорится,
вагон и маленькая тележка, сколько душе угодно, – только выбирай.
Таким образом, в ткани нашей жизни уже обязательно случалась
ситуация, обладавшая метонимическим сходством с текущими
коллизиями и задачами. Нам нужно хорошенько рассмотреть
подаренный Ягой рушник, и мы обязательно вспомним, где основа и
уток переплетались схожим образом. А как только вспомним, тут же
сможем перекинуть мост из текущего состояния в новое будущее.
Волшебный клубок. Этот подарок Бабы-Яги служит компасом в
странствии по ту сторону Калинового моста. Все, что нужно сделать
Герою, – это бросить его наземь, взяться за кончик нити и далее
неотступно следовать туда, куда он катится. Волшебный клубок,
который содержит в себе два важных символа – шар и нить, – является
безупречным олицетворением целостной человеческой жизни, как
душевной, так и физической.
Шар, в еще большей степени, чем круг (поскольку он существует в
трехмерном пространстве), символизирует Самость – совершенство,
трансцендентность между бесконечностью и законченностью. Эта
геометрическая фигура отображает непрерывность развития
мироздания, единство времени и событий. И шару, и кругу
свойственна ориентация на центр, который остается невидимым, но
именно он задает радиус окружности, собирает на определенном
расстоянии от себя всю совокупность отдельных точек пространства.
Шар соотносится с числом девять – символом полного цикла,
возвращением от множества к единству. В его символике, особенно в
русском языке, находит отражение идея цикличности времени:
старославянский корень слова время имеет значение «то, что
вращается». Шар (глобус) на эмблемах, ко всему прочему, – атрибут
власти и могущества коронованных особ180.
Этот подарок Яги, символ совершенства, единства, полноты,
законченности, заключающий в себя как пространство, так и время,
является еще и мотком нити – нити судьбы самого Героя. Эта метафора
не нуждается ни в каких пояснениях, настолько она общеизвестна. Она
существует, пожалуй, во всех до единого индоевропейских языках. Во
всех языческих культах были богини, прявшие нити человеческих
судеб.
Итак, Яга вручает в руки Герою собственную судьбу. В начале пути
к Восамлению он держится всего лишь за кончик нити (а ведь только
ради этой возможности ему пришлось совершить немалые подвиги!),
его связь с бессознательным осуществляется в одной лишь крайней
точке, но далее он будет сматывать размотавшуюся нить, все больше и
больше «удерживая в руках» связь с собственным психическим миром.
Его задача – следовать за клубком, двигательным центром которого
является Самость, и при этом не запутать нить среди деревьев, коряг,
столбов и торчащих из земли кусков арматуры, ведь тогда он потеряет
уйму времени на то, чтобы опять выйти к прямой дороге, а в худшем
случае и вовсе оборвет связь с Самостью.
Запутать нить судьбы – значит потратить время жизни впустую,
занимаясь не своим делом, ориентируясь на общественное мнение,
уступая требованиям других, вместо того чтобы держать связь с
Самостью. Таких моментов не удается избежать никому – на то мы и
люди. Однако наша задача – вовремя понять, что мы сбились с пути,
вновь отыскать связь с Самостью и продолжать следовать главной
дорогой. Иногда нам стоит попробовать выпутаться из
затруднительного положения – распутать все узлы и хитросплетения,
освободить нить своей судьбы, которая оплела кусты, коряги или
целые утесы чужих норм, мнений и ориентиров. Иногда можно вполне
безболезненно «отмотать назад»:
Как-то раз у меня на приеме оказался один из топ-менеджеров
крупнейшего предприятия области. Назовем его Платоном. Как
человек очень занятой, Платон ограничился одним-единственным
визитом, поскольку в его предельно упорядоченной и
регламентированной жизни возник один-единственный неразрешимый
вопрос. На своем предприятии, как ему казалось, он достиг потолка, к
которому шел долго и упорно. Платон занимал очень высокую и очень
хорошо оплачиваемую должность. И, как это неизменно случается по
закону архетипического жанра, стоило ему расслабиться,
наслаждаясь долгожданной стабильностью и финансовым
благополучием, как Судьба подкинула искушение. Его старый
армейский друг (а мужская армейская дружба – это, как мы знаем,
особый случай) предложил ему возглавить собственное предприятие.
Разумеется, Платон загорелся такой перспективой: во-первых, один
из «топов» и гендиректор – должности несоизмеримо разные; во-
вторых, можно с самого начала внедрять все свои собственные
новаторские бизнес-идеи, а их было немало; в-третьих, та самая
армейская дружба; в-четвертых, при таком раскладе вещей потолок
оказывался вовсе не потолком, а ступенью к новым карьерным
высотам. Но проект друга был на стадии «стартапа», прибыли сулил
лишь в отдаленном будущем, а кредит за дом нужно было
выплачивать уже сейчас. Платон был и остается человеком очень
разумным и осторожным, поэтому, несмотря на бутылку коньяка и
амбиции, он взял неделю на раздумье. Как раз в эту самую неделю
генеральный директор его предприятия застопорил проект Платона.
«Всё одно к одному», – подумал он и принял предложение друга. И все
бы было хорошо и просто, да только главный сюрприз был в том, что
босс в ответ на заявление об уходе предложил Платону такую
должность, о которой тот и мечтать не мог, с такой зарплатой, на
которую даже при самом идеальном развитии нового бизнеса (чего на
практике, конечно, никогда не случается, так как жизнь всегда
сложнее самого толкового бизнес-плана) Платон мог бы
рассчитывать только через несколько лет. И тут он посмотрел на
план друга уже куда как более критично…
Что привело его ко мне? Та самая «невротическая вилка»:
невозможность выбора между задокументированным гарантом на
процветание и… нет, не амбициями, а словом, данным другу. Платон
– один из умнейших и честнейших людей, которых я встречала в
бизнес-кругах, – впервые оказался перед неосуществимым выбором,
так как логическим, привычным ему способом такой вопрос не
решался.
Проведя нехитрый анализ, проделав расстановку и некоторые
другие манипуляции, мы увидели кристально четкую картину его
перспектив в должности генерального директора нового проекта –
они были весьма безрадостны. Предложение друга оказалось чистой
воды «пряничным домиком». А вот предложение текущего босса,
которое было даже не спровоцировано, а просто ускорено заявлением
Платона, и являлось естественной вехой на главном пути. Проблема
Платона была вовсе не в выборе между стабильностью и риском, она
носила сугубо этический характер.
Нужно было просто отмотать назад, отказать другу, и именно
это причиняло Платону невыносимые муки совести. Однако в ходе
нашего разговора он понял, что действительно бессовестным будет
подвести всех троих: себя самого, действующего гендиректора и
друга, ведь если он согласится на его предложение, изначально зная,
что заключает невыгодную для себя сделку, то и работать он будет
спустя рукава и в конце концов загубит проект. Как было донести
это другу? В таких ситуациях срабатывает только искренность:
«Прости, я знаю, что подвожу тебя, и мне от этого очень тяжко,
но…» Судя по тому, что Платон больше не обращался ко мне, наш
бесхитростный план сработал так, как нужно.
Если ты запутал нить судьбы, порой можно действительно осознать,
в какой пространственно-временной точке ты совершил промах, и
просто отыграть назад. Признать ошибку и изменить решение – куда
меньший грех, нежели продолжать действовать себе во вред из тех
лишь соображений, что кто-то может не понять, обидеться и т. д. К
слову, старославянское слово грех (грѣхъ) означало не преступление,
не нечто аморальное, а попросту «ошибку»; отсюда в современном
русском языке слова погрешность и огрех.
Поэтому нет ничего ужасного в том, чтобы забрать документы из
института, написать заявление на увольнение, подать на развод,
признать невозможность выполнить обещание, если ты отчетливо
понимаешь и чувствуешь – это не твое. Да, кто-то может обидеться,
кто-то не понять и осудить, но в большинстве случаев, к нашему
большому удивлению, мы всего лишь услышим в ответ: «Что ж, очень
жаль. Но что поделать? Удачи тебе!»
Нередко, к сожалению, мы умудряемся запутать намертво нить
собственной судьбы, наделать на ней столько узлов и петель, что на
распутывание и отматывание назад могут уйти годы, если вообще не
вся оставшаяся жизнь. Как поступить Герою в таком случае? Выход
только один – оставить часть нити в запутанном мотке, извлечь из
случившегося урок и возвращаться на прямую дорогу.
Не все ошибки можно исправить, такова жизнь. Как говорится, от
сумы да от тюрьмы не зарекайся. А вот простить себя, пожалуй, стоит,
чего бы мы ни натворили, каких бы глупостей ни наделали. Тем более,
как я уже писала где-то в начале нашего путешествия, в тот же миг, как
только человек понимает, что заблудился, ушел далеко от главной
дороги, ему, как советовали наши пращуры, достаточно сесть на
первый попавшийся пенек и вымолвить: «Шел, нашел, потерял». В ту
же минуту леший, который закружил путника, сгинет со словами: «А,
проклятый, догадался!»
А дальше нужно смотреть в оба! Нужно высматривать знаки,
которые укажут правильное направление. Есть такое понятие в
юнгианстве – синхрония. Это когда событие во внешнем мире
совпадает значимым образом с психологическим состоянием человека.
Синхронистические события не подчиняются законам времени,
пространства и причинности. Самый простой пример работы
синхронии – приметы и суеверия. Я отнюдь не призываю вас
незамедлительно обзаводиться справочником по народным приметам,
а вот уметь «ориентироваться на местности» благодаря внимательному
отношению к знакам Самости во внешнем мире – навык чрезвычайно
полезный.
Так, например, однажды, когда я ехала на собеседование в
компанию, которая предложила провести мне первый в моей жизни
тренинг, и, конечно, меня обуревали различные страхи и сомнения, я
увидела, как рабочие устанавливали над новым магазином вывеску
«Твое», – и все мои сомнения как рукой сняло! Благодаря этому
тренингу у меня появились первые клиенты и я смогла начать работу
аналитического психолога. А впрочем, я расскажу вам куда более
занимательную историю.
Давным-давно, когда я была еще студенткой иняза и даже
представить не могла, что Доля приведет меня в психологию (а уж ни
о каком юнгианстве тем более слыхом не слыхивала), судьба
столкнула меня с одним поразительным человеком, о жизни которого
можно написать захватывающий роман на все еще модную тему
советско-русской действительности (жаль, не мой профиль, хотя
кто его знает?).
Так вот, в то время знакомый нашей семьи, который много жил и
работал за границей и, соответственно, был знаком с большим
числом наших эмигрантов, предложил мне преподавать итальянский
«одному очень серьезному человеку». Все мои попытки объяснить, что
итальянский – не мой профильный язык, я его всего лишь немного
изучала самостоятельно, были тщетны. Знакомый объяснил:
«Ничего, теперь придется выучить. А на первых порах твоих знаний
хватит – он же начинающий. Знакомство с такими людьми дорогого
стоит. Я бы никогда на него не вышел, просто случайно познакомился
с его женой и ребенком, пока жил в Аргентине. Теперь он покупает
бизнес и недвижимость в Италии, и ему срочно нужен язык». Так я
попала к А. К.
До сих пор поражаюсь своей наглости, своей юной удали
молодецкой: я действительно опережала в знаниях своего ученика на
пол-учебника! Да мы и учились-то так себе, больше разговаривали. Не
знаю, чем уж я так расположила к себе этого серьезного человека –
«владельца заводов-газет-пароходов», но большую часть урока он
рассказывал мне о себе.
В школьные годы отличник, спортсмен, комсомолец А. К. мечтал о
военной карьере. Но, к сожалению, несмотря на золотую медаль,
спортивные и комсомольские заслуги, мечте не суждено было
сбыться – выяснилось, что какой-то его родственник, то ли
двоюродный дед, то ли дядька, служил во власовской армии. А. К.
поступил в политех, окончил его с красным дипломом, после чего его
пригласили остаться на кафедре. Он женился на красавице, вскоре
появилась дочь. Естественно, зарплаты младшего научного
сотрудника катастрофически не хватало.
Тогда А. К. начал приторговывать с рук джинсами, которые каким-
то немыслимым путем добывал его коллега. Это для нас абсолютно
нормальное дело: есть что продать – подал объявление на «Avito»
и спи спокойно. А в начале 1980-х это была спекуляция, уголовно
наказуемая деятельность. В общем, А. К. был осужден на три года, а
когда освободился, красавица вручила ему дочку и отбыла с новым
мужем в ближнее зарубежье.
И вот А. К. оказался без работы, без жилья, зато с ребенком на
руках. Тем временем, нужно сказать, уже началась Перестройка.
Думается мне, знакомые по «местам не столь отдаленным»
предлагали А. К. различные варианты заработка, однако он поклялся
себе, что ни в коем случае больше никогда не окажется в тюрьме. Тем
более, на руках маленькая дочь.
Однажды, когда он был уже в отчаянии, в руки ему попалась газета
«Вечерний N-ск». А. К. вспоминал, как он, словно в трансе, с полчаса
перечитывал одно и то же: «Доска объявлений», Сидоров купит
двухкомнатную, Иванов продаст двухкомнатную. И вдруг его словно
током дернуло: почему до этого еще никто не додумался?!
А. К. вспомнил, что, возвращаясь домой из тех самых мест, на
обочине дороги он видел старый заброшенный киоск «Союзпечать».
Преодолев гордыню, он занял у товарища, который поставлял ему
джинсы в прошлой жизни, но вышел сухим из воды, двести рублей.
Это был первоначальный капитал, который через неполные двадцать
лет, к моменту нашего знакомства, превратился в крупнейшее
агентство недвижимости, несколько торговых центров, какую-то
трансконтинентальную компанию и еще много всего, о чем мне
неизвестно.
Так вот, тогда на эти двести рублей А. К. нанял подъемный кран и
грузовик, привез старый киоск, валявшийся на обочине, облюбованный
бомжами и собаками, на городскую площадь. Насчет места удалось
договориться при помощи старых товарищей по комсомольской
работе. Через пару дней А. К. своими руками приколачивал на
собственноручно же отмытый и выкрашенный киоск вывеску,
намалеванную на куске фанеры: «Бюро квартирных услуг. Покупка.
Продажа. Обмен».
На следующее утро, когда А. К. подъехал к киоску со старым
креслом и амбарной книгой, около него уже стояла очередь, хвост
которой заканчивался где-то далеко за пределами площади! Амбарная
книга была разбита начинающим бизнесменом на три части:
«покупка», «продажа», «обмен». С десяти до трех он принимал
заявления, а с трех до шести сортировал, выбирал из готовых записей
покупателей для продавцов и нужные варианты для обменивающихся.
Уже через пару недель для приема заявок А. К. смог нанять
специальную сотрудницу. Амбарная книга вскоре осталась в прошлом
– ему уже в начале 1990-х удалось раздобыть компьютер! Помог один
из клиентов, оказавшийся сотрудником очень серьезного ведомства.
Через несколько месяцев А. К. приобрел уже самый настоящий офис
рядом с той же площадью. На киоске теперь просто висел указатель
со стрелкой: «Бюро квартирных услуг».
Вот такая история. В каком только виде в Явном мире не может
показаться нам волшебный клубок, подаренный Ягой! Газетное
объявление, вывеска на магазине, слова песни из пронесшегося мимо
авто… А что заметили вы, дорогой Читатель, сегодня, вчера, третьего
дня?
Волшебный гребень. Гребенка, полученная в дар от Бабы-Яги, как и
полотенце, обладает метонимическими свойствами: стоит бросить ее
наземь, как зубья превращаются в стволы деревьев непроходимого
леса, который помогает Герою оторваться от погони, становится
непреодолимым препятствием для преследователя.
Оглянулся Иван-царевич, а за ними царь-медведь гонится: вот-вот
схватит! Взял он гребешок и бросил позадь себя – вдруг вырос,
поднялся такой густой, дремучий лес, что ни птице не пролететь, ни
зверю не пролезть, ни пешему не пройти, ни конному не проехать181.
Метонимия в данном случае такова: волосы растут на голове, как
деревья на земле; кроме того, сама гребенка сделана из древесины, ибо
синтетические полимеры Яге неизвестны. Словом, чтобы правильно
прочесть «инструкцию по применению» к этому подарку Яги, нам
нужно, во-первых, разобраться в символике как волос, так и деревьев,
а во-вторых, понять третье – метонимическое, трансцендентное –
значение, объединяющее оба этих символа.
Волос – символ мысли как того, что исходит из головы. Во многих
культурах он видится средоточием особой духовной силы. Но,
несмотря на символический мотив разума и одухотворенности
Логосом, волосы – это, в некотором роде, атавизм, то, что роднит
человека с первозданной Природой. При этом у волос как таковых нет
никаких утилитарных свойств – они не помогают добывать пищу,
обороняться, спасаться от погони и даже не спасают от холода, в
отличие от шерсти животных. А вот мысль и духовная сила, символом
которых служат волосы, как раз чрезвычайно полезны! Что, как не
мысль, является главным инструментом и оружием Человека
Разумного?
Волосы, убранные в прическу или стриженные, являются уже
атрибутом Персоны, знаком социальной принадлежности, а также
выражают вкусы и предпочтения хозяина. При помощи прически мы
даже в большей степени, нежели посредством одежды, показываем
миру свое отношение к самим себе, демонстрируем свое
самоопределение. Казачий чуб скажет нам о человеке намного больше,
чем даже сабля на боку или галифе, заправленные в сапоги. Завидев
бритых наголо молодых людей на пустынной улице в вечернюю пору,
мы, не задумываясь, поспешим выйти на людное место. Мы нипочем
не поверим в кроткий нрав Ирины Хакамады с ультракороткой
стрижкой или в жесткость и бессердечность молодого Боярского с
каре. Волосы – это символ нашего привычного образа мышления,
нашего отношения к себе, способ самопрезентации во внешнем мире,
показатель того, какого отношения мы ожидаем от окружающих, кем
себя мыслим – или, может быть, мним.
В таком случае гребень – это инструмент, при помощи которого мы
упорядочиваем свои мысли, приводим в порядок свою Персону, то
есть систематизируем, исправляем, совершенствуем, уточняем
совокупность мнений по поводу самих себя. Также можно сказать, что
ритуал расчесывания – своего рода окультуривание природного хаоса,
придание социально приемлемого вида растительному буйству на
голове. И здесь символика волос очень близка к символике ландшафта,
которая преимущественно связана с оппозицией: дикая природа –
культура, хаос – космос, в первичном значении греческого слова, то
есть порядок, мир, как организованное целое.
Однако мы знаем, что подарок Бабы-Яги служит Герою вовсе не для
наведения красоты. Это – последний бастион, экстренная мера,
чрезвычайное средство, которое применяется только в том случае,
когда все остальные защиты от врага не сработали. Бросить гребень
наземь позади себя означает отказаться от космоса в пользу хаоса, от
культуры в пользу дикой природы, от разума в пользу
бессознательного, от рационального в пользу инстинктивного. Что ж,
когда ты тонешь, становится не до приличий, хочешь спастись – ори во
все горло. А еще позабудь, что не умеешь плавать, тогда инстинкт
самосохранения сделает свое дело: захочется жить – поплывешь как
миленький.
В жизни каждого бывают моменты выбора: сохранить лицо
(прическу) и пропасть – или забыть про социальные приличия, но
выжить. Это случается как в переносном, так и в буквальном смысле.
Простите меня за чересчур тривиальный пример, но в юности одна
моя знакомая спаслась от насильника тем, что, пока он вел ее за гаражи
с ножом у горла, заявила, что ей нужно срочно опорожнить кишечник,
а потом, дескать, она сделает все, что он захочет, после чего ее еще и
затошнило. К счастью, от всего этого пыл маньяка угас; он просто
оттолкнул девушку и убежал восвояси. Конечно, это не тот подвиг, о
котором наша героиня сможет гордо рассказывать другим людям. Но
главное – прием-то сработал! Инстинкт выручил. Она осталась жива и
невредима. А попыталась бы она «положиться на голову», не
отбросила бы прочь Персону, – возможно, и в живых бы ее давно не
было.
Приведенный выше пример – конечно, чрезмерная буквализация.
Чаще нас все же преследуют, насилуют, грабят и причиняют нам
ущерб в психологическом смысле, нередко даже с улыбкой на лице и
под маской благих намерений. Знаете, что здесь самое странное?
Человек «высокой культуры», так сказать «хорошо причесанный» и
«аккуратно подстриженный», вместо того чтобы дать отпор, даже если
и понимает, что с ним обходятся не совсем порядочно, будет стараться
оправдать своих «братьев-людоедов», надеяться на торжество
справедливости и разума в душах своих обидчиков, недоброжелателей
и прихлебателей. Однако этого не происходит никогда. Кто
подставляет спину, на том и едут. И нечего даже надеяться, что
психологические иждивенцы и насильники когда-нибудь слезут со
словами: «Ты, наверное, устал? Приляг, отдохни. А я тебе пока чайку
заварю с можжевеловыми веточками».
Единственный вариант избавиться от душевного преследователя –
растрепать волосы, отбросить прочь гребень и хорошие манеры,
возвести непреодолимую эмоциональную преграду между собой и
людоедом. Попробует вновь сунуться со своими претензиями,
требованиями, «добрыми советами», которые толкают вас прямиком в
ад, – либо заблудится в непроходимом лесу, либо его спугнет медведь
или леший. А вам и делать ничего не придется, кроме как принять
единственное решение: со мной больше так нельзя. Нельзя ни при
каких обстоятельствах, ни под каким предлогом, никому и никогда.
Один мой клиент не так давно совершил ужасное. Он… толкнул
свою сестру. Правда, толкнул не сильно – так, просто отпихнул. Да и
сделал он это впервые в жизни, не только по отношению к сестре, а
вообще впервые, до этого он никогда не практиковал физическое
насилие. Причем за секунду до рокового события сестрица Аленушка
истерично визжала, пытаясь вцепиться Иванушке в горло. Кроме
того, сестра, говоря откровенно, получила по заслугам.
Напрашивалась она на расправу долго и упорно, годами тираня брата,
не считая нужным ни постучаться, прежде чем войти в его комнату,
ни спросить, можно ли взять его вещь. Ей даже в голову не
приходило, что кроме «общесемейных» дел у брата могут быть свои
собственные. Она не стеснялась ни в выражениях, ни в требованиях о
помощи – любой, по любому поводу, в любое время дня и ночи. Ах да, я
совсем забыла сказать, что как братцу Иванушке, так и сестрице
Аленушке давно пошел… четвертый десяток.
Так вот, в конце концов, когда Аленушка вконец зарвалась,
Иванушка все же потерял терпение и толкнул ее. Его ужас был
беспредельным, казалось, сию секунду под ним разверзнется земля и он
угодит прямиком в адское пекло.
Дело в том, что Иванушка с детства подвергался столь суровой
муштре, что и представить сложно. Его отчим, родной Аленушкин
отец, с семи лет заставлял мальчика вставать в шесть утра,
обливаться ледяной водой, накрывать всей семье на стол, отводить
Аленушку в садик, по дороге из школы заходить к нему на работу,
чтобы продемонстрировать дневник, и так далее. И не дай бог
ослушаться! Впрочем, что было бы ему за ослушание, Иванушка не
знал, так как никогда и не пробовал выражать протест. Одним
словом, более «тщательно причесанного» человека и представить
себе сложно. Тому, кто незнаком с Иванушкой и его семейной
историей, сложно представить себе, какого страху натерпелся наш
герой, совершив это «ужасное преступление» против сестры. Еще с
неделю он прожил в ожидании страшной кары то ли свыше, то ли
еще откуда-то, однако никакой расправы над ним не последовало.
Зато начали происходить воистину странные вещи: вдруг оказалось,
что сестра умеет стучать в дверь его комнаты, прежде чем войти;
выяснилось, что она умеет говорить «спасибо» и «пожалуйста», и
даже – вот уж диво так диво! – способна сама вынести мусор.
Дорогой Читатель, я никоим образом не подстрекаю вас начать
раздавать тумаки направо и налево (хотя порой, ей-богу, не грех),
однако я прошу вас задуматься о границах зоны обитания вашей
личности. Где заканчивается социальное и начинается сакральное,
личное, интимное? Куда пора повесить табличку «Посторонним вход
запрещен»?
Меч-самосек. Меч – фаллический маскулиный символ, Логос,
отлитый из стали, олицетворение Отцовского принципа
справедливости, согласно которому каждому воздается по заслугам.
Меч также являет собой овеществленную волю: его владелец знает о
том, что он «право имеет», и смело прорубает дорогу в желаемое
будущее, отсекая на пути все лишнее.
Сколь бы мы ни были добры, мудры, милосердны, без меча –
сильной воли, здравого смысла, точного расчета, умения отсекать
второстепенное на пути к главной цели – нам не победить Кощея, не
воцариться на троне собственной жизни, не освободить Аниму –
способность ощущать в полной мере вкус собственной неповторимой
жизни, наслаждаться бытием духа во плоти. Эрос без Логоса
бесплоден. Без опоры на разум, на ясную цель наша жизнь
превращается в хаос. Безвольный человек становится всего-навсего
игрушкой чужой воли, поглощается Материнским комплексом, тонет в
пучинах бессознательного, даже если внешне кажется, что он ведет
осознанную жизнь.
Меч является олицетворением Железного века – эры, когда
человечество впервые познало Отцовский принцип, перерезало
пуповину, получило задатки автономности от Великой Матери. Это
отнюдь не значит, что Отцовский принцип отныне стал
основополагающим: до этого еще очень и очень далеко даже нам,
людям XXI века. А уж об ассимиляции Отцовского комплекса в
человеческом Сознании, хочется надеяться, смогут рассуждать хотя бы
наши далекие-далекие потомки, пока же и представить невозможно,
каково это будет. Однако не будем забегать вперед; подробно об
Отцовском архетипе мы поговорим отдельно, по возвращении из
Тридесятого царства домой.
Что же касается меча, то он стал символом маскулинной власти,
новой эры для человечества – Железного века, периода этнической и
политической консолидации, когда общество перешло от родового
общинного строя к военной демократии, а в мифологии появилась
новая форма – героический эпос. Герой – уже не тот, кто целиком и
полностью зависит от благосклонности Матушки Земли, от
архетипической Матери, но тот, кто обладает мечом – волей и
способностью завоевывать то, что, как он сам определил, ему
причитается. Богом новой эры справедливо становится бог-кузнец,
демиург: «В древнейших эпических поэмах усматривают воспевание
“первопредка” и “культурного героя-демиурга”, какими являются
Прометей, кузнец Гефест, кузнец Ильмаринен, кузнец Амиран»182. Для
праславян таким богом был Сварог, который научил людей ковать
железо и сделал первый плуг.
Естественно, с появлением настоящего оружия стали формироваться
племенные дружины, в которых в очень скором времени стали
выделяться военные вожди – будущие князья и цари. Зарождались
предпосылки государственности. Происходило это по очень простому
принципу: если есть вооруженные люди, они найдут тех, кто будет
платить им дань. Как пишет Рыбаков, цитируя источник XII века,
«появляются люди “богатые и в сану сущие”»183. В то же время
происходит установление солнечного (маскулинного) календаря
взамен старого лунного (феминного) – а как же иначе, ведь людям,
которым отныне приходится платить годичную дань князю,
необходимо знать счет времени.
Именно лесная зона с ее болотами и озерами оказалась наиболее
богата новым металлом, и «каждое племя, может быть даже каждый
род, “живущий в лесе звериньским образом”, получил возможность
самостоятельно на своей земле добывать руду и варить железо,
потребное для хозяйства и войны… Для чернолесского времени (VIII –
VII вв. до н. э.) изготовление железного оружия и хозяйственных
вещей стало обычным делом»184.
Земледельческий энеолит, «золотой век» равенства, как его еще
называют, канул с появлением меча в далекое прошлое, в реку
Смородину. Эпоха матриархата закончилась передачей власти Великой
Лесной Матери богу новой эры Сварогу и его сыну Дажьбогу. Но
именно в древний архетипический лес, в чащу бессознательного, где
по-прежнему правит главная славянская Колдунья, нужно
отправляться каждому Герою со славянской душой, чтобы получить
свой собственный, уникальный меч, предназначающийся ему одному
на всем белом свете.
Для каждого, кто отважился жить соответственно собственному
разумению и высшему замыслу, Самость спрятала уникальный меч-
кладенец в Избушке на курьих ножках.
Читатель, в нашем путешествии мы с вами перешли Рубикон –
вернее сказать, Смородину. Теперь у нас есть волшебные дары великой
Лесной Колдуньи, которые помогут отвоевать некогда утерянное право
на свободную, полную свершений и глубинного смысла жизнь.
Впереди нас ждет Калинов мост, где мы встретимся с главным врагом
славянской души – Кощеем Бессмертным, у которого нам предстоит
отвоевать причитающиеся нам по праву душевные сокровища. Однако
прежде чем мы перейдем Калинов мост, вам следует ответить на
несколько вопросов, чтобы убедиться, что вы правильно поняли
инструкции к волшебным дарам Бабы-Яги и сможете умело
воспользоваться ими в Тридесятом царстве.
• Какую мелодию наигрывают гусли-самогуды в вашей душе?
Какую волю сообщают вам Боги?
Иначе говоря, каковы общая цель и смысл всех последних
значительных событий в вашей жизни, в том числе, возможно,
болезней и невзгод?
• Если повнимательнее рассмотреть «основу и уток» наиболее
актуальной, сложно решаемой задачи, с которой вы столкнулись,
какую другую, хорошо знакомую ситуацию она напомнит вам?
Когда вы уже сталкивались с чем-то похожим в своей жизни? Как вы
поступили тогда?
• В какой пространственно-временно́ й точке вы совершили
некогда промах? Есть ли у вас возможность отыграть назад?
• В каком виде в последнее время вам являлся волшебный клубок?
Какие важные знаки посылала вам ваша настоящая Судьба?
• Где для вас заканчивается социальное и начинается сакральное,
личное, интимное? Куда пора повесить табличку «Посторонним
вход запрещен»?
• В отношениях с какими людьми вам пора отбросить гребень,
растрепать волосы, а может, и отрастить когти и зубы?
• Что будет именно вашим мечом-кладенцом?
Читатель, я помню, что уже задавала вам этот вопрос в конце главы
о Герое. И тем не менее с тех пор прошло много времени, и наверняка
у вас появились новые соображения о том, при помощи какого
инструмента вы будете прокладывать себе дорогу в лучшее будущее.
Каков ваш уникальный дар, особенная способность, лишь вам Богом
данный талант?
Что ж, если вы смогли ответить на все вопросы, это означает, что
дары Яги достались вам недаром. Вы заслужили их честным трудом и
отныне достойны именоваться Героем… Однако нам с вами еще
слишком рано почивать на лаврах, ибо все имеет свою цену: назвался
Героем – изволь идти воевать с драконами, а в нашем случае – с
Кощеем Бессмертным.
 Часть III
На Калиновом мосту. Битва с Кощеем
 14
Кощей Безжизненный
Бессмертие как великая кара богов
Ах, дорогой Читатель, казалось бы, после встречи с Бабой-Ягой
Герою уже ничего не грозит – ведь, побывав у старой Ведьмы, он
обрел твердое знание о том, кто он таков и чего хочет от жизни,
получил множество волшебных даров и дивных новых умений, чтобы
воплотить свои потребности и желания в Яви. По справедливости,
пора бы просто открывать мешок да собирать в него подарки судьбы.
Ан нет! Увы и ах…
Задача Героя, в отличие от паломника или воина, – победа над
демонами, над «негативной инаковостью»185 как снаружи, так и
внутри себя. Паломник отправляется в путь ради приобщения к
святыне – иначе говоря, чтобы узреть воочию то, во что и так верует.
Воитель отправляется в поход, чтобы разрушить все, что отличается от
его идеала. Герой же действует на качественно другом уровне: его
задача – трансформация, преображение как самого себя, так и внешней
реальности.
Такое путешествие требует выхода на ранее неведомый уровень
сознания, освоения таких душевных глубин, которые ни разу не
освещал ни единый лучик солнышка – рационального понимания. В
этих неведомых дебрях души и происходит кульминация путешествия
– противоборство с «демонами», с тем, что намерено не допустить
встречу Эго с Самостью, помешать Герою постичь свое призвание,
свой истинный эйдос, и тем самым изменить внешний мир.
Демон, в отличие от Бабы-Яги, – это та сила, которая настроена
сбить нас с толку, запутать, помешать сделать то, что до́ лжно, увидеть
воочию то, что мы знаем. Демон, он же злой волшебник, хищник, –
существо, которое многие годы преднамеренно и методично
уничтожало в нас истинные чувства, искренние желания и верные
мысли. В его обители Герою предстоит увидеть тысячи трупов и
осознать, к своему горю и стыду, что он сам годами допускал массовые
убийства своих заветных мечтаний, идей и надежд, некогда столь
ярких и жизнеутверждающих.
 Хищнику присуща невероятная способность запутывать следы.
Увидеть работу этого архетипа неимоверно сложно. Он мастерски
прячется за ширмой якобы случайных обстоятельств, не тех людей, не
так сошедшихся звезд в астрологической карте. В результате мы
тратим уйму времени на то, чтобы заниматься совсем не теми делами,
которыми действительно хотелось бы. Мы планируем к
определенному времени быть в намеченном месте, но останавливаемся
как вкопанные на первом же отрезке маршрута, спотыкаемся на
первом же этапе собственного плана, сворачиваем назад при первой же
трудности. Хищник скрывается за всеми этими проволочками,
откладыванием важнейших дел «до понедельника», ступором и
обездвиживающей ленью, за всем тем, что так отвратительно нам в нас
самих, чего мы так непереносимо стыдимся, что мы так старательно
пытаемся поскорее забыть. Повсюду, где появляется демон-хищник,
все валится из рук, разваливается на глазах, обесценивается и
обескровливается.
Человек, слышащий голос Самости, становится творцом нового
мира вокруг себя, преображая тем самым и мир большой, сотворенный
главным Творцом. Как Творец, так и творец, кажется, заслуживают
того, чтобы мир если и не взорвался аплодисментами, так хотя бы
выразил благодарность молчаливым кивком. Черт с ней, с помощью, –
не мешали бы, и на том спасибо! Но если бы все было так просто, если
бы творцу никто не чинил препятствий, человечеству не понадобилось
бы «изобретать» Дьявола, антитворца, врага, разрушителя. Отрицать
сие бессмысленно, как ни хотелось бы этого нашей, в сущности,
доброй душе.
А мы с вами, дорогой друг, даже преодолев столь долгий путь, все
равно пытаемся оставаться наивными, бесхитростными и
безобидными на грани бестолковости: порядочными там, где порядка
нет, высоконравственными там, где нрав – это жестокость, и честными
с теми, кто о чести и не слыхивал. Ведь вы, как и я, – та самая «вшивая
интеллигенция», иначе в ваших руках сейчас была бы совсем другая
книга. Наш девиз – «толерантность», терпимость к иному мнению,
уважение чужих нужд и потребностей. Нам проще уступить место – в
трамвае, в очереди, на парковке, в карьере, в жизни, лишь бы «не
опускаться до бескультурия», так? Нам проще сделать вид, что мы не
заметили, как нас надули, лишь бы «не выходить за рамки приличия»,
верно? Мы стесняемся громко заявлять о своих идеях, талантах,
творениях, тихо поражаясь тем, как иным, куда менее талантливым
персонам удается пресловутое «из грязи да в князи», да?
Чувствуете в последних строках высокомерие? А как же, завидуем
мы им в глубине души: их якобы «грязь» и «бесталанность» нужны
нам, чтобы прикрыть собственное «загнивание» и «вшивость» – жизнь
на грани бедности, безызвестность, ненужность никому. Это плата за
возможность гордо причислить себя к интеллигенции – к вроде как
образованной, умственно развитой части человечества. Однако чего-то
нам чертовски не хватает, чем-то мы вечно недовольны. Да и вообще,
как говорят в Одессе, если ты такой умный, где же твои денежки (а
также признание, уверенность в грядущем дне и другие блага)? Тот,
кто скажет, что ни разу не задавался таким вопросом, заведомо
слукавит.
Толерантность – терпимость к другим людям, уважение к чужим
мнениям, доброжелательность – вот одна из главных добродетелей
«интеллигента». К слову, эти понятия – «интеллигент»,
«интеллигенция» – не имеют эквивалента ни в одном европейском
языке, словари переводят их как «интеллектуал, работник умственного
труда». Но мы-то вкладываем в эти слова куда как более сложный
смысл – исконно русский, наш, национально-архетипический.
Об этом специфическом, совершенно самобытном архетипе русской
души, пожалуй, можно написать не то что отдельную главу или даже
книгу – многотомник! Однако в рамках данной главы мы затронем
лишь некоторые его грани, которые для победы над Кощеем нужно
непременно отшлифовать по-новому. В том числе эту самую
толерантность – способность к долготерпению, добродетель ожидания,
умение довольствоваться малым, обходиться без того, что желаемо, в
угоду высшим идеалам, будь то коммунизм, хорошее воспитание или
любая другая химера.
Мы, те самые «образованные и ищущие», и после прохождения
инициации в Избушке Яги все равно зачастую предпочтем стерпеть, но
уже не потому, что нам страшно, не потому, что не можем, не умеем
постоять за себя, а потому, что «хорошо воспитаны». Другая сторона
этой самой толерантности проявляется, как ни парадоксально, в
истинном, первичном значении этого слова, которое гуманитарные
науки заимствовали из медицины. И означает оно на самом деле
отсутствие или ослабление реагирования на какой-либо
неблагоприятный фактор в результате снижения чувствительности к
его воздействию, снижение иммунитета, неспособность организма
бороться с инфекцией. Одним словом, толерантность – это
беззащитность. И здесь разговор идет уже не о собственных теневых
содержаниях, а именно о вторжении извне, о вирусах, бактериях и
хищниках. Делать вид, будто их нет, – значит действовать с ними
заодно, вопреки Природе, самому себе и собственному эйдосу. А иметь
зубы, клыки, сильные мышцы и громкий голос – это означает не
становление хамом и варваром, а превращение из «твари дрожащей» в
«право имеющего». И вовсе не обязательно для этого вышибать дух из
старушек-процентщиц, да и «мочить в сортире» кого бы то ни было
отнюдь не требуется.
Итак, Читатель, мы вплотную подошли к врагу, не к мнимому и в
результате даже благотворному, как Тень и Баба-Яга, а к самому
настоящему противнику, к беспримесному злу, к антагонисту
природного порядка.
Что ж, в добрый путь на встречу со злом!
Эту главу я планировала начать с дифференциации понятия «зло», с
различения тех видов ущерба, которые наносят Яга и Кощей. Но
накануне мне приснился сон, явно связанный с обозначенной темой, а
сон для юнгианца – как священная корова: пока не разгадаешь его
смысл, стой на месте, вдумывайся, всматривайся, вчувствывайся.
Сон был таков: молодой человек, который преследовал меня в
школьные годы, предлагает мне, лучезарно улыбаясь, какую-то
чертовски занятную игру. Он необычайно ласков, просто источает
благодушие. В руке у него какая-то штуковина, и я знаю: это что-то
очень опасное. Но он так искренне улыбается, так любезно
разговаривает со мной, что я готова довериться ему, лишь прошу,
чтобы он не навредил мне невзначай этой опасной игрушкой, которую
прячет от меня в кулаке. Он, все так же радужно улыбаясь, обещает
быть бережным.
Во сне я чувствую неописуемую радость, да что там, настоящий
восторг: даже мой злейший враг теперь желает мне добра – вот какая я
молодец, жила так, как нужно, и теперь в моем мире все хорошо! Уже
проснувшись, я еще некоторое время находилась в состоянии эйфории
– ах, как прекрасна жизнь, все до единого люди желают мне добра, и
даже этот самый Женька В., которого я так боялась в старших классах.
Лишь окончательно стряхнув с себя остатки сонного наваждения,
вынырнув из навьего морока в Яви, я поняла: о боги! Какая
чудовищная, непростительная, преступная наивность – принять
улыбку и добрые слова злодея за чистую монету. И еще стыд: я почти
ежедневно учу своих клиентов выслеживать и обезвреживать хищника,
а здесь сама попала, как кур в ощип!
Женя В. – кошмар моих последних школьных лет. Два года он
преследовал меня, выражая свой сексуальный интерес в самой
прозаической форме. Это был отнюдь не влюбленный хулиган, таких
есенинских персонажей в моей юности также хватало, но Женя В. был
сделан совсем из другого теста, хотя для его описания куда лучше
подошла бы несколько иная субстанция. Дело было даже не просто в
удовлетворении половой потребности – было кому помочь Жене в
такой проблеме. Просто… отроку с садистическими наклонностями,
как и любому, чья душа идентифицирована с Кощеем, были
ненавистны яркие проявления Эроса. Эроса в данном случае во
фрейдистском понимании – как инстинкта жизни, жажды жизни,
способности радоваться самым простым проявлениям бытия. Для
Жени было непереносимо наблюдать Эрос, искрившийся рыжими
огоньками в моих волосах, слышать его в моем не всегда уместном
смехе и звонком стуке каблучков, раздававшемся по школьному
вестибюлю. Желанием мальчика, чья душа пребывала в царстве
Танатоса, было как можно быстрее опошлить, испачкать, обезобразить
и сгубить. Вот чего хотел от меня Женя В., а вовсе не того же самого,
чего друг детства товарища Бендера, Коля Остен-Бакен, от польской
красавицы Инги Зайонц.
Женя В. был хрестоматийным социопатом со свойственным такому
типу личности неприятием социальных норм, отсутствием чувства
вины, стыда, сострадания, неспособностью к человеческой
привязанности – когда старшие девочки обижали его младшую
сестренку, он стоял рядом и довольно смеялся. Такие люди, как
хорошо известно специалистам, обладают большей базовой агрессией,
нежели остальные, отсюда их постоянное стремление к острым
ощущениям – мало какие драки в поселке обходились без Жениного
участия, да и героин он начал употреблять одним из первых.
 По большому счету, социопат способен испытывать два чувства:
либо слепую ярость, либо маниакальное возбуждение –
зашкаливающую тревогу. Такое возбуждение можно также назвать
примитивной завистью, которая толкает разрушить то, что наиболее
желанно. Это вовсе не та продуктивная зависть-мотиватор, о которой
мы говорили ранее, а как раз тот случай, когда, как гласит пословица,
плохо не то, что своя корова сдохла, а то, что у соседа жива. Здесь и
мысли не возникает вырастить собственную «буренку», что бы это ни
было – бизнес, карьера, творчество, семья или фикус на подоконнике,
ибо все помыслы заняты тем, как бы поковарнее разделаться с
соседской скотинкой.
Для социопата невозможно обретение самоуважения через
созидательный процесс – единственную возможность не чувствовать
себя ничтожеством дает власть. Лейтмотив социопата – «сделать
всех», при этом ценность другой личности сводится к ее утилитарным
свойствам. «Высокоразвитый» социопат может стать каким-нибудь
выдающимся экономическим преступником вроде Сергея Мавроди
или вождем-тираном вроде Сталина. А «социопат vulgaris», как
упомянутый Женя В., будет избивать детей, унижать женщин,
обесценивать чужие успехи и уничтожать собственную жизнь.
К счастью, социопатия в чистом виде – явление хотя и
устрашающее, но все же довольно редкое. Частичка же социопата,
хотим мы того или нет, присуща каждой человеческой душе, и, по
закону жанра, чем меньше мы отваживаемся признавать сие, тем чаще
встречаемся со всевозможными лиходеями во внешней реальности.
Важно отметить: несмотря на то что социопатия может содержаться
в Тени, она не является Тенью. В равной мере тот психический заряд,
что нес в себе Женя В., не является и частью «естественного зла» –
Танатоса, инстинкта смерти по Фрейду, частью природного цикла
«жизнь – смерть – жизнь».
Если бы мне не приснился мой школьный преследователь, скорее
всего, я бы не додумалась до той категоризации зла, которая видится
мне сейчас, ведь первой мыслью было приравнять Кощея к Танатосу.
И раз уж разговор идет в принципе о понятии «зло», нужно упомянуть
обо всех его градациях в нашей психике. Хочу подчеркнуть, что эта
градация абсолютно умозрительна и приводится мною исключительно
в практических целях, ибо, как мы уже говорили, с точки зрения
Природы зла не существует вовсе… за исключением Кощея. Однако
будем последовательны.
1. Первый вид зла – это Тень, которая, как мы помним, является
совокупностью качеств, противных нашему Эго. Тень можно условно
назвать «субъективным злом», так как ее воспринимает как зло лишь
конкретное уязвленное Эго. Для Василия Гвоздикова его увольнение с
работы является неоспоримым злом, причиненным тупым и
узколобым начальником-самодуром, но вот для его преемника такой
поворот событий, напротив, очевидное благо, а все тот же начальник –
мудрый и дальновидный руководитель.
2. Второй вид зла – это тот ущерб, который наносит Эго наша
добрая знакомая злая Баба-Яга. Этот вид можно назвать «каузальным
злом»; оно имеет причину, неведомую Сознанию, но все же
отражающую потребность в росте собственной психики (несмотря на
то что событие воспринимается как беда, пришедшая извне). Есть у
такого вида зла и следствие – изменение прежней Эго-установки на
более адаптивную. Если все тот же Василий Гвоздиков соизволит
исследовать истинные, внутрипсихические причины своего
увольнения, то, возможно, этот случай либо приблизит его к
пониманию настоящих потребностей Самости, либо поможет ему
понять деструктивность прежних карьерных стратегий.
3. Третий вид зла – инстинкт смерти, который Фрейд,
сформулировавший эту концепцию, назвал Танатосом. Этот вид зла
можно назвать, опять-таки условно, «естественным злом». Так или
иначе в жизни человека, как в психическом, так и в физиологическом
смысле, присутствует некое неизбежное, объективное зло. В
глобальном смысле это старение и смерть. Зигмунд Фрейд пришел к
концепции принципов Эроса и Танатоса, к выводу о равноправном
существовании двух противоположных тенденций – влечения к жизни
и влечения к смерти, – размышляя над возникновением и распадом
клеток в живом организме, естественном цикле «жизнь – смерть –
жизнь». Этот механизм, заложенный в человеке как в биологическом,
так и в психологическом смысле, и есть форма взаимоотношений
доброго и злого начал в нашей Природе.
4. Четвертый вид зла, который и будет персонифицироваться в
Кощее, – это «безусловное зло», которое не подлежит обелению и
оправданию даже в самом высокоразвитом Сознании. Ибо перестать
называть такое зло «злом» будет равнозначно исполнению воли
Дьявола – смешению тьмы со светом, исчезновению
противоположностей, смерти Логоса, коллапсу Сознания и, как
следствие, возвращению в безразличное, неорганическое состояние.

Априорное зло, как противовес влечения к жизни, есть часть

Танатоса, его квинтэссенция. И все же их нельзя приравнять друг к
другу. Танатос в мифологии – бог естественной смерти: когда у
человека заканчивается отведенный ему Мойрами срок, мрачный Бог
приходит к нему, срезает острым мечом прядь волос и уносит душу в
царство мертвых. Танатос (и его славянский «брат» Вий) есть
естественный механизм, обеспечивающий выполнение природного
плана: рождение – созревание – старение – смерть – рождение нового.
При таком подходе он вовсе не является противником Эроса как
инстинкта жизни: напротив, они коллеги, обслуживающие разные
стадии одного процесса. С этой точки зрения смерть не является
врагом жизни, она – ее результат.
А вот то, что мы назвали «безусловным злом», является
антагонистом как Эроса (жизни), так и Танатоса (естественной
смерти). Это та сила, которая стремится как раз нарушить сам процесс
«жизнь – смерть – жизнь». Насильственная смерть отнимает душу не
только у Эроса, но и у Танатоса – не дает свершиться логическому
завершению. Это сущность contra naturam – сила, направленная
против Природы. Она проявляется в патологическом влечении к
уничтожению, к саморазрушению, насилию, в страсти к деструкции.
Право слово, несмотря ни на какие философско-религиозные
доктрины, все мы прекрасно понимаем: убийство ради защиты своей
жизни, жизни своих близких и убийство, совершенное маньяком ради
удовольствия, – вещи абсолютно разные.
Эта сила имеет множество имен. Это Дьявол, но не Люцифер,
имеющий изначально ангельскую природу, не Мефистофель,
сотрудничающий с Богом, как и Сатана с Яхве в библейской «Книге
Иова», не Искуситель Адама и Евы, в конечном счете сопутствующий
обретению Сознания. Это Зверь. Зверь не в смысле «животное», а в
значении «не-человек», то есть созданный не по образу и подобию
Божию. Это противник гармонии, нарушитель порядка, заведенного
Творцом.
Эстес называет его «хищником»: «Есть одно совершенно особое
существо, самый коварный и самый сильный беглец души, требующий
немедленного внимания и заточения, – природный хищник»186. М.-Л.
фон Франц именует его «злым колдуном»: «Колдун обычно
представляет темный аспект образа Бога, тот аспект, который не
получил признания в коллективном сознании… Поэтому можно
говорить о том, что такие божества представляют ту сторону
образа Бога, которая не была принята сознанием и вследствие этого
жила сумеречной, потаенной жизнью; у этой непринятой сознанием
стороны имеется свое бессознательное мировоззрение»187.
Этот хищный властелин есть не кто иной, как отвергнутый бог или
неудавшийся чародей, как называет злодея Эстес, рассматривая сказку
о Синей Бороде188. Его лейтмотив, свойственный в равной степени как
Люциферу, так и славянскому Кощею, – вызов Верховному Владыке,
вызов закону Природы, нарушение границ сакрального и профанного,
превышение полномочий низших богов. Движущим порывом хищника
является не созидание, а та самая социопатическая примитивная
зависть: раз я не могу иметь столь же прекрасное, я разрушу чужое
творение. Кара за подобное злодеяние – вечное изгнание без
возможности искупить свой грех: Люцифер изгоняется из Царства
Божьего, джинн-вероотступник запечатывается Сулейманом, пророком
Аллаха, в бутылке, а в славянском мифе Кощея навеки приковывают к
стене в Пекельном царстве, и делает это не кто иной, как Баба-Яга!
Однако, как это ни трагично, Кощей умудряется выбираться на
свободу и чинить свои черные дела в каждой человеческой душе: он
тот, кто мешает нам слышать правду о себе, тот, кто очерняет в нас
прекрасное, тот, кто заглушает голос Самости, тот, кто действует
наперекор природному инстинкту, тот, кто порой доводит нас до
отчаяния, повергает в уныние и тоску, тот, кто порождает деструкцию.
Его так невероятно сложно выследить и обезвредить, потому что сам
факт его существования отрицается наивной, доброй душой. Но
справиться с ним можно, лишь признав, что он является частью нас
самих, ведь только неосознанные влечения представляются ужасными,
а понятное психическое содержание теряет облик злого рока,
сопротивление которому бесполезно.
 Итак, Читатель, пришла пора встретиться лицом к лицу с главным
душевным захватчиком. Имя его в славянской душе, как мы уже
выяснили, Кощей Бессмертный. Именно с разъяснения имени мы и
начнем знакомство со славянским хищником. Уже это понимание
лишит его части архетипической энергии. Ведь то, что становится
понятно Сознанию, автоматически лишается нуминозной величины.
Этимология слова кощей (а также кащей) неоднозначна. В
современном русском языке сохранилось единственное явно
однокоренное слово – кощунство (и его производные: кощунствовать,
кощунственный), которое означает оскорбление религиозных чувств
или святынь, богохульство, святотатство. Однако это значение является
вторичным, первоначально же слово кощуна означало «сказ»,
«старина», «басня». Переводы XI–XII вв. с греческого на
старославянский, пишет Рыбаков, позволяют нам определить, что
слово myphos (мифы) переводилось на русский язык, в зависимости от
того, рассказывалось ли в них о героических подвигах или же о
божественных деяниях, как «кощуны» или «былины», «басни»189.
«Былинами», по всей видимости, назывались жизнеописания
героических личностей, «баснями» – поэтические аллегорические
изложения, содержащие некую мораль. И в тех, и в других было
больше светского, бытового, нежели языческого, мифологического, в
отличие от «кощун» – рассказов о божественном устройстве мира.
Поэтому именно этот жанр воспринимался богохульственным русским
духовенством XI–XIV вв. Немаловажно и то, что кощуны часто
исполнялись во время поминок по усопшему, причем, как уточняет
Рыбаков190, исполнялись они «тщеславия ради», то есть на особенно
торжественных поминальных пирах. Вероятно, поминки знатных
персон являлись подходящим поводом вспомнить о божественном
устройстве мира.
Старославянское слово кощуна имеет также форму коштуна, в
основе которой содержится корень кош (къшь, кощь), обозначающий
«жребий», «судьбу». К слову, этот же корень присутствует в имени
Богини-Матери Макоши. Что ж, судьба может являться как в образе
Доли – счастливой фортуны, так и в образе злого рока, который и будет
персонифицирован в Кощее Бессмертном.
Третья этимологическая ветвь имени славянского злодея
проявляется в Новгородской третьей летописи: «И плыл (идол Перуна)
из света во кощьное, сиречь во тьму кромешную»191. По пояснению
самой летописи ясно, что «кощьное» (царство) есть не что иное, как
преисподняя. Это не христианский ад, а славянское, языческое царство
мертвых, владения Вия, где в качестве пленника, прикованного
железными цепями к стене, ни жив ни мертв обитает и сам Кощей.
Существует и четвертая, самая популярная у филологов-
фольклористов версия происхождения имени Кощей, согласно которой
это слово имеет тюркское происхождение и означает «слуга», «раб»,
«пленник». В «Слове о полку Игореве» древнерусское кощей в этом
смысле употребляется несколько раз. Например, князь Игорь, попав в
плен к половецкому хану Кончаку, «выседе из седла злата а в седло
кощиево»192 – то есть «был высажен из золотого, княжеского седла в
седло пленника». Далее, после победы над половцами, и сам хан
Кончак называется «поганым кощеем»193.
Ну и наконец, пятая версия происхождения имени Кощей,
принадлежащая М. Р. Фасмеру194, происходит от общеславянского
корня kostь. Таким образом, кощей означает «кость», «мощь
загробная», «скелет», а в переносном значении – «тощий человек»,
«дряхлый старик».
Подведем итоги наших этимологических изысканий: Кощей – это
дряхлый старик, скелет, обтянутый кожей, практически не имеющий
плоти; он может искажать судьбу, как естественный путь человека,
определенный Самостью; живет он в подземном кощном царстве,
выдает себя за его властелина, но на самом деле является его же
пленником – рабом; он мудр, является «кощунником» – знатоком того,
как боги устроили мир, ведь он сам был свидетелем их деяний.
Теперь настало время разобраться с эпитетом «Бессмертный». В
языческом мировоззрении бессмертие означает божественность.
Однако употребить фразу «бессмертный бог» – это все равно что
сказать «деревянный дуб», «привлекательная красота»,
«безнравственный грех». Для действительного бога такой эпитет
избыточен. Из этого следует, что «фамилия» Кощея подчеркивает
отнюдь не его божественную природу, но также и не человеческую,
ибо бессмертие в отношении человека означает жизнь души после
смерти, ее слияние с Богом, или «мировым духом».
В христианской философии бессмертие – это воскресение, жизнь
после смерти преображенной души и плоти, лишенной тления и
косности. Кощей же – тлеющий при жизни, он тот, кто не заслужил
воскресения, прощения Бога. Он бессмертный потому, что и не живой.
Он тот, кто нарушил божественный план «жизнь – смерть – жизнь» для
всего одухотворенного, а следовательно, он исключен из этой схемы.
Его бессмертие – это не духовное бессмертие, а бессмертие
неорганики: невозможность умереть, поскольку и не жил.
Вера в личное бессмертие существует уже у самых примитивных
народов, устанавливается она под влиянием сновидений и
поддерживается любовью к Эросу, привязанностью к жизни. У Кощея
же, живого мертвеца, такой привязанности нет. Ему ненавистна жизнь
как великое творение Бога, и за это он лишен смерти как божественной
благодати, как возможности перерождения в новом, более высоком
качестве (в языческом понимании) или как возможности единения с
Богом (в монотеистических религиях).
Тема лишения смерти как наказания дважды встречается в Библии.
В Ветхом Завете это история Каина, первого сына Адама и Евы,
который убил своего брата Авеля. Мотивом этого преступления
послужила все та же примитивная, социопатическая зависть: когда
братья принесли жертвоприношение Богу, Всевышний принял дар
Авеля, а жертву Каина отверг. Оставим в стороне тот факт, что Яхве,
несмотря ни на какие толкования этой истории Отцами Церкви[43], сам
явился подстрекателем первого на Земле преступления. Отклонив
подарки одного брата и приняв дары другого, Он сам спровоцировал
зависть и ревность в душе сына Адамова.
Что ж, у Бога, особенно в монотеистических религиях, когда Он
один за всех, есть темная сторона. Более того, как утверждает Юнг в
«Ответе Иову»196, Вседержитель и сам не всегда ее осознает, ведь если
человек, созданный по Его образу и подобию, имеет бессознательное,
то таковое имеет и Бог. Однако не об этом сейчас идет речь. В
контексте нашей темы важно то, что наказанием Каину является
бессмертие: «И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто,
встретившись с ним, не убил его» (Быт. 4:15).
Вторым принявшим бессмертие как кару «библейским Кощеем»,
уже в Новом Завете, является Агасфер – Вечный жид. Он, напомним,
был иудеем-ремесленником, мимо дома которого вели на казнь Иисуса,
несшего свой крест. Когда Иисус попросил у него разрешения
прислониться к стене его дома, чтобы немного отдохнуть от тяжести
креста, Агасфер оттолкнул его со словами «Иди, чего медлишь?», в
которых читался подтекст: ты Сын Божий, так воскресни после
распятия и отдохни на обратном пути без своей ноши. На это Иисус
отвечал ему: «И ты будешь вечно идти, и не будет тебе ни покоя, ни
смерти», или, по другой версии, «Я пойду, но и ты пойдешь и будешь
Меня ждать». Так Агасфер был осужден на вечное скитание по земле
до Второго Пришествия и вечное презрение со стороны людей. Опять-
таки, оставим в стороне вопрос о христианском всепрощении, которое
Сын Божий отказался применять к иудейскому ремесленнику.
Как юнгианцу, мне куда более интересен вопрос «зачем?»: если Бог
осуществляет такое наказание, значит, оно имеет какой-то особый
смысл? И Каин, и Агасфер, и славянский Кощей наказаны вечной
жизнью. Мне не приходит в голову никакого иного обоснования, кроме
того, что, возможно, Богу нужен свидетель Его деяний.
Братоубийца – тот, кому известен весь ход событий духовного,
нравственного и интеллектуального развития Человека; он
единственный, кто созерцал воплощение божественного проекта почти
с самого начала. Агасфер видел воочию и продолжает наблюдать всю
историю христианской эры, ему будет позволено умереть только с ее
окончанием, которое ознаменуется Вторым Пришествием. Кощей, как
можно заключить из этимологии имени, – главный «кощуник»,
который также наблюдал деяния славянских Богов. Однако Каину, на
котором лежит печать проклятия, не будут внимать люди, равно как и
презираемому ими Агасферу. Так и Кощеевы «мифы-кощуны» тоже
издавна считаются святотатством, то есть самой гнусной ложью.
Отсюда следует вывод о том, что Богу нужен свидетель не для того,
чтобы люди знали о том, «как было на самом деле». Он нужен для того,
чтобы наблюдать самого Бога. Бог в данном случае – персонификация
Логоса, олицетворение разума. Логос-слово имеет смысл лишь тогда,
когда есть кто-то, кто его услышит. Логос-разум имеет смысл тогда,
когда есть кому рефлексировать, то есть отображать смену состояний и
развитие явлений в историческом процессе.
Юнг в «Ответе Иову» пишет, что Яхве нужно отображение его
бытия, чтобы поистине существовать: «Разумеется, это бытие
действительно, лишь если кем-то осознаётся. Поэтому Создателю и
нужен сознающий человек»197. Скажем проще: Бог является Богом
только для Человека, больше осознать Его некому. Поэтому Богу
нужен Человек, а так как Бог вечен, Ему нужен некий вечный
человеческий разум или, «на худой конец», разум низшего бога –
Кощея, как в славянской мифологии, чтобы отражать развитие
божественного плана во времени. Именно время здесь и является
ключевым моментом, ведь Бог, как и бессознательное, как вечность, не
обладает этой категорией. Время – мера длительности всех явлений,
имеющих начало и конец, характеристика последовательной смены их
состояний в процессе изменения и развития, условие самой
возможности изменения. Но нужен кто-то, кто сможет это изменение
зафиксировать. Нужен наблюдатель. А если его нет, не существует и
самого явления.
Чтобы немного снизить уровень пафоса последних строк, приведем
пример работы «архетипа Свидетеля» из жизни простых смертных.
Лучшей иллюстрацией в художественной литературе здесь будет
рассказ Людмилы Улицкой «Цю-юрих». В этом рассказе советская
женщина по имени Лидия, родившаяся в нищете, рано осиротевшая,
но обладающая крайне целеустремленным характером, становится
одной из первых business-lady Цюриха:
Сходила она к деловым женщинам раз, другой и поняла, что лично
ей не хватает в жизни признания. Все эти женщины тоже ходили в
обуви от Балли, носили норковые шубы и часы Ориент, и Лидии было
даже обидно, что для них это обыденная жизнь, и не могла же она
им объяснить, что все они глупые домашние куры, а она, Лидия,
птица высокого полета, потому что они-то родились в Швейцарии, в
куске сливочного масла, а она, Лидия, в избе с земляным полом и
соломенной крышей… Возникла какая-то досада. И старая,
придавленная и недодуманная мечта, как зародыш болезни, стала
развиваться и оформляться, и приобретать определенные черты, и
Лидия… завела списочек, в который вносила, что именно и в каком
количестве надо ей купить для поездки в Москву. Там жил
единственный в мире человек, который мог оценить ее, Лидии,
великий взлет198.
Так и Богу нужен «единственный в мире человек», который знал Его
почти с самого начала, видел воочию весь процесс Его творения, Его
«великий взлет». По-видимому, Вседержитель чудовищно одинок.
Представьте себе на мгновение, как бы вы чувствовали себя, если бы
каким-то чудесным способом смогли осуществить все до единой свои
задумки, самые-самые амбициозные планы, все, о чем на сегодня
можно только мечтать, но… никто бы из ваших близких, ни из
прошлого, ни из настоящего, об этом никогда не узнал…
Потребность Бога в Свидетеле столь же велика, как потребность
Самости в наблюдающем Эго – сознательной части психики,
способной фиксировать изменения, давать им определения,
устанавливать связи между внутренними переживаниями и внешними
событиями. И все же Бог проявляет милосердие, Он не обрекает на
такую участь обычных смертных. Ведь жизнь такого вечного
свидетеля – это тягчайшая ноша: нет смерти, нет и жизни. Или можно
сказать иначе: вечная жизнь равна вечной смерти. Подтверждение этой
мысли можно найти в словах Блаженного Августина: «[Существуют
две смерти], первая смерть изгоняет против воли душу из тела, смерть
вторая будет держать душу в теле»199.
Именно мертвецами, претерпевшими «вторую смерть», и являются
Каин, Агасфер и Кощей. Они кажутся живыми, но их жизнь – это
вечная пытка смертью, как если бы живую человеческую душу
поместили в камень. Камень вечен, но он не способен почувствовать
радость бытия, и даже созерцание чужой, проносящейся мимо жизни
не вызывает никакого интереса, а только лишь ту самую примитивную,
социопатическую зависть. Никаких собственных влечений нет: камню,
который помнит, каково быть человеком, не почувствовать аромат кофе
или вкус борща, не прожевать отличный стейк, не испытать оргазм, не
заснуть сладким сном после успешного трудового дня, даже не
облегчиться; поэтому единственное желание – чтобы и у других
ничего такого не было.
Образ мыслей вечного пленника, заточенного в камне-кувшине,
передает арабская «Сказка о рыбаке» из цикла «Тысяча и одна ночь»
(наказание вечной жизнью, как мы можем убедиться, – универсальная
мифологема человечества, свойственная отнюдь не только
христианскому миру). В этой сказке джинн, проведший в запечатанном
кувшине на дне моря тысячу восемьсот лет и по счастливой
случайности освобожденный рыбаком, так объясняет своему
избавителю желание лишить его жизни:
«Знай, о рыбак, – сказал ифрит, – что я один из джиннов-
вероотступников, и мы ослушались Сулеймана… и Сулейман, увидев
меня, призвал против меня на помощь Аллаха, и предложил мне
принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И
тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем, и
запечатал кувшин свинцом, оттиснув на нем величайшее из имен
Аллаха, а потом он отдал приказ джиннам, и они понесли меня и
бросили посреди моря. И я провел в море сто лет и сказал в своем
сердце: всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но прошло
еще сто лет, и никто меня не освободил. И прошла другая сотня, и я
сказал: всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли. Но
никто не освободил меня. И надо мною прошло еще четыреста лет, и
я сказал: всякому, кто освободит меня, я исполню три желания. Но
никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и
сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня сейчас, я убью и
предложу ему выбрать, какою смертью умереть!»200.
Избавитель является для джинна источником главного блага, самого
драгоценного, что можно только пожелать, – свободы. Пока узник
кувшина не потерял надежду на приход избавителя, он готов отдать
ему все сокровища мира, хранителем тайны которых является, да вот
только не может воспользоваться ими сам. Не правда ли, очень похоже
на нашего Кощея, который тоже обладает несметными богатствами
подземного мира, да вот только никак не может ими распорядиться:
отдать другому жалко, а использовать самому – невозможно; только и
остается ему, болезному, «чахнуть над златом».
Со временем надежда на спасение у пленника угасает, и избавитель
начинает мниться уже не возможным долгожданным союзником, а
хранителем блага, который не желает им делиться, то есть – врагом,
похитителем. С потерей веры в справедливость, в прощение – любовь
трансформируется в ненависть, в ту самую социопатическую
примитивную зависть: не могу обладать, так уничтожу.
Социопат, как упомянутый в начале этой главы Женя В., – это
мальчик, который в раннем детстве потерял надежду на поддержку и
любовь со стороны значимого взрослого. Но ребенку признать, что
виноват в этом тот самый взрослый, – все равно что джинну из сказки
признать, что виноват в его мучениях сам Аллах, который не защитил
и не простил свое создание. Это равносильно смерти и сумасшествию.
Поэтому далее срабатывает защита, называемая современными
психоаналитиками «смещением», – перенаправление эмоции с
первоначального объекта на другой, поскольку исходная
направленность по какой-то причине невозможна (как невозможно
обижаться на Аллаха!). Поэтому для джинна отныне врагом
становится потенциальный избавитель, который обладает желанным
благом, но «коварно прячет его».
А для Жени враг любой, кто умеет получать удовольствие от жизни,
ибо в чужой радости он видит собственную обделенность. Он смеется
только тогда, когда кто-то рядом плачет, и испытывает что-то
наподобие гордости, когда видит унижение другого. Не имея
возможности, да и, что важнее, не веря в возможность поцеловать
понравившуюся девушку, он расползется в сальной улыбке, обозвав ее
«шлюхой».
Лишь спроецировав собственного хищника (злодея, ничтожество,
развратника и т. д.) в другого, социопат – человек, порабощенный
архетипом Кощея, – получает крохотную возможность на минуту
почувствовать хоть какой-то вкус жизни, хоть что-то весьма отдаленно
напоминающее радость и удовлетворение. Его издевательство,
оскорбление, глумление – игла, в которой сосредоточена Кощеева
смерть, а точнее, жизнь. Не попадут эти иглы в жертву, не достигнет
проекция цели – тогда социопату придется самому вариться в кипящей
смоле комплекса. Однако мы слегка забегаем вперед; символику
сказочной иглы, на кончике которой в восточнославянских сказках
расположена Кощеева смерть, мы подробно рассмотрим позже. А пока
вернемся еще ненадолго к теме бессмертия в качестве самого
жестокого наказания.
Фантазия о бессмертии для человека – кара божья, ибо такой
человек не ценит радости бытия, радости настоящего момента. Это
добровольная игра в жизнь камней, жизнь в кувшине или в
подземелье, на которую так многие обрекают себя. Забывая о
скоротечности жизни, люди делают так мало из того, что любят, и так
много из того, что не переносят на дух; заставляют себя верить в то,
что делают, вместо того чтобы делать то, во что верят; успевают
расстроиться и разочароваться еще до того, как рискнут попробовать
что-то в реальности; занимаются бесконечным перетряхиванием
неприятных воспоминаний из прошлого и страшными прогнозами на
будущее, при этом теряя единственное, что действительно важно, –
настоящий момент, в котором только и присутствует Эрос.
 Более того, в настоящем нет ни тревоги, ни сомнений, ни горестей;
все эти нежелательные гости бесцеремонно вторгаются в Сознание,
как только мы выпадаем из «здесь и сейчас», как только начинаем
озираться на прошлое или пытаться заглянуть за горизонт в будущее.
Право слово, вспомните, что в последнее время повергало вас в тоску,
что вызывало тревогу, страх, чувство беспомощности? Впрочем,
гадать здесь не приходится: вы либо переживали по поводу неких уже
случившихся неприятностей, то есть неприятностей из прошлого, либо
горевали, заранее прокручивая в голове злоключения, которые
должны, по вашему представлению, произойти в будущем. Только так,
и никак иначе! В тот самый исторический момент, когда нечто условно
«плохое» имело место в реальности, вы как-то да действовали, а
тосковать, горевать, скорбеть и печалиться вы принялись позже.
О тщетности прогнозов на долгое будущее, о важности жить
настоящим говорили, пожалуй, все, кто обладал даром слова, – от
нашего современника неоиндуистского мистика Ошо до Горация,
изрекшего сакральное carpe diem («лови момент»):

Не спрашивай, нельзя знать, какой мне, какой тебе

конец предначертали боги, Левконоя, и не искушайся
вавилонскими
числами[44]. Лучше стерпеть все, что будет.
Много ли зим уготовил Юпитер, или последнюю,
которая сейчас разбивает о скалы во́ ды моря
Тирренского? Будь мудрой, вúна цеди и кратким сроком
надежду долгую укороти. Пока мы говорим, уходит завистливое
время: лови момент, как можно меньше верь будущему201.

Мысль, изреченная поэтом более двух тысяч лет назад, столь

очевидна, что наше мудреное Сознание отказывается ее уразуметь! Мы
же столь хитроумно устроены, что презираем простоту, за что и
расплачиваемся неврозами, не теми отношениями, не той жизнью.
Это и есть главная ловушка архетипа Кощея – невозможность
адекватно реагировать на события, происходящие здесь и сейчас,
исходя из реальных чувств, потребностей и возможностей, по причине
отсутствия нас самих в настоящем. Это и есть прижизненная смерть.
Жизнь задает нам какой-то судьбоносный вопрос, ставит задачу,
разрешив которую мы сможем незамедлительно выйти на новый
уровень развития, а ответить-то попросту некому: нас «нет на месте»,
мы либо гуляем в прошлом, бесконечно прокручивая в голове горести
давно минувших дней, либо тщетно пытаемся разглядеть будущее за
горизонтом.
Богу, Самости нужен живой Человек из плоти и крови, с руками,
ногами и головой, чтобы воплотить свою идею в мир, наградив за это
человека-сотворца радостью, удовольствием, интересом, вкусом
жизни. А нет человека: он сам играет в бессмертного бога! Он-де пока
еще пострадает лет так десять-двадцать, а потом ситуация изменится,
и вот тогда-то он себя покажет! Однако мы не вечны. Мы все умрем. И
до «дедлайна» нам осталось всего-то несколько десятилетий, и то в
лучшем случае. Так что мы либо сейчас вернемся в реальность и
повытаскиваем из своей души иглы Кощея, закуем его в кандалы
вместе со всеми его «ты недостоин», «ты не справишься», «еще не
время», либо не сделаем этого никогда!
Страшно? Мне – очень! А посему – за мной, Читатель! У нас есть
все, чтобы победить злодея: удаль, страсть, отвага, дары Яги и
благословление предков в виде мифов и сказок.
 15
Рождение Кощея
Зона отчуждения в душе
О рождении Кощея в «Песнях птицы Гамаюн» рассказывается так:

Закатилось Красное Солнышко, закатилось за горы высокие,

За леса закатилось дремучие, за моря закатилось плескучие.
Собирались тут тучи грозные, птицы по небу разлетелись,
Звери по лесу разбежались, рыбы по морю разметались.
И тогда родила Мать Сырая Земля бога мощного и коварного —
сына Вия Кащея Бессмертного202.

Итак, Кощей – порождение Матери Сырой Земли и грозного Вия.

Эпитет «Сырая» обозначает Землю, оплодотворенную небесными
водами (пересохшая, бесплодная Земля сравнивается в древних
сказаниях со вдовой). Мужем Земли, во всех без исключения ранних
религиях, является Небо, которое оплодотворяет ее, проливая на
Землю дожди. Ритуал, связанный с этим архаическим представлением,
был таков: семена в землю бросал только мужчина, и делал он это в
обнаженном виде, так что посев символизировал соитие. В некоторых
местностях этот языческий, а вернее, восходящий еще к более ранней
эпохе анимизма ритуал сохранился вплоть до начала XX века –
мужчина-сеятель в первый день работы снимал портки и оставался в
одной рубахе.
Но в случае рождения Кощея Земля почему-то зачинает не от своего
«официального» супруга Неба, а от его антагониста – владыки
подземного Пекла. Важно отметить, что ни греческая Гея, ни римская
Юнона никогда не имели связи ни с Аидом, ни, соответственно, с
Плутоном, ни с Танатосом. Следовательно, эта мифологема много
старше традиционных языческих канонов, в которых уже существует
однозначно благотворная Материнская сила – например, Макошь. Но
Материнский комплекс, как нам известно, содержит два полюса. С
одной стороны, Мать Земля наделяется чистотой, щедростью, заботой,
плодородием. С другой стороны, она же является вместилищем всего
злого, грязного и опасного. Поскольку примириться с этим
обстоятельством невозможно, особенно юной душе, юному народу, то
зарождается идея некоего темного маскулинного вмешательства, а
проще – насилия над Матерью. Это-де не она сама злая,
наказывающая, мстительная, строгая и холодная, просто ее обидели,
заколдовали, принудили быть такой. Эх, дорого же заплатил наш этнос
за расщепление Материнского комплекса, за фантазию об отчиме-
насильнике! – и в Сталине, и в Иване Грозном нашла олицетворение
эта идея.
Существует апокрифический миф, который, не довольствуясь
христианским обоснованием существования зла на Земле, объясняет
его так:
Раз дьявол просит у Бога: «Дай мне земли, ну хоть половину». «На
что тебе?!» – спрашивает Бог. «Надо мне», – говорит дьявол. «Не
дам», – говорит Бог. – «Ну так четверть одну». – «Не дам». – «Ну
так хоть осьминку-то дай». – «Не дам». – «Ну так хоть десятину!» –
«И этого не дам». Дьявол взревел: «Так дай хоть кол воткнуть!» Бог
подумал: «Что с этого будет? Дам ему!» Ну и дьяволу тоже – куда
деваться? Бог говорит: «Бери!» Дьявол заострил кол, пожег его с
конца, маленько обуглил и воткнул. Потом взял, да выдернул обратно.
Ну из дыры тот же час повалил дым, смрад. Повылезали разные
лягушки, жабы, комар-мошка, паут, ну всякий гнус, сказать. Ну и
всякое зло и болезни от этого пошли на земле. Бог на него взревел,
взокричал. Дьявол испужался и дыру заткнул тем же колом. С тех-то
пор на земле и есть болезни и зло. Оно ни убывает, ни прибывает.
Сколь вышло, столь и есть203.
Это весьма напоминает рассмотренный нами ранее миф о Творце и
его Соратнике-противнике, но здесь антагонист назван не Сатаной, а
Дьяволом. А значит, речь идет именно о враге Всевышнего, о
противнике Его миропорядка. Бога в данном мифе следует
рассматривать не как Самость, а исключительно как олицетворение
Сознания, которое можно сбить с толку и запутать.
Как часто мы сталкиваемся с подобными аферами чертей из
бессознательного в повседневной жизни! Банальнейший пример,
известный всем курильщикам, в том числе и вашей покорной слуге: не
куришь несколько месяцев, а то и полгода, страшно гордишься собой,
а потом случается нечто – устал, расстроился или, наоборот, слишком
уж расслабился, – и вылезает такой вот бесенок в виде мысли: «Давай
одну-единственную сигаретку, а? Ну ты ж молодец, ты себя знаешь, от
одной ничего не будет…» Через недельку еще одна «одна-
единственная», потом еще и еще, и через пару месяцев – привычная
пачка в день. Точно так же получается со вторыми, третьими,
десятыми шансами для людей, которые и с первого раза отлично
показали, как они виртуозно подло умеют распоряжаться нашим
доверием. Да что уж там, заостренный кол или игла Кощея каждый раз
вонзается в нашу душу, когда мы, прекрасно зная правду, отказываемся
в нее верить. В народе это метко выражается фразой: «Бес попутал».
Интересно в мифе и то, что Бог-Сознание предпочитает никак не
взаимодействовать со всем тем «гнусом», который повылезал из недр
земли. Он просто позволяет Дьяволу заткнуть зловещую дыру все тем
же колом, а дальше… можно делать вид, что ничего такого вовсе и не
было. И как же это по-русски! Подкрасить, замазать, залепить, картину
повесить, чтобы дырку в обоях закрывала, – авось и так сойдет! Да и в
масштабах отдельно взятого человека – насколько проще сделать вид,
что мы просто не увидели и не услышали тревожных сигналов,
которые говорят о том, что в жизни что-то происходит не так, как мы
ожидали, что привычное изменилось, что старые законы личного
миропорядка отныне не работают. Мы лучше зажмурим глаза
покрепче, а когда откроем, вдруг окажется, что и не было ничего
страшного: нам это просто примерещилось.
Одна моя клиентка, назовем ее распространенным именем
Наталья, знатный правдолюб и борец за справедливость, посещала
какой-то правозащитный клуб на добровольных началах, являлась
активным членом некой партии, участвовала во всевозможных
политических акциях, митингах и т. д., но, как и многие другие люди,
не хотела знать единственной правды – правды о себе. Ее возмущали
власть, коррупция, законы, внешняя и особенно внутренняя политика,
состояние дорог и экологии, медицина, образование и погода. На все
более личные вопросы Наталья неизменно с гордостью, правда
несколько поспешно, отвечала: «А вот в семье у меня все хорошо». И
лишь невзначай упоминала, что командировки мужа все учащаются, в
чем, естественно, были виноваты «придурки и воры» – начальники
благоверного. Голосом, полным любви и сострадания к супругу, она
рассказывала о том, как его «ни за что ни про что» по дороге с
работы домой «загребли менты» и держали в изоляторе всю ночь…
третий раз за два месяца!
Имеет ли специалист право сказать своему клиенту: «В своем ли ты
уме? Раскрой наконец глаза!»? Конечно, не имеет, иначе тут же станет
врагом, еще сильнее укрепит цензуру бессознательного и отбросит
пациента еще на долгие годы от выздоровления. Нам остается просто
поддерживать, потихоньку укреплять Эго, прорабатывать в начале
анализа наименее болезненные конфликты, создавать питательную
среду для роста и развития и… ждать.
Прошло более полутора лет, прежде чем Наталья «дозрела». Мы
не виделись пару недель. За это время она съездила в отпуск с детьми,
а когда вернулась, обнаружила по всему дому женские волосы, причем
самых разных «мастей», следы помады на фужерах и две упаковки от
использованных контрацептивов прямо у себя под подушкой. «Дело
даже не в самих изменах, о них я и раньше подозревала, – сказала мне
она (она, которая месяц за месяцем убеждала меня в семейном
благополучии!). – Самое обидное, что он даже не соизволил
прибрать, спрятать от меня все это!»
Итак, Наташа созрела до правды, которую окрепшее Сознание
больше не могло не замечать, пускай даже эта правда явилась в виде
внешней проекции. Обожженный осиновый кол (который в других
мифологиях втыкают в вампиров, чтоб те не беспокоили живых) или
иглу Кощеевой смерти-жизни можно было вытаскивать. И сколько же
гнуса и грязи хлынуло из пробоины, которую Наташа раньше столь
упорно пыталась заткнуть! Выяснение отношений с Путиным
редуцировалось до конфликта с собственным, довольно жестоким,
пьющим, но все же любимым на краешке души отцом. Борьба за
справедливость сузилась до боли за мать, которая, убежав от мужа-
дебошира, оказалась на долгие годы в психиатрической лечебнице с
диагнозом «брадифрения» (глубокая форма депрессии с торможением
интеллектуальной деятельности). Стал понятен страх потерять
собственного мужа, все многочисленные уловки психики, которые, с
одной стороны, помогали перенаправлять агрессию, а с другой –
крепко-накрепко держали тот самый обожженный кол, спасая
Сознание от реального кровососущего гнуса и грязищи в собственной
жизни. Но это собственный гнус, своя грязь! Единственный способ не
быть покусанным или не испачкаться – признать, что и комары, и грязь
на свете есть: это часть Природы, как и ты сам. А далее можно
использовать противомоскитную сетку и резиновые сапоги, да и
просто не впадать в неистовство, если на тебе все же окажется пара
укусов или придется помыться. Ведь в Природе есть как грязь, так и
вода.
Я знаю, русского читателя нельзя оставлять без четкого окончания
истории. Очерки и эссе – не наш жанр, нам концовку подавай такую,
чтоб ясно было, кто с кем остался жить-поживать и сколько добра они
нажили.
Так вот, у Наташи с супругом сложилось довольно своеобразное,
индивидуальное, а значит, основанное именно на личных
потребностях, «долго и счастливо». Оказалось, что супруг вовсе не
банальный распутник, и ему далеко не безразлична Наташа. Просто
он был приверженцем весьма нестандартных сексуальных
отношений, на которые Наташа, будучи и без того девушкой слабой
сексуальной конституции, никогда бы не пошла. Но муж ужасно
мучился от своей «постыдной тайны», которую не мог раскрыть
жене, но и скрывать больше мочи не было. Думаю, многим известно,
насколько мучительно хранить тайну, когда в близком окружении ее
нельзя рассказать ни единому человеку. Поэтому по возвращении
Наташи из отпуска и произошла такая бессознательная провокация с
«уликами». Муж не стремился выказать ей неуважение, с его
стороны это была отчаянная акция, как если бы он преклонил перед
ней колено и протянул меч со словами: «Я виновен. Хочешь казни,
хочешь милуй». В конце концов супруги смогли обсудить ситуацию и
решили, что муж получает право на сторонние связи, тем более что
Наташа действительно не могла его поддержать в этом
своеобразном увлечении. За это она получила в собственность один из
магазинчиков мужа, которым отныне управляет по своему
усмотрению, «чтобы было, чем заняться», и, надо сказать, весьма
преуспевает. Вот такой «хеппи-энд»: все довольны, никаких в семье
«путиных», «комаров» и великих тайн; каждый получил то, что
хотел, пускай это и идет вразрез с общепринятым пониманием «долго
и счастливо».
 Однако вернемся к Кощею. Связь Матушки Земли и подземного Вия
– это изначально подготовленная почва для возникновения
социопатии. Обратимся к хрестоматийному труду по диагностике
Нэнси Мак-Вильямс, который является своего рода азбукой для
психоаналитика. Вот что автор пишет о психогенной среде для
социопата, основным душевным драйвом которого будет та самая
примитивная зависть:
Детство антисоциальных людей нередко отличается обилием
опасностей и хаоса. В литературе… описывается хаотическая смесь
суровой дисциплины и сверхпотворства. В историях наиболее
деструктивных, криминальных психопатов фактически невозможно
найти отражение последовательного, любящего, защищающего
влияния семьи. Наличие слабых, депрессивных и мазохистичных
матерей и вспыльчивых, непоследовательных и садистических отцов
характерно для психопатии, как и алкоголизм, и применение
наркотиков членами семьи. Частыми являются паттерны переездов,
потерь, семейных разрывов. В таких нестабильных и угрожающих
обстоятельствах просто невозможно естественное развитие
нормальной убежденности ребенка в собственном чувстве
всемогущества и, позднее, стремление защитить появляющееся
ощущение собственного «Я» (self). Отсутствие ощущения силы в те
моменты развития, когда оно необходимо, может принудить детей с
подобным затруднением потратить большую часть жизни на поиск
подтверждения их всемогущества204.
Итак, многострадальная Русь-Матушка – именно так представляет
себе русский этнос свою родину. Можете ли вы представить, чтобы
таким эпитетом наградил свою motherland американец?!
«Многострадальный», как сообщает словарь синонимов, это –
«несчастный, горький, злополучный, жалкий, сирый, горевой,
бессчастный, несчастливый, злосчастный, бедный, бездольный»205.
Каково?! Можете ли вы вообразить, чтобы гражданин, скажем,
Германии назвал свою родину горькой и бездольной? А русский –
пожалуйста, и даже испытывает при этом некий особый пафос,
мрачную гордость, меланхоличное удовольствие, и вместе с тем
щемящую жалость.
Такая мать – действительно, как пишет Мак-Вильямс,
«депрессивная и мазохистическая». Чем больше ее бьют и насилуют,
тем больше щемящей жалости – «любви по-русски» – она вызывает в
своих чадах. Мы не вспоминаем ни о каком патриотизме, оставляя за
собой горы мусора после отдыха на просторах той самой Матушки
Руси, зато, не дай бог, кто-то бросит косой взгляд на «родительницу»
из-за границы, наше сердце тут же сжимается от сострадания, а глаза
наливаются кровью от праведного гнева.
К слову, идея насилия над матерью имеет в истории
восточнославянского этноса и фактическое подкрепление. Малуша,
мать князя Владимира Святославича, который, безусловно, является
одновременно Отцовским символом и символом самосознания
русичей, была рабыней-ключницей его бабки, княгини Ольги. Стоит
ли сомневаться, что отец Красного Солнышка, князь Святослав
Игоревич, сделал рабыню своей наложницей вовсе не по обоюдному
согласию? Кроме того, узнав о связи своего сына с ключницей, Ольга
осерчала и отлучила Малушу от себя, разжаловала из ключниц (что
приравнивалось к статусу фрейлины) и сослала беременную в далекое
село.
Отец Кощея, подземный владыка Вий, тоже подходит под описание
папеньки-социопата. Он описывается с огненным бичом в руке,
которым потчует грешников, да, видимо, и детям его нередко
достается. Глаза его большую часть времени спрятаны под тяжелыми
веками, но уж если он разомкнет их – всем несдобровать: его взгляд
смертоносен. Вот как описывает Вия Николай Васильевич Гоголь в
одноименной повести:
– Приведите Вия! ступайте за Вием! – раздались слова мертвеца.
И вдруг настала тишина в церкви; послышалось вдали волчье
завыванье, и скоро раздались тяжелые шаги, звучавшие по церкви;
взглянув искоса, увидел он, что ведут какого-то приземистого,
дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле. Как
жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и
руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены
были до самой земли. С ужасом заметил Хома, что лицо было на нем
железное. Его привели под руки и прямо поставили к тому месту, где
стоял Хома.
– Подымите мне веки: не вижу! – сказал подземным голосом Вий – и
все сонмище кинулось подымать ему веки.
 «Не гляди!» – шепнул какой-то внутренний голос философу. Не
вытерпел он и глянул.
– Вот он! – закричал Вий и уставил на него железный палец. И все,
сколько ни было, кинулись на философа. Бездыханный грянулся он на
землю, и тут же вылетел дух из него от страха206.
Хома Брут, видавший нечисть и в предыдущие ночи, проведенные в
церкви, умирает именно от страха, причем не от самого́ зловещего
вида Подземного Владыки, а от его жуткого взгляда, который в
буквальном смысле слова вынимает из философа душу.
Итак, механизм появления социопатии и условия рождения Кощея
ясны – это сплав доверия, беззащитности, пассивного претерпевания
страданий с жестокостью и маниакальным стремлением к власти.
Однако оставим социопатию в чистом виде для учебников по
криминальной психологии. Нам, конечно, важнее, какое влияние такое
вот «кощейство» оказывает на обычных людей, не склонных к
антисоциальному поведению.
Дело в том, что большинство из нас в детстве рано или поздно
сталкиваются со «смертоносным взором Вия». Смысл этого послания
таков: «Когда ты ведешь себя так, ты столь ужасен и гадок, что не
имеешь права жить». Таким «Вием» может стать любой значимый
взрослый, а поводом – что угодно: попытка ребенком присвоить чужое,
слишком бурное проявление радости, некая весьма здоровая жадность,
желание нравиться – в общем, все то, что этот взрослый не может
позволить себе сам, чему бессознательно отчаянно завидует. В этот
момент взрослый может говорить что угодно, но его «железное» лицо,
его взгляд Вия неизменно транслирует: «Ты, тварь дрожащая, если
посмеешь еще раз… (вставьте необходимое) – я тебя испепелю». В
этот момент в живую душу и вонзается Кощеева игла, осиновый кол,
багор с железным крюком. В эту минуту в человеческой душе
возрождается Кощей, который отныне сам будет ответственным за
невозможность переживания каких-либо «запретных» чувств,
проявления недозволенных влечений, возникновения недопустимых
мыслей и поведенческих реакций.
Каждый раз при малейшем приближении к опасной зоне Кощей
будет бередить иглу в сердце, доставляя невыносимые страдания,
обдавать страдальца раскаленными волнами стыда или, напротив,
сковывать ледяным страхом. Стоит ли говорить о том, что Сознанию
эти зоны даже неизвестны? Страх, стыд, тревога могут проявляться на
поверхности в виде легкого недомогания, соматических симптомов
вроде мигрени или расстройства кишечника и т. п. или же до боли
знакомого всем чувства «что-то мне сегодня лень». Человек просто и
не приближается к территории повышенной опасности, а платой за
отсутствие недопустимого риска (чаще всего мнимого) становится
невозможность участия во многих необходимых Самости жизненных
процессах.
Почему я, девочка отнюдь не робкого десятка, пассивно страдала от
нападок Жени В.? Почему я никак не пыталась защититься, хотя бы на
уровне «сам дурак»? Почему не обратилась за помощью к взрослым
или не попросила защиты у тех самых «есенинских хулиганов»? Да
потому, что мне было стыдно! Потому что Женины оскорбления
бередили Кощееву иглу в моем сердце, которую задолго до его
появления вонзил один из авторитетных взрослых. Вием, породившим
в моей душе своим смертоносным взглядом изъян – приманку для
порочного мальчика, стала моя классная руководительница.
Однажды, в четвертом классе, то есть в возрасте десяти лет,
мама «ради интереса» разрешила мне накрасить тушью ресницы.
Повосхищавшись с минуту у зеркала своей «неземной красотой», я
напрочь забыла об эксперименте и пошла в школу ко второй смене,
естественно забыв умыться. Что мне устроила наша классная! Она
выставила меня «на позорище» перед всем классом, предрекая
«панель» и «стыдные болезни», – может быть, не совсем в таких
терминах, но смысл был именно тот.
Да, именно тот смысл, который несколькими годами позже Женя
В. выразил в оскорбительном слове «шлюха». Напомню,
предподростковый возраст – это, согласно Фрейду, латентная
стадия психосексуального развития, тот краткий период полного
безразличия к противоположному полу перед гормональным бумом
пубертата, когда интереса к противоположному полу нет вообще!
Ни я сама, ни мои одноклассники в десять лет понятия не имели, ни
что такое «панель», ни что за такие «стыдные болезни». Однако сам
смертоносный посыл Вия, озвученный старой девой, незабвенной
учительницей литературы, я прочла именно так, как ей того
хотелось. Она спроецировала в меня собственную грязь и порочность,
невозможность выражения нормальной, здоровой сексуальности.
 Умом я, конечно, не поняла, в чем меня обвиняют; помню лишь, что
было нестерпимо обидно и стыдно. Невероятно стыдно, хотя и
неясно, за что. Но, как и любой советский ребенок в четвертом
классе, я не могла усомниться в правоте столь большого авторитета,
как классный руководитель!
Таким образом, к моменту появления Жени В. в моей душе были
готовы крючки для развешивания его оскорблений. Можно
предположить, что я, дескать, была сама виновата в том, что
привлекала к себе сексуальное внимание. Через несколько лет, после
развала СССР, когда мы поснимали форму и красные галстуки, я
действительно начала одной из первых красить ресницы и носить
каблуки. Но ведь и моя лучшая подруга Настя была точно такой же
«фифой с бантом»! Только вот доставалось от Жени В.
исключительно мне, так как именно мне «посчастливилось» стать
мишенью для ядовитой иглы бездарного педагога с несчастливой
«бабьей долей», именно меня угораздило попасться на глаза такому
вот Вию.
Окончательно вытащить из моего сердца эту Кощееву иглу удалось
только моему собственному аналитику через много-много лет. За что
ей, в числе многого другого, огромное спасибо!
В моей истории, к сожалению, нет ни капли уникальности. Каждому
ребенку, увы, рано или поздно приходится проживать ужас
гоголевского Хомы Брута. Рано или поздно теневая нечисть значимых
взрослых подводит своего Вия, поднимает чудовищу веки и вонзает в
душу кому иглу, а кому и осиновый кол. К слову, в черной магии, в
ритуалах, связанных с порчей или сглазом, используют как раз иглы с
обожженными кончиками. Мне это известно, так как одна знакомая
моей мамы, занимавшаяся какими-то чернокнижными практиками,
пыталась навести порчу именно таким образом в отместку за то, что
мама усомнилась в ее ведьминских способностях и попросила больше
не морочить ей голову. После последнего непрошеного визита этой
дамы мы еще долго находили у нас дома обожженные иголки, пока не
обнаружили целую связку таких «изделий» за тем самым креслом, где
сидела незваная гостья.
Я не разбираюсь в магии и подобных вещах; как юнгианцу, мне
вполне достаточно мистических погружений, совершаемых, так
сказать, естественным путем. Однако символический смысл ритуала с
обожженными иголками неоспорим: смертоносный взор Вия наносит
человеку самую настоящую «порчу» – повреждение, урон,
деформацию природных качеств. Такая «порча» образует в душе «зону
отчуждения», куда нет доступа Эросу, куда не течет энергия либидо.
Это свое личное «кощьное царство», тьма кромешная, область, где
царит вечная засуха или вечная мерзлота, откуда, как говорится в
сказках, лишь дуют «ветры злые». Обителью Кощея, наряду с
подземельем, является некое далекое царство, которое, как говорится в
сказках, находится где-то «прикрай свету» на «стеклянных горах».
Видимо, так описывали древние путешественники область за
полярным кругом, где вечная ночь, стужа и полно драгоценных
каменьев, самоцветный блеск которых им виделся в северном сиянии.
Новоязыческий миф, как мы условились называть этот жанр, в свою
очередь, метафорически описывает засуху в душе так:

В колеснице с драконами огненными полетел Кащей над землею.

Он на птиц посмотрел – птицы смолкли в лесах,
Над травой пролетел – и засохла трава.
На скотину взглянул – повалилась скотина,
На деревья – засохли деревья207.

Для кого-то «зона отчуждения» в душе с воткнутой иглой посредине

обращается невозможностью строить близкие отношения, для кого-то
становится запретом на обретение благосостояния, кому-то
нестерпимо страшно высунуть голову из толпы, кому-то, наоборот,
невыносимо хоть в чем-то быть таким, как все. Но это уже макро-
паттерны, а вычислить присутствие Кощея – охранителя мертвой
территории в психике – можно по довольно простым, будничным
реакциям. Увидеть их самостоятельно, без помощи специалиста,
довольно сложно. И тем не менее попытаться можно.

Читатель, когда в вашей душе смолкают птицы и засыхают

деревья?
Постараюсь помочь с ответом на этот непростой вопрос, чем смогу.
Попробуйте вспомнить те ситуации, когда вы словно выпадаете из тела
и не можете владеть своими речами, мыслями, поведенческими
реакциями, но тем не менее позже осознаёте, что вели себя
неадекватно предложенным обстоятельствам. Например, вдруг
робеете, глупеете, стесняетесь, боитесь, но ретроспективно понимаете,
что бояться было некого, опозориться было невозможно, да и вообще
вы прекрасно владели темой и знали, что́ нужно сказать, ответить,
сделать. Что общего есть во всех этих ситуациях, каков их лейтмотив?
А какой аффект их сопровождает? Это стыд, страх, растерянность, что-
то еще? Когда такое бывало раньше? Попробуйте вспомнить события,
наиболее насыщенные этим переживанием. Попробуйте вспомнить
самые ранние ситуации подобного рода.
Приведем пример.
Василий, талантливый дизайнер по рекламе, все время упускает
самые выгодные заказы, так как для их получения очень часто
необходимо участие в тендерах. Василий же избегает любого рода
соревнований всеми возможными способами. То он высокомерно
заявляет, что участвовать «в этой мышиной возне» ниже его
достоинства. То вроде бы намеревается создать шедевр, но внезапно
на него нападает лень и наступает творческий кризис. По этой самой
причине он уже много лет топчется на месте и все никак не может
обзавестись серьезной клиентской базой, в то время как его куда
менее талантливые коллеги уже заключают договоры с банками,
международными компаниями и телевизионными каналами.
А все дело в том, что талантливого мальчика несколько раз
принизили взрослые завистливые Вии. Когда он выиграл свой первый
конкурс в школе искусств, невзлюбивший его руководитель, хотя и не
смог не присудить Васе первое место, так как талант мальчика был
всем очевиден, но на награждении слишком уж нарочито «нечаянно»
забыл вручить победителю приз, в то время как девочки, занявшие
второе и третье места, получили отличные краски, кисти и еще что-
то очень ценное, что было невозможно добыть в провинциальном
городке в постперестроечную эпоху. Более того, руководитель
«забыл» пожать мальчику руку и сказать хотя бы пару добрых слов.
«Он вручил тем девочкам подарки, сказал, какие они молодцы, а
дальше посмотрел на меня странно так, неприятно, с каким-то даже
презрением, и просто объявил, что мероприятие закончено», –
рассказывал Василий.
 Стоит ли удивляться тому, что позже Василий множество раз
попадал в подобные ситуации? Ведь игла, засаженная Кощеем, вошла
в душу второклассника, словно нож в кусок сливочного масла! К слову,
Василий практически самоучка: единственное, где он учился, – это
какие-то курсы, потому что для поступления в художественное
училище тоже нужно было выдержать конкурс.
Читатель, вы наверняка заметили, что, описывая психологический
феномен, связанный с порождением в душе «зон отчуждения», я порой
смешиваю функции Вия и Кощея. Пускай вас это не смущает: их
действительно порой сложно разделить, так как они формируют этот
архетипический паттерн вместе. Вий – это «смертоносный взгляд»
извне, проекция некой «плохости» в человека, а Кощей – это уже
собственная психическая реакция на деяния Вия, формирование
«мертвой зоны» с иглой-колом, вонзенным посередине, что затыкает
рану. Стоит приблизиться к этой опасной территории, слегка задеть
иглу – человек испытывает невероятные душевные страдания. Кощей в
этом случае является, по терминологии Калшеда[45], Травматическим
Защитником – пленником-охранителем опасного участка, где юное Эго
некогда потерпело фиаско.

Приведем еще один пример.

Женщины-коллеги считают Петра очень высокомерным и плохо
воспитанным: ни одну из них он ни разу не пригласил на танец на
корпоративе, никогда ни одной из них не придержал дверь, не подал
пальто. Петр все время встречается с женщинами много старше
себя, а если и с ровесницами, то все равно объятыми Материнским
комплексом – властными, пытающимися быстро взять его в оборот,
напористыми и нагловатыми. При этом Петр вовсе не одержим, как
может показаться на первый взгляд, Материнским комплексом. Ему
не нравятся женщины этого типажа, он быстро с ними расстается,
просто… они подходят знакомиться первыми…
Сам же Петр не выказывал интереса понравившейся девушке… со
времен старшей группы детского сада. Именно тогда он подарил
девочке Олесе на Восьмое марта цветок, украдкой принесенный из
дома, вытащенный из букета, который папа подарил маме, а также
повторил запомнившееся поздравление: «Ты мое счастье! Ты самая
красивая, добрая и прекрасная на всем белом свете».
Воспитательница, которой, сдается мне, ни один мужчина никогда не
делал такого комплимента, прилюдно и достаточно злобно высмеяла
Петю. Что́ именно она сказала, он не помнил, зато помнил ее
желчный смех и «обидное прозвище – “жених”», которым его
дразнили ребята чуть ли не до самой школы.
Читатель, вы не могли не заметить, что во всех трех примерах,
приведенных мною в этой главе, Вием является педагог. К великому
сожалению, в эту прекрасную и, пожалуй, самую добродетельную и
доблестную по своей сути профессию довольно часто стремятся люди,
одержимые комплексом власти. Однако я знаю, что, к счастью, есть и
другие учителя, воспитатели, наставники – педагоги по призванию, по
зову Самости. Конечно, чего греха таить, я привела именно такие
примеры, потому что у меня самой остался шрам от раны, некогда
нанесенной как раз педагогом. Но с тем же успехом Вием,
порождающим мертвые зоны в душе, может стать родитель, другой
значимый и авторитетный взрослый, кто-то из старших детей, да и из
ровесников, обладающих бо́ льшим уровнем агрессии, – кто угодно,
любой, кто возомнит себя право имеющим распоряжаться нашими
чувствами и жизнями по своему усмотрению.
Все дело в том, что на заре жизни мы слишком чисты, доверчивы и
наивны, мы еще не можем распознать двойное дно в значимых людях,
железную маску Вия и смертоносный взгляд архетипа в глазах
авторитета. Нам легче поверить в свою собственную скверность, в то,
что мы сами не заслуживаем счастья, уважения, признания, нежели
признать тот факт, что сам мир не столь хорош, как нам обещалось в
сказках про принцесс и королевичей.
Дорогой Читатель, извлечь ядовитые иглы из сердца, оживить
деревья и птиц в заколдованном царстве души нам помогут сказания и
мифы наших мудрых предков, которые мы рассмотрим в следующих
главах. Но для того чтобы рецепты наших Дедов сработали, мы
должны точно знать свои больные места, свои мертвые зоны. Поэтому,
прежде чем мы отправимся дальше, ответьте еще раз очень вдумчиво
на эти вопросы:
• Когда в вашей душе смолкают птицы и засыхают деревья?
• Когда вы словно выпадаете из тела и не можете владеть
своими речами, мыслями, поведенческими реакциями, вдруг
робеете, глупеете, стесняетесь, боитесь или, напротив, ведете
себя слишком агрессивно, высокомерно?
• Что общего есть во всех этих ситуациях, каков их лейтмотив?
• А какой аффект их сопровождает: это стыд, страх,
растерянность, что-то еще?
• Что является спусковым крючком для активизации Кощея?
Это определенные темы или какие-то особые люди?
• Когда такое бывало раньше? Попробуйте вспомнить события,
наиболее насыщенные этими переживаниями. Попробуйте
вспомнить самые ранние ситуации подобного рода.
 16
Приготовления к поединку
Как заручиться поддержкой Матушки Сырой Земли
Итак, на заре жизни, находясь под всеобъемлющей защитой Доброй
Матери, имея непосредственный доступ к чувственной Аниме (а его в
детстве, хотя бы в первые годы, имеют даже будущие психопаты-
маньяки), мы свято верим в то, что заслуживаем счастья.
Даже сталкиваясь по мере взросления с первыми проявлениями
Отцовского мира, мы все равно продолжаем верить в торжество
правды, добра и справедливости. Все девочки верят: если они будут
слушаться взрослых, говорить «спасибо» и «пожалуйста», делиться
конфетами с братиками и сестренками – наступит время, когда за ними
примчится карета со сказочным принцем. Все мальчики знают: если
мыть руки перед едой, старательно делать уроки, прибирать за собой
вещи и поменьше сидеть за компьютером – в один прекрасный день
они станут супергероями. Эго жаждет нескончаемого удовольствия,
Эго верит – его можно заслужить, оно готово ради этого даже
смириться с ненавистным правописанием и мытьем посуды. Но эта
вера в Ирий при жизни в сочетании с наивностью, простодушием и
добротой делает нас превосходной приманкой для хищника.
Он отбирает у нас самое ценное, крадет самое сокровенное, то, без
чего полноценная жизнь души невозможна, без чего мы сами
становимся такими же, как он, – живыми мертвецами. Что же это
такое? Мы давно ответили на этот вопрос – это способность
чувствовать, ощущать, переживать настоящий момент, участвовать в
опыте «здесь и сейчас». То есть все, что связано с проявлениями
Эроса. Только Эрос и сможет исцелить раны, нанесенные
смертоносным взглядом Вия.
Когда мы полнокровно проживаем настоящий момент, когда мы
душой, телом и умом включены в текущую реальность – комплекс
лишен энергии, мы не обращены в прошлое, нам незачем бередить
раны и вспоминать минувшие поражения. Поэтому любая новая
ситуация не связывается с травмирующим прошлым, а становится
неповторимым, уникальным событием, однократным жизненным
положением, требующим новых способов реагирования. Разнообразие
этих положений и обеспечивает полноту человеческой жизни. Чем
более четким, индивидуальным и дифференцированным является
переживание «здесь и сейчас» в определенной ситуации, тем более
существенно соучастие человека в реальной жизни и тем острее он
чувствует неповторимый вкус бытия. Ситуация объективна,
независима от нас, это данность; но она не указывает нам, как именно
действовать, – в этом и состоит наша свобода, свобода выбора,
которую дает Эрос.
Принцип Эроса реализуется в двух основных архетипах – Аниме и
Матери. Анима, от латинского «душа», – это способность чувствовать,
переживать, участвовать в эмоциональном опыте. Иметь душу –
значит иметь чувствующее «Я». Иметь чувствующее «Я» – значит
быть живым. А принцип Доброй Матери в душе – это обещание:
жизнь благосклонна к тебе, что бы ни происходило вокруг; о тебе есть
кому позаботиться, есть кому защитить и насытить тебя; верь этому,
даже если сейчас тебе холодно, голодно и одиноко.
Кощей в сказках, как мы помним, никогда не посягает на само
царство-государство, ему не нужны корона и трон, он не сжигает
города, не пожирает детей, как Змей Горыныч или Чудище Поганое.
Он пленяет либо Мать, либо Невесту-Аниму Героя, то есть как раз
преграждает Эго доступ к Эросу. Ведь именно это главный предмет его
зависти, а сокровищ и душ в его подземном царстве столько, что ни
одному государю и не снилось.
Начнем, пожалуй, с былин и сказок, описывающих похищение
Матери, так как освобождение Анимы – это уже следующий этап, с
которым Герою нипочем не справиться, пока он не восстановит
здоровую сознательную связь с Материнским архетипом, не вырвет его
содержание из рук Кощея.
Бывало-живало – в некотором царстве, в некотором государстве
жил-был царь; у этого царя было три сына, все они были на возрасте.
Только мать их вдруг унес Кош Бессмертный208.
И, толком не начав повествование, мы вынуждены остановиться.
Как говорилось еще где-то в начале нашей книги, сказка, в отличие от
мифа, всегда схематична, причины, по которым Кош Бессмертный
уносит Мать, не раскрываются: это просто констатация факта, завязка
сюжета. Более того, в сказке говорится об этом столь будничным
тоном, всего в одном предложении, как будто похищение матерей – это
самое заурядное дело в волшебных царствах-государствах. И, надо
сказать, в переложении данной метафоры на индивидуальный
психический уровень это сущая правда.
Каждый ребенок рано или поздно в той или иной мере переживает
нарциссическую травму. Первичный нарциссизм (по Фрейду), или
первичный эгоцентризм (по Пиаже), – это нормальная фаза развития.
Для новорожденного мир и собственное «Я» составляют единое целое.
Это означает, что источник всех событий младенец воспринимает как
внутренний: если малышу холодно или голодно и заботящийся о нем
человек – архетипическая Мать, даже если в реальности это отец,
бабушка или няня, – замечает его состояние, согревает и кормит его, у
ребенка возникает примитивная фантазия-переживание магического
добывания тепла и питания им самим, навроде «по щучьему веленью,
по моему хотенью». Осознания того, что контроль находится в
отдельных людях вне самого младенца, в первые месяцы жизни еще
нет.
В восточнославянской мифологии это состояние соответствует
стадии Рода в яйце, великой потенции до встречи с Любовью:

Был во тьме лишь Род – прародитель наш.

Род – родник вселенной, отец богов.
Был вначале Род заключен в яйце, был он семенем
непророщенным.
Был он почкою нераскрывшейся. Но конец пришел заточению,
Род родил Любовь – Ладу-матушку.
Род разрушил темницу силой Любви,
И тогда мир Любовью наполнился209.

Эта инфантильная стадия первичного всемогущества, или

грандиозности, эта фантазия обладания контролем над миром – не
просто нормальна, но и жизненно необходима для формирования
будущего самоуважения, уверенности в собственном праве и
возможности изменять этот мир. В норме некий здоровый след этого
инфантильного всемогущества сохраняется и во взрослой жизни, чем
поддерживается чувство собственной ценности, компетентности,
уверенности и эффективности – так сказать, чувство «права на
выигрыш».
По мере взросления ребенка на следующей стадии развития эта фаза
естественным образом трансформируется в идею «опосредованного
всемогущества», когда малыш уже способен отделить себя от объекта,
и всемогущим отныне мыслится тот взрослый, который заботится о
нем, то есть объективированная Великая Мать – Лада из мифа о
рождении Рода-Сознания.
Если обе эти фазы пройдены абсолютно успешно, чего в реальности,
естественно, никогда не случается, ребенок, повзрослев, примиряется
с тем неприятным фактом, что ни один человек не обладает
неограниченными возможностями. Однако эта горькая правда,
которую американцы выражают весьма тривиальным, но очень метким
выражением «shit happens», при условии нормального проживания
стадии «опосредованного всемогущества» в значительной степени
компенсируется базовой уверенностью в относительной безопасности
и благожелательности мира.
В противном случае человек либо переживает депрессию,
становится угнетенной и подавленной «тварью дрожащей», которую
пугают любые изменения и необходимость предпринимать
решительные шаги и которая заботится исключительно о том, «как бы
чего не вышло». Либо, напротив, человек становится социопатической
личностью, которая большую часть жизни тратит на подтверждения
иллюзии собственного всемогущества, мнит только себя «право
имеющим», в том числе правом распоряжаться чужими чувствами и
жизнями. Депрессия и социопатия суть две стороны одной медали, две
крайние точки нарциссического комплекса, знакомого специалистам
как паттерн «авторитет – ничтожество».
Важно уточнить, особенно для читателя-неспециалиста, что
существование этого комплекса вовсе не обязывает человека по
понедельникам пытаться топиться в канаве, как несчастная
Афросиньюшка, а по четвергам убивать старух-процентщиц по
примеру Раскольникова, или по четным дням облачаться в вериги и
заниматься самобичеванием, а по нечетным выходить на улицы и
грабить людей. Конечно, в нашей с вами «обыденной жизни
интеллигента» этот паттерн актуализируется куда как в более щадящей
форме.
Примером «легкой социопатии» может послужить стандартная
американская идеология, в последние десятилетия насаждаемая и нам,
восточным славянам, которая декларирует, что можно якобы достичь
абсолютно всего, если твердо настроиться на победу и стремиться к
ней, невзирая ни на какие препятствия. Причем под победой и успехом
подразумевается только обретение власти и финансового
благополучия.
Я повидала в своем кабинете немало эдаких «русских яппи»,
полагающих, что жизнь не имеет смысла, если к тридцати годам ты не
стал олигархом. Нужно сказать, я вовсе не против денег и разумной
власти, я очень положительно отношусь и к тому, и к другому. Но вот
только если твой эйдос, твоя исходная Самость требует от тебя
выращивать цветы, а ты одержим идеей управлять заводами…
Возможно, тебе и удастся на маниакальном подъеме каким-то образом
оттяпать себе некое сталелитейное производство и даже порулить
оным. Но вот только чем придется заплатить Самости за глобальный
срыв ее планов? Что это будет: часть тела, внутренний орган, потеря
близких, неизлечимая болезнь? – неизвестно. Я всеми руками, ногами
и головой за достойную оплату труда, за финансовую независимость и
процветание. Тем более процветать можно и счастливо занимаясь
своим делом: например, начать с выращивания фиалок на
подоконнике, а продолжить в должности главы комитета по
озеленению города или стать модным ландшафтным дизайнером,
невероятно востребованным в среде тех, кто управляет теми самыми
заводами.
Однако я несколько уклонилась от темы – возвращаюсь. Вторая
сторона нарциссического паттерна, депрессивный полюс, в более или
менее легком варианте может выражаться в склонностях попадать в
несчастные случаи, в вечном занудстве и недовольстве как собой, так и
происходящим, в жизни под лозунгами «мне всегда не везет» и «если
несчастье может случиться, оно непременно произойдет», а также в
таких формах самовредительства, как обжорство, наркотическая
зависимость, бытовое пьянство, плавно переходящее в болезнь,
прокрастинация – откладывание жизненно важных свершений на
призрачное «завтра», которое не наступает никогда.
 Обе эти позиции – социопатический всемогущий контроль и
депрессивно-мазохистическое подчинение «суровой реальности», –
как мы говорили, относятся к одному комплексу. Обычный человек
чаще всего плавает где-то между двумя берегами, прибиваясь то к
одному (принимая решение с завтрашнего дня жить по-новому,
выстраивая нереально грандиозные планы), то к другому (погружаясь
в полную апатию и занимаясь излюбленным делом русской
интеллигенции – бесконечным мазохистическим самокопанием).
О том, как одолеть этот комплекс, как вынырнуть из болезненного
паттерна, мы поговорим чуть позже, по мере развития сказочного
сюжета, который мы начали рассматривать да вынужденно отвлеклись.
Сейчас же нас, напомню, интересует вопрос о том, как этот комплекс
образуется, – то есть, возвращаясь к сказочному материалу, почему
Кощей уносит Мать Героя.
Похищение Доброй Матери – это нарциссическая травма,
нанесенная в период всемогущего контроля, травма, которая
подрывает либо веру в себя, либо веру в справедливость и
благожелательность внешнего мира. Взрослый человек отлично
понимает: проблемы случаются. Здоровый взрослый человек
понимает: в таких случаях нужно либо просто-напросто вычислить
слабое звено и заменить его, либо, если от него ничего не зависит,
смириться с судьбой и искать другие пути удовлетворения своих
потребностей. Ребенок же, впервые оказавшись в ситуации, где от него
ничего не зависит, а также в ситуации, где всемогущий взрослый либо
бессилен помочь, либо – о ужас! – сам и является обидчиком,
чувствует себя тряпичной куклой, игрушкой в руках обезумевшей
судьбы, ягненком, ведомым на заклание.
Воспоминания о том, как с тобой случилось что-то, против чего ты
был абсолютно бессилен, редко доступны Сознанию, ибо они
чудовищно болезненны. Они прячутся в глубинах бессознательного,
откуда, прикрепляясь к коллективным архетипическим комплексам,
потихоньку отравляют нам жизнь. Их послания таковы: «От тебя
ничего не зависит», «Жизнь – жестокая штука», «Ты неудачник», «Не
жил хорошо, так нечего и начинать» и т. п.
При этом некогда травмированный человек не способен принять и
должным образом пережить[46] состояние бессилия; он не может ни
бороться с трудностью, ни отпустить ее и смириться, часть его души
словно остается привязанной к тому самому осиновому колу. В этом
случае самый распространенный внешний дефект – повреждение
такой функции Эго, как способность к планированию. Ведь опыт «от
меня ничего не зависит» воспринимается ребенком на стадии
всемогущества как глобальный, окончательный и не имеющий
временных границ.
Другая форма переживания последствий травмы, бессознательная
защита Эго, в юности пораженного осознанием своей
несостоятельности и бессилия, – все тот же всемогущий контроль.
Когда человек не в состоянии вынести чувство беспомощности, он
начинает пытаться контролировать все и вся, чтобы впредь никогда не
повторить подобного опыта.
Такая тактика, само собой, тоже проигрышна и приносит куда
больше разрушений и лишений, нежели выгод. Во-первых, становится
невозможным создать близкие, доверительные отношения – любого
партнера такие люди изведут подозрениями и придирками либо в
страхе сбегут из отношений, как только почувствуют первые признаки
привязанности. Невозможны ни искренняя дружба, ни
профессиональное сотрудничество, так как эти формы человеческих
отношений также требуют доверия. Во-вторых, невозможно принять
от другого помощь и поддержку, ибо это означает собственную
уязвимость и зависимость.
Здесь мы, пожалуй, остановимся в наших теоретических изысканиях
и вернемся к сказочному повествованию.
Старший сын и просит у отца благословенье искать мать. Отец
благословил; он уехал и без вести пропал. Средний сын пождал-
пождал, тоже выпросился у отца, уехал, – и тот без вести пропал.
Малый сын, Иван-царевич, говорит отцу: «Батюшка! Благословляй
меня искать матушку». Отец не отпускает, говорит: «Тех нет
братовей, да и ты уедешь: я с кручины умру!» – «Нет, батюшка,
благословишь – поеду, и не благословишь – поеду». Отец
благословил210.
Если в русской сказке появляются старшие братья, мы уже знаем, к
чему это приведет: главному герою после основных побед неминуемо
придется пережить предательство. Но, нужно заметить, старшие
братья в сказках – это не только завистники и злопыхатели, с которыми
каждому отправившемуся по пути инициации предстоит неизбежная
встреча. Это и собственные ложные Эго-установки, эдакие фальшивые
«Я», доводы которых всегда невероятно рациональны и убедительны:
«Не ходи на собеседование, ты же знаешь, у тебя для такой
должности недостаточно хорошее резюме. Зачем? Только нервы себе
трепать». Или: «Не покупай абонемент на фитнес. Сама как-нибудь
похудеешь. А то два раза сходишь и бросишь, только деньги зря
выкинешь».
Так как о «братьях» мы уже достаточно говорили в предыдущих
главах, не теряя времени, двинемся дальше.
Иван-царевич пошел выбирать себе коня: на которого руку
положит, тот и падет; не мог выбрать себе коня, идет дорогой по
городу, повесил голову, чуть не ревмя ревет. Ниоткуда взялась
старуха, спрашивает: «Что, Иван-царевич, повесил голову?» – «Уйди,
старуха! На руку положу, другой пришлепну – мокренько будет».
Старуха обежала другим переулком, идет опять навстречу, говорит:
«Здравствуй, Иван-царевич! Что повесил голову?» Он и думает: «Что
же старуха меня спрашивает? Не поможет ли мне она?» И говорит
ей: «Вот, бабушка, не могу найти себе доброго коня». «Дурашка,
мучишься, а старухе не кучишься! – отвечает старуха. – Пойдем со
мной». Привела его на лужок, указала место: «Видишь, стоит кобыла,
а от той кобылы народился паршивый жеребенок; ты возьми его и
выкорми: он тебе будет под силу». Иван подошел к жеребенку и
наложил на того жеребенка руку. Жеребенок нимало не поробил.
Иван-царевич взял его у хозяина аж за цельный золотой, откормил
жеребенка в зеленых лугах; стал из него чудный конь. Иван-царевич
надел на себя богатырские доспехи, надел на коня узду, черкасское
седло, дал и старухе денег и сказал: «Благословляй и прощай,
бабушка!» Сам сел и поехал211.
Этот эпизод, где Иван Царевич не может оседлать ни одного коня,
так как скакуны не выдерживают тяжести даже одной его руки, не то
что седока целиком, роднит Героя с Богатырем Святогором, который,
вспомним, столь огромен и тяжел, что его «не носит», не выдерживает
даже родная земля. А посему силушка Святогора «какая-то
бесполезная»212, ведь он не может совершать подвиги во славу отчизне
в компании собратьев-богатырей, не может служить ни князю, ни
Земле русской. Мы рассматривали Святогора в главе о Герое как
олицетворение Мана-личности, что в переложении на уровень
индивидуальной психики означает губительное пребывание Эго в
фантазии об обладании сверхъестественной силой.
Выражаясь другим языком, это все тот же всемогущий контроль. В
этом случае человек обречен на выгорание. Но, к счастью, Иван
Царевич еще не перешел точку невозврата, его пока что не может
вынести не вся Земля целиком – то есть, в данном случае, внешний
мир, – а только лишь конь: инстинкты повреждены, нет собственных
ресурсов для подвига. Представьте, каково Герою в данной ситуации?!
Ты только собрался на подвиг, набрался сил, чувствуешь себя
способным свернуть горы – и тут вдруг оказывается, что у тебя нет ни
коня, ни меча, ни доспехов! А, надо сказать, ни в бессознательном, ни
в сказочном царстве-государстве возможности вызвать такси нет, так
же как нет и магазина «Всё для охоты и рыбалки», где можно,
предъявив лицензию, прикупить ружьишко.
В такой ситуации можно действовать двумя способами: либо прийти
в ярость и наломать дров, либо честно прожить бессилие, и тогда (об
этом законе мы говорили неоднократно) на помощь обязательно
придет ресурс извне. Иван, к счастью, способен принять поражение:
«идет (он) дорогой по городу, повесил голову, чуть не ревмя ревет». В
Библии недаром так много говорится о смирении; смириться не значит
отныне и впредь стать игрушкой в руках судьбы и более сильных
людей. Смирение, в отличие от перманентного мазохистического «мне
не везет», – состояние ситуативное. Когда ты способен усмирить
гордыню (читай: отказаться от фантазии о всемогущем контроле),
признать свою немочь, прожить бессилие и умом, и сердцем, опустить
руки, повесить голову, «ревмя зареветь», Великая Мать (сиречь все
ресурсы земные) обязательно найдет способ тебе помочь. Это
случается всегда, когда Эго находит в себе силы отказаться от
всемогущего контроля.
В сказке Великая Мать является к Ивану в виде доброй старушки. В
жизни это может быть что угодно – например, внезапно объявившийся
школьный друг, бросившийся в глаза слоган на билборде, нежданная
встреча… В таких случаях главное – не ждать специально, так как
такое «активное ожидание», в сущности, является проявлением того
же всемогущего контроля. И в то же время нужно держать ушки на
макушке, дабы не упустить помощь Доброй Матери, не прогнать
«старушку», как это сделал Иван Царевич при первой встрече. Ибо,
как мы знаем из сказок, волшебные шансы более трех раз не
предоставляются, а то ведь Судьбе недолго и оскорбиться гордыней и
глупостью Героя, и тогда благая Доля может обернуться злой Недолей,
а Добрая Мать – превратиться в Ужасную Мачеху.
Что ж, пора нам отправляться дальше по следу Ивана Царевича.
Пропустим эпизоды его встречи с братьями и то, как они нашли
огромный камень, который только главный герой смог поднять и
единственный попал в подземное царство, так как мы рассматривали
подобный сюжет в предыдущих главах.
Долго шел Иван-царевич, дошел до дому: огромный дом! В нем жила
царская дочь, утащена Кошом Бессмертным. Иван-царевич кругом
ограды ходит, а дверей не видит. Царская дочь увидела человека,
вышла на балкон, кричит ему: «Тут, смотри, у ограды есть щель,
потронь ее мизинцем, и будут двери». Так и сделалось. Иван-царевич
вошел в дом. Девица его приняла, напоила-накормила и расспросила.
Он ей рассказал, что пошел доставать мать от Коша Бессмертного.
Девица говорит ему на это: «Трудно доступать мать, Иван-царевич!
Он ведь бессмертный – убьет тебя. Ко мне он часто ездит… вон у
него меч в пятьсот пудов, поднимешь ли его? Тогда ступай!» Иван-
царевич не только поднял меч, еще бросил кверху; сам пошел
дальше213.
Итак, Иван Царевич, пережив состояние бессилия в эпизоде с
нахождением коня и отказавшись от фантазии о всемогуществе, тем
самым обрел человечность, то есть способность не только мыслить и
рефлексировать, но и глубоко переживать собственные чувства. Он
также доказал свою богатырскую силу и решимость, основанную уже
не на маниакальной жажде контроля и власти, а на искреннем желании
вызволить Мать – то есть обрести в душе мир, покой, состояние
стабильности и защищенности, состояние, в котором более не
требуется ежеминутно озираться по сторонам: а не готовит ли кто у
тебя за спиной очередные козни?
Герою, который научился чувствовать и вместе с тем понял, что эта
способность нисколько не умаляет его силы, открывается дорога в
Тридесятое царство. Первой его встречает Царская дочь, что,
безусловно, будет персонификацией Анимы. Однако она все еще
пленница Кощея, который «часто к ней ездит». Это означает, что
Герой уже может слышать ее голос, различать шепот интуиции в
гомоне «рассудочных» мыслей, однако связь их еще очень слаба.
Рациональные поиски двери, выхода из затруднительного положения,
ни к чему не приводят. Ивану остается лишь довериться столь
странному с точки зрения разума совету Царевны: «у ограды есть
щель, потронь ее мизинцем, и будут двери».
Кисть руки, как символ, связана с властью, силой, верностью,
мощью, защитой, а также с доверием, преданностью и
покровительством. Этимология слова мизинец – «меньшой сын,
младший брат»214, кем и является Иван Царевич.
Младший ребенок в семье, как сказочной, так и реальной, в
некоторой степени везунчик уже по праву рождения. Утверждение это
спорно, так как вовсе не ему, а старшему брату причитаются по
наследству «трон и корона». Но, с другой стороны, в психологическом
смысле в этом и есть его счастье – он волен выбирать свою судьбу,
«тяжелая шапка Мономаха» не маячит над ним с самых пеленок. На
него приходится меньше всего родительских чаяний, проекций,
фантазий об «идеальном ребенке», непременно «студенте, спортсмене,
комсомольце и просто красавце», гордости родителей. В отличие от
старшего, он имеет полное право быть любым. Помните, как в Коньке-
Горбунке: «У старинушки три сына: старший умный был детина,
средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак». Быть дураком –
значит иметь право на спонтанность, действовать исходя, опять-таки,
из состояния «здесь и сейчас», вместо того чтобы опираться на «так
принято».
В гностической традиции мизинец символизирует веру и добрую
волю, а у алхимиков обозначается знаком ключа (!) к Деланию-Opus и
соответствует элементу соли. Именно такие моменты позволяют нам
видеть «воочию» тождественность архетипической символики для
всего человечества, хотя, казалось бы, где наши древние пращуры,
сочинявшие сказки «для увеселения», – и где алхимики, что между
ними общего?! Ответ – душа, коллективное бессознательное,
«мыслящее» символами.
Исаак Голланд, алхимик начала XIV века, в своих «Трактатах»215
приводит иллюстрацию «руки философов», которая обозначает и саму
Тайну за семью печатями, и инструмент для открывания всех дверей.
На ней изображены семь тайных знаков, семь путей познания, семь
элементов Opus, причем над мизинцем расположены ключ и знак соли.
То есть обычная соль – вот ключ к Великому Деланию (Opus), к
любому большому делу.
Поскольку соль добывается путем испарения воды, ее понимают как
квинтэссенцию, самую суть бытия, отсюда и выражение «соль жизни».
Благодаря очищающим свойствам и способности сохранять и
сохраняться, она также символизирует крепость духа, постоянство и
устойчивость к пагубным проявлениям внешней среды. Во многих
языковых традициях соль связана с проявлениями остроумия и
острословия, в русском языке в этом смысле «соленая» шутка –
«выразительная, но грубоватая». Что ж, таково, собственно, и есть
само неприукрашенное, неподслащенное естество человеческой
жизни.
У алхимиков соль, наряду с серой и меркурием, является одним из
философских элементов и мировых принципов, который представляет
материальный, телесный аспект бытия, соединение воды и огня,
жизненную энергию. Кроме того, соль – один из четырех
универсальных первоэлементов бытия. Она соответствует
первородной стихии земли, что в русских сказках будет как раз той
самой Сырой Землей, первичной ипостасью Великой Матери как
потенции для всего живого. Капля соли, растворенная в океане,
символизирует растворение индивида в абсолюте – в едином,
всеобщем, безначальном и бесконечном. Соответственно, выпаренная
соль будет символом обратного процесса – извлечением
индивидуального смысла из коллективного бессознательного.
Подведем итоги наших символических изысканий. Иван Царевич,
следуя совету Царевны-Анимы, использовал ресурс «младшенького»,
то есть того, кто может откинуть родительские проекции. Он
опирается исключительно на свою добрую волю, он постигает «самую
соль» ситуации, обретает индивидуальный смысл и, как следствие, –
ключ к Opus, к Великому Деланию, способность к Подвигу. Дорога к
Матери теперь открыта. Ведь только освободившись от Материнских
проекций и можно найти настоящую Мать: не слишком хорошую,
перекармливающую и пеленающую столь старательно и туго, что нет
мочи пошевелить ни рукой, ни ногой, и не ужасную, которая грозится
уморить непослушного ребенка эмоциональным голодом и заморозить
провинившегося взглядом Вия, а ту, настоящую, что заботится ровно
настолько, насколько это необходимо, что дает своему дитяти не много
и не мало, а ровно столько, сколько нужно, и не когда сама она
соизволит, а когда в этом есть потребность.
Такая Мать, безусловно, олицетворяет собой не конкретную
женщину, которая произвела Героя на свет, а благоприятную
питательную среду – как в собственной душе, которая будет
способствовать зарождению и созреванию новых идей, возможностей,
смыслов и деяний, так и во внешнем мире, ведь герой любой сказки,
приняв свое предназначение, уразумев свою суть-соль, свой эйдос,
приобретает, как было сказано выше, крепость духа, постоянство и
устойчивость. К любым пагубным проявлениям внешней среды у него
есть либо противоядие, либо иммунитет. Кроме того, сама жизнь
благоприятствует ему, а в случаях реальной опасности и
беспомощности тотчас предоставляет Герою ресурсы из внешнего
пространства – волшебных помощников, мудрые подсказки,
чудодейственные средства и магические инструменты. Так происходит
практически всегда: стоит тебе «выпарить» все лишние смыслы,
вернуться к собственной сути-соли, как ты не только постигаешь всю
соль ситуации, но и получаешь помощь извне, если таковая
действительно надобна. Однако вернемся к сказке.
Приходит Иван-царевич к другому дому; двери знает как искать;
вошел в дом, а тут его мать, обнялись, поплакали. Он и здесь испытал
свои силы, бросил какой-то шарик в полторы тысячи пудов. Время
приходит быть Кошу Бессмертному. Иван-царевич, было, выхватил
меч, да мать вовремя спрятала его. Вдруг Кош Бессмертный входит в
дом и говорит: «Фу-фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не
видать, а русская коска сама на двор пришла! Кто у тебя был? Не сын
ли?» «Что ты, бог с тобой! Сам летал по Руси, нахватался русского
духу, тебе и мерещится», – ответила мать Ивана-царевича, а сама
поближе с ласковыми словами к Кошу Бессмертному, выспрашивает
то-другое и говорит: «Где же у тебя смерть, Кош Бессмертный?» «У
меня смерть, – говорит он, – в таком-то месте: там стоит дуб, под
дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла, на
конце иглы моя смерть». Сказал это Кош Бессмертный, побыл
немного и улетел216.
В этом отрывке Ивана Царевича вновь одолевает фантазия о
всемогущем контроле. Бросив шарик в полторы тысячи пудов, он
снова чувствует себя всесильным и собирается побить Кощея
обычным мечом. Рискни он показаться на глаза Хищнику – и тут же
был бы убит. Однако с ним теперь Добрая Мать, которая, в числе
многого прочего, выполняет и охранительную функцию.
Спрятаться в данном случае означает пережить чувство вины – то
есть принять, прочувствовать, осознать и изжить ее. Вина возникает
там, где невозможно взять на себя ответственность за происходящее.
Ведь человек, объятый фантазией о всемогуществе, полагает себя
виноватым в том, что он, например, не вовремя заболел, не там
оказался, в нужный момент что-то сделал или не сделал, хотя точно не
мог предусмотреть последствия. Круг безумного всемогущества
замыкается, и чем быстрее слепая ярость, направленная на самого
себя, уступит место принятию беспомощности, чем быстрее снизойдет
осознание бессилия и смирение с границами своих возможностей, тем
быстрее придет на помощь Великая Мать.
В ее распоряжении, в отличие от одного-единственного Героя, будь
он хоть трижды героем России, нобелевским лауреатом и почетным
гражданином мира, есть ресурсы всей Сырой Земли. Ее границы, в
отличие от границ одного-единственного человека, будь он хоть
королем, хоть императором, простираются на весь свет – как на «этот»,
так и на «тот», как в настоящем, так и в прошлом, и в будущем.
Смиряясь с неизбежным, я отделяю то, что может и до́ лжно зависеть
от меня, от того, что зависит от Судьбы, от Господа Бога. Вернув, так
сказать, «кесарю кесарево, а Богу божье», Герой получает от мира –
Матери – обещание: «Я пока спрячу и сберегу тебя, ты подрастай,
набирайся уму-разуму, а я поищу, чем тебе помочь». Таким образом
Герой сохраняет жизнь и узнаёт тайну Кощеевой смерти.
Пришло время – Иван-царевич благословился у матери, отправился
по смерть Коша Бессмертного. Идет дорогой много время, не пивал,
не едал, хочет есть до смерти и думает: кто бы на это время
попался! Вдруг – волчонок; он хочет его убить. Выскакивает из норы
волчиха и говорит: «Не тронь моего детища; я тебе пригожусь». –
«Быть так!» Иван-царевич отпустил волка; идет дальше, видит
птенца. «Постой, – думает, – здесь я закушу!» Зарядил ружье, хочет
стрелять; соколица и говорит: «Не тронь моего детеныша; я тебе
пригожусь». Иван-царевич подумал и отпустил соколенка; идет
дальше, доходит до моря, остановился на берегу. В это время вдруг
взметался щучонок и выпал на берег; он его схватил, есть хочет
смертно – думает: «Вот теперь поем!» Ниоткуда взялась щука,
говорит: «Не тронь, Иван-царевич, моего детища; я тебе
пригожусь». Он и щучонка отпустил217.
Итак, Иван Царевич заручился помощью трех матерей животного
мира, матерей трех разных стихий – земли (волчицы), неба (соколицы)
и воды (щуки). Пощадить детеныша – значит признать его ценность,
его право на жизнь и тем самым дать ему место в своей душе: с одной
стороны, получить доступ к его силе, его ресурсам и особенным
волшебным навыкам, с другой же стороны – взять на себя
ответственность за него как за собственную часть.
Дитя рождается диким природным существом, и тем не менее
ребенок обладает мудростью, которой лишен взрослый. Это
естественная, инстинктивная мудрость, дарованная ему самой
Природой – Матерью Сырой Землей. Ребенок, который еще не
подвергся «доместикации», знает нутром, знает каждой клеточкой
своего тела, что правильно, а что нет. Если же что-то ему неизвестно о
себе самом, о благотворном и опасном, о питательном и ядовитом,
Мать Природа тут же приходит ему на помощь. Все это абсолютно не
значит, что нам нужно регрессировать до уровня психического
развития трехмесячного ребенка. Дать право на жизнь в своей душе
этому дикому маленькому хищнику – значит пройти посвящение
Матери Сырой Земли, сменить положение жертвы, «твари дрожащей»,
на статус «право имеющего». Это утверждение в мысли: «Раз я рожден
на этой планете, значит, так пожелали Боги! А посему жить так, как я
хочу, – не просто мое право, но и долг».
Здоровые животные, как и здоровые люди, обладают таким
природным свойством, как алертность. Быть алертным означает быть
бдительным, быть настороже, чтобы не прозевать нападение хищника
и не пропустить возможностей, предложенных Самостью. Это значит
осознавать окружающий мир, видеть его с высоты полета сокола,
помнить о своей цели и, обладая волчьим чутьем, замечать все, что
происходит вокруг, понимать истинную суть вещей, опускаясь в
бессознательное на те глубины, где плавают щуки.
Не случаен в сказке и выбор животных: все они – волк, сокол и щука
– хищники, причем хищники из разных сфер обитания, поэтому можно
предположить, что они представляют собой разные виды агрессии на
трех уровнях психического. Это также животные, которые в
славянской мифологии имеют особое значение, наделяются как
светлой, так и темной стороной. Более того, один из древнейших
персонажей русского фольклора – богатырь-оборотень Вольга
Всеславич, рожденный матерью Марфой от змея (что говорит о
древнейших корнях мифа, восходящих еще к тотемизму), – умеет
обращаться именно в этих трех животных:

Стал Вольга растеть-матереть,

Похотелося Вольге много мудрости:
Щукою рыбою ходить во глубоких морях,
Птицей-соколом летать под оболока,
Серым волком рыскать во чистых полях218.

Эти животные – не кто иной, как тотемные предки протославянских

племен, для которых, как и для других древних народов, агрессия была
одним из базовых принципов, определявших жизнь. Без нее они не
смогли бы ни добыть пищу, ни защитить себя и свои семьи, ни напасть
на врага, ни убежать от хищника, ни обрести собственную
территорию. Попробовал бы кто-то рассказать им, что их далекие
потомки будут искренне верить в возможность подавлять гнев везде и
всегда, что будут пытаться решать любые проблемы мирным путем, –
вот бы, наверное, они посмеялись!
А вот уж кому действительно не смешно, так это нам, воспитанным,
цивилизованным людям, инстинкты которых повреждены или, в
крайнем случае, модифицированы до неузнаваемости, у которых
вместо волка болонка или карликовый пудель, вместо сокола канарейка
в клетке и аквариумная рыбка-гуппи вместо щуки. Стоит ли
удивляться, что мы спотыкаемся на каждой простейшей задаче, что
попадаем в капканы и ловушки на каждом шагу, так как не можем ни
показать зубы, ни выпустить когти без мучительной борьбы с самими
собой.
Несмотря на то что мы, чего греха таить, куда в большей степени
«Sapiens», чем наши далекие предки, нам так просто увязнуть в
мелочах, мы с легкостью растрачиваем попусту свои самые
драгоценные ресурсы, с трудом просим о помощи, ежеминутно
запутываемся в собственных потребностях. Природные инстинкты,
такие как «дать отпор или бежать», у «среднестатистического
интеллигента» либо крайне заторможены, либо вовсе застопорены.
Природное чутье, помогающее безошибочно распознавать пищу и яд,
врага и друга, голод и сытость, находится в полуатрофированном
состоянии из-за долгого пребывания в неволе «хорошего воспитания».
Человек с поврежденной связью с инстинктом, с Матерью Сырой
Землей, воспринимает как норму каждую очередную инвазию, каждый
новый ущерб, нанесенный как ему лично, так и его семье, стране и
даже его богам. Вспомним, как разграблялись и уничтожались церкви
во время революции, которая якобы несла свободу «народу», а по сути
являлась войной, поджигатели которой даже не стеснялись вслух
именовать происходящее «красным террором».
Повреждение связи с дикой Природой, с Матерью Сырой Землей –
со щукой, волчицей, соколицей, – это последствия долгой неволи.
Невероятно затянувшееся крепостное право, двухсотлетнее
подчинение Орде, семидесятилетнее коммунистическое рабство,
отсутствие внешних и внутренних свобод, вынужденная, а далее
привычная пассивность, смирение с ношением строгого ошейника и
намордника – все это притупляет врожденные, естественные
способности зорко видеть, чуять опасность, уверенно бегать на любые
расстояния.
Вдумайтесь, Читатель: большинство наших предшественников были
относительно свободны только в материнской утробе! И даже если вы
происходите из дворянского рода, ближайшие три поколения ваших
предков все равно не имели никаких прав и свобод при советской
власти. Стоит ли удивляться, что у большинства из нас притуплена
реакция на несправедливость, что мы долго не решаемся дать отпор,
что мы искренне не понимаем, когда пора уносить ноги, а когда
биться, очертя голову.
Восстановить связь с дикой первозданной Природой, с Матерью
Сырой Землей, вернуть свои инстинкты – не только можно, но и
до́ лжно. Причем бо́ льшая доля ответственности, как бы пафосно это
ни прозвучало, ложится именно на нас – первое, по большому счету, за
многие века свободное поколение восточных славян. Именно нам
нужно научиться и передать своим детям умение противостоять
унижению и оскорблениям, выбирать собственный жизненный ритм,
не погрязать в быту и в интеллектуальных дебрях как в единственных
местах для спасения, распознавать пищу и яд, друзей и врагов,
волюшку вольную и попытки порабощения, быть свободными в
выборе своих идеалов и почитании истинных богов (последнее вы
можете понимать в любом угодном вам смысле).
Идея о том, что здоровой психике для защиты от Хищника нужна
собственная агрессия на трех уровнях бытия, кажется мне невероятно
интересной. Этот сказочный образ Матери-Природы в трех животных
обличьях наводит на мысль о филогенезе – историческом развитии –
психики. Одной из наиболее известных моделей филогенетического
развития является как раз трехступенчатая схема Карла Бюлера:
«инстинкт – навык – интеллект». И, как мы вскоре убедимся, три
агрессивных образа Матери-Природы, представленные в виде рыбы,
животного и птицы, как раз и будут распределяться по этим трем
стадиям развития, а вернее, трем уровням единовременного
сосуществования психического.
Начнем со щуки. Вообще рыба в славянской мифологии, как и в
ранних представлениях многих других народов, является опорой
земли. Благодаря большому количеству икринок она мыслится
символом плодородия и изобилия, в том числе и в духовном смысле.
Рыба одновременно олицетворяет как сексуальность, так и холодность,
бесчувственность, равнодушие, а также глупость. Она помещается у
корней Мирового Древа и противопоставляется птицам. В самых
различных традициях рыба выступает в качестве олицетворения
космических сил, символически она может истолковываться и как
образ животворящей силы воды. Но, с другой стороны, вода также
является символом разложения, растворения, уничтожения форм.
Гераклит утверждал, что превращение в воду – смерть для души:
в неоплатонической мысли это означает, что влажные души
опускаются все глубже и глубже в недра порождающего начала, и
это равносильно растворению в первичной природе, над которой
властвует Богиня любви, половой жизни и плодородия219.
На более поздних стадиях культурно-исторического развития
человечества рыба приобрела несколько иную символику: в эпоху
средневековья она стала символом духовной сущности, сокрытой под
видимым покровом вещей, а в алхимической традиции олицетворяла
мистическое перерождение. В буддизме рыба символизирует свободу
от желаний и привязанностей.
В русских народных сказках из всех рыб чаще всего встречается
именно щука. И это немудрено, ведь это самая крупная рыба
большинства водоемов Восточной Европы. Ее размеры, а также ее
хищный нрав, по-видимому, и определили представление о том, что
щука является хозяйкой пресных вод. А. Н. Афанасьев приводит
поверье литовцев о щуке Струкис – хозяйке озера, под властью
которой находилась вся остальная рыба. Струкис постоянно
бодрствовала, охраняя рыбу, а засыпала лишь один раз в год на
Иванову ночь. У литовцев также существует поздняя христианская
интерпретация мотива щуки – хозяйки водоемов: она перевозит
Христа через реку, и в благодарность он делает ее королем всех речных
существ220.
Щука также является единственной рыбой, которая использовалась
славянами в магических обрядах и заговорах против опухолей,
различных новообразований и особенно грыжи, что обусловлено
особенностью строения ее челюсти с большим количеством зубов в
несколько рядов. По традиционным русским представлениям, грыжа –
это сверхъестественное существо, вселяющееся в человека и грызущее
его, отсюда и созвучие в словах грыжа и грызть. Обряд лечения
грыжи, а также различных новообразований с помощью щучьих зубов,
мотив их «загрызания» щукой основаны на принципе «подобное
лечится подобным»221.
Согласно архаическим представлениям, некоторые части тела – как
человека, так и животных – содержат наиболее высокую
концентрацию жизненной силы. К ним относятся зубы (клыки),
волосы (шерсть), ногти (когти), именно поэтому их так часто
используют в мистических практиках, в виде оберегов, амулетов и т. п.
Помимо того что щучья челюсть способна «выгрызать» болезни,
считается, что она также может отгонять нечистую силу, которая
водится близ водоемов. Ну и наконец, в восточнославянских сказках
щука нередко является волшебным помощником Героя: кроме сказки
«Смерть Кощея в яйце», которую мы рассматриваем в данной главе,
этот мотив занимает центральное место в сказках «По щучьему
веленью», «Чудесное кольцо» и др.
 Однако наш главный вопрос заключается, напомню, в том, какой
особый вид агрессии представляет собой щука. В соответствии со
славянскими представлениями о вертикальной трехчленной структуре
мира, рыбы, и в том числе, конечно, щука, являются классификаторами
нижней сферы, то есть мира предков, глубинного бессознательного.
Рыба, в отличие от всех прочих живых существ, никогда не покидала
воды – первичной среды всего живого, той субстанции, где зародилось
все ныне сущее.
Если мы подытожим то разнообразие символов хищной рыбы,
которое описали выше, сведем его метафоры к психологическому
значению, то получим следующее: щука является опорным элементом,
первобытной сексуальностью, упрощенной до функции размножения,
так как она бесчувственна, равнодушна, то есть не способна
испытывать эмоции и именно поэтому, с точки зрения Сознания, глупа;
она также и то, что растворяет, разлагает, уничтожает сложные формы;
это простая, истинная сущность, сокрытая под видимым покровом
вещей; она свободна от желаний и привязанностей Эго; ее размеры и
хищный нрав позволяют ей защищать весь «нижний слой души» от
различных новообразований, чужеродных вторжений, болезнетворных
проявлений.
М-да, перечитав собственные последние строки, я, пожалуй,
постараюсь приобрести амулет в виде щучьей челюсти. По всей
видимости, щука, как тотем, как символ и архетипический образ,
являет собой инстинкт самосохранения. Она относится к
основополагающему, корневому уровню филогенеза, она обитает там,
где органическое сливается с духовным. Она даже не животное, а, так
сказать, праживотное начало в человеке, поэтому она так невероятно
близка к Богу-Творцу. Как и Бог, как и инстинкт, щука безмолвна в
представлении обычного человека, однако тому, кто научится ее
слышать, откроется дар провидения. Ее мудрость исходит не от ума, а
из глубин наших чресл. Чрезмерное умствование только заглушает ее
голос и притупляет естественное, врожденное, инстинктивное знание.
Невероятно расплывчатая трактовка понятия инстинкт побудила
большинство современных научных течений вовсе отказаться от
употребления этого слова в качестве научного термина, сохранив за
ним лишь значение «генетически фиксированного», «врожденного»
поведения, реакций и т. п. Конечно, инстинкты, поскольку их не
увидишь глазами, – вещь сложно определимая. Никто не знает, в какой
части нервной системы они обитают, как именно воздействуют на
каждого человека в отдельности. Но таково, собственно, все
бессознательное в целом. Юнг полагал, что инстинкт происходит
именно из филогенетического, психоидного коллективного
бессознательного, имеющего черты, общие для животных и людей, из
того уровня, где соприкасаются биологическое и духовное. В этой
глубине глубин, в том самом месте, в безвременной вечности, где
встречаются духи людей, рыб, животных и птиц, где сакральное
переходит в материю, и живет Мать Щука.
Это место, где люди, полные задора маленького хищника, плавают
со щуками, бегают с волками и взмывают в небо с соколами. Именно в
этой загадочной, глубинной сфере души, как утверждает Эстес222,
коренится иммунная система организма, а также страсть к тайне,
стремление к Богу. Эта страна Матери Сырой Земли, где одновременно
существует уже все и не существует еще ничего, где есть потенция для
сотворения чего угодно – новых детенышей, предметов искусства и
миров.
Отсутствие достаточной степени агрессии на этом уровне
психического равнозначно смертному приговору, ибо означает полную
неспособность противостоять любому злоумышленнику, любому
захватчику, любой инфекции. Инстинкту нельзя помочь, его нельзя
усилить или укрепить при помощи воли, так как он необъясним для
Сознания. Он в еще большей степени, чем архетип, далек от опыта
отдельного человека, ибо это видовое, а не индивидуальное
приобретение. Он безусловен, он есть с рождения, он куда старше
Сознания, разума, любой религии, научной теории, любого
мировоззрения. Ему просто нужно и до́ лжно не мешать. Это значит
доверять его голосу, почаще советоваться не с умом, а с «нижним
миром» своей души, своего тела.
В индуизме (а мы, славяне, – исторически индоевропейский народ)
уровень щучьего знания соответствует нижней чакре, Муладхаре. Это
чакра земли, фундамент, базис, опора всего организма и душевной
организации; она отвечает за ощущение безопасности, за способность
выживать в постоянно меняющемся мире. Муладхара дает физическое
здоровье, возможность твердо стоять на ногах, иметь здоровое
потомство и осуществлять физическое предназначение. Она находится
в основании позвоночника, там, где у наших предков предполагался
рудиментарный хвостик, а также распространяется на промежность.
Таким образом, агрессия, представленная символом щуки, означает
иммунитет. Чтобы не мешать щуке выполнять свою работу,
назначенную Богом, нам всего-то лишь нужно почаще советоваться со
своим «хвостиком», обращать внимание на ощущения в промежности
и основании позвоночника, когда мы хотим что-то съесть, выпить или
принять – новое лекарство, нового человека в свое окружение, новую
идею. А дальше – во что бы то ни стало верить своим ощущениям, что
бы ни говорил «верхний ум», какие бы рациональные аргументы ни
приводил. Когда мы освоим эту нехитрую науку, очень многое, что
раньше требовало от нас вложения дополнительной энергии, будет
работать «по щучьему веленью».
Второй матерью, поддержкой которой заручился Иван Царевич,
стала волчица. О боги, как же мне рассказать об одном из главных
тотемных животных славянских племен в нескольких абзацах?! Этот
символ столь значим для Человека, особенно для индоевропейских
племен, а наипаче для славян, что для него не хватит не то что целой
главы, а пожалуй, даже книги. Единственный договор, который я могу
заключить с собственной славянской совестью, – это обещание, что в
следующей книге, в которой я опишу пребывание Героя уже
непосредственно в самом Тридесятом царстве, непременно будет
отдельная часть, посвященная Волку-оборотню Вольге Всеславичу,
крылатому Семарглу и их синкретическому сказочному порождению в
образе серого помощника Героя. На данном же этапе повествования я
изо всех сил постараюсь сосредоточиться на филогенетических
особенностях образа волчицы как одной из ипостасей Матери-
Природы. Если у меня не совсем получится соблюсти этот план,
Читатель, не обессудьте, я и так изо всех сил стараюсь затыкать себе
рот и бью себя по рукам. Однако приступим, помолясь.
Волк, по словам Рыбакова, – самый глубокий архаизм после Чуда-
Юда223 «рыбы кит» – того же самого древнего слоя души и живого
организма, который представлен щукой. Волк для славян – существо
двуединое. С одной стороны, он тесно связан с солнечным богом
Хорсом; как крылатый Семаргл, он охраняет скот и посевы чтящего его
племени; он верный спутник Героя и могущественный прорицатель –
волхв-богатырь Вольга, тотемный предок многих славянских племен.
С другой стороны, он хищник из мира чужих, мира мертвых,
связанный с Луной и морозными ясными ночами, в которые так легко
заблудиться, замерзнуть в пути или быть растерзанным дикими
животными. По сей день волк внушает страх и уважение.
Слишком умудренная душа, «одомашненное» Сознание привыкло
считать волка хитрым, злобным, алчным и ненасытным, корыстным и
вероломным существом. Однако волк, в отличие от прямоходящих,
никогда не убивает без нужды. Это животное, которое отлично знает
чувство меры. Он инстинктивно умертвляет ровно столько, сколько
нужно для прокорма, и отступает от этого правила только в том случае,
если его стае и потомству был нанесен ущерб. Алчность –
исключительно человеческий грех. Она появляется в виде защитной
замены истинного душевного голода на голод мнимый, когда нам
нестерпимо хочется обладать чем-то в материальном мире, что на
самом деле нам вовсе не нужно, будь то пятое пирожное за вечер,
десятая машина за три года, iPhone последней модели, еще одна
пластическая операция, еще один половой партнер и т. д. Алчность
просыпается, когда мы не позволяем себе (из-за привычки жить в
неволе) того, чего действительно жаждет наша душа. Волчий же
инстинкт учит нас обуздывать себя, вовремя останавливаться,
устанавливать правильные приоритеты, питаться лишь тем, что
действительно нужно душе, уму и телу, сосредоточиваться на том, что
важно.
Корысть – тоже отнюдь не волчья черта. Из русских сказок мы
знаем, что волки умеют быть и благодарными, и щедрыми с лихвой.
Они живут согласно древнему обычаю «взявши – отдай сполна». В
сказке «Иван-царевич и серый волк» волшебный лесной хищник
раскаивается в том, что съел коня Героя. В качестве уплаты долга волк
не только верой и правдой служит царевичу на всем пути, но и трижды
спасает его от тех бед, в которые неразумный Иван попадает как раз по
вине своей жадности. Помните, волк предупреждает царевича о том,
что можно взять коня, но ни в коем случае нельзя покушаться на
драгоценную сбрую, можно взять птицу, но не драгоценную клетку, и
т. д.? Более того, волк возвращается, чтобы оживить Ивана, которого
погубили старшие братья, даже когда их договор уже выполнен и долг
за коня покрыт сполна.
 Поэтому верность и преданность – еще одна черта лесного хищника,
которой кое-кому из двуногих не худо бы поучиться. Множество людей
ведут себя чрезвычайно вежливо, предупредительно и тактично с
чужими, чтобы сохранить надлежащую Персону, но при этом
абсолютно не церемонятся со своими близкими, следуя принципу «а
куда они денутся». Это не по-волчьи, скорее это свойственно шакалам
и гиенам.
Назвать волка бескорыстным, конечно, нельзя, особенно памятуя,
что теневая сторона бескорыстия – это манипуляция, расчет на то, что
облагодетельствованный будет отныне испытывать вечное чувство
неоплаченного долга. Волк справедлив; в отличие от Водяного и
другой нечисти, он всегда честно объявляет стоимость своей помощи.
Принцип «взявши – отдай сполна» он применяет не только в качестве
кредитуемого, но и в роли кредитора. Во многих сказках он сразу и без
ложной скромности заявляет, сколько за его услуги полагается отдать
баранов, коров и прочего скота. И эта честность – тоже весьма хорошее
свойство, когда ты не обманываешь других и не обманываешься сам в
своих ожиданиях.
Злобный нрав волка – это также незаслуженная слава. Ведь злость –
это не аффект, не чувство, это черта характера, то есть некое
перманентное качество, присущее личности. При этом злые люди – это
люди пассивные и трусливые. Они не способны принять никаких
решительных действий, чтобы изменить свое безотрадное
существование, зато с удовольствием позлорадствуют чужой беде.
Самое большее, на что они способны, – это сделать какую-нибудь
гадость исподтишка. Злость как черту характера не следует путать с
гневом и яростью – аффектами, эмоциональными состояниями,
которые возникают в ответ на изменение важных жизненных
обстоятельств.
В отличие от характерологической пассивной злости, гнев дает
решимость. Волк точно знает, что́ принадлежит ему по праву, и ни
секунды не будет раздумывать о том, стоит ли сражаться с захватчиком
за собственную территорию, за добычу, за детенышей, которых хотят
похитить, чтобы превратить в домашних псов. Волк в случае
необходимости будет драться и со своими сородичами, если те
попробуют лишить его желаемого, будь то пища, секс или сон.
 Поселить в своей душе волчонка и заручиться, таким образом,
поддержкой дикой Матери Волчицы – значит дать себе разрешение на
выражение агрессии в отношениях с миром. Это вовсе не значит стать
диким, буйным варваром, это не значит идти по головам, строить козни
и делать гадости. Но рассчитывать на то, что весь окружающий мир
настроен к тебе, как сердобольная бабушка, которая только и ждет, как
бы ты хоть чего-то захотел, чтобы тут же броситься исполнять, – не
только глупость и наивность, но еще и трусость. Борьба за исполнение
своих желаний – нормальная, естественная с точки зрения Природы
реакция. Тот, кто отказывается это понимать, становится пищей
Хищника. И среди нас – цивилизованных, хорошо воспитанных
интеллигентов, – что скрывать, таких большинство. Поэтому первая
схватка Волка с Хищником, с демоном-Кощеем, который ловко
окрашивает стены тюрьмы-ловушки в цвета благовоспитанности,
скромности и покорности, должна пройти в собственной душе.
Еще одна притча во языцех – волчья хитрость. Если понимать под
этим словом криводушие и лукавство, это будет очередным поклепом
дрессированного Сознания на сильных и смелых животных. А вот
если читать сие как хитроумие и ловкость – это сущая правда. Волк
вынужден все разведать заранее, дабы не стать добычей более
крупного хищника или охотника, не попасться в капкан, не быть
затравленным сворой собак – одомашненных сородичей, лишенных
природных инстинктов и собственной воли. Человек с навыками этого
тотемного животного, с живым умом и сильными инстинктами учится
распознавать хищника задолго до его вторжения. Он ловко обходит
ловушки и капканы, его не подкупить лестью, не запугать, ему не
внушить чувства вины, он не даст надеть на себя ошейник и
намордник взамен на скудный паек из хозяйских объедков. Волчье
чутье безошибочно подскажет, когда нам действительно желают добра,
а когда стремятся использовать.
Волк не только хитер и ловок, но еще и любопытен. Он слишком
часто претерпевал гонения со стороны двуногих, чтобы вести ленивый
образ жизни. Он – та способность, которая позволяет все разнюхать и
выведать заранее, еще до того, как некий новый шаг станет
необходимостью. Быстроногий, чуткий, зоркий лесной хищник не
будет слепо доверять тому, что сказано: его пытливость поможет
понять то истинное, что скрыто за очевидным для рационального ума
дрессированного пса.
Таким образом, если агрессия, представленная символом щуки,
означает иммунитет, то агрессия волка – это активность. Деятельное
состояние всегда связано с некой долей агрессии. Ведь ввести новый
уклад своей жизни нам позволит только понимание того, что старый
был несправедливым и противоречил нашим истинным ценностям. А
когда мы понимаем это, настает время воспользоваться навыками
тотемного предка: оскалиться и зарычать, чтобы отпугнуть врага со
своей территории, в случае надобности пустить в ход крепкие когти и
острые клыки, взять то, что желанно, и ровно в том количестве, какое
нужно, ведь дикая душа лесного предка знает, когда пора
остановиться.
Бо́ льшую часть времени волки проводят за вполне мирными
занятиями. Они радуются жизни, играют друг с другом, занимаются
сексом, выращивают свое потомство и обучают его хитростям дикой
жизни. К слову, волк – одно из немногочисленных животных, которые
вступают в продолжительные моногамные связи; он предан и верен
своей «половинке».
Напоследок в своем кратком рассказе о тотемном животном наших
предков я хочу привести отрывок из «Истории» Геродота о некоем
протославянском племени по названию невры. По мнению некоторых
исследователей, этот народ обитал где-то в районе современной
Белоруссии. Так вот, Геродот пишет:
Эти люди, по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них
эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно
на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает
человеческий облик. Меня эти россказни, конечно, не могут убедить;
тем не менее так говорят и даже клятвенно утверждают это224.
Поразительно то, насколько этот рассказ скифов и эллинов, столь
неубедительный для отца истории, вторит мифу о богатыре-оборотне
Вольге Всеславиче! А еще эта история весьма напоминает традицию
храма Аполлона в Дельфах: на несколько месяцев в году храм
передавался антагонисту солнечного бога – «темному»,
экстатическому Дионису.
Цель встречи в специально отведенное время эллинов с Дионисом
такова же, как и цель встречи с Матерью Волчицей, – научиться
входить с ними в контакт тогда, когда это нужно. Ибо если лунная
сторона мира, агрессия и дикость будут отрицаться Сознанием, они
будут брать свое в абсолютно неподобающих местах и
обстоятельствах.
«Контролируемая» дикость и ярость дает способность к ярким
переживаниям и новым впечатлениям, способность остро чувствовать,
безрассудно, истово любить, ценить свою территорию, дело, семью,
смело вступать в поединки с захватчиками, быть так же безумно
любимым, понимать себя и других. Это возможность временного
отказа от четкого знания, «кто я», – от благочестивой маски Персоны.
Это радость игры, эйфория перевоплощений. Это понимание себя как
части чего-то несоизмеримо большего и целого.
Как древнегреческому адепту культа Аполлона – бога порядка,
закона и разума, – так и современному интеллигентному человеку
время от времени просто необходимо облачаться в волчью шкуру,
погружаться в мистический, экстатический опыт Диониса, переживая
слияние собственного микрокосма с душой Вселенной. Только тогда
человек начинает чувствовать себя частью чего-то целого и относиться
к жизни с бо́ льшим уважением.
Что касается филогенеза, то в схеме Карла Бюлера волчья агрессия-
активность будет соответствовать уровню навыка. По сравнению с
инстинктом, навык – процесс вторичный; это автоматизированное
действие, сформированное путем многократного повторения, поэтому
в нем отсутствует элемент сознательной регуляции и контроля.
Однако, в отличие от инстинкта, навык не был изначально
бессознательным: действие, которое копировалось с других людей,
приходилось контролировать, и воспроизводилось оно в первое время
с большим трудом. Это можно сказать о начале освоения любой новой
деятельности: трудно начать кататься на велосипеде и не падать,
выражать мысли словами, попадать ложкой не в нос, глаз и куда
попало, а только в рот. Чтобы отличить кошку от собаки, а капусту от
мяча, всем нам когда-то приходилось глубоко задумываться.
Еще раз подчеркну, что навык начинается с копирования других. И в
контексте нашего разговора об агрессии-активности, конечно, встает
вопрос: а как же Герою развить в себе навыки волка, если он всю свою
жизнь прожил среди домашних псов? Ответ прост, его дает сказка: то,
что мы не получили от своих родителей, можно взять в глубинах
собственного бессознательного, ступая по мифологическому следу.
Нужно поселить волчонка в собственной душе и терпеливо его
взращивать, а уж Мать Волчица подскажет, что именно делать.
Волчьи навыки, которые нужно сознательно практиковать, пока они
не достигнут автоматизма, – это: умеренность, уважение к своему телу,
соблюдение собственного интереса, четкое понимание своей
территории, ее защита от чужаков, любознательность, верность и
преданность своим идеалам, своему делу и любимым, благодарность и
щедрость по принципу «взявши – отдай сполна», разрешение себе
проявлять ярость, гнев и решимость, бороться за исполнение желаний,
научиться обходить ловушки из лести, манипуляций и запугиваний,
перестать довольствоваться «объедками жизни», питать себя только
тем, чего действительно хочется, верить внутреннему чутью в
вопросах о том, желают ли нам добра или хотят использовать,
радоваться жизни, играть, резвиться, как маленький, быстроногий
волчонок, получать наслаждение от перевоплощений, относиться ко
взлетам и падениям в жизни как к простой данности бытия, а не как к
несправедливости, расплате или несчастливой судьбе.
Если обратиться к духовным практикам Востока, местом обитания
Матери Волчицы будет Свадхиштхана – вторая чакра. Именно она
позволяет получать удовольствие от жизни, быть активным, радоваться
процессу, вместо того чтобы переживать за будущий результат. Она
находится в области между основанием лобковой кости и пупком и
соответствует внутренним половым органам и кишечнику. Именно об
интуитивном знании, сосредоточенном в ovarios (яичниках) у женщин
и в cojones (мошонке) у мужчин пишет Эстес225. Именно эти места –
области, близкие к Танатосу, – отчетливее всего чуют опасность,
именно низ живота наполняет благословенное возбуждение, когда мы
не только занимаемся любовью, но и радуемся жизни, играем,
веселимся, творим, безумствуем, воплощаем Эрос в своем «здесь и
сейчас».
Третьей матерью дикого мира для Ивана Царевича становится
соколица. Вырастить в своей душе сокола означает обрести дар полета
– придать динамику, легкость и живость своим мыслям, получить
широкий кругозор, видеть происходящее с высот, подвластных ловчим
птицам. Соколиное зрение – это способность одновременно видеть
картину целиком и вычленять отдельные ее важные детали.
 Многие древние народы мыслили птицу существом более высокого
уровня, нежели ходящие по земле, существом более духовным, чем
телесным, символом духа и души; поэтому крылатый ангел –
продолжение и развитие образа птицы.
Как птицы, так и ангелы служат посредниками между Богом и
человеком, они могут передавать как божественную волю смертным,
так и людские чаянья богам. Поэтому птица – это также сила
воображения, постижение тайн бытия, метафизических истин. Как
символ души, она встречается в мифах и фольклоре всех без
исключения народов. Обычно она становится волшебным помощником
Героя – например, возвращает его домой из иного мира.
В русской сказке «Три царства» Орел спасает Ивана Царевича,
брошенного братьями на верную смерть. Он поднимает Героя «из
дыры на Русь»226 после того, как тот скармливает ему кусок
собственного мяса с холки; правда, плоть тут же восстанавливается,
как только они оказываются в Явном мире. Мы не будем надолго
задерживаться на этом эпизоде, так как возвращение домой – это тема
следующей книги. Единственное, на что сейчас следует обратить
внимание, – это то, что Орел в еще большей степени, нежели Волк,
требует соблюдения правила «взявши – отдай сполна». Мы можем
понимать это так: связь души с Богом, постижение метафизических
законов требуют от нас некоторой жертвы. Отдать Орлу кусок плоти –
значит отказаться от части своих материальных устремлений. Право
слово, совершенно некогда думать о предназначении своей души, когда
голова занята вопросами о том, как бы жить не хуже, чем Ивановы-
Петровы-Сидоровы.
Птица (или ангел в более поздней традиции) часто становится
вестником богов. В фольклоре многих народов этот мифологический
мотив отражается в весьма распространенном сюжете о говорящих
птицах, которые открывают героям непостижимые для простых
смертных тайны, предупреждают об опасности и приносят вести о
том, что замышляется в недружественных государствах, так как могут
пересекать любые «моря-океаны». Они же погружают героев в
волшебный сон или, напротив, снимают колдовские чары. Иногда
птица является заколдованным возлюбленным, как Финист Ясный
Сокол в одноименной сказке или Птица-голубица в сказке о Федоте-
стрельце. Такие повествования, как правило, представляют собой не
героические, а трансформационные сюжеты, в которых рассказывается
об интеграции Анимуса или Анимы, поэтому разговор о них будет
вестись в следующем томе.
Мифологема говорящей птицы – посланца богов – происходит от
архаических представлений о птицах-демиургах, глашатаях небесной
воли и создателях нижнего мира. В славянской мифологии это птицы
Рарог, Алконост, Сирин и Гамаюн.
Алконост и Сирин – это райские птицы из русских и византийских
средневековых легенд, которые иногда покидают свою обитель,
прилетают на землю и поют о грядущем блаженстве. Алконоста чаще
понимают как птицу радости, а Сирина – как птицу печали. По
народному сказанию, утром на Яблочный Спас прилетает в сад птица
Сирин, которая грустит и плачет. А после полудня прилетает птица
Алконост, которая радуется и смеется. Птица смахивает с крыльев
живую росу, и преображаются плоды, в них появляется удивительная
сила – все плоды на яблонях с этого момента становятся
целительными227.
Однако в некоторых источниках именно Алконоста называют
птицей печали, поэтому четко разграничить функции этих
мифологических существ крайне сложно. Обе эти девы-птицы имеют
сходство с греческими сиренами, которые своим волшебным пением
завораживали мореплавателей, заманивая их на гибель в морские
пучины. Надпись над одной из лубочных картин гласит: «Алконост
близ рая пребывает, иногда и на Евфрате-реке бывает. Когда в пении
глас испущает, тогда и самое себя не ощущает. А кто вблизи тогда
будет, тот все на свете забудет: тогда ум от него отходит, и душа
из тела выходит».
Если все же постараться дифференцировать значения образов этих
крылатых дев, в психологическом контексте они будут представлять
крайние степени чувственного накала. Алконост – это экстаз, близкое к
помешательству состояние упоения. Греческое слово ekstasis
буквально означает «выход из себя»228, при этом в разные периоды
развития философской мысли им обозначали как умопомрачение со
слуховыми и зрительными галлюцинациями, так и выход души за
пределы физического мира, единение с макрокосмом, когда устами
человека говорили боги и музы.
 Сирина в этом случае можно понимать как антагониста экстаза:
коллапс, имплозию – катастрофическое сжатие, взрыв, направленный
вовнутрь. В душевном контексте это будет означать крайнюю степень
уныния, предельную сосредоточенность на себе, беспробудную тоску,
ту самую, что чернее ночи. И то и другое явление, с одной стороны,
невероятно ресурсно, порой именно в них рождаются шедевры
искусства, но, с другой стороны, затянувшаяся близость как к
Алконосту, так и к Сирину ведет к разрушению личности: «А кто
вблизи тогда будет, тот все на свете забудет: тогда ум от него
отходит, и душа из тела выходит»…
Спасительным, как для души в целом, так и для творчества в
частности, здесь будет как раз объединение образов Сирина и
Алконоста. Лично мне девы-птицы, изображенные на картине
Васнецова «Песнь радости и печали», видятся именно как двуединый
образ, в котором радость – это отнюдь не восторженное исступление, а
печаль – не черная тоска. Вместе они нейтрализуют разрушительные
силы друг друга и являют скорее олицетворение светлой печали. Это
чувство, которое неизбежно рождается вместе с мудростью, вместе с
пониманием того, каков на самом деле этот мир.
Самая известная дева-птица славянской мифологии – это Гамаюн.
Корень гам в ее имени по-русски означает «шум», в алтайских же
языках согласный звук оглушается и основа преобразуется в кам, что
означает «шаман», отсюда происходит глагол камлать, то есть
шаманить, колдовать, гадать, вещать. Гамаюн живет близ Ирия, и тому,
кто окажется в тени ее крыла, она сулит счастье, богатство и власть.
Это вещая птица, которая поет божественные песни и раскрывает
тайны будущего тем, кто умеет слышать сокровенное. Гамаюн
известны все тайны мироздания. Она знает все о происхождении земли
и неба, богов и героев, людей и духов, птиц и зверей. Она служит
Велесу и, повинуясь его воле, поет людям «Звездную Книгу Вед».
Мифологическим существом, наиболее близким к птице соколу,
является огненный Рарог. В некоторых языках название этой птицы
сохранило старинную основу: по-чешски сокол – это raroh, по-
хорватски – rarov, по-литовски – ràrogas229. Это птица пламени, одно
из воплощений Бога-Сварожича Семаргла. Большую часть времени он
проводит в образе огненной собаки, а в сокола обращается в случаях,
когда требуется срочно выполнить задание Верховного Бога, так как в
образе Рарога он получает удивительную способность молниеносно
перемещаться в пространстве и времени. Посещая человеческие
жилища, Рарог может быть как добрым гостем, так и предвестником
пожаров и смертей; в последнем случае он появляется в образе
ужасного дракона в пламенной чешуе, с огнем, пышущим из
раскрытой пасти. В русской магии, заговорах и заклинаниях Рарога
называют Рахом-Страхом. А в своем мирном проявлении он связан с
культом домашнего очага. В печи Рарог чувствует себя желанным
гостем, здесь он может отдохнуть от божественных поручений и даже
вздремнуть. В такое время он не приносит хозяевам дома никаких
хлопот, только пламя в печи вдруг вспыхнет чуть ярче да облачко
сизого дыма в форме птицы вдруг выпорхнет из трубы.
Однако обратимся наконец непосредственно к символике сокола.
Как указывает энциклопедия230, статус этой благородной хищной
птицы необычайно высок у всех народов. В сокола перевоплощались
только самые значительные боги-властители: германский Вотан,
индуистский громовержец Индра, боги огня, в том числе упомянутый
выше Семаргл и сам Сварог, а также великие воины и герои-оборотни
Финист и Волх Всеславич. Благородная ловчая птица – символ солнца
и света, превосходства и победы, защиты и свободы. С этой птицей
часто сравнивают воина-единоборца, подчеркивая такие его качества,
как бесстрашие, силу, ловкость, ум и мужественную красоту. В
эмблематике сокол, преследующий зайца (олицетворение похоти),
означает победу духа над низменными страстями, а ловчая птица,
несущая в когтях добычу своему хозяину, – символ верности и
преданности. Сокол, который отказался от преследования воробья,
олицетворяет великодушие, пренебрежение легкой добычей.
В христианской традиции, где агрессия в любых ее проявлениях
официально не в чести (крестовые походы и инквизиция как бы не в
счет), сокол, парящий в небе, символизирует зло, жестокость и
безбожие, зато прирученный пернатый хищник с цепочкой на лапке
персонифицирует обращенного в веру язычника. Принципиально иное
отношение к этой птице существует в восточных религиях. У древних
египтян, персов и арабов сокол был эмблемой царской власти, то есть
находился на вершине символической иерархии. В европейской
традиции также встречаются гербы, на которых сокол, сидящий на
руке рыцаря (все-таки прирученный, обращенный в истинную веру
«язычник»), является отличительным знаком высокородных,
титулованных особ – герцогов и графов.
Итак, у нас остается главный вопрос: какой особый вид агрессии в
человеческой душе будет символизировать сокол? Я полагаю, что это
креативность – способность к творчеству, способность порождать и
воплощать новые идеи, отклоняться от общепринятых схем мышления.
При чем же здесь агрессия? Ответ чрезвычайно прост: чтобы создать
нечто новое, необходимо разрушить старое.
Человек отличается от животных именно способностью создавать
новое, в этом смысле он повторяет Природу и богов. Является ли он в
этом случае их соавтором или мошенником, посягающим на высшие
привилегии? Это вопрос смысла грехопадения Адама и Евы.
Вкушение плода с Древа познания – первый творческий акт в истории
человека, ведущий, с одной стороны, к возникновению Эго-Сознания;
с другой стороны, ценой его становится изгнание из Рая. Очень
похожую мысль выражает Джеймс Хиллман:
Эго возникает наперекор богам. Оно крадет свой свет у lumen
naturae – естественного света и расширяется не за счет изначальной
тьмы, где никакому свету вообще нет места, но ценой утраты
богоподобия, присущего детству, утраты символического,
естественного разума и более мягкого света, свойственного
удивлению и воображению. Без творчества через посредство Эго не
обойтись, и все же оно остается воровством. Не случайно Кереньи
называет прометеевский поступок неизбежным воровством, грехом,
люциферовским падением231.
Возможно ли обойтись без агрессии, когда нужно принести свет,
украденный у олимпийцев или обитателей Ирия, в те области
душевной жизни, что ранее вели животную жизнь или вовсе
пребывали в вечном мраке? Конечно, нет. Герою-творцу, Герою-
первопроходцу не обойтись без отчаянной смелости, без хищных
навыков сокола. Еще ему необходимо обладать соколиной зоркостью и
широчайшим кругозором, чтобы понимать перспективы своих деяний.
А для этого нужно оторваться от привычных сфер обитания и даже
воспарить над территориями щуки и волчицы, взмыть под облака,
ближе к богам.
Хиллман пишет о том, что креативность в чем-то родственна
религиозным чувствам, и поэтому совсем не удивительно, что,
описывая творческую способность, мы нередко используем язык
религии232. Объясняя состояние творческого возбуждения, мы
говорим: «снизошло вдохновение, воодушевление, озарение», таким
образом подчеркивая, что либо что-то несоизмеримо большее
посетило нашу душу, либо мы сами сумели переместиться за пределы
собственного тела, Эго, Сознания, за границы своей привычной сферы
обитания, знакомой логики. Спору нет, для таких путешествий
надобны крылья, мы и используем для них «птичьи» метафоры: полет
мысли, полет фантазии, окрыленность идеей и т. п.
Творческая мысль возникает, вероятно, в гнезде Сирина, когда мы
понимаем: того, что уже есть, того, что уже создал для нас Творец
(чьими бы то ни было руками), нам недостаточно. Тогда мы и
переживаем некую имплозию (сжатие, взрыв, направленный
вовнутрь), тоску и уныние. Но потом тот, кто пережил скорбь, но все
же не смирился с положением вещей, может услыхать пение
Алконоста, который поселит в сердце надежду, расскажет о грядущем
блаженстве и вдохновит. Если мы доведем упоение и вдохновение до
максимальных температур, передержим их внутри душевного
пространства, творческий импульс просто перегорит, а заодно
огнедышащий Рарог, Рах-Страх, спалит в экстазе и наше прежнее
жилище. Но если решимся действовать вовне, не побоимся в каком-то
смысле слова объявить войну текущему мироустройству, Рарог уже не
в образе дракона, а в образе огненного сокола поднимет нас на своих
крыльях и вынесет в новую реальность.
Итак, хищная птица, как метафора агрессии, олицетворяет
креативность, творческий подъем, импульс к действию, изменяющему
мир. Птица, подобно богам, эктопсихична, то есть, в отличие от
символических щуки и волчицы, она находится «по ту сторону души».
Она ни целиком в ней, ни полностью вне ее, как, собственно, Самость
и Боги. Созидающие боги суть разрушающие боги.
Креативность, как эктопсихическая мощь, превышает человеческие
силы и может испепелить, подобно Рарогу, своего обладателя, если тот
не найдет ей достойного применения. Рарог обращается в
огнедышащего дракона, разжигающего в душе пожар, что в
реальности может выглядеть как соматическое заболевание, невроз,
одержимость. Но если мы все-таки отважимся на некий прометеевский
подвиг, принесем людям огонь своей души, свет своей фантазии,
искры того, что мы почерпнули, паря в высотах воображения, Орел не
будет клевать нашу печень, как у греческого героя; самое большее, что
он попросит, – кусок мяса с холки, да и то рана вскоре заживет.
Не стоит думать, что творчество – это прерогатива каких-то
исключительных людей: гениев науки, художников, скульпторов и
поэтов. Творческое не нужно ограничивать художественным.
Креативность – это создание новизны, будь то новый брак, хобби,
ремонт в квартире или небывалый рецепт борща. Соколица, в равной
степени как и щука с волчицей, – мать всех без исключения славянских
душ.
Возвращаясь к филогенетической схеме Карла Бюлера: соколиная
агрессия-креативность будет соответствовать уровню интеллекта.
Первоначально способность к творчеству полностью отождествлялась
со степенью интеллектуального развития, но впоследствии ученые
умы все же выяснили, что эти понятия не тождественны.
Креативность коррелирует с умственными способностями лишь до
определенного предела, слишком же высокий интеллект даже
препятствует полету фантазии и силе воображения. Поэтому в
разговоре о соколице мне хочется расправить крылья и оторваться от
каких бы то ни было схем. Мать Хищная Птица мыслится мне прежде
всего жаждой того, что полагается душе, остротой чувственного
восприятия, возможностью привносить в жизнь то, чего всегда не
хватало, а также благословенной возможностью представлять то, что я
могу явить миру, а мир мне, – через час, день, неделю или годы.
И напоследок, как повелось в этой главе, обратимся к духовным
воззрениям Востока. В проекции на человеческое тело сферой
обитания Матери-Соколицы будет Манипура. Эта чакра связывает две
предыдущие инстинктивные чакры, соответствующие щуке и волчице,
с остальными четырьмя – духовными, равно как и птица-сокол
связывает Явный мир с Правью. Манипура находится в области
солнечного сплетения. В индуизме она считается источником
уверенности, осознания своей силы; она же отвечает за способность
выбирать то, что действительно нравится, заниматься тем, о чем
просит душа, и направлять свою волю на достижение желаемого…
Дорогой Читатель, в нарушение традиций нашего путешествия, у
меня на данном этапе к вам нет ни единого вопроса, только напутствие
нам обоим перед главной битвой: «Гой есьмы, добры девицы да
молодцы! Даждьбог со Спехом нам в помощь!»
 17
Пленить Хищника
Как не вступать в сделки со Злом
Дорогой Читатель, прежде чем мы сможем нанести Кощею
сокрушительный удар, нам нужно обезопасить себя от попадания в его
последнюю ловушку. Поэтому мы временно оставим сказку о Иване
Царевиче и обратимся к другому материалу – еще одному
новоязыческому мифу, некоторым историческим свидетельствам, а
также сюжетам нашего времени.
Дело в том, что Хищник чрезвычайно ловок и умен, он, как никто
иной, осведомлен обо всех наших слабых местах и болевых точках, он
так искусен в лести и манипуляции, что может спутать доброй душе
все карты в самый последний момент. Если в нас осталась хоть малая
капля простодушия, если хотя бы на самом донышке храброго сердца
сохранилась наивная вера в то, что можно обрести трон, корону,
царскую мантию и подвенечный наряд без решающего кровавого
боя, – Кощей непременно отыщет уязвимое место, и мы с ощущением
того, что находимся в здравом уме и доброй памяти, своими ногами
вернемся в темницу. При этом тюремные законы отныне станут еще
строже.
Сколько раз вы ловились на лесть? Сколько раз вы себя убеждали
дать кому-либо еще один шанс, еще немножко подождать, посмотреть
на происходящее с какой-то неведомой «другой стороны», хотя
Гамаюн давно поведала вам нелицеприятную правду?
– Я решил, что еще с годик поживу с родителями, а потом кризис,
говорят, минует, и я возьму ипотеку, – говорит сорокалетний
мужчина, который (уж тому седьмой год) безуспешно пытается съехать
от матери, но у той то самодиагностированная депрессия, то
самолично выявленная сердечная недостаточность.
– Я решила дать ему последний шанс, он даже плакал в этот раз
(голос падает до сакрального шепота), клялся, что закодируется, –
произносит жена алкоголика.
– Я надеюсь, он больше так не поступит со мной; мы всё обсудили,
на этот раз он изменил мне, можно сказать, не по своей воле, –
рассказывает клиентка. Конечно, очень хочется спросить: его что,
изнасиловали? Так идите в полицию!
– Я пока решила не размещать резюме, К. Т. пообещал, что, как
только новая должность освободится, я буду первым кандидатом на
повышение, – рассказывает тайно влюбленная в своего босса девушка,
которая выполняет за него вот уже несколько лет львиную долю
работы за зарплату секретаря.
– Он попросил подождать еще. Жена приболела, поэтому он не
может сказать ей о своем уходе, – жалуется женщина, живущая в
статусе любовницы уже одиннадцать лет.
Дело не только в том, что мы глупы в своем великодушии, надежде,
вере и любви «не за что, а вопреки». Хищник обладает какой-то
особой гипнотической притягательностью. Вспомним Хому Брута,
которому внутренний голос явно сказал, что не стоит смотреть на Вия,
и все же несчастный философ не смог не поднять глаза. О
«злокачественной грандиозности» психопатов говорит Отто
Кернберг233. Вторит ему и столь далекая от классической теории
Эстес, описывая магнетическую притягательность Синей Бороды234
для молодой, наивной души, которую Хищник заставляет поступать по
заведомо обреченной схеме, ведь она сомневается в его кровожадности
даже после того, как обнаруживает в доме комнату с трупами.
Решимость «исцелить своей любовью» или «заслужить его любовь»,
проявляемая созависимыми людьми – теми, кто живет в отношениях с
алкоголиками, сексоголиками и прочими – голиками и – манами, –
порой потрясает. Чаще всего это сильные, смелые, порядочные и
весьма неглупые люди. Они действительно производят впечатление
заколдованных злыми волшебниками. Вместо того чтобы жить, они
как будто играют в жизнь, твердя одно и то же заклинание: «Что воля,
что неволя – все одно», или, как у Эстес: «На самом деле его борода не
такая уж синяя».
Я не люблю модный ныне в популярной психологии термин
«созависимость»: на мой взгляд, он слишком громоздок и расплывчат.
Одержимость Кощеем, как мне видится, – явление более
специфическое. Здесь речь идет не просто о тех случаях, когда без
ошейника шея мерзнет, а… знаете, есть такой удивительный феномен,
когда, например, жертву насильника тянет на место нападения, как
будто можно вернуться в прошлое и все переиграть.
 Есть в этом и что-то сходное с так называемым стокгольмским
синдромом[47] – бессознательной защитной симпатией жертвы к
агрессору в процессе захвата, похищения, угрозы или реального
применения насилия. Под воздействием сильного шока заложники
начинают сочувствовать своим захватчикам, проникаться их идеями и
в конечном счете отождествляют себя с ними, считая свою жертву
необходимой для достижения «общей» цели.
Да что там стокгольмские события! Если обратиться к хроникам
похорон Сталина, мы увидим «кремлевский синдром», от осознания
масштабов и ужасающих последствий которого стынет кровь в жилах
и шевелятся волосы на голове. Проститься с тираном пришли два
миллиона москвичей и бессчетное количество иногородних граждан. А
ведь у каждого второго из этих скорбящих кто-то из родных или
знакомых был расстрелян, у каждого первого кто-то из близких сидел в
лагерях. Обратимся к воспоминаниям очевидцев, приведенным в
статье Сергея Смирнова:
Народ шел 3 дня и 3 ночи…
Следует отметить, что у людей в эти дни настроение было крайне
подавленное. Фиксировалось большое число сердечных приступов, а
смертность резко увеличилась. Но никаких точных статистических
данных за этот период времени нет. Всех одолевало одно желание –
попасть в Колонный зал и увидеть того, кого уже при жизни возвели в
ранг памятника. Основная масса людей скопилась в районе Трубной
площади. В этом месте соединяются Петровский, Рождественский,
Цветной бульвары, Неглинная и Трубная улицы. Прошел слух, что
именно от Трубной площади проще всего попасть на Большую
Дмитровку. Поэтому огромные человеческие потоки устремились к
ней.
В этом месте возникла одна огромная давка. При этом погибло
огромное число людей. Сколько? Точные цифры неизвестны, да никто
и не считал умерших. Раздавленные тела закидывали в грузовики и
вывозили из города. Там их закапывали в общие могилы.
Примечательно то, что среди пострадавших находились такие,
которые приходили в себя и просили оказать им медицинскую помощь.
Но это означало, что раненых нужно доставлять в больницы. В этом
случае о массовой давке узнал бы весь мир, что, естественно, бросило
бы неприглядную тень на похороны Сталина. Поэтому раненых
закапывали вместе с мертвыми.
Вот что впоследствии рассказывали очевидцы: «Скопление людей
было так велико, что возникли ужасные давки. Это были самые
настоящие человеческие трагедии. Людей вжимали в стены домов,
разбивались магазинные витрины, рушились заборы и ворота.
Мужчины пытались спастись на фонарных столбах, но срывались
вниз и оказывались под ногами толпы. Кто-то выбирался из плотной
массы и полз по головам. Другие ныряли под грузовики, но солдаты не
пускали их на другую сторону. Толпа качалась из стороны в сторону,
как один огромный живой организм».
Все переулки от Сретенки до Трубной улицы были забиты сплошной
человеческой массой. Гибли не только взрослые, но и дети. Люди
никогда не видели Сталина живым и хотели посмотреть хотя бы на
мертвого. Но так и не увидели его. Их путь в Колонный зал
превратился в борьбу за выживание.
Кровожадный вождь ушел на тот свет и забрал с собой огромное
число подданных. При жизни он так и не насытился человеческой
кровью. По самым скромным подсчетам, погибло не менее 2 тысяч
человек. Но, скорее всего, подлинное число погибших было гораздо
больше235.
«Кровожадный вождь» не просто ушел на тот свет, он пополнил
этническую коллекцию, паноптикум, или кунсткамеру, национального
бессознательного новым архетипическим образом. В большей степени
Иосиф Виссарионович, не к ночи будь помянут, конечно, отражает
Отцовский архетип, а именно его Виевскую ипостась, образ
первоначального Хищника, отца Кощеев (наркомов со всем их
аппаратом и идеологией).
Хотелось бы думать, что двадцатый век, который преподнес миру
множество тиранов и диктаторов, потрясших планету, миновал и
человечество больше не допустит таких событий, но, увы и ах… Я
пишу эти строки в ноябре 2015 года. Не буду описывать, что
происходит в мире сейчас, ибо не дай бог вступить в политические
рассуждения! Коготок увязнет – всей птичке пропа́ сть: из этой темы
потом будет не выбраться, а испортить книгу под самый ее конец не
входит в мои планы. Кроме того, уважаемый Читатель, скорее всего,
осведомлен о текущих событиях намного лучше меня.
 Хотелось бы также думать, что феномен Сталина – событие в
истории исключительное, что просто так уж раз в миллион лет
кровожадно сходятся звезды. Но, к несчастью, и это неправда.
Первыми Вием и Кощеем, заполучившими верховную власть над
русским народом задолго до Сталина с Берией, были Иван Грозный с
Малютой Скуратовым, да и Петр Великий с главой впервые
учрежденной Тайной канцелярии Ф. Ю. Ромодановским – из той же
архетипической компании.
К ужасу нашему, мы вынуждены признать, что в качестве сильного
Отца русский народ признает исключительно тиранов. Что сохранила
народная память о Никите Сергеевиче Хрущеве – «кузькину мать»
и кукурузу? И лишь единицы помнят о том, что он совершил воистину
героический поступок, когда стал инициатором смещения Берии со
всех постов и его ареста, иначе Малюта Скуратов XX века сам бы
взошел на престол. Именно Хрущев читал на знаменитом XX съезде
доклад «О культе личности и его последствиях». Сказать, что это был
немалый риск, – не сказать ничего, ведь народ боготворил недавно
почившего тирана. Именно при Никите Сергеевиче началось
масштабное строительство доступного жилья. Это теперь мы
презрительно морщим носики: «Фи, хрущевка!», а в 1960-е годы для
людей, что жили в бараках по шестнадцать человек в комнате,
получение отдельной квартиры с кухней и санузлом было
неимоверной роскошью!
А Николай II? Народное мнение о последнем русском царе – слабак,
размазня, никчемный правитель и бестолковый военный стратег.
Однако мало кто помнит тот факт, что в преддверии Первой мировой
войны экономика Российской империи достигла небывалого взлета, а в
период с 1908 по 1913 годы наша страна опережала весь мир по темпу
роста национального дохода. И это случилось именно благодаря
экономической политике Николая II – «Кровавого», «бесталанного
правителя», которого народ, казнивший его, правда, потом
канонизировал.
К чему я об этом сейчас? Да к тому, что в магазинах, на улицах, в
соцсетях нет-нет да и услышишь: «Эх, нам бы сейчас Сталина! Вот кто
бы со всем этим бардаком мгновенно разделался». И ведь они не
шутят. Это не черный юмор. Эти люди, которые, к слову, сами и
голосовали за существующую власть, действительно предпочли бы
гнить на нарах, трястись, как осиновые листы, за своих близких и
родных, скудно питаться, покупать масло и сахар по талонам, а
колбасу только по большим праздникам, лишь бы знать, что и другим
живется не лучше. А самое главное – лишь бы кто-то другой, сильный
и властный, пускай и крайне жестокий, придумал за них концепцию
«светлого будущего», чтоб они знали, куда идти. Хотя, по законам
мироздания, такой путь – явление самостное, а следовательно, сугубо
личное. Невозможно идти ни к какому коллективному свету, это дорога
индивидуации.
Однако вернемся к вопросу очарованности Хищником на
индивидуальном психическом уровне. Самое страшное последствие
периода правления тирана – это привычка жить во лжи. В истории
Деспот обещает народу светлое будущее, в мифах Кощей обещает
украденной невесте, что она будет жить как царица, хотя и в том, и в
другом случае единственная цель Хищника – это власть над умами и
душами.
Былина об Иване Годиновиче повествует о том, как его невеста –
Марья Моревна, а в других вариантах Настасья Лиходеевна, – сбегает
с Кощеем. Герой настигает беглецов, но неверная невеста встает на
сторону Хищника, приносит ему нож для убийства своего суженого,
так как Кощей лжет ей о том, что если-де она останется с Иваном
Годиновичем, то будет всего-навсего служанкой, «портомойницей», и
придется ей «заходы (уборные) скрести», а если пойдет за него самого,
подземного владыку, то будет царицей236. Однако в начале былины
говорится, что Иван Годинович вовсе не простой «мужик-холопина»,
он племянник великого князя; он назван по имени-отчеству, а значит,
род его знатный; у него есть своя собственная дружина, а крестные
братья его – ни много ни мало первые богатыри русские, Илья
Муромец и Добрыня Никитич.
Мы не будем останавливаться подробно на этой былине, она
пригодится нам во второй части нашего путешествия – в следующем
томе этой книги, когда мы будем говорить о злокачественной Аниме в
образе Настасьи Лиходеевны. Все, что интересует нас на данном
этапе, – это невероятный талант Кощея ко лжи.
Люди, обладающие властью, умеют очаровывать. Сама их власть
становится лучшей наживкой, а порой и афродизиаком. Вспомним
лучезарную усатую улыбку Отца народов. Может ли наивная добрая
душа поверить в то, что по его приказу были расстреляны сотни тысяч
ни в чем не повинных людей? Легковерный человек, который не имеет
связи с дикой природой – Щукой, Волчицей, Соколицей, чьи
инстинкты повреждены, а воля подавлена, ищет кумира. Как утренний
цветок, он поворачивает голову в направлении сияния, которое исходит
порой вовсе не от Солнца, а от дьявольского костра. Такую
травмированную душу крайне легко соблазнить, посулив, например,
повысить ее статус («кто был ничем, тот станет всем»), или пообещать
за преданность и самоотверженную работу высокую должность с
наступлением светлого будущего, за долготерпение и «временный»
отказ от собственных интересов – долгожданное вступление в брак,
«седло большое, ковер и телевизор», «весь мир и коньки в придачу».
Хищник также обещает спасение и защиту, и это в равной степени
относится к заманиванию хоть в секту, хоть в сексуальные отношения.
Он, безусловно, обладает харизмой, но и это не единственный его
инструмент. Чтобы получить желаемое, Хищник готов сыграть какую
угодно роль. Он может разыграть эдакую «нездешнюю» меланхолию:
мол, я одинокий волк, я много страдал и разочарован в людях, но ты
можешь меня спасти и придать смысл моей жизни. Он отлично умеет
менять маски и любит это делать. Он может изобразить простого
добродушного парня или девочку из провинции, которые любят маму,
папу и мороженое и не пропускают ни одной воскресной проповеди.
Такому любой незнакомый человек с радостью даст денег в долг и
оставит ключи от квартиры. Хищник отлично умеет мимикрировать,
поэтому его жертва всегда видит то, что ей нравится.

Почему нам так легко обмануться Хищником?

Во-первых, истинные чувства социопата очень трудно определить
из-за его неспособности выражать реальные эмоции. Зато изобразить,
сыграть чувство – в этом он мастер, ведь его основной инструмент –
всемогущий контроль. Если большинство из нас использует слова,
чтобы предъявлять миру собственную личность, то социопат
применяет их для манипуляции – притворства, обмана, соблазнения.
Или, что так нравится незрелым, доверчивым душам, – он вообще
мало говорит, а вместо слов действует.
Во-вторых, из внутренних переживаний сознанию социопата
доступно только некое базисное возбуждение без дифференциации
отдельных аффектов. Таким образом, если он действительно
испытывает переживание, то это или слепая ненависть, или столь же
маниакальный восторг. В остальное же время – лишь безрадостное,
безжизненное состояние, которое для нормального человека было бы
тоской, унынием или депрессией.
Хищник обладает не только бо́ льшим уровнем агрессии, нежели
обычные люди, но и более высоким порогом возбуждения. То есть
если большинству из нас удовольствие доставляют вкусная пища,
хорошая музыка, созерцание красоты, секс без каких-либо особых
перверсий, то социопат нуждается в более серьезных встрясках, в
более сильных ощущениях, чтобы почувствовать то же самое
удовольствие. Конечно, в свои опыты он вовлекает легковерные, юные
и наивные души, у которых своя собственная агрессия вовсе не
ассимилирована в Сознании, но которым так хочется пережить нечто
особенное и почувствовать особенным самое себя, касается ли это
сексуальных экспериментов, экстремистских движений, опасного
бизнеса или членства в секте.
К счастью, подавляющему большинству из нас удается избежать
встреч с сексуальными, религиозными и всякими прочими маньяками.
Наша собственная теневая одержимость, которую мы проецируем в
подходящих личностей, в большинстве случаев менее опасна. Вот, к
слову, сейчас, когда я пишу эти самые строки, мой телефон
разрывается от оповещений с Facebook. Черт дернул меня (немудрено,
ведь я пишу об одержимости!) добавить в друзья странного человека,
который шлет шестьдесят второе сообщение за час! И, честное слово,
еще лет десять назад я бы переживала, удобно ли будет отправить его в
спам. Но, хвала Велесу, сейчас я знаю достаточно о том, как отличить
одержимость от здорового интереса и мелкого хищника, нарушающего
мои границы, от доброго гостя.
Историю о настоящем Кощее мне поведала моя коллега Алиса. Я
безмерно благодарна ей за то, что она не просто позволила включить
ее рассказ в эту книгу, но и настоятельно просила сделать это, когда
узнала, что я пишу о Хищнике.
Алису я знаю много лет, она закончила несколькими годами раньше
тот же факультет, что и я. По окончании университета она на
довольно продолжительное время уехала жить за границу, но, как это
часто бывает, не прижилась на чужбине и вернулась на родину. Алиса
решила начать частную практику психоаналитика в родном городе. С
невероятной легкостью она нашла кабинет рядом с домом по первой
же ссылке в Интернете, что несказанно вдохновило ее. Это был
некий центр психологических тренингов, и уже через полчаса Алиса
шла туда познакомиться лично с директором – Тренером. Казалось,
фортуна благоволит ей, как никогда, и, конечно, Алиса, будучи
знакомой с юнгианством, восприняла это как знак Самости, как
подарок судьбы, ниспосланный ей за все ее заморские мытарства.
Тренер ее очаровал; казалось, он и сам был в восхищении от всего,
что говорила Алиса. Ей сдали кабинет в почасовую аренду, разрешили
размещать свои материалы на сайте тренинговой компании, а далее
предложили взять руководство сайтом полностью в свои руки, так
как Алиса имела подобный опыт. Чуть ли не в первый же день Тренер
заговорил о том, что собирается создать какую-то мощнейшую
ассоциацию, которая, в числе всего прочего, «положит конец всему
этому бардаку, что творится на психологическом поприще у нас в
стране», причем Алисе сулилась роль его правой руки в этом «правом
деле». В общем, классика жанра – «пойдешь со мной, станешь
царицею, а не пойдешь, быть тебе всю жизнь в служанках-
портомойницах». Тут бы Алисе насторожиться… Но давайте
скажем честно: а кто бы не очаровался?! Да тем более после череды
несчастий. Кто бы не счел это волей провидения?
В сухом же остатке Алиса имела следующее: она занималась
сайтом, пыталась разобраться в тонкостях российского
законодательства, чтобы организовать ту самую «ассоциацию», по
ночам с братом-дизайнером ваяла макеты наружной рекламы – и все
это, надо сказать, даже не за спасибо, а за идею. В «центре» она
принимала двух или трех клиентов в неделю, отданных ей Тренером «с
барского плеча», причем платила за эти часы арендную плату, в
несколько раз превышающую среднюю по городу. А тут еще г-н Тренер
по каким-то неведомым для здоровой головы резонам возомнил себя
Алисиным начальником. Ведь власть того, кто одержим Кощеем,
отнюдь не всегда реальна, она может быть и простой фантазией
бесноватого, химерой чистой воды. Однако и на химерический свет
часто слетаются неразумные мотыльки.
Алису все больше и больше поражало, насколько люди были готовы
есть большими ложками его злокачественную грандиозность. Им
восхищались клиенты и коллеги, его цели и планы казались всем
значимыми и крайне разумными, хотя ровным счетом ни одна
стратегия по развитию не сработала за три года существования
центра, как рассказывали Алисе сотрудники, – естественно, ссылаясь
на «происки врагов». Тренеру пытались подражать в поступках и
манерах. Люди на тренингах приходили в восторг от самых общих и
бессодержательных фраз, произносимых с большим пафосом, с
«многозначительной» грустью во взоре и с эдаким отеческим
снисхождением. Это были высказывания вроде «жизнь вообще не
такая, какой кажется» или «я знаю людей, и тебя я тоже вижу».
После этих сентенций космического масштаба как клиентам, так и
младшим коллегам можно было скормить любую ахинею. Дай
добротный мешок для проекций да подкрепи сие действие лозунгами:
«Землю – крестьянам, фабрики – рабочим», «Вольному – воля,
спасенному – Рай», и люди сами додумают все, что нужно Хищнику.
Алиса все это видела и одновременно не видела ничего. «Я как будто
бы раздвоилась, – рассказывала она, – во мне одновременно
существовала и та часть, которая понимала весь абсурд
происходящего, – нормальное наблюдающее Эго, и та, которая не
хотела верить своим глазам».
Алису всеми мыслимыми и немыслимыми способами пытались
включить в труппу этого кукольного театра, старались завладеть не
только ее временем, но и душой. Многоуважаемый г-н Тренер
маниакально искал крючок, на который ее можно было бы поймать:
от грубой лести, обещаний скоро прийти в страну обетованную,
предложений одолжить денег, черт его знает зачем и на что, до
заявлений, что она вообще не специалист, пока не походит года три
на его терапевтические группы, а то и не только не специалист, но и
вообще не женщина, раз у нее нет мужа и детей, и прочее, и прочее –
всей чепухи не может упомнить и сама Алиса.
И как же он, бедняга, недоумевал, когда видел, что одна за другой
его ядовитые иглы не попадали в цель! С Алисы, как с человека,
действительно прошедшего качественный анализ у настоящего
специалиста, его дикие проекции стекали как с гуся вода.
Единственное, что удивляет Алису в этой истории, по ее же словам,
так это ее собственное тугодумие: она с год не могла разгадать
загадку, почему к такому «специалисту» просто валом идут люди. «К
моему стыду, – позже делилась она, – порой я даже предполагала, что
я действительно что-то не понимаю – то ли в жизни, то ли в
собственной профессии».
Почему Алиса оставалась в этом «центре» более года, несмотря на
то что начала ощущать дурной запах происходящего уже на исходе
первого месяца работы? Просто ей, «наивной уральской девочке»,
довелось учиться у настоящих профессионалов, для которых
психология – это в первую очередь философия, мироощущение,
творчество, зов Самости, а способ заработка – только как следствие
честно реализуемого призвания. И ей было немыслимо поверить в то,
что на человеческой боли можно устроить торжище. Страдающего
человека легко одурачить, еще проще одурачить человека, играя на его
травмированных зонах, а уж Тренер если чему и в самом деле
научился, так это вычислять эти самые зоны. Дело-то немудреное, у
всех людей они довольно однотипны. Так что – говори общие фразы,
бей по больному, обещай возможность заслужить лучшее будущее, да
делай при этом «загадочные глаза», как у гадалки в цирке из
фельетона Булгакова.
К сожалению, наша общенациональная архетипическая черта –
склонность к упованию на чудо – до сих пор толкает большинство
граждан к тому, чтобы решать свои проблемы у экстрасенсов,
ясновидящих, гадалок да всевозможных главарей мелких сект, которые
без зазрения совести именуют себя психологами, тренерами,
терапевтами, аналитиками и учениками великих гуру. (К слову, за все
время моей аналитической практики ни один (!) клиент почему-то не
попросил меня показать диплом. Точно то же с удивлением отмечают и
все мои коллеги.)
Тактика Тренера была самой примитивной, Кощеевой,
архетипической, а поэтому практически беспроигрышной: эдакий
садистический родитель, который один раз похвалил, одобрил, согрел,
а затем – кнут: долго, планомерно да с оттяжечкой. Пациент (коллега,
подчиненный, родственник), регрессируя до ребенка, затем из кожи
вон будет вылезать, чтобы еще раз заслужить похвалу, и искренне
верить, что он сам делает что-то неправильно и по его собственной
вине не наступает долгожданное светлое будущее.
Дорогой Читатель, пожалуйста, запомните сами и передайте при
случае другому: если психоаналитик, психолог, психотерапевт дает вам
конкретные директивы, как вам до́ лжно поступать, оценивает вас и
ваши поступки с точки зрения «хорошо – плохо», «правильно –
неправильно», то, во-первых, немедленно меняйте специалиста, а во-
вторых, знайте, что в первую очередь вам стоит выследить Кощея в
собственной душе.
История столкновения Алисы с Хищником закончилась очень резко и
даже эффектно. Когда он в очередной раз подступился к ней со своей
болотно-космической мутью вроде «Ты какая-то неправильная. Я
вижу… Я знаю…», Алиса просто оглушила его конкретикой: «Чего вы
хотите от меня на самом деле?» Тренер пытался снова уйти в
космос, пафос и абстракцию, но она стояла на своем: «Хотите,
чтобы я ушла из вашего центра? Скажите прямо». У Кощея было
отобрано его главное оружие: Алиса не просто отказывалась
оправдываться, как и прежде, но еще и не оставила ему шанса
использовать обычное феерическое словоблудие – так сказать,
заставила «сказать свое настоящее имя» и сознаться, «где смерть
Кощеева спрятана».
И вот на очередном Алисином «чего хотите?» с Тренером вдруг
произошла поразительная метаморфоза. «Я вдруг отчетливо
увидела, – рассказывала она, – как жухнет от старости его лицо, как
сквозь краску на волосах пробиваются седые корни, как он сам
буквально ссыхается и мельчает, а я вдруг возвышаюсь над ним и
смотрю сверху вниз. До этого момента я никогда не замечала,
насколько он маленького роста!» И в ту самую минуту Тренер,
наконец перейдя на подобающее их отношениям «вы», упавшим
голосом произнес: «Пожалуй, вам и правда стоит найти другое место
для приемов. Так всем будет лучше».
Когда тебя прижали к стенке, не оставили никакого пространства
для привычных маневров, остается либо биться насмерть, либо
сдаваться. Биться в честном бою Кощей не может, поэтому он сдается.
На самом деле его последняя фраза, сказанная «выросшей» Алисе,
означала: «Хочу я власти. Но ты мне не по зубам».
Алиса сняла новый кабинет на двоих с нашим сокурсником –
маленький, без ремонта и в непрестижном районе, они вдвоем белили
потолки и клеили обои. Уже два года у Алисы обширная практика, а
Тренер, по ее словам, видится ей уже никаким не подземным
повелителем душ, а Тараканищем из одноименной сказки Корнея
Чуковского.
Как вычислить Хищника? Давайте обратимся к мифологическому
материалу, который не только дает нам подробную инструкцию, но и
предупреждает о том, какие опасности могут нас подстерегать. В
былине, которую мы разберем ниже, рассказывается о знакомстве
Кощея с Ярилой.
Ярило – божество света, весны, тепла, плодородия и урожая. Наши
предки представляли его молодым мужчиной, пылким, влюбленным в
весну или землю женихом, одетым в белое или вовсе обнаженным, с
венком из свежих полевых цветов на златокудрой голове. Встречается
также и его женское соответствие – Ярила, Ярилка или Ярилиха. Его
отец – самый «земной» бог из всего славянского пантеона, могучий
Велес; его мать, Дива-Додола, – одна из инкарнаций Азовушки, а
значит, она имеет отношение и к нашей старой знакомой Буре-Яге,
Усоньше Виевне.
Корень яр, что содержится в имени Ярилы, имеет несколько
значений в различных языковых группах: стремление вверх; свет и
тепло; неукротимость, неистовство, ярость; плодородие, любовный
пыл, страсть237. Соответственно, Ярило описывается как
«распространяющий весенний или утренний солнечный свет,
возбуждающий растительную силу в травах и деревьях и плотскую
любовь в людях и животных, юношескую свежесть, силу и храбрость в
человеке»238.
Все это можно охарактеризовать словами «жизнелюбие»,
«жизненная сила», «страсть», а также психоаналитическим термином
либидо. Таким образом, божественно-архетипическая миссия
славянского Ярила во многом совпадает с функциями Эроса: бога
любви, поэзии, красоты – в мифологии, космогонического принципа,
связующего начала, энергии созидания и соединения – в
психологическом смысле. Поэтому Ярило, как славянское воплощение
принципа Эроса, является главным антагонистом Кощея, а также
главным обладателем того, чему Хищник более всего завидует.
Обратимся непосредственно к мифу.

И увидел Кащей в поле пахаря. Пашет пахарь в поле понукивает,

 и соха у него поскрипывает, и по камешкам лемех почиркивает.
Пни и корни пахарь вывертывает, а каменья в бороздочки
валит<…>.
У ратая кудри качаются, скатным жемчугом рассыпаются,
У ратая глаза ясна сокола, брови у него черна соболя239.

Пахарь, земледелец, оратай – это уже не просто Эрос в чистом виде:

дикий, буйный, страстный и хаотичный, как инстинкт или влечение.
Он – символ более высокой ступени филогенеза. Это уже развитое
Сознание, когда психика более не находится в полном подчинении
Материнского комплекса, а человек не пребывает в абсолютной
зависимости от капризов Матушки-Природы. Пахарь способен
взаимодействовать с ней на партнерских условиях, пускай и не на
равных, но таков уж закон мироздания.
Он – образ созидательного преобразования Природы. Деятельность
пахаря, по большому счету, отражает сам процесс отделения Сознания
от коллективного животного бессознательного, процесс возникновения
социокультурных и ментальных структур.
Пахарь, с одной стороны, – тот, кто уже перерезал пуповину,
оторвался от груди, которая насыщала его и без каких-либо
сознательных усилий, а с другой стороны, он еще больше укрепил
значение архетипа Матери Земли, так как отныне стал ее служителем и
соавтором; не сыном, а оплодотворяющим супругом. Поэтому с
образом пахаря связаны эротические, космические, духовные
коннотации. Эта связь – связь Матери и сына-любовника, сына-
супруга – очень частый мотив в различных древних религиях: «Такие
персонажи, как Аттис, Адонис, Таммуз и Осирис ближневосточных
культур, не просто рождены матерью; напротив, этот аспект
полностью заслоняется тем, что они являются любовниками своей
матери: их любят, убивают и хоронят, мать оплакивает их, а затем
возрождает через себя»240. И, ради всего святого, не стоит вмешивать
сюда Фрейда с его Эдиповым комплексом, так как это лишь частность
архетипа сына-любовника, один-единственный и даже необязательный
его компонент!
Такую связь прежде всего стоит рассматривать как совместный
творческий процесс Изначальной Матери и зрелого Сына. Это связь
Природы, или бессознательного, с человеческим разумом и волей. В
отличие от симбиоза охотника и собирателя, эта связь с Матерью
является куда более зрелой. Земледелец уже не пассивно подчиняется
законам мироздания, но и осознаёт их, ему не только известен, но и
понятен природный цикл «рождение – развитие – угасание – новое
рождение»… Он активно участвует в этом процессе. И это именно тот
самый процесс, из которого исключен Кощей! Это и есть жизнь,
которая не дана Хищнику, ибо ему не суждены ни развитие, ни смерть,
ни возрождение.
Пахарь же, являющийся главным знатоком этого закона, может
привносить культуру в природную сферу. При этом он вовсе не идет
вразрез с Природой, а, напротив, обогащает сокровищницу
коллективно-архетипического новыми деталями, вариациями и
особенностями. И в этом наивысшее предназначение Человека –
взаимообогащающее расширение архетипических паттернов за счет
индивидуального вложения; это тот единственный случай, когда
выигрывает как коллективное, архетипическое, так и личное,
сознательное.
Однако Кощею, единственной страстью которого является власть,
принцип «обе стороны выигрывают» непонятен и чужд. Ему видится,
что оратай Ярило осуществляет некую манипуляцию над Матерью-
невестой Землей, а может и насилие, как некогда сам Кощеев отец,
подземный Вий. Конечно, в его душе рождаются ненависть и зависть –
и к жизни, Эросу, воплощением которого является Ярило, и к его
якобы магической власти над землей.

И сказал Кащей оратаю:

– Род на помощь тебе, оратаюшко,
Да пахать и бороздки пометывать!
Отвечал ему оратаюшко:
– Пусть нам Род небесный поможет! Ты скажи, мощный бог,
Как тебя величать? Куда держишь путь в чистом полюшке?
Отвечал Кащей таковы слова:
– Сын Земли я и Вия подземного,
А зовут меня все по-разному: кто зовет Кащеем Бессмертным,
а иные – Кащеем Трипетовичем. Еду я по велению матери брать
 с земель ее дани-пошлины. Ай же ты, оратай-оратаюшко!
Ты езжай со мной во товарищах!
И тогда оратай-оратаюшко гужи с сошки своей повыстегнул
И кобылку из сошечки вывернул.
И оставил он сошку кленовую, и усаживался на кобылушку.
И поехали они по раздолию путь дорогою в чистом полюшке241.

Кощей бессовестно лжет Яриле, точно так же, как невесте Ивана
Годиновича, о том, что если она не поедет с ним, то останется в
служанках-портомойницах, а поедет – будет царицей. Лжет Кощей по
принципу «воровать, так миллион», то есть если врать, так с три
короба. Его ложь блистательна, вдохновенна и торжественна. Ярило
бросает свою работу, чтобы помочь Хищнику в его «великой миссии».
Русские рабочие, прежде чем их самих и их семьи начали
расстреливать за любую оплошность, вроде рыбы, завернутой в газету
с портретом вождя, и крестьяне, прежде чем их начали
«раскулачивать», как мою прабабушку (за то, что у нее были зеркало и
сундук), искренне верили, что им отдадут фабрики и земли, что их
поведут к светлому будущему и позволят властвовать над государством
и собственными судьбами.
Обещания Кощея всегда запредельны. Он ручается Настасье сделать
ее царицей. Он сулит адептам секты немедленное воскрешение, в то
время как все остальные, кто не нес ему требы, будут гореть в геенне
огненной. Несколько лет назад московский гламурно-богемный мир
потрясла история серийного убийцы «Волшебника Гоши», который,
называя себя то экстрасенсом, то магом, а то и психологом, обещал
дивам из модельного бизнеса выдать их замуж за олигархов,
многократно приумножить заработки и обеспечить самыми
выгодными контрактами с заморскими агентствами. После того как
они приносили ему все свои сбережения, чтобы «маг» произвел над
купюрами специальный ритуал, девушки либо пропадали без вести,
либо погибали от передозировки наркотиками, хотя ни одна из них не
была наркоманкой.
А как вам вторая волна «МММ»?! Это же уму непостижимо, что
тысячи наших соотечественников поверили Мавроди во второй раз! И
ведь всем нам в детстве читали волшебные сказки, прямые послания
предков, в которых ясно описывается, чем приходится платить Черту,
Водяному и Кощею, которые сулят золотые горы за «сущую
безделицу». Например, просят отдать «то, чего в собственном доме не
знаешь». Доверчивый герой, соблазняясь идеей получить большой куш
задарма, впоследствии выясняет, что за время его отсутствия жена
родила первенца, которого и придется отдать Хищнику.
Настасья Лиходеевна в других сказках и под другими именами, где
она все же убегает от суженого с Кощеем, как раз у него и становится
рабыней-«портомойницей». Страсть к халяве, к получению всех благ
на дармовщинку, так хорошо знакомая нашему этносу, неизбежно
приводит к беде, рабству и разорению. Кощей превосходно знает эту
нашу черту и знает наши самые заветные мечты, которые, к слову, так
часто являются диагностическими критериями невротических зон,
самых слабых мест, где Эго когда-то потерпело фиаско, а поэтому
более не надеется на самое себя, полагая, что осуществить заветное
можно только посредством вмешательства высших сил. Ведь, скажем,
замужество становится мечтой лишь тогда, когда женщина по каким-то
причинам не верит в его возможность, когда свершение этого самого
обычного с точки зрения истории человечества дела видится ей чем-то
из разряда чудес. Ну или если замуж нужно выйти только за олигарха,
чтобы «всем доказать», чтобы «стать владычицей морскою» и чтобы
«сама золотая рыбка на посылках ходила».
Люди попадают во власть Кощея тогда, когда хотят получить
желаемое, не отработав архетипический кредит. Как в песне Вячеслава
Бутусова: «Видишь, там на горе возвышается крест. Под ним десяток
солдат. Повиси-ка на нем…» – вот тогда сможешь ходить по воде. Или
как в фильме «Москва слезам не верит» говорит коллега по прачечной
героине Муравьевой, мечтающей выйти за принца советского периода:
«Чтобы стать генеральшей, нужно выйти замуж за лейтенанта и
помотаться с ним двадцать лет по гарнизонам».
Тренер из истории Алисы, о которой мы говорили чуть выше, как
раз и сулил ей «страну обетованную», то есть должность своего
заместителя в новой ассоциации. Стоит ли говорить, что никакой такой
ассоциации он не создал и не создаст никогда? К счастью, Алиса, хотя
на время и была очарована его лозунгами, все же не оставила «свою
сошку», не бросила «плуг» – то есть продолжила заниматься
психоанализом вместо освоения псевдопсихологических
мошеннических методик. Но это было возможно лишь потому, что к
тому времени она сама прошла анализ и проработала нарциссические
травмы. А попадись ей такое Чудо-юдо годами десятью раньше,
возможно, и вступила бы она в «пионерские» ряды, и пошла бы
бодрым шагом и с песней к «светлому будущему»… побрякивая
кандалами.
Но вернемся к мифу. Кощей лжет Яриле, что он-де едет по велению
Матери «брать с земель ее дани-пошлины». Его цель – оторвать
Светлого Бога от настоящего дела и заманить в ловушку. И это очень
по-Хищнически – прикрыться великой миссией, ведь только трус,
дурак и слабак не захочет бороться за «свободу, равенство и братство»
или выполнять поручение самой Великой Матери. Также Хищник
частенько ссылается на чужой авторитет. В реальной жизни это намеки
на то, что он обладает связью с какой-то «высшей силой», будь то
личный телефон главы города в записной книжке или знание
магических заклинаний.
Однако самый важный вопрос, на который нам нужно ответить,
касается того, как реализуются эти архетипические свойства Кощея в
нашей собственной душе. Внутренний хищник соблазняет, обольщает,
обманывает нас тогда, когда мы готовы «оставить свою борозду и
плуг», чтобы ввязаться в предприятие, сулящее легкую наживу,
царский трон и «коньки в придачу».
Кощей обесценивает нашу веру в то, что то, что мы любим, умеем и
ценим, действительно важно и дорого. И в первую очередь это не
внешний недоброжелатель, а хищная часть собственной души,
архетипический «кровавый вождь», тиран, который якобы очень
здраво и рассудительно разъясняет нам, как нужно жить на самом деле.
Он манит нас химерой, заставляя отказаться от своего призвания,
своего уникального творческого пути. Он убеждает нас, что путь этот –
тупиковый, он приводит тысячу и один «рациональный» аргумент,
ссылается на большие авторитеты. И как же легко ему поверить! Ведь
путь инициации на самом деле долог и тернист; более того, никто не
дает нам никаких гарантий и поручительств. И тем не менее только
«повисев на кресте», можно получить способность ходить по воде, и
только сразив Горыныча, победив Кощея и отгадав загадки Яги, можно
получить трон, корону и царевну в супруги или королевича в мужья.
 Итак, в мифе Ярило пленяется мыслью о том, что можно служить
Матери Земле куда более легким способом, нежели возделывание
пашни. Зачем бороздить землю, сеять пшеницу и собирать урожай
собственными силами, что в общем-то отнюдь не легкий труд, когда
можно просто брать с людей «дани-пошлины»? На кой леший
работать, если можно купить акции МММ? История Мавроди стара
как мир. И уж если даже боги всемогущие попадаются на такой
крючок, так чего же говорить о нас – простых смертных?
Однако далее Яриле приходит в голову мысль устроить Кощею
проверку.

Говорил оратай таковы слова: – Ай же ты, Кащеюшка Виевич!

Я оставил сошку в бороздочке, надо сошку с Сырой Земли
выдернуть
И земельку из лемеха вытряхнуть, бросить сошечку за ракитов
куст.
Наезжал тут Кащеюшка Виевич на ту сошечку в чистом
полюшке,
Взять хотел ее одной ручушкой – только сошка та не
ворохнулась
И с Сырой Земли не потронулась. Взял двумя руками он сошечку,
Но не смог из земли ее выдернуть.
За оглобельки сошечку вертит, но не может поднять от Сырой
Земли.
Подъезжал тут к сохе оратаюшко.
Брал он сошку свою одной ручушкой и бросал ее за ракитов куст.
И поехали они по раздолию путь дорогою в чистом полюшке.
Оратаюшко плеточкой машет – а кобылка под пахарем пляшет.
У ратая кобылушка рысью идет – вслед Кащей едва
поспевает242.

Как ни странно, но именно в этом отрывке Ярило совершает

предательство по отношению к самому себе и сдается Кощею,
несмотря на то что вроде как Светлый Бог демонстрирует силу,
многократно превышающую способности Хищника. Каким образом
мы приходим к этому выводу? Все просто: наивность, желание
получить нужный ресурс на дармовщинку – не великий грех. Всем нам
хочется быть обласканными Великой Матерью «ни за что, просто так»,
всем нам хочется «без труда выловить рыбку из пруда» и встретить
доброго волшебника. Тем более волшебные помощники действительно
встречаются тем, кто заслужил такую встречу честным трудом,
отважными поступками и терпением.
А вот что на самом деле будет непростительной ошибкой – так это
делать вид, что мы не заметили слабости, никчемности, жестокости,
лжи и коварства того, кто обещал «светлое будущее», хотя
собственными глазами убедились в его несоответствии грандиозному
образу. Кощей не прошел испытание Ярилы; тот мог бы, кажется, и
понять, что перед ним никакой не Бог, а самозванец, что нет у него
никаких полномочий, выданных Матерью Землей, как нет и никакой
реальной власти, ресурсов и прав на сбор «даней-пошлин». Ан нет!
Сама грандиозная идея быть сотоварищем поверенного Великой
Богини затмевает менее привлекательную правду. И если до сих пор
Ярило был обманут Кощеем, то теперь он обманывает себя сам, а это
равносильно тому, чтобы стать на сторону Хищника в борьбе против
собственной души.
Дорогой Читатель, нам следует почаще задавать себе вопрос: «Какие
очевидные вещи я не желаю признать по той лишь причине, что
грандиозная ложь видится привлекательнее простой и будничной
правды?»
К этому вопросу, в числе других, по традиции нашего путешествия,
мы вернемся в конце главы. А сейчас последуем за Ярилой и Кощеем.
Хищник заманивает Светлого Бога к реке Смородине, где тьма
мешается со светом, в сумеречный мир, где проще всего растеряться и
проиграть темным силам. То же самое, к слову, проделывал Тренер с
Алисой, когда заявлял ей, что она, видите ли, вообще не специалист,
раз у нее мало клиентов, а еще и не женщина, коли разведена и
бездетна. От таких ударов под дых сознание Алисы и впрямь меркло, и
она как будто забывала, что мало клиентов у нее по той простой
причине, что в России она без году неделя; что ее развод был
единственно правильным, обдуманным и взвешенным решением; что
дети ее – это ее творчество, да и, если угодно будет Самости, будут и
другие – из плоти и крови.
 Говорил тут Кащеюшка пахарю:
– Ай же ты, оратай-оратаюшко! Ты скажи, как тебя
величают?
Отвечал оратай-оратаюшко:
– Ай же ты, Кащеюшка Виевич!
Как посею я рожь, соберу урожай, рожь ту в скирды складу
и домой сволоку, дома вымолочу, крепко выколочу,
Наварю я хмельного пива, созову гостей к себе живо.
Гости станут ходить, будут есть и пить,
Я на стол буду пиво ставить – cтанут все Ярилушку славить:
– Здравствуй ты – сын Рода небесного! За здоровье твое, Ярило!
Тут Кащей позавидовал пахарю и сказал ему таковы слова:
– Я хочу сеять рожь в чистом полюшке, собирать, потом
молотить ее,
Делать солод, варить пиво пенное!
Нет нам места с тобой на Земле Сырой!
Помоги, Мать Земля! Помоги мне, Вий!
Был Ярилою ты, сыном Рода, – стань ты зверем лесным –
зайцем серым!
Обернулся Ярило Зайцем, обернулся Кащеюшка Вoлком.
Побежал он за Зайцем следом.
Заяц тот чрез холмы перескакивает, Волк едва за ним поспевает.
Добежали до речки Смородины, до моста добежали калинового.
Заяц серый прыгнул за речку, Волк – за ним побежал по
мосточку243.

Беда случается после того, как Ярило сообщает Хищнику свое

настоящее имя. Мы уже не раз говорили о сакральных свойствах
имени, о его символическом значении и о том, что тот, кто знает его,
получает власть над носителем, так как «поименовать» метафорически
означает встроить в свой собственный миропорядок.
Более того, Ярило простодушно, с воодушевлением рассказывает
Кощею о своих деяниях, о людском почтении к нему. Что может
вызвать такой рассказ у социопата-Хищника, кроме зависти? И как
часто такое происходит в обыденной жизни! Мы с кем-то простодушно
делимся своими успехами, не потому, что хотим похвастаться, а просто
потому, что нас переполняет радость; нам хочется поделиться, нам не
жалко – у нас много! И как же удивляемся, когда в ответ на свои
восторженные или просто благодушные речи слышим сухое или даже
слегка презрительное «ну-ну…». И это, увы, еще в лучшем случае. И
все-таки подобные реакции – недобрый знак того, что наш собеседник
уже встал на путь служения Кощею. Очень многие «друзья» любят
сопереживать, а вот сорадоваться умеют только друзья без кавычек.
Однако вовсе не о дружбе сейчас речь. Кощею неизвестно чувство
радости, как, впрочем, и любые другие светлые чувства, поэтому
подобные речи моментально приводят к запуску паттерна «авторитет –
ничтожество». И если что-то хорошее есть у вас, полюс ничтожества
тут же переходит к самому Хищнику. Ему нужно немедленно взять
реванш, отыграться – обесценить, унизить, сбить спесь, прижать к
ногтю.
Алиса вспоминала, как простодушно делилась с Тренером своими
достижениями в другой стране, как рассказывала о том, что помимо
аналитической работы в эмигрантской среде писала статьи, делала
переводы, занималась исследовательской деятельностью, имела
небольшой собственный бизнес и прочее. И вспоминала, как, изрядно
подвыпив на корпоративе, Тренер приставал к ней с абсолютно
дикими вопросами: «Что ты здесь на самом деле делаешь? Ты
действительно такая дурочка, как прикидываешься, или просто очень
хитрая?» Вопросы казались Алисе дикими, так как она еще при
первом знакомстве рассказала, кто она есть, чего хочет и что умеет,
предложила свое активное участие в развитии центра, так как имела
подобный опыт. Но Тренер маниакально пытался разглядеть камень у
нее за пазухой, так как сам без таковых обходиться вовсе не умел. А
Алисе было чрезвычайно сложно увидеть то, что она видела: что
человек, который по возрасту годится ей в отцы, который называет
себя «тренером-психологом», к которому клиенты выстраиваются в
очередь, несет такую несусветную чушь! Алиса долго делала вид, что
не замечает очевидного, она глазам своим не верила, что под видом
«психологической помощи» можно просто «деньги заколачивать» на
человеческих страданиях, так же как Кощею под мнимым предлогом
служения Великой Матери можно вершить свои черные дела.
 Итак, Ярило пойман в ловушку, Кощей, заманив его на свою
территорию, обращает Светлого Бога в зайца, которого запросто
можно разодрать на куски и сожрать. По всей вероятности, былина эта,
скорее всего, скомпилированная Асовым из нескольких других, менее
читабельных для современных людей, имеет источник не столь
древний, как, например, сказка о смерти Кощея в яйце, иначе тотемный
волк никогда бы не стал коварным Хищником. Волк – одно из самых
почитаемых славянами животных, тотемический предок многих
племен – наделяется нечистыми свойствами только в христианскую
эпоху, однако даже апокрифические мифы не могут дерзнуть сделать
его полностью отрицательным персонажем. Один из таких мифов
приводит в своем труде Е. Е. Левкиевская:
Сатана, увидев, что Бог лепит человека, позавидовал и слепил волка
из глины или, еще говорят, выстругал из дерева. Пытался Сатана его
оживить, но волк не оживал. И решил Сатана, что волк оживет, если
науськать его на Бога. Стал он бегать вокруг своего творения и
кричать: «Куси его!» Но волк оставался неподвижным. Тогда Бог
крикнул волку: «Куси его!», и тот набросился на Сатану. Сатана
попытался спастись от волка и полез на ольху. Но волк успел цапнуть
его за пятку. Из раны по стволу дерева потекла кровь, с тех пор
древесина у ольхи красноватая, ибо она пропитана кровью черта. А
все черти с тех пор стали беспятыми244.
Поэтому, сдается мне, поздний автор этой мифологической
компиляции слукавил против архетипической символики волка. А вот
заяц, в которого злые чары обращают Ярилу, здесь вовсе не случаен. Е.
Е. Левкиевская пишет о зайце следующее: «О зайце в народе говорят,
что он сотворен чертом (поэтому заяц такой же косой, как и черт).
Заяц считается нечистым животным, и во многих русских селах до
сих пор не едят зайчатину»245.
Заяц считается нечистым животным у большинства народов; чаще
всего он символизирует трусость, похоть и плодовитость. В
христианский мир такое понимание символики зайца, должно быть,
перекочевало из еврейской культуры, так сказать, из Ветхого Завета в
Новый. Однако в более ранних символических воззрениях заяц имел
другое значение. Например, в египетских иероглифах знак этого
животного обозначал простое существование, земное бытие в
принципе, а также являлся детерминативом для обозначения живых
существ в целом246. Что есть простое бытие, как не воспроизводство
жизни, тот самый природный цикл «рождение – созревание – угасание
– смерть»? Поэтому знак зайца, как символ этого процесса, можно
рассматривать и как абсолютно высокоморальный с точки зрения
закона Природы, и как и всецело аморальный – с точки зрения разума,
пытающегося возвыситься над природным естеством.
Христианство однозначно выбирает второй вариант, отрицая
первозданную мораль дикой Природы, которая слишком проста и
примитивна для разума, что возомнил себя гегемоном на протяжении
последних столетий. В восточных культурах заяц обладает женскими
характеристиками; он был вторым из двенадцати эмблем императора
Китая, символизируя силу Инь – то есть Эрос – в жизни монарха247.
Китайцы верили в то, что заяц способен предсказывать будущее, а его
предок, первый заяц, живет на Луне. И что самое интересное, в
Древней Греции заяц считался животным, посвященным Гекате –
Лунной богине, архетипической сестре нашей Яги!
В своем маниакальном желании власти Кощей переусердствовал,
обратив Ярилу в зайца. Хищнику казалось, что, если низвести
Светлого Бога до значения самого простого, естественного,
тривиального бытия, он сможет унизить и поработить его. Однако это
самое простое бытие как раз и обладает великой силой, многократно
превышающей многоумное Сознание. Простое, дикое, природное
существо, в отличие от разума, знает правду и не будет очаровываться
грандиозностью Хищника, его не заманить в капкан из обещаний
светлого будущего, оно живет здесь и сейчас. Поэтому, как писала М.-
Л. фон Франц, «в процессе природного развития зло в конечном счете
всегда пожрет само себя, поэтому нужно лишь освободить путь для
естественного хода событий»248.
Ярило в заячьей шкуре не пытается активно сопротивляться Кощею,
который только того и ждет, чтобы разорвать его в клочья. Он не
пытается выбежать из сумеречного мира на свет, в Явь, что
символически означает прибегнуть к логическим аргументам,
попытаться оправдаться, переубедить врага. Напротив, заяц-Ярило
бежит за реку Смородину, в самую гущу тьмы, в царство Нави, туда,
где заканчивается власть «разумных аргументов» и каузальных
законов, где правит Темная Великая Мать, где в славянском
этническом бессознательном живут Велес с Бурей-Ягой.
 А вдоль берега речки Смородины кости свалены человеческие,
Волны в реченьке той кипучие – и бурлят они, и клокочут!
Волны вдруг в реке взволновались, на дубах орлы раскричались
– выезжал тут навстречу Кащею буйный Велес с Бурей-Ягою.
– Ай да полно тебе, Кащеюшка, в поле чистом преследовать
Зайца!
Уж мы съедемся в чистом полюшке!
Друг у друга отведаем силушку – да кому Род небесный
поможет?
То не горушки в поле сталкивались – то съезжалися Велес с
Кащеюшкой.
Они бились-дрались трое суточек – бились конными, бились
пешими.
У Кащея нога подвернулась, и упал на Землю Сырую он.
Тут хватала Кащеюшку Буря-Яга и ковала в цепи железные,
И тащила в пещеры глубокие, и к стене прибивала Бессмертного.
Задвигала его запорами, запирала его замками:
– Ты хотел сеять рожь в чистом полюшке, собирать, потом
молотить ее,
Делать солод, варить пиво пенное, – но то дело Ярилы ярого!
Не увидишь ты света белого, света белого, Солнца Красного!
Обернула Ярилушку Виевна вновь из Зайца в бога могучего:
– Где был Заяц серый – Ярило встань!
Встань зеленый дуб впереди меня, а Ярило встань позади
меня!249

Этот миф очень подробно описывает динамику архетипического

столкновения Хищника с противоборствующей силой в человеческой
душе, дает настоящую пошаговую инструкцию. Чтобы победить
Кощея, во-первых, нужно стать «зайцем» – спуститься на уровень
простого, дикого, природного существа, которое не прельщается
призрачным великолепием будущего, а живет в настоящем,
обусловленным реальными физическими и душевными потребностями
здесь и сейчас. Кроме того, та черта зайца, которая в более поздней
культуре стала именоваться трусостью, пожалуй, может представлять
собой нормальное, защитное чувство страха, исходящее из понимания
того, что ты не всесильный и не бессмертный. Каждое новое
нападение Хищника, собственно, может стать последним. Так зачем
терпеть? Зачем испытывать Судьбу?!
Как только Эго возвращается в тело, в свои естественные границы,
оно встречается с архетипическим Велесом – мужским, разумным
элементом в виде простой, бесхитростной идеи: «То, что происходит
сейчас, – губительно. На меня напал враг». А далее приходит Усоньша
Виевна – Яга-Воительница, естественная, всецело оправданная,
защитная и даже целительная ярость. Разума в борьбе с Хищником
недостаточно, нужна мощная аффективная подпитка, ресурс Второй
Темной Роженицы, Лунной Богини, Яги или ее сестры-близнеца
Гекаты, животным которой и является заяц.
Принять в своей душе Зайца, наравне со Щукой, Волком и
Соколом, – еще одна важная ступень посвящения во внутренний круг
собственной души. Маленькое лесное животное, осознанное в
результате опыта столкновения с Хищником, влечет за собой
грандиозное расширение Сознания, понимание того, что, в отличие от
Ярилы, Человек не бессмертен, его ресурсы и прочность «шкурки» не
бесконечны.
Символ зайца необходим как дихотомическая пара Хищника, ведь
наше Сознание работает по принципу различения
противоположностей. Пока мы не призна́ емся себе, что стали жертвой,
не совладаем с гордыней, мы даже и не поймем, что ранены, унижены,
истекаем кровью и задыхаемся от обиды. Но как только мы со всей
ясностью ощущаем нанесенный нам ущерб, осознаём масштабы
убытков и количество потерь, в этот миг на помощь приходит Буря-
Яга, спасительная Ярость, активная и деятельная в отличие от
пассивной злости.
Как ни странно звучит сей вывод, но лишь примерив шкурку зайца,
можно сменить статус «твари дрожащей», которая делает вид, что ей,
мол, все нипочем, на статус «право имеющего», того, кто чтит
суверенность собственной жизни, того, кто поднимется во весь рост и
ударит кулаком по столу со словами: «Хватит! Со мной так нельзя!»
Очень важно понимать, что, если в душе поселился Хищник,
который изводит нас своими нападками, придирками и упреками,
значит, в Тени, за рекой Смородиной, за Калиновым мостом, в
глубинах бессознательного существует и столь же мощная
противодействующая сила. Усоньша Виевна способна расправиться с
Хищником одним махом. Она сама является дочерью Вия и обладает
не менее разрушительной силой, она знает о Хищнике с незапамятных
времен, знает все его повадки и ухищрения. Она только и ждет, когда
можно будет с ним вновь расправиться в каждой новой человеческой
душе. И единственная помощь, которая ей нужна от нас, – это чтобы
мы влезли на время в заячью шкурку, «освободив путь для
естественного хода событий».
Дорогой Читатель, мне уже, казалось бы, следует поставить точку да
попрощаться с вами до следующего тома книги, до путешествия в
самом Тридесятом царстве, ведь Кощей пленен, висит прикованный
цепями где-то в глубоком подземелье Бури-Яги и Велеса, и ничто не
может помешать нам жить счастливой, осознанной жизнью, полной
созидательного смысла, но обмануть древнюю мифологическую душу
нельзя. Все мы знаем, увы, сказочный сюжет о том, как Кощею удается
разжалобить Ивана Царевича ли, самого ли Даждьбога, случайно
оказавшихся в темнице-подземелье, и заставить их напоить его водой,
после чего Хищник набирается силы, срывает оковы и снова готовится
творить свои черные дела. Поэтому наберитесь терпения: у нас
впереди последний этап путешествия, где мы вернемся к сказке о
смерти Кощея в душе, к Ивану Царевичу и его помощникам – Щуке,
Волчице и Соколице, которых мы оставили в предыдущей главе. Но
прежде, по нашей доброй традиции, вам предстоит ответить на
вопросы:
• Какие очевидные вещи вы не желаете признать по той лишь
причине, что грандиозная ложь видится привлекательнее простой
и будничной правды?
• Есть ли что-то, что на самом деле ранит вас, унижает,
делает слабым и беспомощным?
• Каким внутренним и внешним проявлениям в вашей жизни
пора сказать во весь голос: «Хватит! Со мной так нельзя!»?
• Какие идеи о себе самом, об окружающих, о жизни в целом пора
заковать в кандалы и отправить в темницу?
 18
Смерть Кощея
Мистическая трансформация
Несмотря на то что в душе каждого из нас живет неустрашимая,
яростная сила, древняя Богиня Буря-Яга, что может в два счета
скрутить Кощея в бараний рог, необходимо понимать, что прибегать к
ее помощи постоянно невозможно. Слишком велик архетипический
кредит, слишком велика стоимость ее постоянного заступничества.
Если человек по поводу каждой конфликтной ситуации, каждого
посягательства на свою территорию будет вызывать в душе бурю с
пыльным вихрем, он попросту «выгорит», и тогда Яга станет уже не
его покровительницей, благосклонной заступницей, а собственницей
души. Идентификация с архетипом подразумевает неуклонное
следование одной модели поведения, что неизбежно влечет за собой
кару в виде инфляции, потерю чувства собственной идентичности. А
идентификация с Ягой-Воительницей ведет к катастрофическим
последствиям: сама женщина или Анима мужчины превращается в
таком случае в Ведьму.
Поэтому беспокоить темные, глубинные архетипические силы по
пустякам – слишком дорогое удовольствие. У Бабы Яги есть великое
множество более важных дел, чем неусыпно сторожить чьего бы то ни
было Кощея или каждый раз приковывать его заново после того, как
Иван Царевич или какой-то другой обитатель бессознательного по
своему легкомыслию, слабоволию и малоумию вновь придаст
Хищнику сил, напоит его из жалости водой (энергией либидо),
позволит сорвать оковы и снова приняться за свои черные дела.
В сказке «Марья Моревна» об этом рассказывается следующим
образом:
Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер[48], и
сделалось ему скучно. «Пойду, – говорит, – искать сестриц». Собрался
в дорогу, шел-шел и видит – лежит в поле рать-сила побитая.
Спрашивает Иван-царевич: «Коли есть тут жив человек – отзовися!
Кто побил это войско великое?» Отозвался ему жив человек: «Все
это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна».
Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к
нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна: «Здравствуй,
царевич, куда тебя бог несет – по воле аль по неволе?» Отвечал ей
Иван-царевич: «Добрые молодцы по неволе не ездят!» – «Ну, коли дело
не к спеху, погости у меня в шатрах». Иван-царевич тому и рад, две
ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.
Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое
государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось
королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все
хозяйство и приказывает: «Везде ходи, за всем присматривай; только
в этот чулан не моги заглядывать!» Он не вытерпел, как только
Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь,
глянул – а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях
прикован. Просит Кощей у Ивана-царевича: «Сжалься надо мной, дай
мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил – совсем в
горле пересохло!» Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и еще
запросил: «Мне одним ведром не залить жажды; дай еще!» Царевич
подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил
третье ведро – взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все
двенадцать порвал. «Спасибо, Иван-царевич! – сказал Кощей
Бессмертный. – Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как
ушей своих!» – и страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге
Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе. А
Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-
дорогу: «Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!»250.
Эта сказка особенно интересна для юнгианского анализа, так как
сама завязка сюжета очень неординарна. Иван, который остался
единственным сыном почивших царя с царицей, у которого даже нет
братьев, с которыми пришлось бы побороться за трон и корону, по
каким-то причинам не становится государем, ведь он по-прежнему
именуется «царевичем»! Таких «оговорок» или случайностей в
фольклорных произведениях, как мы понимаем, не бывает.
Вместо того чтобы жениться самому да вести дела государственные,
Иван занимается сватовством своих сестер! А когда те покидают
отчий, вернее, братский дом, начинает тосковать и не находит ничего
лучше, как вовсе оставить царство-государство без присмотра, чтобы
поехать к сестрам в заморские гости.
 История его трехдневного «сожительства» и последующей
женитьбы на Марье Моревне тоже весьма примечательна. Мало того
что она, в отличие от Ивана, возглавляет войско, бьется с врагом, так
еще и не он берет ее в жены, а сама королевна его сватает.
Академик Рыбаков полагает, что эта сказка уходит корнями в
сарматский период, он пишет: «В сказке отразились представления
времен матриархата, когда женщина была более сильной по
положению и уважаемой, чем мужчина, и жених должен был
укротить невесту перед браком»251. Но, как мы видим, Иван Марью
Моревну укротить не успел, а может, и вовсе не собирался.
Такая констелляция феминных и маскулиных черт неизбежно
наводит юнгианца на вывод о захвате Эго злокачественной Анимой.
Тем более эпитет «Моревна», который странным образом представляет
собой «отчество» от женского имени Мора, говорит о связи королевны
с пагубной для Эго, для прохождения индивидуации, силой.
Мора (Мара, Марена или Морена) – персонаж славянской
мифологии, могучее и грозное божество зимы и смерти. Ее имя
исторически восходит к тому же корню, что присутствует в словах
мор, мрак, морока, смерть и т. д. Ее символы – черная Луна, груда
черепов и серп, которым она подрезает Нить Жизни. В этом она схожа
с Недолей – злым роком в представлении славян. Владения Морены,
согласно некоторым сказкам, лежат за рекой Смородиной, которая, как
мы помним, разделяет Навь и Явь. И в этом просматривается
неотвратимая связь Морены с Бабой-Ягой в ее ипостаси
губительницы-пожирательницы. Но если Яге известен секрет как
мертвой, так и живой воды, то Морена отождествляет собой
исключительно торжество «Мари» – мертвой воды, воли к смерти,
противостоящей живительной «Яри».
Итак, Марья Моревна, без сомнений, связана с Бурей-Ягой – той
яростной силой, что пленила Кощея. Вероятно, ее можно считать
одним из ликов славянской ведьмы, демонической стороной
феминности, которая свойственна как Великой Матери, так и Аниме.
Таким образом, сюжет этой сказки описывает именно феномен
инфляции, идентификацию Эго-Сознания со злокачественной Анимой.
Иван более не только не Царь в собственном государстве, но уже даже
и не Царевич, он – муж королевны-богатырши, и более ничего,
никакой собственной значимой роли у него не имеется.
 Сказка описывает именно то пагубное явление, о котором мы
говорили в начале главы: у Эго, которое «привыкло пользоваться»
архетипическим ресурсом Яги, аффективной яростью, нет
собственного сознательного способа реагирования на фрустрацию.
Юнг пишет: «Идентификация с анимой проявляется как
переменчивость в настроении, утрата мужественности
(«обабивание») и сверхчувствительность»252. Похоже, Иван Царевич,
в данном случае как символ сознательной установки, вовсе не
разумеет своего подчиненного положения при Марье-Аниме, он не
осознает своей слабости, ему, так сказать, комфортно носить «заячью
шкурку» вместо царской мантии. «Но так как внутренний мир темен
и невидим и так как мужчина чем меньше он способен признать свою
слабость, тем больше отождествляется с персоной, то антипод
персоны, анима, остается в совершенной темноте и оказывается
полностью спроектированной, а нашего героя можно обнаружить
под каблуком у своей жены», – пишет Юнг253.
Человек в таком положении болезненно реагирует на каждую
мелкую неурядицу, подвержен капризам, перепадам настроения,
чрезмерно беспомощен и впечатлителен. Таковы симптомы
одержимости Анимой. В такой ситуации у Героя существует два
выхода: либо погубить свою душу и погибнуть самому, как богатырь
Дунай, либо обратиться к той силе, которая может противостоять
Ведьме. А это – Кощей: сравниться в злокачественности и
разрушительных способностях с Ведьмой, Мореной или Ягой-
губительницей может только он. Что ж, клин клином вышибают, а
подобное лечится подобным.
Естественно, при таком вот «лечении» нужно помнить слова
Парацельса о том, что лекарство от яда отличает всего лишь доза. В
реальности в той ситуации, когда человек унижен, уязвлен, находится
в подчиненном положении у каких-либо внешних сил, являющихся
проекцией негативной Анимы, Кощей как раз и появляется в виде
уничижительных нападок на самого себя: «ты никчемный», «у тебя
ничего не получается», «ты неудачник», «твоя жизнь бессмысленна»,
«все твои начинания обречены на провал». Дать ему единственное
«ведро воды» – значит просто понять свое бедственное положение при
дворе собственной Анимы. А вот второе и третье, что сделал Иван, –
это попадание в лапы комплексу, растворение в жалости к себе вместо
активных действий. Как только Эго начало всерьез прислушиваться к
этому внутреннему голосу, пиши пропало.
В сказке Кощей, вдоволь напившись воды, «взял свою прежнюю
силу» и унес Марью Моревну. Герой в таком случае не является
победителем, ведь Кощей уносит не только злокачественные свойства
души, – вместе с Анимой пропадает сам Эрос, питательная почва
душевной жизни, источник радости и восхищения. Поэтому Ивану
Царевичу далее предстоит долгое и опасное путешествие; он будет
собирать собственное войско, получит от Яги волшебного коня,
своими силами будет воевать с Кощеем, станет уже не подчиненным
мужем королевны, а царем собственного государства, самостоятельно
завоюет свою жену, укротит воинственную сарматку.
На психологическом уровне это означает ассимиляцию Сознанием
негативных аспектов Анимы, в результате чего она теряет
злокачественные свойства. Ведь Морена, кроме всего прочего,
является персонажем, связанным с сезонными обрядами славян,
посвященными разным стадиям природного цикла «жизнь – смерть –
жизнь». Смерть, которую несет Морена, как символ зимы, не есть
полное прерывание жизни, не есть небытие, а лишь предтеча нового
начала – весны, той поры, когда она превращается в Настасью (от
греческого анастас, «возвращение к жизни»). Так, в былине о Иване
Годиновиче Герой после победы над Кощеем и неверной невестой-
губительницей, которую также зовут Мореной, женится на Настасье –
племяннице Добрыни Никитича. Такая смена имени невесты на
психическом уровне и будет означать позитивную трансформацию
Анимы.
Дорогой Читатель, сказку о Марье Моревне и подробный разговор о
работе со злокачественной Анимой мы оставим до следующего тома
нашего путешествия. Собственно, здесь мы воспользовались этим
сюжетом с единственной целью – проиллюстрировать бедственное
положение Эго-Сознания в том случае, если в борьбе с Хищником оно
будет полагаться исключительно на архетипические силы,
аффективную мощь, что дает Баба-Яга. Поэтому далее мы вернемся к
другой сказке о Кощее Бессмертном, в которой другому Ивану
Царевичу помогают Щука, Волчица и Соколица, чьих детенышей он
пощадил, а значит, признал их ценность, дал место в собственной
душе и, таким образом, обрел собственные ресурсы для борьбы с
Хищником.
Итак, полторы главы назад мы оставили нашего «первого» Ивана
Царевича в тот момент, когда он по дороге к Кощеевой смерти
познакомился с великой силой Дикой Матери в виде Щуки, Волчицы и
Соколицы. Вернемся к самой сказке:
Долго ли коротко ли, а оказался Иван-царевич у синего моря. Как
пройти море? Сидит на берегу да думает; щука ровно знала его думу,
легла поперек моря. Иван-царевич прошел по ней как по мосту…254
Море – «большая вода», является главным символом коллективного
бессознательного. В качестве первоосновы мира, субстанции, что
породила все живое, вода является, в отличие Матушки Сырой Земли,
даже не prima materia, а proto materia, которая существовала еще до
первого божественного «Да будет!». Вода – безграничная полнота
возможностей для смешения элементов, предшествующая всем
формам бытия и всему творению. К слову, значение воды, как
субстанции, породившей жизнь, пожалуй, единственный вопрос, в
котором ныне сходятся наука и религия.
Основополагающая роль воды в мироздании связывается с ее
способностью к трансформации, поэтому она используется в любых
ритуальных практиках – монотеистических религиозных таинствах,
языческих культовых обрядах, магических ритуалах и прорицании.
Глубинная, древнейшая основа ритуала есть символический переход
между формами космического и социального бытия255: трансформация
неорганики в живое, божественного – в человеческое, природного – в
социальное. В процессе психоанализа мы, в том числе, являемся и
участниками мистического ритуала, извлекая символы из пучин
глубинного бессознательного, мы затем воплощаем их в реальности,
осознанно реализуем архетипическое в человеческих отношениях.
Так как вода является потенцией, предшествующей воплощению, в
ней, как и в глубинах коллективного бессознательного, еще не
существует разделения на «Я» и «Ты», на внутреннее и внешнее.
Следовательно, Кощей на этом уровне является всего лишь энергией,
феноменом, а демонические черты ему придает не что иное, как наши
собственные проекции. Демон, в конечном счете, – это то, чего мы
боимся, это наша реакция на обстоятельства, с которыми в
определенный момент незрелое Эго не смогло совладать: страх, горе,
стыд, вину, разочарование, обиду и т. д.
Как только мы понимаем, что эти чувства и рефлексии принадлежат
собственной душе, мы получаем возможность все изменить. Конечно,
не будем лукавить, сколь ни возвращай себе проекции, – проблемы в
семье и на работе, в качестве болезней или финансовых трудностей все
равно будут появляться в жизни, однако зрелый человек видит в них
всего лишь очередные задачи, имеющие решения разной степени
сложности.
Конечно, идея переплыть море в одиночку вплавь – смерти подобна.
Поэтому на помощь Ивану Царевичу приходит Мать-Щука. На
прошлом этапе путешествия мы пришли в нашем исследовании к
выводу о том, что она является символом инстинкта самосохранения,
опорой физического и душевного бытия, источником безопасности в
постоянно меняющейся среде.
В сказке Щука становится для Ивана мостом, воплощает связь
между двумя мирами, соединяет два берега, а это значит, что у Героя
всегда есть возможность возвратиться назад. В аналитической
обстановке такой «щукой-мостом» для пациента служит психолог,
который гарантирует безопасный возврат в реальность из глубинного
бессознательного. Кроме того, у самых разных народов мост
выступает в качестве символа связующего звена между непостижимым
и доступным пониманию, что также отражает суть аналитического
процесса.
Последуем далее вслед за сказочным Героем:
Доходит Иван до дуба, где была смерть Коша Бессмертного,
достал сундук, отворил – заяц выскочил и побежал. Где тут
удержать зайца! Испугался Иван-царевич, что отпустил зайца,
призадумался, а волк, которого не убил он, кинулся за зайцем, поймал и
несет к Ивану-царевичу. Он обрадовался, схватил зайца, распорол
его…256
Сундук является символом тайны, скрытой от глаз непосвященного,
в том числе и непосвященного в тайны собственной души. Что же
касается дуба, то, как мы выяснили давным-давно, еще во времена
первого знакомства с Ягой-Пожирательницей, он является
общеевропейским символом Мирового Древа. Царь-дерево, как его
называли в древности, дуб посвящался богам-громовержцам: Зевсу у
греков, Юпитеру у римлян, Тору у скандинавов и Перуну у славян.
Дубина – грозное оружие богатырей и титанов, а также вообще
самое первое оружие еще со времен каменного века, символизирует
твердость власти, крепость духа, праведный гнев. Перун, как и любой
другой громовержец, действительно гневлив. Однако гнев Перуна, в
отличие от ярости Яги, относится к аффектам «более холодного
спектра», в нем меньше накала, он лучше осознается, а следовательно,
его разрушительными свойствами проще управлять.
Как говорил мой первый и главный юнгианский учитель (благодаря
которому ваша покорная слуга и является аналитическим психологом)
Роман Кононов в своих бесценных лекциях, которые, дай бог, он все
же когда-нибудь издаст, гнев является очень ресурсным состоянием,
связывающим низ и верх, тело и голову. Баланс Эроса и Логоса в этом
аффекте смещен к Логосу.
Благодаря гневу появляется много энергии, самое главное – вложить
ее в объектные отношения, проявить в реальных действиях. Это вовсе
не значит, что нам на волне гнева следует немедленно устраивать
ристалище. Довольно осознать, кто является его объектом, на кого он
направлен, а далее почувствовать, что хотелось бы сделать из этого
состояния. Уже одной только фантазии будет достаточно, чтобы
извлечь из бессознательного символ, а далее он найдет способ и место
для наиболее конструктивного воплощения во внешней реальности.
Если постараться удержать гнев, не позволять ему просочиться
наружу, не вложить в действие, трансформирующее мир вокруг, есть
опасность перегреть этот аффект, тогда разумный Перун снова станет
яростной Ягой, а энергия аффекта расплескается в ссорах, скандалах,
истериках и прочих психотических отыгрываниях, которые вместо
созидания порождают пустоту.
В этой сказке такое действие, как влезание на дуб, чтобы достать
сундук с Кощеевой смертью, является метафорой интеграции мощи
Перуна, освоением навыка «метать молнии» не ради разрушения, а
ради расчистки территории для сотворения нового мира.
Помешать Ивану конструктивно использовать гнев в борьбе с
Кощеем первым пытается заяц. Выше мы рассматривали
многогранность символики этого зверька, в том числе такое его
качество, как трусость, мы интерпретировали, помимо всего прочего, и
как спасительное чувство страха, помогающее ясно осознавать
границы собственных возможностей.
В процессе интерпретации символа – как в сказочном материале, так
и в работе со сновидениями или с активным воображением – нам
непременно нужно учитывать контекст. Символ вне контекста –
беззвучная абстракция; как и архетип, он может раскрыть Сознанию те
или иные свои грани только в ситуативной связи. Поэтому,
перефразируя Фрейда, иногда заяц – это всего лишь заяц, а
следовательно, трусость – иногда и просто паршивое, предательское
качество. Причем предательское зачастую по отношению к самому
себе.
В сказке заяц появляется в качестве препятствия перед Иваном
Царевичем в буквальном смысле за несколько шагов до победы над
Кощеем. И как же это знакомо каждой человеческой душе! Страх
перед решительной схваткой одолевает отнюдь не только растерянных,
нерешительных и боязливых: «заячья дрожь» точно так же пробирает
и отъявленных смельчаков. Разница всего лишь в том, что первые
уступят «косому провокатору», спрячутся в шкурку мелкого зверька, а
вторые, скрепя сердце и, возможно, зажмурив глаза, порвут его на
куски и продолжат правое дело, несмотря ни на что.
Заяц, маленький, очаровательный с виду зверек, являет здесь также
метафору жалости. Нам, интеллигентным, гуманным,
благовоспитанным людям, так хочется никому не навредить! Нам так
жалко всех сирых и убогих! Однако обеспечивать всеобщее
благоденствие можно только путем принесения себя в жертву. И хотя
деяние Иисуса никому и никогда не удастся повторить, так приятно
порой чувствовать сопричастность к великому страданию… а также
лелеять в душе возмещение жертв, раскаяние тех, ради кого они
совершались, и заслуженную благодарность – ведь, право слово, куда
нам до божественной непогрешимости и нестяжательности?
Пассивное ожидание торжества справедливости – затея пустая.
Постоянное упование на вмешательство высших сил – удел «твари
дрожащей», того самого зайца. А «право имеющие» вместо этого
действуют.
Однако жертву придется принести в любом случае. Один из главных
законов как физической, так и метафизической реальности гласит:
если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Поэтому, чтобы что-то
получить, нужно непременно что-то отдать. Но вместо того чтобы
жертвовать потребностями, желаниями и побуждениями собственной
души, лучше принести в жертву «душонку заячью» – собственную
жалость, которая на поверку оказывается чаще всего вовсе не
милосердием, а все той же трусостью, страхом наказания или
отвержения. Да, не бывает так, чтобы мы делали то, что хотим, и при
этом нас все любили, но зрелой, душевно здоровой личности и не
нужна всеобщая любовь, в отличие от страдающего от внутренней
неполноценности нарцисса.
Поймать зайца Ивану Царевичу в сказке помогает Волк. Это
животное, как мы выяснили в предыдущих главах, помимо прочих
замечательных качеств, является олицетворением агрессии-активности
как навыка. Волк, который умеет расставлять правильные приоритеты,
не позволит надолго задуматься о том, стоит ли принести в жертву
зайца или отдать на заклание чаяния собственной души. Он без
колебаний разорвет заячью тушку, но сделает это вовсе не по злому
умыслу, не из жестокости, а исходя из здравого смысла, из уважения к
собственным потребностям. Он отлично знает цену жалости –
замаскированной трусости, которая так на руку Хищнику.
В сказке Серый помощник лишь помогает Герою поймать
трусливого, но очень прыткого зверька, а разделывается с
собственными предательскими поползновениями вновь влезть в
«заячью шкурку» Иван Царевич уже самостоятельно. Следовательно,
он научился справляться с жалостью и трусостью в собственном
сердце. А раз так, отправляемся дальше по сказочной дорожке вслед за
Иваном.
Он обрадовался, значит, Иван, схватил зайца, распорол его и как-то
оробел: вылетела из зайца утка, спорхнула и полетела. Он пострелял,
пострелял – мимо! Задумался опять. Ниоткуда взялась соколица с
соколятами и ступай за уткой, поймала утку, принесла Ивану-
царевичу257.
Символика утки очень противоречива. С одной стороны, как
домашняя птица, наравне с курицей и гусыней, она олицетворяет
обыденную жизнь с ведением хозяйства, мелкими домашними
хлопотами, рутинными занятиями: поскольку утка плавает по
поверхности, она и символизирует поверхность. С другой стороны,
дикая утка, как и дикий гусь, может быть символом посредничества
между водой и небом, между хаотичным, женским, телесным и
космическим, мужским, связанным с разумом и волей. Поэтому утка с
селезнем символизируют в Китае связь Инь и Ян, мужское,
соединенное с женским, – можно сказать, яйцеклетку,
оплодотворенную сперматозоидом, лоно, в котором созревает новая
жизнь. В связи с этим утка также олицетворяет материнскую заботу.
Этот смысл символа лучше всего раскрывает как раз славянский миф,
в котором уточка является праматерью Яви и Нави…
Дорогой Читатель, признаюсь вам, с этим отрывком сказки я
вдоволь намучалась. Потому как если рассматривать уточку как лоно
мира, которое порождает яйцо – космогонический символ, – то
интерпретация этого сюжета становится настолько неудобоваримо
сложной, запутанной и отвлеченной от конкретики, что теряет всякий
практический смысл. Видимо, мой собственный Кощей решил
напоследок подстроить еще и такую вот засаду.
Однако Баба-Яга подарила нам множество подарков, в числе
которых есть бесценный волшебный инструмент, гусли-самогуды,
которые – помните? – мало того что играют сами, так еще и помогают
в хаотичном сонме звуков и смыслов различить мелодию,
соответствующую текущей ситуации, постигнуть настоящие, важные
связи. Поэтому, поразмыслив, я задала себе вопрос: а что бы я делала,
если бы этот сюжет мне рассказал пациент на приеме? (На первых
встречах с новыми анализантами я частенько, в диагностических
целях, прошу поведать любимую детскую сказку.)
Ответ был очевиден: я бы связывала символический смысл
исключительно с контекстом истории самого пациента. Заигрываться с
амплификацией – расширением отдельных образов, являющихся в
аналитической среде, – право, не стоит. Какой смысл мудрствовать,
пересказывать клиенту все известные тебе сказки, мифы и легенды
мира, связанные с возникшим образом? Такое нагромождение смыслов
никак не решит задачу – напротив, лишь запутает и помешает
разглядеть действительно важное и актуальное. Тем более если
аналитик не донес или сам не постиг всю символическую суть образа,
явившегося клиенту в течение одной сессии, этот образ обязательно
проявится повторно, и уже более подготовленный анализант сможет
принять вновь открывшиеся его смыслы и грани.
 Мне ничего не остается, кроме как оставить символы утки и яйца в
их космогоническом смысле на будущее. Яйцо как символ целостности
будет уместно рассмотреть в следующем этапе путешествия, в
следующем томе этой книги, когда разговор пойдет о Самости. А
сейчас мы поступим по «принципу Фрейда», как нам уже пришлось
проделать чуть выше с символом зайца. На данном этапе путешествия
мы примем ту идею, что иногда утка – это всего лишь утка, мать-
наседка, для которой нет ничего важнее, нежели сохранность своего
гнезда и высиживание яиц.
В таком случае смысл утки, которая вылетела из зайца и упорхнула
от Ивана Царевича, унося Кощееву смерть, становится понятным.
Мать-наседка – это как раз та мать, рядом с которой ребенок любого
возраста чувствует себя невероятно комфортно. Под ее крылом мы
попадаем в состояние безмятежной лености, сытости и безопасности.
Такая мать нежно шепчет своему дитя: «Зачем тебе воевать с Кощеем?
Не нужно тебе никакое царство, никакая царевна или принц. Разве нам
вдвоем плохо? А Кощей… так нет никакого Кощея! Ты сиди тихонько
у меня под крылышком, он тебя и не заметит». Этот голос звучит так
нежно и успокаивающе, что околдованный Герой не замечает, как
Мать-наседка постепенно начинает приобретать черты Ужасной
Матери, которая скорее вступит с Кощеем в сговор, покалечит или
вовсе погубит собственное дитя (а потом будет всласть оплакивать его,
упиваться горем по своей «крошечке»), чем позволит ребенку вырасти,
стать самостоятельным и покинуть ее.
Этот «утиный голос» порой заставляет нас отказаться от
задуманного в самый последний момент; он убеждает нас, что ничего
не стоит менять, так как в жизни и так все довольно сносно. «От добра
добра не ищут», «лучшее – враг хорошего», «мал золотник, да дорог»,
«лучше синица в руках, чем журавль в небе», «своя рубаха ближе к
телу» – все это как раз «утиная» семантика. И утка не случайно
появляется в сказке именно из зайца – символа трусости и жалости.
Не раз я слышала от своих клиентов о таком явлении (да и сама, что
греха таить, сталкивалась с ним): в решающий момент схватки с
мелкими и крупными хищниками вдруг, всегда как-то очень не
вовремя, «вспоминаешь», что ты хорошо воспитанный,
интеллигентный человек. Скажете, чувство собственного достоинства
проснулось? Вовсе нет! Это очередная ловушка Кощея. Наш стыд,
стеснение, робость, страх потерять лицо – на руку Хищнику. Ему все
равно, какими методами действовать; в частности, он не погнушается
напомнить, что родители учили нас вести себя прилично, избегать
конфликтов любыми способами, а Иисус вообще просил подставлять
левую щеку после удара по правой.
В сказке поймать утку – Мать-наседку – Ивану помогает Мать-
соколица. И это важнейший этап трансформации Материнского
комплекса! Такая Мать – дикая птица – не будет держать своего
птенчика под крылышком: она сама вытолкнет его из гнезда и заставит
взмыть под небеса, научит самостоятельно охотиться, объяснит, как,
обладая широчайшим кругозором, вычленять самое нужное и важное,
как не попадать в силки и как вить уже собственные гнезда.
Примечательно в этом сюжете и то, что, в отличие от заячьей тушки,
уточку Иван раздирать не стал. Уж не знаю, как технически
происходило извлечение из нее яйца, но губить наседку действительно
не стоит, так как, кроме своих ограничивающих рост Сознания
качеств, она также представляет в душе и способность заботиться –
как о других людях, так и о своем внутреннем ребенке.
Царевич обрадел, достал яйцо; пошел, доходит до моря, стал мыть
яичко, да и ронил в воду. Как достать из моря? Безмерна глубь!
Закручинился опять царевич. Вдруг море встрепенулось – и щука
принесла ему яйцо; потом легла поперек моря258.
Как мы условились при разборе предыдущего отрывка, яйцо в
данной сказке мы не будем трактовать как символ Самости.
Потребность сузить амплификацию диктует сам контекст. Более того, в
этом конкретном сюжете юнгианцу не столь важно само яйцо как
символ пространства, в котором созревает новая жизнь, новый смысл,
энергия, потенция, сколь его оболочка, скорлупа – символ
промежуточного состояния между хаосом и миропорядком. Авторы
«Энциклопедии символов», в частности, указывают, что «яйцо, если не
относится к еде, является стереотипным знаком оболочки, за покровом
которой скрывается чужое и инородное»259.
Но это не чужое, не инородное! Оболочка яйца прячет живую,
чувствующую, нежную и уязвленную часть собственной души, в
которой таится некий новый смысл, еще не познанный Эго, потенция
для новых восхитительных встреч, судьбоносных идей и ценнейших
обретений, энергия для новых, доселе невиданных свершений!
 Скорлупа прячет от Сознания зону комплекса, участок души,
травмированный Кощеем, тот маленький «клочок земли», в который
Сатана из апокрифического мифа из зависти воткнул осиновый кол.
Таким образом, защитную скорлупу для Кощеевой иглы, сатанинского
кола создает наша собственная психика, та самая утка – Мать-
наседка, – которая скорее выклюет своему птенцу глаза, чем позволит
ему увидеть то ужасное, что натворил Кощей.
Наши примитивные психологические защиты направлены на то,
чтобы всеми способами избегать боли и напряжения. Однако и то, и
другое – непременные спутники жизни. Без боли не родиться на свет
самому и не дать жизни детям, без напряжения не достичь новой
высоты, не отбиться от хищника, не добыть пропитания.
Единственный способ избежать травматизации – не рождаться вовсе.
И это относится как к человеческой жизни в целом, так и к рождению
новых идей, возможностей, воплощению любых душевных порывов.
Мать-утка, прячущая скорлупу с травмированным кусочком
психики, отчасти права: можно всю жизнь просидеть под крылышком,
тогда Кощей тебя и не заметит, не придется ни в лес идти, ни море
переплывать, ни обнажать болезненную часть души. Но в этом случае
не придется и… Да чего там говорить, вы, дорогой Читатель, и сами не
хуже меня знаете, от каких сокровищ отказывается человек,
испугавшийся пережить заново и, тем самым, излечить ранние травмы.
Поэтому не будем перечислять возможные потери, а вместо этого
вернемся к сказке.
Иван-царевич прошел по ней и отправился к матери; приходит,
поздоровались, и она его опять спрятала. В то время прилетел Кош
Бессмертный и говорит: «Фу-фу! Русской коски слыхом не слыхать,
видом не видать, а здесь Русью несет!» – «Что ты, Кош? У меня
никого нет», – отвечала мать Ивана-царевича. Кош опять и говорит:
«Я что-то не могу!», а Иван-царевич пожимал яичко; Коша
Бессмертного от того коробило. Наконец Иван-царевич вышел,
кажет яйцо и говорит: «Вот, Кош Бессмертный, твоя смерть!» Тот
на коленки против него и говорит: «Не бей меня, Иван-царевич,
станем жить дружно; нам весь мир будет покорен». Иван-царевич не
обольстился его словами, раздавил яичко, достал иглу, переломил ее
пополам и бросил в море – Кош Бессмертный и умер260.
 Что значит переломить иглу с Кощеевой смертью, нам, дорогой
Читатель, давно известно. На конце иглы находится вовсе и не смерть,
а жизнь Хищника, который и живет-то лишь благодаря тому, что мы
прячем эти иглы – его ядовитые проекции – в своих душах,
обеспечивая им питательную среду в виде собственных страхов,
стыда, вины, обиды да чувства неполноценности. Хищник не способен
выжить без жертвы, поэтому, если мы прекращаем угождать ему,
отказываемся кидать куски собственной жизни в его прожорливую
пасть, перестаем вливать в него ведрами бесценную «Ярь» – живую
воду, энергию либидо, – он лишается своей силы. Он вообще не
способен действовать без нас!
Кем же он становится в таком случае? Иван Царевич бросает куски
иглы – все то, чему его собственные страхи некогда придавали
демонический смысл, – в море, в тот слой бессознательного, где все
будущие творения находятся еще в стадии, предшествующей
воплощению, в виде чистой потенциальной энергии, в эдакий
первичный бульон, который творец трансформирует в то, что захочет
сам. Таким образом, Кощей превращается в потенциальную энергию, в
сырьевую материю, а уж какую форму ей придать – это определит
наша отныне абсолютно свободная воля.
Напоследок вспомним и то, что Кощей в сказках обладает
несметными богатствами подземного мира. Кто же станет их
обладателем после кончины окаянного? Конечно, тот, кто одержал
победу, – наша свободная славянская душа.
Академик Рыбаков приходит к выводу о том, что образ Кощея
восходит к древнейшему индоевропейскому мифу о божестве
подземного мира и богине весны, которую он похищает. В этот период
на Земле наступает зима, жизнь прекращается (богиня становится
Мореной), а когда Герой возвращает ее, природа вновь оживает
(Морену сменяет Настасья – воскресение). Точно такой же миф
существовал в Древней Греции, и он, в отличие от славянского,
широко известен – это миф об Аиде и Персефоне.
Подземный Аид, в отличие от Кощея, естественное развитие образа
которого было резко прервано приходом христианской религии,
является не только похитителем и губителем, но иногда
рассматривается и в качестве хозяина плодородной почвы. В этой
ипостаси он обретает имя Плутоса, бога богатства, дарующего людям
изобилие. Кроме того, в старинной былине о Иване Годиновиче Кощей
называет свое отчество – Трипетович. Думается мне, ни одному
русскоговорящему человеку, пусть и не специалисту в области
языкознания, не требуются объяснения, что это отчество не имеет
никакого отношения к славянским языкам. Рыбаков сопоставляет его с
греческим Триптолемом, научившим людей земледелию. Согласно
легенде, он соперничал со скифским царем Линхом, а это, как пишет
автор, «приближает географически Триптолема к славянским землям,
издавна торговавшим хлебом с греками»261.
Это неожиданное историко-мифологическое отступление я сделала
для того, чтобы показать, что наш Кощей, растворенный в морском
«первичном бульоне», превратившийся в потенциальную энергию,
вполне может трансформироваться в Плутоса, бога изобилия,
покровительствующего людям. Может он консолидироваться также и в
Триптолеме, который научит нас новым способам землепашества. Тем
более переплавлять славянское в греческое нам отнюдь не придется!
Вместо Плутоса в наших мифах есть крылатый пес Симаргл, божество
семян и плодородия, богатства и изобилия. Ну а вместо Триптолема у
нас есть Ярило, на которого Кощей уже более не сможет покуситься;
отнятая же у Хищника энергия либидо позволит Светлому Богу лишь
ярче сиять в нашей жизни.
А о том, как лучше распорядиться полученным потенциалом да
богатствами Плутоса, как обрести в Тридесятом царстве то, что
полагается Герою по праву, мы поговорим уже в следующей книге.
 Послесловие
Обычно в послесловии автор делает какие-то общие выводы,
подводит черту. Я же, признаться, к общим выводам не готова. То, что
я хотела и, главное, могла сказать, вы прочли на страницах книги. О
том, что захочу сказать еще, обязательно напишу в будущем. Тем более
вопросов, на которые я хочу найти ответ, у меня еще очень много.
Например: «Как перекинуть мост между древней языческой душой и
христианским сознанием?», «Кто она, наша душа: сарматка со “своею
азиатской рожей” и европейскими манерами или вовсе никакая не
сумма Европы и Азии, а отдельное трансцендентное значение?»
Возможно, в будущей книге мне придется еще в большей степени
применить юнгианский подход не только к древним мифам, но и к
конкретным историческим событиям, основным историческим вехам,
национальным травмам, которые являются определяющими факторами
формирования самобытности как отдельной личности, так и этноса в
целом. Единственное, что я знаю точно: как и в этой книге, я не стану
приверженцем никакой идеологии. Как национальное
самовосхваление, так и самоуничижение мне одинаково чужды. Я
просто хочу понять, откуда растут мои корни, какое влияние на меня
оказывают мои предки и что важного я могу передать своим потомкам.
Но обо всем этом я подумаю позже. А сейчас я иду праздновать свой
день рождения, получать поздравления от родных и близких,
распечатывать подарки и есть торт.
С Верой в вас и ваше лучшее Настоящее,

Александра Сергеева

19. 12. 2015

P. S. Возможно, по прочтении книги у Читателя возникнет желание

пройти юнгианский анализ. В таком случае ответственность за это
решение будет частично лежать и лично на мне. Поэтому я хочу
предупредить: специалистов по аналитической психологии в России на
сегодняшний день чрезвычайно мало. Будьте крайне ответственны в
выборе провожатого к глубинам собственного бессознательного! Если
у вас нет друга, родственника или коллеги, который может
порекомендовать специалиста, обладающего не только
соответствующим дипломом, но и необходимыми практическими
навыками, этическими принципами и душевными качествами, – без
стеснения пишите мне. Я не прячусь от людей, меня можно найти в
социальных сетях или на моем личном сайте alex-sergeeva.ru. Если я не
смогу помочь сама, то постараюсь порекомендовать коллегу.
 Примечания
1. Юнг К. Г. Тавистокские лекции. Аналитическая психология… С.
317.
2. Юнг К. Г. Человек и его символы… С. 113
3. Юнг К. Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее… С.
219.
4. Юнг К. Г. Ответ Иову… C. 221–222.
5. Юнг К. Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее… С.
219.
6. Менегетти А. Онтопсихология: практика и метафизика
психотерапии… С. 189.
7. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической психологии…
C. 84–86.
8. Гумилев Л. Н. От Руси до России… С. 236.
9. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической психологии…
C. 223–225.
10. Франц М.-Л. фон. Психология сказки. Толкование волшебных
сказок…
11. Брюшинкин В. Н. Феноменология русской души…С. 31.
12. Бердяев Н. А. Судьба России: Книга статей… С. 175.
13. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания… С. 13.
14. Карамзин Н. М. История Государства Российского… С. 49.
15. Фромм Э. З. Искусство любить…
16. Ильф И., Петров Е. Золотой теленок… С. 94.
17. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической
психологии… С. 224.
18. Юнг К. Г. Mysterium Coniunсtionis… § 756.
19. Словарь символов, знаков, атрибутов богов, оберегов.
20. Штернберг У. Страх успеха. …
21. М.-Л. фон Франц. Психология сказки. Толкование волшебных
сказок…
22. Большой психологический словарь…
23. Энциклопедический словарь медицинских терминов…
24. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 428.
 25. Там же, с. 370.
26. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 365.
27. Исцеление Ильи Муромца // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова…
С. 76.
28. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 231.
29. Исцеление Ильи Муромца // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова…
С. 76.
30. Калшед Д. Внутренний мир травмы. Архетипические защиты
личностного духа… С. 61.
31. Энциклопедия символов, знаков, эмблем… С. 226.
32. Словарь символов … С. 130.
33. Энциклопедия символов, знаков, эмблем … С. 123.
34. Мифы народов мира. Энциклопедия… Т. 2. С. 421.
35. Бунт Ильи Муромца против Владимира // Былины / под. ред. Б.
Н. Путилова… С. 120.
36. Там же, с. 127.
37. Там же, с. 122.
38. Там же, с. 131.
39. Там же, с. 131.
40. Анна Ахматова. Лотова жена.
41. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита… С. 22.
42. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 309.
43. Повесть временных лет… С. 104.
44. Там же, с. 94–95.
45. Карамзин Н. М. История Государства Российского… С. 33.
46. Холлис. Дж. Почему хорошие люди совершают плохие поступки.
Понимание темных сторон нашей души… С. 53.
47. Там же, с. 264.
48. Из цикла лекций «Аффект в анализе» Романа Кононова,
президента Уральской ассоциации аналитической психологии и
психоанализа.
49. Цит. по: Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической
психологии… С. 266.
50. Холлис. Дж. Почему хорошие люди совершают плохие поступки.
Понимание темных сторон нашей души… С. 217.
 51. Там же, с. 215.
52. Ангелов Д. Богомильство в Болгарии… C. 98–100.
53. Афанасьев А. Н. Славянская мифология. Поэтические воззрения
славян… С. 81.
54. Там же, с. 83.
55. Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа… С. 79.
56. Там же, с. 81.
57. Там же, с. 103.
58. Там же, с. 89.
59. Там же, с. 91.
60. Там же, с. 347.
61. Афанасьев А. Н. Славянская мифология. Поэтические воззрения
славян… С. 919.
62. Юнг К. Г. О психологии фигуры Трикстера… С. 338–356.
63. Юнг К. Г. Архетипы коллективного бессознательного… С. 66.
64. Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа… С. 409.
65. Франц М.-Л. фон. Избавление от колдовства в волшебных
сказках…
66. Там же.
67. Словарь символов… С. 167.
68. Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа… С. 456.
69. Там же, с. 457–458.
70. Юнг К. Г. О возрождении… С. 261.
71. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 487.
72. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч… Т. 1. С. 172.
73. Дунай Иванович // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С. 268.
74. Там же, с. 275.
75. Там же.
76. Там же, с. 280.
77. Там же.
78. Там же, с. 281.
79. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической
психологии… С. 37.
80. Там же.
81. Там же.
82. Болен Дж. Ш. Боги в каждом мужчине. Архетипы, управляющие
жизнью мужчин… С. 251.
 83. Дунай Иванович // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С. 218.
84. Гумилев Л. Н. От Руси до России: очерки этнической истории…
С. 114.
85. Сухман // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С. 288.
86. Там же, с. 289.
87. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита… С. 29.
88. Конт-Спонвиль Андре. Философский словарь…
89. Гоголь Н. В. Тарас Бульба… С. 86.
90. Там же, с. 92.
91. Там же, с. 156.
92. Булгаков М. А. Мастер и Маргарита… С. 22.
93. Слово о полку Игореве… С. 396.
94. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 266.
95. Садко // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С. 425.
96. Там же, с. 428.
97. Там же, с. 432.
98. Костомаров Н. И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время
удельно-вечевого уклада… С. 246.
99. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической
психологии… С. 199.
100. Садко // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С. 433.
101. Там же.
102. Там же, с. 436.
103. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений //
Memento mori…
104. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений //
Carpe diem…
105. См.: Философская энциклопедия: в 5 т…
106. См.: Мак-Ким Д. К. Вестминстерский словарь теологических
терминов…
107. См.: Андре Конт-Спонвиль. Философский словарь…
109. Нойманн Э. Великая мать… С. 76.
110. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки… С. 4.
111. Там же, с. 39.
112. Элиаде М. История веры и религиозных идей… Т. 1.
113. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 114.
114. Там же, с. 181.
 115. Там же, с. 114.
116. Там же.
117. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки… С. 13.
118. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка… Т.
1. C. 32–33.
119. Даль В. И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского
народа.
120. Биркхойзер-Оэри С. Мать: Архетипический образ в волшебных
сказках… С. 134.
121. Дандекар Р. Н. От вед к индуизму. Эволюционирующая
мифология… С. 149.
122. Юнг К. Г. Символизм сновидения и его связь с алхимией… С.
141.
123. Биркхойзер-Оэри С. Мать: Архетипический образ в волшебных
сказках… C. 132–153.
124. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… C. 47–80.
125. Василиса Премудрая // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 104.
126. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка… Т.
1. C. 32–33
127. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки… С. 49.
128. Там же, с. 50.
129. Там же.
130. Василиса Премудрая // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 104.
131. Овидий Публий. Метаморфозы. Книга XI, §§ 592–622.
132. Василиса Премудрая // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 104.
133. Юнг К. Г. Религиозные идеи в алхимии… С. 215.
134. Василиса Премудрая // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 104.
135. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 109.
136. Василиса Премудрая // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 104.
137. Там же.
 138. Лутонюшка // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева… Т.
1, N 111.
139. Там же.
140. Там же.
141. Там же.
142. Там же.
143. Агапкина Т. А. Южнославянские поверья…
144. Биркхойзер-Оэри С. Мать: Архетипический образ в волшебных
сказках… С. 131.
145. Валодзіна Т., Прохараў А. Баба Яга, Ягня, Юга // Беларуская
міфалогія… С. 34–35.
146. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 471.
147. Марья Моревна // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 1, N 159.
148. Геродот. История…
149. Три царства – медное, серебряное и золотое // Народные
русские сказки А. Н. Афанасьева… Т. 1, N 128.
150. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 330.
151. Малый энциклопедический словарь: в 4 т… С. 1483.
152. Доватур А. И., Каллистов Д. П., Шишова И. А. Народы нашей
страны в «Истории» Геродота… C. 143–147.
153. Геродот. История… С. 319.
154. Там же.
155. Там же, с. 320.
156. Там же, с. 318.
157. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 611.
158. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 454.
159. Агапкина Т. А., Топорков А. Л. Материалы по славянскому
язычеству…
160. См.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… C. 432–437.
161. Асов А. И. Славянские боги и рождение Руси… С. 231.
162. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 57.
163. Там же, с. 60.
164. Там же, с. 61.
165. Асов А. И. Славянские боги и рождение Руси… С. 194.
166. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 63.
 167. Франц М.-Л. фон. Избавление от колдовства в волшебных
сказках…
168. Два Ивана солдатских сына // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
169. Иван Быкович // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 1, N 137.
170. Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой…
171. Три царства – медное, серебряное и золотое // Народные
русские сказки А. Н. Афанасьева… Т. 1, N 128.
172. Иван Быкович // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 1, N 137.
173. Булгаков С. Н. Религиозно-философский путь… С. 159.
174. Сказка о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде
// Народные русские сказки А. Н. Афанасьева… Т. 1, N 174.
175. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки… С. 49.
176. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка… Т.
1. С. 33.
177. Энциклопедия символов, знаков, эмблем… С. 334.
178. Словарь символов… С. 197.
179. Энциклопедия символов, знаков, эмблем… С. 495.
180. Там же, с. 536.
181. Царь-медведь // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 2, N 201.
182. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 564.
183. Там же, с. 555.
184. Там же, с. 237.
185. Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой… С. 21.
186. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 47.
187. Франц М.-Л. фон. Избавление от колдовства в волшебных
сказках…
188. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… C. 47–80.
189. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 326.
190. Там же, с. 326.
191. Цит. по: Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 264.
192. Слово о полку Игореве… С. 402.
 193. Там же, с. 407.
194. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т… Т.
2. С. 362.
195. См: Преподобный Ефрем Сирин. Толкования на священное
Писание. Книга Бытия. Глава 4.
196. Юнг К. Г. Ответ Иову // Собрание сочинений. Ответ Иову… C.
221–222.
197. Там же, с. 123.
198. Улицкая Л. Е. Цю-юрих // Конец сюжетов… С. 632.
199. Блаженный Августин. О количестве души // Об истинной
религии. Теологический трактат… C. 214–299.
200. Книга тысячи и одной ночи: пер. с араб. М. Салье… С. 56.
201. Гораций. Ода I. 11.
202. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 91.
203. Барсов Е. В. Народные предания о миротворении // Чтения в
имп. Обществе истории и древностей российских при Московском
университете… С. 1–2.
204. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание
структуры личности в клиническом процессе… С. 205.
205. Словарь синонимов ASIS / В. Н. Тришин, 2013.
206. Гоголь Н. В. Вий… Т. 2. С. 193.
207. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 91.
208. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
209. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 8.
210. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
211. Иван Быкович // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 1, N 137.
212. Мифы народов мира. Энциклопедия… С. 421.
213. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
214. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка… Т. 2. С.
620.
215. Голланд. Й. И. Алхимические трактаты… С. 42.
216. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
 217. Там же.
218. Волх Всеславьевич // Былины / под. ред. Б. Н. Путилова… С.
249.
219. Хиллман Дж. Миф анализа: Три очерка по архетипической
психологии… С. 90.
220. Афанасьев А. Н. Славянская мифология. Поэтические воззрения
славян… С. 599.
221. Грысык Н. Е. Щука в верованиях, обрядах и фольклоре
русских… С. 56.
222. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 39.
223. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 137.
224. Геродот. История… С. 344.
225. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… С. 42.
226. Три царства – медное, серебряное и золотое // Народные
русские сказки А. Н. Афанасьева… Т. 1, N 128.
227. Бобров А. Русский месяцеслов на все времена… С. 209.
228. Толковый словарь иностранных слов / под. ред. Л. П.
Крысина…
229. Мифы народов мира… Т. 2. С. 368.
230. Мифы народов мира… Т. 1. С. 460.
231. Хиллман Дж. Миф анализа: Три очерка по архетипической
психологии… С. 63.
232. Там же, с. 50.
233. Кернберг О. Ф. Тяжелые личностные расстройства: Стратегии
психотерапии… С. 197.
234. Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях… C. 54–55.
235. Смирнов С. Похороны Сталина…
236. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 337.
237. Мифы народов мира… Т. 2. С. 686.
238. Малый энциклопедический словарь… Т. 4. С. 1483.
239. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн… С. 92.
240. Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания… С. 70.
241. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн… С. 93.
242. Там же, с. 93.
 243. Там же, с. 94.
244. Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа… С. 212.
245. Там же, с. 240.
246. Словарь символов… С. 70.
247. Словарь символов, знаков, атрибутов богов, оберегов // Число
двенадцать.
248. Франц М.-Л. фон. Феминность в волшебных сказках…
249. Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга… С. 95.
250. Марья Моревна // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева…
Т. 1, N 159.
251. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси… С. 227.
252. Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической
психологии… С. 36.
253. Там же, с. 37.
254. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
255. Философская энциклопедия: в 5 т…
256. Константинова. 1960–1970.
257. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
258. Там же.
259. Там же.
260. Энциклопедия символов, знаков, эмблем… С. 551.
261. Кощей Бессмертный // Народные русские сказки А. Н.
Афанасьева… Т. 1, N 156.
262. Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… С. 359.
 Литература
Августин Блаженный. О количестве души // Об истинной религии.
Теологический трактат. – Минск: Харвест, 1999. – 1600 с. –
(Классическая философская мысль).
Агапкина Т. А., Топорков А. Л. Материалы по славянскому язычеству
(древнерусские свидетельства о почитании деревьев) // Литература
Древней Руси. Источниковедение. – Л., 1988.
Агапкина Т. А. Южнославянские поверья и обряды, связанные с
плодовыми деревьями, в общеславянской перспективе // Славянский и
балканский фольклор. – М., 1994.
Аналитическая психология: Прошлое и настоящее / К. Г. Юнг, Э.
Сэмюэлс, В. Одайник, Дж. Хаббэк; Сост. В. В. Зеленский, А. М.
Руткевич. – М.: Мартис, 1995. – 320 с. – (Классики зарубежной
психологии).
Ангелов Д. Богомильство в Болгарии // Русский язык в его
функционировании. Тезисы докладов Международной конференции. –
М., 1998.
Андре Конт-Спонвиль. Философский словарь. – М.: Палимпсест,
Этерна, 2012.
Асов А. И. Славянские боги и рождение Руси. – М.: Вече. – 382 с. –
(Русь ведославная).
Афанасьев А. Н. Славянская мифология. Поэтические воззрения
славян. – М.: Эксмо; СПб.: Мидград, 2008. – 152 с. – (Гиганты мысли).
Барсов Е. В. Народные предания о миротворении // Чтения в имп.
Обществе истории и древностей российских при Московском
университете. – М., 1886. – Кн. 4. Отд. 4. – 523 с.
Бердяев Н. А. Судьба России: Книга статей. – М.: Эксмо, 2007. – 640
с.
Биркхойзер-Оэри С. Мать: Архетипический образ в волшебных
сказках: пер. с англ. – М.: Когито-центр, 2006. – 255 с. – (Юнгианская
психология).
Бобров А. Русский месяцеслов на все времена. Памятные даты,
праздники, обряды, именины. – М.: Вече, 2004. – 526 с.: ил.
 Болен Дж. Ш. Боги в каждом мужчине. Архетипы, управляющие
жизнью мужчин: пер. с англ. – М.: София, 2007. – 304 с.
Большой психологический словарь / под ред. Б. Г. Мещерякова, акад.
В. П. Зинченко. – М.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2003.
Брюшинкин В. Н. Феноменология русской души // Вопросы
философии. – М., 2005. – № 1. – C. 29–39.
Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. – СПб.: Азбука, Азбука-
Аттикус, 2015. – 480 с.
Булгаков С. Н. Религиозно-философский путь // Международная
научная конференция, посвященная 130-летию со дня рождения /
Научная редакция А. П. Козырева; Сост. М. А. Васильева, А. П.
Козырев. – М.: Русский путь, 2003. – 542 с.
Былины / под ред. Б. Н. Путилова. – СПб.: Инапресс, 1999. – 526 с.
Валодзіна Т., Прохараў А. Баба Яга, Ягня, Юга // Беларуская
міфалогія. Энцыклапедычны слоўнік / С. Санько, Т. Вало¬дзіна, У.
Васілевіч і інш. – Мн.: Беларусь, 2004. – 240 с.
Геродот. История: пер. с др. – греч. Ф. Г. Мищенко. – М.:
Академический проект, 2014. – 589 с. – (Исторические технологии).
Гоголь Н. В. Вий // Н. В. Гоголь. Собр. соч. в 6 т. – Т. 2. – М.:
Гослитиздат, 1959. – 351 с.
Гоголь Н. В. Тарас Бульба // Избранные сочинения / Редкол. Г.
Беленький, П. Николаев и др.; Сост., вступ. сл. П. Николаева; Примеч.
А. Щербакова. – М.: Гослитиздат, 1987. – 703 с.
Голланд Й. И. Алхимические трактаты: пер. с нем. – Киев: Port-
Royal, 2012. – 352 с.: ил.
Гораций. Ода I. 11.
Грысык Н. Е. Щука в верованиях, обрядах и фольклоре русских // Из
культурного наследия народов Восточной Европы. Сборник музея
антропологии и этнографии. – Т. XLV. – СПб., 1992. – С. 56.
Гумилев Л. Н. От Руси до России: очерки этнической истории. – М.:
Айрис Пресс, 2013. – 320 с.: ил. – (Библиотека истории и культуры).
Даль В. И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа.
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. –
М.: Русский язык, 2000. – Т. 1: А – З. – 699 с.: 1 портр.
Дандекар Р. Н. От вед к индуизму. Эволюционирующая мифология:
пер. с англ. К. П. Лукьяненко. – М.: Восточная литература, 2002. – 288
с.
 Доватур А. И., Каллистов Д. П., Шишова И. А. Народы нашей
страны в «Истории» Геродота. – М.: Наука, 1982. – 455 с.
Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 т. – Л., 1972–1990. – Т. 1. –
432 с.
Зеленский В. В. Толковый словарь по аналитической психологии. –
СПб.: Б&К, 2000. – 324 с.
Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. – М.: Локид, 1998. – 352 с.: ил.
Калшед Д. Внутренний мир травмы. Архетипические защиты
личностного духа: пер. с англ. – М.: Деловая книга; Академический
проект, 2001. – 368 с.
Карамзин Н. М. История Государства Российского // Первое полное
собрание основного текста в одном томе. – М.; СПб.: «Издательство
«ДИЛЯ»; РИПОЛ Классик, 2008. – 1248 с.: 1л. портр., ил.
Кернберг О. Ф. Тяжелые личностные расстройства: Стратегии
психотерапии: пер. с англ. М. И. Завалова. – М.: Класс, 2005. – 464 с.
Книга тысячи и одной ночи: пер. с араб. М. Салье. – М.: Эксмо,
2015. – 640 с.
Костомаров Н. И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время
удельно-вечевого уклада. – СПб., 1868. – Т. 2. – 544 с.
Кэмпбелл Д. Тысячеликий герой: пер. с англ. А. П. Хомик. – К., М.:
Ваклер; Рефл-бук; АСТ, 1997. – 384 с. – (Созвездие мудрости).
Левкиевская Е. Е. Мифы русского народа. – М.: АСТ, 2000. – 526 с.
Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: Понимание
структуры личности в клиническом процессе: пер. с англ. – М.: Класс,
2006. – 480 с. – (Библиотека психологии и психотерапии, вып. 49).
Мак-Ким Д. К. Вестминстерский словарь теологических терминов. –
М.: Республика, 2004.
Малый энциклопедический словарь: в 4 т. – Т. 4 / Репринтное
воспроизведение издания Брокгауза-Ефрона. – М.: ТЕРРА, 1997. – 642
c.: ил.
Менегетти А. Онтопсихология: практика и метафизика
психотерапии: пер. с итал. – М.: БФ «Онтопсихология», 2009. – 189 с.
Мифы народов мира. Энциклопедия / под ред. С. А. Токарева и др. –
М.: Советская энциклопедия, 1992. – Т. 2. – 719 с.: ил.
Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: в 3 т. / Подготовка
текста, предисловие и примечания В. Я. Проппа. – М.: Гослитиздат,
1957–1958.
 Нойманн Э. Великая мать: пер. с англ. – М.: Добросвет;
«Издательство “КДУ”», 2014. – 410 с.: ил. – (Глубинная психология и
психоанализ).
Нойманн Э. Происхождение и развитие сознания: пер. с англ. – М.:
Рефл-бук; К.: Ваклер, 1998. – 464 с.: ил. – (Созвездие мудрости»).
Овидий Публий. Метаморфозы. – Книга XI. – §§ 592–622.
Платон. Тимей: в 4 т. – Т. 3. – М.: Мысль, 1994. – 654 с. –
(Философское наследие).
Повесть временных лет // Древнерусская литература (собрание
сочинений в современном русском переводе) / под ред. М. Л.
Гаспарова и др. – М.: Слово, 2001. – 733 с.
Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. – М.: Лабиринт,
2000. – 333 с.
Русские Веды. Песни птицы Гамаюн. Велесова книга / реставрация,
перевод, комментарии Б. Кресеня (А. Асова). – М.: Наука и религия.
1992. – 366 с.
Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. – 2-е изд. – М.:
Академический проект, 2014. – 806 с.: ил. – (Древняя Русь: Духовная
культура и государственность).
Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. – 3-е изд. – М.:
Академический проект; Культура, 2015.: ил. – 640 с. – (Древняя Русь:
Духовная культура и государственность).
Словарь символов / авт. – сост. М. В. Адамчик. – Минск: Харвест,
2010. – 224 с.: ил.
Словарь синонимов ASIS / В. Н. Тришин. – 2013.
Словарь символов, знаков, атрибутов богов, оберегов // Число
двенадцать.
Слово о полку Игореве // Былины. Русские народные сказки.
Древнерусские повести / под ред. Н. В. Беляковой и др. – М.: Детская
литература, 1979. – 638 с. – (Библиотека мировой литературы для
детей).
Смирнов А. В. Новая философская энциклопедия.
Смирнов С. Похороны Сталина.
http://www.factruz.ru/history_mistery_2/funeral-stalin.htm
Срезневский И. И. Русские калики древнего времени // Записки
Императорской Академии Наук, I. – 1862.
 Толковый словарь иностранных слов / под. ред. Л. П. Крысина. – М.:
Русский язык, 1998.
Улицкая Л. Е. Цю-юрих // Конец сюжетов: Зеленый шатер. Первые и
последние. Сквозная линия: [роман, повесть, рассказы] / Л. Е.
Улицкая. – М.: АСТ, 2013. – 859 с.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т.: пер.
с нем. и доп. О. Н. Трубачева. – 4-е изд., стер. Т. 2: Е – Муж. – М.:
Астрель: АСТ, 2009. – 671 с.
Философская энциклопедия: в 5 т. / под ред. Ф. В. Константинова. –
М.: Советская энциклопедия, 1960–1970.
Франц М.-Л. фон. Избавление от колдовства в волшебных сказках. –
М.: Класс, 2007.
Франц М.-Л. фон. Психология сказки. Толкование волшебных
сказок. – М.: Б. С. К., 2004.
Франц М.-Л. фон. Феминность в волшебных сказках. – М.: Класс,
2010.
Фромм Э. З. Искусство любить: пер с англ. – М.: АСТ, 2014. –
(Neoclassic).
Хиллман Дж. Миф анализа: Три очерка по архетипической
психологии: пер. с англ. – М.: Когито-Центр, 2005. – 352 с.
Холлис. Дж. Почему хорошие люди совершают плохие поступки.
Понимание темных сторон нашей души: пер. с англ. – М.: Когито-
Центр, 2011. – 308 с.
Человек и его символы / К. Г. Юнг, М-Л фон Франц, Дж. Л.
Херндерсон, И. Якоби, А. Яффе.
Штернберг У. Страх успеха. Опубликовано в Quadrant. Journal of C.
G. Jung Foundation for Analytical Psychology, 1987, v. 20, N 2, pp. 23–40.
Элиаде М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного
религиоведения: пер. с англ. – М.: Ладомир, 1999. – 488 с.
Элиаде М. История веры и религиозных идей: от каменного века до
элевсинских мистерий. – М.: Академический проект. – 2014. – 526 с.
Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений / авт. –
сост. Вадим Серов. – М.: Локид-Пресс, 2003.
Энциклопедический словарь медицинских терминов. – М.: Советская
энциклопедия. – 1982–1984.
Энциклопедия символов, знаков, эмблем / сост. В. Андреева и др. –
М.: Локид; Миф, 2000. – 567 с.: ил.
 Эстес К. П. Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и
сказаниях: пер. с англ. – М.: София, 2011. – 495 с.
Юнг К. Г. Архетипы коллективного бессознательного // Юнг К. Г.
Психика: Структура и динамика. – М.: АСТ; Минск: Харвест. 2005. –
400 с.
Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов: пер. А. А. Спектор. – М.:
АСТ; Минск: Харвест, 2005. – 400 с.
Юнг К. Г. О возрождении: пер. А. А. Спектор. – М.: АСТ; Минск:
Харвест, 2005. – 400 с.
Юнг К. Г. Об энергетике души: пер. с нем. В. Бакусева. – М.:
Академический проект, 2008. – 297с.
Юнг К. Г. О психологии фигуры Трикстера // Юнг К. Г. Душа и миф.
Шесть архетипов. – М.: АСТ, Минск: Харвест. 2005. – 400 с.
Юнг К. Г. Ответ Иову // Собрание сочинений. Ответ Иову: пер.
с нем. – М.: Канон, 1995. – 352 с. – (История психологии в
памятниках).
Юнг К. Г. Очерки по аналитической психологии. – Минск: Харвест,
2003. – 528 с.
Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени: пер. с нем. А.
Боковикова. – М.: Академический проект, 2007. – 288с.
Юнг К. Г. Психика: структура и динамика: пер. А. А. Спектор; науч.
ред. пер. М. В. Марищук. – М.: АСТ; Минск: Харвест, 2005. – 416 с.
Юнг К. Г. Психологические типы: пер. С. Лорие. – Минск: Харвест,
2006. – 400 с.
Юнг К. Г. Психология Dementia Praecox: пер. Т. Э. Гусакова. –
Минск: Харвест, 2003. – 400 с.
Юнг К. Г. Религиозные идеи в алхимии // Юнг К. Г. Психология и
алхимия. – М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 2003. – 592 с.
Юнг К. Г. Символизм сновидения и его связь с алхимией // Юнг К. Г.
Психология и алхимия. – М.: Рефл-бук; К.: Ваклер, 2003. – 592 с.
Юнг К. Г. Символы трансформации: пер. с англ. – М.: АСТ, 2009. –
731 с.
Юнг К. Г. Синхрония: Аказульный объединяющий принцип: сб. ст.:
пер. с англ. и нем. – М.: АСТ, 2010.
Юнг К. Г. Тавистокские лекции. Аналитическая психология: теория
и практика // Очерки по аналитической психологии. – Минск: Харвест,
2003. – 528 с.
Юнг К. Г. Человек и его символы. – М.: Серебряные нити, 2006.
Юнг К. Г. Эон: пер. с нем. М. А. Собуцкого. – М.: АСТ, 2010. – 347 с.
Юнг К. Г. Mysterium Coniunсtionis. – Минск: Харвест, 2003. – 576 с.
 Примечания
1
«Человеческое тело представляет собой целый музей органов,
каждый из которых имеет за плечами длительную историю
эволюции, – нечто подобное следует ожидать и от устроения разума»
(Юнг К. Г. Аналитическая психология. Тавистокские лекции… С.
317)1; «Безмерно древнее психическое начало образует основу нашего
разума точно так же, как и строение нашего тела восходит к общей
анатомической структуре млекопитающих» (Юнг К. Г. Человек и его
символы… С. 113)2. – Здесь и далее прим. авт., если не указано иначе.
Вернуться

2
Проéкция (от лат. projectio, «бросание вперед») – бессознательный
процесс, защищающий собственное сознание от собственных же
нежелательных проявлений, в результате которого внутреннее
ошибочно воспринимается как приходящее извне. Человек
приписывает кому-то или чему-то собственные мысли, чувства,
мотивы, черты характера и пр. Процесс проекции впервые описан
Зигмундом Фрейдом.
Вернуться

3
Интроéкция (от лат. intro, «внутрь», и jacio, «бросаю, кладу») –
бессознательный процесс, защищающий сознание от нежелательных
проявлений внешнего мира, в результате которого внешнее ошибочно
воспринимается как происходящее в самом индивиде: включение в
свой внутренний мир чужих взглядов, мотивов, установок и пр., как
если бы они были порождением собственного опыта. Термин впервые
был предложен Шандором Ференци.
Вернуться

4
Конечно, я имею в виду Михаила Ломоносова и Коко Шанель. Эти
примеры абсолютно случайны – просто они первыми пришли мне в
голову.
Вернуться

5
Психопомп в дословном переводе с греческого означает «проводник
душ». Это существо (дух, ангел, божество – например, Гермес),
которое является глашатаем богов или посредником между богами-
небожителями и подземными божествами, а также между богами и
людьми. В аналитической психологии «психопомпами» именуются
посредники между бессознательной и сознательной сферами души.
Таким образом, это может быть и сам аналитик, и некая функция
психики, а также образ из сновидения. В тотемных культурах роль
психопомпа выполняют шаманы, в языческих – жрецы и волхвы.
Вернуться

6
«Тимей» – один из важнейших трактатов Платона, написанный в
форме диалога и посвященный космологии, физике и биологии.
Создан ок. 360 г. до н. э.
Вернуться

7
Далее в книге вы будете встречать два варианта написания слова
герой: написанное с заглавной буквы, оно будет означать одноименный
архетип, выделенный Юнгом, а со строчной – «героя» в общепринятом
смысле, т. е. главное действующее лицо повествования.
Вернуться

8
Слово «сознание» в данной работе далее будет встречаться в двух
вариантах написания: с заглавной буквы – как обозначение архетипа и
со строчной – в общепринятом смысле.
Вернуться

9
Трансцендентный – лежащий за пределами опыта, недоступный
познанию, непостижимый для разума; запредельный. Трансцендентная
функция представляет связь между реальными и воображаемыми или
рациональными и иррациональными данными, перекидывая тем
самым мост через пропасть между сознанием и бессознательным. Юнг
рассматривал трансцендентную функцию как наиболее значимый
фактор в психологическом процессе. Он подчеркивал, что она
появляется в результате конфликта между противоположностями, но
не задавался вопросом, почему это происходит, сосредоточиваясь
вместо этого на вопросе зачем. Он полагал, что на этот вопрос можно
скорее ответить на языке психологии, нежели с помощью понятий
религии или метафизики. Трансцендентная функция является
существенным компонентом саморегуляции психического. Проявляясь
по большей части символически, она переживается как новая
установка к жизни и к своему носителю (Зеленский В. В. Толковый
словарь по аналитической психологии… C. 223–225)9.
Вернуться

10
От др.-греч. ontos («сущий») и genesis («зарождение»).
Вернуться
 11
От др.-греч. phylon («племя, раса») и genesis («зарождение»).
Вернуться

12
Первый же закон, худо-бедно регламентирующий мирскую жизнь
русославян, – «Русская правда» Ярослава Мудрого – появился на сто
пятьдесят с лишним лет позже возникновения Рюрикова государства и
на двадцать лет позже принятия византийской веры.
Вернуться

13
Само собой разумеется, термин «отцовская любовь» тоже является
описательной конструкцией; такой любовью может любить и мать, и
бабушка, и любой другой человек. Определяющим моментом здесь
является казуальность отношения: не «за просто так», а «за что-то».
Вернуться

14
Правда, с прискорбием надо сказать, что Корейко угодил в другую
архетипическую ловушку – он идентифицировался с Кощеем, который
чахнет над златом, не имея никакой возможности им воспользоваться.
Но это уже совсем другая история, о которой мы поговорим в главе о
Герое.
Вернуться

15
Нумино́ зность (от лат. numen – «божество», «воля богов») –
понятие, характеризующее важнейшую сторону религиозного опыта,
связанного с интенсивным переживанием таинственного и
устрашающего божественного присутствия.
Вернуться

16
Есть варианты этой сказки с другими надписями, но именно этот
вариант является самым древним, так как отец Ивана в нем – царь
Берендей, а не более поздний Выслав. Берендеи, они же половцы, –
кочевые племена в южнорусских степях, исчезнувшие после XIII века.
Вернуться

17
Инициация (от лат. initiatio – «посвящение») – общее название
системы ритуалов и обрядов, обозначающих изменение социального,
полового или возрастного статуса. Инициация характерна для
первобытных культур, в которых посвящение подростков во взрослые
полноправные члены социума является важнейшим этапом
социализации личности. В юнгианстве инициация – это переход
индивида из одного статуса в другой. Случается это тогда, когда
человек осмеливается действовать вопреки привычным паттернам и
открывает в себе возможность движения в направлении к сознанию.
Вернуться

18
В более поздних вариантах сказки царица присутствует, однако ее
роль все равно лишь номинальна.
Вернуться

19
Этот эпитет принадлежит в «Повести временных лет»
полумифическому певцу Баяну, разговор о котором пойдет в
следующих главах.
Вернуться

20
Сажень – старая русская мера длины, равная трем аршинам
(2,134 м).
Вернуться

21
В отличие от Героя предыдущей главы, с выбором этой дороги Илья
все равно не может перестать отождествлять себя с архетипом
богатыря: все другие пути для него, увы, закрыты.
Вернуться

22
Слово «князь» тоже нормандского происхождения, от др. –
германск. kuning – «предводитель воинов», как и титуловали Рюрика.
Вернуться

23
Амплификация (от лат. amplificatio, «расширение») – один из
инструментов аналитического психолога: личный материал клиента
(образ из сновидения, фантазия, рисунок и т. д.) сопоставляется и
дополняется некоей общеизвестной историей с помощью прямой
ассоциации и в соответствии с данными гуманитарных дисциплин
(символогии, мифологии, фольклористики, истории религии,
этнологии и т. д.), чтобы увидеть за «личным» архетипическую основу.
Вернуться

24
 Проективная идентификация – процесс, когда человек, не имеющий
сил и средств противостоять мощному влиянию другого, принимает
злокачественные и природно чуждые ему фантазии другого о себе,
сращивается с ними, ведет себя в соответствии с этими фантазиями.
Так как процесс этот – всецело бессознательный, отграничить
собственное «я» от чужих интроецированных проекций очень сложно
и без помощи специалиста практически невозможно.
Вернуться

25
Одна из примитивных древних систем земледелия лесной зоны,
основанная на выжигании леса и посадке на этом месте культурных
растений.
Вернуться

26
Соборность – понятие русской философии, означающее духовное
единение людей как в церковной, так и в мирской жизни, общение в
братстве и любви.
Вернуться

27
Есть и более поздний вариант былины, в котором Дунай сражается с
Добрыней, а примиряет их Илья. Думается, это произошло уже после
канонизации Муромца: для православной церкви стало неприемлемым
как отсутствие победы канонизированного Муромца, так и меньшие, в
сравнении с Добрыней, мудрость и смирение.
Вернуться

28
 В былине в значении слова «жена» употребляется слово
сопротивница, что напоминает нам историю сотворения мира Богом с
его Соратником-противником.
Вернуться

29
«Ягодицы» с ударением на первый слог – устар. «щеки».
Вернуться

30
Еще раз подчеркну, что здесь не стоит сопоставлять былинного
Владимира Красно Солнышко с реальным Владимиром
Равноапостольным.
Вернуться

31
Да и по совести.
Вернуться

32
Рыба с перьями – то самое, «чего на белом свете вообще не может
быть», нечто невероятное, непостижимое для привычного понимания
мира новгородских купцов, принципиально новое, соединяющее ранее
несоединимые полезные качества.
Вернуться

33
Под термином «идентичность» в глубинной психологии
подразумевается отношение индивида к самому себе, иначе «самость»,
но не как архетип, а как самоопределение, самосознание,
целокупность устойчивых мнений о себе самом; по Эриксону –
«длящееся внутреннее равенство с собой».
Вернуться

34
Каузальность (от лат. causa, «причина») – причинность, причинная
обусловленность, необходимая связь причины и следствия». См.:
Философская энциклопедия. В 5 томах. – М.: «Советская
энциклопедия. Под ред. Ф. В. Константинова. 1960–1970105.
Вернуться

35
Профанное (от греч. pro, «прежде», и лат. fanum, «святилище,
храм») – мирское, не связанное с религиозным, священным, светское;
профан – тот, кто не прошел инициации, не введен в тайны
эзотерического знания, в менее строгом смысле – не сведущий. См.:
Мак-Ким Д. К. Вестминстерский словарь теологических терминов. –
М.: «Республика», 2004106.
Вернуться

36
Телеология (от греч. teleos, «достигший цели», и logos, «учение») –
учение о целесообразности как характеристике отдельных объектов
или процессов и бытия в целом; учение, считающее, что все в мире
осуществляется в соответствии с заранее предопределенной Богом или
природой целью. См.: Андре Конт-Спонвиль. Философский словарь. –
М.: «Палимпсест», «Этерна», 2012107.
Вернуться

37
 В обычном понимании алхимия представлялась системой
химических экспериментов, гипотетически позволяющих превращать
металлы в золото. Однако алхимия была в равной степени как научной,
так и философской системой, целью которой являлось открытие
тайных законов, управляющих Вселенной. Включала она в себя и
концепцию духовной и нравственной культуры человека.
Вернуться

38
Намного больше, нужно сказать, чем оставляли ей мачеха и сестры!
Вернуться

39
Ма́ ори – коренной народ Новой Зеландии. Что немаловажно,
традиционное занятие племени – это подсечно-огневое земледелие, то
же самое, с чего начинали наши предки.
Вернуться

40
Культ двух богов существовал, например, в Дельфах, где светлый,
рациональный Аполлон и темный, экстатический Дионис, прежние
боги-антагонисты, с VII века до н. э. начали представляться как
двойники, что свидетельствует об уважении и почитании обоих
жизненных начал.
Вернуться

41
Чернушка (лат. Nigélla) – род травянистых растений семейства
лютиковых. Однако, согласно комментарию Афанасьева, в сказке
имеется в виду мышиный горошек (семейство бобовых).
 Вернуться

42
Согласно Рыбакову, слово бог – иранского происхождения; оно стало
использоваться праславянскими племенами в сарматский период,
прежде же наши древние предки использовали для обозначения
главного божества общий индоевропейский корень «дий» или «дый».
См.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян… C. 432–437160.
Вернуться

43
Например, Ефрем Сирин считает, что жертва Каина была отвергнута
потому, что была совершена не из любви, а из небрежения. См:
Преподобный Ефрем Сирин. Толкования на Священное Писание.
Книга Бытия. Глава 4195.
Вернуться

44
Имеются в виду гадательные таблицы, популярные в Древнем Риме.
Вернуться

45
См. главу 4.
Вернуться

46
Пережить в данном случае означает принять, прочувствовать,
осознать и изжить.
Вернуться
 47
Термин вошел в психологический дискурс после событий 1973 года
в Стокгольме, когда бежавший заключенный по фамилии Олссон в
одиночку захватил банк и взял в заложники четырех человек. После
того как заложников освободили, они утверждали, что боялись не
преступника, а полиции. Они настолько прониклись симпатией к
своему захватчику, что позже за свои деньги наняли ему адвоката.
Олссон был приговорен к десяти годам тюремного заключения, в
котором получал множество любовных писем от женщин. Термин
вошел в психологический дискурс после событий 1973 года в
Стокгольме, когда бежавший заключенный по фамилии Олссон в
одиночку захватил банк и взял в заложники четырех человек. После
того как заложников освободили, они утверждали, что боялись не
преступника, а полиции. Они настолько прониклись симпатией к
своему захватчику, что позже за свои деньги наняли ему адвоката.
Олссон был приговорен к десяти годам тюремного заключения, в
котором получал множество любовных писем от женщин.
Вернуться

48
Которых выдал замуж после смерти родителей.
Вернуться