Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Дэвид Фридман
I. Жезл дьявола
О жизни Анны Паппенхаймер нам ничего не известно, зато ее смерть в 1600 году стала
событием историческим. Тысячи жителей Мюнхена столпились на холме за городскими
воротами — встав полукругом, толкаясь и ругаясь, зеваки ждали начала публичной казни.
Мальчишки, пытаясь пробраться в первые ряды, лезли сквозь толпу, протискиваясь меж
ногами у коней, и те испуганно всхрапывали — а на конях, над колыхавшейся туда-сюда
толпой, возвышались важные чиновники во главе с городским головой, судейскими и прочими
первыми лицами. Всюду шныряли карманные воришки, занятые своим ремеслом, а их не
менее предприимчивые сограждане — разве что куда более богоугодные — продавали
памфлеты, в которых красочно расписывались преступления и прегрешения этой женщины —
жены бедняка, чистившего за договоренную плату отхожие места. Ожидая казни, к которой ее
приговорили накануне, Анна уже и сама была рада покинуть этот мир. Ранним утром
59-летнюю мать троих детей выволокли из тюремной камеры, где она созналась во всех
преступлениях, в которых ее обвиняли, на площадь перед ратушей; там двое юнцов уже
раздували угли в корыте. Кряжистый мужчина, много старше их, в черном капюшоне и
кожаных рукавицах, подошел к корыту, выхватил из углей раскаленные щипцы и, разодрав на
Анне одежду, вырвал ими обе ее груди… Толпа, собравшаяся перед ратушей, дрогнула,
кое-кто сдавленно вскрикнул, а воющую от боли женщину швырнули на поганую телегу, на
которой обычно вывозили навозную жижу, и под гром колоколов процессия двинулась к месту
казни — сюда, на холм за городскими воротами. Тут ее обмякшее, безвольное,
окровавленное тело привязали к стулу и водрузили на верхушку огромного костра. «Господи
Иисусе, Тобою одним живы», — возглашал священник, и толпа эхом повторяла за ним слова
молитвы. Палач в капюшоне швырнул горящие факелы на гору дров и кустарника. Вскоре
костер занялся, поднялся столб дыма, вверх полетели искры. Собаки, взбудораженные
запахами и возгласами, исступленно лаяли и носились по кругу. Толпа отозвалась на вопли
Анны криками воодушевления. Издали все это было больше похоже на карнавал[1].
Несчастная Анна Паппенхаймер была одной из тысяч женщин, которых погубили за годы
«охоты на ведьм», процветавшей между XIV и XVIII веками. Среди казненных одних обвиняли
в наведении порчи на урожай, других — в том, что они делали аборты. Однако в одном
преступлении после пыток сознавались практически все женщины, начиная с француженки
Анжелы де ля Барт — первой «документально подтвержденной» ведьмы, казненной при
большом стечении народа в 1275 году. И преступление это сводилось к тому, что все они
познали член дьявола.
Паппенхаймер якобы прошла это «посвящение» на ячменном поле в Баварии. Там к ней
подошел незнакомец, весь в черном, и, вежливо приподняв шляпу, учтиво приветствовал ее.
«Недурной денек выдался, мадам, — сказал он. — Никак весна скоро, а?» Анна отвернулась
от него. «Не притворяйся, будто не знаешь меня, — продолжал мужчина. — Я Люцифер, враг
рода человеческого. Но тому, кто мне доверится, я могу стать хорошим другом». И он нежно
погладил Анну по лицу. Тут она испытала прилив такого животного желания, какого прежде
никогда не знала. Когда же Сатана овладел ею, Анна содрогнулась от ужаса: как она
впоследствии поведала инквизитору, ей почудилось, будто в нее «вошел кусок льда».
Page 2/258
Член дьявола был навязчивой идеей всех инквизиторов и самым важным пунктом в
признаниях почти что каждой ведьмы. Все они в своих признательных показаниях неизменно
упоминали, что член был ледяной, хотя в остальном их показания расходились. Некоторые
утверждали, будто у дьявола член сзади. Кто говорил, что у него их два, кто — будто он
раздвоенный. Большинство сообщали: он черного цвета и покрыт рыбьей чешуей. Правда,
кое-кто заявлял: у него «вообще ничего нет там, где у мужчин мошонка с яичками». Одна
ведьма сравнила дьявола с мулом: враг рода человеческого якобы без конца вытаскивал на
божий свет свое огромное мужское достоинство — до того, видно, гордился его величиной и
формой. А вот при эякуляции, как сообщали свидетельницы, объем извергаемой спермы у
дьявола будто бы превосходил количество спермы от тысячи мужчин. Правда, находились,
опять же, и такие, кто говорил: член у дьявола меньше пальца, да и толщина
соответствующая. В результате некий инквизитор из Франции даже сделал предположение,
что одних ведьм Сатана, по-видимому, обслуживал куда лучше, чем других.
Чем же объясняются обвинения подобного рода в адрес Анны Болейн, Анны Паппенхаймер и
многих других женщин, как из высших, так и из низших слоев общества, пострадавших столь
страшным образом? Ответ, по-видимому, хоть и не прост, но однозначен — это
женоненавистничество во всех его изощренных и отвратительных проявлениях. Но если
приглядеться получше и вычленить главное, то в их гибели можно увидеть проявление одной
из главных движущих сил человеческого общества — навязчивой одержимости мужским
органом, а также порождаемым им чувством неуверенности и тем вредом, который он якобы
способен причинять. Тогда становится понятно, как в силу этой навязчивой одержимости и
болезненной неуверенности мужской орган превратился в орудие зла — пресловутый жезл
дьявола.
Но отчего же мужской член был демонизирован сверх всякой меры? В наши дни, когда даже
священнослужители (разумеется, женатые) принимают по совету врача средства для
улучшения эрекции, мысль о том, что мужчины когда-то относились к собственному органу
как к орудию дьявола, кажется нам абсурдной. Ведь подобные представления не заложены в
нас от рождения. Однако в уме западного мужчины живет некое чувство неловкости в
Page 3/258
отношении собственного полового органа — и это касается не только самого члена, но и
яичек, спермы и прочих составляющих или производных мужских гениталий. Как бы то ни
было, извращенное отношение к собственным органам продолжения рода характерно только
для западной цивилизации. Чтобы узнать, с чего все началось и почему взаимоотношения
человека с собственным телом стали аморальными, следовало бы побеседовать с нашими
усопшими предками. Но такой диалог состоится, лишь если мы попробуем воспринимать мир
их глазами.
кто кого на самом деле держит? И что представляет собой мужской член? Лучшее из того, что
есть в мужчине, или, напротив, зверя, бестию? И кто, в конце концов, кем управляет: мужчина
собственным членом или же, напротив, член — мужчиной? Как должен мужчина пользоваться
своим естеством? И где проходит та граница, за которой начинается злоупотребление? Из
всех телесных органов один лишь мужской член ставит человека перед подобными
проблемами: ведь он то «настаивает» и «диктует», то вдруг теряет охоту выполнять свои
естественные функции; то он донельзя поэтичен, то тут же, сплошь и рядом, жалок. Это
«устройство», которое созидает, но в то же время разрушает. Это часть тела, которая
нередко воспринимается как
нечто отдельное. В силу всех этих противоречий член является одновременно и героем, и
злодеем в извечной драме, которая формирует каждого мужчину (а заодно и все
человечество).
Page 4/258
Правда, каким бы «зловредным» ни представлялся западному христианству мужской орган,
предшествовавшие ему языческие культуры отнюдь не воспринимали его как нечто дурное и
не считали «жезлом дьявола» или воплощением зла. В нем усматривали различные аспекты:
и возвышенные, и низкие. Ведь он был зримым воплощением творческого начала,
связующим звеном между человеком и божественным, каналом для телесного и духовного
экстаза, что подразумевало единение с вечностью. Правда, тот же орган порою был орудием,
направленным против женщин, детей и более слабых мужчин. Он был выражением
природной силы, силы естества, которую уважали и которой поклонялись за ее способность
порождать новую жизнь, но которой боялись из-за ее явного пренебрежения нормами
морали. Мужской орган соединял мужчину с космической энергией, с вселенской силой —
той, что из года в год выводила на пастбища новые, тучные стада и заставляла землю в
полях рождать новые урожаи. Но эта же сила нередко могла уничтожить и то и другое.
Правда, язычники не видели ничего постыдного в «животной похоти» мужского органа. Ведь в
любовных похождениях языческих богов человеческие и животные свойства легко сочетались
друг с другом. Все эти сложности и противоречия, а также непредсказуемость самой жизни
были сконцентрированы в древности в одном-единственном органе — мужском члене.
При этом следует отметить, что речь идет о «пенисе», а не о «фаллосе». Последнее слово
совершенно точно отражает эрегированное состояние пениса и все символические значения,
связанные с таким состоянием. К сожалению, многие люди нередко используют слово
«фаллос», чтобы «приукрасить» или «облагородить» слово «пенис», что, на мой взгляд,
совершенно ни к чему. Тем более что в свете относительно недавних событий с участием
Билла Клинтона и Джона Боббита (если говорить лишь об этих всем известных джентльменах
[4]) слово «пенис» получило широкое распространение в средствах массовой информации, а
сама тема стала самой обсуждаемой во время обеденных перерывов и личных разговоров на
рабочем месте.
Хочется надеяться, что эта книга будет способствовать дальнейшему распространению этой
тенденции, хоть и в менее обвинительной форме, тем более что ее автор разделяет
убеждения одного из своих собратьев по перу, который более четырех веков назад также
занимался культурологическими исследованиями мужского органа.
С самого зарождения западной цивилизации пенис был чем-то большим, чем просто частью
тела. Он представлял собой идею, концептуальное мерило положения мужчины в мире.
Наличие у мужчины пениса — несомненный научный факт; однако как мужчины
воспринимают собственный член, как они относятся к нему и как им пользуются — не имеет
никакого отношения к науке. Представления о члене сильно разнятся в разных культурах и в
разные эпохи. В истории Запада можно выделить отдельные ключевые моменты, когда
представления о пенисе и его роли изменялись, сильно влияя на самовосприятие мужчины и
его сексуальное поведение.
Page 5/258
мужчиной в шапке с несколькими рогами. Энки был великим благодетелем человечества: его
величали Вершителем судеб. Вседержителем или Хозяином Вселенной. В эпосе о
Гильгамеше Энки помогает человечеству спастись от потопа, насланного другими богами.
Поскольку Шумер находился в междуречье Тигра и Евфрата (сегодня это территория Ирака)
и ему поочередно грозили то засуха, то наводнение, вода в этой «колыбели цивилизации»
одновременно была и драгоценностью и, временами, грандиозной опасностью. Без воды из
этих рек нельзя было выжить. Поэтому реки Тигр и Евфрат символизировали саму жизнь, а
то, что давало им начало, считалось священным. В поэтическом произведении третьего
тысячелетия до нашей эры такая творческая, животворящая сила получает название. Этот
исток — Энки, а точнее — его пенис.
В других циклах этой поэмы Энки с помощью своего пениса прокладывает первые
оросительные каналы, изобретает сексуальное размножение у людей и, зачав первого
ребенка-человека, в восторге восклицает: «Хвала моему пенису!»
Раз в год правитель Египта, фараон, совершал поклонение другому вечно эрегированному
небожителю — Мину, богу плодородия. «Славься, Мин, зачавший себя в лоне собственной
матери!» — говорил фараон во время культа, воспевавшего веру в то, что этот бог обладал
Page 6/258
такой мощной потенцией, что смог зачать сам себя. После того как фараон возносил хвалу
Мину в храме в Фивах за дарованных ему сыновей, статую бога, установленную на
платформу, выносили на своих плечах жрецы с выбритыми головами и в белых одеждах. Мин
неизменно изображался стоя — так, чтобы его грандиозный фаллос был еще заметнее. В
торжественной процессии за статуей шествовал фараон со своей супругой, следом за ними
выступал белый бык, считавшийся воплощением Мина, а далее шли жрецы с листьями
салата-латука, молочный сок которого считался символом семени и почитался как священное
растение.
Святость пениса была центральной идеей самого важного мифа Древнего Египта,
определявшего веру египтян в загробную жизнь и в божественное происхождение фараона.
Это миф об Осирисе и Исиде, брате и сестре, которые правили Египтом как царь и царица в
первом веке после Сотворения мира. Осирис дал людям законы и научил их выращивать
зерно. Исида обнаружила медицинские свойства растений и изобрела прялку. Они
пользовались всеобщей любовью, однако их завистливый брат, бог Сет, ненавидевший их
обоих, хитростью заставил Осириса улечься внутрь ящика, который подручные Сета затем
столкнули в Нил. Когда Исида нашла труп брата, Сет вновь завладел им и, расчленив тело
Осириса на четырнадцать частей, разбросал их по всему царству. После долгих поисков
Исиде удалось их отыскать. Все, кроме одной — царского пениса.
В одном из вариантов этого мифа царица собрала воедино все найденные части и составила
их в единое целое, создав таким образом первую мумию. Затем Исида обернулась ястребом
и, зависнув над пахом своего мертвого супруга, трепеща крыльями, породила у него новый
пенис. После чего опустилась на этот орган, который тут же восстал благодаря такой
волшебной процедуре, и приняла в себя семя Осириса. Так был зачат бог Гор, от которого
возводили свой род все фараоны Египта. В конце концов. Гор отомстил за смерть отца и
уничтожил Сета, причем после этого он еще и оскопил его — лишил мужского достоинства.
Согласно Плутарху, древнегреческому историку, побывавшему в Египте в конце первого века
нашей эры, статуя Гора в Коптосе изображала его с зажатым в руке священным трофеем —
пенисом Сета. Позже в расположенной неподалеку Иудее (а затем и по всему
Средиземноморью) стали проповедовать другую историю о воскрешении из мертвых: о
человеке, рожденном от Бога и девственницы, которая жила безгрешной, праведной жизнью.
И всем, кто следовал ее примеру и верил, что Сын Божий воскрес из мертвых, открывался
путь спасения души. В Древнем же Египте священный миф проповедовал спасение целой
культуры — благодаря смерти и перерождению божественного пениса.
Этот волшебный орган, обладавший столь сильной потенцией, что мог победить смерть,
доминировал в загробном мире Древнего Египта. Вновь обретя член, Осирис демонстрировал
свою мужскую силу в Подземном царстве, где он стал верховным правителем. «Я —
Осирис… с тугим членом… Я могущественнее бога зла[8]; я совокупляюсь и имею власть над
мириадами» — так говорит он в «Египетской книге мертвых». В том же книге мы находим
заклинание от змей: «Ты не сможешь восстать, возбудиться. Не сможешь размножаться».
Связь между импотенцией и поражением имела в реальной жизни мрачные последствия для
врагов Древнего Египта на полях сражений. Доказательством этого может служить надпись
на стенах храма в Карнаке, сделанная около 1200 года до нашей эры после триумфальной
победы фараона Мернептаха над ливийцами:
Page 7/258
У мертвых ахейцев отрезано членов — 6111 штук.
А три тысячи лет спустя один американский президент продемонстрировал, что фаллическая
символика и сегодня не утратила своего значения для мужчин, стоящих у руля власти. В
своей книге «Исполин с изъянами; Линдон Джонсон и его эпоха, 1961–1973 годы» Роберт
Доллек описал поразивший его случай: во время неофициальной встречи со скептически
настроенными журналистами, когда они, что называется, «достали» его вопросами, почему
США никак не закончат войну во Вьетнаме, президент Джонсон, раздраженный тем, что его
политические аргументы никак на них не действуют, расстегнул ширинку и, вынув свой член,
сказал;
«Вот почему!»
Этот скупой обмен словами, произошедший около 2400 года до нашей эры, доказывает, что
обрезание практиковалось в Египте с древнейших времен. Геродот, древнегреческий «отец
истории», посетивший Египет около 450 года до нашей эры, считал, что ритуал обрезания
берет начало именно оттуда. В начале двадцатого века антрополог Грэфтон Элиот Смит
согласился с его мнением, написав, что обрезание было частью обряда поклонения солнцу,
возникшего в долине реки Нил пятнадцать тысяч лет назад. В дальнейшем его копировали
соседние народы. В ветхозаветной Книге пророка Иеремии сказано, что идумеи, моавитяне и
аммонитяне — все эти племена были соседями и египтян, и древних иудеев — практиковали
обрезание. Правда, неизвестно, научились ли они этому обряду у жителей Древнего Египта.
Некоторые из коллег Смита высказывали предположение, что этот обычай зародился не в
Египте, а сделался общепринятым знаком обращения в рабство или уничижения
военнопленных. Пожалуй, достоверно известно лишь одно — Геродот питал отвращение к
этому обряду. И в этом с ним были согласны все древние греки. «Половые части другие
народы оставляют, как они есть; только египтяне (и те народности, которые усвоили от них
этот обычай) совершают обрезание», — пишет Геродот[9], и ниже: «Половые части они
обрезают ради чистоты, предпочитая опрятность красоте».
Page 8/258
жрецов, поскольку означал сопричастность богу солнца Рэ (Ра), который сам сделал себе
обрезание, описанное в «Книге мертвых». Древнегреческий философ Пифагор, побывавший
в Египте около 550 года до нашей эры, столкнулся в связи этим с неожиданной дилеммой.
Посещая один из храмов, он пожелал ознакомиться с хранившимися в нем священными
книгами. Верховный жрец не возражал, однако поставил условие: прежде чем получить
доступ к книгам, эллин должен распрощаться со своей крайней плотью.
Для древних иудеев обрезание и те отношения, которые устанавливались при этом между
человеком, его пенисом и Богом, были знаком их единения с Всевышним — равно как и друг с
другом, — однако для этого единения требовалась «санкция свыше». Не только жрецов, но
вообще всех мужчин иудейской веры подвергали на восьмой день жизни обряду обрезания
крайней плоти. Теологические основы этого обряда можно найти в Книге Бытия, когда Бог
установил договор, или завет (союз), с Авраамом (на тот момент у него, 99 лет от роду, еще
было имя, данное ему при рождении, — Аврам[10]), а также с его «семенем»[11]. Согласно
этому завету. Всевышний становился единственным божеством древних иудеев, которые
получали за это Землю обетованную в Ханаане, где все они «весьма размножатся»[12] в том
числе и Авраам, которому было сказано, что вскоре и он впервые испытает радость
отцовства. Древний обитатель пустыни лишь посмеялся над такой перспективой; «И пал
Авраам на лице свое, и рассмеялся, и сказал сам в себе: неужели от столетнего будет сын? и
Сарра, девяностолетняя, неужели родит?»[13]. Для Бога, разумеется, это не составило
проблемы, однако Он потребовал в ответ на услугу обещание: «Сей есть завет Мой, который
вы [должны] соблюдать между Мною и между вами и между потомками твоими после тебя: да
будет у вас обрезан весь мужеский пол; обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет
знамением завета между Мною и вами»[14]. В Торе говорится, что Авраам незамедлительно
обрезал собственную крайнюю плоть, как и плоть всех мужчин, рожденных в его доме, а
также всех «купленных им за серебро» (неизвестно, правда, какой была реакция всех этих
мужей и мальчиков, когда сей мудрец с его козлиной бородой явился им из своего шатра с
окровавленным кремнем в руках и объявил во всеуслышание, чего именно только что
потребовал от него Бог).
Page 9/258
договора. Известно, что мужская сила не покинула Авраама даже после его акта
самообрезания, и даже после того, как он отпраздновал свое столетие. Не только, как и было
обещано, Сара родила Исаака, но после ее смерти Авраам взял себе в жены женщину много
моложе себя. Звали ее Кетура, и с нею он, как сказано в Писании, наплодил еще шестерых
сыновей.
Обрезание явно пошло Аврааму на пользу. Однако стойкий интерес к этому явлению со
стороны религиоведов, историков, антропологов, антисемитов и специалистов в области
здравоохранения, а также пыл, с которым обрушиваются на него современные активисты,
выступающие против практики обрезания, говорят о том, что обрезание «работает» на самых
разных уровнях. Мало какие другие ритуалы могут сравниться с ним по внутренней
противоречивости и психологической сложности — ведь это акт физический, но не
физиологический; он связан с половой жизнью, но не несет в себе эротики; он не
генетический, но генеалогический. Это отличительный знак, отметина — да еще на том
самом месте, которым мужчина внешне отличается от женщины. Даже в глазах одной видной
феминистки сей акт божественного гендерного предрассудка не лишен смысла. «Что может
быть более логичным и уместным, — пишет Герда Лернер в своей книге «Сотворение
патриархата», — чем использование в качестве символа союза с Богом тот орган, который
производит семя и помещает его в женское чрево? Никакой иной орган человеческого тела не
подходил так хорошо на эту роль, только он мог столь наглядно продемонстрировать
человеку связь между способностью к продолжению рода и божьей благодатью».
Правда, далеко не все соседи древних иудеев или их завоеватели воспринимали этот обычай
именно так. Древние греки, эллины, относились к обычаю обрезания у иудеев и у древних
египтян с одинаковым отвращением. В результате две тысячи лет назад перед иудеями,
жившими в Александрии Египетской, культурном центре тогдашнего эллинского мира, и
желавшими продвинуться в эллинском обществе, возникла нешуточная проблема. Если
иудей желал заниматься физическими упражнениями в гимнасии, спортивном клубе древних
греков, где занятия спортом проводились исключительно в обнаженном виде, то он не мог не
понимать, что его обрезанный пенис оскорбит эллинское чувство прекрасного. И вовсе не
потому, что древние греки смущались наготы — куда там! Но вот зрелище обнаженной
головки члена представлялось им весьма отталкивающим. Именно по этой причине греки
выполняли физические упражнения обнаженными, но с «инфибулированным» пенисом, то
есть они специально натягивали на головку члена крайнюю плоть, а затем еще и закрепляли
ее: завязывали специальной нитью или зажимали специальным закругленным
приспособлением вроде английской булавки, которое было известно как фибула[18].
Согласно Первой книге Маккавейской, некоторые иудеи в течение второго и первого веков до
нашей эры даже «установили у себя необрезание и отступили от святого завета» — лишь бы
сойти за эллинов. Большинство из них, по-видимому, пользовались тем, что получило
название Pondus Judaeus[19] — это был бронзовый или медный грузик в форме воронки,
который прикрепляли к остаткам препуциальной кожи на теле пениса над головкой члена.
Тяжесть грузика через некоторое время оттягивала кожу книзу, удлиняя ее, так что головку
члена удавалось прикрыть. Таков, по крайней мере, был расчет, однако в 1999 году два
современных британских специалиста, доктор С. В. Брэндис и доктор Дж. У. Макэнинч,
писали в своей статье в «Британском урологическом журнале»: «…трудно представить себе,
каким образом подобная методика позволяла бы добиваться хоть сколько-нибудь
Page 10/258
удобоприменимого долгосрочного успеха».
Одни эллины относились к обрезанию с куда большим отвращением, чем другие. Так, у
сирийского царя Антиоха IV Епифана, потомка одного из величайших командиров Александра
Македонского Селевка, это отвращение за годы правления в Иудее превратилось в ярую
ненависть. Раввинов, которые по-прежнему совершали обрезания (таких
раввинов-«резников» называли «мохель»), забивали камнями или натравливали на них диких
собак. Матерей, допустивших, чтобы их сыновьям делали обрезание, «удавливали, вешали
их задушенных младенцев им на шею, а затем распинали на кресте, в назидание прочим» —
так написано в Книге Маккавейской. Согласно сборнику традиционных еврейских легенд под
названием «Песикта де Рав-Кахана», записанных несколько веков спустя, при римском
императоре Адриане дела обстояли еще хуже: римские солдаты «отрезали у живых иудеев
их обрезанный половой орган и, подбрасывая его к небу, издевательски кричали, обращаясь
к Богу — «Так
Ясно, что обрезание стало для древних иудеев, а впоследствии и евреев особой метой,
знаком отличия, который не только приносил им немало страданий, но и позволял иметь
особые отношения со Всевышним. Не приходится, однако, сомневаться в том, что,
устанавливая для своего народа это отличие и принимая соответствующее обязательство,
Авраам искренне верил, что ставит свой пенис на службу Всевышнему. Тогда как прочие
древние культуры поступали наоборот, ставя пенисы богов себе на службу.
Фаллоцентрические мифы (например, об оплодотворяющих, созидательных актах
мастурбации у Энки или Атума) были основой их религиозных текстов. Пенис индуистского
бога Шивы играет настолько ключевую роль в священных текстах этой религии, что в одной
книге по эстетике индуизма говорится, что Шиву, который ездит на быке, следует изображать
с такой эрекцией, чтобы его орган доставал до пупа. Считается, что член Будды был подобен
половому органу коня: он якобы втягивался внутрь. А вот в Ветхом Завете о пенисе Бога нет
ни слова, поскольку у иудейского Бога нет тела. Вместо этого все внимание направлено на
пенис человека — таинственный орган, одухотворенный Богом.
И этот таинственный орган должен быть вполне дееспособен. Ветхий Завет говорит
следующее: «У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в
общество Господне»[21]. Раввинам, прежде чем им дозволялось служить в храме,
приходилось предъявлять свои мужские органы и доказывать, что они находятся в рабочем
состоянии. Позже нечто подобное стали требовать и от католических священников — и даже
от Папы Римского. «Когда 11 августа 1492 года Родриго [Борджиа] был избран в папы, приняв
имя Александра VI, — писал английский историк Уильям Роскоу, — то перед коронацией в
соборе Святого Петра его отвели в сторонку, чтобы произвести окончательную проверку его
способности пребывать на этом посту, хотя в его случае к ней можно было и не прибегать».
Последние слова, несомненно, намекали на то, что у этого Папы Римского был сын, Чезаре
Борджиа, один из самых известных политических деятелей тогдашней Европы.
Page 11/258
«Окончательная проверка», о которой пишет Роскоу, сводилась к тому, что будущего Папу
Римского сажали на специальное сиденье, называемое по латыни «sedes stercoraria»
(«навозное кресло»). Этот предмет, напоминающий допотопный стульчак, был сделан так,
что, когда вновь избранный папа садился на него, его мошонка и яички опускались в
специальное отверстие, чтобы специально выбираемый для этой цели кардинал мог
убедиться в их существовании. Согласно легенде, происхождение это обычая было связано
не столько с предписанием Ветхого Завета, не позволявшим кастратам входить в круг
священнослужителей, а тем более занимать столь высокий пост, сколько с тем конфузом,
который будто бы случился в Риме в IX веке, когда женщина, переодетая в мужское платье,
некоторое время стояла во главе Святого престола под именем папы Иоанна VII. Было такое
на самом деле или нет, сказать трудно, однако женщину эту и по сей день называют папессой
Иоанной — да и специальное «проверочное кресло» также несомненно существует[22]. О
том, что оно в самом деле имеется, свидетельствует, например, Питер Стэнфорд, бывший
редактор лондонской газеты «Католический вестник», который, по его словам, даже смог
немного посидеть на нем в одной из задних комнат Ватиканского музея. В своей книге
«Папесса» Стэнфорд пишет:
Я присел на это кресло, и ощущение было такое, словно я что-то осквернил. В Ватиканском
музее атмосфера, как в соборе, к тому же меня с самого детства учили ничего не трогать в
Божьем доме… Но вот, с сильно бьющимся сердцем, побледнев от ужаса, я все-таки
откинулся назад… Когда моя спина приняла вертикальное положение, я тут же почувствовал,
что отверстие в сиденье, похожее на большую замочную скважину, было именно там, где
нужно.
Однако клятвы они давали как раз на бедре. В Книге Бытия Авраам приказывает своему слуге
Элиэзеру: «…положи руку твою под стегно мое[24] и клянись мне Господом, Богом неба и
Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему [Исааку] жены из дочерей Хананеев, среди
которых я живу» (24:2–3). Позднее Иаков, которого к тому времени уже звали Израиль, просит
своего сына Иосифа: «…положи руку твою под стегно мое и поклянись, что ты окажешь мне
милость и правду, не похоронишь меня в Египте, дабы мне лечь с отцами моими» (47:29–30).
Все это вызывает недоумение, лишь если не знать, что переводчики Библии нередко
использовали слово «чресла» (или, как здесь, «стегно») в качестве эвфемизма слова «пенис»
[25]. Так, в книгах Бытие и Исход сказано; дети Иакова вышли из его «чресел». Сегодня
представляется очевидным, что священная клятва между древними иудеями скреплялась
прикосновением руки к мужскому органу. Ведь клясться на этом таинственном органе было
все равно что клясться самому Богу. Можно ли яснее выразить божественную суть пениса? И
хотя об этом мало кто догадывается (особенно в американском суде), сама идея клятвы,
даваемой положив руку под бедро (то есть обхватив яички или поместив руку где-то рядом),
сохранилась сегодня, по прошествии почти четырех тысячелетий, в английском слове
«testify», что значит «свидетельствовать», происходящем от слова testicle («яичко»). * * *
Нет свидетельств того, что эллины давали клятву тем же образом. Однако в Афинах
классического периода было совершенно в порядке вещей, чтобы мужчина постарше
прикасался к мошонке мальчика. Это было настолько обычно, что драматург Аристофан
Page 12/258
представил попытку уклонения от этого жеста в виде сатиры:
В наше время эта шутка кажется весьма странной. В современном обществе педерастия —
то есть сексуальные отношения между мужчиной и мальчиком — это надругательство над
ребенком и уголовное преступление[27]. Но в Древней Греции все было иначе. Тогда
педерастия была непременным общественным атрибутом, и такие отношения были
освящены богами с Олимпа и героями мифов. У Зевса, Аполлона, Посейдона, Геракла — у
всех у них были в жизни педерастические эпизоды. Так же как у многих знаменитых и вполне
реальных эллинов, включая Солона, Пифагора, Сократа и Платона. Эти отношения были
частью фундамента элитарной, пронизанной воинским духом культуры, которая вывела идею
пениса за рамки биологии и религии и вознесла ее в разреженные высоты философии и
искусства.
Page 13/258
гермы, как сообщают нам историки, стояли в Афинах у входа почти в каждый дом.
Эти скульптурные изображения, у которых не было никаких иных органов, кроме головы и
пениса, воплощали древнегреческое представление о пенисе как об идее. Древнегреческая
философия проводила различие между формой и содержанием. Форма, которую Платон
также именовал «идеей», была активной, фертильной и мужской — как и сам пенис.
Содержание же было пассивным, женским, непорождающим началом. Подобно
металлической печати, которую прикладывали к воску, идея должна была отпечатываться в
содержании, чтобы придать ему смысл. И нигде это не выражалось четче, чем в
древнегреческом представлении о зачатии. В своем труде «О возникновении животных»
Аристотель сравнивал мужчин с плотниками, а женщин — с деревом: ребенка, по
Аристотелю, плотник создавал из дерева. В «Эвмениде» Эсхил высказывает ту же идею
устами бога Аполлона:
Эрегированный член также символизировал власть Афин. После того как греки нанесли
поражение персам, взяв крепость Эйон во Фракии в 476 году до нашей эры,
военачальники-стратеги, командовавшие победоносной греческой армией, потребовали
увековечить память о себе и об этом событии особым мемориалом. Памятник, сооруженный в
их честь, представлял собой три мраморные гермы, которые были установлены на Агоре,
рыночной площади в центре Афин, где проходили общественные собрания. Всю греческую
цивилизацию, а заодно и победу, что помогла ее сохранить, символизировали три каменные
эрекции. Потому-то зрелище, открывшееся горожанам в одно летнее утро 415 года до нашей
эры, было таким удручающим. За несколько часов до отправления афинских воинов на
Сицилию, где должны были произойти важные сражения, кто-то сбил сотни каменных эрекций
с расставленных по всему городу герм. Что бы это ни было: безумная выходка какого-то
пьяницы или, как пишет историк Эва Койле в своей книге «Господство фаллоса»,
антивоенный протест афинских женщин, — смысл произошедшего был предельно ясен не
только для афинских воинов, но и для всех афинян. Город проснулся кастрированным, что
было ужасающим предзнаменованием. И вскоре его подтвердил сам ход истории: высадка
греков на Сицилию потерпела неудачу, что впоследствии ускорило победу Спарты над
Афинами.
Page 14/258
здания) десять рядов страусов, на которых восседали подростки в костюмах сатиров,
множество взрослых мужчин-эфиопов, вздымавших в руках слоновьи бивни, десятки важных
павлинов, шестнадцать гепардов, четырнадцать леопардов, один белый медведь, носорог и
жираф. Следом за гигантским священным пенисом также везли золотую статую Зевса, за
которой шли более пятидесяти тысяч пеших воинов.
Сохранились записи, свидетельствующие о том, что остров Делос несколько раз присылал в
Афины великолепную крылатую птицу, вырезанную из дерева, — правда, на месте головы у
нее красовался эрегированный член. У многих же обычных деревянных «фаллоев»,
шествовавших в процессии, на головке члена был изображен огромный, немигающий глаз,
причем линии рисунка указывали на то, что крайняя плоть у него была отвернута, так что у
каждого пениса была не только голова и шея, но и некая индивидуальность. Что именно
выражали эти антропоморфные формы, было ясно любому древнему греку, поскольку таким
образом воплощался в зримом виде извечный вопрос: кто кем обладает — человек пенисом
или пенис человеком?
Дельфийский оракул… поведал, что исцеление будет возможно лишь в том случае, если
граждане Афин устроят особое шествие со статуей бога, воздав ей все подобающие почести.
Афиняне тут же занялись изготовлением фаллосов… воздавая должное богу теми
предметами, что увековечивали их страдания.
Во втором мифе Дионис дал вина афиняну-землепашцу по имени Икарий, которому оно так
понравилось, что он пригласил отведать его случившихся неподалеку пастухов. Вскоре
пастухи допились до того, что либо уснули тяжким сном, либо уже не могли связать двух
слов, — в таком вот виде их и обнаружили другие пастухи, явившиеся на праздник с
опозданием. Они решили, что Икарий отравил их друзей, и за это так его побили, что тот
умер. Тогда разгневанный Дионис явился им в обличье красивого мальчика, которого убийцы
тут же страстно возжелали. Однако, когда их возбуждение достигло пика, мальчик исчез,
тогда как эрекция у пастухов, причем сильнейшая, осталась. И снова им пришлось идти за
помощью и советом к Дельфийскому оракулу, который возвестил, что излечиться они смогут,
Page 15/258
только если принесут дары Дионису, причем опять же в виде фаллосов, а после устроят в его
честь торжественную процессию.
Как показывают все эти истории, древние греки воспринимали собственный член как мерило
своей близости к истоку божественной силы и божественного разума — а также насланного
божеством безумия. Как пишет исследователь классицизма Альберт Хенрихс, для грека
«эрекция есть знак его физиологического и душевного состояния… того, что Платон называл
«священным безумием»». В «Тимее» Платон указывал, что божественное находится у людей
внутри спинного мозга, в спинномозговой жидкости, той самой субстанции, утверждал он, из
которой образуется и мозг, и семя. Эта божественность обладает «животворной жаждой
излияния», писал Платон, добавляя, что именно поэтому «природа срамных частей мужа
строптива и своевольна, словно зверь, неподвластный рассудку, и под стрекалом
непереносимого вожделения способна на все»[30].
Древние греки — будь то во благо или во вред — явно использовали пенис как мерило своей
близости к богам. Однако его размеры не играли в этом уравнении особой роли. Ну или хотя
бы не в том смысле, в котором это можно было бы себе вообразить. В реальной жизни,
вопреки грандиозным размерам эрегированных образов, демонстрируемых во время
процессий, древние греки предпочитали пенис небольшой и тонкий — вроде тех, какие можно
было видеть у упражнявшихся в гимнасиях юношей. Такой пенис был и у фигурок-куросов, и
на расписных вазах по всему Средиземноморью. Древнегреческие художники выражали свое
презрение к чужестранцам и рабам тем, что изображали у них огромные половые органы.
Аристотель даже подвел под такое эстетическое предпочтение «научную базу»: он писал, что
маленький пенис лучше подходит для зачатия, поскольку семя в пенисе больших размеров
охлаждается, оказываясь неспособным к зарождению новой жизни. Чем бы ни объяснялась
такая аргументация, но Аристофан наверняка немало позабавился, выдумывая для своей
пьесы «Облака» спор о педагогике, насыщенный в оригинале богатой игрой слов. Один из
спорщиков приводит там такие доводы:
А добро — пустяком[31].
Page 16/258
Каков бы ни был размер пениса, невозможно отрицать его важность в древнегреческой
философии образования. Откуда бы ни был родом эллин, из Афин или из Спарты, он все
равно придерживался иерархической системы верований, а его эстетические основы
зиждились на доминирующем положении мужчин, воинских идеалах и идеализации
обнаженного мужского тела, притом что вся тогдашняя система образования держалась на
совершенно невообразимом для нас сегодня институте педерастии. Это был не столько стиль
жизни, сколько принятый в Древней Греции обряд посвящения, инициации во взрослый мир.
Почти все древнегреческие аристократы, несмотря на педерастическое посвящение в
детстве и юношестве, впоследствии женились и создавали семьи, причем большинство
сохраняли почтительные отношения со своими бывшими наставниками. А вот для взрослого
мужчины, который позволял осквернить себя пенетрацией, существовало презрительное
слово «кинэдос», то есть мужчина в роли женщины. Чтобы понять педерастию древних
греков, желательно взглянуть на это явление их глазами; эта практика была связана не
столько с получением удовольствия, сколько с педагогикой. Дело было не в сексе, а скорее в
принадлежности к определенному, высшему классу общества. Главное же, что пенис был
орудием благородным.
В Древней Греции учили тому, что такое мужественность, но дальше право называться
мужественным мужчине надо было заслужить. Первая часть «университетов»
мужественности происходила с подачи учителя, вторая же — на поле сражения.
Педерастический акт был кульминацией процесса наставничества, происходившего один на
один и направленного на передачу «арете». Этим греческим словом обозначался целый
набор мужских добродетелей, таких как храбрость, сила, справедливость, уважение других и
честность[32]. Связь между педерастией и «арете» получила монументальное выражение в
форме на афинской Агоре. Слово «арете» было написано там на трех гермах, воздвигнутых в
память о победе греков над персами в Эйоне. А рядом стояли еще более древние, гигантские
статуи Гармодия и Аристогитона, педераста-наставника и его протеже, которые были
изображены обнаженными, с хорошо проработанными мышцами и четко видимыми
пенисами, — обоих запечатлели в момент совершения акта, подтверждающего их «арете»,
когда ударом кинжала они убивают тирана Гиппарха в 514 году до нашей эры. Понятно, что
человек, обладавший «арете», воплощал собой высшие идеалы греческой демократии и
мужества. А для древних греков, чья культура предписывала им ставить на дорогах и не
только памятные гермы в честь своих побед, все эти идеалы были воплощены в пенисе.
Page 17/258
«эрбменосом», официально все было подчинено достижению высшей цели — передаче
«арете». «В Греции, — писал Мишель Фуко в своей «Истории сексуальности», — истина и
секс соединялись в форме педагогики через передачу драгоценного знания от одного тела к
другому; секс служил опорой для посвящения в познание». Росписи на древнегреческих вазах
подтверждают, что между афинскими мужчинами и мальчиками был принят интеркруральный
секс (сношение между бедер). Однако в книге «Педерастия и педагогика в Древней Греции»
ее автор, историк Уильям Армстронг Перси-третий, делает вывод, что предпочтительным
способом все же было анальное проникновение. (Это также разжигало гомофобию
Аристофана, который издевался над теми, кто был «на принимающей стороне», называя их
«ойропроктос» — «с расширенным анусом» или «катапугон» — «трахнутые в зад»).
Однако точка зрения Аристофана не была среди древних греков господствующей. Ведь когда
эрастис входил в эроменоса своим пенисом, это был лишь символический момент — хотя
для этих двоих он также был вполне реальным, — во время которого происходила полная и
окончательная передача «арете». То, что средством передачи сути мужественности была
сперма, соответствовало учению Аристотеля, который считал, что лишь сперма создает душу
ребенка. Так, благодаря педерастии древним грекам удалось победить саму природу: с
помощью собственного детородного органа и без помощи женщин они «рождали» из юношей
мужчин. Вот в чем заключалась самая удивительная и таинственная сила пениса. * * *
Page 18/258
пятнадцать веков после падения имперского Рима, все, что оказывает на нас в англоязычном
мире столь же загадочное, чарующее и мощное воздействие, как проявление эрекции,
обозначается словом fascination (очарование, прелесть).
Повсеместное присутствие фасцин для защиты от злых сил было сравнимо разве что с
популярностью Приапа, одного из самых незначительных богов пантеона, у которого, однако
же, был самый крупный пенис — настолько большой, что «на взводе» он был размером чуть
не с половину его тела. Изначально Приап был греческим божеством. Считалось, что он был
родом из города Лампсак в Малой Азии, где под его эгидой проходили знаменитые оргии. Его
мать, красавица Афродита, стыдилась того, что у ее сына было такое уродливое лицо и
деформированное тело. А вот женщины из Лампсака так не думали: по их мнению, у него все
было как нельзя лучше. Сложности у Приапа были не с ними, а с лампсакскими мужьями:
снедаемые завистью, они изгнали этого вечно эрегированного соперника из города. Правда, в
результате их поразила какая-то хворь (судя по всему, это была венерическая болезнь),
свойственная только лампсакцам. И панацея от нее была найдена лишь после того, как
мужья упросили Приапа вернуться обратно; они объявили его богом-покровителем садов и
стад, а также сделали множество макрофаллических статуй, которые они расставили в
дворах своих домов. (Разумеется, эта история очень схожа с мифами, объясняющими
происхождение процессий с фаллосами Диониса в Афинах.)
В Греции Приап был популярным, но не слишком значительным богом. В Риме же его слава
резко возросла — в основном из-за его огромного члена. «Хотя небольшой, аккуратный пенис
мальчика или юноши был культовым предметом поклонения для афинских мужей, — писал
историк Крейг А. Уильямс, — Приап, с его способностью «декларировать» свою зрелую
маскулинность, внедряясь в окружающих своим внушительным орудием, стал для римлян
настоящим символом соответствующих качеств». Приап выполнял свою главную функцию —
защитника частной собственности — в виде небольшой статуи из дерева, которая ставилась
либо в заднем дворике римского дома, либо прямо посреди полей, принадлежавших
гражданину Рима. Его несоразмерно крупный член часто красили в красный цвет, и нередко
он поддерживал какую-нибудь вазу с фруктами. Этот грубоватый, простоватый облик Приапа
лишь усилил его влияние во времена правления Октавиана Августа, когда возникли
опасения, что показная роскошь имперского Рима противоречит традиционным ценностям
римлян. Грубо сработанные статуи Приапа «резко контрастировали с украшениями из золота
и резного мрамора, которыми изобиловал Рим», писал историк Питер Стюарт. Своей
ухмылкой и огромным пенисом Приап «подчеркивал правомерность призывов к возврату в
состояние бесхитростности, характерное для Рима доимперской эпохи». И в то же время
жестокости. Приапу посвящены более восьмидесяти дошедших до нас стихотворений на
латыни. Большинство из них были якобы написаны самим Приапом как предупреждение для
любителей чужого добра. Неизвестно, кто именно написал эти строки, но нельзя не отметить
их агрессивный настрой:
мохнатой и мудастой[33].
Page 19/258
В данном случае в роли злоумышленников выступали мужчины. Но это вовсе не означает,
что Приап испытывал особо теплые чувства к женщинам.
Эти стихи великолепны по многим причинам, но одна из главных заключается в том, как
говорящий пенис используется для изображения неприглядного портрета римского общества.
Как писал Отто Кифер в своем основополагающем труде 1934 года «Сексуальная жизнь в
Древнем Риме», римскому чувству эротики присуща жестокость. И нигде это не проявлялось
так, как в гладиаторских боях в Колизее, во время которых жажда жестоких зрелищ
персонифицировалась в гладиаторе: он вонзал свое оружие в другого гладиатора и получал
право жить, или же оружие вонзали в него, и тогда он умирал. Аналогичная эротизированная
жестокость вдохновляла и приапическую поэзию. И хотя предназначалась она для забавы,
однако, как пишет классицист Г. Д. Рэнкин, ее «презрение к сирым», а также «цинизм и
насилие» были «слишком уж характерной чертой всего римского».
Не менее римской была и вера в то, что мужчина с приапическим пенисом обладает
исключительной силой. Римские полководцы порой повышали солдат в звании в зависимости
от размеров их членов. Император Коммод сделал верховным жрецом особого языческого
культа[34] как минимум одного носителя внушительного мужского органа. Профессор Дж. Н.
Эдамс, обладавший, по-видимому, неистощимыми запасами свободного времени,
исследовал более сотни разговорных латинских метафор к слову «пенис». Само слово
«penis» возникло в разговорной речи как производное от слова «хвост». Однако самым
распространенным ругательством в Древнем Риме было не оно. Самой частой бранью было
слово «mentula», происхождение которого до сих пор не ясно. Ряд ученых считают, что оно
возникло от слова «menta», что значит «стебель мяты», однако Эдамс с этим не согласен.
Еще более вульгарным было слово «verpa» — два этих слова соотносятся друг с другом
примерно как цензурный русский «хрен» и нецензурное слово на ту же букву. Почти все
изученные Эдамсом разговорные метафоры свидетельствуют об озабоченности римлян
размерами мужского органа. Так, поэт Катулл издевался над одним римским мужем, «у
которого меч, свисавший сморщенной свеклой из-под поддевки, на бой не был готов никогда»
[35]. К тем же «счастливцам», что находились на другом конце спектра и кого тоже,
разумеется, донимали шутливыми издевками, относились не иначе как с благоговейным
трепетом. Вот эпиграмма Марциала[36], знаменитого своим остроумием поэта первого века
нашей эры:
Пенис символизировал силу и мощь Рима до такой степени, что есть мнение, будто
архитектурный центр Империи, Форум Августа в Риме, был спроектирован таким образом,
чтобы походить на пенис[38]. Хотя на этом месте пока не производилось масштабных
раскопок, сохранившийся проект сооружения указывает на то, что там был длинный зал, на
конце которого находились два полушария. Вид сверху подтверждает, что, возможно, это был
самый грандиозный «фасцинум», когда-либо построенный людьми. К тому же такая форма
весьма соответствовала бы тем ритуалам — посвящения в мужчины и наделения властью, —
которые здесь проводились. Ведь именно сюда являлись римские юноши, дети полноправных
римлян, чтобы сменить одежду мальчика-подростка — toga praetexta, с ее пурпурной каймой,
на белую toga virilis, то есть тогу взрослого мужчины, которому уже не требовалась «булла»
(медальон с вложенным в него изображением фаллоса). В Форуме императоры ставили свои
трибуналы[39], здесь сенат объявлял о начале войны и здесь же
военачальники-триумфаторы посвящали свои победы богу Марсу. Форум Августа был
памятником мужественности, символом мужского начала. Именно здесь сильные мира сего,
прозорливые и дальновидные, могли воздать себе по заслугам. Какую же еще форму можно
было придать такому месту?
И все же римляне никогда не забывали о том, что пенис — это орудие удовольствия. Мы
знаем об этом благодаря несчастью, постигшему 24 августа 79 года нашей эры Помпеи,
город на юге Италии, который всего за пару часов был погребен под лавой во время
извержения вулкана Везувий. Но прежде все засыпал пепел. Это был настоящий дождь из
пепла: он-то и помог сохранить это место точь-в-точь таким, каким оно было почти 2000 лет
назад, включая выражения на лицах умирающих. Многие из сохранившихся под слоем пепла
домов покрыты прекрасными настенными росписями и мозаикой. И значительная часть этих
изображений связана с пенисом.
Видимо, жители Помпей любили наслаждения. Но была ли эта жажда наслаждений больше,
чем у прочих граждан Рима? Трудно сказать: другие города не сохранились до наших дней
столь хорошо. Правда, в своей книге «Двенадцать цезарей» римский историк Светоний
создал вполне «пенисоцентричный» портрет правящего класса: там есть и император
Тиберий, который держал за своим ложем картину С изображением Юноны,
удовлетворявшей ртом Юпитера: и императрица Агриппина, которая стала победительницей
Page 21/258
сексуального конкурса, переспав за одну ночь с четырнадцатью мужчинами, после чего
повесила на ближайший фасцинум четырнадцать лавровых венков. Но так ли типично для
страны то, что происходит при дворе императора? Ведь в отличие от «развратного Рима»
Помпеи, возможно, были местом степенным. И все же кредо его жителей, похоже, можно
выразить словами: «Жизнь коротка. Наслаждайтесь, пока можете». Как и во всем римском
мире, эта жизненная философия нашла свое визуальное воплощение в упругом пенисе. На
одном из самых известных помпейских барельефов эрегированный член возвышается над
двумя яичками. Над барельефом и под ним начертаны слова: «Hic Habitat Felicitas» («Здесь
живет счастье»). * * *
Однако со временем отдельные римляне стали подвергать сомнению эту идею, принимая
участие в различных эксцентричных культах. Самым необычным из них было поклонение
богине Кибеле, той, что была привнесена в Рим из Малой Азии во время Пунических войн,
которые Рим вел против Карфагена в третьем и во втором веке до нашей эры. Согласно
преданию, любовь Кибелы к своему сыну Аттису[40] намного превышала обычную
материнскую любовь. Настолько, что она предпочла сделать сына безумным, нежели
позволить ему жениться. И в этом состоянии безумия — или, как сочли иные, религиозного
экстаза — Аттис оскопил себя. В честь безмерной любви между матерью и сыном
новопосвященные в культ Кибелы совершали под открытым небом экстатическое действо,
доходя во время танца до состояния полной невменяемости, все это происходило весной, в
так называемый день крови. Затем жрецы-неофиты, бежавшие куда глаза глядят по улицам
Рима, останавливались в каком-нибудь месте, отсекали свои яички освященным кремнёвым
ножом и, швырнув окровавленные части в дом ничего не подозревавшего гражданина Рима,
начинали требовать у хозяина дома и его жильцов, которым выпала подобная честь, отдать
им любое женское платье — отныне и до конца своих дней жрец Кибелы носил только
женскую одежду. Эти евнухи-трансвеститы, которых называли galli («галлами»), служили в
языческом храме Кибелы, находившемся до четвертого века нашей эры на том месте, где
сегодня высится базилика Святого Петра.
Хотя граждане Рима верили, что именно Кибела способствовала их окончательной победе
над Карфагеном в Пунических войнах, они все же взирали на «галлов» с отвращением. В
своей знаменитой книге «История упадка и разрушения Римской империи» историк Эдуард
Гиббон приводит такую древнеримскую пословицу: «Если у тебя есть евнух, убей его; а если
нет — тогда купи его и убей». Этот убийственный юмор был связан с верой в то, что потенция
является необходимым условием мужественности. Ничто не было для римлянина более
противоестественным или более подозрительным, чем мужчина без функционирующих как
надо гениталий. Поэт-сатирик Ювенал высмеивал в своих стихах пресыщенных римских
аристократок, которые делали евнухов своими любовниками:
Page 22/258
В баню заметный для всех, на себя обращая вниманье.
У таких безбородых мужчин — обычно это были рабы — могла возникать эрекция чуть ли не
приапической стати. Ювенал был прав: мужчина, у которого удалены или же не действуют
яички, после наступления половой зрелости утрачивает способность производить сперму и
естественную тягу к половым сношениям, но вовсе не способность заниматься любовью.
Поскольку с такими мужчинами невозможно забеременеть, а значит, можно не бояться
аборта, они и в самом деле могли быть популярны — во всяком случае, у женщин, живших за
два тысячелетия до изобретения противозачаточных таблеток.
Кастрированные рабы были эротическими игрушками и для некоторых римских мужей, о чем
можно прочесть в «Сатириконе» Петрония:
Император Нерон, при дворе которого Петроний был arbiter elegantiae — законодателем
изящного вкуса в науке наслаждений, — нередко приглашал евнухов на свои оргии и, в
конечном счете, даже женился на одном из них. Нерон, как писал Светоний, «…мальчика
Спора сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со
всеми обрядами, с приданым и с факелом[44], с великой пышностью ввел его в свой дом и
жил с ним как с женой… И до сих пор в ходу чья-то удачная шутка: «счастливы были бы
люди, будь у Неронова отца такая жена!»[45]. Светоний не был бы Светонием, если бы не
добавил последнего предложения (правда, заметим, через полвека после смерти Нерона).
Page 23/258
хирургическое удаление или раздавливание яичек; правда, у полностью «выбритого» евнуха
удаляли и пенис (считается, что мальчику Спору, жене Нерона, выпала именно такая участь).
Слово «евнух» произошло от греческого слова, которое переводится как «хранитель ложа».
Хранители лож в гаремах великих мусульманских империй были полностью «бритыми». Ведь
в обществе жен султана могли находиться лишь те, у кого не было никаких мужских
«принадлежностей».
Под звуки флейт, барабанный бой и крики евнухов-жрецов, наносивших себе раны ножами,
религиозный экстаз, как океанский вал, перекидывался на толпу зрителей, и многие из них
совершали такие поступки, каких и не предполагали, когда отправлялись на праздник. Один
за другим они сбрасывали с себя одежды и с сердцем, бешено бьющимся от музыки, с
блуждающим от зрелища льющейся крови взором выпрыгивали из толпы, хватали
приготовленные специально для этой цели мечи и при всех оскопляли себя[46].
Развитие культа Кибелы ясно свидетельствует о том, что римское представление о пенисе
претерпевало трансформацию: этот физически осязаемый символ могущества Рима стал
подпитываться от «более могущественной», неосязаемой силы. Но в то же самое время,
когда Кибела и Аттис привлекали на свою сторону все новых поклонников, в Риме уже вовсю
строились храмы и для египетских богов — Осириса и Изиды. Оба культа, попавшие в Рим из
других стран, имели в своей основе общую, совершенно новую для римлян идею — идею
воскрешения. И Аттис и Осирис умерли в страданиях, но после возродились. При этом оба
они были кастрированы, что прежде всегда было уделом рабов, а не свободных граждан
Рима. И тем не менее эти новые, чужестранные культы с их необычными обрядами
посвящения и практикой аскетизма стали медленно, но верно привлекать все больше и
больше последователей. И вряд ли без них Рим воспринял бы другую новую религию с
Востока — христианство, а вместе с ним и новые представления о пенисе. Поворотным
пунктом в истории стало обращение в христианство римского императора Константина,
которое произошло, если верить легенде, прямо на поле битвы, в 312 году нашей эры[47],
после нескольких веков жесточайших преследований христиан, породивших бесчисленное
множество мучеников за веру. Тогда же зародилось и христианское представление о пенисе
— концепция с поистине революционными последствиями, как в политическом, так и в
религиозном смысле.
Историки Алин Руссель и Питер Браун отмечали, что в Древнем Риме пенис был
инструментом государственной власти. В период расцвета имперского могущества Рима
средняя продолжительность жизни римлянина была меньше двадцати пяти лет. Лишь
четверо из ста мужчин доживали до своего пятидесятилетия. Смерть методично прореживала
Page 24/258
ряды римских воинов. Поэтому Империя, обеспокоенная собственным выживанием,
требовала от граждан производить больше законнорожденного потомства. Ведь если
пользоваться им надлежащим образом, то сильный, крепкий член римлянина способствовал
укреплению римского государства. Октавиан Август, первый император Рима, вознаграждал
отцовство и наказывал холостяков. Римляне даже праздновали возможное будущее
отцовство подростка — его первую эякуляцию — в рамках государственного праздника,
который назывался «Либералия»[48]. Хотя тело гражданина Рима было его личной
собственностью, проникать в которую не дозволялось, пенис его был обязан трудиться на
благо Империи.
Желающие узнать, что думал сам Иисус о пенисе и о семени, будут разочарованы почти
полным отсутствием сведений на эту тему. Одним из самых неоднозначных библейских
изречений являются слова Иисуса в Евангелии от Матфея, когда он воздает хвалу тем, кто
«сделали сами себя скопцами для Царства Небесного»[49]. Около 206 года Ориген, сын
мученика за христианскую веру из Александрии, человек еще молодой (всего несколько лет
как перешедший в пору возмужалости), но уже ставший одним из ведущих церковных
толкователей Священного Писания, принял эту идею близко к сердцу и подверг себя
кастрации. Однако деяние это, по мнению католического теолога Уты Ранке-Хайнеман, было
не только опрометчивым, но и ошибочным. Ведь в этом пассаже из Евангелия от Матфея
Иисус, как она пишет, говорил не о половых отношениях, а о повторном браке. «Я говорю
вам; кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, [тот]
прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует»[50] — вот что сказал
Иисус в той же самой проповеди. И еще: «Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но
кому дано». Вот они-то — те, кому дано, — и могут стать «скопцами для Царства Небесного».
Изумило же слушателей не то, что он говорил о сексе, «о котором он вообще ничего не
говорит», как пишет дальше Ранке-Хайнеман, «но его логика в отношении супружества и
развода — вот это и вправду было нечто новое».
Как отмечал профессор Гэри Тейлор в своей книге «Кастрация», слово «евнух» встречается в
дошедших до нас трудах отцов христианской церкви более пятисот раз, и чаще всего (хотя и
не всегда) в положительном контексте. В книге Нового Завета «Деяния святых апостолов»
говорится, что первым крещеным язычником был евнух из Эфиопии, который обратился в
христианство после того, как апостол Филипп разъяснил ему высказывание из Книги пророка
Исаии. И все же многие из первых христиан воспринимали оскопленных мужчин почти с таким
же отвращением, как римляне. Теолог четвертого века Василий Великий, впоследствии
Page 25/258
причисленный к лику святых, поносил евнухов такими словами, как «ящерицы и жабы…
женоподобные… жадные до денег, грубые… отвратительные и ревнивые».
К 1772 году в сельских районах России, к востоку от Москвы, скопцов уже было так много, что
православная церковь начала расследование их еретической, раскольнической
деятельности. Однако секта продолжала существовать до начала XX века, хотя и стала
малочисленной. Сам Селиванов умер в 1832 году, причем последние два десятка лет своей
жизни он провел в Санкт-Петербурге, где, согласно свидетельству Энгельштейн, «к нему с
большим почтением относились представители высшего общества, которых завораживали
его боговдохновенность и личное обаяние». * * *
«Истинный евнух не тот, кто неспособен, но тот, кто не желает потакать своим страстям», —
писал Климент Александрийский за шестнадцать веков до появления скопцов. И конечно,
никто не боролся с подобным учением с большим рвением, чем Блаженный Августин
(354–430). Из всех отцов христианской церкви именно о его сексуальном и духовном опыте
Page 26/258
мы знаем больше всего. В своей «Исповеди» Августин писал, что в молодости у него было
несколько любовных приключений. Однако когда ему исполнилось двадцать лет, он выбрал
себе одну женщину, с которой и прожил, по-видимому, моногамно еще тринадцать лет.
«Августин избрал ее потому, что любил, а спал с нею потому, что ему это нравилось», —
писал историк из Принстонского университета Питер Браун в своей книге «Тело и общество».
Подобная сексуальная активность «никого бы не шокировала», добавляет Гарри Уиллз в
своей биографии Августина, «если бы речь не шла о будущем святом».
В 384 году Августин переехал из Карфагена в Медиолан (Милан), где его могла ожидать
престижная карьера в имперской администрации, если бы ему удалось завести нужные связи.
Его мать Моника, уже обратившаяся в христианство, нашла ему невесту двенадцати лет, чья
семья была близка к миланскому епископу Амвросию. Августин согласился на этот брак. Его
любовница вернулась в Африку (в Карфаген). Августину надо было подождать два года, пока
его невеста из хорошей семьи не достигнет совершеннолетия, однако, будучи «рабом
похоти», как он впоследствии сам себя именовал, Августин взял новую любовницу. Он
обожал сексуальное удовлетворение, но в то же время ненавидел себя за эту слабость[56].
В результате он испытал откровение, сравнимое разве что с тем, которое выпало на долю
святого Павла, — открытие веры. Находясь в саду, Августин вдруг услышал невесть откуда
детский голос, повторявший: «Возьми и читай! Возьми и читай!» Августин истолковал это как
божественное веление. Под рукой у него оказался Новый Завет, послания апостолов, и,
открыв его на первой попавшейся главе, он прочел: «…будем вести себя благочинно, не
[предаваясь] ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти;
но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в
похоти». Так в один миг ему были явлены и проблема и решение. Августина вскоре крестил
епископ Амвросий, знаменитый проповедник, восхвалявший достоинства девственной жизни.
Новый Августин, ставший впоследствии епископом Гиппона, провел немало времени в
раздумьях о том, прежнем Августине. Отчего он был бессилен перед силой похоти? Августин
нашел ответ на это в Книге Бытия. И то, что он в дальнейшем проповедовал, привело к
переоценке западного представления о пенисе на все последующее тысячелетие.
Page 27/258
С точки зрения Августина, пенис был для каждого мужчины тем же, чем пятнадцать веков
спустя стала рука доктора Стрейнджлава в черной комедии Стэнли Кубрика — органом,
который не просто восставал, но делал это сам собой, по своему хотению[57]. «Это
наказание за первородный грех, — писал Августин, — это чума и клеймо за грехи наши
тяжкие: ибо
…в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня
пленником закона греховного, находящегося в членах моих»[58].
До грехопадения Адам и Ева не шли на поводу у секса: размножение было для них волевым
актом, «подобно тому, как человек управляет ногами во время ходьбы». Однако после
изгнания из рая люди перестали управлять эрекцией, и это стало для них мукой. «Порой
желание приходит незванно, — писал Августин в труде «О граде Божьем». — А иной раз оно
покидает задыхающегося от страсти любовника, и, хотя ум его горит желанием, тело его
холодно». Для древних греков или римлян эрекция была подобна ускорению сердцебиения:
она была непроизвольной, на нее не влияли ни хула, ни хвала. Но для Августина и причиной,
и следствием первородного греха была похоть — соответственно, эрекция была
одновременно и симптомом, и болезнью. Таким образом, Августин единолично, одним махом
изменил саму природу нашего отношения к пенису: священный скипетр превратился в жезл
дьявола. Такое не удавалось еще никому.
Page 28/258
глашатаем ослов». И все же Римская католическая церковь, в конце концов, встала на
сторону хрипящего и ревущего пустынника-деревенщины — епископа Иппонийского,
причисленного впоследствии к лику святых.
Как пишет Элейн Пейгелс, начиная с V века негативные взгляды Августина на эрекцию,
сперму и естественную природу человека стали «доминирующими в западном христианстве,
как католическом, так и протестантском, и повлияли на всю западную культуру в целом,
христианскую и не только». Его теория Сотворения мира и грехопадения Адама, которую
поначалу исповедывали лишь маргинальные секты, легла в основу нашего
интеллектуального и культурного мировоззрения.
Сам же пенис перешел в иную ипостась. Если те, кто строил египетские пирамиды и
Парфенон в Афинах, почитали его как тайную пружину жизни, если прежде племя, обитавшее
в пустынях Ближнего Востока и давшее миру идею единобожия и идею прихода Мессии,
поклонялось ему как божественному началу, то теперь этот священный скипетр низвергли с
пьедестала и изъяли из западного культурного лексикона. Вместо него миру явился жезл
дьявола — искусителя и совратителя человечества. * * *
Page 29/258
нет пениса. На словах же эта идея была не менее ясно высказана одной из женщин-мистиков
XIII века, сестрой Мехтхильдой из Магдебурга. Пенис не был причиной первородного греха,
писала она, он был лишь результатом грехопадения.
Их тела (то есть Адама и Евы] не могли быть греховными, поскольку Господь не создал у них
срамных членов… Но когда они ели запретный плод, их тела позорно обезобразились, став
такими, какими мы знаем их сегодня. Если бы Святая Троица создала нас столь уродливыми,
у нас бы не было причины испытывать стыд.
Эта запись была сделана около 1275 года, когда изображения пениса практически
отсутствовали в западном искусстве уже почти восемьсот лет. Подобное «отрицание тела в
христианском искусстве, как полный отход от эстетических стандартов Античности, — пишет
профессор Кеймил в книге «Готический кумир», — стало одним из важнейших поворотных
пунктов в истории Запада». Даже на пике итальянского Ренессанса, через двести с лишним
лет после вышеприведенного высказывания, когда художники снова стали изображать
обнаженную натуру, Микеланджело убедился на собственном опыте, сколь переменчивы
могут быть взгляды людей в этой области. В 1504 году во Флоренции толпа забросала
камнями его обнаженного Давида. А еще через тридцать лет, когда великий мастер закончил
свою колоссальную фреску «Страшный суд» в Сикстинской капелле, папа Павел IV повелел
другому художнику «подмалевать» изображение, чтобы скрыть обнаженные мужские пенисы.
В средневековой Европе пенис был практически невидим, однако выкинуть его из головы
оказалось сложнее. Дьявольский жезл стал навязчивой идеей христианской церкви, о чем
можно судить по особому виду литературы, известной как «пенитенциалии». В этих
руководствах для исповедников, возникших в VI веке в Ирландии, описывались правила
поведения достойного христианина — в особенности в том, что касалось его пениса.
Пенитенциалии отталкивались от идеи Августина о греховности секса, приносившего
удовольствие. «Уд при сем возбраняется» — это выражение встречалось в пенитенциалиях
на каждом шагу. Слово «уд» означало «пенис», а «при сем возбраняется» относилось к
любому сексуальному акту, который не был направлен на продолжение рода.
Не все теологи разделяли эту точку зрения. Пьер Абеляр (1079–1142), один из наиболее
проницательных умов средневековой церкви, посвятил ранние годы своей карьеры борьбе с
подобными установками. Но, в конечном счете, история самого Абеляра скорее лишь
подтвердила учение Августина и даже, что еще более удивительно, Оригена. Логик по
образованию, Абеляр критиковал как нелогичные все преграды на пути половых сношений в
браке. «Ни одно из естественных плотских удовольствий нельзя объявлять грехом, — писал
он, — равно как нельзя винить кого-то в том, что он испытывает восторг от наслаждений,
которые он не может не испытывать в определенных ситуациях». Абеляр говорил, что от
начала времен сексуальные отношения и прекрасная пища (а как же иначе, ведь он был
французом) были естественным образом связаны с получением удовольствия; именно так
это и задумал Господь. Идеи Абеляра подвергались резким нападкам, что не было для него
неожиданностью. Но нападению подверглось и его тело, и вот этого он наверняка не ожидал.
Page 30/258
Кое-кто скажет, что он заслужил и то и другое. Дело в том, что в 1118 году Абеляр стал
учителем прекрасной Элоизы, племянницы Фульбера, каноника собора Парижской
Богоматери. Во время уроков, как позднее писал сам Абеляр, «рука моя чаще тянулась к ее
груди, нежели к ее книге».
Через некоторое время Элоиза родила ребенка. Любящих тайно обвенчал кипящий от гнева
Фульбер, а затем они были разлучены. (Абеляр был монахом, однако он еще не был
посвящен в сан, так что, по законам того времени, имел право жениться. Все же он
настаивал, чтобы женитьба его была тайной, так как иначе пострадала бы его карьера
учителя в церковной среде.) В результате каждый из них отправился к себе домой, и Элоиза
вернулась к дяде-канонику. Однако, когда Абеляр узнал, что там с нею плохо обходятся, он
похитил Элоизу и отвез ее в монастырь в Аржантеле, неподалеку от Парижа. Тогда ее дядя,
Фульбер, а также «ее родные и близкие еще более рассвирепели, думая, что я их грубо
обманул и посвятил ее в монахини, желая от нее отделаться», — писал позднее Абеляр.
«Придя в сильное негодование, они составили против меня заговор, и однажды ночью, когда
я, ничего не подозревая, спал в отдаленном покое моего жилища, они с помощью моего
слуги, подкупленного ими, отомстили мне самым жестоким и позорным способом, вызвавшим
всеобщее изумление: они изуродовали те части моего тела, которыми я свершил то, на что
они жаловались».
Абеляр конечно же был в ярости. Не только из-за усекновения возможности своей половой
жизни, но и из-за потенциальной утраты души. Как и все, кто читал Ветхий Завет, Абеляр
прекрасно знал, какое презрение выказывалось по отношению к евнухам «пред лицом
Божьим». Однако по прошествии двенадцати лет всем предстал другой Абеляр, человек с
совершенно иным отношением к пенису. Он писал Элоизе, которая уже давно была
монахиней, убеждая ее
Page 31/258
врагом была импотенция.
Иногда церковные суды прибегали к процедуре, известной под названием «конгресс» или
«соитие», что было частью процесса аннулирования брака на основании обвинения в
импотенции. Насколько нам известно из труда «Chirurgia Magna» («Большая хирургия»),
написанного в XIV веке врачом Ги де Шолиаком, супружеской паре, подвергавшейся
подобной процедуре, целью которой было добиться успешной пенетрации, что позволило бы
не расторгать брак, приходилось «возлежать вместе по нескольку дней» в присутствии
«замужней матроны, привычной к подобным вещам». Эта матрона, как писал де Шолиак,
«должна предлагать им различные специи и ароматические вещества и травы, она должна их
утешать, растирать их подогретыми маслами, массировать обоих супругов около камина,
заставлять их разговаривать друг с другом и обнимать друг друга. После чего она должна
сообщить врачу все, что видела» (как видно, не все виды нью-эйдж терапии сексуальных
расстройств зародились в Калифорнии)[60].
Page 32/258
предотвращению и лечению импотенции. Переведя арабские труды по медицине на латынь
— арабские же труды были, в свою очередь, переводами древнегреческих трактатов, —
Африкан дал Западу новый свод знаний, собранный в двух больших трактатах — Liber
Pantegni («Свод всех медицинских искусств») и Viaticum («Справочник для
путешествующих»). Именно они стали основой медицинской европейской практики на
протяжении последующих четырех веков. Шестая книга в справочнике для путешествующих
называлась De Coitu («О совокуплении»). В ней Африкан перечислял десятки «блюд и трав,
которые вызывают желание и хорошо воздействуют на импотентных мужчин», отмечая, что
«некоторые из них мы испытали на себе». Один рецепт даже удостоился особого упоминания
автора как «удивительно стимулирующий».
Было ли это делом рук божьих? Знамением свыше? Современник папы Иоанна XXI Альберт
Великий (1193–1280), теолог и схоласт, вполне мог так подумать. Ведь именно он, будущий
святой и учитель церкви, составил чуть ли не бесконечный список медицинских причин, по
которым излишняя потенция пагубна для человека. Одним из доказательств этой теории
была слышанная им история о монахе, который, «навестив одну красавицу и возымев к ней
похоть шестьдесят шесть раз» за одну ночь, наутро был найден мертвым. (А кто бы на его
Page 33/258
месте выжил?) Тело несчастного монаха подвергли вскрытию, обнаружив, что его головной
мозг усох до размеров граната. «Это признак того, — решил Альберт, — что коитус истощает
мозг». Он также утверждал, что за людьми, которые часто занимаются сексом, все время
следуют собаки. «Собаки любят запахи и следуют за трупами, а ведь тело того, кто слишком
много совокупляется, приближается к состоянию трупа по причине большого количества
гнилого, разлагающегося семени».
Каждый средневековый теолог знал, что сперма — это зло. Однако в сочетании с верой в то,
что приспешники дьявола имеют половые отношения с людьми, сперма приобретала еще
более худший статус: она становилась дьявольским семенем. Церковники, правда, так и не
дали ответа на вопрос, мог ли дьявол или его исчадия производить семя сами, и если да, то
каким образом. Ватикан утверждал, что дьявол и демоны не были созданиями из плоти и
крови, а были бестелесными потомками оступившихся ангелов, которые после своего
падения стремились совокупляться с людьми. Эти демоны внедряли в умы людей греховные
желания: похоть, ярость, насилие — все это было делом рук нечисти. Демоны были сильны, и
все же было непонятно,
как им удавалось оплодотворять людей. Считалось, что демоны собирали семя тех, кто
занимался мастурбацией или практиковал прерванный половой акт. Но все же главным
источником человеческого семени у демонов была якобы сперма преступников, казненных
через повешение. Специалисты-демонологи настаивали на том, что умерших мужчин следует
хоронить как можно скорее, чтобы дьявол не успел выдоить из трупов семя. Многие также
верили, что труп, не преданный земле, испускает семя в виде пара или тумана, подобно
цветочной пыльце, которую демоны собирают и используют по назначению.
Ответ на вышеупомянутый вопрос был наконец получен благодаря усилиям лучшего ученика
Альберта Великого Фомы Аквинского в его трудах Quaestiones Quodlibetales и Summa
Theologica. Демоны принимали форму женщины, известную как суккубус, писал Фома
Аквинский, а семя они получали у мужчин, обманывая их, соблазняя своими женскими
формами и вынуждая совокупляться с ними. Позже тот же самый демон принимал вид
мужчины, или инкубуса, и использовал выкраденное семя для оплодотворения женщин. (Вы
обратили внимание на женоненавистничество в рассуждениях Фомы Аквинского?) Из всех
источников, перечисленных доминиканскими монахами из Германии Генрихом Крамером и
Якобом Шпренгером в их знаменитом руководстве для охотников за ведьмами Malleus
Maleficarum — «Молоте ведьм», никого они не цитируют так часто и с таким пиететом, как
Фому Аквинского. Ведь именно он объяснил, почему Господь дал дьяволу «магическую
власть» над пенисом — большую, чем над любым другим человеческим органом. «Он [Фома
Аквинский] учит, что первичное склонение к греху, через которое человек делается рабом
дьявола, происходит в каждом из нас еще в момент зачатия», — писали Крамер и Шпренгер.
(Кстати, здесь Фома Аквинский лишь пересказывает своими словами Блаженного Августина.)
И все же именно Фома Аквинский упрочил и увековечил демонизацию пениса, которую начал
Августин и чей пик пришелся на один из самых страшных периодов в европейской истории.
Зигмунд фон Ризлер, немецкий историк, исследовавшим период «охоты за ведьмами» в
Баварии, когда на кострах были сожжены тысячи таких женщин, как Анна Паппенхаймер,
писал, что «обвинители обосновывали [свои действия], ссылаясь на авторитет Фомы
Аквинского. Читая доводы, приводимые обвинителями в качестве доказательства своей
позиции, всякий раз видишь, что лишь идеи Фомы Аквинского носили характер четкой
доктрины, непреложного принципа». Фома Аквинский со своим учением о демонизированном
семени и об оплодотворенных им женщинах — «этот «Ангелический Врач», этот святой, этот
ученый монах-доминиканец — несет прямую ответственность, — писал фон Ризлер, — за
массовую истерию «охоты на ведьм», охватившую весь христианский мир». * * *
И все же был на земле один пенис, который оставался священным скипетром даже в разгар
«охоты на ведьм», подогревавшейся благодаря влиянию Фомы Аквинского. Этот пенис не
Page 34/258
принимал никакого участия в первородном грехе, он не ослушался воли Господа, не перечил
человеческой воле и уж точно не был орудием дьявола. Напротив, этот пенис был средством
искупления, доказывая уже самим фактом своего существования, что рай может быть вновь
обретен. Пенис этого Нового Адама начисто стирал грехопадение Адама Изначального. Это
был самый загадочный пенис на свете, чьи таинства сулили не ад, а спасение, — пенис
Иисуса Христа.
Это ostentatio genitalium[63], которое до публикации книги Стейнберга в 1983 году никак не
обсуждалось, хотя и было очевидно, наглядно демонстрируют репродукции более двухсот
картин. По мнению Стейнберга, эти картины, порой принадлежавшие кисти таких мастеров,
как Микеланджело, Тициан и Боттичелли, невозможно объяснить ни приверженностью к
натурализму, ни простым подражанием классическим образцам. Нет, эти картины отражают
тогдашние тенденции в теологии, когда главное внимание уделялось не столько
божественной природе Иисуса — она-то как раз не нуждалась в демонстрации, — а его
человеческой сущности, которой такал демонстрация была необходима: верующим того
времени нужно было противопоставить нечто зримое и существенное ереси катаров[64]
которые учили, что у Иисуса не было тела и что он якобы был бесплотным.
То, что взрослого Иисуса художники того времени изображали с пенисом, свидетельствовало
о его способности управлять своими желаниями. Имея пенис, он, согласно Библии,
предпочел не использовать его как сексуальный орган, а это говорило о том, что животные
инстинкты можно побороть. Если младенец Иисус и демонстрировал на многих картинах
собственные гениталии, это вовсе не являлось, как выразились бы современные
последователи Фрейда, доказательством его полиморфной перверсии. Нет, это лишь
доказывало, что пенис Нового Адама был рожден без проклятия первородного греха, а
значит, и без того стыда, который, как утверждает церковь, любой из нас, обычных людей,
должен испытывать по отношению к собственным гениталиям.
Книга Стейнберга небесспорна, однако нельзя не считаться с тем фактом, что картины эти в
самом деле существуют, причем с акцентом на причинном месте. Интересно, что ни на одной
Page 35/258
из них пенис младенца Иисуса не обрезан, несмотря на то что его обрезание описано в
Евангелии[65]. Европейские художники явно не могли себе представить, что пенис Нового
Адама не будет вершиной совершенства, то есть не будет изображен в своем первозданном
виде. Нет сомнений, что антисемитизм также сыграл здесь свою роль. Ведь обрезание, как
знак принадлежности к еврейскому племени, к иудейской религии, подчеркивало статус
любого еврея как «чужого». Считалось, что сам вид пениса любого иудея был прегрешением
против божьего творения. Правда, в «Золотой легенде», популярном религиозном сочинении
эпохи раннего Возрождения, говорилось, что день Обрезания Господня, когда «он начал
проливать кровь за грехи наши… стал началом искупления людей», причем этого же мнения
придерживался и Фома Аквинский.
Эти взгляды имели странные и непредвиденные последствия. Ведь в эпоху, когда превыше
всего ценились мощи святых, самой бесценной святыней для верующего была крайняя плоть
Иисуса. Более дюжины европейских храмов, в том числе собор Святого Иоанна Латеранского
в Риме (базилика Сан-Джованни ин Латерано), то есть церковь самого Папы Римского, где
находится его престол, заявляли о том, что именно у них хранятся настоящие мощи (или хотя
бы часть) Святой Крайней Плоти, той единственной части тела Иисуса, которая осталась в
этом мире, а не вознеслась на небо. Мощи крайней плоти Христа в церкви аббатства Кулон
близ города Шартра на севере Франции славились как средство излечения бесплодия и
облегчения болей при родах. Поговаривали, что в начале XV века английская королева
Екатерина даже брала эти мощи «напрокат». И она и ее супруг, Генрих V, были так довольны
результатом — а именно рождением их отпрыска, будущего короля Генриха VI, — что,
возвратив мощи обратно, они соорудили для хранения святыни особый алтарь.
Церкви постоянно оспаривали друг у друга титул официального места хранения Святой
Крайней Плоти, а сообщения об обнаружении ее то в одном, то в другом месте были сродни
евангельскому чуду о насыщении пяти тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами. Жан
Кальвин, к примеру, сомневался в том, чтобы столь малый кусочек кожи можно было столь
часто делить наряду с грудным молоком Девы Марии, хранившимся по свидетельству многих
церквей именно у них. «Даже если бы Мария была коровой, — писал Кальвин, — она не
смогла бы произвести столько молока». Мартин Лютер также с презрением относился к
мощам святых, указывая, что в одном только Риме насчитывается 26 мест захоронений
одиннадцати апостолов и что священных мощей крайней плоти имеется так много и столь
разных по виду, что все они просто не могут быть настоящими.
Изобилие мощей Святой Крайней Плоти — которые, кстати, стоили немалых денег на
процветавшем тогда рынке торговли мощами — привело к появлению особого рода
ценителей, а также разработке всевозможных тестов для проверки их подлинности. Самым
распространенным был
Page 36/258
привезена ко двору Карла Великого (742–814) в Ахене. Эти мощи впоследствии стали
известны как «Рака мошны Обрезания Господня»[66]. Историк Мари-Мадлен Готье писала,
что по образцу той священной мошны В Средние века в Европе делали кошельки и что этот
фасон был самым популярным.
Однако не у всех с этими мощами связаны столь же приятные воспоминания. В 1559 году,
рассказывалось в той же статье, когда мощи вернулись в базилику Святого Иоанна
Латеранского, некий священник позволил себе, «побуждаемый любопытством и не
обуздываемый благоговением», вынуть их, чтобы увидеть это чудо своими глазами, а после
осмелился отломить от них небольшой кусочек. «Тут же над этим местом разразилась
страшная буря, сопровождаемая громовыми разрядами и слепящими вспышками молний, а
затем вся страна погрузилась во мрак», — свидетельствовала «Л’Эскомюнье».
Уверенный в том, что пробил его смертный час, грешный священник распростерся на полу.
Он и не подозревал в своем невежестве, что совсем рядом ученые уже проводят
эксперименты, которые произведут революцию во взглядах человечества на этот
архиважный орган. Отныне споры о взаимоотношениях между человеком и его пенисом не
будут определяться религиозными воззрениями, оспаривающими их божественную или
дьявольскую суть. Тайну этого органа, его силу и могущество теперь будут исследовать
приборы совсем иного рода, и теология постепенно уступит место биологии.
Возможно, он думал о Моне Лизе, когда принялся иссекать первый труп. Он был совершенно
один в этом холодном и сыром больничном покое. Кругом было множество окровавленных
внутренностей, и пока он вдыхал миазмы разлагающейся плоти, тишину нарушали лишь
неверное повизгивание медицинской пилы для перепиливания костей да периодическое
поскрипывание тонкого гусиного пера. Леонардо да Винчи было о чем призадуматься. Ведь с
тех пор, как он взялся за портрет синьоры Джокондо, прошло уже два года. Она была очень
заманчивой натурой, однако неделями, а то и дольше он не просил ее позировать. Мысли
мастера явно были заняты чем-то еще. Возможность заглянуть
Об этом мало кто знает, но гений, написавший «Мону Лизу» и «Тайную вечерю», — тот, кто
пятьсот лет назад создал фантастические прообразы вертолета и подводной лодки, — также
занимался пристрастнейшим исследованием мужского члена. Его открытия записаны в
знаменитых дневниках Леонардо «в зеркальном отражении», то есть справа налево. В этих
записях содержатся поразительные наблюдения и мысли по вопросам философии, военного
дела, искусства и методологии науки. Там есть и архитектурные проекты, и анатомические
рисунки, и градостроительные системы, и вместе с тем детальнейшие зарисовки пенисов —
всем этим заполнены пять тысяч страниц дневников, свидетельствующих о том, что их автор
— настоящий гений Возрождения. Из огромного числа блестящих мыслей и идей,
содержащихся в этих дневниках, те, что имеют отношение к пенису (а таких там немало),
характеризуют Леонардо как страстного популяризатора этой темы, который одним из первых
решился вынести главный мужской орган из царства религии в область науки.
После да Винчи, который умер в 1519 году, все, кто сомневался в причастности пениса к
дьяволу, неизменно находили в нем поддержку. Для этих светских исследователей пенис был
чем-то совершенно иным — восхитительным примером сложности биологического механизма
человека. Взаимоотношения человека с его членом нужно было не исправлять, а изучать с
научной точки зрения. Так жезл дьявола превратился в рычаг переключения передач.
Неудивительно, что пенис завораживал столь творческую личность, как Леонардо да Винчи.
Загадка этого органа существовала для него сразу на двух уровнях: физиологическом и
психологическом. В одном из своих самых знаменитых дневниковых рисунков, известном как
«Фигура соития», да Винчи представил механическую картину полового акта, нарисовав двух
людей, занимающихся любовью, в разрезе. На этом необычном эскизе, где любовники
изображены не только ополовиненными, но и в положении стоя, пенис входит во влагалище,
как ключ в замочную скважину. Это отражает взгляд художника на гениталии как на
передаточные звенья machina mundi («машины мира»), «вселенского механизма», в котором
все детали подогнаны друг к другу так, как надо. (А
как надо, определяет не человек, а природа.) «Женщине нравится, чтобы пенис был как
можно крупнее, тогда как мужчина желает от женского чрева обратного. Но ни одно из этих
желаний не сбывается», — указывал да Винчи. Леонардо восхищался и самой архитектурой
гениталий. Если бы лобковая кость не служила для эрегированного члена опорой, писал он в
своем дневнике, то «сила соития» имела бы странный эффект: «В этом случае пенис с
большей силой входил бы внутрь тела того, кто активен, нежели того, кому он предназначен».
Если пенис не мог обрести твердость, то любые действия с ним были невозможны.
Представления да Винчи о механике процесса эрекции свидетельствуют о том, что он ясно
представлял себе, как работает половая система мужчины. Древние греки учили (а
средневековые европейцы им верили), что эрекция — это «нагнетание ветром», «дух»,
подобный дыханию, который двигался от печени к сердцу, а затем устремлялся назад по
артериям, наполняя внутреннюю пустоту члена. Да Винчи же верил лишь тому, что видел
своими глазами. В 1477 году он присутствовал на публичной казни через повешение. На
Page 38/258
последовавшем за этим вскрытии тела казненного (власти Флоренции разрешали подобное
два раза в год, и лишь на трупах преступников) да Винчи увидел, что на самом деле
наполняло детородный орган.
В 1585 году Амбруаз Паре, личный врач четырех королей Франции, которого часто называют
отцом современной хирургии, опубликовал аналогичное заключение в медицинском труде. По
мнению Американской урологической ассоциации, это было первое правильное описание
притока крови во время эрекции в специальной западной медицинской литературе. Доктору
Паре, однако, не было известно, что за сто лет до него такие же выводы сделал да Винчи,
больше известный как художник, а не врач.
Современные урологи восхищаются тем, как точно Леонардо изобразил на своих рисунках и
эпидидимис (придаток яичка в форме запятой, где происходит окончательное созревание
сперматозоидов), и семявыводящий проток — куда более прямую трубочку, направляющую
семенную жидкость к шейке мочевого пузыря, чтобы при оргазме она могла извергнуться
через мочеиспускательный канал. Однако да Винчи разобрался не во всем. Несколько
ошибок на фигуре соития видны невооруженным глазом. Рядом с этим недатированным
рисунком в вертикальном положении и с поворотом на три четверти изображен еще один
пенис. В дневниках да Винчи есть немало зарисовок мужского органа, однако этот рисунок
запоминается вот почему: он изображен почти в полном разрезе в точке сразу после головки,
которая показана «опрокинутой вперед», то есть «открытой наружу», как дверца
американского почтового ящика, — не самый приятный для мужского глаза вид. На срезе
ствола члена внутри видны две трубки — одна для мочи, а другая для спермы. Эта странная
ошибка, которая могла дать повод утверждать, что у мужчин на самом деле две уретры,
свидетельствует о том, что во времена Леонардо, в конце XV — начале XVI века, церковная
догма все еще доминировала над научным знанием. Средневековые анатомы считали
необходимым установить разграничение между мочой, которую церковь считала «грязной»
субстанцией, и спермой, которая, хоть и была носителем первородного греха, все же
рассматривалась церковью как источник новой человеческой души, сколь бы греховной та ни
была. Понятно, что рисунок да Винчи с двумя трубчатыми протоками в пенисе
свидетельствует о силе этих воззрений.
Есть в рисунках и другие ошибки. Так, семявыводящий проток на эскизе соития берет свое
начало в основании хребта, что согласуется с учением древнегреческого отца медицины
Гиппократа, который утверждал, что сперма поступает в пенис из костного мозга в
позвоночнике (того же мнения придерживался и Платон). Однако в реальности такого протока
не существует. На рисунке соития также показана артерия, связывающая пенис с аортой, что,
по мысли грека Галена, жившего во втором веке нашей эры и написавшего более пятисот
трактатов на латыни по медицине и анатомии (среди его пациентов был даже император
Марк Аврелий), объясняло мужское либидо. Хотя сам да Винчи, не знавший латыни, вряд ли
читал труды Галена, идеи греческих ученых и врачей настолько доминировали в медицине
позднего Средневековья, что большинство образованных людей того времени были
последователями этого мыслителя — так же, как сегодня большинство людей
придерживаются дарвиновской теории эволюции, изложенной в «Происхождении видов». В
самом начале своей медицинской карьеры Гален работал в школе гладиаторов, врачуя
раненых, но, несмотря на это, его медицинские труды зиждились на классической
метафизике и анатомировании животных. Поэтому неудивительно, что артерия,
Page 39/258
изображенная да Винчи, связывала мужской пенис с аортой, так же как Гиппократов сосуд,
которого на самом деле не существует, соединял пенис со спинным хребтом. Хотя Леонардо
изобразил это подобным образом, есть основания полагать, что он сомневался в знаниях
Галена на сей счет. «Разве не яички являются причиной желания?» — записал он на той же
странице. Лишь пять веков спустя, когда ученые выделили производимый в яичках гормон
тестостерон, отвечающий за мужское либидо, оказалось, что да Винчи был прав в своей
догадке. * * *
Однако из всех догадок и открытий да Винчи в отношении пениса больше всего впечатляют
его психологические суждения. В его дневниках мы находим идеи, близкие к современному
представлению о роли пениса как ключа к психологической стороне тех страхов и волнений,
которые формируют мужское сознание. Как художник, ученый и инженер, Леонардо знал, что
именно эта «тайна» заставляет мужчину навязывать свою волю окружающему миру, хоть он и
не всегда в состоянии управлять своим половым органом. «Часто мужчина спит, а
В его дневниковых размышлениях мы также находим намеки на то, что сам да Винчи был не в
ладах со своей сексуальностью. В судебных архивах города Флоренции содержатся сведения
о том, что в 1476 году Леонардо был арестован по обвинению в «аморальной» связи с
мужчиной-проститутом и sodomitari — содомитом по имени Якопо Сальтарелли. Хотя
подробности этого дела дошли до нас в урезанном виде, известно, что после двух слушаний
да Винчи отпустили за недостатком доказательств. Некоторые историки полагают, что это
стало результатом вмешательства в дело богатого семейства Торнабуони. Дело в том, что
юный отпрыск этого богатого и влиятельного клана[67] оказался в числе задержанных и был
соответчиком молодого да Винчи в последовавшем судебном разбирательстве[68].
Фрейд использовал слово «латентный», так как был убежден, что у Леонардо не было
интимных отношений ни с одним из окружавших его юношей, которым он протежировал, что
«вместо этого он предпочел трезвый отказ от сексуальности». Однако историк Кеннет Кларк с
ним не согласен: на основании всех известных фактов он сделал вывод, что великий мастер
был настоящим гомосексуалистом. «Глядя на творения Леонардо, нельзя утверждать, что он
относился к женщинам, как обычный мужчина», — писал Кларк в книге «Леонардо да Винчи:
отчет о его художественном развитии». И продолжал: «Те, кто «в интересах морали» желает
представить Леонардо, этот неистощимый источник творческой энергии, как адепта
нейтрального или бесполого поведения, по-видимому, считают, что тем самым оказывают
услугу его репутации». Сам Леонардо мало высказывался на эту тему, разве что в короткой
дневниковой записи, которая, похоже, подтверждает мнение Фрейда на сей счет. «Страсть к
интеллектуальным занятиям, — писал да Винчи, — изгоняет чувственность». Известно, что в
ту эпоху многие флорентийские художники открыто выказывали свою приязнь к другим
мужчинам и что это никого не шокировало. Однако, как пишет Гилман, «по контрасту с такой
общественной терпимостью» в общем культурном контексте подобное поведение
воспринималось как «утрата контроля над силами, которые людям должно контролировать».
Весьма вероятно, что в случае с да Винчи силой, которая отказывалась ему повиноваться и
грозила превратить могучего мужчину в слабака, был его член. Несколько зарисовок в
дневниках гения говорят о том, что психоэротические метания были свойственны ему даже
спустя несколько десятков лет после ареста по обвинению в аморальном поведении. На
одной из страниц его дневника изображен эрегированный член — этот эскиз находится в
нижней части листа. Слева от него — в профиль и спиной к пенису — изображен мускулистый
мужской торс. Задумано так было или нет, но пенис явно нацелен на анус. Более того,
складывается впечатление, что они идеально подходят друг к другу, что это — все тот же
«ключ к замку», точь-в-точь как на рисунке соития. Похоже, что искушение поддаться
слабости всегда было для да Винчи очень сильным. А его противник и искуситель каждое
утро приветствовал мастера новым подъемом.
Реальность, как это видно из дневников Леонардо, заключается в том, что пенис окутан
Page 41/258
тайной. А да Винчи обожал тайны, особенно связанные с ним самим. В «Жизнеописаниях
самых знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» Вазари делает вывод, что эксцентричное
поведение Леонардо и его странные манеры были призваны создавать атмосферу
загадочности. По мнению профессора Генри Зернера из Гарвардского университета, именно
эта причуда побудила его писать в своем дневнике зеркальным почерком — не столько ради
шифровки каких-то откровенных дневниковых записей, сколько из желания озадачить и
поразить своих друзей.
Прозрения да Винчи, равно как и непонятные ошибки в его анатомических рисунках вкупе с
его пониманием роли пениса в работе мужской психики, свидетельствуют о том, что в своих
взглядах гений Возрождения одной ногой опирался на фундамент Средневековья, тогда как
другой стоял в Новейшем времени. В такой ситуации нелегко удержать равновесие. Нам с
вами трудно понять, как человек, так точно изобразивший анатомию яичек, мог допустить
столь грубую ошибку в отношении анатомии пениса — ведь оба органа находятся в одном и
том же месте. Согласно одной теории, рисунки яичек да Винчи делал, исходя из реальных
анатомических исследований, тогда как рисунки пениса были попыткой художника
проиллюстрировать то, о чем он читал в трудах ученых, которые никогда не подвергали этот
орган вскрытию. Иначе он бы непременно исправил все свои рисунки.
Page 42/258
Хотя да Винчи так и не завершил свою анатомическую книгу, процесс, который он
инициировал своими рисунками, был не просто гигантским скачком в познании. Это был еще
и акт экзорцизма — изгнания дьявола, который якобы завладел этим органом. В дневниках
Леонардо мы видим первые признаки масштабного переворота, который вскоре произойдет в
людском сознании — увы, слишком поздно, чтобы спасти «ведьму» Анну Паппенхаймер и ей
подобных[69]. В отличие от Блаженного Августина, который, будучи человеком
проницательным и страстным, также пытался осмыслить силу и предназначение этого
загадочного органа, Леонардо на этих замечательных страницах подвел итог своим
размышлениям не с религиозным негодованием, а с мирским почтением.
«Неправ тот, кто стыдится изобразить пенис или назвать его своим именем, — писал да
Винчи. — Его надлежит не тщательно скрывать, а, наоборот, демонстрировать, и притом с
гордостью». * * *
Через двадцать четыре года после смерти да Винчи бельгийский врач Андреас Везалий
написал первую иллюстрированную книгу по анатомии на основании опыта, полученного при
вскрытиях, в которой был предложен нерелигиозный систематический подход к
человеческому телу. «De humani corporis fabrica» («О строении человеческого тела»),
изданная в 1543 году, была так хорошо написана и проиллюстрирована, что один из
историков впоследствии утверждал (как потом оказалось, ошибочно), будто это — плагиат
утраченных работ Леонардо.
Сын аптекаря, Везалий еще мальчиком занимался вскрытием трупов кошек и собак, чтобы
подготовиться к исследованию внутренних органов человека на поприще анатома. Однако,
поступив в Парижский университет, он был весьма разочарован предлагавшимся там курсом
обучения. Анатомические исследования человеческих трупов осуществлялись всего два раза
в год, причем проводивший эти занятия профессор сам не делал иссечений[70]. Вместо этого
он зачитывал с кафедры длинные отрывки из трудов Галена или иного древнего источника, а
его невежественный ассистент, чаще всего брадобрей, делал разрезы и предъявлял на
всеобщее обозрение разлагающиеся органы. Много лет спустя Везалий издевался над
подобными преподавателями за их «воронье карканье с возвышения кафедры о том, чем
сами они никогда не занимались». Вот как описывались гениталии в одной из книг, служивших
им подспорьем в карканье.
Яички… состоят из белой, мягкой и губчатой плоти сродни той, какая образует железы…
Прежде чем попасть в яичко, субстанция спермы собирается в определенной фолликуле
(сумке), где она видоизменяется и белеет… Пенис [ствол] — это мускул с нервами внутри,
пустой и круглый… образованный двумя связками, расположенными бок о бок поперек его,
что необходимо по двоякой причине. Во-первых, чтобы он мог извергнуть сперму в вульву, по
этой причине он снабжен нервами… пустой же он, чтобы при наличии страстного желания он
мог расшириться и восстать, достигнув максимальной жесткости.
Page 43/258
место и разбирал труп на части. Эти тайные исследования стали для молодого бельгийца
настоящим откровением. Он сделал ошеломляющий вывод: многое из написанного Галеном
о теле человека не соответствовало действительности. А вскоре двадцатитрехлетний
Везалий, ставший профессором анатомии в университете итальянского города Падуи,
получил возможность публично продемонстрировать результаты своих изысканий. К счастью
для нас, сохранилось свидетельство очевидца — немецкого студента Бальдазара Хезелера,
изучавшего медицину в Болонском университете, куда Везалия пригласили в 1540 году для
прочтения публичной лекции. Он-то и описал анатомическую демонстрацию Везалия. К
приезду профессора были подготовлены три трупа казненных преступников, а через пять
дней к ним прибавился еще один повешенный. Больше всего зрителей собралось тогда на
публичную анатомическую Демонстрацию № 17, во время которой Везалий препарировал
пенис.
Сотни студентов сгрудились вокруг профессора у секционного стола, толкая друг друга
локтями, чтобы получше рассмотреть происходящее. Везалий продемонстрировал им, как
«сперматические сосуды… тянутся, многократно изгибаясь и скручиваясь… к мясистым
железам яичек, — писал Хезелер, — и как из яичек выходят другие сосуды, по которым семя
передается через пенис.
Все это он показывал последовательно, в особенности то, что сосуды, в которых находится
семя… многократно опоясывают яички… Развернув их в одну линию, он продемонстрировал
нам большую длину сперматических сосудов, в коих семя созревает… Наконец, он сделал
иссечение… [ствола] пениса, который, как он заметил, присоединен к os pubis и к os sacrum
[72]. Он показал нам… мочевыводящие пути, сделав нужное иссечение, а также канал для
семени…
И еще он показал нам губчатую трубку [внутри пениса], которая начинается чуть ниже, возле
ануса».
Когда все это было проделано и разрезанный орган оказался на столе, Хезелер показал себя
достойным учеником своего нового ментора. «Подойдя к столу, я взял препарированный
пенис в руки, — писал он. — Я увидел, что fistula spermatis была довольно-таки губчатая, а
яички на ощупь были мягкие и легкие».
В августе 1543 года Везалий опубликовал свой труд «О строении человеческого тела».
Двадцать восемь сантиметров в ширину, сорок два в высоту, в переплете из пурпурного
бархата и объемом в 663 страницы, изящно отпечатанный и с раскрашенными вручную
иллюстрациями — так не издавалась еще ни одна книга по медицине (а возможно, и никакая
другая!). Считается, что большинство иллюстраций к ней сделал Ян (Иоганн) Стефан ван
Калькар, представитель тициановской школы. Если прежде на фронтисписе книг по анатомии
восхвалялись «каркающие вороны», которых Везалий безмерно презирал, то на титульной
странице его собственного труда был изображен труп. Главным авторитетом в медицине
стало тело человека. На этой иллюстрации Везалий, запустив руку в труп, указывает на
что-то целой толпе студентов. В верхней же части страницы изображена Смерть в виде
скелета. Но это не «мрачный жнец», собирающий свою дань. Вместо косы в руках у скелета
скипетр. Это Смерть, прирученная Наукой, — не наказание за первородный грех, но
анатомический путь к истине через человеческое тело.
В отношении пениса истина, как писал Везалий, заключается в том, что «при акте зачатия
этому органу дана такая сила наслаждения, что [мужчин] она возбуждает, так что и молодые,
и старые, и даже вовсе лишенные разума ощущают потребность размножаться — как если
бы в них вселилась великая мудрость». Это единственный комментарий Везалия касательно
функции пениса. Главное же внимание он уделил его форме: «У мужчины имеются два яичка,
прикрытые кожей, которую называют мошонкой… Семя, когда оно создано, попадает в
крупный червякообразный сосуд, который растет в задней части яичек и сложным образом
Page 44/258
переплетается там, подобно щупальцу…
Для семени и мочи предусмотрен общий канал, который идет наклонно вниз, а затем
изгибается кверху, к наружному сочленению лобковых костей, что находятся под телами,
образующими пенис. С обеих сторон лобковой кости имеются нерв и округлое тело с
мышечной тканью… по структуре своей напоминающее гриб… Соединенные вместе, эти тела
образуют пенис, который благодаря такой субстанции способен к эрекции и к увеличению в
размерах, когда он готовится извергнуть сперму… В ином состоянии… он вялый и невелик
размером».
С литературной точки зрения это описание не слишком примечательно. Но в том-то и вся суть
и вместе с тем одно из великих достижений Везалия. Чтобы осознать это, надо вспомнить, в
какой атмосфере и при каких нравах Везалий создавал свой труд: ведь к моменту его
публикации в 1543 году в ходу было 13 изданий практического руководства по борьбе с
ведьмами — «Молота ведьм», в котором цветистым и напыщенным стилем доказывалось,
что над пенисом Бог дал Сатане больше власти, чем над любым другим органом. В том же
«Молоте ведьм» самые витиеватые хвалы возносились мужчинам, которые отрезали себе
этот проклятый орган, чтобы стать «евнухами для Царствия Небесного». Поэтому
непритязательный язык труда Везалия нужно воспринимать именно в этом контексте. Уйдя от
дутой религиозной риторики и представив пенис таким, какой он есть — ни божественным, ни
дьявольским, а просто человеческим, — поставив во главу угла не функцию, а форму,
Везалий сделал огромный шаг туда, куда стремился да Винчи, но чего он так и не достиг.
Page 45/258
А если кто в анализе своем особо будет рьян,
Считалось даже, что в принципе женщина способна «вывернуться наружу нужной стороной».
В 1573 году Амбруаз Паре писал об одной деревенской девочке по имени Мария, у которой,
когда она бежала за стадом свиней, вдруг ни с того ни с сего «появился мужской жезл».
Посоветовавшись с врачом и, разумеется, с епископом, Мария изменила свое имя, став
Жерменом, после чего пошла служить в солдаты. (Слава о Марии-Жермене разнеслась
такая, что легендарный французский путешественник и философ Монтень однажды
специально заехал познакомиться с ним по пути из Парижа в Рим. Марии-Жермена не
оказалось дома, однако Монтеню рассказали, что он все еще не женился, хотя у него уже
выросла «большая и очень густая борода»[74].)
Хотя Везалий и заблуждался по поводу влагалища, он все же был прав в отношении пениса,
что в конечном счете повлекло за собой мощный культурный скачок. Об этом
свидетельствует еще одна иллюстрация. В приложении к книге «О строении человеческого
тела», задуманном как краткий курс подготовки студентов к работе за секционным столом и
получившем название «Epitome» (что по-латыни означает «Извлечение»), есть рисунок
Адама и Евы. В отличие от стандартного изображения прародителей человечества,
считавшегося нормой в христианской Европе на протяжении тысячи лет, они изображены там
обнаженными, но не жалкими в своей наготе — не бесполыми инструментами уничижения, а
впечатляющими образчиками красоты, грации и совершенства человеческого тела. Грудь у
Евы небольшая, но крепкая и привлекательная; торс Адама мускулистый и широкий. Эти
Адам и Ева являют собой не патологию человеческой формы, а напротив — ее
совершенство, хоть и ограниченное в силу человеческой бренности.
Однако пенис дарует человеку «бессмертие». Вот почему изображение Адама так
примечательно. Он не стремится стыдливо скрыть свое мужское достоинство под фиговым
листком. Напротив, его правая рука отведена от туловища, открывая его взору. Пенис Адама
не возбужден, но в то же время не выглядит вялым. Он возлежит на клумбе лобковых волос
как символ жизненной потенции, словно молодой побег на ветке дерева. Это не напоминание
о первородном грехе и не передаточное звено этого греха потомкам. Это инструмент,
увековечивающий человеческое существование. И хотя Везалий не читал дневник Леонардо
да Винчи, идеи последнего касательно пениса явно были ему очень близки. Адам — первый
человек и праотец всех людей на Земле — демонстрирует свой орган «с гордостью». * * *
Для церкви, однако, тело человека вовсе не было машиной. Оно было священной тайной,
приютом как для божественной души, так и для рвоты, кала и самой ядовитой из всех
выделений субстанции — спермы. Желая подкрепить эту теорию доказательствами,
католическая церковь выступала против чуть ли не всех светских исследований
человеческого тела. Если какая-то из научных схем и была приемлема для римской церкви,
так это позиция Галена, твердившего о совершенстве человеческого тела. После издания
книги «О строении человеческого тела» преподаватель Везалия в Париже Яков Сильвий[77]
обрушился на своего бывшего студента с нападками и защищал Галена так рьяно, что
сегодня это выглядит просто абсурдным. Если пенис при его анатомическом исследовании в
XVI веке не обнаруживает тех особенностей, которые отмечал Гален, писал Сильвий, то это
лишь доказывает, насколько выродилось тело человека в сравнении с идеальной формой,
представшей во втором веке взору непогрешимого грека.
Во-первых, надо аккуратно выжать кровь, которая всегда имеется внутри… затем вставить
трубку в губчатую субстанцию, там, где она приближается к кости лобка. Полость пениса
следует наполовину заполнить водой с помощью спринцовки и слегка его встряхнуть. Когда
вода с кровью вытечет, надо снова наполнить его пресной водой и повторять эту операцию,
пока из него не станет вытекать совершенно чистая вода… [Далее] необходимо аккуратно
отжать между двумя кусками корпии всю воду, которая есть в corpora canervosa[80].
Напоследок пенис следует надуть до натурального размера… а после завязать. Надутый
пенис… можно исследовать по мере надобности; все будет ясно и отчетливо видно в том
естественном виде, который он приобретает в ходе полового акта».
Все, что имело отношение к пенису в процессе полового акта, пробуждало в де Граафе
любопытство. К примеру, многие думают, что крупный нос свидетельствует о внушительных
размерах члена. Но так ли это? «При рассечении трупов анатомы часто наблюдают
Page 47/258
обратное», — свидетельствует де Грааф. Правда, даже у него некоторые трупы вызывали в
этом смысле восхищение и удивление. «Иногда мы проводили анатомическое исследование
трупов с, казалось бы, небольшим пенисом, — писал он, — однако при надувании
[вышеописанным способом] он невероятно увеличивался, превращаясь в настоящего
исполина».
Но насколько все-таки важен размер члена? Иногда, утверждал да Грааф, «меньше» значит
«больше». «В некоторых семьях передается по наследству невероятная мощь и стать орудия
сладострастия, — писал он. — Так [один коллега] сообщил мне о молодом человеке знатного
происхождения, который женился на девственнице… из прекрасной [семьи], однако на второй
год их супружества та не только не зачала, но занемогла какохимией[81].
Причиной этому стала невероятная длина пениса у ее супруга, который причинял ей сильные
боли как во время половых сношений, так и после. Однако известного рода защитное
приспособление с отверстием в соответствующем месте способствовало сокращению длины
входившего в нее пениса и избавило ее от болей, сделав сношения с супругом настолько
приятными, что впоследствии она ни разу на них не пожаловалась».
Исследуя яички животных, де Грааф сделал наблюдение, которое счел своим самым важным
открытием. Он обнаружил, что мужское яичко не твердое, но состоит из множества
трубочек-канальцев. Вот как он описывал увиденное в 1668 году.
Если кто-то спросит нас, что представляет собой… субстанция яичек, мы ответим, что это
просто набор крошечных сосудов или канальцев, в которых зарождается семя; если эти
канальцы распутать… и связать друг с другом, их общая длина намного превзойдет длину
двадцати голландских угрей[82].
Page 48/258
воспользовался изобретенным де Граафом шприцем-«сифоном»[83], а также жидкостью
особого состава, который изобрел он сам, для дальнейших исследований внутренней
анатомии полового члена[84]. Это позволило Рюйшу изготавливать препараты частей тела,
словно отлитые из воска и раскрывавшие тайны внутреннего строения пениса с невиданной
прежде достоверностью. После исследований Рюйша смехотворность представлений о том,
что причиной возникновения эрекции якобы является «ветер», стала особенно очевидной.
Восковые слепки Рюйша с препарированных мужских пенисов — с ясно различимыми
артериями, венами и капиллярами — свидетельствовали о том, что этот расширяющийся и
сжимающийся орган являет собой чудо гидромеханического искусства. Создав модели
практически всех внутренних органов, Рюйш в конце концов стал выставлять их на всеобщее
обозрение: сперва — для ученых у себя в лаборатории, а впоследствии и для широкой
публики, в специально снятых для этой цели помещениях. До Рюйша подобная техника
восковых отливок использовалась в основном для изготовления мощей: грубо сработанных
костей и других частей тела различных святых. Теперь же любопытствующие граждане, а
также представители царствующих домов Европы (включая русского царя Петра I, который
впоследствии купил всю эту коллекцию) могли не стыдясь разглядывать удивительно
правдоподобные копии человеческих гениталий. Прежде название мужского органа было
невозможно даже произнести в приличном обществе, теперь же пенис обсуждали ученые и
царствующие особы; прежде его скрывали, а теперь стали «с гордостью» выставлять напоказ
как чудесный природный механизм.
Однако эти выставки могли вообще не состояться, если бы не еще один голландец. Еще до
того, как образованная публика и любители сильных ощущений принялись разглядывать
«паноптикум» Рюйша, самоучка по имени Антони ван Левенгук (1632–1723) занимался
«подглядыванием» совсем иного сорта. Понаблюдав за мастерами, делавшими линзы для
очков в его родном юроде Дельфте, Левенгук, среди соседей которого были такие люди, как
де Грааф и художник по имени Вермеер, стал на досуге, «ради забавы», мастерить
микроскопы. К вящему удивлению всех окружающих, этот недоучка, который в 16 лет пошел
учиться на бухгалтера, но вместо этого устроился на работу к галантерейщику, этот приказчик
из суконной лавки, который время от времени подрабатывал на жизнь привратником в
магистрате Дельфта, создал самые мощные в Европе увеличительные приборы —
микроскопы. Некоторые из них позволяли увеличивать предметы более чем в двести
пятьдесят раз — это было поразительным достижением, особенно с учетом того, что в
начале XVII века самые лучшие линзы с трудом увеличивали горошину до размеров грецкого
ореха[85]. 26 апреля 1673 года де Грааф написал об этом изобретении в Лондонское
королевское общество, которое в то время было ведущим научным центром мира. Среди его
членов были такие светила, как Исаак Ньютон и Уильям Гарвей, которые отнеслись к этому
сообщению с большим интересом и пожелали узнать, что же Левенгуку удалось увидеть с
помощью своих приборов. (К сожалению, сам де Грааф не смог воспользоваться ими для
систематических исследований: четыре месяца спустя он умер.)
В 1675 году Ленвенгук исследовал каплю дождевой воды, которая несколько дней простояла
в металлическом тазу, и открыл существование бактерий. Однако для целей нашей книги
важнее его другое историческое открытие — настоящий прорыв в познании, поставивший
пенис в центр трех самых серьезных и самых древних вопросов, которыми когда-либо
задавались люди: кто мы? из чего мы сделаны? и — как мы оказались в этом мире? Событие
это имело место в 1677 году, когда Левенгук сообщил о своем открытии сперматозоидов.
«То, что я здесь описываю, не было получено с помощью какого-то греховного ухищрения, —
сообщал он в своем письме Королевскому обществу. — Все наблюдения были проведены
благодаря избытку, коим Природа наградила меня в моих супружеских отношениях». Итак,
оговорившись, что его никак нельзя считать хроническим онанистом, Левенгук описал, что
именно он увидел при увеличении собственного семени под окуляром микроскопа.
Роившиеся там создания он назвал анималькулями[86]. «По моему разумению, даже миллион
Page 49/258
их не сравнится в размерах с крупной песчинкой, — писал он. — Их тела округлы, но в
передней части притуплены, а сзади сходят на нет, и они снабжены длинным, тонким
хвостом…. [Они] передвигались за счет змеинообразного, извивающегося движения хвоста,
совсем как плывущие в воде угри». * * *
Однако самое удивительное открытие Левенгука было еще впереди. Внутри анималькули он
узрел
Этим последним предложением Левенгук поместил себя — а также пенис — в самый центр
водоворота научной, философской и религиозной полемики о смысле человеческого
существования, продолжавшейся большую часть восемнадцатого столетия. Она вращалась
вокруг идеи «преформизма», которую историк Питер Дж. Боулер определяет как «веру в то,
что зарождение новых организмов есть не что иное, как расширение и увеличение
миниатюрных копий тех, что существовали с момента создания Вселенной в процессе
Творения; копий, которые хранятся, передаваясь из поколения в поколение». Главой лагеря
антипреформистов был Уильям Гарвей (1578–1657), крупный английский ученый,
основоположник физиологии и эмбриологии, первым правильно описавший систему
кровообращения. Гарвей считал, что развитие происходит в результате эпигенеза —
процесса, при котором эмбрион развивается из изначально бесформенной структуры —
оплодотворенного яйца.
Page 50/258
где это происходило. «Овисты» считали, что крошечный организм со всеми предварительно
сформированными органами находился в яйце; а «спермисты» (или, как их тогда называли,
«анималькулисты») — что в сперматозоиде. Левенгук поддержал спермистов и заявил во
всеуслышание, что главную роль в процессе зачатия играет пенис.
Мысль о том, что сперма способна сама по себе порождать жизнь — или, по крайней мере,
пробуждать у мальчиков мужские качества, — составляла философскую основу педерастии в
Древней Греции. В Средние же века и даже в начале Новейшего времени возможности
спермы и вправду казались невероятными. Швейцарско-германский алхимик и врач XVI века
Теофраст Бомбаст фон Хоэнхайм (прежде было принято говорить: «Гогенгейм»), более
известный под именем Парацельс[88], в одном из своих трудов утверждал, что был
свидетелем высшего органического преобразования. «Пусть сперма мужчины перегниет в
склянке, — писал он. —
Затем погрузите ее в лошадиный навоз и оставьте так на сорок дней, или до тех пор, пока она
не начнет оживать, шевелиться и двигаться. По истечении этого времени субстанция в
склянке приобретет форму и черты существа, похожего на человека, но прозрачного и
бестелесного. Если вслед за этим вы будете каждый день удобрять ее и подкармливать…
человеческой кровью, держа ее еще сорок недель в постоянном и ровном тепле навоза, то
она превратится в настоящего, живого младенца, у которого будут все части тела, как если
бы его родила женщина».
Согласно легенде, уже будучи при смерти, Парацельс приказал разрезать свой член на части,
а после закопать их в смеси крови и навоза: идея заключалась в том, чтобы по прошествии
нескольких месяцев он мог воскреснуть в виде молодого человека, полного сил и здоровья. К
сожалению, как гласит предание, все испортил его слуга: раскопав могилу слишком рано, он
обнаружил там лишь прах[89].
Вера в то, что родительство в действительности является мужской функцией и что мужчина
выполняет роль художника, творца, тогда как женщина для него — всего лишь материал,
восходит к Аристотелю. Инструментом творца в этом акте творения является, разумеется, его
пенис. В том, что в деле продолжения рода мужчина был главенствующим началом,
Левенгука убеждала поразительная подвижность сперматозоидов. Движение было
синонимом животной жизни, а животная жизнь предполагала наличие сложной структуры, а
также, по мнению Левенгука, души — по крайней мере, в том, что касалось человеческих
сперматозоидов. В 1685 году Левенгук заявил, что внутри каждого сперматозоида, скорее
всего, имеется преформированный человек. Он, правда, не утверждал, будто видел таких
«людей» под микроскопом своими глазами, и даже затруднялся воспроизвести опыт с
наблюдением «сосудов», в результате которого он и оказался, если уж на то пошло, на
стороне «спермистов». Зато другие исследователи — с не столь мощными микроскопами, но
с более мощным воображением — были куда смелее в своих заявлениях.
Page 51/258
В конце XVII века двое ученых опубликовали рисунки преформированных «людей», которых
они якобы лично «наблюдали». На рисунке Николаса Гартсекера (1656–1725) сперматозоид
похож на шар с хвостом, наполненный горячим воздухом. Внутри него сидит на корточках
маленький голый человечек, наклонив вперед голову, прижав колени к груди и обхватив себя
руками за голени. Еще через несколько лет Франсуа де Плантад зарисовал несколько
сперматозоидов, в каждом из которых находился крошечный человечек с капюшоном на
голове, стоявший на обеих ногах, скрестив руки. А в середине следующего столетия Готье
д’Аготи нарисовал внутри сперматозоида крошечного мужчину-ребенка с огромной
безволосой головой — вылитый межгалактический пришелец, какого можно увидеть сегодня
в дешевых журналах, продающихся в каждом супермаркете.
Спермизм может казаться нелепым курьезом в истории развития научных идеи, примерно как
вера в то, что наша Земля — плоская. Однако не стоит преуменьшать важности этого этапа в
развитии науки. Несмотря на все его недостатки, спермизм был серьезной попыткой
осмыслить предназначение пениса, механизмы его потенции, а также смысл
взаимоотношений человека с Богом, природой и с этим загадочным органом, из-за которого
перед людьми настойчиво возникали и возникают все эти вопросы. Ответы на них, даже
опровергнутые впоследствии научными фактами, надолго определяли сознание западной
цивилизации. Спермизм не смог дать ответа на вопрос о зарождении новой жизни, но он
изменил сам характер ведения научной полемики. Августин учил, что со спермой,
извергаемой при половом акте, первородный грех переходит из поколения в поколение. Эта
господствовавшая в Средние века идея способствовала демонизации пениса больше, чем
любое другое учение. Она лишила сперму ее природных качеств и превратила ее из
биологической структуры, предназначенной для продолжения жизни, в теологическое понятие
— в карающий молот в руках Бога. Взять член в руку было все равно что поздороваться с
дьяволом, а пролить семя в женское лоно значило увековечить падшее состояние
человечества. Связь мужчины с тем органом, который, собственно, и делал его мужчиной,
была греховной и преступной, и избежать этого позора можно было только двумя способами:
соблюдая целомудрие или умерев.
В 1769 году, почти через сто лет после того, как взору Левенгука впервые предстали его
анималькули, Ладзаро Спалланцани (1729–1799), естествоиспытатель из университета в
Павии, выступил с критикой научного истеблишмента, который практически ничего не делал
для развития знаний о биологических особенностях человека. Сам же он целиком отдался
«наблюдению за жизнью этого племени крошечных животных… и изучению… законов,
которые они соблюдают между собой». В ходе этих исследований Спалланцани стал первым
ученым, которому удалось доказать, что без спермы зарождение жизни невозможно. Для
этого он наблюдал за разными группами лягушек в ходе размножения, которое почти у всех
представителей этого вида происходит наружным способом: самка мечет тысячи яиц-икринок,
а самец обрызгивает их своей спермой. Во всех группах лягушек, которых исследовал
Page 52/258
Спалланцани, самцы были предоставлены сами себе, и лишь в одной Спалланцани надел на
самцов плотно прилегающие штаны из тафты.
«Идея надеть на них штаны, пусть она кому-то и покажется причудой или даже глупостью,
меня нимало не смутила, и потому я решил претворить ее в жизнь», — писал Спалланцани в
своей «Диссертации касательно зарождения отдельных животных».
ежегодно лишались не только возможности иметь потомство, но и своих яичек — чаще всего
в Италии. Эти процедуры не ставили себе целью превратить их в евнухов или рабов для
гарема, как это делалось (чаще всего с черными африканцами) в Оттоманской империи,
находившейся в паре сотен миль к востоку от Италии. Не делалось это и в порядке наказания
— как поступали с незапамятных времен с поверженными врагами и прелюбодеями. Нет, в
Европе XVIII века это делалось для того, чтобы оскопленные мальчики впоследствии
разбогатели и стали знаменитыми. Во всяком случае, именно на это надеялись родители,
дававшие согласие на такие операции. Самые удачливые из кастрированных мальчиков
могли претендовать на амплуа castrato — профессионального певца-кастрата в итальянской
opera seria — серьезной опере, которая в те времена была популярнейшим видом искусства.
Поначалу операции делались тайно. Однако, как только кастраты стали более известными и
на них возник спрос, прославились и те, кто выполнял кастрацию. В архиве флорентийской
Page 53/258
больницы Святой Девы Марии — того самого медицинского учреждения, в котором да Винчи
занимался своими анатомическими исследованиями, — есть запись о том, что в начале XVIII
века для этих целей было выделено восемь коек и что «маэстро деи кастрати» Антонио
Сантерелли, специализировавшийся на операциях по кастрированию, был одним из самых
высокооплачиваемых хирургов этой больницы. Впрочем, хирургическое вмешательство
требовалось не всегда: нередко яички просто раздавливались. Ни та, ни другая операция не
считалась сложной. Историк Джон Росселли цитирует договор от 1687 года,
свидетельствующий о том, что «13 дней» считались достаточным сроком для выздоровления
после этой операции. Подобные договоры обычно заключались между родителями мальчика
и учителем пения, который оплачивал стоимость операции. После нее мальчик должен был
учиться у этого преподавателя, в чьем доме он жил как подмастерье.
В 1589 году папа Сикст V издал буллу, в которой разрешил принять четырех евнухов в хор
собора Святого Петра. К 1640 году кастраты уже занимали почетные места во всех
значительных церковных хорах Италии. Это обстоятельство знаменовало странное
отклонение от курса, на который за сто пятьдесят лет до этого встал Леонардо да Винчи. В
своих знаменитых дневниках несравненный гений и уролог-любитель призывал мужчин
демонстрировать свой пенис «с гордостью». Теперь же мужчины с
Кастраты были востребованы и в иного рода храмах — храмах искусства. В период расцвета
opera seria в восемнадцатом веке, «с ее стилизованными сюжетами, в которых фигурировали
легендарные герои и боги, ангельские голоса кастратов, даже в ролях героического плана,
были особенно популярны», писал историк Дж. С. Дженкинс. Спрос на кастратов и
наслаждение их искусством достигло тогда непревзойденного уровня, и самые талантливые
из них стали кумирами публики — их популярность достигала таких масштабов, какими
сегодня могут похвастать разве что Лучано Паваротти и Пласидо Доминго — или даже
Мадонна и Майкл Джексон. Так, однажды итальянский певец-кастрат Джованни Мандзуоли
открывал оперный сезон в Лондоне. По сведениям Дженкинса, он получил за этот выход на
сцену полторы тысячи гиней, а затем еще тысячу за сольное выступление. Даже сегодня это
очень неплохие деньги, а для 1764 года это и вовсе была огромная сумма.
Одним из самых знаменитых кастратов был, несомненно, Карло Броски, известный под
сценическим именем Фаринелли. Броски был кастрирован в семилетием возрасте, а его
певческий дебют состоялся восемь лет спустя в Неаполе. Его несравненный голос обладал
диапазоном в три октавы, а его легкие были развиты до такой степени, что, говорят, он мог
держать ноту целых шестьдесят секунд, не нуждаясь во вдохе. В 1734 году он дебютировал в
Лондоне, где оркестранты так пленились его пением, что забыли свои партии. «Есть лишь
один Бог, и лишь один Фаринелли!» — выкрикнула одна англичанка по время его
выступления. Возможно, этот возглас и помешал его пению, однако уху его он явно был
приятнее другого восклицания, которое нередко звучало в оперных залах Италии: «Viva il
coltello!» («Да здравствует нож!»).
Page 54/258
одной юной дамой англо-ирландского происхождения по имени Дора Монселл[91]. Ее отец
послал за ними полицию, чтобы арестовать «соблазнителя» дочери. Вскоре беглецов нашли
и арестовали, однако мистер Монселл смягчился и отказался от судебного преследования
певца. Через несколько лет после этой коллизии самый знаменитый соблазнитель той эпохи
Джакомо Казанова встретил супругов Тендуччи в Европе. К его вящему изумлению, писал
Казанова в своих мемуарах «История моей жизни», супруги путешествовали с двумя
маленькими детьми. Когда озадаченный Казанова поинтересовался, как это стало
возможным, Тендуччи объяснил, что от рождения у него было три яичка. Хирург удалил
только два, оставшееся же оказалось вполне пригодным для продолжения рода. Похоже, что
творческие таланты Тендуччи — в данном случае его талант к выдумкам — не
ограничивались оперной сценой.
В конце концов мода на кастратов угасла, что бурно приветствовал швейцарский философ
Жан Жак Руссо, который обливал презрением «родителей-варваров», столь жестоко
продававших яички своих сыновей. «Голос скромности и человечности, — писал Руссо, —
громогласно обличает этот отвратительный обычай, столь противоречащий самой идее
сохранения человеческого рода». Руссо несомненно был бы счастлив, если бы падение
интереса к кастратам было названо его заслугой. Однако многие ученые сочли истинной
причиной такого поворота дел вторжение войск Наполеона в Италию в 1796 году — процессу
обучения оперных певцов в консерваториях страны помешала война. Но вне зависимости от
тех или иных причин к середине XIX века отношение к кастратам изменилось: на них стали
смотреть с неодобрением, как на талантливых, но «странных» существ, и оперные
композиторы начали писать свои лучшие партии для теноров, которым уже не приходилось
обращаться к помощи хирургов, чтобы спеть нужную ноту. Последний оперный кастрат-певец
по имени Джованни Веллути умер в 1861 году. Однако в Сикстинской капелле кастраты
продолжали петь до 1902 года. Последним из них был Алессандро Морески, который умер в
1922 году в возрасте 64 лет. Это значит, что его подвергли кастрации около 1865 года. В 1902
году Морески стал первым — и последним — кастратом, чей голос был записан на
грампластинку. За два года у него вышло десять пластинок. На каждой вместо имени
исполнителя имеется надпись: «Сопрано из Сикстинской капеллы». * * *
Когда кастраты еще были на пике моды, у людей с нормально действующим пенисом был
выбор: использовать его естественным образом или «неестественным». В то время
гомосексуализм еще не относился к категории общественно значимых тем, и в языке даже
еще не было этого слова, поэтому общество направило все свое негодование на тот вид
наслаждения, который человек доставлял себе сам. Церковь обличала эту древнюю как мир
практику с момента своего основания (если не раньше — см. Ветхий Завет). Однако ирония
ситуации, сложившейся в XVIII веке, заключалась в том, что постоянное обличение этого
порока велось не столько из-за его греховности, сколько ради сохранения здоровья. Пороком
этим был, конечно, онанизм.
Page 55/258
системы, вплоть до слепоты и сумасшествия. Один из его пациентов, утверждал Тиссо, так
иссушил свой мозг мастурбацией, что было слышно, как он гремит, катаясь внутри черепа,
словно гнилой грецкий орех.
Все эти ужасы происходят оттого, писал Тиссо, что при мастурбации происходит аномальная
потеря семенной жидкости. Он утверждал, что потеря одной унции спермы равнозначна
потере сорока унций крови. Оргазм, испытываемый при мастурбации, по его мнению, куда
вреднее иных видов оргазма, поскольку мастурбирующий грешник прибегает к эротическим
фантазиям, что ведет к перегреванию мозга. В итоге, предупреждал доктор Тиссо, все плохо
кончится. Так, один из его пациентов
…больше походил на труп, чем на живое существо. Из носа у него истекала водянистая,
бледная кровь; изо рта все время капала слюна. Страдая поносом, он опорожнялся прямо в
постели, сам того не замечая. Сперма выделялась у него беспрестанно… Трудно было
поверить, что это существо некогда принадлежало к человеческому роду.
Его трактат «Об онанизме» был не первым, где рисовались такие жуткие картины, однако он
оказался самым значимым. Тиссо не был ни шарлатаном, ни религиозным фанатиком. Он
уже написал несколько хорошо принятых статей об оспе, эпилепсии и чуме (и даже стал
личным советником Папы Римского по этим вопросам). Среди его близких друзей были такие
писатели, как Жан Жак Руссо и Дени Дидро — два столпа эпохи Просвещения. При этом оба
разделяли его взгляды на мастурбацию. В «Энциклопедии» Дидро на эту тему было две
статьи. Первая шла под ключевым словом «pollution», и хотя слово «поллюция» уже тогда
означало «загрязнение» или «осквернение»[93], у тогдашних читателей «Энциклопедии» оно
ассоциировалось не с видами морского побережья, залитого нефтью, не с фекалиями и не с
использованными шприцами — все это картины двадцатого века. Нет, тогда, в Век Разума,
слово «поллюция» означало «излияние семени вне рамок семьи» или «болезнь, вызывающая
неконтролируемое семяизвержение». Более детальное описание добровольного,
самостоятельно активируемого семяизвержения, а также его ужасающие последствия для
здоровья приводились во второй статье «Энциклопедии» под ключевым словом
«manustupration» («осквернение/насилие рукой»).
Вскоре, однако, юный Руссо уже прекрасно знал, как и откуда берется эта липкая белая
масса. В «Исповеди» Руссо описал, как неустанно и безо всякого стыда он предавался
разрушению крепкого здоровья, дарованного ему природой. Эта болезненная склонность
была тем более непреодолима, что он жил под одной крышей с молодой, красивой
женщиной:
«…чей образ я тогда лелеял в глубине своего сердца, постоянно встречаясь с ней в течение
дня, окруженный по вечерам предметами, которые напоминали мне о ней… Как много
побуждений! Иной читатель, представив их себе, уж видит меня полумертвым».
В романе «Эмиль» Руссо разоблачал мастурбацию как зло, к которому толкает детей
современная цивилизация. «Этот женевец — мой герой», — писал Тиссо в письме другу. И
это восхищение было взаимным. Руссо обращался к доктору Тиссо за медицинскими
советами, а также рекомендовал его услуги и писания многим из своих известных друзей и
Page 56/258
знакомых.
Так, с помощью знаменитого Руссо трактат «Об онанизме» не только обрел читательскую
аудиторию, но и сохранил ее — переведенный на несколько языков, он переиздавался в
течение ста с лишним лет. Но это был не просто случайный международный бестселлер, а
куда более сложное явление. Занудливая проповедь Тиссо навсегда заняла свое место в
списке западных идейных произведений, так как дала миру новое понимание спермы,
переосмыслявшее взаимоотношения мужчины со своим прокреативным органом. В Средние
века сперма была исчадием ада; церковь учила, что из этой субстанции сделаны дьяволы.
После открытий Левенгука и Спалланцани сперма стала восприниматься как механический
инструмент размножения. Но теперь, после книги Тиссо, сперму начали превозносить как
субстанцию, неотъемлемо важную для поддержания здоровья и для общественно полезной
деятельности. Образ человеческого тела стал иным. При таком подходе тело переставало
быть просто механизмом — теперь это был еще и банк. И любое необоснованное извлечение
из него капитала, то есть семени, было крайне опрометчивым.
Были и такие врачи, которые накладывали на пенис пациента пиявки, чтобы те отсасывали
«застой крови», или даже вставляли в мочеиспускательный канал электроды. Вскоре
некоторые вполне респектабельные медики начали прижигать ствол пениса кислотой, что
приводило порой к его инфицированию, или вводить длинные иглы в простату. Согласно
одному библиографическому обзору медицинской литературы, в XVIII и XIX веках более 50
процентов рекомендуемых терапевтических процедур сводились к таким радикальным
мерам.
Все эти врачи были совершенно уверены, что спасают пациентов от самих себя. Ведь если
ничего не делать, то мальчики могут пойти по стопам французского пастуха по имени
Габриэль Галиан, чью историю болезни описал в 1792 году хирург Франсуа Шопар. По его
сведениям, в пятнадцать лет онанизм стал для Галиана навязчивой идеей. Однако со
временем обычная стимуляция рукой стала недостаточной для достижения оргазма, и Галиан
принялся раздражать свой мочеиспускательный канал длинной деревянной лучиной. Его
работа позволяла ему бывать в одиночестве и обеспечивала достаточным количеством
свободного времени, чтобы он мог совершенствовать эту методику. Но в конце концов Галиан
пресытился и ей. Тогда он взял нож и сделал длинный продольный разрез в нижней части
пениса, пытаясь расширить мочеиспускательный канал. Как писал Шопар, этот (поначалу)
неглубокий надрез
Page 57/258
у любого другого мужчины вызвал бы острейшую боль, однако [Галиану] доставлял приятное
ощущение, приводя к полной эякуляции… В конце концов, подстрекаемый собственной
страстью, после чуть ли не тысячи заходов он разрезал свой пенис на две равные части[95].
Правда, даже на пике онаномании некоторые врачи понимали, что случаи, подобные тому,
что произошел с пастухом Галианом, все же были исключением из правил. Шотландский
хирург Джон Хантер даже обратился ко всем с призывом внять здравому смыслу. Если
мастурбация столь вредна, писал он, и если этому занятию подвержено так много молодых
людей, то отчего же в мире не так много больных среди молодежи? Однако в 1836 году
французский хирург Клод-Франсуа Лальман сделал все, что было в его силах, чтобы больных
среди молодежи стало больше, а точнее, чтобы у многих мужчин диагностировали эту
болезнь. В своих стараниях он превзошел Тиссо. «Мастурбация, конечно, вредна для
здоровья, — писал Лальман. — Однако не менее вредно и неконтролируемое извержение
семени, которое он назвал «сперматореей»». По мнению Лальмана, человек с таким
заболеванием, скорее всего закоренелый онанист, утрачивал всякую способность
контролировать истечение семени, а потому страдал от изматывающих семяизвержений и в
итоге становился импотентом.
Нигде новомодная «наука о сперме» не прижилась так хорошо, как в США. Страх перед
мастурбацией и вера в существование такого заболевания, как сперматорея, идеально
соответствовали нравам этой молодой культуры, основывавшейся на меркантильности,
женоненавистничестве, машинных технологиях и вере в то, что все на свете можно измерить
или сделать более эффективным. Светская религия Америки — капитализм —
вознаграждала конструктивные инвестиции и наказывала за неразумные вложения капитала.
Эта метафора была применима и к половому вопросу. Даже в повседневной речи о
эякуляции говорили как о чем-то «потраченном». Мастурбация не предполагала ни отдачи, ни
дохода, поэтому в США ее заклеймили как «пустое занятие». Эту точку зрения
пропагандировали во многих популярных американских романах еще до новаций Лальмана. В
1834 году Сильвестер Грэхэм написал «Лекцию для молодых мужчин о чистоте и
целомудрии». А годом позже преподобный Джон Тодд в своем «Руководстве для студентов»
сравнил практикующих мастурбацию с теми, кто проделывает дыру в обшивке собственного
корабля, через которую вытекает самоуважение, пока тот не затонет. Во многих подобных
изданиях приводились примеры из жизни великих людей, которые «были свободны от
рабства спермы». Считалось, например, что Исаак Ньютон «за всю жизнь не растратил ни
капли семенной жидкости». И даже чувственные французы осознали, сколь ценно удерживать
семя в организме. Доказательством тому стал разговор, состоявшийся между романистом
Оноре де Бальзаком и его близким другом поэтом Теофилем Готье, который сделал его
достоянием потомков.
— Увы, случилось. — отвечал Бальзак. — Еще один шедевр потерян для французской
литературы.
Page 58/258
— Но отчего? — вскричал Готье.
— Вчера ночью у меня во время сна случилась поллюция, — сообщил Бальзак, — а это
значит, что теперь я целых две недели не смогу придумать ничего путного.
Уверовав в то, что человеческое тело — это просто машина, американцы теперь смертельно
боялись ее перегреть. Грэхэм, вместе с другим ревнителем целомудрия, Джоном Келлоггом,
пришел к выводу, что проблему можно решить, контролируя подачу бензина в мотор с
помощью низкокалорийной диеты. Об этом мало кто знает, но два популярных американских
продукта — кукурузные хлопья «Келлогг» (Kellogg) и крекеры «Грэхэм» (Graham) — были
придуманы для борьбы с похотью и мастурбацией. При этом Келлогг и Грэхэм были не
единственными экспертами, увидевшими связь между питанием и сексуальным поведением.
Так, доктор У. Ф. Морган предупреждал читателей «Нью-Йорк медикэл таймс», ежемесячного
медицинского журнала для широкой публики[96], что увлечение арбузом не должно быть
чрезмерным, иначе это может привести к противоестественному возбуждению пениса: «…о
чем не понаслышке известно нашим цветным братьям», — писал он.
Взгляд на тело как на механизм заставил некоторых американских врачей поверить в то, что
с мастурбацией можно справиться, если внести некоторые изменения в его первоначальный
дизайн. Практика обрезания в США была не внове: еврейская община проживала там уже
давно, и американские евреи, конечно, удаляли крайнюю плоть у младенцев мужского пола
на восьмой день после рождения, как того требует обычай, закрепленный в Ветхом Завете.
Однако с конца XIX века американские врачи-неевреи также начали рекомендовать и
осуществлять так называемое гигиеническое обрезание в качестве профилактики детского
онанизма. Осуществлялось это и в клинике, и частным образом.
«У детей моложе двух лет может развиваться вредная привычка к мастурбации», — сообщал
в 1875 году Дж. П. Уэбстер в докладе, представленном на заседании Педиатрического
общества штата Огайо, — он поднял этот вопрос за 30 лет до Фрейда, «шокировавшего» мир
изданием книги «Инфантильная сексуальность», вторым из его «Трех очерков по теории
сексуальности». Доктор Уэбстер описывал одного из своих пациентов, злоупотреблявшего
мастурбацией, как «[человека] маленького роста, с хмурым выражением лица, уставшего и
обрюзгшего, нервозного и капризного, который плохо ест и очень плохо спит» — и все это
«вызвано состоянием его крайней плоти» (при этом слово «состояние» означало лишь то, что
крайняя плоть у пациента была на месте). Поскольку младенцев трудно обвинить в
аморальном поведении, доктор Уэбстер косвенно подразумевал, что мастурбация была не
столько недостатком характера, сколько рефлекторной реакцией на физиологическую
проблему — так сказать, дизайнерский изъян, который можно было скорректировать
хирургическим вмешательством.
Бестселлер 1896 года «Все о младенце» поведал американским матерям, что обрезание
«показано в большинстве случаев» и особенно рекомендуется для предотвращения
«отвратительной привычки мастурбировать». Тот же совет дал в 1902 году и Л. Эммет Холт,
профессор Нью-Йоркского колледжа врачей и хирургов, который сообщил своим коллегам,
что хотя крайнюю плоть «едва ли можно назвать пороком развития», это, тем не менее,
«болезненное состояние, требующее внимания к каждому младенцу мужского пола», так как
иначе он будет «подвержен приапизму, мастурбации… а также большинству функциональных
нервных расстройств детского возраста».
Page 59/258
процедуры обрезания обычно делали инъекцию кокаина, после чего крайнюю плоть отрезали
либо лезвием, либо специальными ножницами. Врачи называли обрезание «легкой и
безболезненной операцией», что, как указывает Голлахер, применимо к «любой операции,
которую делаешь не на себе». Доктор Дж. У. Оверол утверждал в 1891 году, что после
инъекции кокаина он безболезненно удалил у своего шестилетнего пациента крайнюю плоть,
пока мальчик «обсуждал с матерью, какие игрушки он хотел бы получить на Рождество».
Однако не всем мальчикам так везло. Годом раньше в книге под названием «Обрезание»,
расхваливавшей достоинства этой «неоспоримо ценной с точки зрения профилактики»
процедуры, доктор Дж. Генри Саймс писал, что был свидетелем нескольких случаев, когда
неумелые хирурги отсекали у ребенка часть головки члена.
Многие американцы были слишком стары или слишком напуганы, чтобы согласиться на
операцию, когда первая волна гигиенического обрезания прокатилась по рядам медицинского
истеблишмента. Однако этот истеблишмент не собирался выпускать таких отказников из поля
зрения. Врачи сошлись во мнении, что многие из них страдают от сперматореи, то есть
непреднамеренного семяизвержения — «заболевания», впервые диагностированного
французским врачом Лальманом в 1836 году. Книга американского доктора Гомера Бостуика
«Трактат о природе и лечении заболеваний семени, импотенции и других подобных недугов»
задумывалась как руководство для его коллег, занимавшихся лечением сперматореи в США.
Сегодня, полтора с лишним века спустя, она читается как мрачная история преступного
злоупотребления доверием пациентов. В своей книге Бостуик просит одного из своих
пациентов вести учет случающихся у него семяизвержений. Вот сокращенная версия его
записей.
9 января. Встречался с мисс X. Через час после встречи возникла эрекция; половой контакт;
эякуляции не было.
14 января. Плохое настроение; мисс X. сидела у меня на коленях, вызвала у меня несколько
эрекций, но не твердых, и вскоре они сошли на нет; семя изверглось как обычно — несколько
капель; выпил бренди.
февраля. Нет эрекций; пенис совсем сжался, усох; в течение часа пытался возбудить себя,
но безуспешно. Боюсь, что у меня больше нет спермы.
Page 60/258
У этого пациента Бостуика явно была депрессия, но так как у него и у его врача были прямо
противоположные задачи, состояние его лишь ухудшалось. Пациент хотел, чтобы
семяизвержения не прерывались, тогда как врач стремился вообще их прекратить. С этой
целью Бостуик ввел длинный металлический инструмент, известный как зонд-расширитель, в
канал пениса своего пациента — чтобы расширить канал, провести обследование и ввести в
него лекарство. Чаще всего таким лекарством был раствор серной кислоты или азотнокислое
серебро (ляпис), притом что этими химикатами куда лучше проявлять фотографии. Бостуик
намеревался прижечь отдел мочеиспускательного канала около простаты, что он, скорее
всего, и сделал. Но вынув спринцовку из пениса после первого сеанса лечения, Бостуик
увидел, что с нее капают кровь и гной. Пока врач вытирал наконечник, пациент потерял
сознание и упал на пол, ударившись головой о кованое ограждение камина. Дождавшись,
когда пациент придет в себя, Бостуик ввел спринцовку в канал еще на пятнадцать минут.
Впрочем, боль была не единственным побочным эффектом при лечении сперматореи. Новую
науку разъедало женоненавистничество. Если сперму следует сохранять, а женщины
вызывают ее извержение, значит, женщины опасны. Это предостережение содержалось в
книге, которая так и называлась «Супружеский грех». А написал ее в 1870 году доктор
Огастес К. Гарднер, один из первых популярных экспертов Америки в области секса. При
правильных половых сношениях, писал доктор Гарднер, происходит минимальное
извержение семени. По этой причине он призывал жен во время полового акта лежать
неподвижно. В 1866 году доктор Дж. Мэрион Симс, будущий президент Американской
медицинской ассоциации (перед зданием Нью-Йоркской медицинской академии сегодня стоит
его панегирическая статуя), сумел численно оценить вред, наносимый здоровью
оргазмическим пенисом. Средний объем семяизвержения, писал он, составляет «около одной
драхмы и десяти минимов» (4,5 миллилитра), что, согласно расчетам Тиссо, равнозначно
потере пяти унций крови. Симс брал свои образцы из влагалищ замужних женщин, однако
слова его были обращены к неженатым мужчинам, злоупотреблявшим онанизмом; считалось,
что объем семяизвержения у них больше, чем у женатых мужчин. Один из врачей был так
обеспокоен здоровьем этих несчастных, буквально убивавших себя этим делом, что озвучил
свою тревогу в одном медицинском журнале в поэтической форме:
Page 61/258
Пусть не эфирной силой будет поражен.
В своих «Записках о галльской войне» Цезарь писал: «Для одинокого это подруга; для
покинутого — друг-приятель; для старика и импотента — благодетель; все, у кого нет ни
пенса, делаются богаты, имея под рукой такую царскую забаву… Порой я даже предпочитаю
это педерастии».
Поборники «чистоты и непорочности» также были мишенью остроумия Марка Твена, который
высмеивал их мрачные описания последствий «одиночного греха». «В самом деле, —
говорил Марк Твен, — признаки чрезмерного потакания греховным слабостям нетрудно
разглядеть».
Вот они: склонность к тому, чтобы есть, пить, курить, встречаться и кутить с друзьями,
шутить, смеяться и рассказывать неприличные истории — и главное — неистребимое
желание писать картины.
Для Твена «наука» удержания спермы была еще одним примером буржуазного ханжества;
любитель протыкать дутые авторитеты пером своей сатиры просто не мог пропустить такую
мишень. Однако, высмеяв это явление, писатель двинулся дальше — на поиск новых тем. А
вот двум другим титанам американской литературы XIX века насмешек было недостаточно:
борьба с крестовым походом против «самоистязания» стала главной задачей их творчества,
а всю силу своего таланта они направили на воспевание образа эрегированного пениса и его
конечного продукта. Причем, в отличие от Марка Твена, они не пытались обернуть все
шуткой.
В главе XCIV романа «Моби Дик», озаглавленной «Пожатие руки», Герман Мелвилл с
восторгом описывал один из этапов добычи китов, который называется «отжатием
спермацета». В то самое время, когда американские врачи клеймили семяизвержение как
страшное зло, Измаил описывал свои ощущения от контакта со спермацетом —
воскоподобным белым веществом в китовом жире, которое используется для изготовления
косметических изделий и свечей, — и переживание это было почти религиозным.
«Нам следовало разминать эти комки, чтобы они снова превратились в жидкость», —
рассказывает Измаил.
Что за сладкое, что за ароматное занятие! Неудивительно, что в прежние времена спермацет
славился как лучшее косметическое средство… И сидя там, на палубе, непринужденно
Page 62/258
скрестив ноги… наслаждаясь теперь тем, как спокойны надо мною синие небеса и как легко и
неслышно скользит вперед судно под чуть вздутыми парусами; купая руки мои между этих
мягких, нежных комьев сгустившейся ткани, только что сотканной из пахучей влаги; чувствуя,
как они расходятся у меня под пальцами, испуская при этом маслянистый сок, точно
созревшие гроздья винограда, брызжущие вином, — вдыхая этот чистейший аромат,
воистину подобный запаху вешних фиалок, клянусь вам… я забыл о нашей ужасной клятве…
Разминай! мни! жми! все утро напролет; и я разминал комья спермацета, покуда уж сам,
кажется, не растворился в нем; я разминал его, покуда какое-то странное безумие не
овладело мною; оказалось, что я, сам того не сознавая, жму руки своих товарищей, принимая
их пальцы за мягкие шарики спермацета. Такое теплое, самозабвенное, дружеское, нежное
чувство породило во мне это занятие, что я слал беспрестанно пожимать им руки, с любовью
заглядывая им в глаза; словно хотел сказать: о возлюбленные мои братья! К чему нам всякие
взаимные обиды, к чему дурное расположение и зависть? Оставим их; давайте все пожмем
руки друг другу; нет, давайте сами станем, как один сжатый ком. Давайте выдавим души свои
в общий сосуд чистейшего спермацета доброты[97].
Этот странный образ наверняка был близок Уолту Уитмену, опубликовавшему первое
издание «Листьев травы» через четыре года после выхода романа Мелвилла. В «Песне о
себе» — знаковой поэме Уитмена — отсылки к мастурбации не менее выпуклые, но при этом
еще более личные.
Если и чтить одно больше другого, так пусть это будет мое тело и любая частица его…
Ты, моя густая кровь! молочные, струистые, бледные волокна моего бытия!..
Корень болотного аира! пугливый кулик! гнездо, где двойные бережно хранимые яйца! пусть
это будете вы![98]
«Корень болотного аира» — это лишь одно из любимых иносказаний Уитмена на тему пениса.
Были и другие — «жезл любви», «сокровенное жало» и «корень мужской». Как писал
литературный критик Гарольд Аспиз, Уитмен был величайшим «сперматическим поэтом»
Америки, которому удавалось сочетать образ «заряженного порождающим началом героя с
глубоко прочувствованными мыслями о сути спермы как продукта перегонки плоти и разума».
Келлогг и Грэхэм наверняка бы согласились со второй частью этого суждения. Однако для
Уитмена могущество жизни и искусства достигалось отнюдь не за счет удержания семени. И
он ясно выразил это в строках своего стихотворения «Я сам по себе» (из цикла «Дети
Адама»).
Page 63/258
Прекрасные сгустки, осколки, небрежный список — один за другим, только мне стоит их
вызвать или только подумать о них, —
(Знаю раз навсегда, признаюсь откровенно, всюду есть люди, такие как я, всюду скрыты наши
крепкие мужественные стихи)…
Молодой мужчина, просыпающийся среди ночи, горячей рукой старается подавить то, что
овладевает им.
Пульс, биенье в ладонях и трепет сцепленных пальцев, молодой мужчина, весь распаленный,
пылающий от стыда и досады;
Так набрасывается на меня море моей любви, когда я лежу, жаждущий и обнаженный…[99]
Стоит ли после этих строк удивляться словам одного критика, который заявил, что «Листья
травы» пропахли вонью спермы?
Одни читатели «поняли» Уитмена, другие — нет. Ральф Уолдо Эмерсон, чье эссе,
призывавшее американских поэтов прославлять крепнущее государство, послужило
отправной точкой для создания «Листьев травы», хвалил Уитмена за его «свободные и
смелые мысли». Что неудивительно, учитывая, как был выражен этот призыв.
Крайне важно, чтобы обо всем таком высказывались вслух…. чтобы мысль исторгалась из
тела как Логос, или Слово. Не сомневайся, о Поэт, но стой на своем. Скажи: — Все, что во
мне, исторгнется наружу».
Однако что для одного критика — эстетическая эякуляция, для другого — бескультурный
выброс. «Как если бы звери заговорили», — написал о «Листьях травы» Генри Дэвид Торо. А
в газете «Нью-Йорк геральд» Уитмена корили за «отвратный приапизм», намекая —
разумеется, без тени благожелательности — на греко-римского бога плодородия и
размножения с его гигантским фаллосом. Кое-что из критических высказываний было куда
ближе к истине, чем могли предположить их авторы. Ведь уитменовская хвала пенису была
новоязыческой, особенно в плане своей приапически-грубой и неприлизанной формы. В
пресыщенном роскошью имперском Риме Приап был не просто воплощением секса — он
олицетворял собой простоту и возврат к естеству. Животная настойчивость пениса не пугала
Уитмена. Напротив, он посвятил всю свою жизнь «воспеванию фаллоса» и «тела
электрического». Уитмена вдохновлял человек, не порабощенный пенисом, но
воодушевленный им.
Такова была идея поэтики Уитмена, которая считается самой влиятельной в современной
американской литературе. «В моих стихах натянут каждый нерв, чтобы возбуждать,
напрягать, расширять и восторгать», — писал Уитмен. Те же цели преследует и современный
уролог, специализирующийся на проблемах с эрекцией. Уитмен и Мелвилл отвергли
показную рациональность новой науки о сперме ради более духовного видения. Однако ни
тот, ни другой не выступали за возврат к христианским взглядам. Их восприятие детородного
Page 64/258
органа коренилось в романтизме и натуралистическом языческом прошлом, чуждым
ненависти к пенису.
Мы преклоняемся сегодня перед Уитменом и Мелвиллом, тогда как Гомер Бостуик, Джон
Тодд и прочие сторонники удержания семени давным-давно забыты. Похоже, что взгляды
романтиков в конечном счете «победили». Но когда они еще только создавали свои
произведения, то были явно в меньшинстве. «Руководство для студентов» Джона Тодда
разошлось в тысячах экземпляров — его тираж был куда больше, чем у мелвилловского
«Моби Дика». Мелвилл умер, всеми забытый, в глубокой нищете. Опубликовав за
одиннадцать лет десять книг, он в итоге остался должен своим издателям. Последние
девятнадцать лет своей жизни Мелвилл работал по шесть дней в неделю простым
таможенным агентом в Нижнем Манхэттене. Последнее великое произведение Мелвилла
«Билли Бадд», герой которого, напоминающий Христа, умирает с эрекцией, после того как его
вздергивают на грота-рее, было найдено в жестяной хлебнице и опубликовано в 1924 году,
через тридцать лет после смерти писателя.
Все издания уитменовских «Листьев травы» коммерчески провалились. У поэта были горячие
поклонники, однако, как и Мелвилл, он жил в стесненных обстоятельствах, особенно после
удара, когда он оказался полностью зависим от друзей. Зато «рациональное» движение за
удержание спермы наступало по всем фронтам. Джон Келлогг, Сильвестер Грэхэм и их
наследники разбогатели на еде, призванной подавлять желание мастурбировать (даже если
покупатели о том не ведали). В 1848 году директор психиатрической больницы в Вустере,
штат Массачусетс, заявил законодательному собранию штата, что треть его пациентов
«вконец обезумели от самоосквернения». А еще через два года Благотворительная больница
в Луизиане сообщила, что двое пациентов
В поисках спасительного средства от этой напасти врачи наводняли журналы статьями, чьи
названия говорят сами за себя: «Механический ограничитель мастурбации», «Инфибуляция и
долг медиков», «Мастурбация как причина безумия» и, пожалуй, самая жуткая из всех —
«Излечение безумия посредством кастрации». Ее автор, некий Дж. X. Маршалл, описывал в
ней своего пациента, в прошлом уважаемого врача, который страдал навязчивой
мастурбацией и провел семь лет в сумасшедшем доме, однако «несчастному» ничто не
помогало. И тогда доктор решил удалить у пациента яички. Вскоре «его было не узнать»,
писал Маршалл. После операции пациент сделался «спокойным» и «послушным» и даже
смог «возобновить свою медицинскую практику». Читатели журнала наперебой поздравляли
доктора Маршалла с таким терапевтическим триумфом. Понятно, что наука об удержании
спермы с ее верой в то, что сексуальное поведение нуждается в коррекции, что
«естественный» пенис опасен и для его лечения «все средства хороши», на тот момент
возобладала.
Меж тем все эти странные представления о пенисе имели далекоидущие последствия, так
как ведущие державы Запада в то время начали колонизировать Африку, наводняя ее своими
представлениями о культурном превосходстве белой расы, своими сексуальными
проблемами, условностями, мерками, ножами и методами лечения. Наука и расизм шагали
нога в ногу, все больше углубляясь в джунгли в поисках материальных и духовных сокровищ.
И вскоре в большинстве медицинских музеев Европы появились заспиртованные образцы
«эфиопского пениса» в склянке.
Page 65/258
Путешествовать обычно отправляются ради новых впечатлений. Именно за этим англичанин
Ричард Джобсон, охотник за сокровищами и любитель цитировать Библию, отправился в
Западную Африку, где он провел 18 месяцев, исследуя реку, которую сегодня называют
Гамбией. В 1623 году он описал свои приключения в путевых заметках с длинным и
высокопарным названием «Торговля золотом, или Открытие реки Гамбра и торговля золотом
с эфиопцами. А также: коммерческие сделки с великим черным негоциантом по имени Баккор
Сано, его рассказы о крытых золотом домах и прочие странные наблюдения во благо нашей
собственной страны; записано в ходе путешествия, случившегося в 1620 и 1621 годах,
Ричард Джобсон, джентльмен». Глаза этого джентльмена чуть не вылезли из его
англосаксонских орбит, когда его лодку покусал гиппопотам, хотя не меньшее впечатление на
мистера Джобсона произвел вид термитника выше большинства домов в тогдашнем Лондоне.
Но еще больше округлились его глаза при виде другого поразительного зрелища местной
природы. «Черные хозяева этой страны», писал Джобсон о неграх из племени мандинго,
которые повстречались ему на обеих сторонах реки, были «одарены такими огромными
членами», что они казались для них самих «весьма обременительными».
Не все, однако, разделяли восторги Сюто. Один из его предшественников, анонимный автор
книги «Золотой берег», был настолько шокирован «экстраординарной величиной» членов
негритянских мужчин, что он (или, может, она?) счел это явным симптомом «оспы» (что было
в те годы эвфемизмом сифилиса).
Однако будь то восторг или ужас, главное, что первое, на что обращал внимание белый
человек при встрече с африканцем, были цвет его кожи и пенис. Во время путешествий по
Гвинее в 1562 году начинающего поэта Роберта Бейкера «посетило вдохновение» описать
местных жителей следующим образом:
совсем-совсем чернокожих,
В XVI веке в английской разговорной речи пенис называли «хвостом» (на староанглийском
«taile»), что было заимствованием из латыни, где penis как раз и означает «хвост».
Сегодня трудно без содрогания читать эти «отчеты», написанные пять веков назад. Ясно, что
некоторые из процитированных авторов не старались соблюсти границу между фактом и
выдумкой. Особенно это касается авторов путевых заметок, бульварного чтива тех лет. Но
как бы то ни было, их произведения, которыми зачитывалась широкая публика, немало
говорят о том, что белые западные мужчины думали — а кое-кто скажет, и по-прежнему
думают — о собственном пенисе, сравнивая его с аналогом своих африканских собратьев.
Постоянные контакты между белыми европейцами и черными африканцами в период с XV по
XIX век — смешение куда более обширное и интимное, чем во все предыдущие века, —
заставили европейцев задуматься об «их» и своем собственном месте в мире природы. Этим
всерьез занялись как ученые, так и церковники. Несмотря на философские антипатии,
существовавшие между этими двумя лагерями, в итоге они выработали единую позицию,
которая трансформировала культурную роль пениса и превратила его в некую идею. Этот
мировоззренческий сдвиг был призван оправдать не только колониальные захваты и
кастрацию (ведь все эти черные пенисы в банках с формалином не с неба упали), но и
рабство в беспрецедентных в мировой истории масштабах. Так пенис стал объектом
расизма.
Page 67/258
более цивилизованный статус, тогда как более крупный пенис негров свидетельствовал об их
интеллектуальной недоразвитости и врожденном дикарстве.
Мысль о том, что объект наблюдения менее совершенен, чем те, кто его наблюдает, была
отнюдь не нова. Почти вся жизнь древних греков строилась на сравнении статусов. Самыми
очевидными примерами были различия между мужчиной и женщиной, между
рабовладельцем и рабом или, что еще важнее, между греком и варваром. В эту последнюю
категорию входили все негреки, однако чернокожих африканцев, которых называли
«эфиопами» (от греческого слова, которое переводится как «сожженные солнцем»[102]),
древние греки презирали больше всех. И дело тут не в расизме, поскольку раса — это
современное понятие, а в древних представлениях о климате. Считалось, что от высокой
температуры тело становилось слишком крупным и гротескным, а поведение —
бесконтрольным и свирепым. Вот почему Геродот описывал эфиопов как зверей с собачьими
головами, которые питались саранчой, верещали как летучие мыши и чуть что —
совокуплялись где ни попадя (позднее этим взглядам вторил Плиний Старший). Гален,
который наверняка встречал немало африканцев, служа врачом в римской гладиаторской
школе в Пергаме[103] заявлял, что у всех эфиопов-мужчин есть десять схожих черт: черная
кожа, курчавые волосы, широкие ноздри, толстые губы, острые белые зубы, обветренные
руки, большие черные зрачки, неприятный запах, недоразвитый ум и слишком крупный пенис.
Это последнее качество, писал Джеймс Клу (1891–1969) в своей истории древних
сексуальных практик, гарантировало «эфиопам» в Древнем Египте практически полную
монополию на одну профессию. Египтяне так боялись соприкоснуться с кровью во
влагалище, сообщал Клу, что нередко предпочитали нанять эфиопа, чтобы лишить
невинности свою невесту — по их мнению, это спасало их от «заражения». Один из таких
«специалистов», прославившийся своим огромным дефлорационным инструментом, в конце
концов погиб на поле брани от глубокой раны, изуродовавшей его самое ценное достояние.
«Говорят, немало женщин покончили с собой, — писал Клу, — узнав о гибели столь
потрясающего органа».
Поведанная Клу история похожа на легенду, маскирующуюся под факт. Однако нельзя
Page 68/258
отрицать, что некоторые граждане Древнего Рима находили африканский пенис весьма
привлекательным, чему есть документальные свидетельства. Так, в Помпеях в трех
уцелевших домах времен императора Августа на нескольких мозаиках, украшавших бани,
изображены чернокожие слуги с мужскими органами внушительных размеров. В своей статье
«Baiarum Grata Voluptas: удовольствия и опасности в банях» специалист по истории
Античности Кэтрин М. Данбейбин писана, что эти изображения создавались для
предотвращения «сглаза», которого так боялись суеверные римляне. Защититься от «дурного
глаза» можно было с помощью юмора или того, что мы (но отнюдь не древние римляне)
назвали бы сегодня «непристойностью». Для жителя Помпей, как пишет историк Джон Кларк,
«изображение эфиопа представлялось более эффективным средством от сглаза, чем
изображение римлянина, поскольку один лишь вид его совершенно неримского тела вызывал
смех, особенно когда оно было снабжено огромным фаллосом».
не -неграми».
Сыновья Ноя, вышедшие из ковчега, были: Сим, Хам и Иафет… Сии трое были сыновья
Ноевы, и от них населилась вся земля. Ной начал возделывать землю и насадил
виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и [лежал] обнаженным в шатре своем.
И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим.
Сим же и Иафет взяли одежду и, положив ее на плечи свои, пошли задом и покрыли наготу
отца своего; лица их были обращены назад, и они не видали наготы отца своего.
Ной проспался от вина своего и узнал, что сделал над ним меньший сын его, и сказал;
проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих[104].
«Нагота» здесь — явным эвфемизм слова «пенис», так же как и слово «чресла» в других
пассажах Ветхого Завета. Между строк можно прочесть, что Хам, скорее всего, издевательски
фыркнул, увидев своего отца в таком непотребном и нетрезвом состоянии, и решил позвать
братьев, чтобы вместе посмеяться. Уставившись во все глаза на породивший его орган, Хам
Page 69/258
одновременно насмехался и над патриархальной властью, и над Моисеевыми законами о
сексуальной скромности. Его поступок свидетельствовал о том, что он, как сын, не уважает
своего отца и преступает нравственные границы, что он не желает или не способен
справиться со своим животным эротическим началом. Так или иначе, но проклятие Хама
кажется несправедливым наказанием для его сына, Ханаана, которого вообще там не было.
Хотя осуждение хананеян в Ветхом Завете ничуть не удивительно, поскольку древние иудеи
я конце концов начнут бороться с ними, чтобы изгнать их из Земли Обетованной. Но при чем
тут чернота кожи и величина пениса? Некоторые эксперты указывают на один фрагмент из
Мидраша, написанный около 1700 лет назад (Мидраш — это комментарий Ветхого Завета,
одно из центральных произведений ортодоксального иудаизма). В этом фрагменте некий
раввин, сильно предвосхищая фрейдистские анализы текстов, предложил свое объяснение
случившемуся: что, мол, увидев пенис Ноя, Хам тем самым кастрировал своего отца. А это
уже серьезное преступление, требующее серьезного наказания.
«Теперь я не смогу породить четвертого сына, детям которого я бы повелел служить тебе и
твоим братьям! — вот что, согласно переводу комментариев к книге «Иудейские мифы: Книга
Бытия»[105], сказал тогда Ной, проспавшись. — А посему они поработят Ханаана, твоего
перворожденного».
А поскольку ты лишил меня сил, совершив отвратное в черноте ночной, то дети у Ханаана
родятся некрасивыми и черными! А поскольку ты повернул голову, чтобы видеть мою наготу,
волосы у твоих внуков будут все курчавые… а поскольку губы твои издевались над моим
несчастным видом, их губы будут вечно пухлыми: а поскольку ты не прикрыл мою наготу, они
будут ходить нагими и их мужской орган будет позорно длинным! Людей этой расы называют
неграми; а их праотец Ханаан дал им завет любить… блуд.
Этот весьма странный текст, в котором меньше ста слов — частное мнение одного из
раввинов, не имеющее никакого отношения к законам иудаизма, один из нескольких
миллионов сочиненных раввинами текстов, — повлиял на всю западную культуру так, как ее
автор никогда об этом и не помышлял. Но когда несколько средневековых монахов в силу
своего интереса к Библии как к Слову Божьему выучили древнееврейский язык, чтобы
прочесть Ветхий Завет и комментарии к нему в оригинале, эта расистская интерпретация
легенды о Хаме сделалась достоянием устной христианской традиции. Впоследствии три
события, наложившихся друг на друга: появление европейцев в африканских землях к югу от
Сахары в XV веке, изобретение Гутенбергом печатного станка около 1436 года и
последующее издание Ветхого и Нового Завета на английском, французском и немецком
языках в XVI веке, — привели к тому, что множество людей узнало о проклятии Хама как раз
в то время, когда европейцы начали все чаще сталкиваться с его «потомками».
До публикации этих новых переводов Библии — в том виде, в каком мы ее сегодня знаем, —
по сути не существовало, по крайней мере в легкодоступной для грамотных христиан-мирян
форме. Как указывал историк Бенджамин Брауде, «книгопечатание не только закрепляло
слова на странице, но и помогало закрепить смысл самих слов». Мы понимаем, что
библейский смысл черного пениса наверняка закрепился и в уме исследователя Гамбии
Ричарда Джобсона, у которого при виде местных жителей глаза чуть не вылезли из орбит. В
итоге он написал в своем сочинении, что, в полном соответствии со Священным Писанием,
огромный и «обременительный» детородный орган у мужчин племени мандинго был
доказательством того, что на «сыновей Хамовых» действительно пало Божье проклятие — и
именно там, «где коренится его изначальная причина». * * *
Вскоре англичане, которые были теперь богаче и сильнее, чем за всю историю своей
державы, начали считать себя богоизбранным народом. В результате проклятие Хама
превратилось в божественное предначертание, позволявшее им закабалять сотни тысяч
чернокожих африканцев и перевозить их через океан для работы на табачных, хлопковых и
сахарных плантациях Америки и Вест-Индии. Точно так же поступали испанцы, французы,
Page 70/258
португальцы и голландцы, у которых были колонии в Новом Свете. И когда эти две расы,
белая и черная, стали жить бок о бок — ближе, чем когда бы то ни было, — одержимость
белых черным пенисом стала намного злокачественней.
Одним из первых самозваных «специалистов» в этой области стал англичанин Эдвард Лонг,
опубликовавший в 1774 году трехтомник под названием «История Ямайки», основанный на
его личном опыте: он был владельцем местной плантации сахарного тростника, на которой
трудились принадлежавшие ему рабы. По мнению Лонга, африканцы были людьми
«звероподобными», «вороватыми» и «суеверными»: они отличались «вонючим, скотским»
запахом и низкими «умственными способностями». Их репродуктивные органы, однако,
показались ему «более примитивными», но вместе с тем «явно более развитыми», чем у
белых людей. Африканские женщины, писал Лонг, рожали безболезненно, а это
свидетельствовало о том, что им почему-то удалось избежать проклятия, павшего на всех
потомков Евы по женской линии — вероятно, потому, что они просто не относились к
человеческой расе. Наслаждение, с которым африканские женщины совокуплялись со своими
крупнокалиберными по мужской части сородичами, заставило Лонга сделать вывод, что дома,
в Африке, им иногда доставались сексуальные партнеры с еще более внушительными
орудиями страсти. «Каким бы смехотворным ни выглядело такое мнение, — писал Лонг, — но
я считаю, что орангутанг мог бы стать для готтентотки[106] неплохим мужем».
В 1788 году книгу Лонга стал публиковать в своих номерах американский журнал «Коламбия
мэгэзин», так что идеи Лонга получили широкое хождение в обществе. Подобно европейцам,
большинство белого населения Северной Америки обращалось за ответами на расовые и
сексуальные вопросы к религии. В своем сочинении «Рабство в отношении негров, или
африканской расы, рассматриваемое в свете обстоятельств, истории и Священного Писания»
священник Джошуа Прист, проживавший в центральной части штата Нью-Йорк,
аргументировал в 1843 году, что «половой орган негра» был доказательством того, что
черные африканцы являются в равной степени людьми и животными. Он ссылался на место
в Библии, где говорилось, что египтяне и хананеяне, два народа, вышедшие из лона Хама,
имели якобы «плоть ослиную»[107]. «Что имелось в виду в Священном Писании под этой
фразой? — вопрошал Прист. — А то, что между сексуальными органами негра и такого
грубого животного, как осел, почти нет разницы, ни по длине, ни по величине».
Прист, который был уверен, что цивилизованная белая нация заселила американский Запад
раньше «нынешних индейцев», убеждал своих читателей, что, увидев «наготу отца своего»,
Хам тем самым сексуально осквернил свою мать — вот в чем заключалось его истинное
преступление. Эта трактовка основывалась на пассаже в Книге Левит, где говорится: «Наготы
жены отца твоего не открывай: это нагота отца твоего»[108]. После этого презренного акта
инцеста, заявлял Прист, все чернокожие потомки Хама (а туда входили и жители Содома и
Гоморры) заимели «позорное пламя непристойной любовной страсти, бушующей у них в
крови».
Другой американский священник, Бакнер Г. Пейн из штата Теннесси, и вовсе исключил негров
из человеческого рода. В 1867 году вышла его брошюра под названием «Негр — каков его
этнологический статус?», правда не под его именем, а под псевдонимом Ариэль[109]. Пейн
утверждал, что негры не были потомками Хама: это мнение, говорил он, зиждется на
неверном прочтении Ветхого Завета. На самом деле негры были созданы еще до Адама. А
это значит, что негры были одной из пар животных, которых Ной взял на свой ковчег. Эта
«доадамовская» теория получила развитие тридцатью годами позже, когда ее подхватил
Чарльз Кэрролл, автор сочинения «Негр — дикий зверь и искуситель Евы». Местом действия
этого экзегезиса (толкования Библии) Кэрролла стал райский сад. Искусителем Евы в Раю
был не Змий, заявил Кэрролл, а другое, еще более презренное животное —
человекообразная обезьяна-негр. Этот новый сценарий трансформировал красное яблоко с
древа, упомянутое в Писании, в огромный черный пенис и переосмыслял причину
человеческого грехопадения — на самом деле это был секс с животным.
Page 71/258
Все эти измышления нашли свою аудиторию, поскольку оживляли в памяти древнейшие
психосексуальные образы западной культуры. Христианство декларировало разницу между
человеком и животным в области сексуального поведения. Быть человеком значило
сдерживать свои животные страсти, поддаваясь же им, человек опускался до уровня зверя.
Однако в западном воображении, формировавшемся в Древней Греции и Риме, все еще жили
отголоски языческих мифов, где говорилось о сатирах, кентаврах и прочих
полулюдях-полузверях. В этих мифах сквозила мысль о том, что быть ближе к природе —
значит быть ближе к сексу, но дальше от состояния цивилизованности.
Христиане связывали черный цвет с грехом и похотью еще до того, как легенда о Хаме стала
частью их устной традиции. В V веке отшельник-аскет Иоанн Кассиан, впоследствии
причисленный к лику святых, описывал сексуальное искушение как «черную женщину,
безобразную и дурно пахнущую». А тысячу лет спустя почти каждая европейская женщина,
горевшая на костре за сношения с дьяволом, утверждала, что у того черный член. Когда в
1324 году в Ирландии судили за колдовство леди Элис Кайтелер, одна свидетельница с
особым даром к визуальным аллегориям сообщила суду, что своими глазами видела эту леди
с дьяволом, который магически материализовался перед ней в обличье «трех огромных
негров с железными жезлами в руках». И каждый из этих огромных черных мужчин с жезлом,
утверждала свидетельница, удовлетворил свою сексуальную похоть с леди Элис, которая
жадно приветствовала их богохульные ласки.
Все пенисы — это, по сути, орудия дьявола, учил Блаженный Августин, самый влиятельный
теолог церкви. Однако некоторые из них — а именно пенисы африканцев — были объявлены
более сатанинскими, чем все остальные. Доказательством того служили их размер и цвет,
что было карой Господа. Вскоре и другие «эксперты», использовавшие светскую
терминологию науки, пришли к аналогичному заключению. * * *
Page 72/258
светская, так же как и церковная, полемика была сфокусирована на пенисе.
Все эти наблюдения легли в основу его книги «Момент эврики». Какими бы ни были
гениталии африканца, больше по размеру или меньше, легче или тяжелее, с уздечкой или
без нее (притом что для Уайта это были самые важные в анатомическом плане органы в
связи с их ролью в размножении), они неизменно оказывались ближе к simiae
(человекообразным обезьянам], чем к цивилизованным европейцам.
На самом деле это не так. Половой член человека, будь он с белой или с черной кожей,
крупнее полового члена гориллы или любого другого вида приматов, поэтому проведение
аналогии между крупным пенисом негра и крупным пенисом обезьяны в принципе неверно.
Умозаключения Уайта отражали суеверия и расистские предрассудки его эпохи, когда белые
европейцы только что «открыли» новый вид — «похотливых» человекообразных обезьян,
которые, в глазах европейцев, сильно походили на негров. Очевидно, что сам Уайт ни разу не
обследовал ни одной человекообразной обезьяны (впрочем, как и большинство его
читателей).
Изучение женских половых органов еще больше убедило Уайта в правоте его гипотезы о
существовании градаций, то есть разных ступеней развития у разных рас. Клитор африканок,
считал он, крупнее, чем клитор европеек, но еще крупнее он у самок обезьян. У негритянок
менструация менее обильная, чем у белых женщин, а у самок обезьян, как оказалось, она
еще слабее. Куда бы Уайт ни обращал свой взор, он видел новые доказательства
существования градаций. Что же до «превосходства» африканцев над европейцами по части
слуха, обоняния, зрения и сексуальной потенции, то это лишь подтверждало его версию о
том, что негров следует считать животными. «Каковы бы ни были различия между
африканцем и европейцем, — писал Уайт, — все они свидетельствуют о том, что негр ближе
к человекообразным обезьянам».
А значит, и к сладострастным джунглям. В 1607 году англичанин Эдвард Топселл описал, как
Page 73/258
самца бабуина привезли ко двору французского короля, где эта обезьяна «явно
предпочитала общество дам и юных девиц», и вблизи их его «крупный половой член»
нередко делался еще крупнее. Похоже, Топселл находил такое обстоятельство весьма
забавным, однако вряд ли король Яков I разделял это мнение. Ведь в труде под названием
«Демонология», который он написал за шесть лет до того, как взошел на английский престол
[112], Яков заявил, что похотливая обезьяна — это посланник Сатаны. Французский ученый
XVIII века, граф де Бюффон — крайне влиятельная фигура в научном мире того времени, —
в своей сорокачетырехтомной «Естественной истории» не раз упоминал о похоти черных
африканцев, столь схожей с поведением обезьян, высказывая предположение, что
африканские женщины нередко совокуплялись с гориллами (Эдвард Лонг наверняка
разделял это мнение). По мнению Бюффона, подобные эпизоды свидетельствовали о том,
что самцы обезьян стремились подняться вверх по великой цепи бытия и что таковы же были
намерения чернокожих мужчин, которые, как считал Бюффон, испытывали сильное
сексуальное влечение к белым женщинам. Этот перекрестный сценарий никогда не менялся.
«Соитие обезьян и негров
В такой вот научной среде Чарльз Уайт создавал свое «Описание закономерных градаций
человека», снабженное большой раскладывающейся иллюстрацией, на которой был
изображен голый волосатый шимпанзе, сильно смахивающий на человека[114]. Этот
улыбающийся человек-зверь шел на двух ногах по городской улице, опираясь на трость. Его
пенис был отлично виден, и примат явно желал поскорее найти себе спутницу — разумеется,
белую женщину. Сравнение африканцев с человекообразными обезьянами не было
гениальным прозрением, предвосхищавшим теорию Дарвина. Нет, Уайт просто использовал
науку, чтобы создать и закрепить связь между черным цветом кожи, крупным пенисом и
грехом.
«Меня удивило, что это не задевает чувств прекрасных дам, — писал Фелтмэн, — вид
юношей четырнадцати-пятнадцати лет, которые им прислуживают, притом что их [юношей]
тела совсем обнажены, — и уверяю вас, нельзя не заметить, как эти чертовы черные парни
хорошо оснащены».
Page 74/258
Зато отношение многих аболиционистов[115] к таким «демонстрациям» никак нельзя было
назвать «безразличием». В своем очерке «Эротика черного тела и республиканское
государство, 1790–1820» Джон Сейлент пишет, что в сочинениях аболиционистов того
времени прослеживался явный эротический интерес к чернокожему телу, и в особенности к
его крупному черному пенису. Первое такое сочинение, вызвавшее немалый интерес у
читающей американской публики, написал в 1789 году француз Жозеф Лавале. Уже в
следующем году оно было переведено на английский язык. Сперва оно печаталось по частям
в журнале «Американский музей», а в 1801 году вышло в Филадельфии отдельной книгой под
названием «Негр, с которым сравнится мало кто из белых». Не было никаких сомнений, в чем
герой Лавале, африканский раб по имени Итаноко, не имел себе равных среди
восхищавшихся им белых европейцев: как выразился первый переводчик этой книги на
английский язык, стройный, мускулистый, нагой Итаноко не обладал «целомудрием» —
скромностью в отношении своего пениса.
Книга «Негр, с которым сравнится мало кто из белых» приводила доводы в пользу
человеческого братства в гомоэротическом ключе. В книге Лавале перед Итаноко не может
устоять ни один мужчина; ни капитан французского работоргового судна, которое везет его в
Новый Свет, ни сын капитана, ни еще один француз на корабле, который обучает Итаноко
французскому языку и азам христианства, ни даже жестокий торговец рабами на Карибах,
когда не обремененный скромностью, но скованный цепями африканец сходит с корабля на
остров.
«Инвестиции» эти не всегда, однако, давали положительный результат. Как только юноши,
которых благоговейно описывал лейтенант Фелтмэн, стали после окончания Гражданской
войны свободными гражданами, черный пенис вдруг обернулся для многих белых
американцев серьезной и страшной угрозой. Ведь равноправие белых и негров означало, что
черные мужчины могли совокупляться с белыми женщинами и, хуже того, что белые
женщины могли предпочесть такой вариант. В третьем томе «Анализа психологии секса»,
изданного в 1913 году, британский исследователь Хэвлок Эллис (1859–1839) писал:
«Насколько мне известно, сексуальная мощь негров и то, что эякуляция у них наступает
позже, и есть та причина, по которой некоторые белые американки со страстным
темпераментом так к ним расположены. В Нью-Йорке даже существовал в свое время особый
дом утех для женщин, которым нравились «любовники-жеребцы». Женщины наведывались
туда, закрыв лицо густой вуалью, и, прежде чем кого-то выбрать, внимательно изучали
пенисы имевшихся в наличии мужчин».
В 1903 году в «Журнале медицинских записей Атланты» появилась передовая статья под
заголовком «Генитальные особенности негров», в которой читателей пугали «печально
известной гипертрофией», то есть «чрезмерным развитием» «половозрелого органа» негров
и аномальным libido sexualis — сексуальным влечением, свойственным черным мужчинам. В
том же году стараниями доктора Уильяма Ли Хауэрда из Балтимора эти идеи получили
развитие в журнале «Медицина».
В статье «Негр как явный этнический фактор в истории цивилизации» Хауэрд обратился к
вопросу о размерах негритянского пениса, чтобы доказать, что его обладатель не только не
был цивилизованным существом, но и в принципе не мог им стать. Между представителем
«кавказской расы» и африканским негром, по определению, не может быть взаимно
благотворных отношений, писал Хауэрд. Подобный союз невозможен в силу
«принципиальных различий в их сексуальном поведении». Мысль о том, что африканца
можно окультурить с помощью образования, распространяемая заблуждающимися
моралистами с Севера, говорил Хауэрд, может быть реализована, лишь если образование
магическим образом «уменьшит размер его пениса» и даст ему такую же «чувствительность
конечных волокон, которая есть у людей кавказской расы», но которой нет у негров. Этим
таинственным анатомическим недостатком — таинственным хотя бы потому, что Хауэрд не
смог пояснить, что же это за критически важные волокна, или указать, где их искать, —
объяснялось то, что «общее интеллектуальное развитие» чернокожего мужчины
«прекращается с наступлением половой зрелости». В результате определяющим фактором
его жизни [становятся] «генетические инстинкты» — ведь негр «лишен моральных качеств…
Он может шататься по улицам ночи напролет с распухшим от болезни пенисом и может
заразить свою будущую невесту с той же беспечностью, с какой всего час спустя он станет
совокупляться с вульгарнейшей особой своей расы».
Поскольку половые органы африканца «развиты сверх всякой меры» и «вся его жизнь
посвящена служению Приапу», писал Хауэрд, «сексуальные центры в коре [его] головного
мозга тоже увеличены».
Сам Хауэрд, впрочем, был готов на них ответить: «Что было решено природой в
доисторические времена на уровне простейших, нельзя изменить принятием закона в
Конгрессе». Лишь уменьшив пенис африканца, что биологически невозможно, мы могли бы
положить конец «исконному праву африканца на сексуальное безумие».
Едва ли страх перед большим черным пенисом или веру в то, что критерием распущенности
является размер гениталий, можно было выразить более четко.
Page 76/258
стоящего на более низкой ступени развития. «Много лет назад, — писал Шуфельдт, — я
делал вскрытие одного старика негра в Вашингтоне. По строению тела он особенно походил
на обезьяну, а его главной особенностью — помимо необъятного копулятивного органа —
были ногти на ногах, которые были удивительно утолщенными и загнутыми» (явно затем,
чтобы их обладатель мог раскачиваться на деревьях). Шуфельдт также утверждал, что, по
его наблюдениям, у негров есть мышца в районе бедер — так называемая psoas parvus, или
чресельная мышца, «которая встречается у человекообразных обезьян, но практически
отсутствует у [белых] людей».
обоснованная научная информация в этой области была бы очень кстати», — писал Кобб в
«Американском журнале физической антропологии». Однако уже в следующем предложении
Кобб сам себя опроверг. «Считается, — продолжал он, — что член у негров крупнее, чем у
белых». В доказательство чего Кобб ссылался на исследования пяти ученых,
опубликованные между 1863 и 1935 годами. Однако если присмотреться к ним внимательнее,
то обе ссылки на работы У. Л. Г. Дакуорта и Алеша Хрдличка, издававшиеся на английском
языке, выглядят не столько эмпирическими, сколько основывающимися на личных
впечатлениях. Вот что говорится в «Морфологии и антропологии» Дакуорта: «Уже давно
признано, что у негров размер пениса сравнительно крупнее». А вот что писал Алеша
Хрдличка, многолетний издатель «Американского журнала физической антропологии»:
«Пенис негритянского мальчика длиннее, чем у белого мальчика того же возраста».
Эти не слишком обоснованные сведения лишний раз напоминают нам о том, что тема
расовой принадлежности и размеров пениса была в истории науки до того неоднозначной,
что многие (запуганные?) белые ученые — даже те, которые во всем полагались на
беспристрастные научные данные, — предпочли избежать любой полемики. Первую попытку
провести научные фаллометрические измерения американских мужчин предпринял
лейтенант Уильям А. Шонфельд из военно-медицинской службы армии США, который в 1943
году опубликовал в журнале «Американский журнал детских болезней» статью под названием
«Первичные и вторичные половые признаки: изучение их развития у мужчин, с рождения до
половой зрелости, включая биометрические измерения пениса и яичек». Доктор Шонфельд
измерил «состояние гениталий 1500 нормальных мальчиков и мужчин от рождения до 25
лет». Поразительно, что ни один из этих полутора тысяч не был темнокожим. Та же
вопиющая промашка случилась и в 1949 году, когда размеры пенисов взялся измерять один
из пионеров в области сексуальных исследований доктор Роберт Лату Дикинсон,
опубликовавший эти данные во втором издании своего «Атласа анатомии половых органов
человека».
В книге «Черная кожа, белые маски» чернокожий психиатр Франц Фанон привел результаты
исследований двух французских ученых, которые не обнаружили никакой разницы в размерах
членов белых людей и негров. А вот в книге «Данные Кинси: Граничные показатели
результатов интервью 1938–1963 годов, проведенных Институтом сексуальных
исследований» фигурировали совсем другие данные. Она вышла в свет в 1979 году и
опиралась на знаменитое исследование 1948 года, в ходе которого Альфред Кинси
исследовал сексуальное поведение жителей США. На основании измерений, проведенных
самими респондентами, среди которых было примерно десять тысяч белых и четыреста
негров, авторы «Данных Кинси» Пол Г. Гебхард и Алан Б. Джонсон установили, что в среднем
эрегированный черный пенис был длиннее (6,44 дюйма = 16,3 см) и толще в окружности (4,96
дюйма = 12,6 см), чем эрегированные пенисы белых мужчин (соответственно 6,15 дюймов =
15,6 см и 4,83 дюйма = 12,3 см). Еще большее различие наблюдалось в неэрегированном
Page 77/258
состоянии. У негров: 4,34 дюйма (11 см) в длину и 3,78 дюйма (9,6 см) в окружности, а у
белых — 3,86 дюйма (9,8 см) в длину и 3,16 дюйма (8 см) в окружности. Стоит заметить, что у
целого ряда ученых самостоятельные измерения вызывают оправданный скептицизм и они
не готовы считать их «научными». Другие же ученые полагают, что все самостоятельные
замеры будут ближе к истине, если уменьшить их на 1 дюйм (2,54 см).
Тем не менее психологи Дж. Филип Раштон и Энтони Ф. Богарт признали данные Кинси
действительными и не только использовали их в своей статье «Расовые различия в
сексуальном поведении: испытание одной эволюционной гипотезы», опубликованной в 1987
году, но и дополнили их сообщениями доктора Жакоба Сюто — того самого французского
военного хирурга, который веком раньше восхищался 12-дюймовым пенисом суданского
негра (правда, можно ли именовать данные доктора Сюто «научными», тоже большой
вопрос). Однако еще большие протесты эта статья вызвала потому, что Богарт и Раштон
сделали в ней целый ряд выводов относительно социального и сексуального поведения на
основании разницы в размерах пениса. Чем длиннее и толще половой орган мужчины,
заявили они, тем вероятнее, что его обладатель будет вести беспорядочную половую жизнь,
плодить детей вне брака и меньше участвовать в воспитании любых своих детей, как
законнорожденных, так и внебрачных. Стоит ли говорить, что почти все пенисы большей
длины, толщины и безответственности принадлежали в их исследовании неграм.
Мысль о том, что у белых все крупнее, чем у прочих рас, еще два пека назад стал
исповедывать один из первых современных западных писателей, осмелившихся публично
комментировать размеры пениса, пусть и в художественном произведении. Звали его маркиз
де Сад. В книге «Сто двадцать дней Содома», созданной в 1785 году, он описал атрибуты
нескольких «божественных юношей» белой расы, которые были выбраны для участия в
одной роскошной оргии. Вот лишь один пример из этой книги.
Page 78/258
наши чернокожие братья, — писал Гривз, — успех видится врожденной, интуитивной
способностью, никак не связанной с упорным трудом и интеллектом. Любые телесные
навыки, которыми якобы отличаются афроамериканцы, будь то Майкл Джордан на
баскетбольной площадке или Джимми Хендрикс на сцене, воспринимаются как природный
дар. Зато более тонкие эротические таланты и техники считаются прерогативой [белых]
людей с мозгами, которые темнокожим братьям еще надо заиметь».
Похоже, что в книге «Черная кожа, белые маски» доктор Фанон ничего не напутал, написав,
что «научные» доказательства касательно размеров пениса не так важны, как мнения людей
по этому поводу. Так что вопрос о том, чей пенис больше, белый или черный, по-прежнему
остается без ответа, и не исключено, что ответа на него вообще не существует. (Едва ли хоть
одна уважаемая научная организация возьмется спонсировать в обозримом будущем
исследования на сей счет.) Главное не в том, чей пенис больше, а в том, что очень многие, и
белые и черные,
верят — у негров он крупнее. Верно и то (и, пожалуй, важнее), что многие из этих белых
людей до сих пор полагают, будто наличие у афроамериканцев «более крупного» пениса
имеет большое — читай: «опасное» — значение для американской культуры.
Именно так, скорее всего, думал автор уже упоминавшейся передовой статьи в «Журнале
медицинских записей Атланты» за 1903 год. С его точки зрения, крупные гениталии негра
вкупе с его «темпераментом жеребца» после уравнивания белых и черных граждан в правах
превратили безобидного дядюшку Тома времен рабства в свободное похотливое существо, в
«угрозу» для всех белых женщин. Мысль о том, что большинство чернокожих мужчин спят и
видят, как бы заняться сексом с белой женщиной, была (а возможно, и остается?) настолько
навязчивой, что семьдесят лет спустя она проникла на страницы такого издания, как
«Виллидж Войс» («Village Voice») — еженедельника, издаваемого в артистическом районе
Манхэттена, который едва ли можно назвать прибежищем расистов или обвинить в излишней
сексуальной стыдливости. «Одно остается загадкой: почему чернокожие женщины не устроят
хорошую взбучку некоторым чернокожим братьям?» — писал Пит Хэмилл в 1970 году.
В Гринич-Вилидже всем знакома такая картина: сидит этакий «черный кот» в местном баре;
из кармана у него торчит экземпляр «Либерейшн», на голове — прическа-афро, на глазах —
темные очки, на лице — напускная угрюмость; он сидит с бокалом теплого пива и ждет, когда
в дверь ввалится какая-нибудь белая пташка, отягощенная чувством вины [перед его
сородичами]. И неважно, что это самая большая уродина со времен Ильзы Кох[120] или что у
нее вши в одном месте… Главное, что она белая.
Едва ли комментарий на эту статью некой Сесиль М. Браун, опубликованный в одной газете,
сильно успокоил Хэмилла или любого другого белого мужчину.
Чернокожий парень с белой пташкой… это так трогательно в плане политического бунта… Он
понимает, что политика — это власть, а именно этого хотят чернокожие; этого хотят все
мужчины: не власти черных или белых — но власти члена.
Многие белые, конечно, боятся, что власть черного члена превосходит их собственную. Одна
«генитальная особенность», поразившая, но в то же время встревожившая белых врачей в
конце XIX века, был кажущийся «иммунитет» чернокожих мужчин к импотенции. В книге
«Американская нервозность и сексуальная неврастения» невропатолог из Нью-Йорка Джордж
М. Биэрд — тот, чьи произведения читал другой невропатолог, которому вскоре предстояло
прославиться, Зигмунд Фрейд, — объявил об открытии им нового болезненного состояния,
которое он назвал неврастенией. Оно заключалось в катастрофической нехватке энергии,
главным образом сексуальной, вызванной «засильем цивилизации» и удушающим влиянием
предельно рационализированной культуры.
Page 79/258
Как и большинство социал-дарвинистов, Биэрд полагал, что некоторые этнические группы и
расы перестали эволюционировать. (Чарльз Дарвин не писал в «Происхождении видов» ни о
чем подобном, однако, как представитель английской аристократии, он принимал
существовавшую в его время социальную иерархию рас.) Поскольку Биэрд считал, что негры
принадлежали к расе, которая перестала эволюционировать, он заявил, что это
«недоцивилизованная» раса — состояние, объясняющее не только их умственную
неполноценность, но и физическое превосходство, главным образом в области секса и
размеров половых органов. По его мнению, негры обладали «сверхъестественным
сложением» в сфере эротики, что делало их ближе к природе, но дальше от цивилизации. По
той же причине у них не было проблем с эрекцией.
Этот способ наказания оставляет после себя свидетельства, которые станут грозным
предупреждением преступникам с аналогичными наклонностями… Насильник утратит не
только желание, но и физическую возможность совершить повторное преступление, если
дополнить эту операцию ампутацией пениса, следуя методике, издавна принятой на
Востоке… Если их казнить, о них вскоре забудут, тогда как, кастрированные и отпущенные на
свободу, они будут постоянным предупреждением и вечным предостережением всем прочим
из их расы.
Этот примечательный документ покажется таковым вдвойне, если знать, кто были его
авторы: Дж. Фрэнк Лидстон, профессор отделения урогинекологической хирургии в чикагском
Колледже общей медицины и хирургии, и Хантер Макгвайер из Ричмонда, штат Виргиния,
тогдашний президент Американской медицинской ассоциации. * * *
Страх этот разделяли, однако, и многие американцы без медицинских дипломов — страх
перед оказавшимися на свободе «неграми-насильниками» и их «животным темпераментом».
У некоторых американцев эта психосексуальная паранойя перешла все допустимые границы
и переросла в жажду убийства. По данным Фрэнка Шейа, автора книги «Судья Линч, первые
сто лет», между 1882 и 1937 годами в Соединенных Штатах были казнены судом Линча более
четырех тысяч негров. (Шейа, кстати, не хотел сказать названием своей книги, что практика
линчевания прекратилась в 1937 году — нет, это произошло гораздо позже.) Во многих
случаях завершающим актом этих беззаконных расправ была смерть через повешение, чему,
однако, предшествовало нечто еще более отвратительное — ритуальная кастрация. Потому
что по-настоящему убить чернокожего можно было, лишь умертвив сперва его пенис.
Page 80/258
их мужское достоинство. Но паранойя белых американцев по поводу черного пениса достигла
таких масштабов, что многие верили, будто пенис негра причиняет белой женщине
неописуемую боль. Многие из тех, кто участвовал в казнях, утверждали, что пенис негров был
настолько огромен, а похоть до того необузданна, что негру насильнику даже приходилось
расширять влагалище жертвы ножом, чтобы войти в него. Женщина в таких сценариях почти
всегда представала в виде прекрасной, юной, белокурой девственницы, а ее насильник — в
виде черного изверга с гигантским фаллосом. Все эти образы, по меткому выражению
профессора Жаклин Дауд Холл, были сто лет назад «фольклорной порнографией
библейского пояса США».
Фильм «Рождение нации» был снят по книге Томаса Диксона «Человек клана» (1905), в
которой прослеживалась трудная судьба семьи Кэмерон, белых фермеров из Южной
Каролины, которых после Гражданской войны донимали и освободившиеся рабы, и
Page 81/258
«саквояжники»[124]. В одном из ключевых эпизодов фильма за Сестричкой, девственной
дочерью главного героя, гонится чернокожий по имени Гас, у которого изо рта (в буквальном
смысле слова) идет пена. Догнав Сестричку, Гас, роль которого играл белый актер,
загримированный жженой пробкой под негра, насилует ее. Позже члены Клана вершат над
ним правый суд. Под бурный аккомпанемент бетховенской «Пасторальной симфонии»,
которая звучит на заднем плане, человек в белом балахоне вонзает свой кинжал в причинное
место Гаса. В этом месте Гриффит показал крупным планом лицо насильника: изо рта у него
течет кровь и он закатывает глаза от дикой боли. Каждый удар литавр в этом эпизоде
сопровождается взмахом меча куклуксклановца — вверх-вниз, еще и еще. Великолепный
отрывистый монтаж бьет наповал. Но вот раздается финальный гром литавр, и мы видим во
весь экран искаженное лицо Гаса. Он мертв. И кастрирован[125].
18 февраля 1915 года Диксон устроил просмотр фильма «Рождение нации» в Белом доме
для своего друга, тогдашнего президента США Вудро Вильсона, с которым они вместе
учились в аспирантуре балтиморского Университета имени Джона Гопкинса. Это был первый
в истории Белого дома кинопоказ, и фильм произвел на президента сильнейшее
впечатление. «Это все равно что писать историю молнией, — сказал Вильсон о фильме. — И
к моему глубочайшему сожалению, все это ужасная правда». Второе высказывание
президента относилось не к зверской кастрации Гаса, а к его животной похоти, нацеленной на
белую женщину; эту точку зрения на врожденную природу негров президент Вильсон,
урожденный южанин с соответствующим темпераментом, вполне разделял с Диксоном.
Историк Джон Хоуп Франклин свидетельствует, что вскоре Диксон устроил еще один
приватный показ фильма для Эдварда Д. Уайта, председателя Верховного суда США.
«Когда-то и я был членом клана, сэр», — сказал тот Диксону после просмотра, явно в знак
одобрения всего, что делали и Гриффит, и сам Диксон.
Когда остальные вбежали на кухню, то увидели, что стол отброшен в сторону, а Гримм
Page 82/258
склонился над телом. Когда они подошли посмотреть, чем он занят, то увидели, что человек
еще не умер. Когда же они поняли, что делает Гримм, одни из них издал придушенный крик,
попятился к стене, и его стало рвать. Затем Гримм тоже отскочил назад и швырнул за спину
окровавленный мясницкий нож.
Когда толпа наконец ворвалась в тюрьму и сбила с камеры замок, Нелса… пристрелили, а
его тело вышвырнули на улицу. Кто-то (не знаю, кто именно) отрезал у него уши, снял с него
скальп и вырезал его мошонку… А после его повесили на суку ближайшего орехового
дерева».
В 1963 году писатель Джеймс Болдуин, который родился и вырос в негритянском Гарлеме,
второй раз в жизни отправился на американский Юг. Он собирался оказать помощь активисту
борьбы за гражданские права Джеймсу Формэну, агитировавшему чернокожих жителей
сельских районов Алабамы участвовать в выборах. Спустя два года короткий рассказ
Болдуина «Предстоящая встреча» был опубликован в сборнике его рассказов с одноименным
названием. Когда герою этой истории, шерифу Джесси, чьим прототипом был шериф Биг
Джим Кларк из города Сельма в штате Алабама, приходится иметь дело с демонстрантами,
борющимися за гражданские права в небольшом городке на юге США, он вспоминает, как
еще ребенком, сидя на плечах у отца, он стал свидетелем линчевания. Всего в одном абзаце
Болдуин умудряется передать дух этой оргиастичной церемонии с ее нездоровой
сексуальной подоплекой.
[Джесси] чуть повернул голову и увидел море лиц. Он смотрел на лицо матери. Ее глаза ярко
блестели, а рот был приоткрыт: никогда еще он не видел ее такой прекрасной… Он ощутил
небывалый прилив счастья. Он смотрел на висящее, смугло отсвечивающее тело — самый
прекрасный и самый страшный предмет, какой он только видел в своей жизни. Один из
друзей отца поднял руки — в них был нож… и тут, будто по сигналу, все стихли… Человек с
ножом подошел к висящему телу. Вот он повернулся, улыбнулся. Теперь вокруг не было
слышно ни звука… [Он] обхватил рукой органы ниггера, словно взвешивая их. В его руке они
казались чем-то совершенно абстрактным — как взвешиваемый на весах кусок мяса, но
только тяжелее, гораздо тяжелее и… такие здоровые, куда больше, чем у отца [Джесси]…
таких больших он еще никогда не видел — и таких черных. Белая рука все больше оттягивала
их, обхватывала, ласкала… И тут глаза умирающего уперлись прямо в глаза Джесси — на
секунду, не дольше, — но ему показалось — прошел целый год. Джесси закричал, и тут же
закричала вся толпа — сверкнуло лезвие ножа, сначала вверх, а после вниз, отсекая эту
Page 83/258
страшную штуку… И тут же толпа ринулась вперед, разрывая тело на части.
Через пару мгновений, когда Джесси утих, отец сказал ему: «Ну что я тебе говорил? Тебе уж
точно будет не забыть
такой пикник».
Лицо отца блестело от пота, но глаза были умиротворенными. Джесси любил сейчас своего
отца, как никогда в жизни. Он чувствовал, что отец провел его через величайшее испытание,
раскрыл ему невероятную тайну, которая станет ключом ко всей его дальнейшей жизни.
Впрочем, порой факты были еще ужаснее, чем вымысел. В 1932 году чернокожего батрака по
имени Клод Нил обвинили в изнасиловании и убийстве Лолы Кэнниди, девочки-подростка,
дочери его работодателя. Случилось это в округе Джексон сельского района Флориды. После
ареста Нила отвезли в тюрьму городка Брутон в штате Алабама, по ту сторону границы
штата, что должно было уберечь его от расправы. Однако той же ночью белые добровольцы
из «комитета бдительности» похитили его оттуда. Похитители собирались просто передать
его в руки членов семьи Кэнниди. Но наутро в газете «Игл» (Eagle), издававшейся в
близлежащем городе Доутэн, штат Алабама, появился такой заголовок: «Во Флориде сожгут
на костре негра насильника, захваченного в Брутонской тюрьме, изувечат и сожгут живьем в
отместку за содеянное». После такого жуткого анонса на ферму Кэнниди явилось несколько
тысяч человек, многие из которых распивали домашний самогон.
Члены «комиссии», которые привезли Нила на ферму, поняли, что, если они покажут его
толпе, начнутся беспорядки. Поэтому они сами прикончили его в ближайшем лесу. А около
часа ночи приволокли обнаженное тело Нила, привязанное за веревку к машине, к ферме
Кэнниди. Отец Лолы трижды выстрелил ему в голову, после чего дети потыкали в труп
заостренными палками, а взрослые несколько раз проехались по нему на машинах. Кто-то
отрезал ему уши и пальцы — «на память». Когда взошло солнце, то, что раньше было телом
Нила, висело на дереве у здания суда. Один предприимчивый местный житель
сфотографировал его и потом продавал всем желающим открытки, по 50 центов за штуку.
Через десять дней после смерти Нила белый следователь, представлявший интересы
NAACP, Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, опросил
некоторых членов комиссии, устроившей этот самосуд, которые с гордостью рассказали ему о
своих действиях. Между тем, как было сказано в его отчете, последние часы жизни Клода
Нила начались с того, что;
Они отрезали у него пенис. И заставили его съесть. Потом отрезали мошонку и тоже
заставили съесть, а потом еще сказать, что было вкусно. * * *
Шесть десятилетий спустя чернокожий американец вновь предстал перед комиссией белых
сограждан, которых волновал его пенис. Много часов подряд эти белые мужчины слушали —
многие с неподдельным ужасом — монолог одной женщины, жаловавшейся на непристойное
поведение этого чернокожего мужчины, которое, по ее словам, она ничем не провоцировала
и не поощряла. Она рассказала, как он хвастался размерами своего полового органа,
сравнивая его с умопомрачительными гениталиями порнозвезды по имени Лонг Донг Силвер
[126]. И вот теперь этот афроамериканец предстал перед специальной комиссией. Правда, в
отличие от Клода Нила он не болтался на веревке — разве что, по его собственным словам,
метафорически.
«С моей точки зрения, то есть с точки зрения темнокожего американца, — сказал этот
человек, судья Кларенс Томас, сенаторам комиссии, рассматривавшей вопрос о его
назначении членом Верховного суда США, — то, что здесь происходит, есть высокотехничное
линчевание выбившихся в верхние слои общества чернокожих, которые… осмеливаются
мыслить собственным умом… и предупреждение о том, что если кто не будет сгибаться в три
Page 84/258
погибели перед прежними порядками, то получит по полной программе. Нет, сегодня ты не
будешь висеть на суку, но тебя линчуют, уничтожат, выставят на посмешище — и все это
руками членов комиссии сената США».
вы скажете, то и я». Но потом актриса, игравшая роль верховного судьи Сандры Дэй
О'Коннор, напоминает ему, что должность верховного судьи — пожизненная, так что он может
расслабиться. Тогда Томас усаживается в кресло, водрузив ноги на стол, и отказывается
выполнять любые поручения. Когда его спрашивают, чем вызваны такие перемены в его
поведении, он говорит: «Пять минут назад я был всего лишь темнокожим судьей,
назначенным нашим белым президентом Бобо. Теперь же я ваш наимрачнейший кошмар:
черный судья, которого поддерживает влиятельный круг присяжных».
Именно этот орган и все, что он символизирует, был главной мишенью обвинений со стороны
Аниты Хилл. Во время официального разбирательства слово «пенис» прозвучало больше 10
раз, что было бесспорным рекордом для слушаний по утверждению на пост верховного судьи
— а может, и для любой публичной акции, когда-либо имевшей отношение к сенату США.
Хилл свидетельствовала, что когда в 1981 году она начала работать под руководством
Томаса в Министерстве образования, он часто переводил разговор с рабочих тем на
обсуждение «порнографических материалов», звездой которых был «человек с очень
крупным пенисом… [по имени] Лонг Донг Силвер», с которым Томас «сравнивал свой
[собственный] пенис». За этим последовали предложения встретиться в нерабочей
обстановке, сказала Хилл, на что она ни разу не согласилась.
Page 85/258
истории американской культуры. Ведь если Анита Хилл говорила правду, то ее обвинения не
просто изменяли наши представления о судье Томасе; они срывали с него маску
добропорядочности. Тогда оказывалось, что под личиной высокообразованного и совершенно
цивилизованного юриста скрывается на самом деле тот самый чернокожий, которого всегда
страшилась белая Америка: гиперсексуальный монстр с гигантским пенисом, каким он
изображался веком ранее в статье «Генитальные особенности негра». Если все это было
правдой, то Томас не был ни юристом, ни законником. Он был примитивным существом,
который похвалялся единственной вещью, вызывавшей у белых американцев зависть и
ненависть, — своим огромным пенисом. Ситуация усугублялась тем, что у него имелась
белая жена, преданно сидевшая у него за спиной во время всех этих слушаний. Ее показали
на всех телеэкранах Америки — кошмар, которого так боялся Д. У. Гриффит, стал
реальностью.
Этот образ не мог не впечатлить Анну Девер Смит. Драматург и лауреат различных премий,
она, как и миллионы американцев, была прикована к экрану телевизора во время кушаний
дела «Хилл против Томаса». Ее пылкая заинтересованность претворилась в один из самых
ярких эпизодов пьесы под названием «Личности, зеркала и искажения», написанной и
сыгранной ею вскоре после утверждения Томаса в должности. «В какой-то момент камера,
показывавшая до этого Аниту Хилл, переключилась на общий план членов комиссии, —
говорила Смит в своей пьесе, — и было видно, как на какое-то мгновение Оррин Хэтч и
Стром Тэрмонд[127] переменились в лице, услышав,
промелькнула догадка,
жеребец!
пенис,
большой,
жеребец затесался,
и что хуже —
Page 86/258
с ним одна из
их женщин!»
Однако если образ черного пениса оказался достаточно мощным, чтобы трансформировать
Томаса, он мог бы сделать то же самое с Анитой Хилл. Любое обвинение в том, что он будто
бы похвалялся перед ней размерами своего пениса, заявил Томас сенатору Хэтчу во время
слушаний, раздувало «в сознании людей расистские стереотипы и расовую нетерпимость».
Вымыслы «о половых органах чернокожих и их размерах, — сказал Томас, — использовались
против самих чернокожих столько, сколько я живу на белом свете». Лично ему подобные
обвинения причинили больше вреда, сказал Томас, «чем что бы то ни было в его жизни. Меня
не изувечил ку-клукс-клан… Но меня глубоко травмировало это слушание».
Обвинив Аниту Хилл в фальсификации ложных, надуманных обвинений против него и его
пениса — и связав эти обвинения с ку-клукс-кланом, — Томас добился качественной
трансформации своей оппонентки: он «обесцветил» Аниту Хилл и «вывел за рамки ее
собственной расы», превратив мягкую и воспитанную чернокожую женщину, университетского
профессора, в истеричную белую невротичку, обвиняющую его в изнасиловании, —
преступлении, которое на протяжении нескольких мрачных десятилетий американской
истории каралось ритуальной кастрацией.
Полемика между сенатором Хэтчем и судьей Томасом на тему расовых стереотипов стала
гарантией того, что линчевания — ни высокотехничного, ни какого другого — на сей раз не
случится. В любом случае члены юридической комиссии сената США, все как один белые,
стремились подчеркнуть, что на дворе был не 1891-й, а 1991 год. И когда в 22 часа 34 минуты
11 октября сенатор Бидден закрыл заседание комиссии, ее вердикт был очевиден. Кандидат
на пост верховного судьи, оказавшийся на грани политического краха, возродился прямо из
пепла. На выходе из помещения, где проходили слушания, сенатора Хэтча остановила
корреспондент Национального общественного радио Нина Тотенберг.
— Неправда, Нина, — ответил этот республиканец из Юты, — свой зад он спас сам.
О чем оба они в тот момент наверняка подумали, но что ни один из них не мог озвучить, так
это то, что с самого начала речь шла о спасении совсем не задней части тела. * * *
Если Кларенс Томас заставил Америку посмотреть в глаза своим подсознательным страхам
касательно черного пениса, то Роберт Мэпплторп просто взял и ткнул тот же самый орган ей
в лицо — как вид искусства. Начиная с 1980 года обнаженные портреты темнокожих мужчин,
которые делал этот выдающийся фотограф, стали выставлять в музеях и галереях США,
Канады, Японии и Европы — под восторженные рукоплескания таких авторитетных изданий,
как «Нью-Йорк таймc», «Артфорум», «Арт ин Америка», «Тайм» и «Ньюсуик». В 1986 году
издательство «Сент-Мартинс Пресс» выпустило альбом этих фотографий под названием
«Черная книга». Этот изысканно отпечатанный и прекрасно продуманный альбом
свидетельствовал о безупречной элегантности. Обнаженные черные тела редко можно было
увидеть в такой подаче — или даже просто увидеть. Среди 134 фотографий, собранных
Констанс Салливэн в каноническом издании «Обнаженное тело: фотографии 1850–1960
годов», нет
Page 87/258
Избирательный взгляд Салливэн был частью прочно устоявшейся западной традиции. Ведь и
Гегель, и Ницше отказывали неграм в чувстве эстетики. Оба писали, что чернокожие не
способны ни создавать красоту, ни вызывать чувство прекрасного. Но если наследники
подобной точки зрения — арт-истеблишмент двадцатого столетия — соглашались с тем, что
тело чернокожего мужчины слишком безобразно, чтобы быть эстетическим объектом, то
Роберт Мэпплторп так не считал. На нескольких фотографиях в «Черной книге» он поставил
своих чернокожих моделей на настоящий пьедестал; на других они имитируют позы
спортсменов-олимпийцев из Древней Греции. Мэпплторп и раньше вызывал противоречивые
споры своими фотографиями геев и садомазохистов. Однако портреты чернокожих мужчин с
огромными членами превратили его в самого скандального художника своего времени.
В июне 1989 года, через три месяца после смерти Мэпплторпа от СПИДа, ретроспективный
показ его работ в вашингтонской галерее «Коркорэн»[128] был отменен буквально накануне
открытия. Поскольку выставку частично финансировал Национальный благотворительный
фонд искусств (NEA), споры вокруг нее — подобно слушаниям по делу Хилл и Томаса —
докатились до сената США[129], где сенатор Джесси Хелмс в пух и прах раскритиковал
каталог выставки, а само творчество Мэпплторпа назвал «порнографией»[130]. Когда чуть
позже выставка открылась в Центре современного искусства в Цинциннати (штат Огайо),
местная полиция арестовала директора музея по обвинению в распространении
непристойностей. Последовавшее в сентябре 1990 года судебное слушание получило
широчайшее освещение в прессе — сам собой возник международный форум, в рамках
которого многие эксперты и деятели искусства обсуждали проблемы художественной
цензуры, свободы творчества, фотографии как жанра искусства и порнографии как причины
преступного поведения[131].
Главным камнем преткновения в этом судебном процессе стала фотография под названием
«Портрет мужчины в полиэстеровом костюме». Это был не просто портрет мужчины, каковы
бы ни были ваши взгляды на свободу творчества и/или допустимые границы этой свободы.
По данным биографа Мэпплторпа Патриции Моррисроу, этот образ, который многие считают
шедевром фотографа, родился, когда его будущий темнокожий любовник решил показать ему
костюм-тройку, приобретенный им в бытность военным моряком во время службы в Южной
Корее. «Мэпплторп мгновенно обратил внимание на недостатки в крое, — писала Моррисроу,
—
Мэпплторп скадрировал фотографию так, что ее верхний и нижний край отсекают от тела все,
что находится выше шеи и ниже колен. Полы пиджака у модели распахнуты как театральный
занавес, а из расстегнутой ширинки выглядывает необрезанный черный пенис. Этот орган
лишь частично возбужден, но это только подчеркивает его исключительную длину и диаметр.
Он грузно свисает — тяжелый, мясистый, гнетущий, с проступающими венами. В отличие от
героев фотографий Мэпплторпа, исследующих мир садомазохизма, мужчина в костюме из
полиэстера ничего не делает. Он просто есть, и все. Его массивный черный пенис
пробуждает одновременно и восторг, и страх, намекая на первобытную и чуть ли не животную
сексуальность, которую не в силах скрыть ни один костюм — ни из полиэстера, ни из тонкой
кашемировой шерсти. Все это дает потрясающий эффект, замешанный на плотской органике
[132]. В книге «Игры на краю пропасти» арт-критик Артур С. Дэнто пишет, что эта фотография
«является наглядной иллюстрацией выражения «ходить по краю». Она «держит зрителя в
напряжении, вынуждая его балансировать между красотой и опасностью. Она и
Page 88/258
превосходством чернокожих, — все это выражено в одном будоражащем, незабываемом и
очень политическом произведении искусства. «Хотите отрезать этот пенис? — словно
вопрошает эта фотография. — Тогда вам понадобится очень большой нож».
Безымянный и безликий чернокожий оказался у всех на виду, чтобы сказать правду обо всех
своих чернокожих собратьях и о сексуальности в ее первичной, органичной и необузданной
форме. Это область вне морали и запретов; сфера эротического помешательства, которая и
восхищает, и ужасает белую Америку. У ворот в эту мифическую вселенную стоит такой вот
чернокожий парень — природное воплощение бесконечной потенции. Пусть белый человек
идет от рассудка, словно говорит рожденный Мэпплторпом образ; мужчина с темной кожей
явно следует посылу гениталий.
То, что у мужчины в полиэстеровом костюме не было головы — а стало быть, и мозга, —
лишь подчеркивало очевидную «истину» этого произведения: он черный, у него огромный
черный пенис, а значит, сам он — огромный черный пенис. Тридцатью годами ранее Франц
Фанон уже выразил эту мысль на страницах своей книги (см. выше): всякое интеллектуальное
достижение предполагает потерю в сексуальной сфере — и наоборот. «Представить
роденовского Мыслителя с эрекцией — какая шокирующая мысль», — писал Франц Фанон в
книге «Черная кожа, белые маски». А вот представить негра с эрекцией много проще,
поскольку белые не относятся к неграм как к равным по интеллекту. Напротив, когда белый
человек видит негра, писал Фанон, для него «существует уже не сам негр, а лишь его пенис;
темнокожего человека затмевает его собственный орган. Он уже не человек. Он просто
пенис». И именно огромный черный пенис, как писал за полвека до Фанона американский
врач Уильям Ли Хауэрд, делает любые попытки окультурить негра совершенно абсурдными.
До Мэпплторпа эта визуальная идея — что суть негров сфокусирована в черных гениталиях
— выражалась так же сильно лишь однажды, в начале XIX века. В то время восторг белого
человека перед черным пенисом (равно как и его страх) достиг своего апогея. Образцы
мужских гениталий отсекали, исследовали, хранили в банках с формалином — все это было
вполне привычным. А вот «живая» демонстрация превосходства африканских гениталий
перед европейскими была для белого человека слишком травматичной. В итоге эту «вполне
научную» мысль решили вывести на сцену в виде чернокожей женщины.
В первые десятилетия XIX века Саартье Баартманн, которую чаще звали просто Сарой
Бартман, демонстрировали почти голой во многих театрах Европы под именем
«Готтентотской Венеры», притом что слово «готтентот» было синонимом нахождения в самом
низу «великой цепи существования» — теории, активно муссировавшейся Чарльзом Уайтом и
другими учеными. О том, что на этой лестнице развития Саартье, а с ней и все черные
африканцы, стояла чуть ли не на одной ступеньке с человекообразными обезьянами,
свидетельствовали ее гениталии, особенно так называемый готтентотский передник
(гипертрофированное развитие больших и малых половых губ), а также сильно выраженные
симптомы стеатопигии (чрезмерно развитых, откляченных ягодиц, которые тогда называли
готтентотскими).
После смерти Баартманн в возрасте 25 лет Жорж Кювье, постоянный секретарь Французской
академии наук и ведущий теоретик по вопросам происхождения рас, тщательно исследовал
ее тело. И вот что интересно — девять из шестнадцати страниц в отчете Кювье посвящены
сексуальной анатомии Баартманн: от ее знаменитых половых губ до «упругой,
сотрясающейся массы» ягодиц и обезьяноподобного строения таза. А вот мозгу ее ученый
отвел всего один абзац. Впоследствии Кювье изготовил анатомический препарат половых
органов Баартманн для демонстрации в Музее человека в Париже. При этом, как пишет
Сандор Л. Гилман в книге «Сексуальность: иллюстрированная история», он преследовал
вполне конкретную цель — документально подтвердить сходство строения гениталий «у
особей, находящихся на низшей ступени развития», и «орангутангов — самого развитого
вида человекообразных обезьян». Как и все африканцы, Саартье Баартманн была низведена
Page 89/258
до уровня собственных половых органов.
Точь-в-точь как это случилось с «Портретом мужчины в полиэстеровом костюме». Вот почему
эта фотография вызвала бурную реакцию среди негритянской интеллигенции, как, впрочем, и
среди прокуроров, сенаторов и специалистов по первой поправке к конституции США. «Пенис
представлен здесь как главное отличительное свойство черного мужчины, а это классический
расовый стереотип, воссозданный и поданный как произведение искусства, — писал
афроамериканский эссеист Эссекс Хэмпхил, обсуждая проблематику шедевра Мэпплторпа.
— Для человека с черным цветом кожи смотреть на эту фотографию без ощущения того, что
тебя используют, превращая в некий объект, практически невозможно».
То, что белая Америка превратила по ходу истории в фобию, Мэпплторп превратил в фетиш.
Однако, в отличие от фрейдовских трактовок, это не было подменой сексуального
удовлетворения. Этот фетиш был настолько генитальным, насколько это вообще возможно. В
глазах Мэпплторпа, рассказывал Морриероу друг фотографа Уинтроп Иди, «огромный
черный член» обладал неотразимой притягательностью. Другой его друг однажды слышал,
как Мэпплторп описывал идеальный черный пенис так детально, что даже назвал точные
размеры уретрального отверстия на его головке. Мало кто осознает, как упорно Мэпплторп
искал идеальный образчик огромного черного пениса. По словам Иди, «он обследовал не
одну тысячу».
Мэпплторп прекратил свои поиски, лишь когда познакомился с Муром, который только что
сыграл очередную партию в пинбол в баре «Сникерс» в начале Вест-Сайдского шоссе в
Гринич-Вилидж. Когда Мур заметил, как Мэпплторп буравит его взглядом, он до того
испугался этого странного человека, что убежал из бара. Но Мэпплторп догнал его у входа в
метро на углу Кристофер-стрит, представился и предложил угостить его ранним завтраком.
Имя Мэпплторпа Муру ни о чем не говорило. Тем не менее он принял его предложение, хоть
и сказал сперва; «Только я ни во что не хочу ввязываться».
Примерно через час Мэпплторп привел Мура в свою квартиру-студию, где, не без помощи
кокаина, убедил двадцатипятилетнего военного моряка раздеться и сфотографироваться в
обнаженном виде. На этот раз интуиция его не подвела: наконец-то, рассказывал он потом
одному из приятелей, у человека «с лицом прекрасного животного» оказался идеальный
пенис. Мур, которого больше всего беспокоило, как бы не осрамить свою семью,
проживавшую в штате Теннесси, сказал, что не станет позировать, если на фотографиях
будет видно одновременно и лицо, и пенис. Тогда Мэпплторп взял с постели наволочку и
надел ее ему на голову.
Page 90/258
фотография — триумф эстетики. В «Черной книге» она, пожалуй, вторая по силе скрытого
вызова, намекающего на один из самых отвратительных периодов американской истории.
Белые балахоны с прорезями для глаз безошибочно ассоциируются с ку-клукс-кланом, той
самой организацией, которая ввела практику линчевания и ритуальных кастраций чернокожих
американцев.
Мэпплторп явно идеализировал черный пенис как эстетический объект, чтобы создать
произведение искусства, ниспровергавшее принятые в его культуре воззрения, которые
считали подобную эстетику спорной и противоречивой. Однако в каком-то смысле его
творчество укрепляло идею расизма — точку зрения еще более давнюю, чем научные
исследования Чарльзом Уайтом «ступеней развития». Просто потому, что в западной
культуре сексуальные и расовые проблемы всегда были сопряжены с психологическим
конфликтом. Как указывает Сандор Л. Гилман, именно униженное положение африканца
превращало его в неподражаемый экзотический сексуальный объект для некоторых
представителей «кавказской расы». Для этих белых чернокожий мужчина является их
эротическим альтер-эго. Сексуальным Другим. И этот другой притягателен как раз потому, что
так ужасен.
Однако самому Муру в период его «дружбы» с Мэпплторпом редко доводилось видеть такие
слезливые и эмоциональные проявления чувств. Да, конечно, он ощущал сексуальное
желание, которое испытывал Мэпплторп, и знал об эротическо-эстетической одержимости
фотографа его пенисом, однако Милтон Мур интуитивно чувствовал, что интерес фотографа
к его члену, перед которым тот якобы преклонялся, недалеко ушел от интереса Чарльза
Уайта, который точно так же восхищался черным пенисом, хранившимся в банке с
формальдегидом в его лаборатории. Для Уайта огромный член африканца был научным
доказательством того, что чернокожая раса находилась на более низкой ступени развития,
чем белые люди. Однако Роберту Мэпплторпу член его темнокожего любовника «говорил» то
же самое, с каким бы романтическим трепетом он к нему ни относился.
В конце концов Мур осознал, что именно видит в нем Мэпплторп как художник и как человек,
— он понял, что эти взгляды не сильно отличались от взглядов тех людей, которые двумя
веками ранее изучали место негров в природе и мире и так охотно сравнивали его с
обезьяной. И хотя Мур никогда не изучал историю, он верно почувствовал истинный смысл
того, что с ним произошло, — возможно, даже лучше своего образованного ментора. И что с
того, что он позировал для фотографа в студии, а не живьем перед публикой, если он все
равно превратился в мужской вариант Саартье Баартманн — в «Готтентотского Адониса».
«У нас никогда не было настоящих отношений, — сказал Мур Моррисроу, описывая время,
которое он провел с Мэпплторпом. — Я был для него всего лишь обезьяной в зоопарке». * * *
Надо сказать, что черный пенис был не одинок в своих страданиях, связанных с расовой
принадлежностью. Существовала еще одна группа людей, помеченных тем же клеймом.
Page 91/258
Правда, жили они не в первобытном грехе на далеком и малоизученном континенте; нет, со
времен древних греков и римлян они жили среди европейцев и были частью западной
культуры, но в то же время вне ее. Их особый статус, навязывавшийся им и изнутри и
снаружи, увековечивал особый знак на пенисе — обрезание крайней плоти. В глазах христиан
обрезание, как и цвет кожи, было признаком всевышнего проклятия. Поэтому носители этого
знака, евреи, стали Белым Сексуальным Другим, распространявшим повсюду немыслимые
извращения и ужасные болезни. И хотя тело его не было черным, душой он точно был чернее
ночи. В итоге в конце XIX — начале XX века один врач, который и сам был евреем, пришел к
заключению, что между представлениями о пенисе и этиологией некоторых заболеваний
IV. Сигара
Зигмунд Фрейд умел слушать людей еще до того, как изобрел психоанализ. В 1885 году
никому не известный преподаватель невропатологии из Венского университета получил грант
на поездку в Париж для повышения квалификации в клинике профессора Жана Мартена
Шарко, самого известного в то время невропатолога, которого называли «Наполеоном
неврозов». Его слава была во многом связана с новаторскими исследованиями в области
гипноза. Во время лекций, которые охотно посещали и французские аристократы, и
студенты-медики, Шарко вводил страдающих истерией больных в состояние транса, а после
с помощью гипноза вызывал у них странные, не обусловленные явной органической причиной
симптомы вроде нервного тика или дрожания рук, которые он так же легко устранял. Эта
наглядная демонстрация власти ума над телом производила на присутствующих сильное
впечатление — и особенно на молодого доктора Фрейда.
Правда, благоговеющий перед мэтром венский ученый не знал, что во всем этом была
немалая доля игры, поскольку самые буйные «истерики» получали от Шарко за свое
«выступление» некую мзду. Не ведая об этом, Фрейд смотрел на Шарко как на блестящего
ученого, на указующий маяк в научных поисках, и впитывал каждое его слово. Однажды на
вечеринке в доме Шарко, занюхав чувство дискомфорта, которое он всегда испытывал в
обществе незнакомых людей, дорожкой кокаина[134], Фрейд стал свидетелем разговора
между хозяином и еще одним врачом. «Я был полностью захвачен этой беседой», — писал
Page 92/258
позже Фрейд. Разговор шел об одной пациентке, которая наблюдалась у этого врача;
молодая женщина с тяжелой истерией была замужем за человеком, секс с которым не
приносил ей удовлетворения. Коллегу Шарко интересовало, не был ли вызван ее невроз этим
эротическим обстоятельством. По свидетельству Фрейда, Шарко чуть не подпрыгнул на
месте и живо отвечал: «Но в подобных случаях невроз всегда носит генитальный характер —
всегда-всегда!»
Фрейд был поражен. Если великому Шарко известна эта истина, то почему он не высказывал
ее публично? А вскоре после возвращения в Вену Фрейд задал себе практически тот же
самый вопрос. Он только что открыл собственную врачебную практику, и его коллега,
гинеколог Рудольф Хробак, попросил Фрейда принять одну из его пациенток. Фрейд
встретился с Хробаком дома у пациентки, которая, как выяснилось, страдала сильнейшими
приступами панического страха. Отведя Фрейда в сторону, Хробак рассказал ему, в чем, по
его мнению, крылась причина страданий больной. «Она уже восемнадцать лет как замужем,
— сообщил Хробак, — однако до сих пор virgo intacta[135]. Ее муж полный импотент. В таких
случаях, пояснил Хробак, у врача нет другого выхода, кроме как «прикрывать семейное
несчастье своей репутацией и быть готовым к тому, что кто-то наверняка скажет: пожалуй, он
никудышный врач, если не вылечил ее за столько лет». Но дело в том, добавил он, что
«лекарство от такой болезни хорошо известно, однако его не пропишешь. Вот оно: «Rp. Penis
normalis dosim Repetatur!»[136]
Сегодня, no прошествии ста с лишним лет, ясно, что никто не написал столько всего и с
такими последствиями о влиянии половых вопросов — в особенности того самого
Page 93/258
утверждал он, то есть определяет характер любого из нас. Исходящие от тела побуждения и
импульсы универсальны, учил Фрейд, и воздействуют на сознание значимым образом, даже
если эти значения недоступны нашему сознанию. Все мы проходим через анальную стадию
развития. Все отличаемся полиморфной перверсией[138]. Все мы вынуждены сталкиваться с
эдиповым комплексом, названным так Фрейдом по имени героя древнегреческой трагедии,
который, сам того не ведая, убил своего отца и женился на собственной матери, а после,
чтобы искупить вину, ослепил себя (Фрейд назвал бы это «самокастрацией»). Все это —
детали нашей «общей ментальной конструкции», одинаковой у всех, так как каждый из нас
обладает телом. Неприятие же такая связь между телом и сознанием может вызывать
потому, что, по Фрейду, ключевым органом, формирующим характера человека — неважно,
есть у него этот самый орган или нет, — является пенис.
Рожденный в мире четкой, иерархической парности (аристократ над пролетарием. Запад над
Востоком, христианин над иудеем и так далее), Фрейд заявил, что на самом деле смысл
имеет лишь одно различие: есть у человека пенис или он отсутствует по причине кастрации?
Последнее для Фрейда подразумевало отсутствие не только яичек, но и пениса и было,
наряду с физическим обстоятельством, состоянием психики, а зачастую и просто страхом
кастрации. Взгляды Фрейда на происхождение этой фобии постоянно развивались. Однако в
одном ключевом моменте Фрейд был последователен: нельзя не считаться с психической
реальностью кастрации или ее последствиями. Для мужчин, для женщин, для детей — для
всех.
Похоже, что угроза кастрации, озвученная Якобом Фрейдом, была в Европе XIX века
обычным воспитательным средством. В одном приюте для сирот, организованном
монахинями, с этой проблемой боролись следующим образом: сначала ребенку обещали, что
отрежут ему пенис если только он… а после — для пущей острастки — завязывали ему глаза
и тыкали в его пенис ледышкой! Трудно сказать, насколько распространена была такая
процедура, однако нам известно, что из подобных ситуаций Фрейд вывел свое правило
психологического развития. «Ребенок, начавший ощущать возбуждение пениса, получит
удовольствие, если будет стимулировать его рукой, — писал Фрейд в статье «О сексуальных
теориях детей» (1908). — Если же его застанет за этим нянька или родители, он будет с
ужасом ожидать, что его накажут, отрезав ему член. Воздействие этой угрозы…
исключительно глубокое и мощное».
Каждый младенец мужского пола, писал Фрейд, полагает, что у всех остальных тоже есть
этот орган. Но, видя, что его сестра или мать «кастрированы», мальчик предполагает, что это
дело рук его отца, а заодно и ужасающее доказательство возможности ампутации пениса. В
результате отношение мальчика к отцу становится пассивным, но с оттенком затаенной
обиды, тогда как с матерью он, наоборот, сближается. Он не смеет желать супругу
собственного отца. Но не может рисковать тем, чтобы сама она его не желала, иначе ей
будет легко предать его и выдать отцу для кастрации. Для мужчин с ярко выраженным
неврозом различия между полами могут стать настоящим потрясением с самыми серьезными
последствиям. Одни потом становятся фетишистами, другие — гомосексуалистами. Однако у
Спустя годы этот мальчик становится мужчиной, полезным членом общества, любящим
мужем, отцом и — тираном, который запугивает своего собственного сына и угрожает
его пенису. Такова, утверждал Фрейд, судьба всех людей и одна из главных причин, по
которой жизнь в цивилизованном обществе таит в себе так много страхов и мучительных
беспокойств. Открытие этого мрачного факта стало кульминацией его исследований. «Если
бы психоанализ не мог похвастаться ничем иным, кроме открытия эдипова комплекса, —
писал Фрейд, — то одно это позволило бы ему претендовать на роль ценнейшего
новоприобретения человечества».
Что касается девочки, то для нее нет более ценного приобретения, чем пенис. Кастрация для
нее не угроза, а фрейдистская реальность. Это значит, что травма, которую она получает,
еще серьезнее. В данном случае эдипов комплекс совпадает с фаллической стадией
развития, которую проходят оба пола. Эта стадия связана с мастурбацией, возбуждением
«активного, проникающего, маскулинного полового органа»: у мальчиков это пенис, а у
девочек — клитор. Как и ее братья, девочка испытывает сексуальное влечение к собственной
матери. Это ее доминирующая фантазия во время мастурбации. «Маленькая девочка, —
писал Фрейд, — это на самом деле маленький мужчина».
Но наступает момент, когда она осознает, что это не так и что она никогда им не станет.
«Случайно обнаружив у брата или сверстника пенис, она узнает в нем более совершенный
аналог своего собственного невзрачного органа, и с этого момента ею овладевает зависть к
пенису. Эта зависть затвердевает в ней как рубец и превращается в ненависть к себе. Вскоре
девочка начинает разделять презрение мужчины к ее полу, лишенному столь важной части
организма». Поскольку она не может интернализировать собственного отца в качестве своего
супер-эго, что, по мнению Фрейда, вызвано страхом кастрации, но не ее реальностью,
женщина обладает моральным изъяном. Не имея других вариантов, она вынуждена
Page 95/258
справляться со своим анатомическим изъяном с помощью замещения. Не желание иметь
пенис удовлетворяется за счет того, что она «распространяет свою любовь к этому органу на
его обладателя»[139] — сперва на отца (в своих эдиповых фантазиях она желает, чтобы он
проник в нее), а затем и на мужа. (И в том и в другом случае мужчина в рамках фрейдистских
теорий представляет собой всего лишь систему жизнеобеспечения пениса; это он
«приделан» к пенису, а не пенис к нему.) Цель вагинальной сексуальности женщины состоит
не в том, чтобы любить или получать удовольствие, писал Фрейд. Цель в том, чтобы
заполучить в себя пенис.
Эти теории стали мишенью для целого залпа критических откликов. Исследователи головного
мозга и психологи объявили их не поддающимися проверке, а значит, ненаучными. Историки
указывают на то, что «объективные» наблюдения явно смешиваются в этих взглядах с
предрассудками европейской культуры XIX века, особенно в отношении женщин. Даже
многие последователи теории психоанализа выступили против подобных трактовок. В 1932
году, за два года до рождения Глории Стайнем[140], врач-психоаналитик Карен Хорни
заявила, что если кто и вправду анатомически неадекватен, так это мужчины. Когда мальчик
впервые видит вагину, он получает травму, писала Хорни в книге «Страх перед женщиной»
[141]. Но не ту, о которой говорил Фрейд. Реальное последствие такого события заключается,
по словам Хорни, в том, что мальчик
инстинктивно понимает, что его пенис слишком мал для влагалища матери, и реагирует на
это страхом собственной неадекватности или несоответствия, страхом быть отвергнутым и
осмеянным[142].
Пожалуй, единственное, с чем нельзя поспорить и что касается идей Фрейда о связи между
телом и сознанием, вне зависимости от того, верны они, в конечном счете, или нет, так это
настойчивость и последовательность, с которой он, как ни один современный мыслитель, во
всяком случае, не такого масштаба и авторитета, отстаивал эти идеи с позиций
фаллоцентризма. Нет, Фрейд не был первооткрывателем в области детской сексуальности
или области бессознательного, как это часто утверждают: эти идеи исследовались и до
Фрейда, хотя никто не делал это так последовательно, как герр профессор из Вены. Лишь две
его ключевые концепции психоанализа — зависть к пенису и комплекс кастрации — не имели
прецедента в медицинской литературе, а потому являются его личным открытием. В 1937
году Фрейд назвал их краеугольным камнем, на котором зиждутся все его теории и без
которого психоанализ был бы бессилен в своих изысканиях. Доживи Фрейд до наших дней, он
мог бы назвать их «психической ДНК» или «двойной спиралью человеческой личности». Ясно
одно: и в том и в другой концепции все сводится к пенису, и это факт, не требующий
доказательств.
Эти концепции были определяющими в учении Фрейда, так как пенис — целый или
отрезанный, эрегированный или мягкий — всегда выступает в роли символа. Материальная
реальность этого органа обрамляет его психическую реальность; он связывает человека с
внешним миром и миром его внутренних импульсов и фантазий. Фрейдистский пенис — это
голос истины, обнажающий животную природу человека, демонстрирующий его силу и
слабость, напоминающий всем нам о том, что мы не хозяева в собственном доме. Его взлеты
и падения зеркалят наши собственные успехи и неудачи. Вялость, наступающая после
эрекции, — это отголосок человеческой бренности, точно так же, как присущая фаллосу
похоть — это аналог желания использовать в своих интересах других, а мастурбация —
аналог готовности использовать в тех же интересах себя.
Пенис — это куда больше, чем просто часть тела. Это идея, символ, знак — настолько
могущественный, что другие вещи тоже могут выступать его символом. Когда Фрейд, этот
знаменитый курильщик, выкуривавший около двадцати сигар в день, сказал, что «иногда
сигара — всего лишь сигара!», он по-прежнему верил, что в большинстве случаев это не так.
К 1923 году все нёбо Фрейда было покрыто раковыми новообразованиями — явное следствие
Page 96/258
ёго привычки к курению. Хирург, проделав в общей сложности около тридцати операций,
удалил у него почти все нёбо, так что впоследствии Фрейд был вынужден носить
специальный нёбный протез, мешавший ему нормально говорить[143]. Но несмотря на это,
Фрейд не бросал курить, открыто признавая, что его дурная привычка подразумевает
гомосексуальную фелляцию — замещение основополагающей человеческой привычки
мастурбировать, — а также эротическую сублимацию, вызванную периодами длительного
воздержания в супружеских отношениях с женой Мартой (в девичестве Мартой Бернайс).
Для Фрейда пенис олицетворял собой все самое мощное, творческое, интеллектуальное и
прекрасное, а также уродливое, иррациональное и звериное, что есть в любом из нас. Со
времен античной Греции никто не концептуализировал пенис как идею во всей ее
противоречивости и сложности с такой энергией и размахом. Не случайно Фрейд без конца
ссылался на Эдипа, Медузу и катарсис: ряд самых важных понятий своего учения он
позаимствовал у древних греков. Гора Олимп была прибежищем богов, где эрекция была
вечной, кастрации вершились божественной рукой, а богини рождались во всей своей красоте
прямо из спермы. Там жили сатиры и кентавры, а также обнаженные, мужественные герои,
которых не смущала собственная сексуальность, даже когда она была бисексуальна.
Главным героем этой драмы, заявил Фрейд, является пенис. Такой подход к проблеме
человеческого существования изобилует множеством коннотаций. Чтобы как следует его
понять, стоит разобраться в мифологии пениса, созданной Зигмундом Фрейдом. * * *
Page 97/258
Страх и ненависть в отношении этого органа пронизывали европейскую культуру на
протяжении двух тысячелетий. В имперском Риме одно и то же непристойное ругательство —
verpa — имело два значения: «иудей» и «половой член», так как считалось, что обрезанные
иудеи патологически похотливы. В своем трактате «Рассуждение против иудеев» (430 год н.
э.) Блаженный Августин яростно критиковал обрезание, усматривая в нем свидетельство
того, что «низменный Израиль» живет «по велениям плоти», а не духа. Другой отец
католической церкви, святой Иероним Стридонский (342–420), писал: «Назвать [еврейскую
синагогу] домом терпимости, вертепом или прибежищем дьявола — значит польстить ей».
Читая эти строки, мы понимаем, почему несколько веков спустя евреев часто изображали
едущими задом наперед на козле — животном, в облике которого дьявол являлся на шабаши
ведьм — сексуальные оргии, во время которых это исчадие ада требовало, чтобы все
присутствовавшие женщины лобызали его огромный, чешуйчатый член. А в XII веке пенис
иудея был во всеуслышание назван источником его дьявольской силы. Аббат Гвиберт
Ножанский (1053 — ок. 1124) узнал об этом, как сказано в его воспоминаниях, от
монаха-вероотступника, который умолял одного врача-иудея научить его тайнам черной
магии, а еще лучше — познакомить с дьяволом. «Сперва принеси жертву Сатане», —
ответствовал иудей «от лица гнусного князя тьмы». «Какую же?» — поинтересовался монах.
«Излей передо мной свою сперму, — сказал иудей. — А излив ее всю, сам ее и отведай».
Итак, иудей отличался от окружающих его христиан своим пенисом, а пенис его отличался
тем, что был обрезан. Уже сама эта процедура доказывала извращенность иудея. Ведь во
время нее удаляют крайнюю плоть, что как бы имитирует кастрацию, в результате чего
обнажается головка члена, как будто пенис постоянно возбужден. Ввиду таких
противоречивых сигналов представление христиан об иудеях было сексуально
неопределенным, но всегда негативным. Иудей представлялся им одновременно и
женоподобным, и наделенным невероятной мужской силой — жестоким и коварным
соблазнителем (особенно христианских девственниц), чье мужское орудие, однако, было
притуплено в силу варварского обычая, ретуширующего различия между полами. Некоторые
даже верили, что иудеи могут менструировать через пенис, в связи с чем, по свидетельству
иезуита XVI века Готфрида Хеншена, им приходилось совершать ритуальные убийства. Ведь
избавиться от характерных для менструаций спазмов и судорог, писал Хеншен в своем труде
«Acta Sanctorum» («Деяния святых)[145], иудей мог лишь испив крови мертвого христианина
[146].
Еще шире было распространено поверье, что иудеи убивали христианских младенцев,
которым они сперва делали обрезание, а после использовали их кровь в ритуале
празднования еврейской Пасхи. В «Нюрнбергских хрониках», изданных в 1493 году, немецкий
врач, гуманист и историк Хартманн Шедель подробно описывал мученичество святого
Симона Трентского. Этот мальчик двух с половиной лет пропал в 1475 году в городе Тренто
на севере Италии накануне Пасхи, а вскоре его тело было обнаружено недалеко от дома
местного еврея — оно было совершенно обескровлено, а его пенис был обрезан. Эта жуткая
история была проиллюстрирована в «Хрониках» цветной гравюрой, изображавшей
предполагаемые обстоятельства смерти Симона. На ней мы видим стоящего на столе
ребенка, которого держат за руки и за ноги ухмыляющиеся бородатые евреи в длинных
кафтанах. В шею мальчику воткнуты иглы, а на его горле зияет огромная рана. В самом
центре гравюры — пенис Симона, который тянет на себя стоящий на коленях еврей с ножом в
руке. Очевидно, он только что исполнил свое мерзкое деяние. Из пениса Симона в стоящую
на столе миску течет кровь, а еще один еврей в правой части гравюры наблюдает эту сцену с
явным одобрением[147].
То, что обрезание нередко приравнивалось к кастрации, видно из мольбы английского поэта
XVI века Габриэля Гарвея (1545–1630), который просил Бога заставить его врагов умолкнуть,
«обрезав им языки». А вот противники закона о натурализации евреев в Англии[148]
добавили к длинному списку обвинений потомков Авраама нечто новое — каннибализм. В
Page 98/258
1753 году лондонская газета «Лондон ивнинг пост» забила тревогу в стихотворной форме:
Ничто, однако, не могло сравниться с ужасом, который внушал сифилис — а именно эту
болезнь разносил повсюду, как считалось, пенис еврея. Это клеветническое утверждение,
пишет историк Сандор Л. Гилман, коренилось в отвращении, которое вызывал у христиан
древнеиудейский обряд «мецица», во время которого «могель» («моэль»), совершавший
обрезание, после отсечения крайней плоти ненадолго помещал пенис младенца к себе в рот,
где было некоторое количество вина для ускорения свертывания крови. Подобный
орально-генитальный контакт, считали антисемиты, делал пенис еврея опасным источником
возможного заражения для неевреев. В 1581 году французский писатель Мишель де
Монтень, мать которого была еврейкой из Испании, «очень внимательно» наблюдал за
совершением мецицы в Риме. Как только головка члена оказалась обнажена, писал Монтень,
священнослужителю сразу подали сосуд, и, взяв в рот немного вина, он
тут же прикоснулся губами к окровавленной головке члена этого младенца, после чего
сплюнул кровь, которую только что втянул губами, и вновь наполнил рот вином… При этом он
был весь в крови.
Page 99/258
притягивала и отталкивала сексуальная двусмысленность этого обычая. В романе «Иосиф и
его братья» Томас Манн рассматривал обрезание как знак божественного единения между
иудеями и Богом, в результате которого мужчины-иудеи делались более женственными. Зато
в романе «Кровь Вельсунгов» он повторил одно из стародавних измышлений о необычайной
чувственности и потенции евреев, описав, как еврей наставляет рога немцу, совращая его
невесту — свою собственную сестру.
Правда, совращение других евреев — это одно, а совращение христиан — нечто совершенно
иное. Христиане испытывали по этому поводу сильный страх, что было вызвано одной из
самых невероятных генетических теорий, появившихся в XIX веке. Она получила название
«телегония» и была впервые озвучена в докладе, присланном в Лондонское королевское
общество в 1820 году английским графом Мортоном. В 1815 году Мортон случил свою гнедую
кобылу с самцом африканской квагги (полностью истребленным сегодня подвидом равнинной
зебры с характерными полосками в шейном отделе туловища). После рождения одного
полосатого жеребца кобылу продали, и ее новый владелец случил ее с черным арабским
скакуном. Так вот все жеребята, рожденные от этих двух лошадей в разные годы, писал
Мортон, также отличались свойственной квагги полосатостью, хотя ни тот, ни другой
родитель кваггой не был.
Вот какие события и веяния формировали среду, в которой рос и развивался Зигмунд Фрейд.
Он изучал медицину, лечил больных и размышлял о том, что творилось вокруг. Этот
невероятно творческий и плодовитый период его жизни вылился в многочисленные труды, в
которых Фрейд изобретал новый способ трактовки тогдашнего мира. Этот спорный метод
вобрал в себя многие из обвинений, высказывавшихся в адрес еврейского пениса, и, по
выражению профессора Гилмана, «сделал их универсальными», то есть превратил в истины,
применимые ко всем. Психоанализ Фрейда — способ чтения прошлого, как индивидуального,
так и общечеловеческого, — сфокусировал свое внимание на пенисе больше, чем любая
интеллектуальная система, которая существовала до него. Осознаем мы это или нет, говорил
Фрейд, но каждый из нас испытывает страх кастрации. Все мы помешаны на сексе. Все мы, и
мужчины, и женщины, проходим через фаллическую стадию развития. Все испытываем
инцестные эротические желания. Все реагируем на фаллические символы. И не потому, что
мы — евреи, а потому, что все мы — люди. * * *
Летом 1900 года в Ахензее, курортном альпийском местечке, произошла последняя встреча
двух друзей. А в том, что эти двое были друзьями, нет ничего удивительного. Оба они, и
Зигмунд Фрейд и Вильгельм Флис, были немецкими евреями, оба были практикующими
врачами, оба шли в своих исследованиях непроторенными маршрутами, поэтому к ним обоим
представители традиционной медицины относились с большим подозрением. Но хотя дружба
Page 100/258
их была, несомненно, личного характера, от нее была и ощутимая профессиональная польза:
они оказывали друг другу взаимную поддержку, необходимую им обоим. Некоторые из самых
противоречивых идей Фрейда были только что обнародованы в его работе «Толкование
сновидений», где он утверждал, что сны, не воспринимавшиеся хоть сколь-нибудь серьезно
большинством людей, были на самом деле «царской дорогой к познанию бессознательного»
— неорганизованного и хаотичного пространства, озабоченного фаллической
сексуальностью. У Флиса, отоларинголога из Берлина, тоже было много дерзких и
неординарных идей. Одна из них касалась биологической связи между носом и гениталиями.
Флис обнаружил ее при лечении менструальных спазмов, когда попробовал прикладывать
тампоны с жидким кокаином к «генитальным точкам» внутри носа. Другая его теория
провозглашала бисексуальность всех людей. Еще одна исходила из того, что жизнь любого
человека складывается из периодических циклов — у женщин такой цикл длится 28 дней, а у
мужчин — 23.
Какое-то время Фрейд был очень восприимчив к теориям Флиса, и даже заявил, что каждые
28 дней страдает импотенцией и наверняка умрет, когда ему исполнится 51 год — сумма двух
этих чисел. Не исключено, что восприимчивость была частично продиктована
благодарностью. Ведь в Вене мало кто был готов выслушивать его собственные странные
идеи. Но сейчас, когда он стал все больше укрепляться в собственной правоте, идеи Флиса
начали казаться ему несостоятельными. Так Флис, к примеру, взялся утверждать, что все
неврозы связаны с периодическими циклами, что они приходят и уходят сами по себе, даже
если их не лечить. Такой подход, считал Фрейд, отрицает психическую динамику, которую он
наблюдал в рамках собственной практики. Просто Фрейд у себя в кабинете не имеет дела с
реальными жизненными ситуациями, возражал ему Флис. Фрейд просто «вычитывает в
людях свои собственные мысли».
В итоге дружба между Фрейдом и Флисом дала трещину и распалась. Однако сохранилась их
переписка (во всяком случае, письма Фрейда). Подобно дневникам Леонардо да Винчи, эти
письма — окаменевшие останки психоанализа — не предназначались для публикации. В них
постулировались смелые идеи, которые рассматривались, отбрасывались и вновь
реанимировались чуть ли не каждую неделю. Их порождал ищущий ум, пытающийся
обрисовать контуры бессознательного, особенно в его соотношении с человеческим телом.
Начиная с 1892 года Фрейд все больше сосредотачивается в своих письмах на всевозможных
телесных аспектах, которые в итоге стали восприниматься им скорее как психические, нежели
физические. Все это приведет к возникновению одной из основополагающих идей
психоанализа и к рождению, пожалуй, самой смелой концепции Фрейда о загадочной
психической потенции пениса.
Это прозрение — что через фантазии о пенетрации и кастрации «идея» пениса оказывает
мощное влияние на психическую жизнь личности — пришло к Фрейду опытным путем. Многие
из его пациентов страдали истерией, и поначалу он лечил их с помощью терапевтических
методик, прописанных в медицинской литературе и включавших в себя сеансы гидротерапии
(горячий и холодный душ), электротерапию (импульсы электрического тока, воздействующие
на пораженные участки тела) и массаж. Неудовлетворенный результатами, Фрейд начал
экспериментировать с гипнозом. Он вводил внушаемых пациентов в состояние транса, а
затем задавал им вопросы о происхождении мучающих их симптомов. И обнаружил, что в
итоге все сводилось к тому, о чем говорил в свое время в Париже профессор Шарко;
обсуждению сексуально-половых вопросов.
В течение нескольких лет Фрейд практиковал гипноз и восхвалял его достоинства; однажды
он даже излечил им пациентку, которая впадала в конвульсии всякий раз, как слышала слово
«яблоко». «Такой успех был очень лестным, — писал Эрнест Джонс в книге «Жизнь и
творения Зигмунда Фрейда»[151] — так как заменил [у Фрейда] чувство беспомощности на
удовлетворение от того, что его объявили волшебником». Правда, не на всех его работа
произвела должное впечатление. Доктор Теодор Мейнерт, глава отделения психиатрии в
Центральной венской больнице, осудил использование гипноза как средства, умаляющего и
пациента, и врача[152]. В конечном счете, Фрейд тоже стал сомневаться на сей счет. Ведь
одни пациенты были легковнушаемы, а другие нет. Но даже при самых благоприятных
обстоятельствах результаты зачастую оказывались лишь временными. Поэтому в
дальнейшем Фрейд заменил гипноз методом «свободных ассоциаций», когда пациент, лежа
на кушетке с закрытыми глазами, отвечал на вопросы, не будучи в состоянии гипноза, но
пребывая под влиянием двух обстоятельств, о важности которых Фрейд догадался позже:
резистенции и переноса. Применяя эту методику, Фрейд испытал прозрение. Шарко был
прав. Нарушения в сексуальной жизни его пациентов не были
Хотя Фрейд назвал ее «сексуальной», он с тем же успехом мог сказать «пенильной», то есть
связанной с пенисом. Ведь обе патологии, о которых говорилось в этом труде, были связаны
с пенисом и теми практиками, которые снижали, как он полагал, его потенцию: мастурбацией
и коитус интерруптус — прерванным половым актом, к которому Фрейд относил не только
извлечение пениса из влагалища до эякуляции, но и обычное половое сношение в
презервативе. Любая из этих практик может вызвать невроз, заявил Фрейд, поскольку обе
сопряжены с сексуальной неудовлетворенностью, продиктованной страхом беременности.
Фрейд видел явную связь между искалеченной душой и «искалеченным» пенисом, однако
мало кто разделял его точку зрения. «Жители Вены считают меня… мономаньяком, — писал
Page 102/258
он Флису, — тогда как я верю, что прикоснулся к одной из величайших тайн природы».
Сегодня может показаться странным, что Фрейд рассматривал половую дисфункцию с
позиций физиологии, а не психологии. Однако в 1893 году Фрейд еще не был
психоаналитиком. Он был невропатологом, интересующимся психиатрией. А ученые,
работавшие в этих областях науки, не изучали сознание. Они изучали работу мозга, который
считали таким же органом, как и все остальные. Душевные заболевания вызывались, по их
мнению, органическими повреждениями в коре головного мозга или общей слабостью
центральной нервной системы. «Дать психологическое объяснение истокам или природе
порочных инстинктов не является нашей задачей, да это и не в нашей власти, — писал в
1874 году английский психиатр Гарри Модели. — Объяснение, когда таковое появится,
придет не с душевной, а с физической стороны».
То, что Фрейд видел причину душевных болезней в пенисе, свидетельствует о влиянии такого
биологического подхода.
Весной следующего года Фрейд обнародовал свое открытие. 21 апреля 1896 года он сделал
доклад по работе «Об этиологии истерии» на заседании венского Общества психиатрии и
Page 103/258
невропатологии под председательством профессора Крафт-Эбинга. В своем выступлении
Фрейд прибегнул к метафоре, которую он уже использовал в труде «Этюды об истерии» и к
которой будет потом возвращаться вновь и вновь. Исследователь, изучающий симптомы
истерии, сказал он, подобен археологу, обнаружившему развалины древнего города. Он
находит в ней психические эквиваленты колонн без капителей, обрушившихся потолков и
стен, глиняных табличек с полустертыми надписями и каких-то предметов непонятного
предназначения. И, подобно археологу, исследователь тайн души раскапывает все эти вещи,
очищает их от пыли, изучает, сравнивает с объектами, найденными в других местах, и лишь
тогда, если труд его окажется успешным, «saxa loquuntur» — камни начинают говорить.
Через неделю раздражение Фрейда сменилось мучительной тревогой. «Прошел слух, что со
мной лучше не иметь дела. Моя приемная опустела», — писал он Флису. Жалость к себе и
самовозвеличивание были верными спутниками Фрейда. На самом деле мы не знаем,
действительно ли поток его пациентов иссяк. Но одно нам известно наверняка: вскоре после
того неудачного выступления Фрейд стал напряженно работать с новым пациентом, самым
трудным, самым требовательным, но и самым стоящим за всю его карьеру пациентом — тем,
кто навсегда изменит взгляды современного мужчины на его основополагающий орган.
«Мы даже представить себе не можем, насколько важным было это достижение, — писал
позже Эрнест Джонс. — И какая для этого нужна была смелость, интеллектуальная и
моральная! И она ему вскоре потребовалась». В своем восхищении Джонс был не одинок.
Фрейдисты относятся к самоанализу Фрейда с еще большим пиететом, чем верующие евреи
— к разговору Моисея с Богом на горе; ведь в данном случае Фрейд выступил в роли и
Моисея, и Бога. «Его самоанализ, — писал один психоаналитик, — был таким же шагом к
раскрепощению науки, который в литературе и искусстве сделали Данте, Монтень, Шекспир и
Рембрандт: он безоговорочно поставил в центр внимания личность человека, его «я»». В
этом перечне не хватает Блаженного Августина, также прославившегося исследованием себя
и пениса, однако суть здесь схвачена точно. В наши дни, когда даже двадцати пятилетние
пишут свои мемуары, сосредоточенность Фрейда на самом себе не кажется чем-то
экстраординарным. Однако в 1897 году это было редкостью, особенно для ученого с
академическим образованием, которого всю жизнь учили наблюдать за другими. Но мы
знаем, что тем летом Фрейд перестал лечить других и стал внимательнейшим образом
исследовать себя. Нам не известны детали этого процесса: укладывался ли он на кушетку?
подкреплял ли свой ум кокаином — «лекарством», которым он прежде пользовался и очень
хвалил? — но мы точно знаем, что он использовал метод свободных ассоциаций, а его
рабочим материалом были сновидения, детские воспоминания и случайные обмолвки,
Page 104/258
которые мы сегодня называем фрейдистскими оговорками. Но все это не было техникой
«исцеления словом». Этот обряд самопосвящения в психоанализ был писательским
марафоном. Его убежденность в том, что сновидения — это копии индивидуальной психики и
способ исполнения желаний, возникла, когда он стал записывать свои сны, многие из которых
вошли в «Толкование сновидений», изданное два с половиной года спустя.
Переломный момент случился в 1897 году. «Я больше не верю в свою neurotica», — написал
Фрейд в письме к Флису 21 сентября, подразумевая собственную теорию, согласно которой
неврозы возникают вследствие сексуального насилия над детьми. Его предположение, что
чаще всего в этом повинны отцы, вызвала такое негодование, какого Фрейд не ожидал. Ведь
у его собственных сестер тоже были симптомы истерии. И если его теория неврозов была
верна, то виновником их болезни был его родной отец. Сперва Фрейд принял это как факт и
даже назвал Якоба Фрейда «извращенцем» в одном из своих ранних писем к Флису. Однако
теперь он уже не был в этом уверен — и не только из-за своего отца. Истерия была очень
распространенным явлением, а это противоречило его теории, решил Фрейд. Слишком много
людей должны были бы иметь дело с отеческими извращениям, «а столь массовая
перверсия была не слишком правдоподобна». Инцестуальные «откровения» его пациентов,
писал он Флису, скорее всего, были плодом их фантазий.
Сто лет спустя Алиса Миллер и Джеффри М. Массон[155] подвергли эту теорию критике, так
как, по их мнению, она цинично игнорировала истинное положение дел с сексуальным
насилием. (Правда, за эту «ересь» они и сами подверглись нападкам со стороны
фрейдистских психоаналитиков.) Массона особенно поносили за высказанное
предположение, что Фрейд руководствовался не столько своими идеями, сколько травмой,
которую нанесли ему коллеги на злополучном заседании Венского общества психиатрии и
невропатологии. Но как бы то ни было, Фрейд не стал среди них популярнее после того, как
пересмотрел свою теорию совращения, — профессионалы его по-прежнему отвергали.
совращение кем-то из взрослых [курсив автора] и угрозу кастрации». Тогда же, в сентябре
1897 года, Фрейд просто выдвинул новую теорию для объяснения уже имевшихся фактов. Он
решил, что Крафт-Эбинг был в чем-то прав и что многие из его пациентов действительно
«рассказывали сказки». С той лишь разницей, что в этих «сказках» всегда было зерно истины.
Это были закодированные послания из подсознания. По мере того как Фрейд все больше
уходил от психиатрии к психоанализу, его стали меньше интересовать конфликты между
отдельными личностями — гораздо сильнее его теперь занимали конфликты в них самих.
Даже если большинство заявлений его пациентов, считавших себя жертвами инцеста, были
ложью, они все равно были истинными проявлениями — и даже доказательством —
младенческой сексуальности, что для Фрейда было равносильно наличию у младенцев
сексуального желания. Его пациенты не лгали, ведь ложь — это осознанное действие, тогда
как фантазии были неосознанными. Фрейд теперь не столько отрицал реальность
сексуального насилия над детьми, сколько объявлял о существовании другой реальности:
области фантазий и противоречий, исходивших из глубинных слоев того, что он назвал «Id»
(«Оно») — сферы подсознания, в которой превалируют активные и сексуальные образы, а
психическая потенция имеет выраженный фаллический характер. Даже у детей.
Фрейд шел к этому умозаключению уже давно. В январе 1897 года его внимание привлекло
то обстоятельство, что отчеты средневековых охотников за ведьмами были удивительно
схожи с тем, что он слышал от своих пациентов. «Отчего признания [ведьм]… так похожи на
рассказы моих пациентов?» — удивлялся он в одном из писем к Флису. Инквизиторы «колют
иголками», а «ведьмы» в ответ на это рассказывают «одну и ту же зверскую историю», явно
Page 105/258
выдуманную. «Но почему, — вопрошал Фрейд, — дьявол неизменно подвергал их
сексуальному насилию?» В следующем письме Фрейд сам отвечает на этот вопрос:
«Обращение к теме ведьм [дало свои плоды], — пишет он. — Их «полеты» и связанные с
этим жуткие истории можно рассматривать как фантазии. Метла, на которой они летают, —
это его величество Пенис!»
Через двенадцать лет после того, что он наблюдал — или думал, что наблюдал, — в Париже
на лекциях Шарко по истерии, ему наконец открылся смысл увиденного. Какова бы ни была
биологическая причина душевного заболевания, симптомы его были психологическими. Их
можно было лечить и, что не менее важно, видеть в них идеи. Правда, теория совращения
здесь не работала. Если раньше невроз вызывал реальный пенис — с помощью мастурбации
и прерванного полового акта или вследствие сексуального насилия в детском возрасте, — то
теперь его сменила
Как и все глобальные изменения климата, эта трансформация, как явствует из писем Фрейда,
сопровождалась «сильной непогодой». Хотя раньше Фрейд почти не выпивал, теперь он все
чаще «искал поддержки в бутылке бароло» и дружеского общения в лице «его приятеля
марсалы»[157]. Но ни один из этих тоников не оказывал должного действия. Настроение у
Фрейда менялось, «как пейзажи в окне поезда», поскольку теперь из ночи в ночь сны
открывали ему грубую правду его собственных эротических желаний. Однако чем больше он
избавлялся от иллюзий в отношении самого себя, тем больше в нем крепла уверенность в
том, что он приближается к истине — но не личной, а универсальной. 3 октября 1897 года он
описал Флису желание, которое когда-то испытывал к собственной матери, Амалии Фрейд, и
которое пробудилось в нем, как он теперь понял, где-то между вторым и третьим годом жизни
«во время поездки [на поезде] из Лейпцига в Вену, когда мы… провели ночь вместе и когда я,
по-видимому, видел ее nudam [обнаженной]… Я еще не вполне понял, что это значит», —
писал Фрейд своему другу. Но через две недели он все понял.
Я обнаружил, и в себе тоже, любовь к матери и ревность к отцу, и теперь считаю это общим
для раннего детства явлением… Если это действительно так, то захватывающая история о
царе Эдипе становится вполне понятной… Когда-то все, в своих фантазиях, были в чем-то
подобны Эдипу.
Однако фрейдовское представление о судьбе Эдипа не совпадает с тем, что описал в своей
пьесе Софокл. Это не внешняя сила, но внутренняя. Подсознательно все мы желаем войти в
свою мать. Но мы не делаем этого, поскольку боимся кастрации, которой грозит нам отец —
объект нашей сексуальной (и смертоносной) зависти. Те, кто решает проблему этого
треугольника и отгадывает загадку, — здоровы. Те, кому это не удается, — страдают
неврозом. Вот в чем, учил Зигмунд Фрейд, заключается — на горе или на беду — психическая
потенция пениса. * * *
В октябре 1900 года Фрейд написал Флису о своей новой пациентке, «восемнадцатилетней
девушке», которая «легко раскрылась моим набором отмычек». Такая самонадеянность —
фрейдистская похвальба в своем коронном виде, да еще из уст самого Фрейда — почти
забавна. Но хотя он и не страдал излишней скромностью, в прозорливости ему не откажешь.
Одиннадцать недель, проведенных им в обществе Доры, ознаменовались появлением одного
из самых фаллических документов в его ученой карьере. Фрейд соединил в нем три идеи — о
значении сновидений, об инстинктивной природе младенческой сексуальности и о
психической потенции пениса — и создал первую в мире психоаналитическую историю
Page 106/258
болезни[158], не побоявшись опубликовать результаты лечения, несмотря на то что его едва
ли можно было счесть успешным и законченным: Дора прервала его до окончания
назначенного курса.
Фрейд написал отчет о проделанной работе в январе 1901 года, в сложный для себя период.
Его дружба с Флисом была под угрозой. (Возможно, этим и объясняется хвастливый тон его
письма.) Первая крупная теоретическая работа Фрейда «Толкование сновидений» была
встречена не так хорошо, как он ожидал. А в Венском университете его в очередной раз
обошли с повышением в должности — оскорбление, которое Фрейд приписал отказу
принимать его теории психоанализа, усугубленному антисемитизмом[159]. Описывая новую
историю болезни, Фрейд надеялся продемонстрировать действенность своих неоднозначных
идей и добиться более серьезного отношения со стороны научной общественности. Однако в
труде, который был опубликован через четыре года, он показал во всей красе скорее самого
себя (порой не в самом лестном свете), хотя, похоже, он об этом не догадывался. Фрейд
продемонстрировал в нем великолепное владение различными языковыми приемами; спустя
80 лет один критик даже сравнил его литературный стиль со стилем Набокова. Таким вот
странным, но прекрасно скроенным был этот труд — «Фрагмент анализа истерии (История
болезни Доры)».
Дору, «девушку с приятной внешностью», приводил к Фрейду дважды — и оба раза против ее
воли — ее отец, богатый фабрикант. За несколько лет до этого Фрейд лечил его от «приступа
помешательства, усугубленного симптомами паралича». Фрейд диагностировал у него тогда
«диффузное сосудистое поражение», вызванное перенесенным сифилисом, и этот
фабрикант признал, что в самом деле болел им в молодости[160]. Описывая все это, Фрейд
не уточнил, однако, что отец Доры был евреем; он понимал, что многие из его тогдашних
читателей и без того верили в связь между «гиперсексуальностью евреев» и психическими
заболеваниями. К тому же Фрейд не собирался анализировать психику одних лишь евреев.
Теории, развиваемые им во «Фрагменте…», имели универсальное применение — во всяком
случае, именно в этом он пытался уверить недоверчивый мир.
Противосифилитический курс лечения, который он назначил отцу, был успешным, так что
авторитет Фрейда в глазах пациента сильно вырос. Вскоре тот привел к нему дочь,
страдавшую необъяснимыми приступами кашля, которые мешали ей говорить. Фрейд
предложил ей пройти курс психотерапии, однако Дора отказалась. Но через два года она
вернулась к нему — апатичная, страдающая депрессиями, склонная к суициду и явно
презиравшая отца, которого она прежде обожала. Теперь, помимо кашля и афонии (потери
голоса), у Доры были еще и сильные менструальные спазмы, сопровождавшиеся физической
слабостью, а также приступы болей в животе, похожие на аппендицит.
все равно будут «немало озадачены». «Новое, — громогласно восклицает он как истый
альфа-самец и оракул Науки, — всегда пробуждает недоумение и сопротивление».
На самом деле даже полный болван мог догадаться, что дела у Доры были плохи. Она
Page 107/258
оказалась втянута в драматические события, достойные пера ведущего драматурга и
новеллиста Артура Шницлера[161], которого называли венским летописцем буржуазного
адюльтера, приправленного в ее случае поистине хичкоковским ужасом от того, что в море
лжи, которое ее окружало, она одна говорила правду. Действующими лицами этой драмы
были члены двух семей; семья Доры, чьи родители не были счастливы в браке, и еще одна
супружеская пара, которую Фрейд называет «супругами К.». Семьи были очень близки, но
ближе всех были отец Доры и госпожа К. Мать Доры описывается во «Фрагменте…» как
женщина скучная и одержимая уборкой[162]. («Целый день, — пишет Фрейд, — она
занималась наведением порядка и поддержанием чистоты в квартире»). За шесть лет до
появления Доры у Фрейда ее семья переехала в курортный город Б., где проживали супруги
К., чтобы отец Доры мог поправить здоровье после перенесенного туберкулеза. Там о нем
немало заботилась госпожа К. (по-видимому, мать Доры была слишком занята вытиранием
пыли!). Вскоре у них начался роман. И в отличие от матери, Дора обо всем догадалась.
Вскоре после этого у Доры, боготворившей госпожу К. не меньше, чем отца, начались
приступы кашля и хрипоты. Спустя несколько лет, когда роман между ее отцом и госпожой К.
был все еще в полном разгаре, Дора как-то отправилась на прогулку с господином К., который
вдруг стал к ней грубо приставать. Девочка дала ему пощечину и убежала прочь, а после
рассказала обо всем своим родителям. Отец Доры вызвал господина К. на разговор, однако
тот все отрицал. Хуже того, он выразил сомнение в невинности Доры, заявив, что Дора читает
руководства по супружеской жизни, предназначенные для молодоженов, о чем ему поведала
жена. Дора просто «перегрелась от такого чтения, — сказал господин К., — и все придумала».
Когда отец Доры поверил господину К., а не ей, ощущение, что ее предали, было полным и
окончательным: отец, изменявший ее матери, то есть лжец и прелюбодей, «отдал» ее
другому лжецу, неудачливому совратителю, в обмен на возможность продолжать отношения
с лживой, изменявшей своему мужу госпожой К., которая предала Дору, рассказав мужу, что
она тайком читала эти книги, которые дала ей сама госпожа К.! Даже великий Шницлер не
смог бы придумать более извращенную фабулу.
После всего, что произошло, симптомы Доры усилились — тогда-то ее и привели в первый
раз к Фрейду. Когда же через два года ее состояние усугубилось, ее заставили согласиться на
лечение. Отец Доры считал, что причиной ее депрессии был выдуманный ею случай на
озере. «Я считаю рассказ Доры о безнравственном предложении этого мужчины просто
фантазией, — сообщил он Фрейду. — Попытайтесь теперь вы ее вразумить»[163].
Совершенно очевидно, что он имел в виду своим последним замечанием. Но он плохо знал
доктора Фрейда.
Возможно, то же самое можно сказать и про нас с вами, поскольку Фрейд, переосмысливший
к этому времени теорию совращения, выдвинутую им тремя годами ранее, и решивший, что
его пациенты обычно фантазируют, пишет, что он верит Доре, но не считает, что «гнусное
предложение», сделанное на берегу озера, могло так сказаться на ее здоровье. Поэтому он
попросил ее копнуть поглубже в прошлое. Возможно, там есть другая травма, которую она
просто предпочла забыть и которая перекликается с ее симптомами: судорожным кашлем и
болями в груди, с которых все началось,
Он оказался прав в своей догадке. Однажды, когда Доре было четырнадцать лет, она
оказалась наедине с господином К. у него в магазине. Дора пришла туда, чтобы увидеть
церковную процессию из окна магазина, находившегося на главной городской площади.
Девочка думала, что там будет кто-то еще, но господин К. «побудил свою жену остаться дома,
отпустил приказчиков и, когда девушка вошла в магазин, был там один». Желая увидеть
красочную процессию, Дора все же осталась. Неожиданно, когда они разговаривали о чем-то
несущественном, он вдруг притянул Дору к себе и поцеловал. Дора ощутила «сильнейшее
отвращение», после чего вырвалась и убежала. Ни Дора, ни господин К. впоследствии ни
разу не говорили друг с другом о произошедшем, и Дора тоже никому об этом не сказала.
Вскоре после этого ее хронический кашель стал иногда перетекать в афонию — потерю
Page 108/258
голоса, который часто не возвращался к ней по несколько недель.
Я думаю, что в том бурном объятии она ощутила не только поцелуй у себя на губах, но и
давление эрегированного члена на своем теле.
Глядя на эту интерпретацию, трудно поверить, что человек, который всячески акцентировал
роль символов в повседневной жизни, упустил из виду значение афонии, которой страдала
Дора. Ведь здесь мы явно имеем дело с девушкой, которая чувствовала, что у нее нет права
голоса и возможности распоряжаться своей жизнью. Потребности ее отца и господина К.
были важнее ее собственных. Для Фрейда же важнее всего остального был пенис. Поэтому
болезнь Доры подается им как пример психического потенциала пениса. Ее симптомы — это
физические проявления истерических реакций в ответ на совершенно непатологическую
эрекцию господина К. Патологией же, по мнению Фрейда, является возникшее у Доры
отвращение к этой эрекции.
Пенис для Фрейда — не просто послание, но и сам посланник. «Тема эрекции, — пишет
Фрейд, — позволяет разгадать некоторые интереснейшие истерические симптомы.
Внимание, с которым женщины смотрят на очертания мужских гениталий под одеждой, в
результате его вытеснения становится во многих случаях причиной… страха пребывания на
людях». Однако больше всего Фрейда интересует страх Доры перед пенисом. На самом
деле, говорит Фрейд, отвращение к этому органу свидетельствует об отвращении к
экскрементам. Ссылаясь на отца церкви, чьего имени он не называет, Фрейд повторяет вслед
за ним; «inter urinas et faeces nascimur» («и рождаемся мы меж уриной и фекалиями»)[165].
«Едва ли возможно, — пишет Фрейд, — преувеличить патогенное значение всеобъемлющей
связи между сферами сексуального и экскрементного».
Правда, Фрейд не уверен, что Дору пугает любой пенис. Симптомы возникают вследствие
конфликта — и порой конфликтуют друг с другом. Интересно, что Дора ненавидит не столько
своего соблазнителя господина К., сколько отца, поверившего его словам. Фрейд также
видит, что ее кашель усиливается всякий раз, когда она «с убийственной монотонностью»
повторяет свои обвинения в адрес отца (порой все это кажется ему таким скучным). Однако
он справляется со скукой и подмечает, в какой момент у Доры случаются приступы кашля. Из
этой связи Фрейд делает общий вывод: такие симптомы, как [в данном случае] кашель, — это
проявление — реализация — сексуальных фантазий. Каких именно? В случае Доры ответ
взят из фразы, которой она часто пользовалась, говоря об отце. Госпожу К. влечет к ее отцу
лишь потому, говорит Дора Фрейду, что он «ein verm?gender Mann» («состоятельный
человек»). Для Фрейда же истинный смысл этих слов заключается в том, что за ними кроется
нечто противоположное «что ее отец — ein unverm?gender Mann» («несостоятельный
Page 109/258
человек»). И эту фразу можно понимать лишь в сексуальном смысле, а именно что ее отец —
импотент.
Самое поразительное, что Дора действительно это подтверждает, хотя Фрейд не объясняет
нам, как и откуда ей об этом известно. А Фрейд идет напролом, как если бы он знал об этом с
самого начала. (Хотя, быть может, это и так, поскольку он лечил ее отца от сифилиса.) «Но
если ее отец настолько бессилен, — замечает Фрейд, — то разве он может иметь любовную
связь с госпожой К.?» «Конечно», — отвечает Дора, затрагивая тему орального секса. И тут
Фрейда осеняет. Всякий раз, когда у Доры случается очередной приступ кашля, она
бессознательно разыгрывает свою сексуальную фантазию. Дора представляет себе, что это
она, а не госпожа К. удовлетворяет своего отца
Надо сказать, что даже сегодня, когда слово «Lewinski» используется в английском языке и
как существительное, и как глагол, интерпретация Фрейда по-прежнему шокирует. Много лет
спустя, в книге «Недовольство культурой» (1930), Фрейд выскажет утверждение, что одним из
величайших «прегрешений» современной цивилизации является ее неспособность дать
детям правильное представление об истинной агрессивности человеческого либидо[166].
Возможно, именно поэтому он позволял себе быть с Дорой столь прямолинейным. И все же
нетрудно представить, насколько шокирующим мог показаться сто лет назад диагноз Фрейда
«малообразованной» (по словам самого психоаналитика[167]) Доре — девушке, которая
услышала такие слова от мужчины, годившегося ей в отцы (и который к тому же знал ее
отца), лежа с закрытыми глазами на кушетке в кабинете этого странного врача, касавшегося
ее лба своей ладонью, якобы для того, чтобы способствовать процедуре, которую он называл
«свободными ассоциациями». Терпеть все это — да еще бесконечные разговоры о сексе —
от человека, к которому она ходила не по своей воле и который утверждал, что помогает ей,
настаивая, что все ее проблемы, эмоциональные и физические, возникли от
нереализованного желания пососать половой член отца, — это было уже чересчур.
«Нет», которое слышишь от пациента, после того как его вниманию предлагаешь
вытесненные им ранее мысли, — оно констатирует лишь это вытеснение, а его
решительность в этом, одновременно, измеряет его силу. /…/ «нет» в таком случае означает
желаемое «да».
Page 110/258
или нет, нравится им это или нет. * * *
Похоже, что единственным человеком, который лучше всего понимал ситуацию, в которой
оказалась Дора, а также фаллическую интерпретацию, которую предлагал ей Фрейд, была та,
кто больше всего противился подобному объяснению, — сама Дора. В послесловии к этой
работе Фрейд назвал прекращение Дорой курса терапии актом самовредительства,
вызванного тем, что он явил ей истину ее подсознательных желаний. Но, видимо, Дора была
куда лучше подкована в психоанализе, чем полагал ее врач. Ведь в тот самый момент, когда
Фрейд был на пике собственного энтузиазма, интерпретируя сновидение, о котором Дора ему
только что поведала, она прервала их отношения, отрезала его от себя, заставила его
почувствовать себя бессильным — полным импотентом. В каком-то смысле она его
кастрировала.
Это одна из возможных точек зрения на случившееся. Как бы то ни было, но кастрация стала
главной темой следующей работы Фрейда — «Анализ страха пятилетнего мальчика» (1909);
это еще один случай из его практики, также известный под названием «Малыш Ганс». Если
историю Доры Фрейд записывал в тревожное для себя время, то «Малыша Ганса» он
изложил с немалой долей дерзости. Профессиональная изоляция Фрейда близилась к концу.
В 1906 году у него появились первые последователи за пределами Вены — и среди них
хорошо известный в научных кругах швейцарский психиатр Ойген Блойлер (1837–1939),
который ввел в научный обиход термин «шизофрения» и был директором знаменитой
психиатрической лечебницы «Бургхёльцли» в Цюрихе, где его главным помощником,
относившимся к Фрейду с не меньшим энтузиазмом, был перспективный молодой врач Карл
Густав Юнг (1876–1961)[168]. Последователями Фрейда также стали Макс Айтингон
(1881–1943) и Карл Абрахам (1877–1925) из Берлина, валлиец Эрнест Джонс (1879–1958),
который «уверовал», прочитав «Дору», Эдоардо Вайс (1889–1970) из Триеста в Италии и
венгр Шандор Ференци (1873–1933). Все это вдохновило Фрейда на то, чтобы в 1908 году
организовать в Зальцбурге первый международный конгресс психоаналитиков. А в 1909 году,
после опубликования его следующей работы «Анализ страха пятилетнего мальчика», Фрейда
пригласил прочесть серию лекций сам Г. Стэнли Холл[169], президент Университета Кларка в
Вустере, штат Массачусетс. Такая честь невероятно польстила самолюбию Фрейда, хотя у
него тут же возникло неизгладимое отвращение к американской кухне, американским
напиткам и американским ванным комнатам, а также к тому, как американцы потворствовали
собственным детям, и к прочим вульгарным (с его точки зрения) аспектам американской
культуры[170].
Психоанализ начал развиваться как движение, однако его методы по-прежнему подвергались
критике. Проблема — даже для тех, кто был готов увидеть связь между неврозами и детской
сексуальностью, — заключалась в том, что Фрейд строил свою теорию на отдельных
исследованиях патологии взрослых. «Даже психоаналитик… может сознаться в своем
желании найти более прямой и краткий путь к доказательству этих фундаментальных
теорем», — писал Фрейд во введении к своей новой работе. И этим живым доказательством
стал малыш Ганс.
В действительности мальчика звали Герберт Граф. Его отец Макс был уважаемым венским
музыковедом, а также одним из членов группы, встречавшейся по средам в доме Фрейда, —
впоследствии она стала ядром Венского психоаналитического общества. Мать Ганса, Ольга
Хониг Граф, была одной из пациенток Фрейда. Супруги Граф договорились воспитывать сына
в духе идей психоанализа, а чтобы проверить действенность этого метода, записывали его
сны и детскую болтовню и извещали Фрейда обо всех заметных событиях в его развитии.
Особенно сексуальном. В зависимости от точки зрения, это может показаться невероятно
прогрессивным подходом или полным извращением. В любом случае, в 1903 году, когда
родился Ганс, большинство врачей начисто отрицали существование у детей какой-либо
сексуальности.
Page 111/258
Чего в то время не понимали еще ни врачи, ни супруги Граф, ни, возможно, сам Фрейд, так
это насколько недавним на самом деле было официальное признание невинности детского
возраста. Историк Филип Арьес впоследствии указывал в своей книге «Столетия детства»
[171], что еще в XVII веке в Европе бытовала совсем иная точка зрения. В качестве
доказательства Арьес описал двор французского короля Генриха IV (1553–1610), где
королевский лекарь, доктор Эроар, вел дневник, записывая в него все обстоятельства
взросления наследника Генриха IV — Людовика XIII (1601–1643). «Никакой другой документ,
— пишет Арьес, — не способен дать нам лучшего представления о том, что в начале XVII
века понятия непорочного детства просто не существовало». Конечно, можно оспаривать
разумность серьезного исследования поведения, эротического или любого другого, в таком
месте, как Версальский дворец, однако нельзя отрицать, что протофрейдистский взгляд на
инфантильную сексуальность присутствует почти на каждой странице дневника доктора
Эроара.
Когда Людовику XIII был всего год, писал Эроар, будущий правитель Франции «заставлял
всех целовать свой петушок». В три года он обращал внимание своей гувернантки на
случавшиеся у него эрекции. «Мой петушок — все равно что подъемный мост, — сказал он
ей. — Смотри, как он поднимается и опускается!» Однажды он попытался показать этот
«фокус» своему отцу, королю Генриху IV, и очень смутился, когда вдруг почувствовал себя на
мгновение «импотентом». «В нем сейчас нет косточки, папа, — пожаловался малыш Людовик.
— Но ведь иногда она есть!»
Неизвестно, сообщал ли Макс Граф, несмотря на всю широту своих взглядов, нечто подобное
Фрейду о своем собственном сыне, который, хотя ни в чем и не нуждался, все же рос не в
королевском дворце. Впоследствии Граф поссорился с Фрейдом, но тем не менее написал о
нем и о собиравшемся у него по средам кружке нечто вроде воспоминаний — правда, уже
после смерти основателя психоанализа. Нет сомнений, что пенис и фаллическая потенция
были частым предметом обсуждений на этих собраниях. Одной из причин этого была
уверенность Фрейда в сексуальной природе неврозов. Другая, возможно, заключалась в том,
что доктор Вильгельм Штекель, упросивший Фрейда организовать у себя дома подобный
кружок, пришел к психоанализу после того, как Фрейд излечил его от импотенции.
Салон Фрейда стал «теплицей» сексуальных откровений, которые редко можно было
услышать тогда в Вене или где-то еще. Одно памятное собрание было полностью посвящено
Рудольфу фон Урбанчичу, директору местной психиатрической лечебницы, который
вспоминал путь своего сексуального развития до женитьбы и с изысканной детальностью
живописал свой подростковый опыт мастурбации. На другом собрании дерматолог
Максимилиан Штайнер рассказал о том, как в результате воздержания у него возникли
психосоматические симптомы, которые однако же незамедлительно исчезли, стоило ему
начать роман с женой своего друга, страдавшего импотенцией. Так что ни Графа, ни Фрейда,
скорее всего, не шокировало, когда в 1908 году Граф обратился к Фрейду в связи со
следующей проблемой: его маленький сын был одержим сначала собственным пенисом, а
после пенисами разных животных, пока у него не развилась наконец странная фобия. Раньше
маленький Ганс был очень общителен и много гулял, теперь же он боялся выходить из дома.
Боялся же он того, что на улице ему повстречается большой конь с огромным членом,
который может укусить его.
Было решено, что Граф возьмет на себя роль посредника и будет задавать своему сыну
интересующие Фрейда вопросы, а после пересказывать ответы Ганса доктору. Малыш лишь
однажды побывал у Фрейда в качестве пациента. Фрейд считал, что в таком юном возрасте
ребенка может лечить только кто-нибудь из родителей, хотя позже он изменил эту точку
зрения. «Никогда еще у меня не было опыта такого ясного проникновения в душу ребенка»,
— рассказывал Фрейд Эрнесту Джонсу. Возможно, так оно и было. И все же это
проникновение было опосредованным.
Page 112/258
На самом деле малыш Ганс трудился на благо фрейдизма не один год. Он был «прелестным
маленьким мальчиком» из «Полового просвещения детей», который после рождения своей
сестрички стал живо интересоваться вопросами пола. А в работе «О сексуальных теориях
детей» он был тем ребенком, который, согласно одному из самых знаменитых и спорных
высказываний Фрейда, «считал, что у всех людей, в том числе и у женщин, есть пенис». Как
только мальчик получает возможность убедиться в обратном, указывал Фрейд, это неверное
представление порождает комплекс кастрации, которым страдают, как считал психоаналитик,
все мальчики. Однако детально этот комплекс был проанализирован — а точнее сказать,
продемонстрирован — лишь в работе «Анализ страха пятилетнего мальчика». Именно здесь
малыш Ганс впервые назван по имени; здесь он переживает свою личную душевную драму и
обладает «правом голоса» в виде отдельных высказываний.
«Мама, у тебя есть Wiwimacher?» [172] — спросил малыш Ганс свою мать накануне дня
рождения, когда ему должно было исполниться три года, — в этот период жизни он с
восторгом относился к собственному «кранику» и нередко к нему прикасался[173]. (Мать,
застигнутая врасплох, совершила ошибку, бойко ответив ему: «Само собой разумеется».)
Ганс, которому еще нет четырех, видит тазик с окровавленной водой у двери в комнату, где
его мать рожает его сестренку, и говорит:
В мире малыша Ганса «краник» есть у всех: у мужчин, женщин, мальчиков, девочек и даже у
локомотива, когда он видит на вокзале, как из него выпускается вода. Однако ни у кого нет
такого «краника», как у коней-тяжеловозов, которые тащат повозки по улицам Вены.
Поначалу малыш Ганс был в восторге от их внушительных органов. А после начал их
бояться. Этот страх стал беспредельным, когда, прогуливаясь с мамой, он увидел, как
лошадь упала, волоча груженую повозку. После этого он вообще отказывался выходить из
дома.
Все эти детали восхищали Фрейда, так как подтверждали его новые идеи по поводу
сексуального развития о детском возрасте, многие из которых уже озвучивались им в 1905
году в работе «Три очерка по теории сексуальности». Ум малыша Ганса был полон
сексуальной любознательности, сексуальных фантазий и, как выяснилось, сексуальных
фобий — все они проистекали из его детских попыток понять свой собственный пенис, его
роль в размножении и то, как он влиял на склад его характера и характера всех, кто его
окружал. «Подобные вопросы, — отмечал Фрейд потом в истории болезни Ганса, — являются
общими для всех людей, это часть человеческой природы». Фрейд с восторгом наблюдал,
пусть и чужими глазами, все эти «сексуальные импульсы и желания» (чье существование его
противники так громогласно отрицали) в малыше Гансе — они бродили и пенились в его
сознании с той «свежестью жизни», какую можно встретить только у ребенка. И это было
самым лучшим доказательством, которого так не хватило сторонникам Фрейда.
Фрейд сообщает нам, что поворотным моментом в лечении Ганса стал один разговор
малыша с его отцом. Следуя совету Фрейда, Граф прочел своему сыну небольшую лекцию на
тему размножения, сообщив ему, что, вопреки его убеждению (и вопреки тому, что мать Ганса
сказала ему, не подумав), ни у его мамы, ни у сестренки нет никакого «краника» — во всяком
случае, такого же, как у него — снаружи. Граф также попытался унять страх сына перед
Page 113/258
«краниками» животных. «…Здесь нечего бояться, — сказал он. — У больших животных
большой Wiwimacher, а у маленьких — маленький». На что Ганс ответил: «У всех людей есть
Wiwimacher. И когда я вырасту, мой Wiwimacher вырастет вместе со мной. Ведь он ко мне
приделан».
Для Фрейда, который, как никто другой, верил в способность слов «говорить правду», ответ
Ганса стал трамплином к новому научному прорыву. Ведь дело не в том, что Ганс боялся
больших «краников» коней, решил ученый. Просто он боялся утратить свой собственный
пенис, и неприятная новость, которую только что сообщил ему отец и в которую он поначалу
отказывался верить, лишь усилила этот страх. Эта устрашающая новость (об отсутствии
Wiwimacher’a у женщин), писал Фрейд,
Страх Ганса перед лошадьми свидетельствовал о том, что он вступил в эдипову фазу
развития, которую Фрейд горел желанием проанализировать. Однако еще до начала анализа
— впервые в истории медицинской литературы — он делает любопытную сноску о наличии
психологической связи между обрезанием и антисемитизмом, притом что оба эти
обстоятельства не имеют к истории болезни малыша Ганса никакого отношения, не считая
того факта, что Ганс был евреем, о чем, однако, Фрейд умалчивает. Кастрационный комплекс
— это самый глубокий бессознательный корень антисемитизма,
«потому что еще в детской мальчики часто слышат, что у евреев от пениса что-то отрезают
— кусочек пениса, думают они, — и это дает им право презирать евреев…»
Но после этого, так же внезапно, Фрейд вновь возвращается к малышу Гансу и его эдиповым
проблемам. Лошади, которые напугали ребенка, — это воплощение отца Ганса, который,
совсем как эти большие, устрашающие животные с черными мордами, тоже крупный с виду
мужчина с черными усами. Ганс боялся, что отец рассердился на него, так как Ганс не смог
справиться со своим эротическим влечением к матери, которая, вопреки воли отца,
позволила Гансу забраться ночью к ней в кровать, когда его обуяли ночные страхи. Вскоре
после этого Ганс стал желать отцу смерти — и это его еще больше встревожило. Поэтому
кусающаяся лошадь стала замещением образа взбешенного отца, способного его
кастрировать; а упавшая лошадь — символом того, что отец, как надеялся Ганс, вскоре
умрет. Ганс воспринял все эти ощущения с большой тревогой, поскольку он любил отца, хотя
одновременно и ненавидел его как соперника, — .это двойственное отношение проявилось,
когда он однажды неожиданно ударил отца в живот, а после сразу поцеловал его в то же
место. Тогда-то отец и привел малыша Ганса в приемную к Фрейду, который объяснил
мальчику, почему он так все это чувствует.
«Затем я объяснил ему, что он боялся отца, потому что очень любил свою мать, — писал
Фрейд. —
Он мог бы думать, что отец за это на него зол. Но это неправда. Отец его все-таки сильно
любит, и он может без страха во всем ему сознаваться. Уже давно, когда Ганса не было на
свете, [продолжая я,] я уже знал, что появится маленький Ганс, который будет так любить
свою маму и поэтому будет чувствовать страх перед и том. И я об этом даже рассказывал его
отцу».
Page 114/258
(Если и так, то это наверняка был местный звонок.) Вскоре симптомы фобии у Ганса стали
пропадать. Эти внешние изменения сопровождались психологической корректировкой. Во сне
к Гансу явился водопроводчик, который сначала забрал у него пенис, а после заменил его на
больший. «Совсем как у тебя», — сообщил Ганс отцу. Прощай, страх кастрации, здравствуй,
психологическое развитие. Подобно всем здоровым людям, не страдающим неврозами,
писал Фрейд, этот маленький Эдип решил не бояться своего отца и не убивать его, а просто
стать таким же. * * *
Это второе обстоятельство обострило страхи Фрейда касательно историй болезни его
пациентов. Хотя он считал, что его терапевтическую методику следует демонстрировать
именно таким образом, еще со времен «Этюдов об истерии» его беспокоило то, что они
читаются как «занимательные рассказы». Как бы то ни было, но конфликт — душевный и
физический — реальности, репрессии и пениса воодушевил Фрейда на создание одного из
его самых противоречивых и колоритных трудов, который стал «историей болезни» всего
человечества и который один из критиков насмешливо назвал «сказкой» — выпад,
намекающий на детскую книгу Редьярда Киплинга с причудливыми объяснениями того,
откуда у леопарда взялись пятна на шерсти, и других зоологических странностей. Эта самая
смелая из всех историй болезни Фрейда — смесь биологии, антропологии, психоанализа и,
как скажут некоторые, полной чепухи — вышла в 1913 году под названием «Тотем и табу».
Похоже, малыш Ганс в очередной раз сослужил психоанализу хорошую службу. Как видно из
протокола заседания Венского психоаналитического общества, догадки, возникшие у Фрейда
в связи с историей болезни Ганса, уже давно не давали ему покоя и в конце концов побудили
замахнуться на нечто большее. Страх Ганса перед кастрацией, сообщил Фрейд членам
кружка, собравшимся у него в очередную среду, говорил о том, что невроз коренится в
«развалинах сексуальных импульсов» прошлого. То, как Ганс трансформировал свою
любовь-ненависть к отцу в страх перед лошадьми, утверждал Фрейд, было сродни
поклонению первобытных племен тотемному животному — зверю, которого они почитали как
отца всего племени, но которого во время некоторых религиозных празднеств они убивали и
съедали. Фрейд также подметил, что тотемные кланы налагали табу на инцест, который был
психическим «горючим» для эдипова комплекса. Не было ли между психикой первобытных
людей, детей и больных неврозами какой-то аналогии? Фрейд точно не знал. Однако, исходя
из опыта своей работы и общения с коллегами-психоаналитиками, из которых он кое-кого
лечил от импотенции, он рассматривал два варианта: ребенок боится утратить свой пенис:
невротичный взрослый боится им пользоваться.
«Из того, что известно о ревности всех самцов четвероногих… — писал Дарвин, — можно
заключить, что беспорядочное сожительство в природной среде обитания для них в высшей
степени невероятно»[174]. Куда вероятнее, продолжает он, что «первобытные мужчины жили
малыми общинами, и у каждого было столько жен, сколько он мог заполучить и прокормить, и
коих он ревниво охранял». Или «мужчина мог жить сам по себе с несколькими женами,
подобно горилле; ведь все туземцы подтверждают,
что в стаде горилл можно видеть лишь одного взрослого самца. Когда молодой самец
вырастает, происходит поединок за первенство и
В том, что Фрейд начал с Дарвина, нет ничего удивительного. Академическое образование,
полученное Фрейдом, было насквозь пропитано идеями эволюционного развития, и три идеи
Дарвина оставили на ходе мыслей Фрейда глубокий отпечаток: во-первых, что каждая
физиологическая деталь имеет определенный смысл, который можно понять из ее
назначения; во-вторых, что, если этот смысл не удается обнаружить в настоящем, его
следует искать в прошлом; и в-третьих, что движущей силой естественной истории является
конфликт. Фрейд приспособил эти идеи к психологии. Физиологические детали Дарвина стали
у Фрейда невротическими симптомами. Все, настаивал он, даже то, что кажется простым и
тривиальным, включая сновидения и обычные оговорки, наделено смыслом, который можно
всегда найти в прошлом. Однако, если для Дарвина главным был конфликт между видом и
окружающей средой, для Фрейда это был конфликт между сексом и смертью. Эта вечная и
неизбежная конкуренция, провозглашает Фрейд в «Тотеме и табу», была столь же древней,
как сама человеческая жизнь, — и нигде ставки не были так высоки: победитель сохранял
свой пенис, тогда как побежденный его утрачивал.
В реконструкции Фрейда первобытный отец, глава рода, был еще свирепее, чем у Дарвина.
Сыновья, которых он изгонял или убивал, были счастливчиками. Те же, кому повезло куда
меньше, превращались в ходячие, искалеченные символы той цены, которую им пришлось
заплатить за попытку оспорить сексуальную монополию патриарха. Их просто кастрировали.
Со временем, предположил Фрейд, эта система привела к первому в истории человечества
политическому бунту. Однажды изгнанные братья объединились с евнухами, жившими в
унизительном подчинении, и одолели отца, после чего кастрировали его и убили. «Само
собой разумеется, — добавляет Фрейд, — что они съели свою жертву». Отец «несомненно
был для братьев некой ролевой моделью… каждый из них испытывал по отношению к нему
ревность и страх… и каждый через акт поедания обрел часть его силы».
Но зачем ограничиваться лишь частью силы? Некастрированные братья вскоре поняли, что
их общая биологическая суть — наличие пениса и желание пустить его в дело — не была для
них связующим фактором. Ведь каждый из них хотел занять место отца и стать главой рода,
получив все прилагающиеся к этому сексуальные права и привилегии. В результате между
ними вспыхнуло сексуальное соперничество и братоубийственное насилие, которое
продолжалось до тех пор, пока братья, научившиеся в изгнании жить сообща, не решили
восстановить эту общность. Этот договор, писал Фрейд, повлек за собой рождение
организованной религии. Раскаявшись в совершенном убийстве, сыновья воскресили, а
после стали почитать отца в виде тотемного животного. Каждый из сыновей отказался от
планов занять место отца и стать новым родоначальником, и эта клятва наложила на всех
женщин первобытной орды — матерей, сестер и двоюродных сестер молодых мужчин —
табу, то есть сделала их запретными. Отныне партнершу для продолжения рода они должны
были находить за пределами своего клана. Этот акт сексуального отказа, утверждал Фрейд,
привел к возникновению закона, морали, религии — и всех сопутствующих им неврозов.
Page 116/258
Подобная «сказка» объясняла происхождение человека как общественного животного.
Однако, описывая этот процесс, «Тотем и табу» тоже претерпела определенную эволюцию.
Размышления на тему дарвинистской биологии и культурной антропологии превратились в
светский пересказ Книги Бытия и психоаналитическую модернизацию идей Блаженного
Августина. С самого начал Фрейд начал отклоняться от намеченного Дарвином пути. Секс
для Дарвина — это естественный, природно обусловленный акт, тогда как для Фрейда это
совсем так. Если сновидения и оговорки его пациентов чему-то его научили, так это
пониманию того, что цивилизованный человек испытывает мучительную неловкость в
отношении собственной сексуальности. Подобная не-естественность — психологическое
содержание, выражаемое в чувстве вины или стыда, — определяет состояние человека и
отделяет его от всего животного мира. Это также поворотный момент в истории
человечества.
Для Фрейда зарей цивилизации стало сексуально мотивированное убийство главы рода,
древнего, жестокого праотца, отголосок которого проявляется в эдиповом комплексе. Ведь
это преступление (так же как «ядро всех неврозов», открытием которого Фрейд так гордился)
состоит из двух фантазий — устранения отца и сексуального акта с матерью, которые
повторяют деяния, совершенные доисторическими братьями. И это сподвигнуло Фрейда на
самое смелое из всех его предположений. Эдипов комплекс, писал он в «Тотеме и табу», не
просто универсальный факт. Это память о реальном событии. Имея дело с невротиками,
Фрейд пришел к выводу, что личная история человека не умирает. Она продолжает
существовать в подсознании его пациентов. Невротики «страдают… от воспоминаний», писал
он еще в «Этюдах об истерии». Но теперь Фрейд заявил, что это касается и человечества в
целом. «В душевной жизни человека присутствует не только то, что он пережил сам, — писал
Фрейд, — но и то, что досталось ему при рождении… его доисторическое наследие» —
концепция, довольно схожая с «коллективным бессознательным» Юнга. Если
воспользоваться термином, который еще не был изобретен на момент написания «Тотема и
табу», то Фрейд подразумевал, что это наследие просочилось в наш генетический код.
Первобытное отцеубийство, обусловленное страхом кастрации и фаллическим либидо,
передается из поколения в поколение через наше подсознание в виде эдипова комплекса, так
что это преступление и его последствия для нас не менее актуальны, чем для тех, кто его
когда-то совершил.
Page 117/258
Ливингстон — впоследствии сами оказались замешаны в сексуальных скандалах, лишь
подтверждает правомерность представления Фрейдом этой драмы как сексуального
соперничества. А критика в адрес Клинтона из уст его бывших сотрудников (Ди Ди Майерса,
Джорджа Стефанопулоса, Роберта Рича и Дэвида Гёргена, если называть лишь самых
«громких» протестантов) показывает, что к бунту присоединились и «кастрированные
братья»».
Будь Фрейд жив, он наверняка испытал бы огромное удовлетворение, глядя, как его
первобытную драму снова «крутят» по всем телеканалам Америки. И можно не сомневаться,
что он был бы шокирован поведением Клинтона. Оральный секс — в Овальном кабинете или
где-то еще — Фрейду был отвратителен.
«Извращенные формы сношений между двумя полами, при которых вместо гениталий
используются иные части тела, несомненно стали в обществе более весомы, — писал
основатель психоанализа в работе «Цивилизованная сексуальная мораль и современные
нервные заболевания». — Однако сношения такого рода нельзя считать безобидными…
Однако когда Фрейд писал «Тотем и табу», он не пытался объяснять президентскую политику
США или извращения какого-то одного президента. Он выдвинул главный тезис этой работы
— что приобретенные психические характеристики передаются по наследству, поскольку это
позволяло объяснить процесс эволюции с позиций психоанализа, показав, что «это просто
власть, которую подсознательные представления имеют над телом», — это было то же самое
предположение, которое демонстрировал во время своих лекций об истерии профессор
Шарко. Вера Фрейда в наследуемость психических свойств наделяла эдипов комплекс,
который психоаналитик считал своим самым важным открытием, новым мистическим
происхождением. Подсознание — древние психические «камни», к которым Фрейд призывал
прислушаться своих скептически настроенных коллег, — было теперь старше на бессчетное
число тысячелетий и пропитано историко-эволюционным могуществом.
Однако с учетом того, что Фрейд был атеистом, он придал этому могуществу на удивление
религиозную форму. Его первобытное отцеубийство напоминает первобытный грех
Блаженного Августина, а «Тотем и табу» зачастую предстает как психоаналитическая
переработка Книги Бытия. Однако для Фрейда главным событием стало не сотворение
человеческой жизни и последующее грехопадение, а возникновение цивилизации и неврозов.
История человечества сопоставима с историей каждого человека. Это та же душевная драма
— сексуальное преступление/таинственное убийство, обусловленное страхом кастрации, —
только разыгранная на большой сцене. Два человека, во всем друг от друга отличных —
Фрейд и Блаженный Августин, — неожиданно сошлись во мнении по очень важному вопросу:
оба признали психическое и историческое могущество пениса. По мнению гиппонского
епископа, первородный грех передается из поколения в поколение через мужское семя, а
наказанием за оскорбление, нанесенное Адамом Богу, стали эрекции, которые мы не в силах
контролировать. По мысли Фрейда, убийство первобытного праотца и сексуальные
притязания на мать наследуются как эдипов комплекс — в наказание же за этот грех мы
имеем цивилизацию, которая контролирует наши эрекции.
Page 118/258
проблема, в связи с которой, писал Фрейд в 1912 году, к нему обращались за годы врачебной
практики чаще, чем с любой другой.
В то же время понять Фрейда — значит принять во внимание, что не все части тела были для
него равноправными. Взаимоотношения между человеком и его пенисом — связь столь же
сознательная, сколь и подсознательная, — являются, по убеждению Фрейда, движущей
силой психической истории — как для всего человечества, так и для любого из нас. Такой
настойчиво-указующий взгляд на человеческое существование неизбежно вынуждает задать
еще один вопрос: а какие взаимоотношения были у Фрейда с его собственным пенисом?
Иначе его можно сформулировать так: какова была сексуальная жизнь Зигмунда Фрейда?
Известно, что в газетах его то и дело обвиняли в распутстве и всевозможных сексуальных
авантюрах. Однако сам Фрейд оценивал свою эротическую жизнь совсем иначе. В 1915 году,
в письме к Джеймсу Джексону Патнэму, профессору Гарвардского университета, автору
введения к американскому изданию «Трех очерков по теории сексуальности», Фрейд признал,
что «…[хотя] я выступаю за бесконечно более свободную сексуальную жизнь, однако сам я
очень мало пользуюсь такой свободой». Похоже, что это справедливо как дня его
холостяцкой, так и для женатой жизни. Официальный биограф Фрейда, Эрнест Джонс,
считал, что его герой был девственником, когда в сентябре 1885 года, в возрасте тридцати
лет, женился на Марте Бернайс.
Page 119/258
не выносят, большая часть ранней теории либидо, которая исходит из того, что
нереализованное сексуальное чувство токсично для человека физически и психически,
создавалась Фрейдом под действием кокаина — до женитьбы это сопровождалось
мастурбацией, а после женитьбы — сожалениями по поводу своей неудовлетворительной
супружеской жизни. До свадьбы, однако, смесь кокаина и секса, похоже, доставляла Фрейду
немало счастливых мгновений. В письме, написанном в июне 1884 года, он предупреждал
свою будущую невесту: «Не поздоровится тебе, моя принцесса, когда я кончу [дела и приду к
тебе в гости]. Я зацелую тебя так, что тебя бросит в жар… А если ты будешь противиться
мне, то узнаешь, у кого больше сил: у нежной девочки… или у огромного дикаря,
распаленного кокаином».
Что ж, с наркотиком иль без него, но «дикарь» Фрейд породил в первые девять лет
супружества шестерых детей. Казалось бы, это должно свидетельствовать о довольно живом
интересе к пользованию собственным пенисом. Однако плодовитость Фрейда больше была
связана с его отвращением к презервативам, чем с его либидо. В 1893 году Фрейд, которому
тогда исполнилось тридцать семь лет, сообщал Вильгельму Флису, что они с женой «живут в
воздержании», чтобы избежать беременности и необходимости пользоваться
противозачаточными средствами. Еще через четыре года Фрейд сообщил Флису, что
«сексуальное возбуждение для такого человека, как я, уже совсем бесполезно». Позже Фрейд
как-то намекнул, что его супружеское воздержание было связано не столько с контролем
рождаемости, сколько с попытками контролировать страх умереть по вине своего члена. В
1909 году в работе «Некоторые общие замечания по поводу истерических приступов» он
даже выступил с эксцентричным утверждением, что каждый оргазм сопровождается «явно
ощутимым провалом в сознании». А за пятнадцать лет до этого Фрейд описывал состояния
«предсмертного бреда» — страха: умереть от коронарного тромбоза, особенно во время
полового акта. Какая ирония судьбы… Критики Фрейда нападали на него за то, что он видел в
жизни только секс, тогда как Фрейд смотрел на секс, но зачастую видел смерть. * * *
Этот процесс по-настоящему набрал силу уже после смерти Фрейда, возглавляемый
Page 120/258
радикалами, для которых фаллоцентризм Фрейда был несущей колонной того самого здания,
которое они пытались снести. Эти люди, объединенные феминистским движением,
переосмыслили пенис как орудие политического и сексуального угнетения. Они не
чувствовали себя кастрированными и не завидовали обладателям пенисов, однако
чувствовали, что к ним относятся снисходительно и что им лгут. И снова представления о
мужском органе претерпели бурную трансформацию. Битва полов перешла из области
подсознательного в область сознания, с кушетки психоаналитика на супружескую постель —
из глубин души на простор улиц. Непростое настало время для обладателей пенисов.
V. Таран
«Секс — одна из трех лучших вещей в жизни, и что это за две другие, я пока не знаю», —
вновь процитировала она в этой книге свою любимую шутку. Упомянула она и висевший у нее
в офисе плакат с надписью: «Хорошие девочки попадают в рай, а плохие — куда захотят».
Однако больше всего внимание прессы привлек, пожалуй, следующий совет миссис Браун.
«Размазывайте сперму по лицу, — призывала Браун. — Ведь в ней наверняка полно белка,
раз из нее получаются младенцы. Это прекрасная косметическая маска. Да и ваш мужчина
это оценит».
Трудно себе представить, чтобы госпожа Стайнем или госпожа Фридан стали давать
подобные советы, каким бы способом ни «изготовлялось» это косметическое средство. И по
правде говоря, когда Браун взялась защищать сенатора Боба Пэквуда — чемпиона по
сексуальным домогательствам на рабочем месте — в ходе расследования, проводившегося в
середине 1990-х годов сенатом США, то, вкупе со всеми ее прочими прегрешениями, это
низвергло ее с и без того не самого устойчивого трона в пантеоне феминизма. Однако
карьера Браун в сфере «советов для дам» — не просто свидетельство стремления одной
женщины к славе, богатству и идеальным отношениям с улыбчивым и вечно благодарным
мужчиной. Она совпадает с одним из самых бурных периодов в истории существования
Page 121/258
пениса.
В этот период прежние истины о пенисе как о конвейере по производству спермы были
пересмотрены теми, у кого его не было. Новое поколение женщин, более образованных и
обладавших куда большей политической силой, отвергло мысль о том, что слабый пол был
просто скопищем кастрированных мужчин. Они осознали свой эротический потенциал, но
отказались верить в то, что напористый пенис — единственный способ добиться «зрелого
женского оргазма» — или даже просто любого оргазма. Эти женщины, скандировавшие «Маке
love, not war!» («Любите, а не воюйте!») во время мирных демонстраций против войны во
Вьетнаме, начали задумываться над тем, так ли сильно различались два этих действия. Ведь
вместо того, чтобы делать их целостными, пенис зачастую унижал их чувства, врываясь без
спросу «на чужую территорию», как солдат оккупационной армии. Эрекция для этих женщин
была не столько инструментом удовольствия, сколько тараном, штурмующим их «крепость».
не умеет быть женщиной. Научить ее этому может лишь мужчина, поскольку он способен
проникать внутрь влагалища[184]. Лишь активный, напористый пенис, утверждал Фрейд,
пробуждает истинное местонахождение женской эротики, которая сконцентрирована вовсе не
в области клитора, а во влагалище.
Одна из женщин называла свое влагалище вечно голодным чудовищем… Коитус для нее
всегда был очень болезненным, однако желание ощущать внутри себя пенис заставлял ее
сносить эту боль… Когда [после обширного курса психоанализа] она начала испытывать
оргазм [во время коитуса], он сопровождался ее гневными и пронзительными выкриками».
Page 123/258
движения, Хелен Дойч (1884–1982) и Мари Бонапарт (1882–1962), настаивали на том, что
Фрейд как нельзя лучше понял суть дела. До переезда в США в 1934 году Хелен Дойч была
председателем Венского психоаналитического общества, где она занимались организацией
обучения психоаналитиков. Она также была одной из первых женщин, закончивших
медицинский факультет Венского университета. Но несмотря на такие профессиональные
достижения, Дойч придерживалась мнения, что истинная роль женщины состояла в том,
чтобы существовать под началом мужчины — нередко в буквальном смысле слова. В своем
известном труде «Психология женщины» (1944–1945) Дойч утверждала, что женщинам
свойственна «глубинная женская потребность быть во власти» напористого эрегированного
пениса. «Вся психологическая подготовка женщин к осуществлению ими сексуальных и
репродуктивных функций связана с мазохистскими идеями», — писала она. Беременность и
рождение детей, считала Дойч, даже когда это связано с болью, представляют собой
«кульминацию сексуального наслаждения».
Мари Бонапарт также была знакома с концепцией мазохизма. В своей книге «Женская
сексуальность» (1951) эта внучатая племянница Бонапарта (а также спасительница Фрейда,
снабдившая его деньгами, чтобы он смог уехать из оккупированной нацистами Вены[185])
описывала секс с мужчиной как акт, во время которого «мужской пенис задает женщине
трепку» и женщине «нравится это насилие». Задолго до выхода в свет этой книги желание
Бонапарт испытывать лишь санкционированные теорией психоанализа оргазмы заставило ее
одобрить работу доктора Хальбана, разработавшего методику лечения фригидности —
заболевания, которое фрейдисты определяли как неспособность испытывать оргазм при
вагинальной пенетрации. Результаты исследований, а также свой собственный опыт
убеждали Бонапарт в том, что клитор многих женщин упрямо «не желал» терять свою
чувствительность. Но Фрейд объявил это симптомом невроза, и Мари Бонапарт, которую
лечил психоанализом сам герр профессор, с ним согласилась. Правда, она решила, что эта
проблема может иметь еще и чисто физическую причину, так как у некоторых женщин,
которым при рождении не повезло, клитор находится слишком далеко от влагалища, что
препятствует переносу чувствительности.
Для излечения этой fixation clitoridienne[186], писала Мари Бонапарт в журнале «Бюллетень
общества сексологии», доктор Хальбан изобрел особое хирургическое вмешательство,
которое позволяло… вырезать клитор, находившийся «не там, где нужно», а затем вживить
его на новом месте, ближе ко входу во влагалище. (Эту статью иллюстрировали несколько
совершенно чудовищных фотографий самой операции.) Не будучи дилетанткой в этом
вопросе, Мари Бонапарт собственноручно измерила расстояние между клитором и
влагалищем у двухсот трупов. А в 1927 году она и сама обратилась к доктору Хальбану,
который сделал ей эту «восстановительную» операцию[187]. * * *
Page 124/258
был символом победы («V»), однако теперь для любого человека моложе тридцати был
символом антивоенного движения. Иными словами, в тот год Армагеддон — решающая битва
добра со злом — уже не казался многим левым активистам умозрительной религиозной
концепцией.
У некоторых женщин, однако, было ощущение, что решающая битва будет связана не с
политикой и не с религией. Нет, это будет битва за пенис. Поэтому они всерьез задумались о
том, кто был их настоящим угнетателем — «система» или их соратники-мужчины, к которым
они присоединились, чтобы с ней бороться. Во время «собраний для повышения уровня
сознательности» женщины, которые, казалось бы, извлекли из сексуальной свободы
огромную пользу, теперь признавались в том, что сексуальные притязания их радикальных
соратников кажутся им оскорбительными. Протокол одного такого собрания, изобилующего
рассказами о фаллических угрозах и насилии, а также о притворных женских оргазмах, был
опубликован в июне 1968 года под названием «Когда женщины откровенничают о сексе».
Автором этой публикации была Шуламит Файерстоун (род. 1945), а ее главная идея
сводилась к тому, что мужчины имели женщин не только в постели, но и вообще. Не прошло и
четырех месяцев, как эта мысль возобладала в феминистском движении, и 150 его
представительниц собрались недалеко от Чикаго на первый съезд организации NOW —
«Движения за освобождение женщин». В их лагере были свои разногласия между
леворадикальными феминистками, вовлеченными в политическую борьбу, и просто
образованными феминистками, однако в одном они были согласны: лучшим феминистским
семинаром всех времен был семинар Энн Коудт под названием «Миф о вагинальном
оргазме».
Поскольку клиторальный оргазм не зависит от пенетрации, заключила Коудт, «он ставит под
угрозу весь институт гетеросексуальности». Мужчины боятся «оказаться излишними» и
поэтому предпочитают игнорировать клитор. Коудт вовсе не призывала женщин к
сексуальной автономии. Она призывала к созданию эротической коалиции двух
равных сил, основанной на трезвом сексуальном знании и взаимном уважении, даже если это
уважение придется вырвать у мужчин против их воли. Когда мужчины начнут делиться своей
властью в спальне, говорила Коудт, им придется поделиться властью и во всем остальном. И
даже если слушатели лекции до сих пор не улавливали, что личное и политическое суть одно,
то теперь им было все ясно. С этого момента главным побуждающим принципом для многих
феминисток стало свержение «первостепенности пениса».
В августе 1970 года пресса благословила на царство вождя этой революции. Коронация
состоялась на страницах «Нью-Йорк таймс», когда впервые на памяти читателей
литературный критик два выпуска подряд рецензировал и своей колонке одну и ту же книгу.
««Сексуальная политика» — это взгляд радикального феминизма на бесконечное множество
форм эксплуатации женщин мужчинами, — так начал свою рецензию Кристофер
Лейман-Хаупт, — и следует сразу отметить, что это книга крайне занимательная, блестяще
продуманная, убедительная в своей аргументации, демонстрирующая блистательные
Page 125/258
познания автора в истории и литературе, полная искрометных остроумных сентенций и
безупречных логических построений и написанная с мощным накалом… паяльной лампы».
Всю мощь своей «паяльной лампы» автор этой книги Кейт Миллет направила на патриархат
— институт власти мужчин, поддерживаемый с помощью свода правил, определяющих
взаимоотношения полов. Внимание Миллет было сосредоточено прежде всего на сексе, а
вовсе не на биологическом неравноправии половых органов, определяющем различия между
полами (от чего шел Фрейд). Вместо этого Миллет взялась рассмотреть, каким же образом
эти различия интерпретировались в рамках западной цивилизации, где пенис обычно
представал в умах писателей и философов символом власти, дееспособности и целостности,
тогда как влагалище почти всегда служило образом слабости, жадности и обмана.
Ирония судьбы была еще и в том, что на написание «Сексуальной политики» Миллет
вдохновил мужчина — Жан Жене, французский писатель и драматург. Миллет увидела, что
самые серьезные произведения Жене — «Богоматерь цветов», «Дневник вора» и «Балкон»
— рисовали картину «варварской структуры власти маскулинного и феминного», раскрывая
ее подноготную через подпольный мир преступников-гомосексуалистов, который
пародировал мир «нормальных» людей (сексуально «нормальных» в общепринятом смысле).
Сутенер Арман в «Дневнике вора» — гомосексуалист. Однако его отношение к своему
мужскому органу было, как это видела Миллет, универсально мужским.
«Мой член, — сказал как-то Арман, — стоит собственного веса в золоте». Он хвалился, что
способен приподнять на конце члена какого-нибудь толстяка. Он связывал свою
сексуальность с властью и наслаждением, которое испытывал его член… Ведь половой акт
— это утверждение того, кто из двоих господин, кто претендует на принадлежность к более
высокой касте и кто доказывает это другому — тому, от кого ожидается, что он должен
подчиняться, служить и удовлетворяться этой ролью.
Для Миллера женщины — это объекты похоти и/или презрения, для Мейлера же это
перепачканные кровью воительницы. Один из самых выразительных сексуальных поединков
происходит у Мейлера в рассказе «Время ее расцвета» из сборника «Самореклама», который
сам Мейлер считал типичным образчиком своей сексуальной политики. Двойник самого
Мейлера в этом рассказе — Сёрджиус О’Шонесси. Днем он заправляет школой тореадоров из
своего лофта на Манхэттене (в то время это, видимо, звучало неправдоподобно и вызывало
улыбку), а по ночам превращается в «мессию одноразового секса», преподнося и проповедуя
сексуальный экстаз длинноногим студенткам из Нью-Йоркского университета. Во «Времени
ее расцвета» добыча Сёрджиуса провоцирует его на сексуальный поединок на одной
вечеринке, где она пытается рассуждать о Томасе Элиоте. Сразиться же с ней можно лишь
одним оружием.
«Ее снобизм студентки колледжа до того воспламенил мстителя в моих чреслах, что я чудом
не пришпилил ее им прямо там, не сходя с места, прямо на полу, — пишет Мейлер. — Я стал
набухшим… фаллосом, жаждавшим протаранить ее насквозь». Однако Сёрджиусу
приходится немного потерпеть. Но вот он снова у себя наверху, уже в кровати, и знает: его
время пришло. И он принялся обрабатывать ее «почище клепальщика…
Page 126/258
десять… но когда мой мститель внедрился в нее по самую рукоять… она наконец
вскрикнула… и я ощутил еще одно содрогание, которое возникло как легкая рябь, но
обернулось волной… Тогда я вновь повернул ее на спину и занялся главной любовной
скважиной… И я шепнул ей на ухо
: «Ах ты, грязная евреечка…» И тут ее наконец пробило… Первая волна поцеловала, вторая
чуть плеснула, а третья и четвертая и пятая обрушились со всей силой, и ее наконец унесло,
впервые в жизни она отдалась на волю волн… А от меня остались лишь два натруженных
яйца да налитый кровью член… и я все вглядывался в перекошенное лицо и вслушивался в
ее всхлипывания: «О господи… как же это… боже мой… наконец-то…»
Мейлер бьет себя кулаком в грудь, но Миллет понимает: это типичная бравада страшно
неуверенного в себе примата. Его эротические экзерсисы бестолковы и неуклюжи и выглядят
как «спортивные новости, скрещенные с серией военных репортажей».
Такого Мейлер о себе еще не слышал. За год до этого его наградили Пулицеровской
премией, а за «Армию ночи» он получил Национальную книжную премию. Поговаривали даже
о Нобелевской… Но Миллет было все равно. Мейлер не просто не умеет писать о сексе,
заявила она. Он вообще о нем не пишет. Это просто «трах до победного», где «побеждает он
не женщину, а свой собственный страх… по поводу эрекции». Женщины, говорил Мейлер,
отдыхают, лежа на спине, в «единственные по-настоящему важные моменты своей жизни»,
тогда как «мужчина вынужден выбиваться из последних сил», рискуя дойти до того состояния,
где можно «просто выпасть в осадок» и «слететь с катушек мозгами и телом».
Все это было бы просто смешно, утверждала Миллет, если бы не имело таких серьезных
последствий. Тем не менее она предположила, что писатель порой высмеивает самого себя.
«Правда, у Мейлера осознание безрассудной глупости не является гарантией отказа от нее»,
— писала она. Его неиссякаемый мужской шовинизм был сродни сувениру, купленному «ради
хохмы» на променаде между Брайтон-Бич и Кони-Айлендом, неподалеку от которого жил
Мейлер. Этот «Питер-метр», он же «петькомер», был, по определению Миллет, «образчиком
народного юмора» с проштампованной на нем разметкой, отождествлявшей совершенство с
размерами пениса. Мужчина — это мерило всего, твердил сильный пол слабому со времен
золотого века в Древней Греции. Правда, Миллет не могла понять, зачем нужно мерить себя
таким дурацким образом. И не могла не заметить, что мужчины по привычке сваливают все
свои недостатки — пенильные и прочие — на женщин.
Критику сокровенного мужского начала озвучила не только «Нью-Йорк таймс». Через две
недели портрет Миллет уже красовался на обложке журнала «Тайм». «Совсем недавно битва
полов разворачивалась лишь в холмистых землях Тэрбера[189], — так начиналась главная
статья этого выпуска, чей автор пожелал остаться неизвестным, — но сегодня весь этот шум
уже не в шутку, а всерьез; он сотрясает наши улицы, где собираются пикеты протестующих,
доносится из баров, куда совсем недавно женщин не пускали, и даже из супружеской
спальни». Радикальные феминистки желают «свергнуть патриархальную систему». До
появления «Сексуальной политики» это движение «не имело ни внятной теории, которая бы
подкрепляла их интуитивный пыл, ни идеологии, которая бы направляла их натиск». Но
теперь эти упущения восполнила Кейт Миллет, которую журнал назвал «Мао Цзэдуном
движения за освобождение женщин». То, что «Тайм» воспринимал ее политические методы
как атаку на мужчин в целом и на пенис в частности, объяснялось одной фразой:
«Читать ее книгу так же неприятно, как засовывать свои яички в щипцы для орехов».
Норман Мейлер наверняка чувствовал то же самое. В 1971 году он ответил на вызов Миллет
книгой «Пленник секса», в которой называл себя «Большим призером»[190], намекая на
собственную сексуальную мощь и свой литературный успех — не каждому в один год дают и
Пулицеровскую премию, и Национальную книжную премию. Отчасти исповедь, отчасти
Page 127/258
полное занудство, а в целом хвалебная песнь самому себе, «Пленник секса» критиковал
феминизм, который исказил взаимоотношения мужчины с женщинами — и с собственным
пенисом. Настоящая мужская сексуальность, утверждал Мейлер, стала невозможной,
поскольку вопросами контрацепции теперь ведают женщины, а это значит, что они
распоряжаются и самим мужским органом. Прежде сексуальная власть мужчины была
абсолютной. Мужчина мог «затрахать» женщину до смерти — пусть не сразу, а через девять
месяцев, во время родов. Пенис был проводником этой божественной власти, писал Мейлер.
Но теперь, после появления противозачаточных таблеток, Энн Коудт и Кейт Миллет, мужчина
был окончательно унижен. Он стал сексуально ненужным[191], а его пенис — излишним, так
как ему нашлась замена «высшей пробы» — вибратор.
Последнее, впрочем, не было его личной паранойей. В 1974 году в статье «Журнала
популярной культуры» отмечалось, что в начале десятилетия американская пресса пестрела
рекламными объявлениями «женских массажеров для лица», которые явно не
предназначались для облегчения нервного тика. На одной такой рекламе в «Нью-Йорк таймс»
была изображена женщина, приставлявшая к щеке прибор явно фаллической формы.
Рекламный текст гласил, что «Body Beautiful» («Тело прекрасное») мог сделать своей
обладательнице «восхитительный общий массаж». Длина этого изделия стоимостью $8,95
была семь с половиной дюймов, а диаметр — один и пять восьмых дюйма, что примерно на
два дюйма длиннее и на полдюйма толще, чем обычный эрегированный пенис[192]. (Как и
многие другие «товары почтой» «Body Beautiful» продавало мечты и фантазии.) Его
«уникальная форма» — такая же уникальная, как и любой твердый пенис, и «гладкие
контуры» предназначались «для направленного и глубоко проникающего массажа как раз
там, где надо, и в самый нужный момент». Лучше всего, говорилось в рекламном тексте,
предаваться этому удовольствию дома, в спокойной обстановке. «Вы не поверите, как быстро
такие интимные тонизирующие сеансы станут усладой вашей жизни».
Едва ли это могло бы как-то утешить Мейлера, но в этом отношении он был не одинок. В
октябре 1971 года в журнале «Медицинские аспекты человеческой сексуальности»
специальная группа экспертов (все — мужчины) обсуждала вопрос «Растет ли число
импотентов?». Лишь двое сочли, что не растет. Выступая от имени большинства членов
группы, но не приводя никаких данных, подтверждающих этот вывод, доктор Б. Лаймэн
Стюарт обвинил в этом Движение за освобождение женщин. * * *
Этому требованию как нельзя лучше соответствовала Шер Хайт (род. 1942). Когда она была
аспиранткой в Колумбийском университете и писала свою диссертацию, то не раз
обращалась к участникам встреч NOW с просьбой заполнить анкету с вопросами об оргазме.
В 1974 году она опубликовала предварительные результаты своих исследований,
основанные на данных сорока пяти анкет. Эту статью под заголовком «О сексе начистоту»
пресса тогда проигнорировала. Но когда два года спустя Хайт опубликовала весь свой труд,
его уже было невозможно не заметить.
мужчина. И это эротическое неравенство, писала она, все больше становится для женщин
политическим вопросом. «Считается, что мы должны «подавать» мужчинам их оргазм, так же
как мы подаем им утром кофе», — жаловалась одна из респонденток. Другая же замечала,
что толчки пениса заставляют ее чувствовать себя «боксерская грушей», но однако без тех
волшебных ощущений, которые с таким восторгом живописали Мари Бонапарт и Хелен Дойч
[194]. Книга Хайт с ее убедительными примерами из жизни супружеской спальни и трезвым
признанием того, что мастурбация и лесбиянство являются альтернативой сексуальности,
навязываемой пенисом, продалась в мире тиражом 20 миллионов экземпляров. В итоге весь
тот «шум», о котором писал в 1970 году журнал «Тайм», стал после «Доклада Хайт» еще
слышнее.
«Доклад Хайт» сделал его автора богатой и известной женщиной, а также излюбленной
мишенью многих критиков-мужчин. Кое-кто из них работал на известного «фаллического гуру»
Боба Гуччоне — основателя журнала «Пентхаус». Фотографии обнаженной Хайт печатали в
женских журнальчиках, а саму ее без конца бомбардировали скабрезными вопросами о
Если Хайт надеялась утихомирить таким образом своих критиков, то она заблуждалась. Эти
нападки продолжались до тех пор, пока она не перебралась в Европу. Травля Хайт
преследовала ту же цель, что и пресловутая война полов: если нельзя ничего поделать с
дурной вестью, убей гонца, который ее принес. Не менее уместна и другая историческая
аналогия. Древнеегипетские монументы свидетельствуют о том, что воины фараонов часто
отрезали пенисы поверженных врагов — явно для устрашения будущих недругов. Враги Хайт
попытались — метафорически — проделать нечто подобное с живым человеком, преследуя
одну-единственную цель — кастрировать доверие к ее выводам. * * *
Page 129/258
Сьюзен Браунмиллер (род. 1935) также заполняла анкету Шер Хайт. «Однако в то время я
была так поглощена поисками собственного пазла в этой головоломке, — писала она позже,
— что редко придавала значение тому, что делали остальные». Браунмиллер, которая
сперва писала для журнала «Ньюсуик», а после стала репортером радикального
«Виллидж-войса», много лет активно участвовала в политической деятельности «новых
левых» в Нью-Йорке. В 1971 году, когда фильм «Заводной апельсин» поведал миру о жутких
сексуальных преступлениях любителя Бетховена, Браунмиллер помогла организовать в
одной из школ Манхэттена откровенное обсуждение реальных случаев изнасилования. На
сцене женщина-каратист демонстрировала приемы самообороны, позволяющие защититься
от внезапных нападений. Но большая часть мероприятия была посвящена рассказам тех,
кому это не удалось.
Жермен Грир (род. 1939), рекламировавшая в Америке свою новую книгу «Женщина-евнух»,
рассказала о том, как ее изнасиловали дома, в Австралии, когда ей было восемнадцать лет,
она была беременна и срочно нуждалась в аборте. Некоторые женщины были еще моложе,
когда с ними случилась та же беда. Одна из выступавших резко критиковала бесчувственную
позицию психоанализа по этому вопросу. Ортодоксальные фрейдисты считали, что
ответственность за нападение несет ребенок или девушка-подросток: она является
соблазнительницей, а не жертвой. «Какая чушь», — сказала Флоренс Раш, которая позже
написала книгу «Тайна за семью печатями: сексуальное совращение малолетних». Ведь
почти все эти нападения совершали взрослые мужчины, а их жертвами были молодые
девушки, которые их никак не провоцировали. Такие изнасилования, равно как и любые
другие формы насилия, писала Раш, были «оружием, которым общество с выраженной
мужской доминантой подавляет женщин». Ее слова были встречены стоячей овацией.
И тут Браунмиллер ясно увидела свой вклад в решение этой головоломки. А через два дня у
нее уже было краткое описание будущей книги — феминистского исследования темы
изнасилований. Издательство «Саймон энд Шустер» заключило с ней договор, а через
четыре года Браунмиллер сдала рукопись книги «Против нашей воли». Ее публикация в
октябре 1975 года заметно усугубила политизацию пениса.
Тема «пениса как оружия» была центральным звеном в системе взглядов Браунмиллер.
Насильник — это вовсе не слюнявый сексуальный монстр, заявила она. Вы не узнаете его в
толпе других мужчин. Впрочем, у его жертв тоже нет особых примет. Они могут быть
молодыми и старыми, красивыми и некрасивыми. Для насильника это неважно, так как
изнасилование не имеет никакого отношения к сексу. Это орудие контроля. «С древности и до
наших дней изнасилование выполняло важнейшую функцию, — писала Браунмиллер. — Это
осознанный процесс запугивания, с помощью которого
В этой теории все логично, кроме одного; число изнасилований не является постоянным, а
варьируется из года в год, при этом в разных странах цифры заметно разнятся.
Page 130/258
В США изнасилования происходят почти в 20 раз чаще, чем в Великобритании, если
сравнивать относительные показатели в пересчете на сто тысяч женщин. А в некоторых
культурах Азии изнасилования практически отсутствуют. Тем не менее Браунмиллер
подкрепила свои аргументы двумя широко известными примерами. С 1962 по 1964 год
«бостонский душитель» Альберт Де Сальво изнасиловал и убил одиннадцать женщин.
Примерно половине из них было больше шестидесяти. Когда следователь выразил свое
удивление этим фактом, Де Сальво охотно прояснил ситуацию. «Внешность тут ни при чем,
— сказал он, — насилуя, я ощущал свою силу и власть». А то, что Де Сальво предпочитал
иметь дело с «бессильными» жертвами, доказывает сам способ совершения преступлений.
Почти всех женщин он предварительно связывал — некоторые к этому моменту были уже
мертвы[195].
В 1968 году Кливер был ранен во время перестрелки между «Черными пантерами» и
полицейскими Окленда, штат Калифорния. Отпущенный под залог, он скрылся от суда и
несколько лет жил за рубежом. Когда же в 1975 году он вернулся в США и предстал перед
правосудием, то оказалось, что этот насильник и революционер-марксист переродился в
евангелического христианина, певца капитализма и частного предпринимательства. В этом
новом качестве Кливер переосмыслил свою жизнь и стал дизайнером одежды, создав
линейку «анатомически корректных» брюк для мужчин. Спереди эти штаны свободного
покроя были снабжены гульфиком — крупным карманом, в который должен был помещаться
— и привлекать к себе внимание — орган, делающий мужчину мужчиной. В октябре 1976 года
продюсеры популярного talk-show «Шоу Фила Донахью», обдумав все вышесказанное, а
также в свете бурного общественного отклика на книгу «Против нашей воли!», которая только
что вышла в мягкой обложке, после того как тираж в твердой был успешно распродан,
решили сделать передачу, в которой феминистка и автор книги об изнасилованиях Сьюзан
Браунмиллер дискутировала бы с создателем «анатомически корректных» брюк Элдриджем
Кливером. Как ни удивительно, но оба согласились принять участие в этой передаче.
«Да вы и сами все знаете про этих молоденьких девушек, — сказал Кливер, имея в виду
своих жертв. — Есть одно такое слово… Я не могу его сейчас произнести, но вам оно и так
Page 131/258
известно. Начинается на «п», а кончается на «а»». Зрители засмеялись. Потрясенная этим,
Браунмиллер напомнила всем, что никто и никогда не предлагает себя изнасиловать. Но
Кливер по-прежнему вел себя так, словно хотел сказать: «Да черт возьми, я просто не
сдержался!», и эта бравада вывела феминистку из себя. После того как Браунмиллер
несколько раз перебила его. Кливер вскочил с места и заорал: «Да чтоб тебя, женщина, ты
дашь мужику слово сказать?!»
Однако у мужчины иные приоритеты. Ему не нужно все время быть при «банке», в который он
уже сделал свои генетический «взнос», в ожидании, когда тот принесет «доход». Он вполне
может доверить заботу о младенце женщине, которая, скорее всего, сделает все возможное,
чтобы тот выжил, даже если самого мужчины рядом не будет.
Page 132/258
Кулиджем (1872–1933) и его супругой. Однажды президентская чета посетила некую ферму, и
так получилось, что они осматривали ее по отдельности. Проходя мимо курятника, миссис
Кулидж не могла не заметить, с каким энтузиазмом петух охаживал курицу. «Он делает это
раз в сутки?» — спросила она у фермера. «Куда чаще, мэм, по десять раз на дню», —
отвечал тот. «Пожалуйста, скажите об этом нашему президенту», — попросила его миссис
Кулидж. Позже, когда президент заглянул в курятник, фермер исполнил ее просьбу. «Он что
же, делает это с одной и той же курицей?» — поинтересовался президент. «Да что вы, —
отвечал фермер, — всякий раз с новой». Президент удовлетворенно кивнул и сказал:
«Пожалуйста, передайте это моей супруге».
Факт остается фактом: взгляд на эволюцию как на сражение полов позволяет объяснить
некоторые специфические моменты, связанные с пенисом, в том числе и недовольство
женщин из исследований Шер Хайт непреходящей властью мужчин. Однако начнем мы с
более оптимистической ноты. Напомним, что по сравнению с обшей массой тела пенис
человека необычайно велик (у мужчины весом 75 кг пенис при эрекции как минимум вдвое
крупнее, чем у самца гориллы массой 180 кг), за что, по-видимому, нам следует благодарить
естественный отбор[198].
Некоторые ученые считают, что более крупный пенис был эволюционной «приманкой» для
привлечения самок, которые воспринимали его размер как индикатор силы, которую они
могли бы передать своим детям, и поэтому выбирали ухажеров с более внушительными
гениталиями. Однако другие специалисты, наблюдавшие за поведением обезьян, пришли к
выводу, что изначально крупный пенис должен был производить нужное впечатление на
других самцов, чтобы они не смели конкурировать с ними за одних и тех же самок. В 1963
году два зоолога, Детлев У. Плоог и Пол Д. Маклин, провели исследование под названием
«Демонстрация эрекции полового члена у беличьих обезьян», в ходе которого они
неоднократно наблюдали, как «доминирующий самец наскакивал… на другого самца, хватал
его двумя руками за спину
Трудно представить себе, чтобы люди поступали точно так же, однако всякий, кому
доводилось бывать в мужской раздевалке для старшеклассников, может подтвердить, что
разница здесь лишь в накале страстей.
Зоологи связывают размер пениса, вес яичек и объем эякулята с частотой спаривания. Как
отмечал Р. В. Шорт в 1979 году, «фитилек» самцов горилл такой невзрачный просто потому,
что они редко занимаются сексом. Люди занимаются сексом чаще, а их предки — что еще
важнее — совокуплялись еще больше. На самых ранних этапах эволюции женщина, как
утверждает эта теория, по-видимому, спаривалась со многими мужчинами, причем в быстрой
последовательности. (Некоторые из наших ближайших «родственников» делают это до сих
пор: приматолог Джейн Гудолл однажды наблюдала, как одна и та же самка шимпанзе
спарилась за восемь дней с семью самцами 84 раза.) В таких условиях мужчина с самым
крупным пенисом (то есть тот, кто теоретически мог доставить сперму ближе к шейке матки) и
у кого объем эякулята (а значит, и количество сперматозоидов) был больше, чем у
остальных, имел больше шансов выиграть соревнование за оплодотворение женщины,
поскольку его «оборудование» было лучше приспособлено к тому, чтобы доставить «груз» по
назначению.
Page 133/258
быстрее всего, также имел фору в этом доисторическом конкурсе по естественному
осеменению. Ведь соперник мог в любой момент стащить его с женщины еще до того, как он
успеет излить в нее свою сперму. Таким образом, мужчины, у которых эякуляция
происходила не сразу, возможно, были просто «дисквалифицированы» из этого
соревнования. Если это действительно так, значит, каждый из нас является эволюционным
потомком бессчетной цепочки мужчин, которые обладали внушительным пенисом и
пользовались им в ускоренном темпе. Это второе обстоятельство и его объяснение с позиций
дарвинистской теории лишний раз напоминает нам о том, что почти во всех неприятностях,
связанных с пенисом, мужчины обязательно найдут способ обвинить во всем помешанных на
сексе женщин[199].
Именно так вели себя древние греки. Согласно одному мифу, царь Афин Эрихтоний был
зачат от преждевременно исторгнутого семени одного из богов, которого довела до столь
плачевного состояния неверность его божественной жены. Это был Гефест, божественный
кузнец и бог огня, ставший инвалидом (и не только в любовных делах) после того, как его
собственный отец, Зевс, сбросил сына с Олимпа, когда он встал на сторону матери, богини
Геры, во время очередной домашней ссоры. Хотя даже мать считала его безобразным, ему
досталась в жены Афродита, богиня любви и красоты, которая, правда, пренебрегала своим
супружеским ложем ради романов с другими богами. Покинутый и разочарованный, Гефест
попытался изнасиловать богиню Афину. Божественной девственнице удалось вырваться из
объятий хромоного бога, однако Гефест успел пролить ей на ногу свое семя. Афина с
отвращением стерла семя с ноги и бросила его на землю, где тут же родился будущий царь
Афин Эрихтоний.
Что же говорить о простых смертных, живущих в наши дни, которые, даже не страдая
преждевременной эякуляцией, все равно не могут найти себе сексуального партнера. Ведь
ими тоже движет дарвинистский императив, который заставляет их распространять свои
гены. Один ученый выдвинул теорию, объясняющую поведение этих мужчин. По его мнению,
эволюционный прессинг способен превращать их в агрессивных сексуальных хищников — и
политика здесь совершенно ни при чем, что бы ни думала об этом Сьюзен Браунмиллер.
Между 1979 и 1991 годами энтомолог Рэнди Торнхилл опубликовал несколько работ,
вызвавших серьезные дебаты, хотя речь в них шла всего лишь о сексуальном поведении
мухи-скорпионницы (Panorpa vulgaris). Когда самец скорпионницы хочет совокупиться с
самкой, он выбирает одну из двух стратегий поведения. Он может предложить ей в качестве
«свадебного подарка» что-нибудь съедобное (например, мертвое насекомое или порцию
затвердевшей слюны), и чаще всего это настраивает ее вполне благожелательно. Если же
никакой еды при нем нет, то он насилует первую попавшуюся самку, которую ему удается
заловить[200]. Эволюция облегчила неимущим самцам Panorpa vulgaris выполнение этой
задачи, снабдив их особым «дорсальным органом» — своеобразным зажимом в области
пениса, который позволяет самцу обездвижить переднее крыло самки, чтобы в ходе
принудительной копуляции она не могла вырваться и улететь. Как показали эксперименты
Торнхилла, самцы Panorpa vulgaris, совокупляющиеся с благожелательно настроенными
самками, не пользуются этим анатомическим приспособлением.
Андреа Дворкин[201] не стала бы спорить с такой постановкой вопроса. Правда, заметила бы,
что мужчинам и не нужен какой-то новый орган, чтобы быть насильниками и сексуальными
хищниками. Ведь у них уже есть пенис.
Аргументируя эти выводы в своих книгах «Половая связь», «Наша кровь» и «Порнография»,
Дворкин заработала себе репутацию одой из самых неоднозначных фигур феминистского
движения. Она приобрела известность, участвуя в протестах феминистов и феминисток
против порнографии в 1970-х годах, которые, согласно знаменитой формулировке Робин
Морган[202], пытались доказать, что «порнография — это теория, а изнасилование —
практика». Правда, никаких убедительных данных в защиту этого тезиса так и не появилось, в
результате чего движение против порнографии тихо угасло. Исследования не выявили
устойчивой связи между порнографией и сексуальной агрессией. К тому же в Японии, где
жесткая и агрессивная порнография продается на каждом углу, изнасилования практически
отсутствуют[203].
Это движение потерпело неудачу еще и потому, что в 1970-е годы оно в каком-то смысле
противоречило духу времени. Ведь главной особенностью жесткой порнографии всегда была
и остается демонстрация эрегированного пениса во время реальных половых актов,
завершающихся настоящим оргазмом, когда сперма часто «выстреливает» женщине прямо в
лицо — прием, известный как money shot[204]. В 1971 году не кто-нибудь, а «Нью-Йорк
таймс» восхваляла доступность жесткой порнографии как «признак здоровья нации» в одной
из своих статей. Тысячи американцев, большинство из которых никогда не видели со
стороны, как эрегированный член мужчины входит в женщину, в 1972 году выстроились в
очереди у кинотеатров, где показывали «Глубокую глотку» — фильм, собравший в прокате
миллион долларов, беспрецедентную для порнофильма сумму. (В конечном счете он принес
прокатчикам более 25 млн долларов[205]) Киновед Артур Найт похвалил его в журнале
«Тайм» за то, что в нем показывалось, «как важно для женщин получать сексуальное
удовлетворение». Это была на удивление оптимистичная трактовка, если учесть, что главная
героиня фильма Линда Лавлейс (1949–2002), игравшая в нем саму себя, еще в самом начале
«обнаружила», что клитор находится у нее чуть ли не в горле, а после занималась
исключительно тем, что обсасывала пенисы мужчин, лишь так получая «глубокое
удовлетворение».
Page 135/258
долгоиграющую и неподвластную силе гравитации эрекцию. А поскольку «виагрой» в то
время еще и не пахло, это был немалый подвиг. Что же до порнофильмов для
гомосексуалистов, то все «звезды» в них были, конечно, мужчинами — и здесь крупный пенис
ценился превыше всего. Глядя на внушительного Джеффа Страйкера, который позднее
выпустил в продажу массивный вибратор, якобы точно воспроизводящий его собственные
габариты, в этом трудно было усомниться.
Дворкин особенно травмировала концовка фильма, где камера отъезжает назад, показывая
всю съемочную площадку, включая членов съемочной группы и режиссера. Ассистентка
режиссера говорит ему, до чего она возбудилась от только что отснятой сексуальной сцены.
Тут они оба начинают заниматься сексом. Правда, заметив, что камера не выключена и
продолжает все снимать, она пытается его отпихнуть. Чтобы не дать ей вырваться, режиссер
хватает нож, смотрит прямо в объектив и спрашивает кинооператора: «Ну что, сделать тебе
хороший кадр?» Через несколько секунд камера «показывает», как он насилует женщину, а
когда все заканчивается, вспарывает ей брюшную полость, запускает туда руку и выдирает
изнутри трепещущие внутренние органы. Тут изображение вдруг пропадает и экран пустеет.
«Черт, пленка кончилась», — слышат зрители голос оператора. «А ты все успел заснять?» —
спрашивает его режиссер. «Успел, успел… Ладно, пошли отсюда», — отвечает оператор. А
дальше — тишина. И никаких титров[209].
В 1983 году Дворкин и Маккиннон протестировали эту теорию, когда член муниципального
Page 136/258
совета Миннеаполиса пригласил их написать проект антипорнографического
законодательства на основании созданной ими модели гражданских прав женщин. Согласно
их законопроекту, порнография являлась правонарушением, за которое можно было подать
иск в суд на основании дискриминации по половому признаку. Пострадавшей стороной в нем
считался любой, кого заставили насильно участвовать в порнографических действиях, на кого
потребители порнографии нападали после просмотра или прочтения соответствующих
произведений, а также всякий, кого оскорбляло вынужденное присутствие в помещениях, где
демонстрировали порнографическую продукцию, будь то дома, на работе или в
общественных местах. Этот законопроект был одобрен с перевесом в один голос, однако
впоследствии на него наложил вето мэр города. В 1984 году женщины представили
аналогичный законопроект в Индианаполисе, где он был утвержден и подписан властями,
хотя позже его отменил суд местной инстанции на том основании, что он противоречит
конституции страны (Верховный суд США отказался принять этот вопрос к рассмотрению).
Дворкин также выступала в качестве свидетельницы перед комиссией сената,
рассматривавшей вопрос о порнографии (так называемой комиссией Миса, по имени ее
председателя. Генерального прокурора страны), тем самым поддержав борьбу против
антифеминистски настроенных религиозных правых. Сегодня в Интернете можно найти сотни
ссылок на имя Дворкин и, по-видимому, не меньшее количество мнений о ней. Одни хвалят
ее как человека невероятной смелости, способного последовательно критиковать пороки
общества («В каждом веке было несколько писателей, которым удавалось помочь
человечеству продвинуться еще на шаг вперед. Андреа — одна из них» — так отозвалась о
ней Глория Стайнем). Другие нападают на нее, считая ее пуританкой, которая проецировала
негативные обстоятельства собственной жизни на окружающих («Дворкин, — писала Камилла
Палья[211], — чуть ли не кичится тем, что ее неоднократно насиловали, что на нее нападали,
что ее избивали, что у нее случались нервные срывы и душевные травмы, — все это говорит
о ее полной неспособности справляться с жизненными обстоятельствами, в которой она
обвиняет общество патриархата, но никак не себя»). Многие мужчины откровенно презирали
Дворкин. Некоторые даже грозили проделать с ней все то, что Дворкин обличала в своих
книгах и статьях.
Все эти люди принадлежат к различным лагерям, у которых очень мало общего, однако все
они согласны с тем, что Дворкин заставила их по-новому взглянуть на сексуальные
отношения мужчины и женщины. Ее книги заново переосмыслили половую связь, которая из
пенетрации превратились под ее пером сначала в оккупацию, а затем в инвазию (заражение
паразитами). При этом она перевела феминистское представление о пенисе в предельно
пессимистичную ипостась — она не просто политизировала этот орган, а представила его как
патологию. Из этого следует, что гетеросексуальность вредна и токсична; вторгаясь в тело
женщины, пенис загрязняет его, и если не принять срочные меры, в конечном счете он его
убьет. Во вселенной Дворкин любой мужчина с пенисом является действительным или
потенциальным насильником. Действительный насильник всего лишь следует врожденному
болезненному императиву, с которым он родился. А самый обычный сексуальный акт
представляется ей таким гнетущим, что разница между поведением мужа и поведением
преступника-насильника оказывается чисто номинальной.
Хотя Дворкин и утверждает, будто не верит в то, что анатомические различия между
мужчинами и женщинами влияют на их поведение, ее тексты говорят об обратном. Вот что
она пишет в книге «Наша кровь»:
«Я предлагаю начать трансформацию мужском сексуальном модели, под гнетом котором нее
мы сегодня страдаем и, любим», с места, которого мужчины страшатся превыше всего, — с
вялого пениса. Я считаю, что мужчины должны отказаться от своих драгоценных эрекций… и
отсечь в себе все то, что они превозносят сегодня как свои мужские «качества».
«Насилие — это мужчина; мужчина — это пенис; насилие — это пенис, равно как и сперма,
которую он извергает. Чтобы мужчина оставался мужчиной, пенис должен совершать то, на
что он способен, насильственно».
А вот пассаж из книги «Половая связь», который Хелен Гёрли Браун явно не читала:
Нас удалили под наркозом. И вот, друг друга не касаясь, молчим, стыдясь, на серебре. Пол
отсеченный мы теперь. Зачем, зачем наркоз слабеет?!
«Мой воин отшвырнул меня, свое оружье… Убийству навсегда теперь конец!»[213].
Page 138/258
раковиной новый острый нож, — всего за несколько секунд до этого у нее в голове
пронеслось столько всего… «Я помню много вещей… — сказала Боббит на своем плохом
английском, выступая перед судом присяжных, —
Я помню, как он впервые меня изнасиловал. Помню, как в первый раз заставил меня заняться
с ним анальным сексом. Как заставил сделать аборт. Я все помню…»
И когда все это вихрем пронеслось у нее в голове, свидетельствовала Лорена Боббит, она
вернулась из кухни в спальню, где спал ее муж Джон, отвернула одеяло и отрезала ему
пенис. * * *
При личной встрече с Андреей Дворкин складывается впечатление, что если она когда и
собиралась кем-то стать, то точно не… Андреей Дворкин. «Когда я впервые услышала о
феминизме, он показался мне нелепым. Он было недостаточно политическим», — сказала
она мне в небольшой кофейне неподалеку от ее дома в Бруклине. На ней были синий свитер
и рабочий комбинезон. Говорила она медленно, едва слышно. «Я росла в Кэмдене, в штате
Нью-Джерси, в очень политизированной семье. Мой отец был школьным учителем, почтовым
работником и профсоюзным деятелем. Мать участвовала в демонстрациях за право женщин
пользоваться противозачаточными средствами — еще в те годы, когда аборты были
противозаконны. Феминизм казался мне тогда бессмысленным занятием. Я думала: «Да это
просто тетки, которые не понимают,
что такое секс». Поймите, что до 1972 года я была совсем не та, что сейчас. Я обожала
Нормана Мейлера. Я хотела
быть Генри Миллером. Кругом говорили: «Да они плюют на женщин!» На что я отвечала; «Но
это
такие писатели!» Я воспринимала секс совсем как они. Понадобилось много времени, чтобы я
поняла: то, что для них хорошо, для меня плохо».
Дворкин начала осознавать это, лишь когда она уже уехала от родных. В 1964 году она
поступила в колледж Беннингтон в Вермонте, славившийся своим высоким академическим
уровнем и богемным образом жизни. Расписание занятий было составлено так, что зимой
студенты должны были по девять недель работать за пределами университетского городка.
Дворкин отправилась в Ист-Виллидж на Манхэттене, где иногда, когда ей было совсем не на
что жить, занималась сексом за деньги. Зимой 1965 года ее арестовали недалеко от здания
ООН за участие в демонстрации протеста против войны во Вьетнаме. В Женском центре
предварительного заключения, рассказывает Дворкин, два врача подвергли ее
гинекологическому осмотру, во время которого порвали ей стальным расширителем стенки
влагалища, а после спокойно ушли, хотя у нее началось сильное кровотечение. Пережив
психологическую травму, Дворкин бросила учебу и уехала в Грецию, но вскоре вернулась в
Нью-Йорк, где опять оказалась бездомной и голодной и была вынуждена зарабатывать на
жизнь чем попало.
«Я переспала с сотнями мужчин. Я представляла себя Генри Миллером, типа того что «да
плевала я на вашу буржуазную культуру — что хочу, то и делаю!»». В 1968 году Дворкин
переехала в Амстердам и стала членом сексуальной общины под названием Suck («Соси»).
Большинство ее участников вели активную политическую работу в США, но были там и
голландцы, и англичане, и австралийцы. Среди последних была и будущая знаменитость
Жермен Грир. «Suck» — так называлась малоформатная газета общины, которая пестрела
изображениями женщин, сосущих пенисы мужчин, и мужчин, прильнувших лицами к
влагалищам своих партнерш. Поначалу Дворкин была в восторге от такой раскованной
обстановки. Однако потом то, что казалось таким вдохновляющим, стало зловещим. «Там
заставляли позировать для фотографий. Мужчины в этой группе говорили: «Вот наша
Page 139/258
следующая баррикада — после борьбы за гражданские права и против войны во Вьетнаме».
Помню, как мы были у кого-то дома, а кругом, в том числе на кухонном столе, были
фотографии Жермен в голом виде. Меня не оскорбляет нагота. Просто я терпеть не могу,
когда меня заставляют».
В 1971 году Дворкин вышла замуж за голландца, который был на несколько лет моложе ее.
Это был союз противоположностей. «Он был еще девственником. А я уже переспала с
сотнями мужчин. «Отлично, я сама его всему научу», — решила я тогда. Поначалу все и в
самом деле было как нельзя лучше…» Однако секс, как Андреа вскоре поняла, пробудил в ее
муже жестокость. «По-моему, мужчины начинают презирать женщин, когда проникают в их
тело. Динамика секса такова, что для мужчин это акт обладания. Мой муж вообще считал, что
мое влагалище — это его собственность».
«На мой взгляд, утверждение, что мужчины предрасположены к насилию во время секса,
скорее верно, чем неверно. На мой взгляд, скорее верно, чем неверно, что женщины
воспринимают пенис как нечто захватническое. Я вовсе не хочу сказать, что всякая эрекция
порочна. Все зависит от того, что мужчина с ней делает. Я вовсе не на стороне Лорены
Боббит, но я ее понимаю. Большинство мужчин хотят лишь одного — найти дырку, чтобы
воткнуть в нее свой пенис, и их вовсе не интересует, хочет ли ее обладательница, чтобы в
нее что-то втыкали или нет. В этом у нас и была проблема с мужем, который принялся
избивать меня, стоило мне ему однажды отказать.
в самом деле есть что-то патологическое? Можно ли измерять этим органом склонность
человека к агрессивному, антиобщественному поведению? Существует ли какая-то
физиологическая разница между пенисом сексуального преступника и пенисом обычного
мужчины? Одинаково ли они реагируют на один и тот же стимул? Можно ли каким-то образом
«перепрограммировать» пенис насильника? А если между пенисами нет никакой разницы,
означает ли это, что
все мужчины — потенциальные насильники? Пока Андреа Дворкин писала свои тексты,
ученые проводили не менее спорные эксперименты, пытаясь ответить на вопросы, которыми
задавалась и она сама.
Эти поиски начались с изобретения устройства, которое прозвали «детектором лжи пениса».
По-научному оно называется «пенильный плетизмограф», причем второе слово состоит из
двух греческих слов: «плетизмос», что значит «увеличение», и «графос», что значит
«писать». Изобрел же его Курт Фройнд (1914–1996), психиатр из Чехословакии, который
представил свое изобретение англоговорящей научной общественности в 1965 году[215].
Page 140/258
«Наличие объективной методики определения объектов, вызывающих у мужчин сексуальное
возбуждение, — это важнейшее достижение, которое может быть использовано как средство
диагностики в различных исследованиях, — писал Фройнд в «Журнале экспериментального
анализа поведения». — Моя методика основана на измерении изменений объема гениталий
во время просмотра пациентом потенциально эротических объектов, которые он видит на
экране… фотографий обнаженных мужчин, женщин и детей обоего пола». С помощью этих
измерений Фройнд пытался обнаружить отклонения в мужской сексуальности.
Его устройство выглядело как стеклянная трубка в форме огромного презерватива, которая
устанавливалась на неэрегированный член испытуемого, после чего воздух внутри трубки
изолировали с помощью резинового манжета и некоей «контргайки» (как бы зловеще это ни
звучало). Устройство соединяли электрическими проводами с прибором, который мог
измерять изменения объема воздуха внутри «стеклянного презерватива». Само
исследование проводилось так: объект исследования подсоединяли к пенильному
плетизмографу, предъявляли ему откровенные изображения или давали соответствующее
чтиво, а после того, как его организм отзывался на стимуляцию, измеряли вытесненный
объем воздуха. «У твердого члена нет совести», — писал когда-то Норман Мейлер. Доктор
Фройнд говорил, что Мейлер даже не догадывался, насколько он был близок к истине.
А все потому, что у педофила, скорее всего, есть совесть — во всяком случае, ему хватает
совести отрицать свою педофилию. Как сказал один психиатр в некрологе в газете «Нью-Йорк
таймс» на смерть Фройнда в 1996 году: «Проблема [которую пытался разрешить пенильный
плетизмограф] состоит в том, что никто не говорит всей правды. Если кого-то обвиняют в
приставании к ребенку, у него нет никакой мотивации, чтобы признаться: да, я приставал. И
вообще мне больше нравятся дети, чем взрослые»». Подобно Джорджу Вашингтону[216]
пенис не умеет лгать. (Или все же умеет?)
Казалось бы, чем не современная версия инквизиции? В XV веке любая отметина на теле
женщины (бородавка или родинка, особенно необычной формы) служила доказательством
того, что у нее была сексуальная близость с Сатаной[217]. Но Фройнд не имел никакого
отношения к инквизиции. Неудовлетворенный субъективностью стандартных методов
исследования сексуальных отклонений, которые чаще имели дело не с человеком, а с его
историей болезни, он пытался найти более объективный способ измерения и, как следствие,
предотвращения подобного поведения, особенно в отношении детей. Фройнд жил тогда в
социалистическом государстве, где мужчин призывали на военную службу и где многие
молодые люди, как подозревали правительственные чиновники, назывались
гомосексуалистами, чтобы избежать призыва. Вскоре после того, как Фройнд изобрел свое
устройство[218], ему предложили использовать его для выявления тех, кто «косил» от армии.
Его также заставляли «лечить» настоящих гомосексуалистов с помощью «аверсионной
терапии», или «терапии отвращения»; когда плетизмограф показывал, что пациент реагирует
на мужчин, его било током. В результате Фройнд стал одним из первых психиатров, которые
сделали вывод, что гомосексуальность — это не патология, а значит, от нее нельзя
«излечить» и она не является наказуемым преступлением[219].
В 1968 году Фройнд уехал из Чехословакии и в конце концов поселился в Торонто. Немалая
часть его тогдашних исследований была посвящена педофилам. Вместе с тем он продолжал
усиленно искать ответы на вопросы — в том числе и с помощью плетизмографа, — которые
были исключительно важными для Андреи Дворкин и Сьюзан Браунмиллер, а именно: как
мужчины используют пенис в качестве оружия, направленного против женщин. В
последующие два десятилетия научные журналы по психиатрии и судебной медицине
пестрели статьями со следующими названиями: «Пенильный отклик насильников и
ненасильников на стимулы, связанные с физической агрессией или унижением», «Измерение
и создание сексуального возбуждения у мужчин с половыми извращениями» и
«Дифференциация сексуальной агрессивности с помощью пенильных измерений». Во всех
этих исследованиях использовались пенильные плетизмографы Фройнда или Бэнкрофта,
Page 141/258
однако на этом сходство между ними заканчивалось. В одних случаях между агрессивными
сексуальными стимулами и эрекцией пениса у насильников обнаружилась высокая
корреляция, которой нет у нормальных людей; в других же между этими двумя группами
вообще не оказалось заметного фаллометрического различия.
Page 142/258
Омерзительна это процедура или нет, продезинфицирован сам прибор или нет, надежны его
данные или нет, однако пенильные плетизмографы по-прежнему используются в некоторых
психиатрических больницах США для выявления «потенциальных» педофилов и
недопущения их контакта с несовершеннолетними. Их также применяют в центрах коррекции
поведения, где используется методика «эверсионной терапии» для реабилитации
преступников, осужденных за сексуальные преступления. Как и в Чехословакии, здесь тоже
применяют электрошок и другие методы воздействия для «лечения» пациентов, реагирующих
на неподобающие сексуальные стимулы — с той лишь разницей, что Фройнда принуждали к
этому государственные органы. А вот каков срок действия подобного лечения, до конца
неясно, и по этому поводу до сих пор ведутся ученые споры. * * *
Хотя плетизмограф не может предсказать, кто из мужчин станет насильником, так же как не
может «излечить» его от этой «болезни», тот факт, что схема изнасилования — мужчина
против женщины — почти всегда одна и та же, свидетельствует о том, что у слабого и
сильного пола разные либидо, в чем легко убедиться, глядя на внушительные размеры колбы
плетизмографа. Следует ли в таком случае относиться к сексуальным различиям как к
одному из эволюционных факторов, влияющих на эволюцию человека наряду с климатом,
ландшафтом, растительностью и прочими пещами? Несколько лет назад один генетик решил
проверить свое предположение о том, что окружающая среда индивидуума включает в себя
сексуальное поведение особи противоположного пола. Если эротические действия самцов
влияют на эволюцию самок и наоборот, как предположил Уильям Райс, то это можно
попытаться доказать на примере плодовых мушек дрозофил — излюбленных «морских
свинок» генетиков.
Это связано с особенностью спермы дрозофил, которая, даже при нормальных условиях,
несколько токсична. Эволюция позволила самкам дрозофил приспособиться к стандартным
уровням токсичности. Однако токсичность семенной жидкости новых «супержеребцов»
оказалась много выше нормы, и, что не менее существенно, она возникла очень быстро —
куда быстрее способности самок адаптироваться к этим изменениям. «Вот они и стали
дохнуть как мухи, пока не вымерли все, как один», — сообщил Райс. Этот эксперимент, как
отмечала Дебора Блум[222] в своей книге «Секс на нашу голову: биологические различия
между мужчинами и женщинами», напоминает нам об истине, которую мы порой склонны
забывать: что мужчины и женщины не всегда ведут себя в жизни как партнеры, даже когда
они сходятся вместе для продолжения рода. Феминистки, возможно, будут рады узнать, что в
мире насекомых существуют «суперсамки», которые демонстрируют свое устрашающее
превосходство не хуже самцов. Во время полового акта самка мушки Johannseniella nitida
зажимает половой аппарат самца, а после того как он извергнет в нее сперму, съедает его —
за исключением пениса, который остается в ней и способствует оплодотворению.
К счастью, мы с вами не мошки и не мушки. И все же нельзя отрицать тот факт, что
эксперименты профессора Райса на дрозофилах породили новые вопросы; есть ли в
человеческой сперме что-то такое, что могло бы поведать нам о нашем сексуальном
поведении? или о мужской агрессии? возможно ли, что именно в сперме — субстанции,
которую в природе могут создавать лишь половые органы самца, — проявляется истинная
Page 143/258
«патологическая» природа пениса?
Удивительные ответы предложили на эти вопросы двое британских ученых, Робин Бейкер и
Марк Беллис, в своей книге «Борьба сперматозоидов человека за существование: копуляция,
мастурбация и супружеская неверность», опубликованной в 1995 году. Интерес авторов к
этой теме восходит к одной из величайших тайн биологии, а именно: почему при однократном
сношении мужской пенис выделяет такое количество спермы (около 350 миллионов
сперматозоидов), которой теоретически можно было бы оплодотворить всех американских
женщин, и не один раз, а дважды? Все дело, решили британские ученые, в «борьбе
сперматозоидов за существование»: согласно их теории сперматозоиды одного самца
должны быть готовы «сразиться» со сперматозоидами другого самца во влагалищ женщины,
так как не исключено, что до них там «уже кто то побывал», то есть имело место «двойное
спаривание» Этот термин, по мысли Бейкера и Беллиса, означает, что последние десять
дней женщина могла заниматься «незащищенным» сексом с другим мужчиной (в рамках
одного репродуктивного цикла сперма остается фертильной примерно десять дней).
Эволюция, утверждают авторы книги, привлекла к ведению битвы за потомство и
сперматозоиды, и сам пенис, а в таком конфликте не обойтись без целой армии, притом что
на разных этапах «сражения» воюющие задействуют разные «рода войск».
До сих пор это объяснялось тем, что сперму не так-то легко произвести. Процесс развития
сперматозоидов занимает почти одиннадцать недель. Он стартует в семенных канальцах
внутри яичек — тех самых, что впервые описал Ренье де Грааф в 1668 году: там из
специальных клеток создаются головки сперматозоидов, которые потом переходят в
эпидидимис (или морганиев придаток яичка) — сложно извитую трубочку, похожую на
запятую и состоящую из 12–15 долек, где сперматозоиды медленно созревают, обретая
нужную подвижность и биохимические свойства, необходимые для оплодотворения
яйцеклетки. Оптимальная температура для создания и развития сперматозоида на
три-четыре градуса ниже температуры остальных частей тела. Вот почему яички находятся
снаружи тела, в мошонке: сперматозоиды должны храниться в темном и прохладном месте
(не напоминает ли это вам случайно этикетку на лекарстве?).
Page 144/258
плыть и заветной цели масса идеальных сперматозоидов.
Впрочем, Бейкер и Беллис говорят, что было бы неправильно относиться к этим маленьким
калекам как к ошибкам. Предлагаемая ими гипотеза о «сперматозоидах-камикадзе»
утверждает, что большое различие в размерах и форме клеток человеческих сперматозоидов
свидетельствует об эффективном разделении труда. Некоторые клетки — чаще всего
молодые, хорошо сформированные сперматозоиды с более крупными головками —
выполняют функцию «оплодотворителей»: их задача — добраться до яйцеклетки и
оплодотворить ее. Остальным сперматозоидам отводится роль «камикадзе», которые
должны блокировать сперматозоиды других самцов, попавшие в то же влагалище, или
«спецназовцев», чья цель — «найти и уничтожить» сперматозоиды соперников (при этом они
сперва врезаются в головку сперматозоида, а после впрыскивают в нее минидозу
акросомального энзима — того же вещества, которым успешный «оплодотворитель»
растворяет окружающую яйцеклетку мембрану, чтобы проникнуть внутрь).
Бейкер и Беллис утверждают, что женщины создают ситуацию «двойного покрытия» с целью
усиления конкуренции между сперматозоидами, чтобы их сыновья унаследовали способность
производить победные сперматозоиды от своих отцов-победителей. В этом смысле женщин
нельзя считать сексуально распущенными, так как они выступают в роли генетических
предпринимателей. Авторы предполагают, что цель женского оргазма, а также «противотока»
(процесса, при котором женщина выделяет наружу часть только что извергнутой в нее
спермы) состоит именно в том, чтобы влиять на эту конкуренцию. В рамках этого влияния
оргазм помогает удержать, а противоток — отторгнуть часть спермы (или всю сперму),
которую женщина жаждет получить или от которой она хочет избавиться.
Page 145/258
уважающий себя крысиный самец проверяет, не «опломбирована» ли она. Если нет, все в
порядке. Если же «пломба» на месте, самец попытается удалить ее резкими и быстрыми
толчками пениса, на котором для этих целей есть специальные крошечные «шипы». Если у
него ничего не получается, он вытаскивает пенис, не излив сперму. Если же все прошло
удачно, самец крысы удаляет «затычку» со своего пениса, приводит его в порядок и лишь
тогда берется за воспроизведение потомства — после чего вставляет во влагалище самки
новую пломбу. Согласно одному исследованию, самцы крыс способны взломать затычку,
оставленную предыдущим самцом, примерно в 70 % случаев.
«Толчковые движения пениса в обоих направлениях во время полового акта, — пишут Бейкер
и Беллис, — в сочетании с [удлиненной и утолщенной] формой пениса в растягиваемом им
влагалище
предназначены для успешного удаления большей части любой копулятивной пробки или
жидкого «семенного фонда» [другого самца]. Форма головки полового по-видимому, идеально
адаптировалась к этой функции рамках цикла «толкнуть — потянуть — засосать — толкнуть
— потянуть — выйти». В зависимости от силы отсасывания, создаваемой толчками пениса,
он может удалить даже часть слизистой оболочки шейки матки вместе
Если рассматривать половой акт в таком ключе, то можно и вправду сказать, что мужчина
пользуется своим пенисом как «тараном». Но не по причине женоненавистничества или из
желания доминировать, а просто для решения своих эволюционных задач — подобно тому,
как женщины стремятся выполнить свои задачи. Битва полов вполне реальна, говорят нам
Бейкер и Беллис, и пенис активно участвует в этой войне. Вот только политика здесь
совершенно ни при чем. * * *
Page 146/258
влечение, мышечную массу, энергетический уровень, уверенность в себе,
конкурентоспособность, импульсивность, а также тягу к агрессивным столкновениям с
окружающими, что стало причиной его бешеной стычки с таким же, как он, «собачником».
Увидев, как Салливэн, который за несколько минут до этого сделал себе укол тестостерона,
лупит своего пуделя за то, что тот съел подобранную где-то на улице куриную косточку,
прохожий сделал ему замечание, и Салливэн тут же полез на рожон, обещая стереть наглеца
в порошок. «Если бы мы сцепились, — писал он впоследствии, — это был бы первый дебош,
когда-либо учиненный мной в публичном месте».
Женщины тоже могут быть уверенными в себе, идти на риск, совершать импульсивные
поступки и даже насильственные преступления, поскольку и в их телах продуцируется
некоторое количество тестостерона. У женщин это вещество вырабатывается в
надпочечниках и яичниках, тогда как у мужчин почти весь тестостерон вырабатывается в
яичках. В обоих случаях количество тестостерона не слишком велико: в теле обычного
мужчины в любой момент времени содержится всего около одной шестидесятимиллионной
части унции[224]. Этот уровень меняется в течение дня — утром он выше, чем вечером, а
после сорока лет начинает постепенно снижаться. К восьмидесяти годам уровень
Page 147/258
тестостерона у мужчины может быть в два раза меньше, чем в молодости. В теле женщины
тестостерона примерно в десять раз меньше, и со временем его уровень тоже снижается[225]
.
То, что в женском организме тоже вырабатывается тестостерон, стало страшным ударом для
всех, кто решил, будто с открытием этого гормона была найдена неподдельная
биологическая суть мужественности. В начале двадцатого века это предположение было
самым передовым умозаключением тогдашней биологии. Однако начиная с конца 1920-х
годов европейские биохимики стали находить неопровержимые доказательства того, что в
организме нормальных, здоровых мужчин есть «женские» секреции — и наоборот. В 1929
году в журнале Американской медицинской ассоциации подобные открытия описывались как
«внушающие тревогу». И все же вряд ли кто-то тревожился по этому поводу больше, чем
Ойген Штейнах, директор Биологического института Академии наук в Вене.
«Мужчины, казалось бы, полностью контролируют жизнь женщин… вплоть до того, что
некоторые женщины молча сносят изуверское насилие [со стороны мужчин]… Но как
мужчинам удалось заполучить такую власть? Как смогли они утвердить и столь долго
Page 148/258
удерживать свое всемогущество? Ответ на этот вопрос кроется не в аргументах
относительно структуры власти, политики или социологических теорий, а в человеческом
теле. Плачевное положение женщины, похоже, можно объяснить всего одной субстанцией,
тестостероном».
всех заключенных — и у тех, кто прибегал к физическому насилию, и у тех, кому оно было
несвойственно, — уровень тестостерона находился примерно в том же диапазоне, что и у
обычных, законопослушных граждан. Так что даже если тестостерон «ядовит», то у
большинства мужчин есть против него иммунитет.
Через несколько дней после публикации статьи Салливэна в «Нью-Йорк таймс мэгэзин» на
Page 149/258
сайте интернет-журнала Слейт» появился материал, в котором Джудит Шульвиц писала, что
он сильно преувеличил факты. «Каким бы показательным ни был этот опыт для него самого,
— аргументировала она, — он не может рассматриваться как универсальный и применимый к
кому-то другому». Она также критиковала Салливэна за вольную интерпретацию данных, что
позволило ему приписать свою собственную агрессивность влиянию тестостерона. Даже если
здесь и есть статистическая зависимость, добавляла Шульвиц, то это свидетельствует лишь
о корреляции, а не о причинно-следственной связи. Это мнение разделял и Роберт М.
Сапольски, профессор биологии и неврологии в Стэнфордском университете, получивший в
1987 году «грант за гениальность» от Фонда Макартура. Более подробно он изложил свои
взгляды в книге «Тестостероновые беды», посвященной биологическим проблемам
человеческого существования.
Итак, нельзя утверждать, что тестостерон толкает мужчин на насилие. Но можно смело
сказать, что именно он контролирует тот орган, который многие мужчины считают своим
«мужским началом», а многие феминистки сравнивают с тараном. Надо ли пояснять, что речь
идет о пенисе.
Меж тем другие клетки внутри яичек — клетки Сертоли — начинают вырабатывать
«антиженский» гормон под названием «фактор регрессии мюллеровых протоков» (MIF),
Page 150/258
который устраняет женскую часть стройматериалов, все еще пребывающую в режиме
ожидания. Здешние профсоюзы не гарантируют профессиональную занятость. Однако
феминисткам будет приятно узнать, что когда эмбрион имеет набор хромосом XX, с
вольфовой протокой происходит то же самое. Более того, если «заказ» на тестостерон не
поступает, то на восьмой неделе ничего не происходит. Поскольку яички не производят
мужской гормон, через пять недель гонады автоматически развиваются в яичники, половой
бугорок превращается в клитор и половые губы, мюллеров проток превращается в матку,
фаллопиевы трубы и верхнюю часть влагалища, а вольфов проток исчезает. Таким образом,
можно сказать, что «по умолчанию» эмбрион человека всегда женского пола.
О чем это говорит? О том, что пол будущего ребенка определяется скорее гормональной
средой в матке, чем хромосомами. В животном же царстве это диктуется еще и тем, что
можно было бы назвать сексуальной «позицией», которая порой проявляется самым
причудливым образом. Самый известный тому пример — самка пятнистой гиены (Crocuta
crocuta). Не думаю, что вы были бы рады с ней встретиться. В Африке можно часто
наблюдать такую сцену, когда гиена размером с большую собаку нападает на животное в
пять раз крупнее нее. Стая гиен может сожрать антилопу меньше чем за час, да так, что от
нее останутся лишь рога и копыта. Но необычнее всего то, что самые крупные и агрессивные
пятнистые гиены в стае — самки: они руководят охотой, и они же верховодят во время
кровавого пира.
В контексте спаривания все в мире гиен «повернуто с ног на голову». Поскольку самка гиены
слишком долго принимала в утробе матери тестостероновый душ, ее половой орган сильно
отличается от того, что принято называть женскими гениталиями. Это пустой цилиндр,
который растет из ее тела наружу и имеет такую же длину, ширину и внешний вид, как пенис
самца. Так что половой акт у гиен — серьезное испытание. Сначала самка должна втянуть в
себя свой «пенис» и поместить его в брюшную полость, используя для этого специальные
мышцы: делает она это так, как будто выворачивает наизнанку носок. Таким образом в
нужном месте образуется небольшое вагинальное отверстие, в которое ее счастливый
избранник должен попытаться попасть своим
Page 151/258
Вряд ли подобный стиль жизни мог бы шокировать Эндрю Салливэна. Ведь его собственный
опыт инъекций тестостерона убедил его в том, что этот гормон провоцирует в людях
агрессию. Интересно отметить, что веком ранее один из самых крупных ученых в истории
медицины, который первым проанализировал физиологию спинного мозга, а позже стал
одним из основателей современной эндокринологии, допустил аналогичную ошибку,
движимый самыми лучшими побуждениями.
Звали его Шарль Браун-Секар[231]. 1 июня 1889 года этот семидесятидвухлетний ученый, чья
карьера лектора-преподавателя привела его с медицинского факультета в Гарварде в
парижский Коллеж де Франс, выступал с лекцией перед членами Парижского биологического
общества, в которой он описывал свои последние эксперименты. Согласно одному
свидетельству, Браун-Секар отложил в сторону собственные записи и с жаром обратился к
слушателям, которые были с ним примерно одного возраста. Высокий бородатый ученый
сообщил нм о том, что он ввел себе десять порций удивительного раствора. Это вещество,
профильтрованное сквозь специальную бумагу, содержало небольшое количество воды,
смешанной с…
Этого было уже вполне достаточно, чтобы шокировать слушателей, однако, как любой
хороший шоумен, Браун-Секар подготовил финальный аккорд. Инъекции улучшили его
работоспособность, заявил он. Он мог теперь легко взбегать по лестнице. Он больше не
страдал запорами. Даже крутизна дуги и сила мочеиспускания сильно изменились у него в
лучшую сторону. Но все же самое главное, сообщил Браун-Секар, что после десяти инъекций
дробленых собачьих яичек десять лет вынужденного супружеского воздержания наконец-то
закончились и профессор — буквально этим утром — смог порадовать свою еще молодую
жену и исполнить супружеский долг.
Ошибка Браун-Секара свидетельствует о силе ума, который способен убедить тело в том, во
что верит он сам. Тем не менее практика проведения экспериментов на себе, особенно с
помощью всевозможных инъекций, имеет долгую историю. Всего два десятилетия назад
самая знаменитая инъекция, когда-либо сделанная ученым самому себе, возвестила о
начале новой эры — и, возможно, заключительной главы в истории взаимоотношений
мужчины с собственным пенисом. Пять тысяч лет мужчины без конца задавались вопросом
«Кто из нас двоих главнее — я или он?», пока химия наконец не дала им точный ответ.
Page 152/258
VI. Неуязвимый шарик
Шел 1983 год, и он выступал здесь впервые. Но это не было шоу юных дарований. В этот
вечер на сцену вышел профессиональный врач-исследователь — британец по имени Джайлс
Бриндли. Здесь, в невадской пустыне, съезды, конгрессы и симпозиумы следуют один за
другим, и доктор Бриндли оказался в этом городе не ради развлечений, а чтобы выступить с
докладом перед несколькими тысячами членов Американской урологической ассоциации
(AUA). Иными словами, зал был набит людьми, которые зарабатывают на жизнь, обследуя
простаты. В Лас-Вегасе такую публику называют «крепким орешком». Но Бриндли это не
пугало. В Европе он не раз делал доклады на научных конференциях вроде этой, и у него
была репутация гениального исследователя в области биоинженерии. В 1964 году Бриндли
изобрел первый в мире визуальный протез для слепых. Тогда трем добровольцам даже
успели имплантировать три пары «электронных глаз», прежде чем проект прикрыли из-за
огромных затрат и низкой эффективности. Однако концепция дизайна, придуманная Бриндли,
произвела на его коллег сильное впечатление — это был крупный прорыв в медицине,
пожалуй, на грани гениальности. Необычные физиологические проблемы всегда вызывали у
Бриндли живое любопытство. Однажды он проделал следующий эксперимент: находясь в
едущем автомобиле, он поднимал кролика к крыше салона, а на крутом повороте отпускал
его, чтобы тот упал на пол. Таким образом Бриндли пытался понять, как центробежная сила
влияет на способность этого животного приземляться на все четыре лапы. Стоит заметить,
что машина, в которой он находился, ехала со скоростью почти 130 километров в час.
Впрочем, в тот памятный вечер в Неваде Бриндли не совершал никаких трюков, а просто
возвышался на трибуне. Последнее время он занимался физиологическими проблемами,
которые нередко можно встретить у мужчин. Из Лондона до Америки докатывались
интригующие слухи. Поговаривали, что Бриндли, который отказался выступать на
предыдущей конференции, сославшись на неотложные и важные исследования,
экспериментировал с медикаментозными средствами, дававшими потрясающий эффект:
после их инъекции в пенис возникала эрекция, длившаяся несколько часов, — даже у мужчин,
которые уже не одно десятилетие были импотентами. Даже у парализованных. Если Бриндли
и вправду это удалось, то он раскрыл физиологическую тайну, которая оставалась
нераскрытой многие тысячелетия. Однако глубинный смысл его работы мог быть еще
больше. Если за всеми этими слухами скрывалась истина, то открытие Бриндли расширяло
пределы возможностей не только врача, но и пределы возможностей самого человека.
Page 153/258
в пенис имплантат, который при необходимости можно было надувать. Другая называлась
реваскуляризацией и состояла в замене кровеносных сосудов, по которым в пенис поступала
кровь, как это делается при коронарном шунтировании сердца.
Судите сами: ведь Бриндли не просто придал новый смысл термину «научное
доказательство». Благодаря ему возникло современное представление о пенисе как об
обычном человеческом органе, реагирующем на воздействие лекарств, лишенном
психического смысла и тайны и превращенном в конгломерат мельчайших кровеносных
сосудов, нервных окончаний и мышечной ткани, о которых известно лишь узкому
специалисту. Этот эксперт в белом халате устанавливает стандарты размеров и ригидности
(жесткости) данного органа, по которым потом можно будет судить обо всех прочих эрекциях
и объявлять любое отклонение от этой нормы болезнью. Врожденная капризность этого
органа — единственная в истории человечества константа — была переосмыслена
экспертами как патология, корректируемая лишь с помощью лекарств и/или хирургии.
Сегодня урологи постоянно видят эрегированные члены. Они создают их у себя в кабинете, а
после показывают пациентам, как добиться столь же впечатляющих результатов на дому, с
помощью лекарственной терапии, разработанной Бриндли и его коллегами. Такого же
эффекта можно достичь и с помощью трансуретральных гранул, просто вложив их в уретру. А
Page 154/258
27 марта 1998 года федеральное Управление по санитарному надзору за качеством пищевых
продуктов и медикаментов (FDA) выдало лицензию на продажу «виагры» — первого
перорального лекарственного средства для лечения эректильной дисфункции. Потрясающий
медицинский, общественный и коммерческий успех маленькой голубой таблетки фирмы
«Пфайзер» — а «виагру» принимали около 10 миллионов мужчин, что ежегодно давало
фирме доход, оцениваемый в 1 млрд долларов, — привел к стремительному развитию
фармацевтической эректильной индустрии[234]. Коммерческий союз специалистов-медиков и
фармацевтических компаний сегодня уже ищет новые лекарственные средства, которые
действуют быстрее и дольше и, соответственно, приносят больше прибыли. Этот путь
психолог и обществовед Леонора Тифер назвала «погоней за совершенным пенисом».
История лечения импотенции почти так же стара, как история самого человечества. Древние
медицинские тексты свидетельствуют о том, что, как только человек обнаружил, что его пенис
может становиться твердым, он тут же стал бояться утратить это замечательное свойство.
Восхищение силой пениса и страх перед его немощью привели к появлению самых
немыслимых снадобий, которые стали прикладывать к бессильному органу. В одном
древнеегипетском папирусе, датируемом 1700 годом до нашей эры, рекомендовалась
следующая припарка: «Состав: одна часть листьев держидерева[235], одна часть листьев
акации, одна часть меда. Растереть листья в меде и накладывать [на пенис] как повязку». На
глиняных табличках из долины между Тигром и Евфратом (IX век до нашей эры) сохранились
рецепты ассирийских лекарей, прописывавших своим пациентам средство из сушеных
ящериц и кантарид. Последняя субстанция, изготовленная из растертых жуков, приводила к
воспалению мочеполовой системы, что в древности — и не только! — ошибочно принимали
за усиление сексуального пыла (много веков спустя европейцы назвали это средство
«шпанской мушкой»). Те же ассирийские лекари рекомендовали мужчинам иметь под рукой
женщину, которая бы натирала их пенис особым маслом с частицами железного порошка.
Для большего эффекта она должна была одновременно произносить заклинания: «Быть
этому пенису как палке марту-дерева!» или «Пусть этот конь меня возьмет!» Похоже, что
сила позитивного мышления и женская лесть имеют древнюю историю.
Page 155/258
профессия врача-шарлатана, напротив, очень котировалась.
А все потому, что даже образованные врачи не слишком ясно представляли себе физиологию
эрекции. Благодаря первопроходцам в этой области знания — Леонардо да Винчи, Амбруазу
Парё и Ренье де Граафу, — они понимали, что эрекция происходит за счет притока крови в
пенис. Однако они не знали, как она туда попадает и главное — что ее там удерживает.
Анатом XVI века Констанцо Варолио (1543–1575) считал, что способность пениса к эрекции
объясняется наличием в нем особых «эректорных мышц». Триста лет спустя многие врачи
все еще придерживались такого мнения, хотя механизм действия этих «мышц» так никто и не
продемонстрировал. Лишь в 1863 году немецкий ученый Конрад Экхард объяснил роль
нервной системы в функционировании этого механизма. Он заметил, что если
воздействовать на нервы тазовой области собаки электрическим разрядом, у нее возникает
эрекция. «То, что у процесса эрекции имеется неврологический аспект, сегодня
представляется вполне очевидным, — говорит доктор Артур Л. Бэрнет, руководитель
андрологической консультационной клиники в Университете Джона Хопкинса в Балтиморе. —
Однако не стоит забывать, что наше понимание эрекции претерпело длительную эволюцию.
Ведь было время, когда считалось, что эрекцией управляют духи, а пенис наполняется
воздухом. Основная масса научных сведений касательно эрекции появилась лишь в
последние двести лет. Многим же из них нет и двадцати».
Как и многие его коллеги, Гросс-младший был убежден в том, что эректильная дисфункция
при половых сношениях связана с мастурбацией. Причиной импотенции, по его мнению, были
стриктуры, то есть сужения канала у основания пениса, где предстательная железа окружает
мочеиспускательный канал. Эти стриктуры, утверждал Гросс, образовывались в результате
воспаления и опухания предстательной области уретры: он назвал это заболевание
простатической гиперестезией, а причиной его возникновения объявил мастурбацию и
непроизвольные ночные «поллюции». Гросс ставил этот диагноз после обследования,
заключавшегося в том, что он вводил в мочеиспускательный канал пациента длинный и
тонкий никелированный инструмент, который назывался бужем (расширителем). Как сказано
на 34-й странице его «Практического руководства», эта процедура редко доставляла
удовольствие объекту бужирования.
В это трудно поверить, но вскоре пациент №13 вернулся к доктору Гроссу, чтобы пройти курс
лечения, несмотря на то что оно подразумевало новые вторжения в его интимную область. В
Page 156/258
итоге он прошел все круги ада; в его мочеиспускательный канал впрыскивали горячую и
холодную воду, В анальное отверстие вводили горячую резиновую пробку, а буж,
продезинфицированный в коррозийных растворах, применяли десятки раз.
, чем лечить пенис электрошоком или вводить в него расширитель с активными химическими
веществами? Вы ошибаетесь. Потому что в начале XX века врачи освоили трансплантацию
яичек.
То, что кажется нам сегодня кознями самого Франкенштейна, коренилось в смеси старых
предрассудков и новейших научных исследований. Еще во времена Нерона многие оргии
подпитывались древнеримской «виагрой»: зельями, приготовлявшимися из размолотых яичек
козлов и волков. Сами по себе подобные препараты не оказывали никакого реального
действия, разве что лишний раз подтверждали волшебную силу плацебо[238]. Восемь веков
спустя этот психологический эффект все еще не утратил своей силы, поэтому знаменитый
багдадский врач Иоанн Месу-старший[239] продолжал прописывать своим пациентам
экстракты, сделанные из растертых яичек животных. А еще через восемь столетий в
английском медицинском справочнике «Новая лондонская фармакопея» Уильяма Сэмона
[240] усиленно рекомендовалось использовать в тех же целях экстракты из яичек десятков
различных животных:
«Aper, или вепрь: яички и пенис высушить, давать в порошке, помогает при слабости; Canis,
или собака: яички и выделения возбуждают похоть… Buteo, или сарыч: яички помогают от
слабости, когда нужно иметь потомство».
Page 157/258
долго. Но когда в 1889 году Шарль Браун-Секар, один из самых уважаемых врачей своего
времени, сообщил, что ему удалось вернуть себе сексуальную силу с помощью инъекций
экстрактов из перемолотых яичек собаки, старый круг, возникший еще в античной медицине,
замкнулся, а новый, к счастью куда более короткий, начался. Всего через несколько недель
после своего «омоложения» Браун-Секар начал рассылать по почте пробирки с liquide
testiculaire («тестикулярной жидкостью», полученной из яичек собак или морских свинок) всем
врачам, которые желали провести эксперименты с этой жидкостью. Не сумев воспроизвести
его результаты, врачи единодушно решили, что проблема была не в методе, а в том, что
присланный экстракт был «слабоват». Требовалось, заключили они, использовать сами
яички, а не их экстракт.
Природа отторжения чужеродных тканей, равно как и сама иммунная система, в то время
была еще мало изучена, а потому эксперименты с пересадкой яичек продолжались. Уролог из
Чикаго Виктор Лепинас заявил, что провел пересадку яичка за несколько месяцев до
Хэммонда и Саттона, однако о ее результатах он сообщил лишь по прошествии нескольких
лет в «Журнале Американской медицинской ассоциации» и в «Чикагском медицинском
бюллетене». В отличие от Хэммонда и Саттона, Лепинас собирался улучшить половую
функцию своего пациента. Однако он не стал пересаживать яичко донора целиком, а
разрезал его на кусочки и после стал вживлять их в мышечную ткань мошонки. Вот как
Лепинас описывал эту операцию в 1914 году:
«Мужчина, возраст 38 лет, пришел ко мне на консультацию в январе 1911 года, чтобы узнать,
нельзя ли что-то сделать в связи с утратой им обоих яичек. Одно было удалено при операции
грыжи, второго он лишился в результате несчастного случая… Он не мог иметь нормальных
половых сношений и поэтому обратился за помощью.
Было получено яичко от здорового мужчины… Оба пациента одновременно находились под
наркозом… реципиента готовили таким образом: мошонку раскрыли в верхней части и
подготовили в ней основу — точь-в-точь так, как мы обычно готовим основу для приема
неопустившегося яичка… Волокна прямой мышцы были обнажены и разделены, после чего
было удалено яичко, предназначенное для трансплантации. С него сняли эпидидимис… и
разрезали поперек его длинной оси долями толщиной около 1 мм. Центральная и соседняя
доли были вынуты и помещены среди волокон прямой мышцы. Другая доля была помещена в
мошонку».
Лепинас писал, что его «удивило, как много яичек можно было получить для
трансплантации», однако не уточнил, компенсировали ли живым донорам их услуги, и если
да, то сколько это стоило.
Page 158/258
Уже через четыре дня, писал Лепинас, его пациент «почувствовал сильную эрекцию,
сопровождавшуюся выраженным сексуальным влечением, и настоял на незамедлительной
выписке, чтобы поскорее удовлетворить свое желание». Что и случилось — и продолжало
происходить, сообщал Лепинас, в последующие два года, после чего хирург потерял с ним
связь. И все же Лепинас был не готов объявить себя чудо-хирургом. «Половая функция на
девять десятых является функцией психической, — писал он, — поэтому трудно сказать, что
определяет конечный успех трансплантации — мощный психический стимул, генерируемый
операцией, или реальное функционирование [пересаженных яичковых] клеток».
Ходили слухи, что донором Маккормика был кузнец из штата Иллинойс. Так ли это было или
нет, но во всех американских тавернах тут же стали распевать ехидную шуточную песенку,
переделанную из стихотворения Генри Уодсворта Лонгфелло:
Страдает день-деньской:
Железною рукой.
Слава Лепинаса росла как на дрожжах, и все же нашелся человек, который смог его
превзойти. В 1920 году доктор Дж. Фрэнк Лидстон из Чикаго сообщил журналистам, что он
осуществил трансплантацию яичка… самому себе. В статье, опубликованной в Журнале
Американской медицинской ассоциации» (JAMA), Лидстон писал, что всего им было
проделано девять пересадок этого органа — восемь из них он осуществил на добровольцах,
а девятую ему сделал Лео Л. Стэнли, главный хирург Сан-Квентина, известной
калифорнийской тюрьмы для самых опасных преступников и приговоренных к смертной
казни. По этой причине у доктора Стэнли не было недостатка в свежих донорах: на его
рабочем месте заключенных казнили достаточно часто. Сообщение Лидстона в JAMA об
одном пациенте доктора Стэнли, основанное на фактах, сообщенных тюремным врачом,
являет собой удивительную смесь оптимизма и снисходительности:
«Пациент № 9. Мужчина, 25 лет, явно слабоумный, в тюрьме за ограбление, пять лет назад
Page 159/258
его ударили ногой по яичкам… На момент проведения операции яички были размером с
косточки оливок. Пациент высокий, худой, вялый, очень унылый и равнодушный… Донором
был негр, которого казнили через повешение за убийства. У него удалили половые железы…
через пятнадцать минут после смерти… их поместили в холодильник… [а через несколько
часов имплантировали…]. Через семь недель после операции врач сообщал, что яички были
твердыми и… «хорошо заполняли мошоночный мешок». Пациент поправился на пятнадцать
фунтов, стал активным и начал проявлять интерес к жизни — вообще улучшение у него было
заметно во всем, он также сделался чрезвычайно активен в половом отношении… Доктор
Стэнли сказал; «У него появились эрекции, по ночам и в дневное время, чего раньше никогда
не наблюдалось»[243].
Сегодня трудно даже представить, какую бурю ужаса и восторга вызвали его слова. Хотя
другие хирурги уже делали подобные операции, Воронов тут же стал самым знаменитым
специалистом по пересадке яичек. Нельзя сказать, чтобы прежде он был неизвестен: во
Франции он уже пересаживал ткани яичек от молодых баранов старым, у которых «в
результате наблюдались явные признаки омоложения». Когда в 1922 году репортер из
«Нью-Йорк таймс» спросил его, когда он планирует приступить к операциям на людях,
Воронов ответил; «Скоро». «Прививки органов можно выполнять лишь на существах одного
вида, — говорил Воронов, — однако с людьми все, разумеется, не так просто: нельзя удалить
у молодого человека источник его энергии и силы, чтобы омолодить им старика». (Доктор
Лепинас из Чикаго явно придерживался на сей счет иного мнения.) «Но можно поступить
иначе, — продолжал русский доктор, — и использовать для этих целей родственных человеку
обезьян». Такого ответа репортер никак не ожидал. «Но если привить человеку половые
железы обезьяны, разве он не превратится в обезьяну?» — спросил он.
И в этом — в отличие от многого другого — доктор Воронов был прав. 20 июня 1922 года о
Page 160/258
нем снова писала та же газета: Воронов сообщил, что сдержал свое слово. Он пересадил
обезьяньи яички нескольким мужчинам, которые не утратили свой человеческий облик, тогда
как их состояние феноменально улучшилось — особенно благотворно операция повлияла на
их сексуальную жизнь. Во всех этих случаях донорами были африканские шимпанзе.
Одна заслонка сделана в виде решетки, что обеспечивает приток свежего воздуха, тогда как
вторая заслонка сплошная. Ее задвигают перед тем, как пустить в клетку анестетик.
В этой «анестетической клетке» было небольшое окошечко, через которое Воронов мог
наблюдать за обезьяной, чтобы не пропустить момент, когда она уснет. С этого момента,
предупреждал он, «нельзя терять ни минуты». Обезьяну следовало «немедленно вынуть из
клетки и уложить на операционный стол… прежде чем она проснется и перекусает всех своих
тюремщиков».
На операционном столе обезьяне давали хлороформ после чего ей можно было придать
Page 161/258
нужную позу и зафиксировать конечности. Дальше следовала интенсивная
предоперационная подготовка. «Учитывая неопрятность обезьян, нужно с особой
тщательностью выбрить у самца мошонку, нижнюю часть живота и верхние части внутренних
бедер; их надо как следует промыть, сначала горячей водой с мылом, затем большим
количеством эфира или спирта, а после протереть настойкой йода», — писал Воронов. На
соседнем операционном столе происходила аналогичная подготовка пациента, которому
предназначался донорский орган. Думается, что его не нужно было сперва заманивать в
гнусную клетку, а после так тщательно мыть и брить.
Ассистировавший Воронову хирург удалял у обезьяны яичко, разрезал его на две части и
вырезал из каждой по три «дольки». В это время сам Воронов готовил пациента: вскрывал
мошонку и обнажал оболочку яичек — «тунику вагиналис». Затем Воронов скоблил
поверхность первой оболочки, вызывая появление потока сыворотки с кровью, брал три
среза, подготовленных его ассистентом, и пришивал их к заскобленной поверхности, следя за
тем, чтобы срезы не соприкасались между собой. После этого он повторял ту же самую
процедуру на другой оболочке. Все эти фазы операции отражены в прекрасно выполненных
— почти фотографических — иллюстрациях книги.
Операции по методике Воронова вскоре стали делать и в Америке. Известный врач Макс
Торек, позже написавший книгу «Яичко мужчины», большую часть 1920-х годов провел в
операционной, вживляя своим пациентам срезы обезьяньих яичек. Он даже построил на
крыше своей больницы в Чикаго небольшой зоопарк, в котором обитали его доноры. Одним
воскресным утром обезьяны удрали оттуда, но почему-то не разбежались по городу, а
собрались в располагавшейся по соседству с больницей католической церкви. В своих
воспоминаниях Торек отказался описать те «богохульственные действия», которые
совершали эти животные на глазах у перепуганных и возмущенных прихожан. Не менее
любопытный случай произошел в Канзасе, где «доктор» Джон Р. Бринкли разбогател,
пересаживая своим пациентам яички
козлов. Правда, в отличие от Воронова и Торека, его врачебный диплом вряд ли был
настоящим. Похоже, что он его просто купил.
Page 162/258
В данном случае фантазия отражала факты: операция Воронова стала настолько
популярной, что французское правительство было вынуждено запретить охоту на
человекообразных обезьян в своих африканских колониях.
О том, как провел последние годы жизни сам Воронов, который умер в 1951 году в возрасте
85 лет, ходят разные слухи. В книге «Медицинские ошибки» Роберт Янгсон и Иэн Шот писали,
что «Воронов дожил до того времени, когда над ним стали насмехаться, однако он сносил все
эти насмешки с достоинством». В книге «Врачи молодости» Патрик Макгрейди приводит
слова одного швейцарского врача, который был лично знаком с Вороновым: по его словам,
«доктор обезьяньих желез» в конце жизни страдал сильной депрессией. Но не оттого, что
сталось с ним самим, а оттого, какая участь могла постигнуть из-за него всех его пациентов.
Как выяснилось, он боялся, что несколько прививок обезьяньих желез могли заразить их
реципиентов сифилисом. Воронова ужасала эта мысль, рассказывал швейцарский врач,
Page 163/258
поэтому последние годы жизни он провел почти в полном уединении и в глубокой депрессии
[246]. Правда это или нет, мы не знаем, зато доподлинно известно, что первопроходец
эректильной индустрии Серж Воронов умер невероятно богатым человеком. * * *
Вскоре цифра в 95 % стала восприниматься как данность, хотя она не была подтверждена
никакими эпидемиологическими данными. Впрочем, процедура излечения от импотенции
методом проговаривания проблемы, который применяли психоаналитики, также не
подкреплялась четкими научными данными. Многие истории болезней, описанные в
медицинской литературе, выглядят сегодня либо комичными, либо женоненавистническими,
либо сразу теми и другими. Вот что писал доктор Б. С. Толми в «Нью-йоркском медицинском
журнале»:
Мистер Икс, 30 лет в детстве регулярно ездил в горы Тироля [в Австрии], куда его вывозили
на лето родители.
Когда ему было 15 лет, они жили возле одной молочной фермы в Альпах, и мистер Икс
нередко бродил по лугам, на которых паслись коровы. Там он познакомился с симпатичной
молочницей лет двадцати, которая проявила к красивому юноше эротический интерес.
она присоединилась к нему и научила его ars amandi[247]. Это повторялось изо дня в день
все время каникул. [Позже] когда мистер Икс женился, он обнаружил, что может вступать в
интимную связь, лишь когда его жена надевает одежду тирольской крестьянки и принимает ту
же позу, что и симпатичная молочница из Тирольских Альп… В начале их совместной
жизни… жена выполняла его просьбы. При этом эрекции у него были совершенно
нормальными, и у них родилось двое детей. Но в последнее время жена мистера Икса
взбунтовалась, сказав, что больше не желает «устраивать весь этот маскарад», и в итоге
мистер Икс стал полным импотентом. В лупанарии же[248], где за соответствующую плату
можно получить все что угодно, у него возникает сильнейшая эрекция, как только
[проститутка] облачается в костюм альпийской молочницы».
Доктор Толми не придумал ничего лучше, как обвинить миссис Икс в «ханжеской
Page 164/258
фригидности», которая, по его наблюдениям, часто встречается у жен из высших слоев
общества. Такие женщины считают, что их роль в половом акте сводится к тому, чтобы
«оказаться в положении лежа на спине с раздвинутыми бедрами». На самом же деле, заявил
Толми, миссис Икс должна пересмотреть свою позицию и снова надеть злополучную
крестьянскую блузку. В противном случае она обрекает супруга на визиты в лупанарий, где он
точно станет полным импотентом. Ведь «крайнее возбуждение после долгого воздержания»,
писал Толми, ведет к серьезной эректильной дисфункции:
В 1936 году уролог из Нью-Йорка Макс Хьюнер решил положить конец подобным
измышлениям и вызвал Карла Меннингера, руководителя известной психоаналитической
клиники в Канзасе, названной его именем, на диспут по терапии импотенции на страницах
«Урологического журнала». Меннингер согласился и опубликовал статью, в которой
утверждал, что даже когда после прижигания предстательного отдела уретры эректильная
функция полностью восстанавливается, то это объясняется лишь психологическим эффектом
операции. «Пациент считает, что с его половыми органами что-то не в порядке, — писал
Меннингер. — Урологи же знают, что это не так, или хотя бы понимают, что патология
органов вторична по отношению к психопатологии. Тем не менее опыт подсказывает им, что
локальное воздействие на гениталии оказывает определенный лечебный эффект, поскольку
успокаивает пациента, настраивает его на положительным результат и уменьшает его страхи,
что позволяет справиться с импотенцией». В действительности, продолжал Меннингер,
импотенцию вызывает чувство тревоги, и именно поэтому она лучше всего лечится с
помощью психоанализа. Ведь talking cure[249] делает осознаваемыми «неосознанные
чувства, которые часто (или всегда?) подавляют сексуальную функцию». Этими негативными
эмоциями, писал Меннингер, движут «страхи, особенно страх наказания или боязнь
психологической травмы, враждебные чувства по отношению к объекту желания и конфликт
любовных чувств, особенно на почве родительской и гомосексуальной фиксации».
Доктор Хьюнер начал свой ответ с того, что отмел утверждение психоаналитиков, что
импотенция в 95 % случаях вызвана психологической причиной; для него это был не научный
факт, а скорее философское допущение. Хьюнер не отрицал возможности возникновения
психогенной импотенции, но считал, что урологи способны отличить такого пациента от
больного с органическим заболеванием, поскольку — в отличие от психоаналитиков — всегда
проводят медицинское обследование. «Что бы было, — вопрошал он, —
если бы пациент с недоразвитым пенисом пришел к врачу, жалуясь на то, что он не может
совершать половой акт, а тот без всякого осмотра сообщил бы ему, что это чисто
психологическая проблема, связанная с каким-то застарелым детским комплексом? Такой
сценарий кажется нелепым… однако именно так изо дня в день поступают психоаналитики».
Хьюнер также писал, что хотя он «не сомневался в выводах психоаналитиков» о наличии у
большинства мужчин-импотентов неразрешенного эдипова комплекса, он, однако,
сомневался в методах, которыми они пользовались, чтобы прийти к подобным
умозаключениям.
«Как и в других разделах медицинской науки, здесь также нужно установить известную меру
контроля, чтобы понять, имеется ли неразрешенный эдипов комплекс у мужчин, которые не
страдают импотенцией… Для медицинских экспериментов в любой другой области такая
система контроля была бы непременным правилом».
Аргументы Хьюнера по этим двум пунктам были вполне здравыми. Но, к сожалению, он
Page 165/258
ослабил свою позицию, когда стал настаивать на существовании связи между мастурбацией
и импотенцией и на том, что импотенцию можно успешно излечивать разрядами
электрического тока в область пениса. (Надо ли говорить, что оба этих утверждения
ошибочны?) Не менее огорчительно и то, что Хьюнер одобрил как уролог «клинические
наблюдения Стэнли», тюремного врача из Сан-Квентина, и «Хозяина обезьяньих желез»
Воронова, каждый из которых, писал Хьюнер, научно доказал «влияние эндокринных желез»
на физиологию эрекции.
Прискорбно, что такой серьезный ученый, как доктор Хьюнер, писал об этом уже после того,
как француз Анри Велю доказал, что пересадка тканей яичек является «грандиозной
иллюзией». И это еще одна причина, почему урологи проиграли психоаналитикам одну из
первых баталий за право лечения эректильной дисфункции, а впоследствии несколько лет
подряд терпели поражение от врачей-сексологов, после того как в 1970 году Уильям Г.
Мастерс и Вирджиния Э. Джонсон опубликовали свое знаменитое исследование
«Сексуальная неполноценность человека». И все же, несмотря на отдельные поражения,
урологи вышли из этой войны победителями. * * *
Этому способствовали настоящие боевые действия — Вторая мировая война. В 1944 году
журнал «Американское обозрение советской медицины» напечатал статью, которая вышла на
русском языке годом раньше. «Использование в нынешней войне новых видов оружия…
привело к появлению таких ран, которых в годы Первой мировой войны просто не было, —
писал А. П. Фрумкин[250]. — Скорострельное автоматическое оружие, а также взрывы мин и
бомб с разлетающимися во все стороны осколками [вызывают]… полное разрушение
человеческих органов. Поэтому неудивительно, что это часто сопровождается полной
утратой внешних половых органов».
В своей статье «Реконструкция мужских половых органов» доктор Фрумкин предложил для
этой экстремальной проблемы экстремальное решение. Он удалял у пациента сегмент ребра
(межреберный хрящ), а затем делал два параллельных надреза в его брюшной стенке.
Лоскут кожи между этими двумя надрезами приподнимали и сворачивали в трубку, в которую
он вставлял межреберный хрящ длиной до 12 см, после чего этот «трубчатый лоскут» с
ребром внутри зашивали. Получалось, как писал Фрумкин, что-то вроде «ручки чемодана».
Через несколько недель «ручка» заживала, и ее осторожно удаляли из туловища пациента, а
после, с еще большей осторожностью, прикрепляли к тому, что осталось от пениса после
ранения. Новый мочеиспускательный канал, сделанный из кожи мошонки, пришивали
снаружи реконструированного пениса, с нижней стороны. (Статья была проиллюстрирована
фотографией, на которой пациент с реконструированным органом уринировал в
лабораторную мензурку.)
Хотя далекому от науки человеку все это может показаться странным и даже «неприятным»,
то, что Фрумкин использовал для своих операций ребро, вполне объяснимо: большинство
млекопитающих, включая многих наших собратьев-приматов, рождаются с косточкой в
пенисе, которая называется «бакулюм» или «ос пенис»[251]. Еще Аристотель описывал эту
«палочку» самца лисы две тысячи четыреста лет тому назад. А совсем недавно британский
зоолог У. Р. Бетт констатировал, что «бакулюм кита достигает 2 метров в длину и 40
сантиметров в окружности, тогда как у моржа его длина составляет 55 сантиметров». Когда
самцы выдры сражаются друг с другом во время брачных игр, один из них порой кусает
соперника за пенис, разламывая имеющуюся в нем косточку. Все желающие познакомиться с
этой темой поближе могут посетить Исландский фаллологический музей в Рейкьявике; в его
Page 166/258
экспозиции представлено более восьмидесяти бакулюмов — от шестнадцати видов наземных
млекопитающих, двенадцати видов китов, семи видов тюленей и моржей, а также одного
полярного медведя.
Поскольку в животном мире бакулюм есть у самцов многих видов, идея вживления людям
имплантатов из пенильной косточки с позиций биологии была вполне разумной. Однако
долгосрочные результаты оказались неудовлетворительными. Через полтора года
большинство имплантатов заметно изгибались, а впоследствии почти все они растворялись в
теле. Такие проблемы заставили урологов обратиться к искусственным материалам. В ходе
этих экспериментов был сделан первый значимый шаг к медикаментозной эрекции.
Справиться с этим неудобством помогло решение, которое предложил чуть позже Ф. Брэнтли
Скотт из Университета Миннесоты, руководитель исследовательской группы, создавшей
первый надувной протез пениса. Это устройство, в котором также использовались
силиконовые стержни, работало от мининасоса, вшитого в мошонку. Почти все современные
протезы этого типа являются модернизированными вариантами дизайна доктора Скотта и
производятся компаниями «American Medical Systems» и «Mentor».
Шестью годами ранее доктор Роберт Пирман, частный врач из города Энсино в штате
Калифорния, изобрел гибкий имплантат в виде силиконового стержня, который помещался в
верхнюю часть пениса — между пещеристыми телами и туникой. Такое расположение
вызывало болезненные ощущения, и все же именно Пирман оказался в авангарде
медикаментозной коррекции эрекций — не из-за этой непродуманной методики, от которой
сам он быстро отказался, но благодаря определению эректильной дисфункции, которое он
озвучил в «Урологическом журнале».
Page 167/258
соглашаются с этим. Но сам Голдстейн был не таков. «В университете я учился на
инженерно-технологическом отделении, а инженеры ничего не принимают на веру. Они
разбирают действующие механизмы на части, чтобы попытаться их усовершенствовать», —
пишет он. Подкожный насос в схеме Скотта стал для Голдстейна и других прогрессивных
урологов указующим маяком. «Он напомнил нам о том, что пенис — это шина. Эрекцию
нужно накачивать, но, разумеется, не воздухом, а кровью. Если же пенис «сдувается», как это
бывает с колесом, нужно найти «прокол» или проверить исправность насоса».
В 1970-е годы чешский хирург Вацлав Михал провел немало вскрытий мужчин, страдавших
при жизни диабетом, а заодно и импотенцией. Почти во всех случаях он обнаружил проблему
с «насосом»: артерии в их пещеристых телах были заблокированы. В статье «Сосудистые
заболевания как причина импотенции» Михал утверждал, что эректильная дисфункция часто
возникала в силу этой недостаточности. Он провел эксперименты по реваскуляризации (то
есть восстановлению этих сосудов) на живых диабетиках, чтобы хирургическим путем
улучшить подачу крови в пенис, и добился неплохих результатов. В 1978 году доктор Адриан
Дзорниотти созвал урологов из Европы и США на специальную конференцию в Нью-Йорке,
чтобы обсудить работы Михала. «Эта конференция стала поворотным пунктом в истории
урологии, — говорит присутствовавший на ней доктор Горм Вагнер из Копенгагенского
университета. — Она полностью изменила прежнее отношение к импотенции как к чисто
психологической проблеме». В 1980 году аналогичная конференции прошла в Монако, а в
1982 году — в Копенгагене, где ее участники согласились раз в два года обмениваться
информацией в рамках Всемирного конгресса по импотенции. Они также учредили
Международное общество исследования импотенции — первую организацию подобного рода.
В 1981 году Михал обучил процедуре реваскуляризации Ирвина Голдстейна, который стал ее
восторженным последователем. А еще через два года Джайлс Бриндли провел самую
скандальную и самую убедительную в истории медицины демонстрацию — при этом он не
только ускорил рождение эректильной индустрии, но и — что еще важнее — помог ученым
наконец-то разобраться в таинственном гемодинамическом процессе, который мы называем
эрекцией. * * *
Вторая заслуга принадлежит не только Бриндли, но и еще одному европейцу. В октябре 1982
года французский хирург Рональд Вираг опубликовал небольшой доклад, который, в отличие
от публичной демонстрации Бриндли нескольку месяцев спустя, остался незамеченным. Во
время рутинной хирургической операции в своей парижской клинике доктор Вираг случайно
ввел папаверин в артерию, ведущую к пенису пациента, а не в ту, что находилась рядом с
ней. Обычно папаверин вызывает расслабление мышечных тканей, однако, к изумлению
Вирага, у его пациента, находившегося под наркозом, возникла сильная эрекция, которая
длилась более двух часов.
Вираг попробовал повторить этот результат и ввел папаверин тридцати импотентам, на этот
раз без всякого наркоза, — и снова столкнулся с той же реакцией, которую он описал в
журнале «Ланцет» в статье «Внутрикавернозная инъекция папаверина при отсутствии
эрекции». Следующей весной Бриндли явил миру результаты своих собственных
исследований, а несколько позже опубликовал статью «Пробные эксперименты для
выяснения действия лекарственных средств, введенных в corpora cavernosa пениса». В
статье сообщалось о тридцати трех инъекциях, которые вызвали эрекции, длившиеся от
нескольких секунд до сорока четырех
часов. Если читать ее внимательно, то станет ясно, что все тридцать три эксперимента
Бриндли провел на себе.
Page 168/258
половых органов, — говорит Голдстейн. — Если вы изучали сердце, вам аплодировали. Но
пенис? Его могли изучать лишь извращенцы». Тем не менее урологи уже достаточно
поднаторели в исследованиях этого органа, чтобы представлять себе кое-какие вещи. Они
знали, что пенис наполняется кровью благодаря сигналам нервной системы. Знали, что
крупные артерии приносят эту кровь к пещеристым телам, а артериолы, разветвляясь,
доставляют ее в эти мягкие, губчатые тела, которые в итоге начинают расширяться. Знали
они и то, что пещеристые тела состоят из гладкомышечной ткани, которая тонким слоем
выстилает кровеносные сосуды и большинство полых органов человеческого тела. Они
видели, что внутри пещеристых тел эта гладкая мышца образует ячеистую структуру
соединяющихся между собой полостей, которые зовутся синусоидами. И что эти тела
заключены в тонкую, но прочную tunica albuginea (белочную оболочку).
Однако они не понимали самого главного — как пенис может удерживать в себе столько
крови. Эксперименты Вирага и Бриндли подтвердили то, о чем уже догадывались многие
ученые, а именно важность расслабления гладкой мускулатуры. Папаверин, который
применил Вираг, так же как феноксибензамин, который Бриндли ввел себе в Лас-Вегасе,
были сильными релаксантами гладкой мускулатуры. После инъекции в пенис каждый
препарат воспроизвел эректильную реакцию самого организма и снабдил урологов
фармакологической лупой, которая позволила им увидеть суть процессов, происходящих в
«машинном отделении» пениса.
«Мы поняли, что знания о том, как в эрегированном пенисе удерживается кровь, полученные
нами в медицинском колледже, были ошибочными», — говорит доктор Артур Бэрнет из
Университета Джона Хопкинса в Балтиморе. И эти ошибочные знания господствовали очень
долго. В 1900 году немецкий анатом фон Эбнер обнаружил то, что он назвал «подушечками»,
которыми были выстланы артерии, несущие кровь в пенис. Он решил, что именно эти
подушечки регулировали приток крови в этот орган — сначала они открывались, чтобы
впустить кровь внутрь, а затем закрывались, чтобы удержать ее в пенисе и вызвать эрекцию.
Теория фон Эбнера была главенствующей до 1952 года, когда французский уролог Конти
сообщил, что в венах на белочной оболочке, которые выводили кровь из пещеристых тел,
имеются «шунты» — «подушковидности Конти», как их позднее стали называть. Конти решил,
что это и есть те самые «заслонки», которые так давно искали урологи. Когда кровь
поступала в пенис, пещеристые тела расширялись, а «шунты» на tunica vaginalis
закрывались, так что крови было просто некуда течь. В результате, как говорил Конти,
возникала эрекция.
Однако папаверин доказал, что все происходит совершенно иначе. «Мы увидели, что для
удержания крови внутри пениса необходимо быстрое расслабление гладкой мускулатуры
пещеристых тел, — говорит Бэрнет. — Как только это происходит, сопротивление
поступающему потоку крови резко падает. Когда в пенис приливает кровь, пещеристые тела
впитывают ее как две сухие пористые губки; при этом гладкая мускулатура расширяется так
быстро, что сдавливает вены, по которым происходит отток крови, распластывая их по
белочной оболочке»[252].
Эти вены внутри пениса регулируют эрекцию, которая рано или поздно закончится. Именно
через них кровь выводится из пещеристых тел после оргазма или если эрекция вдруг
ослабела, потому что на ночном столике зазвонил телефон. Поскольку телефон звонит
неожиданно, в кровь вбрасывается эпинефрин — вещество, сокращающее гладкую
мускулатуру. В результате кровь начинает отливать от пениса через вены, которые теперь
ничто не сдавливает, так что она, если можно так выразиться, уходит в слив. Это часть
ответной реакции, вынуждающей организм «драться или убегать», которая иначе называется
«адреналиновой атакой». Эволюция распорядилась так, что в сексуальном плане это
антиэффективно. Все современные мужчины происходят от пещерных жителей, которым
удалось удрать от саблезубого тигра еще и потому, что им не мешала эрекция. Тех же, кто не
мог быстро избавиться от эрекции, тигр давно догнал и съел.
Page 169/258
Когда происходит релаксация гладкой мускулатуры (и когда рядом нет саблезубого тигра),
«кровь, только что наполнившая пенис, оказывается в ловушке, отчего давление в нем
возрастает где-то в десять раз», говорит Бэрнет. Урологи называют это «окклюзией вен». Мы
же, то есть мужчины, просто говорим: «У меня встал». Для этого нужно совсем немного крови
— меньше двух унций[253], поясняет Джеймс Г. Бэрейда, казначей Общества по изучению
импотенции. Однако этого достаточно, чтобы обычный мужской пенис длиной в три с
половиной дюйма и толщиной в дюйм с четвертью (в расслабленном состоянии) сделался на
два дюйма длиннее и на полдюйма толще, что в целом увеличивает его объем примерно на
300 процентов[254]. Расширение и твердость — вот что отличает настоящую эрекцию от
налитого кровью пениса (урологи называют это «набуханием»). Проблема многих импотентов
заключается не в том, что кровь не входит в пенис, а в том, что, едва попав в него, она тут же
стекает обратно, так как гладкая мускулатура не успевает вовремя расслабиться.
Буквально через несколько дней после выступления Бриндли в Лас-Вегасе (и через несколько
месяцев после публикации статьи Вирага в «Ланцете») урологи начали прописывать
страдающим импотенцией подкожные инъекции. Большинство урологов предпочли
папаверин, который предложил Вираг, поскольку феноксибензамин Бриндяи оказался
канцерогенным и к тому же нередко вызывал приапизм — ничуть не смешную проблему,
когда эрекция длится четыре часа и даже дольше, что может нанести тканям пениса
необратимый вред. Когда автор этой книги позвонил в Лондон, чтобы поговорить с доктором
Бриндли, тот сообщил, что после экспериментов, которые он проводил на себе. В 1980-е
годы, у него не было «никаких негативных последствий», хотя он сделал себе «несколько
сотен инъекций». Но потом все же добавил: «Впрочем, это не совсем так. У меня есть
некоторые симптомы болезни Пейрони». А это не что иное, как искривление полового члена,
вызываемое бляшками (уплотнениями) в белочной оболочке пещеристых тел пениса,
которые могут вызывать импотенцию. «Но я не думаю, что в этом виноваты мои
эксперименты, — сказал Бриндли, ныне почетный профессор физиологии Лондонского
университета. — Впрочем, как знать?»
Page 170/258
в его бостонской офис обращались в разное время несколько известных голливудских
персоналий. «У одного пациента был роман с женщиной моложе его. Он был совершенно
здоров, но хотел повысить свои возможности. С этой целью он ввел себе сорок
микрограммов простагландина — нормальную дозу для мужчины с импотенцией, но в четыре
раза превышающую ту, которая годилась для него». В результате, сказал доктор Голдстейн,
«эрекция у него длилась сорок восемь часов! А это все равно что наложить туда на двое
суток кровеостанавливающий жгут».
На первом этапе этого теста врач измеряет физиологическое давление внутри пещеристых
тел после инъекции расслабляющего мускулатуру вещества. Это позволяет определить,
насколько давление крови в пенисе соответствует среднему артериальному давлению в руке
пациента. Далее проверяется, хорошо ли пенис удерживает кровь. Для этого в пещеристые
тела вводят физиологический раствор, пока давление в пенисе не достигнет нужной
величины. На следующем этапе врач определяет, как быстро падает эрекционное давление
после прекращения инфузии (введения физиологического раствора). У нормального мужчины
количество физиологического раствора, требуемого для поддержания давления, а также спад
давления после окончания введения раствора невелики. А вот у того, кто страдает
эректильной дисфункцией, они гораздо больше. На третьем этапе теста врач рисует график
кровяного давления в артериях пениса с помощью ультразвука. А под конец делает
рентгеновский снимок эрегированного члена, чтобы получить дополнительные анатомические
данные.
Однако к концу 1990-х годов сложилось мнение, что эти тесты слишком сложны и не
обеспечивают точных результатов. «Я уже много лет не делаю ДИКК, — говорит доктор
Бэрейда. — Такие тесты могут быть полезны для академических целей, когда нужно собрать
побольше данных или чтобы удовлетворить пациентов», — кстати, доктор Голдстейн работал
как раз по этой схеме. «Но я ездил в Бостон, — продолжает Бэрейда, — и пришел к выводу,
что если врач втайне надеется выявить патологию, то сделать это в таких подходящих
условиях совсем несложно. Представьте себе — пациент лежит на холодном и жестком
столе. В помещение постоянно заходят незнакомые ему люди. Звукоизоляция в нем
отсутствует, а на расположенных повсюду мониторах мелькают какие-то изображения. То
есть врачи проверяют нормальный тонус гладкой мускулатуры в совершенно ненормальной
обстановке».
После появления «виагры» необходимость в подобных дебатах отпала сама собой. Сегодня
Page 171/258
врачи-урологи, имеющие дело с эректильной дисфункцией, не делают почти никаких тестов.
Чаще всего они просто смотрят на историю болезни пациента и, в большинстве случаев,
прописывают это лекарство. «После того как я побеседую с пациентом и пойму, что «виагра»
ему не противопоказана, — говорит уролог из Сан-Франциско Айра Шарлип, председатель
Общества изучения импотенции, — я говорю ему: «У вас, по-видимому, есть какое-то
органическое заболевание. Вам обязательно знать, что оно на шестьдесят пять процентов
связано с артериями, а на тридцать пять с венами, или наоборот? Или вы просто хотите
принять таблетку, которая, скорее всего, обеспечит вам необходимую для пенетрации
эрекцию?»». Думаю, вы и сами знаете ответ.
Вот почему миллионы тех, кто сегодня употребляет «виагру», участвуют — осознанно или
неосознанно — в одном из самых крупномасштабных и бесконтрольных (в общем и целом)
медицинских экспериментов в истории человечества. Ведь во время клинических испытаний,
проводившихся компанией «Пфайзер» в середине 1990-х годов, «виагру» принимали лишь
несколько тысяч человек. А через несколько месяцев после официального одобрения
лекарства в марте 1998 года это количество увеличилось в тысячу с лишним раз. При этом
мало кто из врачей пытается удостовериться, есть ли у этих мужчин органическая
дисфункция или это только грозные предвестники заболевания.
Это вовсе не значит, что доктор Голдстейн или доктор Хитон, равно как и другие
исследователи эректильной дисфункции, обратились к этой проблеме только ради денег. Они
могли бы заработать много больше, если бы оставили свои университетские кафедры,
закрыли свои дорогостоящие лаборатории и занялись частной практикой. И никто не говорит,
Page 172/258
что это «подсадные утки» из списка 500 компаний «Fortune», желающих оказаться в первой
пятерке. Или что они готовы проигнорировать опасный побочный эффект тестируемого ими
лекарства. Нет сомнений, что помощь пациенту — в виде лекарств, хирургического
вмешательства или сочувственного внимания — является главным приоритетом практически
всех врачей, специализирующихся на лечении эректильной дисфункции (внимание, с
которым доктор Голдстейн относится к своим пациентам, в чем я имел возможность лично
убедиться, могло бы стать примером для всех медиков — любой специализации). К тому же
именно миссионерский пыл Голдстейна, Арнольда Мелмэна и других энтузиастов привел
фармацевтические компании, нередко против их воли, к пониманию того, что эректильная
дисфункция — это серьезный диагноз, требующий серьезного внимания.
Через несколько недель после официального одобрения «виагры» в США доктор Роберт
Колодни из Института бихевиористской медицины в Нью-Канаане, штат Коннектикут, бывший
соратник известных сексологов Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, заявил газете
«Нью-Йорк таймс»: «Всякий раз, когда на рынке появляется новое лекарство,
фармацевтические компании превозносят его невероятную эффективность и полную
безопасность. Но через несколько лет у него вдруг обнаруживаются побочные явления.
Возможно, что «виагра» как-то взаимодействует с другими лекарствами… Принимая ее,
мужчины могут превышать допустимые дозы… И наверняка ею станут пользоваться многие
люди, которым она вовсе не подходит и которые не прошли специального обследования».
Слова Колодни оказались пророческими. Еще один ряд вопросов поднял адвокат из
Сан-Франциско Майкл Ришер, юрисконсульт Центра Линдесмита, научно-исследовательского
института по вопросам использования наркотических препаратов. «Существует удивительное
сходство между использованием в рекреационных целях «виагры» и таких веществ, как
анаболические стероиды и транквилизаторы, — писал он. — Если кто-то принимает стероиды
только ради того, чтобы выглядеть настоящим мужчиной, это приравнивается к
злоупотреблению наркотиками. Так почему прием таблеток ради того, чтобы
В сентябре 2000 года доктор Милтон Лейкин из клиники города Кливленда, штат Огайо,
приветствовал несколько сотен ученых и почти столько же научных журналистов,
собравшихся на Осеннюю научно-исследовательскую конференцию Общества изучения
проблем импотенции (SSI). Он напомнил им, что несколько десятилетий назад он
предсказывал, что люди станут заниматься сексом на Луне намного раньше, чем появится
по-настоящему эффективная таблетка от импотенции. После этого он огласил ряд советов по
поводу приобретения акций в инопланетных компаниях, а когда смех в зале утих,
переключился на серьезный лад. «Благодаря усилиям исследователей, многие из которых
находятся в этом зале, появились новые методы лечения эректильной дисфункции, что стало
одним из гигантских достижений современной медицины», — сказал он. И действительно,
лекарственный метод, ошеломивший как самого Лейкина, так и средства массовой
информации, не появился бы на свет, если бы основополагающие открытия Бриндли и
Вирага не получили развития в новых исследованиях.
Как только урологи поняли всю важность расслабления гладкой мускулатуры, они занялись
поисками главного нейромедиатора, который инициировал этот процесс. У них была хорошая
подсказка. Трое ученых, Роберт Ф. Фурхготт, Луис X. Игнарро и Ферид Мурад, независимо
друг от друга установили, что в процессе расслабления клеток гладкой мускулатуры сосудов
важную роль играет окись азота. Это заставило урологов заняться изучением влияния этой
молекулы на жизнь пениса, и вскоре они подтвердили выводы ученых. (В 1998 году Фурхготт,
Игнарро и Мурад получили Нобелевскую премию по медицине.)
Поначалу Остерло и его группа думали, что это чистая случайность. Однако дальнейшие
исследования действия окиси азота на человеческий организм убедили их в том, что они
наткнулись на нечто важное (тут нам придется углубиться в некоторые технические тонкости,
но поверьте, что оно того стоит). К тому времени ученые уже знали, что присутствие в
пещеристых телах молекул окиси азота повышает уровень вещества под названием
циклический гуанозинмонофосфат (цГМФ). Именно цГМФ расслаблял гладкие мышцы
пещеристых тел, вызывая эрекцию.
Однако ученые заметили, что в пещеристых телах есть еще одно вещество — PDE-5, которое
обращает этот процесс вспять, расщепляя цГМФ. А поскольку «виагра» блокирует PDE-5, она
предотвращает этот процесс. Иными словами, «виагра» не столько создает эрекцию, сколько
не дает ей исчезнуть. Как и коварные вены, по которым кровь «бежит» из пениса, PDE-5
также играет в жизнедеятельности пещеристых тел заметную роль. «По умолчанию» мужской
орган пребывает в опущенном состоянии — как и подобает в цивилизованном обществе. Но
учитывая, что мужчины могут подвергаться сексуальной стимуляции в самых неожиданных
местах — к примеру, в лифте, — становится ясно, что постоянно иметь при себе блокиратор
эрекции — настоящее благо. Не требуется он лишь во время секса, когда сигналы,
побуждающие пещеристые тела расслабиться и расшириться, доминируют над теми, что
Page 174/258
заставляют их напрягаться и сокращаться. (Во всяком случае, у здоровых мужчин дело
обстоит именно так.) «Прелесть «виагры» в том, — говорит доктор Эндрю Р. Маккалоу, уролог
из Нью-Йоркского университета, — что она усиливает естественную реакцию мужчины на
сексуальную стимуляцию, ослабляя не менее естественный процесс ее торможения». Эти
перекрестные сигналы, часть которых заставляет пенис напрягаться, а другая —
расслабляться, создают в любом мужчине странный баланс сил. Оказывается, что пенис не
просто
два ума.
Page 175/258
пористыми органами — пещеристыми телами, которые находятся чуть выше, левее и правее.
Все эти органы окружены белочной оболочкой, уже упоминавшейся tunica albuginea.
Пещеристые тела, которые во время эрекции наполняются кровью, прикреплены с помощью
связок к лобковой кости. Когда мужчине делают операцию по увеличению пениса, эти связки
надрезают. В результате сила тяжести оттягивает пенис вниз и делает его «длиннее». В то
же время он становится более «шатким», отчего большинство урологов не рекомендуют эту
операцию своим пациентам и не делают ее.
Белочная оболочка, которая окружает внутренние детали пениса, — это еще одно чудо
дизайна (до определенной степени). «Толщина у нее примерно как у обложки журнала, —
рассказывает доктор Аджай Мера из клиники Майо в Рочестере, штат Миннесота. — Она
очень прочная, но не слишком гибкая». С одной стороны, это усиливает жесткость при
эрекции, но в то же время может привести к серьезной травме, которая называется
переломом полового члена. Впрочем, это больше похоже не на перелом кости, а на разрыв
мышцы и чаще всего происходит из-за чересчур атлетического полового сношения, во время
которого женщина обычно находится сверху. Подобные переломы встречаются редко, и если
обратиться к врачу в течение суток после травмы, оболочку, как правило, можно
восстановить. Если же это не удается, то в большинстве случаев помогают лекарства,
вводимые с помощью инъекции. Серьезные разрывы могут привести к тому, что в пенис
придется имплантировать специальный протез.
Однако если вы спросите об этом Леонору Тифер, то получите иное объяснение. Тифер —
психолог, феминистка, сексолог и сексотерапевт, которая одно время вела в газете колонку о
сексе, а в 1995 году выпустила сборник эссе «Этот противоестественный секс и другие
истории». (Она и вправду очень много думает о сексе!) Тифер — человек серьезный, но не
настолько, чтобы не посмеяться над хорошей шуткой. Просто она не видит ничего смешного в
том, что мужскую сексуальность узурпировали урологи, и называет это «погоней за
совершенным пенисом».
Тифер не приемлет это по целому ряду причин. В частности, ей кажется, что здесь
Page 176/258
превалируют интересы не столько медицинские, сколько финансовые. И что причины, по
которым межличностные причины эректильной дисфункции начисто отметаются, совершенно
неубедительны. Все это сводит таинство секса к типовым показателям нервной
чувствительности, расслабления гладкой мускулатуры и силы кровотока. Тифер против того,
чтобы создание эрекции приравнивалось к мифу о создании сексуального просветления. Все
это — не гигантский шаг вперед в безостановочном научном прогрессе, как утверждают
урологи, а социальная конструкция конца двадцатого века — реакция на феминизм,
подкрепленная верой «бебибумеров» мужского пола в то, что их поколение вправе
рассчитывать на вечную эрекцию.
«Эрекция представляется сегодня не только как цель, но и как нечто познаваемое само по
себе — что никак не связано с человеком и человеческими взаимоотношениями», — говорит
она. Тифер не в восторге от Мастерса и Джонсон — меньше всего ей импонирует их
определение полового акта в «Сексуальной неполноценности человека», где они описали его
как «вопрос прилива крови и миотонии» (то есть судорожного сокращения мышц). Но Мастерс
и Джонсон хотя бы понимали, что при наличии сексуальной дисфункции пациентом является
не один человек, а супружеская или иная пара. «Теперь же, — говорит Тифер, —
единственным пациентом стал пенис».
не является. Секс — вовсе не такой же естественный акт, как дыхание. И у него нет
универсальных стандартов. Секс в Перу — совсем не то же самое, что секс в Пеории[257].
Секс — это особый талант, как в танцах или музыке. У кого-то он есть, а кто-то живет без
него. Однако большинство людей могут, постаравшись, выйти на хороший уровень. И в этом
им может помочь секстерапия, которую не заменят никакие лекарства».
Со всем этим можно соглашаться или нет, однако в Обществе по изучению импотенции или
любом другом объединении, где председательствуют урологи, вы никогда не услышите
подобных речей. По мнению Тифер, эти специалисты осуществили «принудительное
поглощение», получив карт-бланш на лечение эректильной дисфункции лишь из-за
отсутствия убедительных эпидемиологических данных — что ж, в этом утверждении есть
свой резон. Обычно урологи пытаются оправдать свою гегемонию, цитируя результаты
«Массачусетского исследования старения мужчин» (МИСМ), проведенного вездесущим
доктором Голдстейном и рядом исследовательских учреждений Новой Англии. Между 1987 и
1989 годами в рамках МИСМ было обследовано 1290 мужчин в возрасте от сорока до
семидесяти лет. Им также были предложены психологические тесты и вопросники касательно
курения, диеты и физических упражнений. Помимо этого, они заполнили анкету с вопросами
об их половой жизни, в которой они должны были самостоятельно оценить свой «мужской
потенциал». Итоговый отчет не только подтвердил сосудистую этиологию почти всех случаев
эректильной дисфункции, но и выявил пугающую распространенность этой болезни. Согласно
Page 177/258
этому исследованию, количество полных импотентов с годами возрастает втрое — с 5 % для
сорокалетних мужчин до 15 % для семидесятилетних. Эти цифры широко обсуждались в
прессе. Однако еще удивительнее был вывод о том, что
большинство мужчин старше сорока лет страдают той или иной формой импотенции. На
основании этого исследования Национальный институт здоровья США высказал
предположение, что в США эректильной дисфункцией страдает 30 миллионов мужчин, что в
три раза больше всех предыдущих подсчетов.
Эти цифры во многом определялись постановкой тех или иных вопросов. Один из них, к
примеру, звучал так; «Насколько вы удовлетворены своей половой жизнью?» В итоге любой,
кто не отвечал на него «на все сто», попадал в число страдающих эректильной дисфункцией.
Прежде определение эректильной дисфункции было таким: «
В ответ урологи заявили, что Тифер знает о мужчинах и о сексе куда меньше, чем ей кажется.
Со взглядами Тифер прекрасно знаком Арнольд Мелмэн, который нанял ее на работу для
мониторинга эректильной дисфункции среди пациентов медицинского центра Монтефиори в
Бронксе (одном из районов Нью-Йорка), где Мелмэн заведует отделением урологии. «Я
пригласил ее потому, что испытываю глубокое уважение к ее уму и опыту психолога, —
поясняет свое решение Мелмэн. — Кроме того, она была нужна мне в качестве противовеса».
По крайней мере, на время. В конце 1990-х годов их пути разошлись. При этом Мелмэн
остался на своем посту, а Тифер свой покинула.
«Все, кто считает, что мужчина не нуждается в сильной эрекции, просто ничего не знают о
мужчинах, — говорит Мелмэн. — По долгу службы я часто сталкиваюсь с работниками
муниципальных органов Нью-Йорка. У нас есть контракт с программой городского
страхования здоровья. По большей части это крепкие мужчины, занятые физической работой,
— водители автобусов и поездов метро, разнорабочие и так далее. Но я привык к тому, что
эти мужчины у меня в приемной плачут. Первый раз, когда рассказывают, что не могут
добиться эрекции. А второй раз после лечения, когда говорят, что теперь они «все могут». И
что бы там ни говорила Леонора, я еще не видел ни одной жены, которая не была бы рада
этим переменам».
«В чем я согласен с Леонорой, — продолжает он, — так это в том, что у некоторых мужчин
есть психологические проблемы во взаимоотношениях с женщинами и что, просто вернув им
эрекцию, этих проблем не решить. Вот почему мы всегда проводим психологические тесты, а
после направляем этих мужчин по мере надобности к конкретным специалистам. Однако
сексуальная терапия вызывает у меня определенные сомнения. Я специально интересовался
результатами пациентов, которых мы туда направляли. По сути лишь одному человеку из
сорока она и вправду помогла. Однажды меня попросили выступить редактором
специального номера журнала по вопросам секса и терапии супружеских отношений. Я
решил проанализировать в нем эффективность всех видов терапии эректильной дисфункции,
медицинских и прочих. Я попросил нескольких сексологов, включая Хелен Сингер Каплан[258]
, которая возглавляет крупнейшую мировую клинику секстерапии, прислать мне данные по
своей работе. Однако все они отказались это сделать. Я вовсе не хочу сказать, что они —
шарлатаны. Тем не менее они не хотят публиковать свои данные. Урологи же публикуют их,
поскольку наш метод дает результат. А пациенту нужны результаты, то есть эрекция, и они
хотят иметь ее как можно скорее. Такова человеческая природа. Но даже если это не
общечеловеческая природа, то уж точно природа мужчины».
Page 178/258
Сегодня стало куда проще откликаться на запросы этой природы. В секс-анкете МИСМ было
девять вопросов. А сегодня агенты «Пфайзер» оставляют в приемных врачей анкету под
названием «Каталог сексуального здоровья мужчины», в которой фигурирует лишь
пять вопросов. Ответив на них, надо подсчитать баллы. Если вы набрали меньше 22 баллов
из 25, то получаете совет: «Вам следует обратиться к врачу». По меркам «Пфайзер», любой
мужчина, набравший по результатам этой анкеты менее 88 %, имеет сексуальные проблемы
и нуждается в рецепте на «виагру». Некоторых урологов это смущает. «Эректильная
дисфункция, которая действительно является болезнью, отличается от так называемой
эректильной дисфории, то есть подавленного настроения и общей неудовлетворенности, —
говорит Джеймс Бэрейда. — Меня беспокоит то, что границы между этими понятиями
стираются». Тифер бы с ним согласилась.
Джекпот, который «Пфайзер» выиграла с помощью «виагры», привлек на этот рынок и другие
компании. «Байер», известный производитель аспирина, сегодня тестирует свой собственный
блокиратор PDE-5 — «варденафил». А партнерские усилия компаний «Eli Lilly» («Эли Лилли»)
и «ICOS» («ИКОС») привели к появлению средства под названием «сиалис». Эти таблетки
могут составить серьезную конкуренцию «виагре», поскольку период полувыделения (то есть
времени, за которое эффективность лекарственного средства снижается в два раза) у каждой
из этих новинок примерно в четыре раза больше, чем у «виагры», у которой он равен
Page 179/258
четырем часам. Это означает, что, приняв эту таблетку в полдень, мужчина может потом весь
оставшийся день быть «на взводе». В докладе на конференции Общества изучения проблем
импотенции, которая состоялась в Кливленде в 2000 году, сообщалось об испытаниях этого
средства в Европе, где добровольцы, ежедневно принимавшие «сиалис» в течение
длительного времени, сообщали о качественном улучшении своих эрекций и об отсутствии
каких-либо побочных эффектов. Доклад был встречен с большим энтузиазмом. Некоторые
специалисты даже назвали его урологическим аналогом высадки человека на Луну.
Однако, прежде чем Билл Гейтс заработает свой следующий миллиард, ему следует принять
во внимание вот что: Росс Перо[260], еще один богатей, не имеющий никакого отношения к
урологии, был одним из первых инвесторов техасской компании «Зонаген», которая вместе с
«Шеринг-Плау» решила побороться с «виагрой» и вывести на рынок средств для улучшения
эрекции оральный фентоламин (торговая марка «Вазомакс»). Но к несчастью для инвесторов
«Зонагена», в мае 1999 года Федеральное управление по санитарному надзору за качеством
пищевых продуктов и медикаментов (FDA) прислало «Зонаген» письмо с отказом выдать
лицензию на это средство, поскольку у крыс после его приема наблюдалось «увеличение
количества бурого жира». Позже улучшенная версия лекарства не была допущена «для
использования в клинических условиях» по тем же причинам. В октябре 2000 года фирма
наконец согласилась профинансировать новые исследования, чтобы решить эту проблему.
Однако к моменту, когда «Зонаген» сделала это заявление, ее акции, которые в конце 1997
года продавались на бирже по 40 долларов за штуку, стоили уже меньше четырех долларов.
Другой, еще более крупный игрок на рынке эректильной индустрии попал впросак в 2000 году.
После первой многомиллионной инвестиции компания «ТАП», совместное предприятие
«Эббот Лэбораториз» из штата Иллинойс и «Такеда Индастриз» из Японии, отозвала свою
заявку на новое лекарство под названием «юприма» — таблетки апоморфина, которые
кладут под язык. (На всякий случай: апоморфин никак не связан с морфием.) В отличие от
Page 180/258
блокираторов PDE-5 и лекарств, вводимых с помощью инъекций, которые действуют на сам
пенис, «юприма» влияет на мозг, где она имитирует действие допамина, одного из
химических веществ, с помощью которого клетки мозга «общаются» друг с другом. По сути,
«юприма» усиливает способность мозга посылать через спинной мозг в пенис более сильные
сигналы, где они вызывают более сильную эрекцию.
Поскольку таблетка «юпримы» растворяется под языком, она может подействовать уже через
двадцать минут, а то и быстрее. Эта информация вызвала в прессе шквал оптимистических
статей, а также большой интерес со стороны инвесторов; и бизнесмены и журналисты
ожидали, что «юприма» сможет отобрать у «виагры» большой сегмент рынка. К сожалению
для «ТАП», «юприма» также давала побочные явления, от чувства тошноты до обморока. На
самом деле прежде тошнота считалась полезным побочным эффектом апоморфина. По
информации нейробиолога Саймона ЛеВэя, тридцать лет назад это вещество
использовалось в так называемой терапии отвращения с помощью которой предполагалось
«излечивать» гомосексуалистов. Пациенту впрыскивали 5 мг апоморфина, а затем
показывали фотографии привлекательных обнаженных мужчин. «При неоднократном повторе
этой процедуры, — писал ЛеВэй в интернет-журнале Nerve.com, — у пациента должна была
развиться подсознательная связь между обнаженным мужским телом и тошнотой, навсегда
убив желание заниматься однополы… сексом».
Неизвестно, знали ли «ТАП» или FDA об этой «тайной истории» «юпримы», как окрестил ее
ЛеВэй. Однако того, что это лекарство вызывало обмороки, оказалось достаточно, чтобы в
Соединенных Штатах оно не пошло. Когда FDA стало известно, что один из пациентов,
участвовавших в программе клинических испытаний «ТАП», приняв «юприму», потерял
сознание за рулем автомобиля, а другой упал в обморок прямо в кабинете у врача, разбив
голову об пол, компания «ТАП» сама отозвала свою заявку, опасаясь отказа.
Эти и другие хирургические неудачи заставили Джона Бэнкрофта забить тревогу. В 1989 году
он озвучил свое беспокойство в вопросе, который был вынесен в заглавие его статьи:
«Мужчина и его пенис — отношения под угрозой?» Бэнкрофт был психиатром, то есть, как
врач, изучал анатомию и физиологию, а потому не мог отвергнуть урологический подход с
такой же легкостью, как, скажем, психолог Леонора Тифер, у которой не было медицинского
образования. Тем не менее его сильно встревожило нежелание урологов признавать
психические аспекты импотенции, как в плане ее причин, так и в плане последствий. Такие
методы лечения, как реваскуляризация, введение надувных силиконовых имплантатов или
инъекции лекарств в пенис, не столько устраняют причину заболевания, сколько «подавляют
и затемняют» ее с помощью лекарств и хирургии.
«Я не зря озаглавил свою статью «Мужчина и его пенис — отношения под угрозой?», —
писал Бэнкрофт. — Я пришел к выводу, что суть мужской сексуальности таится в отношениях
между мужчиной и этой частью сексуальной анатомии…
В любом случае пенис — самый «честный» орган в теле мужчины. Он всегда говорит правду,
напоминая Бэнкрофт, неважно, хочет его «владелец» ее слышать или нет. (К такому же
выводу пришел Гай Талезе в книге «Жена ближнего твоего» (1981)[261], ставшей
международным бестселлером. Репортаж Талезе о «сексуальной революции» 1960–1970-х
годов был исключительно откровенным и очень личным.) «На позднем этапе своей врачебной
карьеры, — писал Бэнкрофт, — а также, добавлю, на позднем этапе своей личной жизни я
осознал, как важно для мужчины взаимопонимание с собственным пенисом. Ирония же
судьбы заключается в том, что понял я это именно теперь, когда достижения медицины,
казалось бы, опровергают эту точку зрения».
Одиннадцать лет спустя Бэнкрофт заявил, что он не отказывается от своих слов, однако уже
не испытывает прежней тревоги. «Общедоступность оральных лекарственных средств на
время отодвинула хирургов в сторону. Однако мы еще только делаем здесь первые шаги, и я
не думаю, что урологическая хирургия «обречена на вымирание». Большинство урологов
по-прежнему говорят: Давайте позаботимся о пенисе. И нечего думать о прикрепленном к
нему человеке». Как будто эту пару можно разделить».
Page 182/258
Не исключено, что эректильная индустрия и создавшие ее урологи разбираются во
взаимоотношениях между мужчиной и его пенисом куда лучше, чем думают их критики.
Урологи, конечно, уверены в превосходстве своего взгляда на вещи, однако такая
самонадеянность не нова и в чем-то даже оправданна. Это часть процесса, начавшегося пять
веков назад с Леонардо да Винчи и Ренье де Граафа, которые использовали науку и дух
экспериментального исследования, чтобы попытаться разобраться в сложных вопросах секса
и мужественности. Но то, что раньше казалось божественным или дьявольским, оказалось ни
тем, ни другим. Этот процесс породил новые взаимоотношения между мужчиной и его
сущностным органом. Сегодня пенис видится нам сложным, но познаваемым органическим
механизмом. Человек способен понять не только Природу, не только Естество, но и
собственную природу, собственное естество — чтобы потом их изменить. И большинство
мужчин приветствуют эту возможность.
Специалист по эректильной дисфункции доктор Дж. Франсуа Эйд из Нью-Йорка сказал, что
благодаря своей работе он понял одну вещь: потеря потенции равносильна потере части
разума. «Я не хочу сказать, что пациенты при этом сходят с ума, — уточняет Эйд, — однако
они и в самом деле утрачивают часть своей личности». Но поскольку мужчина способен
обхватить свое мужское начало собственной рукой, сегодня ему необходимо чувствовать его
силу и потенциал больше, чем когда-либо. Хотя бы потому, что благодаря современным
техническим достижениям прежние понятия мужественности сильно устарели. Теперь
мужчину больше ценят не за физическую силу — не за то, что он может построить для своей
семьи жилище, сразиться с врагами или набрать воды из колодца. Все это делают за него
машины. Мышцы — это скорее некий символ, чем то, что может приносить реальную пользу.
Потому-то эрегированный пенис стал в наши дни самой мощной символической «мышцей».
Один из пациентов Эйда сказал ему, что импотенция отняла у него все самое ценное, что
было в его жизни: самоуважение, интимную сторону брака, терпение в отношениях с детьми и
даже чувство юмора. «Всякий раз, когда он слышал шутку на тему секса, он непроизвольно
втягивал голову в плечи, — рассказывал Эйд. — Это как если бы его собственное «я» болело
раком!» Подобный фаллоцентризм, сказали бы Леонора Тифер и прочие суровые критики, —
не столько биологический факт, сколько фактор обучаемости, и раз уж мужчины смогли ему
Page 183/258
самый важный признак) мужественности и силы».
Это то, к чему все сводится, когда появляется ответ на ключевой вопрос. В прошлом попытки
разрешить проблему «кто здесь главный?» лишь умножали количество линз, через которые
мужчина пытался исследовать самую неразрешимую загадку своей жизни. История пениса —
это история его эволюции как идеи. Век за веком пенис обожествляли, демонизировали,
секуляризировали, препарировали, превращали в расовую проблему, подвергали
психоанализу и политизировали, пока современная эректильная индустрия не превратила
его, наконец, в объект медикаментозного лечения. Каждая из этих «линз» была попыткой
осмыслить взаимоотношения мужчины со своим главным органом на интеллектуальном и
чувственном уровне. При этом некоторые линзы делали изображение особенно четким и
ясным. Невозможно отрицать влияние на ход этой истории Блаженного Августина и Фрейда.
Но все же самый радикальный сдвиг в сознании (и физиологии) произвела «лекарственная
линза».
ему, а не наоборот.
Это не просто очередная схватка в борьбе за власть. Это смена парадигмы и революционная
перестройка загадочной природы мужского начала. Эта загадка — вкупе с психической
мешаниной точек зрения, природных способностей, тревог и сомнений — заставляет мужчину
подчинять своей воле окружающий мир. Прежде ему не всегда удавалось контролировать
Page 184/258
собственный пенис — овеществленный символ этой загадки. Когда-то он был сам себе
господин. Но это время прошло. Эректильная индустрия модифицировала этот орган,
заменив капризный оригинал на более надежную модель. Счет за этот новый
чудо-инструмент нам пока не пришел. Но в конце концов мы узнаем, чего он нам стоил.
Благодарности
Мой редактор Чед Конвей сразу понял, какой я вижу эту книгу, и был для меня постоянным
источником вдохновения, за что большое ему спасибо. Я вечный его должник. Сердечное
спасибо Элизабет Магвайер, купившей права на эту книгу для Free Press. Я благодарен
моему агенту Дэвиду Блейку и Биллу Тонелли из «Эсквайра», который за два года до
создания «виагры» согласился с необходимостью исследовать зарождающуюся эректильную
индустрию. Статья в «Эксквайре» и привела в конечном итоге к созданию этой книги. Особое
спасибо Леоноре Тифер — психологу, сексологу, социальному критику и одному из самых
глубоких мыслителей, которых я когда-либо встречал. Она помогла мне понять, что
эректильная индустрия — гораздо больше чем просто медицина. Я говорю «спасибо» и
Франсуа Эйду, урологу из Нью-Йорка, который давал мне консультации по вопросам,
навсегда изменившим отношение мужчины к его пенису.
Мои друзья согласились отрецензировать черновой вариант этой книги. Спасибо Бену Ягоде,
Джон Капуа и Мэттью Фламму за советы.
Огромное спасибо Марион Эттлингер, которая без конца напоминала мне о необходимости
упорно работать и ставить перед собой все новые цели.
Примечания
Глава первая
С. 7. Смерть Анны Паппенхаймер описана в книге Kunze М., Highbroad to the Stake (Chicago;
University of Chicago Press, 1987).
C. 9. О ведьмах также писали: Henrey Charles Lea, Materials Toward a History of Witchkraft
(Philadelphia; University of Pennsilvania Press, 1939): Rossel Hope Robbins, The Encyclopedia of
Witchkraft and Demonology (New Yourk: Crown, 1959); Robert E. L. Masters. Eros and Evil (New
Yourk: Julian Press, 1962); Ann Llewellyn Barstow, Witch-craze (San Francisco: Harper Collins,
1994); Joseph Claits: Servants of Satan (Bloomington, Ind.: Indiana University Press, 1985); and
Brian P Levack, The Witchhunt in Early Modern Europe (New York: Longman, 1987). Среди
сожженных на костре были и мужчины. В их признаниях главную роль, по-видимому, играл не
Page 185/258
пенис…
С. 10. The Malleus Maleficarum: Montague Summer, ed.. The Malleus Maleficarum of Heinrich
Kramer and James Sprenger (New York: Dover, 1971), p. 121.
C. 11. О гульфиках: Lyndal Roper; Oedipus & the Devil (New York: Routledge, 1994). p.
117–20; Grace Q. Vicary, «Visual Art as Social Data: The Renaissance Codpiece». Cultural
Anthropology 4 (1989): 3–25; Lois Banner: The Fashionable Sex, 1100–1600», History Today. April
1992, p. 37–44.
C. 12. «Духовенство и политики»: Lyndal Roper: Oedipus & the Devil, p. 23–27.
C. 16. «Короче говоря, отучив людей»: Michel de Montaigne, «On Some Lines of Virgil». The
Essays of Michel de Montaigne, vol III, 5, trans., M. A. Screech (London: Allen Lane, 1991).
С. 18. «Когда отец Энки»: Gwendolyn Leick: Sex and Eroticism in Mesopotamian Literature (New
York: Routledge, 1994).
C. 18. Другие мифы об Энки: Samuel Noah Kramer and John Maier: Myths of Enki, the Crafty God
(New York: Oxford University Press, 1989); Jerrold S. Cooper: «Enki's Member: Eros and Irrigation
in Sumerian Literature», Dumu-e2-dub-ba-a: Studies in Honor of Akc W. Sjoberg, eds., Hermann
Behrens, Darlene Loding, Martha T. Roth (Philadelphia: University of Pennsylvania Museum Press,
1989), p. 87–89; Jeremy Black and Anthony Green; Gods, Demons and Symbols of Ancient
Mesopotamia (Austin, Tex.; University of Texas Press, 1992).
C. 19. Wilbour library Of Egyptology at the Brooklyn museum of Art — прекрасный ресурс для
всех, кто интересуется культурой и искусством Древнего Египта. Профессор Ogden Goelet Jr.
of New York University также поделился со мной своим временем и опытом.
C. 21. «Я — Осирис… c тугим членом»: Spells 39, 69, and 110, in Raymond O. Faulkner, trans..
The Ancient Egyptian Book of the Dead (London: British Museum Press, 1985), p. 60–61, 70, 104.
C. 22. «Члены военачальников ливийских»: Richard Zacks, History Laid Bare (New York: Harper
Perennial, 1994), p. 3. Речь Меннептаха из David P Silverman, ed., Ancient Egypt (New York:
Oxford University Press, 1997).
с. 22. «А три тысячи лет спустя»: цитата из Sean Wilentz, «Lone Star Setting», New York Times
Book review, April 12, 1998, p. 5 (review of Robert Dallek's Flawed Giant).
C. 23. «Держи его, чтобы он не потерял сознание»: Blair О. Rogers, «History of External Genital
Surgery», Plastic and Reconstructive Surgery of Genital Area, ed., Charles E. Horton (Boston: Little,
Brown, 1973), p. 7.
Page 186/258
C. 23. Среди лучших авторов, писавших об обрезании: David L Gollaher, Circumcision (New
York: Basic Books, 2000); W. D. Dunsmuir and E. M. Gordon, «The History of Circumcision», British
Journal of Urology International 83, suppl. I (1999): 1–12; James Hastings, ed.. Encyclopedia of
Religion and Ethics (New York: Scribner, 1951); David Bleich, Judaism and Healing (New York:
Ktav, 1981); J. M. Glass, «Religious Circumcision: A Jewish View», British Journal of Urology
International 83, suppl. I (1999): 12–21; Mark Strage, The Durable Fig Leaf (New York: Morrow
Quill, 1980); Howard Eilberg-Schwartz, The Savage in Judaism (Bloomington, ind.; Indiana
University Press. 1990); and Lawrence A. Hoffman, Covenant of Blood (Chicago: University of
Chicago Press, 1996).
C. 25. Все библейские цитаты взяты из Herbert G. May и Bruce M. Metzger, eds.. The Oxford
Annotated Bible with the Apocrypha, Revised Standard Version (New York; Oxford University Press,
1965).
C. 28. «Что может быть более логичным»: Gerda Legner, The Creation of Patriarhy (New York:
Oxford University Press, 1986), p. 192.
C. 33. «Когда 11 августа 1492 года»: цитируется по J. В. Hanna, Christianity (London: F. Griffiths,
1913), p. 218.
C. 33. «Окончательная проверка»: Peter Stanford, The She-Pope (London: Heileman, 1998), p.
11.
C. 35. «В таких племенах»: Sarah Dening, the Mythology of Sex (New York: Macmillan, 1996), p.
133.
С. 35. «Все это вызывает недоумение»: S. Н Smith, ««Heel» and «Thigh»: The Concept of
Sexuality in The Jacob-Esau Narratives», Vetus Testamentum 40 (1990): 464–73.
C. 36. «В наше время эта шутка» Цит. по Reay Tannahill, Sex in History (New York: Scarborough,
1992), p. 89.
C. 37. О греческих идеалах красоты, спорта и наготы: Andrew Stewart, Art, Desire and The Body
in Ancient Greece (New York: Cambridge University Press, 1997); Eva Keuls, The Reign of the
Phallus (Berkeley, Cal.; University of California Press, 1993); John J. Winkler, «Phallos Politikos:
The Body Politic in Athens», Differences 2, (1990): 29–45; Larissa Bonfante, «Nudity as a Costume
in Classical Art», American Journal of Archaelogy 93 (1989): 543–70; Larissa Bonfante, —
Introduction: Essays on Nudity in Antiquity», Source: Notes in the History of Art 12 (1993): 7–11;
Timothy J. McNiven, The Unheroic Penis: Otherness Exposed», Source: Notes in the History of Art
15 (1995): 10–16; Robin Osborne, «Men Without Clothes: Heroic Nakedness», Gender &
History 9 (1997): 504–28; Clarence A. Forbes, «Expanded Uses of The Greek Gymnasium»,
Classical Philology 40 (1945): 32–42; Richard Sennett, Flesh and Stone (New York: Norton, 1994);
R. E. Wycherley, The Stones of Athens (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1978); Robin
Page 187/258
Osborne, «The Erection and Mutilation of the Hermae», Proceedings of The Cambridge Philological
Society 23 (1985): 47–73; Brian M. Lavelle, «Hipparchos Herms», Classical Views 29 (1985):
411–20; Maryanne Cline Horowitz, «Aristotle and Woman», Journal of The History of Biology 9
(1976): 183–213.
C. 40. «Связь между могуществом»: E. E. Rice. The Grand Procession of Ptolemy Philadelphus
(London; Oxford University Press, 1983).
C. 41. «Дионису ежегодно посвящали»; Н. W. Parke, Festivals of the Athenians (Ithaca, N.Y.:
Cornell University Press, 1977): Giulia Sissa and Marcel Detienne, The Daily Life of the Greek Gods
(Stanford. Cal.: Stanford University Press, 2000); Carl Kerenyi, Dionisos (Princeton. N. J.: Princeton
University Press. 1976).
C. 43. «Как пишет исследователь классицизма»: Csapo, «Riding The Phallus», p. 260.
C. 44. «Греки ценили маленький тонкий пенис»: К. J. Dover, Greek Homosexuality (Cambridge,
Mass.: Harvard University Press, 1989); McNiven, — The Unheroic Penis», p. 10–16.
C. 44. «Если добрые примешь советы мои»; Цит. по Winkler, «Phallus Politikos». р. 29.
С. 45. О греческой педерастии написано много трудов, среди которых; Dover, Greek
Homosexuality; William Armstrong Percy III, Pederasty and Pedagogy in Archaic Greece (Urbana,
III.: University of Illinois Press, 1996); David M. Halperin, One Hundred Years of Homosexuality and
Other Essays on Greek Love (New York: Routledge, 1990); Thorkil Vanggard, Phallos (New York;
International Universities Press, 1972); Robert Flaceliere, Love in Ancient Greece (New York:
Crown, 1962); T. K. Hubbard, «Popular Perceptions of Elite Homosexuality in Classical Athens»,
Arion 6 (1998): 48–78: Bernard Sergent, «Paederasty and Political Life in Archaic Greek Cities»,
Journal of Homosexuality 25 (1993); 147–64.
C. 47. «В Греции писал Мишель Фуко»; Michel Faucault, The History of Sexuality: An Introduction
(New York: Vintage Books, 1990), p. 61.
C. 48. «Римлянин мог входить в других»: Jonathan Walters, «Invading the Roman Body», Roman
Sexualities, eds., Hallett and Skinner, p. 29–43.
C. 49. «Bo время осады Перузии»: Judith R Hallett. «Perusinie Glandes and the Changing Image
of Augustus», American Journal of Ancient History 2 (1997): 151–71.
C. 49. «Булла как бы предохраняла его»: Barbara Kellum, «The Phallus as Signiher», Sexuality in
Ancient Art, ed.. Natalie Boymel Kampen, p. 170–83.
C. 50. «Волшебная сила»: George Ryley Scott, Phallic Worship (London: Senate, 1996), p. 16.
C. 50. О Приапе: Richlin, The Garden of Priapus; Richard Payne Knight, A Discourse on The
Worship of Priapus (London; Privately Printed, 1865); James Wyly, The Phallic Quest (Toronto:
Page 188/258
Inner City Books, 1989); Scott, Phallic Worship; Peter Stewart, «Fine Art and Coarse Art: The Image
of Roman Priapus», Art History 20, (1997): 575–88; Eugene Michael O'Connor, Symbolum
Salacitatis (New York: Lang, 1989); W. H. Parker, Priapea: Poems for a Phallic God (London:
Croom Helm, 1988); H. D. Rankin, «Petronius, Priapus and Priapeum LXVIII», Classica et
Mediaevalia 27 (1966): 225–42; Craig Williams, Roman Homosexuality (New York: Oxford
University Press. 1999); Ilias Papadopoulos and Alpay Kelami. «Priapus and Priapism», Urology 32
(1988): 385–86; Sissa and Detienne.The Daily Life of the Greek Gods.
C. 53. «Император Коммод сделал»: Adams, The Latin Sexual Vocabulary. p. 9–12, 78.
C. 54. «Когда услышишь, Флакк»: Toner, Leisure and Ancient Rome, p.58.
C. 55. «Голая правда заключалась»: John Clarke, «Hypersexual Black Men in Augustan Baths»,
Sexuality in Ancienmt Art, p. 184–98.
C. 55. «Пенис символизировал силу»; Kellum, The Phallus as Signifier. Sexuality in Ancient Art, p.
173.
C. 58. «Затем жрецы-неофиты»; Maarten J. Vermaseren, Cybele and Attis (London: Thames
& Hudson, 1997); Lynn E. Roller. In Search of God the Mother (Berkley, Cal.:University of
California Press. 1999); Walter Stevenson, «The Rise of Eunuchs in Greco-Roman Antiquity».
Journal of the History of Sexuality 5(1995); 485–511.
C. 58. «Если у тебя есть евнух»: Цитируется по Сагу Taylor. Castration (New York: Routledge,
2001), p. 140.
C. 59. «Женщин иных прельщают»; Juvenale, Saturae 6366—75, in Victor T. Cheney, A Brief
History of Castration (Edison, N. J: American Focus, 1996), p. 6–7.
C. 60. «Нерон, как писал Светоний»: Gaius Suetonius Tranquillus, The Twelve Caesars, trans.,
Robert Graves (London; The Folio Society, 1964), p. 224–25.
C. 61. «В «Золотой ветви»: Цит. по Kit Schwartz. The Male Member (New York St. Martins Press,
1985), p. 94–95.
С. 62. «Так, в 1938 году»: Edith Weigere-Vowinkel, «The Cult and Mythology of the Magna Mater
from the Standpoint of Psychoanalysis», Psychiatry 3 (1938): p. 347–378
C. 62. «Ha Карла Юнга это деяние»: Eugene Monick, Castration and Male Rage (Toronto: Inner
City Books, 1991), p. 8.
C. 64. «Римляне даже праздновали»: Peter Brown, The Body and Society, Elaine Pagels, Adam,
Eve, and the Serpent (New York: Vinuge, 1989): Uta Ranke-Heincmann, Eunuchs for the Kingdom
of Heaven (New York: Penguin, 1991); Aline Russelle, Porneia (Cambridge: Blackwell, 1993);
Daniel F. Caner, «The Practice and Prohibition of Self-Castration in Early Christianity», Virgilia
Christianae 51 (1997); 396–415.
Page 189/258
C. 66. «Как отмечает профессор»: Taylor, Castration, p. 15.
C. 69. «О ключе бездны»: Laura Engelstein, Castration and the Heavenly Kingdom, p. 13.
C. 70. Об Августине и его дебатах; Brown, The Body and Society; Pagels, Adam, Eve and the
Serpent.
C. 73. «Это наказание за первородный грех»: Pagels, Adam, Eve and the Serpent, p. 111.
С. 77. «После победы идеологии»: Michael Camille, The Gothic Idol (New York: Anchor, 1959), p.
92.
C. 78. «Их тела [то есть Адама и Евы)»: Цит. по Leo Steinberg, The Sexuality of Christ in
Renaissance Art.ind in Modern Oblivion, second edition (Chicago: University of Chicago Press,
1996), p, 249.
C. 79. О пенитенциалиях; James A. Briindage, L.iw, Sex and Christian Society in Medieval Europe
(Chicаgo University of Chicago Press. 1990): Vern L. Buffalo: Prometheus, 1982); Pierre Payer, Sex
and the Penitentials (Toronto: University of Toronto Press, 1984).
C. 80. «Всякий, кто осквернит»: Brundage, Law, Sex and Christian Society in Medieval Europe, p.
167.
C. 80. «Ни одно из естественных плотских удовольствий»: Ranke-Heinemann. Eunuchs for the
Kingdom of Heaven, p. 169.
С. 81. Об Абеляре и Элоиэе: Peter Abelard, Hisioria calamitatum, Betty Radice (London: Folio
Society, 1997); M. T. Clanchy, Abelard: A Medieval Life (Oxford: Blackwell, 1998); Leif Crane, Peter
Abelard (New York: Harcourt, Bruce World, 1970); Betty Radice, The Letters of Abelard and Heloise
(New York: Penguin, 1974); J. T. Mucklow, The Story of Abelard’s Adversities (Toronto: Pontifical
Institute of Mediaeval Studies, l992),Tannahill, Sex in History.
C. 83. «Да, заявлял теолог Пьер де ля Палюд»: Brundage, Law, Sex and Christian Society in
Medieval Europe, p. 456.
C. 84. «Стоит ли удивляться»: Danielle Jacquan and Claude Thomasset. Sexuality and Medicine
in the Middle Ages (Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1988), p. 171.
C. 84. О процедурах обследования: Thomas G. Benedek and Janet Kubinec. «The Evaluation of
Impotence by Sexual Congress and Alternatives Thereto in Divorce Proceedings», Transactions and
Studies of the College of Physicians of Philadelphia 4 (1982): 1333–53; Jacquart and Thomasset,
Sexuality and Medicine in the Middle Ages, p. 169–73; Brundage, Law, Sex and Christian Society in
Medieval Europe, p. 457.
C. 85. О Константине Африкане: Monica Н. Green, «Constantinus Africanus and the Conflict
between Relegion and Science», The Human Embryo, ed., G. R. Dunstan (Exeter, U. K.: University
of Exeter Press, 1990), p. 47–69; Joan Cadden, Meanings of Sex Difference in the Middle Ages
Page 190/258
(New York: Cambridge University Press, 1995); Jacquart and Thomasset, Sexuality and Medicine in
the Middle Ages.
C. 87. «Кто испытывает больше»: Mary Frances Wack, «The Measure of Pleasure: Peter of Spain
on Men, Women, and Lovesickness», Viator 17 (1986); 174–96; L. M. De Rijk, «The Life of Peter of
Spain (Pope John XXI)». Vivarium 8 (1970): 123–153.
C. 88. «Собаки любят запахи»: Цит. по Ranke-Heinemann, Eunuchs for the Kingdom of Heaven,
p. 182.
C. 94. О крайней плоти Иисуса: Marc Shell, — The Holy Foreskin; or Money, Relics, and
Judeo-Christianity, Jews and Other Differences. Eds., Jonathan and Daniel Boyarin (Minneapolis:
University of Minnesota Press, 1997), p. 345–359; Felix Bryk, Circumcision in Man and Woman
(New York: American Ethnological Press, 1934); Lee Alexander Stone, The Power of a Symbol
(Chicago: Pascal Covici, 1925). Глава вторая
С. 99. О тайной карьере Леонардо на поприще анатомии писали многие: Kenneth D. Keele,
Charles D. O’Malley and J. B. de C. M. Saunders. J. Playfair McMurrich, Antonina Valentin, Edward
McCurdy, Sherwin B. Nuland, Sander L. Gilman, Stanley). Pacion, Sigmund Freud, John Hermann
Randall Jr, Elmer Belt, H. Hopstock, Charles Singer, Henri Zerner.
C. 100. «И вот, наконец, в 1503 году»: O’Malley and Saunders, Leonardo da Vinci on the Human
Body (New York: Greenwich House, 1982), p. 22.
C. 100. «Я уничтожил все органы»: Kenneth D. Keele, Leonardo da Vinci’s Elements of the
Science of Man (New York: Academic Press, 1983), p. 197.
C. 103. «B 1585 году Амбруаэ Паре»: Rainer М. Engel et al.. Impotence: A Historic Review, a
pamphlet published by AUA, Baltimore.
C. 105. «Часто мужчина спит»: Gilman, Sexuality: An Illustrated History (New York: John
Wiley&Sons, 1989), p. 94.
C. 112. «Хантер не ожидал найти там»: Sherwin В. Nuland, Leonardo da Vinci (New York:
Lipper/Viking, 2000), p. 120.
C. 113. «Неправ тот, кто»: Keele, Leonardo da Vinci’s Elements of the Science of Man, p. 350.
C. 113. О Везалии писали: Charles D. O’Malley, L. R. Lind, Charles Singer, F. J. Colem Meyer
Friedman and Gerald W. Friedland, Frank N. Magill, Charles Coulston Gillispie, Daniel J. Boorstin, J.
B. de C. M. Saunders and Charles D. O’Malley. Об истории анатомии можно прочесть у Bernard
Knight, Jonathan Sawday, Giovanni Ferrari. Jan C. Rupp, Mary Niven Alston.
C. 114. «Яички состоят»: George W. Corner, Anatomical Text of Earlier Middle Ages (Washington
D.C.: Carnegi Institution, 1927), p. 63–64.
C. 116. «Везалий продемонстрировал им»: Baldasar Heseler, Andreas Vesalius’, First Public
Anatomy in Bologna, 1540 (Upsala; Sweden; Almqvist&Wiksells, 1959), p. 227–228.
C. 117. «В отношении пениса истина»: The epitome of Andreas Vesalius, transl., L R. Lind (New
York; M.icmillan, 1949), p. 83–85.
Page 191/258
C. 117. Рисунок вагины и пениса, сделанный Везалием, фигурирует в следующем издании;
Saunders and O'Malley, The Illustrations from the Works of Andreas Vesalius, p, 171.
С. 120. О Марии, у которой «появился мужской жезл»: Ambroise Раге, On Monsters and Marvels
(Chicago: University of Chicago Press, 1982), p. 31–32. О визите Монтеня: Stephen Gieenblatt,
Shakespearean Negotiations (Berkley, Cal.; University of California Press, 1988), p.81.
C. 122. «Как фасция Бака, куперова железа»: Knight, Discovering the Human Body, p. 134.
C. 123. «По мнению Фаллопио, это позволяло»: Pinto-Correia, The Ovary of Eve, p. 86.
C. 123. «Если пенис при его анатомическом исследовании»: Boorstin, The Discoverers, р. 348.
С. 125. «Пенис следует готовить таким образом»: RegnierdeGraaf, а Treatise Concerning The
Generative Organs of Men, in H. D. Jocelyn and B. P Setchell, «Regnier de Graaf on the Human
Reproductive Organs», Journal of Reproduction and Fertility, suppl. 17. (1972): 47.
C. 135. «Пусть сперма мужчины перегниет»: Pinto-Correia, The Ovary of Eve, p. 22.
C. 136. «Шумеры считали, что»: Jacquart and Thomasset, Sexuality and Medicine in the Middle
Ages, p. 53; Giulia Sissa, «Subtle Bodies-, Fragments of a History of the Human Body, Part Three,
ed., Michael Feher with Ramona Naddaff and Nadia Tizi (New York: Zone, 1989), p. 132–57;
Francoise Heritier-Auge. «Semen and Blood: Some Ancient Theories Concerning Their Genesis and
Relationship», Fragments for a History of the Human Body, Part Three, p. 158–175.
C. 141. O кастратах писали: J. S. Jenkins, Meyer M. Melicow and Stanford Pulrang, Angus Heriot,
John Rosselli, Brian E Setchell.
Page 192/258
C. 152. «Галиан оставил после себя»: Richard D. Kenney, «Adolescent Males Who Insert
Genitourinary Foreign Bodies». Urology 32 (1988)» 127–129.
C. 154. «Что-то случилось?»: Цит. по Haller and Haller, The Physician and Sexuality in Victorian
America, p. 219–220.
C. 155. Об обрезании как средстве борьбы с мастурбацией: David L. Gollaher «From Ritual to
Science», Journal of Social History 28 (1994): 5–36,
C. 158. О медицинском журнале доктора Боствика: Christopher Looby, «The Roots of the Orchis,
the lull of Chestnuts: The Odor of Male Solitude», in Bennet and Rosario, Solitary Pleasures, p.
212–220.
C. 160. «Мы тщетно ищем истоки»: R. N. Barr, М. D., Ohio Medical and Surgical Journal 7 (1855):
174–175.
C. 161. «В своих записках о галльской войне»: Mark Twain, «Some Thoughts on the Science of
Onanism», Mark Twain; Collected Tales, Sketches, Speeches & Essays(New York; The Library
of America, 1992), P- 722–24; О Марке Твене: Arthur Wrobel, «Mark Twain Baits the Masters»,
Journal of Popular Culture 15 (1982): 53–59.
C. 163. «Нам следовало разминать»; Herman Melville, Moby-Dick, or the Whale (New York:
Random House, 1930), p. 600–601.
С. 165. Об Уитмене: Gary Schmideall, Walt Whitman: A Gay Life (New York: Dutton, 1997); Harold
Aapiz, «Walt Whitman: The Spermatic Imagination», American Literature 56 (1984): 379–395:
Michael Moon, Disseminating Whitman (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1991).
С. 170. Цитаты из Wimhrop D. Jordan. White Over Black (Chapel Hill, N.C.: University of North
Carolina Press, 1969), p. 34–35.
C. 171. «Ричард Бертон, который лично измерил»: William Lee Howard, «The Negro as a Distinct
Ethnic Factor in Civilization», Medicine 9 (1903): 423–26; J. A. Rogers. Sex and Race. vol.III (St.
Petersburg. FLa.: Helga M. Rogers, 1972). p. 147.
C. 171. «Самый развитый фаллос»: Allen Edsvardes, R. E. L. Masters, The Cradle of Erotica
(New York: Julian Press. 1963). p. 55.
C. 172. «Что пенис африканца»: Charles White. An Account of The Regular Gradation in Man and
in Different Animals and Vegetables; and from the Former to the Latter (London; C. Dilly, 1799), p.
61.
C. 173. «Считается, что пенис негра»; Johann Friedrich Blumenbach. On the Natural Varieties of
Mankind (New York: Bergman Publishers, 1969), p. 249.
Page 193/258
C. 174. «Каждая особенность в строении»: John S. Haller Jr., Outcasts from Evolution (Urbana.
III.: University of Illinois Press, 1971). p. 4.
C. 176. «Десять схожих черт Галена»: David Brion Davis, Slavery and Human Progress (New
York: Oxford University Press, 1984), p. 42.
C. 177. «Говорят, немало женщин»: James Cleugh, A History of Oriental Orgies (New York:
Crown, 1966), p. 23–63; Bernard Braxton, Women, Sex and Race (Washington D.C.: Verta Press,
1973), p. 61.
C. 177. «Однако, нельзя отрицать»: John Clarke, «Hypersexual Black Men in Augustan Baths-,
Sexuality in Ancient Art, ed.. Natalie Boymel Kampen (New York: Cambridge University Press,
1996) p. 184–98: Katherine M. Dunbabin, «Baiarum Grata Voluptas: Pleasures and Dangers of the
Baths», Papers of the British School at Rome 57 (1989): 33–43.
C. 178. «Согласно Плинию Старшему»: Braxton, Woman, Sex, and Race, p. 63.
C. 178. «Тот факт, что чернокожий»: Lloyd A.Thompson. Romans and Blacks (Norman, Okla.:
University of Oklahoma Press, 1989), p. 107.
C. 179. «Сыновья Ноя, вышедшие»; May and Metzeger, eds.. The Oxford Annotated Bible with
Apochrypha, p. 11–12.
C. 180. «А поскольку ты лишил меня»: Robert Graves and Raph.'tel Patai, Hebrew Myths: The
Book of Genesis (Garden City, N. Y: Doubleday, 1963), p. 121. Другие авторы тоже писали об
этом, среди них Joseph R.Washington jr, Benjamin Braude, Edith R. Sunders, David M.
Goldenberg, Jack Saizman and Cornel West, John Skinner, Ephraim
C. 184. «Что имелось в виду»; Joshua Priest, Slavery, as it Relates to the Negro, or African race.
Examined in the Light of Circumstances, History and Holy Scriptures (Albany, N.Y.: C. Van
Benthuysen, 1843), p. 181.
С. 184. «Прист, который был уверен»; Joshua Priest, American Antiquities, and Discoveries in the
West; being an exhibition of evidence that an ancient population of partially civilized nations,
differing entirely from the present Indians, peopled America centuries before its discovery by
Columbus (Albany, N. Y: Hoffman & White, 1834); George M. Fredrikson. The Black Image in
the White Mind (Middletown, Conn.: Wesleyan University Press, 1987), p. 276.
C. 185. «Искусителем Евы в раю»: Charles Carroll, The Negro a Beast (St. Louis: American Book
and Bible House, 1900); Carroll, The Tempter of Eve (St. Louis: Adamic Publishing Company,
1902); Wood, The Arrogance of Faith, p. 240–41; Fredrickson, The Black Image in the White Mind.
p. 277.
C. 186. «Мало кто из европейцев»: Fredrickson, The Black Image in the White Mind; Jordan,
White over Black; Washington, Anti-Blackness in the English Religion; Curtin, The Image of Africa;
St.Clair Drake, Black Folk Here and There, vol 2. (Los Angeles: Center for African-American
Studies, University of California, Los Angeles, 1990); Alexander Burchan, The Anatomy of Power
(London: Zed Books, 1998).
C. 187. «Такие черные пигментные пятна»: Cohen, The French Encounter with Africans, p. II.
C. 187. «Уайт не верил»; White, An Account of the Regular Gradation in Man, p. 41–85.
С. 193. «Итаноко не обладал целомудрием» — «The Black Body and the Republican Body
Politic, 1790–1892», Journal of the History ol Sexuality 5 (1995): 403–28.
C. 194. «Сам факт того»: Eric Lott, Love and Theft (New York: Oxford University Press, 1993), p.
121.
C. 194. «Насколько мне известно»: Цит. по Rogers, Sex and Race, vol. III.p. 148.
C. 195. «Джек Джонсон — знаменитый спортсмен»: Susan Bordo, The Male Body (New York;
F.irrar, Straus & Giroux, 1999), p. 76.
с. 196. «В 1903 году»: Неподписанная статья появилась в Atlanta Journal — Record of Medicine
4 (1903).
C. 196. «Хауэрд обратился к вопросу»: William Lee Howard, The Negro as a Distinct Ethnic
Factor in Civilization, Medicine 9 (1903): 423–426. О Ховарде и других расистах также писали I.
А. Newby, Jim Crow’s Defense (Baton Rouge, La.: Louisiana State University Press, 1965); John S.
Haller Jr., Outcasts from Evolution.
C. 198. «Много лет назад»: R. W Shufeldt, The Negro (Boston: R. G. Badger, 1907), p. 34–38.
C. 199. «Доктор Шонфельд измерил»: William A. Schonfeld, «Primary and Secondary Sexual
Characteristics: A Study of Their Development in Males from Birth Through Maturity, with Biometric
Study of Penis and Testes», American Journal of Diseases of Children 65 (1943): 535–549.
C. 199. «Та же вопиющая промашка»: Robert Latou Dickinson, Human Sex Anatomy, second
edition (Baltimore: Williams & Wilkins Company, 1949).
Page 195/258
C. 200. «психиатр Франц Фанон»: Frantz Fanon, Black Skin, White Masks (New York: Grove
Press, 1967), p. 170.
C. 200. «Ha основании измерений»; Paul H. Gebhard and Alan B. Johnson The Kinsey Data
(Philadelphia; W. B. Saunders, 1979), tables 69–73, p. 116–120; цитируется no J. Philippe Rushton
and Anthony F. Bogaen, «Race Difference in Sexual Behavior», Journal of Research in Personality
21 (1987); 529–51.
C. 201. «Чем длиннее и толще»: Rushton and Bogaert, «R.ice Difference in Sexual Behavior».
C. 201. «Другой исследователь-медик»: Richard Edwards, «The Definitive Penis Size Survey
Results», sixth edition, via Internet.
C. 202. «Геракл… обладал»: Marquis de Side, The 120. Days of Sodom and Other Writings (New
York: Grove Press, 1987), p. 231–32.
C. 203. «В баскетболе, музыке»: McLean Greaves, «The Penis Thing: Measuring Up», Essence
27 (Nov.1996): 90–91.
C. 204. «Одно остается загадкой»: Charles Herbert Stember, Sexual Racism (New York: Elsevier,
1976), p. 110–11.
С. 205. «Биэрд полагал»: Kevin J. Mumford, «Lost Manhood Found: Male Sexual Impotence and
Victorian Culture in the United Sutes», Journal of the History of Sexuality 3 (1992): 33–57; John
David Smith, ed.. The Biblical and «Scientific» Defense of Slavery: Part II, p. XXVII.
C. 206. «Эта точка зрения»: Hunter McGuire and G. Frank Lydston, «Sexual Crimes among the
Southern Negroes — Scientifically considered», Virginia Medical Monthly 20 (1983), p. 8.
C. 207. «По данным Фрэнка Шейа»: Frank Shay, Judge Lynch, His First Hundred Years (New
York: Ives Washburn, 1938), p. 8.
C. 208. «Все эти образы»: Allen W Treatise, White Terror (Baton Rouge, La.: Louisiana State
University, 1971), p. 324.
C. 209. «Еще одного негра»: С. Vann. Woodward, «Dangerous Liasons». New York Review of
Books, Feb. 19,1998, p. 16, review of Martha Hodes, White Women, Black Men (New Haven,
Conn.: Yale University Press, 1997).
C. 209. О линчевании — Trudier Harris, Joel Williamson, Joel Kovel, Paul Hoch, Coramae Richley
Mann and Lance H. Selva, Phyllis R. Klotman, Louis Jolyon West.
C. 209. «Это своего рода черная месса»: Calvin С. Hernton, Sex and Racism in America (New
York: Grove Press, 1965), p. 115.
C. 209. О фильме «Рождение нации»: Michael Rogin, «The Sword Became a Flashing Vision: D.
W Griffith’s the Birth of Nation». Representations 9 (1985): 150–94; John Hope Franklin, «Birth of a
Nation» — Propaganda as History, Massachusets Review 20 (1979): 417–34; Donald Bogle, Toms,
Coons, Mullatoes, Mammies, and Bucks (New York: Continuum, 1994); Peter Noble, The Negro in
Films (New York: Arno Press, 1970).
C. 211. «Это все равно что»: Rogin, — The Sword Became a Flashing Vision», p. 151.
Page 196/258
C. 212. «Когда-то я был»: Franklin, — Birth of Nation — Propaganda as History», p. 425.
C. 212. О Фолкнере писали Harold Bloom, John B. Vickery and Olga W Vickery.
C. 214. «Когда толпа»: John В. Cullen, Old Times in the Faulkner Country (Chapel Hill, N. C.:
University of North Carolina Press, 1961), p. 91–92.
С. 215. «Джесси чуть повернул голову»: James Baldwin, Going to Meet the Man (New York:
Laurel, 1988), p. 216.
C. 216. «В 1932 году»: James R. McGovern, Anatomy of a Lynching (Baton Rouge, La.: Louisiana
State University Press, 1992).
C. 218. «С моей точки зрения»; Цитируется по Anatomy of Debacle, Newsweek, Oct. 21, 1991, p.
26.
C. 220. «Хилл свидетельствовала»; Anita Miller, ed.. The Complete Transcripts of the Clarence
Thomas — Anita Hill Hearings (Chicago: Academy Chicago Publishers, 1994), p. 33–35.
C. 221. «В какой-то момент»; Anna Deveare Smith, «The most Riveting Television», Race, Gender
and Power in America p. 264–65.
С. 223. «На выходе из помещения»: Мауег and Abramson, Strange Justice, p. 300.
C. 229. «Представить роденовского Мыслителя»: Fanon, Black Skin, White Masks, p. 165.
C. 232. «По словам Иди»: Patricia Morrisroe, Mipplethorpe: A Biography (New York; Random
House, 1995), p. 24.
С. 237. «…поскольку самые буйные истерики»: Thomas Т. Lewis Proceedings of the Tenth
Annual Meeting of the Western Society for French History (Lawrence, Kans.: University Press of
Kansas, 1984), John F. Sweets, cd., p. 449–60.
С. 238. «Я был полностью захвачен этой беседой»: Sigmund Freud, On the History of the
Psycho-Analytic Movement», Standard Edition of The Complete Psychological Works of Sigmund
Freud, trans., James Strachey et al., vol. XIV, p. 15.
Page 197/258
C. 238. Об употреблении Фрейдом кокаина; Ernst L Freud, ed., Letters of Sigmund Freud (New
York: Basic Books, 1960), Letter 92, to Martha Bernays, p. 193–97.
C. 239. «B таких случаях, пояснил Хробак»: Feud, «On the History». p. 14–15.
C. 239. «Ни один из писателей двадцатого века»: Harold Bloom, Freud: The Greatest Modem
Writer», New York Times Book Review, March 26, 1986, p. 1, 26–27.
C. 240. «Основы учения Фрейда о зависти к пенису»: Freud, Analysis Terminable and
Interminable», quoted in «The Godfather of Psychoanalysis», Journal of the American Academy of
Religion, June, 1999, p, 359.
C. 240. «Произведя такой переворот, Фрейд»: Cynthia Ozick, «The Buried Life», New Yorker,
Oct.2, 2000, p. 117.
C. 240. «Вот что происходит»: Freud. «On the History», SE XIV, p. 22.
C. 242. «отец Фрейда угрожал ему тем же»: Marianne Kriull, Freud and His Father (New York, W.
W Norton. 1986), p. 142–143.
C. 247. «Реальное последствие такого события»: Karen Homey, «The Dread of Woman»,
International Journal of Psycho-Analysis 13 (1932): 348–360.
C. 247. «Лишь две его ключевые концепции»: Stephen Kern, «The Prehistory of Freud’s Theory
of Castration Anxiety», The Psychoanalytic Review 62 (1975): 309–14; Kern, «Freud and The
Discovery of Childhood Sexuality». History of Childhood Quarterly 1 (1973): 117–111.
C. 248. О курении Фрейда писали Peter Gay, Freud: A Life for our Time (New York: Anchor,
1989); Patric J. Mahony, «Freuds World of Work», Freud: Conflict and Culture, ed., Michael S. Roth
(New York: Knopf, 1998).
C. 251. «В имперском Риме»: William Johnson, «The Myth of Jewish Male Menses», Journal of
Medical History 24 (1998): 273–295
С. 251. «Другой отец католической церкви»: Piter Stanford, The Devil: A Biography (London,
Heinemann, 1996), p. 122.
C. 252. «Сперва принеси жертву Сатане»: Joshua Trachtenberg, The Devil and the Jews (New
York: Harper Torchbooks. 1943) p. 213; John F. Benton, ed., Self and Society in Medieval France:
The Memoirs of Abbot Guibert of Nogent (New York: Harper Torchbooks, 1970), p. 114–115.
C. 252. «Некоторые даже верили»: Johnson «The Myth of Jewish Male Menses», p. 39.
C. 253. «В «Нюрнбергских хрониках», изданных в 1493 году»: James Shapiro, Shakespear and
the Jews (New York: Columbia University Press, 1996), p. 114,
C. 254. «To, что обрезание нередко»: Roy S. Wolper, «Circumcision as Polemic in the Jew Bill of
1753», Eighteenth Century Life 7 (1982): 25–36.
C. 255. «Как только головка члена»: Montaigne. Complete Works (Stanford, Cal.: Stanford
University Press, 1994), p. vii, 945–946.
Page 198/258
C. 256. О дневнике Кафки: Sander L. Gilman, Freud, Race and Gender (Princeton, N. J.: Princeton
University Press, 1993), p. 68. Gilman, «Jews and Mental Illness», Journal of the History of the
Behavioral Science 20 (1984); 150–159.
C. 257. «В 1815 году Мортон случил»: Richard W, Burkhardt Jr., «Closing the Door on Lord
Morton’s Mare», Studies in the History of Biology 3 (1979): 1–21; Marvin Carlson, «Ibsen, Strindberg
and Telegony». Publications of the Modern Language Association 100 (1985): 774–782.
C. 257. О евреях: Frank Kingdon, «Race and Sex», The Encyclopedia of Sexual Behavior, vol.2,
Albert Ellis and Albert Abarbanel, eds. (New York; Hawthorne Books, 1964), p. 899.
C. 258. Гилман об «универсализации»: Sander L. Gilman The Jew’s Body (New York; Routledge,
1991); Freud, Race, and Gender: The Case of Sigmund Freud (Baltimore Johns Hopkins University
Press, 1993).
C. 259, Об эксцентричных идеях Флиса писали Frank Sulloway, Freud, Biologist of the Mind
(Cambridge, Mass.; Harvard University Press, 1992); Walter A. Stewan, Psychoanalysis: The First
Ten Years, 1888–1898 (London: George Allen & Unwin, 1969); Ernst Kris, «Wilhelm Fliess’s
Scientific Interests», The Origins of Psycho-Analysis, Marie Bonaparte, Anna Freud, and Ernst Kris,
eds., (New York: Basic Books, 1954), p. 3–13.
с. 261. «Он отказался от него лишь когда»: Siewart, Psychoanalysis: The First Ten Years, p. 9.
C. 261. Bee цитаты из переписки Фрейда и Флиса взяты из Jeffrey Moussaieff Masson, ed.. The
Complete Letters of Sigmund Freud to Wilhelm Fliess, 1877–1904 (Cambridge, Mass.: Belknap
Press, 1985); and/ or The Origins of Psychoanalysis.
C. 264. «Первая встреча с Фрейдом»: David J. Lynn, «Sigmund Freud’s Psychoanalysis of Albert
Hirst», Bulleting of Medicine 71 (1997): 69–93.
C. 265. «Так, описывая Винченцо Верцени»: Richard von Knft-Enbing, Psychopathia Sexualis,
trans., Franklin S. Klaf (New Yourk: Stein & Day, 1965), p. 63–65.
C. 266. «И, подобно археологу»: Ernest S. Wolf, «Saxa Loquuntur», The Psychoanalytic Study of
the Child 26 (1971): 535–554.
C. 267. О самоанализе Фрейда: Ernest Jones, The Life and Work of Sigmund Freud (New York:
Basic Books, 1953–57), vol. I, p. 318–27; Didier Anzieu, Freud’s Self-Analysis (Madison, Conn.:
International Universities Press, 1986); Masson, The Complete Letters of Sigmund Freud; Stewart,
Psychoanalysis: The First Ten Years; Alexander Grinstein, On Sigmund Freud’s Dreams (Detroit:
Wayne State University Press, 1968); Gay, Freud: A Life for Our Time, p. 87–103; Michael Roth,
ed., Freud: Conflict and Culture; John M.Hartke, «Castrating the Phallic Mother», The
Psychoanalytic Review 81 (1994): 641–57; Arnold Bernstein, «Freud and Oedipus», The
Psychoanalytic Review 63 (1976): 393–407; Lawrence Birken, — From Seduction Theory to
Oedipus Complex», New German Critique 43 (1988): 83–96; Roy C. Calogeras and Fabian X.
Schupper, «Origins and Early Formulations of the Oedipus Complex», Journal of the American
Psychoanalytic Association 20 (1972): 751–775.
C. 268. «Его самоанализ, — писал одни психоаналитик»: Harry Trosman, «Freud’s Self-Analysis
and his Scientific Ideas», in Freud, the Fusion of Science and Humanism. John E. Gedo and
George H. Pollock, eds., (New York: International Universities Press, 1976).
C. 272. «Огромный прорыв, совершенный»: Симона де Бовуар цит. по Lynne Segal, Straight to
Page 199/258
Sex (Berkeley, Cal.: University of California Press, 1994), p. 17.
C. 274. Все цитаты о Доре взяты из Freud, «Fragment of an Analysis of a Case of Hysteria». SE,
VII.
С. 275. «Фрейд продемонстрировал в нем»: Steven Markus, Freud and the Culture of
Psychoanalysis (Boston: George Allen & Unwin, 1984), p. 42–86.
C. 276. Другие авторы, писавшие о Доре; Hanna Decker, Charles Bernheimer and Claire Kahane,
eds., Patric Mahony, Mark Kanzler and Jules Glenn, Sander L. Gilman, Todd Dufresne, Alan Krohn
and Janis Krohn.
С. 282. Даже последователи Фрейда неоднозначны в споен оценке анализа Доры. Джанет
Малькольм сравнила его с «операцией на бодрствующем пациенте». Эрик Эриксон считал
его «одной из величайших катастроф в истории психотерапии»… Критики были еще более
желчными; Фредерик Крюс писал, что «случай с Дорой — это история о том, как Фрейд
запугал бедную девственницу, склонную к подростковому суициду, сообщив ей, что она
страстно желает поцеловать своего воняющего сигарным дымом терапевта, пососать пенис
отца и переспать с его любовницей».
С. 287. «Даже психоаналитик… может»: Freud, Analysis of а Phobia in Five-Year-Old Boy», SEX,
p. 6. Все цитаты о Гансе взяты из этого источника. Другие авторы, писавшие о Гансе: Peter L.
Rudnyisky, John Munder Ross, Stanley H. Cath, Alan Gunvitt and Linda Gunsberg, Martin A.
Silverman, Erich Fromm.
C. 289. «Когда Людовику XIII»; Phillippe Aries, Centuries of Childhood (New York: Knopf, 1962), p.
100–103.
С. 290. «На самом деле малыш Ганс»: James Strachey, Analysis of Phobia, SE X, p. 3–4.
C. 294. О взглядах Фрейда на обрезание писали Daniel Boyarin, Christopher Lane, Jay Geller,
Sander L. Gilman.
C. 297. «И Фрейд принялся за работу»: Edwin R. Wallace IV, Freud and Anthropology (New York;
International Universities Press, 1983).
C. 298. О Фрейде и Дарвине; Lucille В. Ritvo, «The Impact of Darwin on Freud», Psychoanalytic
Quarterly 43 (1974): 177–91; Ritvo, «Darwin as the Source of Freud’s Neo-Lamarckism», Journal of
American Psychoanalitic Association 13 (1965); 499–517; Alex Comfort, Darwin and the Naked
Lady (London: Routledge & Kegan Paul, 1961), p. 23–42.
C. 299. О «Тотеме и табу» Фрейда много писали: Philip Rieff, Philip Pomper, Bruce Mazlish,
Michael S. Roth, Robin Ostow.
C. 302. «Настоящим преступлением Клинтона»: Jonathan Lear’s essay «Clinton’s real crime».
The New Republic, Sept. 28, 1998).
C. 305. Фрейд о «психической импотенции»: «On the Universal Tendency to Debasement in the
Sphere of Love», SE, XI, p. 184–185.
Page 200/258
C. 307. «…однако сам я очень мало пользуюсь такой свободой»: Gay, Freud р. 163.
С. 307. Среди статей Питера Суэйлза стоит упомянуть следующие: «Freud, Cocaine and
Sexual Chemistry» (1983); «Freud, Martha Bernays, and the Language of Flowers» (1983); and
«Freud, Fliess, and Fratricide» (1982). Глава пятая
C. 313. «Размазывайте сперму по лицу»: David Ploiz, «Helen Gurley Brown: The Cosmo Girl at
78», Slate.com, April 7, 2000.
C. 317. «Анархистка и пропагандистка свободной любви»: Mari Jo Buhle, Feminism and its
Discontents (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1998), p. 1–2.
C. 318. О взглядах Фрейда на вагинальный оргазм: Cynthia Jayne The Dark Continent
Revisited», Psychoanalysis and Contemporary Thought (1980): 545–568.
C. 319. ««B процессе психоанализа», писал Лоранд»: Sandor Lorand, «Contribution to the
Problem of Viginal Orgasm», «Contribution to the Problem of Vaginal Orgasm» 20 (1939): p/
432–38.
C. 319. О Хелен Дойч писали Buhle, Feminism and Its Discontents, p. 80–81; Lisa Appignanese
and John Forrester, Freud’s Women (London: Weidenfeld & Nicholson, 1992), p. 307–28;
Susan Brownmiller, Against Our Will (New York: Simon fit Schuster, 1975), p. 317; Helen Deutsch,
The Psychology of Women (New York: Grune
Sc Stratton, 1944–1945).
C. 321. «A в 1927 году она и сама»: Angus McLaren, Twentieth-Century Sexuality: A History,
(Oxford: Blackwell. 1999), p. 52–55.
С. 323. О первом съезде Движения за освобождение женщин; Susan Brownmiller, In Our Time
(New York, Dial Press, 1999), p. 52–55
C. 323. «Миф о вагинальном оргазме»; Anne Koedt, Ellen Levine, and Anica Rapone, eds..
Radical Feminism (New York; Quadrangle, 1973), p. 198–207.
C. 324. «Коронация состоялась»; Christopher Lehmann-Haupt, «He and She — I», «He and
She—2», New York Times, Aug. 5–6, 1970.
C. 326. ««Мой член», — сказал как-то Арман»; Kate Millett, Sexual Politics (New York;
Doubleday, 1970), p. 20.
C. 327. «Ее снобизм студентки колледжа»; «The Time of Her Time», Norman Mailer, The Time of
Our Time (New York; Random House, 1998) p. 318–342.
C. 329. Статья в журнале «Тайм» о феминизме, Millett; «Who’s Come а Long Way, Baby?»,
Time, Aug. 31. 1970.
C. 330. «В 1974 году в статье»; Edward Kelly «А New Image for the Naughty Dildo», Journal of
Popular Culture 7 (1974); 804–809.
C. 332. «Однако, no свидетельству одного из биографов»; D. Т. Max «The Twilight of the Old
Goats», Salon.com, May 16, 1997.
C. 332. «…доктор Б. Лаймэн Стюарт обвинил»: «Is Impotence Increasing?» Medical Aspects of
Human Sexuality, Oct. 1971, p. 34–44.
Page 201/258
C. 333. «Считается, что мы должны «подавать»»: Shere Hite. Women as Revolutionary Agents of
Change: The Hite Reports and Beyond (Madison, Wis.: University of Wisconsin Press, 1994).
C. 334. «В 1992 году английские ученые»: Alan J. Riley, W. R. Lees, Elizabeth J. Riley, «An
Ultrasound Study of Human Coitus», Sex Matters (1982): 29–32.
C. 337. «To, что мужские гениталии способны»: Brownmiller, Against Our Will, p. 14–15.
C. 338. Об изнасилованиях в США читайте Lynne Segal, Slow Motion (New Brunswick, N. J.:
Rutgers University Press, 1990), p. 237.
C. 344. «В 1963 году два зоолога»: Detlev W Ploog and Paul McLean, «Display of Penile Erection
in the Squirrel Monkey», Animal Behavior 11 (1963): 32.
C. 345. «…приматолог Джейн Гудолл»: Nicholas Wade, «Battle ol the Sexes Is Discerned in
Sperm», New York Times, Feb, 22, 2000, p. F-I.
С. 346. «Именно так вели себя»; Otto F. Ehrentheil, «А Case of Premature Ejaculation in Greek
Mythology», Journal of Sex Research 10 (1974): 128–131.
C. 347. «Между 1979 и 1991 годами»; Randy Thornhill and Craig T. Palmer, A Natural History of
Rape (Cambridge, Mass.: The MIT Press, 2000), p. 238–240.
C. 350. «В 1971 году не кто-нибудь»: David Allyn, Make Love not War (Boston; Little, Brown,
2000), p. 233–34.
C. 352. «Это была попытка заработать денег»: Linda Williams «Power, Pleasure and
Perversion», Representations 27 (1989): 37–65.
C. 354. «В 1983 году Дворкин и Маккиннон»: Catharine А. MacKinnon and Andrea Dworkin, In
Harm’s Way (Cambridge. Mass.: Harvard University Press, 1997); Brownmiller, In Our Time, p.
316–325.
C. 356. «Я предлагаю начать»: Andrea Dworkin, Our Blood (New York: Harper & Row, 1976),
p. 13.
C. 357. «Пенис завоевывает и обладает»; Andrea Dworkin, Letters from a War Zone (New York:
E. P Dutton, 1989), p. 241.
C. 357. «Насилие — это мужчина»: Andrea Dworkin, Pornography (New York: Putnam, 1981), p.
55.
C. 359. Лорена Боббит цитируется no Linda Pershinh, «His Wife Seized His Prize and Cut It to
Size», NWSA, Journal 8, via Internet.
C. 361. Интервью c A. Дворкин в апреле 2000 и Andrea Dworkin, My Life as a Writer», Life and
Death (New York: The Free Press, 1997), p. 3–38.
Page 202/258
C. 362. «Ha MOM взгляд, утверждение»: Интервью с Дворкин, апрель 2000.
C. 365. «У твердого члена нет совести»: Mailer, The Time of Our Time, p. 337.
C. 365. «Как сказал один психиатр в некрологе»: Karen Freeman, Kurt Freund dies at 82; Studied
Deviant Sexual Arousal». New York Times, Oct 27, 1996, p. 42.
C. 368. «В 1993 году газета «Уолл-стрит джорнэл»»: Stephen J. Adler «Debatable Device», Wall
Street Journal, Feb. 3,1993.
C. 371. «… профессор Райс смог вырастить»: William R. Rice «Sexually Antagonistic Male
Adaptation Triggered by Experimental Arrest of Female Evolution», Nature 381 (1996): 232–34;
Blum, Sex on the Brain, p. 221–223.
C. 372. «Bo время полового акта самка мушки»: Tim Halliday, Sexual Strategy (Chicago:
University of Chicago Press, 1982), p. 104.
C. 379. «Уколы тестостерона подействовали»: Andrew Sullivan Why Men are Different», New
York Times Magazine, April 2, 2000.
C. 380. «Такая взвинченность, возможно, тесно связана»: Gail Vines, Raging Hormones
(London: Virago, 1993), p. 78.
C. 380. «Первый шаг в этом направлении»: Gerhard J. Newerla, «The History of the Discovery
and Isolation of the Male Hormone», New England Journal of Medicine. 228 (1943); 39–46; John H.
Hoberman and Charles E. Yesalis, «The History of Synthetic Testosterone», Scientific American,
Feb. 1995, p. 76–81; David France, «Testosterone; The Rogue Hormone is Getting a Makeover»,
New York Times, Feb. 17, 1999.
C. 383. «В серии необычных экспериментов»: Anne Fausto-Sterling, Sexingthe Body (New York:
Basic Books, 2000), p. 158–163.
С. 385. «Мужчины, казалось бы, полностью контролируют»: Вел Greenstein, The Fragile Male
Page 203/258
(Secaucus, N. J.; Carol Publishing Group, 1994), p. 27–28.
C. 386. «Дэбс вкупе со своими соавторами обнаружил»: James М. Dabbs Jr. et al.,
«Testosterone, Crime and Misbehavior Among 692 Male Prison Inmates», Journal of Personal and
Individual Difference 18 (1995): 627–633.
C. 387. «В начале 1980-x годов психолог Роберт Пренки»: Robert Prentky, — The
Neurochemistry and Neuroendocrinology of Sexual Aggression», in D. P Farrington and J. Gunn
eds.. Aggression and Dangerousness (New York: Wiley & Sons, 1985), p. 7–55.
C. 387. «Через несколько дней после публикации»: Judith Shulevitz, «Rethinking Testosterone»,
Slate.com, April 7, 2000.
C. 388. «Представьте, что вы обнаружили связь»: Roben М. Sapolsky. The Trouble with
Testosterone (New York: Scribner, 1997), p. 151–152.
C. 390. История Римера: John Colapinto, As Nature Made Him (New York: Harper Collins, 2000).
C. 391. О гиенах: Robert pool. Eve's rib (New York: Crown, 1994).
C. 393. «Его звали Шарль Браун-Секар»: Charles Brown-Sequard, «The Effects Produced on Man
by Subcutaneous Injections of a Liquid Obtained from the Testicles of Animals», Lancet, July
20,1889, p. 105–6; D. Schultheiss, J. Denil and U. Jonas, «Rejuxxnation in the Early 20th Century».
Andrologia 29 (1997): 351–55; John R Herman. «Rejuvenation: Brown-Sequard to Brinkley», New
York State Journal of Medicine. Nov. 1982. p. 1731–39; Mcrriley Borell, «Brown-Sequard’s
Organotherapy and Its Appearance in America at the End of the Nineteenth Century», Bulletin of the
History of Medicine 50 (1976): 309–320. Глава шестая
C. 397. «B этот вечер на сцену вышел»: Эту историю — любимую историю урологов —
рассказали мне присутствовавшие там доктор Ирвин Голдстейн и доктор Арнольд Мелмэн.
с. 397. «В 1964 году Бриндли изобрел»: телефонное интервью с доктором Бриндли в июне
1997 г. и Арнольдом Мелмэном в ноябре 1996.
C. 402. «Древние медицинские тексты свидетельствуют»: Lisa Manniche «Sexual Life in Ancient
Egypt (London: Keagan Paul International, 1997), p. 103; Mels F. Van Driel, Harry B. M. van der
Wiel, and Hans J. A. Mensink «Some Mythologic, Religious and Cultural Aspects of Impotence
Before the Present Era», International Journal of Impotence Research 6 (1994): 163–169.
C. 404. «Анатом XVI века Констанцо Варолио»: William F. Gee, «А History of Surgical Treatment
of Impotence», Urology 5 (1975): 401–5; W D. Dunsmuir, «History of Erectile Dysfunction», in Culley
C. Carson III, Roger S. Kirby, and Irwin Goldstein, Textbook of Erectile Dysfunction (Oxford: Isis
Medical Media, 1999), p. 3–13.
C. 404. «To, что у процесса эрекции имеется»: Из интервью с доктором Артуром Бернетом в
августе 1998 г.
С. 406. «Пациент XIII»: Samuel W Gross. А Practical Treatise on Impotence, Sterility and Allied
Disorders of the Male Sexual Organs (Philadelphia: Henry C. Lea’s Son & Co., 1881), p. 34.
Page 204/258
C. 408. «Еще во времена Нерона»; David Fiamilton, The Monkey Gland Affair (London; Chatto
& Windus. 1986), p. 14–15. О Mecy-старшем: Gerhard J. Newerla, «The History of the
Discovery and Isolation of the Male Hormone», New England Journal of Medicine 228 (1943):
39–47.
C. 409. «Реальное понимание андрогенической роли»: Brian R Setchel, «The Testis and Tissue
Transplantation», Journal of Reproductive Biology 18 (1990): 1–8.
C. 410. «В ноябре 1911. года»: Thomas N. Havilland, Lawrence Charles Parrish, «An Early 20th
Century Testicular Transplant», Transactions and Studies of the College of Physicians of
Philadelphia 38 (1970–71): 231–234.
C. 413. «Над сельской кузницей каштан»: John А. Grant «Victor Darwin Lespinasse: A
Biographical Sketch», Neurosurgery 39 (1996): 1232–1233.
С. «В 1920 голу доктор Дж. Фрэнк Лидстон»: Dr. G. Frank Lydston, «America Was First in Gland
Crafting», New York Times, Aug. IS, 1920, p. 8.
C. 414. «Пациент № 9»: Or. G. Frank Lydston «Further Observations on Sex Gland
Implementation», Journal of the American Medical Association 72 (1919): 396–398.
C. 416. «…И во всех случаях [кроме одного]: Serge Voronoff, Rejuvenation by Crafting, p. S7–67.
C. 416. «Прививки органов можно выполнять». Hamilton, The Monkey Gland Affair, p. 57.
C. 417. «К сожалению, Реттерер ошибся»: Hamilton, The Monkey Gland Affair, p. 22.
C. 418. «Одна заслонка сделана в виде решетки»: Voronoff, Rejuvenation by Crafting, p. 57–58.
C. 420. «В своих воспоминаниях Торек отказался»: Hamilton, The Monkey Gland Affair, p. 62.
C. 421. «В данном случае фантазия»; D. Shultheiss et al., «Rejuvenation in the Early 20th
Century», p. 353.
C. 421. «За операцию он брал пять тысяч долларов»; Hamilton, The Monkey Gland Affair, p. 62.
С. 423. «О том, как пропел последние годы»: Robert М. Youngson and Ian Schott, Medical
Blunders (New York: New York University Press, 1996), p. 164–70; Patric McGrady, The Youth
Doctor (New York: Acc, 1868), p. 43–59.
Page 205/258
C. 424. «В книге «Импотенция у мужчин»»: Wilhelm Stekel, Impotence in the Male (New York:
Liveright, 1927), p. 39–72. Фрейд вылечил Штекеля от импотенции. Об этом в Gay, Freud, р.
174.
С. 425. «Мистер Икс. 30 лет»: В. S. Talmey, «Impotence in the Male», New York Medical Journal
116 (1922), 499–505.
С. 427. «Пациент считает, что с его половыми органами»: Каrl А Menninger, «Impotence and
Frigidity from Standpoint of Psychoanalysis. Journal of Urology 34 (1935): p. 168–183.
C. 428. «Доктор Хьюнер начал свой ответ с того»: Мах Huhner, «Masturbation and Impotence
from a Urologic Standpoint», Journal pf Urology 36 (1936): 770–785.
С. 432. «А совсем недавно британский зоолог»: W. R. Beit «The Os Penis in Man and Beast»,
Proceedings of the Royal Society of Medicine (1951): 433–434.
С- 435. «…Михал утверждал, что эректильная дисфункция»: Vaclav Michael, «Arterial Disease
as a Cause of Impotence», Clinics in Endocrinology and Metabolism II (1982).
C. 436. «Следующей весной Бриндли»: G. S. Brindley, «Pilot Experiments on the Actions of Drugs
Injected into the Human Corpus Cavernosum Penis», British Journl of Pharmacology 87 (1986):
495–500.
C. 438. «Папаверин, который применил Вираг»: Gorm Wagnei and Helen Singer Kaplan, The
New Injection Treatment for Impotence (New York: Brunner/Mazel, 1993), p. 53–54.
C. 438. «Мы поняли, что знания о том»: Интервью с Артуром Бэрнетом в августе 1998 г.
С. 438. «В 1900 году немецкий анатом»: Herbert F. Newman and Jane D. Nonhrup, «Mechanism
of Human Penile Erection», Urology 17 (1981): 399–408.
Page 206/258
C. 440. «Для этого нужно совсем немного крови»: Интервью с доктором Джеймсом Бэрейдой в
августе 1988 г.
С. 442. «У одно пациента был роман»: Интервью с Ирвином Голдстейном в сентябре 1996 г.
С. 443. Результаты теста ДИКК приводятся в Irwin Goldstein and Larry Rothsiein, The Potent
Male (Los Angeles: The Body Press, 1990), p. 102.
C. 445. Фатальные последствия приема «виагры»: Food and Drug Administration, «Summary of
Reports of Death in Viagra Users», Nov. 3, 1998; FDA website: www.fda.gov. Также Kenneth Paul
Rosenberg, «Sildenafil». Journal of Sex and Marital Therapy 25 (1999): 271–79. World Health
Organisation, Alen No. 76: «Sildenafil (Viagra) — Revised Labeling: Serious Adverse Effects-, Dec.
3, 1998.
С. 447. «В настоящее время в этой области медицины»: David Stipp and Robert Whitaker, «The
Selling of Impotence», Fortune, March 16. 1998, p. 115–124.
С. 448. «Через несколько недель после официального одобрения»: Jane Е. Broody «Sour Note
in the Viagra Symphony», New York Times, May 19. 1998.
C. 451. Об «открытии» «виагры»: Jonathan Jarow, Robert A. Kloner, Ann M. Holmes, Viagra (New
York; M. Evans & Co.,1998), p. 75–81, 86–87; Irwin Goldstein, Tom F. Lue et al., «Oral
Sildenafil in the Treatment of Erectile Dysfunction», New England Journal of Medecine 338 (1998):
1397–1404; Robert D. Utiger, «А Pill for Impotence: An Editorial., NEJM 338:1458–1459.
C. 452. «Прелесть «виагры» в том»: Интервью с доктором Эндрю Маккаллоу в сентябре 1999
г.
С. 452. О физиологии эрекции и пениса: Abraham Morgentaler, The Male Body (New York:
Fireside, 1993); Carson, Kirby, Goldstein, Textbook or Erectile Dysfunction; John j.Mulcahey,
Diagnosis and Management of Male Sexual Dysfunction (New York: Igaku-Shoin, 1997); Goldstein
and Rothstein. The Potent Male; Robert L. Rowan, Men and Their Sex (New York: Avocation
Publishers, 1979). О роли оксида натрия: Jacob Raifer, William J. Aronson et al., «Nitric Oxide as
a Mediator or Relaxation of the Corpus Cavernosum in Response to Nonadregenergic,
Noncholinergic Neurotransmission», NEJM 326 (1992): 90–94.
С. 455. «Толщина у нее примерно»: Интервью с доктором Аджай Мерой в сентябре 1999 г.
С. 457. Взгляды Тифер отражены в ее книге Leonore Tiefer, Sex is Not a Natural Act &
Other Essays (Boulder, Colo.: Westview Press, 1995).
Page 207/258
John В. McKinlay et al., «Impotence and Its Medical and Psychosocial Correlates: Results of the
Massachusetts Male Aging Study», Journal of Urology, 151 (1994): 54–56; Stripp and Whitaker,
«The Selling of Impotence».
С. 463. ««Пфайзер» тут же вложила более 50 млн долларов»: Amy Barrett «How Viagra
Revived After Cold Shower», Business Week, Aug. 28,2000, p. 220; Robert Langreth — Hard Sell»,
Forbes, Sept. 29, 2000, via Internet.
C. 465. «Недавно «Пфайзер» наняла Артура Каплана»: Daniel McGinn «Viagra’s Hothouse».
Newsweek, Dec. 21. 1998, p. 44–46.
С. 466. Проблемы «Зонаген» с «Вазомаксом»: Stripp and Whitaker «The Selling of Impotence».
C. 467. «По информации нейробиолога Саймона ЛеВэя»; Simon Le Vay, «Uprima’s Secret
History», Nerve.com, May 2, 2000.
C. 467. Проблемы «ТАП» c «юпримой»: Wall Street Journal, July 3, 2000; Alexandra Alger,
«Viagra Falls», Forbes, Sept. 29, 2000
С. 479. Статья Бэнкрофта: John Bancroft, «Man and His Penis — A Relationship Under Threat?»
Journal of Psychology & Human Sexuality 2 (1989): 7–32.
C. 471. «К такому же выводу пришел Гай Талезе»: Gay Talese, Thy Neighbor’s Wife (New York:
Dell, 1980), p. 135.
C. 473. «Я не хочу сказать, что пациенты»: Интервью с доктором Франсуа Эйдом в июле 1996
г.
С. 474. О «сексуальном сценарии»: John Н. Cagnon and William Simon, Sexual Conduct: The
Social Sources of Human Sexuality (Chicago: Aldine, 1973), p. 19–26; Alan E. Gross, «The Male
Role and Heterosexual Behavior», Journal of Social Issues 34 (1978): 87–107.
Примечания
В тот день казнили не только Анну, но и ее мужа и двоих из трех их сыновей (младшего же,
десятилетнего, заставили смотреть на всю процедуру казни, а несколько позже, в том же
году, сожгли и его). Сыновей Анны перед казнью на костре колесовали, а мужа посадили на
кол. Арестовали их по навету известного вора, а затем жестоко пытали. Паппенхаймеры
Page 208/258
признавали все, лишь бы прервать мучения: в протоколах зафиксировано, что в какой-то
момент Анна назвала, без передышки, имена 99 (!) «сообщников» — а всего они назвали
более 400 «еретиков». Все это было устроено по приказу герцога Баварского Максимилиана I
для всеобщего устрашения. —
Его авторами были два доминиканских монаха. В 1487 году они представили свой труд
членам теологического факультета Кёльнского университета. Те, однако, решили, что его
нельзя печатать по соображениям этики. Католическая церковь даже внесла его в свой
список запрещенных произведений, знаменитый Index Librorum Prohibitorum. Однако между
1487 и 1520 годами (в связи с быстрым развитием книгопечатания) было выпущено 13
изданий этого практического руководства по борьбе с ведьмами, а потом, между 1574 и 1669
годами, — еще 16. Все это вылилось в ужасающую статистику смертей в «просвещенной»
Европе, если, по оценке тогдашних ученых-церковников, экзекуции подверглись около 1700
человек, то сегодня оценки скорректированы в сторону 600 тысяч погибших, причем
некоторые ученые даже говорят о 9 миллионах «ведьм», казненных за 250 лет
существования этой процедуры.
В отличие от Клинтона, имя Джона Боббита в России едва ли кому-то известно. В США оно
прогремело в 1991 году, когда жена Боббита, прежде служившего в морской пехоте, отрезала
ему кухонным ножом пенис, после того как он ее изнасиловал. Мало того, в ярости сжимая
отрезанное в руках, она уехала из дома и выкинула где-то «эту мерзость». Потом, правда,
опомнившись, набрала номер службы экстренной помощи — и о чудо! — после долгих
поисков отрезанную часть нашли. Во время микрохирургической операции, длившейся более
9 часов, ее пришили на место. Через год Боббит полностью выздоровел, а впоследствии
женился! Его жену, совершившую, в прямом смысле слова, членовредительство, присяжные
оправдали; было доказано, что она действовала в состоянии аффекта, тем более что все
случилось в годовщину того дня, когда муж заставил ее сделать аборт, оставивший
бесплодной. Эта история широко обсуждалась в США, впервые введя в широкие массы
проблематику понятий — «супружеское изнасилование», «бытовое насилие» и
«принудительный аборт».
Page 209/258
Опыты. Избранные произведения в 3 т. Т. 3 / Пер. с фр. А. С. Бобовича и др. — М.: Голос,
1992.
По одному варианту легенды. Атум сразу воплотился в близнецов Геба (Великого Отца) и Нут
(Великую Мать), которым довелось испытать первое коитальное сексуальное наслаждение.
По другому — они любили друг друга еще во чреве Тефнут и появились на свет в
неразрывном, крепком объятии. Потому-то в начале творения небо и земля были слиты
воедино.
Геродот. История. Книга II. Евтерпа: 36–37 / Перевод Г. А. Стратановского. — М.: ACT. 2001.
10
Когда Бог явился Авраму, чтобы поставить «завет Мой между Мною и тобою» (Быт. 17:2) — а
это означало: пообещал дать наконец потомство ему и его жене Саре (которой было 89 лет),
отдать ему «всю землю Ханаанскую во владение вечное», а также стать богом для его
потомков (17:6–8), — он прежде всего изменил имена Аврама и Сары. В словах Бога «и не
будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя
отцом множества народов. (17:5) смысл таков: Аврам означает «отец выси» (это говорит о его
происхождении от семьи священнослужителей Шумера, астрологов, наблюдавших звездное
небо), тогда как имя Авраам, означая «отец множества», определяет его судьбу и
предназначение: Бог в самом имени закрепляет свой завет, который будет подкрепляться
каждый раз, когда Авраама будут называть по имени! Имя Сары Бог изменил также значаще:
Page 210/258
прежнее имя означало «борющаяся», а удвоение «р» резко изменило его смысл — теперь это
«госпожа», «владычица»! В Библии Авраам символизирует плоть человека, а Сарра — его
душу. Значит, душа человека стала владычицей, победив плоть в борьбе с нею, а дух
человека, прежде «отец выси», стал «отцом множества», ибо отныне получил возможность
управлять по своей воле всем множеством сил, заключенных в человеке. Изменение этих
имен обозначало переход человечества на новый духовный урювень в своем развитии. Это
отнюдь не простое добавление одной буквы, как может показаться сегодня. (См.
Д. Щедровицкий Введение в Ветхий Завет: I. Книга Бытия. М.: Теревинф, 1994. С. 142–145.)
11
12
«Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу; двенадцать князей родятся
от него; и Я произведу от него великий народ» (Быт. 17:20).
13
Быт. 17:17.
14
Быт. 17:10–11.
15
Page 211/258
16
17
«…и обрежет Господь Бог твой сердце твое и сердце потомства твоего, чтобы ты любил
Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всей души твоей, дабы жить тебе» (Втор.
30:6).
18
19
20
Авл Корнелий Цельс (около 25 года до н. э. — около 50 года н. э.) — римский философ и
врач. Оставил после себя около 20 книг по философии, риторике, праву, сельскому
хозяйству, военному делу и медицине. В трудах по медицине собрал самые достоверные (на
то время) знания по гигиене, диетике, терапии, хирургии и патологии. Был противником
христианства, считая его всего лишь плодом презираемого им иудейства.
21
Page 212/258
противоестественности (примечание из «Толковой Библии А. П. Лопухина» 1914 года).
22
Сегодня превалирует мнение, что это, скорее всего, легенда, которую распространяли в свое
время в качестве «черного пиара» протестанты, стремившиеся любыми способами очернить
авторитет папства.
23
24
25
Чресла — бедра, поясничная часть тела. Символизируя крепость мужчины, в русской Библии
что слово употреблено в переносном смысле. Стегно, по Далю, «верхняя часть ноги от таза
до колена».
26
27
В России слово — педераст (от греческих слов — пайс» — мальчик, и — эрастос — страстно
желать, любить; стало фактически бранным, к тому же его значение расширилось: им чаше
всего обозначают гомосексуальные отношения вообще. Интересно, что законы многих стран
ЕС сегодня не преследуют обоюдно добровольные педерастические отношения с 14–18 лет,
в Испании — с 13 лет. В России, Англии, Португалии, Швейцарии, Скандинавии — с 16 лет.
Page 213/258
28
То есть Афины Бескрылой — к отличие от остальных изображений богини Победы, эта была
изображена без крыльев: чтобы победа никогда не покидала город.
29
30
Перевод С. С. Аверинцева.
31
32
Словом «арете» обозначались превосходство над другими и чем бы то ни было (хотя иногда
это сводилось лишь к физическим достоинствам мужчины). Отсюда — слово «аристократ».
33
Стих двадцать пятый в переводе Максима Амелина из Carmina Priapea («Приапова книга»,
СПб.: Летний сад, 2003). «Приапову книгу» ошибочно приписывали римскому поэту Вергилию
(70–19 до н. э.). Приапей — особый жанр настенной и книжной поэзии, в основном
эротической и профанной, получивший название от бога плодородия Приапа, культ которого
пришел в Грецию из Геллеспонта вместе с Александром Македонским и позже
распространился по всему Средиземноморскому побережью.
Page 214/258
34
35
Перевод М. Амелина. Этот отрывок (LXVII. Dialogue concerning Catullus at a Harlot's Door.)
представляет собой типичные ламентации влюбленного, которого не пускает к себе его
возлюбленная, — так называемый параклауситрон, любовная песнь у закрытых дверей
любимой, в которой дверь нередко трактуется как живое существо.
36
37
Перевод Г. М. Севера.
38
39
40
Page 215/258
Аттис был любимым сыном богини Кибелы — владычицы гор, лесов и зверей, регулирующей
их неиссякаемое плодородие. Возмужав, мальчик-красавец Аттис стал возлюбленным
Кибелы, которую также называли Великой Матерью (Magna Mater) — ведь она была матерью
всех богов (включая Зевса — Юпитера), символом вечно женственного начала мира, Аттис
возрождался в определенное время, около дня весеннего равноденствия, и впоследствии эта
идея трансформировалась в празднование Пасхи.
41
Перевод Д. С. Недовича.
42
43
44
45
46
Перевод М. К. Рыклина
Page 216/258
47
Битва у Мульвиева моста, как ее называют, должна была решить, кто из претендентов на
имперский трон взойдет на престол — узурпатор Максенций или Константин, законный
наследник. Взглянув на солнце накануне сражения, Константин увидел над ним в небе
сияющий знак креста и… слова, которые на русский принято передавать как «Сим
победиши!». Знак, под сенью которого была обещана победа, походил на совмещенные
буквы «Р» и «Х». Константин приказал нанести его на щиты всех своих солдат — и они
выиграли эту битву. Однако после нее единственным признаком того, что император изменил
свое обычное для римлянина повеление, был его отказ принести жертвы римским богам на
Капитолийском холме в благодарность за победу. Константин не сразу стал верующим
христианином, но отменил преследования христиан.
48
Он праздновался 17 марта и был посвящен древним римским богам Либеру и Либере, его
супруге, — богам виноградарства и плодородия, аналогам греческих Диониса и Персефоны.
49
Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться.
Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева
матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые
сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит (Мф.
19:10–12).
50
51
Удивительно то, что эта проблема была, по-видимому, весьма актуальной, поскольку из
двадцати правил Первого Вселенского собора христианской церкви первым идет вот это:
«Если у кою в болезни врачами отъяты члены или кто варварами оскоплен, таковой да
пребывает в клире. Если же, будучи здрав, сам себя оскопил, такового, хотя бы и к клиру
Page 217/258
причислен был, надлежит исключить, и отныне никого из таковых не должно производить».
52
Существовало несколько «печатей», то есть степеней кастрации. Первая, или малая, печать
была обязательной для всех скопцов: при этом удаляли яички. Вторая, или царская, печать,
предполагала удаление члена: ее практиковали более фанатичные скопцы, поскольку таким
образом полностью исключалась любая возможность соития. Царскую печать также
именовали «вторым крещением». Любопытно, что вокруг введения второй печати в движении
скопцов возник раскол: часть скопцов сочла ее «преступным новшеством». Существовала и
третья печать — удаление сосков. А в ряде случаев и четвертая, когда на боку у скопца
вырезали треугольник.
53
54
Одна из многих гностических сект, возникших в III веке, основателем которой был перс по
имени Мани из Вавилона. Эта религия основана на идее дуализма добра и зла: они-то и
являются причиной возникновения мира и останутся в нем главными действующими силами
вплоть до его конца. Манихейство считало развитие природы частью духовного развития
человека, цель которого заключается в освобождении себя от зла, принесенного Евой —
творением дьявола. Манихейство было популярно в Европе и в Карфагене, где Августин жил
в юности. Сам он оставался в этой секте десять лет.
55
А юношей я был очень жалок, и особенно жалок на пороге юности; я даже просил у Тебя
целомудрия и говорил; «Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас» (Исповедь
VIII;17).
56
Тем временем грехи мои умножились. Оторвана была от меня, как препятствие к
супружеству, та, с которой я уже давно жил. Сердце мое, приросшее к ней, разрезали, и оно
Page 218/258
кровоточило. Она вернулась в Африку, дав Тебе обет не знать другого мужа и оставив со
мной моего незаконного сына, прижитого с ней. Я же, несчастный, не в силах был подражать
этой женщине: не вынеси отсрочки (девушку, за которую я сватался, я мог получить только
через два года), я, стремившийся не к брачной жизни, а раб похоти, добыл себе другую
женщину, не в жены, разумеется. Болезнь души у меня поддерживалась и длилась, не
ослабевая, и даже усиливаясь этим угождением застарелой привычке, гнавшей меня под
власть жены (Исповедь VI:25).
57
Одним из героев сатирического фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и
полюбил бомбу» (1963) был «эксперт по стратегии», доктор Стрейнджлав, выходец из
нацистской Германии, который не мог управлять своей правой рукой: та «сама собой»
вскидывалась в нацистском приветствии. (Между тем и вправду существует сложное
психоневрологическое расстройство под названием «синдром чужой руки», когда одна или
обе руки действуют сами по себе, вне зависимости от желания хозяина.)
58
59
60
Нью-эйдж
(англ. New Age, буквально: «новая эра») — движение за возрождение духовности, возникшее
после Второй мировой войны и достигшее наибольшего расцвета в 70-е годы XX века.
Название движения произошло от его ориентации на приход Новой Эры, Эры Водолея, в
начале двадцать первого века.
61
Его прозвали так, поскольку родом он был из Карфагена, находившегося в то время под
Page 219/258
властью арабов. Он первым перевел с арабского труды знаменитых древнегреческих врачей
Гиппократа и Галена. Он также переводил работы еврейского врача Исаака Соломона бен
Иераэля и персидского врача Али ибн-аль-Аббаса.
62
Кстати, вместо слова «сексуальность» в названии книги Стейнберга было бы уместней слово
«генитальность», так как ни на одной из картин, к которым апеллировал Стейнберг в своих
исследованиях, Иисус никак не проявляет свою сексуальность. Нет, у него просто есть те же
органы, что и у любого смертного. —
Примеч. авт.
63
64
65
Page 220/258
Обряд обрезания был прообразом таинства крещения.
66
Мощи священной крайней плоти начали появляться в Европе в Средние века. Самый ранний
случай датирован 25 декабря 800 года. В этот день Карл Великий передал мощи папе Льву III,
короновавшему его императором Священной Римской империи. По словам Карла, их принес
ему ангел во время молитвы в храме Гроба Господня в Иерусалиме. (Более прозаическая
версия гласит, что он получил эти мощи в дар от византийской императрицы Ирины в
качестве свадебного подарка.) Вообще же в храмах Европы находилось около восемнадцати
мощей плоти Христа, однако все они были утрачены в эпоху Реформации и Французской
революции. В 1900 году католическая церковь ввела запрет на любое обсуждение вопросов,
связанных с крайней плотью Христа, вплоть до экскоммуникации. В 1965 году Второй
Ватиканский собор постановил, что отныне католики не будут отмечать день Обрезания
Господня (в отличие от православных, а также реформистских церквей).
67
68
69
Напомним: казнь Анны Паппенхаймер состоялась в 1600 голу, через 80 лет после смерти
Леонардо!
70
Учитель Везалия вообще не принимал участия в этих занятиях. Позднее Везалий писал, что
видел нож в руках своего учителя лишь во время еды. Он вспоминал, что на занятиях по
Page 221/258
анатомии им не предъявили ни одной кости, тогда как демонстрация мышц исчерпывалась
показом нескольких мышц живота, бессистемно и небрежно препарированных.
71
В Салерно, на юге Италии, еще в IX веке сложилась корпорация врачей, которая не только
лечила больных, но и обучала студентов; это был первый в мире учебный центр для врачей.
После XI века, с появлением здесь Константина Африкана, переведшего основные
медицинские труды древности, медицинская школа в Салерно, обучение в которой длилось 8
лет, стала считаться главной в Европе.
72
73
74
У Монтеня это звучит так: «Проезжая через Витри Ле-Франсе, я имел возможность увидеть
там человека, которому епископ Суассонский дал на конфирмации имя Жермен; этого
молодого человека все местные жители знали и видели девушкой, носившей до
двадцатидвухлетнего возраста имя Мария. В то время, о котором я вспоминаю, этот Жермен
был с большой бородой, стар и неженат. Мужские органы, согласно его рассказу, возникли у
него в тот момент, когда он сделал усилие, чтобы совершить на бегу очередной прыжок. И
теперь еще между местными девушками распространена песня, в которой они
предостерегают друг дружку от непомерных прыжков, дабы не сделаться юношами, как это
случилось с Марией-Жерменом».
Монтень. Опыты. Книга первая. Глава XXI. О силе нашего воображения / Перевод А.
Бобовича и дp. — М.: РИПОЛ классик, 1997.
75
Page 222/258
В России за ними закрепились несколько иные имена; Гавриил Фаллопий и Варфоломей
Евстахий.
76
Гордон Бак (Gordon Buck. 1807–1877) — американский военный хирург; Уильям Каупер (или
Купер: William Cowper, 1666–1709) — английский анатом, чье описание железы луковицы
мочеиспускательного канала, сделанное в 1702 году, было признано столь точным, что ее
назвали в его честь, хотя открыл ее в 1684 году французский хирург Жан Мери; Антон Эбнер
(Anton Ebner. 1842–1925) — австрийский анатом и гистолог; Клод-Николя Лека (Claude-Nicolas
Lecat, 1700–1768) — блестящий французский хирург, математик и философ.
77
78
Готтфрид Бидлоо (1649–1713) — голландский врач, анатом, поэт и драматург. Был личным
врачом Вильгельма III, принца Оранского (короля Англии в 1689–1702 гг.). Его племянник
Николас Бидлоо, тоже врач, в 1702 году был приглашен в Россию как «ближний доктор»
Петра I и основал в Москве первую госпитальную школу (в России его называли «Николай
Быдло»).
79
80
Пещеристое тело
(лат.).
Page 223/258
81
82
Угри достигают в длину от полуметра до двух метров, длина же одного семенного канатика —
30–40 см.
83
Де Грааф ввел в анатомическую практику два инструмента для инъекций: спринцовку (он
называл его «сифоном») и канюлю (cannula) — полую трубку с остроконечным твердым
штифтом (его вставляли в полый орган тела — например, в мочевой пузырь). В 1668 году де
Грааф опубликовал эти сведения в книге «De clysteribus». До него клизму было невозможно
сделать самостоятельно: для этого требовался кто-то другой, чтобы орудовать гигантской
спринцовкой. Идея де Граафа была проста: присоединить к спринцовке гибкую трубку. Это
изобретение тут же стало очень популярно, особенно при дворе Людовика XIV.
84
85
86
Page 224/258
От латинского слова animalculum — зверушка, маленькое животное. Поначалу Левенгук
называл анималькулами все микроскопические существа, которые были видны ему в окуляре
микроскопа. Считается, что Свифт, посещавший Левенгука, задумал свои «Приключения
Гулливера» именно после ознакомления с микроскопическими объектами.
87
Примеч. авт.
88
Что на латыни означает «рядом с Цельсом» — так прозвал себя сам Парацельс (1493–1541).
Он много путешествовал. С юности изучат каббалу и другие оккультные науки. В то же время
он считается основателем современной гомеопатии. Парацельс был знающим врачом и
изобрел несколько эффективных лекарств.
89
Примеч. авт.
90
Page 225/258
91
92
И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись на ней, как деверь, и восстанови
семя брату твоему. Онан знал, что семя будет не ему, и потому, когда входил к жене брата
своего, изливал на землю, чтобы не дать семени брату своему. Зло было пред очами Господа
то, что он делал: и Он умертвил и его (Быт. 18:8–10).
93
Примеч. ред.
94
95
Галиан оставил после себя достойных наследников. В статье, напечатанной в 1988 году я
журнале «Урология» под заголовком «О мужчинах, вставляющих чужеродные предметы в
мочеполовой тракт», рассказывалось о пациентах, которые засовывали себе в
мочеиспускательный канал самые невероятные предметы — швейные иглы, спицы, медную
проволоку, карандаши и даже стеклянные термометры. При этом в некоторых случаях они
оставались там в течение нескольких месяцев.
96
97
Page 226/258
Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит/Перевод с английского И. Бернштейн. Собрание
сочинений. Т. 1. — Л.: Художественная литература. Ленинградское отделение. 1987. С. 33–60.
98
Перевод К. Чуковского.
99
100
101
102
Их называли «Aithiops» («с сожженными лицами»), от слов «aitho» — жечь, и «ops» — зрение,
лицо.
103
Page 227/258
104
Быт. 9:18–25.
105
Robert Graves, Raphael Patai. Hebrew Myths: The Book of Genesis. New York: Greenwich House,
1983.
106
107
«…и пристрастилась к любовникам своим, у которых плоть — плоть ослиная, и похоть, как у
жеребцов» (Иез. 23:20) В английской Библии между тем не «похоть», но — «истечение»,
«выделение», «как у жеребцов».
108
Лев. 18:8.
109
110
Page 228/258
Перевод С. Степанова (Уильям Блейк. Черный мальчик. Из Песней Невинности и Опыта).
111
30,5 см.
112
113
Winthrop D. Jordin. White Over Black: American Altitudes Toward the Negro, 1550–1812. University
of North Carolina Press. 1 968 651 pp.
114
115
Сторонники отмены рабства и работорговли в США. Это движение, куда входили не только
белые, но и негры и даже беглые рабы, было по большей части ненасильственным.
Массовым оно стало после 1830 года, а с приходом Линкольна к власти и после принятии в
1862 году Прокламации об освобождении исчерпало себя.
Page 229/258
116
117
Ку-клукс-клан был основан в 1865 году офицерами-южанами после победы армии северян
для пропаганды идеи превосходства белой расы и для борьбы с влиянием Севера. В связи с
актами насилия против негров он вскоре был запрещен. В 1915 году он возродился уже как
тайное общество, причем его члены вели борьбу не только с неграми, но и с католиками,
евреями, иностранцами, дарвинистами, пацифистами и профсоюзными деятелями. В 1920-е
годы в Ку-клукс-клане, по оценкам экспертов, состояло 4–5 миллионов человек, около 15 %
населения США.
118
Период после Гражданской войны, с 1865 по 1877 год, когда федеральное правительство
США предпринимало меры по ликвидации основ рабства в южных штатах и обеспечению
относительно равных гражданских прав бывших рабов и белого населения.
119
Маркиз де Сад. Сто двадцать дней Содома / Перевод с фр. Е. Храмова, М.: Гелеос, 2006.
120
121
Page 230/258
создавали сами граждане для защиты своих интересов, как они это понимали, и для решения
проблем, с которыми не могли или не хотели справляться органы власти. Эти организации
нередко были тайными. На севере США «комитеты бдительности» в годы рабства помогали
беглецам неграм переправляться в Канаду, на юге же они устраивали суды Линча.
Изначально ку-клукс-клан был именно таким.
122
На создание фильма Гриффит потратил 112 тысяч долларов, в то время как чистая прибыль
от проката составила около 1 млн долларов. Гриффит умер в 1948 году в полной нищете.
123
В массовках этого фильма снималось более тысячи человек, однако среди них не было ни
одного негра. Роли чернокожих исполняли белые артисты, которых гримировали «под
негров».
124
125
126
Этот сценический псевдоним переводится как «Длинный серебряный пенис». Считалось, что
у актера, снимавшегося в 1970-е годы под этим псевдонимом в порнофильмах, длина пениса
равнялась 18 дюймам (почти 46 см), однако позже было доказано, что он использовал для
съемок специальный протез.
Page 231/258
127
В 1991 году сенатору Строму Тэрмонду было 90 лет. В 1948 году он был кандидатом в
президенты США с программой, которая закрепляла сегрегацию и неравенство между
белыми и неграми. В одном из предвыборных выступлений Тэрмонд сказал: «В армии, дамы
и господа, не хватит солдат, чтобы заставить нас, южан, отказаться от сегрегации, допустить
черных в наши кинотеатры, наши бассейны, наши дома и наши церкви». Правда, в 1970-е
годы он первым из южных политиков изменил свои взгляды и стал выступать за интеграцию.
А после смерти Тэрмонда в 2003 голу оказалось, что у него есть «цветная» дочь 78 лет,
которую родила прислуга-негритянка в доме его родителей. Семья Тэрмонда признала ее
своей родственницей.
128
129
130
131
Page 232/258
132
133
134
Кокаин, впервые синтезированный в 1859 году, был тогда в свободной продаже, и его часто
прописывали как средство для поднятия настроения. Сам Фрейд, страдавший депрессией,
много лет принимал кокаин. В то время о его вредных для здоровья последствиях еще никто
не знал, поэтому с 1886 по 1903 год «Кока-кола» выпускала свой знаменитый тонизирующий
напиток, при приготовлении которого использовались листья коки.
135
(лат.).
136
(лат.).
137
Page 233/258
Лайонел Триллинг (1905–1975) — литературовед, культуролог, профессор Колумбийского
университета.
138
139
«Она отказывается от желания иметь пенис, чтобы заменить его желанием иметь ребенка, и
для этой цели выбирает в качестве любовного объекта отца. Мать же становится объектом
ревности; маленькая девочка превращается в женщину».
140
141
142
Карен Хорни. Страх перед женщиной (Сравнение специфики страха женщин и мужчин по
отношению к противоположному полу) / Перевод Е. И. Замфир. — Восточно-Европейский
институт психоанализа, 1993. С. 109.
143
Page 234/258
В ходе срочной операции Фрейду удалили всю верхнюю челюсть и часть верхнего неба,
«рука хирурга не вылетает у меня изо рта», — мрачно шутил Фрейд, намекая на множество
перенесенных операций. Нёбный протез, который он называл «протомонстром», причинял
ему постоянную боль. В 1922 году врачи сказали, что ему осталось жить не больше пяти лет,
но он прожил шестнадцать, делая все возможное, чтобы болезнь не отняла у него
способность чувствовать и работать. Фрейд говорил друзьям: «Я не буду себя жалеть, а вы
оставьте свое сочувствие при себе».
144
Притом что Фрейд всю жизнь был, как известно, атеистом (его жена — дочь гамбургского
раввина — впервые зажгла ритуальную свечу в пятницу вечером лишь после смерти мужа).
145
146
Сведения об этом были получены к 1494 году в Тирнау (ныне Трнава в Словакии) от женщин
и детей, которых перед тем пытали.
147
148
Page 235/258
Считается, что евреи прибыли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем, однако в XIII
веке король Эдуард I изгнал их из страны. Кромвель позволил тайно существовавшей секте
евреев-сефардов остаться в Лондоне, однако в 1753 году британский парламент принял
Закон о натурализации евреев, разрешавший въезд в страну лишь очень богатым людям.
Король утвердил закон, но через несколько месяцев он был отменен в связи с недовольством
населения. В результате евреи получили право въезда в Англию лишь в конце XIX века.
149
(Перевод Т. Щепкиной-Куперник)
В начале пьесы «Венецианский купец» — «в виде шутки», как говорит Шейлок, — был
подписан договор о том, что при неуплате долга в срок он может выбрать любую часть тела
должника и вырезать для себя мясо, где пожелает.
150
151
152
«Наиболее рьяным его противником был профессор Теодор Мейнерт, который все тридцать
лет утверждал, что гипноз — это «шлюха», которую нельзя пускать и респектабельные
медицинские круги». (Из романа Ирвинга Стоуна «Страсти ума, или Жизнь Фрейда»)
153
Page 236/258
Ты, крепкая земля.
154
Лк. 19:40.
155
156
157
Бароло — красное сухое вино, одно из лучших итальянских вин Пьемонта. Марсала —
крепленое сицилийское вино.
Page 237/258
158
Те, что содержатся в «Этюдах об истерии», представлены в ином ключе, поскольку метод
психоанализа в то время еще находился в разработке. —
Примеч. авт.
159
160
161
Последний фильм Стенли Кубрика «С широко закрытыми глазами» был снят по мотивам
понести Шницлера «Повесть-сон», написанной в 1926 году. —
Примеч. авт.
162
Page 238/258
малейшего понимания живых интересов своих детей, она целый день занималась
наведением порядка и поддержанием чистоты в квартире, на мебели и приборах в такой
сильной степени, что это делало почти невозможным их использование или получение от них
удовольствия»
163
«…он надеялся, то мне удастся «убедить» Дору, будто между ним и госпожой К. нет ничего
другого, кроме чистой дружбы», — пишет Фрейд.
164
165
166
167
Page 239/258
В русском переводе малообразованной названа только мать девушки, а не сама Дора.
168
Примеч. авт.
169
170
171
Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Екатеринбург: Изд-во Уральского
университета, 1999.
172
173
Page 240/258
«…мать спрашивает его: «Ты, может, трогаешь рукой Wiwimacher?» На это он отвечает: «Да,
каждый вечер, когда я в кровати». В следующий лень, 9 января, перед послеобеденным сном
его предупреждают, чтобы он не трогал рукой Wiwimacher'a».
174
Дарвин умер задолго до того, как был снят документальный фильм о шимпанзе бонобо,
обладающих непомерным сексуальным аппетитом, кадры из которого не раз использовались
в разгар кампании по сбору средств для финансирования Пи-би-эс, общественного
телевизионного канала в США. —
Примеч. авт.
175
176
177
178
Хелен Гёрли Браун (род. 1922) — с 1965 по 1996 год главный редактор журнала
«Космополитен», а ныне — глава отдела международных изданий. В 1960-е годы Браун
повела энергичную кампанию за сексуальную свободу женщин, и «Космополитен» стал
пропагандировать образ свободной, независимой, незамужней женщины, так называемой
Page 241/258
Cosmogirl. Браун утверждала, что женщины должны и могут добиваться всего, чего хотят, —
«любви, секса и денег». Она сыграла заметную роль в так называемой сексуальной
революции, охватившей в середине XX века западные страны.
179
180
181
«Деконструкция» используется здесь в широком смысле слова: и как анализ текстов с целью
обнаружения скрытых идеологических предположений, и — согласно Дерриде — как
устранение наиболее важных метафизических противоречий за счет разрушения
стандартного понимания и включения его в новый контекст, когда провокация освобождает
скрытые смыслы высказывания, не контролируемые тем, кто его сделал.
182
Здесь присутствует игра слов, так как аббревиатура NOW одновременно является
самостоятельным словом, которое переводится как «сейчас», «сию минуту», а в разговорном
языке также употребляется в значении «ультрасовременный» (это один из примеров столь
популярных в США «говорящих» аббревиатур).
183
Page 242/258
полового сношения. Второй же, по Фрейду, был «истинным», «зрелым» оргазмом, поскольку
вызывался раздражением влагалища. — Отказ от клиторальной сексуальности является
необходимой предпосылкой развития женственности». — писал Фрейд. Однако работы
Кинси, а также Мастерса и Джонсон, опубликованные в середине XX века, отрицали наличие
у женщин двух типов оргазма: по их мнению, физиологически все происходит одинаково,
какие бы эрогенные зоны при этом ни задействовались.
184
185
Когда в 1933 году к власти в Германии пришли нацисты, они сожгли труды Фрейда, объявив
их «еврейской порнографией». После «присоединения» Австрии в марте 1938 году нацисты
конфисковали имущество Фрейда, а его дочь вызывали в гестапо. В июне 1938 года
73-летний Фрейд смог уехать в Лондон, поскольку Мари Бонапарт (бывшая тогда замужем за
наследником греческого престола), его близкая знакомая и пациентка, заплатила за него
выкуп в размере 20 тысяч фунтов стерлингов. Фрейд, не желавший «дезертировать» из
Австрии, прожил в эмиграции около года, а потом попросил друга-врача прекратить его
мучения (у него был рак гортани). Четыре из пяти сестер Фрейда погибли в нацистских
концлагерях.
186
клиторной фиксации
(фр).
187
Вскоре после операции Мари Бонапарт поняла, что сделала непоправимую глупость (о чем
она писала Фрейду). Но через два года она… вернулась к Хальбану, поскольку у нее не
произошло передачи чувствительности во влагалище: она оставалась лишь «в прежнем
Page 243/258
месте», там, где клитор находился до операции. И в мае 1930 года этот хирург сделал ей еще
одну операцию, а в 1931 году — еще одну…
188
189
190
191
Это особо акцентировалось в лекции Энн Коудт: «Мужчины боятся, что они могут стать
сексуально ненужными, если вместо влагалища центром удовольствия у женщин станет
клитор. На самом деле этот страх обоснован,
если смотреть на это только как на анатомию. Позиция, когда пенис находится по влагалище,
идеально подходит для репродукции, но не обязательно стимулирует у женщины оргазм,
поскольку клитор находится снаружи и немного выше.
192
Переведем в метрическую систему единиц: длина — 19 см, диаметр — чуть больше 4 см; 1
дюйм = 2,54 см.
Page 244/258
193
194
Примеч. авт.
195
На самом деле все было гораздо сложнее. Не исключено, что Де Сальво просто «прикрыл»
кого-то еще — истинного преступника или преступников. Его облик никак не соответствовал
привычным представлениям о насильнике (что было на руку Браунмиллер). Арестовали же
его лишь потому, что в ходе последнего эпизода он, уже связав жертву, вдруг извинился
перед ней и ушел. В 1987 году суд присяжных постановил, что «бостонский душитель — это
не Де Сальво. Возможно, как человек душевнобольной, он просто выдавал себя за маньяка.
Все же ему дали пожизненное заключение в психиатрической больнице-тюрьме, где шесть
лет спустя он был убит неизвестными лицами.
196
Это ему принадлежит крылатая фраза 1960-х годов; «Если вы не часть решения, то вы часть
проблемы». Были и другие: «Все боги умерли, кроме бога войны», — Наше общество больно,
и я, наверно, больше всех».
197
198
Page 245/258
Если у мужчины длина пениса около 14 см, то у огромной гориллы всего около трех
сантиметров. Источник: Р. В. Шорт, «Половой отбор и его составляющие: соматический и
генитальный отбор на примере человека и крупных человекообразных обезьян», в журнале
«Успехи изучения поведения», выпуск 9 (1979). —
Примеч. авт .
199
В среднем мужчины достигают оргазма примерно через четыре минуты после введения
пениса по влагалище, а это значит, считает физиолог Джэред Дайэмонд, что современный
человек в этом смысле действительно самый «неторопливый» любовник по сравнению с
другими приматами. Так самцы горилл достигают оргазма примерно за одну минуту, тогда как
у шимпанзе стремительность полового акта просто неправдоподобна: иногда он
продолжается всего семь секунд. —
Примеч. авт.
200
Примеч. авт.
201
202
203
Page 246/258
В 1999 году в статье «Порнография, насилие и сексуальные преступления в Японии» Милтон
Дайэмонд из Гавайского университета сделал вывод: «Наши данные ясно показывают, что на
фоне резкого увеличения объемов порнографической продукции в Японии там наблюдается
сильное снижение количества сексуальных преступлений, особенно с участием молодых
людей, будь то в качестве преступников или жертв». Если в 1972 году в Японии было
зарегистрировано около 5 тысяч изнасилований, то в 1995-м — чуть больше тысячи. И это
притом что в 1994 году в Японии было выпущено
шесть раз больше, чем в США. По данным Федерального бюро статистики, в США ежегодно
регистрируется около 80 тысяч «чистых» изнасилований, тогда как население этой страны
всего в 2,4 раза больше населения Японии.
204
Это означает и «попасть в монетку» (то есть «удачный выстрел», что-то вроде «хорошо
кончил»), и «кадр, за который деньги платят».
205
Называют и другие цифры, между 100 и 600 млн долларов, однако считается, что они дутые.
Ведь многие кинотеатры, где демонстрировался этот фильм, контролировала мафия, на чьи
деньги он был снят (всего за 22 тыс. долларов), так что, стремясь завысить доходы от
кинокартины, мафиози просто «отмывали» деньги.
206
«Студия 54», нью-йоркский диско-клуб для «сливок общества», существовал с 1977 по 1986
год. Но самыми «угарными» были первые три года, когда там царили «свободная любовь» и
«порошок» (кокаин, который распыляли над танцполом). У входа в клуб всегда толпилась
очередь, а на его открытие не попали даже такие знаменитости, как Фрэнк Синатра, Шер и
Уоррен Битти. За ночь через него проходило до 5 тыс. посетителей, и, по самым скромным
подсчетам прокуратуры, владельцы клуба скрыли от уплаты налогов 2,5 млн долларов.
207
Имелась в виду длина его мужского органа; 10,5 дюйма (почти 27 сантиметров). С 1970 по
1988 год он снялся в 75 фильмах с одним неизменным сюжетом «он встречает ее…».
Page 247/258
208
209
Фильм был снят в Аргентине в 1971 году и первоначально назывался «Убийство». В нем
рассказывалось о преступной группе вроде «семьи» Чарльза Мэнсона, которая в 1969 году
совершила убийство киноактрисы Шэрон Тейт и еще целого ряда людей. Концовка фильма
была доснята в 1976 году, «под документ», и фильм назвали «Чпок!» (Snuff). Чтобы привлечь
к нему внимание, новый продюсер фильма нанял специальных людей, которые пикетировали
кинотеатры, где проходил его показ. Но вскоре потребность в них отпала, так как феминистки
из организации «Женщины против порнографии» сделали фильму такую рекламу, о которой
его создатели и не мечтали. Позже появился поджанр фильмов ужасов, который так и
назывался — «снафф».
210
211
212
Шэрон Олдс (род. 1942) считается одним из лучших ныне живущих американских поэтов. Ее
стихи входят в школьные антологии. Она автор восьми сборников поэтических произведений,
лауреат нескольких литературных премий, преподает в Нью-Йоркском университете. Олдс
также занимает активную политическую позицию: в 2005 году прогремело ее открытое письмо
жене президента Лоре Буш в ответ на приглашение стать ее гостьей на Национальном
книжном фестивале в Вашингтоне. В нем, в частности, говорилось: «Столько американцев,
гордившихся своей страной, сегодня испытывают лишь чувство боли и стыда из-за
нынешнего режима, принесшего нам кровь, раны и огонь. Я только подумала о чистых
салфетках за столом в вашем доме, о сверкающих столовых приборах и о пламени свечей —
Page 248/258
и меня стошнило».
213
214
215
216
В глазах жителей Америки их первый президент — человек с чистой совестью. Как знают все
американские школьники, когда маленькому Вашингтону подарили игрушечный топорик, он
случайно срубил любимую вишню отца. Разгневанный отец строго спросил, кто это сделал, и
хотя Джордж боялся наказания, он смело отвечал: «Я не умею лгать. Это я». Поучительно.
Вот только ничего этого на самом деле не было: историю с признанием выдумал первый
биограф Вашингтона, и все же 22 февраля, в день рождения президента, в Америке по
традиции пекут пирог с вишней.
217
Хотя «любую бородавку, родимое пятно или иной нарост на коже обвиняемой можно было
считать отметиной дьявола или соском ведьмы», писал историк Йозеф Клайц в книге «Слуги
дьявола; эпоха охоты за ведьмами», особенно ревностно их искали в паху.
Page 249/258
218
Более простое устройство предложил в 1966 году доктор Джон Бэнкрофт, который сегодня
возглавляет Институт Кинси в штате Индиана: это был ртутный тензометрический датчик
внутри растяжимой бандажной повязки, которую наматывали на пенис. Устройство доктора
Фройнда измеряло объем пениса, тогда как прибор доктора Бэнкрофта позволял отслеживать
изменения в диаметре члена. —
Примеч. авт.
219
Еще в 1961 году в Чехословакии, в том числе благодаря Фройнду, отменили существовавшие
во многих других странах законы, предусматривавшие судебное преследование за
гомосексуализм.
220
221
Около 10 дней.
222
223
Page 250/258
На начало 2007 года в тюрьмах США находилось 2,3 млн человек (а с учетом временно и
условно освобожденных заключенных 7 млн человек — больше, чем в любой другой стране).
93 % американских заключенных — мужчины. Около 1 млн человек находятся в тюрьме за
ненасильственные преступления: в основном это результат объявленной в 1988 году «войны
с наркотиками». По этой причине афроамериканцев в возрасте от 25 до 29 лет в тюрьмах
около 10 %, тогда как латиноамериканцев той же возрастной группы около 2,5 %, а
«кавказской расы» — всего 1,2 %.
224
225
226
227
Штейнах был уверен, что либидо можно обновить или улучшить с помощью вазектомии —
иссечения или перевязки проводящего протока. Впоследствии этот метод также был признан
несостоятельным, однако среди многочисленных пациентов Штейнаха лечившихся подобным
образом, были такие знаменитости, как Зигмунд Фрейд и ирландский поэт Уильям Йейтс.
228
Оливер Сакс (род. 1933) — британский психиатр и нейробиолог, автор ряда популярных книг,
описывающих клинические истории его пациентов (на русском языке выходила его книга —
Человек, который принял жену за шляпу»). С 1965 года живет в Нью-Йорке, ведет
медицинскую практику и преподает неврологию в Медицинском колледже имени Альберта
Эйнштейна.
Page 251/258
229
В испанском языке слово «mucho» имеет целый ряд значений: «самец», «мул», «болт»,
«дурак», «молот», «наковальня», «штырь»…
230
231
232
«Зигфрид энд Рой» — цирковая программа, которая 30 лет шла в Лас-Вегасе с большим
успехом. Ее создали два немецких артиста: фокусник Зигфрид Фишбахер и дрессировщик
Рой Хори. Самым знаменитым трюком их программы было исчезновение крупных
тигров-альбиносов, которые потом вновь появлялись на сцене.
233
234
Это данные за август 2002 гола, не учитывающие продажи «виагры» без рецепта врача, а
Page 252/258
также продажи за пределами США. —
Примеч. авт.
235
Оно же «христовы тернии» (Paliurus spina-christi) — кустарниковое дерево высотой 3–4 метра.
По преданию, именно из него был сплетен терновый венок Христа.
236
Сушрута (VI век до н. э.) был великим древнеиндийским хирургом и врачом; в своем каноне
он описал более 120 хирургических инструментов и 300 хирургических процедур.
237
238
239
Page 253/258
240
241
+ 4,4°С.
242
243
Примеч. авт.
244
Что означает «простодушный». Журнал издавался в Мюнхене с 1896 по 1967 год и отличался
радикальными левыми взглядами. Для него писали великолепные авторы, среди которых
были даже Томас Манн и Рильке. Журнал высмеивал все подряд — церковь, кастовость
общества, пруссачество и даже короля.
245
Для сравнения — в 1926 голу новый автомобиль хорошей марки стоил в Америке около 1000
Page 254/258
долларов, загородный дом под Нью-Йорком, оборудованный по последнему слову техники, из
семи комнат и с участком, — около 10 тысяч долларов, a норковая шуба — 150 долларов.
246
В сатирической повести «Собачье сердце» (1925) Михаил Булгаков вывернул эту ситуацию
наоборот: в ней профессор Преображенский (чьим прототипом был Воронов) пересаживает
собаке человеческие яички и гипофиз. Интерес к работам Воронова неожиданно возродился
на Западе в 1990-е годы — кое-кто даже требовал признать его заслуги и «извиниться» перед
ним. Однако после появления «виагры» этот всплеск интереса угас. Более того, некоторые
ученые предполагают, что именно операции по пересадке людям органов обезьян стали
причиной появления и распространения вируса СПИДа.
247
Искусству любви
(лат.) .
248
Примеч. авт.
249
Анна О., пациентка, проходившая лечение у доктора Бройера, придумала для него хорошее
название: «talking cure» (говорящее лечение). Она же называла его в шутку
«chimney-sweeping» (чисткой дымохода). По словам Фрейда, Анна О. знала, что лишь
выговорившись, она перестанет быть строптивой и избавится от мешающей ей энергии».
250
Page 255/258
Фрумкин обобщил опыт профессора Н. А. Богораза (1874–1952), который в 1936 году
осуществил первую в мире операцию по восстановлению пениса; ревнивая жена бритвой
отрезала у пациента пенис… Во время восстановительной операции Богораз сформировал
из кожи живота пациента трубчатые лоскуты. Через 5 месяцев после операции этот пациент
вновь женился, жил нормальной половой жизнью и имел от новой жены ребенка. В
последующие голы было сделано еще 30 таких операций. При этом отмечалось, что
чувствительность кожи пениса полностью восстанавливалась через 1–2 года.
251
лат.) — кость внутри полового члена, весьма разнообразная по форме и отделенная от тела
скелета, имеется у всех насекомоядных, летучих мышей, грызунов, хищников и большинства
приматов, кроме человека. При половом возбуждении бакулюм обеспечивает стойкую
эрекцию, а перед эякуляцией устанавливается поперечно, не позволяя прервать коитус.
252
Примеч. авт.
253
254
То есть длина невозбужденного пениса около 9 см, а толщина — чуть более 3 см. При
эрекции он делается примерно на 5 см длиннее и на 1,3 см толще.
255
Page 256/258
Аббревиатура DICC произносится как «dick», что на английском сленге означает «пенис»,
«член».
256
257
258
Примеч. авт.
259
В 2007 году в прессе промелькнули сообщения, что при использовании ингалятора «виагра»
начинает действовать через 60 секунд.
260
Росс Перо (род. 1930) — американский бизнесмен, миллиардер, филантроп, несколько раз
выдвигал свою кандидатуру на пост.
Page 257/258
261
262
Как известно, комманлер Нил Армстронг, командир корабля «Аполло-11», сделав первый в
истории шаг по поверхности Луны 20 июля 1969 гола, сказал: «Это один маленький шаг для
человека, но гигантский прыжок для всего человечества».
Page 258/258