Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Шушпанов
Школьный Надзор
Дозоры –
Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=6525081
«Школьный Надзор : [фантастический роман] / Сергей »: АСТ; Москва; 2014
ISBN 978-5-17-081798-6
Аннотация
Они – слишком плохи для Дневного Дозора и слишком хороши для Ночного.
Они не чтут Договор, они дерзят Великим, они не верят в пророчества.
Они – Иные.
Но хуже того – они дети!
Темные и Светлые подростки, собранные вместе, в спрятанном от людских глаз
интернате… Там, где даже простой учитель литературы вынужден стать Инквизитором.
Это их последний шанс вырасти, войти в мир Иных, исправить чужие ошибки – и
наделать своих.
Конечно, если получится.
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть
воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая
размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного
использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Часть 1
Иная литература
Пролог
Сначала Федор взял паузу, как хороший тенор берет высокую ноту. А потом заговорил:
– Нарушаем, гражданка Анна Сергеевна. Плохо. Очень плохо.
– А вы… – Гражданка Анна Сергеевна поежилась. – Прокурор?
Если верить «делу», ей через месяц должно было исполниться четырнадцать.
Обстановка комнаты меньше всего напоминала кабинет прокурора. Хотя, если честно,
Федор ни разу в прокурорских кабинетах не был, а его «клиентка» – и подавно.
Красочная роспись на стенах выбрасывала гостей на пляж в океанской лагуне. Мягкий
ковер на полу не позволял сделать и пары шагов, чтобы при этом не расслабиться. Федора и
Анну Сергеевну не разделяло ничего, сидели в креслах друг напротив друга. Кресло Федора
располагалось так, чтобы он всегда оказывался справа от посетителей. Предполагалось, так
они больше доверяют.
Сквозь прозрачные чехлы спинки и сиденья можно было увидеть, что внутри не
поролон и не пружины, а разноцветные, наполовину сдутые воздушные шары. Довольно
прочная штука, надо сказать, если специально не прокалывать. В таком кресле любой
посетитель быстренько менял свое состояние.
Острые углы в кабинете были только у планшетки, что лежала у Федора на коленях.
– Нет, не прокурор, – правдиво ответил Федор. А потом солгал: – Психолог.
– Я не знала, что мы к психологу… – Девочка выпрямилась. Была она рыжеватой, и в
изгибе губ проглядывала хитринка. – Я нормальная.
– Конечно, нормальная! – уведомил Федор. – Иначе не попала бы ко мне. Я же сказал
«психолог», а не «психиатр». Понимаешь разницу? А после нашей беседы уже решу, с кем ты
познакомишься еще. Может, и с прокурором.
– Я ничего не делала! – повысила голос девочка. – Ничего не воровала!
– Не кричи, – прошептал Федор, слегка наклонившись к ней.
В нем было под два метра, и наклон со стороны чем-то напоминал маневр башенного
крана.
Девочка заговорила тише и тоже чуть-чуть наклонилась к собеседнику.
– Я ничего не воровала. Оно само появилось, честно! Только мне никто не верит.
В ее глазах заблестело. Федор понимал, что девочка, какой бы вид на себя ни напускала,
испугана и растеряна.
Вот тогда и сказал:
– Я верю.
– Врете вы все! – Анна откинулась на кресле, надувные шарики недовольно заскрипели.
– Я верю, – спокойно повторил Федор, а про себя вспомнил знаменитое «верую, ибо
абсурдно». – Все эти вещи ты не брала. Они появились сами по себе.
– Как вы мне можете верить? – донеслось из соседнего кресла. – Вы же не знаете…
– А мне и не надо знать. Я вижу, что ты не обманываешь. Зрачки, дыхание, цвет лица –
они все говорят правду.
Девочка завертела головой – скорее всего в поисках зеркала. Убедиться, а заодно
проследить, не сболтнут ли зрачки и прочее чего лишнего.
Зеркало было далеко. Вставать Анна Сергеевна постеснялась.
Федор очень не любил врать. Особенно детям. Впрочем, сейчас он не то чтобы
обманывал. Всего лишь говорил полуправду. Конечно, отсутствие лжи в словах Анны
неплохо выдавала и мелкая моторика, а Федор научился быть очень и очень наблюдательным.
Даже без применения магии.
Но еще красноречивее правду демонстрировала аура. Вот только подводить девочку к
тому, что такое «аура», следовало очень постепенно. Анна не имела понятия, кто она такая на
самом деле, и это было любопытнее всего.
– Вы… скажете, что я ничего не украла?
– Скажу, – ответил Федор. – Если будешь хорошо себя вести.
На наркотики ее проверяли, в группу риска не входила. Нормальный подросток из
неполной семьи. Мать – преподаватель музыкального училища. Она же и привела дочь в
полицию, когда дома начало регулярно появляться все то, чего на ее зарплату купить было
нельзя. Естественно, заверения дочери, что «оно все само», и слушать не подумала.
– Буду. – Анна посмотрела на Федора исподлобья.
– Вот и славно. Как ты это делаешь? Сотовый, например?
– Я рисую. Вообще-то я не умею на самом деле. Лампу гашу, зажигаю свечки и краски
размазываю.
– Жалко, что ты ничего не принесла с собой.
– Ну, я же не знала!
– Ладно. – Федор подумал, что нужно будет обязательно изучить ее рисунки.
– Я это зову «малярия».
– Ага. Вы думаете, это бредит «малярия»? – Федор улыбнулся. – Это было, было в
Одессе…
– Приду в четыре, сказала Мария. Восемь. Девять. Десять, – отозвалась Анна.
– Знаешь Владим Владимыча? – Федор не удержался и еще раз мельком взглянул в
анкетные данные. Все правильно, тринадцать лет.
– Только двухтомник, – не моргнув глазом ответила Анна. – Красный такой…
– Чудеса!
Если совсем честно, то для Федора это были чудеса большие, чем квартира, заваленная
добытыми из воздуха предметами, и девочка, сама себя обучившая творить волшебство.
– Ты рисуешь то, что потом появляется?
– Нет. Я же говорю – «малярия». Рисую, что в голову взбредет. Просто цветные пятна.
Иногда там какие-то схемы приходят дурацкие… А потом что-то появляется. Я даже не
думаю про это, даже и не хочу иногда, а потом смотрю – оно уже есть.
– И все?
– И все! Ведь уже проверяли: ничего из того, что у меня нашли, нету в розыске. Оно ни
у кого не пропало. Я могу даже это все отдать. Я ничего не нарушала!
– Нарушала. – Реплика у Федора вышла не резкой, а округлой. – Закон.
– Ну какой, какой закон? – Анна вытянулась в струнку. Фигурка у нее была худосочная,
так что сравнение оказалось самым подходящим.
– Ломоносова, Михаила Васильевича. И Лавуазье, Антуана Лорана. Они его независимо
открыли.
– А что, за это судят? – спросила Анна не то с удивлением, не то с вызовом.
В чем заключается закон Ломоносова-Лавуазье, она не знала. Так же, как не знала, что
даже на современном уровне человеческая физика отнюдь не считает его стопроцентно
верным. А вот… хм, скажем так, физике нечеловеческой ограничения этого закона были
известны давным-давно.
– Нет еще, – сказал Федор. – Но, как видишь, уже интересуются.
– Я такого не знаю… – подтвердила Анна умозаключения Федора.
– А незнание, дорогая, не освобождает от ответственности. Это так, для справки, из
другого закона. Не физического, а юридического.
– Что мне теперь будет? – Положение воздушных шариков под Анной снова
изменилось.
– Вижу два варианта событий. Первый – ты продолжаешь свои малярийные опыты и
рано или поздно наживаешь большие-большие неприятности. А второй – ты следуешь моим
рекомендациям. А я рекомендую направить тебя в некое учебное заведение для таких вот
одаренных детей.
– Это что, институт какой-нибудь закрытый?
– Вполне открытый, только попасть туда нелегко. Потому что не для всех.
– Так платить, наверно, придется…
– На полный пансион. Еще и стипендию получать будешь.
– А вы возьмете с меня подписку, чтобы я больше не нарушала?
Федору опять захотелось проверить, точная ли дата рождения и возраст указаны в
личном деле Голубевой Анны Сергеевны.
– Не требуется. Так какой вариант тебе ближе?
– Второй.
Федор поднялся, скользнул по ковру и открыл дверь в приемную:
– Татьяна!
Повернулся к Анне:
– Я напишу заключение. Придешь в четверг вместе с мамой. Бредить «малярией» не
советую. Почитай-ка лучше учебник физики. Можешь за все классы вперед.
– Будь-сделано! – Анна вылетела из кресла. Шарики проводили ее прощальным
выдохом.
…Когда дверь закрылась, Федор вытащил из кармана некий предмет. Один из тех,
которые произвела на свет «малярия» Анны. Этот, так сказать, артефакт ни у кого не пропал.
Его ни у кого и не должно было быть. Максимум, где это могло храниться, – в лаборатории
какой-нибудь всемирно известной и очень могущественной корпорации. Вроде той, с
логотипом в виде надкушенного яблока. В единственном экземпляре, как прототип. Но и там
его никогда не было. Хотя, наверное, могли бы дорого заплатить.
Эксперты Дозора поломали голову и сказали Федору, что такого мобильника, видимо,
еще не изобрели.
А девочка тринадцати лет от роду смогла его материализовать. Нет, определенно нужно
было посмотреть, что она там рисовала.
Федор прошел к себе в кабинет – готовить направление. Можно быть Иными, можно не
считать себя людьми, а вот от заполнения кучи бумаг все равно никуда не деться.
Глава 1
– Вот что, Дреер, – начал Лихарев после того, как притворил дверь на расстоянии. – Не
угадал ты, зачем я к тебе пришел. Я же знаю, ты про Стригаля подумал. Нет, не затем. Хотя,
конечно, самый краешек ты ухватил.
За окном снова прозвучал свисток.
Лихо шевельнул пальцами. Выкрики с баскетбольной площадки прекратились. Даже и
без того слабый шум вентилятора в недрах корпуса учительского терминала стал еще тише.
Дмитрий был уверен, что их с Лихаревым теперь никто тоже не услышит. Не
исключено, Лихо даже поставил легендарный Колпак Мюллера, когда-то разработанный
Иными из общества Туле. Потом они все попали под закрытый Трибунал, проходивший
также в Нюрнберге. Однако их достижения оказались в руках Инквизиции и могли еще
применяться в интересах дела.
– Дреер, ты о сыворотке слышал? – спросил Лихарев.
– О какой сыворотке?
– Понимаешь, ты у нас все-таки человек новый, всего не знаешь. А сор из избы
выносить нигде не любят. Контингент у нас разный, не соскучишься. Год назад, тебя еще тут
не было, поймали мы троих на наркоте. Ясное дело, Темные. Богемой себя решили
почувствовать. Конечно, в город когда выходят, так за ними следят. Пронести «дурь» в школу
не смогли бы, а распространителей из числа людей мы бы так припугнули… Да что там
припугнули, реморализация – и все дела. Они бы сами пошли в органы и всю сеть выдали.
Так что эти стервецы придумали! Нашли кого-то, зачаровали и вытащили из памяти формулу.
Ну и сделали втихаря в кабинете химии, через заклинание трансмутации. У них даже лучше
настоящего получилось, колумбийцы и прочие триады бешеные деньги отдали бы за этот
новый сорт. Хорошо, что в былые годы алхимики философский камень искали, а не
идеальный наркотик. Вот где золото! Но мы их, короче, прижали. Вернее, Константин
прижал.
– Знаю я, как он прижимает, – мрачно сказал Дмитрий.
– А ведь я Стригаля тоже не любил, если честно, – поведал Лихарев. – Маг он боевой –
не мне чета, Инквизитор тоже хороший. Но слишком хороший для нас.
– Я бы даже сказал – слишком Инквизитор, – заметил Дреер.
– Сейчас уже не важно. Нет Инквизитора – нет проблемы. Но с наркотой он сработал на
совесть. Всю местную кухню мы накрыли. Пацанов, само собой, исключили, отправили по
домам – пускай там Дозоры их прорабатывают. Все-таки наркота – это человеческое,
нарушения Договора тут нет. Их и выгнали-то формально за нарушение школьного устава.
Но в Дневном им, надеюсь, хорошего ремня дали. Может, даже плетей Шааба.
Дмитрий знал, что такое плеть Шааба, и мрачноватый юморок Лихарева оценил.
– Притихло все. А теперь опять слухи ходят о какой-то сыворотке. Словно эхо…
– Виктор Палыч, – Дмитрий чуть склонил голову набок, – а как вы эти слухи
собираете? Осведомители?
– Оперативная информация! – отрезал Лихо. – Все ему расскажи. Знаю, к чему
клонишь. От тебя скрывать не буду – кое-что осталось от Константина. Всех этих
стригалевских жучков-паучков из школы убрали, но информацию-то никуда уже не денешь.
Только вот не докажешь и не опровергнешь. Даже если бы это были настоящие улики, а здесь
так, разговоры…
– Я-то чем могу помочь?
– Помочь могу я, – ответил Лихо. – От твоих волчат подозрения отвести.
– Они не мои, Виктор Палыч. Сами по себе, свои собственные.
– Только они тебя, похоже, считают своим. И до случая с Константином считали, а
после – тем более.
В школе Светлые и Темные педагоги чувствовали себя в одной лодке. Подменяли друг
друга на занятиях, сплетничали, хором костерили начальство, порядки и Дозоры. А вот у
детей оказалось все сложнее и одновременно проще. Они четко проводили границу «свои» и
«чужие». И, как правило, признавали только учителей и воспитателей своего цвета. Другую
сторону – терпели. Надзирателей Инквизиции уважали как силу, не более.
Исключением стал один Дреер.
С какой-то радости Светлый маг самого низкого уровня в первый же месяц работы стал
пользоваться доверием некоторых юных оборотней. Он сам не знал почему. Лишь
догадывался – наверное, потому что разницы между Темным и Светлым четырнадцати лет
или младше не видел вообще. Даже прозвище себе придумал – «сумеречный дальтоник».
Может, еще отчасти «виноватым» оказался его предмет. Дело в том, что Темных в
литературе было на порядок больше, особенно в зарубежной. Как в жизни.
А когда неконфликтный вообще-то Дреер устроил скандал на всю школу, после
которого глава Надзора Стригаль был спешно отозван в Прагу, Темные стали доверять
словеснику еще больше.
Когда Лихарев говорил про «волчат», то делал это беззлобно. Дмитрий потому и считал
его нормальным мужиком, что для Лиха школьники в первую очередь были детьми и только
во вторую – Иными.
– Следствие по оборотням с мертвой точки не сдвинулось. Если начнут серьезно копать
под школу, то докопаются. Поверь мне, дыма без огня не бывает. Что-то неладное у нас
творится. Константин это чувствовал, вот палку и перегнул. А Темным школа тоже нужна. Не
меньше, чем Светлым. И если запахнет керосином, будь спокоен, они найдут, на кого все
повесить. И кто это будет, как ты думаешь? Что бы там ни говорил Диего насчет того, что
Темные своих не выдают! Пожертвуют несколькими, для них ведь это пушечное мясо.
– Это все-таки дети.
– Дреер, тебя когда инициировали? – неожиданно спросил Лихарев.
– Виктор Палыч, вы же знаете. Года не прошло еще.
– Вот именно! А меня – в одна тысяча девятьсот восемнадцатом. Поверь моему опыту.
Если даже мы с тобой – не люди, то твои «волчата» – уж точно не дети. Есть у меня одна
версия. Кто-то из Темных, постарше, класс одиннадцатый, что-то затевает. Может, опять
наркоту варит. А нападения и оборотни – для отвода глаз. Иначе говоря, подстава. Ведь и
Стригалю про «волчат» кто-то сказал, потому он ими и занялся… с пристрастием.
– Я-то что могу сделать, Виктор Палыч? – заново спросил Дреер.
– Просьба к тебе есть. Если хочешь, человеческая просьба…
Дмитрий вспомнил дозорного по фамилии Козлов. Тот ведь тоже просил, а не требовал.
– Поговори-ка ты с ними. Начистоту. Если сможешь, конечно. А вдруг чего скажут.
Вреда не будет от такого разговора, а польза – может быть.
– Они своих-то близко не подпускают…
– Так и я про то. Их не подпускают, а тебя – подпустят. Чужому иногда такое скажешь,
чего никакому своему не доверишь.
Дреер внимательно посмотрел в здоровый глаз Лихарева.
– Припугни их, в конце концов. Если их сдадут, Инквизиция шутить не будет.
– Это я уже знаю, – сказал Дмитрий. – Стригаль научил.
– Да ничего ты не знаешь, – рассердился Лихо. – Это Дозоры меняются быстро, а
Инквизиция – медленно, если вообще меняется. В том-то и была стригалевская ошибка.
Время сейчас не то, чтобы пытки применять. Но Высшие Инквизиторы – они как Стригаль, а
не как мы с тобой. Им несовершеннолетнего развоплотить – раз плюнуть. В интересах
Договора.
На баскетбольной площадке вдруг опять кто-то азартно закричал, потом громко начали
спорить с Борисычем, что не было никакого нарушения.
А где-то далеко гремели подковерные игры Дозоров, вечный невидимый фронт. Еще
дальше заседали суровые трибуналы Инквизиции и выносили смертные приговоры. У Иных
никогда не будет ни моратория на смертную казнь, ни тем более ее отмены. Это своего рода
плата за более долгую жизнь.
– Проглядел я табель успеваемости у твоих «волчат», – продолжил Лихарев. – Стали
они почему-то очень плохо учиться. А ведь были принципиальные отличники, все до
единого, особенно Машка Данилова. А сейчас что? С «двойки» на «тройку» даже она – и
почему-то только по предметам Иного цикла.
– По Иной литературе все хорошо, – возразил Дреер.
– А вот по БЖД результаты кошмарно упали! Везде, где есть магическая практика,
провал. Как будто у них Силы меньше стало. К чему бы это?
– Не знаю.
– И я тоже. Так что ты поговори.
– Хорошо, – нехотя ответил Дмитрий.
– Вот и ладно, – сказал Лихо.
Поднялся и, не прощаясь, ушел сквозь стену.
За дверью, из коридора, не доносилось ни звука. Шел урок. За окном продолжался
баскетбол. Опять дунул в свисток Борисыч.
Глава 2
Потом спросил:
– Не помешал ночному бдению?
Впрочем, и так было понятно, что помешал. Не дожидаясь ответа, Дмитрий начал
выбирать, куда приземлиться.
– Что вы, Дмитрий Леонидович! – интеллигентно и подчеркнуто правильно сказал
предводитель всей компании, вампир Артем Комаров из 9 «А». Собственно, классов в
параллели было всего два, «А» и «Б». – Вы как раз вовремя!
– Да? – Дреер не стал садиться на пол и придвинул стул. Руками, а не Силой, все-таки
порядок есть порядок.
– У нас тут спор!
– По поводу?.. – Дреер вдруг осекся.
Только сейчас он заметил, что на полу обсерватории расположились не семь
подростков, а больше.
Восемь голов. Длинные волосы Комарова. Рыжеватый «ежик» – Толик Клюшкин.
Буйная черная шевелюра – вервольф Карен Саркисян. Лохматый, нечесаный, с глазами
слегка навыкате – просто-таки классический волкулак Гоша Буреев. Единственный
белобрысый во всей этой шайке и одновременно самый юный – Стас Алексеенко. И, конечно,
наособицу близнецы Даниловы, брат и сестра.
Немудрено, что среди них Дмитрий не сразу углядел скромную рыженькую девочку с
короткой мальчишеской стрижкой. Хотя и странно – ведь сидела она, скрестив по-турецки
ноги, рядом с Артемом.
Дмитрий не очень хорошо знал девочку, хотя уроки в ее классе уже вел… Кажется,
появилась в школе не так давно, с первого сентября. И звали ее вроде бы Анной. Фамилию
Дреер вспомнить не смог.
Глава 3
Дмитрий любил выйти на улицу ночью. Хотя и знал, что тоска по звездам для него
теперь – нечто вроде фантомной боли. Сожаления о давно утраченном.
А узнал об этом тоже в школе. Но в другой.
Пройдя инициацию и согласившись преподавать, Дмитрий отправился на учебу сам, и
не куда-нибудь, а в московский Ночной Дозор. Он, кстати, там был вовсе не один такой из
провинции. В Москву многие тянутся, Иные тут не исключение.
К удивлению Дмитрия, класс у них подобрался весьма… хм… странный. Взрослые
мужики, некоторые уже седобородые, кто откуда. И почему-то все, кроме занятий магией,
еще писали фантастику. Особенно много ее сочинял усатый Руслан из Казахстана.
Дмитрий фантастику любил не очень. А после инициации мир оказался куда
поразительнее, чем все, что могли навоображать себе писатели. Произведения коллег по
школе Дреер читал скорее из вежливости. Тем более что опубликоваться им было в общем-то
проще людей. Стоило только наложить на редактора небольшие чары или провести самую
простую реморализацию. Воздействие не выше пятого уровня, разрешенное в целях
тренировки. К тому же увлечение фантастикой руководством Дозора и школы поощрялось
как способствующее выплеску положительных эмоций у людей.
Зато история магии! После некоторых занятий Дмитрий ходил по коридорам как
пьяный. Еще бы, узнать, что Великий Мерлин – вовсе не литературный персонаж. Или что
поэт Томас Лермонт, предок нашего Михаила Юрьевича, и поныне здравствует на посту
главы шотландского Ночного Дозора. Или что кумир детства Брюс Ли отнюдь не умер, а
вынужден был срочно перейти из оперативного резерва в действующие сотрудники Ночного
Дозора Гонконга, когда там сложилась критическая ситуация в семьдесят третьем. У него
даже сумеречный облик – маленький дракон…
Занятия обычно вела бодрая старушка Полина Вячеславовна, но не все. Один раз
лекцию читал заместитель самого Гесера по фамилии Городецкий. Дмитрию тот чем-то сразу
понравился. Простой какой-то, даром что Высший. Но видно было: нечто как будто гложет
его изнутри.
Городецкий сообщил, что руководство сначала было против его лекции, но затем все же
разрешило. В целях эксперимента. Дмитрий, послушав его, узнал, что Иные отличаются от
людей вовсе не умением пользоваться Силой, а если угодно, ее пониженным уровнем.
Вернее, пониженной «магической температурой». Из-за этого они притягивают к себе магию,
которая представляет собой не что иное, как преобразованные эмоции всего живого. Только у
людей эмоций больше. Следовательно, – Городецкий, когда дошел до этого места, почему-то
выглядел чернее тучи, – Иной не может отрываться от своей питательной среды. Иные
никогда не полетят в космос. По крайней мере до тех пор, пока там не возникнут крупные
человеческие поселения.
Дреер попробовал через Сумрак понять боль этого странного дозорного. Но куда ему с
седьмым уровнем до Высшего мага! Все попытки Дмитрия отскочили от защиты Городецкого
как теннисный мячик от стенки.
Вокруг тем временем маги-фантасты едва не рвали на груди рубахи. Мы, Светлые, и
вдруг паразитируем, выходит, на человечестве! В лучшем случае пасем его, как сторожевые
овчарки, но от этого не перестаем быть хищниками!
Городецкий еще поговорил с ними, грустно улыбаясь, попрощался и закончил лекцию.
Дреер тогда не стал вообще ни с кем делиться соображениями. Он не очень любил
выносить наружу что-то сокровенное. На ум тогда пришло, что Иные не хищники. Они
просто дети человечества. У Дмитрия же родители были самыми что ни на есть
нормальными людьми, без всяких магических способностей. У этого Городецкого наверняка
тоже. Впрочем, его собственная дочь, говорят, очень сильная Иная. Что же, повезло…
Каждый родитель мечтает, чтобы дети его пережили и похоронили. Даже не мечтает,
это само собой разумеется. Иные переживали обычных людей на сотни, иногда на тысячи
лет, если не гибли при стычках Темных и Светлых или на человеческих войнах и охотах на
ведьм. Правда, пережить все человечество они не смогли бы, потому что, лишенные Силы, и
сами превратились бы в людей. Но все равно относиться к людям следовало как к родителям.
Только Темные, можно сказать, безнаказанно вытягивали из них пенсию, а Светлые
пользовались наследством, помогая, чем могли. Впрочем, даже Темные не собирались рубить
сук, на котором сидят, и проматывать все отцовское состояние.
Но зато Дмитрий хорошо усвоил из лекции, что звезды – не для Иных. Может, это и
правильно. Маги, колдуны, оборотни, они из того мира, где небо держат атланты, Землю –
слоны и черепаха, а первая и вторая космические скорости еще не открыты. Они были
чужими на празднике жизни, когда взлетел первый спутник, поднялся на орбиту Гагарин,
пристыковались «Союз» и «Аполлон». Для Иных Луна – солнце мертвых, а не плацдарм для
луноходов.
Дмитрий шел не торопясь и смотрел на звезды, как будто прокладывал маршрут. Хотя
дорога была ему отлично известна. Откровенного разговора с обсерваторской братией у него
все-таки не получилось. Но осталось стойкое чувство, что поэты темнят в самом прямом
смысле.
Компания отвечала на его вопросы крайне аккуратно и сдержанно. И это после спора о
том, по настроению получают свой цвет или по природной склонности! «Мертвым поэтам»
вообще была свойственна запальчивость. А тут ее не было и в помине. Они вроде бы
говорили всё – и ничего. Дреер начал даже подозревать, а не используется ли сейчас
популярный среди школьников Заговор Зубов. Хотя уровень каждого из семерки в
отдельности был невысок, все вместе они могли сотворить что-то хитрое. К тому же с ними
эта девочка… Однако лично Сорокин, маг первого уровня, повесил на Дмитрия заклинание-
нейтрализатор под названием Крупица Истины, и девяносто девять целых и еще сколько-то
там сотых приемов на Дреере просто не могли сработать.
– Вы поймите, – убеждал Дреер, – если кто-то здесь орудует, это же на всю школу тень.
До Стаса вон уже докапывались. Еще два-три случая, и сюда нагрянет армия Инквизиторов.
А полномочий у них будет больше, чем у Стригаля. Извини, Стасик…
Он увидел, как скривился Алексеенко.
– Дмитрий Леонидович, – сказал Комаров. – Вы тоже поймите. Да если бы мы сами
знали, кто тут кому и чего! Вы думаете, нам кто-то скажет? Мы кто? Мертвые поэты.
Низшие.
– Ага, – подхватил Гоша. – Вот-вот. Отбросы Сумрака.
– Гоги! – укоризненно прикрикнула на него Маша Данилова.
– А что я такого сказал? – удивился Буреев.
Дреер еще немного посидел с ними, сделал хорошую мину при плохой игре, чтобы не
выдать своего фиаско. Рассказал пару литературных баек из жизни Иных-фантастов времен
своего ученичества в московском Дозоре. Поэтам особенно понравилась бытовавшая
несколько лет назад гипотеза, что можно превратить обычного человека в мага или, во всяком
случае, резко продлить срок его жизни. Для этого сразу много Иных должны написать книги,
где человека по-разному убивают. Говорили, даже нашелся один доброволец, но эксперимент
успехом не увенчался. По крайней мере Иным доброволец пока еще не стал.
Потом Дмитрий ушел. Спать не хотелось абсолютно. Что касается учеников, то
растущие Темные могли бодрствовать хотя бы и неделю, и здоровью это не угрожало, равно
как и просиживание на холодном полу ночь напролет.
Дреер прошелся по школьному двору. Вышел в темный парк и двинулся по аллее.
Оглянулся на башню обсерватории. Та выглядела безжизненно. У «мертвых поэтов» был
резон скрываться даже после того, как убрали из школы Стригаля.
А началось с того, что была примерно такая же ночь. Только Дмитрий не ходил
бесцельно, как сейчас, а возвращался в жилой корпус педагогов из клуба. Они засиделись с
учителем химии Быковским, тот взялся обучить Дреера некоторым магическим трюкам. У
словесника даже кое-что получилось. Дмитрий возвращался чуть ли не вприпрыжку,
размахивал руками и едва не налетел на фигуру, которая съежилась на краешке парковой
скамьи.
Чтобы спасти авторитет, Дреер требовательно посмотрел сквозь Сумрак и увидел
печать оборотня. По индивидуальному рисунку он уже вполне мог распознать, кто это.
– Стас? – Дмитрий наклонился к фигуре. – Ты почему не спишь? Куда вообще
комендант смотрит?
Вместо ответа Стас Алексеенко упал со скамьи на землю и начал трансформироваться.
Словесник уже видел такие превращения, но лишь в записи. Трансформация оборотня в
юном возрасте была очень интимным процессом и воспринималась им не лучше, чем, к
примеру, поллюции. На глазах чужого, тем более Светлого…
Но здесь… было что-то не то. Стас выпускал когти на одной руке, а затем тут же
втягивал обратно. Одна его нога превратилась в заднюю лапу, разорвав штанину, а кроссовка
и вовсе разлетелась в клочья. Но другая нога по-прежнему оставалась человеческой. Челюсти
как будто пульсировали, они то начинали переходить в волчью пасть, то возвращались к
прежнему облику. И при этом Стас катался по земле, стонал, временами даже рычал. Изо рта
пошла пена.
Дреер был проинструктирован, что делать. Тут же мысленно вызвал обоих школьных
целителей, Светлого и Темного. Не дотрагиваясь до корчащегося Стаса, они подняли его с
помощью телекинеза и перенесли в интернатовский лазарет. Дреер, разумеется, просочился
за ними.
Он не понял, что там наколдовали два эскулапа, но Алексеенко, лежа на койке, целиком
вернулся в свой обычный человеческий облик. Светлый целитель Семенов качал головой,
смотрел ауру, проводил какие-то манипуляции. Его Темный коллега, классический
русскоязычный немец Карл Фрилинг, был куда спокойнее. В конце концов он даже остановил
коллегу:
– Неужели не видишь?! Это же Правдолюб! Посмотри на зрачки, на радужку. И в ауре
характерные сполохи внизу.
– А ведь точно, – сказал Семенов. – Т-твою дивизию!..
– Что такое Правдолюб? – подал голос Дреер.
Фрилинг повернулся к нему со странно недоброй усмешкой. Вообще пожилой врач
благоволил учителю словесности, несмотря на его Светлую принадлежность. Очевидно, из-
за фамилии.
– Допросное заклинание Инквизиторов, молодой человек. Говорят, очень помогало во
время следствия по делу магов из «Анненэрбе» в сорок пятом. С одной стороны, крайне
эффективно. В былые годы действовало даже на тех ведьм, что выносили обыкновенные
методы дознания третьей степени. С другой стороны, показания, данные под его действием,
принимаются на Трибунале. Формально это не пытка.
– А на самом деле? – Дреер почувствовал, как голос дрогнул.
Фрилинг пожал плечами.
– Я на себе не испытывал. Вообще я плохо знаю… серую магию. Но насколько мне
известно, Правдолюб используется лишь как последнее средство, если вина
подследственного не подлежит сомнению. И применяется только к Иным старше пятидесяти
лет. Врать или скрывать что-нибудь… делается очень больно. А правду говорить легко и
приятно.
– Зар-разы! – прорычал Семенов. – С-сучьи потроха в мантиях.
– Это не Лихо, Петрович, – урезонил Фрилинг. – Он же все-таки ваш… белый, так
сказать.
Дмитрий немедленно вспомнил, как за спиной обоих школьных надзирателей ходил
стишок «один Серый, другой Белый, два веселых гуся». Он знал, что Стригаль до перехода в
Инквизицию был Темным. Сколько ему лет на самом деле, никто не мог бы сказать уверенно.
Наверное, знал директор Сорокин, но тот не распространялся.
Стас тем временем уже совершенно затих. Семенов вколол ему обезболивающее, потом
успокоительное.
– Этих сволочей надо отсюда поганой метлой, – заключил он, вытащив шприц.
– Мы все под ними ходим, – по обыкновению спокойно заметил Фрилинг.
Ему было лет триста, насколько знал Дмитрий. Фрилинг был выявлен и инициирован
поздно, когда ему перевалило хорошо за шестьдесят. Старый циник уже в силу характера не
мог быть Светлым. Но людям он никогда не вредил, соблюдая клятву Гиппократа. Напротив,
снимал боли у пациентов, забирая весь их внутренний негатив. Даже нервных больных так
вылечивал. Эта способность, природы которой до инициации Фрилинг сам не понимал,
обеспечила ему в своем местечке славу непревзойденного лекаря и обширную практику.
Получился своеобразный симбиоз: Темный маг тянулся к людям, когда им плохо, а те шли к
нему, чтобы от этого избавиться. А между делом Фрилинг стал пользовать и своих. Времена
стояли хотя и формально просвещенные, но все равно глухие в плане толерантности к
разного рода нежити. Оборотни приносили ему собственных детей с какими-либо
отклонениями, и Фрилинг постепенно обрел в своей среде редкий опыт.
В годы Второй мировой оказывал врачебную помощь бойцам германского
Сопротивления и даже укрывал, отводя глаза тайной полиции. На Нюрнбергском трибунале
проходил свидетелем. После войны осел в Западном Берлине.
Но, видимо, и за ним водились какие-то грешки, как за любым Темным. Благодаря
этому Инквизиция и уговорила Фрилинга вылезти из берлоги и стать одним из двух
школьных докторов.
– У него же слепок ауры должен остаться! – пробормотал Семенов. – Четкий еще, это
ведь последнее, что он видел. Сейчас сниму! Как ни крути, вещдок.
– Петрович, – вдруг сказал Фрилинг. – Я не буду свидетельствовать против, если что.
– Я буду, – сказал Дреер.
А вот зачем он сделал то, что сделал потом, объяснить себе было трудно.
Дмитрий вышел из лазарета и вместо того, чтобы прямиком идти к директору Сорокину
или просто направить ему мысленную докладную, поднялся на второй этаж и завернул в
крыло, где находился кабинет надзирателей.
Из-под двери пробивался свет. Замок был заперт, но в Сумраке вход не заблокирован.
Дмитрий умел входить только на первый слой. Этого хватило.
В кабинете сидел один старший надзиратель Стригаль. Никакой серой инквизиторской
мантии на нем не было. Надзиратели вообще носили мантии только по особо торжественным
случаям и во время официальных визитов кого-то из Высших Иных.
Накинув на плечи пиджак, Стригаль курил трубку и работал с ноутбуком. На столе
горела старинная лампа с круглым абажуром. Перед столом у стены располагалось массивное
деревянное кресло, обитое потертой кожей. В него усаживались те, кого приглашали для
выяснения и профилактических бесед. Какие заклинания понавешаны на это кресло,
Дмитрий определить не мог, но сейчас оно показалось ему настоящим инструментом из
арсенала человеческой инквизиции века эдак пятнадцатого.
– Чем могу?.. – не оборачиваясь, сказал Инквизитор Дмитрию.
– Вы ответите, – Дреер почувствовал, как дрожит голос.
Тогда Стригаль соизволил повернуться. Блеснули его седые виски, хотя гладкие,
зачесанные назад волосы надзирателя были почти идеально черными. Глубоко посаженные
глаза проткнули словесника.
– За что?
– Вы пытали ребенка.
Дмитрию было неприятно говорить с Инквизитором на вы, но рефлекс срабатывал
быстрее соображений.
– Наставник Дреер, – жестко и официально произнес надзиратель. – Школьный Надзор
отчитывается только перед Инквизицией. А вы вообще не должны были переступать порог
кабинета без предупреждения. Вам ясно?
– Значит, будете отвечать перед Инквизицией. Я позабочусь. – Дмитрий перевел дух,
испытывая вообще-то не свойственное ему желание вмазать Стригалю по лицу немедленно,
не сходя с места. Не давая даже возможности встать.
Впрочем, маг первого уровня Стригаль легко пресек бы такое рукоприкладство еще до
того, как Дреер сжал бы кулак. Хотя… может, помог бы эффект неожиданности.
Но драться Дмитрий все-таки не полез. Опять же потом он толком не мог себе
объяснить почему. Вообще во всей этой истории им двигала уж никак не голова.
– Покиньте кабинет, наставник Дреер, – сказал Стригаль. – Я веду расследование.
Можете жаловаться, если хотите.
Отвернулся и снова вставил в рот трубочный мундштук. Даже клуб дыма выпустил.
Курить в школе запрещалось, но Инквизиторы явно поставили себе специальное
заклятие и нашли, как это обосновать по уставу.
– Вы в школе работаете, а не на живодерне, – выдавил Дмитрий.
Он не знал, честно говоря, как пронять Стригаля. Не в затылок же его двинуть, в самом
деле. Дмитрий вообще не понимал, зачем здесь находится. Но что-то важное было в том,
чтобы прийти именно вот сюда, а не к Сорокину. Может, убеждение, что войну сначала надо
объявить.
Стригаль никак не отреагировал на реплику.
– Это не щенки, а дети, – продолжил Дреер. – Даже средневековая Инквизиция вроде
бы не пытала детей…
Непоколебимое спокойствие Инквизитора все-таки действовало. Дмитрий поймал себя
на том, что цедит слова не так твердо.
– Заклинание Amor Veri , известное среди русскоязычных Иных как Правдолюб, не
квалифицируется как форма Quaestion , – не оборачиваясь, ответил Стригаль. – То есть,
чтобы вам было понятнее, не является допросом с пристрастием. Это первое, наставник
Дреер. А второе – это не дети. Это Иные.
– Ему тринадцать, и он в лазарете.
– Мне жаль. – Надзиратель снова повернулся к Дмитрию. Трубку при этом изо рта не
вынул. – Но в ваших же интересах, чтобы мы как можно быстрее раскрыли дело.
– Что? – Дмитрий поперхнулся. – Пытки учеников в моих интересах?
– Возможно, метод был выбран неверно, – Стригаль наконец-то вытащил трубку. – А
что касается интересов… Здесь задействована вся школа, в том числе и вы. И даже этот…
вервольф.
Слово резануло. Даже от Инквизитора Дмитрий ожидал услышать «этот мальчик».
– Во все времена Иные не разделяли себя на взрослых и детей. Это человеческое
поветрие, да и у людей оно проявилось не так давно. Когда-то дети несли полную
ответственность за себя, как и взрослые. По-моему, это даже педагогически оправданно.
Только в наше время они могут позволить себе долго не взрослеть. В школах Дозоров до сих
пор нет деления на взрослые и детские классы. Не забыли? А перед Договором равны все.
– Почему вы его выбрали для допроса? – вдруг спросил Дмитрий. – Почему этого
мальчика?
– Не обязан отчитываться.
– Почему не Длинный Язык? Почему именно Правдолюб?
– Не обязан отчитываться.
Стригаль уже собрался было повернуться, но Дмитрий резко шагнул вперед:
– Он из них самый маленький, из «мертвых поэтов». Вы решили, что он самый слабый
и быстрее выдаст все, что знает. А он, наверное, не сказал. Круговая порука оборотней у них
с молоком матери впитывается. Особенно если они рожденные, а не просто укушенные. Ведь
так все было?
– Вопросы здесь обычно задаю я, – ответил Стригаль. – Вы можете идти и рассказывать
свои предположения где хотите. Отчет я буду держать только перед бюро в Праге. Уходите,
наставник Дреер. Но учтите – мальчик вряд ли будет о чем-то говорить. А лекари… –
Стригаль называл школьных докторов, как привык, – Фрилинг не станет свидетельствовать.
А Семенов получит право на Светлое вмешательство первой степени.
– Я не знал, что наши Инквизиторы тоже продают индульгенции, – сказал Дреер.
– Вы еще ничего не знаете. – Стригаль посмотрел на дверь, и та сама открылась.
Дмитрий вышел. Но прежде, чем дверь захлопнулась, успел повернуться и сказать:
– Меня только сегодня научили делать слепок с памяти. Чтобы точно знать, кто чего
выучил. Я сделал его с Алексеенко.
Почему-то он не боялся, что Стригаль постарается его остановить. В этот момент
Дмитрий вообще ничего не боялся.
…А Стригаль ошибся.
После доклада Дреера Сорокин немедленно сам отправился в лазарет и застал там
надзирателя за попыткой уладить дело. Однако лекарь Семенов уже и без директора школы
успел послать Инквизитора куда подальше. Как потом рассказывал Фрилинг, вполне
открытым и лексически богатым текстом. Кстати, оценив ситуацию, старый немец-эскулап
тоже присоединился к Светлым.
На следующий день из Праги явились несколько функционеров в серых балахонах.
Сняли информационные слепки, записали показания. Дело собрались было замять, но тут
вскрылось и еще одно: Стригаль в обход правил наводнил школу следящими магическими
устройствами. «Жучки» – а это были действительно насекомые-гомункулы – проникли в
жилые комнаты учеников и, что совсем уж ни в какие ворота не лезло, в комнаты учителей.
Откуда всплыли эти сведения, Дмитрий не узнал. Но почему-то был уверен, что
постарался один из «мертвых поэтов».
Стригаля отозвали в Прагу. Дмитрию Сорокин выразил благодарность. Лихо, который,
по официальной версии, не был посвящен в планы старшего надзирателя, сам оказался
старшим. И не было худа без добра: данные гомункулов подтвердили, что ученики не
выходят за пределы школы.
Правда, гомункулы просочились далеко не везде.
Глава 4
В своей комнате Дреер ходил из угла в угол и думал, как быть. Дикие оборотни – вот
дурацкая фраза, но по-другому не скажешь, – кружили вокруг школы. Еще откуда-то
появился лишний наг. «Мертвые поэты» тут, естественно, замешаны, только непонятно, с
какой стороны. Если не пойти к Лиху, дикари продолжат свои бесчинства. Если пойти, то
обормотам из обсерватории не поздоровится. А еще выйдет по всему, что Стригаль оказался
прав…
Чтобы наутро привести себя в чувство, Дмитрий прибег к точечному массажу, которому
его в начале сентября обучил лекарь Семенов. Массаж помог слабо, и Дмитрий сотворил
пару заклинаний для тонуса. Заклинаниям его тоже в начале сентября обучил Фрилинг.
Перед занятиями никого из близнецов Даниловых словесник не видел. Но после
третьего урока все же отловил Машу на перемене.
Вокруг по своим делам спешили педагоги и ученики. Над головами школьников
порхали синие бабочки – творение Надежды Храмцовой. Если кто-то не выучил домашнее
задание, бабочка, пролетая над ним, меняла цвет крыльев на бордовый и начинала кружить.
Школяры, впрочем, тоже были не лыком шиты. Прикормили и зачаровали стайку воробьев, и
отныне те с чириканьем носились по коридорам, охотясь на крылатых ябед и всюду мусоря, к
ярости технички.
Воздушные бои прекращались только на время уроков.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
Маша посмотрела на Дреера исподлобья. Деваться было некуда. Да если бы она и
хотела скрыться, то просто не явилась бы на занятия.
Но Дмитрию ничего не сказала. Только помотала головой и крепче перехватила стопку
учебников.
– Что это было? К вам приехал кто-то из родственников? Тайно, без регистрации?
– Нет, – быстро ответила Маша.
– Тогда откуда появилась… – Дреер прикусил язык на слове «змея». Он знал, как
Даниловы не любят, когда их так называют. – …появился наг.
– Это нагайна, – Маша осеклась, явно жалея, что у нее вырвалось лишнее.
– Все чудесатее и чудесатее, – прокомментировал Дреер. – Ты хотя бы понимаешь, что
там, за лесом, живут люди, которые ничего не знают о нагайнах? Разве что из мультика
«Рикки-Тики-Тави»…
– Никого она не тронет, – ответила Маша. – Мы очень редко питаемся. Мы же не звери,
а пресмыкающиеся. Удавы месяцами переваривают.
– То есть она сытая, потому что уже кого-то слопала?
– Не ест она. Биологическую пищу не ест. Ей это не нужно.
– А что ей нужно?
– Дмитрий Леонидович, не могу, – честно сказала Маша, глядя на Дреера снизу вверх
огромными глазами восточной принцессы. – Только она… не очень опасная, если знать, как с
ней обращаться. И она других от школы отгоняет.
– Волкулаков?
Девочка не кивала и не отрицала. Как будто старалась ничем не выдать себя.
– Маша, – через силу произнес Дмитрий. – Ты понимаешь, что я должен буду поставить
в известность…
– Нет! – резко сказала Маша. – Пожалуйста, нет. Дмитрий Леонидович, мы же вас
спасли.
– Вы? Меня???
– Ага. – Маша заговорила иным тоном, словно почувствовала утраченную было опору.
– Ты же сказала, она не опасна? – ядовито заметил Дреер.
– Если не злить.
– Ее другие разозлят! – Дмитрий вскипел. – А вас рядом не будет. Вы же не выходите?!
Или как? Нашли дыру в защите или нет? Выкладывай как на духу!
– Нет дыры, – ответила Маша. – Мы не знаем по крайней мере. Мы здесь, все остальное
– там. Дмитрий Леонидович, я вас очень прошу. Дайте еще несколько дней. Мы уладим все.
Никого не будет в лесу. А иначе… у нас шанса нет.
– На что шанса? – У Дмитрия голова шла кругом.
– Ни на что, – тихо ответила Маша.
Дреер ощутил посторонний взгляд. Не простой, а через Сумрак, с попыткой
просканировать ауру. К таким фокусам он тут давно привык, на уроках так могли глазеть по
два десятка человек сразу. Даже научился различать, кто именно смотрит – сумеречное
прикосновение столь же индивидуально, сколь, к примеру, походка.
Но этот взгляд не узнал. Обернулся.
У стены напротив стояла та самая рыженькая девочка, которую он видел в обсерватории
вместе с «мертвыми поэтами». Анна. Фамилию словесник так и не вспомнил.
Как только глаза встретились, девочка тут же потупилась и быстро скользнула вперед,
скрывшись в коридоре. Но Дмитрий не сомневался: чем-то обменяться с Машей они успели.
– Как к вам попала Светлая? – Дреер опять сосредоточился на юной нагайне.
– Ее Артем привел. Она как мы.
– Что значит «как вы»?
– Низшая.
– У Светлых нет низших.
– Дмитрий Леонидович, вы говорили, что и у Темных их тоже нет. Что это все
предрассудки. Уровень силы повышается.
– У меня самого седьмой, если ты в курсе. Чем ловить меня на слове, лучше бы честно
сказала, при чем…
Грянул звонок.
– Мне на физику надо, – сморщилась Маша.
– Иди. – Дреер отодвинулся в сторону.
– А Анютка такая, как мы, потому что стихи любит, – бросила Маша на ходу и
поспешила в коридор, туда же, где пропала ее Светлая сообщница.
Дмитрий посмотрел ей вслед. На периферии внимания что-то еще зацепило взгляд.
Словесник чуть повернул голову и увидел на подоконнике забытую Машей тетрадь. К
счастью Даниловой, не физика. Это оказались письменные проверочные работы по
магической безопасности жизнедеятельности. Каин настаивал, чтобы ученики много писали
в простых тетрадях и только чернильной ручкой. Файлы и распечатки магию, как известно,
не держат.
Дреер взлохматил листы, бегло проглядывая тетрадь. М-да, нахватала «трояков» и даже
«гусей» завела. Что с тобой, Мария? А по физике небось все нормально…
…После уроков он специально выждал, когда в учительской никого не останется.
Личные дела хранились в канцелярии, как раз между ней и директорским кабинетом. Хотя
никаких подозрений визит словесника наверняка не вызвал бы. Мало ли, срочно
потребовалось какие-то документы поднять, справки проверить.
Но Дмитрий решил: если рисковать, то по минимуму.
Дверь канцелярии была плотно увешана охранными заклятиями и заблокирована даже
на первом слое Сумрака. Но у Дреера, конечно, имелась на груди невидимая печать-пропуск.
Он подошел к стеллажам. Никаких пластиковых современных папок. Только картон и
бумага, а еще лямки и металлические застежки.
Нужное словесник отыскал не сразу. Папка легла на стол. Дмитрий провел над
обложкой ладонью. Защита признала его, и Дреер открыл «дело».
Голубева Анна Сергеевна. Дата рождения: 15 сентября 1990 года. Итого четырнадцать
полных лет. Смотрим, отец… Голубев Сергей Михайлович, шестьдесят третьего года, не
Иной. Мать, Голубева (Макарова) Вероника Евгеньевна, шестьдесят седьмого, не Иная.
Родители в разводе с девяносто шестого, спустя три года отец погиб в ДТП. Виновным
признан пьяный водитель, проверка задним числом никакого вмешательства с применением
Силы не нашла. Иных среди дальних родственников тоже не выявлено, среди предков не
зафиксировано.
Так… Раскрыта оперативником городского Ночного Дозора Петром Бовыкиным.
Найдена при довольно нетипичных обстоятельствах: приведена в отделение милиции родной
матерью по подозрению в воровстве. Признана самоинициированной Иной.
Проверена и рекомендована к направлению в интернат сотрудником отдела Ночного
Дозора по делам несовершеннолетних Федором Козловым.
Вопреки прогнозам выбрала сторону Света.
Характеристика с предыдущего места учебы… Табель успеваемости… Медицинская
справка… Результаты психологических тестов… Уровень интеллекта… Уровень магических
способностей – шестой, прогнозируется не выше третьего.
Копия табеля успеваемости в интернате… Стабильное «хорошо» по
общеобразовательным предметам. «Удовлетворительно» по предметам Иного цикла, кроме
гуманитарных. Здесь – стабильное «отлично».
Странно. Обычно бывало наоборот.
Дмитрий перелистнул еще и наткнулся на докладную записку Федора Козлова.
Анна Голубева оказалась магом-экзотом.
Дмитрий не сразу вспомнил даже, что про них говорили на курсах в московском
Дозоре. В интернате, он знал, экзоты до Анны не учились. Они вообще были огромной
редкостью. Куда большей, чем оборотни-наги в средней полосе. По сути дела, экзот
представлял собой мутацию Иного. То есть он, конечно, был настоящим Иным и мог
применять магию, но сама природа как будто предназначила его для очень узкого и
нетипичного воплощения Силы.
Наиболее знаменитыми экзотами считались так называемые пророки. Чаще
встречались предсказатели, но это не было чем-то из ряда вон, способности видеть будущее
или хотя бы просматривать линии вероятности имелись у любого сколько-нибудь обученного
мага. Да что там у мага – у обыкновенных людей, не Иных, временами интуиция откликалась
на возмущения Сумрака и выдавала информацию о том, что может быть. Настоящие же
пророки говорили о том, что точно будет. Что случится обязательно и коснется очень
большого числа людей. Страны. Народа. Человечества.
Пророчества исполнялись всегда. Там существовали какие-то ограничения, ходили
даже целые легенды, как помешать исполнению, но Дмитрий тогда не слишком хорошо
запомнил материал как не актуальный для себя лично.
Анна Голубева отнюдь не была пророком. Девочка оказалась… джинном.
Про джиннов в школе Дозора тоже рассказывали. Дмитрию запомнилось практическое
занятие, когда они всем курсом учились творить деревянных големов со смешным названием
«буратинки». У него самого получалось из рук вон плохо – для создания голема, даже
примитивного, все-таки нужна известная сноровка. Впрочем, для того и упражнялись, ибо
еще Станиславский учил: тренироваться надо на сложном. А потом им рассказали, что
легендарные маги Востока теоретически могли создавать чисто энергетические големы,
состоящие из одной направленной и оформленной Силы. В Средней Азии этих тварей
называли дэвами, в арабских странах – джиннами. Впрочем, опыт если и был, то давно
утерян.
Однако же, если верить записке Козлова, реально существовали и другие джинны. Свое
название они получили не потому, что были похожи на сказочные фигуры из огня и дыма,
которые можно было запрятать в артефакт, хотя бы и в глиняный кувшин. Тех джиннов все
равно мог увидеть лишь опытный чародей и не на первом слое Сумрака. Нет, эти джинны
были из плоти и крови и звались так потому, что, как все экзоты, обладали узконаправленной
способностью.
Если у пророков была способность предсказывать будущее мира, то у джиннов –
исполнять желания. Правда, не все, а только ограниченный класс. Тоже как всегда у экзотов.
Какой именно класс желаний могла исполнить Голубева, в докладной записке
сообщалось очень расплывчато.
Только сейчас Дмитрий вспомнил услышанный краем уха разговор в учительской.
Говорили про новую девочку и что она необычная. Тогда он не понял, про какую такую
новую девочку, тут все были необычные. И подавляющее большинство прошло через детские
комнаты Дневного или Ночного Дозора.
Как ни странно, будучи Светлым, Дреер куда лучше знал городскую резиденцию
Темных, чем своих. Все педагоги, кроме Инквизиторов, не имеющие прописки, обязаны
были встать на учет в Дозорах. Хотя на интернат полномочия магической полиции не
распространялись, правило оставалось незыблемым. Поэтому Дмитрий, как только появился
в городе, отправился на регистрацию в местный Дневной. В столицах регистрационные
посты дежурили бы уже на вокзале. А тут маялись от скуки только два патрульных разного
«цвета», которые и указали адрес.
Где находится офис Ночного Дозора, словесник тоже представлял, однако никогда еще
не переступал его порога.
Офисы как будто зеркально отражали друг друга. Оба располагались в самом центре
города, на соседних улицах по разные стороны от главного проспекта. Оба занимали
двухэтажные здания постройки начала двадцатого столетия. Естественно, под землю уходили
еще несколько скрытых от человеческих глаз этажей, не запланированных архитектором.
Но местные Темные кардинально реконструировали занятый ими особняк, что
наверняка имел историческую ценность. Вышло ультрасовременно, однако, по новомодным
же веяниям, похоже на маленький средневековый замок с островерхой крышей, флюгерами и
парой башенок. Даже кирпич ручной формовки привезли из Голландии.
А вот резиденция Светлых, казалось, просила хорошего ремонта. Скорее всего просила
уже не одно и даже не три десятилетия, и это было вполне рассчитанной маскировкой.
Малопримечательное здание в популярном на заре прошлого века стиле модерн вряд ли
считалось памятником архитектуры, хотя тоже обладало историей. Верхний этаж был белым
и украшен лепниной над центральными окнами, нижний – цвета военной шинели Первой
мировой. На углу до сих пор висела треснутая мемориальная доска, гласившая, что в
семнадцатом тут заседал совет рабочих и солдатских депутатов. Дмитрий, пробежав
табличку глазами, чуть улыбнулся. Он знал роль Иных в революционном прошлом. Это тоже
преподавали в школе Дозора.
На окнах первого этажа висели массивные железные ставни. Когда-то здесь
располагалась типография, печатавшая городскую «Правду», и ставни должны были
заглушать шум ее машин в ночную смену. Типография давным-давно переехала, а на первом
этаже дозорные обустроили дежурную часть и мини-гостиницу для командировочных. Те
наезжали время от времени для обмена опытом, все-таки город по соблюдению Договора был
в числе образцовых.
Однако железные ставни так и продолжали висеть. То ли их решили оставить как дань
традиции, то ли сделали частью охранной системы. Дмитрий не сомневался, что их могут
захлопнуть в одно мгновение ока без помощи рук – и тогда штурмуй первый этаж, дорогой,
если можешь.
Теперь ставни были закрыты. Вечер, нормальные учреждения закончили работу. Но из
щелей пробивался свет, и наверху окна тоже горели. Работа Ночного Дозора, по идее, только
начиналась.
Словесник поднялся на крыльцо, надавил квадратную кнопку звонка. Только спустя
минуту-другую показался дозорный в черной экипировке типичного охранника, с нашивкой
«ЧОП Светозар», портативной рацией на груди и даже кобурой на поясе. Для чего нужен
такой маскарад, оставалось непонятным – посторонних должна была отваживать Сфера
Невнимания.
Впрочем, тут, наверное, замешаны местные обычаи.
Охранник дружелюбно поздоровался.
– А, к Козлову! Проходите.
Наверх вела старинная чугунная лестница с массивными перилами. Дмитрий уже и
забыл, когда последний раз такие видел.
С ранних лет при упоминании «детской комнаты милиции» ему почему-то рисовалась в
воображении комната с игрушками и деревянным конем-качалкой, но с решетками на окнах.
И обязательно с милиционером, высоченным, как дядя Степа, в белом кителе и фуражке с
белым верхом.
Федор Козлов благодаря своему росту мог бы сойти за внука дяди Степы. А благодаря
выражению лица – за внука доктора Айболита, словно эти два почтенных семейства
породнились еще в советские годы. Но Козлов не носил формы, а голову брил наголо.
Увидев, как на самом деле выглядит «детская комната» Ночного Дозора, Дмитрий
оторопел. Конечно, игрушки и зарешеченные окна – это была его детская фантазия. Но
кресла с воздушными шариками в прозрачных чехлах вместо подушек! Но роспись на
стенах, фотографически имитирующая пляж на берегу сапфирового моря! Тут без магии явно
не обошлось.
– Я звонил по поводу Голубевой, – начал Дмитрий после короткого обмена
приветствиями.
– С ней все в порядке? – осведомился Федор.
– Вполне. – Дреер не стал упоминать, что Анна связалась с компанией Темных.
– Тогда чем могу?.. – поинтересовался Козлов.
Это «чем могу» вдруг ни с того ни с сего напомнило словеснику объяснение у
Стригаля.
– Успеваемость… – почти честно сказал Дмитрий. – По Иному циклу на тройки
перебивается. Кроме русского языка и Иной словесности.
– А по словесности небось пятерка?
– Конечно. Свидетельствую как преподаватель.
– Талантливая девочка. У нее склонность именно к искусству.
Дмитрию было не очень удобно сидеть в кресле, наполненном воздушными шариками.
Ему казалось: повернись неловко – и они все лопнут, выбросив седока в коридор.
Может быть, эта иллюзия преследовала его потому, что Дреер все-таки не привык лгать.
– Но как Иная она объективно слабенькая. Ей почему-то не даются профильные
предметы. С такими показателями в конце года вообще может быть поставлен вопрос об
отчислении. К тому же я читал ее личное дело. Сознательных нарушений Договора не было,
магию применяла по незнанию. Она вполне могла бы учиться в обычной школе, просто с
вашим кураторством.
– Ее нельзя отчислять, – резко бросил Федор.
– Нельзя, согласен. – Дмитрий постарался незаметно глубоко вдохнуть. – Федор
Николаевич, я по поводу вашей докладной записки. Анна – экзот. Понятно, что это толком не
изучено, потому для педагогов и не афишируется. Хотя и странно… Вы ее проверяли, вы ее к
нам и направили. Возможно, что-то есть такое в ее способностях… – Он развел руками. – Это
можно было бы использовать для поднятия результатов. У меня, например, учится такой
Митя Карасев. Хороший мальчик, Светлый, но грамотность почти нулевая. По восемь
ошибок в предложении делал. Но страшно любит компьютерные игрушки. Я с ним бился-
бился, а потом сказал: каждая не найденная ошибка – это артефакт. Твоя задача собрать все!
И в мозгах у него перещелкнуло. Диктанты начал на твердую «тройку» писать, затем вообще
на «четверки» перешел. Он теперь каждый текст проходит, как новый уровень, только
сохраниться не может.
– Ловко! – одобрил Федор.
– Вот такой фокус я хотел бы попробовать и с Анной, – искренне соврал Дреер.
Федор задумался. Сказал наконец:
– Хорошо, – и поднялся: как будто раздвинулась пожарная лестница. Дреер даже втянул
голову в плечи. – Идемте. – Козлов направился к стене.
Дверь оказалась настолько хорошо замаскирована, что можно было подумать: стена
разверзлась. А в застенье ждал вполне обыкновенный кабинет: стол, компьютер, бумаги,
папки-органайзеры, немытая кофейная кружка. В углу – кулер с полупустой бутылью.
Федор достал из верхнего ящика стола предмет и положил перед Дмитрием.
– Что это? – спросил тот.
– Коммуникатор. Сейчас их стали называть «смартфоны». Вполне рабочий. Я проверял,
сеть ловит. Это одна из тех вещей, которые нашли в квартире Анны. Подозревали в
клептомании, думали, что она потихоньку ворует такие игрушки в магазинах. Пока на нее не
вышли наши и не опознали как джинна.
Дмитрий повертел в руках коммуникатор.
– Как он включается?
– Ага, я тоже не сразу понял. Вот так. – Федор показал. – А вот как им управлять.
Видите, не нужен стилос. Все делается мизинцем…
– Какая это марка?
– В том-то и дело, что никакая. Такого не существует в природе. Я специально читал
множество материалов по экзотам из нашей базы. Материализация – самый непонятный
механизм применения Силы. Она занимает столько ресурсов Сумрака, что ни одно сознание
не может с этим справиться. Потому все так и сложно. Механизм у них в подсознании, и они
практически не могут им управлять. Максимум, что может джинн, – выполнить желание.
Интровертированный джинн – свое, экстравертированный – чужое. Анна интроверт, вот
поэтому я и удивляюсь, что она выбрала быть Светлой. А самые сильные джинны-
материализаторы как раз дети. Просто у них… сознание не такое развитое. Зато с
подсознанием все более чем в порядке. Только никакой экзот не делал вот такого, – Федор
кивнул на коммуникатор в руках Дмитрия. – Нам сильно повезло, что она все-таки Светлая.
– Что это за штука? Как она ее сделала?
– В том и секрет. Джинны обычно не могут сказать, как именно они делают то, что
делают. Подсознание – информационный канал, видимо, безграничной емкости. Возможно,
они создают какой-то аналог нанороботов в Сумраке, которые саморазрушаются в тот
момент, когда заканчивают свою работу. Дело не в этом. Джинн обычно точно знает, что
будет. То есть ему требовалось бы представлять, как эта вещь работает, на каком принципе и
так далее. Анна не знает.
– Тогда как же?..
Федор встал из-за стола, открыл шкаф, порылся в нем и извлек коробку. Обычная
коробка из-под бумаги для ксерокса.
– Вот. – Федор вытащил глянцевый журнал. Пролистал его, нашел страницу и
развернул перед Дмитрием. – Это статья о коммуникаторах будущего. Посмотрите на
иллюстрации. Ничего не напоминает?
Еще бы. Очень даже напоминало.
– То есть она вычитала и захотела, чтобы у нее такой был?
– Возможно, даже не захотела, а просто подумала: вот бы мне! И все, дальше
заработало само.
Федор опять запустил жилистую руку в коробку и вытянул альбом для рисования.
Альбом выглядел взлохмаченным, обложка рассохлась и была покрыта пятнами краски.
– Она это называет «малярия». Что-то вроде автоматического письма, только в ее случае
это рисунки. Посмотрите.
Дмитрий открыл первую страницу. Похоже на абстрактную живопись – цветные
разводы акварели. Пролистнул дальше. Разводы продолжались, но как будто складывались в
некую систему. А еще дальше, к середине альбома…
– Это же схема!
– Вот именно, схема. И вполне рабочая. Если бы на Анну первым вышел Дневной
Дозор, там ни у кого бы не возникло сомнений немедленно запатентовать эту схему и начать
большой бизнес. А у нас, понимаете ли, этика. Мы все еще думаем, стоит ли это делать без ее
согласия. Без согласия четырнадцатилетней девочки, которая сама не знает, что творит и как.
– Она достает из книг?
– Среди Иных этот феномен впервые описала Корнелия Функе. Вам должно быть
знакомо, вы же учитель литературы.
Дмитрий только кивнул. Функе работала с трудными подростками-Иными еще до его
рождения. Хотя мир ее знал как обычную детскую писательницу.
– Только Анна не может материализовать живое существо, я думаю, – сказал Федор. –
Зато она при известном терпении могла бы сделать, например… звездолет. Или машину
времени. По крайней мере вытащить из книги воспроизводимый принцип работы.
Дмитрий долистал альбом до конца.
– А теперь вы мне скажите. – Федор наклонился к Дрееру через стол. – Что она
натворила? Вы бы не пришли сюда ради оценок. Что она материализовала?
– Не знаю, – честно признался Дмитрий. – Что-то.
На столе Козлова резко и неприятно запиликал телефон. Федор снял трубку.
Нахмурился. Бросил, вставая:
– Посидите здесь.
Вышел дозорный не через дверь в комнату с воздушными креслами, а через
противоположную. Дмитрий подумал, что у них тут, наверное, все кабинеты имеют два
выхода на всякий случай, так и идут анфиладой. В старых дореволюционных домах такая
планировка встречалась нередко.
Дреер остался один. Повертел в руках коммуникатор. К названию «смартфон» еще не
привык. У него и мобильник-то, если честно, появился не так давно, уже после инициации.
Раньше как-то обходился, говорил, не хочет чувствовать себя на привязи. А на самом деле не
мог принять внутри, что теперь может свободно пользоваться вещицей, еще в годы его
студенчества доступной лишь «новым русским».
Но его мобильник был с кнопками, а этот без. Козлов успел показать, как им
пользоваться. Надо же, как в фантастических фильмах, окна раскрываются от движения
пальца. Неужели через несколько лет все такие будут? Ведь и стационарные телефоны с
дисками уже почти не найдешь.
Да ладно бы еще, что без кнопок. Аппарат был прозрачным, сквозь него легко можно
было разглядывать предметы. Где у него все узлы, где микросхемы? Вот сим-карту – ее да,
видно. Аккумулятор-то где?
Дмитрий так заигрался с мобильником, что едва не пропустил момент, как в комнате
снова появился Козлов.
– Еще одно, – сказал тот.
– У школы? – поднял голову Дреер.
– Недалеко, – ответил Козлов. – Только что сообщили. Может быть, конечно, просто
бродячая собака. Бывают ложные вызовы. Я сейчас еду.
– Пострадавшие? – быстро спросил Дреер.
– Пожилая женщина с ребенком. Бабушка внучку домой вела. Сейчас в больнице. Тут,
рядом с нами.
– Что? – Дреер встал.
– Нужно проверить. – Козлов уловил изменение в тоне его голоса. – «Дикари» так еще
не нападали.
– Подождите, – сказал Дреер. – Вы определили Голубеву к нам. До этого ведь не было
никаких нападений, никаких «дикарей»?
Козлов замер, глядя на невысокого Дреера сверху вниз.
– Вы что, думаете… – Дозорный осекся. – Вы… ради этого пришли? Девочка как-то
замешана? Но ведь она Светлая!
– У меня ничего определенного, – сказал Дмитрий. – Одни догадки. Но вы же сказали,
она джинн, который исполняет свои желания. И сам не знает как.
– Значит, все-таки школа. – Козлов покачал бритой головой. – Плохо.
– Слушайте… – Дреер положил коммуникатор на стол. – Вы могли бы взять их и не
причинить вреда? Просто изловить оборотней? Заклинание Морфей какое-нибудь или еще
что?
– А вы их видели? – опять нахмурился Козлов.
– Что-то видел, – сказал Дреер. – Что – не знаю. Я не уверен, что это оборотни. Я не
уверен, что это вообще Иные.
– Мы выезжаем группой в окрестности школы. Все, что за территорией, в нашей… –
Козлов как будто подбирал нужное слово, – компетенции. Чертовы правила!
– Вы можете провесить портал в школу? – спросил Дреер. – Отправьте меня туда. Я не
знаю, что и как, но дети могут пострадать. Один уже пострадал.
Козлов посмотрел недоуменно. Дмитрий понял, что сболтнул лишнего: Ночной Дозор
был не в курсе происшествия со Стригалем.
– Я все объясню, – поспешно заговорил Дмитрий. – У вас сейчас ничего нет. Я ничего
не говорил, и если надо, то все буду отрицать. Даже вам, дозорным, нужны улики, правда?
Дрееру показалось, что Козлов выбирает, что лучше: предъявить ему что-нибудь,
использовать магию или просто заехать между глаз.
Точно так же сам Дмитрий собирался заехать Стригалю.
– Давайте так: вы перебросите меня в школу. Я отзвонюсь в течение часа. Если не
отзвонюсь – направляйте туда хоть боевую группу. Хоть вторгайтесь на территорию!
– А зачем портал? – задал вопрос Козлов.
– Не хочу идти… лесом, – честно сказал Дмитрий.
– Вот что, – ответил Козлов. – Портал я провесить не могу. Ресурсов не хватит. Мы
сейчас садимся в мою машину и едем к вам. Я высаживаю и жду за территорией. Если что-то
начнется, вызываю подкрепление.
– Идет, – согласился Дреер.
Козлов бросил голубевский коммуникатор в ящик стола. Из другого ящика вытащил
несколько амулетов, рассовал по карманам, будто обоймы. Один протянул Дрееру:
– Возьмите. На всякий.
– Это что? – Дмитрий принял штуковину.
– Морфей. Как вы хотели.
Глава 5
В комнату Анны Дреер тоже проник через Сумрак. Электричеством, понятное дело,
пользоваться не стал. Вместо этого зажег слабенький «светлячок» на ладони.
Ученики жили в комнатах по двое. Но Анна жила одна, в угловой. Дмитрий не успел
разобраться почему. Скорее всего число жильцов в корпусе просто оказалось нечетным.
Водя ладонью из стороны в сторону, взломщик быстро осмотрелся.
Обычная комната школьницы. То есть Дмитрий еще ни разу не заглядывал в такие, он
был предметником, а не воспитателем, которому полагалось иногда стучаться, заходить,
проверять. Но все обстояло именно так, как он себе и рисовал в уме.
Типовой столик с ноутбуком. Дмитрий усмехнулся, представив, какой аппарат могла бы
сотворить обитательница комнаты при помощи своих способностей джинна. Стопка
учебников. Разноцветные тонкие журналы. На кровати полурасстегнута сумка: девочки
интерната предпочитали носить книжки в охапке, как в американских школах, где у каждого
свой шкафчик в коридоре.
А вот, кстати, и шкафчик: три полки с одеждой и бельем. Дмитрий не долго думая
прошелся по всем ящикам. Опять пришло в голову, что он ведет себя, как Стригаль. Впрочем,
Стригаль не вторгался в комнаты сам, а подсылал своих «жучков».
Особенно внимательно Дмитрий изучил разор на полке с косметикой. Осмотрел тюбик
гигиенической помады, повертел в руках каждый флакончик, отвинтил колпачок у туши для
ресниц, понюхал подростковые духи с цветочным ароматом.
Вернулся к столу с ноутбуком. Открыл верхний ящик, подвинул в сторону яркие
блокнотики с феями на обложке.
Так и есть.
Альбом для рисования. Краски. На столе баночка с кистями, сразу не заметил. Свечи –
обычные, похожие на большие таблетки, такие кладут в прозрачные сосуды. Где взяла?
Неужели привезла запас? Как там Козлов называл ее увлечение, «малярия»?
Дреер стал разбирать стопку книг. В одной нашлась яркая закладка. Книга была старая,
из школьной библиотеки. Дмитрий сделал «светлячок» на ладони ярче.
Роберт Льюис Стивенсон, «Владетель Баллантрэ», сочинения в одном томе.
Закладка была вставлена почти что в самый конец тома. Дреер понял, на каком
произведении остановилась Анна, еще до того, как увидел заголовок.
«Странная история доктора Джекила и мистера Хайда».
Он бросил книгу на стол и продолжил рыться в ящике. Там, где лежали краски, нашел и
прозрачный пузырек с белым порошком, напоминающим муку. Тоже сразу не заметил.
В двери заворочался ключ. На полу обрисовалась светлая трапеция с врисованным
девичьим силуэтом.
– Заходи, – спокойно произнес Дмитрий, словно был у себя дома.
Анна шагнула в комнату, как будто не слышала. И даже не посмотрела в его сторону.
Только сейчас Дмитрий увидел, что в уши у нее воткнуты бусинки наушников, а провод
тянется к телефону в руке.
Словесник тоже сделал шаг вперед, затушил «светлячок» и щелкнул выключателем
настольной лампы.
Вот теперь Анна вздрогнула. Выдернула наушники.
– Как вы…
– Не важно, – резко оборвал ее Дреер.
Приблизил пузырек к лицу девочки.
– Сыворотка?
Застигнутая врасплох, Анна молча кивнула.
– Садись, – велел Дмитрий. – Рассказывай.
Анна присела на краешек кровати. Дмитрий расположился напротив девочки верхом на
стуле, как «плохой» следователь из кинофильмов.
Говорить Анна не торопилась. Пришлось начинать допрос.
– Чья была идея? Артема?
– Моя! – вдруг с вызовом ответила Анна. – И ваша…
– Моя? – Дмитрий даже опешил от такой наглости.
– Это вы нам читали про доктора Джекила…
Стивенсон входил в программу по Иной литературе. Только сейчас Дмитрий со всей
ясностью восстановил в памяти, что и в классе Анны он тоже вел занятия. В том числе и по
Стивенсону.
А ведь шотландец впервые задумался о том, как выделить Темное начало в отдельную
сущность. Но не смог это воплотить. Рядом с ним не было мага-экзота со способностью к
материализации чужих фантазий.
– И ты своей «малярией» сделала для друзей сыворотку, как у доктора Джекила в
книге?
– Откуда вы знаете? Про «малярию»?
– Вопросы умею задавать. А к тебе у меня куча вопросов. Ты хотя бы до конца
дочитала? Знаешь, чем там все кончилось?
– Но у нас все по-другому! Там же, в книге, он недоработал! Он просто превращался из
Джекила в Хайда. А сыворотка – это не все. Они научились выпускать это из себя. Только
надолго не получается…
– Тень, которая гуляет сама по себе. Умно, – задумчиво произнес Дмитрий. И вдруг
вспомнил слова Гоши Буреева, сказанные в обсерватории. Вспомнил и повторил: – Отбросы
Сумрака.
Вот что тот имел в виду и вот почему его одернула Маша. И оценки по Иному циклу
упали – еще бы, ведь Иная половинка отирается где-то за территорией школы. Все равно что
дубля вместо себя послать, как у Стругацких. А еще отдать ему почти все способности.
Хороший дубль, развесистый. Но дурак дураком и на людей кидается.
– Они не опасные, – быстро заговорила Анна, словно уловила мысли дознавателя. – Им
не надо есть никого или пить кровь. Они как синий мох, только эмоциями питаются.
«Ботаники вы сумрачные, мичуринцы, тудыть вашу дивизию», – хотел было сказать
Дреер, но сдержался.
А девочка не умолкала:
– Дмитрий Леонидович, они же не как я и не как вы! Они не хотели быть Темными, они
такими родились. Но им никто не поможет, заклинания такого нет! Нельзя Темного сделать
Светлым.
– Можно, – сказал Дмитрий.
Анна посмотрела на него округлившимися глазами.
– Да, можно, – повторил словесник, вспоминая, что чувствовал сам, когда услышал это
на уроке в школе московского Дозора. – Но только Высшего. Один только Высший маг может
поменять свой «цвет». У вас в следующем классе будет о волшебнике Мерлине. Самый
сильный Иной древности. Светлый, но стал Темным.
– Как Дарт Вейдер? Перешел на Темную сторону Силы?
А она не только начитанная, подумал Дмитрий. Впрочем, кто сейчас этого не смотрел?
– Нет. Дарт Вейдер перешел сам. А Мерлин сотворил такое, что не к лицу ни одному
Светлому. Нормальный Светлый вообще после этого сам себя бы развоплотил…
Дмитрий прикусил язык. Беседовать о таких материях с четырнадцатилетней ученицей!
Скольких таких «скорая» откачивает после попыток суицида от несчастной любви или
чувства вины, вызванного поступком, который легко переживет взрослый? А от
саморазвоплощения не откачаешь. Нет, лучше пока ей в эти тонкости не вникать.
– А что он сделал? – спросила девочка, пропустив мимо ушей последнюю фразу.
– Направил на рифы корабль с детьми. Нарочно, – тщательно расставляя паузы и
логические ударения, произнес Дреер, внутри страшно довольный, что теперь про
развоплощение она и не вспомнит.
Анна поджала губы. Потом спросила:
– А наоборот кто переходил?
– Не знаю, – честно ответил Дреер. – Это большая редкость. Даже среди Высших.
– Артем и все никогда не станут Высшими, – опустила глаза Анна. – Они же вампиры и
оборотни. У нас нет Высших вампиров, а оборотней таких вообще не бывает…
Дмитрий не стал ничего говорить на это. Он знал, как становятся Высшими вампирами.
К счастью, российские условия и меры, предпринимаемые Ночным Дозором, не позволяли
родным отечественным вурдалакам настолько поднять свой уровень. Как правило, они до
такого попросту не доживали. Еще во время учебы это наполняло курсанта Дреера гордостью
за свою страну. Но там же он краем уха слышал: метод стать Высшим вампиром без всякого
убийства вроде бы уже разработан и даже апробирован. Однако это были только слухи,
официальной информации курсантам не давали.
Вместо того словесник вернулся к допросу.
– Кто исправил формулу? – Дмитрий посмотрел на Анну сквозь стекло пузырька с
белым порошком, словно через лупу.
Анна промолчала, только прикусила губу.
– Все ясно. Артем.
Еще бы. Круглый отличник, тот преуспевал не только в написании стихов (которые
были так себе), но и в Иной химии. Предмет стоило бы назвать «алхимией» или по-простому
«зельеварением», но двадцать первый век и авторские права накладывали свое. На этих
уроках учили магическим свойствам вещества. Артем преуспевал куда лучше
одноклассников-ведьмаков, которым владеть предметом было положено самой их природой.
Дреер поднялся со стула.
– Пойдешь со мной.
– Куда? – снизу вверх посмотрела на него Анна.
– В Надзор. Все эти ваши мистеры-хайды шатаются по округе. Ты хоть понимаешь, что
если кто-то убьет оборотня, то с ним погибнет и носитель? Не важно, внутри у него волк или
снаружи. Ты представляешь, что будет с Артемом или с Кареном? Да если сейчас на
территории увидят хотя бы одного неизвестного оборотня, будут бить на поражение!
Анна опустила голову, потом резко встала.
– План такой, – сказал Дреер. – Идем в Надзор, потом собираем ваших «поэтов», и
чтобы все отдали сыворотку до крупинки!
Анна кивнула.
Эпилог
– Вы остолопы, – искренне сообщил Дреер. – Хотя и не безнадежные, это надо
признать.
Остолопы сидели полукругом на принесенных стульях за неимением скамьи
подсудимых. Перед ними, словно пулеметчик в доте, расположился за своим письменным
столом Лихарев. Казалось, левый глаз он сощурил, чтобы лучше прицелиться. В углу замер
Козлов, сейчас похожий на предмет обстановки.
Одноглазое Лихо, как только ситуация вернулась под контроль, весомо сказал всем
«пройти» для выяснения. Пришибленные интеграцией со своими двойниками «мертвые
поэты» послушным гуськом отправились в кабинет школьного Надзора. Лучше всех
держался побитый, но не сломленный Артем Комаров. Его, как самого пострадавшего,
усадили в печально известное массивное кожаное кресло для допрашиваемых. Он-то и
высказался:
– Мы не хотели быть Темными. Нас никто не спрашивал.
– А вы сами кого спросили, когда получили эту вашу сыворотку? – поинтересовался
Дреер.
«Поэты» молчали.
– Темными делают не хвост и клыки, – сказал Дмитрий. – Подумали бы о тех, кого
покусали ваши…
– Это все я! – Анна встала, вытянувшись в струну. Казалось, еще немного, и она
зазвенит. – Я все сделала!
– В общем, так! – хрипло сказал Лихарев. – Всем пока домашний арест до полного
выяснения. Пределы школы и жилого корпуса не покидать, в парк вообще не выходить.
Сидеть тише воды, ниже травы. Ясно?
«Поэты» кивнули.
– Тебе конкретно, – Одноглазое Лихо посмотрел на Анну, – краски в руки не брать.
Анна тоже кивнула.
– Надо бы всех вас в карцер, – сказал Лихо, – да их уже отменили сто лет в обед.
Ничего, поставлю вопрос. Всё, марш отсюда! Стулья вернуть туда, где взяли.
Юные вампиры и оборотни послушно удалились. За ними последовала и единственная
Светлая в банде.
– М-да, наворотили сегодня дел, – выдохнул Лихарев, когда все вышли и остался только
Дреер. – Хорошо, не загрызли никого действительно. Так что это чудо какое-то.
– Что им, кстати, всем будет?
– А ничего не будет! – сказал Одноглазое Лихо. – Если мы с тобой постараемся. Что
скажете, дозорный?
– Не наша юрисдикция, – пожал плечами Козлов. – Главное, что никаких «дикарей» в
городе больше не существует. А мою позицию по отношению к школе вы знаете.
– Считаем, был срыв у нескольких оборотней, – подытожил Лихарев. – Первый раз, что
ли? Они вон на переменах иногда перекидываются или даже на футболе, сдержать себя не
могут. Наркоты никакой нет, сыворотка – это другое. А сыворотки тоже больше нет, Дреер
последнюю уничтожил. И не будет, за этим мы проследим.
– Раз Инквизиция может это гарантировать, – с долей иронии произнес Козлов, – то
Ночной Дозор претензий не имеет.
Словесника кто-то дернул за язык, и он прочитал вслух:
– Да уж, ночка еще та, – неизвестно с чем согласился Лихо. – Кого ты все тут
цитируешь, кстати?
– Заболоцкий, – ответил Дмитрий. – Был такой… обэриут.
– Тоже, что ли, экзот? Или оборотень какой?
– Человек. И поэт очень хороший. Нестандартный.
– Слушай, давно хотел спросить, но все руки не доходили… Что это за фамилия такая –
Дреер? Немецкая?
– Не знаю, – честно ответил Дмитрий. – Никогда не увлекался родословной.
– Как будто ее кто-то выдумал!
– Всех нас кто-то выдумал… – махнул рукой словесник.
Часть 2
Иная география
Пролог
Глава 1
Иву Дреер нашел у Майлгуна. Собственно говоря, с его комнаты в отеле он и начал
поиски. Если его просьба и удивила девушку, то вопросов она задавать не стала – просто
сделала то, что он попросил. Майлгун тоже от вопросов удержался, хотя явно с трудом.
И теперь Дреер стоял в своем собственном гостиничном номере, вздрагивая скорее от
нервов, чем от холода, – пускай он и разделся догола, но в комнате было тепло. Где-то
глубоко в душе Дмитрий подозревал, более того – знал, что и это раздевание, и нарисованные
им краской на собственном теле знаки (да что там «знаки» – обычные буквы алфавита,
латиница и кириллица), и горящие в углах комнаты свечи – все это ерунда, все это не важно и
не обязательно. Но он не собирался нарушать придуманный Чапеком ритуал, как и
совершенно не суеверный человек, все-таки плюющий через левое плечо или
сворачивающий с пути при виде черной кошки. Пусть все будет как будет.
Дреер поднял левую руку (опять же – ну почему именно левую? но Чапек написал
«левую»), и навешенное Ивой Машковой заклинание сорвалось с его пальцев. Сфера
Отрицания, стандартное защитное заклинание, только «с обратным знаком» – теперь она не
защищала Дреера, а наоборот, ничего не выпускала в окружающий мир. А потом – с правой
руки… щит мага… еще один щит мага… и еще один… и еще…
Тоже «реверсивные».
Дреер стоял в окружении клокочущей энергии, которую никогда не сумел бы вызвать
сам. Молодец, Ива. Все-таки второй уровень – это второй уровень! И всей этой энергии
суждено было пропасть впустую… если, конечно, не допустить, что библиотекарь Чапек
прав…
Дреер встал в нужную точку между четырьмя «неправильными» щитами. Подумал
мгновение. Карел Чапек никогда не был в числе его любимых авторов. Но из уважения к
родственным связям…
– Боже мой, уже час, – сказал Дреер. – Старик, видно, уже не придет…
Ему показалось – или что-то дрогнуло в воздухе? Дреер сделал шаг, чуть сместился. И
продолжил:
– Земля помогает нам понять самих себя, как не помогут никакие книги. Ибо земля нам
сопротивляется. Человек познает себя в борьбе с препятствиями. Но для этой борьбы ему
нужны орудия.
Теперь уже сомнений не было – он ощутил тяжелый толчок, будто удар – теплым,
жарким воздухом, одновременно пугающий – и радующий, будто дружеский толчок в
плечо… Дреер сглотнул. Следующие слова тоже были тем, чем надо, он не сомневался, хотя
если бы час назад услышал их – не сразу бы понял, откуда они взялись.
– Дело было так. «Если через три дня королю не станет лучше, можно всего
ожидать», – сказал доктор. «Король тяжело болен, и если через три дня состояние его не
улучшится, можно всего, всего ожидать».
На этот раз касание Силы, мечущейся между «щитами мага», было болезненным,
звенящим, тоскливым. Его чуть не вырвало – Дреер даже прижал ладонь ко рту. Но Сила уже
ушла, оставшись в груди легкой ноющей болью. Дреер сместился еще на шаг.
– Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его.
Ударило сухим ветром, соленым и пыльным, привкус дыма коснулся ноздрей, долгая,
бесконечная во времени и пространстве, неизбывная боль пронзила тело, комната на миг
стала серой и синей – серой будто иссохшаяся земля, синей – будто застиранные джинсы…
А это-то с чего и зачем?
Он, конечно, знал современную литературу, в том числе и популярную. Хотя бы для
того, чтобы понимать своих учеников. А еще это было интересно – смотреть на новомодные
кривые зеркала, отражающие вечное… Но если это сорвалось с его губ – то, значит, это не
просто отражение, верно?
Шаг…
Фраза…
Шаг…
Фраза…
Дреер шел между «щитами мага» – теперь всего лишь зеркалами, гоняющими между
собой – и через него чужую, заемную жизнь. Ненастоящую жизнь.
Или все-таки нет?
Шаг…
Фраза…
Он успел сделать ровно одиннадцать шагов, прежде чем понял, что пуст – пуст и
одновременно полон, до краев полон, не расплескать бы, – и навешенные волшебницей
второго уровня заклинания разорвались, треснули и распались в прах.
Самое обидное, как потом решил Дреер, что он совершенно не помнил двенадцатой
фразы, которую начал произносить – и которая оказалась избыточной.
…Стригаль вошел в аудиторию ровно в девять, как и во все предыдущие дни. Он
словно не замечал возбуждения, повисшего в зале, не замечал взглядов, которые скользили к
галерке – где сидел Дмитрий Дреер, еще вчера – маг седьмого, а сегодня – четвертого уровня.
– Возвращаясь к теме, которую мы обсуждали на первом занятии, – сказал Стригаль. И
положил на конторку маленькую затрепанную книжонку. Дреер даже не сомневался, кто
автор этой книги.
– О магической силе? – спросила Ива. Спросила с легкой иронией и даже упреком.
– О возможности ее быстрого повышения, – сказал Стригаль.
Наступила тишина. И в этой тишине, впервые за все время, взгляд Стригаля коснулся
Дреера.
– Это и впрямь возможно, – сказал его старый знакомый. – Тысячи шарлатанов
придумали миллионы шарлатанских методов, но все сводились к одному – для того, чтобы
максимально быстро реализовать свой потенциал, необходимо получить чужой опыт, чужую
память, чужую жизнь. «Ассирийская призма», редкий, но реально существующий артефакт,
работает именно на этом принципе, но в силу своей специфики доступна… не всем. Главная
проблема состоит именно в том, что брать чужой опыт, чужую жизнь, чтобы ускорить
собственное развитие, можно лишь насильно. Лишь одна возможность оказалась вне рамок
этого правила – литература.
– А при чем здесь литература? – удивленно воскликнула девушка с первого ряда.
– Вся хитрость в том, что литература – это тоже жизнь, пускай и придуманная. Априори
большинство из нас не способны изменять и наполнять свою личность на основании
художественного текста. Но если действительно любить книги, если верить в них, в
описанные миры, в придуманных героев – ситуация изменится. Абсолютным магом не стать,
конечно, но ускоренно нарастить имеющиеся мускулы – возможно…
– Почему же это не используется? – с любопытством спросила девушка.
– Используется, но крайне редко, – Стригаль усмехнулся. – А почему, спросите вы? Нет,
не потому, что исчезающе мало тех, кто способен по-настоящему пропустить через себя
литературный текст и сделать его частью своей жизни, своей судьбы, своей личности. А
потому, что имеющийся изначальный потенциал такая прокачка не увеличит! Сумел в один
день поднять свой уровень с седьмого до четвертого? Естественно – молодец! Разве что
непонятно, что ты будешь делать дальше. Годы, десятилетия, века…
– Если одним разом перескочил через целый лестничный пролет – перестанешь
подниматься по ступенькам? – спросила студентка.
– Есть такое мнение.
«Перескочивший через пролет» свежеиспеченный маг четвертого уровня мысленно
зааплодировал. Лишенный возможности проявить свою неприязнь впрямую, его бывший
коллега все-таки добился своего. Указал наглому выскочке на его место.
Конечно же, Инквизитор злился, ведь странное заклинание и впрямь помогло ему
быстро поднять уровень. Мягкий знак той силы, что наложили на преподавателя литературы
«зеркала Яноша», лежал где-то глубоко в его душе. Не его силы… но и не чужой, не
заработанной… но и не украденной. Если это и был уникальный шанс, то он им
воспользовался – и без колебаний.
Наверное, иногда стоит пользоваться таким шансом.
Конечно, если понимаешь, что, перепрыгнув через целый пролет, придется долго
учиться ходить по ступенькам.
Однако лучше перепрыгнуть, чем стоять на месте.
Глава 2
Глава 3
Куратор явился после завтрака, сказал, что в музей Инквизиции надо идти вечером, и
потому можно посетить еще один-два вполне обыкновенных. Сходили в Зоологический и
Кунсткамеру. Дмитрию не очень понравилось, все казалось маленьким и пыльным, а чучела
облезлыми. Только скелет синего кита – это да!
Наконец Александр всех привел на Почтамтскую.
– Умно, – только и сказал Дмитрий, посмотрев на вывеску.
– Ловко, – одобрил Фрилинг.
– Государственный музей истории религии, – как завороженный вслух прочитал Карен
Саркисян.
Александр усмехнулся:
– Внутрь заходим через Сумрак. Для Иных музей работает, когда людей тут нет.
В пустом холле их уже встречали. Тамошний Инквизитор ничем не походил на
Александра. Это была женщина. Привлекательная.
Щукин недипломатично присвистнул.
Женщина поздоровалась и сказала, что ее зовут Тамара. Серое инквизиторское одеяние
ей, как ни странно, очень шло.
– Вы можете для начала осмотреть весь музей, – предложила Тамара. – Экспозиция
сама по себе интересна.
– Нет, уж лучше сразу артефакты! – деловито заявил Влад Чижов.
– Сразу не получится, – улыбнулась Тамара. – Они везде. Мы не стали делать
отдельную экспозицию. Те залы, куда я вас сейчас поведу, еще не открыты для посетителей.
Но даже когда их откроют, человек с улицы ничего не поймет.
– А почему музей тут? – спросил Толик Клюшкин. – Нам рассказывали, у Инквизиции
есть спецхраны, туда фиг залезешь…
Дмитрий ничего такого не говорил. Скорее всего постарался Лихо. Чтобы, так сказать,
наладить контакт для лучшего пригляду… Ай да Палыч!
– Спецхрана здесь нет. Только разряженные артефакты. Обычные игрушки с богатой
историей. Пока не было Договора, огромное число Иных играли для людей роли шаманов и
даже богов.
– Прикольно, – с одобрением сказал Влад Чижов.
– Головы людям дурить – много ума не надо, – ответил Клюшкин.
– Кровь пить – тоже, – парировал Влад.
Лицо Толика изменилось. В холле музея они давно вышли из Сумрака, но теперь
Клюшкин на несколько секунд нырнул туда обратно и оскалил клыки.
– Влад! – коротко сказала Надежда Храмцова, опережая Дмитрия.
Она тоже вошла в Сумрак и втащила недовольного Чижова.
– Я первый, что ли? – отозвался Чижов.
– Первый, кто перешел на личности! Извинись немедленно!
Чижов посмотрел на Клюшкина с презрением. Со стороны они выглядели странно:
бледный высокий подросток, еще не имеющий особенного сумрачного облика, и уже
оформившийся, но еще совсем юный вампир с полным набором внешних атрибутов.
Человек перед вампиром, однако, нехотя извинился. И вампир вдруг опять стал похож
на человека.
– Всем выйти! – скомандовала Храмцова.
Из «нормальной» реальности они исчезали всего на несколько секунд. Хотя Тамара не
могла не заметить, просто не подала виду. А может, тоже изучала с интересом, как и
Дмитрий. В плане обмена опытом.
– Предлагаю начать осмотр, – Инквизиторша повела группу по лестнице. Стены тут
были удивительного мягко-розового оттенка.
Глазели на шаманские поделки и кустарные артефакты колдунов первобытных племен.
Рассматривали многочисленные статуэтки для вызывания умерших Иных с нижних слоев
Сумрака. Подражая этому, древние люди создавали всевозможные культы предков.
Мальчишки затаив дыхание созерцали абсолютно невинные на первый взгляд предметы
утвари с подвешенными когда-то разрушительными заклинаниями. Чего стоили одни только
ритуальные рогатки, бившие на много километров, или африканские фигурки-запоры к
хижине, которые сами преследовали воров.
А затем Тамара пригласила всех в отдельное помещение, которого никогда не увидят
люди. Зал оказался посвященным Договору. Артефактов в нем никаких не имелось. Только
рукописи, свитки, книги, документы. Тут хранилась в прозрачной витрине одна из копий
Договора с подписями и печатями обеих сторон. Была копия двустороннего соглашения об
учреждении самой Инквизиции. Оригинал этого документа, известного как Серый Пакт,
Дмитрий уже видел в Праге. Вообще эта коллекция для него лично оказалась самой
неинтересной. На пражских курсах их всех водили в такой вот музей Инквизиции, тот был,
разумеется, намного крупнее. Документы там содержались в подлинниках, а реликвии не
разряженные, а вполне действующие. Только на них было наложено столько охранных
заклинаний – Пентагон бы обзавидовался.
Ученики, наоборот, оживились. Тайны Инквизиции для них были запретны и потому
вдвойне притягательны. Они разбирались в отношениях Светлых и Темных, а вот сила,
стоящая над всеми, оставалась неизвестной, чужой. Несмотря на Одноглазое Лихо.
Именно потому, наверное, они теперь сторонились и Дреера.
– А кто сейчас Великий Инквизитор? – вдруг спросила Анна.
– То есть? – Кажется, Тамара ее не поняла. – В Инквизиции много сильных магов, и
есть несколько Великих.
– Нет, кто главный Инквизитор? Самый Великий?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, вот в зале про святую… про человеческую инквизицию я видела, что в Испании, к
примеру, Великим Инквизитором был Торквемада. Или вот Дозоры. На обществоведении
говорили, что главный Светлый в России – это Гесер, а главный Темный – Завулон.
Дмитрий подумал, что Анна слегка кривит душой. В ее классе еще не было Иного
обществоведения. Рассказал ей кто-нибудь из «мертвых поэтов», скорее всего Артем.
– А кто в Инквизиции главный? – Анна задала этот вопрос Тамаре, но потом взглянула
по очереди на Дреера и на Александра.
Хороший вопрос на самом-то деле, подумал Дмитрий. Он сам его почему-то стеснялся
задать так вот «в лоб» на пражских курсах.
Стало даже любопытно, как выкрутится Тамара.
– Я не знаю, – просто ответила та и улыбнулась. – Понимаешь, у нас очень старая
организация. И очень консервативная. В средневековых армиях простой солдат мог и не
знать, как зовут генералов.
– Но ведь сейчас не Средние века, – вступился Толик Клюшкин. – Любой рядовой
может узнать, кто у него министр обороны.
– Вы не поняли, – все так же улыбаясь, сказала Тамара. – Великого Инквизитора нет.
Инквизицией никто не руководит.
– Это же анархия, – умно выразился интеллигентный Карен Саркисян. – Все равно что
полицией никто не будет руководить.
– Не совсем так, – ответила Тамара. – Просто в каждом городе своя полиция. И в
каждой стране тоже. Мировой полиции, к счастью, не существует. Поэтому и на вопрос, кто
самый главный полицейский в мире, нельзя ответить. У Инквизиции есть Бюро.
Европейское, Азиатское, Американское, Африканское, Австралийское.
– Антарктиду забыли, – хохотнул Влад Чижов.
– В Антарктиде нет Иных, – сказала Тамара. – Хотя, возможно, были. Правда, и льдов
тогда не было, и климат другой. Время от времени появляются идеи отправить туда
экспедицию, чтобы найти хотя бы артефакты или же опровергнуть все гипотезы. Но пока нет
достаточного количества наших ученых. Хотя был еще такой писатель Говард Лавкрафт.
Слабый Темный, но страшно нелюдимый. Всю жизнь шарахался и от Светлых, и от своих, не
учился никакой магии и ни во что не хотел верить. Во сне он входил в Сумрак, а потом писал
по своим впечатлениям рассказы. Так вот, этот Лавкрафт утверждал, что в Антарктиде…
– Вы уходите от вопроса, – сурово сказал Карен. – Кто руководит Европейским Бюро
хотя бы?..
– У него нет постоянного руководителя, – ответила Тамара. – Просто собираются маги
для решения оперативных вопросов и выбирают председателя. Потом доводят решения и до
подчиненных. А на следующем заседании выбирается другой председатель. Все
коллегиально. Мы не люди, милые мои. У нас нет государства. Дозорные – это кто-то вроде
шерифов на Диком Западе. А Инквизиция – шерифы над шерифами. Вот и все.
– Даже на Диком Западе был президент, – упрямо вставил Толик.
– Ну, хотя бы в российском отделении Инквизиции – кто главный? – спросила Анна.
– Давайте я скажу, – вмешался Дмитрий. Как часто с ним случалось, он и сам не мог бы
себе объяснить, зачем сейчас это делает. – Российского отделения Инквизиции тоже нет. У
нас напрямую действует пражское Бюро. Потому и школа сразу под его патронажем. Да, Аня,
вижу, ты хочешь спросить, кто главный в Праге. Нет там главного. Все так, как сказала
Тамара. Инквизиция – хитрая штука. Вроде бы совсем Средневековье, но демократии там
тоже полным-полно.
– А кто же тогда отвечает за все? – Анна смотрела уже на Дреера. Казалось, будто они
сейчас одного роста.
– Все отвечают, – ответил Дмитрий.
Глянул на молчаливого Стаса Алексеенко и вдруг испытал укол стыда. А затем понял,
что сказал правду.
Он теперь тоже отвечает за Стригаля. И за всех Инквизиторов сразу.
– Все – это значит никто, – непримиримо сказала Голубева.
– Все – это значит все, девочка, – вступилась Тамара. – Инквизиция защищает Договор.
Мы все рождаемся людьми, а потом становимся Светлыми или Темными. Но когда уходим в
Инквизицию, то отвечаем за всех сразу.
Дмитрий поймал на себе взгляд Толика Клюшкина и почему-то смутился. Но глаз не
отвел.
– Вы хотите, чтобы все было как всегда, – неожиданно высказался Влад Чижов.
– Не как всегда, а как при Договоре. Поверьте мне, это самые благополучные века для
Иных, несмотря на охоту на ведьм и все прочее. Походите по залу, посмотрите сами!
Тамара сделала широкий жест, а затем просто села на стул у двери. Как обычная
тетенька-служащая, какие работают в каждом музее и охотно рассказывают посетителям, о
чем те и не думали спрашивать. Кажется, она все-таки устала вести экскурсию или не
привыкла работать со школьниками. Дмитрий еще во время своей педпрактики слышал от
родни: «Как ты с ними выдерживаешь хотя бы час?»
Александр скучал. Понятное дело, он-то здесь бывал. Небось даже делегацию
приводил… из того же Гонконга, к примеру.
Школяры разбрелись по залу. Влад Чижов и Гарик Федотов читали Серый Пакт и
отчего-то похохатывали. Щукин нашел какой-то документ на стенде и удивленно
присвистнул – может, заочный приговор по делу Синей Бороды. Клюшкина с Кареном тоже
привлекла одна витрина. Дмитрий издали распознал, что они увидели. Курсант Дреер сам
встречал нечто подобное в пражском музее Инквизиции. На витрине экспонировались
выдержки из заседаний Трибунала, на которые призывали в свидетели умерших Иных из
нижних слоев Сумрака. Некоторых призывали, что интересно, как обвиняемых.
Старинные Трибуналы принято было зарисовывать, так что посмотреть на некоторые
гравюры стоило. А если посмотреть через Сумрак, то отпадал языковой барьер, и можно
было разбирать надписи на латыни.
Стас Алексеенко изучал копию фолианта, известного как «Иной Молот ведьм» –
древний, уже не использующийся и потому открытый для интересующихся протокол
дознания по делам настоящих ведьм. Разумеется, никакие колдовские деяния Инквизицию не
занимали, только нарушения Договора. Фолиант был тоже убран в прозрачную витрину,
трогать руками его было нельзя, но на бесконтактное перелистывание это не
распространялось. На всякий случай на стенд было подвешено заклинание, чтобы неумелый
маг взглядом не вырывал страницы. Стас как раз дошел до процедуры допросов. Наверное,
он искал, какие основания есть, чтобы применять Amor Veri, печально знаменитый
Правдолюб. Инквизиторы-Иные не утруждали себя негигиеничными «железными девами»,
«испанскими сапогами» и другими атрибутами псевдоисторических выставок и кабинетов
восковых фигур.
Дмитрий хотел было подойти к Стасу. Больше того, он вдруг почувствовал желание
извиниться. Вот за такую книгу, и за Стригаля, и за то, что сам стал Инквизитором.
Он уже сделал шаг, когда его остановила реплика Анны:
– А что такое «Фуаран»?
– Откуда ты узнала это слово? – оживилась Тамара.
– Тут вот книга есть на стенде, «Фуаран – вымысел или правда?».
– Вымысел, – сказала инквизиторша. – Сейчас это абсолютно точно.
– Что такое «Фуаран»? – опять спросила Анна.
– Тоже книга. – Тамара развернулась к ней, не вставая со стула и положив ногу на
ногу. – Есть такие книги-легенды. Никто их не читал, но все думают, что там спрятан какой-
то очень большой и страшный секрет. Пожалуй, самая известная – «Некрономикон». У нас в
запасниках, кстати, есть под нее несколько подделок. А «Фуаран» – еще одна легенда. Будто
бы в ней было заклинание, как обычного человеческого ребенка сделать ведьмой или
ведьмаком.
– А разве так можно? – спросил подошедший Алексеенко. Ему, видимо, наскучило
изучать магические пытки Инквизиции.
– Нет, к сожалению, – покачала головой Тамара.
– Что за название дурацкое, «Фуаран»? – поморщился Стас. – Как будто команда
собаке…
– Это имя волшебницы. Восточное. Якобы она придумала заклинание. И превратила в
Иную свою дочь…
Тамара рассказала нечто похожее на короткую и жестокую сказку. В сиянии ламп, мягко
подсвечивающих музейные стенды, женщина-Инквизитор со своими темными волосами
выглядела Шахерезадой. Кроме Стаса и Анны, начали подтягиваться и остальные, хотя
рассказывала Тамара негромко. Подошли Карен с Толиком Клюшкиным, подтянулся Митя
Карасев, приблизились Даша Чернова и другие Светлые. Даже Фрилинг придвинулся бочком,
а он тоже перелистывал глазами какие-то старинные травники на стенде. Но Темные
школьники, кроме «мертвых поэтов», особого интереса не проявили.
У Тамары даже голос изменился, когда она дорассказала про последний бой и
уничтожение Фуаран вместе с дочерью и слугами, превращенными в Иных.
– Все их вещи тоже сгорели. Но осталось предание, что Фуаран вела дневник… Это,
конечно, не такой дневник, как теперь у вас, девочки. Но она могла вести записи своих
опытов, и в конце там было само заклинание. Один из слуг, на которых она проводила
эксперименты, ставший в результате слабым магом, якобы сбежал вместе с книгой. Но сам
этот манускрипт никто из Инквизиции не видел. По крайней мере из живых Инквизиторов…
– А там что написано? – спросила Анна и невоспитанно показала пальцем на витрину с
книгой «Фуаран – правда или вымысел?».
– Там написано, как могло действовать это заклинание. Оно было способно не только
сделать Иным простого смертного, но и поднять его уровень. Это тоже очень редкая книга.
Напечатано всего тринадцать экземпляров. Кстати, именно здесь, в Петербурге, в
императорской типографии. Конечно, тайно, в новолуние. Мы нашли экземпляр у одного
старого библиофила и выкупили за большую сумму.
– Жалко, если это все-таки легенда, – неожиданно сказал Митя Карасев.
– Почему же? – спросил лекарь Фрилинг. – Это нарушило бы равновесие. А где нет
равновесия – там беда.
– Ничего себе равновесие, – возмутилась Даша Чернова. – Светлых в шестнадцать раз
меньше, чем Темных.
– Может, вам в шестнадцать раз больше достается? – косо посмотрел на нее Толик
Клюшкин.
– Если бы книга была на самом деле, можно было бы маму сделать Иной, – продолжил
свою мысль Карасев.
Поднявшийся было шепот вдруг затих. У большинства родные были самыми обычными
людьми. Как ни странно, «повезло» тут лишь вампирам и оборотням, кроме Толика
Клюшкина. Про Александра и Тамару ничего не было известно.
– Не-а, – вдруг раздался голос Влада Чижова. Оказывается, и тот все слышал. – Иных
должно быть мало! А то какой смысл? Особенно Темных!
– Особенно таких, как ты! – в сердцах выдохнула Даша. А потом обернулась к Мите: –
Карасик, не слушай дураков.
– Чего уж, – ответил Карасев. – Все равно нет такой книги…
Глава 4
По дороге на квартиру школьники в этот раз не галдели. Они узнали столько нового,
что каждый шел и обрабатывал все сам. Это как новый мобильник получить: вроде ясно, для
чего он и как работает, а все равно надо повертеть в руках, понажимать кнопки или сенсор,
приспособить под себя.
Оставив всех у двери в парадную, куратор простился, обещая завтра устроить поездку в
Кронштадт. Но Дреер послал ему мысленно:
«На два слова!»
Одновременно вошли на первый слой. Дмитрий уже несколько адаптировался к
холодным питерским ветрам, но даже Сумрак тут, казалось, был холоднее, чем у них в школе.
– Что такое? – спросил Александр. Изо рта вырывался пар, как на морозе.
Дмитрий только сейчас вдруг понял, что здесь куратор группы выше и массивнее, зато
волосы намного короче.
– Мне нужно встретиться с твоим руководством, – сообщил Дмитрий.
Они уже давно перешли на ты.
– Зачем?
– Дети в опасности.
– С чего ты взял?
– Мне. Нужно. Поговорить. С твоим. Руководством, – с расстановкой произнес Дреер. А
затем перешел на свой нормальный слог. – Я не могу так просто сказать. Извини.
Александр вгляделся в него пристальнее. Затем сказал в тон:
– Хорошо. Постараюсь. Организую.
– Жду, – ответил Дмитрий, и Александр исчез.
Дреер вышел из Сумрака. Набрал номер Одноглазого Лиха.
– Чем порадуешь? – без предисловий отозвался Лихарев.
– Виктор Палыч, – тоже сразу перешел к делу младший надзиратель. – Вы никому не
говорили про Голубеву?
– Что именно?
– То самое.
– Нет, – решительно, без паузы, ответил Лихарев.
– Тогда другой вопрос. Это могли вытащить из моей памяти в Праге во время какого-
нибудь ритуала?
– Если не умеешь ставить блок…
– Меня учили.
– Люсьен Дюкро преподавал?
– Точно.
– Старый хитрец. Прежде чем научить тебя блоку, он наверняка снял слепок памяти. А
слепки, если помнишь, принято вешать на артефакты как вещдок. К ним же доступ имеют
все высокие чины. Ты зачем интересуешься?
– Я, кажется, знаю, для чего вся эта экскурсия. Им нужно было, чтобы Анна попала в
Питер. Тут очень не хватает джиннов.
Лихо не ответил. Дмитрий представил, как Палыч сосредоточенно глядит перед собой,
сидя в кабинете. И еще наверняка барабанит пальцами по столешнице. Ритм он хорошо
выбивает.
– Будь осторожнее, – наконец сказал Лихарев.
Очень ценный совет, подумал Дмитрий.
– Я запросил встречу с местным руководством Инквизиции.
– Зачем?
– Предупредить. Если это их инициатива – буду жаловаться в Прагу. Школа под ее
началом.
– А если инициатива Праги?
– Тогда придумаю что-нибудь. Дам информацию в Ночной Дозор. До самого Гесера
доберусь. Инквизиция использует несовершеннолетнюю Светлую Иную в своих целях.
Скандал будет грандиозный.
– На кой им сдалась девчонка? Дреер, ты не выдумываешь на свою голову?
– Виктор Палыч, я только что с курсов. А там долбили на все лады: ради сохранения
Договора оправданно все. И нет большего зла, чем если равновесие падет. Так что уж лучше
мне ошибиться, чем наоборот.
– На встречу согласились?
– Пока нет информации.
– Хорошо. Держи меня в курсе.
– Так точно.
Лихо отключился.
Группа давно уже была дома. Оживились, готовились к ужину, Фрилинг бряцал посудой
на кухне и напевал какую-то немецкую песенку.
Александр позвонил, когда все уже разошлись по комнатам:
– Мы готовы встретиться. Здесь недалеко.
Честно говоря, Дмитрий ожидал, что его вызовут в офис. Будет этот офис в каком-
нибудь особняке в стиле барокко с трехсотлетней историей и аллегорическими скульптурами
на крыше. Но куратор назвал не дом и не улицу, а мост.
Прежде чем уйти, Дмитрий заглянул в комнату к Анне. Стучаться не стал, вошел через
Сумрак, тщательно позаботившись, чтобы девочка ничего не заметила. Та лежала, закинув
ноги на спинку дивана, и читала. Кажется, Достоевского. Инквизитор покачал головой и
вышел. Постучал к Фрилингу.
– Войдите! – негромко пригласил Темный.
– Герр Фрилинг, – сказал Дмитрий с порога. – Меня вызывают в Инквизицию. В мое
отсутствие назначаю вас старшим.
– Большая честь! – с ноткой веселости ответствовал эскулап.
– Прошу вас присмотреть за всеми. Особенно за Аней Голубевой.
– А что с ней? – профессионально встрепенулся Фрилинг.
– Грустная она какая-то, – солгал Дреер. – Может, приболела. Столько впечатлений все-
таки. Вы навестите ее пару раз, пока меня не будет. Самое главное, если увидите, что она
собирается рисовать, отвлеките от этого занятия. В крайнем случае отберите у нее карандаши
или что там будет.
Немец как врач знал, что Анна – экзот. Но об истинных ее способностях, хотелось
верить, не догадывался.
– Как скажете, герр Инквизитор, – ответил Фрилинг.
Чтобы не хлопать дверьми и ни с кем больше не встречаться, Дмитрий покинул
квартиру опять через Сумрак.
Выйдя на улицу, свернул на Литейный, потом на Белинского. По набережной Фонтанки
дошел до Пантелеймонова моста. Всю дорогу гадал, почему бы Александру просто за ним не
прийти.
Куратор ждал на мосту не один, а с Тамарой. Женщина сдержанно кивнула Дмитрию.
– Предлагаю пойти в Летний, – мотнул головой Александр. – Он уже закрыт, можно
спокойно побеседовать.
– Подождите, – сказал Дмитрий. – А встреча?
– Через аватару, – куратор посмотрел на Дреера так, будто младший Инквизитор
обнаружил по меньшей мере незнание закона Архимеда.
Дмитрий мысленно выругался. Он даже в Праге был свидетелем таких штук, а тут ему
почему-то не пришло в голову, что и в Северной столице вполне можно ими пользоваться.
Иные придумали множество заклинаний и материальных преобразователей Силы,
которые могли быть предтечей чего угодно – от подводной лодки до аппарата искусственного
дыхания. По понятным причинам не смогли создать разве что аналоги космического корабля
или компьютера, хотя и на подобное кое-кто замахивался. Однако у всего этого добра имелся
главный недостаток: его нельзя было толком тиражировать. И вот здесь человечество взяло
реванш. Дмитрию это, как ни странно, всегда напоминало ситуацию с массовым
образованием. Дореволюционные гимназисты выучивали по несколько языков, а он сам не
мог без репетитора справиться с английским. Однако сколько гимназий было в России в
тринадцатом году, а сколько школ хотя бы и в восемьдесят третьем, когда мальчик Дима
пошел в первый класс?
Магические артефакты тиражировались в лучшем случае десятками. С заклинаниями,
правда, дело обстояло несколько лучше. А еще давным-давно сильные Иные научились
создавать аватары. Это потом в религиозных воззрениях Индии аватарой стали называть
воплощение бога на Земле. Собственно, Великие индийские маги ничем не отличались от
других в стремлении создать о себе миф. На самом деле аватарой был Иной, выступавший
представителем более сильного мага. Его ушами, глазами, чувствами на расстоянии.
Правда, за тысячи лет никто так и не додумался, как проделывать это без спросу.
Подчинить волю Иного и превратить его в марионетку – да, некоторым под силу. Но сделать
аватарой без прямого согласия не удавалось никогда.
Инквизиция присвоила и это знание.
– Кто из вас?.. – спросил Дмитрий.
– Я, – ответила Тамара.
– А с кем я разговариваю?
– Вы хотели с руководством, Инквизитор Дреер?
У Дмитрия екнуло в груди. Неужели там, на том конце… Стригаль?
Дреер прекрасно знал, что аватара может выполнять роль телеконференции, когда с
собеседником общаются сразу несколько магов. Не исключено, что сейчас органы чувств
Тамары передавали образы целому совещанию.
В стороне зловеще горел подсвеченный снизу Михайловский замок.
Пройдя сквозь запертые ворота, они сели на скамью у Карпиева пруда, недалеко от
Порфировой вазы. Дреер оказался между Тамарой и Александром. Было не очень уютно, к
тому же он понял, что придется вертеть головой для того, чтобы разговаривать с обоими.
– Что вы хотели сказать, Инквизитор Дреер? – без обиняков начала Тамара или кто там
спрашивал ее голосом.
– Может быть, вы все-таки представитесь?
– Болеслав… Леонард… Морис…
Дмитрий мог бы подумать, что это одно длинное европейское имя. Но заметил, что
тембр голоса женщины изменяется при произнесении каждого слова. Похоже, он оказался
прав. Сейчас с ним разговаривают несколько магов Инквизиции.
– Прошу уважаемых Инквизиторов сообщить настоящую цель нашего приезда. Прошло
уже несколько дней, а с нами на контакт вышли только Александр и Тамара.
– Цель была вам озвучена. Образование для воспитанников школы и обмен опытом для
нас.
– Простите, до сих пор не видел никакого обмена.
– Александр ежедневно делает отчет о мероприятиях. Разве это не опыт? Кроме того,
сегодня вы были в музее Инквизиции… Это наш новый проект во имя Договора. Раньше в
такие хранилища допускались только сотрудники. Теперь мы проводим экскурсии для юных
правонарушителей. Даже человеческая полиция использует экскурсии в тюрьму для
профилактики. Вам как педагогу должно быть это известно.
Дмитрий, конечно, о таком знал. Однако вспомнил сейчас другое: экскурсию по
застенкам человеческой инквизиции, устроенную для Галилея. Тоже в целях профилактики.
А еще он понял, что сел в лужу. Если сейчас изложит все свои подозрения… нет, никто
его, конечно, не поднимет на смех. Даже, возможно, похвалят за проявленную бдительность и
поставят лишний балл в аттестате. Но все его слова повиснут в воздухе.
Врать тоже не имело смысла. Сейчас Дмитрий имел дело с куда более сильными
Иными, чем он сам, и сполохи лжи в ауре они распознали бы без труда.
Оставалось только говорить полуправду и самому в нее верить.
– Мне кажется… – Дмитрий тщательно подбирал слова. – Посещение музея
Инквизиции может иметь негативные последствия.
– Какие? – спросила Тамара.
– Это не вполне благополучные дети. Среди них есть немало низших Темных,
переживающих очень болезненный переходный возраст. Кроме того, большинство учеников
имели какие-то проблемы с Договором. А вы рассказываете им о вымышленной книге
«Фуаран». А ведь они сейчас так склонны верить во все то, во что хочется поверить! Где
гарантия, что они не решат, будто «Фуаран» есть на самом деле? А потом не бросятся ее
искать?
Дмитрий ощутил уверенность в своих словах. Вот и хорошо. Аура – что надо.
– Если подобное случится, я вынужден буду жаловаться, – твердо сказал он.
Тамара обменялась взглядами с Александром и, помедлив, ответила:
– Исключено. «Фуаран» не существует в реальности.
– Откуда вы знаете? Легенда есть легенда. В Трою тоже никто не верил, пока Шлиман
ее не откопал.
– Дмитрий… – Тамара впервые назвала его по имени, но не закончила фразы.
Создавалось впечатление, что трое инквизиторов, аватарой которых выступала женщина,
спорят и не сходятся во мнениях.
Наконец Тамара снова ожила:
– Мне позволено сообщить вам. «Фуаран» не совсем… вымысел.
– Что?!
– Такая книга была, и заклинание тоже. Но теперь все утрачено. «Фуаран» больше нет,
как и ее создательницы. Книга погибла два года назад. Поэтому мне и разрешено дать вам эти
сведения.
– Как это случилось?
– Сейчас вам специально повышен уровень доступа, поэтому слушайте. Книга
«Фуаран» была обнаружена в две тысячи третьем под Москвой. Хранилась у одной ведьмы,
проходившей по старому делу. К сожалению, тогда же книгу и потеряли. Для помощи
следствию был рекрутирован Константин Саушкин, молодой вампир из Дневного Дозора
Москвы. Слишком молодой… Он поддался искушению. Убил нескольких сотрудников
Инквизиции и завладел книгой. А еще у него были с собой ингредиенты, чтобы привести
заклинание в действие…
– Что за ингредиенты?
– Образцы крови двенадцати человек. Единственный метод стать Высшим вампиром,
не убивая смертных. Кстати, этот молодой человек его и разработал, так называемый
«Коктейль Саушкина». Константин действовал бескорыстно. Он решил с помощью Фуаран
сделать Иными всех людей на Земле.
– Судя по всему, ничего не вышло, – Дмитрий посмотрел вдаль, сквозь решетку
Летнего, на прохожих и машины. Невольно снова взглянул и на Михайловский замок.
– Саушкин был остановлен сотрудником Ночного Дозора Антоном Городецким. Это
случилось в Казахстане.
Что-то зашевелилось в памяти Дмитрия: «Два года назад… Казахстан…» – но эту
мысленную рябь вытеснила знакомая фамилия. Это же тот печальный дозорный, который
читал лекцию про «магическую температуру».
– Как погибла книга? – Дреер удивился сам на себя: он что-то требовал у вышестоящих
Инквизиторов, даже не видя их в лицо.
– Саушкин прорвался на космодром Байконур. У него был план: прочесть заклинание
Фуаран с земной орбиты. Дело в том, что оно действовало на человека только в пределах
прямой видимости. А на орбите в этих пределах оказалось бы все человечество. Изящное
решение, но…
– Звезды не для Иных, – вдруг перебил Дмитрий. – В космосе нет людей и нет Сумрака.
– Вы проницательны, Инквизитор Дреер, – сказала Тамара, и Дмитрий вздрогнул.
Его не покидало ощущение, что там, среди других, кто говорил ее голосом и видел ее
глазами, присутствовал и Стригаль. Тоже Константин, между прочим…
– Саушкин потерял способности, как только покинул пределы Земли. Его тело сгорело в
плотных слоях атмосферы. Книга тоже.
Но Дмитрия сейчас почему-то заинтересовала отнюдь не судьба «Фуаран».
– Вы говорили, его остановил Городецкий. Как же, если вампир попал в космос?
– Он позволил вампиру это сделать. Городецкий тоже оказался проницательным.
Кстати, именно он и вычислил, у кого находится «Фуаран». Блестящий оперативник. Сначала
Городецкий пытался применить «серый молебен», но Саушкин его отразил. Правда, от
обратной волны погибли те немногие вампиры, которые были в округе.
И тут Дмитрию стало нехорошо.
– В нашей группе есть мальчик, Анатолий. В интернате уже два года. Вампир от
рождения. Остался сиротой после того, как его родители погибли в Казахстане. Значит, вот от
чего…
– Инквизиция компенсировала Темным последствия этого «серого молебна», – ответила
Тамара. – Мальчик был направлен к вам в школу.
Она ничего не понимает, подумал Дмитрий. Они все ничего не понимают. А еще
говорят о каком-то там обмене опытом. Лихо прав. Они привыкли считать себя Иными и
разучились быть людьми. Разучились сочувствовать. Что для них внезапная смерть двух-трех
посторонних вампиров? Повод дать распоряжение Ночному Дозору выписать несколько
лицензий. А пацана – в интернат.
Но Тамара… Она же молодая. Женщина, в конце концов. Дмитрий вызвал в памяти, как
она рассказывала детям про Фуаран. Она видела Толика. Во всяком случае, наверняка знала,
что он есть среди детей, сама питерская Инквизиция утверждала списки. Ведь ничего же
тогда не изменилось ни в ее лице, ни в ауре! Или просто хорошо владеет собой?
– Вы получили ответы на свои вопросы, Инквизитор Дреер? – Голос Тамары снова
изменился: спрашивали «с того конца».
Дмитрий получил все ответы. Теперь он был уверен, что оказался прав. Но доказать
ничего не мог. Однако что-то все же дернуло его за язык:
– А что было бы с книгой, если бы «Фуаран» не сгорела? Или если бы нашлась ее
копия, к примеру?
– Копии «Фуаран» быть не может. Хотя бы из простого здравого смысла. Владеющий
книгой немедленно воспользовался бы ею в своих целях, как тот молодой вампир.
Конкуренты таким не нужны.
– Вы говорили, книгу нашли у ведьмы. Она же не сделала «как тот молодой вампир»!
Кстати, что с ней стало?
– Удалось бежать. До сих пор в розыске. Когда будет поймана, картина с «Фуаран»
станет яснее.
Дмитрий снова представил себе протокольный допрос в Инквизиции и невольно
поежился. Сейчас, конечно, все куда более цивилизованно, чем во времена, когда Иная
Инквизиция охотилась на презревших Договор так же рьяно, как инквизиция святая – на всех
колдуний без исключения. Но если этот гад Стригаль применил Правдолюб к маленькому
оборотню, то с древней ведьмой церемониться вообще никто не станет.
– А почему вас так интересует судьба «Фуаран», Инквизитор Дреер?
Младший надзиратель даже не сумел опознать, «от себя» ли задала этот вопрос Тамара
или через нее спрашивал кто-то из Старших.
Ответ пришел сам собой.
– Меня интересует не судьба книги, а судьба ее читателей.
В кармане заиграл мобильный. Дмитрий не верил в совпадения. Да их и не было, одни
лишь вероятности, доступные магам, предсказателям и Сумраку.
– Прошу прощения, нештатная ситуация. – Дмитрий не видел дисплея, но уже знал, кто
его вызывает.
Телефон сам собой оказался в руке, а та – около уха.
– Герр Инквизитор, – растерянно сказал эскулап. – Часть учеников пропала.
– Кто? – хотя Дмитрий тоже знал ответ. Без всякой магии.
Наверняка три мальчика и одна девочка.
– Трое, – подтвердил его догадку немец. – Темные. Чижов, Федотов и Щукин. Сбежали,
ди шлейхтен грошен4…
– Остальные все на месте? Проверили?
– Да, да, на месте.
Дмитрий отчаянно хотел уточнить персонально про Анну, но пересилил себя. На глазах
у Тамары и Александра делать этого не стоило. Да и все равно он ошибся.
Вот тебе и вероятности.
– Прошу прощения, – опять сказал он, повернувшись к Тамаре. – Трое Темных
учеников сбежали. Я должен их вернуть.
– Желаем удачи, Инквизитор Дреер, – сказала Тамара. Ее взгляд неожиданно как будто
затуманился, но через пару секунд вновь стал осмысленным.
Сеанс связи закончен, подумал Дмитрий.
– Вам нужна помощь. – Тамара говорила теперь опять своим нормальным голосом. –
Мы направим ориентировку в Дозоры.
– Буду благодарен. – Дмитрий поднялся.
– Я с тобой. – Александр тоже встал. – Я же куратор.
Тамара осталась сидеть. У самой ограды, обернувшись, Дмитрий увидел, как она
разговаривает по телефону. Затем Дреер с Александром ушли в Сумрак и потеряли женщину
из виду.
пропел себе под нос Александр, подражая хриплому голосу Высоцкого. – Теперь вы у
меня потанцуете!
Сейчас он даже не стал размахиваться. Иглы сами вырвались с его руки, точно их
потянуло к необыкновенно сильному магниту. Дмитрий на этот раз сумел проследить
траекторию. Как будто стрелы, пущенные войском маленьких эльфов, иглы градом
воткнулись в посеребренные следы.
Раздался вскрик.
– Получилось, – сказал Александр.
И бросился на звук. Дмитрий побежал следом. Он то и дело спотыкался, запинаясь за
камни. Александр препятствий избегал. На ходу он снова раскидал пригоршню игл. Дмитрий
успел подумать, что это мало отличается от использования Правдолюба на допросе. Иглы
реально не колют, и Правдолюб не вызывал настоящей боли. Он вообще не воздействовал ни
на какие нервные центры, только на воображение, но этого хватало с лихвой.
Вскрик опять повторился, а потом навстречу куратору из-за разрушенного памятника
вырвался, припадая на ногу, Щукин.
– Выйти из Сумрака, – скомандовал Александр. – Живо!
Темный вскинул руки. Дмитрию, который в очередной раз запнулся и вынужден был
остановиться, это показалось жестом: «Сдаюсь!»
Но только показалось.
В следующую секунду Александра сбило с ног. И не просто сбило, а оторвало от земли,
дважды перевернуло в воздухе и бросило на могильную плиту.
– Юра! – крикнул Дмитрий. – Ты что делаешь?
Нападение на Инквизитора – это было куда серьезнее, чем побег и шабаш на
историческом кладбище. Взрослых за такое ждал как минимум Трибунал.
Щукин развернулся к Дрееру. Тот вдруг почувствовал тяжесть. Сдавило грудь, плечи.
Голову как будто стиснули каменные ладони с двух сторон.
– С… ума… сошел… – выдавил Дмитрий.
Магический пресс, вот что это было. Чистое воздействие Силы.
– Никто! Мне! Больше! Не будет! Приказывать! – Щукин резко выкрикивал каждое
слово.
Одновременно подросток делал жесты, будто двигал в сторону младшего надзирателя
невидимую стену. Или толкал огромный валун, как тот, что служил подножием Медному
Всаднику.
Дмитрий напрягся. Его учили прессу, этому магическому «лому», против которого не
было иного приема, кроме ответного давления. Такая борьба напоминала бесконтактный
армрестлинг. Надзиратель довольно легко пережал бы не особо мускулистого Щукина и в
чисто физической борьбе на руках. А со своим нынешним четвертым уровнем должен был
пережать и в магии.
Но пережать не удавалось. Даже сдержать толком.
Дрееру почудилось, что он толкает штангу. Не руками, всем телом. Говорят, если
сосредоточить все в одну точку, человек может развить усилие до двадцати пяти тонн.
Однако сейчас, похоже, и этого бы не хватило, словно приходилось сбрасывать с себя танк.
Щукин как будто вдавливал его в землю. Дмитрий расставил ноги шире, хотя это ничем
не могло помочь. Он сгибался, испытывая непреодолимое желание лечь и начать толкать
несуществующую штангу из положения «жим от груди».
Мысли скакали лихорадочно, несмотря на то, что в Праге его учили концентрации как
основе адекватного направления Силы. Щукин каким-то непостижимым образом поднял
свой уровень. Как минимум до второго или даже до первого. Здесь не помогли бы никакие
«зеркала Чапека». Неужели лютеранское кладбище впитало столько отрицательных эмоций,
что трое слабосильных Темных, вычерпав тут все до капли, многократно выросли как маги?
Борясь с нажимом, Дмитрий покосился в сторону Александра, распростертого на
могильном камне, как на жертвеннике. Тот не подавал признаков жизни, однако краем глаза
бывший словесник увидел, что в затылок Щукину летит некий предмет.
Отличное решение. Жесткое, но почти раздавленный Дреер готов был сейчас простить
и его. Оглушенному ударом магу не помогли бы никакие заклятия.
Но Щукин, к несчастью, тоже что-то заметил. На несколько секунд прекратив давить
надзирателя, он развернулся и остановил летящий предмет прямо в воздухе. Дмитрий успел
разглядеть, что это обыкновенный булыжник, когда тот словно взорвался изнутри,
разлетевшись в песок и щебенку.
Александр приподнялся на своем «алтаре». Булыжник, орудие не только пролетариата,
но и Инквизиции, послал именно он, а теперь готовил новую атаку. Щукин ждать не стал,
вновь поднял куратора в воздух и бросил об стену ближайшего склепа, похожего на
миниатюрный готический собор. Отлетев от стены, Александр рухнул в заросли.
«Только бы не переломался», – подумал Дмитрий. Сам он тоже не терял времени даром.
Пока Щукин вел короткий поединок с куратором, Дреер успел активировать и свое заклятие.
Не самое удачное, но первое пришедшее на ум.
Пресс Силы тут же навалился снова. Дреер опять растянулся на земле. Давило на спину,
затылок и даже на пятки. Шипя сквозь зубы, Дмитрий все же повернул лицо к Щукину.
Нужно было дождаться. Нужно было… Нужно…
Пресс усилился.
Кладбищенская земля отлично впитывает как эмоции, так и остаточное излучение
Силы, что еще остается в мертвых телах. Дмитрий ощутил слабенькие реликтовые отпечатки
выбросов от древнейших захоронений. В Праге его учили пользоваться любой энергией, в
том числе и Темной. Это было невкусно для Светлого, однако голод не тетка. Дмитрий
принялся собирать чуждую ему Силу из земли. Он вспомнил, как лечился от чумы Кола
Брюньон, и зачем-то подумал, что после всего в Праге надо бы запросить информацию по
Ромену Роллану.
Дреер тянул и тянул Силу, чувствуя холод земли уже не телом, а всей душой. Ресурса
все равно не хватало, чтобы снять или просто оттолкнуть пресс, однако дышать стало чуть
полегче. Это вряд ли бы помогло надолго…
…но тут Щукин ойкнул.
«Есть!» – сказал внутренний голос Дреера и почему-то с интонациями Александра.
Темный школьник ойкнул еще раз.
«Для надежности», – злорадно подумал Дреер. Спохватился – не начала ли на него
действовать выпиваемая Темная энергия.
А пресс вдруг пропал. Как не было.
Дмитрий оттолкнулся от земли и сел. В десятке шагов от него Щукин смотрел на свои
руки, как будто чем-то их испачкал. Потом снова направил ладони на Дреера, сделал
несколько пассов.
Бывший словесник довольно наблюдал.
Щукин вдруг третий раз ойкнул и дернул ногой, словно стряхивал надоедливого и
кусачего зверька, что вскарабкался по штанине. Собственно, так и было. Дмитрий тем
временем прищелкнул пальцами. Новые укусы были ни к чему. Действия и так хватит теперь
на пару дней.
– Непонятные объекты, – сказал Щукин. – Я не в состоянии применить никакое
воздействие.
Дмитрий улыбнулся во весь рот. Это было одной из новейших разработок Инквизиции,
их обучили на факультативе в Праге. Курсант Дреер, если честно, отбоярился от роли
добровольца и увидел действие на коллеге, зато во всей красе.
Русскоязычные Инквизиторы тут же прозвали заклинание Канцелярской Крысой. На
деле оно могло иметь любую форму, но во время тренировки выбрали образ зубастого
грызуна. При укусе такой «крыски» отключалась эмоциональная сфера. А поскольку Сила
непосредственно связана с эмоциями, то Иной надежно отсоединялся от магии, словно кто-то
нажимал на кнопку сетевого фильтра. В качестве побочного эффекта укушенный начинал
изъясняться чистейшим канцеляритом. Отсюда и название.
Выбраться из Сумрака несколько раз укушенный Щукин теперь тоже не мог. Дрееру
пришлось вытолкнуть его вместе с собой.
– Стой здесь, – приказал он.
Щукин не сопротивлялся, только беспомощно вертел головой. Кажется, он тщетно
пытался применить хоть что-то из магии.
Дмитрий опять вошел в Сумрак и направился к месту, где исчез Александр. Дойти не
успел: голые ветви кустов впереди затрещали, и оттуда показалась лохматая голова
Инквизитора. Резинка для «хвоста» давно лопнула.
– Живой? – риторически спросил Дреер.
– А то! – сказал Александр. – Даже почти целый. Где этот?..
– Вон стоит столбом. – Дмитрий указал на расплывчатый, но видимый с первого слоя
силуэт Щукина.
– Чем ты его? – Александр уже выходил из Сумрака.
– Канцелярской Крысой.
– Оригинально…
Щукин хлопал ресницами, глядя на них. Дмитрий только сейчас отметил, что ресницы
у того длинные, как у девчонки.
– Где подельники? – сурово спросил Александр. – Выкладывай! Или на полвека в
чучело краба загремишь. Будешь в Зоологическом пылиться, лично постараюсь!
Щукин, казалось, готов был разреветься, во всяком случае, ресницами он захлопал с
удвоенным старанием.
– Не так надо. Он просто не поймет. – Дмитрий встал перед Темным. – Информация о
местонахождении Владислава Чижова и Игоря Федотова. Сообщить немедленно во
избежание сурового наказания.
Темный закивал, но сказать ничего не сумел. Взгляд обессмыслился, Щукин упал,
раскинув руки.
– Чего нас искать? Мы тут, – раздался голос.
Из-за высокого надгробия вышел Чижов. Откуда-то из-под земли вылез Федотов.
– На ловца и зверь бежит, – сказал Александр. Он, похоже, совершенно оправился.
Дмитрий быстро проверил ауру лишенного эмоций Щукина. Обморок, всего лишь
обморок. Но не случайный. Вырубили свои же, на расстоянии.
– Теперь не двое на одного, – прищурился Влад Чижов. – Так честнее?
– Что же вы своему не помогли? – поинтересовался Александр. – Кстати, ноги не колет?
– Не колет, – раздраженно ответил вместо Влада Гарик Федотов. – А Юрис сам дурак.
Защищаться надо было лучше.
– Что у вас тут? – шагнул вперед Дреер.
– Ничего особенного, – сказал Чижов.
– Подзарядились немного, – подхватил Федотов.
– Надолго вы подзарядились, – заметил Александр. – Лет на тридцать. Нагулялись на
полный запрет применения магии.
– А чего? – возразил Федотов.
– Это Инквизиция, а не Ночной Дозор, вот чего, – сообщил куратор.
– Ночной Дозор вон там лежит, у склепа, – сказал Чижов. – Мы его «паутинкой»
связали, чтобы под ногами не мешался.
«Явились все-таки, проверили», – подумал Дмитрий.
– Значит, так, у вас последний шанс, – сказал Александр. – Я здесь старший по уровню.
Вы сейчас сами освобождаете дозорных, потом мы идем составлять протокол и писать
объяснительные. И тогда у вас будет шанс начать пользоваться магией еще до старости. А
если родители сильно постараются, то и до пенсии.
– Старший по уровню здесь не вы, – ответил Чижов.
– Неужели?
– Можно это выяснить.
– Как же?
– Дуэль. Один на один. Если выиграете вы, мы сдаемся. Если проиграете – мы уходим.
– Ты хотя бы в общих чертах представляешь, на что напрашиваешься? Это хуже чем
взятку предложить.
– Инквизиция взяток не берет, – вставил Федотов и хохотнул.
– Так да или нет? – серьезно спросил Чижов.
– Ты себе увеличил срок без магии лет на десять, – сообщил Александр. – Придется вас
вести под конвоем.
– А сумеете?
– Угроза Инквизитору. Еще десять лет.
– Может, сначала наши права зачитаете?
– В отделении Ночного тебе зачитают.
– Мы не пойдем, – сказал Федотов и неожиданно поперхнулся, согнувшись пополам.
– Пойдете, – сказал Александр. – Не по-хорошему, так из-под палки.
Но вдруг покачнулся сам, как от удара: получил сдачи.
Чижов замер, выставив руку с пальцами, сложенными в замысловатую фигуру. В школе
им разрабатывали пальцы не хуже, чем музыкантам.
– Групповое нападение, – констатировал Александр. – Пожизненный магический блок.
Федотов медленно выпрямлялся. Когда сгибался, у него что-то выпало из рук. Теперь
это что-то само подпрыгнуло и отлетело прямо в ладонь Александру.
– Как интересно, коллега. – Инквизитор показал Дмитрию грубую деревянную
фигурку. – Это ментор-артефакт. – Снова обернулся к Темным: – Где вы его нашли?
– Здесь, – заговорил Федотов. Слова давались ему явно с трудом. – В склепе…
– Трепло, – не поворачивая головы, сказал Чижов.
– А чего? – улыбнулся Гарик. – Он все равно теперь уже разряженный.
– Да, пустой, – подтвердил, вертя трофей, Инквизитор. – Так вот почему вы такие
смелые!
– Смелость – это Сила, – ответил Чижов.
– Откуда узнали про артефакт?
– Мы предлагали дуэль, – сказал Влад. – Если проиграем, расскажем.
– Инквизиция не участвует в дуэлях.
– Тогда мы просто уйдем. Дмитрий Леонидович, – Влад посмотрел на Дреера, – из
школы мы тоже уходим.
– Вас и так бы исключили, – ответил Дреер.
Он не успел понять, что сделал Александр. Тот вдруг ушел в Сумрак и втащил за собой
младшего надзирателя. Дмитрий только успел ощутить самым краешком сознания, как мимо
(впрочем, скорее даже сквозь них) прошел мощный импульс.
Чижов ударил без предупреждения.
Александр, выпуская клубы пара изо рта, выругался на незнакомом языке. Вернее,
какой-то отзвук показался Дрееру чем-то все же знакомым. Может, он слышал нечто
подобное на курсах. Но вспоминать было некогда.
– Возьми на себя рыжего, – бросил Александр надзирателю уже по-русски.
Дмитрий понял, что он имеет в виду Гарика Федотова.
Тот вместе с Чижовым не заставил себя долго ждать, появившись на первом слое.
Дмитрий метнул Сеть – инквизиторский аналог «паутинки», которой участники
несанкционированного шабаша скрутили подоспевших дозорных. Подобно тому, как паучий
шелк состоит из застывшего секрета желез самого паука, «нити» образует направленная сила
мага. Чем выше уровень мага – тем прочнее его паутина. Сеть же Инквизиции коварна тем,
что подпитывается ресурсами жертвы, а не охотника.
Федотов рассек Сеть прямо в полете. Дмитрий почувствовал, как его самого
захлестнуло нечто – описать это словами он бы не смог – и куда-то потянуло. Дреер
обернулся к Александру.
Но помощи ждать не приходилось: Дмитрий увидел, как прямо из земли вылезла
гигантская рука, каждый палец – в рост человека. То есть даже не вылезла, она и состояла из
кладбищенской почвы. Рука попыталась схватить Александра. Тот ловко увернулся, но его
все же зацепило и отбросило в сторону.
В нескольких шагах стоял Чижов, имитируя хватательные движении: управлял
гигантской рукой на расстоянии, словно манипулятором.
Чей же ментор-артефакт они нашли?
Все исчезло. Даже кладбище. Дмитрия окружили обтесанные валуны, как в
Стоунхендже. Целый лабиринт.
Федотов затащил его на второй слой Сумрака.
Дмитрий попытался вырваться, но напрасно. Гарик применил что-то похитрее, чем
простой магический пресс. Наверное, та же «паутинка» – сейчас, изнутри, было не разобрать.
– Сдаетесь, Дмитрий Леонидович? – Перед Дреером возник сам Федотов.
– А если нет? – Дреер не мог шевельнуть даже пальцем, но язык вполне его слушался.
И на том спасибо.
– Я подожду, – ответил Федотов.
– На вас будет вся Европа охотиться.
– Ерунда. Мы не грохнули никого. Да и вообще… В спячку уйдем лет на сто. Мы же
ведьмаки!
Он был прав. Александр грозил им мыслимыми карами, но пока никто серьезно не
пострадал. Как в случае с «мертвыми поэтами» прошлой осенью. И в спячку они вполне
могли уйти. Кроме Щукина, тот ведьмаком не был, чистый Темный маг. Хотя для него тоже
можно было что-нибудь придумать.
Они вообще могли ускользнуть незаметно от них с Александром. Если их уровень
сейчас у каждого выше первого, то и найти их смог бы только Высший маг. А таких немного
даже в Инквизиции.
Но им мало было просто уйти. Потому Чижов и затеял эту дуэль «двое на двое». Им
надо было всем доказать свой новый статус, и в первую очередь – самим себе.
– Я могу вас еще глубже утопить, – сказал Федотов. – Тогда вы точно один не
выберетесь.
– А вот здесь ты гонишь, – ответил Дмитрий. – Или как там сейчас говорят? На третий
слой даже очень крутой маг долго учится входить. Пока свою тень поймаешь! Тут никакой
ментор-артефакт не поможет. Тренировки и тренировки.
– Вы говорите-говорите, – посоветовал Гарик. – Скоро силы растеряете и со второго
уже не подниметесь.
Он отошел и сел на валун.
Дмитрий поднатужился, но шевельнуться по-прежнему не получалось. Только
закряхтел.
– Не выходит каменный цветок? – сочувственно поинтересовался Федотов.
– Не выходит, – признался Дмитрий.
– Все заклятия, подвешенные на пальцы или вообще на тело, не сработают, – сказал
Гарик. – Эта фиговина, артефакт, она не только Силу передает. Знания тоже.
– М-да, видимо, мне ничего не остается, кроме как говорить.
– Заклинания на словах тоже не выйдет. Горло сразу сдавит.
– Верю, – согласился Дмитрий. – А стихи можно читать?
– Какие? – насторожился Федотов.
– Пушкина. Может, последний раз читаю? Горе! Малый я не сильный, съест упырь меня
совсем, если сам земли могильной я с молитвою не съем! Помнишь? Как называется?
– «Вурдалак», – ответил Федотов. – Вы же с нами его и проходили!
– А чем кончается «Во глубине сибирских руд…»? Вспоминай!
Дмитрий сказал это настолько уверенным тоном, словно они были на уроке. Федотов
даже задумался.
– Оковы тяжкие падут… Ну? Темницы рухнут… – подгонял словесник.
Федотов напрягал мозги.
– …и свобода… нас встретит радостно у входа… и братья… – продолжал Дреер.
– Меч нам отдадут! – довольный собой, произнес Федотов.
– Молодец, пятерка! – Дмитрий развел руки в стороны, расправил плечи.
Гарик даже не успел встать, когда на него упала-таки сверху инквизиторская Сеть. Для
вящего эффекта Дмитрий вырастил из руки Дамоклов Меч – лезвие, видимое и применимое
только на первом или втором слоях. На самом деле оно ничего не резало, а было сугубо
конвойным заклинанием: меч всюду сопровождал задержанного, грозя вонзиться при
малейшей попытке побега.
– Ы-ы-ы… – Федотов поднатужился, как сам Дмитрий еще совсем недавно.
– Заклинания можно подвешивать не только к пальцам, ресницам или вещам, –
наставительно сказал Дмитрий. Но заставил себя умолкнуть. Мало ли что еще там
припрятано у этих вундеркиндов. Не стоило распространяться, что заклинание можно
подвесить и на чужие слова, даже на стихи. Именно этим Дмитрий развлекался в Праге.
Без всяких предисловий Дреер взял Гарика за плечо и вместе с задержанным вышел на
первый слой Сумрака.
Они успели застать самое интересное.
Чижов и Александр стояли друг напротив друга, будто герои вестерна, только без
револьверов. Руки у обоих были опущены вдоль тела. К такой диспозиции могло привести
одно: дуэлянты оказались очень близки по силам. Теперь каждый ловил другого на ошибке.
Неужели Александр опять в критический момент поднялся до первого уровня? Или
здесь сыграл роль опыт?
Краем глаза Дмитрий заметил, что пейзаж вокруг несколько изменился. Руин как будто
прибавилось. Большой крест, который Дмитрий запомнил в качестве ориентира, был сломан
пополам. У близлежащего склепа больше не было крыши. В земле чернело несколько
воронок, похожих на проходы в ад.
Что тут было между этими двоими?
Додумать младший надзиратель не успел. Влад Чижов рухнул как подкошенный,
несколько раз дернулся и замер. Но явно остался в сознании, только смотрел на Александра
крайне удивленно. Точно так же смотрел на Дмитрия Гарик, пойманный в Сеть Инквизиции.
– Готово, – сказал Александр и шевельнул пальцами.
– Нечестно! – прошипел с земли Влад Чижов.
– Честно, – не согласился Александр. – Вставай, ковбой, а то простудишься.
Он дистанционно поднял незадачливого дуэлянта. Обернулся к Дмитрию с его
спеленатым противником:
– Вы как раз вовремя! Трудно было?
Вопрос адресовался явно не Федотову.
– Не думал, что меня так выручит по жизни любовь к литературе, – ответил Дмитрий.
О том, что это уже второй случай после прыжка через два уровня, он решил
промолчать.
– Никогда не знаешь, что пригодится, а что нет, – сказал куратор от Инквизиции. – Все,
выходим.
Они снова появились в привычной человеческой реальности, все четверо прямо перед
Юрой Щукиным.
– Феноменально, – глубокомысленно сказал тот.
– Сам ты… феномен, – ответил Дреер.
– Испытываю болевые ощущения в области головы, – сообщил Юра.
– Есть ли голова у любого из вас – это уже под вопросом. – Дреер на всякий случай и на
Щукина набросил Сеть.
– Трибунал решит, – вставил Александр. – Есть голова или нет, сносить или не сносить.
Слово «Трибунал» возымело магическое действие без всякого применения Силы.
Темные притихли. Александр для верности наложил еще одно заклятие, сковавшее
нарушителей втроем.
– Постой с ними здесь на всякий случай, – велел куратор Дмитрию. – А я пойду
вызволять дозорных.
Дмитрий через несколько шагов все-таки его догнал.
– Подожди…
Инквизитор остановился.
– Как ты его? Чем?
– Экскалибур. Первым такую игрушку опробовал Мерлин. Он еще артефакт сделал в
виде меча, который выигрывал все поединки. Но сначала это было просто заклинание.
О таком рассказывали на курсах. Магия, действующая в обход закона причинности.
Александр захватил Чижова раньше, чем послал заклятие. Вот зачем он потом сделал пассы,
их все равно приходилось совершать задним числом.
Лишь немногие маги смогли бы это применить. И все они были Высшими.
Глава 5
Офисы Ночного Дозора, наверное, во всех городах похожи один на другой. И все хранят
консервативный дух старых, еще советских учреждений. Здешний в этом ключе мог
считаться образцовым. В нем было даже нечто вовсе не петербургское, а петроградское.
Старинный, породистый дом с парадной и чугунными лестницами. Шкафы, казалось, еще
помнили Керенского. Длинные письменные столы на резных ножках, один даже обит
зеленым сукном. А еще высоченная, до потолка, печь с изразцами. Не хватало разве что
древнего коммутационного телефона, в трубку которого нужно было кричать, накручивая
ручку: «Барышня, Смольный!» Вместо таких почтенных аппаратов контору заполняла вполне
современная оргтехника, а на каждом благородном столе имелся компьютер или ноутбук.
Зато, когда Дмитрий увидел «детскую комнату», то в первые секунды потерял дар речи.
Надзиратель попал в точную копию такого же помещения в их собственном городе. Тут
стояли даже кресла с воздушными шариками в прозрачных чехлах. Почудилось, что сейчас
откроется дверь в стене, словно портал на берегу лазурного пляжа, и оттуда шагнет
бритоголовый оперативник Федор Козлов.
Не сразу, но Дреер все-таки нашел объяснение. Скорее всего местная делегация для
обмена опытом посетила их городской Дозор еще раньше, чем на подобное решилась
Инквизиция.
Освобожденные Александром патрульные интеллигентно и спокойно оформляли
Темных нарушителей. Уровень каждого сотрудника был не выше дрееровского. Чижов,
Щукин и Федотов суетливо писали чистосердечное. Куратор Инквизиции наблюдал за всем
расслабленно. Он все же потратил немало Силы.
Темных решено было поместить в предварительное заключение до окончания
следствия. Местные камеры, естественно, были вполне комфортабельны, и, несмотря на
спартанскую обстановку, содержание там больше напоминало домашний арест.
Дуэлянты, хорошо напуганные Александром – а тот не посулил разве что «железной
девы», – выложили все, что знали. Схему порталов они увидели в музее, первым –
любопытный Чижов. На схеме нашли свой гостеприимный дом, а потом, когда вся компания
собралась на кухне снова наблюдать за священнодействиями Фрилинга, осторожненько
проверили стены. Подобрать заклинание к порталу сумел Федотов, у него на брелке, как у
всякого уважающего себя ведьмака, была подвешена целая связка разных колдовских
отмычек. Про Смоленское кладбище они впервые узнали на свалке – сам Александр про него
и рассказал…
– И вырвал грешный мой язык, и празднословный, и лукавый… – с ироничной горечью
процитировал в этом месте куратор. – Как нашли артефакт?
– А чего его искать-то? – сказал Гарик Федотов. – Мы ж ведьмаки. У нас чутье на это
дело. А он там в этом был зарыт… ну, в склепе, что ли… Не в самом, около. Сверху мусор
всякий набросан, но от него Силой прет по самое не могу…
В общем, разогнали с кладбища нескольких бомжей, выпили у них энергии, конечно, а
с ментор-артефактом и вовсе, как сказал Щукин, «крышу сорвало». У них даже никаких
планов не было на «потом», только решили, что в школе теперь им, Высшим, делать уже
нечего.
Кроме бомжей и подоспевших дозорных из патруля, никого не видели. С местными
Иными ни в какие контакты не вступали.
– Артефакт Инквизиция берет на экспертизу, – сказал Александр. – Возражений у
Ночного Дозора, полагаю, нет?
– Никаких, – ответил дозорный, составлявший протокол. – А еще мы направим
официальную благодарность в Бюро.
Дреер вспомнил, что должен вообще-то отчитаться и перед своим начальством, то есть
перед Лихом. Он уже лез в карман за мобильником, когда аппарат завибрировал сам.
Дмитрий не сомневался, что это Лихарев. Действовать на опережение было в его стиле.
– Герр Инквизитор, – сказала трубка.
И Фрилинг, и Храмцова уже знали, что случилось на кладбище и где сейчас Дмитрий с
арестованными воспитанниками. Дреер еще при первых звуках голоса лекаря испытал
необъяснимую тревогу. Хотя – вполне объяснимую на самом-то деле. Стал бы эскулап
звонить по пустякам.
– Слушаю, – ответил Дмитрий.
– Прошу прощения за беспокойство, но я только что обнаружил… Мой чемодан
обокрали.
– Что? – Дмитрий с трудом удержался, чтобы не повторить последнее слово Фрилинга.
Он посмотрел на Александра. Инквизитор обсуждал с дозорными вероятные причины
появления ментор-артефакта на Смоленском кладбище и вроде бы даже не обращал
внимания на то, что и кому говорит сейчас Дреер.
– Пропал несессер с небольшим запасом крови для наших вампиров и вервольфов. Им
же полагается по несколько кубиков в неделю…
Рацион низших Темных Дмитрий прекрасно знал. В чистом виде кровь должен был
употреблять лишь Толик Клюшкин. Но кроме того, она использовалась для инъекций
препарата, который Фрилинг колол оборотням, чтобы лучше переносили свои «критические
периоды». Действительно, ни Стас, ни Карен не перекидывались в течение всей поездки,
хотя в это время случилось и полнолуние. Разве что спать не могли, резались в игрушки на
ноутбуке Карасева.
– Остальное в порядке?
– Да, герр Инквизитор. У мальчиков на кладбище… не было с собой этих пробирок?
– Выясним, – сказал Дмитрий, не сводя взгляда с Александра. – Не сомневайтесь.
– Если они… употребили кровь для ритуала, то прошу выписать на нужды
медицинского сопровождения.
– Конечно, – заверил Дреер. – Я с вами свяжусь.
И нажал «отбой».
– Что-то еще? – Куратор Инквизиции уже смотрел в его сторону.
– Александр, можешь закончить формальности сам? Мне нужно быть на квартире.
Там… с вампирами небольшая проблема.
– Помощь нужна?
– Нет, все штатное. Уже бывало такое…
Сейчас, похоже, Дмитрию опять удавалось обмануть свою ауру. Хотя правды в его
словах было процентов девяносто пять. И все-таки Александр задержал взгляд слишком
надолго, прежде чем сказать: «Хорошо».
Арестованные ученики выглядели очень тоскливыми, когда Дреер покинул контору.
Первой мыслью было остановить ближайшего водителя и внушить тому немедленно
мчаться к Фрилингу и остальным. Но Дмитрий помедлил. И не начал сразу же звонить или
связываться через Сумрак с Лихом, несмотря на приказ. Да и что он мог пока сказать
Лихареву? Всей картины еще не было. Только предположения…
Выйдя из парадной, Дреер опять набрал экскулапа.
– Герр Фрилинг, сделайте для меня одно дело, пожалуйста.
– Конечно, герр Инквизитор.
– Я просил вас приглядеть за девочкой, Анной Голубевой.
– С ней все хорошо. Читает в своей комнате.
– Она не пробовала… рисовать?
– Нет, герр Инквизитор. Я бы заметил.
– Тогда попросите ее сделать что-нибудь волшебное. Не войти в Сумрак, а сотворить
любую магию, самую простейшую. Придумайте любой предлог. Сделайте прямо сейчас, а
потом сразу же позвоните мне, но так, чтобы она не слышала.
– Хорошо.
Дмитрий пошел вдоль улицы быстрым шагом, не убирая телефон в карман, а все еще
сжимая в кулаке. Офис Ночного Дозора, как все подобные, располагался близко от центра
старого Петербурга. Дреер незаметно для себя вышел к Дворцовому мосту. Тот все еще был
разведен. У моста собрался народ. Дмитрий свернул и пошел по набережной, хотя
чувствовал, что его почему-то упорно тянет через мост, на Васильевский.
Предчувствиям следовало доверять.
Телефон забился в руке.
– Герр Инквизитор, – спокойным тоном сообщил Фрилинг. – Девочка ничего не смогла.
Я попросил ее прикрыть окно, без рук, только Силой. Она сказала, что день был трудный и
не может сосредоточиться. Тогда я как бы шутя бросил ей свой носовой платок. Любой наш
ребенок подхватил бы его одним взглядом. А она нет…
– Не спускайте с нее глаз, – велел Дреер. – Я буду немедленно.
И остановил ближайшую машину.
…Когда он переступил порог комнаты Анны, девочка, похоже, сразу все поняла.
Надзирателю даже показалось, что та ожидала его прибытия. Наверное, разоблачила
проверку, устроенную Фрилингом. Она была очень умной. Не по годам.
Дмитрий закрыл за собой дверь. Фрилингу он сказал, что должен поговорить наедине,
едва нарисовавшись в прихожей.
– Где она? – спросил Дреер.
– Кто? – Анна сидела, поджав ноги на диване.
– А то ты не знаешь!
Анна молчала. Ветерок с улицы колыхал жалюзи.
– Вот что, – решил надзиратель, – пойдем-ка прогуляемся.
– Куда? – Девочка удивленно подняла брови.
– Не куда, а отсюда.
Дреер лично поставил магический полог, который гасил звуки и должен был пресекать
наблюдение за беседой через Сумрак. Но у него был всего лишь четвертый уровень, и
Храмцова или Фрилинг вполне могли бы проникнуть через эту завесу незамеченными.
Правда, они никогда не стали бы этого делать, несмотря на превосходящее магическое
искусство. Все-таки Дмитрий оставался Инквизитором, и педагог с лекарем ни за что не
нарушили бы правил.
Темные и Светлые не вмешиваются в дознание Инквизиции. В противном случае это
стопроцентный Трибунал.
Хотя некий почти что никудышный Светлый Дреер однажды вмешался в дознание
Инквизитора Стригаля. Впрочем, без взлома, с одним только праведным негодованием. Но
если Инквизитор Стригаль посчитал нормальным запустить магические «жучки» по школе,
то сколько разных следящих – и неотслеживаемых! – артефактов могло быть в
подведомственной квартире?
Фрилинг и Надежда удивленно пропустили Дмитрия с Анной в коридоре и, наверное,
еще несколько секунд смотрели на входную дверь, уже закрытую за спинами надзирателя и
воспитанницы.
– Мы скоро вернемся, – сообщил им Дреер. – Проследите: всем отбой.
На улице горели окна, светили фонари, а чуть поодаль сияла витрина круглосуточного
магазинчика. Питер и не думал командовать «отбой» самому себе.
– Где она сейчас? – повторил Дмитрий, развернувшись к Анне.
– Кто? – Девочка зябко ежилась, застегивая джинсовую курточку.
– Согрейся. Помнишь, как учили на БЖД? Простое заклинание.
– Не могу, – надула губы Анна. – У меня всегда плохо получалось…
– Тогда включи «светлячок». Самый маленький. Хотя бы искру. Это все могут.
Девочка посмотрела на свою руку. Напряглась. Вернее, сделала вид, что напряглась.
Прищелкнула пальчиками.
– Не выходит…
– Это волшебница из тебя вышла и скрылась в неизвестном направлении. Ты не всю
сыворотку мне тогда отдала, верно? Или сделала еще, когда я был в Праге?
Анна опустила глаза и еле заметно кивнула.
– Но ты ни разу не пробовала ее на себе? Пока не узнала про «Фуаран»?
– Нет. – Девочка опять смотрела на Дмитрия. – Да и зачем мне было?
А ведь правда, подумал Дреер. Для чего ей было раньше? Попытка убрать из друзей
Тьму не удалась. И Лихо наверняка следил в оба… несмотря на то, что фигурально
Одноглазое.
За все приходится платить. Иной живет дольше человека, хотя это уж кому как повезет.
Во всяком случае, не болеет человеческими болезнями и защищен от многого другого. Но,
как ни странно, платит за это своей несвободой. Что бы там ни говорили Темные, их песни о
свободе только подчеркивают ее неутолимую жажду.
Иной не может перестать быть Иным. В лучшем случае откажется от инициации. Но и
то – если спросят. Вампиры же и оборотни редко спрашивают, а ведь их большинство.
Можно не пользоваться Силой, можно испытывать волю, ставя себе блок способностей,
можно просто жить среди людей их жизнью, но обратной дороги все равно не будет.
Еще Иной не может измениться. Разве что только поднять свой уровень. Если совсем
высоко, то даже поменять сторону, перейти из Света во Тьму или наоборот. Вампир же
никогда не перестанет быть вампиром, оборотень – оборотнем, и даже ведьмак не
превратится в обыкновенного мага.
Джинн тоже останется джинном. Продолжит исполнять желания. А от желания помочь
друзьям, будь они упыри и волкулаки, никуда не денешься. По крайней мере пока не
повзрослеешь. От себя не уйдешь, даже выделив сумрачного двойника и отправив гулять
куда подальше.
Проверено.
– Парни тоже участвуют? Стас, Карен, Толик?
– Нет. – Анна поспешно замотала головой. – Ничего они не знают.
– А кровь у Фрилинга кто воровал?
– Я… То есть она… То есть я, конечно… Мне Толик сказал, что у Карла Эрнстовича с
собой есть. Эрнстович ему давал пить из пробирки по чуть-чуть, когда никто не видел, ему
же надо. И прививки Стаське делал с Кареном. Мне-то они говорили.
М-да, отметил про себя Дмитрий. Вот она, высшая степень доверия низших Темных –
допустить Светлого, да еще девочку, к таким делам.
– Аня, – Дреер, кажется, впервые назвал ее по имени в глаза, – зачем тебе «Фуаран»?
– Вы же сами сказали…
– Что я сказал?!
– Что можно поменять свой цвет. Если стать Высшим.
«Опять я, – устало подумал Дмитрий. – Про мистера Хайда с доктором Джекилом им
рассказал я. «Фуаран» новый сотворить надоумил, выходит, тоже я».
– Ты видела хотя бы одного Высшего вампира?
– Нет, – призналась Анна.
– А я видел. В Праге. И оборотень у нас в Инквизиции работает, самый старый на
планете. Он помнит мамонтов и превращается в смилодона… Ну, в саблезубого тигра, чтобы
тебе было понятнее.
Дмитрий с некоторым даже удовольствием увидел, как расширились глаза у Анны.
Однако он не собирался рассказывать диковинные истории из жизни Инквизиции.
– Никто из них не сумеет стать Светлым, даже если очень захочет. «Фуаран» тут не
поможет. А еще…
Дреер глубоко вдохнул. Он не принимал на себя знак Карающего Огня и мог не
опасаться немедленного уничтожения. Тем не менее нарушать служебный долг всегда
неприятно. Даже во имя другого долга, который считаешь более высоким.
– «Фуаран» была на самом деле. Единственный экземпляр. Но два года назад она
сгорела. Ее нашел и пытался использовать молодой вампир, парень чуть постарше Толика с
Артемом. Он погиб сам, и погибли другие… В том числе родители Толика. Да, Аня, именно
так. Можешь у него самого спросить.
– Он говорил, – почти что прошептала девочка. – В Казахстане, из-за очень сильного
«серого молебна». Его потому и прислали к нам в школу.
Дмитрий промолчал о том, что знает и невольного убийцу. Хотя главным виновником
был, конечно же, Константин Саушкин.
– Не нужно, чтобы «Фуаран» появилась опять, – сказал Дреер. – Будут только смерть и
горе. Она еще хуже «Некрономикона». Это как ядерная бомба. Лучше бы ее не было никогда.
– Наверное, уже поздно, – с болью ответила Анна.
– Отзови эту… Не знаю, как ты ее сама называешь…
– Тень.
– Вызови ее, соединись с ней.
– Не могу. Она… отдельно.
– Тень должна знать свое место.
– Это только в сказках. На самом деле она приходит, когда захочет. Она уже не совсем я.
Мистер Хайд ведь не был совсем как Джекил! Она долго не сможет одна, но и я не могу ее
призвать.
Дмитрий вспомнил фильм про Питера Пэна, как тот охотился за своей тенью и никак не
мог ее вернуть. Анна, кстати, была чем-то похожа на тамошнюю девочку Венди, которая в
итоге эту тень все-таки пришила.
– Ты дала ей задание создать книгу?
– А ей не надо. Она уже появилась с этим желанием. Придет, когда сделает.
– Где она может гулять, твоя Тень?
– Не знаю. У нее есть краски, ей надо в какое-то такое место, чтобы никто не мешал. И
где много Силы.
Тоже хорошо, подумал Дмитрий. Нужно мало людей, чтобы не мешали, и нужно много
людей, чтобы дать Силу. Хотя вряд ли Анна думала о противоречии.
– Она может быть в музее? Там, где ты узнала про «Фуаран»?
Еще прежде, чем прозвучали слова девочки, Дмитрий сам отбросил вариант.
Сумрачный двойник Анны не мог быть сильнее ее самой. А в музей девочка сама никогда бы
не проникла. Кроме того, книга «Фуаран» ей была теперь не нужна, образ в голове уже
сложился. Хотя Дреер слабо представлял, как идет процесс этой «малярии», должен ли
источник желаемого лежать перед джинном в раскрытом виде, или же достаточно того, что
есть в памяти.
– Нет. – Анна мотнула головой. – Не там. Она знает все, что знаю я.
– Чем Тень отличается от тебя?
– Ну… это просто сумрачный облик без человека. Она не может долго быть не в
Сумраке. Зато ей ничего не мешает. Человек-то на ней не висит!
Дмитрий опять вспомнил тень Питера Пэна, что влезала во все щели. А потом
«мертвых поэтов». Вот, значит, как эти обормоты, их сумрачные двойники, проникли в
школу, несмотря на все магические барьеры. На них не висело ничего лишнего, никаких там
подростков.
– Как далеко она может уйти? – продолжал допрос надзиратель.
Улица была пустынна. Немного в стороне припарковался «хюндай-акцент», на каком
Дреер приехал сюда. Он не отпускал водителя, и усатый мужик ждал, пребывая в легком
трансе под итальянские песни, льющиеся из магнитолы. Прохожий с белым пузатым пакетом
из гастронома замедлил шаг, покосился на Дмитрия с Анной, потом снова заспешил.
Дреер поймал себя на том, что забыл опустить на них с девочкой Сферу Невнимания.
– Не знаю, – ответила Анна. – Она же не была в Питере раньше. Мы обе… Она знает
только те места, где мы были вместе с вами.
Так, наставник Дреер. Дано по условиям задачи: девочка-джинн, не вполне реальная к
тому же, сейчас колдует в Санкт-Петербурге, в одной из точек на карте города, которые
посетила ваша развеселая группа. Дополнительные условия: большое количество остаточных
человеческих эмоций и малое количество самих людей. Ночь, конечно, облегчает дело.
Музей истории религии отпадает. Петергоф – слишком далеко. Эрмитаж? Кунсткамера?
Стоп…
– А ты бы куда пошла на ее месте? Что тебе больше всего запомнилось?
– Помойка, – удивленно произнесла Анна. Как будто первый раз об этом задумалась. –
Ну, где мы синий мох жгли…
А три богатыря Чижов, Щукин и Федотов узнали там про Смоленское кладбище,
продолжил мысль Дреер. Разумеется, не вслух.
Интересное место эта свалка.
– Едем, – коротко сказал Дмитрий. – Вот и машина как раз.
Усатый водитель тут же очнулся, завел еще не остывший мотор и аккуратно подкатил к
Дрееру с девочкой.
– Полезай на заднее сиденье, не бойся, – велел Дмитрий. – А я еще звонок сделаю.
Он понимал, что теряет, возможно, драгоценную минуту, но звонить Лихареву при Анне
все равно не хотел.
– Что у тебя? – бодро ответил Лихо. Похоже, он никогда не засыпал.
– Кажется, я был прав, – сказал Дреер. – По поводу джиннов.
– А что делаешь?
– Вмешиваюсь.
– Надо бы тебе дать команду «отставить», но…
– Не надо. Пожалуйста.
– Вот и я про то. Чем тебе помочь?
– Если вдруг не выйду на связь к утру – поднимите шум. Накатайте «телегу» куда
следует.
– Вечно где ты, там и шум.
– Не вечно. Надеюсь, в этот раз совсем без шума.
– Амулеты с тобой?
– Кое-что уже разрядил. Был повод. Виктор Палыч, еще… У вас Интернет какой-нибудь
под рукой сейчас есть?
– Есть, конечно.
– Найдите мне там одну картинку и сбросьте на телефон. Нужно. А у меня времени на
поиски нет.
– Говори какую.
Запрошенная картинка пришла, когда Дмитрий уже сидел рядом с водителем, а
серебристая машина мчалась по Петербургу, явно превышая скорость. Дреер тщательно
отслеживал линии вероятности, и поэтому ничего не грозило ни автомобилю, ни пешеходам.
Одновременно надзиратель продолжал, не оборачиваясь, допрашивать Анну, которая
нахохлилась сзади.
Как сотрудник Инквизиции, Дмитрий имел полномочия привлекать людей к
содействию, манипулируя сознанием и волевой сферой. Потом они ничего не помнили, зато
Инквизиция щедро платила. Отсутствие болезней, исправление некоторых пробоев в ауре
(то, что в просторечии зовется «кармой») – среди всего этого директива в Ночной Дозор об
исключении имярек и всех его близких из вампирской лотереи выглядела бесплатным
бонусом.
Хотя имярек, естественно, и не подозревал о том, что какой-то там генератор случайных
чисел выбирает, быть ли ему съеденным оборотнем или упырем, а взамен добрый волшебник
кого-нибудь вылечит или спасет.
От Анны Дреер узнал еще немало подробностей. Например, что портал в квартире
нашел Толик Клюшкин. Вампиры особенно чувствительны к разного рода входам и выходам
в человеческих жилищах, недаром они не могут войти без приглашения. Поэтому даже юный
упырь, оказавшись в новом помещении, будет исследовать все способы проникнуть внутрь
или уйти наружу. Это у них в крови, если можно так выразиться.
Дмитрий знал про такую особенность вампиров, но связать это с происшествиями
сегодняшней ночи ему не приходило в голову.
Плохо, наставник Дреер, сказал он себе. Надо мыслить шире.
Темных пятен во всей этой истории до сих пор оставалось немало. Впрочем, кое-какие
догадки у Дмитрия имелись. А картинка в смартфоне, присланная Лихаревым, косвенно все
это подтверждала. Хотя ни один суд в мире не принял бы такое доказательство, включая
самый высокий трибунал Инквизиции.
Машина выехала к Дворцовому мосту и остановилась. Мост все еще был разведен, и у
подножия его вздыбленной половины образовалась «пробка». В авангарде, словно лихая
конница, собрались мотоциклисты. Народ, зеваки и опоздавшие, толпился у парапетов, кто-то
фотографировался при вспышках. Если посмотреть через Сумрак, то на камнях, перилах и
даже опорах моста наросла приличная шевелюра синего мха. Отдельные синие «языки»
тянулись и дальше по мосту, но быстро истончались и пропадали. Все же основная кормовая
база сумрачного паразита оставалась там, где отирались туристы и страждущие попасть на
другую сторону.
Но сейчас у мха появился конкурент в лице младшего надзирателя Дреера.
Дмитрия учили забирать Силу напрямую у людей. В школе Дозора – брать
положительные эмоции. На курсах в Праге – пользоваться и Темной стороной. Сейчас
хватало и того, и другого: восторгов новичков, первый раз пришедших «на мосты», и
раздражения старожилов, для кого было главным побыстрее оказаться на стрелке
Васильевского острова. Не сказать, чтобы эмоции зашкаливали, все-таки толпа собралась тут
отнюдь не штурмовать Зимний. Но все равно Силы оказалось намного больше, чем смог бы
потребить курсант.
Руки дрожали. В толпе недалеко от их машины кто-то упал в обморок. Над ним,
конечно же, сразу захлопотали. Дреер рефлекторно считал ауру и подумал, что выпишет
лицензию на применение Светлого целительства. Если вспомнит завтра. Впрочем,
заклинание-«напоминалка» у него работало безотказно.
Еще несколько человек вдруг развернулись и направились прочь от моста. Этим
повезло больше, они просто внезапно потеряли интерес к зрелищу, чувствуя себя выжатыми
трудным днем.
Заставить себя прекратить этот легальный вампиризм оказалось нелегко. Хотелось
сделать еще и еще глоток, взять новую пригоршню, впитать несколько лишних струек.
Дмитрий запрокинул голову, несколько раз вдохнул-выдохнул, повращал глазами, как учили.
А затем приказал водителю трогаться – и втащил машину в Сумрак вместе с ним, собой и
Анной.
В Сумраке мосты не разводятся, подобно тому, как не запираются двери.
Взревев двигателем, как ревет Иной в сумрачном облике дракона, машина рванула по
Двороцовому туда, где сквозь пелену проглядывали Ростральные колонны. Люди остались
позади, ждать, когда сведут Дворцовый в их реальности. Они встретят это уже без
энтузиазма. И даже мотоциклисты не лихо дернут с места, а двинутся обыденно, как на
работу.
Зато Дмитрий почти не чувствовал напряжения, удерживая в Сумраке автомобиль с
тремя пассажирами.
Он не тратил время на объяснения, просто вложив в сознание водителя образ, куда
нужно приехать. На Васильевском из Сумрака пришлось выйти. Машина пронеслась по
Университетской набережной, потом свернула, потом еще, и Дреер понял, где они, лишь
когда увидел через несколько минут знакомые, подсвеченные разноцветными огнями
павильоны ЛенЭКСПО.
Водитель зарулил в Шкиперский Проток, колеса прошуршали по мосту через канал, и
вдруг Анна, с момента остановки у Дворцового не проронившая ни слова, ожила и резко
выдохнула:
– Здесь!
Дмитрий остановил машину, как будто сам был за рулем. На самом деле, конечно же,
послал мысленный импульс водителю. Тот ударил по тормозам, и машина чуть прошла юзом.
Дмитрий обернулся и посмотрел вопросительно на Анну.
– Я знаю, где она. – Девочка показала рукой направо. – Там. В башне.
Надзиратель повернул голову в другую сторону. Он не сразу понял, про какую башню
говорит Анна.
Водонапорная башня еле виднелась за бетонным забором и двухэтажным домом с
белеющим номером «23». Наверху, в окне, можно было различить призрачный огонек. А если
посмотреть через Сумрак, он становился ярче.
Эпилог
Часть 3
Иная история
Пролог
Глава 1
…And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted – nevermore!7
7
И сидит, сидит зловещий ворон черный, ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда…
…И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет никогда!
(Перев. К. Бальмонта.)
теряется: «Каркнул ворон: «Никогда!» В оригинале же оно похоже на длинное сложное
заклинание.
Дмитрий закрыл томик. Пламя свечки дрогнуло.
– Романтики всегда видели как бы два мира. Один из них наш, со всем его
несовершенством. Из этого мира они стремились вырваться в другой, незримый. Кто-то
видел его идеальным, полным волшебства, как Джиннистан в «Крошке Цахесе» Гофмана. Но
у Гофмана, я рассказывал, есть и страшные истории, где другой мир – это жуткий мир
безумия. Эдгар По на него тут чем-то похож. Только По находил жуткое в общем-то в
обыденном, как будто открывал сумеречный слой реальности. Тот же самый «Ворон» – это
ведь могло быть и на самом деле. Ворона можно приручить и обучить нескольким словам.
Один такой мог улететь от хозяина и случайно влететь в комнату героя. Да и герой в
помутнении запросто мог принять за осмысленную речь воронье карканье. У По есть еще
много совсем кошмарных рассказов, которые могли произойти в жизни. К примеру,
«Преждевременные похороны». Там герой очень боится, что заснет летаргическим сном, а
проснется уже в могиле. Тогда многие этого боялись, вскрытие же не проводилось. Даже
гробы себе заказывали с колокольчиком и чуть ли не с вентиляцией. К тому же герой страдает
от какой-то болезни, когда внезапно теряет сознание. И вот он однажды просыпается в
темноте, сбоку – доска, сверху – доска, челюсть перевязана, как у покойника. Он понимает,
что его похоронили без колокольчика. Тогда он начинает истошно кричать и вдруг слышит
замогильный голос…
Дмитрий сделал паузу, а затем глухо произнес:
– «Это кто там орет?»
Класс грохнул. Огонек-паяц на свече словно присел от этого смеха, но через мгновение
осмелел и затанцевал снова.
– Как выяснилось, герой заснул в трюме корабля где-то в углу, – закончил Дмитрий. –
Все страхи и болезни после этого сняло как рукой.
– А челюсть перевязана почему? – Возглас принадлежал Юре Щукину.
– Он привык спать в ночном колпаке. Такой, с завязками под подбородком. – Словесник
изобразил на себе. – Но колпака не было, и подвязал носовым платком.
– Небось бухал накануне! – с гоготом высказал версию бесцеремонный Федотов с
последней парты.
Дреер надавил еще кнопку и одновременно задул свечу.
Тяжелые черные шторы поползли вверх. Раннеоктябрьское солнце ворвалось в класс,
будто размахивая рыжей тряпкой и разгоняя мороки двухсотлетней давности. Школьники
хлопали глазами, выходя из оцепенения.
– К следующему занятию читаем «Падение дома Ашеров». – Дмитрий проследил
взглядом, как растворяется дымок над свечным фитилем. – Всем ясно? Федотова спрошу с
пристрастием.
– А чего?! – подал голос Федотов.
– У доски! – добавил словесник. – И «Ворон» наизусть в переводе Бальмонта!
Обиженную реплику приглушил звонок.
Класс заворочался, загремел отодвигаемыми стульями.
– Кто ноутбук не выключит – тот орангутанг с улицы Морг! – предупредил Дмитрий. –
Фамилии на доске напишу. Надо ведь на ней что-то писать… Не хлопать крышками, я сказал!
Последние слова он почти что прокричал, стараясь перекрыть нарастающий гвалт
перемены.
Однако наиболее мнительные развернулись у двери и пошли проверять, действительно
ли все погасили.
Всем памятен был урок две недели назад. Дмитрий пришел в класс, чуть задержавшись.
Включил свой терминал и только потом обратил внимание на странную, мертвенную тишину.
Все сидели, закрыв рты, натужно дыша через нос и таращась на что-то за спиной словесника.
Дреер повернулся и увидел красиво стилизованную черную надпись на доске.
КТО СКАЖЕТ ПЕРВОЕ СЛОВО ТОТ ДИБИЛ
Вместо зеленой меловой доски в классе давно уже висела белая, с набором
разноцветных маркеров, магнитиков и губкой. Никаких тряпок, ведра и скрипа. Тем не менее
ею почти не пользовались, потому что тут же разместилась интерактивная, подключенная к
учительскому терминалу.
Дмитрий молча и не торопясь подошел к «обычной» доске. Снял колпачок с красного
маркера, будто передернул затвор пистолета. Добавил недостающую запятую, подчеркнув
двумя чертами, потом зачеркнул неправильную «и», приписав сверху «е».
Фраза наверняка осталась тут от другого класса. Можно было себе представить, как
народ с гомоном вваливается в кабинет, кто-то первый замечает надпись, толкает соседа в
бок, и вот уже все беззвучно раскладываются, усаживаются и ждут.
Поразмыслив секунду, Дмитрий поставил еще восклицательный знак в конце. Перешел
к интерактивной доске и начал писать: «Тема занятия…»
Класс, тяжко вздыхая, защелкал клавишами.
Дмитрий приписал: «Записи ведем в тетрадях!»
Раздался шелест.
«Карасев, к доске!»
Обреченный, но несгибаемый Карасев оторвался от ноутбука (а на парте их было два,
казенный и его собственный). Лишенный виртуальных костылей, словно оторванный от
пуповины, Карасев доковылял до интерактивной доски.
«Домашнее задание».
Карасев тоскливо посмотрел на всех, не нашел поддержки, кроме нескольких «хи-хи»,
взял маркер, словно это была восьмикилограммовая гантель, и начал отвечать письменно.
Дреер поборол в себе желание заставить еще и стихи писать наизусть.
Так в молчаливом покое, больше похожем на предгрозовое затишье, прошла где-то
треть урока, когда…
…открылась дверь и на пороге возник замдиректора по учебно-воспитательной работе
Саласар-Диего Варгас.
– Дмитрий Леонидович! – начал он, вдвинувшись в класс ровно наполовину. – Можно
вас…
Раскатом хохота завуча вынесло обратно в коридор. Дмитрий даже выскочил следом,
проверить – не лежит ли оглушенный Варгас на полу, раскинув руки. Но нет, тот нашелся
стоящим вполне себе вертикально, только, кажется, в легком и понятном трансе. Как
выяснилось, он даже забыл, что хотел сказать Дрееру. Лишь помнил что-то насчет педсовета.
Сакраментальную фразу после этого Дмитрий с чистой совестью стер, но оставшийся
урок был потерян.
Сейчас на доске вместо надписей красовалась рожица. Обезьянья. Судя по всему,
орангутанг с улицы Морг. Когда только успели, оглоеды?
Класс уже опустел. Дмитрий встал из-за терминала, вооружился губкой и смахнул
рисунок с белого пластика, оставляя разводы.
– Интересный урок, – послышался за спиной низкий, взрослый голос.
Словесник обернулся.
За последней партой сидел мужчина. В довольно вольготной позе, одной рукой
облокотившись на спинку стула, а вторую положив на парту. Аккуратный и явно недешевый
костюм, со вкусом подобранный галстук, рубашка серого цвета. На руке два больших и
странных перстня. На фоне темной жесткой шевелюры резко бросались в глаза белые, как
снег, виски.
– Вы хорошо держите внимание, наставник Дреер.
– Простите, мы знакомы? – Дмитрий замер, не выпуская из пальцев губки.
Однако главный вопрос был в другом. Когда словесник вставал из-за терминала, в
классе не было ни души. А когда стирал с доски, то дверь краем глаза видел постоянно.
Как этот тип сюда попал?
– Знакомы. Хотя знакомство наше было… не слишком приятным. Но вы все равно не
помните.
– Я не заметил, как вы вошли. – Словесник не нашел других слов.
Неужели он проник, пока Дмитрий рассказывал страшилки при свече? Но…
– А этого никто бы не заметил! Я просидел всего часть урока, но, честно скажу,
увлекся. Преподавать – вот ваше призвание. Никак не Инквизиция.
– Не понимаю, о чем речь, – тоже честно сказал Дреер. Первое замешательство прошло,
и в своем классе он вновь чувствовал себя хозяином. – Вы кто?
– Меня зовут Константин Стригаль. Вряд ли это сейчас вам о чем-то говорит.
– Предположим.
– У вас будет еще один урок?
– У меня «окно».
– Отлично, меньше заботы. Тогда можем пообщаться.
Отрекомендовавшийся Стригалем сделал еле заметный жест, словно указывал в
сторону двери. Дмитрий услышал легкий хлопок, а когда повернул голову, увидел, что та
плотно прикрыта.
Конечно, можно было выдвинуть гипотезу, что этот Стригаль пришел не один, кто-то
там у него стоял на входе и, уловив сигнал, затворил дверь. Подобно тому, как в комнату к
поэту мог влететь ученый говорящий ворон, отбившийся от бродячего цирка или
ярмарочного дрессировщика.
Но почему-то не верилось ни в то, ни в другое.
Насчет ворона проще было подумать, что тот на самом деле скрипел: «Nevermore!» А
насчет пришельца… что тот закрыл дверь на расстоянии.
– Вы правильно подумали, – сказал гость.
Свеча, погашенная Дмитрием, опять зажглась. Сама собой.
– Не удивляйтесь. – Стригаль поднялся. – Вы все это знали. Даже сами могли и закрыть
дверь, и зажечь огонь. Могли и намного большее.
– Кто вы такой? – спросил Дмитрий.
– Ваш коллега… в некотором роде.
Стригаль приблизился. У него были прямые темные волосы с явной проседью,
совершенно белые виски и очень внимательные холодные глаза.
– Вы ничего не помните, – сказал гость. – Я был против того, чтобы возвращать память.
Может быть, я сумею вас убедить без этого?
– В чем?
– В том, что другой мир, который смутно чувствовали романтики, существует. Но он
холоден и не похож на прекрасную страну джиннов. Волшебники на самом деле живут не
там, а среди людей. Их очень мало, примерно один на десять тысяч.
– И вы один из них? – Дмитрий наконец-то избавился от губки.
– Даже Эдгар Аллан По был одним из них. Только он не был полноценным магом. Не
прошел вовремя того, что мы называем инициацией. Но он всегда ощущал иной мир. Мы
называем его Сумраком, миром теней. Многие гадают, от чего умер По, но знают об этом
только Иные. Он смог войти в Сумрак самостоятельно. Обычно, чтобы инициировать, нужен
другой волшебник, только Эдгар По даже в потенциале был необыкновенным магом. Для них
тоже есть свой термин, «маг-экзот». Их к тому же очень трудно выявить. По не знал, чем
опасен Сумрак и как долго можно там находиться. Он слишком поздно вышел, и уровень
глюкозы в крови катастрофически упал. Недаром есть версия, что По скончался от
гипогликемии. Так и было, только виной всему отнюдь не алкоголь. Уровень глюкозы всегда
падает в Сумраке.
– Интересная трактовка, – сказал Дмитрий.
– Присаживайтесь, – предложил Стригаль, как будто хозяином кабинета был он, а не
словесник. – Мне просто неудобно было разговаривать с вами издали.
Он сам уселся за парту напротив учительского терминала. Дреер последовал совету.
– Вы же и рассказывали своим ученикам об этом еще прошлой осенью, – продолжил
Стригаль. – Только вы вели не просто литературу, а Иную словесность.
– Иную?
– Это общее определение для всех, кто может входить в Сумрак. Среди них не только
маги. Еще есть ведьмы, оборотни, вампиры…
– А эльфы, гоблины, тролли?
– Не более чем легенда, но с долей истины. В Сумраке облик постепенно
трансформируется и бывает иногда очень специфичным. Отсюда и разные байки. В классе,
который только что приходил к вам на урок, более половины учеников волки-оборотни и
вампиры.
Дмитрий посмотрел на свечку. Очень хотелось как-то поиронизировать над словами
гостя. Но самовозгорание фитиля этому не способствовало. Равно как и самозакрытие двери,
и факт появления этого субъекта.
– Что же теперь с ними делать?
– Ничего, – ответил Стригаль. – Сейчас это обычные дети на самом-то деле. Как и вы –
обычный человек. Понимаете, наставник, еще месяц назад это была школа для Иных. Здесь
учили в том числе и магии. А вы были одним из двух надзирателей. Следили за тем, чтобы
юные волшебники ничего не натворили.
– Одним из двух? – ухватил нить Дреер. – А кто второй?
– Виктор Павлович Лихарев.
– Наш начальник охраны? С ума сойти! А почему мы теперь не школа магии?
– Вы все потеряли способности.
– Логично.
– …И, чтобы не вызывать ненужной паники, Инквизиция заблокировала всем память.
– Какая Инквизиция?
Стригаль ответил не сразу, а задумчиво отбил какой-то мотив пальцами по столешнице.
Ответ же был невпопад:
– Боюсь, память все же нужно восстанавливать. Иначе слишком многое придется
объяснять, а время дорого. Хорошо, закройте глаза!
– Вы что, серьезно?
Магия магией, а терять пришельца из виду Дмитрий совсем не хотел.
– Закройте глаза, наставник Дреер, – повелительно и жестко повторил Стригаль.
Взгляд у него стал другим. А воздух в классе будто сгустился. Точнее, свеча рядом со
словесником вдруг задымила так, что наполнила серой пеленой все пространство.
Почему-то в этом дыму не кашлялось, а наоборот, дышалось вполне нормально. Даже
повеяло прохладой.
Отчего бы и не закрыть, подумал Дмитрий. Все равно хотел это сделать. Давно хотел…
Глава 2
Глава 3
В Пушкине Дмитрий тоже был в первый раз. Инквизиторы отправили его прямиком к
Египетским воротам. Времени на подготовку не дали. Зато Стригаль предварительно
инсталлировал Дрееру ложные воспоминания, которые создавали иллюзию, что словесник
хоть как-то знает местность. А самое главное, эта фиктивная память служила навигатором,
позволявшим без туристического справочника ориентироваться в парках и не потеряться во
дворцах.
Во всяком случае, останавливать прохожих и спрашивать, как пройти, не было
надобности.
Дреер вышел из портала рядом с памятником Пушкину. Никто не заметил появления
«лишнего человека» из воздуха. А человек, осмотревшись, зашагал по улице, обозначенной в
его внутреннем путеводителе как Дворцовая. По сторонам особенно не глазел, доверяясь
заемному чувству направления, и больше прислушивался к себе. За все безумное время,
прошедшее с момента, как закончился урок по Эдгару По и в классе объявился Стригаль,
Дмитрий ни на секунду не оставался один, потому и не мог обдумать толком свое теперешнее
положение. И вот случай наконец-то представился. Между делом.
Честно говоря, к правде словесник оказался не готов. Сейчас в нем уживались два
человека, пытаясь договориться между собой, кто же из них настоящий: маг невысокого
уровня со снятым блоком памяти или простой учитель, которого втянули в невероятную
историю.
В конце концов, если эти Инквизиторы так легко манипулируют сознанием, где
гарантия, что Стригаль вернул его воспоминания, а не наложил чары, убедив, что Дмитрий –
Иной? Что, если вообще все увиденное было спектаклем? И штурм замка, и совещание
Великих в конференц-зале над городом. Не спектаклем даже, а умелым наваждением.
Промыть обыкновенному человеку мозги – рядовая задача даже для несильного мага. В
Праге этому посвящен отдельный курс…
Стоп. Если Дмитрий помнил Прагу, значит, скорее всего Стригаль не лгал. Он на самом
деле Инквизитор Дреер. Сапожник без сапог…
В этот момент Дмитрий понял, что по-настоящему один. И не просто один, а
практически беспомощен. Он привык жить с магией. Хотя вопреки многим Иным в быту ею
почти не пользовался. Дреер всю жизнь отличался болезненной правильностью. Мальчик
Дима тщательно, с перетягом, закрывал водопроводные краны, по много раз проверял,
выключен ли свет, никогда не забывал обесточить компьютер. Если требовалось зажечь
дополнительную газовую конфорку на плите, то не чиркал новой спичкой, а доставал из
жестяной банки погашенную и разжигал от другой конфорки. Точно так же взрослым он
попусту не тратил Силу. Все, что можно было сделать руками – закрыть дверь, записать
телефон, перерыть бумаги в поисках нужной, – делал руками. Везде, где можно было
обойтись простыми словами, обходился словами: убеждал, иногда упрашивал.
Если источника своей маниакальной бережливости Дреер не осознавал, то источник
бережливости магической мог бы назвать не задумываясь – лекция того Городецкого из
Ночного Дозора Москвы. Когда Дмитрий узнал о магической температуре и понял, что вся
Сила – не своя, а чужая. А потом уже домыслил сам, припомнив закон сохранения энергии
Ломоносова-Лавуазье. Чем больше Силы у него, Дреера, тем меньше у кого-то другого.
Сумрак не вырабатывает Силу, он только впитывает ее, как губка, а маги отщипывают от
этого богатства немножечко для себя. И пусть основное уходит Сумраку, как большая часть
найденного клада отходит государству. Все равно этот клад не предназначался ни Сумраку,
ни магу.
Словесник не чародействовал понапрасну, зато всегда ощущал: запасное средство есть
под рукой. Как пистолет во время уличных погромов. Как лишняя фляга воды в переходе
через пустыню.
А теперь фляга была пустой, и кобура тоже. Разве что мобильник служебный выдали
для экстренной связи. Может, несколько следящих заклинаний к нему привесили, Дмитрий
все равно бы не распознал. К технике заклятия вообще цеплялись плохо. Все дело в
синтетических материалах. К железу или к дереву еще куда ни шло, а вот к пластику – увы.
Сейчас Дмитрий даже не смог бы никуда просто так пройти без билета. То есть билет-
то он бы все равно купил, но вдруг там выходной, или санитарный день, или президент какой
приехал? Что, Стригалю звонить и жаловаться?
Но Дмитрию повезло. В парки и дворцы еще пускали, хотя, судя по табличкам, музеи
скоро заканчивали работу. Младший надзиратель никуда не торопился. В конце концов, он
сейчас кто-то вроде приманки.
Сначала прошел в Александровский парк. Полюбовался на дворцовую колоннаду,
прогулялся вдоль пруда, постоял на маленьком гранитном причале напротив островка с
бывшим домиком царских детей. Что-то туда влекло. Дверь строения была демонстративно
заколочена, однако кого в Сумраке это останавливало?
Прохожих и туристов Дрееру встретилось мало, и выглядели те отрешенными и
погруженными в себя.
Как будто на них наложили чары.
Дреер заставил себя уйти от пруда и по аллее двинулся к Екатерининскому дворцу,
ориентируясь на золоченые купола церкви. Справа, через Крестовый канал, высилась
усаженная старыми деревьями гора. «Парнас», – услужливо подсказала чужая память.
«Спасибо», – мысленно ответил Дмитрий.
Красота парка отвлекала. Зеленые кроны обметали душу от тревог, а мосты словно
говорили – все можно преодолеть.
Ворота дворца оказались на запоре. Рядом, через дорогу, высился желтый флигель,
соединенный переходом с бело-голубой резиденцией императоров. Этот цветовой контраст и
привлек внимание словесника. Дмитрий не сразу понял, что перед ним такое, а потом едва не
охнул, пройдя чуть дальше и посмотрев вывеску над крыльцом.
Стыдно, наставник Дреер, сказал он себе. Несмотря что первый раз.
Перед ним был Царскосельский Лицей.
Дреер мысленно послал Стригаля куда подальше на ближайшие минут сорок. Тем более
что и положено было просто бродить куда глаза глядят. Взял билет, натянул поверх ботинок
похожие на лыжи музейные шлепанцы и отправился по анфиладам пушкинской альма-матер.
Искусственная память ничего ему теперь не подсказывала. Причем возникало странное
ощущение, что в этом месте ее… затерли, что ли. Но Дмитрию хватало и своей. Вот зал, где
старик Державин нас заметил, вот лекционный класс с большой доской, теперь поднимаемся
наверх, вот жилые комнаты лицеистов. Пушкин вроде бы жил через стенку от Пущина…
Точно. «Какие у них узкие кельи, наши интернатовские живут в хоромах по сравнению с этой
золотой молодежью».
И вот сейчас, в самый неподходящий момент, Дмитрий услышал Зов. Нормальный
вампирский Зов, каким привлекают жертву, что по лицензии, что без оной.
Дреер торопливо спустился, едва не выйдя из лицея в музейных тапках. Зов четко
указывал, куда идти.
Кто это мог быть? Либо Артем, либо Толик. Дмитрий почему-то решил, что это все-
таки Комаров. Различить Зов он сумел, а вот противиться – не мог. Дреер сейчас был просто
хорошо осведомленным человеком. Кажется, «мертвые поэты» на то и рассчитывали. Когда и
как они успели научиться, ведь никто из них еще не охотился, они принципиально не хотели
кусать людей?
Впрочем, Артем мог научиться у матери, которая призывала доноров сдавать кровь.
Под ногами захрустела красная кирпичная крошка, ею издревле посыпали землю перед
дворцами. Словесник прошел мимо фасада Екатерининского, даже не повернув головы,
обогнул величественную Камеронову галерею, дошагал до пандуса, выстроенного когда-то,
чтобы постаревшая императрица могла спускаться в любимый парк.
Зов усиливался, звучал в черепной коробке, будто живой сладкозвучный дискант юного
Робертино Лоретти.
По аллее от пандуса Дмитрий вышел на просторную каменную террасу, уставленную
статуями. Кажется, она именовалась Гранитной. С террасы открывался вид на цветники и
озеро с Чесменской колонной.
На террасе никого не было. Только на ближнем дереве каркнул спрятавшийся в кроне
ворон.
«Тебя здесь не хватало… неверморыш», – мысленно сказал Дреер и сам усмехнулся
придуманному для пернатого англо-русскому обзывательству.
Зов, однако, прекратился.
– Здравствуйте, Дмитрий Леонидович, – сказала девочка Аня Голубева.
Она стояла на террасе рядом с Дреером, как будто все это время шла рядом с ним.
Собственно, наверняка она так и сделала. В Сумраке.
– Здрасьте! – Неподалеку обрисовался Артем Комаров.
Послышалось еще несколько заздравных восклицаний, как если бы Дмитрий влез в
школьную обсерваторию, где вокруг телескопа расселись «мертвые поэты».
Гранитная терраса, обманчиво пустая еще несколько секунд назад, вдруг наполнилась
людьми. Подростками.
Сидел на балюстраде Толик Клюшкин. Прислонившись спиной к перилам, скрестил
руки, эффектно обхватив плечи тонкими длинными пальцами, Карен Саркисян. Он сейчас
походил на актера, играющего Пушкина, так сказать, в естественных декорациях. Но
Дмитрий вспомнил другого актера, Бэлу Лугоши в образе Дракулы, и подумал, что с такими
пальцами нужно было стать вампиром, а не оборотнем. Странно все же распорядился
Сумрак.
У скульптуры женщины, склонившейся над чашей, примостился еще Стас Алексеенко.
Не было только почему-то Гоши Буреева и близнецов Даниловых.
– Приветствую, господа хорошие! – ответил им Дреер. – Но так нечестно!
– Что нечестно? – удивленно посмотрела на него Анна.
«Поэты»-мужчины выражений лиц не поменяли.
– Выдергивать посередине осмотра. Я же первый раз в Лицее. Можно сказать, давно
мечтал, спал и видел. Вам про него рассказывал, а сам ни ногой.
– Мы подумали, вы там что-то долго… – словно оправдываясь, сказала девочка.
– То есть вы за мной следили?
Анна, кажется, смутилась.
– Пришлось, Дмитрий Леонидович, – болтая ногами, отозвался Толик Клюшкин. –
Мало ли чего с вами может случиться!
– Спасибо за заботу, – с долей сарказма ответил Дреер. – Но вообще это ведь я
надзиратель. Был. И вся школа тоже – была.
Темные не дрогнули. Но Голубева не была Темной.
– Извините, – просто сказал девочка. – Так надо. Это не навсегда.
– Стас предлагал вас из школы вывести, – сообщил Артем Комаров.
– Премного благодарен, – сказал Дреер. – Вот уж не ожидал. Честно, Стас.
Алексеенко потупился.
– Это я сказала, что не надо, – сделав над собой усилие, выговорила Анна. – Так было
для всех лучше.
– Светлое решение, – отозвался Дмитрий.
– Мы все вернем! – сказала девочка. – Все будет даже лучше, чем раньше. Нужно
только потерпеть…
– Об этом не волнуйся. Там никто ничего не помнит. Инквизиция распорядилась. Они
еще подумают, стоит ли всех там инициировать заново.
– Это мы всех инициируем, – твердо заявила девочка и повторила: – Мы все вернем.
– Что вы тут творите? – в лоб спросил Дреер.
– Дмитрий Леонидович, – заговорил Артем, – а почему вы все помните? И как вы нас
нашли?
– Начальство прислало, – ответил Дреер.
– Понятно, – сказал Комаров.
– Чего тебе понятно? Если бы мог, сам бы приехал. Что такое «ответственность», тебе
понятно?
– А вы говорили, что хотели Лицей увидеть, – хитро прищурился Клюшкин.
– Знаешь ли, тут указатели не стоят, где вас искать. Может, вы как раз там и
поселились? Карен на койке Кюхельбекера ночует, ты еще на чьей-нибудь…
– Мы там не живем, – сказала Анна. – Мы кто в детском домике на острове, кто во
дворце. Но мы все за собой прибираем!
– Зачем вы приехали, Дмитрий Леонидович? – сказал Карен, видимо, уязвленный
сравнением с лицеистом Кюхельбекером.
– А вы не догадываетесь? Хочу вернуть вас в школу. Я все еще надзиратель. Хотя это
будет нелегко после всего, что вы тут наворотили. Михайловский замок – ваша работа?
– Вы ничего не знаете… – начал Артем.
– А вы знаете, что Темные, которые его штурмовали, взяли заложников для
жертвоприношения? – Дреер специально посмотрел не в глаза Артему, а на Голубеву. Потом
все же перевел взгляд на Комарова. – Заложников спасли, а тех, кто сторожил, уничтожили.
Там наверняка были и вампиры, Артем. И людей они к замку привлекли скорее всего Зовом.
– Не нужно, Дмитрий Леонидович, – спокойно ответил Артем. – Мы все понимаем.
Вампиров больше не будет, оборотней тоже. Мы сами уже не вампиры. После инициации вы
увидите.
– После инициации?
– Мы вернем вам все способности, если хотите.
– У всех, кто приходил до меня, вы их отбирали.
– Так им и надо! – заявил с балюстрады Толик Клюшкин.
– Вы же не как они, – сказала Анна.
– Не хотелось бы вас расстраивать, но я именно как они. Я Инквизитор. Меня прислали
договориться с вами о сдаче. Знаете кто? Стригаль Константин Сергеевич. Помните?
Дмитрий заметил, как сморщился Алексеенко. Он-то не мог не помнить.
– Это ему мы должны сдаться? – спросил Артем.
Они, конечно, тоже все знали.
– Он руководит операцией. Слушайте, игрушки кончились, если кто еще не понял.
Иные уже гибнут. Честно скажу, мне тех, из замка, не жалко, сами виноваты. Но я не хочу,
чтобы из вас кто-то пострадал… хоть вы и остолопы.
– С нами ничего не будет, – сказал Артем. – Сюда никто не пройдет.
– Ага, не пройдет! Даже не пойдет. Думаете, если вы можете шарахнуть из Пушкина по
Питеру, то оттуда не могут? Это не Дозоры, это Инквизиция! Ей не нужны никакие лицензии,
она их сама выдает. Вплоть до бомбардировки.
– Мы в памятнике архитектуры! – беззаботно сказал Толик Клюшкин.
– Минус балл за речевую ошибку, – ответил Дреер.
– Хоть «кол» ставьте! Осиновый!
– …И «два» по истории Иных. В сорок первом году это все уже было памятником. А
кончилось почти полным разрушением.
– Так то ж фашисты, – не унимался Толик. – Мы же читали, там потом, кроме
Нюрнбергского процесса, еще Трибунал Инквизиции был.
Дмитрий внутренне порадовался за эрудицию «мертвых поэтов», даже за одно «мы же
читали».
Но сказал иное:
– Читать надо внимательнее! Если бы не Инквизиция, ноги бы немецкого солдата тут не
было. Социальный эксперимент, который привел к появлению нацистской партии, кто
санкционировал? У Инквизиции всегда есть ресурсы что-то прекратить. Или не прекращать.
На самом деле им не должны были этого преподавать, здесь Дмитрий передернул.
Такое изучали будущие дозорные и разбирали курсанты в Праге. Картина стандартная,
неоднократно воспроизведенная с конца девятнадцатого века. Светлые пытаются исправить
человечество. Инквизиция разрешает, наперед предполагая, что будет. Светлые пожинают
горькие плоды, Темные довольно потирают руки и пожинают плоды сладкие. До следующего
раза.
– А вас они прекратят любой ценой, если посчитают нужным, – закончил словесник. –
Если надо, ценой уничтожения города.
– Они сволочи! – вдруг с чувством сказал Толик.
– Они просто не люди, а Иные.
– Дмитрий Леонидович, – опять спокойно заговорил Артем Комаров. – Вы нас что,
спасать пришли?
– Ну да, как же, без способностей, – ответил Дреер. – Самый знаменитый спасатель
Инквизиции.
– На вас следящих заклинаний понавешали, как шаров на елку в Новый год, – сказал
Карен. – Мы их все потерли.
Дмитрий мысленно поблагодарил Стригаля в не самых цензурных выражениях.
Впрочем, вокруг него перед отправкой суетились несколько серых балахонов.
– Не знаю я, что с вами делать, – честно признался Дреер. – Только мне надоело вас все
время выгораживать!
– А не надо нас больше выгораживать, – ответил Артем. – Мы о себе сами позаботимся.
Можем вернуть вам способности, вы просто скажете, чтобы сюда никто не лез. Или можете
даже не говорить.
– Я не уверен, что хочу опять быть Иным. Пока вы мне не скажете, что задумали. Если
хотите, можете потом знак Карающего Огня наложить. Я расскажу, как это сделать.
– Нет уж! – выдохнула Анна, которая во время разговора как-то отодвинулась от
словесника и придвинулась к Артему. – Не надо знаков Огня!
Дмитрий опять испытал укол стыда.
Анна тем временем переглянулась с Комаровым и снова посмотрела на бывшего
наставника.
– Хорошо, – сказала девочка.
– Ты опять ревоплотила «Фуаран»?
– Нет. – Анна покачала головой. На плече Светлой висела небольшая изящная сумка –
наверняка не покупала, а сотворила в процессе своей «малярии», выглядит подозрительно
дорогой. Из сумочки Голубева достала порядком уже растрепанную общую тетрадь. На
обложке было фото Медного всадника. – Книга больше не нужна. Заклинание я помню, у
меня память очень хорошая. И настоящий Фуаран я потом тоже вспомнила.
Молодцы, что стерли все следящие чары, мысленно порадовался Дреер. Оставалось
надеяться, что у Инквизиции нет своего спутника с магическим шаром внутри, чтобы читать
из космоса по губам. Впрочем, магический шар на спутнике и не сработал бы. Доказано
вампиром Костей Саушкиным, первым, кто попытался осчастливить человечество с
помощью «Фуаран».
– Зачем вы всех… деинициируете?
– У меня отец хирург, – сказал Артем. – Он говорил, иногда кость неправильно
срастается после перелома. Тогда ее надо заново сломать и срастить.
– Но вы пока только ломаете.
– Срастается долго, – улыбнулся Комаров.
Зубы у него были идеально ровными. Хотя вампирских клыков Артема Дмитрий
вообще никогда не видел, если не считать клыки его сумрачного двойника.
– А что будет, когда срастется?
– Вы лучше спросите, чего не будет.
– Ну спрашиваю.
– Вампиров не будет, оборотней. Низших и Высших Иных. Темных и Светлых. Будут
просто Иные. Иные люди.
– Мечты, мечты… – проронил Дмитрий.
– Уже не мечты, – опять улыбнулся Артем. – Если бы вы могли видеть через Сумрак, то
сейчас бы увидели. Мы больше не вампиры и не оборотни. Мы теперь маги.
– Теперь так можно! – быстро заговорила Анна. – Мы сначала все на себе испробовали.
Последствия инициации убираем, а потом заново инициируем.
– Но у вампиров нет природных способностей к магии. У них вообще нет ауры Иного!
– Так Фуаран может даже простого человека сделать Иным!
«Идиот», – мысленно поздравил себя Дреер. Потом спохватился:
– А Зов? Если вы не вампиры, откуда он?
– Да я же помню, как это делается, – ответил Артем. – Это как на велосипеде кататься,
можно потом хоть самолетом управлять, а педали крутить все равно не разучишься.
Он прав, устало решил Дреер. Но, как водится, ответил по-другому:
– Что велосипед был Темным, что самолет…
– Неправда, – сказал Артем. – У нас больше нет цвета. Мы не Темные и не Светлые.
Как вы.
– А просто людьми остаться было – слабо? – желчно спросил Дреер. – Без магии жить?
– Мы тогда ничего не изменим, Дмитрий Леонидович, – вместо Артема вмешалась
девочка. – Вы же сами говорили про Инквизиторов, что они не люди, а Иные. Так вот, надо
чтобы все вспомнили, как это – быть людьми.
Красивая идея, подумал Дмитрий. Как любая утопия. Заставить вспомнить свое
человеческое прошлое Дункеля, Хену, Эдгара, Стригаля, Завулона… Александра, наконец.
Только между жизнью без магии и человеческой жизнью – дистанция огромного размера.
– А по-вашему это как? – Дмитрий заговорил, словно на уроке.
Он не стал добавлять, что большинство из «мертвых поэтов» Иными стали в глубоком
младенчестве и что такое «быть людьми» не знали в принципе.
– Понимаете, люди свободнее Иных, – ответил за всех Карен.
– Интересная мысль, – отозвался Дреер.
– Человек может поступить как Темный, а может как Светлый, – сказала Анна. – Он все
время выбирает, что, для кого и как будет делать. А у Иных по-другому. Они свой выбор как
будто делают один раз и навсегда. С какой ноги в Сумрак вошел – такой и будешь. Или
Темный, или Светлый.
– Мы об этом уже как-то говорили. Никто не знает, как на самом деле выбирают Свет
или Тьму. Первый вход в Сумрак – это только последний шаг внутреннего пути.
– Да, говорили, Дмитрий Леонидович, – сказал Карен. – Вы же знаете, мы вообще не
входили в Сумрак сами. Нас всех укусили родители, кроме Ани.
– Да не важно, кто кого укусил! – опять с жаром вмешалась Голубева. – Важно, что
потом ничего не повернешь. Будешь всю жизнь Темным или Светлым. Сколько Иных
поменяли свой «цвет» за много веков? Почти никто. А сколько хотели?
– Боюсь тебя огорчить, но тоже почти никто, – ответил Дмитрий. – Все, кто хотел, ушли
в Инквизиторы.
– А то всех туда берут, в вашу Инквизицию, – возразил Артем. – Можно подумать, мы
не знаем, что вас первого за триста лет взяли с седьмым уровнем. Да и то из-за нас…
Опять прав, паршивец, внутренне согласился Дреер.
– …У Иных тоже все как у людей, – продолжил Комаров. – Только вместо денег –
уровень. У кого выше, у того и власть. А если у тебя Силы мало, ты какой-нибудь обычный
вампир или даже гадалка – никому ты в Инквизиции не нужен. Регистрируйся в Дозоре, жди
лицензии и сиди на попе ровно.
Не совсем так, подумал Дмитрий. Самый сильный маг – не самый лучший
руководитель. Вот поэтому в Москве есть как минимум двое Светлых посильнее Гесера. А
кто там в Инквизиции самый-самый, так это вообще тайна, покрытая мраком. Нет, здесь
нужны опыт, умения, даже призвание, если угодно.
Но спорить не стал. Вместо этого спросил:
– Думаете, если стереть разницу между Темными и Светлыми, это решит все
проблемы? Если у нас, как ты говоришь, все как у людей, то мы найдем, в чем не сойтись.
Хотя бы в том же уровне. Все люди не могут быть богатыми, все маги не могут быть
Высшими. Из-за Фуаран начнется такая грызня, что войны Иных перед эпохой Великого
Договора покажутся дракой в песочнице.
– Только у людей давно уже нет черных и белых, – за Артема ответила Анна. Потом
спохватилась: – Дискриминации нет по крайней мере. Даже негром обозвать или сказать
«только для белых» нельзя. Бедных тоже нельзя презирать.
– В открытую… – вставил Дмитрий.
– Конечно, дураков-то хватает везде, но главное – просто стыдно так делать. На людях
стыдно.
– У людей двадцать первый век, – сказал Артем Комаров. – А у нас как было
Средневековье, так и осталось. Вот и пусть все будет как у людей. Совсем все.
– Свет и Тьма существуют, – ответил Дмитрий, не находя других слов. – Хотим мы того
или нет. Их можно призвать в чистом виде.
– Вот и пусть каждый раз, когда Иной входит в Сумрак, он выбирает, кого звать, – тихо
сказала Анна.
Еще не муж и жена, но уже одна сатана, подумал Дреер. Влюбленности между
Темными и Светлыми плохо кончаются, несмотря на то, что едва ли не каждый год
выискиваются очередные Ромео и Джульетта. Но эти, похоже, нашли выход.
Он представил себе магическую политкорректность. Когда вампиров станут называть
«гемозависимыми», оборотней «склонными к спонтанной трансформации», а ведьм и
колдунов «магами-предметниками». Когда введут какой-нибудь магический налог на
сверхспособности, и Высшие обязаны будут выступать донорами для слабых волшебников.
Когда объединятся Дозоры и станут выслеживать маньяков-Иных, а вместо Договора будет
Кодекс волшебника.
Кто выиграет от стирания разницы между Светлыми и Темными? Скорее всего
Светлые, как ни странно. Полная свобода накладывает и полную ответственность, а та
раньше была только на Светлой стороне. В человеческом обществе «нельзя» намного больше,
чем «можно». Темные будут вынуждены выкручиваться, бороться за свои права. Что-то
отвоюют, пролоббируют. Как сейчас кое-где разрешены легкие наркотики, но торговля
героином вне закона. Она, конечно, процветает, но все же подпольно.
Любители выпить крови тоже найдутся, даже когда появится возможность обойтись. Со
своей человеческой природой многим справиться не легче, чем с вампирской.
– Ничего не выйдет, – сказал Дмитрий. – Мало стереть «цвет» Иного. Нужно будет
уничтожить различие между Иными и людьми. А здесь не поможет никакой Фуаран или
анти-Фуаран. Мы потому и делимся на Светлых и Темных, что вокруг нас люди. И эти люди,
как бы мы к ним ни относились, к нам будут относиться много хуже, чем мы к ним. Им
только читать о волшебниках нравится. Еще к слабым магам ходить, привороты-отвороты
делать, на картах гадать.
– Вы пессимист, – припечатала Анна.
– А вы криминальные фильмы когда смотрели последний раз? Почему банды враждуют
друг с другом, когда могли бы объединиться против полиции? Так нет, они в лучшем случае
объявляют перемирие и делят город на зоны влияния. А мы, если хотите, две банды. Только
одни благородные разбойники, другие вроде как не очень. А Инквизиция – как воры в законе.
Но все мы, с точки зрения людей, – разбойники. В приличное общество нас не возьмут. Как
слабых магов в Инквизицию.
Дреер поймал себя на том, что распалился, как будто доказывал нечто самому себе, а
вовсе не бывшим ученикам.
– А кто вообще первый придумал, что мы не люди? – так же эмоционально сказала
Анна. – У нас же дети могут быть общие. Даже у вампиров! Людей вон каких только не
бывает, без ног, без рук рождаются, с двумя головами. Но почему-то они все равно люди, а
мы – нет. Мало ли что магическая температура у нас ниже! Артем рассказывал, есть люди, у
которых всю жизнь температура ниже, чем тридцать шесть и шесть…
– Гипотериоз, – с авторитетным видом подтвердил Комаров.
– А бандиты – вообще нормальные люди со всех сторон, – подхватил Дреер. – С
нормальной температурой, между прочим. Они могут быть какими угодно, даже в чем-то
лучше, чем обычные граждане. Только они все равно – бандиты. И мы тоже. Берем то, что
нам не принадлежит, без спросу. Но Светлые считают, что должны за это платить, а Темные –
что ничего не должны. Сотрите между ними разницу, и они все будут обречены постоянно
выбирать, заплатить или нет. Вот тогда все точно будет как у людей: меньшинство будет
платить добровольно, большинство сэкономит и придумает себе кучу оправданий. И чем это
отличается от того, что и так уже есть?
– Хорошо, – вдруг согласился Артем. – Может, и не получится. Но тогда пусть хотя бы
еще один шанс будет у всех. Пусть хотя бы слабые Иные выберут еще раз, кем хотят быть. У
них все равно или – или. Только Свет или только Тьма. Пусть будет еще что-нибудь Иное.
– Даже если так, – Дмитрий ощутил, как устал, – что вы сделаете? В космос не
полетите. Заберетесь в самолет – его собьют, не сомневайтесь. Ну ударите вы по всему
Питеру. А дальше?
– А вам что, ничего не сказали? – Артем выглядел искренне удивленным.
– Что не сказали?
– Про Царское Село?
– Мне сказали, что вы здесь.
– А больше ничего?
«Поэты» многозначительно переглянулись.
– Тут аномально большой выброс Силы, – припомнил Дмитрий. – Но я все равно
ничего не могу почувствовать.
– Понятно, – сказал Артем. – Придется вас все-таки инициировать.
– Может, вы мне так расскажете?
– Это долго, да вы и не поверите. Ань, – Комаров деловито повернулся к Голубевой, – у
тебя кровь осталась из коктейля?
– Угу. – Анна полезла в сумочку.
– Я инициирую, потом ты читаешь…
– Эй, – позвал Дмитрий, – а мое мнение кого-нибудь интересует?
Карен Саркисян улыбался. Толик Клюшкин закинул ногу на ногу. Алексеенко тоже сел
на балюстраду, устраиваясь поудобнее.
– Вы не бойтесь. – Комаров уже скользнул к Дрееру. – Посмотрите на свою тень.
Видите?
Дмитрий почувствовал, что не хочет сопротивляться. Который раз за сегодняшний день
над ним совершали магические ритуалы без его согласия.
Артем взял его за руку и развернул спиной к солнцу. Дреер увидел их тени.
Силуэты на красноватой земле неожиданно стали подниматься. Как поднимаются
грабли, если на них наступить.
Глава 4
Момент инициации не забудешь никогда. Особенно если прошел обряд уже взрослым,
когда интенсивность впечатлений не так глубока, а тут эмоции зашкаливают, как в детстве.
Второй раз, убедился Дмитрий, проходит не так ярко. Уже знаешь, что будет и как будет. Но
все равно чувствуешь себя слегка контуженным. Будто пыльным мешком по голове огрели, и
пыли выбили столько, что мир вокруг стал почти серым.
Из-за этой иллюзорной контузии словесник почти не запомнил ни сам процесс, ни
ощущения, когда Анна читала над ним заклинание Фуаран, капнув крови из пузырька на
страницу в общей тетради. И не сразу понял, зачем оно все и что, собственно, произошло.
– Войдите сами в Сумрак, – повелительным тоном сказал Артем Комаров.
Дмитрий теперь уже самостоятельно поднял тень с кирпичной крошки и шагнул в нее.
Перед ним была все та же балюстрада Гранитной террасы, но словно на старинной
фотографии. Еще дальше шел пологий спуск к пристани на берегу Большого пруда, а вдали,
отделенный серой кромкой воды, белел «Зал на острову».
Но что-то изменилось. Дмитрий не понял сразу. Он даже вышел из Сумрака и зашел
снова.
Толик Клюшкин и Стас Алексеенко захихикали.
А Дреер осознал, в чем дело.
Сколько статуй было на террасе, он не считал. Однако на спуске, точно видел, была
всего одна. Мужская фигура в тоге, с чуть выставленной вправо рукой. Заемная память,
инсталлированная Стригалем, подсказывала, что это скульптура римского императора.
Но в Сумраке статуй прибавилось. На спуске возвышались уже три. Император Нерва,
оказавшийся в середине, был самым маленьким из них, двое других нависали над ним справа
и слева.
В памяти-справочнике ничего не сообщалось об этих двух неизвестных скульптурах.
Но Дмитрий, вновь обретя чутье Иного, понял, что, различимые только в Сумраке, они
служили частью одной композиции и появились много раньше статуи римлянина.
Сумрачные изваяния тоже были обращены спиной к террасе. Кого они изображали,
оставалось неясным. Фигуры были одеты в длинные, ниспадающие складками одежды и
странные головные уборы. Их руки – левая у одной, правая у другой – тоже были отведены в
сторону, как будто делали магические пассы. Расположение пальцев, отчетливо видимое с
того места, где стоял Дреер, тоже наводило на совершенно определенные мысли.
Одна статуя была из очень светлого мрамора, другая из темного.
– Вы бы на себя посмотрели, Дмитрий Леонидович! – хохотнул вечный оптимист Толик
Клюшкин, появляясь на первом слое.
Вслед за ним Дмитрия снова обступили «мертвые поэты». Один только Артем Комаров
как был тут, так и остался после инициации надзирателя.
– Давно это здесь? – Дреер указал на статуи Светлого и Темного.
– Мы не знаем, – с важным видом заправского историка ответил за всех Карен. – При
Екатерине наверняка уже стояли.
– Здесь была царская Катальная горка и шла прямо на остров, – процитировал Дмитрий
свой внутренний путеводитель-справочник. – Бронзового императора сюда устроили позже.
Следовательно, эти две стояли по бокам горки.
– Люди все равно их не видели, – заметила Анна.
– А еще такие в парке есть?
– Больше, чем вы думаете, – сказал Карен и сделал жест, показывая назад. – И не только
статуи. На горе Парнас стоит сумрачный павильон, из него есть ход вниз, под землю. Есть
туннели под парком, куда можно попасть только в Сумраке. Там в одном даже рельсы
проложены!
– Мне говорили, тут осталось много разряженных артефактов. Как в музее истории
религии.
– Вам самого главного не сказали, – произнес Артем Комаров.
– И что же?
– А вы посмотрите ауру.
Сумрак вокруг наполнился… нет, не красками. Сполохами, колебаниями, проблесками.
Словесник почувствовал разлитую кругом Силу. Его как будто слегка окатывало брызгами
невидимого фонтана, расположенного где-то поблизости. А еще он чувствовал токи.
Направления, линии Силы, проходившие, казалось, совсем рядом.
– Ничего не понимаю, – признался Дреер.
– Это один большой артефакт, – заговорила Анна. – Весь парк, даже оба парка. С
дворцами и всем прочим.
– Тут есть специальные камни-трансляторы. В стенах дворцов, в памятниках, в мостах,
просто в земле, – объяснил Карен. – Если замкнуть весь контур, получится как будто
огромный магический знак. Накопитель Силы.
– Здесь не должно быть Иных. – Дмитрий вспомнил слова Кармадона – Совиной
Головы. А ведь тот как никто другой разбирался в артефактах, даже заведовал главным их
схроном в Старом Свете.
– Их и не было, – сказал Карен. – Когда мы пришли, контур был разрушен. Видимо, еще
с войны. Нам пришлось кое-что поменять, расставить новые точки. Аня воссоздала схему со
всеми магическими кругами.
Конечно, куда бы вы без нее делись, подумал Дреер. Он пристально посмотрел на
Голубеву сумрачным зрением, проверяя, цела ли печать Карающего Огня.
От печати не осталось и следов, как у него самого.
Анна тоже посмотрела на него, поняла, куда направлен взгляд Дмитрия, и смутилась.
– Я тоже инициировалась второй раз, – сказала девочка. – Только на меня Фуаран
почему-то не действует, как на других. Была джинном и осталась джинном. Но «цвета» у
меня больше нет.
Это Дмитрий тоже увидел. Он еще раз внимательно изучил каждого из «мертвых
поэтов». Аура всех была нейтральной. Никакой Тьмы и никакого Света. Но и Серого оттенка,
как у всех Инквизиторов, не наблюдалось.
Дмитрий знал, что такой феномен был известен и раньше. У него даже название было –
Своя судьба. Но, как правило, Своя судьба встречалась крайне редко и лишь у слабых, едва
инициированных магов. А здесь – у всех. И они не были слабыми, Дмитрий отчетливо видел
интенсивность ауры.
Забери его Тьма, они все были Высшими. Все, кроме Голубевой.
«Поэты» засмеялись.
– Дмитрий Леонидович, вы что, думали, мы вам врем? – поинтересовался Комаров.
– Нет, конечно… – настал черед смущаться Дрееру.
– А то стали бы мы вас опять делать Иным. Кстати, у вас теперь тоже белая аура, без
Тьмы и Света. И вы тоже теперь Высший.
– Не знаю, благодарить ли за такой подарок…
– Считайте, мы вернули долг. С процентами.
– Значит, вы восстановили контур?
– Ага. Провели реставрационные работы, – гордо сообщил Карен.
– А как вы вообще про него узнали? – Дмитрий посмотрел на Анну.
– Это Стасик. – Девочка кивнула на Алексеенко. – Когда мы в музей ходили, ну,
истории религии, он там разные книги листал на стеллажах. Нашел и про Лицей упоминание.
А когда в поезде ехали, рассказал мне с Толиком и Кареном. Я потом попросила его все
написать на бумаге, прочла и… Сначала книгу эту скопировала, потом другие пересотворила.
– В общем, пока я был в Праге, ударилась в свою «малярию», – строго подытожил
Дмитрий.
Девочка опустила глаза.
Над Гранитной террасой, Большим прудом, лугами, рощами и аллеями мерцала
сумрачная Аврора. Словно фейерверк для увеселения царственных гостей, продолжающийся
без малого двести лет.
Он продолжался и в то время, когда к пруду спускалось кладбище нацистов, кругом в
земле прятались мины, а над Екатерининским дворцом полоскался флаг со свастикой.
Если где-то дует ветер, там рано или поздно кто-то поставит мельницу. Но кто поставил
эту и что она должна была молоть? А самое главное, почему так ничего и не смолола?
– Ладно, что с тобой сделаешь, – вздохнул Дмитрий, выпуская пар изо рта, как всегда
на первом слое. – В этих ваших книгах было о том, когда создали контур?
– Когда начали – нет, – ответила Анна. – Но первый раз его замкнули, когда тут был
Лицей.
– Кто?
– А вы сами не догадываетесь?
– Только не говорите мне…
– Наша школа была не первой, – сказала девочка. – Вы разве не знали?
– Нет. – Дмитрий покачал головой.
Он не мог поверить. Но… ведь поверил же сам себе, когда догадался, кто такой
Александр.
– Мы думали, вы пошли в Лицей, потому что знаете. Потому и искали нас там.
– Этого не может быть, – сказал Дмитрий. – Царскосельский Лицей не был школой
Иных. Там учились одни люди, они же потом всю жизнь были на виду!
– Только официальная версия, – усмехнулся Артем Комаров. – Вы же знаете, как это –
верить официальным версиям. Наша школа тоже ведь не в Сумраке стоит и тоже типа
элитное учебное заведение. Для особо одаренных. Аттестаты выдает обычные, человеческие.
– Наша школа – это интернат, затерянный на окраине, в лесу. В глухой провинции, а не
через улицу от царского дворца! Иные в девятнадцатом веке не отличались от Иных двадцать
первого. Они не раскрывались перед людьми, не лезли управлять государством!
– Но всегда вмешивались, – вставил Карен.
– Это слишком большое вмешательство!
– Вы же сами говорили про то, что Инквизиция санкционировала приход нацистов, –
парировала Анна. – И что ноги немецкого солдата не было бы…
Дреер вспомнил про императора Павла, которому из высших соображений не
позволили стать тем, кем он мог бы стать.
– Вы нам после всего не верите? – спросил Артем.
Тогда словесник вспомнил уже Стригаля, говорившего: и вы после всего, что видели,
откажетесь?
– Они все не могли быть Иными, – сказал Дреер. – Такое нельзя скрыть. Первый выпуск
почти поголовно оставил какой-то след в истории. Есть биографии, документы… Из них же
декабристов сколько вышло! Вы можете представить себе Иного, который не ушел бы от
третьего отделения?
– А никто не говорит, что все. Только семь. Трое Темных и трое Светлых.
– Цифры не сходятся.
– Еще один с неопределенной аурой. Его взяли в качестве потенциального Зеркала. Вы
же знаете, что это?
Да, это Инквизиторам преподавали. Слабый маг с чистой аурой, не успевший или не
захотевший склониться ни к Свету, ни к Тьме. Если какая-то из сторон в вечном
соперничестве опасно перевешивала, Зеркало против своей воли приходило на помощь
другой, восстанавливая баланс. А потом исчезало в Сумраке, когда само делалось опасно
сильным.
– И кто был этим… потенциальным Зеркалом?
«Поэты» снова переглянулись.
– Он самый, – сказал Карен. – Тот, о ком вы подумали.
– Быть не может. Он был человеком. Это я точно знаю. Я же Инквизитор, в конце
концов!
Дмитрий вспомнил, как Александр читал ему «Демона», когда они шли ловить Чижова
с подельниками. Типичная стратегия вербовки Темных, рассказывал он тогда.
Конечно, учитывая все, что говорил и делал мнимый куратор от Инквизиции, можно
было не особенно этому и верить. Однако зачем Александр вообще заводил о том речь?
– Если кто-то был человеком всю жизнь, это не значит, что он не мог быть Иным.
Дмитрий опять подумал о хозяине Михайловского замка. А потом вспомнил
пушкинское: «Видел я трех царей. Первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою
няньку…»
– Пойдемте сядем, – предложил Артем. – Вон скамейка. Мы все расскажем, что знаем.
Они вышли из Сумрака и уселись на ближайшую к террасе скамью на Рамповой аллее.
Дмитрий отметил, как темнеет.
Пожалуй, это был самый насыщенный день в его жизни, особенно по свалившимся на
голову откровениям. И этот день еще не кончился.
Дреер оказался ровно посередине. Справа от него были Артем с Голубевой, слева сели
Карен с Алексеенко.
Клюшкин сообщил, что уже насиделся.
– Где, кстати, остальные? – спросил Дмитрий. – Иван, Маша, Буреев?
– Патрулируют. Их очередь, – ответил Комаров и спросил тоном экзаменатора: – Что вы
знаете про Лицей?
– Что вам рассказывал, то и знаю. Уникальное для России тех времен высшее учебное
заведение, предназначенное для царских детей и будущих государственных чиновников.
Хотели воспитать просвещенных деятелей европейского уровня и воспитали на свою
голову…
– Ничего не напоминает?
– А что должно напоминать?
– Обычную попытку Светлых. – Артем покосился на Голубеву. Девочка скривила лицо,
но ничего не сказала. – В школе этому не учат, но Темные часто про такое говорят. Между
собой.
Дмитрий представил себе кухню, где благонадежные вампиры пьют кофе – спиртного
они ведь не переносят, – курят и беседуют за жизнь, как простые работники
интеллектуального труда.
– Ну хорошо, преподай мне урок истории, как Высший Высшему.
– А чего тут преподавать? Первой такой серьезной попыткой изменить людей была
Французская революция.
– Светлые ее не устраивали.
– Они поддержали, Инквизиция разрешила, Темные не возражали. Все как всегда.
Правда, тогда еще не как всегда. Но с революцией не получилось, да и Светлые с Темными
все же сцепились. Тогда решили полигон для экспериментов передвинуть куда-нибудь
подальше. Куда не жалко. В глухую северную страну, где медведи. Тем более что там
назревали перемены… Только в этот раз уже поняли, что Свет и Тьма все равно так легко
друг друга не переборют. Вот и решили попробовать научить жить друг с другом в мире.
Опять же, ничего не напоминает?
– Напоминает, – мрачно согласился Дреер.
– Школ Дозоров еще толком не было, одна в Петербурге, одна в Москве да еще одна в
Киеве. Учили по старинке, с глазу на глаз. А тут как раз устраивают Лицей. Само собой,
наши что, в стороне останутся? Мы ведь Иные, а не рыжие. Вот и родилась гениальная идея,
чтобы среди людей учились и маги, причем поровну Темных и Светлых. Каждой твари по
паре. Чтобы продвинуть своих в верха без особенной промывки людям мозгов и наложения
чар. Не все же Иные тогда были дворянами. Пусть, мол, будущая элита Дозоров учится
вместе с человеческой. Чтобы потом создать гармоническое государство, в котором и
конституция будет, и Договор соблюдается.
– Дозоры возглавляют Великие, – сказал Дреер и тут же подумал о нынешних
слабосильных питерских Ночном и Дневном. Впрочем, и столица теперь другая.
– Все шестеро были потенциально Высшими.
– Кто это? – Дмитрий ожидал, что у него опять, в энный раз за сегодня, собьется
дыхание, когда Артем назовет знакомые имена.
– Неизвестно, – вместо Комарова сказала Анна.
– Как так?
– А вот так! – весело подхватил Толик Клюшкин. – История умалчивает.
– Можно только гадать, – продолжила девочка. – В книге… ну, которую Стасик увидел в
музее, там была ссылка на докладную записку в санкт-петербургское отделение Инквизиции.
Я сумела копию… нарисовать. Там нет имен. Даже кто был Зеркалом…
– Что вы мне тогда голову-то морочите?! – Дреер чуть не вскочил. Забрезжила
призрачная надежда, что выдумкой окажется вообще все, кроме Фуаран и деинициации.
– Дмитрий Леонидович, вы дослушайте, – тихо сказала Анна. – Потом сами решайте.
– Ладно, – обмяк словесник.
– Короче, – снова заговорил Комаров. – С Иными в Лицее вышла неувязка. Они
подружились. А еще поняли, что разница между ними и людьми как раз в выборе. Они же
вместе учились, только у Иных еще отдельные курсы были, когда остальные типа отдыхали.
Никто ничего не знал, кому не надо. Там столько Сфер Невнимания было, мама не горюй. В
общем, они решили, что нужно объединить Темных и Светлых. Для общей пользы. У Лицея
девиз такой был. Тогда и Темные были патриотами, не то что сейчас…
– Многие Темные воевали против фашистов, – сказал Дмитрий.
Да, это преподавали на истории. Вампиры хаживали в разведку через Сумрак, порой
даже зарабатывали ордена. Сельские ведьмы наводили порчу на оккупантов или посылали
гитлеровские отряды в глушь и топи. Оборотни-партизаны рвали карателей в лесах, и было
известно немало случаев добровольной инициации.
– У них был курс магии вещества, там учили делать артефакты, – продолжал Артем. –
А у кого-то оказались еще способности к математике. Он вычислил, как надо все
расположить, и они под шумок стали тут все заряжать. Тем более часть контура уже была, до
них постарались, при Екатерине и раньше. А там еще Наполеон наступал, они сначала хотели
против него оружие сделать магическое. На войну-то их ведь не брали, вот и хотели бить
французов прямо из школы.
– «Вы помните, текла за ратью рать…» – прочитал наизусть Дреер. – Но ведь они так и
не пустили это в ход?
– Этот парк с дворцами – как будто большая магическая линза. Ее можно
сконцентрировать на чем-нибудь и распространить туда любое заклинание. А можно сделать
так, что оно разойдется кругами. Как взрывная волна.
– Погодите, – спохватился Дреер. – У них же не было Фуаран!
– Лишить Иного способностей в сто тысяч раз проще, чем дать способности человеку, –
сказала Анна.
Про это Дмитрию тоже было отлично известно. За преступления против Договора одно
из самых легких наказаний – лишение магии, частичное или полное. Тогда Инквизиция
накладывала специальную печать. Она любила накладывать печати.
– Просто с Фуаран это смогла даже я…
– Но почему они тогда не сумели?
– А вот этого мы уже не знаем. Наверное, их раскрыли. Отняли способности и память
стерли.
Гуманно, подумал Дреер. Прожить целую жизнь, помня о том, что когда-то был
волшебником, – такое не каждый взрослый выдержит. А тут – подростки.
Хотя когда это Инквизицию волновали соображения гуманности? Скорее всего блок
памяти нужен был, чтобы скрыть конструкцию артефакта. Это вам не статический портал.
Потому и всех Иных из Царского Села удалили. Скорее всего сам Кармадон – Совиная
Голова за этим следил, лично приезжал, самые ценные камни забрал в Европу. Бюро тогда
квартировало отнюдь не в Праге, да и звалось вовсе не Бюро, а Канцелярией Старого Света.
А затем Дмитрия таки прошибло.
Словесник опять подумал про Александра. А не он ли придумал назвать заведение
Ликеем, по образу школы своего учителя Аристотеля, когда проект обсуждался в
Инквизиции? И вот откуда портрет Аристотеля в кабинете их директора Сорокина в череде
изображений великих педагогов прошлого.
Интересно, Сорокин знал?
– Доказать ничего нельзя, – сказал Дреер. – Не брать же во внимание книгу и
докладную записку. Они появились так же, как вымышленная Стивенсоном сыворотка
мистера Хайда. Извини, Аня, для твоих способностей нет разницы, что творить – правду или
фантазию.
– Знаю… – отчего-то с виноватым видом согласилась Голубева.
Конечно, многое сходилось. Можно даже было приблизительно вычислить тех семерых
разжалованных Иных. Структуры центральной нервной системы, ответственные за магию, не
имея «питания», вызвали развитие других способностей. Не отсюда ли тонкий
дипломатический талант будущего канцлера Российской империи Горчакова или поэтические
– целого ряда его товарищей? Не рудимент ли умения видеть линии вероятности –
суеверность Пушкина? Да и источник Силы, аномально благотворный для Ингерманландских
болот, нельзя сбрасывать со счетов.
Сходилось даже с репликой Александра по поводу «Демона». В социальный
эксперимент такого масштаба наверняка были посвящены только высшие чины Инквизиции
и главы Дозоров. Тогда сам Завулон жил в Англии, а Гесер – на Востоке. Кто-то из рядовых
Темных мог увидеть необычную ауру молодого поэта. Возможно, даже понял нечто по
стихам. А потом решил склонить на свою сторону, по многократно разыгранной пьесе.
Однако не успел. Пригласили его в отделение санкт-петербургской Инквизиции и сказали:
«Милостивый государь! Настоятельно просим Вас оставить попытки посвящения в
Инаковые известного вам юноши, равно как и любые разговоры с ним. Юноша сей
пребывает под негласным надзором…» А могли и вовсе ничего не объяснять.
– Мы не собираемся ничего доказывать. – Голос Артема прервал размышления
Дреера. – Мы просто сделаем то, чего они не сделали. И никто нам не помешает. Даже если
бомбу на Царское Село сбросят – не долетит. Так и передайте вашему начальству.
– Хорошо. – Дмитрий наконец-то встал. – Передам.
– Дмитрий Леонидович, только, пожалуйста, больше не приходите, пока все не
кончится, – сказал Карен. – Иначе опять у вас вся Сила пропадет.
– Ничего, – ответил Дреер. – Уже не привыкать.
Сейчас он мог бы провесить портал, хотя бы постараться. Но не стал, просто зашагал
обратно к Екатерининскому дворцу и Камероновой галерее. Даже ни разу не обернулся.
Где-то в ветвях опять каркнул ворон.
Глава 5
Дмитрий снова шел по Дворцовой улице к паркам. Пришло даже в голову, что сегодня
он похож на хоббита Бильбо Бэггинса из-за всех этих своих путешествий туда и обратно.
Стригаль предлагал отправить словесника мгновенным перемещением, но Дмитрий наотрез
отказался.
Нужно было собраться с мыслями, и на ходу это получалось у него лучше. А еще он
хотел, чтобы Анна и «мертвые поэты» издалека заметили его приближение.
Они и заметили.
Откуда-то справа появился волк. Потрусил рядом, не отставая, не убегая вперед и не
подавая никаких сигналов. Дмитрий узнал Гошу Буреева в сумрачном обличье. Несмотря на
повторную инициацию, тот не изменил себе, хотя сейчас, наверное, был просто очень
сильным магом-перевертышем.
Волк бежал рядом совершенно открыто. На бывшую Сарскую Мызу опустилась ночь.
Дмитрию и его серому спутнику никто не встретился по пути. Даже не проехало мимо ни
одной машины. Дреер был уверен, что безлюдье вызвано заговорщиками.
– Я не знаю, что говорил вам Дункель… – сказал Дмитрию очнувшийся от транса
Стригаль.
– Я сам предпочел бы не знать, – ответил Дреер.
– …но прошу не закрываться, когда опять войдете в парк.
– Хорошо.
– Мы будем подкачивать вас Силой.
– Не нужно. Я не буду ничего делать против детей.
– Наставник Дреер!..
– Я выведу их оттуда. Но прошу пообещать…
Стригаль выслушал его и вздернул бровь:
– Почему вы не передали это Дункелю сами?
– Не знаю, – признался Дреер. – Не подумал сразу. Надо ведь их куда-то потом
пристроить.
– Не гарантирую положительного ответа. Честно говоря, я против. Но передам.
Дреер поднялся и, не оборачиваясь, пошел обратно через сквер.
«Удачи, наставник!» – голос Стригаля раздался уже в его сознании. Дмитрий не стал
отвечать.
Оборотень скользил недалеко. Если говорить начистоту, Буреев никогда по-настоящему
не походил на матерого волка. Больше на крупную лохматую собаку-полукровку.
Дмитрий поневоле задумался, откуда взялись первые оборотни. Он не слышал, чтобы
кто-то из ранних Иных оборачивался, к примеру, в мамонта. Это уже потом научились
перекидываться в мелких травоядных ящеров. Но любые травоядные были редкостью.
Подавляющее большинство оборотней – хищники, даже Светлые перевертыши. Очевидно, в
древние времена пещерные люди одновременно и боялись хищных зверей, и относились к
ним с почтением, выбирали своими тотемами. Первые Иные, мутация неандертальцев и
кроманьонцев, при входе в Сумрак могли призывать тотемы. Это и влияло на их сумрачный
облик. Тогда все было молодым, свежим и новым, проникало глубоко и запоминалось
надолго. Как у детей.
Потом Дмитрий вспомнил, что многие собаки тоже копируют людей. Даже сами учатся
переходить улицу по светофорам. Сумрак вначале, видимо, был как эти собаки. Просто он
шагнул дальше.
«Дмитрий Леонидович!»
Дреер узнал голос Комарова.
«Артем?»
«Вам сюда нельзя. Вы опять станете человеком».
«Я же говорил, мне не привыкать. Но лучше пропустите меня. Если потеряю
способности, то не смогу вам показать что должен».
Дмитрий подумал, не использовать ли ему «щит мага», однако все же решил обойтись.
Агенты Инквизиции наверняка пытались проникнуть в дворцовый комплекс под таким
щитом, однако ничего у них не вышло. Линза из артефактов увеличивала мощь чего угодно и
пробивала чары.
Он не стал входить в Александровский парк. Вместе с волком дошел до лицейского
флигеля. Мимоходом подумал, что все его решительные шаги в Питере и окрестностях
связаны с чем-то Дворцовым. Там мост, тут улица…
Дмитрию оставалось неясным одно. Кармадон – Совиная Голова об этом не
рассказывал, а сам он спросить как-то не догадался, придавленный спудом новой
информации.
Как эти семеро лицеистов поняли, к чему приведут их опыты? Выяснили сами или
подсказал какой Инквизитор? У них, кстати, там была такая должность – надзиратель.
Помнится, читал Дмитрий где-то, одного надзирателя даже выжили из Лицея не без участия
Пушкина. Впрочем, к Иным делам тот касательства мог и не иметь.
Вообще кто их там всех учил магии? Совмещал ли кто-то из профессоров преподавание
наук совместно с Иными дисциплинами? Или преподаватели-маги скрывались под личинами
дядек, гувернеров, другой лицейской обслуги? Что стало с ними потом, когда все
воспитанники разом превратились в обыкновенных недорослей? Может, их тихо вывели,
заменили на человеческих работников, оставили только нескольких для надзора. А может,
поставили задачу оберегать воспитанников, следить за линиями вероятности, чтобы
обеспечить желательную будущность.
Если учесть, какое будущее случилось у некоторых, с работой маги справились из рук
вон плохо. Но задачи опять-таки могли быть разными…
Дреер прошел под безмолвную арку, соединяющую Лицей с императорским дворцом.
Садовая улица впереди под звездным небом тоже была пуста и безлюдна.
На этот раз его ждали шестеро. Буреев не отставал. Лишь теперь словесник наконец-то
осознал, что подростков, которые соорудили тут многофигурный артефакт, и подростков,
которые его возродили, оказалось поровну.
Если не считать джинна.
Все собрались на ступенях перед Екатерининским дворцом. Справа, точно на утесе,
виднелась Камеронова галерея, впереди среди ровно подстриженных живых кустов
регулярного парка маячил здешний Эрмитаж.
Античные статуи как будто пристроились к общему собранию от ночной скуки.
– Что вы хотели показать? – спросил Артем.
– Вот. – Дмитрий послал мыслеобраз. – Смотрите все.
Одновременно он представил себе первый слой Сумрака, где из потоков Силы
проявляется здоровенный кукиш, адресованный Стригалю.
«Ничего я не буду словесно им объяснять. Дункель рассказал мне одному. Для узкого
круга лиц. Совершенно секретно. Перед прочтением сжечь».
«Все правильно, наставник Дреер», – произнес в голове Дмитрия Стригаль.
Вряд ли тот видел сумрачную фигуру из трех пальцев, всего лишь игру воображения
словесника. Инквизитор скорее всего оценил ход с мыслеобразом.
«Мертвые поэты» замерли. Дмитрий заметил, что Буреев вернул себе человеческий
облик и даже стоит одетый. Воздействие Фуаран и резкое повышение уровня помогло
оборотням с тем, что вызывало массу конфузов в школе.
Мыслеобраз – хитрая штука. Сгусток уже основательно переваренной в голове
визуальной, аудиальной и чувственной информации, приправленный субъективным
отношением. Для каждого принимающего он разворачивается по-своему. Именно потому в
отличие от слепков ауры мыслеобразы никогда не рассматривались в качестве доказательства
на Трибуналах Инквизиции. Но если требовалось что-то передать быстро, без долгих
объяснений, цены им не было.
– Как-то так, – нарушил молчание словесник.
– Блин, мы же ему сами в пасть лезем, – сказал Толик Клюшкин.
– Как Иона во чрево кита, – усмехнулся Дреер.
– Лечебные пиявки, значит… – задумчиво произнес Артем Комаров.
– Дуремара на нас нет, – согласился Дмитрий.
– Инквизиция и есть наш Дуремар, – сказала Анна.
– Что делать думаете, господа? – поинтересовался Дреер.
– А вы что?.. – как-то непонимающе глянул на него Артем.
– А что я? – парировал Дреер. – Я, что ли, строил эту клятую линзу?
– Мы должны сдаться? Или сделать то же самое, что они?
– А вот этого я не говорил. Кому тут все деактивировать – найдется и без вас.
– А мы, значит, под Трибунал? – наконец-то заговорил человечьим голосом серый волк
Буреев.
– Можно и без этого. Вы не хотели быть Светлыми и Темными? Не хотели пить кровь и
все такое прочее? Вот и почувствуйте себя людьми. Когда выбираешь не что хочется, а
что… – Дмитрий вдруг осекся. Кармадон предупреждал его не говорить лозунгами. – А не
знаешь что!
«Мертвые поэты», кажется, задумались. Даже статуи и бюсты на газонах – тоже
задумались. И парковые дубы, скованные стальными корсетами, чтобы не переломились от
груза лет, вроде бы тоже ворочали деревянными мозгами.
– Если мы отсюда сейчас выйдем, – подытожил Дмитрий, – я приложу все усилия,
чтобы вас взяли в Инквизицию. Вы теперь Высшие, знаете много, умеете тоже много. Такими
не разбрасываются. Кто не был революционером в юности, у того нет сердца, кто остался им
в старости, у того нет головы.
– Вы-то еще не старый, Дмитрий Леонидович, – заметила Маша Данилова.
– Седых волос вы мне определенно прибавили.
– Знаете, Дмитрий Леонидович, мы-то еще тоже не старые, – сказал Артем Комаров.
– И что?
– Мы-то можем… без головы. И без царя в голове.
– И что???
– Я не собираюсь тут все разбирать. Никто не собирается. Правда? – Артем повернулся
к своим.
– Темыч, а Сумрак? – подал голос, едва ли не впервые на памяти Дмитрия, самый
маленький в группе, Стас Алексеенко.
– А с Сумраком мы разберемся. Я тебе как бывший вампир говорю – лечебные пиявки,
конечно, до сих пор ставят, как сто лет назад. Только сейчас уже есть переливание крови! Я –
не пиявка, и ты тоже.
«М-да, неудачный пример выбрал Кармадон, – подумал Дмитрий. – Для этой аудитории,
во всяком случае. Говорю как бывший учитель».
– Мы придумаем, – спокойно, как всегда взвешенно сказал Иван Данилов. – Помозгуем.
Толян сообразит, Темыч распишет, Аня нарисует.
– Как у вас все просто… – выдохнул Дреер.
– Сумрак надо изучать. Стараться договориться, понять, в конце концов, – поддержала
брата Маша. – Как тот океан в «Солярисе». Чего он хочет? Чего ему надо? Может, его лечить
надо, тогда он переварит все сам, всю Силу мира.
– Правильно, Машка, – громыхнул ранним баритоном Буреев. – А у нас все Ночные,
Дневные, пиявки да лягушки. Еще бы клизмы сумрачные!
– Спасибо, Дмитрий Леонидович, – сказала Голубева. – Мы понимаем, вы хотите как
лучше, но…
– Хрен им, а не сдача! – отрезал бесцеремонный Буреев. – Так им и передайте.
– Сами передавайте. Я отсюда никуда не уйду, – сказал Дреер.
– Мы тоже. Нам отступать некуда, мы поклялись, – ответил Комаров.
– Ну и не отступайте, – пожал плечами Дмитрий.
– А вы как же? Вы же Инквизитор… – сказала Анна.
– У вас свой выбор, у меня свой.
– Вы нам не помешаете, – серьезно предупредил Иван.
– Я и не собираюсь. Мне самому интересно, что получится. Может, вы правы. Давно
пора… придумать еще чего-нибудь, кроме пиявок.
– Если оставить все как есть, – сказала Анна, – никто ничего не придумает. Даже не
постарается. За столько лет не постарались.
«Наставник Дреер!» – раздался в голове Дмитрия голос Стригаля.
Честно говоря, словесник и забыл, что его внутренний канал все время открыт для
прослушивания. Но закрывать было поздно.
«Я здесь, Константин Сергеевич».
«Откройте портал. Вы знаете, как это делать».
«Но не умею».
«Держите внимание в точке открытия с вашей стороны. Остальное мы сами. Возьмем
всех здесь и сейчас. Никто не пострадает. Открывайте!»
«Не выйдет».
Кажется, первым заметил отсутствующий вид Дреера опять-таки Артем Комаров. Во
всяком случае, взгляд его стал подозрительным. Но Дрееру уже было некогда.
«Штурм извне невозможен, а вы сейчас внутри», – объяснил Стригаль.
«Вы не поняли. Я не открою портал. Даже если бы умел».
– Дмитрий Леонидович, – осторожно спросил Комаров, – с вами все…
– Не мешай! – раздраженно бросил Дреер. – У меня внутренний голос.
Но «мертвые поэты», кажется, почувствовали неладное. До того они стояли, обступив
Дреера полукругом. Теперь же радиус геометрической фигуры существенно увеличился.
«Вы хорошо подумали, Дреер?»
Наставник Дреер, хотел поправить Дмитрий, но сдержался.
«Хорошо».
«Так вы поможете группе захвата?» – зачем-то переспросил Стригаль.
«С какой радости? Я останусь здесь».
«Да или нет?»
Дмитрия почему-то взбесила эта дотошность.
– Дмитрий Леонидович! – обеспокоенно начал Иван Данилов.
Дреер вскинул руку, останавливая его, и резко сказал через Сумрак:
«Нет! Сто раз нет! Вы это хотели услышать?»
«Именно». – Голос Стригаля отчего-то сделался едва ли не довольным.
Вокруг раздались громкие хлопки, будто кто-то разбросал петарды, а их мелкие взрывы
неожиданно прожгли дырки в самой ткани мироздания. Эти дырки стремительно разрослись
и превратились в порталы, выплюнувшие целую гроздь фигур в серых балахонах, словно
очередь горошин из трубочки.
– Стоять на месте! Из Сумрака выйти! Поднять руки! – Мощный голос уже звучал в
обычной реальности и не принадлежал Стригалю.
«Что за…» – Дмитрий не закончил, осознавая, что до бывшего главного надзирателя
уже не докричится.
Приказ возымел обратное действие: «мертвые поэты» сразу же исчезли, уходя в
Сумрак. Никто даже не посмотрел в сторону Дреера, никто не крикнул беззвучно: «Вы нас
предали!» Чуть задержались только оборотни. Их одежда разлетелась в клочки,
закружившиеся листопадом. Не взорвался только спортивный костюм на Бурееве, потому что
был не чем иным, как иллюзией.
Дмитрию все же попало по щеке обрывком кроссовки Маши Даниловой. Он впервые
увидел, как трансформируется нагайна. Однако Маша не просто обернулась королевской
коброй. Змея выросла в длину метров на десять. Она последней ушла в Сумрак. Взмах хвоста
на прощание зацепил Дреера куда сильнее, чем обрывок кроссовки, сбивая с ног и отправляя
в нокаут.
Очнувшись, Дреер некоторое время соображал, кто он, где и зачем. Сейчас он был один
посреди Екатерининского парка. Луна отражалась в двух прямоугольных прудах. Тишина
стояла как при царице Елизавете, супруге Петра, коей и была пожалована Саарская мыза.
А потом Дреер вошел в Сумрак и оказался на поле боя.
Екатерининский парк стоял, конечно, не в руинах, как во время отхода гитлеровцев, но
уверенно к этому приближался. Недалеко от Дреера статуя на газоне потеряла голову. Две
другие по краям лестницы тоже были расколоты. В беззвездном небе полыхали силовые
зарницы, не хватало разве что грохота канонады и сирены воздушной тревоги. В живой
изгороди зияли черные, выжженные фаерболами бреши.
Дмитрий повернул голову и увидел здоровенные пробоины в стенах Камероновой
галереи. Он даже выругался вслух.
Сейчас надзиратель был в глубоком тылу. Схватка велась на берегу пруда и
прилегающих островах. Чтобы понять, что там творится, не нужно было мнить себя
стратегом. «Мертвые поэты» наверняка скрылись в зарослях парка и успели замкнуть живую
магическую цепь, подпитывая друг друга Силой. Идеально для партизанской войны.
Инквизиторы тоже это знали и не лезли на рожон. Подростки не могли применить свое
главное оружие – им навязали ближний бой. Навязали через него, Дреера.
Выход у «мертвых поэтов», однако, был, и довольно простой. Уйти через портал. Тут
наверняка даже есть хотя бы один статический.
Только они все равно никуда бы не ушли. От Лицея, от контура, от своей идеи.
Дмитрий едва не споткнулся о тело. Не нужно было смотреть ауру, чтобы разобраться –
серый балахонник под ногами жив, всего лишь оглушен. Не исключено, тоже попал под удар
хвоста нагайны или ее братца. Когда привыкаешь пользоваться магией, редко ждешь, что
тебе просто-напросто дадут в лоб. Инквизитор даже не успел инстинктивно выйти с первого
слоя в обычный мир.
Дреер развернул тело лицом вверх и вздрогнул.
Перед ним была Ива Машкова.
Дмитрий поспешно вытянул ее из Сумрака. Огляделся: здесь вокруг по-прежнему
царило покойное безлюдье, статуи и Камеронова галерея были в полном порядке. Ничего,
конечно, не пройдет бесследно. Начнут сильнее и быстрее разрушаться, а реставраторы
только покачают головами.
Дреер усадил бесчувственную девушку, прислонив ее спиной к древесному стволу.
Сверху, над ними, ствол был заключен в «корсет» из железных прутьев, похожий на
средневековый прообраз бандажа для шейного отдела позвоночника. Дмитрий поймал себя
на желании поцеловать Иву, но вместо этого вздохнул и ударил по щеке.
Никакой реакции.
– Я женщин не бил до семнадцати лет… – проговорил Дреер, вспомнив песню
Высоцкого, и несколько раз хлестнул сильнее.
Машкова застонала.
Дмитрий влил в нее Силы, потом дождался, когда девушка откроет глаза и взгляд ее
станет осмысленным.
– Слушай меня! – приказал он, не узнавая свой голос. – Как только сможешь двигаться,
уходи. Как можно дальше, за ограду. Зови помощь, но чтобы никто больше не входил в парк.
Я всех выведу. Поняла?..
И сразу же ушел обратно в Сумрак.
На первом слое за эти минуты нечто изменилось. Могучих сполохов над прудом уже не
было, зато в пейзажном парке, в районе островов, слышался треск и вспыхивали разряды.
Инквизиторы сумели-таки рассеять поэтов и теперь стремились повязать по одному.
Дмитрий быстро пошел туда, сразу же перейдя на бег и одновременно запуская вокруг
себя «щит мага». Он то и дело перепрыгивал через воронки, будто оставленные снарядами, а
когда вновь оказался на Рамповой аллее, то увидел и несколько поваленных деревьев.
Сзади него пандус был развален на три части.
Дреер старался накачать «щит мага» под завязку, благо Силы тут было разлито
немерено и заимствовать ни у кого не приходилось. Но вся мощь защитной магии – в ее
простоте. Куда сложнее давались Дмитрию поисковые заклинания, одно из самых важных
умений для Инквизитора. Тогда он тоже сотворил самое простое: сформировал мыслеобраз
Анны, свернул его в блистающий, одному создателю видимый шарик и пустил тот вперед.
Жалко, что он еще не владел этим секретом, когда искали троицу Чижова, Щукина и
Федотова, больших любителей ночных шабашей. Каково бывает удивление курсантов
пражских курсов, когда те узнают, что многие фольклорные сказки имеют под собой
основание! Вот и здесь – фактически тот самый клубок, что дала Ивану баба-яга.
Серебристый сгусток покатился по Рамповой аллее, затем резко ушел в заросли. Но
привел почему-то не к Анне, а прямиком на дуэль. На лугу, у самой кромки деревьев, стояли
напротив крупный, очень крупный волк и бывший надзиратель Стригаль. Зверь скалился и
порыкивал. Инквизитор был внешне спокоен. Они не сводили друг с друга глаз, тем не менее
Дреера Стригаль заметил.
– Не вмешивайтесь! – проговорил он.
– И не подумаю, – ответил Дмитрий. – Это ведь Стас, правильно? Я бы сейчас на него
поставил.
Словесник увидел неподалеку широкий пень, шагнул к нему и уселся, демонстративно
закинув ногу на ногу. Он не узнал бы Алексеенко в сумеречном облике, однако был
абсолютно уверен, кто перед ним. И, как все «мертвые поэты», Стас уже был Высшим, а вот
Стригаль – нет. Вряд ли можно было предположить, что он сейчас применит какой-нибудь
фокус, как Александр на Смоленском кладбище.
Все решилось в долю секунды. Дмитрий уловил рывок оборотня и не успел понять, что
сделал Инквизитор. Однако волк уже катался по траве и скулил, а Стригаль все так же
бесстрастно наблюдал за ним.
Тогда Дмитрий встал.
– Я же сказал… – Стригаль повернулся к нему.
Сказать-то он сказал, да не договорил. Перед Дмитрием мелькнули ноги в остроносых
ботинках, как будто Инквизитора за шиворот резко выдернули наверх. Дреер запрокинул
голову.
Стригаля уносила в небо гигантская летучая мышь. Через пару секунд она уже
скрылась за верхушками деревьев. Раздался треск – спрятавшиеся Инквизиторы, видимо,
били по воздушной мишени, но не слишком активно, боялись задеть жертву.
Дмитрий подошел к оборотню. Второй раз за последний год ему приходилось
оказывать первую помощь Алексеенко. Только на этот раз рядом не было ни эскулапа
Фрилинга, ни целителя Семенова.
Над ухом раздалось шипение.
«Не трогайте его», – произнес в голове у Дмитрия голос Маши Даниловой.
Дреер обернулся. «Щит мага» спас бы его от колдовской атаки, но от удара мощного,
толщиной с бревно, змеиного хвоста – вряд ли. Прошлый раз словеснику досталось лишь по
касательной, и то он потерял сознание. Укус нагайны тоже не предвещал ничего хорошего.
Маша в сумеречном облике замерла над ним, раскрыв капюшон, точно купол парашюта
сброшенной в глубокий тыл разведчицы. Она стала намного крупнее, чем в школе. Оборотни
единственные из Иных могут превращать магическую силу в массу тела, а силы тут можно
было взять в переизбытке.
Дмитрий развел руки в стороны и поднял выше, показывая нагайне свои пустые ладони
и полное отсутствие искр заклинаний, подвешенных на пальцы.
«Я не…»
Он не успел закончить.
По телу нагайны пробежали разряды инквизиторской Сети. Всего через пару секунд
змея вновь обернулась девушкой в джинсовом костюме, но почему-то босой. Маша Данилова
дергалась, свернувшись в комок на траве, изо всех сил пыталась вырваться из тенет. Но Сеть
Инквизиции – из тех противных штук, куда проще не впутываться, нежели вылезать из них.
Снять этот кокон мог лишь тот, кто его послал… или маг выше рангом.
Из кустов выпросталась фигура, за ней еще одна. Серые балахоны, еще бы. Для них все
было однозначно. Низшие Темные угрожали наставнику Дрееру. Ценному кадру, между
прочим, ведь это он устроил всем проход сюда. Теперь оборотни пойманы.
«Наставник Дреер, шаг в сторону!» – прошелестел в сознании Дмитрия голос одного из
Серых. Словесник без лишних объяснений понял, что сейчас набросят кокон и на
Алексеенко. Рутинная процедура – наденут магические наручники.
Тогда Дмитрий нанес внезапный и подлый удар. Первым импульсом он захлестнул
Сетью ближнего Инквизитора, вторым дальнего, заодно примотав того к дереву силовыми
узами. Чутьем словесник определил и третьего, который просто не успел выйти и показаться
на глаза, а по инструкции контролировал местность из укрытия. Этого третьего Дмитрий
подвесил на толстом суку, сделав из Сети нечто вроде мешка.
При взгляде через второй слой балахонник напоминал узника из фильмов про жуткое
Средневековье, заключенного в клетку, подцепленную к дереву на развилке дорог.
Дмитрий мысленно зачитал сам себе все статьи, под какие только что угодил. Не забыл
и приложения к Великому Договору. Однако его расчет сработал, коллеги никак не ожидали,
что против них повернут их же оружие. Подзабыли пражские курсы, бедолаги. Там на броски
Сети и прочее задержание энное количество академических часов выделено. А на ком
тренироваться брату-студенту? Только друг на друге.
Но больше Дреера удивило, насколько легко теперь все получалось. Раньше он бы
пыжился, вспоминал, бормотал заклятия, а теперь едва ли не щелчком пальцев все делал,
причем заранее ничего не готовил. М-да, вот тебе и Высший. А значит, он может и…
Словесник немедленно проверил свою мысль, разорвав Сеть на Маше. Девочка
удивленно смотрела на него и тяжело дышала. Дреер рывком усадил ее, сам оказался за
спиной и крепко надавил несколько точек на голове и шее, заодно вливая туда Силу. Почти
сразу же увидел, как снова запульсировала Машина аура.
– «Щит мага» помнишь, как ставить? – спросил он в затылок нагайне.
Маша кивнула.
– Помоги Стасу и накройтесь оба щитом. Уползите с глаз долой в кусты или вон в тот
павильон. Не перекидываться, сидеть ниже травы. Ясно?
Девушка опять кивнула, не оборачиваясь.
– Где Анна? – спросил Дреер.
– В Пирамиде, – ответила Маша.
Инсталлированная Стригалем память тут же выдала Дмитрию образ серого строения,
похожего на усыпальницы египетских владык. Правда, около этой усыпальницы всего лишь
хоронили дохлых собачек Екатерины Великой.
Вопросов больше не осталось. Дреер не удержался и закончил свои целительские
манипуляции легким подзатыльником, после чего рыкнул:
– Приказ выполнять!
Маша вскочила и поспешила к Стасу. Дмитрий глянул через второй слой на повязанных
Инквизиторов, плеснул еще энергии в их магические путы. Чуть подумал, сделал несколько
пассов и запустил в траву целый выводок Канцелярских Крыс. Потом еще, еще и еще. А
теперь он мог без всяких усилий производить их полчищами.
«М-да, наставник Дреер, – сказал себе. – Мало было этому парку одной коричневой
чумы. Впрочем, подобное лечим подобным, и на Серую чуму напускаем другой цвет. Все по-
нашему, по-Иному. Все во имя равновесия и Договора. Одно хорошо, эти грызуны ничего
здесь не съедят, кроме способностей некоторых типов в сером. Мышка бежала, хвостиком
махнула…»
Совершив этот коварный инквизиторский ход, Дмитрий вышел из Сумрака.
Путеводная память, глубокое мерси Стригалю (Дреер надеялся, что еще живому),
продолжала служить верой и правдой. Словесник больше не нуждался в серебристом клубке
из сказки, потому что отлично представлял, как добраться до Пирамиды. А теперь дорога
через нормальный человеческий мир была самой короткой.
Но идти прогулочным шагом, любуясь красотами ночного парка, увы, было нельзя.
Дмитрий опять выбрался на Рамповую аллею и припустил во весь дух. В интернате он
приучил себя бегать по утрам, и сейчас это помогало. Однако Дреер все равно жалел, что не
может обернуться серым волком. Уровень вполне позволил бы ему трансформироваться, но
вот беда – словесник даже в теории не знал, как перекинуться.
Сначала он выбежал к мосту. Внутренний справочник подсказал, что это именно
Мраморный (ссылка – Палладиев) мост, но своими глазами Дмитрий увидел его впервые. И
невольно на пару секунд вообще забыл, для чего здесь оказался, потрясенный красотой,
абсолютно чуждой всему окружающему, но в то же время невероятно гармонично вписанной
в темный пейзаж под звездами. Когда же опомнился, то увидел, что вход закрывает решетка.
Можно было опять войти в Сумрак, но Дмитрий плюнул и двинул в обход. Хоть он теперь и
Высший, но становиться живой мишенью над протокой – увольте.
От моста до Пирамиды оставалось несколько десятков шагов.
Вот теперь Дреер все-таки зашагнул на первый слой. Пирамида была все такой же
серой и мрачной, облицованной прямоугольными гранитными плитами. Однако в Сумраке
сохранились давно исчезнувшие в мире людей мраморные колонны по углам. И над
вершиной полыхало марево, словно внутри кто-то развел магический очаг.
А еще вход, забранный решетчатой дверью, был открыт.
Но войти Дрееру не позволили. Впрочем, и врасплох застать не смогли. Он
почувствовал, как нечто метнулось сверху, и просто упал. Нечто пронеслось над ним,
разочарованно хлопая крыльями. Когда Дмитрий вскочил, на кончиках его пальцев уже
зажглись искры, и каждая из них была готова развернуться в Сеть Инквизиции.
Гигантская летучая мышь, едва не схватившая словесника, делала круг над Пирамидой,
тщательно обходя энергетический поток. А затем рухнула вниз и превратилась в Артема
Комарова, заслонившего вход.
– Это ты Стригаля цапнул? – без предисловий спросил Дмитрий.
– Ага, – сказал Комаров, сверля Дреера ненавидящим взглядом, будто старался этим
глубоким бурением найти редчайшие залежи совести.
– А куда девал?
– В озеро кинул. Кровь бы ему пустить, да неохота. Ничего, такое не утонет.
И то хорошо, подумал Дреер. Смерти Инквизитору он не желал. Да и никому не желал.
– А вы нас предали! – выпалил Артем.
«Наконец-то, – подумал Дмитрий. – Как давно я ждал этой выспренней фразы».
– Нет, – ответил он. – Никто вас не предавал. Стригаль подвесил открытие порталов к
моему «нет». Как только я ему прямо сказал «нет» через Сумрак – все, процесс пошел. Я сам
на такой фокус ловил Федотова, когда они на кладбище в Питере рванули. А теперь вот
обмишурился…
Не нужно было проверять ауру Комарова, чтобы понять, как тот жалеет, что всего лишь
обмакнул Стригаля в холодную воду.
– Дай мне пройти, – сказал Дмитрий. – Я придумал, как все разрулить.
– Не надо ничего разруливать! – почти крикнул Артем. – У нас тоже процесс! А с этими
в парке мы разберемся!
Дмитрий чувствовал, как невидимая мощь внутри Пирамиды нарастает, будто они
стояли рядом с работающим генератором. Кажется, даже земля под ногами слегка
вибрировала.
– Стас уже разобрался, – сказал Дмитрий. – И Маше они чуть хвост не прищемили. Дай
пройти.
– Дуэль, – сказал Артем.
– Не хочу быть Дантесом.
– У него выбора не было. У вас тоже. А я сильнее.
– Твой выстрел, – разрешил Дмитрий и демонстративно убрал «щит мага».
…Артем рухнул, словно от удара под дых. Он не корчился на земле, как Стас
Алексеенко или Маша Данилова, а замер без движения. Но осмысленный взгляд продолжал
сверлить Дмитрия. Словесник, честно говоря, пожалел, что не мог соизмерить силу
заклинания. Но он проделывал такое первый раз в жизни. Да и видел-то всего однажды – в
исполнении Александра Великого на лютеранском кладбище.
Заклятие Экскалибур, нарушающее закон причинности. Магический выпад Артема был
мгновенным, но Экскалибур всегда срабатывал раньше.
Дмитрий сделал пасс в сторону удивленного Комарова. Он сам себе не верил, что
получилось. Но если уж стал Высшим, отчего было и не попробовать? А новичкам везет…
Потом Дреер подхватил Артема за подмышки и втащил в Пирамиду.
Спрятанная там Анна Голубева ойкнула, увидев эту пару.
– Помогай! – рявкнул Дреер.
Анна подлетела к ним, и вместе с Дмитрием они усадили Артема в одну из каменных
ниш.
Вообще-то Экскалибур – смертоносное боевое заклинание. Но Дмитрий успел сделать
«моментальный снимок» лишь того, что сотворил Александр с Владом Чижовым. Очевидно,
мнимый куратор от Инквизиции, вместо того чтобы, фигурально выражаясь, проткнуть
юного ведьмака мечом, огрел его рукояткой либо врезал лезвием плашмя.
Дмитрий наконец-то огляделся. Внутри Пирамиды было пусто, если не считать
больших ваз в стеновых нишах и еще сумки Анны. Не требовалось обращаться к заемным
воспоминаниям, чтобы понять – вазы содержались тут лишь в Сумраке. Они-то и выступали
главными накопителями Силы, собирая ее в пучок, бьющий через вершину павильона.
Вообще Инквизиторы дали маху, и Дмитрий оказался не умнее, даром что словесник, а
не историк. Даже некоторые реальные египетские пирамиды были ретрансляторами Силы и
статическими порталами. Они и были придуманы древними Иными, только потом люди
начали бездумно копировать форму, не зная тайного содержания.
Можно было заранее догадаться, какой павильон служит ключевым в огромном
комплексе-артефакте. Но все внимание Эдгара, Стригаля и подручных оказалось
прикованным к самому факту массовой деинициации.
– Дмитрий Леонидович… – начала Анна.
– Слушай меня, – оборвал ее Дреер. – Где схема? Как работает эта дрянь?
– Вот. – Анна бросилась к сумке, выдернула свою растрепанную общую тетрадь. –
Отсюда идет, так расходится, вот тут концентрируется…
– Как это все заводится?
– Заклинанием. Вот оно.
Дмитрий пробежал глазами разворот тетради, радуясь, что в Праге их безжалостно
натаскивали на древние языки, используя все подряд, от тупой зубрежки до тонкой
ментальной магии. Заклинание, впрочем, было на архаичном русском, с использованием
некоторых слов из французского и санскрита. Лицейские явно сочиняли его все вместе. И
ритмика наверняка тоже играла свою роль, один сбой, одно лишнее ударение – и ничего не
получится.
Но Дрееру не нужен был сбой. Все должно было сработать как часы. Ну почти.
– Вот что ты сейчас сделаешь…
Анна слушала его, сжав губы. Она не возражала, как тогда, когда Дмитрий приказал ей
жечь «Фуаран».
– Поняла?
Дмитрий хотел даже порыться у нее в сумке, найти там карандаш или что-то пишущее и
почеркать в тетради, как заправский учитель русского.
– Нужен очень сильный маг, Высший или даже несколько. Если я буду читать, ничего не
выйдет.
Анна бросила взгляд на стреноженного и недееспособного Комарова. Тот смотрел на
нее немигающими глазами, похожий сейчас на Кармадона – Совиную Голову. Дмитрию опять
сделалось стыдно. Шарахнул пацана, сам не понимая чем. Сегодня наставник Дреер явно
давал мастер-класс по вероломным ударам.
Только, схватись они по-честному, проник бы Дмитрий внутрь Пирамиды?
– Я перекачаю в тебя сколько надо Силы, – сказал Дреер. – Справишься.
– Но тогда вас тоже…
– Сказал же, не привыкать. Давай.
Анна присела на краешек ниши, уложила тетрадь на коленку, извлекла из сумки ручку
со смешным то ли медвежонком, то ли еще каким зверем, который облапил корпус, точно
дерево. Наверняка ручка была яркой и красочной, однако в Сумраке все кошки серы, и
письменные приборы тоже. За хрупкой спиной девочки пульсировала свечением
замысловатая китайская ваза. Почти что магическая лейденская банка. Чудилось, что
отклонись Анна всего на вершок назад – и пузатый бок выжжет у нее на спине волшебный
иероглиф.
Девочка-джинн не отклонилась назад. Сгорбившись, она черкала в тетради. На этот раз
приходилось писать, а не рисовать, да еще подбирать рифму. Но она недаром дружила с
поэтами, пускай те называли себя «мертвыми» и отчасти даже при этом не врали.
– Готово. – Анна встала и шагнула в центр Пирамиды. Силовые токи пульсировали у
нее над головой, как будто павильон был огромным, геометрически правильным сердцем
каменного гиганта.
Дреер встал перед ней. Артему оставалось бессильно наблюдать за всем происходящим.
Девочка легко согласилась с доводами словесника, а вот тот, чьи желания она так упорно
исполняла, – вряд ли.
Круг Силы – всем известная комбинация, когда несколько магов, объединяясь, передают
свою энергию одному, выступающему острием атаки. Однако сейчас Круг составили только
двое – Анна и надзиратель. Другие маги Дмитрию не требовались. Он выкачивал нужное
прямо из окружающего мира, словно насос из глубокого колодца, и под напором отсылал к
девочке. Раньше он не сумел бы совершить такое в одиночку, как не справился бы маленький
ребенок с пожарным брандспойтом. Но его сделали Высшим. Ребенок не повзрослел, зато
резко вырос, и теперь брандспойт в его руках был послушным, разве что дергался слегка,
проверяя, не даст ли хозяин слабину.
Чтобы получился Круг Силы, надо браться за руки. Но руки у Анны были заняты
тетрадкой, и Дмитрий положил свои ладони ей на плечи. Он только сейчас понял, что
девочка здорово подросла за этот год.
Голубева начала читать заклинание. Дмитрий почувствовал, как за шиворот словно
закатился, свернувшись в клубок, ледяной еж и пробежал вдоль позвоночника.
Одновременно холод разлился по ладоням, от кончиков пальцев к запястьям. Правда, внутри,
наоборот, было тепло.
Служить транслятором оказалось неожиданно легким делом. Наверное, так же само
собой получается у кита впускать в себя морскую воду и выпускать над поверхностью
мощный фонтан. Тем более что внутренние ресурсы Дмитрия не задействовались никак –
при избытке внешних, рассредоточенных в природе еще в те времена, когда здешние земли
принадлежали новгородцам, а не шведам, и слово «царь» еще не касалось русского уха. Но
внимание пришлось сконцентрировать на Анне.
Дмитрий стоял спиной к открытому входу, не видел, что творится снаружи, и не
смотрел по сторонам. Впрочем, он и без того представлял, что там сейчас делается, ведь сам
придумал комбинацию, а девочка смогла ее воплотить, не прибегая к способностям джинна.
Из маленькой серой пирамидки импульсы шли по всем камням-артефактам, по всем
включенным в магический контур павильонам, мостам и дворцовым зданиям. Только эта
Сила, обузданная словами заклинания, как тройка лихих коней, больше не рвалась наружу, а
разворачивалась внутрь контура, замыкаясь сама в себе.
Он понял, что надо делать, как только увидел распростертую на земле Иву. Которая так
помогла ему вопреки всем правилам перескочить через два уровня с помощью «зеркал
Чапека». Вспомнил, как в своем гостиничном номере ставил реверсивные, как будто
вывернутые наизнанку Сферу Отрицания и «щиты мага».
А девочке уже не привыкать было менять смысл заклятия на обратный, переставляя
слова. Ей даже не надо было особенно понимать суть этих слов, она разбиралась чисто
интуитивно, и никакой опыт словесника Дреера не мог сравниться с таким умением.
Огромный царскосельский комплекс деинициировал всех Иных в его границах.
Всех, кроме самой Анны.
Волна двигалась от внешних пределов к Пирамиде, и словесник должен был стать ее
последней жертвой. Дмитрий не прислушивался к заклинанию. Он пытался говорить с
Сумраком, пока еще оставалось время.
«Ты слышишь меня? Ты, Солярис недоделанный? Наверное, не слышишь, ты ведь не
господь бог. Знает ли человек, что о нем думает микроб в кишечнике? А вот я о тебе кое-что
думаю. Ты у нас сын полка. Сирота при миллиардах живых родителей. Хотя пока ты
прекрасно обходишься и одиноким себя, похоже, не чувствуешь. Может быть, Иные – это
твои игрушки. Сколько тебе лет? Ты старше людей, но кто ты по меркам живых реальностей
– взрослый, старик или еще ребенок? Честно говоря, я бы проголосовал за последний
вариант. Знаешь, кого тебе не хватает? Хорошего учителя. Или наставника. Говорят, смысл
воспитания – это чтобы воспитуемый научился обходиться без воспитателя. Тебе надо
научиться жить без людей. Питаться не за чужой счет. Тебе на…»
– Все, – сказала Анна.
Дмитрий увидел, как вокруг темно. За косыми стенами Пирамиды стояла ночь, и темень
внутри павильона стремилась выровняться с наружной, как жидкость в сообщающихся
сосудах. А еще вокруг были голые стены с нишами, однако ниши пустовали, будто сияющие
вазы Дрееру только привиделись.
Сумрак вытолкнул его на полуслове. Людям туда хода нет. Анна скорее всего вышла
вместе с ним – Дреер продолжал держать ее за плечи. Однако теперь в ладонях больше не
пульсировал холод.
В стороне послышался шорох. Дмитрий понял, что это Комаров, отторгнутый
Сумраком. Наверное, свалился в обморок.
– Можешь привести его в чувство? – Дреер наконец-то отпустил девочку. – Уроки
целительства помнишь? Первую помощь?
– Я постараюсь, – сказала Анна. – Но я же не лекарь, а джинн.
– Ты сейчас единственный маг в округе.
Девочка отбежала к Артему. Она могла смотреть через Сумрак и не нуждалась в
дополнительных источниках света. Дмитрию же не помешали бы хотя бы спички, которых
он, разумеется, с собой не держал.
Неожиданно свет все-таки зажегся: Дреер увидел в руках Анны туристический фонарь,
чем-то похожий на старую керосинку. Спрятали где-нибудь в углу специально для таких вот
случаев. Молодцы, запасливый народ.
Анна поставила фонарь на то место, где еще недавно сидел бывший вампир, и занялась
Артемом. Дмитрий, чувствуя себя теоретиком, дал ей несколько указаний. Девочка их
неукоснительно выполнила, и Комаров застонал.
– Теперь на воздух его, – приказал Дмитрий, а про себя подумал: за последний час они
только и делали, что таскали Артема туда и обратно.
В земной реальности решетка входа, к счастью, была откинута, а замок
предусмотрительно сорван. Дмитрий усадил медленно приходящего в себя Комарова на один
из квадратных камней на углу Пирамиды. Они служили постаментами для колонн, но те
остались в Сумраке.
– Ничего, – успокоил Анну словесник. – Целители его подлатают на совесть.
– А почему у меня все еще есть способности? – спросила девочка.
– Ты же была всему причиной. Если бы заклинание читал я, на меня бы оно тоже не
подействовало.
– Но контур-то остался. Кто-нибудь еще может им пользоваться.
– Ты меня что, не слушала? Это же теперь большой артефакт, который превратит в
человека всякого Иного, кто сюда только сунется! Даже если одной ногой ступит! Так что
добро пожаловать, Иным вход воспрещен! Ладно, пойдем остальных собирать и сдаваться
Инквизиции…
– Подождите! – сказала Анна.
– Чего ждать?
– Я забыла кое-что, Дмитрий Леонидович. Я сейчас! Только не входите за мной,
пожалуйста.
Она шмыгнула обратно в Пирамиду. Фонарь остался у Дмитрия. Тот решил
попробовать поднять свою тень с земли. Ничего, естественно, не вышло. Как будто сама
возможность такого была только фантазией. Сказкой, рассказанной словесником Дреером в
школьном литературном кружке.
– И душа моя из тени, что волнуется всегда, не восстанет никогда! – пробормотал
Дмитрий себе под нос.
Анна выскочила из Пирамиды еще до того, как он закончил фразу.
– Вот, – протянула что-то Дмитрию.
На ее ладони чуть покачивался пузырек. Обыкновенный флакончик, то ли из-под
лекарства, то ли из-под косметики.
Дреер, впрочем, помнил эти пузырьки.
– Сыворотка?
– Не-а. – Девочка помотала головой. – Это я. То есть моя Тень.
Дмитрий взял флакончик осторожно, как будто взрывчатку.
– Как ты?..
– У меня было еще чуть-чуть сыворотки. Я истратила ее всю на себя. Выделила Тень, а
потом приказала ей залезть в бутылочку. Я же джинн! Дмитрий Леонидович, я одна могла
запустить контур снова. Они бы не отстали! А теперь я тоже обычный человек, как все.
«Опять она меня переиграла», – подумал Дреер. Инквизиторы докопались бы до сути,
это уж точно. Единственный Иной, который может попасть в Царскосельский артефакт (так,
наверное, он будет проходить в документах) – это же на вес золота! Но Дмитрий не сумел бы
придумать такой выход…
Он поспешно сунул пузырек в карман брюк, а затем снял пиджак и накинул на плечи
Анне. Девочка теперь не смогла бы сама себя обогревать с помощью Силы.
– Только вы никому не показывайте! – предупредила Анна.
– Скажешь тоже… – Дмитрий подумал, а не бросить ли флакон с сумрачным двойником
Голубевой в какой-нибудь из здешних каналов. Конечно, лучше морское дно. Бутылке с
джинном полагается лежать в пучине. В принципе Финский залив, наверное, сгодился бы…
Но Дреер понял, что выбросить куда-то эту стекляшку у него не поднимется рука.
Тем временем на свет фонаря, как мотыльки, начали подтягиваться бывшие «мертвые
поэты». Вынырнул из темноты Буреев в костюме Адама, чертыхнулся, извинился и спрятался
от Анны за угол Пирамиды. Прихромал Толик Клюшкин. Оказалось, когда его настигла
деинициирующая волна, Толик висел на дереве вниз головой в облике летучей мыши, ну и
сверзился. Клюшкин тут же бросил Гоше свою куртку, чтобы тот хотя бы прикрылся. У
Палладиева моста замаячили серые балахоны. Инквизиторы двигались как ходячие трупы,
поднятые из могил. Они явно не находили себе места, забывшие, что это такое – быть
простыми смертными.
Дмитрий подумал об Иве. Смогла ли она убраться подальше?
Он сунул руку в карман и извлек телефон. Но все попытки включить аппарат
провалились.
– А мы без связи. – Дмитрий посмотрел на Анну. – Пойду-ка спрошу у кого-нибудь из
коллег мобильник.
Он представил себе, как находит номер, помеченный «Кармадон» или «Эдгар». Заодно
решил, что надо бы разыскать Стригаля. Небось где-то на берегу сидит, как старуха у
разбитого корыта.
– Ждите здесь, – сказал Дмитрий «поэтам» и направился к серым балахонам.
Самый длинный и безумный день в его жизни еще не закончился.
Эпилог
Для внутренних Трибуналов Инквизиции нет своего зала. Все случается там же, где
судят нарушителей Договора и разбирают взаимные тяжбы Дозоров.
Словесник однажды здесь уже был – на экскурсии во время обучения в Праге – и
запомнил эти стены очень хорошо. Каменные своды, будто в готическом храме. Отделка
темным и светлым мрамором, разбившим пространство на две непримиримые половины, и
острый треугольник серого мрамора между ними. Железная люстра с неопалимыми свечами,
горевшими тут еще при жизни Тихо Браге и Иоганна Кеплера.
Сейчас Дмитрий стоял в центральном круге. Сквозь решетку под ногами плотоядно
ухмылялась тьма колодца. Давным-давно, еще когда светские власти казнили ведьм на
площадях, Инквизиция Иных тоже любила внешние эффекты. После оглашения приговора
решетка переворачивалась, обрушивая подсудимого в бездну. На дне, правда, как объяснили
тогда на экскурсии, уже сотни лет нет никаких острых кольев и скелетов, а скапливается
только мусор, который ни у кого толком не доходят руки извлечь и вынести. Да и поворотный
механизм решетки сломался еще в восемнадцатом веке.
Если же не считать этой древней решетки и свечей, то зал напоминал аудиторию
старинного европейского университета. Амфитеатром поднимались вверх пустые кафедры.
На слушание не пригласили ни Темных, ни Светлых. Почти все собравшиеся разместились в
сером треугольнике, вотчине Инквизиторов.
Этот треугольник, острием направленный точно на Дмитрия, отчего-то напоминал ему
оттенки мрамора на Палладиевом мосту в Екатерининском парке.
Дмитрий прекрасно знал, какой светит приговор. Правда, как мог «светить» приговор к
вечному Сумраку? Языковой парадокс.
Впрочем, в случае с надзирателем Дреером парадокс мог выйти совсем иного свойства.
Несмотря на частые обвинения Инквизиции в средневековых обычаях, казни уже далеко не
первое столетие совершались безболезненно и скоро – простым развоплощением. Хотя…
никто не сумел бы сказать, насколько легка такая смерть. Осведомленные говорили, что это
как раз и можно сравнить с долгим, безнадежно медленным падением в холодный сырой
колодец. Бездна под ногами, отделенная ржавой решеткой, видимо, и призвана была
символизировать. Однако там, на дне Сумрака, даже самого отъявленного злодея ждали тоже
не зазубренные колья. Разве что мусор.
Только вот Дмитрий уже не был Иным. Развоплотить живого человека нельзя. Можно
убить с помощью заклинания. Можно затащить на первый слой и продержать там достаточно
долго, чтобы Сумрак выпил жизненные силы. Но и в этом случае человека выбросит в
родную среду, и умрет он от гипокликемии, как неумелый Иной.
Правда, если нижние слои Сумрака были теперь для Дмитрия закрыты, оставался
вполне человеческий тот свет. Отправить туда решением Инквизиции могли и с помощью
обычной веревки. Опять же, из-за средневековых предрассудков, Инквизиция никогда не
использовала просвещенную гильотину. Для сильного колдуна развоплощение куда надежнее
отсечения головы.
Слушание вел Эдгар как ответственный за восточноевропейский сектор. Дмитрий знал,
что в зале Трибунала Инквизитор выступает впервые после гибели своего наставника
Витезслава. Чувствовалось: он несколько взволнован, а потому говорит нарочито медленно, с
расстановкой. Процедура гласила, чтобы речи произносились только через Сумрак, но тогда
Дмитрий ничего бы не услышал, и для него в виде исключения говорили вслух.
На русский все реплики переводил Максим, заместитель Эдгара, тот самый бывший
«Дикарь». Максим стоял за отдельной конторкой, с микрофоном, и этот атрибут цивилизации
казался тут абсолютно чужим.
В переводе нуждался вовсе не Дмитрий. На особом месте, в первом ряду, на двух
кафедрах сидели «мертвые поэты». На двух – потому что формально они не могли считаться
Белыми, лишенными отличий Света и Тьмы. Поэтому большинство усадили на половину
зала из темного мрамора, а одну Голубеву – на половину из светлого. За подростками
присматривали две женщины. Инквизиторша Тамара, сейчас похожая на строгого завуча, и с
ней – Ива Машкова.
Дмитрий оказался прав в своих расчетах. «Поэтам» даже сознание глубоко не
вскрывали. Ограничились допросами под гипнозом с наложением разрешенных заклинаний
антилжи, вроде Длинного Языка. Тут сыграла роль и всеобщая деинициация, и явка с
повинной, которую Дреер настоятельно просил оформить. За пределами кабинетов
Инквизиции подростки вообще находились под воздействием чар, думая, что приехали в
Прагу как победители конкурса чтецов в Санкт-Петербурге.
Бывшего наставника тоже не держали в сырых казематах, а поселили в неплохом
четырехзвездочным отеле под домашний арест. К нему тоже никто не применял методов
допроса третьей и четвертой степени. Впрочем, Дмитрий и не собирался ничего скрывать и
охотно рассказывал.
Накануне суда в его комфортную тюрьму пришли Ива и Майлгун. Девушка таки не
успела выйти из зоны действия заклинания Голубевой, но ее повторно инициировали одной
из первых. Только уровень теперь предстояло повышать, а ведь из их троицы Ива была самой
способной. Впрочем, о «зеркалах Чапека» она теперь знала все.
– Что ты наделал… – Порывисто обнимая Дмитрия, Ива сказала это по-русски, со
своим едва различимым акцентом, который лишь украшал ее речь.
Дреер почувствовал себя еще более виноватым.
Майлгун переминался в дверях за Ивиной спиной. Он был тем самым штатным
целителем, что принял заложников, освобожденных Инквизиторами по главе с Машковой из
Западной кордегардии Михайловского замка. А еще он восстановил Артема после неумелого
дрееровского удара Экскалибуром.
Сейчас Майлгун и весь их курс в полном составе тоже присутствовал в зале, на сером
треугольнике Инквизиции. Дмитрий решил, что такой ход придумал Кармадон – Совиная
Голова. Видимо, тот ожидал большого педагогического эффекта, заставив учеников смотреть
на их учителя под Трибуналом, а коллег – на боевого товарища.
На заседании с «мертвых поэтов» временно сняли все трансы и наведенные иллюзии.
Правда, воспоминания им разблокировали не целиком. Все, что касалось природы Сумрака,
осталось нетронутым.
Зачитали Договор. Огласили: «Слушается дело…» Младшему Инквизитору Дрееру
инкриминировали превышение полномочий, осознанное нарушение устава, невыполнение
приказа, нападение на сотрудников Инквизиции. Дмитрий мысленно приписал себе еще
причинение вреда здоровью свидетелю Комарову. Но за такое Инквизиция не осуждает, увы.
На внутренних Трибуналах нет обвинителей и защитников. А сейчас (беспрецедентный
случай!) судьи были одновременно и очевидцами событий, ведь в их числе по штату
оказались и Людвиг Иероним Мария Кюхбауэр, и Хена, и даже Морис, Леонард и Болеслав,
которые разговаривали с Дмитрием через Тамару в Летнем саду. Пригласить же других было
невозможно, равно как и передать дело в высшую инстанцию за отсутствием этой самой
инстанции.
Дреер был совершенно уверен, что откуда-то извне за процессом наблюдает и
Александр.
Сейчас перед шестеркой судей (седьмым выступал сам Эдгар) на столе, точно
игральные кости, лежали рассыпанные в кажущемся беспорядке кристаллы, маленькие
резные фигурки, стеклянные шарики. На каждой безделушке тем не менее белела крохотная
бирка с инвентарным номером. Это были артефакты со слепками памяти, снятыми во время
дознания.
Впрочем, оставалось такое, чего нельзя ни объяснить, ни прилепить на артефакт.
Эдгар начал вызывать свидетелей. Дмитрий, сцепив зубы, краснел, когда выходили и
давали показания Инквизиторы, которые в парке были уверены, что идут ему на выручку, а в
ответ получили Сеть и укус Канцелярской Крысы.
Затем подсудимый услышал: «Трибунал вызывает Артема Комарова».
Бывший вампир недоуменно покрутил головой, но поднялся и встал перед судьями.
– Что сказал вам наставник Дреер перед тем, как началась операция?
– Ну… – Артем старался не глядеть в сторону Дмитрия. – Что он остается с нами. Что
никуда не уйдет. А еще он разговаривал со своим внутренним голосом… В смысле, с кем-то
через Сумрак. Мы-то думали, что он нас предал и открыл портал.
– Думали? А сейчас?
– Это его предали, а не он нас. Извините, Дмитрий Леонидович… – Артем все же
посмотрел на Дреера.
Дмитрий кивнул.
– Молодой человек, в настоящий момент речь не об этом, – сказал Эдгар. – По-вашему,
что стал бы делать наставник Дреер, если бы не начался штурм?
– Не знаю, – ответил Артем. – Придумал бы что-нибудь. Он всегда что-нибудь
придумывает.
– Вы можете сесть на место. У Трибунала больше нет к вам вопросов.
Артем нехотя вернулся к другим «мертвым поэтам», и Дмитрий увидел, что походка у
него теперь совсем другая, как будто бывший вампир не тащит на себе ничего тяжелого, а все
выбросил сквозь решетку.
– Вам есть что добавить, подсудимый? – спросил Эдгар.
– Нечего. – Дмитрий едва не ляпнул «ваша честь». Слишком сильны еще были
человеческие инстинкты.
– Трибунал вызывает старшего Инквизитора первого ранга Константина Стригаля, –
объявил Эдгар.
Стригаль отделился от группы серых балахонов, откинув капюшон. Только так
Дмитрий и понял, что он тоже находится в зале.
Той злополучной ночью Дмитрий нашел мокрого Стригаля на берегу Большого пруда.
Инквизитор, как он и предполагал, щелкал пальцами и цедил заклинания, перемежая их
ругательствами. Никак не верил, что больше не маг. Впрочем, и без способностей ходил
недолго.
Стригаль отвечал на вопросы корректно, и, сколько ни крути, все его ответы
оказывались, как ни странно, в пользу Дмитрия.
– Кто именно принял решение о штурме?
– Я сам. Из всех неблагоприятных вариантов штурм был наименьшим злом.
– Вы сделали триггером заклинания «нет» обвиняемого. С какой целью?
– Перестраховка. Я выступил аватарой уважаемого Грандмейстера Кюхбауэра во время
диалога с наставником Дреером. Мне неизвестен предмет разговора, тем не менее было ясно,
что ситуация критическая, а наставник Дреер колеблется. Тогда я решил привести в действие
план на оба случая – если он согласится открыть портал и если нет. Поэтому настроил запуск
при однозначном отрицательном ответе в любой форме.
– Считаете ли вы, что начатая операция могла спровоцировать младшего Инквизитора
Дреера на неадекватные действия?
– Безусловно, – ответил Стригаль. – Как и последствия от удара по голове хвостом этой
девушки…
Он указал на Машу Данилову. Та залилась краской. Иван, сидевший рядом, раздул
ноздри и разве что не зашипел.
– Трибунал больше не имеет к вам вопросов, – объявил Эдгар.
– Разрешите еще пару слов, – вставил Стригаль.
– Говорите, – позволил Эдгар.
– На мой взгляд, наставник Дреер в первую очередь не Инквизитор. И даже не педагог.
Выражаясь словами одного романа, он ловец над пропастью во ржи…
– Высказывайтесь по существу, – оборвал Эдгар.
– Тогда прошу зафиксировать мое мнение. – Стригаль посмотрел в сторону пустой
конторки. Там одинокое гусиное перо без всяких чернил само бежало по страницам толстого
фолианта, быстро и четко стенографируя ход процесса. Это заклинание так и называлось –
«Самописец». – Наставника Дреера следует освободить из-под стражи, наложить блок
памяти и без дальнейшей инициации позволить заниматься педагогикой.
«Вот уж спасибо», – подумал Дмитрий.
– Зафиксировано, – сказал Эдгар. – Можете вернуться на свое место. Есть ли в зале
Иные, желающие добавить нечто к сказанному ранее или опротестовать?
– Есть, – раздался звонкий голос.
Анна Голубева вскочила.
– Дмитрий Леонидович не виноват! – выкрикнула она, и эхо разнесло эту весть под
сводами. Даже вроде бы тряхнуло вековое спокойствие пламени здешних свечей. – Судите
нас, а не его. Мы все начали!
– Мнение принято, – сказал Эдгар, и Дмитрию почудилась его легкая снисходительная
улыбка.
– Есть, – послышался еще один голос, грубый и басовитый.
Со своего места поднялся всклокоченный Буреев.
– Мы это… в общем… Короче, не Леонидыч все замутил, а мы. Мы виновны. Нас
сажайте, а не его. Или куда нас там, в Сумрак, что ли…
Казалось, еще немного, и Гоша перепрыгнет кафедру и встанет рядом с Дреером.
Может, даже плюнет сквозь решетку под ногами для храбрости.
– Он не виноват, – встал и Артем Комаров. – Это я все придумал.
– А я участвовал! – вскочил Толик Клюшкин. Он улыбался своей неисправимой и
нестираемой никакими кошмарными последствиями улыбкой.
– Он не виноват, – хором сказали, вставая, близнецы Даниловы.
– Не виновен! – пустил петуха голос Стаса Алексеенко, вскочившего одновременно с
экс-нагом и экс-нагайной.
– Ну вы даете… – повернулся к ним Дмитрий.
– Зафиксировано, – сказал Эдгар. – Можете садиться.
Гусиное перо разве что не искрило над книгой.
– Подсудимый, встаньте! Вам есть что добавить?
– Нет, – ответил Дмитрий.
– Вы признаете свою вину?
– Я признаю, что действовал осознанно и в здравом уме.
– Считаете ли вы, что начало операции подтолкнуло ваши действия?
– Если бы не операция, то я бы, наверное, так быстро не сообразил, что делать. Это все,
что могу сказать.
– Время решения Трибунала, – объявил верховный уполномоченный.
На несколько секунд воцарилась тишина, лишь скрипнуло еще пару раз перо-
самописец, занося последнюю реплику.
Судьям на Трибунале не нужно удаляться на совещание. Они разговаривают беззвучно,
и этот обмен репликами закрыт для любого, даже мага вне категорий.
– Оглашается вердикт по делу младшего Инквизитора Дмитрия Дреера, – начал
Эдгар. – Вина младшего Инквизитора Дреера считается доказанной. Согласно уставу,
Инквизитор Дреер должен быть подвергнут немедленному развоплощению, в частном случае
– приговорен к физической смерти.
– Нет! – взвизгнула Анна.
– Вы не можете, сво… – с грохотом рванулся Буреев.
– Молчать! – неожиданно рявкнул Эдгар. – Оглашается приговор! Кураторы! Если
раздастся еще хотя бы один звук оттуда, заморозить всем голосовые связки! Итак… – Он без
перехода вернулся к своей размеренной манере. – Трибунал вместе с тем принимает во
внимание смягчающие обстоятельства. Деактивация опасного артефакта и снятие
потенциальной угрозы для Иных по меньшей мере всей Восточной и Западной Европы.
Отсутствие тяжких последствий для сотрудников, за исключением временной потери
способностей и уровня. Организация явки с повинной группы нарушителей в полном
составе. Предоставление ценностей в распоряжение Инквизиции…
Здесь Дмитрий не удержался и хмыкнул. Флакончик с Тенью Анны он вручил лично
Дункелю. Всем было известно: то, что попадает в руки Кармадона – Совиной Головы,
никогда этих рук не покидает. Надежнее места для хранения джинна в бутылке нельзя было
представить. Как знать, может, этот сосуд далеко не первый в европейском схроне артефактов
– им Дункель официально и заведовал.
– …а также мотивы подсудимого. По долгу службы надзиратель Дреер был призван
обеспечить не только соблюдение Договора, но и безопасность воспитанников. В связи с
этим Трибунал считает возможным ограничиться условным осуждением и мерами
административно-магического характера. Инквизитор Дреер поражается в правах сроком на
двадцать лет. Ему разрешается применять магию только для выполнения своих
профессиональных обязанностей. Подсудимый, вам ясен смысл решения Трибунала?
– Да, – сказал Дмитрий.
Анна смотрела на Дреера влажными, но абсолютно счастливыми глазами.
– Оглашается решение по делу группы учеников объединенной школы-интерната при
Ночном и Дневном Дозорах Российской Федерации под патронажем Европейского Бюро
Инквизиции, – снова объявил Эдгар.
Дмитрий напрягся.
– Вина означенных лиц не подлежит сомнению. Однако ввиду явки с повинной…
чистосердечного признания… а также молодости и физического состояния… В связи с
полной потерей магических способностей… Трибунал решил ограничиться пожизненным
лишением права использовать магию! Учитывая возраст и в качестве смягчающей меры –
наложить полный блок памяти об Иных до совершеннолетия. Из объединенной школы-
интерната воспитанники переводятся в обычные человеческие. Европейское образование
оплачивается из казны Инквизиции.
Дмитрий, впрочем, знал, что таким решением все и должно закончиться. Да, им всем
тяжело будет расстаться… пока не сотрут память. Что же, неплохая анестезия. Они, конечно,
могут потом опять встретиться. Анна с Комаровым, возможно, даже поженятся, когда
вырастут. Их будет всех тянуть друг к другу, но это уже не сотрешь никакими заклинаниями.
Куда сложнее будет семьям. Матери Анны проще, у Толика вообще никого нет.
«Мертвые поэты» сидели с каменными лицами, похожие сейчас на статуи в
Екатерининском парке.
– …Инквизиция также принимает во внимание отсутствие корыстных целей
означенных лиц. Поэтому Трибунал постановляет через десять лет на заседании специальной
коллегии рассмотреть вопрос об условно-досрочном восстановлении магических
способностей. До этого момента воспитанники будут находиться под надзором Инквизиции.
Надзор поручается младшему Инквизитору Дмитрию Дрееру.
Одна фраза Дмитрия по-настоящему обрадовала. Куда больше, чем возможность для
«мертвых поэтов» вновь стать Иными, когда повзрослеют.
«Из объединенной школы-интерната воспитанники переводятся в обычные
человеческие». Зачем, ведь тех, первых лицеистов-нарушителей, никуда не переводили? Они
и потом собирались всю жизнь, и даже камень «Гению места» поставили – вот где
прорвалось желание творить артефакты! Значит… школа-интернат все же не будет обычной
человеческой. На ней не поставят ни крест, ни магическую печать.
– Вам ясен смысл решения Трибунала? – Эдгар строго посмотрел на «мертвых поэтов».
И тогда Анна встала.
– А можно… не стирать мне память?
Эдгар обменялся быстрыми взглядами с Дункелем.
– Это возможно. Но для вашего же блага…
– Я выдержу, – твердо сказала девочка.
Дмитрий покачал головой.
Знаешь ли ты, глупенькая, что это такое – десять лет чувствовать себя безрукой и
помнить, как была другой?
– Хорошо, – сказал Эдгар. – Зафиксировано.
– Тогда и мне, – встал Комаров.
– И мне… и мне… – «Мертвые поэты» опять поднялись, все как один.
Инквизиторы-однокашники Дреера зашептались на галерке.
– Добровольный отказ от блока памяти принимается, – объявил Эдгар. – Именем
Договора. Наложить печати!
Судьи, они же исполнители приговора, тоже поднялись. Остались сидеть только
Дункель и Хена. Инквизиторы простерли руки к подросткам. Дмитрий сейчас не мог видеть
летящие сгустки энергии, но отлично помнил всю механику действа.
– Заседание объявляется закрытым, – сказал Эдгар. – Все могут покинуть зал.
Кураторы! Выведите несовершеннолетних и обеспечьте их отправку домой ближайшим
рейсом!
– Инициацию наставника Дреера я выполню сам, – негромко сообщил, вставая,
Кармадон.
Он явно был доволен лично отрежиссированным спектаклем.
– Грандмейстер, разрешите мне… попрощаться с ребятами, – попросил Дреер.
– Попрощаться? – удивился Кармадон. – Вы же теперь их часто будете видеть. Хорошо,
даю пять минут.
– Благодарю, Грандмейстер! – Дмитрий склонил голову.
Но Дункель уже повернулся к нему спиной и привычным, отшлифованным веками
движением сбросил инквизиторский плащ. Судейская коллегия молча удалялась. Если они и
говорили друг с другом, то через Сумрак, но скорее всего молчали и там.
Стригаль, направляясь к выходу, слегка кивнул Дмитрию. Эдгар вытирал пот со лба.
Максим деловито подошел к самописцу, аккуратно вложил перо в книгу, захлопнул том и
бережно понес вон из зала.
Дреер повернулся к ученикам. Однако все, что он хотел бы им сказать, вдруг вылетело
из головы. В самый неподходящий момент, как всегда и случается. Тогда Дмитрий брякнул
первое, что пришло на ум:
– Ну, привет, человеки…