Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Leahey
A HISTORY OF
MODERN
PSYCHOLOGY
Third Edition
ИСТОРИЯ
COBPEMEHHOЙ
ПСИХОЛОГИИ
3-е издание
ПИТЕР
Москва - Санкт-Петарбург -Нижний Новгород • Воронеж
Ростов-на-Дону • Екатеринбург • Самара
Киев- Харьков • Минск
2003
ББК 88.1(0) УДК 159.9(091) Л65
Л65 История современной психологии / Т. Лихи. — 3-е изд. — СПб.: Питер, 2003. —
448 с: ил. — (Серия «Мастера психологии»).
ISBN 5-94723-199-9 .
В данной книге рассматриваются основные этапы формирования и развития психологии как
науки — от античности до наших дней. Вниманию читателей предлагается не просто отстраненное
перечисление событий, имен и концепций, но и оригинальный авторский взгляд на процессы и
метаморфозы психологической науки, оценка ее ярчайших представителей. Книга адресована психологам,
социологам, филологам, историкам и философам, а также всем, кто в силу профессиональной
деятельности или иных причин интересуется психологией.
Критика Фрейда.......................................................................................174
Положение психоанализа ........................................................................175
Герменевтика............................................................................................176
Общее влияние.........................................................................................176
Глава 5. Психология адаптации...................................................................... 177
Эволюция и психология ...............................................................................177
Триумф Гераклита: дарвиновская революция .............................................178
Окружение................................................................................................178
Романтическая эволюция ........................................................................179
Революционер Викторианской эпохи: Чарльз Дарвин (1809-1882) ... 180
Принятие и влияние идеи эволюции путем естественного отбора ___184
Начало психологии адаптации в Британии ................................................185
Ламаркистская психология: Герберт Спенсер (1820-1903)...................185
Дарвинистская психология......................................................................188
Функциональная психология в Европе........................................................194
Психологические идеи в Новом Свете.........................................................196
Общая интеллектуальная и социальная атмосфера............................... 196
Философская психология........................................................................199
Новая американская психология..................................................................201
Национальная философия Америки: прагматизм .................................201
Чарльз Сандерс Пирс (1839-1914) .........................................................201
Американский психолог Уильям Джеймс (1842-1910) .........................203
Становление американской психологии .....................................................211
Библиография . f.................................................................................................................................................. 213
Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
Глава 6. Заговор натурализма ......................................................................... 219
От ментализма к бихевиоризму....................................................................219
Психология и общество ................................................................................219
От островных общин к повсеместным общинам ....................................220
Старая психология против новой ..........................................................222
Моторная теория сознания: 1892-1896 ......................................................227
От философии к биологии: функциональная психология, 1896-1910 .... 230
Глава 7. Сознание аннулируется..................................................................... 237
Новые направления в психологии животных, 1898-1909 ............................ 237
От рассказа к эксперименту .................................................................... 237
Проблема разума животных .................................................................... 244
Переосмысливая разум: споры о сознании, 1904-1912 ............................ 246
Существует ли сознание? Радикальный эмпиризм ............................... 246
Относительная теория сознания: неореализм......................................... 247
Функциональная теории сознания: инструментализм .......................... 251
Заключение: сознание сбрасывается со счетов, 1910-1912.......................... 252
Библиография ............................................................................................... 255
Оглавление ___________________________________________________________
Введение
Понимание науки
Хотя определение предмета психологии всегда было противоречивым, начиная
с XIX в. и по сей день существовало соглашение о том, что психология является
(или, по крайней мере, должна быть) наукой.
Образ современной науки
Люди ждут от науки объяснений того, почему мир, разум и тело функционируют
именно так, а не иначе. Тем не менее существуют постоянные разногласия о том,
что же составляет научное объяснение, и эти дебаты — хороший способ
познакомиться с философией науки, т. е. с исследованием природы науки.
Ньютонианский подход. Современный стиль научных объяснений восходит к
Исааку Ньютону (1642-1727) и к временам научной революции. Ньютон опреде-
14 Часть I. Введение
гда ведут себя так однозначно, как думал Мендель. Тем не менее менделевская
генетика остается валидной для своих целей — популяционной генетики, но, как
и законы идеального газа, она была редуцирована и унифицирована до
молекулярной генетики.
В случае редукции более старая теория продолжает считаться научной и
валидной в сфере своего применения; она просто занимает подчиненное
положение в иерархии науки. Напротив, судьба замененной теории совершенно
иная. Часто оказывается, что старая теория была просто неверной и не может
вписаться в новую. В этом случае от нее отказываются и заменяют на лучшую.
Теория небесных сфер Птолемея, где Земля была помещена в центр Вселенной, а
Солнце, Луна и звезды вращались по сложным орбитам вокруг нее, была
распространена среди астрономов на протяжении многих веков, поскольку была
полезной и давала весьма точное представление о движении небесных тел. С
помощью этой теории ученым удавалось описывать, предсказывать и объяснять
такие события, как солнечные затмения. Но несмотря на описательную и
предсказательную силу данной системы, в результате длительной борьбы было
доказано, что взгляды Птолемея ложны, и на смену им пришла система
Коперника, поместившая Солнце в центр Солнечной системы, вращающейся
вокруг него. Подобно старой парадигме, точка зрения Птолемея отмерла и исчезла
из науки.
Вопрос редукции или замены особенно остро стоит в психологии. Психологи
пытаются связать психологические процессы с физиологическими. Но если у нас
есть теория о неких психологических процессах и мы фактически открыли
физиологические процессы, лежащие в их основе, будет ли психологическая
теория редуцирована или заменена? Некоторые наблюдатели полагают, что
психология обречена на вымирание, как астрономия Птолемея. Другие
придерживаются мнения, что психология будет сведена к физиологии и станет
одним из разделов биологии, но некоторые оптимисты считают, что, по крайней
мере, некоторые разделы психологии человека никогда не будут редуцированы до
нейрофизиологии или заменены ею. Нам предстоит убедиться в том, что
взаимоотношения психологии и физиологии не так уж просты.
Психология науки
Психология позже всех внесла свой вклад в изучение науки (В. Gholson, W. R. Sha-
dish, R. Niemeyer and A. Houts, 1989; R. D. Tweney, С R. Mynatt and M. E. Doherty,
1981). Эта сфера является новой, представляющей широкий спектр научных
направлений, начиная от такой традиционной психологии, как описание личности
ученого (например, D. К. Simonton, 1989), до таких современных разделов
психологии, как применение науки в программах по методике оценки,
создаваемых для бизнеса и управления (W. R. Shadish, 1989). Тем не менее не
вызывает никаких сомнений тот факт, что самой активной областью психологии
науки является применение концепций когнитивной психологии к пониманию
экспериментальной и теоретической деятельности ученых (R. N. Giere, 1988; P.
Thagard, 1988; R. D. Tweney, 1989).
Когнитивные исследования науки не дали всеобъемлющей перспективы, но в
качестве примера следует рассмотреть работы Райана Твини (R. Tweney, 1989). Он
экспериментально изучал рассуждения людей, не являющихся учеными, и рассуж-
Глава 1. Психология, наука и история 33
если бы были лишены наших нынешних чувств, до тех пор, пока мы были бы
рациональны и могли понимать математические и формальные свойства объективноой
концепции физического мира. Мы могли бы даже прийти к общему пониманию физики с
другими существами, которые воспринимают вещи иначе — в той степени, насколько они
были бы рациональны и способны к вычислениям.
Мир, описанный с помощью такой концепции, не просто лишен центра, он также
лишен каких-либо ощущений. Хотя вещи в этом мире обладают свойствами, ни одно их
этих свойств не служит аспектом восприятия. Все они переданы разуму... Физический
мир сам по себе, каким его предполагают, не имеет точки зрения и чего-либо, что может
появиться только с какой-либо частной точки зрения.
Самым важным историческим источником точки зрения из ниоткуда, присущей
естественным наукам, было картезианское представление о сознании и его связи с
окружающим миром (см. главу 3). Рене Декарт радикально разделял сознание
(которое он отождествлял с душой) и материальный мир. Сознание субъективно;
это та перспектива, с которой каждый из нас наблюдает за внешним миром; это то,
как мир является мне, каждому из нас в нашем частном, субъективном сознании.
Естественная наука описывает мир за вычетом души (сознания и субъективности).
Она описывает природу как не имеющую перспективы, как будто людей нет вовсе;
это взгляд ниоткуда.
Взгляд ниоткуда может показаться странным и запутанным, но все остальные
особые характеристики, которые мы ассоциируем с наукой, вытекают из него.
Количественные измерения уничтожают точку зрения отдельного наблюдателя
или теоретика. Внимательная проверка статей коллегами очищает оригинальную
точку зрения ученого. Повторение экспериментов гарантирует, что то, что истинно
для одного исследователя, будет справедливым и для всех остальных.
Выдвижение предположений об универсальных законах, действующих во всей
Вселенной, оправдывает даже точку зрения, присущую всему человеческому
роду, поскольку то же самое знание может быть получено и другими видами.
Взгляд ниоткуда является решающим для успеха естественных наук.
В связи с этим возникает естественный вопрос: может ли существовать взгляд
ниоткуда на людей (то есть естественная наука о людях)?
Вызов, брошенный психологии естественными науками
Если принять во внимание проблемы включения традиционного способа
объяснения человеческого разума и поведения в рамки современных
естественных наук, не вызывает никакого удивления то, что психология весьма
запутанная сфера, охватывающая не только широкий спектр исследовательских
областей, но и многообразные подходы к исследованию и объяснению фактов. Я
перечислю здесь несколько ключевых проблем, которым мы посвятим
дальнейшие главы.
• Вызов, брошенный натурализмом. Цель естественных наук — дать
объяснения природным явлениям естественным образом, без привлечения
сверхъестественных сущностей и процессов, и в пределах универсальной
схемы, выходящей за рамки времени, места, истории и культуры. Можно
ли таким образом объяснить человеческий разум и поведение?
36 Часть I. Введение
снизу», она пытается описать и даже воссоздать жизнь анонимной массы людей,
которыми пренебрегала старая история. Как отмечал Питер Стерне, «когда
историю менархе повсеместно станут признавать столь же важной, как и историю
монархии, приидем мы [новые историки]» (цит. по: G. Himmelfarb, 1987, р. 13).
«Новая история» в значительной степени верна традициям «духа времен», она
обесценивает роль отдельных людей, и согласно ей историю делают безличные
силы, а не поступки мужчин и женщин. Хотя новая история фокусирует свое
внимание на жизни обычных людей, она изображает их как жертв сил,
неподконтрольных этим людям. Случайность отрицается, как это описывается,
возможно, самым выдающимся историком этой школы, французом Фернаном
Броде:
Итак, когда я думаю об индивиде, я всегда склонен рассматривать его как пленника
судьбы, над которой он практически не властен; как путника на гигантской равнине,
призрачные границы которой сливаются с кругом горизонта. В процессе исторического
анализа, как мне это представляется (правильно или нет), в конце концов,
побеждает время. Право выбора, дарованное индивиду, автоматически ограничивает
его свободу, безжалостно отметая прочь сонм счастливых случайностей, которые могли
бы сыграть роль в его жизни... (цит. по: G. Himmelfarb, 1987, р. 12).
Новая история психологии описана Л. Фуромото:
Новая история склонна быть критичной, а не церемониальной; концептуальной, а не
просто историей идей; более всеобъемлющей, выходящей за рамки исследования
«великих». Новая история использует первоисточники и архивные материалы и
меньше полагается на вторичные источники, которые нередко приводят к передаче
анекдотов и мифов от одного поколения авторов учебников к другому. И наконец,
новая история пытается проникнуть в глубины мышления того или иного периода,
чтобы увидеть проблемы такими, какими они возникали в свое время, а не искать
предшественников современных идей или писать историю, оглядываясь назад (L. Furomoto,
1989, р. 16).
За исключением призыва к более широкому охвату материала при написании
истории, описание новой истории психологии, данное Л. Фуромото, вполне
справедливо и для старой доброй традиционной истории.
Хотя новая история стала основным направлением, она породила и
продолжает порождать ряд противоречий (G. Himmelfarb, 1987). Традиционных
историков больше всего удручает отказ от повествования ради анализа, отрицание
случайностей и эффективности действий людей. Недавно появились критические
отзывы, настаивающие на повествовательном стиле, роли случайностей и
важности действий индивидов. Например, Джеймс Макферсон (James
McPherson, 1988) в своей блестящей книге «Боевой клич свободы» (Battle Cry of
Freedom) считает повествование единственным способом изложения истории
Гражданской войны в США, а в конце делает вывод о том, что воля и лидерские
качества людей (политический гений Линкольна и военный — генералов Гранта и
Шермана) способствовали победе северян в этой войне.
Какое же место в широком интервале между старой и новой историей занимает
данная книга? Да, я действительно находился под влиянием новой истории
психологии и использовал ее, но моя работа отнюдь не полностью принадлежит к
новой истории. Я чувствую глубочайшее родство с традиционной историей идей
и,
Глава 1. Психология, наука и история 43
Библиография
Литература по философии науки очень обширна. Весьма хорош недавно
вышедший обзор: David Oldroyd, The Arch of Knowledge (New York: Methuen,
1986). Несколько ранее вышел обзор, который широко цитируется как одна из
лучших работ своего времени. Его можно найти во введении в книгу: Frederick
Suppe, Structure of Scientific Theories (1977). Science and Philosophy: The Process of
Science (Dordrecht, The Netherlands: Martinus Nijhoff, 1987), под редакцией Nancy J.
Nersessian, содержит подборку статей ведущих философов науки, написанных для
неспециалистов. Книга: Wesley Salmon, Scientific Explanation and the Causal
Structure of the World (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1989)
представляет собой всеобъемлющую историю проблемы научного объяснения,
принадлежащую перу одного из светил в этой области; У. Салмон является
реалистом, но в этой же книге его друг П. Китчер дает свой комментарий,
написанный с антиреалистических позиций. Интересная трактовка проблемы
отношений реализма и антиреализма приведена в книге: Arthur Fine, Unnatural
Attitudes: Realist and Instrumentalist Attachments to Science, Mind, 95 (1986). А.
Файн утверждает, что обе эти точки зрения отличаются противоположными
крайностями и страдают метафизическим и гносеологическим инфляционизмом
соответственно. О реализме в физике см.: Nick Herbert, Quantum Reality (New
York: Doubleday, 1985), великолепное введение в современную квантовую физику
и ее многочисленные тайны. Воспринимаемый взгляд (The Received View) на
теории детально рассмотрен и подвергнут критике в уже упоминавшемся
введении, написанном Зуппе. Книга: С. W. Savage, Scientific Theories
(Minneapolis: University of Minnesota Press, 1990) — это сборник эссе (со
вступительным словом К. Сэвиджа) о современных подходах к научной теории,
особенно бэйзианские соображения, и свежая статья Т. Куна, посвященную
несоразмерности. Книга: W. H. Newton-Smith, The Rationality of Science (London:
Routledge & Kegan Paul, 1981) дает общее представление о рационалистическом
взгляде в науке. Работа: Ronald N. Giere, Philosophy of Science Naturalized, Philosophy
of Science, 52 (1885), 331 -356, утверждает противоположную точку зрения. Самой
свежей работой об эволюционных рамках понимания истории науки является
книга: David Hull, Science as a Process: The Evolutionary Account of the Social and
Conceptual Development of Science (Chicago, University of Chicago Press, 1988).
Эмпирические
44 Часть I. Введение
Заложение основ
нормальные дети дают правильный ответ без всяких инструкций. Аутичные дети
демонстрируют в этом задании худшие результаты, а некоторые аутисты остаются
слепыми к мнению других людей на протяжении всей своей жизни. Практическая
психология, а возможно даже сама психология, по-видимому, является древним и
фундаментальным наследием ЭЭА.
Кочевой образ жизни собирателей и охотников, типичный для ЭЭА, закончился
с сельскохозяйственной революцией, происшедшей около 10 тыс. лет назад, когда
люди перешли к оседлому образу жизни, а также к выращиванию своей пищи
вместо ее преследования. Наряду с сельским хозяйством возникли первые
организованные, иерархически структурированные общества и грамотность. По
мере развития цивилизации мы находим первые размышления об устройстве
физического мира и первые формальные теории о работе человеческого разума. В
этот период возникали и исчезали народы и империи, возводились и обращались
в руины города, но основной образ жизни людей — сельское хозяйство, претерпел
мало изменений вплоть до конца XIX столетия. Если бы наблюдатели-
инопланетяне взяли случайную выборку людей на протяжении этих многих
тысячелетий, она состояла бы почти исключительно из крестьян, которые,
независимо от того, когда они жили, легко поняли бы проблемы и несчастья друг
друга, такие как сезонные трудности и жестокость сборщиков налогов.
В течение сельскохозяйственного периода психологией, равно как и тем, что
мы сегодня называем точными и гуманитарными науками, занимались
философы, и она была, при всех своих намерениях и целях, своего рода хобби,
любопытным выяснением чувств, ощущений и мыслей. Общественно и лично
значимые идеи о разуме (или душе) и поведении носили религиозный характер
и имели отношение к великому вопросу о том, что (если вообще что-либо) лежит
за порогом смерти, а также к тому, как правильно себя вести в нравственном
отношении при жизни.
Низвержению традиционного, почти неизменного, сельскохозяйственного
образа жизни положила начало научная революция XVII в. Возможно, что
идея систематического, рационального планирования, выросшая из точных наук,
оказалась для повседневной жизни более важной, чем все сделанные научные
открытия и технологические достижения. Ученые стремились и стремятся не
принимать традиции, а систематически ниспровергать старые убеждения. Здесь
важны оба слова. Наука — это чрезвычайно структурированная,
организованная и рациональная сфера деятельности, в ней нет места
наслаждению традициями, она пытается заменить старые ложные взгляды на
новые и лучшие. Начиная с XVII в. (см. ниже), научные взгляды начали влиять
на общественное мышление, пытаясь низвергнуть традиционный образ жизни и
заменить его новым — более рационально планируемым и тщательно
организованным. Именно в то время научное исследование разума, мотивов и
поведения стало больше чем просто увлечением, хотя оставалось в большей
степени предметом рассуждений, нежели источником практического
применения.
Научная революция начала изменять повседневную жизнь не раньше конца
XIX столетия. Наука породила промышленную революцию, повлекшую за
собой возникновение больших современных городов. Люди больше не жили
со-
Глава 2. Заложение основ 47
Эпоха Возрождения
Эпоху Возрождения заслуженно хвалят за расцвет искусства. В истории
психологии она ознаменовала переход от Средневековья к новому времени.
Отчетливым проявлением Ренессанса было возрождение гуманизма:
возвращение важной роли отдельных людей и их жизни в этом мире, что было
прямой противоположностью средневековым представлениям о феодальном
социальном положении и религиозным верованиям о будущей жизни на
небесах или в аду. Поскольку психология — это наука о разуме и поведении
индивидов, она в неоплатном долгу перед гуманизмом.
Античность и современность: возрождение гуманизма. Хотя Ренессанс помог
рождению современной светской жизни, он начинался (например, в работах Фран-
ческо Петрарки, 1304-1347) со взгляда назад, а не вперед. Писатели эпохи
Возрождения высмеивали средние века как темный и иррациональный период,
восхваляя классическую эпоху как век просвещения и мудрости. «Партия
античности» верила, что лучшее, что можно сделать, — это подражать расцвету
Древней Греции и Древнего Рима. На протяжении XVIII столетия, века
просвещения и разума, художники, архитекторы и политики продолжали искать
образцы вкуса, стиля и разумного правления в античном наследии.
Гуманизм Возрождения переключил человеческую пытливость с
погруженности в Бога и небеса на изучение природы, в том числе и человеческой
натуры. Освободившись от религиозных запретов на вскрытие человеческого
тела, художник Леонардо да Винчи (1452-1519) и физиолог Андреас Везалий
(1514-1564) занимались детальным изучением анатомии человека, пытаясь
взглянуть на тело как на сложную, но доступную пониманию машину, ключ к
научной психологии. Еще на заре цивилизации люди пристально следили за
природой, но редко вмешивались в ее работу. Однако в эпоху Возрождения
отношения человека с природой начали принимать совершенно новые очертания.
Под предводительством Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) ученые начали задавать
вопросы природе посредством экспериментов и пытались использовать
полученные знания, чтобы контролировать ее. Бэкон сказал: «Знание — сила». На
протяжении XX столетия психология следовала этой максиме, стараясь
превратиться в средство повышения благосостояния людей. Начало
прикладной психологии положил итальянский политический писатель Николо
Макиавелли (1469-1527), пришедший к выводу о необходимости знания
человеческой природы для успешности политической власти. Не отказываясь от
религиозных представлений о добре и зле, Макиавелли рассматривал человече-
Глава 2. Заложение основ 49
Научная революция
История научной психологии начинается с научной революции. Научная
революция сделала гораздо больше, чем просто породила идею о том, что
психология могла бы стать наукой; для развития психологии она дала начало
новым фундаментальным концепциям разума и тела. Научная революция
создала концепцию сознания, объединившую первых психологов, и породила
представление о том, что Вселенная представляет собой машину, что
предполагало, что и живые существа являются органическими машинами. .
50 Часть I. Введение
Но ничто не принуждает мой разум выносить приговор о том, что должно быть белым
или красным, сладким или горьким, шумным или молчаливым, ароматным или
зловонным. Следовательно, я думаю, что вкус, запах, цвет и так далее существуют
только в моем сознании, поэтому, если убрать живые организмы, все эти свойства
исчезнут без следа.
Ключевое слово в этом отрывке — «сознание». Для античных философов
существовал только один мир: реальный физический мир, с которым мы
непосредственно соприкасаемся. Но представление о вторичных сенсорных
свойствах породило новый мир, внутренний мир сознания, населенный
психическими объектами — идеями, обладающими свойствами, которые
отсутствуют у самих объектов. Подходя к познанию с точки зрения образов, мы
воспринимаем объекты не непосредственно, а опосредованно, посредством образов
— идей, возникающих в нашем сознании. Некоторые вторичные свойства
относятся к физическим признакам, реально присущим объектам. Например, цвет
соотносится со светом с различной длиной волны, который воспринимает наша
сетчатка. То, что цвет не является первичным свойством, подтверждает наличие
людей, не различающих цветов (дальтоников), у которых цветовое восприятие
ограничено или вообще отсутствует. Сами объекты не окрашены, цвет имеют
лишь их образы. Другие вторичные свойства, например красота или доброта,
вызывают больше колебаний, поскольку не имеют никакого отношения к
физическим фактам, а существуют только в сознании. Согласно современным
представлениям, красота и доброта суть субъективные суждения, выработанные в
соответствии с культурными нормами, возникшими при трансформации опыта,
выкованного научной революцией.
Создание психологии: Рене Декарт
Идеи Ренессанса и научной революции слились воедино в работах Рене Декарта
(1596-1650), заложившего основы теорий о разуме и теле, которые послужили
фундаментом для создания психологии. Набожный католик и одновременно
ученый-практик, Декарт попытался совместить религиозную веру в
существование души с механистическим взглядом на материальную вселенную
как некий часовой механизм, подчиняющийся жестким математическим
законам. Хотя многие из весьма специфических утверждений Декарта были
позднее отвергнуты, заданные им рамки сохранялись на протяжении нескольких
веков. Декарт утверждал, что люди представляют собой души, соединенные с
механическими телами. Животные, по его мнению, — бездушные машины.
Душе он приписывал единственное психическое свойство — мышление
(широко известно его высказывание «Я мыслю, следовательно, я существую»),
включающее в себя самосознание и язык.
Душа и тело. От древнегреческой философии и медицины Декарт
унаследовал проблему, которая стала гораздо более насущной во время научной
революции. Люди и животные обладают тем, что обычно называют психикой;
так, очевидно, что животные обладают восприятием, памятью и способны к
научению. Следовательно, поскольку животные не имеют души, то восприятие,
научение и память должны быть функциями тела, а не души или разума.
Понимание этого привело многих мыслителей к формулированию двух идей о
разуме и теле, кото-
52 Часть I. Введение
этот новый мир, как в те времена исследователи активно изучали Новый Свет
Западного полушария. Методом естественных наук было наблюдение.
Исследование нового мира сознания потребовало создания нового метода —
интроспекции (самоанализа).
Интроспекция. Представление о сознании, населенном идеями, породило
вторую, отличающуюся от картезианской, позицию по отношению к опыту,
которая дала толчок развитию психологии. Можно исследовать идеи не как
проекции внешнего мира, а как объекты субъективного мира сознания. Декарт
предложил отступать от опыта и подвергать его сомнению. Хорошим способом
понять картезианский театр является современное искусство, возникшее в XIX
в., практически одновременно с научной психологией. До импрессионистов
художники, в основном, пытались рисовать людей и пейзажи так, как они есть.
Так, портрет Наполеона интересен для нас, поскольку дает представление о том,
как он выглядел. Реализм в живописи олицетворял традиционное отношение к
опыту; наши интересы касались изображенного объекта, а не самой
живописи. Но начиная с импрессионистов художники стали придерживаться нового
отношения к искусству, призывая людей смотреть на полотно, а не сквозь него
на окружающий мир. Они попытались постичь субъективный опыт, то, что
художник видел и чувствовал в какой-то момент. Первые экспериментальные
психологи делали то же самое, прося наблюдателей описывать, какие вещи
возникают в сознании, а не спрашивая, как, по мнению наблюдателей, дело
обстоит в действительности.
Психология была создана интроспекцией, являющейся отражением «сцены
сознания». Ученые-естественники исследуют объективный мир природы, мир
физических объектов; психологи всматриваются в субъективный психический мир
идей. Перед психологами была поставлена задача понять, из чего возникают
вторичные свойства. Если цвет не существует в мире, то почему же и как мы
видим цвет? Кроме того, Декарт сделал психологию важной для философии и
науки. Чтобы искать истину, конструировать современное мировоззрение,
философия и наука должны были отделить объективный опыт от субъективных
порождений сознания.
Физиологический подход. Как ученый, а особенно как автор «Человека»,
Декарт принял участие и в другом важном проекте, положившем начало научной
психологии: выяснении связи разума и мозга. По мере развития медицины
различные мыслители выдвигали предположения о том, как процессы в мозге и
нервной системе обусловливают восприятие и поведение. Представители наиболее
выдающейся медицинской школы средневековья — арабские врачи выдвинули
идею локализации функции, утверждая, что различные психические возможности,
или способности, такие как воображение или память, располагаются в
различных частях головного мозга. Хотя врачи древности видели связь между
психическими и физиологическими процессами, только немногие напрямую
отвергали существование души. Те, кто отвергал существование индивидуальной
души, продолжал верить в дух, оживляющий живые организмы, уход которого
вызывает смерть. Даже натуралисты эпохи Возрождения тяготели к тому, чтобы
приписывать нечто вроде души живым тканям.
54 Часть I. Введение
Рис. 2.1. Искусственная рука и кисть, разработанные Амбруазом Паре (Источник: Heller,
Labour, Science and Technology in France, 1500-1620)
Глава 2. Заложение основ 55
мир идей, а идеи связаны воедино психической силой ассоциаций. В этом мире
идей мы можем представлять себе вещи, не существующие на самом деле и
представляющие собой всего лишь комбинации более простых идей, которые
самостоятельно составляет разум. Таким образом, химерический единорог
представляет собой лишь идею, будучи комбинацией двух других идей,
которые относятся к объектам: идеи лошади и идеи рога. Подобным образом и
Бог является химерической идеей, состоящей из идей всеведения, всемогущества и
родительской любви. «Я», по мнению Юма, также разлагается на составные части.
Он исследовал личность и не смог найти в сознании ничего, что не было бы
ощущением, полученным из окружающего мира, от тела. Будучи хорошим
эмпириком, Юм пришел к заключению, что, поскольку личность недоступна
наблюдению, она представляет собой своего рода психологическую химеру, хотя
ему и было неясно, как именно она сконструирована. Юм вычеркнул душу из
картезианского театра, оставив лишь его сцену в качестве психологической
реальности.
Казалось, что психология Юма сделала научное знание недостоверным. Наша
идея причинности — краеугольный камень науки — химера. Мы не видим причин,
нам доступна лишь череда последствий, которую мы дополняем субъективным
чувством, чувством необходимости связи между эффектом и его причиной. В
общих чертах невозможно доказать любые универсальные утверждения типа
«Все лебеди белые», поскольку их можно подтвердить только дальнейшим
опытом. Однажды мы можем обнаружить, что несколько лебедей — черные
(кстати, они живут в Новой Зеландии). Казалось, Юм доказал, что мы ничего не
можем знать наверняка о том, что находится за пределами наших
непосредственных ощущений. Наука, религия и мораль были подвергнуты
сомнению, поскольку они содержат тезисы или зависят от утверждений, лежащих
за пределами опыта. Юма не беспокоил этот вывод; он предвосхитил позднейший
послереволюционный прагматизм Ч. С. Пирса и Уильяма Джеймса. Юм говорил,
что убеждения, сформированные человеческим разумом, недоказуемы с помощью
рациональных аргументов, но они разумны и полезны, так как помогают нам в
повседневной жизни. Однако другие мыслители считали, что философия пошла
по ложному пути.
Традиция реализма
Последователи Юма, шотландские философы под предводительством Томаса Рида
(1710-1796) поставили диагноз и предложили лечение. Беркли и Юм бросили
вызов здравому смыслу, высказав предположение о том, что внешние объекты не
существуют или, даже если существуют, мы ничего не можем достоверно знать о
них или о каузальных связях между ними. Рид выступил в защиту здравого
смысла и против философии, утверждая, что путь идей привел философов к своего
рода безумию. Рид переработал более раннюю реалистическую традицию, вернув
ее к жизни. Мы видим сами объекты, а не их внутренние образы. Поскольку мы
воспринимаем мир непосредственно, мы можем отказаться от имматериализма
Беркли и скептицизма Юма как абсурдных последствий ложной концепции, пути
идей. Рид был сторонником своего рода формы нативизма. Бог создал нас,
наделил нас психическими возможностями, способностями, на которые мы можем
полагаться, получая точную информацию о внешнем мире и его
функционировании.
58 Часть I. Введение
дей? Декарт отвечал, что я знаю внутри самого себя, что я думаю, и что я выражаю
свои мысли языком. Следовательно, любое существо, обладающее языком,
обладает также и мыслящей душой. Поскольку язык есть только у людей, только
люди обладают душой.
Проблема других разумов не имела большого значения вплоть до XIX в., когда
идея эволюции получила широкое признание. Из эволюции следовало, вопреки
Декарту, что животные обладают разумом, хотя и более простым, чем мы.
Предвестником современных споров о разуме других существ стала книга
«Человек-машина», в которой Ламетри рассматривал эту проблему с
материалистической позиции. Он предложил обучать языку человекообразных
обезьян так, как это делают с глухими детьми. Если обезьяны смогут научиться
языку, Декарт будет опровергнут, а существование души подвергнуто сомнению.
В XX в., когда Ноам Хомски возродил тезис Декарта о том, что способность к языку
является видо-специфичной способностью человека, некоторые физиологи
подвергают проверке гипотезу Ламетри. Так, специалист в области компьютерной
техники А. М. Тьюринг (1912-1954) заявлял, что мы будем знать, что компьютеры
разумны, когда они станут так же хорошо пользоваться языком, как это делают
люди.
что угодно, тогда, как позднее говорили Джон Уотсон и Б. С. Скиннер, мы можем
заставить людей соблюдать порядок. По природе мы не злы и не добры, добрыми или
злыми нас делает общество. Традиции и религия сделали людей невежественными
и, следовательно, плохими, но при помощи надлежащего обучения и образования
людей можно сделать по-настоящему совершенными. Такое видение вдохновило
одних и ужаснуло других, но является ли оно правильным, зависит от психологии.
Контрпросвещение
Противники Просвещения убедились в своей правоте, когда начатая
просветителями Французская революция вылилась в жесточайший террор.
Противодействие идеологии Просвещения стало нарастать, что привело к
необходимости нового понимания человеческой природы и человеческой жизни.
Корни контрпросвещения лежали в эпохе научной революции. Современник
Декарта, Блез Паскаль (1623-1662) был математиком и физиком, питавшим
отвращение к картезианскому благоразумию. Он был религиозным человеком и
испытывал отвращение к той бессмысленной вселенной, которую рисовала наука.
Паскаль пришел к заключению, что разум сам по себе бесполезен для
руководства жизнью. Он писал: «У сердца есть свои собственные мотивы,
которых разум не понимает». Паскаль задался важным и вечным
психологическим и нравственным вопросом: какую роль должны играть эмоции,
чтобы вести правильную жизнь? Со времен стоиков и вплоть до Просвещения
партия разума страстно настаивала на том, что эмоции следует игнорировать,
подавлять, даже вычеркивать, поскольку разум предлагает самый лучший путь к
истине. По мнению Паскаля и романтиков — сторонников контрпросвещения,
разум, предложив картину вселенной, лишенной смысла, и науки, лишенной
нравственных авторитетов, зашел в тупик. Они обратились к эмоциям и другим
иррациональным сторонам человеческой природы для того, чтобы восполнить
недостатки разума.
Романтические идеи неожиданно возникали в разных местах. Юм писал, что
«разум является рабом страстей». Страсть ставит нам цель; разум вычисляет, как
ее достигнуть. Концепция каузальности имеет иррациональные корни в
человеческом убеждении о том, что эффект должен проистекать из причины.
Нравственное чувство шотландцев было интуитивным, нерациональным
восприятием правильного и ложного. Трансцендентальное Эго Канта лежит за
пределами рационального знания, а впоследствии идеалисты говорили, что мир
стал существовать благодаря романтическому акту воли. Первым романтиком,
оказавшим огромное влияние, стал Жан-Жак Руссо (1712-1778). Будучи
противником Гоббса, Руссо говорил, что люди по своей природе добродетельны и
являются миролюбивыми благородными дикарями, испорченными обществом.
Выступая против Просвещения, он утверждал, что правда всегда принадлежит
велениям сердца и что наука сделала людей хуже, а не лучше. Люди должны
бежать от воспитательной системы Просвещения из городов в сельскую местность
и вести там простую жизнь.
Историко-культурная традиция также была связана с контрпросвещением.
Выступая против Декарта, Гердер писал: «Я чувствую! Я существую!» Его девиз о
том, что мы живем в мире, который создаем, привел к более уважительному
отношению к культуре и истории, чем то, которое наблюдалось у философов
Просве-
64 Часть I. Введение
Наука и ее методология
Обсуждение вопросов, касающихся содержания предмета психологии,
определяло статус психологии как науки. Может ли психология, особенно
определяемая как исследование сознания, вообще быть наукой? А если да, то какой
наукой она должна быть и какие методы использовать? Эти вопросы обсуждались
на протяжении XIX столетия.
Психология бросает вызов науке. Некоторые мыслители выражали серьезные
опасения по поводу того, может ли вообще существовать наука о разуме и
сознании. В Германии самые серьезные возражения против психологии как науки
высказывались последователями Канта, немецкими идеалистами, и их
аргументация задержала развитие психологии в университетах Германии.
Различные возражения были выдвинуты и основателем позитивизма, Огюстом
Контом (1798-1857), оказавшим серьезное влияние на психологию в Англии и
США.
Идеалисты сомневались в том, что можно количественно оценить сознательный
опыт, эмпирическое Эго. Опыт можно описать качественно, но без количественных
оценок более чем одного измерения не может быть психического эквивалента
математических законов Ньютона и, следовательно, науки о разуме. Еще более
важной была невозможность изучать личность, трансцендентальное Эго.
Поскольку личность обладала опытом, как считали идеалисты, она не могла быть
объектом опыта. Таким образом, высшие мыслительные процессы — уникальная
собственность трансцендентального Эго — невозможно наблюдать. Психология, из
которой исключено исследование мышления, величайшей способности людей, не
заслуживает звания науки. Один из величайших споров психологии,
противоречие безобразного мышления (см. главу 13), возник из проблемы
доступности мышления наблюдению.
Конт предложил иерархию наук, из которой исключил психологию. Основной
наукой была физика, на которой базировалась химия, служившая фундаментом
биологии, лежавшей, в свою очередь, в основании новейшей и несомненной науки
социологии. Конт полагал, что душа (psuche) не существует, поэтому не может быть
и науки (logos) о ней. Он выражал надежду на то, что френология, биологическая
наука о мозге, даст знания о человеческой природе, необходимые социологам.
Позднее идеи Конта были дополнены логическими позитивистами, философия
науки которых давала аргументы для того, что дать психологии новое
определение — науки об общественно наблюдаемом поведении (см. главы 6-8).
Защита психологии как естественной науки. В Великобритании философы-
эмпирики разработали альтернативную концепцию разума, более дружественную
по отношению к науке. Самое большое значение для психологии имели труды
Джона Стюарта Милля (1806-1873), который непосредственно отвечал на
вопросы Канта и Конта. Он утверждал, что мы наверняка можем наблюдать
сознание, поведение и некоторые аспекты мышления с различной степенью
точности и создать научную дисциплину, занимающуюся разумом. Подобно
метеорологии, эта дисциплина может никогда не достичь точности физики, но
она заслуживает звания науки и будет полезной в практическом отношении.
Прагматический подход Милля к определению науки и психологии получил
развитие в трудах его друга и последователя Александра Бэйна (1818-1903) и,
благодаря ему, в работах первых американских психологов. Однако до Граждан-
3 Зак. 79
66 Часть!, Введение
1
Сейчас практически невозможно перевести слово Volkerpsychologie. Буквально оно означает
«психология народов», но этот и другие переводы ведут к путанице.
Глава 2, Заложение основ 69
ное изучение мозга. Даже его критики признавали, что Галл был блестящим
анатомом мозга человека и животных. Он был первым ученым, занимавшимся
психологией поведения, который исследовал мозг и поведение, вместо того
чтобы изучать интроспективное сознание. Его биологическая ориентация привела к
тому, что он взглянул на психические способности как на адаптивные функции
головного мозга, предвосхитив тем самым постдарвиновскую психологию. В
отличие от философов, особенно идеалистов, которые верили в идентичность
личностей всех людей, Галл исследовал индивидуальные различия, что позднее
стало основной целью психологии.
Но ошибочный метод Галла и псевдонаука френология, которую
последователи построили на базе его исследований, нанесли сильный вред тезису
о локализации функций. Не обладая современными методами исследования
мозга живых организмов, Галл пытался установить корреляции между
различиями в мыслительных способностях людей и размером различных областей
мозга. Он думал, что большие области мозга создают бугры в черепе человека, а
маленькие области формируют углубления между ними. Например, с этой
позиции он исследовал убийц и музыкантов в поисках черепных бугров,
ответственных за убийство и мелодию. Начиная с Дж. К. Спурцгейма (1776-
1832), френологи превратили искаженное учение Галла о мозге и разуме в
первую популярную психологию. Они на спекулятивных основаниях закончили
карту Галла, обучая своих последователей, как можно исследовать самих себя и
других людей, ощупывая выпуклости на голове. Особенно популярна френология
была в Соединенных Штатах, где ее приверженцы изучали индивидуальные
различия и использовал психологию для нужд бизнеса и осуществления
социальных реформ, затмив собой в прагматичной Америке направление
немецкой психологии.
Очевидная глупость френологии способствовала тому, что авторитетные
мыслители отвергли идею локализации функций. Александр Бэйн, например,
систематически исследовал заявления френологов, утверждая, что те же факты
могли быть обусловлены ассоцианизмом и что отнюдь не обязательно
привлекать сюда гипотезу отдельных церебральных органов. Уважаемый
французский ученый М. Ж. П. Флоранс (1794-1867) выступал с нападками на
теорию локализации функций. Основываясь на достаточно непродуманных
опытах, он выдвинул тезис об эквипотенциальное™, утверждая, что большие
полушария головного мозга работают как одно целое и выполняют только одну
функцию мышления, или интеллекта. Френология оказалась вытолкнута за
пределы научной респектабельности, а идея локализации мозговых функций
постепенно зачахла.
Природа передачи нервных сигналов. Другим направлением в неврологии было
исследование нервной системы. Луиджи Гальвани (1737-1798)
продемонстрировал, что нервы проводят импульсы посредством электричества,
а не «животных духов» (animal spirits), как верили раньше. Франсуа Мажанди
(1783-1855) экспериментально продемонстрировал, что нервы передают
импульсы только в одном направлении: афферентные (чувствительные) нервы
проводят импульсы к головному и спинному мозгу, а эфферентные
(двигательные) — от головного и спинного мозга к мышцам. Британский врач
Чарльз Белл (1774-1842), по-видимому, независимо, выдвинул эту же самую
гипотезу. На протяжении всего столетия мно-
Глава 2. Заложение основ 73
жество ученых внесли свой вклад в понимание работы нервной системы на уровне
клетки, или индивидуального нейрона, и в развитие теории синапсов, маленьких
щелей, посредством которых осуществляется связь нейронов.
Рефлекторная теория мозга. Тем временем тезис о локализации функции
постепенно возвращал себе уважение. Нейрофизиолог-клиницист Пьер Поль
Брока (1824-1880) совершил важное открытие. В 1861 г. он смог показать связь
между повреждением определенного участка коры левого полушария (сейчас он
называется зоной Брока) и утратой определенной психической способности —
языка. В 1870 г. Густав Фриц (1838-1927) и Эдуард Хитциг (1838-1907)
экспериментально продемонстрировали локализацию функций в мозге собаки,
что знаменовало рождение «новой френологии». Но установленная в ходе
экспериментов локализация функций не совпадала с картой Галла. Вместо
активных мозговых органов, например органа воровства, Фриц и Хитциг
открыли центры, контролирующие определенные движения конечностей собаки.
Две ветви исследований слились воедино и дали общую картину строения и
функционирования мозга и нервной системы в работе Дэвида Феррьера (1843—
1928) «Функции головного мозга», опубликованной в 1876 г. Афферентные
нейроны передают сенсорную информацию мозгу, специализированные
чувствительные зоны которого дают представление о мире. Нейроны так
называемой ассоциативной коры соединяют чувствительные центры с
двигательными, которые посылают эфферентные сигналы, контролирующие
ответную реакцию на раздражители. Эта концепция мозга и нервной системы
была скроена для объединения с ассоцианиз-мом. Поскольку мозг —
рефлекторное устройство, связывающее раздражитель с ответной реакцией, разум
считался ассоциативным устройством, объединяющим ощущения друг с другом
и с действиями. За интеграцию выступали многие европейские авторы, а в
Британии самым горячим ее сторонником был Бэйн. Казалось, что психология
обладает хорошей материальной базой, на которой можно возводить здание
естественной науки.
В конце концов, было доказано, что рефлекторная теория мозга слишком
упрощена. Например, она ничего не говорит о сложной нейрохимии, имеющей
место в головном мозге. На первых этапах для психологии было гораздо важнее
то, что она отвергала представление Галла о мозге как о собрании органов,
активно вызывающих то или иное поведение, и вместо нее склонялась к
картезианскому пониманию машины как простого устройства типа «тяни-
толкай». Рефлекторная теория рассматривала мозг как некое подобие
старомодного телефонного коммутатора, пассивно соединяющего входящие
стимулы с выходящими ответными реакциями. Причины поведения таились в
окружающей среде, содержащей раздражители, на которые реагировали
организмы, а не в мозге или разуме. Рефлективная теория подливала масла в
огонь материализма, делая невозможной свободу воли.
Рефлективная теория, часто объединяемая с эмпиризмом и ассоцианизмом,
сдерживала развитие теоретической психологии на протяжении целого века.
В качестве примера можно привести знаменитую теорию эмоций Джеймса,
впервые предложенную в 1880-х гг. (см. главу 5). Джеймс говорил, что источник
эмоций кроется не в мозге, а в поведении: мы не убегаем от угрозы, потому что
испы-
74 Часть I. Введение
Психиатрия и неврология
Развитие психиатрии и неврологии в институтах. Среди людей всегда были
душевнобольные, но вплоть до XVIII в. с ними обращались очень плохо, даже
жестоко. Недавние заявления историков о том, что сумасшедшие счастливо
бродили по средневековым деревням и их стали запирать и подвергать дурному
обращению только в наше время, оказались мифами. Существовали частные и
публичные психиатрические лечебницы для сумасшедших, но большинство
больных оставались со своими домочадцами, которые, будучи не в силах
справиться с ними, запирали и притесняли их. В лечебницах дело обстояло
ненамного лучше: больным обычно просто предоставляли пристанище, а если и
лечили, то такими традиционными методами старой медицины, как
кровопускания и рвотные средства.
Новую область психиатрии вдохновили реформаторские импульсы
Просвещения, и она преследовала цель создания психиатрической больницы как
средства лечения сумасшедших. Термин «психиатрия» был введен Иоганном
Кристианом Рейлом (1759-1813) в 1808 г., хотя, чтобы прижиться, ему, как и
термину «психология», потребовалось несколько десятков лет. Психиатры эпохи
Просвещения в конце 1790-х гг. ввели в нескольких европейских
психиатрических лечебницах нравственную терапию. Под нравственной
терапией подразумевалась психотерапия, в противовес традиционному
медицинскому лечению. Целью нравственной терапии было не только
изолировать душевнобольных, но и лечить их. Она еще не была психотерапией, но
двигалась в этом направлении. В основе нравственной терапии была идея о том,
что пациентам можно вернуть здоровье, освободив их от их цепей, а затем дав им
возможность вести тщательно структурированную жизнь вместе с другими
больными. Огромное воздействие оказала книга Филлипа Пинела (1745-1826),
сделавшая нравственную терапию золотым стандартом для психиатрических
лечебниц после 1801 г. К сожалению, рост числа душевнобольных на протяжении
XIX в. одержал верх над благими намерениями первых психиатров, и к началу
XX столетия психиатрические лечебницы снова превратились в места, где
душевнобольных скорее содержали под стражей, а не лечили.
Психиатрия проникла в немецкие университеты несколько раньше, чем
психология, в 1865 г. благодаря усилиям Вильгельма Гризингера (1817-1868).
Поскольку в немецких университетах основное внимание уделяли
исследовательской работе, психиатрия приобрела более научный характер.
Ключевой фигурой в развитии современной психиатрии стал Эмиль Крепелин
(1856-1926). Огромной проблемой, с которой столкнулись психиатры, было то,
как разглядеть за беспорядочными симптомами саму болезнь. Крепелин был
психиатром, которого вдохновляли идеи физиологии, он проводил исследования
в лаборатории Вундта. Таким образом, получив подготовку ученого, он изучал
истории болезней, выискивая паттерны симптомов и исходов. Результатом его
исследований стало первое научное описание психиатрического диагноза —
dementia praecox, заболевания, известного сейчас под названием «шизофрения». Он
продолжал развивать нозологическую систему, произведшую революцию в
диагностике и лечении душевнобольных. Крепелин отвлек внимание от содержания
психотических симптомов — не имеет значения, связан ли бред параноика с сатаной
или государством, и делал упор на том, связаны или нет специфические симптомы с
причиной и последствиями основного заболевания.
Глава 2. Заложение основ 79
Заключение
К последней четверти XIX в. был заложен фундамент психологии как
естественной науки. Научная психология имела три источника, возникших
примерно в одно и то же время. Первым источником традиционно считают
психологию сознания, поскольку Вильгельм Вундт стал первым доктором
философии по разделу психологии и потому, что психология сознания была
построена на наследии философской психологии и прошла долгий путь
превращения в научную дисциплину. Вторым наиболее известным источником
является психология бессознательного — психоанализ Зигмунда Фрейда.
Поскольку психоанализ начинался в рамках психиатрии, Фрейд настаивал на том,
что первый является наукой, а не просто практическим методом лечения
душевных заболеваний. В отличие от психологии сознания, психоанализ имел
широкие и длительные культурные последствия. Наконец, для академической
психологии, особенно в США и Великобритании, самым важным источником
стала психология адаптации. Во многих отношениях психология адаптации была
новейшим направлением, поскольку ее существование стало возможно только_
после выдвижения теории адаптивной эволюции. Психология адаптации задавалась
вопросами, неизвестными философской и психопатологической школам, самыми
важными из которых были те, каким образом эволюционировал разум ив чем
заключается преимущество разума в борьбе за существование.
Во всех трех перечисленных психологических школах представление о том, что
психология могла бы быть общественно полезной, отходило на задний план.
Сторонники немецкой психологии сознания рассматривали психологию как
чистую исследовательскую науку и сопротивлялись развитию «психотехник»,
хотя и не подавляли его полностью. Фрейд, хотя и стремился к тому, чтобы
психоанализ стал наукой, мерилом научной истины считал достижение
терапевтического успеха.
82 Часть I. Введение
Библиография
Поскольку эта глава представляет собой краткое резюме, я отказался от ссылок и
вместо них привожу выборочную библиографию. Желающие получить ссылки могут
обратиться к книге Томаса Г. Лихи «История психологии» (Thomas H. Leahey, A
History of Psychology, 5"' edition (Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall, 2000), chaps.
2-6).
Общие работы
Книга Дэвида Фромкина «Путь мира» (David Fromkin, The Way of World, New York:
Knopf, 1998) представляет собой великолепный краткий (всего 224 страницы)
очерк мировой истории, освещающий три эры жизни людей, которых я бегло
коснулся в начале этой главы. По вопросам эволюционной психологии см.: Дж.
Бар-коу, Л. Космидес и Дж. Туби, «Адаптированный разум: эволюционная
психология и направление культуры» (J. Barkow, L. Cosmides and J. Tooby, The
Adapted Mind: Evolutionary Psychology and the Direction of Culture, New York:
Oxford University Press, 1992). По вопросам эволюции людей в связи с
сельскохозяйственной революцией см.: Роджер Льюин, «Принципы эволюции
человека» (Roger Lewin, Principles of Human Evolution: A Core Textbook, Maiden,
MA: Blackwell, 1998). О теории разума как врожденного психического модуля см.:
Саймон Барон-Коэн, «Слепота разума: эссе об аутизме и теории разума» (Simon
Baron-Cohen, Mindblindness: An Eaasy on Autism and Theory of Mind, Cambridge, MA:
MIT Press, 1995). Два серьезных автора высказали предположение о том, что с
1980 г. в мире происходят революционные изменения. Питер Дракер (Peter
Drucker) разработал идею рационального управления большими предприятиями;
в своих работах «Эпоха социальных трансформаций» {The Age of Social
Transformation, «Atlantic Monthly», November 1995) и «Посткапиталистическое
общество» (New York: Harper Business, 1994) он описывает уходящую
индустриальную эпоху и наступающую эпоху информации. Фрэнсис Фукуяма
(Francis Fukuyama) согласен с заключениями П. Дракера и привлекает
эволюционную психологию для того, чтобы сделать предсказания
относительно жизни людей в эпоху постмодернизма, см. его работу «Великий
раскол: человеческая природа и воссоздание общественного порядка» (The Great
Disruption: Human Nature and the Reconstitution of the Social Order, New York, Free
Press, 1999).
По поводу общей истории Европы, где проходило становление психологии, см.:
Норман Дэвис, «Европа: история» (Norman Davies, Europe: A History, Oxford: Oxford
University Press, 1996), или Дж. М. Роберте, «История Европы» (J. M. Roberts,
Глава 2, Заложение основ 83
A History of Europe, New York: Allen Lane, 1996). Обе книги пользуются большой
популярностью, но работа Н. Дэвиса, хотя и отличается полнотой охвата,
достаточно противоречива; она получила блестящие отзывы рецензентов в.
Англии, но много негативных рецензий от американских историков.
В отношении философии см. следующие книги: Роджер Скратон,
«Современная философия» (Roger Scruton, Modem Philosophy, New York, Allen
Lane, 1994); Тэд Хондерич «Оксфордское руководство по философии» (Ted
Honderich, The Oxford Companion to Philosophy, New York, Oxford University Press,
1995); А. Кении «Оксфордская история западной философии» (A. Kenny, The
Oxford History of Western Philosophy Oxford: Oxford University Press).
По физиологии см. следующие работы: Стэнли Фингер, «Происхождение
неврологии» (Stanley Finger, Origins of Neuroscience, NewYork: Oxford University Press,
1996); Луиза Маршалл и Хорас Мангуан, «Открытия в человеческом мозге» (Louise
Marshall and Horace Mangoun, Discoveries in the Human Brain, Totawa, NJ: Humana
Press).
По психологии см.: Томас Лихи, «История психологии: основные направления
психологической мысли» (Thomas Leahey, A History of Psychology: Main Currents in
Psychological Thought, 5th ed., Upper Saddle River, NJ: Prentice-Hall, 2000); Роджер
Смит, «История гуманитарных наук» (Roger Smith, The Norton History of the Human
Sciences, New York: Norton, 1997). Последняя работа посвящена в первую очередь
психологии, но затрагивает и остальные общественные науки.
Эпоха Возрождения
Классическая работа принадлежит перу Джейкоба Буркхардта — «Цивилизация
Ренессанса в Италии» (Jacob Burkhardt, The Civilization of the Renaissance in Italy,
New York: Mentor, 1862/1960); среди более поздних работ следует отметить: Дж. Р.
Хейл «Цивилизация Европы в эпоху Возрождения» (J. R. Hale, The Civilization of
Europe in the Renaissance, New York: Athaenium, 1994); Денис Хэй «Итальянский
Ренессанс на историческом фоне» (Denys Hay, The Italian Renaissance in its Historical
Background, Cambridge, England: Cambridge University Press, 1961); Лейси Болдуин
Смит «Елизаветинский мир» (Lacey Baldwin Smith, The Elizabethan World, Boston:
Houghton Mifflin, 1972). О Реформации читайте: Рональд Бэйнтон «Реформация в
шестнадцатом веке» (Ronald Bainton, The Reformation of the Sixteenth Century,
Boston: Beacon Press, 1956). О мыслителях Ренессанса см.: «Философия человека
эпохи Возрождения» (под ред. Э. Кассирер, П. О. Кристеллер и Дж. Г.
Рэндалл) (Е. Cassirer, Р. О. Kristeller and J. H. Randall, eds., Renaissance Philosophy of
Man, Chicago: University of Chicago Press, 1948); Пол Кристеллер, «Мыслители
Ренессанса» (Paul Kristeller, Renaissance Thought, New York: Harper & Row, 1961); Д.
Уилкокс, «В поисках Бога и себя: Мыслители Возрождения и Реформации» (L.
Wilcox, In Search of God and Self: Renaissance and Reformation Thought, Boston:
Houghton Mifflin, 1975); работа, в которой упор делается на преемственности, а не
разрыве между Средневековьем и Возрождением — Уолтер Улльман,
«Средневековые источники гуманизма Возрождения» (Walter Ullman, Medieval
Foundations of Renaissance Humanism, Ithaca, NY: Cornell University Press, 1977).
Обзор Средневековья и Возрождения см.: М. У. Тилли-ард «Картина
Елизаветинского мира» (М. W. Tillyard, The Elizabethan World-Picture, New Your:
Vintage Books). Недавно выдающийся литературный критик Гарольд
84 Часть I. Введение
Основание психологии
Психология сознания
В последней четверти XIX в. созрели условия для того, чтобы психология стала
автономной наукой. Мы увидели, что научная психология была обречена
возникнуть в качестве гибридного отпрыска физиологии и философии разума, в
середине века получившего название психологии. Вильгельм Вундт (1832-
1920) был врачом и философом, создавшим психологию как академическую
дисциплину. Он не повел свой народ, следующие поколения психологов, в страну
науки, но сделал так, что психологию признали независимой дисциплиной.
Окружение
Как мы узнали, психология возникла из различных источников. В этой главе мы,
в первую очередь, коснемся развития психологии как академической дисциплины
и экспериментальной естественной науки. Хотя сегодня мы принимаем идею
экспериментальной науки как должное, это было новым в развитии науки в XIX и
XX вв. Исаак Ньютон создал физику, исходя больше из наблюдения за небом, чем
из экспериментов, хотя он и был страстным экспериментатором в области
алхимии и оптики. Химия и физиология, как мы увидим в последней главе,
только что возникли в XIX столетии, а в медицину систематическое применение
экспериментального подхода проникло не ранее 1948 г., когда были опубликованы
первые клинические испытания с контролем лекарства стрептомицина. Таким
образом, когда В. Вундт выдвинул предположение о том, что психология,
традиционная область философии, должна стать экспериментальной наукой, это
был смелый шаг. Чтобы понять, что представляла собой ранняя экспериментальная
психология, необходимо познакомиться с местом ее рождения — немецкими
университетами.
Немецкий университет: наука и образование (Wissenschaft и Bildung). Победа
Наполеона над Пруссией в битве при Йене в 1806 г. изменила мир, хотя и не так,
как императорнадеялся или ожидал. Она привела к созданию современных
исследовательских университетов. Потерпевший поражение на поле битвы
прусский кайзер решил коренным образом модернизировать свою страну, в том
числе реформировав образов; лие. Начиная этот проект, Фридрих Вильгельм III
заявил: «Государство должно возместить интеллектуальной мощью потерянные
материальные ресурсы» (цит. по: D. К. Robinson, 1996, р. 87). Министр
образования попросил ученых разработать модель университета нового типа, в
соответствии с которой между 1807 и 1810 гг. был создан Берлинский
университет. С объединением в 1871 г. немецких государств во Вторую
германскую империю Бисмарка
90 Часть II. Основание психологии
щих взаимосвязей община формирует единое целое, единый народ или расу.
Общество — просто скопление изолированных индивидов, лишенных каких-либо
связей, за исключением гражданства и внешнего фасада «цивилизованных» манер.
Город, особенно такие новые крупные города, как Берлин, воплощали в себе все зло
общества. Города населены бродягами, иммигрантами, лишившимися корней и
преследующими индивидуалистические, главным образом корыстные, цели.
Будучи образованными людьми, Bildungburgerотнюдь не отвергали разум и
рассудок как таковые. Их пронизывало романтическое и кантианское неприятие того
узкого, вычисляющего рассудка, который они видели у Ньютона и Юма. Конечно,
для многих немецких «мандаринов» ньютонианская наука была врагом доброго,
истинного и красивого. Она изображала Вселенную как всего лишь машину,
движения которой можно вычислить посредством математики, лишенную духовного
и утонченного. Наука стимулировала подъем индустриализации, а машины и
фабрики заменили людей и органические связи по крови и духу. Более того,
состоящие из отдельных изолированных частей, машины и общество могут впасть в
хаос и анархию. Подразумевалось, что образование BildungburgerQbmo нацелено на
жизнь в настоящей общине. Как писал один автор-социалист, целью Bildung было
«взрастить все семена индивидуализма, но на благо целого» (цит. по: A. Harrington,
1996, р. 24).
Ценности Bildungburger ветру г начало в романтизме, идеализме И. Канта и
контрпросвещении И. Гердера. Их желание целостности восходит к политическому и
общественному опыту Германии XIX столетия. До 1871 г. Германия была идеей, а не
государством, подобным Франции или Британии. Немецкоговорящие народы жили в
центральной Европе в маленьких, даже крошечных, квазифеодальных государствах,
самым крупным из которых была Пруссия. Немецкий народ страстно желал
объединения в целостную великую Германию. Именно поэтому такое большое
значение придавалось изучению немецкой культуры и немецкого языка: оно
обеспечивало духовное единение. Впоследствии Пруссия во главе с Бисмаркам
действительно смогла объединить Германию, но это было не то единство, о котором
мечтали Bildungburger. Бисмарк правил новым рейхом кайзера огнем и мечом, а не
наукой и культурой. По иронии судьбы, Bildungburger не стали мандаринами в
китайском понимании, поскольку они не правили Германией, вопреки своим
надеждам. Немецкие профессора получили академическую свободу, отказавшись от
своих политических амбиций. В то же время урбанизация и индустриализация,
питавшие военную машину Пруссии, нанесли сильный урон ценностям общины,
угрожая превратить немецкий рейх в общество, которое, в свою очередь, могло
закончиться хаосом. Экономическое развитие угрожало перевернуть традиционную
сельскохозяйственную культуру Германии и заменить ее городским ландшафтом с
его эгоистичными и буржуазными индивидами. Немецкий промышленник и политик
Вальтер Ратенау, вслед за Аристотелем питавший отвращение к удовлетворению
личных интересов, писал:
Любой мыслящий человек с ужасом гуляет по улицам, в страхе взирая на
универмаги... Большая часть того, что там продается, чудовищно уродливо,
служит удовлетворению низменных страстей и приносит вред (цит. no: G.
Wiendienck, 1996, р. 516).
Подобные настроения Bildungsburger подпитывало еще и то, что эти товары были
очень популярны. Bildungsburger являлись «мыслящими людьми», которые
94 Часть II. Основание психологии
4 За* 79
98 Часть II. Основание психологии
вая это, Вундт считал, что лучшим способом построить теорию психологического
развития является изучение исторического развития человеческой расы. В своей
первой программе психологии он представлял исторический метод как
вспомогательный по отношению к главному методу психологии —
экспериментальной интроспекции. Но когда Вундт пересмотрел место психологии
как дисциплины, лежащей между естественными и общественными науками,
значение исторического метода сравнялось с важностью экспериментального.
Экспериментальный метод отвечал естественно-научным требованиям и
применялся к более строго физиологическим аспектам разума; исторический метод,
обращенный к общественно-научным требованиям применялся для внутренних
процессов психического творчества, проявляющихся в истории, особенно языке,
мифах и обычаях. Таким образом, когда Вундт изъял экспериментальную
интроспекцию из исследования высших психических процессов, в соответствии с
положениями самого влиятельного немецкого философа, идеалиста И. Канта,
отрицавшего доступность трансцендентного Эго для людей, он заменил ее
историческим методом психологии (Volkerpsychologie). В совокупности
экспериментальный метод и исторический составляют законченную, хотя и не
вполне естественно-научную, психологию.
Вундт за работой
Чтобы проиллюстрировать природу психологии Вундта, нам следует рассмотреть
два ее направления. В русле первого применяется экспериментальный метод
физиологической психологии к старому вопросу философской психологии:
сколько идей может содержать сознание в данный момент? Второе же предполагает
использование метода Volkerpsychologie для ответа на вопрос о том, как люди создают
и понимают высказывания.
Физиологическая психология. Если принять картезианский Путь идей, то
возникает естественный вопрос о том, сколько идей может содержать разум в
один момент? Вундт полагал, что традиционная философская интроспекция не
может дать достоверного ответа. Без экспериментального контроля бесполезно
пытаться подвергнуть интроспекции количество идей в разуме кого-либо,
поскольку их содержание время от времени меняется, и мы должны полагаться на
подверженные ошибкам воспоминания, чтобы получить факты из отчетов об
интроспекции.
На помощь призвали эксперимент, который дополнял и усовершенствовал
интроспекцию и давал при этом количественные результаты. Он представлял
собой модифицированную и упрощенную версию эксперимента Вундта. Давайте
вообразим, что мы смотрим на экран компьютера. К примеру, каждые 0,09 с на
экране вспыхивает сигнал. Этот стимул состоит из четырех столбцов и двух рядов
случайно подобранных букв, а ваше задание заключается в том, чтобы запомнить
как можно больше букв. То, что вы запомните, отразит, сколько простых идей
может быть воспринято за данный промежуток времени — это и есть ответ на
поставленный выше вопрос. Вундт обнаружил, что неопытные наблюдатели могут
запомнить около четырех букв, опытные — до шести, но не больше. Эти цифры
согласуются с современными данными о емкости краткосрочной памяти.
В ходе данного эксперимента можно наблюдать еще два важных явления.
Первое касается того, представлены ли буквы в случайных последовательностях
или
Глава 3. Психология сознания
деляет личность. Вслед за И. Кантом, Вундт (W. Wundt, 1986, р. 234) писал: «То,
что мы называем нашим Я, представляет собой лишь единство волевого акта плюс
универсальный контроль нашей психической жизни, который делает его
возможным».
Вундт также исследовал чувства и эмоции, поскольку они явно были частью
сознательного опыта. Он часто использовал чувства, о которых сообщали в
процессе интроспекции, как ключ к процессам, происходящим в разуме в данный
момент. Он думал, например, что апперцепция отмечена чувством
психического усилия. Он также изучал чувства и эмоции сами по себе, и его
трехмерная теория чувств стала источником споров, особенно с Титченером.
Вундт предположил, что чувства можно определить с помощью трех измерений:
приятное или неприятное, высокая или низкая активация и концентрированное
или ослабленное внимание. Он проводил долгие серии опытов, целью которых
было установить физиологический базис каждого измерения, но полученные
результаты не позволили прийти к каким-либо выводам, а в других
лабораториях были получены противоположные данные. Тем не менее
современный факторный анализ аффекта проводится в аналогичной трехмерной
системе (A. L. Blumental, 1975). Вундт придавал особое значение активной,
синтезирующей силе апперцепции, но он также признавал существование и
пассивных процессов, которые классифицировал как различные формы
ассоциации или «пассивной» апперцепции. К ним относилась, например,
ассимиляция, в процессе которой настоящее ощущение ассоциируется с более
старыми элементами. Когда человек смотрит на стул, он немедленно узнаёт, что
это такое, благодаря ассимиляции, поскольку образ воспринимаемого в данный
момент стула немедленно ассоциируется с более старым универсальным
элементом, стулом. Узнавание — это форма ассимиляции, растягивающейся на
два этапа: на смену смутному чувству знакомства приходит акт собственно
узнавания. С другой стороны, согласно представлениям Вундта и некоторых
современных психологов, воспоминания это скорее акт воссоздания, а не
реактивации старых элементов. Никто не может вновь пережить событие из
прошлого, поскольку идеи не являются постоянными. Скорее, человек
реконструирует его на основе «моментальных» ключей и определенных общих
правил.
Наконец, Вундт занимался аномальными состояниями сознания. Он
обсуждал галлюцинации, депрессии, гипноз и сновидения. У Вундта учился
великий психиатр Эмиль Крепелин (1856-1926), решивший
революционизировать психиатрию постановкой научно обоснованных
диагнозов. Он первым занялся исследованиями того, что назвал dementia
praecox (преждевременное слабоумие), позднее ставшее известным как
шизофрения. Большое влияние на работы Крепе-лина оказала теория
возникновения этого заболевания, принадлежащая Вундту. Вундт высказал
предположение, что шизофрения сопровождается нарушениями процессов
внимания. Шизофреники утрачивают апперцептивный контроль над
мышлением, характерный для нормального сознания, и вместо этого прибегают
к пассивным ассоциативным процессам, вследствие чего их мышление становится
простой последовательностью ассоциаций, а не координированным процессом,
Глава 3, Психология сознания -J05
[кот] [черный
]
Идея черного кота сейчас разделена на две фундаментальные идеи и словесно
может быть выражена как «Кот — черный», с добавлением служебных слов (the, is),
необходимых для каждого конкретного языка. Более сложные идеи требуют
большего анализа и должны быть представлены в виде более сложных
диаграмм. Во всех случаях весь процесс можно описать как трансформацию
невыразимой, организованной, целой мысли в выражаемую последовательную
структуру слов, организованную в предложение.
Понимание речи сопровождается противоположным процессом. Здесь
вызывается синтезирующая, а не аналитическая функция апперцепции. Слова и
грамматическая структура услышанного предложения должны использоваться
слушателем для того, чтобы воссоздать в его или ее разуме целую психическую
конфигурацию, которую пытался сообщить говорящий. Вундт поддерживал
свою точку зрения на понимание, указывая, что мы помним суть того, что
слышим, но редко сохраняем в памяти поверхностную (внешнюю) форму, которая
исчезает в процессе конструирования Gesamtvorstellung.
Мы коснулись лишь малой части дискуссии о языке, которую вел Вундт.
Он писал и о языке жестов; происхождении языка из непроизвольных
экспрессивных звуков; примитивном языке (основанном скорее на ассоциации, а не
апперцепции); фонологии и изменении смысла. У Вундта есть все основания
считаться основателем не только психологии, но и психолингвистики.
Тем не менее Volkerpsychologie остается загадкой. Хотя Вундт, по всей
видимости, высоко оценивал собственные работы по данному вопросу и читал
лекции на эту тему, он никогда никого не обучал практическим навыкам по
Volkerpsychologie (М. Kusch, 1995). Более того, эти труды почти не читают в самой
Германии, и их влияние там было весьма незначительным (G. Jagoda, 1997), хотя
они и отражали
Глава 3. Психология сознания 107
Следовательно, хорошо бы вообще обойтись без идеи об общей философии разума, или
философии психических наук (О. Kulpe, 1895, р. 64-66).
Более того, хотя он считал, что исторические исследования разума, например
психология народов Вундта, возможно, и могли бы стать научными, его
определение научной психологии не слишком отличалось от того, которое дал его
друг Тит-ченер:
Следует признать, что сфера психологии как самостоятельной науки уже четко очерчена.
Она включает: а) редукцию более сложных фактов сознания к более простым; б)
определение взаимоотношений зависимости, существующей между психическими
процессами и физическими (неврологическими) процессами, происходящими
параллельно первым; в) использование экспериментов для получения объективных
измерений психических процессов и точного знания об их природе (р. 64).
Когда Кюльпе покинул Лейпциг и перебрался в университет Вюрцбурга, он
занялся интроспективным исследованием мышления, борясь за то, чтобы
психология стала полноценной естественной наукой. Занимаясь этим, он принял
раннюю гейдельбергскую систему своего учителя, бросив вызов более позднему
согласию Вундта с немецкой традицией исторического кантианства, которая
утверждала, что создание научной психологии никогда не будет завершено, и
отрицала доступ к высшим психическим процессам. Эти исследования принесли
два важных результата. Первый указывал на то, что, вопреки Пути идей,
некоторую часть содержимого сознания нельзя проследить до ощущений и
чувств; второй подрывал основы ассоцианизма, предполагая, наряду с Ф.
Брентано, что мысль является актом, а не пассивным представлением.
Метод, который Кюльпе разработал для исследования мышления, получил
название «метод Ausfragen», т. е. метод вопросов. Он серьезно отличался от
практики интроспекции, принятой в Лейпциге. Эксперименты Вундта были
достаточно просты и представляли собой немного больше, чем простую реакцию
на раздражитель или краткое его описание. Примерами этого метода служат
психофизика Фех-нера, психическая хронометрия Дондера и эксперименты
Вундта по апперцепции. При Кюльпе задания значительно усложнили, а
процедуру интроспекции проводили более тщательно. Наблюдателю задавали
вопросы определенного рода (отсюда и название метода). Иногда задание было
простым, например дать ассоциацию на слово-стимул, а иногда достаточно
сложным, например, согласиться или не согласиться с длинным отрывком из
труда какого-либо философа. Помните, что наблюдателями в то время были не
наивные студенты-старшекурсники, а профессора и аспиранты, имевшие
хорошую подготовку по философии. Наблюдатель давал ответ обычным
образом, но предполагалось, что он уделяет внимание психическим процессам,
толчком к запуску которых служил вопрос и которые участвовали в решении
проблемы. После того как ответ был дан, наблюдатель отчитывался о том, что
происходило в его уме в промежутке между вопросом и ответом — т. е. он
должен был описать процесс мышления. Метод был обманчиво прост, а полученные
результаты сильно противоречили друг другу.
Первые же результаты шокировали почти всех психологов: мышление может
быть безобразным, т. е. некоторую часть содержания сознания нельзя проследить,
вопреки утверждениям Пути идей, до ощущений, чувств или их образов. Об этом
Глава 3. Психология сознания 115
служат ссылки, т. е. нацеливание на что-то» (цит. по: М. G. Ash, 1995, р. 79), что
точно повторяет формулировку преднамеренности, данную Ф. Брентано.
По мере того как исследования вюрцбургских психологов расширялись, они
двигались от традиционной аналитической психологии содержания к
психологии функций — психических актов, если использовать терминологию
Брентано. Изначально они занимались описанием нового психического
содержания, безобразного мышления, но в конце концов обнаружили, что
мышление как акт исчезло из описания, данного в терминах сенсорного
содержания. Как утверждал Брентано, психическая активность (функция) более
фундаментальна и психологически реальна, чем предполагаемые атомы разума.
Будущее принадлежало скорее психологии функций, а не психологии
содержания, особенно в США. Было доказано, что содержание (объекты) разума
вещь эфемерная, поймать которую гораздо сложнее, чем вещественные атомы,
составляющие физические объекты. По мере того как на психологию начала
оказывать воздействие теория эволюции (глава 9), вопрос о том, каким образом
акты разума способствуют выживанию организма в борьбе за существование, стал
более важной проблемой, чем вопросы о том, сколько визуальных сенсорных
элементов разум может содержать.
Вюрцбургская школа продемонстрировала, что работы в области
систематической интроспекции ведут в тупик (К. Danziger, 1990/ Как
признавался В. Вундт, их метод был слишком субъективным, чтобы принести
воспроизводимые научные результаты. Хотя работы, начатые этой школой,
продолжались и после 1909 г., сама школа постепенно исчезла после того, как О.
Кюльпе переехал в Боннский университет. Вюрцбургские исследования не
создали ни одной систематической теории, хотя есть свидетельства того, что О.
Кюльпе работал над подобной теорией в последние годы жизни. Удивительно,
что с 1909 г. и до момента своей смерти он практически не высказывался о
результатах вюрцбургских работ. Вюрцбургская школа не породила никакого
альтернативного направления в психологии. Их методы были инновационными,
хотя и абсолютно бесплодными; их открытия оказали стимулирующее действие,
хотя и были аномальными; и в своей концепции психической установки они
предвосхитили функциональную психологию будущего. Более значимым
отпрыском феноменологии Ф. Брентано стала гештальт-психология.
Научная феноменология: гештальт-психология
Ведущими гештальт-психологами стали Макс Вертхаймер (1880-1943), Вольфганг
Кёлер (1887-1967) и Курт Коффка (1887-1941). Вертхаймер был основателем и
духовным лидером этого направления, и получил степень доктора философии у
О. Кюльпе в Вюрцбурге. Вольфганг Кёлер сменил К. Стумпа на должности главы
престижного Берлинского психологического института, он был основным
теоретиком и исследователем-экспериментатором в группе, поскольку получил
образование не.только в области философии и психологии, но и физики. Курт
Коффка стал первым, кто письменно изложил идеи Вертхаймера и распространил
весть о гештальт-психологии по всему миру с помощью книг и статей. Из
многочисленных учеников и коллег самым выдающимся был Курт Левин (1890-
1947), нашедший практическое применение теорий гештальта. Вдохновленные
Стумпом описывать, а не искусствен-
Глава 3. Психология сознания -11|9
Библиография
Существует несколько работ, знакомящих с начальным периодом развития
психологической науки: Wolfgang Bringmann and Ryan D. Tweney, eds., Wundt
Studies (Toronto: Hogrefe, 1980); Josef Brozek and Ludwig Pongratz, eds.,
Historiography of Modem Psychology (Toronto: Hogrefe, 1980); C. Buxton, ed.,
Points of View in the History of Psychology (New York: Academic Press, 1986); Eliot
Hearst, ed., The First Century of Experimental Psychology (Hillsdale, NJ: Erlbaum,
1979); Sigmund Koch and David Leary, eds., A Century of Psychology as Science (New
York: McGraw-Hill, 1985); R. W. Rieber, ed., Wilhelm Wundt and the Making of a
Scientific Psychology (New York: Plenum, 1980); и William W. Woodward and
Mitchell G. Ash, eds., The Problematic Science: Psychology in Nineteenth Century
Thought (NewYork: Praeger, 1982). Множество фотографий первых психологов, их
лабораторий и их работы можно найти в книге: W. G. Bringmann et al. (1997).
Интеллектуальная атмосфера Германии XIX столетия великолепно описана в
работе F. К. Ringer (1969), более современные данные приведены в: A. Harrington
(1996). Условия, в которых создавалась психология, обсуждаются в трех статьях.
Ричард Литтман (Richard Littman,1979) приводит общий отчет о возникновении
психологии как дисциплины. М. Дж. Эш (М. G. Ash, 1981) описывает Германию
в 1879-1941 гг. Курт Данцигер (Kurt Danziger, 1990) использует
социологические методы для того, чтобы проанализировать появление
психологических опытов на людях и сравнить несколько ранних моделей
психологических исследований. Наконец, более старый, но все еще полезный
отчет о самом становлении психологии, написанный сразу же после того, как
оно произошло, можно найти
■J28 Часть II. Основание психологии
бота: David Lindenfield, «Oswald Kulpe and the Wurzburg School» Journal of the History
of the Behavioral Sciences, 74(1978): 132-141. Джордж Хамфри (George Humphrey)
в отдельных местах своей книги «Мышление» {Thinking, New York: Science Editions,
1963), обсуждает открытия вюрцбургцев, хотя и переоценивает урон, который они
нанесли психологии Вундта. Противоречия безобразного мышления с точки зрения
социологии рассмотрены в работе Куша (Kusch, 1995).
К важным работам В. Кёлера относятся: The Mentality of Apes (New York: Liveright,
1938); The Place of Value in a World of Facts (New York: Liveright, 1938); Dynamics in
Psychology (New York: Liveright, 1940); Gestalt Psychology (New York: Mentor, 1947);
и Selected Papers of Wolfgang KohlerQiew York: Liveright, 1971). Рекомендуется
прочитать работу M. Вертхаймера (М. Wertheimer Productive Thinking (New York:
Harper & Row, 1959). Мэри Хенли выступила редактором избранных статей
гештальтистов: Documents of Gestalt Psychology (Berkeley: University of
California Press, 1961). Наибольшим авторитетом среди гештальт-психологов в
США пользовался Курт Левин (Kurt Lewin), который длительное время оказывал
влияние на социальную психологию, психологию личности и, в меньшей степени,
психологию обучения, см., например: Principles of Topological Psychology (New
York: McGraw-Hill, 1936). Влияние гештальта на перцепцию обсуждается в работе:
Julian Hochberg, «Organization and the Gestalt Tradition», in E. Carterette and M.
Fried-man, eds., Handbook of Perception, Vol. 1: Historical and Philosophical Roots of
Perception (New York: Academic Press, 1974. Мэри Хенли (Mary Henle) пытается
найти объяснение изоморфизма в статье: «Isomorphism: Setting the Record Straight»,
Psychological Research, 46 (1984): 317-327. Корни идей М. Вертхаймера обсуждаются
в: Abraham S. and Edith H. Luchins, «An Introduction to the Origins of Wertheimer's
Gestalt Psychologic», Gestalt Theory, 4/(1982); 145-171. В пространной докторской
диссертации М. Аш (Mitchell Graham Ash) тщательно изучает документы и
обсуждает происхождение и развитие гештальт-психологии в Германии в работе:
The Emergence of Gestalt Theory: Experimental Psychology in Germany 1890-1920,
неопубликованная докторская диссертация (Cambridge, MA: Harvard University,
1982), и М. G. Ash (1995). Принятие гештальт-психологии в США рассмотрено в
статье: Michael Sokal, «The Gestalt Psychologists in Behaviorist America», American
Historical Review, 89 (1984): 1240-1263. О связи гештальт-психологии и
философии говорится в книге: Т. Н. Leahey, «Gestalt Psychology and
Phenomenology», в Т. Baldwin, ed., The Cambridge History of Philosophy, 1870-1945
(Cambridge, England: Cambridge University Press, в печати).
Основная работа Ф. Брентано (F. Brentano) — Psychology from an Empirical
Standpoint (New York: Humanities Press, 1973). Работы Брентано обсуждаются в
книге: L. McAlister, ed., The Philosophy ofBrentano (Atlantic Highlands, NJ: Humanities
Press, 1976). О развитии феноменологии после Брентано см.: Н. Philipse, «From
Idealism and Naturalism to Phenomenology and Existentialism», in T. Baldwin, ed. (в
печати, цит. выше).
Обширную информацию о гештальт-психологии содержат следующие книги:
W. D. Ellis, ed., A Sourcebook of Gestalt Psychology (London: Routledge & Kegan Paul,
1938); и М. Henle, Ed., Documents of Gestalt psychology (Berkeley: University of California
Press, 1961).
5 Зак. 79
ГЛАВА 4
Психология бессознательного
Значение психоанализа
Психология бессознательного значительно отличалась от психологии сознания.
В. Вундт и другие психологи сознания фокусировали свое внимание на
нормальном разуме, исследуя его посредством интроспекции и пытаясь создать
экспериментальную науку вне традиционных вопросов и теорий философов.
Сферы ощущения/восприятия и когнитивной психологии в большой степени
определяли эту область, хотя некоторое внимание уделялось и социальной
психологии, и психологии развития, и психологии животных. Напротив,
психология Фрейда была направлена на аномальный разум и стремилась
разоблачить сознание, в том числе и нормальное, как склонную к самообману
марионетку, управляемую первичными импульсами, которые она не осмеливается
признать. Вместо того чтобы проводить эксперименты, Фрейд исследовал разум
методом клинических испытаний, стараясь найти скрытые источники
человеческого поведения в бессознательном, примитивных пережитках детства и
эволюции.
Характер Фрейда также сильно отличался от характера других немецких
основоположников психологии. В. Вундт, его ученики и гештальт-психологи были,
при всех своих различиях, продуктом Германии «мандаринов», осторожными и
осмотрительными теоретиками и учеными. Фрейд же отверг подход «мандаринов»,
«презрев различия культуры и цивилизации» (S. Freud, 1930/1961). Фрейд был
евреем и атеистом, он гордился своим происхождением и помнил о веках
притеснения со стороны «мандаринов». Фрейд создал психоанализ как часть
политического вызова, брошенного правителям Австро-Венгрии (W. J. McGrath,
1986; С. Е. Schorske, 1980).
Фрейд хотел стать героем-завоевателем, подобным Моисею, который принес
неприятные заповеди неверующему народу. Возможно, под влиянием кокаина,
который он регулярно употреблял в конце 1880-х и в 1890-х гг. (F. Crews, 1986),
Фрейд так описывал себя своей невесте, Марте Бернес (2 февраля 1886 г.):
«Брейер [возможно, друг и сотрудник] говорил мне, что обнаружил, будто за
поверхностной застенчивостью во мне таится чрезвычайно дерзкая и бесстрашная
личность. Я всегда так думал, но никому не осмеливался сказать об этом. Я часто
чувствовал, что унаследовал все то неповиновение и страстность, с какой наши предки
защищали свой храм, и мог бы с радостью пожертвовать своей жизнью за один великий
момент в истории» (S. Freud, 1960, р. 202).
Первого февраля 1899 г., в ожидании того, как примут его книгу «Толкование
сновидений», Фрейд писал своему близкому другу Вильгельму Флиссу.
Глава 4. Психология бессознательного -| 31
Структура главы
Археологи Центральной Америки обычно делят историю культур, которые
изучают, на преклассический, классический и постклассический периоды. Я
хочу использовать такое деление при рассмотрении психоанализа Фрейда.
Преклассический период психоанализа пришелся на бурное время с 1894 по
1899 г. Фрейд почти одновременно принимал участие в трех больших проектах,
пытаясь сформулировать общую нейрологическую теорию функционирования
психики, исследуя причины и лечение истерии, основного психиатрического
заболевания того времени, и проводя первый психоанализ на самом себе. Из этих
проектов постепенно вырастал психоанализ, и Фрейд занимался работами по
классическому психоанализу с 1900 по 1920 г. Во время постклассического этапа он
подверг пересмотру свои основные концепции и расширил рамки психоанализа за
пределы консультационного кабинета, распространив его на проблемы общества.
Проследив историческое развитие мысли Фрейда, мы обратимся к оценке
психоанализа и краткой истории психоанализа после Фрейда.
зом истерии. Пациентка на руках Шарко хорошо видит на стене слева картину,
изображающую arc du settle, и знает, чего от нее ждут. Ни в основе гипноза, ни в основе
истерии нет никакого особого психического или, тем более, неврологического
состояния.
История истерии дает нам главный урок, который необходимо усвоить из
истории психологии. Наука — это взгляд ниоткуда (глава 1), который открывает
и описывает мир независимо от человеческих желаний, надежд и мыслей.
Психологическая наука — это поиск открытий человеческой природы, но
человеческая природа, даже человеческая психология, не существует абсолютно
независимо от человеческого общества. В средние века экзорцисты искренне
верили в реальность демонов, и их церемонии, книги и вопросы заставляли
некоторых людей считать себя одержимыми дьяволом, вследствие чего они
поступали так, как следовало поступать одержимым. Ожидания порождали
реальность, которая подтверждала ожидания. В XIX в. такие психиатры, как
Шарко, считали истерию настоящей болезнью, и их диагнозы и лекции
приводили к тому, что некоторые люди начинали считать себя истеричными и
научились вести себя соответствующим образом. Ожидания создали реальность,
которая, в свою очередь, подтвердила ожидания. Мы никогда не должны
забывать, что те или иные суждения психологов о природе человека способны
создавать культурные нормы, согласно которым люди невольно действуют,
подтверждая как научный факт то, что на самом деле является артефактом
теории, изобретенной психологами. В отличие от физики или химии,
психология может создавать свою собственную реальность и ошибочно
принимать ее за истину.
Идеи Шарко относительно истерии создали особые затруднения для Фрейда. Мы
уже видели, что теория Фрейда о замедленном действии психологической травмы
представляла собой версию теории Шарко об этиологии истерии. Но
предположение Шарко о том, что истерия — реально существующая болезнь,
соответствующее глубокой преданности Фрейда механистической концепции
детерминизма, проистекающей из новой рефлекторной теории головного мозга,
вызвала у последнего дальнейшие трудности в связи с лечением истерии и более
общими вопросами разума. Мы снова можем прибегнуть к полезному сравнению с
туберкулезом (М. Мас-millan, 1997). Незадолго до этого было показано, что
туберкулез — единое заболевание, вызываемое единственным патогенным
возбудителем — туберкулезной палочкой. Фрейд, вслед за Шарко, высказал
аналогичное предположение о том, что истерия — заболевание, также
вызываемое единственной причиной. Мы увидим, как он фанатично искал
единственный «исток Нила», единственную причину истерии. Он переменил
свое мнение относительно того, что является ее причиной, но никогда не
сомневался в том, что существует точное соответствие между набором симптомов
истерии и единственной причиной, лежащей в их основе. Влекомый научным
честолюбием, он не примет во внимание то, что определенный опыт порой
становится причиной страданий у некоторых людей и что облегчение подобных
страданий стоящее, и даже благородное, предприятие. Вместо этого он силой
уложит своих пациентов на прокрустову кушетку однонаправленных теорий о
происхождении и лечении неврозов, повторяя ошибку Шарко (М. Macmillan,
1997).
Изучение истерии. После возвращения из Парижа и обучения у Шарко Фрейд
сотрудничал со своим венским наставником, Йозефом Брёйером (1842-1925), по
Глава 4. Психология бессознательного 145
место в детском возрасте, но затем на смену этой теории пришла идея эдипова
комплекса. Оглядываясь на историю психоанализа, Фрейд (S. Freud, 1925)
говорил о смешном раннем эпизоде, когда все пациентки рассказывали ему, что
были совращены собственными отцами. Он заявлял, что очень скоро понял, что
эти истории не могли быть правдой. На самом деле совращение не имело места,
но отражало бессознательные фантазии о наличии сексуальных отношений с
родителем противоположного пола1. Эти фантазии, согласно психоаналитической
теории, составляли ядро эдипова комплекса, сурового испытания личности.
В последние годы, особенно после публикации полных и неисправленных писем
Фрейда В. Флиссу, ошибка с совращением заняла центральное место в
теоретическом наследии Фрейда, а последовавшие споры, вызванные ею,
подлили масла в огонь, но не пролили света. Сначала я изложу ошибку с
совращением так, как о ней говорится в письмах, написанных Фрейдом В. Флиссу;
позже Фрейд пытался уничтожить эти письма (P. Ferris, 1998). Затем я обращусь к
идеям современных критиков относительно того, как и почему Фрейд совершил
эту ошибку с совращением, и покажу, что Фрейд в своих более поздних
воспоминаниях представил данное событие в ложном свете. Для начала очень важно
отметить, что сами основы психоанализа находятся в опасности. Анна Фрейд, дочь и
преданная последовательница, писала Джефри Массону, противоречивому критику
эпизода с развращением:
Поддерживать теорию совращения означало бы отказаться от эдипова комплекса, а
вместе с ним и вообще от важности фантазий, сознательных и бессознательных. Я
думаю, что в таком случае от психоанализа ничего бы не осталось (цит. по: J. Masson, 1984а,
р. 59).
1
Наиболее широко публикуемым критиком Фрейда является Джефри Массой (см. библиографию и
ссылки), который утверждает, что тот открыл сексуальное насилие по отношению к детям, только
чтобы без труда обойти его, приговаривая детей, подвергшихся этому насилию, к молчанию,
навязанному психиатрией. Теорию Массона можно легко опустить, поскольку она покоится на ныне
дискредитированном предположении, будто на самом деле Фрейду сообщали о сексуальном
насилии над детьми со стороны родителей. Ему не рассказывали об этом, и он, по-видимому, не
слышал историй о совращении из чьих-либо уст. Более того, Фрейд, подобно всем психиатрам
своего времени, был хорошо осведомлен, что дети подвергаются совращению. Вопрос для него
заключался не в том, подвергаются ли дети совращению, поскольку это, как он знал, было фактом, а
в том, является ли подобное совращение причиной истерии (F. Cioffi, 1984).
150 Часть II. Основание психологии
сения, что без средств сдерживания агрессивности общество погрязнет в войне всех
против всех. Следовательно, цивилизация необходима для выживания не только
сильнейщих и, по крайней мере частично, служит Эросу. Более того, взамен за
подавление цивилизация дает нам не только безопасность, но и искусство,
науку, философию и более комфортабельную жизнь благодаря технологии.
Таким образом, цивилизация представляет собой дилемму, из которой Фрейд
не видел выхода. С одной стороны, цивилизация — это защитник и благодетель
человечества. С другой стороны, она требует несчастий и даже невроза как платы
за свои благодеяния. Ближе к концу книги Фрейд намекает на то, что
цивилизация может варьировать степень несчастья, которое порождает, но этот
вопрос он оставил на рассмотрение других авторов.
Этот вопрос поднимали многие мыслители, поскольку «Цивилизация и
неудовлетворенность» по справедливости считается одной из самых
провокационных работ Фрейда. Некоторые авторы утверждали, что западная
цивилизация невротична, и в качестве альтернативы предлагали различные утопии,
например, Э. Фромм — социализм. Другие верят, что единственный выход из
дилеммы Фрейда — отказ от самой цивилизации и возвращение к простым
физическим удовольствиям детства. Какова бы ни была ценность этих призывов,
дилемма Фрейда остается и остро ощущается сегодня, когда восстание против
торможения и вины, начало которого Фрейд видел уже в свое время, достигло
невиданного размаха, причем вызвано оно не подавлением и моралью, а
практической тревогой по поводу болезней и смерти.
Судьба психоанализа
В отличие от психологии сознания, психоанализ выжил, хотя по мере открытия
физиологических причин нервных и психических расстройств число его
сторонников сократилось. Молодой Фрейд отошел от своих друзей и
наставников, а в более зрелом возрасте он, основоположник и сторонник
психоанализа, отдалился от независимо мыслящих последователей. Отто Ранк,
Альфред Адлер и Карл Юнг были изгнаны из рядов психоаналитического
движения за слишком категоричное несогласие с его основателем. В
постфрейдистском психоанализе раскол следовал за расколом, до тех пор пока эта
область не превратилась в то, что она представляет собой сейчас — вавилонское
столпотворение конкурирующих друг с другом сект. Если влияние Фрейда на
академических психологов было ограниченным, то воздействие его бывших
последователей практически не ощущалось. Но, как напоминает нам Питер Гэй,
сам Фрейд был неотвратим. Является ли Фрейд легендарным героем, или
справедливо утверждение, что «психоанализ — самое успешное мошенничество в
XX веке», как настаивает биолог Питер Медовар (цит. по: J. F. Sulloway, 1979)? А
может быть, работы Фрейда уже потеряли какое-либо значение и его имя должно
кануть в Лету?
Психоанализ Фрейда и наука
Притязания психоанализа стать такой же наукой, как и все остальные,
оспаривались с самого начала. Позитивисты находили гипотезы Фрейда
туманными и трудными для проверки (Е. Nagel, 1959). Самую серьезную атаку
на научный статус
J66 Часть II. Основание психологии
лей вида Homo sapiens. Фрейд думал, что он может шагнуть от частного,
уникального опыта к научным обобщениям относительно человеческой
природы во все времена и в любом месте. Например, сфабриковав ранние
воспоминания о сексуальном желании по отношению к собственной матери и
страхе перед отцом, Фрейд пришел к выводу, что это был универсальный опыт,
эдипов комплекс. Вместо вывода о том, что у некоторых детей иногда могут
возникать такие чувства, приверженность Фрейда к научной универсальности
привела его к формулировке универсального закона на базе единственного
случая. Сегодня многие терапевты отвергают методику Фрейда, рассматривая
терапию как построение повествования о жизни клиента, способного решить
проблемы прошлого и облегчить будущее.
Наследие Фрейда
Жак Лакан (Lacan, 1968) один из самых влиятельных лидеров герменевтического
психоанализа, поместил Фрейда среди трех вождей (двое других — Карл Маркс и
Ницше) Партии Подозрения, которые оказали огромное воздействие на мысль
XX столетия. Общий враг этой партии — средний класс. Брёйер говорил, что
акцент Фрейда на сексе в определенной степени был вызван желанием
«эпатировать буржуа» (цит. по: Sulloway, 1979). Маркс трудился над пролетарской
революцией, которая уничтожила бы капитализм и буржуазию. Ницше отвергал
мораль среднего класса как неподходящую для сверхчеловека (Ubermensch,
идеализированного Ницше человека будущего). Обычным оружием Партии
Подозрения является разоблачение. Фрейд раскрыл глубины сексуальной
развращенности, скрывавшиеся за ширмой респектабельности среднего класса.
Маркс показал эгоистическую жадность в устремлениях предприимчивых
капиталистов. Ницше освещал малодушную трусость христианских мучеников.
Для Партии Подозрения ничто не является тем, чем кажется; в психологии
Фрейда это означает, что ни одно высказывание, ни одно действие не является тем,
чем оно кажется, — все требует истолкования. Как отмечал Аласдэйр Мак-Интайр
(Maclntyre, 1985), общественные науки, особенно психология, занимают
уникальное место среди остальных наук, поскольку их теории могут оказывать
влияние на субъект их исследований. В результате психология формирует
реальность, которую описывает, а «сверхобъяснительный», как называет его
Мак-Интайр, образ жизни играет сегодня большую роль:
Фрейд сделал доступной мысль о всепроникающем присутствии непризнанного мотива;
это помогло нам заглянуть за очевидную простоту поведения других и увидеть то, что ими
движет на самом деле; в равной степени это вдохновляет нас реагировать на скрытую
реальность, а не на поверхностную видимость (Maclntyre, 1985, р. 899).
Имея дело со «сверхобъенительным» образом жизни, ничему нельзя верить;
каждое утверждение, каждое действие требует пояснительных примечаний. Эти
интерпретации не обязательно будут фрейдистскими. Чтобы увидеть эффект
сверхобъяснений, нужно всего лишь рассмотреть странность современных
телевизионных новостей, где репортеры, цитируя экспертов и анонимных
«информированных лиц», рассказывают нам, народу, как в этом самом народе
отзовется очередная президентская речь! Отныне правительственным
чиновникам ничего
•J70 Часть II. Основание психологии
Библиография
Пытаться управиться с научной литературой о Фрейде — это все равно что
попытаться напиться из пожарного шланга: вас унесет и вы утонете, а не
освежитесь. Здесь я привожу лишь очень малую часть всей литературы. Читатели
могут найти гораздо больше, порывшись в любой библиотеке. Фрейд — весьма
противоречивая фигура. Одни его любят, а другие ненавидят. Эти чувства и
научные работы, связанные с ними, вы можете найти по адресу: Burying Freud Web
site, www.shef.ac.uk/ uni/projects/gpp/burying-freud.html. Несмотря на свое название,
эти We^-сайты содержат статьи и письма, которые пылко защищают Фрейда от
критиков.
Общие работы
Обычная биография Зигмунда Фрейда приведена в трилогии Эрнста Джонса
«Жизнь и труды Зигмунда Фрейда» (Ernest Jones, Life and Work of SigmundFreud);
существует и краткое однотомное изложение (New York: Basic Books, 1961). Джонс
принадлежал к кругу близких Фрейда, поэтому написанная им биография несет
на себе отпечаток как достоинств, так и недостатков такой тесной связи с
субъектом книги, соединяя уникальные сведения и стиль «жития святого».
Недавно появились еще две биографии. Одна из них принадлежит автору,
симпатизирующему Фрейду (P. M. Gay, 1988). Она прекрасно написана и
открывает доступ ко многим, хотя и не всем, документам, скрытым от широкой
публики (некоторые из материалов Фрейда хранятся в Библиотеке Конгресса и не
могут быть опубликованы ранее 2100 г.!). Гай — историк, прошедший
психоанализ, и в каком-то смысле он пишет как новообращенный; хотя он и
критикует Фрейда, тот все же остается для него героем. Более того, книга скрывает
научные противоречия, существующие в отношении Фрейда, хотя их обсуждение
и приведено в великолепной библиографии. Более нейтральная биография,
включающая в себя критическую литературу, обсуждаемую в тексте,
принадлежит перу Пола Ферриса (Paul Ferris, 1998).
Глава 4. Психология бессознательного -|71
Мои любимые общие работы о Фрейде написаны Ф. Дж. Саллоуэем (F. J. Sullo-
way) (1979; его работу 1982 г. можно считать резюме, а 1991 г. — продолжением),
которого я ценю за элегантность аргументов в пользу Фрейда как тайного биолога и
за развенчивание мифа о Фрейде-герое, и П. Риффом (P. Rieff, 1979), который с
глубокой симпатией изобразил Фрейда не как врача, ученого или героя, а как
нравственного философа, оказавшего огромное влияние. Еще две биографии
написаны философом Ричардом Уоллхаймом (Richard Wollheim, SigmundFreud. New
York: Viking, 1971) и профессиональным биографом Рональдом Кларком (Ronald
Clark, Freud: The Man and the Cause. New York: Meridian, 1980). Существует и более
критический обзор, в котором показана культообразная природа психоанализа (P.
Roazen, 1974; см. также: F. J. Sulloway, 1991), причем один из старых аналитиков,
которых опрашивал Роазен, крикнул ему: «Вы никогда не узнаете наших секретов!»
Более позднюю историю психоанализа см.: Н. F. Ellenberger (1970) и Reuben Fine, A
History of Psychoanalysis (New York: Columbia University Press, 1979). Существует
три сборника очерков о Фрейде. Два из них носят общий характер: S. G. M. Lee and M.
Herbert, eds., Freud and Psychology (Harmondsworth, England: Penguin, 1970), и R.
Wollheim, ed., Freud: A Collection of Critical Essays (Garden City, NY: Doubleday).
Третий сосредоточивает основное внимание на Фрейде-философе: R. Wollheim and J.
Hopkins (eds), Philosophical Essays on Freud (Cambridge, England: Cambridge
University Press, 1982). Итог недавних научных исследований характера Фрейда
подводится в работе: Frederick Crews, «The Unknown Freud», New York Review of
Books (November 18,1993): p. 55-66. Ф. Круз пишет с такой же позиции, как и я сам: с
позиции глубоко разочарованного бывшего верующего.
Опубликованы различные собрания писем Фрейда. Однако в силу крайне
скрытной натуры хранителей его архивов вышли в свет всего два полных набора
писем, лишенных каких-либо исправлений: W. McGuire, ed., The Freud-Jung Letters
(Princeton, NJ: Princeton University Press, 1974) и Freud (1985), переписка Фрейда
и В. Флисса. Фрейд положил начало традиции культоподобной секретности,
окружающей психоанализ, дважды уничтожив собрание писем и рукописей, для
того чтобы его биографы не смогли добраться до них и осквернить его
героический образ. Переписка Фрейда и Флисса носит изобличительный
характер. Флисс был самым близким другом Фрейда, и эти письма помогают
увидеть, как проходило становление мысли Фрейда, а также проникнуть в
глубины его характера (первое письмо было написано, когда у Фрейда была
женщина, которая до него подвергалась гипнозу). Фрейд уничтожил
адресованные ему письма Флисса и пытался с той же целью заполучить свои
письма, но не смог. Впервые эти письма (в значительном сокращении) были
опубликованы вместе с проектом в 1954 г. (The Origins of Psychoanalysis. New
York: Basic Books). Дж. М. Массона пригласили, чтобы подготовить к публикации
письма Фрейда, но, несмотря на то что он прошел психоанализ, это обернулось
отнюдь не самым безопасным выбором. Когда он разработал свою версию ошибки
с совращением, он был уволен из архивов Фрейда, и только том, содержащий
переписку Флисса и Фрейда, успел выйти в свет. Боюсь, что я не доживу до того,
чтобы увидеть остальные. В психоаналитическом сообществе это вызвало серию
скандалов, см.: Janet Malcolm, In the Freud Archives (New York: Random House,
1985). Дж. М. Массой возбудил против Ж. Малкольм дело о клевете, которое в
1991 г. слушалось в Верховном суде США. Жюри вынесло решение
172 Часть II. Основание психологии
bation and Insanity: Henry Maudsley and the Ideology of Sexual Repression», Albion,
12 (1980): 268-82. Однако ревизионистски настроенные историки начали считать
традиционную точку зрения о подавленной викторианской сексуальности
серьезной ошибкой. Например, недавно обнаруженный неопубликованный опрос
по поводу секса (вообще первый в своем роде) женщин, воспитанных в
Викторианскую эпоху, позволяет предположить, что они испытывали оргазм
ничуть не реже, чем сегодняшние «освобожденные» женщины: Clelia Duel Mosher,
The Mosher Survey: Sexual Attitudes of Victorian Women (New York: Arno, 1980).
Питер Гэй (Peter Gay, 1984, цит. выше) использовал результаты этого опроса,
дневник сексуально активной молодой американки, а также другие источники,
чтобы развенчать миф об асексуальных викторианцах, см. также: Cyril Pearl, The Girl
with the Swansdown Seat: An Informal Report on Some Aspects of Mid- Victorian Morality
(London: Robin Clark, 1980), и Edmund Leites, The Puritan Conscience and Human
Sexuality (New Haven, CT: Yale University Press, 1986). Но вопрос о том, насколько
точна эта пересмотренная картина, остается открытым. По вопросам оценки см.:
Carol Zisowitz Sterns, «Victorian Sexuality: Can Historians Do It Better?» Journal of
Social History, 18 (1985): 625-34. Сам Фрейд был сторонником сексуальных
реформ. См.: J. W. Воуег (1978), где содержатся выдержки из выступления
Фрейда перед австрийской правительственной комиссией по вопросам брака, и
Timothy McCarthy, «Freud and the Problem of Sexuality», Journal of the History of the
Behavioral and Social Sciences, 17 (1981): 332-39. Деятельность других противников
репрессивной морали викторианской эпохи описана в книгах: Paul Robinson, The
Modernization of Sex: Havelock Ellis, Alfred Kinsey, William Masters and Virginia
Johnson (New York: Harper Colophon, 1977), и Phyllis Grosskurth, Havelock Ellis
(New York: Knopf, 1980). По вопросам общего исторического фона см.: Bernard
Murstein, Love, Sex, and Marriage through the Ages (New York: Springer, 1974), и
Lawrence Stone, The Family, Sex, and Marriage in England 1500-1800 (New York: Harper
& Row, 1977). Хотя история Л. Стоуна заканчивается до Викторианского периода, он
пишет, что закономерной чертой английской истории было циклическое чередование
сексуальных репрессий, сменяющихся сексуальной свободой.
Ошибка с совращением
Существует множество работ по поводу ошибки с совращением. М. Шацман
(М. Schatzman, 1992) дает сжатый, но информативный отчет. Работа А. Эстер-
сона (A. Esterson, 1993) обширнее и отражает более широкий спектр взглядов
на научный статус работ Фрейда. См. также книгу: F. Crews, The Unknown Freud,
цит. выше. Книга: David Livingston Smith, Hidden Conversations: An Introduction
to Communicative Psychoanalysis (London: Tavistock/Routledge, 1991) излагает
точку зрения современных психоаналитиков.
Критика Фрейда
Работы, критикующие Фрейда, появляются регулярно, и здесь приведены только
некоторые из них: Richard Webster, Why Freud Was Wrong: Sin, Science, and
Psychoanalysis (New York: Basic Books, 1995). Книга Р. Уэбстера современна и дает
полезный обзор всех критиков Фрейда, в то же самое время не забывая и его
защитников. Еще важнее то, что автор подробно рассматривает Фрейда на фоне
психиатрии XIX в.
Глава 4, Психология бессознательного
Герменевтика
Основные работы на эту тему уже цитировались выше: J. Lacan (1968) и P. Ricoeur
(1970). Великолепный легко читаемый обзор по поводу двусмысленных и
скользких предметов см.: Roy J. Howard, Three Faces of Hermeneutics: An
Introduction to Current Theories of Understanding (Berkeley: University of California
Press, 1982). См. также: Charles D. Axelrod, Studies in Intellectual Breakthrough:
Freud, Simmel, Buber (Amherst: University of Massachusetts Press, 1970); и Richard
Lichtman, The Production of Desire: The Integration of Psychoanalysis into Marxist
Theory (New York: Free Press, 1982). Фрейда связывают с основателем
деконструктивизма, Жаком Дерридай (Jacques Derrida), в книге: Samuel Weber, The
Legend of Freud {Minneapolis: University of Minnesota Press, 1982). Критические
замечания по поводу Партии Подозрений я бы порекомендовал посмотреть в: R.
Geuss, The Idea of a Critical Theory: Habermas and the Frankfurt School (Cambridge,
England: Cambridge University Press, 1971); и D. Lehman, Signs of the Times (New
York: Poseidon, 1991).
Общее влияние
Фрейд оказал огромное влияние не только на психологию и психиатрию, но и на
иные области. Для начинающих будет наиболее полезен сборник: Jonathan Miller,
ed., Freud: The Man, His World, His Influence (Boston: Little, Brown, 1972); он
содержит очерки о Фрейде и его времени, а также о том влиянии, которое тот
оказал на самые различные области. Книги о специфическом воздействии на
различные сферы жизни приводятся ниже. Искусство: Ellen H. Spitz, Art and
Psyche: A Study in Psychoanalysis and Aesthetics (New Haven, CT: Yale University
Press, 1985). Общественные науки, в том числе антропология, социология и
политология: Paul Roazen, Freud: Political and Social Thought (New York: Da Capo
Press, 1986); Arthur Berliner, Psychoanalysis and Society (Washington, DC: University
Press of America, 1982); Peter Bocock, Freud and Modem Society: An Outline of Freud's
Sociology (Sunbury-on-Thames, England: Nelson, 1976); H. M. Ruitenbeek, ed.,
Psychoanalysis and Social Science (New York: Dutton, 1962); Melford Spiro, Oedipus in
the Trobriands (Chicago: University of Chicago Press, 1983); и Edwin R. Wallace,
Freud and Anthropology (New York: International Universities Press, 1983). Одним из
«отпрысков» психоанализа, вызывающим горячие споры, является
психоистория, детальное и критическое рассмотрение которой см. в: David E.
Stannard, Shrinking History: On Freud and the Failure of Psychohistory (New York:
Oxford University Press, 1980).
ГЛАВА 5
Психология адаптации
Эволюция и психология
Как было показано, последний источник психологии, который мы изучим, оказал
самое длительное и наибольшее влияние на академическую психологию. В XX в.
психология сознания В. Вундта быстро превратилась в анахронизм немецкой
мысли XIX столетия и не пережила ни «трансплантации» в другие страны, ни
разрушения той среды, в которой возникла, произошедшей вследствие прихода к
власти нацистов и Второй мировой войны. Это же в значительной степени можно
сказать и о гештальт-психологии. Психоанализ оказался живучей традицией и
сумел приспособиться к условиям за пределами Вены XIX в., а его влияние на
современную культуру было гораздо сильнее, чем какого-либо другого
направления психологии. Тем не менее психоанализ остается, главным образом,
разделом медицинской психиатрии, а его отношения с академической
психологией всегда были и остаются противоречивыми.
Подход, который академические психологи сначала в Англии, а затем в США
сочли наиболее привлекательным и полезным, — это психология, основанная на
теории эволюции, ламаркистской или дарвиновской. При условии
доминирующего влияния, которое психология приобрела в Америке XX в.,
психология адаптации в том или ином виде преобладает в академической
психологии.
Любая теория эволюции поднимает два вопроса, которые могут породить
психологические исследовательские программы. Первый мы можем назвать
проблемой вида. Если тело и головной мозг являются продуктами органической
эволюции, то каким образом это наследство формирует мысли и поведение
организмов? Юм построил свою философскую систему на человеческой природе,
но он никогда не задавался вопросом, почему мы имеем ту природу, которую
имеем. Дарвиновская теория эволюции делает возможным постановку и ответ на
не заданный Юмом вопрос, потому что мы можем спросить, каким образом
каждый аспект человеческой природы имеет адаптационное значение в борьбе за
существование. Этот вопрос ведет к сравнительной психологии, этологии и
эволюционной психологии, которые изучают видовые различия в психических и
поведенческих особенностях — различия, которые, предположительно,
обусловлены эволюцией. Но в контексте психологии сознания первый вопрос
дарвинизма, который следовало бы задать, будет звучать следующим образом:
почему мы вообще сознательны? Второй психологический вопрос, который
поднимает эволюция, можно назвать проблемой индивида. Насколько
психологическое приспособление к окружающей среде отдельного индивида
соотносится с органической эволюцией? Этот вопрос
178 Часть II. Основание психологии
дом гектаре дождевого леса обитало несколько сотен различных видов вьюрков.
На Галапагосских островах Дарвин наблюдал виды вьюрков, которые сейчас
названы в его честь вьюрками Дарвина. Виды были сходны по строению тела, но
каждый чем-то отличался по строению клюва. Более того, каждый тип клюва был
приспособлен к способу питания данного вида. Вьюрки с длинными тонкими
клювами охотились за мелкими насекомыми в коре деревьев. Птицы с более
короткими и твердыми клювами питались орехами и семенами. Дарвин отметил,
что, по всей видимости, все эти виды произошли от общего предка и каждый
изменился со временем, чтобы вести специфический образ жизни. Идея о том,
что результатом эволюции является повышение приспособленности вида к
окружающей среде, стала основным принципом теории адаптации Дарвина.
Затем, спустя некоторое время после возвращения в Англию, Дарвин начал
собирать данные о видах, их изменчивости и происхождении. Частично его
исследования были посвящены искусственному отбору, т. е. тому, как
селекционеры растений и животных улучшают породу. Дарвин разговаривал с
голубятниками и садовниками и читал их брошюры. Одна из прочитанных им
брошюр, «Искусство улучшения домашних животных», написанная в 1809 г.
Джоном Себрайтом, указывала, что природа точно так же отбирает одни признаки
и отвергает другие, как это делают селекционеры: «Суровая зима или недостаток
пищи, уничтожая слабых и больных, оказывают благотворное влияние самого
искусного отбора» (цит. по: М. Ruse, 1975, р. 347). Итак, в 1830-х гг. у Дарвина
уже сложилась зачаточная теория естественного отбора: природа порождает
бесчисленные вариации у живых организмов, и некоторые из этих вариаций
отбираются для сохранения. Со временем изолированные популяции становятся
приспособленными к окружающей среде. Но было непонятно, что поддерживает
систему отбора? Почему должно происходить улучшение вида? В случае
искусственного отбора ответ ясен: селекционер производит отбор для того, чтобы
получить желательные сорта растений или породы животных. Но какая сила
выполняет роль селекционера в природе? Дарвин не мог принять ламаркистского
внутреннего стремления к совершенству. Причина отбора должна находиться где-
то вне организма, настаивал он, но вот где именно?
Дарвин получил ответ на этот вопрос в 1838 г., читая работу Томаса Мальтуса
(1766-1834) «Очерк о влиянии принципа населения на будущее улучшение
общества» (1798/1993). Мальтус обратился к проблеме, которая волновала
ученых позднего Просвещения: если прогрессируют наука и технология, то почему
же все еще существуют нищета, преступность и войны? Он высказал
предположение, что, хотя продуктивность людей возросла, рост населения всегда
опережает рост снабжения товарами, поэтому жизнь неизбежно является борьбой
слишком большого числа людей за слишком малое количество ресурсов. В
своей автобиографии Дарвин утверждает, что, прочтя Мальтуса, наконец получил
искомую теорию. Именно борьба за выживание приводила к естественному отбору.
Существа боролись за скудные ресурсы. И те, кто был «слаб и болен», не могли
обеспечить свое существование и умирали, не оставив потомства. Сильные и
здоровые выживали и размножались. Таким образом, благоприятные изменения
сохранялись, а неблагоприятные — элиминировались. Борьба за выживание была
двигателем эволюции, и только успешные участники соревнования оставляли
потомство.
■J82 Часть И. Основание психологии
не зная генетики. Дарвин написал множество других работ, в том числе книгу о
происхождении человека и выражении эмоций у людей и других животных. Эти
две последние его работы закладывают фундамент психологии адаптации и,
следовательно, будут рассмотрены несколько позже.
Принятие и влияние идеи эволюции путем естественного отбора
Мир оказался хорошо подготовленным к теории Дарвина. Идея эволюции
витала в воздухе и до 1859 г., поэтому, когда «Происхождение видов» вышло в
свет, образованные люди восприняли ее серьезно. Биологи и натуралисты
приветствовали книгу с различной степенью критицизма. Некоторые тезисы
Дарвина, например о том, что все живые организмы произошли от одного
общего предка в далеком прошлом, были не очень новы и имели широкое
признание. Но с теорией естественного отбора возникли огромные трудности, и
для ученых все еще было весьма просто положиться на какую-либо форму
ламаркизма, увидеть руку Бога в прогрессивной эволюции или исключить
людей из сферы действия естественного отбора, поскольку Дарвин ничего не
сказал об этом. Тем не менее идея о том, что люди — часть природы, витала в
воздухе, и Фрейд назвал дарвинизм вторым великим ударом по человеческому
Эго.
Во многих отношениях дарвинизм был не революцией, а частью натурализма
эпохи Просвещения. Дарвин беспокоился только о своей теории естественного
отбора, но остальные вплели ее в гобелен человеческой науки. Герберт Спенсер,
который верил в выживание самых приспособленных еще до Дарвина и
безжалостно применял эту идею к людям и обществу, был влиятельным
сторонником метафизического дарвинизма. Другим был Томас Гексли,
использовавший эволюцию для борьбы с Библией, чудесами, спиритуализмом и
религией вообще.
Гексли многое сделал для того, чтобы способствовать популяризации
дарвинизма как натуралистической метафизики. Теория Дарвина не положила
начала кризису общественного сознания XIX в. Глубокие сомнения в
существовании Бога и относительно смысла жизни восходят к XVIII столетию.
Дарвинизм не бросил научный вызов старому мировоззрению Средневековья и
Возрождения. Он стал кульминацией вызова, затруднив исключение людей из
сферы действия неизменных, определенных законов природы. В работе «Место
человека в природе» (1863/ 1954) Гексли тщательно сопоставляет людей с ныне
живущими крупными обезьянами, низшими животными и ископаемыми предками,
показывая, что мы на самом деле эволюционировали от низших форм жизни. В
руках людей, подобных Гексли, наука стала не просто разрушителем иллюзий, но
и новой метафизикой, предлагавшей спасение посредством самой науки. Т.
Гексли писал:
Эта новая природа, рожденная наукой на основе фактов... составляет основу нашего
благосостояния и условие нашей безопасности... Это связь, объединяющая в единое
целое области, превосходящие по размеру империи древности; она защитит нас от
повторения чумы и голода прежних времен; это источник бесконечного комфорта и
удобств, которые не просто роскошны, но способствуют физическому и моральному
благосостоянию.
Еще более экспансивно в своей книге «Мученичество человека» писал Винвуд
Рид: «Бог Света, Дух Знания, Божественный Разум постепенно распространится
Глава 5. Психология адаптации -J85
Дарвинистская психология
Эволюционные принципы Спенсера, хотя и вдохновленные трудами Ж.-Б. Ламар-
ка, не противоречат теории Дарвина о естественном отборе. Единственное новое
предположение, которое потребовалось сделать, — это то, что естественный отбор
породил сенсомоторные нервные системы, которые, как считают, существуют у
всех животных, что подтверждало ассоцианистскую теорию разума и, позднее,
поведения. Многие натуралисты-мыслители, включая самого Дарвина,
сознательно или бессознательно придерживались ламаркистской точки зрения на
прогрессивную эволюцию и иногда даже соглашались с наследованием
приобретенных признаков. Таким образом, ламаркистская психология Спенсера
незаметно растворилась в дарвинистской психологии.
Учение Дарвина в применении к людям. Основным затруднением, связанным с
работой Ч. Дарвина «Происхождение видов», было то, что Т. Гексли называл местом
человека в природе. В полной, натуралистической картине эволюции человек
является частью природы, а не существом, выходящим за ее пределы. Это касается
всех, независимо от того, согласны они с этим или нет. Но в самом «Происхождении»
о человеческой психологии говорится мало. Мы знаем, что в своих ранних записках,
датируемых 1830-ми гг., Дарвин рассматривал эти вопросы, но, по всей видимости,
оставил идею об их публикации, поскольку это могло вызвать слишком много
проблем. Всю свою жизнь Дарвин думал о произведении об эволюции со всеми ее
гранями, но никогда не написал его. Во всяком случае, этого не случилось до 1871 г.,
когда он, наконец, опубликовал книгу «Происхождение человека», в которой
человеческая природа рассматривалась как подпадающая под действие
естественного отбора.
Целью Дарвина в этой книге было показать, что «человек произошел от каких-
то менее организованных форм». Он провел широкое сравнение поведения
человека и животных и пришел к следующему заключению:
Различия в разуме человека и высших животных, хотя и велики, очевидно являются
различиями в степени, а не различиями по типу. Мы увидели, что все чувства и
интуиция, различрше эмоции и способности, такие как любовь, память, внимание,
любопытство, подражание, рассудок и т. д., которыми похваляется человек, можно найти
в зачаточном, а иногда даже в хорошо развитом состоянии у низших животных. Даже
благородная вера в Бога не является прерогативой людей (1896).
В «Происхождении человека» Дарвин также не уделил психологии особого
внимания. Он чувствовал, что Спенсер уже заложил основы эволюционной пси-
Глава 5. Психология адаптации 189
не то, что у животных нет чувств, а только то, что их чувства, если они есть,
выпадают из сферы действия научной психологии.
Различие, проведенное Морганом, очень важно, но сравнительные психологи им
пренебрегают. Когда в 1890-х гг. американские психологи животных высмеивали
методы Романеса за смехотворность, абсурдность субъективных предположений
(употребление эпитетов «счастливый» и «беззаботный» по отношению к крысам)
привела к тому, что какие-либо дискуссии о разуме животных вообще отвергались.
Если бы на проведенное Морганом различие между объективными и
проективными предположениями обратили внимание, то стало бы ясно, что, хотя
проективные предположения с научной точки зрения не выдерживают никакой
критики, объективные предположения вполне достоверны.
Но какие бы консервативные и осторожные реконструкции разума на основе
поведения ни делались, все равно оставались сомнения. Как писал Романее:
Скептицизм этого сорта логически связан с отрицанием доказательств наличия разума,
не только в случае низших животных, но и в случае высших, а также и у других людей,
отличающихся от самого скептика. Поскольку все возражения, которые могут быть
выдвинуты против использования предположений... могут быть с равным основанием
применены к любому разуму, отличающемуся от того, которым обладает возражающий
индивид (Romanes, 1883, р. 5-6).
Подобный скептицизм составляет самую суть бихевиористской революции.
Бихевиорист может допустить, что он обладает если не разумом, то сознанием, но
не привлекает понятие психической активности для того, чтобы объяснить
поведение животных или других людей.
Психология адаптации возникла в Англии, где родилась современная теория
эволюции. Но более плодородную почву для своего развития она нашла в одной из
бывших английских колоний — Соединенных Штатах. Там она стала
единственным направлением психологии, и, когда психология в США добилась
господства, то же самое произошло и с психологией адаптации.
потому что наносим удар, боимся, потому что дрожим, а не то, что мы плачем, наносим
удар или дрожим потому, что испытываем сожаление, злимся или боимся, как можно
было бы сказать. Без телесных состояний, которые следуют за восприятием, последнее
было бы чисто познавательным по форме, бледным, бесцветным, лишенным
эмоциональной теплоты. Тогда мы могли бы увидеть медведя — и вынести суждение о
том, что наилучшим является бегство; получить оскорбление — и счесть правильным
нанести удар; но нам не следовало бы на самом деле испытывать страх или злость.
Сформулированная в таком грубом виде, гипотеза, скорее всего, немедленно столкнется
с недоверием. И тем не менее не потребуются ни многочисленные, ни притянутые за
волосы соображения для того, чтобы смягчить ее парадоксальный характер и,
возможно, убедиться в ее правоте (James, 1892a/1992, р. 352).
Формулируя свою теорию эмоций, Джеймс боролся с проблемами, которые
остались нерешенными и по сей день. Первый вопрос — самый основной: что
такое эмоция? Многие, а возможно, и большинство наших перцепций — «чисто
познавательны по форме». Восприятие факса, компьютерной мыши или коробки
с дискетами на столе «бледны, бесцветны, лишены эмоциональной теплоты». Но
не вызывает сомнений, что, если я встречу в лесу медведя, мое восприятие будет,
мягко говоря, очень теплым. Так в чем же состоит эта теплота — эмоция страха?
Что присутствует в сознании в случае с медведем и отсутствует в случае с
факсом?
Ответ Джеймса был продиктован рефлекторной теорией мозга. Напомним, что
в рефлекторной теории мозг рассматривают как телефонный коммутатор,
обеспечивающий связи между стимулом и ответной реакцией, но неспособный к
порождению опыта, чувств или действий. Джеймс придает этому достаточно
пассивному взгляду на мозг динамический аспект, утверждая, что любые
воспринятые стимулы действуют на нервную систему так, чтобы автоматически
осуществлять некоторые приспособительные телесные ответные реакции, не имеет
значения, выученные или врожденные. Таким образом, если крупное животное
встает на дыбы и рычит на меня, у меня есть врожденная и автоматическая
тенденция бежать прочь. Когда я веду машину и загорается красный свет
светофора, у меня выученная и автоматическая тенденция нажать на тормоза
автомобиля.
Чтобы понять некоторые из более поздних споров относительно сознания,
особенно моторную теорию сознания (см. главу 10), нам следует помнить, что в
этой последовательности событий эволюционно адаптивным является мое
бегство. То, что я могу субъективно чувствовать, глядя на медведя, не имеет
никакого значения до тех пор, пока я в состоянии избежать его когтей. Я мог
бы, как говорит Джеймс, смотреть на медведя и хладнокровно рассуждать о том,
что бегство будет мудрым поступком, вообще ничего не чувствуя. Были
построены роботы, способные находить одни объекты и избегать других, но,
конечно, они не испытывают ни желания, ни страха.
Но поскольку мы, люди, на самом деле чувствуем страх (и желание), то в
задачи психолога входит изобразить, что такое страх (или желание) —
дополнительное состояние сознания, добавленное к когнитивной перцепции
медведя. Джеймс высказал предположение о том, что это что-то дополнительное
эмоциональное — регистрация сознанием состояния и активности нашего тела,
вызванных видом медведя. Поскольку Джеймс думал о мозге всего лишь как о
соединяющем устройстве, он поместил эмоции не в самом мозге, а вне его, во
внутренних
Глава 5. Психология адаптации 207
Тем не менее, после того как высшее образование после Гражданской войны
приобрело более светский характер, поднялась интеллектуальная волна,
благоприятствовавшая натурализму в новой психологии. В 1875 г. Уильям
Джеймс создал неформальную психологическую лабораторию в Гарварде на
кафедре естественной истории, в связи с чтением учебного курса «Отношения
между физиологией и психологией». В 1887 г. он начал читать курс под названием
«Психология» на кафедре философии; в 1885 получил финансирование от
Гарвардского университета и создал первую официальную психологическую
лабораторию в Америке (Т. С. Cadwal-lader, 1980). В Йельском университете старая
психология президента Ноя Портера уступила Джорджу Трамбеллу Лэдду,
который, хотя и был священником кон-грегационалистской церкви и
консерватором от психологии, испытывал уважение к экспериментальной
психологии В. Вундта и включил ее в книгу «Элементы физиологической
психологии» (1887), имевшую большое влияние. В Принстоне президент
университета Джеймс Мак-Кош был верен шотландцам, но признавал, что
«современная тенденция — ориентация на физиологию» (цит. по: R. Evans,
1984), и преподавал своим студентам психологию Вундта.
В 1878 г. Гарвардский университет выпустил первого доктора философии в
области психологии — Дж. Стэнли Холла (1844-1924). Холл, студент Джеймса,
был настоящим психологом. Он отправился в университет Джона Хопкинса,
первый университет, готовивший постдокторантов в Соединенных Штатах, где
создал лабораторию и разработал несколько учебных курсов по новой
психологии. Психология Холла шла намного дальше психологии Вундта и
включала в себя экспериментальные исследования высших психических
процессов, антропологию и патопсихологию. Холл также энергично занимался
психологией развития, положив начало исследованию детей, и ввел в
употребление термин «adolescence» (юность, подростковый период). Он
преследовал цель превратить американскую психологию в самостоятельный
институт; в 1887 г. Холл организовал American Journal of Psychology, а в 1892
основал Американскую психологическую ассоциацию. Одним из студентов Холла
был Джеймс Мак-Кин Кеттелл (1860-1944), который позднее проходил обучение
у В. Вундта и Ф. Гальтона, а затем вернулся в Соединенные Штаты, чтобы
создать лаборатории в Пенсильванском (1887) и Колумбийском (1891)
университетах. Когда Джеймс Кеттелл был в Лейпциге, он предложил
исследовать индивидуальные различия во времени реакции, но Вундт не одобрил
эту идею, назвав ее «типично американской».
Историки культуры часто пишут, что, хотя Рим и завоевал Грецию в военном
отношении, он в свою очередь попал в плен греческой культуры. То же самое
можно сказать и о немецкой экспериментальной психологии в США. На полях
сражений в академических кругах новая психология победила старую, превратив
психологию в натуралистическую, объективную науку. Однако дух старой
психологии фундаментально изменил новую психологию, превратив ее из
лабораторных экспериментов над ощущениями и перцепций в социально
полезные исследования целостной личности (R. Evans, 1984). Шотландцы и их
последователи в Америке всегда делали упор на использовании разума —
психической активности, а не на содержании психики. Их психология
способностей была, подобно аристотелевой, психологией функций. И подобно
тому, как психология Аристотеля была биоло-
Глава 5. Психология адаптации 213
Библиография
Сэмюел Хайнс (Samuel Hynes, The Edwardian Turn of Mind (Princeton, NJ: Princeton
University Press, 1968) описывает общественную историю Британии в конце века.
Изменения, произошедшие в этот период в психологии, рассмотрены в книге:
214 Часть II. Основание психологии
Reba N. Soffer, Ethics and Society in England: The Revolution in the Social Sciences 1870-
1914 (Berkeley: University of California Press, 1978). Биография Спенсера
приведена в следующей работе: J. Peel Herbert, Spencer (Hew York: Basic Books,
1971). Говард Грубер (Howard Gruber) затронул глубокие вопросы
применимости дарвинизма к людям: Darwin on Man: A Psychological Study of
Scientific Creativity, 2nd ed. (Chicago: University of Chicago Press, 1981). О
Гальтонесм.: F. Forest, Francis Gallton (New York: Taplinger, 1974). О Гальтоне и
британских евгениках см.: Ruth Schwartz Cowan, «Nature and Nurture: The
Interplay of Biology and Politics in the work of Francis Galton», в: W. Coleman and
C. Limoges, eds., Studies in the History of Biology, vol. 1,133-208 (Baltimore: Johns
Hopkins University Press, 1977); Robert С Bannister, Social Darwinism: Science and
Myth in Anglo-American Social Thought (Philadelphia: Temple University Press, 1979);
и Daniel Kevles, In the Name of Eugenics: Genetics and the Uses of Human Heredity
(New York: Knopf, 1985). Обсуждение социал-дарвинизма и евгеники приводится в
книге: Greta Jones, Social Darwinism in English Thought: The Interaction between
Biological and Social Theory (Sussex, England: Harvester Press, 1980). В дополнение к
упомянутой книге см. следующую важную работу: G. Romanes, Mental Evolution in
Man (New York: D. Appleton, 1889); единственной биографией Дж. Романеса
является книга: Ethel Romanes, The Life and Letters of George John Romanes (New
York: Longmans, Green & Co., 1898), но замечательная краткая дискуссия о нем,
посвященная его роли в викторианском кризисе самосознания, приведена в: Frank
Miller Turner, «George John Romanes, From Faith to Faith», in F. M. Turner, Between
Science and Religion: The Reaction to Scientific Naturalism in Late Victorian England
(New Haven, CT: Yale University Press, 1974). Основной работой К. Л. Моргана
является книга: С. L. Morgan, An Introduction to Comparative Psychology (London:
Walter Scott, 1894).
Всестороннее освещение американской жизни до 1890 г. см.: Bernard Bailyn,
«Shapingthe Republic to 1760», Gordon S. Wood, «Framing the Republic 1760-1820»,
David Brion Davis, «Expanding the Republic 1820-1860», и David Herbert Donald,
«Uniting the Republic 1860-1890», in B. Bailyn, D. B. Davis, D. H. Donald, J. L. Thomas,
R. H. Wiebe, and G. S. Wood, The Great Republic: A History of the American People
(Boston: Little, Brown, 1977). Дэниэл Бурстин (Daniel Boorstin) уделяет основное
внимание интеллектуальной и общественной истории того же периода: The
Americans: The Colonial Experience (New York: Vintage Books, 1958) и The Americans:
The National Experience (New York: Vintage Books, 1965); прекрасно написанные и
занимательные книги. Лучшей книгой об американском характере остается
произведение Алексиса Токвиля: A. Tocqueville (1850/1969); репортер Ричард
Ривс (Richard Reeves, In Search of America (New York: Simon & Schuster, 1982)
проследил маршрут А. Токвиля. Обзор американской жизни колониального
периода см.: David Hackett Fischer, Albion's Seed: Four British Folkways in America
(New York: Oxford University Press, 1989). Это первая из целой серии книг о
культурной жизни США. Ценная общая история интеллектуальной мысли
Соединенных Штатов приведена в книге: Morton White, Science and Sentiment in
America: Philosophical Thought from Jonathan Edwards to John Dewey (New York:
Oxford University Press, 1972). Интеллектуальная жизнь раннего колониального и
послереволюционного периодов обсуждается в работе: Henry Steele Commager,
The Empire of Reason: How Europe Imagined and America
Глава 5. Психология адаптации 215
Realized the Enlightenment (Garden City, NY: Doubleday, 1978); Henry May, The
Enlightenment in America (New York: Oxford University Press, 1976); и Perry Miller,
Errand into the Wilderness (New York: Harper & Row, 1956).
Наиболее влиятельные общественные движения XIX столетия описаны в книге:
A. Douglas, The Feminization of American Culture (New York: Knopf, 1977); Richard
Hofstadter, Anti-Intellectualism in American Life (New York: Vintage Books, 1962); и
R. B. Nye, Society and Culture in America 1830-1860 (New York: Harper & Row, 1974);
об американской френологии см.: Thomas H. and Grace E. Leahey, Psychology s Occult
Doubles (Chicago: Nelson-Hall, 1983). Об американской философии см.: A. L. Jones,
Early American Philosophers (New York: Ungar, 1958); Herbert W. Schneider, History of
American Philosophy (New York: Columbia University Press, 1963); и, главным
образом, о периоде после Гражданской войны см.: В. Kuklick (1977); из
последней книги взяты все цитаты в разделе о Метафизическом клубе, если нет
указаний на другие источники. Стандартную биографию Джонатана Эдвардса см. в
работе: Perry Millerjonathan Edwards (New York: Meridian, 1959). О Ч. Райте см.: Edward
H. Madden, «Chauncy Wright's Functionalism»,Jot/ma/ of the History of the Behavioral
Sciences, 10 (1974): 281-90. Ранняя философия прагматизма и ее влияние
описаны в книге: Philip P. Wiener, Evolution and the Founders of Pragmatism
(Cambridge, MA: Harvard University Press, 1949); J. K. Feible-man, An Introduction to
the Philosophy of Charles S. Peirce (Cambridge, MA: MIT Press, 1946); и Thomas S.
Knight, Charles Peirce (New York: Twayne, 1965). О Ч. Пирсе — психологе см.:
Thomas Cadwallader, «Charles S. Peirce: The First American Experimental
Psychologist», Journal of the History of the Behavioral Sciences, 10(1974): 191-8.
Стандартная биография У. Джеймса приведена в: Ralph Barton Perry, The Thought and
Character ofWilliamjames, 2 vols. (Boston: Little, Brown, 1935); эта биография, хоть и
стандартная, страдает от попыток автора представить У. Джеймса реалистом, как
сам Р. Перри. Недавно появилась еще одна биография: Gay Wilson Allien,
Williamjames (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1970). О влиянии У. Джеймса
см.: Don S. Browning, Pluralism and Personality: William James and Some Contemporary
Cultures of Psychology (Lewisburg, PA: Bucknell University Press, 1980). Самую
подробную из последних биографий У. Джеймса можно найти в книге: G. Myers,
Williamjames: His Life and Thought (New Haven, CT: Yale University Press, 1987);
полная оценка его интеллектуального наследия приведена в работе: Т. Н. Leahey,
«Heroic Metaphysician», Contemporary Psychology, 33 (1988): 199-201.
Единственным полным источником о становлении американской психологии
является работа: R. Evans (1984); на эту же тему см.: R. Dolby, «The Transmission of
Two New Scientific Disciplines from Europe to North America in the Late Nineteenth
Century», Annals of Science, 34 (1977): 287-310. О психологии до появления новой
психологии см.: J. W. Fay, American Psychology before Williamjames (New York:
Octagon Books, 1966); J. R. Fulcher, «Puritans and the Passions: The Faculty
Psychology in American Puritanism», Journalofthe History of the Behavioral Sciences,
9 (1973): 123-39; и Е. Harms, «America's First Major Psychologist: Laurens Perseus
Hickock»,/ouma/ of the History of the Behavioral Sciences, 8 (1972): 120-3. Два
сборника (Robert Rieber, ed. и Kurt Salzinger, ed.) посвящены американской
психологии старого и нового периодов: The Roots of American Psychology:
Historical Influences and Implications for the Future (New York: New York Academy of
Sciences, Annals of the New York Academy
216 Часть II. Основание психологии
возможности, которых никогда не было у ваших родителей: работать и жить там, где
вы сами выберете, назначать свидание (это понятие появилось в 1914 г.) тому (той)
и вступать в брак с тем (той), кого выберете сами. Вы путешествуете дальше, чем
могли ваши родители, пользуясь поездом или новейшей, самой революционной из
когда-либо изобретенных форм транспорта — автомобилем. Страна и весь мир
приходят в ваш дом благодаря радио. США, после своего успешного
вмешательства в Первой мировой войне, стали мировой державой. Ваших
внуков также коснулась современность. Вы, ваши родители и ваши дети (сейчас
подростки среднего и старшего возраста, термин, введенный в употребление Г.
Стэнли Холлом в 1912 г.) окончили только несколько классов начальной школы,
а затем пошли работать. Но сейчас появился такой новый институт, как старшая
школа. Однако обучение в ней станет обычным делом для американских
подростков только в 1930-х гг.
Эти новые возможности и стремительные изменения имели свою цену и повлекли
за собой нарастание стресса в обществе, описанное Вудро Вильсоном, 28-м
президентом США в 1913-1921 гг. Живя на своей собственной земле, выращивая
себе пищу и изготавливая для себя одежду, ваши родители обладали определенной
степенью автономии, которой лишены вы. Хотя вы можете выбирать место работы,
ваша жизнь сейчас зависит от людей, которых вы знаете очень смутно, если вообще
знаете.
На протяжении этой эпохи многие люди начали чувствовать, что теряют
контроль над своей жизнью, и пытались с помощью различных способов утвердить
индивидуальную независимость. По мере того как разрушались традиционные
ценности, люди искали новые авторитеты, которые указали бы им, как жить
дальше. В то же время политики, бизнесмены и другие общественные лидеры
начали воплощать в жизнь восходящий к эпохе Просвещения проект рационально
управляемого общества. При этом они перешли от первостепенной опоры на
традицию и религию к использованию научных средств социального контроля.
К 1912 г. Америка по-настоящему вступила в «новую эру человеческих
отношений». Роль психологии резко возросла. Исследуя индивидуальные различия
(а в американской психологии это было главным направлением), она помогала дать
новое определение личности и индивидуальности количественным и научным
способом. К психологии обращались при необходимости принимать жизненные
решения: психологи-консультанты помогали выбирать подходящую работу, а
клинические психологи вмешивались в тех случаях, когда погоня за счастьем не
увенчивалась успехом. Лидеры США полагали, что психология даст научные
средства для управления бизнесом и обществом. У психологии были блестящие
перспективы, но стремительные изменения в обществе изменили и характер самой
психологии.
В двух следующих главах мы увидим, как психология превращалась из узкой
науки о сознании в господствующую науку о поведении, что в конечном итоге
привело к повышению ее социальной роли. В главе 6 будет описано, как веления
времени изменили природу психологии, уменьшив значение исследований
сознания. Мостом от психологии сознания к психологии поведения послужило
новое движение, функционализм, ставший выражением новой природы
психологии как науки и нового стремления к общественному единству. Глава 7
показывает, как понятие сознания все больше ставилось под сомнение, вплоть до
возникновения спора о том, существует ли сознание вообще. Все это произошло
сразу же после 1910 г., и в результате психология получила новое определение:
исследование поведения.
ГЛАВА 6
Заговор натурализма
От ментализма к бихевиоризму
В апреле 1913 г. философ Уорнер Файт дал рецензию (анонимную, как было
принято в The Nation) на три книги, посвященные «науке о человеке». Одна из них
была по генетике, а две другие — по психологии: «Психология и промышленная
эффективность» Хьюго Мюнстерберга и «Наука о поведении человека» Мориса
Пармел-ли. Файт отметил, что психология в 1913 г. мало занималась вопросами
сознания; Мюнстерберг открыто заявлял, что психологический «путь ординарной
жизни, при котором мы пытаемся понять нашего соседа, погружаясь в его
психические функции... не является психологическим анализом». Файт пришел к
следующему заключению:
Совершенно верно. Настоящий психологический анализ игнорирует весь личный
опыт функциональных состояний психики. В этом случае наука психология
представляет собой конечный результат того, что мы могли бы назвать заговором
натурализма, где каждый исследователь связан странной клятвой получать все свои
знания, наблюдая за действиями коллег — «подобно натуралистическим исследованиям
химических элементов или звезд» [X. Мюнстерберг], и никогда, ни при каких
обстоятельствах не задумываться над собственным опытом. Даже «психические
состояния» или «объекты сознания» психолога — всего лишь гипотетические сущности,
почерпнутые ниоткуда... Что же можно ожидать от науки о человеке, игнорирующей то,
что является отличительной чертой людей? (Fite, 1913, р. 370).
В это время психология претерпевала значительные изменения. В. Вундт и
У. Джеймс создали науку о психической жизни, исследование сознания; Фрейд
использовал интроспекцию и умозаключения для того, чтобы проникнуть в разум
своих пациентов, как сознательный, так и бессознательный. Но в 1913 г. Файт
обнаружил, что цель психологии не сознание, а поведение. Переход от
ментализма, который определял психологию как научное исследование
сознания, к бихевиоризму, определяющему ее как научное исследование
поведения, стал неизбежным результатом воздействия множества исторических
сил.
Психология и общество
Историю современной психологии разумно отсчитывать с 1892 г., поскольку
именно тогда была основана Американская психологическая ассоциация (АРА).
Отныне наше внимание будет сосредоточено на американской психологии,
поскольку именно в США психология стала профессией; немецкий эквивалент
АРА возник
220 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
только в 1904 г. (см. главу 4). Так или иначе, но современная психология — в
основном американская психология. Американские движения и теории
приняты повсеместно — в 1980 г., например, немецкий учебник по социальной
психологии был наполнен ссылками на американские работы и даже не упоминал
о В. Вундте и его психологии народов.
От островных общин к повсеместным общинам
Сегодня общество настолько профессионализировано — даже чиновники во
многих штатах должны иметь лицензии, — что очень легко упустить важность
образования АРА для истории психологии. До формирования АРА психологией
занимались философы, врачи и физиологи. Основоположники научной
психологии вынужденно начинали свою карьеру в иных областях, как правило,
философии или медицине. Но создание профессии, имеющей признание,
принесло самоосознание сферы деятельности и необходимость решать и даже
контролировать^ кто может называть себя носителем этой профессии. Учредить
организацию, подобную АРА, означало установить критерии, позволяющие
человеку называть себя психологом, и запретить остальным употребление этого
звания. Если деятельность включает оказание профессиональных услуг, то
необходимо установить единые правила, ввести лицензирование и не допускать
занятий этой деятельностью без лицензии.
Основание АРА произошло в очень важный для Америки период, когда
профессионализация академических и практических дисциплин играла
существенную роль. До Гражданской войны американцы скептически относились
к тому, что образование дает особый статус или власть (S. J. Diner, 1998). Во
времена президента Эндрю Джексона, например, законодатели штатов отменили
обязательное лицензирование врачей. Но на протяжении 1890-х гг. быстро росло
количество профессий, связанных с обучением, и специалисты старались
повысить свой статус и власть, создавая профессиональные организации, которые
подтверждали бы опыт их обладателей и могли бы оказывать давление на
правительство, дабы вынудить его признать особую власть специалистов.
«Ведущие адвокаты, инженеры, учителя, социальные работники и представители
других профессий говорили одно и то же: знания должны приносить
независимость, общественное положение и экономическую безопасность тем, кто
ими обладает, и только они сами могут решать, кто может называться
представителем данной профессии, а кто нет» (S. J. Diner, 1998, р. 176). Новый
средний класс желал добиться процветания за счет приобретения
профессиональных навыков, что привело к резкому увеличению количества
студентов в колледжах: с 238 тыс. человек в 1900 г. до 598 тыс. в 1920.
Период с 1890 г. и до Первой мировой войны считается решающим в истории
США. По словам Роберта Виба, Америка в 1880-х гг. представляла собой нацию
«островных общин», рассеянных в безграничном океане сельскохозяйственных
угодий. В этих маленьких, изолированных общинах люди жили, опутанные сетью
семейных отношений и знакомства с соседями; внешний мир психологически был
очень далек и редко вторгался в жизнь. К 1920 г. Соединенные Штаты
превратились в национальное государство, объединенное технологией и
поисками общей культуры.
Глава 6, Заговор натурализма 221
оставляли свои домашние общины. Школа должна была стать общиной для детей
и средством реформирования американской общины посредством воспитания
новых взрослых. Школьное обучение стало обязательным, и строительство
школ переживало настоящий бум (Т. Hine, 1999).
Дьюи говорил: «Школа особенно благоприятное место для того, чтобы
исследовать, насколько психология применяется в жизни общества». Делая особый
упор на психологии адаптации, он (]. Dewey, 1900) утверждал, что «разум — это
фундаментальный инструмент приспособления», который необходимо улучшить
посредством школьного опыта, и что, для того чтобы «психология стала
работающей гипотезой» (т. е. выдержала проверку практикой), она должна
участвовать в образовании юных умов Америки. Занявшись системой
образования, продолжал Дьюи, психологи неизбежно придут к вмешательству в
жизнь общества. Кроме того, школы должны прививать ценность социального
роста, общинной солидарности, прагматизма, необходимые в городской жизни. Со
временем эти ценности должны стать всеобщими, а психологи — неотъемлемой
частью механизма прогрессивных общественных реформ.
Прогрессивизм был американской версией Просвещения: он осуждал традиции,
стараясь заменить их научным руководством новых образованных специалистов,
главным образом, ученых в области общественных наук. Дьюи признавал, что
ценности «островных общин» сохранились благодаря обычаям, но считал, что,
как только «связь ценностей с привычками и традициями разрывается», следует
начинать «провозглашать ценности сознательно» и найти «некую замену обычаю,
посредством которого и реализуются ценности». Следовательно, психология,
исследование психических адаптации, играет особую роль в реконструкции
общества:
Тот факт, что сознательная, отличающаяся от навязываемой обычаями, мораль и
психология развиваются параллельно, как раз и служит признанием необходимости
уравнивания сознательно поставленных целей и заинтересованности в средствах, от
которых эти цели зависят... До тех пор, пока правит обычай, пока преобладает традиция,
до тех пор, пока общественные ценности определяются инстинктом и привычкой,
сознательный вопрос не встает... и, следовательно, не возникает потребности в
психологии... Но как только ценности становятся осознанными... становится
осознанным и весь аппарат, посредством которого проецируются и проявляются
этические идеалы. Как только мораль становится осмысленной, неизбежно должна
родиться психология (Dewey, 1900/1978, р. 77-78).
Дьюи утверждал, что психология — социальный аналог сознания. Согласно
У. Джеймсу, на индивидуальном уровне сознание возникает, когда
приспособление к новым обстоятельствам становится крайне необходимым. Дьюи
говорил, что американское общество столкнулось с крайней необходимостью
перемен, и ответом на нее должно было стать возникновение психологии.
Только психология предлагает «альтернативу произвольному и классовому
взгляду на общество, аристократическому взгляду», который вообще
отказывается воспринимать некоторых индивидов как людей. Вслед за
философами французского Просвещения Дьюи заявлял: «Мы больше не считаем
существующие общественные формы окончательными. Применение психологии в
деятельности общественных институтов — это всего лишь признание принципа
благоразумия в общественной жизни». Отно-
Глава 6. Заговор натурализма 225
торый реагировал на него тем или иным способом, сообщая одновременно о своих
переживаниях. Вундт, будучи менталистом, интересовался опытом, порождаемым
определенными условиями, и использовал объективные результаты как ключ к
процессам, продуцирующим содержание сознания. Но у американских психологов
основное внимание сместилось с сознательного опыта на определение ответных
реакций в условия стимулирования.
В качестве примера мы можем рассмотреть эксперимент о том, как люди
определяют местоположение предмета в пространстве на основании звука (J. R.
Angell, 1903а). В этом эксперименте наблюдателей с завязанными глазами (одним
из них, JBW, был по всей вероятности, Джон Б. Уотсон, основоположник
бихевиоризма) сажали на стул в центре аппарата, способного производить звук в
любой точке вокруг наблюдателя. После установки генератора звука в конкретной
точке экспериментатор продуцировал некоторый тон, и наблюдатель должен был
указать, откуда, по его предположениям, исходит звук. Затем наблюдатель давал
интроспективный отчет о сознательном опыте, вызванным звуком. Уотсон
сообщил, что видел психический образ аппарата, звуковой генератор которого
располагался в указанном им месте. Теперь можно было, как полагается
менталисту, сосредоточиться на интроспективном отчете, стараясь описать и
истолковать этот фрагмент психического содержимого. Но можно было уделить
основное внимание точности указанного направления (ответной реакции),
сопоставляя положение генератора звука с точкой, указанной наблюдателем.
В данном случае, хотя исследователи обсудили оба объективных факта —
корреляцию положений стимула и ответа наблюдателя и интроспективные отчеты,
но последние были признаны менее важными. Объективные открытия широко
освещали и обсуждали; об интроспективных открытиях кратко упомянули в конце
статьи. В моторной теории сознания интроспекция стала менее важной, поскольку
сознание не выступало причиной поведения; такое же отношение пронизывало
все эксперименты того времени. С самого возникновения американской
психологии интроспективные отчеты изолировали от объективных результатов, а
затем убрали вообще. «Наблюдатели» превратились в «субъектов» (К. Danziger,
1990).
Заинтересовавшись тем, каким образом поведение приспосабливается к
стимулам, американские психологи перешли от изучения содержимого психики
к исследованию адаптивных психических функций. Эксперимент Брайана и
Хартера (Bryan and Harter, 1897) выявил второй аспект, в котором американская
психология стала функциональной — социально функциональный. Брайан,
экспериментальный психолог, и Хартер, бывший железнодорожный
телеграфист, ставший аспирантом по психологии, исследовали приобретение
рабочих навыков начинающими железнодорожными телеграфистами. Их статья
вообще не содержала интроспективных отчетов, зато давала схему постепенного
улучшения на протяжении многих месяцев практики. Это абсолютно объективное
исследование было социально значимым, поскольку Брайан и Хартер изучали,
как люди, которым предстояло сыграть значительную роль в индустриализации
Америки, приобретают важный навык. По мере того как сеть железных дорог
расширялась и связывала воедино островные общины бывшей
сельскохозяйственной Америки, роль железнодорожных телеграфистов очень
возросла: они следили за тем, какие и куда товары
232 Часть III, Совершенно другая эпоха: 1880-1913
посылают; какие поезда и куда следуют; они были связующим звеном, без
которого не могла функционировать вся система железных дорог.
Профессиональная подготовка железнодорожных телеграфистов являлась
настолько важным делом, что была создана специальная комиссия,
рассмотревшая работы Брайана и Хартера. Таким образом, психологические
исследования приобрели общественную и коммерческую ценность.
Исследование Брайана и Хартера было значимым еще в одном отношении. Оно
предвосхитило центральную проблему экспериментальной психологии —
научение. Традиционная психология сознания, ментализм, прежде всего занималась
изучением перцепции и родственных ей функций, поскольку именно они
порождали психическое содержание, доступное методу интроспекции. Но в
постдарвиновской психологии Джеймса и его последователей сознание имело
важность только в связи с тем, что оно делало для приспособления организма к
окружающей среде. Постепенное приспособление с течением времени и есть
научение: открытие для себя окружающей среды, а затем демонстрация поведения,
направленного на то, чтобы соответствовать ей. Брайан и Хартер представили
графики кривых научения и обсудили, каким образом новички-телеграфисты
постепенно приспосабливаются к требованиям своей профессии. По своему
объективизму, рассмотрению социально значимой проблемы и выбору научения
как предмета исследования статья Брайана и Хартера была знаком грядущих
перемен. Поэтому неудивительно, что в 1943 г. ведущие американские психологи
назвали ее важнейшим экспериментальным исследованием, когда-либо
опубликованным в Psychological Review.
К 1904 г. стало очевидно, что «объективный» метод, заключающийся в
исследовании корреляции стимулов и реакций, по крайней мере такой же
важный, как и интроспективный анализ сознания. Выступая перед участниками
Международного конгресса по искусству и науке, Дж. М. Кеттелл, пионер
американской психологии, сказал: «Я не уверен, что психология должна
ограничиваться исследованиями сознания», что, безусловно, совпало с
представлениями Джеймса и Вунд-та. Кеттелл также заявил, что его собственная
работа с тестами интеллекта «почти так же мало зависит от интроспекции, как и
от работ по физике или зоологии». Хотя интроспекция и эксперимент должны
«постоянно взаимодействовать», все же очевидно, что психология, по большей
части, существует «в стороне от интроспекции». При этом, хотя на первый
взгляд Кеттелл считал интроспекцию и объективные измерения
равнозначными, из его дальнейших призывов стало ясно, что объективный,
бихевиористский подход к психологии выходит на первый план.
Определение функциональной психологии. Итак, американская психология
отдалялась от традиционной психологии сознания и переходила к психологии
психических адаптации, толчком к развитию которой послужила эволюционная
теория. Любопытно, что человеком, заметившим и идентифицировавшим эту
тенденцию, стал не американский психолог, а самый стойкий защитник чистой
психологии сознания Э. Б. Титченер. В своей книге «Постулаты структурной
психологии» (1898) он убедительно выделил несколько видов психологии, и,
хотя о том, какая психология — наилучшая, с ним можно поспорить, его
терминология сохранилась.
Глава 6. Заговор натурализма 233
Сознание аннулируется
Я верю, что «сознание» находится на грани полного исчезновения. Это всего лишь
название фикции, которая не имеет права находиться среди основных законов. Те, кто
все еще привязан к нему, — привязаны всего лишь к эхо, к слабому слуху, который
остался в атмосфере философия после исчезновения «души».
Уильям Джеймс
уступит дорогу более или менее далекому приближению к истине. Другими словами,
психология станет позитивной наукой. Только физиология может это сделать,
поскольку только физиология имеет ключ к научному анализу психических явлений (1973,
р. 350-351).
Главным трудом Сеченова стала книга «Рефлексы головного мозга»1 (1863/
1965, р. 308), в которой он писал: «...все внешние проявления мозговой
деятельности действительно могут быть сведены на мышечное движение... В
самом деле, миллиарды разнообразных, не имеющих, по-видимому, никакой
родственной связи, явлений сводятся на деятельность нескольких десятков
мышц...». У Сеченова можно найти пренебрежение разумом и мозгом как
причиной поведения, впоследствии характерное для радикального бихевиоризма
(р. 321): «...мысль принимается даже за первоначальную причину поступка....
Между тем это величайшая ложь. Первоначальная причина всякого поступка
лежит всегда во внешнем чувственном возбуждении, потому что без него никакая
мысль невозможна»2.
Объективизм Сеченова популяризировал Владимир Михайлович Бехтерев
(1867-1927), назвавший эту систему рефлексологией, что очень точно описывало
ее характер. Но величайшим последователем Сеченова, хотя и не его учеником,
стал Иван Петрович Павлов, физиолог, в 1904 г. удостоенный Нобелевской
премии за свои исследования пищеварения. В процессе этой работы он обнаружил,
что слюноотделение могут вызывать и иные раздражители, помимо пищи, и это
подтолкнуло его заняться психологией, особенно концепцией условного рефлекса.
Общие установки Павлова были бескомпромиссно объективными и
материалистическими. Он разделял веру позитивистов в объективный метод
как краеугольный камень естественной науки и, следовательно, отвергал любые
ссылки на разум. Павлов (1903) писал: «Для натуралиста все — в методе, в шансах
добыть непоколебимую, прочную истину; и с этой только, обязательной для
него, точки зрения душа, как натуралистический принцип, не только не нужна
ему, а даже вредно давала бы себя знать на его работе, напрасно ограничивая
смелость и глубину его анализа»3. И. П. Павлов отвергал любые призывы к
активному внутреннему агенту, или разуму, и призывал к анализу окружающей
среды: необходимо объяснять поведение без каких-либо ссылок на
«фантастический внутренний мир», ссылаться только на «влияние внешних
стимулов, их суммацию и т. д.». Его анализ мышления носил атомистический и
рефлексивный характер: «Весь механизм мышления состоит в разработке
элементарных ассоциаций и в последующем формировании цепей ассоциаций».
Его критика неанатомической психологии не ослабевала ни на миг. Он
воспроизводил эксперименты В. Кёлера на обезьянах, чтобы
продемонстрировать, что «ассоциация — это знание, мышление и интуиция».
Павлов подробно разбирал и критиковал концепции гештальтистов. Он считал их
дуалистами, которые «ничего не понимали в своих собственных экспериментах».
1
Цит. по: И. М. Сеченов. Элементы мысли. - СПб.: Питер, 2001. — С. 6. Издание подготовлено по
тексту «Собрания сочинений И. М. Сеченова (1908)», сверенному с текстом отдельного издания
«Рефлексов головного мозга» (1866). (Примеч. ред.)
2
Там же. С. 95.
3
Цит. по: И. П. Павлов. Рефлекс свободы. - СПб.: Питер, 2001. — С. 18.
244 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
Решительно отрицать то, что сознание существует, кажется настолько абсурдным, что
некоторые читатели далее не последуют за мной. Но позвольте мне объяснить: я имею
в виду только то, что за этим словом не стоит никакой сути, и настаиваю, что за ним
скрывается лишь функция... Эта функция — знание (1904, р. 477).
Джеймс утверждал, что сознания не существует вне опыта. Чистый опыт — это
тот материал, из которого сделан мир, утверждал Джеймс. Не будучи вещью,
сознание является функцией, определенным видом взаимоотношений между
кусочками чистого опыта. Позиция Джеймса сложна и трудна для понимания, она
представляет собой новую форму идеализма (опыт как вещество реальности) и
панпсихизма (все в мире, даже письменный стол, обладает сознанием). В
психологии эти идеи Джеймса вызвали к жизни две новые концепции сознания,
поддержавшие бихевиоризм: относительную и функциональную теории
сознания.
Относительная теория сознания: неореализм
Важность вопроса о сознании в психологии и философии основана на
картезианском Пути Идей, теории копий знания. По словам У. Джеймса, в
теории копий утверждается «радикальный дуализм» объекта и знающего.
Согласно теории копий, сознание содержит репрезентации мира и узнает мир
только посредством репрезентаций. Отсюда следует, что сознание является
психическим миром репрезентаций, отделенным от физического мира вещей.
Согласно этому традиционному определению психологии, наука психология
изучала мир репрезентаций посредством особого метода — интроспекции, тогда
как естественные науки, например физика, исследовали мир объектов, конструируя
его посредством наблюдений. Вызов, брошенный Джеймсом теории копий,
вдохновил группу молодых американских философов на то, чтобы предложить
новую форму перцептивного реализма примерно в то же время, когда гештальт-
психологи возрождали реализм в Германии.
Они называли себя неореалистами, утверждая, что существует мир физических
объектов, который мы познаем без посредничества внутренних репрезентаций.
С этой точки зрения сознание не представляет собой особого внутреннего мира,
который следует описывать с помощью интроспекции. Скорее, сознание является
взаимоотношениями между Я и миром, взаимоотношениями узнавания. В этом и
заключалась основная идея относительной теории сознания, которой в те годы
занимались: Ральф Бартон Перри (1876-1957), биограф Джеймса и учитель Э. К.
Тол-мана; Эдвин Биссел Хольт (1873-1946), который был коллегой Перри в
Гарварде и преемником X. Мюнстерберга на посту экспериментального психолога в
Гарвардском университете; и Эдгар Сингер (1873-1954), чьи статьи,
посвященные разуму, предвосхитили воззрения Гилберта Райла (см. главу 9).
Разум «внутри и снаружи». Развитие неореалистической теории разума
началось с анализа Р. Перри (1904) привилегированной природы, приписываемой
интроспекции. Со времен Декарта философы полагали, что сознание — область
репрезентаций и известно только самому себе; на эту идею в значительной
степени опирались радикальный дуализм мира и разума Декарта. Согласно
традиционным взглядам, интроспекция была наблюдениями особого сорта и
занимала особое место, чем значительно отличалась от обычных наблюдений
внешних объектов. Традиционная менталистская психология принимала
радикальный дуализм разума
248 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
Библиография
Общий обзор данного периода дан в статье Джона Томаса (John L. Thomas)
«Nationalizing the Republic» в книге: Bernard Bailyn et al., The Great Republic (Boston:
Little, Brown, 1977). Стандартная история трансформации США на рубеже веков
дана в книге: Robert Wiebe, The Search for Order 1877-1920 (New York: Hill and
Wang, 1967). Дэниел Бурстин (Daniel Boorstin) делает выводы об истории
Соединенных Штатов в книге: The Americans: The Democratic Experience (New York:
Vintage, 1974), которая представляет собой приятный для чтения, даже
захватывающий отчет об
256 Часть III. Совершенно другая эпоха: 1880-1913
Научная психология в XX
веке
ты предназначены для того, чтобы выявить, что животное может делать при
определенных новых обстоятельствах, когда и ведут наблюдение за его
поведением; только позднее исследователь должен предпринять «абсурдную
попытку» реконструировать разум животного, исходя из его поведения. Но
Уотсон указывал, что реконструкция сознания животных ничего не прибавляет к
тому, что уже получено благодаря наблюдениям за поведением животного.
Интроспективная психология была неуместна и с социальной точки зрения,
поскольку не предлагала решений для тех проблем, с которыми люди
сталкиваются в современной жизни. Конечно, Уотсон сообщал, что его
собственное убеждение, будто психология сознания не имеет «сферы
применения», заставило его «разочароваться» в ней. Поэтому неудивительно,
что единственной областью существующей психологии, которую Уотсон хвалил,
была прикладная психология: педагогическая психология, психофармакология,
тестирование интеллектуальных способностей, психопатология, а также судебная
психология и психология рекламы. По его мнению, в этих областях
исследователи добились наибольших успехов потому, что зависимость от
интроспекции была меньше. Уотсон заявлял, что будущее психологии связано с
прогрессивизмом и бихевиоризмом, «истинно научными» направлениями
психологии, поскольку им «предстоит найти широкие обобщения, которые
приведут к контролю над поведением человека».
По мнению Уотсона, в интроспективной психологии не было ничего
заслуживающего внимания, но многое — достойно осуждения. «Психология
должна отказаться от всех ссылок на сознание». Отныне психологию следовало
определять как науку о поведении и «никогда не использовать такие термины, как
сознание, психические состояние, разум, содержание, поддающийся
интроспективной проверке, воображаемый и т. п. Вместо этого следует
оперировать понятиями стимула и реакции, формирования привычки, интеграции
привычек и т. д. Стоит попытаться сделать это прямо сейчас» (Watson, p. 166-
167).
Бихевиористская программа. Точкой отсчета новой психологии Уотсона
следует считать установление того факта, что организмы, в равной степени и
люди и животные, приспосабливаются к окружающей их среде; т. е. психология
должна быть исследованием приспособительного поведения, а не содержания
сознания. Описание поведения ведет к предсказанию поведения в понятиях
стимула и реакции (1913а, р. 167): «В полностью разработанной системе
психологии, зная реакцию, можно предсказать стимул, а зная стимул, можно
предсказать реакцию». В конечном итоге Уотсон ставил перед собой задачу
«изучить общие и частные методы, посредством которых я могу контролировать
поведение». Как только методы контроля станут доступны, общественные лидеры
будут в состоянии «использовать наши данные на практике». Хотя Уотсон не
цитировал Огюста Конта, в его программе бихевиоризма — описывать,
предсказывать и контролировать наблюдаемое поведение — отчетливо
прослеживались традиции позитивизма. И для Конта, и для Уотсона единственно
приемлемой формой объяснения было объяснение в физико-химических
терминах.
Методы, с помощью которых предстояло достичь новых целей психологии,
оставались достаточно туманными, как позднее признал и сам Уотсон (J. Watson,
1916а). Из манифеста бихевиоризма о его методологии можно было заключить
264 Часть IV. Научная психология в XX веке
верженцы нашли способ открыть путь в науку таким терминам, которые явно
обозначали ненаблюдаемые сущности, и при этом не отказаться от основного
желания позитивизма вычеркнуть метафизику из человеческой или, по меньшей
мере, из научной, речи.
Новый позитивизм стал тем, что получило название «логический позитивизм»,
поскольку он объединял преданность позитивистов эмпиризму и логический
аппарат современной формальной логики, которая является наиболее
эффективным способом для понимания реальности. По мнению позитивистов,
задачей гносеологии должно стать объяснение и формализация научного метода,
повышение его доступности для новых дисциплин и улучшение его
применения в работе ученых. Таким образом, логические позитивисты
намеревались составить формальный рецепт для занятий наукой, предлагая как
раз то, в чем, по их собственному мнению, нуждались психологи. Начало
логическому позитивизму было положено в узком кругу философов в Вене
сразу же после Первой мировой войны, но вскоре он стал всемирным
движением, которое ставило своей целью унификацию науки согласно единой
схеме исследований под руководством самих позитивистов. У логического
позитивизма было много аспектов, но два из них обладали особой важностью
для психологов, искавших «научный путь» для своей дисциплины: формальная
аксиоматизация теорий и операциональное определение теоретических
терминов.
Логические позитивисты объясняли, что научный язык содержит термины двух
типов. Самые основные — термины наблюдения, относящиеся к непосредственно
наблюдаемым свойствам природы: цвету, длине, весу, протяженности, времени и т. д.
Более ранний позитивизм подчеркивал значение наблюдения и настаивал на том,
что наука должна содержать только термины наблюдения. Логические
позитивисты соглашались с тем, что наблюдения являются костяком науки, но
также признавали, что и теоретические термины служат необходимой частью
научного словаря, добавляя объяснение к описаниям природных явлений. Наука
просто не может обойтись без таких терминов, как сила, масса, поле и
электрон. Проблема заключалась в том, чтобы сделать теоретический словарь науки
легитимным, исключив все метафизическое и религиозное. Решение, которое
нашли логические позитивисты, заключалось в том, чтобы тесно связать
теоретические термины с костяком терминов наблюдения, таким образом
гарантируя их осмысленность.
Логические позитивисты утверждали, что понимание значения
теоретического термина должно заключаться в процедурах, связывающих его с
терминами наблюдения. Так, например, массу следует определять как вес объекта
над уровнем моря. Термин, который нельзя определить таким образом, следует
отбрасывать как метафизическую чепуху. Такие определения получили название
операциональных (термин принадлежит физику Перси Бриджмену).
Логические позитивисты также утверждали, что научные теории состоят из
теоретических аксиом, связывающих теоретические термины друг с другом.
Например, центральная аксиома физики Ньютона гласит, что сила равна массе,
умноженной на ускорение. Это теоретическое утверждение выражает
предполагаемый научный закон и может быть проверено посредством
предсказаний, сделанных на его основе. Поскольку у каждого термина есть
операциональное определение, то можно взять
Глава 8. Золотой век бихевиоризма, 1913-1950 275
Можно привести план анализа Халла. В точке выбора представлены стимулы (5),
посредством которых во время начального обучения был сформирован условный
рефлекс выбора ответа (Rs), соответствующего выбору одного из трех путей. В силу
множества причин, самой очевидной из которых является различная длина пробега
вдоль каждой из дорожек, путь 1 предпочтительнее, чем путь 2, а тот, в свою
очередь, предпочтительнее пути 3. Таким образом, связь S-Rl сильнее, чем S-R2,
которая, в свою очередь, сильнее, чем S~R3.
Это называется дивергентным свойством иерархии семейства. Сейчас, если
поместить блок в точку 1, крыса подбежит к нему, вернется и выберет путь 2. Блок
ослабляет связь S-Rv поэтому S-R2 становится сильнее и реализуется. С другой
стороны, если поместить второй блок, то крыса вернется назад в точку выбора и
опять выберет путь 2, поскольку S-R{ опять заблокирована, a S-R2 становится
сильнее. Но животное снова натолкнется на блок, S-R2 станет слабее, a S-R3,
наконец, станет самой сильной, и произойдет выбор пути 3. Такое
предсказание сделал Халл.
286 Часть IV. Научная психология в XX веке
Закат начинается
В период после Второй мировой войны наиболее серьезные опасения были
связаны с традиционным ядром научной психологии — экспериментальной
психологией, которую к 1950 г. понимали прежде всего как исследование
научения. Зигмунд Кох (S. Koch, 1951a, р. 295) писал, что «психология, похоже,
вступила в эру всеобщей дезориентации». В другой статье (1951b) он утверждал,
что «с конца Второй мировой войны психология испытывает затяжной и
усиливающийся кризис... В его основе, по-видимому, лежит недовольство
теориями недавнего прошлого. Никогда прежде не было столь очевидно, что
развитие науки не является автоматическим движением вперед». Кох установил
две причины кризиса экспериментальной психологии: внешнюю и внутреннюю.
Внутренней причиной, по мнению Коха, была десятилетняя стагнация теории
научения, а внешней — то, что клиническая и прикладная психология, претендуя
на общественное признание, отказывались от теоретических исследований в
пользу сугубо практической деятельности.
Неудовлетворенность состоянием экспериментальной психологии высказывал
не только Кох. В 1951 г. К. Лэшли резко критиковал теорию структурирования
поведенческих актов Дж. Уотсона. Опираясь на физиологические аргументы,
Лэшли утверждал, что структурирование поведенческих актов невозможно из-за
относительно низкой скорости передачи нервных импульсов от рецептора в
мозг и обратно к эффектору. Вместо этого он предположил, что организмам
присущи функции центрального планирования, которые координируют наборы
действий в качестве более крупных единиц, а не цепей. Он делал особый упор на
том, что язык организован именно таким образом, поднимая проблему, которая
все больше терзала бихевиористов. Фрэнк Бич, занимавшийся поведением
животных, в 1950 г. осудил все возрастающее увлечение экспериментальных
психологов проблемами научения крыс. Он задал вопрос, интересуются ли
психологи общей наукой о поведении или только одной темой, научением, только
одного вида, норвежской крысы. Бич утверждал, что без исследования других
видов поведения и других видов животных выводы бихевиористов не могут
считаться универсальными. Он также указывал на существование такого
видоспецифичного поведения, как импринтинг, которое не является результатом
исключительно или научения, или инстинкта. Подобное поведение ускользает от
всех существующих теорий научения, проводящих резкую границу между
заученным и незаученным и затем исследующих только второе. Проблемы
сравнительной психологии стали настоящим бедствием психологии научения в
50-х и 60-х гг. XX в.
10 Зак. 79
290 Часть IV. Научная психология в XX веке
Философский бихевиоризм
Философский бихевиоризм возник как отголосок проблем психологии животных
и как мятеж против интроспективного ментализма. Следовательно, психологи
бихевиористского толка никогда не обращались к одной из самых очевидных
трудностей, которые могли бы возникнуть в их движении, — а именно к тому,
что обыкновенные люди верят, что обладают психическими процессами и
сознанием. Можно было прямо задать вопрос, почему же, если психических
процессов не существует (во что, по-видимому, верили бихевиористы),
повседневный язык настолько богат описаниями разума и сознания?
Бихевиористы философского толка поставили вопрос о том, что менталистскую
психологию здравого смысла необходимо интерпретировать в приемлемых для
бихевиоризма «научных» терминах, что стало частью их более широкой
программы установления связи ненаблюдаемого с наблюдаемым.
Логический бихевиоризм. Философский, или логический, бихевиоризм
обычно представляют как семантическую теорию о значении психических
терминов. Ее основная идея заключается в том, что приписать организму
психическое состояние (например, жажду) — это то же самое, что сказать, будто
организм расположен вести себя определенным образом (например, пить при
наличии воды) (J. A. Fodor, 1981, р. 115). По мнению логических бихевиористов,
когда мы приписываем человеку то или иное психическое состояние, на деле мы
описываем его поведение в настоящий момент или возможное поведение при
данных обстоятельствах, а не внутреннее психическое состояние. В таком
случае концепции сознания можно исключить и заменить понятиями,
относящимися исключительно к поведению. Но подобные утверждения весьма
уязвимы. Например, согласно логическому бихевиоризму, чье-либо мнение о
том, что лед на озере слишком тонок и нельзя кататься на коньках, означает, что
субъект не расположен кататься на коньках и склонен сказать окружающим, что
им также не следует этого делать. Однако все не так просто. Если вы увидите, что
кто-то, неприятный вам субъект, катается на коньках, вы можете ничего не сказать в
надежде на то, что лед под вашим врагом проломится. Поэтому психическое
утверждение «верить в то, что лед тонкий» нельзя просто и прямо перевести в
наклонности поведения, так как чья-либо склонность к определенному
поведению зависит и от других мнений, что делает невозможным прямое
уравнивание психического состояния и поведенческих наклонностей.
Трудности логического бихевиоризма имеют отношение к экспериментальной
психологии, поскольку его доктрины представляют собой применение операцио-
нализма к обычным психологическим терминам. Свойственное логическому
бихевиоризму уравнивание психического состояния и поведения, или
поведенческих наклонностей, обеспечивает операциональные определения
понятиям «верить», «надеяться», «бояться», «испытывать боль» и т. д. Пример с
тонким льдом показывает, что нельзя дать операционального определения «вере в
то, что лед тонкий» и что неудача попытки «операционализировать» настолько
простое понятие ставит под вопрос всю концепцию операционализма.
Британский философ Дж. Э. Мур еще резче отвергал логически-
бихевиористское, операционалистское обращение с психическими терминами:
когда мы испы-
Глава 9. Закат бихевиоризма, 1950-1960 291
Б. Ф. Скиннер (1904-1990)
Необходимо вычеркнуть все «может» и «должно». Истина заключается в
«делает» и «не делает».
Б. Ф. Скиннер
перед целью. Ошибка всегда заключалась в том, что правильный ответ давали
чересчур рано и, чем ближе к цели, тем с большей вероятностью. Так, например,
если последний правильный поворот был направо, то ошибка крысы чаще всего
состояла в том, что она поворачивала направо на одну точку выбора раньше той,
которая вела к цели. Халл объяснил свое открытие тем, что у животных
происходила классическая выработка условных рефлексов по И. П. Павлову в то
время, когда в ходе предыдущих попыток они получали пищу в ящике цели. В
результате стимулы ящика цели порождали ответную реакцию слюноотделения.
Из-за генерализации стимулы в последней, правильной точке выбора также
порождали слюноотделение, и при дальнейшей генерализации то же самое
делали и другие стимулы в лабиринте. Следовательно, по мере того как крыса
передвигалась по лабиринту, в предвкушении пищи слюноотделение у нее
становилось все сильнее и сильнее, и стимулы, порожденные слюноотделением,
подталкивали животное свернуть на право (в рассматриваемом случае).
Следовательно, животное все с большей вероятностью сворачивало бы в тупик,
перед тем как добраться до последней дорожки, ведущей к цели. Поскольку
ответная реакция слюноотделения была скорее скрытой (ненаблюдаемой), чем
явной, Халл обозначил ее как г, а вызывающий ее слюноотделительный стимул —
как s. Поскольку триггером ответной реакции слюноотделения были стимулы
лабиринта, а она сама влияла на поведение, то ее можно было рассматривать как
часть поведенческого ряда S-R: S - r
r
-s - R.
^ " слюноотделения стимулы слюноотделения
Второй концепцией Халла, ведущей к теории опосредования, был акт чистого
стимула. Халл отмечал, что некоторые формы поведения не влияют на
окружающую среду, и высказал предположение о том, что они имеют место для
того, чтобы обеспечить поддержку стимула к поведению другого вида. Например,
если вы попросите людей описать, как они завязывают шнурки на ботинках,
обычно они будут совершать шнурующие движения пальцами, в то же время
вербально описывая, что они делают. Подобное поведение и является примером
акта чистого стимула по Халлу. Не так уж трудно вообразить, как эти акты
происходят внутри, без какой-либо внешней демонстрации. Например, если
задать вопрос «Сколько окон в вашем доме?», вы, вероятно, мысленно пройдете
по дому и сосчитаете окна. Подобные процессы опосредуют внешние стимулы и
наши ответы на них. Психологи неохаллианского толка рассматривают
символические процессы у человека как внутренние продолжения
последовательности S-R: S - (r - s) - R.
Внешний стимул вызывает внутренний опосредующий ответ, который, в свою
очередь, обладает свойствами внутреннего стимула; именно внутренние, а не
внешние стимулы вызывают видимое поведение. «Огромное преимущество
такого решения заключается в том, что, поскольку каждая стадия представляет
собой S-R-процесс, мы можем просто перенести весь концептуальный аппарат
одноступенчатой психологии в рамках двучленной схемы "стимул-реакция" на
эту новую модель, без применения новых постулатов» (С. Osgood, 1956; р. 178).
Итак, можно допустить существование когнитивных процессов внутри теории
поведения, не отказываясь от четкой формулировки S-R и не изобретая никаких
уникальных психических процессов у человека. Поведение можно объяснить в
терминах S-R поведенческих рядов, за исключением того, что некоторые ряды
невидимы и происходят внутри организма. Бихевиоралисты получили
метаязык для описания
Глава 9. Закат бихевиоризма, 1950-1960 311
Новый структурализм
В психологии структурализм не был продолжением системы Э. Б. Титченера, с
которой у него не было ничего общего, кроме названия; он представлял собой
независимое направление, имевшее европейские корни. На протяжении 1960-х,
1970-х и начала 1980-х гг. движение под названием структурализм оказало
огромное влияние на континентальную европейскую философию,
литературную критику и общественные науки, в том числе и психологию. Ведущие
представители структурализма, Клод Леви-Стросс, Мишель Фуко и Жан Пиаже,
проповедовали платоновско-картезианский рационализм, пытаясь описать
трансцендентный разум человека. Структурализм ассоциировался с более
радикальными когнитивными психологами, которые хотели порвать с прошлым
американской психологии; в частности, они ориентировались на европейскую
психологию и континентальную европейскую традицию в философии,
психологии и других социальных науках. В отношении структурализма
выражали надежду, что он станет объединяющей парадигмой для всех
социальных наук, а его приверженцами были многие, начиная от философов и
заканчивая антропологами. Структуралисты верили, что любой поведенческий
паттерн человека, индивидуальный или социальный, следует объяснять, ссылаясь
на абстрактные структуры логической или математической природы.
Глава 10. Подъем когнитивной науки, 1960-2000 323
назначенная для решения этой проблемы. Все детали этой теории не являются
важными для наших целей, но мы должны обратить внимание на менталистскую
природу теории Брунера. Субъекта не рассматривали ни как пассивное
соединяющее звено между стимулом (5) и реакцией (R) или в цепочке S-r-s-R, ни
как локус переменных. Напротив, формирование понятия рассматривали как
активный интеллектуальный процесс, в ходе которого субъект разрабатывает
определенные стратегии и следует им, а к правильной концепции субъекта ведут
(или не могут вести) процедуры принятия решения.
Но самым важным следствием возрождения интереса к изучению когнитивных
процессов была идея о том, что машины, возможно, могут думать.
Механизация мышления
Искусственный интеллект. Со времен научной революции философов и
психологов привлекала и пугала мысль о сходстве человека и машины. Декарт
полагал, что все когнитивные процессы человека, за исключением мышления,
осуществляются аппаратом нервной системы, и, исходя из своего убеждения, он
проводил деление между людьми и животными, а также между сознанием и телом.
Паскаль выражал опасение, что Декарт был неправ: ему казалось, что в таком
случае вычислительная машина могла бы думать, и он обратился к человеческому
сердцу и вере в Бога, чтобы отделить людей от машин. Гоббс и Ламетри
принимали идею о том, что люди — это не более чем животные-машины, пугая
романтиков, которые, наряду с Паскалем, видели таинственную сущность
человечности не в интеллекте, а, скорее, в чувствах. Лейбниц грезил об
универсальной думающей машине, а английский инженер Чарльз Бэббидж
пытался ее построить. Уильям Джеймс выражал опасения по поводу
автоматической возлюбленной и пришел к заключению, что машина не могла бы
чувствовать и поэтому не могла бы быть человеком. Уотсон, наряду с Гоббсом и
Ламетри, утверждал, что люди и животные суть машины и что спасение человека
заключается в принятии реальности и построении совершенного будущего,
изображенного Скиннером во «Втором Уолдене». Писатели-фантасты и
кинорежиссеры начали использовать различия (если они существуют) между
человеком и машиной в таких произведениях, как пьеса Карела Чапека
«R.U.R.» и фильм Фрица Ланга «Метрополис». Но никто еще не построил
машину, в отношении которой можно было бы надеяться, что она когда-нибудь
начнет соревноваться с человеческим мышлением. Так продолжалось до Второй
мировой войны. Непременной тенденцией науки является механизация картины
мира. Как мы уже видели, в XX в. психологи боролись с последним убежищем
телеологии: целенаправленным поведением животных и человека. К. Л. Халл
пытался придать цели механический смысл; Э. Ч. Толмен сначала оставил ее как
наблюдаемую величину в поведении, но позднее поместил в когнитивную карту
организма; Скиннер попытался растворить цели в контроле поведения со стороны
окружающей среды. Ни одна из этих попыток справиться с целью не оказалась
вполне убедительной, но неудача Толмена сильнее всего сказалась на
бихевиоризме. Толмена можно критиковать за приверженность картезианской
категорийной ошибке и создание гомун-
328 Часть IV. Научная психология в XX веке
Поражение бихевиоризма
На протяжении 1960-х и 1970-х гг. теория переработки информации постепенно
сменила теорию опосредования в качестве языка когнитивной психологии. В 1974 г.
почтенныйусшгаа/ of Experimental Psychology содержал статьи сторонников лишь
двух теоретических направлений — переработки информации и радикального
бихевиоризма, причем количество первых намного превосходило количество
вторых. В 1975 г. журнал разделился на четыре отдельных журнала, два из
которых были посвящены экспериментальной психологии человека, один —
психологии животных, а последний печатал длинные теоретико-
экспериментальные статьи; в обоих журналах о человеке господствовала точка
зрения переработки информации. В те же самые годы ученые в области
психологии переработки информации создали свои собственные журналы, в том
числе Cognitive Psychology (1970) и Cognition (1972). Новые когнитивные
взгляды распространялись на другие области психологии, в том числе
социальную психологию (W. Mischel and H. Mischel, 1976),
336 Часть IV. Научная психология в XX веке
теорию социального научения (A. Bandura, 1974), возрастную психологию (S. Farnham-
Diggory, 1972), психологию животных (S. Hulse, H. Fowler and W. Honig, 1978),
психоанализ (С. Wegman, 1984) и психотерапию (М. J. Mahoney, 1977; D.
Meichenbaum, 1977; основание/омгаа/ Cognitive Therapy and Research (1977)), и даже
философию науки (R. A. Rubinstein, 1984). Бихевиоризм опосредования
прекратил свое существование, а радикальные бихевиористы попали в своего
рода гетто, так как у них осталась возможность для публикации только в трех
специальных журналах: Journal of the Experimental Analysis of Behavior, Journal of
Applied Behavior Analysis и Behaviorism.
В 1979 г. Р. Лачман, Дж. Лачман и Э. Баттерфилд (R. Lachman, J. Lachman and
Е. Buttertield, 1979) в своей часто цитируемой работе «Когнитивная психология и
переработка информации» попытались описать когнитивную психологию
переработки информации как парадигму Т. Куна. Они утверждали: «Наша
когнитивная революция завершена, и воцарилась атмосфера нормальной науки»
(р. 525). Они дали определение когнитивной психологии в терминах
компьютерной метафоры, которую мы обсудили в предыдущем разделе:
когнитивная психология — это наука о том, «каким образом люди получают
информацию, как они ее регистрируют и запоминают, как принимают решения, как
трансформируют свои внутренние состояния знания и как транслируют эти
состояния на выходе в поведение».
Подобным же образом Герберт Саймон (Н. Simon, 1980) утверждал, что
произошла революция. В своем обзоре бихевиоральной и социальной науки он
заявил: «На протяжении последней четверти века не было более радикального
изменения в общественных науках, чем эта революция в нашем подходе к
пониманию процессов человеческого мышления». Саймон отказался от
бихевиоризма — «ограниченного, слишком увлеченного лабораторными
крысами» и высоко отозвался о теории переработки информации, поскольку она
помогает психологии создать общую парадигму, парадигму переработки
информации, которая сохранит операциональ-ность бихевиоризма, но превзойдет
его в точности и строгости.
Миф о когнитивной революции. Сторонники теории переработки информации
полагают, что в 1960-х гг. произошла научная революция, в ходе которой их
парадигма сменила предшествующую — бихевиоризм. Однако на деле теорию
переработки информации правильнее считать позднейшей формой
бихевиоризма.
Роберт Р. Хольт (Robert R. Holt, 1964) показал связь когнитивной психологии
с бихевиоралистской традицией. Он признал, что концепция опосредования уже
привнесла когнитивные понятия в бихевиоризм, и сформулировал задачу
когнитивной психологии как построение «детальной рабочей модели поведения
организма», что оказалось близким к задачам психологии, о которых говорил Халл.
Конечно, для Хольта привлекательной чертой моделей переработки информации
было то, что с их помощью можно «сконструировать модели психического
аппарата, в которых возможна переработка информации без сознания». Марвин
Мински (Marvin Minsky, 1968), лидер в области искусственного интеллекта в
Массачусетском технологическом институте, страстно желал показать, что
искусственный интеллект может дать «механистические интерпретации тех
менталистских представлений, которые имеют реальную ценность», таким
образом отрицая ментализм как донаучное направление.
Глава 10, Подъем когнитивной науки, 1960-2000 337
Природа когнитивистики
«Информациоядные»: субъекты когнитивистики. Область искусственного
интеллекта и психология компьютерных имитаций в конце 1970-х гг. начали
превращаться в новую область, отличную от психологии и получившую название
когнитивистики. В 1977 г. ученые-когнитивисты создали собственный журнал
Cognitive Science, а год спустя провели свою первую международную конференцию
(Н. Simon, 1980). Когнитивистика определяла себя как науку о тех, кого Джордж
Миллер называл «информациоядными» (Z. W. Pylyshyn, 1984). Идея
заключалась в том, что все перерабатывающие информацию системы —
состоящие ли из плоти и крови, как люди, или кремния и металла, как
компьютеры, или из любых материалов, которые могут быть изобретены или
открыты, — управляются одними и теми же принципами и, следовательно,
составляют единое поле исследований, когнитивистику, в центре которой лежит
парадигма переработки информации (Н. Simon, 1980).
По определению Г. Саймона (Н. Simon, 1980), «долгосрочная стратегия»
когнитивистики человека ставит перед собой две задачи, каждая из которых по-
своему редукционистская. Во-первых, «сложные человеческие действия» (то, что
ранее называлось высшими психическими процессами) должны быть связаны с
«элементарными информационными процессами и их организацией». Другими
словами, когнитивистика, как и бихевиоризм, ставила перед собой задачу
показать, что сложное поведение можно редуцировать до совокупности более
простых форм поведения. Во-вторых, «наши объяснения человеческого
мышления неудовлетворительны до тех пор, пока мы не сможем точно указать
неврологический субстрат элементарных информационных процессов
человеческой символьной системы». Другими словами, подобно
физиологическому бихевиоризму Карла Лэшли, когнитивистика преследует цель
продемонстрировать, что человеческое мышление можно свести к
нейрофизиологии.
Идея о слиянии работ, связанных с искусственным интеллектом, и
когнитивной психологии в единую область — когнитивистику, впервые была
высказана Саймоном, одним из основоположников новой дисциплины. Эта идея
получила развитие в целом ряде смелых заявлений, прозвучавших на первой
конференции по когнитивистике и искусственному интеллекту (W. К. Estes and A.
Newell, 1983).
Глава 10, Подъем когнитивной науки, 1960-2000 339
Споры
Вызов, брошенный преднамеренностью. Как утверждали Р. Лачман, Дж. Лачман
и Э. Баттерфилд (R. Lachman, J. Lachman and E. Butterfield, 1979), «психология
переработки информации фундаментально связана с концепцией
репрезентации». Ф. Брентано признавал, что преднамеренность является
критерием способности к мышлению. Такие психические состояния, как
убеждения, обладают свойством «относительности»: они относятся к чему-то,
стоящему за ними, к тому, что нейроны не могут делать. Репрезентации Э. Ч.
Толмена обладают свойством преднамеренности: когнитивная карта рассказывает
о лабиринте, представляя собой репрезентацию лабиринта.
Тем не менее, хотя концепция репрезентации кажется достаточно понятной, она
чревата трудностями, на которые указывал Л. Витгенштейн. Предположим, я
нарисую такую фигурку:
Что изображает этот рисунок? На первый взгляд, вам может показаться, что зто
мужчина, прогуливающийся с палкой для ходьбы. Но я мог использовать его,
чтобы представить стоящий забор, или чтобы показать, как следует ходить,
опираясь на палку, или изобразить мужчину, возвращающегося с палкой, или
женщину, гуляющую с палкой, или множество других вещей. Еще один пример:
независимо от того, насколько вы похожи на портрет Генриха VIII, он остается
репрезентацией Генриха, а не вашей. Конечно, я мог воспользоваться им, чтобы
дать представление о вас, если бы кто-нибудь спросил, как вы выглядите, а вас
бы не оказалось поблизости. Итак, репрезентации не дают представления
посредством своей внешности. Предметом спора стало то, что же именно делает
репрезентацию репрезентацией, но функционализм прибегнул к иной стратегии,
чтобы решить эту проблему.
Глава 10. Подъем когнитивной науки, 1960-2000 343
зентации (Н. L. Dreyfus and S. Dreyfus, 1988; P. Smolensky, 1988). Чтобы понять
различия между символьной и коннекционистской системами, нам необходимо
более тщательно ознакомиться с теорией вычислений. Теория символьной
системы и коннекционистские теории предлагают различные архитектуры
познания, различные пути проектирования разумных систем и различные
объяснения человеческого интеллекта.
Уровни вычисления. В одной из самых значительных работ по когнитивисти-
ке Д. Марр (D. Маrr, 1982) высказал предположение о том, что анализ
интеллектуального действия должен происходить на трех иерархических уровнях.
В случае искусственного интеллекта уровни определяют работу создания разума, а
в случае психологии (которая изучает интеллект, уже возникший в процессе
эволюции) они определяют три уровня психологической теории. Легче всего
описать эти уровни с точки зрения искусственного интеллекта.
• Когнитивный уровень детально специфицирует задание, которое
должнавыполнить система искусственного интеллекта.
• Алгоритмический уровень специфицирует компьютерную программу,
выполняющую это задание.
• Уровень исполнения специфицирует, каким образом комплектующие
компьютера должны осуществлять инструкции программы.
Чтобы оживить анализ, приведенный Марром, давайте рассмотрим простой
арифметический пример. На когнитивном уровне задание заключается в том,
чтобы сложить два любых числа. На уровне алгоритма мы напишем простую
программу на языке BASIC, которая может выполнять сложение, например:
10 INPUT X
20 INPUT Y 30LETZ = X + Y 40 PRINT Z 50 END
Строка 10 дает подсказку на экране, требующую ввода информации, который
затем хранится в виде переменной X. Строка 20 повторяет этот процесс для
второго числа, переменной Y. Строка 30 определяет переменную Z, сумму X и Y.
Строка 40 выводит значение Z на экран. Строка 50 говорит о том, что достигнут
конец программы. Если мы захотим повторить этот процесс много раз, то мы могли
бы добавить новую строку между 40 и 50:
45 GOTO 10
Это возвращает программу в начальную точку. Загрузка программы в
компьютер и ее запуск ведут к уровню исполнения. Компьютер берет программу
на BASIC и переводит ее на двоичный язык, который контролирует движение
электронов по проводам и кремниевым чипам.
Достигнув уровня исполнения, мы приходим к точке, которая чрезвычайно
важна для различия между гипотезой символьной системы и коннекционизмом.
352 Часть IV. Научная психология в XX веке
Библиография
Доступное обсуждение логического бихевиоризма можно найти в: J. A. Fodor (1981);
Arnold S. Kaufman, «Behaviorism», Encyclopedia of the Social Sciences, vol. I (New York:
Macmillan, 1967), pp. 268-273; Arnold B. Levison, ed., Knowledge and Society: An
Introduction to the Philosophy of the Social Sciences (Indianapolis: Bobbs-Merrill, 1974), ch. 6;
и Norman Malcolm, Problems of Mind: Descartes to Wittgenstein (New York: Harper
Torchbooks, 1971), ch. 3. Книга Дж. Райла (G. Ryle) Concept of Mind (1949)
хорошо написана и легко читается даже теми, кто не обладает никакими
знаниями по философии. С другой стороны, Л. Витгенштейн очень трудный для
понимания философ. Для наших целей важнее всего следующие его работы:
The Blue and Brown Books (1958), опубликованная версия лекций, прочитанных
в Кембридже в 1933 и 1934 гг., которые также легли в основу
опубликованной,посмертно книги: Philosophical Investigations (1953). Л.
Витгенштейн писал в форме диалога, споря с безымянным собеседником, и,
подобно Платону, стремился подавать аргументы косвенно, а не в виде прямых
утверждений. Дальнейшие трудности понимания его философии проистекают из
того, что, собственно говоря, он не сказал ничего позитивного, стремясь, подобно
Сократу, убрать ложные представления, а не предложить свои собственные
концепции. Как утверждал Н. Малкольм (N. Malcolm, 1971) в своей книге,
цитировавшейся выше: «Философская работа надлежащего сорта всего лишь
распутывает узлы нашего понимания. Результатом является не теория, а
отсутствие узлов!» Поэтому не следует браться за Л. Витгенштейна без
руководства. Самая лучшая вводная книга — Anthony Kenny, Wittgenstein
(Cambridge, MA: Harvard University Press, 1973). Лучшее изложение философии
разума Л. Витген-
358 Часть IV. Научная психология в XX веке
re: Jeffery Hart, When the Going Was Good: American Life in the Fifties (New York:
Crown, 1982). О психологии 1950-х гг. см.: J. M. Reisman (1966) и Albeit R. Gilgen,
American Psychology Since World War II: A Profile of the Discipline (Westport, CT:
Greenwood Press, 1982). Если вас интересует конфликт между двумя АРА,
психологической и психиатрической, читайте профессиональный журнал АРА,
American Psychologist. По-видимому, своего пика противостояние достигло в 1953
г., когда журнал переполняли статьи, письма и заметки о борьбе психологов за
легальное признание их профессии и протесты психиатров. Работу Линднер
(Lindner, 1953) следует рассматривать как свидетельство недовольства
отдельных психологов идеологией приспособления, а не как серьезный анализ
или аргументы. Она зависела от сомнительного прочтения трудов 3. Фрейда и
Ч. Дарвина, защищала негативную евгенику и, в общем, достаточно истерично
относилась к современной жизни.
Часть V
Прикладная психология в XX
веке
Возникновение прикладной
психологии, 1892-1919
Научная и прикладная психология
Когда в 1892 г. была основана Американская психологическая ассоциация (American
Psychological Association, АРА), в преамбуле ее устава было сказано, что ассоциация
сформирована для того, чтобы «развивать психологию как науку». В 1945 г. АРА
подверглась реорганизации (см. главу 12), после чего в новом уставе записали, что
теперь ее миссия «развивать психологию как науку, профессию и средство
повышения роста благосостояния людей». Новые фразы были не просто желанием
воззвать к американской общественности, которая ценила прикладную науку выше
теоретической. Они отражали фундаментальные изменения в природе
психологии, в том числе появление фигуры прикладного психолога.
Основатели немецкой психологии рассматривали себя как ученых-теоретиков,
изучающих функционирование разума, и не интересовались общественной
полезностью своих открытий. Но как мы уже знаем, американской психологии
было суждено интересоваться полезным применением больше, чем чистыми
исследованиями. Американцы хотели получить такую психологию, которая учила
бы их, как правильно действовать. Тем не менее, хотя первые американские
психологи быстро обратились к практическому применению своей науки, они
оставались академиками и учеными. Например, когда в 1899 г. Дж. Дьюи
говорил, что психологи-должны поставить свою дисциплину на службу
обществу, он отнюдь не имел в виду, что они сами должны заниматься
практической деятельностью. Он хотел, чтобы психологи занялись изучением
предметов, важных для педагогики, например научением и чтением. Результаты
научных исследований психологов должны были использовать специалисты в
области образования, которым следовало разработать методики для учителей.
Согласно этой схеме, прикладная психология оставалась научной психологией.
Но уже тогда многие психологи предоставляли услуги организациям и
отдельным гражданам. Они стремились не только разрабатывать тесты для
определения интеллекта учащихся или отбора персонала, но и самостоятельно
применять их и консультировать родителей или предпринимателей, переходя,
таким образом, от научной работы к прикладной деятельности. В конце концов
произошло разделение на теоретиков и практикующих психологов, для которых
психологические услуги стали основной деятельностью и источником дохода.
После того как психологи-теоретики и практикующие психологи разделились,
у них обнаружились различные социальные и экономические интересы, порой
противоречащие друг другу. Ученые стремились к дальнейшим теоретическим
364 Часть V. Прикладная психология в XX веке
Прикладная психология
Клиническая психология. Как самостоятельная дисциплина, клиническая
психология основана Лайтнером Уитмером (1867-1956) (L. Т. Benjamin, 1996; D.
К. Routh, 1996). После окончания в 1888 г. Пенсильванского университета и
короткого периода преподавания в школе Уитмер поступил в аспирантуру.
Первоначально он учился у Дж. Кэттелла, но докторскую степень получил у В.
Вундта в Лейпциге. После возвращения в Пенсильванский университет Уитмер
вел курсы по детской психологии для школьных учителей Филадельфии; кроме
того, что Уитмер является основоположником клинической психологии, он
основал и школьную психологию (Т. К. Fagan, 1996). В 1896 г. одна из студенток
Уитмера обратила его внимание на своего ученика, который, хотя и обладал
нормальным интеллектом, не мог читать. Уитмер обследовал мальчика и попытался
решить эту проблему, создав первый прецедент в истории клинической психологии
(P. McReynolds, 1996). В том же году Уитмер основал психологическую клинику
при университете и сделал об этом доклад на заседании АРА (L. Witmer, 1897).
Клиника Уитмера была не только первым специализированным учреждением
для занятий практической психологией, но и предоставляла первую учебную
программу по клинической психологии для аспирантов. Ее основной функцией
было обследование и лечение детей и подростков, направленных школами
Филадельфии, но вскоре детей стали приводить родители, врачи,
представители социальных служб (P. McReynolds, 1996). Режим лечения,
предложенный Уитмером, еще не был психотерапией- в современном
понимании этого слова, а напоминал скорее нравственную терапию в
психиатрических лечебницах XIX столетия (см. главу 2). Уитмер пытался
реструктурировать домашнее и школьное окружение ребенка, чтобы изменить его
поведение (P. McReynolds, 1996).
374 Часть V. Прикладная психология в XX веке
себе часть их функций. Тем не менее до окончания программы в январе 1919 г. было
протестировано 1 млн 175 тыс. человек. Йеркс и его коллеги разработали
инструмент, который значительно расширил сферу деятельности психологов и
во много раз увеличил число американцев, чья профессиональная пригодность
прошла тщательную проверку.
В своем президентском обращении 1918 г. Йеркс говорил о будущем
психологии: «Из нашей работы в интересах армии можно сделать следующий вывод
— психология стремится служить интересам общества... Перед нами могут быть
поставлены грандиозные социальные задачи». Йеркс предвидел больше, чем
знал; хотя он говорил только о психологической службе в армии, его слова
описывают самое главное изменение всего института психологии в XX в. До войны
прикладные психологи работали в закрытых учреждениях. Во время войны они
использовали свои знания для решения конкретных социальных проблем. После
войны началось быстрое развитие прикладной психологии, которая стала
заниматься иммигрантами, проблемными детьми, промышленными рабочими,
рекламой и вопросами семьи. Прикладная психология громко заявила о себе, и ее
влияние с тех пор только росло.
Тяжелое наследие Первой мировой войны. Поскольку Первой мировой войне
американцы уделяют намного меньше внимания, чем Второй, ее решающее
значение в формировании современного мира обычно недооценивают. Она
знаменовала собой начало восьмидесятилетней мировой войны, начавшейся в
августе 1914 г., когда немецкие войска пересекли границу Бельгии, и закончившейся в
августе 1994 г., когда последние русские (не советские) войска покинули
Германию (Fromkin, 1999). Только что построенная Германская империя
Бисмарка была разрушена, на смену ей пришла непопулярная республика,
уничтоженная Гитлером и его нацистами, которые затем развязали Вторую
мировую войну. Первая мировая война породила большевистскую революцию в
России, когда немецкая разведка отправила Ленина поездом в Москву, создав
арену для холодной войны. До сегодняшнего дня британцы спорят, не следовало
ли им оставаться в стороне (N. Ferguson, 1999). Первая мировая война была
невероятно кровавой. Только один факт говорит об этой кровавой бойне: каждый
третий немецкий мужчина, достигший к началу войны 19-22 лет, к концу войны
был мертв (J. Keegan, 1999). ,
Первая мировая война была важным поворотным моментом в истории США.
Вступление в войну знаменовало собой окончание двух десятилетий глубоких
социальных перемен, превративших Соединенные Штаты из
сельскохозяйственной страны с островными общинами в промышленную,
урбанистическую нацию. Соединенные Штаты стали великой державой, которая
смогла направить военную мощь через Атлантический океан, помогая решить
исход войны в Европе. Прогрессивные политики видели в войне благоприятную
возможность достичь социального контроля, создать единую, патриотическую,
эффективную нацию из массы иммигрантов и рассеянных групп, порожденных
индустриализацией. Под руководством президента В. Вильсона они рассчитывали
распространить рациональный контроль на весь мир. Как восклицал один из
прогрессистов: «Да здравствует социальный контроль; социальный контроль
позволяет нам не только ответить на суровые требования войны, но и станет
основой для грядущего мира и братства» (цит. по: J. L. Thomas, 1977, р. 1020).
Глава 11. Возникновение прикладной психологии, 1892-1919 379
Послевоенный оптимизм
Соперничество за уважение и деньги на заре Большой науки. Победа союзников
во Второй мировой войне во многом зависела от успешного привлечения науки,
главным образом физики, для решения военных задач. Во время войны
федеральные расходы на научные исследования и развитие науки увеличились с
48 млн до 550 млн долларов, с 18 % от общих расходов на исследования до 83 %.
Когда война закончилась, политики и ученые признали, что национальные
интересы требуют продолжения финансирования науки и что контроль над
деньгами на исследования не должен оставаться монополией военных. Конечно,
Конгресс никогда не выделял деньги без дебатов, и противоречия относительно
предлагаемых способов выделения долларов на исследования вращались вокруг
двух проблем, касавшихся того, кого считать достойным претендентом на них.
Первая проблема редко имела отношение к психологии, но она важна для
понимания того, каким образом выдаются исследовательские фонды в
современную эпоху Большой науки, когда огромные средства могут выделяться
всего нескольким исследователям, которые хотели бы получить финансовую
поддержку своих работ. Проблема заключается в следующем: давать ли деньги
только лучшим ученым, или их следует распределять на какой-то иной основе,
возможно, выделяя определенное количество фондов каждому штату?
Прогрессивные политики, например сенатор от штата Висконсин Роберт
Лафоллет, проталкивали вторую
Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 407
возможно, чувствовали, что, имея такого друга, как сенатор Фуллбрайт, враги им уже
не нужны), но большая часть их конкретных услуг, таких как консультирование,
психотерапия и управление персоналом, были востребованы.
Итак, правительство отказало общественным наукам в финансировании. Но
крупнейший неправительственный фонд финансирования научных
исследований — фонд Форда, не обошел их вниманием. До Второй мировой
войны частные исследовательские фонды, самым известным из которых был
фонд Рокфеллера, выделяли скромные гранты для финансирования
общественных наук. После войны был создан фонд Форда — крупнейший в
мире фонд; он принял решение о широкомасштабном финансировании
бихевиористских наук (термин, который ввел Дж. Дьюи). Подобно Дж. У.
Фуллбрайту, сотрудники фонда Форда надеялись, что общественные науки
можно использовать для предупреждения войны и облегчения человеческих
страданий. Поэтому они предложили использовать огромные ресурсы Форда для
того, чтобы обеспечить «равное место в обществе исследованиям человека и
атома». Но в верхних эшелонах власти фонда предложения сотрудников
вызывали точно такое же сопротивление, как и в Сенате. Президент фонда Пол
Хоффман называл общественные науки «хорошей областью для того, чтобы
впустую растратить миллиарды». Его советник, Роберт Мэйнард Хат-чинс,
президент Чикагского университета, соглашался с этим. Он говорил, что те
исследования в области общественных наук, с которыми он был знаком,
«чертовски отпугнули его». Хатчинс был хорошо знаком с общественными
науками, поскольку Чикагский университет первым создал школу, занимавшуюся
ими. Тем не менее штат Форда во главе с адвокатом Роуменом Гейтером, который
помогал в организации Корпорации Рэнда, предложил свой амбициозный план и
получил его одобрение. Сначала Фонд попытался выделять деньги в виде грантов, но
это недостаточно быстро избавляло от денег и к тому же выводило деньги из-под
контроля Фонда. Вместо этого Фонд учредил Центр передовых исследований в
области бихевиористских наук в Калифорнии, где лучшие специалисты в этой
области могли собраться вместе, чтобы заниматься теоретическими и
исследовательскими разработками.
Психологи мечтают о психологическом обществе. К концу войны психологам
стало ясно, что их башня из слоновой кости полностью разрушена. Связь
психологии с ее древними корнями в философии была безвозвратно утрачена, и
это, по мнению последнего поколения американских психологов, было к
лучшему. На симпозиуме АРА «Психология и послевоенные проблемы» Г. Г.
Реммерс отметил утрату психологией «ее философского наследия»:
Наше философское наследие, к сожалению, не было только благословением. Выросшая
из относительно бесплод?юго раздела философии, известного под названием гносеологии,
и вскормленная рационалистической наукой, склонной возвышать мышление за счет
действия и теорию над практикой, психология слишком часто пряталась в башне из
слоновой кости, откуда иногда выходили ученые-педанты, чтобы предложить, жемчужины
мудрости, объективности и логики находящимся на их попечении, весьма мало заботясь о
том, насколько такая диета питательна и адекватна (Remmers, p. 713).
В 1947 г. на конференции «Современные тенденции в психологии» Клиффорд
Т. Морган поднял эту же проблему в более резкой форме, отметив, что «главной
Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 409
тенденцией последних лет стало то, что психология решительно покинула башню
из слоновой кости и пошла работать». Очевидно, что жизнь требовала, чтобы
психология меньше занималась абстрактными, почти метафизическими
вопросами, унаследованными от философии, и больше — насущными
потребностями людей.
Психологи входили в новую жизнь с тревогой и надеждой. Вэйн Деннис,
выступая на конференции, посвященной современным тенденциям, заявил, что
«психология сегодня обладает неограниченными возможностями». В то же время
он беспокоился о том, что психология еще не добилась «престижа и уважения»,
необходимых для «успешного существования в качестве профессии. Мы не можем
эффективно работать как советники и консультанты или как исследователи
человеческого поведения, не имея доверия и высокой оценки значительной части
населения». Его опасения не были беспочвенными, что и продемонстрировали
дебаты в Сенате по поводу Отделения общественных наук в NSF. Деннис
обращался ко многим, когда защищал дальнейшую профессионализацию
психологии как средство достижения общественного признания. Он говорил, что
психологам следует навести порядок в собственном доме, ужесточить требования
к обучению психологов, преследовать псевдопсихологов и ввести
сертификационные и государственные лицензионные стандарты для прикладной
психологии.
Несмотря на эти опасения, психологи надеялись играть важную роль в
послевоенном мире. Выражая взгляды многих психологов, Г. Г. Реммерс дал
определение новой, постфилософской работы психологии: «Психология, наряду
со всеми науками, должна видеть свою основную задачу в служении обществу...
Знание ради знания является, в лучшем случае, побочным продуктом, предметом
эстетической роскоши». В колледжах психологию следует «поставить наравне с
другими естественными науками», и в ее задачи входит научить выпускников
тому, как «оценивать себя и свое место в обществе». В более широком смысле
психология должна помочь построить «науку ценностей» и научить использовать
«журналистику, радио и, в недалеком будущем, телевидение» для достижения
«контроля над культурой». Психологию следует шире использовать в
промышленности, сфере образования — «самой важной отрасли прикладной
психологии», геронтологии, воспитании детей и для решения таких социальных
проблем, как расизм. Из сфер, где психология могла сделать вклад в'человеческое
счастье, Реммерс не упомянул только психотерапию. Наконец-то психологи были
готовы дать людям то, на что в 1892 г. надеялся Уильям Джеймс: «психологическая
наука научит их, как действовать».
Ценности и адаптация. Послевоенное положение психологии было отмечено
некоторыми противоречиями. Старая психология шотландской философии
здравого смысла гордо считала своей миссией преподавание и оправдание
христианских религиозных ценностей. Новая психология инструментальных
экспериментов, бросая вызов старой психологии, гордо отметала моральные,
особенно религиозные, ценности во имя науки. Однако в 1944 г. Г. Г. Реммерс
назвал «наукой ценностей» саму психологию. Психология описала полный круг:
от служения христианскому Богу и обучения его ценностям до превращения, по
словам Джона Бернема, в deus ex clinica, представляющего ценности религии новой
эпохи — сайентизма.
Что это за новые ценности? Иногда психология, принимая позу естественной
науки, свободной от ценностных установок, казалось, предлагала только
инструменты
410 Часть V. Прикладная психология в XX веке
Психологическое общество:
1950-2000
Развитие психологического общества
Прикладная психология в 1950-х гг. Американские психологи встретили 1950-е гг.
с уверенностью, которую разделяли большинство американцев. Война
закончилась, Великая депрессия стала неприятным воспоминанием, экономика
находилась на подъеме. С точки зрения Филлмора Сэнфорда, секретаря АРА,
будущее принадлежало прикладной психологии, и это будущее было поистине
блестящим, поскольку наступала новая эра — «эра психологического человека»:
Наше общество стремится принять психологический образ мышления. Американский
народ, видимо, имеет сильную и сознательную потребность в разного сорта услугах,
которые могут дать профессиональные психологи... Мы уже вступили в эру
психологического человека, и психологи должны взять на себя ответственность не
только за помощь в наступлении этой эпохи, но и за руководство ее дальнейшим
развитием. Нравится нам это или нет, по наше общество все больше склонно думать в
понятиях концепций и методов, открытых и развитых психологами, и деятельность
психологов остается важнейшим фактором структурирования нашей культуры (Sanford,
1951, р. 74).
Сэнфорд утверждал, что психологи обладают беспрецедентной возможностью
«создать профессию, подобно которой нет ни по форме, ни по содержанию и
никогда не было... первую планомерно спроектированную профессию в истории».
С точки зрения любых количественных оценок, оптимизм Сэнфорда был
оправдан. Число членов АРА возросло с 7 250 человек в 1950 г. до 16644 в 1959 г.,
причем самый быстрый рост отмечался в прикладных подразделениях;
психологи, учредив различные комиссии и комитеты внутри АРА, действительно
планомерно создавали свою профессию. Несмотря на стычки с другой АРА,
Американской психиатрической ассоциацией (которая была несклонна
отказываться от своей монополии на заботу о психическом здоровье и возражала
против законодательного признания клинической психологии), штаты начали
издавать законы о сертификации и лицензировании, под действие которых
подпадали прикладные (в основном, клинические и консультирующие)
психологи, что давало им законное определение и, конечно, признание их
правомочными профессионалами (J. M. Reisman, 1966). На фоне экономического
подъема процветала промышленная психология; воротилы бизнеса признавали,
что «мы нуждаемся не в изменении человеческой природы, а в том, чтобы
научиться контролировать и использовать ее» (L. J. Baritz, 1960). В популярных
журналах начали регулярно появляться статьи по психологии, они часто
рассказывали людям, как отличить настоящих клинических психо-
Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 413
Профессиональная психология
Выделение средств на социальные исследования
Взаимоотношения политики и социальных наук, в том числе и психологии,
прошли путь от разочарования до явного триумфа 1960-х гг. Разочарование
принес проект «Камелот», самый крупный проект в области общественных наук из
когда-либо задуманных. Армия США, вместе с ЦРУ и другими органами
разведки, потратила 6 млн долларов на отечественных и зарубежных ученых,
работающих в сфере социальных наук, которые смогли бы точно указать точки
потенциальных политических волнений (например, начинающихся партизанских
войн) и использовать свои знания для того, чтобы предложить средства
разрешения проблемы (например, действия против повстанцев). Однако когда в
1965 г. проект «Камелот» рассекретили, социальные науки впали в немилость.
Иностранные правительства сочли проект «Камелот» вмешательством США в их
внутренние дела. Их жалобы привели к расследованию со стороны Конгресса и
закрытию проекта «Камелот» в июле 1965 г. Облик социальных наук оказался слегка
подпорченным, поскольку ученые, участвовавшие в этом проекте, выглядели скорее
орудием в руках американского правительства, а не объективными
исследователями общественных явлений.
Тем не менее, за исключением провала с «Камелотом», социальные науки
смогли в конце концов пробиться к кормушке с федеральными
исследовательскими грантами. Когда в середине 1960-х гг. в американских
городах разразились расовые бунты и произошел взрыв уличной преступности, а
президент Линдон Джонсон начал войну с нищетой, членам Конгресса пришлось
задаться вопросом, могут ли социальные науки сделать хоть что-то с расовой
ненавистью, нищетой, преступностью и другими социальными проблемами.
Психолог Дэл Вулфи (D. Wolfie, 1966а, р. 1177), опытный наблюдатель за
отношениями науки и правительства, писал в Science, что «призыв к
широкомасштабной поддержке общественных наук был повторяющейся темой на
встрече Комитета по науке и технологии Палаты Представителей 25-27 января».
Вулфи полагал, что, «возможно, наступило время для специального
финансирования общественных наук», особенно в свете последних достижений в
области «количественных и экспериментальных методов», вследствие чего
«через некоторое время эти дисциплины смогут предложить существенно
большую помощь в решении насущных общественных проблем». Но даже в
1966 г. из 5,5 млрд долларов, потраченных федеральным правительством на
научные исследования, только 221 млн (менее 5 %) пошло на общественные науки;
однако к 1967 г. отношение к ним изменилось.
В Сенате либеральные демократы жаждали дать денег ученым, занимающимся
общественными науками, и заставить их заняться социальным планированием.
Фред Харрис, возможно наиболее либеральный член Сената, предложил
законопроект об учреждении Национального фонда общественных наук {National
Social Science Foundation, NSSF) по образцу Национального научного фонда
{National Science Foundation, NSF). Уолтер Мондейл предложил Акт о полных
возможностях и социальном учете. Его основным положением было учреждение
президентского исполнительного органа — Совета социальных консультантов,
который должен
426 Часть V. Прикладная психология в XX веке
учебных часов терапии и диагностики, чем психиатры, заявил, что психологов «не
учат понимать нюансы разума».
Естественно, что психологов обижало подобное отношение. Брайант Велч,
руководитель Директората АРА по практике, несомненно, говорил от лица
многих клиницистов, когда назвал «организованную медицину и психиатрию
настоящей вотчиной монополистических личностных нарушений». Каковы бы
ни были достоинства аргументов С. Поста, совершенно ясно, что клинические
психологи требовали хоть какого-то приближения к статусу психиатров. Клинические
психологи выиграли право получать лицензии от штата, несмотря на некоторые
опасения по поводу того, что лицензии служат не общественным, а частным
интересам психологов (S. J. Gross, 1978). С другой стороны, когда комитеты по
аккредитации больниц разрешили клиническим психологам заниматься
госпитальной практикой только под руководством дипломированных врачей,
психологи сочли себя оскорбленными (Н. Dorken and D. Morrison, 1976). В
начале 1990-х гг. клинические психологи сражались за право прописывать
психотропные препараты (S. Squires, 1990; J. G. Wiggins, 1992). Но самым
острым вопросом был вопрос о деньгах.
Кто должен платить за психотерапию? Хотя ответ очевиден — клиент или
пациент, в эру организованного здравоохранения большая часть медицинского
лечения оплачивается страховыми компаниями или правительством, и встает
вопрос, включать ли в эту систему психотерапию. Несколько психиатров и
клинических психологов (G. W. Albee, 1977b) соглашались с мнением Т. Шаца о
том, что не существует такой вещи, как психическое заболевание, из чего
логически вытекает, что психотерапия не является настоящей терапией и поэтому
не должна входить в трехсторонние схемы оплаты. Медицинская терапия
настоящих болезней нервной системы (например, эндогенной депрессии) должна
покрываться страховкой. Но на практике большая часть психотерапевтов
признают, что если расходы на психотерапию должны нести клиенты, то их
практика принесет им гораздо меньший доход. Следовательно, психиатры и
клинические психологи согласны с тем, что за психотерапию должна платить
третья сторона, но они резко расходятся в вопросе о том, кому следует получать
деньги.
На протяжении многих лет, к огромному разочарованию клинических
психологов, страховые компании соглашались с психиатрами в вопросе о том, что
деньги за медицинские процедуры следует выплачивать только обладателям
степени доктора медицины, и страховые компании покрывали расходы на
психотерапию только в том случае, если ее проводил психиатр. Клинические
психологи справедливо рассматривали это как монополию и настаивали на
введении в штатах законов о «свободе выбора», чтобы вынудить страховые
компании платить также и клиническим психологам. Конечно, психологи хотели
получить долю этой монополии, а не разрушить ее полностью. Уже
столкнувшиеся с растущими расходами, страховые компании вступили в союз с
психиатрией, чтобы противостоять вторжению психологии, и подали иски в суд
(прецедент имел место в Вирджинии), заявляя о неподобающем смешении
медицинской практики и бизнеса. В конечном итоге, суды защитили законы о
свободе выбора, но битва была долгой и подлила масла в огонь длительной
вражды АРА и «другой» АРА, Американской психиатрической ассоциацией.
430 Часть V. Прикладная психология в XX веке
одна из участниц описала как худший опыт в своей жизни. Клинические психологи
продолжали покидать АРА, и в декабре 1987 г. GOR одобрила достаточно
неуклюжую схему реконструкции 11 голосами против 3.
Совет АРА обсудил этот план во время своей зимней встречи в феврале 1988 г.
Дискуссия была эмоциональной, сопровождалась взаимными обвинениями в
недоверии, конфликтами и интригами. Лишь благодаря закулисным маневрам
Совет принял этот план 77 голосами против 41, с прохладной рекомендацией
членам АРА одобрить его. Даже голосование членов стало источником
противоречий в этой кампании за победу или поражение плана. В конце концов, на
исходе лета 1988 г. план GOR был отклонен. В это же время президентом АРА стал
Стэнли Грэм, частнопрактикующий психолог, который, несмотря на то, что, будучи
членом GOR, подписал документ о реорганизации, изменил свою позицию и начал
кампанию против ратификации. В результате многие академики, говоря словами
Логана Райта, пришли к выводу, что «АРА стала гильдией, контролируемой
представителями мелкого бизнеса» (цит. по: Н. Straus, 1988).
Тем временем ASAP дала ход своему запасному плану по формированию
нового общества, посвященного целям академических психологов, Американского
психологического общества (American Psychological Society, APS). Начав
примерно с 500 членов ASAP, в 2000 г. APS имело уже 16 тыс. членов (АРА — 159
тыс.). Между двумя этими организациями возникла скрытая вражда. Совет АРА
предпринимал попытки убрать членов APS с руководящих позиций в АРА на
основании конфликта интересов. Сделать это не удалось, но большинство членов
APS сами покинули АРА. В результате в 1992 г., в год столетия АРА, организация
американских психологов снова претерпела раскол. Стремление психологов-
практиков иметь свое профессиональное общество оказалось несовместимым со
стремлением академических ученых иметь научное общество. Первый разрыв
практиков и ученых удалось уладить только на фоне патриотического подъема во
время Второй мировой войны. Возможно, психология просто-напросто слишком
велика и разнообразна, чтобы ее можно было унифицировать.
Библиография
Общий отчет об американской истории в период с 1912 по 1945 г. см. в книгах:
John L. Thomas, «Nationalizing the Republic» (1912-1920) и Robert H. Wiebe,
«Modernizing the Republic» (начиная с 1920 г. и позже); обе работы можно найти в
сборнике: Bernard Bailyn et al., The Great Republic (Boston: Little, Brown, 1977).
Общий отчет об этом периоде с акцентом на социальной истории, включая
проницательные наблюдения о роли общественных наук в формировании
современной морали см.: Daniel Boorstin (1973); акцент на политике сделан в работе:
Eric F. Goldman, Rendezvous with Destiny: A History of Modern American Refonn, 3rd
ed. (New York, Vintage, 1977).
Исследованиям периода между двумя мировыми войнами уделено много
внимания, причем основной упор сделан на 1920-х гг.: F. L. Allen (1931); см.
также: Geoffrey Perrett, America in the Twenties: A History (New York: Touchstone,
1982). Работа Дж. М. Острандера (G. M. Ostrander, 1968) содержит краткий обз©р
изменений морали в течение 1920-х гг. Об американской религиозной жизни этих
лет см. работу: George M. Marsden, Fundamentalism and American Culture: The
Shaping oj Twentieth-Century Evangelicalism 1870-1925XOxford: Oxford University
Press, 1980). В работе Р. Грейвс и А. Ходжа (R. Graves and A. Hodge, 1940)
содержится краткий очерк британской истории между двумя мировыми войнами.
История евгеники изложена в статье: Daniel J. Kevles, «Annals of Eugenics:
A Secular Faith», которая впервые была опубликована в The New Yorker (October 8,
15,22, and 29,1984), а затем переиздана в книге: In the Name of Eugenics: Genetics and
the Uses of Human Heredity (New York: Knopf, 1985). Работа С. Гоулда (S. I. Gould,
1981) содержит полезные сведения об отношении американцев к
наследственности, а также критику тестирования умственных способностей и
информацию об ограничении иммиграции, которой я пользовался и откуда брал
цитаты. Лучшая работа о стерилизации принадлежит Г. Ландману (Н. Landman,
1932); сам Ландман
Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 435
А бихевиоризм (продолжение)
опосредованный 311 противостояние
агрессия 161 Толмен-Халл 284 радикальный 298
Адлер А. 168 и поведение человека 305 идея
аксиома 274 контроля 309 интепретация языка
акт чистого стимула 310 по Скиинеру
алармисты 382 305-306
Американская ассоциация клинических редукционистского
психологов 375 (физиологического) толка 277
Американская ассоциация прикладной строгий (радикальный) 268, 288
психологии 400 Уотсона поздний 271 философский
Американская психологическая 290 формальный 295 формулировка
ассоциация 108, 127, 363 история основных принципов
создания 220 273
анализ 103 Эдварда Чейза Толмена 276
антипсихиатрическое движение 417-418 бихевиористская концепция разума 249
апперцепция 103-104, 109, 299 Боде Б. Г. 270 Боулдеровская модель
Ассамблея научной и прикладной 406 Брёйер Й. 144 БрентаноФ. НО, 158
психологии 432 Бурн Р. 226 Бюро психологического
ассимиляция 104 персонала 402
ассоцианизм 192
Ассоциация гуманистической психологии В
414
Ассоциация консультирующих вероятность подкрепления 301
психологов 400 ВертхаймерМ. 118, 120 виртуальная
Ассоциация черных психологов 422 машина 356 Витгенштейн Л. 170, 292
атараксия 420 военная психология 402 воображение
аутентичность 419 103 воспитание
точка зрения Дж. Уотсона 393
Б ВудвортсР. С. 269-270 ВундтВ. 89,
94-95, 107, 115-116 Вюрцбургская
БартлетФ. 195 безобразные мысли 115 школа 114
бессознательное 158 Бехтерев В. М. 243
БинеА. 124, 366 биологическая
дегенерация 79 бихевиорализм 251, 253,
г
255, 309 бихевиоризм 219, 246-247, Гальтон Ф. 189, 365
251, 261, 263-268, 392-393, 395 Гегель Г. Ф. В. 40
и картезианская лингвистика 312 гейдельбергская система Вундта 114
и человеческий разум 309 ГекслиТ. Г. 180
логический 290 гештальт 119
методологический 2с4, 268, 280 гештальт-психология 103, 112, 118
механистический 281 Гилберт Райл 291
молекулярный подход 278 гипноз 143
молярный подход 278 гипотетические конструкты 295-296
неформальный 309
операциональный 280
описательный 300
442 Алфавитный указатель
И м
Йеркс Р. 245, 376 МалкольмН. 293
Мальтус Т. 181
МаслоуА. 413, 420
К машина Тюринга 331
КёлерВ. 120-121 Мендель Г. 182
КалкинсМ. 234 ментализм 219, 253
Алфавитный указатель 443