Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Ю.М. Гончаров
Учебное пособие
Барнаул–Тобольск
2008
–2–
ББК 63.3(2Рос5)+63.59
УДК 94(571)081/083
Г 65
Рецензент:
доктор исторических наук, профессор Л.М. Дамешек
–7–
ми для данной темы являются статьи «Описание Березовского края»,
«Город Ялуторовск с его округом», «Город Тюмень».
Во второй половине XIX в. сибирское краеведение активно
расширялось. Краеведы работали во всех
значительных городах региона (можно на-
звать А.В. Адрианова, Г. Варламова,
В. Вельского, Н.И. Виноградского, Г. Кол-
могорова, Н.С. Щукина и многих других).
Ими был охвачен широкий тематический
спектр. Заслуга этой литературы в насыще-
нии фактического материала мелкими, но
характерными подробностями городского
быта, отдельных событий городской жизни.
В это время формируется локальное
направление в науке, уделявшее главное
внимание истории региона. На рубеже
ХIХ–ХХ вв. усиливается интерес к сибир-
скому городу. В газетах, а также отдельными изданиями уже в массо-
вом порядке появлялись работы о церквях, монастырях, учебных заве-
дениях, выдающихся сибирских деятелях, зарисовки бытового харак-
тера. Появляются и издания, посвященные отдельным городам.
В целом же в дореволюционный период тема городского быта
практически не изучалась, хотя отдельные ее аспекты и были затрону-
ты. В это время шло накопление и обобщение архивных документов и
личных наблюдений.
В 1920–1950-е гг. работы, посвященные истории Сибири, затра-
гивали лишь отдельные аспекты истории городов, такие как революци-
онное движение и политическая ссылка, и нередко носили популяриза-
торский или пропагандистский характер. Усилилась тенденция
рассматривать «бытовую историю» как нечто второстепенное. Невы-
сокий уровень знаний этого периода по городоведению отразила
четырехтомная «Сибирская советская энциклопедия» (Новосибирск,
1929-1932).
С середины 1950-х гг. начинается новый этап отечественной ис-
ториографии, формируются новые подходы к исследованию, расширя-
ется источниковая база, повышается уровень научных работ. Работы
этого времени по своему теоретическому подходу, по богатству факти-
ческого материала выгодно отличаются от работ предыдущего перио-
да. Важным результатом в это время становится активизация исследо-
ваний городоведческого направления, затрагивающих, в числе проче-
го, и бытовые аспекты общественных и культурных процессов.
В эти годы возникают несколько направлений и в сибирском го-
родоведении: собственно историческое, экономико-географическое,
историко-архитектурное, что заложило базу для междисциплинарного
подхода к проблеме изучения города. Уровень изученности многих
проблем региональной истории продемонстрировали соответствующие
главы пятитомной «Истории Сибири» (Л., 1968). И хотя история горо-
–8–
дов региона на страницах этого издания не нашла всестороннего отра-
жения, однако сама его подготовка в значительной степени активизи-
ровала изучение региональной истории в целом и сибирского города в
частности.
В 70–80-х гг. прошлого века появ-
ляется ряд работ, посвященных социально-
экономическому и культурному развитию
отдельных городов Сибири, их истории в
целом; расширяется источниковая и исто-
риографическая база исследований, повы-
шается теоретический уровень работ. Круп-
ным центром сибирского городоведения
становится в это время Новосибирск, где
выходит серия сборников статей по исто-
рии городов региона. В эти годы исследова-
тели обращались к различным сюжетам ис-
тории городов, и городского населения
региона.
Значительный интерес представляют работы, посвященные
проблемам архитектуры, застройки, планировки городов, формирова-
ния городской среды в дореволюционном сибирском городе. По этой
проблематике существует довольно значительный круг литературы.
В 1970–1980-е гг. в отечественной науке начинает складываться
направление, посвященное историко-этнографическому изучению го-
родов, представители которого рассматривали в своих работах различ-
ные стороны бытовой культуры горожан. Происходит постепенное
преодоление представления об истории быта как о второстепенной
проблематике. Однако работы этого направления были посвящены ис-
ключительно городам европейской части страны.
В последние годы историки обращают внимание и на специфи-
ку быта таких социальных групп дореволюционной Сибири, как чи-
новники, мещане, духовенство, интеллигенция. Активно начинает изу-
чаться общественный быт горожан. Различные аспекты повседневной
жизни рассматриваются исследователями в курсе изучения культуры
городов Сибири, городского самоуправления.
Из монографических работ последних лет можно выделить кни-
гу А.И. Куприянова «Русский город в первой половине XIX века: об-
щественный быт и культура горожан Западной Сибири» (М., 1995). В
центре внимания автора – русский горожанин в его повседневной об-
щественной жизни. Новизна проблематики книги нашла отражение в
расширении традиционного для советской историографии круга источ-
ников, в частности в широком привлечении повествовательных мате-
риалов.
В целом, можно констатировать, что в исторической науке в по-
следние годы значительно усилился интерес к городу как объекту ис-
торического изучения. Однако, несмотря на положительные тенденции
последних лет, продолжают сохраняться некоторые особенности пре-
–9–
дыдущего периода. В частности, основное внимание исследователей
привлекают крупнейшие города региона. В то же время научная разра-
ботка истории малых городов значительно отстает. Это вполне есте-
ственно, так как крупнейшие городские центры оказывали значитель-
ное влияние на жизнь региона. Однако нужно иметь в виду, что малые
города являются специфическим типом населенных пунктов, играю-
щим особую роль в экономической, культурной и общественной жиз-
ни.
Таким образом, в существующей исторической литературе за-
тронуты различные проблемы бытовой
культуры и повседневной жизни сибирских
городов в прошлом. Однако, несмотря на
рост интереса исследователей к истории го-
рода, быт горожан дореволюционной Рос-
сии остается малоизученным, особенно на
материалах провинции.
В то же время сведения о повседнев-
ной жизни сибирских горожан содержатся
в значительном круге источников: мемуа-
рах, письмах, записках путешественников,
периодической печати, делопроизводствен-
ной документации, историко-этнографиче-
ских описаниях.
Учебное пособие не претендует на всеохватность, в силу огра-
ниченности его объема и обширности сферы быта. Рассматриваются
такие стороны повседневной жизни горожан Сибири второй половины
XIX – начала XX в., как состав и численность городского населения,
его занятия и доходы, облик и благоустройство сибирских городов, се-
мейный быт, жилище, одежда, питание, досуг и развлечения горожан
региона.
– 10 –
Тема 1. НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДОВ СИБИРИ
Литература:
Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX – первой трети XX
века: управление, экономика, население. Томск, 2000.
Население Западной Сибири в XX веке. Новосибирск, 1997.
Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй
половине XIX – начале XX в.: Население. Экономика. Застройка и благо-
устройство. Барнаул, 2007.
– 15 –
Удельный вес горожан в населении Сибири был небольшим – около
7%, в то время как в среднем по стране – 10%.
В последующие годы темпы роста городского населения увели-
чивались. Значительную роль в этом играло переселение из европей-
ской части страны. Конечно, Сибирь являлась, прежде всего, районом
земледельческой колонизации. Тем не менее, массовые переселения
крестьян не могли не сказаться и на росте городов. Уже в 1870–1880-х
гг. доля пришлого населения в городах была достаточно высокой.
Например, по переписи населения Тобольска 1882 г., более трети жи-
телей города родилось за пределами губернии.
По переписи 1897 г., численность горожан Сибири составила
уже 555 тыс. чел. (вместе с Дальним Востоком), в том числе в Запад-
ной Сибири – 245 тыс. Быстрее всего росли крупнейшие города регио-
на: в Томске уже насчитывалось 52 тыс. чел., Иркутске – 51, в Омске –
37, Тюмени – 30, Красноярске – 26 тыс.1 В то же время в 14 сибирских
городах население не превышало 2 тыс. чел.
Наиболее быстрыми темпами население городов увеличивалось
в начале XX в. В 1904 г. в городах только Западной Сибири числилось
почти 350 тыс. чел., в 1910 – 520, в 1913 г. – 562 тыс. Особенно заметет
этот рост был в годы столыпинской реформы. На 1 января 1914 г. в го-
родах Сибири проживал 1 млн. 200 тыс. чел. Три сибирских города –
Омск (134,8 тыс. чел.) Иркутск (134) и Томск (114,7 тыс.) вошли в чис-
ло 29 стотысячников России (без Польши и Финляндии). Омск зани-
мал 19-е место, Иркутск – 20-е, Томск – 22-е 2. Удельный же вес горо-
жан во всем населении оставался относительно невысоким даже в на-
чале прошлого столетия. В 1907 г. горожане в Европейской России со-
ставляли около 13%, а в Сибири – 9%.
Механический прирост в городах преобладал над естественным.
В некоторых городах региона естественного прироста не было совсем.
Например, в Томске, по причине высокой смертности в конце 1880-х
гг., наблюдалась даже естественная убыль.
Городское население росло не только за счет расширения ста-
рых городов, но также из-за образования новых. Строительство и пуск
Сибирской ж.д. придали импульс процессу градообразования. Некото-
рые железнодорожные станции стали ядром будущих городов. Если в
начале 1860-х гг. в Западной Сибири насчитывалось 19 городов, то к
1917 г. уже 24 населенных пункта региона имели статус города. Са-
мым крупным из новых центров стал Новониколаевск, будущий Ново-
сибирск, возникший в 1893 г. как поселок строителей железнодорож-
ного моста через Обь. По переписи 1897 г., в поселке числилось мень-
ше 8 тыс. жителя. В 1903 г. поселок был преобразован в безуездный
город. В это время в нем проживало около 22 тыс. чел. К 1910 г. чис-
ленность его населения превысила 50 тыс., к 1917 – 100 тыс.
1
История Сибири. Т. 3. Л., 1968. С. 59–60.
2
Рашин А.Г. Население России за 100 лет: Статистические очерки. М.,
1956. С. 21.
– 16 –
В начале XX в. (до 1917 г. включительно) статус города в Сиби-
ри получили 9 населенных пунктов, кроме Новониколаевска – Бо-
дайбо, Боготол, Тайга, Татарск, Славгород, Камень, Барабинск, Черем-
хово. К моменту преобразования в города такие крупные поселки и
села имели, как правило, значительное число жителей, больше чем
отдельные старые города. В год изменения статуса Боготол имел
7 тыс. чел. (1911 г.), Татарск – 9 тыс. (1911 г.), Славгород – 10 тыс.
(1914 г.), Камень – 23 тыс. (1915 г.). Однако городская сеть в Сибири
продолжала оставаться редкой. И если в Западной Европе в начале
прошлого столетия среднее расстояние между ближайшими городами
составляло 8–15 км, в Европейской России – 83, то в Сибири – 495 км.
– 21 –
В больших городах региона проживало много наций. Например,
в Омске в 1877 г. отмечены представители 34 национальностей. Здесь
жили казахи, латыши, коми-зыряне, чухонцы, литовцы, шведы, финны,
армяне, итальянцы и др., но численность их была незначительной 1. К
концу XIX в. число национальностей увеличивается. Если в Томске в
1880 г. было отмечено 26 национальностей, то в 1897 г. уже 52. В зна-
чительной степени возросла абсолютная и относительная численность
евреев. За 12 лет с 1897 по 1909 г. их число в городах Тобольской и
Томской губерний возросло с 7 до 16,5 тыс. чел. Много было их и в го-
родах Восточной Сибири, например, в Иркутске в 1909 г. более 6 тыс.
Быстрее, чем остальное население, росла численность поляков.
Большие польские общины существовали в Иркутске (5 тыс. чел.),
Томске (4 тыс. чел.), Новониколаевске (2 тыс.) и Тобольске (900 чел.).
Таким образом, во второй половине XIX – начале XX в. города
Сибири быстро росли, развивалась сеть городов. Решающим момен-
том, ускорившим рост старых городов и образование новых, явилось
проведение Сибирской железнодорожной магистрали. Одной из черт,
присущих населению городов, был его сложный состав. К числу спе-
цифических черт сибирского города можно отнести особенности фор-
мирования его населения – значительное число ссыльных и переселен-
цев из Европейской России. Наличие в городах региона разнообразных
сословных, национальных, конфессиональных групп населения не мог-
ло не сказаться на богатстве и разнообразии бытовой культуры горо-
жан.
1
Миненко Н.А., Федоров С.В. Омск в панораме веков. Омск, 1999.
С. 164.
– 22 –
Тема 2. ЗАНЯТИЯ И ДОХОДЫ ГОРОЖАН
Литература:
Бойко В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII–XIX в.: очерки
социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории. Томск, 2007.
Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX – нача-
ла XX в. Барнаул, 2002.
Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX – первой трети XX
века: управление, экономика, население. Томск, 2000.
Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Занятия горожан Западной Сибири в
конце XIX – начале XX в. // Историческое профессиоведение. Барнаул, 2004.
С. 113–135.
– 23 –
ную жизнь ведут даже домовладельцы-мещане в значительных горо-
дах»1.
Отдельной экономической группой мещан были люди, имев-
шие профессию, более или менее постоянное занятие, но также нахо-
дившиеся в зависимости: приказчики, квалифицированные ремеслен-
ники, работающие на чужих предприятиях и т.п.
Мещане составляли
большинство среди городских реме-
сленников Сибири. Так, из 4000 ре-
месленников Тюмени конца 1870-х
гг. более 2500 приходилось на долю
мещан. В других сибирских городах
ремесло и промышленность в эти
годы были развиты гораздо слабее,
часто ремесленников на весь город
насчитывалось всего несколько де-
сятков, поэтому многие из сибир-
ских мещан занимались отхожими
промыслами вне пределов своего
города. Так, тобольские мещане на-
нимались на рыбные промыслы в Герб Барнаула
низовьях Оби, тюменские занима-
лись мелкой торговлей по селам округа, томские – извозом, жители
Ишима, Тары, Мариинска, Колывани уходили на заработки на золотые
прииски. Довольно часто мещане городов работали на предприятиях
обрабатывающей промышленности, расположенных в сельской
местности (винокуренных, мукомольных, стекольных и др.). Так, ме-
щане Бийска работали, например, на Иткульском винокуренном заводе
того же Бийского округа.
Значительная часть мещанства, проживавшая вне городов, зани-
малась сельским хозяйством. Да и проживавшие в городах часто нахо-
дили себе применение в скотоводстве, земледелии и огородничестве.
Сельские промыслы: земледелие, скотоводство, огородничество, рыбо-
ловство, пчеловодство, были основным занятием для большинства жи-
телей Колывани, Нарыма, Кузнецка и многих горожан Бийска и Ка-
инска.
Верхняя по имущественному положению прослойкой мещан
были хозяева небольших промышленных заведений, лавочек, речных
судов, т.е. мелкие предприниматели. Вовлеченность в предпринима-
тельскую деятельность привела к тому, что в течение всего времени
своего существования мещанство являлось одним из основных источ-
ников пополнения купечества.
С другой стороны, некоторые из мещан были довольно состоя-
тельными торговцами и при этом не спешили записываться в купече-
1
Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. М.,
1938. С. 450.
– 24 –
ство. Например, в 1889 г. в Томске мещане имели такие заведения: Ки-
силев имел скобяную лавку с оборотом 35 тыс. руб. и годовой прибы-
лью 1400 руб., Чебоксаров – бакалейную лавку с оборотом 30 тыс., ме-
щанка Кольцова была хозяйкой 3-х трактиров и т.д. 1 Особенно это ха-
рактерно для начала XX в., когда после принятия Положения о про-
мысловом налоге 1898 г. запись в купеческие гильдии становится
необязательной для предпринимателей. Например, оставались бар-
наульскими мещанами одни из крупнейших пароходчиков Обь-Ир-
тышского бассейна, миллионеры Евдокия Ивановна Мельникова и ее
сын Александр.
Крестьяне, проживавшие в городах, отчасти занимались сель-
ским хозяйством, другие, хотя и числились в крестьянском сословии,
но по своим занятиям приближались к мещанам. На постоянное жи-
тельство в городе оседали крестьяне-переселенцы, беднота, искавшая
заработка, деревенские ремесленники, «торгующие крестьяне». Имен-
но из крестьянства в сибирских городах шло пополнение мещанства. В
начале XX в. крестьянство становится одной из основ формирования
городского пролетариата – чернорабочих, поденщиков и т.п.
Достаточно близки по характеру занятий и материальному по-
ложению к мещанам были отставные военные, составлявшие значи-
тельную часть населения городов региона в 1860–1880-х гг. Вышед-
шие в отставку нижние чины считались лично свободными людьми с
правом на пенсионное обеспечение. Они являлись особой категорией
отставных солдат, но могли и записаться в какое-нибудь податное со-
словие, а в случае дряхлости или неспособности к труду получали не-
большую пенсию по 36 руб. в год. Нередко отставные продолжали
службу у своего офицера в качестве кучера, слуги по дому или искали
сходную работу в городе. Некоторые становились учителями и учили
детей небогатых родителей элементарной грамотности, так как ее уро-
вень в армии превышал средний по стране. Вдовы, жены и дочери сол-
дат чаще всего работали прачками, кухарками и швеями.
Особое положение было у военных, находившихся на действи-
тельной службе. Размеры денежного довольствия нижних чинов были
небольшими: в начале XX в. рядовой получал 6 руб. в год, младший
унтер-офицер – 12, старший унтер-офицер – 48, фельдфебель – 72 руб.2
Жили солдаты жили в суровой и бедной обстановке. Обстановкой ка-
зарм служили лишь деревянные нары с соломенными тюфяками и та-
кими же подушками без наволочек. Укрывались солдаты шинелями.
Снабжение войск одеялами и постельным бельем было организовано
только в 1905 г. Питание нижних чинов не отличалась разносолами:
утром – чай с черным хлебом, в обед – борщ или суп с полуфунтом
мяса или рыбы и каша, на ужин – жидкая кашица, заправленная салом.
1
Адрианов А.В. Город Томск в прошлом и настоящем. Томск, 1890.
С. 134–143
2
Военно-хозяйственный календарь на 1913 г. СПб., 1913. С. 127.
– 25 –
Материальное положение большей части духовенства оставляло
желать лучшего. В XIX столетии духовенство, составлявшее одну из
самых малочисленных сословных и профессиональных групп горожан,
не отличалось высокими доходами. Жалованье духовенства было не-
высоким. В конце 1860-х гг. настоятель городской церкви в Тоболь-
ской губ. получал в среднем 180 руб. в год, помощник настоятеля –
120 руб., псаломщик – 60 руб.; в Березовской соборной церкви протои-
ерей имел жалованье 200 руб. в год, священник – 180 руб., дьякон –
100 руб., причетник – 70 руб.; в остальных церквях денежное содержа-
ние было еще меньше.
Повышение материального уровня духовенства стало одним из
главных направлений церковной реформы 1860–70-х гг. В 1862 г. было
создано «Присутствие для улучшения быта православного белого ду-
ховенства». Пенсионный капитал церкви был передан в государствен-
ное казначейство, то есть духовенство практически перешло на госу-
дарственное пенсионное обеспечение. Однако пенсии были невелики:
заштатному священнику за 35 лет службы полагалось 90 руб., вдове
священника с детьми – 65 руб., без детей – 55 руб. в год.
– 26 –
пропорции 4:2:1. Однако эти доходы были отнюдь не гарантированы,
связаны с унижениями, и сильно различались от местных условий. По
мнению самих священно-церковнослужителей, их материальное обес-
печение оставалось «весьма скудным», или в лучшем случае, «посред-
ственным».
В городах Западней Сибири была выше, чем в городах Европей-
ской России, доля чиновников и военных, в силу высокой значимости
административной, а для ряда городов (например, Омска) и военной
функций. Так, только в городах Западной Сибири в 1859 г. насчитыва-
лось почти 8 тыс. государственных чиновников.
Высший слой сибирских гражданских чиновников формировал-
ся в основном за счет военных – офицеров и генералов. Остальная же
часть местной бюрократии была пестрой по происхождению, образо-
вательному уровню, материальному положению.
Законодательство регламентировало все сферы жизни провин-
циальной бюрократии, в частности закон определял размеры жалова-
нья, полагавшиеся чиновнику в зависимости от его чина, занимаемой
должности и места службы. Необходимо отметить, что сибирские чи-
новники имели целый ряд привилегий по сравнению со своими колле-
гами из европейской части страны. Всем классным чиновникам при
определении на службу в Сибирь выдавались денежные пособия в раз-
мере годового оклада жалованья, выплачивались также двойные про-
гоны до места назначения. Были и другие льготы, например, сокраще-
ние срока выслуги ордена Св. Владимира 4 степени, три года сибир-
ской службы считались за четыре при выслуги пенсии, увеличивались
сроки оплачиваемых и неоплачиваемых отпусков, предоставлялись ка-
зенные пособия для обучения детей, вдвое уменьшались сроки выслу-
ги первого XIV классного чина и другие мелкие льготы. Однако эти
льготы незначительно улучшали бедственное положение основной
массы мелких чиновников и канцеляристов. Кроме того, эти льготы
полагались только лицам, переведенным из европейской части страны.
Местные же уроженцы не имели на них права. Большинство сибир-
ских чиновников едва сводило концы с концами. В 1856 г. на одного
служащего приходилось жалованья: по Министерству внутренних дел
– 240 руб., по Министерству юстиции – 155 руб. в год. Вопрос о мате-
риальном положении государственных служащих постоянно беспоко-
ил правительство и, несмотря на финансовые затруднения, в продол-
жение царствования Александра II в 1860–1870-х гг. оклады чиновни-
ков были постепенно увеличены в 1,5–2 раза.
Материальное положение гражданских чиновников и офицеров
было сходным. Для большинства офицеров жалованье составляло
единственный источник средств существования. Следует также иметь
в виду, что военнослужащим воспрещалось заниматься частнопред-
принимательской деятельностью. Армейский офицер в Сибири в сере-
дине XIX в. получал в среднем 250 руб. в год, кроме того, квартирные
и фуражные, деньги на отопление и освещение, имел денщика, а по
– 27 –
окончании службы – право на пенсию. Значительно скромнее жили ка-
зачьи офицеры, которые получали всего 72 руб. в год.
В начале XX в. жалованье жандармского офицера доходило до
3 тыс. руб. в год, нижнего чина полиции – до 400 руб. Доходы губерна-
торов в это время составляли 10–12 тыс. руб. в год. В Тюмени в 1903–
1906 гг. городской пристав получал 1470 руб. в год, из них: жалованья
– 300 руб., столовых – 300 руб., квартирных – 240 руб., канцелярских –
300 руб., и разъездных – 330 руб. Содержание околоточного надзира-
теля составляло 445 руб. в год (400 руб. жалованья и 45 руб. квартир-
ных). Старший городовой получал 300 руб., младший – 240 руб., горо-
довым также ежегодно выплачивалось по 25 руб. на обмундирование.
Незначительный размер жалования приводил к различным зло-
употреблениям. Повсеместно было распространено взяточничество,
что тоже необходимо учитывать при исследовании материального по-
ложения чиновничества, независимо от того, были ли взятки способом
увеличения своего состояния или средством к существованию, своеоб-
разными милостынями и подачками местного населения.
Важнейшим свидетельством
формирования капиталистического
города был рост торгово-промыш-
ленного населения. Важную роль в
занятиях горожан играла торговля. В
купеческой среде она являлась
основным видом деятельности. Тор-
говали обычно с утра до вечера, при
этом очень часто тут же, при доме
купца, где обычно выделялось поме-
щение для лавки или склада. В праздничные дни время торговли обыч-
но сокращалось. В воскресные дни лавки и магазины закрывались на
насколько часов раньше. По большим праздникам многие торговые
точки вообще не работали.
В торговле и ее организации участвовал как сам купец, так и
члены его семьи (чаще всего жена и старшие сыновья). Это было необ-
ходимо, так как специфика купеческого труда и выполнение обще-
ственных служб требовали периодических отлучек главы семьи. Во
время этих отлучек руководство выполнением торговых и домашних
дел брали на себя старший в семье мужчина или жена купца. Купече-
ская семья, таким образом, была не только средством воспроизводства,
в ней возникали дополнительные отношения компаньонов в предпри-
нимательском семейном деле.
Однако справиться со всеми делами только силами членов се-
мьи удавалось немногим, и большинство торговцев использовали на-
емных приказчиков, лавочных сидельцев, мальчиков. Существовал це-
лый ряд категорий торговых служащих. Мальчик, отработав пять-
шесть лет и оказавшись верным и расторопным, получал первый чин
торговой иерархии – становился «молодцом», ему уже поручали дела
большей важности, а его место занимали другие. Более высоким счита-
– 28 –
лось положение лавочного сидельца, т.е. продавца в лавке. Практиче-
ски во всех предприятиях служили приказчики, а на вершине иерархии
служащих находились доверенные. Именно из приказчиков и доверен-
ных – верхушки торговых служащих – нередко выходили новые пред-
приниматели, такие как томские купцы П. Михайлов и Д. Малышев,
барнаульский И. Федулов, бийский Палабужев.
Условия труда торговых служащих были тяжелыми, рабочий
день мог достигать 12 и даже 15 часов. Доходы торговых служащих
были различны. Купец Н. Чукмалдин в своих воспоминаниях писал,
что когда он в 1850-х гг. поступил на службу к тюменскому купцу в
подручные приказчика, ему было положено жалованье 50 руб. в год,
на всем хозяйском содержании, дослужившись же до продавца в лавке,
он получал уже 120 руб.1 Мальчики же обычно жалованья не получа-
ли, работая за «харчи и науку».
У крупных торговцев занятия могли носить только администра-
тивный характер и сводиться к нескольким часам пребывания на скла-
де или в конторе. Встречались и такие, кто практически целиком
устранялся от дел, поручая их заботе доверенных или управляющих.
В пореформенное время в обрабатывающей промышленности
Сибири преобладало мануфактурное и мелкое производство. В силу
этого промышленность испытывала значительные сезонные колебания
производства, в том числе и численности рабочих, которые во время
ежегодных остановок предприятий вынуждены были искать
временные заработки на стороне.
Число специальностей мастеров-ремесленников, особенно в
крупных городах было большим. Наиболее популярными ремесленны-
ми профессиями были профессии сапожника, портного, столяра, плот-
ника, кузнеца, хлебопека, печника, шорника, кирпичника. В Томске в
1883 г. работали мастера-ремесленники 47 специальностей, более
всего было извозчиков – 251, а кондитеры, войлочники, пимокаты, зо-
лотничники, живописцы были представлены по одному человеку. В
Барнауле работали ремесленники 43 специальностей, Мариинске – 40,
Колывани – 27. Структура и объем ремесленного производства в горо-
дах испытывали постоянные изменения, вызванные нестабильностью
рыночной конъюнктуры и рядом других факторов.
Заработки рабочих, особенно неквалифицированных, были не-
высоки. Например, рабочий на кожевенных заводах в Тюмени получал
в 1870-х гг. от 8 до 11 руб. в месяц, трудовой день при этом составлял
до 14 часов в сутки. Рабочие в гончарных заведения сдельную оплату:
за 100 корчаг – 1 руб., за 100 горшков – 40 коп., за 100 плошек –
17 коп.
Об условиях работы на кожевенном заводе писал Н.М. Чукмал-
дин: «…завод где вся земля и строения были пропитаны специальным
запахом дегтя, извести и дубильной кислоты, а все рабочие обрызганы
и как бы облиты грязной жидкостью из той же извести, дегтя и дубиль-
1
Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 64, 82.
– 29 –
ных соков. Мы прошли сначала в зольное отделение завода, где, каза-
лось мне, невозможно быть и часа времени от едкого запаха, проникав-
шего в нос и горло, но где люди, все в грязи и мокрые, вытаскивали
железными клещами из зольников кожи, раскладывали их «на
кобылы» и сбивали шерсть в продолжении целого дня»1.
1
Чукмалдин Н.М. Записки о моей жизни. М., 1902. С. 70.
2
Баитов Г.Б. Очерки Барнаула. Томск, 1906. С. 54.
– 30 –
ничным, нянькам) – 5–10 руб. в месяц; в Барнауле повар получал
20 руб., кучер – 12 руб., лакей – 10 руб. Из горожан других профессий
можно упомянуть извозчиков, которые, например, в Барнауле в начале
XX в. получали по таксе: извозчики 2 разряда за час езды по городу:
днем – 40 коп., ночью 50 коп.; 1 разряда (имеющие рессорные и кры-
тые экипажи): днем – 45 коп., ночью – 60 коп.
Зарплата рабочих разных специальностей, квалификации, пола,
возраста значительно варьировалась. В 1913–1914 гг. железнодорож-
ные рабочие получали в месяц: машинист – более 100 руб., токарь –
90, слесарь – 72, столяр – 64, плотник – 58, маляр – 63, ремонтник – 28,
стрелочник – 30, сторож – 20–22, чернорабочий – 30–40, землекоп –
35 руб. При средней зарплате в обрабатывающей промышленности в
23–28 руб. женщины получали в среднем 16–22 руб., подростки – 10–
20 руб.
Соотношение индекса цен и индекса номинальной заработной
платы рабочих показывает, что реальные доходы рабочих в конце XIX
– начале XX в. росли довольно значительно, и только после начала
Первой мировой войны начинается падение реальной зарплаты.
Необходимо заметить, что в Сибири, так же, как и в других рай-
онах страны, часть зарплаты рабочим выплачивали в натуральной фор-
ме. В частности, практиковались такие формы заработной платы, как
содержание «на хозяйских харчах» и выдача продуктов (часто в кре-
дит), одежды, обуви и др. Натуральная оплата особенно широко была
распространена на мелких городских предприятиях.
Женщины в гораздо меньшей степени, чем мужчины, участвова-
ли в пополнении семейного бюджета, что означало для многих из них
отсутствие экономической самостоятельности и зависимость в семье
от мужчины. В Омске в конце 1870-х гг. среди женщин трудоспособ-
ного возраста (от 16 до 50 лет) только меньше трети зарабатывали себе
средства к жизни самостоятельно, главным образом в качестве прислу-
ги, а остальные жили за счет своих мужей, отцов, других родственни-
ков и благотворительности. В целом женский труд, как правило, был
неквалифицированным, плохо оплачиваемым, относившимся к самым
низким разрядам заработной платы. Даже если женщины выполняли
ту же работу, что их коллеги-мужчины, они получали на 30–50% мень-
ше.
Женщинам в дореволюционной России предназначалась в пер-
вую очередь роль домохозяйки и матери. Большинство тех из них, ко-
торые после вступления в брак или рождения детей продолжали рабо-
тать, делали это вынужденно, из хозяйственной необходимости, хотя
обычно предпочитали оставаться дома. Главной причиной, побуждав-
шей женщин искать работу, был низкий заработок мужа. Женщины,
имевшие детей, пытались найти приработок, легко сочетаемый с дела-
ми по дому. Профессии швей, вышивальщиц, прачек и иные были наи-
более распространены среди замужних женщин и вдов всех сословий.
Активно занимались ремеслами и промыслами женщины в Тю-
мени: «Тюменское мещанство… одно из наиболее ремесленных насе-
– 31 –
лений Сибири, и Тюмень – это кожевенный Лион. Промышленная
жизнь вызвала к деятельности даже тюменскую женщину. Ее можно
видеть торгующею на рынке, в лавке и работающею в швальной ма-
стерской. Прежде даже богатые купчихи заседали в лавках»1.
1
Семилужский Н. Письма о сибирской жизни. Из Тюмени. // Дело.
1868. № 5. С. 75.
– 32 –
Необеспеченность низших городских слоев приводила к широ-
кому использованию детского труда. Дети, в основном мальчики, на-
чинали в той или иной форме трудиться уже с 12, а то и с 10 лет. При
ограниченном семейном бюджете заработки подростков, составлявшие
в конце XIX в. от 2 до 8 руб. в месяц, были весьма ощутимы для семьи,
материальное положение которой заметно улучшалось с того момента,
когда дети начинали работать. В большой степени детский труд ис-
пользовался в производстве одежды и обуви, столярном ремесле, при
обработке металлов, лавочной торговле, но в наибольшей степени под-
ростки работали в качестве личной прислуги. Именно личная прислуга
являлась главной сферой деятельности для работающих девочек. Де-
вочки до 15 лет составляли 5% всей женской прислуги. Чаще всего они
трудились в качестве горничных и нянек.
Заработки мужчин, женщин и детей значительно варьировались.
Так, например, на рубеже XIX–XX вв. на заводах Тобольска ма-
стер-мужчина получал 15–30 руб., женщина-мастерица – 10 руб., рабо-
чий – 8–10 руб., работница – 6–8 руб., подросток – 3–5 руб. в месяц.
В целом точно определить доходы городских жителей, выде-
лить группы по уровню доходов и их соотношение представляется
сложной задачей ввиду отсутствия систематических данных. Были
люди, получающие до 50 тыс., и такие, которые не зарабатывают и
50 руб.
Существенные подвижки как в структуре занятий, так и в
классовой структуре городского населения региона стали происходить
в начале XX в., после пуска Сибирской ж.д. Последствия ее проведе-
ния оказали большое воздействие на структуру занятий горожан, в
первую очередь это относится к городам, расположенным непосред-
ственно вдоль железнодорожной линии, в меньшей – к городам, уда-
ленным от магистрали, но находившимся в сфере ее влияния (напри-
мер, Барнаул, Бийск). Кроме того, железная дорога определила появле-
ние новых городов, в их числе Новониколаевск, Боготол, Тайга, Та-
тарск, жители которых пополняли торгово-промышленное население
региона.
В эти годы рабочие составляли уже значительную часть населе-
ния сибирских городов. К 1917 г. на транспорте, в горной и обрабаты-
вающей промышленности и строительстве в Сибири было занято око-
ло 300 тыс. рабочих, многие из которых проживали именно в городах.
Только в 6 городах Сибири – Омске, Барнауле, Новониколаевске,
Томске, Красноярске и Иркутске, находившихся на перекрестке желез-
нодорожных и водных путей, насчитывалось 50 тыс. рабочих. В Ом-
ске, например, на всех предприятиях и работах было занято до 20 тыс.
рабочих, в Томске – 10 тыс., Новониколаевске и Кургане – по 6 тыс.,
Барнауле – 4 тыс., Бийске – около 4 тыс., Тюмени – 2 тыс.
Большинство из них было занято в обрабатывающей промышленности,
транспорте, строительстве. Значительную группу рабочих в городах
региона составляли железнодорожники. Так, например, в Омске в
1913 г. только в главных мастерских Омской железной дороги работа-
– 33 –
ло 2229 чел. Распространенным явлением в этот период стало рекрути-
рование квалифицированных рабочих с Урала и Европейской России.
Так, на текстильную фабрику Бородиных в Бийске в 1910 г. была вы-
писана группа рабочих из Костромы и Владимира.
В начале XX в. женщины все активнее вовлекались в обще-
ственное производство. О причинах того, почему хозяева промышлен-
ных предприятий охотно брали на работу женщин, писала газета «Тю-
менский рабочий» 20 декабря 1908 г.: «На фабрике работает много
женщин. Женщина всегда меньше сопротивляется, чем мужчина, ме-
нее требовательна, более покорна. Женщине меньше платят, над ней
больше издеваются. Мало того, где работает женщина, там неизменно
находятся негодяи, наемная хозяйская сволочь, лакомая до женского
тела, пользующаяся подневольным, голодным положением женщин,
чтобы насиловать ее, заставить отдаться им – продажным и подлым
холопам»1.
В эти годы в городах Сибири все более заметной становится ин-
теллигенция. Росло число преподавателей, врачей, лиц свободных про-
фессий. После открытия университета и технологического института в
Томске здесь складывается профессорско-преподавательский корпус.
В отличие от преподавателей университетов Европейской России, про-
фессора Томского университета пользовались дополнительными льго-
тами и получали полуторное содержание. Ординарный профессор по-
лучал 4500 руб. в год, экстраординарный – 3000 руб. Профессора, за-
нимавшие должности по университетскому управлению, имели допла-
ту к основному содержанию – ректор – 1500 руб., проректор – 1200,
декан факультета – 600 руб. К основному содержанию по истечении 5
и 10 лет службы полагались прибавки в размере 20 и 40%. Помимо
основного содержания профессора получали гонорар со сбора за лек-
ции со студентов, который в среднем составлял до 1000 руб. в год. У
томской профессуры были возможности приработка преподаванием в
гимназиях и училищах, частной медицинской и юридической практи-
кой. В целом по совокупности доходов университетскую профессуру
моно было отнести к верхушке губернской администрации.
Материальное положение других категорий преподавателей за-
метно отличалось от профессорского. Приват-доцентам Томского уни-
верситета, занимавшим вторую ступень в профессорско-преподава-
тельской иерархии, штатного содержания не полагалось. Обычно они
получали только доплату за чтение лекций и ведение практических за-
нятий. Еще ниже были доходы вспомогательного персонала – консер-
вантов, лаборантов, хранителей кабинетов и т.д.
Особенно низкими оклады были у учителей. В 1850-х гг. стар-
шие учителя гимназии получали в среднем 400 руб. жалованья в год.
Если даже предположить, что они имели казенные квартиры, то уро-
вень их жизни был крайне низок. В 1880-х гг. зарплата учителей
1
Цит. по: Копылов Д.И., Князев В.Ю., Ретунский В.Ф. Тюмень.
Свердловск, 1986. С. 59–60.
– 34 –
несколько выросла. Так, в Иркутске средняя годовая плата преподава-
телей мужской гимназии и среднеспециальных училищ составляла
примерно 700 руб., учителей женских учебных заведений – примерно
500 руб. Все учителя имели право на получение единовременных посо-
бий и пенсий. Учитель, прослужив беспорочно 10, 20 и более лет и
выйдя в отставку, получал в единовременное пособие оклад годового
жалованья.
Нередкой в то время была и банальная задержка жалования.
Как писал один из учителей в корреспонденции в газету «Жизнь Ал-
тая»: «Много у нас неприятностей и всех их не перечтёшь. Но вот
есть неприятности, которыми не следовало бы омрачать нашу и без
того невесёлую жизнь. Одна из них эта получка жалованья. Многим
из нас и так приходится получать жалованье очень поздно, а тут ещё
его задерживает наше барнаульское начальство. Об исправности вы-
сылки жалования можете судить по тому, что ноябрьское жалованье
получаем в феврале»1.
С целью приработка среди городских учителей был распростра-
нен обычай держать квартирантов-нахлебников (приезжих школьни-
ков и гимназистов). Обычным учительским приработком были и част-
ные уроки. «В числе учителей, служащих при гимназии, уездном учи-
лище… считается до 15 чел., которые в свободные часы преподают в
частных домах и получают с каждого ученика от 5 до 10 руб. серебром
в месяц», – писал современник о тобольских учителях2.
Таким образом, во второй половине XIX – начале XX в. города
Сибири развивались как многофункциональные поселения и все
большую значимость приобретали торгово-промышленные занятия
горожан. Чем крупнее был город, тем сложнее была структура занятий
его жителей. В первую очередь это относится к ведущим
экономическим центрам Сибири – Омску, Томску, Новониколаевску,
Тюмени, Иркутску, Барнаулу. В перечисленных центрах быстрее и
более отчетливо шло формирование социальных групп – пролетариата,
средних слоев, буржуазии. В средних городах эти процессы шли
медленнее, наконец, в группе малых городов (Березов, Сургут, Нарым,
Кузнецк, Киренск и ряд других) население в основном занималось
традиционными для данной местности, но, по сути, не городскими
видами деятельности, такими как земледелие, скотоводство,
рыболовство, охота, собирательство, и их можно отнести к группе
аграрных городов. В большинстве средних и мелких городов новые
профессиональные структуры были слабо специализированы. В XIX –
начале XX в. в городах явственно обозначились сдвиги в поло-
возрастном разделении труда. Женщины и подростки все активнее
вовлекались в общественное производство.
1
Жизнь Алтая. 1911. № 49.
2
Архив Русского географического общества (далее – АРГО). Разряд 61.
Оп. 1. Д. 5. Л. 36.
– 35 –
Тема 3. ОБЛИК ГОРОДОВ
Литература:
Алисов Д.А. Административные центры Западной Сибири: городская
среда и социально-культурное развитие (1870–1914). Омск, 2006.
Гончаров Ю.М. Очерки истории городского быта дореволюционной
Сибири (середина XIX – начало XX в.). Новосибирск, 2004.
Оглы Б.И. Строительство городов Сибири. Л., 1980.
– 36 –
содержимые как попало, они производили впечатление скорее круп-
ных деревень»1.
Однако города региона не представлялись похожими друг на
друга. Каждый из них имел свое собственное лицо, сформированное
историей города, и многие из современников пытались это лицо опи-
сать. Ипполит Завалишин дал емкие и точные характеристики западно-
сибирских городов середины XIX столетия: «Курган – житница То-
больской губернии», «шумная торговая и богатая Тюмень», «драмати-
ческий Березов», «суетливый Каинск, этот «Иерусалим» сибирских
евреев», «богатый, торговый и шумный Томск», «пустынный Нарым»,
«Барнаул – похожий на саксонский Фрайбург, город цивилизации и
прогресса»2.
1
Турчанинов Н.В. Города Азиатской России // Азиатская Россия. Т. 1:
Люди и порядки за Уралом. СПб., 1914. С. 289–290.
2
Завалишин И. Описание Западной Сибири. Т. 1. М., 1862. С. 134–135.
– 37 –
важное положение в городе и, по своему влиянию, первенствует. Она
носит староверческий отпечаток и боится светской жизни»1.
А вот как описывается внешний вид города: «Тюмень располо-
жена по обеим сторонам реки Туры… Когда в ясный летный день
подъезжаешь к городу со стороны Ялуторовска, сквозь волнистое ма-
рево, в которое окутаны поля и перелески, внезапно сверкнут золотые
кресты и главы, затем обрисуются силуэты каменных церквей на даль-
ней стороне горизонта. Это – нагорная Тюмень, с ее Троицким мона-
стырем, десятью каменными церквями и несколькими высокими зда-
ниями, казенными и частными… Большинство строений деревянные,
но чисто и красиво устроенные и отделены садиками друг от друга.
Улицы узки, … мостовых и тротуаров не существует. Город стоит на
черноземной почве, и потому в весеннюю пору и после дождя улицы
чрезвычайно грязны. В дождливую погоду, во время движения беско-
нечных обозов с товарами, преимущественно чая, идущего из Кяхты,
жизнь на главных улицах становится невыносимою»2.
В отличие от Тюмени, губернский центр – Тобольск во второй
половине XIX в. не имел многочисленного и богатого купечества, по-
скольку торговые пути в это время оставили город в стороне. Практи-
чески все авторы, писавшие о старой столице Сибири, отмечали ее
упадок: «Тобольск видимо падает… он превратился в будничный захо-
лустный городок. Улицы содержаться неопрятно, площади изобража-
ют собой болотные пустыри. По главной улице, где стоит губерна-
торский дом, имеется 5–6 купеческих каменных домов приличной на-
ружности, остальные постройки маленькие, деревянные. Замечатель-
но, что стены многих каменных строений дали большие трещины»3.
В то же время памятники прошлой славы города продолжали
волновать путешественников, приезжавших в Тобольск: «Когда под-
плываешь к нему Иртышом в тихий летний вечер, он представляется
очень эффектно, со своими 21 каменными церквями, кремлем, собора-
ми, старинными архиерейскими палатами на крутизне горы, обелис-
ком Ермака, с разрастающимся вокруг садом, огромным зданием гу-
бернских присутственных мест, громадным тюремным замком, с при-
станью, полной движения»4.
Другой крупный административный центр Западной Сибири –
Омск в XIX веке не производил впечатления. Советский дипломат
И.М. Майский в своих воспоминаниях о детских годах, проведенных в
Омске, дает образную характеристику городу: «Самый город, насчиты-
вающий в описываемое время (1890-е гг. – Ю.Г.) не более 35–40 тыс.
жителей, имел жалкий и унылый вид. Дома в городе были деревянные,
одноэтажные, с подслеповатыми окошками, с тесовыми или соломен-
1
Семилужский Н. Письма о сибирской жизни // Дело. 1868. № 5. С. 73.
2
Живописная Россия. Т. 11: Западная Сибирь. СПб., М., 1884. С. 75.
3
Флоринский В.М. Заметки и воспоминания // Русская старина. 1906. №
4. С. 117.
4
Завалишин И. Указ. соч. С. 311.
– 38 –
ными крышами. Улицы пыльные, немощеные, весной и осенью уто-
павшие в непролазной грязи». 1 Однако, если о Тюмени и Тобольске
мнение многих авторов в основных чертах сходно, то об Омске этого
не скажешь: «Многие называют Омск уголком Петербурга… Город
хотя и разбросан, но здесь встречаются великолепные здания как,
например, генерал-губернаторский дом и кадетский корпус, да и поми-
мо внешности, Омск оставляет далеко за собой многие города по коли-
честву полезных учреждений, школ, гимназий, больниц и прочего»2.
1
Майский И.М. Воспоминания советского посла. Кн. 1: Путешествие в
прошлое. М., 1964. С. 41.
2
Телешов Н.Д. За Урал: Из скитаний по Западной Сибири. М., 1897.
С. 134–135.
– 39 –
няя… Первое впечатление от этого города я получил совсем безнадеж-
ное»1.
Уездные города южных районов Тобольской губ. были аграрны-
ми как по занятиям жителей, так и по облику. Несколько более го-
родской вид имел Курган: «Сам по себе Курган, раскинувшийся на
большом пространстве, хотя и не выделяется особенным благоустрой-
ством, но своим местоположением и оживлением производит хорошее
впечатление. Главная улица его, Троицкая, можно сказать, заполнена
торговыми заведениями и по своему внешнему виду напоминает луч-
шие улицы больших городов»2.
Ишим современник описывал так: «Город вообще невелик, но
чист и порядочен. На главной площади стоит хорошее двухэтажное
здание, где помещается банк и городская управа, а над ними возвыша-
ется серая деревянная каланча, на противоположной стороне площади
– церковь и кладбище. Хорошо также здание духовного училища, и не-
дурен по внешности собор, построенный более 100 лет назад»3.
По иному, чем у южных городов региона, становившимися цен-
трами сельскохозяйственной колонизации и торговли, складывались
судьбы северных, пик развития которых находился в прошлом. Харак-
терным в этом отношении был Туринск: «вид его носит до сих пор пе-
чать старины, какой не встретишь уже ни в одном городе Тобольской
губернии. Он живо напоминает старинные города пермские, за-
байкальские, поморские. Высокие крыши, почерневшие от времени
дома, мертвая тишина на улицах, много церквей (6 и все каменные),
монастырь, среди города никакого торгового движения»4.
Березов и Сургут, лежащее севернее, производили на современ-
ников еще более мрачное впечатление: «Как у всякого русского город-
ка, лучшим украшением вида Березова служат его две церкви, распо-
ложенные как раз у береговой окраины. За ними обрисовываются кра-
сивым рядом дома, небольшие, деревянные, но с реки кажущиеся бо-
лее солидными и чистыми. В довольно значительном отдалении от со-
бора, на одной из береговых окраин площади, находится беседка, здесь
летом, по вечерам собирается местная аристократия. Этот город – про-
сто русская деревня»5. О Сургуте писали в сходных красках: «Этот го-
род таков, что его не всякий и назовет городом, как и Березов:
несколько десятков домов, старых и почерневших, над обрывом, да
ветхая церковь, которая покачнулась от времени – вот и весь город»6.
1
Анисимов С. Исторический город Ялуторовск. М., 1930. С. 6–7.
2
Вольский З. Вся Сибирь. Справочная книга по всем отраслям культур-
ной и торгово-промышленной жизни Сибири. СПб., 1908. С. 368.
3
Телешов Н.Д. Указ. соч. С. 167.
4
Завалишин И. Указ. соч. С. 228.
5
Живописная Россия… С. 165–166.
6
Рубакин Н. Рассказы о Западной Сибири или о губерниях Тобольской
и Томской и как там живут люди. М., 1908. С. 16.
– 40 –
Естественно, сохранилось очень много описаний касавшихся
Томска – одного из крупнейших административных и торговых цен-
тров региона. Среди современников, оставивших свои впечатления о
губернском центре, достаточно характерным можно признать мнение
В.М. Флоринского, который писал: «Выехав на Большую или т.н.
Миллионную улицу, мы увидали Томск во всей его красе. Здесь
открылись нашему взору с десяток каменных домов довольно прилич-
ной архитектуры, напоминающих губернский город средней руки. Од-
носторонка (т.е. улица с односторонним движением – Ю.Г.) набереж-
ной речки Ушайки могла даже претендовать на красоту, если бы не
убийственная грязь, покрывавшая улицы и площади и портившая впе-
чатление. Томская грязь представляет собою нечто своеобразное. Во
всю длину улицы и ширину площадей вы видите сплошное море жид-
кого черного киселя, по которому приходится ехать вброд… Томск…
стоит не многим выше богатого села: уличного освещения в нем не по-
лагается, за исключением десятка тусклых фонарей на одной Мил-
лионной улице. Не существует не только мостовых, но на второстепен-
ных улицах нет даже мостков через болотники и овраги. Улицы – это
проселочные грунтовые дороги, проезд по которым в ненастное время
представляется находчивости и изворотливости обывателя»1.
1
Живописная Россия… С. 208.
2
Романов Н.С. Летопись города Иркутска за 1881–1901 гг. Иркутск,
1993. С. 57.
– 43 –
площади, составляли крупный корпус гостиного двора, общественные
здания, купеческие дома с лавками и складами, жилые усадьбы зажи-
точных мещан.
1
Елпатьевский С.Я. В Сибири (из воспоминаний). Новосибирск, 1938.
С. 171, 176–177.
– 44 –
там каменного сибирского барокко или близкой деревянной резьбе в
Тобольске.
Об облике небольших восточносибирских городков дает пред-
ставление писатель В.В. Романов, который в повести «За Урал!
Рассказ из воспоминаний о Сибири» приводит их обобщенное под вы-
мышленным названием «Золотоилимск»: «По берегу одного из прото-
ков громадной реки расположился невзрачный городок. Город весь де-
ревянный, только собор, да дом старейшей золотопромышленницы на
площади, составляют бросающееся в глаза исключение. Среди серых,
бурых, коричневых и почти черных деревянных домов без стиля и без
наружных украшений, белые, резкие линии собора с его зелеными ку-
полами и золотыми крестами, рельефно вырезываются на общем
фоне… Ординарный, двухэтажный замоскворецкого пошиба камен-
ный дом, с нелепо прилепленною каменною же кладовою, обращен-
ную в лавку, тоже благодаря отсутствию конкурентов для сравнения,
так и просит на свой фронтон девиза: «На безлюдье и Фома
дворянин». Весь городок как-то уютно съежился на небольшой поляне,
и лишь блестящая, серебряная лента быстрого протока… скрашивает
убогую наружность маленького города»1.
Очевидно, что на оценки современников влияли их политиче-
ские убеждения, уровень образования, система ценностей, личные
пристрастия, степень знакомства с сибирским городом и регионом в
целом. Нередко одни и те же факты разными авторами оценивались
по-разному, иногда и полярно. Преобладающим среди современников
было мнение о специфике сибирских городов, их своеобразии по срав-
нению с городами других регионов империи.
Социально-экономическое развитие региона в пореформенное
время, естественно, отражалось и на облике сибирских городов. Осо-
бенно бурно они росли после проведения Транссибирской железной
дороги. Быстро увеличивается численность населения, старые города
переживают настоящий строительный бум, возникают новые. Конеч-
но, прежде всего, это коснулось тех городов, через которые прошла
железная дорога. Стоявший в стороне дороги Тобольск, например,
практически не изменился. Наоборот, происходит бурное развитие Ом-
ска, через который железная дорога прошла. Город рос очень быстро.
Так, с 1904 по 1910 г. число жилых домов в нем увеличилось в 2 раза, с
3200 до 6517. При этом, как и прежде, подавляющее большинство из
них (6383) были деревянными. Около 70% зданий было крыто желе-
зом. В это время начинается интенсивное строительство в центральной
части города богатых доходных домов, общественных зданий, торго-
вых заведений. Возводятся двух и более этажные постройки из кирпи-
ча, среди которых: здание коммерческого клуба, Московские торговые
ряды, епархиальное училище, дом судебных установлений, управление
железной дороги и др.
1
Романов В.В. За Урал! Рассказ из воспоминаний о Сибири // Русский
вестник. 1883. № 6. С. 440–441.
– 45 –
Стимулом роста сибирских городов были экономические причи-
ны: проведение железной дороги, быстрое развитие промышленности
или торговли. Если таких стимулов не было, город рос медленно или
даже мог деградировать, как это произошло с Колыванью после об-
разования Новониколаевска.
1
Чехов А.П. Указ. соч. С. 84.
2
Потанин Г.Н. Города Сибири // Сибирь, ее современное состояние и
ее нужды. СПб., 1908. С. 241–242.
– 46 –
Быстрый рост городов приводил и к изменениям в планировке.
Окраины и пустыри застраивались, на их месте появлялись новые ули-
цы и кварталы. Это иногда приводило к появлению нового центра.
Рост города способствовал росту благосостояния торгово-промышлен-
ной части населения и, конечно, собственников земельных участков,
цены на которые почти беспрерывно росли. Неимущие слои населе-
ния, формирующийся пролетариат вытеснялись из центра на окраины-
слободки, окружавшие город со всех сторон, и, по мере разрастания
города, отодвигавшиеся все дальше и дальше от первоначального цен-
тра.
Так, например, в Барнауле сформировавшийся ранее в районе
сереброплавильного завода общественно-деловой центр постепенно
утрачивает свои функции. Площади центрального ансамбля – Деми-
довская, Соборная, Базарная – начинают терять свое былое значение.
Деловая активность перемещалась на ничем не выделявшийся ранее
Московский переулок, который к концу XIX в. становится главной го-
родской магистралью – Московским проспектом, где сосредотачива-
ются крупнейшие в городе магазины, пассажи, банки, располагается
городская дума, дом начальника Алтайского округа, духовное учили-
ще.
В одну из центральных улиц дореволюционного Барнаула в на-
чале XX в. превращается Пушкинская улица. На ней располагались
здания, ярко свидетельствующие о новых приметах времени – гости-
ницы, синематографы и пр. Здесь располагались детский Мариинский
приют, синематограф «Алтай», аптека Крюгера, казенная женская гим-
назия, мужская классическая гимназия, единственный в городе книж-
ный магазин В.К. Сохарева, а также первый в городе музыкальный ма-
газин «Эхо» А.И. Марцинковского.
Сходная ситуация наблюдалась во многих городах. Деловая и
общественная жизнь городов переносится с площадей на центральные
улицы, которые быстро застраиваются магазинами, деловыми учре-
ждениями, общественными зданиями. Так, с застройкой Почтамтской
улицы и нового административного комплекса в южной части города
формируется центр Томска. Окончательно закрепляется значение
Воскресенской улицы в Красноярске как главной композиционной
оси, на которой размещаются все основные площади, и городской сад
на берегу Енисея. Складывается застройка Чернавинского проспекта в
Омске, сохранившаяся почти без изменений до настоящего времени,
планировочную основу Иркутска составляет система двух пересекаю-
щихся осей – Большой и Амурской улиц.
Центральные улицы дореволюционных городов в эти годы по-
ражали обилием вывесок. Они висели над магазинами, между витрина-
ми и по бокам дверей, тянулись вдоль фасадов домов в несколько яру-
сов, одна над другой, облепляли балконы и даже брандмауэры (глухие
стены домов). Вокруг парадных подъездов жилых домов висели
многочисленные таблички дантистов, акушерок, адвокатов, портных, и
представителей других «частнопрактикующих» профессий.
– 47 –
Развитие капитализма привело к появлению совершенно новых
для Сибири типов зданий и сооружений. В застройке сибирских горо-
дов появляются здания банков, контор торговых фирм, торговых пас-
сажей, специализированных и универсальных магазинов, кинотеатров,
доходных домов и гостиниц, формирующих облик главных улиц.
Строятся и крупные сооружения культурно-просветительского харак-
тера, такие, как театры, музеи, библиотеки, учебные заведения.
Большую роль в формировании внешнего облика городов в на-
чале XX в. сыграло строительство железных дорог. В городах появ-
ляются здания вокзалов, водонапорных башен станций, железнодорож-
ные мосты, паровозные депо, ремонтные мастерские.
Одним из следствий бурного развития городов являлась хаоти-
ческая застройка, которую пытались регулировать органы городского
самоуправления. Так, в 1903 г. дума Томска постановила утвердить
специальную должность контролера для наблюдения за частными по-
стройками в городе с оплатой его труда 900 руб. в год и даже образо-
вать специальную комиссию, для того чтобы организовать меры для
защиты интересов города в данном вопросе. В Новониколаевске обще-
ственное управление неоднократно возбуждало вопрос о сносе по-
строек самовольных захватчиков городских территорий. До их сведе-
ния доводилось, что за самовольно занятую землю они будут платить
аренду в двойном размере, и обязаны «освободить место немедленно».
В городских думах действовали строительные комиссии, в зада-
чи которых входило отведение участков земли под торговые, промыш-
ленные, жилые, культовые сооружения, учебные заведения, как го-
родские, так и частные, а также утверждение планов и фасадов по-
строек, надзор за ходом строительства. Во многих городах были учре-
ждены должности городского архитектора. Барнауле, например, эту
должность в течении ряда лет занимал И.Ф. Носович. По его проектам
были построены новые школы, городской торговый корпус, католиче-
ский костел.
В целом, блик городских центров Сибири во второй полови-
неXIX – начале XX в. с одной стороны, отражал общие черты, прису-
щие русским провинциальным городам этого периода, с другой сторо-
ны, сохранял и местное своеобразие, обусловленное климатическими
особенностями, спецификой социально-экономического развития и си-
бирскими традициями, сложившимися в предыдущий период.
– 48 –
Тема 4. ГОРОДСКОЕ БЛАГОУСТРОЙСТВО
Литература:
Алисов Д.А. Культура городов Западной Сибири (вторая половина XIX
– начало XX в.). Омск, 2002.
Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй
половине XIX – начале XX в.: Население. Экономика. Застройка и благо-
устройство. Барнаул, 2007.
1
Майский И.М. Перед бурей. М., 1945. С. 11.
2
Цит. по: Оглезнева Г.В. Экономическое и культурное развитие Кирен-
ска во второй половине XIX – начале XX в. // Сибирский город XVIII – начала
XX веков. Вып. 4. Иркутск, 2002. С. 72.
– 52 –
Несмотря на эту восторженную оценку, которую давали совре-
менники облику Красноярска, условия жизни в нем оставляли желать
много лучшего. Кроме обычных бед сибирских городов – отсутствия
канализации, гор мусора, пожаров, частым явлением в городе были
пыльные заносы, в результате которых на улицах образовывались
валы, заросшие травой и бурьяном.
Один из современников писал в статье с характерным названи-
ем «Неустройство Сибирских городов»: «С трогательным единодуши-
ем наши города проявляют свою общую черту в осеннее время, когда
большая часть улиц покрывается непролазной грязью, в которой
застревают и люди, и животные… Это повторяется каждую осень, и не
только в каком-нибудь среднем городе, но даже в таком крупном, как
Иркутск, со стотысячным населением и двухмиллионном бюджете»1.
Однако нельзя сказать, что в отношении благоустройства сибир-
ские города разительно отличались от городов других частей страны.
Утопавшие в грязи улицы ставили одной из важнейших задач
администрации и городских обществ обустройство мостовых. В доре-
волюционной России самой распространенной была булыжная мосто-
вая, сложенная из круглых или овальных камней – булыжников. До-
стоинством булыжных мостовых являлась прочность и то, что они
благодаря неровностям, не были скользкими в дождь и грязь. Недоста-
ток заключался в тех же неровностях. Экипажи по ним тряслись и гро-
мыхали. Грохот этот был настолько силен, что перед домами, где нахо-
дились тяжелобольные люди, мостовую застилали соломой. Широкое
распространение в это время получили также мостовые из щебенки
(мелкого дробленного камня). Большинство же улиц не имело вообще
никакого покрытия и представляло собой обычную проселочную доро-
гу, а ухабы и ямы в лучшем случае заваливались хворостом и засыпа-
лись песком.
В Тобольске, еще с первой половины XIX в. мостовые в виде де-
ревянных настилов имелись на всех главных улицах и содержались как
за счет обывателей (напротив частных домов), так и за счет казны
(напротив казенных зданий). Неоднократные попытки заменить их
шоссе или другим покрытием ни к чему не привели. Такая мостовая
требовала постоянного ремонта и обновления. При этом если хозяева
домов проводили ремонт не одновременно (что чаще всего и бывало),
то экипажи сильно трясло на стыках. Впрочем, это было все же лучше,
чем тонуть в грязи.
Судя по всему, в середине XIX в. деревянные мостовые были
принадлежностью одного Тобольска. В остальных городах имелись в
лучшем случае их фрагменты. В Тюмени, например, время от времени
выстилали брусом спуск на Затюменский мост и тротуар («пластинкой
в ёлку») на городской площади. Улицы Нарыма в наиболее непроходи-
мых местах выкладывались плахами, но настил постоянно погружался
в болотистый грунт, так что ездить по улицам в экипаже было «не со-
всем безопасно». В Таре Нерпинская улица мостилась лиственными
1
Д.С. Неустройство Сибирских городов… С. 11.
– 53 –
плахами, а Никольская улица и дорога до пристани устилались лист-
венными же чурками. Чурки вымывались во время весенних разливов
Иртыша, и работу приходилось повторять чуть ли не ежегодно. Про-
чие города довольствовались лишь тротуарами на главной улице.
В Тюмени, славившейся кожевенным производством, эту
проблему решали своеобразно, посыпая улицы отходами дубильных
веществ – «одубиной»: «своеобразный аромат шел со всех улиц, густо
«высоренных» одубиной. Толчеи неустанно мололи дубовую кору,
телеги подвозили ее на заводы, а из дубильных чанов все негодные от-
бросы вывозились прямо на улицы и «высаривались» как песок. Солн-
це высушивало это своеобразное мощение, лошади и пешеходы при-
таптывали почву; зато когда дожди растворяли всю эту благодать, то
только носы заречных жителей могли ее переносить»1.
Один из старожилов вспоминал, что в Омске совсем не было
стоков для весенних вод, а потому весной, после многоснежных зим и
дружного таяния снега, все низменные части города затоплялись, воз-
никали огромных размеров лужи, которые исчезали только к середине
лета. Детвора сколачивала импровизированные плоты из досок и, от-
талкиваясь шестом, плавала по этим мелководным «морям»2.
Первые каменные мостовые появляются в городах региона толь-
ко в конце XIX в. Например, в Омске первая каменная мостовая протя-
женностью 350 метров была выложена по Чернавинскому (Любинско-
му) проспекту только в 1898 г. В 1910 г. протяженность каменных мо-
стовых составила всего 2 версты. В Томске с 1904 по 1913 гг. было за-
мощено 22 с лишком версты улиц, только на эти цели было истрачено
400 тыс. руб. Городская управа Новониколаевска, добившись в 1910 г.
права на взимание попудного сбора с приходящих и отходящих по же-
лезной дороге грузов, за счет притока средств начала мощение цен-
тральных улиц. Мостовые выкладывались по типу рижских – из гру-
бых камней на песчаном основании. Главная улица – Николаевский
проспект мостился шириной 6–8 саженей (12–17 м.), остальные улицы
в 4 сажени (8 м.). К 1 января 1913 г. замощенная площадь составила
уже 21 тыс. квадратных саженей (почти 100 тыс. кв. м.).
По краям улиц, особенно центральных, устраивались тротуары
для пешеходов. Иногда тротуары мостили кирпичом, положенным на
ребро «в елочку». Большинство же тротуаров были деревянные, доща-
тые, так называемые «мостки». Но и такие примитивные тротуары
были далеко не на каждой улице.
1
Лухманова Н.А. Очерки из жизни в Сибири. Тюмень, 1997. С. 24.
2
Берников В.В. Воспоминания старожила // Известия Омского отдела
географического общества СССР. Вып. 8 (15). Омск, 1966. С. 54.
– 54 –
Тюмень, литейная мастерская ремесленного училища, начало XX в.
1
Государственный архив Томской области (далее – ГАТО). Ф. 3.
Оп. 18. Д. 533. Л. 86.
2
Цит. по: Кудрявцев Ф.А., Вендрих Г.А. Иркутск: Очерки по истории
города. Иркутск, 1971. С. 208.
– 57 –
Магазин купца Шкроева в Каинске
– 58 –
красавицу луну и совсем не думает освещать городские улицы по но-
чам»1.
Подвесных фонарей, освещавших
проезжую часть улицы, вообще не было.
Светильники кое-как освещали только
тротуары. Само устройство их было несо-
вершенно. Существовало два типа
конструкции: у первого головка фонаря,
квадратная или шестиугольная, состояла
из чугунного или железного каркаса с за-
стеклением и укреплялась поверх столба.
Такие фонари были электрическими, га-
зовыми или керосиновыми. Во втором
случае на столб с кронштейном подвеши-
вался полукруглый стеклянный колпак с
Герб Тобольска металлической тарелкой наверху. Внутри
его укреплялась электрическая лампочка.
Самое яркое освещение давали газовые и керосинокалильные лампы.
В последних источником света служил раскаляемый керосиновыми па-
рами сетчатый колпачок, покрытый солями металлов. Они были не
очень удобны в эксплуатации. Их надо было накачивать, как примус.
Кроме того, они сильно шумели при горении, а колпачки быстро про-
горали. Керосинокалильные фонари укреплялись на кронштейнах и
для того, чтобы зажечь или потушить, их спускали с помощью блока.
Керосиновые и газовые лампы зажигались и гасились каждый
отдельно. Фонарь за фонарем зажигались и гасли с интервалом в
несколько минут, необходимых для того, чтобы фонарщик успел дой-
ти до следующего столба, приставить лестницу, взобраться по ней и
обслужить очередной светильник. Фонарщик с лестницей на плече, с
бидоном, наполненным керосином и горящей лампой в руках являлся
обычной фигурой на вечерних и предрассветных улицах. Например,
городская управа Омска в 1900 г. содержала штат из 14 «ламповщи-
ков», которые ежедневно выходили на улицу в течении десяти месяцев
в году (в июне и июле освещение не включали). Томская городская
управа в 1906 г. имела 19 рабочих-фонарщиков, монтера, смотрителя и
помощника смотрителя. К этому времени в городе имелось уже элек-
трическое освещение, но на окраинах города продолжали использо-
ваться керосиновые и керосинокалильные светильники. Они зажига-
лись только в безлунные ночи в период с 15 марта по 1 мая и с 1 сентя-
бря по 15 ноября.
В начале XX в. число светильников на улицах сибирских горо-
дов быстро увеличивалось. Так, в 1910 г. в Иркутске было уже 661 фо-
нарь, в Тюмени – 535, Красноярске – 343, Томске – 297, Омске – 285. В
то же время небольшие города по-прежнему отставали. В Туринске
1
Цит. по: Горюшкин Л.М., Бочанова Г.А., Цепляев Л.Н. Новосибирск в
историческом прошлом (конец XIX – начало XX в.). Новосибирск, 1978. С. 99.
– 59 –
было всего 5 фонарей, Тюкалинске – 4, а в 17 городах региона (Сургу-
те, Ялуторовске, Кузнецке, Нарыме и др.) их не было совсем.
Насущной для сибирских городов была и проблема водоснабже-
ния. Даже в начале XX в. водопроводы отсутствовали, хотя некоторые
из состоятельных граждан строили водопроводы для личных нужд.
Остро стоял вопрос снабжения водой в Тобольске, где большое число
людей, живших далеко от реки, должны были покупать воду, потому,
что колодезная по большей части не годилась для питья. Эта проблема
была жизненно важной и для других городов. Например, в Новонико-
лаевске многоводную Обь отделяло от большей части города полотно
железной дороги, имевшее лишь четыре переезда, что затрудняло до-
ступ к реке. В центре горожане брали воду из водокачек и артези-
анских колодцев, на окраинах – прямо из Оби и Каменки, при этом на-
блюдалась крайняя антисанитария.
Горожане брали воду преимущественно из рек и колодцев.
Например, в Омске в 1870-х гг. насчитывалось более 900 колодцев.
Однако только 181 из них был с водой, годной для питья. Остальные –
или горько-соленые, или гниющие. Они использовались главным об-
разом для полива огородов. Лишь некоторые зажиточные могли позво-
лить себе сооружение водокачек. В некоторых городах, как, например,
в Томске были ключи с хорошей водой. Ключами дорожили: расчища-
ли, углубляли, обшивали бревенчатыми срубами, устанавливали над
ними крыши.
В зимнее время для обеспечения горожан водой на реках делали
проруби. Были они двух видов: одни для забора питьевой воды, другие
для хозяйственных нужд (полоскания белья, водопоя скота и др.). В
некоторых городах существовали даже специальные полоскательные
будки – обогреваемые и освещаемые. Проруби и будки не были бес-
хозными. Городские власти сдавали их в аренду с торгов. В этом слу-
чае пользование ими было платное. Например, в Иркутске в 1893 г.
арендатор мог взимать за полоскание белья с каждой ванны или корзи-
ны по 3 коп. в открытых прорубях и по 5 коп. в прорубях с полоска-
тельными будками. Арендатор должен был содержать проруби в чи-
стоте, огораживать их для безопасности елками.
Подобный порядок был принят во многих городах. В Таре пред-
приниматель, выкупивший право на устройство прорубей, получал
разрешение получать «умеренный и необременительный для жителей
сбор», «с крупного и мелкого скота – по 1 копейке, с валька и коро-
мысла тоже, с бочки – 5 копеек, а с приезжающих в Тару – по копейке
с каждой лошади»1.
Во многих городах существовал водовозный промысел. Этот
промысел регулировался правилами, устанавливаемыми думой.
Например, в Иркутске, по правилам, утвержденным в 1893 г., разво-
зить воду в городе мог любой человек, имевший в городе вид на жи-
тельство и лицензию городской управы. Вместе с разрешением, кото-
1
Линчевская Н. В уездном благочинии // Тарская мозаика (история
края в очерках и документах 1594–1917 гг.). Омск, 1994. С. 73.
– 60 –
рое выдавалось после тщательного осмотра бочек, водовоз получал
два жестяных номера. Он должен был всегда чисто одет, в фартуке,
бочки использовать только лиственничные или кедровые, хорошего
качества и без шпаклевки, с медным или цинковым, обязательно чи-
стым краном. Воду следовало набирать исключительно в указанных
управой местах. Вода должна была быть чистой и свежей, для чего
бочки минимум два раза в неделю следовало мыть. Не реже одного
раза в месяц чиновник от городской управы проводил инспекцию со-
стояния бочек. Каждый водовоз был обязан летом на случай пожара на
ночь заполнять водой хотя бы одну бочку.
В губернском Томске водопровод появился только в 1905 г.
Строительство осуществлялось акционерным обществом «Механиче-
ских заводов Бр. Бромлей». Томский водопровод был способен давать
300 тыс. ведер воды в сутки. К 1913 г. водопроводная сеть в Томске со-
ставляла 44,4 версты и имела 477 домовых ответвлений и 23 водопро-
водные будки. Подача воды достигала в 1907 г. – 43, 1909 – 53,7, в
1912 – 65,5 млн. ведер в год. Плата за 100 ведер составляла 20 коп. К
1910 г. во всей Сибири водопроводы были только в 5 городах: Тоболь-
ске, Тюмени, Томске, Красноярске и Иркутске. В 1915 г. вступил в
строй водопровод в Омске.
В целом в благоустройстве сибирских городов в конце XIX –
начале XX в. происходят значительные изменения, обусловленные
быстрым экономическим и социокультурным развитием региона, ро-
стом городов, расширением городской застройки. На улицах все чаще
можно было увидеть газовые и электрические фонари, столбы с теле-
фонно-телеграфными проводами, афишные тумбы. Благодаря усили-
ям городского самоуправления и самих горожан внешний облик и
благоустройство городов региона изменялись к лучшему.
– 61 –
Тема 5. ЖИЛИЩЕ ГОРОЖАН
Литература:
Будина О.Р., Шмелева М.Н. Город и народные традиции русских. М.,
1989.
Гончаров Ю.М. Очерки истории городского быта дореволюционной
Сибири (середина XIX – начало XX в.). Новосибирск, 2004.
Степанская Т.М. Архитектура Алтая XVIII – начала XX в. Барнаул,
1994.
1
Павлов А. 3000 верст по рекам Западной Сибири. Очерки и заметки.
Тюмень, 1878. С. 38.
– 64 –
нет хозяина, где стояли стол под сукном, кресло, у задней стены – ди-
ван, стулья, на стене – портреты хозяев.
Особенно роскошной была обстановка в домах богатых золото-
промышленников. Так, в доме красноярца Н.Ф. Мясникова посетителей
поражали прекрасные паркетные полы, большие двери из орехового и
красного дерева, покрытая штофом и бархатом мебель, огромные, от
пола до потолка, зеркала и особенно мраморные плевательницы с позо-
лоченными ободками.
Мемуарная литература позволяет нам наглядно представить жи-
лищные условия сибирской купеческой семьи: «Наш дом был типичен
для домов зажиточных иркутян прошлого века… Высокое крыльцо па-
радного входа, большие сени с чуланом и теплым нужником, отапливае-
мым голландской печью. Обширная прихожая, пол которой устлан цве-
тастым линолеумом, производила впечатление солидности. Под вешал-
кой стоял громадный сундук с зимними вещами. Массивные двери в
спальни, зал и столовую плотно закрывались, поэтому в доме всегда
была тишина… В двух простенках уличных окон висели большие зерка-
ла в резных рамах. Под ними стояли столики с тюлевыми скатертями.
На столиках размещались вазы с шелковыми цветами, покрытыми от
пыли большими стеклянными колпаками. По обе стороны ваз находи-
лись бронзовые подсвечники с хрустальными подвесками и рамки с
фотографиями членов семьи… В простенке возле дверного проема под
цветным портретом Иоанна Кронштадтского стоял складной обеденный
стол, покрытый белой скатертью, и два пятисвечных канделябра. Вокруг
стола теснились венские стулья. У других простенков и окон на черных
восьмиугольных тумбах зеленели в горшках и кадках цветы: рододен-
дрон, фикус, кипарис, мирт, азалия, камелии… У одной стены стоял
ломберный стол, на нем граммофон с громадной трубой, рядом гол-
ландская печь в голубых изразцах. У другой стены – бордовый шел-
ковый диван и два кресла, которые в обычные дни закрывались паруси-
новыми белыми чехлами с красным кантом по швам. В столовой стояли
большой обеденный стол, покрытый скатертью, венские стулья,
большие напольные часы с боем, черного дерева буфет, на стенах висе-
ли декоративные тарелки… Помимо кроватей в комнатах находились
комоды, на которых стояли и лежали большие овальные зеркала, стату-
этки, японские веера и павлиньи опахала, этажерки с книгами, малень-
кие столики, цветастые абажуры, фонари, японские панно – кому что
нравиться»1.
Однако, несмотря на городской образ жизни, на большие и бога-
тые свои жилища, многие сибирские купцы во многом сохранили кре-
стьянский, народный уклад жизни и не любили парадных апартамен-
тов. Вот какие наблюдения о купеческих жилищах приводят современ-
ники: «хозяева теснились в задних апартаментах, воздух которых на-
сыщен смесью запахов от лампадного масла и рыбного пирога» – пи-
сал Г.Н. Потанин в известной статье «Города Сибири»2. С ним был со-
гласен и Н.М. Ядринцев, который в очерке «Письма о сибирской жиз-
1
Тамм Л.И. Записки иркутянки. Иркутск, 2001. С. 29–31.
– 65 –
ни» писал о Тюмени: «здесь видны чистые, патриархальные домики
мещан, тихие мастерские ремесленников, местами грязные и вонючие
заводы, наконец, тяжелые каменные дома купцов, стоящие как крепо-
сти, с вечно задвинутыми на запор воротами, со спущенными на двор
цепными собаками, с мрачными, нежилыми покоями, нередко очень
богато убранными, тогда как хозяева занимают самую грязную частич-
ку дома и нередко находятся просто «в людской», т.е. в кухне»1.
Действительно, кухня занимала в домах сибиряков особое ме-
сто. Как писала Лидия Тамм, вышедшая из купеческой среды: «Кухня
– святая святых, там совершается таинство приготовления пищи. В на-
шем климате пища – не только тонус для сопротивления организма су-
ровым силам природы, но еще и удовольствие. Для сибиряков, удален-
ных от больших городов, это еще и приятное занятие долгими зимни-
ми вечерами. С учетом этого и строили сибиряки дома с просторной,
удобной кухней, благо леса хватало»2.
В мещанских домах обстановка была попроще. Например, в
Красноярске обычно столы в горницах покрывались самодельными
крестьянскими скатертями или вязаными салфетками. Обеденные сто-
лы редко были крашеные; в «переднем» углу ставили треугольные сто-
лы «угловички», над ними прибивали «божницы» или угловые полоч-
ки, на которых помещались иконы. Из обстановки, кроме стульев, в
некоторых домах были простые деревянные диваны, со спинкой и бо-
ками в решетку. Вдоль стен стояли сундуки «ирбитской» работы, по-
крытые «тюменскими» коврами или «самодельными», ткаными из ове-
чьей шерсти разноцветными ковриками. Помещения были невысокими
и окна небольшими; на окнах обязательно цветы (бальзамины, мускус,
базилики, ночные красавицы, астры, гортензии и олеандры). У состоя-
тельных мещан на окна вешали белые кисейные шторы. У стены в
углу ставили простые деревянные кровати, крашеные или некраше-
ные. У бедных ставилась одна кровать, на которой спали сами хозяева
(отец и мать), остальные члены семьи спали кому где придется: на ска-
мьях, ящиках и просто «вповалку» на полу. У состоятельных мещан
кроватей было больше, но обычай спать на полу был так принят, что
кровать являлась декоративной мебелью для дня, а ночью все равно
спали на полу, особенно летом. На кровати клали пуховые или перье-
вые перины, а люди победнее – кошмы или соломенные тюфяки. Про-
стыни употреблялись только как украшение. Из обычных предметов
обстановки того времени можно назвать буфеты, верх у которых был
застекленный, а низ состоял из двух выдвижных ящиков и шкафчика.
Полы чаще всего были белые, некрашеные, и при мытье их терли го-
ликом (березовым веником без листьев) с дресвой (крупным песком),
промывая двумя, тремя водами; после мытья застилали домоткаными
2
Потанин Г.Н. Города Сибири // Сибирь, ее современное состояние и
ее нужды. СПб., 1908. С. 242.
1
Семилужский Н. Письма о сибирской жизни // Дело. 1868. № 5. С. 72–
73.
2
Тамм Л.И. Указ. соч. С. 31.
– 66 –
половиками, прибивая их к полу гвоздиками. В домах более состоя-
тельных мещан в парадных комнатах полы застилали паласами. К
дому обычно была пристроена кладовка, в которой помещалась необ-
ходимая утварь, глиняная посуда, деревянные ведра, деревянные или
железные ушаты, кадки и кадочки, медные тазы, чугунки, горшки, кор-
чаги, бочонки, лагуны и т.д. В амбарах находились лари или кадки,
ящики или полубочья для муки.
Отличались от купеческих и дома чиновников, особенно если
они имели хорошие доходы. Это было характерно для горного города
Барнаула, где было много образованных горных инженеров, которые,
используя свое служебное положение, не стеснялись в средствах.
Именно горные инженеры определяли в середине XIX в. облик города,
делая его непохожим на другие сибирские города: «Многие наибога-
тейшие дома выкрашены в Барнауле черной краской, они, говорят, по-
строены на манер английских коттеджей, так что верхние и нижние
этажи составляют одно жилье, в котором есть и баня, и бильярдная, и
библиотека. Внутри этих домов я был после, но снаружи они мне пока-
зались истинно роскошными и прелестно уютными. Посреди черной
краски как-то особенно тепло глядели большие окна с чистыми стекла-
ми… Я никогда в жизни не видел такого маленького роскошного горо-
да. Не только избушек, но даже деревянных устарелых домов было ре-
шительно не видно: все выглядело новым, с иголочки. Блестящие стек-
ла, блестящая медь на оконных рамах и дверных ручках и эта блестя-
щая черная краска на стенах домов делали улицы решительно парад-
ными»1.
Конечно, эти строки отдают некоторым преувеличением. Несо-
мненно, дома горных офицеров, заводского начальства отличались бо-
гатством, а подчас и красотой. Однако были в городе и избушки, и
«устарелые» деревянные дома. Основным населением Барнаула были
заводские мастеровые – люди довольно бедные. Избы мастеровых гля-
дели на свет одним-двумя подслеповатыми окошками, состояли из од-
ной комнаты или комнаты и кухни, общей площадью 10–15 кв. метров.
Избы эти покрывали тесом, а на окраине города – и драньем.
Для городского жилища была свойственна дополнительная вну-
тренняя отделка. Дома купечества, чиновников, мещан в конце XIX в.
имели окрашенные полы. Напротив, многие крестьяне, в том числе и
проживавшие в городах, полы не красили, мотивируя это тем, что «де -
тям холодно от накрашенного». В некоторых богатых домах встреча-
лись паркетные полы. Стены жилища и внутренние перегородки бели-
ли, красили, оклеивали обоями. В мещанских семьях часто деревянные
стены оклеивали бумагой или газетами, а затем белили. В зажиточных
домах стены чаще штукатурились или оклеивались обоями.
Даже в домах горожан с низким достатком в конце XIX в. име-
лась различная мебель: стол, накрытый скатертью, табуретки, стулья,
самодельные жесткие диваны, шкафы и комоды для хранения посуды,
кухонные столы со шкафчиком. В ряде случаев старая мебель из бога-
1
Русские очерки. Т. 11. М., 1956. С. 601.
– 67 –
тых домов бесплатно раздавалась беднякам и входила в интерьер их
жилищ.
Важное место во внутреннем убранстве городского жилища от-
водилось самоварам, зеркалам, «часам с гирями», граммофонам. Сте-
ны, как правило, украшались фотографиями, литографиями, лубочны-
ми картинками, вышивками. Дома зажиточных горожан в конце XIX в.
имели несравненно более богатую и разнообразную обстановку. Здесь
в комнатах стояли буфеты, этажерки, «зеркальные горки», венские
стулья, вольтеровские кресла, музыкальные инструменты и т.д. Укра-
шением комнат часто служила дорогая фарфоровая посуда, статуэтки,
лампы, подсвечники, различные «безделушки».
Освещались дома свечами, в основном
сальными. Восковые свечи горели ярче и сто-
или дороже, их можно было видеть чаще всего
в зажиточных домах. В основном же восковые
свечи использовались в церковном обиходе, где
сальные были запрещены. Сальные свечи неми-
лосердно коптили; нагар, то есть обгоревший
кончик фитиля, снимали особыми щипцами.
«Снять со свечи» означало удалить нагар. Лам-
пой чаще всего называли одну или несколько
свечей на общей подставке, стоячей или подве-
шенной и снабженной абажуром. С конца
XIX в. начинают употребляться стеариновые
свечи, а также в широкое употребление входят
керосиновые лампы. Свечи и керосин продавались на вес. В конце
XIX в. в сибирских городах сальные свечи стоили около 15 коп. за
фунт, стеариновые – 20–25 коп., фунт керосина – 6–8 коп.
Электрическое освещение жилых и торговых зданий в Сибири
появляется только в конце XIX в. Первую электростанцию в регионе
построил в 1885 г. красноярский купец Гадалов. В 1890-е гг. начина-
ется массовое строительство электростанций. В 1893 г. в Тюмени ку-
пец И.И. Игнатьев построил электростанцию на городских пристанях.
В ночь под новый 1896 г. выдала ток городская электростанция в
Томске мощностью в 88 киловатт. В Барнауле, хотя и не было го-
родской электростанции, зато одна за другой возникают небольшие
частные купеческие электростанции – в 1898 г. купцов Суховых, в
1900 – Платонова, позже – И.Ф. Смирнова и И.И. Полякова. В Иркут-
ске сооружение станции началось в 1906 г., в Омске – в 1913 г. В де-
кабре 1912 г. была сдана в эксплуатацию городская электростанция в
Новониколаевске, к которой подключились 540 абонентов с питанием
5600 электроламп, в том числе в квартирах и гостиницах – 3,2 тыс.
Электроэнергия была дорогим удовольствием. Домовладельцам 1
кВт/час обходился в 30 коп.
Преобладание деревянных строений, свечное и керосиновое
освещение, печное отопление приводили к частым пожарам, которые
были настоящим бедствием для горожан. От пожаров страдали все си-
– 68 –
бирские города. Иногда во время пожара выгорал почти весь город,
как это было в Иркутске в 1879 г. (тогда сгорело почти 4000 зданий).
После пожара в Красноярске в 1881 г. большая часть города имела вид
сплошного пепелища, над которыми возвышались одни обгоревшие
печные трубы. Многократно горели Томск и Тобольск. Страшный по-
жар произошел в Барнауле в 1917 г., когда без крова остались 20 тыс.
человек, а общие убытки составили более 30 млн. руб.
Существовавшие в городах пожарные команды далеко не всегда
могли эффективно бороться с огнем. Так, во время пожара в Краснояр-
ске в 1881 г. команда не смогла оказать оперативной помощи. К месту
пожара, находившемуся в 50 саженях (около 100 метров), она прибыла
спустя полчаса, а прибыв на место, не могла приступить к тушению,
так как из-за отсутствия спусков к реке невозможно было подавать
воду. А барнаульский пожар 1917 г., по одной из версий, начался с
того, что… одни из пожарников в ветреный день смолил у себя во дво-
ре лодку.
Кроме жилых комнат все городские дома имели подсобные по-
мещения, состав и размеры которых были различны. Так, подвалы и
полуподвалы использовали как кухни, мастерские, кладовые, в чула-
нах хранились сундуки с одеждой, съестные припасы, утварь. Сибир-
ская писательница Н.А. Лухманова в своем романе о нравах купече-
ства «В глухих местах» описала огромные запасы, собранные в хозяй-
стве тюменского купца: «Дом Крутогоровых, как и все впрочем, бога-
тые дома города Т., был полная чаша. В кладовых его, просторных и
прохладных, как сарай, хранились посуда, хрусталь и всякая утварь,
которой хватило бы на много лет и многим семействам; стояли гро-
мадные кованные сундуки с полотнами и материями для годового до-
машнего обихода, на них высились нерасшитые кожаные цибики чая,
забитые гвоздями деревянные ящики с головами сахара. По углам це-
лые закрома мешков и кульков с орехами, пряниками и другими ла-
комствами, покупавшимися пудами … Словом, тут было все, что воз-
раставшее благосостояние купеческой семьи могло собрать по своим
ежегодным скитаниям на ярмарках в Ирбите и Нижнем. В подвалах и
других закромах находились туши мяса, запасы мороженной рыбы,
икра бочками и всякая снедь и выпивка. Словом, если бы городу Т.
надо было выдержать осаду и кругом был глад и мор, семейство Кру-
тороговых долго прожило бы сытно и привольно, пользуясь одними
своими складами»1.
Территория городской усадьбы обязательно огораживалась.
Усадьбы богатых купцов огораживались мощными заборами, нередко
из красного кирпича, которые могли достигать в высоту до 3 м. Соору-
жались такие ограды прежде всего с целью охраны имущества.
1
Лухманова Н.А. Очерки из жизни в Сибири. Тюмень, 1997. С. 17.
– 69 –
Барнаул. Проект дома купца А.П. Бухалова
по ул. Сузунской. 1890-е гг.
– 75 –
перегородкой»1. Здесь останавливалась публика более-менее состоя-
тельная. Легко представить, как выглядели постоялые дворы, в кото-
рых селились возчики, прибывшие на рынок или ярмарку крестьяне и
подобная публика!
Рост городского населения, не имевшего средств для аренды
земли и собственного домостроения, вызвал развитие трущобной
застройки, которая быстро заполняла овраги, насыпи и выемки желез-
нодорожного полотна, затопляемые участки берегов рек. Так, напри-
мер, при обследовании только части трущоб Омска – «Красного город-
ка», выяснилось, что в примитивных жилищах проживало 2560 само-
вольных застройщиков. Кроме «Красного городка», в городе были и
другие трущобные районы: «Порт-Артур», «Сахалин», «Китай-город»,
«Мариупольские землянки», где проживала городская беднота. В Но-
вониколаевске на левом берегу р. Каменки «явочным порядком» сло-
жился целый поселок под названием «Братолюбовка».
Люди, не имевшие даже такого жилья, вынуждены были поль-
зоваться ночлежным приютом. В Томске, например, в конце XIX в. су-
ществовал ночлежный приют в доме, уступленном мещанским обще-
ством. Помещение его состояло из мужского и женского отделений с
нарами и столовой. В приют пускались лица всех званий и сословий
«без предъявления видов и спроса», не пускались только пьяные. Вре-
мя пребывания в приюте было ограничено с 4 часов вечера до 8 часов
утра, в течение ночи никто не выпускался. Плата за вход составляла
5 коп., каждый ночлежник получал вечером чашку щей с ½ фунта мяса
и фунт хлеба, утром – кружку чая с фунтом хлеба.
В целом, изменения, происходившие в архитектуре и интерьере
жилища городской семьи Сибири во второй половине XIX – начала
XX в. были тесно связаны с социально-экономическим развитием
региона. Так, крестьяне, активно пополнявшие население городов,
приносили сюда свой традиционный уклад жизни. Быстрый рост насе-
ления городов приводил к развитию трущобной застройки. В то же
время в планировке появляются новые тенденции, которые усилились
с проведением Сибирской ж.д., способствовавшей преодолению эко-
номической и культурной оторванности от Европейской России. В
жилом доме растет количество комнат. В планировке стали выделять-
ся общие комнаты, по возможности раздельные спальни, кухни, под-
собные помещения. Буржуазия строила свои особняки в псевдорус-
ском стиле, а позднее в стиле «модерн». В рядовом жилищном строи-
тельстве применяются некоторые планировочные и художественные
приемы этих направлений.
1
Цит. по: Юшковский В. Эскиз сюжета: 40 этюдов о 400-летнем
Томске. Томск, 2003. С. 201.
– 76 –
Тема 6. ГОРОДСКАЯ КУХНЯ СИБИРЯКОВ
Литература:
Гончаров Ю.М. Очерки истории городского быта дореволюционной
Сибири (середина XIX – начало XX в.). Новосибирск, 2004.
Липинская В.А. Пища русских сибиряков // Этнография русского кре-
стьянства Сибири XVII – середины XIX в. М., 1981. С. 183–201.
Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения
территории Сибири. М., 2001.
– 79 –
Водку в Сибири пили как простую, так и со всякими специями,
которую здесь называли «специальною» или «настойкою». В отличие от
простонародья, пившего «простое вино» (спирт, разбавленный до крепо-
сти 40°), купечество предпочитало «очищенную». Водочных заводов, в
отличие от винокуренных, в регионе было мало, но их продукция отли-
чалась высоким качеством.
Цены на спиртное были такими: в 1890 г. в Барнауле ведро (рус-
ская мера жидкости –12,3 литра) вина в 40° стоило в среднем 1 руб.
50 коп., а водочные изделия, в зависимости от качества от 5 руб.
20 коп. до 16 руб. ведро. Оптовые цены на пиво составляли от 80 коп.
до 2 руб. за ведро, портер стоил дороже – 3–4 рубля.
Несмотря на запреты, распространено было самогоноварение и
местные женщины гнали т.н. «самосидку», которая за крепость и ед-
кость вкуса особенно ценилась простонародьем и даже предпочиталась
кабацкой водке. Те же, кто не имел своих «приборов» для данного про-
мысла, тот отдавал свою муку мастерице с платой за ведро водки 25–
30 коп. Из пуда муки выходило около четверти водки (3,1 литра).
В начале XX в. (с 1904 г.) продажа водки являлась казенной мо-
нополией. В частной продаже осталась только реализация пива, браги,
импортных коньяков и виноградных вин. Для продажи водки существо-
вали специальные винные лавки – «казенки», которые помещались на
тихих улицах, вдали от церквей и учебных заведений, как того требова-
ли полицейские правила. Эти лавки имели непритязательный вид и раз-
мещались обычно на первом этаже частного дома. Над дверью обяза-
тельно располагалась небольшая вывеска зеленого цвета с государствен-
ным гербом: двуглавым орлом и надписью «Казенная винная лавка».
Обстановка внутри лавок была однотипной – перегородка почти до по-
толка, по грудь деревянная, а выше проволочная сетка и два окошечка.
Продавалось два сорта водки – с белой и красной сургучной головкой.
Бутылка водки высшего сорта «с белой головкой», очищенная, стоила
60 коп., «с красной головкой» – 40. Бутылки были различной емкости:
«четверти» в четверть ведра, в плетеной корзине из щепы. Бутылка вме-
щала двадцатую часть ведра (615 мл), полбутылки называлась «соро-
ковка», т.е. сороковая часть ведра (чуть больше 300 мл), сотая часть вед-
ра – «сотка», двухсотая – «мерзавчик». С посудой он стоил шесть копе-
ек: 4 копейки водка и 2 копейки посуда. Продавец назывался «сиделец».
Сидельцами часто служили вдовы мелких чиновников, офицеров. Си-
дельцы принимали деньги и продавали товары, являвшиеся монополией
казны – почтовые и гербовые марки, гербовую бумагу, игральные кар-
ты. В лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли
подводы, телеги, около них извозчики, любители выпить. Купив посу-
динку подешевле, с красной головкой, они тут же сбивали с головки
сургуч, легонько ударяя бутылкой о стену. Вся штукатурка около дверей
была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка.
Выпивали из горлышка, закусывая или принесенным с собой, или поку-
пали здесь же у стоящих бабушек горячую картошку, огурец.
– 80 –
Любили выпить сибирские купцы. Как писал в своих воспоми-
наниях купец И.В. Кулаев, – «Сибирский купец того времени любил
повеселиться нараспашку, по-своему, в теплой своей купеческой
компании, зело хорошо выпить, в беседе не стесняться в выражениях –
вроде всем известного тогда томского купца Евграфа Ивановича Кух-
терина»1. Но не только купечество имело такую склонность. А.П. Че-
хов писал в путевых очерках во время своей знаменитой поездки на
Сахалин: «Местная интеллигенция, мыслящая и не мыслящая, с утра
до ночи пьет водку, пьет неизящно, грубо и глупо, не зная меры и не
пьянея. После первых же двух фраз местный интеллигент непременно
уж задает вам вопрос: «А не выпить ли нам водки?»2. Про низшие же
слои населения другой современник отмечал: «Здесь пьянство цар-
ствует со всеми атрибутами своего дикого безобразия»3.
1
ГАТО. Ф. 130. Оп. 1. Д. 19. Л. 243.
– 89 –
В домах горожан среднего достатка обычно была кладовка, в
которой хранили утварь: глиняную посуду, деревянные ведра, дере-
вянные или железные ушата, кадки и кадочки, медные тазы, чугунки,
горшки, корчаги для кваса, бочонки, лагуны и т.д. в амбарах находи-
лись лари и кадки, ящики, бочки и полубочья. Зерно и муку хранили в
деревянных ларях и холщовых мешках. В сенях держали в деревян-
ных бочках квашенную капусту и засоленные грибы, моченые ягоды
и другие продукты. Ухваты, сковородники, кочерги держали под печ-
кой. Посуду для повседневного приготовления пищи хранили рядом с
печным углом и прилегающей стеной. Для хранения посуды применя-
ли шкафчики-поставцы. Верхняя часть шкафа имела несколько полок
и служила для хранения праздничной посуды, среди которой нередко
можно было встретить фарфоровые сервизы или отдельные предметы
– чайницы, сахарницы, чайники, чашки с блюдцами. Неизменной
принадлежностью каждой хозяйки был чугунный горшок (чугунок)
для приготовления щей. Оставленные в печи, они хорошо упревали,
становились вкуснее и наваристее. Этому способствовала своеоб-
разная форма горшка, благодаря чему тепло, идущее от печи, равно-
мерно распределялось по сосуду, в нем никогда ничего не пригорало.
В хозяйстве имелись и более мелкие горшки, в них щи разогревали.
В Сибири, где в обычае было морозить молоко, в доме держали
долбленые из дерева или дощатые корытца и специальные ножи-скре-
бла для настругивания необходимого количества молока. Капусту для
засолки и мясо для пельменей рубили сечкой – небольшим овальным
топориком.
На стол чай, кофе и другие напитки в чашках с блюдцами или
стаканах подавали на подносе. Они были разнообразной формы: круг-
лые, овальные, квадратные, многоугольные. Ценились жостовские
подносы, отличавшиеся яркой окраской и не боявшиеся горячей воды.
Практически во всех семьях делались заготовки продуктов на
год. Продукты обычно закупали большими партиями, что было более
выгодно. В отличие от привозных товаров, продукты в Сибири были
очень дешевы. Например, в Томске (далеко не самом дешевом городе),
в 1911 г. мука ржаная стоила 70 коп. пуд, пшеничная – 80. Пуд гороха
продавался по рублю, гречки – по полтора, конопляного или подсол-
нечного масла – 7 руб., коровьего – 12–13. Мясо (говядина и свинина)
– 90 –
стоило 4–5 руб. в зависимости от сорта, за курицу просили 30–50 коп.
Цены на рыбу были такие: карась, окунь и щука3–4 руб., стерлядь 7–
12., осетрина свежая – 10–12, соленая – 9 руб. Фунт печеного ржаного
хлеба можно было купить за 2 ½ коп., французскую булку за 3–5,
кринку молока за 10–12 коп.
Постепенно в сибирских городах развивалась и сфера обществен-
ного питания. Состоятельные горожане, особенно купцы, часто по
воскресеньям и праздникам ходили в ресторан, чтобы выпить чаю и
встретиться с деловыми партнерами и друзьями. Сеть подобных заведе-
ний в крупных городах была к началу XX в. уже довольно значитель-
ной. Например, в Томске в 1910 г. было 15 ресторанов и трактиров, 19
харчевен и чайных, 89 пивных и винных лавок. Самым престижным в
городе был ресторан при гостинице «Европа», куда был открыт вход
только самым именитым гостям. Заведением попроще был трактир со
«столичным» названием «Славянский базар», построенный в 1888 г. на
средства города, который сдавался в аренду. Среди купцов средней руки
популярным был также ресторан «Кавказский погреб».
Рестораны низшего разряда назвались трактирами. Свое назва-
ние они уже не оправдывали, поскольку стояли не на проезжих доро-
гах – трактах, а на городских улицах. Обычно трактиры и чайные име-
ли две половины: одна – для публики попроще, для «чистой» публики
– другая. Обслуживали здесь половые. Особой чистоты не было, но
кормили сытно. Здесь обедали мелкие торговцы, приказчики, трудовой
люд, вечером собирались компании, случалось, бывали скандалы и
драки, слышались свистки, появлялся городовой, кого-то вели в уча-
сток, других вышибали.
Меню во всех трактирах было самым демократичным и разно-
образным. На любой вкус и кошелек: и пустые щи, и жареный поросе-
нок с хреном, и семга, и молочные каши. Но в основном кормили в
трактирах щами, горохом, кашей, поджаренным вареным мясом с лу-
ком, дешевой рыбой. Цены в таких заведения были невысоки. Часто
сюда заходили просто попить чаю. Не доверяя чистоте посуды, сами
споласкивали ее. При заказе порции чая подавали два белых чайника:
один маленький – для заварки, другой – побольше, с кипятком; крышки
были на цепочках, а носики в оловянной оправе, чтобы не разбивались.
Такой заказ назывался «пара чаю». В нее также входили четыре куска
сахару на блюдечке. Кипятку можно было требовать сколько угодно,
пока не выпивался заваренный чай. В конце XIX в. пара чаю стоила
5 коп. Но можно было также выпить стакан чаю из большого общего
самовара.
У многих трактиров была постоянная клиентура, особенно в
обеденное время. Наиболее богатые клиенты могли заказать обед из
трактира на дом или в контору. Большой популярностью у простолю-
динов пользовался большой трактирный самовар, стоявший обычно у
буфетной стойки, и к чаю дешевые баранки, бублики, пряники,
плюшки. Сытный обед с большими порциями не наносил серьезного
урона кошельку, а разнообразие в пище заставляло приходить в трак-
– 91 –
тир ежедневно. Многие трактирные заведения работали с шести утра
и до двух-трех часов ночи, и всегда там была горячая еда.
На улицах было много морожениц. Мороженое было двух сор-
тов: сливочное и молочное, и стоило 5 копеек порция. Продавец на
дно квадратной формочки клал вафлю, ложкой накладывал мороже-
ное, покрывал сверху такой же вафельной пластинкой и выдавливал
квадратный брикет.
Со временем торговля развивалась и становилась более цивили-
зованной. В конце XIX в. в Сибири появляются специализированные
бакалейные и гастрономические магазины. Ассортимент их был очень
широким, нисколько не меньше, чем в городах Европейской России.
Об этом свидетельствуют торговые рекламы, которые печатались в
торгово-промышленных календарях, газетах, коммерческих изданиях.
Многие крупные купцы, заботясь о расширении ассортимента товаров,
сами периодически ездили в Москву и Варшаву для заключения сде-
лок. В Томске, например, существовало «Венское колбасное и гастро-
номическое заведение А. Фильберг и Кº» которое обеспечивало томи-
чей очень качественными продуктами. Недаром в 1892 г. на промыш-
ленной и сельскохозяйственной выставке в Красноярске гастрономи-
ческие изделия Александра Фильберта были удостоены золотой меда-
ли. В витринах магазина покупатели буквально любовались фарширо-
ванной свиной головкой, сочными сольтисонами, румяными окорока-
ми, толстыми и тонкими колбасами с названиями в честь всех стран и
народов, овощными консервами.
В целом питание сибиряков XIX столетия было обильнее, чем
жителей европейской части страны, а блюда разнообразнее. Даже си-
бирский крестьянин питался «как дай Бог чиновнику средней руки в
Петербурге». Сами сибиряки отмечали, что: «обилие пищи, способы
сибирского питания… наложили печать на организацию и характер си-
биряка. В Сибири мы встречаем более чем где-либо людей приземи-
стых, ширококостных, крупных размером, увесистых, которые подают
все признаки упитанности. Сибиряк холоден, рассудочен, отличается
отсутствием всякой сентиментальности и какой-то высокомерной
бесстрастностью и презрением к идеальному» 1.
1
Ядринцев Н.М. Сибирское хлебосольство // Восточное обозрение.
1893. 9 мая.
– 92 –
Тема 7. ОДЕЖДА ГОРОЖАН
Литература:
Гончаров Ю.М. Семейный быт горожан Сибири второй половины XIX
– начала XX в. Барнаул, 2004.
Ривош Я.Н. Время и вещи: Очерки по истории материальной культуры
в России начала XX в. М., 1990.
Кирсанова Р.М. Костюм в русской художественной культуре XVIII –
первой половины XX вв. М., 1995.
– 95 –
Характерными для купцов и представителей средних городских
слоев были также длиннополые, утепленные, из толстого сукна сюрту-
ки, прозванные «сибирками». Сибирка по своему назначению была
универсальной и выполняла роль летнего пальто и представительского
костюма. Сибирка спереди напоминала сюртук, но застегивалась, как
поддевка, наглухо, на левую сторону на крючках, а воротник имела от-
ложной. Пуговицы ее были нашиты, как на сюртуке, но играли лишь
декоративную роль. Сзади она имела сборы. Шились сибирки обычно
из черного или синего крепа или сукна. Их иногда делали на теплой
стеганной подкладке, что давало возможность носить их как верхнюю
одежду.
Под сюртук или поддевку одевали белую или светлых расцветок
косоворотку. Они были полотняные, шелковые или атласные, иногда
расшитые по вороту, подолу, рукавам. Дома, в лавке или трактире
чаще всего носили косоворотку с одним жилетом, украшенным тол-
стой часовой цепочкой из золота, серебра или томпака (сплав меди и
цинка, внешне похожий на золото).
Рубашку носили навыпуск, не заправляли ее в брюки, подпоя-
сывались шелковым шнуровым поясом с кистями или тканым узень-
ким поясом из шерсти, завязка пояса была с левой стороны. Брюки
купцы и мещане, как правило, заправляли в сапоги. Брюки были широ-
кими – типа шаровар, с напуском на голенище. Их шили из крепа или
сукна в цвет сюртука. Часто носили брюки в мелкую клеточку или в
полоску. Встречались также шаровары из плиса с небольшим ворсом.
Плисовые шаровары любили носить приказчики и молодые купцы.
Для зимы также шили сюртуки в виде пальто на вате или на
меху. Поверх сюртука надевали суконную «чуйку» или шубу. Шубы
были длинные, двубортные, крытые черным кастором или сукном.
Иногда верх ее был цвета маренго или темно-синим. Сзади на шубе
обычно имелся разрез. Воротники шуб были шалевые, отложные, а
также с меховыми отворотами, лацканами. Чаще всего на воротники
ставили черный каракуль, выдру, енота, бобра. Бобер был двух сортов:
«польский» (речной) бобер и камчатский с проседью (самый дорогой).
Иногда на шубах делали меховые манжеты из того же меха, что и во-
ротник. Меховые шубы часто не имели прорезных петель, а застегива-
лись на петли, сделанные из шкурки и пришитые под борт, или на
язычки из материи с прорезанными в них петлями. Пуговицами при та-
ких петлях могли быть обычные (большого размера) или в виде пало-
чек.
Популярными были полушубки – нагольные или покрытые
сверху тканью, качество которой определялось достатком. Зимние
шубы крыли сукном или драдедамом (плотной хлопчатобумажной тка-
нью). На торги часто ездили в простых полушубках. По всей Сибири
пользовались популярностью полушубки – «барнаулки» черного цве-
та, которые производились в Барнауле. В начале XX в. в Барнауле вы-
делывалось в год до 12 тыс. шуб. Цены на них были такие: тулуп от 15
до 18 руб., пальто от 12 до 15 руб. и «пиджаки» от 8 до 12 руб.
– 96 –
Большая часть шуб отправлялась для продажи в другие города Сиби-
ри, преимущественно в Томск, Иркутск и Благовещенск. Барнаулки
шились не только мужские, но и женские.
В непогоду или в дороге поверх шубы или другого верхнего
платья надевали овчинный тулуп. Эта одежда обычно не имела застеж-
ки и лишь глубоко запахивалась на левую сторону и подпоясывалась
кушаком, к тулупу обычно пришивался большой воротник шалью. В
дороге могли надевать также доху – зимнюю просторную одежду с
широкими рукавами и большим воротником, сшитую мехом наружу,
которую накидывали не застегивая. Купец Н.М. Чукмалдин писал:
«Сибирские – доха, валенки, с наушниками шапка, – надежные защит-
ники от холода и буранов»1. В Сибири дохи, бывало, шили и из соба-
чьих шкур.
Самой популярной обувью для сибирской зимы были валенки
(«пимы»). Валенки делали из шерсти естественных цветов – черные,
серые, белые. Плотные и жесткие катали из грубой шерсти, а мягкие,
легкие, называвшиеся «чесанками», изготовляли из тщательно обрабо-
танной шерсти и слегка ворсили, так чтобы на ощупь они были
немного пушистыми. Удобство валенок в условиях холодного сибир-
ского климата и больших расстояний способствовало тому, что их но-
сили и мужчины, и женщины, и дети. Женские валенки, особенно
праздничные, иногда украшали вышивкой из цветной шерсти.
В качестве головного убора мужчины носили летом матерчатые
картузы с козырьком. Самым популярным был черный или темно-си-
ний картуз из крепа или диагонали с матерчатым или черным лаковым
козырьком. Купеческий картуз имел канты (для жесткости) из того же
самого материала. По нижнему канту околыша шел шелковый шнурок.
При ветреной погоде этот шнурок крепился за петлю к пуговице сюр-
тука или пальто. Зимой носили меховые шапки. Некоторые купцы,
особенно старообрядцы, предпочитали высокие, дорогие бобровые
шапки. Традиционные овчинные шапки – треухи, малахаи (головные
уборы, имеющие четырехугольный суконный верх, с четырьмя мехо-
выми клапанами на лбу, ушах и затылке) постепенно уступали место
ушанкам, а также папахам.
Самой распространенной мужской обувью в городе были сапо-
ги. Традиционные русские сапоги шили из юфти с пришивным голени-
щем или цельные – вытяжные. Фасоны сапог были достаточно разно-
образны, общим был прямой срез голенища. Сапоги были мягкие и на
твердом футере (подкладке), шевровые или лаковые. Носили также са-
поги с «гамбургскими передами» (лаковые голенища и матовые голов-
ки). Сапоги имели множество складок (гармошку). Чем больше скла-
док, тем считалось шикарнее. Складки эти были толщиной примерно в
палец и имели совершенно правильную круглую форму. Для этого под
кожу вшивалась круглая веревка – получалось кольцо; отступая пол-
сантиметра, снова вшивали кольцо. Таких колец на сапоге было пять-
шесть.
1
Чукмалдин Н.М. Записки о моей жизни. М., 1902. С. 169.
– 97 –
Сапоги шились как на рантах, так и без них. Носки имели круг-
лую или удлиненную форму. Некоторые заказывали специально сапо-
ги со скрипом. Для этого между подошвой и стелькой делали подклад-
ку из сухой бересты или насыпали туда сахарный песок. В ненастную
погоду на сапоги надевали глубокие галоши, кожаные или резиновые,
почти закрывавшие головку сапога. В качестве рабочей обуви исполь-
зовали бродни. Позднее, в начале XX в. кроме сапог широко распро-
странялись различные ботинки, туфли, полусапожки.
В отличие от купечества,
большинство чиновников в Сибирских
городах были людьми малосостоятель-
ными, жившими только за счет мизерно-
го жалованья. Особенно бедственным
было материальное положение низшего
чиновничества в северных городах,
оставшихся в стороне от главных транс-
портных магистралей: Березова, Сургу-
та, Нарыма, Тобольска. Политический
ссыльный М.И. Михайлов, прибывший в
Тобольск в 1861 г., писал, что его пора-
зило убожество приказной канцелярии и
Герб Ялуторовска жалкий вид канцелярских чиновников:
«На них были костюмы, какие можно
встретить разве в казарме, где помещаются ссыльные из беднейших
слоев общества: продранные сапоги и валенки, покрытые заплатками
штаны, замасленные сюртуки с оборванными пуговицами и продран-
ными локтями, какие-то онучки на шее вместо галстука, странного
покроя (и тоже в дырах) одежды – не то восточные халаты, не то
пальто, обличающее под широкими рукавами отсутствие хоть какой-
нибудь рубашки… Я теперь сомневаюсь, – писал М.И. Михайлов, –
чтобы и каторжный согласится обменяться своим местом, платьем и
делом с кем-либо из канцелярских чиновников Тобольского приказа о
ссыльных»1.
Женская одежда отличалась большим разнообразием. Самым
распространенным женским костюмом купчих и мещанок было платье
с длинными рукавами из шерсти, шелка, кисеи, поверх которого наде-
валась короткая кофта без воротника, парчовая или шелковая. На голо-
ве обязательным был платок. Под платок замужние женщины надевали
ситцевые повойники (традиционный головной убор замужней женщи-
ны в виде мягкой полотняной шапочки) или сборники, стягивавшие
волосы. На ногах носили нитяные или шерстяные чулки, сапоги и са-
пожки. Женщины побогаче, особенно молодые, обували выстроченные
башмаки из сафьяна, парчи или шелка.
Теплой одеждой у зажиточных горожанок были разного рода ко-
роткие утепленные накидки – плащеобразные с прорезями для рук и без
1
Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.И. Воспоминания. М.,
1967. Т. 2. С. 349.
– 98 –
них – епанчи, салопы, душегрейки. Душегрейки могли быть на дорогой
шелковой подкладке, но чаще на меху. В городском быту их использо-
вали как теплую домашнюю одежду. Душегрейка в городах служила
признаком сохраняемых связей с деревней, с традиционным костюмом.
Люди, более причастные к городской бытовой культуре, предпочитали
иные названия сходного типа одежды – епанечка, кацавейка. Зимой так-
же носили шубы и шубки на заячьем, лисьем, куньем мехах с меховыми
воротниками. Женские шубы были очень разнообразны, они отличались
покроем и обычно были крыты тканью – сукном, штофом, нанкой, пли-
сом, бархатом. Широко распространенным украшением был жемчуг.
Купчихи носили жемчужные нити на шее, жемчужные серьги. Вообще
купчихи того времени любили пощеголять богатством украшений.
В одежде отдельных групп горожан значительное место занима-
ло форменное платье – у чиновников и государственных служащих
различных ведомств, студентов, гимназистов, других учащихся. Но-
вую форменную одежду предпочитали одевать во время торжеств,
праздников, гуляний, старую – донашивали дома. Инженеры, служив-
шие на казенных заводах и железной дороге, носили специальную
форму, которая отличалась только цветом петлиц, кантов, материалом,
чеканом и цветом пуговиц, а также шитьем парадных мундиров. Го-
ловной убор инженеров – фуражка с суконной тульей, бархатным око-
лышем и черным козырьком. На околыше – значок-эмблема той или
иной инженерной специальности, на тулье – кокарда. Летом на фураж-
ку надевался белый чехол.
Шинель у инженеров была черная, касторовая, того же покроя,
что и у чиновников, – зимой на теплой подкладке, с черным каракуле-
вым воротником. В зависимости от специальности и ведомства, на ши-
нелях были различные петлицы и канты, а на петлицах – вышитые
звездочки и полоски, указывавшие звание. Повседневной одеждой
инженеров служил однобортный китель из темно-синего или черного
сукна со стоячим воротником, с верхними накладными карманами, с
клапанами и форменными пуговицами. Петлицы и канты на кителе но-
сили редко. Летний китель был белым из ластика или рогожки, иногда
синим и зеленоватым из хлопчатобумажной ткани. Инженеры путей
сообщения носили тужурки (двубортная короткая куртка) с петлицами
и форменными пуговицами, с кантом по воротнику, борту и обшлагам,
брюки и сапоги; под тужурку надевали белую или темную косово-
ротку. Горные инженеры носили фуражку с темно-синим бархатным
околышем, синей диагоналевой тульей (диагональ – шерстяная или
хлопчатобумажная плотная ткань с характерным косыми выпуклыми
рубчиками) и светло-синими кантами. Эмблемой являлись два скре-
щенных золотых молотка. Такая же эмблема была на золотых пугови-
цах. Их петлицы были из темно-синего бархата с синим кантом. Обу-
вью при всех формах одежды были черные штиблеты (при парадном
мундире – лакированные) или черные ботинки на шнуровке. При ту-
журке, кителе, шинели носили высокие сапоги.
– 99 –
Свою форму имели и полицейские. Рядовые уездной полиции
назывались «стражники», городской – «городовые». Городовые наби-
рались из отставных солдат и унтер-офицеров по вольному найму, со-
держались за счет города. Городовые носили серую форму, летом бе-
лую, и особые наплечные знаки различия в виде контр-погонов (по-
перечные погоны) с лычками по званию, полученному на действитель-
ной военной службе, и наложенным сверху двойным оранжевым шну-
ром соответственно полицейскому званию. Вооружались револьвером
и шашкой, имели полицейский свисток, на головном уборе носили го-
родской герб со своим служебным номером. Летом городовые надева-
ли светлую коломянковую (коломянка – светлая льняная, иногда с до-
бавлением пеньки, плотная гладкая ткань) гимнастерку без карманов,
подпоясанную затяжным ремнем или длинные двубортные белые ки-
тели. Зимой ходили в суконных гимнастерках или двубортных мунди-
рах. В качестве головных уборов зимой носили черные длинношерст-
ные папахи, башлыки, а иногда и полушубки.
Обязаны были носить форму и все учащиеся гимназий. В «Уста-
ве гимназий и прогимназий ведомства Министерства народного про-
свещения» регламентировалась одежда гимназистов, состоявшая из
однобортного полукафтана темно-синего сукна, не доходящего до ко-
лен, застегивавшегося на 9 посеребренных гладких выпуклых пуговиц,
с четырьмя такими же пуговицами сзади по концам карманных клапа-
нов. Воротник был скошенный, обшлага – прямые, одного сукна с
мундиром, по верху воротника нашивался узкий серебряный галун, а у
обшлагов, где разрез – по две маленькие пуговицы. К мундиру полага-
лись шаровары темно-синего сукна. Пальто шилось из серого сукна,
двубортное, офицерского образца, пуговицы такие же, как и на мунди-
ре, петлицы на воротнике одинакового с полукафтаном сукна с белой
выпушкою и пуговицей. Шапка шилась из той же материи, с белыми
выпушками вокруг тульи и верхнего края околыша. На фуражке, под
козырьком, носили жестяной посеребренный знак, состоявший из двух
лавровых листьев, перекрещивающихся стеблями, между которыми
помещены прописные заглавные буквы названия города и гимназии с
ее номером. Сверх того дозволялось носить башлык (съемный капю-
шон с двумя длинными концами, которые могут быть обмотаны во-
круг шеи) из верблюжьего сукна без галуна1.
О том, как выглядела в то время форма гимназисток, можно су-
дить по описанию современницы: «Красивая дама в черном платье по-
казала нам два манекена. На обоих были одинаковые коричневые, с
длинными рукавами платья, с прямыми воротниками-стойкой, на кото-
рых белели подворотнички. На одном манекене черный сатиновый
фартук на бретельках, на втором белый с оборками, карманов нигде не
было. «Это ваша форма, – сказала нам дама, – одна рабочая, а вторая
торжественная. Чулки и ленты могут быть только коричневого или
1
Дореволюционная гимназия: содержание и организация обучения. М.,
2000. С. 11.
– 100 –
черного цветов. Волосы заплетать в косы или коротко стричь, но кос-
мы не распускать. Никаких украшений не надевать»2.
гимназисты городовой
– 102 –
Облачение священника было значительно сложнее. Помимо
стихаря и поручей оно состояло еще из так называемой фелони. Это
был род плаща из парчи или бархата, надеваемого на стихарь. На спи-
не фелони был большой крест из парчи или позумента. На шею свя-
щенник надевал епитрахиль – узкую полоску из парчи или бархата,
украшенную позументом или крестами. Спереди она свисала почти до
края стихаря. Все части облачения застегивались на специальные
«церковные» пуговицы – маленькие, круглые, сделанные из филиграни
(тонкой металлической, серебряной или позолоченной проволоки) и
пришивающиеся за ушко. Некоторым священникам (главным образом
протоиереям) высшее церковное начальство жаловало в знак награды
камилавку – головной убор ведрообразной формы широким концом
кверху. Делалась она из бархата ало-синего или фиолетового цвета.
Надевалась при облачении в ризу вместо скуфейки.
Черное духовенство (монахи и монахини) носили рясы и
подрясники, схожие по фасону и крою с одеждой белого духовенства,
но с более узкими подолом и рукавами. Рясы и подрясники шились из
шерсти или плотной хлопчатобумажной ткани. Игумены и архи-
мандриты носили рясы и подрясники из черного шелка. Характерной
чертой монашеского костюма был широкий кожаный пояс с металли-
ческой пряжкой. Пояс назывался «катаур». В черте монастыря монахи
обычно ходили без рясы, в одном подряснике. Ряса одевалась в торже-
ственных случаях, а в особо торжественных к ней добавлялась еще и
мантия – длинная до земли, пелерина из черной шерсти. Головным
убором монахов был клобук – ведрообразная шапка из фетра или сук-
на.. простые монахи чаще всего носили только камилавку. Она же слу-
жила головным убором для послушников. Послушники носили только
подрясники темно-серого или темно-коричневого цвета. Все предста-
вители духовенства носили длинные, до плеч, волосы, бороды, усы.
Это, а также костюм особого покроя, сразу выделяло их из толпы. Ко-
стюм монахинь в основном был сходен с костюмом монахов, только
подрясник и ряса были несколько шире. Вместо камилавок монахини
носили черные платки, плотно охватывающие лицо (в них была вшита
резинка) и целиком закрывающие волосы.
Определенное сходство с форменной одеждой имела профес-
сиональная и производственная одежда приказчиков, «мальчиков»,
подмастерьев и т.п. категорий горожан, занятых в ремесле, торговле,
сфере услуг. В начале XX в. в крупных магазинах тем, кто работал за
прилавком, выдавались единообразные: куртка, пояс и фуражка. Име-
нитые фирмы размещали на фуражках служащих свое название,
например, «Второв и сыновья».
В Сибири приобретение одежды для каждого социального слоя
имело определенные источники. Верхушка чиновничьего аппарата и
крупнейшие представители буржуазии могли позволить себе заказать
платье или костюм в лучших швейных мастерских Москвы и Петер-
бурга, владельцы которых покупали образцы платьев у лучших порт-
– 103 –
ных Парижа или выполняли их по рисункам из модных журналов, ко-
торые получали из столицы моды каждые две недели.
В крестьянском быту платье
изготовлялось в большинстве случаев
собственными силами семьи. Основ-
ная же масса горожан платье и обувь
заказывали у местных мастеров. В си-
бирских городах существовала целая
сеть небольших портняжных мастер-
ских и одиночек-ремесленников. Пла-
та за шитье была довольно высокой:
так, за шитье сюртука брали 8 руб.,
брюк – 2 руб. 50 коп., жилета – 2 руб.,
пальто – от 5 до 8 руб. В то же время
обычным делом было шитье одежды
своими силами. Девушки готовили
Герб Кузнецка
приданое, шили платья, белье, повсед-
невную одежду.
С течением времени увеличивался привоз в Сибирь готового
платья из Европейской России. Особенно усилилась конкуренция
производителей готовой одежды с местными портными в 90-е гг.
XIX в., после проведения Сибирской железной дороги и увеличения
производства готового платья на российских фабриках. Распростра-
ненным типом магазинов в русских городах в это время стал «Дом го-
тового платья», где на вывесках наряду с фамилией владельца фирмы
нередко было написано что-либо в роде: «Венский шик». Цены на го-
товое платье на Нижегородской ярмарке, с которой осуществлялось
снабжение Сибири, в 1899 г. составляли: на дамские жакеты 5–15 руб.,
мужской полный костюм 6–15 руб., сюртук и жилет 11–20 руб., брюки
– 1 руб. 50 коп., пальто драповое или бобриковое на вате – 9–12 руб.,
пальто на барашковом меху – 18–30 руб. Однако фабрики готового
платья обслуживали в основном средние и малосостоятельные слои,
тогда как богатая клиентура, не терпящая шаблонности и требующая
выполнения субъективных капризов, долгое время оставалась верной
портному. Заказчики обычно шили у постоянного портного, некоторые
портные, обслуживавшие зажиточную публику, имели у себя в мастер-
ских манекены, специально сделанные по фигуре заказчика, что дава-
ло возможность шить без примерки и обслуживать иногородних кли-
ентов.
Преобладающими цветами мужских костюмов были темные: чер-
ный, синий, маренго (черный, с вкраплениями белого или серого), тем-
но-серый, реже коричневый. Выходные костюмы (фраки, визитки, смо-
кинги) шили только черными. Фактура материалов была главным об-
разом гладкая или с небольшой выделкой (шевиоты, бостоны). Полоса-
тые материалы (для костюмов и брюк) имели нерезкую расцветку полос,
обычно светлее или темнее основного цвета материи. Клетчатые мате-
риалы не имели широкого распространения.
– 104 –
Популярной выходной одеждой сибирских горожан был сюртук.
Брюки к нему шились из того же материала, без лампасов и манжет. С
начала XX в. все большее распространение получили полосатые брюки,
обычно в серо-черную полоску. Сюртук носили с крахмальным бельем,
но не обязательно с рубашкой, а чаще с пристяжной манишкой. Обувь с
сюртуком носили только черную: ботинки на шнуровке либо штиблеты.
Туфли и полуботинки с сюртуком не носили. Из головных уборов при-
нято было надевать котелки, фетровые шляпы и даже форменные фу-
ражки, летом – соломенные шляпы (панамы или канотье – соломенная
шляпа с низкой, цилиндрической формы тульей и прямыми, узкими по-
лями).
Основным же типом мужской одежды был пиджачный костюм.
Буржуазия и интеллигенция носили его как повседневную одежду, рабо-
чие – как выходную. Пиджачный костюм состоял из пиджака, брюк и
обязательно жилета. Пиджаки носили двубортные и однобортные. Дву-
бортные пиджачные костюмы были преимущественно темные (черные,
синие или темные в светлую полоску). Материалом служили креп, бо-
стон, шевиот. Однобортные пиджаки были как темные, так и светлые.
Двубортные пиджаки застегивались на три, иногда на четыре пуговицы
(на четыре пуговицы носил народ попроще, главным образом рабочие,
приказчики, мелкие торговцы, это была устоявшаяся мода в 1910-х гг.).
Ряды пуговиц были расположены довольно близко друг от друга и стро-
го вертикально. На двубортных пиджаках зачастую не было верхнего
кармана. Они обычно имели сзади разрез (шлицу), который позволял не
мять пиджак при сидении. Брюки к пиджачному костюму носили неши-
рокие (20–22 см внизу), длинные, так что они заламывались на обуви.
Обшлага на брюках делали редко, причем преимущественно при одно-
бортном пиджаке; стрелка (заутюженная складка на брюках) тоже не
была распространена. Рабочие, которые обычно носили брюки заправ-
ленными в сапоги, не гладили их вообще.
Основными фасонами галстуков были самовязы, регаты и банти-
ки. Одноцветные (черные, белые, цветные), преимущественно неярких
тонов или в мелкий рисунок (цветы, полоски, клеточки, крапинки, горо-
шины), они изготовлялись из плотного натурального шелка или атласа.
Самовязы иногда делали из тонкой парчи. Гораздо большее распростра-
нение, чем в наши дни, имели бантики-«бабочки». Их носили с фраком,
вицмундиром, форменным и гражданским сюртуком и реже с костю-
мом. Самовязы носили с костюмом, сюртуком и визиткой, завязывая их
широки узлом. Верхний и нижний концы галстука скалывали специаль-
ной булавкой. Галстуки того времени были короче, чем современные,
так как их обычно заправляли под жилет. Значительно чаще, чем само-
вязы встречались регаты – галстуки, внешне похожие на самовязы, но с
готовым фабричным, раз и навсегда завязанным узлом. Они имели два
конца с застежками в виде пряжки с зубчиками, позволявшими регули-
ровать охват шеи. У чиновников, купцов, приказчиков регаты совершен-
но вытеснили самовязы, потому что всегда сохраняли форму узла, и их
можно было быстро надеть и снять.
– 105 –
Просто одевались рабочие. У ра-
бочих распространены были косово-
ротки, сшитые из сатина или шелка, или
рубашки с отложным воротничком. Ру-
башки и косоворотки надевались как в
брюки, так и навыпуск. Они подпоясы-
вались шелковым шнурком или широ-
ким эластичным поясом. Летом носили
жилетку без пиджака, брюки заправляли
в сапоги, являвшиеся предметом особо-
го щегольства. Сапоги были хромовые, с
многочисленными гармошками (склад-
ками), либо с «гамбургскими передами».
Герб Ишима Часто брюки и пиджак были разного
цвета и фактуры. Носили также черные
плисовые шаровары. В торжественных случаях рабочие могли надеть
и галстук-регату. Верхней одеждой рабочих служили полупальто типа
бушлата, двубортные, из темного сукна или суконные черные, или
темно-синие поддевки, как длинные, ниже колена, так и короткие.
Зимней одеждой служили полупальто на вате или овчине, разного рода
полушубки, в том числе романовские и барнаулки. Головными убора-
ми зимой были ушанки, которые шили из различных дешевых мехов.
Женщины-работницы носили ситцевые платья, на работу обычно
темные. На производстве надевали сверху халатик или передник. Вы-
ходные платья старались приобрести шерстяные. На улице в холодную
погоду носили короткие на ватине кофты. Предметом особых забот
были головные платки, шали, полушалки. Разного цвета, разного каче-
ства, часто красивой расцветки, они сразу меняли облик женщины. Се-
режки, колечки, брошки и браслеты были в большом ходу, чаще всего
серебряные или позолоченные с искусственными камнями. Прическу
делали простую, узлом, закалывали обычными железными шпильками.
Девушки носили косы.
Иркутянка Лидия Тамм в своих мемуарах подробно рассказывает
об одежде сибирских горожанок с достатком начала XX в. Нижнее бе-
лье шилось из тонкой белой ткани: батиста, мадеполама (тонкая и плот-
ная белая хлопчатобумажная ткань с глянцевым блеском), в зимнее вре-
мя – из бязи. Ткань должна была быть мягкой и удобной для тела. При
этом, по представлениям того времени «цветное белье носили только
кокотки». Вначале надевали нижнюю рубашку, которую украшали тон-
ким кружевом. Рубашка заправлялась в панталоны. Панталоны имели
широкий пояс и разрез, чтобы при необходимости не возиться с завязка-
ми. Завязки шились или из тесьмы, или из того же материала, что и сами
панталоны. Внизу панталоны украшались прошвами и кружевами. По-
верх рубашки надевался лифчик, он был длинным, до пояса, и застеги-
вался впереди на многочисленные костяные или перламутровые пугови-
цы. С боков лифчика были выточки для бюста. Грудь должна была ка-
заться высокой, но не выдавать округлостей. В моде были полные фигу-
– 106 –
ры, при этом «если Бог обидел и женщина была тонкой, с маленькой
грудью, ей ничего не оставалось делать, как подкладывать под лифчик
нужных размеров подушечку»1.
Одним из важных элементов костюма были корсеты. Корсеты
шились из тканей нежных тонов (голубого или розового) и украшались
кружевами. В корсеты вставлялись планки из китового уса. Шнуровался
такой корсет сзади. Некоторые модницы затягивали талию до 50 санти-
метров. Какое это было мучение и для нее самой, и для тех, кто зашну-
ровывал ее корсет! Модной считалась фигура, напоминающая рюмочку:
талия – осиная, бедро – крутое. Для того чтобы фигура приобрела мод-
ные пропорции, дамы зачастую пристегивали к лифу или корсету специ-
альные подушечки: одну длинную сзади и две маленькие на бедра.
Нижние юбки, надевавшиеся под платья, должны были создавать
силуэт в виде колокола. Для этой цели по подолу нашивали несколько
оборок. Если платье было узким, нижняя юбка шилась без оборок. На
талии юбка крепилась с помощью завязок. Помимо рубашки и нижней
юбки под платье надевался шелковый чехол.
Чулки должны были гармонировать с цветом платья, они были
или хлопчатобумажные, или фильдеперсовые (шелковистое, мягкое три-
котажное полотно), гладкие без рисунка. Некоторые экстравагантные
дамы предпочитали полосатые чулки контрастных цветов. Их носили с
узкими длинными платьями. У платьев был большой запах, при ходьбе
он раскрывался, и изумленному взгляду представала изящная ножка в
ярком чулке. На ноге чулки крепились подвязками из широкой резинки,
покрытой гофрированным шелком под цвет корсета.
Носить драгоценности в большом количестве считалось в начале
XX в. уже признаком дурного тона, даже в купеческой среде. Обычный
гарнитур включал в себя серьги, брошь, браслет и кулон одного металла
или с одинаковыми камнями, не считая обручального кольца, и подби-
рался соответственно костюму. Только бриллианты можно было носить
независимо от цвета платья, но носили их только в торжественных слу-
чаях.
Непременной принадлежностью женского костюма были кружев-
ные и шерстяные шарфы, кашне; шерстяные манишки с воротником под
горло, которые носили под пальто; горжетки из лисицы, песца, соболя,
горностая; меховые боа и палантины; шали шелковые цыганские, ис-
панские, кашемировые, ковровые; платки оренбургские с ажурной
каймой; шейные шелковые, под демисезонные пальто.
В непогоду носили дождевики темно-серых или коричневых то-
нов, калоши мелкие или глубокие, их надевали на ботинки. С холодами
надевали на ботинки фетровые или шерстяные боты на теплой подклад-
ке. В морозы носили валенки: катанки розового цвета с всевозможными
рисунками, черного цвета пимы, подшитые кожей, и такого же цвета че-
санки. Варежки предпочитали рисунчатые или оренбургские однотон-
ные. Демисезонные пальто шили из шерстяных или драповых тканей.
Зимние пальто подбивались ватой. В сильные морозы надевали шубу,
1
Тамм Л.И. Указ. соч. С. 44–46.
– 107 –
чаще всего беличью. Воротники пальто делали из скунса, соболя, лиси-
цы, выхухоли.
Женские шляпы выделялись разнообразием. Они были и с широ-
кими, и с средними полями. В моде были береты, конфедератки с око-
лышем, эспаньерки (пилотки), цилиндры и полуцилиндры, шляпы с
шарфами, продернутыми через тулью, отделанные шелковыми, бархат-
ными и кожаными цветами, перьями страуса, павлина, стеклярусными
украшениями; шляпы из фетра и панбархата; капоры для детей и чепчи-
ки для пожилых женщин. Летние шляпы делали из тюля или шелка на
проволочном каркасе, дамы охотно носили шляпки из натуральной и
шелковой соломки. Зимние меховые шапки шили прямой формы. Вна-
чале на голову надевали легкий оренбургский платок, затем шапку, а
сверху покрывали другим платком или шалью.
Таким образом, производство широкого ассортимента произ-
водственных товаров, многие из которых были рассчитаны на массовый
спрос, все более широкое распространение новых форм одежды, усили-
вающее влияние моды способствовали тому, что повседневный и
праздничный городской костюм в начале XX в. стал отличаться преоб-
ладанием в нем новых форм и большим единством у различных групп
горожан. Тем не менее, изменения в одежде происходили достаточно
медленно, особенно в провинции. И в мужской, и в женской одежде,
кроме возрастных различий, еще сохранялись особенности, обусловлен-
ные сословными различиями, спецификой быта тех или иных социаль-
но-профессиональных групп городского населения. Однако, в связи с
размыванием сословной структуры общества, формированием новых со-
циальных категорий на первый план выдвигаются различия, связанные с
имущественным неравенством населения. Это сказывалось на качестве
материалов и покрое одежды, на составе и разнообразии гардероба, на
характере украшений и отделки.
– 108 –
Тема 8. ГОРОДСКАЯ СЕМЬЯ
Литература:
Араловец Н.А. Городская семья в России. 1897–1926 гг.: историко-де-
мографический аспект. М., 2003.
Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX – нача-
ла XX в. Барнаул, 2002.
Жирнова Г.В. Брак и свадьба русских горожан в прошлом и настоящем.
М., 1980.
– 117 –
Женщины после прекращения первого брака реже заключали
повторный брак, чем мужчины. В целом по стране вероятность всту-
пить в повторный брак у мужчин была существенно выше, чем у жен-
щин: в повторный брак вступало около 23% мужчин и лишь 4% жен-
щин. Среди мужчин духовного сословия практически не было жена-
тых повторно. Это объяснялось тем, что церковные власти запрещали
священникам жениться вторично.
Доля третьих браков была незначительной, обычно не превышая
5%. Однако эта цифра достаточно большая, чтобы иметь основания сде-
лать вывод о том, что факт женитьбы третий раз не считался чем-то из
ряда вон выходящим. Четвертые браки являлись исключением. Дело в
том, что православной церковью четвертые браки были запрещены, вне
зависимости от каких бы то ни было жизненных обстоятельств. Ни один
православный священник не взялся бы венчать, кого бы то ни было чет-
вертым браком. В том же случае, когда человек обманным путем всту-
пал в четвертый брак, на него налагалось тяжелое церковное наказание –
епитимья.
В календарном распределении свадеб можно выделить два пика:
зимний (январь-февраль) и осенний (октябрь-ноябрь). Большинство
браков заключалось в январе (20–25%) и феврале (12–15%). В октябре
и декабре – в совокупности около 20%. Незначительные доли браков
приходились на лето, особенно на июнь и август (по 3–4%). Полно-
стью отсутствовали браки в марте и декабре. Эти особенности годово-
го цикла браков православных определялись, прежде всего, религи-
озными факторами. Православная церковь не венчала браки во время
четырех многодневных постов: Великого (он длился 48 дней перед
Пасхой, и почти всегда включал в себя март), Петрова (20 дней в ма-
е-июне), Успенского (1–14 августа) и Рождественского (15 ноября–24
декабря). Действовал религиозный запрет и на браки между Рожде-
ством и Крещением (25 декабря–6 января), а также во все дни маслени-
цы – недели перед Великим постом и в пасхальную неделю. Запреща-
лись браки в кануны и в самые дни церковных и государственных
праздников, а также накануне среды, пятницы и воскресенья в течение
всего года. В силу этого в марте и декабре брачная активность право-
славного населения практически прекращалась, в августе была крайне
низкой.
В городах также как и в деревне наблюдалась определенная се-
зонность рождений. Наиболее высоким число рождений было в январе
и марте (в среднем по 10% годовых рождений), наименьшим – в июле-
августе и ноябре-декабре (около 7,5%). При этом если общим для де-
ревни и города было высокое число рождений в январе и марте, соот-
ветствующих зачатиям апреля и июня, то спада рождаемости в сентя-
бре (т.е. зачатий в декабре), характерного для деревни, в городе не от-
мечалось. Эти данные показывают, что горожане менее строго соблю-
дали половое воздержание во время поста.
Поскольку средний возраст вступления в брак у мужчин был
выше, чем у женщин, у большинства супружеских пар старшим по воз-
– 118 –
расту был мужчина. В первых браках в среднем мужья были старше
своих жен на 3–4 года, при этом можно отметить некоторое сокраще-
ние разницы в возрасте с течением времени. Во вторых браках мужья
были старше жен в среднем на 7–13 лет, в третьих – на 11–18. Необхо-
димо сказать, что разница в возрасте, составлявшая 5–8 лет в пользу
мужчины, считалась вполне нормальной, и такие браки не считались
неравными. Неравными браками было принято считать супружеские
пары, в которых мужчина старше жены на 10 лет и более. В отдель-
ных случаях разница в возрасте супругов достигала значительных ве-
личин. Так, в 1884 г. бийский купец 2-й гильдии Александр Пешков
был старше своей жены Анфисы Павловны на 28 лет, а купец того же
города Сулейман Сейфуллин имел разницу в возрасте со своей женой
Фатимой Ахметовной в 35 лет. Для более молодых поколений была ха-
рактерна меньшая разница в возрасте. Очевидно, что с течением вре-
мени разница в возрасте супругов сокращалась, что говорит о разложе-
нии патриархальных традиций в семьях горожан региона. Наибольшая
разница в возрасте супругов была характерна для дворян и чиновни -
ков – 8–10 лет, военных – 7–10 и купцов – 5–9 лет. В других сослови-
ях разница в возрасте супругов была ниже: у мещан 4–6 лет, крестьян
– 3–5, духовных – 3–4 года.
Соотношения внутрисословных и межсословных браков показы-
вает, что среди сибирских горожан наиболее замкнутыми в матримони-
альных связях были крестьяне (две трети женихов брали в жены кре-
стьянок), а также дворяне и чиновники, примерно половина браков ко-
торых заключалось со своими. Среди духовенства, мещан и купцов
браки с представителями своего сословия составляли 30–40%, а у во-
енных и разночинцев односословные браки составляли 20–25%. В це-
лом можно признать, что сословия в городах Сибири не были социаль-
но эндогамными группами. Менее половины всех заключавшихся бра-
ков были односословными.
Распространенность межнациональных браков показывают ко-
эффициенты национальной однородности брака, которые составляли
(данные по Омску за 1916 г.): для евреев 1,0, татар – 1,0, русских –
0,96, немцев – 0,80, поляков – 0,361. Коэффициенты, равные единице,
для евреев и татар означают, что представители этих национальностей
практически не вступали в смешанные браки, что определялось, конеч-
но же, религиозными причинами. Например, о сибирских татарах
современник писал: «От русских живут обособленно, с ними не сме-
шиваются и в браки не вступают, как другие инородцы Сибири» 2.
Близкий к единице коэффициент для русских объясняется абсолютным
преобладанием русских в населении города. У немцев и особенно по-
ляков межнациональные браки были распространены больше. Распро-
страненность межнациональных браков среди поляков обусловлена
значительным преобладанием мужчин среди польской диаспоры в Си-
1
Клячкин В.Е. Естественное движение населения г. Омска по парал-
лельным данным за 1913, 1916, 1923–26 гг. Омск, 1928. С. 45.
2
Швецов С.П. Сибирь, кто в ней живет и как живет. СПб., 1909. С. 26.
– 119 –
бири. Многие современники отмечали, что поляки в силу этого часто
женились на православных женщинах и «осибирячивались».
Важнейшей функцией семьи, как в прошлом, так и в наши дни,
является репродуктивная. Среднее число рождений на женщину в
течение жизни составляло в то время 7–8. Детская смертность была
значительной, и почти каждый третий ребенок умирал в течение пер-
вого года жизни, и только каждый второй доживал до 20 лет.
С возрастом средняя численность
детей сначала увеличивалась, достигая
своего максимума в возрасте родителей
45–50 лет, а затем снижалась. При воз-
расте мужа 18–24 лет на семью приходи-
лось в среднем 0,5 детей, в возрасте 45–
50 лет – 4, а к 65 с родителями оставался
чаще всего1, редко 2 ребенка). Причиной
этого было то, что сыновья начинали
устраивать жизнь на стороне, отделялись,
а дочери выходили замуж и также поки-
дали родительскую семью.
Численность городской семьи до-
Герб Тары стигала своего апогея, когда супругу
было 45–50 лет. Если учесть, что мужья в
городах были в среднем на 5–7 лет старше жен, то данный возраст су-
пруга соответствует возрасту женщины при рождении последнего ре-
бенка, который составлял в то время 39–40 лет. К возрасту 60 лет с ро-
дителями оставались обычно только 2 ребенка, чаще всего сын, насле-
довавший отцовское хозяйство, и младшая дочь, еще не успевшая вый-
ти замуж. В конце жизни в большинстве случаев родители оставались
с одним сыном и доживали жизнь с ним.
Весьма важным моментом, характеризующим развитие се-
мейного строя, являются данные о доли внебрачных рождений. Вне-
брачных рождений в городах отмечалось значительно больше, чем в
деревне. В конце XIX в. по России процент внебрачных рождений в
сельской местности составлял около 2%, в городах – около 10%. В
1890 г. в Томской губ. доля незаконнорожденных в сельской местно-
сти составляла 2,9%, в городах – 7,1%, при этом максимальной эта
доля была в крупнейшем городе – Томске – 12,6%. В городах Сибири в
изучаемый период отмечался постоянный рост внебрачных рождений.
В небольших городах доля внебрачных рождений была меньше, чем в
крупных. Так, в 1910 г. доля внебрачных рождений в Кургане состави-
ла 5,5% и была значительно меньше, чем в Томске – 18,5%. В наи-
большей степени внебрачные рождения были характерны для право-
славных. Так, например, в Томске в 1864 г. из 971 детей, родившихся в
семьях православных, 62 были незаконнорожденными, а из 132 непра-
вославных новорожденных (католиков, иудеев и мусульман) не было
ни одного внебрачного ребенка.
– 120 –
Таким образом, во второй половине XIX – начале XX в. в семье
горожан действовали эволюционные процессы, стимулируемые урба-
низацией и развитием капитализма. В течение пореформенного перио-
да семейная организация населения изменялась. Малая семья посте-
пенно становилась все более распространенной среди горожан. Сокра-
щались размеры семей, упрощалась их структура, постепенно нивели-
ровались в сословные и региональные различия. Очень важным было
разложение патриархального уклада. В то же время известная традици-
онность не только сохранялась, но и постоянно подкреплялась в ходе
оживленной миграции из села в город и тесных связей большей части
городского населения с деревней.
Можно выделить основные тенденции демографического разви-
тия семей горожан Сибири второй половины XIX – начала XX в., кото-
рые заключались в снижении общей людности, процессах упрощения
семейной структуры, снижении брачности, сглаживании сословных и
национально-конфессиональных различий структурно-количес-
твенных характеристик семьи. Эти процессы в городах региона были
выражены в большей степени, чем среди сельского населения. Однако
эти процессы к моменту революции 1917 г. были еще не завершенны-
ми. В силу ряда причин, в частности, традиционности института се-
мьи, активной миграции в города сельского населения, несшего с со-
бой деревенские модели семейной жизни, противоречивости социаль-
ных процессов и т.д., наряду с модернизационными процессами среди
горожан сохранялась в значительной степени традиционность се-
мейно-брачных отношений, что находило свое выражение и в демогра-
фических параметрах семьи.
– 121 –
Тема 9. СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Литература:
Будина О.Р., Шмелева М.Н. Город и народные традиции русских. М.,
1989.
Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX – нача-
ла XX в. Барнаул, 2002.
Зуева Е.А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII – первой по-
ловины XIX в. Новосибирск, 2007.
1
Ядринцев Н. Женщина в Сибири в XVII и XVIII столетиях: Историче-
ский очерк // Женский вестник. 1867. № 8. С. 114–116.
– 124 –
Преобладание мужчин среди ини-
циаторов разводов по мотивам «прелю-
бодейной жизни» совсем не означает,
что женщины в Сибири были сексуаль-
но раскованы. Наоборот, мужчины име-
ли гораздо больше возможностей для
внебрачных сексуальных связей. Напри-
мер, среди купечества, части мещан, чи-
новников этому способствовали частые
и длительные поездки по торговым и
служебным делам. Подобные связи в
подавляющем большинстве случаев не
приводили к разводам. В отношении же
женщин господствовала крайняя нетер- Герб Омска
пимость. Малейший намек на внебрач-
ную связь мог стать и становился поводом для развода.
Все это приводило к крайне нетерпимому отношению к вне-
брачным рождениям. Положение женщины, родившей незаконноро-
жденного ребенка, было чрезвычайно сложным: она практически не
имела шансов вступить в брак, найти работу. Поэтому в полицейских
донесениях о происшествиях часто встречались такие записи как,
например: «В Тобольске 16 марта [1870 г.] неизвестная женщина взо-
шла в дом мещанина Ильи Панфилова, с грудным младенцем женского
пола, и когда хозяйка дома Наталья Панфилова отлучилась в другую
комнату, то упомянутая женщина, оставив ребенка на кровати, вышла
на улицу и более не возвращалась»1.
Особое место в сибирском обществе занимали ссыльные. Часто
поведение ссыльных женщин резко контрастировало с традиционными
нормами: «Некоторые ссыльные женщины… устраивают у себя чуть
ли не дома терпимости. Меняют мужей, как перчатки, ища разнообра-
зия в самом наслаждении. Безграничную половую свободу стараются
прикрыть идеологией… Свободный брак обращается в нечто в высшей
степени безнравственное и нечистоплотное. Сходятся без всякой лю-
бви, даже без ее суррогата… расходятся с легким сердцем, которое
сейчас же занимается другим»2.
Постепенно формирование городского образа жизни, распро-
странение образования, более либеральные законы способствовали
улучшению правового и фактического положения женщин и детей в
семье. Однако гуманизация внутрисемейных отношений в русском
провинциальном городе в семьях мещан и ремесленников, а также
основной массы купечества делала скромные успехи.
Вплоть до конца XIX в. в небольших провинциальных городах
действовал обычай вступления в брак с помощью сватовства и сва-
1
Российский государственный исторический архив (далее – РГИА).
Ф. 1286. Оп. 31. Д. 1820. Л. 38об.–39.
2
Боннард С. «Успокоили…» // Сибирские вопросы. 1911. № 40–41.
С. 27.
– 125 –
дьбы. Решающую роль в выборе брачного партнера играли родители.
Браки «самокруткой», т.е. по личной договоренности жениха и неве-
сты, без предварительного на то согласия родителей, встречались чрез-
вычайно редко, общественное мнение относилось к ним враждебно,
считая их противозаконными и безнравственными.
К концу XIX – началу XX в. складывается новый порядок пред-
брачного ухаживания, появляется система молодежного предбрачного
общения. Расширяются и цели контактов между молодыми людьми –
не только поиск супруга, как было прежде, а также развлечение, эмо-
циональный контакт, получение удовольствия. Однако знакомство и
общение городской молодежи, достигшей брачного возраста, происхо-
дило в социально однородной среде. К примеру, в бедной мещанской
среде знакомство завязывалось на вечеринках, молодежных сборищах
типа крестьянских «вечерок». Их посещали, как правило, не более ше-
сти-семи пар. Такое общение происходило чаще всего по субботам и
воскресеньям в доме у кого-нибудь из участников. Здесь пили чай, иг-
рали в игры, пели и танцевали. В более зажиточных и культурных се-
мьях разночинцев и купцов было принято устраивать домашние вечера
в честь именинниц и именинников. На этих праздниках собирался еще
более узкий круг молодежи из семей, поддерживающих между собой
деловые, дружеские или родственные отношения. Дворянство и купе-
чество помимо «именинных» праздников вывозило молодежь на се-
мейно-танцевальные вечера и балы.
Однако процессы демократизации не стоит преувеличивать. Но-
вые формы предбрачного общения, без сомнения, имели такие каналы
воздействия родителей, которые подчас регламентировали поведение
молодежи не менее жестко, чем старые ритуалы. Знакомство и обще-
ние молодых людей происходило в присутствии старших, с пристра-
стием следивших, чтобы все соответствовало «приличиям».
Несмотря на приниженное положение женщины, необходимо
признать, что она пользовалась в Сибири большим уважением.
А.А. Щапов отмечал: «В среде сибирского населения народная, кре-
стьянская женщина является многозначительной деятельною силой» 1.
Более кратко и емко выразился в своих мемуарах сибирский купец
Н. Чукмалдин: «Женщина в Сибири не раба мужчины, она ему това-
рищ»2. Естественно, идеализировать положение сибирячек XIX в. не
следует. В путевых заметках путешественников содержатся и описа-
ния тяжелой женской доли в глухих уголках региона. Большинство же
источников говорит о том, что среди значительной части сибирского
купечества, интеллигенции, средних городских слоев и крестьянства
преобладало уважительное отношение к женщине, что, однако, не ме-
шало сибирякам рассматривать женщину в рамках достаточно жестко
закрепленной поло-ролевой системы, отводившей женщине роль хо-
зяйки дома и воспитательницы детей.
1
Щапов А.А. Значение народной женщины в антропологическом и со-
циальном развитии русской народности // Соч.: В 3-х т. СПб., 1906. Т. 2. С. 35.
2
Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 99.
– 126 –
Характер внутрисемейных отношений в городах Сибири имел
свою специфику. Современники отмечали, что сибирские женщины
отличались от женщин центральной части России чертами характера и
поведением. Сибирячки были более энергичными, активными, пред-
приимчивыми, самостоятельными. Если муж-купец умирал, его дело
обычно продолжала жена. Купец Чукмалдин писал в своих воспомина-
ниях: «Умер муж – не погиб промысел, мужем заведенный. Жена-вдо-
ва ведет его дальше, с той же энергией и знаниями, какие присущи
мужу» 1.
Роль женщины-хозяйки в семьях сибирских купцов находила
отражение в практике наследования капиталов. Нередко глава семьи
завещал все имущество и управление делами после своей смерти жене
даже при наличии взрослых детей мужского пола. Встречаются приме-
ры, когда после смерти мужа вдова брала в свои руки семейное дело.
Она выбирала на свое имя купеческое свидетельство, несла ответ-
ственность за торговые операции, без ее разрешения из общего капита-
ла не могли выделиться взрослые сыновья со своими семьями. Некото-
рым из купеческих вдов удавалось в течение долгих лет умело управ-
лять семейным делом, поддерживать на должном уровне семейные
капиталы и коммерческую репутацию. Например, бийская купчиха
Елена Григорьевна Морозова, унаследовав в 1894 г. торговое предпри-
ятие, несмотря на то, что ей было уже 62 года, и она была практически
неграмотна, твердой рукой 14 лет вела семейное дело. Новаторски
подойдя к предпринимательству, купчиха превратила традиционную
торговую фирму в многоотраслевой комплекс, построила ряд промыш-
ленных предприятий и в несколько раз увеличила капитал.
Несмотря на утвержденное законодательством и обычаем гла-
венство мужчины в семье, имущество супругов было раздельным.
Приданное или имущество, приобретенное женой самостоятельно,
считалось ее собственностью.
Публицист И. Харламов так объяснял более выгодное положе-
ние женщины в семье на окраинах России: «Рассматривая организа-
цию семьи и права в ней отдельных членов, можно заметить тот любо-
пытный факт, что отдельные члены семьи имеют в ней больше прав на
окраинах, чем в центрах. На положении женщин это отражается весь-
ма значительно. Власть хозяина на окраинах весьма заметно подходит
к нормальному значению лишь власти распорядительной, наоборот – к
центрам в ней есть признаки власти патриархальной. Это явление, ко-
нечно, должно быть поставлено в связь с колонизацией. Все протесто-
вавшее против нравственных и физических насилий, все желавшее
сохранить свой исконный устой бежало по направлению к окраинам…
все более терпеливое, более задавленное оставалось на местах»2.
В конце XIX – начале XX в. в семьях горожан происходят зна-
чительные перемены в исстари установившемся бытовом порядке, ме-
1
Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 99.
2
Харламов И. Женщина в русской семье // Русское богатство. 1880.
№ 3. С. 65.
– 127 –
няются роли отдельных членов семьи. В эти годы развитие семейного
строя в целом шло по пути смягчения авторитарности. Однако тради-
ционность, стойкая патриархальность внутри семьи помешали завер-
шению процесса демократизации внутрисемейных отношений. Даже
среди привилегированных сословий их патриархально-авторитарная
основа не была серьезно подорвана и в основных чертах сохранилась
до революции 1917 г.
Вовлечение во второй половине
XIX в. женщины в профессиональную де-
ятельность способствовало ее обществен-
ной активности и отразилось в изменении
социально-экономического статуса муж-
чин – все это вместе взятое положило на-
чало кризису патерналистских семейных
ценностей.
Наиболее существенные измене-
ния происходили в семьях городских
промышленных рабочих. Низкая оплата
труда, плохие жилищные условия, невы-
сокий уровень образования и культуры
негативно действовали на пролетарскую
Герб Охотска семью. Нравы городских фабричных ра-
бочих были гораздо свободнее, но не
чище крестьянских. Жилищная скученность, бедность, усугублявшая-
ся пьянством, оставляли мало возможностей для счастливой и стабиль-
ной брачной жизни. Существенным фактором, подрывавшим семей-
ные устои, был рост социальной мобильности населения. Отхожие
промыслы, в которых участвовали миллионы крестьян, надолго отры-
вали женатых мужчин от семьи, нарушали регулярность половых от-
ношений в браке, а кое-где превращали его в фикцию. Формирование
пролетарских слоев в городах ускоряло процессы дробления семей,
упрощения их структуры. В большинстве городов развитие промыш-
ленности и формирование рабочих кадров в значительной мере проис-
ходило за счет переселенцев из села, бывших крестьян. Из деревни же,
как правило, уходили молодые люди, не имевшие семьи, или недавно
ей обзаведшиеся. Кроме того, рост промышленности, увеличение в
процессе социального расслоения числа семей, нуждающихся в зара-
ботках всех ее взрослых членов и даже подростков, приводили к кон-
фликтам в авторитарной семье, разрушая почву, на которой базировал-
ся патриархальный быт. Действительно, иная экономическая основа
рабочей семьи, в которой были вынуждены работать также женщины и
дети, формировала новый тип семейных отношений, отличавшихся
большим равноправием. Появилась новая пословица: «В старые годы
бывало – мужья жен бивали; а ныне живет, что жена мужа бьет».
Как показывают источники, в семьях сибирских горожан наибо-
лее авторитарные порядки сохранялись в старообрядческой среде. Ста-
рообрядцам особенно был присущ дух замкнутости, обособленности,
– 128 –
религиозной нетерпимости. Семейный строй их был подчас крайне су-
ров и деспотичен. В семьях старообрядцев царил дух полного и бес-
прекословного подчинения всех членов семьи ее главе-мужчине. Он
распоряжался семейным бюджетом, работающие члены семьи отдава-
ли ему все деньги до копейки, он хранил их под замком, и распоряжал-
ся по своему усмотрению, сам делал все необходимые покупки, едино-
лично решал все возникающие в семье проблемы. Наиболее сложное
положение в таких семьях наблюдалось у снох. От них требовалось
проявление самого уважительного отношения ко всем родственникам
мужа, невзирая на их возраст. Именно снохи занимались наиболее тя-
желой работой по дому. Без разрешения мужей им запрещалось выхо-
дить из дома. Малейшие нарушения снохами семейного порядка стро-
го наказывались.
Однако к концу XIX в. некоторые изменения становятся замет-
ны и в старообрядческой среде. Это проявлялось, в частности, в увели-
чении числа браков с православными, что, однако чаще всего сопрово-
ждалось сменой веры. Увеличению числа браков раскольников и пра-
вославных в немалой степени способствовал массовый переход ста-
рообрядцев в единоверие, что являлось результатом правительствен-
ных преследований старообрядцев. Переход старообрядцев в единове-
рие способствовал их сближению с православными, облегчал возмож-
ность для них смешанных браков.
В силу неразвитости системы образования, почти полного от-
сутствия дошкольных учреждений как в России в целом, так и в Сиби-
ри в особенности, центр тяжести в воспитании и социализации подрас-
тающего поколения во всех сословных группах ложился на семью. От-
ношение к детям в среде сибирских горожан вплоть до начала XX в.
носило традиционный характер. В детях видели продолжателей рода и
опору в старости. При этом по правовым нормам родители были обяза-
ны заботиться о здоровье и нравственности детей. В сфере личных вза-
имоотношений в семьях провинциальных горожан в середине XIX в.
отражалась иерархическая структура их состава, каждое звено которо-
го обладало строго определенными правами и обязанностями. Дети в
этой иерархии занимали низкое место. Это особенно четко проявля-
лось в больших неразделенных семьях. Дети находились в полном
подчинении у родителей, с раннего детства помогая им по хозяйству.
Воспитание и образование получали главным образом дома и, когда
вырастали, нередко занимались тем же делом, что и их родители. Воз-
растом зрелости считались 15–16 лет, и с этого времени дети полно-
стью включались в семейное дело или ремесло. Для исправления
строптивых и непослушных детей по закону и обычаю могли физиче-
ски наказывать.
Забота о состоянии и здоровье детей лежала на матери, которая
должна была следить за тем, чтобы дети были обуты, одеты, накормле-
ны. В обязанности отца входило религиозно-нравственное наставление
детей, в основном же он был связан с сыновьями в рамках семейного
«дела». При этом дети должны были добросовестно выполнять все
– 129 –
данные им родителями поручения. Покорность детей старшим освеща-
лась выработанной веками традицией сыновней почтительности, стой-
костью патриархальных отношений. Кроме того, в купеческих семьях
дети не шли вопреки воле родителей, опасаясь попасть в немилость и
потерять свою долю наследства или приданного.
Наставления родителей, даваемые в завещаниях, показывают
беспокойство за судьбы детей. Так, томский купец С.С. Прасолов в
своем завещании предписывал детям: «Да будет последняя воля моя
исполнена всеми так свято, как завещаю, и жить в любви и согласии,
оказывать матери своей должное послушание и почтение, равным об-
разом братьям и сестрам оказывать взаимное друг другу искреннее
расположение, молясь пред Всевышним о упокоении души моей» 1. В
своих завещаниях родители стремились предвосхитить конкретные
действия и поступки детей, ставили им определенные условия, чтобы
предостеречь их от разбазаривания наследства или побудить к пре-
умножению его.
В сыновьях видели прежде всего преемников семейного дела.
До зрелых лет о молодом человеке заботились, постепенно вводя его в
курс торговых дел, ремесла, обеспечивали ему определенный уровень
профессиональных навыков. В обычае горожан было отдавать сыновей
«в люди», «в мальчики» – в услужение купцам и ремесленникам для
овладения навыками торговли и ремесла. Заниматься мелочной тор-
говлей в лавке мальчики начинали с раннего возраста и к 15–16 годам
могли уже совершать самостоятельные коммерческие поездки в другие
города, вести конторские книги, покупать и продавать партии товаров.
Достигалась эта наука подчас нелегко.
В среде дворян, чиновников, интеллигенции в большей степени
были распространены идеи просвещения и романтизма, которые под-
нимали значение личности, женщины, любви, детей в жизни человека.
Эти идеи захватили образованное русское общество еще со второй чет-
верти XIX в. Направляемые на службу в Сибирь чиновники из евро-
пейской части страны распространяли их среди верхушки городского
общества. Этому же способствовали и политические ссыльные, и куп-
цы, регулярно бывавшие в столицах и крупных городах Европейской
России. В пореформенное время процесс демократизации семейных
отношений пошел значительно быстрее, так как получил поддержку в
общественном мнении и в правительственной политике по женскому
вопросу. В образованных кругах все больше было сторонников парт-
нерских, гуманных отношений в семье. Ребенок больше не рассматри-
вался как существо, наполненное злыми чувствами и помыслами, кото-
рые следовало вышибить из него строгим наказанием. До Сибири до-
ходили и издания, посвященные пропаганде новых отношений между
родителями и детьми, например книга В.Н. Жук «Мать и дитя», выдер-
жавшая в течение 1880–1914 гг. 10 изданий, женские журналы, ставив-
шие проблемы положения женщины и т.п. Вот цитата из подобного из-
дания: «Полнейшая гармония в семейной жизни достигается и суще-
1
ГАТО. Ф. 235. Оп. 1. Д. 471. Л. 21.
– 130 –
ствует только тогда, если все ее члены искренне расположены один к
другому, оказывают друг другу самое нежное внимание и снисхожде-
ние»1. Однако степень демократизации семейных отношений не следу-
ет преувеличивать, новые веяния распространялись медленно.
В пролетарской среде разрыв с традицией был наиболее резким.
При этом материальные трудности, плохие жилищные условия, отсут-
ствие медицинской помощи, низкая культура рабочих и другое обусло-
вили многие отрицательные стороны детского воспитания. Жены и
дети рабочих, начиная с подросткового возраста, в большинстве случа-
ев работали. На женщинах, кроме того, лежала и вся домашняя работа.
Ввиду длинного рабочего дня – 10 часов и более, они лишь в незначи-
тельной степени могли контролировать своих детей.
В целом воспитание детей во многом определялось социальной
группой, к которой принадлежали родители, а также их жизненным
опытом, принципами, установками, пониманием целей воспитания и в
силу этого было очень вариативным.
После замужества дочерей и перехода в дом мужа, их связь с
родительской семьей не прекращалась. Они часто бывали друг у друга
в гостях, вместе справляли праздники. В лице родителей женщинам
приходилось искать защиту от возможных обид и притеснений со сто-
роны мужа и его родителей. Необходимо сказать, что в городах поло-
жение в семье невестки (снохи) было более благоприятным, чем в тра-
диционной крестьянской семье. Она была более тесно связана с семьей
мужа, на нее не распространялись имущественные ограничения, харак-
терные для крестьянства. Это не исключает, конечно, того, что отно-
шения между свекровью и невесткой и в городе, как и повсеместно в
России, являлись частыми причинами раздоров в семье и могли приво-
дить к семейным разделам.
Традиционной чертой было почтительное отношение детей к
родителям. При этом почтение детей к памяти родителей продолжа-
лось и после кончины последних. Так, перед отправкой в дальнюю до-
рогу святым делом считалось посещение родительской могилы. Обяза-
тельно могилы родителей посещали и на родительский день весной.
В семьях горожан имелись и приемные дети. Кроме того, в со-
ставе семей нередко встречались «воспитанники» – дети, отданные на
воспитание несостоятельными родителями, сироты, взятые от умер-
ших родственников, незаконнорожденные. Все они по своим правам
отличались от законных детей. Незаконнорожденные и воспитанники
не имели права на фамилию своего воспитателя и долю в наследстве.
Для того чтобы на них распространились все права, их необходимо
было в законном порядке усыновить или удочерить. Отношение к вос-
питанникам отличалось от отношения к родным детям. Иногда они
фактически находились на положении прислуги, но много было и
обратных примеров. Например, тарский купец Н.В. Шанский и его су-
пруга Юлия приняли найденную работником в навозе девочку, воспи-
1
Хороший тон: Сборник правил и советов на все случаи жизни обще-
ственной и семейной. СПб., 1881. С. 55.
– 131 –
тали и выдали ее замуж. Девочку, которую удочерил другой тарский
купец – П.В. Шанский и его жена Васса, одевали «как куколку», обу-
чали на дому, что, по словам ее домашней учительницы, вызывало
даже зависть со стороны соседских детей.
Важный вопрос взаимоотношения родителей и детей – вопрос
об образовании подрастающего поколения. Многочисленные свиде-
тельства середины XIX в. говорят о том, что образование детей не за-
нимало высокого места в системе ценностей сибирского горожанина:
Провинциальное купечество и мещанство, приверженное старине,
чуждалось нововведений, предусмотрительно полагая, что выучась,
сыновья бросят отцовский промысел, пойдут в чиновники и промота-
ют с трудом нажитое добро. Часто горожане не желали отдавать детей
в училище вследствие низкого профессионального уровня учителей,
неблагоустроенности школьных помещений, недостатка учебных по-
собий. Так, например, в 1861 г. обыватели Нарыма забрали своих де-
тей из училища из-за того, что с ними худо занимались. Да и
большинству детей, которые ходили в школу, родители не стремились
дать полный курс обучения, ограничивали его одним-двумя классами.
В условиях отсутствия учебных заведений или их отдаленности,
особенно в малых городах, нередко первыми учителями своих детей
становились родители. Не случайно в биографиях многих известных
сибиряков (С.А. Балакшин, Н.М. Ядринцев, Н.И. Наумов, В.И. Вагин,
С.С. Шашков и др.) указывается, что «азы школьных наук» преподали
ему родители.
Однако также существует множество свидетельств современни-
ков о стремлении сибиряков к образованию. Например, современник
еще в середине XIX в. отмечал: «Нельзя не обратить особенного вни-
мания на наклонность тюменских граждан к ученью. Грамотность
здесь считается необходимостью. Родители как бы бедны ни были, не
говоря уже о зажиточных, непременным долгом поставляют посылать
детей своих в училище, и хотя занятия промышленные и торговые не
позволяют большей части учащихся оканчивать курс учения в уездном
училище, но непременно все учатся в приходских училищах чтению,
письму, катехизису и арифметике»1.
1
Абрамов Н. Город Тюмень // Вестник ИРГО. 1858. № 8. С. 145.
– 132 –
Барнаул. Проект школы. Архитектор И.Ф. Носович
– 135 –
Тема 10. СЕМЕЙНОЕ ХОЗЯЙСТВО ГОРОЖАН
Литература:
Гончаров Ю.М. Городская семья Сибири второй половины XIX – нача-
ла XX в. Барнаул, 2002.
Кирьянов Ю.И. Жизненный уровень рабочих России (конец XIX – на-
чало XX в.). М., 1979.
– 137 –
В 80–90-х гг. XIX в. типичным пищевым рационом
большинства рабочих России были капустные щи с мясом (а в постные
дни пустые щи или рыбный суп), гречневая или пшенная каша с расти-
тельным маслом, ржаной хлеб, квас и чай с небольшой порцией саха-
ра. Молоко, молочные продукты, яйца приобретались главным об-
разом для детей. В зависимости от уровня доходов семьи этот рацион
видоизменялся в лучшую или худшую сторону (в лучшую – за счет
увеличения порции мяса и сахара, иногда замены подсолнечного масла
сливочным, разнообразия продуктов, в худшую – прежде всего за счет
уменьшения мясного довольствия). В Сибири же, если верить совре-
менникам, благодаря дешевизне продуктов питания, качество и коли-
чество потребляемой пищи, даже в бедных слоях населения, было зна-
чительно выше, чем в европейской части страны.
Количество потребляемого мяса и
рыбы зависело от достатка семей. Покупа-
лась также крупа, в наибольшем количе-
стве пшено, в более состоятельных семьях
также рис, гречка, манная крупа. Закупа-
лось и растительное масло, чай, сахар.
Требовали затрат также и различные мел-
кие расходы – соль, спички, мыло, для
освещения в больших количествах потреб-
лялись свечи, преимущественно сальные, а
с конца XIX в. в широкое употребление
входят керосиновые лампы. Отапливали
дома дровами, и в условиях долгой и суро-
Герб Красноярска вой сибирской зимы дров требовалось не-
мало.
Как показывают данные обследования, проведенного в 1916 г. в
Омске, даже в условиях роста цен падения реальной заработной платы,
вызванных войной, рабочие города потребляли больше продуктов, чем
многие другие категории населения страны. Потребление пищевых
продуктов в пролетарских кварталах, в среднем по городу, и в цен-
тральных районах, где жили более обеспеченные слои, различалось.
Так, в рабочих районах мяса потреблялось около 5, пуд. в год, в сред-
нем по городу – около 6, в центральных районах – 7,5 пуд. Отличались
жители рабочих окраин и меньшим потреблением жиров и молока:
сала рабочие потребляли 16 фунтов в год, в среднем по городу – 20;
соответственно сливочного масла – 25, и 40 фунтов, молока – 29 и 36
четверти (четверть – 3,07 л. – Ю.Г.). Ниже на окраинах города оказа-
лись нормы потребления яиц (205 и 275 штук) и сахара (57 и 66 фун-
тов). Фактически не отличалось потребление круп, соли. В
большинстве семей употребляли в пищу картофель, в среднем по
6 пуд. на человека. Потребление хлеба (с учетом муки и выпеченного)
составило в Омске в среднем 15 пуд. Интересно отметить, что жители
покупали готового печеного хлеба лишь четвертую часть, а в основном
выпекали его сами из купленной муки. Особенностью Омска, как и во-
– 138 –
обще Западной Сибири, было преобладание в питании белого хлеба: в
Омске в 1916 г. белый хлеб и пшеничная мука в питании горожан со-
ставили 83% и только 17% – черный хлеб и ржаная мука 1.
Цены на продукты питания в Сибири были очень низкими.
Один из корреспондентов РГО писал о Кургане начала 1860-х гг.: «Да
на 2 рубля можно прожить целую неделю с семьею» 2. Известный уче-
ный-зоолог, автор знаменитой «Жизни животных» Альфред Брем, по-
сетивший Барнаул в 1876 г., был удивлен дешевизной продуктов пита-
ния – «Общественной жизни и связанному с этим гостеприимству
способствуют низкие цены на продукты питания. Так, пуд ржаной
муки стоит здесь при обычном урожае только 20 коп., в неурожайные
годы – не более одного рубля. Пшеничная мука продается обычно по
30–40 коп. …Соответственно низки и цены на мясо. Во всей Сибири
господствует обычай закупать мясо осенью и замораживать его на всю
зиму; эта говядина стоит тогда по 40–50 коп. за пуд, но и летом цена
пуда составляет только 1,2–1,3 рубля, самое большее 1,5 рубля. Теле-
нок, уже отнятый от коровы, стоит 2–3 рубля, баран 1,5 и до 3 рублей,
не более, хорошая свинья – 3 рубля, но окорок уже 1,5 рубля; взрослая
телка – до 15 рублей… Пуд масла стоит 4–5 рублей, пуд меда – 4 руб -
ля. Овощи настолько дешевы, что не стоит и подсчитывать цены: пуд
картофеля стоит редко более 15 коп., кочан капусты – 1 до 1,5 коп.,
сотня огурцов в августе – не более рубля, сотня отличных арбузов, ко-
торые возделываются здесь, недалеко от города … – тоже не дороже…
Но зато дороги все товары европейской промышленности и все коло-
ниальные товары. Пуд сахара стоит 10–11 рублей, фунт кофе – 80–
90 коп. и до одного рубля, чай, который пьют все, за исключением раз-
ве некоторых староверов, – от 90 коп. до 1,6–1,7 рубля. Лимоны, кото-
рые привозят и сюда, стоят, смотря по сезону, как 1 до 3 пудов карто-
феля, а апельсин как 1–5 пудов картофеля»3.
Резкий рост населения городов, особенно усилившийся со
строительством Транссибирской магистрали, вызвал рост цен на квар-
тиры и острую нехватку жилья в развивающихся городах. Арендная
плата за жилье была очень высокой, большинство горожан, не имев-
ших собственного угла, не могло себе позволить такие расходы. В
Томске, даже в 90-х гг. XIX в., квартира из одной-двух комнат стоила
7–8 руб. в месяц, и была явно не по карману даже высокооплачиваемо-
му рабочему. Поэтому многие семьи рабочих снимали комнаты или
углы.
В Барнауле, который также быстро рос в начале XX в., цены на
квартиры были сопоставимы с томскими: большая квартира (более 6
комнат) стоила в среднем – 720 руб. в год (60 руб. в месяц), средняя
(4–6 комнат) – 360 руб. (30 руб. в месяц), малая (2–3 комнаты) –
200 руб. (16,67 руб. в месяц). В небольших городах, оставшихся в сто-
1
Скубневский В.А. Обследование питания населения Омска в 1916 г. //
Проблемы источниковедения истории Сибири. Барнаул, 1992. С. 125–126.
2
АРГО. Разряд. 61. Оп. 1. Д. 25. Л. 17об.
3
Брем А.Э. «…не в розовом цвете…» // Алтай. 1995. № 4–5. С. 287–288.
– 139 –
роне от железной дороги, стоимость квартир была значительно ниже.
Например, в Кузнецке: большая – 15 руб., средняя – 10 руб., малая – 4
руб. в месяц; Колывани – 20, 15 и 5 руб., Тобольске – 35, 20, 10 руб. в
месяц. Для сравнения можно привести цены на жилье в Петербурге.
Комната, которая была наиболее распространенным жильем для небо-
гатых семей, в столице стоила: в 1869 г. 2,5 руб. в месяц, в 1879 г. –
5,5 руб., 1905 г. – 7,5 руб., в 1912 г. – 11,5 руб. Расходы на жилье в се-
мьях с небольшим доходом в конце XIX – начале XX в. в городах
европейской части страны составляли от 10 до 20% семейного бюдже-
та. То, насколько важны были для горожан цены на квартиры, свиде-
тельствует факт, что в Томске в 1913 г. снимали жилье 4262 квартиро-
съемщика.
В целом уровень цен на промышленные товары и услуги в си-
бирских городах был выше, чем в Европейской России. М.В. Фло-
ринский, занимавшийся строительством Томского университета, писал
в своих воспоминаниях о тех трудностях, с которыми пришлось ему
столкнуться, организовывая свое домашнее хозяйство на новом месте.
За две железные кровати он заплатил 35 руб., в то время как в Казани
они стоили бы 12–15 руб.; за квартиру в 4 комнаты, которую он сни-
мал у купца А.Ф. Жилль, за три летних месяца было уплачено 150 руб.,
а годовая ее цена составляла 600 руб.; за приготовление пищи и пару
лошадей с экипажем приходилось платить 210 руб. в месяц. В итоге он
сделал вывод: «жизнь в Томске далеко не дешева» 1. С ним был согла-
сен и Чехов, писавший: «Квартиры в городах скверные, улицы
грязные, в лавках все дорого, не свеже и скудно, и многого, к чему
привык европеец, не найдешь ни за какие деньги»2.
Высокая стоимость промышленных товаров и услуг, постоян-
ный рост цен приводили к тому, что значительная часть горожан стал-
кивалась с большими трудностями при ведении семейного хозяйства.
При средней численности рабочей семьи в 4–5 чел. и одном работаю-
щем при заработке в 10–20 руб. в месяц большинство семей не имели
необходимого прожиточного минимума, семейный бюджет был
крайне напряженным.
От размера заработной платы отца семейства зависело в целом,
должна ли работать его жена. К семейному бюджету добавлялись зара-
ботки уже работавших, но еще живших в родительском доме детей, ко-
торые также большей частью шли в семейный бюджет. В целом жиз-
ненный уровень семьи в низших и средних слоях населения в немалой
степени зависел от соотношения в ней работающих и иждивенцев. Так,
многодетные семьи хозяев со средним заработком скорее всего можно
отнести к малообеспеченным. Недельная зарплата рабочей семьи на
покупку основных продуктов питания (муки, крупы, мяса, рыбы,
постного масла, сахара и чая) поглощала три четверти, а в ряде случаев
1
Флоринский В.М. Заметки и воспоминания // Русская старина. 1906.
№ 4. С. 155.
2
Чехов А.П. По Сибири (Путевые очерки и письма). Иркутск, 1939.
С. 32.
– 140 –
и полностью недельный заработок рабочего с низкой заработной пла-
той, так же как и среднеоплачиваемого рабочего, обремененного
большой семьей. В силу чего для большинства рабочих семей было ха-
рактерно трудовое перенапряжение всех ее членов, выражавшееся в
поисках побочных заработков, широкому привлечению к женщин и
детей к поискам дополнительных источников дохода.
Подобное положение было характерно для значительной части
городского населения Сибири, прежде всего для рабочих и ремеслен-
ников. Жены в таких малосостоятельных семьях, как правило, прира-
батывали каким-нибудь трудом: шитьем, стиркой, вязанием рукавиц
и т.п.
Вдовство и потеря кормильца ставили перед женщинами значи-
тельные экономические проблемы. Как отмечал С.С. Шашков, «без-
детная вдова считалась сиротою, личностью беззащитною и беспо-
мощною, и, если не возвращалась в семейство своих родителей, то по-
ступала на попечение церкви, шла в монастырь или в богадельню…
Свою силу и значение женщина получала только от семейства, за
неимением которого у нее не оставалось в обществе никакой опоры,
кроме благотворительных заведений»1. Если вдова оставалась жить с
родственниками, скажем, братьями умершего мужа, она имела с их
стороны определенную экономическую поддержку. В большинстве
случаев женщина, обремененная детьми, могла прибегать лишь к зара-
ботку, не требовавшему от нее длительных отлучек из дому: подраба-
тывала стиркой, мытьем полов, шитьем одежды, сдачей в наем поме-
щения.
При ничтожном заработке положение семей вдов было крайне
тяжелым. Пенсии получало очень небольшое количество вдов, в
основном вдовы чиновников, офицеров, а размеры пенсий были мизер-
ными. По данным переписи 1877 г., в Омске среди женщин старше
50 лет (1081 чел.) только 11% получали пенсию или имели капитал,
остальные «живут призрением общественным и частным»2. Семейства
вдов, а также людей, потерявших трудоспособность и не могущих рас-
считывать на помощь родственников, находились в тяжелом экономи-
ческом положении: их дома приходили в ветхость, хозяйство – в пол-
ное разорение, дети не посещали школу. Часто сирот усыновляли без-
детные родственники, многие становились воспитанниками. Под-
ростков-девочек определяли обычно в услужение горничными, кухар-
ками – «на всем готовом» и с небольшой денежной оплатой.
По уровню заработной платны не всегда возможно определить
благосостояние семьи. С одной стороны, например, многие рабочие
были заняты на производстве не постоянно, а с большим числом выну-
жденных перерывов (увольнения, болезни, несчастные случаи и т.п.).
С другой стороны, семейный доход горожанина складывался из
разных источников. Например, наряду с регулярной оплатой труда на
производстве, семейный бюджет рабочего формировали случайные за-
1
Шашков С.С. Очерк истории русской женщины. СПб., 1872. С. 119.
2
Словцов И.Я. Указ. соч. С. 15.
– 141 –
работки членов семьи (включая детей и подростков), а также доходы
от надомного труда, сдачи внаем жилья, предоставления услуг посто-
яльцам (например, содержание нахлебников).
1
Сорокин П. Кризис современной семьи // Ежемесячный журнал ли-
тературы, науки и общественной жизни. 1916. № 3. Стб. 164.
– 146 –
Тема 11. ГОРОДСКИЕ ПРАЗДНИКИ
Литература:
Будина О.Р., Шмелева М.Н. Город и народные традиции русских. М.,
1989.
Гончаров Ю.М. «По чарке водки и пирогу»: праздник в сибирском го-
роде // Родина. 2007. № 2. С. 107–111.
Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX века: обществен-
ный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995.
Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и
зрелища конца XVIII – начала XX в. Л., 1988.
1
Лясоцкий И.Е. Записки старого томича. Томск, 1954. С. 23.
2
Клевакин Е.П. Очерки из бийской жизни // Культурное наследие Си-
бири. Барнаул, 1994. С. 116.
– 153 –
Распространенной пасхальной забавой были различные пред-
ставления для простонародья. Выступали фокусники, акробаты, дрес-
сировщики, шарманщики, показывали виды столичных городов и дру-
гие картинки в подвижных панорамах или райках. Райки являлись
обычным праздничным развлечением в русских городах XIX в. Он
представлял собой небольшой, аршинный во все стороны ящик с уве-
личительными стеклами. Внутри его перематывалась с одного валика
на другой длинная полоса с изображениями городов, великих людей и
событий. Зрители, «по копейке с рыла», глядели в стекла, – раешник
передвигал картинки и рассказывал присказки к каждой из них. Быто-
вали и специфические пасхальные игры: «биться яйцами», «катать
яйца», являвшиеся непременным развлечением простонародья.
1
Елпатьевский С.Я. В Сибири (из воспоминаний). Новосибирск, 1938.
С. 172–174.
2
Романов В.В. За Урал! Рассказ из воспоминаний о Сибири // Русский
вестник. 1883. № 7. С. 83.
3
Конюхов И.С. Кузнецкая летопись. Новокузнецк, 1996. С. 121.
– 156 –
500 руб., внесенных им за причиненные фирме убытки. Торжество со-
провождалось праздничным обедом1.
– 158 –
Тема 12. ДОСУГ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ
Литература:
Бойко В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII–XIX в.: очерки
социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории. Томск, 2007.
Гончаров Ю.М. Семейный быт горожан Сибири второй половины XIX
– начала XX в. Барнаул, 2004.
Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и
зрелища конца XVIII – начала XX в. СПб., 2004.
Развлекательная культура России XVIII–XIX вв.: Очерки истории и
теории. СПб., 2000.
1
Чехов А.П. По Сибири: Путевые очерки и письма. Иркутск, 1939.
С. 33.
2
Плотников А.Ф. Нарымский край. СПб., 1901. С. 138–139.
– 165 –
хальности крепко держались в семьях томской буржуазии» 1. О разгу-
лах сибирских купцов часто писали и современники: «Подвыпившие
купчики били зеркала в ресторанах, лезли с сапогами в ванну их шам-
панского, с гиком и свистом на бешенных тройках давили людей на
улицах города, а по ночам ездили в соседние деревни…, где устраива-
ли оргии и избивали местных крестьян»2.
Иногда купеческие загулы приводили к скандалам. Учитель из
Барнаула оставил в своем дневнике такую запись: «Весь город говорит
теперь о грандиозном скандале, героем которого оказался председа-
тель попечительского совета нашей гимназии, старый купец. Двое
шантажистов (между прочим оба редакторы газет) заманили его в при-
тон и там симулировали изнасилование им одной девицы в коричне-
вом форменном платье, которую выдали ему за гимназистку. Старик
боясь скандала, долго откупался от них крупными суммами. Но, нако-
нец, не выдержал и подал в суд. Шантажисты теперь в тюрьме, но зато
дело получило огласку, и имя попечителя гимназии, который не прочь
бы изнасиловать гимназистку, пошло трепаться в газетах»3.
В разгулах отличались не только купцы, но и чиновники. Чинов-
ник, назначенный на службу в Тобольск, писал: «Полицмейстер ездил
по городу не иначе, как с бутылкой шампанского в руках и двумя тру-
бачами на крыльях дрожек, причем трубачи трубили на весь город, в
знак того, что полицмейстер веселится. Тогдашние власти собирались
несколько раз в лето в здешний городской сад, известный под именем
прокурорского, или палатку полкового командира, в первом случае,
когда пиршество происходило в саду, то запирались с большим запа-
сом вина и женщин в многочисленные гроты, нарочно для этого
устроенные, и не выходили оттуда неделями, между тем как музыкан-
ты, разумеется, меняясь, не умолкали ни день, ни ночь. То же самое
делалось и в палатке полкового командира, с тою разницею, что к уве-
селениям прибавлялись военные забавы, то есть стрельба из ружей и
пушек»4.
В пристрастии к выпивке простой народ ничуть не уступал ку-
печеству и чиновникам. В рабочей среде пьянство было очень распро-
страненным развлечением, особенно в дни праздников, что иногда
приводило к жестоким дракам. Достаточно характерным можно счи-
тать такое мнение: «Между простым народом водка до такой степени в
употреблении, что об ней заботятся едва ли не более, нежели о самой
пище»5. Среди причин пьянства современники называли суровый си-
бирский климат и недостаток развлечений.
1
Рабинович Г.Х. Из истории буржуазии города Томска (конец XIX в. –
1914 г.) // Из истории Сибири. Вып. 6. Томск, 1973. С. 164.
2
Майский И.М. Воспоминания советского посла. Кн. 1: Путешествие в
прошлое. М., 1964. С. 41.
3
Шубкин Н.Ф. Повседневная жизнь старой русской гимназии (Из днев-
ника словесника Н.Ф. Шубкина за 1911–1915 годы). СПб., 1998. С. 104.
4
Скропышев Я.С. Тобольская губерния в пятидесятых годах // Виктор
Антонович Арцимович: Воспоминания-характеристики. СПб., 1904. С. 19.
5
АРГО. Разряд 55. Оп. 1. Д. 38. Л. 5об.
– 166 –
Нужно сказать, что городская жизнь диктовала свои формы по-
требления алкоголя, приспосабливая пьянство к ритму города и завода.
Если в сельской местности пьянство было всеобщим и связывалось в
основном с праздниками, то в городе водку потребляли ежедневно, ее
можно было купить за наличные деньги и в кредит, в любое время. Из
воспоминаний рабочих видно, какую важную роль играл алкоголь в их
жизни и досуге. Пили не только в трактире, но и на рабочем месте.
Множество специализированных торговых заведений в сибирских
городах предлагали свои услуги для желающих провести свободное вре-
мя за рюмкой. Так в одном только Томске в 1889 г. на 36,8 тыс. чел. на-
селения было 17 оптовых складов спиртного, 21 ренсковый погреб, 70
кабаков, 36 пивных лавок, 29 трактиров. В 1897 г. в Омске насчитыва-
лось 42 кабака, 26 винных погребов, 27 пивных лавок, 5 трактиров и бу-
фетов. Корреспондент «Сибирского вестника» писал в поэтической фор-
ме о другом сибирском городе: «Вот хлебный город Барнаул у мутных
вод Оби заснул. В нем все идет однообразно; царит традиция веков, на
улицах темно и грязно, и очень много кабаков!»1.
Карточная игра была одним из популярных видов досуга. Совре-
менники отмечали, что «при пустоте общественной жизни» карты были
всеобщим развлечением. Страсть к картам была характерна практически
для всех сибирских городов. В Омске – «дамы, равно и мужчины, прово-
дят время за картами, за которыми и просиживают часто заполночь», в
Бийске: «игра в карты преобладающее развлечение общества». Ничем не
лучше бийчан были жители Тюмени: «Среди тюменского купечества ге-
роями всегда фигурировали картежные игроки крупных ставок. Всякие
интересы и разговоры часто вертелись только на том, кто у кого какую
карту убил и как проигравший посылал к себе домой с ключами за новой
пачкой денег»2. Корреспондент из Кузнецка по поводу досуга горожан
отмечал: «…все у нас как-то обособленно, ничего общественного, все
и каждый по своим делам и домам… Вот наше обычное времяпрепро-
вождение, вошедшее в пословицу у кузнечанина: за пазухой карты, за
голенищем – просьба»3. Не остались в стороне от карточной болезни и
колыванцы: «Винт в Колывани носит эпидемический характер; здесь
играют старые и молодые; мужчины большинство, дамы почти все и
даже барышни. Словом играют все… всегда и всюду. Именины ли то,
званный ли вечер, свадьба или, наконец, просто-напросто завернули
двое трое из приятелей, пожалуйте – стол раскрыт, карты готовы»4.
Тем не менее, представление о купце как о гуляке и картежнике
было бы неверным. Купцы, чрезмерно увлекавшиеся бутылкой и лом-
берными столами, быстро разорялись и выбывали из сословия. В ис-
точниках нередко указывается, что наиболее именитые, богатые гиль-
дейцы вели достаточно скромный образ жизни. Кроме того, ста-
рообрядцы, которых было немало среди сибирских горожан, и в семей-
1
Сибирский вестник. 1899. № 181. С. 3.
2
Чукмалдин Н.М. Записки о моей жизни. М., 1902. С. 119.
3
Сибирский вестник. 1895. № 15. С. 4.
4
Сибирский вестник. 1898. № 86. С. 3.
– 167 –
ном, и в общественном быту придерживались весьма жестких правил.
Если же говорить о пристрастии сибирских купцов к разгульному об-
разу жизни, то нельзя не отметить, что судя по ряду свидетельств, во
многих купеческих домах в начале XX в., даже в небольших сибир-
ских городках или крупных торговых селах, вели вполне светский об-
раз жизни. По воспоминаниям внучки крупного барнаульского купца
А.И. Винокурова, в их домах в Камне (тогда еще селе) нередко прохо-
дили семейные вечера, во время которых женщины играли на форте-
пиано, Василий Адрианович Винокуров любил вслух читать Чехова, и
все его слушали с большим удовольствием, дети учили французский
язык. Хорошую библиотеку, в которой были и энциклопедии, в том
числе и детская, имел отец Агнессы – Всеволод Петкевич, любила чи-
тать ее мать – Феозва Адриановна – дочь А.И. Винокурова. Для детей
в этой семье выписывали специальные журналы. В Кяхте в доме куп-
цов Сабашниковых было принято бывать всем культурным и извест-
ным людям, приезжавшим в город. Здесь бывали художники Рейхель,
Игорев, Мазер, музыкант Редров, писатель Максимов, путешественник
Венюков, губернатор Муравьев-Амурский. Собиравшиеся обсуждали
вопросы политики, литературы, новости культурной жизни. В этом
своеобразном «салоне» родилась идея издания газеты «Кяхтинский ли-
сток». В начале XX в. новое поколение предпринимателей было уже
носителем нового, капиталистического менталитета, что не могло не
повлиять и на изменение старокупеческих бытовых традиций.
Конечно же, купцы и горожане в целом проводили свой досуг не
только в кабаках. В крупнейших городах Сибири существовали театры.
Театральные представления были любимы местными жителями, однако,
на приезжавших из столиц они не всегда производили положительное
впечатление. Конечно, театр посещало не только купечество, о чем сви-
детельствует разброс цен на билеты. Например, в театре Королева в
Томске, открытом с 1885 г., билеты стоили: ложа бельэтажа – 6–10 руб.,
кресла – от 1 руб. 75 коп. до 3 руб., амфитеатр – 40–60 коп., галерка –
30 коп.
Во многих сибирских городах существовали благородные
(позднее – общественные) собрания и городские клубы, которые раз-
нообразили досуг и развлечения верхушки городского общества. В Ир-
кутске благородное собрание действовало с 1848 г., а в 1887 г. оно
было переименовано в общественное собрание. В Барнауле существо-
вало Алтайское горное собрание. В его уставе говорилось: «Цель Со-
брания состоит в доставлении служащих на Алтайских заводах
удобств к обмену мыслей, распространению между собою знаний и
сведений по горнозаводской промышленности, а также в доставлении
членам собрания и их семействам приятных развлечений танцами, му-
зыкальными вечерами, маскарадами, играми и другими удовольствия-
ми, дозволенными правительством». Собрание было открыто по втор-
никам, средам и пятницам с 10 часов утра до часу по полуночи. Кроме
того, в городе действовало и Барнаульское общественное собрание,
членами которого были преимущественно купцы. Посещать собрание
– 168 –
и клуб могли сравнительно обеспеченные люди, так как членство в
них стоило: в Алтайском собрании – 12 руб., в барнаульском обще-
ственном – 15 руб. в год. Действовали собрания обычно осенью и зи-
мой. Клубный сезон в общественных собраниях заканчивался летом.
Балы, маскарады, танце-
вальные вечера служили развле-
чением верхушки горожан не
только в крупных администра-
тивных центрах Сибири, но и в
уездных городах. В Тюмени так-
же существовало благородное
собрание, где два раза в неделю
общество собиралось на танце-
вальные вечера. На маскарадах и
балах не только танцевали и слу-
шали музыку, но также играли в
карты и на бильярде. Кроме тан-
цевальных вечеров в обществен-
ных собраниях часто устраивали
спектакли. Зрителями таких
спектаклей были представители
самых разных слоев населения.
По образцу благородных
собраний создавались и мещанские. Так, в 1870 г. в МВД был пред-
ставлен на утверждение устав Красноярского мещанского обществен-
ного собрания, в котором говорилось: «В г. Красноярске учреждается
мещанское собрание с той целью, чтобы члены его, собираясь вместе,
могли приятно и полезно проводить время в чтении дозволенных цен-
зурою: газет, журналов и других изданий; в разговорах, дозволенных
играх и танцах». В члены собрания принимали только по баллотиров-
ке. Каждый постоянный член мог привести гостей, которых должен
был записать в особую книгу и за поведение которых полностью отве-
чал. Во время танцевальных вечеров постоянные члены могли пригла-
сить несколько дам. В собрании дозволялось играть в шашки, бильярд
и карточные игры. При собрании был устроен буфет для продажи ку-
шаний и напитков.
С 1890-х гг. распространяются сословно-профессиональные
клубы, объединявшие более широкие слои горожан. Функционировали
так называемые приказчичьи, или коммерческие клубы, вокруг кото-
рых группировались служащие казенных учреждений и частных фирм,
чиновники низших рангов, торговцы из мещан, т.е. средние городские
слои. В таких клубах проводили свободные вечера, развлекались.
Например, в Таре в клубе приказчиков членами клуба ставились спек-
такли. Существовали клубы на небольшие членские взносы и добро-
вольные пожертвования. В городах, где располагались крупные воен-
ные гарнизоны, действовали офицерские клубы. Кроме офицеров их
посещал лишь очень узкий круг местных жителей, в основном из дво-
– 169 –
рян. В некоторых местах имелись особые железнодорожные клубы. В
их членах состояли служащие управленцы, квалифицированные рабо-
чие, машинисты, обер-кондукторы и т.п.
На рубеже XIX–XX веков во всех сферах жизни России проис-
ходят значительные изменения. Разгульные кутежи купцов постепенно
уходят в прошлое. Быстро развивается коммерческая развлекательная
индустрия. Во многих городах Сибири в начале XX в. открываются
книжные магазины, публичные библиотеки и Народные дома.
Одним из лучших книжных магазинов Зауралья был магазин
П.И. Макушина в Томске, который по богатству и разнообразию ли-
тературы (до 50 тыс. названий) не уступал лучшим столичным. Здесь
также продавались канцелярские товары, ноты и музыкальные инстру-
менты. В этом же здании находилась и библиотека, в фонде которой к
1919 г. насчитывалось 40 тыс. томов. Кроме макушинской, в начале
XX в. к услугам томичей были университетская, технологическая, го-
родская публичная, польская, педагогическая, бесплатная Пушкинская
библиотеки. Библиотеки были также в управлении Сибирской желез-
ной дороги, епархии, обществе приказчиков, общественном и коммер-
ческом собраниях, пожарном обществе, казенном винном складе, пере-
селенческом управлении.
В распространении чтения как формы досуга сказывалось рез-
кое расширение сети учебных заведений, качественное улучшение
школьного образования, развитие библиотечной сети. В городах, кро-
ме публичных библиотек, имелись частные, которыми могли за плату
пользоваться все желающие, а также библиотека при учебных заведе-
ниях, общественных собраниях, Народных домах. При библиотеках
устраивались чтения для детей и взрослых, возникали литературные
кружки.
Например, в уездном Бийске первая частная публичная библио-
тека была открыта в 1885 г. предпринимателем И.Д. Ребровым. Уже
через 4 года в библиотеке насчитывалось около 3 тыс. томов книг. Го-
довой абонемент стоил от 3 до 7 руб. В начале прошлого столетия в го-
роде открывается городская публичная библиотека, общее число чита-
телей которой в 1909 г. составляло 1010 чел., т.е. боле 5% населения
города.
Распространение грамотности приводило и к появлению низко-
пробной коммерческой литературы. В начале XX в. на книжный рынок
выбрасывались миллионы пятикопеечных книжонок с яркими облож-
ками, под которыми таились невероятные, сногсшибательные приклю-
чения. Эта «литература» преподносилась читателям на всех пере-
крестках главных улиц в сибирских городах. Увлечение подобными
книгами приводило к тому, что дети «воровали у родителей пятаки,
чтобы вкусить сладкого яду». По воспоминаниям современников со-
ставлялись компании по приобретению, прочтению и обмену этих лу-
бочных книжек, «зараза перекидывалась даже на взрослых». Издавали
эту литературу, главным образом петербургские издательства «Развле-
чение» и «Печать». Выходили книжонки в 32 страницы, сериями от 50
– 170 –
до 60 выпусков каждый. Вот характерные названия серий: «Тайны На-
полеона или государственный преступник Иосиф Вояновский», «Елли-
нора, защитница обманутых женщин, или председательница тайного
женского суда», «Дочь почтальона, или невеста принца», «Знаменитый
экспроприатор Черный Ворон, или тайна голубой шапки» и т.п.
Издавались также собрания детективной литературы, особенно
под названием «Нат Пинкертон, король сыщиков». В это собрание вхо-
дило несколько серий по 50–70 выпусков в каждой, с тиражом до
80 тыс. экземпляров. Название книжек были одно страшнее другого:
«Гнездо преступников», «Похитители девушек», «Человек о трех паль-
цах», «Современные инквизиторы», «Кровавый алтарь», «Загадочное
преступление», «Тайна замка», «Поджигатели», «Суд Линча», «Та-
инственные пули», «Труп золотоискателя», «Кровавый талисман»,
«Секта убийц» и т.д. Названиям соответствовали и рисунки на раскра-
шенных обложках: револьверы, ружья, топоры, ножи; тут же обяза-
тельно красовались убитые, повешенные, задушенные, замученные.
Читатели этих книжек убеждались, что они живы и не ограблены толь-
ко потому, что судьба послала на грешную землю героев-сыщиков,
охраняющих людей и их имущество от преступников.
Частым явлением становятся литературные вечера, утренники
обычно проводившиеся в учебных заведениях, народные чтения. Орга-
низация народных чтений требовала значительных усилий и расходов,
включая приобретение «волшебного фонаря» с «туманными картинка-
ми» для иллюстрации текста, иначе чтения успехом не пользовались. В
некоторых городах чтения были поставлены на прочную организацион-
ную основу. Так, в Нижнеудинске зимой 1899–1900 гг. чтения проводи-
лись каждое воскресенье поочередно – то в общественном собрании, то
в Михайловском приходском училище, то на вокзале, и «народ посещал
их весьма усердно».
Появляется и традиция публичных лекций, пришедшая из сто-
личных городов. Для организации подобных лекций требовалось не
только одобрение тематики, но и подтверждение благонадежности лек-
тора со стороны властей, что затягивало решение вопроса. Это обстоя-
тельство, а также новизна такой формы досуга, препятствовали ее широ-
кому распространению. Журнал «Сибирские вопросы» в 1911 г. сооб-
щал, что в Омске по приглашению Общества просвещения лектор Ела-
чич прочитал «глубокосодержательные» лекции «О жизни животных» и
«О жизни на морских глубинах». Однако аудитория во время чтения
этих лекций была почти пуста.
Попыткой создать клубы для народа явилась организация в горо-
дах в начале XX в. Народных домов. Народные дома, являвшиеся фак-
тически культурно-досуговыми центрами, появляются в это время не
только в крупных городах, но и в небольших городках. Так в маленьком
Киренске Народный дом открылся в 1900 г. в специально построенном
двухэтажном здании с двумя большими залами наверху. В одном из них
проводились уроки ручного труда для учащихся городского училища, а
в другом зале был натянут экран и по воскресеньям устраивались чтения
– 171 –
с волшебным фонарем. Здесь же время от времени проводились благо-
творительные спектакли и концерты, на которых выступал хор под
управлением священника. В помещении Народного дома из городского
училища перенесли небольшой музей.
Долго стоял вопрос о желательности постройки Народного дома
в Бийске, однако в городской казне средств для этого не хватало, а на
все просьбы в государственные инстанции неизменно следовал отказ.
Народный дом был построен на средства отставного полковника
А.П. Копылова, пожертвовавшего на это 100 тыс. руб. В результате в
1914–1916 гг. было построено одно из красивейших зданий города и
очень скоро Народный дом стал центром общественной, просветитель-
ской и культурной жизни Бийска.
Другим видом общественных объединений в городах были раз-
личные общества или кружки по интересам, любительским или профес-
сиональным (краеведческие, агрономические, спортивные, охотничьи и
т.п.). Все они имели свой устав, кассу, иногда библиотеку.
Театральный кружок существовал даже в захолустном Верхолен-
ске Иркутской губ. В 1890-х гг. это новшество было еще настолько не-
привычным для верхоленцев, что женские роли наполовину исполня-
лись мужчинами, поскольку выступать девице на подмостках, хотя бы и
в самой скромной пьесе считалось «неудобным». Репертуар кружка не
сильно отличался от того, что выбирали любители других уездных горо-
дов Сибири, – «Женитьба» Н.В. Гоголя, «Бедность не порок» и «Доход-
ное место» А.Н. Островского, водевили. Помещение, где кружок давал
спектакли, вмещало не более 50 зрителей.
В начале XX в. в сибирских городах начинают развиваться и
спортивные занятия: езда на велосипеде, игра в футбол. В Иркутске,
например, был даже построен циклодром для занятий велосипедным
спортом. Наиболее популярны эти виды досуга были среди молодых чи-
новников, служащих, представителей коммерческих кругов.
В это время появляются новые виды развлечений – цирк, сине-
матограф, развивается театр. Синематограф быстро вошел в привычку
сибирских горожан. Киносеансы давались в общественных клубах, На-
родных домах и пр. Во многих городах для показа фильмов были
открыты специальные «электротеатры». Например, в Барнауле самый
первый синематограф открыла купчиха Лебзина на Пушкинской ули-
це, рядом с пассажем купца Смирнова. А с 1910 г. Пушкинскую улицу
Барнаула можно было назвать «улицей синематографов», которые но-
сили броские названия – «Иллюзион», «Триумф», «Каскад». В Томске
работали кинотеатры «Заря», «Метеор», «Прожектор», «Глобус». В
Иркутске в 1914 г. действовало 13 кинотеатров, как в центре, так и в
предместьях. Среди них «Художественный декаданс», Большой и ма-
лый иллюзионы А.М. Дон-Отелло, а также «Олимп», «Вулкан» «Ми-
раж» и др. Иркутяне могли смотреть художественные, видовые, доку-
ментальные фильмы и даже кататься на роликовых коньках на скей-
тинг-рингах при центральных кинотеатрах. Кинотеатры открываются
и в небольших городках. Например, в Таре действовал синематограф с
– 172 –
громким названием «Эврика», билет на сеанс стоил от 30 до 80 коп.
Недостатка в зрителях не было, новый вид развлечений привлекал ши-
рокие слои городского населения: прислугу, ремесленников, учащих-
ся, интеллигенцию и т.д. Кинематограф быстро становится самым де-
мократичным городским развлечением.
– 173 –
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
– 174 –
ТЕМЫ КУРСОВЫХ И ДИПЛОМНЫХ РАБОТ
1. Социально-правовое положение и состав городского населения Си-
бири (Тобольской губернии, Томской губернии, Алтайского горного округа и
т.д.) во второй половине XIX – начале XX в.
2. Бытовая культура купечества Сибири второй половины XIX – начала
XX в.
3. Быт и культура мещан Сибири во второй половине XIX – начале
XX в.
4. Повседневная жизнь интеллигенции в городах Сибири конца XIX –
начала XX в.
5. Образ жизни и быт рабочих Сибири в конце XIX – начале XX в.
6. Повседневная жизнь горожан Сибири второй половины XIX – начала
XX в. по мемуарным источникам (документам личного происхождения)
7. Быт и культура горожан Тобольска (Томска, Барнаула, Иркутска,
Тары и т.д.) во второй половине XIX – начале XX в.
8. Социокультурная инфраструктура городов Сибири второй половины
XIX – начала XX в.
9. Занятия и доходы горожан Сибири второй половины XIX – начала
XX в.
10. Облик и благоустройство городов Сибири второй половины XIX –
начала XX в.
11. Жилая застройка городов (жилище горожан) Сибири второй поло-
вины XIX – начала XX в.
12. Купеческий дом в Сибири во второй половине XIX – начале XX в.
13. Питание горожан Сибири во второй половине XIX – начале XX в.
14. Одежда горожан Сибири во второй половине XIX – начале XX в.
15. Рабочая семья в Сибири в конце XIX – начале XX в.
16. Брак и свадьба горожан Сибири второй половины XIX – начала
XX в.
17. Семейное хозяйство и семейный бюджет горожан Сибири во второй
половине XIX – начале XX в.
18. Внутрисемейные отношения в семьях горожан Сибири во второй
половине XIX – начале XX в.
19. Социализация детей (образование и воспитание) в городской среде
Сибири во второй половине XIX – начале XX в.
20. Положение женщины в семье горожан Сибири во второй половине
XIX – начале XX в.
21. Женщины в сибирском обществе во второй половине XIX – начале
XX в.
22. Городские праздники в Западной Сибири во второй половине XIX –
начале XX в.
23. Общественные неполитические организации в городах Сибири во
второй половине XIX – начале XX в.
24. Досуг и развлечения горожан Сибири во второй половине XIX – на-
чале XX в.
– 175 –
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Источники:
Авдеева-Полевая Е. Записки и замечания о Сибири // Записки иркут-
ских жителей. Иркутск, 1990. С. 7–124.
Барнаул: Летопись города – хронология, события, факты. Барнаул,
2007.
Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. М.,
1852.
Время и город. Омск XVIII – начала XX в. в описаниях современников.
Омск, 1996.
Елпатьевский С.Я. Очерки Сибири. М., 1897.
Завалишин И. Путевые заметки (Тобольская губерния) // ЛУКИЧ. 2000.
№ 1. С. 58–93.
Иркутская летопись. 1661–1940. Иркутск, 2003.
Кеннан Д. Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885–1886 гг.). Т. 1.
СПб., 1999.
Клевакин Е.П. Очерки из бийской жизни // Культурное наследие Сиби-
ри. Барнаул, 1994. С. 114–127.
Клевакин Е. Барнаульские письма // Алтай. 1996, № 1–2. С. 177–184.
Конюхов И.С. Кузнецкая летопись. Новокузнецк, 1996.
Кочнев П.Ф. Жизнь на большой реке: записки сибирского приказчика.
Новосибирск, 2006.
Кулаев И.В. Под счастливой звездой: Записки русского предпринима-
теля. 1875–1930. М., 2006.
Лухманова Н.А. Очерки из жизни в Сибири. Тюмень, 1997.
Майский И.М. Воспоминания советского посла. Кн. 1: Путешествие в
прошлое. М., 1964.
Мемуары сибиряков. XIX в. / Сост. Н.П. Матханова. Новосибирск,
2003.
Павлов А. 3000 верст по рекам Западной Сибири. Очерки и заметки.
Тюмень, 1878.
Чукмалдин Н.М. Мои воспоминания. Записки о моей жизни. СПб.,
1899.
Тамм Л.И. Записки иркутянки. Иркутск, 2001. Ч. 1.
Исследования:
Алисов Д.А. Культура городов Среднего Прииртышья в XIX – начале
XX вв. Омск, 2001.
Алисов Д.А. Культура городов Западной Сибири (вторая половина XIX
– начало XX в.). Омск, 2002.
Алисов Д.А. Административные центры Западной Сибири: городская
среда и социально-культурное развитие (1870–1914). Омск, 2006.
Беловинский Л.В. Энциклопедический словарь российской жизни и ис-
тории. XVIII – начало XIX в. М., 2003.
Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. М., 1938.
Бойко В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII–XIX в.: очерки
социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории. Томск, 2007.
Гончаров Ю.М. Купеческая семья второй половины – XIX начала XX в.
М., 1999.
– 176 –
Гончаров Ю.М. Женщины фронтира: сибирячки в региональном социу-
ме середины XIX – начала XX в. // Социальная история. Ежегодник, 2003:
Женская и Гендерная история. М., 2003. С. 324–341
Гончаров Ю.М. Семейный быт горожан Сибири второй половины XIX
– начала XX в. Барнаул, 2004.
Гончаров Ю.М. Очерки истории городского быта дореволюционной
Сибири (середина XIX – начало XX в.). Новосибирск, 2004.
Гончаров Ю.М., Чутчев В.С. Мещанское сословие Западной Сибири
второй половины XIX – начала XX в. Барнаул, 2004.
Гончаров Ю.М., Ивонин А.Р. Очерки истории города Тары конца XVI –
начала XX вв. Барнаул, 2006.
Гончаров Ю.М. По чарке водки и пирогу // Родина. 2007. № 2.
Города Сибири XVII – начала XX в. Вып. 2: история повседневности.
Барнаул, 2004.
Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX – первой трети XX
века: управление, экономика, население. Томск, 2000.
Зуева Е.А. Русская купеческая семья в Сибири конца XVIII – первой
половины XIX в. Новосибирск, 2007.
Иркутск в панораме веков: Очерки истории города. Иркутск, 2002.
История российского быта. СПб., 1999.
Комлева Е.В. Енисейское купечество. Москва, 2006.
Копылов Д.И., Князев В.Ю., Ретунский В.Ф. Тюмень. Свердловск,
1986.
Короткова М.В. Путешествие в историю русского быта. М., 1998.
Красноярск: этапы исторического пути. Красноярск, 2003.
Кубочкин С.Н. Тычковка, Сараи, Потаскуй…: Из истории тюменских
окраин XIX – начала XX вв. Тюмень, 2002.
Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX века: Обще-
ственный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995.
Миненко Н.А., Федоров С.В. Омск в панораме веков. Омск, 1999.
Миненко Н.А. Тюмень: летопись четырех столетий. Тюмень, 2004.
Миненко Н.А., Апкаримова Е.Ю., Голикова С.В. Повседневная жизнь
уральского города в XVIII – начале XX в. М., 2006
Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и
зрелища конца XVIII – начала XX в. СПб., 2004.
Оглы Б.И. Строительство городов Сибири. Л., 1980.
Очерки городского быта дореволюционного Поволжья. Ульяновск,
2000.
Развлекательная культура России XVIII–XIX вв.: Очерки истории и
теории. СПб., 2000.
Русские: семейный и общественный быт. М., 1989.
Скубневский В.А., Гончаров Ю.М. Города Западной Сибири во второй
половине XIX – начале XX в.: Население. Экономика. Застройка и благо-
устройство. Барнаул, 2007.
Скубневский В.А., Старцев А.В., Гончаров Ю.М. Алтай купеческий.
Барнаул, 2007.
Томск: История города от основания до наших дней. Томск, 1999.
Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков или энциклопедия русского
быта XIX века. М., 1998.
Шахеров В.П. Иркутск купеческий: История города в лицах и судьбах.
Иркутск, 2006.
Шепелев Л.Е. Чиновный мир России. XVIII – начало XX в. СПб., 1999.
– 177 –
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
– 178 –
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ……………………………………………………... 3
ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………... 172
ТЕМЫ КУРСОВЫХ И ДИПЛОМНЫХ РАБОТ…………... 172
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК……………………… 174
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ…………………………………...... 176
– 179 –
Юрий Михайлович Гончаров
Учебное пособие
Отпечатано в типографии
Некоммерческого партнерства «Аз Бука»
Лицензия на полиграфическую деятельность
ПЛД № 28-51 от 22.07.1999 г.
656099, г. Барнаул, пр. Красноармейский, 98а
тел. 62-77-25, 62-91-03
E-mail: azbuka@rol.ru
– 180 –