Вестник ТГПИ Гуманитарные науки.

Специальный выпуск № 2

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика (синонимические средства языка). М., 1974.
2. Бондаренко В.Н. Отрицание как логико-грамматическая категория. М., 1983.
3. Ожегов С.И. Словарь русского языка. 15-е изд. М., 1984.
4. Прияткина А.Ф. Русский язык. Синтаксис осложненного предложения. М., 1990.
5. Русская грамматика: в 2 т. М., 1982. Т. 2.
6. Сахно С.Л. Приблизительные номинации современного французского языка. КД. М., 1983.
7. Теория функциональной грамматики: Введение. Аспектуальность. Временная локализованность. Таксис.
Л., 1987.
8. Чесноков П.В. Грамматика русского языка в свете теории семантических форм мышления. Таганрог, 1992.
9. Чеснокова Л.Д. Категория количества и способы ее выражения в современном русском языке. Таганрог,
1992.

О.В. Онищенко

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ АЛЛЮЗИЙ, РЕМИНИСЦЕНЦИЙ

И ПРЕЦЕДЕНТНЫХ ФЕНОМЕНОВ В ТЕКСТАХ РУССКОЯЗЫЧНЫХ СМИ

Современное общество развивается в условиях глобализации, и в данном аспекте СМИ яв-

ляется средством наиболее эффективного влияния на человека. С этой точки зрения публицисти-
ческий текст является не только источником информации, но и источником формирования отно-
шения к этой информации. Другими словами, текст современных СМИ является одновременно
информативной и оценочной единицей, что приводит к использованию огромного арсенала выра-
зительных и изобразительных средств языка: определенные лексические разряды слов, фразеоло-
гизмы и др. Кроме того, для создания экспрессивности, оценочности, убедительности публици-
стического текста используют интертекстуальные связи и прецедентные феномены. Такие меж-
текстовые связи создают в текстах газет определенные смысловые уровни: культурные, историче-
ские, мифологические контексты.
Не взирая на тот факт, что различное проявление межтекстовых связей имело место еще в
древнем словесном творчестве, сама категория «интертекстуальность» стала изучаться сравни-
тельно недавно, а особый интерес к ней возник в 20 столетии, что связано с развитием как лин-
гвистической науки, так и самой категории. Термин «интертекстуальность» (фр. intertextualitu)
был введен теоретиком французского постструктурализма Ю. Кристевой в 1967 году. Интертек-
стуальность определяется как неотъемлемое свойство текста создавать уровень импликации и от-
сылать читателя к уже написанным ранее текстам. Средствами выражения межтекстовых связей
традиционно считают цитату, аллюзию, реминисценцию и плагиат.
В данной работе исследуются аллюзии реминисценции, и прецедентные феномены, функ-
ционирующие в публицистическом тексте.
Если говорить об определении понятия «аллюзия», то необходимо отметить, что в совре-
менной языковедческой литературе не определены четкие границы данного явления. Некоторые
ученые рассматривают аллюзию с позиции интертекстуальности (как одно из средств ее реализа-
ции), другие – с позиции стилистических приемов (как фигуру речи). Основная проблема, выте-
кающая из этого: представляет ли аллюзия как форма проявления интертекстуальности и аллюзия
как стилистический прием одно и то же понятие или это разные понятия.
В научной литературе мы встречаем следующие дефиниции.
Аллюзия – проявление текстовой категории интертекстуальности, прием художественной
выразительности, который содержательно обогащает текстовую информацию, создавая многочис-
ленные ассоциации с помощью намека на события, факты, персонажей других текстов. Аллюзия
является проявлением бесконечной диалогичности текстов, в частности, художественного творче-
ства [6, 49].
Аллюзия – (лат. аllusio – намек, шутка) – риторический прием, используемый для создания
подтекста и состоящий в намеке на какой-либо широко известный исторический, политический,
культурный или бытовой факт. Намек осуществляется, как правило, с помощью слов или словосо-
четаний, значение которых ассоциируется с определенным событием или/и лицом [3, 35].

58
Раздел I. Русский язык

Некоторые ученые отождествляют понятия «аллюзия» и «реминисценция». Исследователи

отмечают, что аллюзию, денотатом которой являются «внетекстовые» элементы, т.е. события и
факты действительного мира, иногда называют реминисценцией. Г.Г. Слышкин относит реминис-
ценцию к средству проявление в тексте интертекстуальных связей, которые «являются ассоциа-
тивными стимулами, оживляющими в сознании носителя языка концепты прецедентных текстов»
[7, 6]; и выделяет аллюзию как разновидность реминисценции.
Однако на наш взгляд данные положения не отражают истинный характер описываемого
феномена. На наш взгляд, аллюзия – это сознательное использование определенных явлений, фак-
тов, лиц, рассчитанное на возникновение ассоциативных подтекстов. Это средство реализации
интертекстуальных связей, умышленное употребление которой всегда носит определенную стили-
стическую функцию. Таким образом, интертекстуальность определяется, как неотъемлемое свой-
ство текста создавать уровень импликации и отсылать читателя к уже написанным ранее текстам,
в то время как аллюзия – частный случай данного свойства.
Для публицистического стиля использование и функционирование аллюзий является харак-
терным. В данном стиле возникновение аллюзий (как и цитат, реминисценций) всегда оправданно:
она призвана привлечь внимание, акцентировать, сделать сопутствующий текст более ярким. Ал-
люзия также является стилистическим приемом риторического усиления речи, который основан
на трансформации прецедентных высказываний, на использовании прецедентных имен, которые, в
свою очередь, служат основой создания языковой игры.
Аллюзия также может функционировать как средство создания качественных характери-
стик, как «инструмент» переноса свойств мифологических, исторических, литературных персона-
жей на те, о которых идет речь во вторичном тексте. Т.е. аллюзия не называет конкретный факт,
лицо и пр., а намекает на дополнительную информацию, которую в себе содержит: «Аллюзия, та-
ким образом, предстает как заимствование некоего элемента из инородного текста, служащее от-
сылкой к тексту-источнику, являющееся знаком ситуации, функционирующее как средство для
отождествления определенных фиксированных характеристик» [2, 96].
По формулировке И.П. Смирнова, в случае использования цитат автор в основном эксплуа-
тирует реконструктивные межтекстовые связи, выражая смысловое единство "своего" и "чужого"
текстов, а в случае использования аллюзии мы наблюдаем конструктивную интертекстуальность,
цель которой – структурировать заимствованные элементы так, чтобы они выступали средством
связи семантико-композиционной организации нового текста.
Н.Ю. Новохачава в своей диссертации, посвященной литературной аллюзии, отмечает:
«Смысл литературной аллюзии включает в себя основную содержательную информацию, или
диктум, и дополнительную, оценочную или модус. Наделение аллюзии смыслом и его угадывание
всегда субъективированы авторским и читательским видением рассматриваемой проблемы» [5, 9].
При этом важным является совпадение авторской и читательской субъективности – это то усло-
вие, при котором использование аллюзии и ее прочтение могут считаться успешным. Для полной
расшифровки аллюзий, как и любого другого интертекстуального элемента, необходимо наличие
определенных общих знаний, порою весьма специфических, у автора и читателя. Нередко писате-
ли в своих произведениях строят аллюзии, апеллируя к текстам, написанным на разных языках и
принадлежащим разным литературам, что осложняет поиски денотата аллюзии. В публицистиче-
ском тексте такие случаи сводятся к минимуму, что обуславливается рядом задач, которые стоят
перед авторами текстов: информировать, влиять, манипулировать, способствовать социализации и
т. п., следовательно смысл должен быть расшифрован непременно.
По мнению Н.Ю. Новохачевой, использование автором аллюзий в публицистическом тек-
сте, в качестве средства кодировки информации, обусловлено выполнением (автором) трех видов
деятельности:
познавательной – выбора одного или нескольких прецедентных текстов, наиболее удачно отве-
чающих авторскому замыслу и являющихся доступными для понимания читателем;
художественной – проработки всевозможных способов трансформации прецедентного текста с
помощью различных языковых и стилистических средств;

59
Вестник ТГПИ Гуманитарные науки. Специальный выпуск № 2

ценностно-осмысляющей – планирования автором хода «раскодировки» аллюзивного смысла чи-

тателем.
В то время как читатель для постижения смысла и восприятия аллюзии проходит три уров-
ня мыследеятельности:
когнитивное понимание – установление соотнесенности аллюзии с конкретным прецедентом;
структурно-семантизирующее понимание – определение содержательной соотнесенности вто-
ричного текста с первичным (прецедентным);
распредмечивающее понимание – собственно понимание смысла аллюзии и ее оценка [5, 15-16].
Как уже отмечалось, использование аллюзии всегда сопровождается определенным автор-
ским замыслом (интенцией), а интерпретация этого замысла читателем происходит именно на
третьем уровне понимания (распредмечивающем). Для публицистического стиля наиболее важ-
ным является реализация именно этого уровня мыследеятельности, т.к. для автора публицистиче-
ского текста целью является не отнесение читателя к какому-либо конкретному прецеденту, а соз-
дание образа, характеристики, вызов ассоциации. Эта особенность объясняется массовым характе-
ром СМИ, которые не рассчитаны на определенные группы людей, они должны быть общедос-
тупны пониманию большинства. Как результат многие используемые аллюзии становятся клише
(например: Отелло в значении «ревнивец», Дон Жуан в значении «любвеобильный», Павлик Мо-
розов в значении «предатель», барон Мюнхгаузен в значении «любитель приврать» и т.п.); поэто-
му читатель может и не быть знаком с прецедентным текстом, но все же интерпретировать аллю-
зию (или другие интертекстуальные элементы).
Реминисценция (от позднелатинского «воспоминание») является неявной, трансформиро-
ванной цитатой. Денисова отмечает, что основанием для дифференциации цитат и реминисценций
служит то, что последняя представляет собой не столько воспроизведение, сколько перефразиро-
вание «чужого слова». Реминисценция – бессознательное включение в текст заимствованных эле-
ментов, которые узнаются и интерпретируются читателем.
В построении реминисценций, как и в построении аллюзий, принимает участие какой-либо
текст-первоисточник, т. е. прецедентный текст, «маркеры» которого и являются средствами, бла-
годаря которым читатель устанавливает межтекстовые смысловые или структурные связи.
Н.Ю. Новахочева выделяет следующие типы «маркеров», указывающих на связь с тем или
иным прецедентным феноменом:
графические маркеры, выражающие сходство в графическом оформлении реминисценции и
прецедентного текста (слова, словосочетания, предикативные основы и целые предложения),
например, «Лондон: у природы нет плохой погоды» (Отдохни, 4 октября 2005);
фонетические маркеры, основанные на созвучии некоторых элементов реминисценции с соот-
ветствующими им компонентами прецедентного текста, например: «Доска зеленая» (Фокус, 14
марта 2008) – «Тоска зеленая»;
корневые маркеры, основанные на сходстве некоторых корневых морфем реминисценции и
прецедентного феномена, например, «Шумел Камышин, деревья гнулись…» (КП, 2002 № 84) –
«Шумел камыш, деревья гнулись»;
грамматические репрезентанты, основанные на изменении в реминисценции исходной грамма-
тической формы (рода, числа, времени), например, «Сама себе режиссер?» (Diva, сентябрь
2007) – «Сам себе режиссер»;
структурно-синтаксические репрезентанты, основанные на параллелизме конструкций реминис-
ценции прецедентного феномена, т.е. построенные по одной модели, например, «Дублировать
нельзя прокатывать» (Фокус, 8 февраля 2008) – «Казнить нельзя помиловать». Данные приме-
ры построены по одной модели {инфинитив + слово категории состояния + инфинитив}, а также
без знаков препинания, что несет определенную смысловую нагрузку и в одной и в другой кон-
струкции.
Данные виды маркеров прецедентных текстов, являясь типичными компонентами реминис-
ценции, не только не исключают друг друга, но и проявляются во взаимодействии, актуализируя
содержание прецедента.

60
Раздел I. Русский язык

Как правило, реминисценция несет в себе основную и добавочную, оценочную информа-

цию. Т. е. реализуясь в новом тексте, трансформированная цитата с одной стороны, сохраняет
свой первичный смысл, а с другой – образует новое, в данном случае контекстуальное смысловое
поле.
Необходимо отметить, что в широком понимании реминисценция является интертекстом,
который имеет единый для говорящей общности культурный контекст. В узком же понимании –
это трансформированный прецедентный текст, который ссылается на более или менее известный
претекст.
Так как прецедентный текст является основой для построения реминисценций, то и класси-
фикация последних (как и прецедентов) основана на соотнесении с тем или иным текстом-
первоисточником. Таким образом, выделяются реминисценции, основанные на следующих клас-
сах претекстов:
1) высказывания из произведений художественной литературы, например: «Жечь или не жечь»
(Фокус, 22 февраля 2008) – «Быть или не быть», «Последствия одного решения» (Кочегарка, 13
сентября 2007) – «История одного города», «Робинзон Карузо» (Я, 4 марта 2008) – «Робинзон
Крузо»;
2) тексты пословиц и поговорок, например, «На правительство надейся, а топливо сам доста-
вай» (Кочегарка, 3 марта 2007) – «На Бога надейся, а сам не плошай», «Телефон ноги кормят»
(Фокус, 15 февраля 2008) – «Волка ноги кормят», «Долг платежом страшен» (Фокус, 7 марта
2008) – «Долг платежом красен»;
3) тексты из песенного творчества, например, «Чао, Гамбино, сори!» (Публика, 12 февраля 2008) –
«Чао, бамбино, сори!», «Ах эти свадьбы!» (Diva, сентябрь 2007) – «Ах эта свадьба!»;
4) кинематографические тексты, например, «Большой перекур» (Фокус, 22 февраля 2008) – «Боль-
шая перемена», «Северодонецк. Перезагрузка» (Фокус, 7 марта 2008) – «Матрица. Перезагруз-
ка», «Красота по-украински» (там же) – «Красота по-американски», «В чем сила, Украина?»
(Фокус, 14 марта 2008) – «В чем сила, брат?», «Крестные отцы» (там же) – «Крестный отец»,
«Семнадцать аллюзий СССР» (Публика, 12 февраля 2008) – «Семнадцать аллюзий зимы», «Чего
хотят пассажиры» (Фокус, 22 февраля 2008) – «Чего хочет женщина», «Приключения у италь-
янцев» (Отдохни, 4 октября 2008) – «Невероятные приключения итальянцев в России»;
5) тексты из области телеискусства, например, «Сам себе Эйфель» (Отдохни, 4 октября 2005) –
«Сам себе режиссер», «Спасите наши уши» (Фокус, 7 марта 2008) – «Спасите наши души»;
6) научные тексты, например, «Таблица приумножения» (Фокус, 22 февраля 2008) – «Таблица умно-
жения».
Среди прецедентных текстов, которые чаще всего функционируют в публицистических тек-
стах в виде реминисценций можно отметить следующие: «Быть или не быть», «Встать, суд
идет», «Лед тронулся, господа присяжные», «Не суди, да не судим будешь», «Красота – страш-
ная сила», «Красота требует жертв». Частота использования автором публицистического текста
того или иного прецедента зависит от характера и цели издания, а также от специфики сознания
той массовой аудитории, на которую рассчитано конкретное печатное слово.
Н.Ю. Новахочева предложила функциональную классификацию реминисценций, опираю-
щуюся на цель, с которой она используется автором в публицистическом тексте. Основанием для
данной классификации служит характер соотношения со значением прецедентного феномена. Ис-
следователь выделяет две функциональные группы: констатирующие и эмоционально-оценочные
реминисценции [5, 12].
Констатирующие реминисценции выражают прямое значение, которое уточняет, конкрети-
зирует значение прецедента, например, «Дальний Восток – дело тонкое» (КП, 2000 № 134), отри-
цать смысл претекста, например, «Совершенно не секретно» (Моя Семья, февраль 2008) и др.
Эмоционально-оценочные реминисценции выражают переносное значение, это может быть мета-
форическое, ироническое использование прецедентного текста, например, «Реки денег канули в
«тень» (Кочегарка, 10 января 2008), «Сначала деньги, потом газ» (Кочегарка, 26 января 2008).
Необходимо отметить, что данная классификация довольно условна, что связанно с контек-
стуальным использованием реминисценций, и поэтому те или иные примеры могут «мигрировать»

61
Вестник ТГПИ Гуманитарные науки. Специальный выпуск № 2

из одной группы в другую при условии помещения в новую ситуацию. Также функциональные
особенности любой реминисценции зависят от авторского замысла и конкретной идеи, которую
они призваны выразить.
Прецедентные феномены (ПФ) – это феномены, которые являются знакомыми для любого
среднестатистического русскоговорящего представителя национально-лингво-культурного сооб-
щества. По мнению В.В. Красных, ПФ - это явления:
1) хорошо известные всем представителям национально-лингво-культурного сообщества («имеющие
сверхличностный характер»), т. е. носители языка знают (как минимум) о его существовании;
2) актуальные в познавательном и эмоциональном планах, т. е. за ними всегда стоит какое-либо
представление – общее, обязательное для всех носителей данного ментально-лингвального ком-
плекса;
3) постоянно «всплывающие» в речи того или иного национально-лингво-культурного сообщест-
ва, т. е. постоянная «возобновляемость» обращения к прецедентному феномену в независимости
от частотности, но обязательно с полным пониманием [3, 170].
Необходимо отметить, что для прецедентов характерна способность быть эталоном культу-
ры, функционировать как свернутая метафора, выступать в роли символа целой ситуации. Иссле-
дователи (В.В. Красных, Д.Б. Гудков и пр.) выделяют прецедентную ситуацию, прецедентный
текст, прецедентное имя и прецедентное высказывание.
Прецедентная ситуация – образцовая ситуация, характеризующаяся набором определенных
коннотаций, дифференциальных признаков, которые являются частью познавательной базы, на-
пример: «То, что происходит сейчас в Киеве и Харькове – это пир во время чумы» (Фокус, 14 мар-
та 2008). Маркерами, или сигналами, такой ситуации могут служить прецедентные имена, напри-
мер, Серебряный век, Прометей.
Прецедентный текст – целостный элемент речемыслительной деятельности, «(по-
ли)предикативная единица; сложный знак; сумма значений компонентов которого не равна его
смыслу…» [3, 172]. К прецедентным текстам относятся произведения художественной литературы
(например, «Горе от ума»), тексты песен (например, «Среди снегов белых…», «Вот кто-то с го-
рочки спустился…»), тексты рекламы, политические публицистические тексты и т. п.
Прецедентное имя – индивидуальное имя, которое имеет отношение или к какому-либо
прецедентному тексту или к прецедентной ситуации, а также нарицательные известные имена.
Например, Плюшкин, Дон Кихот, Иван Сусанин, Кулибин и т. п.
Прецедентное высказывание – самостоятельное образование, часто характеризующееся
предикативностью, в котором общий смысл целого выражения гораздо глубже и шире, чем сумма
значений составляющих его компонентов. К таким прецедентным высказываниям относятся цита-
ты, представленные в виде:
1) собственно цитаты. Например: «Все-таки госпожа Богословская в «жестокой внутренней де-
прессии», если у нее Крым – «на протяжении многих тысячелетий – русская территория» (Фо-
кус, 7 марта 2008);
2) название произведения, например: «Мертвые души» (Деловой Бердянск, 6 июня 2006);
3) «крылатые слова», т. е. выражения литературных героев, исторических лиц, фразы из литера-
турных текстов, ставшие знаменитыми и общеизвестными, например: «…Патриотом быть
обязан» (Публика, 12 февраля 2008), «Луч света…» (Фокус, 8 февраля 2008).
4) пословицы и поговорки, например: «Из грязи в князи» (Фокус, 14 марта 2008), «Молчание – зо-
лото» (Кочегарка, 10 января 2008).
Прецедентные тексты являются многомерными образованиями, как и любые другие лингво-
культурные концепты. Поэтому данный феномен необходимо рассматривать с учетом особенно-
стей его возникновения и функционирования. Г.Г. Слышкин предлагает классифицировать преце-
дентные тексты по следующим параметрам: по тексту-источнику, по инициатору усвоения, по степе-
ни опосредованности [7, 17].

62
Раздел I. Русский язык

Классификация прецедентных феноменов по тексту-источнику является наиболее традици-

онной. Примечательно, что в данном случае классифицируются не прецедентные тексты, а тексты,
которые стали прецедентными. Исходя из этого, можно выделить следующие классы текстов, ко-
торые являются прецедентными для современного русскоязычного читателя:
1) тексты и высказывания из произведений художественной литературы, например: «Данные не
горят» (АиФ 2008, 6 февраля) – «Рукописи не горят», «Но, Интернет – наше все!» (КП 2008, 25
февраля) – «Пушкин – наше все!»;
2) высказывания из произведений устного народного творчества, например: «Два старика – па-
ра!» («Экспресс газета» 2007, № 52) – «Два сапога - пара», «Лицом к лицу» («Фокус» 2008, 8
февраля) – «Лицом к лицу лица не увидать»;
3) песенные тексты, например: «Целуй, пока молодой» («Я» 2007, 5 июня) – «Гуляй пока молодой,
парень… », «Полюби ее такой …» («Diva» 2008, февраль) – «Полюби меня такой, какая я есть!»;
4) высказывания и ситуации из области киноискусства, например: «Берегись пикапа» («Diva»,
2008, февраль) – «Берегись автомобиля», «Московская пленница» («Моя семья» 2008, 6 февра-
ля) – «Кавказская пленница», «Дилер – «лопух. Прием! Прием!» («Фокус» 2008, 8 февраля) –
«Профессор – лопух. Прием! Прием!»;
5) крылатые слова и выражения, например: «Бойтесь китайцев, детей приносящих» («Экспресс
газета» 2007, № 52) – «Бойтесь данайцев, дары приносящих», «Воин в поле» («На диване» 2008,
5 февраля) – «Один в поле не воин»;
6) официально-деловые ситуации и тексты, например: «Встать, суд идет!» («Diva» 2008, фев-
раль), «Под грифом «обидно» (Фокус, 14 марта 2008) – под грифом «секретно»;
7) названия произведений изобразительного искусства, например: «Собачье сердце» («На диване»
2008, 5 февраля), «Волк и барашек» («На диване» 2008, 12 февраля) – «Волк и ягненок», «Крас-
ное, черное» (Фокус, 22 февраля 2008) – «Красное и черное»;
8) религиозные тексты, например: «Не суди, да не судим будешь» («Кочегарка» 2008, 21 февраля),
«Каждому перекрестку по инспектору» (КП, 2008, 28 февраля) – «Каждой твари по паре».
Необходимо отметить, что прецеденты подвержены структурным и количественным изме-
нениям.
Структурные изменения или «деформация» является отражением синтаксического устрой-
ства прецедентных феноменов. Исследователь выделяет следующие возможные преобразования:
1) внутримодельные – трансформация в контексте утверждения-отрицания. Например: «Нестой-
кие солдатики» (Фокус, 14 марта 2008) – «Стойкие оловянные солдатики», «Сам себя похвалишь»
(там же) – «Сам себя не похвалишь – никто не похвалит», «Царь в голове» (там же) – «Без царя в
голове»; 2) межмодельные – усложнение первичной структуры. Например: «Красота не всегда
требует жертв» (Отдохни, 4 октября 2005) – «Красота требует жертв», «Как стать «малышкой
на миллион» (Diva, сентябрь 2007) – «Как стать миллионером» плюс «Малышка на миллион»;
3) межуровневые. Например: вышибание клина клином – «Клин клином вышибают».
Количественные изменения прецедентов являются результатом имплицирования или экс-
плицирования. Имплицирование, или сокращение прецедентного высказывания, может осуществ-
ляться при помощи эллипсиса (например: «Слово не воробей…» (Советчица, 23 ноября 2006),
«Сор из избы» (Фокус, 7 марта 2008), а также фрагментарного вычленения (например: «Это озна-
чает, что практически каждая вторая супружеская пара предпочитает не дожидаться, пока ее
разлучит смерть» (Фокус, 14 марта 2008). Эксплицирование или расширение прецедентного вы-
сказывания в свою очередь проявляется при помощи компонентного добавления (например: «И
денежки, и пенсия счет любят» (Кочегарка, 5 февраля 2008), а также контаминации (например:
«Хорошо там, где мы есть» (Фокус, 8 февраля 2008).
Следует отметить, что прецедентные высказывания характеризуются также степенью «ус-
тойчивости» в когнитивной базе. Другими словами, это отражение характера временного функ-
ционирования того или иного прецедентного текста. Таким образом, выделяются: 1) «вечные» или
«бессмертные» прецедентные высказывания, например: «Доверяй, но проверяй» (Фокус, 8 февраля

63
Вестник ТГПИ Гуманитарные науки. Специальный выпуск № 2

2008), «Самых честных правил» (Фокус, 7 марта 2008) – «Мой дядя самых честных правил…»,
«Из уст в уста» (там же); 2) «сохраняющиеся/изменяющиеся» прецедентные высказывания, кото-
рые хотя и сохранились в когнитивной базе как прецедентные, но уже с измененным семантиче-
ским наполнением, например: «Страна Советов» (Фокус, 7 марта 2008); 3) «рождающиеся» пре-
цедентные высказывания, т.е. появившееся сравнительно недавно, но закрепившиеся в языке. На-
пример: «Кина не будет» (КП, 5 марта 2008), «Замуровали, демоны» (На диване, 12 февраля 2008),
«И пусть весь мир подождет» (Фокус, 7 марта 2008); 4) «умирающие» прецеденты, которые вы-
ходят из употребления или перестают быть прецедентными, например: «Советское – значит от-
личное».
Все вышеприведенные примеры свидетельствуют о том, что специфика использования пре-
цедентных феноменов в публицистическом тексте заключается в «свернутости» прецедентного
смыла, который может быть осмыслен только на уровне языка и культуры. Смысл, скрывающийся
в прецедентных высказываниях, имеет национальную маркировку, он стереотипен и хорошо из-
вестен представителям русского лингвокультурного общества.
Достаточно часто в публицистических текстах использование прецедентных феноменов яв-
ляется средством создания языковой игры, при которой нормы речевого поведения нарушаются
намерено с целью вызвать смех. В случае с использованием прецедентных феноменов, читателю,
для того чтоб понять, в чем состоит языковая игра, необходимо обладать определенными культур-
но-историческими знаниями. Так, например,
в названии статьи «Беги, толстый, беги» (Фокус, 15 февраля 2008), посвященной влиянию фи-
зической нагрузки на вес человека, обыгрывается название голливудского фильма «Беги, Лола,
беги»;
в названии статьи «У «Арсенала» глаза велики» (КП, 3 марта 2008), посвященной игре футболь-
ного клуба «Арсенал», обыгрывается известная народная мудрость «У страха глаза велики».
Однако прецеденты не всегда являются источником создания языковой игры. Употреблен-
ные в своем «первозданном» виде, они служат для выражения тех общеизвестных смыслов, кото-
рые знакомы носителям языка. Например: «Красота – страшная сила» (Я, 4 марта 2008) – назва-
ние статьи о влиянии внешности на карьеру, «Солдат спит – служба идет» (Фокус, 15 февраля
2008) – подзаголовок репортажа о лучшей фотографии года, на которой изображены военные буд-
ни в Афганистане.
Как уже было отмечено, функционируя в публицистических текстах, прецедентные выска-
зывания подвергаются различным структурным и качественным изменениям. В результате таких
трансформаций они проявляются и функционируют в тексте в виде реминисценций и аллюзий,
которые в свою очередь, как риторические приемы создания подтекста, играют важную роль в
текстах современных СМИ, создавая особый смысловой уровень, и служат одним из средств реа-
лизации основных целей публицистики.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Денисова Г.В. В мире интертекста: язык, память, перевод / предисл. С. Гардзонио; предисл. Ю.Н. Карауло-
ва. М.: Азбуковник, 2003. 298 с.
2. Дронова Е.М. Язык, коммуникация и социальная среда. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 2004. Вып. 3.
С. 92-96.
3. Культура русской речи: энциклопедический словарь-справочник / под ред. Л.Ю. Иванова,
А.П. Сковородникова, Е.Н. Ширяева и др. М.: Наука, 2003. 840 с.
4. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 375 с.
5. Новохочева Н.Ю. Стилистический прием литературной аллюзии в газетно-публицистическом дискурсе
конца ХХ – начала ХХI вв: автореф. дис. … канд. филол. наук. Ставрополь, 2005. 16 с.
6. Селіванова О.О. Сучасна лінгвістична енциклопедія. Полтава: Довкілля, 2006. 716 с.
7. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов: автореф. дис. …канд. филол. наук.
Волгоград, 1999. 18 с.

64