Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/8011626

White lies
Направленность: Слэш
Автор: Urunagamine (https://ficbook.net/authors/2776412)
Фэндом: Черепашки-ниндзя
Пэйринг и персонажи: 2018!Донателло/2018!Леонардо
Рейтинг: PG-13
Размер: 6 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: завершён
Метки: Счастливый финал, Отклонения от канона, Магический реализм,
Нездоровые отношения, ООС, Инцест, Драма, Психология, Философия,
Hurt/Comfort, UST

Описание:
— Я влюблен… — сознается Лео, и утыкается лицом в ладони. А гений злится.
Теперь он понимает, почему абстрактные вопросы и ответы так раздражают.

Посвящение:
Глазовскому ЛВЗ, песне White Lies от Robin Loxley, и Элу, подкинувшему мне
артов по ЛД.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
Написалось за один присест, посреди ночи, с бутылкой алкашки в обнимку. Мне
серьезно нельзя пить, раз я выдаю такое, lmao.
Часть 1

Вот уже которую ночь Лео ловит себя на том, что не может уснуть.
Ворочается, елозит на кровати, считает овечек — но сон не идет.Темно, холодно,
и одиноко. В последнее время все как-то обособились. Майк углубился в
рисование, Раф — самозабвенно лупит грушу, Дон — занимается своими особо
важными делами. Пропало куда-то взаимопонимание и доверие. Именно то, что
их связывало воедино. Раньше они ничего не скрывали друг от друга. Никаких
секретов и тайн, все общее.

Для Лео было шоком обнаружить в комнате Майки пачку сигарет. Кусок
залаченного картона поблескивал из-под подушки, и мечник сначала подумал,
что ему просто показалось. Младший просто не мог курить в тайне от них.
Невозможно. Ведь он сам не раз читал им нотации о вреде курения и влияния
никотина на организм. И Леонардо хотел было возмутиться, начать отчитывать
его, как и подобает старшему. Но почему-то промолчал. То ли от удивления, то
ли от того, что язык прилип к небу сухой, безвольной тряпочкой. Сразу пропали
слова, мысли сплелись в тугой узел, и осели внутри головы тяжелым комом.
Будто одна единственная пачка возвела между ними стену. А ведь все было так
хорошо. Причем Майк абсолютно ни о чем не подозревал, продолжал вести себя
как обычно, частенько выбрасывал в адрес курильщиков бранные словечки. А
Лео было тошно от такого нелепого, для него самого очевидного вранья.

Но не только это подкосило и расстроило. Дальше — хуже. Похабный

журнальчик не самого приличного содержания. Кто же знал, что самому
открытому и добродушному из братьев, пропагандирующему культ семьи всеми
возможными способами, может нравиться дешевая кинковая порнушка в лучших
традициях жанра? Вот и Лео не знал. И предполагать не мог подобного. Пока
Рафаэля не было, пришлось воровато и подло обшарить всю комнату. Журнал
оказался не один.

Познавательное чтиво светило из всех темных углов и тайников. Лео был

разбит и подавлен. Особенно когда руки вытянули из-под вороха постельного
белья еще одну глянцевую гаденькую обложку. Это уже была гейщина чистой
воды. Но углубляться в подробности совсем не хотелось. Он и так увидел
достаточно для того, чтобы потерять веру в лидера.

Оставался Дон. Но на него мечник никаких надежд не стал возлагать с

самого начала. Только потом уже выяснилось, что очень даже зря. Сколько бы
Лео не пытался — а компромата и его грязных секретов не обнаружил. И уж
лучше бы он нашел что-нибудь, потому что ну не может Донателло быть
невинной монашкой.

Проходили дни, недели, месяцы — на гения ничего не было. Не находилось.

Лео извелся, ломая голову над тем, где может быть хоть что-то. Хоть какая-
нибудь маленькая промашка. И эта одержимость хорошо отвлекала от
осознания того, что между ними, самыми близкими и родными, всегда была
стена. Хотя, с другой стороны, меньше знаешь — крепче спишь. А Леонардо
заснуть почему-то не мог. Ему хотелось знать. И в один прекрасный момент он
просто не выдержал. Не в состоянии откопать информацию самостоятельно, он
подошел к брату, и спросил напрямую:

— Эй, Дон. Скажи мне честно…

2/7
— Я не трогал твои комиксы. Больно надо. Не интересуюсь. — перебил его
Донателло, даже не отвлекаясь от сваривания контактов в каком-то
потрепанном микрочипе.

Лео поджал губы, на секунду замолк, но отступать не стал. Жгучий интерес

подогревал изнутри. Нельзя было вот так оставлять начатое. Он ведь решился и
пришел. Значит доведет дело до конца. Дон, конечно, не лыком шит, и вряд ли
сознается сразу, но и мечник не цветочек, и приставать с расспросами и
издевками умеет что надо.

— Скажи мне честно. — гнул свое Лео. — Что ты скрываешь?

Надвинув очки обратно на лоб, гений посмотрел на брата, как на

ненормального, и покрутил пальцем у виска:

— Да ты кукухой поехал. С чего бы мне что-то скрывать?

Отлично. Ситуация изменилась. Дон все еще держит паяльник в руке, но

теперь уже смотрит в глаза. А это значит, что он заинтересован в разговоре, и
Лео на верном пути.

— Все что-то скрывают. Никто не может без секретов. Они есть у всех и
каждого. У Майки, у Рафа, у меня… Значит и у тебя тоже.

— Ну и какой же у тебя секрет? — лукаво прищуривается Дон, явно не желая

вскрывать все карты. Если уж мечник так хочет — он примет вызов. И Донателло
прекрасно знает, что Лео не любит, когда ему задают вопросы. Особенно
абстрактные и риторические. Это его то ли раздражает, то ли просто
неимоверно бесит. Не потому, что он глупый, нет. Скорее из-за того, что он либо
слишком много думает, либо не думает вообще.

— Так я тебе и сказал. — возмущается Лео, и осознает абсурдность ситуации.

Вот тут он совершил прокол.

— А почему тогда я должен тебе что-то рассказывать? — колко бросает Дон, и

уже тянется к очкам. Мечник понимает, что начинает терять его, как и
возможность продолжить разговор в равных условиях, и идет ва-банк.

— Потому что я хочу знать. Меня это мучает, понимаешь? Вокруг тайны, тайны,
тайны. А в лицо — наглая ложь. Не могу так больше. Пожалуйста, расскажи. В
обмен на мою тайну. Это будет честно.

Дон молчит. Видимо, думает. Анализирует все плюсы и минусы. С одной

стороны — он ничего не теряет, и может просто ответить максимально размыто,
а в ответ получить довольно хороший компромат на брата, который можно будет
использовать в своих целях. Обреченно вздохнув, гений откладывает паяльник.
Лео ликует. Сработало.

Плюхнувшись напротив, он подпирает подбородок рукой, и готовится

внимательно слушать, впитывать любую информацию. Но Донателло не
торопится. Вальяжно откидывается на кресле, и закидывает руки за голову.
Тянет интригу как может.

3/7
— Ты уверен, что хочешь знать? Правда может тебе не понравиться.

— Хочу, хочу черт возьми! Это мне необходимо, понимаешь? — жалобно канючит
Лео, придвигаясь к брату поближе, и весь обращается в слух.

Но тут в голове у Дона возникает идея. Зачем же юлить, если ответ простой,
поражающий, смущающий до безобразия, и все равно он окажется в выигрыше.
Рано или поздно. Скорее всего, он будет на пару шагов впереди, если все-таки
выложит правду-матку прямо в лицо. Любопытной Варваре, как говорится…

— Что-ж, хорошо… В целях безопасности я установил скрытые камеры по всему

дому. Во всех комнатах. Я знаю темные и не очень секретики каждого. А еще то,
что и ты тоже осведомлен. Похоже, тебе понравилось рыться в грязном белье
Рафа. А то, с каким ажиотажем ты обнюхивал комнату Майки… Это было
довольно весело.

Лео почувствовал, как валится со стула, а сердце в груди стучит с такой

силой, что эхо от ударов отдается где-то в горле. Стыд и ужас. Невиданный
срам. Так вот почему он так ничего и не обнаружил. «Большой брат следит за
вами» — то самое изречение, что подошло бы Донателло по всем параметрам. Ну
конечно, ведь мечник знал. У такого, как он, не просто не может быть секретов.
Они настолько безумные и поражающие, что лучше бы их действительно не
было.

— Да ты… Да как ты.! — хотел было возмутиться Леонардо, но склизкий,

колючий ком неприязни застрял в горле. Журнальчики и сигареты по сравнению
с подобным — вполне себе позволительная, беспечная мелочь. — Но ведь ты
тогда… И мой секрет знаешь, верно?

— Ты про какой именно? — удивленно вскидывает брови Дон. Он не думал, что

выцепит что-то еще, что-то интересное. Но по тону Лео ясно, что ему есть что
скрывать. Какая-то тайна за семью печатями, на которую нет физических улик.

Повисает неловкая пауза. Молчание длится долго, атмосфера становится все

напряженнее и напряженнее. Мечник смотрит на свои не стриженные ногти,
ищет, куда приткнуть взгляд, но никак не находит места, и просто встречается
глазами с Доном. Все идет не так, как задумывалось изначально.

— Я влюблен… — сознается Лео, и утыкается лицом в ладони. А гений злится.

Теперь он понимает, почему абстрактные вопросы и ответы так раздражают. Он
хотел страшного секрета, а не двоякой, расплывчатой фразы. Но Леонардо
встает, и молча удаляется, ничего не говоря. И так их разговор заканчивается.
Больше никакой информации получить не удается и в помине.

Теперь мучается уже Дон. И это так несвойственно для него, поглощенного
наукой и личностным ростом. Образ страдающего от любви брата маячит перед
глазами, не дает покоя. Гений не любит чего-то не знать. Потому что знание —
его преимущество. А сейчас это самое преимущество, по праву принадлежащее
ему, у него нагло отобрали. И нужно вернуть его себе.

Донателло не отлипает от мониторов наблюдения. Ни на секунду. Боясь

упустить томный взгляд мечника на кого-нибудь, или неловкий жест. Но Лео
ведет себя как обычно. Перемещается по дому безбоязненно, вообще не
остерегается камер, и даже не пытается их найти. Он живет своей жизнью,
4/7
будто ничего не произошло. Лежит и читает комиксы, все так же болтает за
едой, и проводит время с остальными.

Последней каплей стало то, что Майки вдруг неожиданно сознался в своей
пагубной привычке за общим столом, и со слезами на глазах шлепнул на
столешницу пачку сигарет, рассыпаясь обещаниями о том, что бросит,
обязательно бросит, лишь бы была поддержка. И Лео поддержал. Он не мог не
поддержать. Даже рассказал младшему, что знал обо всем. Стена частично
разрушилась. Никто так и не понял, что именно сподвигло Микеланджело
признаться. Но и сам Дон не остался в стороне, и засыпал его никотиновыми
пластырями и леденцами с головы до ног.

Это окончательно выбило все кирпичи из преграды между ними.

Происходили заметные изменения. Раф долго мялся. Хмурился, думал о чем-то,
но все-таки пересилил себя. Раскрылся. Поведал им, что осознал недавно свою
бисексуальность, и долгое время отрицал это, не в состоянии принять. И на это
Лео оказал поддержку. Прыснул, приобнял здоровяка за плечи, и заявил, что
вообще гей, и нечего тут переживать и стесняться. Мол, они же семья, примут
любым. Братья утвердительно закивали, и напряжение сошло на нет.

Тем самым круг подозреваемых Дона значительно убавился. Но терять

бдительность он не стал, и так и продолжил пристально следить за тем, к кому
же все-таки Лео может питать теплые чувства. Голова уже трещала, но
опуститься так низко, чтобы воспользоваться способом самого Леонардо, и
спросить напрямую, гений не решался. Слишком для него.

По нервам будто смычком ездили. Донателло чувствовал, как постепенно

сходил с ума. Теперь он понимал, что ощущал мечник тогда, все моменты, когда
находился в неведении. Ехала крыша. Сон совсем ушел. А если и удавалось
заснуть, то снились странные, неприятные вещи. Один из снов Дон запомнил
особенно ярко. Потому что он снился ему раз за разом, и чем чаще это
происходило — тем больше деталей гений запоминал.

Пасмурная, дождливая ночь. И дождь моросит мелкий, противный, режущий

по коже. Капельки так и норовят попасть всюду, хорошенько намочить тело. От
этой влаги никуда не скрыться. Небо затянуто тучами. Ни луны, ни звезд. Вокруг
лишь серая, одинокая тьма с сырыми облачными комьями ваты. Лео стоит на
мосту, в его руках черный зонт. Он весь трясется, и кажется, его лихорадит.
Сжимает зонтик все сильнее, вцепляется в него ногтями, чтобы сильный порыв
ветра не лишил его единственной защиты от бушующей стихии. Перед
мечником — мрачная фигура, в капюшоне. И она выше его, сильнее его.
Незнакомец молча стоит, и Донни нервничает, хочет проснуться уже сейчас,
потому что знает, что будет дальше.

— Я люблю тебя! — кричит Лео сквозь шторм, и его голос дрожит и прерывается,
будто слышится из старого, барахлящего радиоприемника. — Я влюблен в тебя,
я больше не могу это скрывать!

Фигура сутулится, но от этого, кажется, становится еще больше. Растет,

увеличивается, и теснит мечника к перилам. Раздается хохот. Громогласный,
сопровождаемый бурей и молниями. Природа бушует. Порыв ветра срывает
капюшон с незнакомца, и Дон видит… Себя. Паника и страх каждый раз
охватывают его, когда он видит это искаженное злобой и алчностью лицо.
Каждый раз он с криком просыпается, смотря на то, как Лео стремительно
5/7
падает с моста, в немом возгласе открывая рот, и роняя слезы. Мурашки
пробегают по спине от звука упавшего на мокрый асфальт зонта.

Вытирая пот со лба, Дон встает, не в силах больше терпеть эти кошмары,
живьем съедающие разум. И гений плетется на подкашивающихся ногах,
опирается о стены, и замирает перед комнатой Лео. Дверь прикрыта, и сквозь
маленькую щель можно услышать тихое сопение. В темноте, стараясь не
издавать ни звука, Донателло пробирается в комнату брата, и только хочет
забраться к нему под одеяло, но тут… видит сверкающий взгляд хищных глаз.

Мечник не спит.

Под панцирем пробегают мурашки, и Дон готов признать, что, да, в такой
обстановке Лео и правда пугающий. Но гений подавляет свой страх, залазит
таки к Леонардо под бок, и молча лежит. Больше всего нагоняет жути молчание.
Сухое, напряженное, такое долгое, и неприятное. Тишина режет уши, и хриплым
шепотом Донателло, все-таки, пересилив себя, выдает:

— Я знаю, кого ты любишь…

Лео смеется. Тихо так, скрипуче, будто болеет ангиной. От этого сразу же
становится не по себе. Дон чувствует себя жалким, вывернутым наизнанку, и
даже согрешившим. Но на смехе дело не кончается. Ледяные пальцы мечника
выводят причудливые, одному ему известные узоры на чужом бедре, и гений
ежится, пытается отстранится.

— О, неужели ты все время забивал этим голову? — слащаво выдает Леонардо, и

щурится, пытаясь в полумраке разглядеть выражение лица собеседника.

Неприятно. Поэтому Дон молчит. Молчит и смотрит в потолок, на котором,

почему-то, нарисован корявый черный зонтик. И он видит этот зонтик так явно,
так отчетливо, что тут же закрывает глаза. Он не хочет вспоминать.

— Я прав? — напряженно спрашивает гений, и перехватывает запястье брата,

потому что уже не чувствует ногу от холода. Ему кажется, что вот этими
холодными ладонями Лео залезет ему сейчас в грудную клетку, покопается там,
переворошит все внутренности, и поглотит его душу.

— Но ты не сказал, кого. — улыбается мечник, и Дон поворачивается к нему

лицом, разглядывает острые зубы. Улыбка больше похожа на оскал. Лео
упивается своим превосходством, придвигается к брату ближе, соприкасается с
ним лбами, разделяя кислород.

— Ты знаешь, кого я имею в виду. — почему-то голос срывается на шепот. Может

от того, чтобы не разбудить остальных своими ночными переговорами, а может
от того, что комната сейчас больше похожа на дикий, неизведанный лес. И Дон
тут точно не хозяин. Голодные звери снуют меж ветвями, озлобленно рычат, и
прячутся по темным углам.

— Не знаю. — таким же шепотом в ответ выдыхает ему Лео прямо в губы, и

тогда гений понимает — он все-таки прав.

Губы соприкасаются. Сухие и потрескавшиеся — у мечника, и влажноватые и

липкие — у Дона, потому что он успел нервно их облизать. Два тела рядом. Но
6/7
вокруг все еще ощущается моросящий дождь. Кого-то из них трясет мелкой
дрожью, но кого — поди разбери. Поцелуй получается сдержанным, каким-то
скользким, коротким. Возможно, даже противным. И Донателло думает о том,
что мог бы лучше, но не сейчас, не в этой обстановке, и не в данный момент.

Зубы Леонардо ощущаются где-то на плече. Укус легкий, едва ощутимый, но

воздух все равно наполняется еле уловимым запахом свежей крови. Прохладный
язык зализывает ранку, и Дон ловит себя на том, что просто не в состоянии
расслабиться. Каждая клеточка организма напряжена, и ощущается как
рвущаяся под растяжением струна.

Дон мычит и отстраняет мечника от себя, но настойчивые пальцы все равно

проходят по его бокам, морозят, гипнотизируют.

— Ну так кого? — почти шипит ему Лео в самое ухо, прижимаясь все сильнее,
околдовывая, поглощая, погружая в себя. Как паук, заманивающий жертву в
свои сети, он нетерпелив и осторожен. — Ты же знаешь…

— Меня. — произносит Дон одними губами, и сжимает запястье брата чуть ли не

до хруста. Будто он сейчас провалится сквозь землю, а вот этот зонтик,
нарисованный на потолке, с мокрым шлепком приземлится на одеяла. Создается
ощущение, что он проиграл самый важный бой в своей жизни. Поддался, пустил
слабину.

А Лео не исчезает. Лишь приподнимается, перекидывает через его тело ногу,

и укладывается сверху, прижимаясь щекой к пластрону. И мечник такой легкий,
его вес почти не прослеживается. Как оставшаяся от него оболочка. Сердце
бушует где-то внутри, в животе кадриль из термитов и прочей живности. По
мозгам долбит отбойный молот осознания ситуации, и Донателло чувствует, что
пропал. Окончательно и бесповоротно. А потом понимает — это именно он падал
во сне с моста все время, и теперь наконец-то достиг дна. Дороги назад больше
нет.

Именно Леонардо своими шуточками и загадками сверг его в эту бушующую

пучину безумной тревоги, Смешанных ощущений и эмоций. Загнал в один из
тупиков лабиринта, из которого изначально не было выхода. Руки двигаются
сами, на грани инстинкта. Гений прижимает Лео к себе, заключает в объятья, и
смотрит на зонтик. Только сейчас он замечает, что он не черный, а фиолетовый с
синим.

На утро что-то меняется. Но не сразу. Сначала выключаются камеры. Потом

стираются записи. А за обедом Рафаэль давится и кашляет, потому что
последние кирпичики стены превращаются в пыль.

END.

7/7