1.

Вальтер Скотт – творець роматичного історичного

роману.
Великая заслуга выдающегося шотландского писателя Вальтера Скотта
(1771-1832) состояла в том, что он внес в литературу принцип историзма,
написал целый ряд блестящих исторических романов. В них перед
читателями предстает картина борьбы противоречивых и сложных интересов
различных социальных групп, партий, религиозных сект. Его исторические
романы позволяли лучше понять современные проблемы.
Романы Скотта делятся на две основные группы.
Первая посвящена недавнему прошлому Шотландии, периоду
гражданской войны: от пуританской революции XVI в. До разгрома горных
кланов в середине XVIII, - а отчасти и более позднему времени ("Уэверли",
"Гай Маннеринг" (Gay Mannering, 1815), "Эдинбургская тюрьма" (The Heart
of Midlothian, 1818), "Шотландские пуритане" (Old mortality, 1816),
"Ламермурская невеста" (The bride of Lammermoor, 1819), "Роб Рой" (Rob
Roy, 1817), "Монастырь" (The Monastery, 1820). "Аббат" (The Abbot, 1820),
"Воды св. Ронана" (St. Ronan’s Well, 1823), "Антиквар" (The Antiquary, 1816)
и др.). В этих романах Скотт развертывает необыкновенно богатый
реалистический типаж. Это целая галерея шотландских типов самых
разнообразных социальных слоев, но преимущественно типов мелкой
буржуазии, крестьянства и деклассированной бедноты. Ярко конкретные,
говорящие сочным и разнообразным народным языком, они составляют фон,
который можно сравнить только с "фальстафовским фоном" Шекспира. В
этом фоне немало ярко комедийного, но рядом с комическими фигурами
многие плебейские персонажи художественно равноправны с героями из
высших классов. В некоторых романах - они главные герои, в "Эдинбургской
тюрьме" героиня - дочь мелкого крестьянина-арендатора. Скотт по
сравнению с "сентиментальной" литературой XVIII в. Делает дальнейший
шаг на пути демократизации романа и в то же время дает более живые
образы. Но чаще все же главные герои - это условно идеализированные
молодые люди из высших классов, лишенные большой жизненности.
Вторая основная группа романов Скотта посвящена прошлому Англии
и континентальных стран, преимущественно средним векам и XVI в.
("Айвенго" (Ivanhoe, 1819), "Квентин Дорвард" (Quentin Durward, 1823),
"Кенильворт", (Kenilworth, 1821), "Анна Гейерштейнская" (Anne of Geierstein,
1829) и др.). Здесь нет того интимного, почти личного знакомства с еще
живым преданием, реалистический фон не столь богат. Но именно здесь
Скотт особенно развертывает свое исключительное чутье прошлых эпох,
заставившее Ог. Тьерри назвать его "величайшим мастером исторической
дивинации всех времен". Историзм Скотта, прежде всего внешний историзм,
воскрешение атмосферы и колорита эпохи. Этой стороной, основанной на
солидных знаниях, Скотт особенно поражал своих современников, не
привыкших ни к чему подобному. Данная им картина "классического"
средневековья ("Айвенго", 1819) в настоящее время сильно устарела. Но
такой картины, одновременно тщательно правдоподобной и раскрывавшей
такую непохожую на современность действительность, в литературе еще не
было. Это было настоящим открытием нового мира. Но историзм Скотта не
ограничивается этой внешней, чувственной стороной. Каждый его роман
основан на определенной концепции исторического процесса в данное время.
Так, "Квентин Дорвард" дает не только яркий художественный образ
Людовика XI и его окружения, но вскрывает сущность его политики как
этапа в борьбе буржуазии с феодализмом. Концепция эта может быть
неверна, как неверна она в "Айвенго", где центральным фактом для Англии
конца XII в. Выдвинута национальная борьба саксов с норманнами, но все же
исторический подход к прошлому, историческая концепция "Айвенго"
оказалась необыкновенно плодотворной для науки истории, - она была
толчком для известного французского историка Ог. Тьерри. При оценке
Скотта надо помнить, что его романы вообще предшествовали работам
буржуазных историков.
Изо всех романов Скотта особенную историческую ценность имели
"Шотландские пуритане" (Old Mortality, 1816), которых, по свидетельству
Лафарга, особенно любил Маркс. Здесь Скотт развертывает яркую картину
классовой борьбы в Шотландии при последних Стюартах, в конкретных
образах показывая, социальные корни пуритан и их противников роялистов.
Но здесь же особенно ярко сказывается тенденциозность Скотта.
Представителя крайнего революционного пуританства, Бальфура, он
изображает как кровожадного злодея. В то же время Скотт не отказывает ему
в некотором мрачном величии. Эстетически любуясь им, но, морально
осуждая, он все свои политические симпатии отдает умеренным обеих
партий - искателям компромисса. Эта тенденция проникает все романы
Скотта, характеризуя его как представители буржуазии, готовой на
постепенное осуществление реформ, чтобы избежать народных волнений.
Отрицательное отношение к тирании, к клерикализму (при просвещенно-
либеральной идеализации "истинной религии"), к феодальной анархии, к
солдатчине, к судебному формализму и т.П. делали Скотта политически
актуальным для всех прогрессивных читателей тех стран, где борьба за
"европейские" порядки была еще на очереди. При всей
антиреволюционности Скотта в его произведениях можно найти даже
оправдание восстания против особенно уродливых форм феодального
угнетения (образ Робин Гуда и его соратников в "Айвенго"). Отсюда большая
популярность Скотта среди континентальной демократии и любовь к нему
таких людей, как Белинский.

Национальный бард.
Литературный дебют Скотта – перевод двух поэм немецкого романтика
Г. Бюргера (1796) – прошел незамеченным. Но два первых тома собранных и
отредактированных им «Песен Шотландской границы» (1802) снискали ему
известность. Поэма «Песнь последнего менестреля» (1805) прославила его
имя: ею зачитывались в Англии и Шотландии, столицах и провинции,
отрывки из нее заучивали наизусть и переписывали. Эта поэма и
последовавшие за ней «Мармион» (1808), «Дева озера» (1810), «Рокби»
(1813) и другие, а также сборник баллад и лирики (1806) поставили Скотта в
ряд славной плеяды поэтов-романтиков Британских островов, со многими из
которых – Вордсвортом, Байроном, Кольриджем, Саути, ирландцем Томасом
Муром – Скотт поддерживал дружеские отношения. Мода превратила его в
литературного «льва», чем он тяготился, но та же мода породила у читателей
многолетний интерес к истории и поэзии Шотландии. Интерес этот вспыхнул
с новой силой, когда один за другим начали издаваться романы Скотта.
«Великий Инкогнито».
Писатель создал 26 романов, причем только один – «Сент-Ронанские
воды» (1823) – посвящен современности, действие остальных отнесено в
прошлое и разворачивается большей частью в Шотландии. Они
неравноценны и к концу жизни Скотта все чаще несут следы усталости и
болезни их автора, но лучшие из них вошли в золотой фонд мировой
классики и определили развитие европейского исторического и просто
романа в 19 в.: «Отец наш Вальтер Скотт» (Бальзак). Первый роман,
«Уэверли», появился в 1814 без указания имени автора. Выходившие следом
имели на титульном листе «Сочинение автора «Уэверли» либо печатались
как «Рассказы трактирщика», якобы записанные школьным учителем и
псаломщиком Джедедией Клейшботэмом. На протяжении дюжины лет Скотт
с озорством мальчишки и мастерством истинного артиста внушал читающей
публике, что не имеет отношения к собственным романам. Их таинственного
автора в обществе называли «Великим Инкогнито».

Великий романист.
Романы Скотта, как правило, посвящены переломным или, по крайней
мере, значительным историческим событиям, а их герой, он же зачастую и
рассказчик, волею обстоятельств оказывается между противоборствующими
сторонами накануне или в час решающей схватки. За некоторыми
исключениями, такими как Фрэнк Осбалдистон («Роб Рой», 1818), Дженни
Динс («Эдинбургская темница», 1818) или Квентин Дорвард из
одноименного романа (1823), их характеры маловыразительны и неглубоки,
поскольку их функция – «замыкать» на себя основные сюжетные линии
повествования, вводить в него и представлять читателю собственно
участников исторического действа.
Именно в обрисовке последних художественное мастерство Скотта
проявилось в полную силу. Из-под его пера возникли яркие, живые,
многомерные и своеобразные характеры вымышленных персонажей второго-
третьего плана, этих рядовых исторического процесса, например пуритан,
прежде всего старухи Моз и ее сына Кадди («Пуритане», 1816), капитана
Дугалда Дальгетти («Легенда о Монтрозе», 1819), свинопаса Гурта и шута
Вамбы («Айвенго», 1820). Однако не менее живыми предстали и реальные
исторические личности: Роб Рой, воплощение шотландского национального
характера; фанатики Берли и Клеверхаус («Пуритане»), королева Елизавета
(«Кенилворт», 1821), Кромвель («Вудсток», 1826), коварный и мудрый
«государственник» Людовик XI («Квентин Дорвард»). Раскрывая мотивы и
психологию поступков тех и других, сопрягая их личные судьбы с ходом
событий, Скотт показал, как в своей совокупности их разнонаправленные
действия приводят в движение саму историю и как, творя историю, они, в
свою очередь, сами становятся ее творением, ибо она, история, накладывает
печать на их личность и мировосприятие. Этот историзм мышления и
творчества – великое открытие Скотта-романиста, равно как и мастерство
передачи исторического времени и места, увлекательная интрига и пластика
описаний – выдающееся достижение Скотта-художника.
Главное значение Вальтера Скотта заключается в том, что он создал
исторический роман. До него были попытки в этом роде, но произведения
его предшественников – Вальполя, м-сс Радклиф, Софии Ли, Айерланда и др.
– написаны без всякого проникновения в дух той или другой исторической
эпохи. Вальтер Скотт убедился из изучения своих предшественников, что
нужно стремиться в историческом романе скорее к правдоподобности, чем к
педантическому воспроизведению фактов, но вместе с тем необходимо
сохранять дух эпохи; стиль и язык должны быть непременно архаичны,
страсти и чувства должны представлять общечеловеческий интерес. В этом
духе написана вся серия романов Вальтера Скотта (около 30-ти так
называемых «Waverley Novels»), в которых изображены выдающиеся
драматичные моменты шотландской, английской и общеевропейской
истории, начиная от завоевания Англии норманнами до 18-го в. Критика
упрекала Скотта в искажении истории ради драматического интереса, а
также в том, что он изображал только внешнюю сторону жизни, быт
различных эпох, не задумываясь над психологическим и философским
значением событий. Карлейль ставил ему также в вину отсутствие каких-
либо этических идеалов и цельного исторического и философского
миросозерцания. Упреки эти отчасти заслужены, но нельзя не признать, что
Вальтер Скотт дал широкую картину прошлого, вывел массу пластично
очерченных исторических характеров и во многом остался верен внутренней
психологической правде истории. Он сочетал реализм бытописания с
поэтической идеализацией характеров, и этим стал типичным выразителем
романтизма, с его страстным исканием неосуществимой в будничной
действительности красоты. Он несвободен от того увлечения сильными
страстями и стойкими характерами – в ущерб жизненной правде, – которое
отличает всю романтическую литературу. Лучший роман Вальтера Скотта –
«Айвенго», где изображен исход борьбы между саксами и норманнами и
представлена захватывающая картина английской истории в раннюю эпоху
феодализма. В «Красавице из Перта» сказалось в полном блеске уменье
Вальтера Скотта воссоздавать человеческие страсти; в характерах
шотландских героев объективность бытописателя чрезвычайно удачно
сочетается с субъективностью психолога. В романе «Квентин Дорвард»
Вальтер Скотт дал яркую характеристику хитроумного Людовика ХI. Романы
Скотта далеко не все одинакового достоинства, но лучшие из них —
бесспорно художественные произведения. Историческое значение Вальтера
Скотта чрезвычайно велико; во всех странах у него было множество
подражателей. Немецкий романист Вилибальд Алексис (Геринг) – один из
самых видных между ними.
Создав исторический роман, Скотта установил законы нового жанра и
блестяще воплотил их на практике. Даже семейно-бытовые конфликты он
связал с судьбами нации и государства, с развитием общественной жизни.
Творчество Скотта оказало огромное влияние на европейскую и
американскую литературы. Исторический роман стал одним из наиболее
популярных жанров в эпоху романтизма (В. Гюго, А. Дюма-отец, А. Де
Виньи, Ф. Купер и др.). О. Бальзак, П. Мериме, Ч. Диккенс, У. Теккерей
повернули развитие исторического романа в сторону реализма. Именно
Скотт обогатил социальный роман 19 в. принципом исторического подхода к
событиям и характерам.
В России Скотт был хорошо известен уже с 20-х гг. 19 в.; о нем писали
А. С. Пушкин, В. Г. Белинский. Творчество Скотта-романиста оказало
влияние на историческую прозу рус. писателей, в том числе Пушкина, Н. В.
Гоголя и др.
 
 Особенности исторического романа В. Скотта
• Сочетание правдивого изображения прошлой жизни и интересной
динамичной интриги, движущими силами которой были большие
человеческие страсти - зависть, ревность, мстительность, жадность и любовь
к своего края, рода, семьи и др.
• Описание, повествование, диалог - 3 компоненты романа - которые в
своеобраВНОм соотношении объединены в единое целое.
Описания В. Скотта выполняли роль не только экспозиции, но и
исторического комментария к событиям и персонажам; розповідна линия в
романах создала историческую перспективу развития событий, писатель
призвал своего читателя к новой роли - не только участника событий, но и
постороннего человека, которая на все смотрела со стороны; диалоги
отличились історизмом, особенностями поэтики. Отстранение автора от
рассказа дало возможность персонажу самостоятельно передвигаться,
мыслить и говорить.
• В романах В. Скота сочетаются романтические приключения,
высокие чувства и низость отдельных героев, которые руководствовались в
своих поступках часто противоположными мотивами.
• Всех героев разделены на несколько групп:
- реальные исторические персонажи - не стояли в центре
повествования;
- люди из народа - принимали активное участие в развертывании
сюжета, создали обобщающий образ - народ, который включил в себя
различные социальные группы;
- молодой человек - с ней связана фабула - не имела слишком
выразительных индивидуальных черт, но отметилась порядочностью,
честностью, смелостью и здравым смыслом.
• Воспитание героя путем тяжелых переживаний, страданий, проверки
на мужество в приключениях и путешествиях, полных испытаний и угроз.
• В романе ощутимый тесная связь исторической жизни с личным,
исторического события с судьбой героя; но центральное место в
произведении заняло изображение истории, ее движения и развития,
понимания писателем исторического процесса.
• Писатель далек от иллюзий. Введен в рассказ авторский текст
подводил читателя к правильных суждений об этой эпохе.
 Скотт не был в числе первооткрывателей исторического колорита, он
сам признавал первенство по роману Х. Уолпола «Замок Отранто», в котором
больше всего ценил попытки «посредством тщательно продуманного сюжета
и заботливо воспроизведенного исторического колорита тех времен вызвать
в сознании читателя сходные ассоциации и подготовить его к
воспроизведению чудес, к верованиям и чувствам самих персонажей
повествования».
Эти слова написаны В. Скоттом в 1820 г. в предисловии к новому
изданию романа Х. Уолпола. К этому времени он сам далеко превзошел
мастерство своего предшественника в умении создавать иллюзию прошлого,
и не просто иллюзию, как это было в Уолпола, а воспроизводить настоящий
колорит эпохи.
Английский писатель также считал себя во многом обязанным Марии
Эджворт, чьи романы о Ирландию подсказали ему тему и ее решения на
материале его родины - Шотландии.
Таким был личный опыт прозаика: характер исторического мышления
в литературе, когда он взялся за создание исторического романа.
В. Скотт дошел до исторического романа, детально обдумав его
эстетику, оттолкнулся от хорошо известных и популярных в то время
готического и антикварного романов. Готический роман воспитывал у
читателя интерес к месту действия, а следовательно, научил художника
соотносить события с конкретным национальным подоплекой. В готическом
романе усиленный драматизм сюжета, характер получил право на
самостоятельность поведения и размышлений, потому что он тоже содержал
в себе часть драматизма исторического времени. Антикварный роман научил
В. Скотта внимательно относиться к местному колориту, реконструировать
прошлое профессионально и без ошибок, воспроизводя не только
правдивость материального мира эпохи, но, главным образом, своеобразие ее
духовного лица.

Из книжки
Первые прозаические опыты Скотта относятся к началу века
(«тридцать лет тому назад», — пишет Скотт в 1829 г.). Очевидно, в это время
были написаны первые страницы исторической повести «Томас-
стихотворец».
К тому же времени относится отрывок «Лорд Эннердейл» —
«страшная» история в духе Анны Рэдклиф, изложенная в форме писем и
дневников, написанных во время английской революции, в 1645 году, а
читаются эти письма и дневники во французском салоне во время другой
революции-—французской 1789—1794 годов. Устанавливал ли Скотт какие-
либо аналогии между этими двумя эпохами или противопоставлял их одну
другой, оправдывая английскую и осуждая французскую, — осталось для нас
загадкой, как и повесть о Томасе-стихотворце. Но и эта тема также останется
в творчестве Скотта навсегда. Несколько позже, в 1807 или в 1808 году,
издатель Джон Мерри просил Скотта подготовить к печати исторические
произведения Джозефа Стратта (Strutt). Найдя среди рукописей
незаконченный роман «Куинху-холл», Скотт решил закончить его, написал
еще две главы и напечатал в 1808 году.
Исторические романы были в эти годы любимым чтением. К этому
жанру, по словам современников, был направлен «вкус эпохи». И тем не
менее «Куинху-холл» не имел успеха. Скотт объяснял это тем, что
хитроумный автор злоупотребил ученостью и насытил роман
средневековыми терминами и описаниями. Скотт решил, что современному
читателю средневековье менее интересно, чем сравнительно недавние нравы
Горной Шотландии. После успеха «Девы озера» и советов Джеффри в
«Эдинбургском обозрении» в этой мысли не было ничего неожиданного.
Постоянно размышляя о национальных противоречиях и
международной справедливости, Скотт почти во всех своих романах писал о
гражданских войнах. Даже в тех редких случаях, когда он писал о войне
между двумя государствами, он видел столкновение двух систем, двух
различных обществ, как, например, в «Анне Гейерштейн». Ведь и
наполеоновские войны в значительной мере были обусловлены
противоречием общественных систем. Французские армии двигались по
Европе, разбивая войска коалиции во имя свободы и демократии, и вместе с
национальным порабощением несли с собой новый уклад жизни,
гражданский кодекс и глубокую реорганизацию общества. С другой стороны,
для общественной жизни Англии эпохи Скотта важнее были классовые
противоречия, чем даже война с Францией, так как эта война обостряла
внутреннее положение страны. Естественно, что мысль Скотта обращалась к
самим принципам существования отнюдь не благополучного британского
общества, история которого была особенно богата гражданскими войнами.
Тотчас же после ликвидации империи Наполеона, когда трудности внешних
отношений были преодолены, подняли голову либералы, начался быстрый
рост рабочего движения и возникли проблемы, которые временно были
отодвинуты на задний план борьбой с Наполеоном. Гражданские войны,—
наиболее яркое выражение раздирающих страну внутренних конфликтов. «В
деятельный период гражданской войны (то есть революции XVII века. — Б.
Р.) особенно полно обнаружились характер и дух различных партий.
Поэтому события, совершавшиеся на той и другой стороне, были всегда
поразительны и необычны и дают обильный материал для художественного
произведения» ( «Вудсток» ). Обычно Скотт в своих предисловиях говорил
только об изображенной картине, а не о проблеме, которую он поставил.
События, «характер и дух партий» — это только внешнее выражение
процессов, происходящих в английском обществе XVII века. Но Скотта
интересовал общечеловеческий или философский смысл этих процессов,
которые с особой силой вскрываются в моменты общественных потрясений.
Противоречия и «страсти», вызвавшие эти события, самый пульс жизни
страны особенно полно можно изучить на материале революций.
Династические войны в романах Скотта особенно часты.
Воспитавшийся в якобитской семье, он с ранних лет должен был
рассматривать гражданскую войну как войну за ту или другую династию —
ведь все перевороты и восстания, совершавшиеся в Великобритании с эпохи
революции, проходили под знаком восстановления Стюартов или
утверждения Ганноверской династии. Но вскоре Скотт понял, что одна
только преданность королевскому роду не может объяснить ни больших
общественных движений, ни мелких политических интриг. В «Уэверли»
общественная природа гражданской войны, имевшей своей политической
целью смену династии, была впервые подвергнута анализу, вскрывшему ее
глубокие корни.
С необычайной тонкостью показаны в романе логика подсознания,
действие тайных импульсов, сублимирующих иногда и вовсе неотчетливые
личные побуждения, и высокую преданность по отношению к ничего не
стоящей, ничтожной личности. Приблизительно то же говорит Скотт и в
«Рассказах деда».

Над проблемами исторического романа он размышлял уже давно, с

того времени, когда заканчивал и печатал роман Джозефа Стратта «Куинху-
Холл». В статье о Кларе Рив и ее романе «Старый английский барон» он
обратил внимание на то, что герои ее говорят и действуют так, как
полагалось в Х\Ш1 веке, с теми же формами вежливости и т. д. Но Скотт
предполагает, что это обстоятельство, может быть, не уменьшает, а
увеличивает интерес. Нельзя было одеть короля Лира в медвежьи шкуры и
татуировать его как бритта той эпохи. Чтобы придать ему характер
древности, нужно только заставить его говорить языком наших дедов и
прадедов, достаточно устарелым, чтобы соответствовать характеру повести,
но и достаточно богатым для того, чтобы рассказать все, что может
интересовать современного человека (MW, III, 178—179). Скотт должен был
вернуться к этому вопросу и в пер-вой главе «Уэверли» и в рецензии на
«Рассказы трактирщика», и, наконец, с наибольшей полнотой в предисловии
к «Айвенго». Здесь он изложил теорию созданного им жанра,
противопоставленного, с одной стороны, историческому роману XVIII века
и, с другой, — антикварной и фактографической истории.
Первые романы Скотта посвящены сравнительно недавним периодам,
когда поджигать замок соседа и при этом разбивать ему голову было
невозможно. Очевидно, Скотт привел этот средневековый пример только для
того, чтобы резче подчеркнуть разницу между нравами двух отдаленных
эпох. События «Уэверли» происходят в 1745 году, «Гая Мэннеринга» — в
1770-е годы, «Антиквария» — в 1794 году. Затем время действия все больше
отодвигается— к началу XVIII века («Черный карлик»), к концу XVII
(«Пуритане»), наконец —к временам английской революции, которой и
посвящена «Легенда о Монтрозе». Если первые романы рассказывали о
времени, которое ^Скотт мог изобразить по собственным воспоминаниям
или по рассказам современников, то в дальнейшем ему приходилось все чаще
обращаться к историческим документам. Ô событиях 1649 года ему не мог
рассказать никто. Так недавняя старина заменялась давно исчезнувшим
прошлым, и романы, изображающие Шотландию, из более или менее
«современных» превращались в исторические. Скотт впервые оставил
Шотландию и погрузился в английскую историю, когда стал писать
«Айвенго». Вместе с тем источники, которыми он теперь пользовался, были
совсем другого типа. Законодательные акты и документы всякого рода,
дошедшие до нас от эпохи революции и тем более от событий XVIII века,
были чрезвычайно обильны. Мемуары были написаны людьми, мыслившими
почти так же, как современники Скотта. Эти мемуары не требовали никакой
специальной интерпретации, чтобы возбудить интерес и глубокое волнение
читателей.
Совсем другое дело — XII век, литературные памятники которого
немногочисленны, трудны для понимания и лишены художественной
привлекательности. По этим до- кументам нелегко восстановить
драматическую сущность событий, за ними не видно живых людей.
Интересы, которые их волновали, мало трогают современного читателя или
даже вызывают его недоумение. Поэтому автор «Айвенго» должен был
совершить работу более сложную или, во всяком случае, иную, чем автор
«Уэверли», «Роб Роя» и даже «Пуритан». Теперь Скотт яснее ощутил
стоявшие перед ним трудности. Он решил указать на них своему читателю,
чтобы подготовить его к новому материалу, а вместе с тем определить задачи
историче- ского романиста вообще. Так возникло предисловие к «Айвенго».
Прежде всего Скотт устанавливает различие между своими прежними
романами и «Айвенго». «Успех, которым пользуются до сих пор
опубликованные произведения неизвестного автора, объясняется тем, что он,
подобно Макферсону, сумел использовать рассеянные вокруг него остатки
древности и, за отсутствием воображения, просто рассказал о событиях,
происходивших не так давно в его стране, введя реальных лиц и заменив
действительные имена вымышленными.
И еще одно обстоятельство, которое нужно было оговорить. Рыцарские
романы старого типа внушили читателям особые представления о
средневековье, которые Скотт должен был опровергнуть. Эти исторические
романы меньше всего интересовались нравами эпохи, которую они
изображали. Герои их были хорошо воспитанными молодыми людьми,
созданными по образцу современных англичан, с той мерой идеализации,
какая была необходима для возбуждения симпатии. Современник, попавший
в необыкновенную обстановку средневековья, больше мог взволновать
читателя, чем человек другой психологии, с которым читателю трудно было
бы себя отождествить. Скотт хотел восстановить дух эпохи, а для этого
создать людей, мыслящих и переживающих действительность иначе, чем мы.
Шотландские романы с их экзотическими и почти чудовищными правами
англичанин может легче принять. Горные пейзажи и чрезвычайно отсталый
быт шотландских крестьян, грязные гостиницы, плохие обеды, ломаные
кровати, с которыми ему пришлось познакомиться во время летнего
путешествия но Шотландии, подготовили его к мысли, что в такой стране
могут произойти любые события и существовать любые нравы.

Скотт сравнивает исторический роман с пейзажной живописью.

«Исторические подробности подобны специфическим особенностям пейзажа,
изображаемого живописцем. Его феодальный замок должен обладать
надлежащим величием; изображенные им фигуры должны иметь одежду- и
характер своего века; картина должна воспроизводить характерные черты
изображенной им местности со свойственной ей высотой скал или
стремительно низвергающимся водопадом... Правила искусства обязывают
художника к точному подражанию природе, но это совсем не значит, что он
непременно должен копировать малейшие ее черты или изображать с
абсолютной точностью все травы, цветы и деревья, которыми эта местность
украшена. Эти черты, как все более частные детали света и тени, составляют
особенности пейзажа вообще, естественные для каждой местности и
зависящие от личных вкусов и пристрастий художника». Этот
художественный произвол, однако, имеет свои пределы. Есть вещи, на
которые художник не имеет права. Прежде всего он должен сохранять
некоторые общие конститутивные особенности изображаемой им эпохи,
особенности, которые отличают ее от других эпох. Затем он не должен
вводить ничего такого, что противоречит характеру изображаемой им
страны, так же как пейзажист не может поместить кипарисы среди
шотландского пейзажа, а шотландские ели где-нибудь у развалин
Персеполиса. Романист-историк не должен изображать ничего не
соответствующего нравам эпохи: он может изобразить своих рыцарей,
оруженосцев, слуг и крестьян гораздо подробнее, чем они нарисованы на
убогих миниатюрах старых рукописей, но он должен тщательно сохранить
дух и одежду века. «Язык его не должен состоять сплошь из устарелых и
непонятных слов, но не следует допускать, если это возможно, ни слов, ни
выражений, сохраняющих следы своего позднейшего происхождения. Одно
дело — пользоваться языком и чувствами, общими и нашим предкам и нам,
но другое — наделять их чувствами и языком, свойственными только их
потомкам».

Следовательно, «современные измышления» не могут исправить

скудные сведения средневековых хроник. Задача романиста — обнаружить в
средневековье элементы «вечные», свойственные всем временам и странам.
Чтобы заинтересовать нашего современника, средневековье не нуждается в
модернизации, для этого его нужно только понять. За непривычными для нас
нравами и чувствами нужно обнаружить неизменные страсти, которые
волнуют человечество независимо от одежды и цивилизации. Исторический
роман, констатирующий бесконечное разнообразие человеческой истории, в
то же время утверждает единство человечества во времени так же, как и в
пространстве.

Под исторической правдой Скотт понимает нечто большее, чем

точность дат или костюмов. Определить характер эпохи, интересы общества,
действующие в нем силы важнее, чем, отдавшись чисто антикварным
страстям, устанавливать точное место какой-нибудь мелкой стычки или
могилы второстепенного персонажа. С другой стороны, историческая правда
не вполне совпадает с правдой художественной. Искусство должно
воспроизвести духовную жизнь общества так, чтобы читатель испытал
чувства, волновавшие людей, давно исчезнувших с лица земли. Он должен
вместе с ними воспринять и пережить эту далекую действительность. Для
этого художник должен поставить своих героев в обстоятельства, не данные
в документах, но исторически возможные.

Исторический роман должен был расширить сферу сочувствий,

доступных современному читателю. Скотт объяснял ему формы сознания,
скрытые за непонятными для него формами культуры. Человеку с
малоразвитым нравственным сознанием свойственно понимать только то, что
ему подобно. То, что на него непохоже, вызывает его раздражение и
ненависть. Поэтому круг явлений, вызывающих его сочувствие или
оправдание, бывает невелик. Общественная опасность такого ограниченного
сознания очевидна. Скотт учил своих читателей понимать то, что на них
непохоже. Он учил их находить сходство в различном, близкое в далеком и
как бы самих себя в том, что казалось чуждым, а потому нелепым и
ненавистным. Исторический роман требовал могучей работы воображения,
чтобы найти человека в странных существах, обряженных в старомодное
платье, верящих в невероятное и поступающих согласно законам, в которых
нет как будто ничего разумного. Читатель словно выходил за пределы своих
умственных навыков и хорошо отработанных рефлексов, за пределы своего
личного убожества, чтобы вступить в мир новых ощущений и жить
интересами больших людских коллективов.
Для историка и романиста самое главное — не судить прошлое со
своей точки зрения, иначе неизбежно будет искажена историческая
действительность, все сдвинется со своих мест и все станет непонятным.

Історія створення
У червні 1819 року Вальтер Скотт досі страждав на серйозні шлункові болі, тому мусив
надиктовувати останню частину роману «Ламермурська наречена», а також більшу частину
тексту роману «Легенда про Монтроза», який закінчив у травні. Щонайменше на початку липня
Скотт почав надиктовувати новий роман під назвою «Айвенго» (записом під диктування
займалися Джон Баллантайн та Вільям Лейдлоу). Другу частину рукопису Скотт написав
власноруч і на початку листопада 1819 року закінчив роман. [1]
Роман вийшов друком в Единбурзі за участі видавця Ачібальта Констебля. Усі перші видання
датувалися 1820 роком, але роман вийшов 20 грудня 1819 року у Лондоні у видавництві
«Герст, Робін і Ко.» (як й усі твори книжкової серії «Романи Віверлі» до 1827, книгу
опубліковано анонімно). Наклад складав 10,000 примірників, за ціною £1 10s (£1.50) за
екземпляр. Цілком ймовірно, що на початку 1920-х Скотт робив деякі незначні корективи
тексту, а вже 1829 року відбувся глибший перегляд і виправлення для видання «Magnum»
(томи 16-17 у вересні жовтні 1830). Сучасне стандартне видання Грехема Таллока з'явилося у
восьмому томі «Единбурзького видання романів Веверлі» (1998): базується на основі першого
видання з поліпшеннями, взятих з рукопису Вальтера Скота, для другої частини роману; текст
з видання «Magnum» включено до тому 25b.
Детальну інформацію про середньовіччя Скотт черпав з трьох праць Джозефа
Стратта: «Повний огляд манер, звичаїв, зброї, звичок і т. д. населення Англії» (1775–
76), «Одяг і звички англійців» (1796–99), «Спорт і розваги англійців» (1801). Історичне
підґрунтя цього періоду Вальтер Скотт взяв з праць Роберта Генрі «Історія Великої
Британії» (1771-93) та Шерона Тернера «Історія англосаксонців від найдавніших часів до
норманських завоювань» (1799—1805). Також, зокрема, використовував оригінальні
середньовічні джерела, серед яких праця Андре Фавіна «Театр честі та лицарства» (1623;
переклад з французької). Крім того, у свій твір Скотт вводить елементи з пізнього
середньовіччя, багато чого запозичуючи з творчості Чосера та середньовічного лицарського
роману «Річард Кор де Ліон».[2]

Стиль і тематика
Критики трактують «Айвенго» як лицарський роман, написаний здебільшого заради того, щоб
розважати хлопчиків.[3] У книзі зберігаються багато елементів лицарського роману: пошуки
пригод, лицарський антураж, повалення продажного соціального порядку задля досягнення
щастя.[4] Інші ж критики стверджують, що роман розповідає реалістичну, сповнену життя
історію, яка не ідеалізує ані минуле, ані головного персонажа. [3][4]
Тематика роману схожа до ранніх творів письменника («Роб Рой», «Серце Мідлотіана») та
досліджує суперечність між героїчними ідеалами й сучасним суспільством. У раніше згаданих
романах, індустріальне суспільство стає центром конфлікту, де між запізнілими
шотландськими націоналістами й «прогресивними» англійцями з всюдисущого хаосу має
зародитись єдність. У романі «Айвенго» схоже зображено витончену культуру норманів та
бідних і позбавлених громадянських прав саксонців, які обурені нормандським пануванням.
Згодом вони, однак, об'єднуються і творять один народ. Конфлікт між саксонцями та
норманами показує втрати обох сторін, перед тим, як вони примиряються і формують
об'єднану Англію. Айвенго і Річард втілюють надію примирення задля спільного майбутнього. [3]

2. Система середньовічної Англії у романі. Головний

конфлікт.
Исторический роман В. Скотта "Айвенго"
Роман В. Скотта "Айвенго" (анализ) начинается экскурсом в историю
Англии. Первые страницы произведения знакомят нас с героями -
представителями всех слоев населения Англии и даже с теми, кто на этой
земле незваным гостем был. Мы видим Гурта и Вамба и узнаем о
существовании рабства в тогдашней Англии, и о позорном обычае
превращения человека в шута. Но и шут, и раб оказываются патриотами
страны. Именно этим объясняется их ложь представителям церкви -
рыцарям-норманнам по пути в замок Седрика.
Изображая ужин в замке Седрика, автор изображает картину
социального расслоения в стране: у каждого свое четко определенное место
за столом и даже свое меню. Во время этого ужина мы наблюдаем, как
завязываются конфликты между норманнами и саксами (Айвенго - Бриан де
Буагильбер), норманнами и евреями (Исаак - рыцари-норманны).
В романе представлены все социальные слои Англии времен Ричарда
Львиное сердце: высшее королевская верхушка - принц Джон, Ричард I;
рыцари - Айвенго, Бриан де Буагильбер, Морис де Браси, Фрон де Беф и др;
духовенство - приор Эймер, монахи из разных аббатств; англосаксонские
феодалы - Седрик, Аттельстан, леди Ровена и др.; крестьяне - Группа, Вамба
и др.; горожане; свободные йомены тому подобное. Фактически здесь
представлена вся Англию XII века. Автор подробно описывает традиции и
обычаи эпохи: рыцарские турниры, крестовые походы, королевские приемы,
заключения браков по политическим причинам, союз между церковью и
властью, политические противостояния саксов и норманнов и тому подобное.
 Роман дает представление о средневековом замке: мы имеем
возможность "посетить" и замок небогатого тана Седрика, и замок Фрон де
Бефа. У читателя есть возможность познакомиться с жизнью рыцарского
ордена крестоносцев, с обычаями и бытом членов ордена, его иерархией.
Вальтер Скотт показал пренебрежение христиан-европейцев к
еврейскому народу, иудейской веры, к мусульманам. В освещении этих
конфликтов автор выступает как гуманист, утверждая право каждого народа
и каждой веры на существование.
Автор дает нам также идеал женской красоты двух народов - саксов и
евреев, изображает идеал рыцаря.
Исторический колорит в романе создается с помощью лексических
средств: архаизмов, историзма; детальных описаний одежды, ремонт
героев, их быта, обычаев, традиций.
 В чем секрет популярности Вальтера Скотта, почему он
интересовал как читателя XIX столетия, так и нашего
современника? Большей мерой успех писателя - в глубоком
понимании событий прошлого и художественном совершенстве
воспроизведения истории. Наиболее характерным с этой точки
зрения является роман «Айвенго».
Проблемы, которые поставил Вальтер Скотт в «Айвенго», не были
далекими от современности автора. Феодальное дворянство не было
окончательно сломано: в Англии буржуазия была лишена политической
власти и вместе с народом вела борьбу за реформу существующей в стране
выборной системы.
События, воспроизведенные в «Айвенго», происходят в конце XII
столетия, когда Англией правил король Ричард Львиное Сердце. Конфликт
произведения сводится к борьбе мятежной феодальной верхушки, которая
была заинтересована в сохранении феодальной раздробленности страны,
против королевской власти, которая воплощала собой идею
централизованного государства. Автор показывает, что симпатии народа - на
стороне короля. Ричард Львиное Сердце идет на штурм замка Фрон де Бефа
вместе со стрельцами Робина Гуда. Этому эпизоду писатель придает
символическое значение.
Вальтер Скотт мастерски воссоздает также национальный конфликт. К
началу действия произведения прошло свыше ста лет со времени завоевания
Англии норманнами. Среди вольнолюбивых саксов жило стремление к
национальной независимости. Вальтер Скотт предоставил этому конфликту
больше остроты, показав прежде всего ненависть простого народа к
норманнским феодалам.
Большинству героев из народа присуще стремление к свободе,
готовность бороться за свое право быть независимым человеком. Таким был
свинопас Седрика Гурт, такими были и стрельцы Робина Гуда, который
выступает в романе под именем Локсли.
Историзм Вальтера Скотта оказался в умении открыть сокровенные
пружины исторического процесса и рассказать о том, как обозначилось их
действие на судьбах отдельных людей. Сам сюжет «Айвенго» построен на
вражде между сторонником короля Ричарда рыцарем Айвенго и зловещим
храмовником Брианом де Буагильбером. Но в событиях частной жизни
Вальтер Скотт воссоздает конфликты исторического масштаба. Писатель
также с большим мастерством изображает колорит эпохи: особенности быта,
обычаев, костюмов, языка. Так перед читателем возникает Англия конца XII
столетия в убедительных образах и картинах.

В шотландских романах конфликт — это конфликт между Англией и

Шотландией. Внутри Шотландии — между религиозными конфессиями,
протестантами и католиками. Есть политический конфликт — сторонники
одного короля против сторонников другого короля. В «Айвенго» нет острого
политического конфликта — нет войны, кроме где-то идущих на заднем
плане Крестовых походов. А есть конфликт местного населения, англосаксов
германского происхождения, и пришельцев, завоевателей, норманнов,
пришедших из Франции. И Вальтер Скотт как бы проецирует ситуацию
«Англия — Шотландия» на средневековую ситуацию «норманны —
англичане» (они тогда назывались англосаксы, или просто саксы). Значит,
завоеватели и завоеванные. Они еще не примирились друг с другом, не
слились в единую нацию, они враждуют между собой. И у каждого из этих
лагерей есть исторические герои, которые так или иначе в романе
появляются.
1. Как объяснить, что название исторического романа посвящено
выдуманному персонажу рыцарю-крестоносцу Айвенго?
Вальтер Скотт считается родоначальником исторического романа.
Историческая проза предполагает не только рассказ о фактах прошлого, но и
яркое, живое их изображение. В историческом романе тесно переплетаются
вымысел и исторические факты, действуют реальные исторические и
вымышленные персонажи. Писатели опираются на изученные ими
исторические документы, и в произведении возникают реалии прошлого,
подробно описываются народный быт и нравы.
Центральный персонаж романа В. Скотта не историческое лицо, а
вымышленный персонаж. Действие романа «Айвенго» происходит в XII веке.
Конфликт разворачивается между двумя враждующими лагерями:
норманнами, завоевавшими Англию в конце XII века, и англо-саксами,
владевшими ею уже в течение нескольких веков и вытеснившими, в свою
очередь, племена бриттов. В основу романа положено традиционное для
Скотта переплетение любовной и политической интриг. Сообщая
исторические сведения о жизни средневековой Англии, писатель расска-
зывает о рыцарской чести, любви и верности. На фоне ярких исторических
событий действует герой, верный рыцарскому кодексу, в любой ситуации
поступающий согласно долгу и хранящий верность своей возлюбленной. Он
побеждает в поединках рыцарей-тамплиеров, сражается вместе с Ричардом
Львиное Сердце, принимает участие в крестовом походе, защищает и спишет
беззащитных, борется за свою любовь. Таким образом, через вымышленное
повествование о храбром рыцаре Айвенго представлена историческая эпоха
— жизнь Англии XII века.
2. Какие герои романа достаточно долго скрывают свои подлинные имена?
Чем это вызвано — фантазией автора или обычаями описываемого времени?
Когда и почему автор открывает нам имена героев: Рыцаря Лишенного
Наследства, Черного Рыцаря (Черного Лентяя), Локсли? Попробуйте
объяснить использованные в романе псевдонимы.
Для успеха романа важно вызвать интерес у читателей, заинтриговать
их, заставить поверить в тайну и пожелать ее разгадать. Некоторые герои
романа по определенным причинам скрывают свои подлинные имена.
Айвенго, называющий себя Рыцарем Лишенным Наследства, находится в
опале: он оклеветан, изгнан из родного дома и выставлен изменником перед
своим правителем Ричардом. Пытаясь восстановить свою честь, он до поры
до времени вынужден скрываться под условным именем. Кто скрывается под
этим именем, читатель и герои узнают после окончания рыцарского турнира,
когда, несмотря на сопротивление раненого Айвенго, с его головы снимают
шлем, чтобы возложить на нее венок победителя.
Под именем Черного Рыцаря скрывается король Англии — Ричард
Львиное Сердце. Тайно вернувшись в Англию, он наблюдает за действиями
своего брата — коварного принца Джона, захватившего власть, — чтобы в
нужный момент вернуть себе престол и страну. Свое имя он открывает в
конце романа после захвата замка Фрон де Бефа и освобождения его
пленников.
 «У тебя английская душа, Локсли, — сказал Черный Рыцарь, — и ты
чутьем угадал, что обязан мне повиноваться. Я Ричард Английский!
При этих словах, произнесенных с величием, подобающим высокому
положению и благородному характеру, Ричарда Львиное Сердце, все йомены
преклонили колена, почтительно выразили свои верноподданнические
чувства и просили прощение в своих провинностях».
Робин Гуд, благородный разбойник, скрывающийся под именем
Локсли, также называет свое настоящее имя в этот момент:
« - Не зовите меня более Локсли, государь, и узнайте то имя, которое
получило широкую известность и, быть может, достигло даже и вашего
царского слуха… Я Робин Гуд из Шервудского леса».
Фантазия автора, призванная заинтересовать читателя романа, тем не
менее опирается на обычаи изображаемого времени, когда многие рыцари
называли себя вымышленными именами.
3. Какие доказательства того, что перед вами исторический роман, вы
могли бы представить?
Повествование об Англии XII века основано на достоверных событиях:
борьбе норманнов, захвативших власть, с англосаксами, возвращении короля
Ричарда, деятельности ордена рыцарей Храма, ордена тамплиеров,
феодальной борьбе. Распри ведут к тому, что Англии постоянно грозит
междоусобица, разрушающая жизнь страны, тяжким бременем ложащаяся на
народ.
Особенно резко пишет В. Скотт о норманнских феодалах. В романе
показана эпоха переустройства Англии, превращавшейся из страны
разрозненных и враждующих между собой феодальных владений в
монолитное королевство. Типичен среди прочих рыцарей-разбойников,
грабящих английский народ, и крестоносец Буагильбер, в его образе нашли
отражения черты деятельности тамплиеров. Феодальная церковь
представлена аббатом Эймером. Правдиво изображена норманнская знать.
Нашла место в повествовании и борьба народа против феодального
произвола во главе с легендарным Робин Гудом.
 своем романе Скотт правдиво отразил эту сложную эпоху
переустройства Англии, процесс превращения разрозненных феодальных
владений в единое королевство.
Основные конфликты романа вытекают как из национальных, так и из
социальных противоречий, имевших место в стране. Раскрывая противоречия
между представителями старой англосаксонской знати (Седрик, Ательстан) и
нормандскими феодалами (нормандские рыцари Фрон де Беф, де
Мальвуазен, де Браси), В. Скотт показывает неизбежность крушения всех
притязаний саксонской знати и саксонской династии на восстановление
старых порядков. Не случайно Ательстан — последний потомок саксонских
королей — показан в романе ленивым и бездеятельным человеком, тучным
обжорой, потерявшим способность активно действовать. И даже Седрик —
воплощение добродетелей старой англосаксонской знати, выступившей на
защиту своей национальной чести и исконных владений, даже он, несмотря
на всю свою смелость, решительность, твердость, не способен ничем
воспрепятствовать происходящему. Побеждают нормандцы, и эта победа
исторически закономерна; она означает победу нового общественного
порядка с усложненными формами феодализма, с законченной феодальной
эксплуатацией, с сословной иерархией и т. п. Патриархальные отношения
побеждены феодализмом, жестокость которого убедительно раскрыта
писателем.
Большое внимание В. Скотт уделяет также борьбе крестьян с
нормандскими завоевателями. Крестьяне ненавидят их как притеснителей.
В песенке, которую напевает крестьянин-раб Вамба, выражает
отношение крестьян к нормандским феодалам:
Нормандские пилы на наших дубах,
Нормандское иго на наших плечах,
Нормандская ложка в английской каше,
Нормандцы правят родиной нашей.
В своем романе Скотт дает очень острые социальные характеристики
феодалов-угнетателей, причем не только нормандских, но и англосаксонских.
В. Скотт рисует реалистическую картину жестокости феодальных порядков и
нравов.
Правдиво, без всяких прикрас изображает Скотт лагерь феодальной
реакции.
+В недрах побеждающего феодализма назревает новый конфликт —
конфликт между феодалами и королем, королевской властью. Это
противоречие раскрывается в романе при описании деятельности и борьбы
короля Ричарда Львиное Сердце, направленной против действия феодальной
клики, возглавляемой принцем Джоном, братом Ричарда.
 3. Система образів. Проблема ідеального героя.
«Айвенго» главные герои
 Уилфред Айвенго — рыцарь, главный герой
 Бриан де Буагильбер — храмовник, норманнский рыцарь, главный враг
Айвенго
 Ребекка — дочь еврейского ростовщика
 Исаак из Йорка — отец Ребекки, еврейский ростовщик, богатый еврей,
который вынужден остановиться в замке Седрика. Отличается
мудростью и щедростью. Хозяин строит против гостя хитрый замысел
только на основании его национальности. Но Айвенго предупреждает
Исаака, после чего тот становится его спонсором, помогая выступить
на рыцарском турнире.
 «Чёрный рыцарь», «Рыцарь Висячего Замка» — Ричард I Львиное
Сердце
 Локсли — йомен, лучник, один из главных героев английского
фольклора. Свободный земледелец, восставший против богачей, чтобы
защитить угнетенных. Представитель народной силы, которая давала
стране надежду на лучшее будущее. Локсли оказался способен
объединить самых смелых людей, готовых бросить вызов феодализму.
 Отшельник — брат Тук
 Ровена — возлюбленная Айвенго, племянница Седрика
 Седрик — отец Айвенго, саксонский тэн, имеет прозвище Саксонец
(Сакс). Опекун Ровены. Заслуженный дворянин, богат и знатен.
Патриотизм сочетается в нем с наивностью, неразборчивость — с
доверием. При этом к сыну, который описан автором как идеал
мужчины того времени, он слишком строг. Но в результате Седрик
прощает своего наследника и разрешает ему вернуться домой.
 Ательстан Конингсбургский — потомок последнего короля саксонской
династии
 принц Джон — наследный принц и брат короля Ричарда
 Реджинальд Фрон де Беф — норманнский барон, владеющий имением
Айвенго и замком Торкильстон
  Вальдемар Фиц-Урс — влиятельный вельможа в свите принца Джона,
желающий стать канцлером; его дочь Алисия считается первой
красавицей при дворе принца Джона.
 Приор Эймер — приор аббатства святой Марии в Жорво
 Морис де Браси — рыцарь-иоаннит, командир дружины наемников, в
котором сочеталось коварство и благородство. Взят в плен Ричардом
Львиное Сердце.
 Лука Бомануар — вымышленный гроссмейстер ордена тамплиеров
 Конрад Монт-Фитчет — наперсник Бомануара
 Альберт Мальвуазен — настоятель прецептории Темплстоу
 Филипп Мальвуазен — местный барон, брат Альберта
 Гурт — свинопас Седрика Сакса
 Вамба — придворный шут Седрика Сакса
 Ульрика (Урфрида) — пленница Фрон де Бефа, дочь убитого им тэна
Торкиля Вольфгангера

Средневековье изображено в романе, как кровавый и мрачный период.

Роман Скотта дает представление о безграничном произволе феодалов, о
превращении рыцарских замков в разбойничьи притоны, о бесправии и
нищете крестьян, о жестокости рыцарских турниров и бесчеловечных
процессах ведьм. Эпоха предстает во всей ее суровости. Демократические
симпатии автора проявились в резко отрицательных характеристиках
дворянства и духовенства. Вероломный принц Джон, развращенное и хищное
рыцарство — свирепый Фрон де Беф, коварный Вольдемар Фитц Урс,
беспринципный де Браси — вот галерея феодалов-разбойников, грабящих
страну и ее народ, разжигающих междоусобицы. Даже в образе Седрика,
находящегося в ином, чем все эти завоеватели, лагере, Скотт подчеркивает
непомерное тщеславие, безграничный деспотизм и упрямство.

Феодалы и представители рыцарского ордена тамплиеров крепкими

узами связаны с церковью. Она представлена в рома-не образами хищника и
насильника Буагильбера, аббата Эймера — корыстолюбивого и развратного,
а также рядом образов монахов-преступников, проводящих свое время в
грабежах и попойках. Жестокость феодальной церкви как бы синтезирована в
образе великого магистра Луки Боманоара — жестокого фанатика, без
всякого колебания выносящего приговор о казни Ребекки.
Образ короля Ричарда занимает важное место в романе. С ним связано
представление Скотта о справедливой королевской власти как той силе,
которая может и- должна установить справедливый порядок в стране. В
трактовке этого образа проявилась ограниченность Скотта, его консерватизм.
Король показан мудрым и обаятельным человеком, отважным воином. Он
явно идеализирован, и его образ не соответствует подлинному Ричарду, у
которого, по словам Маркса, предусмотрительность и проницательность
сочетались с грубой жестокостью и полным безразличием к вопросам чести.
И если, правдиво изображая феодалов, рыцарей и духовенство, Скотт стоял
на реалистических позициях, создал реалистические образы, то идеализация
образа короля Ричарда повлекла за собой и его романтизацию. Ричард
появляется в романе в роли странствующего Черного Рыцаря, окруженного
таинственностью и интригующего окружающих. Его инкогнито
раскрывается лишь постепенно. Мало правдоподобия в сценах,
долженствующих изображать любовь и безграничную преданность народа
«своему королю». В данном случае Скотт остается опять-таки верен своему
утопическому идеалу «справедливой монархии», в условиях которой народ
может быть удовлетворен и счастлив.
Особый интерес представляет в романе изображение народа и его
вожаков, в первую очередь - изображение Робина Гуда, выступающего в
романе под именем Локсли.
 Образы Робина Гуда и его смелых стрелков — лучшие в романе. В них
выражена сила и непобедимость народа, его уперство и отвага в борьбе, его
решительность и смелость, его свободолюбие и нежелание подчиняться
власти жестоких феодалов.
Кульминационным моментом становится в ррмане описание турнира и
взятие дружиной Робина Гуда старинного замка Фрон де Бефа, этой крепости
феодальной реакции. Силами простых людей захвачена эта феодальная
твердыня. Ликуют в связи с этим событием не только стрелки Робина Гуда,
но и крестьяне окрестных деревень, рабы Гурт и Вамба, впервые
почувствовавшие себя людьми.
В народных сценах, а также в народных характерах, созданных в
романе (Гурт, Вамба, монах Тук, близкий к демократическим слоям
духовенства, и другие), отчетливо проявилась связь творчества Скотта с
народной фольклорной традицией. И прежде всего это ясно чувствуется в
образе Робина Гуда, созданном на основе использования многочисленных
народных преданий, английских баллад, в которых, воспевая своего
любимого героя, народ отразил и свою ненависть к угнетателям.
Образу Робина Гуда Скотт придал ярко выраженный демократический
характер. В полном соответствии с народными балладами и песнями Скотт
описал Робина Гуда как подлинно народного героя, борца с
несправедливостью. Робин Гуд и его отважные стрелки грабят только
богатых, награждают бедняков, помогают женщинам и детям.
Робин Гуд — крестьянский вождь, по зову которого на борьбу с
феодалами поднимаются крестьяне (йомены) со всей округи. Он
замечательный организатор и умелый руководитель. Его организаторские
способности, смекалка и горячий темперамент особенно ярко проявляются во
время осады Торкильстонского замка. Фольклорными мотивами пронизана
вся линия Робина Гуда — Локсли в романе. В традициях английского
народного творчества даны сцены стрельбы из луков, сцена поединка на
дубинках в лесу. Образ Робина — одна из больших творческих удач Скотта в
романе «Айвенго».
В традициях народной поэзии даны образы отважных стрелков Робина
Гуда, образы его верных помощников и соратников. Среди них — веселый
шутник и балагур, бесшабашный монах Тук, борющийся на стороне
крестьян. Любитель выпить и обильно поесть, Тук заставляет нас вспомнить
шекспировского Фальстафа.
Не менее важное место занимают в романе образы слуг-рабов — Гурта
и Вамбы. Каждому из них свойственны гордость, человеческое достоинство,
благородство. Униженный и оскорбленный своим хозяином Седриком, Гурт
говорит: «Он (Седрик) может снять с меня голову, может отстегать
плетьми, но я ему не слуга». Вместе с Вамбой Гурт вступает в отважную
дружину Локсли, принимает участие в оеаде и взятии замка.
+В общей системе образов романа совсем особое место принадлежит
образам Айвенго и Ровены. И не случайно о центральном герое, по имени
которого назван весь роман, мы говорим в последнюю очередь. В романах
Вальтера Скотта весьма чаето (но, разумеется, не всегда) образы главного
героя и героини, судьбы и взаимоотношения которых лежат в оенове фабулы
романа, являются наиболее бесцветными и однотипными.
И в этом романе В. Скотта, на мастерски воссозданном историческом
фоне, при сравнении с галереей оригинальных и блестящих в своей
художественной завершенности образов, фигура Айвенго явно проигрывает.
И это можно сказать не только об Айвенго, но и о многих других образах
центральных героев (Квентин Дорвард, женские образы — Ровена, Изабелла
и другие). Они скучны в своей живописной и бездеятельной добродетели; их
политические взгляды и симпатии неопределенны; их положительные
качества сочетаются с непреодолимой пассивностью; они являются
зрителями происходящих событий, но отнюдь не их активными участниками.
Конечно, такой трактовке образов главных героев можно найти известное
объяснение. Они являются как бы предлогом для изображения того или
иного явления. Попадая в самые неожиданные ситуации, переходя из одного
политического лагеря в другой, эти герои помогают писателю быстро менять
место действия, помогают в построении увлекательной авантюрной фабулы,
которой Скотт придавал очень большое значение. По словам самого Скотта,
каждый из центральных героев его романов является «пушинкой, летящей по
воле ветра».
+Именно в таком плане и создан образ Айвенго. Его линия в романе
(как и линия Ровены) как бы выпадает из всего реалистического характера
произведения, определяя собой своеобразие фабулы романа, имеющей порой
ярко выраженный мелодраматический оттенок.
Айвенго в любой ситуации поступает согласно чувству долга, хранит
верность любимо Ровене. Он сжалился над Исааком, уступил ему место у
очага, побеждает в нескольких поединках рыцарей-храмовников, спасает
красавицу Ревеку, не изменяя рыцарским понятиям чести. Т.е. Айвенго
представлен как идеальный романтический герой, практически без
недостатков. Он влюблен в Ровену, но судьба его распорядилась так, что он
встретил Ревеку, которая возможно превосходит Ровену, она более отважная,
благородная. Но т.к. Айвенго идеальный романтический герой он не может
забыть свою возлюбленную несмотря на то, что думает о Ревеке.
 Айвенго
Молодой дворянин ссорится со своим отцом Седриком из-за его
прекрасной воспитанницы. Уилфред влюблен, но консервативный и
расчетливый родитель хочет выдать красавицу замуж с выгодой для себя.
Он даже прогоняет сына, лишив его прав на наследство. Случается это
после того, как юноша присягает на верность английскому королю.
Цитатная характеристика поможет составить представление о смелом
юноше, вызывающем восхищение читателей:
Айвенго смелый блондин Уилфред
1. «Красивое, потемневшее от загара лицо молодого человека лет
двадцати пяти, обрамленное короткими светлыми волосами», —
дворянин был блондином, носил короткую стрижку. Очевидно,
изгнанник, только вернувшийся из похода, много времени проводил на
открытом воздухе, иначе кожа его осталась бы светлой, как у любого
аристократа.
2. «Юношеская грация его движений», — автор подмечает очарование
молодости рыцаря.
3. «Девиз на его щите изображал молодой дуб, вырванный с корнем…» —
наследник тяготится тем, что его изгнали из дома, иначе не
подчеркивал бы то, что у него нет корней, то есть семьи.
4. «Ехал он на превосходном вороном коне», — какова бы ни была личная
доблесть рыцаря, без верного коня он не выиграет в сражении.
5. «Новый боец был немногим выше среднего роста и казался скорее
хрупкого, чем крепкого телосложения», — это обманчивое
впечатление.
6. «Несмотря на его молодость, ни один из его соратников не превзошел
Айвенго в искусстве владеть оружием», — возраст нельзя считать
показателем наличия или отсутствия достоинств. Хотя рыцарь молод,
он способен на многое.
Айвенго не только отважен и умеет сражаться. Ему не чужды
милосердие и готовность прийти на помощь. Несмотря на окружающую
подлость, он не растерял благородных черт, не поступился честью, не стал
корыстолюбцем. Учитывая все обстоятельства, способность сохранять
верность королю и единственной возлюбленной вызывают особое уважение.
Хотя на его месте другой мог бы озлобиться и начать искать выгоды.
 Во время крестовых походов, в которые Айвенго отправился после
изгнания из отчего дома, он приобрел славу защитника своей веры. Во всем
отважный юноша берет пример со своего героя — короля Ричарда по
прозвищу Львиное Сердце.
В боях Айвенго приобрел выдержку и силу воли. Именно эти качества
позволяют ему с честью закончить двухдневный турнир, на котором он
получает ранение.
Белокурый рыцарь безупречен. Еще не оправившись от ран, он
отправляется на защиту невинной девушки Ревекки. При этом он совершенно
не поддается соблазнам, ведь девица без ума от него. Но, исполнив долг
чести, юный красавец остается верен лишь своей возлюбленной.

Есть еще один романтический герой – Ричард Львиное сердце.

Романтического Ричарда больше всего привлекает слава бродячего рыцаря,
нежели победа во главе стотысячного войска. Истинный Ричард Львиное
сердце, как историческая личность, вовсе не был романтическим героем, но
Вальтер Скотт ввел его именно как еще одного романтического героя,
который следует понятиям о рыцарской чести. В те времена рыцарскими
понятиями запрещалось совершать насилие над беспомощным рыцарем.
Рыцарю трудно оставаться в бездействии, когда вокруг него совершаются
доблестные подвиги. Айвенго, несмотря на ранения, последовал за Ричардом,
чтобы помочь ему. Самое страшное преступление – это измена чести и долгу.
Построение романа. Автор в результате наказал преступников смертью, от
того, что действовали не по правилам рыцарства.
Основной соперник
Айвенго Основной соперник Уилфреда
У любого героя должен быть противник. Он есть и у Уилфреда. Это
Бриан де Буагильбер, норманнский рыцарь, храмовник. Во время одного из
турниров был побежден Айвенго, после чего и стал его ненавидеть. Бриан
влюблен в Ревекку, которая отдала свое сердце его врагу, а это еще один
повод для соперничества. Но эти отношения изначально не имеют будущего,
ведь еврейка в те времена не могла выйти за христианина.
Бриан представляет Орден Тамплиеров — мощную организацию,
которая часто вмешивалась в политические интриги под видом
«просвещения» народов. Рыцарь выглядит грозным, он прошел через многие
испытания.
 Де Буагильбер не слишком чтит моральные нормы, например, нападает
на богатого еврея (кстати, отца его возлюбленной), чтобы его ограбить ради
наживы. На момент описанных событий Бриану уже более сорока лет, что по
тем временам довольно много. Но мужчина по-прежнему силен и грозен. На
его счету несколько сотен убитых в сражениях врагов. С персонажем по ходу
развития сюжета случается преображение. Все это происходит благодаря
благородному чувству любви:
1. Похитив Ревекку, рыцарь начинает добиваться ее расположения.
Обещает ей золотые горы.
2. Любовь заставляет его действовать обходительно, насколько это
возможно для грубого рыцаря. Он не стал принуждать девушку силой.
3. Поняв, что не получит взаимности, решает отступиться. Погибает от
руки Айвенго.
В целом характеризуется как жестокий и беспринципный человек. Но
персонаж этот не столь однозначен, как его альтер эго.

4. Принципи зображення народу. Жіночі образи.

Народ в целом в романтическом историческом описании Вальтера Скотта
представлен не однородной, монолитной массой. Писатель сумел отразить
противоречивость народного сознания, дал массовые и индивидуальные
портреты представителей народа, принадлежащих к различным социальным
группам. У Скотта народ – это нравственная сила, выступающая на стороне
правых. Поддержка народа – закон победы добра и справедливости.
Цитатна характеристика ровени і ребекки роман в. скотта айвенго
Ровена і Ребекка — важливі персонажі роману «Айвенго» Вальтера Скотта.
Зіграли важливу роль в сюжеті. Вони обидві кохали одного лицаря Айвенго.
Робили усе, залежне від них, коли мова йшла про допомогу йому. Були
заможні. Зростали без матерів. Обидві дівчини по-своєму красиві.
Та попри все вони — яскраві протилежності.
Ровена найбагатша спадкоємиця знатного саксонського роду, сама доля
судила шанобливе ставлення інших до неї. Леді наділена гарною вродою.
«Троянда краси й безцінна перлина, найпрекрасніша з тисячі, запашна
мирра, зерно ладану» — так казали інші про неї. «Ставна й висока на зріст,
але не настільки висока, щоб це впадало в око». Сліпучою білизною
вирізнялась її шкіра, а обриси голови й обличчя були наділені шляхетністю
та розумом. «Ясні блакитні очі, опушені довгими віями, дивилися з-під
тонких каштанових брів, що надавало виразності її чолу, … очі ці були
здатні як запалювати, так і втішати, як повелівати, так і благати». Одяг
прикрашали коштовності та золото. Проте знатна леді була милостива до
бідних та прочан зі святих місць, її душа була щедра на милостиню для них.
Вміла скривати та управляти своїми емоціями. Коли її хвилювали новини про
Айвенго, вона уміла нічим не виказувала свого хвилювання перед іншими.
Смілива Ровена, незважаючи на страх, що викликало згадування про
розбійників, гаряче підтримала пропозицію свого опікуна, податися в дорогу.
Опікун Ровени сподівався, що за відсутності Айвенго дівчина змінить свої
почуття. Проте вона була непоступливою щодо своїх почуттів. Сміливо
заявляла опікуну, що радше піде в монастир, ніж погодиться розділити трон з
Ательстаном. Цей рішучий протест противитися зовнішньому тиску
пояснювався характером її виховання. Адже «з дитинства привчилася не
лише діяти на свій розсуд, але й повелівати іншими». У полоні просить свого
ворога врятувати Айвенго. Коли усі негаразди закінчились, в очах Ровени
видно надію на щасливе майбутнє з лицарем та порозуміння з опікуном.
Ребекка — єврейка, тому її становище у суспільстві уже було нижчим від
леді Ровени. Вона теж по-своєму чарівна. Мала смаглявий відтінок шкіри,
густе чорне волосся. ЇЇ карі очі, наповненні глибиною почуттів, блищали під
тонкими вигнутими чорними бровами, «білі зуби виблискували, як перли».
Мала гарну поставу, одягнута у східне вбрання. Проте Ребекка далеко
поступається в красі чарівній саксонці Ровені. З раннього дитинства
вирізнялася твердою волею, спостережливістю і кмітливістю, боязкість була
чужою для її душі. Батько навчав до рівного і чемного поводження з усіма,
оточував розкішшю. Хоч дівчина завжди усвідомлювала про ненадійність
умов, в яких вони жили, але не успадкувала догідливість, підлабузництво і
хитрість батька. «Трималася з гордовитою скромністю, ніби підкоряючись
несприятливим обставинам, в які була поставлена через належність до
зневаженого племені, але водночас вона усвідомлювала себе гідною вищого
становища». Дівчина побожна, щедра, справедлива, має силу волі та гострий
розум. «У цьому гаманці, — сказала Ребекка, — ти знайдеш сотню цехінів.
Поверни своєму господареві те, що йому треба, а інше візьми собі». Якщо у
полоні «саксонська спадкоємиця могла розраховувати на певну ввічливість
щодо неї, то єврейці ні на що було сподіватися». Реберцці не один раз
доводилось перемагати небезпеки, ось чому вона не розгублювалась у такі
хвилини. «Стій, де стоїш, зарозумілий лицарю … один крок вперед — і я
кинуся вниз» — сміливо каже ворогові. Дівчина досить освічена, знає
французьку мову. Наділена величезними знаннями у лікуванні, тому
користується пошаною серед свого народу. «Коли язичник поранений і в біді,
він стає братом єврея», — такими словами просить батька підвезти
пораненого Айвенго. Доглядає та лікує лицаря. На процесі по звинуваченню
у чаклунстві, спочатку одна проти багатьох, проте розумна та кмітлива.
Усвідомлюючи свою роль у суспільстві, приймає речі такими, як вони є.
Тому, коли не отримує відповіді на свої почуття від Айвенго, їде геть.

Обидві героїні займають значне місце у романі. Захоплюють читача.

5. Історія та художній вимисел.

Создавая новый тип исторического романа, Вальтер Скотт открыл и особый
тип литературного творчества, особый метод художественного мышления,
оказавший огромное влияние на развитие современной ему художественной
и философско-исторической мысли.
Анализируя исторический роман, принято было прежде всего доказывать или
отвергать его историческую достоверность. Для этого обычно отделяют
"правду" от "вымысла" - то, что автор взял из "подлинных" документов, от
того, что он привнес своего, в документах отсутствующего. Но произвести
такую операцию над романами Вальтера Скотта по существу невозможно,
потому что правда и вымысел, история и роман составляют в них
нерасторжимое единство. Можно было бы утверждать, что Ричард I
существовал, а шут Вамба, свинопас Гурт, леди Ровена и все другие были
автором вымышлены. Но узнать об этом можно было, только разрушив
роман и из его обломков построив некую абстракцию, на которую сам Скотт
как историк и романист был неспособен.
Во власти этой абстракции были современные Скотту критики старой
классической школы. Они утверждали, что исторический роман - сплошная
ложь, тем более опасная, что автор выдает свои выдумки за подлинную
историю, между тем как в любом романе, не претендующем на звание
исторического, выдумка не скрывается под маской доподлинной: правды.
Так говорили даже те, кто испытал на себе сильнейшее влияние Вальтера
Скотта, - например, такие французские историки, как Огюстен Тьерри и его
младший современник Жюль Мишле. Восхищавшиеся Скоттом критики
говорили как будто другое. Они утверждали, что Скотт был не только
романистом, но и историком, что в его романах на равных правах, не мешая
друг другу, сосуществовали и правда и вымысел и что в этом и заключалось
великое мастерство романиста: он "обманывал" читателя, заставляя глотать
существовавшую в действительности правду, как ложь, и придуманную им
ложь, как никогда не существовавшую правду. Так они пытались оправдать
самый жанр исторического романа, сразу ставший ведущей формой
современной литературы. Однако ни то ни другое толкование не имело
отношения к творческому методу Скотта.
Но пойдем по этому пути: попытаемся отделить "правду" от "вымысла",
например, в самом прославленном и самом оспариваемом его романе
"Айвенго". В "Айвенго" есть несколько исторических персонажей, главный
из них - Ричард I. Но поступки, которые он совершает в романе, не
зарегистрированы ни в каких документах, и Скотта это не очень беспокоит.
Он воспроизводил Ричарда таким, каким провидел его сквозь подлинные
документы. Заставив Ричарда посетить келью брата Тука и устроить там
веселое пиршество, Скотт воспроизводил характер Ричарда, открытый для
всех случайностей жизни и вполне согласующийся с рыцарской традицией
"искателя приключений". Кроме того, Скотт вспомнил старинные баллады с
аналогичным мотивом, широко распространенные не только в Англии и
Шотландии, но и во всем афро-евразийском мире. Это тоже была правда,
более широкая, чем "доподлинный", неизвестный нам характер Ричарда,
воплощенная в вымышленном и "емком" образе романа.
 Очевидно, исторические персонажи Скотта вымышлены так же, как и
неисторические. Документы и всяческие сведения об эпохе, конечно,
необходимы романисту, но часто он должен отказываться от их деспотии,
которая могла бы помешать историческому творчеству. Из тех же
соображений Скотт старался освободить себя и от исторических персонажей
и вводил в свои романы множество вымышленных, чтобы беспрепятственно
искать и создавать правду. В вымышленном персонаже можно воплотить
больше исторической правды, чем в персонаже историческом; чтобы создать
и, следовательно, объяснить вымышленного героя, можно привлечь больше
сведений о нравственной жизни, быте, существовании масс - сведений,
отсутствующих в документах, но определяющих характер всей эпохи. Это не
игра словами и не перевод художественного впечатления на язык
исторической науки. В сотворенных Скоттом образах действительна
совершилось особое, историческое и вместе художественное познание. Для
Скотта, так же как для его читателя, созданные им образы были не
вымыслом, а историей. Открыть закономерности, создавшие данный образ,
значило произвести историческое исследование эпохи, ее нравов,
национальных традиций, уклада жизни, общественных отношений. Наполнив
образ историческим содержанием, оправдав его существование законами
исторического бытия и тем самым сделав его исторически "необходимым",
Скотт совершал трудный акт исторического познания, которое не могло бы
осуществиться, если бы оно не было познанием художественным. Если
вымыслом считать нечто, историческому познанию противопоставленное, то
придется предположить, что вымысла в романах Скотта нет. Если историей
считать нечто, противопоставленное вымыслу, то нужно будет признать, что
в романах Скотта нет истории. Ни на то, ни на другое мы не имеем права,
потому что и то, и другое противоречит очевидной истине. Вальтер Скотт
создал особую форму познания или творчества, в которой нерасторжимо
слились история и искусство. Он был художником, потому что писал правду,
и историком, потому что создавал вымысел. Конечно, такое слияние
характерно не для него одного, но и для некоторых других исторических
романистов Европы. Однако иногда сам Вальтер Скотт, говоря о
происхождении своих романов, разделял понятия истории и искусства. Он
хотел оправдать необычность описываемых им событий и нравов, доказать
"правду" своего произведения, пользуясь доводом, в то время наиболее
серьезным: ссылкой на "источник". Он словно снисходил к традиционному
пониманию художественного творчества, употребляя обычную лексику
современных ему критиков. Это удовлетворяло любопытство рядового
читателя, указывало происхождение фабулы или отдельного ее эпизода, но
ничего не говорило о смысле образа и романа - смысле, который нужно было
искать в самом романе. Характером Творчества Вальтера Скотта объясняется
то, что роль его в истории европейской культуры выходит далеко за пределы
собственно-художественной литературы. Под его влиянием в Европе
возникла новая философия истории и новая историография, выросла
историческая мысль вообще. Уроки Французской революции, которую он так
не любил и все же оправдывал, были осмыслены историками и публицистами
в значительной мере под влиянием его историзма. В его романах борьба
классов была показана как историческая необходимость и нарисована с
таким сочувствием к угнетенным и такими красками, что это помогло понять
многое в прошлом и настоящем и найти аргументы для борьбы за будущее.
Историческую и общественную позицию Скотта можно было бы определить,
как прогрессивный традиционализм, вполне согласовавшийся с пресловутым
вальтер-скоттовским торизмом. В литературе, так же как в истории, историзм
Скотта создал новые формы типотворчества, композиции, построения
сюжета, художественного и нравственного волнения. Для Скотта-историка
не существует человека вне эпохи. В Айвенго отразилось средневековое
рыцарство с его законами, обетами и идеалами, в Бриане де Буагильбере -
мировоззрение и нравы храмовников, созданные особым положением и
историей ордена, в Фрон-де-Бефе - психология норманского барона,
построившего свой замок среди покоренного народа как крепость и застенок
одновременно. Все герои Скотта в их бесконечном разнообразии выражают
разнообразие и противоречия исторических эпох в глубоких социальных
разрезах. Своим сюжетом он обычно выбирает какое-нибудь крупное или
мелкое историческое событие - восстание, гражданскую войну, заговор,
потому что, по его собственным словам, в такие кризисные моменты
противоречия, раздирающие общество, вскрываются с особой
отчетливостью. Судьба его героев неразрывно связана с политическим
событием, и не потому только, что он находится в его власти, словно
песчинка, попавшая в водоворот. Герой Скотта сам участвует в борьбе,
принимает ту или иную сторону, оценивает ситуацию и определяет свой
путь. Даже те, кто стоит в стороне от схватки и живет только личными
интересами, связаны с политической жизнью страны, как, например, аббат,
оставивший монастырь и возделывающий свой сад, истоптанный
приверженцами Марии Стюарт ("Аббат"). В своей пассивности, в своей
обособленности от всего окружающего, в намеренной отчужденности от
эпохи они все же созданы ею, так как это она заставляет их отключиться от
действительности и поступать так, а не иначе. Каждый герой Скотта,
вторгается ли он в эпоху, как бурно действующая сила, или укрывается в
уединении, как улитка в своей раковине, сохраняет свою точку зрения,
нравственную свободу, без которой Скотт не мыслил человека.
Исторический детерминизм, так глубоко понятый и разработанный Скоттом
в каждом его романе, не уничтожает ни свободы, ни, следовательно,
нравственной ответственности за то, что человек делает и думает. Отсюда
борьба Скотта с мизантропией и фатализмом, воплощенная в некоторых его
романах. Его герои размышляют о долге, ищут нравственной правды и
мучатся угрызениями совести, потому что, по мнению Скотта, без чувства
долга и справедливости невозможна ни политическая, ни личная жизнь.
Кромвель в "Вудстоке", Элспет в "Антикварии", Берли в "Пуританах"
являются наиболее острым выражениеи этого сознания, разрешающего
трудную нравственную и вместе с тем политическую проблему. Понятие
исторического развития у Скотта неразрывно связано с понятием
справедливости и, следовательно, нравственности. Нравственный смысл
событий с наибольшей отчетливостью понимает народ, крестьяне, которым
никто до Скотта не предоставлял слова по ходу действия. Простые люди
высказывают свои суждения, конкретно и вместе с тем в широком
обобщении оценивают события и их смысл. Мнение народа, страдающего от
общественных бедствий и потому имеющего основания судить, Скотту
особенно драгоценно. Оно получает выражение и в "народных" балладах,
которые Скотт сочинял для своих романов, чтобы выразить отношение
народа к событиям, нравственным проблемам и необходимостям эпохи. В
"Гае Меннеринге" старинная баллада возвращает законному наследнику
поместье и разоблачает мошенника, в "Антикварии" баллада характеризует
феодальную преданность слуги своему хозяину, объясняя сюжет романа и
раскрывая его тайну. И это тоже проблема новой историографии,
интересующейся не столько королями, сколько народом, подлинным
творцом истории. В этом отношении, может быть, особенно показателен
роман "Анна Гейерштейн". Романы Скотта начинаются вместе с
политическим событием и с ним вместе заканчиваются. Это начало и конец
исторической эпохи, границы и смысл которой определены самим действием.
Разрабатываемое Скоттом понятие эпохи далеко не совпадает с тем, какое
существовало в "королевской" историографии. Эпоха для него - это
динамическая система общественных противоречий и вместе с тем решение
исторической задачи, стоявшей перед данным обществом. История - это ряд
катастроф, которые подобно спасительной грозе рассеивают застоявшуюся
гнилостную атмосферу и освежают воздух. Так характеризует Французскую
революцию антикварий Олдбок. Нужно было понять причины этих
конфликтов и кризисов, так же как их результаты. Скотт делал это с
удивительной для его времени глубиной социологического анализа. Познав
причины событий, можно вскрыть и перспективы будущего, и такие
перспективы раскрываются чуть ли не в каждом романе - в "Уэверли", в
"Айвенго", в "Квентине Дорварде", в "Анне Гейерштейн" и особенно ярко в
"Пуританах": через 10 лет после восстания 1679 г. происходит "бескровная
революция", необходимость которой была подсказана восстанием. Она
разрешает противоречия, вызвавшие события романа, и позволяет верным
любовникам вступить, наконец, в желанный брак. В каждом романе Скотта
читатель ожидает событие, которое должно совершиться, потому что этого
требует ситуация, и беспокойство о судьбе героя становится беспокойством о
судьбе страны. Самое понятие истории предполагает изменение во времени,
как бы мы ни понимали это изменение. Для Скотта это было непрерывное
развитие, совершающееся в борьбе противоречий, с возвращениями вспять, с
застоями и взрывами, за которыми следует новый бросок вперед. Каждый
шаг на этом пути - завоевание нового качества, и потому то, что прошло, не
похоже на то, что будет, и, следовательно, не похоже на современность.
Понятие закономерности предполагает некую разумность каждого
пройденного этапа и исключает случайность в абсолютном смысле этого
слова. То, что могло бы показаться случайностью, есть лишь проявление
закономерности - именно так разрешается эта проблема в романах Скотта.
Случай - вещь непостижимая: объяснению он не подлежит, его можно только
констатировать. Но закономерность познаваема и потому должна быть
познана. Это объективная данность, которая не исключает, а предполагает
вмешательство человека в исторический процесс, и вмешательство разумное,
поскольку закономерность эта познаваема. Человек не может создавать
закономерности по собственному произволу, строить историю так, как ему
хочется, вопреки необходимостям общественного развития. Он не может
противопоставлять ему свой личный разум. Скотт, как историк, отвергает
рационалистический метод познания действительности и операций с ней,
метод, характерный для эпохи Просвещения. Очевидно, такой вывод он
извлек из опыта Французской революции, которая, как утверждали ее
противники и сторонники, в эпоху якобинской диктатуры не считалась с
исторически данным и пыталась создать новое общество в соответствии со
своими рационалистически конструированными теориями. В романах Скотта
много персонажей, пытавшихся навязать истории, обществу, отдельным
лицам свои собственные представления о личном счастье, общественном
благе и справедливости. Все они совершают ошибки, терпят поражение и
горько раскаиваются в содеянном. Таковы Норна в "Пирате", Альберик
Мортемар в "Талисмане", Кристиан в "Певериле Пике", Тачвуд в "Сент-
Ронанских водах" и многие другие. Нужно действовать в контакте с
надобностями (или законами) эпохи и другими, более частными законами
данной среды или момента, и тогда это действие будет успешным и принесет
свои плоды. Примером могут служить Мэг Мер-рилиз в "Гае Меннеринге" и
Саладин в "Талисмане". Но система причин, определяющих события эпохи,
меняется вместе с эпохой, а потому историк-романист должен угадать тайну
данной эпохи, систему действующих в ней закономерностей. Он должен
отказаться от абсолютной истины рационалистов и принять относительные
истины, созданные эпохой. Он должен поставить себя на место своих героев,
усвоить чувства и идеи каждого, иначе поступки отдельных лиц, так же как и
равнодействующая эпохи, будут непонятны и покажутся смешными.
Относительность истины получает свое выражение в каждом романе Скотта.
Без этого невозможно сочувствие к героям, а вместе с тем невозможен и
роман того типа, какой создан был Скоттом. В разговоре Роб-Роя с его
богатым родственником и судьей предстают два очень различных сознания, и
мы понимаем того и другого и симпатизируем обоим. Ревекка и Айвенго по-
разному относятся к сражению под стенами Торкилстона, и с каждым из них
мы согласны от всей души, хотя каждому из них мнения другого кажутся
безумием. Мы понимаем Берли, Клеверхауза и Мортона, Томкинса,
мошенника, не сомневающегося в своей правоте, и Кромвеля,
анализирующего свою совесть политического деятеля ("Вудсток"). Это
вживание не исключает оценки персонажа, в которого перевоплотился автор,
но и эта оценка не абсолютная: она совершается внутри изображенной эпохи,
в системе обстоятельств, вне которых ничего нельзя было бы ни понять, ни
оценить. Но если читатель и сам автор могут перевоплотиться в свонх героев,
то только потому, что во всем разнообразии эпох, темпераментов и сознаний
существует нечто постоянное, некие человеческие константы - страсти, как
говорит Вальтер Скотт, и нравственное чувство. Подчеркивая эти константы,
Скотт утверждает единство человечества, торжествующее над всеми
различиями эпох, классов и обстоятельств. И это приводит его, так глубоко
постигшего психологию классов в разрезе веков, к убеждению, что классовая
ограниченность и классовые противоречия - категории исторические,
которые могут быть преодолены в процессе исторического развития, что
классовые интересы могут уступить место еди-ному интересу всего
общества. Ему казалось, что это может произойти при справедливом
общественном строе. В "Анне Гейерштейн", одном из последних его
романов, изображено это идиллическое состояние обще-ства - пастушеская
Швейцария, в которой нет классов, потому что прежние феодалы отказались
от своих привилегий, стали пасти стада и воевать только ради обороны
страны. Но перспективы, показанные в конце романа, носят угрожающий
характер. В большинстве случаев предвосхищением этого будущего
бесконфликтного единства оказываются браки между представителями двух
сословий, двух классов, двух политических партий и двух наций. Такие
браки заключаются во многих романах Скотта, в разных-исторических
условиях и в разных планах. Их исторический смысл особенно отчетливо
раскрывается в "Пуританах", "Певериле Пике", "Айвенго", "Квентине
Дорварде", "Монастыре", "Аббате". Эта мысль или мечта, напоминающая
утопию Фурье, всегда присутствует в воображении и творчестве Скотта, и
счастливые окончания его романов должны были указать возможность
неясного для него самого решения этой проблемы, привлекавшей такое
внимание уже в начале XIX в. Так художественное творчество
"шотландского чародея" оказывается историческим исследованием и
философией истории, поэтика его романа историографической системой,
вымысел правдой и правда вымыслом. В дальнейшем развитии
художественной литературы и исторической науки можно найти
подтверждение этого как будто парадоксального единства. Авторы
исторических романов и романов из современной жизни усваивали метод
Скотта и переводили его в план новых задач, поставленных новой эпохой.
Вместе с приятием и усвоением Скотта началось и преодоление его, но эта
была необходимая форма его влияния. Те, кто принимал и преодолевал, были
ему обязаны многим, и прежде всего пониманием общества как единства
противоречий и как постоянно развивающейся системы закономерностей.
Когда Бальзак, один из тех, кто открыл новую эпоху в истории романа,
утверждал, что он не романист, а только историк современности, секретарь
общества, пишущий под его диктовку, - он только повторял то, что говорил о
себе Вальтер Скотт. Для Пушкина "главная прелесть" романов, Скотта
заключалась в том, что он знакомил нас с прошлым "современно", т. е.
методом, который применяли создатели новой литературы. Стендаль
который, сопротивляясь Скотту, постоянно обращался к нему за помощью,
назвал его в письмах к Бальзаку "нашим отцом". Слова эти не казались ни
преувеличением, ни пустой похвалой тем, кто вступал на литературное
поприще в первой половине XIX в. Для них это была истина.

6. Новаторство В. Скотта
Необычайный успех Скотта у европейского читателя свидетельствовал о том,
что его романы внесли в общественное сознание эпохи нечто новое и
значительное, нечто важное для культуры XIX века. Конечно, и в
предыдущие столетия появлялись произведения, показывавшие, как в
зеркале, лицо своих современников, тяжкие процессы роста и упадка
культур. Всегда существовала литература высокой художественной ценности
и волнующей, поучительной правды. Однако Вальтер Скотт в своих романах
показал то, чего не знали его предшественники. Его художественные
открытия вошли в плоть и кровь европейской литературы и определили
важнейшие ее особенности.
Новаторство Скотта, так глубоко поразившее людей его поколения,
заключалось в том, что он, как отметил В.Г. Белинский, создал жанр
исторического романа, "до него не существовавший".
Скотт взялся за создание исторического романа, следуя правилу: "Чтобы
заинтересовать читателя, события, изображенные в произведении, нужно
перевести на нравы эпохи, в которой мы живем, так же как и на ее язык".
В художественной литературе Скотт первый поставил проблему
исторического бытия и судеб страны в плане вполне современном и
актуальном. Впервые в английской литературе он создал романы
философско-исторического содержания и тем самым оказался великим
новатором, увлекшим целое поколение европейских читателей.
Глубокая симпатия Скотта к народным массам не вызывает никакого
сомнения. Лучше, чем кто-либо другой из современных ему писателей, он
рассказал народную жизнь Шотландии в критические периоды ее истории.
Несправедливости и притеснения экономического, политического и
религиозного характера, героические восстания доведенного до отчаяния
народа нашли в нем своего несравненного живописца. С изумительной для
того времени смелостью он показал специфику горной Шотландии, родовой
строй и психологию древних кельтских кланов.
В романах Скотта, пожалуй, впервые в европейской литературе появился на
сцене народ: не отдельные более или менее выдающиеся личности "простого
звания", но целые группы, толпы народа - крестьяне, ремесленники, пастухи,
рыбаки, воины. Народ у него - это настоящий людской коллектив,
движущийся, мыслящий, сомневающийся, объединенный общими
интересами и страстями, способный к действию в силу собственной
закономерной реакции на события. Во всех почти романах Скотта действует
этот коллективный герой. Пуритане в "Пуританах", горцы в "Легенде о
Монтрозе", в "Роб Рое", в "Пергской красавице" - все это массовые герои, и
герои деятельные.
Вальтер Скотт необычайно расширил границы романа. Никогда еще роман
не охватывал такого количества типов, сословий, классов и событий.
Вместить в одно повествование жизнь всей страны, изобразить частные
судьбы на фоне общественных катастроф, сплести жизнь обычного среднего
человека с событиями государственной важности значило создать целую
философию истории, проникнутую мыслью о единстве исторического,
процесса, о неразрывной связи частных интересов с интересами всего
человеческого коллектива. Этой мыслью определены многие особенности
созданного Скоттом романа: широта его композиции, контрастность картин,
стиль и язык.
Согласно старой традиции, роман непременно должен быть построен на
любовной интриге. Это правило строго соблюдалось в XVIII веке и целиком
перешло в XIX век. Но в историческом романе должны быть исторические
герои. Вот почему старым романистам (например, мадемуазель де Скюдери
во Франции или Джейн Портер в Англии) приходилось наделять своих
исторических героев любовной страстью, даже когда они к этой роли совсем
не подходили. Так искажались и образы знаменитых исторических деятелей,
и характер их эпохи.
Вальтер Скотт поступил иначе. Чтобы как можно более точно воспроизвести
характер политических деятелей, он освободил их от придуманной любовной
интриги и передал ее вымышленным героям. Историческая точность была
соблюдена, но вместе с тем сохранена и обязательная романическая интрига.
Заимствовав многое из "готического" романа, Вальтер Скотт переосмыслил
традиции. Герой-режиссер и "глубокий сюжет", которые в "готическом"
романе возбуждали интерес или страх, у Скотта служат другим целям и
приобретают философско-историческое значение.
В его творчестве история всегда тесно связана с пейзажем, который не
столько ласкает глаз четкостью линий и мягкостью колорита, сколько
действует на воображение, вызывая у зрителя ряд ассоциаций. Эта
способность "романтического" пейзажа погружать зрителя в
меланхолическую задумчивость, вызывать в нем цепь образов и
размышлений философского и исторического характера.
Основу художественного метода Скотта составляет романтизм. Как и все
романтики, он не принял утверждения капиталистических отношений.
Своим отношением к закономерностям исторического развития и к роли
народа в истории Скотт-романист решительно отличался и от реакционных
романтиков "Озерной школы", и от позднейших эпигонов реакционного
романтизма вроде Дизраэли и Карлейля, с их антинародным культом
"героических личностей" и идеалистическим превознесением
провиденциального мистического начала в истории. Белинский тонко
подметил это принципиальное отличие Скотта от романтизма реакционного
направления: "... поэт, всего менее романтический и всего более
распространивший страсть к феодальным временам. Вальтер Скотт - самый
положительный ум... ", - писал критик, характеризуя противоречивый
характер исторического романа Скотта. "С такою страстью и с такою
словоохотливостью", - по выражению Белинского, - описывая средневековье,
Скотт, однако, рассматривает его как пройденный человечеством этап,
возвышаясь логикой своих образов и ходом изображаемых событий над
собственными сентиментальными пристрастиями и предрассудками. Отдавая
себе, хотя и не полно, отчет в исторической неизбежности завершавшейся на
его глазах грандиозной ломки старых, феодально-патриархальных
отношений, - ломки, в ходе которой народные массы вышли на авансцену, -
он сумел обогатить роман совершенно новым, общественно-значительным
содержанием. Именно с этим связаны начатки реалистической типизации в
изображении общественных явлений, проявляющиеся в лучших
исторических романах Скотта. При всех его романтических иллюзиях Скотт,
все-таки улавливает основное направление движения истории, беспощадно
разрушающей феодально-патриархальные докапиталистические отношения и
заменяющей их новыми, буржуазными отношениями. Гибель шотландских
кланов, обезземеливание и обнищание крестьянства, оскудение и разрушение
старых дворянских гнезд, сращение новой аристократии с буржуазией и
хищническое "преуспеяние" капиталистических дельцов в метрополии и
колониях, - эти типические процессы британской истории нового времени
получают отражение в его творчестве. Сквозь романтически-произвольные
перипетии его сюжетов, в вымышленных авантюрных столкновениях его
персонажей пробивает себе дорогу хотя еще и неполно осознанная самим
писателем историческая необходимость.
В отличие от некоторых английских романтиков (поэтов "Озерной школы"),
Скотт не был поборником средних веков, он и не думал сожалеть о прошлом.
Писатель оценивал перспективы социального прогресса с позиций народных
масс, ожидал в будущем благих перемен, верил в великие созидательные
силы народа. Своими произведениями В. Скотт нанес, по словам В.Г.
Белинского, "страшный удар" тем романтикам, которые сожалели об
уходящем в прошлое старом мире. Проповеди покорности, религиозной
мистики, отрешенности от борьбы за демократические свободы Скотт
противопоставил энергию, трезвый ум, героизм трудового народа. Скотт
обращается к глубокому оптимизму народа, его здравому смыслу, его
неиссякаемому юмору.
Влияние В. Скотта-романиста на английскую и мировую литературу трудно
переоценить. Он не только открыл исторический жанр, но и создал новый
тип повествования, основанный на реалистическом изображении сельской
жизни, воспроизведении местного колорита и особенностей речи жителей
различных уголков Великобритании, положив начало традиции, которой
воспользовались как его современники (Булвер-Литтон, У.Г. Эйнсуорт), так и
последующие поколения писателей (Э. Гаскелл, сестры Бронте, Д. Элиот и
др.).