Скорбь, переживание о несчастье, самобиче... http://realii.ru/index.

php/data/lectures/C6218/

Realii.ru

Лекции
-- Лекции --

Скорбь, переживание о несчастье, самобичевание

При несчастном событии, которое уже наступило и не может более измениться, не следует даже допускать
мысли о том, что дело могло бы сложиться иначе, а еще менее — о том, каким образом несчастье можно
было бы предотвратить, ибо именно эта мысль и делает горе нестерпимым, так что человек превращается
тогда в “самоистязателя”. Напротив, надо поступать, как царь Давид, который, пока его сын лежал в болезни,
осаждал Иегову непрестанными просьбами и мольбами, а когда тот умер, махнул рукой и больше об этом не
думал. Кто же для этого недостаточно легкомыслен, тот пусть ищет утешения в фаталистической точке
зрения, уяснив себе ту великую истину, что все совершающееся наступает с необходимостью и, стало быть,
— неотвратимо. При всем том правило это односторонне. Оно, правда, пригодно для нашего
непосредственного облегчения и успокоения в несчастных случаях: однако если в них, как это по большей
части бывает, виновна, по крайней мере до некоторой степени, наша собственная небрежность или дерзость,
то постоянная, мучительная дума о том, каким образом можно было бы избежать несчастья, является
благодетельным самонаказанием, служащим для нашего предостережения и исправления, то есть полезным
на будущее время. И при явно совершенных ошибках мы не должны, как это обыкновенно делают, стараться
оправдать, приукрасить или умалить их перед самими собой, а должны признаться в них и ясно представить
их себе во всем их объеме, чтобы можно было принять твердое намерение избегать их в будущем. Конечно,
при этом приходится причинять себе большое страдание от недовольства самим собой, но о человек,
которого не наказывают, не научается.

Пережив только что большое горе, мы удивляемся, что мир вокруг нас остается безучастным и продолжает
идти своим обычным путем. “....как легко мир оставляет нас беспомощными, одинокими и продолжает свой
путь, как солнце и луна и другие боги”. Гёте. “Тассо” Но мало этого! Нам становится невыносимо то, что
даже и мы сами должны продолжать механический ход своих обыденных занятий, и то горе, которое бушует
внутри нас, должно оставаться чуждым тысяче наших собственных поступков. Вот почему, для того чтобы
восстановить гармонию между нашей внешней деятельностью и внутренними ощущениями, мы
неистовствуем, кричим, рвем на себе волосы и катаемся по полу.
Наши помыслы столь деспотичны, что мы всё хотели бы приобщить к нашим интересам и всё принудить к
участию в них. Единственным путем к этому было бы приобретение любви других, — так, чтобы наша беда
теснила и чужую грудь. Так как это слишком сложно, то мы выбираем часто более короткий путь и
выбалтываем свою беду людям равнодушным к ней, которые слушают об этом с любопытством, но без
участия, чаще же всего — с удовольствием.

Если у скорби нет больше определенного предмета, а чувствуешь ее по отношению ко всей жизни в целом, то
она до известной степени представляет собой некоторое погружение в себя, замкнутость, постепенное
исчезновение воли; она исподволь, но в сокровеннейшей глубине, даже подрывает и видимость последней,
тело; при этом человек испытывает известное ослабление своих связей, легкое предчувствие смерти, и оттого
такую скорбь сопровождает тайная радость; и, я думаю, она именно и есть то, что англичане назвали the joy
of grief (радость горя). И эта печаль, простирающаяся на всю жизнь в целом и освобождающая, — одна
поистине трагична; в противоположность этому скорбь, направленная на какой-нибудь отдельный объект, как
бы сильна она ни была, всегда комична, так как она представляет собою только раздвоение в надломленной
воле, лишенной смирения, внутреннее противоречие воли и жизни. Такова скорбь скупца по поводу
утерянной шкатулки. Хотя горе трагического лица исходит также из какого-нибудь отдельного,
определенного объекта, но оно все же на нем не останавливается; более того, трагическое лицо принимает
отдельную невзгоду только за символ всей жизни и переносит ее поэтому на всю эту жизнь.

Досада — это направление субъекта познания на препятствие, встречаемое каким-нибудь сильным

проявлением субъекта воли. Есть два пути избежать ее: либо не испытывать страстного желания, т. е.
добродетель; либо не направлять своего познания на препятствие, т. е. стоицизм.

Стр. 1 из 1 17.09.2020, 07:06