1

Большие надежды

Шеннон
Это случилось 10 января 2005 года.

Новый год и первый день возвращения в школу после

рождественских каникул.

Я нервничала – на самом деле, так сильно, что меня вырвало

по меньшей мере три раза за то утро. Под кожей учащенно бился
пульс; всё из-за непрекращающейся тревоги, поэтому меня и
вырвало.

Разглаживая свою новую школьную форму, я уставилась на

свое отражение в зеркале в ванной, с трудом узнавая свое
отражение.

Я выглядела как нечто чужеродное.

И чувствовала себя также.

Моё единственное утешение - туфли, купленные мне мамой, в

них я достигала пяти футов и двух дюймов. Я была смехотворно
маленькой для своего возраста во всех смыслах. Невероятно
худая, недоразвитая, с яичницей вместо груди, явно не
слышавшей о половом созревании, в то время как оно уже
случилось с любой другой девочкой того же возраста.

Мои длинные каштановые волосы были распущены и

доходили до лопаток, они были убраны назад простой красной
лентой. На моем лице не было косметики, что делало меня такой
же юной и маленькой, какой я себя чувствовала. Глаза были
несоразмерно большими и к тому же поразительного синего
оттенка.

Я попыталась прищуриться, чтобы посмотреть, придаст ли это

моим глазам более человеческий вид, и сделав сознательное
усилие, чтобы разжать свои пухлые губы, втянула их. С
косоглазием я больше походила на больного, страдающего
запором.

Разочарованно вздохнув, я коснулась щек кончиками пальцев

и прерывисто выдохнула.

Мне нравилось думать, что со временем я догоню в росте, и

грудь тоже вырастет, когда стану старше. Я была рассудительной
и нужно признать, что, несмотря на возраст, в душе была
взрослым человеком.

Няня Мерфи всегда говорила, что я родилась такой, и в какой-

то степени это было правдой. Я никогда не была из тех, кого
интересуют мальчики или мода. Этого просто во мне не было.

Я где-то читала, что мы взрослеем не с годами, а вместе с тем,

как проходим через боль и разрушения. Если это правда, то я
была уже пенсионером в эмоциональном плане.
Бывало, я переживала, что со мной что-то не так. Я не
испытывала того же интереса к противоположному полу. Меня
никто не интересовал: ни мальчики, ни девочки, ни знаменитые
актеры, ни горячие модели, ни клоуны, ни щенята… Ну, ладно, у
меня был интерес к милым щеночкам и большим пушистым
собачкам, но ко всему остальному я оставалась равнодушной.

Мне не хотелось поцелуев, прикосновений или какой-либо

ласки. Я даже думать об этом не могла. Видимо, наблюдая за тем,
как рушатся отношения моих родителей, я не хотела иметь
ничего с другим человеком на всю жизнь. Если отношения моих
родителей были воплощением любви, то я отказывалась в этом
участвовать.

Я бы предпочла быть одной.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от сокрушающих меня

мыслей, прежде чем они поглотят меня, я уставилась на свое
отражение в зеркале и заставила себя потренироваться делать то,
что было для меня редкостью в эти дни: улыбаться.

Сделай глубокий вдох, сказала я себе. Это твой шанс начать

все заново.
 Открыв кран, я вымыла руки и плеснула немного воды на
лицо, отчаянно пытаясь охладить жгучее сжигающее мое тело
беспокойство перед первым днем в новой школе.

Любая школа должна была быть лучше, чем та, в которую я

ходила раньше. Вспомнив о ней, я вздрогнула от стыда. Школы,
уныло подумал я, во множественном числе.

Я была жертвой безжалостных издевательств, как в начальной,

так и в средней школе. По какой-то неизвестной, жестокой
причине я оказалась той, кого обижал каждый ребенок лет так с
четырех. Большинство девочек моего возраста в первый же день в
младших классах решили, что я им не нравлюсь и со мной нельзя
общаться. И мальчики, хотя и не были такими садистами в своих
нападках, были немногим лучше. В этом не было смысла, потому
что я прекрасно ладила с другими детьми, жившими на нашей
улице, и никогда ни с кем не ссорилась там, где мы жили.

Но в школе?

Это как седьмой круг ада, все девять – вместо обычных восьми
– лет начальной школы были пыткой.

Младшие классы были таким огорчением, что и моя мать, и

учитель решили, что будет лучше подержать меня, чтобы я могла
повторить этот год с новым классом. Несмотря на то, что там я
была такой же несчастной, у меня появилась пара близких
подруг, Клэр и Лиззи, дружба с которыми сделала школу для
меня терпимой.

Когда пришло время переходить в среднее звено (в Ирландии

начальная и средняя школа – разные учреждения), я поняла, что
сильно отличаюсь от своих друзей.

Клэр и Лиззи должны были поступить в колледж Томмен в

сентябре следующего года; роскошная, элитная частная школа с
огромным финансированием и первоклассными удобствами,
устроенными на средства, получаемые из рук богатых родителей,
для которых было важно, чтобы их дети получили лучшее
образование, какое только возможно было купить за деньги.

Тем временем я была зачислена в местную, переполненную

государственную школу в центре города.
 Я все еще помнила ужасающее чувство разлуки со своими
друзьями.

Я так отчаянно хотела убежать от тех, кто издевался надо мной,

что даже умоляла маму отправить меня в Беару, чтобы я жила с ее
сестрой, тетей Элис, и ее семьей и закончила учебу там. Не было
слов, чтобы описать то чувство опустошенности, которое охватило
меня, когда мой отец запретил мне переезжать к тете Элис. Мама
любила меня, но она была слабой и изможденной, она не
сопротивлялась, когда папа настоял на том, чтобы я посещала
общественную школу Баллилагган.

После все стало только еще хуже.

Больше злобы.

Больше жестокости.

Больше боли.

В течение первого месяца первого года меня преследовали

несколько групп мальчиков, и все они требовали от меня того, что
я не могла им давать.

Тогда они стали называть меня фригидной, потому что не

хотела заводить отношения с теми самыми парнями, что годами
превращали мою жизнь в сущий ад. Самые злые из них назвали
меня трансвеститом, предполагая, что причина, по которой я
была такой фригидной, заключалась в том, что у меня были
мужские части тела под юбкой.

Какими бы жестокими ни были мальчики, девочки были

гораздо изобретательнее.

И намного хуже.

Они распространяли обо мне злобные слухи, предполагая, что

я страдаю анорексией, и каждый день после обеда отправляю
свой обед в унитаз.

Анорексии у меня не было – или булимии, если уж на то

пошло.
 Ужас охватывал меня каждый раз, когда находилась в школе, и
поэтому я не могла ничего есть, ведь тогда меня тошнило, что
случалось часто. К тому же, я была маленькой для своего
возраста; невысокой, неразвитой и тощей, что в моем случае
никак не помогало предотвратить эти сплетни.

Когда мне исполнилось пятнадцать, а первые месячные так и

не пришли, мама записала меня на прием к нашему местному
терапевту. После нескольких анализов крови и обследований
доктор заверил мою мать, что я здорова, и что у некоторые
девочки созревают позже других.

С тех пор прошел почти год, и, если не считать одного

нерегулярного цикла летом, который длился менее половины
дня, у меня еще не было нормальных месячных.

Честно говоря, я и не хотела, чтобы мое тело работало как у

нормальной девушки, ведь я такой явно не была.

Врач также посоветовал моей матери обратить внимание на то,

как проходит моё обучение в школе, предположив, что стресс,
которому я подвергалась там, мог быть тем самым фактором, что
и стал причиной моего очевидного физического отставания в
развитии.

После бурной дискуссии родителей, в которой мама пыталась

отстоять мои интересы, я снова была отправлена обратно в
школу, где меня и дальше подвергали безжалостным пыткам.

Все начиналось с обзывательств и распространения слухов до

приклеивания гигиенических прокладок мне на спину, а затем и
до настоящего физического насилия надо мной.

Однажды на уроке домоводства несколько девочек, сидевших

позади меня, отрезали кухонными ножницами часть моего
хвостика, а затем размахивали им, как трофеем. Все смеялись, и я
думаю, что в тот момент я ненавидела тех, кто смеялся над моей
болью, даже больше, чем тех, кто ее причинял.

В другой раз, во время физкультуры, те же девочки

сфотографировали меня в нижнем белье на один из своих
телефонов с камерой и разослали это всем в нашем классе.
Директор быстро разобрался с инцидентом и отстранил ту, кому
принадлежал телефон, но не раньше, чем половина школы
хорошенько поиздевалась надо мной.

Помню, как сильно плакала в тот день, конечно, не перед

ними, а в туалете. Я заперлась в кабинке, и размышляла о том,
как покончить со всем этим. О том, чтобы просто принять кучу
таблеток и покончить со всей этой чертовщиной.

Жизнь для меня была горьким разочарованием, и в то время я

не хотела больше в ней участвовать.

Я не сделала этого лишь потому, что был слишком трусливой.

Я очень боялась, что в итоге ничего не получится, я проснусь, и
тогда придется столкнуться с последствиями.

Черт, я была не в порядке.

Мой брат Джоуи объяснил, что они выбрали меня своей целью,
потому что я была хороша собой, и он назвал моих мучителей
ревнивыми сучками. Джоуи тогда сказал мне, что я прекрасна, и
велел быть выше их.

Легче сказать, чем сделать – к тому же, я не была уверена в

том, что он прав на счет моей красоты. Многие девочки были
знакомы со мной ещё с дошкольного возраста. Сомневаюсь, что
внешность имеет ко всему какое-то отношение. Я просто им не
нравилась.

Кроме того, хотя он и старался быть рядом со мной и

защищать, Джоуи не понимал, чем для меня была школьная
жизнь.

Мой старший брат был полной противоположностью во всех

смыслах этого слова. В то время, как я была маленького роста, он
был высоким. У меня были голубые глаза, у него - зеленые. Я
была темноволосой, он - светловолосым. Его кожа была
золотистой от загара. Я была бледной. Он был открытым и
общительным, в то время как я была тихой и держалась
особняком.

Главное, что в отличии от меня, моего брата все обожали в

школе Баллилаггана, она же BCS, местная государственная
средняя школа, которую мы оба посещали.
 Конечно, попадание в команду по ирландскому хоккею
помогло Джоуи завоевать популярность в школе, но даже без
спорта он был отличным парнем.

И будучи таким парнем, Джоуи пытался защитить меня от

всего, что со мной происходило, что было невыполнимой задачей
для него одного.

У нас с Джоуи был старший брат Даррен и три младших брата:

Тадг, Олли и Шон, но никто из нас не общался с Дарреном с тех
пор, как он ушел из дома пять лет назад, после очередной
печально известной ссоры с нашим отцом. Тэдг и Олли, которым
было одиннадцать и девять, ходили только в начальную школу, а
трехлетний Шон едва вышел из подгузников, так что у меня не
было недостатка в защитниках, к которым можно было
обратиться.

Именно в такие дни я скучала по своему старшему брату.

В двадцать три года Даррен был на семь лет старше меня.

Большой и бесстрашный, он был идеальным старшим братом для
каждой маленькой девочки.

С самого детства я целовала землю, по которой он ходил;

следовала за ним и его друзьями, куда бы он ни пошел. Он всегда
защищал меня, брал вину на себя дома, когда я делала что-то не
так. Это было нелегко для него, и, будучи намного моложе его, я
не понимала всей глубины его борьбы. Мама и папа встречались
всего пару месяцев, когда она забеременела Дарреном в
пятнадцать.

Он был внебрачным ребенком, так как родился вне брака в

католической Ирландии 1980-х годов, и жизнь всегда была
испытанием для него. После того, как Даррену исполнилось
одиннадцать, все стало намного хуже.

Как и Джоуи, Даррен был хорош в херлинге (ирландский

хоккей), и, как и меня, отец презирал его. Он всегда находил что-
то неправильное в Даррене, будь то его прическа или почерк, его
игра на поле или выбор партнера.

Даррен был геем, и наш отец не мог с этим справиться.

 Он во всем винил сексуальную ориентацию моего брата, и
ничто из того, что кто-либо говорил, не могло донести до нашего
отца, что быть геем - это не выбор.

Даррен родился геем, точно так же, как Джоуи родился

натуралом, а я родилась асексуальной. Он был тем, кем он был, и
то, что его не приняли в собственном доме, разбивало мне сердце.

Жизнь с отцом-гомофобом была пыткой для моего брата.

Я ненавидела папу за это больше, чем за все другие ужасные

вещи, которые он делал на протяжении многих лет.
Нетерпимость моего отца и вопиющая дискриминация по
отношению к собственному сыну были, безусловно, самым
ужасным и мерзким из того, что делал мой отец.

Когда Даррен взял годичный перерыв в херлинге, чтобы

сосредоточиться на своем аттестате, у нашего отца крыша
поехала. Месяцы жарких споров и физических препирательств
привели к сильной ссоре, когда Даррен собрал свои вещи, вышел
за дверь и больше не вернулся.

С той ночи прошло уже пять лет, и, если не считать ежегодной

рождественской открытки, полученной по почте, никто из нас его
не видел и ничего о нем не слышал.

У нас даже не было его номера телефона или адреса.

Он почти исчез.

После этого все давление, которое наш отец оказывал на

Даррена, перешло на младших мальчиков, которые, по мнению
нашего отца, были его нормальными сыновьями.

Когда он не был в пабе или у букмекеров, наш отец таскал

мальчиков на тренировки и матчи. Он сосредоточил на них все
свое внимание.

Я была бесполезной, с его точки зрения, так как была

девчонкой и все такое.

Я не была сильна в спорте, и плохо училась в школе, и не

состояла ни в каких объединениях.
 В глазах моего отца я была просто ртом, который нужно
кормить до восемнадцати лет. Я не сама это придумала. Папа
говорил мне это много раз. После пятого или шестого раза у меня
выработался иммунитет к этим словам.

У него не было никакого интереса ко мне, а у меня не было

никакого интереса пытаться оправдать какие-то его
иррациональные ожидания. Я никогда не была бы мальчиком, и
не было смысла пытаться угодить мужчине, чей разум оставался в
пятидесятых.

Я уже давно устала ждать любви от мужчины, который, по его

собственным словам, никогда меня не хотел.

Однако давление, оказываемое на Джоуи, беспокоило меня, и

именно по этой причине я чувствовала себя такой виноватой
каждый раз, когда ему приходилось спасать меня.

Он учился в шестом классе, это был последний год в средней

школе, и у него были свои проблемы: с GAA (команда по
херлингу), с его работой на полставки на заправочной станции, с
аттестатом, и с его девушкой, Айофи.

Я знала, что когда мне больно, Джоуи тоже больно. И не хотела

быть обузой на его шее, кем-то, за кем ему постоянно
приходилось присматривать, но так было с тех пор, как я себя
помнила.

Честно говоря, я не могла больше ни минуты выносить

разочарование в глазах моего брата в этой школе. Проходя мимо
него по коридорам, знать, что когда он посмотрит на меня,
выражение его лица изменится.

Справедливости ради, учителя в BCS пытались защитить меня

от толпы линчевателей, а наставница в BCS, миссис Фалви, даже
организовывала двухнедельные консультации со школьным
психологом в течение второго года, пока финансирование не
урезали.

Маме удалось наскрести денег, чтобы я посещала частного

психолога, но из-за цены в 80 евро за час и из-за необходимости
подвергать цензуре свои мысли по просьбе матери я сходила
всего пять раз, прежде чем соврала маме, сказав, что чувствую
себя лучше.
 Я не чувствовала себя лучше.

Я никогда не чувствовала себя лучше.

Я просто не могла смотреть, как моя мать борется.

Мне ненавистна была сама мысль, что я могу стать

финансовым бременем для нее, поэтому смирилась с ситуацией,
натянула улыбку и продолжила каждый день спускаться в ад.

Но издевательства так и не прекратились.

Ничто не прекратилось.

Пока однажды всё не изменилось.

За неделю до рождественских каникул в прошлом месяце –

всего через три недели после аналогичного инцидента с той же
группой девочек – я пришла домой в слезах, в разорванном
спереди школьном джемпере и с носом, заткнутым папиросной
бумагой, чтобы остановить кровотечение из раны, которую я
получила от рук группы девочек из 5 класса (*5 класс средней
школы), которые утверждали, якобы я связалась с одним из их
парней. Что было откровенным враньем, учитывая, что я в глаза
не видела этого парня, в попытке соблазнения которого меня
обвинили - ещё одно очередное жалкое оправдание, чтобы избить
меня.

Это было слишком для меня.

Я перестала лгать.

Перестала притворяться.

Просто больше не могла.

Тот день стал переломным моментом не только для меня, но и

для Джоуи тоже. Он пришел домой с недельным отстранением за
то, что избил до полусмерти брата Киары Мелони, моего главной
мучительницы.

Наша мать, только взглянув на меня, сразу же забрала из

школы. Против воли отца, который считал, что мне нужно
закалиться, мама пошла в местный кредитный банк и взяла ссуду,
чтобы оплатить вступительные взносы в колледж Томмен,
частную платную среднюю школу, расположенную в пятнадцати
милях к северу от Баллилаггина.

Хотя я беспокоилась за свою мать, я знала, что если мне бы

пришлось еще раз войти в двери этой школы, я бы не вышла
обратно.

Это был мой предел.

Передо мной появилась перспектива лучшей более счастливой

жизни, и я ухватился за нее обеими руками. И хотя я боялась
неадекватной реакции, связанной с тем, что я перешла в частную
школу, со стороны детей, живших в моем районе, я знала, что это
не могло быть хуже того дерьма, через которое я прошла в
предыдущей.
Кроме того, Клэр Биггс и Лиззи Янг, две девочки, с которыми я
дружила в начальной школе, будут учиться в моем классе в
колледже Томмен – директор, мистер Туми, заверил меня в этом,
когда мы с мамой встретились с ним во время рождественских
каникул.

И мама, и Джоуи неустанно поддерживали меня и

подбадривали, а мама стала брать дополнительные смены
уборщицы в больнице, чтобы оплатить мои книги и новую форму,
включая блейзер. До колледжа Томмен я видела блейзеры
исключительно на мужчинах во время воскресной мессы, и
никогда на подростках, а теперь это часть моего повседневного
образа.

Уход из местной средней школы в середине моего первого года

обучения – важного экзаменационного года – вызвал настоящий
разлад в нашей семье, и мой отец был в ярости из-за того, что мы
будем тратить тысячи евро на образование, которое можно
получить бесплатно в государственной школе неподалеку.

Когда я попыталась объяснить отцу, что в той школе мне было

не так легко, как его драгоценному сыну-звезде GAA, он сказал
мне заткнуться, отказываясь выслушать и недвусмысленно дав
понять, что он против того, чтобы я посещала так называемую
прославленную школу регби с кучкой заносчивых,
привилегированных клоунов.
 Я до сих пор помню слова "Спустись с небес, девчонка" и "Ты
выросла далеко от регби и подготовительных школ", не говоря
уже о моем любимом "Ты никогда не станешь частью этих
дряней", слетевшие с уст моего отца.

Мне хотелось крикнуть ему: "Ты не будешь платить за это!"

Поскольку папа не работал ни дня с тех пор, как мне исполнилось
семь - забота о семье была возложена на мою мать, - но я
слишком ценила свою способность ходить.

Мой отец не мог этого понять, но, с другой стороны, у меня

было ощущение, что этот человек ни разу в своей жизни не
подвергался издевательствам. Если бы кто-то и издевался, то это
бы делал он сам, Тедди Линч.

Видит Бог, он достаточно мучил маму.

Из-за возмущения отца я провела большую часть зимних

каникул, отсиживаясь в своей спальне и стараясь не попадаться
ему на глаза.

Будучи единственной девочкой в семье с пятью братьями, у

меня была своя комната. У Джоуи тоже была своя, хотя и
намного больше моей, он делил ее с Дарреном, пока тот не
съехал. Тадж и Олли делили еще одну спальню побольше, а Шон
и мои родители жили в самой большой из спален.

Несмотря на то, что моя комната была всего лишь кладовкой в

передней части дома, где не было места даже для кошки, я
ценила уединение, что давала мне дверь моей собственной
спальни – с замком.

В отличие от четырех спален наверху, наш дом был

крошечным, с гостиной, кухней и одной ванной комнатой на всю
семью. Это было полуподвальное здание, расположенное на краю
Элк-Террас, крупнейшего муниципального района в
Баллилаггане.

Район был суровым и изобиловал преступностью, я избегала

всего этого, прячась в своей комнате.

Моя крошечная спальня была моим убежищем в доме – и на

улице – полном суеты и безумия, но я знала, что это не будет
длиться вечно. Моё личное пространство было под вопросом, так
как мама снова была беременна. Если бы у нее будет девочка, то я
лишусь своего убежища.

- Шен! - Стук раздался по другую сторону двери ванной,

вырывая меня из непроницаемых мыслей. - Поторопись, ладно
тебе! Мне ужасно хочется отлить.

- Две минуты, Джоуи, - крикнула я в ответ, продолжив

оценивать свою внешность. - Ты можешь это сделать, -
прошептала я сам себе. - Ты абсолютно точно можешь это
сделать, Шеннон.

Стук возобновился, поэтому я поспешно вытерла руки

полотенцем, висящим на вешалке, и отперла дверь, взгляд упал
на моего брата, который стоял в одних черных боксерах,
почесывая грудь.

Его глаза расширились, когда он окинул меня взглядом,

сонное выражение лица сменилось настороженным и
удивленным. У брата был огромный синяк под глазом после
матча по хёрлингу, в котором он участвовал в выходные, но,
похоже, это никак не сказалось на его красоте.

- Ты выглядишь.... - Голос моего брата затих, когда он по-

братски оценил меня. Я приготовился к шуткам, которые он
неизбежно отпустит на мой счет, но они так и не прозвучали. -
Прелестно, - сказал он вместо этого, бледно-зеленые глаза были
теплыми и полными невысказанного беспокойства. - Форма тебе
идет, Шен.

- Думаешь, все будет хорошо? - Я говорила тихо, чтобы не

разбудить остальных членов семьи.

Вчера мама работала в две смены, и они с папой оба спали. Я

слышала громкий храп отца, доносившийся из-за закрытой двери
их спальни, и младших мальчиков скоро придется вытаскивать из
кроватей в школу. Как обычно, встали только мы с Джоуи. Дос
амигос (*исп. Двое друзей).

"Как думаешь, я смогу, Джоуи?" - спросила я, высказывая свои

опасения вслух. Только перед Джоуи я могла быть откровенна. Он
был единственным, с кем можно было поговорить и кому можно
довериться. Я посмотрела на свою форму и беспомощно пожала
плечами.

Его глаза горели невысказанными эмоциями, когда он

посмотрел на меня сверху вниз, и я знала, что он встал так рано
не потому, что так сильно хотел в туалет, а потому, что желал
проводить меня, ведь это был первый день в новой школе.

На часах 6:15 утра.

Как и в колледже Томмена, в BCS занятия начинались только в

9:05 утра, но мне нужно было успеть на автобус, и единственный,
который проезжал через наш район, шел в 6:45. Это первый
автобус, отправляющийся из Баллилаггина, но он был
единственным, что вовремя проезжал мимо школы. Мама
работала почти каждое утро, а папа все еще отказывался
подвозить меня.

Когда я попросила папу подбросить меня в школу вчера

вечером, он сказал, что если бы я спустилась на землю и
вернулась в школу Баллилаггин, как Джоуи и любой другой
ребенок на нашей улице, меня не нужно было бы подвозить до
школы.

- Я так чертовски горжусь тобой, Шен, - сказал Джоуи голосом,

полным эмоций. - Ты даже не представляешь, какая ты храбрая.
Пару раз прочистив горло, он добавил: - Подожди – у меня есть
кое-что для тебя. - С этими словами он пересек узкую
лестничную площадку и направился в свою спальню, вернувшись
менее чем через минуту. - Вот, - пробормотал он, сунув мне в руку
пару банкнот по 5 евро.

- Джоуи, нет! Я даже думать не хотела брать его с трудом

заработанные деньги. Начнем с того, что он мало зарабатывал на
заправке, а в нашей семье было трудно достать деньги, поэтому
взять десять евро у моего брата было немыслимо. - Я не могу–.

- Возьми деньги, Шеннон. Это всего лишь десятка, - сказал он,

с серьезным выражением лица. - Я знаю, что Нэнни дала тебе
деньги на автобус, но просто возьми карманные. Я не знаю, как
это дерьмо устроено там, но я не хочу, чтобы ты шла туда без
нескольких фунтов.
 Я проглотила комок эмоций, подступающий к моему горлу, и
выдавила: - Ты уверен?

Джоуи кивнул, затем притянул меня к себе, чтобы обнять. - Все

будет замечательно, - прошептал он мне на ухо, обнимая меня так
крепко, что я не была уверена, кого он пытался убедить или
утешить. - Если кто-то хоть посмотрит в твою сторону, тогда ты
напишешь мне, я приеду и сожгу эту гребаную школу дотла и
каждого избалованного мелкого гребаного ублюдка в ней.

Отрезвляюще.

- Все будет хорошо, - сказала я, на этот раз вложив немного

уверенности в свой голос, мне было нужно, чтобы он поверил
моим словам. - Но я опоздаю, если не выйду сейчас, а это совсем
не то, что мне нужно в мой первый день.

Обняв брата в последний раз, я накинула пальто и схватила

школьную сумку, закинув ее на плечо, прежде чем направиться к
лестнице.

- Напишешь мне!, - крикнул Джоуи, когда я была на полпути

вниз по ступенькам. - Я серьезно, один намек или косой взгляд, я
приду и разберусь с ними за тебя.

- Я справлюсь, Джоуи, - прошептала я, бросив быстрый взгляд

туда, где он прислонился к перилам, наблюдая за мной
обеспокоенным взглядом. - Я смогу.

- Я знаю, что ты можешь. - Его голос был низким и полным

боли. - Я просто…Я здесь ради тебя, хорошо? - он закончил,
громко выдохнув. - Всегда рядом.

Ему было трудно, поняла я, наблюдая, как он провожает меня в

школу, как встревоженный родитель своего первенца. Он всегда
сражался в моих битвах, всегда бросался защищать меня и уводил
в безопасное место. Я хотела, чтобы он гордился мной, видел во
мне нечто большее, чем маленькую девочку, которая нуждалась в
его постоянной защите.

Мне это было необходимо.

С новой решимостью я одарила его лучезарной улыбкой, а

затем поспешно вышла из дома, чтобы успеть на свой автобус.
 2
Всё изменилось
Шеннон
Когда я вышла из автобуса, то с облегчением выдохнула,
обнаружив, что двери колледжа Томмен уже были открыты для
студентов в 7 утра, очевидно из-за того, что у всех было разное
расписание.
Я поспешила в здание, прячась от непогоды.
На улице шел проливной дождь, и при любых других
обстоятельствах я могла бы счесть это плохим
предзнаменованием, но мы жили в Ирландии, где дождь шел в
среднем от 150 до 225 дней в году.
К тому же, это было начало января, как раз сезон дождей.
Обнаружив, что я была здесь не единственной ранней
пташкой, пришедшей до начала занятий, я заметила, что
несколько учеников уже бродят по коридорам и бездельничают в
обеденном зале и местах общего пользования.

Да, места общего пользования.

В колледже Томмена было то, что я могла бы описать только

как просторные гостиные, выделенные отдельно для каждого
класса.

К моему огромному удивлению, оказалось, что я больше не

была мишенью для издевательств, как в любой другой школе,
которую посещала. Студенты проносились мимо меня, не
обращая на меня внимания, явно поглощенные своей
собственной жизнью.

С замиранием сердца я ждала, что последует какой-то

жестокий комментарий, или что меня толкнут .

Но этого не случилось.

Из-за перевода в середине года из соседней государственной

школы, я ожидала тирады новых насмешек и новых врагов.

Но ничего не произошло.
 Если не считать пары любопытных взглядов, ко мне никто не
подошел. Студенты в Томмене либо не знали, кто я такая, либо
им было все равно.

В любом случае, я очевидно оставалась незамеченной в этой

школе, и мне это нравилось.
Успокоенная внезапным покровом невидимости, окружившим
меня, и чувствуя себя счастливее, чем когда-либо за последние
месяцы, я решила осмотреть общую зону студентов третьего года
обучения.
Это была большая, светлая комната с окнами от пола до
потолка с одной стороны, которые выходили во внутренний двор
со зданиями. Мемориальные доски и фотографии предыдущих
учеников украшали стены, выкрашенные в лимонный цвет.
Плюшевые диваны и удобные кресла заполняли большое
пространство, наряду с несколькими круглыми столами и
дубовыми стульями в тон. В углу была небольшая мини-кухня с
чайником, тостером и микроволновой печью.
Святое дерьмо.
Итак, вот как они жили.
Колледж Томмена походил на другой мир.

Альтернативная вселенная той, в которой родилась я.

Вау.

Я могла бы приносить с собой несколько ломтиков хлеба и

пить чай с тостами в школе.

Чувствуя себя неудобно, я выскользнула из помещения и

побродила по другим залам и коридорам, пытаясь
сориентироваться.

Изучив свое расписание, я запомнила, где находится каждое

здание и крыло, в которых у меня будут занятия.

Я чувствовала себя гораздо увереннее, когда в 8:50 прозвенел

звонок, оповещающий, что осталось пятнадцать минут до начала
учебного дня, и когда меня поприветствовал знакомый голос, я
чуть не расплакалась от облегчения.

- О боже мой! Боже мой! - громко завизжала высокая

блондинка с пышными формами и улыбкой размером с
футбольное поле, привлекая мое и всех остальных внимание,
когда она пробиралась через несколько групп студентов в
попытке добраться до меня.

Я не была готова к чудовищно крепким объятиям, в которые

меня заключила подошедшая Клэр Биггс, хотя от неё я и не
должна был ожидать ничего меньшего.

Быть встреченной по-настоящему улыбающимися,

дружелюбными лицами вместо того, к чему я привыкла, было
ошеломительно.

- Шеннон Линч, - наполовину хихикая, наполовину задыхаясь,

Клэр крепко сжала меня в объятиях. - Ты на самом деле здесь!

- Я здесь, - согласился я с легким смешком, похлопывая ее по

спине, пока безуспешно пыталась освободиться от ее
сокрушительных объятий. - Но я не задержусь надолго, если ты
не ослабишь свои объятия.

- О, черт. Извини, - засмеялась Клэр, тут же делая шаг назад и

выпуская меня из своей смертельной хватки. - Я забыла, что ты не
выросла с четвертого класса (*четвертый класс начальной
школы). - Она сделала еще один шаг назад и оглядела меня. - То
есть считай с третьего - хихикнула она, и в глазах у неё заплясали
озорные огоньки.

Это была не насмешка; всего лишь факт. Я была

исключительно маленькой для своего возраста, что было еще
заметнее при её росте в 5 футов 9 дюймов (*около 175 см).

Клэр была высокой, атлетически сложенной и нереально

красивой.

Не симпатичной, а именно красивой.

И её внешность озаряла всё вокруг.

Клэр была просто ослепительна с большими, щенячьими

карими глазами и локонами светло-русых кудрей. У нее был
солнечный нрав и улыбка, которая могла согреть самое холодное
сердце. Даже в четыре года я знала, что эта девочка не такая, как
все. Я чувствовал исходящую от нее доброту. Я чувствовала это,
когда она защищала меня в течение долгих восьми лет в ущерб
себе. Она знала разницу между добром и злом и была готова
заступиться за любого, кто слабее ее.

Надежный человек.

Мы отдалились друг от друга с тех пор, как ходили в разные

средние школы, но лишь взглянув на неё, я поняла, что она все та
же Клэр.

- Не всем же быть такими высокими, - добродушно парировала

я, зная, что ее слова не должны были ранить меня.

- Боже, я так рад, что ты здесь - Она покачала головой и

улыбнулась мне. Она исполнила этот восхитительный
счастливый танец, а затем снова обняла меня. - Не могу поверить,
что твои родители, наконец-то, поступили правильно.

- Ага, - ответила я, снова чувствуя себя неловко. - В конце

концов.

- Шен, здесь такого не будет, - тон Клэр теперь был серьезным,

глаза полны сдерживаемых эмоций. - Все то дерьмо, от которого
ты страдала? В прошлом - Она снова вздохнула, и я поняла, что
она сдерживается от того, чтобы высказать все, что хотела.

Клэр знала.
Она была там в начальной школе.
Она видела, что там творилось.

По какой-то неизвестной мне причине я была рада, что она не

знала, насколько все стало хуже в итоге.

Унижение, через которое я больше не хотела проходить.

- Я здесь ради тебя, – продолжала она говорить, - и Лиззи тоже

- если она когда-нибудь решит вытащить свою задницу из
постели и действительно прийти в школу.

Лучезарно улыбаясь, я загнал своих демонов на задворки

сознания и сказал: - Пора начать все сначала.

- Да, девочка! - сказала Клэр с большим энтузиазмом, ударив

меня кулаком в плечо. -Новое начало с новыми мыслями.
 Первая половина дня прошла лучше, чем я могла ожидать.
Клэр представила меня своим друзьям, и, хотя я не могла
запомнить большую часть имен людей, с которыми
познакомилась, я была невероятно благодарна за то, что меня
включили и, осмелюсь сказать, приняли в свой круг.

Такое отношение было не тем, к чему я привыкла, поэтому я

усердно старалась не теряться в разговорах и отвечать на
дружеские вопросы, адресованные мне.

Проведя столько времени в своей собственной компании, мне

было трудно вернуться в нормальное подростковое общество.
Присутствие других людей, кроме Джоуи и его друзей, которые
были готовы сидеть со мной, разговаривать со мной и ходить со
мной в школу, было умопомрачительно приятным.

Когда моя другая подруга из начальной школы, Лиззи Янг, в

конце концов, появилась в школе в середине третьего урока
утром, обвинив в своем отсутствии посещение стоматолога, мы
сразу же вернулись к привычной дружбе, которая у нас всегда
была.

Лиззи прикатила в школу в мальчишеских школьных брюках и

кроссовках, не заботясь о том, что кто-то может сказать о ее
внешности. Ей, честно говоря, казалось, было все равно, что
подумают люди. Она одевалась в соответствии со своим
настроением и точно так же излучала флюиды. Она могла бы
появиться завтра в юбке и с ярким макияжем на лице. Она делала
то, что хотела, когда хотела, не думая и не заботясь о чьем-либо
мнении.

Она излучала ленивую уверенность с ее длинными темно-

русыми волосами, собранными в хвост, и лицом без макияжа,
подчеркивающим ее большие голубые глаза.

А ещё я заметила, что на протяжении всех наших занятий

Лиззи получала достаточно внимания со стороны парней,
несмотря на мешковатые брюки и растрепанные волосы, тем
самым доказывая, что нам не нужно раздеваться и краситься,
чтобы привлечь противоположный пол.

Искренняя улыбка и приятный характер делали своё дело.

Лиззи была очень похожа на Клэр во многих отношениях, но, с

другой стороны, сильно отличалась.

Как и Клэр, Лиззи была светловолосой и длинноногой. Они обе

были высокими для своего возраста и обе убийственно красивы.

Но там, где Клэр была общительной и временами немного

чрезмерно возбужденной, Лиззи была непринужденной и слегка
замкнутой. Клэр недолго думала, прежде чем сказать что-то или
сделать, а Лиззи требовалось время, чтобы принять какое-то
решение. Клэр всегда была безупречна, с макияжем на лице и
идеально подобранным нарядом для любого случая, в то время
как стиль Лиззи был непредсказуем.

Тем временем я была миниатюрной брюнеткой, которая

дружила с самыми красивыми девчонками в классе.

Эх…

- Ты в порядке, Шен? - спросила Лиззи после большого

перерыва.

Мы направлялись в класс в южном крыле, где должен был

проходить английский, когда я остановился на полпути,
оказавшись причиной пробка позади меня.

- Черт.., - пробормотала я, внезапно осознав свою ошибку. - Я

оставила свой телефон в туалете.

Клэр, стоявшая слева от меня, повернулась и нахмурилась. -

Сходи за ним, мы тебя подождем.

- В туалете в научном корпусе, - ответила я со стоном. Томмен

был невероятно огромным, где занятия велись в разных зданиях.
- Я должна забрать его, - добавила я, чувствуя беспокойство при
мысли о том, что кто-то найдет мой телефон и вторгнется в мою
личную жизнь. Сам по себе мобильный телефон ничего не стоил,
это была одна из дешевых моделей, и у него даже не было
камеры, но он был моим. Там были мои сообщениями, и нужно
было его вернуть. - Черт.

- Без паники, - вмешалась Лиззи. - Мы тебя проводим.

- Нет, - Я подняла руку и покачала головой. - Не хочу, чтобы вы

тоже опоздали на урок. Сама схожу и заберу его, - Я была
новичком. А это был мой первый день. Я сомневалась, что
учитель будет суров со мной за опоздание. Клэр и Лиззи же, с
другой стороны, не были новичками, и у них не было никаких
оправданий тому, что они не пришли вовремя.

Я могла бы сходить. Мне не нужна была – или, по крайней

мере, не должна была быть нужна – нянька, чтобы сопровождать
меня по школе.

Клэр нахмурилась, очевидно, что она не совсем была согласна,

- Ты уверена?

- Конечно, - кивнула я, - Дорогу помню.

- Не знаю, Шен - Лиззи прикусила нижнюю губу. - Может

быть, кому-то из нас лучше пойти с тобой. - Пожав плечами, она
добавила, - Ну знаешь, так на всякий случай..

Вдруг прозвенел второй звонок, оповещая нас о начале урока.

- Идите, - настаивала я, отмахиваясь от них. - Всё нормально!

Развернувшись на каблуках, я поспешила по коридору ко

входу, а затем перешла на бег, когда добралась до внутреннего
двора. Потребовалось целых девять минут, чтобы пробежать на
полной скорости под проливным дождем по переулку, который
огибал несколько спортивных площадок, чтобы добраться до
научного корпуса - нелегкий подвиг на каблуках.

К тому времени, как я добралась до туалета, я начала

задыхаться и вспотела.

К счастью, мой телефон был именно там, где я его оставила –

на раковине рядом с дозатором мыла.

Выдохнув от облегчения, я смахнула его с раковины, быстро

проверила, и осела, когда увидела заблокированный экран, а
затем глубоко спрятала его в передний карман своей школьной
сумки.

Случись подобное в прежней школе, телефон, оставленный без

присмотра в туалете, не пролежал бы и пятнадцати секунд, не
говоря уже о пятнадцати минутах.

"Теперь ты учишься вместе с богатыми, Шеннон", - подумала

я про себя. - Им не нужен твой дерьмовый телефон”.

Плеснув немного воды на лицо, я закинула сумку на плечо,

перекинув оба ремешка, как ботаник, каковым я и являлась. Я
еще не видела свой шкафчик, поэтому казалось, что в портфеле я
носила кирпичи.

Когда я вышла из научного корпуса и посмотрела на долгую и

утомительную дорогу назад к главному зданию, где у меня
должно было быть занятие, я подавила стон.

Больше я не бежала.

Я физически не могла бежать.

У меня не хватало сил.

В отчаянии мой взгляд метался между непривлекательной

дорогой через гору, и тренировочными площадками.

Всего на этой стороне школы было три площадки.

Два поля поменьше, аккуратно ухоженные, которые были

пусты, и одно поле побольше, которое прямо сейчас было занято
примерно тридцатью мальчиками и учителем, выкрикивающим
команды.

Разрываясь, я обдумывала свои варианты.

Если бы я срезала путь через тренировочное поле, это

сократило бы мою дорогу на несколько минут.

Они бы меня даже не заметили.

Я была маленькой и юркой.

К тому же, я устала и волновалась.

 Пересечь поле казалось неплохим вариантом.

Конечно, на другой стороне поля был крутой, поросший травой

склон, который отделял площадку от внутреннего двора, но я
могла бы преодолеть его без каких-либо проблем.

Взглянув на часы, я почувствовал прилив отчаяния, когда

увидела, что уже пропустила пятнадцать минут, а занятие шло 40.

Приняв решение, я перелезла через низкий деревянный забор,

отделявший тренировочную площадку от пешеходной дорожки, и
поспешила вперед.

С опущенной головой и сердцем, бешено колотящимся о

грудную клетку, я прошла сначала через незанятые поля, и
заколебалась только тогда, когда добрался до самой большой из
тренировочных площадок – той, что была занята парнями.

Здоровенными.

Грязными.

И злыми.

Которые пристально смотрели на меня.

Вот черт.

- Что ты делаешь?

- Убирайся с гребаного поля!

- Господи Иисусе!

- Чокнутые девчонки.

- Уйди с дороги!

Охваченный паникой, я игнорировала крики и насмешки,

когда проходила мимо, явно мешая их тренировке.

Волна унижения окатила мое тело, когда я ускорила шаг,

переходя на бег.
 Земля была мокрой и грязной от дождя, так что я не могла
двигаться так быстро, как мне – или тем мальчикам – хотелось
бы.

Когда я добралась до края поля, у меня было желание

заплакать от облегчения. Однако моя радость было лишь
кратковременным, мимолетным чувством, которое быстро
сменилось жгучей болью, когда что-то очень твердое и очень
тяжелое врезалось мне в затылок, выбив воздух из моих легких и
ноги из-под меня.

Мгновение спустя я свободно упала назад, перекатываясь по

илистой земле, резкая боль пронзила мою голову, не давая мне
ясно мыслить или остановить собственное падение.

Моей последней связной мыслью перед тем, как я с глухим

стуком ударилась о землю, и меня окутало густое облако тьмы,
было: ничего не меняется.

Однако я была неправа.

Все изменилось после того дня.

Всё.

Летящие мячи
«Чудо–мальчик очаровывает тренерский штаб Академии - Молодой
Джонни Кавана, 17 лет, уроженец Блэкрока, Дублин, в настоящее
время проживающий в округе Баллилаггин, Корк, прошел медицинское
обследование, чтобы получить место в престижной академии регби в
Корке. Лечащий хроническую травму паха с начала прошлого сезона,
юноша получил полное разрешение врачей команды. Ученик средней
школы колледжа Томмен собирается выиграть свой пятнадцатый
матч за Академию в эти выходные, будучи названным стартовым
номером 13 для уважаемой молодежной команды. Естественный (??)
центр привлекает внимание тренеров международного уровня, включая
клубы в Великобритании и в южном полушарии. Когда его попросили
прокомментировать ускоренный рост школьника по служебной
лестнице, главный тренер сборной Ирландии до 20 лет Лиам Делани
сказал следующее: "Мы в восторге от уровня подготовки
перспективных игроков по всей стране. Будущее ирландского регби
представляется нам замечательным". Когда его спросили конкретно
о школьнике из Корка, Делани сказал: "Мы знали о Каване с тех пор,
как он играл в Дублине, и вели тесные переговоры с его тренерами в
течение последних восемнадцати месяцев. Тренеры U18 впечатлены.
Мы внимательно следим за его прогрессом и потрясены уровнем
интеллекта и зрелости, которые он естественным образом проявляет
на поле. Он определенно из тех, на кого стоит обратить внимание,
когда он достигнет совершеннолетия".

Джонни
Я разбит.

Серьезно, я так устал, что мне было трудно держать глаза

открытыми и сосредотачиваться на происходящем. Мой день ада
превращался в неделю ада, и это было что-то, учитывая, что шел
ещё только понедельник.

Всё из-за того, что так быстро вернулся в школу и к моих

вечерним тренировкам в спортзале шесть раз в неделю.

Честно говоря, так я жил с прошлого лета, вернувшись из

международной поездки с U18, где я играл бок о бок с лучшими в
Европе, только для того, чтобы отправиться прямо в
интенсивный шестинедельный тренировочный лагерь в Дублине.

После этого у меня был десятидневный перерыв, прежде чем я

вернулся в школу и возобновил свои обязательства перед моим
клубом и Академией.

К тому же я был голоден, что не сулило ничего хорошего,

учитывая мой характер.

Мне было тяжело заниматься с большими интервалами между

приемами пищи. Мой образ жизни и режим интенсивных
тренировок требовали, чтобы я питался регулярно, в отведенное
время.
 В идеале моему организму нужна была еда каждые 2 часа, в то
время как за один день я съедал 4500 калорий.

Заставьте мой желудок голодать дольше четырех часов, и я

превращался в капризную, раздражительную сучку.

Не то чтобы я с наслаждением предвкушал как буду есть рыбу

и тушеные овощи, лежащие в моем ланч-боксе, но, черт возьми, у
меня был распорядок. И нарушение этого режима было верным
способом разбудить внутри меня голодного зверя.

Мы провели на поле меньше получаса, а я уже вывел из себя

трех своих товарищей по команде и получил взбучку от нашего
тренера.

В свою защиту могу сказать, что каждый мой удар на поле был
совершенно обычным. Ну может быть, я играл немного грубо.

Но это я так считал, черт возьми.

Я был слишком раздражен, чтобы взять себя в руки перед

мальчишками, которые и близко не соответствовали моему
уровню.

Мальчишки – как раз подходящее слово в данном случае.

Они были мальчишками.

А я играл с мужчинами.

Я часто задавался вопросом, какой вообще смысл играть в

школьной команде. Я, черт возьми, не мог понять зачем.
Клубный уровень был и то базовым, но школьное регби гребаной
тратой моего времени.

Особенно эта школа.

Сегодня был первый день после рождественских каникул, но

школьная команда тренировалась с сентября.

Четыре месяца.

Четыре гребаных месяца, и мы выглядели более

несобранными, чем когда-либо.
 В миллионный раз за последние шесть лет я поймал себя на
том, что возмущаюсь решением моих родителей переехать сюда.
Если бы мы остались в Дублине, я бы играл в реальной команде с
реальными игроками и добился бы хоть какого-то чертова
прогресса.

Но нет, вместо этого я был здесь, посреди Богом забытой дыры,

подыгрывая не слишком опытному тренеру, и надрывался, чтобы
удержать нашу команду в лидерах на отборочных турнирах.

Мы выиграли кубок лиги в прошлом году, потому что у нас

была солидная команда, способная действительно, черт возьми,
играть в регби.

Из-за отсутствия нескольких игроков из прошлогодней

команды, которые теперь поступили в колледж, мое волнение и
беспокойство за наши шансы в этом году росли с каждой
минутой.

И я был не единственным, кто так думал.

Здесь осталось ещё шесть или семь неплохих игроков, они

были достаточно хороши для дивизиона, в котором мы играли,
но в этом то и проблема.

Нам нужна была скамейка запасных из еще двадцати трех

достойных, чтобы победить.

Не полдюжины.

Мой лучший друг, например, Джерард Гибсон, или

сокращенно Гибси, был настоящим примером исключительности.

Он был, без сомнения, лучшим фланговым игроком, с которым

я имел дело или против которого выступал на этом уровне регби,
и он мог легко продвинуться по карьерной лестнице, приложив
немного усилий.

Однако, в отличие от меня, регби не было жизнью Гибси. Отказ

от вечеринок и подружек на несколько лет был небольшой ценой
за профессиональную карьеру в спорте. Если бы он отказался от
выпивки и сигарет, он был бы феноменален.
 Однако Гибс не был так уж убежден, решив проводить время
не на поле, а с удовольствием трахаясь с женской половиной
населения Баллилаггина, и он будет пить до тех пор, пока его
печень и поджелудочная железа не закричат о помощи.

А я считал все это ужасной тратой времени.

Еще один неудачный пас Патрика Фели, нашего нового 12-го

номера и моего партнера по полузащите, заставил меня
взорваться, как я любил, прямо посреди поля.

Выдернув свою каппу, я швырнул в него, ударив прямо в

челюсть.

- Это видел? - взревел я, - Это называется попасть в цель, черт

возьми!

- Извини, кэп, - пробормотал покрасневший центровой,

обращаясь ко мне по прозвищу на поле, которое я заработал с тех
пор, как стал капитаном школьной команды в четвертом классе
(*средней школы) и в том же году получил свою первую
международную кепку. - В следующей раз будет лучше.

Я тут же пожалел о том, как себя вел.

Патрик был порядочным парнем и моим очень хорошим

другом.

Помимо Гибси, моими самыми близкими друзьями были

Хьюги Биггс и Патрик.

С Гибсом, Фели и Хьюги мы уже близко дружили в Scoil Eoin,

начальной школе для мальчиков, когда меня определили к ним в
последний класс начальной школы.

Сблизившись из–за нашей общей любви к регби, мы все

оставались хорошими друзьями на протяжении всей учебы, хотя
в некотором смысле лучшими друзьями – Хьюги был с Патриком,
а я – с этим идиотом.

Патрик был тихим парнем. Он не заслужил моего гнева, и

бедняга определенно не заслуживал того, чтобы моя пропитанная
слюной каппа полетела ему в голову.
 Опустив голову, я подбежал к нему и похлопал по плечу,
бормоча свои извинения.

Видите, о чем я и говорю, мне нужно было поесть.

И, может быть, приложить пакет со льдом к моему члену.

Дайте меня достаточно мяса и овощей, и я стану другим

человеком.

Терпеливым человеком.

Даже вежливым.

Но в данный момент я был сосредоточен только на том, чтобы

не упасть в обморок от голода и боли, поэтому меня не хватало на
любезности.

Позже на этой неделе у нас будет отборочный матч в турнире

за Кубок, и, в отличие от меня, эти ребята проводили свое
свободное время, будучи, ну, подростками.

Рождественские каникулы были тому очередным примером.

Я тратил свое время, изматывая себя как сумасшедший, чтобы

вернуться на поле, поскольку выбыл из-за травмы, в то время как
эти ребята проводили свои выходные, беря от жизни всё.

Я мог бы принять проигрыш, если мы действительно были бы

слабее.

С чем я не мог смириться, так это с поражением из-за

недостаточной подготовки и плохой дисциплины.

Школьная ли это лига мальчишек или нет.

Это было чертовски плохо для меня.

Я был ужасно возмущен, когда на поле показалась девчонка -

черт, шла прямо по тренировочной площадке.

Раздраженный, я уставился на нее, чувствуя внутри себя

ярость.

Вот настолько чертовски плоха была наша команда.

 Других учеников даже не волновало, что мы тренируемся.

Кто-то из парней стал кричать на нее, но, кажется, это только

еще больше разозлило меня.

Я не мог понять, с чего вдруг они кричат на нее. Вообще-то, это

была их вина. Этим орущим дуракам нужно было либо играть
лучше, либо забыть о регби вообще. Вместо того чтобы
сосредоточиться на игре, они сосредоточились на девушке.

Полные идиоты.

- Отличный же из тебя капитан, Кавана, - насмехался Ронан

Макгэрри, еще один из наших последних новобранцев и жалкое
подобие полузащитника, пробегая мимо меня спиной вперед.

- Сильно переоценили? – начал смеяться парень помоложе.

- Продолжай, блядь, бежать, - предупредил я его, размышляя о

том, какие неприятности у меня будут, если я сломаю ему ноги.
Мне действительно не нравился этот парень.

- Может быть, тебе стоит последовать своему собственному

совету, - насмехался Ронан. - Дублинский сброд.

Решив, что меня не волнуют наказания, я отобрал мяч и

бросил ему в голову.

Точный удар пришелся Макгэрри в нужную область – в нос.

- Успокойся, остынь! - рявкнул тренер, подбегая, чтобы

проверить Ронана, который обхватил ладонями лицо.

Я фыркнул.

Я ударил его мячом, не в первый раз.

Ха, девчонка.

- Это командный вид спорта, - кипел тренер, свирепо глядя на

меня. - А не твое шоу, Джонни.

- О, так значит?- Я огрызнулся в ответ, не в силах удержаться

от того, чтобы не заглотить наживку. Мистеру Малкахи, старшему
тренеру школы по регби, я не очень нравился, и это чувство было
полностью взаимным.

- Да, - проревел тренер. - Так и есть, черт возьми.

Подбежав к тому месту, где приземлился мяч, я поднял его и

направился к нему и Макгэрри, не желая оставить все как есть.

- Тогда, возможно, вы захотите напомнить это ублюдкам, -

прорычал я, указывая на своих товарищей по команде, - потому
что я, кажется, единственный идиот, который пришел сегодня на
тренировку!

- Ты ходишь по тонкому льду, парень, - кипел он, - Остановись.

Не в силах удержаться от продолжения, я прошипел, - Эта

команда - чертова шутка.

- Иди в душ, Кавана, - приказал тренер, его лицо приобрело

опасный пурпурный оттенок, когда он ткнул пальцем мне в грудь.
- Ты выбываешь!

- Я вылетаю? - выпалил я в ответ, насмехаясь над ним. - Из

чего именно?

Не из этого дерьма.

Тренер не мог отказаться от меня.

Он мог бы запретить мне тренироваться.

Мог бы отстранить меня от игры.

Назначь мне наказание.

Это ни хрена ничего не меняло, потому что в день матча я буду

на этом поле.

- Вы ничего не сделаете, - усмехнулся я, показывая свой

характер.

- Не дави на меня, Джонни, - предупредил тренер. - Один

звонок твоим знаменитым маленьким тренерам, и ты окажешься
в большем дерьме, чем ты можешь себе представить.
 Ронан, стоявший рядом с тренером, мрачно ухмыльнулся, явно
обрадованный перспективой того, что я попаду в беду.

Взбешенный угрозой, но зная, что я побежден, я позволил

мячу вырваться из моих рук, отбросил его с неутоленной яростью,
пульсирующей в моих венах, не заботясь о том, в каком
направлении его бросил.

В ту минуту, когда мяч со свистом отлетел от подошвы моего

ботинка, гнев внутри меня мгновенно рассеялся, вырвавшись из
моего тела в знак поражения.

Проклятье.

Я был трудным парнем.

Я знал это.

Угроза тренера отчислить меня из Академии, была ударом

ниже пояса, но я знал, что заслужил это. Ведь потерял
самообладание на его поле, с его командой, слишком
вымотанный эмоционально и физически, чтобы взять себя в
руки.

Никогда за миллион лет я не почувствовал бы даже намека на

раскаяние за то, что ударил Макгэрри мячом, этот ублюдок
заслуживал гораздо худшего, но Фели и остальные парни были
совсем другим делом.

Я должен был быть капитаном этой команды, а вел себя как

идиот. И был разочарован в себе из-за своей вспышки гнева.

Я знал, что со мной не так.

За последние несколько месяцев я слишком похудел и

слишком рано оправился от травмы. Врачи разрешили мне
вернуться к тренировкам на этой неделе, но и слепой мог бы
сказать, что я был не в своей тарелке, и это чертовски выводило
меня из себя.

Перспектива совмещать учебу, тренировки, клубные

обязательства и Академию, залечивая травму, была нагрузкой как
ментально, так и физически, и я изо всех сил пытался обрести
прежнюю форму, которую обычно демонстрировал.
 В любом случае, этому не было оправдания.

Я бы извинился перед Патриком после того, как поем, и перед

остальными ребятами тоже.

Тренер, заметив перемену в моем поведении, натянуто кивнул.

- Хорошо, - сказал он более спокойным тоном, чем раньше. - А

теперь иди приведи себя в порядок и, черт возьми, отдохни один
чертов день. Ты еще ребенок, Кавана, а выглядишь дерьмово.

Я не очень нравился этому мужчине, и мы ежедневно

конфликтовали, как пожилая супружеская пара, но я никогда не
сомневался в его намерениях.

Он переживал о своих игроках, а не только о том, можем ли мы

играть в регби. Тренер поощрял нас к успеху во всех аспектах
школьной жизни и постоянно твердил о важности экзаменов.
К тому же, вероятно, он был прав насчет того, что я выглядел
дерьмово; я определенно так себя и чувствовал.

- Это важный год для тебя, - напомнил он мне. - Пятый год

важнее для твоего аттестата, чем шестой, и я хочу, чтобы ты
продолжал хорошо учиться – о черт!

- Что? - спросила я, пораженный.

Проследив за полным ужаса взглядом тренера, я обернулся и

уставился на смятый мяч на краю поля.

- О черт, - пробормотал я, когда понял, что я видел.

Девочка.
Чертова девчонка, которая только недавно бежала по полю,
теперь лежала спиной на траве.
Рядом с ней был мяч.
Не просто какой-нибудь мяч.
Черт, мой мяч!
Мои ноги двинулись прежде, чем мой мозг успел сообразить. В
ужасе, я побежал к ней, сердце колотилось о мою грудную клетку
на каждом шагу.
 - Эй, ты в порядке? - крикнул я, сокращая расстояние между
нами.

Тихий женский стон сорвался с ее губ, когда она попыталась

подняться на ноги.

Она пробовала встать и упала, явно испуганная.

Не зная, что делать, я наклонился, чтобы помочь ей подняться,

но она быстро оттолкнула мои руки.

- Не прикасайся ко мне! - выкрикнула она немного невнятно, и

упала на колени.

- Хорошо! - Я тут же сделал шаг назад и поднял руки вверх. -

Прости.

Мучительно медленно она поднялась на ноги, раскачиваясь из

стороны в сторону, на ее лице отразилось замешательство, глаза
не могли сфокусироваться.

Схватившись одной рукой за край своей грязной юбки, а в

другой удерживая мяч для регби, она начала оглядываться вокруг
дикими глазами. Внимание ее сосредоточилось на мяче в руках, а
затем снова переключилось на мое лицо.

Остекленевшая ярость тут же вспыхнула в глазах, когда она

наполовину пошатнулась, наполовину направилась ко мне.
Ее волосы были в полном беспорядке, свободно спадали на
маленькие плечи, к завиткам прилипли кусочки грязи и травы.
Когда она подошла ко мне, то шлепнула мячом меня прямо в
грудь и прошипела:
- Это твой мяч?
Я был так поражен видом этой крошечной, покрытой грязью
девочки, что просто кивнул, как чертов идиот.
Господи Иисусе, кто она?
Прочистив горло, я забрал у нее мяч и сказал:
- Э-э, да. Это мой мяч.

Она была крошечной, серьезно, чертовски маленькой, ростом

едва доходя до моей груди.
 - Ты должен мне юбку, - прорычала она, все еще прижимая
ткань к бедру. - И пару колготок, - добавила она, заметив стрелку
на своих.

Ее взгляд блуждал по моему телу, затем остановился на лице,

глаза сузились.

- Хорошо, - ответил я кивком, потому что, честно говоря, что,

черт возьми, еще я должен был сказать?

- И извинения, - добавила девушка, прежде чем рухнуть на

землю. Она тяжело приземлилась на задницу и тихонько
вскрикнула от удара.

- О, черт, - пробормотал я. Отбросив мяч подальше, я двинулся,

чтобы помочь ей. - Я не хотел–..

- Стой! - И снова она оттолкнула мои руки. - Ой, - простонала

она, съежившись, когда заговорила. Потянувшись вверх,
схватилась за лицо обеими руками и тяжело задышала. - Моя
голова.

- Ты в порядке? - потребовал я, не зная, что, черт возьми,

делать.

Должен ли я поднять её на руки против желания?

Это не казалось хорошей идеей.

Но я точно не мог оставить ее здесь.

- Джонни! - прокричал тренер. - С ней все в порядке? Ты ранил

её?

- С ней все хорошо, - крикнул я в ответ, вздрогнув, когда из ее

груди вырвался икающий звук. - Ты ведь в порядке, да?

Из-за неё у меня, похоже, будут неприятности.

Их и так было достаточно.

Я не ладил с тренером.

И не было ничего хорошего в том, что я едва не лишил бедную

девушку головы.
 - Зачем ты это сделал? - прошептала она, сжимая свое
маленькое личико в еще более крошечных ладошках. - Ты сделал
мне больно.

- Прости меня, - повторил я, чувствуя себя странно

беспомощным, и это мне совсем не нравилось. - Я не хотел.

Затем она шмыгнула носом, голубые глаза наполнились

слезами, и что-то внутри меня оборвалось.

Ах, черт. В ужасе я всплеснул руками и выпалил:

- Мне так жаль - , прежде чем присесть на корточки и поднять

ее с травы. - Господи, - беспомощно пробормотал я, ставя ее на
ноги, - Не плачь.

- Это мой первый день, - всхлипнула она, покачиваясь на ногах.

- С чистого листа, а я вся в грязи.

Так и было.

- Мой папа убьёт меня, - продолжала она, задыхаясь, хватаясь

за свою порванную юбку. - И моя форма испорчена.

Болезненный, шипящий звук вырвался из ее горла, и она

подняла к виску руку, которой она придерживала юбку, отчего та
слетел с ее тела. Мои глаза расширились сами по себе, неудачная
реакция при виде женского нижнего белья. Парни разразились
волчьими свистами и одобрительными возгласами.

- О боже, - воскликнула она, неуклюже пытаясь поднять юбку.

- Давай, красавица!

- Покружись!

- Отвалите, вы, придурки! - Я зарычал на своих товарищей по

команде, встав перед девушкой, чтобы закрыть им обзор. Я
слышал, как парни болтали позади меня, смеялись и несли
всякую чушь, но я не мог сосредоточиться ни на одном слове,
которое они говорили, потому что звук колотящегося в груди
сердца оглушил меня.

- Вот, - потянувшись к подолу своей майки, я стянул ее через

голову и сказал: - Надень это.
 - Но она же грязная, - всхлипнула девочка, но не остановила
меня, когда я натянул на неё майку.

Она просунула руки в рукава, и я почувствовал огромное

облегчение, когда подол упал до коленок, прикрывая ее.

Господи, она действительно была крошечным созданием.

Была ли она вообще достаточно взрослой, чтобы посещать

среднюю школу?

Не похоже.

Прямо сейчас она выглядела очень, очень юной и... грустной?

- Кавана, с девушкой все в порядке? - потребовал тренер.

- Всё отлично! - повторил я, мои слова прозвучали как резкий

лай.

- Отведи ее в офис, - проинструктировал он. - Убедись, что

Маджелла проверит ее.

Маджелла была первым респондентом школы. Она работала в

обеденном зале и именно к ней обращались, если студент
получал травму.

- Хорошо, сэр, - взволнованно отозвался я, быстро наклоняясь,

чтобы подобрать ее юбку и школьную сумку.

Я шагнул ближе, и она отпрянула от меня.

- Я всего лишь пытаюсь помочь тебе, - заявил я самым мягким

тоном, на который был способен, подняв руки вверх, как будто
показывая ей, что я не хотел причинить ей вреда. - Я отведу тебя в
офис.

Она выглядела немного ошеломленной, и я забеспокоился,

что, возможно, у нее сотрясение мозга.

Зная свою удачу, это именно то, что я сделал.

Черт возьми.
 Перекинув сумку через плечо, я заправил ее юбку за пояс своих
шорт, положил руку ей на спину и попытался уговорить ее
подняться по холмистому склону, отделяющему поле от
территории школы.

Она покачивалась на ногах, как жеребенок, и мне пришлось

подавить внезапное желание обнять ее за плечи.

Пару минут спустя это было именно то, что мне все равно
пришлось сделать, потому что она продолжала терять
равновесие.

Меня захлестнула паника.

Что если я что-то ей сломал?

Похоже, разбил ей голову.

Меня отстранят от игры, за то, что я вышел из себя, и выпишут

ордер на мой арест.

Я был той ещё дрянью.

- Прости меня, - продолжал я говорить ей, бросая

убийственные взгляды на каждого любопытного ублюдка,
который решил остановиться и поглазеть на нас, пока мы шли
черепашьим шагом.

Она была в моей майке, которая смотрелась на ней как платье.

А я нес эту чертову розовую школьную сумку, висящая у меня на
плече.

Они могли смотреть сколько угодно; моей единственной

заботой было убедиться что с ней все в порядке.

- Мне действительно чертовски жаль.

- Перестань извиняться, - простонала она, схватившись за

голову.

- Ладно, извини, - пробормотал я, чувствуя, как она навалилась

на меня всем своим весом. - Но мне очень жаль. Просто чтобы ты
знал.
 - Всё такое нечеткое, - прохрипела она, напрягаясь от моего
прикосновения. - Земля вращается.

- О Боже, не говори так, - выдавил я, крепче обнимая ее

напряженное тело. - Пожалуйста, не говори так, черт возьми.

- Зачем ты это сделал? - прошептала она, такая хрупкая,

маленькая и вся в грязи.

- Я мудак, - сообщил я ей, закидывая ее розовую сумку обратно

за спину, когда я прижал ее ближе. - Я облажался.
- Ты сделал это нарочно?
- Что? - Ее слова настолько ошеломили меня, что я
остановился. - Нет. - Повернувшись всем телом, чтобы
посмотреть ей в лицо, я нахмурился и сказал: - Я бы никогда так с
тобой не поступил.
- Правда?
- Да, - проворчал я, поднимая своей рукой и прижимая ее тело
к себе. - Я обещаю, что такого не будет.
Был январь.
Было мокро.
И холодно.
И по какой-то странной приводящей в замешательство
причине у меня все горело внутри.
Мои слова, казалось, убедили её, потому что она глубоко
вздохнула, расслабила свое напряженное тело и позволила мне
принять её вес на себя.