Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/8718932

monster under my bed

Направленность: Слэш
Автор: Anna Ost (https://ficbook.net/authors/2295059)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Ким Тэхён/Чон Чонгук
Рейтинг: NC-17
Размер: 45 страниц
Количество частей: 3
Статус: завершён
Метки: ООС, Изнасилование, Ангст, Мистика, Ужасы, AU, Дружба, Темное
фэнтези

Описание:
Тэхён убеждён, что под его кроватью кто-то живёт.

Публикация на других ресурсах:

Уточнять у автора/переводчика

Примечания:
Это реально ужасная история к Хэллоуину.

Symmetry - SYML

Отдельное спасибо Mioka Channel за озвучку: https://youtu.be/1ptFl4PgvCc

 Оглавление

Оглавление 2
one 3
Примечание к части 18
two 19
Примечание к части 30
three 31
Примечание к части 48
one

Giannis Koutras - To vals tou Tasou

Небо было серое, пасмурное, с тяжёлыми грозовыми тучами. Дом, самый

последний на улице, после него только лес, стоял перед Тэхёном и заставлял его
чувствовать неприятный ворох эмоций внутри. Хотелось развернуться и
убежать. Деревянная крыша, покоцанная и изжившая себя, скрипела на ветру и
резала этим звуком слух. Тэхёну хотелось вернуться в старый дом, с большой
клумбой и бассейном. Его матери хотелось забыть мужа и их прошлую жизнь и
поселиться у черта на куличиках.

— Ну же, Тэ, тебе здесь понравится. Помнишь, ты вечно жаловался, что в центре
города шумно? Посмотри, как здесь хорошо, тихо, никто не мешает, —
заговорила миссис Ким, вытаскивая из багажника очередную коробку.

Тэхён даже возразить не мог. Ни сказать, что эта старая развалюха и что в такой
обычно крысы больше собак, а кран протекает и крышу наверняка латали раз
сто, ни закричать от досады. У его матери до сих пор были воспаленно-красные
глаза, и расстраивать её ещё больше вовсе не хотелось. Тэхён заставил себя
улыбнуться.

— Точно, и правда тихо, — согласился он и ринулся помогать разгружать

машину.

Вещей-то было немного. Так, что успели унести. Кухонная утварь, подушки,
постельное бельё и много, очень много пачек лапши. И питаться они ближайшее
время, кажется, будут только ей.

В доме был старый паркет, покрытый толстым слоем пыли. Пахло сыростью и
сгнившими листьями. Казалось, что температура была на пару градусов ниже,
чем на улице, и от контраста мурашки ползли по шее.

— Тэхён, у тебя будет комната на втором этаже. Там такое большое окно,
выходящее на лес. Сможешь поставить мольберт и рисовать, — пыталась
зацепиться женщина за каждую мелочь, лишь бы хоть как-то подсластить
горькую пилюлю. — Здорово же, да?

— Угу, — промычал Тэхён и поплёлся вверх по лестнице, ступая аккуратно и

выглядывая одним глазом из-за нагромождённых коробок. Не хотелось бы ему
упасть с этой скрипучей лестницы и сломать себе шею.

Дом был большой, и казалось странным, что он им обошёлся так дешево. На

первом этаже стоял велюровый диван под брезентом, напротив него камин, а
вокруг много-много места. Можно было даже кататься на велосипеде. Жаль
только, что тэхёнов остался в их прошлом доме. Вздохнув, парень пинком
открыл дверь в теперь свою комнату. От резкого движения пыль взвилась ввысь.
Тэхён был вынужден смотреть, как она блестела и медленно опускалась обратно
на пол в лучах закатного солнца. Выглядело это печально и угнетающе. Вся
комната на первый взгляд казалась такой же: печальной и угнетающей. Старая
кованая кровать стояла посреди большого пространства и выглядела до жути
одиноко. Тэхён печально подумал о том, что они нашли друг друга. Одинокая
3/48
кровать и одинокий человек — не идеальное ли сочетание?

— Жуткая жуть, — сказал Тэхён вслух, опустил коробки на пол и провёл рукой
по старым отклеившимся обоям. Он зацепился ногтями за выступавший
бумажный кончик, задумчиво погладил его между пальцев, закрыл глаза и
дёрнул. Сердце радостно забилось, когда большой пласт с громким звуком
оторвался от стены. Старая штукатурка посыпалась на пол. Тэхёну хотелось
прыгать, бить проклятые стены сжатыми кулаками и кричать. Но он не мог.
Однако выбирать не приходилось. Что ж, срывать гнев на обоях тоже неплохо. К
концу своей мини-истерики вся стена была чиста, только кое-где ещё
оставались неотклеенные уродливые куски омерзительно полосатых обоев. На
кедах и одежде Тэхёна, даже на волосах, теперь лежали белые крупицы, будто
выпал первый снег. Тэхён сделал пару шагов назад, придирчиво осмотрел
пустую стену, как художник свой холст, и подумал о том, что изрисует стены.
Может, это будет космос, а посреди огромная чёрная дыра, на которую он будет
смотреть и желать, чтобы она засосала его.

— Милый? — Голос его мамы послышался со стороны дверного проёма. Тэхён,

тяжело дышавший, замер и поджал губы. Он не хотел, чтобы она видела, что
ему плохо. Он не хотел доставлять ей ещё больших проблем.

— Прости, — прошептал Тэхён и повернулся. Его мама уже шла вперёд с широко
раскрытыми для объятий руками. Всё это время он сдерживался, но сейчас не
смог — предательские слёзы выступили наружу. — Ма-а-ам, — прошептал Тэхён
и уткнулся женщине носом в шею, пока та поглаживала его по спине.

— Тэ, я знаю, что это тяжело. Мне так жаль, — тихо говорила она, а Тэхён мотал
головой.

— Ты не виновата. Не твоя вина, что он предал нашу семью, — яростно зашипел

парень, его руки сжались на чужой, такой хрупкой сейчас спине, крепче.

— Всё будет хорошо, я обещаю тебе. Смотри, какая большая у тебя теперь
комната. Поедем завтра и купим краски, а? Покрасим стены в любой цвет. Хоть в
чёрный, в какой захочешь. А помнишь, ты хотел завести собаку? Теперь мы
можем, да хоть две!

— Мам, у тебя всё ещё аллергия на шерсть, — Тэхён отстранился и засмеялся,

неловко вытирая влагу под глазами. Внутри он ругал себя за этот внезапный
срыв, ведь из них двоих хоть кто-то должен был оставаться сильным. — Давай
лучше закажем пиццу, — сказал он, прекрасно зная, что его матери обязательно
нужно сделать что-то для него, чтобы почувствовать себя лучше и менее
виноватой.

— С ананасами? — уточнила миссис Ким, уже держась за ручку двери. В её и так

красных от постоянных слёз глазах тоже стояла влага.

— И с ветчиной, — добавил Тэхён. Дождавшись, когда она выйдет из комнаты, он

взъерошил волосы рукой и тяжёлым мешком свалился на кровать, так что та
заскрипела. — Чёрт.

***

4/48
Спать на матрасе доисторических времён было не лучшей перспективой. Тэхён
знал, что завтра они купят новый, но сейчас ему не оставалось ничего другого.
При каждом движении пружины скрипели, они же настойчиво впивались Тэхёну
в кожу. Спать было невозможно. Тэхён очередной раз повернулся на бок,
обреченно открыл глаза и уставился в окно. Там деревья, звёзды и яркий
жёлтый месяц. Красиво. И было бы прекрасно, если бы ветер, гулявший на
чердаке, не завывал так громко, потому что из-за звуков красота казалась
пугающей и жуткой. Ноги покрылись неприятными мурашками, и Тэхён прижал
их к груди, сжавшись в клубочек. В конечном итоге было понятно, что сегодня
спать он не будет. С включенным ночником Тэхён смотрел видео на ютуб.

Когда наступило утро и Солнце сменило Луну, глаза Тэхёна настойчиво

слипались. Веки тянулись друг к другу как магниты. Но кофе и холодная вода
помогли взбодриться. Миссис Ким делала вид, что не замечает синяков под
тэхёновыми глазами, а Тэхён делал вид, что не замечает под её.

На покупки в магазинах ушло пол дня. Тэхён выбрал краски, ковёр и новые
занавески, накупил кучу гирлянд для уюта и большой пушистый зелёный цветок.
Также его мама не забыла о школьных принадлежностях, потому что она-то, в
отличие от некоторых, помнила, что Тэхёну совсем скоро нужно на учебу. А
Тэхён тоже, на самом деле, прекрасно помнил, просто предпочитал не думать.
Новая школа и последний выпускной класс — самое ужасное из возможных
сочетаний.

— Тебе помочь? — спросила миссис Ким, когда они затащили все покупки в дом.

Тэхён отрицательно покачал головой, взяв охапку тяжёлых пакетов из

строительного магазина в руки.

— Я сам справлюсь. Ничего страшного, если я включу громко музыку?

— Конечно нет, включай, — она махнула рукой и улыбнулась. Вокруг её рта

появились морщинки, свидетельствующие о её возрасте. — Я всё равно
собираюсь шуметь, пока буду собирать шкаф.

Тэхён кивнул и быстро поднялся по лестнице, перепрыгивая через несколько

ступенек сразу. Он привычно захлопнул дверь ногой и бросил пакеты на пол. В
целом, думал Тэхён, смотря на комнату, если постелить ковёр, повесить шторы и
покрасить стены, то будет очень даже ничего. С мыслью о продуктивной работе
он включил колонки на полную мощность и начал стелить на пол газеты, чтобы
не запачкать паркет. Однако ему пришлось остановиться возле кровати. Он
подумал, что для удобства её стоит отодвинуть на середину комнаты, прежде
чем начать красить. Железные ножки скрипели о паркет, и Тэхён морщился,
пока толкал её. Вздохнув, поправив бандану на волосах и вытерев ладонью лоб,
он выпрямился. Взгляд зацепился за теперь пустое место, и от увиденного брови
тут же встретились на переносице. Тугой узел образовался в желудке, а в горле
как-то быстро пересохло. Тэхён подошёл поближе к тому месту, где стояла
кровать, и присел на корточки. Пальцы легли на пол и дотронулись до
множества маленьких царапин на полу. Было похоже на то, будто какое-то
животное скреблось о паркет, оставляя на дереве продолговатые жуткие
отметины. Собака или, должно быть, кошка. Тэхён сухо сглотнул и сощурился.
Если приглядеться, то в глубине царапин, там, где сошёл слой лака, можно было
заметить багровые пятна. Тот, кто жил здесь раньше, явно не любил тщательно
мыть полы. Тэхёна передёрнуло. Он взял мокрую тряпку и начал судорожно
5/48
тереть пол, но маленькие пятнышки не исчезали. Они намертво въелись в
дерево и избавиться от них никак было нельзя. Если только не снять слой или не
покрасить. Тэхён плюнул на это — всё равно под кроватью ничего не видно.
Забыв о царапинах, как о незначительной и неважной детали, он принялся
красить стены в тёплый белый.

На самом деле в комнате стояла не только кровать. В углу, у дальней стены,

укромно было размещено деревянное кресло с мягким сиденьем, а возле него
старый, немного облезлый голубой сундук. Большой, тяжёлый и неподъемный в
случае с Тэхёном. Он планировал поставить его в изножье и хранить в нём
краски и холсты. И когда стены были окрашены, он, весь заляпанный брызгами,
этим и занялся, принимаясь толкать большой ящик от угла к середине. Он был
странно тяжёлым, хотя Тэхён знал, что сундук пуст. Для надёжности, чтобы
точно удостовериться, парень открыл его ещё раз и глубоко заглянул внутрь. Но
там ожидаемо ничего не было, и Тэхён разочарованно, даже больше устало
вздохнул. Только на дне лежал пожелтевший, сложенный вдвое листочек. Не
ожидая ничего интересного, Тэхён взял его в руки и развернул. Это был детский
рисунок. Лужайка и накаляканное мелками дерево, рядом с которым стоял,
видимо, мальчик. Ну как мальчик: пару палок, круг и короткая чёрная стрижка.
Тэхён цокнул, скомкал лист и бросил его к другому мусору на полу.

К вечеру комната была обустроена. Ковры лежали на деревянном вымытом с

чистящими средствами полу, на стенах висели самые любимые картины Тэхёна,
возле зашторенного окна стоял мольберт, а на кованных прутьях чёрной кровати
висели гирлянды. Тэхён был удовлетворён. Комната для него была почти всем
миром. Её атмосфера многое определяла: его творчество; его настроение, когда
он проснётся рано утром и откроет глаза; его мысли перед сном и многое,
многое прочее.

Он поел с мамой, стараясь не обращать внимание на запах спиртного. Он знал,

что потребуется некоторое время, чтобы она пришла в себя после развода и
переезда в другой город. Он помыл за них двоих посуду и отправил женщину
спать. А когда всё было прибрано, и сам последовал своему совету. Как только
голова коснулась подушки, сон неумолимо обрушился и накрыл Тэхёна мутной
чёрной пеленой забвения.

Тогда ему приснился кошмар.

Первый из множества.

Во сне он слышал крики и плач. Он видел много странного и непонятного,

пугающе жуткого и омерзительного. Он видел большие ладони в крови и синяки
на маленьких хрупких ручках. Он слышал, как что-то булькало и тихо капало. Он
также слышал, будто кто-то бился в дверь и звал на помощь хриплым,
сорванным голосом. Ему снились картинки обломанных ногтей и мокрых от слёз
щёк. Ему снилось корявое, нарисованное ярким-зелёным мелком, дерево,
непропорциональный мальчик с чёрными волосами, на лице которого застыла
неестественная дуга улыбки. А потом ему снился он сам, державший детский
рисунок в руках дрожащими пальцами. На пожелтевшую бумагу с его носа
капала горячая, ярко-вишнёвая кровь. Кто-то громко кричал, до боли в
перепонках, дёргал его сзади, после чего Тэхён резко садился в кровати и
открывал глаза. Быстрое дыхание вырывалось из его рта, сердце больно билось
о рёбра, и звук его набатом отдавал в ушах, в которых до сих пор стояли
отголоски болезненных рыданий. Его ноги дрожали и были похожи на
6/48
разваренные макаронины, когда он вставал с кровати. Ветер всё ещё стонал на
крыше, и под его томное завывание Тэхён спускался вниз, наливал стакан воды
и устремлял потерянный взгляд в стену. Тогда его пульс успокаивался, мысли
прочищались, и он шёл обратно в комнату. Пробуждение наступало в шесть
утра, как по системе, и Тэхён больше не мог спать. Он включал свет, брал в руки
блокнот и карандаш. И рисунки его с тех пор выходили тёмными и жуткими.
Чернильные руки тянулись ввысь, словно стремились к Солнцу, на пути к
которому их протыкали ножами, пригвождая к месту и не подпуская ко свету.
Он рисовал закрытые двери и кровавые лужи, в которых плавали бумажные
кораблики. А после он закрывал блокнот и оставлял все ужасы в нём, надеясь
так себя успокоить.

Ведь помимо придуманных кошмаров были и реальные. Наступила школьная

пора.

Тэхёну всегда было трудно найти общий язык с кем-то. Социум — страшная
вещь, которой он остерегался, как огня, но которую не мог игнорировать, ведь
без тепла человек не выживает. Возможно, ты обожжешься и тебе будет больно,
но такова цена спасения. Тэхён находит своё в Чимине — тихом мальчике за
последней партой. Чимин — изгой, такой же, как Тэхён, а «дефектным» принято
держаться вместе, потому они сдружились быстро. Чимин просто посмотрел на
Тэхёна из-под ярко-рыжей челки, и этого было достаточно, чтобы Тэхён
присоединился к нему за последнюю парту. Чимин вечно носил голубую
кожанку; даже если холодно, он не изменял себе и ходил только в ней. У него во
рту постоянно жвачка со вкусом бабл гам, в ушах наушники, а на пальцах
железа столько, что достань ты магнит, рука бы сразу к нему притянулась.
Когда Чимин впервые пассивно заглянул одним глазом с дымчатой стрелкой
Тэхёну в скетчбук, тот испуганно дёрнулся и поспешил захлопнуть блокнот: на
листе были связанные колючей проволокой руки, по которым струйками стекала
алая кровь. Лицо Чимина оставалось бесстрастным, казалось, что ничего не было
способно удивить его. Он сказал тогда тягучее «клево», от которого Тэхёна
передёрнуло, так давно он не слышал этого выражения. Затем Чимин дал ему
свою жвачку и поделился наушником, негласно говоря этим «ты в моей теме,
чувак».

Спустя две недели Тэхён окончательно привык к новой обстановке. К

маленькому городку, нескольким супермаркетам и ограниченному количеству
развлекательных мест. Они с Чимином ходили по обочине, пили колу и
разговаривали о комиксах — вот и все развлечения. Ещё они садились на
карусель и крутились до тех пор, пока не захочется блевать недавно выпитой
колой.

— Это гиблое место, — сказал Чимин, зачёсывая назад морковную чёлку. —

Свалить бы отсюда.

— А мне нравится. Тут тихо и всем плевать, какой фирмы на мне трусы, —
ответил Тэхён и оттолкнулся ногами от земли, начиная кататься на качели.

Чимин фыркнул и поёжился. Сегодня погода была ветреной, опавшие листья

гуляли по земле вместе с фантиками от шоколадных батончиков, а Чимин опять
в тонкой холодной куртке, не согревавшей от слова совсем. У Тэхёна под
ложечкой кололо от одного его вида.

— Может, пойдём ко мне? Поиграем в приставку, накормлю тебя маминым

7/48
пирогом, — предложил он, не в силах смотреть на продрогшего друга. — А ещё
тебе бы чаю, того и глядишь с ангиной скоро свалишься.

Рыжая макушка тут же поднялась. Чимин улыбнулся, показывая Тэхёну чуть

кривоватый передний зуб.

— Как только ты сказал о пироге, я понял, что не смогу отказаться, — бодро

ответил Чимин и спрыгнул с качели. Было видно, что ему не терпелось оказаться
в тепле. — Далеко живешь?

— Отсюда — не очень. Может, минут двадцать быстрым шагом.

— И чего ты расселся?! Поднимай свою задницу, — гаркнул Чимин, чуть ли не

вприпрыжку идя вперёд по обочине, оставляя смеявшегося Тэхёна позади.

Когда они почти дошли до дома, Чимин вдруг резко остановился. Тэхён до сих
пор отставал: он мог себе это позволить, ведь в отличие от некоторых холод не
кусал его за задницу. У Чимина взгляд был странный, проникновенный такой,
что хотелось прикрыться. Он им будто стремился залезть под кожу и тщательно
всё внутри осмотреть.

— Я думал, что это просто слухи, — начал медленно Чимин. Он до сих пор не
двигался, поэтому Тэхён тоже остановился. — Но ты что, реально живёшь в
проклятом доме?

Тэхён подавился слюной и закашлялся. От першения в горле на глазах

выступили колючие слёзы.

— Чего? Какой ещё проклятый?

— Самый последний дом на этой улице, вот какой. Старая развалюха, в которую
никто не суётся, — растолковывал Чимин.

— Не такой уж он и старый, — Тэхён пожал плечами и продолжил идти. — Дом

как дом. Было пыльно, конечно, но сейчас там ничего так.

— Чу-у-ума, ты реально там живёшь! И как, не страшно? — Чимин, как самый

настоящий любопытный пёсик, начал плестись позади Тэхёна. Только быстро
мельтешившего хвоста и не хватало.

— Мне же не пять лет, чтобы бояться старого дома, — Тэхён усмехнулся. Он,
конечно, геройствовал. Но не врал. Дом был жутким, безусловно, тут и
оспаривать ничего не надо, однако он не стоил того. То ли дело кошмары. Но
разве в них виноват какой-то дом? Едва ли. Тэхён был убеждён, что они
возникли на фоне стресса и внезапных пугающих кардинальных перемен в его
жизни.

— Но он правда стрёмный. Про него много рассказывают. Неужели ты не

слышал? — не унимался рыжеволосый, идя практически шаг в шаг со своим
другом. Холод, казалось, перестал остро интересовать его.

— Не доводилось, — ответил Тэхён коротко, делая тон незаинтересованным.

Однако любопытство сгубило фраера и его скоро погубит, раз он спросил: — А
что рассказывают?
8/48
И тогда стало понятно, что Чимин был тем самым мальчиком, который, пребывая
в походе с палатками, включал ночью фонарик и подносил его к лицу, начиная
жутким шепотом рассказывать детские страшилки. Сейчас его лицо
засветилось, а весь он от воодушевления чуть ли не прыгал, заставляя Тэхёна
внутренне фыркать от смеха.

— О-о-о, про него много говорят, — протянул Чимин, потирая свои маленькие
ручки на манер мухи. — Ходят слухи, что по ночам в этом доме не смолкают
крики, мешая владельцам заснуть. Каждый, кто покупал его, спешил как можно
скорее избавиться от него. — Чимин выдержал драматичную паузу, а Тэхён
закатил глаза, хотя внутри его желудка что-то беспокойно закололо. — Ещё
говорят, что самым первым хозяином, построившим его, был законченный псих.
Что он избивал свою жену и детей, а в какой-то момент разозлился настолько,
что убил её. Установили, что это было самоубийство и что женщина сама
повесилась на люстре в гостиной, но никто этому не верил тогда, не верит и до
сих пор. Из того дома всегда слышались её крики, все соседи знали, что муж
был тираном и извергом.

— А почему проклятый-то? — спросил настороженно Тэхён.

Ну хорошо, умер в этом доме кто-то когда-то давно, — это делало его
проклятым?

— Здание не покупали на протяжении десяти лет. Каждый — каждый! — кто там

жил, говорил о давящей атмосфере. О том, что в доме происходят странные
вещи. Что возникает тревожность и стресс, недосыпание и галлюцинации. Мол,
всем мерещилась всякая непонятная жуть. Тени двигались, занавески
шевелились и всё такое.

— Бред, наверное, они просто не закрыли окно как следует, — Тэхён засмеялся,
и смех этот вышел натянутее обычного. Стоило ли упоминать, что он был
законченным трусом? Что после хорроров спал со включённой лампой, а ещё не
мог находиться в темноте дольше пары секунд: от выключателя до кровати и
обратно. Со светом и сериалом-то не страшно, а вот если без них… — Мне ничего
не мерещилось и ничего не слышалось, — отмахнулся Тэхён и зашагал быстрее.

Как оказалось, до поры до времени.

Кошмары резко прекратились. Теперь Тэхёну не снилось вообще ничего. Он смог

на секунду вздохнуть с облегчением, а зря — ужасы только начались. Он
продолжал просыпаться рано утром, без десяти шесть, как по часам. И тогда его
охватывал сонный паралич. Он не мог закричать, хотя очень хотел. Он не мог
дотянуться до настольной лампы, не мог включить свет. Во тьме ему
мерещились тени с глазами; и хотя он знал, что этого не может быть, но у них
были зловещие улыбки. А затем он стал слышать это: что-то или кто-то едва
слышно скреблось под кроватью, на которой он лежал. И ему становилось так
страшно, что он начинал задыхаться. Он чувствовал беспомощность, ведь не мог
пошевелить и кончиком пальцев. Он очутился в теле парализованного немого
человека и весь трясся от беззвучных рыданий. А потом в голове звучало это:
крики и мольбы, всхлипы и болезненный плач. Кто-то громко стонал и просил
громко о помощи, и в голосе этом слышалась отчаянная нужда. Тэхён думал, что
будь у него возможность, он звучал бы точно так же.

9/48
Это длилось буквально пару минут, а затем резко прекращалось, словно кто-то
жал на кнопку «стоп». Тогда за окном светлело, и Тэхён видел, что зловещая
отвратительная тень — это всего-то его цветок. И мозг его начинал придумывать
отговорки, чтобы не сойти с ума и оставаться в здравом уме. Он внушал Тэхёну,
что страшные звуки под кроватью — это мыши, коими наверняка переполнен
дом; а крики — проекция его зова о помощи, ведь раз он не мог закричать —
кричали его мысли.

Тэхён вставал на ватных ногах и, шатаясь и спотыкаясь, словно выпил залпом

бутылку Джека, доходил до ванной. Он включал воду и ждал, пока та пойдёт
сначала медленно, а затем всё быстрей и быстрей. Трубы шумели; казалось, что
ничего в этом доме не могло быть тихим и мирным. Тэхён смотрел на своё
отражение, и лицо его было бледным, а глаза испуганными. Он брызгал на себя
холодной водой и дышал глубоко через нос; его пальцы дрожали, и он стремился
сжать край потрескавшейся с давних пор раковины крепче. Затем он наклонялся
и пил проточную воду, сразу же жалея об этом: та была отвратительной, ржавой
и невкусной. Она просилась обратно наружу, и Тэхён позволял ей, не стремясь
сглотнуть. Тогда он отхаркивался водой, полоскал рот и выходил из ванной,
спускаясь вниз. Там он заставал маму с кружкой в руках, смотревшую в окно с
глубокой задумчивостью. Тэхён чувствовал запах бурбона, который она
добавляла в кофе, и морщился, тихо подходя к кофейнику. Он ничего не говорил
по этому поводу, но, когда она была на работе, он прочищал весь дом на
наличие тайников и выливал найденный алкоголь на заднем дворе, а бутылки
выбрасывал тишком в соседний бак.

— Мам? — Тэхён остановился возле женщины и, как и она, уставил взгляд в

окно, открывавшее вид на осенние деревья со стремительно опадавшими
листьями.

— М?

— Ты хорошо спишь? — спросил парень; он не видел, но чувствовал, что миссис

Ким повернулась в его сторону, оторвавшись от созерцания листопада.

— С чего такие вопросы?

— Тебе… не снятся странные сны? Может, кошмары? — Тэхён просто хотел

убедиться, что он единственный, с кем происходит необъяснимая чертовщина.

Она странно посмотрела на него, поставила дымившуюся кружку на стол и

глубже завернулась в плед, накинутый на плечи.

— Если ты переживаешь из-за моих синяков под глазами, — она засмеялась,

заправляя прядь выбившихся волос за ухо, — то не беспокойся. Мне трудно
заснуть последнее время — постоянно думаю о твоём отце и это…

— Ма-а-м, — Тэхён порывисто обнял её и погладил по спине. Его сердце сжалось,

каждое его биение стало болезненным. — Не думай о нём. Мы же за этим сюда и
приехали, верно? Чтобы начать всё заново.

— Я стараюсь, Тэ.

— Я знаю.

10/48
И Тэхён не упоминал о том, что у него появились явные проблемы. Он должен
был справиться с ними самостоятельно, а не сваливать их на человека, которому
и так тяжело. Но если его мама была погружена в собственную пучину борьбы и
ничего не замечала, то Чимин, напротив, стремился в неё окунуться.

— Почему ты рисуешь это? — спросил он, закидывая в рот картошку фри.

В школьной столовой было шумно, но Тэхёну вдруг показалось, что Чимин

проорал ему это в самое ухо, затыкая кучу галдящего народа. Его плечи
осунулись, а рука, зажимавшая чёрную ручку, дрогнула и прочертила посреди
рисунка кривую линию. Тэхёна передёрнуло, он неудовлетворённо покосился на
Чимина из-под нависшей, криво обрезанной им самим чёлки. Как он мог
объяснить это ему, если и сам не до конца понимал? Тэхён просто стремился
спроецировать на бумаге то, что чувствовал — так ему становилось легче. Это,
своего рода, был его личный дневник, которому он высказывался с целью
отвести душу.

— Этот улыбающийся мальчик действительно жуткий. Ты знаешь, что я

ненавижу «Коралину»? Эти глаза-пуговицы… — Чимин поморщился. — А этот
мальчик словно оттуда. Кто он?

Тэхён открыл рот. И закрыл его. Что он должен был сказать? Что видел его во
снах? Глупо. Чимин бы сморозил шутку про педофилию и сам бы поржал с неё.

— Никто, — ответил он и захлопнул блокнот.

Больше рисовать при Чимине он не собирался.

Ночь, когда Тэхёна коснулись, была самой страшной в его жизни. После
очередного пробуждения он как всегда едва дышал, задыхаясь от ужаса, и не
мог ничего. Первые минуты его пробуждения стали характеризоваться словом
«существовать». Возня под кроватью была особо громкой, а его нога свисала с
края, и он не мог её отдёрнуть, хотя очень хотел. Тогда что-то холодное
коснулось его большого пальца, и Тэхён зажмурился, открыв рот в беззвучном
вскрике. Его грудь бешено вздымалась и опадала. Теперь всё это мало походило
на его фантазию. Глаза могли придумать, но тело — нет. Однако, если он и
ожидал, что его ногу сожрёт какое-то чудище, которое — Тэхён теперь точно
был в этом уверен — обитало под его кроватью, то этого не произошло.
Прикосновение задержалось на его коже на какую-то долю секунды, а после
мгновенно прекратилось. Крики в голове Тэхёна закончились, лучи рассвета
стали заглядывать в окно — кто-то вновь нажал на кнопку «стоп». Он смог
двигаться. Первое, что он сделал, так это засунул ногу, обожжённую холодным
касанием, под одеяло. И затем он почувствовал нечто ужасное — мокроту и
тепло, что образовались в районе паха. Он заплакал. Прижал колени к груди и
спрятал в них лицо, всхлипывая как маленький мальчик, наделавший к себе в
штанишки. И чувствовал он себя так же: как ребёнок, проснувшийся ночью из-за
кошмара и чувства стекавшего по бёдрам недержания.

Он встал и злобно содрал грязное постельное бельё в кучу, бросил на пол и пнул
его ногой. Всё тело тряслось, а тремор рук всё не утихал. Прилипшие к коже
пижамные штаны вызывали отвращение. Он внушал себе, что этого не может
быть и что монстры под кроватью — сказка, придуманная для детей. Бугимена
не существует. Тэхён опустился на колени и заглянул под постель, но на
паркете не было ничего, кроме пыли и царапин.
11/48
— Это просто мыши, — прошептал Тэхён бледными губами.

Он уверенно встал на ноги и решил, что покончит с этим.

Он купил мышеловки. Много, ужасно много мышеловок. Он расставил их под

своей кроватью и возле и отправился в этот день спать к Чимину, предупредив
заранее свою маму.

Дом друга был маленьким и уютным. С низким белым заборчиком и аккуратной

лужайкой. У него по дому кошка носилась с маленькой собачкой, а ещё пахло
хлебом.

— Предки как раз уехали, — сказал Чимин, открывая перед Тэхёном дверь. — И
почему так внезапно?

Тэхён завис. Он просто поставил Чимина перед фактом, мол, сегодня выходной и
я заваливаюсь к тебе. Он не объяснял причин.

— Мы травим дома мышей, — ответил Тэхён. Ну, по крайней мере, это не совсем
ложь.

Чимин посмотрел с подозрением, но принял. В любом случае, когда дверь его

комнаты закрылась и Тэхён увидел перед собой самую обыкновенную засранную
комнату подростка, Чимин, облокотившись о косяк двери, растянул губы в
довольной ухмылке.

— Смотри, что у меня есть, — протянул он и выудил из внутреннего кармана

кожанки — да, он носил её даже дома, будто она была намертво приклеена к
телу — пакетик с дурью.

Брови Тэхёна поползли на лоб. Он упал на незаправленную кровать друга и

повернул голову в его сторону.

— У кого достал?

— Есть парень, — Чимин облизнул губы и присоединился к Тэхёну на кровать,

прыгнув на неё с разбегу так, что тело Кима подпрыгнуло, — Юнги. Он, вроде
как, меня на секс уламывает. Это, — он потряс в воздухе пакетиком, —
досталось бесплатно.

— Хитрожопый. — Тэхён пнул ржущего Чимина по упругой заднице. — Ты ему

дашь?

Смех Чимина прекратился. Он насупился, губы его выпятились.

— Если пойму, что не нарик, то дам. — Он сел и достал из всё того же

внутреннего кармана куртки бумагу для самокрутки. — Типа, знаешь, иногда
баловаться — это норма. Но жить ради наркоты… такое себе.

Тэхён согласно кивнул. Он знавал ребят, которые двадцать четыре часа на семь
были под дурью. А отбери ты её у них — они были готовы в буквальном смысле
шею тебе свернуть.

12/48
Когда выкуриваешь марихуану, сначала не чувствуешь ничего. Она накрывает
постепенно, застилает мысли пеленой. Тебя немного штормит, будто укачало, а
проблемы постепенно уходят на задний план. И вот ты смотришь в потолок,
который почему-то кружится, и чувствуешь себя так, словно стал желе, и
посмеиваешься с чего-то своего — непонятного и дурного.

— Можно ли считать пистолет, лежащий в холодильнике, холодным оружием? —

спросил Чимин. Его голова свисала с края кровати, а рукой он изображал
пистолет.

Тэхён засмеялся и затянулся, медленно, со смаком выдыхая сизый дым изо рта.

— А если нож опустить в кипяток, он станет горячим оружием?

Чимин смеялся и фыркал, а ещё пинал ногами воздух, обхохатываясь так, словно
вдохнул оксид азота, в простонародье именуемый веселящим газом. Тэхён
подхватывал за ним, и тогда они уже смеялись дуэтом настолько громко, что,
кажется, пол под ними сотрясался. А им и правда казалось, что мир ходил
ходуном и наступило землетрясение.

На следующий день Тэхён впервые за долгое время встал тогда, когда солнце
было непростительно высоко и ярко заглядывало в окно, ослепляя.
Посапывающий Чимин раскинул на нём свои конечности и пускал слюну на
любимую футболку Тэхёна, заставляя парня морщиться и стонать от досады.
Тэхён спихнул с себя друга — тот даже не шелохнулся — и скатился с кровати.
Хотелось блевать. И воды. Но, несмотря на всё это — боль в висках и тошноту —
Тэхён невменяемо счастливо улыбнулся. Он не знал, стоило ли списывать
спокойное пробуждение на наркотики или на то, что он спал вне стен
«проклятого» дома. Сейчас Тэхён думал, что чтобы убедиться во всём точно,
стоило на следующих выходных ещё раз прийти к Чимину с ночёвкой, но заснуть
уже не под воздействием марихуаны.

Привстав с пола на четвереньках, Тэхён медленно встал и, сжимая пальцами

виски, побрёл по коридору на выход. Он думал, что Чимин не сильно
расстроится, если он уйдёт. К тому же, судя по его крепкому сну, рыжий ещё
долго не захочет вставать. Даже маленькая собачка — йоркширский тойтерьер,
которой они вчера заплели кучу хвостиков, — сейчас громко и злобно лающая на
Тэхёна, не смогла разбудить Чимина, хотя, казалось, её писклявый лай слышала
вся округа.

Когда Тэхён вошёл в дом, то сразу же почувствовал в спёртом воздухе запах

спиртного. Его мама лежала на диване, отвернувшись к спинке; плед
неаккуратно валялся на полу, явно упавший за ночь. На журнальном столике
стояла пустая бутылка с мизерными остатками на дне и стакан. Тэхён грузно
вздохнул, внезапная тяжесть свалилась на плечи и чуть ли не придавила к полу.
Идя немного вразвалочку, Тэхён бережно укрыл маму, поправив аккуратно
одеяло, и взял стеклянную тару за горлышко, неодобрительно качая головой. Он
выбросил бутылку и открыл окна на проветривание, а после, вцепившись крепко
в перила, поднялся по лестнице к себе в комнату.

Selfocracy - Loic Nottet (минус)

— Попались! — вскрикнул он, стоило заметить угодивших в ловушку грызунов.

13/48
Маленькие тельца мышей были смяты либо пополам, либо на уровне шей
подвижным механизмом. У некоторых из пастей были вывалены языки, у других
зубы уже сомкнулись на желанной добыче, которую они так и не успели съесть,
отойдя в мир иной. Тэхён злобно усмехнулся, однако у самого от отвращения
неприятные мурашки поползли по голове, заставив волосы встать дыбом. С
брезгливостью он покидал мышеловки с «уловом» в пакет и вновь вышел из
дома, направившись в сторону леса. И если из окна казалось, что тот находится
близко — рукой подать, то на деле всё обстояло вовсе не так: требовалось
пересечь дорогу и длинное поле, что по времени занимало минут пятнадцать.

Тэхён оставил мёртвых мышей под деревом, а когда повернулся к лесу спиной,
казалось, что тот смеялся ему в затылок. Тэхёна передёрнуло, и возвращался
обратно он уже в ускоренном темпе. Он надеялся, что какая-нибудь лисичка
сегодня полакомится. А думать о волках он даже не собирался — и так жути
хватало.

Перед сном Тэхён выпил кружку горячего шоколада, он укутался в плед и

смотрел «Спанч Боба» по ноутбуку, потому что это его успокаивало. Когда он
засыпал, то оставил фонарики, висевшие на изголовье кровати, включенными.
Хоть и знал, что это не сработает: каждую ночь, когда он просыпался в
холодном поту, те неизменно были выключенными. На утро он проверял, не села
ли батарейка, но светодиоды всегда зажигались. Казалось, что кто-то попросту
выключает фонарики, пока Тэхён спит. И он очень надеялся, что это была его
мама, вечно целующая его тайком в лоб и убирающая забытый ноутбук с
включенным сериалом на тумбу.

Страх облизывал всё тело, смыкался на горле и заставлял Тэхёна открывать

глаза. Была ночь, и тени вновь издевались над его сознанием. Они танцевали и
смеялись над ним, голодно тёрли лапы, говоря о том, какой Тэхён вкусный. А
Тэхён задыхался и пытался двинуться, пытался встать, хотя бы закричать и
позвать маму, но как? Как, если дыхания едва хватало для того, чтобы не
задохнуться. В его голове не смолкали крики, эти проклятые зовы о помощи, от
которых начинала болеть голова. Под его кроватью что-то двигалось, но сегодня
громче. Оно бурчало и пыхтело, и Тэхён прекрасно слышал это.

Он словил нескольких мышей, но обманывал себя, прекрасно зная, что это не

грызуны. Что нечто, находившееся под его кроватью, явно не было маленькими
вредителями. Но он очень боялся думать о том, кто мог находиться там. Он
представлял длинные пальцы с когтями, чёрными, как смоль. Он представлял,
как это чудище скреблось по паркету, оставляя на полу царапины. И он также
представлял, что въевшаяся в дерево кровь — кровь того, кто раньше так же,
как и он, спал на кровати.

— Я… кха…

Тэхён окаменел, он и так был парализован, но сейчас каждая мышца его тела,
вплоть до тех, что на щеках, напряглась. Кто это говорил? Он? Но его рот был
сомкнут. В панике из глаз полились непрошенные слёзы. Они закатились в его
уши и мешали слышать — даже крики стали не такими громкими.

— И-извини меня, — нечто говорило очень испуганно. Глаза Тэхёна, полные слёз,
распахнулись до неведомых размеров и уставились в потолок. Этот голос, тихий
и робкий, доносился из-под кровати. Ни в одном фильме ужасов чудище,
14/48
желавшее сожрать, не говорило так тихо. — Я н-не хотел п-пугать тебя. Мне ж-
жаль.

Тэхён, вероятно, потерял сознание от шока, потому что когда его глаза
открылись вновь, за окном было светло.

Весь последующий день он ходил как не в себе. Чимин странно поглядывал на

него, но ничего не говорил. Тэхён смотрел на доску невидящим взглядом.
Учитель писал что-то, Тэхён знал буквы и умел читать, но почему-то не мог:
слова смешивались в непонятную мешанину, он не мог связать их в
предложения. Он не хотел есть, не хотел спать, даже больше — он не хотел
существовать в данную секунду времени. Ему казалось, что он окончательно
сошёл с ума. Он слышал голос у себя под кроватью. Что-то трогало его под ней
же. Что-то извинялось за то, что напугало его.

Ожидаемо, что он не мог заснуть. Он смотрел в одну точку и не моргал. Минуты

утекали и сменялись часами, но Тэхён не чувствовал времени. Ему казалось,
будто весь мир замер, остановился на одной секунде. Он думал, что песок в
часах давно перестал сыпаться и тот, кто заведует временем, забыл
перевернуть их.

Но в один миг всё изменилось: под его кроватью послышалась возня.

Хронос встрепенулся и перевернул часы; песок начал утекать вниз.

Тэхён резко сел. Сердце билось в его груди так быстро и так сильно, что он сам
мог отчетливо слышать его. Интересно, то, что сидело под его кроватью, тоже
слышало этот бешеный стук?

Происходившее было невероятным, потому что в комнате было светло, Тэхён не

спал, однако оно
всё равно было там. Тэхён мог посмотреть, он мог слезть на пол и заглянуть под
кровать. Он мог увидеть, что там находится, мог узнать, кто пугал его всё это
время.

Поэтому он включил фонарик на телефоне и резко, так, чтобы нечто не успело

убежать, свесил голову вниз, отдернул простыню и посветил лучом в темноту.
Маленькие круглые глазки испуганно уставились на него. Усики нервно
задёргались. Тэхён во всю глотку заверещал. Мышь пискнула и побежала в
сторону угла, быстро прошмыгнула в маленькое отверстие и скрылась.
Отголоски тэхёнова крика до сих пор гулко отражались от стен. Его мама,
завёрнутая в махровый халат, встревоженно забежала в комнату. Глаза у неё
были покрасневшими, свидетельствовавшие о том, что она тоже не спала, а
лила слёзы о своём муже-изменщике.

— Что случилось? — спросила она тут же, подбегая к успевшему успокоиться

Тэхёну.

Каким же трусом, однако, он был. Испугался какой-то маленькой мышки.

— Это… мышь, ничего страшного. Я просто испугался, когда увидел её, — он

махнул рукой, мол, ничего страшного, не беспокойся, всё обошлось.

Миссис Ким понимающе кивнула. Худыми тонкими пальцами она погладила

15/48
Тэхёна по лохматым русым волосам и вздохнула.

— Понимаю, я тоже слышу этих гадов, бегающих по углам. Надо бы вызвать

дезинсекторов.

— Точно, это не помешало бы, — Тэхён усмехнулся слегка нервно.

— Ну всё, уже поздно, ложись-ка спать.

Миссис Ким потянулась выключить гирлянду на кровати, но Тэ остановил её,

вдобавок ещё и сказав «не надо». Она пожала плечами, но не стала
допытываться. Пожелала спокойной ночи и вышла из комнаты, тихо прикрыв
дверь. Странно, но после этого Тэхён почувствовал тяжесть и быстро заснул,
хотя ещё пару минут назад сна не было ни в одном глазу.

Он вынырнул из царства Морфея с тревожным чувством, зудящим под кожей.

Сердце билось в глотке, руки охватывала дрожь, а ноги практически не
чувствовались. Тело было во власти сонного паралича. Вновь. Но на этот раз всё
было по-другому. На часах было три часа ночи, а не привычные шесть утра,
когда пора вставать, но что-то невозможно тревожное заставляет открыть
глаза, разбудив мозг раньше тела. А ещё гирлянда горела. Тэхён видел свою
светлую комнату, не вызывавшую страха, и никаких привычных теней не было.
Крики в его голове звучали не так громко, от них даже не ныла привычно
голова. Тэхён подозрительно сощурил глаза и оглядел комнату полностью —
никаких кровожадных монстров. Только… что-то под ним тихо, но достаточно
громко в этой гнетущей тишине, зашевелилось. У Тэхёна сердце заполошно
забилось, оно подскочило ещё выше к гландам, норовя, возможно, выскочить у
него изо рта.

— Я не хочу причинять тебе вред, — прошептали из-под кровати, отчего у Тэхёна

засосало под ложечкой. — Я хочу подружиться.

Подружиться?! О, клоун из «Оно» тоже хотел подружиться. Тэхён бы истерично

засмеялся, если бы не одно но: он просто-напросто не мог. Тут бы дышать и не
задыхаться, смех в его случае чрезмерная роскошь.

— П-почему ты молчишь?

«Мне, блять, так страшно, что я сейчас себе в штаны наделаю, вот почему»

— Ты не хочешь со мной разговаривать? — Что-то под кроватью опечалено

вздохнуло, чуть ли не всхлипнуло. Тэхён не верил в Бога, но про себя шептал
молитву. Он надеялся остаться живым сегодня. — Я нарисовал тебе открытку. У
меня не очень хорошо получается… Ты выбросил мой рисунок… Она очень
разозлилась на тебя, я долго уговаривал её не трогать тебя.

Кто такая «она»?! Тэхёну это не нравится. Совсем-совсем не нравится. То, что
сидит под ним и шепчет, не единственное в этом доме. Это очень нехорошо.

— Я оставлю открытку на полу. Я… эм… приду завтра, только не пугайся меня.

А затем стало совсем тихо. Ничто не издавало шума, а крики в голове вдруг
резко стихли. Сердцебиение Тэхёна замедлилось, пульс пришёл в норму, а
парализованные конечности смогли двигаться. Тэхён сел и с опаской опустил
16/48
взгляд вниз. Кровать отбрасывала на пол тень, а от проёма между рейкой и
паркетом веяло жуткой опасностью. Однако, невзирая на страх, Тэхён должен
был опустить руку вниз и схватить сложенный вдвое листок, вырванный, по
видимому, из книги. Даже если казалось, что из тьмы под кроватью что-то
выпрыгнет и сожрёт его. Любопытство сейчас было сильнее страха. Тэхён
сглотнул слюну, сердце его пропустило пару ударов, стоило наклониться и
быстро схватить бумажку с пола. Вот оно — вещественное доказательство того,
что он не сходит с ума. Разворачивая листок, Тэхён ожидал увидеть на нём
слова, написанные кровью. Что-то вроде «ты умрёшь через семь дней» или «ты
такой сладкий, хочу сожрать тебя». Его пальцы тряслись, как у не получившего
дозу наркомана, когда он развернул страницу из старой жёлтой бумаги — такая
обычно была в школьных учебниках, датирующихся годом эдак шестидесятым.
Он зажмурился, а когда открыл глаза, то не совсем понял увиденное. Рядом,
держась за руки, стояли два мальчика — один с русыми волосами, другой с
черными. Внизу немного коряво было написано:

Привет, меня зовут Чон Чонгук. Я хороший и не собираюсь вредить тебе.

Пожалуйста, не бойся меня.

Тэхён прочёл это, ахнул и выронил «открытку», на оборотной стороне которой

большими буквами значилось «Будешь моим другом?». То, что сидело под его
кроватью, что назвало себя Чонгуком, знало его имя. И «оно», возможно, было
мальчиком с чёрными волосами. Ноги ощущались ватой, когда Тэхён встал.

— Эй? Ты слышишь меня? — прошептал он, особо не думая.

В комнате было тихо, только ветер выл на крыше и мыши едва слышно бегали по
углам. Тэхён помотал головой, истерично хохотнул с собственных действий и
опустился на колени, припав грудью к полу. Он заглянул под кровать и
прищурился, для точности пощупал пол рукой, не почувствовав под
подушечками ничего, кроме поцарапанного паркета. Ожидаемо там было пусто.
Тэхён не знал, радоваться или грустить. Он решительно встал с сжатыми
кулаками.

— Это какое-то безумие. Ты ненормальный, — бормотал он, делая два широких

шага к мольберту.

Тэхён громко сел на стул, взял карандаш и крепко сжал его, почти ломая
хрупкое дерево. В голове бесконечной бегущей строкой шло «безумие, безумие,
безумие». Впрочем, Тэхён никогда не считал себя нормальным. Он с детства
верил в существование нереального, считая, что оно просто прячется от людей.
Истории типа Йети в заснеженных горах и фей, прятавшихся в деревьях. Но,
возможно, кто-то решил показаться ему? Может, его подкроватному монстру
было одиноко? Не все чудища злые, как и не все люди хорошие. Вспомнить даже
«Корпорацию монстров».

Чуть дрожащая от волнения рука провела по бумаге линию. Тэхён нарисовал

свою кровать, себя на ней, а на полу под постелью мальчика со смольными
волосами. На половину листа он написал вопросительный знак, а внизу: «Ты —
этот мальчик?», указав стрелкой на нарисованную кровать. Затем Тэхён сложил
лист, а на обратной стороне, немного подумав, вывел: «Мы сможем
подружиться, только если ты перестанешь прятаться».

Нервно усмехаясь со своих же действий, Тэхён положил рисунок под кровать. Он

17/48
потоптался на месте, со вздохом лёг на постель, понимая, что заснуть ещё раз
точно не сможет. Он сидел в тишине и читал комикс про человека-паука,
каждый раз останавливаясь и прислушиваясь к тишине. Однако ничего под его
кроватью не издавало шума, и это позволяло почувствовать спокойствие, однако
незнание нервировало и чесалось зудяще под кожей. Ведь иногда нужно было
взглянуть страху в лицо.

Примечание к части

Я правда советую вам слушать песни, указанные в главах. С ними все

атмосферней

18/48
two

— И я сказал ему, что мы поедем в кино, только при условии, что он не

будет уламывать меня запить экстази колой. В целом, Юнги ниче такой, мне
правда не очень нравится его музыкальный вкус… Хотя, как там говорят,
противоположности притягиваются? — Чимин замолчал, а Тэхён, бездумно
перекатывающий вилкой помидорку черри из стороны в сторону, даже не
заметил этого, продолжая пассивно гипнотизировать взглядом пятно от горчицы
на столе в школьной столовой. Чимин резко откинулся на спинку стула и
сощурил глаза, зло пиная Тэхёна носком ботинка под столом. — Эй! Где ты там
витаешь, я тут, возможно, рассказываю тебе историю своей первой любви, а ты
игнорируешь меня, — проворчал Чимин, заставляя Тэхёна виновато почесать
затылок и опустить голову в тарелку. — У тебя всё хорошо? В последнее время
ты какой-то нервный, — заговорил Чимин уже ласковей. — Может, эм… хочешь
пойти сегодня с нами в кино?

— Что? — Тэхён засмеялся и засунул наконец несчастный помидор в рот.

— Предлагаешь мне смотреть, как вы друг друга языками в гланды трахаете?
Нет уж спасибо, мне и так хорошо.

Было видно, как Чимин с облегчением выдохнул. Уж кому-кому, но точно не ему

хотелось идти на свидание с лучшим другом под ручку. Тэхён улыбнулся. Чимин
был таким очевидным, но было мило, что он предложил ему, несмотря на то, что
вовсе этого не хотел. Тэхён встал, посмеиваясь, похлопал друга по плечу и
бросил насмешливое, прежде чем собраться пойти в свой кабинет:

— Не забудь предохраняться, когда тебя прижмут на заднем сиденье машины.

— Эй! — Чимин отпихнул его руку и треснул между рёбер, пока друг заливисто
хохотал. — У него байк, кретин.

— Ещё лучше, — фыркнул Тэхён и, смеясь себе под нос, трусцой побежал
вперёд, чтобы Чимин не успел пнуть его в бедро.

Когда, вернувшись из школы, он вошёл в свою комнату, сердце его сделало

кульбит, кишки связало тугим узлом, а пальцы тревожно сжались в кулаки.
Тэхён медленно, тихо, тише даже, чем звук его громкого пульса, подошёл к
кровати и заглянул под неё. Рисунка, что он нарисовал, не было. В горле резко
пересохло, а по затылку прошёлся табун холодных мурашек. Тэхён отшатнулся
от кровати и обхватил себя руками — он вдруг почувствовал необъяснимый
холод, морозивший кожу.

Вторую ночь подряд он не мог заснуть. Если вчера его сон был донельзя
коротким, то сегодня его и вовсе не планировалось — слишком уж это всё
волнительно. Синяки будут выдавать его с потрохами и нужно будет замазывать
их тональником, втихую взятым у матери.

Тэхён рисовал в тишине в своём блокноте. Он не знал, что это было — рука
просто выводила линии. В голове было пусто и образы не шли. Получалась
откровенная белиберда. Тэхён раздражённо захлопнул блокнот и откинулся на
подушку, взял в руки телефон и начал бездумно листать ленту. Внутри засело
волнение. Это чувство было неприятным, оно вертело внутренностями и
вызывало пульсирующую боль в висках. Тэхён ненавидел быть обеспокоенным.
19/48
Когда новостная лента подписок закончилась и Тэхён полез в рекомендации, в
этот миг что-то тихо зашевелилось под его кроватью; смартфон выскользнул из
пальцев, ударился больно о лоб, скатился с подушки и приземлился на пол. Что-
то подсказывало, что это была вовсе не мышь. Но… разве чудища не выходят
посреди ночи, в темноте, когда люди безмятежно спят?

Дыхание перехватило. Сердце стучало так громко, так громко, что становилось
больно. Тэхён скосил глаза и увидел, что кто-то протягивал ему телефон. Он не
видел, кто держал его — для этого нужно было нагнуться ниже, наклонить
голову и…

— У тебя упало, — сказали тихо, всё ещё держа телефон Тэхёна крепко
прижатым к матрасу.

Тэхён сглотнул. Его рука покалывала — возможно, от внезапно начавшейся

судороги — когда он схватил кончиками пальцев телефон и положил его на
матрас.

— Ч… — он не мог выговорить ни слога; связки будто что-то сжимало, словно на

его шее затягивалась петля. Тэхён поднял руку, чтобы проверить, и потрогал
себя за горло. Он откашлялся. — Чонгук?

— Да? — ответили ему тут же.

— Т-ты можешь… вылезти? — Тэхён не верил, что просил об этом. Он не ожидал

от себя, трусишки, такого.

В комнате стояло молчание. Притаившийся Чонгук не издавал ни звука. Только

сердце Тэхёна продолжало сходить с ума, выдавая сто тридцать ударов в
минуту и этим заполняя тишину.

— Чонгук?

— Я… я не знаю.

— Почему? — Тэхён нахмурился. То, что пугало его всё это время, даже не
мыслило выбираться наружу? От этого Тэхён чувствовал себя глупо. Как
ребёнок, что с криками убегал от собаки, которая всего-то хотела лизнуть его в
щёку.

— Мне страшно, — тихо прошептали, и Тэхён едва смог разобрать.

— Страшно? Здесь нет ничего страшного.

— Н-наверное… — Чонгук издал громкий вздох. — Можешь дать мне руку?

Тэхён замер. Он этого не хотел. Точно нет. Ему дорога его рука. Что если этот
Чонгук сожрёт её? Вдруг это монстр, который заманивает к себе своей
беззащитностью? Всякое бывает.

— Не думаю, — сказал Тэхён и в добавок покачал головой, хотя этого никто и не

видел.

— Пожалуйста? — звучало так моляще, так беспомощно, что Тэхён заскрипел

20/48
зубами. Почему сейчас он чувствовал себя в амплуа монстра? Они внезапно
поменялись ролями? — Если ты подержишь меня, мне будет не так страшно, —
продолжал просяще шептать тонкий голос, и душа Тэхёна заскулила.

— Блять, — пробормотал парень под нос. Кто тут кого должен опасаться? Они
как тот мем с человеком-пауком. Тэхён боится Чонгука, в то время как и самому
Чонгуку непонятно, от чего страшно. — Блять, — повторил Тэхён.

Его рука тряслась и подрагивала, когда он опустил её вниз. Он не успел

подумать о своей глупости, потому что сразу же в него вцепились. Воздух
вышел сквозь его крепко стиснутые зубы. Ну всё. Всё. Перед глазами встала
картинка: мясорубка, возле которой написано большими буквами «осторожнее,
не суйте пальцы», и он, упорно стремившийся запихнуть их туда. Точно ребёнок,
нарывавшийся на неприятности.

Ничего не происходило.

Рука Тэхёна была схвачена, но тот, кто вцепился в неё, словно не понимал, что
нужно делать дальше. Тэхён чувствовал мороз в том месте, где его касались.
Холод пробирался от точки соприкосновения и поднимался дальше по
предплечью, словно стремясь Тэхёна полностью заморозить. Что, если Чонгук
так и делал? Может ли Тэхён сейчас превратиться в ледышку? Тэхён нервно
засмеялся, а после закашлялся, влага выступила на глазах. Его руку сжали
крепче, хотя, казалось, куда ещё-то.

Под кроватью послышалось движение, пыхтение и неразборчивый бубнеж.

Тэхён с замиранием сердца наблюдал, как простынь, свисавшая с края, начала
задираться, потому что кто-то с пола поднимал её, вставая. Сначала показалась
макушка — растрёпанная, с длинными отросшими чёрными волосами. Она
замерла, потом заозиралась по сторонам. Тэхён даже смог увидеть кончик носа.
Простого, ну, человеческого. Дальше нечто, похожее на обыкновенного
мальчишку, а вовсе не на монстра, вылезло из-под кровати и обернулось.
Леденящий холод от до сих пор продолжавшегося касания вдруг стал обжигать.

«Он совсем не страшный», — первое, что пришло в голову, когда Тэхён увидел
того, кто все это время пугал его до уссачки. В буквальном смысле.

Мальчик был испуганным. Он выглядел меньше, чем Тэхён. Может, года на два.
Ему с натяжкой можно было дать шестнадцать. Он был хрупким и маленьким,
очень бледным, практически прозрачным. Его растянутый серый свитер
болтался на худых плечах, а лицо со впалыми щеками придавало ещё более
болезненный вид. Нос из-за этого смотрелся неестественно большим, а глаза —
просто огромными. Ошарашенными, потерянными, глупо пялившимися и не
моргая смотревшими на такого же удивлённого Тэхёна. Чонгук был похож на
только что вылупившегося из яйца птенца — несуразного, непонятливого и
ужасно очаровательного в своей хрупкости и беспомощности.

Пальцы Чонгука сжимали руку Тэхёна так крепко, что Тэхён перестал
чувствовать её. Должно быть, на том месте в скором порядке появятся большие
синюшные пятна. Но сейчас это не сильно его заботило. Точнее вообще не
заботило. Его больше волновал мальчик, продолжительное время сидевший под
его кроватью и очень сильно пугавший его. Смех сквозь слёзы, не иначе.

— Ты написал, что станешь моим другом, если я вылезу, — напомнил Чонгук. Его
21/48
большие невинные глаза в упор смотрели на Тэхёна через упавшие на лицо
пряди волос, которые до невозможности сильно хотелось зачесать назад. Да,
расчёска точно не помешала бы Чонгуку с его бардаком на голове. Тэхён
захихикал. От нервов. Почему в этот момент он думал о такой ерунде?

Чонгук выглядел обиженным. Он резко опустил руку Тэхёна и наклонил низко

голову — всё его лицо скрылось за завесой угольных запутанных волос. Тэхён
глупо смотрел на него, и в голове не было ни единой мысли. Что ему делать? Он
не понимал. Чонгук не человек. Точно нет. Но он и не монстр. Тогда кто же?

Думы Тэхёна прервал тихий всхлип. Плечи Чонгука подрагивали, пальцами он

комкал ткань своего растянутого свитера и походил на провинившегося
ребёнка, которому устроили нагоняй.

— Эй, Чонгук, ты чего? — Тэхён быстро вскочил на ноги, но Чонгук покачал

головой и отступил на шаг. Его лица всё ещё было не видно, однако Тэхён
уловил взглядом, как блестящая капля скатилась с чужого подбородка и,
переливаясь и сверкая в воздухе, упала на ковёр. Пока Тэхён шокировано
смотрел, как слеза расползалась по ткани, Чонгук вдруг исчез. Просто
растворился, будто его никогда и не было.

Возможно, это было действительно так? Может, Тэхён всё это себе придумал?
Стоило посмотреть симптомы шизофрении.

Или нет.

Из-за двух дней без сна Тэхён ходил мертвец мертвецом. Чимин щебетал о
свидании с Юнги, но он не мог ничего понять: слова складывались в непонятное
месиво, и даже если бы он хотел услышать — не смог бы. Все посторонние шумы
казались отчего-то тихими и неважными, и Тэхён слышал их, как через вату в
ушах. Клонило в сон. Он даже заснул на литературе, за что учительница
отругала его. В целом, стоило вернуться домой и коснуться подушки, как он тут
же отключился.

И проснулся, потому что о дно его кровати стучали. Тэхён поморщился и

посмотрел в окно непонятливым взглядом — была ночь. Он заснул вечером и
сейчас, вероятно, было часа два. Тэхён плюхнулся лицом в подушку и потянулся.
И тогда он наконец отчетливо услышал это — стук о днище кровати. Тэхён
подпрыгнул, подорвался от осознания. Он обидел Чонгука до слёз, но Чонгук
вернулся. Он до сих пор чувствовал себя немного виноватым за то, что
засмеялся, когда Чонгук спрашивал его о дружбе. Что он мог поделать с этим?
Когда он нервничал, смех неосознанно сам вырывался изо рта.

— Прости меня, Чонгук, — произнёс Тэхён, покорно следуя зову совести.

Последнее, что он хотел, так это обижать ранимого ребёнка. Пусть даже если
тот был и не человеком вовсе. Чонгук умел плакать, и этого было достаточно
для того, чтобы понять: он мог чувствовать. — Я думаю, что мы можем стать
друзьями. — Возникла небольшая пауза, прежде чем Тэхён спросил: —
Вылезешь?

Чонгук, притаившийся под кроватью и тихо постукивавший пальцем по паркету,

неуверенно посмотрел на полоску света между концом одеяла и полом. Он не
знал, что его страшило, но он упорно боялся выбираться наружу. Он хотел
оставаться здесь, внизу, укромно свернутым в маленький клубок. Однако он
22/48
хотел к Тэхёну. Чонгук хотел друга. Поэтому он неуверенно спросил:

— Дашь мне руку?

— Конечно, — ответил с готовностью Тэхён, опуская свою ладонь вниз.

Чонгук взялся за неё, робко переплетая пальцы. Его на фоне тэхёновых

смотрелись практически как белый на чёрном. А ещё кожа у Тэхёна была
горячей и мягкой, и Чонгук не хотел отпускать чужую руку, ведь тепло было
тем, что он так давно не чувствовал.

Тэхён неторопливо дёрнул Чонгука, и мальчик встряхнул головой, заставив

несколько непослушных прядей упасть на лицо. Он медленно выбрался наружу,
щуря глаза от света, к которому не привык. Комната была не такой, как он её
запомнил. Сейчас стены были другого цвета, висело много ярких картин, а ещё
светила гирлянда, обмотанная на изголовье кровати. Чонгук считал это
странным. Обычно он видел гирлянду только на Рождество, когда ей украшали
ёлку. Это выглядело необычно, но ему нравилось. Выглядело… тепло. И свет был
таким приятным. Он понял, что успел отвыкнуть от него.

— Красивые картины, — пробормотал Чонгук, разглядывая стены комнаты.

Тэхён моргнул и тоже посмотрел на них. От похвалы внутри него проснулась

гордость и капелька смущения.

— Думаешь? Я всегда смотрю на них и думаю, что недостаточно доработал.

Глаза Чонгука увеличились. Он удивлённо посмотрел на Тэхёна, его маленький

рот образовал форму «о».

— Это ты нарисовал?! — спросил он взволнованно с восхищением в глазах. Тэхён

кивнул, тепло улыбаясь ему. — Ух ты! Это очень красиво! Вот бы и мне так, —
добавил он уже без прежнего восторга. Его пальцы в руке Тэхёна вздрогнули, а
потом медленно выскользнули, неуверенно сжавшись в кулак. — Я рисую
ужасно, да?

— Что? Нет, вовсе нет, — солгал Тэхён. Его щёки, слава Богу, не загорелись
румянцем вранья. Чонгук глядел на него косо и недоверчиво. От дискомфорта
он переваливался с пятки на носок, и когда Тэхён обратил на это внимание, то
заметил, что мальчишка был босым.

— Я знаю, что ты врёшь. Ты сам выбросил мой рисунок, — Чонгук грустно

вздохнул и обнял себя за плечи, смотря при этом в пол. — Я и сам понимаю, что у
меня плохо получается. Но она всегда хвалила меня, а когда я сказал ей, что ты
смял мой рисунок, она очень разозлилась. Мне жаль, что я пришёл охранять
тебя не сразу. Мне было страшно приходить сюда. Но я не хотел, чтобы тебя
мучили страшные сны. — Чонгук замолк на секунду и закусил губу. Он поднял
робкий взгляд на Тэхёна, и Тэхён изумился, потому что заметил яркий на
контрасте с бледной кожей Чонгука розовый румянец. — Ты хороший.

— Ох, — выдохнул Тэхён, почесывая шею. Он мало чего понял. Почти ничего.
— Кто такая она? И при чем здесь страшные сны?

Чонгук потупил взгляд в стену. Его пальцы нервно теребили рукав свитера, в
23/48
котором можно было заметить кое-где растянутые дыры.

— Она тоже живёт здесь, — сказал Чонгук. Он знал, что у неё есть имя, но он не
мог вспомнить его. — И когда она злится, людям снятся страшные сны. — Уголки
губ Чонгука едва заметно приподнялись. — Но я оберегаю тебя ночью, поэтому
не бойся.

— Ты… защищаешь меня? — изумился Тэхён.

— Ей не нравится это, — Чонгук недовольно нахмурился. — Ей никогда не

нравилось, когда здесь жил кто-то ещё.

Тэхён думал, очень усердно думал, пытаясь понять хоть что-то. Была она и был
Чонгук. Она — злая, Чонгук — нет. И пока он думал, что-то начало завывать.
Надрывно кричать и плакать. Он вздрогнул от этих звуков и посмотрел
недоуменно на Чонгука.

— Кто это кричит каждую ночь?

— Другие, — Чонгук пожал плечами, словно этого ответа было достаточно для
понимания хоть чего-либо. — Им страшно ночью, вот они и плачут. Они ещё
маленькие.

— Кто? Кто, Чонгук? — Тэхён будто очутился на физике. Он смотрел в учебник в

надежде найти понятие неизвестного для него слова, а когда находил, не
понимал ещё больше и путался.

— Дети. Когда я ухожу от них, они начинают плакать. Но иногда даже я не могу
их успокоить. Они боятся темноты.

— А где эти дети? — допытывался Тэхён. Его мозг разрывался от непонимания.

— Внизу.

— Внизу?

— Да, они прячутся внизу.

— Ох, — Тэхён зарылся в волосы пальцами рук и взъерошил их. Стоило присесть
и отвлечься. Обмозговать всё, когда голова не будет так трещать. — Хочешь…
порисуем?

— Правда? — Большие чёрные глаза-бусинки Чонгука загорелись на это

предложение. Он будто засветился изнутри, чуть ли не начав подпрыгивать. В
животе у Тэхёна разлилось приятное тепло.

— Конечно, я помогу тебе.

И тогда, поставив два стула возле мольберта и сев на них, Тэхён вручил Чонгуку
карандаш. Чонгук смотрел на него заинтересованным взглядом, крутя из
стороны в сторону и пристально рассматривая.

— Итак, Чонгук, что ты хочешь нарисовать? — спросил Тэхён, доставая чистый

лист бумаги.
24/48
Чонгук призадумался. Прошли секунды, прежде чем он выдал ответ.

— Маму.

Тэхён завис. Холодные мурашки поползли по его рукам, он сглотнул. Тэхён

начал предполагать кем, вероятно, мог быть Чонгук, и это предположение ему
не нравилось.

— Очень здорово. Твоя мама… живёт в этом доме?

Что, если загадочная «она», о которой говорил Чонгук, была его матерью?

— Нет, её здесь никогда не было, — Чонгук покачал головой. Его волосы

качались в такт движениям.

— Ты жил здесь без мамы? А с кем ты тогда жил? С отцом?

Плечи Чонгука опустились, спина сгорбилась. Он замычал, и звук этот был

мучительным.

— Я не помню, — ответил Чонгук, сдавливая пальцами виски. — Я… я просто жил

здесь. И… я знаю, что это плохое место. Оно мне не нравилось. И не нравится.
Хочу уйти отсюда, но не получается. Мне не позволяют. Я пытаюсь, но не
выходит. Я дёргаю ручку, но дверь всегда закрыта.

Его плечи начали трястись. Тэхён неуверенно сжал пальцы, но после всё же
протянул руку вперёд, кладя её на плечо Чонгука и начиная круговыми
движениями поглаживать. Внутри что-то истошно скулило и ломалось; от слов
Чонгука стало грустно.

— Ладно-ладно, давай нарисуем твою маму. Помнишь, как она выглядит?

Чонгук кивнул. Он стал говорить, что у его мамы красивые кудрявые волосы,
добрая улыбка и большие искрящиеся глаза. Он пытался нарисовать её по
памяти, а Тэхён помогал ему в этом, рассказывая о том, как правильно строить
человеческое лицо, и что уши не могут находиться на уровне губ.

— Я думаю, ты как Каспер. Знаешь, среди остальных он был добрым, как ты.

— Кто такой Каспер? — нахмурился Чонгук; от натуги, с которой он выводил

зрачки на бумаге, у него изо рта высунулся кончик языка.

— Фильм про приведение. Не слышал о таком?

— Неа, — Чонгук покачал головой. — Я не приведение. Я просто… мальчик.

Тэхён минуту неуверенно крутит между пальцев карандаш, пока Чонгук,

погружённый в рисование, не очень ровно выводит губы. Ему слабо верится в то,
что Чонгук вообще понимает хоть что-либо.

— А какой последний фильм ты смотрел?

— Хм… — Чонгук закусывает карандаш передними зубами, несколько секунд

25/48
грызёт его, пока его глаза не расширяются и он не вспоминает. — Мы с мамой
ходили на премьеру «Назад в будущее»! Такой классный фильм, ты смотрел?

— Эм, да, — Тэхён кивает и достает из кармана телефон. Он смотрел «Назад в

будущее» примерно когда ему было пять. А Чонгук ходил на премьеру. Сколько
же ему лет? — Чонгук, какая это была часть? — уточняет он, а Чонгук на вопрос
выдаёт непонятные эмоции: какая-то смесь из недоумения и непонимания.

— Как какая… она всего одна. — И хлопает на Тэхёна ресницами, словно не

уверен и хочет услышать подтверждение своим словам. А у Тэхёна внутри всё
скручивает. Первая… Хах, утекло тридцать четыре года с выхода фильма. Если
Чонгуку около шестнадцати, выходит, ему примерно пятьдесят лет…

— Ты знаешь, какой сейчас год, Чонгук? — медленно спрашивает Тэхён.

Мальчик моргает часто-часто, нос его морщится, губы поджимаются.

— Я… не уверен… 1988?

— Чонгук, — срывается с губ Тэхёна жалобное тише шепота. — Сейчас 2019, —

говорит он ласково, боясь спугнуть.

Не выходит. Лицо Чонгука вытягивается. Губы, что имели хоть какой-то лёгкий
оттенок розового, стали белыми-белыми. Он вскочил на ноги и попятился, а
Тэхён смотрел на него жалобно, и внутри него всё обливалось кровью.

— Неправда! Ты врешь! Я… прошло совсем немного! М-моя мама ищет меня…

Она должна забрать меня!

— Чонгук…

— Она найдёт меня! Скоро! Понятно?! — кричал Чонгук, а в его стеклянных

глазах стояли жирные слёзы. Они быстро скатывались по его лицу, и он дёргал
головой в попытке спрятаться за волосами. — Я уйду отсюда! — всхлипнул он и
растворился мерной дымкой посреди комнаты.

Тэхён услышал щелчок. Было подумал, что треснуло его ребро от слишком
сильного удара сердца. Однако, когда опустил взгляд вниз, обнаружил, что это
лишь карандаш, который треснул в руке.

Картина, вероятно, умершей матери Чонгука, которая уже точно не ищет его
спустя столько лет, осталась незаконченной.

Следующей ночью ему снились кошмары. Чонгук не пришёл защищать его от

неё. Оставил на растерзание. Поделом.

Тёмные, кровавые сны заставляли метаться по кровати, скидывать одеяло и

мычать сквозь мрак закрытых ресниц. Звуки ударов, звуки криков, звуки
закрытых дверей. Щелчок ключа, поворачивающегося в скважине. Болезненный
всхлип, бульканье, шлепок, как от резкой пощечины. Руки по локоть в крови,
сырая земля и сгнившие листья, а посреди — надгробный крест. Плюшевый
мишка с перекошенным лицом и улыбкой Франкенштейна; зашитая кривая
улыбка нитками. Знакомый мальчик с тёмными волосами, с надеждой
смотревший в щелку заколоченного окна, которая угасала по мере наступления
26/48
ночи.

Тэхён чувствовал себя паршиво и выглядел так же. Он отгородился от Чимина,

потому что не хотел ни с кем разговаривать и видеть никого не хотел. Чимин
обижался, но это ничего. Какой толк с ним общаться? Депрессивный человек не
самый лучший вариант для общения.

Тэхён знал, что дети быстро начинают злиться и также быстро остывают. Он был
уверен, что вскоре Чонгук появится. Он не хотел пугать его и давать понять, что
утекло много времени с тех пор, как он был жив. И поэтому достал из чулана под
лестницей старый телевизор. Такой большой, тяжёлый, по размерам как целый
пуфик. Он припер его в комнату и начал молиться, чтобы тот работал. Молитвы
были услышаны: старая бандура издала писк и загорелась синим, тошнотворно
ярким экраном. Оставалось только купить диски для DVD. Тэхён надеялся, что
сможет найти их в каком-нибудь магазине барахла. У него, конечно, был лэптоп,
но у мамы до сих пор имелся ноутбук с разъемом для дисков. Он планировал
записать фильмы и посмотреть их вместе с Чонгуком. Может, две новые части
«Назад в будущее» и «Каспер». Единственное, что он мог предложить
черноволосому мальчику — развлечения.

Чонгук появился на третий день. Пока Тэхён ещё не спал, он постучал о кровать,
давая знать о своём присутствии. Тэхён не стал протягивать ему руку. Он слез с
кровати и заглянул прямо под кровать, встречаясь с виноватыми глазами
Чонгука.

— Извини. Я плохой друг. Я не должен был позволять ей трогать тебя, —

прошептал Чонгук, прячась в тени.

— Всё в порядке, — ответил Тэхён. — Хочешь посмотреть вторую часть «Назад в

будущее»?

Чонгук кивнул. Под пристальным взглядом Тэхёна он начал выбираться из-под

кровати, и Тэхён подал ему руку, чтобы помочь встать.

Качество было отвратительное, фильм иногда заедал, а экран шумел, но всё это
никак не влияло на восторг Чонгука. Тот обнимал подушку и смотрел в
телевизор с таким неподдельным интересом, что наблюдение за его реакцией
казалось перспективней просмотра кино для Тэхёна. Он давно не видел, чтобы
простому фильму так дико радовались. Честно говоря, он в принципе не видел
людей, восторгавшихся простым вещам. Тэхён был уверен, что покажи он
Чонгуку дешёвую маленькую пластиковую машинку из супермаркета, тот бы
радовался ей, как дети сейчас последней версии плэстэйшн. И это заставляло
чувствовать себя дискомфортно. Заставляло понимать, что ценность есть не
только в недоступных баснословно дорогих вещах.

— Это так здорово, — сказал вдруг Чонгук, повернувшись в сторону Тэхёна. — Я

тоже хотел кататься на скейтборде, но мама не разрешала. Говорила, что это
опасно. — Чонгук нахмурился, восторг в его глазах потух. — На самом деле нам
не хватало денег на него, но она никогда этого не говорила. У всех моих друзей
они были. Они не звали меня гулять, потому что я не успевал бежать за ними.

Тэхён крепко сцепил пальцы за спиной и стиснул зубы. В глазах у него

покалывало от слов Чонгука.

27/48
— У меня есть скейтборд. Хочешь, покатаю тебя по комнате? — предложил он.
Велик не поместился в машину, когда они переезжали, но вот доска влезла.

— У тебя правда есть? — встрепенулся Чонгук. — Классно!

— Я мигом! — воскликнул Тэхён и быстрее ветра слетел с кровати, побежав к

платяному шкафу в прихожей. Когда через минуту он вернулся, Чонгук, даже не
сдвинувшись, всё так же смотрел в экран. — Становись на неё. Но только
аккуратно.

Хотя, что могло случиться с призраком? Даже как-то смешно.

Чонгук же живее всех живых тут же примчал к Тэхёну. Он смотрел на скейт с

подлинным обожанием, и Тэхён не мог не улыбаться, когда видел его до
невозможности радостное лицо. Это намного лучше слёз.

— Возьмись за мои руки, покатаю тебя, — проинструктировал он, протягивая

Чонгуку ладони.

Тот вцепился в них сразу же и, хихикая, смотрел вниз на то, как катится.

— Хочу как Марти цепляться за машины и мчать по дорогам.

— Ну нет, это слишком. Представь, что будет, если машина резко затормозит?
Цепляться нужно за мопед или велосипедистов, — фыркнул Тэхён, наворачивая
круги с прицепленным к себе Чонгуком.

— А ты так делал?

— Да, когда жил в большом городе. Хотя для этого нужно иметь хорошие нервы.
Знаешь, я выслушал столько «приятных» комментариев о себе от тех, к кому
цеплялся, — Тэхён покачал головой и засмеялся, а Чонгук подхватил.

Когда они накатались, то продолжили просмотр телевизора. Кадр сменялся

кадром, фильм сменялся фильмом, время текло незаметно и быстро. Когда Тэхён
глянул на часы, он ужаснулся: было уже пять часов утра. Веки чувствовались
невероятно тяжёлыми. Тэхён подозревал, что ему вновь предстоит спать на
уроках и слушать ругательства учителей. Он моргал, силясь не заснуть, однако
веки сами вдруг открылись, как только до ушей донёсся странный звук. Тихий,
мокрый. Тэхён непонятливо посмотрел на Чонгука и обнаружил, что тот быстро
утирал слёзы рукавом растянутого свитера. Его нос покраснел и, Тэхён был
уверен, из него капало. В телевизоре девочка Кейтлин целовалась с призраком
Каспером, на несколько часов ставшим живым мальчиком. Чонгук смотрел в
экран, в его мокрых глазах отражалась прижатая друг к другу парочка.

— Почему ты плачешь? — осторожно спросил Тэхён. Его эта сцена никогда не

пронимала. Хотя, вероятно, он был не так чувствителен, как Чонгук.

— Я никогда не п-поцелуюсь, — ответил мальчик дрожащим голосом, его губы

подрагивали и блестели от слёз, которые он наверняка глотал. — Я всегда буду
в этом доме и никогда не уйду отсюда. Я не могу летать куда захочу, как
Каспер, — выл он на фальцете. Тэхёну, которому до этого совсем немного было
смешно, вмиг стало паршиво.

28/48
Вот в чём дело.

Он не знал, как утешить, не знал, что сказать. Только один вариант казался
единственно верным: дать то, на что Чонгук даже не надеется. Он говорит:

— Давай поцелуемся.

Чонгук поворачивает к нему голову и смотрит с немым изумлением. Его щёки и

нос — розовые, как от мороза. Лицо мокрое и блестит, а в глазах будто
рассыпалась бриллиантовая крошка, так сильно они сверкали.

— Ты шутишь? — моргнул Чонгук, вытирая слёзы с подбородка. — Ты мальчик.

— И что?

— Мальчики не целуются с мальчиками, — покачал Чонгук головой, словно даже

не представлял, не мыслил о такой возможности.

— Пф… — фыркнул Тэхён. — Уверен, мои губы не хуже девчачьих, — сказал он, и
Чонгук опустил на них взгляд. И правда — губы как губы. — Или ты уже не
хочешь целоваться?

— Нет! Я хочу! — рьяно возразил Чонгук, яростно качая головой.

— Тогда целуй меня. Чего ты ждёшь?

Кулаки Чонгука решительно сжались. Он крепко зажмурился, подался вперёд,

накренился и клюнул Тэхёна в губы как неокрепший, только что вылупившийся
из яйца цыпленок. Его мокрые солёные губы, холодные, как мрамор,
задержались на губах Тэхёна на какую-то долю секунды, а потом тут же
отстранились. Можно было подумать, что этого поцелуя и не было, если бы
Тэхён не чувствовал языком соль и если бы его сердце не билось, как
сумасшедшее.

— Ты считаешь это поцелуем? — приподнял Тэхён брови и ближе придвинулся к

забившемуся в угол кровати Чонгуку. А мальчишка красный-красный,
взмыленный, и глаза у него большие-большие.

— Д-да? — прошептал Чонгук неуверенно.

Тэхён с ума сходил и метался внутренне раненым зверем. Было ненормально,

что он так сильно хотел поцеловаться… с призраком? С ужасно несчастным
призраком мальчика, который боится вылезить из-под кровати. Который
защищает его от кого-то страшного по ночам и который радуется и грустит по
любым пустякам, которые и не пустяки вовсе.

— Нет, Чонгук. Так целуются дошкольники. Но ты же уже большой мальчик.

— Тэхён утёр лицо Чонгука двумя пальцами, пока тот смотрел на него, как на
пришествие Иисуса. — Показать тебе?

— Д-давай.

Тэхён резко выдохнул. Он мало верил в происходящее. Он думал, что когда-

нибудь лет через двадцать, когда не будет жить с матерью в одном доме, он
29/48
будет вспоминать об этом, как об очередном затянувшемся сне. Нереальном,
ненормальном. Такому место в фантазиях, но никак не в реальности. Не
получится жить нормальной, прежней жизнью, если ты не отпустишь это от себя
и не начнешь думать, что всего этого просто-напросто не было. И Тэхён забудет
Чонгука, а Чонгук — никогда. Он будет скитаться ночами по тёмному дому и,
сидя в бесконечном заточении, думать о мальчике, который учил его рисовать,
кататься на скейте и целоваться.

Но это через двадцать лет всё станет нереальным. А сейчас оно вот —
настоящее, холодное, сумашедше дрожащее.

Язык у Чонгука такой же прохладный, как и губы. Но Тэхён отметил, что если
отдавать ему жар своего тела — со временем его кожа становилась тёплой.
Чонгук нагревался, как холодное железо от огня. Если держать его руки долго-
долго сжатыми в своих — они становились живыми. Вот в чём секрет: окутаешь
его теплом и он расцветёт, как тюльпан в теплице. Потянется к тебе и овьёт
руками, прижмётся крепко-крепко в попытке согреться. И будет румяным и
тёплым, точно зефир, который Тэхён жарил на костре в детском лагере. Но если
тот сладкий — Чонгук солёный. Солёный зефир, который вдруг исчез.
Растворился внезапно, растаял на языке. Тэхён открыл мутные глаза и
обнаружил, что его руки больше не грели чужие ладони. Перед ним — стена, на
часах шесть утра, а от Чонгука только призрачное касание холода. Призрачное…
иронично.

Губы его горели, пальцы дрожали, сердце скакало. Вероятно, это был самый
ледяной и одновременно самый горячий поцелуй за всю его жизнь.

Примечание к части

https://sun9-2.userapi.com/c855720/v855720640/142d40/i_w8E86hllE.jpg

30/48
three

— Как долго ты собираешься меня игнорировать? — прорычал Чимин и

сел рядом с Тэхёном за стол в кафетерии, испепеляя гневным взглядом.

Тэхён сухо сглотнул гамбургер и почувствовал, как тот неприятно скатился вниз
по пищеводу. Запил колой, откашлялся и глянул на Чимина. Пожал плечами.

— Я просто не хотел разговаривать.

— Знаешь, ты мог хотя бы сказать, что у тебя начался ПМС, — закатил Чимин
глаза и своровал с подноса Тэхёна картошку. Вот так быстро он обо всём забыл.

— Иди в задницу.

— Я бы с радостью, но у меня уже есть одна, в которую я регулярно захаживаю,

— проурчал Чимин, заискивающе глядя из-под ресниц на Тэ.

Ржавые шестерёнки в голове Тэхёна начали медленно крутиться. Он подвисает,

а потом смотрит с удивлением на чужое самодовольное лицо.

— Да ладно, — просвистел Тэхён, — ты Юнги дерёшь, что ли?

— Верно, Ватсон. — Чимин щёлкнул пальцами. Он выглядел удовлетворённым до

безобразия, а Тэхён ему даже сказать не мог, что целовал недавно
симпатичного мальчика, потому что тот… вероятно, мёртв. — Ты почему не
спишь? В игрушки залипаешь? У тебя синяки на пол-лица.

— Я… да что-то рисовать по ночам приспичило. А ты же знаешь — я если начну,

не успокоюсь, пока до конца не доведу.

Чимин, конечно, подозрительно сощурился; но всё равно принял, потому что и

правда знал о такой тэхёновой особенности. Если вдохновение припрёт —
оставалось только ему покорно подчиниться.

I will find you — Audiomachine

Когда Тэхён вернулся с учебы домой, его мама ещё была на работе. Он даже не
зашёл на кухню, чтобы перекусить, а сразу же направился в комнату. Разделся
прямо на пороге, разбрасывая одежду на полу, и свалился без сил на кровать,
лицом вниз в подушку. И отключился сразу же, будто его битой ударили по
виску, моментально вырубив. И спалось сначала хорошо, спокойно, без тревог.
Снилась его комната, только старая, без ремонта. С уродливыми обоями и с
почему-то заколоченным окном. Он напевал под нос и привычно рисовал, вот
только… Рисовал не он — Чонгук. Его пальцы тонкие и до ужаса светлые, кожа
словно давно не касалась солнца и от недостатка меланина побелела. Он
рисовал дерево с лужайкой, которую можно рассмотреть в щелке между досок в
окне. Он хотел оказаться там, на улице, но не мог, и поэтому рисовал себя возле
этого дерева, мечтая выбраться наружу.

В этом сне была женщина, её звали Элизабет. У неё длинные прямые волосы, но
она всегда собирала их в пучок. Она тоже тонкая и белая, и она улыбается и
хвалит, когда Чонгук показывает ей рисунок. Но Элизабет выглядит болезненно,
31/48
у неё на шее синяки, которые она пытается прятать ото всех под кружевным
воротником, но их всё равно заметно. Под платьем она вся — палитра из гематом
и ссадин. На ней практически нет нетронутого ударами участка кожи. Когда она
садится или сталкивается случайно с косяком двери, её лицо морщится от боли.
Она молодая, но на её лице много морщин и кожа сухая, и это старит. Она
выглядит несчастной и замученной. И когда она гладит Чонгука по чуть
завивающимся волосам, её пальцы дрожат, в глазах появляется столько вины и
слёз, что она отворачивается. Её плечи подрагивают, когда она выходит из
комнаты.

Этот сон необычен, потому что Тэхён словно видит фильм через очки
виртуальной реальности. И сначала всё спокойно, тихо, но как только начинает
темнеть, это мнимое подобие нормальности резко меняется.

Становится страшно. Ужасно страшно. Изначально Чонгук прятался в шкафу, но

оттуда его легко доставали, вытаскивали за шкирку и выбрасывали как котёнка
наружу. Тогда он нашёл место получше — под кроватью. Он залезал под неё и
лежал, притаившись, прижавшись грудью крепко к полу. Его сердце билось
медленно, тревожно, но очень сильно. Казалось, что даже паркет дрожал от его
стука. Он кусал губы и ждал. Ждал. Иногда никто не приходил — и это были его
самые счастливые дни. Но чаще, чем реже, он слышал, как по лестнице
поднимались. Эти шаги были тяжёлыми и отдавались в ушах так, будто
молотком били по перепонкам. Чонгук считал ступени: одна, две, три, четыре…
Их было пятнадцать, а потом половица скрипела. Он обливался потом и шептал
про себя: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не заходи». И тогда он
слышал, как в замочной скважине поворачивался ключ. Два полных оборота и
один наполовину, ручка опускалась вниз, в комнату заходили. Он видел большие
ботинки между расстоянием от пола до кровати и жмурил глаза. Его удары
сердца всё учащались и учащались, и он очень боялся, что их могут услышать и
по ним вычислить его. Вот только он не помнил, что тот, кто заходил в комнату,
уже давно знал, где он прячется. Чонгук никогда ничего не помнил. Он забывал
каждый день, его психика боролась и не позволяла помнить. Ему всегда
казалось, что прошла всего неделя с тех пор, как его ударили по голове и увезли
в незнакомый дом. Он ждал, когда его найдёт и заберёт мама, и на протяжении
трёх лет эта надежда никогда не угасала.

Тэхён во сне хмурится, морщится и дёргается. Он не хочет этого видеть. Не

хочет. Ему это не нравится и он жаждет проснуться, однако дух Элизабет,
парящей над ним, заставляет смотреть. Она зла на него и она хочет, чтобы он
получил наказание. Раньше она была слишком слабой, чтобы защитить Чонгука,
но сейчас всё не так.

Чонгук кричит, визжит так громко, что связкам становится больно и они вот-вот
разорвутся. Это смесь из слов «нет», «не трогайте» и «отпустите». Его нашли и
тащат, схватившись за тонкие щиколотки, из-под кровати. Но он упирается как
может: дёргает ногами, цепляется пальцами за паркет. Его ногти поломаны и
кровоточат, потому что он впивается ими в древесину со всей силы, снимает
слой лака и царапает до тех пор, пока на полу не остаются кровавые следы,
полосы, которые Тэхён уже не раз видел.

Чонгуку всегда страшно. Он не знает, что происходит ночью, потому что это
слишком для его нервной системы. На утро он всё забывает, однако каждый
последующий день всё равно знает, что ночью нужно прятаться. Что есть нечто
страшное, что причиняет ему боль и от чего он должен пытаться уйти.
32/48
Тэхён хнычет во сне, потому что он чувствует мучения и отчаяние Чонгука.
Потому что он будто сам ощущает, как его за ухо тянут вниз. Двери хлопают,
коридор сменяется коридором. Есть книжный шкаф, за которым прячется дверь
в потайную комнату. Этот шкаф очень тяжёлый, но большому мужчине хватает
сил, чтобы отодвинуть его. В этой комнате есть люк в полу, накрытый зелёным
ковром; если его открыть, можно спуститься в подвал. В подвале полки и
коробки и холодно. И стоит ещё один шкаф, за которым малюсенькая комната с
одной лишь кроватью. И Тэхёну ясно, для чего она нужна.

Он борется, он мычит, он вертится и хочет открыть глаза. Что угодно, но только

не это. Как не смотреть, если его веки уже закрыты?

Железное изголовье кровати несчастно скрипит, бьётся о стену. К нему

верёвками привязаны тонкие запястья. Ноги у Чонгука жутко дрожат, они
худые, в синяках, которые как чернильные пятна на бумаге. Они пытаются
сдвинуться, но их насильно раздвигают большими волосатыми ладонями. Он
кричит, и его вжимают лицом в отсыревшую подушку, и тогда он задыхается и
бьётся в конвульсиях, когда воздуха совсем не хватает. И когда ему позволяют
сделать вздох, ему так больно, что он хочет орать во всю глотку и просить
прекратить, но единственное, на что хватает сил, — это дышать и цепляться
всеми силами за жизнь. Вбирать сырой холодный воздух, позволяя лёгким
расширяться. Его тело горит, между ног жжет. Ему кажется, будто внутрь его
тела засовывают раскалённую кочергу. Он брыкается и пытается отползти
назад, подальше от боли, но его бьют хлестко по щеке и говорят заткнуться,
брызжа на него слюной и шипя в ухо «молчи, маленькая сука». Он не понимает,
за что с ним так поступают. Он не сделал ничего плохого. Тогда почему это с
ним происходит? Его тело трясёт, лицо то синеет, то краснеет, и по нему не
переставая льются жгучие слёзы. Они тёплые, но ему кажется, что они
разъедают его чувствительную кожу щеки там, на месте удара. Пот мужчины,
нависшего над ним, падает на его истерзанное тело. Он тяжёлый, он ужасно
тяжёлый, и когда он протяжно стонет и вдавливается особо сильно, Чонгуку
нечем дышать.

Он хочет к маме, домой. Он хочет, чтобы она обняла его и забрала. Он хочет
никогда не выбегать тем злополучным вечером на улицу. Он жаждет тепла,
потому что ему отчаянно холодно. Ниже пояса всё болит, и он хнычет,
поджимает еле как колени к груди. Он чувствует, как между бёдер что-то
стекает, но он не хочет знать, что, потому что это слишком ужасно и
тошнотворно. Он хочет заснуть и всё забыть. И снова быть мальчиком с
неугасающей надеждой на спасение. Снова смотреть в щёлку между досок в
ожидании, что вот сейчас кто-то, хоть кто-нибудь, придёт и заберёт его из этого
ужасного места.

Его оставляют в подвальной комнате. Он просыпается оттого, что его зубы

стучат друг о друга от холода. Мороз колется и щиплет кожу, будто иголками. В
комнате темно и ему страшно, потому что он боится темноты. Он кричит, но
горло болит, и тогда он шепчет хриплое «помогите».

Когда плохой мужчина уходил на работу, было шесть утра. Тогда Элизабет
забирала Чонгука, который никогда не помнил, что с ним происходило ночью;
она мыла его, кормила и прижимала к себе. Но в тот день её ноги парили в
воздухе, а на шее была петля. Он повесил её на люстре, потому что она хотела
побежать и всё рассказать соседям, пока он не успел спрятать ключ от дома.
33/48
Она вырвала его у него из руки и сиганула по коридору, но он бросил в неё чем-
то тяжёлым, и она не смогла устоять, ударилась головой и потеряла сознание. И
он так разозлился, что она хотела выдать его, и ничего не подозревающую,
даже не отбивавшуюся, убил.

А когда поехал в участок для допроса, попал в аварию, пролежал в больнице два
дня и сам умер, получив расплату.

Никто не знал о маленьком дрожащем от страха, жажды и голода Чонгуке,

привязанном в тайной хорошо спрятанной подвальной комнате. Никто не знал о
нём и никто не искал уже достаточно давно, объявив его погибшим. Из-за
амнезии, живший одним повторявшимся днём, он всегда думал, что прошла
всего неделя, но минуло три года со дня его похищения. Истощённый, он дышал
всё медленней. Спазмы сдавливали сухое горло и желудок. Всё тело ныло, и он
то терял сознание, то открывал мутные глаза и смотрел предположительно в ту
сторону, где была дверь. Он шептал в бреду «мам», «мамочка, пожалуйста,
забери меня, здесь так холодно», «не злись на меня, я больше никогда не буду
убегать от тебя» и «мне так жаль, прости меня». Но чем дольше он смотрел в
темноту, тем быстрее понимал: никто его здесь не найдёт. Он будет гнить в
заточении, в одиночестве, и никто, ни единая душа, не узнает об этом.

И когда он смотрел на дверь, сумеречная надежда на спасение умирала вместе

с ним. На последнем вздохе он осознал: его уже никто не спасёт.

— Нет, не тронь его! Он хороший! — отчаянный голос Чонгука разбудил его.

Тэхён открыл глаза и закричал. Перед ним склонялось бледное лицо со впалыми
скулами. Оно было страшным и дышало леденящим дух холодом, что он не мог
перестать кричать. Всё внутри разрывалось. Органы разлетались на мелкие
кусочки, а те в свою очередь на другие. Это было больно, отвратительно больно.
Он прочувствовал на себе всю безнадёжность, всю тоску Чонгука, и это было
ужасно. Он не мог смотреть на него, ему становилось физически больно от того,
что мальчик до сих пор был здесь. Что годы текли, а он, даже будучи мёртвым,
так и не ушёл, оставшись узником этого дома.

Элизабет, теперь он знал, как её звали, закрыла рот, из которого к нему

тянулись тёмные языки, и отступила. Посмотрела строго и осуждающе, а потом
исчезла. Чонгук подлетел к Тэхёну, и он только сейчас почувствовал, что по
щекам текли слёзы. Они не успокаивались и всё прибывали и прибывали. Через
этот мутный застил он смотрел на Чонгука, который с печальным видом сидел
возле его кровати, виновато склонив голову, и Тэхён хотел просто, чтобы он
исчез. Чтобы он никогда не был здесь, чтобы он нашёл покой и не страдал.

— Тэхён! — его мама влетела в комнату, и как только дверь открылась,

испуганный этим Чонгук вмиг вскочил и рябью растворился в воздухе. — Что
случилось?! Ты поранился?! Почему ты так кричал?!

А Тэхён не мог ей ответить. Его тело знобило, и он обнимал себя руками,

несчастно всхлипывая. Ему было так тошно и так плохо. Это был не он, это был
Чонгук, но Тэхён как на себе почувствовал чужие касания, холод подвала, голод,
жажду, дичайший страх и ледяное одиночество. Всепоглощающую
беспомощность.

— Тэ, ну ты чего? — Миссис Ким подлетела к сыну и положила руку ему на лоб,
34/48
её собственный поморщился. — Да у тебя жар. Ты никак заболел, — покачала
она недовольно головой. — Я принесу жаропонижающее.

Она быстро умчала обратно, и Тэхён не стал её останавливать.

— С тобой же всё хорошо? — прошептал Чонгук, прятавшийся под кроватью.

Тэхён утёр мокрый нос дрожащей рукой. Внутри него бушевала буря, но он
нашёл в себе силы ответить тихое «да». Горло было настолько сухим, будто он и
взаправду оставался без воды несколько суток подряд.

Когда он покорно проглотил протянутую мамой таблетку и женщина собралась

было уйти, Тэхён остановил её, схватив за рукав халата, накинутого поверх
сорочки.

— Ма, останешься? — спросил он жалобно. Последнее, чего ему сейчас хотелось,

так это оставаться один на один с кошмарами и с главным героем этих
кошмаров, который беспечно смотрел бы на него своими огромными невинными
глазами. Тэхён не смог бы вынести его взгляда.

— Ты опять насмотрелся ужастиков? — пожурила она его, присоединяясь рядом

на кровать. — Последний раз ты пришёл ко мне в комнату, когда тебе было
тринадцать. Ты испугался девочки из «Звонка».

— Мам, — единственное, что сказал Тэхён, доверительно прижавшись к её боку.

Здесь было тепло и пахло домом. Постепенно холод стал отступать.

Они заснули вместе, под утихающий гул его обливавшегося кровью сердца.
Сквозь дрёму Тэхён чувствовал, как что-то холодное гладило его нежно по щеке
и шептало слова извинений.

Он всё ещё спал, когда миссис Ким встала. Она сказала, что приготовила суп и
что Тэхёну следовало остаться сегодня дома, чтобы искоренить болезнь. Тэхён
согласно кивал и зарывался носом глубже в одеяло. Он считал, что не идти в
школу — это отличная идея. Поэтому он продолжил спать.

И встал только, когда на часах было уже двенадцать часов. Он чувствовал себя
опустошенным. Все эмоции из него будто выжали, как воду из половой тряпки.
Он чувствовал себя так же: помято и использовано, грязно.

Его лицо было серым, кожа сухой. В глазах таилась затягивающая бездонная
глубина. Если смотреть в собственное отражение и не моргать, она затягивала.
Тэхён смотрел, смотрел, пытаясь найти что-то на дне глаз. Что-нибудь. Но там
было пусто. Лишь беспросветная тьма. Вязкая, заволакивающая, липкая.

Тэхён вцепился в раковину пальцами и начал раскачиваться, словно неваляшка.

Вправо-влево, вправо-влево. Вода текла из крана, её шум заглушал вакуум в
голове. Он думал о водопаде, думал о том, как возле него свежо. Они как-то
ездили с родителями в Канаду, в те далёкие времена, когда их семья ещё не
разрушилась. Кажется, у него всё ещё хранилась фотография их троих на фоне
Ниагарского водопада. Они там счастливые, с широкими улыбками. Сейчас от
этих воспоминаний только жгучая боль по венам. Тэхён трясёт головой и резко
крутит скрипящий смеситель, выключая воду. Он продолжает трясти головой,
решительно смотрит на себя в зеркало. Сейчас в его глазах, там, на дне, он
35/48
находит боль и отчаянное стремление. Кажется, его мышцы горят, когда он
спускается по лестнице вниз. Быстро проносится по гостиной, сворачивает в
коридор, открывает дверь никем не использованного кабинета. Он маленький,
но здесь много стеллажей. Если бы у них с матерью были ненужные вещи, они,
Тэхён был уверен, складировали бы их сюда. Но пока здесь только пустота и
пыль на полках, от которой им было лень избавляться.

Тэхён смотрит на шкаф. Он выглядит так, будто соединен со стеллажом, что во

всю стену. Конструкция кажется не сдвигаемой, монолитной. Но он может хотя
бы попробовать…

— Если не получится — так даже лучше, — шепчет Тэхён и хватается за

маленький отступ между стеной и шкафом. Тянет. Неохотно, медленно, ужасно
медленно, но шкаф отодвигается. Тэхёну требуется приложить все свои усилия
на то, чтобы появился зазор в пару дюймов. Его руки в пыли и паутине, пальцы
краснеют, но он продолжает тянуть. Когда шкаф отодвигается достаточно,
чтобы он мог пролезть, Тэхён останавливается. Он заглядывает в
образовавшийся проём, и его кишечник скручивает в жгут. Дверь, она и правда
есть. Деревянная, с заржавевшей железной ручкой. Дыхания не хватает. Тэхён
голодно глотает воздух, и его рука, несмотря на внутренний сильнейший страх,
тянется к ручке. Открывать дверь страшно. Кажется, что как только это
случится, из проёма на него что-то выскочит. К сожалению или к счастью, но она
не поддаётся. Сколько бы он ни дёргал её, она не хотела опускаться вниз. Вся
конструкция с годами наверняка покрылась коррозией. Бестолку открывать
дверь по-людски, нужно было выбивать. Тэхён никогда этого не делал, но
другого не оставалось. Он начал со всей силы наносить удары с ноги. Это
казалось бесполезным. На него лишь сыпалась пыль и штукатурка. Однако,
когда нога уже несчастно ныла, замок-таки вырвало, и дверь с оглушительным
хлопком открылась. Повеяло холодом. Тэхён зажмурился, и когда на его шее не
сомкнулись ничьи руки, открыл глаза. Внутри, за дверью, было темно. Тэхён
включил фонарик, сердце его билось о рёбра отбойным молотком, норовя
проломить кости. Окна были заложены кирпичом, в комнате, как и в его
кошмаре, лежал ковёр. Его цвет нельзя было определить из-за слоя пыли.
Сейчас он просто был серым. Но он смутно помнил, что раньше это был зелёный.
Помимо ковра в комнатке стоял маленький диван и висела фотография в раме за
стеклом. Она не выцвела только потому, что в комнате было темно. Тэхён
вступил внутрь. Он весь дрожал, потому что его кошмар оживал. Нет. Кошмар
Чонгука, он воплощался перед его глазами наяву. На чёрно-белой фотографии
стояла Элизабет, позади неё мужчина с усами. Он был большим, и когда Тэхён
смотрел на его сальную улыбку, от которой ему хотелось вырвать. Он
отвернулся от этой картинки. Он желал закончить всё это. Быстрее.

По ковру не хотелось даже ходить, не то, что трогать, но это всё же сделать
пришлось. Он свернул его в некое подобие трубочки; при каждом его движении
пыль подымалась, и он кашлял, потому что не мог не дышать ею. Люк в полу был
такой же, как и паркет. Если бы не ручка из толстой проволоки, Тэхён бы и не
увидел, что что-то есть. Тянуть за ручку не хотелось. Не было никакого желания
соваться в этот чёртов подвал. Тэхён хотел бы развернуться, хотел бы
попытаться забыть о сне. Но он не мог… Он не мог видеть Чонгука после того,
как узнал его прошлое. Не мог улыбаться ему, и не мог выносить эти улыбки. Его
собственные чувства сгрызли бы его, оставь он всё как есть. Ему просто нужно
было проверить. Убедиться.

Тэхён посветил фонариком в темноту. Он видел только бетон, сгнившие коробки

36/48
и железную лестницу, ведущую вниз. Он знал, что в глубине, в слепой зоне для
тех, кто смотрел сверху, наверняка стоял шкаф. За шкафом дверь. За дверью
комната. В комнате кровать…

Вдохнув пыльный затхлый воздух, Тэхён стал спускаться. Внизу было очень
холодно. Так холодно, что всё тело моментально покрылось мурашками, а
волоски на затылке встали.

Это был всего лишь шкаф, но Тэхёну казалось, что он встретился глазами с
самым своим сильным страхом. Он всё ещё мог уйти, всё ещё мог развернуться.
Но он всё ещё не мог повестись на поводу трусости. Чонгук был сильным, когда
выбирался из-под кровати, и он должен был стать таким же для него. Он
отодвинул шкаф, уперевшись в него со всей силы руками. Он смог открыть
дверь, прятавшуюся за ним, потому что у той даже не было ручки.

Фонарик телефона светил в пол. Там, за дверью, была пустота. Беспросветная

тьма. От неё пахло вонючим запахом страха и страданий. Пальцы Тэхёна
дрожали, когда он заставил себя посветить внутрь.

Он перестал дышать. Отшатнулся. Его глаза хотели закрыться, но отчего-то не

могли. Кто-то будто насильно заставлял его детально рассматривать всё. Тянул
его веки вверх, не позволяя сомкнуть их.

Длинные отросшие волосы, с поселившимися в них с давних пор и засохшими

уже давно личинками. Глазницы, большие и тёмные, невероятно пустые. Кости,
безвольные, обтянутые жёлтой тонкой кожей, сухой, как старая бумага, до сих
пор привязанные к изголовью жёсткой верёвкой. Поза эмбриона и серый,
растянутый свитер, при жизни явно вовсе не согревающий в минус. Мумия, не
упокоенная, без алтаря как в пирамидах Египта, без почестей — такова была
участь Чонгука. Сгнить, измученным заживо, а потом слоняться, не помня своей
страшной гибели, по дому, из которого он не мог выбраться ни при жизни, ни
после смерти.

Свет, проникавший внутрь ожившей сцены ужаса, дрожал. Тряслись и пальцы

Тэхёна, которых он не чувствовал. Он не ощущал ни ног, ни рук, ни
замолчавшего сердца, ни дыхания.

Паук выполз из глазницы и забежал в ноздрю груды костей, оставшихся от

Чонгука. Рука Тэхёна дёрнулась. Он завизжал что есть мочи, отвернулся и
побежал наружу так быстро, как только мог. Воздух, ему его не хватало.
Свежего, уличного. Наружу, но только не здесь.

У него вдруг появился страх, что дверь захлопнется, что он останется гнить в
темноте, как и Чонгук, и умрёт голодной и холодной смертью, никем не
найденный.

Все двери были нараспашку, когда Тэхён вылетел на улицу. Он тут же упал на
сырую траву, усыпанную опавшими рыжими листьями, и стал судорожно
пытаться сделать вздох. Он думал, что именно так чувствовали себя люди с
астмой. Тэхён бы сейчас не отказался от ингалятора.

Его свёрнутый в тонкую трубочку кишечник развернулся. Его начало рвать. И так
как он давно не ел, выходила только горькая желчь и вода, разъедавшая
кислотой гортань. Его желудок спазмировал, он стоял на коленях, выблёвывая
37/48
его, а перед глазами стояла картинка останков Чонгука. Разговаривать с
призраком, целоваться с ним, в то время как в каких-то несчастных метрах
лежит его неупокоенное измученное тело. Тэхёна сотрясли рыдания. Его
выворачивало и трясло, из глаз лилось. Он вдыхал носом свежий воздух осени и
впервые думал о том, что иметь свободу ценно. Его палец пять раз не мог
попасть на нужные кнопки, всё трясся и жал не туда, и Тэхён злился, рычал.
Успокоился только, когда услышал гудки.

— Здравствуйте. Это полиция Эшвилла, чем могу вам помочь?

Тэхён молчал. Его знобило как в лихорадке, уже второй раз за день. И голос его
был таким же дрожащим, как и тело.

— У меня в доме труп. Я живу на Вермонд-авеню, в доме шестьдесят шесть.

На том конце провода послышалось шебуршание. О, все наверняка знали о

проклятом доме, и сейчас новость о том, что в этом чёртовом доме держали и
насиловали похищенного мальчика, разнесётся быстрее лесного пожара.

— Полиция прибудет через пару минут. Вам вызвать скорую?

— Нет.

Тэхён сидел возле дерева и безучастно смотрел на листья между ног. Мял их
пальцами, но не чувствовал. Когда подъехала полиция, он лишь объяснил, куда
им нужно дойти, но проводить их наотрез отказался. Его мама прибыла в тот
момент, когда тело Чонгука выносили из дома в пластиковом мешке для трупов.
Она выскочила из машины, и на лице её отразилось истинное непонимание, а
потом испуг.

— О, Господи. Нет! Нет!

Она подлетела к полицейским, глаза её метались от дома до зеленого мешка.

Она вмиг побелела, а на глазах у неё выступили слёзы. Тэхён крикнул быстрее,
чем она успела надумать, что это его тело выносили из дома.

— Мама!

Миссис Ким распахнула широко глаза и посмотрела на несущегося к ней

быстрым бегом Тэхёна. Когда тот приблизился к ней, она ударила его в плечо.

— Не смей так пугать меня, Ким Тэхён!

— Прости.

— Что здесь происходит? — спросила она, обратившись уже к полицейским. —

Кто это? — кивнула она в сторону мешка.

Тэхён положил руку ей на плечо и сжал, пока ей объясняли, что ещё не

опознали останки тела, но что обязательно сообщат, когда выяснят. Тэхён уже
знал, кто это был, но он не думал, что смог бы хоть кому-нибудь это объяснить
таким образом, чтобы его не упекли в психушку.

— Эй, капитан, мы нашли фотографии! — крикнул кто-то позади. Это был

38/48
мужчина в перчатках, державший в большом герметичном пакете сгнившие
остатки коробки и, видимо, их содержимое. — Они были подписаны. Есть имена
и даты. Мы пробили пару имён, все они — пропавшие без вести дети.

Миссис Ким закрыла рот рукой. Не сложно сложить один к другому, чтобы
понять, где именно пропадали эти дети. Тэхён вспомнил крики по ночам,
вспомнил слова Чонгука.

«Им страшно ночью, вот они и плачут. Они ещё маленькие.»

Чонгук тоже был маленьким, когда его похитили. Он провёл целых три года в
руках педофила-маньяка и стал его последней жертвой, вынужденной умирать
голодной страшной смертью. И освободился из заточения он только спустя ещё
тридцать четыре года, в тот миг, когда Тэхён открыл к нему дверь.

Его мама хотела поехать в отель, но Тэхён настоял на том, что не было ничего
страшного в том, что они останутся на ночь в доме. Осознание того, что в нём
происходили плохие вещи, не изменяет того факта, что они почти нормально
жили в нём на протяжении пары месяцев. Но это была не основная причина. На
самом деле Тэхён предпочёл бы убраться от дома подальше. Но Чонгук. Что
произошло с ним? И произошло ли вообще. Тэхён хотел знать это. Должен был
знать.

Чонгука не было. Стояла ночь, непроглядная тьма, но он не появлялся. Тэхён не

знал, хорошо ли это. Неизвестность пугала его. Через час должно было начинать
светать, и он дремал в положении сидя, пока что-то не разбудило его. Он
вздрогнул. Звук был похож на щелчок. Он доносился… снаружи. Тэхён
нахмурился. Звуки продолжались с перебоями. Щелк, щелк. До него долго
доходило, прежде чем он понял, что в его окно кидают камушками. Он спрыгнул
с кровати в мгновение ока, заглянул за стекло. Чонгук стоял возле дерева,
прямо как на его рисунке. На его лице была широченная улыбка, кожа, раньше
похожая на снег, приобрела приятный оттенок. На его щеках бушевал румянец и
были видны едва заметные ямочки. Он стоял в привычно растянутом сером
свитере и прыгал, махал рукой, зовя Тэхёна наружу. И кто был Тэхён, чтобы
отказывать ему. Он сиганул на выход из комнаты и надел кроссовки так быстро,
как только смог: влетел в них, наступив на пятки. Выбежал на улицу, где его тут
же настигли.

— Тэхён! Я вышел! Я вышел! — кричал Чонгук.

Его рука даже была не столь холодной, как раньше, будто теперь что-то внутри
подогревало его. Возможно, счастье от освобождения из бесконечного плена?
Он схватил Тэхёна двумя руками и начал крутить, смеясь во весь голос. Он был
таким счастливым, что Тэхён неосознанно тоже начал смеяться. Горечь, что всё
это время сидела внутри него, начала растворяться и превратилась в нечто
приятно сладкое.

— Я не могу поверить, что я сделал это! Я внезапно проснулся в незнакомом

месте и обнаружил, что могу гулять где хочу. Я искал этот дом так долго!

— Это здорово, Чонгук.

Чонгук как болванчик закивал головой и сжал Тэхёна в объятиях. Таких крепких,
что дыхание спирало.
39/48
— Я подумал, что ты сможешь помочь мне, — заговорил Чонгук, бормоча Тэхёну
в шею.

— В чем?

— Вернуться домой, — прошептал Чонгук.

Горечь вернулась. По внутренностям начали царапать когти, оставляя длинные

кровавые царапины. Дом Чонгука. Он, вероятно, думал, что прошло всего ничего.
Что он вернётся, а на пороге его встретит мама. Что он будет жить своей
жизнью вместе с семьей.

И он будет разрушен, когда этого не произойдёт. Потому что этого точно не

случится.

— Чонгук… Не думаю, что получится.

— Что? Почему? — Чонгук отстранился, хмуря брови.

— Ну… это может быть далеко, — говорил он, растягивая слова, потому что
ответ пришёл на ум так внезапно, что он не успел продумать слова. — Ты
помнишь адрес?

— Конечно, я помню! Улица Аларид, дом двенадцать.

У Тэхёна от нервов вырвался смешок. В городе есть эта улица, но возможно ли,
что похититель и Чонгук действительно были из одного города. Так близко…

— Чонгук, — Тэхён вздохнул и запустил ладонь в волосы, укусил щёку изнутри,

— сейчас ночь, все спят.

Это совершенно глупые причины, полный абсурд для похищенного ребёнка,

жаждущего возвращения домой.

— Пожалуйста, Тэхён! — просил Чонгук, хватая парня за плечи и заглядывая в

глаза. Большими, невинными, как у щеночка. — Мы можем дойти и дождаться
утра. Пожалуйста.

Тэхён сдаётся, кивает, уже заранее зная, что пожалеет об этом. Чонгук тихо
вскрикивает, подпрыгивает и в благодарность оставляет на щеке Тэхёна
быстрый чмок. Но отшатывается сразу, покрывается румянцем смущения и
отворачивается, начиная быстро идти.

— Ты повернул не туда, — предупреждает Тэхён, хватает растерянного Чонгука

за руку, направляя в нужную сторону.

Спустя пару мгновений, переборов стеснительность, Чонгук начал щебетать. О

собаке Рокси, о его младшей сестренке Изи, о папе и маме. О том, как все
обрадуются, когда он вернётся. А Тэхён молчал. Смотрел в асфальт и сжимал
крепко кулаки в карманах ветровки, пока Чонгук бегал по чужим лужайкам,
пиная листья во все стороны.

— Мы близко! — кричит Гук, указывая пальцем на церквушку. — Я от неё до

40/48
дома добегал за две минуты! Тэхён, давай быстрее! — подгонял Чонгук и тянул
Тэхёна на буксире вперёд, а у Тэхёна мышцы по консистенции напоминали
желе.

В конце концов адреналина в Чонгуке стало так много, что он бросил Тэхёна и
оставшееся расстояние преодолел в одиночку. Тэхён издалека видел, как Чонгук
замер напротив здания. В темноте, освещённый лишь слабым светом уличного
фонаря, он казался просто тёмной фигурой. Тэхёну нестерпимо больно в
который раз. Его и так медленный шаг всё снижался и снижался, пока он не
почувствовал, что вовсе перестал двигаться. Он стоял за спиной Гука на
расстоянии в две вытянутые руки. Дом, о котором грезил Чонгук, спустя
тридцать четыре года и не дом вовсе. Магазин запчастей для машин, вот чем он
стал. Тэхён вздохнул. Тяжело, громко, пытаясь вытолкнуть изнутри вставший
поперек горла ком. Он знал, что не надо было этого делать.

— Гук?

Голос Чонгука звучит иначе. Устало и замученно, будто годы, которые обошли
его стороной, дали о себе знать.

— Я умер, верно?

— Чонгук…

— Я мёртв, — говорил он твёрдо, без сомнений. — Я иногда думал об этом, но это

казалось таким глупым. А сейчас… сейчас правда 2019?

— Да, — сокрушенно ответил Тэхён. — Прошло уже много времени.

— Я не чувствовал. — Чонгук повернулся. Его лицо, раньше напоминавшее яркую

лампочку, будто перегорело. — Я ничего не помню. Не помню, что делал всё это
время, хотя его прошло так много. Я знал, что сменяются дни, но они
чувствовались как минуты. Только когда ты заговорил со мной, я понял, что на
самом деле время намного медленнее, чем мне казалось. — Чонгук поджал губы
и обнял себя руками за плечи. Его кожа на глазах начала бледнеть, доходя до
того, что стала почти прозрачной. — Моя мама, мой папа… они мертвы?

Тэхён покачал головой, преодолел два шага между ними и крепко прижал
ставшее вдруг гораздо меньше тело к себе. Оно было холодным, от него веяло
стужей, и напоминало оно лёд.

— Мне жаль, — единственное, что он сказал, обнимая Чонгука.

Чонгук плакал тихо, можно было подумать, что и не плакал вовсе. Однако Тэхён
чувствовал, как его пижамная футболка намокала и прилипала к груди. Чонгука
обнимать было всё равно, что прижиматься к снеговику. Но Тэхён, несмотря на
сковывавший и чуть ли не покрывавший ледяной коркой кожу холод, не
выпускал Чонгука из рук, мёрз ужасно, терпел, даже когда пальцы онемели.

Несчастный, потерянный во времени призрак и он, простой парень, пытавшийся

хоть как-то ему помочь. Такова их история. В ней много боли, утрат и страданий.
А все радостные моменты на вес золота.

В этот день он впервые видел Чонгука в лучах солнца. Если раньше призрак
41/48
исчезал, то теперь этого почему-то не случилось. Чонгук в свете был совсем
прозрачным и теперь вовсе не походил на обычного, просто очень бледного
мальчика. Утренние лучи солнца проникали и светили сквозь его кожу. Он был
похож на воду, гладь которой блестела и переливалась золотом. Если долго
смотреть на него, глаза начинало слепить. Они лежали вдвоём под деревом,
смотрели в голубое небо и делали ангелов из листьев, махая беспорядочно
ногами и руками. Они катались на скейте по тротуару, и у Чонгука к нему явно
была способность: уже спустя пару падений он смог устойчиво ездить, даже не
держась за рукав тэхёновой ветровки.

Возможно, он давно знал, кем был, но предпочитал не верить в это, не

принимать. Оставлять глубоко внутри, в тёмном углу подсознания. Как мог он
продолжать влачить своё существование в роли призрака и не стать
озлобленным и диким, как Элизабет? Верно, он мог не верить в правду и
придумать свою, ту, которая успокаивала бы его по ночам.

— Это облако похоже на сердце, — сказал Чонгук, указывая пальцем в небо.

— А это на самолёт, — подхватывает Тэхён, начиная находить фигуры в облаках.

Сейчас внутри всё утихло. Как каждая буря имеет свойство заканчиваться, так и
раны внутри могут затягиваться. Это долгий процесс, конечно, но со временем,
когда Чонгук освободится от мира, к которому не принадлежит, внутри у Тэхёна
останутся лишь затянувшиеся шрамы. Воспоминания начнут блекнуть и будут не
столь тревожащими душу, как казалось раньше. Он будет вспоминать о своём
«монстре» под кроватью так редко, как только сможет. Ведь он, как и любой
человек, не хочет страдать.

— Тэхён, что ты делаешь? — голос миссис Ким заставил парня резко принять
сидячее положение. — Сейчас холодно, какого чёрта ты валяешься на земле?
Только вчера лежал с температурой, — жаловалась она, смотря на Тэхёна с
угрозой. — А ну живо домой.

Чонгук не исчезал. Он, блестящий и полупрозрачный, всё ещё лежал на траве и

смотрел на женщину широко открытыми глазами. От понимания того, что она
Чонгука не видела, глаза Тэхёна тоже резко стали больше.

— Не замечаешь ничего странного? — спросил он хриплым голосом, переводя

взгляд на Чонгука.

— Вижу. Глупого мальчика, который отчего-то решил с утра-пораньше

поваляться в грязи, — закатила она глаза. — Нам стоит сводить тебя к
психологу? Тэхён, ты ведёшь себя так, потому что нашёл в подвале… останки?

Тэхён вздрогнул. А он только абстрагировался от картинок костей. Утихшая боль

в ранах вернулась, кровь хлынула вновь.

— Нет. Я просто захотел поваляться в листьях, ничего такого.

— Я твоя мать и переживаю за тебя. Если ты будешь вести себя странно, я

отведу тебя к психологу.

Пальцы Тэхёна сжались в кулаки. Внутри вскипело раздражение.

42/48
— Может, тебе и самой не помешает к нему сходить? Ты убиваешься уже второй
месяц.

Его мама отступила на шаг, её глаза стали шире, брови приподнялись. Однако
она тут же взяла себя в руки, а выражение её лица стало суровым. Тэхён
почувствовал себя виноватым. Он не хотел огрызаться, но его нервы были на
пределе.

— Приведи себя в человеческий вид и идём завтракать, — сказала она твёрдо и

развернулась, быстро закрыв за собой дверь.

Чонгук выглядел несчастным, смотря на них. Сейчас он сидел и обнимал колени

руками. Его завивавшиеся волосы скрывали пол лица.

— Я бы не хотел ссориться с мамой, — начал тихо говорить он, встречаясь с

Тэхёном глазами. — Я разозлился на неё из-за того, что она запрещала мне
вечером идти гулять. Мы поругались, я сбежал из дома, а потом… Потом я
очутился запертым в незнакомой комнате и… — Чонгук нахмурился. У него было
такое болезненное выражение лица, будто воспоминания подобно лезвию
вспарывали кожу. — Я бы предпочел никогда не ругаться с ней. Всего этого бы
не произошло, если бы я просто согласился с ней.

— Эй. — Тэхён подошёл к Гуку и присел рядом с ним на корточки. Положил руку
на его голову и погладил по волосам. — Это не твоя вина. Иногда, когда люди
злятся, они говорят и делают то, чего не хотят. Я сейчас пойду и извинюсь,
ладно? — Чонгук кивнул. — Пойдём со мной, она всё равно тебя не видит.

— Но как же…

— Пошли, — перебил Тэхён и потянул Чонгука вверх, помогая подняться.

После того, как Тэхён быстро помылся и переоделся, они с Чонгуком сидели за
столом. Миссис Ким не видела Чонгука, а если и смотрела прямо на него — её
глаза будто глядели сквозь. Висело напряжённое молчание. Тэхён не мог есть.
Не тогда, когда Чонгук с таким невозможным интересом и, вероятно, голодом
заглядывал в его тарелку. Тэхён размешивал ложкой хлопья, и те кисли и
набухали, но ему было всё равно. Его мама с прямой спиной и явным
напряжением в мышцах лица пила кофе. И не ела. Кто ещё из них двоих был
ребёнком? Любой знал, что кофе на голодный желудок — верный путь к
проблемам с пищеварением на целый день. Тэхён фыркнул, бросил ложку в
тарелку, так что пара капель молока забрызгали стол, и сложил руки на груди,
хмуря лоб. Миссис Ким даже бровью не повела. Чонгук почесал себя по голове и
накрутил прядь волос на палец. Он переводил взгляд от одного человека к
другому и жевал губы, неловко сжимая колени под столом. Однако это нужно
было решать. Чонгук сделал большой вздох, хотя воздух ему был и не нужен, и
ударил Тэхёна острым локтем между ребер, призывая к действиям.

— Ау! — взвыл Тэхён.

Его мама тут же подняла взгляд. И хоть у них и была забастовка, она тут же
забыла про неё, обеспокоенно интересуясь, что случилось.

— Да так… — скосил Тэхён хмурый взгляд в сторону Чонгука, — щеку прикусил.

43/48
— Будь осторожнее.

— Мам?

— М?

— Извини… Ну, за то, что сказал тебе.

— Да всё хорошо, — она пожала плечами и сделала глоток. Опустила взгляд

вниз и провела кончиком пальца по краю кружки. — Может, ты и прав. Может,
мне действительно нужно с кем-то поговорить.

— Если ты так думаешь, — Тэхён тоже пожал плечами.

Не каждый день ты узнаёшь, что у твоего мужа есть вторая семья, дочь, которой
уже пять лет. И что его «командировки» это вовсе не работа. Что он изменял на
протяжении нескольких лет подряд, а ты всё это время жила в неведении.

Он понимал, что это было сложно. Ему тоже было нелегко принять это. Всё же
этот мужчина — его отец. Был им. Сейчас Тэхён так не считал.

От нечего делать, да и чтобы заполнить образовавшуюся тишину, он включил

телевизор. На канале шли новости. Что-то про забастовки и бунты по поводу
повышения цен на коммунальные услуги. Ничего нового. Но Чонгук любопытно
смотрел в экран, явно вслушиваясь. Тэхён же включил слух, только когда увидел
на экране знакомую картинку. Он поперхнулся слюной и закашлялся. В
телевизоре был их дом.

— А мы переходим к экстренным новостям. Вчера, в районе полудня, на улице

Вермонд в доме, называемом жителями Эшвилла «проклятым», было
обнаружено тело мальчика, «замурованного» заживо и пролежавшего в подвале
около тридцати лет. Следователи обнаружили, что это была не единственная
жертва Дэвида Брэка, построившего усадьбу в далёкие шестидесятые. Мужчина,
врач по профессии, держал в заточении ещё восемь жертв. Мальчики и девочки,
в возрасте от десяти до пятнадцати, были объявлены пропавшими без вести
пятьдесят лет назад, и только сейчас их удалось найти. Останки нескольких
были обнаружены зарытыми в начале леса, полиция и сейчас продолжает
поиски. Выжившие родственники уже провели кремирование. Тело же Чон
Чонгука, мальчика, которому было всего тринадцать на момент похищения,
будет хоронить сегодня его семья на кладбище Грин Хилс. А сейчас я даю слово
Лиззи Мэр, которая проведёт прямой репортаж с места событий.

Локация на экране изменилась. Женщина за стойкой поменялась местами с

другой, на фоне которой было множество могил и людей в чёрном.

— Это действительно ужасная история, поразившая всех жителей Эшвилла. Дом

серийного убийцы, насильника и, как выяснилось, педофила, хранил в себе
много тайн. Большое количество людей собрались сегодня отдать дань Чон
Чонгуку, семья которого до сих пор не может поверить в то, что их сына всё же
удалось найти, хоть и спустя такой огромный промежуток времени. Чон Иен,
матери мальчика, сейчас семьдесят пять, последний раз она видела своего сына
в тридцать шесть. — Кадр навели на старую женщину. Её лицо было серым,
испещрённым морщинами. В глазах стояла вселенская усталость, а в уголках
губ залегли глубокие складки. Рядом с ней стоял мужчина и взрослая женщина,
44/48
возрастом примерно как его мама, предположительно, это была Изи —
сестренка Чонгука. Тэхён смотрел в телевизор с открытым ртом. Из-за того, что
он пребывал в своём мире и даже не заглядывал в телефон, все эти новости
обошли его стороной. Чимин наверняка закидал его сообщениями. Он явно
беспокоился о нём, и Тэхён боялся предположить, сколько непрочитанных
сообщений его ожидало. И пока он думал об этом, на экран вывелись старые
фотографии из детства Чонгука. Они всплывали и потухали. Чонгук на них был
намного меньше. Тогда, в тринадцать, он не был таким худым. У него были
пухлые щёчки, волосы были короче и не вились. Он был действительно
очаровательным милым мальчиком. Любой педофил захотел бы использовать
его в своих грязных целях. У Тэхёна в груди возникло тяжёлое, крайне
неприятное чувство. — Гроб, по понятным причинам, закрыт. Жители принесли
игрушки и цветы. Сейчас весь город скорбит по несчастной судьбе похищенных
детей.

— Спасибо Лиззе Мэр за репортаж с места событий, — вновь появилась на

экране телеведущая. — А теперь перейдём к более радужным новостям о…

Тэхён выключил телевизор. Его пульс участился.

«Это конец», — думал он, вскакивая с места. От адреналина его било током.
Тэхён не был глуп, он понимал, что происходит. Он не знал, что всё это
произойдёт так быстро.

Чонгук сидел рядом с ним. Он был обескуражен, но в глазах его от понимания

стояли слёзы. Они скапливались обильно на его нижних ресницах и вот-вот были
готовы потечь по бледным впалым щекам.

— Мам, почему ты не сказала мне? Ты же знала, да? — разозлился Тэхён, смотря

на женщину. Ей наверняка позвонили и всё разъяснили, но она не считала
важным поделиться этим с Тэхёном.

— Что? Ты про что?

— Про новости, похороны. Похороны того, кого я нашёл.

На лице женщины отразилось понимание. Её рот приоткрылся.

— Оу, я подумала, это слишком для тебя. Когда мы хоронили бабушку, ты упал в
обморок, — вспомнила она безрадужно. — Не думала, что ты захочешь идти
туда. Ты и так… насмотрелся.

— Мам, мы должны поехать. Прямо сейчас. Мы успеем, если ты прибавишь газу.

— Что? Зачем нам ехать туда, Тэхён? — она нахмурилась, не понимая этих
внезапных порывов.

— Мам, пожалуйста. Пожалуйста, не спрашивай ни о чем. Но это важно, прошу,

давай просто поедем, прямо сейчас.

Она смотрела на него внимательно одну долгую секунду. Кивнула напряжённо и

встала с места.

— Ладно, если ты так хочешь.

45/48
У Тэхёна сердце лупило так быстро, словно за ним кто-то гнался. Когда миссис
Ким отвернулась, он сразу же потянулся к Чонгуку. Тот был потерян и до сих пор
не моргая смотрел в потухший экран. Его лицо, его полупрозрачные ледяные
щёки были мокрыми.

Когда-нибудь этот ребёнок перестанет плакать. Когда-нибудь ему больше не

будет больно.

Тэхён знал, что это наступит очень скоро. Всё в нём кричало, что осталось
совсем немного.

Этот день, этот час — последний. Страдания закончатся, несчастный призрак

сможет уйти, ничто не будет насильно удерживать его здесь. Оковы раскроются,
цепи с лязгом упадут с его тонких, хрупких запястьев. Настрадавшаяся душа
найдёт покой.

— Они живы, — прошептал Чонгук Тэхену бледными губами. Он выглядел

ошарашенным, пораженным до глубины души. Он даже не мог улыбаться,
настолько эмоции накрыли его.

Тэхён кивнул и сжал руку Чонгука. Его кожа просвечивалась через чужие
полупрозрачные пальцы.

— Мы поедем к ним сейчас. Ты их увидишь.

— Я… я, — Чонгук не мог справиться с волнением, его губы тряслись; он смотрел

на Тэхёна огромными глазами, с трудом веря во всё.

— Давай, пойдём же, — сказал ласково Тэхён и подтолкнул Чонгука к двери на

выход. Всё внутри него самого плясало от волнения.

Life — Brian Tyler, Breton Vivian

Миссис Ким всю дорогу смотрела на Тэхёна через зеркало заднего вида, между
бровей у неё залегла глубокая складка. Тэхён же не обращал на маму внимания,
всё оно было сосредоточено на ерзающем от нетерпения Чонгуке. Чонгуке,
который крепко сжимал его ладонь и не моргая смотрел в окно, за которым
быстро сменялись пейзажи.

Он хотел сказать, что будет скучать. Что Чонгук замечательный, что он был рад
с ним познакомиться и что, был бы он жив, Тэхён не раздумывая облюбовал бы
его, окружил заботой и не выпускал из рук. Но Чонгук не был живым. И Тэхён не
мог сказать ему всего этого, потому что мама бы решила, что он окончательно
сошёл с ума. А потом его отправили бы к мозгоправу. Вскрыли бы его череп и
начали перемешивать всё внутри большой столовой ложкой. А там и без того всё
запутано. Скорбь, боль, печаль, горечь, а посреди этого, где-то притаившись,
возможно, маленькая частичка любви. Блеклый такой уголёк, переросший бы в
огромный пожар, если б только не ледяной дождь расставания и преград.

Как только машина остановилась перед воротами кладбища Грин Хилс, Тэхён не
медля тут же открыл дверь. Но Чонгук и без его помощи смог выйти из
автомобиля, он просто… прошёл сквозь дверь. Тэхён думал над этим всего
секунду, уже ничему не удивляясь, покачал головой и прежде, чем его мама
46/48
успела хоть что-либо сказать, выскочил наружу догонять Чонгука, бежавшего
так быстро вперёд, что догнать его казалось невозможным.

— Чонгук! Эй, подожди! — кричал он, но фигура впереди него будто не

слышала.

Люди, обёрнутые в чёрное и шедшие по тропинке, мешали Тэхёну бежать. Он

без конца извинялся, если толкался, и змейкой оббегал их. Чонгук же проходил
сквозь них, словно они не были преградой. И люди не чувствовали, что призрак
нырял в них, как в воду, чтобы тут же вынырнуть.

Дыхание Тэхёна было тяжёлым, когда он достиг границы кладбища, где

скопилось много людей. Они стояли полукругом и смотрели на что-то, что Тэхён
не мог увидеть, только если не пробьётся сквозь них.

— Извините. Простите. Мне жаль, — говорил он, распихивая всех локтями.

В кругу была вырыта яма, в ней находился подвешенный на лентах сингуматора

гроб. Рядом стоял священник, отправлявший усопшего на небеса. Гроб был
белым, на нём лежало множество цветов. Тэхён смотрел на это дольше
нужного. Внутренности желудка сжались, он почувствовал головокружение,
прежде чем поднять взгляд и увидеть. Увидеть Чонгука, пытавшегося
достучаться до членов своей семьи. Он пытался дотронуться до них, но его
полупрозрачные руки проходили сквозь. Он кричал и просил, чтобы они
заметили его, он трогал свою маму по щеке, пытаясь утереть её слёзы, но
женщина не видела и не чувствовала этого, только поморщилась и вытирала
лицо платком. Чонгук смыкал свои руки на её плечах, на сестре, на отце, но они
лишь проваливались в их тела. И он рыдал и всхлипывал, просил посмотреть на
него, говорил, что очень скучал и что он хочет, чтобы они обняли его. Но никто
не видел его. Только Тэхён. Он стоял на другой стороне могильной ямы и видел
картину намного ужаснее той, как гроб медленно опускался вниз, скрываясь из
виду под землёй. Эта картина была пропитана такой невыносимой болью, что он
и сам рыдал, и люди, тихо стоявшие сзади, странно смотрели на него и качали
головой. Они ничего не знали. Не знали Чонгука, не видели его историю,
страданий и мучений. Они не могли увидеть, как он мельтешил вокруг своей
семьи, но был для них не более, чем воздухом, лёгким, прохладным ветерком,
пробивавшемся сквозь одежду.

— Ты чего так быстро убежал? — прозвучал голос возле его уха, а после лёгкая
рука опустилась на плечи. — Еле догнала тебя.

Тэхён был гораздо больше своей мамы, шире в плечах, выше, но сейчас
чувствовал себя на её фоне маленьким, раздавленным и сломленным. Она
трепала его по плечу, а он прижимался к её боку и трясся, рыдал, даже не
пытаясь утереть лицо и сопли под носом.

— Чего ты так сильно плачешь? Ты же не знал его, эй, — приговаривала она и

гладила Тэхёна по голове, пытаясь этим хоть как-то успокоить.

От слёз всё становилось мутным, но он видел, что Чонгук прекратил. Он больше

не пытался достучаться до своей семьи. Он стоял поверженный рядом с ними и
смотрел, как каждый из них подходил к могиле и кидал в яму горсть земли. Его
ноги, его босые ступни, начали исчезать. Он растворялся в воздухе как пар, а
Тэхён уже не пытался сдержать звуки, рвавшиеся из его горла наружу. Он не
47/48
подозревал, что ему будет так плохо и так тяжело. С каждым дюймом медленно
уходящего Чонгука в его груди взрывалась очередная волна боли. Она
пронизывала его тело, и это было больнее всего, что он когда-либо испытывал.
Сердце внутри скулило и сжималось, и Тэхён не мог избавиться от этой агонии.

Когда он на дрожащих ногах подошёл к могиле, за одну руку его придерживала

мама, чтобы он ненароком не упал. Он наклонился и взял рукой горсть рыхлой
земли. Поднял голову, встретился взглядом с Чонгуком, от которого остались
только шея и голова. Он боялся разжимать ладонь. Он знал, что после этого
случится, и он ужасно этого боялся. Тогда Чонгук открыл рот и сказал:

— Всё будет хорошо, не плачь. — И улыбнулся. Так радостно, будто всё вдруг
встало на места. Будто он хотел. Будто жаждал того, что произойдёт дальше.

Тэхён покачал головой. Зажмурился. Разжал пальцы. Земля упала вниз с гулким
звуком. Он навсегда запомнил его. Звук земли, ударяющейся о крышку гроба,
навсегда ознаменовался для него болью и утратой. Его сердце билось медленно
и тяжело, дышать было невозможно — горло сдавливали рыдания, но он смог
пересилить себя и тихо прошептать, глядя на всё ещё улыбавшегося Чонгука,
приложившего голову на плечо тихо плачущей матери, медленно уходящего из
этого мира, наполненного для него слишком многими страданиями:

— Я буду скучать по тебе.

Чонгук успел ответить прежде, чем от него ничего не осталось, прежде чем он
окончательно не исчез, оставив после себя Тэхёну лишь воспоминания и не
прекращающие литься из глаз жгучие слёзы:

— Я тоже.

Примечание к части

Так как я хреновенький автор, не сумевший найти подходящее место в тексте

для кое-каких пояснений, мне придётся написать здесь.

Итак. Призраки детей, которые кричали в подвале по ночам. Их тела были

закопаны в лесу и их призраки бродили там же, но когда темнело, им
становилось страшно и они приходили в дом в надежде найти помощь. Чонгук
был старше их, пытался успокоить, но не всегда получалось. Их незавершённое
дело состояло в том, что они, как и Чонгук, жаждали быть найденными. Когда
же это случилось - они ушли.
Запуганная жена Элизабет, которую держали под тоталитарным контролем. Её
незавершённое дело - помощь Чонгуку. Когда он освободился, она тоже смогла
уйти.

И что ж, если вы хоть чуточку страдали, когда читали это, знайте, что я
страдала не меньше, пока писала.

48/48