Барке, Нор. Руководство По Кататимно Имагинативной Психотерапии

Кататимно-
имагинативная
психотерапия
Ulrich Bahrke
Karin Nohr
KATATHYM
IMAGINATIVE
PSYCHOTHERAPIE
Lehrbuch der Arbeit mit Imaginationen
in psychodynamischen Psychotherapien
Springer
2013
Ульрих Барке
Карин Нор
КАТАТИМНО-
ИМАГИНАТИВНАЯ
ПСИХОТЕРАПИЯ
Учебное пособие по работе с имагинациями
в психодинамической психотерапии
Москва
Когито-Центр
2019
УДК 159.9
ББК 88
Б 25
Все права защищены. Любое использование материалов

данной книги полностью или частично
без разрешения правообладателя запрещается
Перевод с немецкого
Ирина Куприянова
Научный редактор
Наталия Малахова
Барке У., Нор К.

Б 25 Кататимно-имагинативная психотерапия: Учебное пособие
по работе с имагинациями в психодинамической психотерапии.
Пер. с нем. – М.: Когито-Центр, 2019. – 397 с. (Современная
психотерапия)
ISBN 978-3-662-56545-2 (нем.) УДК 159.9
ISBN 978-5-89353-539-6 (рус.) ББК 88
Кататимно-имагинативная психотерапия оформилась как самостоятельное на-

правление психодинамической терапии только в середине прошлого века в рабо-
тах Ханскарла Лейнера. В данном учебном пособии описывается то новое, что по-
явилось в этом направлении за последние годы. Прежде всего, это касается статуса
имагинаций, которые рассматриваются не автономно, а как специфический про-
дукт динамики психотерапевтических отношений. Сформулировано определение
терапевтической кататимной имагинации, включающее в качестве обязательного
атрибута кинестетическое измерение. Описываются функции имагинаций: выра-
жение и прояснение, стабилизация, формирование структуры – и их свойства: ки-
нестетическая способность проживания переживаний и эстетическая способность.
Детально освещены методические вопросы и техника проведения имагинаций, про-
иллюстрированные на примере трех случаев из практики краткосрочной, долго-
срочной и аналитической терапии.
© Springer-Verlag, Berlin–Heidelberg, 2013

This Springer imprint is published by Springer Nature
The registered company is Springer-Verlag GmbH
Translation from the German language edition:
All Rights Reserved
© Когито-Центр, 2019
Перевод на русский язык
ISBN 978-3-662-56545-2 (нем.)
ISBN 978-5-89353-539-6 (рус.)
Содержание
Предисловие научного редактора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9

Предисловие авторов ко второму изданию . . . . . . . . . . . . . 12
Предисловие авторов к русскому изданию. . . . . . . . . . . . . . 14
Глава 1. Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16
Глава 2. Материал для воображения. . . . . . . . . . . . . . . . . 23
Глава 3. Кататимно-имагинативная психотерапия –
от первого контакта до первичных имагинаций . . . . . . . . 30
3.1. Перед началом – как начинается терапия . . . . . . . . . . . 30
3.2. Основы определения показаний
и планирования лечения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 32
3.3. Определение показаний для внедрения имагинаций
в психодинамический терапевтический процесс.
Три терапевтические функции имагинаций . . . . . . . . . . 35
3.4. Основы согласования лечения
в психодинамической терапии . . . . . . . . . . . . . . . . . . 42
3.5. Анонсирование имагинаций
как часть согласования лечения . . . . . . . . . . . . . . . . . 45
3.6. Особенности первичных имагинаций
и рекомендации по практическому применению . . . . . . . 49
3.7. Завершающая беседа после первичных имагинаций . . . . . 59
Глава 4. Краткосрочная терапия
с использованием имагинаций: случай г-жи Мусат . . . . . 63
4.1. Запись на прием и первые впечатления терапевта . . . . . . . 63
4.2. Планирование терапии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 64
4.3. Первичная имагинация . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73
4.4. Первый этап терапии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79
4.5. Второй этап терапии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 101
Глава 5. Психодинамическая психотерапия
с применением имагинаций: случай г-жи Грюн . . . . . . . . 123
5.1. Запись на прием, первое впечатление, симптоматика . . . . 123
5.4. Терапевтический процесс . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139
Глава 6. Аналитическая психотерапия
с проведением имагинаций: случай г-жи Айхель . . . . . . . 168
6.1. Перед началом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 168
6.4. Три центральные сцены аналитического процесса . . . . . . 186
6.5. Аналитический процесс: у подножья горы –
восхождение на гору – достижение вершинного плато –
спуск с горы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 192
Глава 7. Методика работы
с терапевтическими имагинациями . . . . . . . . . . . . . . . 246
7.1. Терапевтический метод в КИП . . . . . . . . . . . . . . . . . . 246
7.2. Использование побуждающих мотивов
при введении имагинации . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .250
7.3. Техники интервенций в имагинативном процессе . . . . . . 283
7.4. Введение имагинации в терапевтическую сессию
и терапевтический процесс . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 314
7.5. О дополнительном оформлении имагинаций . . . . . . . . . 324
7.6. Завершение терапии с имагинациями. . . . . . . . . . . . . . 332
7.7. Работа с переносом, контрпереносом
и сопротивлением в КИП . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 336
Глава 8. Области применения и организация курсов
повышения квалификации
и профессиональной переподготовки . . . . . . . . . . . . . . 376
Глава 9. Имагинации в искусстве и духовной жизни . . . . . . .380
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 388
Указатель экскурсов
Экскурс 1. Термин «кататимный» – глава 1. . . . . . . . . . . . . .17
Экскурс 2. Ханскарл Лейнер (Hanskarl Leuner) – глава 1 . . . . . .21
Экскурс 3. Термин «кинестетический» – глава 2 . . . . . . . . . 26
Экскурс 4. Первичный процесс – параграф 3.3 . . . . . . . . . . .41
Экскурс 5. Сновидение наяву и имагинация – параграф 3.5 . . 48
Экскурс 6. Первичное сновидение – параграф 3.6. . . . . . . . . .51
Экскурс 7. Символ – параграф 7.2 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 257
Экскурс 8. Акустическое измерение имагинации –
параграф 7.3 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 291
Экскурс 9. Субъект-объектная дифференцированная
интерпретация сновидения – параграф 7.4 . . . . . . 323
Экскурс 10. Невроз проекции – параграф 7.7 . . . . . . . . . . . . 339
Экскурс 11. Сцена – параграф 7.7 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 359
Экскурс 12. Предшественники КИП и применяемые
в других странах обозначения для КИП;
указания на схожие методы – глава 8 . . . . . . . . . 378
Предисловие научного редактора
Дорогие читатели! С радостью представляю вам эту книгу!
В настоящее время кататимно-имагинативная психотерапия (КИП)

получила в России широкое признание. Как самостоятельное на-
правление психодинамической психотерапии этот метод развивается
в нашей стране уже более 10 лет1. В научно-практической, исследо-
вательской и образовательной работе, проводимой на базе Ниже-
городского университета имени Н. И. Лобачевского на факультете
повышения квалификации и переподготовки (Нижний Новгород)
и Института глубинной психотерапии (Москва), был сделан акцент
именно на психодинамическом аспекте кататимно-имагинативной
психотерапии. На этом этапе неоценимую помощь и поддержку нам
оказали наши немецкие коллеги – профессор, доктор медицины
Хайнц Хенниг и доктор медицины Эберхард Вильке.
1 Садальская Е. В. Перспективы развития кататимно-имагинативной

психотерапии: от сновидений наяву к психодинамической образной
психотерапии // Кататимно-имагинативная психотерапия как психоди-
намическая образная психотерапия: Сборник статей / Под ред. Е. В. Са-
дальской. Вып. 1. М.: ИД «Атмосфера», 2008. С. 10–25; Малахова Н. В.,
Садальская Е. В. Основные положения имагинативной психодинами-
ческой психотерапии // Всероссийский конгресс «Отечественная пси-
хотерапия и психология: Становление, опыт и перспективы развития
(к 85-летию отделения неврозов и психотерапии Национального центра
психиатрии и неврологии им. В. М. Бехтерева)». 30–31 марта 2018 года.
СПб., 2018. С. 121–122.
9
Это учебное пособие содержит обоснование нашей теоретичес-

кой позиции, подкрепленное практикой КИП, многолетним опы-
том работы (подготовка специалистов в аккредитованных высших
учебных заведениях, частная практика и научные изыскания).
Имагинации являются чрезвычайно тонким инструментом пси-
ходинамической психотерапии, их применение невозможно без тща-
тельного изучения и навыка работы с ними. Имагинации позволя-
ют получить доступ к самым глубинным слоям психики, особенно
за счет кинестетического аспекта (соприкосновение с самым ранним
опытом пациента). Это одновременно и полезно, и опасно. Важно
знать, что с этим можно делать. Встает вопрос о способности психо-
динамического психотерапевта (КИП-терапевта) качественно обра-
батывать перенос и контрперенос в психотерапевтическом процессе.
Недостаточное отслеживание переноса и контрпереноса, особенно
на этапах применения имагинаций, может привести к значительно-
му снижению результата психотерапии, к ее неудаче вплоть до обры-
ва. Напротив, хорошая рефлексия переноса и контрпереноса ведет
к прогрессу в психотерапии и способствует соблюдению профес-
сиональных этических норм как в отношении пациента, так и в от-
ношении коллег. Одной из важных задач психодинамического пси-
хотерапевта, применяющего в своей работе имагинации, является
создание надежных принимающих отношений в условиях доста-
точно четкого соблюдения психодинамического сеттинга и посто-
янное отслеживание динамики развития этих отношений (перено-
са–контрпереноса) как вне, так и внутри имагинации.
Я выражаю благодарность авторам книги – д-ру медицины Уль-
риху Барке и д-ру философии Карин Нор за поддержку наших ини-
циатив и за открытость сотрудничеству, надеюсь на продолжение
плодотворного обмена опытом между российскими и немецкими
коллегами.
Благодарю профессора, д-ра медицины Хайнца Хеннига за ре-
комендации в налаживании контакта с авторами книги.
Я благодарна моим коллегам, принимавшим участие в подготов-
ке книги к изданию: Александру Малахову, внесшему значительный
вклад в ее подготовку к публикации и принимавшему участие в ре-
дактировании текста, Елене Садальской, также принимавшей учас-
тие в редактировании текста. Я благодарна украинским и эстонским
коллегам, оказавшим моральную поддержу своей заинтересованнос-
тью в переводе этого учебного пособия на русский язык.
10
Благодарю сотрудников издательства «Когито-Центр» за про-

фессиональную, качественную работу.
Желаю читателям получения приятного и важного опыта в смыс-
ле ага-переживаний при прочтении этой книги!
Наталия Малахова
Москва, лето 2018 года
Предисловие авторов
ко второму изданию
Ч етыре года работы с нашим учебным пособием в различных

учебных группах и группах повышения квалификации и пере-
подготовки, многочисленная обратная связь коллег и их оценка,
а также возрастающий интерес к КИП показали нам, что требующая
больших затрат попытка принципиально заново осмыслить работу
с имагинациями в терапевтических психодинамических процес-
сах оказалась весьма плодотворной. Кроме того, нас также очень
радует, что с переводом нашего учебного пособия на русский язык
эти психодинамические рекомендации по работе с имагинациями
будут применяться также и в России, где «символдрама» пользуется
большой популярностью.
Прежде всего, наше описание свойств имагинаций как кинесте-
тической способности проживания переживаний и основополагаю-
щих функций реализации имагинаций, а также заново системати-
зированный арсенал интервенций для побуждения, сопровождения
и выхода из имагинаций наглядно демонстрируются на примере трех
описанных в книге случаев и подробно разбираются в теоретических
главах. Это чрезвычайно полезно для изучения и нового переосмыс-
ления работы с терапевтически направленными имагинациями –
работы, кажущейся иногда такой простой, но в действительности
опирающейся на глубокие и разнообразные знания, большой опыт
и требующей деликатности, о чем свидетельствуют благоприятные
отзывы образовательных институтов и институтов повышения ква-
лификации и переподготовки и что совпадает также с нашим собст-
венным впечатлением как преподавателей.
12
Предисловие авторов ко второму изданию
В новом издании мы сделали несколько небольших изменений.

Описанные ранее в главах 2 и 3 четыре функции имагинаций
мы сформулировали точнее и выделили лишь три из них: функцию
выражения и прояснения, функцию стабилизации и формирующую
структурную функцию. К свойствам имагинаций мы добавили так-
же способность проживания переживаний и эстетическую способ-
ность, и таким образом в результате устранили размытость между
свойствами и функциями имагинаций.
По профессиональным причинам и для удобства восприятия за-
рубежных читателей мы заменили употребляемый только в Герма-
нии термин «глубинно-психологически ориентированный» на «пси-
ходинамический» и оставили прежний вариант лишь там, где его
употребление обусловлено правилами, определяемыми больнич-
ными кассами.
Мы благодарим сотрудников издательства Шпрингер за профес-
сиональное курирование всего процесса подготовки книги, особен-
но Монику Радецки, Клаудию Бауер, а также редактора Соню Хинте.
Ульрих Барке и Карин Нор
Цюрих и Берлин, весна 2018 года
Предисловие авторов
к русскому изданию
М ы преисполнены большой радостью в связи с тем, что наше учеб-

ное пособие по работе с имагинациями в психодинамической
терапии переведено на русский язык и представлено русскоязычной
профессиональной аудитории.
В нашем учебном пособии новаторский труд Лейнера о кататим-
но-имагинативной психотерапии был продолжен и модернизирован,
с одной стороны, благодаря четко выстроенной структуре, с другой
стороны, благодаря целенаправленному обращению внимания на ди-
намику отношений в работе с имагинациями.
Нас также радует, что этот перевод способствует возобновлению
коллегиального обмена между российскими и немецкими психоте-
рапевтами после полувекового перерыва, обусловленного полити-
ческой ситуацией. Как известно, существует многолетняя традиция
плодотворного взаимовлияния между русскими и немцами при из-
учении душевных взаимосвязей. Зигмунд Фрейд многое заимство-
вал из великой русской литературы для своего психоанализа, а рус-
ский был первым языком, на который были переведены его труды,
поскольку психоанализ нашел в русской среде много заинтересо-
ванных и одаренных последователей.
Мы с радостью встретили инициативу г-жи Малаховой и ее кол-
лег относительно перевода книги на русский язык и во время работы
над переводом находились в постоянном взаимодействии. Мы очень
благодарны за точную и плодотворную, иногда очень кропотливую
работу и надеемся, что русское издание учебного пособия не толь-
14
Предисловие авторов к русскому изданию
ко поможет поддержать подготовку специалистов в России, но и бу-

дет полезным для развития взаимодействия российских и немецких
психотерапевтов.
Мы желаем русскому изданию много заинтересованных чита-
телей.
Карин Нор и Ульрих Барке
Глава 1
Введение
М ы написали новый учебник по кататимно-имагинативной пси-

хотерапии (КИП), так как единственный учебник, посвящен-
ный данному вопросу (Leuner, 1985), несколько устарел и из-за не-
которых неоднозначных формулировок может создать не совсем
правильное представление о КИП. К достоинствам этого учебника,
не утраченным и по сегодняшний день, следует отнести описание
разнообразных методов по работе с имагинациями. Конечно, су-
ществуют современные публикации, в которых отражено нынешнее
положение дел по этому виду психотерапии, однако в них освещены
лишь отдельные аспекты метода. Следует также признать, что эти
публикации, имеющие практическую направленность, все-таки
не являются систематизированными руководствами и не предлагают
описания возможностей и границ психологического применения
имагинаций в психодинамической психотерапии (напр.: Dieter, 2001;
Hennig et al., 2007; Hennig, Rosendahl, 1999; Kottje-Birnbacher et al.,
2005; Kottje-Birnbacher et al., 2010; Salvisberg et al., 2000; Ullmann, 2017;
Ullmann et al., 2016; Ullmann, Wilke, 2012).
Лейнер, последователь Юнга в работе с символами, привнес в те-
рапевтическое действие большую активность благодаря так называ-
емым мотивам, стимулирующим течение имагинации (пар. 7.2). Так-
же он разработал особые техники интервенции, с помощью которых
имагинация поддерживалась в активном состоянии и разворачива-
лась между пациентом и терапевтом в форме диалога как часть тера-
певтического процесса (экскурс 2: Ханскарл Лейнер). Так был создан
метод «Кататимное переживание образов» (Leuner, 1955), который
16
Введение
нашел свое применение в Германии как специфический способ ле-

чения, относящийся к психодинамической психотерапии и руко-
водствующийся ее основными принципами (Dieckmann et al., 2017).
Однако сегодня учебное пособие Лейнера уже не отражает современ-
ного уровня психодинамического самосознания психотерапевтов,
прежде всего, потому, что в нем, несмотря на различные рефлексии
переноса, терапевтический эффект связывается, в первую очередь,
с имагинативной силой самих символических процессов, а не с те-
рапевтическими отношениями, исходя из которых к определенным
пациентам в определенном месте и для определенных целей приме-
няется та или иная имагинация.
Принципиальное утверждение Лейнера об автономной силе има-
гинаций при одновременном акценте на их переплетении с психо-
динамическим развитием конфликта привлекает терапевтов самых
различных направлений. С одной стороны, самосознание нынеш-
них КИП-терапевтов в целом следует психодинамическим концеп-
циям психоанализа. С другой стороны, в КИП обнаруживается бли-
зость к терапевтическим методам, использующим иные концепции
в понимании имагинаций, как, например, поведенческая терапия,
гипноз, системная терапия или психодрама.
Экскурс 1. Термин «кататимный»

Необычное по звучанию слово «кататимный» пришло из греческо-
го языка (kata – согласно, соответственно; thymos – душа, эмоцио-
нальность) и означает «согласно чувствам», или «исходящее из души,
из чувств». Термин появился в немецкой психиатрии в 1912 году бла-
годаря Хансу Майеру и позже был расшифрован Эрнстом Кречмером:
«Под кататимией мы понимаем… перестройку душевного содержания
под воздействием аффекта» (Kretschmer, 1956, S. 156).
Лейнер принял на вооружение данный термин и определил «ка-
татимный образ» как «выразительный, колоритный и эмоциональ-
но наполненный в противоположность простым представлениям
повседневной жизни. Кататимные образы вряд ли повинуются во-
ле…». При этом он допускал «промежуточные уровни» между «прос-
тыми представлениями» и «полностью развернувшейся имагинацией»
(Leuner, 1985, S. 42). Слово «кататимный» подчеркивает кинестетичес-
кий характер имагинаций (глава 2). Кататимные имагинации насы-
щены эмоциями, они могут объемно выражать актуальное душевное
состояние и тем самым пробуждать прилив новых душевных состоя-
ний и эмоций, что важно для терапии.
17
Глава 1
В данном учебном пособии, ссылаясь на современные терапев-

тические исследования (напр.: Luborsky, 1995), мы подчеркиваем
не только главенство терапевтических отношений как самого мощ-
ного фактора воздействия, вызывающего терапевтические измене-
ния, но и важность отношений в процессе формирования перено-
са, сложного для понимания и нуждающегося в рефлексии (пар. 7.7).
С учетом вышесказанного мы рассматриваем работу с имагинаци-
ями как специфическое обогащение различных психодинамичес-
ких терапевтических процессов при краткосрочной и долгосрочной,
а также аналитической психотерапии.
Мы, в отличие от Лейнера, не рассматриваем развивающиеся в хо-
де терапевтического процесса имагинации в качестве «относитель-
но автономного и индивидуализированного… высвобождения мате-
риала конфликта» (Leuner, 1985, S. 433), а скорее наблюдаем за тем,
что пациент развивает на имагинативной сцене, и воспринимаем
это как специфический продукт динамики терапевтических отно-
шений. Лейнер тоже осознавал значимость и пользу динамики пе-
реноса, но считал данное знание «обязательным» только для КИП-
терапевтов на «средней и высшей ступенях» подготовки. При этом
он придерживался мнения, что во многих случаях «данная тонкая
форма отношений необязательно должна находиться под наблюде-
нием терапевтов» (Leuner, 1985, S. 413). Такая его позиция способст-
вовала развитию искаженного видения метода КИП как «не затра-
гивающего» проблем переноса. Особенно это касается негативного
переноса, который проигрывается на «холсте имагинаций» и мо-
жет удерживаться в течение длительного времени или даже полнос-
тью исключаться из терапевтического процесса (пар. 7.7, экскурс 10:
Проекционный невроз).
На примере трех случаев из практики мы постараемся детально
разъяснить, как бессознательные мотивы, конфликты и их защи-
ты символически представлены в имагинациях при развитии пере-
носа, покажем, что имагинации могут эффективно использоваться
в различных терапевтических процессах как хорошо зарекомендо-
вавшие себя средства доступа к различным нарушениям при прове-
дении краткосрочной и долгосрочной терапии.
Благодаря тому, что в нашем учебнике приведены иллюстрации
примеров из практики и необходимый материал для совершенство-
вания психодинамического теоретического образования, он будет
представлять интерес для широкого круга читателей, которые смогут
18
Введение
найти здесь ответы на конкретные вопросы. Читателями этой кни-

ги могут быть представители классического психоанализа Фрейда
и аналитической психологии Юнга, слушатели учебных центров пси-
ходинамического и аналитического направления, получающие до-
полнительное образование, опытные давно практикующие терапев-
ты различных направлений и молодые врачи клиник, для которых
эта книга будет стимулом в применении имагинаций в работе, пре-
подаватели различных учебных институтов, которые хотят углубить
и расширить свои знания в терапевтической сфере, а также студен-
ты современных недавно основанных психоаналитических универ-
ситетов или представители магистерских программ, которые хоте-
ли бы «почувствовать вкус» к данному направлению.
Соответственно, с одной стороны, эта книга была написана
как практическое пособие, в котором можно найти указания, как вне-
дрять имагинации в терапевтический процесс, как с ними рабо-
тать, как и в каких случаях применять (пар. 3.6). Исходя из этого, мы
не ожидаем от читателей, что они обладают какими-то предваритель-
ными знаниями или определенной подготовкой. С другой стороны,
мы представляем работу с имагинациями с точки зрения психоди-
намически-аналитического понимания процесса и потому снабжа-
ем иллюстрации из практики пояснениями, касающимися базовых
концепций (глава 7). Там где необходимо расширить ход мыслей, мы
делаем дополнительные пояснения (см. обзор в приложении). Весь
спектр прикладных форм КИП, а также возможности дальнейше-
го обучения представлены в главе 8. Общие мысли по взаимодейст-
вию имагинаций, искусства и философии можно найти в конце дан-
ной книги, в главе 9.
Чтобы обстоятельно и доступно продемонстрировать практичес-
кую работу с имагинациями в различных терапевтических услови-
ях, а также их проникновение в динамику отношений, мы решили
не приводить множество виньеток, а полноценно описать три совер-
шенно разных варианта лечения. Поскольку мы будем неоднократно
ссылаться на описание этих случаев, то хотели бы кратко их пред-
ставить уже сейчас.
Менеджер на распутье. 35-летняя женщина, г-жа доктор Мусат про-

ходила краткосрочный «интенсивный курс» психотерапии в период
специально взятого для этой цели тайм-аута в работе. Взрывная сила
любви вывела ее жизнь и ее саму из равновесия. Она понимала, куда
19
Глава 1
хотела бы двигаться, но чувствовала, что ее сдерживают на этом пути

с трудом осознаваемые внутренние ограничения. Ей была предло-
жена краткосрочная 21-часовая психотерапия.
Измученная спина. 30-летняя г-жа Грюн, продавец по профессии,

перенесла уже пять операций по поводу межпозвоночной грыжи.
Боль, страх неудачи, ограничения и высокое внутреннее напря-
жение привели ее в терапию. Она опасалась, что иначе не сможет
закончить курс переподготовки и потерпит неудачу в жизни. Она
проходила лечение, состоящее из 50 сессий, в рамках психодина-
мической психотерапии.
Непрожитая жизнь. 59-летняя г-жа Айхель сначала искала место в ба-

линтовской группе для преподавателей, но в итоге решилась на курс
аналитической психотерапии, состоящий из 620 сессий. Г-жа Айхель
была совершенно обессилена от немыслимого напряжения в профес-
сиональном и личном плане, работала на износ ради других. Также
она потеряла единственного любимого человека, с которым ее разлу-
чила смерть. Ее здоровье, находилось под угрозой из-за гипертонии,
что она явно недооценивала.
Таким образом, благодаря практическим, полных рефлексий при-

мерам, а также благодаря содержательным экскурсам мы предлагаем
читателю «путеводитель» в страну терапевтических имагинаций. Мы
ожидаем, что ввиду такого способа изложения, пользуясь данной
книгой, не все читатели будут «протискиваться в одну и ту же дверь».
Возможно, вы минуете ненужные этапы или же задержитесь в опре-
деленных местах и с пользой для себя пройдете через разные двери.
Мы выражаем свою благодарность в первую очередь трем па-
циенткам, которые дали согласие на публикацию в данной книге
их историй болезни (в анонимной форме). Мы также выражаем бла-
годарность всем остальным нашим пациентам, которые на протя-
жении десятилетий были откровенны с нами в своих трудных жиз-
ненных ситуациях, проводя лечение которых мы сами смогли стать
более зрелыми и получить профессиональные навыки и опыт, ко-
торые теперь можем передать в этой книге следующему поколению
психотерапевтов.
Мы благодарны тем, кто когда-то посвятил нас в КИП, это: Эрд-
муте Фикенчер, Хайнц Хенниг и Вальбург Вайске (Ульрих Барке),
20
Введение
Экскурс 2. Ханскарл Лейнер

Ханскарл Лейнер (Hanskarl Leuner, 1919–1996) является основополож-
ником кататимно-имагинативной психотерапии. После прерванного
военной службой обучения медицине в университете (1939–1946) он
прошел курс учебного юнгианского анализа у известного ученика Юн-
га Г. Шмальца во Франкфурте-на-Майне и работал с 1947 года в психи-
атрической клинике в Марбурге. При поддержке профессора Клауса
Конрада он переехал в 1959 году из Марбурга в Геттинген, где защи-
тил диссертационную работу об экспериментальных психозах и занял-
ся развитием области «психосоматики и психотерапии» в психиатри-
ческой клинике в Геттингене. С 1975 года и вплоть до ухода на пенсию
в 1985 году Лейнер руководил автономным Отделением психосомати-
ки и психотерапии.
Лейнер рано начал интересоваться терапевтическим влиянием има-
гинаций, изучать предшественников данного метода, а также экспери-
ментировать с представлением образов на практике. В середине 1950-х
годов он описал данный метод в первых публикациях под названием
«Кататимное переживание образов» (Leuner, 1955). Его интерес к вну-
треннему миру представлений расширялся: он начал дополнитель-
но применять различные галлюциногены для удержания возникаю-
щих образов (психолитическая терапия). Эта работа была остановлена
из-за опасности злоупотребления наркотиками после запрета различ-
ных психотропных веществ в конце 1960-х годов. Лейнер продолжал
интересоваться возможностями расширения сознания, а в 1985 году
совместно с другими исследователями создал Европейское общество
изучения сознательного (ECBS) и стал его председателем.
В 1974 году по инициативе Лейнера было создано «Общество ка-
татимного переживания образов» (AGKB) (глава 8). Позже в органи-
зованном им и его коллегами Институте кататимного переживания
образов и имагинативных методов в психотерапии практикующие
психотерапевты обучались работе с имагинациями на отдельных
семинарах и в психодинамически ориентированных образователь-
ных центрах. Основополагающая роль Лейнера заключалась в том,
что в 1985 году он опубликовал «Учебное пособие по кататимному пе-
реживанию образов». Теперь учебный процесс становился все более
содержательным. Учебное пособие Лейнера, вобравшее в себя бога-
тый опыт и описания значительного количества практических слу-
чаев, и по сегодняшний день является настоящей сокровищницей
для заинтересованных читателей.
Ханскарл Лейнер в своем уважительном, деликатном и одновремен-
но страстном стиле связал теоретические научные изыскания и боль-
21
Глава 1
шой опыт практической работы. Также он откликнулся на обраще-

ние Хайнца Хеннига из ГДР, под чьим руководством в Халле в 1970-е
годы была создана рабочая группа по кататимному переживанию об-
разов. В 1985 году Лейнер впервые выступил с докладом по данной те-
ме в местном университете. После объединения Германии он посетил
центральный образовательный семинар Среднегерманского общества
кататимного переживания образов (MGKB) в Райнхардсбрюне. В ию-
не 1995 года во время посещения медицинского центра Университе-
та Мартина Лютера в Халле-Виттенберг состоялась премьера фильма,
в котором основоположник КИП впечатляюще представил будущему
поколению свое видение данного метода.
а также, к сожалению, рано умершие Марианна Ринтель-Лиек и Юр-

ген Паль (Карин Нор); а также КИП-терапевтам-доцентам, с кото-
рыми начиная с 2000 года мы находились в постоянном дискусси-
онном процессе по вопросам теории, самопознания и связанных
с этим специфических понятий КИП. Среди них В. Диетер, Л. Кот-
тье-Бирнбахер, В. Розендаль, Х. Зальвисберг, М. Шнелль, Б. Штай-
нер, Х. Ульманн и Е. Вильке. В результате этой дискуссии возник
«программный документ» (Barhke, Nohr, 2005), в котором были из-
ложены основные положения данного учебного пособия. Мы также
хотим поблагодарить Барбару Хаулер, Хайнца Хеннига, Манфре-
да Руста и Барбару Барке за предложения и критические замечания
при прочтении рукописи. Наконец, мы хотиим выразить призна-
тельность поддерживающим, терпеливым и всегда готовым прийти
на помощь сотрудникам издательства Шпрингер Монике Радецки
и Зигрид Янке, а за второе издание книги нашему внимательному
и всегда готовому помочь редактору – Соне Хинте. Мы также хотим
поблагодарить и друг друга: в нашем «совместном проекте» мы прохо-
дили различные этапы работы с самого начала и до конца и не смог-
ли бы написать некоторые разделы без взаимной поддержки.
Глава 2
Материал для воображения
И магинации – это часто встречающиеся, универсальные, кинесте-

тически наполненные представления внутреннего мира, которые
способны активизировать переживание более ранних целостных
состояний и могут быть символически нагружены.
Универсальность имагинаций основывается на человеческой спо-
собности выражать сознательные и бессознательные эмоциональные
состояния в символически-образной форме (глава 9). Они возника-
ют спонтанно, могут ограничиваться отдельным образным впечат-
лением, но могут быть представлены и в широко развернутой форме.
При этом развивающееся аффективное состояние может прожи-
ваться достаточно интенсивно или мимоходом. Релаксация может
способствовать возникновению образов (расслабление как портал
для фантазий); имагинации, в свою очередь, могут как усиливать,
так и препятствовать релаксации, помогать обрабатывать интен-
сивные переживания, но также и способствовать уходу от тяже-
лых жизненных ситуаций; могут облегчать воспоминания, но так-
же и подавлять их.
Имагинации, применяемые в терапевтических целях, которые
Лейнер определил как «кататимные» (глава 1, экскурс 2: Термин «ка-
татимный»), кинестетически структурированы. Этот введенный Лей-
кертом (Leikert, 2008, 2012) термин связывает достижения психологии
развития с возможностями человеческого восприятия и выражения.
Исследование младенцев (Stern, 1985, 1992) показало, что на ранних
довербальных этапах развития чувственное восприятие организова-
но целостно и амодально. Зрение, слух, обоняние, движение и вкус
23
Глава 2
неотделимы друг от друга, одно взаимопроникает в другое. В вер-

бальном взаимодействии – по аналогии с методом науки о значении
слова – Лейкерт описывает семантику ранней амодальной возврат-
но-поступательной коммуникации, которая физически-чувственно
разворачивается в типичных ранних сценах интеракции родитель –
ребенок. Решающее значение здесь имеет сам голос; лишь позже че-
ловеческая коммуникация попадает под господство слова (экскурс 3:
Термин «кинестетический»). Тем не менее телесно переживаемая экс-
прессивность раннего периода развития сохраняется и тогда, когда
на последующих этапах жизни слова расширяют чувственный спо-
соб выражения, когда лексические и кинестетические уровни выра-
жения пересекаются. При этом кинестетическая форма выражения
и восприятия остается всем нам хорошо знакомой и может быть ак-
тивирована, даже если в процессе взросления она оказывается в те-
ни доминирующей коммуникации на языковом уровне.
Размышления Лейкерта имеют важнейшее значение для пони-
мания способов достижения успеха в коммуникации при работе
с имагинациями. Кинестетический опыт восприятия объекта пере-
живается в слиянии с соответствующим актуальным субъективным
чувственным впечатлением. Младенец видит свою мать как отдель-
ный очерченный четкими контурами объект, но не воспринимает ее
таковой, она является тем, что целостные чувственные впечатления
фиксируют в соответствующих сценах – трансмодальным в соот-
ветствующий момент заново синтезированным целостным образом
(гештальтом) переживаний. Именно такими целостными образами
переживаний являются спонтанно синтезированные пациентом има-
гинативные сценические впечатления. Например, при представле-
нии дерева пациент воспринимает его тактильно – ощущает кору,
одновременно он видит это дерево перед своим внутренним взором
и слышит шелест листьев. Такая формы полноценного переживания
возможна чаще всего тогда, когда пациенту оказывается терапевти-
ческая поддержка, так как сопровождающие имагинации чувствен-
ное восприятие и аффект в рамках вербальной коммуникации с те-
рапевтом часто приносятся в жертву ради удовлетворения других
желаний или по причине внутренних преград. Если они все-таки
переживаются, то приводят в имагинациях к ранним состояниям
связанности или слияния, которые, например, иногда возникают
при прослушивании музыки, и, таким образом, к вдохновляющей,
обогащающей форме переживаний.
24
Исходя из этого, доминирующей формой выражения имагина-

ции, как и в сновидении, становится представленный образ, кото-
рый возникает, развивается, изменяется, бледнеет, исчезает и вновь
спонтанно проявляется перед внутренним взором пациента, неваж-
но, происходит это с открытыми или с закрытыми глазами.
Тем не менее имагинации, согласно их кинестетической струк-
туре, ни в коем случае не являются чисто оптическим феноменом.
Возникающие картины представляют собой скорее целостно пе-
реживаемые сцены. К воображаемому цветку можно, как в жиз-
ни, прикоснуться, ощутить его аромат, полить, сорвать, подарить.
Пациенты слышат, как журчит вода и шумят деревья, они лежат
и расслабляются на лугу, летают на ковре-самолете, пробуют раз-
личные блюда или пьют воду из горной реки и т. д. Имагинация,
если мы не препятствуем имагинативному погружению пациента,
а скорее поддерживаем его подходящими интервенциями (пар. 3.6
и 7.3), охватывает всю чувственную сферу восприятия, благодаря
чему может развиваться интенсивное, насыщенное аффектом пере-
живание.
В этом смысле кинестетически организованная способность про-
живания переживаний имагинаций выражает их центральную ха-
рактеристику, которая может быть совершенно по-разному тера-
певтически значимой, особенно там, где речь идет о стабилизации
и поддержании структуры (пар. 3.3).
Наряду с аффективной интенсивностью имагинаций их заряжен-
ность символами также имеет терапевтическое значение. Имагина-
тивно воспринимаемое впечатление становится символом (глава 7,
экскурс 7: Символ) благодаря особой склонности человека прида-
вать эмоционально-личностный смысл тому, что он воспринимает
на основе проникновения и переплетения с обнаруженными надын-
дивидуальными символами. Если, например, в образе появляется
могила с крестом, то независимо от религиозных взглядов коллек-
тивный символ используется наряду с индивидуальным смысловым
значением для обогащения сцены, что затем может быть лучше по-
нято в терапевтической беседе.
Благодаря символическим качествам (пар. 7.2, экскурс 7: Сим-
вол), имагинации, как и произведения искусства, обладают множест-
вом значений. Они схожи с произведениями искусства как по общей
характеристике продукта, обладающего началом, концом и опреде-
ленными стилистическими признаками, такими как бросающие-
25
Глава 2
Экскурс 3. Термин «кинестетический»

Термин «кинестетический» Лейкерт (Leikert, 2008) определял сначала
с психоаналитической точки зрения как особое состояние при прослу-
шивании музыки. Свои размышления на эту тему он затем обобщил
в концепции «психоаналитической эстетики». Он исследовал вопрос,
«как можно организовать восприятие, чтобы определенный его эле-
мент – например яблоко – обозначал бы не просто существование кон-
кретной вещи, которую можно просто купить или съесть, а мог бы также
восхищать как эстетически возвышенный объект искусства» (Leikert,
2012, S. 74). Согласно его представлениям, в кинестетическом опыте
объект восприятия переживается слитно с собственным телесным Я –
возникает трансмодальная единица, объединяющая восприятие телес-
ного Я (субъективная сторона) и разноплановой чувственной репре-
зентации предмета (объективная сторона). Такое слияние, например,
присуще тому, как младенец воспринимает свою мать: не как отдель-
ный находящийся перед ним объект, а через слияние объекта с собст-
венными изменяющимися чувственными состояниями.
Лейкерт более настойчиво, чем Стерн (Stern, 2005), подчеркивает,
с одной стороны, важность формирования физического (телесного)
фундамента чувственно-воспринимающей атрибуции значений, осо-
бенно опыта слухового восприятия, и, с другой стороны, мимолетно-
го нестойкого, преходящего кинестетического восприятия: «Только
на мгновения мы погружаемся в зоны, в которых переживание дейст-
вительно может регулироваться соприкосновением с кинестетическим
опытом» (Leikert, 2012, S. 82). Благодаря возникновению таких «внезап-
ных отправных точек» можно погрузиться в эмоционально заряженное
состояние повышенной значимости объекта восприятия. Данное со-
бытие, таким образом, делает глубинное внутреннее впечатление бо-
лее интенсивным. Существуют состояния «большего или меньшего»
по времени соприкосновения с кинестетическим опытом, но эти со-
стояния не могут быть стабильными и продолжительными.
Идеи Лейкерта помогли лучше понять особое терапевтическое
свойство имагинаций – выступать в качестве внутреннего чувствен-
ного поля восприятия. Стало более понятным, каким образом паци-
енты при представлении, например, образа цветка, могут погрузить-
ся в особое аффективное состояние и переживать отдельные элементы
имагинации с высокой степенью интенсивности. Подобное имагина-
тивное переживание может привести к ранним состояниям тесной
связанности с тем, что представляется в образе. Мы часто наблюдаем,
что пациенты сначала нерешительны в представлении своих внутрен-
них объектов, но в процессе имагинации, усиленной переживанием
26
динамики отношений с терапевтом, благодаря «внезапным отправ-

ным точкам» они погружаются в глубину в соответствии с «большим
или меньшим» по времени соприкосновением с кинестетическим опы-
том и вновь возвращаются обратно.
Таким образом, в концепции Лейкерта о «кинестетической се-
мантике» как науке о ранних довербальных чувственных смысловых
проявлениях центральными понятиями являются: семантика, кине-
тика и эстетика.
Под семантикой понимается наука о значении слова. Слова, ко-
торые мы используем, участвуют в формировании смысла, который,
в свою очередь, соответствует тому, что мы хотим выразить. Лейкерт
использует понятие семантики для элементов и структур восприятия
и спрашивает: какие невербальные смысловые посылы играют в чувст-
венном восприятии смыслообразующую роль?
Под кинетикой понимается последовательность движений напря-
жения и разрядки с возникающими при этом эмоциями и чувственным
восприятием, относящимися к телу: «Субъект чувственного познания
проявляет себя не через абстрагированные элементы, а через телесные
переживания, которые связаны с чувственными раздражителями…
Значение, которым наделяется солнце – приятное теплое или очень
горячее – реализуется за счет связи с телесным Я» (Leikert, 2012, S. 75).
Эстетика относится к объективной стороне чувственного по-
знания. Эстетический объект – картина, музыка, танец или театр –
для раскрытия своего особого значения нуждается в определенных
условиях: в центре находятся рамки («сцена», временная структура);
далее следует трансмодальность (первичный стимул для восприятия,
передвигающегося от одного чувственного канала к другому); затем
ритуал (внутренняя ритмичная организация); сотворчество (внутрен-
нее соучастие в творчестве); и слияние (скрепление внутреннего кине-
тического восприятия с внешним эстетическим восприятием).
ся в глаза переломные моменты или ясные нарративы, так и по про-

цессу его возникновения, поскольку формирование мысленного
образа демонстрирует черты креативного процесса. Имагинация
с ее эмоциональной насыщенностью (пар. 3.3, экскурс 4: Первич-
ный процесс), кинестетически-душевными переживаниями в пер-
вичном процессе и измененным восприятием времени сродни из-
вестному по исследованиям креативности «потоковому» процессу
(Csikszentmihaly, Charpentier, 2007). «Образное путешествие во вну-
тренний мир» может также сценически восприниматься пациен-
том как «игра», во время которой он отстраняется от терапевтичес-
27
Глава 2
кой беседы как от «чего-то очень серьезного и жизненно важного»

(глава 9, Шиллер).
Эстетическая способность имагинации с ее аспектами избыточ-
ности значений, характером продукта творчества, схожестью с по-
токовым состоянием и игрой, как и способность проживания пере-
живаний, может по-разному применяться в терапии. В зависимости
от симптомов и терапевтической картины имагинация и, прежде всего,
дополнительное оформление образа, например, рисунок, скульптура,
коллаж, текст, открытка и др., могут восприниматься как переход-
ный объект (см. ситуацию с г-жой Айхель). Такой переходный объект
может облегчить завершение терапии (см. ситуацию с г-жой Грюн).
Также благодаря хорошо воспроизводимому, целостно пережито-
му образу или благодаря отдельным символам данный переходный
объект может облегчить создание привязанности при проведении
терапии с низкой частотой сеансов (см. ситуацию с г-жой Мусат).
У пациентов с нарушенной структурой личности, которые страда-
ют от страхов фрагментированности, он поддерживает целостность
переживания, у пациентов с доминирующей формой защиты, такой
как альтруистическое отступление, усиливает вложение в себя (ка-
тексис), что вызывает радость от собственного действия. Существу-
ют также пациенты, которые переживают имагинации – картины
и другие произведения искусства – как предвосхищение, «обрете-
ние» (Bloch, 1980, глава 9) непрожитой ими из-за конфликтов вины
или последствий травматизаций жизни. Такие не имеющие вну-
тренней свободы из-за неподатливого Сверх-Я пациенты активи-
руют в воображении ранний поддерживающий кинестетический
опыт, испытывают не пережитые до этого возможности Я и обра-
батывают ограничивающие импульсы Сверх-Я. Данные аспекты
образной динамики, порой переживаемые в имагинациях, полные
надежд и ориентированные на будущее, способствуют терапевти-
ческой мотивации. Они были впервые описаны Карлом Густавом
Юнгом как выражение напряжения между сознательным (Я) и бес-
сознательным (Самостью) в процессе индивидуации. Помимо это-
го, все психодинамические терапевтические направления исходят
из того, что бессознательное знает намного больше, чем наше созна-
тельное Я и что из его форм выражения необходимо извлекать пер-
спективные тенденции.
Таким образом, из-за их эстетического потенциала имагинации,
схожие с искусством или сновидениями, являются плотно сконцен-
28
трированными, наполненными множеством значений произведе-

ниями, которые в конечном счете никогда полостью не исчерпа-
ют «бесконечность интерпретаций» (глава 9, Гёльдерлин). Исходя
из этого, они представляют собой стимул для самопознания и ин-
троспекции, для контакта с самим собой, который поддерживает-
ся терапевтически.
Глава 3
Кататимно-имагинативная
психотерапия – от первого контакта
до первичных имагинаций
3.1. Перед началом – как начинается терапия

«Вы позвонили в психотерапевтический кабинет г-на/г-жи…». Это
соврешенно особый момент, когда пациент берет трубку телефона,
чтобы позвонить неизвестному, возможно, рекомендованному ему
кем-то или просто найденному в справочнике терапевту. Такому
моменту могут предшествовать годы нерешительности, звонок мо-
жет быть также результатом спонтанного импульса в неожиданно
возникшей критической ситуации. Первое, что встречает пациента
после принятого решения, – это голос терапевта, часто не «жи-
вой», а записанный на автоответчик. Сигналы, которые пациент
считывает с голоса, такие как «теплота» или «прохлада», такие его
качества как решительность или чуткость, а также сигналы, которые
он получает от манеры говорения, тут же улавливаются им и в рам-
ках развивающегося на основе раннего опыта отношений переноса
формируют еще недостаточно четкое представление о том, хочет ли
пациент доверять этому незнакомцу или все-таки нет.
Из этого переноса, а также ответа терапевта при первом разго-
воре, равно как и вербализованного сознательного намерения па-
циента, формируется бессознательная «сцена» (пар. 7.7, экскурс 11:
Сцена; пар. 7.7.4), которая очень часто содержит в концентрирован-
ной форме психодинамически релевантные паттерны взаимодейст-
вия. В силу сложности данного процесса предмету первого контак-
та посвящено множество статей (напр.: Argelander, 1992; Eckstaedt,
1991).
30
Кататимно-имагинативная психотерапия
Из первых впечатлений и наблюдений как у терапевта, так и у па-

циента возникает представление друг о друге. У терапевта появля-
ются первые гипотезы: какие трудности отношений лежат в основе
жалобы пациента? Исходя из этого, как долго может длиться тера-
певтический процесс? Это вопросы, которые касаются внешней
и внутренней «адаптации». Непрерывно наблюдая свою внутрен-
нюю эмоциональную реакцию на пациента, терапевт на протяже-
нии первого разговора проверяет данные гипотезы, дополняет их
или отвергает и меняет на другие. Терапевт, получивший образова-
ние по психоанализу и психодинамической психотерапии, обращает
внимание не только на то, как пациент описывает симптомы, как он
говорит, но и на собственное впечатление от его рассказа и свои от-
ветные реакции, то есть на формирование реакции контрпереноса
(см. пар. 7.7). Затем, если он может помочь пациенту своими метода-
ми, а также хочет сделать это, он предлагает ему по окончании пер-
вой беседы следующую встречу.
Что касается пациента, первые беседы либо подтверждают его
смутные спонтанные впечатления, либо дифференцируют их, либо
вызывают разочарование. Пациент ощутит себя удовлетворенным
в том случае, если он почувствовал, что терапевт понял его. Благо-
даря дополнительным вопросам и разъяснениям он уже при первой
встрече может получить инсайт, который до этого был ему недосту-
пен, в результате чего у него появится вера, что вместе с этим тера-
певтом он сможет выбраться из своих трудностей.
Если первый контакт для обоих прошел удовлетворительно, воз-
никает намерение начать совместную терапевтическую работу. Нор-
мы психотерапии и правила, определенные больничными кассами
(Dieckmann et al., 2017; Информационное письмо Федеральной ас-
социации врачей больничных касс доступно по ссылке: www.kbv.de/
praxisnachrichten, 2017), предполагают особый важный процесс согла-
сования (предварительная беседа, психодинамическая диагностика
с применением клинического интервью), а также предварительные
пробные сессии, в конце которых собственно и определяются по-
казания к терапии. Терапевту данные сессии необходимы для сбо-
ра подробного биографического анамнеза, который помогает ему
связать возникшие или уже давно существующие жалобы пациен-
та с представленными в жизненной ситуации внутриличностными
конфликтами как выражением желаний определенных отношений
и относящихся к ним психологических защит. Сценическое впечат-
31
Глава 3
ление, определение «триггерной» ситуации и анамнестические дан-

ные помогают терапевту сформулировать психодинамику и подать
заявку в больничную кассу на обоснованное покрытие расходов.
Если терапевту заранее становится понятно, что при применяе-
мой терапии имагинации могли бы быть полезны, он проводит ряд
имагинаций уже в рамках пробных сеансов (пар. 3.6). Он использует
этот опыт для уточнения психодинамических взаимосвязей и обыч-
но включает это в отчет эксперту (как представлено в главах 4–6).
Решение работать или не работать с имагинациями зависит от опре-
деления показаний и влияет на назначение лечения. Чтобы опреде-
лить, какие аспекты могут побудить терапевта на таком раннем этапе
изменить привычный ход начала психотерапии (Hohage, 1996; Wöl-
ler, Krusе, 2010) за счет внедрения имагинаций, необходимо специ-
ально изучить процесс определения показаний в тесном переплете-
нии с планированием терапии и терапевтическим формированием
структуры отношений.
3.2. Основы определения показаний

и планирования лечения
Исходя из указанных в заявке психодинамических гипотез и ре-
зультатов диагностики, терапевт определяет показания и планирует
лечение. После утверждения психотерапевтического запроса лечение
согласовывается с пациентом (пар. 3.4).
Психодинамическая диагностика базируется на сценической
информации и той оценке, которую дает терапевт, прочувствовав ее
изнутри (контрперенос), а также на результатах анамнестического
опроса (пар. 3.1), куда добавляется зарегистрированная в ходе кли-
нического интервью симптоматика, ее развитие и влияние на само-
рефлексию пациента, а также на его личные и профессиональные
отношения. Таким образом формируется представление о степени
тяжести страдания, о субъективной концепции объяснения жалоб,
о здоровых областях жизни пациента и его ожиданиях от терапии –
всех важных факторах мотивации на прохождение психотерапии
и предварительного прогноза результата. Для общего понимания
психодинамики важно выявить ситуации, являющиеся причиной
симптомов, и описать процесс развития жалоб. При анамнестичес-
ком опросе в фокусе внимания находятся конфликты, а в отдельных
случаях – травмы, которые возникали в различные периоды жизни,
32
способы их преодоления и способы формирования типичных жиз-

ненных ситуаций. Из описания повторяющихся паттернов отноше-
ний можно сделать вывод, который указывает на уровень структу-
ры, основные конфликты, центральные конфигурации отношений
и на применяемые защиты, что и будет служить отправной точкой
для формулировки психодинамики (ср.: Rudolf, 2010).
Относительно психодинамических гипотез мы определяем три
рабочие модели: модель конфликта, модель патологии развития и мо-
дель травмы. Решение относительно выбора той или другой модели
ведет к важным различиям в стратегии лечения.
Ключевым диагностическим моментом для выбора последую-
щей техники лечения является вопрос об уровне структуры психики.
Оценка структурного уровня, как она, например, описана в система-
тизированной форме в Оси 4 при диагностике по ОПД (OPD-2, рабо-
чая группа OPD, 2006)1, имеет большое значение для определения по-
казаний и планирования лечения, так как позволяет сделать выводы
о защитах, приводящих к стабильности, и защитах, имеющих оборо-
нительный характер, а также о способности к интроспекции, как она,
например, выводится из способности дифференциации себя и объекта.
При этом следует обращать внимание на то, что эта исходная
оценка имеет гипотетический характер, что предполагает готов-
ность терапевта изменить ее в дальнейшем в ходе терапии. Из реак-
ций пациента на терапевтические интервенции можно понять, на-
ходит ли психодинамическая гипотеза свое подтверждение или она
должна быть модифицирована.
Так, находящаяся на поверхности динамика конфликта может
как скрывать элементы нарушений структуры, так и наоборот, эф-
фект нарушения из-за травмы или тема конфликта могут стать из-
вестны только на более позднем этапе. При этом следует также учиты-
вать развитие динамики переноса-контрпереноса, так как, например,
при негативном переносе оценка уровня структуры может происхо-
дить искаженно и провоцировать обходящий защиту ход терапии.
В положениях по психотерапии учитывается сложность и предвари-
тельность выдвинутых гипотез, в заявке о продлении срока на пси-
хотерапию в распоряжении психотерапевта есть место для дополне-
ний по психодинамике.
1 См., напр.: Операционализированная психодинамическая диагностика.
Руководство по диагностике и планированию терапии. М.: Академи-
ческий проект, 2017. — Прим. ред.
33
Глава 3
Несмотря на такие важные гипотетически-выжидательные прин-

ципы по отношению к планированию лечения, в психотерапии с при-
менением имагинаций, как и в любой другой психодинамической тера-
пии, возникает необходимость предварительно оценивать нарушения
пациента и отмечать в терапевтической заявке, какое значение имеют
конфликтно-патологические невротические части, какое – обуслов-
ленные развитием структурные части и что понимается под фоном
недостаточной проработки травматизации. Само собой разумеется,
что подобное схематическое разделение является упрощенным. Что-
бы удовлетворительно оценить каждого отдельного пациента, име-
ет смысл исходить как из континуума между так называемыми зре-
лым и незрелым структурными уровнями, так и из континуума более
или менее дифференцируемых объектных отношений.
Принятию решения о показаниях к терапии могут помочь, на-
пример, следующие вопросы:
– Для достижения успеха терапии необходимо ли в первую оче-
редь проработать осознание бессознательных конфликтов?
Другими словами, находятся ли в фокусе терапии анализ
развивающихся защит и осознание аффективно поддержи-
ваемых внутриличностных конфликтов, как они проявля-
ются в процессе переноса? Что все же пациент предъявляет
первоначально, внешние или внутренние условия?
– Может быть, сначала необходима поддержка в разрешении
внешних конфликтов? Нужно ли при этом предоставлять
вспомогательные эго-функции? И будет ли показана под-
держка в регуляции аффекта, чтобы сначала стабилизировать
внутрипсихическую ситуацию, на основе которой на более
позднем этапе терапии может происходить обработка пси-
ходинамических конфликтов?
– Должны ли обрабатываться преимущественно или толь-
ко структурообразующие дефициты развития через работу
над эго-функциями с целью достижения большей интегра-
ции самости? Необходимо ли держать в фокусе терапии фор-
мирование нового опыта отношений, при котором особое
внимание уделяется оказанию поддержки (холдингу) и пе-
реработке аффектов (контейнированию)?
– Должен ли пациент быть изначально освобожден от поддер-
живающей терапии или необходимо наращивать его ресурсы
34
для разрешения последствий травмы? Например, на первых

этапах лечения могло бы быть полезно достичь психической
стабильности, работать с защитным механизмом отрицания
и с экстернализацией или/и с техниками положительного
резонанса?
С опорой на предварительные ответы на эти вопросы возможна более
четкая формулировка терапевтической задачи и объяснение выбора
фокуса терапии. Теперь можно оценить, сколько понадобится часов
и какая должна быть периодичность сеансов для достижения тех
или иных целей (главы 4–6). Сложности определения фокуса тера-
пии в условиях множества разнообразных взаимосвязей превосходно
описаны Р. Хохаге (Hohage, 1996), поэтому мы не будем останавли-
ваться на подробностях. Это учитывается также для прояснения
других деталей, которые психоаналитик или психодинамически
практикующий терапевт обсуждает с пациентом перед назначением
лечения (напр.: Wöller, Kruse, 2010). В соответствии с установленны-
ми правилами психотерапии принимается также решение о выборе
между краткосрочной терапией, психодинамической психотерапией
или психоаналитической терапией, а также решается вопрос, ис-
пользовать ли имагинации (да или нет?).
3.3. Определение показаний для внедрения имагинаций

в психодинамический терапевтический процесс.
Три терапевтические функции имагинаций
Исходя из специфических характеристик имагинаций: их универ-
сальности, аффективной способности проживания переживаний
и эстетического измерения (глава 2) – КИП-психотерапевту ста-
новится понятно, нужно ли использовать имагинации в терапии
и при каких ниже приведенных симптомах и терапевтических си-
туациях это наиболее целесообразно.
Мы различаем три терапевтические функции по работе с има-
гинациями.
• Функция выражения и прояснения

(Ausdrucks- und Klärungsfunktion)
Поскольку имагинации связаны со способностями представлять
сознательные и бессознательные внутренние психические состо-
яния и конфликты в символически-образной форме (глава 2), в те-
35
Глава 3
рапевтической работе они могут быть полезны тем, что наглядно

или символически скрыто проносят «перед внутренним взором»
вновь ожившие желания отношений, характерные защитные меха-
низмы, а также специфическую силу Я и способность к саморегуля-
ции. Мы обозначаем это функцией выражения и прояснения. Процесс
трансформации до сих пор бессознательного или предсознательного
материала во внутреннюю картину будет являться промежуточным
шагом к языковому обозначению, что в свою очередь станет важным
дополнительным материалом для дальнейшего прояснения и ре-
флексии. По причине их символического облачения имагинации
показывают конфликты и Я-состояния часто необычным и вырази-
тельным способом, так что тому, кто представляет образ и нередко
удивленно реагирует на свои имагинации, помогают спонтанные
инсайты и новые возможные ракурсы (см. первичные имагинации
во всех трех описанных случаях).
Таким образом, представленное символически образно может
служить отправной точкой конфронтации с самим собой на имаги-
нативном уровне, давать дополнительную возможность креативного
поиска решения проблемы в форме воображаемого пробного дейст-
вия или, например, позволять испытывать не прожитые до этого
аспекты себя и обрабатывать ограничивающие импульсы Сверх-Я
(см. в частности описание случая г-жи Мусат).
• Функция стабилизации (Stabilisierungsfunktion)

Во-вторых, внедрение имагинативного уровня может быть обуслов-
лено также необходимостью поддерживать прочие психические про-
цессы, такие как связывание страха, релаксация и смягчение со-
стояний беспокойства, а также разнообразные формы активации
ресурсов. Терапевтические интервенции имагинаций, которые на-
правлены на достижение регрессии на службе собственного Я (Kris,
1952), мы обозначаем понятием функция стабилизации (см. описание
всех трех случаев, в особенности случай г-жи Грюн). Прежде всего,
стабилизирующими считаются часто связанные с кинестетическим
модулем (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический») психофи-
зические состояния релаксации. Лейнер описывает их как «круго-
вой цикл»: если возникающие имагинации вызывают расслабление,
которое повышает «выразительность образов представления», это
в свою очередь может вызвать глубокое расслабление (Leuner, 1985,
р. 44). Однако следует иметь в виду, что такие «круговые циклы»
36
не создаются автоматически, а зависят как от уровня структуры

психики, так и от отношений в переносе и являются совершенно не-
надежными. Стабилизирующим, помимо этого, может быть переход
от беседы к имагинации, так как он расширяет в терапевтическом
процессе возможности регулирования дистанции (пар. 7.4), а также
регулирования аффекта (см. пример с г-жой Айхель). В итоге за счет
целенаправленного взаимодействия эксплицитной конфронтаци-
онной работы и эпизодов стабилизации могут быть подготовлены
процессы разрешения конфликтов и преодоления страхов (пар. 7.3).
• Формирующая структуру функция (Strukturfördernde Funktion)

Формирующая структуру функция имагинаций отличается от пер-
вых двух функций, хотя и пересекается с ними в некоторых моментах.
Сначала она проявляется в стимулировании подробного описания
деталей во время представления образа. Наряду с этим в имагина-
ции проявляются терапевтические функции холдинга и контейни-
рования, способствующие развитию регуляции себя и аффектов,
что объединяется с побуждением к более реалистичному восприятию.
С опорой на эти процессы в имагинативном пространстве пережива-
ний через побуждение к доброкачественным проекциям могут быть
активизированы оказывающие поддержку и доверие репрезентации
себя и объекта (например, помогающие персонажи, положительно
заряженные места), что способствует укреплению системы самости
или частичному преодолению расщепления при помощи определен-
ных техник интервенций (пар. 7.3). В дополнение к этому при помощи
побуждения к представлению положительных поддерживающих
символических персонажей могут быть инициированы внимание,
а также забота относительно находящейся до этого под давлением,
нуждающейся части самости.
В зависимости от симптомов и терапевтической ситуации има-
гинация и, прежде всего, ее дополнительное оформление, рисунок,
могут применяться как переходный объект (случай г-жи Айхель)
и таким способом именно во время перерывов в терапии способст-
вовать константности объекта, а также облегчать сепарацию с тера-
певтом при окончании терапевтического курса (случай г-жи Грюн).
У пациентов с нарушенной структурой, которые страдают от стра-
хов фрагментированности, поддерживается целостность пережи-
вания; у пациентов, у которых доминирует защита – альтруисти-
ческое отступление вплоть до развития «ложной самости» (случай
37
Глава 3
г-жи Айхель), при этом может усиливаться самостоятельный катек-

сис себя через однажды допущенную в имагинации радость собст-
венного действия и через целенаправленное стимулирование его
к собственной активности.
За счет этих трех функций терапевтические имагинации могут
плодотворно применяться в различных вариантах лечения; в этом
отношении сфера применения КИП – это терапия, основанная
на психодинамической или аналитической психотерапии. Анало-
гичным образом здесь применяются такие же понятия общих и пси-
ходинамически обоснованных факторов эффективности. Попытка
разграничить и рассмотреть по отдельности дополнительную тера-
певтическую эффективность имагинаций, связанную с преобла-
данием кинестетических переживаний первичного процесса, была
предпринята в другом пособии (Bahrke, 2010a). Основания для вклю-
чения имагинациий в терапевтический процесс касаются, с одной
стороны, данных, согласно которым пациентам с определенными
симптомами это идет на пользу (Leuner, 1990), а с другой стороны,
вне зависимости от симптомов пациента во многих психодинами-
ческих или аналитических направлениях существуют фазы и ситу-
ации, в которых представление образа может принести пользу тера-
певтическому процессу.
Так, например, работа в символически-образной области осо-
бенно необходима таким пациентам, которые в силу их шизоидной
структуры имеют чрезвычайно развитую защиту-интеллектуализа-
цию, которая помогает им защититься от бессознательно пугающих
оценок или ярлыков. Такие пациенты обычно «знают все», много
всего прочитали и могут, таким образом, меньше переживать. Эмо-
циональное в них до такой степени повреждено, что они должны
его тщательно защищать. Им бы очень помогло, если бы в имагина-
тивном пространстве как бы защищенные от пугающей их близос-
ти со «всезнающим» терапевтом они могли бы допустить и пережить
более сильный аффект, что намного вероятнее испытать в терапев-
тических отношениях, чем в тех, которые у них есть в обыденной
жизни (см. ситуацию с г-жой Мусат).
Подобно тому как красноречие может выступать стратегией
защиты, так же в качестве защиты могут образовываться речевая
и экспрессивная задержки в качестве отражения специфичного слоя
стыдливости или других причин переноса. Пациенты с такими за-
держками из-за противоположного речевого поведения избегают
38
пугающих их смущения или критики и боязливо направлены на то,

чтобы «все сделать правильно». Для них применение имагинаций
может значительно снизить тревогу и помочь одержать дополни-
тельную победу в выражении аффекта (см. ситуации с г-жой Грюн
и г-жой Айхель).
У пациентов с ведущей психосоматической симптоматикой и у па-
циентов с соматоформными болевыми симптомами работа с има-
гинациями очень часто является единственной возможностью пе-
режить инсайт по поводу того, что существует связь между душой
и телом. Эта возможность может поддержать их в изучении вопроса,
почему они вынуждены свою душевную боль выражать языком тела.
Для таких пациентов имагинативные образы, благодаря определен-
ным техникам лечения (пар. 7.3), можно рассматривать как «помощь
в переходе» от телесных переживаний к их языковому выражению
и как образование моста между симптомом, аффектом, конфлик-
том и переносом.
Травмированные пациенты извлекают особую выгоду из имаги-
наций, так как эти пациенты могут быть обращены к защищенным
имагинативным интроективным диссоциациям (Krippner, 2006). Та-
кая интроективная экстернализация во многих других случаях может
служить также для защиты терапевтических отношений от возмож-
ного разрушения со стороны с трудом сдерживаемого сверхмощно-
го негативного переноса и в качестве важного промежуточного шага
при лечении пациентов с выраженным деструктивным потенциалом
(см. ситуацию с г-жой Грюн и г-жой Айхель).
Депрессивным пациентам имагинации помогают облегчить регу-
лирование близости-дистанцирования, которое дается им особенно
тяжело по причине внутренних проблем с границами. Таким обра-
зом, в рамках терапевтических отношений имагинации в качестве
переходного феномена могут помочь им преодолеть ситуацию рас-
ставания (например, отпуск терапевта), а также наглядно отобразить
как трудности с установлением границ, так и трудности сепарации.
Депрессивные пациенты могут настолько непосредственно сталки-
ваться в имагинациях с их типичной тенденцией к самопожертвова-
нию, что благодаря этому они сами могут инициировать и поддер-
живать уже запущенную заботу о себе через внимание к той части Я,
которая может быть представлена в форме символических образов.
Также ярко может быть выражена и конфронтация с находящейся
под защитой агрессией (см. ситуацию с г-жой Айхель).
39
Глава 3
Пациенты с нарушением адаптации извлекают выгоду из стабили-

зирующих, Я-укрепляющих функций имагинаций. Например, они
могут инициировать представление красивого ландшафта или при-
ятного места, чтобы там регрессировать и нарциссически напол-
няться на службе собственного Я. Таким образом у них появляется
возможность отдыхать, и при этом они автоматически как бы «про-
должают работать», но уже не в терапевтической беседе, за счет чего
давление от «работы» ощутимо снижается.
Пациенты с личностными расстройствами и пограничной патоло-
гией, а именно с нарушением структуры психики, также могут полу-
чить выгоду от работы с терапевтическими имагинациями, однако
для этого им, так же как и травмированным пациентам, необходим
дифференцированный подход в выборе техники лечения (пар. 7.3).
Вне зависимости от симптомов существует много терапевтичес-
ких ситуаций, в которых или в самом начале терапии, или в процес-
се ее проведения может быть полезным побудить пациента сменить
уровень беседы на уровень представления образа. Это такие тера-
певтические ситуации, как, например, постоянно повторяющиеся
описания, «хождение вокруг да около», участившиеся фазы тиши-
ны или выраженное стремление к обесцениванию, то есть терапев-
тические ситуации с очевидным сопротивлением переносу. Но не все-
гда в таких фазах сопротивления у терапевта бывает подходящая
гипотеза для интерпретации, и тогда он беспомощен и «блуждает
в потемках». Фантазии терапевта, призванные внести какую-то яс-
ность в этой ситуации, также не могут быть использованы. Замече-
но, что подобные интервенции «ничего не приносят», и на прямой
вопрос нельзя получить никакого прямого ответа. Тогда при помо-
щи имагинаций можно попробовать прояснить текущую динамику
переноса и найти ей новую перспективу обработки, поскольку сим-
волически что-то может быть проявлено в закодированном виде, то,
чего при прямом контакте есть возможность избежать. В поле кон-
фликта между бессознательными, но в терапевтическом отношении
мобилизованными и наседающими желаниями и бессознательной
внутренней работой по поиску баланса и защиты при помощи сопро-
тивления применение имагинаций может быть полезным не только
для толкования переноса. Это также может быть подготовкой и до-
полнением к последующим интерпретациям (пар. 7.4). Интерпрета-
ции должны привести к инсайтам, которые способны сломить со-
противление. Однако по многим причинам интерпретации могут
40
даже усилить сопротивление (пар. 7.7.6). Если в такой ситуации да-

ется импульс для имагинации, то появляется шанс, что благодаря
усилению Я и символическому представлению конфликта развития
переноса имагинация будет способствовать тому, что пациент поз-
же сможет легче воспринимать соответствующее толкование и са-
мостоятельно его обрабатывать.
Экскурс 4. Первичный процесс

Понятия первичного и вторичного процессов выли введены Фрейдом
в 1900 году для обозначения двух способов работы психики, объясне-
ние которых он пытался подогнать к своим измененным тогда, а за-
тем и к новым теоретическим начинаниям (Mertens, Waldvogel, 2000).
Мышление вторичного процесса следует правилам логики и синтак-
сиса и протекает преимущественно вербально. Мышление первич-
ного процесса, напротив, не следует правилам рациональной логи-
ки и выражено преимущественно в образной и символической форме.
Фрейд воспринимал последнее как типичную форму мышления дет-
ского «незрелого» Я и признавал у взрослых регрессию к мышлению
первичного процесса во время работы сновидений, ошибочных дейст-
вий и симптомообразования, а также восприятия искусства. При этом
он занимался изучением сходства мышления поэтов и художников
с мышлением первичного процесса.
Данная теория считается устаревшей. Она уже полностью пересмо-
трена; наиболее тщательно было исследовано описанное Фрейдом пе-
реплетение первичного процесса и регрессии (Noy, 1969). Сегодняш-
ние теории исходят из того, что представления об опыте сохранены
в обеих системах и что мышление первичного и вторичного процес-
сов перемещается в одном континууме. Очевидно, существуют также
различные системы дологического мышления (Holt, 1989), по отноше-
нию к регрессии они различаются между собой как более адаптивный
процесс – регрессия на службе собственного Я в значении Криса (Kris,
1952) – и дезадаптивный процесс регрессии. Данное представление
учитывает также исследования возрастной психологии, которые опи-
сывают мышление и функции восприятия с младенчества более диф-
ференцированно (Geißler, Heisterkamp, 2007; Posth, 2009; Stern, 1986).
В целом эти новые ориентиры использованы нами для лучшего
понимания терапевтического влияния вводимых имагинаций внутри
психодинамического процесса. Ход первичного процесса – это боль-
ше, чем регрессия; он может быть выражением сценических воспоми-
наний, а также выступать в качестве защиты или подготавливать про-
грессивные решения (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»).
41
Глава 3
Вне зависимости от работы с выяленным сопротивлением су-

ществуют терапевтические этапы, в которых пациенты с различ-
ными симптомами находятся в постоянном дополнительном стрессе:
экзамены, переезд, собеседование о приеме на работу, предстоящие
роды, смерть близкого, болезнь или больной в семье, нуждающий-
ся в постоянном уходе. Также существуют пациенты, которые в си-
лу своей депрессивной и травмированной структуры подвергаются
длительному перенапряжению, поскольку они не в состоянии опре-
делить собственные границы и все время находят себе новые забо-
ты. В этом случае также можно вводить имагинации, как это опи-
сано в случае пациентов с нарушением адаптации.
Итак, многообразие описанных терапевтических возможностей
для использования имагинаций можно объединить в три основопола-
гающие функции: работа с внутренними конфликтами и их защитой
при помощи имагинаций выполняет функцию выражения и проясне-
ния в процессе представления образа; усиливающая Я, помогающая
проживать переживания поддержка при регрессии в ситуациях пе-
регруженности выполняет функцию стабилизации; всю работу, укре-
пляющую систему самости, стимулирующую к дозреванию и преодо-
лению расщепления, выполняет формирующая структуру функция.
Эти три общие взаимосвязанные функции: прояснение, стабилиза-
ция и формирование структуры – представляют возможности расши-
рения процесса при работе с имагинациями. К их описанию и раз-
граничениям мы вернемся несколько позже (глава 7). Конкретнее
и более наглядно это будет отражено при описании трех представ-
ленных далее случаев (главы 4–6).
3.4. Основы согласования лечения

в психодинамической терапии
После формулировки и представления первичной оценки, кото-
рую терапевт делает единолично и результат которой он указывает
при подаче заявки, наступает следующий этап – согласование лече-
ния с пациентом. Согласование лечения – это все договоренности,
которые обсуждаются и принимаются вместе с пациентом. Они час-
тично основываются на рабочих рамках, частично на особенностях
терапевтической коммуникации и обозначают, что после первой
беседы и сбора анамнеза должен произойти переход в собственно
терапевтическую ситуацию. В этом смысле они представляют собой
42
важный момент – формирование структуры отношений, поскольку

способ общения, о котором терапевт договаривается с пациентом –
о чем, когда и как он его информирует, каким образом и как он вместе
с пациентом прибегает к назначениям, – может как улучшить, так
и ухудшить осведомленность пациента о терапевтической форме
отношений, их возможностях и границах.
Как правило, мы работаем в одинаковых терапевтических рамках
и в краткосрочной, и в психодинамической и аналитической психо-
терапии. Разница состоит лишь в акценте на тех или иных элемен-
тах «рамочных» конструкций.
В частности, пациенту сообщается, как выглядят терапевтичес-
кие рамки (продолжительность, частота занятий, ответственность
при отказе, оплата и т. д.) и что именно будет происходить в рамках
данного курса. Пациент получает информацию об основных пра-
вилах свободных ассоциаций, о правилах абстиненции (никаких
личных отношений с терапевтом, терапевт не отвечает на вопросы
о своей личной жизни), а также прочих значимых моментах тера-
певтической коммуникации; по мере возможности необходимо до-
полнительно прояснить совместно установленные или исходящие
из пожеланий пациента цели и основные задачи работы (кратко-
срочная терапия) или рекомендовать пациенту заранее нацелить те-
рапию на весомые жизненные решения (психодинамическая и ана-
литическая психотерапия).
Самим способом, которым мы сообщаем эти условия: все сразу
или постепенно, строго фиксировано или с возможными заменами,
поясняя и ожидая согласия или просто проинформировав, на базе
формуляра или без него – мы показываем свою профессиональную
самобытность. Мы ненапрямую сообщаем пациенту: «В этих надеж-
ных и добровольно выбранных рамках я могу вам помочь – по-другому
нет». (Мы можем ему также сообщить, если чувствуем неуверенно
себя или являемся новичками: «С данной позиции мне все понятно,
я уверен, а с другой позиции мне уже неясно, здесь я уже меньше уве-
рен». Это необходимо, прежде всего, для урегулирования ситуации
отказа и потери гонорара. Реакция пациентов на рамки или «рамоч-
ные» конструкции отражает также и их типичную реакцию на нас.)
Каждое изменение рамок включает и изменение в структуре от-
ношений. Благодаря описанию рамок уже в самом начале работы
для пациента расширяется спектр внутреннего убеждения (настрой-
ка – пар. 3.1) в том, что данный терапевт подходит ему как в личном,
43
Глава 3
так и профессиональном плане. Кроме того, наше общение в задан-

ных рамках дает пациенту первые «проверочные указания на (наши)
сознательные и бессознательные намерения и на (нашу) надежность»
(Trimborn, 1994, S. 94).
Разъясняющие беседы перед началом непосредственно терапии
крайне важны именно потому, что они приводят к выстраиванию
прочных терапевтических отношений. Такие беседы должны быть
подробными и не иметь временных границ, поскольку они ведут
к «договоренности» об определенных правилах, и уже на этом фоне
часто возникают являющиеся центральными констелляции конфлик-
та. Именно поэтому потраченное на начальном этапе время ни в ко-
ем случае нельзя считать потраченным терапевтически бесполезно.
Такое же важное значение имеют и пояснения относительно
терапевтического способа коммуникации. Для пациента этот вид
коммуникации полностью новый, непривычный и в некотором ро-
де чуждый. Поэтому, как и все новое и чуждое, это может вызывать
страх. Возможность ориентироваться в ситуациях неуверенности
поддерживает чувство безопасности, но при этом важно также учи-
тывать терапевтически необходимое состояние нерешительности.
В конечном счете должны быть подвергнуты сомнению старый дис-
функциональный образ мышления, способ чувствования и поведен-
ческий паттерн. Если терапевт в такой момент молчит, он помогает
проживанию необходимой в терапевтической ситуации асиммет-
рии, но в то же время в зависимости от обстоятельств вызывает пе-
реживание страха, беспомощности или неуверенности. Это затруд-
няет выстраивание терапевтических отношений, может приводить
к усилению симптомов и в конечном итоге к использованию паци-
ентом защитных механизмов, чего можно было бы избежать.
Поскольку все эти «пояснения» входят в формирование струк-
туры отношений, становится более понятным, что все осознанные
пациентом сообщения терапевта, особенно о его личности, а также,
возможно, прямые сообщения о его неуверенности могут в ходе те-
рапии «повторяться» сценически или содержательно и чаще всего
будут сопровождаться конфликтами. Это не плохо, но неотъемле-
мо и значимо. Так, например, терапевт, который по причине своей
собственной альтруистической защиты показывает неуверенность
при сообщении о потере гонорара, может столкнуться с тем, как его
пациент позже в зависимости от динамики переноса прямо в этом
месте «закроется» из-за соответствующего сценического действия
44
(пар. 7.7, экскурс 11: Сцена). Терапевты все-таки должны понимать,

что полностью согласовать лечение в эти пробные часы невозможно,
и это совсем не обязательно, поскольку действующая между наши-
ми пациентами и нами специфическая переходящая констелляция
как раз из-за пояснений может не аннулироваться, а стать плодот-
ворной частью будущей терапевтической работы.
3.5. Анонсирование имагинаций

как часть согласования лечения
Если терапевт хочет работать с имагинациями, это необходимо ука-
зать в тех же рамках, что и предложение по содержанию соответству-
ющего лечения. Итак, необходимо включить дополнительно к ниже
указанным пояснениям (пар. 3.4) уведомление о том, что пациенту
предлагаются не только беседы, но еще и выслушивание, расспра-
шивание, понимающие пояснения и толкования, а также сообщить
о своем желании посвятить время внутреннему миру представлений
пациента в форме имагинаций и включить их в терапевтическую ра-
боту. В таком уведомлении пациенту сообщается, что КИП-терапия
состоит из двух видов работы: бесед и имагинаций. После этого имеет
смысл сразу провести первую имагинацию, чтобы наглядно показать
пациенту, что под этим подразумевается, каков процесс имагинации
«на ощупь», чтобы он получил реальное представление для согласия
или для отказа (пар. 3.6).
Очень важно найти понятное и подходящее данному пациенту
обоснование, так как процесс имагинации – это нечто иное, чем то,
что пациенты обычно ожидают от терапевтического процесса. Вклю-
чение имагинаций кажется сначала чем-то необычным, что пациен-
ты плохо себе представляют. Сообщение об этом может показаться
странным, как и основные правила, с их «странными» требования-
ми говорить все или переживаемый как «странный» отказ терапевта
отвечать на вопросы о личном, например, семейном положении, де-
тях, отпуске и т. д. В качестве рамочной составляющей все эти ком-
муникативные формы имеют характер чего-то чуждого, так как они
значительно отличаются от будничной коммуникации; они подчер-
кивают асимметричные переживания, поскольку сначала исходят
от терапевта. Пока пациент не знает, «как идет процесс», сообщение
об использовании имагинаций может звучать неуверенно и наряду
с любопытством вызывать легкий страх – и при этом сопротивле-
45
Глава 3
ние. Выраженный по отношению к процессу имагинации «скепсис»

будет обязательно распространяться не только на актуальный про-
цесс терапии, но и на терапию в целом. При этом требуется также
проясняющая обработка сопротивления, кому и почему важна эта
терапия (пар. 7.7.3).
Для терапевта, который не посвящен в процесс работы с имаги-
нациями, сообщение об этом может быть также связано с неуверен-
ностью, которая вступает во взаимодействие с чувствами пациента
и затрагивает процесс переноса.
Для того чтобы построить мост с пациентом, исходя из возмож-
ной неуверенности вначале, есть несколько точек соприкосновения.
Если пациент открыто поддерживает позицию, что сновидения со-
держат душевные послания, которые могут расширять самопознание,
он, возможно, сможет также открыто принять предложение терапевта
обогатить терапию за счет «терапевтических дневных сновидений».
Для пациентов, которые по причине своей защиты имеют ограни-
ченный доступ к своим сновидениям или совсем их обесценивают,
этот вариант не подходит. Здесь указание на метафору может быть ис-
пользовано как удачный переход: например, можно пояснить, что по-
чти ни одна беседа и тем более ни один терапевтический процесс
не проходит без метафорических сравнений, так как мы привыкли
описывать наше состояние образно. Мы чувствуем себя, например,
«как тигр в клетке», «как белка в колесе», «как чужак в собственном
доме» и т. д. В лучшем случае мы приводим примеры с теми метафо-
рами, которые пациент использовал сам в первой беседе или позже.
Зная о том, что в этих метафорах речь идет об имагинативном уров-
не, пациент может открыться для проведения «путешествия по об-
разам». Третья возможность заключается в сравнении имагинаций
с «фантазированием» или «сновидениями наяву» (пар. 3.5, экскурс 5:
Сновидение наяву и имагинация). В случае, если вызванные тера-
певтом в КИП-терапии имагинации не идентичны тем мечтаниям,
которые имеет каждый из нас, можно все же предложить обратиться
к опыту, особенно, если речь идет о боязливых, зажатых или просто
эмоциональных пациентах. Терапевт тогда может сказать:
«Вам наверняка знакома ситуация, когда вы едете домой после первого
свидания или очень важного собеседования и еще раз проигрываете
все перед вашим взором. Это видение вашим внутренним взором
может быть очень полезно нам в работе, и поэтому я вам предла-
46
гаю, чтобы мы иногда (или один раз сейчас) вплетали это в процесс
нашей работы».
Чересчур рассудительным пациентам, напротив, можно указывать

на повседневные способности человека выражать чувства и мысли
символическим образом. В данном контексте стоит обратить внима-
ние на ученых, которые представляют решение задачи пророчески
образно (открытие бензольного кольца). Можно также продолжить
следующим образом:
«Люди думают не только посредством мыслей, но и образно. Если от-
крыться своим внутренним представлениям, иногда можно прийти
к наблюдениям, которые раньше никогда не приходили в голову.
Я хотел бы предложить вам заняться этим в нашей терапии».
Обоснование предлагаемой имагинации совершенно необходимо

для точного понимания совместно с пациентом его позиции и опасе-
ний, так как во время беседы формируются важные проблемы отно-
шений, например, страх достижений, основанный на жизненных со-
бытиях («Я это не смогу») или привычки обесценивания («Это ничего
не даст»). Это также подходит пациентам, которые безоговорочно ми-
рятся с таким анонсированием или восторженно с ним соглашаются.
Форма обоснования зависит не только от самого пациента, но и,
в частности, от поставленной задачи, то есть от решения терапевта,
должны ли имагинации с самого начала присутствовать в процессе
терапии или могут быть введены позже в текущий терапевтический
процесс по особым причинам. Если имагинации изначально явля-
ются составным элементом терапевтического процесса, обоснова-
ние можно указать при согласовании лечения. Сформулировано это
может быть таким образом:
«Я хотел бы предложить вам на некоторых сеансах расширить и углу-
бить терапевтическую беседу благодаря работе с представлениями об-
разов». Другая формулировка может звучать схоже: «Наш внутренний
мир знает не только слова и мысли, но и представления, внутренние
образы. Вы часто пытаетесь выразить что-то, что вам еще совсем неиз-
вестно, или представляете что-то хорошо знакомое в новом свете. Это
очень важно для нашей с вами работы. Я хотел бы в терапии с вами
время от времени применять такие представления, но также вы сами
можете, когда захотите, совершить такие путешествия при помощи
воображения (образного путешествия во внутренний мир)».
47
Глава 3
В случае, если имагинации будут предложены терапевтом позднее,

уже в ходе терапии, причины будут выглядеть немного иначе в зави-
симости от оценки терапевтического процесса. Выше приведенные
сообщения можно использовать и в этом случае, но надо провести
предварительную подготовку:
«Я предлагаю вам сегодня нечто другое, так как у меня такое чувство,
что это может помочь (будет полезно, прояснит что-то)…»
Экскурс 5. Сновидения наяву и имагинация

Сновидения наяву – это интенсивно и чаще всего приятно пережи-
ваемые внутренние представления, в которых воображаются сцены
или ситуации, а также прошлое и будущее, встречи с любимыми людь-
ми, пожелания или предстоящие значимые жизненные события; час-
тично это происходит в реальности, частично выдумано, как мысли
об эротических сновидениях наяву или о фантазиях мести. Внима-
ние в сновидениях наяву отвлечено от окружающего мира, но в лю-
бой момент этот внешний мир вновь может начать восприниматься.
Тот кто представляет сновидение наяву, фокусируется на внутренни-
ем мире представлений, несмотря на то, что его сознание находится
в состоянии нормального бодрствования и он может «внезапно выйти»
из своего внутреннего погружения. Сновидения наяву широко рас-
пространены; они воспринимаются очень «лично» и интимно и чаще
всего о них не сообщается никому; обычно они возникают, если чело-
век находится в одиночестве, в свободное время или в момент засыпа-
ния. У процесса сновидений наяву есть стабилизирующая функция,
но он может также принимать характер поиска и дестабилизировать
того, кто это сновидение видит. Диетер (Dieter, 2005) подчеркивает,
что процесс сновидения наяву при этом не может помочь индивиду уму
«избежать чего-то действительно невыносимого»; он (индивид) может
только это выборочно «вытеснить» (там же, S. 93), оставаясь с этими
переживаниями в одиночестве.
Терапевтические имагинации, напротив, развиваются при учас-
тии значимого другого, и это участие пациентом осознается. Они
диалогически направлены, и это отличает их от сновидения наяву.
Имагинации состоят из того же «материала представлений», что и сно-
видения наяву, но относятся к «контексту триангуляторной психоло-
гической структуры» и разделенного «имагинативного пространства»
(Schnell, 2005), ведь имагинации черпают свои образы и характер раз-
вития из состояния отношений между пациентом и терапевтом (Pahl,
1982).
48
В подобных случаях нужно все-таки более тщательно учитывать по-

слания переноса (пар. 7.7) и при применении аналитической терапии
их понимающе проблематизировать, так как, если это не учитыва-
ется, пациент может воспринять сообщение об имагинации скорее
как критику в отношении себя («Я недостаточно, излишне, неверно
даю информацию» и т. д.) или он может предположить беспомощ-
ность терапевта («Да, он со мной так дальше не продвинется, сейчас
он должен попробовать действовать иначе»).
Все описанные возможные варианты неуверенности – это часть
необходимой настройки отношений, как они характеризуют тера-
певтический процесс, а еще источник бесконечных возможностей
понимания. Это относится к каждой терапевтической сессии, а так-
же к процессу имагинации. Даже если некоторые имагинации уже
были проведены, пациент все еще не знает, что его ожидает на его
«внутренней сцене», что он «сейчас представит», то есть некий мо-
мент напряжения остается и должен оставаться.
3.6. Особенности первичных имагинаций

и рекомендации по практическому применению
Как и когда терапевт проводит первую имагинацию? Вне зависи-
мости от того, договорились ли мы с пациентом о краткосрочной,
психодинамической или аналитической психотерапии, рекоменду-
ется провести первую имагинацию уже в рамках пробных сеансов.
Благодаря этому происходит знакомство с процессом погружения
в образ, кроме того, первичные имагинации могут давать диагнос-
тические подсказки (главы 4–6). Для того чтобы облегчить пациенту
«вхождение» во внутренний образный мир, мы предлагаем для начала
в качестве стимулирующего мотива определенную исходную тему
(о рассуждениях по поводу данной терапевтической активности см.
пар. 7.2). Для этой цели хорошо зарекомендовал себя мотив «Цветок»,
так как у него очень приятный горизонт значений, и часто спонтанно
он воспринимается пациентом как «моментальная вспышка» жела-
емого или уже пережитого состояния: «Он такой же, как я! Сверху
немного слабый, но очень хорошо укорененный».
Лейнер назвал эту первую имагинацию «тест Цветок» (Leuner,
1985). Обозначение «тест» сейчас не употребляется в данном контекс-
те, так как он не соответствует комплексному сценическому разви-
тию «первичной имагинации» на заданную тему. Кроме того, он сразу
49
Глава 3
вводит в заблуждение, так как «тест» содержит в себе аспект оценки

результата. Но при первом знакомстве с имагинацией пациенту мо-
жет и не стать «лучше» или «хуже», в то же же время содержащаяся
в слове «тест» оценка может преградить путь к пониманию. Помимо
этого, сегодня мы в отличие от Лейнера исходим из того, что основ-
ная способность к процессу воображения, как и все кинестетические
формы восприятия, доступна каждому (глава 2, экскурс 3: Термин
«кинестетический»), и потому она не должна подвергаться испыта-
нию, даже если используется теми или иными пациентами с различ-
ной степенью интенсивности (глава 2). По этой причине обозначение
«тест» здесь неуместно. Если мы все-таки будем говорить о «тесте»,
тогда, скорее всего, о «тестировании отношений»: как и что из сво-
его внутреннего мира пациент может донести в символическом, бо-
лее неконтролируемом, более приближенном к чувствам виде именно
в это время, именно этому терапевту через языковые сообщения, че-
рез ранее полученные представления, подвергая это цензуре, или же,
по причинам защиты изолируя от аффекта, и как он может «делить-
ся» этим с терапевтом? Эти действительно важные вопросы с их им-
плицитным значением переноса подвергаются на самом деле «тес-
тированию» (пар. 7.7.2 – интерсубъективная парадигма).
В конце концов все зависит от опыта отношений и ожиданий па-
циента, как он хочет и может обращаться со своими представления-
ми и сообщать о них в присутствии другого, а именно в присутствии
и при участии «эмоционально сильно действующего на него» чужака,
к которому он обратился за помощью. Пациент может испытывать
стыд, «делаться маленьким», не получать отражения, чувствовать
себя чрезмерно перенапряженным, обесцененным или заброшен-
ным – это лишь несколько возможных переживаний отношений –
и начинает бессознательно ожидать от находящегося в терапевтичес-
ком переносе лица чего-то подобного, готовясь к обороне (пар. 7.7.4).
Если же (что иногда случается) пациент при первичной имагинации
«ничего не видит» или видит только «туман», это не значит, что он
не может видеть образы, просто он пока еще не может допустить про-
цесс имагинации в актуальной ситуации переноса.
Первой имагинации в психотерапии придается особое значе-
ние. Она схожа с первым сновидением пациента, о котором он со-
общил терапевту (пар. 3.6, экскурс 6: Первичное сновидение). Она
представляет для пациента, как описано в параграфе 3.5, опреде-
ленный риск. Если однажды он уже получил имагинативный опыт
50
Экскурс 6. Первичное сновидение

Под первичным сновидением в психодинамической терапии понима-
ется первое сновидение, рассказанное пациентом своему терапевту.
Так как это сновидение содержит что-то такое, что пациент не вполне
понимал и выпускал из-под своего контроля, первичное сновидение
интересно не только по своему содержанию, но, прежде всего, по пе-
реносному значению (см. момент сообщения в ситуации с г-жой Грюн
во время 9-го сеанса) и, как правило, оценивается терапевтом как что-то
очень важное. Первичное сновидение может быть рассказано как сра-
зу после первого контакта, так и спустя большое количество сеансов.
Фрейд (Freud, 1911) описывает такое первичное сновидение следу-
ющим образом: оно отличается от всех последующих благодаря своей
«наивной» представленности, так как сновидец еще не знает, как ему
обходиться с материалом своих сновидений. Благодаря этому, говорит
Фрейд, первичные сновидения много чего выявляют, часто они бази-
руются «на общем патогенном материале случая». Поэтому он называ-
ет их «программными сновидениями», или «биографическими снами».
Они являются символическим переводом общего содержания невро-
зов на язык сновидений и потому окончательно интерпретированы
могут быть лишь в конце терапевтического процесса.
Четыре основных свойства первичного сновидения, по Фрейду:
наивность, программирование, диагностическая содержательность,
ограниченная возможность интерпретации – считаются достойны-
ми внимания, причем сегодня признается, что первое сновидение
находится в тесной взаимосвязи с процессом переноса: «Они (первые
сновидения) часто включают в себя в сжатом виде очень много о виде
желаемых отношений с аналитиком и о фантазиях пациента об ана-
литической коммуникации» (König, 1991, S. 130).
Юнг имел несколько отличную точку зрения относительно пер-
вичных сновидений. Он видел «бесконечное разнообразие» содержа-
ния первичных сновидений (Jung, 1929) и указывал, как и З. Фрейд,
на их диагностическую ценность: «Очень часто уже в начале лечения
случается сновидение, которое открывает врачу полную програм-
му бессознательного пациента на долгосрочную перспективу» (Jung,
1931, S. 168). С другой стороны, Юнг находил, что многие первичные
сновидения в противоположность поздним сновидениям имеют «по-
разительно прозрачную и понятную форму» (S. 154) и говорил в связи
с этим о «ярких первичных сновидениях».
при нашем участии, то весь его последующий опыт будет опираться

на предыдущий. Можно предположить, что все пациенты осознанно
51
Глава 3
или неосознанно чувствуют: «Этот терапевт обходится с моими има-

гинациями так же, так он будет обходиться со мной и с моей душой».
Для проведения имагинаций большое значение имеют следу-
ющие моменты: а) сеттинг, б) введение, в) сопровождение, г) выход,
окончание имагинации, а также проведение заключительной бесе-
ды (пар. 3.7).
а) Сеттинг
Чтобы подчеркнуть, что имагинация представляет собой что-то
отличное от обычной беседы, можно предложить пациенту пере-
меститься в пространстве кабинета, например, попросить прилечь
на кушетку во время представления образа, чтобы находиться в фи-
зически расслабленном состоянии. Из-за новизны, поскольку паци-
ент еще не знаком с подобной терапевтической ситуацией, в самом
начале ему следует сообщить, что представлять образы можно также
и в положении сидя. Само собой разумеется, что пациенту всегда,
как сейчас, так и в будущем, необходимо давать право выбора самого
удобного для него пространственного расположения. (Чаще всего
пациенты сначала при проведении процесса имагинации выбирают
положение сидя, а когда они уже достаточно хорошо познакоми-
лись с этой терапевтической ситуацией, охотно меняют положение
и ложатся на кушетку, а терапевт сидит либо рядом с ними в кресле,
либо, как во время проведения аналитической терапии, позади них.)
Если пациент сразу во время проведения первой имагинации
принимает данные изменения сеттинга (касающиеся местоположе-
ния в пространстве), можно предположить, что он внутренне скло-
нен принять предложения терапевта или уже установил с ним хоро-
шие отношения (пар. 3.5). Действительно, пациент должен сначала
во многом довериться терапевту относительно того, что его имаги-
нации содержат терапевтическую эффективность, что изменение по-
ложения в пространстве должно этому способствовать, что он вооб-
ще «в состоянии» представлять образы. Получение подтверждения
в результате опыта имагинации является важной составляющей пер-
вичной цели и становится значимым этапом дальнейшей стабили-
зации терапевтических отношений.
С предложением смены положения в пространстве связано так-
же преодоление психологических барьеров. Некоторые пациенты
в жизни настолько скромны и зажаты, что они даже опасаются сво-
бодно пройти по приемной до кушетки. Рекомендуется лишь отме-
52
чать, например, предпочтение пациентом положения сидя или его

(чрезмерную) готовность прилечь на кушетку как его психодина-
мические особенности и ни в коем случае не интерпретировать, так
как это может значительно повысить его уровень тревоги и спрово-
цировать сопротивление.
Если аналитическая терапия проводится в положении лежа,
предложение о смене пространственного сеттинга отпадает. Вклю-
чаются ли имагинации в терапевтический процесс, когда и как они
включаются, все это постоянно рефлексируется терапевтом. Осу-
ществление ритуалов, например, вводных инструкций, также может
быть полезно. Однако необходимость этого снова и снова проверя-
ется в соответствии с развитием отношений, поскольку анализан-
ды с течением времени могут позволить себе погрузиться в имагина-
цию самостоятельно (последующие единичные случаи – главы 4–6).
Основные технические задачи процесса сопровождения имаги-
нации состоят в том, чтобы, во-первых, инициировать развитие со-
бытий в воображении, а затем удерживать пациента «в образе», не ме-
шать ему в момент эмоционального погружения в представление и,
наконец, вывести из образа, когда возникнет подходящий момент.
б) Введение первой имагинации

Вы можете начать с короткой инструкции релаксации и предложить
пациенту занять в кресле (на кушетке) физически удобное положе-
ние (это важно для пациентов, которые, например, из-за перенапря-
жения сидят на краешке кресла) и, если ему так более комфортно,
закрыть глаза. Вы можете сказать:
«Сейчас важно только то, что в вас, что вы чувствуете. Позвольте
мыслям приходить и уходить свободно».
Или что-то подобное.

Применяется ли релаксация и если да, то в какой форме, зави-
сит от динамики переноса-контрпереноса (пар. 7.7). Так, например,
слишком растянутая фаза расслабления в противовес осознавае-
мой цели помочь пациенту погрузиться в имагинацию может бессо-
знательно служить защитой терапевта от его собственной тревоги.
Инструкцию релаксации следует опустить, если у вас появляется
чувство, что фокусирование на собственном теле для пациента со-
всем невозможно в присутствии терапевта и ведет к еще большему
напряжению.
53
Глава 3
Далее вводится инструкция:

«Попробуйте увидеть перед вашим внутренним взором какой-нибудь
цветок (дерево, ландшафт), и, если что-то представилось, опишите
это пожалуйста так, чтобы я тоже мог его представить» (или что-то
подобное). Для того чтобы дать понять пациенту, что это только пред-
ложение, которому он может, но не должен следовать, можно добавить
следующее: «Если перед вашим внутренним взором возникло что-то
другое, то просто опишите этот образ».
Более эффективно, как оказалось, говорить во вводной инструкции

о «представлениях» вместо «образов», так как некоторые пациен-
ты под «образом» понимают что-то выразительное, они опасаются,
что не смогут вызвать в себе что-то яркое, объемное, такое как «об-
раз». Если использовать слово «представление», можно избежать
этого лишнего переживания.
Кроме того, к этапу введения относятся такие первоначальные
интервенции, которые имеют своей целью помочь пациенту создать
полноценный образ. Например, вы можете сказать, что может воз-
никнуть несколько представлений:
«Дайте себе время» или «Опишите их все по очереди». (Если это про-
изошло.) «Который из них в данный момент виден вам отчетливее?
Нравится вам больше? Особенно выделяется?» И т. д. Если ничего
не появляется: «Не торопитесь!» Или один из следующих вопросов:
«Что сейчас открывается вашему внутреннему взору вместо этого?»,
«Как вы себя чувствуете?», «Что сейчас происходит с вами?», «Хотите
еще раз попробовать представить какой-нибудь цветок?», «А у вас есть
любимый цветок? Опишите его, как будто он появился перед вашим
внутренним взором». Всегда, чтобы смягчить напряжение ожидания,
можно вставить или добавить: «Но и любой другой представленный
образ приветствуется». Если возникает много цветов или деревьев
(например, поле подсолнухов, лес) или бесконечные широкие ланд-
шафты: «Есть ли цветок, дерево, какое-то место в ландшафте, кото-
рое по какой-либо причине особенно бросается вам в глаза?». Если
представляется только часть образа (только бутон, стебель, ствол)
или что-то затуманенное, размытое: «Ничего. Просто опишите то,
что у вас перед глазами, даже если это не совсем четко». Как правило,
затем образ будет более выразительным и детали будут поддаваться
описанию.
54
Если все же, несмотря на интервенции – такое может быть как ис-
ключение, – образы не появляются или же представленные паци-
ентом образы не могут быть им описаны, это не плохо, это просто
выражение сформированной в отношениях потребности прояснения.
в) Сопровождение имагинации
Теперь представленный образ немного устоялся. Пациент, напри-
мер, увидел поле подсолнухов и по вашей просьбе выделил один
из цветков, который ему особенно бросается в глаза: «Да, он стоит
немного в стороне, прямо на пути». Он делает паузу. В этот момент
можно стимулировать его при помощи вопросов об описании образа
к совершению следующих действий с этим цветком (пар. 7.3):
«Что именно бросается вам в глаза на цветке? Попробуйте описать
все так, как вы это видите своим внутренним взором».
Если пациент это делает, то имагинация становится более вырази-

тельной, ближе к эмоциональному переживанию. В дальнейшем
для усиления данного процесса полезно во время сопровождения
спрашивать обо всех возможных модальностях восприятия. Напри-
мер, если пациент говорит о том, что вокруг цветка летает шмель,
имеет смысл спросить, слышит ли пациент его; если пациент при-
ближается к цветку, можно спросить, пахнет ли он, может ли он
прикоснуться к нему и т. д.
Особую функцию вопросов о специфике образа несут «интер-
венции прикосновений» (пар. 7.3), так как тактильные переживания
относятся к самым ранним, внутриутробным ощущениям, а за ними
уже идут слуховые (пар. 7.3, экскурс 8: Акустическое измерение има-
гинации). Поэтому при кинестетическом развитии имагинативных
переживаний особенно помогает стимулирование тактильного и слу-
хового восприятия (Nohr, 2006). В зависимости от того, на чем фоку-
сируется в данный момент пациент, можно его попросить, например:
«Попытайтесь дотронуться до стебля/бутона/лепестков. Что вы чувст-
вуете? (Это приятное чувство?)» Если вы замечаете, что пациент
не может так быстро приблизиться к цветку и имеет диффузное, це-
лостное представлении образа: «Как выглядит именно то место, где
вы сейчас находитесь? Вы можете увидеть что вас окружает?». Или:
«Где вы видите цветок? Как выглядит почва у вас под ногами? Чувст-
вуете ли вы какой-либо запах? / Слышите ли вы что-нибудь?».
55
Глава 3
Если первое знакомство с тем, что представляется в образе, закончено,

оно может завершиться очень быстро, менее чем через минуту, или за-
нять несколько минут – было бы важно затем провести интервенцию,
используя вопросы о воздействии образа (пар. 7.3): «Как это (цветок,
дерево, ландшафт) влияет на вас?» Данная интервенция выделяется
среди вопросов, которые направлены на отдельные формы чувст-
вования, имея целью получить информацию о некоей целостнос-
ти восприятия и эмоционального фона. Происходит фокусировка
на актуальном эмоциональном состоянии пациента, которое, на-
ходясь в имагинативном режиме, сливается с собственным внутрен-
ним восприятием (глава 2 и пар. 3.3). Этот процесс можно углубить
или прояснить, если спросить: «А вы воспринимаете сейчас цветок
так, будто находитесь рядом с ним?».
При помощи вопроса о воздействии образа как будто открыва-
ется новое поле, новое внутреннее пространство, так как не позже
и не раньше, а именно сейчас пациент делится с вами своими впе-
чатлениями от эмоционального воздействия, такими, например,
как: «Ну, он стоит совсем один». Или: «Он выглядит немного засо-
хшим», или: «Стебель так странно повернут в середине», или: «Он
как будто потерян», или: «Он прекрасен. Он возвышается над всеми.
Он светится…». В этот момент вы можете почувствовать, идеализи-
рует ли пациент свой цветок или свое дерево, выдавая желаемый об-
раз за действительный, или, может быть, он отражает в цветке кар-
тину актуального самочувствия или существования.
Теперь присоединение аффективной составляющей стало более
ощутимым, что может побуждать пациента к более активным дейст-
виям. У некоторых это происходит спонтанно, других из-за их вну-
тренних ограничений необходимо стимулировать определенными
вопросами, побуждающими к действию (пар. 7.3):
«Чего бы вы хотели сейчас больше всего?» («Чего бы вам хотелось
именно в данный момент?»), «Что было бы сейчас хорошо?» Если
пациенты это подхватывают, например, говорят, что с удовольствием
взяли бы цветок домой или полили бы его, или сделали подпорку
для стебля, или просто наблюдали бы за ним, то терапевтически
было бы плодотворно применить подбадривающую интервенцию
(пар. 7.3), например: «Попробуйте все же сделать что-то/пересадить
его, чтобы принести вам/цветку пользу». Если это не срабатывает:
«Что было бы сейчас полезно?», «Что могло бы помочь?», «Какие воз-
можности приходят вам в голову, чтобы все же это осуществить?».
56
При этом, например, ситуативно могут быть смягчены обусловлен-

ные Сверх-Я запреты и ограничения, что помогает пациенту пере-
мещаться в имагинативном пространстве более естественно.
В заключение можно сказать, что имеют смысл преимущественно
те интервенции, которые поддерживают благодаря вопросам об опи-
сании образа контакт с объектами (цветком, лугом, зверями и т. д.)
или благодаря вопросам о воздействии образа помогают прояснить
и усилить эмоциональные переживания. Чем менее суггестивно будет
задан вопрос, тем лучше пациент будет переживать развитие своего
образа. Должен быть достигнут целостный образ переживания (геш-
тальт) (глава 2). Это удается в том случае, если изначально вырабаты-
вается и сохраняется эмоциональный контакт с объектами (вопросы
об отдельных формах восприятия) и на этой основе происходит ис-
следование сопутствующего чувства (вопросы о воздействии образа).
Если обращаться к чувствам слишком рано, это может привести к за-
щитным реакциям в виде «размывания» образа и процесс имагина-
тивного погружения будет нарушен. В такой ситуации новый вопрос
о чувствах и стимулирование к детальному описанию могут вернуть
пациента в образ, например: «В каком окружении находится этот цве-
ток?», «Чем привлекательна земля?». Здесь важно соблюсти баланс
между различными интервенциями и наряду с этим понять, какие
соответствующие внутренние психические области будут затронуты.
Таким образом, вопросы об описании образа открывают имагина-
тивное пространство, вопросы о воздействии образа помогают при аф-
фективном обогащении и дифференцировании различных чувств,
и только потом вопросы, побуждающие к действию, могут дополнить
и завершить гештальт (пар. 7.3).
г) Выход, окончание имагинации

Первая имагинация, исходя из опыта, бывает довольно краткой,
очень редко она длится более 5 минут. У пациентов, которые вос-
принимают предложение о введении имагинации охотно и легко
(пар. 3.3), она может длиться немного дольше, так как для них это
не будет иметь эффект внезапного выхода из интенсивного эмоцио-
нального состояния, такого, например, как когда пациент вручает
цветок своей возлюбленной/возлюбленному или, просто затаившись,
наблюдает приятный или чем-либо беспокоящий образ.
Если все-таки терапевт затягивает окончание имагинации, так как
у него есть ощущение того, что «еще не достаточно», или «еще не все»
57
Глава 3
было обработано, или пациент, по его мнению, еще не достиг «хоро-

шего места» или «окончания», возникает сопротивление, обуслов-
ленное контрпереносом. Если он может заметить свою тенденцию
к замедлению, это, в свою очередь, может защитить его (и пациента!)
от реализации его собственной власти или альтруистического мо-
тива. (Затягивание окончания может вызвать у пациента различные,
очень сложные переживания, например, ощущение дефицита). Те-
рапевт и пациент быстро и спонтанно погружаются в переносе в си-
туацию сговора, в которой пациент, например, «доказывает» себе
и терапевту через непринятие побуждающих к действию интервен-
ций, что он «ничего не может» или что он «нехороший» и «деструк-
тивный», или даже «ущербный», или даже что «этот метод» и «этот
терапевт» не вполне ему подходят. В рефлексии контрпереноса тера-
певту может помочь супервизия (пар. 7.7.5). Инструкция выхода из об-
раза может быть представлена одним из способов:
«Образ завершается», «Мы должны медленно подходить к окончанию»,
«Есть ли еще что-то, что для вас важно?», «Вы хотели бы еще что-то
изменить?», «Хотели бы вы еще раз вернуться к начальной точке
и описать, как вы себя сейчас там чувствуете?». Затем следует собст-
венно инструкция выхода в следующей формулировке: «Запомните
все хорошенько и медленно выходите из образа. Откройте, если вы
закончили, глаза (хорошенько потянитесь разок-другой)». Или: «Вер-
нитесь в нашу реальность».
При завершении поведение терапевта, проводящего первую, а также

и последующие имагинации, можно описать следующим образом:
Как правило, рекомендуется, с одной стороны, хорошо структу-
рировать границы имагинации, то есть инструкции по вводу и вы-
воду должны четко проговариваться, с другой стороны, необходимо
давать пациенту во время представления образа «полную свободу»
в отношении темпа, содержательного оформления и пауз и поддер-
живать это с помощью определенного вида интервенций, например,
через абсолютно стандартные (ритуальные) вводные формулировки:
«Не торопитесь!», «Также и любой другой образ, который вы предста-
вите, приветствуется». Исходя из этого, терапевт в начале и в конце
имагинации занимает «доминирующее положение», но передает конт-
роль по ходу и оформлению имагинации пациенту, пока тот «пребы-
вает в образе». Наша главная задача – не мешать и не препятствовать
пациенту, а сопровождать его, давать пространство и быть доброже-
58
лательным к нему. К этому же относится возможное изменение язы-

кового уровня: многие пациенты начинают выражаться более кон-
кретно, в более разговорной форме, порой недостаточно корректно,
или начинают говорить на своем диалекте. Терапевт должен настра-
иваться на изменение манеры речи пациента.
Интервенции – как рука, которую мы протягиваем пациенту и ко-
торую он любым возможным для него способом либо может схватить,
либо нет. Они помогают ему ориентироваться, но особым образом.
Они отличаются от вопросов и интервенций, которые мы применяем
в беседе, так как в беседе терапевт нацелен на ответ в смысле понима-
ния или проясняющей детализации. С другой стороны, интервенции
в имагинации сродни небольшим энергетическим подбадривани-
ям, помогающим пациенту полностью адаптироваться к собственно-
му внутреннему миру и на данный момент воздержаться от желания
ориентироваться на терапевта, стараясь уловить его запрос или отве-
тить на него. Так бывает в случае первичной имагинации, когда в пер-
вый раз происходит специфическое погружение «пространства в про-
странство» и возникает новый опыт, отличный от ситуации беседы.
Позже это может использоваться пациентом в специфической для не-
го манере как надежный элемент терапевтической рамки. Используя
ненавязчивые, ничего, кроме мотива, не предлагающие интервенции
(пар. 7.2), а также интервенции, побуждающие к описанию и сопри-
косновению с чувствами, мы будто ведем пациента к двери, за кото-
рой находится пока еще неизвестное ему его внутреннее пространство.
Некоторые пациенты вступают в это пространство свободно,
без видимых препятствий, некоторые с осторожностью, задержива-
ясь какое-то время на пороге, а некоторые сначала закрывают дверь
и ищут щель, через которую они могли бы подсмотреть. Как прави-
ло, это происходит не потому что такая форма самопознания пуга-
ет их, а потому, что, как сказано выше, они могут или способны от-
крыть свой внутренний мир в присутствии «чужого» только в очень
контролируемой форме из-за множества возникающих у них стра-
хов и имеющегося негативного опыта.
3.7. Завершающая беседа после первичных имагинаций

Через первичную имагинацию пациента терапевт соприкасается
с чем-то новым. Во время имагинации пациент доверяется тера-
певту, так как находится в особом состоянии. Когда после процес-
59
Глава 3
са имагинации он открывает глаза, то видит лицом к лицу своего

терапевта, и оба они испытывают много чувств. Пациенту в этот
момент необходимо вернуться из своего пространства переживаний
и приспособиться к беседе с терапевтом. Пациент при этом может
испытывать чувства удивления и легкого стыда. Терапевту, со своей
стороны, необходимо снова настраиваться на уровень беседы с уче-
том того, что он знает о проведении имагинации только те эпизоды,
о которых ему сообщил пациент.
Завершающая беседа не просто продолжает диалог, который
происходил перед имагинацией. В этом месте требуется комму-
никативный переход, при котором пациенту необходимы эмпатия
и способствующий переходу отклик. Это можно выразить, спросив,
как себя чувствовал пациент в своем путешествии по образу и как он
себя чувствует сейчас:
«Как вы себя сейчас чувствуете?», «Как вы себя чувствовали во вре-
мя имагинации?», «Как у вас дела?», а затем: «Что вас больше всего/
особенно впечатлило?».
Пациенты очень различаются в том, как быстро и легко они способны

от короткого, насыщенного на события состояния в образе снова
перейти к разговору с собеседником.
Они различаются также по степени неуверенности, возвращаю-
щей их к пережитому. Некоторые хотят, например, чтобы вновь взять
под контроль напирающие эмоции и чувства, точно знать: «А что это
теперь значит?». Или: «А что в данный момент с этим делать?». Одни
могут недооценивать свои переживания, а другие, напротив, сразу
начинают исследовать себя через интерпретацию. Некоторые немно-
го упорствуют и показывают, как они удивлены, обрадованы или же
застигнуты врасплох и раздражены.
Мы можем сначала предложить пациенту спокойно рассказать
о том, что он только что пережил, и тем самым попытаться смяг-
чить неуверенность у тех, кто очень настаивает на интерпретации.
Мы можем также ссылаться на то, что как и у сновидения здесь нет
точного толкования и что возникает множество возможных значе-
ний, а имагинации помогают лучше понять душевное состояние. Па-
циенты часто стремятся сами сразу все интерпретировать, потому
что они в целях самозащиты думают, что смогут выполнить работу
за терапевта. Это стремление к интерпретации, если оно спонтанно
возникает у пациента в завершающей беседе, терапевту необходи-
60
мо осторожно проблематизировать, но он ни в коем случае не дол-

жен сам настаивать на интерпретации. Это также касается и рабо-
ты с рисунком по образу (см. ниже и пар. 7.5).
Если сравнивать с терапевтическим обсуждением сновидения,
то здесь пациента также необходимо постепенно приводить к тон-
кому самоисследованию, которое возможно благодаря имагинаци-
ям. Техники работы, направленные на стимулирование свободных
ассоциаций относительно деталей образа, аналогичны психодина-
мической работе со сновидением.
В ходе завершающей беседы должно быть также затронуто ис-
следование импликаций переноса, например:
«Как вы себя чувствовали в имагинации при моем сопровождении?»
Дополнительно можно добавить: «Некоторые чувствуют себя сбиты-
ми с толку из-за вопросов, а другие, наоборот, хотят больше вопро-
сов – что чувствовали в такие моменты вы?».
Тема близости–дистанции между пациентом и терапевтом не должна

слишком подробно обсуждаться после первой имагинации. Вопрос,
как он воспринимает взаимодействие с терапевтом, служит для мно-
гих пациентов напоминанием о том, что это также играет важную
роль: что терапевт готов приспособиться и что он, как и пациент,
имеет влияние на ход дальнейшего течения образа, и его желания
также имеют значение.
Все эти аспекты завершающей беседы также могут проявиться
и на следующем сеансе. В процессе терапии впечатления от имаги-
нации и завершающей беседы имеют последействие и будут приво-
дить к дальнейшей рефлексии, через которую сеансы терапии будут
связываться между собой.
Первичная имагинация – первый совместный продукт тера-
пии, даже в большей степени, чем первичное сновидение (пар. 3.6,
экскурс 6: Первичное сновидение). Таким образом, здесь показана
форма коммуникации, при которой идет отказ от интерпретаций,
но создается благоприятная среда для самоисследования. За первым
кататимным «Цветком» необходимо очень добросовестно и бережно
ухаживать, как того требуют молодые растения: совместно рассмат-
ривать, с интересом поливать, обогащать уточняющими вопросами.
Для этого мы во многих случаях просим пациента, чтобы он нари-
совал рисунок к образу и принес его на следующую сессию (пар. 7.5).
Данное предложение имеет целью не только сфокусировать пациен-
61
Глава 3
та на собственных переживаниях, но и содействовать погружению

в резонирующее взаимодействие собственного внутреннего мира
с «миром терапевта» без интерпретации этого процесса. Предложе-
ние нарисовать рисунок выражает также наш интерес к самоиссле-
дованию пациента.
Наряду с развитием отношений в первичной имагинации за-
ключен и прагматически-диагностический смысл: терапевт может
извлечь из нее важные символически скрытые указания, например,
на оставшиеся нереализованными желания отношений пациента,
на используемые им защиты, а также и на его силу Я и так называе-
мые «ресурсы» (Rosenberg, 1998). Первичная имагинация представ-
ляет собой важное дополнение к выдвинутой до этого психодинами-
ческой гипотезе и дает возможность наглядно представить в заявке
центральные темы конфликтов (ЦТКО).
Глава 4
Краткосрочная терапия
с использованием имагинаций:
случай г-жи Мусат
4.1. Запись на прием и первые впечатления терапевта

Моя коллега спросила меня, могла бы я взять на терапию ее родст-
венницу которая работала за границей и в данный момент нуж-
далась в помощи, поскольку хотела найти выход из жизненного
кризиса. Она занимала высокую должность и в ближайшее время
планировала взять двухмесячный отпуск, во время которого хотела
разобраться в себе.
Учитывая наши коллегиальные отношения, а также испытывая
интерес к особым обстоятельствам данной терапии, я дала свое со-
гласие. Я назначила двухчасовую предварительную встречу, чтобы
оценить, поможет ли этой женщине интенсивный курс краткосроч-
ной терапии или, наоборот, это ей только навредит.
Несколькими днями позже мне позвонила г-жа Мусат. Я знала
ее имя и была готова к звонку. Однако, когда я улышала голос, у ме-
ня сложилось впечатление, что звонит мужчина. Голос звучал тепло
и очень низко. Это озадачило меня – ко мне же записывалась жен-
щина. Или я что-то неправильно записала? Мы назначили встречу,
на которую пациентка приехала из отдаленного большого города.
В назначенное время появилась высокая, стройная, спортив-
ного телосложения, «смелая» и соответствующая своему возрасту
35-летняя женщина в аккуратном строгом брючном костюме. У нее
были мягкие женственные черты лица и располагающая улыбка. Ее
открытость была мне очень приятна. Описания г-жи Мусат были
ясными. На мои вопросы она отвечала точно, почти детально, до-
63
Глава 4
статочно обстоятельно, из-за чего возникла атмосфера прохлады

и рациональности. Несмотря на это, она волновалась при общении
со мной и была эмоциональна, но все же неоднократно ускользала
в защитную зону интеллектуализации.
4.2. Планирование терапии
• Текущая проблематика
Г-жа Мусат села в кресло напротив меня, положила ногу на ногу
и сообщила следующее. Уже два года она в бешеном темпе работала
в должности главного инженера-экономиста в крупном автомобиль-
ном концерне в Италии. Эта работа забирала у нее все силы. Вместе
с четырьмя коллегами-инженерами она переехала несколько лет
назад из Франкфурта в Милан. В Милане в их команде возникла
некая атмосфера детского лагеря. Это было даже удобно, поскольку
им нужно было держаться вместе. Шеф постоянно следил за ними
и контролировал, чтобы они соблюдали сроки поставок. Все на-
ходились под давлением еще и из-за публичности в СМИ. Она была
довольна своей работенкой, как г-жа Мусат называла свою высокую
должность, как бы преуменьшая ее значение, но у нее были пробле-
мы с установлением дистанции по отношению к работе, коллегам
и шефу: Давление ответственности съедает меня. Ей было тяжело
совмещать свою профессиональную и личную жизнь. Своего мужа
(11 лет отношений, 6 лет в браке) она видела только в выходные дни.
Но так было всегда.
Между тем у г-жи Мусат развивались любовные отношения с жен-
щиной-итальянкой. Ее и раньше влекло к женщинам, но то были
первые интимные отношения подобного рода. С этой женщиной
у нее возникло чувство полной свободы и большой дистанцирован-
ности от работы. А ее брак? И реакция семьи? В этом была проблема.
Она чувствовала себя в тупике, растерянной и порой отчаявшейся,
и искала перспективу. Ей было необходимо что-то изменить в про-
фессиональной и личной жизни. Что касалось профессиональной
деятельности, то она уже положила начало переменам, запланиро-
вав взять в скором времени двухмесячный отпуск, после которого
намеревалась вернуться обратно во Франкфурт. У г-жи Мусат уже
было хорошее предложение. Во время этого отпуска она хотела так-
же при помощи терапевтической поддержки прояснить дальнейшие
64
Краткосрочная терапия с использованием имагинаций
шаги в своей личной жизни. После продолжительных колебаний

она рассказала мужу о своей подруге и взяла тайм-аут в браке. Муж
пытался сохранить брак, но в многочисленных разговорах, иници-
атором которых снова была она, от него не поступало никаких идей
о возможных переменах. Вопрос о том, чтобы завести детей, так-
же переплетался со всеми остальными проблемами и оставался от-
крытым. Из-за пассивности мужа она чувствовала себя подавлен-
ной. Он ждет и страдает.
• Биографические данные
Г-жа Мусат была средним ребенком в семье с тремя детьми (брат
старше нее на 3 года, зубной врач, женат, трое детей; сестра младше
нее на 12 лет, студентка фармацевтического факультета). Ее мать
(родила ее в 29 лет) – медицинская сестра, ее отец (ему было 29 лет,
когда г-жа Мусат родилась) – инженер-экономист с ученой степенью.
Поначалу он изучал католическую теологию, но из-за условий обуче-
ния, схожих с интернатовскими, очень страдал. Когда наступала ночь,
ему хотелось убежать. Оба родителя выросли в строгом католическом
окружении Вестфальской области.
Пациентка была желанным ребенком в семье, но неправильно
лежала в животе матери, в связи с чем ее рождение было намно-
го тяжелее, чем рождение брата. Мать рано прекратила кормить ее
грудью, у нее быстро закончилось молоко. Вскоре она вновь вышла
на работу. На втором году жизни г-жа Мусат из-за падения получи-
ла рваную рану на лице, которую ей зашивали под общим наркозом,
так как я очень сильно кричала. Она испытывала страх перед сняти-
ем швов, поэтому мать снова настаивала на общем наркозе, но отец
смог успокоить дочь, держа ее на руках, таким образом удалось из-
бежать повторного наркоза. Пациентка вспоминала, что ребенком
мечтала чаще болеть и получать травмы, чтобы ей уделяли больше
внимания. Но она росла здоровой.
О времени посещения детского сада Монтессори у нее остались
хорошие воспоминания, особенно о спокойной и любящей воспита-
тельнице. Еще будучи ребенком, она была серьезной и ответственной.
С детства г-жу Мусат интересовали такие вопросы, как: я спокойная
или дикая, зажатая или импульсивная, вдумчивая или спонтанная? Час-
то ночами ей снились кошмары, от которых она просыпалась. По-
стоянно снящийся пациентке сон повествовал о борьбе двух цветов,
желтого и черного. В этом сне, в этой борьбе она чувствовала себя
65
Глава 4
беспомощной, один на один со своими проблемами: Все перемеща-

лось по туннелю, это было очень опасно, затем я приземлялась на лугу
и оказывалась там совершенно одна.
Переломным моментом для пациентки (когда ей исполнилось
7 лет) был переезд в северогерманское бескультурное окружение. Пе-
реезд был связан с профессиональной деятельностью отца. Ее актив-
ная и интересующаяся музыкой мать не жедала этого, но все-таки
неохотно согласилась. Она легко могла найти работу на новом мес-
те благодаря своей профессии медсестры.
Детей поддерживали, но и предъявляли к ним особые требова-
ния: спорт и занятия фортепиано. Очень хорошие оценки в шко-
ле и самостоятельность стояли на первом месте. Не существовало
жестких требований, родители были очень выдержанны. Их не на-
казывали, но правила были настолько четко разъяснены, что дети
просто следовали им.
Свою мать в тот период она описывала как дружелюбную, от-
зывчивую, спортивную, ответственную женщину. Однако у нее то-
же были свои страхи, и она была слегка перегружена. Когда мать, на-
пример, приходила с работы, дети ни в коем случае не должны были
нарушать ее послеобеденный сон.
По сути, пациентка была больше «папиной дочкой». В выходные
дни она проводила с ним вместе много времени. Ее лучшими воспо-
минаниями были совместные походы в горы и катание всей семьей
на лыжах. Брат был для нее идеалом, она ему пыталась подражать.
Он с удовольствием играл в куклы и завидовал девочкам, которые
могли наводить красоту. Она же, напротив, никогда не играла в кук-
лы и хотела быть мальчиком. Когда г-жа Мусат училась в начальной
школе, она играла в футбол, даже в клубе.
Родители начали ссориться, мать выражала недовольство отно-
сительно проживания в сельской местности. Пациентка очень стра-
дала из-за этого. Она вспомнила, что в тот период ей очень хотелось
иметь брата или сестру. К ее радости, родилась младшая сестра (па-
циентке было 12 лет), которую она часто нянчила. Пациентка была
с ней строга и заботлива.
Когда ей исполнилось 14 лет, родители снова переехали в нахо-
дящийся восточнее крупный город. В каждом месте, где они жи-
ли, она находила себе хорошую подругу, с которой затем продолжала
интенсивно общаться по переписке. Такую дружбу на расстоянии
г-жа Мусат переживала с большей теплотой и силой, чем те дружес-
66
кие отношения, которые завязывались на новом месте. Ей было ясно,

что таким общением по переписке она компенсировала ощущения
оторванности и аутсайдерства. Она сообщила, что при втором пере-
езде – это был однократный инцидент – расплакалась перед роди-
телями, и ей стало легче. Как правило, ей приходилось самой справ-
ляться со своей тоской, и она ощущала себя Робинзоном.
В переходном возрасте г-жа Мусат оставалась сдержанной по от-
ношению к мальчикам, но всегда общалась с ними в компаниях
и в спортивном клубе. Ее первые интимные отношения были с ее ны-
нешним мужем Юргеном, с которым она познакомилась еще в сту-
денческие годы. Доверие и свобода были основой их быстро развива-
ющихся отношений. Он был щедрым, мягким и всегда был готов ее
поддержать. Они оба были очень нетребовательными людьми, которые
много работали и могли везде легко вписаться в заданные условия.
После обучения в университете они жили от выходных до выходных.
У нее была очень хорошая работа на западе Германии, у него – на юге,
и они поочередно встречались то тут, то там. Оба были хорошо ор-
ганизованы, замечательно и очень насыщенно проводили выходные
дни. Когда они начали задумываться о детях, им не удалось устро-
ить так, чтобы Юрген получил работу неподалеку от того места, где
работала г-жа Мусат, хотя они разослали достаточно большое коли-
чество анкет. Возможно, он заранее настраивал себя на то, что у него
ничего не получится, предполагала она. Но они не хотели это про-
яснять. Постепенно, в частности также и из-за ее интенсивной на-
грузки в Италии, их отношения стали не такими устойчивыми. Па-
циентка начала отдаляться от мужа. Стало исчезать чувство дома.
Еще до вступления в брак она однажды ходила в поход с большой
группой людей. Там она испытала чувства к женщине, но не откры-
лась ей. Франческа, итальянка, с который г-жа Мусат имела отно-
шения, была на несколько лет моложе пациентки. Она очень актив-
но пыталась наладить общение с г-жой Мусат. Сначала это была
просто дружба, а затем глубокое эротически-сексуальное пережи-
вание. С ней она почувствовала себя такой живой, какой никогда
еще не ощущала.
• Контрперенос
Поскольку я была сбита с толку мужественностью ее голоса во вре-
мя самого первого общения по телефону, я восприняла при нашей
первой встрече г-жу Мусат сильной, красивой женщиной, которая
67
Глава 4
скорее преуменьшала свою женскую привлекательность и скрывала

мужественностью возможную неуверенность. Параллельно с этим
я обдумывала возможность того, что это относилось ко мне как жен-
щине, чтобы ни в коем случае не спровоцировать соперничество.
Это впечатление основывалось не только на сигналах языка тела,
но и на ее манере высказываться, в которой среди четко структу-
рированных слов и весьма непринужденного способа выражения
отчетливо чувствовался полный тоски нежный элемент. Данное
несоответствие разбудило во мне интерес, ее внутреннее участие
и открытость – симпатию, и таким образом я была готова встре-
титься с ней снова.
• Психодинамические гипотезы
Исходя из того, что я услышала о состояния г-жи Мусат, я раздумы-
вала, смогу ли в течение двухмесячного отпуска помочь ей вернуться
в достаточно стабильное состояние. Мне пришли в голову следующие
гипотезы.
Речь шла об очень сильной и целеустремленной женщине, ко-
торая, однако, защищала мощные регрессивные потребности сво-
ими сильными сторонами – способностью к достижению результа-
тов и автономии. Ее базовая тоска по матери оставалась неутоленной,
и вызванное этим разочарование должно было находиться под нарко-
зом (как и ее детские страхи относительно полученной рваной раны).
Бессознательно – при обращении к себе самой – она все еще обна-
руживала вину за вымышленную боль, которую она причинила ма-
тери при своем появлении на свет. Проявлялись также и ее младен-
ческие потребности во внимании и в защищенности «на руках отца»,
а позже со стороны полной любви воспитательницы в детском саду.
Ее старший брат частично компенсировал нехватку материнской
поддержки, но условием этого был ее отказ от женственности, кото-
рой он так завидовал. Идеализация брата, ее детская привязанность
к отцу и идентификация с отцом с точки зрения раннего стратеги-
ческого эдипова комплекса (Rohde-Dachser, 1987) – она в определен-
ной степени искала в нем «хорошую мать» – сделали ее неуверенной
в собственной половой идентичности. Показывать себя девочкой
на фоне ее детских потребностей было неуместно. В связи с этим
могла быть также некорректно использована ее собственная эдипова
и пубертатная ситуация: «эдипов триумф» над матерью осуществил-
ся не в смысле быть «лучшей женой отца», а через ориентацию на му-
68
жественность. Идентификация с аспектами материнской женствен-

ности была заблокирована. В отношениях с Франческой оба этих
основных конфликта нашли актуальное компромиссное решение.
Мне стало ясно, что ни сексуальную ориентацию, имеющую
сложное происхождение, ни связанную с ней боль разочарования
из-за слишком холодной, требовательной матери и из-за неиспол-
ненных ею базовых желаний быть защищенной нельзя было прора-
ботать в установленных нами рамках. Также невозможно было все-
сторонне осветить и тему желания иметь детей с ее многочисленными
предпосылками. Внутренне я связывала данное желание с осново-
полагающим «недополучением грудного вскармливания», что также
нуждалось бы в проработке. (Так, если бы получила подтверждение
недостаточность материнской эмоциональной поддержки, возник-
ли бы дальнейшие вопросы, которые не могли бы быть решены в рам-
ках проведения краткосрочной терапии. Как она могла, не испыты-
вая зависти, дать своему ребенку чувство защищенности, которого
была лишена сама? Могла ли быть защита от зависти причиной ее
опасного альтруистического перенапряжения? Принимала ли она
отказ супруга быть родителем? Ведь она сама бессознательно дви-
галась в том же направлении, и такие вопросы слишком дестабили-
зировали ее. Или же через проекцию она «реализовывалась» в нем,
для чего он и предлагал ей свою пассивность? Возможно ли было
интерпретировать возникшее влечение к женщине как шаг на пути
внутренней отработки этих вопросов? Как шаг, который прибли-
жал ее к решению, но на самом деле, возможно, и отдалял от него?)
Ее акцент на успехах в карьере долгое время способствовал вы-
теснению желания быть защищенной. Когда начались отношения
с Франческой, она это уже осознавала как что-то дисфункциональ-
ное, как то, что жизнь проходит мимо. Чтобы понять биографичес-
кие причины этой защитной позиции/защиты и найти для нее бо-
лее подходящую форму, необходимо было, в свою очередь, подобрать
соответствующий фокус для краткосрочной терапии. Я должна бы-
ла проработать с пациенткой, как в детстве и позднее она получала
родительское признание через достижение результатов в школьной
и спортивной деятельности. Стабильность, благодаря эмоциональной
поддержке со стороны ее сверстников, неоднократно прерывалась
из-за переездов семьи, что сопровождалось разочарованием. Таким
образом, пациентка стала избегать интенсивного участия в близких
отношениях. Снова и снова, защищаясь от чувства разочарования,
69
Глава 4
она сохраняла близость с подругами по переписке, которые находи-

лись от нее далеко. В итоге она выбрала мужчину, с которым стро-
ила отношения от выходных до выходных и могла при этом одновре-
менно продолжать свою профессиональную карьеру.
Еще на один момент я обратила внимание: было нетипично,
что в допубертатный период она хотела братика или сестренку. Воз-
можно, это желание было обусловлено ее переживаниями из-за ссо-
ры родителей. (Вспоминается также повторяющийся сон о воюющих
друг с другом желтом и черном цветах, в конце которого она оказыва-
лась одна.) Возможно, из-за страха родительских ссор и беспокойст-
ва потерять впоследствии любимого отца она приняла на себя роль
третейского судьи, хоть и чувствовала себя при этом обремененной.
Еще один совместный ребенок ее родителей снял бы с нее нагрузку,
что, вероятно, он и сделал.
То, что и в работе г-жа Мусат приняла роль третейского судьи
и не могла дистанцироваться от конфликтов и упреков других, при-
вело ее к профессиональным проблемам. Данный аспект был обна-
ружен мной на уровне обрабатываемого актуального конфликта, хо-
тя он не «раскрывался» в ее биографическом материале.
• Планирование терапии и показания

Из психодинамической картины вытекали следующие основные
задачи и цели предстоящей краткосрочной психотерапии. В отно-
шениях с Франческой г-жа Мусат открыла в себе живую, свобод-
ную от исполнения обязательств сторону и с радостью приняла это.
При проведении краткосрочной терапии была возможность ока-
зать г-же Мусат поддержку в найденном в этих отношениях лучшем
для нее способе формирования компромисса между выполнением
обязательств и получением удовольствия. До сих пор она не могла
признать, что может позволить себе жить в таких отношениях. По-
этому она была в тупике. Мне казалось, что при проведении крат-
косрочной терапии можно было помочь ей выйти из этого тупика,
если бы удалось достаточно хорошо дифференцировать имеющийся
конфликт, расслоить его на отдельные глубоко лежащие «пласты».
Мне представлялось, что в расположенном в большей степени
на поверхности «конфликте тупика» речь шла не о решении, хоте-
ла бы г-жа Мусат жить со своим мужем или с Франческой (по моему
впечатлению, это она уже внутренне решила для себя), а о позволе-
нии этого себе, то есть о проблеме Сверх-Я, а также о проблеме ло-
70
яльности по отношению к родителям. Несмотря на ее самодоста-

точность и проживание за границей, я воспринимала пациентку
все еще внутренне очень привязанной к родительской семье. Семья
должна была принимать и одобрять ее решения. У г-жи Мусат бы-
ло повышенное чувство ответственности, особенно по отношению
к матери – у нее все должно быть хорошо. Это было обусловлено опи-
санным ею всеобщим невротическим чувством вины, которое тре-
бовало наказания. Так, например, она должна была в качестве «по-
жизненного третейского судьи» расплачиваться за свое смешанное
базально-эдипальное «предательство» матери (как папина дочка).
Также г-жа Мусат бессознательно чувствовала себя виновной в том,
что компрометировала мать «таким ненадлежащим поведением», так
как мать не признавала однополых любовных отношений своей до-
чери. Свой тотальный альтруизм, берущий начало из вышесказан-
ного и пересекающийся с альтруизмом профессиональным, она са-
ма уже частично начала корректировать. Было необходимо и дальше
поддерживать ее в этом процессе. Но, помимо этого, как уже говори-
лось, нужно было также затрагивать и отложившиеся в более глубин-
ных слоях конфликта проблемы, касающиеся чувства вины и давле-
ния Сверх-Я по отношению к матери и родительской семье, чтобы
через внутреннее позволение она сумела сделать шаг к сепарации.
Основой для краткосрочной терапии могла бы стать позиция пози-
тивного сопереживания (резонанса) с акцентом на то, что г-жа Му-
сат уже сама обнаружила в себе нечто принадлежащее ей, освобож-
дающее и оживляющее ее.
После таких размышлений я почувствовала уверенность в вы-
бранном терапевтическом подходе, который в конечном итоге предло-
жила г-же Мусат. Все три основные задачи планировавшейся терапии:
прояснение, фокусирование и ослабление защит за счет поддержки
изменений – хорошо прорабатываются при введении имагинаций
(пар. 3.3). Именно в силу того, что используемая пациенткой интел-
лектуализация как психологическая защита препятствовала выра-
жению аффекта, хотя была не совсем от него изолирована, следовало
ожидать, что имагинации будут способствовать более простому и яс-
ному выражению ее чувств и желаний. Возможность открыть доро-
гу этим желаниям привела ее к терапевту. Поэтому на первом этапе
терапии, ограниченной временем отпуска, было бы полезно оказать
пациентке поддержку в исследовании обнаруженных ею собствен-
ных желаний и потребностей и способствовать нахождению балан-
71
Глава 4
са между ними и ее сверхсильным стремлением к достижению ре-

зультатов. Именно в эти сжатые сроки, которыми мы располагали,
внедрение имагинативного опыта должно было предоставить воз-
можность для стимуляции котексирования внутренней психичес-
кой жизни пациентки.
Я понимала, что для г-жи Мусат будет новым опытом обраще-
ние к своим потребностям и к себе самой в присутствии женщи-
ны (терапевта), ведь до этого было наоборот – она привыкла про-
никать в материнские объекты и встречать их как третейский судья
или как «заботящаяся о них женщина». Исходя из этого, наша по-
ловая терапевтическая констелляция обозначала для динамики пе-
реноса следующее: сначала в переносе можно было ожидать встречу
с заботящейся, щадящей меня пациенткой, которая затем в наших
отношениях будет перемещать на меня негативый материнский пе-
ренос. Итак, сначала она должна была заботиться обо мне как о те-
рапевте, так как проработка собственно негативного переноса на ее
мать, включающего гнев разочарования, была невозможна. При про-
ведении краткосрочной терапии я должна была учитывать опасность
развития негативного материнского переноса. Для создания «уме-
ренно положительного материнского переноса», к счастью, можно
было использовать имеющиеся в распоряжении замещающие мать
объекты. Например, это могла бы быть воспитательница детского
сада или позитивно настроенная к ней родственница, которая по-
советовала г-же Мусат пройти у меня терапию.
В случае необходимости, позже можно было бы также частично
затронуть ее страх сближения, который был связан с описанной ею
базовой проблематикой страха зависимости и идентичности. Од-
нако работа с данной базовой проблематикой могла бы быть удо-
влетворительной и плодотворной для пациентки только в рамках
непрерывной аналитической терапии. Мотивирование пациентки
к такой работе могло бы стать последним результатом запланиро-
ванной краткосрочной терапии.
• Согласование лечения
В конечном итоге, исходя из моих размышлений, я согласилась
на проведение краткосрочной терапии и обозначила пациентке сле-
дующие рамки: За двухмесячный период ее отпуска мы могли бы
провести два этапа терапии, сделав перерыв на запланированные
мной в этот период четырехнедельные каникулы. Я предложила ей
72
приходить ко мне на сеансы терапии ежедневно во время этих двух

этапов, каждый их которых состоял из полутора недель. Г-жа Мусат
сразу согласилась с такой интенсивностью сеансов, а также с пред-
ложенными ей ранними или поздними часами для проведения тера-
пии, что вновь подтвердило предполагаемую мной линию переноса
(а именно, что она, отказываясь от себя, должна была безоговорочно
оправдывать ожидания и требования близкого другого).
Чтобы ввести г-жу Мусат, которая была совершенно неопытна
в вопросах терапии, в курс дела и оградить ее от завышенных ожи-
даний, я сказала ей следующее: «Во время данного лечения мы не бу-
дем с вами стремиться к достижению больших внутренних измене-
ний. Это поможет нам лучше понять вашу кризисную ситуацию и то,
как вы оказались в тупике, что будет способствовать поиску реше-
ния. Прежде всего, речь здесь пойдет о прояснении того, что явля-
ется для вас препятствием в получении ощущения большей свободы
в собственной жизни, какие конкретно препятствия и сомнения игра-
ют особую роль, откуда они возникают и как их можно преодолеть».
Я связала эти высказывания с предложением ввести в терапию
работу с имагинациями (способ был описан в пар. 3.5). Г-жа Му-
сат – вновь исходя из наметившейся динамики переноса – вырази-
ла явную заинтересованность в этом, в связи с чем уже на четвертом
пробном сеансе, который явился последним перед началом наше-
го первого этапа терапии (первый этап терапии должен был начать-
ся только через шесть недель) я предложила ей провести первое по-
гружение в образ.
4.3. Первичная имагинация

После моего предложения провести имагинацию (пар. 3.5) и корот-
кой инструкции на релаксацию (пар. 3.6) я начала так:
– Представьте какой-нибудь цветок.
– Это ирис, цветок белый, нет, фиолетовый. Это одинокий цветок
на прямом стебле. Да, это совершенно прямой стебель, четкая фор-
ма и очень насыщенный цвет.
– Могли бы вы описать цветок более подробно?
– Да, сам цветок раскрыт в виде воронки и готов раскрыться еще
больше. Он чрезвычайно надежно прикреплен к стеблю, он очень хо-
рошо питается от корня через стебель.
73
Глава 4
– Могли бы вы дотронуться до него?

– На ощупь стебель твердый, не мягкий в отличие от самого цвет-
ка. Цветок очень мягкий, бархатистый. Стебель немного ребрис-
тый, прямо растущий. Листья прямые и тоже не гладкие.
– Могли бы вы описать, что окружает цветок?
– Сначала я увидела только цветок перед глазами без какого-либо
окружения. Сейчас я вижу его, скорее всего, в саду, в саду моего
родительского дома в городе N. Он растет на клумбе. Сад немно-
го заросший, есть отдельные клумбы, на одной из них находится
этот ирис.
– А как цветок воздействует на вас?
– Я чувствую его значительность и особенность, потому что он
стоит совсем отдельно. Он бросается в глаза. Он как яркая точ-
ка на чисто-зеленой траве. Он привлекает внимание красотой, яр-
костью и мощью – но он также немного одинок там.
– Хотели бы вы с удовольствием что-нибудь сделать с ним или око-
ло него?
– Я бы хотела смотреть на него долго. Проводить с ним время.
Ни в коем случае не срезать его. Я бы хотела оставить его таким…
Оставить его таким, какой он есть, не возиться с ним, а просто
любоваться.
– Я бы часто приходила к нему. Но все же я бы не смогла оставать-
ся с ним рядом надолго.
– Может быть, я могла бы его выкопать, собираясь уходить, но я
не уверена в этом. Мне сложно решиться на это. Не знаю, было бы
это хорошо.
– Возможно, вы хотели бы спросить у цветка, устроило бы его, ес-
ли бы вы приходили чаще, но оставались бы с ним ненадолго.
– Ну что ж, цветок дает мне понять, что он вполне мог бы сменить
место. Он мог бы пойти со мной. Он не хочет оставаться в ожи-
дании.
В этом месте я предложила завершить имагинацию, которая длилась
шесть минут. В результате короткой завершающей беседы (пар. 3.7)
стало ясно, что эта первая имагинация поразила г-жу Мусат своей
наглядностью и очевидностью. Этот цветок, будто случайно по-
явившийся из ее внутреннего мира, вызвал не только радость своей
74
красотой, но и удивление, прежде всего, тем, как отчетливо она

почувствовала амбивалентность по отношению к нему. Когда она
захотела быть с ним долго, ей помешало внутреннее беспокойство –
спонтанно у нее получилось воспринять цветок как символ самости:
все представленное в имагинации было главным образом связано
с ней самой! Г-жа Мусат покинула мой кабинет, будучи слегка воз-
бужденной и задумчивой.
Как можно было понять эту первичную имагинацию? К чему она,
проведенная на последней пробной сессии, могла бы побудить па-
циентку в тот долгий промежуток времени, в течение которого мы
с ней не увидимся? Какие импульсы могли исходить из проявивше-
гося в имагинации? Что эта имагинация, которую я связывала так-
же и с биографическими данными пациентки, и со своими психоди-
намическими рассуждения на предшествующих сеансах, говорила
мне как терапевту? Что она, помимо всего этого, обозначала для на-
ших складывающихся отношений?
Для моих диагностических соображений имагинация была чрез-
вычайно полезна. Первой, очевидной ее особенностью был кон-
траст. Мягкость раскрывшегося цветка контрастировала с очевид-
ной ребристостью стебля. Цветок был восприимчив к движениям
наблюдающей за ним пациентки, стебель был упругим и прямым.
Белый или фиолетовый? Тональность цвета колебалась из-за не-
решительности. Пациентка назвала цветок ирисом (die Iris), не ис-
пользуя при этом немецкий аналог слова (die Schwerlilie), решившись
на использование женского имени – Ирида. Имя die Schweirtlilie так-
же включало бы в себя контрастное значение: оружие войны и сим-
вол беспорочной чистоты. Мотив контраста был продолжен, когда
сначала был представлен лишь один-единственный цветок. Цветок
выделялся из однородной зеленой травяной массы благодаря свое-
му размеру и яркому цвету. Он стоял отдельно в саду родителей, где
было много различных клумб, которые появились, в свою очередь,
в контрасте с дикими зарослями. Наконец, нашли свое выражение
контрастирующие стремления по отношению к цветку: пациентка
хотела его долго разглядывать, но не могла там оставаться слишком
длительное время. Она не хотела его срезать и хотела оставить таким,
какой он есть, но, с другой стороны, она также хотела взять его с со-
бой (например, выкопать).
У этой имагинации были и другие, хотя и менее выраженные осо-
бенности. Например, определенные языковые формулировки: креп-
75
Глава 4
ко держаться, быть надежно прикрепленным к стеблю. Слово четко

использовалось многократно. По содержанию привлекали внима-
ние темы чего-то особенного (цветок особенно красив, возвышался
над простой травой) и «одиночества/автономии» против «связи/пре-
бывания на исконном месте». Цветок хотел бы пойти с ней, но должен
был быть оставлен здесь, оставлен таким, какой он есть. Сначала она
увидела его одиноко стоящим и лишь затем среди других растений.
Благодаря такому своеобразию данная имагинация обрела осо-
бенное, неповторимое лицо, она показывала что-то. Содержатель-
ная насыщенность и форма представления имагинации позволили
сделать гипотетические предположения о пациентке, которые до-
полнили мое терапевтическое понимание ее личности и сферы ее
внутренних конфликтов.
Таким образом, я пыталась установить связь имагинации с полу-
ченными ранее анамнестическими данными и сценическими сооб-
щениями пациентки. Я проверяла, как образ цветка сочетался с этой
информацией и на чем, возможно, следовало бы сделать несколько
иной акцент. Мой диагностический взгляд охватывал несколько на-
правлений: представленную структуру личности (а), сферу внутрен-
них и внешних конфликтов (б) с сознательными и бессознательными
желаниями отношений (в) и их защиту (г), возможности пациентки
обходиться с этим («ресурсы», «сила Я») (д), а также разворачиваю-
щийся процесс переноса (е).
Представленный пациенткой образ цветка отражал, прежде всего,
определенные аспекты ее структуры личности (а): ее прямую, лако-
ничную манеру поведения, которая выражалась в таком же прямом,
ребристом стебле, ее ориентированность на потребности других –
в бархатистом, раскрывшемся в форме воронки цветке, который
как будто «прислушивался» к ожиданиям других. Необыкновен-
ная работоспособность пациентки, которая имела ученую степень
и занимала очень высокую и ответственную должность, обнару-
живалась в теме Значительности, и в том, что цветок был таким же
прекрасным и активным, как и высокомотивированная, хорошо вы-
глядящая пациентка, даже несмотря на то, что она не делала акцен-
та на своем женском обаянии.
Но также осознавались и внутренние конфликты (б): в то вре-
мя как мягкий цветок был надежно прикреплен к стеблю и хорошо
питался через него, ощущался интрапсихический конфликт между
«женской» (мягкой, ярко выраженной, «страстно» обращенной, эмо-
76
циональной) и традиционно называемой «мужской» (хорошо ориен-

тированной, целенаправленной, ясной, с четкими контурами) час-
тями самости. Символ цветка объединял в себе, в бутоне и в стебле,
эмоциональный мир и жизненную активность пациентки. Обе эти
стороны приводили в результате к взаимодополняющей целостнос-
ти. Как это можно было соотнести с жизнью пациентки? Моменты
целостности наступали редко, половая идентичность была неустой-
чивой. Доминировали мысли о выгоде и результатах. Все было под-
чинено профессиональной деятельности и достижению успеха до тех
пор, пока ее жизненные силы бунтовали против брака, желания иметь
детей, потребности в свободном времени, радости и наслаждения
жизнью. Как уже было сказано, пациентка влюбилась и оказалась
в жизненном кризисе, поскольку не понимала, как можно было со-
вместить это сильное чувство любви и верность мужу, которого она
ценила. Еще одной четко проявившейся в имагинации, хотя и ма-
ло осознаваемой проблемой была лояльность к родителям. Благода-
ря тому, что образ разворачивался в родительском саду, откуда она
и брала свои «корни», в первичной имагинации «определился» фо-
кус, о котором, как о ЦТКО1, на первом этапе краткосрочной тера-
пии могла и должна была пойти речь. Это был вопрос внутреннего
ухода из родительского сада. Могла ли она выкопать себя, могла ли
разрешить себе сделать это: цветок дает мне понять, что он вполне
мог бы сменить место… что я могла бы его выкопать, но мне сложно
решиться на это. Не знаю, было бы это хорошо.
Психодинамически, исходя из образа цветка и анамнестических
данных пациентки, а также той информации, которую она сооб-
щила относительно своих проблем, можно было определить ее цен-
тральное желание (в): с точки зрения самости пациентки это было
желание самого лучшего разрешения конфликта: поскольку у нее
доминировало желание успеха и она стремилась осуществить инте-
риоризованные требования, она отодвигала тоску по проживанию
чувственных желаний и в итоге из-за их нехватки оказалась в ситу-
ации стресса. Было трудно заметить, что в основе здесь лежал базо-
вый депрессивный конфликт, который находился под защитой. В ре-
зультате возник лежащий на поверхности классический конфликт
между Я и Сверх-Я, который стоял на службе защиты чувства вины.
Если обратиться к ее партнерским отношениям, ее желание про-
1 ЦТКО — центральная тема конфликтных отношений (CCRT, Luborsky,
1990. – Прим. ред.).
77
Глава 4
жить с партнером и то и другое (мужское и женское) и не встретить

преград (как это было с ее мужем, который ставил работу на первое
место) также было наполнено конфликтным содержанием.
Если бы желания пришли в движение – и терапия привела бы
к тому, что пациентка захотела уступить им, но была бы не в состоя-
нии сделать это одна, то закономерно следовало бы ожидать, что на-
чнут приводиться в движение защиты, которое были призваны за-
ботиться о недопущении чрезмерной интенсивности этих желаний.
Так, если предположить, что заглушавшиеся на протяжении долго-
го времени желания начали бы выплескиваться через край, они бы
дестабилизировали самость, сделав ее восприимчивой для страхов,
гнева разочарования, скорби по непрожитому, а также для конфлик-
тов между чувствами вины и стыда (пар. 7.7.3). Защита (г) желания по-
лучить внимание и признание особенно ощущалась во второй части
имагинации. То, на чем пациентка делала акцент (оставить цветок
таким, радоваться этому, долго рассматривать), не могло остаться
незамеченным, но она не позволяла себе наслаждаться этим. Появи-
лась обеспокоенность, что цветок может стать избалованным; в обра-
зе также возник встречный импульс отката назад или дозирования
внимания к себе (пациентка будет часто к нему приходить, но задер-
живаться у него ненадолго). В этом особенно четко выражалось на-
пряжение амбивалентности между желанием и защитой от него, до-
минировал бессознательный процесс.
Поскольку в ходе терапии интрапсихические конфликты пере-
текали в интерпсихическую динамику переноса (д) (пар. 7.7.2), которая
действовала как двигатель изменений, можно было прогностически
оценить определенные аспекты имагинации. Пациентка хотела бы
увидеть во мне внимание к ее личности в целом, она хотела бы, чтобы
я посмотрела на нее не только через ее способность достигать резуль-
татов, важность которой она сама скорее преуменьшала. Одновремен-
но с этим она боялась утратить собственную стабильность из-за та-
кого пристального внимания и потому, возможно, нашла терапевта
в другом городе и наметила проведение только краткосрочной тера-
пии. Возможно, она хотела бы также выявить причины своего жиз-
ненного кризиса и найти перспективы для выхода из него, которым
потом могла бы следовать в одиночку, рассчитывая на свое прове-
ренное надежное умение работать, без какой-либо дополнительной
помощи – и, прежде всего, без эмоциональной зависимости от опас-
ных для нее переживаний из прошлой жизни. Ее фразу: Я бы часто
78
к нему приходила, но все же я бы не смогла оставаться с ним рядом на-

долго – я могла понять как относящееся ко мне проявление перено-
са (пар. 7.7.4) – она хотела сочувствия, но в то же время защищалась
от когда-то перенесенного неблагоприятного расставания: цветок
не хочет быть в ожидании.
Наконец, имагинация пациентки давала информацию, каки-
ми «ресурсами», то есть Силой Я (е), она располагала, чтобы взаимо-
действовать с собственными конфликтами. В г-же Мусат привлека-
ло внимание следующее: она могла сфокусироваться на цели (сразу
появился объемный цветок), она также могла обратиться к внутрен-
нему объекту и полностью концентрироваться, тактильно ощущать
и чувственно воспринимать его. Г-жа Мусат, в конечном итоге, смог-
ла вступить с цветком в эмоциональный контакт, взаимодействовать
с ним, осуществить в конце имагинации предложенную мной смену
ролей. Все это опять же отражало сложившееся за четыре пробные
сессии положительное отношение ко мне в переносе. Я же, в свою
очередь, пока еще оставалась в ожидании новой встречи.
4.4. Первый этап терапии

Спустя шесть недель г-жа Мусат пришла на свой первый из восьми
запланированных в течение последующих полутора недель сеансов
терапии, в общей сложности на ее пятый (5) сеанс (при описании
психотерапевтического случая в скобках будет указываться, о каком
сеансе терапии идет речь).
Она сообщила, что прилетела только утром. Вчера она совер-
шила перелет из Милана во Франкфурт, а сегодня – из Франкфурта
в Берлин. И теперь она в течение семи недель будет в отпуске. Со сво-
им преемником г-жа Мусат сработалась, другие же коллеги ничего
не знали о ее решении сменить работу и думали, что она вернется,
то есть это было похоже на «тихое прощание». В перспективе паци-
ентка хотела бы «совмещать Франкфурт и Милан» и решить для се-
бя, наконец, где бы она могла окончательно обосноваться…
Я заметила, как торопливо г-жа Мусат рассказывала об этом,
но сначала мне хотелось обратить внимание на содержание ее рас-
сказа. Я задала вопрос, будет ли ей недоставать признания ее за-
слуг в работе. Она ответила утвердительно, однако продолжила,
что на данный момент для нее важнее ощущение свободы. На са-
мом деле больше всего пациентку сейчас занимала встреча с мужем,
79
Глава 4
которая рано или поздно должна была состояться. Он хотел ее удер-

жать, но она хорошо себя чувствовала с Франческой и видела свое бу-
дущее скорее с ней. Она уже «решила» это для себя, но муж ее ждал.
Из-за этого г-жа Мусат ощущала давление. Я спросила, как в данный
момент происходило ее общение с мужем. Она ответила, что иногда
они созваниваются по телефону, обсуждая практические вопросы.
О чувствах они не говорили. Он постоянно повторял, что ждет ее ре-
шения, и при этом «ничего не предпринимал».
Во время рассказа пациентки в контрпереносе (пар. 7.7.5) я ощу-
щала себя обеспокоенной и ищущей, что, конечно же, отражало мое
внутренне желание не поддаваться этому состоянию и не дать затро-
нуть себя эмоционально. Я воспринимала ее еще «очень дистанци-
рованно» и наблюдала, как она постепенно, ни на что не отвлекаясь,
направлялась вперед к намеченной терапевтической цели. Эмоции
находились «еще вне процесса», и мне казалось, что она как будто
что-то выжидала. Затем возникла небольшая пауза, во время кото-
рой я, немного помедлив, спросила: «А где вы сейчас внутренне?»
Сначала пациентка продолжила говорить о внешнем, но постепенно
дала больше пространства эмоциям. Как она нервничала из-за отъ-
езда, как взяла с собой велосипед, как ее целиком захватили воспо-
минания о времени принятия решений после учебы в университете…
Я заметила, что г-же Мусат требовалось время, чтобы снова осво-
иться и наладить контакт со мной. Она еще не могла прямо и от-
крыто говорить о своем внутреннем беспокойстве. Поэтому я нача-
ла с вопроса: «Как бы она хотела провести время в Берлине?» У нее
здесь было несколько друзей, которые снимали жилье поблизости.
Она хотела осмотреть город, посетить выставки, хотела почитать.
Также она взяла с собой несколько незавершенных дел по работе…
Затем при помощи открытого вопроса, побуждающего к действию,
я попробовала вернуть г-жу Мусат к имагинации на мотив «Цветок».
Я спросила, как все то, что она сейчас описала, соотносится с пред-
ставленным ей в образе, а также принесла ли она рисунок. (В качестве
поддержки, после первичной имагинации, чтобы ей было легче со-
хранять внутренний контакт со мной во время шестинедельной па-
узы, я предложила ей нарисовать рисунок – пар. 7.5.) Она ответила,
что часто думала об этом, но только вчера его нарисовала. «Это было
похоже на домашнее задание?» Она улыбнулась: Возможно, немного.
У нее уже давно сложилось четкое представление, что она хотела бы
изобразить, а потом появилось желание это сделать.
80
Вместе с г-жой Мусат мы посмотрели на рисунок: симметрич-

ные лепестки бутона, стебель с асимметричными, неравномерно
расположенными, выглядящими достаточно естественно листьями.
Клумба круглой формы хорошо ухожена, задний фон значительно
смазан. Пациентка на рисунке объединила нечто противоположное.
Она высказала мысль, что хотела бы предоставить ирису большую
свободу действий – остаться там или уйти вместе с ней, но, возмож-
но, она и сама нуждалась в большей свободе.
Затем она спонтанно вспомнила ночное сновидение:
Я ехала со своими итальянскими коллегами на небольшой незна-
комый горнолыжный курорт по направлению к Словении, который
вдруг оказался местом, где все встретились. Там было много дру-
зей из моего студенческого времени. Мы хотели поставить пьесу.
Это была простая пьеса о сельской жизни, содержание которой
немного смешалось с реальностью. Царили хаос, суматоха, ничего
не было отрепетировано. Я не знала, когда будет мой сюжет и ко-
гда мне нужно выходить. Я должна была играть одну сцену вместе
с Франческой. Затем был провал в сновидении, я оказалась на ра-
боте. Кто-то принес пирог. Мой начальник сказал: у нас 13 кусков,
но нас 15 человек. Он сказал, что пирог нужно разделить. Все за-
нервничали. Затем снова провал, и я очутилась на вечере с нашими
поставщиками. Мы смотрели спектакль. Я сидела между постав-
щиком и коллегой. Первый совершал попытки сближения, я их от-
клоняла. В то же время с коллегой у меня был доверительный, по-
добающий телесный контакт.
Вдруг я подумала, что и в данный момент в моем кабинете речь шла
о поиске подобающего контакта и о сближении, но не высказала свои
мысли вслух. (Такая интерпретация переноса в психоаналитической
терапии, сделанная слишком рано, могла быть понята как неподхо-
дящая «попытка сближения» и вызвать сопротивление – пар. 7.7.6.)
Я просто спросила пациентку, какие у нее есть идеи на этот счет. Ее
ассоциации показали в итоге, что на работе незадолго до прощания
она чувствовала себя «на грани» и не понимала, что на самом деле
ее так эмоционально захватывает. Она даже не смогла попрощаться
со всеми, как хотела. Г-жа Мусат всегда была той, кто при дележе
следил за соблюдением справедливости. Она ни перед кем не хотела
«быть виноватой». Пациентка четко осознавала: она была ужасно из-
мучена тем, что ей нужно было всегда всех собирать вместе, обо всем
81
Глава 4
заботиться и стараться всем угодить – это было так же, как в детстве,
прежде всего, в отношениях с матерью. Но фактически она обна-
ружила себя сидящей в одиночестве, истощенной, испытывающей
скорбь – где она была на самом деле?
Сеанс подходил к концу. Мой вышеописанный контрперенос
и осторожное дозированное сближение через интервенции, а также
активно поддерживаемая взаимосвязь с имагинацией 6-недельной
давности через нарисованный рисунок – все это позволило г-же Му-
сат рассказать мне ее ночное сновидение – первичное сновидение
в нашем терапевтическом процессе (пар. 3.6, экскурс 6: Первичное
сновидение). Содержащиеся в нем размышления (например: Все это
только спектакль? Какова моя роль?) и возникшая натянутая живость
пациентки, противоречащая моей попытке осторожных проясне-
ний в беседе, а также ее воспоминания о юношеском возрасте вновь
способствовали нашему сближению: я смогла почувствовать ее и ее
потребности, которые она принесла с собой, а также ее потенциал.
После сеанса я размышляла, как первая имагинация могла по-
влиять на г-жу Мусат за те недели, что мы не виделись. Как она сама
сказала, она часто о ней думала, но все время откладывала момент
рисования на потом. Возможно, пациентка ощущала внутреннее дав-
ление необходимости показывать только хорошие результаты? Это-
го следовало ожидать, исходя из гипотезы переноса. В выражении
«домашнее задание» содержались оба аспекта: достижение и уме-
ние приспосабливаться.
Возможно также, что г-жа Мусат, с одной стороны, использова-
ла образ цветка для собственного нарциссического усиления («Мой
цветок красивый, яркий, мощный, – возможно, и я тоже? Или я то-
же могу быть такой?»), с другой стороны, чтобы подойти к теме ам-
бивалентности и к исследованию самости («Откуда у меня столько
противоречий, как будто уже знаю о них из моего прежнего опыта
отношений?»). Таким образом, я могла бы ожидать, что г-жа Мусат,
высказывая такие мысли, приближалась к разговору о собственной
биографии, особенно к теме достижения высоких результатов, ко-
торых требовали от нее родители. Я надеялась, что кратковременно
испытанный в имагинации опыт приятного аффективно сбаланси-
рованного состояния при наблюдении цветка (в начале имагина-
ции) мог бы стимулировать ее к большей свободе подобных пере-
живаний в жизни и дал бы возможность поразмышлять, почему она
этому внутренне сопротивлялась. Имагинация и рисунок как «со-
82
вместный терапевтический продукт» (пар. 3.7 и 7.5) также способст-

вовали бы «установлению отношения» ко мне как к терапевту и под-
держке мотивации и надежды.
На следующий день (6) г-жа Мусат показалась мне совсем дру-
гой: она выглядела отдохнувшей и свободно начала сеанс с расска-
за о своем сновидении:
Я была у коллеги в горах. Была весна. У меня с собой оказалось два
свежих авокадо. Мы были у нее дома. Она ждала ребенка. Все уже
было подготовлено для него. Там была еще винтовая лестница.
У меня было чувство, что она благодаря беременности могла уде-
лить себе время.
Она сказала мне, что ощущала весну и здесь, в Берлине. Вчера она
каталась на велосипеде, наслаждалась пением птиц и чувствовала
себя как будто ожившей. В то время как она торопливо рассказывала
об этом, я размышляла, что ее ощущение весны было обусловлено
несколькими факторами: снижением уровня стресса, гордостью
за то, что она смогла взять отпуск, благодаря полученному в терапии
нарциссическому усилению. Но она пока еще внутренне не могла
осознанно сосредоточиться на этих «источниках». Она продолжала:
коллега из сновидения была женщиной, которая организовала свою
жизнь таким образом, чтобы она ее устраивала. Она «нашла свою
золотую середину» и, к слову сказать, на самом деле была беременна
в данный момент. С ней пациентка не хотела бы прерывать контакт,
у нее даже возникло желание поговорить с этой коллегой об от-
ношениях с Франческой. У меня проскользнула мысль (пар. 7.7.4),
что подруга воплощала желание пациентки найти золотую середину.
Скорее всего, г-жа Мусат пыталась в терапии донести это до меня.
Возможно, при помощи положительного катексиса коллеги она пы-
талась установить с ней параллельные терапевтичским отношения,
исходя из переноса, так как все еще очень боялась усиления близости
со мной. С другой стороны, она была «в интересном положении», вы-
нашивая своего «терапевтического ребенка», что можно было «про-
честь» в сновидении на субъектном уровне (пар. 7.4, экскурс 9: Субъ-
ект-объектная дифференцированная интерпретация сновидения).
Возвращаясь к упомянутым ранее авокадо, г-жа Мусат вспомни-
ла, как во время недельного отпуска на Мадейре она с удовольст-
вием ела авокадо и как по возвращении домой посадила в горшок
привезенные оттуда косточки, хотя это было совсем нетипично
83
Глава 4
для нее. Подобный горшок с посаженной в землю косточкой она

отдала на прощание Франческе. Как символ надежды, что что-то
сможет развиться. И как то, за чем Франческа должна была ухажи-
вать. Я спросила, обрадовалась ли этому Франческа. На самом деле
она, похоже, отреагировала немного сдержанно и явно была удивлена.
И как будто извиняясь, г-жа Мусат добавила: Было видно только зем-
лю. «А какими в вашем сновидении были плоды авокадо?» Они были
крупными, как манго, и разбитыми, как будто упали с дерева, но они
упали еще незрелыми.
Затем пациентка заговорила о том, что Франческа мечтает иметь
детей. Я заметила, что она как будто чего-то испугалась (Созрели ли
отношения с Франческой для этого?) и почувствовала, что была за-
стигнута врасплох, поскольку эта значимая для пациентки тема упа-
ла на меня «как недозревший плод с дерева». В анамнезе этот вопрос
был бегло затронут в рамках проблем ее брака. В моей последующей
рефлексии я ощущала эти «мысли о детях» все-таки как что-то сим-
волически отсылающее меня к началу терапии: к ее надежде, что те-
рапия поможет ей открыть в себе что-то новое, живое.
Г-жа Мусат стала рассказывать о своих многочисленных фан-
тазиях на тему родительства и задавать возникающие по этому по-
воду вопросы. Когда она была с супругом, тема детей была для нее
не просто словами. Она в принципе хорошо ладила с детьми, могла
взять на себя ответственность за них, но могла ли она сама выносить
ребенка? И насколько хорошо это было бы для ребенка, если бы он рос
в семье с двумя матерями, а не в семье с отцом и матерью? Если бы,
например, Франческа стала вынашивать ребенка, так как каждая
женщина видит себя матерью и хочет иметь собственного ребенка,
привело бы это к конфликтам? Кроме того, очевидно, что невозможно
смешение генетического материала между Франческой и г-жой Му-
сат, как это происходит между женщиной и мужчиной. Это было
очень печально, ведь оба родителя многое передают своим детям
генетически …
Г-жа Мусат все больше сбивалась на монолог, свободный от эмо-
циональных переживаний. Если бы я работала в рамках психоанализа,
я могла бы сфокусироваться на «убегающем вперед» сопротивлении
(пар. 7.7.6) или в дальнейшем соотнести тему детей с развивающимся
переносом. (Что она хотела бы здесь со мной «выносить»? Какие у нее
были страхи по поводу того, как «смешивались бы наши гены», смог-
ли бы мы вместе «выносить» наше терапевтическое дитя и т. д.) Од-
84
нако в этот момент я предложила г-же Мусат провести имагинацию

как иную форму дозированной работы с сопротивлением, тем более
что, благодаря рассказанному ей сновидению, мы уже приблизились
к имагинативному уровню, и у нас оставалось достаточно времени
для представления образа.
Как обычно, в качестве следующего побуждающего мотива
(пар. 7.2) на начальном этапе терапии я выбрала мотив «Луг».
– Я вижу горный луг, где раньше часто бывала весной со своей семь-
ей. Снег совсем скоро растает, начинает расти трава, местами
она уже сочная и зеленая. Сейчас вторая половина дня, и солнце
уже согревает своим теплом. Вокруг лес, видно только несколько
небольших хозяйственных построек. За долиной открывается чу-
десный вид. На заднем фоне видны горы, покрытые снегом. Кроме
меня, здесь никого нет, и это здорово.
– Вы можете описать то место, где вы находитесь?
– Да, я сижу, нет, сейчас уже лежу, чувствую теплые лучи солнца,
сплю, немного дремлю. Я воспринимаю все очень насыщенно: све-
жий воздух, птицы.
– Вы слышите пение птиц?..
– Да…
– Какое воздействие это все оказывает на вас?
– Я воспринимаю это как единое целое и являюсь частью этого. Но од-
новременно я здесь как будто непрошенный гость. Но я не мешаю.
Все сочетается друг с другом. Меня тоже можно воспринимать
как часть этого целого. Я чувствую, что здесь я забираю, а не от-
даю.
– Это приятное чувство?
– Да, я все это впитываю. Я глубоко дышу, расцветаю при этом. Вби-
раю воздух, аромат, тепло.
– А какой аромат вы ощущаете?
– Это аромат свежего горного воздуха. Он пахнет лесом вперемеш-
ку с сухим лугом. Почти как солома.
– Как будто аромат приятно укутывает вас?
– Да. Он оживляет и дает энергию. То, что есть солнце, очень важно.
– Как вы его ощущаете?
85
Глава 4
– Я чувствую его тепло на лице, на голове, также на животе. Но боль-

ше всего на голове… Вокруг растут горные цветы: крокусы, приму-
лы. Они все распускаются, тянутся к солнцу. Я сплю, это такой
чуткий сон, наполовину сон, а наполовину грезы. Мне очень прият-
но, хоть я и не знаю содержания сновидения. Какое прекрасное со-
стояние – спать и грезить!
Эта имагинация сначала продолжила актуальную в данный момент
тему «весеннего» отпуска и приезда в Берлин, а также отразила тему
развивающихся между нами отношений (снег – который еще места-
ми ощущался во время вчерашнего сеанса – совсем скоро растает,
все уже начало мощно расти) и открыла перспективу, что в дальней-
шем, не касаясь конфликтных моментов, удастся заново поднять
тему связи с родителями (время, проведенное вместе с родителями
на каникулах). Одновременно с этим переживание одиночества
в образе было для г-жи Мусат как «подпитка», и я отметила, что она
выделяла в теме регулирования близости/дистанции более пред-
почтительное для нее сейчас состояние – быть одной (пар. 7.7.3):
Кроме меня, здесь никого нет, и это здорово. Она хотела бы почувст-
вовать себя автономной – она могла взять что-то от природы, солнца,
то есть воспринять атмосферу сеанса терапии подобным образом
и противопоставить ее своей обычной поспешной жизни. Только
в конце пациентке снова потребовалось контролировать предостав-
ленность самой себе, и она отступила немного назад: наполовину сон,
а наполовину грезы, мне очень приятно, хоть я и не знаю содержание
сновидения. Этим она демонстрировала, как жаждала узнать это со-
держание хотя бы в общих чертах.
Я проводила данную имагинацию исключительно в технике ввод-
ного сопровождения (пар. 7.3). Такой тип интервенций способство-
вал вхождению в процесс имагинации и одновременно его углубле-
нию. Это было возможно благодаря выражающим интерес вопросам
об описании образа, поворачивающим пациентку к чувственному
восприятию, в особенности слуховому и обонятельному (пар. 7.3,
экскурс 8: Акустическое измерение имагинации). Это было важ-
но для г-жи Мусат, которая, как и многие другие пациенты в нача-
ле терапии, находилась «исключительно в своей голове» и была от-
странена от целостного восприятия себя. В этом случае совершенно
целесообразно было затрагивать тактильные ощущения, слух и обо-
няние. Это помогало, с одной стороны, самовосприятию пациент-
86
ки, а с другой стороны, получению «согласия» ее Сверх-Я на погру-

жение в состояние регрессии. Данный стиль интервенций можно
было бы также обозначить как «способствующий регрессии». «Ре-
грессия на службе Я» (Kris, 1952) усиливала самость, но и побуждала
при необходимости к защитным реакциям в системе этой самости
(пар. 7.3). Такая защитная реакция присутствовала в незначительной
дозе и имела место только в последнем эпизоде этой имагинации.
Данное состояние – ощущение каникул и отпуска – усилен-
ное представленной имагинацией, пробудившей чувства и эмоции,
еще шире раскрылось на следующем сеансе (7): Сегодня я наслажда-
лась утром! Это бывает так редко! Вчера она много гуляла по горо-
ду и встречалась с подругой. Вечером того же дня она хотела сходить
в театр, но почувствовала усталость и осталась дома. Вместо этого
она разговаривала по телефону, эти звонки она давно откладывала.
Своим родителям г-жа Мусат сообщила, что здесь у нее все замеча-
тельно. Но во время телефонного разговора вновь появилось раздраже-
ние по отношению к матери. Это было такое же чувство, которое она
испытывала прежде, когда мать в письмах выказывала недовольст-
во по поводу ее отношений с женщиной в Милане. По мнению ма-
тери, она должна была приложить все усилия, чтобы снова сойтись
к Юргеном. Пациентка была в растерянности, почему у нее возни-
кает такое сильное раздражение на мать.
Это сообщение порадовало меня. Она наконец-то отошла от от-
влекающих ее театральных постановок и сконцентрировалась на сво-
ем «внутреннем представлении»: благодаря нашим предыдущим
сеансам и тому, что имагинация укрепила ее, через концентрацию
на себе самой пациентка смогла принять конфликт таким, каким он
уже был непосредственно «отображен» в образах «Цветка» и «Луга»:
и Ирис, и горный луг были связаны с родителями. Внешне это вы-
глядело так, что она вынуждена была принять конфронтацию с ма-
терью в разговоре по телефону, однако она тут же затронула тему сво-
его внутреннего конфликта. (К слову сказать, метафора горы часто
бывает связана с темой вызова (пар. 7.2); в данном случае вызов был
причиной конфликтного разговора с родителями.)
Чтобы позволить г-же Мусат больше следовать аффективным
переживаниям в нашей совместной терапевтической работе, я сна-
чала стимулировала ее к освобождению от чувства раздражения,
а затем к пониманию того, чем было вызвано это чувство, и проясне-
нию, по какой причине это происходило. Благодаря этому пациент-
87
Глава 4
ка обнаружила что она снова потеряла свою четкую позицию. После

предыдущего сеанса ее целый день не покидало ощущение яснос-
ти наряду с «ощущением весны»: Я хотела бы жить вместе с Фран-
ческой в Милане. Эта ясность вновь пошатнулась из-за замечаний
матери, что вызвало в ней раздражение. Ее угнетало, что она лиша-
лась «поддержки матери». У пациентки появился страх, что она де-
лала ей больно, оставаясь при своем решении. Это было включено
в конфликт, как и ее давнее стремление угодить матери.
Я спросила г-жу Мусат, как она справилась при разговоре с ма-
терью с упомянутым конфликтом. Она сказала, что отметила упре-
ки матери, но оставила их без ответа, также она проигнорировала
и свою внутреннюю реакцию. Она не стала спорить. Для нее как буд-
то только теперь прояснилось, что она должна была решиться на кон-
фликт. Ведь после этого разговора пациентка почувствовала себя
одиноко и подавленно.
Я предполагала, что об имеющемся внутреннем конфликте се-
парации речь пойдет только на втором этапе терапии. Сначала было
важно рассмотреть внешнее противоречие как таковое и вынести на-
ружу, что она по этому поводу испытывает, вместо того, чтобы пере-
живать это в себе и чувствовать себя одинокой и подавленной (так же
как и в ее детском сновидении о борьбе двух цветов). Я остановилась
на этом и спросила, замечала ли она, что, воспринимая что-то кон-
фликтное, она сначала пропускает это через себя и предъявляет свои
эмоции другим намного позже или удерживает их в себе.
Да, она хорошо об этом знала. Поэтому она всегда внешне ка-
залась более сдержанной и спокойной, чем была на самом деле. Ей
во многом приходилось договариваться с самой собой. Чаще всего
она скрывала свое недовольство по отношению к матери и старше-
му брату. Я увидела, что г-жа Мусат стала очень задумчивой и вну-
тренне обеспокоенной. Она молчала.
Я предложила ей посмотреть рисунок луга. Возможно, она смог-
ла бы обнаружить там только что затронутую тему. С помощью дан-
ной интервенции я попробовала вовлечь г-жу Мусат в беседу, так
как в контрпереносе ощутила, что в своем задумчивом молчании
она снова «пыталась договориться с собой».
Луг, который был изображен на рисунке, был знаком ей с детст-
ва, еще с тех времен, когда они с родителями на Пасху совершали
совместные выезды. В переходном возрасте она любила там бывать.
Это давало ей ощущение «удовлетворения от состояния одиночест-
88
ва». Пациентка снова резко остановилась, как будто не хотела это

анализировать. Я предложила ей еще раз посмотреть на рисунок та-
ким образом, будто его нарисовал кто-то другой: «Вы открыли книгу
и натолкнулись на этот рисунок. Что бросилось вам в глаза?» (При по-
мощи установления такой дистанции иногда удается рефлексия, ко-
торая меньше подвержена реакциям защиты – пар. 7.5).
Г-жа Мусат решилась начать:
Луг, окруженный лесом, выглядит как крепость. Это внутренний
круг. Здесь есть внешняя и внутренняя стороны, виден горизонт,
все четко отделено друг от друга. Хозяйственную постройку она
изобразила на рисунке как непригодный для жилья дом. Тропин-
ка внезапно обрывалась у леса. Человек (то есть она) как будто
шел неверной дорогой. Также было неясно, вела ли эта тропинка
к дому. Дом мог бы символизировать ее тоску по домашнему оча-
гу. Но в то же время он скорее находился здесь потому, что так
полагается. На символическом уровне можно было наблюдать,
что г-жа Мусат погрузилась во внутренние конфликтные пе-
реживания cвоего детства. Я обратила ее внимание, что у дома
как будто бы есть «лицо». Да, оно смотрит совсем в другую сто-
рону. Это не очень-то располагает и выглядит негостеприимно.
Я спросила ее, могло ли это быть похоже на ее внутренние пере-
живания, связанные с «родительским домом», где ее мать все-
гда находилась рядом, но была негостеприимной. Да, и она хоте-
ла бы уйти от этого, сказала она решительно. Во всяком случае,
это было изображено на рисунке. Как будто ей еще предстоя-
ло найти свой путь, который на рисунке обрывался у леса. Лес
она воспринимала как стену: Тенистую, неизвестную, прохлад-
ную, неровную, густо заросшую травой (лес часто ассоциируется
с бессознательным, однако в данный момент я не стала заост-
рять на этом внимание – пар. 7.2).
Когда г-жа Мусат размышляла об этом «человеке» (как она неко-
торое время, дистанцируясь, называла себя), ей было непонятно,
отдыхал ли он или хотел продолжить свой путь. Его стопы были по-
дозрительно маленькими. Человек выглядел как пятнадцатилетний
мальчик.
По окончании сеанса мне еще были непонятны некоторые момен-
ты. Но я размышляла о том, что было совершенно очевидно: г-жа Му-
сат при помощи данной имагинации регрессировала и возвратилась
89
Глава 4
назад к вопросам идентичности и сепарации. Данные вопросы бы-

ли типичными для периода юности и полового созревания: необхо-
димость разобраться в привычном «родительском укладе», а также
обрести собственный «внутренний дом», найти свой путь. Сейчас
она снова решала эти проблемы.
В начале сеанса (8) г-жа Мусат заявила: вчера она решила, что
на выходные останется в Германии и поедет к Франческе только
в следующую среду, после окончания первого этапа терапии. При-
оритеты поменялись. Сейчас ей было важно поговорить с родителя-
ми и объяснить им, куда она двигалась в жизни. У нее было много
мыслей, почему отношения с мужем умерли. Мы никогда открыто
не обсуждали наши конфликты, потому что я и сама недостаточно
их осознавала. Она пыталась донести до мужа, что должно быть что-то
объединяющее их, например, жизнь вместе с детьми в общем доме.
Однако он продолжал бездействовать. Г-жа Мусат начинала пони-
мать, насколько ее ранило, что он оставался пассивным, не зани-
мался поиском дома, не хотел ничего менять: Жить вместе только
в выходные дни, а остальное время пребывать в ожидании. Пациентка
снова вернулась к теме желания иметь детей. Даже здесь он не прояв-
лял активности: Скажи мне, когда ты забеременеешь. Она же всегда
считалась с ним и старалась принимать его и его интересы, ведь он
не мог иначе. Однако и она не могла долго сдерживать свои желания.
Слушая г-жу Мусат (пар. 7.7.6), я отметила, что она впервые вы-
разила раздражение по отношению к мужу. На меня навалилась тя-
жесть понимания: как можно было расценить ее острую необхо-
димость «конфронтации с родителями»? Как с этим было связано
впервые так ощутимо возникшее раздражение по отношеню к Юрге-
ну? Перенесла ли она на него то, что обычно было обращено к роди-
телям и, возможно, даже к Франческе, к которой она теперь впервые
не хотела ехать? Размышляла ли г-жа Мусат, находясь в этом перено-
се, как ей выстраивать отношения со мной, чтобы разобраться в кон-
фликте с родителями? Идеализировала ли пациентка Франческу,
обесценивала ли Юргена? Что означала тема желания иметь детей?
Я понимала, что для предстоящего в выходные дни разговора
с родителями ей необходимо было «собраться» и запастись «энергией
для сепарации». Поэтому в данный момент я не стала делиться с нею
своими размышлениями обо всех этих сопоставлениях: в условиях
проведения краткосрочной терапии особенно важно было сфоку-
сироваться на попытке стабилизировать пациентку эмоционально.
90
К тому же мне стало понятно, что она выстраивала «защиту в виде

оправдания», поскольку ей было очень тяжело представлять отлич-
ную от родительской позицию, не испытывая при этом чувства ви-
ны. Я решилась на то, чтобы до выходных дней использовать время
терапии для подготовки к конфронтации с родителями. Опираясь
на ее негативные переживания отношений в браке и на последний
сеанс, я спросила: «Как давно вы проявляете эту сдержанность, с ко-
торой вы высказываетесь о своих желаниях?».
Да, г-жа Мусат очень хорошо знала это с ранних лет. Она часто
чувствовала себя непонятой, но никогда не говорила, чего хочет. Ино-
гда она и сама этого не знала. Например, пациентка довольно часто
должна была присматривать за своей младшей сестрой, так как все
остальные хотели куда-нибудь пойти, то есть они точно знали, чего
хотят, она же – не знала, и ей ничего не оставалось, кроме как вы-
полнять порученное задание.
«А что вам мешало выразить свои желания, постоять за себя?»
Это был страх услышать критику и отрицательную оценку. Воз-
можно, с Юргеном тоже такое случалось. Часто он казался без-
участным. Если он вдруг говорил что-то, что мне казалось невер-
ным, он отказывался от своих слов раньше, чем я успевала сказать
об этом. «То есть было что-то, что вас объединяло и что вы це-
нили, и, возможно вы думали, что это могло бы помочь вам обо-
им избежать конфликта».
Г-жа Мусат подтвердила это и добавила, что он списывал все
на ее стресс от работы и скорее игнорировал существовавший
в их отношениях конфликт.
Ценным было чувство общности, из которой каждый черпал что-то
свое. Оно непременно должно было сохраниться, дабы избежать
разногласий. Я хотела расширить ее взгляд и спросила: «А как об-
стояли дела с разногласиями в вашей семье?».
Г-жа Мусат обратила внимание на то, что все конфликты вращались
вокруг ее матери, которая была единственной в семье, кто в скрытой
или явной форме выражал свои ожидания и предъявлял завышен-
ные требования. Если вдруг кто-то нарушал ее послеобеденный сон,
у нее были приступы ярости. Брат пациентки очень часто ссорился
с матерью, сама же пациентка, напротив, принимала во внимание ее
особенности и хотела ее поддержать. Также г-жа Мусат знала, каково
91
Глава 4
это – испытывать состояние всеобъемлющей, бессильной ярости

по отношению к брату, ведь он часто унижал ее. Когда он в одном
из телефонных разговоров услышал от нее смутное намерение раз-
вестись, он начал призывать ее «в качестве воплощения социальной
совести» не делать этого и пытался пробудить в пациентке чувство
вины. Ведь он был шафером на их свадьбе. С тех пор она стала дер-
жаться на определенной дистанции от брата.
На следующем сеансе (9) пациентка продолжила тему, которая
ее волновала: Как сделать так, чтобы родители услышали меня? С не-
давнего времени они точно знают, что я хочу развестись, но все время
говорят, что я должна попробовать еще раз. «И вы снова начинаете
оправдываться? А могли бы вы спросить родителей, из чего они ис-
ходят, говоря это?» Да, я в самом деле все время оправдываюсь, задум-
чиво сказала г-жа Мусат. Раньше ей не казалось это таким явным. Да,
она обязательно должна была попробовать спросить их об этом. Она
надеялась, что этот вопрос помог бы продолжить разговор.
«А что вас побудило поехать в выходные дни к родителям, а не по-
лететь к Франческе, как вы планировали это сделать ранее?» Этим
вопросом я попыталась затронуть «неявную» тематику последне-
го сеанса.
Ей было важно прояснить ситуацию с родителями, но она чувст-
вовала себя «истощенной». Она испытывала страх, но ощущала его
на телесном уровне и не могла поначалу четко описать связанные
с ним эмоции, поэтому я спросила: «А как вы ощущаете истощен-
ность? Г-жа Мусат начала размышлять вслух: ей было непонятно,
было ли это душевное или телесное состояние. Возможно и то, и дру-
гое. Она ощущала тошноту. Может быть, она слишком много време-
ни провела на солнце, катаясь на велосипеде? Вообще-то она хоте-
ла бы увидеть и брата тоже. Но почему? Чего она хотела? Пациентка
сама была удивлена, как важно ей было найти понимание семьи. Она
хотела туда, где она чувствовала себя под защитой и в безопасности,
хотя ей и приходилось там всегда оправдываться.
«Похоже, для вас ощущение безопасности связано с родителями
и братом, и чтобы не лишиться этого вы полагаете, что обязательно
должны оправдывать их ожидания? Как будто это ваша внутренняя
модель общения с ними». Она согласилась с этим.
На этом месте я решила прервать нашу беседу и предложила ей
продолжить затронутую тему в имагинации, выбрав побуждающий
мотив «Семья животных». Я ожидала, что имагинация стабилизи-
92
рует достаточно напряженную для г-жи Мусат ситуацию, а выбран-

ный мотив наглядно продемонстрирует конфликт.
– Это далекий ландшафт Северной Фризии1, много зелени, песок
у моря неровный, в углублениях. На лугу пасутся коровы. Нет, сей-
час на передний план выходит семья овец. Они прижимаются друг
к другу, ласкаются друг с другом. Это мать – овца, рядом с ней ба-
ран и ягненок. Мать излучает спокойствие. Малыш стоит рядом
с ней и пьет, ему больше ничего не интересно. В это время баран
и овца заботятся друг о друге. Малыш теперь требует внимание
от матери, а отец продолжает ходить вокруг нее.
– Что он этим демонстрирует?
– Так он ее оберегает, она же ласково трется своей головой о его го-
лову. Он выполняет функцию защитника, внешне показывает свою
силу, следит за тем, что происходит вокруг. Однако вокруг ниче-
го не происходит.
– Да, а что их окружает?
– Тут только они втроем и зеленые просторы. В общем – то все про-
исходит перед сараем, перед ограждением, там много овец. Мать
как будто бы защищает малыша от других – отец тоже. Но спло-
ченного образа семьи не получается.
– Что вы чувствуете по отношению к этим трем овцам?
– Я чувствую себя ближе всего к матери – она дает защиту, ограж-
дает. Баран выглядит немного беспомощным, почти лишним. Ма-
лыш находится в безопасности. Он открывает для себя окружа-
ющий мир, хотя и немного неуверенно. Ему необходима защита.
Иногда он получает толчки от других ягнят.
– Как вы себя чувствуете, когда наблюдаете все это?
– Тошноту. Чувство тошноты связано с ягненком, когда он вместе
с другими уходит из – под защиты. Это такая борьба: сильные се-
мейные отношения – и выход в мир. Также чувство тошноты воз-
растает, когда ягненок находится рядом с матерью. Отец здесь
не имеет значения. Ягненок и отец никак не связаны друг с другом.
– Хотели бы вы спросить ягненка, что для него сейчас было бы хо-
рошо?
1 Район в Германии, находящийся в Федеральной земле Шлезвиг-Голь-
штейн.
93
Глава 4
– Он хотел бы сделать свои первые неуверенные шаги. Хотел бы от-

крывать мир. Он сейчас в стае, где ягнята соприкасаются своими
телами. Все еле стоят на ногах, они падают и снова поднимают-
ся. Спотыкаются о камни. Ласково трутся друг о друга, а также
немного играют. Один снова падает. Это повторяется раз за ра-
зом. Но ягненок не стремится вернуться обратно к матери. Все
очень близко друг к другу, как маленькая группка.
– Как себя чувствует ягненок?
– Он чувствует себя принятым, ему хорошо.
– Вы не могли бы вернуться в начало образа? Вы видели коров.
Что с ними стало?
– Да, картина изменилась. Сейчас я вижу корову и ее теленка. Теле-
нок стоит очень близко к матери. Это образ поиска и предостав-
ления защиты. Он инстинктивно пьет, стоит под выменем и лас-
кается. Мать поворачивает голову к теленку.
– Насколько искренне они ведут себя друг с другом?
– Да, они очень естественные. Они заботятся друг о друге, это не вы-
зывает сомнения.
После имагинации мы смогли провести лишь короткую заключи-
тельную беседу, так как время сеанса подходило к концу. Во время
беседы г-жа Мусат отметила ключевой момент глубокой связи и на-
звала его «прекрасным».
Имагинация была для меня очень противоречивой. С одной сто-
роны, г-жа Мусат выразила в ней свои регрессивные желания: на-
йти идеальную, оказывающую поддержку семью и чувствовать себя
под защитой матери, что не вызывало бы сомнений. С другой сторо-
ны, был понятен ее страх перед предстоящим разговором с родите-
лями: ощущение тошноты, с которым г-жа Мусат уже пришла на се-
анс, возрастало, когда ягненок находился рядом с матерью. Группе
малышей оказывалась поддержка, и это ощущение возвращало па-
циентку к тому времени, когда она на неустойчивых ногах совершала
первые попытки выхода в мир. В то же время в выбираемых ею словах
заключалось что-то агрессивное, так, в стае, например, живут вра-
ги овец – волки. Также было заметно, как много места занимали от-
ношения с матерью в отличие от отношений с отцом.
То, что в самом начале имагинации образ с коровами был заме-
нен на образ с овцами, я восприняла как реакцию защиты: как стрем-
94
ление сместиться из конфликта с матерью в первоначальном образе

с коровами в мир регрессивных желаний в образе с овцами, кото-
рые являлись однородным, сглаживающим все различия стадом.
В конце имагинации, когда в этот защищенный мир начало прони-
кать что-то конфликтное, я при помощи интервенций попыталась
вернуть пациентку к первоначальному образу, чтобы сделать это бо-
лее явным (пар. 7.3). Но ситуация не прояснилась; вместо этого па-
циентка представила в образе отношения коровы и теленка совсем
иначе, чем в начале. Это была более эмоциональная, глубокая сце-
на взаимодействия между матерью и ребенком. Теперь я вновь была
заинтригована: каким будет рисунок г-жи Мусат к данному образу,
проявится ли на нем более отчетливо то, что она защищала (пар. 7.5)?
В понедельник (10) пациентка пришла ко мне, светящаяся от счас-
тья: Я снова вернулась в Берлин, это не просто еще один приезд, это
действительно возвращение! Она рассказала о том, что соверши-
ла «коммуникативный тур» к родителям. Они встретили ее так же,
как тогда, когда она приезжала, чтобы сообщить о свадьбе с Юрге-
ном и познакомить его с ними уже в качестве будущего мужа. Встре-
ча со старшим братом, на что она рассчитывала, не состоялась, он
не смог приехать.
Вчера она еще хотела поговорить с Юргеном по телефону,
но не смогла до него дозвониться. Я должна была… хотела ему…
«Хотела или должна?» Она должна была из-за своей порядочнос-
ти, но она и хотела этого: сказать ему перед началом запланирован-
ной им монастырской недели1, что она видит свое будущее с Фран-
ческой, а ни в коем случае не с ним: Чтобы он уже сам смог с этим
разобраться. Я спросила, как она восприняла разговор с родителями.
Родители встретили ее на вокзале. Они начали с очень прямых вопро-
сов, и это было похоже на допрос. Сначала она только отвечала и ни-
чего не спрашивала в ответ. Отец интересовался, как обстояли дела
с работой. Позже, во время прогулки мать задавала не очень прият-
ные вопросы: Значит ты зачеркнула тему семьи для себя? Ты не хо-
чешь иметь детей? Пациентка опровергла это и сказала, что сейчас
есть возможность, чтобы две женщины могли осуществить свое же-
лание иметь детей. Мать остановилась и заплакала. Слезы матери
она перенесла как-то иначе, чем прежде. Она не пыталась успокаи-
1 В Германии существует возможность проводить отпуск в монастыре
и на протяжении этого времени жить по традициям и обычаям мона-
хов. – Прим. пер.
95
Глава 4
вать ее. Лишь позже она подошла к матери и спросила, что из ска-
занного ей было тяжелее всего принять. Благодаря этому вопро-
су разговор стал более душевным. Мать – таково было впечатление
г-жи Мусат – печалилась, что ощущение спокойной нормальной жизни
находится под угрозой, и беспокоилась, что ее дочери придется сно-
ва что-то доказывать окружающим. Ведь она и сама всегда долж-
на была что-то доказывать, особенно в сложные моменты, которые
возникали в начале брака. Мать воспринимала это очень тяжело.
Г-жа Мусат по-новому почувствовала себя в своей старой роли и те-
перь пыталась обходиться со своей матерью с большим понимани-
ем, но все еще оправдывалась и избегала ссоры. Я сказала:
«Я воспринимаю это как „мир наизнанку“: вы находитесь в кри-
зисной ситуации, но вместо того, чтобы ваша мать занималась вами
и помогала бы вам справиться с вашими проблемами, вы занимае-
тесь ей». Да, это было странно. Но она чувствовала себя после по-
ездки как будто окрепшей. На ней лежало тяжелым грузом, что ро-
дители очень надеялись на продолжение ее брака.
Я спросила ее о том, как себя вел отец в этой ситуации. Отец был
более открытым, он сказал: Это твое дело. Но все же ему тоже бы-
ло тяжело. Он был привязан к Юргену, к его семье и беспокоился,
что она делала слишком поспешные шаги, о которых потом могла
пожалеть. Отец был первым человеком, кому она несколько месяцев
назад рассказала о кризисе в браке. Тогда он поведал ей о пробле-
мах, которые происходили в их семье, когда пациентка была в воз-
расте от двух до пяти лет: оба родителя завели отношения на сторо-
не и затем по предложению матери прекратили их. В то время она,
конечно, ничего не знала об этом. («Да нет же», это не так, подумала
я и вспомнила о ее повторяющемся сне о борьбе двух цветов.) Кро-
ме того, пациентка упомянула, что в период полового созревания
ей казалось ужасным, когда во время каникул дома, на глазах у всех
главврач больницы ухаживал за матерью, флиртовал с ней, в то вре-
мя как отец, выполняя общественное поручение, был занят пробле-
мами какой-то захудалой женщины. Тогда она пыталась серьезно по-
говорить с родителями, но не получила удовлетворительного ответа.
К сожалению, только после разговора с отцом она задалась во-
просом, почему он тогда согласился с предложением матери. Дейст-
вительно ли он этого хотел. Я спросила о ее соображениях на эту те-
му. Собственно говоря, отец был очарован матерью и ее креативным
образом жизни, но он должен был во многом ей уступать и мириться
96
с ее страхами, например, с боязнью летать. Как только проявлялась ее

аэрофобия, он тут же рассматривал другой вариант отпуска. Он с удо-
вольствием бы снизил уровень притязаний, переехал бы в город и наце-
лился бы на старость, мать же – нет. Он во многом ограничивал се-
бя ради нее. Только сейчас пациентка осознала это по-настоящему.
Сколько всего он делал ради матери, сколько прожил не для себя! Я об-
ратила внимание г-жи Мусат на параллели между ней и ее отцом. Да,
беспокоиться о других и даже не ощущать этого. «Как вы себя чувст-
вуете, фантазируя об этом? Что вы об этом думаете?» Задумчиво она
сказала, что внешне больше похожа на мать, но внутренне – на отца.
Было очевидно, что она брала на себя ответственность и всегда была
готова уступить дорогу другим, возможно, даже отдать первенство.
Она точно так же заботилась и о Франческе. С Юргеном же она мог-
ла чувствовать себя более надежно. Но я просто не могла с ним сбли-
зиться. Она испытывала горечь по этому поводу.
Я спросила ее: «Откуда вам знакомо чувство невозможности
сблизиться?». Еще с детства. Я это чувствовала от моей женщины,
видимо, матери. Невозможно было с ней по-настоящему сблизиться.
Г-жа Мусат сказала (11), что вчера после сеанса она была в рас-
слабленном состоянии. Оговорка в завершении прошлой сессии,
как ага-переживание, углубила проработанную ранее параллель
с отцом. Это было как восклицательный знак! Ей все больше стано-
вилось понятно: конфликты с родительской семьей имели для нее
наиболее важное значение. Тяжесть принятия решения в ее собст-
венных отношениях отходила на задний план. Телефонный разго-
вор с Юргеном прошел плодотворно. Он начал работать над собой,
но было слишком поздно.
Она принесла с собой рисунки по проведенной в пятницу има-
гинации, которые она, однако, нарисовала только после посеще-
ния родителей. На них были изображены овцы и коровы. На рисун-
ке с коровами обнаружилось, что отец отсутствовал. Несмотря на то,
что коровы были вдвоем, обе казались одинокими. На рисунке же
с овцами хозяйственная постройка превратилась в дом бывшего од-
ноклассника. До этого дома она часто доезжала на велосипеде, ко-
гда еще училась в начальной школе.
Сначала она нарисовала теленка, который вообще-то должен
был быть коровой, но в итоге получился слишком маленьким. В этом
прослеживался конфликт в отношениях с матерью, очередное ненор-
мальное положение вещей (мир наизнанку); так же, как и в имаги-
97
Глава 4
нации (Я чувствую себя ближе всего к матери), она начала рисовать

не себя, а мать. Контраст с теплыми и глубокими переходами в има-
гинации был особенно заметен на рисунке с коровами, который по-
лучился довольно холодным. Напротив, рисунок с овцами был вы-
полнен в более теплых цветах.
Я предложила следующее толкование: на рисунке с коровами
был показан конфликт, на рисунке с овцами – скорее то, чего она
желала. Г-жа Мусат подхватила это и упомянула о взглядах телен-
ка и коровы, уходящих в никуда. Она не могла вспомнить моментов
нежности с матерью, когда была ребенком. Она была ее первой де-
вочкой, но воспитывалась как брат. Младшая сестра, кстати, тоже.
Если речь заходила о воспитании, она лишь горько пожимала плеча-
ми. Ведь ответственность за младшую сестру в основном несла она.
Своей телесности она не придавала значения. С отцом у нее был хо-
роший душевный контакт. В период половой зрелости пациентки
они ходили вместе пить кофе. Свои проблемы она обсуждала с ним,
а не с матерью. Отец был для нее главным близким человеком, сей-
час же она вдруг начала видеть его границы.
Сеанс подходил к концу. Связав в один контекст нехватку ма-
тери и ее отношение к телесности, я спонтанно спросила, как она
воспринимала нарисованное вымя коровы. Г-жа Мусат посмотре-
ла на рисунок и сказала, что вообще-то оно здесь только намечено.
Очень неявно. Размыто.
Когда пациентка ушла, мне стало как-то неуютно (пар. 7.5.5).
Я призналась себе в том, что ее мысли и мои образные ассоциации
соблазнили меня все-таки затронуть область конфликта, которую я,
однако, по понятным причинам, не хотела сейчас поднимать: более
глубокую проблематику отношений с матерью и с ее собственным
материнством. С одной стороны, была мать, которая «не кормила ее
грудным молоком», с другой – связанный с этим вопрос второго пла-
на о ее собственном желании иметь детей. И это случилось на по-
следнем сеансе перед моим отпуском! Возможно, за моим «спон-
танным» вопросом могло быть скрыто желание продолжить работу
с пациенткой за пределами краткосрочной терапии. Или же я бессо-
знательно хотела подтолкнуть ее к этому? В любом случае я чувст-
вовала потребность еще раз отрефлексировать свой контрперенос.
На последнем сеансе (12) нашего первого этапа терапии г-жа Му-
сат поначалу чувствовала себя достаточно неуверенно. Она задала мне
вопросы, полные сомнений: что действительно было скрыто в этих
98
рисунках? что в них можно обнаружить? что там было бессознатель-

ного? В этих вопросах с критическим подтекстом обозначился нега-
тивный момент переноса, а именно сопротивление (пар. 7.7.3) отно-
сительно моей интервенции в конце прошлой сессии, затронувшей
сложную область конфликта. Я хотела открыто разрешить этот мо-
мент переноса и спросила: «Какие мои высказывания во время по-
следнего сеанса привели вас к сомнениям и вопросам?».
Высказывания на тему женской идентичности. О том, что у ко-
ровы не хватало вымени. Но ведь она же нарисовала теленка, кото-
рый изначально на рисунке должен был быть коровой, значит, это
могла быть просто «техническая проблема» рисования! Просто слу-
чайность?
Как правило, рисунки и сновидения всегда имеют множество зна-
чений (глава 2 и пар. 7.2, экскурс 7: Символ), поэтому я могла полнос-
тью согласиться с г-жой Мусат, что в этих интерпретациях нет одно-
значности. Также я отметила, что рисунки являются, прежде всего,
средством для самоисследования. Они скорее стимулируют к даль-
нейшим вопросам, но не дают однозначных ответов (пар. 7.5). Мы
также пришли к согласию, что до сих пор что-то похожее происхо-
дило и в наших отношениях: мы осуществляли совместный поиск
того, что «соответствовало действительности», и преимущественное
право интерпретации было не у меня, а у пациентки. Затем я спро-
сила ее (пар. 7.7.6), выражали ли сомнения, которые возникли сейчас
перед нашим расставанием и перерывом в терапии, желание отойти
назад, потребность в защите, которую она выражала своими вопро-
сами, направленными на методику работы с рисунком. Да, возмож-
но, так оно и было. Она заметила, что достигла предела того запроса
в терапии, который себе разрешила. Это касалось, прежде всего, те-
мы родительской семьи. Я сказала ей, что воспринимаю это как про-
явление выросшего между нами доверия, если она уже может гово-
рить о возникающих сомнениях, и что, скорее всего, это шаг вперед
с ее стороны. Ведь теперь она совсем иначе, чем прежде, могла гово-
рить о конфликте между нами и могла разрешать возникающие со-
мнения не только наедине с самой собой, но и в моем присутствии.
После того как мы обе признали, что она стала более откры-
той, и после недолгого совместного молчания я сказала, что она уже
на многое решилась, многое позволила себе, что в нашем распоря-
жении было мало времени и что, по всей вероятности, сегодня ей
было тяжело, потому что я оставляла ее наедине со своими вопро-
99
Глава 4
сами на целых четыре недели. Здесь нам вместе было важно найти
меру – понять, какие вопросы именно сейчас могли бы быть полез-
ны и способствовать ее дальнейшему продвижению вперед, а ка-
кие стоило бы оставить в стороне. После этого, г-жа Мусат сказа-
ла: Если образ родителей будет ослаблен во мне, я выйду за пределы
дозволенного. У меня появится чувство, что я не права. Она отмети-
ла, что все вопросы, которые я задавала, были важными, но она бо-
ялась потерять равновесие, если слишком многое будет подвергать
сомнению.
Я с пониманием подвела итог сказанному и предложила в остав-
шееся время сессии еще раз посмотреть на все ее рисунки несколько
иначе, а именно с точки зрения проявления ее состояний. На что бы
она теперь обратила внимание? (Данная техника просмотра всех ри-
сунков особенно подходит в моменты переходных ситуаций, напри-
мер, перед перерывом или окончанием терапии– пар. 7.5.)
Г-жа Мусат разложила рисунки перед собой и спонтанно сказа-
ла: Здесь очень много одиночества. Она почувствовала желание на-
йти безопасное место, ощутила что-то меланхолическое, тоску. Ей
это было хорошо знакомо, меланхолия и одиночество были частью ее
жизни. Затем она перешла к разговору о нарисованном доме и к вос-
поминаниям об однокласснике. Он рисовал комиксы и был очень
креативным, его семья в отличие от ее семьи была достаточно хао-
тичной. Пациентка строила вместе с ним дома на деревьях и нахо-
дила, что это было здорово. Себя она не считала креативной. Прав-
да, была ситуация, когда она написала одну выдуманную историю,
за которую учительница похвалила ее. Это повысило ее самооцен-
ку. Однако у нее постоянно возникали проблемы с тем, чтобы про-
явить собственную эмоциональность и креативность. Сделать это
в семье не представлялось возможным. Например, когда пациент-
ка приглашала к себе в гости подруг, ее брат позволял себе иронич-
но-оценивающие высказывания. В доме же ее школьного друга, на-
оборот, она ощущала нечто противоположное. Она была удивлена,
насколько глубоко это впечаталось в образ семьи из ее детства. Ско-
рее всего, это было не случайно: в тот период она не могла анализи-
ровать (как и сейчас в терапии, подумала я – пар. 7.7.4) отношения
с родителями и братом. Теперь появилась возможность разобрать-
ся с этой темой!
Благодаря тому, что пациентка посмотрела на себя с другой сто-
роны, прежде всего тому, что были затронуты темы отношений
100
со сверстниками и креативности, которые способствовали продви-

жению к автономии, расставание на четыре недели казалось мне
не таким тяжелым.
4.5. Второй этап терапии

Когда мы снова встретились (13), г-жа Мусат сообщила, что во время
перерыва Берлин впервые отошел на задний план и она размышляла
главным образом обо мне и о наших сеансах. Я поняла, что только
таким образом она могла справиться с длительным расставанием
после ежедневной интенсивной терапии.
Сделав паузу, она сообщила, что встречалась с Юргеном. Он ска-
зал, что согласился бы на терапию в паре лишь в том случае, если бы
это снова объединило их. Она не могла ему ничего обещать. В свя-
зи с этим встал вопрос об обсуждении процедуры развода по обо-
юдному согласию.
На все выходные она поехала вместе с родителями отдыхать. Па-
циентка чувствовала, как сильно ждала от них принятия ее новых
отношений. Но сигнала не поступило. Через несколько недель ее
младшая сестра выходила замуж. Она спрашивала себя, должна ли
прийти на праздник одна или с Франческой. Еще она встретилась
с друзьями. Они приняли ее новый путь, хотя некоторым из них это
далось с трудом. Г-жа Мусат ощущала себя хорошо от того, что ее под-
держали друзья. В профессиональном плане она, наконец, добилась
ясности. Она должна была приступить к работе в новой, подобной
прежней компании – менеджмент в области исследований. Боль-
шей частью ей предстояло находиться в Милане, но время от вре-
мени нужно будет ездить во Франкфурт. Она хотела найти квартиру
в Милане и обустроиться там, рассчитывая, что это будет ее основ-
ное место жительства.
Не так давно отец пытался еще раз поговорить с ней. Он даже спе-
циально приехал к ней для этого. В ночь перед его приездом г-же Му-
сат приснился сон с его участием. Отец в этом сне воспринимался –
как и новый шеф – в качестве юридической инстанции по принятию
решений – инквизиторски. На самом деле он попытался еще раз при-
звать ее не спешить и не делать того, о чем она потом могла бы по-
жалеть. Затем она перешла к разговору о вопросах, которые остава-
лись для нее открытыми и которые теперь, на втором этапе терапии,
она хотела бы обсудить. Ее беспокоило, почему она была так лояль-
101
Глава 4
на к своей семье. Почему она так зависела от оценок семьи и, пре-

жде всего, от оценок матери и брата. Ее беспокоила также ее поло-
вая идентичность. «Когда и где я действительно чувствую себя самой
собой?».
Я ощущала напряжение г-жи Мусат, связанное с намеченны-
ми ею для второго этапа терапии вопросами. Как будто после то-
го, как она уладила ситуацию с работой, она поскорее хотела урегу-
лировать также и вопросы психики. Я попыталась не перенять это
напряжение и подумала, что мне было приятно упоминание паци-
ентки о ее друзьях. Ведь она действительно активно искала и на-
ходила поддержку у своих ровесников, что и проявилось в послед-
ней имагинации.
Я не планировала касаться в рамках курса терапии тех вопро-
сов, которые затронула г-жа Мусат. Через какое-то время мне уда-
лось сфокусироваться на первоначальной проблематике, связан-
ной с ранее оговоренным ходом терапевтического процесса. Далее
на протяжении сеанса речь шла о том, почему пациентке было важ-
но получить одобрение родителей относительно развода и совмест-
ного проживания с Франческой. Полезным также стал и короткий
рассказ о сновидении, которое с субъектной точки зрения (пар. 7.4,
экскурс 9: Субъект-объектная дифференцированная интерпретация
сновидения) показывало, что она сама относилась к себе более инкви-
зиторски, чем это делало ее реальное окружение. Так что здесь речь
должна была идти о смягчении Сверх-Я пациентки, которое и вы-
полняло роль этой «инквизиции». Благодаря таким размышлени-
ям мне удалось в определенной степени смягчить ощущаемое мной
«напряжение в контрпереносе» (пар. 7.7.5).
Пациентка вспомнила, что, еще будучи ребенком, она добива-
лась согласия с матерью, в то время как ее брат, наоборот, позволял
себе бунтовать. Благодаря моим дополнительным вопросам удалось
прояснить, что провокации старшего брата заставляли мать сры-
ваться. Г-жа Мусат страдала из-за этих срывов, отстранялась и бра-
ла ответственность за домашние дела. Она многое улаживала сама,
делая это почти тайно, от многого отказывалась, лишь бы только
не нагружать свою мать. Поначалу пациентка пропускала все через
фильтр вопросов. Было ли это разумно? Соответствовало ли это ее
желаниям? В ней как будто ощущалась глубокая неуверенность в по-
нимании того, что было для нее хорошо и что подходило именно ей.
Я чувствовала, что упомянутый ею вопрос о половой идентичнос-
102
ти содержал более масштабный и глубокий вопрос об идентичности

в целом. Внутренне я желала, чтобы после проведения курса крат-
косрочной терапии у нее получилось пройти психоанализ на новом
месте жительства.
На следующий день (14) пациентка неожиданно начала: Во мне
все перегорело. Что случилось с «фильтром»? Вообще она очень мало
пропускала через этот фильтр, благодаря чему поддерживались ком-
фортные условия.
Я раздумывала, что именно она должна была «отфильтровать»
относительно меня именно здесь и сейчас. Однако я предпочла не ка-
саться этого (пар. 7.7.4) и сказала: «У меня есть две идеи: ваш фильтр
первоначально защищал вашу мать и одновременно выполнял функ-
цию самозащиты».
После моих слов пациентка вспомнила о разрыве крестообразной
связки во время катания на лыжах. Ей необходимо было быть более
осторожной при спуске с горы. Ее мать тогда ругалась: «Как ты мог-
ла устроить нам такое? Испортить весь отпуск!» Брат присоединился
к ней: «Как можно было так глупо упасть!» Она сама себя упрекала
за то, что ехала так быстро и дерзко. Фильтр должен был сдержать эту
ее импульсивность, чтобы она была защищена от упреков и угрызе-
ний совести. Затем пациентка рассказала, что пыталась быть более
веселой и спонтанной, удивлять саму себя – но у нее не получалось
расстаться со своей привычкой все заранее планировать и держать
под контролем. Она выглядела растерянной.
Далее речь зашла о том, как она воспринимала родителей: отец
защищал себя за счет рационального самообладания, а мать до та-
кой степени проявляла свой страх и раздражение, что другие долж-
ны были заботиться о ней и успокаивать ее.
Наконец я предложила ей перейти на имагинативный уровень
(пар. 7.4): «канал инсайта» показался мне «переполненным». В дан-
ный момент имагинация могла бы приблизить ее к пониманию био-
графических основ страха. Для фокусирования на импульсивных
проявлениях или даже на агрессивных импульсах (в более широком
смысле) в КИП-терапии обычно используется мотив «Лев»:
– Я вижу мужественного льва в степи. Больше ничего не вижу. Он
здесь один. Стоит, рычит, немного переминается. Он занят собой.
Он озабочен тем, чтобы выглядеть как настоящий лев…
– Какое впечатление он на вас производит?
103
Глава 4
– Он позирует, осматривает себя. Какое впечатление? Он играет,

так сказать, в «львиные игры», пытаясь найти нужное положе-
ние головы… Ему немного скучно. Он занимает позу полулежа… Да,
он позирует.
– Вы можете описать, как он выглядит?
– Голова с гривой образуют основную часть того, что я вижу. Если
представить его со стороны, то он стройный, немного неухожен-
ный, однако держит себя ровно и собранно. Хвост опущен вниз. Он
сосредоточен на своей львиной позе. Ему все равно, стоит он или си-
дит, самое важное – в какой позе. Если смотреть спереди, то вид-
на только голова. Она немного напоминает старую церковь: огром-
ный фасад и ничего позади.
– А какие у него глаза?
– Все как будто достаточно объемное – глаза застывшие. Они вы-
ражают мощь и сосредоточенность. Он знает, какое впечатле-
ние должен производить. Это немного смешно, ведь здесь нет ни-
кого, кому бы он мог это продемонстрировать. Похоже, он делает
это для себя. Должна ли я это поддерживать? Он так сосредото-
чен на себе, на том, каким должен быть лев.
– А вы могли бы представить себя в этом образе и начать контак-
тировать со львом?
– Хм. Я могла бы скорее представить себя им. Но начать контакт
с ним? Хм.
– Тогда следуйте своему импульсу и представьте себя этим львом.
Как вы себя чувствуете в этом качестве?
– Я чувствую неуверенность. Чего бы я хотела как лев? Потянуть-
ся? Держать позу, когда никого нет? Честно говоря, это смешно!
Но что бы я хотела сделать? У меня желание полежать на солн-
це, но я не могу, как и предполагалось, позволить себе рассла-
биться…
– Сейчас вы смотрите вокруг глазами льва. На чем останавлива-
ется ваш взгляд?
– Нда, поблизости ничего нет. Я смотрю вдаль… на горизонт…
– Там что-то есть?
– Ну да, да, что-то приближается…
– Что бы это могло быть и как это выглядит?
104
– Возможно, это человек, он идет пешком. Ах, это длится так дол-
го, он еще далеко. Возможно, это джип. Он очень далеко отсюда…
Но постоянно движется.
– Что вы чувствуете, наблюдая это?
– Интерес. Я чувствую, как бьется мое сердце. Человек идет в моем
направлении… Наконец-то кто-то есть в этой пустоте! Это ме-
ня радует! Я держу позу, так как мне необходимо соответство-
вать образу льва. Поза – это моя защита. Но я также чувствую
и любопытство. Фасад – это как образ, как оболочка. Я чувствую,
что у меня внутри, но остальные видят сначала только позу.
– Попробуйте обратить внимание на то, что у вас внутри: Какие
у вас порывы, как бы вы хотели встретить этого человека?
– Искренне. Радостно. На самом деле, все зудит от радости! Я вся
прихожу в движение. Все вибрирует во мне. Эта радость почти
бьет из меня ключом. Было так много одиночества и формально-
сти – а сейчас я бушую от радости! Но я знаю, что должна взять
себя в руки, чтобы не перегружать других или не захлестнуть их
своими чувствами. Только бы приблизились…
Г-жа Мусат уже была знакома с процессом имагинации и доста-
точно выразительно смогла представить в образе «позирующего»
льва аспект проблемы, который мы только что обсуждали (функ-
ция прояснения имагинаций – пар. 3.3.). Исходя их этого, я отдала
предпочтение немного более конфронтирующему стилю интер-
венций. Следовательно, это было несколько иначе, чем обычно бы-
вает в первичной имагинации (пар. 3.6): интервенция с вопросом
о воздействии образа предшествовала интервенции описания. По-
сле того как имагинация развернулась благодаря технике вводного
сопровождения при помощи интервенции воздействием взглядом
(пар. 7.3) произошло фокусирование на образе льва, а затем на его
застывшей позе, на напряженной сосредоточенности и на собст-
венном контроле. Говоря огромный фасад и ничего позади, г-жа Му-
сат ввела в контекст трансгенерационную травму (старая церковь).
Чтобы подбодрить пациентку на контакт со львом, я задала вопрос,
побуждающий к действию, что могло бы стимулировать ее к бо-
лее глубокому погружению во внутренний мир конфликта. Однако
пациентка медлила. Ей была необходима еще более интенсивная
подбадривающая интервенция, чтобы последовать своему порыву
105
Глава 4
стать львом – ощутить его еще сильнее, а также то, что он репрезен-
тировал (смена роли – пар. 7.3). Она конфронтировала с ощущением
чего-то ложного, с несоответствием внешнего (напряженная поза,
выражающая мощь) и внутреннего (неуверенность в своих собствен-
ных импульсах). Если бы она была самой собой, а не львом, она бы
наслаждалась солнцем и даже бы не знала, что можно предположить
это: не позволить себе расслабиться. Ее «фильтр» не мог пропустить
что-то импульсивное наружу, это прояснилось благодаря имагина-
ции и предварительной беседе. Она и сама «присмиряла» свою жи-
вую-креативную-импульсивную сторону таким образом, что не была
уверена в собственном порыве! При помощи фокусирующего вопроса
(пар. 7.3 – «Куда смотрит лев?»), я помогла пациентке справиться
со своей нерешительностью, которую я не хотела углублять в этой
имагинации на данном этапе терапии. Эта интервенция способство-
вала эмоциональному восприятию внешнего мира и одновременно
снижала нагрузку на Сверх-Я пациентки: «Дальше ты можешь спо-
койно и интенсивно заниматься собой и своими переживаниями».
Сначала все оставалось в «пустоте», и мой вопрос «Там что-то есть?»
мог восприниматься как суггестивный. Он намерено был предложен
мной в качестве подбадривающей интервенции, способствующей по-
иску отношений – этот акт действительно мог бы помочь – что под-
разумевало: пожалуйста, проверь свой внутренний мир и внутрен-
ние положительные переживания объекта: «Там действительно все
пусто?» И это исследование увенчалось успехом: Там кто-то есть
в этой пустоте! Пациентка уже неоднократно намекала на это и под-
черкивала, как скучно было одинокому льву позировать в безлюдной
пустыне. Похоже, что, будучи львом, она чувствовала одиночество
и тоску по отношениям и хотела поделиться этим чувством со мной.
Проработка обозначенной на предыдущих сеансах проблемы дава-
лась г-же Мусат с трудом из-за динамики внутреннего конфликта
с матерью (см. в этой связи также «интерсубъективную парадигму
переноса» в пар. 7.7.2).
При проведении долгосрочной терапии такие подбадриваю-
щие интервенции можно было бы и не предпринимать, чтобы не да-
вать пациентке лишний повод с самого начала более эмоционально
углубляться в тему одиночества. В рамках же краткосрочной тера-
пии этот активный ход показался мне уместным. Перемена ее состо-
яния в имагинации от пустого позирования к чрезмерной радости
от предвкушения контакта впечатлила меня, как и саму пациентку,
106
что она отметила в заключительной беседе и затем позже при окон-

чании терапии.
В данной имагинации находили выражение ее неуверенность
в собственной идентичности, связанный с этим самоконтроль и тоска
по живым, аутентичным, «не проходящим через фильтр» отношени-
ям к себе и другим. С помощью мотива «Лев» я хотела направить фо-
кус на взаимодействие пациентки с «не проходящими через фильтр»
ее агрессивными импульсами. Однако это было еще «не на очереди»,
судя потому, что говорило ее бессознательное (хвост опущен вниз), –
я указала ей на этот момент.
Было что-то оживляющее в этой имагинации, что поддержива-
ло г-жу Мусат вплоть до следующего сеанса (15): Она себя так хоро-
шо чувствовала после нее. Что-то возбуждало ее. Она переживала это
на уровне тела. Это было какое-то воодушевление, когда вышла из по-
зы! Физически это выглядело так, как будто пациентка делала пиру-
эты. Это было удивительно. Я не могла на это повлиять. Эмоции бы-
ли намного ярче, чем в жизни. Нахождение в позе она также ощущала
с необычной силой (глава 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»).
Внешне это казалось как что-то приятной температуры, внутри –
как живая непоседливая жизнь! Я согласилась. Да, она могла казаться
сдержанной, недоступной на первый взгляд: Я снижаю уровень своих
переживаний. Она не хотела бы показывать свою заинтересованность.
Подростком она позволяла себе только тайное восхищение. Никто
об этом не знал. Она всегда себя защищала. Инициативу расстава-
ния она также перекладывала на других. Кроме того случая с Фран-
ческой прошлым летом, когда она предприняла попытку все-таки
спасти свой брак. Тогда г-жа Мусат решила больше с ней не видеть-
ся. Однако после перерыва в целое лето Франческа снова написала
ей, чему пациентка была очень рада!
Меня поразило, что об этом расставании и ее внутренней борь-
бе, которые происходили почти год назад, она мне до сих пор ниче-
го не рассказала. Каким образом ей удалось не пропустить это че-
рез «фильтр» переноса (пар. 7.7.4)? Я сказала ей, что была удивлена
как долго она мучилась с этим конфликтом, что я спрашивала себя:
возможно, она сдерживала это не только из-за «забывчивости» или бо-
язни, а скорее всего из-за нежелания нагружать меня тяжестью кон-
фликта: она хотела защитить не только саму себя, но и меня, скры-
вая продолжительность и глубину конфликта отношений. Как будто
приобретенный ей в контакте с матерью паттерн – действительно ни-
107
Глава 4
чего не предпринимать – мог бы иметь значение и для нас (пар. 7.7.6).

Пациентка смутилась и предположила, что это было именно так.
Прояснение этого центрального конфликта отношений я счита-
ла важным шагом, но не хотела дальше углублять масштаб перено-
са, поскольку выбрала другую центральную задачу. Я вернула бесе-
ду к рисунку по образу и спросила, что она о нем думает. Пациентка
отметила живые глаза льва. Фигура на горизонте оказалась больше,
чем она представляла в имагинации. Да, и еще по всем четырем углам
она нарисовала несколько веток, возможно, чтобы не было так пус-
то. Пока она говорила, мне вспомнилось, как она снижет уровень
переживаний, также и по отношению ко мне в переносе – и что эта
пустота была пустотой отношений, и она возникала там, где, каза-
лось бы, нельзя было ничего предпринять…
Я спросила об этих четырех ветках с сучками. Г-жа Мусат отве-
тила, что одна ветка выглядит как палочник1, другая – как волшебная
палочка. Она сказала это немного неуверенно. Я решила подбодрить
ее, чтобы она высказывала свои мысли более свободно, вместо того
чтобы работать с сопротивлением через обсуждение темы неуверен-
ности. Она подхватила это: Да, палочник мог бы выстроить контакт
со львом. Как в басне «Лев и кузнечик». Лев спрашивает: «Что же ты
хочешь?» И кузнечик отвечает: «Хочу, чтобы ты пошевелился!»У льва
большая голова, но он флегматичный, а кузнечик подвижный и ловкий.
Уже что-то рождается в отношениях между ними.
Пациентка уже сама начала фантазировать, поэтому я предло-
жила ей продолжить имагинацию:
– У меня перед глазами заинтересованное лицо льва, но на этот раз
я не представляю себя львом. Скорее я могла бы представить се-
бя гармоничным подвижным кузнечиком. Они разговаривают друг
с другом на общие, ни к чему не обязывающие темы. Это как веж-
ливый обмен фразами во время пути, когда нормально восприни-
мается: «Что ты здесь делаешь? Ты стоишь здесь так неподвиж-
но и выглядишь таким одиноким, здесь тебя ничего не держит, ты
можешь идти со мной!», – говорит кузнечик. А лев отвечает: «Да,
ты очень интересный. Но здесь я чувствую себя хорошо. Ты можешь
заходить иногда». Лев доброжелательный. Но он останется там,
где он есть, а кузнечик остается один на один с собой: «Я открою
мир! Лев поддержал меня на этом отрезке пути».
1 Насекомое-привидение.
108
– Возможно, он пройдет с ним немного по своей огромной терри-

тории?
– Да, он идет немного вместе с ним, но не так долго, так как это
было бы для льва слишком обременительно…
– Где вы сейчас?
– Я направляюсь к левой ветке. Лев выглядит по-отечески… Он хо-
рошо держится на своей территории.
– А что делает кузнечик?
– Кузнечик прыгает вокруг льва. У него так много впечатлений, ко-
торыми он хочет поделиться: жажда деятельности, новый день,
не такой жаркий и изнурительный. Он рассказывает льву: он ви-
дел лес, там очень свежо, нашел там воду. Сегодня степь, завтра
что-то другое!.. Точка вдали, этот вчерашний человек, вдруг вос-
принимается как незваный гость. Лев доволен, счастлив слышать,
что есть еще что-то другое, кроме степи. Теперь он может оста-
новиться и присесть здесь. Он чувствует себя хорошо. Можно за-
метить, что между ними возникло взаимодействие…
На следующем сеансе (16) пациентка чувствовала себя сбитой с толку.
Хотелось плодотворного общения, но она была растеряна, не могла
найти основную тему. Когда она рисовала, она спросила себя: какие
отношения я выстраиваю? Мой «фасад» – какую роль он играет в моих
отношениях? Вчера я больше ощущала себя кузнечиком – лев был за-
стывшим. Отношения кузнечика и льва отличались от тех, которые
она выстраивала обычно. Однако в имагинации они носили скорее
поверхностный характер – сейчас от них осталось немного.
Данная имагинация и мне показалась «поверхностной», не та-
кой эмоционально насыщенной, как ранее. Ее предложение: оба
разговаривают друг с другом на общие, ни к чему не обязывающие те-
мы – позволило мне задать внутренний вопрос: должна ли я была
отнести это и к нашим отношениям, к тому, как пациентка регу-
лировала дистанцию между нами? Это можно было связать с часто
наблюдаемым феноменом, когда после интенсивного «сближения»
на очередном сеансе ей было необходимо вновь дистанцироваться,
чтобы защититься. Сейчас я восприняла положительно в контексте
терапевтического процесса, что пациентка не только сама заметила
сомнительный аспект ни к чему не обязывающей беседы, но и смогла
заговорить об этом (пар. 7.7.4).
109
Глава 4
Исходя из этого, можно было сфокусироваться на различных

аспектах ее темы формирования отношений. Было заметно, что по-
ложительные эмоции, которые она интенсивно ощущала при на-
хождении объекта на расстоянии, при его приближении сменялись
на страх: этот вчерашний человек вдруг воспринимается как незваный
гость. А затем она становилась «более сдержанной». С другой сторо-
ны, она искала в другом одобрения и благосклонности – это было
похоже на то, когда она сама себя спрашивала, почему для нее было
так значимо признание ее новых отношений родителями. Г-жа Му-
сат попробовала развить эту мысль и сделала вывод, что лев похож
на ее отца. Она предположила, что от благосклонного взгляда льва
ей стало хорошо.
Я обратила внимание на третий аспект: «Мне бросилось в глаза,
что кузнечик боялся обременить льва». Она задумалась, но не смогла
вспомнить этого. Я процитировала ее предложение из имагинации:
некоторое время он идет вместе с ним, но не так долго, так как это
было бы для льва слишком обременительно… Да, она это по себе зна-
ла. Она думала о других и отказывалась от себя. После этого выво-
да пациентка почувствовала себя растерянной.
Рассматривая рисунок, она продолжила эти размышления. Она
задалась вопросом: не был ли кузнечик «эгоистичным», когда пред-
почел идти своей дорогой? «Кто живет своей волей, тот эгоистичен!» –
таким было мнение ее родителей. Я спросила: «А что эгоистично-
го в том, что кузнечик намерен идти своим путем?» Ну… он сильный.
Возможно, слишком сильный и должен принимать других во внимание.
«А не похоже ли это на „мир наизнанку“, когда маленький кузнечик
должен учитывать потребности большого льва?» Пациентка задум-
чиво согласилась, но внутри что-то говорило ей, что кузнечик должен
нести ответственность за плохое самочувствие льва. Это была «огром-
ная тема»: возможно, это было о том, что она взяла слишком много
ответственности на себя. До сих пор она всегда воспринимала поло-
жительно требования к ней других и собственные требования к себе.
Теперь то, что поначалу воспринималось как поверхностно-
уклончивые эмоциональные впечатления, снова стало доступно
для множества значений: ее страх сближения и поиск одобрения, ее
альтруистические уступки, а также действующий в переносе «фильтр»
по отношению ко мне. Образ с кузнечиком и львом был примером
пробного действия в имагинации (пар. 7.3), который сразу же сде-
лал наглядным этот «фильтр», отвечающий за оценки и сомнения.
110
В начале пятничного сеанса (17), который ознаменовал послед-

ние выходные перед нашим расставанием, она продолжила тему
резвого «эгоистичного» кузнечика таким образом, что я не сразу ее
поняла. Она связала это со своей нынешней жизненной ситуацией,
которую она назвала «отпуском особого рода». Она также отмети-
ла, насколько погружалась в рабочую жизнь, упуская баланс профес-
сионального и личного. На самом деле у нее никогда не было времени,
чтобы с удовольствием выбирать одежду и просто мотаться по ма-
газинам, что она сейчас себе иногда позволяла. Я спросила ее, как же
такое могло произойти. Она вспомнила год после окончания шко-
лы. Никогда больше у нее не было столько времени. Это было здоро-
во. Или то время, когда у меня был разрыв крестообразной связки. То-
гда она пыталась разобраться со своим чувством стыда. Я заметила:
«В детстве вы были рады тому, что болели». Да, на самом деле я всегда
жила по плану и была счастлива, когда что-то из этого плана отме-
нялось. Когда я болела, я хотела большего внимания, но это мое жела-
ние не осуществлялось. Не распускать себя! – таков был девиз! Только
в процессе ее рассказа мне пришло в голову, что последняя имагина-
ция наряду с темой внешних отношений затрагивала, прежде всего,
тему отношений внутренних (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объект-
ная дифференцированная интерпретация сновидения): что таким
образом резвый кузнечик и неторопливый лев соединились в целое
как две части ее самости, что относящаяся к внешнему застывшая
часть льва и резво-прыгающая импульсивная часть кузнечика до это-
го момента не имели «обязательств друг перед другом»! Для дальней-
шего развития ее самости обе эти стороны должны были находить-
ся во взаимодействии, чтобы пациентка могла лучше ощущать свои
импульсы и меньше «пропускать их через фильтр», что привело бы
к более гибкому формированию внешних отношений.
Я спросила г-жу Мусат: «Как вы себя чувствуете, выйдя из рит-
мичного образа жизни?» Сначала было легко ничего не делать. А сей-
час это становится сложнее. В «запрограммированном режиме» она
почти не чувствовала, что одиночество каким-то образом может на-
прягать. Сейчас ей иногда бывало совсем не просто выйти из квар-
тиры, если она не знала, что бы она хотела сделать. Ей будто бы
бывало скучно. И будто бы одиноко. Когда она испытывала нечто
подобное, она погружалась в такое абстрактное туманное состоя-
ние. В кафе, просто размышляя или читая газету, она чувствовала
себя лучше, чем дома…
111
Глава 4
Я ощущала, что г-жа Мусат, развивая тему, с одной стороны, сво-

их качеств позирующего льва и неуверенно воспринимаемых авто-
номных импульсов резвого кузнечика, а с другой стороны, свою аль-
труистическую защиту, явно вступила в контакт с ранее скрытым
базовым депрессивным конфликтом. Мне стало более понятно ее
состояние внутренней пустоты. Эта пустота еще не могла естествен-
ным образом наполнить «кузнечика». В этот момент мне захотелось
в рамках нашего сеттинга ослабить напряжение пациентки, и я пояс-
нила, что она столкнулась с одной из стадий терапевтического про-
цесса: пока она имела дело с чем-то хорошо знакомым, что поступало
к ней как внешнее требование или просто представлялось как внеш-
нее, она не воспринимала импульсы, которые шли изнутри. Те со-
стояния, которые она описала и которые она когда-то напряженно
переживала наедине с собой, могли быть связаны с тем, что теперь
она ощущала их в большем диапазоне: от реализации внешних им-
пульсов до восприятия импульсов внутренних. В дальнейшей бе-
седе я спросила г-жу Масат о ее «импульсивных» сторонах, напри-
мер о страсти и о том, было ли действительно что-то такое, что она
делала со страстью.
На самом деле ей было нелегко об этом говорить. Иногда она да-
же не представляла, что должна была делать. Если она, например,
говорила себе, как здорово ничего не делать и только лишь привес-
ти в порядок велосипед, сразу же возникал внутренний протест:
тогда ты будешь чувствовать себя потерянной в Берлине. В поне-
дельник она совершила длительную, возможно слишком продол-
жительную поездку на велосипеде. Ей было необходимо посидеть
на солнце. Вообще-то она себе этого не разрешала. «Сидеть так же,
как и на лугу в горах», напомнила я ей. Да, вчера это удалось. Она
проехалась на велосипеде, а затем сделала долгий перерыв. Во время
перерыва зазвонил телефон. По этой причине она продолжила си-
деть. Таким образом было принято решение дилеммы – ехать даль-
ше или остаться. Такие мелкие решения мне в одиночку очень тяже-
ло даются. Мне всегда нужен совет. Иначе у меня возникает желание
ничего не предпринимать.
Таким образом, мы снова занялись проработкой ее конфлик-
та: наряду с уже узнаваемыми г-жой Мусат требованиями, которые
приходили к ней из внешнего мира и были ею интериоризованы,
теперь ей было необходимо научиться считаться и с собственны-
ми потребностями (чему соответствовал перенос пациентки). И мы
112
перешли к разговору о том, что, приняв такое решение, можно на-

конец стать видимой для других, подвергнуться критике и сделать-
ся легко уязвимой.
Г-жа Мусат согласилась с этим и высказала предположение, что ей
стало бы лучше, если бы она больше себя проявляла. Она бы также
попробовала не считать свои собственные потребности проявлени-
ем «эгоизма», старалась бы не скрывать их и не зависать в «фильтре».
Но затем она все же вернулась к тому, что, возможно, позволив се-
бе это, она отняла бы что-то у других. Вдруг она отчетливо поняла,
что временами уже чувствовала себя легче, как будто сбросила «ду-
шевный балласт»: вчера она купила себе шарф и не сняла этикетку.
Она не знала, как лучше это сделать и продолжала об этом фанта-
зировать даже во сне. В сновидении этикетки больше не было. Мы
не успели перейти к более подробному разговору об этом снимаю-
щем напряжение сновидении, так как приближалось окончание се-
анса. Когда пациентка уходила, она обмолвилась, что оставалось
непонятным, приедет ли Франческа на выходные, как было запла-
нировано ранее, потому что в Милане она проходила амбулаторное
обследование по поводу тромбоза.
Я была в замешательстве: почему на протяжении всего сеан-
са она не сказала ни слова об этой важной для нее теме? Почему
это осталось у нее в «фильтре»? Может быть, она хотела уберечь ме-
ня от сопричастности к ее неуверенности и беспокойству, а воз-
можно, и разочарованию – вероятно, она стремилась оградить
и саму себя от связанных с терапевтической рефлексией пережи-
ваний? Не ждала ли она в связи с материнским переносом сочувст-
вия с моей стороны? Или, расставаясь со мной на выходные, она
как будто опережала окончание терапии и, возможно, ощущала,
что вскоре ей снова придется справляться в одиночку без моего по-
нимания?
Краткосрочная терапия в оговоренных нами рамках подходили
к концу. Поэтому в понедельник, начиная сеанс (18), я предложи-
ла г-же Мусат еще два дня поработать в таком же режиме, а послед-
ние два сеанса посвятить восстановлению баланса: обзору прошло-
го и перспективе на будущее. Г-жа Мусат согласилась. В пятницу
она уже сама попыталась многое подытожить. Она начала свой рас-
сказ: Франческа все-таки приехала. Впервые они не были в интим-
ных отношениях. Это было по-другому прекрасно. У г-жи Мусат воз-
никло беспокойство по поводу тромбоза Франчески, поэтому она
113
Глава 4
позвонила родителям. Однако мать сказала ей: Наконец-то у те-

бя наступили прекрасные выходные дни рядом с Франческой. От этих
слов ей стало хорошо…
Я ощущала, как мало пациентка обращалась ко мне и размыш-
ляла над тем, не начала ли я уже отдаляться (пар. 7.7.5). Г-жа Мусат
как будто почувствовала этот внутренний вопрос и захотела меня
снова «приблизить» к себе, рассказав свои сновидения. Первое бы-
ло отчетливо связано с отношениями в переносе.
Накануне ночью ей снилось:
Компания проводила тренинг личностного роста. Я ощущала бли-
зость с женщиной, которая все организовывала. Женщина-тренер
была приглашена извне. Она пришла пешком и принесла все необ-
ходимое в рюкзаке, не как подобает руководителю – на автомо-
биле и с кожаной папкой, чему организатор была крайне удивлена.
Инес, беременная женщина из сновидения с авокадо, также при-
сутствовала и помогала в подготовке мероприятия.
Она вспомнила еще один сон, который ей приснился во время
перерыва в терапии:
Я осталась ночевать с Франческой у родителей. Родители зашли
в нашу комнату. Это возмутило меня, и я ушла в город. Там мне
угрожала одна уличная банда, поэтому я снова вернулась домой. Дом
мутировал и превратился в гостиницу. Я была здесь единственной,
кто чувствовал угрозу. Я хотела спрятать все вещи от этой бан-
ды. Мать же стала показывать мне и Франческе какую-то одеж-
ду, которую она хотела выбросить. Тут нагрянула банда. Я начала
переживать, что бандиты заберут деньги, но других это, похоже,
совсем не волновало.
Также она вспомнила полусон-полузабытье, который приснил-
ся ей приблизительно в то же время. Это был период, когда она
прощалась с Франческой.
Обеим было немного больно расставаться. Я сказала: Иногда нуж-
но отдалиться от картины, чтобы воспринять ее целиком. Фран-
ческа ответила: Я бы лучше сама ее написала.
Я засомневалась, стоило ли мне говорить это. Однако, когда
в пятницу она позвонила и сообщила, что все-таки приедет, я ис-
пытала огромнейшую радость. Когда же она была уже здесь, дейст-
вительно рядом, я восприняла это достаточно нейтрально.
114
Из-за большого объема сообщенного материала сновидений я чувст-

вовала себя немного переполненной и ненадолго задумалась о том,
как бы я могла это интерпретировать. Нужно ли было, учитывая
защиты, обсуждать чувства, которые мы испытывали в терапевти-
ческом процессе и в наших многогранных и по-разному восприни-
маемых отношениях, включая боль от расставания, с которой нам
предстояло столкнуться на этой неделе. Или, наоборот, из-за своего
многообразия чувства могли бы раскрыться сами, но только в кон-
центрированной форме.
Еще немного поразмыслив над этим, я отказалась от преждевре-
менных интерпретаций и подумала, что можно было бы вернуться
к сновидениям чуть позже. Таким образом, я сначала ухватилась за то,
что она сказала в конце – за фактически пережитую ей внутреннюю
дистанцированность по отношению к Франческе, как она это ярко
представила в имагинации «Лев». Я спросила ее: «Что могло стать
причиной этого?» Г-жа Мусат начала неуверенно размышлять, она
не знала, как могла бы все, что имеет здесь, разделить с Франческой
и что, похоже, поэтому создала программу дистанцирования. Я ска-
зала: «Кажется сцена со сближением важная и сложная. Как ваши
сновидения связаны с этим?» В сновидении с тренингом, сказала
г-жа Мусат, она, собственно говоря, была организатором. Она была
недовольна этой ролью. Она никогда не ощущала себя матерью на-
ции! Но почему-то она всегда должна была организовывать в компа-
нии совместный отдых. Я спросила: «Организатор во сне была совер-
шенно озадачена?» Да, из-за непосредственности женщины-тренера.
Здесь в Берлине, со своим велосипедом, она жила очень естественно.
Но еще больше пациентку занимала ее позиция посредника, у ее ше-
фа была невыносимая манера общения, поэтому ей приходилось вы-
ступать посредником между ним и сотрудниками. Я заметила: «Вы
знаете каково это, выступать посредником между взрывной матерью
и братом или отцом и не хотеть взорваться самой». Она подтверди-
ла это и подумала, что для нее было совершенно новым то, что мать
восхищается ею. Она никогда не замечала этого раньше. Далее она
стала размышлять, действительно ли мать одобряла то, что она стала
другой и пошла своей собственной дорогой. «Это совершенно новые
мысли. Как с этим связан сон?» Это было забавно. Франческа и я рас-
положились в спальне родителей, и Франческа вместе с моей матерью
очень дружно разбирали вещи. Франческа была рада стать частью на-
шей семьи. Она не разозлилась из-за того, что родители просто взя-
115
Глава 4
ли и вошли. Г-жа Мусат осталась совсем одна со своим недовольст-

вом. «Это был такой способ нарушение границ – родители проникли
в интимную сферу и не видели в этом ничего особенного. Это вызы-
вает праведный гнев», – сказала я. Одновременно с этим я обратила
внимание на то, что сновидение всегда может быть понято с разных
точек зрения. «Женщина-тренер» могла бы выражать что-то другое,
например, «естественное», уважительное сосуществование. Жен-
щине-тренеру – как и мне во время терапии (пар. 7.7.6) – пациентка
по собственной инициативе разрешила доступ в ее интимную сферу.
Благодаря этому можно было интерпретировать, как она перенесла
этот опыт отношений в терапии на «тренера, обучающего личност-
ному росту», а возможно, даже и на фигуру родителей, которым она
разрешила доступ к своей интимной сфере. С другой стороны, я отме-
тила, что после превышения ее матерью границ в сновидении, лишь
одна она восприняла угрозу со стороны банды. Возможно, здесь речь
шла не о банде извне, а о банде в ней самой, о чем-то неприятном.
Я напомнила ей об обсуждавшейся нами однажды ее «внутренней
инквизиции». Вполне возможно, что она сама была той бандой, ко-
торая что-то портила (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объектная диффе-
ренцированная интерпретация сновидения). Она задумчиво согла-
силась с этим. Это могло быть правдой. Она чувствовала, как снова
и снова сталкивалась с системой оценок внутри себя. Я же размышля-
ла о том, что г-жа Мусат в своем сновидении в образе Франчески вы-
ражала желание естественной женской близости в отношениях с ма-
терью. Но обсуждать это в рамках краткосрочной терапии, особенно
когда сеанс почти подошел к концу, было бы слишком рискованно.
Вчера после сеанса (19) – начала г-жа Мусат, – она еще раз все за-
ново пережила. Она продолжила дальше размышления по поводу той
радости, которую отчетливо ощутила, и по поводу того, как затем
это чувство сошло на нет при приближении объекта, в общем, на «те-
му льва». При помощи вопроса: «А не могли бы вы и здесь еще раз по-
пробовать все просто попереживать? Не „работать“?» – я пригласила
г-жу Мусат продолжить вчерашнее свободное ассоциирование, ко-
торое было связано с восприятием импульсов и объединением час-
тей самости. Все-таки она задумывалась о способе доминирования
матери. И о том, что она хотела бы быть другой. Как это происходи-
ло в ее семье: был «управляемый подчиняющийся отец» и мать, ко-
торая принимала собственные решения, «а на самом деле не могла
с этим справиться, для нее это было чересчур, что она эмоционально
116
подчеркивала…» «Как будто вы задаетесь вопросом, насколько ав-

тономен был на самом деле ваш отец? И вы уже выразили сомнение
по этому поводу». Да, у нее появились новые вопросы. Он всегда ис-
полнял чьи-то обязанности и был нераздельно связан с компанией.
Но в конце его профессиональной карьеры над ним поставили мо-
лодых начальников, и он на долгое время заболел. Это был уход с ра-
боты при помощи болезни. Но почему мне так нужен его отклик на то,
что происходит со мной? Ведь он меня всегда только поддерживал…
«Возможно вы хотели бы, чтобы он иногда был против вас, придержи-
вался другого мнения?» Она подумала и сказала: Например, по поводу
Милана. Тогда мне хотелось, чтобы он сказал «Нет», чтобы я получи-
ла от него поддержку в форме НЕТ. Мы вели наводящую на размыш-
ления беседу. Я обратила ее внимание: «Возможно, он не чувство-
вал, что вам это было необходимо. Он волновался за вас и из-за этого
не мог проявить себя по-другому. Может быть, для него это выгляде-
ло так, как будто вы сами все хорошо отрегулировали?» Г-жа Мусат
продолжила эту мысль и увидела параллели с матерью: мать, так же
как и она, производила впечатление сильной, уверенной в себе жен-
щины. На самом деле она всегда нуждалась в каком-то «женском сго-
воре». Когда сестра попросила мать пойти с ней выбрать свадебное
платье, та сразу же отказалась, узнав, что там будет много женщин,
и даже мать ее будущего зятя. Среди них она чувствовала бы себя не-
уверенно. Только внутри семьи она могла проявлять свою уверен-
ность. Для нее, и не только для нее это была семья, дающая ощуще-
ние защищенности!
В своих размышлениях пациентка продолжила работу диффе-
ренцирования образов родителей, в определенной степени персони-
фикации «гомогенного стада овец», а также более отчетливого пони-
мания их зависимости друг от друга. Определенно, она была занята
внутренним процессом сепарации.
Этот процесс нам предстояло пройти и в наших отношениях,
поэтому я предложила ей заключительную имагинацию. Исходя
из этапа терапии, тему имагинации я сформулирвала в открытой
форме (пар. 7.2):
– Представьте, пожалуйста, ландшафт, который соответствует ва-
шему теперешнему настроению.
– Это северофризский ландшафт с широким зеленым лугом. Ветрено,
тепло. Ощущается что-то свободное, это свободный ландшафт…
117
Глава 4
– Куда вы сейчас смотрите?

– У меня свободный обзор до самого горизонта… я смотрю через ивы,
поля, канавы…Возможно, сзади меня находится море. У меня сво-
бодный обзор…
– И как вы это ощущаете?
– Я ощущаю себя освобожденной. Свежий воздух, ветер, меня мо-
жет продуть… осматриваюсь вокруг… Можно бесконечно смот-
реть вдаль, ходить, перемещаться.
– Чего бы вам хотелось?
– Я хочу идти навстречу ветру, бежать, прыгать, чувствовать себя.
Благодаря встречному ветру я ощущаю свою силу. Куртка разду-
вается… мне действительно нужно немного противостоять вет-
ру…
– И каково это?
– Приятно прокладывать свой путь. Голова свободна от мыслей, во-
лосы развиваются. Сейчас я бегу по маленькой дамбе, здесь ветер
ощущается еще сильнее…
– Как вы себя чувствуете на дамбе?
– Я могу свободно смотреть в обе стороны. Слева море, справа зе-
леный ландшафт. Сейчас я ощущаю соленый воздух. Море, мор-
ской ветер. На дамбе путь определен. Но если ехать на велосипе-
де, то можно перемещаться такими извилистыми линиями вверх
и вниз…
– Как это вам?
– Это прекрасное состояние – ехать на велосипеде, как будто ты
плывешь по течению с попутным ветром в спину… Это здорово,
я могу так ехать до бесконечности, плыть по течению, затем сно-
ва вверх, затем снова вниз…
– Звучит действительно здорово, как будто вы полны радости.
– Да!… Сейчас я сижу на дамбе и смотрю на море…
– Да, и что вы видите?
– Море широкое, я вижу пару кораблей. Очень сложно воспринимать
его близко… Сейчас оно поменялось, волны бьются о стену набереж-
ной. Брызги летят мне в лицо, я вглядываюсь в бушующие волны…
Теперь я вижу настоящий пляж, на который накатывают волны.
118
Какая же у них сила удара! Как они меняются! Какая природная

стихия! Вдруг волны отступают, а затем снова возвращаются.
– Может быть, вы их слышите?
– Да, я слышу прибой. Это дурманит. Он такой манящий и занима-
ющий все пространство. Ни для чего другого нет места… Я слышу
также крик чаек….
– Мы должны постепенно заканчивать. Есть еще что-то, что для вас
важно?
– Было бы здорово находиться тут вдвоем. С Франческой. Да, мы
вместе сидим на пляже. Каждый как будто сам в себе, но мы де-
лимся чувствами. И это еще более сильные чувства, чем те, кото-
рые мы испытывали бы в одиночку.
На предпоследнем сеансе (20), первом из сеансов «по восстановлению
баланса и поиску перспектив», мы разложили все нарисованные
г-жой Мусат рисунки. Пациентка добавила туда и новый рисунок.
Вчера она снова особенно четко ощутила, что ее тело оживает (гла-
ва 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»). Это было так же здорово,
как и последняя сцена на пляже, где она впервые в своих имагинаци-
ях была не одна. Именно благодаря этому сравнению она заметила,
что в остальных рисунках содержалась тема одиночества. На этом же
рисунке она нарисовала себя красным цветом, цветом чувств, и да-
же нарисовала закат солнца – это было так романтично, сказала
она, слегка отстраняясь. В жесте – на рисунке она положила руку
на плечо Франчески – должно было выражаться понятное без слов
согласие, которое она ощутила. Это было сложно передать. Солнце
действовало на меня, как объект, создающий триангуляцию, поэтому
я о нем спросила. Для г-жи Мусат оно олицетворяло теплоту и силу.
Если бы его не было, было бы более уныло и одиноко. Я закрыла солнце
на рисунке, чтобы дать ей возможность почувствовать разницу, она
сказала: Солнце – это как будто собеседник для обеих. «Возможно,
даже воспринимающий собеседник?» Да.
Что-то из того, что проявилось в последней имагинации, необхо-
димо было обсудить: свободный обзор и освобожденные переживания,
ощущение собственной силы, с которой было так приятно проклады-
вать свой путь. И то, что собственная сила была ощутима благода-
ря встречному ветру, то есть ее можно было использовать для раз-
решения конфликтов. А также то, что она контактировала с ветром
119
Глава 4
и морем в блаженном слиянии с «их первозданной природной силой.

Это касалось нас обеих, поскольку мы до сих пор пребывали в ин-
тенсивных переживаниях и в упоении, с которыми г-жа Мусат могла
соединиться. Здесь также стоило бы отметить, что последняя има-
гинация выражала наполненное амбивалентностью спасибо в мою
сторону – и показывала «жестом безмолвного согласия» масштаб
переноса (пар. 7.7.2).
Для меня также важно было осмыслить вместе с ней путь, кото-
рый она проделала. То, что она начала сеанс с «переживания», откры-
то, ассоциативно доверяя своим внутренним импульсам, то, что она
ощутила голову свободной и не переполненной мыслями. Я была впе-
чатлена, какой образ она нашла для этого в имагинации: как будто
плыть по течению с попутным ветром в спину. Мы обе осознавали,
что попутный ветер отражал терапевтическую «поддержку в спину»,
а также и положительные интроекты собственного бессознательного.
Я мысленно продолжила: я могу так ехать до бесконечности, плыть
по течению, затем снова вверх, затем снова вниз…
Продолжая свободные ассоциации, она в беседе подвела разго-
вор к представлениям о ее родителях и к тому, что следующим ша-
гом дезидеализации и дистанцирования будет сепарация от них. Мо-
ре, которое выражало что-то эмоционально-страстное, она сначала
в имагинации воспринимала лишь отдаленно, затем смогла подпу-
стить эти переживания ближе к себе, практически вплотную – ко-
гда там создалась парная ситуация и было можно разделить эмоции
в непосредственной близости с другим.
Но как и рисунок заключительной имагинации не мог соединит-
ся с другими рисунками (несмотря на то, что теперь они все распо-
лагались в общем ряду), так и мы должны были снова дистанциро-
ваться друг от друга. Таким образом, в заключительной части сеанса
я снова обратилась к рисункам и спросила г-жу Мусат, какой способ
ретроспективы и поиска баланса она предпочла бы далее: их хроно-
логическое рассмотрение я противопоставила, опираясь на рисунок
к имагинации «Лев», «технике волшебной палочки», с помощью ко-
торой она ассоциативно следовала бы чувствам, рождающимся в ней
благодаря рисункам.
Г-жа Мусат предпочла «волшебную палочку» и сначала позволи-
ла себе почувствовать, как влияют на нее рисунки. Затем она выбра-
ла четыре самых значимых в данный момент рисунка и начала с того,
на котором был изображен лев с любопытным-открытым выражени-
120
ем лица. Ей стала любопытна и она сама. Она хотела бы дальше зани-

маться изучением своих качеств и системы ценностей. Ей было также
любопытно размышлять и по поводу Милана, что было бы, если бы
она поменяла свое основное место жительства. Она видела себя там,
идущей по рынку и делающей покупки… Также ей было интересно об-
думывать и отношения с Франческой. И еще – как будут дальше раз-
виваться отношения с родителями: как они смогут с этим смириться.
Предложив ей обратиться к своим чувствам, я попросила паци-
ентку выбрать из рисунков, а также из пережитого здесь в терапии то,
что ее укрепило и что ей помогло. Рисунки, рисование и спокойст-
вие, которое сопровождало этот процесс – все это помогло ей луч-
ше себя понять. В будущем она хотела бы больше прислушиваться
к себе, прежде чем что-то делать. Она размышляла о том, что хоте-
ла бы переживать больше эмоций, находясь рядом с другим. Также
она хотела бы показывать эти эмоции! Как кузнечик: внешне себя про-
являть. Я хотела бы иметь возможность обнаруживать себя, раскры-
вать свой внутренний мир.
Последний сеанс (21) проходил под знаком нашего расставания.
Сначала г-жа Мусат заговорила о другом расставании, плавно перехо-
дя таким образом к нашему. Она сказала, что поняла: речь здесь шла
не об уже достигнутом решении развестись с Юргеном, а об одобре-
нии этого решения. Пациентка заметила, насколько сильно зависе-
ла от своей семьи, как значительно та нарушала целостность ее вну-
треннего мира. Также г-жа Мусат отметила, что этот внутренний мир
должен стать ее собственной проблемой. Она смогла бы выстраивать
свой путь, не ожидая благосклонности родителей, а опираясь на до-
верие себе и на обнаруженные ею собственные импульсы и поры-
вы. Ведь этот опыт она уже пережила в терапии. На основании это-
го можно было сделать вывод, что речь здесь шла о необходимости
собственного одобрения – в конечном счете родители не могли опе-
режать ее в этом, они лишь следовали за ней.
Г-жа Мусат задавалась вопросом, как повлияет на ее новую жизнь
то, что она пережила здесь. Она научилась по-новому обращаться
со своими чувствами и стала ощущать большую потребность в об-
щении. Появилось желание, покинуть ту среду обитания, где она бы-
ла раньше.
Продолжив свои размышления, пациентка заметила, что если
разрешить себе свободно еще раз все пережить, то многое начинает
вращаться по кругу и при этом всегда фиксируется что-то опреде-
121
Глава 4
ленное. Именно этот момент и интенсивность чувств в имагинациях

стали для нее впечатляющим новым опытом – прежде всего интен-
сивность сопровождающих этот процесс телесных ощущений и то,
что она не могла их больше контролировать. Самым ярким для нее
было чувство радости в имагинации со львом и то реальное воспри-
ятие Франчески, которое она ощутила на прошлой неделе. Не ме-
нее впечатляющим для нее был также опыт повторного пережива-
ния. До сих пор она не знала ничего подобного. Ведь все у нее было
спланировано и выполнено.
К этому я немного добавила, что благодаря высокой степени от-
крытости собственному внутреннему миру появилась возможность
обнаружить ее ограничения. Я также подчеркнула, что теперь перед
ней стоит задача не только сохранить, но и развивать весь этот опыт
и все эти инсайты. Совместно мы смогли оценить достигнутое и об-
судить, что необходимо было ей в дальнейшем. Стремление сначала
угодить другим прививалось очень долго, и его, как рефлекс, нельзя
было просто взять и отключить, однако была проведена психическая
работа по исследованию собственных импульсов и чувств. Ощущать,
что есть что-то свое, и «жить, соединяя прежде всего внутреннее
с внешним» – с этим первоначальным багажом, добытым в кратко-
срочной терапии, можно было успешно продвигаться в получении
подобного опыта. Этот процесс нуждался в дальнейшем развитии,
поскольку постоянно обнаруживалось новое сопротивление, которое
нагружало самость сомнениями и оценками (например, «эгоизм») –
и тогда могла возникнуть опасность, снова наделить этими проек-
циями других, сделать ответственными родителей или кого-нибудь
еще, что г-жа Мусат и отметила в начале сеанса.
Дополнительно к этому я также заметила (пар. 7.7.5), что у ме-
ня самой была проблема одобрения: признание того, что г-жа Му-
сат с точки зрения своего терапевтического пути – хотя я обозна-
чила для себя причины этого перед началом лечения – не смогла
прийти в терапии к действительно окончательному завершению.
И это являлось для меня определенной психической работой: при-
знать, что последний сеанс этого не изменит, и я не смогу это ком-
пенсировать какими-либо советами. Этот сеанс был предназначен
именно для того, чтобы радоваться достигнутому и признавать огра-
ничения. Я тоже должна была сепарироваться от нее. И это должно
было быть наполнено верой в совместно проведенный здесь процесс
и в то, что у г-жи Мусат найдутся силы для дальнейшего развития.
Глава 5
Психодинамическая психотерапия
с применением имагинаций:
случай г-жи Грюн
Г-жа Грюн, тридцать лет, продавец, перенесла уже пять операций

в связи с межпозвоночной грыжей. На психотерапию она при-
шла из-за сохраняющихся болевых ощущений, а также из-за страха
не справиться с экзаменами, ожидающими ее в процессе курса про-
фессионального обучения, и из-за имеющегося высокого внутрен-
него напряжения. Она предполагала, что этот страх был обусловлен
внутренними причинами, и боялась, что без дополнительной по-
мощи не сможет сдать экзамены и профессионально утвердиться:
«Я не хочу быть неудачницей как все мои братья и сестры!».
5.1. Запись на прием, первое впечатление, симптоматика

После того как г-жа Грюн в очередной раз упала в обморок во время
экзаменационной работы, преподаватель программы переподготов-
ки посоветовала ей обратиться к психотерапевту. По рекомендации
своей страховой компании она сразу связалась с моим аналитичес-
ким институтом. Она была вынуждена ждать почти год, поэтому
дважды повторно подавала заявку о желании срочного прохож-
дения терапии. Руководитель амбулаторного отделения рекомен-
довала мне взять ее в терапию, ведь она была такой «трогательно
настойчивой». Меня же впечатлила ее выносливость в свете тех ее
сложных жизненных условий, о которых я узнала из бумаг. Я ре-
шила начать работу. Мне хотелось понять, что именно она держала
под защитой, чтобы избежать разочарования, и помочь ей в дальней-
шем.
123
Глава 5
На первую беседу г-жа Грюн пришла немного раньше назначен-

ного времени. При приветствии она крепко пожала мне руку. Ее ру-
ка была мокрой от пота. Невысокого роста, плотного телосложения,
спортивно одетая женщина. Мне показалось, что она скрывает свою
неуверенность в небрежной манере держаться. Сев на самый край
кресла, она смотрела на меня очень напряженно. Я заметила, что она
дрожит. Я спросила ее, чего она ждет от терапии, и задала еще не-
сколько вопросов. Она почувствовала интерес к себе, ее напряже-
ние постепенно стало уходить. Она рассказала, как важно для нее
было это обучение, что она непременно хотела сдать экзамен: Это
мой входной билет, понимаете? Прочь из жизни неудачника. На про-
тяжении сеанса она говорила все откровеннее (излишне доверчи-
во? уменьшая дистанцию?) на «берлинском диалекте» и произвела
на меня впечатление своим пониманием природы психогенеза (Об-
мороки же определенно психическое, ведь да? Они мне бывают край-
не необходимы!), а также своей жизнестойкостью (Не всегда выходит
так, как я хочу, и тогда я срываюсь, душа идет своей собственной до-
рогой, вы понимаете?).
По симптоматике многое прояснилось благодаря моим допол-
нительным вопросам: нарушение сна, потеря аппетита, чувство оди-
ночества и грусти, от безучастности до апатии, при этом «внешне
она функционировала», а «дома сворачивалась». Ее одолевал огром-
ный страх не справиться с обучением на курсах. Тогда ее охваты-
вало сильное внутреннее беспокойство, она не могла спокойно си-
деть, ее боли усиливались, она ковыряла свои губы и ногти до крови
и каждый раз у нее снова возникали суициидальные фантазии. По-
пытка самоубийства (при помощи таблеток) была предпринята уже
давно, тогда ее нашел муж. Кроме того, она упомянула о множест-
венных фобиях, которыми она, по всей вероятности, защищалась
от самодеструктивности. С детства она переживала приступы па-
ники, сопровождающиеся головокружением, когда она находилась
на мосту, или на корабле: Я боялась, что меня затянет в воду. К это-
му добавились навязчивые мысли (она должна была много раз про-
верять, закрыта ли квартира, выключена ли плита, почистил ли ее
муж зубы). Все должно было протекать в установленных ритуалах,
иначе степень ее беспокойства повышалась. Боли она испытывала
с 20-летнего возраста. Четыре операции – одна с установкой титано-
вого блока – мало ей помогли. К тому же она испытывала ограниче-
ния при передвижении и ходьбе, ей нельзя было танцевать. С 25 лет
124
Психодинамическая психотерапия с применением имагинаций
она считалась ограниченно трудоспособной (на 50 %) и периодичес-

ки принимала сильные анальгетики. По медицинским показаниям
ей не рекомендовалось беременеть; если бы такое все-таки произо-
шло, ей необходимо было бы на протяжении всей беременности ле-
жать. «Но я же хочу иметь ребенка».
5.2. Планирование терапии
Актуальная проблематика
После операции на позвоночнике г-жа Грюн уже более года обучалась
на курсах переподготовки по специальности «офисный сотрудник».
Она была там единственной «пациенткой со спиной», все осталь-
ные – это сухие алкоголики и бывшие наркозависимые. Несмотря
на то, что раньше в школе она получала плохие оценки, здесь она
хорошо сдала первые письменные экзамены. Но чем дольше шло
обучение и чем ближе были следующие экзамены, тем тяжелее ей
становилось. Боли перед контрольными работами усиливались, она
могла продолжать учиться, только принимая таблетки. Когда она па-
дала в обмороки, одногруппники были отзывчивы, сострадательны
и старались проявлять заботу. Дома она часто испытывала стресс
от большой нагрузки, апатично вела себя даже по отношению к мужу
или друзьям, искала уединения, чувствовала себя травмированной:
Я упорно молчу и все держу в себе или реву навзрыд и у меня появляется
желание все разнести в пух и прах. Ее муж – маленький эгоист, но она
любила его и не хотела потерять. Она чувствовала себя истощенной,
ничего ее не наполняло, она не могла больше быть сильной. Она
была охвачена единственным стремлением: Мне нужно справиться
с обучением. Я просто не хочу потерять это!
Биографические данные
Г-жа Грюн родилась, когда ее родителям было по 20 лет. Она была
первым ребенком в семье. Ее мать – нежеланный, внебрачный ре-
бенок – была воспитанницей детского дома и не получила профес-
сионального образования; отец (сейчас владелец мастерской, имеет
собственное дело) был родом из социально благополучной семьи
(родители и брат – академики). Отец хотел жениться на матери, когда
она забеременела, но она «из гордости» отказалась от его предложе-
ния (У нее не было желания входить в его социальный круг). Тогда он
125
Глава 5
прекратил общение с матерью и не признал отцовства. Алименты

он начал платить только после жалобы на него и впервые встретился
с пациенткой лишь на 10-м году ее жизни.
У г-жи Грюн почти не было воспоминаний о первых восьми годах
жизни. Я только помню, что росла среди тюремщиков и алкоголиков.
Мать получала социальное пособие, пила, имела контакты с разными
мужиками и всегда врала. Она отдала (сбыла) ее бабушке, своей мате-
ри, которая в детстве была для пациентки самым близким человеком.
Когда пациентке было шесть лет, ее мать вышла замуж за мясника.
После этого начались избиения. Ее били, если она ела левой рукой,
если она от страха начинала заикаться, если она защищала мать, ко-
торая с ней также жестоко обращалась. Пациентка (8–14 лет) начала
зло шутить, когда приходила из школы домой, за что ее тоже избива-
ли. Мать всегда принимала сторону отчима. Бабушка после свадь-
бы матери и рождения сестры (сестра на 7 младше, на сегодняшний
день временно бездомная, продавец без образования, снова живет
с матерью) еще больше заботилась о пациентке: Она (бабушка) была
моим самым любимым человеком! Когда пациентке исполнилось 9 лет,
у бабушки стала прогрессировать деменция. Пациентка вспоминала
ужасные сцены, когда мать зло и грубо насмехалась над бабушкой.
Бабушка умерла, когда пациентке было 10 лет. Ей было запрещено
плакать и идти на похороны. Мать до сих пор не сообщила пациент-
ке, где та похоронена. Таким образом, у г-жи Грюн даже не осталось
места для скорби, куда бы она могла прийти.
У матери родилось еще двое детей: брат (младше на 8 лет, сейчас
наркозависимый, незаконченное образование каменщика, разведен)
и вторая сестра (младше на 11, нет аттестата об окончании школы
из-за прогулов, сейчас проходит обучение на помощницу медсест-
ры в центре по трудоустройству безработных). Время после смерти
бабушки, когда она жила вместе с двумя младшими сестрами и бра-
том она вспоминает как самое ужасное время с побоями и драками,
что закончилось бурным расставанием и разводом матери и отчима
(14 лет). На некоторое время отчим даже похищал брата пациентки.
Мать только и делала, что пила, а пациентка проворачивала все дела,
старалась заботиться о маленьких брате и сестрах и пыталась защи-
щаться от мужчин, которых притаскивала ее мать. Один даже сделал
себе золотой выстрел1 в туалете. Врач скорой помощи на глазах у де-
1 Золотой укол, золотая доза – введение себе наркоманом смертельной
дозы наркотика с целью суицида. – Прим. ред.
126
тей делал ему трахеотомию, а она кричала так, что ей сделали инъ-
екцию успокоительного. Мать в это время слушала музыку.
Когда ей было 10 лет, написал отец, который хотел, чтобы она
переехала к нему. Она тоже этого очень хотела, но не могла оставить
мать, брата и сестер. В период полового созревания, вплоть до 21 го-
да, она редко контактировала с отцом, но при этом восхищалась им,
любила его и ровнялась на него. Он всегда встречался с молодыми
подругами и, когда пациентке был 21 год, женился на женщине ее
возраста, которая очень скоро родила ему сына. С тех пор отец стал
избегать контактов с пациенткой, так как его жена была против. Па-
циентка очень страдала от его отказов и до сегодняшнего дня наде-
ялась на сближение.
В детском саду и в школе она была в основном спокойной и скром-
ной, всегда искала близкого контакта с учителями; из-за ее заика-
ния и ябедничества другие дети насмехались над ней и били ее. Поз-
же, став самой сильной в классе, она иногда неистово дралась, но все
равно находила защиту у учителей. Получив аттестат об окончании
школы, она пошла учиться на парикмахера, но вынуждена была пре-
рвать обучение из-за своей аллергии. Затем она решилась на трехго-
дичное обучение на продавца мясных и колбасных изделий, после
окончания которого три года проработала в супермаркете под ру-
ководством брутального мастера. Она должна была таскать тяжести
и, чтобы получить признание, еще больше на себя взваливать. После
этого начались боли в спине (две первые операции на позвоночни-
ке). Она попыталась переучиться на бухгалтера, но чувствовала се-
бя подавленной, попав под руководство придирчивой женщины-ше-
фа. Это снова привело к болям в спине и операциям. Затем от биржи
труда пациентке удалось добиться направления на теперешний курс
обучения.
Она описывала себя как одиночку, имеющую лишь редкие дру-
жеские контакты. Ее становление как женщины прошло через изна-
силование, о котором пациентка помнила лишь следующее: «Я сижу
на диване в ночной рубашке, рядом со мной мать, с другой стороны
мужчина, который копается в моем влагалище». Из-за асоциально-
сти ее матери она рано получила возможность познакомиться с по-
ловой жизнью и развить в себе отвращение к сексуальности. Вскоре
после первой менструации (13 лет) состоялся и первый половой акт
с тюремным типом ее матери, который над ней насмехался: «Ты же
ищешь отца!». С 16 до 19 лет у нее были отношения с бывшим дру-
127
Глава 5
гом ее матери, который был наркозависимым. Для него она делала

все, пока не повзрослела и не вышвырнула его. Следующие отношения
были похожи на предыдущие, пока в 21 год она не встретила в бас-
сейне симпатичного молодого человека. Она забеременела и хотела ро-
дить ребенка, но мужчина настоял на аборте, о котором у нее оста-
лись тяжелые воспоминания. В 22 она познакомилась с нынешним
мужем, который был на 8 лет старше и работал в этом бассейне тре-
нером: Это он. С ним тебе будет спокойно. Ее муж, электрик по об-
разованию, позже специалист отдела электронного оборота дан-
ных, хорошо зарабатывал. Мы живем в маленькой квартире без долгов,
на вид обеспеченной жизнью. Она описывала его как нежного, родно-
го и оказывающего поддержку. Муж очень много работал. Три года
назад у нее были нежные, непродолжительные отношения без сек-
суального контакта с одним знакомым, с которым она посещала му-
зеи и многим делилась. Он был холост, она его не хотела привязы-
вать к себе, не хотела разрушать свой брак и прервала эти отношения.
Пациентка любила читать и рисовать. До появления болей она
много гуляла, занималась легкими фитнес-тренировками и посе-
щала бассейн.
Контрперенос
Я испытывала уважение к женщине, сидящей напротив меня, ко-
торая не сдалась, несмотря на все ее страдания. Я была впечатлена
ее витальностью, проявляющейся в напористой манере речи и в на-
стойчивом желании сделать карьеру. Особенно трогало то, что под ее
очерствелой кожей звучали чувственные струны. В этом уважении,
однако, были отголоски дистанции: она вышла совершенно из другого
социального мира, нежели я. Это делало меня слегка неуверенной.
По отношению к ней (с учетом ее многочисленных травматизаций
и обусловленных происхождением ограничений) я чувствовала себя
в привилегированном положении и из-за иррационального чувства
вины боялась стать для нее, возможно, «особенно хорошей». Это
могло усложнить (с моей стороны) не только сближение и понимание,
но и в случае необходимости конфронтацию. Также это могло оказать
лишнее давление на меня и косвенно на нее. Особенно я беспокоилась
из-за того, что испытывала сильное желание поддержать ее. Поэтому
я не смогла бы, не ставя под сомнение свои намерения, оказать ей
содействие в «стремлении развиваться» и не смогла бы с должным
пониманием сопровождать ее там, где это было бы особенно важно.
128
Психодинамические гипотезы
Пациентка имела опыт раннего отвержения из-за фундаментального
недостатка материнской защищенности и отсутствия отцовского
участия в ее жизни. Она подверглась многократной травматизации:
телесным истязаниям, сексуальным посягательствам, обесцениванию
ее как личности. Ранние нарушения в условиях недостаточной ре-
флексии привели к ментальному дефициту и выраженному аффектив-
ному напряжению. Либидинозные и агрессивные импульсы, таким
образом, могли интегрироваться лишь дифицитарно. Пациентка была
вынуждена удерживать их под контролем при помощи фобической
защиты или диссоциации, поскольку эти импульсы были достаточно
интенсивными и оказывали давление. В те моменты, когда случались
прорывы импульсов и пациентка теряла контроль, сразу возникала
бессознательная идентификация с агрессором, ненавистным отчи-
мом (это нашло отражение и в выборе ее первой профессии – про-
давщицы мяса). Возможно, данная идентификация позволяла ей
освобождаться от гнева, вызванного разочарованием из-за нехватки
материнской заботы. Ее аффективная нетерпимость, особенно по от-
ношению к агрессивным импульсам, угрожала целостности самости
и должна была либо контролироваться, либо быть направлена против
себя (фобии, боли в спине, операции, вызвавшие проблемы с бере-
менностью и поставившие под сомнение возможность материнства).
Фобические симптомы возникали из различных источников:
как защитная реакция от массивных внешних нападок, домога-
тельств, насилия, когда она была ребенком, как защита от проры-
вов внутренних импульсов, а также как проявление зависимос-
ти от значимого объекта. Мир ее внутренних объектов был так же
хрупок, как и ее представление о себе. Чтобы стабилизировать себя,
г-жа Грюн использовала расщепление на «хорошего отца» – «зло-
го отчима», «хорошую ученицу» – «плохую дочь». Этому служили
как идеализация находящегося далеко родного отца, защита от раз-
очарования, что он отсутствует, так и ранняя парентификация1, за-
щищающая ее от разочарования из-за нехватки материнской забо-
ты: пациентка заботилась о матери, оставалась с ней, даже когда ей
представилась возможность лучшей жизни у отца, и до сих пор за-
ботилась о своих младших брате и сестрах.
1 Парентификация – семейная ситуация, в которой дети, даже мало-

летние, берут опеку над собственными родителями. – Прим. ред.
129
Глава 5
Готовность к идеализации – она идеализировала своих учите-

лей, а также своего преподавателя на курсах переподготовки – слу-
жила одновременно важной опорой в попытках социального роста
и вместе с тем поддержкой в развитии автономии, что могло бы при-
близить ее к социальному кругу отца. На психодинамическом уров-
не борьба за окончание профессионального обучения могла бы по-
ниматься как борьба за отца.
Основная тема терапии этой пациентки – конфликт лояльности.
Успешное окончание курса переподготовки и первые шаги в долж-
ности служащей позволили бы пациентке, как ей это уже удалось
благодаря браку, еще сильнее отдалиться от социальной среды ма-
тери и приблизиться к среде отказавшегося от нее отца. Социаль-
ный рост в данной ситуации связан с фантазией о полной потере
контакта с матерью и ввиду амбивалентных чувств к ней – с бессо-
знательным конфликтом вины. Пациентка боялась, что, как в про-
шлом мать «из гордости» не приняла отца, так и сейчас она прекра-
тит общаться и с ней, своей дочерью, в наказание за то, что последняя
слишком далеко удалилась от материнского мира. Пациентка вну-
тренне была привязана к отвергнутой на сознательном уровне, ра-
зочаровывающей ее матери, поэтому она переживала внутренний
конфликт между желанием автономии-индивидуации, с одной сто-
роны, и страхом потери и чувства вины, с другой. Телесные симпто-
мы, такие как обмороки и болевые ощущения, появились с началом
ее отдаления от материнского мира. Ее амбивалентность в отноше-
нии желания иметь детей также являлась выражением бессознатель-
ного конфликта лояльности.
Диагноз
Соматоформная диссоциативная, фобическая и депрессивная симп-
томатика при обусловленном развитием и травмами структурном
дефиците (расстройство личности). Состояние после перенесенной
нуклеотомии и четырехкратной ренуклеотомии с фиксацией сег-
мента титановым элементом.
Показания и планирование лечения

Пациентке была показана глубинная психотерапия, поскольку она
искала выход из описанного ею актуального конфликта. Значи-
тельный структурный дефицит и имеющиеся разнообразные огра-
ничения развития, включая область формирования женской иден-
130
тичности, могли бы быть целями лечения, что наводило на мысль

о необходимости долгосрочной структурообразующей терапии. Это
был бы долгий и интенсивный по времени психотерапевтический
процесс, решиться на который при такой тяжелой патологии долж-
ны быть готовы оба участника. Г-жа Грюн делала это интуитивно,
подчеркивая в предварительной беседе, что ищет помощи в сло-
жившейся ситуации и ясно давала понять, что знает, что именно
ее может стабилизировать. Ее партнерство не должно было быть
темой для обсуждения в терапии, так как она не хотела бы ставить
под сомнение свою супружескую жизнь. Пациентка в целом была
полностью довольна своей жизнью, если ей удастся сдать экзамен.
Таким образом, на передний план выходило желание ограничен-
ных изменений. В терапевтическом понимании это означало, что ее
действующие системы защиты должны были быть модифициро-
ваны лишь в случае необходимости, и они должны были служить
осуществлению описанных частичных целей. Конкретно речь шла
о том, чтобы работать с г-жой Грюн над регуляцией аффектов, прора-
батывать неосознанные желания, страхи и иррациональное чувство
вины, которые провоцировали перебои в работе психики. Также
было необходимо сопровождать ее в этом процессе преодоления,
обеспечивая поддержку и вселяя надежду.
Целью терапии, соответственно, являлась проработка с г-жой
Грюн ее ограничений саморегуляции и объектной зависимости,
что было обусловлено структурным дефицитом. Эти проблемы сим-
птоматически находили выражение, к примеру, в ее соматизации,
низкой способности к концентрации и недостаточном доверии. Дан-
ная проработка могла привести к успешной сдаче экзамена и вслед
за этим нахождению соответствующего места работы, что сделало бы
возможным переход в новую жизнь и установление границ со средой,
из которой она вышла. На фоне спиралевидных переживаний успеха
это могло бы способствовать дальнейшему ослаблению защит и та-
ким образом значительно улучшить качество жизни пациентки. Ис-
ходя из этого, пациентка в дальнейшем могла бы быть мотивирована
на продолжение терапии. В этом случае была бы возможна аналити-
ческая терапия психотравмы (Steiner, Krippner, 2006).
В данном терапевтическом процессе ожидаемая динамика пере-
носа должна была находиться под наблюдением и обрабатываться,
но обсуждать ее следовало бы только в том случае, если бы сопротив-
ление стремилось нарушить этот процесс (пар. 7.7.6). Я принимала
131
Глава 5
во внимание особое положение давно дистанцировавшегося, высо-

ко идеализированного отца и исходила из того, что готовность па-
циентки к идеализации (которая может проявляться в идеализации
терапии и предположительно моей личности) могла бы способство-
вать важному, временному нарциссическому укреплению. Это мог-
ло бы быть полезно для терапии, пока защитная функция идеали-
зации – против гнева разочарования и депрессии из-за пережитого
недостатка материнской заботы – не была проанализирована. Од-
нако этот анализ мог бы реализоваться лишь при проведении высо-
кочастотной терапии.
В целом наряду с ограничением частоты и количества сеансов
(от 50 до 80) при формировании активного терапевтического процес-
са с фокусировкой на частичных целях необходимо было противо-
действовать дестабилизирующей регрессии, к которой склонна трав-
матизированная пациентка со структурным дефицитом.
Из констелляции переноса вытекали определенные опаснос-
ти: первая – невозможность достаточно стабильно и долго отделять
описанные частичные цели от общей динамики, так как бессозна-
тельные желания пациентки оказывали сильное давление, затраги-
вая темы развития женственности и стабилизации идентичности.
Следовательно, я не планировала обсуждать ее ритуальные дейст-
вия и упомянутый навязчивый контроль, так как они являлись час-
тью необходимой для нее защиты от вытекающих из травматиза-
ции деструктивно-агрессивных интроектов. Можно предположить,
что именно благодаря связанной с терапевтическим процессом стаби-
лизации самооценки возможно было формирование менее жесткой
формы защиты. Другая опасность состояла в недостаточно обсуж-
даемом, но неявно действующем материнском переносе, проявляю-
щемся в глубоком недоверии пациентки и ее стремлении к регрес-
сии. Для защиты от этого г-жа Грюн могла бы объединиться со мной
как с ее дистанцировавшимся идеальным отцом. Здесь было бы важ-
но найти хороший баланс между принятием данного идеализирую-
щего переноса, с одной стороны, и содействием развитию разоча-
рования в нереалистичных нарциссических стремлениях, с другой.
Если бы этого не удалось, то можно было бы предположить времен-
ное ухудшение, возможно даже с импульсом разрыва терапевтичес-
ких отношений. Наконец, исходя из масштабов отцовского контр-
переноса (я отношусь, как и ее отец, к более высокому социальному
слою), могла бы возникнуть третья опасность: или недооценить па-
132
циентку, так как она частично говорит на другом языке – на язы-

ке своего социального круга, или переоценить ее в плане идеализа-
ции в контрпереноса.
Терапия по нескольким причинам могла бы проводиться как КИП
(пар. 3.3). С одной стороны, чтобы облегчить, благодаря наглядности
имагинаций, понимание фокуса конфликта (функция прояснения),
с другой – чтобы подбодрить и аффективно разгрузить находящуюся
под сильным гнетом страданий и напряжения пациентку посредст-
вом проживания мира ее внутренних образов (функция стабилиза-
ции). Также было бы позлено предоставить ей возможность рисо-
вания рисунка по проведенной имагинации (пар. 7.5) как средство
самоуспокоения между сеансами. Переживание пациенткой собст-
венной эффективности при выражении своего внутреннего мира
в имагинации могло бы способствовать регуляции аффектов и ста-
билизации самооценки.
Кроме того, биографические данные наводили на мысль, что
г-жа Грюн могла хорошо использовать терапевтические имагинации:
она со своим другом часто посещала музеи и погружалась там с ним
в переживания картин. Я хотела учесть это в обосновании, и надеялась
на положительный резонанс (эстетическая функция имагинаций).
Согласование лечения
Мы с г-жой Грюн договорились, что после подтверждения заявки
она будет приходить ко мне раз в неделю и знакомиться с основами
особой терапевтической формы коммуникации (абстиненция, сво-
бодные ассоциации, соблюдение рамки). Она как-то сразу спонтанно
откликнулась на то, что в процесс терапии будут включены имаги-
нации: Тогда мне будет что рисовать! Я даже не успела высказать
предложение по поводу рисования. Она сама это подхватила.
5.3. Первичная имагинация

В конце нашего последнего анамнестического, четвертого пробного
сеанса я сказала:
– Я вам уже говорила, что мы будем здесь наблюдать ваши вну-
тренние образы. Так сказать, посещать ваш внутренний музей!
(Смех.) Вы готовы решиться на это?
– Да, и что мне нужно делать?
133
Глава 5
– Просто устройтесь удобно в кресле, сейчас вы сидите на краеш-

ке. Сядьте действительно комфортно для вас, и если вы хотите,
то можете прикрыть глаза… (Инструкция релаксации, пар. 7.3)
А теперь представьте, пожалуйста, какой-нибудь цветок… Если
что-то открывается вашему внутреннему взору, то скажите, что
это, чтобы я тоже могла это представить… Если появится что-то
другое, это тоже приветствуется.
– Я вижу подсолнух (радостно смеется).
– Вы можете его описать, каким вы его представляете?
– У него большой длинный стебель…два листа. Тут также малень-
кая божья коровка. У нее четыре точки…
– Оо! Она сидит на цветке? Как он выглядит в целом?
– Лепестки самого цветка ярко желтые. Середина коричневая, ко-
ричневатая, да я уже ощущаю маленькие дырки в коричневом…
да и стебель тоже.
– А какой на ощупь этот длинный стебель?
– На ощупь он сильно шероховатый. Я замечаю сейчас, что стебель
просто воткнут в землю. Земля рыхлая, сухая, коричневая. Я ви-
жу маленький бугорок. Цветок кажется закопанным, как будто
в бугорке крота, до такой степени рыхлая земля. Я хотела бы его
просто вытащить… Да… я вытаскиваю его… Он должен всегда
оставаться таким, какой он есть… Теперь я вижу только буго-
рок крота.
– Хм. Чего бы вам хотелось?
– Я хотела бы его взять с собой домой, срисовать, сфотографиро-
вать. Божья коровка обгрызает лист… Но он должен оставать-
ся таким! Не засыхать! Лучше всего его заморозить. Но тогда он
будет застывшим…
– Да, что все же лучше?
– Если я его срисую, это тоже подойдет. Я ставлю его на свое окно.
На него должно светить солнце. Сейчас я это вижу именно так.
Это приятно. Кот не должен к нему подходить…
Первичная имагинация находилась в тесной взаимосвязи с прежним
сценическим опытом между мной и г-жой Грюн, а также с упомя-
нутыми и высказанными ранее в нашей беседе анамнестическими
деталями. Благодаря наполненности символами, она представляла
134
собой ценное дополнение для формирования диагностических ги-

потез и планирования лечения. Кроме того, эта имагинация имела
прямую терапевтическую ценность, поскольку положительно влияла
на пациентку, позволяя ей ощутить свою эффективность, и стиму-
лировала к самоисследованию (Теперь мне будет что рисовать!)
Имагинация диагностически показала, в частности, структу-
ру личности пациентки (a), ее внутренний и внешний конфликт-
ный мир (б), желания отношений, мобилизованные в терапевти-
ческой ситуации (в), и необходимую в данный момент их защиту (г),
возможности пациентки обходиться с ее конфликтом – защитой –
динамикой («Ресурсы», «Сила Я») (д), а также развитие переноса (е).
а) На структурное нарушение указывал, прежде всего, отсутству-
ющий контакт с «материнской» землей, которая вокруг цвет-
ка очень рыхлая, сухая, то есть не питала и не поддерживала его.
Представленный цветок производил впечатление здорового бла-
годаря своему большому, длинному стеблю, но оказался в своей не-
видимой, находящейся под землей части как будто закопанным,
не растущим, фактически без корней – это характерный образ
отсутствующей защищенности. Структурная патология была
видна также при «вытаскивании» цветка: как в аутодеструктив-
ном способе поведения, выражавшем что-то очень буквальное
и мало символическое, но еще больше – в отсутствии у пациент-
ки соответствующего аффекта испуга, который проективно на-
стиг меня, что типично для феномена расщепления (пар. 7.7.5).
Яркий подсолнух был с этой точки зрения, «объектом», с которым
можно совершать любые манипуляции: Я вытаскиваю его.
б) При сценически-символическом понимании акта вытаскивания,
в нем можно было определить конфликт лояльности. Когда па-
циентка «вытаскивала себя» (например, в результате своего со-
циального роста) из разочаровавших ее условий происхождения,
которые возможно, уничижительно были представлены в бугор-
ке крота, она могла бояться элементарных угроз: Но он должен
оставаться таким! Не засыхать!
в) Здесь были представлены различные актуальные желания и стра-
хи: центральным из них при выборе цветка было нарциссическое
желание тепла, отраженности и защищенности. То, что пациент-
ка представила подсолнух, который в течение дня поворачи-
вал свое «лицо» к большому теплому небесному телу, наводит
135
Глава 5
на мысль, что г-жа Грюн направила свои желания в сторону уда-

ленного идеализированного отцовского объекта, компенсируя
тем самым нехватку материнской заботы. Поиск подходящей
«формы существования» для вытащенного из земли подсолну-
ха во второй части имагинации возвращал к центральному же-
ланию отраженности и тепла, когда пациентка поставила цве-
ток в своей квартире на солнце: На него должно светить солнце.
Из идеи, что лучше всего заморозить цветок, вырисовывалось,
что пациентке приходилось «зимовать» при нехватке отражения.
Желание защиты раскрывалось в заботе о цветке. Речь шла
о защите от божьей коровки, появившейся прежде, чем пациентка
успела описать цветок, и от «кота, готового его обгрызть», если бы
пациентка взяла цветок с собой домой. Божья коровка и кот могли
ассоциироваться с негативными объектами, а также быть репре-
зентацией самости. Г-жа Грюн, как это часто бывало на протя-
жении терапии, на следующей сессии в беседе сначала вложи-
ла много либидинозной психической энергии в объект. Четыре
точки божьей коровки она ассоциировала со своими братьями
и сестрами. Также можно было предположить, что в образе наме-
тилось желание взросления. Подсолнух пациентки был зрелый
(возможно, это мысли о желании детей), и некоторые семена уже
выпали (можно предположить, что это связано с вынужденным
абортом и с уже полученным, но впоследствии не используемым
первым образованием). Она могла бы что-то сделать, хотела бы
производить потомство, но у нее есть страх увянуть и погибнуть
«неплодотворной» (без детей, без подходящей работы): Середи-
на коричневая, коричневатая, да, я ощущаю уже маленькие дыр-
ки в коричневом…
г) В качестве одной из форм защиты использовалось обращение
в противоположное. Желание пациентки в укоренении благода-
ря процессу «вытаскивания» должно было пройти мимо ее со-
знания. Кроме того, в импульсивной форме вырывания цветка
из почвы наблюдалась идентификация пациентки с агрессором:
то, что она делала, не должно было бы восприниматься как вы-
зывающее боль и приводящее к обморокам. В отсутствии эмо-
циональной реакции наблюдалась диссоциация. Диссоциация
как форма защиты всплыла вновь, когда речь зашла о замора-
живании цветка. В активном вырывании цветка также виделось
действие против своего телесного Я. Возможно, данная форма
136
защиты играла особую роль в бессознательном выражении на-

силия, в фантазии «быть обгрызанной» божьей коровкой.
д) Ресурсы пациентки проявились в ее возможностях сублимации,
(фотографирование, рисование), которые она раскрывала при об-
ращении со своим цветком. В терапии это могло бы учитывать-
ся для поддержки внезапного желания оживления и дальнейше-
го развития. Следующий ресурс был представлен способностью
пациентки продуктивно подхватывать подбадривающие интер-
венции терапевта (искать что-то, от чего ей делалось хорошо).
е) Имагинация содействовала развитию важных аспектов дина-
мики переноса благодаря не только атмосфере, но и индивиду-
альным особенностям пациентки. Г-жа Грюн позитивно вос-
приняла терапевтическое предложение представить образ, это
ощущалось непосредственно и имело эмоциональный отклик.
Она удивленно смеялась во время имагинации и говорила в по-
следующей беседе, как она радовалась, что у нее возникла такая
прекрасная картинка. Напряжение от успеха, обусловленное пе-
реносом, сменилось расслаблением в связи с тем, что здесь она
в какой-то мере уже сдала свой экзамен. Ее положительная мо-
тивация к прохождению терапии ощущалась с первых сеансов
и получила новый стимул, благодаря разделенному со мной пе-
реживанию.
У пациентки доминировало желание идеализированного переноса.
Терапевт рассматривался как солнце: согревающий, отражающий,
большой, жизнесохраняющий, прикладывающий собственные уси-
лия, отдаленный объект. В бессознательном выборе подсолнуха
я увидела нарциссическую тоску пациентки (ср. пункт б), кото-
рая символически проявилась в характере переноса: она предстала
передо мной с ее желанием поощряющего отражения и хотела бы
«укорениться» благодаря тому, что она интересна другому, чтобы
посредством этого найти свое собственное место. Она показывала
мне срочность своих желаний, когда откровенно демонстрировала,
как мало почвы у нее было, и пугала меня тем, что могла бы лишиться
даже того малого, что имела.
Данные желания, в нашем процессе, конечно, могли быть ис-
полнены и поняты лишь частично, поэтому терапия могла вызвать
в ней разочарование. Таким образом, через имагинации становилась
более явной значимость обозначенного выше баланса между при-
137
Глава 5
нятием и фрустрацией в желаниях переноса, между частичной кон-

фронтацией и стабилизацией. Если этот баланс не удастся сохранить,
пациентка, возможно, «вытащит себя» из терапевтических отно-
шений.
Динамика переноса проявилась не только в символике, но и в яр-
кости представления образа, которую можно было рассматривать
в имагинативном процессе как проигрывание. То, что г-жа Грюн
сразу «представила» на цветке божью коровку, интересный «объект»
с 4 точками, меня несколько насторожило. Что побудило ее к этому?
Почему она слишком рано украсила свой цветок именно так? Внача-
ле мне было это не понятно, но я «опиралась» на контрпереносные
чувства, которые привели меня к использованию следующей интер-
венции: я исходила из того, что пациентка представила божью коровку,
так как сомневалась в том, что ее цветок (и она сама) был достаточно
интересен мне «просто так». Если бы я сразу остановилась на божьей
коровке, то утратила бы свой интерес к цветку, который еще не со-
всем смог раскрыться в моем внутреннем восприятии, так же как па-
циентка не смогла раскрыться в своей жизненной истории ни в ма-
тери, ни в отце. Я воспринимала в образе божьей коровки первично
фундаментальную неуверенность пациентки, которая должна была
сделать что-то интересное, но при этом трагическим образом сама
угрожала и препятствовала осуществлению своего нарциссическо-
го желания – обнаружить себя только как просто хороший цветок.
Таким небольшим действием переноса, сценическим элементом па-
циентка (пар. 7.7, экскурс 11: Сцена) неосознанно «пробовала» наши
отношения, проверяла, насколько я «провалюсь» в ее отрицатель-
ный перенос в поисках чего-то более важного, чем она. Я показала
г-же Грюн свой интерес к ней при помощи интервенции сопережи-
вания «Оо!» (пар. 7.3) при неожиданном появлении божьей коров-
ки, которая, конечно, выражала аспект самости, но вначале остано-
вилась на вопросах об описании цветка. Мое сопереживание вместе
с интервенцией прикосновения (стебель) было решающим для аф-
фективного усиления переживаний. Это также дало возможность
более ясного понимания конфликтных желаний и страхов вокруг
темы поиска опоры и темы быть увиденной в противовес вырыва-
нию с корнем и потере интереса. В связи со структурной слабостью
пациентки, речь шла – как и в ее повседневной жизни – о быстром,
импульсивном действии с деструктивными аспектами (вытащить,
заморозить), вследствие чего я, используя обе подбадривающие ин-
138
тервенции (пар. 7.3), хотела стабилизировать ее и стимулировать

на выражение аффекта.
Итак, этот первый совместный опыт работы с образом допол-
нил составленный план лечения: было крайне важно использовать
активно-поддерживающую позицию, которая проявлялась бы в ин-
тересе, участии и подбадривании в представлении образа, беседе
и способствовала бы принятию г-жой Грюн права на собственные
желания.
Сюда же относились сомнения в импульсивных, быстрых и, воз-
можно, деструктивных «решений» (в имагинации они выражались
в «вытаскивании»), но их не следовало критиковать, а, наоборот,
необходимо было поддерживать позитивные тенденции, тормозить
навязчивые действия, чтобы в конечном итоге обнаружить связан-
ные с этим аффекты. В дальнейшем речь могла бы пойти о том, что-
бы эксплицитно прояснить с пациенткой в беседах ее иррациональ-
ное чувство вины и проявления аутодеструктивных стереотипов
при помощи наглядных иллюстраций конфликта из имагинации
(ее идея заморозить цветок, чтобы он остался твердым, напомнила
мне о том, что она имела опыт инвазивного медицинского вмеша-
тельства – укрепление позвоночника титановым диском). В целом
необходимо было сопровождать ее, обращать внимание на ее жела-
ние автономии и подходящим образом способствовать ее поэтап-
ному продвижению.
5.4. Терапевтический процесс

Процесс, включающий всего 50 часов терапии, проходил с частотой
один раз в неделю и длился почти три года, прерываясь на период
длительного путешествия пациентки с ее мужем в США. За этот пе-
риод было проведено девять имагинаций, а также у г-жи Грюн было
тринадцать сновидений, которые она, как и представленные образы,
часто рисовала по собственной инициативе (пар. 7.5). Г-жа Грюн
всегда усердно посещала сеансы и своевременно отменяла их, если
это было необходимо по причине болезни. Пациентка раз за разом
отменяла несколько встреч на среднем этапе терапии в связи с со-
противлением. Перед ее письменным экзаменом терапия также
приостановилась на четыре недели по предварительной договорен-
ности. После экзаменационных работ терапевтический процесс был
возобновлен.
139
Глава 5
Начало терапии
На четвертом подтвержденном сеансе (в общей сложности девятом)
г-жа Грюн рассказала, что после контрольной работы снова упа-
ла в обморок, ненадолго потеряв сознание. Затем она быстро ушла
от темы и стала подробно рассказывать о подготовке к письменной
работе: как она справлялась сейчас, как неспокойно ей было бы
раньше. Затем она подробно рассказала о том, насколько глупым
считала то, что после экзамена все быстро ушли и никто не захотел
обсудить с ней отдельные задания или вместе расслабиться. Далее
она продолжила, что все еще должна была доказывать им и учите-
лям (это произносилось ей почти с угрозой), что она не тупая. Затем
резко, без перехода она спросила, можем ли мы снова совершить
путешествие в образ, как это было с цветком.
Разрыв в ее рассказе произошел в тот момент, когда аффект гро-
зил стать слишком интенсивным и мог выйти из-под контроля. Я по-
думала, что в ее обмороках проявлялась вынужденная стратегия,
предупреждающая прорыв аффекта, в которой в сгущенной форме
представлены тоска по вниманию и тенденция к отречению. В ком-
плементарном контрпереносе (пар. 7.7.5) я чувствовала заботу и по-
буждение защитить ее и хотела поддержать ее понимание и заботу
о себе. Поэтому в этом месте я замедлила темп и, опираясь на наши
отношения, попыталась связать ее чуть больше с самой собой и с ее
отщепленными чувствами. Я попросила ее описать сначала «все об-
стоятельства обморока», чтобы я смогла «все» лучше понять, и так
как переживала за нее: «Что бы произошло, если бы вы упали и боль-
но ударились!». Г-жа Грюн внимательно слушала меня, и у меня воз-
никло ощущение, что мои вопросы расслабляют ее.
Из рассказа выяснилось, что обмороку предшествовало разо-
чарование. Она очень старалась аккуратно заполнить экзаменаци-
онные бланки, а потом еще нарисовала для учителя маленькую ве-
селую картинку птички на отдельном листочке, который положила
сверху стопки бумаг. Но, собирая работы, учитель отвлекся и не за-
метил отдельный листочек. «Каково это было для вас?» Ну что ж, он
очень занят… «Все-таки вы испытывали что-то! Даже если понима-
ли, что у него нет времени», – упорствовала я. Задумчиво она ска-
зала, что ей стало грустно. А потом, ученики просто так ушли, и все
мое напряжение сразу спало и произошел обморок. Еще она заметила,
как сжимала в тот момент свои кулаки (и продемонстрировала это).
140
Подавленно она сказала, что произошло так, как будто она хотела
добиться своим обмороком внимания.
Ее потребность и желание быть замеченной ощущались и здесь,
на сеансе. Я увидела, как г-жа Грюн тяжело задышала и стала бес-
покойной. Очевидно, пациентке было легче принять такое осо-
знание себя, чем допустить проявление невероятного гнева раз-
очарования, находящегося под защитой диссоциации. Поэтому
я дала интерпретацию, что не стоит упрекать себя за бессозна-
тельные процессы и что, кроме того, ее желание получать внима-
ние и заботу оправданно, так как раньше она имела этого слишком
мало.
Затем я предложила ей поработать с образом, чего она так желала
ранее, для дальнейшей работы с конфликтом уже на символическом
уровне. Прежде всего, я хотела дать ей почувствовать, что не забыла
ее желание, даже если не сразу обратила на него внимание. Важно
было дать ей возможность аффективно канализировать сказанное.
Также я надеялась, что в дальнейшем смогу повлиять на ее самокри-
тичность и самодеструктивность, предлагая ей в образе новый спо-
соб взаимодействия.
Я выбрала мотив «Маленькая птичка на лугу», чтобы в переносе
дать сигнал, что здесь она – совсем иначе, чем в школе – находит-
ся в нужном месте, может следовать своим потребностям и быть за-
меченной мной. (Уточнение «на лугу» в названии мотива я выбрала
с той целью, чтобы она могла абстрагироваться от ранее нарисован-
ной птички и развить новый целостный образ.) Г-жа Грюн улыбну-
лась, когда услышала название мотива, и сразу начала:
– Я вижу маленькую птичку. Она сидит на ветке, совсем высоко…
– Вы можете ее описать?
– Да, она неброская, коричневато-зеленая такая, почти как воробей,
но не такая встрепанная, как-то меньше. Она не чирикает, толь-
ко сидит там и смотрит.
– Что вы чувствуете по отношению к ней, как она сидит и как смот-
рит?
– Серьезно. Потерянно. Здесь есть большой луг, ветка, на которой
она сидит, и больше ничего. Это подозрительно. Она как я. (Глубо-
ко вздохнула.)
– Что случилось? Вы глубоко вздохнули? Что вы чувствуете?
141
Глава 5
– Да, я чувствую стесненность между животом и головой. Я чело-

век интуиции. Хочу большей связи между верхом и низом.
– А птица заметила, что вы там?
– Если она это заметит, то улетит.
– Как бы вы могли найти контакт с птицей, чтобы он устраивал
вас обеих?
– …Не знаю…
– Вы замолчали, как будто размышляли над этим. Что вам спон-
танно пришло в голову?
– Ну, что-то нелепое; если бы я была невидимой и протянула бы свою
руку, а в руке было бы несколько зерен или земляной червь, и толь-
ко бы моя рука была видна – это бы устроило нас обеих.
– О, замечательная идея, попробуйте представить себе это!
– Да, она любопытная, смотрит на червя, который крутится в мо-
ей руке. Да, сейчас она хочет его поймать, но не может ухватить.
Теперь она садится на кончики моих пальцев и осторожно берет
его.
– Как вы это ощущаете?
– Она очень легкая, немного щекотно. Я рада, что все получилось.
После имагинации она продолжила улыбаться и радоваться тому,
как все прошло. Но, вспомнив о своих внезапно нахлынувших
переживаниях, сказала, что ребенком она часто сдавливала в ру-
ке маленьких птиц и рыб до смерти, за что ее избивали. Теперь
она смогла иначе обращаться с этой маленькой птицей и была
этому рада. На мой вопрос, что ее связывало с маленькой птич-
кой, она ответила: душа, птица моей души и еще раз повторила,
как плохо она теперь относится к поступкам, которые делала ре-
бенком. Я сказала, что представляю, как она в беспомощном гневе
и разочаровании заставляла чувствовать маленьких животных то,
что переживала сама в момент жестокости отчима и страха смерти
и что она искала руку, которая поддержит и утешит ее. Она долго
смотрела на меня широко раскрытыми глазами, молча и удив-
ленно и внезапно вспомнила сновидение, которое у нее было, ко-
гда она услышала, что есть свободное место для терапии, то есть
еще до нашей первой встречи (пар. 3.6, экскурс 6: Первичное снови-
дение).
142
Я видела черный образ в другом черном образе. Как эти русские де-
ревянные куклы, которые прячутся одна в другую. Я сама была вну-
три и хотела наружу. Но я не могла выйти. Это был ужас. Я умер-
ла в себе самой.
На мое предложение найти ассоциацию, она сказала, что хотела бы
с удовольствием выбраться из своего тела, но этого не происходит.
Далее мы говорили о том, как жестоко она поступала со своим телом
и как тяжело ей принять его из-за аборта и операций, при этом она
не упомянула о пережитом сексуальном насилии. Только в бассейне,
который был важным дополнением к тому, что она имела: школа, се-
мья происхождения и параллельные отношения, – она могла никого
не видеть и чувствовала себя «свободно, как рыба в воде». Страшное
воспоминание о раздавленных птицах всплыло снова. Я спросила ее,
что бы могла хотеть и делать птичка, если бы вместо жестокости она
получила заботу. Она немного задумалась: плавать, гоготать, летать
и ПЕТЬ! Пациентка могла бы сама петь с удовольствием. Могла бы
прекрасно петь, но перед другими у нее это не получалось. Я пояс-
нила ей, что сновидения выражают страхи и желания и что мрачные
сновидения, как и имагинации, яснее выражают ее желание быть
живой. Если она чувствует себя живой в воде, это хороший знак и те-
рапия может помочь ей чувствовать себя так же и в других ситуациях.
На этом сеансе я объединила работу над пониманием с поддер-
живающими интервенциями (пар. 7.7.3), особенно в имагинации
и при обсуждении сновидения. Эта работа была сфокусирована
на конфронтации и интерпретаци, которая исходила из моего ком-
плементарного контрпереноса (пар. 7.7.5). Меня впечатлило, как тон-
ко пациентка, следуя за вопросами о том, как воздействует на нее
образ, распознала в имагинации потерянность птицы. Эту потерян-
ность она далее осознала непосредственно как свою собственную:
Она как я. Она так же испытывает недоверие и тоску по слиянию. Это
был элемент наглядного проявления конфликта, мобилизованного
опытом разочарования в учителе и одновременно ранним опытом
отношений с отцом: Если она (меня) заметит, она улетит. Я обнару-
жила в этих эмоциональных сообщениях проявление растущего до-
верия в наших отношениях – положительный перенос. Это нашло
подтверждение в том, что после имагинации она смогла рассказать
мне о своей жестокости (до этого она сообщала об агрессивности
лишь рассказывая о своих школьных потасовках).
143
Глава 5
Момент ощущения одновременно доверия и агрессивности в про-

странстве являлся для меня одним из многих, шокирующих собы-
тий (моя реакция контрпереноса на ее травмы и их диссоциативную
защиту). Это уже было на начальном этапе терапии (момент в има-
гинации, когда она вытаскивала подсолнух или когда она на следу-
ющем сеансе рассказывала мне о сценах драк и отвержении). Я ощу-
щала необходимость выполнять функцию контейнера, того, кто,
сидя напротив, чувствует, принимает, удерживает в себе ее ужас-
ные, заряженные аффектом переживания, а затем, «переработав»
их своим эмпатийным пониманием, возвращает пациентке в более
сдержанной форме, как это произошло на сеансе с интерпретацией
птички (пар. 7.7.5).
Интервенция конфронтации, связанной с обменом ролями: «А за-
метила ли птичка, что вы там?» – помогла пациентке вспомнить,
как она раздавливала птиц: она знала, что птица могла не доверять
ей. Проявляя волнение, она глубоко вздохнула, и сказала: Я чувст-
вую стесненность между животом и головой. Я человек интуиции. Хочу
больше связи между верхом и низом, – обозначая тем самым централь-
ную задачу терапии – научиться самой управлять переполняющими
ее «аффектами на уровне живота»1. В процессе имагинации ей вне-
запно удалась эта связь: в высказывании, что птичка может улететь,
скрывался элемент проникновения в птичку, которая подозревала
в ней мучителя. Но переполнения чувствами стыда и насилия не про-
изошло, так как пациентка ощущала мою веру в ее способность уста-
новить позитивный контакт, который устроил бы обе стороны. Она
смогла, находясь в безопасных терапевтических отношениях и бла-
годаря исходящему от меня подбадриванию и поддерживающей ин-
тервенции «Замечательная идея!», сообщить найденное ею самой ре-
шение быть невидимой. Это привело ее через воспринимаемую «связь
живота и головы» к положительному опыту отношений и облегчи-
ло проживание аффекта (она очень осторожно описывала, как она
чувствует маленькую птичку на своей руке).
Как «кукла в кукле» (воспоминание пациентки о «черном об-
разе» – выражении ее агрессивных импульсов, «запертых» и огра-
ниченных) было скрыто ее сновидение, которое всплыло благода-
ря спонтанному воспоминанию о раздавленной птице, всплывшему
в процессе имагинации, и всем этим пациентка смогла теперь поде-
1 Der Bauchmensch – человек интуиции, в дословном переводе с нем. –
человек живота. – Прим. пер.
144
литься со мной в состоявшемся переносе, преодолевая стыд и пока-

зывая прежнюю агрессию. Это удалось благодаря тому, что она всту-
пила в подходящий, пока еще неустойчивый контакт с птицей своей
души, который поначалу казался совсем невозможным.
Данный пример демонстрировал спиралеобразное, терапевти-
чески плодотворное взаимовлияние имагинации и беседы (пар. 7.4):
важно было не только принимать молчание пациентки в самый тяже-
лый для нее момент представления образа, но и помогать ей пройти
паузу, наполненную обесцениванием себя («дурачества»). Это спо-
собствовало укреплению Я, формировало доверие и подготавлива-
ло понимание интерпретаций в последующей беседе.
Найденное в имагинации с помощью терапевтического подбад-
ривания решение быть невидимой креативно объединило ее стратегии
защиты и позволило всплыть воспоминанию о том, как она ожива-
ла в воде, прячась от взглядов других и от спроецированного в этих
других собственного уничтожающего взгляда.
То, что первичное сновидение (пар. 3.6, экскурс 6: Первичное сно-
видение) содержало намек на многое, не подлежало сомнению, так же
как и то, что оно уже оказало положительный эффект на г-жу Грюн.
Этот эффект стал более заметен на следующих сеансах, проясняя тот
факт, что выбранный фокус терапии был полезен ей на нынешнем
этапе. После данного сеанса у г-жи Грюн появился стимул к даль-
нейшему обучению. Она стала больше разговаривать со своим му-
жем и друзьями, отметила возросшую жизнерадостность и ослаб-
ление болей – она уже не падала в обмороки. Все говорят, терапия
пошла мне на пользу, – сказала она. Этим еще осторожным, сказан-
ным как бы невзначай сообщением, оставляющим ее невидимой, она
положительно подытожила 11-й сеанс и спросила: А вы? Вы тоже
так считаете? «Да».
Подведение итогов первого этапа терапии

Терапия началась интенсивно, и вскоре сформировалась «структура
сеанса», которая – за редкими исключениями – оставалась далее
неизменной. Г-жа Грюн приходила чаще всего в сильном эмоцио-
нальном возбуждении, быстро излагала свои мысли и быстро их
с чем-то связывала. Она оживленно сообщала о своих переживани-
ях, успехах и неудачах, телесно транслируя желание быть связанной
со мной. Потребность в слиянии выражалась манерой ее речи (тон,
вопросительная динамика, прямое обращение): Вы же видите это
145
Глава 5
точно так же? После такого «этапа отчета» г-жа Грюн сразу же хотела
погрузиться в процесс имагинации или обсудить нарисованный ею
рисунок, или же она могла начать рассказывать сновидение.
Обычно в этом месте я замедляла темп и спрашивала, как она
себя чувствует именно сейчас, что из сообщенного особенно зани-
мает ее? Или я сама устанавливала центральный пункт проработ-
ки, начиная вдумчивую интроспективную фазу, во время которой
г-жа Грюн внимательно прислушивалась к своим аффектам и час-
то вспоминала ярко запечатлевшиеся в ее памяти травматические
или печальные образы и их эмоциональный след, как, например: Ко-
гда бабушка сходила с ума, мать ее передразнивала, бросала в нее мяг-
кие игрушки, если та сидела на диване, и высмеивала ее.
Если я замечала, что порог ее аффективной терпимости близок,
тогда она говорила, что с нее «хватит», она хочет «прийти в себя» –
я переходили к этапу имагинации, обсуждению рисунка или другим
формам погружения. Я делала упор главным образом на короткие
имагинации, чтобы, с одной стороны, она находилась в допустимых
границах аффекта, а с другой, чтобы оставалось достаточно време-
ни для «выныривания из имагинации», резонанса и обратной связи.
Вначале на этапе завершающей имагинацию беседы г-жа Грюн на-
пряженно искала «рецепты», «инструкции по применению», но после
того, как я сказала ей, что влияние терапии состоит совсем не в том,
что она должна приносить домой готовые «рецепты», и что самое
важное в терапии зависит от нее самой, она смогла довериться мне
и расслабиться (как раньше доверяла своим учителям и бабушке).
Вскоре стали получаться спокойные, рассудительные, полные по-
нимания заключительные беседы. Таким образом, сеансы как пра-
вило состояли из четырех этапов, элементы которых могли повто-
ряться или накладываться друг на друга.
Темы, обсуждаемые с г-жой Грюн в моменты погружения, были
достаточно разнообразны. Часто повторялись травматические вос-
поминания о драках, аборте, сексуальном домогательстве, а также
воспоминания о негативных событиях, связанных с ее пьяной ма-
терью, например, когда та отвратительно насмехалась над сходящей
с ума бабушкой.
Следуя побуждению, возникающему благодаря имагинативным
переживаниям и описаниям сновидений, г-жа Грюн вдобавок к это-
му сообщила о возникающих иногда в течение недели разрозненных
«внутренних образах», как она их называла, которые не относились
146
к биографическим событиям и не могли быть связаны с нарративом.

Например, она и ее мать стоят с чемоданом на обочине дороги. Или:
руины крепости в Хайдельберге. Или: пенек в лесу. Когда такие диссо-
циативные, аффективно не связанные или печальные образы угнета-
ли ее по ночам, она целенаправленно вспоминала «прекрасные места»
из своих имагинаций для того, чтобы отогнать эти внутренние образы,
которые ее пугали. Так она использовала эстетическую функцию те-
рапевтических имагинаций как переходный объект (пар. 3.3). Я пред-
ложила ей рисовать эти «внутренние образы», чтобы поддержать ее
способность к саморегуляции и, возможно, предотвратить затопле-
ние флэшбэками. Г-жа Грюн подхватила данное предложение и сде-
лала книгу с картинами плохих образов, которую она могла как от-
крыть, так и захлопнуть (подробнее об этом см.: Steiner, Krippner, 2006).
По мере продвижения терапии я пыталась с осторожностью фо-
кусироваться на трех областях обработки: контроль агрессивных
импульсов по отношению к себе и другим; разграничение с семь-
ей, из которой она происходила; сближение с отцом и социальный
успех. Первая тема была связана с ее защитными структурами и ре-
гуляцией аффектов, вторая включала толерантность к чувству ви-
ны, третья обеспечивала нарциссическую подпитку и укрепление
Я. Данные внутренние темы обрабатывались в контексте ее внеш-
них отношений со значимыми людьми с ее курса переподготовки,
которые ассоциировались с отцовской и материнской фигурами, с ее
братом и сестрами, матерью, а также с кругом ее друзей. Поскольку
сопротивления, связанного с переносом, на данном этапе терапии
не возникало, его рассмотрения не требовалось (пар. 7.7.6).
По инициативе пациентки ее брак редко становился темой об-
суждения; она рассматривала своего мужа как скалу на пути прибоя,
нуждалась в нем как в надежной опоре, и даже, когда в их отноше-
ниях что-то шло не идеально, она не хотела это проблематизировать,
чтобы не создавать угрозу такой поддержке. Я проявляла к этому ува-
жение и активно поддерживала такое отношение пациентки с уче-
том ее истории, полной травм, структурной патологии, выбранных
целей терапии и установленной рамки.
Фрагменты среднего этапа терапии

Г-жа Грюн рассказала (23) в своей бурной манере, что на этой неделе
она была одна, так как ее муж уехал в командировку. Ее младший
брат приходил к ней. Он хотел получить от нее деньги, как всегда,
147
Глава 5
и говорил про свой план забрать к себе мать и ухаживать за ней –

но каким образом? Мать бродила кругом пьяная и воровала. У него
самого не было денег. Возможно, он врал, это было не в первый раз,
чтобы смягчить ее. Он всегда хотел денег только на свои наркотики.
У других он тоже выпрашивал, это рассказала ей сестра, но пациентка
была единственной, у кого было что взять. Когда он приходил к ней,
а также после его ухода, она всегда вспоминала время, проведенное
с отчимом после смерти бабушки, когда он сильно избил мать и она
вместе с детьми была вынуждена укрываться в женском кризисном
центре. Г-жа Грюн рассказала мне, что боялась за мать и чувствовала
себя там отчужденно. На мой дополнительный вопрос она ответила,
что дала брату немного денег, но чувствовала себя после этого плохо,
ведь она не хотела этого. Она злилась.
Я подумала, что ей стыдно передо мной за свою семью, а также
за свою мягкость, и спросила, как она себя сейчас чувствует? Она
ответила, что чувствует себя как-то напряженно, это было напряже-
ние, которое ощущалось во всем теле и не прекращалось даже но-
чью, потому что сейчас она не могла прижаться к своему мужу. И ей
приснился сон:
Я выиграла очень много денег и купила большой земельный участок
с домом на две семьи. В одну часть я заселила свою мать. Я поза-
ботилась о врачах для нее, купила ей много красивых вещей и да-
ла ей деньги на обустройство дома. В другой части расположи-
лись мои брат и сестры. Я была на бирже в США, и в совершенстве
разговаривала по-английски с биржевым маклером. У. и Й. (друзья
по бассейну) были удивлены. «Ты проворачиваешь биржевые сдел-
ки? Что ты делаешь со всеми этими деньгами?» «Я кладу их на сбе-
регательный счет».
Я спросила о деталях сновидения. Биржевым маклером ей пред-
ставился ее состоятельный отец. Но он говорил как будто не с ней,
не по-немецки. Я сказала: «Вы же хотите еще лучше выучить англий-
ский язык» (она планировала заняться этим после переквалифика-
ции, чтобы подготовиться к поездке в США с мужем). Английский
был для нее языком мирового общения, зная который можно было
стать состоятельной, как ее отец. Она сказала, что это сновидение
было ее сокровенной мечтой. Что было бы здорово, если бы она могла
так одарить семью. Чтобы связать ее со своим чувством вины за се-
парацию, я сказала: «Я обратила внимание на то, что вы заботитесь
148
о матери, брате и сестрах, но на этом огромном земельном участке

нет даже комнаты для вас». Это ей пока совсем не приходило в голову.
Но в действительности так и было, что могло ее изрядно напрягать.
Это было не желание, а скорее вынужденный шаг: вначале она долж-
на была позаботиться о своей ужасной семье, и только потом о себе
самой. Это чувство ответственности: Как давящая броня! Как бы
хотелось от нее избавиться, но я снова и снова попадаю под это бремя.
Она была взволнована и разочарована.
Я подумала о ее конфликте лояльности (в контексте конфликта
вины), о ее строгом, неподатливом Сверх-Я, об ее интроектах травм,
но решилась, как уже неоднократно бывало, на понимающе-поддер-
живающую интервенцию, которая способствовала ослаблению за-
щиты. Я сказала, что в сновидении она выразила много любви к сво-
ей матери, брату и сестрам, любви несмотря ни на что, а также много
сделала для их блага, но при этом все-таки открыла для себя сбере-
гательный счет. Что она думает по поводу этого счета? Она засмея-
лась и сказала, что видит терапию как «инвестиции»; ей еще не уда-
лось отделиться и использовать свои деньги для себя, но она училась
здесь этому и накапливала опыт, пока могла это делать. Пациент-
ка впервые заговорила о своих планах: она надеялась, что после то-
го как сдаст экзамены, переедет в более просторную квартиру, где
у нее будет своя отдельная комната. И, – добавила она несколько та-
инственно, – еще немного места. Я не стала уточнять, что она имеет
в виду, так как время сеанса подошло к концу.
На следующий (24) сеанс она пришла в хорошем настроении и со-
общила, что подготовила наброски возможной обстановки для более
просторной квартиры. Кроме того, на занятиях ее похвалил г-н С.,
любимый учитель, которого она охарактеризовала как мачо. С пе-
реездом дела могли бы пойти быстрее, чем ожидалось, он мог бы со-
стояться еще до экзамена. Но из-за дополнительного стресса ей это
было не по душе, хотя и поступило отличное предложение поменять
квартиру на более просторную с балконом в том же доме. Затем па-
циентка продолжила, активно жалуясь, что из 25 учеников сегодня
на занятиях отсутствовало 10. Она предположила, что им, навер-
ное, было все равно. Она также заявила, что следующую контроль-
ную решила писать без шпаргалок, так как на экзамене опасно бы-
ло бы ими пользоваться, и что она хочет научиться доверять себе. Ее
бодрило то, что во сне она говорила по-английски. Также она не на-
ходила глупым, что, несмотря ни на что, любила свою семью. Все это
149
Глава 5
было сказано в форме ее типичного переноса – полной убежденнос-

ти в том, что я целиком разделяю ее мнение, например, поддержи-
ваю ее критическую позицию по отношению к ученикам.
У меня сложилось впечатление, что, благодаря последнему сеансу,
г-жа Грюн достаточно окрепла для фокусирования на проработке кон-
фликтов сепарации и лояльности (вины). Исходя из этого, я выбрала
из ее разрозненных сообщений тему обозначения границ и поделилась
своим наблюдением, что об однокурсниках, которые отсутствовали,
она говорила в том же тоне, как и зачастую о брате с сестрами: с раз-
дражением на то, что они не хотят или не могут становиться лучше.
Она согласилась и спросила: Это же может раздражать? Или нет?
Я молчала, полагая, что это поможет ослабить ее желание быть не-
раздельной со мной, поспособствует ее автономии и переживанию
аффекта. Ей вспомнилось, что она так же обижалась на свою подру-
гу, которая уехала в отпуск кататься на лыжах, когда ее бабушка была
больна. Она бы «хорошенько ее отчитала». На вопрос, что ее так воз-
мутило, пациентка не сразу поделилась своими чувствами, а снача-
ла ощутила, что идентифицирует себя с больной. Ей было страшно,
что никто не позаботится о ней, когда она будет лежать в больнице.
Я подумала, что г-же Грюн необходимо было достичь стабильнос-
ти с помощью норм довлеющего Сверх-Я. В тоже время она боролась
за то, чтобы ее желание, например, «поехать в отпуск», как ее подру-
га, смогло осуществиться. Или поехать в США или еще куда-нибудь,
даже если кому-нибудь из семьи будет необходимо ее присутствие
или деньги. Поддерживая ее на рациональном уровне, я вначале отме-
тила, что это был совершенно иррациональный страх (предварив это
кратким экскурсом об уместных и иррациональных страхах). В дейст-
вительности, и ее муж, и ее друзья будут о ней заботиться. Одновре-
менно я отметила большой страх, который являлся ее «внутренней
убежденностью» и который тянул за собой все прошлые разочарова-
ния», когда «она действительно оставалась одна и никто о ней не забо-
тился. Она согласилась и сказала решительно, возвращаясь из своей
задумчивости: Я хочу избавиться от этого старого хлама! Вот поче-
му она так радовалась новой квартире.
Это прозвучало как «слово-сигнал», которое я подхватила, так
как в настоящий момент не хотела далее дестабилизировать ее за-
щиты. Я предложила провести имагинацию по мотиву «Дом» (в про-
должение темы сновидения на последнем сеансе и темы квартиры
в начале сегодняшнего сеанса):
150
– Я вижу только переднюю часть дома. Острая крыша, наверху круг-

лые окна. Она покрыта волнистой черепицей. Внизу два четыре-
хугольных окна, я вижу гардины, которые задернуты, нельзя за-
глянуть внутрь. Перед обоими окнами ящики с цветами. А перед
одним стоит лавочка. Это дом из красного кирпича, цветы в ящи-
ках желтые, гардины тоже.
– Какие чувства у вас вызывает дом?
– Окна выглядят как глаза. Они такие унылые. Я не знаю, мне не нра-
вится. У цветов поникшие головки. Итак, ммм…
– Как будто это все производит унылое впечатление, ммм. Что бы
вы хотели сделать сейчас?
– Я бы хотела зайти вовнутрь, так, из любопытства. Сначала
я смотрю на дверь. Она из дерева, и у нее изогнутая ручка, очень
приятная. Коридор выглядит чистым и аккуратным, справа кухня.
Все исполнено в дереве, барная стойка, чтобы присесть. Все очень
красиво, но дом кажется нежилым. В гостиной вообще нет расте-
ний, лежит пыль. Я вижу шкаф, настенные часы, телевизор, ма-
ленький столик, все сочетается, но нет картин на стене. Сейчас
я поднимаюсь по лестнице. Наверху выложенная светлой плит-
кой ванная комната и спальня со шкафом и не застеленными кро-
ватями. Как будто все очень быстро ушли. Теперь я снова снаружи.
Снаружи дом действительно красивый благодаря цвету, в кото-
рый покрашен. На двери нет таблички с именем. Могу ли я полить
цветы?
– Как вам? Вы можете прислушаться к своим ощущениям, что бы
вам еще хотелось?
– Я замечаю: это не мой дом. Это дом ведьм. Мне тревожно, когда
я вижу такие окна.
– А если бы он был ваш – что бы вы изменили?
– Я бы добавила картины на стены. Что-то приготовила бы. Я бы
полила в саду розы. Полила бы желтые цветы на подоконниках. По-
красила бы лавочку. Пригласила бы друзей.
– Представьте себе: зеленая лавочка, из кухни пахнет едой, друзья
пришли – как вы себя чувствуете?
– Прекрасно. Я сижу на лавочке, и они идут мне навстречу. Несут
цветы. Мне уютно, я сижу и радуюсь.
151
Глава 5
В заключительной беседе после имагинации г-жа Грюн сразу сказа-

ла, что у нее были сложности с мотивом «Дом», так как она рассма-
тривала собственный дом как недосягаемую мечту: Квартира – да,
дом – нет, – сказала она. Я была сбита с толку этим уточняющим
пояснением. У меня появилось чувство, что она по еще неясным
причинам дистанцируется от аффективного содержания имагина-
ции, а также и от того, что было предложено мной. Она прячет это
в пояснении, напомнившем мне о ее матери, которая во вред себе
отвергла «благородный» социальный слой потенциального мужа
как слишком «хороший для себя». Еще до конца не поняв причины
дистанцирования, я обратила ее внимание на контраст: она мечтала
о нескольких домах для своей родной семьи, а для себя могла наме-
тить лишь в лучшем случае квартиру. Пациентка молчала. По этому
молчанию и ее «критике дома» мне постепенно стало ясно, что фор-
мируется сопротивление переносу (пар. 7.7.3). Было важно понять это
сопротивление: что вызывало уход из отношений, какие ситуативные
страхи пациентки способствовали ее дистанцированию от меня.
Во время ее молчания я задала вопрос (активно-поддерживаю-
щее действие вместо дальнейшего погружения в молчание) о жел-
том цвете: «Почему желтые цветы и занавески?» Пациентка сказала:
другие (мать, брат и сестры) пожелтели бы от зависти, если бы у нее
был дом. Она исходила из того, что они ни в коем случае не могли
искренне желать ей этого. Я ухватилась за это перегруженное кон-
фликтами сообщение, которое до сих пор еще не высказывалось.
Из дальнейшего разговора стало ясно, что ее прежний скромный об-
раз жизни имел, в частности, цель скрыть от семьи, из которой она
вышла, что ее муж хорошо зарабатывает. Если бы они об этом узнали,
у меня бы больше не было ни минуты покоя! Я вспомнила о ее страте-
гии быть невидимой и подчеркнула важность данного осознания, от-
кликнувшись таким положительным резонансом на проработанную
самой пациенткой взаимосвязь. Затем я осторожно попыталась по-
ставить под сомнение эту стратегию быть невидимой, обратив вни-
мание на то, что с таким самоограничением она до сих пор не нашла
никакой надежной защиты от зависти и пугающего ее одалживания
денег. Она согласилась, и я добавила, что брату и сестрам мало помо-
гает ее самоограничение ради них, тем более что они об этом даже
не догадываются. Но, если бы она смогла развить внутреннюю уве-
ренность, что они с мужем заслуживают большей квартиры или до-
ма, потому что много работают и напрягаются, это помогло бы ей
152
лучше обозначить свои границы. Эта уверенность дала бы ей боль-

ше твердости, чем игра в прятки. Возможно, таким образом она смог-
ла бы даже дать стимул своим брату и сестрам и стать для них образ-
цом для подражания. Пациентка выразила сомнение относительно
сказанного мной, но добавила, что подумает над этим.
Опираясь на ход и структуру сеанса и имагинации, я отметила
для себя текущую динамику переноса, которую я не спешила прояс-
нять (пар. 7.7.6), и исходила из того, что г-жа Грюн как будто показыва-
ла мне: что именно в данный момент в наших отношениях она может
сделать очевидным и пережить, а что нет. Мотив «Дом» вызвал в ней
замешательство, так как затронул тему самости и связанную с этим
тему проявления себя. Это касалось ее центрального бессознатель-
ного желания – разочарования. Под влиянием защит она как будто
«отдалялась» и быстро показывала мне дом только снаружи, «перед-
нюю часть», то есть «выполняла задание». «Хороший фасад» – это
ее самоограничения (об этом нам удастся поговорить позже) и эф-
фективная защита от угроз, которые она частично сознательно, час-
тично бессознательно ожидала от других. Это было четко показано
в конце, «в образе» и в последующей беседе о желтом цвете: зависть,
жадность и ее способность быть управляемой. Следовательно, это
свидетельствовало о ее недостаточном отстаивании своих прав и не-
достаточной способности обозначать границы. То, что, кроме этого,
она имела дело с собственной завистью по отношению ко мне, без-
условно, должно было пока оставаться неосознанным (так как она
находилась со мной в зависимых отношениях), но в дальнейшем это
могло способствовать возникновению сопротивления в переносе.
Мой первый вопрос о воздействии образа (пар. 7.3) привел к от-
крытому проявлению ею чувства подавленности, что благоприят-
ствовало нашему новому сближению после дистанцирования, об-
условленного сопротивлением. Я исходила из того, что г-жа Грюн,
представляя «Дом» (вместо «Квартиры» или «Помещения»), пере-
живала этот образ иначе, чем другие, которые представляла до этого:
менее стабильно и даже отчасти конфликтно. Обращаясь к понятию
«Дом», я ссылалась на ее фантазию, о которой она говорила на по-
следнем сеансе, а не на то, что ее сознание занимал тема «Квартиры»,
многократно обсуждаемая ею в беседе. Очевидно, что она столкну-
лась с внутренними ожиданиями определенных достижений, воз-
можно даже, с такими, которые приближают ее ко мне и отцовскому
уровню, что, в свою очередь, приводит к значительному усилению
153
Глава 5
чувства вины по отношению к материнской семье. Находясь в обра-

зе, она не могла ни разрешить приведенный в движение внутренний
конфликт, ни открыто показать злость или даже зависть к терапев-
ту и вернулась к «подавленности».
Мой следующий вопрос, побуждающий к действию (пар. 7.3),
дал пациентке возможность защититься от чувства разочарования,
так как она могла использовать его для быстрого погружения в фа-
садную, изолированную от аффекта «наблюдательную позицию».
С другой стороны, содержащееся в интервенции послание: «Я про-
являю интерес к тому, чего бы ты хотела именно сейчас» позволи-
ло ей войти в дом и тем самым приблизиться к своим собственным
представлениям. Далее в имагинации возникала свойственная па-
циентке амбивалентность: обстановка воспринималась в общем-то
красивой, но не принадлежащей ей и чужой, необжитой (нет кар-
тин, кровати не застелены). Возможно, таким образом она показы-
вала мне, насколько отчужденно она чувствует себя в своей иден-
тичности (нет таблички с именем на двери) и в своем телесном Я. В ее
спонтанном побуждении полить цветы я увидела не столько выра-
жение заботы о себе (так как она до этого момента не воспринимала
дом как свой), сколько альтруистическую защиту. Поэтому я задала
очередной вопрос, побуждающий к действию, активно призывая ее
ощутить, действительно ли желание полить цветы именно то, чего
она хочет? Вследствие этого ее защита «в образе» подверглась сомне-
нию, а затем в беседе эксплицитно была осмыслена как защита быть
невидимой. Только после поддерживающе-подбадривающего вопроса,
побуждающего к действию, для пациентки стало возможным четче
сформулировать свою отчужденность и проективные страхи (тре-
вожный дом ведьм) и самой обнаружить то, что напомнило о черном
образе ее первичного сновидения.
На предыдущих сеансах мое балансирование между стабилиза-
цией и эксплицитным сомнением склонялось скорее в пользу ста-
билизации пациентки. На данном же сеансе мой отказ удовлетво-
рить ее желание получить от меня подтверждение («Это тоже может
раздражать? Или нет?») и частичная дестабилизация защит приве-
ли к усилению ее неуверенности. В метафоре тревожный дом ведьм
скрывалось не только ее представление о себе, но и что-то тревож-
ное в развитии переноса: Как вы видите меня? Что вы видите?
Метафора дома (пар. 7.2) затронула проблемную для пациентки
тему идентичности. Основываясь на нашей предварительной бесе-
154
де и предшествующем сеансе (на фоне обеспечивающей прогресс

терапии), который способствовал раскрытию ее самости при по-
мощи терапевтической поддержки, я в отличие от пациентки исхо-
дила из того, что этот «Дом», конечно, ее дом, что она – в том числе
в отношениях переноса – пока не могла отстаивать себя и пока была
не в состоянии принять свой «Дом». Это было похоже на то, как она
не могла показать свой скромный достаток семье. Поэтому в завер-
шение имагинации я решилась на подбадривающую интервенцию
о «Присваивании дома», предлагая пофантазировать об этом (пар. 7.3).
Г-жа Грюн легко откликнулась, а я сопереживала тому, как она пре-
вращала дом в образе в «свой дом» в свое внешнее и внутреннее мес-
то жительства, возможно, в результате услышанной в имагинации
неявной интервенции: «У тебя есть право иметь свой собственный
красивый дом и сделать свою жизнь радостной».
Сеанс на тему конфликта в отстаивании себя и стратегии быть
невидимой был настолько же связан с выражением недоверия, насколь-
ко он и способствовал формированию доверия. Эта двойственность
была заметна в дальнейшем, когда пациентка на следующем сеан-
се решилась рассказать мне, что скрыла от меня визит к гинекологу.
Она была почти уверена, что беременна, но тест этого не подтвердил.
Вместе мы смогли проследить, как вначале она обычно показывает
мне лишь «фасад», опасаясь, что иначе будет слишком много чувств.
Мне наконец-то с небольшим опозданием стало понятно, что озна-
чала ее фраза на предыдущем сеансе: Еще немного места – это было
место для детской комнаты!
Далее, в наивысшей фазе стресса перед экзаменами, которая
продолжалась более четверти года, симптомы пациентки вернулись,
но обмороков уже не было. Г-жа Грюн страдала от сильного внутрен-
него напряжения и выраженной тревоги. В начале терапии она очень
позитивно принимала предложения об использовании имагина-
ций и рисования. Важную роль в этом играла тенденция к идеали-
зации. С другой стороны, пациентка стремилась приоткрыть свой
внутренний мир представлений, так как благодаря этому ей дава-
лась возможность провести интроспекцию своей семьи, из которой
она вышла и от которой она отличалась и хотела отличаться, поэто-
му она воспринимала терапию как шанс усилить свою новую иден-
тичность. В самый разгар экзаменов на первый план вышли другие
потребности. На наших сеансах она разгружалась от напряжения,
она все время говорила об экзаменах и о своих страхах. Погруже-
155
Глава 5
ния, как это было на более ранних сеансах, сейчас происходили все
реже. Она продолжала использовать для своей подзарядки хорошие
места из предыдущих имагинаций, так же как и опыт из сновиде-
ний (Я могу говорить по-английски – смогу и другое!). Экзамен при-
ближался, г-жа Грюн отказывалась от представления новых обра-
зов, опасаясь дестабилизации (пар. 7.7.3). Вместо этого она хотела,
чтобы я заслушивала ее экзаменационный материал, а затем прямо
попросила меня о коротком перерыве в терапии перед экзаменами.
Я наблюдала сопротивление, которое выражалось в разных фено-
менах, но не делала его предметом обсуждения, поскольку на данном
этапе терапии речь шла о достижении промежуточной цели (сдача
экзаменов), а не о том, чтобы ставить под сомнение механизмы за-
щиты пациентки. Я воспринимала, происходящее на этих сеансах
так, будто г-жа Грюн реконструировала сцены родительского учас-
тия (это можно сравнить с родительской помощью при выполнении
домашних заданий), чего она никогда не переживала, будучи ребен-
ком. В контрпереносе мне было страшно, что внутреннее напряже-
ние пациентки вновь приведет к диссоциативным защитам и она
будет «вырвана» из терапевтического процесса, как ее подсолнух.
Мои рекомендации продолжить терапию и использовать имагина-
ции как «подзарядку» на период подготовки к экзаменам, как и мои
попытки объяснить это, потерпели неудачу из-за ее тревоги. В на-
ших текущих отношениях под давлением предстоящих экзаменов
и усиления конфликта лояльности (вины), г-жа Грюн не могла по-
нять, как можно расслабиться, делая перерыв в терапии на время
подготовки к экзамену, и как это могло бы придать ей сил. Поэтому
я отступила на шаг, признав, что временное дистанцирование наи-
более «приемлемо» для нее в данный момент. Соглашаясь на паузу,
я «доверилась» тому, что было сделано мной до этого.
Работа с контрпереносом (пар. 7.7.5) позволила мне сообщить ей,
что я оставлю в своем расписании время ее сеанса свободным на слу-
чай, если она спонтанно захочет прийти. Данное предложение было
сделано мной как послание в контрпереносе (пар. 7.7.5): «Ты можешь
не приходить ко мне и не испытывать при этом никакого чувства ви-
ны, но я буду рада видеть тебя, я не отказываюсь от тебя!»
Терапия подходит к концу

Г-жа Грюн не воспользовалась предложением приходить время
от времени, но написала мне письмо о своих амбивалентных чувст-
156
вах, которые она испытывала во время перерыва в терапии. Она

сообщила, что была очень рада окончанию экзаменов, но не смог-
ла расслабиться после них так, как ожидала. Ей казалось, что уже
приближались устные экзамены, хотя в действительности до них
было еще достаточно времени. За неделю до этого у пациентки снова
возникло ощущение, что она беременна, но затем она в очередной
раз испытала разочарование, когда узнала, что это было не так. Она
писала о своих планах забеременеть после экзаменов, перед нача-
лом работы, но из-за титанового блока в позвоночнике это была бы
беременность в положении лежа. Это ее отчасти пугало. Она хотела
подготовиться к беременности – запастись книгами, аудиокнигами
и красиво обустроить квартиру.
Когда г-жа Грюн снова вернулась в терапию, она выглядела тре-
вожной и напряженной. На 40-м сеансе, втором после возобновления
прерванной на месяц терапии, когда я задала ей вопрос о самочувст-
вии, она рассказала о странном чувстве отчужденности. Как будто
она была совсем другой и отличалась от всех членов своей семьи, кро-
ме отца. Была умнее и просто другой. Наряду с этим она чувствовала
себя, как прокаженная. Например тогда, когда ее брат, которого она
практически вырастила, превозносил свою жизнь, связанную с нар-
котиками, и говорил ей, что они с мужем приспособленцы и обыва-
тели. Или когда она видела, как сестра использует мать. Так же она
впервые сказала о том, что и ее муж был аутсайдером для своей се-
мьи. Он был родом из «благородной», но «холодной интеллигентной
семьи», и ему приходилось бороться там за признание. В отчаянии
она спрашивала: Откуда у меня возьмутся силы, чтобы быть другой?
В контрпереносе я снова уловила ее желание-призыв к тому,
чтобы я заняла ее сторону и сказала что-то «конструктивное». То-
гда бы нам не пришлось переживать обусловленную паузой в тера-
пии «отчужденность». С другой стороны, у меня возникло чувство,
что, если начать обсуждать сейчас наши отношения в переносе, за-
щиты пациентки могут не выдержать, и я подумала, что будет на-
много эффективней использовать тему отношений позже. Было по-
хоже, что чувство отчужденности, которое пациентка проявила – это
не демонстрация фасада, как это было раньше, а скорее шаг к наше-
му новому сближению.
Я обратила внимание г-жи Грюн на то, что этот вопрос (Откуда
у меня возьмутся силы, чтобы быть другой?) является основным и са-
мым значимым для нее, и подчеркнула, что мы обязательно должны
157
Глава 5
его прояснить. Задумывалась ли она, что укрепляло ее в прошлом

и продолжает укреплять сейчас? Она ответила, что чувствует себя
слишком напряженной для размышлений, и легко согласилась, ко-
гда я затем предложила поработать с этой темой на имагинативном
уровне. Пациентка отметила, что соскучилась по представлению об-
разов в моем сопровождении. Я осведомилась, хочет ли она сама вы-
брать тему? Не-е-е, лучше вы предложите. Всегда так увлекательно,
что там появится, – сказала она.
Я решила дать ей установку «Семья животных», тем самым под-
держивая развитие темы на символическом природном уровне.
– Прекрасное маленькое озеро с кувшинками и семьей уток. Жирная
утка-мать и шесть маленьких желтеньких утят крякают вокруг
матери.
– Какое впечатление мать производит на вас?
– Ну, она постоянно взволнованно смотрит на малышей, которые
кружат около нее. Тут еще лягушка – сидит на листе кувшинки
и тоже смотрит на утят.
– Вы можете описать ее более подробно?
– Маленькая зеленая лягушка, у нее большие выпученные глаза. Она
смотрит зло, хочет тишины и чувствует себя раздраженной. Мать
суетится, замечает взгляд лягушки, чувствует ее раздражение
и то, что лягушка вот-вот потеряет контроль над собой. Сейчас
лягушка громко квакает. Утята пугаются, затихают и смотрят
на нее. Один утенок хочет приблизиться к лягушке, но мать зовет
его назад.
– Что сейчас с маленьким утенком?
– Теперь дети очень тихо плавают рядом с матерью. От страха
их душа в пятки ушла. Лягушка довольна, зевает.
– А маленький? Что он делает?
– Маленький утенок отважный. У него оранжевый клюв, он все вре-
мя смотрит на лягушку и все еще хочет к ней приблизиться. Да,
сейчас мать занята другими, а маленький плывет очень тихо к ля-
гушке. Лягушка смотрит…
– Как она смотрит? Вы можете это почувствовать?
– Маленький немного подплывает к лягушке и совсем тихо кряка-
ет на нее, но подплыть еще ближе не решается. Внезапно лягушка
158
снова очень громко квакает. Маленький вертится, мать отгоня-

ет его назад. Затем все семейство выходит на берег.
– Что бы сейчас было хорошо для маленького?
– Ах, с лягушкой ничего бы хорошего не вышло. Теперь он хочет играть.
Он толкает розовую кувшинку. Светит солнце, в воздухе хорошо
пахнет.
– А вы что-нибудь слышите?
– Да, журчит вода и стрекочут кузнечики. Мать спит и утята то-
же. Маленький неуклюже шагает к кузнечику и прислушивается.
Ему нравится слушать. Кузнечик поет и поет, уютно…
Сразу после имагинации г-жа Грюн сказала, что ей удалось рассла-
биться в конце образа и что во время перерыва в терапии она часто
думала о своем подсолнухе или маленькой, радостно летающей на лу-
гу птичке. Сейчас в конце описания образа снова появилась такая же
умиротворяющая картинка. Она хотела бы нарисовать финальную
сцену. Затем она по собственной инициативе перешла к обсуждению
маленького утенка, в котором узнала себя. Диалог с лягушкой она
связала с отчимом и первым начальником в супермаркете. Я спро-
сила о ее родном отце: не могло ли в сцене с лягушкой проявиться
его отдаление после женитьбы? Уходя от болезненного вопроса, она
сказала, смущаясь: Но я и сама могу иногда довольно громко квакать!
Мы рассмеялись и заговорили о ее хвастовстве, которое нами вос-
принималось теперь как невидимость – как одна из «вынужденных
стратегий». В этот момент в контрпереносе я ощутила, что пациентка
преодолела свое «чувство отчужденности» по отношению ко мне.
Удерживая в фокусе конфликтный материал, который выражался
в ее инаковости, я сказала: «Наверное, вам все-таки хотелось бы петь,
а не квакать? Для этого больше подходят кузнечики». Она согласи-
лась и вспомнила басню о муравье и кузнечике1: Иногда я чувствую
себя слабой, как маленький муравей. Я вернулась к теме аутсайдерства.
Муравей слаб в одиночку, но не со своими сородичами. Грустит ли
она из-за недостаточной поддержки своих сородичей? Я вспомнила
о боли, которую она до этого защищала, и произнесла: «Одинокая
маленькая уточка собралась к отцу. Мать ее в этом не поддержала».
1 Немецкая басня «Die Grille und die Ameise» (дословно: «Кузнечик и мура-
вей»), русским аналогом которой является басня И. Крылова «Стрекоза
и муравей». – Прим. пер.
159
Глава 5
В контрпереносе я сожалела, что данная констелляция бессозна-

тельно проявилась в нашем процессе именно тогда, когда она реши-
ла отказаться от сеансов перед экзаменом. Я показала г-же Грюн эту
связь, и она впервые за все время терапии заплакала. Сначала про-
изошло понимание того, как она препятствовала бессознательной
идентифицикации с матерью, а затем – размышление о том, как она
могла бы снова найти связь с отцом.
Потом она осознала, что ищет новых «сородичей» и даже уже на-
шла: в своем муже и в людях из плавательного бассейна, но чувство
принадлежности к ним еще недостаточно укоренилось в ней. Воз-
можно, все было бы иначе, если бы у них с мужем была полная се-
мья с детьми.
Я спросила, какие смыслы она нашла в басне о кузнечике и му-
равье? Г-жа Грюн видела себя в роли муравья, а брата и сестер в роли
кузнечиков. Она упрекала себя за то, что не может отделиться от них,
как муравей в басне, который зимой отчитал кузнечика и ничего ему
не дал. Но сама она не могла быть такой жестокой.
Я вспомнила, что есть другое окончание этой истории, и расска-
зала его пациентке. В других вариантах басни муравей сначала от-
читал просящего о помощи кузнечика, но затем сказал: «Ну, хорошо,
спой и сыграй, и я дам тебе что-нибудь». Возможно, здесь шла речь
о том, что г-жа Грюн еще сможет найти подходящую для нее пози-
цию по отношению к брату и сестрам, а также по отношению к свое-
образной легкости кузнечика «в ней» самой. Она смогла бы порою
петь и чувствовать себя беззаботно, как «кузнечик», она не должна
была бы постоянно быть «муравьем». Г-жа Грюн обрадовалась тому,
что есть другой вариант данной истории, но вдруг сказала: Не-е-е,
лягушка – это мой отчим. А кузнечик и маленький утенок… Кузнечик
что-то уютно стрекочет малышу… Так же, наверное, было бы пре-
красно с моим настоящим отцом.
В имагинации г-жа Грюн отчетливо показывала мне свои жела-
ния и страх.
– Желание подходящего, ориентирующего и подбадривающе-
го материнского участия – нечто другое, чем то, что может
дать тревожная мать-утка. Чрезмерно напряженную моло-
дую пациентку я также ассоциировала с этой ролью (пар. 7.4,
экскурс 9: Субъект-объектная дифференцированная интер-
претация сновидения) в ее парентифицированной, заменяю-
160
щей мать материнской функции по отношению к младшим

брату и сестрам (при этом лягушка тогда тоже бы имела ма-
теринский аспект).
– Желание положительного, заботливого и присутствующего
отца – из-за негативного опыта переживаний в жизни паци-
ентки он сначала был символически выражен в образе пуга-
ющей и отталкивающей лягушки. В конце имагинации он
все-таки был обнаружен в позитивном кузнечике.
Конечно, полярность расщепления между «квакающей лягушкой»
и «поющим кузнечиком» включала измерение переноса. В своем
желании прервать терапию г-жа Грюн выражала необходимость за-
щититься от искушения регрессировать. Хотя она бессознательно
желала этого, но сознательно не представляла, как можно было бы
получать от меня поддержку во время сеансов. Мое согласие на пере-
рыв могло вызвать разочарование, даже если это и не проявлялось
в динамике, так как я недостаточно настойчиво боролась за то, чтобы
задержать пациентку в терапии.
Актуальное желание иметь ребенка, возможно, выражалось в има-
гинации проявлением заботы, отражая то, как пациентка сможет вы-
полнять свои собственные материнские функции и как она сможет
принимать отцовскую поддержку от мужа. Это то, с чем она ранее
не была знакома: ни с поддержкой, ни с триангуляцией.
В принципе данной имагинацией была предоставлена возмож-
ность испытать «воздействие взгляда» и прикоснуться к «ассоциатив-
ному шлейфу» (пар. 7.3), что я не применяла ранее, чтобы избежать
фокуса на конфликте и возможной ретравматизации. Испуг от вне-
запного кваканья лягушки был для меня сигналом того, что даль-
нейшая мобилизация тревоги не рекомендовалась. И все-таки здесь
было несколько иначе, чем в первичной имагинации, где фиксация
на появившейся на подсолнухе божьей коровке также не была по-
казана (см. выше). На этот раз, однако, было полезно и продуктивно
спросить о лягушке. В конечном итоге пациентка смогла продолжить
взаимодействие с ней и связанными с ней конфликтными аспектами.
45 сеанс
На 44 сеансе г-жа Грюн, сияя от радости, рассказала мне о своей
беременности. Из-за необходимости лечь на сохранение, начиная
с 10 недели, она решила, что не будет ходатайствовать о продлении
161
Глава 5
терапии; лучше потом при необходимости она еще раз придет ко мне.
Я легко согласилась пойти на это. К этому времени она уже сдала
последний устный экзамен.
Г-жа Грюн начала сеанс с сожаления о том, что, хотя она и до-
стигла своей основной цели – сдать экзамен, она все еще не была пол-
ностью счастлива, но, возможно, это было просто нереально. Я по-
думала, что, вероятно, «чувство счастья» не могло быть достигнуто
из-за конфликта лояльности. По этой причине она не могла позво-
лить себе дать ощущению счастья больше места. Еще можно было
предположить, что она была дестабилизирована предстоящим окон-
чанием терапии.
Затем она с воодушевлением сообщила, что мать и сестра при-
ходили к ней в гости в новую квартиру. Она пригласила их на спе-
циальный маленький праздник по поводу сдачи экзаменов, пото-
му что не хотела, чтобы они присутствовали на основном празднике
с мужем и друзьями. Она не стала приглашать брата, так как он на-
смехался над ней, и младшую сестру, так как та постоянно посмеи-
валась над матерью и стыдилась ее. Я была поражена ее способнос-
ти так четко устанавливать границы и сказала об этом. Г-жа Грюн
обрадовалась и продолжила: Было прекрасно. Мать достигла успе-
хов в работе с зависимостью, она стала спокойнее и была впечатлена
квартирой и обстановкой. К большому удивлению г-жи Грюн мать
похвалила ее: Ты сделала это. Г-жа Грюн рассказала матери, что не-
давно ее муж и отец случайно встретились в ресторане. Отец был
элегантно одет, обаятелен, со своей женой и ребенком. Мать сразу
замолчала, но не сказала ничего плохого, как опасалась пациентка.
В ближайшее воскресенье я приглашаю друзей в новую квартиру на ве-
черинку с лазаньей…
Я спросила, что сейчас, во время своего рассказа, она чувству-
ет к своей матери. Г-жа Грюн, уклоняясь от ответа, начала расска-
зывать, что у другой ее сестры были две бойцовские собаки и кри-
минальный друг, но с недавних пор она нашла работу – разносить
письма. Пациентка не позволила бы бойцовским собакам прибли-
зиться к своему дому. Я спросила ее, может быть, это связано с бес-
покойством за ребенка, а она ответила, что беспокоилась скорее
за кошку, но, возможно, и за малыша. Все это было несколько не-
реально. Я еще раз спросила ее, что она почувствовала относитель-
но высказывания матери. Г-жа Грюн сказала, что не хочет испыты-
вать никаких чувств, иначе будет очень грустно. Это был шаг вперед.
162
Я сказала, что понимаю, как ей сложно оправиться от глубокой боли,

которую доставляет ей прошлое, но я видела в этом также и призна-
ние пациенткой матери. Г-жа Грюн кивнула. Было заметно, как она
борется со своими чувствами. Она выразила желание погрузиться
в имагинацию: Мое первое путешествие в образ с ребенком в животе!
Я уважала ее желание уйти от мыслей о ранних разочарованиях
и травмах. Я понимала, что из-за возможных осложнений в проте-
кании беременности каждый сеанс может стать последним, и хоте-
ла дать г-же Грюн чувство «завершенности» терапевтического про-
цесса (пар. 7.6), предложив ей, как и в начале терапии, тему «Цветок»:
– Пока что я вижу только что-то зеленое, снова с маленькой божьей
коровкой. Как газон или что-то подобное. Сейчас большой подсол-
нух, который стоит на ярком желтом поле, заполненном другими
подсолнухами…
– Вы можете описать этот большой подсолнух?
– Да, я его рассматриваю и смотрю на венок цветка, мне представ-
ляется, как будто у него лицо, и оно тоже смотрит на меня.
– И как на вас действует выражение лица цветка?
– Приятно. Спокойно. Много любви. Оно немного качается.
– Качается?
– Ну, может быть, это лицо ребенка (улыбается), но не-е-е-т, прос-
то спокойное, дружелюбное выражение лица. И внизу, у листа, э-э,
на листке, там снова сидит божья коровка.
– Что подсолнух хотел бы сказать вам своим выражением лица?
– Чтобы я была немного позитивнее – не всегда такой скептичной
с ожиданиями худшего. Но это приводит меня в ярость. Я говорю
ему в лицо: «Нельзя быть всегда веселой!».
– И…? Как он реагирует?
– Ну, он немного напуган, но говорит, да, иногда можно быть злой,
но затем снова позитивной. Меняться. Это жизнь. Как-то так.
– И как вы воспринимаете этот ответ?
– Да хорошо. На самом деле он прав. Из-за моего ворчания божья ко-
ровка проснулась. Она смотрит на меня, подлетает к моему уху
и шепчет: «Не воспринимай его всерьез, он самый высокомерный
на всем поле! Будь такой, какая есть!»
163
Глава 5
– И как вы себя чувствуете?

– Я вижу, у подсолнуха теперь дыра на листе, там, где сидела бо-
жья коровка. Мне немного грустно. Моя ярость исчезла. Я думаю,
что оба правы, глупо, что она сделала цветку плохо. Он не высо-
комерный. Просто большой. Кто большой, не должен быть высо-
комерным. Все поле полно подсолнухов. Только этот – другой. Мне
он нравится. Такой, какой он есть.
– Что бы вам хотелось сделать сейчас больше всего?
– Улететь. Но не получается. А зачем, собственно? Здесь все так
прекрасно. Теперь подсолнух как будто что-то стряхивает с себя,
из него высыпается какой-то желтый порошок.
– Ага?!
– Да, он хорошо пахнет, я беру его с собой, он дарит это мне. Как знать,
может быть он пригодится! Теперь я вижу пенек со мхом, на нем
приятно сидеть. Я кладу желтый порошок в носовой платок. Он
хорошо пахнет через платок! Каким-то образом я уверена, что все
продолжается. Ничего не потеряно.
В заключительной беседе г-жа Грюн сразу заговорила о том, что в пер-
вом образе подсолнуха ей запомнились уже частично выпавшие ко-
ричневые семечки. Просто выклеванные птицами или что-то вроде
этого. Я подумала о ее травмах и тематике зависти, которую мы
частично проработали. Она находила прекрасным то, что цветок дал
ей что-то с собой. Ее мать также принесла во время визита цветочек.
Пациентки пока не стала рассказывать матери о ребенке. Это знали
только ее муж и я. Я подумала, что в данном случае она очень хорошо
применяет для защиты стратегию быть невидимой. Так как сеанс
подходил к концу, я не стала рассуждать о двойственности, которая
проявилась по отношению к подсолнуху.
На рисунке, который пациентка принесла на следующий сеанс,
божья коровка действительно была достаточно большой по сравнению
с подсолнухом. Г-жа Грюн, размышляя, ассоциировала ее с божьей
коровкой счастья и думала в этой связи о своем ребенке. По собст-
венной инициативе она начала говорить о двойственности: в има-
гинации божья коровка несколько обесценила подсолнух и навреди-
ла листу, но при этом сказала пациентке: Будь такой, какая есть!
Как это делал ее отец в хорошие времена до прекращения общения,
в пубертатный период пациентки. Она решила с ним снова связаться.
164
Тем более было много хороших поводов для этого: она могла расска-
зать о сданных экзаменах, о новом рабочем месте, о ребенке и о сво-
ем браке: Немного похвастать! «Все-таки это не хвастовство!» – пе-
решла я на ее сторону, поддерживая ее.
В завершение она сказала, что в имагинации по сути все были
правы. Подсолнух с его посланием, что он другой, она сама со своей
яростью по отношению к этому – да, и она была другой, не такой,
как ее брат и сестры. Божья коровка обесценила подсолнух, как мать
отца, но сказала ему также и что-то хорошее, так же как мать паци-
ентке на празднике. Она хотела научиться принимать, больше слу-
шать, а не только всегда пускать все на самотек, не спешить. Я под-
держала ее в этом. С желтым, хорошо пахнущим порошком пациентка
связала свой опыт, полученный в терапии. Я была в курсе ее событий,
вследствие этого многое сделала для нее, теперь это будет действовать
в дальнейшем как порошок. Уместным мне показалось то, что она
интегрировала в имагинацию пенек, на котором приятно сидеть, ко-
торый еще в конце первого этапа терапии всплывал в ее «Книге кар-
тин плохих образов».
Из динамики переноса в этой уже определенной расставанием
«сбалансированной имагинации» через то, как представлялся цве-
ток, было очень выразительно показано центральное нарцисси-
ческое желание быть увиденной. В дружелюбном выражении лица
цветка находили свое проявление более позитивные репрезентации
самости и объекта, что позволило состояться решающему диалогу
о вызревающей амбивалентности, в котором наконец-то появилось
критическое признание сопровождающих переживаний. В отличие
от первой имагинации этот подсолнух был хорошо укоренен; божья
коровка являлась не нарушительницей спокойствия, а скорее сим-
волическим выражением, с одной стороны, попыток триангуля-
ции, с другой, аспектов самости и Сверх-Я. Также она стала вест-
ником ее внутреннего обесценивания и гнева на меня – на ту, кого
она покидает, кто из дружественной превращается в высокомерную.
При этом вербально божья коровка передавала центральное посла-
ние, схожее с посланием подсолнуха: «Будь такой, какая есть!» Это
вело к важному моменту – повышению аффективной переносимос-
ти, за которым скрывались переживания нужды, потери и боли (это
символизировалось дыркой на листе). Этот момент, однако, был не-
стабилен, о чем говорил ответ на мой побуждающий к действию во-
прос о правильно выбранном месте (улететь или остаться?), он опре-
165
Глава 5
деленно был связан с ее мыслями о прекращении или продолжении

терапии.
В слове улететь звучал мотив вытащить, что отправляло меня
к первичной имагинации. То, что тогда происходило неосознанно,
теперь ощущалось как импульс, который не требовал обязательной
реализации. Пациентка стала пользоваться интроспекцией и мог-
ла, исходя из своих желаний, давать себе время.
Но она не закончила на этом имагинацию, а показала терапев-
тический эффект в виде сопровождающей в дальнейшем ее пози-
тивной интернализации, а также в ее способности быть благодар-
ной за это: Теперь подсолнух как будто что-то стряхивает с себя,
из него высыпается какой-то желтый порошок… Да, он хорошо пах-
нет, я беру его с собой, он дарит это мне… Он хорошо пахнет через пла-
ток! Каким-то образом я уверена, что все продолжается. Ничего не по-
теряно.
Комментарии к завершающему этапу терапии

Наш поддерживающий и инициирующий процесс способствовал
ряду значительных изменений в жизни г-жи Грюн – оговоренная
цель терапии была достигнута. Она стала увереннее в себе и сдала
не только письменный, но и более пугающие ее устные экзамены
с удовлетворительными и хорошими результатами. Через некоторое
время она нашла подходящее место работы в международном бюро
Профсоюзов, где успешно вошла в курс дела. Пациентка почувст-
вовала внутреннее сближение с отцом и установила с ним контакт.
Она захотела удовлетворить свое желание иметь ребенка и забере-
менела. Таким образом, терапевтический процесс ее действительно
нарциссически укрепил.
Г-жа Грюн научилась лучше ограждать себя от «атак откачки де-
нег» со стороны своих младших брата и сестер и переехала с мужем
в более просторную квартиру, где у нее была своя собственная ком-
ната. Таким образом, была проработана еще одна цель терапии – до-
стичь большей переносимости чувства вины, благодаря чему сни-
зилось ее иррациональное чувство вины по отношению к матери,
брату и сестрам.
Наконец, удалось смягчить ее ригидные защитные структуры
и особенно импульсы, направленные против себя самой: г-жа Грюн
стала легче расслабляться, обмороки прекратились, боли прошли;
она стала не так строга к себе.
166
По окончании терапии она ждала своего первого ребенка. В по-

следующем из катамнеза стало известно, что у нее родилось трое де-
тей: через 8 лет после окончания терапии она снова пришла ко мне
с желанием продолжить терапию. Поводом стали депрессивные симп-
томы, такие как беспокойство, бессонница, повышенная утомляе-
мость: Я хочу быть самой лучшей мамой, но у меня это не получает-
ся, – сказала она. Из беседы стало понятно, что прежние симптомы,
такие как навязчивости, фобические страхи и боли в спине больше
не играли никакой роли. Я радовалась ее осознанию, что она может
обращаться за помощью и принимать ее; мы сконцентрировались
в основном на локальных целях, и меня не удивило, что она прибли-
зилась к центральному аспекту своей женской идентичности. Но так
как мне снова пришлось заниматься оформлением допуска к боль-
ничным кассам, я решила порекомендовать ей свою коллегу. Поз-
же г-жа Грюн написала мне, что чувствует себя принятой и понятой.
Глава 6
Аналитическая психотерапия
с проведением имагинаций:
случай г-жи Айхель
П ятидесятидевятилетняя г-жа Айхель сначала искала место в ба-

линтовской группе для преподавателей, но в итоге решилась
на курс аналитической психотерапии, состоящий из 620 сессий.
Г-жа Айхель была совершенно обессилена от громадного перена-
пряжения на службе и в личной жизни, она работала на износ ра-
ди других. Также она потеряла единственного любимого человека,
с которым ее разлучила смерть. Ее здоровье находилось под угрозой
из-за гипертонии, что она явно недооценивала.
6.1. Перед началом
• Два ответа на вопрос «Как начался терапевтический процесс?»

Ответ г-жи Айхель основан на ее высказываниях, имевших место
на более поздних этапах аналитического процесса (ее фантазиях
на эту тему в беседе с аналитиком).
Моя старинная коллега Клара то и дело рассказывала мне о ба-
линтовской группе, где она, чередуясь с другими коллегами,
представляла аналитику свои проблемы, связанные с работой
в школе: «Почему бы тебе тоже туда не пойти? Это так здорово,
узнаешь про себя что-нибудь, это помогает, и ты сможешь вы-
честь оплату за группу из налогов».
Проблема заключалась в том, что у меня совсем не было
на это времени. Дни были заполнены работой до самого края!
В это время снова стали усиливаться проблемы с Хельгой. Хель-
168
Аналитическая психотерапия с проведением имагинаций
га – это моя бывшая ученица. Она рано родила детей, с которы-

ми не справлялась. Я ее почти удочерила: оформила для ее детей
сберегательные вклады, заботилась и всевозможными способа-
ми поддерживала их. Хельга с каждым разом хотела все больше
денег, больше внимания, а Клара меня ругала за то, что я позво-
ляла так себя использовать. Однажды она сказала: «Это действи-
тельно хороший повод, чтобы присоединиться к группе!».
Я все никак не решалась. Мне не хотелось раскрываться пе-
ред совершенно чужими людьми и говорить им о своих пробле-
мах. Я сама старалась понять, чем еще могу помочь Хельге. Она
была мне очень дорога. Но затем Хельга меня обманула. Ко всему
прочему добавились проблемы с одним очень агрессивным уче-
ником. Обычно мне и так не удавалось погрузиться в продолжи-
тельный сон, но теперь я почти совсем не могла уснуть, не могла
отключиться. И вот наконец я решилась посетить пробное засе-
дание балинтовской группы, в которую ходила Клара. Я хотела
получить совет, например, каким образом я могла бы направить
ученика на детско-подростковую терапию. Отважившись, я по-
звонила руководителю. Она предложила лично со мной позна-
комиться, прежде чем я приду на заседание группы.
А потом все повернулось иначе. Она предложила мне пройти
терапию! У нее сложилось впечатление, что мне это было необхо-
димо. От стыда я была готова провалиться сквозь землю! А вдруг
она подумала, что таким способом я хотела добиться ее распо-
ложения. Может быть, я жаловалась, не замечая этого? Что она
вообще разглядела во мне? Я была совершенно растеряна и по-
началу однозначно настроена против терапии. Вдобавок ко все-
му я была недовольна собой, так как раскрыла перед ней кое-что,
что следовало бы утаить. Я без конца упрекала себя, была сильно
возбуждена и не могла из-за этого спать. Анализ, который я про-
ходила ранее, помог мне, но он так ужасно, так плохо закончил-
ся… Все было против того, чтобы принять предложение.
И все-таки я решилась на это. И даже очень быстро. Я поду-
мала, что просто не смогу сказать «нет». Возможно, меня тронуло,
что вообще кто-то беспокоился обо мне. Но внутренне я все вре-
мя продолжала упрекать себя: «Что же ты там устроила, что тебе
сделали такое предложение?». В связи с этим я очень обрадова-
лась, что к терапии нельзя было приступить сразу, а нужно бы-
ло ждать места в течение года.
169
Глава 6
Ответ аналитика, предоставленный на основе воспоминаний уже

после терапии:
Г-жа Айхель позвонила мне и сообщила, что ее интересовало
место в моей балинтовской группе для учителей, поскольку она
как преподаватель хотела бы «углубить свое психологическое по-
нимание». В группе как раз освободилось место, и я пригласила
ее на предварительную беседу. В разговоре по телефону г-жа Ай-
хель показалась мне открытой, очень заинтересованной и вовсе
не «выгоревшей». Меня порадовало, что она была преподавате-
лем, осуществляющим профессиональную подготовку своих уче-
ников, и не походила на учителя, борющегося с неудачами. Она
казалась увлеченной и любящей свою профессию. Перед нашей
первой встречей я была уверена, что она «обогатит мою группу».
Г-жа Айхель, которой на вид я дала бы 50 лет, пришла в ка-
бинет, где я вела практику, в назначенное время. Меня порази-
ло, как тщательно она вытирала туфли о входной коврик. Она
казалась нерешительной, и мне пришло в голову: «Она не хочет
обременять меня своим взглядом». Г-жа Айхель была скромно
одета, прямые волосы были пострижены ровно и аккуратно. Ее
голос был тихим, почти нейтральным. Она казалась незамет-
ной. В то же время меня поразили ее живые, умные глаза и ед-
ва сдерживаемая оживленность в голосе, которые делали ее бо-
лее энергичной и совсем не такой «блеклой». Она показалась
мне очень внимательной, следящей за всем, что происходило.
Г-жа Айхель говорила не много и не мало, благодарно исполь-
зовала каждую возможность высказаться, ни о чем не спраши-
вала и ничего не ставила под сомнение. Я подумала: «Такая не-
заметная, что это становится очень заметным!».
Чтобы лучше понять данный парадокс, я стала задавать во-
просы. По мере того как г-жа Айхель сдержанно рассказыва-
ла о себе, о своих мотивах стать учительницей и своей жизнен-
ной ситуации, я сформировала четкое представление, что у этой
старательной женщины за желанием посещать балинтовскую
группу скрывается потребность в терапии. Как только я пред-
положила это, состояние г-жи Айхель стало казаться мне доста-
точно тревожным. К концу беседы я осторожно осведомилась,
не хотела бы она вместо балинтовской группы, где, как и в своей
обычной жизни, она поддерживала бы других, пройти личную
170
аналитическую терапию. В терапии она смогла бы понять и пе-

реосмыслить свое чрезмерное напряжение, что в последующем
могло бы положительно отразиться и на ее профессиональной
деятельности. Я рекомендовала ей сначала спокойно и хорошо
обдумать это, возможно, шокирующее ее предложение, а за-
тем обсудить еще раз. Г-жа Айхель восприняла мои слова молча
и только в момент прощания осведомилась, было ли у меня сво-
бодное место для проведения анализа. Я ответила отрицательно,
но предложила ей записаться в лист ожидания. Пока была воз-
можность лишь нерегулярных встреч и перспектива начать те-
рапию приблизительно через год.
Сеанс знакомства прошел совсем иначе, чем я ожидала. Я бы-
ла удивлена, обнаружив, что воспринимаю г-жу Айхель скорее
как потенциальную пациентку. Мой терапевтический интерес
формировали детективные импульсы (Что за всем этим стоит?
Что скрывается за ее взглядом? Какая она на самом деле?) и со-
чувствие (Что такого плохого с ней произошло, что она так стара-
лась быть совершенной и правильной?), так что в контрпереносе
смешались импульсы-помощники, обусловленные проективной
идентификацией пациентки и мои собственные нарциссические
мотивы. Поскольку г-жа Айхель приняла мое предложение, вто-
рая встреча перешла в анамнестическую беседу.
6.2 . Планирование терапии
• Жизненная ситуация
Г-жа Айхель работала учителем в реальной школе1 в социально-не-
благополучном районе. Кроме проведения занятий, она отвеча-
ла за подготовку молодых учителей: проводила для них семинары
и посещала их уроки, чтобы затем давать им советы по методике
преподавания. Еще она принимала государственные экзамены и осу-
ществляла руководство над выпускными работами, была классным
руководителем, несла ответственность за группу учеников пубертат-
ного возраста и заседала в различных комиссиях. Из года в год ее из-
бирали наставником, и ей приходилось выступать в роли посредника
1 Вид немецкой общеобразовательной школы 2-й ступени (с 5-го по 10-й

класс), дает среднее образование и возможность перехода к профессио-
нальному образованию. – Прим. пер.
171
Глава 6
в школьных конфликтах. Она проводила обучение по подготовке

учеников к так называемой роли «переговорщиков». Они должны
были научиться быстро реагировать в часто возникающих ситуа-
циях физического насилия, чтобы своевременно оказывать помощь.
Также она руководила театральной группой, с которой один раз в год
ставила спектакль. Г-жа Айхель занималась всей этой деятельностью
и часто задерживалась в школе до ночи. Кроме этого, много времени
уходило на подготовку к занятиям и проверку заданий по ее дисцип-
линам: немецкому и английскому языкам.
Г-жа Айхель была замужем за учителем общеобразовательной
школы, который рано вышел на пенсию по инвалидности. Его по-
ведение, называемое ею «замашками наследного принца», приводи-
ло к тяжелым конфликтам, что подтолкнуло г-жу Айхель к прохож-
дению первого анализа. Однако отношения в браке не изменились:
г-жа Айхель продолжала вести домашние дела и жить в постоянном
напряжении, вызванном требованиями мужа. Она отгораживалась
от всего этого погружением в работу и стремлением к бесконечному
повышению квалификации. Результатом первого анализа явилось
то, что она сняла маленькую квартиру недалеко от школы, куда при-
ходила после совместного домашнего ужина с мужем. Там она часто
работала до поздней ночи, а иногда и всю ночь напролет.
У г-жи Айхель был большой круг знакомых, но не было близкой
подруги. Она заботилась о больных в церковном приходе. У них с му-
жем был абонемент на концерты, но ей все время приходилось при-
спосабливаться к его музыкальным вкусам. Материально затратный
уход за бывшей ученицей Хельгой, которая была психически неурав-
новешенна и социально неблагополучна, а также опека над двумя ее
детьми занимали оставшуюся часть времени г-жи Айхель.
• Симптоматика
Симптоматика, о которой частично сообщила г-жа Айхель и кото-
рую частично обнаружила я и позже подтвердила пациентка, заклю-
чалась, в первую очередь, в недооцененном г-жой Айхель дефиците
сна: «Мне не нужно долго спать». Когда г-жа Айхель, не чувствуя
усталости, нагруженная чрезмерными обязательствами, торопилась
с одной встречи на другую, она часто получала телесные поврежде-
ния. Это могли быть ушибы, переломы кистей, пальцев ног, кото-
рые она затем не долечивала. Она продолжала «функционировать»,
испытывая боль. Пациентка упрекала себя за каждый порыв рас-
172
слабиться и отдохнуть. Критическое отношение к гипертонии, не-

смотря на отягощенную наследственность (в роду были инфаркты),
отсутствовала. Она даже испытывала «уважение» к спорадически
возникающей сильной боли (тригеминальная невралгия и неврал-
гические боли в ногах) и боролась с ней медикаментозно. Она не за-
думывалась о прохождении комплексного курса лечения, как это
делали коллеги ее возраста. Г-жа Айхель презирала себя за раз-
личные болезненные проявления и любые жалобы на перегружен-
ность оценивала негативно, называя это нытьем. Недостаток заботы
о себе проявлялся не только в отношении к своему телу, но и в том,
что она игнорировала управление собственными делами, что приво-
дило в отдельных случаях к финансовым потерям из-за опоздания
с подачей налоговых деклараций. На увлечения, кроме совместного
посещения концертов с мужем, у нее не оставалось времени. Она
переживала брак как нечто, отнимающее у нее силы и не дающее
ничего взамен. Единственный человек, друг отца, с которым она
чувствовала тесную связь, скончался два года назад. Таким об-
разом, г-жа Айхель предстала передо мной как некая библейская
Марта – воплощение альтруистического человека в чистом виде:
восприимчивая, хорошо организованная, экстремально дисцип-
линированная, сочувствующая и бескорыстная к внешнему миру.
Проявлений собственного Я с личными потребностями и желани-
ями как будто не существовало.
• Биографические данные
Биография г-жи Айхель была наполнена травматическим опытом
и постоянным переживанием дефицита: она родилась вскоре по-
сле окончания войны (второй ребенок; брат был старше на 10 лет,
его всегда ставили в пример) в родном селе бабушки по материн-
ской линии, куда сбежала ее мать после бомбардировки берлинской
квартиры. Родители г-жи Айхель (мать – экономка, отец – столяр)
познакомились в Померании1. Отец был на 14 лет старше матери. Он
рано осиротел. Кроме того, его первая любимая жена умерла вско-
ре после заключения брака от эпидемического паротита (свинки).
Как предполагала г-жа Айхель, во второй брак отец вступил скорее
из прагматических соображений. После свадьбы родители переехали
1 Историческая область на юге Балтийского моря, находившаяся после
войны в составе Польши, сейчас является частью Германии. – Прим.
пер.
173
Глава 6
в Берлин, где мать работала в одном богатом доме, вела там домашнее
хозяйство. Она так идеализировала своих господ, что даже назвала
собственных детей их именами. Отец бессознательно подыгрывал
ей в этом. Из рассказов матери о том, как тяжело ей было решиться
на аборт, г-жа Айхель позже поняла, что в отличие от своего стар-
шего брата она была нежеланным ребенком и уже в утробе матери
стала для нее тяжелым грузом (ведь той пришлось бежать в село
на последних сроках беременности). Г-жа Айхель описывала мать
как энергичную, жесткую и доминирующую; она часто болела и ны-
ла. После войны мать стремилась вернуться обратно в город. Она
с презрением относилась к вынужденному вести сельскому образу
жизни, как и ее родители. Она скучала по утонченному образу жизни
бывших господ, по городским возможностям, например, она пере-
живала из-за невозможности получения ее сыном достойного об-
разования. Отец присоединился к семье уже после войны, побывав
в плену. На войне он повредил руку. Он, как и пациентка, которая
любила свою бабушку и с удовольствием играла в ее саду, предпо-
чел бы жить в деревне.
Г-жа Айхель вспоминала, что никогда не была правильной для ма-
тери, которая постоянно, в том числе и физически, наказывала ее
и совсем не хвалила. С другой стороны, мать хвасталась перед сосед-
ками, что ее дочь рано научилась печь. Пациентка была старатель-
ным ребенком и с удовольствием помогала матери. Она любила играть
и разговаривать с цветами, что воспринималось матерью как без-
умие. Ее любовь к чтению вызывали неодобрительные комментарии,
а мечтательность и безделье решительно пресекались. Пациентка
вспоминала, что в пятилетнем возрасте была отправлена в ссылку.
Там она как будто ожила и, в отличие от ее обычного повседневного
поведения, стала с удовольствием есть, начала болтать и даже петь.
Все-таки г-жу Айхель сильно тянуло к строгому, но справедли-
вому по отношению к ней отцу. Пациентка, бывало, молилась вмес-
те с ним, а часто и за него, за его благополучие. Она искала его бли-
зости, всегда заботилась о нем, ведь мать постоянно выставляла его
слабым. Отец настойчиво внушал пациентке: быть ангелом-храни-
телем для других – в этом заключается ее главное предназначение.
Как говорил отец, только это делает человека счастливым. Она ра-
но приступила к выполнению этой задачи. Г-жа Айхель вспоминала,
что, когда болела, просила любимого Господа Бога забрать ее к себе,
чтобы не быть грузом для матери.
174
Для пациентки стало тяжелым испытанием, когда на шестом году

ее жизни отец поддался натиску матери, и они переехали в город. Ее
обманули, пообещав оставить жить у бабушки и дедушки, отдельно
от родителей и брата. Спустя год родители забрали ее. Когда паци-
ентка прощалась с бабушкой, мать разговаривала с ней грубо и уко-
ряла за слезы. Бабушка вскоре умерла.
В новой среде она чувствовала себя отчужденно и неуверенно.
Она постоянно ощущала стыд матери, который та испытывала, живя
в скромных бытовых условиях на заднем дворе темного дома в Бер-
лине. Чтобы ее утешить, пациентка проявляла необузданное жела-
ние угодить, но как бы ни старалась, мать ничего не принимала. Кух-
ня-столовая была пространством, которое вмещало все, описывала
г-жа Айхель. Если звонили в дверь, прерывались любые обсужде-
ния, все личные вещи засовывались за диванную подушку и нужно
было сидеть выпрямившись. В ходе анализа, испытывая стыд, па-
циентка сообщила о своей первой суицидальной попытке: в восемь
лет после укоров матери она хотела выпрыгнуть из кухонного окна.
Мать успела сдернуть ее с подоконника.
В это время практически посторонний для нее, замкнутый и не-
дружелюбный старший брат покинул родительский дом. Пациентка
вспоминала, как старалась тогда развеселить мать, а та постоянно
ругала ее за плохое поведение и жалкий внешний вид. Зато в школе,
на занятиях музыкой и в церкви ее хвалили за успехи. Как и стар-
ший брат (сейчас работает врачом, разведен, имеет одного ребенка;
г-жа Айхель мало контактирует с ним, так как считает, что он явля-
ется полной копией матери), она хотела изучать медицину, но мате-
ри казалось, что она слишком много хочет. После 10-го класса паци-
ентка бросила гимназию и стала медсестрой. Отец не вмешивался
в ее решение относительно профессионального выбора.
После первой платонической любви в 18 лет к мужчине, который
был старше нее на 20 лет и состоял в браке, г-жа Айхель имела сек-
суальные отношения с врачом, мужчиной старше нее на 6 лет. Этот
мужчина вдохновил ее на получение аттестата зрелости в вечерней
школе и на дальнейшее обучение профессии учителя. Позже он по-
лучил место в отдаленном городе и уехал незадолго до государст-
венных экзаменов г-жи Айхель. Она винила себя за это расставание.
Мужчина настаивал, чтобы она переехала к нему, но г-жа Айхель
не могла покинуть родительский дом, поскольку должна была уха-
живать за отцом, у которого было больное сердце. Когда ей исполни-
175
Глава 6
лось 28 лет, отец умер. Перед смертью он пожелал, чтобы она осталась
жить с матерью. Пациента пыталась отгородиться от претензий ма-
тери с помощью изучения психагогики. Обучающая терапия помогла
ей преодолеть угрызения совести и переехать в отдельную квартиру.
Уже с юных лет г-жа Айхель работала преподавателем и писала
диссертацию на тему специальной дидактики, которую так и не пред-
ставила к защите из-за тщательного ухода за болеющей раком мате-
рью, и не вернулась к ней, несмотря на уговоры своего научного ру-
ководителя.
Мать умерла, когда пациентке исполнилось 37. Вскоре после ее
смерти г-жа Айхель вышла замуж за «инфантильного» учителя сред-
ней школы (он был старше нее на 10 лет), с которым она познакоми-
лась в церковном приходе. Единственный сын в семье, воспитанный
в чисто женском окружении, он вел себя очень требовательно. Г-же
Айхель приходилось подстраиваться под его желания. Он не хотел
иметь детей. Она тоже отказалась от этой мысли: мне хватает моих
школьников. Сексуальная жизнь быстро сошла на нет. Из-за насме-
шек мужа и его желания принизить ее она часто испытывала жела-
ние развестись, но не предпринимала никаких конкретных дейст-
вий из-за страха, что муж этого не переживет. Когда он после второго
инсульта был отправлен на пенсию, она восприняла это как знак
свыше: она должна остаться и ухаживать за ним, если потребуется.
Она боялась, что, если будет настаивать на своем, муж может уме-
реть от третьего инсульта. Пациентка чувствовала себя, как в плену.
Из-за супружеских конфликтов уже ближе к пятидесяти годам
она начала проходить свой многолетний анализ, прекратившийся,
по ее мнению, из-за того, что аналитик оттолкнула ее от себя: она
больше не могла меня выносить, поскольку я просто была не способна
развестись со своим мужем. Разрыв с аналитиком привел к суици-
дальной попытке: пациентка стояла наверху многоэтажки и хотела
спрыгнуть. Вдруг этот порыв перешел в убийственную ярость: стоя
там наверху, она начала фантазировать о расширенном самоубийстве
(лишь позже в анализе она доверила мне эту фантазию) – убить снача-
ла аналитика, потом себя. После этого события она стала принимать
седативные препараты, что привело к нарушению походки и боле-
вым ощущениям, а затем и обращению в психосоматическую кли-
нику. После этого она еще сильнее, чем прежде, погрузилась в работу.
Во время первого анализа у г-жи Айхель возникла сильная пла-
тоническая любовь к пожилому, женатому инвалиду-колясочнику
176
(душевный друг). Это чувство в течение нескольких лет уравновеши-

вало ее. Они много путешествовали вместе, она сопровождала его
в качестве опоры, что оправдывало ее увлечение перед собой и му-
жем. Она хотела телесного контакта, но ее возлюбленный отвергал
это, не желая чувствовать себя виноватым. Спустя два года он умер
от скоротечного онкологического заболевания. Чтобы пережить отча-
яние потери, г-жа Айхель взяла на себя дополнительные обязаннос-
ти в школе. По ее мнению, симптомы появились из-за того, что она
себя слишком перегрузила.
• Психодинамика
Потеря душевного друга, который был стабилизирующим объектом
ее самости, всколыхнула детские переживания г-жи Айхель, и она
столкнулась с еще более глубокими чувствами одиночества и за-
брошенности. Раньше от этих чувств она защищалась своим аль-
труизмом, особенно по отношению к приемной дочери, и маниакаль-
ностью в работе. Сейчас в ее жизни отсутствовало компромиссное
образование – быть опорой для любимого – которое позволяло ей
дистанцироваться на некоторое время от отношений в браке, отстра-
няться от своих будничных забот и временно жить регрессивными
потребностями. Длительная, ранее неоднократно проявлявшаяся
депрессия (в суцициидальных попытках: когда она была ребен-
ком, после расставания с первым партнером и после прерывания
первого анализа), обнаружилась вновь и раскрылась в ощущении
одиночества и никчемности, а также в психосоматической симпто-
матике.
Причинами депрессии явились конфликт автономии – зави-
симости, усиленный отсутствием поддержки в детстве при пере-
живании потерь, конфликт самооценки и связанный с ним насла-
ивающийся конфликт вины: базальное чувство вины нежеланного
ребенка; чувство вины за жизнеспособность эмоционально отверг-
нутого ребенка, которому мать отвела место в тени старшего бра-
та и который начал сам себя отвергать; наконец эдипальное чувст-
во вины, обусловленное «молчаливым сговором» с отцом. (В своих
бессознательных фантазиях пациентка представляла себя первой
любимой женой отца, одновременно проявляя материнскую заботу
о нем, исполняя роль ангела-хранителя, соперничая таким образом
с матерью, что усиливало эдипальное чувство вины.) Здесь также на-
блюдается чувство вины за развитие и превосходство. Г-жа Айхель
177
Глава 6
отказалась, например, от ученой степени доктора, не позволив себе

слишком явный социальный рост.
При выборе партнеров она постоянно повторяла один и тот же
сценарий в соответствии с материнским интроектом или эдипаль-
ной фантазией недопустимости: находила отталкивающих ее муж-
чин, которых она опекала. Отказываясь иметь детей, г-жа Айхель
одновременно избегала как конфронтации с собственным желани-
ем защищенности, так и соперничества с матерью. Все это свиде-
тельствовало о психической нераздельности первичных объектов
и о самоповреждающей лояльности.
Защита в форме ранней парентификации, которая компенси-
ровала недостаток опыта сопереживания, внимания и отражения,
наряду с массивными ограничениями на этапах развития, которые
должны были приводить к автономии, а также проявления альтру-
истической защиты с мазохистическими тенденциями позволяли
сделать вывод о сформированной у пациентки «ложной самости»,
в терминах Винникотта, с выраженной нарциссической уязвимостью.
• Диагноз
Хроническая депрессия с соматическим синдромом и соматоформ-
ным расстройством, а именно нарушением сна и болевым синдромом.
Альтруистическая и связанная с достижениями защита, склонность
к самоповреждению, выражающаяся в уязвимости относительно
несчастных случаевм и латентной суицидальности.
• Показания
Сложность, тяжесть и хронический характер описанных в психо-
динамике интериоризованных конфликтов, ригидность структу-
ры Сверх-Я и форм защиты позволяют предположить, что ожидать
устойчивых структурных изменений можно только при проведении
продолжительной психоаналитической терапии.
• Планирование лечения
При планировании лечения пациентки особенно важно было учи-
тывать ее многочисленные самоповреждающие формы защиты. По-
этому аналитический процесс необходимо было вести так, чтобы
осознание вытесненных желаний отношений и связанной с ними
склонности к регрессии происходили дозированно, чтобы этот про-
цесс не отклонялся от выбранной темы из-за направленных против
178
себя форм защиты (психосоматических заболеваний с клиническим

вмешательством, несчастных случаев или даже суицида). Рефлек-
сия отношений в переносе имела бы при этом решающее значение.
Во-первых, потому что интерпретация и понимание переноса и са-
моповреждающего поведения в этом переносе способствовали бы
возникновению у пациентки аффективно заряженного инсайта,
что позволяло бы ожидать реальных изменений (пар. 7.7). Во-вторых,
такой процесс мог бы быть соблюден (и выдержан!) терапевтически
только с помощью рефлексии развития переноса-контрпереноса.
Иначе стоило бы опасаться безропотного смирения, вызванного
сопротивлением, и последующего ретравматизирующего, дейст-
вующего в контрпереносе отклонения терапевтического процесса
(пар. 7.7.5).
Конечно же, невозможно было спрогнозировать ход терапии в де-
талях. Первичный процесс переноса представлялся мне следующим
образом: г-жа Айхель при первой встрече позволила мне «удочерить»
ее «истинную самость», которая безмолвно отражалась в ее глазах
и была окружена непроходимой защитной стеной. Все это проис-
ходило в контексте проективной идентификации, что отражало ее
глубинное желание «быть удочеренной». Очевидно, предложение
пройти анализ активизировало разочаровывающие ее нарциссиче-
ски-регрессивные желания быть увиденной, принятой и окружен-
ной заботой. Эти желания скрывались за ее эго-синтонной защитой,
которая выражалась в альтруистическом отступлении и аффектив-
ном недопущении связи с достижениями. Деструктивность «ложной
самости» проявлялась в ощущении внутренней пустоты и потерян-
ности. Только в условиях поддерживающих понимающих отноше-
ний, способствующих защите болезненных чувств пациентки, смог-
ла бы развиваться структура аутентичной автономной самости. Если
не создать такие условия, то, очевидно, что борьба продолжится –
против меня и против себя с помощью своих «проверенных време-
нем» саморазрушающих методов.
Работа с имагинациями представлялась мне по многим причи-
нам полезной: в связи с ожидаемым сильным сопротивлением они
должны были, благодаря своей функции выражения и прояснения
(пар. 3.3), помочь обнаружить и ослабить процессы активизации
сформированных защит. В имагинации, например, могло бы про-
явиться, как г-жа Айхель останавливает или «отрицает» некоторые
свои порывы и как всесторонне и самоотверженно приспосаблива-
179
Глава 6
ется к другим, и т. д. Особенно это могло бы быть полезно в начале

процесса, пока анализ переноса был бы еще возможен в силу того,
что защиты не вступили в свою активную фазу (пар. 7.7.6).
В дальнейшем можно было бы ожидать, что наряду с измене-
ниями отношений в переносе, наряду с содержанием бесед, снови-
дениями и сценическими проявлениями имагинации будут также
показывать и формировать аспекты «истинной самости» или «за-
чатки автономии» (функция формирования структуры). Такие «за-
чатки автономии» могут особенно выразительно, а часто и более
объемно, чем это обычно бывает в беседе, проявляться в процес-
се символизации. Если применять имагинации таким образом,
то в ожидаемой жесткой борьбе, обусловленной переносом, они бу-
дут способствовать открытию переходного пространства в структу-
ре самости пациентки и его освоению. Кроме того, представление
образов как инструмент стабильного обнаружения феномена пере-
носа может быть полезно для поврежденной расщеплением струк-
туры г-жи Айхель при заполнении пауз в терапевтическом процессе
(пар. 3.3).
Мне как аналитику работа с имагинациями могла бы оказать
определенную поддержку при обращении с контрпереносными чувст-
вами. Фрейд считал целесообразным сидеть позади кушетки, что-
бы освободить себя от напряжения постоянного зрительного кон-
такта. Поэтому мне казалось разумным предложить имагинации
как своеобразное «промежуточное пространство» (изменение сет-
тинга) для пациентки и для меня – как бы «смягчая» динамику пе-
реноса-контрпереноса. При продвижении вперед в нашей работе
нам было бы полезно понять, зачем каждый раз возникает необхо-
димость входить в это пространство и осваивать его, что поддержи-
вается в нем, а что остается неявным. Имагинации и обсуждение ри-
сунков по ним на наших сеансах расширили бы мои возможности
регулирования близости-дистанции. (Следует указать, что включе-
ние работы с рисунками в психодинамическую терапию с имагина-
циями не является обязательным, особенно в рамках аналитичес-
кого процесса, пар. 7.5.)
В самом начале терапии вместе с основными правилами мы об-
судили с г-жой Айхель и включение имагинаций как конструктивную
часть терапевтической рамки. Она приняла это, как и многое дру-
гое, без вопросов. Лишь на последнем этапе нашей работы паци-
ентка научилась самостоятельно выражать желания представлять
180
образ. В то же время она намного раньше стала спонтанно делать ри-

сунки к сновидениям или имагинациям. Она часто рисовала даже
во время случавшихся перерывов и затем приносила рисунки с со-
бой. Однако ей нужно было много времени, чтобы решиться их по-
казать, так как в переносе она испытывала страх быть отвергнутой
(см. ниже).
6.3 . Первичная имагинация

Первая имагинация на побуждающий мотив «Цветок» (пар. 7.2) была
предложена мной в конце четвертого пробного сеанса после сбора
анамнеза. Я сказала г-же Айхель: «Мы тщательно исследовали тему
того, как вы развивались и росли. Теперь я хотела бы предложить вам
совместно обратиться к вашему внутреннему миру». Затем я провела
краткую инструкцию на релаксацию (пар. 3.6 и 7.3) и произнесла:
«Представьте какой-нибудь цветок. Когда что-то появится перед
вашим внутренним взором, пожалуйста, опишите это, чтобы я тоже
могла его представить. Опишите, даже если появится совсем другой
образ».
Тихим голосом г-жа Айхель начала:
– Я вижу дикую мальву… с розовыми, скорее маленькими цветочка-
ми. Она растет у нас в саду, там, в деревне у моей бабушки. У нее
стройный, прямой стебель со множеством бутонов, э-э-э, цветов.
Некоторые уже отцвели.
– Какое воздействие мальва оказывает на вас?
– Итак, она стоит скорее одна. Слева еще много других мальв, но эта
стоит в стороне, на окраине, как будто ей нужно пространство…
– Да, а что теперь?
– Я удивлена, какие нежные лепестки у мальвы. Это можно заме-
тить, только если подойти поближе. Сначала я этого не увидела.
Зеленые листья пожелтели и повисли.
– И они все такие?
– Нет, сверху два зеленых, они в хорошем состоянии.
– А какой на ощупь стебель?
– Он прохладный, слегка покрытый волосками. Он тоже очень неж-
ный. Есть опасность, что он может сломаться. Но стебель у ос-
181
Глава 6
нования одеревенелый и мощный. Он стойко держится на ветру.

Этот цветок хочет просто быть, а не находиться в центре вни-
мания. Просто только быть здесь.
– Хотели бы вы что-то сделать с этим цветком или рядом с ним?
– …Возможно, нарвать букет? Нет, тогда цветок погибнет. Пожа-
луй, можно разрыхлить землю, сделать бороздку, чтобы туда по-
ступала вода, чтобы обеспечить ему уход. Только сейчас я заме-
тила, насколько сухая была земля!
По окончании имагинации г-жа Айхель, как будто все еще находясь
в аффекте стыда, сказала, что в образе ей постоянно хотелось выщи-
пать из цветка то, что завяло, и что он собственно был не настоящим
цветком, а скорее сорняком.
Первое впечатление от данной имагинации позволило мне сде-
лать достаточно оптимистичные выводы. Пациентка продемонстри-
ровала противоречивые аспекты себя: что-то увядшее еще в бутонах
наряду с чем-то полным надежд, что-то ломкое наряду с чем-то мощ-
ным (ломкий стебель против одеревенелого); она могла выразить же-
лание заботы (чтобы туда поступала вода) и желание быть увиден-
ной, по крайней мере, исходя из противоположного – не находиться
в центре внимания, и, таким образом, не погибнуть в букете; сила
Я становилась более очевидной в смысле обеспечения себя уходом
(разрыхлить землю вокруг), наблюдалась также мотивация и собст-
венная активность в порыве самой разрыхлить землю, а не ждать,
когда пойдет дождь. Это первое впечатление наводило на мысль о те-
рапевтической необходимости подбадривать пациентку на найден-
ном ей самой пути, а также сопровождать ее с резонансом, выража-
ющим понимание.
Однако на фоне уже выявленной психодинамики необходи-
мо было понимать, что пациентка получила бы мало пользы от та-
кой непсихоаналитической терапии. Так как стратегиями защиты
г-жи Айхель были альтруистическая направленность и адаптация,
исходя из переноса в терапии, следовало ожидать того, что уже ста-
ло явным в первичной имагинации (см. ниже). Можно было пред-
положить, что, стараясь понять терапевтический процесс, она будет
усердно искать «указаний к действию». Но по причине своего вну-
треннего сопротивления пациентка не сможет этими указаниями
воспользоваться. В динамике переноса-контрпереноса это могло бы
проявиться в ее безуспешных стараниях (Я стараюсь, но у меня ниче-
182
го не получается), что она вменяла бы себе в вину и воспринимала бы

как неудачу при повороте против своей самости. Терапевт «в свою
очередь продолжил бы подбадривать». В этом случае процесс мог бы,
с одной стороны, быстро «прерваться», поскольку «мало что меня-
лось бы», или мог бы стать продолжительным, но разочаровывающим
обе стороны. Ведь пациентке пришлось бы неоднократно оправды-
ваться, подкрепляя свою негативную самооценку и подтверждая не-
возможность развития. Терапия в конечном счете уперлась бы в ту-
пик ее мазохистического триумфа.
Если же рассмотреть первичную имагинацию, учитывая выше-
изложенные психоаналитические аспекты, то можно прийти к не-
сколько иным выводам: например, увидеть в дикой мальве символ
идентичности, внезапно проявившийся в данный момент, который
объединил уничтожающий взгляд матери на ребенка, как на сорняк
и стремление пациентки к первозданному самовыражению – дикая
(взгляд матери) и розовая (обычно соответствует девичьему цвету).
Стеблю угрожала опасность, что он может сломаться и цветы… уже
отцвели. Пациентка должна была сама о себе заботиться (поливать),
так как питающая земля была сухая. Цветок с психоаналитической
точки зрения был нестабильным и многократно подвергался опас-
ности из-за негативного опыта отношений, который будет в дальней-
шем нагружать динамику переноса: когда пациентка обесценивала
свою прекрасную мальву до сорняка, она идентифицировала себя
с негативной материнской атрибуцией (сорняк обычно вырывают,
она не должна была родиться из-за аборта). Идентификация с мате-
рью как агрессором определяла стабилизирующую ее конфигурацию
защит, которой угрожало робкое желание оживления. Она чувство-
вала, что ей как будто нужно пространство… Я удивлена, какие неж-
ные лепестки у мальвы… Сначала я этого не увидела. Еще в большей
степени, чем только что сознательно и бессознательно намеченные
желания, пациентка демонстрировала защиту этих желаний через
внутреннее отступление и внешнее дистанцирование: мальва стоит
скорее одна, пространство есть только на окраине, она боится всту-
пать в отношения с другими, в букете… она погибнет.
Это также обнаружилось и в переносе: г-жа Айхель должна была
держать аналитика на расстоянии. Она вела себя независимо, скромно
и как будто не нуждалась в заботе: Этот цветок хочет просто быть,
а не находиться в центре внимания. Просто только быть здесь. С опо-
рой на постоянную рефлексию отношений в переносе (пар. 7.7.4) мне
183
Глава 6
стало очевидно следующее: на наводящий вопрос о том, были ли все

листья желтые и повисшие, г-жа Айхель ответила: Нет, сверху два зе-
леных, они в хорошем состоянии. Возможно, сквозь призму своего пе-
реноса она услышала вопрос таким образом, что я как будто не хоте-
ла видеть много «увядшего», и она защитила свое желание получать
заботу: вместо этого она якобы «заботилась» обо мне и приспосабли-
валась к моему мнимому желанию. Также она ушла от темы «ломкос-
ти» стебля, когда, стремясь «успокоить» меня, представила одереве-
нелый стебель у основания очень стабильным и стойко державшимся
на ветру… В том, как она якобы угождала аналитику, обнаружилось,
насколько непосредственно выражается ее парентифицированная
защита в переносе. Терапевтически продуктивным могло бы быть
также то, что пациентка идентифицировалась здесь с собственны-
ми поддерживающими аспектами. Она как будто оправдывала более
«положительные» – в отличие от прежних родительских – ожида-
ния. Таким образом, у нее появилась возможность в переносе наряду
со своими отрицательными аспектами допустить также и положи-
тельные. Однако в терапии важно было сначала обратить внимание
на идентификацию с мнимыми ожиданиями аналитика и охарак-
теризовать это как приспособительную функцию «ложной самости».
Одновременно это следовало отделять от процесса развития собст-
венных автономных частей.
Только сфокусированная на переносе интерпретация имагина-
ции выявила всю сложность развития образа в терапии: г-жа Айхель
идентифицировалась со старыми установками (сорняк), демонстри-
ровала свою защиту по отношению к небезопасному новому (цвет-
ку ничего не нужно) и старалась оправдывать ожидания, что было
обусловлено переносом (Совсем ничего зеленого? Нет, есть немно-
го зеленого).
Парентифицированные части самости, призванные удовлетво-
рять внешние ожидания, и первые попытки идентифицироваться
со мной как с новым объектом в переносе были особенно очевидны
в неявном поначалу (но пережитом в образе) импульсе: выдернуть
что-то увядшее и пожелтевшее, что ретроспективно все же откры-
лось мне как благоприятный прогноз (см. ниже).
Г-жа Айхель, в стремлении выщипывать что-то из цветка, пыта-
лась приблизиться к нему так же, как ее мать пыталась приблизиться
к ней. Матери всегда было важно – пациентка в ходе анализа вспо-
мнила много тому примеров, – чтобы дочь была «презентабельной»,
184
чтобы ее «убогие» волосы, всегда были причесаны: «Как ты снова вы-

глядишь!» Идентифицируясь со взглядом матери на себя как на ре-
бенка, г-жа Айхель воспринимала себя существом, нуждающимся
в постоянном подщипывании, чтобы хоть как-то прилично выглядеть
и сохранить этот вид в дальнейшем. Ригидность такого самовос-
приятия в переносе выразилась сценически в том, что г-жа Айхель
на протяжении нескольких лет в холле моего кабинета (что было
скрыто от моих глаз) проверяла в зеркале свой внешний вид и рас-
чесывала волосы. У нее всегда был зонт в сумке. Позже она сказала,
что не смогла бы прийти на сеанс с мокрыми волосами, так как ощу-
щала бы себя неприлично (пар. 7.7, экскурс 11: Сцена).
С другой стороны, конечно, вытаскивание того, что завяло, так-
же являлось необходимым действием при выращивании растений
в саду. Пациентка таким образом выражала свою готовность разви-
ваться в анализе. Она представляла себе это как возможность отделе-
ния от прошлого и хотела это сделать сама, без посторонней помощи.
Кроме того, сокрытие побуждения выщипать то, что завяло,
а также то, что она стыдилась сообщить об этом, указывало на на-
метившийся перенос аспектов Сверх-Я. Г-жа Айхель предполага-
ла, что я могла запретить ей как этот своевольный импульс, так и его
тайное осуществление. Возможно, ей было стыдно из-за агрессив-
но-инстинктивного порыва. Ведь в выдергивании содержался ее ау-
тоагрессивный детский симптом, о чем она мне сообщила намного
позже: в детстве она травмировала себе кожу, когда зубами вырыва-
ла клочья из одежды и разгрызала их.
Такое осмысление имагинации и выявленного позже симптома
способствовало планированию терапии и определению целей процесса:
я настраивалась, как было сказано выше, на анализ, в котором на пе-
реднем плане достаточно продолжительное время будет находиться
взаимодействие с диффузными регрессивными потребностями па-
циентки в близости и заботе и ее сопротивление этому. Г-жа Айхель
будет пробовать разными способами добиваться успеха, которого
она с нетерпением желала, и держать дистанцию в терапии со мной
посредством идеализации меня и обесценивания себя, а также дру-
гими способами. Она бессознательно будет стремиться вызывать
в контрпереносе отвержение, фрустрацию и обморочные состояния.
В целом становилось ясно, что интерпретация имагинаций, в ко-
торых отражались конфликты переноса, могла бы защитить тера-
певта от нереалистичных ожиданий. Таким образом, подтвердились
185
Глава 6
показания к принятию рамок аналитической терапии и, благодаря

имагинациям, появилась возможность наглядного «предпросмотра»
ожидаемой динамики процесса.
6.4 . Три центральные сцены аналитического процесса

В последней трети своего анализа г-жа Айхель рассказала следую-
щий сон:
Я находилась на горе. На вершине этой горы было широкое плато.
Я начала спуск. Однако там не было, как обычно бывает, серпан-
тинной дороги, и пришлось спускаться вниз по крутому склону. Все
было непрочно и как-то опасно. Я обратила внимание на то, что до-
роги не было, и нужно было ее прокладывать. Спуск стал еще бо-
лее крутым и мучительным. Я практически прокапывала себе путь
в рыхлой земле и могла рассчитывать только на себя.
Г-жа Айхель ассоциативно увидела сходство содержания снови-
дения со своим аналитическим процессом. Вначале он как будто
шел в гору затяжными, похожими на серпантинные дороги сценами,
которые постоянно менялись и были наполнены переносом (пар. 7.7,
экскурс 11: Сцена). Далее этот процесс был похож на плато вершины
и содержал опасность суицида и срыва и, наконец, при спуске с горы,
то продвигаясь вперед, то возвращаясь назад, вышел на опасный путь
проработки ее до этого защищенных желаний отношений.
Особая сложность восхождения в гору, а также причина продол-
жительности этого этапа заключались в том, что каждый терапевти-
ческий шаг вперед мог повлечь за собой (чего можно было опасаться)
самонаказание: психосоматическую симптоматику, самоповрежде-
ния и суицидально отрицающие жизнь фантазии и импульсы. Об-
разно говоря, в процессе восхождении в гору ослабевала старая, ори-
ентированная на внешнее «ложная самость» пациентки, включая ее
защиту; суицидальный кризис выражал частичное разрушение этой
защиты и последующее ее возобновление; процесс спуска с горы слу-
жил для развития «истинной самости», которая на этом пути узна-
вала и осуществляла собственные потребности, а также была спо-
собна уравновесить их с интересами других.
Во время первого этапа терапии на фоне внутренней устойчивос-
ти конфигурации защит у г-жи Айхель все же произошли небольшие
внешние изменения в жизни (исключая отделение от Хельги и при-
186
нятие внебрачных любовных отношений). На последнем этапе осо-

бенно впечатляющими и ощутимыми были изменения в профес-
сиональном плане, браке и дружеских связах. Во время проведения
анализа в контрпереносе я часто ощущала это крайне утомитель-
ное и сложное восхождение в гору, которое, однако, сильно обога-
щало меня и усиливало мое уважение к возможностям изменения
и одновременно ограничения в психоанализе.
• Сцена с пледом
Г-жа Айхель часто мерзла от утомления, поскольку работала по ночам.
Когда я это заметила и выяснила, что это было не из-за температуры
в кабинете (другие пациенты не мерзли, я тоже не мерзла, температу-
ра помещения была 22 градуса), параллельно с текущей проработкой
ее перегрузки я начала обращать внимание пациентки на теплый
плед, который лежал сбоку на кушетке. Раз за разом я подбадривала
ее, предлагая взять этот плед, и пыталась вместе с ней разобраться,
почему она постоянно отклоняла мое предложение. Обозначились
следующие причины, которые важно было последовательно разо-
брать.
Поначалу г-жа Айхель совершенно не могла признаться ни мне,
ни себе в своем утомлении, так как она очень сильно зависела от кри-
тики Сверх-Я, которую она проективно приписывала мне (она ожи-
дала получить ворчание в ответ: «Вы что, не можете лучше органи-
зовывать свое время?»). Если бы я прямо заговорила о ее утомлении
во время побуждения к тому, чтобы взять плед, она бы разозлилась,
что это стало заметно, и отклонила бы мое предложение, упрекая се-
бя: «Если бы я была более расторопной, я бы больше спала. Почему
я такая медлительная?» Это объясняло, почему она не заслуживала
этого пледа. Когда ее упреки к самой себе и самодеструктивность бы-
ли лучше исследованы, г-жа Айхель смогла более обоснованно при-
знать свое право на усталость, однако она все еще стыдилась пока-
зать ее, так как это было бы вызовом мне, поскольку обнаружился бы
ее провал в терапии: здесь она училась заботиться о себе, но не могла
ничего реализовывать (она излагала это в стиле учительской речи).
Стыд скрывал также ее мазохистический триумф, потому что ее за-
щита победила мое «наступление» на ее пренебрежение к самой себе.
Наряду с этим «победа» надо мной бессознательно вызывала в ней
чувство вины, что снова – в духе порочного круга – активировало
тенденцию к самонаказанию.
187
Глава 6
Следующий уровень понимания открылся, когда г-жа Айхель

смогла сказать мне, что не может взять плед, поскольку ее предыду-
щий аналитик интерпретировал это как «желание спрятаться» и «пре-
пятствие к предъявлению обнаруженного». У нее был страх, что воз-
можно повторение такой интерпретации, которую она воспринимала
как критику.
Эти причины отказа от пледа были обусловлены сопротивлением.
Данное сопротивление – как и в первичной имагинации, когда она
в угоду мне обнаружила два зеленых листочка – превращалось в сопро-
тивление переноса, в котором г-жа Айхель снова в угоду мне в процес-
се адаптации медленно подтягивала плед к себе. Только на следую-
щем этапе мы смогли с пониманием приблизиться к ее регрессивным
желаниям, которые, собственно говоря, были связаны с пледом и ко-
торые она могла сначала допустить и выразить только в обесценива-
ющей форме: Как это будет выглядеть! Укутаться и не работать! –
говорила она, когда укладывала плед себе на ноги. Или: …как будто
я хочу укутаться в вашу заботу. Или: …как будто я как ребенок долж-
на быть укрыта вами. В этой предупреждающей интерпретации чет-
ко ощущалось, что она старалась держать под контролем свою потреб-
ность в защищенности и быть на расстоянии от меня как от объекта,
проявляющего эмпатию и заботу. Но все же именно благодаря тому,
что она смогла сформулировать упреки к себе самой, начали пробивать-
ся ее желания близости, получения заботы и защищенности, которые
в конечном итоге стали более ощутимыми и которые она наконец-то
смогла допустить. С этим было связано и повышение самооценки.
Необходимо было отказаться от обесценивания желаний, исходя-
щих из «детской потребности», признать, что они отвечают требова-
ниям развития, и учиться доверять тому, что настойчивое «постоян-
ное внимание» аналитика является настоящим проявлением заботы.
Это длилось до спуска с горы. Затем г-жа Айхель перестала осуж-
дать свое желание получать заботу и материнское тепло, а также нача-
ла осваивать его: в это время пациентка по собственной инициативе
могла взять плед, когда ей было холодно. Она, смеясь, комментиро-
вала: Раньше я бы так не смогла! В конце терапии ей уже очень редко
нужен был плед, так как ночами она спала, а не работала.
• Сцена вручения подарков

Для г-жи Айхель всегда было более естественно отдавать, нежели
получать; обычно на сессию она приносила с собой букеты цветов,
188
иногда даже вместе с вазами, позже также конфеты или испечен-

ные ею пироги. Поначалу это происходило только на традиционные
праздники, но постепенно она стала приносить подарки и без пово-
да. Я знала, что с процессом вручения подарков у г-жи Айхель были
связаны болезненные переживания отказа. Так, будучи маленькой
девочкой, она вручила матери букетик цветущей клубники, который
был резко отвергнут и за который пациентка была строго наказана
(так как ребенок, не ведая, сократил урожай клубники). Именно по-
этому в терапии было важно не повторить этой ситуации, даже когда
мне – на фоне рефлексии своей неловкости в контрпереносе – в голову
приходили самые разные мысли на тему подарков: «Она хотела успо-
коить меня, потому что не могла воспринимать мое терапевтическое
участие? Хотела скрыть свое чувство вины? Хотела оставить после
себя что-то, чтобы чувствовать нераздельность со мной после сеанса?».
Цветы я принимала, поначалу не делая это предметом обсужде-
ния или минимально касаясь этого, но все же предлагала г-же Ай-
хель попытаться понять, что являлось причиной. С другой стороны,
я выражала радость, что было совсем не сложно, поскольку это бы-
ли действительно прекрасные букеты. Долгое время ее неизменная
фраза, что она просто хочет разделить свою радость со мной, оста-
валась без анализа.
Я замечала, что у г-жи Айхель возрастал страх перед моими до-
полнительными вопросами, а также перед самим процессом вруче-
ния подарка. Это стало для нее неким видом проверки на храбрость,
как она говорила: приму ли я ее подарок или откажусь от него, на что
я обращу внимание, упрекну ли ее. (Позже она смогла мне довериться
и рассказать, что ее предыдущий психоаналитик интерпретировал
ее желание подарить подарок как «агрессивность», о чем г-жа Ай-
хель каждый раз вспоминала. Она боялась повторения, как и с «ин-
терпретацией пледа».)
В процессе упорного исследования этой темы ситуация вруче-
ния подарков давала все больше и больше возможностей раскрыть
и понять фантазии в переносе. Так, обнаружилось, что этот акт
при восхождении на гору давал иллюзию связи со мной; она остав-
ляла что-то и таким образом могла проникнуть в меня и продолжи-
тельно там оставаться.
Второй важной темой была неуверенность в самооценке, смещен-
ная на то, что г-жа Айхель дарила: она не чувствовала меры, всегда
ощущала сомнение, было ли это слишком много или слишком ма-
189
Глава 6
ло, достаточно или нет. Она пребывала в уверенности, что ее пода-

рок никогда не будет нужным или подходящим, и поэтому он должен
быть отвергнут, как и она сама. В действительности же чем идеаль-
нее он был, тем более чрезмерным он казался мне, и было очевид-
но, что речь здесь шла не только о принятии подарка! Если я радо-
валась, г-жа Айхель с облегчением вздыхала и радовалась в ответ.
Но она не могла долго доверять моему восторгу или радости и вско-
ре снова начинала опасаться себя и меня. Например, после сеанса
она вдруг замечала, что один цветок в букете увядает или не сочета-
ется по цвету с другими. Когда она обращалась к себе, то всегда ис-
пытывала мучительные страдания, что недостаточно хорошо подо-
брала букет, что это может разочаровать или оскорбить меня. Этими
мучениями, которые без глубокого понимания казались совершенно
неуместными, она «нервировала» и мучила также и меня, что ощу-
щалось в контрпереносе: я сама, являясь «причиной этого», чувст-
вовала ее эмоциональное состояние конкордантно (пар. 7.7.5).
В процессе упорного обсуждения темы подарков как сцены, ко-
торую необходимо было прояснить, благодаря включению в работу
сновидений и обращению внимания на невероятное напряжение,
в которое г-жа Айхель погружалась при их вручении, шаг за шагом
удалось наконец обнаружить, что акт дарения представлял собой
некий действенный диалог (пар. 7.7.4). Этот диалог содержал допол-
нительные бессознательные или табуированные аффекты – в фан-
тазируемом движении к слиянию она «одаривала себя» через меня.
Для такой динамики защиты в сторону регрессии – слиться со мной
в симбиозе и избежать конфликтного столкновения двух отдельных
людей, какими являлись мы – она нашла особый способ выраже-
ния: раствориться в любви.
После отказа г-жи Айхель от данной защиты и признания того,
что мы автономны друг от друга, при спуске с горы она стала делать
подарки все реже, без эмоционального возбуждения и последующих
обвинений себя. Теперь подарки делались лично мне. Их значение
обсуждалось нами совместно в конкретной ситуации с учетом ди-
намики переноса. Они больше не имели никакого другого значения,
кроме как просто быть подарками.
• Прятки тела
При восхождении на гору г-жа Айхель телесно как будто «не присутст-
вовала». Она была неподвижна, когда сидела или лежала; здорова-
190
лась и прощалась так быстро, насколько это только было возможно,

никогда не оглядывалась. Она всегда поспешно покидала кабинет
и надевала пальто уже снаружи, как будто ни на секунду не хотела
«обременять» меня. Зимой она переобувалась перед моей дверью
и каждый раз приносила с собой чистые туфли. Таким образом,
г-жа Айхель разными способами демонстрировала, что не хочет «за-
грязнять мою территорию» своим телесным присутствием. На про-
тяжении нескольких лет она не пользовалась моим туалетом. Если
у нас был назначен сеанс на 8 : 00, она вставала пораньше, чтобы после
часа пути до начала сессии зайти в туалет в пивном баре за углом. Ко-
гда анализ проводился в положении лежа, г-жа Айхель не двигалась:
Как в положении во время обследования, – так она сказала позже, когда
уже могла осуществить желание лечь набок или в позу эмбриона,
что она и делала впоследствии.
Во всем этом ощущалась ее потребность в контроле, обусловлен-
ная динамикой защиты. Если бы она проявила себя более спонтанно,
то оказалась бы полностью зависима от моего оценивающего взгля-
да, как от негативно-критикующего взгляда матери, который яв-
лялся для нее уничтожающим. Позже она говорила о желании иметь
шапку-невидимку, но не могла воспользоваться в качестве таковой
моим пледом (см. выше). Парадокс состоял также в том, что в сво-
ем желании защититься – исчезнуть телесно – она, наоборот, ярко
проявляла себя. Но при восхождении на гору г-жа Айхель пыталась
избежать обнаружения своего желания защиты с помощью отри-
цания. Используя свою автаркическую защиту – ни в чем не нуж-
даться и совершенно ничего не желать – она хотела предотвратить
опасность быть разоблаченной как неопрятный, надоедливый, возму-
тительный собеседник.
Особенно были «спрятаны» те раны, болезни и травмы, кото-
рые могли активировать мое непосредственное внимание и, таким
образом, мобилизовать ее желание защищаться от получения забо-
ты. Телесные слабости были для нее позором и идентифицирова-
лись с голосом матери «С моей дочерью ничего не может быть!». Если
она заболевала, то винила себя. Г-жа Айхель никогда не упоминала,
что посещала врача, об операциях она сообщала только в том случае,
когда они уже были сделаны. Особенно тяжело ей было, когда она
простужалась, поскольку не могла скрыть этого от меня.
Терапевтические изменения, связанные с телесностью, стали за-
метны только на последнем этапе лечения, когда увеличилась сво-
191
Глава 6
бода ее телесных проявлений, поскольку по отношению к своей те-

лесности ее защита-автаркия была особенно устойчивой. Время
от времени при проработке этой и других сцен я теряла терпение
и попадала под действие контрпереноса. Например, однажды я ска-
зала, что просто не могу больше видеть, как она дрожит от холода,
и, если она не возьмет плед, я сама накрою ее им. Это было ситуа-
тивное превышение границ относительно ее сопротивления, кото-
рое все-таки способствовало продвижению аналитического процесса,
благодаря пониманию данной динамики переноса-контрпереноса.
При помощи сценического действия г-жа Айхель, как и многие трав-
мированные пациенты, создала ситуацию, которая привела к пря-
мой аутентичной реакции, – она действительно достигла «челове-
ческого» терапевтического участия, а также спустя некоторое время
смогла это интегрировать.
В конечном счете ее отношение к своему телу стало более естест-
венным. Такие высказывания, как Я истощена, У меня болит живот,
которые я сначала все время должна была угадывать или предпола-
гать, в конце терапии г-жа Айхель могла уже выразить сама. Так все
намного проще! – говорила она иногда, удивляясь. Когда она смогла
свободнее перемещаться в кабинете и однажды даже села на пол (она
«уже нескольких лет» хотела сделать это (522)), мне вспомнилась фра-
за Фрейда: «Я – это прежде всего телесное Я». В данном месте успех
анализа был очевидным в прямом смысле слова.
6.5. Аналитический процесс: у подножья горы –

восхождение на гору – достижение вершинного плато –
спуск с горы
• У подножья горы
Описание первого года терапии (сеансы 6–49, два раза в неделю, по-
ложение друг напротив друга).
По словам г-жи Айхель, год ожидания прошел для нее очень быст-
ро. Она еще долго в этот период занималась выдергиванием из маль-
вы того, что завяло. Она видела это как что-то отмирающее в своей
жизни – делать только для других, вместо того, чтобы самой что-то
получать. Как она могла избавиться от этого? Ни Хельге, ни своему
мужу, если они что-то требовали от нее, г-жа Айхель не могла ска-
зать «нет». Да и в других случаях тоже. То, что я ставила под сомне-
192
ние ее огромную лояльность и самоотверженность, она старалась

принимать с благодарностью, но это не давало никакого результа-
та. Я быстро ощутила это в масштабном комплементарном контр-
переносе, в котором я внутренне протестовала за нее. Мне было тя-
жело выдерживать размах кажущегося мазохистическим терпения
г-жи Айхель, а также отсутствие хоть какого-нибудь раздражения
относительно того, что ее постоянно эксплуатировали. Я ощуща-
ла себя терапевтически истощенной, почти в обморочном состоя-
нии. Все, что я считала пониманием или подбадривающим участи-
ем, г-жа Айхель воспринимала как критику. Когда я пыталась это
осторожно прояснить, она снова воспринимала это как критику –
замкнутый круг.
Ее аутоагрессия проявлялась не только в проблеме установле-
ния границ. Она была тесно связана также со второй главной темой
начала анализа, ее перегруженностью работой. Пациентка нико-
гда напрямую не касалась этой проблемы, но она всегда «сквози-
ла», поэтому я почти на каждом сеансе немного затрагивала мотив
ее работы по ночам. Хотя г-жа Айхель постоянно чувствовала себя
объектом критики (она упрекала себя, что не была хорошо органи-
зована), время от времени она все же радостно удивлялась, что я за-
щищала ее. Вследствие этого начал укрепляться процесс идеали-
зации, который инициировал дилемму переноса – она с помощью
проекции перенесла на меня заботу о себе. Она согласилась, что хо-
тела бы меньше загружать себя, но в этом заключалась и адаптация
к моей позиции: принятие все-таки чужого для нее Сверх-Я. Па-
циентка начала принуждать себя меньше что-либо делать, но бы-
ла неспособна на это по причине действия собственных импульсов
Сверх-Я. Она упрекала себя в том, что не могла справиться. Благода-
ря конфликту Сверх-Я и тесно связанной с этим проблемой сопро-
тивления (Какому требованию я следую?), обозначилась знакомая ей
с детства и полная разочарования сцена: Как бы я ни старалась – все
всегда неправильно. Она позволила также и мне почувствовать это,
поскольку в направленном на меня упреке (Даже вы перенапряга-
ете меня!) я заметила в конкордантном контрпереносе (пар. 7.7.5),
каково это – усиленно стараться и сталкиваться с переживаниями,
что все всегда сделано неправильно.
В контрпереносе я непосредственно испытала, в каком внутрен-
нем мире живет г-жа Айхель. На самом деле она настолько была под-
чинена внутреннему диктату (делать все правильно), что иногда мне
193
Глава 6
казалось, как будто она не находится в контакте со мной, а является

выдрессированным, управляемым чем-то – интроектами – сущест-
вом, «идеальной пациенткой», которая всегда пунктуальна до мину-
ты, всегда кажется благодарной и готовой все принимать. Ее спон-
танность блокировалась, настоящая близость со мной не допускалась.
Г-жа Айхель вкалывалась в анализ так же, как и во все другие дейст-
вия в своей жизни, и из-за существующего бессознательного контро-
ля должна была внутренне держаться на расстоянии от меня, а так-
же обходить мои интервенции.
В такой сложной ситуации переноса я надеялась, что после
проведения нескольких сеансов смогу использовать специально
для ослабления системы защит способность проживания пережива-
ний (пар. 3.3) – в дополнение к глубинной эффективности надежных
рамок терапии и моим стараниям понимания. Во время представ-
ления образа, которое г-жа Айхель выполняла с закрытыми глаза-
ми, она смогла, по крайней мере, отказаться от визуального конт-
роля за моей реакцией (анализ до этого проводился в положении
сидя напротив друг друга). Одновременно с этим ее внимание было
направлено вовнутрь себя на спонтанно разворачивающиеся в ней
сцены. Конечно же, это не означало, что таким образом она смог-
ла отказаться от своих потребностей в контроле или даже отменить
запутанную ситуацию переноса. Г-жа Айхель в процессе имагина-
ции иначе, чем в беседе, «брала след» относительно моих намерений,
но благодаря символической оболочке у нее был более расширенный
спектр поведения. Способность имагинаций к ослаблению защит
особенно проявлялась тогда, когда г-жа Айхель после представле-
ния образа усиливала внутреннее напряжение, обвиняя себя в том,
что из нее внезапно что-то выскользнуло. Короткие, Я-укрепляющие
моменты переживаний влекли за собой самонаказание – неизбеж-
ная негативная динамика переноса (пар. 6.2) набирала ход.
На данном этапе терапии, по моему предложению, было про-
ведено семь имагинаций. Сначала на побуждающие мотивы: «Цве-
ток», «Луг», «Ручей», «Дорога» (пар. 7.2). Затем репертуар расширился
до мотивов, которые исходили из собственных образных представ-
лений г-жи Айхель: «Лабиринт», «Сцена приятной легкости», «При-
ятный голос». Пациентка погружалась в процесс имагинации очень
послушно: с одной стороны, она подстраивалась под мои ожидания,
с другой стороны, была ситуативно открыта для связанных с этим
новых переживаний. Она всегда ждала моего побуждения и сама
194
никогда не выражала желания к проведению имагинаций, хотя я ей

намекала на такую возможность как на вариант нашего терапевти-
ческого общения. Пациентка поддержала мое предложение самосто-
ятельно дома рисовать представленный образ. Она всегда приноси-
ла рисунок на следующий сеанс.
На шестом сеансе, первом после пробных, я предложила г-же Ай-
хель провести имагинацию на мотив «Луг». Он был выбран как от-
крытый побуждающий мотив в начале процесса терапии. Также он
был целенаправленным, способствующим регрессии «посланием
отношений» – «Отдохните немного».
– Я вижу прекрасный холмистый луг, который как будто сверкает
после проливного дождя, вода испаряется на солнце, все блестит
и переливается…
– (После паузы) А что сейчас?
– Сейчас он превратился в вытоптанный луг, через который прохо-
дит дорога из гравия. Справа простирается пшеничное поле, по-
чти готовое для сбора урожая. Пахнет летом и теплом, соломин-
ки, сверкая, колышутся… Вытоптанный луг сейчас тоже исчез,
я иду по картофельному полю.
– Могли бы вы вернуться на луг, который увидели сначала?
– Да. Но сейчас он немного другой. Теперь это северогерманский луг
с одуванчиками и подорожником. Все выглядит сочным и крепким.
Позади видна опушка леса, перед ней лежат срубленные стволы де-
ревьев. Совсем позади несколько пасущихся коров.
– Да… И чего бы вам сейчас хотелось?
– Ах, я хотела бы присесть на срубленные стволы деревьев…
– Как вы сейчас себя чувствуете?
– Я вижу много нежнейшей травы, даже щавель, который гнется
на ветру. Приятно светит солнце. Здесь я чувствую себя умиро-
творенно! Так прекрасно!
– Куда сейчас устремлен ваш взгляд?
– Я смотрю назад, там огороженный забором луг с коровами, ко-
торые стоят у корыта и пьют. Ах, здесь так красиво. У меня да-
же угрызения совести: я не могу позволить себе задерживаться
здесь.
– Вы сидите на стволах деревьев, а какие они на ощупь?
195
Глава 6
– Крепкие. Шершавые. Не скользкие. Даже немного липкие. Они при-

ятно пахнут смолой. Я думаю, здесь пять–шесть срубленных со-
сен. Из-под чешуйчатой коры выглядывает гладкий ствол, в неко-
торых местах сломаны ветки, эти места похожи на раны.
– А сколько лет может быть деревьям?
– Возможно, 40–50 лет.
– А почему они были срублены? У вас есть фантазии по этому по-
воду?
– Вообще – то они выглядят здоровыми. Возможно, они были выруб-
лены для очистки леса? Возможно, это просто древесина, из кото-
рой будут делать что-то полезное.
Интервенции, преимущественно относящиеся к вводному сопро-
вождению (пар. 7.3), были направлены на подбадривание пациентки,
чтобы она смогла раскрыть целостный внутренний образ. Однако
мобилизованные вследствие этого желания сразу же потребовали
защиты (это обнаружилось в том, что прекрасный луг, который блес-
тит и сверкает, быстро превратился в вытоптанный луг, а затем даже
в картофельное поле). Я целенаправленно вмешалась с интервенцией
подбадривания (пар. 7.3) и задала вопрос о первоначальном образе
луга, чтобы обнаружить нарциссические желания отдыха и блеска.
Для г-жи Айхель, вероятно, это было фокусом, смягчающим Сверх-Я:
Нужно сверкать. Возникший затем четвертый образ – северогер-
манский луг – представлял собой адаптированный компромиссный
вариант, обусловленный переносом: Теперь он был наполнен жизнью,
больше не блестел, но и не был вытоптан. Мотив сорняка из пер-
вичной имагинации был продолжен (подорожник, щавель) и снова
положительно заряжен. Регрессивное желание – Ах, я хотела бы
присесть на срубленные стволы деревьев… – проявилось благодаря
вопросу, побуждающему к действию (И чего бы вам сейчас хотелось? –
пар. 7.3). Благодаря тактильному взаимодействию с корой (интер-
венция прикосновения – пар. 7.3) как с элементом, определяющим
границу «другого», она одновременно вступила в контакт с чем-то
внутри себя. Под шершавым скрывалось гладкое, обнаруживалось
что-то липкое (позже мы поймем, что один из ее страхов в переносе –
быть прилипчивой, опасение, что я смогу разглядеть в ней огромную
нужду и потому отказать).
Что-то конфликтное было символически скрыто от обозрения
в контексте кататимного переживания образа (в некоторых местах
196
ветки сломаны, эти места похожи на раны). Вопрос о возрасте деревь-

ев должен был навести пациентку на мысль связать срубленные де-
ревья с собой, но он был упущен. Моя (не высказанная) ассоциация
была следующей: у них был такой же возраст, как и у пациентки, ко-
гда она должна была отказаться от желания иметь детей и довольст-
воваться лишь тем, что она сама на протяжении жизни будет просто
древесиной, из которой будут делать что-то полезное.
Паль (Pahl, 1982), например, отмечал, что во вступительной сце-
не имагинаций обычно в сгущенной форме отображается конфигу-
рация желание-защита. Так же и здесь: стремительное желание до-
вериться аналитику, подобно проливному дождю, должно было быть
защищено; ливень обрушивался на прекрасный, полностью гармо-
ничный и возвышенный идеальный ландшафт. Этот опыт радовал
пациентку и делал ее сильнее, благодаря чему она, несмотря на за-
щиты, оставалась частью доверительного процесса, который под-
готавливал ее способность к раскрытию и обнаружению своих по-
требностей.
Вскоре после имагинации «Луг» (9), когда г-жа Айхель размыш-
ляла на тему «древесины, из которой будут делать что-то полезное»,
она вдруг рассказала о своем первом сновидении (пар. 3.6, экскурс 6:
Первичное сновидение):
Я была в помещении, на кухне с деревянными скамейкой и сто-
лом. Везде вокруг были змеи. Мне казалось это отвратительным
и странным. Большая змея смотрела угрожающе вверх, маленькую
я могла взять в руку. Это было похоже на яму со змеями.
След дневного впечатления: книга герпетолога (исследователя
змей), который погиб от укуса змеи.
В своих ассоциациях г-жа Айхель связала большую змею с «символом
положительных перемен». Ей пришла в голову целебная змея Эску-
лапа, которой не было в сновидении, но которую она соотнесла с те-
рапией. Кроме того, она упомянула о спасении Даниила из львиного
рва. Ров, который был похож на яму со змеями. Она говорила о своем
желании сбросить шкуру, обновиться, «вникнуть в суть дела». Па-
циентка хотела научиться сбрасывать шкуру, подобно тому, как она
выдергивала увядшие лепестки из мальвы, и тому, как отсекались
мертвые ветки у деревьев.
Мне стало ясно, как в этот момент г-жа Айхель, отдаляясь от собст-
венных переживаний, которые она восполняла знаниями, устраняла
197
Глава 6
из своего сновидения все угрожающе-пугающее ее. Она идеализи-

ровала анализ и представляла его как природное явление сбрасыва-
ния кожи, а не как болезненный процесс, смертельно угрожающий
ее «ложной самости». В этом контексте она указывала не на угрозу
уничтожения, а на спасение Даниила. Пациентка не стала говорить
о смертельной опасности для герпетолога и библейской символи-
ке кары. Я тоже молчала, чтобы не препятствовать необходимому
на данном этапе лечения нарциссическому укреплению идеализи-
рованной связи со мной. По моему впечатлению, это сновидение
объединяло плохое место из детства (кухня-столовая) с новым по-
мещением для проведения анализа, в котором ее ждали не только
«прекрасные», но и крайне болезненные переживания. Сновиде-
ние демонстрировало страх г-жи Айхель, вызванный осознанием
желания изменений и моей борьбой с ее защитой – страх потерять
равновесие из-за невозможности использовать прежние стратегии,
поскольку она еще не могла применять новые стратегии, которые
оказали бы ей поддержку со стороны заново развивающейся авто-
номной самости. Негативный материнский перенос нашел выраже-
ние в символе большой змеи. Эта змея была еще «слишком большой»
для терапевтической проработки: из ассоциации следа дневного
впечатления о гибели герпетолога я сделала вывод, что пациент-
ка бессознательно ощущала себя и наши отношения под угрозой
уничтожения ядом матери. В связи с этим в нашем процессе сна-
чала необходимо было делать лишь маленькие шаги к успеху, кото-
рые г-жа Айхель смогла бы осуществлять сама, как, например, взять
маленькую змею в руку. По мере того как она училась помогать се-
бе, она приобретала способность выдерживать свой страх зависи-
мости от меня и страх «смертельной» для нее оральной жадности.
Это объясняло, почему она постоянно контролировала дистанцию
со мной. Сновидение вместе с имагинацией «Луг» утвердили ме-
ня в намерении настойчиво, шаг за шагом способствовать понима-
нию их скрытого содержания, которое я пыталась подготовить че-
рез укрепление Я пациентки.
Третья имагинация (12) на побуждающий мотив «Ручей» (пар. 7.2)
опиралась на метафору, которую г-жа Айхель самокритично выра-
зила в беседе: Я говорю здесь как неиссякаемый бурный поток! В свя-
зи с этим я подумала о проливном дожде и решила продолжить на-
чатую тему в имагинации (краткое изложение).
198
– Я слышу его раньше, чем вижу, он мчится справа сверху вниз. Он

бодрит, светит солнце. Он растекается внизу… Я вижу много кам-
ней, это горный ручей в лесу, перед ним луг. Какой темп! Он бушу-
ет. Тут лежит большой отшлифованный камень, вода бьет вокруг
него ключом, он хорошо подходит для того, чтобы посидеть на нем,
но он слишком мокрый. Вверх по ручью еще больше камней. Все вы-
глядит жизнерадостно!
– А как вы себя ощущается в том месте, где сейчас стоите?
– Я стою на мягком лугу, немного влажном, хочу снять обувь. Ступ-
ням очень приятно, нежная трава, мох, не тепло и не холодно.
– Заинтересовало ли вас что-то?
– Я смотрю на ручей. Он прозрачный, с песчаным дном, с маленьки-
ми камнями, с пузырьками от течения. В нем отражается солн-
це, и он кажется еще нежнее и теплее, чем когда я опускаю в него
свои руки. Он очень холодный, но прозрачный, свежий. Все блестит.
Это напоминает мне море. Он не глубокий…
– Хотели бы вы окунуться в него или он слишком прохладный?
– Н-да, я немного плещусь (глубоко вздыхает), становлюсь озорной!
Берег немного проседает, я уже стою по бедра в воде! Мне это до-
ставляет удовольствие, я веду себя как пятилетний ребенок, ко-
торый плещется. Будь я ребенком, я бы принесла доски и ветки,
чтобы балансировать. Ах, нет, здесь все-таки слишком широко.
Теперь я ныряю. (После того, как я попросила пациентку осмот-
реться, она обнаружила перед собой «строительные материалы
для моста» и взялась строить.) Это немного по-ребячески, но до-
ставляет мне удовольствие. Все-таки это выглядит очень нена-
дежно. Другой берег намного выше. Я иду через ручей по воде, так
как мост слишком шаткий. Другой берег очень высокий. Он обва-
ливается каждый раз, когда я хочу подняться наверх, здесь очень
холодно и неспокойно.
– Что бы могло вам помочь?
– Ах, теперь у меня получилось. Я смываю с рук грязь. Так. Здесь на-
верху чудесный вид!
Поначалу бодрящий ручей г-жи Айхель на глазах терял свои приятные
черты из-за обваливающегося берега с проседающим краем и очень
холодной водой, что соответствовало превращению луга в картофель-
199
Глава 6
ное поле (6). Мои вопросы, побуждающие к действию, приводили ее

к резвым, по-детски переживаемым действиям, которые она, однако,
должна была «осуждать» (озорной, по-ребячески). Она подхватыва-
ла мои подбадривания, что психодинамически могло пониматься
как адаптация к желаниям аналитика. Однако это бессознательно
отражало нарушение лояльности к интериоризованным, пренебрега-
ющим игрой нормам. Стало понятно, что порывы к самонаказанию
воплощались наяву: вода становилась холодной и неспокойной, берег
обваливающимся и слишком высоким, и она «соскальзывала вниз».
Моя непрямая интервенция подбадривания (пар. 7.3) «Что бы могло
вам помочь?» привела к моментальному переживанию успеха, ко-
торое она мне продемонстрировала. Так закончилась имагинация
с парентифицированным успокоением аналитика – попытка со-
блазнить меня не смотреть дальше на ее нужду, не фокусироваться
на конфликте и держать дистанцию. Это я осознала (пар. 7.7.5) только
через рефлексию контрпереноса, ощутив как что-то неадекватное
незамедлительность ее «хорошего выполнения».
13 сеанс (протокол сеанса): Г-жа Айхель казалась измученной и еле

дышала, она говорила быстро и тихо. Обстановка была немного
нервной, поскольку предстояли двухнедельные осенние каникулы
и она готовилась к отъезду на Майорку, где пациентку уже ждал муж
в арендованной на этот срок квартире. Во время своего рассказа
г-жа Айхель достала из сумки нарисованный дома рисунок к послед-
ней имагинации «Ручей» и сразу хотела перейти к его обсуждению.
Я спросила пациентку о ее дыхании, оно удивило меня, что же это
было? Она сообщила, что работала всю ночь напролет, чтобы успеть
все сделать до отъезда. После моего уточнения стало ясно, что она
по просьбе мужа должна была многое купить и привезти с собой,
в частности, конечно же, его любимую ливерную колбасу. Также
она отметила, что хочет оставить дом в полном, идеальном порядке,
поэтому должна была еще быстро все прибрать, и что муж звонил
ей трижды, чтобы дать дополнительные поручения. Кроме того, она
кое-что купила в аптеке и отнесла это своей больной родственнице,
а также немного побыла с ней, поскольку та неважно себя чувство-
вала, и поэтому очень поздно начала паковать вещи. В каникулы ей
нужно было проверить три контрольные работы, а также написать
отзыв на одну экзаменационную… Она непременно должна была
подготовиться к сегодняшнему утреннему занятию… она же обещала
200
что-то особенное на последний урок и поэтому кропотливо труди-

лась… Г-жа Айхель какое-то время наматывала эти дела, как клубок,
как бы извиняясь, а затем вернулась к рисунку.
Я спросила, когда же она вообще успела нарисовать этот ри-
сунок при таких обстоятельствах. Стыдясь, она ответила, что это
было прямо перед нашим сеансом. Я попыталась дать ей понять,
что для процесса выражения того, что было в имагинации, ей необ-
ходимо подходящее пространство. Она не должна оказывать на се-
бя такое давление. После этого я спросила, неужели ей не пришла
в голову мысль, что рисунок можно нарисовать в тишине на кани-
кулах. Г-жа Айхель стала отрицать это. Ей было абсолютно понятно,
что необходимо подготовить рисунок, чтобы процесс мог продолжать-
ся последовательно. Она должна была учиться лучше распределять
свое время. Я ответила, что понимаю, под каким сильным давлени-
ем она находится и с каким самоупреком реагирует на мою заботу.
В контрпереносе я ощущала чувство вины: у меня не получалось вы-
разить то, что она не воспринимала мою интервенцию заботы ина-
че, как направленную против себя.
Она снова посмотрела на рисунок. «Что вам бросается в глаза
прямо сейчас?» (ср. технику обсуждения дополнительного оформ-
ления – пар. 7.5). «Камень». (На рисунке был изображен ручей с од-
ним большим камнем и множеством маленьких камешков, неболь-
шим участком луга и густым лесом, перед которым лежали уложенные
в стопку стволы деревьев). Она воспринимала камень как огромную
глыбу. Он был намного больше, чем в имагинации. Там – в имагина-
ции – все было более красиво и ярко (об этом пар. 7.7.3: как прави-
ло, имагинации «теряют» вне терапевтической ситуации нечто «пре-
красное» или о «прекрасном» только вспоминается). Вообще здесь
было много глыб. «О чем вы вспоминаете, видя эту «огромную глы-
бу»? О Хельге. С ней у пациентки была большая проблема. Перед своим
отъездом она не смогла застать Хельгу дома, поэтому отдала приго-
товленную для нее еду соседке. Однако г-жа Айхель не смогла за-
брать свои собственные ключи, которые Хельга должна была вернуть
ей уже давно. Сейчас она уезжала с недобрым чувством из-за остав-
ленных у Хельги ключей. Вероятно, она расстраивалась не из-за то-
го, что к ней в дом должен был прийти мастер, которому она хотела
передать ключи через соседей. Если бы она все же смогла передать
ему ключи и ремонт бы продолжился, то ее муж все равно нашел бы
повод упрекнуть ее и действовать на нервы на протяжении всех ка-
201
Глава 6
никул… (Слушая, я ощущала, как мне было неудобно быть свиде-

телем того, как она превращалась в жертву в отношениях с Хельгой,
повышая, таким образом, вероятность испортить себе каникулы).
Она снова посмотрела на рисунок и подчеркнула, что луг был кра-
сивым и ярким, особенно слева. Но лес оказался слишком густым!
Деревья стояли плечом к плечу. Я спросила, как бы она восприняла,
если бы это отражало также и защиту луга. Она задумалась и пред-
положила, что это вполне возможно, но все же она воспринимала
это скорее как усиление обороны. Так же, как, усиливая оборону,
она закрывалась от проблем с Хельгой. Ей просто не удавалось быть
последовательной в сепарации, как она все-таки могла это делать
на занятиях. Я спросила г-жу Айхель, были ли у нее идеи по этому
поводу. Она ответила отрицательно. Тогда я предположила, что уста-
новление границ далось бы ей легче, если бы она делала это для дру-
гих. Например, изолировала отдельных учеников, если бы они ме-
шали благополучию всей учебной группы. Ей было тяжело делать
что-то для себя. Г-жа Айхель согласилась. Она снова начала говорить
о Хельге. Ключи были как козырь у Хельги в руках. Когда г-жа Айхель
пыталась заговорить об этом, Хельга начинала «истерично» кричать,
что та ей не доверяет. Хельга всегда так поступала, внушая г-же Ай-
хель чувство вины и зарождая сомнения в правильности действий.
Я сказала: «Да, она просто направляет ваше же оружие против вас».
Г-жа Айхель сказала с отчаянием, что она всегда об этом догадыва-
лась. С матерью было то же самое. Она еще раз во всех подробнос-
тях рассказала, как долго это уже длилось с Хельгой… В то время,
как г-жа Айхель продолжала жаловаться на Хельгу, мне стало осо-
бенно понятно, насколько она хотела в этих отношениях вынести
наружу тиранящий ее аспект самости, который преимущественно
все-таки оставался внутри и преследовал ее, что она и демонстри-
ровала во время сеанса.
Приближалось окончание сеанса. Г-жа Айхель посмотрела на ча-
сы и уже приготовилась убрать свой рисунок, хотя оставалось еще не-
много времени. Поскольку возникла пауза и я не хотела обсуждать
сцену ее поспешного завершения сеанса (с одной стороны, я пони-
мала, что она ни в коем случае не хочет быть мне в тягость, что так-
же она должна сохранять контроль над собой и не выходить за рамки
режима «работы»), я спросила ее о мостике на рисунке, который пе-
ресекал ручей где-то вдалеке. Г-жа Айхель немного подумала и затем
ответила: если бы она смогла перейти через этот мост, у нее возник-
202
ло бы чувство, что она оставила Хельгу и пришла к чему-то новому.

Я сказала: «Как прекрасно, что здесь есть мост» – и мы попрощались.
На следующий сеанс после каникул г-жа Айхель принесла мне
маленькую корзинку свежих фруктов с Майорки. Я поблагодари-
ла ее без дальнейшего обсуждения (ср. пар. 6.4). Г-жа Айхель выгля-
дела совершенно усталой и разбитой. Она сказала, что в начале от-
пуска сразу заболела, «как это часто бывало». У нее опух глаз. Это
сопровождалось болевыми ощущениями. К тому же еще был сухой
кашель. Она должна была принимать антибиотики и терпеть на-
смешки мужа: «Ты выглядишь как боксер с подбитым глазом». Ах,
и чего я вам тут плачусь! На второй неделе отпуска она все-таки на-
чала отдыхать, но тут всплыли контрольные работы. Еще ее муж
настаивал, чтобы она ходила с ним на прогулки, так что она снова
работала ночами. Она спрашивала себя: Почему я всегда устраиваю
что-то в подобном духе? Заболеть во время отпуска? «Почему вы ви-
ните себя в том, что заболели?» – так звучала моя типичная поста-
новка проблемы. Потому что она на самом деле сама была виновата.
Ее мать всегда говорила: «Ты сама все это устраиваешь!». Конечно,
она плохо себя организовывала и не могла устанавливать границы.
На данном этапе я решилась удержаться от интерпретации пе-
реноса – она упрекала себя, опережая мою критику, пугающую ее
на бессознательном уровне. Вместо этого я рассказала ей короткую
историю о флейтистке, тронувшую меня. Эта флейтистка однаж-
ды не смогла издать ни звука и сразу же начала винить в этом себя,
но дело было совсем не в ней, а в сломанной флейте. Разве не могло
быть так, что, принимая вину на себя, она препятствовала нашему
совместному пониманию причины падения иммунитета и ее неспо-
собности отразить болезнь. Это затронуло г-жу Айхель. Вслед за этим
она тихим голосом рассказала, как здорово было на Майорке в завер-
шении отпуска. Пациентка описала вечерние пейзажи и сама задала
себе вопрос: Как я могу изменить то, что так редко обращаюсь к се-
бе? Как сделать так, чтобы я не оказывала на себя постоянное давле-
ние. А еще я замечаю: я не хочу больше жить. Я испугалась, как пуга-
ются, когда вместо ожидаемого шага вверх по лестнице срываются
с нее в глубокий проем. У меня сложилось впечатление, что она са-
ма испугалась: как из нее вдруг в такой «трогательный момент» мог-
ло вырваться осознание, что она устала от жизни.
Вдруг она вернулась к прежней спешке и сообщила, снова иден-
тифицируясь со своей обычной защитой, что по возвращении домой
203
Глава 6
обнаружила свое электронное письмо, полное критики. Она упре-

кала себя в том, что рецензия была недостаточно хорошо составле-
на… В этот момент г-жа Айхель вспомнила сновидение, приснивше-
еся ей во второй половине отпуска:
Я была на мероприятии и сидела в одном ряду вместе со всеми. За-
тем вошли вы и сели рядом со мной. Я не понимала, как я отношусь
к этому: хорошо или как-то иначе. Но потом мне показалось это
совершенно ужасным, поскольку вдруг очень шумно, вместе со своей
женой появился мой брат. Они сразу начали все фотографировать,
даже вас. Мне было ужасно стыдно, но вы позировали очень свобод-
но. Затем мы вместе с вами помогали детям наливать суп. Дети
ели и расплескивали суп на себя. Далее вы спросили меня, что я вы-
ношу из наших терапевтических встреч. Вы сказали, что во вре-
мя сеансов я говорю только о других. Затем возник образ, как пей-
заж, на который я смотрела сверху. Он лежал подо мной как пазл.
Я смотрела вниз. Вы сказали: «Всему нужно время».
Сначала г-жа Айхель (что было характерно для этого этапа) сказала,
что ей ничего не приходит в голову по поводу этого сновидения.
Однако затем, благодаря моему подбадриванию, она провела следу-
ющую ассоциацию: действия своего брата и золовки с их фотографи-
рованием она воспринимала как вызов – в принципе, как и в жизни.
Школьное питание как что-то реальное. Суп из Англии. Он напом-
нил ей пакеты гуманитарной помощи из США. Тяжелое послевоен-
ное время. Она была так рада, что во сне я сказала: всему нужно свое
время. Я интерпретировала: «Гуманитарная помощь означает заботу.
Вы заботитесь о других, а в терапии мы с вами размышляем, как бы
вам лучше позаботиться о себе. Во сне дети могли представлять
вашу нуждающуюся часть (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объектная
дифференцированная интерпретация сновидения), которая тоско-
вала по заботливому окружению». Я спросила пациентку, что она
сама думает об этом, почему ей так тяжело давалась забота о себе,
в то время как она тщательно и с любовью заботилась о других?
Этим вопросом я хотела продолжить тему последнего сеанса.
В то же время другие аспекты я оставила без внимания, например,
ее желание сфотографироваться со мной, смещенное на брата, и то,
что я как объект постоянно присутствовала в ее внутреннем мире.
Сновидение помогло мне лучше понять ситуацию переноса: она ис-
кала близости со мной и могла довериться мне при выражении стра-
204
ха перед моей критикой, из-за такой амбивалентности она остав-

ляла за собой право в случае необходимости смотреть сверху вниз
на наши отношения. Сеанс проходил в размышлениях г-жи Айхель
о недостатке заботы о себе, но не затрагивал мазохистическое зерно
данной проблемы. Она вдруг вспомнила наставление отца – всегда
быть готовой помогать другим.
В четвертой имагинации (15) на побуждающий мотив «Дорога»
стало более понятным желание г-жи Айхель снова быть оставлен-
ной в покое, в том числе и мной. На ее пути появился дом – первый
в ряду самых разных, представленных позже в имагинациях и поя-
вившихся в ее сновидениях домов (пар. 7.2), который она спонтанно
связала с некоторыми аспектами себя (отрывок):
…северогерманский крестьянский дом. Вокруг него ивы. Уютно, спо-
койно. Несколько цветов в саду, на стенах вьется виноград, красная
черепица. Дверь маленькая, покосившаяся. Старая деревянная дверь
без финтифлюшек… Дверь открыта, я могу войти. Никто другой
не хочет заходить. Внутри сумеречно, пахнет чем-то теплым,
что-то близкое, естественное. Здесь тишина. Потертый камен-
ный пол в красных тонах. Настоящий… Здесь я могу успокоиться.
В пятой имагинации (18) на мотив «Лабиринт» (г-жа Айхель говорила,
что чувствует себя как в лабиринте) продолжали разворачиваться
защита от сближения и одновременно желание близости, а также
обозначился новый акцент:
– Я долго бегу по дороге. Это лесная дорога со склоном. Я не могу
смотреть по сторонам. Впечатляет, что рядом со мной совсем
нет места для кого-то еще.
– Как вы себя чувствуете?
– Грустно, но я сама обрекла себя на это. Я же сама выбрала эту уз-
кую дорогу.
– Возможно, вы можете вспомнить сцену из вашей жизни, когда
вам было так же грустно?
– Когда умер мой близкий душевный друг (пациентка пыталась сдер-
жать слезы). Если бы он был здесь, в лабиринте было бы здорово.
Увлекательно. Динамично. Сейчас мучительно бежать по нему.
У меня отсутствует энтузиазм. Я не продвигаюсь вперед и даже
не знаю, куда продвигаться.
205
Глава 6
– Что бы вам было полезно сейчас?

– Рука сверху.
– Вы можете ее представить?
– Да, но я до ее не дотянусь. Я слишком маленькая.
– Что бы могло помочь?
– Я должна вырасти. Или попросить руку спуститься ниже… (После
колебания:) Я действительно делаю это. Мне трудно это принять.
Неужели это происходит со мной… немного не по себе. Как в сказ-
ке. Что это значит? Но сейчас рука спускается еще ниже, каса-
ется моего плеча. Я чувствую себя вознагражденной… Передо мной
еще длинный участок пути… вокруг меня руины Помпеи, я сижу
на возвышенности и смотрю на развалины – все нагромождено од-
но на другое…
После интервенции ассоциативного шлейфа проявление грусти
поначалу стало более интенсивным (пар. 7.3). Но затем фузионное
тоскливое движение к диадическому слиянию защитило ее от пе-
реживаний грусти и потерянности. В одиночестве у г-жи Айхель
отсутствовал какой-либо энтузиазм и, регрессировав, стыдливым
движением она схватила руку сверху. Это иллюстрировало заметный
шаг к доверию между нами. Она показывала мне себя в дефицитарной
позиции (обычно идеально замаскированной под умелой автарки-
ей) и с идеализирующей защитой: рука сверху могла символизиро-
вать руку отца, близкого душевного друга и Бога, но, прежде всего,
действующую благодаря аналитику фантазию спасения. Слияние
с этой рукой там, где для кого-то еще… совсем нет места, позволяло
ускользнуть из лабиринта ее внутренних конфликтов. Появившиеся
вдруг в конце имагинации руины Помпеи побудили меня задать не-
которые вопросы: «Возникает ли у вас ассоциация страха внезапного
(само)уничтожения из-за вспышки ярости или (само)ненависти?
Импульса наказания из-за того, что вы ухватились за руку? Возможно
у вас все же есть фантазии о чем-то надежном, например, о стабиль-
ных величественных местах за пределами уничтоженных Помпей?»
Причины обозначившихся многочисленных аффектов на данном
этапе терапии оставались непонятными.
Данная имагинация наглядно демонстрировала, что происхо-
дит как бы «соединение» со мной, ощущаемое сближение ее самос-
ти и самоидеала. Это поначалу привело г-жу Айхель, наполнившу-
206
юся энтузиазмом, к нарциссической эйфории: в бессознательном

слиянии со мной она впервые убедительно заняла позицию против
Хельги и действительно подала заявку на повышение квалифика-
ции (специальная подготовка в качестве посредника в конфликтах).
Свои представления на тему природы она начала называть местами
заправки и теперь воспринимала их также, как посещение концер-
тов: здесь она ощущала себя защищенной и спокойной, была сама
собой. Это можно было понять следующим образом: она чувствова-
ла себя защищенной в моей руке тогда, когда не мешала моему фак-
тическому присутствию в своей идеализации. В реальной же ситу-
ации диалога со мной, напротив, ощущалось высокое напряжение:
она готовилась к сеансам, отрабатывала свои темы и едва ли могла
целостно воспринимать интервенции.
Защита от расщепления усиливала описанную выше дилемму
переноса и тенденцию пациентки к самонаказанию. Образы мол-
ниеносно «ухудшались» не только в имагинациях. В моменты при-
ятных представлений, а также на сеансах, когда г-жа Айхель давала
больше пространства выражению истощения или смирения (ре-
зигнации), часто происходили «необъяснимые» психосоматические
реакции.
Так, у г-жи Айхель повысилось кровяное давление до 240/120 мм.
рт. ст. после того, как она в шестой имагинации (20): «Сцена прият-
ной легкости» (выбор мотива основывался на сожалениях г-жи Ай-
хель, что ей в жизни не хватает легкости) пережила легкий, воо-
душевляющий вечер в итальянском городе вместе с симпатичным
мужчиной. Она даже приняла лекарства, а затем продолжила углуб-
ляться в свое чувство вины относительно повышения квалифика-
ции. Она снова упрекала себя за то, что не могла справиться со своей
будничной работой, а тут еще отъезд! Однако г-жа Айхель впер-
вые с юмором завуалированно выразила злость на меня: предло-
жив такой побуждающий мотив к имагинации, я дала ей заманчи-
вую тему и соблазнила «к угодничеству»! Эйфория пропала. Теперь
она боялась, что в выходные дни в общении с посредниками вый-
дет наружу, как она была разбита. Это был явный намек (аллюзия)
на перенос (пар. 7.7.4), в котором я могла бы заметить идеализирую-
щее слияние со мной. Вследствие этих переживаний она устреми-
лась к более близким ее сознанию областям. Подруга была в ужа-
се от того, как с г-жой Айхель обращался муж. То, что он вел себя
так же, как и ее мать, она поняла уже в первом анализе, но ничего
207
Глава 6
не смогла изменить. Она хотела, чтобы с ним случилась какая-нибудь

скандальная история, и тогда она, наконец, смогла бы от него отда-
литься.
Ее сновидения раскрывали глубинные страхи (23): Я находи-
лась в доме, у которого была разрушена стена. Снаружи были маро-
дерствующие нацистские отряды. Чувства: я должна была защитить
себя, спрятаться, спастись. Сновидение могло показывать, что ес-
ли бы стена идеализирующей защиты и в дальнейшем защиты лож-
ной самости разрушилась, г-жа Айхель могла бы испугаться всту-
пить в контакт с деструктивной ненавистью, которая относилась бы
ко мне как к вторгнувшемуся вместе с реальностью другому.
Агрессивные импульсы еще не могли быть проработаны в отно-
шениях в переносе. Г-жа Айхель продолжала выступать против себя,
например, ломала палец на ноге, поскольку в спешке бежала к теле-
фону – она не могла позволить себе не ответить на звонок. И только
через несколько дней, несмотря на сильную боль, шла делать рент-
ген. Мать всегда говорила ей: «Не валяй дурака!».
Ее многократное переживание мазохистического поворота про-
тив себя вместе с телесными повреждениями наполняло меня од-
новременно как чувством заботы, так и чувством беспомощности.
Признаки массовых агрессивных аффектов за пределами ее защи-
ты (Помпеи, нацистские отряды) беспокоили меня. В связи с этим
я предложила повысить частоту сеансов и изменить сеттинг – про-
водить анализ в положении лежа. Г-жа Айхель согласилась. Меняя
сеттинг, я думала также о том, чтобы освободить пациентку и себя
от ее фиксации на моем внимательном выражении лица, еще боль-
ше направить ее на себя и свои внутренние переживания и иметь
возможность более эффективно разворачивать и обсуждать дина-
мику переноса.
• Восхождение на гору
Описание второго-четвертого годов лечения (сеансы 50–380, три раза
в неделю в положении лежа). На данном «отрезке горы» было про-
ведено в общей сложности 29 имагинаций на основе побуждающих
мотивов, например, «Сказочный ландшафт», «Предмет», «Я забираю
что-то с собой», которые предлагались мной всегда исходя из бе-
сед и ассоциаций, а также на основе аспектов или сцен из ночных
сновидений (пар. 7.2). Поскольку г-жа Айхель теперь располагалась
на кушетке, имагинация не была связана, как раньше, со сменой
208
положения в пространстве. Я спрашивала (убеждая себя, что ей это

подходит), хотела бы она сейчас погрузиться в имагинацию; ин-
струкция релаксации отсутствовала. Все остальное происходило
так, как описано в пар. 3.5. Все больше внимания в ходе имагинации
уделялось меняющемуся аффективному состоянию, которое могло
относиться к процессу переноса.
Свое более частое посещение терапии, а также то, что теперь, на-
ходясь в положении лежа, она смотрела в окно, г-жа Айхель пона-
чалу скорее просто принимала как данность, что снова навело ме-
ня на мысль о ее как минимум частичной адаптации.
В имагинации на тему «Сказочный ландшафт» (51) она увиде-
ла… поляну с виллой. Все выглядело роскошно… Рядом с огромным вхо-
дом с колоннами… совершенно обычный дом. Близко к нему еще одна
пристройка… как постройка Хундертвассера1. Детали дома не соот-
ветствуют друг другу.
Она соотнесла этот образ с несоответствием между «материн-
ским идеалом» и родителями в реальности – я поняла, как мало была
уверена г-жа Айхель в своей идентичности, как не уверена она была
в том, где ощущает себя или хочет ощущать как дома, даже пристрой-
ка… не соответствует («дому» – см. пар. 7.2). Быть пристройкой к ро-
дительскому дому – я воспринимала это как объемное выражение ее
отсутствующей сепарации. Радуясь яркой постройке Хундертвассе-
ра, г-жа Айхель как будто почувствовала себя окрепшей, но вскоре
испытала резкое ухудшение слуха, которое было связано с голово-
кружением и очень высоким давлением. Возможно, она обнаружи-
ла свои критические мысли относительно родителей и восприняла
их как разрыв лояльности, что привело к высокому (психическому)
давлению. Вызванный динамикой процесса страх она спроецирова-
ла на меня и сказала, что после такого психосоматического отступ-
ления мое терпение с ней могло бы лопнуть.
1 Жилой дом в Вене, построенный по проекту австрийского художника

и архитектора Ф. Хундертвассера в 1983–1986 годы совместно с архи-
тектором Й. Кравиной. Здание отличается «холмистой» этажностью,
крыша покрыта почвой с кустарниками и травой. Внутри некоторых
комнат-ниш высажены деревья. В доме Хундертвассер воплотил свои
идеалы искусства и красоты, такие как использование целой палитры
красок, отсутствие прямых линий, большое количество зелени и много-
плановость, пестрый фасад, разные по величине и форме окна, мозаика
и орнаменты из цветных глазурованных плиток. — Прим. пер.
209
Глава 6
Если бы в это время я случайно встретила ее на улице, она бы-

ла бы шокирована и резко отвернулась. На более поздних сеансах
она выражала беспокойство, что могла быть навязчивой, и уверен-
ность в том, что она меня обременяет. Ее аффект демонстрировал
усиление отвращения к себе. Поскольку я никогда не воспринимала
ее аффективно, я почувствовала себя озадаченной и сказала, что на-
хожу ужасным несоответствие между тем, как она себя обесценивает,
и тем, как я воспринимаю ее на самом деле, а именно, что я работаю
с ней с удовольствием (о том, сообщать или нет ощущения в контр-
переносе, см. пар. 7.7.5). После такого активного выражения моего
сопереживания г-же Айхель стало лучше и она предположила, что ее
гнев на себя саму не имел ничего общего не только с психосомати-
ческими «атаками» после имагинаций, которые она так «смакова-
ла», но и с повышением частоты сеансов: она не думала, что имеет
право на такое «количество сеансов», она как бы ненасытно познава-
ла себя и боялась, что из-за своего алчного захвата она все испортит.
Это приближало к пониманию ее истинных потребностей. Од-
нако г-жа Айхель еще не осознавала (а я еще не интерпретировала
это на данном этапе), что повышение частоты сеансов увеличива-
ло ее страх потерять контроль над своей защитой и что она со сво-
ей стыдливой оральной алчностью может просто «сожрать» меня.
Позже мне стало понятно, что этот импульсивный эпизод рас-
крывал дальнейшую динамику защиты: реальную встречу со мной
в будний день г-жа Айхель воспринимала как угрожающее нападе-
ние на ее идеализацию меня. На этом этапе я пока не стала делать
данный перенос темой обсуждения, но в конце сеанса спросила,
могла ли она спонтанно представить перед своим внутренним взо-
ром предмет, который бы отражал ее душевное состояние после на-
шей беседы (59):
…терракотовая амфора. Рустикальная, грубая… Но с серебряной
окантовкой – как будто там внутри еще спрятана вторая ваза.
Да, роскошно украшенная вторая ваза спрятана внутри, а грубая –
как защита. Я хочу вынуть внутреннюю и при этом разбить вдре-
безги внешнюю.
На следующих сеансах г-жа Айхель была занята этим удивившим ее
«открытием», которое она воспринимала как обнадеживающее раз-
витие. Она считала внутреннюю вазу «слишком красивой» и спраши-
вала себя: а где же было действительно то настоящее в вазе? Внутри?
210
Или снаружи? Что это вообще за смешная двойная ваза? В контрпере-

носе меня особенно беспокоили осколки, на которые она не обра-
щала внимание, но которые снова напомнили мне о руинах Помпеи
и которые я связала с возможным внезапным разрушением ее защиты.
Сейчас г-жа Айхель стремилась осознать что-то другое: размыш-
ляя о «двойной вазе», она начала понимать, что своим альтруизмом
отгораживалась от пугающего поиска собственной самости. Она
рассказала о сбивающем ее с толку событии: недавно ей позвонила
Хельга, и в разговоре г-жа Айхель заметила: Мне стало скучно! Она
согласилась, когда я сказала: «Вы запрещали себе до этого подобные
эмоции». Она чувствовала себя растерянной. Постепенно наши бе-
седы стали будоражить г-жу Айхель. Ее смятение привело к образо-
ванию трещин в мире, где она функционировала.
Когда г-жа Айхель более осознанно приблизилась к своей аль-
труистической защите, с ней снова случился гипертонический криз
с сильным приступом головокружения. Она отнесла это к избытку
внешних требований, к стрессу. Значит, я сама это устраиваю. Па-
циентка тяжело переносила то, что я видела проблему в ее самоупре-
ках. Я ощущала, что таким образом она хотела предупредить мои
пугающие ее интерпретации. Почему вы считаете меня такой важ-
ной персоной! Ее брат – так она снова стабилизировала свою альтру-
истическую защиту – написал ей однажды в поэтическом альбоме,
что она должна быть «светом, который отдает свою энергию другим».
Все чаще она говорила о своем неожиданном абсолютном спо-
койствии на концертах, где никто не мог обратиться ко мне с просьбой.
Этим она давала мне понять (см. внешний перенос, пар. 7.7.4), насколь-
ко напряженными стали для нее аналитические сессии, как сильно
оказывали на нее давление регрессивные желания и что сомнению
подвергалась ее многослойная защита, которая способствовала в том
числе сокрытию идеализации моей личности. От такого напряжения
она не могла говорить. Однако на сознательном уровне г-жа Айхель
переживала что-то совсем другое, когда говорила, что ночью она по-
рой зажигала свечу и, думая о терапии, утопала в чувствах как будто
в тяжелой сладости. Я понимала это как выражение борьбы за под-
держание идеализирующего слияния со мной, которое она в мень-
шей степени могла сохранять на аналитических сессиях.
Поскольку вскоре предстояли летние каникулы, я ни в коем слу-
чае не хотела дестабилизировать своими интерпретациями идеализи-
рующую защиту. Проблема с мочеиспусканием, о которой стыдливо
211
Глава 6
сообщила г-жа Айхель, снова вернула ее в состояние переутомления,

с помощью которого она, по-видимому, отстранялась от возникаю-
щей боли расставания. В контрпереносе, думая о разбитой внешней
вазе, я ощутила желание стабилизировать ее при помощи кинесте-
тического измерения имагинации (пар. 2, экскурс 3: Термин «кине-
стетический»). В это время г-жа Айхель вместе со своими учениками
ставила пьесу на сюжет мифа. В связи с этим я предложила ей мо-
тив «Образ из мифического мира» (79). После Кримхильды – перво-
го образа представления, появился второй образ – образ Антигоны.
– Какой вы ее видите?
– Стройная, скорее грациозная, невысокая фигура, темноволосая,
в длинном одеянии.
– Как влияет на вас выражение ее лица?
– Это нежный, но одновременно решительный взгляд, устремленный
вдаль. Ясный. Мягкий… Мне вспоминается строчка из стихотво-
рения: «О, милая Анемона… Навсикая». Прекрасный лик.
– Можете ли вы попробовать оказаться в этом месте и вступить
в контакт с Антигоной?
– Это не просто. Она кажется неприступной.
– Она почувствовала, что вы там?
– Я присела на корточки. Она стоит прямо, неподвижно. Я чувст-
вую себя беспомощной по сравнению с ней. Она такая уверенная,
благородная. Я ощущаю себя не на своем месте. Это чувство так
знакомо мне…
– Когда вы это чувствуете, вспоминается ли вам какая-нибудь сце-
на из жизни?
– Я слишком большая, слишком грубая, слишком неотесанная. Моя
мать мне всегда говорила: «Как можно иметь двух таких совер-
шенно разных детей, одного такого красивого, другую такую урод-
ливую…» (плачет).
– А что же все-таки могло бы вам помочь вступить в контакт с Ан-
тигоной?
– Если бы я представила, что на мне надето что-то приличное
или даже благородное. Да, так лучше. Сейчас я тоже стою, пря-
мо, но не как Антигона, однако ровнее, чем до этого. Возможно,
стало бы лучше, если бы я смогла услышать голос Антигоны.
212
– Да, и как бы вы могли осуществить это?

– Приблизиться к ней. Сейчас она смотрит на меня теплым, дру-
желюбным взглядом. Она полностью владеет собой. Гармонична.
Сейчас она улыбается. Приветливо, с доверием, как будто она ме-
ня знает. Она показывает на море. Она хочет обратить мое вни-
мание на что-то. Я не чувствую себя больше неполноценной. Все
выглядит красиво: волны перекатываются слева направо…
– Как звучит ее голос?
– Мягко, низко, мелодично.
В данной имагинации я стремилась активно поддерживать контакт
между г-жой Айхель и Антигоной, в которой она наглядно раскрывала
свой Я-идеал в переносе на меня. Сближение в образе ее реальной
самости с Антигоной должно было помочь реалистичнее воспринять
не только данный идеал, но и мою идеализированную личность
и таким образом нарциссически укрепить пациентку. Поначалу
нарциссическая нестабильность была почти непреодолима: Я при-
села… Она стоит прямо… Я чувствую себя беспомощной… Она такая
уверенная, благородная. В завершении рассказа о сне г-жа Айхель
сообщает, что на ней надето что-то приличное или даже благород-
ное… Она тоже сейчас стоит, хотя и ровно, но не так, как Антигона…
улыбаетс … приветлива… как будто она меня знает. И: Я не чувствую
себя больше неполноценной.
Конечно же, из-за развивающихся в ходе анализа отношений иде-
ализация не сразу уступала место. Однако, благодаря имагинации,
что-то становилось более наглядным, как это проявилось в пред-
ложении: Она показывает на море. Она хочет обратить мое внима-
ние на что-то. Именно здесь с помощью ассоциативного шлейфа
(пар. 7.3) удалось сближение реального и идеального. Благодаря во-
просу «Когда вы это чувствуете, вспоминается ли вам какая-нибудь
сцена из жизни?», имагинация смогла обогатиться биографически-
ми ассоциациями. Это привело к переживанию боли за обесцени-
вание и унижение. Направленные против себя импульсы (Я слиш-
ком большая, слишком грубая, слишком неотесанная) в представлении
«Кримхильды» в данной имагинации в какой-то момент, как импуль-
сы мести, совсем ненадолго были перенаправлены на отрекающу-
юся от нее мать. (В сказании Кримхильда устроила кровопролитие,
отвергая всех.) Защита данного импульса мести через обращение
в противоположное, в жертву, была обусловлена тем, что пациент-
213
Глава 6
ка решилась после Кримхильды представить Антигону. (Протест

Антигоны был связан с лояльностью к брату, что каралось смертью
и представляло собой скорее самопожертвование.)
Во время каникул г-жа Айхель интенсивно занималась дополни-
тельным оформлением имагинации по образу Антигоны, что также
способствовало проработке ее отношений с братом.
Насколько сильно альтруистическая позиция жертвы, которую
занимала г-жа Айхель, питала динамику переноса, демонстрировала
дважды (!) возникшая в этот период сцена (пар. 7.7, экскурс 11: Сце-
на). Я забыла посчитать один сеанс. Я обсчиталась в ее пользу в свя-
зи с недостаточной отработкой контрпереноса (возможно, я должна
была «искупить» неосознанный агрессивный импульс). Г-жа Айхель
обратила на это мое внимание. В свою очередь, я спросила ее, ста-
ла бы она затрагивать эту тему, если бы я по невнимательности вы-
ставила ей завышенный счет (посчитала в свою пользу). Она была
уверена в том, что молча отдала бы деньги. (В конце анализа я дейст-
вительно включила в счет на один сеанс больше, на что она сама об-
ратила внимание и что заставило нас обеих с улыбкой вспомнить
о произошедшей ранее сцене.)
На 86-м сеансе дело дошло до очередного образного сообщения
о ее желании сближения, в котором она преувеличивала мое значе-
ние: на мотив «Что-то из картин Шагала» (она посетила выставку
во время своего путешествия) г-жа Айхель представила сначала серь-
езного, но затем улыбающегося ангела, который окружал ее своей за-
щитой и говорил ей, что она не должна взбираться по узкой лестнице
Иакова1.
Стыдясь, г-жа Айхель сказала об ассоциации ангела со мной.
Это было иначе, чем с Антигоной. Антигона на субъектном уров-
не воплощала идеализированный, готовый на жертвы аспект себя,
а на объектном уровне – образ идеала. В защищающем ангеле на объ-
ектном уровне отчетливее демонстрировались ее регрессивные по-
требности быть защищенной материнским объектом. На субъект-
ном уровне ангел являлся символом настроенности на себя (пар. 7.4,
экскурс 9: Субъект-объектная дифференцированная интерпретация
сновидений). При обсуждении рисунка, который г-жа Айхель нари-
совала дома и принесла на следующий сеанс, она свободно расска-
зала о своем огромном стремлении быть увиденной мной, но сра-
1 Картина М. Шагала «Лестница Иакова» (1973). – Прим. пер.
214
зу ограничила свои возможности:…несмотря на то, что у меня нет

на это никакого права.
В перерывах между сеансами терапии у г-жи Айхель регулярно
возникали физические симптомы, которые мешали ей, причиняли
боль или каким-либо образом уродовали ее (ячмень на глазу, пере-
лом костей, ушибы, инфекции, которые было трудно вылечить, бо-
ли при ходьбе). Лишь постепенно г-жа Айхель смогла осознать это
как способ выражения боли от разлуки и прежних разочарований.
На поверхности оставалось, что в этих ушибах она продолжала ви-
нить себя, чтобы защитить меня от своего чувства разочарования.
Она активнее проявляла симпатию, выражавшуюся в «сценах вру-
чения подарков» (см. выше), которую я должна была как-то взять
под защиту из-за ее обесценивания и которую я объясняла как не-
отъемлемую часть поиска ею себя. Г-же Айхель все тяжелее было вы-
держивать свой страх зависимости, поэтому она выражала сомнение
в моей верности (Для вас же это только профессиональный контакт)
и раскрывала свои страхи поначалу косвенно, когда заводила разго-
вор о новых любовных отношениях с мужчиной, живущим далеко
от нее: Если он не напишет, я буду чувствовать себя уничтоженной.
Вскоре она сама объяснила, насколько при этом подразумевались от-
ношения в переносе: Если вдруг терапия закончится, я не справлюсь
с этим. Ее любовные отношения являлись, таким образом, не толь-
ко дополнительным переносом, который должен был смягчить ее
страх зависимости от меня, но и тем, с помощью чего она могла бы
косвенно изучить свой перенос.
Г-же Айхель приснилась лошадь. Мы обсудили желание па-
циентки быть поддержанной, и на примере ночного сновидения
(пар. 7.2) при помощи имагинации (функция прояснения) я постара-
лась помочь ей еще больше осознать стыдливо защищаемые аффекты
(105):
Она представила белую лошадь, которая бежит во весь упор, пол-
ная сил, лихая. Я трогаю ее, она гладкая, крепкая, шелковистая,
не слишком мягкая. Даю ей морковь. От нетерпения она бьет ко-
пытом. Ее глаза полны огня и доверия… Теперь я еду верхом без сед-
ла, прекрасное чувство движения, медленное покачивание… нево-
образимо прекрасно… Если бы я могла отважиться, я бы понеслась
галопом… у меня нет страха, что она меня сбросит. Чувство уве-
ренности. От тела лошади исходит тепло.
215
Глава 6
В данной имагинации она на телесном уровне ощутила потребность

в сближении. Г-жа Айхель объединила образ своего далеко живуще-
го возлюбленного с образом лошади и почувствовала себя со мной
на данном сеансе уже настолько уверенно, что разрешила себе в моем
присутствии пережить в имагинации эти чувства, а не только со-
общить о них.
Когда ее возлюбленный отверг рождественский подарок из-за то-
го, что он был «слишком большим», г-жа Айхель сообщила мне
(!), что она на протяжении нескольких дней постоянно плакала:
Как будто я ничего не стою. Я подхватила этот намек на перенос: «По-
видимому, и между нами существует такая опасность, когда вы мне
что-то дарите? Если я не приму ваш подарок, то это будет являться
подтверждением, что вы ничего не стоите?» Да. Я обратила внима-
ние на сделанную ею рождественскую звезду и повесила ее на окно
в кабинете (см. подробнее «Сцена вручения подарков»).
Г-жа Айхель все время выражала сомнения в выборе верного пу-
ти. Должна ли она была порвать с возлюбленным? Развестись со сво-
им мужем? (Я думала, насколько осознанными на самом деле были
для нее тенденции к разрыву?) Подхватив ее метафору, я предложи-
ла провести имагинацию на мотив «Дорога» (115):
Вдоль дороги растет синий цикорий, здесь можно бежать впри-
прыжку, приятно. Раньше дорога была вымощена – это Помпеи?
Передо мной две защищающие, оберегающие руки. Справа и слева
от дороги кусты становятся более явными, деревья, высокие па-
поротники. Здесь безопасно. Как будто дорога укрыта пологом
из листьев. Руки указывают вперед: это твой путь. Я вижу кро-
шечный дом, какой обычно рисуют дети. С огромным каменным
колодцем. Опускаю со скрипом ведро.
Руки, как и ангела, г-жа Айхель ассоциировала со мной. Цикорий
выступал символом устремлений, которые обрамляли ее аналитичес-
кую дорогу. Мои интервенции между тем могли быть «оберегающими
руками», точно так же, как и возникшая из туманного потустороннего
мира рука сверху (18), которая использовалась ею как путеводитель.
Одновременно с этим руки символически показывали, насколько
г-же Айхель было необходимо адаптироваться к моим представле-
ниям, по какому пути нужно продвигаться. Она будто позволила себе
обнаружить свою дорогу. Маленький детский дом – именно дом,
а не пристройку – можно было рассматривать в качестве «зачатка
216
автономии». В том, что она опускала ведро в колодец, обнаруживалась

полная надежд перспектива, что из нашего «бессознательного» про-
цесса можно создать «элемент души», из которого могла бы выходить
ее аутентичная дорога. Однако опускающееся со скрипом ведро могло
символизировать и то, что процесс зарождения чего-то нового будет
основательно поскрипывать.
Нередко приходилось решать сложный вопрос: что будет лучше
способствовать процессу – интерпретация или имагинация? Неко-
торые из моих интерпретаций по-прежнему перерабатывались с из-
лишней самокритичностью, что провоцировало дальнейшее сопро-
тивление. Поскольку я все лучше узнавала г-жу Айхель, я позволяла
себе все больше опираться на интуицию. Мучающие пациентку час-
тые остановки: я просто не справлюсь с этим, не смогу обозначить свои
границы – я пыталась в беседе и в имагинации воспринимать, с од-
ной стороны, как сомнение, с другой стороны, как выражение ма-
зохистического самоистязания, исходящего из бессознательной по-
требности в наказании. Имагинации при этом помогали мне порой
лучше дистанцироваться от этой обременяющей динамики пере-
носа-контрпереноса и поддерживать мое стремление познакомить
г-жу Айхель с ее собственными импульсами и желаниями.
Продолжая эту линию, я предложила пациентке провести има-
гинацию на мотив «Источник сил» (перед коротким велнес-отпу-
ском, который мы позволили себе в качестве награды за малень-
кий терапевтический успех). Имагинация развернулась как игровое
взаимодействие между вылепленным ею из болотистой грязи бы-
ком и танцовщицей, которая танцевала фламенко вокруг него. Од-
нако г-жа Айхель, испытав такое страстное желание, почувство-
вала себя будто соблазненной мной, а затем уличенной в постыдных
для нее чувствах.
Намного более значимым, чем интерпретация данной проекции,
мне показалось то, что она открыла мне эти мысли. Я воспользо-
валась ее фантазией в переносе как поводом, чтобы обсудить има-
гинацию именно под этим ее аспектом (пар. 7.7.6). Совсем иначе,
чем прежде, она смогла открыть мне свои идеи по поводу выбранно-
го мной мотива. Они чередовались между негативными фантазия-
ми в переносе (я хотела бы уличить ее в чувствах и упрекнуть за это,
или я могла бы завидовать ей как ее мать, которая имела обыкно-
вение жаловаться пациентке, когда та была еще ребенком, на «от-
вратительную половую жизнь» с отцом) и более реалистичным по-
217
Глава 6
люсом восприятия (я хотела бы поддержать ее в более чувственном

обращении с собой).
После такой постановки проблемы относительно «имагинации
с источником сил» г-жа Айхель как будто смогла принять мою добро-
желательность по отношению к ней, но мне было ясно, что это снова
изменится при негативных фантазиях в переносе. В то же время па-
циентка удивилась несоответствию привычных для нее ожиданий
и тех переживаний, которые она действительно испытала в контак-
те со мной. Однако г-жа Айхель все еще не представляла, что сможет
начинать имагинацию по собственному желанию и исходя из собст-
венной внутренней идеи. Ей это не приходило в голову, хотя она го-
ворила, что иногда на сеансе у нее возникало желание погрузиться
в имагинацию.
Из этого аналитического эпизода стало понятно, что она ста-
ралась «предчувствовать» меня при реальной встрече и отодвигала
что-то личное в сторону, чтобы настроиться на меня и мои предпо-
лагаемые желания. Таким образом, это понимание давало возмож-
ность снова немного прикоснуться к ее прежнему отрицанию при-
способления ко мне.
При помощи защиты-расщепления (плохая мать, хороший анали-
тик) и бессознательно сдерживаемого негативного переноса на меня
г-жа Айхель именно в имагинации могла позволить себе больше дет-
ских переживаний. Здесь она, например, появилась в образе девочки
(так называемая возрастная регрессия, пар. 7.3). Исходя из ее настро-
ения и времени года, был выбран мотив «Весенний ландшафт» (145):
– Это холмистая зеленая даль, ковер из дубравной ветренницы, ру-
чей с желтой болотной калужницей. Я собираю букет из перво-
цветов. Сейчас я под деревьями, цветущими белыми цветами. Ви-
жу себя под яблоней ребенком с белым бантом. Но почему я смотрю
так серьезно и невыразительно? Так безрадостно?
– Хотели бы вы спросить об этом девочку?
– Она говорит: я ушла с праздника. Снова сделала что-то непра-
вильно.
– У вас есть идея, чтобы бы могло помочь девочке?
– Игра в мяч… Когда девочка начинает играть, она преображает-
ся. Она привлекает к игре дружелюбную женщину. Это достав-
ляет удовольствие – у нас все хорошо, яркий мяч, цветы. Продол-
218
жительная игра у ручья. Девочка беспокоится, что кто-то зовет

ее. Она должна вернуться. Здесь еще ее плюшевый мишка. Мы де-
лаем для него веночки. Сейчас мы готовим заговор против других.
В этих имагинациях, в которых я все чаще возникала в достаточно
реалистичных образах, например в образе дружелюбной женщины,
г-жа Айхель училась с большей теплотой относиться к своей детской
самости, получая от меня поддержу. Одновременно с этим явно вы-
ражался и негативный перенос: поскольку в ее жизни мало что меня-
лось и она проявляла медлительность, пациентка боялась, что была
слишком банальной и утомительной для меня. Она даже смогла до-
верить мне свою фантазию, что, возможно, я спланировала столь про-
должительные каникулы, чтобы отдохнуть от «такой, как она». Так
как г-жа Айхель чувствовала, что я оцениваю имагинации, и хотела
усыпить мою бдительность, она отметила: как только она входит в мое
пространство, чувства как будто улетучиваются. В терапевтических
беседах она всегда размышляла. И только в имагинациях это было
отчасти по-другому. Конечно, это было не совсем так, но показывало,
насколько ей было важно сохранять контроль над аффектами в моем
присутствии. Когда я это проинтерпретировала, она согласилась:
если бы не страх, она уступила бы чувствам пугающего ее протеста,
зависти и презрения.
Между тем г-жа Айхель была уже способна более продуктив-
но поддерживать подобные интерпретации, поскольку раз за разом
утверждалась в осознании того, что может переживать их совмест-
но со мной. Она все больше допускала эти интервенции, даже если
они содержали отсутствующие в ее детстве сочувствие и заботу. На-
пример, когда я говорила, что это было неким видом самодеструк-
тивности, когда она, утомившись, продолжала работать, а не ло-
жилась спать или когда за рулем писала сообщение, чтобы угодить
друзьям.
Несмотря на эти успехи, я постоянно переживала как что-то
мешающее возобновленную ею комплементарную «борьбу с само-
деструктивностью в переносе» (пар. 7.7.5). Пациентка очень четко
почувствовала это и, исходя из напряжения в моем контрпереносе,
выбрала мотив «Поход в горы» (168) (ср. стандартный мотив «Гора» –
пар. 7.2). При этом впервые возник значимый образ «пропасти». Этот
образ позже г-жа Айхель истолковала как выражение страха перед
ощущением полной зависимости от меня:
219
Глава 6
– Слева крутая скала, справа глубокая пропасть. (После интер-

венции прикосновений.) Сейчас я сижу на дороге, смотрю вдаль.
Птица, шуршание. Вдруг пробегает ящерица. Из отверстия в ска-
ле растет кустарник, даже альпийская фиалка… Светлые обла-
ка сменяются темными. Я хотела бы прислониться к теплой ска-
ле. Я надеюсь, никто не придет. Здесь очень узко. Я нахожу палку,
которая дает опору, она защищает меня от падения в пропасть,
она помогает также при подъеме вверх. Далеко внизу я вижу реку,
дома, луга. Но в глубине между ними зияет пропасть. Позади тем-
ный еловый лес. Я ощущаю дискомфорт. Хочу вернуться другим пу-
тем. Сейчас хочу лишь ненадолго остановиться и успокоиться. До-
рога идет вдоль крутых скалистых откосов, но здесь также есть
и деревянные перила.
Г-жа Айхель была слишком далека от того, чтобы радоваться собст-
венной жизни в своем доме на лугу у реки, но все же в имагинативной
перспективе такое представление появилось. Близость – и между
нами тоже – характеризовалась в восприятии г-жи Айхель как про-
странство между огромной доминирующей скалой – другим – и про-
пастью, вызывающей страх потерять точку опоры из-за нарушения
ее конфигурации защит и столкнуться с потерей себя и объекта.
Г-жа Айхель соотнесла данную имагинацию, спонтанно ее при-
украшивая, с нашим аналитическим процессом: все-таки она уже
продвинулась немного вперед! Она увидела меня в образе палки, го-
товой прийти на помощь, и в образе теплой скалы, которая оказывала
поддержку и к которой она как раз хотела прислониться! Пациентка
больше не представляла меня как Антигону на высоком пьедестале!
На мой вопрос: «Вы стремитесь меня успокоить, что все будет раз-
виваться, потому что опасаетесь моего нетерпения?» – она ответила
утвердительно и в ответе на дополнительный вопрос: «А что означа-
ет для вас пропасть?» – призналась: «Уничтожение. Если вы вдруг
не сможете меня больше терпеть».
Некоторые аспекты пропасти были осознаны мной лишь в ходе
терапевтического процесса. В данный момент я возразила ее фор-
мулировке терпеть и сказала: «Мы сможем закончить лишь тогда,
когда вы почувствуете, что наша совместная дорога обогащает так-
же и меня».
На следующем сеансе (175) г-жа Айхель смогла проговорить,
что мысль о том, что она может что-то значить для меня, ненадол-
220
го принесла облегчение и сделала ее счастливой, но она должна бы-

ла быстро прогнать это чувство, чтобы извлекать его лишь тайком,
по ночам, когда все дела уже были сделаны. Что касалось ее чувств
ко мне, то она просто немного приоткрывала дверь и осторожно за-
являла о себе, чтобы я не отделалась от нее из-за ее назойливости.
Чтобы иметь возможность дальше исследовать этот страх, часто
выражаемый в переносе, и чтобы использовать эту только что при-
открытую дверь ее защиты, я подхватила ее метафору и предложи-
ла провести имагинацию на мотив «Дверь, которая приоткрывает-
ся чуть шире»:
– Темная дверь с кованой дверной ручкой, в дверной щели что-то
светлое, просторное. Я такая маленькая, не достаю до ручки. Мне
3–4 года, я хотела бы открыть дверь, но я слишком маленькая.
– Что бы могло помочь вам?
– Что кто-то придет и поможет мне, но теперь я слышу из сосед-
ней комнаты злые, предъявляющие претензии голоса. Кто-то ру-
гается. Если я притихну, меня никто не заметит. Сейчас я ви-
жу кошку, это любимая пестрая черно-белая кошка. Она видит,
что дверь открыта и быстро прошмыгивает внутрь. Сейчас я то-
же осторожно протискиваюсь. Это пустая, наполненная светом
комната, она мерцает теплыми тонами. Вы тоже здесь в образе
дружелюбной женщины из имагинации с яблоней. Теперь я стала
взрослее, в моем нынешнем виде, и стою в центре света, наполнен-
ная им, он нежный, он укутывает, он целительный и окружает ме-
ня по спирали. Золотой, желтый, белый, даже красный. Каждому
цвету соответствует разное звучание. Звуки окутывают и про-
низывают меня (часть имагинации).
В данной имагинации снова четко проявились ее раннее стремле-
ние к защищенности, а также попытка убрать из наших отношений
негативный материнский перенос с помощью расщепления (злые
голоса снаружи, мой добрый образ внутри). Но обозначение ее ре-
грессивных потребностей в заключительной беседе снова активизи-
ровало преследующее Сверх-Я: у г-жи Айхель произошло заражение
желудочно-кишечного тракта. На следующий сеанс она пришла
ослабленной и принесла с собой рисунок двери. В центре посереди-
не она наклеила малюсенькую фотографию двери моей приемной,
которую я совсем не заметила, такой маленькой она была. По этому
221
Глава 6
поначалу я не смогла понять, почему она с горячей ненавистью к себе

описывала свой рисунок как «отвратительный» и «глупый». Некото-
рое время я молчала, заинтересованно выжидая, а затем растерянно
спросила, что же случилось. Проработка данной сцены показала,
что г-жа Айхель восприняла мое молчание относительно маленькой
фотографии как выражение пренебрежения, как подтверждение ее
внутренней уверенности в своей надоедливости и назойливости
с детскими потребностями. Она заплакала, когда недоразумение
прояснилось. Она наконец-то поверила мне, что я просто не заметила
фотографию, и при этом была озадачена тем, что устроила из-за этого.
Теперь ее детская зависимость была обнаружена. Пациентке было,
конечно же, очень стыдно из-за реактивно выказанной ненависти
к себе, и мы прорабатывали эту сцену снова и снова.
После этого эпизода перед перерывом в терапии на рождествен-
ские каникулы г-жа Айхель наткнулась головой на железный столб,
следствием чего стала рваная рана. Я же всегда спешу – она имела
в виду подавляющую ее чувства постоянную торопливость. Во вре-
мя рождественских каникул интимная встреча (с получением поло-
вого удовлетворения) со своим возлюбленным привела ее к крити-
ческому повышению кровяного давления. Я обеспокоенно отметила
самодеструктивное поведение, интерпретацию которого г-жа Айхель
направляла исключительно против себя. Я как будто должна была
защитить пациентку от нее самой, приняв делегированную мне забо-
ту о ней. Врач, к которому она пошла после моей интервенции, диа-
гностировал стенокардию и выписал ей на некоторое время боль-
ничный лист по нетрудоспособности.
Я понимала эти самообвиняющие, полные самоупреков ситу-
ации как часть усугубившейся динамики переноса: в комплемен-
тарном контрпереносе я явно заботилась о ней, как обычно, исхо-
дя из альтруистической защиты, она заботилась о других. Однако
в нашей динамике отношений был скрыт еще один действующий
диалог: г-жа Айхель буквально вынуждала меня проявлять заботу
о ней. Чтобы поверить, что я действительно интересуюсь ее состо-
янием, она бессознательно констеллировала активизацию заботы.
Между тем она уже лучше могла воспринимать идущие в этом на-
правлении интерпретации. Если г-жа Айхель вдруг понимала такую
сцену, она расслаблялась в «ага-переживании» выявленной очевид-
ности. Пациентка позволяла себе плакать и раз за разом все лучше
относилась к своим потребностям. Она переживала их как «внутрен-
222
нее расширение», которое соответствовало расширению внешнему.

Внешнее расширение она воспринимала, прежде всего, как прекра-
щение опеки над Хельгой (которая между тем нашла себе «подходя-
щего партнера»). Иногда совсем ненадолго она могла использовать
что-то из этого опыта и в других отношениях. Таким образом, мы
продолжали «подниматься в гору».
На следующем «серпантине переноса» у нее развилась болезнен-
ная гранулема. Далее последовало мучительное лечение зубов, но бо-
ли усиливались. Г-жа Айхель упомянула об этом только в конце сес-
сии. Поскольку я знала о ее пренебрежении собой и о необходимом
переносе на меня заботы о ней, я спросила, почему она не обратит-
ся к другому врачу. Терзаясь сомнениями (Так много шумихи вокруг
меня?), г-жа Айхель все же сменила лечащего врача. Новый врач об-
наружил, что предыдущий коллега оставил в зубе кусочек своего
инструмента. Исходя из проекции Сверх-Я, пациентка сказала ему,
что для этого врача было плохо, если бы это раскрылось. Новый врач
удивленно ответил: «Неужели вы еще жалеете его? Это же ваши зу-
бы и ваша боль!» Я была рада, что она рассказала мне о замечании
нового врача. Я также уточнила, почему она не смогла испытать гнев
даже в тот момент, когда первый врач не извинился и без каких-либо
комментариев прислал счет (итак, она заявила о своей солидарнос-
ти, но не со своим Я, а все еще со Сверх-Я нападающего).
Г-жа Айхель вспомнила, что когда ей было восемь лет, она хоте-
ла выпрыгнуть из окна из-за гнева на свою мать. История с зубом,
со вторым зубным врачом в роли «дополнительного терапевта» по-
могла ей осознать всю глубину поворота против своей самости: на-
сколько же она идентифицировалась с матерью, которая сама не мог-
ла вынести ни болезнь, ни слабость и отвергала это у своих детей
или упрекала их, что они притворяются больными, чтобы только
добавить ей забот. Как же мало пациентка должна была обременять
отца, чьи идеалы самоотречения как будто вошли в ее плоть и кровь.
После этого г-жа Айхель вдруг спонтанно смогла открыться мне.
Когда пациентка услышала из моего кабинета звучавшую в другой
части квартиры фортепианную музыку, она впервые упомянула,
что раньше играла на пианино и аккордеоне. Пациентка фантази-
ровала, что я блестяще играю на пианино, в то время как она пере-
стала это делать, потому что была слишком неуспешна. Я изменила
своей обычной аналитической сдержанности, поскольку эта ситу-
ация хорошо подходила для ослабления вызванного защитой рас-
223
Глава 6
щепления, и сказала: «Насколько вы все-таки меня идеализируете.

Я совершенно не умею играть на пианино». Г-жа Айхель удивленно
засмеялась. Ее явно обрадовало, что она услышала от меня что-то
действительно личное.
Этот случай подтолкнул ее к тому, что она снова начала зани-
маться игрой на аккордеоне и даже взяла его в отпуск, но вернулась
обратно с перебинтованной рукой. В спешке она зажала руку в двери.
Пациентка казалась легко уязвимой. Она рассказала сновидение (208):
Огромный кот, который обнимает меня как человек, выглядит
облезлым. Я собираю с него шерсть. Он мурлычет, он доверчивый,
стоит на задних лапах. Он сильно растрепан. Я нахожу в шерсти
обломанный кусочек металла.
Кот из сновидения – как символ ее самой – с кусочком металла
в шерсти вновь напомнил ей историю с зубом. Собирание шерсти
напомнило сцену выщипывания листьев. В качестве собеседника
кот не идеализировался, а выглядел ищущим контакта и полным
доверия. Возможно, в этом образе выражалась тоска по отцу.
Эту содержащую новое измерение переноса фигуру из сновиде-
ния я при подходящей возможности (210) предложила ей снова вклю-
чить в имагинацию:
Кот стоит на пораненных лапах у миски с кормом. Он вылизывает
свою шерсть, у него красивая грива, он устал. О чем вы думаете?
Я глажу его шерсть и чувствую что-то острое, достаю кусочек
металла из лапы. Это обломок металлической вилки, как будто
кто-то хотел его заколоть.
Имагинативное переживание через субъектное наблюдение по-
началу приблизило г-жу Айхель (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объ-
ектная дифференцированная интерпретация сновидения) к агрес-
сии, направленной против себя. С металлической вилкой (вилкой
для тортов) она ассоциировала что-то материнское и вспомнила
об импульсивном желании уколоть или порезать себя, когда мать
была ею недовольна.
Вилку как орудие убийства она соотнесла потом со своим им-
пульсом убить прежнего аналитика, и впервые, сильно стыдясь, она
подробно рассказала о случившейся в тот момент травматически
переживаемой отставке. Аналитик постоянно ее упрекал, почему па-
циентка ничего не меняет, не разводится со своим мужем. Однажды
224
он встретил г-жу Айхель с такими словами: «Это наш с вами послед-

ний сеанс. У меня больше нет желания продолжать с вами терапию».
Буквально окаменев (в диссоциативной защите), она не смогла про-
тестовать. После сеанса в критическом состоянии пациентка взобра-
лась на крышу высотного здания и хотела сброситься вниз. На краю
крыши, как будто стоя над пропастью (!), она фантазировала о том,
чтобы ворваться к аналитику, убить ножом сначала его, а потом и се-
бя. Это было уже слишком! Однако в этом было и много хорошего!
Я сочла чрезвычайно значимым, что г-жа Айхель рассказала
мне тогда об ужасной фантазии: прежде всего я понимала ее сооб-
щение как результат принятия и интеграции собственных агрес-
сивных импульсов. Она согласилась со мной относительного того,
что находится на пути уменьшения расщепления и формирования
более целостного внутреннего представления о себе и обо мне. На-
ряду с этим в ее рассказ уже проникло раздражение переноса. Она
поставила мне в упрек, что ничего не меняется. Продолжительный
анализ до сих пор приносил лишь чередование прогресса и регрес-
са. Возможно, она вступила в контакт с последовавшей затем злос-
тью разочарования (вилка в лапе). Она была разочарована, что меж-
ду нами не было объятий (не было реально переживаемой близости),
к которым стремился кот в сновидении.
Это были гипотезы, собранные из отношений в переносе, кото-
рые не могли быть прояснены с г-жой Айхель прямо сейчас, посколь-
ку ее гнев на меня должен был пока оставаться неосознанным. Она
чувствовала себя слишком зависимой от меня и еще не могла пове-
рить, что наши отношения смогут выдержать выраженный против
меня гнев и не разрушиться.
Фактически речь все чаще шла об ее агрессивных импульсах
и раздражении. Как в сновидении (231):
Много гостей, среди них уже умершие. У меня не было времени на-
крыть на стол. Это сделали другие. Я складывала салфетки. Суп
с цуккини подавали на стол холодно и равнодушно. Все было не-
аккуратно, хлеб был раскрошен. Один заветренный ломтик сыра.
Я в гневе сказала: «Невозможно!».
Затем в беседе она выразила раздражение из-за бессовестного учени-
ка, который провоцировал ее. Когда это происходило в классе, она
могла хорошо его сдерживать, поскольку одновременно ощущала
раздражение и к другим ученикам. Но когда они были один на один,
225
Глава 6
г-жа Айхель становилась беззащитной по отношению к нему и была

слаба как соломинка. Также она была настроена агрессивно спо-
рить. Она позвонила своему бывшему аналитику, чтобы разобрать-
ся, что тогда произошло. Но тот отказался от разговора: «Я больше
не работаю». Этот отказ она сначала смиренно обратила против себя.
Затем она по-новому пережила чувство освобождения, когда ее муж
попал в больницу по поводу операции на сердце и больше ей не мешал.
Однако за такие мысли она все-таки понесла наказание – заболела
ларингитом. Впервые пациентка воспользовалась вторичными вы-
годами от болезни: поскольку она не могла говорить, она не ходила
в школу. Во время этого перерыва в работе она позволяла себе больше
чувствовать и даже допускала депрессивные переживания: печали-
лась, что у нее нет собственных детей, что ей пришлось приспосо-
биться к мужу. И возмущалась, что он обращался с ней как с прислугой,
а с медицинскими сестрами был обаятельным.
На этом сеансе я увидела г-жу Айхель намного более живой и бо-
лее восприимчивой к собственным потребностям. Она высказала
желание как-нибудь попутешествовать с подругой. Она купила се-
бе платье синего, как цикорий, цвета. Пациентка стала брать уроки
игры на аккордеоне и, онемев от радости, все-таки остерегаясь по-
хвалы учительницы, осознала вдруг, что из-под ее пальцев выходит
что-то красивое. Я использовала это для интерпретации ее негатив-
ного переноса: она все еще не доверяла и мне, и подлинности моего
участия.
Так самонаказание чередовалось с поведением, более направлен-
ным на себя и свои потребности. Она сообщила, что купила прекрас-
ный ковер, который напоминал ей о ковре в моем кабинете. Когда
она во второй раз встретила меня на улице, она сначала снова испуга-
лась: Как же я опять выгляжу! – но ей уже не потребовалось убегать.
Позже на сеансе г-жа Айхель даже смогла поделиться тем, как она,
в свою очередь, восприняла меня: более молодой, более настоящей,
более естественной. Она уверенно добавила, что если бы я не по-
знакомилась с ней на почве терапии, я бы никогда на заинтересова-
лась ею. Только мой «терапевтический интерес» был действительно
неподдельным. После этого высказывания, влияющего на ее само-
оценку, она с эмоционально заметила, что потратила свои канику-
лы на работу над ошибками: Моя жизнь проходит мимо! Возможно,
пациентка таким образом переживала неосознанные зависть и раз-
дражение по отношению ко мне, подумала я. Эти чувства, сопро-
226
вождающие ее в прежней жизни, я как будто невольно разоблачила

в ее фантазиях во время самых прекрасных каникул.
После пережитого момента сепарации ее обычное расщепление
чувств снова высвободилось, она опять стала выражать такие по-
требности, как желание раскрошится, укутаться как ребенок. На-
столько она выдохлась! Настолько ей было холодно! Но мне так труд-
но взять ваш плед! Теперь она смогла мне доверительно рассказать,
что при прохождении первого анализа укрыться значило для нее пре-
пятствовать проявлению себя (пар. 6.4). Теперь, доверяя своим чувст-
вам, она как будто сделала следующий шаг. Подарки в виде букетов
цветов участились (пар. 6.4).
На следующем повороте извилистого пути по серпантину тера-
пии ей пришлось иметь дело с открывшейся изменой мужа. Г-жа Ай-
хель была раздражена и оскорблена. Она сказала, что теперь есть по-
вод для развода. Она во всем старалась ему угодить – и вдруг такое.
Но когда пациентка попыталась представить, как будут обстоять дела
с разводом, ее охватил полный отчаяния страх: прежде всего из-за то-
го, что я откажусь от нее, как это сделал первый аналитик, который
потерял терпение из-за ее переживаний по этому поводу. После того
как мы с ней разрешили это опасение в переносе, г-жа Айхель смог-
ла допустить мысль, насколько же она нуждалась в муже, о котором
переживала, чтобы чувствовать себя в безопасности. Наряду с этим
пациентка не ощущала, насколько была зависимой от меня. Она ре-
шилась на разговор с мужем о его любовной связи. Когда он не по-
желал придавать всему этому большого значения, потому что не хо-
тел разводиться, она выразила презрение к нему. С помощью такого
реактивного образования пациентка пыталась защитить свое не-
уважение к себе, чтобы не иметь возможности развестись. Для себя
я отметила, что существует необходимость двигаться по этому сер-
пантину дальше, чтобы г-же Айхель пришлось иметь дело с одной
из таких своих проекций и с проблемой зависимости.
• Достижение вершинного плато

Описание четвертого года лечения (сеансы 381–419, три раза в неделю,
с периодической сменой сеттинга – сидя и лежа). После каникул (381)
г-жа Айхель принесла две бутылки вина. Она хотела вручить их мне
и была при этом крайне взволнована. Я попробовала проблематизи-
ровать это: «По всей видимости, у вас есть чувство, что вы должны
мне обязательно что-то подарить, и за этим стоит какая-то необходи-
227
Глава 6
мость, которую мы с вами еще не понимаем. Что бы это могло быть?».

Г-жа Айхель, как обычно, начала защищаться: Не необходимость,
а выражение радости и благодарности. Я возразила, что, возможно,
она должна была мне что-то постоянно дарить, чтобы укреплять свою
внутреннюю уверенность в том, что ее самой было недостаточно.
Этого я не хотела допускать. В упаковке было две бутылки. Это было
белое и красное вино. Г-жа Айхель старалась противодействовать пу-
гающему ее отказу. Она предложила мне взять хотя бы одну бутылку.
Я чувствовала, как она пытается связать меня своим беспокойством,
что я могу обидеть ее еще сильнее (метафорически «вышвырнуть»
ее под видом отказа от бутылки). Я решила все же использовать эту
сцену (пар. 7.7, экскурс 11: Сцена) и спросила: «Какую взять?». Она
ответила, что хотела бы оставить себе бутылку белого вина, кото-
рое, возможно, было немного хуже, и предложила мне взять более
хорошее красное вино. Я возразила: «Но тогда я не могу его принять!
Я не смогу насладиться вином, если при этом буду думать о ваших
словах: для меня хорошее, для вас плохое». Возникло отстраненное
молчание.
Этот «сдвоенный» подарок двух плотно стоящих друг к другу бу-
тылок я воспринимала как наглядное выражение ее неосознанно-
го желания слиться с «хорошим красным вином – матерью», чтобы
таким образом почувствовать «большую ценность» своего «белого
вина – самости» как имеющего право на существование. Это дава-
ло г-же Айхель возможность лучше переносить чувство собствен-
ной неполноценности и чувство зависти в отношениях в переносе.
Я ощутила в конкордантном контрпереносе беспомощность ребенка,
которого не любили ради него самого, который жадно искал близос-
ти и внимания и чьи усилия по поиску взаимопонимания заканчи-
вались отстраненным молчанием: я не могла отказаться от подарка,
но и не могла его принять с таким имплицитным значением. Я по-
пыталась обратить внимание г-жи Айхель на содержащийся в этой
ситуации способ обесценивания себя при построении отношений.
У меня было впечатление, что она «послушно» согласилась со мной.
Однако я чувствовала, как тяжело ей дался мой отказ.
Когда пациентка уходила, она оставила бутылки на полу. В пол-
ной беспомощности я переставила их в угол комнаты – позже их не-
обходимо будет снова выставить, поскольку нечто содержащееся
между нами в этой сцене было еще не до конца прояснено (пар. 7.7,
экскурс 11: Сцена; диалог действия – пар. 7.7.4).
228
На следующий сеанс г-жа Айхель пришла, будто окаменевшая,

и беззвучно сказала, что хочет прервать терапию. Мне пришлось
приложить много усилий, чтобы вернуть ее к диалогу. Упрекая се-
бя и пренебрегая собой, она говорила, что была неспособна к жиз-
ни; она заявляла об уничтожающих чувствах вплоть до высказанной
в конце суицидальной фантазии: Я исчезну. Пациентка не могла вы-
разить агрессивные переживания в мой адрес, они были диссоциа-
тивно расщеплены. Она переработала мои предположения в таком
виде, что я якобы упрекала ее за приставучесть и надоедливое же-
лание сблизиться. Наконец-то для нее наступило то, чего она всегда
боялась. Она хотела опередить разрыв, чтобы я не cмогла стряхнуть
ее, подобно куску грязи, как это было с первым аналитиком.
Мы бесконечно прорабатывали эту сцену, содержащую проблемы
самооценки и страха зависимости. Мы вернулись также к проекции
пренебрежения собой (см. выше) перед каникулами. В конечном ито-
ге все это превратилось в болезненный процесс, сопровождающийся
инсайтом, в котором прояснилась та давняя фантазия об убийстве-
самоубийстве. Осознание того, что я выдержала ее угрозу прервать
терапию, оказала сопротивление и обнаружила ее в страшном отча-
янии, способствовало ее ощущению безопасности и доверия.
Чтобы продолжить проработку ее защиты-расщепления, ее иден-
тификации с имаго отказавшейся от нее матери, с одной стороны,
и ее желанием идеализирующего слияния с «хорошей» матерью –
с другой (я воплощала и то и другое, хотя она всегда хотела видеть
во мне только хорошее), я предложила имагинацию на тему: «…ко-
гда ребенок на кухне с матерью» (392):
– Я замешиваю тесто в детской форме для выпечки. Мать лепит
пирог на противне, смотрит, все ли я делаю правильно. Я горда,
что могу делать дрожжевое тесто. Слышу указания матери: «Ме-
си не так много! Ставь формы в ряд! Не облизывай пальцы!»
– А что было бы для вас сейчас хорошо?
– Кинуть форму в стену, затоптать ее. Ничего не делать больше
вместе! Вдруг приходит соседка и начинает расспрашивать, как де-
ла, она хвалит меня, мать становится неуверенной.
В этой имагинации, нарциссически опираясь на аналитика, пред-
ставленного в образе соседки, г-жа Айхель смогла допустить аффект
гнева непосредственно по отношению к матери. Расщепленные ма-
229
Глава 6
теринские образы, символически находясь в одном пространстве

комнаты, приблизились друг к другу. Затем она слила эти прибли-
зившиеся образы, когда думала обо мне, и ей уже не нужно было
это замалчивать из-за страха моего осуждения. Что-то похожее она
переживала и со своим душевным другом, а ранее – с отцом.
Через дальнейшую проработку этого момента в «сцене с бутыл-
ками» пациентке постепенно становилось более понятно, как ее от-
кат в фузионную фантазию отношений с идеализированной лич-
ностью или феноменом переходного объекта (например, музыкой)
выражал ее центральную «стратегию выживания». Ясно прослежи-
валось, что поэтому она должна была тщательно защищать от моих
аналитических интерпретаций эту иллюзию нераздельности со мной.
Данный инсайт привел пациентку к более аутентичному отно-
шению ко мне и к себе самой. Наряду с этим она почувствовала сла-
бость, из-за которой осталась дома и смогла насладиться свободой
действий. В то же время постепенно прорабатывалась регрессивная
тоска по слиянию. Периодически ночами ей снились эротические
сны, в которых присутствовали я или ее умерший душевный друг.
Г-жа Айхель рассказывала об этом в анализе и, как никогда рань-
ше, казалась эмоционально открытой. Она продолжала выражать
стремление к чему-то общему и снова предпринимала попытки осу-
ществить это. Например, хотела подарить мне билет на концерт, так
как сама из-за отсутствия времени не могла пойти. Я имела основание
объединить эту ситуацию с подарком бутылок-близнецов и не взя-
ла билет. Она расстроилась, но на этот раз смогла лучше справиться
с переживанием отказа, то есть связанными с ним чувствами. Мне
стало понятно, насколько глубоко уходило это переживание, когда
пациентка сообщила, что рассталась со своим возлюбленным. Ведь
он не нашел времени для встречи, организация которой была для нее
довольно накладной.
Благодаря отказу г-жи Айхель от дополнительного переноса
как последней защиты против страхов зависимости от меня, мы
приблизились к вершинному плато аналитического путешествия.
В этот период пациентка почувствовала себя полностью зависимой
в отношении меня. Сновидение (401):
Я бежала вниз по лестнице, у меня были полны ладони, я много всего
несла на руках. Вдруг в самом центре лестница разошлась. Зияю-
щая пропасть. Голова пошла кругом, нет опоры. На другой сторо-
230
не лестницы стояла быстро разбогатевшая несимпатичная сосед-

ка. Я попросила ее о помощи.
Мне было не совсем понятно, каким образом я мутировала до быстро
разбогатевшей соседки. Однако то, что соседка олицетворяла что-то
несимпатичное, показало мне, что г-жа Айхель начала спускаться
с идеализирующей меня лестницы и дала место более целостному
восприятию важных объектных отношений. Это был прогресс, ко-
торый, однако, в данный переходный период продолжал значительно
тревожить пациентку. Наблюдалась ее зависимость от частичного
объекта: нет опоры, у нее кругом пошла голова.
У г-жи Айхель появились жалобы на сердце (!), когда она заме-
тила и выразила, какой масштаб приобрела ее любовь ко мне. Участи-
лось воспаление глаз. В очередной попытке получить поддержку че-
рез идеализирующий перенос она осознала себя, в первую очередь,
как бросающую мне вызов. Этот вызов я вынуждена была признать
во время одного из ее приветствий, когда однажды у пациентки вы-
рвалось: Слепа от любви.
Г-же Айхель явно приносило пользу, что раз за разом с неболь-
шими изменениями она рисовала зияющую пропасть из сновиде-
ния, которую мы совместно многократно обнаруживали в это время
в имагинациях: с одной стороны выросла высокая трава, здесь больше
места для маленького желтого цветка…
На этом этапе терапии пациентка осуществляла шаги к авто-
номии: она потребовала от своего бывшего возлюбленного вернуть
деньги, которые он взял взаймы, и позволила себе уйти на рождест-
венские каникулы на один сеанс раньше, чем я предложила. Этим
она хотела показать, что не испытывает абсолютной нужды во мне.
Конечно же, здесь можно обнаружить также попытку пациентки убе-
речься от обморочного состояния при болезненном расставании и ее
разворот от пассивности к активности.
В действительности зависимость г-жи Айхель от меня была очень
ощутимой, и после перерыва в терапии она продолжительное время
чувствовала себя плохо. На сеансы она приходила больная и ослаб-
ленная. Она связывала это обострение с вирусной инфекцией, ко-
торую подхватила сразу после начала отпуска на Майорке. Однако
муж не хотел принимать ее недомогание. Ей приходилось делать все
то же самое, что и обычно. Пациентка не могла обижаться на него, по-
скольку он был рупором ее упреков к себе: «Во время отпуска можно
231
Глава 6
хорошо проводить время, что за театр ты устраиваешь!». Она называ-

ла себя уставшей от жизни, но все-таки хотела жить ради меня, ведь
я вложила в нее уже так много трудов. Поскольку она была слишком
слаба, ее врач-терапевт не сделал ей ни стресс-ЭхоКГ, ни ЭКГ с на-
грузкой и хотел направить ее в клинику, но г-жа Айхель отказалась.
Я была встревожена, глубоко обеспокоена и, со своей стороны, бо-
ролась с чувством отчаяния, а также с сомнениями, возможно ли
вообще достигнуть здесь терапевтических изменений (идентифи-
цируясь в конкордантном контрпереносе с состоянием г-жи Айхель,
сопереживая ей – пар. 7.7.5).
Моя интервизионная группа помогла мне преодолеть этот контр-
перенос: ухудшение ее состояния я больше не могла объяснять, исхо-
дя из предыдущей динамики переноса, а именно, что она наказыва-
ла себя за регрессивную, направленную на меня тоску. Г-жа Айхель
утратила иллюзию относительно меня как всемогущего объекта,
но еще не могла найти достаточную опору в реальном отношении
к себе и к объекту. В этой ситуации было необходимо продолжать
укреплять в г-же Айхель уже существующие зародыши ее автоном-
ного развития. Я попыталась исходить из тех образов, которые бы-
ли пережиты ранее в процессе нашего совместного пути: «Какие
из ваших внутренних образов, какие моменты нашей работы игра-
ют сейчас для вас особую роль?». Пропасть, мертвая ветка, ва-
за, осел, ангел, – она перечисляла монотонно и очень тихо. «И ваше
терпение», – добавила она. Мы в некотором смысле вместе искали,
что из предыдущего опыта пациентка воспринимала как «актуаль-
ное» и «поддерживающее» ее. Она немного задержалась на образах
яблони и дружелюбной женщины (145).
На следующем сеансе она все-таки снова заговорила о своей уста-
лости от жизни и о том, что чувствовала себя ненадлежащим обра-
зом. Одновременно с этим она сомневалась в только что высказан-
ной мне суицидальной настроенности, ведь если какой-либо из ее
учеников или ее муж чувствовали слабость, ее охватывало безгранич-
ное сострадание, и она могла отдать им все вне зависимости от того,
как она при этом себя чувствовала. Она снова пыталась выстроить
свою альтруистическую защиту и этим двойным посланием, с од-
ной стороны, вызывала во мне беспокойство и желание поддержать,
а с другой – защищалась от этого. Но г-жа Айхель уже ничего не мог-
ла повернуть назад. Она застряла где-то между. Это приводило ее
к истощению. На празднике по случаю дня рождения она плакала
232
от слабости, но была очень удивлена, как все были с ней приветли-

вы. Все это она рассказывала мне монотонно, словно была против
моих попыток сопровождать ее с пониманием. Она перешла к разго-
вору об образе пропасти, и, исходя из этого, я предложила (415) про-
должить этот мотив в имагинации:
– Я стою высоко на краю, смотрю на рукопашную схватку солдат.
Опасно, мне нужно включиться, но тогда я погибну.
– А вы хотите туда?
– Нет, я должна.
– А кто это сказал?
– Здесь более спокойное место. Похоже на пещеру. Я захожу и воз-
вращаюсь. Приятное спокойствие. Ангел тоже здесь. Есть лест-
ница, устойчивая, но все же без перил. Рядом стальная дверь с за-
движкой. Она оберегает от солдат. Внизу светлее. Ангел подходит
и показывает туда: «Внизу будет лучше. Не сразу. Но будет».
Имагинация иллюстрировала наше местонахождение в анализе. Она
воспринимала мои предложения к пониманию вовсе не как доступ
к чему-то обнадеживающему. Психоанализ был для нее как опасная
рукопашная схватка, в которой она… погибнет и от которой она мог-
ла спастись только через повторное отступление в пещеру. Я боль-
ше не была ангелом, я была аналитическим солдатом, для защиты
от которого ей была необходима стальная дверь. Только при помощи
конфронтационного вопроса («А кто это сказал?») я проникла к ней
и смогла предотвратить безропотное падение.
Г-жа Айхель, благодаря моему контейнированию, чувствовала
себя в конце сеанса с имагинацией ситуативно окрепшей. Между
тем она успела продемонстрировать приготовленный в ночную сме-
ну рисунок, как будто она, скорчившись, сидела в могиле. Он ужас-
но меня напугал, я сказала ей об этом и о ее продолжающемся по-
худании, которое бросалось в глаза. Выходя за рамки восприятия
комплементарного контрпереноса и принятия вспомогательной
Я-функции, я еще настойчивее, чем прежде, рекомендовала обра-
титься за врачебной помощью. В этот раз она смогла принять мой
совет. В лабораторных исследованиях была обнаружена патология.
К этому добавились зубные боли: Мое тело кричит. Оно ощущает
себя пустым и голым. В то же врем, она жила роскошно, если сравни-
вать с матерью: концерты, три раза в неделю она приходила на тера-
233
Глава 6
пию, ее подруга! У нее не было сил для занятий музыкой, их она от-
меняла, также как и сеансы со мной, упрекая себя при этом: Мать
вязала, чтобы были деньги на занятия музыкой для ее детей. Г-жа Ай-
хель описывала, насколько зависимой она себя чувствовала от го-
лосов интроектов при каждом импульсе позаботиться о себе: Сде-
лай это, оставь это, не поднимай шумиху вокруг себя, не будь смешной,
не устраивай сцен…, и переполнялась воспоминаниями. Затем она
внутренне вступала в диалог со мной, противясь материнскому го-
лосу. На сеансах я воспринимала ее подавленной, обессиленной
и частично окаменевшей. В связи с таким развитием я предложила
на выбор: увеличить количество сеансов или лечь в больницу. Я со-
общила ей, что рассматриваю ее состояние как тяжелый, но относя-
щийся к процессу кризис, что ее тело своей слабостью помогает ей
всерьез относиться к себе, к своим потребностям в широком смысле
этого слова и что ей для этого нужно больше поддержки.
Под конец сеанса после данной интервенции, на которую г-жа Ай-
хель поначалу не отреагировала должным образом, ей все же стало
легче и ее диссоциативное окаменение прошло. Позже она расска-
зала, что мое предложение стало переломным моментом анализа.
Как при первом посещении, она не могла выразить желание пройти
терапию, так она не могла и попросить об увеличении количест-
ва сеансов. Я воспринимала это так же. Вершина – или дно – бы-
ли достигнуты.
• Спуск с горы
Описание пятого и шестого годов прохождения лечения (сеансы
420–620, три, иногда четыре раза в неделю в положении лежа, начи-
ная с 560 сеанса два раза в неделю, с 612 сеанса – один раз в неделю
в положении сидя, окончание терапии).
Г-жа Айхель начала сеанс (452) с разговора о сильном пережи-
вании, как будто от нее отвалилась сдавливающая ее корка. На по-
следнем сеансе у нее сложилось впечатление, что я хотела ускорить
окончание анализа, который проходил уже некоторое время четыре
раза в неделю, и что я подумывала о том, что она должна была уже
наконец-то стоять на своих ногах. Мысль о скором расставании пу-
гала ее. Она смогла признать причину этого, исходящую из ее про-
екций различных аспектов Сверх-Я. Поначалу пациентка упрекала
себя, называя это рецидивом. Инсайт, как и почему она сама произ-
водила такие мысли, наконец-то принес ей облегчение.
234
Под коркой, как она это сейчас называла, она ощущала новую
кожу и возрастающее чувство безопасности. Это привело к тому,
что теперь я действительно представляю, что могу завершить тера-
пию, когда посчитаю нужным. Ведь я не могла вам поверить, когда вы
говорили, что мы вместе будем определять частоту сеансов и оконча-
ние. Она улыбнулась.
Я улыбнулась в ответ, я радовалась вместе с ней и теперь все ча-
ще ощущала в контрпереносе облегчение, что наконец-то наруши-
лась превратившаяся в корку динамика переноса. Это произошло
благодаря отмене проекций на меня, более четкой границе между
самостью и объектом, признанию их раздельности и размышлени-
ям на сеансах, что свидетельствовало о нарождении внутреннего
триангулярного пространства г-жи Айхель. Так было и теперь: па-
циентка продолжила размышлять. Она еще раз проанализировала,
что говорила на последнем сеансе, находясь под страхом приближа-
ющегося расставания и опасаясь быть назойливой. Ей в принципе
было стыдно сравнивать наш процесс с ощущением катастрофы вы-
ставления за дверь в ее первом анализе. Я обратила ее внимание на то,
что она упрекает себя за это. Г-жа Айхель молчала дольше обычного.
После небольшой паузы я спросила: «Где вы сейчас?» Она ответи-
ла, подхватив раннее проведенную имагинацию: Я лежу как кошка,
свернувшись в низине. Я могу расслабиться, я ничего никому не долж-
на, не нужно ничего делать, я могу просто быть. Но мне все еще нуж-
но, чтобы вы напоминали мне об этом.
Она снова улыбнулась. Я подумала, насколько часто она рань-
ше направляла мои пояснения против себя (Я все еще упрекаю се-
бя) и против меня (Вы утверждаете, что со мной все бессмысленно),
а сейчас могла просто согласиться с ними и вместо этого погрузить-
ся в символическое выражение чего-то уже пережитого ею, напри-
мер, как кошка, свернулась в низине.
После вновь возникшей небольшой паузы г-жа Айхель предпо-
ложила, что ее альтруизм значительно снизился. Раньше во время
Рождества она писала всем открытки, готовила подарки, а в этот раз –
нет. Она купила себе зимние ботинки: красивые, теплые, элегант-
ные. В них она чувствовала себя комфортно. Я знала, что до этого
пациентка всегда ходила в очень старых ботинках. Когда она теперь
об этом думала, она понимала, что всегда снимала эти ботинки пе-
ред дверью, если шла к кому-то, вот почему никто не видел их и всем
было все равно. Она вдруг поняла, сколько стараний раньше прикла-
235
Глава 6
дывала, выбирая одежду так, чтобы выглядеть, как хотели бы дру-

гие. К ней самой это не имело никакого отношения. Как же я обра-
щалась с собой…
Затем она живо сообщила, что в выходные посетила свою по-
другу, которая помогала ей в подготовке запланированного рож-
дественского представления ее класса. Раньше я никогда бы не при-
зналась, что мне нужна помощь. Я бы оставалась ночами, работала
и в течение дня думала только о том, как сделать что-либо хорошее
для моей подруги. Теперь она поняла, насколько более споро может
идти совместная работа, если знать свои слабые стороны и обозна-
чать границы. Она заплакала. Пациентка скорбела по обычно на-
пряженным неаутентичным отношениям и по непрожитой жизни.
Я позволила ей это, а затем добавила: «Да, вы всегда должны были
проявлять себя только с хорошими результатами. Только с отполи-
рованной коркой. Мы с вами знаем, как долго длилось это, пока вы,
наконец, решились допустить свою слабость, например, заплакать».
Да, и еще самонаказание шло по пятам.
Затем г-жа Айхель рассказала, что подруга увидела записи о ее
аналитических сеансах в календаре и спросила об этом. Ей стало
не по себе, она почувствовала себя уличенной, но затем смогла от-
крыто ответить. Каково же было ее удивление, когда подруга не от-
реагировала на это приподниманием бровей, а, наоборот, восхити-
лась: «Как ты взялась за это? Такой интенсивный процесс. Как ты
все успеваешь!». До сих пор она совсем не замечала этой интенсив-
ности! Г-жа Айхель всегда воспринимала терапию так, будто я да-
рю ей свое время и будто весь анализ был огромным подарком ей
от меня. «Который вы, между прочим, от сеанса к сеансу оплачива-
ете», – заметила я. Она кивнула. Да, сама она преуменьшала значе-
ние этого. По реакции подруги она еще раз ощутила, что объем ра-
боты, который для нее был обычным, все-таки был ненормальным.
Пациентка вдруг осознала, как она создавала этот принудительный
труд: она планировала перенагрузку таким образом, что не могла
реально справиться с ней и ощущала в итоге собственную несосто-
ятельность… Именно перед Рождеством ей было так сложно. Хо-
тя она делала уже значительно меньше. После реакции подруги ей
снова пришли на ум часто произносимые мной слова о самонаказа-
нии. Да, сейчас она наконец-то это поняла. В данный момент в ее
жизни это повторялось. Она снова работала как раб, наказывая се-
бя за отпуск в солнечном месте в середине зимы. Я все еще показы-
236
ваю родителям, что сделала все задания перед каникулами, чтобы они
не могли меня упрекнуть, что я эгоистично наслаждаюсь свободным
временем. Ужасно быть уличенной таким образом! Я сказала: «Да-
же здесь, в терапии, касаясь темы завершения, вы все время нахо-
дились под давлением необходимости доказывать. Пытались пока-
зать мне, что все еще нуждаетесь во мне, чтобы опередить мои слова
„Теперь завершаем“. Похоже, это хорошие перемены, что теперь вы
имеете возможность почувствовать сами изнутри, когда захоти-
те приходить реже». При помощи данной интерпретации перено-
са я старалась помочь г-же Айхель в проработке важных осознаний,
включая и те, что были на предыдущем сеансе. Г-жа Айхель согла-
силась и вспомнила сон, который приснился ей после последнего
сеанса:
Я нахожусь в многоэтажном доме, похожем на отель или дом съез-
дов. Наверху на чердаке. У крыши нет одного угла, он оторван. Это
похоже на развалины, здесь уже разрослись растения, все совсем не-
жилое. Я хочу уйти. Дорога вниз очень крутая. Бесконечная. Когда
я смотрю вниз, у меня кружится голова, я боюсь сорваться. Я пе-
редвигаюсь к выходу в подвешенном состоянии, по канату. Я очень
рада, что у меня это получается. Потом возникает сцена с несим-
патичной домовладелицей, из-за которой я чувствую себя обману-
той. Это связано с банковскими чеками, которые были обесцене-
ны, округлены, как всегда, в меньшую сторону.
С домом г-жа Айхель ассоциировала одну из своих ранних имаги-
наций, когда она представила высокий, темный, полуразрушенный
дом с маленьким прекрасным балконом, полным цветущих растений.
По данной имагинации она подготовила рисунок. Тогда она разру-
шила нарисованный дом хаотичными зачеркиваниями, когда я вы-
сказалась относительно ее отрицания: что только балкон она видит
тем немногим прекрасным, что есть в ее жизни, и тяжело воспри-
нимает угрожающее состояние всего дома. Это было похоже на то,
как ранее она искала возможность наладить контакт с прекрасным
балконом анализа среди серых и суровых будней. Или сбегать в рай-
ские имагинации или на концерты. Пациентка ощущала облегчение,
что теперь во сне хотела и могла покинуть этот кажущийся нежилым
дом, что соответствовало новому, более уверенному самоощущению.
С канатом она связала меня, а с домовладелицей – свою (интерио-
ризованную) мать.
237
Глава 6
Я интерпретировала ее ассоциации как вполне жизнеспособ-

ную защиту от дальнейшего расщепления (спасающий канат против
несимпатичной домовладелицы) и выразила мысль, что я также мог-
ла скрываться в образе домовладелицы, что выражало бы ее опасе-
ние относительно моей возможности округлять ее банковские чеки
(сеансы) в меньшую сторону – как намек на фантазию выставления
за дверь. Канат в дальнейшем мы понимали как связь с ее собствен-
ной самостью, которая все еще сильно зависела от аналитических
отношений – чтобы не кружилась голова. К тому же не было другой
альтернативы покинуть разрушенную, эксплуатирующую систему
самости, кроме преодоления всех пропастей, даже если при спус-
ке по канату с чердака, полного иллюзий-идеалов, тебя ждет не рай,
а конфликтный мир.
В заключительной трети психоаналитического процесса темы
конфликтов г-жи Айхель обрабатывались с помощью обращения к ее
отношениям во внешнем окружнии и к нашим отношениям в пе-
реносе. Речь шла о все более дифференцированном и спонтанном
восприятии потребностей ее самости, о снижении альтруистичес-
кой защиты, о скорби по непрожитому и по тому, что что-то уже не-
возможно пережить (прежде всего, невозможно иметь собственного
ребенка), о восприятии и обработке причин ситуативных диссоциа-
тивных отступлений, об одобрении и признании собственных жиз-
ненных достижений, о сопутствующем смягчении осуждающего ри-
гидного Сверх-Я и пренебрегающих инстанций Я-идеала, о развитии
адекватной заботы о себе, которая раньше блокировалась из-за ди-
намики негативной терапевтической реакции телесными самонака-
заниями, и, наконец, о выходе из аналитических отношений.
Работа по расставанию проходила в несколько этапов и была свя-
зана с растворением переноса. Многократное толкование отноше-
ний в переносе на пути по серпантину, на его различных отрезках,
сопровождалось внезапными аффективными инсайтами по поводу
самовосприятия и конфликтов, что было особенно полезным для из-
менений (пар. 7.7.6). В ходе этого процесса прорабатывались: тенден-
ция к идеализации, защищающая от потерянности и направленная
на слияние; нужда, воспринимаемая ранее как алчность и поэтому
находящаяся под защитой; ее идентификация со мной, обусловлен-
ная адаптацией; болезненные процессы, сопровождающие призна-
ние нашей раздельности; а также интериоризация разнопланового
положительного опыта отношений.
238
Все это имело продолжение в повседневной жизни г-жи Айхель.

Она стала проявлять себя как человек, способный на конфронтацию,
более часто и ясно выражающий свои желания и антипатию. Паци-
ентка заметила, как зачастую была удивлена: Я себя совсем не знаю
такой, находящейся в контакте со своими собственными эмоциями,
испытывающей грусть, злость и требующей что-то для себя. Очень
грубая женщина, врач-гинеколог, обнаружила у г-жи Айхель что-то
неясное в матке, предположила, что это был полип или что-то дру-
гое, и направила ее на выскабливание с целью дальнейшей провер-
ки ткани. Врач представила все это как обычное дело, и г-жа Айхель
сначала подстроилась к ее обесцениванию ситуации. Однако позже
на сеансе (480) г-жа Айхель пережила страх и даже скорбь: У других
есть эхо-изображение своих детей, а у меня опухоли, возможно, зло-
качественной. Она заплакала и позволила себе пережить свои чувст-
ва со мной – чувства, о которых раньше, пожалуй, могла лишь со-
общить, поскольку не способна была выдержать это переживание.
Меня тронуло, что она, которая так боролась за свою самость, вы-
нуждена была сейчас все так остро переживать. Пациентка чувство-
вала мою поддержку. После очередного посещения жестокосердного
гинеколога г-жа Айхель пришла на сеанс (482) в ярости, но поста-
ралась отвлечься от этого аффекта. «Как будто вам необходимо от-
страниться от этого, поскольку вы воспринимаете это не спокой-
но, а с грустью?» Г-жа Айхель подтвердила мои слова и вспомнила,
как она постоянно злилась на себя, будучи ребенком. В связи с этим
она поняла, как врач в своем привычном равнодушии была похожа
на ее мать. Но она уже навела справки о другом враче-гинекологе.
Она теперь часто сравнила свое нынешнее поведение с тем, как вела
себя раньше: Вы еще помните, как я заступалась за зубного врача, ко-
торый оставил у меня в десне кусочек металла? Пациентка ощущала,
насколько укрепилось ее самоуважение. Она уже сама могла всту-
питься за себя: Раньше вы делали это за меня! В конце сеанса она бо-
лее явно проявила свой гнев на врача: Если бы я только сравнила это
с тем, что я делаю для своих учеников! Я спросила: «А как вы ощуща-
ете гнев? У вас есть внутреннее представление об этом?» Г-жа Ай-
хель погрузилась в имагинацию:
– Я вижу перед собой землю, землю, на которой все время возникают
бугры. Как в Неаполе. Как будто здесь все в один момент захоте-
ло извергнуться. Смешно, сейчас несколько бугров лопнули, и от-
239
Глава 6
дельные кратеры, из которых что-то вышло, выглядят как боль-

шие бутоны…
– А на что похоже то, что только что изверглось?
– На что-то черное, неприятное. Оно высоко извергается, затем на-
чинает извергаться следующее. Нужно следить за тем, где стоишь,
вся земля полая, только тоненькая корка. Я ощущаю жар под но-
гами, чудовищную энергию и власть. У меня чувство, что я должна
действительно быть внимательной, чтобы еще раз уцелеть. Когда
кратеры открываются, что-то черное выступает наружу, края
выглядят такими ненадежными, как большие бутоны. Потом все
становится хорошо. Как будто что-то отмучилось. Я даже сей-
час удивлена.
Этот объемный образ, полный агрессии, продолжил ее более ран-
ние ассоциации с Помпеей и ее метафору о «корке» как символе
затвердевшей границы между ней и другими. В динамике переноса
мне была уже хорошо знакома ее проективно размещенная в меня,
угрожающая границам «энергия». Имагинация продемонстрировала,
насколько ее агрессивные импульсы все еще связаны с аутоагрессией.
Однако ей еще раз удалось уцелеть. Я фантазировала о бурной
динамике между нами (отношения в переносе), которая принимала
форму суицидального кризиса. Сюда же подходило слово отмучи-
лась, поскольку оно в большей степени, чем «облегчение», которое
обычно следует за аффективной вспышкой, содержало в себе экс-
прессивные компоненты традиционного религиозного языка. Боль-
шими бутонами г-жа Айхель, казалось, пыталась усмирить агрессию
и также, возможно, успокоить меня.
Подобные имагинативные «чувственные образы» теперь все ча-
ще возникали в середине или в конце того или иного сеанса (пар. 7.4).
Г-жа Айхель по большей части сама проявляла инициативу (см. вы-
ше «образ кошки» – 452), затем она приносила рисунки, если у нее
было желание. Защита от собственных импульсов через направлен-
ность на мнимые ожидания результатов отступала, что также было
существенным изменением.
К счастью, тревога г-жи Айхель по поводу здоровья вскоре рас-
сеялась, поскольку она получила успокаивающие результаты меди-
цинских анализов. Однако ей все же было сложно взаимодействовать
со связанными с этим чувствами: Мне стали более понятны границы
моей силы и восприимчивость моего тела.
240
Мы продолжали прояснять обнаруженную ранее тенденцию па-

циентки проективно делегировать мне обязанности по заботе о себе.
В терапии все больше ощущались изменения в наших отношениях.
Она обрела большую осознанность и возможность структурировать
себя. Наряду с этим г-жа Айхель приняла определенные решения
и внесла изменения в свою будничную жизнь. Теперь она радостно
предвкушала – что раньше было немыслимо! – предстоящий выход
на пенсию. Также они вместе с мужем занялись распределением до-
машних обязанностей. Однажды она сообщила, что разрыдалась, ко-
гда муж в один из совместных отпусков на Майорке недооценил ее
прекрасную фруктовую композицию. Раньше она всегда лишь изоли-
ровалась и прятала свои эмоции за холодным отстранением. Теперь,
к своему удивлению, она обнаружила, что он может извиняться, а ко-
гда она простудилась и прилегла отдохнуть – чего раньше не проис-
ходило – он начал ухаживать за ней. Пациентка с грустью осознала,
чему препятствовала в своем браке: насколько давление перфекцио-
низма, которое она принимала на себя, способствовало истощению
их совместной эмоциональной жизни.
На 515 сеансе г-жа Айхель рассказала, что один сосед на Май-
орке собирался на небольшую прогулку с семьей и хотел позвать ее
с собой. Она все еще восстанавливалась от рецидива прежней динами-
ки брака и совсем не хотела идти с ними, но сосед совершенно оба-
ятельно настаивал на ее участи. Получилась прекрасная прогулка!
Она не должна была ничего делать, не несла никакой ответствен-
ности, просто пристроилась к соседям и наслаждалась природой.
Пациентка заплакала, когда я сказала: «Да, как это было бы для вас
здорово, если бы это случилось, когда вы были ребенком: быть же-
ланным ребенком в близком семейном союзе и просто воспринимать
совместное пребывание без какого-либо давления». Фраза «Ниче-
го не делать», ставшая крылатым выражением, начала играть на на-
ших сеансах большую роль. Сегодня я бы не хотела ничего делать, –
осмелилась она сказать однажды, находясь, как и прежде, немного
настороже: будут ли ее за это ругать. Больше всего мне бы хотелось
сесть, как ребенок, на пол у кушетки к вашим ногам и просто быть тут.
Этого я хочу уже несколько лет. Я нашла значимым, что г-жа Айхель
не только позволила себе такие регрессивные желания, но и смогла
это выразить. Я рассказала ей о пациентке из балинтовской груп-
пы, у которой наблюдались резкие перепады состояния. Через не-
которое время г-жа Айхель (522) в конце сеанса, поначалу немного
241
Глава 6
стыдясь, затем улыбаясь, села на пол, прислонила голову к кушетке

и погрузилась в имагинацию:
Я чувствую себя так, будто лежу в маленькой лодке и следую по ти-
хой воде. Моя рука свисает с бортика лодки, касается кувшинок.
Надо мной по небу медленно плывут белые облака… Ах, теперь
я ощущаю течение… (Она обеспокоенно приподнялась в лодке:)
я не могу ничего распознать, но прекрасный голос уже остался по-
зади, я немного взволнована. Отвечая на мою интервенцию: «А че-
го бы вам сейчас хотелось?» – она увидела меня вдалеке на берегу
озера, стоящей и машущей ей. (Она снова легла на дно лодки и на-
чала слушать легкое дуновение ветра и крики чаек.)
Я спросила: «А что случилось с волнением?» Г-жа Айхель ответила,
что вдруг испугалась, когда позволила себе плыть, вслепую, навстречу
опасности. Когда она находилась в этом состоянии, вдруг прозвучал
контролирующий голос матери. Но когда пациентка затем услышала
мой голос и вопрос, она снова пришла в себя. Я присутствовала в ней
сейчас иначе, чем прежде: раньше она не могла себе даже представить,
что я буду махать ей. На один из следующих сеансов г-жа Айхель при-
несла рисунок, на котором была изображена прогулка на Майорке
с семьей и со мной. Я стояла вдалеке и махала группе.
Вскоре (560) г-жа Айхель выразила желание сократить часто-
ту встреч и сменить сеттинг (положение друг напротив друга). По-
началу она связала это с пугающей фантазией, что она не может
дойти до конца и, таким образом, рискует дестабилизировать себя
или навредить мне более низкооплачиваемыми счетами. В беседе
выяснилось, что пациентка хотела бы больше воспринимать меня
как реального человека, что ей это было любопытно. В контрпере-
носе я ощутила облегчение и снова отметила, как обременяло ме-
ня напряжение одновременно контейнировать проективную иден-
тификацию г-жи Айхель и поддерживать аналитическую позицию.
Таким образом, что-то и во мне освободилось: мое поведение стало
более естественным.
В действительности г-жа Айхель освободилась от обусловлен-
ной идеализацией и адаптацией идентификации со мной. В даль-
нейшем она научилась воспринимать меня как отдельного от нее
человека. Она уже могла фантазировать о моих интересах, исхо-
дя из того, что ей было обо мне известно. Пациентка начала посе-
щать занятия по пению, однако вскоре прекратила это, но продол-
242
жала совершенствовать игру на аккордеоне, часто вместе со своей

новой подругой. Также г-жа Айхель начала посещать курс рисова-
ния и однажды осмелилась рассказать о легкой литературе, а не о ин-
теллектуальной, которой, как она думала, я интересуюсь. На месте
ее прежнего страха быть в тягость появились радостные, уверенные
описания новых устремлений: Я куплю себе теперь iPhone, iPad и лег-
кий ноутбук! – сказала она, светясь от радости. Все старое выброшу.
Анализ высказывания г-жи Айхель о возможном нанесении мне
финансового вреда из-за снижения частоты сессий привел нас к раз-
мышлениям на тему ее отношения к деньгам, которую она раньше
не хотела поднимать. Причиной сокращения частоты сеансов ста-
ло ее желание сделать ремонт. Она связала это желание со сновиде-
ниями и имагинациями, в которых были дома, и поняла, насколько
важным для нее было это решение. Примерно в это же время произо-
шло одно совпадение: я ошибочно выписала счет на большую сумму,
включив в него на один сеанс больше. В этот раз г-жа Айхель – уже
иначе, чем прежде – смогла говорить об этом. В анализе контрпе-
реноса я «отметила» эту ошибку как выражение порой отрицаемого
мной в процессе работы напряжения.
С изменением рамок окончание терапии стало более очевидным,
что непосредственно или косвенно присутствовало теперь в каж-
дом сеансе и во всех сновидениях и имагинациях. Г-жа Айхель поз-
воляла себе часто плакать о том, что в ее прежней жизни и в наших
отношениях ей уже не суждено было пережить: страстное желание
найти опору, ничего не делать, почувствовать себя. Пациентка вы-
ражала скорбь и разочарование в связи с тем, что я не смогу сопро-
вождать ее на протяжении всей жизни и при этом снова немного
упрекала себя: Ну вот, я опять жалуюсь, – но затем, используя зре-
лую защиту, в шутку добавляла: Я же не должна была этого говорить.
(Как-то раньше я уже обращала ее внимание на обесценивание ею
самой же слова «жаловаться»). Время от времени г-жа Айхель про-
сила о проведении дополнительных сеансов, например, когда слу-
чались какие-либо изменения, и на фоне этого проявлялось «пси-
хосоматическое самонаказание», истинную причину которого она
хотела бы понять вместе со мной.
Многие сновидения и имагинации эксплицитно были связаны
с завершением терапии (пар. 7.6). Например, г-жа Айхель постоянно
соотносила представленный ею образ положительного интернализо-
ванного объекта (я махала ей издалека) с нашим расставанием: «Ес-
243
Глава 6
ли я буду знать, что этот образ во мне не потеряется и я всегда смогу

к нему обратиться, тогда у меня будет возможность идти дальше» (571).
На 582 сеансе она рассказала мне свое сновидение:
Вы привели меня в яхт-клуб. Я была вам за это благодарна и искала,
что бы я могла сделать полезного. Вы шлифовали лодку и пытались
закрыть щели в ее обшивке. Я вам помогала. Это была прекрасная
совместная работа на равных. Должна была состояться поездка.
Я испугалась: выяснилось, что я совершенно не могу ходить под па-
русом. Вдруг я обнаружила маленький, никем незамеченный вольер
с несколькими животными внутри. Они были нелепо человекопо-
добны: собака лежала в шезлонге, три зайца сидели на корточках
рядом друг с другом, а кошка дремала на солнце. Я запаниковала:
вы привели меня в клуб, а я не принимала участия в управлении лод-
кой и вместо этого сидела рядом с животными. Я увидела, как вы
отплываете, и мне стало плохо.
Обсуждение сновидения помогло г-же Айхель признать, что она
«другая», не такая, как я. Да, мы совместно работали над ее «ко-
раблем самости», но теперь каждая из нас могла погрузиться в свою
собственную жизнь (Увидев картину парусника в коридоре моей
консультации, г-жа Айхель сделала вывод о моем хобби – хождении
под парусом.) «Животные» как различные аспекты самости (кошка –
женственность, зайцы – страхи, собака – лояльность) занимали сей-
час г-жу Айхель и являлись символическими спутниками в контексте
полезных образов (пар. 7.3), которые вступили на внутреннюю сцену
«махания издалека» и стабилизировали ее.
Для окончания анализа и нашего расставания г-жа Айхель вы-
брала первое лето после ее выхода на пенсию. Она вжилась в свою
новую похожую на жизнь животного жизнь лентяя и ощущала спо-
собность к самоорганизации (в действительности она не «ленилась»
ни одного года, а делала ремонт, обставляла квартиру, сортировала
собранные школьные материалы, брала уроки игры на аккордеоне,
а также стала чаще заниматься рисованием в академии и обустрои-
ла себе студию). На последних неделях она часто вспоминала ран-
ние имагинации, иногда очень давние. Например:
Вы еще помните? Тогда я увидела чересчур нагруженного осла, кото-
рым управлял крестьянин. Вы побудили меня поговорить с кресть-
янином о том, нельзя ли было облегчить груз. Также вы предложи-
ли найти контакт с ослом. Но мне это едва ли удалось! Крестьянин
244
не хотел ничего слышать. Позже осел еще раз появился, и с вашей

помощью я смогла снять с него груз и увидела раны, которые он по-
лучил. Я гладила его и заботилась о его ранах. Недавно я снова поду-
мала о нем и начала искать сделанный тогда рисунок. Я испугалась,
увидев этого осла. Сейчас я представляю его радостно бегающим
трусцой и поэтому нарисовала его снова.
Пациентка принесла с собой рисунок радостного осла на лугу с цве-
тами. Крестьянин присел с краю и устроил пикник. Мы засмеялись.
На предпоследний сеанс (619) г-жа Айхель принесла все рисунки,
которые она рисовала в процессе анализа. Это была толстая папка.
Она пролистала их и достала оттуда самые важные для нее (пар. 7.6).
Их было три: рисунок мальвы из первичной имагинации, рисунок
разрушенного дома и рисунок ее ленивых животных. Она нарисовала
своих животных у моря и меня в лодке. Я махала ей. Она сама стоя-
ла рядом с собакой, они махали мне в ответ.
На последнем сеансе мы переживали расставание со слезами и ра-
достью. Г-жа Айхель удивила меня: она пришла с аккордеоном и спела
мне песню, которую знала от своей матери. Это был один из тех ред-
ких случаев, когда в аналитическом пространстве мать пациентки
наконец-то проявилась в позитивной роли через музыку как универ-
сальное средство выражения раннего положительного кинестетичес-
кого опыта отношений (пар. 2, экскурс 3: Термин «кинестетический»).
После всего негативного и недополученного в ее отношениях с матерью,
о чем она вместе со мной на протяжении всего аналитического про-
цесса часто болезненно, а иногда и гневно сокрушалась, на последнем
сеансе ей все-таки удалось показать мне положительный аспект своей
матери, которая подарила ей лишь ценную для нее жизнь. Я посчита-
ла это значимым достижением интеграции, что меня глубоко тронуло.
Затем я удивила г-жу Айхель, достав из угла комнаты бутылки-
близняшки из 381 сеанса. Они стояли там с тех пор, как г-жа Айхель
забыла их забрать. В этот раз она выбрала более хорошее красное ви-
но. Однако я не была уверена, что это не хитроумный ход с ее сторо-
ны, чтобы снова приспособиться. Возможно, она думала, что я теперь
ожидала от нее демонстрации только зрелых, дифференцированных
поступков. Я спросила ее об этом. Г-жа Айхель немного подумала
и ответила: Тут оба момента. Я предпочитаю красное вино. Но я знаю,
что вы тоже больше любите красное вино, поэтому я хотела вам до-
казать, что тоже могу что-то взять себе. Но не только! Я на самом
деле предпочитаю его! Мы засмеялись.
245
Глава 7
Методика работы
с терапевтическими имагинациями
7.1. Терапевтический метод в КИП

Как одна из форм психотерапии, имеющая корни в психоанализе,
кататимно-имагинативная психотерапия в качестве основного те-
рапевтического подхода использует надстройку понимания. Речь
идет, в первую очередь, не о том, чтобы устранить то или иное на-
рушение, а о том, чтобы сделать понимание (в частности, понимание
происхождения симптомов) исцеляющим процессом интеграции
эмоциональных переживаний и ключом к формированию поддер-
живающих отношений.
Терапевтические принципы построения отношений в КИП не от-
личаются от принципов, принятых в других психодинамических на-
правлениях психотерапии и характеризуются эмпатией, поддержкой,
желанием понять или прояснить, интерпретацией, но ни в коем слу-
чае не оценкой. Манипулятивно-суггестивное обращение с проб-
лемами и конфликтами пациента не только осознанно избегается,
но и благодаря непрерывной рефлексии сознательного и бессозна-
тельного контрпереноса (пар. 7.7.5) предпринимается попытка ис-
ключить подобного рода взаимодействие. Базовой установкой здесь
является поиск терапевтического поведения и интервенций, инди-
видуально настроенных на конкретного пациента, а не только опора
на нормативные регулирующие правила. Следует ответить на вопрос:
каким образом я как терапевт с моими возможностями и методичес-
ким арсеналом могу помочь данному пациенту?
Подобное взаимодействие начинается непосредственно с первой
встречи. Проявляя уважение к желаниям и границам пациента, тера-
246
Методика работы с терапевтическими имагинациями
певт спрашивает себя, какой помощи ищет у него пациент и может ли

он предложить ему подходящий курс лечения. Пришел ли пациент,
например, с желанием получить поддержку в кризисной ситуации?
Страдает ли он от своих ярко выраженных симптомов и является ли
его первоочередной целью их скорейшее устранение путем приме-
нения лекарств? Открыт ли он или готов открыться, чтобы лучше
понять свои проблемы, сможет ли терапевт сопровождать именно
этого пациента на его терапевтическом пути? На пробных сеансах
основной эмпатически-понимающий терапевтический метод связы-
вается, прежде всего, с диагностической компетентностью и общей
профессиональной ясностью. Даже если это взаимодействие не за-
вершается заключением соглашения на проведение терапии, прояв-
ление понимания в контакте с пациентом является принципиаль-
ным и способствует укреплению уважения к нему: способ, каким
пациент общается с нами, обусловлен его развитием, его тепереш-
нее неадекватное поведение когда-то было единственно возможным
и адекватным и заслуживает уважения, поскольку оно было востре-
бовано, чтобы справиться с конфликтом. Кроме того, пациенту мо-
жет быть полезен опыт получения информации в условиях безоце-
ночного взаимодействия.
Если договоренности о терапевтической работе все же достигну-
ты, то понимающее, полное уважения и такта отношение к пациенту
в дальнейшем будет постоянно поддерживаться независимо от того,
как будут меняться конкретное поведение и интервенции терапевта
в соответствии со структурным уровнем пациента. Например, паци-
енту с крепкой структурой я могу помочь тем, что буду сдерживать
себя и таким образом не препятствовать его самостоятельным дейст-
виям. В то же время пациента со слабой структурой я, как правило,
буду активнее сопровождать, предчувствуя изменения в его само-
восприятии и возможностях строить отношения. Я буду оказывать
ему поддержку, чтобы он сначала научился распознавать эти изме-
нения. Терапевт выбирает соответствующие формы взаимодействия
(эмпатию, контейнирование, восприятие устойчивых Я-функций
пациента, предоставление вспомогательных Я-функций, обеспе-
чение заботой, резонансом, поддержкой, отражением, конфрон-
тацией, интерпретацией и т. д. – пар. 7.3), исходя из того, какой па-
циент перед ним и как разворачивается терапевтический процесс.
Тем не менее в основе всей работы всегда лежит уважительно-по-
нимающая установка.
247
Глава 7
Что касается работы с имагинациями, то она преследует основ-

ную терапевтическую цель – помочь пациенту в развитии способ-
ности к самоощущению и самопониманию, чтобы на этой основе он
смог более адекватно воспринимать значимых для себя других и вы-
страивать с ними более адекватные отношения.
Во время самой имагинации терапевт удовлетворяет потребности
пациента, регулируя и удерживая под контролем его состояние ре-
грессии. Следовательно, терапевт перестраивает свое сопровождаю-
щее взаимодействие исходя из того, как меняется характер имагина-
ции: в состоянии регрессии пациент, с одной стороны, более готов
к принятию поддержки, а с другой стороны, он менее контролиру-
ет свои защиты. В таком состоянии пациент может быть более до-
ступен для суггестивных, управляюще-манипулятивных или даже
интрузивных воздействий терапевта, что является недопустимым
и неэтичным в лечебном процессе. Принципиальное положение
об уважении к автономии пациента запрещает «эксплуатировать» его
приведенное в движение кинестетическое состояние для чего-либо,
кроме как для поддержания понимания. Исключение допускается
в случае, если пациент и терапевт совместно совершенно прозрач-
но договорились ранее, например провести имагинацию с целью
психической стабилизации. Основная же задача в работе терапевта
с имагинациями, наоборот, состоит в том, чтобы выдерживать от-
крытость имагинативного пространства и позволять пациенту со-
здавать его, исходя из собственных импульсов (пар. 3.6).
Как правило, терапевт во время имагинации не противостоит
пациенту, а наоборот, активно поддерживает его, что соответствует
обычному пространственному сеттингу во время представления об-
раза. Поведение терапевта во время имагинации более активно, хо-
тя необязательно более многословно по сравнению с ситуацией бе-
седы. Терапевт должен обозначать присутствие, живо сопровождать
имагинацию, проявлять к ней интерес и быть готовым удивляться,
ожидая возможных сценических поворотов. Если он не может вес-
ти себя подобным образом, чувствует себя уставшим, непричастным
и постоянно отвлекается, то это может свидетельствовать о реакции
контрпереноса, которую необходимо понять в супервизии (пар. 7.7.5).
Во время имагинации терапевт является сторонним наблюдате-
лем, который при необходимости поддерживает образный процесс
своими интервенциями и дает различную по степени выраженнос-
ти обратную связь. При этом сопровождение процесса имагинации
248
должно оставаться малозаметным. Побуждающие или любопытст-

вующие вопросы предпочтительнее формулировать в условном на-
клонении (пар. 3.6, 7.3), чтобы предоставлять пациенту право выбо-
ра при формировании имагинативного пространства.
Перестройка поведения терапевта во время того или иного фраг-
мента имагинации часто показывает, что невольно он стремится
как можно лучше приспособиться к языковому потоку пациента. Под-
бирая слова, он старается усилить процесс отождествления. Иногда
случается, что он подхватывает диалект пациента. Таким образом,
терапевт чаще всего резонирует больше, чем в обычной терапевтичес-
кой беседе; он дает понять пациенту, что в этот момент гораздо ближе
к нему. Если пациент в задумчивом настроении, он незаметно под-
хватывает это междометиями «нда» и «хм». В ситуации какого-либо
спонтанного открытия он, возможно, подхватит удивление пациента
восклицанием «ах!», и это будет базовая интервенция присутствия
и сопереживания (резонанса) (пар. 7.3). Однако в ситуациях, кото-
рые пациент воспринимает как вызов, терапевт будет определенно
«стоять позади него», по возможности точно высказывая слова под-
держки или осуществляя интервенции подбадривания (пар. 7.3) («Да,
а почему бы и нет?»), побуждая к чему-то новому, делая это в боль-
шинстве случаев в форме незаконченных предложений («Возможно,
дела могли бы идти таким образом?..», «А как было бы, если бы вы?..»).
«Терапевтическое сопровождение» может привести также к прямым
высказываниям, отталкивающимся от речевой продукции пациен-
та, когда, например, пациент обозначает что-то как «глупое», а тера-
певт может спонтанно возразить: «Что в этом глупого?».
Примеры конкретных случаев (главы 4–6) показывают, что те-
рапевт во время имагинации ведет себя немного более «фамильяр-
но» и непринужденно, чем в беседе. Вместе с тем терапевт во время
имагинации чутко воспринимает все, что происходит с пациентом,
давая такую обратную связь, чтобы пациент ощущал, что терапевт
«на его стороне» и «находится позади его», чтобы у него могло раз-
виться чувство, что его понимают и что он не один. При формиро-
вании переноса, на который активное влияние оказывает развора-
чивающаяся при участии терапевта имагинация (пар. 7.7), пациенту
всегда оставляют ведущую роль в создании образа и свободу выбора
в рамках его возможностей, обусловленных переносом.
Как уже говорилось, основные принципы взаимодействия тера-
певта внутри и вне имагинации состоят в равной степени в уважении,
249
Глава 7
терпимости и открытости и ориентированы на понимание. При этом

под терпимостью понимается контролируемый отказ терапевта от то-
го, чтобы подчинить терапевтические отношения собственным по-
требностям (в сокращении дистанции, сексуальным, нарциссичес-
ким), а также отказ от желания «внедрять» в пациента собственные
ценности и убеждения.
Открытость терапевта означает, что в соответствии с основным
правилом психоанализа необходимо внутренне освободиться от табу
и допустить любое самовыражение пациента, принимать эти иногда
странные, вызывающие раздражение или даже неуместные прояв-
ления. Необходимо считать их достойными внимания и с интере-
сом исследовать, к какому психическому явлению они относятся,
не убегать ни от каких вопросов, а задать их с необходимым «чувст-
вом такта», как называл это З. Фрейд (Freud, 1898, S. 493), даже ес-
ли ситуативно надо проверить их приемлемость из-за сопротивле-
ния, обусловленного близостью к границе обиды, высоким уровнем
страха и большим объемом того материала, который пациенту при-
дется проработать (пар. 7.7.3). То, что здесь описывается как откры-
тость, основывается в конечном счете на уважении к бессознатель-
ному как части личности индивида: в признании неокончательности
любого познания психики, которое может совершаться только в фор-
ме спиралевидной рефлексии.
Когда эта базовая установка с разных сторон выражается в бесе-
де и в имагинации, благодаря сохранению в кататимно-имагинатив-
ной психотерапии основных правил психоанализа и эмпатично-по-
нимающему сопровождению пациента, в отношениях генерируется
определенная атмосфера. В этой атмосфере пациент в соответст-
вии со своими возможностями в пределах создавшегося переноса
может открыть свой собственный внутренний мир вне зависимос-
ти от того, проводится ли краткосрочная или долгосрочная анали-
тическая терапия.
7.2. Использование побуждающих мотивов

при введении имагинации
Под побуждающим мотивом мы понимаем предложенное терапевтом
или разработанное им вместе с пациентом образно-тематическое
задание. Оно служит цели стимулировать появление имагинации
и управлять имагинативным опытом. Также можно начать имаги-
250
нацию и без побуждающего мотива. В любом случае при стимули-

ровании имагинации речь идет о терапевтической, возникающей
из контрпереноса активности, которая будет описана далее в этой
главе. Решение, будет ли рекомендовано пациенту проведение имаги-
нации с побуждающим мотивом или без него, зависит от различных
факторов (см. ниже), не в последнюю очередь от того, насколько
уверенно благодаря своему профессиональному опыту чувствует
себя терапевт.
В параграфах 3.5 и 3.6, а также при описании случаев (пар. 4.3,
5.3, 6.3) показано, как первичная имагинация – часто уже в рамках
пробных сессий – аннонсируется через побуждающий мотив «Цве-
ток» (см. ниже), затем начинается, терапевтически сопровождается
и завершается. Первый опыт работы с первичной имагинацией на-
меренно дается пациенту в специфическом, не обусловленном ситу-
ацией беседы пространстве переживаний. Наряду с этим обсужда-
ется, как можно попытаться уменьшить связанные с новым опытом
страхи и неуверенность, чему служит выбор первого побуждающе-
го мотива. Мотив «Цветок» особенно подходит для этой цели, по-
скольку у него привлекательное пространство значений и он часто
воспринимается пациентами как «мгновенный снимок» желаемо-
го или только что пережитого состояния. Другие первичные мо-
тивы или мотивы, которые могут следовать за мотивом «Цветок»,
черпаются из природной среды, которая легко побуждает к вну-
тренним представлениям; это такие мотивы как «Луг», «Ландшафт»
или «Дерево».
Побуждающие мотивы с опорой на представление природы пред-
лагаются на этапе вводного сопровождения (пар. 7.3), потому что они
исходят из знакомого и понятного содержания. Они снижают кон-
фронтацию и часто приводят к узнаванию и переживанию собст-
венного опыта: «Это же я!», «Это же соответствует мне!». Само собой
разумеется, уже эти первичные имагинации могут включать в себя
много конфликтного материала, который будет встречаться в про-
цессе различных интервенций вводного сопровождения (пар. 7.3,
5.4 (4)). Зачастую же конфликтное содержание обнаруживается в этих
заданных природных мотивах в символически обусловленном ви-
де, имеет более или менее зашифрованную форму и потому не сра-
зу воспринимается как что-то вызывающее страх или напряжение
(ср. случай с г-жой Грюн – пар. 5.3, «Выдергивание цветка»). Так, на-
пример, на луг может надвигаться гроза, вдали может появиться ком-
251
Глава 7
байн; оба эти момента не сразу могут быть очевидны для представ-
ляющего образ как выражение внутреннего конфликта.
Вхождение в имагинацию возможно также и без мотива. Если
пациент, например, говорит о чувствах, фоновый режим и контекст
которых необходимо еще осознать, следует предложить ему, исходя
из данных переживаний, найти подходящую ассоциацию для пред-
стоящей имагинации (пар. 7.4; особенно примеры из последней час-
ти анализа – пар. 6.5):
«Я хотела бы предложить вам представить ситуацию, созвучную ва-
шим чувствам, – это может быть сцена из вашей жизни или любая
другая, которая спонтанно возникает в вашем воображении».
Это побуждение может содержаться и внутри самой имагинации

(пар. 7.3, интервенция ассоциативного шлейфа), чтобы возникла
«имагинация внутри имагинации», что может быть полезно при от-
работке сопротивления. Другая, не связанная с мотивом формули-
ровка для введения имагинации может звучать так:
«Попытайтесь представить что-то, что соответствует вашему настро-
ению (случай г-жи Мусат – пар. 4.5. (19)).
Если процесс имагинации стал естественной составной частью те-

рапии, он может воспроизводиться пациентом самостоятельно. На-
пример, пациент говорит, что у него перед глазами возник младший
сын, или он постоянно слышит мелодию, или его преследует сцена
из фильма, – это отдельное образное или акустическое впечатле-
ние может стимулировать его к более точному описанию в имаги-
нации.
Отдельные мотивы могут предлагаться неоднократно в зависи-
мости от того, насколько пациент раскрыл свое воображаемое про-
странство в отношениях с терапевтом и насколько широкой была
выбрана терапевтическая рамка. Это могут быть детали из предыду-
щей имагинации: определенный уголок сада, участок луга, группа
деревьев и т. д. Однако такие возвраты к прежним темам случаются
достаточно редко. Намного чаще мотив может вытекать из индиви-
дуального развития процесса, подобно тому как переходы от бесе-
ды к имагинации вытекают из хода терапии (пар. 7.4).
В представленных терапевтических случаях показано, как это
конкретно происходит. Во многих примерах можно проследить, как
в ходе беседы возникают ситуации, из которых развивается опреде-
252
ленный мотив для вхождения в дальнейшую имагинацию (ср., на-

пример, случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (175)): пациентка говорит,
что ей хотелось бы лишь чуть шире приоткрыть дверь для ее чувств;
терапевт подхватывает эту метафору и предлагает представить дверь,
«которая приоткрывается чуть шире»). Спонтанные образные выра-
жения самих пациентов, например: Я чувствую себя, как лист на вет-
ру – особо подходят в качестве индивидуальных стимулов к имаги-
нации и становятся побуждающими мотивами, причем это можно
воспринимать одновременно и как послание отношений, в кото-
ром пациент раскрывается через все то, что он выражает (г-жа Ай-
хель – пар. 6.5 (18)).
Еще один вариант вхождения в имагинацию целесообразен, ес-
ли терапевт прерывает беседу в определенном, аффективно заря-
женном месте и предлагает привести образ именно к этому толь-
ко что обсуждаемому содержанию – не для того, чтобы уклониться
от данной наполненной аффектами ситуации и от проблемы пере-
носа, а напротив, чтобы сначала аффективно наполнить эту проб-
лему и нарциссически укрепить пациента, чтобы затем он смог об-
ратиться к конфликтной теме (пар. 7.4). Побуждающий мотив в этом
случае может либо быть предложен терапевтом, либо развиться в со-
вместной беседе:
«Возможно, вы хотели бы посмотреть на только что описанную ситу-
ацию глубже и пережить ее/далее понаблюдать за ней в имагинации?»
(случай г-жи Мусат – пар. 4.5 (15), дальше развитие имагинации
со львом из беседы) или: «Я хотел(а) бы вам предложить имагинацию
к данной теме. Что вы об этом думаете и с какого места вы хотели бы
начать?». Или, если уже есть согласие на проведение имагинации:
«Где бы вы хотели встретить данное лицо в вашей имагинации?» –
или: «Что бы вам могло помочь в этой ситуации, из которой вы сейчас
начинаете имагинацию?».
Ночное сновидение также может быть использовано для вхождения

в имагинацию. Возможно, пациент сообщил на сессии о сновидении,
которое было для него неясно, оборвано или обсуждение которого
по внутренним защитным причинам сначала представляется мало-
эффективным. Можно предложить пациенту продолжить сновиде-
ние в образе и заранее совместно обсудить с ним момент, с которого
начнется вхождение в сновидение (случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (210),
работа с имагинацией по ночному сновидению о коте). В разворачи-
253
Глава 7
вающейся имагинации чаще всего углубляется понимание содержа-

ния сновидения и причин возникновения сопротивления.
Все-таки следует иметь в виду, что вне зависимости от того, вы-
бирает ли терапевт в определенной ситуации стандартный побуж-
дающий мотив из собственного арсенала, или мотив вытекает из те-
рапевтического процесса и индивидуально подобран для данного
пациента, или терапевт предлагает нетипичное погружение в има-
гинацию как таковое, он преследует при этом цель, соответствую-
щую его внутренней гипотезе или интуитивной фантазии, которая
в актуальной терапевтической ситуации, как он считает, будет под-
держивать процесс. Предложение начать имагинацию с мотивом
или без него всегда является в той или иной степени сообщением
о понимании терапевтом ситуации пациента и символическим вы-
ражением его контрпереноса, поэтому по умолчанию задание моти-
ва полностью включено в динамику переноса. Это еще может озна-
чать, что со стороны терапевта выбор определенного мотива стоит
на службе сопротивления контрпереносу, так же как и со стороны
пациента способ, каким он принимает терапевтическое побужде-
ние к представлению определенного мотива, может служить целям
защиты (пар. 7.7.5).
Считается, что на первом этапе терапии ритуальное начало има-
гинации при помощи побуждающих мотивов, так же как и повто-
ряющиеся инструкции к ним (пар. 7.3), помогают пациенту освоить
процесс имагинации в качестве естественного элемента терапевти-
ческой беседы. На первых сеансах побуждение к имагинации без ка-
кого-либо мотива может усиливать неуверенность пациента, находя-
щегося и в без того в непривычной ситуации, имагинация с мотивом
может восприниматься им как директивно-ограничивающая. Если
для побуждения к имагинации выбран мотив (как указано в пар. 3.6),
то наряду с ним каждый раз вначале дается дополнение: «Если что-то
другое возникает перед вашим внутренним взором (цветок, луг и т. д.),
то это также совершенно уместно». Это делается для того, чтобы от-
крыто подчеркнуть представляющему образ его право на свободу,
спонтанность и автономию. Этого можно и не делать, если отноше-
ния характеризуются возрастающим доверием и наличием доста-
точного совместного опыта.
Лейнер (Leuner, 1985) описал множество так называемых «стан-
дартных мотивов», которые содержат определенные темы пережива-
ний и конфликтов, такие, например, как мотив «Гора», раскрывающий
254
проблематику достижений и притязаний (см. ниже). Для иниции-

рования имагинативного процесса КИП-терапевт в ходе терапии
может обращаться к данному репертуару проверенных стандарт-
ных побуждающих мотивов, которые в дальнейшем будут нами об-
суждаться. Однако мы заменяем существующее обозначение Лей-
нера «стандартный мотив» на понятие «побуждающий мотив», так
как каждый терапевтический процесс проходит в высшей степени
индивидуально и не поддается какой-либо стандартизации. Также
мы знаем из клинического опыта, из общих положений теории сим-
волов и архетипов (Jung, 1934) и из отдельных научных работ (Nohr,
1985; Otremba, 1982; Zepf, 1973), что определенное содержание пред-
ставлений ассоциативно связывается с определенными темами пе-
реживаний и конфликтов. Однако клинический опыт показыва-
ет, что процесс имагинации тематически может развиваться совсем
иначе, чем следует из общих ожиданий от выбранного стандартного
мотива, так как психическая динамика по причинам возникающе-
го переноса может воспроизводить что-то более неотложное, (Слу-
чай г-жи Мусат – пар. 4.5 (14), мотив «Лев»). К таким стандартным,
собранным Лейнером побуждающим мотивам относятся «Цветок»,
«Луг», «Ручей», «Гора», «Дом», «Опушка леса» и «Лев».
Мотив «Луг» задается как побуждающий мотив особым образом:
«Постарайтесь, пожалуйста, представить луг, какой-нибудь луг».
Связанная с лугом ландшафтная панорама обычно еще больше рас-
крывает «родное имагинативное поле» и поэтому не вызывает силь-
ной тревоги. Практически всегда это представление соответствует
актуальному эмоциональному настроению, отражающему в терапии
момент отношений.
Когда луг «появляется», можно спрашивать, как представляется
трава, как она выглядит, какой она высоты и какого цвета (высокая,
низкая, зеленая, увядшая), как она размещается (просторно, тесно),
о предполагаемом времени года и дня, по возможности можно также
осведомиться, «что еще там есть», и раскрыть аффективную привле-
кательность луга вопросом о воздействии образа (пар. 7.3). В зависи-
мости от того, представляются ли цветы, деревья, заборы или насеко-
мые, бабочки или даже коровы, лошади, овцы или другие животные,
разведывающие вопросы могут варьироваться или даже, например,
способствовать фокусированию благодаря интервенциям прикос-
новения, что может, в свою очередь, служить иллюстрацией кон-
255
Глава 7
фликта (ср. случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (6), прикосновение к дре-
весной коре). Интересно также как устанавливаются границы луга
и как он вписывается в ландшафт: окружен ли он лесом, есть ли ка-
кие-либо жилища, можно ли взглянуть вдаль или нет. Порой сна-
чала воображается известный луг, например неподалеку от сада ба-
бушки и дедушки, или увиденный в отпуске с соответствующими
окрестностями. Тот, кто представляет образ, может погружаться
в него, стоя на дороге, шагая, смотря вдаль, сидя на траве или даже
пригнувшись, сидя на корточках в этой высокой траве. Все эти мо-
менты могут давать многочисленные ссылки на возникающие те-
мы и внезапные душевные состояния и всегда указывают на пере-
нос (пар. 7.4). Вместе с тем необходимо отметить, что «Луг» пригоден
не только для знакомства с имагинацией. Представление этого мо-
тива может сформировать сцену, на которой будут спонтанно разво-
рачиваться самые различные образы. Активно стимулируемый тера-
певтом ввод персонажей на воображаемую сцену луга представляет
собой интервенцию, которая часто используется на более позднем
этапе терапии (пар. 7.3).
Важно помнить, что «Луг», как и любую имагинацию, следу-
ет понимать всегда многомерно и не интерпретировать поспешно
и достаточно однозначно. Как и дневные остатки сновидения, так
и представленная имагинация могут не только говорить о непродол-
жительных следах внешней реальности, о ситуативном настроении,
но и содержать важные указания на перенос или манифестацию со-
путствующих жизненных конфликтов, которые выражаются в сим-
волической форме. Одномерные или эксклюзивные интерпретации
не будут охватывать всей сложности и символической насыщеннос-
ти значений (пар. 7.1). Однако базовые знания об общей символи-
ке соответствующего мотива помогут КИП-терапевту плодотворно
углубить работу понимания (экскурс 7: Символ).
Символика луга часто ассоциируется с темой заботы: хорошо
ухоженный луг «цветет», сухой «засыхает». Если тот, кто представ-
ляет образ, встречает на лугу коров, речь чаще всего идет о репрезен-
тации материнского объекта. Иногда представление луга провоци-
рует возрастную регрессию (пар. 7.3). В этом случае у находящегося
в образе развиваются детские переживания, которые терапевт мо-
жет поддержать дополнительными вопросами о возрасте и о том,
во что он одет «в данный момент». Если луг описывается как скуд-
ный или пустой, это может ассоциироваться с темой (детского) от-
256
Экскурс 7. Символ
Слово «символ» происходит от греческого symbolon и обозначает «со-
единенное». Если в Древней Греции расставались два друга, они пе-
реламывали надвое кольцо или глиняную табличку. Кто возвращал-
ся с подходящей половиной, называл себя другом друга и имел право
на гостеприимство. Этимологическое происхождение данного поня-
тия указывает на взаимосвязь символа с чем-либо, что проявляется
не непосредственно, а косвенно, в данном случае на дружбу, которая
через конкретного друга обеспечивает гостеприимство всем осталь-
ным друзьям.
В отличие от аллегории, кода или эмблемы содержание симво-
ла не следует трактовать однозначно, поскольку символ принципи-
ально имеет бесконечное множество интерпретаций и в зависимос-
ти от соответствующего контекста может соотноситься со всем своим
возможным содержанием и всеми своими возможными интерпрета-
циями. Таким образом, символ может постоянно получать новые зна-
чения, то есть он всегда располагает избытком значений.
Ранние психоаналитические подходы использовали иное, устарев-
шее понимание символа. Так, Фрейд предлагал относительно устоявши-
еся, типичные, не зависимые от индивидуальности сновидца «символы
сновидений». Кроме того, он считал, что символическая репрезента-
ция относится к невротическому симптому, является репрезентаци-
ей того, что не допущено в сознание, что побудило Эрнеста Джонса
(Jones, 1918, p. 244) категорично утверждать: «Только то, что вытес-
нено, может быть выражено символически». Если логично следовать
этой точке зрения, то ранняя психоаналитическая теория связывала
психическое здоровье с отсутствием символов, что могло бы приво-
дить к ложным представлениям, что достижения искусства и культу-
ры ассоциируются с вытеснением истории человечества и являются
при этом симптомами «невроза человечества».
Юнг (Jung, 1928) не разделял этих взглядов и рассматривал обра-
зование символа, наоборот, как предпосылку для эволюционного пу-
ти развития психики, который он называл индивидуацией. Символ
выражает «существенную бессознательную часть» на пути «станов-
ления целого». Он воплощает как рациональную, так и иррациональ-
ную природу и собирает все психические функции вместе. Отсюда
следует, что богатство предчувствования и изобилие значений сим-
волов получают отклик со стороны мышления и эмоций, а особен-
ная, свойственная им образность пробуждает ощущения и интуицию.
Символ становится центральным терапевтическим понятием анали-
тической психологии.
257
Глава 7
Фрейдовская психоаналитическая теория символов была осно-

вательно пересмотрена, в частности, Альфредом Лоренцером (Loren-
zer, 1970), который в своей «Критике психоаналитического понятия
символа» внедрил в новую теорию символов более современную точ-
ку зрения философов Эрнста Кассирера и Сюзанны Лангер. Из этой
теории следует, что символы представляет собой не результат вытес-
нения, а скорее наоборот, акт вытеснения способствует десимволиза-
ции. Различия наблюдаются между дискурсивными символами, у ко-
торых существует однозначное отношение между знаком и объектом,
и презентативными символами, которые могут представлять и даже
провоцировать изобилие различных, не полностью вербализующих-
ся репрезентаций. Данное понимание не только соответствует этимо-
логическому содержанию слова «символ» и упомянутому Гёте «избыт-
ку значений», но также соответствует точке зрения Юнга на различия
между знаком и символом.
Хотя психоанализ оставил в прошлом споры по поводу понима-
ния символов, вокруг вопроса развития способности символизировать
возник действующий и по сегодняшний день дискурс, который впер-
вые был представлен в кляйнианском психоанализе. Так, Ханна Сигал
(Segal, 1957) показала, что нарушения объектных отношений отража-
ются в нарушении символообразования. Она ввела понятие «симво-
лического равенства», под которым понимается недифференцирован-
ность символа и символизируемого.
Сегодня сложился консенсус, согласно которому способность сим-
волизировать развивается в результате отложения в психике детского
опыта взаимодействия с опекающими лицами и что эта способность
служит для обработки желаний, страхов и конфликтов. Более того,
результаты исследования младенцев дают повод выдвинуть гипотезу,
что в символе возможно сгущение целостного опыта пережитых по-
следовательностей событий уже начиная с 18 месяца жизни. При этом
процесс описывается как постоянное развитие способности символо-
образования и способности дистанцирования от непосредственного
давления ситуации. Обсуждение процессов ментализации, способнос-
ти символообразования и способности использования символов зани-
мает одно из центральных мест в современном психоанализе, и потому
у нас нет здесь возможности рассматривать эту проблему более подроб-
но (см.: Bahrke, 2005; Dieter, 2000; Fonagy et al., 2004).
чаяния и беспомощности, но также и с сиюминутно пережитой

«пустотой» в терапевтических отношениях. Формулировка, пред-
ложенная Лейнером (Leuner, 1985, S. 67), не отражает в полной мере
258
положения вещей: «Следы острых эмоциональных и невротических

проблем выражаются в нанесении вреда этому плодородному и спо-
собствующему отдыху ландшафту: луг немного вытоптан, выжжен
солнцем, очень маленький, ограничен забором с колючей проволо-
кой (пастбище) или лесом. Также бывает, хотя и достаточно редко,
что пациент оказывается в ловушке за забором (как знак тяжело-
го невроза)». Наши дополнения ни в коем случае не носят характе-
ра возражений и сомнений в достоверности данной формулировки,
а касаются прежде всего того, что надо учитывать внезапно возника-
ющий перенос: «выжжено», «ограничено» и т. д. Пациент может пе-
реживать нечто подобное по отношению к терапевту или выражать
такими высказываниями свои желания в переносе, а заборы могут
быть также поняты как необходимые и важные символы обозначе-
ния границ (пар. 7.7.4).
На более позднем этапе терапии мотив «Луг» может служить,
как отмечалось выше, исходной точкой и местом, где будут раз-
ворачиваться в неопределенно-символической форме или в фор-
ме непосредственных столкновений и взаимодействий объектные
отношения:
«Постарайтесь, пожалуйста, представить луг. Возможно, вы видите
там какой-либо персонаж, который приближается к вам издалека».
Или после соответствующей предварительной беседы: «Представьте
себе, что ваш партнер подходит там к вам». Или обговаривается сцена
на лугу, представленном в более ранних имагинациях, чтобы встре-
тить там конкретное лицо (например, недавно умершую бабушку)
и вступить с ним в диалог.
Мотив «Ручей» может развиваться из уже представленного образа

луга или непосредственно, без ландшафтного контекста. Иногда
пациент по собственной инициативе «обнаруживает» ручей на вооб-
ражаемом лугу или слышит его шум. Что же тогда следует спросить
терапевту? Например: может ли пациент «пойти по направлению
к этому шуму»? Если это происходит как-то иначе и тем не менее
пациент находится на воображенном лугу, можно спросить его на-
прямую:
«Могли бы вы оглядеться, возможно, где-то здесь поблизости есть
ручей?». Или это можно выразить другим, слегка суггестивным спо-
собом: «Можно предположить, что здесь поблизости есть ручей» –
259
Глава 7
или каким-то подобным образом. Можно прямо предложить этот

мотив: «Постарайтесь, пожалуйста, представить ручей, но также
и любой другой возникающий образ будет уместен. Подождите, по-
жалуйста, пока что-нибудь возникнет в вашем воображении, а затем
расскажите мне об этом».
Ручей может возникнуть совершенно по-разному и, благодаря прось-

бам описать его (пар. 7.3), постепенно развиться до полноценного об-
раза. Речь может идти, например, о быстро бегущем, более или менее
широком горном ручье, об узком ручейке или маленькой речке. Берег
может быть покрыт растительностью, может быть легко доступным
или «обваливающимся» (как у г-жи Айхель – пар. 6.5 (12)) или иметь
преграды. Вода может восприниматься более или менее «прозрач-
ной» и «свежей» или, наоборот, «протухшей», все в целом может быть
представлено внутри самых разных пейзажей, от «сочных» долин
до пустынной местности.
Символически ручей часто является выражением «текущей» эмо-
циональной ситуации, что, в свою очередь, может выражать беспре-
пятственное психическое развитие или такое, которое обозначается
как задержанное, что может проявляться в образе запруды, плоти-
ны или каналов. Совершенно спонтанно проявляющаяся энергия
либидо может в большей или меньшей степени переходить «в реку»,
«быть запруженной» или местами даже «просачиваться». Вода явля-
ется основополагающей предпосылкой каждой жизни и при этом жи-
вительным, освежающим, способствующим плодородию «элемен-
том» в чистом виде. Как поток, она может также обладать огромной
мощью, быть причиной наводнений, то есть переходить через ока-
зывающие поддержку границы (берега), что позволяет нам думать
о структурных дефицитах и навязчивой импульсивности. Также это
может быть выражением ситуативного сиюминутного чрезмерного
напряжения или желания. Река может содержать опасный водоворот,
в котором кто-то может очутиться в кризисной ситуации.
Если пациент достаточно подробно описал то место, где он пред-
ставил ручей, либо благодаря вопросу об общем впечатлении, либо
самостоятельно через какие-либо его характеристики, что помогает
и нам представить эту картину, и если ощутима аффективная при-
влекательность представленного окружения и качества воды, мы
можем спросить его, может ли он взаимодействовать с водой. На-
пример, хотел бы он попить из ручья или искупаться в нем. Такие
260
вопросы могут выражать «здоровое любопытство», могут способст-

вовать установлению контакта, доверия или, наоборот, недоверия,
вплоть до «отравляющего» страха, что также будет отражать харак-
тер переноса. В любом случае вопрос, побуждающий к действию:
«Что бы вам хотелось сделать сейчас, у ручья?» – звучит как пригла-
шение к регрессии или как «разрешение» на проявление собствен-
ной инициативы, как это было в случае г-жи Айхель (пар. 6.5 (12)).
Этот вопрос имеет вполне определенный смысл. Если пациент стро-
ит здесь дамбы, гавани или мосты или плещется в воде, это может
означать верный признак важного нарциссического укрепления,
которое в дальнейшем увеличит свободу действий в обработке кон-
фликтного материала (см. ниже).
Далее, с этого места мы можем стимулировать пациента продолжить
имагинацию, спросив его, хочет ли он следовать вдоль ручья, и если
да, «то как лучше – вверх по ручью по направлению к истоку или вниз
с устремляющимся потоком воды по направлению к устью/морю».
Если пациент выбирает путь по направлению к истоку, очевидно,

что он совершает путешествие к своему собственному истоку, во вре-
мена своего детства. Исток может ассоциироваться совершенно не-
посредственно с интериоризованным первичным опытом взаимо-
действия с матерью, а также с только что пережитыми событиями
или желанием ощутить материнское в терапевте. Взаимодействие
с водой из источника, желание утолить здесь свою жажду или, на-
оборот, невозможность сделать это могут свидетельствовать о ранних
оральных и интенциональных аспектах и, как следствие, сообщать
о характере переноса: вода может слабо просачиваться из почвы,
с различной степенью интенсивности «бить ключом» из скалы или
выходить из искусственной трубы, «освежать» или быть вообще
«ледяной», казаться «грязной», быть плохой на вкус или содержать
в себе «бактерии». Если источник вызывает только положительные
переживания, способ аффективного реагирования пациента, наше
восприятие контрпереноса и анамнестические знания дают нам
важную информацию, что речь здесь может идти либо действительно
о психической реальности, либо о защитной иллюзии осуществле-
ния желания.
Если пациент следует по течению ручья в направлении к устью,
то здесь ход событий в основном разворачивается в соответствии
с природой: от становящегося широким ручья до реки до потока,
261
Глава 7
до устья и впадения в море. Вода также может исчезать под землей

и снова появляться где-то в другом месте, вливаться в озеро или за-
канчиваться у плотины. В таких случаях необходимо стимулировать
находящегося в образе пациента к поиску места утечки воды или мес-
та, «где вода снова вытекает». В дополнительной беседе необходи-
мо постараться понять, с какой жизненной ситуацией пациент свя-
зывает то, что ему представилось и что это может означать в плане
процесса переноса (пар. 7.7.6). Можно также наблюдать, как ручей
или реку пересекают мосты или какие-либо преграды, скорее всего,
здесь отражаются настоящие или спроецированные в будущее кон-
фликты, воображаемые страхи, желания в переносе. Разворачива-
ние этого образа должно быть описано по возможности с большой
точностью, чтобы обеспечить материал для дальнейшего совмест-
ного процесса понимания. «Сопровождающий имагинацию чувст-
венный тон и настроение от воспринимаемого ландшафта, а также
желаний и тенденций пациента должны быть полностью использо-
ваны в сфере данного мотива наряду с разнообразной и терапевти-
чески плодотворной работой с водой» (Leuner, 1985, S. 81).
Имагинации, в которых присутствует вода как один из «жизнен-
ных элементов», могут применяться в терапии, которая меньше связа-
на с обработкой конфликтов или не затрагивает конфликт на опреде-
ленном этапе, а больше использует поддерживающее и укрепляющее
Я взаимодействие (пар. 7.3), а также и в другой форме с психосома-
тической гидротерапией, где пациенту, например, можно предло-
жить «сплавиться» вниз по течению или «искупаться» в выбранном
им водоеме – море, озере, реке и т. д. При этом нужно заранее целена-
правленно обсудить, где он мог приобрести тот опыт, который «был
ему полезен». Эта форма воображаемого переживания непосредст-
венного контакта собственного тела с водой является ярким приме-
ром функции стабилизации (пар. 3.3). То, как будет разворачивать-
ся образ, зависит, конечно, от переноса: возможность довериться
воде, свободно плавать в реке предполагает такие отношения в пе-
реносе, которые допускают ослабление контроля. Использование
воды в имагинации как функция стабилизации является очень цен-
ной помощью при подготовке к проработке конфликтного матери-
ала. Вполне оправданно проводить имагинацию с мотивом «Ручей»
дважды и стимулировать движение вдоль ручья вверх и вниз по те-
чению, поскольку обычно к конфликтным темам можно подойти
только со второй попытки, либо предлагать его по обстоятельствам.
262
Если мотив «Ручей» пригоден для обсуждения не только ситу-

ативного, но также и биографического материала, то мотив «Доро-
га» намного меньше фокусируется на «жизненном пути» в целом,
чем на самочувствии и конфликтах актуального жизненного этапа
или даже этапа терапии (ср. случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (115), ци-
корий):
«Попробуйте, пожалуйста, представить какую-нибудь дорогу – но так-
же и любой другой образ будет уместен. Подождите, когда что-либо
появится перед вашим внутренним взором, а затем сообщите мне
об этом».
После описания самой дороги и ее окрестностей часто может быть

наглядно представлена проблема выбора, «на какую дорогу следует
решиться». При этом могут встречаться варианты движения вперед
и назад, внезапное окончание пути в тупике или вдруг внезапно обна-
руженная большая, проезжая дорога. В образе могут быть также пред-
ставлены перекрестки, указатели и т. п., которые будут стимулировать
альтернативу, амбивалентность, желания и препятствия, что будет
являться, в свою очередь, иллюстрацией определенной темы или от-
резка автономного развития. В небезопасных ситуациях терапевт,
применяя технику экстернализации хорошего внутреннего объекта
или части Я-идеала, может побуждать пациента оглядеться в поис-
ках всегда готового помочь персонажа или, например, «знающего
животного» (иногда это бывает сова) в надежде получить – возможно,
при помощи короткого диалога – важные советы (пар. 7.3). Также по-
лезно попросить пациента посмотреть, что лежит на обочине дороги.
Таким образом можно подтолкнуть его к овладению собственной
малоизученной силой Я. Предложение смотреть вперед или назад мо-
жет побудить пациента к нахождению баланса в том, что достигнуто
ранее, или открыть для него новые перспективы. Решающим для вы-
бора типа интервенции всегда является понимание динамики перено-
са–контрпереноса: Что пробуждает во мне пациент? Зачем и по каким
причинам он хочет меня вывести из равновесия? и т. д. (пар. 7.7).
В контексте темы автономии может быть предложен побуждаю-
щий мотив «Собственный надел земли», в котором в процессе раз-
ворачивания образа могут быть представлены и проработаны раз-
личные аспекты самоопределения или обусловленное переносом
еще только возможное самоопределение и относящаяся к этому
проблема границ.
263
Глава 7
В случае мотива «Гора» имагинацию можно стимулировать раз-

личным образом. Лейнер (Leuner, 1985, S. 83) предлагал начинать
с представления луга, а далее спрашивать, есть ли там какая-нибудь
дорога или тропинка, чтобы затем «прогнозировать», что эта дорога
могла бы вести «через лес на гору». Однако он сам допускал «упро-
щенную версию» (там же, S. 90), которая, исходя из нашего опыта,
более приемлема, поскольку менее суггестивна:
«Могли бы вы представить находящуюся вдали гору?» Или: «Пожалуй-
ста, постарайтесь представить гору, которую вы как будто наблюдаете
издалека». Если вначале появляется несколько гор, то: «Подождите,
пока одна из них не станет более отчетливой» – или: «Какая для вас
наиболее привлекательна?».
Оборот «издалека» используется, чтобы облегчить описание горы,

ее формы, высоту, удаленность. Это может быть покрытая снегом
огромная гора, гора среднего размера, покрытая лесом или слегка
выделяющийся из ландшафта травянистый холм. Горы могут со-
стоять из различных пород. Гранитный массив производит совсем
иное впечатление, нежели глиняный холм. Вслед за описанным
обследованием горы важно раскрыть соответствующий настрой
пациента вопросом о воздействии образа («Какое впечатление про-
изводит на вас гора?»). Позже можно добавить: «Как вы считаете,
могли бы вы однажды подняться на эту гору?» – или закончить от-
крытым вопросом, побуждающим к действию: «О чем вы сейчас
думаете?».
Эти вопросы могут повлечь за собой амбивалентность, смысл
которой следует прояснить далее в имагинации: «Что говорит за,
что против этого?», «Что могло бы поддержать вас?», «При каких усло-
виях вы все-таки попробовали бы это?» и т. д. (пар. 7.3). Если амби-
валентность проявляется слишком сильно, можно сфокусировать-
ся на ней: «Как вы себя ощущаете в этой нерешительности, в этом
хождении туда-сюда?». Свободное от амбивалентности отрицание
проявляется реже. Чаще всего происходит согласие с предложени-
ем терапевта в диапазоне от радостного до нерешительного. Можно
также полностью предоставить пациенту возможность самому разо-
браться с темой «восхождения на гору», спрашивая его лишь о том,
о чем он думает теперь, «будучи на горе». Ни в коем случае нельзя
предлагать подъем на появившуюся в имагинации гору как что-то
неизбежное. Насколько целесообразно понимать это как вызов и на-
264
сколько вообще полезна дискуссия на эту тему, зависит лишь от ди-

намики процесса.
В дальнейшем в том случае, если пациент настроен на подъем,
можно предложить ему описать путь к горе, то, что ее окружает, его
местоположение на горе и то, как он оценивает удаленность верши-
ны, постоянно спрашивая его об актуальных переживаниях. Имаги-
нация может закончиться тем, что вершина будет достигнута и в ка-
честве «вознаграждения» по завершении «восхождения» откроется
более или менее широкий, «панорамный обзор». В данной имаги-
нации может также быть осуществлен спуск с горы или же образная
сессия может «закончиться на сегодня» на определенном месте, воз-
можно, «на половине пути» с намерением «продолжить восхождение
в следующий раз». Если пациент решил не совершать восхождение
на гору или после короткого ознакомления с ней он лег на горную
лужайку или, возможно, начал изучать появившуюся там пещеру,
в заключительной беседе необходимо постараться совместно прояс-
нить, почему возникло избегание восхождения. Например, для па-
циента может быть важно в силу переноса сделать так, как, он пола-
гает, хочет от него терапевт, или же сделать наоборот.
Символика горы связана, в первую очередь, с темами достиже-
ний, уровня притязаний и преодоления, то есть с проблематикой
сверх-Я и Я-идеала. Взгляд на расположенную вдали гору указыва-
ет, прежде всего, на нарциссическую тему «расположенного вдали»
Я-идеала, в то время как путь и способ восхождения могут выражать
моменты готовности к работе, способ преодоления трудностей и от-
носящиеся к этому возможности преодоления. Представление горы
может дать объемную информацию о способе заботы о себе, напри-
мер, через упоминание о «паузах по дороге», как они воспринима-
ются и как оформлены. Также это представление может содержать
информацию о том, можно ли и как именно можно «наслаждаться»
преодоленными трудностями.
Если вершина горы, например, «полностью заросла» таким обра-
зом, что обзор невозможен, это может быть указанием на то, что па-
циент должен отказаться от наслаждения и радости собственных
достижений. Или на вершине может обнаружиться, что «это со-
всем и не вершина», и сразу же появится импульс к дальнейшему
восхождению, чтобы помучить самого себя на бесконечном горном
хребте. Но вершина – это, кроме всего, еще и местность, которая
не имеет защиты, и позже может возникнуть потребность встретить
265
Глава 7
здесь других людей или обнаружить гостевой дом или что-то похо-
жее. Необходимо еще раз напомнить, что в имагинации все дейст-
вия и высказывания всегда включают в себя сообщение о характе-
ре переноса (пар. 7.7).
Метафора «горы, которая стоит перед кем-то», обозначая пред-
стоящую конфликтную ситуацию или ситуацию стресса, встреча-
ется достаточно часто. «Подъем» может описывать профессиональ-
ную карьеру, тогда как «спуск» – ее социальную противоположность.
Если кто-то «дошел до вершины», обычно это значит для него мак-
симально достигнутое в его жизни социальное положение, возмож-
но также, что это момент счастья.
Однако чаще всего в образе горы содержательно выражены ак-
туальные задачи, например, экзамены или собеседование при при-
еме на работу. Или этот мотив выбирается, чтобы исследовать вза-
имодействие с предстоящим испытанием в условиях достижения
результата и сделать связанные с этим эмоции более осознанными.
«Горы» могут «окружать» пациента, он может к ним постепенно при-
ближаться, наблюдать многочисленные детали, медля, таким обра-
зом, с непосредственным восхождением. Амбициозные, «в любой
момент готовые к действию» пациенты при появлении горы сразу
начинают заниматься своим альпинистским снаряжением или на-
правляются непосредственно к вершине. Пациенты с истерическим
расстройством, напротив, могут легкой походкой и в относительно
удобной (но не пригодной для гор) обуви «прогуливаться» в сторо-
ну горы, фантазируя о прыжках на большие расстояния, игнори-
руя реальность и воспринимая это как что-то «нетрудное» и совсем
не как изматывающее усилие. Пациенты с нарциссической струк-
турой (защитой) могут сразу найти вертолет и мгновенно оказаться
«уже наверху». Или они вдруг «обнаружат» себя на головокружитель-
ной высоте, проецируя свой страх «получить травму при спуске с го-
ры» на терапевта, который может чувствовать обеспокоенность и на-
пряжение. Пациенты с депрессивной структурой, со своей стороны,
часто представляют или маленькие холмики, «восхождение» на ко-
торые не приносит успеха, или такие высокие горы, что они сдают-
ся уже в самом начале подъема. Какие-то компромиссы – «сегодня
только до половины» – они всячески отклоняют, обычно для того,
чтобы дать терапевту почувствовать в его контрпереносе их агрес-
сию, обращенную против себя из-за ощущения беспомощности
(пар. 7.7.5). Другие, в свою очередь, без каких-либо шансов на успех
266
хотят «продолжить» восхождение вплоть до «болезнетворного исто-

щения» и т. д. Все эти виды реакции, конечно же, полезно прораба-
тывать в имагинации с учетом контрпереноса и сопровождающих
его аффектов, не допуская перепроигрывания, чтобы лучше понять
их в последующих беседах.
Есть гипотеза (Zepf, 1973), согласно которой описанная вначале
высота горы соотносится с индивидуальным уровнем притязаний,
при этом должен учитываться возраст пациента. Если совсем юный
пациент с соответствующим его возрасту еще хрупким Я-Идеалом
воображает заснеженную вершину, это может быть интерпретиро-
вано иначе, чем если бы это воображал пациент, у которого имеет-
ся баланс между претензиями к себе и преодолеваемыми уже много
лет требованиями реальности. Впрочем, данную корреляцию все-
гда следует обдумывать с осторожностью. Очень высокая или очень
низкая гора также может встречаться в связи с определенными фак-
тами, например, из-за занимающей пациента в настоящее время
проблемы партнера, которая оказалась болезнетворной во время
совместного отпуска в горах, или в качестве инверсии, вызванной
защитой.
Конечно же, и эта имагинация, как и любая другая, имеет изме-
рение переноса: сам процесс имагинации и терапия как таковая мо-
гут восприниматься как преодоление «горы», терапевт может акти-
вировать у пациента проблематику сверх-Я и Я-идеала. И это может
снова вернуть его к генетическому измерению переноса: если гора
описана «с зубцами», как «неприступная», «широко, лениво и мас-
сивно расположившаяся», «возвышающаяся и доминирующая» и т. д.,
эти описания могут иметь отношение к людям, которые играли зна-
чимую роль в формировании личностной структуры пациента. Та-
ким образом, в процессе творческого взаимодействия с «Горой» мо-
гут проявиться неразрешенные, связанные с признанием авторитета,
конкуренцией и соперничеством конфликты, а также идентифика-
ция с эффективными родителями – и все это может служить сти-
мулом для дальнейшей проработки этих конфликтных отношений
в ходе терапии (пар. 7.4; экскурс 9: Субъект-объектная дифферен-
цированная интерпретация сновидения).
Представление образа на мотив «Дом» начинается в большинст-
ве случаев с открытой формулировки:
«Постарайтесь, пожалуйста, представить дом (какой-либо дом)».
267
Глава 7
В контексте таких мотивов, как «Луг» или «Дорога», пациенты

часто спонтанно обнаруживают «Дом», как в случае г-жи Айхель
(пар. 6.5 (15)), или же достаточно часто мотив «Дом» можно развер-
нуть из сообщенного ночного сновидения, как в случае г-жи Грюн
(пар. 5.4 (23)). Как всегда, необходимо подождать, пока случится
или проявится имагинативное представление. В силу амбивалент-
ности может обнаружиться несколько домов (хижины, башни, замки,
дачи, крепости), дом может появиться достаточно быстро, а может
(сначала или на более позднем этапе имагинации) и что-то другое.
Обыкновенно, если появляется несколько образов, в таком случае
можно спросить о приоритете: «А что вас привлекает больше всего?»,
«Какой из домов вас особенно интересует?».
Вслед за этим можно сначала попросить точно описать дом снаружи,

поинтересоваться, на каком расстоянии от дома находится наблюда-
тель, далее предложить описать то, что окружает дом и его фундамент.
Возможно, в описание будут включены палисадник, а также общий
вид дома с определенным количеством этажей и окон, фронтонами,
отделкой фасада, крышей и прочими элементами и, конечно же, вхо-
дом. Но это не значит, что терапевт должен преследовать цель полу-
чить максимально точное описание; речь идет о его заинтересованном
восприятии отдельных особенностей дома или того, что может быть
упущено. Прежде чем стимулировать пациента зайти в дом, полезно
предложить ему обойти дом вокруг, так как может открыться «совсем
другая сторона» или станет понятнее, что «все находится в гармонии».
Возможно, будут обнаружены дополнительный вход или огорожен-
ный забором сад позади или сбоку дома, и у пациента спонтанно воз-
никнет желание зайти в дом оттуда. Также с терапевтической точки
зрения имеет смысл предложить завершить описание того, что окру-
жает дом, вопросом о впечатлении от образа, поскольку пациенты
часто теряются в деталях по причине возникающей защиты. Благо-
даря вопросам о воздействии образа, мы можем узнать общий эмоцио-
нальный фон (пар. 7.3). Дом может быть охарактеризован как «поте-
рянный», «втиснутый», «убогий», «роскошный», «господский». Позже
это может быть также поводом для понимания аспектов самости
и идентичности: Это не мой дом. Это дом ведьм. Он зловещий для меня
со своими смотрящими окнами, – говорит г-жа Грюн (пар. 5.4 (24)).
Если пациент не выражает желания зайти в дом, мы можем задать
побуждающий к действию вопрос (пар. 7.3) либо в открытой форме:
268
«Чего бы вам сейчас хотелось, когда вы находитесь рядом с домом?» –

либо более целенаправленно: «Не хотели бы вы войти в дом?». Часто
из-за содержащихся в образе проблем с границами и идентичнос-
тью пациент дает информативное описание площадки у двери, где
можно найти звонок, дверную ручку, табличку с именем, порог и т. д.
или, например, даже «открытую дверь». Само вхождение в дом также
происходит по-разному: оно может быть робким и нерешительным
или уверенным и смелым, что выражает обычное или мобилизован-
ное в данный момент поведение, свойственное пациенту при кон-
такте или в случае защиты может быть выявлена его противополож-
ность. В некоторых случаях дом открывается изнутри, человек, его
открывающий, может быть недружелюбным или приветливым, его
можно точно описать и даже стимулировать пациента вести с ним
беседу. Чаще всего вошедший оказывается в доме один. Он может об-
наружить себя стоящим сначала в прихожей, откуда ведут различ-
ные двери и/или лестницы, может сразу очутиться на кухне, в ком-
нате, в бальном зале или где-то еще и может в большей или меньше
степени удивиться происходящему.
Совершенно очевидно, что мотив «Дом» предлагает бесконечное
разнообразие имагинативных возможностей: подвал, кухня, спальня,
чердак и все то, что еще можно обнаружить, все это способствует раз-
ворачиванию неисчерпаемого в метафорическом плане содержания
образа, которое может возникнуть при детальном рассмотрении, на-
пример, висящей на стене картины или куклы, лежащей в углу. Само
собой разумеется, что при этом необходимо оказывать сопротивле-
ние искушению напрямую отождествлять эти «области» с интрапси-
хическим «пространством» пациента или опрометчиво «идентифи-
цировать» их с «его домом», или принимать, не ставя под сомнение,
такие идентификации от самого пациента (пар. 7.7.1, экскурс 10: Не-
вроз проекции; интерсубъективная парадигма). Необходимо давать
пациенту возможность самостоятельно выбирать последовательность,
интенсивность и основные пункты ознакомления с домом; при этом
важно внимательно подмечать для себя, что является для него при-
оритетным, в частности, каких помещений и областей он избегает.
Символически дом часто спонтанно воспринимается как вы-
ражение собственной личности, его облик связывается с представ-
лением о самом себе (Случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (15), случай
г-жи Грюн – пар. 5.4 (24)). Различные «стороны» дома могут ассоци-
ироваться с различными представлениями пациента о самом себе.
269
Глава 7
В значении Я-идеала дом может «сиять снаружи», однако с обратной

стороны быть в «аварийном состоянии», что раскрывает неуверен-
ность пациента в себе. Отсутствие окон может быть связано с ши-
зоидностью или проблемами недоверия при общении. Часто такие
«зловеще смотрящие окна», как у г-жи Грюн, связаны с аспектами
Сверх-Я. Многоэтажное строение или замок могут выражать аспекты
грандиозно-нарциссической проблематики, офисное здание соот-
ветствует пренебрежению частной жизнью, маленькая хижина – не-
уверенности в себе. Все это как всегда должно интерпретировать-
ся, исходя из контекста, и проясняться совместно с пациентом (см.
также случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (51)). Также важно осведом-
ляться о чувствах пациента, когда он входит в дом. Не следует об-
ходить стороной вполне допустимое смущение перед «приватнос-
тью», но все же одновременно с этим необходимо находить слова,
позволяющие справляться с этой противоречивостью. Чаще всего
пациенты воспринимают представленный дом как «свой собствен-
ный дом».
Оральное содержание проявляется в соответствующих сферах,
таких как кухня, кладовая, холодильник, в ощущении «радости
от приготовления еды», а также в тенденции к заботе, в получении
удовольствия или аскетизме или обеспеченном запасами «хозяйст-
ве». Сексуально-эротический аспект может проявляться в спальне,
например в расположении и состоянии кроватей, или в «отдален-
ной комнате на чердаке». Биографический материал может нахо-
диться в доме повсюду, но особенно его можно обнаружить среди
игрушек, книжек с картинками или «сувениров» из детства, храня-
щихся в сундуках, шкафах или на чердаке. Там или в подвале мож-
но также найти семейные альбомы или важные указания на имею-
щиеся базовые взаимосвязи между поколениями или какая-нибудь
исследованная деталь может оказаться связанной с дедушкой. По-
ход в подвал может, конечно же, остаться «бессодержательным». Это
будет зависеть от развития процесса переноса, сможет ли пациент
в актуальных отношениях с терапевтом показать ему свои «скелеты
в шкафу» и хотел бы он вообще встречаться с этим. В целом при со-
вместной с пациентом интерпретации важно соблюдать достаточную
осторожность – проблематизировать и оказывать противодействие
его возможному стремлению к конкретной самоинтерпретации: «Те-
перь я знаю, как это выглядит внутри меня». Это, естественно, сле-
дует иметь в виду и в отношении других мотивов, если пациент, на-
270
пример, думает, что сможет увидеть прогноз своей будущей жизни,

исходя из того, как развивается образ ручья или дороги.
Наряду с образами «Дома» или «Цветка» символизировать самость
могут также другие имагинации, такие как «Животное», «Музыкаль-
ный инструмент» или «Автомобиль». Поскольку в них присутствует
многообразие имплицитных значений и они реже напрямую соот-
носятся пациентом с собственной личностью, эти мотивы не совсем
подходят в качестве стандартных побуждающих. Однако если такой
образ предлагается пациенту, соотнесение с его личностью все же воз-
можно. Тогда в представленном автомобиле, в бардачке, как и в ящи-
ке шкафа, на фотографии пациент, вероятно, сможет обнаружить не-
что, позволяющее в последующих имагинациях реконструировать
часть своей биографии. По тому, какой марки автомобиль он пред-
ставляет, можно понять его желания, а стиль вождения может ука-
зывать на актуальное аффективное переживание.
Следующий побуждающий мотив, который подходит в качестве
стандартного для «выявления» предсознательного или отчасти вы-
тесненного содержания, – это «Опушка леса». Поскольку здесь ак-
тивно осуществляется попытки начать «диалог с бессознательным»
(Seifert et al., 2003), вводные инструкции должны содержать легкую
суггестию. Вступительная интервенция могла бы звучать так:
«Постарайтесь представить луг на опушке леса. Подождите, возможно
из леса выйдет какое-либо животное или какой-нибудь персонаж, мо-
жет даже это будет сказочное существо». Принято также действовать
поэтапно: «Постарайтесь представить луг на опушке леса». Если это
получается, можно спросить пациента, как далеко он от этого луга,
и предложить ему приблизиться на подходящее для него расстояние
для наблюдения за лугом. Для усиления Я можно предложить отыс-
кать приятное место недалеко от указанного леса и расположиться
там. «Теперь вы можете немного задержаться здесь, понаблюдать
за тем, что скрывается в глубине леса и подождать, что произойдет».
Дополнительно можно сказать пациенту, что ему следует обращать
внимание на животных и персонажей, которые могут выйти из леса.
Или можно добавить, что ему необходимо терпеливо ждать, возможно,
он сначала увидит только что-то нечеткое и размытое».
Символически лес ассоциируется с бессознательным. В сказках

и снах в нем обитают феи, великаны и гномы, такие персонажи,
как мудрецы, ведьмы и демоны. Опушка леса в таком случае – сцена,
271
Глава 7
на которой могут выступать эти символические образы. В некото-

рой степени она как граница между культурным миром и миром
природным, между аполлоническим и дионисийским принципом,
между Я и Оно.
Исходя из этого, подобная имагинация может вызывать страхи,
и в такие моменты важно стимулировать пациента к поиску соот-
ветствующей защиты. Например, можно спросить его, нет ли в ле-
су, случайно, дерева, кустарника или углубления в земле, за кото-
рыми или в которых можно было бы надежно укрыться. Некоторые
пациенты испытывают желание бесстрашно зайти в лес. Необходи-
мо уточнить данный порыв, побуждая пациента, например, предва-
рительно остановиться и воспроизвести возникшие в этот момент
чувства, или при помощи интервенции попросить сначала более по-
дробно описать место, в котором пациент сейчас себя представля-
ет. При этом должна выявиться его потребность в защите, которая
в первый момент была проигнорирована.
В разворачивающихся образах речь может идти о типичных
для леса зверях, таких как косуля, заяц, крот или лиса, даже о вели-
чественном олене или медведе, но также и о незнакомом или знако-
мом человеке, сказочном существе. После описания такого образа
будет терапевтически полезно установить с ним контакт: Являет-
ся ли он желанным? Считает ли его пациент возможным или невоз-
можным? Какая форма контакта была бы ему ближе? Какой контакт
он желал бы для себя? Как бы он мог осуществить желания? Поче-
му это не удается?
Последующая интерпретация в заключительной беседе может
происходить поэтапно – с точки зрения объекта и с точки зрения
субъекта (пар. 7.4, экскурс 9: Субъект-объектная дифференциро-
ванная интерпретация сновидения). Интерпретации на объектном
уровне нужны для исследования совместно с пациентом, кого мо-
жет напоминать ему этот персонаж, возможно, это член семьи, учи-
тель. Конечно же, образ может также указывать и на черты, отно-
сящиеся к терапевту. На субъектном уровне образы понимаются
пациентом как части самого себя и могут ассоциироваться с собст-
венными чертами характера, «робостью» (косуля) или «хитростью»
(лиса), или могут комплементарно демонстрировать оборонитель-
ную сторону «величественного» оленя, наряду с собственной не-
уверенностью. Юнг (Jung, 1934) в связи с этим говорил об архетипе
«Тень».
272
Другие мотивы, также символизирующие бессознательные об-

ласти – «Лес», «Море» или «Дно моря», – из-за их глубинного измере-
ния, пожалуй, более значительно затрагивают области вытесненного
содержания, в то время как мотив «Опушка леса» позволяет нам на-
ходиться в определенных тематических границах. Так как терапевти-
чески проработка сначала происходит на психической поверхности
и пациент не должен быть «захвачен врасплох», нарушая все защи-
ты, которые, если это происходит, должны быть достаточно быстро
«запущены снова», задание таких образов, не связанных с предыду-
щим содержанием, в качестве побуждающих мотивов вызывает серь-
езные сомнения. Совсем другое дело, если это происходит само собой
в результате терапевтического процесса: например, при погружении
в воду у пациента возникает идея нырнуть, чтобы разведать морское
дно. Или если ранее в образе ландшафта был обозначен вход в пеще-
ру и пациент выразил желание вернуться к нему, так как он хотел бы
исследовать эту пещеру. Такое исследование, которое разворачива-
ется по ходу процесса, должно сопровождаться терапевтом с доста-
точной осторожностью. Так, следует задавать дополнительные во-
просы, помогающие отразить амбивалентные, пугающие аспекты
того, что может произойти на опушке леса или, например, при вхо-
де в подвал в момент осмотра дома (пар. 7.3). В практику самопозна-
ния будущего КИП-терапевта обязательно должна быть включена
работа с образами по этим мотивам, поскольку только таким спосо-
бом можно развить уверенность, необходимую при сопровождении
пугающего, наполненного конфликтами процесса.
Это подходит также и для таких описанных Лейнером мотивов,
как «Отверстие на болоте» (приблизиться к отверстию на болоте и на-
блюдать с края, «какой символический персонаж появится из глуби-
ны») и «Вулкан». Разворачивающиеся из этих мотивов образы могут
помочь иллюстрировать сдерживаемую агрессию, например, когда
терапевт в своем контрпереносе замечает, что ему самому приходит-
ся удерживать под контролем что-то «взрывное», поскольку паци-
ент через проективную идентификацию успешно «помещает» в не-
го накопленную агрессию. Тогда, благодаря предложенному мотиву
«Вулкан», эта агрессия может снова проявиться определенным спо-
собом именно в том месте, к которому она в принципе «относится»,
и интегрироваться – через понимание данного образа и отношений
в переносе – в процесс взаимодействия с самим собой. Достаточно
часто в имагинации по мотиву «Вулкан» возникают образы потух-
273
Глава 7
ших вулканов или кратерных озер, обсуждение которых помогает

наглядно иллюстрировать смещение аффекта от ярости к печали
или наоборот (многократно в случае г-жи Айхель с «Руинами Пом-
пеи» – пар. 6.5 и далее (482)).
Из оставшегося ассортимента стандартных побуждающих тем
имагинации, с помощью которых может происходить фокусировка
на описанных внутренних конфликтах и вызванных ими защитах,
необходимо обратить внимание на мотив «Встреча со значимым ли-
цом». Этот мотив можно задействовать внутри других имагинативных
площадок, таких как луг, опушка леса, дорога. Это может быть также
совместно обговоренное в предварительной беседе, реально сущест-
вующее или вымышленное место встречи, например, комната умер-
шей бабушки, где пациент бывал прежде и где теперь в воображае-
мой ситуации ему важно поговорить с ней и попрощаться. Это также
может быть классная комната, где много десятилетий назад случи-
лась постыдная или конфликтная ситуация, которая теперь должна
быть еще раз проработана и по возможности затем интериоризиро-
вана в преобразованном виде. Речь может идти о конфликте в паре
или конфликте поколений с участием родителей или собственных
детей, о конфликте между соседями или на работе (интрапсихичес-
ки, например, это могут быть конфликты признания авторитета,
подчинения, конкуренции, эдипальный конфликт или конфликт
самооценки). Речь всегда будет идти о том, чтобы аффективно обога-
щать представленную ситуацию имагинативными переживаниями и,
благодаря возможному в образе перемещению между наблюдением
за сценой со стороны и погружением в самого себя или обмену роля-
ми (пар. 7.3) при помощи воображаемого перемещения в роль значи-
мого человека, достигать аффективно расширенного понимания об-
щей ситуации в соответствии с функцией выражения и прояснения.
Важно также спросить о возникающих при приближении к представ-
ляемому лицу чувствах. Можно попросить подробно описать это ли-
цо, узнать о предполагаемом возрасте (а затем также и о собственном,
иногда это приводит к удивительной возрастной регрессии), попро-
сить посмотреть в глаза, «вчитаться» в них, а затем, возможно, по-
пытаться вступить с ним в диалог, который может быть как безмолв-
ным, так и настоящим разговором (пар. 7.3, экскурс 8: Акустическое
измерение имагинации). В случае г-жи Айхель такая встреча состо-
ялась на кухне, совмещенной с жилой комнатой, между пациенткой
в образе маленькой девочки и ее матерью (пар. 6.5 (392)).
274
Семейную констелляцию, собственное место в ней или место

по отношению к родителям можно, как и в психотерапии с детьми,
раскрывать метафорически, предлагая мотив «Семья животных»,
что будет служить имагинативной иллюстрацией (Случай г-жи Му-
сат – пар. 4.4 (9); случай г-жи Грюн – пар. 5.4 (40)).
Побуждающий мотив «Идеал Я» делает возможным, благодаря
воображению, доступ к проблемам идентичности и идентификации
с другими. Пациенту предлагается общее вступление в имагинацию:
«Вспомните, пожалуйста, женское/мужское имя (в зависимости от то-
го, о ком идет речь, пациенте или пациентке)». Когда ему или ей при-
ходит в голову имя и оно произносится вслух, пациенту предлагается
имагинативно обрисовать эту Катарину или Инессу, этого Андреаса
или Роберта и т. д.: «Представьте, пожалуйста, человека, которому
могло бы подойти имя Катарина (Андреас)».
Воображаемый персонаж может соответствовать идеализированным

представлениям пациента о самом себе и воплощать те черты, которые
он желает у себя видеть. Также достаточно часто в этом образе прояв-
ляется идентификация с фигурами родителей. Может также показать
себя альтер эго пациента – интегрированная им важная, несколько
иначе проективно представленная часть личности. В качестве при-
мера можно привести раскрывшуюся привлекательность пациентки,
которая воображает себя одетой в шерстяную юбку, ненакрашенной,
но при этом похожей на коренную крестьянку. Находясь в этом образе,
пациентка осознает собственную естественность, по которой она
сама – в большей или меньшей степени осознанно – тоскует.
Такая имагинация может содержать момент конфронтации и да-
вать направление для переориентировки. Она может также запускать
или поддерживать процесс горевания по поводу расставания с за-
вышенным или каким-то образом искаженным Я-идеалом и спо-
собствовать процессу интеграции более целостной идентичности,
поэтому необходимо попытаться создать контакт между репрезен-
тацией Я-идеала и репрезентацией самости. Если расхождение меж-
ду ними слишком большое (как в случае г-жи Айхель – пар. 6.5 (79):
Я чувствую себя такой беспомощной по отношению к ней. Она такая
яркая, благородная), то осуществление контакта кажется пациен-
ту едва ли возможным. В таком случае его необходимо поддержать
интервенцией подбадривания. Предпосылкой для установления
контакта и для того, чтобы диалог состоялся, может являться более
275
Глава 7
конкретное погружение пациента «в образ» собственной репрезен-

тации, поскольку бывает так, что пациент полностью сфокусирован
на образе Я-идеала и не отваживается подойти ближе из-за чувства
стыда. Г-же Айхель, например, удалось приблизиться к «Антигоне»
только тогда, когда она представила себя в более подходящей одеж-
де, что вполне возможно в образе благодаря терапевтическому при-
ему укрепления самооценки.
Для установления контакта можно задать следующие вопросы:
«Катарина уже заметила, что вы здесь?» (ср. в другом контексте случай
г-жи Грюн – пар. 5.4 (9)). Или: «Как бы вы могли обратить на себя
внимание Андреаса?»
В образах этих персонажей могут вступать друг с другом в контакт

разные части личности пациента, что необходимо поддерживать
на следующих этапах терапии в глубинных беседах и дальнейших
имагинативных встречах пациента с самим собой.
Сексуальные конфликты и темы часто в более или менее симво-
лическом виде бывают включены во многие имагинации. Лейнер
(Leuner, 1985, S. 176), помимо этого, предлагал – если это представ-
ляется терапевтически полезным – знакомиться с установками, пре-
пятствиями и конфликтами, относящимися к сексуальности, с помо-
щью мотивов, соответствующих гендерным особенностям женщин
и мужчин. Хотя эти мотивы неоднократно подвергались критике,
исходя из социальных изменений в гендерных отношениях, и вза-
мен были предложены другие мотивы (Hinnen, 2009), они все же ис-
пользуются в некоторых случаях в качестве «исходной точки для па-
циента, когда необходимо установить связь между его состоянием
и проблемами и стимулировать его к дальнейшей конфронтации
с ними» (Лейнер, 1985, S. 177). Однако даже у Лейнера не было одно-
значного мнения относительно этих мотивов. Очевидно, вопрос сек-
суальности не должен рассматриваться упрощенно, исключительно
с точки зрения теории влечений. Его следует понимать в более ши-
роком контексте конфликтов партнерства и поиска идентичности,
а именно в том смысле, что сексуально-эротические проблемы все-
гда связаны с проблемами отношений и что вследствие этого в зави-
симости от обстоятельств инстинктивная сторона находится в тес-
ном взаимодействии с нарциссической.
Пациентам мужского пола предлагается представить мотив «Куст
розы». Лейнер исходит из того, что сцена из стихотворения И. В. Гёте
276
«Дикая розочка» отражает коллективное бессознательное и что пре-

красная, привлекательная роза, которая может и уколоть, вполне
пригодна для символического выражения мужского способа обра-
щения не только со страстным желанием сближения, но и со стра-
хом отказа и повреждения, а также раскрывает, например, связан-
ные с этим ограничения или соответствующие «безрассудно смелые»
формы поведения мужчины, с помощью которых он привычным об-
разом преодолевает препятствия.
Поиск куста розы перекликается с мотивом «Опушка леса», по-
тому что искать рекомендуется «на краю луга», но это может проис-
ходить также и в других контекстах, например, в саду, на собствен-
ном наделе земли и т. д. По мере приближения к розе предлагается
описывать цвет и форму куста и бутонов, количество и форму по-
бегов, сами цветы, которые могут быть «еще в бутонах и закрыты»
или могут «соблазнять своим ароматом». Также бутоны могут ока-
заться «уже давно увядшими» (проекция неуверенности в собствен-
ной потенции). Дальнейший ход имагинации будет определяться те-
рапевтическим побуждением пациента отслеживать собственные
импульсы, желания и связанную с ними амбивалентость, а при не-
обходимости имагинативно исследовать их.
Соответствующий мотив для женщин – это «Желание быть под-
везенной».
«Представьте, что вы идете по шоссе, чувствуете себя уставшей и не-
много истощенной. В какой-то момент проезжает транспортное
средство, останавливается, и водитель предлагает вас подвезти».
Если тема сформулирована таким образом, то подразумевается, с од-

ной стороны, традиционная характеристика женской роли: жен-
щина получает предложение от мужчины и может его или принять,
или отклонить, но, в отличие от сегодняшней социальной ситуации,
не делает этот выбор активно. С другой стороны, эта формулировка
приближает к установке, предполагающей полноценную сексуаль-
ную жизнь – как женщина она может уступить. Однако мы можем
подойти к этой теме, используя модифицированное введение в образ
и сформулировать этот мотив как «Автостоп», где женщина активно
останавливает автомобиль.
Воображаемое транспортное средство может быть представле-
но во многих вариантах: спортивный автомобиль, пикап, мотоцикл,
карета или легковой автомобиль малого класса. Также и водитель
277
Глава 7
может быть любого возраста, внешности и пола. Водитель может

встретить представляющего образ как самыми вежливыми выраже-
ниями, так и унизительными замечаниями – в зависимости от уже
пережитого опыта или желаемых (обусловленных защитой) ожида-
ний. Здесь важно дать место многочисленным разночтениям (по-
дробно расспросить о транспортном средстве и о связанных с ним
ожиданиях, а также о водителе и его надежности) и, если есть сомне-
ния, возможным альтернативам: идти дальше в одиночку ожидая/
не ожидая другого автомобиля или предпочитая дождаться водите-
ля-женщину. Часто после остановки и короткого разговора следует
поездка, в которой оба участника знакомятся и которая обычно за-
канчивается или в совместно выбранным месте стоянки или про-
щанием с договоренностью о встрече или без этой договоренности
(см. пар. 7.7.5, виньетка).
Следующим мотивом, касающимся области данного конфлик-
та, может быть «Праздник». Он лишен символической завуалиро-
ванности, при этом более «реалистичен» и дает возможность сфоку-
сированно обратиться к нарциссическому измерению переживаний.
Вводная интервенция может звучать так:
«Представьте себе, что вы на празднике. Вы стоите у стойки бара,
открывается дверь, и входит мужчина/женщина, которого/ую вы
находите привлекательным/ой».
Затем часто образ желаемого партнера представляется из безопасного

места с хорошим обзором – у стойки бара. Здесь могут проявиться
запреты, а также обычные способы привлечения внимания партнера.
Таким образом через контакт есть возможность получить доступ
к уже имеющемуся опыту переживаний, что в имагинации или в по-
следующей беседе может быть более глубоко понято или проработано.
Такими же символически наполненными, как и мотив «Куст ро-
зы», является мотив «Плод», или «Плодовое дерево». Он отсылает нас
к закрепившемуся в коллективном бессознательном переживанию
«запретного плода» в раю и в то же время предоставляет оральную
защиту. В этом мотиве на передний план выдвигаются тема измены,
а также тема детей. Крайне важно стимулировать пациента на по-
дробное описание плода и возможности насладиться им, чтобы затем
иметь шанс обсудить возникшие препятствия и прочие проблемы.
Мотив «Лев» считается стандартным для фокусирования на теме
агрессии как способе достижения собственных целей. «Символичес-
278
ки лев – это „король пустыни“ – суверенное существо (лев как жи-

вотное, изображаемое на гербе). Лев способен атаковать и убивать,
если это необходимо, если он должен защищать свою жизнь или свои
интересы и обеспечивать себя питанием. С другой стороны, если его
не провоцировать, лев может быть ленивым, флегматичным, неза-
интересованным и сонным» (Лейнер, 1985, S. 182). Имагинация на-
чинается с простой формулировки:
«Представьте, пожалуйста, льва».
Лев может быть представлен в дикой природе или же в клетке, он мо-

жет быть могущественным или апатичным, «с опущенным хвостом».
Расстояние до него может быть различным, приближение и контакт
также могут сильно различаться и происходить по-разному, более
или менее успешно. Пациентам, сдерживающим свои агрессивные
импульсы, могут быть полезны интервенции в виде обмена ролями,
предлагающие «побывать львом» и ощутить его силу, возможнос-
ти и даже грандиозную покровительственную позу, как в случае
г-жи Мусат (пар. 4.5 (14)): Все равно, сидит он или стоит – важна поза.
Если смотреть спереди, то видна только голова. Она немного напо-
минает старую церковь: огромный фасад и ничего позади. В качестве
альтернативы мотиву «Лев» может быть предложен мотив с более
открытой перспективой – «Дикое животное».
Все приведенные здесь варианты имагинаций со стандартными
побуждающими мотивами могут быть связаны, в частности, с функ-
цией выражения и прояснения в имагинативном процессе. Это подхо-
дит и для некоторых других мотивов, в которых обычно больше за-
трагивается способность проживания переживаний. Прежде всего, это
те из них, которые содержат в себе приглашение погрузиться в поле
детской игры, как, например, полет по воздуху в фантазийном (ска-
зочном) ландшафте на «ковре-самолете» или детские игры в прятки,
или игры с переодеванием, например «Бал-маскарад». Такие моти-
вы, как «Эдем» или «Райский сад», могут подойти для ситуативного
смягчения проблематики ригидного Сверх-Я и чрезмерной приспо-
собляемости к внешним нормам и правилам и наглядно показать па-
циенту его вытесненные желания и потребности. Также следует об-
ратить внимание на возможную опасность – негативную реакцию
самонаказания, что подробно отражено в случае г-жи Айхель. В то же
время терапевтическую пользу может принести то, что в образе че-
рез «воспоминание» пациент соприкасается с собственным детским
279
Глава 7
творческим аспектом, и то, как проживается состояние без опоры

на установленные нормы и правила (ср. случай г-жи Грюн – глава 5,
и г-жи Мусат – глава 4).
Способность проживания переживаний в имагинации влияет
также и на стабилизацию, если использовать особое аффективное
обогащение через акустическое чувственное вхождение в образ по-
средством мотива:
«Представьте себе какой-нибудь приятный голос».
Можно более подробно расспросить, что именно ощущается как при-

ятное в этом акустическом переживании. Позже можно также задать
вопрос, от какого лица исходит голос, который сначала восприни-
мается только на слух. Далее можно поддерживать контакт с тем,
кто «говорит» или даже что-то напевает. В данном имагинативном
переживании отражается ранний положительный опыт отношений
преимущественно с родителями или лицами, которые их замещали
(пар. 7.3, экскурс 8: Акустическое измерение имагинации).
Возвращаясь к комментариям относительно мотива «Ручей», мож-
но еще раз затронуть уже упоминавшуюся там возможность стиму-
ляции пациента к взаимодействию с водой как с «элементом жиз-
ни» с целью укрепления Я, используя таким образом в имагинации
функцию стабилизации. Применение таких мотивов, как «Источник
сил», «Горячий источник», «Место, где хорошо», или предложение
представить конкретное место, которое раннее обсуждалось в бесе-
де и нахождение в котором снимает напряжение и дает силы, – это
еще один способ стимулировать в ситуациях стресса Я-укрепляющий
регресс. Подобную возможность терапевтической поддержки и ста-
билизации за счет выбора мотива не следует переоценивать. Если
пациент не имеет положительных интроектов и в предшествующем
терапевтическом процессе это не удалось компенсировать, ситуа-
цию не получится перехитрить даже с помощью любого подходя-
щего для этой цели мотива! Наоборот, если подталкивать пациента
на поиск «источника энергии», то это может привести находящего-
ся под давлением депрессивного пациента к мучительному для не-
го течению терапии – мучение пациента отразится затем и в отно-
шениях переноса (продолжение см. в пар. 7.7).
Наконец следует упомянуть также особые мотивы, которые при-
меняются при психосоматических заболеваниях. Это могут быть та-
кие мотивы, где предлагается концентрировать внимание на боль-
280
ных участках тела. Лейнер (Leuner, 1985, S. 192) описывал различные

возможности «Интроспекции тела», например, в сказочной форме
в виде «мальчика-с-пальчика» проникнуть вовнутрь собственного
тела через естественные отверстия, такие как ухо и горло, и иссле-
довать его, в особенности больные и болезненные области. Приме-
ром этого варианта может быть случай г-жи Айхель (глава 6), кото-
рый не был включен в представленное выше описание терапии:
Г-жа Айхель пришла охрипшей на сеанс (410) и стала говорить
в свойственной ей торопливой манере, обходя вниманием свое за-
болевание. Я отразила ей это и сразу спросила, как ощущаются хри-
пы изнутри, она тихо и задумчиво ответила, что не может свободно
дышать. Воздух не проходит беспрепятственно вовнутрь и наружу.
Все заложено, голос сдавлен. Я подбодрила ее, чтобы она последо-
вала за этими ощущениями, и, если она захочет, представила об-
раз: Теперь я буквально оказалась «внутри». Вижу себя очень малень-
кой в горле. Я наблюдаю окрашенную таблетками от кашля слизистую
оболочку и опухшие голосовые связки, которые не могут свободно виб-
рировать. (Интервенция прикосновения:) Они ощущаются неэлас-
тичными, как будто зафиксированными изнутри. Все так неподвижно
в горле… Возможно, мне нужно там что-то помассировать… Я при-
зываю ее «ничего не делать», а просто дальше плыть в горле по тече-
нию и рассказывать, где, зачем и куда она сама по себе плывет. Да,
я скольжу теперь в темноту. Теперь я еще ниже в горле, под гортанью.
Я спрашиваю, может ли она что-то ощущать или слышать. Я ощу-
щаю ритмичные движения. Слышу шелест. Поток. Я слышу, как бьет-
ся мое сердце. Я сижу там, в складке, совсем маленькая – с ноготок.
Это успокаивает, ритмичное, глухое, постоянное пульсирование серд-
ца. Это волнует ее. Ее голос становится мягким и почти неслышным.
Мои органы так стараются для меня. Она плачет. Ей хорошо сидеть
там такой маленькой в мягкой складке. Она хотела бы поблагода-
рить сердце и легкие. Я говорю ей, что у нас есть еще немного време-
ни, она должна в собственном ритме снова «вернуться», или, может,
ей необходимо еще немного побыть в образе. Г-жа Айхель говорит:
здесь, в складке, я буду свободна и спокойна. Ее будни как всегда про-
ходят без перерывов, теперь она понимает, насколько мне необходи-
мо остановиться, но одной мне это так тяжело удается.
При функциональных и соматоформных нарушениях благо-
даря «представлению интроспекции тела» может также открыть-
ся связь с конфликтами и проблемами отношений (Wielke, Leuner,
281
Глава 7
1990). На сегодняшний день в области психосоматики и психоонко-

логии разработано множество подходов, обращающихся к имагина-
циям, так что теперь есть на что ссылаться (Bahrke, Rosendahl, 2001;
Höring, 2010; Steger, 2010).
В целом становится понятно, что введение имагинаций через
стандартные мотивы имеет много преимуществ, но здесь обнару-
живаются также и проблемы: образные мотивы могут стимулиро-
вать воображение и через свою специфику раскрывать определен-
ную динамику конфликта, а благодаря метафорической поддержке
продуктивно ускорять терапевтический процесс. Однако, как уже го-
ворилось вначале, и это особенно касается аналитического процес-
са в целом или работы с пациентами, стремящимися по различным
причинам к большей автономии, в этих случаях имеет смысл воз-
держаться от вводного мотива. Подобное вступление или вхождение
в имагинацию без заданного мотива часто имело место на послед-
нем этапе терапии г-жи Айхель, когда в психоаналитически задан-
ных рамках в конце сеанса она представляла сиюминутное эмоцио-
нальное состояние.
В заключение можно сказать, что в процессе обучения КИП-
терапевтам все же необходимо получить собственный опыт работы
с этими стандартными мотивами, чтобы иметь представление о кон-
кретных формах имагинаций в их сложном многообразии. Однако
в терапевтическом процессе терапевту не имеет смысла ограничи-
вать себя в плане использования богатства возможностей, которые
могут запускать воображение: это общие или стандартные побужда-
ющие мотивы любого вида с опорой на предшествующую имагина-
цию или ночное сновидение (его продолжение), или на найденную
в терапевтической беседе метафору, или рассказанную ситуацию,
или, наконец, без побуждающего мотива.
В связи с этим необходимо подчеркнуть, что абсолютно все стан-
дартные побуждающие мотивы подходят в плане методики для под-
готовки КИП-терапевтов и получения ими собственного опыта. Они
полезны также и потому, что коллеги в соответствии с правилами
не начинают свой имагинативный процесс как пациенты, предъ-
являющие личный запрос. Этот собственный имагинативный опыт
способствует созреванию их терапевтической уверенности и компе-
тентности. Опыт работы с различными побуждающими мотивами
дополнительно важен также и потому, что терапевт учится распо-
ряжаться интериоризованным спектром исходных возможностей,
282
из которых в дальнейшем в терапевтическом процессе может возни-

кать предложение того или иного мотива, выбираемого из многооб-
разия конкретных имагинативных ресурсов.
Во любом случае настойчивая «проработка» стандартных побуж-
дающих мотивов в процессе терапии никогда не принесет пользы,
даже если это делается из «диагностических соображений». Ранние
учебные пособия Лейнера делают очевидным это заключение. Долж-
ны быть «применены» определенные «стандартные мотивы», чтобы
получить более объемное представление о внутренней ситуации па-
циента. Это, в свою очередь, не является ни обязательным, ни общим
положением: понимание психодинамики не требует дополнитель-
ных (диагностических) подтверждений через имагинации, напри-
мер, если в первичном интервью прослеживается проблема перфек-
ционизма в плане достижений, нет необходимости подтверждать
это при помощи мотива «Гора». Однако в терапевтическом смысле –
в подходящем в ходе терапии месте – имагинативно переживемый
инсайт относительно этой проблематики обладает для пациента бо-
лее высокой достоверностью. В этом смысле мотив «Гора» здесь мо-
жет быть очень полезен.
То же самое можно сказать и по поводу интерпретаций, а также
понимания символического измерения при описании мотива. Само
собой разумеется, что необходимо в достаточной мере разбираться
в символических значениях (пар. 7.2, экскурс 7: Символ): литерату-
ра, в особенности сказки, мифы, оперы (Вагнера), книги по толко-
ванию сновидений, фильмы и картины являются богатой основой
для раскрытия терапевтом символического содержания (см. так-
же главу 9). Конечно, специальные книги по гештальтпсихологии
или учение об архетипах К. Г. Юнга также могут помочь лучше понять
возможную сферу значений имагинаций. Но ни в коем случае уни-
версальное «понимание символа» не должно доминировать над са-
моисследованием пациента или ограничивать его какими-то стан-
дартами!
7.3. Техники интервенций в имагинативном процессе

Под техниками интервенций мы понимаем терапевтические методы,
которые разработаны, чтобы помогать достижению промежуточных
целей в рамках психотерапевтического процесса, а также целей те-
рапии в целом.
283
Глава 7
Как форма глубинно ориентированной и в широком смысле пси-

ходинамической психотерапии КИП использует в терапевтическом
диалоге техники интервенций, аналогичные общепринятым, кото-
рые подробно описаны в соответствующих учебниках и знание ко-
торых предполагается (например: Cierpka, Buchheim, 2001; Rudolf,
2010; Wöller, Kruse, 2010). Однако для сопровождения процесса има-
гинации используются также и специфические формы интервен-
ций, которые должны развивать и модифицировать уже существу-
ющие (Leuner, 1985).
Мы делаем различие между инструкциями, структурирующими
рамку самой имагинации (1), и разнообразными группами интервен-
ций, которые применяются в процессе имагинации: сопровождаю-
щие вхождение (2), регулирующие конфликт (3) и поддерживающие
интервенции (4), а также стратегии и формы интервенций, расши-
ряющие диапазон показаний к применению КИП (5).
• Инструкции (1)
Под инструкцией понимаются такие интервенции, которые струк-
турируют рамку имагинации и требуют от терапевта ясных и одно-
значных формулировок. Наряду с инструкциями релаксации в пара-
графе 3.6 приведены также вводные инструкции и инструкции выхода
из имагинации. С их помощью терапевт берет на себя активную
структурирующую функцию в начале и в конце имагинации.
Имагинации проводятся каждые две или четыре сессии, но ино-
гда чаще или реже, длятся они от 5 до 25 минут и начинаются по-
сле договоренности о пространственном изменении сеттинга (лежа
на кушетке или сидя в кресле) (пар. 3.6), чаще всего с инструкцией
релаксации.
В случае применения инструкции релаксации ее форма может
быть заранее согласована и преобразована в соответствии с потреб-
ностями пациента. Например, она может быть короче или длиннее,
или может совсем исключаться. Побуждение пациента к релаксации
должно облегчить ему перемещение в имагинативное пространст-
во. Это полезно также в качестве ритуала «перехода порога»: есть
возможность расстаться с прежним для того, чтобы уступить место
новому. Сначала терапевт может предложить пациенту «отпустить
все, что было только что сказано», также «освободиться» от сию-
минутных мыслей и позволить «отступить» всему, что его окружа-
ет. И затем продолжить: «А сейчас обратите внимание на свое тело,
284
почувствуйте опору под собой, тяжесть в спине, в руках, в ногах…»,

«Постарайтесь погрузиться в тишину и расслабиться», «Понаблюдай-
те за тем, как вы дышите: вдох–выдох, воздух поступает и выходит
сам по себе…». (При этом терапевт может подстраивать темп своей
речи под такт дыхания пациента.)
Форма инструкции релаксации зависит от способности к ней па-
циента и его актуальных отношений с терапевтом. Она всего лишь
средство, целью которого является облегчить необходимую для има-
гинации регрессию и синхронизацию физического и психического
процессов до более целостного – кинестетического (пар. 2, экскурс 3:
Термин «кинестетический») восприятия. Инструкция релаксации
затем переходит во вводную инструкцию:
«А сейчас постарайтесь представить перед вашим внутренним взо-
ром… какой-нибудь/какую-нибудь/какое-нибудь… но также и любой
другой образ; все, что вы представите, приветствуется. Подождите,
пока что-то появится, и опишите, пожалуйста, то, что вы можете
распознать». Возможно: «Не торопитесь». Другая, подчеркивающая
автономию пациента формулировка: «…или, может, что-то еще, по-
мимо этого, возникает перед вашим внутренним взором».
Альтернативные варианты были приведены в параграфах 3.6 и 7.2,

в параграфе 3.6 упоминается, по каким причинам лучше говорить
сначала о «представлениях», а не об «образах». Кроме того, там было
также указано, что какими бы терапевт ни обладал возможностя-
ми поддержки, образ представления не должен разворачиваться
стихийно. Если – что происходит редко – несмотря на данную ин-
тервенцию имагинация не возникает из-за сопротивления, можно
спросить пациента, что он видит «вместо этого» перед своим вну-
тренним взором. Часто он сообщает, что «все как будто размыто»
или он распознает «нечеткие формы», о которых можно спросить,
как они выглядят, из чего они состоят. Уже один этот дополнитель-
ный вопрос придает уверенности пациенту, и он зачастую может
затем позволить себе увидеть образ. Так же надо поступить и в от-
вет на сообщение, что все появляется «как будто за вуалью». Вопрос
может звучать подбадривающим образом: не хотел бы он сбросить
вуаль? Можно также предложить ничего не менять и описать то,
что видится как очертания сквозь вуаль. Тем не менее, если поначалу
не возникает никаких образов или они представляются, но не мо-
гут быть описаны, для снятия напряжения можно сказать, что это
285
Глава 7
«неплохо», и терапевту следует это понимать как выражение сфор-

мированной в отношениях потребности прояснения. Это проясне-
ние можно осуществить при помощи диалога, но сначала терапевт
должен постараться понять это самостоятельно, отрефлексировав
отношения на основе контрпереноса (пар. 7.7.5), это как «рабочий
альянс», о котором терапевт может в принципе договариваться толь-
ко с самим собой (Deserno, 1994). Такое прояснение для самого себя
помогает разгрузить и структурировать беседу с пациентом. Неко-
торые из многочисленных причин (переноса) при возникновении
такого затруднения в самом начале имагинативного процесса были
упомянуты в параграфе 3.6. Часто в основе препятствия лежит по-
пытка пациента подстраховаться и найти быстрое решение своим
неосознанным конфликтам не в имагинации, а в беседе.
Завершение имагинации происходит через инструкцию выхо-
да, такую как:
«Наше время подходит к концу. Пожалуйста, позвольте завершиться
тому, что вы представили».
Инструкция выхода из имагинации имеет большое значение, так

как пациенты в кинестетическом модуле переживаний воображае-
мого (пар. 2) часто теряют чувство времени: краткое представляется
им долгим, долгое – кратким. Выход не должен происходить в момент
окончания сеанса, необходимо после имагинации оставлять некото-
рое время для дополнительной беседы (пар. 3.6, 7.5). В параграфе 3.6
упоминалось, что терапевты, которые развивают поддерживающий
контрперенос или приводят в действие собственную альтруистичес-
кую структуру защиты, порой могут иметь проблемы с подведением
пациента по выходу из образа и склоны к затягиванию сеансов. Об-
условленная контрпереносом задержка завершения несет при извест-
ных обстоятельствах обременяющее пациента послание отношений
и воспринимается им как обращение, направленное к нему самому
(Я не сделал это еще достаточно хорошо, еще не добрался до дороги).
Поэтому частые задержки при завершении должны прорабатываться
на супервизии.
• Интервенции, сопровождающие вхождение в имагинацию (2)

Стиль интервенций первой имагинации соответствует принципам
вводного сопровождения. Такой стиль используется с целью способст-
вовать знакомству с имагинацией, ввести в терапевтический процесс
286
представления образа, усилить его и благодаря этому открыть имаги-

нативное пространство как дополнительное место терапевтических
переживаний и действий. Это происходит в форме смягчающих
страх, дозированных, «сопровождающих» интервенций, благодаря
которым терапевт обходится без конфронтации и выбирает в качестве
исходной точки побуждающие мотивы (пар. 7.2), которые способны
подтолкнуть к внутренним представлениям и могут быть заимство-
ваны из природной сферы (там же).
Мы различаем вопросы об описании образа, вопросы о воздейст-
вии образа и вопросы, побуждающие к действию, а также интервенции
прикосновений, интервенции сопереживания (резонанса).
Вопросы об описании являются основными интервенциями ввод-
ного сопровождения. Они должны помогать пациентам восприни-
мать другие аспекты имагинации в дополнение к уже названным.
Эти вопросы имеют форму пытливого, заинтересованного осведом-
ления о свойствах описанного: как это выглядит, какого цвета, со-
става, какова «канва» образа, погода, время суток, атмосфера и т. д.
Дополнительные вопросы не должны сужать имагинативное про-
странство или раздражать, поэтому не следует применять вопросы,
которые допускают ответ только «да» или «нет» – у представляюще-
го образ всегда имеется больше альтернатив, чем терапевт может се-
бе представить!
Вопросы, которые помогают терапевту ориентироваться в обра-
зе пациента, помогают также и самому пациенту разворачивать свое
внутреннее представление яснее и выразительнее:
«Насколько все же далеко до этого места, хотя бы примерно?» или:
«Как вы оцениваете, сколько времени вам еще понадобиться, чтобы
добраться туда?» Если есть потребность в альтернативных вопросах,
то следует формулировать их в открытой форме: «Является ли это
так или как-то иначе или… совсем по-другому?» «Ваш путь ведет
туда или оттуда или, возможно, куда-то совсем в другое место?» и т. д.
Чтобы и в дальнейшем не терять выразительности имагинации и спо-
собствовать ее аффективному обогащению, необходимо использо-
вать вопросы об описании образа относительно всех чувственных
качеств (экскурс 8: Акустическое измерение имагинации), как это
предлагается в описании ниже:
«Слышите ли вы птицу?», «Как пахнет цветок?» Ключевую воду мож-
но потрогать и попить («Как вам вода? Какая она на вкус?») и т. д.
287
Глава 7
Таким образом, процесс восприятия усиливается и дифференциру-

ется. Особенно значима интервенция прикосновения: «Вы можете
дотронуться до ствола/земли/воды? Что вы ощущаете….?» (Как вы
себя чувствуете?)
Эти вопросы способствуют целостному восприятию образа (пар. 3.6,

7.2; случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (6)). Даже если пациент разво-
рачивает свою имагинацию только в сопровождении нейтральных
вопросов (что может выражать специфическую констелляцию пере-
носа – пар. 7.7), важно, чтобы он ощущал через базовые интервен-
ции присутствия и сопереживания (резонанса) внутреннее участие
терапевта. Это имеет существенное терапевтическое значение, так
как, например, парентифицированные или ориентированные на до-
стижения пациенты часто в имагинации все быстро «делают сами»
и держат терапевта на дистанции, что обусловлено переносом. Если
они остаются без отклика, они легко возвращаются в состояние
прежнего, испытанного ранее одиночества, то есть воспроизводят
свою внутреннюю ситуацию в переносе. Пациенты, страдающие
неврозом страха, наоборот, нуждаются в обязательном присутст-
вии терапевта. При этом речь может идти как о нейтральном «Хм»,
сигнализирующем о его присутствии, так и о выражающем пере-
живание и передающим удивление и/или интерес «Ах да?», «О!» (ср.
воздействие такого выражения сопереживания в случае г-жи Грюн –
пар. 5.4 (9), когда пациентка очень неуверенно выражает желание
контакта с маленькой воображаемой птичкой, защищает осуществ-
ление этого желания, выставляя его как «нелепое», но благодаря
подбадривающей интервенции сопереживания терапевта: «О, за-
мечательная идея!», она все-таки доводит дело до реализации. То,
что привело к неуверенности и защите, не аннулируется, но теперь
более доступно для проработки).
Вопросы о воздействии образа служат поддержанию аффективных
переживаний пациента. Можно спрашивать о том, как возникшая
имагинативная сцена влияет на упомянутого персонажа. Таким обра-
зом, возможно фокусирование на сиюминутном эмоциональном со-
стоянии пациента, которое соответствует внутреннему восприятию:
«Как влияет на вас цветок/дом и т. д.?», «Как вы себя чувствуете имен-
но сейчас, когда вы наблюдаете …?», «Как вы воспринимаете все
в целом?», «Что вы при этом чувствуете?», «И как вам такое?», «Как вы
себя чувствуете здесь?»
288
Также можно коснуться деталей образа, можно спросить, какие

чувства он пробуждает. Это способствует процессу аффективно-
го обогащения. При этом обозначение чувств может быть ясным
и восприниматься терапевтом созвучно или оставаться размытым
или в большей или меньшей степени отличаться от того, как это вос-
принимает терапевт. В подобном случае терапевт должен спросить:
«Как бы вы еще могли описать свои ощущения?» Или с целью аутен-
тичного эмоционального восприятия и прояснения аффекта пред-
лагается расширение сцены: «О чем напоминает вам это чувство?»,
«Приходит ли вам в голову что-то, что вы уже где-то переживали
схожим образом?»
Такие вопросы могут подготавливать интервенцию ассоциативного

шлейфа (см. ниже). Подобная работа над переживанием аффекта,
сообщением об аффекте и дифференцированием аффекта, конечно,
не ограничивается в КИП процессом имагинации, а продолжается
его и в терапевтической беседе, что играет важную роль в психоди-
намической психотерапии.
Если у терапевта сложилось впечатление, что пациент в своей
имагинации «пребывает» в состоянии наполненности переживания-
ми, интуитивно он меняет постановку вопроса. Вместо: «Как вы себя
ощущаете там на лугу?» терапевт спрашивает: «Как вы себя ощуща-
ете именно здесь на лугу?», и это более соответствует переживани-
ям пациента.
Вопросы, побуждающие к действию чаще всего способствуют рас-
крытию аффективных переживаний и могут предшествовать вопро-
су о воздействии образа, если на основании его описания терапевту
становится очевидна аффективная вовлеченность пациента. Побуж-
дающие к действию вопросы служат цели осознания и прояснения
желаний, потребностей и импульсов. Вопросы касаются того, куда
именно сейчас, исходя из своих переживаний, стремится представ-
ляющий образ пациент:
«Куда бы вам хотелось сейчас?», «Что бы вы хотели сейчас больше
всего сделать?» и т. д.
Если пациенту «здесь» комфортно, он, возможно, может задержать-

ся; если он испытывает дискомфорт, он, возможно, захочет сменить
место, и у него возникнет идея, в каком направлении и каким путем
ему двигаться; если ему одиноко, он, возможно, будет разыскивать
289
Глава 7
кого-то и т. д. Такие импульсы могут исходить из его эмоциональ-

ного состояния. Если солнце воспринимается слишком палящим,
он будет разыскивать тень от деревьев; если появится ощущение
жажды, может возникнуть шум журчащего ручья, из которого за-
хочется попить и т. д. Все эти побуждающие к действию вопросы
могут быть эффективными в определенный момент и вести к завер-
шению целостного имгинативного образа (гештальта) переживаний.
Терапевту следует позаботиться о том, чтобы интервенции в форме
вопросов, побуждающих к действию, поддерживали имагинацию
как целостную единицу восприятия и чтобы этот процесс не пере-
ходил в рационализированное размышление. Для этого необходимо
постоянно менять фокус восприятия и позволять ему колебаться
между элементами имагинации, чувственным тоном, сиюминутны-
ми телесными ощущениями и импульсами (ср. в случае с г-жой Му-
сат – пар. 4.5 (14)).
Задавая побуждающие к действию вопросы, необходимо избе-
гать таких формулировок, которые ограничивали бы возможности
ответа только двумя вариантами. Если представляющий образ, стоя
у скамейки, выражает, например, желание идти дальше, но при этом
остается стоять на месте, необходимо осведомиться об ощущаемой
им амбивалентности:
«Что же дальше?», «Вы хотите идти дальше или еще остаться здесь?»,
«Или, возможно, есть что-то еще?», «Чего бы вам еще хотелось?» А ес-
ли он хочет идти, но не может выбрать направление: «Может быть,
вы хотели бы пойти налево или направо, или вам в голову пришла
какая-то другая идея?» Или, проясняя амбивалентность: «Что застав-
ляет вас медлить?». Или: «Откуда вам знакома эта нерешительность?».
Или: «Как вы себя чувствуете сейчас?».
Эти примеры показывают, что, используя побуждающие к действию

вопросы, мы заходим в область определенных потребностей пациента
и их защиты: с желанием приходит опасение: «Да, но…». И чем яснее
пациенту, благодаря нашим терапевтическим дополнительным во-
просам, его импульсы и желания, тем более непосредственно прояв-
ляются защиты. Например, можно побудить представляющего образ,
заблудившегося в лесу и встретившего путника (желание поддерж-
ки) спросить этого путника о дороге. Если он говорит, что путник
снова отдалился (защита желания поддержки), то это может быть
выражением того, что пациенту – это обусловлено также переносом
290
Экскурс 8. Акустическое измерение имагинации

Внимание терапевта к слуховой модальности образа, формирующейся
уже внутриутробно, может особым образом способствовать углубле-
нию кинестетического характера имагинации. При имагинации мо-
гут быть выделены пять различных категорий слухового восприятия:
естественный звуковой фон (1); восприятие голоса и «безмолвные раз-
говоры» (2); диалоги с кем-либо из персонажей образа или между ни-
ми (3); крики (людей, сказочных или иных существ, животных) (4);
беспокоящие шумы, обычно вызванные техническими устройства-
ми или приборами (5).
(1) Такие естественные шумы, как журчание ручья, шум леса, дунове-
ние ветра, пение птиц, жужжание насекомых, шуршание травы, треск
костра и т. д., воспринимаются почти всеми без исключения как при-
ятные, успокаивающие и интенсивные. Они часто приводят к возрож-
дению переживания гармоничного состояния по типу «внутриутроб-
ной звуковой оболочки» (Maiello, 1999). Этому могут способствовать
вопросы об описании образа, касающиеся естественного звукового
фона (пар. 7.3). В то время как впечатление от разворачивающегося
в образе ландшафта постепенно нарастает, эти вопросы приглашают
к регрессии, способствующей нарциссическому укреплению. Интер-
венции звучат просто:
– «Вы что – то слышите?»
– «Что – то можно услышать?»
– «Как звучит ручей/журчание ручья?»
(2) Похожим образом действует и кинестетическое усиление (глава 2,
экскурс 3: Термин «кинестетический») через направленное внимания
на приятное для пациента звучание голоса воображаемого собеседника.
Это может приводить затем к «безмолвным беседам», в которых
пациенты находятся в гармоничном созвучии с воображаемым дру-
гим. Они бродят с ним по красивым окрестностям или сидят вмес-
те на скамейке и беседуют, не понимая суть разговора и не считая это
важным, поскольку в этой ситуации более важной является их глубо-
ко прочувствованная эмоциональная связь с другим. Эта смесь голо-
сов отсылает к первичным сценам голосового, довербального контакта,
сцен хорошего взаимного приспособления и аффективной настройки
(Nohr, 2003). Оживление таких сцен можно стимулировать следующи-
ми простыми вопросами:
– «Как звучит голос?»
– «Как вы себя чувствуете в данном контакте?»
– «Что именно доставляет вам и другому удовольствие?»
291
Глава 7
Уводящими в сторону были бы в данном случае вопросы, которые

нацеливают на содержание, например: «Что говорит другой?», «Что го-
ворите вы?»
(3) Тем ни менее, это могло бы иметь смысл – инициировать словес-
ные беседы между персонажами в имагинации, чтобы содействовать
сближению со значимыми другими на внутренней сцене, например,
при работе с поляризаций и проекцией (пар. 6.4 (79), диалог с Анти-
гоной). Если побуждать пациента обращать внимание не только на со-
держание сказанного, но и на звучание голоса визави, это часто может
приводить к генетическим ассоциациям, и ему становится ясно в ви-
де ага-переживания, из какого раннего опыта отношений он встреча-
ет другого. Интервенции могут звучать так:
– «Как влияет голос … на вас?»
– «А как звучит голос …?»
(4) Крики (призывы) животных или людей привлекают особое внима-
ние как в реальности, так и в имагинации. Обычно человек чувствует,
что под этим подразумевается, или понимает это как настойчивое ука-
зание на другого и его эмоциональное состояние. Часто крики в има-
гинации связаны с важными аспектами идентичности и находятся
в контексте «вызова», «призыва», которому он следует или сопротив-
ляется. Мифологическое значение «крика» (призыва) выражается, на-
пример, в истории о рае: через зов Бога «Где ты?» Адам и Ева осозна-
ли свою уязвимость и неподобие Богу.
Если крики в имагинации появляются спонтанно (например, крик
детей за забором, лай собаки, крик незнакомца, необычный крик пти-
цы, рев льва), через интервенции терапевт должен позаботиться, что-
бы эти крики не затихли просто так, оставшись неуслышанными. Воз-
можны такие интервенции, как:
– «Как влияет на вас рев льва?»
– «Что вам слышится в крике детей?»
– «Могли бы вы понять, кто там кричит?»
– «Кого звали?» или «Как влияет этот крик на вас?»
– «Как лает собака?» или «На кого она лает?»
– «О чем напоминает вам этот крик?»
Данные интервенции могут стимулировать углубленную проработку
желания понять, что было сказано, увидено и услышано, причем это
может касаться депрессивных чувств или чувств вины или фалличес-
ки-нарциссических желаний.
(5) Шумы, вызванные предметами разного рода, такими как, например,
визг пилы в лесу, удар молотка, тиканье часов, стук в стену, треск мо-
292
тора, выстрелы и т. д., обычно их называют просто «помехами». Порой

вызванный естественным звуком фон может принять характер шума,
как, например, пронзительный крик птицы. Чтобы понять характер
такого шума, можно задать простой вопрос:
– «Как действует шум на вас?»
Когда шум воспринимается как громкий, обременительный, нару-
шающий покой, он обычно выражает обусловленные сопротивлени-
ем «помехи». Такие защиты препятствует дальнейшей аффективной
конфронтации с содержанием представления. Если шум восприни-
мается как приятный, например поддерживает стабильность и на-
дежность, как тиканье часов, он должен прорабатываться, как опи-
сано в пункте (1). В случае неприятных звуков или шумов возможны
следующие интервенции:
– «Что нужно сделать, чтобы сейчас было хорошо?»
– «Какая есть возможность устранить эту помеху?»
– «О чем напоминает вам этот шум?»
В этом случае нельзя оставаться терапевтически безучастным, так
как молчаливый переход может усилить самоповреждающее поведе-
ние. Как правило, необходимы подбадривающий отклик или стиму-
ляция, чтобы избавиться от источника помех или смягчить его дейст-
вие. Это важно для того, чтобы у пациента была возможность получить
новый скорректированный эмоциональный опыт. Помехи любого ти-
па могут рассматриваться как сигналы страха или препятствий в ак-
туальной динамике переноса, из-за чего сами они имеют приоритет
при проработке.
Виньетка случая. Работающая «под высоким давлением» паци-
ентка желает погрузиться в имагинацию для того, чтобы «немно-
го расслабиться» перед конференцией. Она представляет приятную
сцену пляжа с шумом волн, легким ветром, отдаленным криком ча-
ек, с криками играющих детей, шелестом газеты, которую читает ее
муж. Она чувствует себя хорошо, но это продолжается недолго, так
как появляется толпа аниматоров. Они снаряжены громкими «мега-
фонами», через которые зазывают принять участие во всевозможных
действиях. После предложенной рефлексии: «Как вы себя чувству-
ете с аниматорами?» («Плохо, я зла») и подбадривающей интервен-
ции: «Что бы здесь могло теперь помочь?» – пациентка сообщает,
что аниматоры исчезли среди дюн. Пациентка ушла с данного сеанса
укрепленной. На более поздних сеансах она смогла понять, что «ани-
маторы» олицетворяли ее приведенное в движение сверх-Я, а в на-
ших отношениях переноса – страх, что я могу ее осудить из-за ее
«лени».
293
Глава 7
на терапевта – страшно показать свою потребность в помощи, свою

проблему с автономией или потребность в опоре, и/или это может
также отражать его проективные страхи, что путник – и терапевт –
могут посмеяться над ним и пристыдить.
Таким образом, вопросы, побуждающие к действию, могут при-
вести к формированию целостного образа (гештальта) переживаний
и стимулировать работу с конфликтом.
• Интервенции, регулирующие конфликт (3)

и поддерживающие интервенции (4): их взаимосвязь
Понимание необходимости защиты собственного желания в КИП,
как и в любой психодинамической терапии, является центральной
задачей, которая решается преимущественно в терапевтическом диа-
логе. Например, пациент мог бы ожидать от шефа улучшения своей
рабочей ситуации, но боится быть униженным; он мог бы желать
женщину, но боится быть отвергнутым и испытать боль; он мог бы
искать большей близости с другом, но боится остаться в одиночестве,
и т. д. Мы каждый раз пытаемся установить, насколько это реалис-
тично, с каким актуальным и/или биографическим опытом связа-
ны эти опасения и насколько они ограничивают радиус действия
пациента.
Однако такой диалог, обнаруживающий конфликт, может проис-
ходить в КИП также и на имагинативном уровне, где он может начи-
наться, продолжаться или обрабатываться различными способами
(пар. 7.4). В имагинативном варианте такое приближение к конфликту
может проходить более безопасно и все-таки быть ближе к аффекту,
чем в беседе. То, что было при определенных обстоятельствах уда-
лено из сознания, можно совместно с терапевтом исследовать в об-
разе в символически завуалированной форме. Здесь можно ощутить
большую или меньшую амбивалентность и решиться на пробные
шаги, приближающие к осуществлению желания, а также «отрепе-
тировать» на имагинативной «сцене» действия, которые обычно че-
ловеку не свойственны.
Таким образом, мы движемся к ключевой части психодинами-
ческой психотерапии: к совместному пониманию внутренних кон-
фликтов пациента, которые создают жизненные препятствия, к тому,
чтобы их исследовать и постепенно модифицировать, чтобы у него
появилось внутреннее и внешнее игровое пространство, чтобы рас-
ширились его внутренний опыт и внешняя сфера жизни.
294
Последовательно описанные далее регулирующие конфликт

и поддерживающие интервенции основываются на базовых знаниях
о том, что процесс, ведущий к пониманию и изменению, терапевти-
чески управляется с двух сторон. Пациент должен конфронтировать
со своими дисфункциональными паттернами отношений и с огра-
ничивающей его защитой, и на этой конфронтации необходимо сфо-
кусироваться, чтобы в дальнейшем перейти к работе над понимани-
ем. Для этого пациент должен чувствовать достаточную поддержку,
чтобы отважиться на такую конфронтацию с собой. Подводя итог,
можно сказать, что терапевтическая работа должна проходить с уче-
том оптимального уровня тревоги – между максимально возможной,
насколько это приемлемо, конфронтацией и максимально возмож-
ной, насколько это необходимо, поддержкой.
Необходимо еще раз повторить важное теоретическое положение:
ощущение безопасности является основополагающим при любых
действиях в процессе исследования. В терапевтическом контексте
это ощущение связано с отношениями с терапевтом и с внутрен-
ними положительными репрезентациями объектов, которые могут
быть мобилизованы в этих отношениях. Если пациент сталкивает-
ся с опасностью душевной боли, он должен ожидать, что в случае
необходимости он сможет справиться с ней при помощи терапевта
и своего интериоризованного положительного опыта. В противном
случае он будет избегать этого столкновения. Тревога будет сигна-
лизировать о любой опасности как о слишком сильной. Под защи-
той терапевтических отношений мы все-таки побуждаем пациента
решиться на столкновение с тревогой, связанной с конфронтацией,
поскольку. предполагаем, что эта тревога, с одной стороны, необос-
нованно преувеличена, исходя из предшествующего опыта пациен-
та, а, с другой стороны, преодоление этой конфликтной ситуации
расширит его жизненные возможности и в конечном итоге приве-
дет к выздоровлению.
Общий принцип психодинамической психотерапии – работа
в зоне оптимального уровня тревоги и контроль за ним посредст-
вом отношений в переносе, интерпретаций и анализа сопротивле-
ния (пар. 7.7), что достигается благодаря смене конфронтационных
и поддерживающих интервенций во время представления образа.
Мы делаем различие между регулирующими конфликт интервенци-
ями, выделяя проясняющие, фокусирующие и направленные на кон-
фронтацию интервенции, которые используют следующие техники:
295
Глава 7
воздействие взглядом, испытание силой, ассоциативный шлейф, об-

мен ролями, а также работа с так называемой возрастной регрессией.
Среди поддерживающих интервенций мы различаем интервенции
сопереживания (резонанса), а также прямые и непрямые подбадрива-
ющие интервенции, интервенции, способствующие установлению не-
обходимой дистанции и поддерживающие работу с Я-укрепляющими
символическими образами. Мы противопоставляем проясняющие
и поддерживающие интервенции, прежде всего, по дидактическим
причинам и делаем это несколько искусственно, потому что прояс-
няющие интервенции могут также быть и стабилизирующими, а ре-
зонансные – обрабатывающими конфликт (таблица 7.1).
При помощи проясняющих интервенций обнаруженные пациен-
том конфликты могут переживаться на имагинативном уровне, а так-
же показывать амбивалентность между желанием и защитой. Точ-
но так же, как и в беседе, мы, по сути, не хотим достигнуть ничего
другого, кроме как исследовать амбивалентность пациента и тера-
певтически поддержать его намерение лучше понять себя со свои-
ми противоречиями и возможностями. Поэтому общие, открытые,
не содержащие никаких установок интервенции, как правило, счи-
таются здесь самыми уместными, например:
«Какие возможности у вас есть?», «Что говорит за это, а что – про-
тив?», «Что бы вы хотели еще сделать?», «Куда бы вы хотели сейчас
отправиться?» и т. д.
В любом случае следует отдавать предпочтение именно таким от-

крытым возможностям, а не готовым «вариантам решения» типа:
«Возможно, вы нашли лестницу?» и т. п. Для пациента эти готовые
варианты часто содержат неблагоприятные послания отношений,
например, он может воспринимать их как: «Я неспособный», «К такой
идее я не смог прийти самостоятельно!» и т. д. Однако и здесь име-
ются исключения. Например, в терапевтической работе при выборе
поддерживающей стратегии, когда вы хотите выразить пациенту
свое активное участие и желание найти для него решение (случай
г-жи Грюн – пар. 5.4 (9)).
Стратегии с поддерживающими интервенциями, применяемые
при сопровождении имагинации, также опираются на общепринятое
в психодинамической психотерапии и описанное выше двусторон-
нее управление процессом: терапевт руководствуется преимущест-
венно тем, чтобы, с одной стороны, поддержать пациента в его дис-
296
куссии со своими негативными интроектами и в изменении плохо

адаптивных паттернов отношений и поведения в более адаптивную
форму, с другой стороны, ограничить эту поддержку допустимыми
рамками, чтобы не инфантилизировать пациента (иногда повторно)
и не лишать его возможности собственных, укрепляющих чувство
самооценки шагов.
Если пациент, например, сообщает о предстоящем сложном раз-
говоре со своим шефом, необходимо сначала в терапевтическом диа-
логе вместе с ним постараться понять, какие из опасений наиболее
реальны, а также какие особенности биографии влияют на эти опасе-
ния, обоснованны ли они в этом случае и т. д., чтобы затем спросить
его, что он теперь думает, что он сейчас может сказать относительно
своего шефа, что он может предпринять и т. д. (ср. случай г-жи Му-
сат – пар. 4.4 (8, 9), обсуждение предстоящего разговора с родителями).
Если такого проясняющего сопровождения недостаточно и пациент
продолжает испытывать тревогу и чувствовать себя беспомощным,
терапевт может увеличить «порцию поддержки», спрашивая, напри-
мер: «Могли бы вы представить такое-то и такое-то свое поведение?»
Конечно же, здесь могут иметь место самые разнообразные причины
(обусловленные переносом), и тогда такая поддержка не будет вос-
приниматься пациентом как что-то полезное и достаточное. Но мо-
жет быть и так, что пациент продолжит работать со своей идеей и по-
лучит новый положительный опыт, который он сможет углубленно
обсудить на следующем сеансе терапии и понять, включая рефлек-
сию причин, почему эта форма поддержки была ему необходима.
Возможно, уже при представлении пациентом первых имагина-
ций терапевту имеет смысл в соответствии с вышеизложенным прин-
ципом использовать поддерживающие интервенции, в той или иной
степени направляя импульсы пациента при его обращении с цвет-
ком, с препятствиями на пути и т. п. Сначала необходимо, как пра-
вило, при помощи непрямых интервенций подбадривания побудить
его искать собственные идеи:
«Что бы сейчас было полезным?», «Что могло бы вам помочь?», «Ка-
кие возможности вам приходят в голову?» Если у пациента есть идея,
но он стесняется ее применить, необходимо изучить это смущение
в его амбивалентности (см. выше) и затем снова наметить направление
решения при помощи интервенций о воздействии образа, интер-
венций, побуждающих к действию, и интервенций подбадривания:
297
298
Таблица 7.1
Обзор техник интервенций
Желаемая
Техники интервенций Пояснение
цель процесса
Безопасность Инструкции: Интервенции, структурирующие рамки
имагинатив- – инструкция релаксации; имагинации, требуют от терапевта четкой,
ных рамок – вводная инструкция; однозначной формулировки
– инструкция выхода из имагинации
Вводное Вопросы об описании; Стиль интервенции, вводящей
сопровож- в переживание образа, должен усиливать
Глава 7
интервенции прикосновений;
дение вопросы о воздействии образа; это переживание, регулируя форму
сопровождения и смягчая страх
вопросы, побуждающие к действию;
базовые интервенции, обозначающие присутствие
и сопереживание (резонанс)
Прояснение Вопросы о воздействии образа Поддержка аффективного переживания
аффекта, диф- и дифференцирования аффекта
ференцирова-
ние аффекта
Проясне- Вопросы, побуждающие к действию;
ние желаний интервенции воздействия взглядом;
и их защиты работа с обменом ролями
Поддержка Стратегии поддерживающих интервенций: Активация положительных внутренних
конфронта- – интервенции сопереживания/резонанса; объектов и репрезентация проекций
ции самости – прямые и непрямые интервенции подбадривания; Я-идеалов;
– работа с Я-укрепляющими символическими образами; укрепление системы самости через времен-
ный отказ от фокусирования на конфликте
– поддержка запроса на дистанцирование и через активацию положительно окрашен-
ного ранее опыта отношений;
регрессия на службе собственного Я
Осознание, Фокусирование; Интеграция расщепленных частей
рассмотрение конфронтация; самости, ослабление ограничивающей
и проработка ассоциативный шлейф; импульсы защиты, работа с негативными
центральных интроектами
конфликтов интервенция испытания силой;
работа с обменом ролями;
работа с возрастной регрессией;
ассоциативное воображение с минимально
структурирующей техникой интервенций;
возврат к исходному образу
Смягче- Интервенции сопереживания/резонанса; Контейнирование аффектов через терапев-
ние аффекта интервенции подбадривания; та, в особенности у пациентов со слабой
и поддержка стратегии дистанцирующих интервенций: структурой, с поддержкой триангуляторно-
способности го психического пространства мышления
символизации – интервенции ускоренной киносъемки
(цейт-лупа-интервенция);
– интервенции с перспективы птичьего полета
299
Глава 7
«А как сейчас?», «Чего бы вам хотелось сейчас?», «Тогда вы можете, ко-

нечно, раз вы хотите», «Возможно, вы попробуете еще раз», – или даже
с более утвердительным акцентом: «Вы найдете возможность».
Действуя таким образом, терапевт поддерживает пациента в ситуа-

тивном снижении напряжения относительно препятствий и ограни-
чений, которые обусловлены его сверх-Я и помогает ему свободнее
перемещаться в имагинативном пространстве. В самом начале работы
это может воодушевить пациента, повысить его ожидания от терапии.
В качестве примера, показывающего стиль работы, где одновре-
менно применяются поддерживающие интервенции и интервенции
конфронтации, можно рассмотреть случай г-жи Айхель (пар. 6.5 (79)).
Здесь предлагается побуждающий мотив для работы с Я-идеалом
(пар. 7.2) и звучит следующий вопрос:
– Вы можете попробовать оказаться в этом месте и вступить в кон-
такт с Антигоной?
– Это не просто. Она кажется неприступной.
– Она почувствовала, что вы там? (Прояснение.)
– Я присела на корточки. Она стоит прямо, неподвижно. Я чувст-
вую себя беспомощной по сравнению с ней. Она такая уверенная,
благородная. Я ощущаю себя не на своем месте. Это чувство так
знакомо мне…
– Когда вы это чувствуете, вспоминается ли вам какая-нибудь сце-
на из жизни? (Техника ассоциативного шлейфа, см. ниже).
– Я слишком большая, слишком грубая, слишком неотесанная. Моя
мать мне всегда говорила: как можно иметь двух таких совершен-
но разных детей, одного такого красивого, другую такую уродли-
вую… (Плачет.)
– А что же все-таки могло бы помочь вам вступить в контакт с Ан-
тигоной? (Интервенция подбадривания, фокусирующая интер-
венция.)
– Если бы я представила, что на мне надето что-то приличное
или даже благородное. Да, так лучше. Сейчас я тоже стою, пря-
мо, но не как Антигона, однако ровнее, чем до этого. Возможно, все
стало бы лучше, если бы я смогла услышать голос Антигоны.
– Да, и как бы вы могли осуществить это? (Непрямая интервен-
ция подбадривания.)
300
– Приблизиться к ней. Сейчас она смотрит на меня теплым, друже-

любным взглядом…
С другой стороны, осуществление задач психодинамической тера-
пии означает также постоянное фокусирование на осознании и об-
работке центральных внутренних конфликтов. Это другая сторона
терапевтической работы с пациентом в области его оптимального
уровня тревоги: конфронтировать с его защитами, с выявившимися
конфликтами и с его различными внутренними частями, чтобы, на-
пример, сделать возможным возврат этих спроецированных частей
в самость.
Это означает также ожидание, что пациент будет испытывать тре-
вогу и другие формы душевной боли. Такие конфронтации с опре-
деленными внутренними аспектами и частями самости следуют,
как правило, за процессом самораскрытия и в этом отношении не яв-
ляются чем-то удивительным или слишком увлекательным. Если
в процессе терапии пришло осознание определенного внутренне-
го конфликта, возможная конфронтация с внутренними и внеш-
ними объектами в имагинации может быть совместно согласована
в предварительной беседе. Однако иногда уже во время вводного со-
провождения под давлением напирающих желаний отношений это
может очень быстро привести к сценам, содержащим конфликт. На-
пример, в представляемом образе можно встретить на воображаемом
лугу пугающего зверя. Как можно понимать этот страх и какие ин-
тервенции здесь уместны?
Если пациент в своей имагинации встречает пугающее его су-
щество, это, прежде всего, вопрос о том, идет ли здесь речь о рас-
щепленном, враждебно воспринимаемом интроекте, возможно, пре-
следуемой части Сверх-Я, или о враждебной интериоризированной
сверхсильной репрезентации объекта, связанной с имплицитным
переносом, что также означает, что и терапевт воспринимается по-
добным образом (пар. 7.7.4). Лейнер предлагал на этапе знакомст-
ва с имагинацией в фазе формирования доверия использовать тех-
ники интервенций, которые он назвал «Кормление и насыщение»,
или «Примирение и нежные объятия». Он рекомендовал спраши-
вать пациента в процессе имагинации, есть ли у него что-то, чем он
может умиротворить это животное, или что он может дать живот-
ному поесть, в состоянии ли он погладить его, чтобы «успокоить».
Такая форма общения с наполняющим страхом враждебным сим-
301
Глава 7
волическим персонажем должна воспрепятствовать тому, чтобы па-

циент последовал терапевтически неплодотворному принципу «все
или ничего» и захотел сбежать от этого объекта или «уничтожить»
его. Описанные Лейнером техники (Leuner, 1985, S. 111) предлага-
ют что-то примиряющее вместо угрожающих репрезентаций – будь
то на оральном (кормление) уровне или на уровне осуществления на-
мерений прикоснуться и ощутить эмоциональную близость (нежные
объятия), – что может смягчить страх и вызвать процесс интегра-
ции, например, расщепленных интроектов. Обе техники могут сле-
довать друг за другом.
Когда выбирается подобная форма интервенций, то в рамках
представленного здесь психодинамического подхода важное зна-
чение имеет прояснение вопроса: какой репрезентации объекта
или какой части самости в этой ситуации уступил терапевт, чтобы
снизить свой собственный страх, и было ли это действительно не-
обходимо? Это прояснение может происходить также исключитель-
но внутри терапевта (пар. 7.7.5), важно лишь, чтобы это не привело
к отыгрыванию контрпереноса, когда терапевт позволяет пациен-
ту как будто рефлекторно хвататься за «имагинативную кормушку»!
Может быть, вместо этого в данной ситуации целесообразно опре-
делить толерантность пациента к страху. По возможности он дол-
жен сам найти способ укрыться (в лощинке, за деревом и т. п.) и на-
блюдать из этого отдаленного места за пугающим его воображаемым
объектом. При необходимости его можно подбодрить. В психодина-
мической психотерапии нередко полезно скрупулезное всматрива-
ние, помогающее определить, что первый импульс страха преувели-
чен относительно реальной опасности. Часто подобное происходит
и в имагинации. Если терапевт сначала позволяет детально описать
вызывающие страх образы и одновременно при помощи интервенций
сопереживания (резонанса) обращает внимание на то, чтобы не воз-
никало долгих пауз во время повествования пациента, то есть под-
держивает с ним плотный контакт, страх часто уменьшается и уже
не требуется делать ничего дополнительно. Если возникает необ-
ходимость, то терапевт может напомнить о себе с помощью вопро-
сов, выражающих его заинтересованность. В случае потери контак-
та с терапевтом у пациента может усилиться тревога, приводящая
к «исчезновению» образа, что не следует воспринимать как что-то
«плохое». Однако это то, что может лишить пациента возможности
продолжить начатое взаимодействие.
302
В качестве следующей редуцирующей страх интервенции, которая

одновременно обрабатывает конфликт и конфронтирует с ним, мо-
жет быть использовано побуждение пациента посмотреть в глаза во-
ображаемого персонажа, «почувствовать эмоциональное воздействие
взгляда» и описать его. Посредством такой интервенции воздействия
взгляда и сопутствующих вопросов об ассоциациях – напоминает ли
ему о чем-либо этот взгляд, встречал ли он когда-либо такое выраже-
ние – иногда удается связать страх. Постепенно удается распознать
принадлежность специфического взгляда в лицо, с которым ассо-
циируется страх (учитель, дядя, мать), и пациент может в образной
ситуации проверить уместность степени страха, которая ранее была
оправданна. В имагинации это может привести к внезапной смене
сцены пейзажа с вызывающим страх животным на сцену биографи-
чески значимого воспоминания или на покрывающее воспоминание,
которое может скрывать еще более глубокий уровень. Затем паци-
ента можно спросить, как он себя чувствует в «новой сцене», какой
импульс он ощущает и что он хотел бы сейчас сделать по собствен-
ной инициативе, что, однако, не обязательно должно происходить
именно в этой же имагинации.
Не всегда при «воздействии взгляда» страх уменьшается. И не все-
гда взгляд сразу распознается и присваивается какому-либо объекту
(лицу). В этом случае терапевту необходимо пытаться предотвратить
ситуативное восприятие пациентом возможного поражения (что вы-
ражается через побег из образа или уход в другой образ), создавая па-
товую ситуацию с помощью интервенции «подчинения себе сопер-
ника собственным взглядом»:
«Посмотрите твердо в глаза Х, постарайтесь проявить настойчивость
и зафиксировать его взгляд, подчинить его вашему взгляду».
Интервенция испытания силой может привести к тому, что образ из-

менится. Персонаж может покинуть сцену или выход из этой има-
гинативной ситуации будет происходить «неуверенно», но в то же
время при сохранении уважения к «противнику» и к себе, что может
способствовать укреплению самооценки пациента. В дальнейшем,
благодаря проясняющим беседам после представления образа, может
быть подготовлена более благоприятная почва для последующих
имагинативных встреч и вместе с тем достигнуто лучшее понимание,
что могло бы сделать его мощным или даже сверхмощным в глазах
«другого».
303
Глава 7
Подобное установление контакта, то есть конфронтацию, как пра-

вило символизирующую отщепленную часть самости, необходимо
активно стимулировать при проведении терапии. Такой часто вер-
бальный обмен с воображаемым персонажем со временем может из-
менить не только самовосприятие пациента, но и восприятие про-
тивника и привести к прояснению и инсайту.
В качестве поддержки в подобных или других имагинативных
ситуациях, где выражены опасность, ощущение беспомощности
и дезориентация, можно применять также работу с Я-укрепляющими
символическими образами, которые возникают преимущественно
спонтанно, а затем повторно появляются в имагинации как вопло-
щение положительных интроектов. Они также понимаются как вы-
ражение отношений в переносе, которые благодаря этому становятся
наглядными (пар. 7.7.2). Чаще всего это снова могут быть животные,
которые, однако, в этих случаях – обладая интуитивными инстин-
ктивными знаниями – бывают полезны. Например, это может быть
сова, которая вдруг села здесь и может указать дорогу. Или это будет
верблюд, который бежит мимо рысцой и на котором уставший пут-
ник сможет перемещаться по ландшафту. Полезное знание может
прийти также и от «старого мудреца». Нахождение таких помогаю-
щих объектов, которых Лейнер называл «внутренними проводни-
ками» (Leuner, 1985, S. 197) или при частом возникновении – «мая-
ками» (в случае г-жи Айхель это были кошка и осел), терапевт может
побуждать следующим образом:
«Попробуйте осмотреться вокруг, возможно, есть кто-то, кого вы
можете спросить». Или более конкретно: «Возможно, есть обитатель
этой местности, который здесь ориентируется, и он может дать вам
совет?», «Кто или что может быть сейчас полезным?».
Все же к таким формулировкам не следует прибегать без учета кон-

кретной ситуации. Терапевт должен каждый раз решать, исходя
из контрпереноса, что в этой ситуации подходит пациенту (в его
состоянии неуверенности) или насколько необходима и полезна
для терапевтического процесса может быть его поддержка.
Эти положительно наполненные символические репрезентации,
которые спонтанно или при терапевтической поддержке появля-
ются в дестабилизирующих или взывающих страх имагинативных
ситуациях и в соответствии с психоаналитической лексикой пони-
маются как вспомогательные Я-функции или хорошие внутренние
304
объекты. Они могут быть репрезентациями Я-идеала, который под-

бадривает пациента и поощряет его к «продвижению вперед» (Chas-
sequet-Smirgel, 1987).
При терапевтически поддерживаемой конфронтации с таким
плотным, аффективно наполненным символическим материалом
имагинации (Лейнер говорил о «конфронтации символов») основное
внимание уделяется технике фокусирования на центральном интрап-
сихическом конфликте (ср. выше имагинацию Антигоны). При сти-
мулировании генетических ассоциаций, благодаря которым можно
получить доступ к материалам воспоминаний, этот конфликт может
быть более точно определен относительно заложенных в нем жела-
ний и защит, что делает возможным обсуждение сопутствующих аф-
фектов и помогает инициировать постепенный процесс интеграции.
Целью всех этих техник интервенций является в конечном итоге
интеграция расщепленных частей самости, а также ослабление огра-
ничивающей желания и импульсы защиты за счет дистанцирования
от негативных интроектов и постепенного, шаг за шагом, прибли-
жения к «договоренности о примирении» с ними на имагинативном
уровне. В дальнейшем это может привести к преодолению нанося-
щего ущерб расщепления. Приобретенные же в имагинации навыки
межличностного общения могут быть использованы в реальной жиз-
ни, что повысит качество коммуникации за счет снятия проекций.
Этот процесс по причине достаточно часто наблюдаемого усиле-
ния защит не всегда проходит гладко во взаимодействии циклов по-
нимания и проживания. Однако в психодинамической КИП, при-
меняющей имагинации, и зачастую в аналитической психотерапии
(пар. 7.7.6) достаточно редко бывает необходим непосредственный
анализ наблюдаемого сопротивления. Это можно сделать опосре-
дованно, используя в имагинации технику ассоциативного шлей-
фа (см. выше пример с Антигоной). Предполагается, что психоди-
намический фокус будет направлен на выявление разнообразных
тем и временных биографических отрезков. Терапевт, фокусируясь,
например, на выражении глаз, на эмоциональном восприятии де-
талей ландшафта или на преобладающем в данный момент телес-
ном ощущении, побуждает пациента представить «соответствую-
щие» ощущениям генетические сцены:
«Возможно, однажды вы где-то уже сталкивались с этим?», «Что вам
это напоминает?», «Знакомо ли вам это чувство?», «Приходит ли вам
305
Глава 7
в голову сцена из вашей жизни, когда вы уже испытывали нечто по-

хожее?», «Приходит ли вам в голову сцена из вашей жизни, которая
отзывается в ваших чувствах?». А если пациент что-то вспоминает, то:
«Что у вас сейчас перед вашим внутренним взором?», «Возможно, вам
в голову сейчас пришла какая-то сцена?», «Могли бы вы представить
что-то, что соответствует этому ощущению?».
Применение таких интервенций часто способствует развитию «об-
раза в образе»: тематически связанные ассоциации обогащают фокус,
а также вызывают генетические ассоциации. На заключительном
этапе наблюдения такого многослойного образа часто полезна ин-
тервенция, побуждающая пациента заново «вернуться» к исходному
моменту. Наблюдаемые трансформации первоначальной карти-
ны часто приводят к спонтанным инсайтам и усиливают доверие
к «явственно» наблюдаемым изменениям в процессе терапии. Когда
г-жа Мусат (пар. 4.4 (9)) на символическом уровне (семья овец) по-
дробно исследовала определенные важные переживания, связанные
с семейной динамикой, терапевт побуждал ее:
– Вы не могли бы вернуться в начало образа? Вы видели коров.
Что с ними стало?
– Да, картина изменилась. Сейчас я вижу корову и ее теленка. Теле-
нок стоит очень близко к матери. Он под защитой и сам защища-
ет. (Это образ, который одновременно ищет и дает защиту.) Он
инстинктивно пьет, стоит под выменем и ласкается. Мать по-
ворачивает голову к теленку.
Техника ассоциативного шлейфа, стимулирующие изменение на-
правления имагинативного потока в сторону генетических ассоциа-
ций, позволяет выйти на параллель с центральной темой конфликта
отношений (Luborsky, 1995). Несмотря на то, что для центральной
темы конфликта отношений актуальный перенос имеет большее
значение, нежели в КИП, как одна из психодинамических концепций
она очень хорошо совместима с КИП, на что, в частности, указывал
Хенниг (Hennig, 2007).
Поскольку техника ассоциативного шлейфа позволяет полу-
чить представление о конфигурации защит, она применяется так-
же и в супервизии в ситуациях стагнации из-за вытесненного бес-
сознательного сговора (Cottier, 2005).
Следующая интервенция, которая интенсивно подготавливает
процесс интеграции и дает возможность переживания аффективно-
306
го расщепления – это обмен ролями, взятый из психодрамы. Пациен-

ту предлагается занять место персонажа, который, например, нахо-
дится напротив и вызывает у него страх: «Могли бы вы представить
себя этим львом, стать им». Обмен ролями часто происходит спон-
танно, и это радикально меняет аффективное настроение имагина-
ции (случай г-жи Мусат – пар. 4.4 (14)). Конечно, расщепление здесь
не преодолевается, но становится возможным обрести аффективный
опыт достоверности, который помогает в дальнейшей интеграции.
Одна из интервенций, которая часто спонтанно возникает в има-
гинации и является стратегией, способствующей интенсивному про-
рабатыванию конфликта, – это возрастная регрессия. Пациент пред-
ставляет себя в образе моложе, чем он есть на самом деле, как правило,
ребенком. Это становится понятным благодаря определенным уточ-
няющим формулировкам: «На сколько лет вы себя чувствуете?». Или,
когда терапевт задает дополнительный вопрос, во что одет пациент,
вдруг он сам начинает понимать, что воспринимает себя четырех-
летним мальчиком в своих первых кожаных штанах. Возраст паци-
ента может неоднократно меняться даже внутри одной имагинации:
«Теперь я снова взрослый». Возникающую возрастную регрессию
можно использовать для обнаружения и проживания заново вос-
кресших в воспоминаниях жизненных отрезков и связанных с ни-
ми конфликтов. Пример взят из случая г-жи Айхель – пар. 6.5 (145):
Пациентка представляет образ на предложенный терапевтом
мотив «Весенний ландшафт». Это холмистая зеленая даль, ковер
из дубравной ветренницы, ручей с желтой болотной калужницей.
Я собираю букет из первоцветов. Сейчас я под деревьями, цвету-
щими белыми цветами. Вижу себя под яблоней ребенком с белым
бантом. Но почему я смотрю так серьезно и невыразительно? Так
безрадостно?
– Хотели бы вы спросить об этом девочку? (Конфронтирующее
фокусирование.)
– Она говорит: Я ушла с праздника. Снова сделала что-то непра-
вильно.
– У вас есть идея, что могло бы помочь девочке? (Интервенция под-
бадривания вместо фокусирования на конфликте, ср. пар. 6.5.)
– Игра в мяч… Когда девочка начинает играть, она преображает-
ся. Она привлекает к игре дружелюбную женщину. Это достав-
ляет удовольствие – у нас все хорошо, яркий мяч, цветы. Про-
307
Глава 7
должительная игра у ручья. Девочка беспокоится, что кто-то

зовет ее. Она должна вернуться. Здесь еще ее плюшевый мишка.
Мы делаем для него веночки. Сейчас мы готовим заговор против
других.
Хотя на данном этапе терапии в силу строгого Сверх-Я г-жи Айхель
важно было чаще подбадривать ее, работа с возрастной регрессией
все же может способствовать проработке конфликта (ср. пар. 6.5 (392),
например, в том месте имагинации, где происходит спор с матерью
на кухне и пациентке в образе ребенка становится доступна агрес-
сия как способ защиты). Интервенции, предполагающие страте-
гию усиления интенсивности, особенно рекомендуются для работы
с «чрезмерно структурированными» пациентами. Например с теми,
у кого наблюдаются чрезмерно строгое Сверх-Я и компульсивные
компоненты структуры с изоляцией аффекта или иные затруд-
нения доступа к эмоциональной сфере. (Пациентов с дефицитом
структуры можно обозначить, наоборот, как «слабо структуриро-
ванных»; для них такие стратегии интервенций противопоказаны,
см. ниже.)
В работе с пациентами с уже укрепившимся Я и в рамках тера-
пии, приближенной к психоаналитическому сеттингу, ассоциатив-
ный шлейф и возрастная регрессия используются спонтанно. В этом
случае терапевт может в дальнейшем отказаться от побуждающих
и поддерживающих интервенций и ограничиться лишь базовыми
интервенциями присутствия. Такая форма работы с имагинация-
ми частично соответствует принятой в аналитической психотера-
пии так называемой технике свободных ассоциаций, где лежащий
на кушетке пациент время от времени проговаривает свои свобод-
ные ассоциации, являющиеся результатом ассоциативного вообра-
жения. В каком-то смысле он «находится по ту сторону» – в имаги-
нативном пространстве. На продвинутом этапе терапии (ср. случай
г-жи Айхель – пар. 6.5 (452)) пациент по большей части обходится
без вербальных интервенций терапевта, поэтому здесь можно гово-
рить о минимально структурирующей технике интервенций. Г-жа Ай-
хель молчала дольше обычного. После небольшой паузы я спроси-
ла: «Где вы сейчас?». Она ответила, подхватив ранее проведенную
имагинацию: Я лежу как кошка, свернувшись в низине. Сейчас я вижу
эту кошку перед собой, глажу ее. А теперь я сама – эта кошка. Я мо-
гу расслабиться, я ничего никому не должна, не нужно ничего делать,
308
здесь я не обязана ничего исправлять, я могу просто быть. Но мне все

еще нужно, чтобы вы напоминали мне об этом.
Однако восприятие нашего контрпереноса здесь достаточно
важно, чтобы, во-первых, быть бдительными и чувствовать, на-
сколько пациент сохраняет исцеляющую заботу о себе, одновре-
менно находясь в конфронтации с самим собой и прорабатывая то,
что он излагает или упоминает, и, во-вторых, чтобы иметь возмож-
ность осуществить вмешательство, будь то поддержка или конфрон-
тация.
Как правило, это характеризует терапевтическую фазу прора-
ботки, необходимую для закрепления полученных аффективных
инсайтов, что в дальнейшем способствует смене дисфункциональ-
ных паттернов отношений на более функциональные и распро-
странению их на более широкой основе в различных сферах жизни.
В КИП, как и в любом другом психодинамическом терапевтическом
процессе, заложена эта возможность. Здесь также следует упомянуть,
что описанный Лейнером (Leuner, 1985, S. 233) процесс «проживания
и переживания страдания» не следует представлять себе как техни-
ку в узком смысле, а нужно понимать его как процесс, ставящий ак-
цент на аффективной проработке, особенно если он сопровождает-
ся этапами сепарации и горевания.
Внутренние процессы сепарации – будь то от реальных людей,
от более ранних представлений о самом себе или от интериоризи-
рованных образов объектов – связаны с новыми шагами к автоно-
мии. Сначала необходимо попробовать в имагинации вести себя
по-новому. Чтобы сопровождать пациентов в этом пробном действии,
не требуется никакой специальной стратегии интервенции. В этом
месте хотелось бы еще раз сослаться на эстетическую ценность има-
гинаций (пар. 3.3) с их аспектами избыточности значений и игровой
реальности. Радость от собственного действия в имагинации может
усиливать катексис самости. Ограниченные ригидным Сверх-Я па-
циенты в имагинации могут, наконец, позволить себе употребить
не используемые до этого собственные возможности. Это способст-
вует также обработке ограничивающих импульсов Сверх-Я. В качест-
ве примеров можно упомянуть имагинации с кузнечиком и львом
(случай г-жи Мусат – пар. 4.4 (15)), где пробное действие происходит
еще в области необычного, небезопасного. Похожая поддержка на-
блюдается в освоении дома, поначалу ощущаемого как нечто злове-
щее и чуждое (случай г-жи Грюн – пар. 5.4 (24)).
309
Глава 7
• Стратегии и формы интервенций (5) в расширенном реестре

показаний к применению КИП
Лечение при помощи КИП пациентов со слабым Я или пациентов
со структурными нарушениями все-таки допустимо, но делать это
должны обученные методу терапевты (Bahrke, 2005; Bartl, 1989; Dieter,
2000, 2012). При этом техники интервенций должны быть модифи-
цированы в соответствии с более низким структурным уровнем
интеграции (Arbeitskreis OPD, 2006), что в равной степени относится
также и к другим направлениям психодинамической психотера-
пии (Rudolf, 2010; Wöller, Kruse, 2010). В данном случае наблюдает-
ся ограничение доступа к психическим функциям, относящимся
к организации самости и отношениям с внутренними и внешни-
ми объектами, что может быть выражено по-разному и из-за чего
не представляется возможным сформулировать какие-либо нор-
мативные правила. В начале терапевтического процесса с такими
пациентами все же крайне редко показано внедрение имагинаций,
так как в момент обращения они часто переполнены аффектами,
а также социально дезинтегрированы, что требует стабилизирую-
щих интервенций и предоставления вспомогательных Я-функций
для внешнего регулирования аффекта и поддержки в структури-
ровании социальной ситуации. Однако как только эти пациенты
достаточно стабилизируются в своей повседневной жизни, в плани-
ровании их лечения необходимо будет сосредоточиться на развитии
дефицитарных Я-функций, улучшении аффективной толерантности,
более автономном регулировании аффекта и содействии развитию
ментализации. При этом необходимо учитывать основные принципы
структурообразующих психотерапевтических техник, как они пред-
ставлены, в частности, у Хайгл-Эверса (Heigl-Evers, 1993), Рудольфа
(Rudolf, 2010),а также у Аллена и Фонаги (Allen, Fonagy, 2009). Внутри
таких рамок возможно и полезно внедрение имагинаций, прежде
всего исходя из функции стабилизации и функции фомирования
структуры (Bahrke, 2005; Dieter, 2000, 2006, 2012), для улучшения
дифференцированности аффектов, самости и объекта, а также раз-
вития ментализации, или способности к символизации (ср. случай
г-жи Грюн, все имагинации).
Фонаги и Тагет (Fonagy, Target, 2002) описали возрастную эволю-
цию психики: режим психической эквивалентности – режим подра-
жания – режим рефлексии – до возрастающей способности к сим-
волизации, которая у пациентов с низкой структурной интеграцией
310
либо совсем не сложилась, либо сформировалась ограниченно. По-

скольку аспекты объекта и самости у них не были представлены сим-
волически (пар. 7.2, экскурс 7: «Символ»), а воспринимались как бы
«один к одному» (Ханна Сигал ввела в 1957 году понятие «символи-
ческого равенства»), наряду с отсутствием способности к символо-
образованию у них также отсутствовала и сопровождающая ее спо-
собность дистанцирования от оказывающей давление ситуации (см.
также: Fonagy et al., 2004). Недостаточная толерантность к аффекту
может сопровождаться значительной тенденцией к расщеплению,
и это может также проявляться в переполненности имагинации аф-
фектами. Переживаемый в образе страх не может быть «преодолен»
даже при помощи интервенции испытания силой. Он доходит до та-
кой степени, что есть опасение «выпасть из образа», что может про-
изойти как внутри имагинации, так и через ее прерывание.
В этих случаях к вышеупомянутым интервенциям могут быть
добавлены стратегии большего дистанцирования. Например, ес-
ли предложение понаблюдать за сценой и затем детально ее описать
не снижает тревогу, можно предложить пациенту представить ее
в «ускоренной киносъемке». Благодаря использованию терапевтом
данной интервенции возможно контейнирование аффекта.
Еще одна возможность дистанцирования – это использование
тенденции к расщеплению для стабилизации защиты. Пациенту
предлагается посмотреть «на ситуацию извне, лучше всего с высо-
ты птичьего полета» (интервенция с перспективы птичьего полета).
Такая защитная стратегия перехода в позицию наблюдателя, до-
статочно часто спонтанно используемая шизоидными пациента-
ми, здесь при переполненности аффектами применяется терапев-
том целенаправленно.
Снижение аффекта подобным способом дает возможность па-
циентам со структурной патологией идентифицировать себя с тера-
певтом как с третьей наблюдающей стороной. При этом происходит
ситуация триангуляции, которая стимулирует процессы символи-
зации. Например, пациента можно спросить, что необходимо там,
«внизу» его репрезентации, которая находится под угрозой. Можно
позволить ему вмешаться, чтобы он смог позаботиться о себе. Соз-
данное таким образом психическое, ментальное и символическое
пространство триангуляции (Schnell, 2005) должно быть повторно
использовано в дальнейших имагинациях, особенно если пациент
снова и снова представляет негативные интроекты и испытывает
311
Глава 7
давление аффекта. Постепенно это будет способствовать развитию

рефлексии (ср. наглядное описание у Кулберга (Cullberg, 2011). Та-
кой пациент чаще всего воспринимает интерпретации как интрузив-
ное нападение, в связи с чем их следует избегать. Чтобы помочь ему
развить самонаблюдающую часть, полезно делать более наглядны-
ми соответствующие защитные механизмы, которые он использует
и которые ему становятся необходимы, если контакт с воображае-
мым внутренним объектом или близость с терапевтом оказывают-
ся слишком интенсивными или если он слишком сильно подвержен
своим аффектам. Таким образом, важная работа над триангуляцией
в смысле герменевтического движения по спирали приведет к фо-
кусировке терапии и постепенно, шаг за шагом, к улучшению спо-
собности к символизации и к использованию символов (ср. случай
г-жи Грюн).
Лечение пациентов со слабой структурой требует от терапев-
та особой способности к контейнированию аффектов, что, однако,
должно происходить при тщательном отслеживании контрпереноса.
Терапевт ни в коем случае не должен становиться свидетелем мазо-
хистического или садистического поведения и не должен допускать
проигрывания агрессивно-деструктивных действий пациента про-
тив себя или воображаемых персонажей во время имагинации. Он
ответственен за соблюдение границ и за то, чтобы интроекты, возни-
кающие из-за бессознательного массивного незаконного превыше-
ния власти и пренебрежения, не доминировали в терапевтическом
процессе и не разрушали терапевтические отношения. Дополни-
тельная информация относительно этих интервенций и техник ле-
чения пациентов со слабой структурой с применением КИП содер-
жится в других работах (например: Bahrke, 2005; Bartl, 1989; Dieter,
2000, 2006, 2012).
Это также относится и к различным техникам интервенций
при лечении психотравмы с помощью кататимно-имагинативной
психотерапии. Само собой разумеется, что здесь также следует на-
чинать с общих правил терапии психотравмы (Fischer, Riedesser,
2009). Способы, с помощью которых имагинации могут использо-
ваться для содействия стабилизации в защищающих рамках, а также
для формирования конфронтации с травматическими событиями
и имеющимися стратегиями их переработки, были детально описа-
ны у Штайнер и Крипнер (Steiner, Krippner, 2006). Эти авторы пред-
ставили подробные описания случаев, когда и стандартные мотивы,
312
такие как «безопасное, защищенное место», «сейф», встреча с «вну-

тренними помощниками» или работа с концептом «внутреннего ре-
бенка», конфронтация с преступником, встреча с травматогенным
интроектом, и имагинации для интеграции травмы могут быть ис-
пользованы терапевтом и сопровождаться им в процессе психоди-
намической терапии.
Все, что на сегодня разработано и систематизировано для внед-
рения имагинаций, способствующих стабилизации травмирован-
ных пациентов, подробно изложено в другой работе (Reddenmann,
2001), однако кататимно-имагинативная психотерапия имеет своих
предшественников. Кроме того, эти наработки применяются в ле-
чении нетравмированных пациентов, преимущественно для укреп-
ления силы Я. Если пациент, например, находится под давлением
внешней конфликтной ситуации, у него нарушена адаптация и есть
показания к кризисным интервенциям, возможно применение ряда
последующих интервенций, способствующих регрессии. На имаги-
нативном уровне переживаний эти интервенции позволяют фанта-
зировать об исполнении желаний и удовлетворении базовых по-
требностей. Аналогичным образом конфронтация с конфликтом
отступает назад в разворачивающемся психодинамическом процессе,
если, например, по причине дополнительного опасного соматичес-
кого заболевания возникает дестабилизация пациента. Целью лече-
ния в этих случаях будут стабилизация и укрепление Я, в частности,
укрепление системы самости. Лейнер (Leuner, 1985, S. 259) говорил
о таком измерении, как «удовлетворение архаических потребностей»,
которое на сегодняшний день чаще всего описывается понятиями
активация ресурсов и регрессия на службе Я (Kris, 1952), что прежде
всего подразумевает активацию положительно окрашенного ран-
него опыта отношений. Мобилизации психических ресурсов само-
исцеления будут способствовать не только стратегии интервенций,
благодаря которым терапевт выступает в роли поддерживающе-
го сопровождающего, но и побуждающие мотивы, перечисленные
в параграфе 7.2, понимаемые как укрепляющие доверие послания
отношений.
Применение всех описанных здесь техник интервенций может
быть систематизировано следующим образом:
1) относительно фазы терапии;
2) относительно структурного уровня;
313
Глава 7
3) согласно трем основополагающим терапевтическим функциям:

функции выражения и прояснения, функции стабилизации – через
укрепляющую способность Я к регрессии и функции, формирую-
щей структуру;
4) относительно частичных целей или целей процесса (например,
переживание аффекта и его дифференцирование).
Поскольку все эти принципы упорядочивания частично пересека-
ются, в таблице 7.1 была предпринята попытка найти между ними
некий компромисс.
В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что стратегии
интервенций в КИП следуют основным принципам психодинами-
ческой психотерапии, различие состоит лишь во включении имаги-
наций в терапевтический сеанс и терапевтический процесс (пар. 7.4).
В беседе, как и в имагинации, терапевт старается содействовать аф-
фективному инсайту. Он способствует этому, благодаря приближению
к фокусу, интерпретациям наблюдаемого сценического материала,
реагированию на детали или делая подготовительные проясняющие
шаги для интерпретации. Аффективные инсайты раскрываются лег-
че и бывают более устойчивыми в процессе представления образа,
но они снова и снова возникают в беседе, например, ага-пережива-
ния, в которых понимание сопровождается аффектом.
Интерпретация сама по себе никогда не происходит в имагинации,
а всегда в беседе. Интерпретация – это попытка вербализовать слож-
ность психического материала с учетом контрпереноса и способство-
вать осознанию содержащихся в нем взаимосвязей. При этом бывают
различные формы интерпретаций: интерпретация содержания, ин-
терпретация сопротивления, генетическая интерпретация, а также
интерпретация переноса. В процессе имагинации такие интерпрета-
ции будут восприниматься как интрузивные, и потому их не следует
допускать. С другой стороны, дальнейшая конфронтация, проработка
и аффективное углубление уже интерпретированных инсайтов могут
снова поддерживаться в имагинации (подробнее в пар. 7.4).
7.4. Введение имагинации в терапевтическую сессию

и терапевтический процесс
Основания для введения имагинаций в психодинамический терапев-
тический процесс – с опорой на три их основные терапевтические
функции – были изложены в параграфе 3.3: имагинации помогают
314
работе с внутренними конфликтами и их защитами (функция вы-

ражения и прояснения), поддерживают регрессию, способствующую
укреплению Я в ситуации стресса (функция стабилизации), они
подходят также для поддержки структуры (функция формирования
структуры), имеют способность проживания переживаний через аф-
фективное обогащение и могут выступать в качестве переходного
феномена, что обобщено в их эстетической способности.
Возможности для ввода имагинаций в терапевтический процесс
существуют постоянно. Это можно сделать на каждой сессии. Ра-
нее уже были представлены различные способы того, как предло-
жить пациенту первичную имагинацию (пар. 3.5) и познакомить его
с принципами работы с образом (пар. 7.3; ср. также пар. 4.3, пар. 5.3
и пар. 6.3).
Наряду с договоренностью о введении имагинаций в терапевти-
ческий процесс КИП-терапевт должен принимать совершенно кон-
кретные решения: как часто, на каком именно сеансе, в какое время
терапевтической сессии или по какой причине целесообразно пред-
лагать имагинацию? Как он будет во время сессии формировать пе-
реход от диалога к имагинации и наоборот. Если сформулировать
кратко: как будет происходить включение отдельных имагинаций
в терапевтическую сессию и терапевтический процесс в целом?
• О частоте имагинаций в терапевтическом процессе

В кататимно-имагинативной психотерапии до сих пор считается,
что можно побуждать пациента к процессу имагинации каждые 3–4
терапевтические сессии. Однако это может происходить и на каждом
сеансе, и гораздо реже. Предварительная договоренность об уста-
новлении с самого начала определенной частоты проведения има-
гинаций будет весьма полезна для регулирования процесса, а также
для задания четкой структуры сеанса терапии, на котором будет
происходить имагинация. Например, можно договориться начать
этот сеанс с «предварительной беседы», затем 20–25 минут работать
с имагинацией и закончить его короткой «заключительной беседой».
Такие предварительные установки и ритуалы могут в отдельных
случаях быть очень полезны, но необходимо обращать внимание
на то, что они могут имплицитно содержать проявления перено-
са. С одной стороны, данные установки и ритуалы подчеркивают
асимметрию отношений, в которых терапевт обладает экспертным
знанием, полезным для пациента, с другой, создается впечатление,
315
Глава 7
что имагинация – это что-то действительно «стоящее» и что не все

отрезки сеанса равноценны по отношению друг к другу.
Мы предостерегаем от таких установок, поскольку они могут
заострять отношения в переносе из-за кажущейся слишком надеж-
ной терапевтической позиции и искусственно провоцировать сопро-
тивление. Но, прежде всего, такие установки сужают пространство
как для пациента, так и для терапевта и могут не соответствовать
всей сложности сформировавшегося психодинамического процесса.
Например, влияя на переживание аффекта и регулирование близо-
сти-дистанции в переносе, имагинации могут определенным обра-
зом вмешиваться в течение и интенсивность всего психодинамиче-
ского процесса и его отдельных этапов. В свою очередь, это может
лишать терапевта, принципиально использующего установку да-
вать имагинации каждые 3–4 сессии, потенциальных возможнос-
тей управлять ситуацией, исходя из требований разворачивающей-
ся психодинамики.
Мы настаиваем на том, что для введения имагинаций следует
выбирать время, исходя из развития терапевтических событий. Ис-
ключение может быть сделано только для первоначальной фазы уста-
новления доверия к процессу имагинации при помощи побуждаю-
щих мотивов и интервенций вводного сопровождения. Более того,
устоявшиеся терапевтические отношения – у кого-то это происхо-
дит раньше, у кого-то позже – также включают в себя возможность
самостоятельного желания пациента представить имагинацию. Он,
например, может предложить побуждающие мотивы к имагина-
ции и их тематическую направленность (пар. 5.4 (4), пар. 6.5 (415)).
И в том, и в другом случае терапевту следует отрефлексировать мо-
менты сопротивления, контрпереноса и переноса, содержащиеся
в имагинациях (пар. 7.7).
• Критерии выбора для терапевтического введения имагинаций

Подробное описание течения терапии в трех представленных случаях
(в главах 4, 5 и 6) приведено с намерением показать и четко отследить
типичные моменты перехода от беседы к имагинации и включения
имагинаций в общий терапевтический процесс. Можно выделить сле-
дующие типичные моменты:
а. В беседе терапевт и пациент приближаются к биографическому
эпизоду, который, однако, остается «бледным» как в воспомина-
ниях, так и в эмоциональном резонансе. В этом случае имаги-
316
нация может содействовать тому и другому, в результате ситуа-

ция проясняется (пар. 6.5 (392)).
б. В беседе снова и снова обсуждается один и тот же конфликт, на-
пример, унизительного или тревожно-избегающего поведения
во взаимодействии. Такой конфликт может аффективно пере-
живаться в имагинации на примере яркого опыта объектных от-
ношений, глубже пониматься благодаря технике ассоциативно-
го шлейфа. Также он может быть по-новому и иначе, чем прежде,
разрешен на символическом уровне и заново проработан в бесе-
де или более поздней имагинации.
в. Считается, что имагинации могут быть следующим терапевти-
ческим шагом, если в беседе во время сессии инсайт и пережи-
вания приобрели конкретный фокус. Благодаря имагинации
появляется возможность обнаружить амбивалентность, зало-
женную в конфликте. Связанные с этим аспекты конфликта ока-
зываются более аффективно обогащенными (пар. 4.4 (9) «Семья
животных», пар. 6.5 (115), «Дорога»). Например, чтобы прорабо-
тать определенные, обычно латентные измерения обсуждаемого
в беседе конфликта, могут быть предложены такие стандартные
побуждающие мотивы (пар. 7.2), как «Гора» для темы дости-
жений или «Лев» для работы с агрессией (случай г-жи Мусат –
пар. 4.5 (14)).
г. Напротив, имагинацию можно предложить, в частности, для то-
го, чтобы через метафору сделать более наглядным сиюминутное
эмоциональное состояние (пар. 7.2, экскурс 7: Символ) с целью
лучшего понимания связанных с этим мотивов (пар. 6.5 (59)).
Например, это может быть ярко выраженный аффект гнева
(пар. 6.5 (482)).
В аналитической терапии имагинация в виде «имагинатив-
ной вспышки» в конце сеанса будет способствовать осознанию
соответствующего эмоционального состояния (г-жа Айхель на-
звала это «чувственным образом» – пар. 6.5 (452), (482), (522)).
д. Исходя из способности проживать переживания, можно неод-
нократно стимулировать имагинации у пациентов с аффектив-
ным расщеплением, например, у пациентов с соматоформным
расстройством или пациентов с ригидным Сверх-Я, если они
как бы сигнализируют об определенной аффективной готовнос-
ти. (Случай г-жи Айхель – глава 6 – предлагает многочисленные
317
Глава 7
примеры: общее побуждение к регрессии, в особенности на пер-

вом этапе терапии (6), (20), инициирование аффективной вовле-
ченности в самоконфронтацию (12), (15), (18), (51) или побужде-
ние к осознанию через поддержку аффективного переживания
транспортированных в это переживание желаний (105).)
Подобным же образом это может происходить и у пациентов
с защитой по типу интеллектуализации, которые стеснены в про-
явлении аффекта и от которых можно ожидать, что их эмоцио-
нальная сторона и связанные с ней желания будут проще и точ-
нее выражаться через имагинации (как это показано в случае
г-жи Мусат – пар. 4.5 (14) – в имагинации «Лев»).
е. Пациент в начале сеанса эмоционально что-то сообщает, воз-
можно, рассказывает сон. Во время сеанса он начинает избегать
связанного с этим аффекта и рационализирует. В такой ситуа-
ции в зависимости от формы терапии – краткосрочной или дол-
госрочной – и от ее этапа необходимо взвесить: нужно ли сде-
лать сопротивление темой обсуждения или можно дозированно
прорабатывать это сопротивление при помощи имагинации, ис-
ходя из эмоционального сообщения в начале сеанса (пар. 4.4 (6))
и понимания обусловленных переносом причин подавления
аффекта.
ж. Пациент самостоятельно выходит из диалога и погружается в дви-
жимое своей фантазией состояние. В данном случае может быть
целесообразно «перевести» это состояние в имагинацию и таким
образом развернуть его, аффективно усиливая (пар. 4.5 (15)).
з. Наряду с тем, что некоторые виды терапии первоначально на-
правлены на укрепление Я (пар. 3.3), в ориентированной на кон-
фликт терапии также может возникнуть этап, когда имеет смысл
предлагать имагинации, выбрав мотив с целью нарциссического
укрепления. Например, это ситуации, когда пациент находится
под внезапным дополнительным давлением «критических жиз-
ненных событий»: серьезное соматического заболевание, пе-
реезд, смерть, болезнь или необходимость постоянного ухода
за кем-то в семье (пар. 7.3). Таким образом можно помочь паци-
енту не только выстоять в подобной ситуации, вызванной осо-
быми внешними обстоятельствами, но и в связи с динамикой
конфликта в терапевтическом процессе отказаться от усиления
защит, обусловленных кризисом.
318
и. Имагинация может предлагаться, чтобы в воображении про-

должить прерванное или только частично запомнившееся ноч-
ное сновидение. Или же при помощи нее можно подхватить воз-
никший образ или деталь из сновидения, которые в дальнейшем
необходимо прояснить («кот» – пар. 6.5 (210)). Высказанная в бе-
седе метафора может предлагаться также в качестве вводного мо-
тива для имагинации, если есть возможность прояснить смысл
этой метафоры при помощи воображения (пар. 6.5 (175)).
к. Исходя из того же принципа, что и имагинативное продолжение
ночного сновидения, на определенном этапе терапии абсолют-
но на каждом сеансе следующая имагинация путем «дополня-
ющего воображения» может продолжать писать имагинативную
историю с того момента, где закончилась последняя имагина-
ция, реализуя таким образом прогрессирующий ассоциативный
процесс на имагинативном уровне. Важно, чтобы такое метафо-
рическое наполнение не становилось самоцелью, не отделялось
от понимания ее смыслового содержания, иначе это было бы не-
правильной эзотерической трактовкой терапевтических имаги-
наций. Однако было бы совершенно оправданно, если бы инте-
грация вторичного и первичного процессов (пар. 3, экскурс 4:
Первичный процесс) происходила не на каждом сеансе и не по-
сле каждой имагинации, а оставляла на определенный проме-
жуток времени имагинативную, обогащенную аффектами фор-
му переживаний в метафорическом подвешенном состоянии
«как бы».
л. Пациенты, которые находятся в длительной терапии и неодно-
кратно погружаются в процесс имагинации, параллельно с про-
чими путями своего движения к большей автономии будут более
активно и самостоятельно использовать эту возможность. В опи-
сании третьего этапа терапии г-жи Айхель были такие ситуации,
когда беседа по инициативе самой пациентки переходила в има-
гинацию (например, г-жа Айхель – пар. 6.5 (452) – во время паузы
в беседе видит перед своим внутренним взором, как она сидит,
свернувшись как кошка, недалеко от аналитика; на 522 сеансе
она начинает имагинацию, в которой плывет по течению в лод-
ке среди кувшинок; понимание возникающей «турбулентности»
и данного имагинативного погружения интегрируется в процесс
самопонимания).
319
Глава 7
м. Имагинации в силу их эстетической способности сверхдетер-

минированы. В них, если их повторно исследовать, каждый раз
можно «обнаружить еще что-то». В этом отношении они хоро-
шо подходят для ситуаций расставания перед перерывами в те-
рапии. (Так, первичная имагинация была полезна г-же Мусат
для перехода к первому этапу терапии, так же как и для г-жи Ай-
хель в период годового ожидания.) То же самое относится и к да-
ющей равновесие, наполненной многими значениями заверша-
ющей имагинации (как в случае г-жи Грюн).
Во всех этих случаях имагинация с учетом ее эстетической спо-
собности может быть предложена в качестве переходного объек-
та. На этом можно сделать акцент, побуждая к ее дополнитель-
ному оформлению (например, посредством рисунка).
Имагинация может быть также предложена в помощь тера-
певту для расширения возможностей регулирования близос-
ти–дистанции, например, в ситуации, когда требуется дистан-
цироваться от напряжения в отношениях в переносе. В этом
случае терапевту было бы важно проанализировать свои посла-
ния в контрпереносе самостоятельно или на супервизии. Часто
пациент использует проективную идентификацию, чтобы по-
грузить терапевта в то тяжело переносимое состояние, которое
он сам переживает (пар. 7.7.5). Если терапевт не отрефлексирует
это, то предложение провести имагинацию может стать отыгры-
ванием сопротивления контрпереноса.
Наряду с тем, что введение имагинации освобождает тера-
певта от давления, оно может помочь ему через дистанцирова-
ние снова восстановить эмоциональный доступ к страданию
пациента и его терапевтическому запросу (дальнейшие поло-
жения см. в пар. 7.7).
В более общем плане относительно критериев введения имагина-
ции и выбора стимулирующих мотивов на сессии можно сказать,
что включение имагинативного материала подчиняется ходу терапев-
тического процесса и находится под его управлением: пациент дол-
жен учиться лучше понимать себя, чтобы на базе этого понимания
он смог выбрать верный путь к изменениям. С одной стороны, эмо-
циональное вовлечение пациента было бы оптимальным не только
в смысле ага-переживаний, но и для преодоления на кинестетичес-
ком уровне ограничений, обусловленных защитами. С другой сторо-
320
ны, вовлечение не должно быть чрезмерным, так как это может снова
привести в движение защиты и помешать принять и интегрировать
в самопонимание аффективно приобретенный инсайт.
Как было отмечено выше, имагинации могут способствовать эмо-
циональной вовлеченности и наглядно показывать еще непотрево-
женные или диффузные аффекты, поддерживая тем самым процесс
понимания собственной динамики конфликта. Работа с имагина-
циями является достаточно продуктивной. Она способна особым
образом сохранять оптимальный аффективный уровень, полезный
для эмоционального инсайта.
Описание трех случаев терапии проясняет также существование
взаимного влияния между работой с имагинациями и ночными сновидени-
ями. Ночные сновидения могут подхватываться имагинациями и по-
лучать более глубокое осмысление, в имагинациях могут сталкивать-
ся переживания и воспоминания о сновидении, которые дополняют
друг друга. В силу вышесказанного и того, что пациент переживает
базовую оценку материала сновидений через терапевта, мы оказы-
ваемся перед фактом, что в КИП-терапии сновидения сообщаются
в большом количестве. Поскольку имагинации и сновидения сход-
ным образом влияют на терапевтический процесс, можно обнаружить
некоторую закономерность: из-за увеличения сообщений о сновиде-
ниях будут реже предлагаться имагинации, и наоборот, имагинации
будут предлагаться достаточно часто до тех пор, пока не будут сооб-
щаться сновидения. Подобная взаимосвязь каждый раз обнаружи-
вается во всех представленных случаях терапии (особенно четко это
наблюдается в случае г-жи Грюн: имагинация «Птица» – пар. 5.4 (9) –
непосредственно примыкает к сообщению о первичном сновидении).
• Сопровождение перехода между диалогом и имагинацией

Во время перехода от имагинации обратно к диалогу пациент и тера-
певт находятся – особенно, если это связано со сменой пространст-
венного сеттинга – в чрезвычайно сенситивной фазе (пар. 3.7). Па-
циент испытывает удивление или другие аффекты, и ему необходимо
вернуться из состояния погруженности в себя, в свой внутренний
мир, обратно к непосредственному общению и визуальному кон-
такту с терапевтом. Терапевт, в свою очередь, знает об имагинации
только то, что сообщил ему пациент, и, опираясь на свои собствен-
ные мысли и чувства относительно этого, он должен сопровождать
переход обратно к диалогу. Такое «возвращение» является особен-
321
Глава 7
ностью работы с имагинациями; когда же пациент сообщает ночное

сновидение, переход не нужен.
Для оформления перехода от имагинативной к разговорной фа-
зе не существует нормативных правил. Часто бывает вполне уместно
сначала дать пациенту больше пространства и подождать, когда он
сам захочет что-то высказать. Важно «дозировать» молчаливое ожи-
дание в зависимости от особенностей пациента. Например, с неко-
торыми пациентами не следует затягивать паузу, так как это может
привести к нарастанию страха и недоверия из-за сложившегося не-
гативного переноса. Терапевт в фазе ознакомления с имагинацией
(как это показано в пар. 3.7) раз за разом заинтересованно спраши-
вает, как пациент себя чувствует, с чем он соприкоснулся и какие
эмоции испытал. В результате в ходе дальнейшей терапии паци-
ент может уже по собственной инициативе сообщать об этом, при-
чем он постепенно находит подходящую или удобную для него ма-
неру говорить. Сопереживая пациенту, терапевт может поддержать
его дополнительными проясняющими вопросами и оказанием помо-
щи в формулировке пробного опыта (ср. беседу после имагинации
«Птица» – пар. 5.4 (9) – с г-жой Грюн). Также как и при обсуждении
сновидения, пациент, как правило, самостоятельно исследует свои
имагинации, а терапевт лишь стимулирует его свободные ассоциа-
ции относительно деталей.
Особенно следует указать на то, что КИП-терапевт ни в коем слу-
чае не должен находиться под давлением необходимости как можно
скорее да еще на том же сеансе «полностью» понять предоставленную
имагинативную сцену. Из описания случаев можно увидеть, что по-
нимание следует закономерностям концентрического герменевти-
ческого круга. Но даже практически такая ошибка вряд ли возмож-
на, так как после имагинации сеанс вскоре заканчивается.
Имагинации, как и сновидения, обсуждаются в несколько эта-
пов: первый раз после их окончания в заключительной беседе, далее
на следующем сеансе или даже позднее. При том что обе формы (сно-
видение и имагинация) представляют собой сверхдетерминирован-
ные и эстетические образования, им присуще постепенное много-
ступенчатое воздействие. Многое будет повторяться в последующих
имагинациях в ходе терапевтического процесса, что будет справедли-
во также и в отношении других элементов терапии, таких как сцены,
сновидения, центральные интерпретации и темы конфликтов. Воз-
обновление ранее упомянутого, его переосмысление и нахождение
322
Экскурс 9. Субъект-объектная дифференцированная

интерпретация сновидения
В произведении века «Толкование сновидений» Зигмунд Фрейд (1900)
детально изложил свою теорию сновидений. Он ввел метод свободных
ассоциаций как способ анализа сновидений и подробно продемонст-
рировал его использование на многочисленных примерах. Наибо-
лее известным стало изложение им «сновидения об инъекции Ирмы».
Карл Густав Юнг (1917) продолжил эту технику толкования сно-
видений, подчеркнув определенные аспекты, а также добавив новые.
Наряду с «каузальным» он выделял «финалистический» метод, наря-
ду с «аналитическим» – «синтетический» метод. В этом контексте он
рассматривал также и пару противоположностей: «субъектная интер-
претация – объектная интерпретация».
При объектном подходе к интерпретации сновидца следует спра-
шивать о реальных и фантазийных отношениях, выделяя отдельные
элементы содержания сновидения (например, людей, предметы, ситу-
ации). Если пациент видит во сне отца или животное, то терапевт по-
буждает его к ассоциациям относительно отца или животного, а также
размышляет, почему и как именно эти образы возникли в сновиде-
нии в данный момент (аналитический метод). Речь идет о связи сно-
видений с реальными персонажами и ситуациями в жизни сновидца.
При субъектном подходе к интерпретации, наоборот, все содержа-
ние сновидения связывается с самостью сновидца. Снящийся отец по-
нимается как интроекция отца и как аспект самости (синтетический
метод). Терапевт спрашивает о части «отца» или «животного» в самом
сновидце, в определенной степени приравнивая «отца» или «живот-
ное» к сновидцу.
Подобные методы работы со сновидениями могут использоваться
и для работы с имагинациями. При этом объектный подход толкова-
ния встречает меньшее сопротивление, нежели субъектный. Интерпре-
тация на субъектном уровне требует высокой степени интеграции па-
циента и потому часто вызывает сопротивление. Чем более аверсивно
и проблематично содержание имагинации или сновидения (враждеб-
ное животное, высохшая пустыня, сломанный цветок), тем осторож-
нее и внимательнее должна проходить работа на субъектном уровне.
Таким образом, объектный подход толкования обычно предшеству-
ет субъектному.
Возможные вопросы на объектном уровне
– «Кого напоминает вам это животное?/этот цветок?»
– «Приходит ли вам в голову кто-то из вашей жизни, кто был таким
когда-то или является таким сейчас?»
323
Глава 7
–«Может быть есть что-то/какая-то жизненная ситуация/какая-то

сфера жизни, вызывающая у вас ассоциации с этой пустыней?»
Вопросы на субъектном уровне
– «Могло бы такое животное спрятаться также и в вас?»
– «Когда вы могли бы ощущать себя похожим образом, как это жи-
вотное?»
– «Чувствуете ли вы, что у вас тоже есть такая засушливая зона?»,
«С чем связана эта засуха, что происходит, почему даете себе слиш-
ком мало воды?»
– «Что вы в своей жизни с таким же трудом смогли сделать плодо-
творным/не совсем смогли/или вряд ли смогли?»
– «Чувствовали ли вы себя иногда как этот сломанный цветок?»
новых взаимосвязей – все эти компоненты психодинамической те-

рапии используются преднамеренно. «Незавершенное» понимание,
которое постоянно «подвешивает что-то в воздухе», сохраняет же-
лание это понять и развить и одновременно стабилизирует отноше-
ния со своим «понимающим партнером – терапевтом»; именно это
делает терапевтические сеансы частью «динамического» процесса.
Терапевт отражает перенос по большей части независимо от его
конфигурации, но все же, непосредственно касаясь его.
Также важно учитывать, что побуждение погрузиться в има-
гинацию с заданным мотивом происходит из импульса контрпе-
реноса, который терапевт должен рефлексировать. Наряду с этим
для продолжения процесса важно изучить вопрос, каким образом
течение имагинации может отражать состояние отношений в пе-
реносе (пар. 7.7.4). Возникшие аспекты переноса не всегда должны
обсуждаться открыто. Более важным все-таки является получение
сведений о том, как чувствовал себя пациент во время имагинации
под воздействием интервенций терапевта. Это помогает терапевту
понять, когда следует обсуждать развитие переноса, потому что су-
ществует угроза препятствия ходу событий, связанная с сопротив-
лением (пар. 7.7.6, ср. также пар. 4.5 (12)).
7.5. О дополнительном оформлении имагинаций

Дополнительное оформление имагинаций (например, рисунок по об-
разу) не является неотъемлемой частью работы в психодинамической
психотерапии. Его включение может иметь свои преимущества, ко-
324
торые будут описаны ниже. Отказ от дополнительного оформления

также может быть полезен в том случае, когда психический материал
и без того является достаточно объемным, благодаря затронутым
темам конфликтов, что находит свое выражение в рассказанных
сновидениях, наблюдаемых сценах, а также в имагинациях. До-
полнительный объем информации может затруднять интеграцию
понимания и проработки.
Дополнительное оформление служит в большей степени поддер-
жанию процесса, если терапевт убежден в пользе его применения.
Например, он чувствует, что благодаря этому у пациента открыва-
ется чрезвычайно важный канал выражения. Поскольку этот мате-
риал является дополнительным, полезным, но не обязательным, мы
ограничимся несколькими замечаниями.
Дополнительное оформление, подготовленное дома по настоянию
терапевта или без него и принесенное на следующий сеанс, требует
особого способа включения в терапевтический процесс. Часто речь
здесь идет о нарисованных или начерченных пациентом рисунках.
Некоторые пациенты приносят другие продукты творчества: скульп-
туры, коллажи, тексты или выдержки из текста, написанные ими са-
мими или заимствованные, обработанные или необработанные фо-
тографии или открытки, камни и даже композиции из них, а также
выбранную ими музыку на CD-дисках. Дополнительное оформле-
ние делается чаще к имагинациям, сновидениям или сложно вер-
бализируемым состояниям пациента (таким, как замешательство,
смирение, сомнение, напряжение или легкость).
В отличие от имагинаций, которые пациент проводит в сопровож-
дении терапевта, дополнительное оформление он осуществляет дома
самостоятельно и сам отвечает за принесенный и совместно обсуждае-
мый продукт творчества. Конечно же, внутренне пациент обращается
к терапевтическому процессу и никогда не бывает изолирован от ди-
намики переноса. Так как дополнительное оформление осуществ-
ляется без прямого терапевтического резонанса, это часто приводит
к рассмотрению раннее совместно проведенных имагинаций как бы
с другой стороны. Те пациенты, которые в непосредственной ситуации
лечения пытаются «оберегать» терапевта, сильно не «нагружать» его,
часто видят «более красивые» имагинации. Однако дополнительное
оформление потом может выражать «опустошенность» и безнадежность
(ср. случай г-жи Айхель). Так как терапевт «при этом не присутствует»,
во время подготовки рисунков и прочего у таких пациентов появляет-
325
Глава 7
ся возможность непосредственно выразить что-то более болезненное

или печальное. И наоборот, имагинации, наполненные конфликта-
ми и тревогой, в дополнительном оформлении могут гармонизиро-
ваться, так как дома отсутствует непосредственный раппорт (контакт)
с терапевтом, который так необходим пациенту, чтобы испытать со-
ответствующие чувства (случай г-жи Грюн). Это только два примера
из множества возможных вариантов. При проработке таких расхож-
дений между имагинацией и изображением, возникающих в резуль-
тате переноса, затрагиваются многие важные вопросы, в частности,
центральные конфигурации защит пациента.
Принципиальное согласие или отказ на предложение сделать
дополнительное оформление имагинации (как и при побуждении
к имагинации) можно рассматривать как аспект регуляции сопро-
тивления. И то, и другое выражает послание пациента в переносе –
предложение определенных отношений с терапевтом (пар. 7.7.2).
Помимо проработки переноса и сопротивления, существует ряд
других причин для введения в терапевтический процесс дополни-
тельного оформления. Во-первых, оно полезно для поддержании ав-
тономии, заботы о себе и общем укреплении Я пациента через стиму-
лирование его инициативы и самоисследования за пределами общих
рамок терапии. Эти цели имеют важное значение, особенно для пас-
сивно-зависимых или депрессивных пациентов и людей, находящих-
ся на стадии острого, дестабилизирующего кризиса. Заниматься дома
самостоятельно тем, что инициировал терапевт, – для многих озна-
чает, что они должны посвятить время только себе, что тяжело дает-
ся, например, пациентам с альтруистическими установками (случай
г-жи Айхель). Обращение к дополнительной проекции имагинации
может выражать послание к самости: «Я стою этого», – и может по-
мочь укрепить уважение к себе и скорректировать негативный ка-
тексис (случай г-жи Грюн).
Для сильно дестабилизированных людей дополнительное оформ-
ление имагинации может стать способом самоуспокоения, посколь-
ку такая околохудожественная экстериоризация смягчает или даже
временно убирает ощущение обморочной беспомощности, связан-
ной с угнетающими темами.
Наконец, внедрение дополнительного оформления, как и рабо-
та с имагинациями, может повышать константность объекта и ока-
зывать при этом помощь в преодолении агрессивного импульса, на-
правленного на прерывание терапии, а также в стабилизации успехов
326
терапии после ее завершения. Это особенно относится к работе с па-

циентами со слабой структурой, но во многих случаях не зависит
от уровня структуры пациента. При низкой частоте терапевтичес-
ких сессий дополнительное оформление может содействовать под-
держанию внутреннего контакта с процессом терапии.
Повышение уровня константности объекта через дополнитель-
ное оформление объясняется тем, что появляется еще одна проек-
ция, которая символически выражается через внешний визуаль-
ный «продукт терапии», – – общего «ребенка», что может влиять
на объект переноса. Сильно травмированные расставанием пациен-
ты (случай г-жи Айхель) во время терапевтических пауз могут лег-
че фиксировать новое внутреннее наполнение или положительную
идентификацию, рассматривая, изменяя или дополняя репродук-
ции. Материализованный в рисунке «результат» может противосто-
ять отрицанию (и другим защитным движениям) однажды уже «слу-
чившегося» положительного опыта отношений.
После завершения терапии продукты творчества (дополнитель-
ное оформление) символизируют что-то «устойчивое», «пережитое».
Некоторые пациенты оставляют это дополнительное оформление
как что-то поддерживающее их, как «замену сеансов», и сохраняют,
таким образом, позитивную внутреннюю идентифицикацию с те-
рапией и терапевтом, что, как было доказано, помогает стабилизи-
ровать успех терапии (Diederichs 2002). Рисунок мальвы после пер-
вичной имагинации помог г-же Айхель пережить годовое ожидание
своей очереди для проведения анализа и сохранить мотивацию к те-
рапии (пар. 6.5 (6)).
• Некоторые указания по практической терапевтической работе

с дополнительным оформлением
Практическая терапевтическая работа с дополнительным оформле-
нием проводится преимущественно в понимающе-открытой манере,
включающей динамику переноса (пар. 7.1). Так как дополнительное
оформление не всегда включается в программу обучающей тера-
пии при подготовке КИП-терапевтов, необходимо дать некоторые
дидактические рекомендации, которые помогут реализовать эту
манеру на практике. Данные рекомендации относятся, во-первых,
к типичным сценам сопротивления, связанным с дополнительным
оформлением и, во-вторых, к методике обсуждения рисунков и дру-
гих продуктов творчества.
327
Глава 7
Предложение дополнительного оформления в ходе терапии. В конце

сеанса терапевт, если ему кажется это очевидным или целесообраз-
ным, может высказать соответствующее пожелание:
«Возможно, вы хотели бы (у вас есть желание) нарисовать или напи-
сать или еще как-то оформить что-то из вашей имагинации, из вашего
сновидения или переживания, что обсуждалось сегодня во время
сеанса. Если это так, то было бы здорово, если бы вы принесли что-то
созданное вами, чтобы мы могли вместе это исследовать».
В качестве обоснования можно добавить: «Это поможет нашей
с вами работе, поскольку позволяет осуществить другой способ вза-
имодействия с вашей темой, представляя ее в виде чистой рефлексии
и резонанса, а иногда удивительного внезапного инсайта».
Работа с аспектами сопротивления. Реакция пациента на предложение

создать дополнительное оформление очень важна, но она не всегда
должна сразу обсуждаться – важно найти оптимальный уровень
тревоги (пар. 7.3). Можно наблюдать следующие часто встречаю-
щиеся реакции: «Что? Рисовать? Я этого не могу/не умею». Или:
«На это у меня совсем нет времени». Или: «Это что-то для детей».
Или: «О-о-о. Здорово, этого у меня не было в моей предыдущей
терапии. С удовольствием».
Реакция «Я этого не могу/не умею» является выражением проб-
лемы достижений, которая по-разному включается в ситуацию пе-
реноса. В зависимости от того, как она представлена и что уже из-
вестно о ее возможных причинах, может быть полезно подбадривание,
тематизирование проблемы или то и другое одновременно. Для это-
го необходимо сначала понять отклик пациента, например, задав
вопрос:
«Что именно вы имеете в виду, когда говорите: „Я не могу рисовать?“»
Для некоторых пациентов уже сама заинтересованность терапев-
та является подбадриванием. Как подбадривание воспринимается
и уточнение терапевта, что не имеет значения, насколько «хорошо»
или «правильно» или «красиво» это будет выполнено. Наиболее важно,
чтобы это была «как бы спонтанная проекция». Если для пациента
этого недостаточно, можно (без напряжения, параллельно или в до-
полнение к работе понимания) предложить ему просто закрыть глаза
при рисовании, чтобы «перехитрить» свою критическую оценку,
или попросить правшу рисовать левой рукой.
328
К пониманию проблемы можно прийти, исходя из ситуации, с по-

мощью неторопливого исследования того, откуда пациент это знает,
относится ли это только к «художественному замыслу», откуда это
могло возникнуть и т. д.
«Для этого у меня нет времени» – так говорят пациенты, которые
все время работают, или чрезмерно напрягаются, или стараются из-
бежать темы достижений. Это высказывание может выражать так-
же просто определенную форму отказа от чего-то, что они воспри-
нимают как притязание на их свободу. Однако если терапевт в этом
случае продолжит заинтересованно прояснять ситуацию, такая его
реакция может предоставить возможность работы с конфликтом.
Подбадривание затрагивает динамику переноса и является вызовом,
в особенности для альтруистически направленных пациентов, ко-
торые вряд ли могут оценить то, что касается их самости (пар. 7.7.5).
Иногда хватает и того, что подбадривание повторяется достаточно
часто и в разных вариантах. В отдельных случаях такие побуждения
воспринимаются как «соблазн» к элитному и эгоистичному занятию
собой (случай г-жи Айхель – пар. 6.5), с чем затем необходимо будет
бороться косвенно или вполне открыто.
Высказывание «Это что-то для детей – что это такое?» выража-
ет обесценивание, которое должно быть исследовано, поскольку оно
наглядно показывает – как и все ранее описанные реакции – кон-
стелляцию переноса: «Что же вы за человек, если предлагаете мне
подобное?». Здесь важно не отыгрывать обиду пациента из-за неосо-
знаваемого контрпереноса. Если его отрефлексировать, то это может
быть даже полезно – узнать, почему пациент настроен так враждеб-
но. Например, может происходить смещение. Пациент может быть
глубоко разочарован сессией и таким образом ослабляет напряже-
ние. Подобная реакция может быть привычным обесцениванием «не-
нужного», «невзрослого», что, конечно же, обедняет жизнь пациен-
та, но он все равно использует ее как защиту. Такая реакция может
означать генерализованное сопротивление, боязнь соприкоснуть-
ся с собственной детской стороной и воспоминаниями детства. Те-
рапевтическое подбадривание здесь должно быть еще решительнее,
чем послание переноса в двух первых случаях: «Меня не разруша-
ет ваше обесценивание, поскольку я воспринимаю это как выраже-
ние чего-то, что вам сложно сделать, и это нужно понять». Необхо-
димо, конечно же, подумать, стоит ли в этом случае тематизировать
перенос, остановиться на подбадривании, временно или в прин-
329
Глава 7
ципе отказаться от побуждения к дополнительному оформлению

(пар. 7.7.6).
Позитивное, поспешное или восторженное согласие с предложе-
нием сделать рисунок нужно обсуждать на более позднем этапе тера-
пии. Например, когда становится понятно, в какой степени пациент,
демонстрируя свою работоспособность, стремится купить у терапевта
свое «право на существование», или если возникает необходимость
обозначить прочие варианты приспособления. «Что я должен рисо-
вать?» и другие похожие вопросы, напротив, являются выражени-
ем экстернализации по-разному мотивированного Сверх-Я и могут
быть встречены непосредственной реакцией, например, юмористи-
ческой или ассоциативной. Можно задать ответный вопрос: «Поче-
му же должны?» и таким образом терапевтически направить пациен-
та, чтобы он воспринял это правильно. Или улыбнуться: «Должны?
Вы не хотели бы разобраться в этом?».
Таким образом, интервенции, балансирующие между проблемати-
зацией конфронтации и поддерживающим подбадриванием, предшест-
вуют собственно просмотру дополнительного оформления, а также
играют важную роль в работе с ним вне зависимости от того, прино-
сит ли его пациент на сессию или нет. В любом случае важно, чтобы
терапевт помнил о своем предложении и осведомлялся о нем на сле-
дующей сессии или через сессию. Если же терапевт избегает допол-
нительных вопросов, испытывая страх предстать в образе учителя,
спрашивающего о домашнем задании, он отыгрывает сопротивление
в контрпереносе. Эти дополнительные вопросы выражают в основ-
ном интерес к совместному процессу и форме переработки конфлик-
тов пациента, даже если это проективно не совсем верно понимается
пациентом как необходимость «подтверждения выполненной рабо-
ты». Вслед за таким пониманием могут последовать «извиняющие-
ся» комментарии, такие как «Я только что нарисовал(а) это в при-
емной», «Я оставил(а) это дома», «Я даже не вспомнил(а) об этом».
Это относится и к сценическим особенностям, когда вопрос ка-
сается дополнительного оформления. Имеет значение, достает ли
пациент свой творческий продукт из сумки в немного смятом виде
или приносит его в специально купленной папке, «бросает ли его
на стол» или торжественно раскладывает его перед вами. Здесь во-
прос терапевтического такта, как с этим обращаться. По большей час-
ти все эти сценические послания являются важной реконструкцией
отношений (пар. 7.7, эксурс 11: Сцена). Таким образом, все сцениче-
330
ские «сообщения» несут в себе, помимо аспектов дисфункции, бога-

тый материал для тактично-понимающей работы с сопротивлением.
Рекомендации по методике работы с рисунками (обсуждение дополни-

тельного оформления). Обычно терапевт просит пациента положить
рисунок на стол или на пол, чтобы они оба смогли его рассмотреть.
Затем начинается более целенаправленное обсуждение рисунка.
Однако часто бывает так, что, положив продукт своего творчества,
пациенты начинают обсуждать актуальную для них тему. Всегда
существует возможность через некоторое время снова обратиться
к рисунку с вопросом:
«Что общего между тем, что вы сказали, и вашим рисунком?»
Типичное обесценивание себя пациентом в начале беседы, вызван-

ное его сопротивлением, заключается в том, чтобы обесценить до-
полнительное оформление («Действительно ужасно получилось»,
«Я действительно не умею рисовать», «К сожалению, это совсем
не отражает то, что представлялось», и т. п.), чтобы не иметь ника-
ких идей относительно этого рисунка и ничего на нем не «видеть»,
чтобы игнорировать его особенности или чтобы спросить терапевта,
что может означать нарисованное. В этом случае на практике хорошо
подойдут рекомендации, описанные выше, – смесь проблематизации
конфронтации и подбадривания.
Если пациенту удается преодолеть случайную первичную тре-
вогу, то далее терапевт может стимулировать его на порождение
свободных ассоциаций с наиболее яркими чувствами, вызванны-
ми рисунком. Например, он может попросить его понаблюдать, «бу-
дет ли работать волшебная палочка и на что она будет направлена»
(пар. 4.5 (20)), куда – на какой элемент рисунка – постоянно или имен-
но сейчас смотрит пациент. Или же, если пациент приносит сразу
много рисунков, спросить его, какой из них в данный момент при-
влекает его больше всего.
Можно также предложить посмотреть на рисунок так, как если бы
его нарисовал кто-то другой: «Что спонтанно бросается в глаза?».
При таком дистанцировании иногда возникает рефлексия, которая
в меньшей степени подвергается защитному процессу; г-жа Мусат –
параграф 4.4 (6) – решается при обсуждении рисунка луга посмот-
реть на него со стороны, как будто другими глазами, что приводит
ее к интересному инсайту.
331
Глава 7
Терапевт может инициировать свободные ассоциации лишь то-

гда, когда он сам не находится под давлением желания что-то сразу
«узнать» или даже «истолковать», когда он позволяет себе выказывать
заинтересованность общим впечатлением или отдельными деталя-
ми и нейтрально, с осторожностью стимулирует пациента к выска-
зываниям: «Мне бросается в глаза, что у дома совсем нет окон» и т. п.
Можно сначала просто спросить, как пациент себя чувствовал в мо-
мент рисования. Как упоминалось выше, таким же плодотворным
толчком к беседе может быть внимание к рассогласованию между
рисунком и имагинацией или сообщенным сновидением. В случае
г-жи Мусат (12) предлагается посмотреть на все до этого нарисо-
ванные рисунки еще раз, но уже с другой точки зрения, а именно,
как на выражение собственных состояний (пар. 7.4, экскурс 9: Субъ-
ект-объектная дифференцированная интерпретация сновидения).
Можно спросить, что в этом случае особенно бросается в глаза. Эта
техника общего просмотра рисунков без специального фокуса осо-
бенно показана к применению перед перерывом или завершением
терапии (ср. пар. 7.5).
Однако в центре внимания всегда стоит задача соединения созна-
тельного и аффективного планов пациента. Поэтому терапевт сдер-
живает себя, не делает преждевременных интерпретаций. Ценные
рекомендации по работе с с рисунками, которые помогают терапев-
ту их «расшифровывать» и побуждать к тому же пациентов, можно
найти у Фурта (Furth, 1991) или получить на семинарах по повыше-
нию квалификации, организованных обществами КИП.
7.6. Завершение терапии с имагинациями

То, что терапия ограничена временными рамками, и то, что в этих
временных рамках переживается уникальный опыт отношений,
являются центральными компонентами любой психотерапии. В за-
висимости от динамики конфликта этот факт очень рано приобретает
значение в процессе терапии, и любое нарушение временных рамок
сознательно рефлексируется терапевтом. Однако на протяжении все-
го хода терапии факт нарушения может отрицаться как пациентом,
так и терапевтом, если он проигрывает собственные конфликты
сепарации.
Чувства грусти, покинутости и разочарования относительно
временных рамок терапии должны быть неоднократно отражены
332
дестабилизирующие состояние пациента и чувство вины за обре-

тенную автономию и переживание радости от предвкушения жиз-
ни после терапии. Данные защиты могут усиливаться контрперено-
сом терапевта из-за его возможных конфликтов, поэтому терапевт
должен спросить себя: «Насколько я действительно способен „оста-
вить в покое“ моего пациента? Могу ли я радоваться достигнутому
и оценить это или я должен, например, в силу моего собственного
перфекционизма обесценить это?». Иногда терапевт видит, что па-
циент еще «нуждается в лечении», и поэтому пытается удержать его
в терапии. Если же пациент все же прекращает терапию, невзирая
на его рекомендации, терапевт характеризует его как «бросившего
терапию». Все это, конечно же, может существенно повлиять на об-
острение внутренних конфликтов и представление пациента о себе.
То же самое относится и к проблематике контрпереноса. Если тера-
певт не смог проработать важные конфликты, заложенные в перено-
се, ему в какой-то степени станет легче, что предоставленные меди-
цинской страховкой средства закончены и благодаря этому он может
теперь «освободиться» от пациента.
На данной стадии может возникнуть еще одно осложнение. Не-
редко при покрытии оплаты сеансов психотерапии медицинской
страховкой в случае их завершения возникает тенденция восприни-
мать эксперта, отказывающего от следующего этапа или допускаю-
щего к нему, через плоскость проекций: на него как на «анонимную
инстанцию» пациент может смещать чувства ярости и разочарова-
ния, которые в переносе предназначены на самом деле «отказываю-
щему» терапевту. Для успешного завершения терапии важно, чтобы
терапевт не отыгрывал данную проекцию или сам следовал прави-
лам страховой кассы для защиты чувств в контрпереносе. Важно
также, чтобы он вычленил размещенные в этой области конфлик-
ты и аффекты и проработал их в плоскости отношений между ним
и пациентом. Данная проблема вряд ли возникнет, если пациент вы-
ходит за рамки покрытия медицинской страховки и самостоятель-
но оплачивает терапию.
Последний этап терапии и без этих осложнений является для па-
циента неустойчивой фазой. В этот период он снова может вдруг вер-
нуться к интенсивному переживанию конфликтов, которые привели
его в терапию и которые – как считали он и терапевт – были доста-
точно проработаны в процессе терапии. Для травмированных рас-
ставанием пациентов завершение терапии почти всегда означает ре-
333
Глава 7
анимацию соответствующих болезненно воспринимаемых потерь.

Для пациентов с нарциссическим нарушением возможны сомнения
в отношении приобретенной в терапии способности управления са-
мооценкой. Тревожные, зависимые пациенты, которые первоначаль-
но нуждались в терапевте как в управляющем объекте, могут теперь
не доверять приобретенной ими автономии, снова начать «цеплять-
ся» за него и т. д. Таким образом, вполне объяснимо, почему в конце
терапии зачастую временно мобилизуется первоначальная симпто-
матика или происходят «необъяснимый» регресс и дестабилизация.
Чувство вины за «автономность», полную сепарацию, страх одино-
чества или покинутости, скорбь по поводу предстоящей утраты те-
перь уже знакомой успокаивающей ситуации терапии и самого тера-
певта, являющегося иногда первым чутким собеседником в жизни
пациента, агрессия, связанная с разочарованием и сепарацией, мо-
гут подпитывать динамику переноса и нередко омрачают, сокраща-
ют или даже полностью блокируют общее положительное восприя-
тие достигнутого и радость пациента от открывающихся перед ним
новых возможностей развития. Однако все эти возникающие труд-
ности могут достаточно продуктивно рефлексироваться и дополни-
тельно усиливать процесс проработки. В любом случае добросовест-
ное исследование проблемы сепарации имеет решающее значение
для достойного завершения терапии.
Для более основательного изучения данной темы и темы дина-
мики завершения терапии мы рекомендуем обратиться к описанию
психодинамической психотерапии в работах Реймера (Reimer, 1996),
Реймера и Рюгера (Reimer, Rüger, 2000), к описанию аналитической
психотерапии в работах Томе и Кехеле (Thomä, Kächele, 1985), а так-
же Дидерихса (Diederichs, 2002) и к изложению обеих форм терапии
у Новик и Новик (Novick, Novick, 2008). Несмотря на то, что процесс
завершения терапии осуществляется терапевтами по-разному, у ра-
ботающих в психодинамической психотерапии преобладает гипотеза,
что достижения в терапии можно защитить, если терапевт в ее процес-
се внимательно следит за временными рамками и при необходимос-
ти обращается к ним, чтобы предотвратить отрицание, если выпол-
няется общая критическая оценка достигнутого и того, что не было
достигнуто и, наконец, если чувства и фантазии относительно рас-
ставания и жизни без терапии получают больше пространства.
Особые возможности фокусировки на процессе расставания че-
рез работу с имагинациями состоят в том, чтобы предложить паци-
334
енту «завершающую имагинацию» на подходящий для этого случая

мотив (пар. 7.2). Однако это не должно происходить ни на последнем,
ни на предпоследнем сеансе, поскольку необходимо оставить вре-
мя для обсуждения. Обсуждение этого с пациентом должно приво-
диться в открытой форме, например, в следующей формулировке:
«Не хотели бы вы перед нашим расставанием провести еще одну има-
гинацию (погрузиться в ваш внутренний мир образов), или вам скорее
хотелось бы этого избежать? Что бы вы предпочли?»
Хотя при побуждении к имагинации мы всегда ориентируемся

на по-разному выражаемое согласие пациента (пар. 7.3), на заклю-
чительном этапе по причине возможной дестабилизации особенно
важно убедиться в этом четко и ясно. В форме обращения терапевта
одновременно содержится послание доверия пациенту, вселяющее
в него уверенность, что теперь он самостоятельно может регулировать
внутренний баланс.
Мотивы для последней имагинации могут быть такими: «Представьте,
что вы в комнате и смотрите в окно». Или: «Представьте, пожалуйста,
дверь». Или: «Представьте, пожалуйста, ландшафт с рекой». Или:
«Представьте, пожалуйста, что вы на вершине горы и смотрите вокруг».
Существует также множество других возможностей. Например, вы-
бор «игровых сцен», которые развиваются совместно из конкретного
психотерапевтического процесса.
Такие «завершающие имагинации» часто показывают пациенту

и терапевту все еще действующие страхи, желания, сопротивление
переживанию грусти и гнева, а также радости по поводу оконча-
ния терапии. В имагинации пациенты могут как бы «попробовать»
расставание, впустить инсайт в свой внутренний мир и тем самым
снизить уровень страха.
Дополнительно к типичным интервенциям (пар. 7.3) при расставании
бывает полезно побуждать к тому, чтобы «забрать что-то с собой»
из представленного ландшафта или комнаты: «Попадается ли вам
что-то на глаза, что бы вы с удовольствием хотели бы взять с собой?».
Иногда пациенты сами приходят к этой идее (ср. случай г-жи Грюн,
последняя имагинация). Если «взять с собой» символически заряжен-
ный предмет, то это может облегчить процесс расставания, а также
стимулировать оценку его важности.
335
Глава 7
Еще один вариант фокусировки на процессе завершения содержит-

ся в возможности использования дополнительного оформления.
Это способствует процессу интериоризации и успешному расстава-
нию (пар. 7.5). Терапевт может попросить пациента принести с со-
бой на один из последних или даже на самый последний сеанс все
рисунки или прочие продукты творчества. Некоторые пациенты
с удовольствием оставляют свои рисунки в у терапевта, но затем
все же необходимо так или иначе вернуть им их, чтобы пациенты
взяли их с собой. Совместный просмотр лежащих в комнате на полу
или на столе рисунков (случаи г-жи Айхель и г-жи Мусат, последние
сеансы) может оказать бесценную помощь во время подведения ито-
гов. Для оценки состояния терапевтического процесса интересно
узнать, почему некоторые рисунки полностью забылись, другие же,
напротив, остались в памяти, и это относится как к пациенту, так
и к терапевту! Дополнительное оформление как «продукт терапии»,
который может быть взят с собой, имеет функцию сохранения вос-
поминаний о терапии, о терапевте как «хорошем объекте» (пар. 7.5)
и является, как и фотографии самых значимых семейных событий,
особым «проводником к чувствам» в самых различных направлениях
ландшафта воспоминаний.
7.7. Работа с переносом, контрпереносом

и сопротивлением в КИП
7.7.1. Вводные тезисы

Во всех предыдущих разделах данной книги терапевтические отно-
шения, динамика переноса–контрпереноса и терапевтическая работа
с сопротивлением пациента уже обсуждались и в явной, и в скрытой
форме, поскольку они являются существенными элементами любой
психодинамической терапии, а также влияют на другие обсуждаемые
аспекты. В конечном счете речь идет о работе с переносом и сопро-
тивлением, что отличает психодинамический психотерапевтический
подход от любого непсихоаналитического подхода и, конечно же,
от консультирования и бесед неспециалистов.
Начиная тему динамики переноса–контрпереноса, мы помеща-
ем самого КИП-терапевта в центр рефлексии. Следовательно, пред-
ставленные в этой главе рассуждения в меньшей степени поддают-
ся изучению только посредством прочтения учебника. Необходимо
336
продолжить изучение процесса рефлексии терапевтом в рамках оч-

ного обучении или учебной терапии с получением непрерывной под-
держки в супервизии и интервизии со стороны психодинамически
ориентированных коллег.
Что касается описания взаимосвязей и выводов, в данном слу-
чае также необходимо сослаться на соответствующую литературу
(Mertens, Waldvogel, 2000; Thomä, Kächele, 1985). Однако комплекс
тем внутри психоанализа продолжает непрерывно дополняться и об-
суждаться, выявляя при этом множество противоречий. Ни в коем
случае нельзя утверждать, что здесь имеется единодушие по како-
му-либо вопросу. Для обозначения наших собственных централь-
ных положений ниже представлены следующие тезисы:
1. Терапевтические отношения, перенос–контрперенос и сопро-
тивление находятся в тесной непосредственной взаимосвязи
и не могут рассматриваться изолированно друг от друга. Все же
по дидактическим соображениям в данной главе намеренно уде-
ляется внимание отдельно каждому из аспектов.
2. Это объясняется тем, что в КИП-терапии, как и в любой психо-
динамической терапии, нет свободного от переноса пространст-
ва: Отношения в переносе не могут быть отделены от терапевти-
ческих отношений, якобы не находящихся под влиянием этого
переноса, как это утверждают более ранние психоаналитичес-
кие концепции, такие как концепция рабочего альянса (Gree-
son, 1965). Терапевтические отношения и отношения в перено-
се–контрпереносе в этом смысле являются идентичными.
3. Первоначально сформулированные З. Фрейдом (Freud, 1926)
различные формы сопротивления не рассматриваются отдель-
но друг от друга, поскольку в конечном итоге они все полнос-
тью входят в сопротивление переноса. От самих терапевтичес-
ких отношений будет зависеть, когда какое сопротивление будет
в них преодолено и что, до сих пор находившееся под защитой,
обнаружится, благодаря его проработке, поэтому сопротивление
не рассматривается изолированно от переноса, и в центре вни-
мания в данном разделе находится процесс переноса–контрпе-
реноса.
4. Все вышеизложенное в полной мере относится и к работе с има-
гинациями. Весь процесс терапии в КИП, все этапы терапев-
337
Глава 7
тической работы с имагинациями и без них, в той же степени

определяются динамикой переноса–контрпереноса. По этому
вопросу сегодня иногда еще встречается устаревшая точка зре-
ния, что во время имагинаций перенос относится исключитель-
но к самим имагинациям, а не к терапевту (экскурс 10: Невроз
проекции, см. ниже).
5. В то же время это означает, что было бы полным недоразумени-
ем предполагать, что разрешение сложной констелляции пере-
носа может быть достигнуто путем перехода терапевта от диалога
к имагинации. Само собой разумеется, что при такой обходной
процедуре перенос продолжает действовать как внутри имагина-
ции, так и через то, что было представлено! Решение за или про-
тив проведения имагинации является частью формирования те-
рапевтических отношений с учетом контрпереноса.
Следует уточнить, что в отношении эффективности рабо-
ты с переносом не существуют универсального терапевтичес-
кого пространства и такие утверждения, например, что «более
действенными при переносе» являются предварительная и за-
ключительная беседы и «менее действенным при переносе» бу-
дет пространство имагинаций, нельзя признать справедливыми.
Все подобные попытки в конечном счете бесполезны и исходят
из желания отрицать или недооценивать влияние процесса пе-
реноса–контрпереноса вместо того, чтобы безусловно признать
это влияние и учитывать его в своей работе.
6. В рамках представленной здесь интерсубъективной парадигмы
(см. ниже) рефлексия контрпереноса важна в той же степени,
что и наблюдение манифестации переноса пациента, а именно
потому, что в контексте сложной динамики переноса–контр-
переноса мы как терапевты не только существенно «влияем»
на высказывания пациента и его имагинации, но и «порожда-
ем» их вместе с ним.
Процесс переноса–контрпереноса во всех психодинамических тера-
певтических подходах определяется одинаково, независимо от того,
проводится ли краткосрочная, долгосрочная или психоаналити-
ческая терапия.
Различия лишь в том – и это положение является центральным, –
станет или не станет процесс переноса–контрпереноса объектом об-
щей рефлексии с пациентом.
338
Экскурс 10. Невроз проекции

Понятие «невроз проекции» было введено Лейнером (Lеuner, 1985, S. 418)
для обозначения «проективных отношений в переносе» в сеттинге ка-
татимного переживания образов». Он опирался при этом на психоана-
литическое понятие «невроз переноса». Таким образом, его концеп-
ция строилась по аналогии с идеей рабочего альянса (Greenson, 1965),
исходя из которой существуют различные терапевтические облас-
ти: пространство переноса и пространство без переноса. Лейнер ярко
сформулировал это, используя метафору ныряльщика: внутри дове-
рительных, положительно окрашенных и поддерживающих отноше-
ний в имагинации пациент, связанный с терапевтом, сидящим на «па-
лубе корабля», через «подающий воздух шланг», должен на «морском
дне» исследовать свое бессознательное. В то время как пациент в со-
ответствии со своим эмоциональным состоянием готов проецировать
свой перенос на холст имагинации, терапевт сидит рядом сухой на па-
лубе и смотрит, сопровождает, побуждает, волнуется вместе с ним
и внутренне участвует, однако перенос затрагивает его «лишь немно-
го или это совсем не выражено» (Leuner, 1985, S. 418). (То, что каждое
высказывание терапевта, все, что он говорит или не говорит, само его
присутствие являются частью процесса имагинации (пар. 7.7), в этой
концепции не учитывается.)
Возникновению этой несостоятельной на сегодняшний день идеи
способствовало несколько факторов: на концепцию Лейнера (Leuner,
1995), конечно же, оказала влияние аналитическая психология Юн-
га, в которой меньше, чем в направлении Фрейда, уделялось внима-
ние переносу. Только в 1960-е годы немецкий психоанализ постепенно
стал возвращаться к фундаментальным положениям Фрейда, особен-
но касающимся необходимости учета переноса в процессе терапии.
Тем не менее в международном психоанализе периодически возникали
точки зрения (см. выше), которые исходили из концепции свободного
от переноса терапевтического пространства (подробные комментарии
см. у Барке – Bahrke, 2007, 2010b). Однако сам Лейнер не был однозна-
чен в своей позиции. Хотя он придерживался метафоры ныряльщика
и пренебрегал в своих поздних теоретических описаниях тем, что су-
ществует определяющая роль рефлексии процесса переноса–контр-
переноса, многие его практические примеры содержат плодотворные
размышления относительно этого процесса.
Фундаментальной проблемой о взаимосвязи между динамикой пе-
реноса и терапевтической имагинацией после смерти Лейнера зани-
мались многие КИП-терапевты, такие как Дитер (Dieter, 2001), Хен-
ниг (Hennig, 2007), Шнелль (Schnell, 2005), а также это было освещено
339
Глава 7
в «Положении» Барке и Нор (Bahrke, Nohr, 2005). Авторы этих работ

рассматривают идею Лейнера о редуцировании переноса, согласно
которой во время сеанса терапии выделяются два пространства: про-
странство предварительной и заключительной беседы и пространство
имагинации, которое существует отдельно. На сегодняшний день на-
ше понимание того, что все терапевтическое пространство определя-
ется процессом переноса–контрпереноса, не допускает такого прин-
ципиального различия. Шнелль (Schnell, 2005, S. 73), например, пишет,
что «в КИП через динамику переноса-контрпереноса отношения фор-
мируются на каждом этапе: при вербальном обсуждении, при выборе
мотива, в имагинации, а также при последующей проработке на се-
ансе терапии и между сеансами».
7.7.2 Понятие переноса в КИП

В рамках данного учебного пособия невозможно во всей полноте
обосновать применяемое здесь понятие переноса–контрпереноса.
Однако далее оно будет раскрыто и последовательно изложено, ис-
ходя из поставленных задач.
Под переносом «в широком смысле понимаются все феномены
субъективного приписывания значения тому, что происходит в рам-
ках одной встречи» (Mertens, Waldvogel, 2000). В каждом межличност-
ном взаимодействии, а также в терапевтических отношениях пере-
нос инсценируется на фоне переживания бессознательного опыта
объектных отношений. Перенос в значительной степени опреде-
ляется детским опытом отношений, фантазиями и конфликтами
влечений, но не только этим. Сандлер (Sandler, 1983) различал со-
ответствующее детскому опыту отношений «бессознательное про-
шлое» и определяющее актуальные желания и фантазии переноса
«бессознательное настоящее». Последнее мы встречаем в терапев-
тической ситуации на интерактивном уровне: на постоянно дейст-
вующий перенос отвечает постоянно действующий контрперенос,
и наоборот (Racker, 1978). Под контрпереносом мы понимаем сово-
купность всех эмоциональных реакций терапевта на пациента, вне
зависимости от того, имеют ли они свое происхождение в пациенте
или в терапевте (подробнее см. в пар. 7.7.5).
Исторически сложилось так, что в психоанализе перенос при-
обрел первостепенное значение, прежде всего, благодаря открытию
З. Фрейда. Он заметил, что пациенты могут вести себя в отношении
психоаналитика особым ограничивающим их образом, например,
340
стеснялись или что-то умалчивали до тех пор, пока эти ограниче-

ния не были отражены, проинтерпретированы, поняты и прора-
ботаны. Таким образом, перенос оказывается в центре восприя-
тия как место психотерапевтического изменения, он превращается
из «огромной помехи» в «мощное вспомогательное средство» лече-
ния, «если удается его всякий раз угадывать и транслировать боль-
ному» (Freud, 1905, S. 281).
Первоначально роль психоаналитика состояла в распознании,
обнаружении, описании, прояснении и, таким образом, коррекции
у пациента искажений, обусловленных переносом. Однако уже сам
Фрейд признавал, что аналитик не только является наблюдающим
интерпретатором, который помогает пациенту признать свои иска-
жения реальности внутри невроза переноса, но и он сам неизбежно
оказывает влияние на этот перенос. Со времен Балинта (Balint, 1952)
преобладало мнение, что аналитическая ситуация принципиально
состоит из взаимодействия переноса и контрпереноса и что следует
больше фокусироваться на формировании терапевтических отноше-
ний. В 1980-е годы, наряду с описанным различием бессознатель-
ного прошлого и бессознательного настоящего, произошел также
сдвиг в сторону переноса, что сопровождалось изменениями в тех-
никах лечения: «Прежде чем спросить, что выявляет материал па-
циента в его прошлом, необходимо спросить, что происходит непо-
средственно сейчас» (Sandler 1983, S. 589).
История концепции переноса в психоанализе (см.: Mertens, 1993;
Mertens, Waldvogel, 2000) и ее влияние на понимание переноса в КИП
(см.: Bahrke, 2010b) не могут здесь быть представлены достаточно
подробно. Однако важны оба этих аспекта: перенос определяет-
ся не только инфантильным прошлым, психоаналитик или КИП-
терапевт понимается сегодня не только как наблюдающий интерпре-
татор, который помогает пациенту понять его искажения реальности
внутри невроза переноса (интрапсихическая парадигма), но и как тот,
кто признает свое собственное влияние на перенос (интерсубъектив-
ная парадигма). Так, например, при помощи особой динамики пе-
реноса, как это описано в случае г-жи Айхель, запускается весь ана-
литический процесс: аналитик с опорой на контрперенос считывает
невыраженное и труднопроизносимое на данный момент желание
пациентки относительно проведения терапии (ср. особенно пар. 6.1).
Наиболее последовательно это положение было разработано
в парадигме переноса как социального конструкта (Gill, 1996), где
341
Глава 7
феномены переноса являются совместным продуктом аналити-

ка и пациента. Вклад пациента в перенос задается невротическим
принудительным повторением, через которое пациент вынужден –
как в жизни, так и в терапевтической ситуации – воспроизводить
свои конфликты на сцене межличностных отношений. Вклад ана-
литика в перенос определяется его индивидуальностью, техникой
лечения, которую он использует с опорой на имплицитные част-
ные теории, его латентными представлениями о человеке, а также
его личными интерпретациями и применением терапевтических
правил. Согласно Гиллу, патологический перенос характеризуется,
прежде всего, стереотипной ригидностью, с которой пациент объ-
ясняет ситуации, и компульсивными, сценически выраженными
усилиями, которые пациент предпринимает для того, чтобы дру-
гие вели себя в соответствии с его ожиданиями. В качестве приме-
ра можно привести типичный образец поведения г-жи Грюн: в нача-
ле каждого сеанса она пыталась сделать терапевта союзником своих
переживаний (пар. 5.4).
В этой концепции наряду с стереотипными повторениями па-
циента аналитик рефлексирует свое собственное влияние на наблю-
даемую им систему отношений. Такая «работа с переносом и внутри
переноса», строящаяся на вопросах: «Что пациент делает с терапев-
том, что терапевт делает с пациентом и как это можно понять и за-
тронуть в терапевтической ситуации на фоне интериоризованного
опыта объектных отношений?» – целесообразна и показана к на-
значению лишь в рамках психоаналитической лечения. Тем не ме-
нее это должно быть учтено в любой психодинамической терапии,
краткосрочной или долгосрочной, так как только на этой основе мо-
гут быть осуществлены планирование, формирование и понимание
эксплицитного терапевтического процесса (см. этапы планирова-
ния лечения во всех трех представленных случаях).
В КИП также, исходя из этой интерсубъективной парадигмы, все
высказывания пациента внутри и вне имагинации рассматривают-
ся в контексте динамики переноса–контрпереноса. Это оказывает
влияние и на то, какие образы представляет пациент. КИП-терапевт
непрерывно рефлексирует свой собственный вклад в наблюдаемую
им систему отношений и процесс имагинации. Для иллюстрации та-
кой комплексной динамики Нор (Nohr, 2006, S. 8) предлагает нагляд-
ный пример: «Как только я слышу первые слова имагинации, у меня
возникает следующая метафора: я сразу же погружаюсь в реку, один
342
берег которой сформирован мной, другой – пациентом, а вода и ее

течение соединяют наши эмоциональные и душевные субстанции.
Вода представляет собой смесь из постоянного возвратно-поступа-
тельного проективного катексиса репрезентаций другого… На берегу
есть места, с которых я могу наблюдать общую картину, и, пожалуй,
я могу держать голову над водой или держать курс на остров; то же
может делать и пациент… Другие острова мы формируем или доби-
раемся до них вместе, когда удается при помощи эмпатии и пони-
мания преодолеть препятствие в виде защиты желаний». Далее ин-
терсубъективная парадигма относительно переноса–контрпереноса
будет проиллюстрирована при помощи виньетки.
На курсах повышения квалификации в последний день занятий
руководитель решил познакомить обучающихся с мотивом «Опуш-
ка леса» и предложил провести эту имагинацию кому-нибудь из кол-
лег, кто готов это сделать. Сразу же вызвался молодой коллега и сел
на «стул протагониста» рядом с руководителем.
Руководитель был доволен ходом обучающего процесса, так
как большинство коллег, в основном женского пола, активно при-
нимали в нем участие. Однако ему неоднократно приходилось огра-
ничивать двух обучающихся в их дополнительных организационных
вопросах. До этого коллега-протагонист казался ему недостаточ-
но заинтересованным, что он связывал с преобладанием женщин
в группе. Таким образом, исходя из половой солидарности, руко-
водителя порадовало, что коллега воспользовался этим последним
шансом – оказаться перед группой с ним, терапевтом, в роли па-
циента. Однако он отметил внезапность решения коллеги – у ру-
ководителя сложилось впечатление, что он немного импульсивно
демонстрирует свою потребность в защите. Руководитель решил
разобраться в этом дополнительно в процессе сопровождения имаги-
нации.
Как бы «впрыгивая» в имагинацию, коллега описал луг и слева,
где сидел руководитель, темную опушку леса. Там он увидел малень-
кого, сгорбившегося мужчину в остроконечной высокой шляпе, который
каким-то образом выползает из земли. Коллега-протагонист разве-
селился, в то время как руководитель, который в его высказываниях
увидел указание на нарциссическую динамику, в своем контрперено-
се почувствовал себя поднятым на смех. Руководитель предположил,
что протагонист спроецировал на него страх обесценивания («сде-
лать маленьким» другого, чтобы самому не быть маленьким), благо-
343
Глава 7
даря чему обнаружилось явное желание получить одобрение от него.

Поэтому когда руководитель выразил заинтересованность высказы-
ваниями протагониста, атмосфера изменилась, и коллега теперь был
способен принять свое желание встретиться со сгорбившимся муж-
чиной, что в имагинации превратилось в приближение к мужчине:
Но этот мужчина, блуждающий там вдоль опушки леса, сейчас под-
ходит ближе, внезапно шипит на меня. По впечатлению руководи-
теля коллегу-протагониста еще очень пугала встреча с мужчиной,
что было видно из этого «шипения». Поэтому руководитель пред-
ложил ему дистанцироваться. Протагонист подхватил это: Я сейчас
ухожу с опушки леса на возвышенность. Теперь я над ним. И вновь со-
провождающий протагониста руководитель отследил нарциссичес-
кую динамику, которая позволяла коллеге воспринимать что-либо
только «сверху» или «снизу». Отсюда, то есть «сверху», коллега смог
в первый раз взглянуть в лицо мужчине: у него были добрые глаза,
и они напомнили ему глаза старого профессора психотерапии, ко-
торого, как он предполагал, знал также и руководитель курса. Я бы
с удовольствием с ним встретился, подошел бы к нему поближе, он ин-
тересует меня, но заинтересован ли он во мне? Снова руководитель
ощутил в контрпереносе нарциссическую амбивалентность: он по-
чувствовал себя польщенным быть идентифицированным с этим
известным человеком, но одновременно и обесцененным, посколь-
ку этот другой «был поставлен начальником» над ним. И он ощутил
в себе желание подлинной встречи без идеализации и обесценива-
ния – в конкордантной реакции контрпереноса (пар. 7.7.5) он ощу-
тил более глубокое желание протагониста. И действительно, в тот мо-
мент, когда руководитель почувствовал его истинную потребность,
протагонист смог сформулировать ее самостоятельно: Я хочу, чтобы
он увидел меня, принял меня, принял меня таким, какой я есть – и по-
этому он обоснованно выразил беспокойство, что это может быть
совсем не так: потому что у него совсем нет интереса ко мне, и он мо-
жет отвергнуть меня. Далее последовал длинный период, когда они
вместе с руководителем курса обсудили конфликт, развернувший-
ся на воображаемой сцене, рассмотрели противоречия и возмож-
ности в данной ситуации, которые потребовали от коллеги много
напряженной внутренней работы над конфликтом. Он размыш-
лял: Я должен с ним заговорить? Поприветствовать его, проходя ми-
мо? Перенести встречу? Что говорит за это, что – против и т. д., пока
не закончилась имагинация.
344
Как же можно понять этот имагинативный процесс? Здесь бы-

ло ясно представлено исходное обесценивание отцовской фигуры
куратора, которую воплощал и руководитель курса. В этой волшеб-
ной шляпе он был похож на дождевого червя. Протагонист под-
шучивал над ним, что он похож на Гарри Поттера. Одновременно
с этим куратор был магически оснащен, но описан как «малень-
кий» и «сгорбившийся», в чем выражалась проекция страха коллеги
быть обесцененным со стороны руководителя курса. Наряду со стра-
хом обесценивания велико было также и желание контакта: коллега
сразу же вызвался, изъявил желание стать протагонистом и развил
в имагинации тему приближения к интересующему его мужчине.
Он желал бы видеть себя таким же, как руководитель, возможно да-
же, вести курс как руководитель. Возможно, несмотря на страх обес-
ценивания, он хотел также по-мужски быть в состоянии ограничи-
вать женщин, как он это наблюдал на курсе. На какое-то время он
вынужден был возвыситься над руководителем, чтобы затем увидеть
«добрые глаза» – глаза, которые смогли разглядеть его предполага-
емый, обусловленный биографическими данными страх обесцени-
вания отцовской фигурой, что являлось частью динамики переноса.
Наконец, он смог разобрать свою проблему самооценки и желание
на равных общаться с куратором и другими, напоминающими фигу-
ру отца. Описанное выше совместное формирование имагинации яв-
ляется впечатляющим во многих моментах. Особенно запоминается
то, как руководитель без обиды отреагировал на повторное, полное
противоречий обесценивание протагониста, рефлексируя в контр-
переносе его желание контакта.
Действие в качестве КИП-терапевта на основе интерсубъектив-
ной парадигмы означает не только желание найти себя в фигуре пе-
реноса в имагинации. Это означает также, что не следует ожидать,
что протагонист будет представлять образы, исходя только из своей
внутренней конфликтной ситуации, – установившиеся между ним
и терапевтом достаточно хорошие терапевтические отношения бу-
дут в равной мере влиять на эту ситуацию. Дальнейшее продвиже-
ние в интерсубъективной парадигме означает также учет того, что эта
имагинация была создана совместно обоими сторонами. Она имен-
но такая здесь и сейчас, поскольку вытекает из специфической си-
туации и специфического переживания сложившихся отношений
на курсе и актуализированного тем самым конфликта. Следова-
ние интерсубъективной парадигме означает не только вопрос к се-
345
Глава 7
бе как терапевту: «Что за шляпу пациент здесь надевает на меня?

Как я переживаю это и что означает данное переживание?» – но также
размышление о том, например, как способ моего руководства этим
курсом повлиял на возобновление у коллеги страха обесценивания
и что вызвало его импульс представить имагинативный образ здесь
и сейчас в отношениях со мной. В данном случае руководитель осо-
знавал, что при ведении этого курса он склонялся к четкому струк-
турированию и реализовывал этот план. Как уже упоминалось, он
ограничивал также некоторых обучающихся женщин в количестве
вопросов, задаваемых ими в процессе курса, иногда обращая вни-
мание на их защитное интеллектуализирующее поведение. Возмож-
но, это одновременно пугало и восхищало представляющего образ
коллегу. Важно было и то, что руководитель во время имагинации
ощущал его уязвленность, но не отыгрывал обесценивание, кото-
рое протагонист направлял не только на него, но и на самого себя.
Наоборот, благодаря рефлексии контрпереноса руководитель спо-
собствовал возможности сближения с ним в образе, благодаря че-
му протагонист смог отказаться от своей нарциссической защиты.
Как показано в этом примере (см. также случай г-жи Мусат –
пар. 4.5 (14), (20), дополнительные виньетки можно найти в трудах
Dieter, 2006; Nohr, 2006; Schnell, 2005), динамика переноса–контр-
переноса включена в ход имагинации. Каждое из моих высказы-
ваний, все, что я говорю или не говорю, даже само мое присутст-
вие, то, как я веду себя с пациентом, какую реакцию это вызывает
и как я на это реагирую – все это также будет частью кататимного ми-
ра образов. «Кататимный» (пар. 1, экскурс 1: Термин «кататимный»)
никогда не является образным переживанием, исходящим из души
независимо от терапевта, эти эмоциональные образы являются вы-
ражением приведенных в действие благодаря переносу желаний от-
ношений и их защит. Эти желания и страхи, возникающие из ин-
териоризованного опыта отношений, связаны с тем, что конкретно
обнаруживают и запускают терапевтические отношения. Аналогич-
ным образом мы понимаем и рассказ о сновидении в психоанализе:
когда какое сновидение сообщается и как это делается – это и есть
функция переноса.
Эффект этого сложного взаимодействия всегда определяется со-
вокупностью факторов. В рамках динамики переноса-контрперно-
са мы находимся в сфере, где нет фиксированного, не завиcящего
от процесса ориентира, исходя из которого было бы возможно объ-
346
ективное, целостное описание хода терапии (Deserno, 1994). По сути

дела, это и есть особый, творческий, а иногда и очень сложный эле-
мент психоаналитической терапии и ее ответвлений – всегда оста-
ваться в поиске и удерживать психотерапевтическую позицию, не бу-
дучи отстраненным (пар. 7.1).
Тем не менее в дальнейшем по дидактическим причинам фено-
мены, связанные с этим общим процессом, будут рассматриваться
отдельно друг от друга.
7.7.3. Сопротивление внутри и вне имагинации

Под сопротивлением понимаются все возникающие в терапевтичес-
ком процессе феномены, которые препятствуют его успешному про-
должению. В отличие от понятия защиты – вездесущего интрапси-
хического процесса, касающегося содержания и аффектов, которые
могут не осознаваться в конкретной ситуации или вообще в течение
длительного времени, сопротивление является специфически тера-
певтическим феноменом. Оно направлено против осуществления
терапевтических интервенций. Пациент при этом будет использовать
интрапсихические и межличностные механизмы защиты.
Со стороны терапевта феномены сопротивления могут быть за-
пущены интервенциями, предъявляющими чрезмерные требования
к сиюминутной готовности и способности пациента столкнуться
со своими болезненными чувствами или дисфункциональными пат-
тернами отношений. Эти феномены встречаются во время соответст-
вующих интервенций (пар. 7.2) просто потому, что терапевтический
процесс принципиально предполагает ситуативное столкновение
каждого пациента с пугающими, вызывающими стыд болезненны-
ми фактами. Объем этих конфронтаций не всегда может быть опти-
мально сбалансирован. Особенно неустойчивым и стимулирующим
сопротивление бывает этап, во время которого пациент начинает до-
гадываться, что его «жизненные» проблемы наглядно проявляются
здесь и сейчас – в защищенном и значимом терапевтическом про-
странстве. Например то, что он переживает по отношению к своей
жене, в некотором смысле схоже с тем, что он ощущает по отношению
к терапевту. Ему приходится подавлять проявления злости и крити-
ки или симпатии и желания, которые направлены непосредственно
на терапевта (о сопротивлении осознанию переноса см.: Gill, 1996;
Thomä, Kächele, 1985). Уровень сопротивления повышается на этапах,
347
Глава 7
где пациент высказывается относительно внутренних тем, полных

стыда и вины, которые до этого момента вытеснялись, отрицались
или иным способом «минимизировались», а также на заключитель-
ном этапе терапии (пар. 7.6).
Для того чтобы терапевтический процесс успешно развивался,
решающее значение имеет распознавание и выявление феноменов со-
противления. Согласно общепринятому правилу, они должны стать
предметом терапевтической беседы и должны быть совместно поня-
ты, прежде чем будет проанализировано находящееся под их защи-
той содержание («анализ сопротивления перед анализом содержа-
ния»), поскольку сопротивление как бы показывает, что содержание
по причинам защиты еще не может стать предметом обсуждения.
Феномены сопротивления достаточно несложно выявить, ко-
гда они представлены в форме длительного молчания пациента, его
подробного рассказа о «не относящихся к делу сценах» или неваж-
ных с точки зрения терапевтического процесса будничных событиях
(в которых, конечно же, могут быть скрыты очень важные указания
на перенос!) и в форме самых различных нарушений терапевтичес-
ких рамок, таких как опоздания, ошибки относительно даты и вре-
мени встреч, отказы, неоплата и т. д.
Затруднительными для распознания, особенно для новичков,
являются такие феномены сопротивления, которые выражают-
ся косвенно, например, в вербальной форме, через манеру поведе-
ния или определенную сцену (экскурс 11: Сцена – пар. 7.7), а также
в имагинации, что можно наглядно увидеть в следующих примерах:
– На 9-м сеансе г-жа Грюн спросила своего терапевта, мо-
жет ли она погрузиться в имагинацию. Здесь можно пред-
положить положительный перенос на терапевта, который
в принципе сделал возможным выражение подобного же-
лания, несмотря на то, что пациентка попросила терапевта
задать тему. Очевидно, эта просьба было основана на дове-
рии г-жи Грюн. Она была открыта своему внутреннему миру
и поэтому могла отказаться от контроля. Контекст также да-
вал понять, что через подобное покорное подчинение выра-
жается защита, помогающая справиться с сильным страхом.
При этом ее открытость можно было понимать как сопро-
тивление развитию собственной автономии. Точнее говоря,
таким образом она хотела в данной ситуации переноса, со-
348
храняя свой контроль над аффектами, избежать углубления

в то, что было рассмотрено ранее.
– В определенный момент сессии терапевт предлагает свое-
му пациенту провести имагинацию. Пациент соглашает-
ся, но сообщает при этом, что «прежде хотел бы еще быстро
проговорить кое-что», и начинает затем говорить настоль-
ко быстро или подробно, что в конце концов из-за нехватки
времени до имагинации дело так и не доходит. Ситуация пе-
реноса здесь состояла в том, что пациент не смог напрямую
выразить свои страхи относительно погружения в имагина-
цию, что исходило также из определенных страхов в перено-
се, но отыграл их в форме сопротивления.
– Пациент регулярно дольше обычного остается лежать на ку-
шетке после окончании имагинации, прежде чем он сно-
ва занимает место напротив терапевта. Хотя после имаги-
нации достаточно часто может наблюдаться определенная
задумчивость, в этом случае терапевт на основании своего
контрпереноса чувствует себя исключенным, отрезанным
от происходящего. Он испытывает злость, что нечто только
что совместно порожденное находится, согласно его предпо-
ложению, под контролем пациента и «предварительно сор-
тируется» перед возможностью более глубокого обсуждения,
в некоторой степени «скрывается» от него. Здесь сопротив-
ление снова проявляется как феномен переноса.
– Пациент во время имагинации сильно расслаблен и эмо-
ционально наполнен, но в заключительной беседе он сра-
зу же начинает обсуждать проблему. Сопротивление в этом
случае выражается в констелляции переноса через защиту
в форме рационализации. С помощью рационализации па-
циент в беседе проявляет себя совсем иначе, чем в имагина-
ции, и из-за страхов в переносе стремится поддерживать свое
сопротивление.
– Что-то подобное может относиться и к случаю, когда пациент
очень эмоционально вовлекается в имагинацию, но на сле-
дующем сеансе все-таки обесценивает ее. Если это не будет
понято как феномен сопротивления, это может привести те-
рапевта к отказу от имагинаций. Если терапевт чувствует се-
бя обесцененным, он быстро в процессе переноса–контрпе-
349
Глава 7
реноса попадает в тайный сговор с пациентом. Если все же

в этот момент сопротивление обсуждается, можно, напри-
мер, понять, что и почему пациент должен привычным об-
разом эмоционально обесценивать в себе и почему это при-
нимает форму обесценивания других.
– Существует также вариант, когда имагинация охотно при-
нимается, но никогда не бывает подхвачена пациентом, ис-
ходя из дополнительного оформления (например, рисунка)
или из беседы. Здесь также отыгрывается сопротивление
по причине страхов в переносе (как следует из примера вы-
ше) процесс имагинации не может быть спонтанно продол-
жен, он недооценивается или обесценивается.
В имагинациях сопротивление может быть выражено самим про-
цессом развития имагинации и/или имагинативным содержанием:
«размытыми образами», их нестойкостью или неподвижностью
(например, появляются рисунки из комиксов или фотография го-
ры вместо ее реального яркого представления), игнорированием
и «пропусканием мимо ушей» терапевтических интервенций вплоть
до «прерывания» имагинации. «Туман», препятствующий «хоро-
шей видимости», «много цветов» или вообще «ничего» могут быть
способом избегания подлинного самораскрытия. При следовании
по течению воды сопротивление может принять форму «плотины»
или шатающегося моста, разрушающего берег (случай г-жи Айхель –
пар. 6.5 (12)).
Ввиду важности вопроса далее приводится классификация фе-
номенов сопротивления:
1. Относительно установки пациента к процессу имагинации:
– пациент отклоняет предложение провести имагинацию,
– он всегда выражает желание погрузиться в имагинацию,
– он недооценивает или обесценивает имагинацию,
– он забывает свои имагинации,
– он держится в имагинации заметно иначе, чем в беседе.
2. В имагинации или по отношению к самому процессу имагина-
ции:
– пациент не «может» погрузиться в имагинацию,
– его образы остаются размытыми, все «как в тумане»,
350
– вместо предлагаемого мотива часто проявляется другой/ни-

когда не появляется ничего другого,
– пациент не может двигаться в своем кататимном ландшаф-
те, он видит все «как будто сверху» или «снаружи»,
– вместо живого представления образов возникают фотогра-
фии, рисунки или комиксы,
– неожиданно пациент оказывается «мысленно где-то в дру-
гом месте»,
– пациент детально описывает свои имагинации, но игнори-
рует вопросы о воздействии образа,
– пациент формирует некую образную оболочку и не может
углубиться в имагинацию,
– все время возникает похожее содержание имагинации.
В ситуации работы с дополнительным оформлением в контексте со-
противления полезно также обращать внимание на такие процессы,
которые возникают вокруг нарисованных и не нарисованных, по-
казанных и не показанных или значительно отличающихся от содер-
жания имагинации рисунков (пар. 7.5). Например, на определенных
этапах анализа достаточно частое создание рисунков г-жой Айхель
можно было рассматривать как феномены сопротивления, посколь-
ку это выражало стремление на уровне содержания доказать те-
рапевту, насколько она «старается» быть «прилежным ребенком»
(ср. пар. 6.5 (13)). Однако нарисованная ею пещера, напротив, по-
казывала, что состоявшаяся до этого имагинация (пар. 6.5 (415))
поддерживала сопротивление. Пациентка «щадила» терапевта, ста-
раясь представить в образе «красивую» пещеру, в то время как на-
рисованный дома рисунок показал реальный масштаб проблемы
(пар. 6.5 (416)).
В целом необходимо размышлять о формах сопротивления по от-
ношению к дополнительному оформлению имагинации (пар. 7.5),
если:
– пациент «не может рисовать»,
– он рисует, но забывает принести рисунок с собой,
– он рисует, приносит рисунок с собой, но рисунок остается
у него в сумке,
– он все-таки показывает рисунок, но при этом молчит,
351
Глава 7
– он говорит, что «ничего не видит» на своем рисунке,

– он «пропускает» центральные аспекты рисунка или не за-
трагивает их,
– он рисует нечто совсем отличное от имагинации,
– он не обращает внимание на центральные аспекты имаги-
нации,
– рисунки «красивее» или «хуже», чем имагинация.
Подводя итог, необходимо еще раз подчеркнуть, что каждая форма
выражения может быть использована для проявления сопротивле-
ния. Сам факт существования сопротивления определяется тера-
певтом, который рефлексирует контекст и состояние отношений,
исходя из контрпереноса (см. ниже). Таким образом, относительно
имагинаций нет строгих правил, ведь признаком сопротивления
могут быть противоположные вещи, например, пациент может обес-
ценивать имагинацию, так же как и преувеличивать ее значение.
Сопротивление может выражаться в отказе от имагинации, также
как и в постоянном желании ее проводить, возможно даже, на каж-
дом сеансе. Не подвергшееся рефлексии согласие с соответствующим
желанием пациента проводить большее количество имагинаций
или не проводить их вовсе следует расценить как содействие тера-
певта сопротивлению, то есть как тайный сговор переноса–контр-
переноса (см. ниже). Поскольку «все может стать сопротивлением»,
а содержание имагинации может и что-то показать, и что-то скрыть,
служить защите другого аспекта, то для оценки всегда важны кон-
текст и понимание динамики переноса–контрпереноса.
7.7.4. Феномены переноса в КИП

Из вышесказанного становится более понятно, что, фокусируясь
в этом разделе на феноменах переноса, мы рассматриваем тему сопро-
тивления в каком-то смысле с «другой стороны медали». Поскольку
перенос может характеризоваться как «позитивный», «негативный»,
«пристойный (не шокирующий)» и т. д., он показывает степень сопро-
тивления мобилизации болезненных эмоций и осознания или сте-
пень сотрудничества при продвижении терапевтического процесса.
Выше подчеркивалось также, что контрперенос является важнейшим
«инструментом» для восприятия феноменов переноса (пар. 7.7.5).
352
Основные вопросы, которыми задается терапевт в своем стрем-

лении изучить феномены переноса, могут быть похожи на вопросы,
сформулированные в свое время М. Балинтом: «Как пациент ко мне
относится?». И, отражая контрперенос: «Как я отношусь к пациенту?».
Или также: «Что хочет пациент мне сказать (на самом деле)?», «Чего
он хочет достичь в отношениях со мной?», «Что он делает со мной?»,
«Что он видит во мне?», «Какую роль он мне предлагает?». Этими во-
просами терапевт задается прежде всего тогда, когда чувствует се-
бя в актуальной терапевтической ситуации несколько неадекватно:
возможно, его восприятие искажено, странно акцентировано, ему
бросается в глаза повторяющаяся, необычно ощущаемая им реак-
ция пациента. То же самое относится и к непонятным, значитель-
но преувеличенным реакциям пациента в отношении третьих лиц
или же поведение самого терапевта становится неадекватным в рам-
ках терапевтического контекста.
Терапевтически полезным является нежный, положительный,
названный З. Фрейдом (Freud, 1912, S. 371) «пристойным» перенос.
Пациент при этом располагает положительными интроектами, кото-
рые он может активировать в отношении терапевта, чтобы доверить-
ся ему и понимать критические дополнительные вопросы в качестве
поддержки продвижения к цели терапии (таким способом нежный
положительный перенос в случае г-жи Мусат – пар. 4.5 (14) – доста-
точно быстро способствовал полезным инсайтам). Напротив, сле-
дует ожидать осложнений в процессе терапии, если происходят гру-
бые искажающие идеализации терапевта. Терапевт, в свою очередь,
может испытывать давление со стороны потребности пациента по-
средством грандиозной проекции видеть в нем «спасителя», единст-
венное полезное существо и латентно испытывать страх относитель-
но приписываемого ему значения (такой перенос с затрудняющими
терапию последствиями прослеживается в случае г-жи Айхель, па-
циентка долгое время перерабатывала отражающие, положитель-
но резонирующие или содействующие пониманию интервенции
как критику, ср. пар. 6.5). Терапия протекает сложно и в том случае,
если с самого начала открыто высказывается обесценивание тера-
певта или его метода.
Поскольку пациентами, как правило, становятся в результате не-
гативного опыта отношений, большое практическое значение имеет
негативный перенос. Сквозь призму этого переноса терапевт откры-
то, латентно или бессознательно сталкивается со страхами, упрека-
353
Глава 7
ми и недоверием со стороны пациента, за которые он не чувствует

себя ответственным, даже если, возможно, в его поведении прояви-
лись реальные триггеры (интерсубъективная парадигма переноса,
см. выше). Например, г-жа Мусат (пар. 4.4. (5)) воспринимает свое-
го терапевта как строгую, требующую выполнения домашних за-
даний «учительницу». Часто в самом начале терапии негативный
перенос подавляется, вытесняется или расщепляется, как это про-
исходило с различной степенью выраженности в случаях г-жи Му-
сат, г-жи Грюн и г-жи Айхель.
Феномены переноса могут проявляться в КИП на всех уровнях
терапевтического процесса:
1. Их можно обнаружить в отношении терапевтической рамки (ср.
поведение при оплате г-жи Айхель между (79) и (83)).
2. Они могут проявляться в случайных сценах (экскурс 11: Сцена)
в начале или в конце сеанса, например, через взгляд или особое
рукопожатие во время приветствия, демонстративное поведение
при складывании зонта, при снятии мокрых туфель и т. д. Сцена,
передающая послание переноса, обозначается также как «дейст-
венный диалог» (Klüwer, 1983), поскольку сцена разыгрывается
не на словах или в имагинациях, а в жестах и поведении (см. по-
дробное описание трех сцен в случае г-жи Айхель – пар. 6.4). Зна-
чение подобной сцены нередко раскрывается позже, поскольку
невербальная манифестация переноса часто в большей степени
подвергается защитной реакции. Например, терапевт поначалу
может лишь отметить:
– Мой пациент получил предложение переместиться на ку-
шетку для имагинации, но остался сидеть в кресле.
– Моя пациентка сидит на краешке кресла, и она не может за-
нять все пространство кресла для проведения имагинации.
– Мой пациент ложится на кушетку, берет плед и всегда очень
обстоятельно складывает его позади себя. Другой пациент
поправляет подушки, всякий раз «хлопая» по ним, или остав-
ляет их лежать в беспорядке (ср. также случай г-жи Айхель,
сцену использования туалета – пар. 6.4).
3. Конечно же, феномены переноса особенно часто проявляют-
ся в диалогах, в приписывании терапевту чего-либо или в тон-
ких намеках, в которых терапевт может увидеть себя неадекват-
354
но и искаженно охарактеризованным (см. все описания случаев,

например, имагинацию «Ангел» г-жи Айхель (86) и виньетку
в пар. 7.7.2).
4. Манифестация переноса может звучать также в рассказах и со-
общениях, обращенных к третьим лицам, в так называемых «от-
ношениях внешнего переноса». Например, если пациент говорит
о друге, который стал ему неинтересен, он может думать о том,
что на последнем сеансе почувствовал снижение интереса ко мне
как к терапевту и он опасается испытать то же самое на этом се-
ансе (внешний перенос, согласно принципу смещения). Такой
внешний перенос встречается в случае г-жи Грюн (пар. 5.4 (9)),
когда она сообщает о сцене в школе и о том, как ей было важно
показать «им», что она «не глупая». Это повторяется и в отноше-
ниях с терапевтом, когда пациентка, например, рассказывает ему
о своем чтении и прочих интеллектуальных интересах (ср. (23),
учить английский язык). Или пациент описывает себя особым
образом, например, незаинтересованным в других, как если бы
он неосознанно боялся этого со стороны терапевта (намек в пе-
реносе по принципу идентификации).
5. Специфичным для КИП является отражение феноменов переноса
на имагинативном уровне как в процессе развития имагинации,
так и непосредственно в содержании образа. Это может прояв-
ляться в виде определенной коммуникации с терапевтом во вре-
мя имагинации: через молчание, излишнюю говорливость, вклю-
чение терапевта в имагинацию, дистанцирование от него и т. д.
6. Перенос может проявляться в имагинации непосредственно
в виде конкретного символического персонажа, обозначающе-
го терапевта (ср. виньетку – пар. 7.7.2 – или «рука сверху» в слу-
чае г-жи Айхель – пар. 6.5 (18) как символическое представле-
ние желаний идеализации). В имагинации перенос проявляется
также в поведении пациента по отношению к символическому
образу, как в случае г-жи Грюн, размышляющей в первичной
имагинации о том, чтобы вырвать цветок, или в заключитель-
ной имагинации, в которой она берет с собой из терапевтичес-
ких отношений желтый порошок подсолнуха как положитель-
ную интернализацию того, что ничто не исчезнет.
7. Послания переноса связаны, наконец, и с дополнительным
оформлением образа, например, когда пациент представляет
355
Глава 7
приятные расслабляющие сцены, но затем заставляет терапев-

та беспокоиться, изобразив на рисунке что-то угрожающее.
Следует отметить, что манифестация переноса присутствует не толь-
ко тогда, когда пациент выражает его непосредственно при встрече
с нами или когда мы обнаруживаем что-то необычное или неуместное
в процессе имагинации. Перенос может проявляться также косвенно
в вычурных, излишне детализированных или искаженных описани-
ях третьих лиц или в противоречивой манере поведения.
В рамках этого учебника невозможно проследить всю многомер-
ность манифестации переноса. Чтобы более подробно изучить этот
вопрос, следует обратиться к соответствующей психоаналитичес-
кой литературе (см. выше). Однако формы выражения этой мани-
фестации во взаимосвязи с имагинацией необходимо раскрыть не-
много подробнее.
Уже само предложение имагинации может инициировать го-
товность к переносу, которая проявляется, например, в специфике
психодинамики у пациентов с разными нарушениями. Депрессив-
ный пациент может воспринимать предложение имагинации как то,
что он «снова недостаточно» смог проявить себя в беседе. Он будет
инсценировать переживание дефицита на имагинативном уров-
не. Истеричная пациентка может начать создавать изобилие пред-
ставлений, почувствовав, что она должна в имагинации раскрыть
наконец-то, что пыталась спрятать в беседе. Фобический пациент,
который чувствует себя уверенно в беседе и цепляется за присутст-
вие терапевта, считывая с его лица предполагаемые «послания», мо-
жет теперь ощутить себя «отвергнутым», предоставленным самому
себе. Это все равно, что быть «отправленным» родителями поиграть,
чтобы не «мешал» или не «нервировал», в то время как он хотел бы
быть совсем близко к ним. На имагинативном уровне дело может
доходить до избегания контакта или уклонения от представления.
Пациенты, которые в эдиповой конкуренции пытаются избежать
предэдипового желания поддержки, могут использовать имагина-
цию для демонстрации своих приключений и скрывать нарцисси-
ческие потребности.
Парентифицированные пациенты могут с облегчением принять
предложение имагинации, поскольку у них появляется возможность
расслабиться от утомляющего контакта лицом к лицу с объектом,
который препятствует их сосредоточению на себе, поскольку они
356
всегда должны предчувствовать любой негативный сигнал могу-

щественного другого. Обычно они представляют свое успешное пу-
тешествие в горы как одиночное восхождение. Поражает, что при-
влекательные для отдыха горные луга и скамейки игнорируются ими,
все пронизано ощущением покорности и уныния. Нарциссические
пациенты могут недоверчиво обесценить предложение или «выпол-
нить задание», изолируясь от аффектов. Наконец, пациенты, стра-
дающие неврозом страха, могут бояться потерять контроль в про-
цессе имагинации.
Такие «типичные» примеры пациентов служат убедительным
доказательством того, что нельзя понимать «позитивное подхваты-
вание» предложения представить образ как «содействие процессу»
(ср. две «интерпретации» первичной имагинации в случае г-жи Ай-
хель – пар. 6.3).
Распознание переноса в КИП-терапии до, во время и после има-
гинации предполагает одновременный учет и рефлексию всего со-
общаемого, обсуждаемого и воображаемого, а также то, что пациент
выражает в ситуативном отношении к терапевту, даже если он не го-
ворит об этом напрямую (например, г-жа Айхель – пар. 6.5 (145) –
играет роль «дружелюбной женщины»).
В отличие от любой другой формы психодинамической психо-
терапии, в КИП-терапии следует обращать внимание на то, что па-
циент «делает» со мной как с терапевтом, как он ко мне «относит-
ся» и как он «встраивает» меня в свою имагинацию и «представляет»
в ней. «Я всегда подразумеваюсь», и именно на этом уровне иссле-
дуется общий клинический материал. Однако понимание ситуации
переноса не всегда так просто и очевидно, как это считается, напри-
мер, при предложении мотива «Гора» (пар. 7.2): терапевт здесь может
восприниматься в соответствии с проблематикой Сверх-Я и Я-идеала
пациента как «чуткий», «неприступный», «возвышенный и домини-
рующий» и т. д. Или в случае г-жи Айхель (пар. 6.5 (352)) в имагина-
ции терапевт является поддерживающим объектом в образе сосед-
ки в отличие от материнского имаго.
Поскольку считывание уровня переноса является достаточно
сложной задачей, ему необходимо «обучаться» (ср. первичную имаги-
нацию в случае г-жи Айхель – пар. 6.3). Терапевт не должен пытать-
ся выполнить невыполнимое требование понять соответствующую
динамику переноса «сразу» и «точно». С другой стороны, полезно
и в значительной степени оправданно осуществлять рефлексию про-
357
Глава 7
цесса, исходя из интерсубъективной парадигмы, например, регулярно

задаваться следующими вопросами: «Что означает в переносе, если
мой пациент сегодня не может принять мою интервенцию или пред-
ложенный мною побуждающий мотив к имагиниации?». Или так-
же: «Что я привнес через контрперенос или как я мог повлиять на то,
что мой пациент сегодня повел себя так или иначе?». К рефлексии
процесса переноса–контрпереноса внутри интерсубъективной па-
радигмы относится также и вопрос к нам самим: «Насколько мы
как терапевты „участвуем“, то есть „становимся причиной“, в этих
откликах в целом и в имагинациях в частности» (пар. 7.7.2).
Например, в случае г-жи Грюн ее отказ погрузиться в имагинацию
перед самым экзаменом мог рассматриваться слишком упрощенно
как дозирование стресса в значении копинг-стратегии. Однако, исхо-
дя из динамики переноса, можно говорить, что здесь проявился так-
же ее страх потери контроля или неосознаваемая защита от столь же
неосознаваемого опасения показаться слабой или «глупой» перед
проективно строгим, неэмпатичным визави. Анализ контрперено-
са показывает, что усиление страха было спровоцировано разочаро-
ванием из-за сдержанной реакции терапевта на пожелание пациент-
ки сделать перерыв в терапии (рефлексия окончания среднего этапа
терапии в случае г-жи Грюн).
7.7.5. Работа с контрпереносом

Под контрпереносом мы понимаем совокупность эмоциональных
реакций терапевта на пациента, что подразумевает также и их час-
тичную неосознаваемость.
Контрпереносом считается также реакция аналитика на пред-
ложенный пациентом перенос, активирующая его раннюю объект-
ную модель, что является источником нарушения терапевтического
процесса или препятствует стараниям повернуть пациента к собст-
венному бессознательному как к «принимающему органу». Это объ-
ясняется недостаточностью собственного анализа терапевта, его
«остаточным неврозом». Предложенное Паулой Хайманн в 1950 го-
ду переформулирование данного понятия может быть здесь лишь
упомянуто, но оно является радикальным и должно быть принято
во внимание, поскольку контрперенос на сегодняшний день остает-
ся основным диагностическим терапевтическим инструментом, а его
понимание – базовой компетенцией психодинамических терапевтов.
358
Экскурс 11. Сцена

Под сценой понимается «моментальное запечатление» терапевтичес-
кой ситуации, в которой – в действии или поведении пациента – про-
являются неосознаваемые эпизоды отношений, актуализированные
через перенос (Klüwer, 2002). Действие или поведение осуществляет-
ся быстро и как бы невзначай. Например, пациент при разговоре пере-
двигает предмет на столе, или вдруг встает и открывает окно, или сра-
зу же при первой встрече устремляется к креслу терапевта.
Выражение «сцена» вписывается в контекст таких понятий, как:
агирование, отыгрывание
и диалог действия. Термин «агирование» изначально ассоциировал-
ся с действиями, которые пациент «воспроизводит» на месте воспоми-
наний, и получил негативную коннотацию в значении нежелательной
или даже незрелой реакции. Однако в дальнейшем понятие «агирова-
ние», или отыгрывание, приобрело более широкое значение: с одной
стороны, по-прежнему это сопротивление воспоминаниям, с другой –
взаимодействие с биографическим опытом, который еще недостаточ-
но был представлен вербально и потому «инсценировался» в первую
очередь. В последнем значении агирование сегодня рассматривается
как необходимый элемент аналитического процесса. В данной поло-
жительной коннотации чаще используется слово «инсценирование»,
от которого и образовано понятие «сцена» (Mertens, Waldvogel, 2000).
Когда сцены состоят из поведенческих паттернов и форм взаимо-
действия, которые активируются переносом и относятся к неосозна-
ваемому, в основном раннему и/или травматическому опыту (см. три
подробных примера в пар. 6.4: плед, вручение подарка, прятки тела
в случае г-жи Айхель), говорят о диалоге действия (Klüwer, 1983), ко-
гда речь идет о пассивном содействии аналитика (см. сцена с бутыл-
ками в пар. 6.5 (381)), диалог действия осуществляется обеими сторо-
нами по нескольким маршрутам, как активно так и пассивно. Таким
образом, материал опыта отношений, который до этого еще не был
вербализирован, становится доступным для дальнейшей аналити-
ческой обработки. В частности, Аргеландер (Argelander, 1992) отме-
чал, что сценическое понимание предоставляет собственно возмож-
ность для понимания бессознательного.
В контрпереносе сцена воспринимается чаще всего как нарушение
границ, вследствие чего пациент привносит в процесс терапии травма-
тический или не имеющий возможности выражения опыт отношений.
Поэтому для расшифровки сцен важно, чтобы терапевт внимательно
отслеживал свой контрперенос. Это его «путеводитель» для регистра-
ции, расшифровки и интерпретации сцен.
359
Глава 7
Для регистрации сцен требуется парящее внимание, посколь-

ку сцены, в противоположность словам, легко ускользают от внима-
ния. Штрек (Streeck, 2004) при помощи анализа видеозаписей ритуа-
лов приветствия, прощания и других мимолетных проявлений языка
тела в терапии – он называл их случайностями, микродействиями –
показал, насколько многообразны проявления сценических сигналов.
Расшифровка сцен начинается с самостоятельной работы пони-
мания, происходящей внутри терапевта (пар. 7.7.5). Все дальнейшие
сообщения пациента затем связываются не только с зафиксирован-
ными сценами, но и с внутренними предположениями, которые при-
водят к проясняющим вопросам, дающим общее понимание. Напри-
мер: «Могло бы быть такое, что…», «Я связываю это с…», «Как это можно
было бы понять?», «Что проигрывается там внутри?».
Сценическое понимание часто накапливается пациентом в виде
ага-переживания в моменты представленных ему интерпретаций. По-
скольку сцена часто касается «ненамеренной случайности» и связана
с неслучайным опытом пациента, а также с основным используемым
языком – языком тела, зачастую наполненного стыдом, она может пло-
дотворно интерпретироваться тогда и только тогда, когда в терапевти-
ческих отношениях существует доверие, перевешивающее возможную
обиду и этот стыд. Зачастую сцены, которые терапевт замечает во вре-
мя сеанса, могут быть обработаны значительно позже, когда удастся
достичь совместного понимания. С другой стороны, доверие возника-
ет именно благодаря совместному сценическому пониманию. Поэтому
важно стимулировать это заблаговременно с необходимой тактичнос-
тью. Если сценический материал не усваивается или не обрабатыва-
ется, возникает опасность уменьшения стабильности защит и неудо-
влетворительного результата терапии.
Сегодня в концепции контрпереноса выделяется непатологическая

форма проективной идентификации. Соответственно, на практи-
ке контрперенос понимается, прежде всего, как манифестация то-
го, что пациент не в состоянии обработать самостоятельно и потому
«помещает» в терапевта. Терапевт проективно «принимает» этот ма-
териал и проживает его внутри себя. Такая связь между интрапсихи-
ческой ситуацией пациента и интерперсональным процессом опи-
сывает главную идею сегодняшнего обращения с контрпереносом.
Такое понимание контрпереноса больше не различает, име-
ет ли эмоциональная реакция терапевта свои источники в пациен-
те или в терапевте. Также признается, что чаще всего невозможно
решить, в какой степени это является ответом на поведение паци-
360
ента в переносе, а в какой происходит из конфликтов самого тера-

певта, тем более что мы сами подвержены в жизни разнообразным
изменениям. Наши эмоциональные реакции в процессе терапии за-
висят не только от качества завершенного учебного анализа и прой-
денных супервизий и не только от того, «в какой мы сегодня форме»,
но и от актуальных конфликтных нагрузок, которые могут встреча-
ются у нас (как и у всех других людей) в форме разнообразных кри-
зисов и судьбоносных событий и влиять на наш отклик. Однако
хорошее самопознание позволяет безбоязненно сталкиваться с по-
добным новым опытом, а также длительное время сохранять «источ-
ник контрпереноса» свежим и живым, воздавая должное пациенту.
По этой причине нам постоянно требуется сопровождение нашей
профессиональной деятельности в форме интервизий и супервизий.
На практике рекомендуется исходить из того, что реакции
в контрпереносе представляют собой некую смесь: что-то может
быть индуцировано пациентом, а что-то привносится собственны-
ми конфликтами терапевта. Все эти процессы следует воспринимать
и рефлексировать непредвзято. Подобная рефлексия зачастую пока-
зывает, что в каком-либо конкретном случае контрперенос может
возникнуть на одном из двух полюсов: например, не пациент повли-
ял на мою усталость, а я сегодня просто не выспался, или моя грусть
возникла не на фоне моей собственной недостаточной проработки
опыта потери, а по причине проективной идентификации пациента.
Однако перед тем как рефлексировать, необходимо сначала от-
следить в себе манифестацию контрпереноса. «Совокупность эмо-
циональных реакций терапевта на пациента» может включать мыс-
ли, чувства, телесные ощущения, различные импульсы и фантазии,
которые возникают в нас во время сеанса, а также и позже, когда мы
осознанно размышляем о пациенте или вдруг что-то проявляем не-
осознанно, например, во время чтения книги или просмотра фильма,
во время выполнения домашней работы или занятий спортом, вплоть
до сновидений, порожденных контрпереносом. Необходимо всякий
раз рефлексировать эти реакции в соответствии с их смыслом, и эта
задача имеет важное, часто решающее значение для понимания те-
рапевтического процесса: «Почему я чувствую себя с этим пациен-
том нетерпеливым, грустным, парализованным, воодушевленным
или почему время тянется с ним так мучительно долго?», «Почему
мне как-то не по себе на этом сеансе – я напряжен и задыхаюсь?»,
«Почему я начинаю сомневаться в своей компетентности, у меня на-
361
Глава 7
растает чувство вины или я непривычно активен?», «Что означает

мое стремление поставить пациента на место, „всыпать“ ему разок,
взять его в руки или даже „на руки“?».
Исследование внутренних реакций в КИП происходит так же,
как и в любой другой психодинамической терапии. Различие заклю-
чается лишь в том, что эти реакции, конечно же, могут возникать
дополнительно и во время имагинаций. Это можно проиллюстри-
ровать следующим примером: 39-летний шизоидный пациент на по-
буждающий мотив «Луг» представляет площадь, «полную воды»,
и сразу же ныряет в эту воду. Терапевт наивно предполагает, что па-
циент спонтанно раскрылся и готов соприкоснуться со своим бес-
сознательным и что он может теперь сопровождать этого пациен-
та в его «погружении на морское дно души». В действительности же
терапевт ощущает в своем контрпереносе дискомфорт, отчуждаю-
щую от пациента дистанцию и чувство разочарования, что к нему
невозможно приблизиться. При этом терапевту становится понят-
но, что речь идет не о спонтанном погружении в область бессозна-
тельного, а о том, что пациент «нырнул» из отношений с ним. Затем
терапевт побуждает пациента «вынырнуть» и остаться на «поверх-
ности». После этого терапевт снова чувствует себя в контрпереносе
ближе к пациенту. В последующих имагинациях терапевт намерен-
но предпочитает оставаться на уровне поверхностно-чувственного
восприятия пациента, так как предполагает, что это достаточно без-
опасный путь приближения к более аффективно заряженным темам.
Работа с контрпереносом, как правило, не вызывает проблем, ес-
ли существует нейтральное или дружелюбно-благожелательное отно-
шение терапевта к собственному внутреннему пути, к внутреннему
пути пациента и к его конструктивно переживаемым столкновениям
с самим собой в совместном терапевтическом процессе. Все ослож-
няется, если мы замечаем у себя реакции, которые, как в описанном
примере, содержат негативные или откровенно враждебные и чрез-
мерные аффекты и импульсы. Это может выражаться как ситуатив-
ная реакция в виде определенных утверждений или поведения, но мы
также можем фиксировать в себе это как общее поведение и уста-
новку в отношении пациента. Если реакции контрпереноса разви-
ваются медленно, это, как правило, соответствует невротическому
уровню структуры пациента. Быстро и интенсивно развивающаяся
реакция контрпереноса возникает чаще всего в работе с пациента-
ми со структурным нарушением Я и зачастую сопровождается оше-
362
ломляющим страхом от соприкосновения с травматическим опы-

том (например, во время первичной имагинации в случае г-жи Грюн
при вырывании цветка). Вместе с этим был выделен один из аспек-
тов, который делает рефлексию контрпереноса полезным терапев-
тическим «инструментом».
Важность его раскрывается благодаря введенным Ракером (Rak-
ker, 1978) понятиям комплементарной (дополнительной) или конкор-
дантной (согласованной) идентификации. Мои переживания как те-
рапевта в контрпереносе могут быть идентичными переживаниям
пациента, касающимся первичных отношений: я могу себя чувст-
вовать, например, «отвергнутым» пациентом так же сильно, как он
чувствовал себя, будучи ребенком, отвергнутым родителями. Мы
говорим в этом случае о конкордантном контрпереносе. Пациент
отождествляется при этом со своими первичными объектами и «раз-
решает мне чувствовать» себя так, как он чувствовал себя «тогда» (см.
виньетку в пар. 7.7.2).
Если я, напротив, реагирую на пациента так, как это обычно де-
лали и делают первичные объекты или нынешние партнеры по отно-
шениям – могу разочаровываться, раздражаться, осуждать, – в таком
случае я идентифицируюсь комплементарно. При этом я соответст-
вую общепринятым ролевым ожиданиям пациента, чьи родители ра-
зочарованы им или раздражаются на него и чья партнерша, раздра-
жаясь от «разочарования», осуждает его (Rosendahl, 2007). Исходя
из этого, становится понятно, насколько важным аспектом профес-
сиональной компетенции является восприятие терапевтом данных
реакций контрпереноса без их отыгрывания. Эта компетенция за-
ключается, прежде всего, в том, чтобы аффективно дистанцировать-
ся от реакций контрпереноса, чтобы рефлексировать их и даже быть
в состоянии с интересом их исследовать.
Рефлексия этих двух позиций в контрпереносе дает мне важную
информацию о внутреннем объектном мире пациента. На основе ком-
плементарной идентификации я в качестве терапевта могу ощутить,
как нынешние и прежние референтные лица чувствовали и чувству-
ют себя по отношению к пациенту или обходились и обходятся с ним.
С позиции конкордантной идентификации я могу ощутить, как па-
циент чувствует или чувствовал себя здесь и где-то в другом месте.
Если я ощущаю беспомощность и обесценивание, поскольку паци-
ент избегает моих интервенций, я понимаю, что в данный момент он
идентифицируется со своими обесценивающими первичными объ-
363
Глава 7
ектами. Как терапевту мне больше не нужно полагаться на аффек-

тивно скудные описания пациентом своих родителей. Я могу непо-
средственно, вплоть до телесной реакции «на собственной шкуре»
испытывать его переживания. (Например, в случае г-жи Айхель –
пар. 6.5 (168) – аналитик, отслеживая напряжение в контрпереносе
вплоть до телесного ощущения, выбирает мотив «Гора». Также и в дру-
гих ситуациях этого случая можно заметить, как аналитик проек-
тивно идентифицируется с пациенткой и наблюдает свое внутрен-
нее состояние, которое соответствует переживаниям пациентки.)
Использование терапевтом рефлексии контрпереноса означа-
ет, что он не будет отыгрывать возникший импульс. При этом да-
же неспециалисту понятно, что мы не должны, исходя из контрпе-
реноса, взаимодействовать с пациентом ни агрессивно, ни резко
и не должны реагировать на враждебную провокацию яростным
отказом от терапии. Столкнувшись с лестью, не следует в знак бла-
годарности отвечать похвалой на похвалу. Вместо этого необходи-
мо спросить себя, из какого ролевого ожидания пациента исходит
давление и чего, возможно, боится пациент. Исходя из профессио-
нальной позиции, следует задаться вопросом: «Где не следует про-
являть заботу и дружеское участие?». Конечно же, особенно в начале
терапии терапевт не только будет эмпатийно вслушиваться в своего
пациента, но и поддерживать его. Все же в дальнейшем, как прави-
ло, имеет смысл при остающемся без изменений эмпатийно-пони-
мающем поведении (пар. 7.1) быть более сдержанным и не сбиваться
на постоянное ободрение пациента, как мог бы поступить состра-
дательный врач общей медицинской практики. Такая форма вза-
имодействия стала обычным явлением для некоторых «травматера-
певтов» – приверженцев концепции жизнестойкости в противовес
совместному процессу рефлексии, отражающему переносы, напри-
мер, как это изложено у Штайнер и Криппнера (Steiner, Krippner, 2006).
Очень часто для пациента может быть намного полезнее, а для тера-
певта намного сложнее, когда терапевт держит в себе скорбь пациен-
та, сопереживая ему внутренне, а не утешая его поспешно словами,
жестами или даже конкретным предложением проведения имагина-
ции. Возможно, пациент в данный момент чувствует скорбь, кото-
рую он ранее никогда не мог позволить себе почувствовать и пока-
зать. Что-то очень важное в нем разбудило переживание и желание
поделиться этими чувствами, и если начать с этим снова что-то де-
лать (например, так называемые «упражнения стабилизации»), то это
364
было бы антитерапевтично. Как известно из практики супервизий,

многим новичкам обычно с трудом дается понимание такой терапев-
тической реакции как чего-то превратного, как пособничество тера-
певтическому желанию отыграть особым образом – сначала дать па-
циенту, а затем лишить его возможности самому найти путь к тому,
как позаботиться о себе. Это, в свою очередь, в полной мере относит-
ся и к терапевтическим действиям во время имагинации, что мож-
но иллюстрировать следующим примером: депрессивный пациент
представляет безжизненный ландшафт пустыни и неосознанно ми-
моходом привлекает внимание терапевта намеком на оазис на гори-
зонте. Одновременно с этим он демонстрирует беспомощность, про-
воцируя этим терапевта, чтобы он захотел вывести его из пустыни
к оазису. В зависимости от того, насколько контролируемо терапевт
воспринимает и рефлексирует контрперенос, имагинация может
развиваться в различных направлениях. Одним из вариантов будет
неблагоприятное повторение депрессивных переживаний неполно-
ценности: пациент не достигнет оазиса, терапевт также будет испы-
тывать себя неполноценным. Или пациент на основе неосознавае-
мой фантазии терапевта о его спасении будет суггестивным образом
приведен к оазису, что оживит переживание беспомощности со сто-
роны пациента и его неосознанное желание оставаться зависимым
от внешней помощи. И, наконец, имагинация может способство-
вать проработке собственных новых образцов восприятия и дейст-
вий при помощи прямых и косвенных интервенций подбадривания
(«Что могло бы быть полезным сейчас?», «Что могло бы вам помочь?»,
«Что вас останавливает сейчас?» и т. д.). Такой вариант дает пациенту
шанс отказаться от деструктивного оформления сцен и продуктив-
но их изменить. Это становится возможным, если пациент способен
принять послание, содержащееся в интервенции терапевта «Я вам
доверяю!».
В параграфе 3.6 уже указывалось на проблематику, связанную
с завершением имагинации. Например, терапевт оттягивает ее за-
вершение, поскольку чувствует, что «что-то еще не достигнуто»,
или что-то «не достаточно проработано», или, по его мнению, па-
циент еще не достиг «хорошего места» или «завершения». Зачас-
тую речь здесь идет об отыгрывании, возможно, альтруистическо-
го контрпереноса или частично отрефлексированной, проективно
воспринимаемой фантазии чувства вины, что он «недостаточно хо-
рош» для пациента.
365
Глава 7
Терапевтическая польза от непосредственного выражения контрпе-

реноса зависит от множества факторов. В целом считается, что не от-
рефлексированное выражение реакций контрпереноса ни в коем
случае не способствует процессу терапии. Если эти реакции все же
выходят наружу, то это должно происходить в рамках определенных
задач, как это обычно бывает с пациентами со слабой структурой
в интеракциональном аналитическом методе (Heigl-Evers et al., 1993).
Это практически без ограничений вполне применимо также
и к терапевтическому поведению в работе с имагинациями. Как гово-
рилось в другом параграфе (пар. 7.2), специфика мотива тесно связана
с контрпереносом. Предложение побуждающего мотива, многократ-
но показанное во всех трех случаях, в какой-то степени является от-
рефлексированным символическим выражением контрпереноса, что,
в свою очередь, влияет на динамику переноса.
Рефлексия контрпереноса предполагает, что он осознается и по-
нимается. Однако часть реакций контрпереноса остается неосознан-
ной и будет осознана лишь в дальнейшем. Это и нехорошо, и неиз-
бежно. Нехорошо потому, что контрперенос, отыгранный терапевтом,
может со своей стороны повлиять на перенос пациента. Это чаще
всего происходит в форме подтверждения дисфункционального
паттерна: своим апатичным поведением, жалостью к себе пациент
вызывает во мне нетерпение и готовность к упрекам, и я веду себя
так же комплементарно, как и другие по отношению к нему. Толь-
ко по ходу терапевтического процесса такие включения становятся
более понятными и предотвратимыми. Существуют самые различ-
ные признаки, помогающие отследить эти процессы. Они связаны
в основном с отклонениями от обычной терапевтической работы
или заключаются в ошибочных действиях. Например, я как тера-
певт забываю о сеансах с данным пациентом, путаю его имя, разго-
вариваю с ним о личной жизни, превышаю время сеансов, излишне
вступаюсь за него в реальной жизни, чрезмерно эмоционально сооб-
щаю о нем другим или веду себя на сеансах непривычным образом:
более конфронтационно или более инициативно, чем обычно, часто
его прерываю или допускаю его уклоняющееся поведение и т. д. Ес-
ли такое включение инсценируется (экскурс 11: Сцена), то мы гово-
рим о «диалоге действия» (Klüwer, 1983), который последовательно
управляется тайным сговором в переносе–контрпереносе.
Исследование данного процесса и дистанцирование от него яв-
ляются важной частью терапевтической работы. Однако, если на-
366
блюдается сопротивление осознанию нашего контрпереноса, мы

говорим о сопротивлении контрпереноса. Аналогично сопротивле-
нию переноса пациента сопротивление контрпереноса направлено
против осознания неприятных, болезненных, недостаточно хоро-
шо согласованных с нашим представлением о себе и неприемлемых
для нас, терапевтов, аффектов.
Это возможно иллюстрировать на примере обучающей груп-
пы. Одна из участниц представляет образ по мотиву «Желание быть
подвезенной / Автостоп», в качестве терапевта ее сопровождает кол-
лега:
– Я иду по узкой сельской дороге, темно, вечер, светит луна, ясное не-
бо, луна полная, поэтому относительно светло, хотя и ночь. У ме-
ня такое чувство, что есть еще какая-то дорога, здесь еще нет до-
мов – скудный ландшафт. Как в Америке. Совсем тихо. Я радуюсь,
что скоро буду дома и хочу быстрей дойти. Однако быстро идти
тоже приятно.
– Во что ты одета?
– Легкая одежда, летняя куртка, приятный теплый вечер… Я спра-
шиваю себя: Похоже, я слышу какие-то звуки. Возможно, что-то
там едет. Я осматриваюсь, но тут низина, и я не могу ничего раз-
глядеть. Я иду дальше, но все же слышу шум мотора. Мощный рев.
Появляется старенький пикап, на нем несколько царапин, я замед-
ляю ход. Машина проезжает мимо и останавливается где-то че-
рез 20 метров… Выходит мужчина. Он выглядит дружелюбным
и спрашивает, может ли он меня подвести.
– Ты можешь его описать?
– На нем водолазка и вельветовые брюки, в машину погружено что-
то для сельской усадьбы: что-то вроде корма, кукуруза, солома –
как будто у него есть хозяйство. Это все не подходит ему, он больше
похож на городского жителя. Как будто он едет с работы из горо-
да. Он спрашивает, может ли он меня подвести. Мне становит-
ся легче. Было бы хорошо ехать вместе – я его проверяю, насколь-
ко он достоин доверия.
– И что? Как ты его воспринимаешь?
– Машина, вещи, он такой жизнерадостный и дружелюбный. Я ду-
маю: хорошо, что мне не нужно будет спешить. И ехать на пика-
пе, наверное, было бы весело. Я сажусь. Карабкаюсь наверх, он то-
367
Глава 7
же садится. Машина кажется старой, кожа, гладкие сиденья. Он

слушает музыку, которая мне тоже нравится, свинг, джаз.
– Да, что-то еще? Как там пахнет?
– Немного пахнет соломой. Я опускаю стекло, кладу локоть нару-
жу, наслаждаюсь ездой. Очень тихо. Я размышляю, о чем можно
было бы поговорить, поскольку мы молчим.
– Как это ощущается на телесном уровне?
– Немного напряженно… Сейчас он начинает болтать. У него это
получается достаточно непринужденно. Рассказывает, отку-
да он. Я расслабляюсь на фоне его рассказа. Я рада, что он дела-
ет это. Контакт налажен, и не я должна проявлять инициативу.
Между нами все совершенно непринужденно, ничего, что было бы
слишком откровенно. Похоже, что так продлится еще какое-то
время. Я откидываюсь назад, просто еду.
– Чего бы тебе сейчас хотелось?
– Я хочу пить. Тут картинки у него в машине: индийский Кришна
или что-то такое.
– А что с твоим желанием пить?
– Тут попадается придорожное кафе. Он спрашивает, нужно ли
нам остановиться. Я одобряю это и говорю, что хочу пить и нахо-
жу это хорошей идеей. Мы выходим из машины, заходим вовнутрь,
тут скорее как в баре. Большая барная стойка со множеством бу-
тылок. Я сажусь за стол и заказываю колу. Он садится напротив
меня и тоже пьет колу. Я чувствую себя хорошо. Получился пре-
красный вечер, я не ощущаю себя больше уставшей. Теперь мне ин-
тересно, что будет дальше.
– Да, я предлагаю, чтобы ты сейчас завершила имагинацию.
Участники и участницы группы сказали, что были заинтригованы:
«…как напряжение переходило от негативного к позитивному» полю-
су, «Мужчина был симпатичным», «Я была совершенно разочарована,
когда все закончилось», «Фильм оборвался на самом интересном
месте». Имагинация была воспринята «будоражащей», «доступной
для понимания», «не угрожающей», «в баре было увлекательно»,
в целом присутствовало сожаление о внезапном завершении.
Терапевт, поначалу рационализируя, обосновала завершение има-
гинации тем, что «закончилось» время. Затем она, отвечая на вопро-
368
сы о своих интервенциях, высказала некоторые идеи. «При упоми-

нании Кришны я подумала о Камасутре», и у нее появилось желание
защитить коллегу, находящуюся в процессе имагинации. Это было
расценено как самой коллегой, представляющей образ, так и груп-
пой как нечто неуместное. Протагонист полагала, что она сама смог-
ла бы надлежащим способом регулировать состояние близости-уда-
ленности. В ответ на это коллега приблизилась к пониманию своего
контрпереноса. Она защищалась от собственных эротических же-
ланий и от чувства зависти относительно возможной дальнейшей
близости, которая затем могла появиться в образе. Вероятно, ей бы-
ло бы тяжело перенести этот момент, оставаясь только свидетельни-
цей дальнейшего эротического сближения. Она также отметила со-
мнение в собственной привлекательности и чувство соперничества.
Сопротивление контрпереноса, как можно наблюдать на этом
примере, часто рационализируется. Например: «Этот пациент такой
беспомощный. Ему все время что-то угрожает, и потому он нужда-
ется в моем участии даже в выходные дни. А другой такой обидчи-
вый, поэтому ему не надо пенять за нарушения правил» и т. д. Если
я переоцениваю пациента, который затем не очень хорошо продви-
гается в терапии, и если мне это непонятно, это может привести
также к отыгрыванию контрпереноса. Например, когда я предла-
гаю ему «еще больше» сеансов даже в каникулы, чтобы не призна-
вать свою ошибку, или отказываюсь от него, говоря, что ему лучше
поможет «пребывание в клинике». Также отыгрывание возможно,
когда КИП-терапевт думает о перспективе использовать «имагина-
цию как средство проживания переживаний», поскольку надеется,
что неожиданно «всплывет что-то интересное» и пациент «наконец»
через воображение «приблизится к своим чувствам». Здесь речь может
идти об отыгрывании конкордантной фантазии спасения пациента.
Отыгрывание сопротивления контрпереноса может также воз-
никнуть из бессознательной идентификации терапевта с привыч-
но воспринимаемой моделью поведения терапевта. Это имеет мес-
то, когда КИП-терапевты следуют уже раскритикованной выше
задаче добиться, чтобы пациент чувствовал себя на сеансе терапии
лучше, чем в реальной жизни. Они предлагают имагинации на мо-
тивы «хороших» и «приятных» мест. Соответственно, этот необхо-
димый и уместный на определенных этапах терапии психотравмы
процесс (Steiner, Krippner, 2006) становится привычным сопротив-
лением контрпереноса, если он принимается в качестве основной
369
Глава 7
позиции. Терапевты защищаются таким образом от негативного пе-

реноса. Они хотели бы быть «хорошими» в смысле «кормящими» те-
рапевтами и компенсировать пациенту в процессе лечения то, чего
он до сих пор, исходя из его биографического опыта, не имел и вос-
принимал как что-то болезненное. Это можно расценивать в ка-
честве позиции осознанной или неосознанной манипуляции пере-
носом с использованием суггестивных возможностей имагинации,
что фундаментально противоречит базовой позиции, представлен-
ной в этой книге (пар. 7.1).
Мы еще раз подчеркиваем это здесь, поскольку рефлексия контр-
переноса и возможного сопротивления контрпереноса имеет фун-
даментальную этическую импликацию. Во-первых, мы только так
можем удовлетворить пациента и его намерение измениться. Мы
должны при этом понимать, какой значительной жизненной инве-
стицией является само начало терапии. Во-вторых, мы только вре-
дим пациенту, если мы – это подразумевает терапевтическая абсти-
ненция – в терапевтическом процессе осознанно или неосознанно
отыгрываем собственные желания. Например, желание успеха тера-
пии по нарциссическим причинам, желание держать пациента в за-
висимости, чтобы защититься от собственных страхов сепарации,
использование терапии как замены отношений и т. д. В этой чрез-
вычайно важной области настоятельно рекомендуется постоянно
поддерживать внешнюю триангуляторную перспективу через регу-
лярные супервизии и интервизии.
7.7.6. Практические рекомендации по проработке сопротивления

и анализу переноса в КИП
Проработка сопротивления начинается с того, что терапевт в контр-
переносе ощущает настороженность или дискомфорт или он опреде-
ленно чувствует, что в терапевтическом процессе наблюдается застой
и обычная открытость пропадает, и т. п., как было уже изложено выше.
Очень часто он обращает внимание на сопротивление, когда видит
недостаточное или неадекватное эмоциональное участие пациента,
которое затем отслеживает также и у себя: он устает, скучает, злится.
Терапевт замечает свои ошибочные действия. Например, он может
забыть о сеансе именно с этим пациентом или испытывать желание
сократить частоту сеансов. Как описано выше, все это является фе-
номенами динамики переноса–контрпереноса.
370
Раньше или позже в зависимости от терапевтического опыта и ин-

тенсивности своего сопротивления контрпереносу терапевт начина-
ет спрашивать себя: «Почему процесс идет не так хорошо, как пре-
жде? Что здесь не так?».
На втором этапе терапевт пытается понять мобилизованный
в терапевтических отношениях конфликт отношений, лежащий
в основе сопротивления. В этом ему помогают знание биографии
пациента и собственные психодинамические гипотезы, но, прежде
всего, рефлексия контрпереноса. Учитывая все это, он может спро-
сить себя: «Какое значимое и находящееся под защитой желание от-
ношений пациента с важными референтными лицам снова приве-
ло нас к разочарованию из-за мобилизованного во мне пациентом
способа взаимодействия с ним?». Иногда целесообразно вспомнить
гипотезы о центральных неосознаваемых желаниях пациента, ка-
сающихся отношений, как они были выражены в первичной има-
гинации и сформулированы в отчете эксперту. Нередко необходима
дальнейшая рефлексия, что и почему «выпадает», что «забывается»
по причине собственной вовлеченности в динамику контрпереноса.
Терапевт фантазирует и размышляет, почему пациент может ис-
пытывать страх, разочарование, обиду и т. д. Благодаря такой вну-
тренней работе терапевта, которую он проводит самостоятельно,
чтобы понять конфликт отношений между ним и пациентом, тера-
пия уже на этом этапе часто начинает протекать более благоприятно.
Это происходит в определенной степени и за счет почти всегда неза-
метной совокупности операций по выравниванию процесса контрпе-
реноса – без обсуждения с пациентом предпосылок сопротивления
(см. в случае г-жи Грюн окончание промежуточного этапа терапии).
Будет ли, и если будет, то как станет рассматриваться сопротивле-
ние на третьем этапе его обработки (случай г-жи Мусат – пар. 4.4 (12),
4.5 (18)), станут ли предметом обсуждения в терапии находящиеся
во взаимосвязи с сопротивлением динамика переноса и контрпере-
носа (анализ переноса), зависит от многих обстоятельств:
– Сначала терапевт должен решить, достаточно ли ему его
собственных инсайтов относительно динамики (этап 2).
Каждый анализ сопротивления – это шанс подойти бли-
же к инсайтам и изменениям, к которым пациент осознан-
но стремится и которых неосознанно избегает из-за стра-
ха. Каждая обработка сопротивления приводит в движение
371
Глава 7
страх, поскольку способствует осознанию чего-то постыд-

ного, болезненного или еще чего-то, до этого находящегося
под защитой. Работа с сопротивлением является терапевти-
ческой возможностью отрегулировать оптимальный уровень
страха (пар. 7.3). Мобилизация страха может принести поль-
зу терапевтическому процессу или же, если пациент перена-
пряжен, навредить ему. Именно для пациентов с нарушен-
ной структурой, как это наблюдается в случае г-жи Грюн
(глава 5), терапевтически полезна косвенная работа с сопро-
тивлением.
– Обработка сопротивления не вызывает сильного страха, если
она не связывается с переносом, то есть хотя бы сначала про-
текает изолированно от анализа переноса. В рамках психоди-
намической краткосрочной терапии, как правило, отказыва-
ются от интерпретации переноса, тем более что здесь с самого
начала наблюдается стремление к ограничению его динами-
ки. Перенос должен рассматриваться здесь лишь в том слу-
чае, если он начинает доминировать над процессом терапии,
то есть если перенос становится устойчивым к сопротив-
лению, которое не ведет к модификации терапевтического
процесса, или если процесс зашел в тупик из-за устойчиво
негативного, эротически-сексуального или искажающего
идеализированного переноса.
В КИП, например, терапевт может в течение длитель-
ного времени наблюдать, ориентируется ли пациент на него
в процессе имагинации или, напротив, выражает сопротив-
ление задачам, заложенным в мотиве. Игнорирование (со-
знательное или бессознательное), молчание или определен-
ные знаки, выраженные символически на имагинативном
уровне, такие как туман, препятствие, пауза в потоке имаги-
нации и многое другое, являются характеристиками такого
сопротивления переноса. Они должны не только распозна-
ваться, но и обрабатываться, чтобы гарантировать и повы-
шать эффективность терапии. Это может происходить так-
же непосредственно в имагинации (пар. 7.3).
Внимание, направленное на терапевта, может быть обра-
ботано с помощью его повторного призыва: «Почувствуйте
снова, действительно ли это то, чего вы сейчас хотите». Ес-
ли сопротивление выражается посредством того, что при за-
372
данных параметрах мотива представляются другие образы

(вместо «горы» – «животное», вместо «животного» – «дере-
во» и т. д.), необходимо сначала, следуя сопротивлению, по-
мочь сформировать данное направление имагинации, ко-
торое предоставит терапевтически релевантный материал,
чтобы в ходе дальнейшей терапии сфокусироваться на со-
держании, изначально попавшем под действие защит.
– Если терапевт решается на раскрытие сопротивления через
вербализацию, он должен осознавать связанную с этим мо-
билизацию аффектов. Сопротивлением пациент регулиру-
ет терапевтические отношения и меру своей конфронтации.
Если терапевт решается на анализ сопротивления, он вме-
шивается в этот бессознательный баланс. Если этого не бу-
дет происходить, то терапия не будет отличаться от просто
полезной беседы с неспециалистом, однако если же это бу-
дет происходить в слишком конфронтирующей манере, па-
циент может повысить уровень сопротивления и при необ-
ходимости прервать терапевтические отношения. Следует
еще раз подчеркнуть, что выбор правильного порядка дейст-
вий затрагивает область основных терапевтических компе-
тенций, которые нельзя изучить по книгам, для них нельзя
сформулировать какие-либо общие инструкции.
– Все-таки стоит отметить, что по названным причинам це-
лесообразно начинать обработку сопротивления в форме
осторожных вопросительных, избегающих любые обвине-
ния, тактично заинтересованных интервенций. Вот только
один пример: «Мне стало заметно, что вы в последнее вре-
мя все чаще стали терять первые минуты вашего сеанса, по-
скольку опаздываете. Что могло бы послужить причиной?
Я хотел(а) бы это лучше понять». Такая формулировка более
располагает к установлению понимания, нежели просто ней-
тральное высказывание: «Я замечаю, что вы в последнее вре-
мя часто опаздываете», – в котором пациент может почувст-
вовать себя критикуемым и будет хвататься за рациональные
оправдания, не способствующие пониманию. Однако даже
и это можно обсуждать: «Возможно, вы чувствуете критику
с моей стороны, но я хотел(а) бы просто понять, что проис-
ходит». Но все же это чаще всего не позволит легкоуязвимо-
373
Глава 7
му пациенту «поверить» в заинтересованность терапевта (ср.

случай г-жи Айхель – пар. 6.5 (452)) и, скорее всего, приведет
к усилению сопротивления. В рамках предложенного при-
мера можно также в зависимости от реакции пациента про-
должить: «Было ли что-то в моей манере обращения с вами
на последнем сеансе, что вас раздражало или беспокоило?
Возможно, это что-то совсем незначительное?» Таким обра-
зом можно попытаться в совместном диалоге обсудить при-
чины сопротивления.
– Дальнейшая интервенция могла бы быть интерпретацией
переноса, которую можно сформулировать гипотетически
примерно так: «Я предполагаю, что вы могли бы пережи-
вать по поводу моего замечания, как вы описывали мне это
в ситуации с вашим начальником, а ранее – с вашим отцом,
будто и я не воспринимаю вас всерьез».
– В беседе, объединяющей анализ сопротивления и переноса,
можно постараться совместно прояснить причины опреде-
ленного поведения. Например, для пациента под влиянием
переноса может быть важно не делать именно то, чего, как он
предполагает, ждет от него терапевт.
В краткосрочной психодинамической терапии процессы перено-
са, наблюдаемые в терапевтических отношениях, раскрываются,
как правило, имплицитно. Их тематику стараются ограничивать
за счет фокусирования на промежуточных целях и отказа от под-
держки регрессии, что снижает их интенсивность. Напротив, в ана-
литической психотерапии возрастающее эксплицитное понимание
динамики переноса становится важным средством желаемых тера-
певтических изменений. При помощи анализа переноса у пациента
есть неповторимый шанс внутри поддерживающих его терапевти-
ческих отношений одновременно переживать и признавать возни-
кающие по отношению к терапевту желания, связанные с чувствами
стыда, страха и вины. Непосредственность такого аффективного
переживания в аналитических отношениях реально дает уникальную
возможность интериоризовывать новый опыт отношений. Вспоми-
нается формулировка З. Фрейда (Freud, 1912, S. 374): «…ибо, в конце
концов, никого нельзя убить in absentia или in effigie1» – аналитик
1 Заочно или символически (лат.).
374
вовлекается в болезнь пациента, эта болезнь должна протекать в ана-

литических отношениях, и только на «поле сражения переноса» она
может быть побеждена.
Случай г-жи Айхель показывает, как происходит эта психоана-
литическая работа в рамках терапии с имагинациями, как обраба-
тывается общий психический материал на службе структурных из-
менений. Описание случая ясно показывает, что именно динамика
переноса воплощает движущую силу терапевтических изменений,
а также какую поддержку может получить такой аналитический
процесс благодаря включению имагинаций (например, сеанс 175).
Глава 8
Области применения и организация

курсов повышения квалификации
и профессиональной переподготовки
К ататимно-имагинативная психотерапия проводится преиму-

щественно индивидуально, как это было представлено в данном
учебном пособии. Помимо этого, КИП применяется как групповая
психотерапия, как метод детской и подростковой психотерапии
и психотерапии пар. Особым направлением, вытекающим из КИП,
является терапия психической травмы с имагинациями. Кроме
того, в КИП разработаны специальные методические принципы
для различных групп пациентов и различных показаний, например,
для психосоматических пациентов, пациентов с нарушением пи-
щевого поведения, а также для пожилых пациентов. Наряду с этим
КИП как метод применяется в коучинге и супервизии.
КИП указан в «Комментариях к нормативам по психотерапии»
(Diekmann et al., 2017) как метод, основанный на глубинной психо-
логии, является в Германии страховой услугой и проводится в форме
глубинно ориентированной краткосрочной и долгосрочной терапии.
Также можно работать с имагинациями и в рамках аналитической
психотерапии. В этом случае к специалисту наряду с владением
психоаналитическими навыками предъявляются специфические
для данного метода квалификационные требования. КИП приме-
няется и оплачивается при проведении глубинно ориентированной
групповой психотерапии при условии, что подавший заявку на ее
проведение терапевт получил дополнительное образование по это-
му методу (Diekmann et al., 2017).
КИП проводится не только амбулаторно, но и в многочислен-
ных клиниках, как в индивидуальном сеттинге, так и в групповом.
376
Области применения и организация курсов
Здесь необходимо упомянуть, что широко распространенная имен-

но в клиниках работа с имагинациями на травмированных пациен-
тах развивалась из КИП, но не всегда учитывала и учитывает ее пси-
ходинамическое содержание.
Чтобы получить первое представление о вышеперечисленных
формах применения КИП, можно обратиться к следующим публи-
кациям:
• Групповая психотерапия
Кататимно-имагинативная психотерапия в группе и в стационаре
(Fikentscher, 2007).
• Детская и подростковая психотерапия

Кататимно-имагинативная психотерапия с детьми и подростками
(Horn, Sannwald, Wienand, 2006).
• Психотерапия пар
Терапия пар с применением кататимно-имагинативной психотера-
пии (Kottje-Birnbacher, 2003).
• Психотравматерапия с имагинациями
Психотравматерапия (Steiner, Krippner, 2006).
• КИП в психосоматике
Кататимное переживание образа в психосоматической медицине
(Wilke, Leuner, 1990).
Святой пост – проклятое пожирание: страх страдающих анорек-
сией перед заурядностью (Klessmann, Klessmann, 1988).
• Возрастная психотерапия
Кататимно-имагинативная психотерапия с пожилыми людьми (Er-
langer, 1997).
• Коучинг
Коучинг, имагинативное сопровождение процессов (Cottier, 2008).
Прочую и более подробно описывающую отдельные аспекты КИП

литературу, а также результаты исследований можно найти в еже-
квартальном журнале «Имагинация», в изданном Ульманном и Вилке
377
Глава 8
Экскурс 12. Предшественники КИП

и применяемые в других странах обозначения для КИП.
Указания на схожие методы
Интроспективные методы наблюдения внутренних представлений су-
ществуют уже много столетий в самых различных культурных и ре-
лигиозных сферах (Bittner 1965; Singer, 1974), но лишь в начале ХХ
века были проведены целенаправленные исследования, которые спо-
собствовали разработке терапевтического имагинативного мето-
да. Зильберер (Silberer, 1909) изучал имагинации, возникающие пе-
ред засыпанием, на которые в своих работах неоднократно ссылался
З. Фрейд (например: Freud, 1914, S. 164; в этом же году З. Фрейд пред-
ставил рассуждения на эту тему в «Толковании сновидений» и отме-
тил там вклад Зильберера в понимание степени «участия бодрствую-
щего мышления в формировании сновидений»; в этом контексте он
говорил о «самонаблюдающей инстанции»): «Как известно, Зильберер
показал, что в состояниях между сном и бодрствованием можно на-
прямую наблюдать перемещение мыслей в визуальные образы». По-
сле этого работы об имагинациях и наблюдаемых при этом реакци-
ях катарсиса были опубликованы рядом авторов (Happich, 1932; Lang,
1979; Schmid, 1929; Tuczek, 1928).
Прямыми предшественниками развиваемой Х. Лейнером КИП
и параллельно разрабатываемыми схожими методами являются: со-
зданное в 1931 году Р. Дезуалем направленное фантазирование (Desoi-
lle, 1961), символическое исполнение желаний М.-А. Сешеэ (Sechehaye,
1955), активное воображение К. Г. Юнга, представленное в работах
Б. Ханны (Hannah, 1991) и А. Зейферт (Seifert etal., 2003), специфичес-
кие практические занятия на высшей ступени аутогенных трениро-
вок И. Х. Шульца (Schultz, 1932) и «психотерапия через имагинацию»
Джозефа. И. Шора (Shorr, 1983).
Временно, чтобы облегчить произношение тяжеловесного науч-
ного названия «кататимное переживание образа» (Leuner, 1985, S. 15),
использовалось понятие «символдрама», которое сегодня популярно
в Швеции и в России. В США для этого направления укоренилось обо-
значение «направленное аффективное воображение» (Swartley, 1965),
а также «направленное аффективное воображение в музыке», допол-
ненное Хелен Бонни, с недавних пор широко распространенное и вновь
изучаемое в Германии (Geiger, 2004).
Переход к названию «кататимно-имагинативная психотерапия» со-
стоялся в 1990-е годы в рамках дальнейшего развития метода как пси-
ходинамической психотерапии.
378
Области применения и организация курсов
«Руководстве по кататимно-имагинативной психотерапии (Ullmann,

Wilke, 2012), а также на домашних страницах обществ по кататимно-
имагинативной психотерапии:
– Профессиональный союз по кататимного переживания об-
разов (AGKB), http://www.agkb.de;
– Среднегерманское общество по кататимному переживанию
образов (MGKB), http://www.mgkb.org;
– Австрийское общество по прикладной глубинной психоло-
гии и общей психотерапии (ÖGATAP), http://www.oegatap.at;
– Швейцарское объединение по кататимному переживанию
образов (SAGKB), http://www.sagkb.ch.
На этих страницах вы найдете также положение о повышении квали-
фикации и переподготовке не только в австрийском и швейцарском
обществах, но также и в союзах AGKB и MGКB, которые объединены
в Германское общество кататимно-имагинативной психотерапии
(DG-KIP). Это детально описанная учебная программа повыше-
ния квалификации и профессиональной переподготовки, с опорой
на которую происходит обучение кататимно-имагинативной пси-
хотерапии психологов, врачей, детских и подростковых психотера-
певтов, имеющих законченное образование или продолжающих свое
обучение. Проведение курсов – также и для специфических методов
КИП – предлагается как на региональном уровне, так и на центра-
лизованных семинарах. Обучение методу КИП происходит преиму-
щественно в малых группах, а также включает опыт самопознания
и супервизии.
Глава 9
Имагинации в искусстве
и духовной жизни
Р оман Фридриха фон Гарденберга (Новалиса) «Генрих фон Офтер-

динген» (1922) начинается со сновидения. Сновидец в кульмина-
ции инициирующего путешествия обнаруживает прекрасный голу-
бой цветок. Цветок принимает женское обличье и склоняется к нему.
Это сновидение становится для Генриха вопреки всем настояниям
родителей предлогом оставить свою прежнюю жизнь и отправиться
на поиски женщины. Это известное «сновидение о голубом цветке»
содержит в своем плавно разворачивающемся, чувственном наррати-
ве скорее характерные черты кататимной имагинации, нежели ноч-
ного сновидения. Все «природные мотивы», такие как цветок, ручей,
гора, луг, опушка леса, переплетаются друг с другом, способствуя
нарастанию внутреннего погружения. Складывается впечатление,
что Гарденберг прорабатывал эти мотивы (глава 7.2 (мотивы))!
Ему казалось, что он бродит один в темном лесу. Лишь изредка проби-
вался свет сквозь зеленую сеть. Вскоре он подошел к ущелью, которое
вело вверх. Ему пришлось карабкаться по мшистым камням, когда-то
снесенным вниз потоком. Чем выше он подымался, тем лес все бо-
лее светлел. Наконец, он дошел до маленького луга – склона горы.
За лугом высился утес, у подножия которого он увидел отверстие; оно
казалось началом прохода, вырубленного в утесах. По этому внутрен-
нему ходу он шел прямо некоторое время и дошел до широкого выхода,
откуда ему навстречу сверкнул яркий свет. Приблизившись, он увидел
мощный луч, поднимавшийся, как струя фонтана, до самого потолка:
там он рассыпался на бесчисленные искры <…>; Не слышно было
380
Имагинации в искусстве и духовной жизни
ни малейшего звука; священная тишина окружала дивное зрелище.

Он приблизился к бассейну, искрившемуся разноцветными перели-
вами света <…>. Он погрузил руку в бассейн и омочил свои губы. Его
точно пронизало веяние духа, и он почувствовал себя укрепленным
и освеженным. Его охватило непреодолимое желание выкупаться;
он снял одежду и вошел в бассейн <…>. Его охватила нежная дремо-
та, и ему снились неописуемые происшествия; затем его пробудило
новое просветление. Он очутился на мягком лугу у края ручья, точно
вливающегося в воздух и в нем исчезающего <…>. Но с наибольшей
силой привлекал его голубой цветок, который рос у ручья, касаясь его
своими широкими, блестящими листьями. Цветок окружали другие
бесчисленные цветы всевозможной окраски, и в воздухе носилось
чарующее благоухание. Но он ничего не видел, кроме голубого цветка,
и долго разглядывал его с невыразимой нежностью. Наконец, ему за-
хотелось приблизиться к цветку; но цветок вдруг зашевелился, и вид
его изменился; листья сделались более блестящими и прижались
к растущему стеблю, цветок склонился к нему, и лепестки образовали
широкий голубой воротник, из которого выступало нежное личико.
Его радостное изумление все возрастало при виде странного превра-
щения <…> (Novalis, цит. по Schulz, 1969, S. 129ff)1.
Признание фантазирования и сновидений как творческих внутрен-

них сил наряду с обращением к диалектике сознательного и бессо-
знательного является главной темой эпохи романтизма:
Мой друг, именно это и есть творение поэта,
Что он растолковывает и понимает свои сновидения,
Поверь мне, истинное заблуждение человека
Возникает у него во снах…
(Wagner, 2002, S. 119)
Так учил Ганс Закс в третьем акте оперы Р. Вагнера «Нюрнбергские

мейстерзингеры» молодого Штольцинга. Похожий совет давал и Кас-
пар Давид Фридрих своим коллегам-живописцам:
Закрой телесные глаза, чтобы увидеть духовными очами свою картину.
Затем выведи на свет дня то, что увидел во тьме, так, чтобы то, что ты
обнаружил внутри, отразилось вовне и стало видимо окружающим
(C. D. Friedrich, цит. по: Hofmann, 2006, S. 20–31).
1 Пер. З. Венгеровой, В. Гиппиус.
381
Глава 9
Но не только эпоха романтизма раскрывала творческий потенциал

имагинаций. В каждой литературной эпохе вы найдете многочис-
ленные яркие примеры, а также теоретические исследования има-
гинаций, некоторые из них можно указать: Ф. Гёльдерлин отмечает
процесс имагинации как видение сердцем, которое может вернуть
человеку неповторимые воспоминания детства, наполнив их чувст-
венной выразительностью, как пророческое всматривание в нечто
невиданное и чуждое. В своих стихах (в качестве примера здесь при-
водится стихотворение «Неккар») он связывает воедино оба пункта:
В твоих долинах мое сердце пробуждается
К жизни, твои волны играют со мной,
И все эти милые холмы, которые тебя,
О Странник! знают, ни один из них не чужд мне…
Мир все еще мне кажется прекрасным, но взор бежит прочь,
Жаждая возбуждения новыми землями,
К золотому Пактолу, К берегу Смирны,
К лесу Илиона…
Когда плоды его гранатового дерева созреют, когда зеленой ночью
Замерцают померанцы, и Мастиковое дерево
Пропитается смолой…
Но не уйдет из моей верной памяти
Также и мой Неккар со своими
Прелестными лугами и прибрежными ивами.
(F. Hölderlin, цит по: Lüders, 1989, S. 229)
В драме И. В. Гёте «Ифигения в Тавриде» Ифигения, которая была

сослана в чужую страну, чтобы служить там жрицей, встречает из-
можденного незнакомца. Постепенно она узнает в нем своего брата
Ореста, который убил их мать, отомстив таким образом за ее измену.
Гёте изображает Ореста мужчиной, измученным виной и близким
к суициду. Его преследуют богини мести – Эринии. Встречу не зна-
комых друг с другом брата и сестры, раскрывающих свою идентич-
ность, Гёте изображает как терапевтическую беседу. Ифигения сво-
ими участливыми вопросами подводит Ореста, в некоторой степени
против его воли, к описанию травматической сцены убийства:
Иль я назначен прихотью богов
Быть вестником беды, что так хотелось
Мне схоронить в беззвучно-тусклой тьме
382
Подземной ночи? Нехотя склоняюсь

Пред волей уст твоих!..1
(J. W. Goethe, цит. по: Trunz, 1981, S. 32ff)
Так он начинает свое описание. Но это приводит к ухудшению его
состояния: Орест снова попадается на удочку Эриний. Сомнения
его усиливаются, становятся невыносимыми и переходят в галлю-
цинаторное безумие. Он ощущает себя доведенным до обморочного
состояния «зловещим хохотом» богинь мести. Видя его мучения,
Ифигения произносит: «Орест! Иль глух ты к дружескому слову?».
Но эти слова отражаются горечью Ореста: «Оставь расспросы! К хо-
ру не примкни Эриний ненасытных». Он воспринимает вопросы
Ифигении как часть наказания Эриний, а саму Ифигению – как ин-
струмент богинь мести. В терапевтических отношениях такой про-
ективный процесс часто формируется у тяжелотравмированных
пациентов.
Как хороший терапевт Ифигения не сдается, а пытается преодо-
леть бесчувственность брата, похожую на окаменение от воздейст-
вия взгляда медузы, длинными дружественными речами. Словами:
Но если голос крови материнской
Хрипящим стоном в ад тебя зовет,
Ужель молитва чистая сестры
Не призовет заступников с Олимпа?
она добивается, наконец, эмоционального контакта с братом, кото-

рый в смятении восклицает:
Кто ты, чей голос так ужасно недра
Разворотил души моей злосчастной?
Вслед за этим Ифигения говорит:

Должно быть, сердце сердцу весть дает,
Орест! Я Ифигения! Смотри:
Живая…
Пока после раскрытия тайны Орест все еще испытывает глубокие

сомнения, Ифигения своими речами продолжает вызывать цели-
тельные перемены. Брат вдруг вспоминает свою любовь к старшей,
почти идеальной сестре и теряет сознание от волнения из-за нахлы-
1 Пер. Н. Вильмонта.
383
Глава 9
нувших на него воспоминаний. В то время как Ифигения спешит

на помощь, он приходит в себя и предается развернутой имагинации,
реконструирующей встречу со всеми членами семьи. Он мечтает,
впервые не ощущая воздействия Эриний, занять достойное место
в цепочке поколений не только в качестве убийцы, но и в качестве
освобожденного от проклятия мести сына:
Тогда и я, отверженный, могу
К торжественному шествию примкнуть.
Привет, предтечи, вам шлет Орест,
Последний отпрыск в своем роду!
Он жатву снял с посева злого < …>
Мы все раздоры забудем здесь!
Фридрих Шиллер в роли прозорливого мыслителя, интересующе-

гося теорией воображаемого, опередил размышления Винникотта
о переходном объекте. В своем знаменитом 15-м письме об эстети-
ческом воспитании человеческого рода он развивает культурно-ан-
тропологический тезис о возможности «вылечить болезнь культуры»
эстетическим воспитанием:
И чтобы, наконец, это высказать раз и навсегда, человек может играть
только тогда, когда он является в полном значении этого слова че-
ловеком, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет
(F. Schiller, цит. по: Safranski, 2004, S. 413).
Благодаря искусству и опыту соприкосновения с прекрасным, через

игру возможно удовлетворение основных человеческих инстинктов.
Эстетический мир является не только полигоном для совершенст-
вования и сублимации ощущений, но и местом, где открывается
промежуточная область – терапия модернизма, которая может при-
ходить в упадок под воздействием диктатуры. Путь к нравственности
и культуре пролегает через игру, фантазию, символизирование: «Это
красота, через которую приходишь к свободе».
То, что Шиллер ожидал от культуры, через сто лет получило свое
развитие благодаря Зигмунду Фрейду и его методу лечения, направ-
ленному на каждого отдельного человека. Психоанализ может так-
же рассматриваться как акт служения свободе. Предопределенность
лишена возможностей, в то время как освобождающая саморефлек-
сия на кушетке позволяет каждому отдельному человеку иметь сво-
боду выбора, вместо навязчивого повторения. Игра мыслей и чувств
384
удается, потому что принцип реальности на какое-то время сверга-

ется и внутри установленных рамок при соблюдении правил игры
открывается особое пространство. Не случайно З. Фрейд в письме
от 05.03.1908 года ссылается на письмо Шиллера к Кернеру от 1 де-
кабря 1788 года:
Причина твоих жалоб объясняется, как мне кажется, тем принужде-
нием, которое твой разум оказывает на твое воображение. Я выскажу
здесь одну мысль и проиллюстрирую ее сравнением. Мне представ-
ляется вредным, если разум чрезвычайно резко критикует появ-
ляющиеся мысли, как бы сторожа и самый порыв их. Идея в своем
изолированном виде, быть может, чрезвычайно ничтожна и опасна,
но вместе с другими, последующими, она может быть чрезвычайно
важной; в связи с этими другими идеями, в отдельности такими же
ничтожными, она может представлять собой весьма интересный
и существенный ход мыслей. Обо всем этом не может судить рас-
судок, если он не сохраняет идею до тех пор, пока не рассматривает
ее в связи с остальными. В творческой голове, напротив того, разум
снимает с ворот свою стражу, идеи льются в беспорядке и лишь затем
он окидывает их взглядом, осматривая целое скопление их (Freud,
Jung, 1976, S. 144)1.
В то время как Ф. Шиллер пишет это письмо, Эммануил Кант работа-

ет над третьим томом своей теории познания под названием «Критика
способности суждения». Книга выходит в свет в 1790 году и включает
в себя рассуждения о восприятии красоты природы и искусства. Эти
рассуждения сконцентрированы вокруг концепции «незаинтересо-
ванного удовольствия», что напоминает метод так называемого «сво-
бодно парящего внимания», который позже предложил З. Фрейд: он
настолько подходит для наблюдения искусства, насколько искусство
подходит для восприятия бессознательной динамики.
В одном из разделов книги Кант отдает также должное силе во-
ображения как «основному капиталу человеческой души» и говорит –
исследуя романтичные представления – о «расположенном в области
темных образов сокровище, которое обнаруживает непостижимую
глубину человеческого познания» (Кант. «Критика чистого разума»,
цит. по: Fetter, 1950, который также детально излагает докантовские
мысли об имагинации, ранее называемой «силой воображения»).
1 Пер. Я. Когана.
385
Глава 9
В эпоху модернизма близость имагинации и искусства, которая

была исследована З. Фрейдом, стала духовным общественным до-
стоянием. Например, в произведении Б. Брехта «Трехгрошовая опе-
ра» присутствует сон наяву официантки Дженни, которая постоянно
подвергается унижению. Она представляет, что за ней приплывает
большой корабль, чтобы спасти ее и отомстить за нее родному горо-
ду. Он забирает ее с собой в прекрасную даль, как гордую королеву.
То, что представляет Дженни, без лишних слов понимается как вы-
ражение огромной фантазии, защищающей ее от ежедневного стыда:
И умчится со мною
Сорокаорудийный
Трехмачтовый бриг1.
(B. Brecht, 1967, S. 413)
Философ Эрнст Блох (Bloch, 1980) в предисловие к своему главному
произведению «Принцип надежды» помещает занимательное и на-
сыщенное описание снов наяву, которое, несомненно, может пред-
ставлять интерес для психотерапевтов. Он делает сон наяву главным
свидетелем «предвосхищающего сознания» и приводит доводы про-
тив фрейдовского примата «ретроспективного» изучения содержания
сна. Блох подчеркивает многообещающий, «предвосхищающий»
и «очевидно» демонстрирующий желаемую жизнь потенциал на-
ходящегося близкого к сознанию сна наяву.
Несмотря на то, что Фрейд в отличие от Юнга не делает има-
гинации средством формирования аналитического процесса, он
все же признает их важность. На ранних этапах своего творчества
он рассматривает близость имагинаций и поэзии. В одном из сво-
их первых трудов З. Фрейд подчеркивает, что поэт является своего
рода психоаналитиком, потому что он направляет «свое внимание
к бессознательному собственной души», «прислушивается» к его
«возможностям развития». Затем он художественно выражает нечто
родившееся, не сдерживая это «сознательной критикой». Поэт «по-
знает <…> из себя то, что мы открываем благодаря другим…» (Freud,
1907, S. 121). В отличие от детей и художников, взрослый стыдится
своих фантазий, поскольку они являются выражением его тайных
желаний: Он «скорее признает свои преступления, чем расскажет
о своих фантазиях» (Freud, 1908, S. 215). В связи с этим он отмахи-
вается от фантазирования как от «чего-то детского и самовольного».
1 Пер. С. Апта.
386
«Можно сказать: cчастливый никогда не фантазирует, только неудо-

влетворенный» (S. 216).
Вне поэзии для Фрейда долгое время преобладает лишь компен-
саторный характер воображения, который он обесценивает в сравне-
нии с «мышлением» и «деятельностью» (ср. также близость первич-
ного процесса и регрессии у Фрейда – пар. 3.3, экскурс 4: Первичный
процесс). Позже Фрейд (Freud, 1916/17, S. 387) приходит к более по-
ложительной оценке воображения и рассматривает его как полезную
компенсацию при переходе от принципа удовольствия к принципу
реальности: «Итак, в фантазийной деятельности человек продолжает
наслаждаться свободой от внешнего давления». Он сравнивает фан-
тазию с заповедником, в котором все может произвольно разрастать-
ся: «Такая избегающая принципа реальности защита одновременно
является духовной сферой фантазии» (S. 387).
Высокое признание К. Г. Юнгом имагинации в культурных фор-
мах выражения и ее терапевтической значимости является одной
из самых существенных причин (среди прочих личных и матери-
альных), которая окончательно разводит Юнга и Фрейда после мно-
голетнего плодотворного взаимодействия. Еще находясь в рамках
совместной работы с Фрейдом, Юнг отмечает один из своих тера-
певтических случаев: «Неосознанные фантазии содержат большое
количество материала, который можно использовать, и выводят,
возможно, как ничто более, внутренний мир человека вовне». Это
наталкивает его на вопрос: «Возможно, побуждение больных к про-
изводству скрытых фантазий имеет большее терапевтическое значе-
ние?». В этой фразе можно усмотреть «момент зарождения» работы
с терапевтическими имагинациями. Немного позже, ссылаясь на Гё-
те, Юнг назовет скрытые фантазии «невероятным шабашем ведьм»
и «лоном души» (Freud, Jung, 1976, S. 476).
После разрыва с Фрейдом и снятия с себя роли «наследного прин-
ца» (как его охотно называл Фрейд) в период одиночества и психи-
ческого расстройства Юнг на многие годы погружается в активную
имагинацию (Jung, 1971). Этот период открывает ему врата для из-
учения собственного бессознательного. Лейнер со своим обучаю-
щим аналитиком Шмальцем поддержал данную традицию и раз-
вил ее в дальнейшем до диалогического процесса. На сегодняшний
день метод, который он создал – кататимно-имагинативная психо-
терапия – объединяет центральные характеристики психоанализа
Фрейда и активного воображения Юнга.
Литература
Allen J. G., Fonagy P. (2009). Mentalisierungsgestützte Therapie: Das MBT-

Handbuch – Konzepte und Praxis. Stuttgart: Klett-Cotta.
Arbeitskreis OPD (2014). Operationalisierte Psychodynamische Diagnostik
OPD-2: Manual für Diagnostik und Therapieplanung. Bern: Huber.
Argelander H. (1992). Das Erstinterview in der Psychotherapie. Darmstadt:
Wissenschaftliche Buchgesellschaft.
Bahrke U. (2005). Zur Förderung der Symbolisierungsfähigkeit im Behand-
lungsspektrum der Katathym-imaginativen Psychotherapie. Imagina-
tion 27: 5–17.
Bahrke U. (2007). Katathym Imaginative Psychotherapie – vom Konzept
der Projektionsneurose zum tiefenpsychologisch fundierten Behand-
lungsverfahren // H. Hennig, E. Fikentscher, U. Bahrke, W. Rosen-
dahl (Hrsg). Beziehung und therapeutische Imagination. Katathym
Imaginative Psychotherapie als psychodynamischer Prozess. Lengerich:
Pabst. S. 115–122.
Bahrke U. (2010a). Wirkfaktoren der Psychotherapien: Wodurch hilft die
Katathym-imaginative Psychotherapie? // L. Kottje-Birnbacher, U. Sa-
chsse, E. Wilke (Hrsg). Psychotherapie mit Imaginationen. Bern: Huber.
S. 213–231.
Bahrke U. (2010b). Übertragungskonzeptionen in der Katathym Imaginativen
Psychotherapie // Imagination. 32/3: 5–17.
Bahrke U., Nohr K. (2005). Katathym Imaginative Psychotherapie: Eine
Positionsbestimmung // Imagination. 27/4: 73–92.
Bahrke U., Rosendahl W. (Hrsg) (2001). Psychotraumatologie und Kata-
thym-imaginative Psychotherapie. Lengerich: Pabst.
388
Balint M. (1952). Primary love and psycho-analytic technique // The in-

ternational psycho-analytical library. № 44. London: The Hogarth
Press.
Bartl G. (1989). Strukturbildung im therapeutischen Prozess. Ein Beitrag des
Katathymen Bilderlebens // G. Bartl, F. Pesendorfer (Hrsg). Struktur-
bildung im therapeutischen Prozess. Wien: Literas.
Bittner J. (1968). Abendländische Therapie und östliche Weisheit. Stuttgart:
Klett.
Bloch E. (1980). Das Prinzip Hoffnung. Bd. I. Frankfurt: Suhrkamp.
Brecht B. (1967). Die Dreigroschenoper // Ders.: Gesammelte Werke II.
Frankfurt am-M.: Suhrkamp. S. 413ff.
Chasseguet-Smirgel J. (1987). Das Ichideal. Frankfurt: Suhrkamp.
Cierpka M., Buchheim P. (2001). Psychodynamische Konzepte. Berlin–Hei-
delberg–New York: Springer.
Cottier S. C. (2005). Imagination in Team- und Organisationsentwicklung //
L. Kottje-Birnbacher, E. Wilke, K. Krippner, W. Dieter (Hrsg). Mit
Imaginationen therapieren. Lengerich: Pabst. S. 367–379.
Cottier S. C. (2008). Coaching: Führungsprozesse imaginativ begleiten //
M. Bürgi-Kraus, L. Kottje-Birnbacher, I. Reichmann, E. Wilke (Hrsg).
Entwicklung in der Imagination – Imaginative Entwicklung. Lengerich:
Pabst. S. 278–289.
Csikszentmihalyi M., Charpentier A. (2007). Flow: Das Geheimnis des Glücks.
Stuttgart: Klett.
Cullberg Weston M. (2011). Auf der Suche nach dem inneren Kind: Wege zu
mehr Selbstachtung. Weinheim: Beltz.
Dieckmann M., Dahm A., Neher M. (Hrsg) (2017). Faber/Haarstrick. Kom-
mentar Psychotherapie-Richtlinien. 11, überarbeitete Aufl. München:
Elsevier Urban & Fischer.
Deserno H. (1994). Die Analyse und das Arbeitsbündnis. Frankfurt: Fischer.
Desoille R. (1961). Théorie et pratique du réve éveillé dirigé. Genf: Mont-
Blanc.
Diederichs P. (2002). Die Beendigung von Psychoanalysen. Göttingen: Van-
denhoeck & Ruprecht.
Dieter W. (2000). Imagination und Symbolisierung bei neurotisch und
ich-strukturell gestörten Patienten. In: H. Salvisberg, M. Stigler, V. Ma-
xeiner (Hrsg). Erfahrung träumend zur Sprache bringen. Bern–Göt-
tingen–Toronto–Seattle: Huber. S. 147–168.
Dieter W. (2001) Die Katathym Imaginative Psychotherapie – eine tiefen-
psychologische Behandlungsmethode // Imagination. 23: 5–41.
389
Dieter W. (2005). Warum sind Imaginationen therapeutisch hilfreich? Über-

legungen zu einigen Wirkfaktoren der KIP aus tiefenpsychologischer
Sicht // L. Kottje-Birnbacher, E. Wilke, K. Krippner, W. Dieter (Hrsg).
Mit Imaginationen therapieren. Lengerich: Pabst. S. 90–97.
Dieter W. (2006). Explizite und implizite KIP-Behandlungstechnik // Ima-
gination. 28: 5–29.
Dieter W. (2012). “Wer weiß denn, dass ich im Weltraum bin?” Die Bedeu-
tung einer “impliziten” Behandlungstechnik für die KIP bei schwersten
und frühesten Störungen der Symbolisierung. Imagination. 34: 84–100.
Eckstaedt A. (1991). Die Kunst des Anfangs: psychoanalytische Erstgespräche.
Frankfurt: Suhrkamp.
Erlanger A. (1997). Katathym-imaginative Psychotherapie mit älteren Men-
schen. München: Reinhard.
Ermann M. (2014). Der Andere in der Psychoanalyse. Die intersubjektive
Wende. Stuttgart: Kohlhammer.
Fikentscher E. (2007). Die Katathym Imaginative Psychotherapie in der
Gruppe und im stationären Bereich // H. Hennig, E. Fikentscher,
U. Bahrke, W. Rosendahl (Hrsg). Beziehung und therapeutische Ima-
gination. Katathym Imaginative Psychotherapie als psychodynamischer
Prozess. Lengerich: Pabst. S. 220–254.
Fischer G., Riedesser P. (2009). Lehrbuch der Psychotraumatologie. Mün-
chen–Basel: Reinhardt.
Fonagy P., Target M. (2004). Neubewertung der Entwicklung der Affekt-
regulation vor dem Hintergrund von Winnicotts Konzept des falschen
Selbst // Psyche. 56: 839–862.
Fonagy P., Gergeley G., Jurist E. L., Target M. (2004). Affektregulierung,
Mentalisierung und die Entwicklung des Selbst. Stuttgart: Klett-Cotta.
Freud S. (1898). Die Sexualität in der Ätiologie der Neurosen // GW 1:
491–516.
Freud S. (1900). Die Traumdeutung // GW 2/3.
Freud S. (1905). Bruchstück einer Hysterie-Analyse. Nachwort // GW 5:
275–286.
Freud S. (1907). Der Wahn und die Träume in W. Jensens Gradiva // GW
7: 29–122.
Freud S. (1908). Der Dichter und das Phantasieren // GW 7: 213–223.
Freud S. (1911). Die Handhabung der Traumdeutung in der Psychoanalyse //
GW 8: 350–357.
Freud S. (1912). Zur Dynamik der Übertragung // GW 8: 364–374.
Freud S. (1914). Zur Einführung des Narzißmus // GW 10: 137–170.
390
Freud S. (1916–1917). Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse //

GW 11.
Freud S. (1926). Hemmung, Symptom und Angst // GW 14: 111–205.
Freud S., Jung C. G. (1976). Briefwechsel. Zürich: Buchclub ex libris.
Furth G. (1991). Heilen durch Malen. Olten: Walter.
Geiger E. (2004). GIM – The Bonny Method of Guided Imagery and Music –
Imaginative Psychotherapie mit Musik nach Helen Bonny // I. Froh-
ne-Hagemann (Hrsg). Rezeptive Musiktherapie. Wiesbaden: Reichert.
S. 89–109.
Geißler P., Heisterkamp G. (Hrsg) (2007). Psychoanalyse der Lebensbewe-
gungen. Wien–New York: Springer.
Gill M. (1996). Die Übertragungsanalyse. Frankfurt: Fischer.
Gœthe J. W. (1981). Iphigenie auf Tauris // E. Trunz (Hrsg). Gœthes Werke I.
München: C. H. Beck. S. 32 ff.
Greenson R. R. (1965). The working alliance und the transference neurosis //
Psychoanalytic Quarterly. 34: 155–181.
Hannah B. (1991). Begegnungen mit der Seele. Aktive Imagination – der
Weg zu Heilung und Ganzheit. München: Kösel.
Happich C. (1932). Bildbewusstsein und schöpferische Situation // Zentral-
blatt für Psychotherapie. 5: 663ff.
Heigl-Evers A., Heigl F., Ott J. (1993). Lehrbuch der Psychotherapie. Stutt-
gart–Jena: Fischer.
Hennig H. (2007). Das zentrale Beziehungskonfliktthema in der KIP //
H. Hennig, E. Fikentscher, U. Bahrke, W. Rosendahl (Hrsg). Bezie-
hung und therapeutische Imagination. Katathym Imaginative Psycho-
therapie als psychodynamischer Prozess. Lengerich: Pabst. S. 145–
172.
Hennig H., Rosendahl W. (Hrsg) (1999). Katathym-imaginative Psychothe-
rapie als analytischer Prozeß. Lengerich: Pabst.
Hennig H., Fikentscher E., Bahrke U., Rosendahl W. (2007). Beziehung und
therapeutische Imagination. Katathym Imaginative Psychotherapie als
psychodynamischer Prozess. Lengerich: Pabst.
Hinnen P. (2009). Open space interlaken: Gesprächsprotokolle // Imagina-
tion. 31/4: 20–103.
Hofmann W. (2006). Die Romantik – eine Erfindung? // Caspar David
Friedrich, Die Erfindung der Romantik, Ausstellungskatalog Museum
Folkwang, Essen, Kunsthalle Hamburg. München: Hirmer. S. 20–31.
Hohage R. (1996). Analytisch orientierte Psychotherapie in der Praxis. Stutt-
gart: Schattauer.
391
Hölderlin F. (1989). Der Neckar // D. Lüders (Hrsg). Sämtliche Gedichte.

Wiesbaden: Aula. S. 229.
Holt R. (1989). The present status of Freuds theory of the primary process //
R. Holt (Hrsg). Freud reappraised. A fresh look at psychoanalysic theory.
New York: Guilford. S. 280–301.
Horn G., Sannwald R., Wienand F. (2006). Katathym Imaginative Psycho-
therapie mit Kindern und Jugendlichen. München: Reinhardt.
Höring C.-M. (2010). Psychosomatische Dermatologie – aus der Praxis für
die Praxis. Lengerich: Pabst.
Jones E. (1918). Theorie der Symbolik // Int. Z. Ärztl. Psychoanal. Bd. 5.
Jung C. G. (1917). Über die Psychologie des Unbewussten // GW 7 (1985).
S. 18–125.
Jung C. G. (1928). Die Beziehung zwischen dem Ich und dem Unbewußten //
GW 7 (1985). S. 127–320.
Jung C. G. (1929). Ziele der Psychotherapie // GW 16 (1985). S. 38–56.
Jung C. G. (1931). Die praktische Verwendbarkeit der Traumanalyse // GW
16 (1985). S. 148–171.
Jung C. G. (1934). Über die Archetypen des kollektiven Unbewussten // GW
9/I (1985). S. 13–87.
Jung C. G. (1971). Erinnerungen, Träume, Gedanken. Olten: Walter-Ver-
lag.
Klessmann E., Klessmann H.-A. (1988). Heiliges Fasten – heilloses Fressen:
Die Angst der Magersüchtigen vor dem Mittelmaß. Bern: Huber.
Klüwer R. (1983). Agieren und Mitagieren // Psyche. 37: 828–840.
Klüwer R. (2002). Szene, Handlungsdialog (Enactment) und Verstehen //
W. Bohleber, S. Drews (Hrsg). Die Gegenwart der Psychoanalyse – die
Psychoanalyse der Gegenwart. Stuttgart: Klett-Cotta. S. 347–357.
König K. (1991). Praxis der analytischen Therapie. Göttingen: Vandenhoeck
& Ruprecht.
Kottje-Birnbacher L. (2003). Paartherapie mit Katathym-imaginativer Psy-
chotherapie // Kontext. 34/1: 56–75.
Kottje-Birnbacher L., Wilke E., Krippner K., Dieter W. (Hrsg) (2005). Mit
Imaginationen therapieren. Neue Erkenntnisse zur Katathym-Imagi-
nativen Psychotherapie. Lengerich: Pabst.
Kottje-Birnbacher L., Sachsse U., Wilke E. (2010). Psychotherapie mit Ima-
ginationen. Bern: Huber.
Kretschmer E. (1956). Medizinische Psychologie. Stuttgart: Thieme.
Kris E. (1952). Psychoanalytic Explorations in Art. New York: International
Universities Press.
392
Lang I. (1979). Beiträge zu einer tiefenpsychologischen Anthropologie des

katathymen Bilderlebens. Wien: VWGÖ.
Leikert S. (2008). Den Spiegel durchqueren: die kinetische Semantik in Musik
und Psychoanalyse. Gießen: Psychosozial-Verlag.
Leikert S. (2012). Schönheit und Konflikt. Gießen: Psychosozial-Verlag.
Leuner H. (1955). Experimentelles katathymes Bilderleben als ein klinisches
Verfahren der Psychotherapie // Zeitsch. Psychoth. Med. Psychol. 5:
185–196.
Leuner H. (1985). Lehrbuch des Katathymen Bilderlebens. Bern–Stuttgart–
Toronto: Huber.
Leuner H. (1990) Katathymes Bilderleben. Ergebnisse in Theorie und Praxis.
Bern–Stuttgart–Toronto: Huber.
Leuner H. (1995). Psychotherapie im Nachkriegsdeutschland: Persönliche
Erinnerungen an meine großen Lehrer. Katathymer Bilderbote, Heft 7.
Göttingen.
Lorenzer H. (1970). Kritik des psychoanalytischen Symbolbegriffs. Frank-
furt: Fischer.
Luborsky L. (1995). Einführung in die analytische Psychotherapie. Göttingen:
Vandenhoeck & Ruprecht.
Maiello S. (1999). Das Klangobjekt. Über den pränatalen Ursprung auditiver
Gedächtnisspuren // Psyche. 53: 137–157.
Mertens W. (1993). Einführung in die psychoanalytische Therapie. Band 1–3.
Stuttgart–Berlin–Köln: Kohlhammer.
Mertens W., Waldvogel B. (Hrsg) (2000). Handbuch psychoanalytischer
Grundbegriffe. Stuttgart–Berlin–Köln: Kohlhammer.
Nohr K. (1985). Tagtraum und Selbsterkenntnis. Empirische Untersuchung
motivgleicher Tagträume aus dem Katathymen Bilderleben. Diplom-
arbeit. TU Berlin. Institut für Psychologie.
Nohr K. (2003). Die Stimmenimago. Ein Beitrag zum Verständnis heilsamer
Wirkungen in Musik und Therapie // B. Oberhoff (Hrsg). Die Musik
als Geliebte. Gießen: Psychosozial-Verlag. S. 81–98.
Nohr K. (2006). “Meine Seele hört im Sehen” – Zum szenischen Charakter
des therapeutischen Umgangs mit katathymen Imaginationen // Ima-
gination. 28/4: 5–29.
Novalis (Friedrich von Hardenberg) (1969) // Gerhard Schulz (Hrsg). Werke.
München: C. H. Beck. S. 129ff.
Novick J., Novick K. K. (2008). Ein guter Abschied. Die Beendigung von
Psychoanalysen und Psychotherapien. Brandes und Apsel, Frank-
furt.
393
Noy P. (1969). A Revision of the Psychoanalytic Theory of the Primary

Process // Int. J. Psychoanal 50: 155–178.
Otremba J. (1982). Zum Zusammenhang von Persönlichkeitsvariablen und
Symbolinhalten in imaginativen Prozessen. Diplomarbeit. TU Berlin.
Institut für Psychologie.
Pahl J. (1982). Über einige abgrenzbare Formen der Übertragungs- und
Gegenübertragungsprozesse während der Arbeit mit dem Katathymen
Bilderleben // H. Leuner, O. Lang (Hrsg). Psychotherapie mit dem
Tagtraum. Ergebnisse II. Bern: Huber. S. 73–91
Posth R. (2009). Vom Urvertrauen zum Selbstvertrauen. Münster: Waxmann.
Racker H. (1978). Übertragung und Gegenübertragung. München–Basel:
Reinhardt.
Reddemann L. (2001). Imagination als heilsame Kraft. Zur Behandlung
von Traumafolgen mit ressourcenorientierten Verfahren. Stuttgart:
Klett-Cotta.
Reimer C. (1996). Tiefenpsychologisch fundierte Psychotherapie // C. Reimer,
J. Eckert, M. Hautzinger, E. Wilke (Hrsg). Psychotherapie. Berlin–
Stuttgart–New York: Springer. S. 10–77.
Reimer C., Rüger U. (2000). Psychodynamische Psychotherapien. Berlin:
Springer.
Rohde-Dachser C. (1987). Ausformungen der ödipalen Dreieckskonstellation
bei narzißtischen und bei Borderline-Störungen // Psyche. 41: 773–799.
Rosenberg L. (1998). Kraftquellen und Ressourcen in der KBTherapie //
Imagination. 20: 5–36.
Rosendahl W. (2007). Zur Gegenübertragung in der KIP // H. Hennig, E. Fi-
kentscher, U. Bahrke, W. Rosendahl (Hrsg). Beziehung und therapeu-
tische Imagination. Katathym Imaginative Psychotherapie als psycho-
dynamischer Prozess. Lengerich: Pabst. S. 173–181.
Rudolf G. (2010). Psychodynamische Psychotherapie: die Arbeit am Konflikt,
Struktur und Trauma. Stuttgart: Schattauer.
Rüger U., Dahm A., Kallinke D. (2012). Faber/Haarstrick. Kommentar psy-
chotherapie-Richtlinien. München–Jena: Urban & Fischer.
Sachsse U., Imruck B. H., Bahrke U. (2016). Evaluation ambulanter Behand-
lungen mit Katathym Imaginativer Psychotherapie KIP // Ärztliche
Psychotherapie. 11: 87–92.
Salvisberg H., Stigler M., Maxeiner V. (Hrsg) (2000). Erfahrung träumend
zur Sprache bringen. Bern: Huber.
Sandler J. (1983). Die Beziehung zwischen psychoanalytischen Konzepten
und psychoanalytischer Praxis // Psyche. 37: 577–595.
394
Schiller F. (2004). Sämtliche Werke, hrsg. von P.-A. Alt, A. Meier, W. Rie-
del // R. Safranski. Schiller. München–Wien: Hanser. S. 413.
Schnell M. (2005). Imaginationen im Dialog. Zur Dynamik der Übertragungs-
und Gegenübertragungsprozesse in der KIP // L. Kottje-Birnbacher,
E. Wilke, K. Krippner, W. Dieter (Hrsg). Mit Imaginationen therapieren.
Lengerich: Pabst. S. 69–78.
Schultz J. H. (1932). Das autogene Training (konzentrative Selbstentspan-
nung). Versuch einer klinisch-praktischen Darstellung. Leipzig: Thieme.
Sechehaye M. A. (1955). Die symbolische Wunscherfüllung. Bern: Huber.
Segal H. (1957). Bemerkungen zur Symbolbildung // E. Bott Spillius (Hrsg).
Melanie Klein heute. Bd. 1. München–Wien: Verlag Internationale
Psychoanalyse, 1995. S. 202–224.
Seifert A., Seifert T., Schmidt P. (2003). Der Energie der Seele folgen. Ost-
fildern: Patmos Verlag.
Shorr J. E. (1983). Psychotherapy through Imagery. New York: Thieme-Strat-
ton.
Silberer H. (1909). Bericht über die Methode, gewisse symbolische Halluzi-
nationserscheinungen hervorzurufen und zu beobachten. Jahrbuch der
Psychoanalytischen Forschung.
Singer J. D. (1974). Phantasie und Tagtraum. Imaginative Methoden in der
Psychotherapie. München: Pfeiffer.
Steger U. (2010). Vom kahlen Rosenstrauch zur fruchttragenden Sonnen-
blume. Die Therapie einer Frau mit metastasierendem Brustkrebs //
Imagination. 32/4: 31–52.
Steiner B., Krippner K. (2006). Psychotraumatherapie. Stuttgart: Schat-
tauer.
Stern D. (1985). The interpersonal world of the infant: a view from psycho-
analysis and developmental psychology. New York: Basic Books; Die
Lebenserfahrung des Säuglings. Stuttgart: Klett-Cotta, 1992.
Stern D. (2005). Der Gegenwartsmoment. Veränderungsprozesse in Psy-
choanalyse, Psychotherapie und Alltag. Frankfurt: Brandes und Apsel.
Streeck U. (2004). Auf den ersten Blick: psychotherapeutische Beziehungen
unter dem Mikroskop. Stuttgart: Klett-Cotta.
Swarltey W. (1965). Initiated symbol projection // R. Assagioli. Psychosyn-
thesis. New York: Hobbs, Dormann.
Thomä H., Kächele H. (1985). Lehrbuch der psychoanalytischen Therapie.
Berlin–Heidelberg: Springer.
Trimborn W. (1994). Analytiker und Rahmen als Garanten des therapeuti-
schen Prozesses // Psychotherapeut. 39: 94–103.
395
Tuczek K. (1928). Über die optischen Phänomene in der Katharsis // Der

Nervenarzt. 1: 156ff.
Ullmann H., Wilke E. (Hrsg) (2012). Handbuch Katathym Imaginative Psy-
chotherapie. Bern: Huber.
Ullmann H. (2017). Einführung in die Katathym Imaginative Psychotherapie
(KIP). Heidelberg: Carl-Auer.
Ullmann H., Friedrichs-Dachale A., Bauer-Neustädter W., Linke-Stillger U.
(2016). Katathym Imaginative Psychotherapie (KIP). Stuttgart: Kohl-
hammer.
Vetter A. (1950). Die Erlebnisbedeutung der Phantasie // I. Lang (1997).
Beiträge zu einer tiefenpsychologischen Anthropologie des Katathymen
Bilderlebens. Wien: VWGÖ.
Wagner R. (2002). Die Meistersinger von Nürnberg, hrsg. v. Egon Voss.
Stuttgart: Reclam. S. 119.
Watzlawick P., Beavin J., Jackson D. (1974). Menschliche Kommunikation.
Bern: Huber.
Wienand F. (2015). Projektive Diagnostik bei Kindern, Jugendlichen und
Familien: Grundlagen und Praxis – ein Handbuch. Stuttgart: Kohl-
hammer.
Wilke E., Leuner H. (Hrsg) (1990). Das katathyme Bilderleben in der psycho-
somatischen Medizin. Bern: Huber.
Wöller W., Kruse J. (2010). Tiefenpsychologisch fundierte Psychotherapie.
Stuttgart: Schattauer.
Zepf S. (1973). Die Beziehung zwischen Motivvorstellungen und imagi-
nierten Inhalten im experimentellen Katathymen Bilderleben // Z. f.
Psychosom. Med. Psychol. 19: 157 ff.
Научное издание
Ульрих Барке, Карин Нор
КАТАТИМНО-ИМАГИНАТИВНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Учебное пособие по работе с имагинациями
в психодинамической психотерапии
Редакторы – В. И. Белопольский, О. В. Шапошникова

Оригинал-макет, обложка и верстка – С. С. Фёдоров
Издательство «Когито-Центр»
129366, Москва, ул. Ярославская, д. 13
Тел.: +7 (495) 540-57-27
E-mail: post@cogito-shop.com, cogito@bk.ru
www.cogito-centre.com
Сдано в набор 04.10.18. Подписано в печать 06.10.18
Формат 60×90/16. Бумага офсетная. Печать офсетная
Гарнитура NewtonC. Усл. печ. л. 25,0. Уч.-изд. л. 21,5
Тираж 500 экз. Заказ 2980
Отпечатано в ПАО «Т8 Издательские Технологии»

109316, г. Москва, Волгоградский проспект, д. 42, корп. 5, ком. 6

Барке, Нор. Руководство По Кататимно Имагинативной Психотерапии

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Барке, Нор. Руководство По Кататимно Имагинативной Психотерапии

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Кататимно-

Все права защищены. Любое использование материалов

Барке У., Нор К.

Кататимно-имагинативная психотерапия оформилась как самостоятельное на-

© Springer-Verlag, Berlin–Heidelberg, 2013

Предисловие научного редактора . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9

Дорогие читатели! С радостью представляю вам эту книгу!

В настоящее время кататимно-имагинативная психотерапия (КИП)

1 Садальская Е. В. Перспективы развития кататимно-имагинативной

Это учебное пособие содержит обоснование нашей теоретичес-

Благодарю сотрудников издательства «Когито-Центр» за про-

Ч етыре года работы с нашим учебным пособием в различных

В новом издании мы сделали несколько небольших изменений.

М ы преисполнены большой радостью в связи с тем, что наше учеб-

ко поможет поддержать подготовку специалистов в России, но и бу-

М ы написали новый учебник по кататимно-имагинативной пси-

нашел свое применение в Германии как специфический способ ле-

Экскурс 1. Термин «кататимный»

В данном учебном пособии, ссылаясь на современные терапев-

найти здесь ответы на конкретные вопросы. Читателями этой кни-

Менеджер на распутье. 35-летняя женщина, г-жа доктор Мусат про-

хотела бы двигаться, но чувствовала, что ее сдерживают на этом пути

Измученная спина. 30-летняя г-жа Грюн, продавец по профессии,

Непрожитая жизнь. 59-летняя г-жа Айхель сначала искала место в ба-

Таким образом, благодаря практическим, полных рефлексий при-

Экскурс 2. Ханскарл Лейнер

шой опыт практической работы. Также он откликнулся на обраще-

а также, к сожалению, рано умершие Марианна Ринтель-Лиек и Юр-

Материал для воображения

И магинации – это часто встречающиеся, универсальные, кинесте-

неотделимы друг от друга, одно взаимопроникает в другое. В вер-

Исходя из этого, доминирующей формой выражения имагина-

Экскурс 3. Термин «кинестетический»

динамики отношений с терапевтом, благодаря «внезапным отправ-

ся в глаза переломные моменты или ясные нарративы, так и по про-

кой беседы как от «чего-то очень серьезного и жизненно важного»

трированными, наполненными множеством значений произведе-

3.1. Перед началом – как начинается терапия

Из первых впечатлений и наблюдений как у терапевта, так и у па-

ление, определение «триггерной» ситуации и анамнестические дан-

3.2. Основы определения показаний

способы их преодоления и способы формирования типичных жиз-

Несмотря на такие важные гипотетически-выжидательные прин-

для разрешения последствий травмы? Например, на первых

3.3. Определение показаний для внедрения имагинаций

• Функция выражения и прояснения

рапевтической работе они могут быть полезны тем, что наглядно

• Функция стабилизации (Stabilisierungsfunktion)

не создаются автоматически, а зависят как от уровня структуры

• Формирующая структуру функция (Strukturfördernde Funktion)

г-жи Айхель), при этом может усиливаться самостоятельный катек-

пугающих их смущения или критики и боязливо направлены на то,

Пациенты с нарушением адаптации извлекают выгоду из стабили-

даже усилить сопротивление (пар. 7.7.6). Если в такой ситуации да-

Экскурс 4. Первичный процесс

Вне зависимости от работы с выяленным сопротивлением су-

3.4. Основы согласования лечения

важный момент – формирование структуры отношений, поскольку

так и профессиональном плане. Кроме того, наше общение в задан-

(пар. 7.7, экскурс 11: Сцена). Терапевты все-таки должны понимать,

3.5. Анонсирование имагинаций

ние. Выраженный по отношению к процессу имагинации «скепсис»

Чересчур рассудительным пациентам, напротив, можно указывать

Обоснование предлагаемой имагинации совершенно необходимо