Простые вопросы о волшебной сказке

Когда мы говорим о волшебной или о героической сказке мы обычно принимаем построе-

ния Проппа, Кемпбелла и других за некоторую основу, как саму собой разумеющуюся и пытаемся
на ней что-то построить. Но прежде чем говорить о героической сказке следует ответить на не-
сколько простых вопросов, которые обычно упускаются из виду в силу их кажущейся очевидно-
сти.
Первый вопрос: «кто герой?» или точнее «кто главный персонаж сказки?» Само слово «ге-
рой» означает человека-полукровку, который на половину бог, на половину человек, он или сын
богини и смертного или же (чаще) сын смертной женщины и бога. Он – пограничник, он одно-
временно и свой и чужой и для нашего мира и для иномирья. Героическая сказка предполагает,
что главный персонаж – не обычный человек, а герой-полукровка. В инициационной модели
сказки по Проппу и Кемпбеллу предполагается, что героем является обычный человек, но если
мы присмотримся к волшебной сказке и возьмём наугад любой из текстов, то мы увидим, что в
отличие от быличку, главным персонажем которой является обыватель, сталкивающийся с чер-
товщиной, то в волшебной сказке герой изначально обладает чудесными сверх- и не-
человеческими свойствами, его природа двойственна. В сказках герой попадает к Бабе-Яге, она
говорит «что-то тут человечьим духом пахнет», т.е. он как представитель людей отличен от ино-
мирцев, но при этом он в достаточной степени принадлежит и к иномирью, он там свой, ему по-
зволено там перемещаться, совершать какие-то действия и даже побеждать своего главного про-
тивника в иномирье. У него для этого есть достаточное количество сил, хотя уже само по себе
пребывание в иномирье для обычного человека сложно, если не невозможно, что демонстрируют
опять таки былички, в которых обыватель столкнувшись с чертовщиной зачастую просто сходит
с ума.
Строго говоря в волшебной сказке есть два основным типа героя – он либо царевич претен-
дующий на трон и побеждающий противников и в иномирье и в нашем мире либо простой кре-
стьянский сын, обладающий сверхчеловеческими способностями, позволяющими ему выходить
за пределы нашего мира и совершать там какие-то действия. Герой может победить злодея, раз-
добыть или вернуть чудесный артефакт и/или получить чудесную невесту, которая затем стано-
вится ему чудесной женой. И здесь отметим мотив чудесной жены, как женщины из иномирья,
также обладающей чудесными свойствами. Поскольку в сказках мы регулярно встречаемся с ус-
тойчивым ходом, что герой по возвращению из иномирья становится царём, то у нас нет основа-
ний считать это только художественным приёмом, но мы должны понимать, что герой такой
сказки – принц, который должен пройти соответствующие испытания для того, чтобы стать но-
вым истинным королём и получить трон своего отца. Второй вариант – герой из простой семьи,
который скорее всего является бастардом короля или же он сам по себе рождается чудесным об-
разом. Если он получает трон, то сюжет сводится к первому типу, либо же получает чудесную же-
ну и он становится магом.
Трон, который занимает герой волшебной сказки должен находиться непосредственно на
границе с иномирьем, по логике сказки на месте, где стоит этот трон, находится портал в иноми-
рье. Неслучайно при христианизации храмы и замки строились на местах древних святилищ, та-
кие языческие святилища мыслились местными жителями порталами в иномирье.
Хочется подчеркнуть, что герой - полукровка, неслучайно и у Кемпбелла и у Фоглера и у Ку-
зино одна из последних стадий названа «мастер двух миров», т.е. герой сказки должен совместить
в себе черты и свойства обоих миров. Да, невозможно себе представить, что герой генетически на
половину принадлежит к иномирью, наполовину лешего или водяного или Кощея, но на уровне
мифологического сознания, на уровне сказочного мира он должен соединить в себе человеческие
и нечеловеческие черты и в логике фольклорного текста он может быть либо королём либо ма-
гом и тогда мотив получения чудесной жены очень неплохо играет.
Если героическая сказка рассказывает об инициации, то возникает вопрос: инициация –
тайна, зачем же рассказывать эту тайну непосвящённым? И зачем готовить к инициации, если
она должна быть неизвестна никому кроме посвящённых? Классическая инициационная сказка –
Красная Шапочка, в ней действительно есть воспоминания об инициации, но она заканчивается
смертью героини и порог обозначен мифоритуальной смертью как переходом в иной половозра-
стной класс. В героической сказке в отличие от Красной Шапочки мы видим совсем не простого
человека, а человека или я бы даже сказал – существо, которое рождается чудесным образом и
уже это подчёркивает его исключительность. Часто – непорочным образом, причём такая непо-
рочность не является позднейшим христианским или исламским заимствованием, она скорее
восходит к более древним пластам. В героической сказке часто мы видим старика со старухой,
которые прожили всю жизнь вместе и у них никогда не было детей. Эта старуха уже вышла или
вот-вот должна выйти из репродуктивного возраста, вот она идёт через лес, там её встречает
старик или старуха, которые дают ей яблоко и говорят: «съешь / съешьте с мужем и у вас будет
сын».
«Кто автор?» и «Кто рассказчик?»
Сказки народные. Этот расхожий штамп на самом деле выглядит довольно забавно. Если мы
говорим о живописи, то большинство картин в запасниках музеев принадлежит кисти неизвест-
ного автора, при этом пишут не «народ», а пишут – «неизвестный художник». А вот сказка – на-
родная. Сказки обычно рассказывают бабушки внукам, иногда мамы рассказывают, папы расска-
зывают сказки довольно редко, чаще папы рассказывают сказки не детям, а их мамам и, как пра-
вило, до рождения детей. Папы могут нажать кнопочку на телевизоре, компьютере или проигры-
вателе. А вот теперь посмотрим на трёх бабушек под подъездом на скамейке, они там что – сказки
сочиняют для внуков? Не-а, они там соседей обсуждают и сплетни наводят. То есть бабушки в
лучшем случае перескажут внукам то, что они сами слышали когда-то. Мне моя бабушка расска-
зывала сказку про Али Бабу, хотя арабов у меня в роду уж точно не было. Сказки помнят, собира-
ют, рассказывают и хранят сказители. Это – вымирающая, прежде всего по социокультурным
причинам, категория населения. Это особый класс, который можно уподобить кельтским бардам.
Такое уподобление становится ещё ярче, если посмотреть на степень сохранность былин на тер-
ритории Северной Руси, что может указывать на трансляцию кельтской бардовской традиции
через Зарубинецкие племена. На кельтские корни этой традиции указывают и топонимы на Га-
лич (Галич и Солигалич) там же на Севере Руси. Класс бардов-пограничников в Ирландии был
дозволенной церковью формой друидизма, они вроде бы и не жрецы и всего-лишь слагают и рас-
сказывают саги, но при этом барды могли и накладывать заклинания-гейсы на королей и они же
хранили и литературную традицию и выступали судьями в традиционном праве. Но мы немного
отвлеклись. У сказок есть конкретный, хотя и не персонифицированный автор, автор который
представляет определённый класс сказителей, а ранее – жречества, также имевшего отношение к
иномирью.
Мы никогда не были в Австралии. Если мы хотим что-то рассказать об Австралии, то мы
должны обратиться за помощью к источникам, которые нам об Австралии расскажут, к свиде-
тельствам тех, кто там был – можем посмотреть фоточки в инстаграмме, можем почитать судовой
дневник Джеймса Кука или Абеля Тасмана, или же на худой конец мы должны будем взять при-
ключенческий роман типа «Детей капитана Гранта». С Австралией нам всё более менее понятно,
туда может отправиться любой, побывать там и вернуться назад. Это сложно, но при наличии
времени и вдохновения это возможно. Волшебная же сказка рассказывает нам об иномирье. Кто
может знать о том как устроено иномирье и откуда они об этом узнали? Если в Австралию может
съездить любой желающий, то в иномирье попасть может не каждый. И тут параллелью сказке
может служить шаманское путешествие, фактически только шаман может рассказать о своём пу-
тешествии. Настоящим автором европейской сказки может быть только тот, кто сам имеет неко-
торое отношение к иномирью. Автор, как и герой тоже должен быть пограничником, обладать
магическими или экстрасенсорными способностями, то есть иметь пониженный порог реально-
сти, обладать богатой фантазией и способностью видеть образы. Это не совсем поэтический или
литературный талант, хотя талант в какой-то мере связан с этими способностями, как мы пом-
ним это на примере Одина.
«Кто слушатель?» и «кто адресат?»
С вопросом «кто слушатель?» более-менее понятно: слушателем может быть любой, а вот с
вопросом «кто адресат?» возникает следующая проблема. Мы помним выражение «Сказка ложь,
да в ней намёк – добрым молодцам урок». А кто ж такой «добрый молодец»? Добрый молодец –
это не просто фигура речи или уважительное обращение, как это может показаться на первый
взгляд, добрым молодцем в сказке называют того самого героя-пограчника. Второстепенные
персонажи, как правило, нечисть или страж границы, встречая героя во время его квеста, обра-
щаются к герою именно так. Функция этих персонажей – «ложечку передать», но они, опознав в
герое своего или того самого искателя приключений, достойного войти в иномирье и выйти из
него живым, называют его добрым молодцем. По этому можно заключить, что добрый молодец –
это чудесный ребёнок, принц, кандидат на трон. И тут ещё возможна ассоциация с «молодиком»
(молодым месяцем).
И тут следует сказать, возможно, забегая вперёд, что основная функция сказки, как жанра
состоит в том, чтобы выявить в раннем детстве того, кто может быть способен быть погранични-
ком – королём или же магом. Представим себе сам процесс рассказывания сказки, каков он был в
традиционном обществе. Старушка или сказительница рассказывает сказки. Если это дети 3-5-7
лет, они воспринимают сказку как некую однозначно возможную и существующую реальность и
отождествляют себя с главным героем сказки, то позже они начинают понимать, что всё о чём
рассказывается в сказке происходит не с ним. И этим слушатель сказки и отличается от её адре-
сата, поскольку каждый слушая один и тот же текст слышит что-то своё. Но сказка обращается к
конкретному адресату, способному сопоставить события своей жизни, может быть семейные ле-
генды, обрывочные слова взрослых, предания, соединить, сопоставить это и понять, что это всё
говорится не про какого-то абстрактного героя, который жил некогда, а именно про него. В этом
ему поможет и его личный опыт и какие-то личные переживания, неясные мысли, догадки, сны,
воспоминания. И он начинает понимать, что всё это – о нём. Более того, если собрались дети и
сказительница рассказывает им сказку о чудесном ребёнке, то даже похожий ребёнок там не при-
сутствует, то всегда другие дети подскажут: ой, да это ж про Ивана или про того Колю и всё рас-
скажут про него. Вот он родился чудесным образом или говорил, что ему снился дракон. Смысл
сказки состоял в том, что класс жрецов или сказителей мог определить чудесного ребёнка среди
односельчан, если такой появится.
Сказка про сны. Я её знаю её в двух вариантах: английской и идишистской. Расскажу иди-
шистскую версию, как более полную.
Живёт себе, скажем, во Львове бедный еврей. Дом бедный. Работы нет. Денег нет. Но ему ка-
ждую ночь снится один и тот же сон, к нему приходит некто и говорит: пойди в Краков там под
таким-то мостом зарыто сокровище. Он думает, ну чего я туда попрусь. Денег на поезд нет. А сон
всё снится и снится. Рассказал про этот сон жене, а жена ему и говорит: «А шо ты теряешь? Да-
же если там ничего и нет, то хоть в Краков съездишь, родню навестишь». Собрался он, пошёл,
приехал в Краков, дождался ночи, взял у родни кирку и пошёл под мост добывать сокровища. Сту-
чит, стучит, вдруг из ближайшего дома вылезает другой еврей и спрашивает: «чего ты меня тут
будишь? Мы тут спим уже». И вот он рассказывает, что каждую ночь во сне приходит некто и го-
ворит: «поезжай в Краков, там под таким-то мостом зарыто сокровище». На что краковец гово-
рит: «Сны – это глупости. Ты не поверишь, но мне точно такой же сон. Один в один. Мне кто-то
приходит и говорит, что во Львове на такой-то улице, прямо в печи дома спрятано сокровище». И
тут львовер начинает понимать, что это его улица и его дом. Он это дело послушал и говорит:
«Лайла тов, ты меня убедил, я не буду тебя больше беспокоить», а затем побежал домой искать
сокровище в печи. А краковер подумал-подумал и решил покопать под мостом. И они оба нашли
свои сокровища. (Английская версия на этом заканчивается). Добыли они эти два сокровища и не
могут понять кому какое сокровище принадлежат: львовер, нашедший сокровище в своём доме
предлагает его краковеру, потому что оно предназначалось во сне ему, краковер же говорит, что
он не против, но он не понимает какое из этих двух сокровищ его. Пошли они к раввину, а тот и го-
ворит «я вас умоляю, какие проблемы. У тебя есть сын, а у тебя – дочь и будет это сокровище об-
щим и вам не придётся решать проблему кому принадлежит это сокровище».
Нет ли здесь легенды о родителях Мошиаха? Во всяком случае мы видим, что оба деда тако-
го ребёнка обладают экстраординарными способностями к сновидениям.
В исторической перспективе история сказки выглядит примерно следующим образом.
Во время после индоевропейской инвазии складывались племена, которые хотя по языку и
были индоевропейцами, но воспринявшими культуру субстрата, их мифы и обычаи. Как это про-
исходило? Пришли индоевропейцы, в бою убили всех мужчин прежнего населения этой земли,
поимели и взяли в жёны всех оставшихся женщин и эти женщины родили им метисное поколе-
ние. Но этим, общим, метисным детям сказки рассказывали не отцы о своих индоевропейских бо-
гах, а матери и бабушки рассказывали о своих доиндоевропейских богах и о тех прекрасных вре-
менах золотого века, когда ещё индоевропейская инвазия не нарушила их традиционный уклад.
Таким образом, несмотря на то, что европейские народы по языку относятся к индоевропейской
семье, они впитывали культуру того субстрата, где они осели и именно поэтому балканские пле-
мена сохранили элементы культуры идущие от Чатал-Хююка и Иерихона А, а атлантические – на-
следовали мегалитические традиции. Поскольку инвазия привела к смене антропологического
типа, то выжившее жречество старых богов считало, что чудесные дети могли дать благослове-
ние племени и они будут носителями божественности как в старые добрые времена. Жречество
считало необходимым выявлять таких чудесных детей не привлекая особого внимания арийской
военно-административной верхушки. Покорённые племена верили в то, что бедствия, обрушив-
шиеся на них и прежде всего бедствия климатические, запустившие механизм индоевропейской
миграции из украинских степей в Европу (winter is here) и само завоевание их индоевропейцами
произошли из-за того, что с ними не было истинного короля, того который смог бы своей магиче-
ской силой противостоять захватчикам. Метисные же их потомки верили в то, что пришествие
истинного короля сможет возродить те мифические времена, о которых им рассказывали их до-
индоевропейские бабушки и матери. С этими верованиями связан мотив «король под горой» и
мотив ухода истинного короля, обещающего вернуться в самый сложный исторический период,
известный, например, в артуровском цикле. Умирающий Артур уплывает в Аваллон, но обещает
вернуться в следующие критические времена. В переосмысленном виде этот же мотив есть и в
легендах, рассказывающих о том, что прикованный к скале герой-богоборец должен вырваться
из своего заточения в последние времена. Выявление чудесного ребёнка в рамках глобального
мифоритуального цикла, в том смысле в каком это понималось в традиционном обществе вы-
полняло и предсказательную функцию: раз такой ребёнок родился, то – зима близко (winter was
coming) и должны наступить тяжёлые времена. Во многом этот же мотив можно увидеть и в ис-
терии, которая охватила Западную Европу в Малый Ледниковый Период, когда нации (особенно –
англичане и французы) сплачивались вокруг своих королей (Генриха VIII Английского, Елизаве-
ты, Кромвеля, Генриха IV Наваррского и первых Бурбонов). Но время истинного короля это и эпо-
ха буйства нечисти и злых сил, приходивших из иномирья. То есть такая практика в понимании
людей того времени имела свой здравый смысл. Для того уровня сознания подобная практика и
подобные представления выглядят вполне адекватными. Жизнь мира для человека того времени
циклична, она состоит из множества циклов, накладывающихся один на другой. Наиболее гло-
бальный год – год в котором есть глобальная мировая зима, та самая Финбулвинтер германцев.
Отсюда и мотив прихода истинного короля как спасителя в самый сложный, трагичный и драма-
тичный период истории этноса. Он должен появиться в противовес уходящей зиме. И тут нужно
отметить, что смысл переноса даты начала Нового Года с летнего солнцестояния на зимнее, ха-
рактерное для христианства и ряда ранних предхристианских религий, в частности, для митра-
изма, получивших своё распространение в начале климатического коллапса приведшего к Вели-
кому Переселению Народов, состоял именно в отождествлении прихода бога или истинного ко-
роля в самый трагический момент. Хотя сам по себе мотив этот должен быть намного более
древним, потому что он известен в уже десакрализованной форме deus ex machina в античном те-
атре. Это приход бога или короля, который возродит жизнь людей, скота, полей и добро и свет
победят хтонические силы. В военно-политическом плане естественно добром обозначали свою
сторону, зло же приходящее из иномирья отождествлялось с чужими племенами, поэтому месси-
анские мотивы военного вождя, который должен победить всех врагов от Нила до Евфрата, были
так популярны в эллинистической и римской Иудее. Т.о. сказка в традиционном обществе вы-
полняла и прогностическую функцию.
Позднее, после христианизации, длительное время паралллельно сосуществовали два жре-
чества – официальное (церковь) и неофициальное (языческое), причём такие языческие ком-
плексы, как Збручский культовый центр существовали вплоть до конца 17 века[1], а поклонение
каменным бабам по монетам, найденным близ них продолжалось до конца 18 века. Народная
традиция как традиция языческая и традиция магическая сохранялась на уровне подполья. В
этих условиях магам языческой и колдовской традиций было значимо и важно отбирать детей с
особыми способностями. В это время появляются сказки, в которых главный герой – крестьян-
ский сын, который хотя и рождается чудесным образом, но по возвращению из иномирья он не
становится царём, а получает оттуда чудесный артефакт или забирает похищенный злодеем ар-
тефакт, принадлежавший его семье, а в награду за это он, как правило, помимо артефакта или чу-
десного помощника получает и чудесную жену. К этому же периоду относятся и женские инициа-
ционные сказки – Девочка-Семилетка, Крошечка-Хаврошечка, в которых героем-полукровкой вы-
ступает как раз девочка, способная сходить в иномирье, получить там инициацию и вернуться
назад. Такая девочка становится колдуньей, мастером двух миров, живущим на границе с ино-
мирьем. Народная религия была заинтересована в выявлении детей с магическими способностя-
ми, детей-пограничников, которые могут видеть иномирье и могут действовать в нём. Потом по-
видимому таких детей обучали специально.
В этом смысле любопытно сравнить европейскую сказку с северо- и восточно-азиатскими
сказками. Сюжет в европейской сказке циклизуется вокруг приключений героя, который после
некоторых приключений становится новым царём, тогда как в шаманских сказках Северной и
Восточной Азии сказка это тоже путешествие и в этом смысле кемпбелловская модель может
быть продуктивной, но в них речь идёт о пути шамана и обретении помощников в иномирье, то-
гда как мотивы царской власти не принципиальны и не существенны. В Азии сказитель точно
также наблюдая за реакциями детей смотрит кто понимает о чём идёт речь, но при этом акцент
делается на максимально далёком прохождении пути в мир духов и получением там как можно
более могущественных покровителей. Здесь также есть мифологические циклы сказок, цен-
тральный персонаж, которых выступает в роли культурного героя, демиурга или трикстера, но
при этом он также представлен как шаман, но не как король. Смысл этих сказок состоит в описа-
нии того шаманского иномирья, в котором предстоит побывать шаману в доступных для адреса-
та формах. Европейская и азиатская сказки при том, что они прекрасно укладываются в один
структуралистский шаблон, но в них есть существенные различия по внутреннему наполнению и
смыслу. Хотя в обоих случаях речь идёт о путешествии в иномирье, но цели и задачи и этого пу-
тешествия и жизни героя совершенно различны.
И в этом проявляется постструктуралистский неодиффузионизм в мифологии: если для
структурализма было важно выявить общие черты для всех мифов или культур, то теперь в каж-
дом из культурных кругов есть свои исключительные особенности, которые присущи только
этому культурному кругу и только ему, так мы видим, что мотив истинного короля характерен
для Европы, Африки (как Северной так и Субсахарской), для семитов (прежде всего в Месопота-
мии и в Ханаане). Из ханаанской мифологии выросла и мифология Библии.
По мере распространения мегалитических традиций большое значение имела Циркумпон-
тийская область, в которой индоевропейцы метисовались с мегалитическими народами или точ-
нее с населением в культуре которых уже содержались мегалитические мифологемы и в резуль-
тате такой метисации мегалитические мифологемы проникли в мифологию метисных, но индо-
европейских по языку и общей культуре народов Степи. Эти мотивы затем были развиты в ин-
дийской мифологии, в которой есть и специфический культ мёртвых и мифологемы 19-летнего
годичного цикла (махаяджна) и мотивы истинного короля и противостояния жречества царю-
жрецу. Вместе с индоевропейской инвазией народа колесниц эти мотивы были привнесены и в
Китай, но в Китае они получили иное развитие. Здесь не настолько значим мотив истинного ко-
роля, который был популярен во время правления некромагической Лунной Династии (Шан-
Инь), сколько понятие небесного мандата, как права выдаваемого небом на правление всей дина-
стии. Это право выдаётся не персонально каждому истинному королю, а целой династии. После-
дующие правители правят именно в силу того, что небесный мандат был выдан их предшествен-
нику, но своими действиями они могут отягчить карму всей династии и привести её к падению,
причём концепт небесного мандата подразумевает и право населения на восстание против дина-
стии, от которой небесный мандат уже отошёл. Так, если преемник или преемник преемника ос-
нователя династии совсем нагрешил, тогда вассалы имеют право восстать и вопрос решается по
исходу решающей битвы: кто побеждает в ней, за ним и небесный мандат. При этом обожествле-
ние китайских императоров не имело чётких форм, в каких оно проявлялось в Европе или Афри-
ке. В некоторых мотивах позднего императорского Китая, в частности, в создании Запретного Го-
рода мы видим кристаллизацию и вычищение до блеска архаических мотивов нездешности,
иномирности царской власти.
И если мы уже заговорили об африканском ареале, то довольно любопытно, что в Древнем
Египте вообще не было сказки как жанра. То, что мы называем древнеегипетской сказкой это не
сказка в нашем понимании, это – сказочная повесть, фентези. Сказочной повестью эти тексты яв-
ляются для нас, а вот для египтянина это было повествование о событиях происходивших, не в
фантастической, а в физической реальности. Для египтянина мотив героя не важен. Египтяне
знали богов / культурных героев: Осириса, учившего земледелию и ремёслам или Джехути,
учившего письму, астрономии и наукам; но не героев. Египтяне зеркально перевернули героиче-
ский эпос. Если в европейском и африканском мире основной сказочный и мифоритуальный мо-
тив царя-жреца, который в результате испытания получает трон то ли, как в случае с Золотой
Ветвью, в результате поединка со своим предшественником, то ли в результате иного испытания,
в Греции это испытание выродилось в олимпиады. Царь-жрец в этом мире является персонифи-
кацией жизненных сил, плодородия и благополучия земли, которой он правит. В Европе герой
совершает свой путь в иномирье и возвращается чтобы править в течении последующего Миро-
вого Года. Поэтому наибольшее значение имеет его жизнь, поскольку его счастье и витальность
обеспечивают счастье и витальность всей его страны. Такой царь-жрец в течении своего правле-
ния должен поддерживать порядок и справедливость на своей территории, а нарушение им спра-
ведливости служит основанием для его физического или мифоритуального убийства. Египтяне
же перенесли сказку в реальное посмертие не живого (нынешнего или будущего), а только что
умершего фараона, для них героическим эпосом являются Тексты Пирамид и Книга Мёртвых и
более мелкие произведения, такие как Тексты Саркофагов или «Путешествие в Дуат», которые
описывают путь героя в иномирье. Для египтянина земная жизнь фараона, как живого бога была
не настолько важна, как его дальнейшее героическое путешествие в посмертие. Да живой фараон
был ограничен многими мифоритуальными запретами, он пользовался особой утварью и т.п., в
каждом номе он считался сыном бога и богини, покровителей этого нома, да он обладал исклю-
чительной магической силой, зачинать детей он мог только от своих же сестёр столь же божест-
венного происхождения как и он сам. Но перед самой коронацией фараон не выдерживал значи-
тельного испытания, а испытание и путь в иномирье для фараона начиналась только после его
смерти. Именно в посмертии важно, чтобы фараон стал «правогласным», т.е. способным / дос-
тойным говорить с живыми, действовать магически и помогать обращающимся к нему за помо-
щью. Право быть мастером двух миров даётся не живому царю, а умершему. Смысл такой транс-
формации состоит в том, что правление истинного короля ограничено, в Европе – 19-ю годами
метонова цикла, в египетской традиции – 30-ю годами, если же фараон оставался жив и после
этого срока проводился фестиваль Сед (Хеб Сед), в котором жрецы мифоритуально убивали и
воскрешали засидевшегося на троне фараона[2], тогда как правогласный фараон мог помогать
живым бесконечно, во всяком случае пока стояла хотя бы одна его портретная ростовая статуя, в
которую могла бы вселится его душа. Как бы это странно не звучало, но рациональнее было
иметь не только одного живого царя-жреца, но и много его мёртвых предшественников, которые
обязаны были действовать во благо своей земли. Таким образом Египет находился под защитой
не только одного живого фараона, а многих мёртвых, но вечносуществующих фараонов. Кроме
того, эти фараоны выполняли функцию чудесного помощника для действующего фараона. По
мере демократизации заупокойного культа правогласному фараону мог помолиться и принести
соответствующие жертвы не только действующий фараон, но и любой желающий. В данном слу-
чае фараон, подобно иудейскому первосвященнику приносил жертвы за весь свой народ. Однако,
как мы уже сказали, основная функция фараона начинается только со смертью. Когда в Первый
Переходный Период единое государство распалось на номы, каждый номарх возжелал получить
вечную жизнь в гробнице. Поскольку жречество государственного заупокойного культа осталось
без госфинансирования, оно стало мумифицировать всех, кто обладал достаточным богатством,
позднее мумификация стала массовой.
Кристаллизации культа мёртвых способствовала и закрытость Египта, начавшаяся ещё по-
сле того как Верхний Египет (южане) победил жителей Дельты (северян), имевших тесные кон-
такты с Левантом. Камбэк северян, отражённый в «Спор Гора и Сета» не привёл к усилению ха-
наанейских контактов и вплоть до изгнания гиксосов Египет задачей действующего фараона как
царя-жреца была в консервации уклада и миропорядка с ежегодными обновлениями Нила. В этом
смысле показательно, что египтяне перешли с лунно-солнечного календаря на солнечный, кото-
рый намного более стабилен, тогда как лунно-солнечный календарь требовал большей подвиж-
ности. «Спор Гора и Сета», который считается эпосом, в том виде в каком он до нас дошёл и на
нашем современном уровне нашего знания о преддинастическом времени – это история, мифоло-
гизированная история войны Севера и Юга. Исторически эти события представляются так: в
Египте сформировалось несколько крупных номов, которые длительное время воевали между
собой, в результате чего сложились две коалиции Севера и Юга, сначала ханаанейско-
дельтовская коалиция доминирована, потом южане одержали верх, возможно, победа южан стала
возможной благодаря тому, что им на помощь пришли кочевники Западной Степи, затем наслед-
ник престола северян (Гор) бежит в Левант и возвратившись оттуда по Пути Гора он побеждает
дядю Сета. Мифологические персонажи здесь имеют совершенно чёткие политические коннота-
ции, это не миф и не эпос в строгом смысле их определений.
Перенос сказки в посмертие логичен, поскольку посмертие и есть одним из вариантов ино-
мирья, а во многих сказках иномирье, в которое попадает герой обладает прямыми или косвен-
ными характеристиками посмертия. Отсутствие потребности в выборе фараона или магов и при-
вело к тому, что в Древнем Египте сказка как жанр сложится лишь в исламское время.
Итак, на всём этом ареале (Европа, Африка, Средиземноморье и Индия и Китай) мотив ис-
тинного короля важен и значим и он, при всей значительной вариативности наблюдаемой от ре-
гиона к региону, содержит в себе определённые общие моменты, хотя, как в случае с Китаем мы
видим, что концепт может получить нетрадиционное развитие.
Обычно считается, что сказка выполняет в традиционной культуре довольно банальные
функции, такие трансляция культурного опыта или воспитание подрастающего поколения. В
этом случае совершенно непонятно зачем нужна подобная фантастическая форма? Да, безуслов-
но, в сказке должны быть проявлены этические мотивы, понятно, что добрый персонаж, обра-
тившийся по-доброму к второстепенному персонажу получит в ответ добро на добро, а злой – со-
ответственно поступит зло и получит за это зло. Но тогда непонятно зачем все эти этические мо-
менты облекать в такую сложную и фантастическую форму? К тому же этические моменты в са-
мой сказке не всегда однозначно проявлены: их в сказке может не быть, они могут быть факуль-
тативны, более того в сказке мы может встретиться с инаковой этикой, герой часто руководству-
ется собственной этикой, собственным правом, отличным от этики, логики и права обычного че-
ловека. Компаньоны героя, которые не так отвечают на вопрос помощника могут и не встретить-
ся в тексте. Но мы таким образом выявляем уникальную функцию сказки, она в нашей версии яв-
ляется ответом культуры на определённые вызовы.
Задачей сказки было выявление детей с особыми магическими способностями, в частности
по контакту с иномирьем, духами, богами и другими существами невидимого мира. При общно-
сти жанрово-стилистической структуры сказки, в зависимости от культурного ареала сказка ис-
пользовала кардинально отличные группы символов, что привело к значительным отличиям во
внутреннем содержании шаманской и королевской сказки.
[1]) Ссылку на Полюховича!
[2]) Не знаю как просидел на троне порядка 60-70 лет Пипи II, но последовавший за его
смертью упадок Древнего Царства и возвышение власти номархов скорее всего являются следст-
вием такого экстрадолгого правления. Другим важным основанием для проведения Хеб Седа бы-
ла утрата фараоном половой силы. Проводились Хеб Седы и при значительных бедствиях, по-
стигших страну.

(с) 2017

https://www.facebook.com/notes/arteume-
corsunn/%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8B%D0%B5-
%D0%B2%D0%BE%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%8B-%D0%BE-
%D0%B3%D0%B5%D1%80%D0%BE%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%
B9-%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%BA%D0%B5/1784365481605805/

http://atlantida.primordial.org.ua/archives/1429