 Что такое "эмоциональный капитализм"?

Эмоциональный капитализм – это культура, в которой эмоциональные и

экономические дискурсы и практики взаимно формируют друг друга, тем самым
порождая то, что я рассматриваю как широкое, стремительное движение, в котором
аффект становится важным аспектом экономического поведения и в котором
эмоциональная жизнь – особенно жизнь среднего класса – следует логике
экономические отношения и обмен. Неизбежно, что темы “рационализации” и
“коммодификации” (эмоций) являются повторяющимися темами, проходящими
через все три лекции. Тем не менее, мой анализ не является ни марксистским, ни
веберовским в том смысле, что я не предполагаю, что экономика и эмоции могут
быть (или должны быть) отделены друг от друга.14 На самом деле, как я
показываю, рыночный культурный репертуар формирует и информирует
межличностные и эмоциональные отношения, в то время как межличностные
отношения находятся в эпицентре экономических отношений. Точнее, рыночный
репертуар переплетается с языком психологии и, объединяясь вместе, предлагает
новые технологии и смыслы для создания новых форм общительности.
Вследующем разделе я рассмотрю, как возник этот новый способ общения и
каковы его основные эмоциональные (воображаемые)значения.

 Как развивалась психологизация повседневного дискурса? 

Я использую термин терапевтический эмоциональный стиль для обозначения того, как

культура двадцатого века стала “поглощена” эмоциональной жизнью – ее этиологией и
морфологией –и разработал конкретные “методы” – лингвистические,
научные ,интерактивный – воспринимать эти эмоции и управлять ими.17 Современный
эмоциональный стиль был сформирован главным образом (хотя и не

исключительно) языком терапии, который возник за

относительно короткий период, проходящий от Первой мировой войны до

Второй мировой войны. Если, как выразился Юрген Хабермас, “В

конце девятнадцатого века возникла дисциплина

[психоанализ], прежде всего как работа одного человека...

[Фрейд]”18 Я бы добавил, что эта дисциплина быстро стала

больше, чем дисциплина, то есть специализированный свод знаний. Это был новый
набор культурных практик, которые, поскольку они

находились в уникальном положении, находясь в сфере научного производства, а также в

двойных сферах элитарной
и популярной культур, реорганизовали представления о себе, эмоциональной жизни и
даже социальных отношениях.

Например, в

"Психопатология повседневной жизни22

", опубликованная

в 1901 году и идеи которой пронизывали лекции Кларка, претендовала на то, чтобы
открыть новую науку на основе самых банальных и
ничем не примечательных явлений, а именно парапраксий,

обмолвок, которые, по словам Фрейда, на самом деле являются хранилищем

весьма значимых значение относительно нашего "я" и его глубочайшего

желания

Таким образом, если, как утверждал Фуко, психиатрический дискурс

девятнадцатого века установил жесткую границу

между нормальным и патологическим25, Фрейд систематически размывал эту

границу и постулировал новый вид нормальности, пронизанный новым набором
патологических персонажей,

открытый проект для себя, неопределенная и в то же время могущественная

цель для самого себя

Примерно в 1920-х годах именно клинические психологи,

многие из которых были вдохновлены фрейдистскими психодинамическими

взглядами и которые особенно преуспели в армии

, помогая набирать солдат или залечивать военные травмы, были

мобилизованы корпорацией, чтобы помочь сформулировать необходимые
ориентиры для новой задачи управления
хаторнские эксперименты!

Но что, возможно, еще более интересно, так это тот факт, что

в экспериментах Майо в General Electric все испытуемые были

женщинами и что, без его ведома, выводы Майо

были в высшей степени гендерными: таким образом, если, как утверждают многие
феминистки,

маскулинность имплицитно вписана в большинство наших культурных категорий,

то, несомненно, выводы Майо являются примером обратного,

а именно включения женственности в “универсальные” притязания.

Майо использовал женский метод, основанный на речи и общении эмоций, чтобы

разгадать проблемы своего

женщины-субъекты внутри американской корпорации, то есть проблемы, которые

имели фундаментальную межличностную и эмоциональную

природу. Например, Майо утверждал, что после того, как его команда

исследователей поговорила с рабочими, производительность повысилась

, потому что, по его предположению, работники почувствовали себя важными и

выделенными, развили хорошие межличностные отношения

и установили отношения друг с другом, что создало

гораздо более приятную рабочую среду. Майо

применял концептуальные инструменты психологии к женщинам, и

основываясь на своих выводах, он и группа

консультантов по организационным вопросам, которые будут работать по его

стопам, непреднамеренно

инициировали процесс, в ходе которого аспекты эмоционального

опыта женщин и их самооценки были включены в новые

руководящие принципы управления человеческими отношениями на современном

рабочем месте. Поступая таким образом, Майо также внес значительный

вклад в процесс переопределения мужественности на

рабочем месте.

Подробнее: новый подход к эмоциям смягчил характер

бригадира. Действительно, как социальный историк Стефани Кунц

примечания: “Качества, необходимые мужчинам... для работы в индустриальной

Америке, были почти женскими: такт, умение работать в команде,

способность принимать руководство. Необходимо было разработать новые

определения маскулинности

, которые не вытекали непосредственно из

процесса работы”47. Начиная с 1920-х годов, под влиянием новой

теории менеджмента, менеджерам, сами того не зная, приходилось

пересматривать

традиционные определения маскулинности и включать в свою

личность так называемые женские атрибуты, такие как оплата

внимание к эмоциям, контроль гнева и сочувственное слушание других. Этот

новый тип маскулинности был не

лишен противоречий, поскольку предполагалось, что он защищает от атрибутов

женственности, но в то же время он был ближе к женскому застенчивому

вниманию к собственным и чужим эмоциям, чем когда

 -либо на промышленных предприятиях.

Таким образом, в то время как викторианская эмоциональная культура разделяла

мужчин и женщин по оси общественной и частной

сфер, терапевтическая культура двадцатого века медленно

размывала и перетасовывала эти границы, делая эмоциональные

жизнь, занимающая центральное место на рабочем месте
 Как подход Иллуз можно применить к анализу современных романтических
отношений?
Эмоции имеют еще одно кардинальное значение для социологии: большая часть социальных
договоренностей - это также эмоциональные договоренности. Тривиально говорить, что самое
фундаментальное разделение и различение, организующее большинство обществ по всему миру
–то, что между мужчинами и женщинами – основано на эмоциональных культурах (и
воспроизводится через них).12 Чтобы быть человеком с характером, нужно проявлять мужество,
хладнокровную рациональность и дисциплинированную агрессивность. Женственность, с другой
стороны, требует доброты, сострадания и жизнерадостности. Социальный иерархия, создаваемая
гендерными разделениями, содержит неявные эмоциональные различия, без которых мужчины и
женщины не смогли бы воспроизвести свои роли и идентичности. А эти разделения, в свою
очередь, порождают эмоциональную иерархию, в результате чего хладнокровная рациональность
обычно считается более надежной, объективной и профессиональной, чем, скажем, сострадание.
Например, идеал объективности, который доминирует в нашей концепции новостей или (слепой)
справедливости, предполагает такую мужскую практику и модель эмоционального самоконтроля.
Эмоции, таким образом, организованы иерархически, и этот тип эмоциональной иерархии, в свою
очередь, неявно организует моральные и социальные механизмы.

Во–первых, в психоаналитическом воображении нуклеарная

семья является самой точкой зарождения "я" - местом, внутри

которого и с которого могла бы начаться история "

я". Там, где семья до сих пор была способом “объективного” позиционирования себя в длинной
хронологической цепочке и в

социальном порядке, теперь она стала биографическим событием, символически пронесенным

через всю жизнь человека и уникальным образом выражающим

его индивидуальность. По иронии судьбы, в то самое время, когда традиционные основы брака
начали рушиться, семья

вернулся, чтобы преследовать “я” с удвоенной силой, но на этот раз как

“история” и как способ "внедрить" "я". Семья сыграла

роль, которая была тем более важной для формирования новых

повествований о самости, что она была одновременно и самим источником

самости, и тем, от чего самость должна была быть освобождена

И последнее, но далеко не по значимости, Фрейд поставил в эпицентр этого

нового воображения секс, сексуальное удовольствие и сексуальность. Учитывая

большое количество культурных ресурсов, которые были мобилизованы для

регулирования сексуальности, кажется вполне разумным утверждать, что

открытый проект "я", в котором секс и сексуальность фигурировали как мощные бессознательные
причины патологий,

и который также был признаком зрелого и полного развития, мог только переосмыслите
подвергнутое цензуре воображение

современников Фрейда. Что позволило сексуальности протекать так гладко

в современное воображение был включен тот факт, что оно

сочеталось с другим в высшей степени современным мотивом, а именно

с языком, таким образом отходя от

“примитивистских” коннотаций сексуальности девятнадцатого века. Мало того, что язык

был насыщен новой и неожиданной сексуальностью (как, например

, в теме “парапраксий”, или обмолвок), но и сама сексуальность стала теперь главным

лингвистическим делом, чего

можно было достичь после значительного количества концептуальных

уточнений и вербализации.

Все более треугольная структура

Американская семья, названная Джоном Демосом “тепличной”

семьей, была тесно связана с фрейдовской теорией треугольника Эдипова комплекса;26 Теории
Фрейда нашли отклик

в стремлении к подлинности, которое было в эпицентре

зарождающейся и интенсивной потребительской культуры;27 Теории Фрейда

В 1920-х годах, литературе советов была, как и кино,

развивающейся культурной индустрией, и это оказалось бы самой

прочной платформой для распространения психологических идей и

для выработки эмоциональных норм. Консультативная литература сочетает в себе ряд

требований: она должна быть, по определению,

общей по характеру, то есть использовать язык, подобный закону, который

наделяет ее полномочиями и позволяет формулировать подобные закону заявления; она должна

варьировать проблемы, которые она решает, чтобы она была

товаром, потребляемым на регулярной основе; более того, если она хочет

обратиться к различным сегментам читательской аудитории с различными

ценностями и точками зрения, она должна быть аморальной, то есть предлагать нейтральный

взгляд на проблемы, связанные с сексуальностью и

ведение социальных отношений. Наконец, она должна вызывать доверие, то

есть предоставляться из законного источника. Психоанализ и

психология были золотыми приисками для индустрии консультирования, потому

что они были окутаны ореолом науки, потому что они могли

быть в высшей степени индивидуализированными (с учетом любых индивидуальных

особенностей), потому что они могли решать широкий спектр проблем,

тем самым обеспечивая диверсификацию продукта, и потому что они

, казалось, предлагали беспристрастный взгляд науки на табуированное

темы. С расширением потребительского рынка книжная промышленность и женские журналы

жадно ухватились за язык

, который мог вместить как теорию, так и историю, общность

и частность, непредвзятость и нормативность. Хотя

литература с советами не оказывает прямого воздействия на своих

читателей, ее важность в обеспечении словаря для самопознания

и для ведения переговоров о социальных отношениях была недостаточно

признана. Большая часть современного культурного материала доходит

до нас в форме советов, предостережений и практических рецептов,

и учитывая, что во многих социальных сетях современное "я" создается самим собой – опираясь
на различные культурные репертуары, чтобы выбрать

курс действий, – литература с рекомендациями, вероятно, сыграла

важную роль в формировании словаря, с помощью которого

"я" понимает себя

эмоциональный разговор и вызвал призрак семьи на рабочем

месте. Проблемы, которые он раскрыл среди работниц

, были сформулированы как имеющие эмоциональную природу и отражающие

историю их семьи: нОбратите внимание, как семейные узы естественным образом привносятся на
рабочее место и как в последнем примере выражение “эмоциональная блокировка” ставит
аффект и психоаналитическое воображение

прямо в центр трудовых отношений и производительности.

Язык эмоциональности и язык продуктивной эффективности

становились все более взаимосвязанными, каждый из которых формировал

другой.

Эва Эллоаз в своей работе использует понятие «эмоциональный капитализм» (Illouz, 2007). Стоит
отметить, что Эллоаз прибегает к этому понятию исключительно в специльном значении,
связанном с психотерапией, которое имеет отношение к историческому контексту развития
послевоенного общества в США. Согласно Эллоаз, в XX веке в США сформировался
терапевтический эмоциональный стиль. Особая культура отношения к себе возникла благодаря
влиянию Фрейда: ему удалось размыть границы, благодаря этому утвердились новые образцы
патологических персонажей. Изменилось и представление о себе самом, как о безграничном,
неопределенном проекте для себя. Эллоаз отмечает, что большинство культурных артефактов
подаются нам в форме советов и предостережений. При этом эти предостережения играют
важную роль в формировании словаря, через который мы понимаем сами себя (Illouz, 2007, 6–10).
В 1920-х годах в США на заводах психотерапевты начинают помогать работникам в решении их
семейных проблем через практику разговора. Эта практика проникает на рабочее место с
определенной целью, чтобы семейные неурядицы не сказывались на рабочих отношениях и
продуктивности (Illouz, 2007, 14). Также постепенно в традиционные, мускулинные отношения на
рабочем месте, которые подразумевают черствость и холодный расчет, инкорпорируются
феминные атрибуты: внимание к эмоциям, способность эмпатии, контроль за гневом и
внимательное отношение к говорящему (Illouz, 2007, 16). Психологи идут дальше и вводят новые
параметры, которыми должен обладать работник. Изменения происходят как раз в период
перехода американской экономики к постиндустриальному обществу, где все большую роль
начинает играть сфера услуг. В корпорациях формируется строгая иерархия, в которой образуется
среднее звено работников интеллектуального труда, которым для обмена идеями приходится
сотрудничать друг с другом на равных. В 1930–1970-е годы появляется новая культу ная модель в
книгах по менеджменту, написанных популярными психологами, – коммуникативная
компетенция, основанная на управлении человеком своим языком и эмоциями (Illouz, 2007, 18–
19). Грамотный работник обладал способностью к сопереживанию (эмпатией), и в нужный
момент мог интерпретировать эмоции своего собеседника. Постепенно эмоции становились
инструментом самопрезентации, позволявшей человеку маркировать свой социальный статус. В
этот период происходит еще одно важное изменение: рынок производит широкое разграничение
между частной и публичной сферами (Illouz, 2007, 24) – за приватную сферу в семье отвечает
женщина. В 1960-х годах происходит переориентация психологов на средний класс. Мы можем
проследить указанные Эллоаз изменения с опорой на пример из массовой культуры – сериал Mad
Men (2007 – по наст. время)12. Критерий, которым мы руководствуемся, когда говорим, что это
продукт «массовой культуры», – это многомиллионная зрительская аудитория13. Бэтти Дрейпер –
жена главного героя – воплощает в себе собирательный образ того времени. Во-первых, она –
хозяйка дома (приватной сферы), в котором она решает все: от выбора занавесок до ужина,
планов на ближайший выходной и отпуск. Во-вторых, Бэтти (член семьи среднего класса) страдает
нервным расстройством и поэтому регулярно посещает психиатра. В-третьих, доктор отвечает
переживающему за эмоциональное здоровье жены мужу, что для установления диагноза
необходимо время и беседы – это позволит заглянуть поглубже. Одна из причин, повлиявших на
развитие внутреннего мира, по Элоаз, – внедрение институализированного феминистского
движения в психологическую литературу в 1970-х. В это время появляются женские клиники,
книжные магазины, газеты, издательства и спортивные лиги. Феминистки активно используют
психологическую литературу, чтобы разобраться в себе и стать независимыми (Illouz, 2007, 26).
Практика психотерапии позволила сформировать понятийный аппарат, который из кабинета врача
постепенно перебирался в книги по популярной психологии, а затем и в повседневную жизнь
индивида. «Под эгидой психологической модели коммуникации эмоции и переживания стали
объектом мыслей, предметом для разговора между людьми на работе и в семье (Illouz, 2007,
37)». В течение XX века, по Эллоаз, происходил процесс андрогинизации эмоций между мужчиной
под влиянием эмоционального контроля на рабочем месте (феминизация), тогда как женщину
феминизм стремился сделать свободной (Там же). В 1960-е годы в США появляется новая
жизненная модель, согласно которой здоровым человеком может считаться тот, кто смог
выполнить план по самореализации14. Установку на достижение определенных внутренних
целей, которые не касаются достижения таких внешних целей, как получение определенной
должности/поста, покупка машины или накопление определенной денежной суммы, можно
определить как вариант проекта жизни как «прожитой», «прекрасной жизни» (Schulze, 2005, 14).
Установка на самореализацию становится маркером социальной идентичности, что позволяет
интернализировать эту культурную схему, организуя восприятие себя и других (Illouz, 2007, 46, 50).
Индивид может соотносить собственные неудачи в прошлом с помехами, встречающимися на
пути к реализации личного проекта у другого человека. Опираясь на критику культуриндустрии
Адорно, Элоаз говорит о своем понимании эмоционального капитализма. «Несопоставимые
институции, непроницаемо связанные вместе в процессе коммодификации личности:
психологическое убеждение, литература жанра «помоги себе сам» (self-help literature), индустрия
советов, государство, фармацевтические индустрии, интернет-технологии – все это проникнуто
формой субстрата современной психологической личности, потому что человеческое «Я» –
основная цель» (Illouz, 2007, 108). Согласно Эллоаз, эмоциональный капитализм – это синтез
рыночного разнообразия15 и языков, позволяющих говорить о себе, которые сформировались в
XX веке (Там же). На уровне производства в сфере услуг мы можем проследить эти изменения в
производстве товаров, в ситуации, когда потребитель ожидает от товара эмоциональной
составляющей, продукт должен затронуть душу покупателя (Schulze, 1992; Пайн, Гилмор, 2005); и
на уровне эмоциональной работы в сфере экономики услуг (Hochschild, 1983; Guy, Newman,
Mastracci, 2008). Понятие эмоционального капитализма, введенное Эллоаз, которое
подразумевает включение в рыночный оборот различных психотерапевтических практик и
внедрение языка, позволяющего говорить о собственных переживаниях, необходимо расширить.
Широкое распространение психотерапии (Illouz, 2007), появление рынков переживаний (Schulze,
2005) и присутствие на рынке эмоциональных работников (Hochschild, 1983) позволяют говорить
нам о формирующемся эмоциональном капитализме. Несмотря на свой оригинальный анализ,
работу Эллоаз нельзя признать вполне удовлетворительной в исторической части: внутренняя
эмоциональная жизнь не была изобретена в США в ХХ веке. К культурноисторическому генезису
«общества переживаний» и «эмоционального капитализма» мы обратимся и далее