БИБЛІОТЕКА ДЛЯ СЕМЬИ и ШКОЛЫ.

.л й*£.-{tar*

Т/Ізъ родной
старины.
ИСТОРИЧЕСКІЕ РА ЗС К А ЗЫ
В. П. Л ебедева.

съ рисунками И. Г. Гугунава.

И ЗД АН ІЕ РЕДАКЦІИ ЖУРНАЛОВЪ

„ДѢТСКОЕ ЧТЕНІЕ" и „ПЕДАГОГИЧЕСКІЙ ЛИСТОКЪ".

Москва, Большая Молчановка, д. j\ s 24.
КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВО Д. И. ТИХОМИРОВА.
М о сква, В. Молчановка, д. № 24, Д. И. Тихомирова.

КНИЖ НЫ Я н о в о с ти
изданія 1903 года-
АЛЬБОВЪ. М. Н. Послѣдній день Іуды. Изъ НПОКрІІФПЧе-
_____________ __________________________________ il_____ скнхъ сказаній.
Съ рисунками В. Я. Тишина. Ц. 7 к.
ВЛАДИМІРОВА, Е. П. Учителылины дѣти. Очеркъ. Ц. 5 к.

ГАЛАНИНЪ, Д. Д. Игры и игрушки. Очерка., Ц. 10 к.

ЗАГОСКИНЪ. М. Н. Юрій Милославскій, ц. зо к.

ИНФАНТЬЕВЪ, П. Зауральск іе разсказы . Ç:1, рѣками.

держаніе: Берку гь Гален. Гаіівъ Шаіітапа. Боръ.—Ночная тренога.
КОРОПЧЕВСКІИ, Д. А. Дѣти каменнаго вѣка. п,,в1ість<
--------------------------------------------------------------------------------------------- Съ рис.
Ц. 30 к.
КОРИНФСКІЙ, А. А. На ранней зорькѣ. С6°рнив1> <:тих°-
---------------------------------------------------------------------- і --------- твореніи. Съ ри­
сунками. Ц. 30 к. Второе изданіе.
МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ. Д. Н. Хитрый нѣмецъ. ^а:и’ка;,ъ-
------------------------------------------------------------------ — ----------------------- Съ рис.
В. Андреева. Ц. 5 к.

ЕГО *ЖЕ. Черная армія. Сказка. Съ рне. Ѳ. Бондаренко. Ц. 5 к.

ЕГО ЖЕ. Послѣдняя треба. Разсказъ. Съ рис. В. Андреева и

Ц. 6 к.
----------------------------------------------------------------------- А. Кучеренко.
ЕГО ЖЕ. Дорогой камень, ц. ю к.

ЕГО ЖЕ. УпрЯМЫЙ КОЗеЛЪ Сказка. Съ рис. А. Н. Аѳанасьева.

------------------------- ------------------------------Ц. 10 к.
ЕГО ЖЕ. Сѣрая ш ейка, разсказъ. Съ рис. ц . 5 к,

ЕГО ЖЕ. Д ѣдуш кино золото. Разсказъ. Ц. 10 к.

ЕГО ЖЕ. В ъ ГЛуШИ. Разсказъ. Съ рис. А. Кучеренко. И- 7 к.

ЕГО ЖЕ АнгеЛОЧКИ Разсказъ. Съ рис. В. Андреева. Ц. 5 к.

 ft
A v БИБЛІОТЕКА ДЛЯ СЕМЬИ И ШКОЛЫ.

ИСТОРІІЧЕСКІЕ РАЗСКАЗЫ

Вл. П. Лебедева.

Съ рисункам и художн. И. Г. Гугунава.

Изданіе редакціи журналовъ

„ДѢТСКОЕ Ч Т Е Н І Е 11 к „ПЕДАГОГИЧЕСКІЙ ЛИСТОКЪ11.
Москва, Б. Молчановка, д. .\» 24. Телефонъ № 29S.

Товарищество типо-лптографіп Владиміръ Чичеринъ въ Москвѣ.

Марьина рощ а, соб. домъ.

1903.
2011143561
 НЕЖДАННОЕ СЧАСТЬЕ.

I.

За невзгодою — счастье.

На Руси шелъ JÜ2G годъ; оправлялась великая стра­

на отъ неурядицъ, отъ кровопролитій, отъ ига враговъ
иноплеменныхъ. Разумно и кротко правилъ государ­
ствомъ новоизбранный царь изъ дома Романовыхъ —
Михаилъ Ѳеодоровичъ. Понемногу умирялъ онъ вол­
ненія да шатанія въ государствѣ своемъ обширномъ.
Посѣтило молодого государя горе тяжкое: взялъ
Господь къ себѣ его супругу любимую, „царицу крот­
кую11. Стали бояре поговаривать,' что пора бы царю
новую царицу найти...
На берегу рѣки Нисвы, неподалеку отъ города Ме-
щовска, рядомъ съ Рождественскимъ-Георгіевскимъ мо­
настыремъ, стояла небогатая усадьба. Тѣсный домикъ
съ тесовою крышей окруженъ былъ частоколомъ не­
высокимъ; на дворѣ виднѣлись лишь два-три сарай-
пика да мылевка, наполовину въ землѣ выкопанная.
Домикъ былъ ветхій, дождями долголѣтними изсѣчен­
ный; окошки покосились, кое-гдѣ на крышѣ мохъ зе­
ленѣлъ
Жилъ въ усадьбѣ бѣдный служилый дворянинъ
Лукьянъ Степановичъ, изъ роду Стрѣшневыхъ. Когда-
то послужилъ Лукьянъ Степановичъ родинѣ вѣрою и
правдою, въ разныхъ походахъ бывалъ; да не было
ему удачи... Пуще всего донимала его нищета, недо­
стача во всемъ. Только и находилъ утѣшеніе терпѣлн-
вый старецъ въ молитвѣ и не переставала» надѣяться
на Господа Бога.
Сидѣлъ Лукьянъ Степанович!» въ тѣсной горенкѣ»
за скуднымъ ужиномъ; вмѣстѣ съ нимъ, тутъ же за
столомъ, ужиналъ и вѣрный старый холопъ его, кото­
раго съ давнихъ поръ попросту называли Никитичемъ.
Оба старика утомились* за долгій день, за работою тя­
желой на пашняхъ. Молча ѣли они хлѣбъ ржаной да
толокно, молча запивали ѣду квасомъ. Вдругъ глянулъ
Никитичъ въ окошко и промолвилъ:
— Никакъ отецъ Кириллъ идетъ...
Бодро встать Лукьянъ Степанович!» со скамейки и
пошелъ встрѣчать гостя частаго и желаннаго—іеромо­
наха изъ обители Георгіевской.
Отецъ Кириллъ вошелъ запыхавшійся, усталый,,
хотя отъ монастыря путь недалекъ былъ; видно, спѣ­
шилъ очень старец!». Только-что успѣлъ благословить
онъ хозяина и слугу, какъ сейчасъ же дивныя рѣчи
повелъ:
— Охъ, .Лукьянъ Степановичъ, не знаю, что тебѣ
судьба сулитъ!.. Просто ума не приложу, что съ тобою
будетъ..
 Подивился Лукьянъ Степановичъ такимъ рѣчамъ и
молвилъ спокойно:
— А чему же со мной случиться? Все по-старому
будетъ... Доѣмъ скоро послѣдній кусокъ хлѣба, въ потѣ
лица добытый, возблагодарю Господа и закрою глаза,
. въ грѣхахъ покаявшись.
- Нѣтъ, Лукьянъ Степановичъ! Чудный сонъ я
видѣлъ сегодня ночью, и все про тебя тотъ сонъ былъ.
Недаромъ меня въ обители сновидцемъ прозвали...
Помолчалъ немного старецъ и сталъ сонъ свой раз­
сказывать:
Видѣлъ я, будто идемъ мы съ тобою по берегу
рѣчки нашей, ведемъ бесѣду нашу обычную. Солнышко
ярко такъ свѣтитъ, въ рѣчкѣ рыба играетъ, денекъ
стоитъ теплый. И вотъ говоришь ты мнѣ, что н а д о б н о
тебѣ на тотъ берегъ перейти... Ищемъ мы перевоза, а
его нѣтъ какъ нѣтъ, кличемъ мы во весь голосъ,— ни­
гдѣ ни единой души человѣческой. Тогда снимаешь
ты, Лукьянъ Степановичъ, лапотки свои и норовишь
рѣку въ бродъ перейти. Я грѣшный, кричу тебѣ:
„Остерегись, Лукьянъ Степановичъ! Тутъ мѣсто глубо­
кое*. Не внимаешь ты рѣчамъ моимъ, въ воду всту­
паешь,—и покрываетъ тебя вода по самыя плечи... А
я-то за тебя страшусь, плачу и молюсь... Гляжу,—еще
выше вода пошла, и уже кладу на себя крестное зна­
меніе въ поминъ души твоей... Вдругъ, откуда ни возь­
мись, подлетаетъ ладья большая, на-диво украшенная:
вся въ коврахъ, въ парчѣ золотой и серебряной. Гре­
бутъ на ней удалые молодцы, а на кормѣ стоитъ красна
дѣвица въ нарядѣ богатомъ. Блистаетъ на челѣ у нея
вѣнецъ царскій. Протягиваетъ та дѣвица руки, извле­
каетъ тебя изъ пучины водной, увозитъ тебя съ собою...
И называетъ тебя та дѣвица, въ нарядѣ царскомъ, ба­
тюшкою...
Умолкъ отецъ Кириллъ; ни слова ие сказали хо-
зяинъ и слуга. Только, подумавъ малое время, глубоко
вздохнулъ Лукьянъ Степановичъ и отвѣтилъ старцу:
— Чуденъ сонъ твой, и не мнѣ добиться до смысла
его тайнаго.
Опять примолкли всѣ. Наконецъ, заговорилъ снова
старецъ обительскій.
Помню я дщерь твою. Лукьянъ Степановичъ.
Кротка и богобоязлива была всегда Евдокія Лукьяновна.
Вѣдь она на Москвѣ теперь? Богъ знаетъ, что ей на
долю выпадетъ...
— Не широка доля у моей дочки любезной,—про­
молвилъ, покачивая головою, Лукьянъ Степановичъ.—
Во дворѣ боярина Шереметева, Ѳедора Ивановича,
служитъ она у боярышень въ сѣнныхъ дѣвушкахъ. До­
ходили до меня слухи, что боярышня Ульяна Ѳедо­
ровна правомт. крута, и частенько приходится Авдоть-
юпгкѣ слезы лить.
Еще побесѣдовали оба старика о томъ да о семъ,
а потомъ пошелл, отецъ Кириллъ въ обитель. Лукьянъ
Степановичъ да Никитичъ тотчасъ же на покой легли:
на завтра надо было съ самымъ разсвѣтомъ на пашню
ѣхать...

II.

Ц арскіе послы.

Еще солнце только-что выплыло на краю неба, а

Лукьянъ Степановичъ уже давно за работой былъ. Не-
репахивалъ онъ подъ яровой посѣвъ полоску длинную,
на которой въ прошлую жатву рожь плохо уродилась.
„Видно, — думалъ Лукьянъ Степановичъ, — я мало
труда положилъ на полосыньку. Оттого и не благосло­
вилъ Господь сборомъ хорошимъ. Вотъ какъ теперь
поработаю до нота лица своего,—дастъ Боіъ,—уродится
вдосталь хлѣбушка... Господи, благослови! Ну, тяни
сошку, лошадушка!“
Старенькій конекъ слушался оклика хозяйскаго, на­
легалъ Лукьянъ Степановичъ крѣпко па соху и велъ
борозду ровную да глубокую. Старикъ онъ былъ, но
еще много силы хранилось въ его груди широкой, въ
его рукахъ старческихъ.
Бодро работа шла... Вдругъ остановилъ Лукьянъ
Степановичъ конька своего и подошелъ къ сосѣднему
кустику, откуда жалобный пискъ птичій доносился.
Нагнулся старикъ, поискалъ между листьями и вынулъ
изъ куста маленькую, сѣренькую пичужку. Она бояз­
ливо съежилась на его большой, мозолистой рукѣ.
— Ахъ ты, Божіе твореніе, чего ты кричишь? Мо­
жетъ, коршунъ-разбойникъ клюнулъ тебя?
Тихонько оглядѣлъ старикъ пташку: на крылѣ кровь
виднѣлась.
— Такъ и есть!—молвилъ сердито Лукьянъ Степа­
новичъ.— Ишь ты, разбойникъ востроклювый! Ну, не
трепыхайся, твореніе Божіе, я тебѣ худа не сдѣлаю.
Разгладилъ Лукьянъ Степановичъ у птицы перышки,
помочилъ водою крыло и положилъ на свой зипунъ,
что на землѣ брошенъ былъ.
Опять пошла живо работа. Идя за сохою, погляды­
валъ зорко Лукьянъ Степановичъ то на птичку, то на-
верх'і»,— не летитъ ли коршунъ опять, разбойникъ...
День былъ жаркій, не разъ утиралъ съ лица тру­
довой пота Лукьянъ Степановичъ. Ровно вспахивалась
полоска, мельчила острая соха крупныя глыбы земли;
только бороной было тронуть, и зачернѣла бы полоса,
ровная да мягкая, какъ пухъ черный.
Наконецъ, сильно приморились и конь, и пахарь;
время стало къ полудню подходить. Поглядѣлъ Лукь­
янъ Степановнчъ на солнышко, распрягъ коня, на траву
пустилъ, а самъ пошелъ въ тѣнь, подъ кусты ольхо­
вые, присѣлъ тамъ на землю, каравай хлѣба вынулъ
ii сталъ, помолившись, трапезовать.
Въ тѣни было прохладно, набѣгавшій вѣтерокъ
слегка шелестѣлъ густыми листьями, приносилъ со свѣ­
жевспаханной полосы запахъ земли—сырой, крѣпкій
и тягучій. Съ охотою ѣлъ ржаной хлѣбъ Лукьянъ Сте­
пановичъ, запивалъ его чистой водицей ключевою. Видно
было ему съ этого мѣста открытаго и ноля, и рѣку, и
свою усадьбу вдалекѣ. Глядѣлъ Лукьянъ Степановичъ
на твореніе Божіе—на небо синее, па голубыя волны
рѣки быстрой, на яркую зелень рощъ и лѣсовъ и мыс­
ленно славилъ старецъ Господа. Глубокимъ покоемъ
дышалъ его .ликъ свѣтлый, не смущенный ни единою
грѣховною мыслью земной.
Вдругъ примѣтили старые, но зоркіе глаза Лукьяна
Степановича, что по большой дороіѣ къ его усадьбѣ
какіе-то всадники подъѣхали. Остановились они у во­
ротъ недолгое время, потомъ съ дороги свернули и
къ пашнямъ поѣхали, только шагомъ. Впереди нихъ
кто-то пѣшой шелъ; скоро узналъ въ немъ Лукьянъ
Степановичъ своего вѣрнаго слугу стараго Никитича.
„Что за диво такое?—подумалъ Лукьянъ Степано­
вичъ.—Кого это ведетъ ко мнѣ Никитичъ? Кажись, мнѣ
гостей неоткуда ждать. Можетъ, купцы какіе хотятъ
рожь купить? Нѣтъ, для купцовъ-то они больно, на-
рядно одѣты, да и кони у нихъ добрые, словно у людей
ратныхъ
Тѣмъ временемъ всадники все ближе да ближе подъ­
ѣзжали; стало ихъ совсѣмъ видно Лукьяну Степано­
вичу. Всего насчиталъ онъ восемь человѣкъ, а кромѣ
того вели еще четырехъ коней съ поклажею. Вотъ ужъ
подъѣхали невѣдомые люди къ самому полю вспахан­
ному. Передній былъ плотенъ, съ виду важенъ, — на
боярина смахивалъ; красовалась на немъ однорядка
тонкаго краснаго сукна съ золочеными застежками, у
высокой шапки верха, тоже былъ золотом!, вышитъ. За
нимъ ѣхали другіе, всѣ одѣты были въ кафтаны на­
рядные.
Поднялся Лукьянъ Степановичъ навстрѣчу гостямъ
незнакомымъ, поспѣшилъ къ нему старый Никитича,
и молвилъ поспѣшно, указывая на всадниковъ:
— Лукьянъ Степановичъ, милостивецъ, принимай
послова, государевыхъ.
Не далъ вѣры Лукьянъ Степановичъ словамъ слуги
своего. Еще больше дивясь, поглядѣла, она, на подъ-
ѣхаишиха,.
Передовой всадника, са, коня сошелъ, за нимъ и
другіе. Низко всѣ поклонились, а потомъ первый спро­
силъ:
— Ты ли Лукьяна, Степановичъ- изъ роду Стрѣш-
нев их а,?
— Я Лукьяна, Степановичъ, изъ роду Стрѣшне-
выхъ,—отвѣчала, старикъ.
Послана, я, стряпчій государя даря Михаила Ѳео­
доровича Ѳедоръ Андреевъ Олябьевъ, со товарищи къ
тебѣ отъ святѣйшаго патріарха Филарета Никитича и
великаго государя царя Михаила Ѳеодоровича всея Руси
съ грамотой.
 У сумнился тутъ и оробѣлъ Лукьянъ Степановичъ.
А. посолъ царскій вынулъ грамоту, въ шелковый пла­
токъ завернутую, и подалъ старику съ такими словами:
— Благочестивый и христолюбивый великій царь
государь и великій князь Михаилъ Ѳеодоровичъ, по
совѣту и по благословенію великаго государя святѣй­
шаго патріарха Филарета Никитича московскаго и ма­
тери своей великой государыни инокини Марѳы Іоан­
новны, изволилъ сочетатиея законному браку, по апо­
стольскому преданію и святыхъ отецъ правиламъ, съ
дщерью твоею, дѣвицею Евдокіею Лукьяновною. При­
слалъ насъ государь великій за тобою, тестемъ наре­
ченнымъ, чтобы ѣхалъ ты на торжество свадебное.
Слушалъ Лукьянъ Степановичъ и ушамъ своимъ не
вѣрилъ... Мыслилъ онъ сперва, что это съ нимъ сонъ
такой дивный приключился... Да нѣтъ, не спитъ онъ!
Вотъ его полоска вспаханная, вотъ его конь, вотъ его
слуга старый, вотъ его кафтанъ домотканный... Нѣтъ,
какъ-будто и не спитъ!
— Да, можетъ, вы, милостивцы, не туда попали?—
молвилъ онъ, наконецъ, посланцамъ.— Насъ вѣдь,Стрѣш-
невыхъ, много. Видно, вамъ другого Стрѣшнева надо?
— Нѣтъ, Лукьянъ Степановичъ, мы къ тебѣ по­
сланы, и грамота царская къ тебѣ написана,— вразу­
мительно молвилъ стряпчій Олябьевъ.
Но не скоро еще отважился Лукьянъ Степановичъ
повѣрить въ счастье дочери своей и принять грамоту
государеву. Наконецъ, поднялъ онъ глаза къ небу, пе­
рекрестился и сказалъ:
— Добро пожаловать, гости дорогіе! Не погнушай­
тесь моимъ кровомъ бѣднымъ, пойдемте въ мою уса­
дебку.
Оставилъ Лукьянъ Степановичъ стараго слугу съ
конемъ и съ сохою и самъ повелъ царскихъ послан-
цовъ къ себѣ домой. Всю дорогу шелъ онъ молча, ди­
вясь чуду нежданному, вспоминая видѣніе отца Ки­
рилла. Посланцы шли за Лукьяномъ Степановичемъ,
не садясь на коней, уважая въ немъ годы старческіе,
а пуще всего—родителя будущей царицы московской и
всея Руси.
Привелъ гостей Лукьянъ Степановичъ, посадила»
ихъ на мѣста почетныя, а самъ прямо къ иконамъ по­
дошелъ, на колѣни всталъ и въ волненіи великомъ вос­
кликнулъ:
— Боже всесильный, изъ ничего свѣтъ создавшій, воз-
водяй меня отъ бѣдности къ изобилію! Сердце чисто
и духъ правъ утверди во мнѣ! Подкрѣпи меня десни­
цею Твоею, да не развращуся носредѣ честей и богат­
ства, Тобою мнѣ, можетъ быть, во искушеніе ниспо­
сылаемыхъ!
Потомъ приготовилъ онъ для гостей трапезу скром­
ную, радушно угостилъ ихъ чѣмъ Богъ послалъ. По­
доспѣлъ скоро и старый слуга, тоже сталъ гостей вся­
чески ублажать. Послѣ трапезы велѣлъ царскій стряпчій
людямъ своимъ принести коробы съ тѣми дарами, что
посылалъ царь Михаилъ Ѳеодоровичъ своему тестю на­
реченному. Были въ тѣхъ коробахъ и цѣпи золотыя,
и кубки серебряные, и сукна цвѣтныя иноземныя, и
бархаты, h мѣха дорогіе, и много еще всякаго добра.
Вынимали дары товарищи стряпчаго Олябьева, а самъ
онъ читалъ перечень ихъ по списку особому. Низко
кланяясь, принималъ Лукьянъ Степановичъ царскіе
дары, радовался имъ, какъ милости государевой, но
не примѣчалось на лицѣ его ликованія корыстнаго. Тѣ
дары не тѣшили его цѣною своею; видѣлъ онъ въ нихъ
только свѣтлую судьбу своей дочери любимой.
 Послѣ отдачи даровъ завязалась бесѣда между хо­
зяиномъ и гостями. Сталъ выспрашивать Лукьянъ Сте­
пановичъ, какъ выборъ царскій налъ на его дочь, дѣ­
вицу рода незнатнаго. И разсказалъ стряпчій Олябьевъ
все, что зналъ:
— Какъ задумалъ царь вторую супругу взять, бла­
гословился онъ у святѣйшаго патріарха, отца своего,
и у царицы Марѳы Ивановны. Собрали изъ княже­
скихъ да дворянскихъ родовъ шестьдесятъ пригожихъ
дѣвицъ, привезли ихъ въ царскихъ повозкахъ на смот­
рины во дворецъ государевъ. Отвели боярышнямъ да
княжнамъ особый покой просторный на ночь. При
каждой оставили но одной услужнпцѣ. Въ полночь во­
шелъ въ горницу къ дѣвицамъ царь Михаилъ Ѳеодо­
ровичъ со своею матерью, инокиней Марѳой Иванов­
ной. Стали боярышни да княжны по одной къ царю
подходить, въ ноги кланяться. Тутъ и надо было го­
сударю выборъ дѣлать... Только на другой день слухъ
пошелъ по всему дворцу небывалый! Среди невѣстъ
царскихъ была и боярышня Шереметева Ульяна Ѳе­
доровна, а при ней оставалась на ночь въ услужни-
цахъ дщерь твоя, благолѣпная дѣвица Евдокія Лукья­
новна. Упалъ на нее взоръ царскій, когда проходили
передъ нимъ знатныя боярышни, и полюбилась она
царю пуще всѣхъ. Повѣдалъ объ этомъ молодой царь
отцу своему патріарху Филарету Никитичу и царицѣ-
ииокинѣ. Сначала не дали они своего благословенія,
да твердо стоялъ на своемъ царь Михаилъ Ѳеодоровичъ.
Съ восходомъ солнца оповѣстили всенародно на Крас­
ной площади при звонѣ колокольномъ, что выбралъ
царь себѣ невѣсту — Евдокію Лукьяновну изъ рода
Стрѣшневыхъ.
 Слушалъ старикъ гостя, а самъ плакалъ отъ ра­
дости.

III.

Свадьба государ ев а.

Въ новыхъ хоромахъ, уставшій отъ дневной суеты,

сидѣлъ но вопожал ован пый стольникъ царскій Лукьянъ
Степановичъ Стрѣшневъ. Вылъ уже поздній вечеръ.
Москва давно заснула...
Припоминалъ Лукьянъ Степановичъ недавнее тор­
жество—свадьбу дочери своей съ царемъ Михаиломъ
Ѳеодоровичемъ... Припоминалъ онъ и то, какъ прі­
ѣхалъ на Москву, какъ предсталъ предъ ясныя очи ца­
ревы, какъ увидѣлъ дочь свою любезную и впервые
послѣ долгой разлуки съ нею словечкомъ перемол­
вился... Пока царь Михаилъ Ѳеодоровичъ въ покоѣ
былъ, не смѣлъ Лукьянъ Степановичъ заговорить съ
дочерью своею. Когда же вышелъ царь, бросились отецъ
и дочь другъ къ другу въ объятія и залились слезами
радостными...
Вспомнилъ Лукьянъ Степановичъ, какъ молились
они вмѣстѣ съ нареченною невѣстою царской, какъ
благодарили Бога за счастье нежданное... Поглядѣлъ
вокругъ себя Лукьянъ Степановичъ,—все не могъ онъ
привыкнуть къ новымъ хоромамъ своимъ, къ богаче-
ству и довольству... Кажись, недавно пахалъ онъ на
старомъ конькѣ свою пашню скудную; кажись, недавно
ужиналъ онъ только хлѣбомъ сухимъ да толокномъ...
А теперь онъ—стольникъ царскій, жалованье отъ царя
обильное получаетъ, трапезу ему готовятъ пышную, и
ни въ чемъ недостачи нѣтъ. Позвалъ Лукьянъ Степа­
новичъ своего слугу вѣрнаго Никитича; пришелъ ста­
рый Никитичъ и передъ господиномъ своимъ, какъ
листъ передъ травой, сталъ. Спросилъ его новый столь­
никъ царскій:
— Что мыслишь, Никитичъ? Не сонъ ли съ нами
приключился? Живемъ мы съ тобою въ богатыхъ хо­
ромахъ, ѣдимъ сладко, спимъ вдоволь, о -завтрашнемъ
днѣ не заботимся... А вдругъ очнемся мы съ тобою.
Никитичъ, и опять заживемъ въ нашемъ домишкѣ гни­
ломъ на берегу Нисвы-рѣки?..
Старый Никитичъ слушалъ господина своего и
ухмылялся добродушно,..
- Полно тебѣ, сударь Лукьянъ Степановичъ! Ни­
какого тутъ сна нѣтъ. Сталъ ты тестемъ царю, сбы­
лись слова отца Кирилла... Недаромъ его въ монастырѣ
Георгіевскомъ сновидцемъ звали. Теперь тебѣ. Лукьянъ
Степановичъ, самые первые бояре кланяться будутъ;
теперь тебѣ передо всѣми великій почетъ будетъ...
Долго бы еще говорилъ старый слуга, да отослалъ
его прочь Лукьянъ Степановичъ. Хотѣлось старику на
досугѣ да на покоѣ побыть, хотѣлось вспомнить пыш­
ное торжество—свадьбу царя Михаила Ѳеодоровича съ
царицею Евдокіей Лукьяновною...
Не все помнилъ Лукьянъ Степановичъ: порою во
время торжества великаго забывался онъ и, почитай,
ничего не видѣлъ... Но все-таки проходило передъ па­
мятью его торжество недавнее...
Вотъ ѣдутъ нареченные женихъ и невѣста во храмъ...
Государь и государыня, держась за руку, пошли
сѣнями да лѣстницею, что у Грановитой палаты, гдѣ
ожидали ихъ аргамакъ для царя и сани для царицы.
Весь ихъ путь до саней устилали стряпчіе червчатымъ
атласомъ. Аргамака держалъ подъ-уздцы ясельничій
Богданъ Матвѣевичъ Глѣбовъ, а па немъ до прихода
государева сидѣлъ конюшій, князь Борисъ Михайло­
вичъ Лыковъ. Точно такъ же, дожидаясь царевны, си­
дѣлъ замѣститель и въ ея саняхъ. Богданъ Глѣбовъ
подвелъ государю коня, съ котораго соскочилъ коню­
шій, и государь ѣхалъ къ Пречистой Богородицѣ пло­
щадью, а передъ нимъ верхами 40 человѣкъ поѣзжанъ—
СТОЛЬНИКОВЪ И дворянъ. Изъ дворянъ ВТ) поѣздѣ были
пятеро. А за ними ѣхали дружки и тысяцкой совсѣмъ
передъ государемъ сбоку. Борисъ Лыковъ и ясель­
ничій Богданъ Глѣбовъ шли пѣшими подлѣ коня го­
сударя. За государемъ въ большихъ саняхъ, обитыхъ
золотыми атласами, слѣдовала царевна; подушки въ
саняхъ были изъ малиноваго турецкаго атласа съ зо­
лотыми по немъ травами'съ бѣлыми, зелеными и ла­
зоревыми кубиками, цѣнностью въ 100 руб., однихъ
соболей на обивку пошло на 1145 руб. Противъ госу­
дарыни, которая была завѣшена покрываломъ, сидѣли
четыре свахи. За санями шелъ окольничій князь Гри­
горій Константиновичъ Волконской, дьякъ Иванъ Б о­
лотниковъ да дворянъ московскихъ сверстныхъ 23 че­
ловѣка и шесть Стрѣшневыхъ, всѣ родичи царицыны:
Сергѣй Степановичъ, ея родной дядя по отцу, Илья
Аѳанасьевичъ, двоюродный братъ ея отца, Матвѣй Ѳе­
доровичъ, Максимъ Ѳедоровичъ, Степанъ Ѳедоровичъ,
Иванъ Филипповичъ. А съ ними для береженья, чтобъ
никто межъ государя и государыни путь не прохо­
дилъ, шли царицыны дѣти боярскіе 20 человѣкъ...
Даже теперь, когда припоминалъ Лукьянъ Степа­
новичъ все пышное торжество свадьбы царской, ря­
било у него въ глазахъ: столько знатныхъ бояръ, кия-
оей и другихъ царедворцевъ видѣлъ онъ, что и не могъ
перечесть всѣхъ...
Всталъ со скамьи Лукьянъ Степановичъ, прошелся
но горницѣ, помолился передъ святыми иконами, въ
о ио чивал ьн ю пошелъ...
Послѣднее слово Лукьяна Степановича, когда за­
сыпалъ онъ, было:
— На все Твоя воля, Господи!

Какъ-то разъ пріѣхала царица Евдокія Лукьяновна

къ своему батюшкѣ Лукьяну Степановичу-—иавѣстить
его. Не приготовилъ Лукьянъ Степановичъ трапезы
пышной для царицы. Другой привѣтъ вымыслилъ ста­
рикъ для своей дочери-пар ицы. Другой даръ принесъ
онъ ей...
Такъ разсказываетъ объ этомъ преданіе:
Лукьянъ Степановичъ принесъ царицѣ въ даръ не­
большой старый ларецъ и просилъ ее принять его въ
залогъ любви родительской. Когда царица приняла его
въ руки, Лукьянъ Степановичъ открылъ его и вынулъ
оттуда суровый холстинный кафтанъ, сотканный ру­
ками ея матери, въ которомъ онъ пахалъ землю, когда
пришла вѣсть объ ея избраніи въ царицы, и полотенце,
которымъ утирался, когда работалъ въ нотѣ лица сво­
его. Онъ еще прибавилъ, что въ этомъ маломъ ларцѣ
заключалось все приданое ея матери. Онъ просилъ на­
всегда беречь этотъ ларецъ и помнить, чья она дочъ
и въ какой бѣдности родилась: „ибо эти мысли болѣе
и болѣе соединятъ тебя съ человѣчествомъ: чѣмъ чаще
ты будешь сіи дары вспоминать, тѣмъ скорѣе содѣ­
лаешься матерью народа44.
И З Ъ РОДНОЙ С Т А Р И Н Ы . 2
 — Господь Богъ порукою тебѣ въ томъ, что дочь
твоя пребудетъ всегда достойною любви твоей и бла­
гословенія,—отвѣчала царица.
Самъ Лукьянъ Степановичъ хранилъ въ пожало­
ванномъ ему царемъ домѣ свои хлѣбопашескія орудія
и на почетномъ мѣстѣ разостлалъ старый коверъ, до­
ставшійся ему въ наслѣдство отъ отца. Самымъ при­
ближеннымъ къ нему человѣкомъ изъ прислуги остался
его деревенскій сотрудникъ и слуга. Въ старомъ ко­
жаномъ своемъ молитвенникѣ, гдѣ его рукою были на­
писаны утреннія и вечернія молитвы, онъ приписалъ,
въ концѣ:
„Лукьянъ, помни, что ты былъ“...
 •у ....... .....

I.

Атаманъ Нечай.

Въ царствованіе Алексѣя Михайловича на горномъ

высокомъ берегу Волги стоялъ людный городокъ Лысковъ,
близко по сосѣдству съ городомъ Козьмодемьянскомъ.
Верстахъ въ трехъ-четырехъ около Лыскова стоялъ еще
городокъ Мурашкинъ, а напротивъ этихъ городковъ,
на луговомъ волжскомъ берегу, виднѣлась Желтовод-
екая Макарьевская обитель *). Знали про древній мо-

*) Желтоводскій Макарьевскій монастырь — въ 100 верстахъ отъ

Нижняго-Новгорода--основанъ преподобнымъ Макаріемъ въ первой по­
ловинъ XI вѣка. ІІреіі. Макарій на берегу Волги, близъ озера „Желтыя
воды", поставилъ себѣ келью, просвѣщалъ мордву, черемисъ и чувашъ,
которыхъ и крестилъ въ этомъ озерѣ, называвшемся Святымъ; иынъ
оно слилось съ водами Волги, но до начала прошлаго столѣтія нахо­
дилось еще противъ самыхъ врать монастыря. В. Кн. Василій Темный
посѣщалъ пр. Макарія и помогъ ему основать монастырь съ храмомъ
пастырь Желтоводскій по всему Поволжью, что былъ
онъ „государевымъ богомольемъ", что туда часто нрі-
'I,вжалъ помолиться на досугѣ отъ дѣлъ государскихъ
царь Алексѣй Михайловичъ.
Осенью 1670 года но всему нижегородскому краю
было неспокойно.
Въ ту пору Стенька Разилъ, разбойничій атаманъ,
дошелъ до самаго Симбирска. Похвалялся онъ, что
дойдетъ и до Москвы. И разсыпалъ онъ по всему По­
волжью ватаги разбойничьи. *
Много было у него подручныхъ атамановъ, много
было голодной черни, которая только и жила грабе­
жомъ да разбоемъ.
Въ одинъ изъ сентябрьскихъ дождливыхъ дней въ
городкахъ Лысковѣ и Мурашкинѣ, было великое смя­
ло имя св. Троицы При нашествіи татаръ (1349 г.) Троицкій монастырь
былъ разграбленъ п сожженъ. Пр. Макарій былъ уведенъ въ плѣнъ въ
Казань, но вскорѣ отпущенъ на родину, гдѣ и умеръ (1454 г.). Обитель
была въ запустѣніи; возобновилъ ее въ 162и г. инокъ Тетюшскаго Ка­
занскаго монастыря Авраамій, чему способствовали сосѣдніе жители
с. Лыскова, нарубивъ ему лѣсу для постройки и собравъ 160 р., что но
тому времени составляло значительную сумму. Монастырь пользовался
вкладами; царь Михаилъ Ѳеодоровичъ пожаловалъ ему грамоту о сборѣ
пошлинныхъ денегъ съ торговыхъ людей, пріѣзжающихъ на праздникъ
чудотворца Макарія, и о владѣніи волжскимъ переводомъ безоброчно на
церковное строеніе. Въ 1646 г. бояринъ Никита Романовъ и кн. Анаста­
сія Лыкова, по завѣщанію мужа, пожертвовали вотчину с. Керженецъ,
со всѣми деревнями, по рѣкѣ Керженцѣ. Постройка стѣнъ (монастырской
ограды) начата въ 1662 г. при игуменѣ Исйіи и окончена въ 1667 г.
при архимандритѣ Пахоміи Черезъ 10 лѣтъ ограда была поправлена,
потому что въ 1671 г. „приступили къ тому Макарьевскому монастырю
воры и измѣнники казачишки съ Лысковцы и Лысковской и иныхъ
многихъ волостей со многими людьми нощію къ деревянной рубленной
стѣнѣ огненнымъ великимъ провалы и пушечнымъ боемъ, а съ иныхъ
странъ и отъ каменныхъ стѣнъ, и врата монастырскія зажигали и изъ
орудія по нимъ стрѣляли"; но стѣна была не въ конецъ разрушена.
Монахи, видя лютое свирѣпство осаждающихъ, рѣшились' малолюдства'
ради „обороняться камнями и стрѣлять изъ пушекъ и мушкеА тъ; тогда
многіе изъ осаждающихъ легли на мѣстѣ, остальные бѣжали* („Исто­
рическій Вѣстникъ", 1887 г., № 6).
теніе. Купцы крѣпко-на-крѣпко заколотили ланки и
сами попрятались, а' черный людъ валомъ валилъ на
волжскій берегъ встрѣчать стенькипыхъ слугъ.
Всего больше смуты и шуму было въ городкѣ Му­
рашкинѣ. Вездѣ блестѣли топоры да копьи, вездѣ вид­
нѣлись какіе-то чужіе рослые молодцы въ казацкихъ
шапкахъ; молодцы громко горланили, собирая толпу
народа.
Молодой купецкій сынъ Нелюбъ Морнеевъ вышелъ
на этотъ шумъ изъ дому. Нелюбъ былъ парень не­
трусливаго десятка, да къ тому же старикъ-отецъ ве­
лѣлъ узнать, что творится на улицѣ. Заткнулъ онъ
за поясъ острый ножъ, лихому человѣку на острастку,
и пошелъ, не торопясь, Торговой улицей. Передъ за­
пертой церковью, на площади, собрались ватагою по­
садскіе. и челядь всякая, и мужики прнгородиіе. Вид­
нѣлись рваные армяки, борода всклоченныя, дырявыя
шапки.
Вся толпа гудѣла, слушая незнакомаго казака. А
плечистый, рослый казакъ, забравшись на церковную
ограду ц лихо заломивъ набекрень шапку, зычнымъ
голосомъ кричалъ толпѣ:
— Поднимайтесь, ребятушки! Отъ самого батюшки
атамана Степана Тимоѳеевича идетъ къ вамъ сила не­
смѣтная. Захотѣлъ батюшка Степанъ Тимоѳеевичъ
оборонить отъ обидчиковъ крестьянскій людъ,— отъ
воеводъ, отъ старостъ губныхъ... Послалъ своего ата­
мана Нечая. Встрѣчайте, братцы, дорогихъ гостей!
Вонъ ужъ съ Волги наши лодочки видны. Будетъ тогда
вамъ въ волю погулять-по праздновать!..
Толпа загалдѣла еще громче, заволновалась.
Затрещали плетни, изъ которыхъ выламывали колья,
заблестѣли нолей, топоры, послышались удалыя пѣсни.
 Нелюбъ стоялъ въ сторонкѣ и съ сердцемъ подер­
гивалъ себя за русую бородку. Хотѣлъ онъ разбойнику
напротивъ слово молвить, да поостерегся. Толпа сей­
часъ бы всякаго супротивника на клочки разорвала.
А видѣлъ Нелюбъ, что дѣло плохо. Если впрямь раз­
бойничья ватага нагрянетъ, не усіюять ни тому, ни
другому городу. Зналъ онъ тоже, что и ихъ съ отцомъ
въ конецъ разорятъ. Да объ этомъ онъ не больно печа­
лился, семьи у нихъ никакой не было, жили вдвоемъ.
А жалко было Нелюбу, что столько народу православ­
наго на грѣхъ пойдетъ, что кровь людская невинно
прольется...
Тѣмъ временемъ казакъ совсѣмъ уже толпу на бе­
регъ повелъ, да вдругъ спохватился:
— А что, ребятушки, гдѣ вашъ воевода хоронится?
Много ли у него силы?
- Нашъ воевода, поди, спрятался,—заоралъ Ни­
китка Шараповъ, самый, что ни на есть, пьяница и
воръ по всему городу.
— Куда ему воевать!..—загалдѣла толпа. Да и
стрѣльцовъ-го у него всего десятка полтора, и всѣ
пищали-то у нихъ ряса съѣла.
- Такъ-то такъ, ребята,—-сказалъ казакъ и поче­
салъ въ затылкѣ,—а все бы надо вашего воеводу на­
передъ извести. Не то придетъ ему в ъ . голову въ
наши лодки стрѣлять. Тогда атаманъ Нечай осерчаетъ,
и всѣмъ худо придется.
— Дѣло казакъ говоритъ!—закричала толпа.— Из­
вести воеводу, на осину его, стараго!
Нелюбъ, какъ услыхалъ про воеводу, сейчасъ смек­
нулъ, что дѣлать. Свернулъ онъ въ окольный пере­
улочекъ и, что есть мочи, бѣгомъ къ воеводскому дому
пустился. Жаль было парню степеннаго да ласковаго
старика-воеводу Степана Племянникова; хотѣлъ онъ
•его оповѣстить.
Запыхавшись, прибѣжалъ онъ къ воеводскимъ хо­
ромамъ. Старикъ-воевода прослышалъ уже про грозную
бѣду. Собралъ онъ кучку стрѣльцовъ и челяди и рѣ­
шилъ крѣпко жизнь свою отстаивать.
Былъ воевода въ лѣтахъ, тученъ и на подъемъ
тяжелъ; но тутъ его Нелюбъ сначала не узналъ: по­
молодѣлъ старикъ; глаза разгорѣлись, боевую саблю
въ рукахъ держитъ, на стрѣльцовъ покрикиваетъ.
Здорово, Нелюбъ!— крикнулъ онъ. — Сюда, что
ли, бунтовской людъ идетъ?
— Берегись, воевода, тебя извести хотятъ! Укройся
гдѣ-нибудь, народу сотни четыре...
Старикъ засмѣялся.
Что ты, парень!.. Я н а государевомъ дѣлѣ стою.
Пристойно ли мнѣ, набольшему, хорониться! Пускай
изводятъ, ежели имъ любо, а я государевъ городъ безъ
бою не отдамъ.
Крикнулъ воевода еще разъ на стрѣльцовъ и отвелъ
Неліоба въ сторону.
- Коли ты хочешь мнѣ, парень, послѣднюю службу
сослужить, вотъ что сдѣлай: перекинься ты живѣй
черезъ Волгу, оповѣсти отца-архимандрита Пахомія,
„идеть-де ватага разбойничья. Городокъ-де взяла и
монастырь возьметъ44. Пусть отецъ-архимандрита по­
строже смотритъ да покрѣпче обитель бережетъ. Сту­
пай съ Богомъ, а мнѣ отсюда идти некуда!
Смахнулъ Нелюбъ невольную слезу и бѣгомъ пу­
стился воеводскій наказъ исполнять.
Черною тучей облегла мятежная толпа воеводскія
хоромы. Глухо и рѣдко захлопали пищали стрѣлецкія,
 грозно загремѣлъ голосъ стараго воеводы... И загорѣ­
лась схватка короткая, кровавая...
Мигомъ мятежники смяли да перекололи стрѣльцовъ;
воевод}' оглушили дубиной, связали руки назадъ.
Ребята, руби голову старому! — закричалъ ка­
закъ. Атаману Нечаю гостинецъ снесемъ.
Толпа пріумолкла и понурилась.
Тутъ все были свои—мурашкинцы: никому не хо­
тѣлось первому поднимать руку на воеводу.
Давай я срублю, — закричалъ Никита Ш ара­
повъ,—онъ меня, старый, изобидѣлъ: намедни полсот­
ни батоговъ всыпалъ.
Не успѣлъ воевода Племянниковъ молитву прошеп­
тать. какъ покатилась его сѣдая голова на пыльную
улицу...
Толпа двинулась съ галдѣньемъ къ волжскому бе­
регу... А тутъ справа и слѣва то и дѣло новыя толпы
прибываютъ.
Словно на праздникъ, спѣшитъ черный людъ на­
встрѣчу атаману Нечаю.
Ботъ и Волга-матушка широкая. Вѣтерокъ осенній
* по ней съ бѣлой пѣной похаживаетъ. По сѣрому небу
дождливыя тучи плывутъ...
Смотрятъ мурашкинцы, а уже берегъ весь отъ на­
рода почернѣлъ. Лысковцы, видно, подогадливѣе были:
пораньше собрались...
Шумитъ народъ, веселится, на Волгу внизъ по те­
ченію смотритъ... А тамъ ужъ видно: гребутъ, что есть
силы, противъ быстрины разбойничьи ватаги. Слышится
веселая хоровая пѣсня, блеститъ оружіе.
Первая подошла къ берегу большая двѣна дцати -
весельная ладья. Сидѣли въ ней казаки-молодцы, словно
на подборъ. На кормѣ стояла — «ч^^тый дѣтина въ
алой рубахѣ съ позументами. Сабля съ золотой насѣч­
кой, шапка съ серебрянымъ верхомъ, дорогой кафтанъ,
сорванный съ боярскаго плеча, — все говорило, что
это не простой казакъ.
Лихо выскочилъ онъ на берегъ, лихо крикнулъ
толпѣ:
Здорово, братцы! Съ чѣмъ ждете: съ боемъ ал и
съ миромъ?
Добро пожаловать, храбрый атаманъ!—загудѣла
толпа.—Милости просимъ, всѣ мы твои слуги...
Поднесли атаману хлѣбъ-соль, кланялись въ поясъ.
И онъ поклонился народу...
— Глянь-ко, атаманъ, — крикнулъ высокій казакъ,
что въ городѣ былъ,—ишь, какой тебѣ гостинецъ из­
готовили,- голову воеводскую!
- Молодцы, ребята! — крикнулъ Нечай. — Какъ
слѣдъ поработали!..
Тѣмъ временемъ пристали и другія лодки, и вся
толпа повалила въ городъ.
Съ той стороны Волги глухо доносился набатъ.
Это отзывалась Желтоводская обитель.

И.

Въ стѣ н ахъ обители.

Ясное осеннее утро занялось надъ Желтоводскимъ

монастыремъ. Съ большой колокольни немолчно раз­
давался тревожный набатъ. Отецъ-архимандритъ велѣлъ
звонарямъ смѣняться и звонить непрестанно: „пускай-
де мятежники вѣдаютъ, что въ обители не снятъ и
готовы къ отпору“.
Еще до разсвѣта снарядилъ отецъ Пахомій гонца
къ воеводѣ нижегородскому Василію Яковлевичу Голо­
хвастову,—просилъ поспѣшить къ Монастырю на по
мощь.
Въ что утро успѣлъ отецъ - архимандритъ обойти
всѣ стѣны монастырскія. Строго осмотрѣлъ онъ, крѣпки
ли запоры на воротахъ, не обвалилась ли гдѣ камен­
ная ограда, и велѣлъ онъ раздать служкамъ да бого­
мольцамъ оружіе изъ кладовой монастырской, раздѣ­
лилъ ихъ на десятки, назначилъ старшихъ и благосло­
вилъ ихъ всѣхъ пастырской рукой постоять за святую
обитель.
Люденъ былъ монастырь. Изъ обительскихъ работ­
никовъ. изъ пришлыхъ крестьянъ съ сосѣднихъ дере­
вень да селъ набралась цѣлая рать—человѣкъ за ты­
сячу. Хоть и несмѣлые были воины, а все-же отецъ-
архимандритъ уповалъ на Господа: авось удастся отъ
мятежниковъ отоиться.
Внутри старыхъ монастырскихъ стѣнъ, около ба­
шенъ и вышекъ, ярко пылали костры соломы и хво­
роста. Бурлилъ въ котлахъ кипучій варъ, чтобъ обли­
вать враговъ, если они полѣзутъ на стѣну.
Архимандритъ шелъ въ трапезную, опираясь на
длинный посохъ. Вѣтеркомъ раздувало его сѣдую бо­
роду, темные глаза смотрѣли строго.
Отецъ Пахомій допытывалъ Нелюба, — велика ли
сила мятежниковъ.
Изготовясь къ бою, одѣтый въ кольчужный кафтанъ,
съ широкой саблей на боку, купецкій сынъ послушно
слѣдовалъ за старцемъ. Позади тяжело переваливался
толстый монастырскій отецъ-казначей и, глубоко взды-
хая. осѣнялъ себя крестнымъ знаменіемъ; за it имл» шло
еще нѣсколько старыхъ монаховъ.
Пищали-то у насъ есть, . говорилъ архиман­
дритъ Нелюбу,— а вотъ пушекъ ни одной нѣтъ. Охъ,
не думалъ я. что приведетъ меня Господь за ратное
дѣло взяться!.. А много у нихъ пушекъ, парень, велики
ли онѣ?..
— Изрядныя, отецъ честной; пожалуй, съ пятокъ
наберется. Только бы наши мужики не оробѣли. Я ужъ
тутъ подобралъ дюжины двѣ сосѣдей-знакомцевъ; все.
народъ удалой,— мы свою башню отстоимъ.
Вт» это время съ монастырскихъ стѣнъ послыша­
лись испуганные голоса сторожевыхъ. Молодой послуш­
никъ, дрожащій и блѣдный, догналъ архимандрита и
закричалъ во весь голосъ:
Плывутъ, разбойники, черезъ Волгу плывутъ!
Отецъ Пахоміи живо обернулся, взмахнулъ длин­
ным'!» посохомъ и крѣпко ударилъ послушника по
плечу.
Что же ты уставнаго поклона не творишь, не­
разумный? Чего дрожишь?Пускай плывутъ,—встрѣтимъ,
какъ надо... Иди, указывай, гдѣ/ плывутъ.
Поклонился послушникъ строгому архимандриту
земно и, не торопясь, тихо повелъ монаховъ на стѣну.
Нелюбъ раньше всѣхъ былъ на башнѣ.
Гляньте-ка, отцы святые, вонъ ужъ передніе до­
плыли.
От. высокой стѣны видно было рѣку, какъ на ла­
дони. Разбойничьи косныя и мужицкіе челноки быстро
плыли нестройными вереницами съ трехъ концовъ го­
рода: отъ кузницъ, отъ огородовъ и отъ гостинаго
двора. На луговомъ берегу чернѣли уже несмѣтныя
толпы. Разбойники волокомъ тащили за собой мѣдныя
пушки.
Вотъ уже долетѣли до стѣнъ монастырскихъ буйные
крики:
Нечай! Нечай!—вопила толпа.
Словно рѣчка въ половодье разлились мятежныя
ватаги вокругъ стѣнъ. Мужики орали, перебранива­
лись. Для пущаго страха тамъ и здѣсь они запалили
костры, отъ которціхъ къ монастырю потянулись темныя
тучи дыма съ искрами.
— Глядите! Переговорщики идутъ! — дрожащимъ
голосомъ произнесъ отецъ-казначей.
И вправду, отъ толпы отдѣлилось нѣсколько чело­
вѣкъ; впереди нихъ двигались трое молодцовъ-казаковъ.
—* Не стрѣляйте, православные,— кричали казаки,—
мы съ миромъ идемъ.
Отецъ Пахомій, нахмуривъ брони, безмолвно ждалъ
разбой ничьихъ посланцовъ.
Защитники обители густой толпой высыпали на
стѣну.
Казаки крикнули:
— Покоритесь, православные!.. Покорись, отецъ свя­
той! Послалъ насъ атаманъ Нечай, чтобы съ вами
добромъ поладить; даромъ прольется кровь христіан­
ская: покоритесь, православные, атаманъ васъ поми­
луетъ...
Изыдите отъ стѣнъ сихъ,—грознымъ голосомъ за­
гремѣлъ архимандри тъ.—Скажите своему атаман шикѣ,
вору-разбойпику, что не добыть ему нашей обители.
Гоните ихъ отъ стѣны, православные! Намъ съ измѣн­
никами да съ грабителями не о чемъ Переговаривать...
Ободрились, зашумѣли монастырскіе защитники. Со
 всѣхъ башенъ и вышекъ послышались крики и на­
смѣшки.
Переговорщики чуть ‘не бѣгомъ возвратились къ
разбойничье му ста ну.
- Ахъ, они клобуки черные!—сердился Нечай.—
•Вали на нихъ дружнѣе, ребята!
Тѣснымъ кольцомъ сжали стѣны монастырскія тем­
ныя ватаги мужиковъ. Глухо палили пушки, пыль и
осколки камней посыпались со стѣнъ, и тяжело под­
нялись въ осеннее небо іулубы порохового дыма.
Страшна была первая минута для неопытныхъ мо­
настырскихъ воиновъ, особенно, когда еще застонали
и закричали раненые, и далеко до горнаго берега за­
гремѣли крики черни: „Нечай!.. Нечай!“
Псе ближе и ближе надвигалась мужичья толпа.
Атаманъ Нечай и его казаки, словно на пиръ, лѣ­
зутъ впереди всѣхъ.
Пали, братцы!—зычно крикнулъ Нелюбъ.
Л изъ своей тяжелой пищали, зараженной горстью
рубленнаго свинцу, послалъ онъ казакамъ первый го­
стинецъ.
Двое или трое изъ вольныхъ молодцовъ грохнулись
на землю; самого Нечая въ плечо задѣло; да быстро
поднялся атаманъ и снова началъ подбадривать свою го­
лытьбу.
— Заходи, ребята, съ обѣихъ сторонъ! Заряжай
пушки! Приставляй колья!
Заволновались ватаги... А уже монастырь весь,
словно туманомъ, одѣлся дымом'ь. Горячими, бѣлыми
струям и полился со стѣнъ кипучій варъ; загрохотали
пудовые, камни: молніи пищальныхъ выстрѣловъ врѣ­
зались въ надвигающуюся толпу...
Напрасно надрывался Нечай отъ крика; напрасно
лѣзли на стѣну но связаннымъ кольямъ остервенѣлые
казаки,— монастырскіе стояли крѣпко.
Нелюбъ работалъ за четверыхъ. Отъ гнѣва и ярости
сильно колотилось въ груди молодецкое сердце. Скре­
жеща зубами, держа въ обѣихъ рукахъ тяжелый бер­
дышъ, онъ однимъ взмахомъ сбрасывалъ дико орущихъ,
взбирающихся на стѣну казаковъ.
— Славно, добрый молодецъ, постой за обитель
Божію!—услышалъ онъ позади себя голосъ отца Па­
хомія.
Архимандритъ, съ крестомъ въ рукѣ, неустанно
слѣдилъ за битвой, переходя туда, гдѣ завязывалась
самая отчаянная свалка. То окрикомъ, то лаской обо­
дрялъ онъ робкихъ, благословлялъ храбрыхъ; вездѣ
показывался онъ, высокій, сильный, въ черной рясѣ,
осыпанный землей и осколками камня.
Сѣдые иноки и монастырскіе послушники помогали
монастырскимъ бойцамъ: носили кипятокъ, ворочали
камни, заряжали пищали.
Всѣхъ злѣе дрались казаки у передней стѣны.
Много разъ взбирались они до самаго верху; много
разъ опрокидывали и сбрасывали ихъ оттуда.
— О, чтобъ васъ!—заревѣлъ Нечаи, поднимаясь на
ноги и отирая кровь съ расшибленнаго лица.
Его алая рубаха была вся изорвана. Онъ только-
что свалился съ каменнаго выступа, ошеломленный
мощнымъ ударомъ расходившагося ЬІелю/іа.
— Я -такихъ иноковъ и не видѣлъ! И отколъ они
этакихъ здоровыхъ молодцовъ набрали...'
Онъ отошелъ, прихрамывая, въ сторону, оглядѣлся
и сердито проворчалъ:
А не взять сегодня монастыря... Ишь, черные
клобуки, сколько нашихъ уложили!
 Дѣйствительно, вокругъ монастырскихъ стѣнъ ва­
лялись кучи мертвыхъ и раненыхъ. Главное скопище
мужиковъ только орало да перестрѣливалось съ мона­
стырскими, а не лѣзло, какъ прежде, напроломъ.
Эй, Степка!—крикнулъ Нечай есаулу,—на сего­
дня полно, пора и отдохнуть; завтра добудемъ мо­
наховъ!
Казаки заметались по толпѣ, передавая приказъ
атамана.
Уходятъ, братцы, правда, уходятъ!—послыша­
лось со стѣнъ,—Что, нарвались, окаянные?
Не заботясь обл» оставшихся раненыхъ, разомъ от­
хлынула мужичья ватага. Стоны умирающихъ и ра­
достные крики монастырскихъ защитниковъ провожали
ихъ.
Богъ васъ наградитъ, храбрые воины!—говорилъ
отецъ Пахомій, благословляя и обнимая своихъ.—Пой­
демъ теперь въ храмъ Божій—воздадимъ Господу Богу
Спасителю нашему хвалу великую!

ІП.

Въ р ук ахъ враж ескихъ.

Былъ холодный осенній вечеръ. Дождь, не пере­

ставая, лилъ потоками съ темно-сѣраго, мрачнаго неба.
Пѣнистыя волны рѣки бились о крутой берегъ, на
которомъ не видно было ни души.
Разбойничьи ватаги попрятались по избамъ и ша­
лашамъ. Изъ обители изрѣдка только доносился жа­
лобный звукъ колокола, бившаго часы.
 Въ Мурашкинѣ въ просторныхъ хоромахъ покой­
наго воеводы собрались всѣ разбойничьи набольшіе.
Атаманъ Нечай, важно развалившись на лавкѣ,
покрытой богатымъ ковромъ, потягивалъ изъ серебряной
стопки крѣпкій воеводскій медъ. Н а немъ красовался
богатый кафтанъ, облегавшій нѣкогда дебелыя плечи
воеводы Племянникова. Отъ масляной лампы разли­
вался по горницѣ тусклый свѣтъ. Кругомъ на лавкахъ
и табуретахъ сидѣли есаулъ, сотникъ, казацкіе десят­
ники; кто потягивалъ изъ чарки вино, кто дремалъ...
Атаманъ Нечай велъ съ есауломъ тихую бесѣду.
— А я тебѣ говорю,—настаивалъ есаулъ,—что надо
до обительской казны добраться,—горстями золота да
серебра наберемъ.
И онъ хрипло разсмѣялся.
Атаманъ Нечай не на долго задумался.
- Вотъ какъ бы Черноусенко подоспѣлъ,— заго­
ворилъ онъ,— а то съ этимъ мужичьемъ бѣда, никуда
не годятся...
Сказано тебѣ, что на утро здѣсь будетъ. Мо­
лодцы говорили, что у него казаковъ вдвое больше
нашего... Слышь, атаманъ, вотъ на разсвѣтѣ и нагря­
немъ на монаховъ! —крикнулъ рыжебородый есаулъ и
лихо сверкнулъ воровскими глазами.
Атаманъ Нечай ничего не отвѣтилъ, только опять
налилъ изъ кувшина сыченаго меду.
Дверь со скриномъ растворилась, и, сдернувъ рва­
ную шапку, въ горницу вошелъ вороватый парень
Никитка Шараповъ. Утирая рукавомъ намокшее лицо,
онъ низко поклонился'казакамъ.
— За какимъ дѣломъ?—грозно крикнулъ атаманъ
Не чай.
Ужъ съ такой вѣсточкой хорошей, что лучше
и не надо, зачастилъ Никитка. Прикажи, батюшка-
атаманъ. слово молвить.
И, подойдя поближе къ атаману, лукавый мужикъ
заговорилъ вполголоса:
Словилъ я сейчасъ съ ребятами парня одного
изъ монастыря, здѣшняго купца сынишка — Нелгобъ
Морнеевъ; батька-то его Викулъ у насъ первый богачъ;
какъ вы наѣхали, добрые молодцы, онъ все добро
куда-то схоронилъ. Я, признаться, пошарилъ у него
въ избѣ, да ни пылинки не нашелъ, а Нелюбка-то въ
монастырь утекъ и здброво нашихъ позавчера коло­
тилъ... Сталъ это я за старикомъ примѣчать: думаю,
наѣдетъ парень отца павѣетить... И что-жъ, атаманы-
молодцы, по-моему вышло!
Никитка гнусливо захохоталъ и ударилъ обѣими
руками но мокрымъ бокамъ.
Лежу я сейчасъ за плетнемъ около избы ста­
риковой, гляжу, прошмыгнулъ кто-то, постучался, и
шмыгъ въ дверь... Я сейчасъ за молодцомъ, оцѣпили
избу да и накрыли голубчиковъ. Ты, атаманъ, старика-
то огонькомъ прижги, — онъ тебѣ сундуки-то полные
покажетъ... А парня тоже на счетъ монастырей попы­
тай: ему тамъ всѣ ходы да выходы вѣдомы...
— Это ты дѣло молвилъ, — крикнулъ атаманъ и
бодро вскочилъ на ноги.— Тащи ихъ сюда!
Крѣпко связанныхъ втолкнули въ горницу Нелюба
Мориеева и его отца.
Старый купецъ, сгорбленный и худой, крестился и
тихо шепталъ молитву. Парень смѣло и сердито по­
глядывалъ на казаковъ.
Въ избу ввалились еще казаки и мужики. Атаманъ
Нечай, нодбоченясь, подошелъ къ старику.
Эхъ, ты, сѣдая борода, чужой вѣкъ заѣдаешь!..
И З Ъ РОДНОЙ С ТА РИ Н Ы . 3
А вотъ добрые люди сказываютъ, что больно ты свое
добро бережешь. Подѣлись-ка съ нами, молодцами без-
домовными... А ежели тебѣ .тѣнь сказывать, мы тебя
подбодримъ.
Нѣтъ у меня ничего, все отняли,—глухо от­
вѣтилъ старикъ.
И потухшіе, выцвѣтшіе глаза его сурово взглянули
на лихого атамана.
— И ты мнѣ мукой лютой не грози, я и безъ того
одной ногой въ могилѣ стою...
Ишь ты, какой упрямый старикъ!..—засмѣялся
рыжій есаулъ. — А вотъ я тебя за бороду сѣдую по­
таскаю для острастки...
Длинная, желтоватая борода купца очутилась въ
мозолистомъ кулакѣ казака, и ходуномъ заходила
дряхлая голова его...
Застоналъ старый Викулъ... не отъ боли, а отъ
обиды да отъ позора.
Напрягъ Не.тюбъ всю силу молодую, рванулъ на
себѣ веревки и хотѣлъ броситься на помогу къ отцу,
да облапили его дюжія казацкія руки и пригнули кт,
землѣ.
— Воры! Разбойники! Безстыжіе мучители!—закри­
чатъ парень.—Мучьте меня, рѣжьте на мелкіе куски,
только старика оставьте! Бога вы не боитесь, на сѣ­
дую голову поднимаете руку!..
Атаманъ остановилъ есаула и, злобно усмѣхаясь,
вымолвилъ:
— А вотъ мы сейчасъ старика-купчину подогрѣемъ:
старыя кости тепло любятъ... Дайте-ка сюда подожжен­
ную лучину...
Мигомъ притащили казаки раскаленныя головни.
— А ну, подпалите ему сѣдую бороду... А ты, ку-
иецкій сынъ, смотри, какъ отца угощаютъ, и тебѣ
очередь придетъ...
Не.тюбъ закрылъ глаза и заскрежеталъ зубами.
Старика положили па лавку.
По всей горницѣ запахло гарью. Сѣдая борода за­
тлѣлась, задымилась, потрескивая... Огонь жадно палилъ
морщинистое, блѣдное лицо стараго купца.
Господи Іисусе Христе! — стоналъ старикъ.
Пришла смерть моя...
Сынъ отвѣчалъ на вопли отца глухими стопами.
Наконецъ, старикъ лишился голоса и сознанія.
Словно трупъ, лежалъ онъ на лавкѣ, и страшно было
его черное опаленное лицо.
Казаки и мужики толпились кругомъ него съ шут­
ками и насмѣшками.
- Бросьте старика, — сказалъ атаманъ Нечай и
подошелъ къ Нелюбу.
-— Слушай, парень!—вымолвилъ онъ грозно, толк­
нувъ его ногой. — Коли хочешь, чтобы твой батька
живъ остался, сослужи намъ службу. Крѣпко слово
атамана Нечая. Сейчасъ велю старика на осину вздер­
нуть, ежели ты меня съ казаками къ монастырю не
подведешь... Да подведи тихо, скрытно... Укажи ходы
тайные, какъ къ монахамъ пробраться... Такъ подведи,
чтобы врасплохъ застать иноковъ... Хочешь, что ли?..
H e-то съ отцомъ прощайся!
Бѣшенымъ взглядомъ впился Нелюбъвъ разбойника.
Искривились его блѣдныя губы, весь онъ дрожалъ, но
слова не вымолвилъ.
Тихо стало въ горницѣ. Казаки молчали. Только
осенній дождикъ стучалъ въ окна, да слабо стоналъ
измученный старый Викулъ.
I Іоведешь, что ли?— свирѣпо закричалъ атаманъ
з*
Нечай. — Эй, молодцы, тащите старика, приготовьте
петли...
Молодой Нелюбъ затрепеталъ, какъ раненая птица,
и, поднявъ блѣдное лицо, сдѣлалъ движеніе впередъ.
Старикъ, опять грубо схваченный казаками, съ
неожиданной силой оттолкнулъ ихъ и обернулъ къ сыну
свое обожженое, закопченное лицо.
— Слушай, Нелюбъ!—громко и отчаянно крикнулъ
онъ. — Слушай приказъ отцовскій! Христомъ Богомъ
заклинаю тебя, не предавай святую обитель въ руки
разбойничьи... Не трепещу я мученической смерти, не
страшись и ты лютаго мученія... Не служи врагамъ
государевымъ! Соблюди святую обитель, и встрѣтимся
мы съ тобой въ раю Христовомъ!..
— Тащи его скорѣй, чего смотрите! — загремѣлъ
атаманъ Нечай.—Вздерните живо на осину ругателя...
Казаки съ хохотомъ и шумомъ выволокли старика
изъ горницы.
Тяжело дыша отъ гнѣва, атаманъ остановился передъ
Нелюбомъ.
— Упрямъ же ты, купецкое отродье!.. Ну, а я и
того упрямѣе... Послѣдній разъ говорю, ведешь пасъ,
али нѣтъ?
— Будь ты проклятъ, душегубецъ!—завопилъ Не­
любъ, порываясь къ двери за отцомъ.
Атаманъ бѣшено топнулъ ногой объ полъ и коротко
приказалъ:
— На осину!
Нелюба тоже вышвырнули изъ горницы. Долго
отдувался и бранился атаманъ, пока опять не припалъ
къ воеводскому меду.
Есаулъ тоже повалился на лавку и замурлыкалъ
казацкую пѣсню.
 Вдругъ за окномъ раздались яростные крики и
ругань. Послышалось отчаянное шлепанье по грязи п
растерянные, испуганные голоса.
— Атаманъ,—отчаянно завопилъ молодой казакъ,
врываясь въ горницу,— парень-то убѣжалъ!.. Какъ его
развязали, стали петлю готовить, онъ хлопъ кулакомъ
одного, другого, третьяго, да черезъ плетень и пере­
махнулъ...
Вскочилъ атаманъ съ лавки и бросился иа улицу.
— Кто упустилъ?.. Всѣхъ казню!
И началась атаманская расправа.

IV.

Измѣна.

Три дня отбивалась Желтоводская обитель отъ ра-

зинцевъ. Нелегко было отцу Пахомію ободрять да под­
гонять на бой своихъ трусливыхъ защитниковъ; къ
тому же зоркимъ окомъ старый архимандритъ запри­
мѣтилъ, что многіе неохотно шли на бой. Не разъ
видѣлъ отецъ Пахомій, какъ служки и богомольцы о
чемъ-то тайно шептались.
На третій день отецъ-казначей доложилъ архиман­
дриту, что монастырскіе бойцы рѣшили перейти къ
казакамъ.
— Говоръ промежъ нихъ идетъ: „Зачѣмъ-де намъ
свою кровь попусту лить?.. Все равно обитель возьмутъ
и насъ изведутъ".—А пуще всего худо, отецъ-архиман­
дритъ, — добавилъ казначей, — что у насъ въ порохѣ
недостача выходитъ: скоро, пожалуй, нечѣмъ и палить
будетъ...
Ночь близилась къ разсвѣту.
Удрученный и опечаленный сидѣлъ отецъ Пахомій
въ своей тѣсной кельѣ. Прозорливыми духовными очами
глядѣлъ опъ въ будущее и не видѣлъ никакой надежды.
О нижегородскомъ воеводѣ не было ни слуху, ни духу.
Говорилъ кто-то, что посланъ на помощь обители со
стрѣльцами и рейтарами окольничій князь Щербатовъ,
да вотъ и о немъ не слышно... А мятежная сила растетъ
себѣ да растетъ!
Къ атаману Нечаю пришелъ на помогу атаманъ
Черноусепко; привезъ Волгой казаковъ тысячи полторы
да еще три пушки...
Глубоко вздохнулъ старый архимандритъ и обвелъ
кругомъ усталыми очами.
Неугасимая лампада передъ образомъ Спаса ясно
свѣтилась въ большом!, кіотѣ.
Палъ старый монахъ передъ образами и замеръ въ
горячей молитвѣ. Долго лежалъ онъ ницъ неподвижно,,
разсыпались его сѣдые волосы по досчатому полу ке-
ліи, и слышались только глубокіе вздохи и тихій шопотъ.
Беззвучно отворилась дверь; въ келію вступилъ
старый, сгорбленный монахъ съ восковой свѣчею въ
рукѣ.
— Молись, молись, отецъ Пахомій!—произнесъ онъ
старческимъ, дрожащимъ голосомъ:—немного ночи оста­
лось,— близка погибель.
Архимандритъ словно не слыхалъ этихъ словъ, онъ
молился.
Отцу Тихону перешло уже за сотню лѣтъ; былъ онъ
славнымъ пастыремъ и носилъ когда-то архіепископ­
скую митру въ богатомъ городѣ Симбирскѣ; но, одрях-
лѣвъ, возжаждалъ онъ тихаго покоя и уединенной мо­
литвы; удалился онъ, оставивъ многолюдную паству,
въ укромную Желтоводскую обитель и жилъ тамъ подъ
началомъ архимандрита Пахомія отшельникомъ и схим­
никомъ.
Поднялся, наконецъ, отецъ Пахомій и удивленнымъ
взоромъ взглянулъ на схимника.
— Почто покинулъ ты свое заточеніе, отецъ Тихонъ?
— Сердце сказало мнѣ, что близокъ день судный.
Многимъ принесетъ наступающій день мракъ мо­
гильный...
И древній схимникъ опустился на колѣни передъ
образомъ.
Архимандритъ закрылъ глаза блѣдной рукой и за­
думался.
Кто-то тяжелой поступью подошелъ къ двери, по­
спѣшно распахнулъ ее, и на порохѣ показался блѣд­
ный, окровавленный человѣкъ.
- Нелгобъ! Откуда?!—крикнулъ отецъ Пахомій.
Молодой купецъ зашатался и упалъ на лавку; на­
силу-насилу отдышавшись, заговорилъ онъ хриплымъ,
слабымъ голосомъ:
— Слава Пресвятой Троицѣ, успѣлъ я къ тебѣ до­
браться, святой отецъ! Три дня пролежалъ я въ ку­
стахъ, на берегу... Настигла меня пуля казацкая, какъ
я черезъ Волгу плылъ; доползъ до рыбацкаго шала­
ша,—насилу отлежался... А только плохую я вамъ вѣсть
принесъ, отцы святые! Знаете вы или нѣтъ, что ваша
рать на утро къ Нечаю перейдетъ?
И Нелюбъ взглянулъ на старцевъ впалыми горя­
щими глазами.
— Слыхалъ я про это, да не вѣрилъ,—глухо вы­
молвилъ архимандритъ.
 — Истинно такъ, отецъ Пахомій! И нее доподлинно
вызналъ; какъ хоронился нъ шалашѣ, такъ нашелъ
меня тамъ посадскій знакомый; выдать меня не выдалъ,
а только повѣдалъ: скоро-де монастырю конецъ. Лу­
кавъ атаманъ Нечай; послалъ онъ въ обитель пере­
бѣжчиковъ; соблазнили они монастырскихъ людей лестью
да уговорами, ц вотъ увидите, что на утро будетъ!
Прошепталъ Нелюбъ послѣднія слова, опустилъ го­
лову и совсѣмъ помертвѣлъ.
— Да будетъ воля Господня! — медленно и важно
произнесъ архимандритъ.
За Нелюбомъ давно уже набралось въ келію много
молодыхъ и старыхъ монаховъ; въ испугѣ перешепты­
вались они другъ съ другомъ и передавали страшную
вѣсть.
— Идемте, братіе, примемъ вѣнецъ мученическіц!—
вымолвилъ громкимъ спокойнымъ голосомъ архиман­
дритъ, поднимаясь со скамьи.—Кажись, свѣтаетъ... По­
молимся въ послѣдній разъ!
— Стой, архимандритъ! Стойте, монахи!—нежданно
раздался чей-то сильный, громкій голосъ.
Дряхлый схимникъ, выпрямившись во весь ростъ,
повелительно протянулъ къ испуганнымъ монахамъ
исхудалую, блѣдную руку.
— Спасай свою жизнь, отецъ Пахомій! Какъ муд­
рый пастырь и глава святой обители, укрой и спаси
отъ поруганія разбойничьяго дары святые, иконы чу­
дотворныя!.. Вынесутъ алчные грабители на торжище
ризы драгоцѣнныя, осквернятъ ихъ нечистымъ прикос­
новеніемъ!.. Я останусь въ обители, отецъ Пахомій.
Я старъ годами и не страшусь ни смерти, ни мукъ;
всю долгую жизнь прослужилъ я церкви Божіей... По­
слушайся меня, архимандритъ, какъ отца стараго. Не
богата снятая Русь пастырями сильными, твердыми.
Рано тебѣ, отецъ Пахомій, смертью мученической уми­
рать... Еще разъ говорю тебѣ, — бѣги изъ обители.
Оставь немощныхъ и дряхлыхъ, близкихъ къ смерти,
возьми съ собой крѣпкихъ да сильныхъ иноковъ, вы­
неси подъ покровомъ темной ночи монастырскія свя­
тыни и обительскую казну... Чую я, что недолго бу­
дутъ кромѣшники въ стѣнахъ обительскихъ свирѣп­
ствовать: грянутъ и на нихъ Божій громъ да царскій
гнѣвъ... Спасайся, архимандритъ!
Безмолвенъ и мраченъ стоялъ отецъ Пахомій. Блѣд­
ные монахи съ трепетомъ ждали его рѣшенія... Нако­
нецъ, онъ поднялъ голову, взглянулъ на образа и опу­
стился передъ схимникомъ на колѣни.
Благослови же меня, святой отецъ! Наставилъ
ты и вразумилъ меня. Не оставлю я святынь обитель­
скихъ на разграбленіе... Братіе! — повелительно обра­
тился онъ къ монахамъ.—Кто не мнить себя къ смерти
готовымъ, тотъ да послѣдуетъ за мной.
Розовыя облака загорались на утреннемъ небѣ.
Въ монастырскихъ стѣнахъ мало-по-малу просы­
пался народъ. Служки и богомольцы, протирая сонные
глаза, бѣжали къ переднимъ воротамъ, гдѣ уже собра­
лась огромная толпа, гулко переговаривавшаяся; слы­
шались громкіе крики:
- Отворяй ворота! Чего отъ пріятелей прятаться...
— Эхъ, братцы, скучно въ обители сидѣть!..
Идемъ къ казакамъ,—то-то у нихъ раздолье...
Стража, охранявшая ворота, начала отгонять бер­
дышами h саблями напиравшую ватагу; завязалась ссора
и драка, въ толпѣ засверкало обнаженное оружіе...
Въ это время у задней стѣны монастыря тоже тол­
пилась кучка людей.
 Торопливо и безмолвно, одѣтые въ черныя рясы,
согнувшись подъ тяжелой ношей, монахи одинъ за дру­
гимъ выходили чрезъ маленькую потайную калитку
изъ монастырскихъ стѣнъ. Высокій клобукъ архиман­
дрита Пахомія виднѣлся позади всѣхъ.
Бережно придерживая скрытый на груди драгоцѣн­
ный образъ — святыню обительскую, — отецъ Пахомій
велъ тихую бесѣду съ тучнымъ казначеемъ.
Шелъ бы ты съ нами, отецъ Паисій,—говорилъ
онъ;— не пощадятъ тебя разбойники.
— Нѣтъ, отецъ Пахомій, какъ рѣшено, такъ и сдѣ­
лаю; куда мнѣ идти?.. Только васъ задержу, упаду на
первой верстѣ... А за обитель святую я съ радостью
пострадаю!
— Ну, какъ знаешь, Господь тебя благослови! —
грустно сказалъ архимандритъ.
Принявъ благословеніе и облобызавъ руку отца П а­
хомія. казначей заперъ на-глухо калитку и пошелъ къ
пустыннымъ келіямъ.
Оставшіеся монахи—человѣкъ восемь— собрались на
молитву въ монастырской трапезной. Это были дряхлые,
сѣдовласые старцы, давно простившіеся съ міромъ.
Старый схимникъ лежалъ ницъ передъ образомъ. Тяжко
и горестно вздыхая, тучный казначей присоединился
къ братіи.
Между тѣмъ крики бушевавшей толпы перешли въ
оглушительный вопль.
Давно были выбиты ворота, и оборванныя, буйныя
ватаги черни врывались потоками въ мирную мона-
*стырскую обитель...
Атаманъ Нечай шелъ во главѣ всѣхъ, бокъ-о-бокъ
съ атаманомъ Черноусепко.
Нарядные и веселые, въ шумѣ и гамѣ толпы ата­
маны лихо п радостно перекликались другъ съ другомъ.
Вотъ похвалитъ насъ батюшка Степанъ Тимо­
ѳеевичъ,—кричалъ атаманъ Нечай.
— Д а и поживимся вдоволь,—кричалъ Черноусен-
ко...—Только бі.і монахи казны не схоронили.
- Полно, братъ, въ такой обители и безъ казны
поживы довольно!..
Затрещали двери монастырскихъ кладовыхъ. Н а­
чался разбойничій грабежъ.
Тамъ и здѣсь вспыхивали подожженныя ветхія
келіи... Гулко гремѣли топоры о желѣзные запоры.
Атаманъ Нечай добрался до трапезной. Взглянулъ
разбойникъ на сѣдовласыхъ старцевъ, взглянулъ на
свѣчи, ярко пылавшія передъ образами, и остановился
неподвижно буйный казакъ на порогѣ.
Старцы, погруженные въ молитву, не обернулись
къ нему.
- Порѣшить, что ли, ихъ?—шепнулъ ему Черно-
усенко.
Оставь... Что за веселье стариковскую кровь
лить...
И удалой атаманъ съ шумомъ захлопнулъ дверь.
Гайда, ребята, по кладовымъ! Обшаривай!..
II буйная толпа отхлынула отъ пустынныхъ келій
къ ризницамъ и монастырскимъ чуланамъ. Грабежъ
разгорался.
 Y.

Возмездіе.

За полдня пути до Желтоводской обители раннимъ

свѣжимъ утромъ шла грозная государева рать. Сотни
четыре доброкоиныхъ стрѣльцовъ ѣхали въ боевомъ
порядкѣ; за ними выступалъ полкъ рейтаровъ, обучен­
ный по-иноземному; одноцвѣтные, яркіе кафтаны да­
леко виднѣлись на низменномъ берегу Волги. Пищали
и мечи воиновъ отсвѣчивали яркимъ блескомъ.
Впереди всѣхъ неспѣшно ѣхалъ окольничій, князь
Щербатовъ, дородный мужчина, лѣтъ подъ сорокъ.
Князь хорошо выспался на привалѣ, сытно поѣлъ пе­
редъ походомъ и теперь весело балагурилъ съ толстымъ
дворецкимъ.
Вотъ, Тимоѳеичъ, зачѣмъ ты со мной увязался?..
Сидѣлъ бы въ Москвѣ, спалъ бы крѣпко, ѣлъ, бы сладко...
А тутъ—ни свѣтъ, ни заря—въ походъ идешь; этакъ
и съ тѣла спадешь, пожалуй...
— Ничего, князинька,— говорилъ старый слуга, -
потрудимся во славу Божію да государеву. А ежели
тебя государь за выслугу пожалуетъ, мнѣ старику ве­
ликая радость будетъ.
Ладно, разсказывай,—смѣялся князь, — небось,
хотѣлъ бы па лежанкѣ погрѣться да московскихъ ко-
лачей поѣсть...
Царская рать приближалась къ молодой березовой
рощѣ, откуда неслось щебетаніе раннихъ птицъ. Громко
фыркали кони, продираясь въ густой травѣ и стряхи­
вая тяжелыя, свѣтлыя капли росы. Bon, и роща; пах-
пуло лѣсной земляникой, цвѣтами, и запахло гри­
бами.
— Глянь-ко, князь,—сказалъ поспѣшно дворецкій,—
никакъ крестный ходъ идетъ.
Насторожилось царское войско, тѣснѣе построилось.
По узкой лѣсной просѣкѣ, навстрѣчу рати, двига­
лась темная вереница монаховъ. Архимандритъ Пахо­
мій шелъ впереди, бережно неся чудотворную икону.
Затихли шумные ряды стрѣльцовъ, среди которыхъ
до тѣхъ норъ слышались смѣхъ да шутки, и звучали
удалыя пѣсни. Беззаботный ратный людъ молча гля­
дѣлъ на блѣдныхъ иноковъ, на рясы, черными пят­
нами мелькавшія въ свѣжей зелени.
Откуда, отче? - - спросилъ окольничій, выѣзжая
впередъ.
Взята Желтоводская обитель разбойниками! —
горестно простоналъ архимандритъ. -Несемъ мы святыя
иконы и казну обительскую, дабы уберочь отъ мятеж­
ников'!.... Укрой насъ, воевода царскій, подъ свою
защиту!
Князь торопливо слѣзъ съ копя и, перекрести­
вшись. приложился къ щсонѣ.
- А мы, святой отецъ, денно и нощно спѣшили
къ святой обители: надо же было такому грѣху вый­
ти. запоздали маленько...
— Спѣши, воевода царскій!—сурово отвѣтилъ отецъ
Пахомій.—Не щади коней и воиновъ, изгони изъ мо­
настыря разбойничье скопище.
Повѣдай мнѣ, отецъ архимандритъ, какъ дѣло
было, — сказалъ князь,—а тамъ къ полудню мы нагря­
немъ на мятежниковъ.
Сдѣлали стрѣльцы недолгій привалъ, дали конямъ
передохнуть и двинулись крупной рысью въ дорогу.
 Окольничій оставилъ сотню воиновъ охранять мо­
наховъ, взялъ на коней архимандрита съ двумя древ­
ними иноками и поспѣшилъ къ монастырю.
Солнце уже высоко стояло на небѣ, когда забле­
стѣли вдали обительскіе кресты. Издалека были видны
черныя тучи дыму, вздымавшіяся надъ монастырскими
постройками. Изрѣдка дымныя облака прорѣзывались
языками краснаго пламени. За двѣ версты были слышны
крики и пѣсни гулявшей толпы.
Князь Щербатовъ раздѣлилъ ратныхъ людей на
три части и, выстроивъ ихъ широкимъ полукругомъ,
быстро двинулся къ обители.
Разбойничьи скопища долго не замѣчали врага и
только тогда, когда передовые всадники подскакали къ
самымъ стѣнамъ, въ толпѣ поднялась тревога; разда­
лись выстрѣлы; казаки бросились запирать обительскія
ворота... Но было уже поздно.
Тѣсными дружными рядами, вскачь, стрѣльцы и
рейтары прорубались сквозь толпу въ широкихъ оби­
дел ьскихъ воротахъ.
Нестройная толпа и не думала сопротивляться. Бы ­
стро раздавивъ и смявъ разбойниковъ, конница про­
никла въ обительскія стѣны. Справа и слѣва изъ дру­
гихъ воротъ, тоже бѣжали ватаги разбойниковъ, спа­
саясь отъ московской конницы: то были правое и лѣ­
вое крыло щербатовской рати.
Готовясь ударить на стиснутую съ трехъ сторонъ
мятежную толпу, князь Щербатовъ оглядывался по сто­
ронамъ, нѣтъ ли гдѣ засады.
Архимандритъ Пахомій, черная ряса котораго вид­
нѣлась рядомъ съ панциремъ окольничьяго, тоже тре­
вожно осмотрѣлся и тяжко вздохнулъ: не узналъ за­
ботливы й архимандрита своей дорогой обители, всѣ
кедіи и постройки обратились въ обугленныя разва­
лины. каменныя стѣны были закончены пламенемъ по­
жара, вездѣ пылали костры; па землѣ валялись порван­
ныя иарчевыя ткани изъ монастырскихъ кладовыхъ и
награбленная церковная утварь.
„Что-то сталось со старцами!“ — подумалъ архи­
мандритъ и тревожно взглянулъ въ сторону каменныхъ
стѣнъ трапезной.
Между тѣмъ началось побоище. Стрѣльцы дали
дружный залпъ, свалившій сразу цѣлые ряды граби­
телей. Князь Щербатовъ крикнулъ еще разъ заря­
дить пищали и зорко всмотрѣлся въ тѣсную толпу про­
тивниковъ. Онъ сразу примѣтилъ, что казаковъ тамъ
было мало.
„Должно - быть, сейчасъ сбоку нагрянутъ14, — по­
думалъ онъ.
Такъ и случилось. Сряду послѣ залпа изъ-за со­
сѣдней монастырской церкви высыпали шумной, бодрой
ватагой казаки. Волжская вольница, заломивъ высокія
шапки, храбро шла за атаманами.
— Полыхнемъ стрѣльцовъ, ребятушки! — кричалъ
атаманъ Нечай, махая тяжелой саблей и забѣгая въ
тылъ конницѣ.
Но хорошо обученные рейтары, не разрывая ря­
довъ, быстро обратились къ непріятелю.
Схватка была горяча, но коротка.
Мигомъ на обительскомъ дворѣ образовалась груда
труповъ, мигомъ былъ сшибленъ и связанъ атаманъ
Нечай; атаману Черноусенко бородатый московскій
стрѣлецъ разрубилъ голову сильнымъ ударомъ бердыша.
Казаки разсыпались въ безпорядкѣ и бросились къ
единственнымъ свободнымъ воротамъ, незанятымъ
стрѣльцами.
 — Гони ихъ! Руби! Топни, захватывай побольше!—
гремѣлъ князь Щербатовъ, отряжая въ погоню за ка­
заками конный отрядъ.
Велѣвъ остальной рати наставить пищали на обез­
умѣвшую отъ страха толпу мужиковъ, окольничій под­
скакалъ къ ней съ грознымъ окрикомъ:
— Становись на колѣни, мятежники, не то всѣхъ
перестрѣляю.
Дрожащіе мужики побросали ножи и дубины и съ
жалобными воплями попадали въ ноги князю.
— Смилуйся, воевода, соблазнили насъ окаянные!
Не своей волей на разбой шли, не гнѣвайся, бояринъ!
Ватага дружно вопила и причитала, поглядывая на
блестящіе стволы пищалей.
— Ладно, ладно,— отвѣчалъ князь,—перевяжите-ка
ихъ, ребята, а тамъ разберемъ...
Спѣшились стрѣльцы и рейтары и начали крутить
мужиковъ кушаками и веревками.
Князь сурово посматривалъ на толпу.
Вдругъ какой-то юркій мужиченко вырвался изъ
рукъ стрѣльцовъ и хлопнулся въ ноги окольничему:
— Не вели меня вязать, кияже: не повиненъ я ни
въ чемъ! На веревкѣ меня разбойники вели да смертью
грозили... Кого хочешь спроси, а Никитка Шараповъ
никогда воромъ не былъ.
Завылъ жалобно Никитка и сталъ цѣловать княже­
скій сапогъ.
Мягко было сердце княжое, совсѣмъ было онъ раз­
жалобился, да на бѣду Никиткѣ подошелъ въ ту пору
къ князю архимандритъ Пахомій, а съ нимъ Нелюбъ,
худой, блѣдный, едва душа въ тѣлѣ.
— Вотъ, князь, вѣрный защитникъ обительскій, —
П ЗЪ РОДН О Й С Т А Р И Н Ы . 4
сказалъ отецъ Пахомій,—храбро оборонялъ онъ мона­
стырь святой, кровью своей Богу и царю послужилъ!
Ласково улыбнулся князь парню, а Нелтобъ, какъ
увидѣлъ Никитку Шарапова, звѣремъ на него бросился.
Шатаясь отъ слабости, схватилъ онъ душегубца за во­
ротъ и крикнулъ, задыхаясь:
— Ты моего старика-отца замучилъ! Ты воеводѣ
голову отрубилъ, злодѣй! Окажи, князь - милостивецъ,
судъ праведный,— казни разбойника!
Съежился Никитка, побѣлѣлъ, и языкъ его не слу­
шается. Грозно нахмурилъ князь черныя брови.
— Вотъ ты каковъ, злодѣй! А еще лисицей при­
кинулся... Вздернуть его!
— A y меня велика радость, воевода царскій,—гово­
рилъ отецъ Пахомій:—не тронули разбойники моихъ стар­
цевъ дряхлыхъ... Велики чудеса Господин! Цѣлый день
молились и славословили старцы, буйствовала вокругъ
нихъ разбойничья ватага, пылали келіи, кровь человѣ-
ческая лилась, а они, словно Даніилъ во рву львиномъ,
невредимы остались!.. Пойдемъ, кияже, взгляни самъ...
Тихо и благоговѣйно вступили князь съ архиман­
дритомъ съ шумнаго двора въ трапезную.
Такъ же ярко горѣли передъ иконами толстыя воско­
выя свѣчи; такъ же горячо и безмолвно молились сѣдо­
власые монахи. Чужды мірской суетѣ были ихъ блѣд­
ныя лица; чужды страха и тревоги, спокойные взоры
приковывались къ святымъ ликамъ.
— Радуйтесь, братіе!—возгласилъ отецъ Пахомій.—
Вставай, отецъ Тихонъ,—спасена святая обитель!
Но лежавшій ницъ дряхлый схимникъ не двигался.
Лицо его было мертвенно-холодно. Дряхлое тѣло не
выдержало тревогъ и волненій,—старый схимникъ от­
далъ душу Богу.
 Ц АРСКІЙ САДОВНИКЪ.
ВЫТОВОЙ РАЗСКАЗЪ.

По всей Москвѣ славились „верховые44 сады цар­

скіе, что разбиты были на каменныхъ сводахъ, надъ
палатами царскими да погребами. Было этихъ садовъ
ие мало: и царь Михаилъ Ѳеодоровичъ — первый изъ
рода Романовыхъ, — и царь Алексѣй Михаиловичъ, и
кроткій царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ—всѣ они устроили
себѣ особые сады, чудные, рѣдкими цвѣтами богатые.
Особенно любилъ эту потѣху царь Ѳеодоръ Алексѣе­
вичъ. Выписалъ онъ изъ-за рубежа садовода искуснаго
Петра Энглеса, и придумывалъ хитроумный иноземецъ
все новыя и новыя украшенія для царскаго сада.
Велѣлъ царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ разбить себѣ
новый садъ возлѣ Екатерининской церкви, близъ двора
Патріаршаго. Сталъ тотъ садъ лучшимъ изъ всѣхъ са­
довъ кремлевскихъ. Особая лѣстница рѣзная вела изъ
новаго верхняго сада внизъ, къ хоромамъ царя Ѳеодора
Алексѣевича, что стояли около теремной церкви Вос­
кресенской.
Работали въ садахъ царскихъ два набольшихъ са-
4 *
довника—Давыдко Смирновъ да Дороѳеііко Дементьевъ,
а потомъ выписалъ царг» изъ Туретчины новаго садов­
ника—турчанина Степана Мушакова.

Теплое лѣто стояло на Москвѣ въ 1078 году; не

было и засухи, частенько дожди перепадали—и цвѣли
„верховые сады“ царскіе съ великой пышностью. Пе­
стрѣли цвѣтами и Красный Верхній садъ, и Нижній
садъ, и Набережный садъ, и всѣ меньшіе сады ком­
натные, что надъ каменными сводами кремлевскими
разбиты были...
Какихъ-какихъ цвѣтовъ не было въ садахъ цар­
скихъ! Всѣми отливами, всѣми цвѣтами щеголяли они,
улыбались солнцу красному, словно шептались тихонько
другъ съ другомъ. Были тутъ піоны махроватые и сѣ­
менные, коруны, тюльпаны, лилеи бѣлыя и желтыя,
нарчица бѣлая, розаны алые, цвѣты-вѣнцы, мымрицъ,
орликъ, гвоздика душистая и репейчатая, филорожи,
касатисъ, калуферъ, дѣвичья красота, рута, фіалки ла­
зоревыя и желтыя, пижма, иссопъ и разные другіе.
Какъ всегда въ лѣтнее время, висѣли въ верховыхъ
садахъ золоченыя да серебряныя клѣтки, а въ тѣхъ
клѣткахъ заливались звонкимъ пѣніемъ канарейки, ро-
кеткн, соловьи да перепелки; кое-гдѣ отливала на солнцѣ
яркимъ опереніемъ заморская птица-говорунья—попугай.
Въ новомъ верхнемъ саду, близъ рѣзного деревян­
наго чердака-бесѣдки, расписаннаго узорами пестрыми,
работали раннимъ утромъ два садовника царскіе—Смир­
новъ да Дементьевъ. Садъ былъ пышно изукрашенъ:
изготовили для него царскіе столяры да плотники, по
тогдашнимъ росписямъ дворцовымъ, 15 рѣшетокъ рѣз­
ныхъ, 10 дверей большихъ двустворчатыхъ, 100 стол­
бовъ круглыхъ и много другихъ прикрасъ: завитковъ
да маковицъ, на славу расписанныхъ.
Дороѳейко Дементьевъ возился около кустовъ ши­
повника— по тогдашнему „сереборинника“ — краснаго
да бѣлаго; гдѣ подстригалъ его умѣлый садовникъ, гдѣ
обиралъ цвѣтики вялые, что уже осыпаться хотѣли.
Собиралъ онъ тѣ цвѣтики въ особую плетенку, чтобы
потомъ отнести ихъ стряпчему приказа аптекарскаго.
Псѣ садовники царскіе были подъ началомъ у боярина
князя Василія Одоевскаго, что аптекарскій приказъ вѣ­
далъ. В'і. приказѣ же всякій цвѣтъ, всякій корень изъ
садовъ царскихъ шелъ на потребу: изготовляли изъ
нихъ лѣкарства „дохтура“ иноземные...
Неподалеку Давыдко Смирновъ хлопоталъ надъ ку­
стами смородины красной, чтобы не заслоняли ихъ дру­
гіе ягодники отъ яркихъ лучей солнца краснаго, чтобы
налилась скорѣе алая смородина, дозрѣла бы для стола
царскаго.
Работали оба садовника, а сами порою другъ на
друга тревожно посматривали; то и дѣло кто-нибудь
изъ нихъ съ земли поднимался и поглядывалъ въ ту
сторону, гдѣ была лѣстница въ хоромы государевы.
Наконецъ, глубоко вздохнулъ Дороѳей Дементьевъ и
молвилъ Смирнову:
— Ладно ли, Давыдушко, что мы съ турчаниномъ
повздорили? Ладно ли, что подали царю челобитную?
Усмѣхнулся Давыдко, кудрями встряхнулъ и отвѣ­
тилъ, улыбаточись:
— Небось, одолѣемъ мы турчанина поганаго! Не
будетъ онъ намъ поперекъ дороги стоять, государеву
милость отбивать... Мы же царю въ челобитной про­
писали, что онъ, Степанъ Мушаковъ, своего дѣла не
знаетъ и что въ садовникахъ царскихъ ему не мѣсто
быть. Иснолать Аѳонькѣ подъячему: даромъ что старъ,
а настрочилъ челобитную знатно!
Вынулъ тутъ Давыдко Смирновъ изъ-за пазухи че-.
побитную черновую, отыскалъ, что надо, и сталъ чи­
тать, каждое слово смакуючи:
— А онъ, Степанъ Турчанинъ, опричь тѣхъ арбу­
зовъ и анису ничего не знаетъ и оныхъ разныхъ и
травъ не знаетъ. А онъ, Степанъ, тутъ же къ нашей
работѣ пристаетъ, а взятъ онъ въ твой государевъ садъ
только въ прошломъ году. Милосердый государь по­
жалуй насъ, холоней своихъ,—вели государь намъ быть
у своей старой работишки, у твоего государева садо­
вого строенія, кои мы сады разводили въ твоемъ но­
вомъ Красномъ каменномъ саду и на Денежномъ Ста­
ромъ Дворѣ, а съ нимъ, Степаномъ, не вели намъ быть,
и вели государь ему, Степану, разводить вновь, что онъ
знаетъ.
Слушалъ Дороѳей товарища и тоже усмѣхался
радостно: мнилось ему, что послѣ такого челобитья
хитросплетеннаго пропадетъ совсѣмъ ворогъ ихъ—тур-
чанинъ-садовникъ...
— И вправду, знатно расписано. За турчанина тутъ
вступиться некому: всѣмъ-то онъ чужой, нѣтъ у него
ни сродниковъ, ни друзей-иріятслей. Наша возьметъ,
Давыд ушко!
— Будемъ міл тогда,— молвилъ весело Смирновъ,-
всѣмъ руководить и въ верхнихъ, и въ нижнихъ са-
дах'ь царскихъ; будетъ намъ отъ царя великая милость.
Обернулся тутъ Дементьевъ и увидѣлъ, что подни­
мается но лѣстницѣ въ садъ тотъ самый ворогъ ихъ—
турчанинъ Степань Мушаковъ. Шелъ иноземецъ смѣло,
прямо глядѣли на извѣтчиковъ его черныя очи блестя­
щія; лицо смуглое, южнымъ зноемъ опаленное, было
покойно. Видно, не вѣдалъ еще турчанинъ, что гото­
вится ему; видно, не зналъ, какіе ковы подъ него во­
роги подвели. Молча вошелъ онъ въ садъ царскій, при­
близился къ грядамъ цвѣточнымъ и сталъ ихъ огля­
дывать.
— Шелъ бы ты прочь,—грубо вымолвилъ ему Да-
выдко Смирновъ.— Тутъ тебѣ дѣлать нечего. Тебѣ только
арбузы садить, а цвѣты рѣдкіе да травы лѣкарствен­
ныя, чай, тебѣ невѣдомы...
За товарищемъ подалъ свой голосъ и Дороѳей Де­
ментьевъ:
— Взаправду, иди-ка отъ насъ, турчанинъ. Мы съ
малыхъ лѣтъ къ садоводству пріобыкли, каждую травку,
каждый цвѣтикъ знаемъ. За то насъ и царь-государь
награждаетъ. А тебѣ, турчанинъ, работать въ огоро­
дахъ въ замоскворѣцкихъ!
Садовникъ иноземный словно бы ихъ рѣчей не слы­
шалъ; молча занимался онъ дѣломъ своимъ. Когда же
еще ближе подступили къ нему Давыдко съ Дороѳей-
кой, отмахнулся онъ отъ нихъ рукою и молвилъ гор-
ташп,імч, голосомъ, чисто русскую рѣчь выговариваючи:
— Оставьте меня, не творите помѣхи въ дѣлѣ мо­
емъ. А пришелъ я сюда по указу царя государя да
по приказу боярина князя Одоевскаго. Велѣно мнѣ здѣсь
ждать прихода государева.
Оставили его садовники, отошли и стали межъ со­
бою пересмѣиваться.
— Экой турчанинъ несмыслепный! Ждетъ его не­
милость государева, а онъ и глазомъ не моргнетъ...
— Вотъ знатно будетъ, когда учнетъ его государь
на нашихъ глазахъ начадить!
 Опять тихо стало въ сад}’ царскомъ; только зали­
вались щебетаньемъ звонкимъ пташки-пѣвуньи въ клѣт­
кахъ золоченыхъ; только вѣтерокъ шуршалъ листвою.
Разливались запахи медвяные отъ цвѣтовъ рѣдкихъ,
отъ пахучихъ травъ цѣлебныхъ. Турчанииъ-садовпикъ
оглядывалъ цвѣты ароматные: тюльпаны, нарцисы да
лилеи да гвоздику; пробовалъ онъ перстами землю —
не сильно ли усохла, обрывалъ листки пожелтѣвшіе,
смотрѣлъ,— нѣтъ ли на цвѣтахъ мошекъ да жучковъ
вредныхъ, укрыты ли корешки какъ надо. Косились
на него недруги, другъ съ другомъ весело перемиги-
ваючись; но ни взора не бросилъ на нихъ турчанинъ-
садовникъ.
Не замѣтилъ ни одинъ изъ трехъ садовниковъ, каш»
подошелъ къ нимъ бояринъ сѣдой, князь Одоевскій.
Поднялся онъ не по открытой деревянной лѣстницѣ,
а по Другимъ каменнымъ переходамъ, которые тоже
внизъ во дворецъ вели. Были тѣ переходы съ окнами,
съ рѣшетками, яркими красками расписанные. Началь­
никъ приказа аптекарскаго въ этотъ день сумраченъ
былъ: не любилъ онъ, когда между подчиненными его
свара заводилась, доносы да жалобы раздавались.
Только вт» двухъ шагахъ примѣтили его садовники,
вскочили, ВТ» поясъ боярину поклонились. Поглядѣлъ
онъ на нихъ изъ-подъ бровей сѣдыхъ, нахмуренныхъ
и молвилъ:
— Сейчасъ царь-государь жалуетъ; будетъ онъ васъ
судить да рядить.
Смирновъ да Дементьевъ побѣлѣли отъ страха, а
Степанъ Мушаковъ даже не дрогнулъ. Вслѣдъ за боя­
риномъ пожаловалъ и царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ. Былъ
повелитель земли русской еще въ молодыхъ лѣтахъ,
ликъ его сіялъ кротостью, но умѣлъ молодой царь и
покарать, когда надо, ослушника. Для пользы дѣла
государева преодолѣвалъ онъ тогда свое сердце мягкое.
Шелъ царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ по саду, любуясь
цвѣтами да зеленью яркою; былъ онъ одѣтъ въ легкій
шелковый опашень, въ золотную шапку съ мѣховымъ
околомъ, въ сапоги красные сафьянные. Слѣдомъ за
молодымъ царемъ выступалъ старшій надъ садовни­
ками царскими, нѣмчинъ Петръ Ѳнглесъ; по его чер­
тежу былъ разбитъ новый садъ царскій, были грядки
цвѣточныя раздѣланы разными узорами. На иноземцѣ
былъ длинный кафтанъ нѣмецкій, чулки да башмаки
съ пряжками.
Передъ государемъ всѣ садовники ничкомъ упали,
земной поклонъ отдали. Зорко поглядѣлъ на ннхъ царь
Ѳеодоръ Алексѣевичъ и потомъ повелъ свою царскую
рѣчь, не торопясь, съ разстановкою:
— Освѣдомленъ я, что началась между вами, са­
довниками моими царскими, ссора, и несогласіе идетъ.
Вы, Давыдко да Дороѳейко, били мнѣ челомъ на Сте­
пана на Мушакова: онъ-де никакихъ травъ не знаетъ
и въ работѣ садовой неискусенъ. Прочитавши то ваше
челобитье, порѣшили мы испытать турчаиина Муша­
кова,— искусенъ ли онъ въ своемъ дѣлѣ... А для того
взяли мы съ собою слугу нашего вѣрнаго, садовода
иноземнаго Петра Энглесова. Чини же, Петръ, какъ
мы тебѣ повелѣли...
Выступилъ впередъ нѣмчинъ, подозвалъ къ себѣ
Мушакова и сталъ его испытывать. Вынулъ онъ изъ
кармана изрядный пучокъ травъ сухихъ, выбралъ сперва
одну, потомъ другую, потомъ третью...
— Что это за трава будетъ?—началъ онъ спраши­
вать турчанина-садовника.—Какая отъ нея польза бы­
ваетъ, на какую она потребу идетъ?
 Не смутился Степанъ Мушаковъ, отвѣчалъ онъ бодро
и вѣрно:
— Сія трава именуется шалфеемъ, велика въ ней
сила лѣкарственная супротивъ недуговъ горловыхъ да
грудныхъ. А сія— маеранъ-трава, сія—рута-трава, сія—
кошачья мята, сія—зоря-трава...
И про каждую травку, про каждый корень допо­
длинно разсказалъ турчанинъ-садовникъ, какъ ее ра­
стить, какъ за ней уходъ держать, для какого лѣкар­
ства она надобна, отъ какой болѣзни исцѣляетъ. Л а­
сково смотрѣлъ на него нѣмчинъ ученый, только го­
ловою потряхивалъ да улыбался. А недруги Мушакова
отъ злости подъ собой ногъ не слышали, дивились ра­
зумнымъ рѣчамъ турчанина, другъ на друга съ испу­
гомъ поглядывали.
— Царь-государь,— молвилъ Петръ Энглесъ, — сей
садовникъ столь въ своемъ дѣлѣ искусенъ, что я ему
и похвалы не найду. Не хуже меня знаетъ онъ ка­
ждую траву, каждый корень. Неправеденъ былъ доносъ
на него, царь-государь!
Нахмурился молодой царь, подозвалъ Давыдку да
Дороѳейку и велѣлъ нѣмчину:
— Теперь ихъ испытай.
Отобралъ Петръ Энглесъ нѣкую травку и сталъ о
ней Дементьева спрашивать. Смутился садовникъ и
наобумъ сказалъ:
— Сія есть финикулъ-трава.
Покачалъ головою нѣмчинъ, брови нахмурилъ и
подалъ траву Давыдкѣ Смирнову.
- Сія есть пижма-трава,—молвилъ наугадъ Смир­
новъ. Норовилъ онъ лишь назвать траву помудренѣе,—
не умѣлъ онъ разбираться въ сухихъ травахъ да ко­
реньяхъ.
 - Не знаютъ, царь-государь,—молвилъ нѣмчинъ.—
Простого укропу не узнали.
Нахмуривъ брони, царь Ѳеодоръ Алексѣевичъ тутъ
же на мѣстѣ произнесъ свой судъ справедливый цар­
скій:
Вы, челобитчики неправые, доносчики лживые,
будьте отнынѣ рядовыми садовниками и въ мой верх­
ній садъ новый ногою ступить не смѣйте. А ты, Сте­
пан!.. будешь теперь набольшимъ садовникомъ во всѣхъ
моихъ садахъ царскихъ; кромѣ того, жалую тебя по­
лотнищемъ сукна аглицкаго да двумя рублевиками се­
ребряными. Слушай мой наказъ, бояринъ Василій, и
все исполни въ точности!
Старый бояринъ, начальникъ приказа аптекарскаго,
молча царю въ поясъ поклонился. Хотѣлъ государь
Ѳеодоръ Алексѣевичъ вон ь изъ сада идти, да еще взду­
малось ему неправымъ челобитчикамъ наставленіе дать:
Покаралъ я васъ, Давыд ко да Доронейко, за то,
что шли вы путемъ .лживымъ, ближнему яму рыли изъ
зависти, изъ корысти. А кто ближнему яму роетъ,
тотъ самъ въ нее упадетъ. Такъ старые люди говорили...
Повернулся царь и ушелъ; за нимъ нѣмчикъ да
бояринъ. Печально побрели Смирновъ да Дементьев!,
въ одну сторону, радостно пошелъ Степанъ Мушаковъ
въ другую.
 гнѣвъ и милость.
I.
Узникъ государевъ.

Шелъ 7032-й годъ отъ сотворенія міра, 1524-й—отъ

Рождества Христова... Свѣтлый морозный январскій
полдень царилъ надъ Москвою-матушкой, столичнымъ
городомъ великихъ князей, собирателей и хранителей
родимой земли.
Зимнее солнышко хотя не тепло, а ярко поглядывало
на кремлевскія стѣны и башни, возведенныя еще вели­
кимъ княземъ Иваномъ UI Васильевичемъ съ помощью
искусныхъ мастеровъ иноземныхъ... Горѣли золотомъ
купола и кресты великаго каменнаго храма Успенія,
построеннаго любимцемъ Іоаипа П І венецейскимъ зод­
чимъ Аристотелемъ Фіоравенти, сіяли главы Благовѣ­
щенской церкви... На башняхъ кремлевскихъ, Фролов­
ской, Боровицкой и другихъ сверкали бердышами
очередные стрѣлецкіе караулы... Сыпались холодные,
блестящіе лучи и на обширный Китай-Городъ, опоясан­
ный великою Красною стѣной, и на Бѣлый-городъ,
которому, кажись, и конца-краю не видно было... Но
старо-московскому времени шелъ уже четвертый часъ
дня *).
Почти вся престольная Москва-матушка дремала въ
эту пору, сладко отдыхаючи послѣ обѣда сытнаго.
Спали бояре, окольничіе, дворяне и прочая знатная
челядь государева въ Китай-городѣ; храпѣли гости,
купцы, люди торговые въ опустѣвшихъ рядахъ своихъ;
спалъ и черный народъ по всѣмъ слободамъ и поса­
дамъ московскимъ.- Лишь въ однѣхъ хоромахъ изряд­
ныхъ, въ Бѣломъ городѣ, не спали въ эту пору хо­
зяева... Были тѣ хоромы любимаго истопника госуда­
рева Павла Чулкова...
Великій князь Василій Іоанновичъ, что въ тѣ годы
Русь великую подъ своей высокой рукой держалъ, добръ
и милостивъ былъ до всѣхъ чиновъ своего двора го­
сударева, отъ большихъ до малыхъ. За радѣніе да
смѣтливость не разъ жаловалъ великій князь Василій
стараго истопника Павла Чулкова полосой сукна лун-
скаго **) или деньгой серебряной. Вѣрно служилъ ста­
рикъ государю-князю, и полной чашей былъ его домъ-
усадьба въ Бѣломъ-городѣ.
Частоколъ высокій изъ кольевъ острыхъ опоясывалъ
хоромы чулковскія. На жиломъ нодклѣтѣ стояла гор­
ница черная, рядомъ съ нею—свѣтлица, промежъ нихъ—
высокая повалупіа-кладовая. На дворѣ же была мыльня
свѣтлая выстроена, около нея—сѣннички да амбарчики.
Бъ горницахъ но три окна было, со слюдяными крѣп­
кими оконницами... Въ жилой черной горницѣ крѣпкая,
бодрая старуха Алена Игнатьевна, жена государева
истопника, торопливо собирала на столъ—носила блюда,
*) Сутки раздѣлялись на дневные и ночные часы, согласно съ вос­
ходомъ и заходомъ солнца.
**) Лондонскаго.
мисы деревянныя и глиняныя, ручники-полотенца, ею
самою хитрыми узорами вышитые... Вт> красномъ углу
складни да иконы ризами свѣтились, теплились лам­
падки. Къ бѣлому, гладкому столу были подвинуты
широкія лавки, покрытыя домашнимъ толстымъ хол­
стомъ съ цвѣтной оторочкою.
Но не замѣчалъ старый истопникъ хлопотни хозяйки­
ной... Какъ пришелъ, снялъ только шубу овчиную
да шапку, на иконы помолился и сѣлъ отъ стола по­
одаль, пригорюнившись, сѣдую бороду поглаживая...
Закручинилась и Алена Игнатьевна, видя его думу
невеселую, набралась смѣлости, спросила:
— Свѣтъ мой, Павелъ Евстигиѣичъ, что нерадостенъ
сидишь? Аль попрекомъ кто тебя изобидѣлъ, службу
твою опорочилъ? Алъ опять распалился на тебя злой
дворецкій государевъ Иванъ Юрьевичъ?..
Не отвѣтилъ ничего старухѣ истопникъ старый.
— Аль у тебя кто государеву милость перебилъ, не­
правымъ словомъ передъ великимъ княземъ обнесъ?..
— Эхъ, не то, Алена Игнатьевна! —молвилъ, хму­
рясь, старикъ. Всегда честилъ и уважалъ Павелъ Евсти-
гнѣевичъ свою разумную, благочестивую жену.—Не то!..
— Инъ сними однорядку-то мѣховую, садись къ
столу. Пироги да оладьи сегодня на славу зарумяни­
лись... Подамъ тебѣ куря верченое... Нацѣдила тебѣ
медку малиноваго...
— Кусокъ въ горло не пойдетъ!—уныло отвѣтилъ
Павелъ Чулковъ, но все-же, чтобы старуху не кручи-
нить, скинулъ теплую однорядку, помолился, обѣдать
сѣлъ.
До немногаго дотронулся старикъ изъ всей трапезы
вкусной, невмоготу ѣсть было.
— Слушай, матушка, Алена Игнатьевна... Ты у меня
разумница, богомольница, пустого слова не молвить...
Да присядь на лавку-то: долга моя рѣчь будетъ... Чай,
говорилъ я тебѣ, что великій князь Василій Іоанновичъ,
землю свою оберегаючи, злыхъ недруговъ карать началъ;
что оковалъ онъ цѣпями и въ темницу посадилъ и
удѣла лишилъ князя Василия ПІемякина-Сѣверскаго...
А какъ вызывалъ великій князь князя Шемякина на
Москву, то дали тому крамольнику владыка-митропо­
литъ Даніилъ да иные отцы слово опасное: что-дѳ ни­
чего ему злого не приключится... Для охраны государ­
евой все-асе веяли князя Сѣверскаго въ желѣвы... Раз­
рѣшилъ владыка-митрополитъ, по великой нуждѣ ве­
ликаго князя, слово данное всѣмъ отцамъ, игуменамъ,
архимандритамъ. Лишь старецъ Порфирій, игуменъ
троице-лаврекій, поперечилъ митрополиту и великому
князю. Тому мѣсяцъ будетъ, какъ оставилъ старецъ
свою обитель и посохъ игуменскій и въ Бѣлоозеро
отъѣхалъ, въ монастырь пустынный...
Помолчалъ старый истопникъ.
— Говорилъ ты мнѣ о томъ, свѣтъ-Павелъ Евсти-
гнѣичъ, и не мало я тому дивилась,—вставила словечко
Алена Игнатьевна.—Святой и праведный старецъ-игу­
менъ Порфирій. Просвѣтляла душу благочестивая бе­
сѣда его. Часто хаживала я на богомолье въ святую
лавру Сергіевскую, часто видала отца-архимандрита...
— Слушай далѣ... Сегодня ночью,—вѣдаешь,—мой
чередъ былъ у входныхъ дверей въ постельной палатѣ»
великокняжеской спать... А былъ со мной въ товари­
щахъ Семенко Тюменевъ... По милости Божіей, тихо и
мирно прошла ночь, покоенъ былъ сонъ государевъ...
Всталъ веселъ и свѣтелъ великій князь Василій Іоан­
новичъ, ласково перемолвился съ постельничьимъ сво­
имъ близкимъ—Бусинымъ, Иваномъ Петровичемъ. Для
всѣхъ словно красное солнышко взошло... Вышелъ ве­
ликій князь въ крестовую комнату, моленную, къ ду­
ховнику, отцу Михаилу, начатъ читать съ нимъ Злато­
устъ-ежедневникъ... А ужъ въ переднюю комнату ранымъ-
рано пожаловалъ бояринъ-дворецкій Иванъ Юрьевичъ
ПІигона, а съ нимъ дьякъ Курицынъ, Аѳанасій Ѳеодо-
рычъ... Послѣ молитвы заперся съ ними государь-ве-
ликій князь и долгій совѣтъ держалъ. Стою я да жду,
когда меня съ череда смѣнятъ; вдругъ выходитъ Иванъ
Юрьевичъ... Я ему поклонъ въ поясъ...—„Слушай, ста­
рикъ,—говоритъ.—Привезли утречкомъ изъ Бѣлоозера
ослушника государева — чернеца Порфирія, игумена
лаврскаго. Не восхотѣлъ государь его архимаидричій
санъ темницей да желѣзами позорить, повелѣлъ отдать
тебѣ того чернеца Порфирія подъ стражу; подъ отвѣтъ
строгій... Хоромы у тебя, стараго, крѣпкія да исправ­
ныя; чай, устережешь государева ослушника... Послѣ
обѣда привезетъ къ тебѣ на домъ игумена жилецъ
дворцовый—Скоробогатовъ, Демьянъ. Крѣпко стереги
чернеца: головою отвѣчаешь"... Низехонько поклонился
я, выслушавъ наказъ государевъ, и домой побрелъ, еле
ноги нсредвнгаючи отъ заботы, отъ кручинушки...
Блѣднѣй снѣга январскаго сидѣла Алена Игнать­
евна, утирая ширинкой вышитой слезы жгучія.
— А доколѣ-жъ отцу Порфирію у насъ быть?—
спросила она дрожащимъ голосомъ.
— До суда святительскаго. Разстригутъ, слышь,
ослушника государева... Сказывали мнѣ...
Въ глубокой кручинѣ помолчали опять оба.
— Что же! — молвилъ рѣшительно старый истоп­
никъ.—Воля Божья да государева! Чего Богъ и вели­
кій князь хотятъ, то намъ исполнять надобно... На то
мы и крестъ великому князю цѣловали... Жалко отца
Порфирія, а ничего не подѣлаешь. Искони Чулковы
въ истопникахъ князьямъ московскимъ служили, и ни­
когда на роду ихъ никакой порухи не было. Полно
слезы лить, Алена Игнатьевна! Не намъ съ тобой го­
сударевой волѣ перечить...
Покорно отерла слезы старуха.
— Ужъ и болитъ сердце мое за отца-игумена!
Добръ и заботливъ онъ былъ всегда до нищей братіи.
Бывало, самъ въ трапезную войдетъ, гдѣ богомольцы
сидятъ: тому, другому ласковое слово скажетъ, и легче
станетъ недугующему или печальному... И всей братіи
онъ строго-на-строго наказывалъ: „привѣчайте нищихъ
да сирыхъ; въ томъ есть служеніе монашеское"...
— Полно!—сурово молвилъ Павелъ Евстигнѣнчъ.—
Не пустое дѣло довѣряетъ мнѣ великій князь: надобно
все вдосталь размыслить. Прибрана ль у тебя свѣтлица,
все ли тамъ исправно?
— Охъ! все, батюшка, все.
Самъ доглядѣть хочу. Крюки да запоры кт.
дверямъ да ставнямъ прибить надо... Неровенъ часъ!-
бормоталъ, подымаясь съ лавки истопникъ дворцовый.
Тяжело вздыхаючи, пошіеласі, за нимъ Алена
Игнатьевна. На славу была у стараго Павла свѣтлица
срублена: гладко тесанныя стѣны, плотно пригнанный
изъ толстыхъ досокъ полъ, крѣпкія, дубовыя оконни­
цы—все показывало, что смотрѣлъ за стройкой зоркій
хозяйекій глазъ.
— Здѣсь-то и будетъ у насъ отецъ-игуменъ жить?—
спросила старуха, оглядывая и обметая всѣ углы и лавки.
Вѣстимо, здѣсь,— отрывисто молвилъ Павелъ.
Позвалъ онъ своего пария кабальнаго Харлама;
принесъ тотъ гвоздей да топоръ, да молотъ тяжелый.
Прибили они къ двери и къ ставнямъ новые запоры,
И З Ъ РОДНОЙ СТАРИНЫ. 5
новые крючья кованые; старый истопникъ все самъ
оглядѣлъ да испробовалъ; тряхнулъ волосами сѣдыми...
- Такъ ладно будетъ... Харламъ, вотъ тебѣ на­
казъ мой: будешь ты съ вечера до свѣту на дворѣ у
воротъ сторожить; псовъ спусти съ привязи, и чтобы
ни единая душа на дворъ мой не попала. He-то береги
свою голову!..
Устережемъ, небось!—бойко отвѣтилъ парень.
Аль воровъ опасаешься, хозяинъ?
— То не твоего ума дѣло, — сердито обрѣзалъ
болтливаго парня истопникъ. День хоть весь на сѣн­
никѣ спи, а ночь—сторожи... Похаживай себѣ съ ду­
бинкой; хочешь,—пѣсни пой, хочешь,—помалкивай...
- Воля твоя,—сказалъ, низко кланяясь, Харламъ.
Алена Игнатьевна, стоя у образницы, то поправляла
лампадки, то крестилась съ тяжкими вздохами на
святые лики.
— Чу!., кажись, въ ворота стучатъ? -насторожился
хозяинъ, зорко прислушиваясь.—И то... Идемъ-ка, па­
рень.
Вышли они на рѣзное крылечко, что со двора въ
переднія сѣни вело. И впрямь, грохотали и трещали
створы воротъ подъ чьими-то ударами властными.
Бросились старый истопникъ да Харламъ отворять.
Въѣхали на дворъ простыя низкія сани на по­
лозьяхъ деревянныхъ, запряженныя худой, заморенной
лошадью. Заскрипѣлъ подъ санями пушистый свѣжій
снѣгъ; нанесло его за ночь на дворъ цѣлые сугробы...
— Гей, принимай узника государева! — гулко за­
кричалъ Павлу жилецъ дворцовый Демьянъ Скоробо­
гатовъ.
Былъ Демьянъ дороденъ и лицомъ багровъ; быстро
бѣгали по сторонамъ его злые и лукавые глаза, свѣ-
лившіеся изъ-подъ рыжихъ бровей. Не любили Демьяна
товарищи, сварливъ онъ былъ нравомъ и любилъ кого
не боялся словомъ сердитымъ изобидѣть.
Спали, что ли, вы тутъ на печи, на лежанкѣ?—
ворчалъ онъ, слѣзая съ саней.
Не гнѣвись, не дослышали стука твоего,—спо­
койно отвѣтилъ старый истопникъ, подходя къ дров­
нямъ.
Игуменъ Порфирій, худой и высокій старецъ, выйдя
изъ саней, слова не молвилъ, только оглядѣлъ впалыми
очами своими тѣсный, заваленный сугробами дворъ и
хоромы. Не тепла была ветхая ряса старца, и вздра­
гивалъ онъ порой отъ мороза мелкой дрожью...
- Иззябъ, поди, отче?—жалостливо спросилъ Па­
велъ, ведя его къ обледенѣвшему крылечку и поддер­
живая подъ руку.
Показывай ту горницу, гдѣ узникъ жить бу­
детъ! — сердито молвилъ Скоробогатовъ, похлопывая
рукавицами.
— Вотъ сюда, правѣй!—говорилъ старикъ, проводя
пріѣхавшихъ черезъ полутемныя сѣни.
- Ишь, темень какая!—ворчалъ жилецъ.
Войдя въ свѣтлицу, старецъ, все еще слова не
молвя, опустился на колѣни передъ иконами н сталъ
поспѣшно и часто креститься.
Дворецкій Иванъ Юрьевичъ Шпгопа наказалъ
тѳбѣ крѣпко-на-крѣпко запереть ослушника государе­
ва!—спесиво сказалъ Скоробогатовъ.—А мнѣ повелѣлъ
бояринъ всю его горницу осмотрѣть, — надежна ли...
Слышишь, Павелъ, приказъ боярскій?
— Исполняй, молодецъ, коли такъ наказано,—сми­
ренно отвѣтилъ Павелъ Чулковъ, все поглядывая на
молящагося старца.
 Алена Игнатьевна тоже въ свѣтлицу проскользнула
и, вздыхаючи тяжело, смотрѣла на отца-игумена.
— Плотно ль двери запираются? Есть ли на став­
няхъ крюки желѣзные?—грозно допытывался Демьянъ
Скоробогатовъ, обходя кругомъ свѣтлицу и хмурясь...
— Все въ справѣ, Демьянушка, самъ видишь. Такъ
и боярину повѣдай,—отвѣчалъ, опять кланяясь, Чулковъ.
Вдоволь насмотрѣлся, наконецъ, Скоробогатовъ.
— Смотри же, старикъ, пуще глазу береги узника.
Коли что приключится, отвѣтишь и государю-великому
князю, и боярину-дворецкому! — сказалъ онъ на про­
щанье старому истопнику, вышелъ на дворъ, грузно
въ сани усѣлся и уѣхалъ. Заперли за нимъ ворота...
Тогда только поднялся съ колѣнъ игуменъ Порфирій.
Подошли къ нему подъ благословеніе старикъ и ста­
руха. Осѣнилъ онъ ихъ крестомъ, высоко поднявъ свою
исхудалую, желтую, какъ воскъ, руку.
— Чай, не припомнишь меня, отецъ святой? -
удерживая слезы, заговорила Алена Игнатьевна. —
Бывала я у тебя въ лаврѣ; не разъ ты со мною бесѣ­
довалъ... Эка бѣда какая приключилась!..
— Много ко мнѣ богомольцевъ приходило, — съ
кроткой улыбкою отвѣтилъ отецъ Порфирій.—А другое
твое слово неразумно, дочь моя... Всѣ мы подъ Госпо­
домъ ходимъ. Захочетъ Онъ,—смягчитъ сердце владыки
гнѣвнаго, а не захочетъ—Его Божья воля...
— Чай, озябъ, отецъ святой?—снова спросилъ ста­
рый истопникъ, отирая старческой рукою покраснѣвшіе
глаза.
— Потрапезовать не хочешь ли?—вставила старуха.
— Не время теперь о тѣлесной нищѣ помышлять,
твердо произнесъ старецъ. — Оставьте меня одного,
други мои... Душа моя жаждетъ молитвы...
 Снова благословилъ онъ ихъ обоихъ, и вышли они
изъ свѣтлицы, оставивъ игумена опять колѣнопрекло-
нившимся передъ святыми иконами.
— Нѣту моей моченьки! —плакала Алена Игнать­
евна, входя въ черную горницу.—Жалко мнѣ старца!
— Святой человѣкъ! — сказалъ Павелъ Евсти-
гнѣичъ.- -Его не оставитъ Господь... А служба госу­
дарева допрежъ всего стоять должна... На то мы и
крестъ цѣловали.
День уже начиналъ смеркаться.

II.

Напасть великая.

Прошелъ вечеръ темный, прошла ночка морозная со

своими звѣздами золотистыми; опять свѣтлый, ясный
денекъ насталъ. Повершилъ великій князь Василій
Іоанновичъ въ своей палатѣ постельной неотложныя
дѣла государскія до полудня, какъ всегда, потрудил­
ся онъ съ вѣрными боярами, дьяками и стольниками,
и лишь тогда отпустилъ ихъ но домамъ...
И вся Москва-матушка стольная, какъ всегда, по­
вершила свои дѣла обыденныя... Вдоволь мѣди да се­
ребра, не мало и золотыхъ червончиковъ наторговали
купцы въ тѣсныхъ и темныхъ, но богатыхъ всякими
товарами-узорочьями рядахъ своихъ, въ Китай-городѣ...
Рабочій людъ — плотники да литейщики да камен­
щики—вдосталь иритом илпег....
Спала, отдыхала вся Москва-матушка со своими
слободами-пригородами. Въ хоромахъ пулковскихъ тоже
какъ-будто всѣ притихли, уснули... Храпѣлъ кабаль­
ный парень Харламъ, назябшись за долгую ночку мо­
розную, что проходилъ по двору съ дубинкой на сто­
рожѣ; отдыхалъ сладко, послѣ обѣда сытнаго, и самъ
хозяинъ. Былъ онъ покоенъ за своего узника: зналъ,
что крѣпки у свѣтлицы замки, крюки да запоры, что
смиренъ и покоенъ старецъ Порфирій, все лишь мо­
лится да тяжко вздыхаетъ. Снилось истопнику старому,
что жалуетъ его своей милостью великій князь за службу
честную, что и дворецкій государевъ взыскательный,
Шигона, Иванъ Юрьевичъ, ласково ему. старику, улы­
бается.
Никто и не вѣдалъ, что въ свѣтлицѣ Шла въ это
время бесѣда горячая между узникомъ игуменомъ Пор­
фиріемъ и доброй старухой Аленой Игнатьевной. Сквозь
окно слюдяное проникали въ горницу блѣдные, холод­
ные лучи солнца зимняго; озаряли они серебряныя ризы
образовъ, лавки гладко тесанныя, столъ липовый, на ко­
торомъ стояла чашка деревянная съ водою и лежалъ
ломоть хлѣба ржаного недоѣденный. По всему видно •
было, что уже долго та бесѣда межъ хозяйкой и стар­
цемъ шла... Лились слезы горячія изъ глазъ хозяйки;
блѣдно, измучено было лицо инока.
Послушай меня, отецъ святой! говорила, ры-
даіочи, старуха. Укройся отъ гнѣва государева хоть
на малое время! Смягчится сердце великаго князя,
отойдетъ гнѣвъ его, тогда безъ страха пойдешь на судъ
его праведный... Схороню я тебя такъ, что не найдутъ
тебя ни стрѣльцы, ни жильцы, ни бояре... Есть у насъ
въ мыльнѣ каморка потайная; про нее и мой-то Павелъ
Евстпгнѣичъ запамятовалъ, а людишки наши кабаль-
ные и вѣдать не вѣдаютъ. Укройся, отецъ святой, пе­
режди тучу-бѣду черную!..
Нѣтъ, — въ тяжкомъ раздумьѣ, качая головою,
отвѣчалъ старецъ.—Негоже мнѣ, священноиноку, та­
иться да скрываться, какъ татю-грабителю... Любве­
обильна ты сердцемъ, дочь моя, и милосердна забота
твоя, а все-же нельзя мнѣ принять услугу твою...
Черезъ силу говорилъ старецъ, недужилось ему
сильно: темнѣло въ глазахъ, дрожь трясла его тѣло
изсохшее. Все видѣла Алена Игнатьевна, еще пуще
стала просить инока.
- Укройся, отецъ святой, пока не полегчаетъ тебѣ,
пока не окрѣпнешь духомъ и тѣломъ. Сухо и тепло
въ той каморкѣ; отдохнешь тамъ въ покоѣ да тишинѣ...
Не заглянетъ къ тебѣ туда злой жилецъ Скоробога­
товъ Демьянко. не смутитъ молитвы твоей рѣчами гру­
быми... Схоронись, отдохни, отецъ Порфирій, хоть ради
насъ, грѣшныхъ, что живемъ твоими молитвами свя­
тыми! Теперь самая пора... всѣ спятъ...
Хотѣлъ-бы.го старецъ еще что-то молвить Аленѣ
Игнатьевнѣ, да ужъ бо.чьно истомился онъ долгой бе­
сѣдой, опустился на лавку, глаза закрылъ, не стадъ
болѣ противиться... Того только и надо было сердо­
больной старухѣ; была она, не глядя на годы, еще
бодрая и крѣпкая, обхватила ослабѣвшаго инока, под­
няла и повела къ двери, придерживая его и помогая ему.
Смутно п тяжко было въ умѣ недужнаго старца: не подъ
силу было и думать, куда да зачѣмъ ведутъ его.
Каморка потайная въ мыльнѣ чулковской и сна­
ружи, и снутри непримѣтна была: двойную стѣнку съ
одной стороны умѣлые плотники вывели. Въ ту пору
Алена Игнатьевна сама за стройкой глядѣла; Павлу
Евстигнѣпчу недосугъ было за службой государевой.
Никто туда, опричь хозяйки, не хаживалъ. Уложила
старуха инока безмолвнаго, безчувственнаго на сѣно,
шубою прикрыла, вышла изъ каморки, дверку узкую,
чуть примѣтную всякой рухлядью заставила, завѣсила.
Идя по двору, крестилась и молитву шептала Алена
Игнатьевна: помогъ бы ей Богъ совсѣмъ уберечь старца
святого. Сумѣла она и схитрить какъ надо: ворота на
улицу отперла, чуть пріотворила, дверь, что въ свѣт­
лицу вела, настежъ открытую оставила...
— Кажись, ладно будетъ, — молвила она, потомъ
тихонько прокралась въ жилую черную горницу, при­
слушалась... Всѣ еще спали... На полу, у печки хра­
пѣлъ Харламъ. Навелъ Евстнгнѣичъ тоже, должно-быть,
третій сонъ видѣлъ, лежа на лавкѣ широкой: не ча­
ялъ старый истопникъ, что стряслась надъ нимъ на­
пасть великая... Повздыхавъ да помолившись, легла и
старуха, да не заснула: ждетъ, что будетъ...
Но вотъ безпокойно заметался хозяинъ... Присни­
лось ему, что стоитъ онъ близъ Краснаго крыльца, въ
ряду съ другими истопниками двора великокняжескаго,
что ждутъ они посольства отъ хана крымскаго; одѣты
всѣ въ платье богатое, выданное изъ- казны государе­
вой... Вотъ, будто, показались стрѣльцы, а за ними—
и татары-басурмане. Впереди набольшій мурза идетъ,
и такой-то страшный, какого Павелъ Евстнгнѣичъ сроду
не видалъ: усы длинные, до пояса, словно змѣи жи­
выя, вьются-шевелятся, глаза горятъ, словно у волка"
голоднаго, и ростомъ тотъ мурза чуть не въ двѣ са­
жени, ноги толщиною съ бревна строевыя... Не успѣлъ
Павелъ Евстнгнѣичъ посторониться, и задѣлъ его
страшный мурза рукавомъ за правое плечо да за пра­
вую руку... Такъ, нехристь, задѣлъ, что застоналъ ста­
рый истопникъ и проснулся...
 Днъ, и наяву у него правая рука онѣмѣла, мурашки
но ней забѣгали: отлежалъ ее старикъ въ дремѣ слад­
кой... Поднялся хозяинъ съ лавки и оглядѣлся...
— Эй, парень, полно спать!.. Принеси-ка-сь кваску
холоднаго, что-то въ горлѣ пересохло...
Не скоро добудился онъ Харлама; на славу отсы­
палъ тотъ свою ночь безсонную... Наконецъ, зѣваючи,
всталъ парень, за порогъ вышелъ, да видно, сразу на
дверь въ свѣтлицу открытую наткнулся,—бѣлѣй полотна
назадъ въ горницу вбѣжалъ...
— Ахти, хозяинъ, бѣда! Кажись, въ горницѣ-то ни­
кого нѣту!
Ушамъ не повѣрилъ старый истопникъ, затрясся
весь; спервоначалу даже съ лавки вскочить не могъ,
ноги со страху великаго, внезапнаго, какъ у больного,
отнялись... Но оправился онъ и кинулся опрометью въ
свѣтлицу. Все въ той горницѣ какъ и прежде было:
солнышко зимнее въ окошки узкія заглядывало; у золо­
ченыхъ ризъ образныхъ лампадки да свѣчи мерцали;
но не нашелъ тамъ старый истопникъ своего узника,
ослушника великаго князя, игумена троицкаго...
— Святые угодники! Спасите и помилуйте!—-бормо­
талъ въ ужасѣ старикъ, выбѣгая па крылечко, на дворъ,
къ воротамъ, оглядываясь по сторонамъ и крестясь.
— И ворота отворены?!. Ушелъ!..
Всплеснулъ Павелъ Евстигпѣпчъ руками, чуть не
обезпамятѣлъ, чуть на холодный хрупкій снѣгъ нич­
комъ не упалъ... Распахнулъ онъ ворота, до улицы
добѣжалъ, осмотрѣлся... Пустехонька была улица и
вправо и влѣво...
— Ушелъ!—простоналъ еще разъ старикъ.—Пропа­
ла моя головушка! —помолчавъ немного и отдышавшись
отъ бѣготни, молвилъ самъ себѣ истопникъ государевъ.
 Снѣгъ крупный, сухой началъ сыпать съ неба сѣ­
ро-молочнаго на изгороди, на крыши, на сѣдую, не­
прикрытую голову Павла Евстигнѣича; но долго еіце,
дивясь и кручинясь, стоялъ онъ у воротъ, словно без-
памятье на него напало...
Съ конца улицы конскій храпъ и чье-то понуканье
хриплое раздались... Очнулся Павелъ Чулковъ, воз­
зрился, кто ѣдетъ, и словно ножомъ его въ сердце
ударило. Во всю мочь гналъ къ воротамъ его коня
жилецъ Скоробогатовъ; отъ присвиста и гика лошадка
его скокомъ, что было духу, несла санишки легонькія.
Примѣтно было, что Демьянъ послѣ сна заобѣденнаго
хлебнулъ вдосталь и винца, и медку, да еще, пожа­
луй, и крѣпкой браги пригубилъ...
— Здорово!- закричалъ онъ издали Чулкову.—
Принимай гостя, учливо кланяйся, дары готовь! Гдѣ же
ты шапку-то потерялъ? Али вѣтромъ сдуло, снѣгомъ
занесло?
Ни словечка не, промолвилъ старый истопникъ,
только побѣлѣлъ весь, затрясся...
Зазябъ, старина?—хрипло хохоталъ жилецъ, оса­
живая у воротъ лошаденку.—Иди въ горницу живѣй...
И я съ тобой погрѣться пойду...
Взялъ онъ подъ уздцы лошадь, во дворъ ввелъ.
Молча вошелъ за нимъ на свой дворъ и Павелъ Чул­
ковъ.
•—• Цѣлъ ли узникъ государевъ?- спесиво опросилъ
старика Демьянъ Скоробогатовъ.—Отъ боярина Ивана
Юрьевича наказъ тебѣ повторный: пуще глазу беречь
старца...
Тряхнулъ тогда сѣдыми волосами, оснѣженными,
государевъ истопникъ, выпрямился и смѣло, полнымъ
голосомъ посланцу боярскому отвѣтъ далъ:
 Поѣзжай съ Богомъ, Демьянъ, къ боярину-дво­
рецкому; молви ему, бѣжалъ-де отъ Павла Чулкова
старецъ Порфирій невѣдомо куда. А самъ-де Чулковъ
въ одночасье въ хоромы государевы съ повинной го­
ловой будетъ...
Ушамъ не вѣрилъ Скоробогатовъ, шапку снялъ, въ
затылкѣ зачесалъ, кнутъ выронилъ...
Правда ль?!—наконецъ, вскрикнулъ онъ, озира­
ясь но сторонамъ: жутко ему стало, не рехнулся ли
старикъ.
Правду говорю!—тихо и покорно сказалъ Чул­
ковъ.
Вдругъ осерчалъ жилецъ, рванулся къ старику, дю­
жими руками его схватилъ, къ санямъ поволокъ-было...
- А, попался, ослушникъ государевъ! Не уйдешь,
злодѣй, отъ меня!.. Свяжу тебя, силкомъ къ боярину
свезу, а то вѣдь сбѣжгйиь!..
Павелъ Евстнгнѣичъ очами сверкнулъ изъ-подъ сѣ­
дыхъ бровей, безъ труда большого оттолкнулъ отъ себя
ражаго дѣтину и на него окрикъ далъ:
Не тронь меня! Не твоего ума это дѣло! Коли я
государева измѣнника отпустилъ, за то я и отвѣтъ
держать буду... Ты не гляди, что я лишь истопникъ
великокняжескій, при дворѣ великаго князя Василія
Іоанновича всю свою жизнь прослужилъ я, видалъ и
милость, видалъ я и гнѣвъ, а ни разу душою не по­
кривилъ... Не стану таить, бывали промашки, и бато­
говъ пробовалъ... А нынѣ — не знаю, что Господь су­
дилъ: быть-можетъ, и голова съ плечъ слетитъ! По­
ѣзжай себѣ своей дорогой, доложи боярину; я тѣмъ
временемъ еще разъ великокняжескаго узника поищу,
а буде не найду, самъ себя въ руки приставовъ дво­
ровыхъ отдамъ! Ну, съѣзжай, что ли!
 Демьянъ Скоробогатовъ такой прыти отъ стараго
истопника не ждалъ; слушалъ онъ его, ротъ разинувши,
глаза выпучивши... Но, видя, что освирѣпѣлъ ста­
рикъ не на шутку, что тутъ, пожалуй, и смертоубій­
ствомъ пахнетъ, сробѣлъ дюжій жилецъ... Взгромоздился
онъ кое-какъ на свои сапки, хлестнулъ лошаденку свою
и поѣхалъ къ воротамъ. Да уже въ самыхъ воротахъ
стыдно стало молодцу зубастому, что уѣзжаетъ онъ,
не скаѳавъ слова крѣпкаго старику сердитому.
— Обожди, Павелъ! Про твое негодство сей же
часъ доведу я боярину... А, чай, вѣдаешь ты, сколь
строгъ бояринъ; не спуститъ онъ тебѣ грѣха такого.
Крикомъ кричалъ дюжій жилецъ отъ воротъ, снѣ­
гомъ засыпанныхъ. Далеко его зычный голосъ разно­
сился, гремѣлъ-разливался по безлюдной, сугробами
заваленной улицѣ; изъ домовъ сосѣднихъ стали вылѣ­
зать люди праздные: кто рано сонъ послѣобѣденный
кончилъ, кто не доспалъ, разбуженный крикомъ гром­
кими жильца хмельного. Не сразу отвѣтилъ челядинцу-
дворовому Павелъ Евстигиѣичъ; недвижимъ стоялъ онъ,
мысли свои блуждающія собираючи; изрѣдка хватался
онъ руками оледенѣлыми за чело свое, морщинами
старческими изсѣченное. Когда же поднялъ онъ го­
лову и кругомъ оглядѣлся, увидалъ онъ вокругъ себя
всѣхъ сосѣдей своихъ: охочи были люди московскіе до
новостей всякихъ, словно пчелы до меду; крикъ не­
истовый услыхавши, собрались всѣ сосѣди Павла Евстиг-
нѣича ко двору его, да не только собрались, а даже
въ самый дворъ влѣзли, обступили старика кругомъ,
уставились на него очами жадными, едва уста смѣю­
щіяся удерживая отъ хохота громкаго...
Оглядѣлся Павелъ Евстигиѣичъ да на первыхъ по­
рахъ, забывши бѣду свою великую, плюнулъ изо всей
силы...
— Провалитесь вы всѣ, не радуйтесь бѣдѣ чужой!
И ушелъ старый истопникъ въ домъ свой.
Побалакала толпа, посудачила, поглядѣла на двери
запертыя и пошла себѣ по дѣламъ своимъ.
Тѣмъ временемъ старуха бѣдная Алена Игнатьевна
себѣ мѣста не находила... Легко было старца невин­
наго спрятать, легко было мужа стараго обмануть, да
не легко было видѣть, что грозитъ старику страшная
кара великокняжеская за оплошку его. Старый-то игу­
менъ, отецъ Порфирій, чай, теперь въ пристройкѣ бан­
ной спитъ себѣ почиваетъ, а мужу-то старому совсѣмъ
погибель пришла. Все время, стоючи за дверями на­
ружными, слушала Алена Игнатьевна рѣчи сердитыя
жильца двороваго и мужа своего стараго, и все время
горѣло полымемъ жаркимъ сердце ея чуткое, все время
норовилося ей выбѣжать изъ-за дверей и во весь го­
лосъ крикнуть, на весь городъ великій, Москву слав­
ную, что-де здѣсь измѣнникъ великокняжескій, что-де
я виновна, я спрятала игумена Порфирія въ банѣ своей!
Но какая-то сила высшая удержала Алену Игнать­
евну, и все время, слова не проронивши, прослушала
она пререканія супруга своего стараго съ Демьяномъ
Скоробогатовымъ.
Но вотъ шагами невѣрными вступилъ Павелъ Евстиг-
нѣичъ на крыльцо свое, вошелъ въ горницу свою,
давно знакомую, родную, и не узнать было его ста­
рой Аленѣ Игнатьевнѣ... Какъ снѣгъ январскій бѣлѣло
лицо его, сухи были уста его, и блуждали очи но всѣмъ
угламъ горницы знакомой.
Хриплымъ голосомъ бормоталъ старый истопникъ,
ощупывая кругомъ себя руками дрожащими:
 Гдѣ же узника» великокняжескій?! Гдѣ же игу­
менъ Порфирій?! Зачѣмъ взялъ онъ съ собою голову
мою злосчастную?!
Бросилась Алена Игнатьевна къ старику своему,
обвила его руками, неточнымъ голосомъ завопила:
Павелъ ты мой свѣтъ-Евстигнѣичъ, приди въ
себя, образумься! Погляди на меня, на жену твою вѣр­
ную, погляди на домъ свой, что своими руками стро­
илъ!.. Все по-прежнему стоитъ, и я, жена твоя вѣрная,
предъ тобою, какъ листъ предъ травой, стою но за­
вѣту отцовъ нашихъ... Молви же словечко, супругъ
мой любезный!
Богъ вѣсть, слышатъ ли Павелъ Евстигнѣнчъ рѣчи
отчаянныя старой жены своей, зналъ ли онъ, что кру­
гомъ него творится, только подошелъ онъ къ углу
красному, перекрестился, колѣни преклонилъ и ото­
шелъ отъ иконъ святыхъ подалѣе, сѣлъ къ тѣмъ окнамъ,
которыя на улицу выходили,—сѣлъ и затихъ...
Не смѣя слова сказать, поглядѣла па него Алена
Игнатьевна и маленько душою успокоилась...
„Что же,—помыслила она,—гнѣвъ великокняжескій
не страшнѣе геены огненной... Да и самъ князь Ва­
силій Іоанновичъ, хоть и грозенъ, помилуетъ стараго
слугу своего, а старецъ святой, игуменъ Порфирій,
тѣмъ временемъ переждетъ у насъ, въ силу войдетъ и
куда ни вѣсть въ обитель пустынную убѣжитъ"...
Тутъ грѣхъ иеосторожливый случился съ доброй
женой Аленой Игнатьевной; бросила она своего старика
больного, одного оставила и пошла но сосѣдямъ, по­
спрошать, что они видѣли да что знаютъ...
Тишина настала въ горницѣ истопника великокня­
жескаго. Сидѣлъ Павелъ Евстигнѣнчъ и не узнавалъ
жилья своего родимаго: все чудилось ему, что собира-
ются вкругъ него грозные судьи, бояре да окольничіе,
что судятъ его немилостиво, попрекаютъ его за измѣну
великому князю Василію Іоанновичу... Чудился ему,
бѣдному истопнику нагрѣшившему, грозный ‘синклитъ
судій, что сурово глядѣли на него, грозно персты под­
нимали, и не было у него словъ оправдать себя, вину
свою уменьшить. Такъ и слышалъ онъ, что иеремолвли-
ваются между собою судьи грозные: „виновенъ истоп­
никъ Павелъ въ измѣнѣ великому князю Василію Іоан­
новичу; спознался со врагомъ великаго князя—-княземъ
Шемякинымъ, и за то ему милости нѣтъ. Отрубить
тому Павлу голову всенародно, дабы вѣдали про то
всѣ измѣнники и предатели великаго князя! “
Вздрогнулъ и заметался старый истопникъ, руки
поднялъ онъ къ шеѣ своей, сталъ ощупывать, цѣла ли
голова его... И вдругъ попала рука Павла Евстишѣича
прямо на цѣпочку, которою прицѣпленъ былъ обра­
зокъ святого его, и ужаснулся, затрепеталъ старикъ...
Почудилось ему, что коснулся онъ холоднаго тѣла
казненнаго измѣнника великокняжескаго...
Дико глазами сверкнулъ старый истопникъ, со­
рвался онъ съ лавки своей, завопилъ громкимъ голо­
сомъ i i выбѣжалъ въ безуміи на тѣсный дворъ усадьбы
своей, гдѣ баня стояла...
Жестокій морозъ трещалъ; защипалъ онъ старика
за щеки, за руки, да не чуялъ его сѣдой истопникъ
Павелъ Евстигнѣичъ... Напало на старика какое-то бе­
зуміе мгновенное: метался онъ изъ стороны въ сторо­
ну по двору своему тѣсному, словно защиты искалъ
отъ враговъ лютыхъ... Натыкался старикъ на углы, на
всякую рухлядь, что на пути стояла, ушибся сильно,
да не чуялъ этого въ трепетномъ ужасѣ своемъ...
Вотъ ощупалъ Павелъ Евстигнѣичъ передъ собою
срубъ какой-то. сталъ дальше брести, стоная глухимъ
голосомъ, една ноги волоча, и вдругъ опустилась рука
его дрожащая на щеколду дверную... Нажалъ старикъ,
и отворилась передъ нимъ дверца малая... Вошелъ онъ
въ горницу тѣсную и остановился...
Пахло въ банѣ вѣниками свѣжими, угаромъ вѣяло,
но ничего не чуялъ Павелъ Евстигнѣичъ. Мнилось ему,
что привелъ его въ эту каморку тѣсную кто-то невѣ­
домый, что суетъ этотъ самый невѣдомый ему подъ
руки веревку мочальную, что свѣсилась съ потолка
низкаго... И шепчетъ ему сей невѣдомый: „Вотъ тебѣ
веревка... Убѣги отъ кары великокняжеской!“
Осмотрѣлся мутными глазами старый истопникъ во­
кругъ себя; увидѣлъ онъ передъ собою въ полумракѣ
предбанника тѣснаго свѣсившуюся съ потолка веревку,
на которой солому въ баню таскали...
„Знать, судьба моя такая",—помыслилъ онъ и гром­
кимъ голосомъ молиться началъ:
— Отпусти мнѣ, Господи, грѣхъ тяжелый — само­
убійство грѣшное! Не нахожу я въ сердцѣ своемъ силы
предстать па судъ великаго князя, трепещу я мукъ лю­
тыхъ, позора мучительнаго! Не уберегъ я узника вели­
кокняжескаго, пропади же тѣло мое грѣшное и душа
моя слабая!
Подошелъ старый истопникъ къ веревкѣ, петлю
крѣпкую сложилъ и надѣлъ себѣ на шею... Привязалъ
потомъ Навелъ Евстигнѣичъ веревку покрѣпче къ пе­
рекладинѣ потолочной, и черезъ мгновеніе какое-ни­
будь не было бы уже въ живыхъ стараго истопника...
Но судьба человѣческая въ рукахъ Божіихъ... Вдругъ
услышалъ Павелъ Евстигнѣичъ на плечѣ своемъ чью-
то руку чужую, прозвучалъ надъ нимъ голосъ кроткій
и ласковый:
 — Что ты творишь надъ собою, безумецъ? Или не
вѣдаешь, что тотъ, кто на себя руки подниметъ, вѣчно
будетъ горѣть въ полымѣ адовомъ?!
Онѣмѣвъ отъ испуга, услышавъ рѣчь нежданную
человѣчью, обернулся Павелъ Евстигнѣичъ и увидалъ
передъ собою игумена Порфирія. Блѣденъ былъ ста­
рецъ, еле на ногахъ держался, а все-же видно было,
что полегчало ему: прошло безпамятство его, и бредъ
его покинулъ. Сразу догадался инокъ старый, отчего
истопникъ великокняжескій до такого грѣха дошелъ,
руки на себя поднялъ...
— Сними веревку съ шеи своей, рабъ Божій, пе­
редъ тобою узникъ твой пропавшій. Веди меня опять
въ горницу свою, запирай меня замками крѣпкими, за­
совами желѣзными... Минуетъ тебя кара великокняже­
ская...
Все безмолвенъ былъ старый истопникъ; и радость
спасенія нежданнаго переполняла сердце его, и скорбь
глубокая о бѣдномъ старцѣ Порфиріи мучила его.
Опустился онъ передъ игуменомъ па колѣни, охватилъ
его руку исхудалую и жарко лобызать сталъ... И по­
чувствовалъ старецъ Порфирій на рукѣ своей горячія
слезы благодарныя...

ИГ.

Милость великокняжеская.

Во дворцѣ своемъ кремлевскомъ въ эту пору по­

слѣобѣденную занятъ былъ великій князь Василій Іоан­
 новичъ дѣлами государскнми. Заботливъ былъ владыка
московскій ко всему, что касалось обширной державы
его. Потрапезовавъ, отдохнувъ малость, прочитавъ мо­
литвы уставныя въ дворцовой моленной своей, сѣлъ
государь-князь за широкій столъ дубовый, покрытый
сукномъ алымъ аглицкимъ, и сталъ дьяка слушать. А
дьякъ одну за другой читалъ великому князю гра­
моты отъ воеводъ пограничныхъ, что на рубежѣ ли­
товскомъ землю русскую берегли, что слѣдили въ сте­
пяхъ донскихъ за лукавымъ ханомъ крымскимъ. Слу­
шалъ князь-государь, чело наморщивъ, брови сдвинувъ,
и на каждую грамоту краткимъ словомъ отвѣчалъ, а
дьякъ сѣдой ловилъ тѣ слова государевы и запоми­
налъ ихъ крѣпко-на-крѣпко, чтобы потомъ воеводамл.
■отвѣтъ отписать. Сидѣлъ князь Василій Іоанновичъ па
рундукѣ рѣзномъ; былъ надѣтъ на немъ кафтанъ буд­
ничный, безъ шитья всякаго, безъ парчи дорогой. Много
уже грамотъ прочелъ дьякъ, много уже времени про­
шло... Вдругъ въ горницѣ сосѣдней громкій говоръ по­
слышался... Нахмурилъ князь-государь еще болѣе бро­
ви свои соболиныя, метнулъ на дверь взоръ сердитый:
не любилъ онъ, когда прерывали его, докучали ему
непрошенно за дѣлами государскими.
— Кто тамъ? За какимъ дѣломъ? — грозно спро­
силъ онъ спальника, что сл. низкимъ поклономъ въ
горницу вошелъ.
- Бояринъ Иванъ Юрьевичъ проситъ предъ лицо
твое свѣтлое стать.
Не успѣлъ великій князь головой кивнуть, какъ
уже вошелъ поспѣшно дородный сѣдой бояринъ-дво­
рецкій Иванъ Юрьевичъ Шигона; красенъ былъ боя­
ринъ и дышалъ тяжело; видно, спѣшилъ онъ что есть
мбчи къ великому князю съ вѣстями худыми.
 — Князь-государь! Великій грѣхъ случился, ослу­
шаніе твоей воли великокняжеской!
— Кто нее моей воли ослушаться посмѣлъ?—спро­
силъ князь Василій Іоанновичъ голосомъ, грозу и гнѣвъ
предвѣщавшимъ.
- Истопникъ твой старый, Павелъ Чулковъ... со­
всѣмъ, видно, старикъ изъ ума выжилъ: упустилъ, про­
глядѣлъ онъ мятежнаго старца Порфирія, что подъ
твоей опалой былъ Невѣдомо куда дѣвался игу­
менъ..
Побагровѣло лицо великаго князя, очи метнули
молнію грозную; привстала, онъ, рукою могучей по
столу ударилъ, такъ что разлетѣлись кругомъ грамоты
воеводскія. Бросился дьякъ подбирать ихъ, а великій
князь закричалъ, загремѣлъ:
- Подать сюда ослушника! Не быть ему въ жи­
выхъ! Съ недругами моими, знать, спознался онъ... Не
соблюлъ онъ наказа моего...
Привыченъ былъ бояринъ дворецкій ко гнѣву го­
судареву, а и то оробѣлъ на этотъ разъ. Поклонился
онъ въ поясъ владыкѣ и тихо вымолвилъ:
- Послалъ уже я за истопникомъ старымъ жи льца
Скоробогатова...
Началъ великій князь гнѣвно по горницѣ ходить;
все угрюмѣе сдвигались брови его, все сильнѣе кипѣлъ
въ немъ гнѣвъ грозный; бояринъ Шигона и старый
дьякъ, боязливо стоя въ сторонѣ, не смѣли глазъ под­
нять на владыку разгнѣваннаго.
Видно, поторопился Демьянъ Скоробогатова.: скоро
вошелъ ва> горницу великокняжескую спальникъ моло­
дой и оповѣстилъ великаго князя: привели-де стараго
истопника, а слѣдомъ за нимъ вошелъ и Навела. Чул­
ковъ, предсталъ предъ очи грозныя владыки своего.
Упалъ старикъ въ ноги великому князю, но не далъ
Василій Іоанновичъ ему слова промолвить; гнѣвно топ­
нулъ онъ ногою, на стараго истопника крикомъ за­
кричалъ:
— Гдѣ инокъ мятежный, что тебѣ довѣренъ былъ?!
Рабъ лукавый, рабъ невѣрный, такъ-то блюдешь ты
наказъ владыки своего!
Думали бояринъ-дворецкій и дьякъ великокняже­
скій, что тутъ же, на мѣстѣ, помретъ старый истоп­
никъ Павелъ Чулковъ отъ страха великаго, отъ окрика
грознаго, да только ошиблись они... Не торопясь, под­
нялся Павелъ Чулковъ, яснымъ взоромъ взглянулъ въ
очи великокняжескія и промолвилъ ровнымъ, тихимъ
голосомъ.
За что гнѣвъ твой, князь-государь? Узникъ и
но сіе время въ горницѣ моей за крѣпкимъ запоромъ
сидитъ...
Изумился великій князь, на полусловѣ остано­
вился; подивились и бояринъ, и дьякъ, не знали, что
сказать...
А Павелъ Чулковъ съ улыбкою свѣтлою дальше
велъ свою рѣчь неторопливую:
— Я твой наказъ грозный крѣпко блюду, князь-
государь. Спроси хоть жильца Скоробогатова: видѣлъ
онъ своими глазами старца Порфирія въ дому моемъ.
Поглядѣлъ великій князь на боярина-дворецкаго
и головой кивнулъ. Понялъ бояринъ, самъ побѣжалъ
скорѣе за жильцомъ Скоробогатовымъ. Вошелъ Демь­
янъ; досадливо было нахмурено лицо его: жаль ему
было, что избѣгъ старый истопникъ кары великокня­
жеской.
 — Говори, видѣлъ ли ты инока мятежнаго?—пове­
лѣлъ ему великій князь.
Видѣлъ, князь-государь... Да что-то неладное
па дому у Павла приключилось... До обѣда заѣзжалъ
я къ нему, и не было въ ту нору въ горницѣ у пего
игумена стараго. Самъ же Павелъ говорилъ мнѣ: убѣ­
жалъ-де невѣдомо куда узникъ твой государевъ. А сей­
часъ пріѣхалъ, гляжу,—опять сидитъ инокъ мятежный
въ горницѣ крѣпкой. Праведенъ сказъ мой, князь-го­
сударь.
Воззрился великій князь на истопника стараго, зор­
кимъ взглядомъ уловилъ в'і» лицѣ его смущеніе нѣкое.
— Повѣдай, Павелъ, всю правду истинную. Чуется
мнѣ, что тутъ не безъ грѣха малаго было. Говори!
Опять бросился старый истопникъ въ ноги вели­
кому князю.
— Грѣшенъ я предъ тобою, князь-государь. Не
устерегъ я узника твоего...
И все повѣдалъ старикъ владыкѣ грозному: какъ
сжалилась старуха его надъ игуменомъ заключеннымъ,
какъ спрятала инока въ мѣстѣ укромномъ, какъ хо­
тѣлъ онъ самъ па себя руки наложить, да спасъ его
старецъ, опять своей волей въ заключеніе свое отда­
вшись. ..
Слушалъ великій князь рѣчь старика, и проясни­
лось его чело гнѣвное, свѣтлѣли глаза его хмурые, и
уста въ улыбку благостную складывались.
Ну, что жъ, старикъ,—вымолвилъ онъ наконецъ
ласково,—за кѣмъ грѣха не бываетъ... Милую я тебя
за оплошку твою... А только до смерти самой надо
тебѣ со старухою твоею за игумена Порфирія Бога
молить..
 Плача слезами радостными, поклонился старый
истопникъ въ землю владыкѣ милостивому...

Долго, долго вся Москва говорила объ истопникѣ

старомъ и объ узникѣ государевомъ—добромъ старцѣ
Порфиріи...

■
 БРЫНСКАЯ КРАСА ВИЦА.
Б Ы Л Ь.

I.
„Худая слава бѣжитъ, добрая лежитъ4,—говоритъ
русская пословица. Так'ь и дремучіе Брыискіе лѣса
гдушегубствомъ ii всякими воровскими дѣлами такую
славушку по себѣ пустили, что добрые люди при па­
мяткѣ о нихъ лишь себя крестным и знаменьемъ осѣ­
няли да вздыхали во всю русекуцо широкую грудь.
Этимъ-то Брынскимъ лѣсомъ,, въ царствованіе доб­
раго „тишайшаго- царя Алексѣя Михайловича, какъ-то
разъ пробиралась но узкому лѣсному шляху толпа добро­
конныхъ ѣздоковъ. На /шорѣ стояла декабрьская мороз­
ная погода, свѣтило зимнее яркое, но не ласковое сол­
нышко. Лошади увязали въ густомъ снѣгу по самое
сѣдло, но еще не совсѣмъ пристали. Нанималось утро.
— Ну, ребятушки, живѣе! — подбодрялъ своихъ
челядинцевъ молодой бояринъ, князь Петръ Тимоѳее­
вичъ Трубецкой, погоняя своего добраго „сѣраго4
плеткой.
і У
 Заиндивѣло лицо молодого князя; со стороны бы кто
взглянулъ—словно дѣдушка какой ѣдетъ, только звон­
кій голосъ да румянецъ алый—не стариковскіе. Сѣдой
на самомъ дѣлѣ стремянный князя Кузьмичъ ворчливо
возразилъ Трубецкому:
— Съ твоимъ-то торопленьемъ, князь-батюшка, вотъ
и содѣялось, что въ экій святой день, въ сочельникъ
Христовъ, мы, аки звѣри лѣсные, но дебрямъ таскаемся.
Что бы въ селѣ-то Знаменкѣ переждать? Помолились
бы—праздникъ встрѣтили...
Эхъ, ты, старый сычъ, чего каркаешь! Больно
ты о праздникѣ думаешь! Тебѣ лишь меду бы стоя­
лаго... Вишь, носъ-то и отъ морозу не покраснѣетъ
болѣ!., потѣшался князь.
Кузьмичъ обидѣлся и зашепталъ что-то, гдѣ можно
было только разобрать: „на рукахъ носилъ"...
„На рукахъ!".. Понеси-ка теперь, сморчокъ ст
рый! Не то что съ тобою, а и съ мишкой схвачусь!
крикііулт. Трубецкой.
Какъ-будто къ слову пришлось, и въ еамоуь дѣлѣ
рявкнулъ вдали медвѣдь, потомъ собака залилась-Все
громче и громче дѣлались рычаніе и лай, и когда пут­
ники выѣхали на снѣжную полянку, то увидѣли нѣчто
диковинное... *

Изъ огромнаго сугроба, въ которомъ виднѣлась

черная дыра, лѣзъ почтеннѣйшій „Мишка Топтыгинъ“
ростомъ чуть не съ быка. Передъ его мордой, лая и
дразня нелюдима, вертѣлась небольшая кудластая соба-
чснка.
Эй, православные! Не замай моего звѣрка! Обо-
жди малость... крикнулъ всадникамъ молодецъ, съ
виду почище Соловья-разбойника, съ какой-то конной
вмѣсто головы. Онъ стоялъ насупротив ь медвѣдя и
I
м
ждалъ его. уперовъ конецъ длинной рогатины въ снѣгъ.
Князь, любуясь охотникомъ, сдѣлалъ знакъ своимъ
остановиться. Мишка, увидя еще народъ, обозлился,
запыхтѣлъ, какъ толстый дьякъ въ кружалѣ, и пошелъ
на заднихъ лапахъ къ молодцу. А топ. все балагурилъ,
какъ на посѣдкѣ.
— Здорово, пріятель! Давай, давай лапу-то, побра­
таемся. Вѣжливенько давай! Эхъ, ты, боровъ толстый,
будь поучтивѣе. Смотри,—напорешься... Кто тебѣ шубу
зашьетъ? Легче!..
При этомъ возгласѣ онъ увернулся отъ объятій
косматаго побратима, и звѣрь напоролся на рогатину.
Но, не соображая ничего, въ слѣпой ярости медвѣдь
лѣзъ и лѣзъ впередъ. Парень, изловчившись, сбоку
хватилъ звѣря еще ножомъ. Мишка заревѣлъ и грузно
повалился на снѣгъ, махая лапами. Рогатина торчала
въ его груди, кровь розовыми пятнами всасывалась въ
бѣлый покровъ полянки.
— Вотъ тебѣ, братъ, и постеля!—балагурилъ молодецъ.
Князь, любившій охоту и знавшій толкъ въ ней,
съ похвалой подъѣхалъ кт. побѣдителю. Но тотъ словно
не слышалъ его.
— Слышь, молодецъ, ловко свалилъ! — повторилъ
Трубецкой.
- Не впервой... Всякихъ валивали,—и двуногихъ,
такихъ, что не тебѣ чета! — грубо отозвался парень.
Кузьмичъ накинулся на него съ бранью, но вдругъ по­
лучилъ такую затрещину, что застоналъ и свалился съ
сѣдла. Князь вспылилъ и поднялъ руку съ плетью,
остальные пятеро провожатыхъ бросились впередъ.
— Легче, люди добрые! Аль не знаете, кто я?
отскочивъ отъ плети, крикнулъ молодецъ.—Я—Андрюш­
ка Голованъ!..
 Всѣ ахнули и отступились. Даже Трубецкой отсту­
пилъ, дернувъ коня. Атаманъ Андрюшка Голованъ дер­
жалъ Ерынскіе лѣса во власти года уже четыре. Много
посадскихъ да деревенскихъ людей онъ переграбилъ,
да и боярской шеи иной разъ не жалѣлъ. Раза два
стрѣльцовъ разбивалъ онъ со своей ватагою, воеводу
чуть не убилъ. Губные старосты его пуще огня боя­
лись... Объявивъ свое имя, молодецъ, иодбоченясь, гля­
дѣлъ нахально на людей и князя. Тотъ молча разгля­
дывалъ разбойника. Румяное лицо Голована было не­
обычайно широко и вполнѣ соотвѣтствовало размѣрамъ
головы. Словно про него въ пѣснѣ пѣли: „голова у
вора-разбойника—что пивной котелъКороткій полу­
шубокъ, охватывавшій могучее тѣло парня, былъ пе­
рехваченъ серебрянымъ кушакомъ. Лисья шапка свер­
кала золоченой верхушкой.
— Слыхалъ про тебя, душегубецъ,—сурово загово­
рилъ князь, оправляясь.—Ну, ужъ братъ, теперь мы
тебя въ Москву прихватимъ. Тамъ по тебѣ топоръ пла­
четъ... Ни съ мѣста!—И князь направилъ на Андрюшку
дуло заморскаго богатаго съ насѣчкой пистолета. Его
люди повынимали сабли. Но разбойникъ отскочилъ еще
далѣе и свистнулъ во всю мочь. И вдругъ изъ-за ство­
ловъ градомъ посыпались полушубки, армяки, одно­
рядки и азямы его ватаги. Завязался бой сотни про­
тивъ семерыхъ. Охнулъ Кузьмичъ и опять рухнулъ
отъ удара брынской дубинки. Сама, Голованъ напиралъ
на князя съ ножомъ. Насилу отбившись отъ другихъ,
Трубецкой пальнулъ въ атамана, но „Сѣрый® шевель­
нулся, и пуля пробила только кисть руки Андрюшки.
Звѣремъ ринулся впередъ душегубецъ. Черезъ малое
время всѣ были перевязаны, раздѣты, разуты, ограблены.
 — Подвѣсить, что ли, новыхъ знакомыхъ-то, ата­
манъ?—спросилъ старый кривой эсаулъ Андрюшку.
- Тащи въ становище. Тамъ потѣшимся. Для празд­
ника Аннушкѣ забава будетъ, — отрывисто приказалъ
тотъ.
Оглушеннаго князя, р&ненаго Кузьмича и поло­
ненныхъ, перевязанныхъ холоповъ потащили въ глубь
лѣса. Голованъ ѣхалъ на храпѣвшемъ Сѣромъ и, раз­
глядывая княжій пистолетъ въ здоровой рукѣ, мурлы­
калъ, не обращая вниманія на кровь, заливавшую пра­
вую руку:
Охъ, да во-кружалѣ,
Охъ, да во-кружалѣ...
Въ осударевомъ!..

II.
Застонавъ, открылъ глаза молодой князь. Прямо
передъ нимъ блестѣла лампадка передъ образомъ Спаса.
Онъ лежалъ на широкой лавкѣ; подъ головой былъ
тулупъ.
— Что, болѣзный? Дюже болитъ?—спросилъ кто-то,
и чья-то рука положила мокрое полотенце на его ушиб­
ленную голову. Голосъ былъ нѣжный, чистый, высокій.
Князь съ усиліемъ повернулъ голову и широко рас­
крылъ глаза. Пышная русая коса, упавъ на плечо мо­
лодой красавицы, наклонившейся надъ нимъ, оттѣняла
нѣжный румянецъ полнаго лица. Сѣрые глаза съ по­
волокой ласково свѣтились и улыбались ему. Шитый
золотомъ сарафанъ и тонкая рубашка были впору хоть
боярынѣ.
 - Гдѣ я? Кто ты, красная дѣвица? — спросилъ
князь.
Сестра я Головану-то буду,- грустно отозвалась
брынская красавица.—Аннушкой звать... Ужъ прости
ему, князь-бояринъ, за буйство-то. Больно ты его про­
гнѣвалъ. Не крушись. Теперь-то, благо тебя въ лѣсу
не прикончили, я тебя вызволю. Пощиплютъ тебя ма­
лость, ну, а душегубничать не дамъ.
Князь поднялся и сѣлъ на лавкѣ. Уже темнѣло.
Курная изба, прокопченная дымомъ, была завалена
всякой утварью и всяческою одеждой, награбленными
въ разное время. Недовѣрчиво окинулъ взоромъ боя­
ринъ сестру разбойника.
Что-жъ тебѣ до меня, дѣвица? Аль мало душъ
загубилъ твой Андрен-то? Не вѣрится мнѣ въ то, что
ты говоришь...
Аннушка, зардѣвшись отъ волненія, опустилась на
колѣни передъ иконой.
Вотъ передъ образомъ клянусь тебѣ... Имъ меня
матушка покойная благословила умираючи... Не по
своей волѣ живу я въ лѣсу дремучемъ, кровь людскую'
видючи... Силкомъ меня здѣсь держатъ. Изболѣлась
моя душенька, изстрадалась я!..
Странно было въ этой избѣ, гдѣ все пахло убій­
ствомъ, гульбой да разбоемъ, слышать рыданія моло­
дого, страдающаго существа, плачущагося на свою долю.
Князь не зналъ, что съ нимъ дѣлается. И жаль ему
было Аннушку, и сердце его словно палила свѣжая
краса ея, и все еще не вѣрилось ему. А дѣвушка, при­
сѣвъ рядомъ на лавку, все говорила, жалобно всхли­
пывая:
Вижу, добрый ты человѣкъ! Холопы сказывали,
князь ты. Гдѣ тебѣ горе наше, нужду да невзгоду
черную вѣдать. Выросъ ты въ хоромахъ золоченыхъ,
въ благочестіи да мирѣ, завѣты Божіи соблюдаючи...
Мы же—люди темные,грѣшные... Какъ нахлынетъ бѣда-
злосчастье, какъ источитъ сердце злоба лютая, да еще
люди злые, неправедные обидятъ,— на что тутъ не ки­
нешься!.. Да, бояринъ, погоди-ка,—я тебѣ поѣсть дамъ...
11 Аннушка поставила передъ княземъ горшокъ съ
хлебовомъ, положила хлѣбъ и чарку вина изъ скляницы
налила. Пока молодой бояринъ утолялъ голодъ, кра­
савица глядѣла на него, не отрывая очей и тяжко взды­
хая. И опять зазвучалъ ея голосъ, нѣжный и жалоб­
ный, какъ пастушья свирѣль по зарѣ на опушкѣ лѣс­
ной въ весеннюю тихую погоду.
— Ты, бояринъ, думаешь,—Андрей-то, братъ, такъ
и родился на бѣлый свѣтъ душегубомъ? Нѣтъ, князь,
и онъ въ Божій храмъ хаживалъ, и онъ родинѣ, Руси
великой, на своемъ вѣку послужилъ. Былъ онъ въ по­
ходѣ супротивъ ляховъ, воеводу ихняго полонилъ,
стягъ ихній отнялъ. Сотникомъ его набольшіе сдѣлали,
да не судьба была въ мирѣ жить. Поспорилъ онъ разъ
съ головою своимъ, 4ей конь ходчѣе, да и обогналъ
его на три путины... И что же ты думаешь, княже,—
невзлюбилъ за это Андрея набольшій. Всклепалъ на
него напраслину,—якобы-де Андрей непутевыя слова
про Москву говорилъ. Въ кровь избили брата бато­
гами. Ну, а онъ нрава неуемчиваго, сердце-то что
огниво, — сейчасъ загорится... Подстерегъ онъ голову
да и закололъ ножомъ. А тамъ и пошло-пошло... Кровь-
то, зна.мо, кровь притягиваетъ. Меня взялъ онъ къ себѣ
въ лѣсъ еще дѣвчонкой, бережетъ меня, страсть... А
болитъ мое сердце! Кто на Руси про Андрея Голована
не слыхалъ? Душегубъ...
Голосъ Аннушки дрогнулъ. Столько печали и горя
было въ этой простой рѣчи, въ этомъ тихомъ разсказѣ,
что молодое сердце князя сильно забилось отъ чувства
состраданія.
- Не плачь, Аннушка!—сказалъ онъ, гладя рукой
задрожавшую отъ его ласки дѣвушку по русой головѣ.—
Авось тебя Господь помилуетъ. Отчего ты не ушла
отсюда? Не мѣсто здѣсь чистой душѣ. Тайкомъ бы
убѣжала...
— Куда, бояринъ? Кто меня пріютитъ? Гдѣ мнѣ
свою безталанную головушку приклонить? Великъ Бо­
жій свѣтъ, а не найти мнѣ» въ немъ ни защиты ни
пристанища!.. Сгибну я въ лѣсу дремучемъ и душу
сгублю!..
Князь не могъ болѣе слышать этихъ надрываю­
щих'!» душу жалобъ. Онъ вскочилъ, забывъ все— и плѣнъ,
и опасность...
- Слушай, дѣвица... Мнѣ жаль тебя, жаль, какъ
родную сестру... Хочешь, я помогу тебѣ? У меня ты
найдешь и пріютъ, и защиту. Много подъ Москвой ти­
хихъ обителей, гдѣ покой и исцѣленіе всѣмъ скорбя­
щим'!, найдется. Вкладъ я за тебя внесу...
Тутъ князь остановился. Онъ вспомнилъ, гдѣ онъ,
въ чьей власти. А дѣвушка вся преобразилась; глаза
ея засіяли, какъ звѣздочки, она задрожала отъ нахлы­
нувшей надежды и радости. Схвативъ боярина за руку,
она потащила его къ образу.
Клянись! Клянись, князь, что исполнишь свое
обѣщаніе, что проводишь меня въ святую обитель...
Клянись, что пріютишь и охранишь бѣдную сироту!..
— Клянусь Христомъ Богомъ, рождающимся въ
эту великую, свѣтлую ночь! — торжественно крестясь,
произнесъ князь.
 — Мы убѣжимъ! Въ полночь убѣжимъ! — быстро
заговорила обрадованная дѣвушка.
Въ эту минуту съ трескомъ растворилась дверь, и
ввалился Голованъ.
Онъ былъ уже сильно подъ хмельномъ. Черныя
космы волосъ торчали и путались. Въ рукѣ онъ дер­
жалъ ковшъ съ виномъ.
— Эй, боярское отродье! Попробуй зеленбго винца!
Послѣднюю ночку тебѣ доживать. Завтра тебя на осину!
Не пали въ добрыхъ молодцовъ, въ лихихъ парней!..
Пей, что ли...
Князь молча отстранилъ ковшъ. Вдругъ съ гром­
кимъ плачемъ и причитаньями Аннушка рухнула въ
ноги брату.
— Братецъ родимый! Голубъ мой сизокрылый!..
Помилуй сестренку свою несчастную, сиротку бѣдную.
Отпусти меня изъ лѣсу, отъ дѣлъ душегубныхъ. Пойду
я во святую обитель—грѣхи замаливать... Много на
тебѣ крови людской, много крови неповинной! Все за­
молю слезами кровавыми, поклонами ночными, постомъ
неустаннымъ, веригами тяжелыми! Отпусти, братецъ
желанный! Не дай душѣ погибнуть!
Разбойникъ отшатнулся, выронилъ ковшъ и съ изум­
леніемъ смотрѣлъ на сестру. Въ грубыхъ чертахъ его
.промелькнуло, какъ лучъ въ тучахъ, свѣтлое что-то.
— Ты никакъ рехнулась, Анютка! Куда пойдешь-
то? Аль ты забыла, чья ты сестра? И самъ бы я тебя
давно отпустилъ, да заклюютъ тебя всѣ, кд къ злые
вороны. И въ обители во всякой, чай, про Андрея Го­
лована слыхали. Полно тебѣ ревѣть! Видно, ужъ у насъ
съ тобой доля такая...
-— Отпусти, Андрей!—молила дѣвушка.—Вотъ князь
боярское слово даетъ меня соблюсти. Вкладъ за меня
внесетъ, своимъ княжьимъ словомъ покроетъ. Отпусти
меня съ княземъ! Господь тебѣ за это сторицей воз­
дастъ. Замолю твои грѣхи великіе передъ небомъ!—
повторяла Аннушка.
Голованъ ушамъ и глазамъ не вѣрилъ. Онъ пере­
водилъ своп дикіе глаза съ князя на сестру и обратно
Затѣмъ началъ ерошить лѣвой рукой копну своихъ
волосъ, крякалъ, сопѣлъ... Слышалось рыданье Аннушки,
изъ-за полуотворенной двери доносилось пѣніе охрип­
шихъ голосовъ.
— Андрей! — сказалъ князь. — Вотъ тебѣ крестъ
святой, что охраню сестру твою и доведу до обители
и устрою... Все сдѣлаю, коли меня отпустишь и рану
свою мнѣ простишь...
Глаза разбойника при воспоминаніи объ обидѣ
вспыхнули. Онъ гнѣвно уставился на князя, и хотѣлъ
закричать...
— Братъ! Андрей!—завопила дѣвушка.—Вспомни,
какая ночь сегодня великая! Господь нашъ Христосъ
родится!.. Ради Него, Святого Младенца, ради Его Ма­
тери, прости князю кровь свою! Великъ на землѣ
праздникъ! Ангелы въ небесахъ радуются... А ты?..
Загляни въ душу себѣ! Грѣхъ! Грѣхъ!
И она опять упала передъ нимъ на колѣни. Р аз­
бойникъ вздрогнулъ, поблѣднѣлъ, взглянулъ на образъ.
Его затуманеннымъ глазамъ представилось, что святой
ликъ съ иконы грозно смотритъ на него.
— Возьми ее, княже!— вскрикнулъ онъ.— Спаси хоть
одну душу невинную, а моя пропадай-пропадомъ! От­
пускаю тебя!..
— Что-то больно ты на свой коштъ щедръ, ата­
манъ!-—раздался хриплый голосъ кривого есаула.—Вѣдь
не ты одинъ боярина-то полонилъ. Да и сестру-то не
И З Ъ РОДНОЙ С Т А Р И Н Ы . 7
ты одинъ поилъ-кормилъ да берегъ. Не слѣдъ ей ста­
новище бросать. Мало ли насъ, добрыхъ молодцовъ,
лѣсныхъ бродягъ здѣсь? Честнымъ циркомъ бы да и
за свадебку! Чѣмъ не женихи? Ну, хоть я въ первую
голову... Вѣрно, ребята?— обратился онъ къ нѣсколькимъ
разбойникамъ, вошедшимъ за нимъ.
— Вѣрно! Зпамо, вѣрно! И бояринъ нашъ, и дѣ­
вица наша! — загалдѣли тѣ. Видно было, что ватага
сильно пьяна. Всѣ были красны, пошатывались. Никто
не боялся строгаго атамана: напротивъ, нѣкоторые при­
поминали его обиды, колотушки. Лѣзли еще молодцы,
слышались злобныя угрозы, брань. Голованъ попятился.
Онъ зналъ своихъ, умѣлъ ихъ порой приструнить, го­
лову разбить, обругать... Но теперь хмель туман илъ
всѣмъ головы. Могли и его, и сестру, и князя совсѣмъ
укокошить.
— Тише, вы!— закричалъ онъ, и освѣщенныя лу­
чиной бороды, красныя лица, кафтаны, ножи остано­
вились и отодвинулись. — Нешто я, ребята, безъ ва­
шего согласія пустить хотѣлъ? Знамо, кругъ бы собрать.
Подождите до завтрева; тамъ покалякаемъ, пораздума­
емъ. Вино-то осталось, что-ль? Идемъ, выпьемъ еще,
ребята!
— Чего уши развѣсили?—дерзко перебилъ его еса­
улъ.— Ишь дураковъ нашелъ, вѣрь ему! Ночыо-то вы-
пуститъ ихъ, да и самъ еще удеретъ въ обитель-то!
Шалишь!..
Разбойники загалдѣли опять. Но Голованъ, поблѣд­
нѣвъ отъ ярости, бросился на есаула. Раздался ударъ
ковшомъ, и съ окровавленнымъ лицомъ есаулъ грох­
нулъ на полъ... Всѣ шарахнулись въ сторону отъ бѣ­
шенаго крика атамана.
— Вонъ!.. До завтрева,—сказалъ вѣдь!..
 Изба мигомъ опустѣла... Андрей утеръ потъ съ
блѣднаго лица и сказалъ насмѣшливо:
— Улетѣли воронье! Много такихъ-то!.. Слушай,
бояринъ, это я такъ только для отводу сказалъ про
завтра-то. А надо вамъ сегодня удирать... Выведу я
тебѣ „Сѣраго“ твоего, какъ энти-то оболтусы перепьются
да сонъ ихъ сморитъ. Дорогу-то вотъ запомни... Свер­
ни по шляху налѣво, а потомъ...
И онъ началъ подробно объяснять князю, гдѣ ѣхать.
Аннушка тѣмъ временемъ, крестясь, всхлипывая и смѣ­
ясь въ одно время, собиралась въ дорогу.
— Эхъ, бояринъ,—прерывая самъ себя, воскликнулъ
Голованъ, — и жалко же мнѣ сестренку-то! Х оть съ
ней порой душу отведешь... А теперь и вовсе запью
да забуйствую!..
— Уйди ты, Андрей, изъ лѣсу, покайся, — загово­
рил!, мягко и убѣдительно князь.
Но разбойникъ рѣзко тряхнулъ головой.
— Полно пустое болтать!» Одна Головану дорожка—
лѣсъ темный, одни товарищи—душегубцы. А вотъ что,
князь... Провожу-ка я васъ до опушки, чтобы съ пути
не сбились. А тамъ уже и село недалеко...

III.
По рѣдѣвшему чѣмъ ближе къ опушкѣ лѣсу ме­
дленно въ лучахъ занимающейся зари двигались трое
путниковъ. Аннушка и князь были на коняхъ, а Го­
лованъ ловко и быстро шагалъ но глубокому снѣгу въ
своихъ широкихъ лаптяхъ. Его грубое лицо было не­
привычно оживлено, и изрѣдка на его губахъ появля­
лась какая-то неумѣлая, но добрая улыбка. Князь сіялъ
отъ радости и ласково разговаривалъ со спутниками,
вдыхая съ наслажденіемъ свѣжій воздухъ широкою
грудью. Лицо красавицы Аннушки то свѣтилось на­
деждой и счастьемъ, то омрачалось страхомъ за буду­
щее. Ея глаза печальнымъ взглядомъ слѣдили за бра­
томъ и словно хотѣли прочесть на этомъ обвѣтренномъ,
загрѵбѣломъ лицѣ то, что ожидало дикаго разбойника
Брынскихъ лѣсовъ. „Сѣрый44 пофыркивалъ, похрапы­
валъ, бодро справляясь съ сугробами. Морозъ крѣп­
чалъ.
— Не горюй, сестра!—бодро говорилъ Голованъ.—Я
еще на своемъ вѣку погуляю. Можетъ, еще и свидимся!
— Ты, чай, къ ней въ обитель заглянешь, — шу­
тилъ развеселившійся князь.—Только ужъ не грабь тамъ...
— И въ жизни со мной того не было, бояринъ,—
заговорилъ серьезно разбойникъ,— чтобы я святую оби­
тель али инока изобидѣлъ. Попадались тоже часто, а
всегда отпускалъ. Въ чемъ-чемъ, а въ этомъ—чистъ!..
Князь тоже пересталъ улыбаться.
— Есть у меня, Андрей, матушка, дряхлая ста­
рушка. Есть жена молодая, княгиня Настасья. Есть и
сынишка малый... Всѣмъ-всѣмъ закажу за раба Божія
Андрея молиться. И дѣтская молитва дойдетъ къ пре­
столу Божьему...
Голованъ молча вздохнулъ. Лѣсъ кончился.
На большой полянѣ, бѣлѣвшей отъ снѣга, виднѣ­
лось село. Издали замѣтно было оживленіе... Вдругъ
съ колокольни медленно и гулко раздался рождествен­
скій благовѣстъ. Словно незримыя мягкія волны, ожи­
вляя душу, волнуя сердце, уплывали эти торжественные
звуки въ голубое небо.
Наши трое путниковъ крестились со слезами на
глазахъ.
 — Ну, прощай, сестренка! — буркнулъ Андрей и,
быстро отвернувшись, зашагалъ въ лѣсъ. Но черезъ
минуту онъ вернулся, подошелъ къ князю и дрожа­
щимъ голосомъ проговорилъ:
— Соблюди ее, бояринъ!
И два человѣка, князь и разбойникъ, первый и по­
слѣдній, братски обнялись въ это яркое утро при тор­
жественномъ звонѣ колоколовъ, славящихъ Рождество
Христово.

Много судачили на Москвѣ Бѣлокаменной о томъ,

какъ молодой князь Петръ Тимоѳеевичъ Трубецкой
былъ спасенъ отъ душегубца Андрюшки Голована ка­
кой-то брынской красавицей. Шептались объ этомъ и
наверху у царицы, и по боярскимъ сѣннымъ да дѣвичь­
имъ. Злы люди да извѣтливы! Чего-чего не наплели
московскія сумы переметныя, досужія теремныя кумушки.
Но добра и разумна была княгиня Настасья Трубец­
кая. Ласково и радушно приняла она бѣдную, обездо­
ленную Аннушку; сама съ ней къ строгой игуменьѣ
женской обители ѣздила,—помнила княгиня, кто ей
мужа, дитяти—отца сохранилъ. И часто-часто съ грѣш­
ной земли возносились къ престолу Божьему горячія
молитвы двухъ взволнованныхъ женскихъ душъ. „На-
стави, Господи, грѣшника Андрея на правый путь!“—
молилась молодая инокиня въ бѣдной кельѣ обители.
За того же Андрея молилась передъ богатымъ кіотомъ съ
усаженными драгоцѣнными камнями иконами другая
женщина—княгиня...
 ОГЛАВЛЕНІЕ.

Нежданное сч а ст ь е.................................................................................. 3

Желтоводская обитель .......................................................................... 19

Царскій садовникъ.................................................................................... 51

Гнѣвъ и милость ........................................................ 60

Брынская красавица............................................................................... 88

— мфи----------
 О подпискѣ на dôa журнала

ХХХѴ г „ДѢТСКОЕ хххѵ г

и
„ П е д а г о г и ч е с к і й Л и с т о к ъ 44
в ъ 1903 го д у .

Особымъ Отд. Ученаго Комитета Мин. II. Проев, жури, до­

пущены какъ аа 1902 годъ, такъ и впредь къ выпискѣ по пред­
варительной подпискѣ въ ученическія библіотеки среднихъ и низ­
шихъ учебн. завед. и въ безплатн. нар. чит. и библ.
Въ журналѣ „Д ѣ т ск о е Ч т ен іе “ помѣщаются: а) повѣсти,
разсказы и сказки (оригинальные и переводные); б) стихотворенія;
в) историческіе очерки и біографіи замѣчательныхъ людей; г) по­
пулярно-научныя статьи, знакомящія съ природой и человѣкомъ;
д) путешествія; е) мелкія статьи (по бѣлу-свѣту), изъ книгъ и
журналовъ; ж) шутки, игры и занятія; и) задачи, ребусы, шарады
и проч.
„П едагоги ческій Л и с т о к ъ журналъ для педагогическаго и
общенаучнаго самообразованія воспитателей и начальныхъ учителей,
выходить 8 разъ въ годъ отдѣльными книжками отъ 5 до 7
листовъ. Большая часть статей „ П едагогическаго Л и с т к а “ посвя­
щается домашнему воспитанію, элементарному обученію въ школѣ
и дома, гигіенѣ домашней и школьной, законовѣдѣнію и обще­
ственно-школьнымъ вопросамъ.

П о д п и с н а я цѣна:
„Д ѣ тс к о е Ч т.“ безъ..Пед. Л“ . „Пед. Лист." безъ „Д ѣ т. Ч т.” |„Д ѣ т . Чт. “ съ „Лед. Лист.“

Везъперес. на 1 г. 4 р. 50к. Безъперес. на 1 г. 1 р. 50 к. Везъ перес. наі г. 5р. —к.

Съ перес. „ 1 г. 5 „ — , Съ перес. „ 1 „ 2 „ — „ Съ перес. я 1 в6 „ — „
За границу— 8 руб. Отдѣльный .У—75 коп.

Реданція и контора: Москва, Большая Молчановка, домъ № 24 —

Дм. Ив. Тихомирова.

Издательница Е. Н. Тихомирова. Редакторъ Д. И. Тихомировъ.

Книгоиздательство Д, 0. ТИХОМИРОВА,
Москва, Большая Молчановка, с. д., № 24.
Телефонъ X® а -9 8 .
-------------- ->{£---------------

БОЛЬШОЙ РАЗНООБРАЗНЫЙ ВЫБОРЪ

красиво изданныхъ, богато иллюстрированных'!),
недорогихъ книгъ и брошюръ

ДЛЯ СЕГЛЬИ И ШКОЛЫ,

подъ редакціей Д. Л . Т и хом и р о ва .

К ниж ки о т ъ 1 коп.

Для подарковъ имѣются изящные переплеты

отъ 45 коп.

Подробный каталогъ и всѣ проспекты новыхъ изданій

по первому требованію высылаются безплатно.
 МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ, Д. Н. Земля не принимаетъ.
Разсказъ. Съ рисуй. В. Андреева. Второе изданіе. Ц. 5 к.
ОСТРОГОРСКІЙ. В. П.Наталья БорисовнаДолгорукая.
Разсказъ. Ц. 6 к.
СЕМЕНОВЪ, С, Т. Изъ воспоминаній крестьянина.
Ц.20к. Содержаніе: Турки.—Первое хрнстославленьс.—-Учитель—Вѣрный Иванъ.
СВѢШНИКОВА. Е. П. Кузьма Мининъ. Разсвазъ но а .н
----------------------------------------------------------- - ----------------------------------- Островскому. Ц .7 к.
ЕЯ ЖЕ. Любимая книга. Разсказъ. Ц. 3 к.

СИЗОВА, А. К. Мать русск аго богатыря. ИгіиР“ч-

---------------- ---------------------------- _______________________ :-----вѣсть. Съ рис.
Н. Д. Бартрамъ. Ц. 25 к. 2-ое изданіе.
ЕЯ ЖЕ. Добрый бояринъ стараго времени.
------------------------------ =------------------_---------------------і________ -__________
1іі'т° р ....
кар тин ки
XVII вѣка. Съ рис. П. Иванова. Ц . 15 к.
Е. Т.--------------------
—
За свободу братьевъ-славянъ. ()ч,'ркп нзъ апочп
— Ü-------і_______________________ русс ко - турецкой
войны. Съ рисун. Ц. 30 к.
ТИХОМИРОВЪ, Д. И. Избранныя басни Крылова.
2-ое изданіе. Ц. 15 к.
ЕГО ЖЕ. Николай Алексѣевичъ Некрасовъ.
---------------------------------------------------------------------------- і_________Фическіа
очеркъ съ приложеніемъ избранныхъ стихотвореній Некрасова п портре­
томъ. Ц. 10 к.
ЭВАРНИЦКІЙ, Д. И. Три неожиданныя встрѣчи.
Разсказъ. Ц. 10 к.
ЕГО ЖЕ. Святки въ М алороссіи, съ рис. ц. 5 к.

ЕГО ЖЕ. Слѣпой баянъ Ѳома Провора, съ рис. ц. в к.

ЕГО ЖЕ. Добрый п астырь. Очеркъ. Ц. 5 к.

ѲЕДОРОВЪ-ДАВЫДОВЪ, А. А. Маленькія героини.

Очерки и разсказы. Ц . 40 к. Содержаніе: Тайна Шеколаденки. — Старый
другъ. -Лѣшенокъ. Ямщикъ.—Дочь индѣйца. Незнакомецъ.—Мистеръ Тнр-
лн-Квивнкь.—Хозяюшка.
ЕГО ЖЕ. Ш уркина затѣя. Повѣсть. 2-ое изданіе. Ц. 20 к.

Просимъ т ребоват ь наш ъ п олны й патологъ.